Сердцу не прикажешь
Джоан Хол


Уверенная в себе, неотразимая Фриско Бэй Стайер соглашается на брак с преуспевающим бизнесменом Лукасом Маканной, чтобы спасти от банкротства своего отца. Маканна, стремясь поначалу лишь прибрать к рукам семейный бизнес Фриско, без памяти влюбляется в нее. Их роман развивается как бешеная борьба самолюбий и тщательно скрываемых страстей, которые могут погубить их обоих.


Джоан Хол

Сердцу не прикажешь


Глава 1


О черт!

Фриско Стайер посмотрела на сжатую в руке телефонную трубку. Тяжело вздохнув, как вздыхают люди, которым все осточертело, она подавила в себе желание бросить трубку и вместо этого нарочито осторожно положила ее на рычаг.

День был наполовину прожит и пока не ознаменовался решительно ничем примечательным. Началось с того, что вместо обычных 6.15 она проснулась на час раньше, и все из-за головной боли, которая то схватывала, то отпускала.

Фриско была не из тех, кто широченной улыбкой встречает утро. Не то чтобы она просыпалась в паршивом настроении, но день начинала притихшей и вялой. И вот вчера, войдя в автобус, обнаружила, что в салоне лишь одно свободное место, да и то рядом с какой-то болтушкой. Надо ли удивляться тому, что никогда еще поездка от расположенных в центральной части Филадельфии жилых кварталов, где находилась квартира Фриско, до остановки, ближайшей к зданию бухгалтерской фирмы «Мэннинг энд Мэннинг», не казалась ей такой длинной. Фриско работала в «Мэннинг энд Меннинг» достаточно давно и уже доползла до должности старшего менеджера отдела бухгалтерского учета и аудита.

Пока Фриско добралась наконец до работы, соседка вусмерть ее заболтала. Дальше больше. Едва переступив порог фирмы, она узнала, что один из клиентов, обладатель самого солидного из частных счетов, тот самый клиент, что на прошлой неделе принес ей весь пакет по своей налоговой отчетности, теперь, оказывается, вспомнил, что позабыл указать в бумагах кое-какие существенные доходы. Ну и, конечно же, всю прошлую ночь Фриско просидела, выправляя его бумаги.

О, весна… Как ты красна…

Головная боль усилилась, затем понемногу начала вновь отпускать, и следующие минут пять Фриско чувствовала себя получше. Это время она зря не теряла. Будучи отличным работником и вообще въедливой особой, она по новой просмотрела все графы отчетности.

И когда убедилась, что на сей раз все заполнено правильно и теперь-то ей, пожалуй, не повредит чашечка кофе, — тут-то и раздался телефонный звонок. Звонил отец. В голосе его звучала плохо скрываемая тревога.

— Слушай, детка, мне нужно посоветоваться с тобой.

От этих слов у Фриско тотчас же все опустилось внутри. Деткой, равно как и другими нежными словами, Гарольд Стайер называл ее, лишь когда она была крайне ему необходима и когда он собирался сообщить ей неприятную новость. То и другое, как правило, совпадало.

— В чем дело, пап? — Ей пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы нетерпение не прорвалось наружу. И почти тотчас сделалось стыдно. Но, видит Бог, отец и вправду подчас действовал ей на нервы.

— У меня неприятности.

Спокойно, только спокойно.

Фриско, почувствовав себя виноватой, смягчила тон, стараясь, чтобы слова ее прозвучали участливо.

— И какие у тебя неприятности, папа?

— Из-за денег. Но я не могу об этом по телефону, — сказал он. — Что если после работы я приглашу тебя поужинать? — И, желая сделать свое предложение более заманчивым, прибавил: — Я заказал бы столик у Букбиндера, а?

С тех пор как отец впервые сводил ее в ресторан Букбиндера — а Фриско было тогда четыре года, — она обожала бывать там. Даже и теперь, двадцать восемь лет спустя, она не могла отказаться, если речь заходила о морских деликатесах.

— Хорошо, папа, — сказала она, подавляя горестный вздох.

— Во сколько?

— Ну, в шесть, скажем, шесть тридцать…

— Значит, в шесть, детка. До встречи. — В его голосе явственно звучало облегчение. — И спасибо тебе.


Опять не слава Богу…

Оторвав взгляд от ни в чем не повинного телефона, Фриско откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.

Головная боль уже не давала передышки, она пульсировала в висках и возле скул, ныла даже верхняя челюсть.

Если ты единственный ребенок в семье, так сказать, обожаемое чадо, то в атом есть свои плюсы и свои минусы. Когда же ребенок вырастает и превращается в энергичного и достаточно удачливого специалиста, то минусы начинают превалировать.

Фриско чувствовала себя очень уставшей, и с каждым уходящим днем жизни требовалось затрачивать все больше сил, чтобы на службе и вне ее оставаться на гребне волны.

Когда ее жизнь начала давать сбои?

Потягивая тепловатый кофе, она призадумалась. Да, ее жизнь подчас бывала интересной, увлекательной, но и только. А в последнее время Фриско все более и более чувствовала горечь, заходила ли речь о ее карьере или о частной жизни.

Раньше судьба хоть бросала вызов, заставляла самоутверждаться, а теперь сплошная тягомотина изо дня в день. Ничего яркого, поднимающего над буднями. Счастье, наслаждение… А что это такое?

Да и кто вообще говорил, будто феминизм освобождает?

Эх, повстречать бы эту самую бабу или этих баб, что заварили кашу со своим феминизмом. Уж она бы задала им парочку давно вызревших и, как считала Фриско, вполне корректных вопросов! И прежде всего спросила бы напрямую: «Вы что, совсем спятили?!»

Голосовать наравне с мужчинами, считать себя во всем равными сильному полу — конечно же, это прекрасно. Только вот так ли уж прекрасны результаты?

Однако Фриско не всегда была столь же решительно настроена по отношению к сторонницам женского равноправия.

Напротив, учась в колледже, слыла одной из наиболее активных и непримиримых феминисток. Она организовывала подруг, устраивала дискуссии, выходила с протестами — да чего только не было. Тогда все казалось ей таким увлекательным.

По окончании колледжа, вооруженная знаниями и имея на руках диплом, подтверждающий ее квалификацию, она презрительно отвергла уготованное ей теплое местечко в семейном бизнесе и с энтузиазмом принялась штурмовать бастионы тех компаний, куда традиционно принимали только одних мужчин.

Враг оказался слаб в коленках. Фриско сумела заполучить первое же место, на которое положила глаз. После чего они вместе с одной из лучших подруг, которая была и осталась непреклонной феминисткой, отметили эту победу Фриско бутылочкой шампанского.

Взбодренная своей победой и готовая любому дать отпор, она смело шагнула в корпоративный мир мужчин, самонадеянная и уверенная в себе.

Да, было времечко…

С тех пор прошло уже десять лет.

Десять лет могут пролететь как один миг, а могут и растянуться в бесконечность.

Да, в некотором смысле она сделала всех этих мужиков, однако за прошедшие годы от былого девичьего энтузиазма не осталось и следа.

В чем же дело? Почему то, что так отлично начиналось, теперь не доставляет ей никакой радости?

Когда именно одиночество принялось подтачивать ее душу?

Уставившись в чашку с совсем уже остывшим кофе, Фриско нахмурилась, задумчиво постукивая ложкой о блюдце.

Первая мысль была о том, что ведь именно грубая реальность жизни как раз и сделала горькой былую сладость.

Словом, она просто… ну, устала.

Интересно, как это удается выдержать тем женщинам, у которых и работа, и мужья, и дети? И вдвойне интересно, как они со всем этим управляются? К женщинам подобного типа Фриско испытывала чувство, близкое к восхищению. Раздумывая обо всех этих проблемах, она тупо глядела в чашечку с кофе, как будто именно там рассчитывала найти отгадку.

Фриско должна думать только лишь о себе самой.

О, как же она устала!

Устала быть такой, какая есть, делать то, что делает, устала от всего этого смертельно. Последнее время у нее не было сил даже приготовить себе что-нибудь простенькое, например, кинуть мясо на сковородку.

Господи, как хочется отдохнуть! Растянуться бы на пляже в жаркую погоду, а в руке — отпотевший холодный бокал чего-нибудь.

И чтобы никого рядом.

Последнее размышление навело ее на вторую из выношенных мыслей, а именно: почему у нее начали появляться приступы щемящего одиночества?

Не потому ли, что у нее не было приятеля, настоящего друга, с которым она могла бы делить ежедневные заботы и возникающие неприятности?

Впрочем, глупости это.

Она изобразила на своем лице гримасу и чуть поерзала в дорогом, мягком кожаном кресле на шарнирах.

Кому, скажите на милость, нужен приятель в собственном доме? Чтобы он постоянно болтался под ногами? Чтобы требовал к себе внимания? Отнимал время? Докучал своими мнениями, когда его об этом никто не спрашивает? А вечно самоуглубленная физиономия? А грязные носки и не менее грязные трусы?!

И дело вовсе не в том, что ее совсем не привлекали мужчины, хотя иные из ее подруг-феминисток вообще не терпели противоположного пола, для них мужчины — представители иного биологического вида, имеющего мало общего с людьми. Нет, были мужчины, которые нравились Фриско, даже вызывали у нее неподдельное восхищение. Однако среди них не было такого, кого Фриско могла бы полюбить. В высоком смысле этого слова.

У нее было несколько связей, и даже довольно длительных. Но рано или поздно выяснялось, что каждый из ее бой-френдов был уверен в архаичности понятия верность и не собирался ограничиваться лишь одной партнершей. Все ее мужчины исправно бегали за юбками, стараясь переспать с максимально возможным числом женщин, — а грязные носки и грязные трусы разбрасывались по ее дому.

Так что Фриско вынуждена была указывать им на дверь.

И как бы ни кичились мужчины своими исключительными достоинствами — послушаешь их, прямо божество перед тобой сидит, — сексом они занимались так себе, весьма посредственно, так что не о чем подчас было и вспомнить. Фриско даже поморщилась. За все время у нее не случилось и малейшего намека на оргазм, не говоря уж о тех потрясениях, которые выворачивают наизнанку героинь в романах и фильмах.

Так что, взвесив все «за» и «против», она в итоге пришла к убеждению, что если появляется вдруг желание словить кайф, то лучше пойти купить дорогого шоколада.

Фриско полагала, что ей вообще не нужен мужчина. Что нужно, так это отдохнуть. И как раз отдохнуть она и намеревалась. В ближайшее воскресенье останется ровно неделя до того, как Фриско сядет в самолет в международном аэропорту Филадельфии.

Она вздохнула и вновь прикрыла уставшие глаза. Так давно мечтала она о том, чтобы провести парочку восхитительных недель на Гавайях, подставляя тело лучам солнца и услаждая свой слух стремительным потоком музыки Чайковского (она для этого специально купила новый «Уокман» с наушниками).

И вот нате вам — папаша с его воплем о помощи.

Телефон зазвонил вновь.

Фриско вздрогнула и посмотрела на аппарат, как если бы ему удалось прочитать ее мысли.

Еще звонок.

С тенью тонкой мудрой улыбки на лице, адресованной собственным мыслям, Фриско отодвинула чашку с кофе, поудобнее уселась в кресле, взяла трубку и энергичным голосом произнесла:

— Фриско Стайер слушает.

То был обычный деловой звонок.


Гарольд Стайер откинулся на спинку мягкого кожаного кресла (руководители предприятий обычно именно такие приобретают в свои кабинеты) и длинно, облегченно выдохнул через чуть дрожавшие губы.

Если кто-то сейчас и мог помочь ему, так именно Фриско. Вытащив из кармана хлопчатобумажный платок прекрасного качества, он промокнул влажный лоб.

Уж она-то непременно сумеет что-нибудь придумать. Да и к кому другому мог он обратиться? Только к ней, ну и, возможно, еще к…

Гарольда передернуло. Другим человеком, пришедшим сейчас на память, была супруга, Гертруда, его единственная любовь. Но ее он не смог бы попросить о помощи, более того, ей он не мог бы даже и намекнуть, в какой неприятной ситуации вдруг оказался. Правда развеяла бы все иллюзии, которые Гертруда питала на его счет. Скорее уж он согласился бы продать собственную душу этому черту Лукасу Маканне, чем раскрыться перед женой, он просто не переживет, если увидит в ее глазах не любовь, а разочарование.

Он зябко поежился. На лбу вновь выступили капли пота. Исполненным страха, невидящим взглядом уставился он сейчас в темноту того ада, который сам же и создал.

Уж Фриско обязательно что-нибудь придумает! Гарольд всегда восхищался ее интеллектом, тем, как быстро и смело находила она решения в самых различных ситуациях.

Да, конечно же, Фриско обязательно должна что-нибудь придумать, чтобы вырвать его из этой финансовой трясины.

Она непременно должна, думал он, испытывая одновременно надежду и отчаяние. Потому как если она ему не поможет…

Гарольд отбросил саму эту мысль и, чтобы не думать ни о чем подобном, выпрямился в кресле и потянулся за телефонной трубкой.

Нужно позвонить Гертруде, сказать, что к ужину не придет домой.


Глава 2


Удрав чуть пораньше с работы, Фриско без четверти шесть входила в известный ресторан, помещавшийся на Уолнат-стрит. Ей повезло: заказанный отцом столик был уже сервирован, и Фриско смогла сразу же усесться.

Она знаком пригласила довольно-таки симпатичного светловолосого метрдотеля, который, впрочем, уже и сам направлялся к ее столику. Краем глаза Фриско поймала на себе несколько наглых и несколько робких мужских взглядов.

Фриско была отлично сложена. Немало усилий приходилось затрачивать на то, чтобы оставаться стройной, чтобы кожа имела подобающий тон. Хотя Фриско ненавидела гимнастические упражнения и различного рода диеты, тем не менее ей приходилось регулярно заниматься физкультурой и ограничивать себя в еде. Бывали у нее как бы прозрения, когда она вдруг спохватывалась и спрашивала — а кому, собственно, все это надо? Она любила поесть, любила и изысканные блюда, и всякую ерунду. Сам процесс еды доставлял ей большое удовольствие. Также ей нравилось поваляться, праздно раскинувшись в постели, и тем не менее большую часть своего так называемого свободного времени Фриско изнуряла себя физическими упражнениями и отказывала себе в гастрономических радостях.

И результат был налицо — выглядела она чертовски привлекательно. А уж сегодня особенно, она чувствовала это по реакции мужчин. Стройную фигуру подчеркивал черный, плотно облегавший костюм, а чтобы не казаться очень уж чопорной, Фриско дополнила костюм белой блузкой с жабо из превосходных кружев. По контрасту с неброским нарядом все внимание притягивали к себе яркие зеленые, с золотинками вокруг зрачка, глаза и копна каштановых, до плеч, непослушных волос. Тонкие, почти классические черты лица и здоровый цвет кожи дополняли картину.

Фриско давным-давно уже привыкла к тому, что ее изучают внимательными, оценивающими взглядами, да и что тут удивительного — на хорошеньких женщин мужчины вечно пялят глаза. Однако мужское внимание сопутствовало ей всегда.

С детства и вплоть до подросткового возраста, когда только-только начинает оформляться характер девушки, Фриско представляла собой типичный образец гадкого утенка. У нее был кузен, старше по возрасту, задира и хамло, так он вечно называл ее плоской дылдой. За эту самую «дылду» она всеми фибрами души ненавидела своего кузена.

С тех пор прошло много лет, Фриско стала взрослой женщиной, но она все так же, как и прежде, терпеть не могла своего родственничка, разве только теперь не демонстрировала эти чувства по поводу и без повода.

Гертруда Стайер, оценивая дочь пристрастным, исполненным любви материнским взглядом, искренне надеялась, что подобно сказочному гадкому утенку дочь ее в один прекрасный день превратится в прекрасного гордого лебедя.

Сама же Фриско об этом даже и не мечтала. Приходя в спальню и глядя на себя в зеркало, она видела лишь неинтересную девушку, чрезмерно худую, ростом выше среднего, у которой лодыжки, колени, локти, таз, плечи состояли из сплошных углов. Даже лицо — и то было каким-то костлявым. Она оценивала себя вполне критически и считала, что копна длинных и по всей длине вьющихся, скорее рыжих, нежели коричневых волос не в силах исправить общего неблагоприятного впечатления. А в дополнение ко всему — зубы, хоть и белые, но чрезмерно большие. Да еще неправильный прикус. Злорадствуя по этому поводу, ее проклятый кузен повторял, что она, дескать, способна сожрать яблоко через дырку от сучка в заборе.

Все это вместе взятое действовало на психику весьма угнетающе, и потому Фриско, насколько это оказывалось возможным, старалась пореже смотреться в зеркало. Также старалась она пореже встречаться с кузеном, чьи правильные белые зубы ей так хотелось выбить.

Если честно, то впоследствии она и сама искренне изумлялась, как это пятнадцатилетняя дурнушка в какие-нибудь пять последующих лет вполне оправдала материнские мечтания. Разве могла Фриско предполагать, что если тут и там прибавить буквально по нескольку фунтов веса (главное, чтобы прибавлять в нужных местах), то все торчавшие прежде в разные стороны кости сами собой уберутся? И откуда ей было знать, что, заковав зубы в отвратительные металлические путы, она буквально через пару лет сможет получить такую улыбку, с какой по телевизору рекламируют зубную пасту? И уж совершенно невозможно было предположить, что вьющиеся по всей длине волосы войдут в моду.

Словом, с тех самых пор, как с ней произошли все эти чудесные превращения, Фриско понемногу привыкла к тому, что мужчины восхищенно посматривают на нее. Ей даже нравилось это, но особого значения подобным знакам внимания она не придавала.

Улыбающийся официант возник перед столиком и осведомился, не хотела бы она чего-нибудь выпить, покуда ей приходится ждать. Отложив меню, Фриско заказала себе белый «зинфандель»[1 - Сорт калифорнийского вина. Здесь и далее прим. ред.], затем откинулась на спинку кресла, расслабилась и стала дожидаться минуты, когда появится отец и, стало быть, придется сесть как положено.

Ресторан, как обычно, был наполнен смехом и разговорами, доносившимися с разных сторон. Пригубив ароматное вино, Фриско незаметно принялась оглядывать собравшихся в ресторане.

Кого тут сейчас только не было: мужчины и женщины, молодые и старые, стройные и толстые. И наряды также самого разного достоинства — от простой уличной одежды до деловых строгих костюмов и нарядных платьев. За большим круглым столом сидели даже несколько человек в дорогих вечерних туалетах. Может, какие-нибудь театралы, заглянувшие перед спектаклем перекусить? Не исключено.

Впрочем, как бы там ни было… Она мысленно пожала плечами, но поскольку чувствовала себя уставшей, то даже этот воображаемый жест вышел вялым.

Все посетители казались раскованными, у всех было отличное настроение, у каждого впереди вечер, полный развлечений. И только она как белая ворона. Маскируя невеселую улыбку, Фриско поднесла к губам бокал и мысленно попеняла себе за то, что такая мрачная.

Конечно, все эти люди никакого отношения не имели к тому, что в последнее время ее все чаще посещали необъяснимые и сильные приступы одиночества, что она испытывала вновь и вновь ощущение бессмысленности всей своей жизни. И роль независимой упорной женщины ей порядком осточертела, и предстоящей встрече с отцом Фриско вовсе не была рада.

Размышляя о жизни, она так погрузилась в себя, что решительно не заметила, как к ее столику подошел мужчина.

— Я опоздал или ты сегодня пришла пораньше?

— Я пришла пораньше. — Фриско улыбнулась отцу, пока он усаживался напротив. Улыбка далась ей без особых усилий. Как бы отец ни действовал подчас ей на нервы, все же она его любила. — А вот ты как раз вовремя, — сказала она и мысленно добавила: «Во всяком случае, хоть на время перестану заниматься самоедством». Приготовившись к неприятному разговору, который ей, похоже, предстоял, Фриско махом опорожнила бокал.

— Еще заказать? — осведомился отец и тотчас же сделал жест официанту, который с поразительной проворностью тотчас же материализовался возле столика.

— Да, сэр?

— Еще порцию для моей дочери, — сказал отец, не потрудившись даже спросить у Фриско, хочет ли она еще выпить. — Ну и я выпил бы, пожалуй, один «Манхэттен», что ли… — В течение нескольких секунд отец зачем-то обосновывал именно этот свой выбор.

И покуда отец говорил с официантом, Фриско наблюдала за ним, мысленно восторгаясь тем, как выглядел ее родитель.

В свои пятьдесят девять Гарольд Стайер оставался очень привлекательным. Он больше походил на выдающегося дипломата, нежели на крупного промышленника, каковым, правда, он не был, однако силился казаться.

Почти шесть футов ростом, стройный и всегда хорошо одетый, он неизменно привлекал к себе внимание, и стоило ему где-либо появиться, как женщины неизменно поворачивали в его сторону головы, а в глазах у них возникал жгучий интерес.

Гарольд отлично знал, какое впечатление он производит на представительниц прекрасного пола, и это знание добавляло легкости его манерам и походке. Но к его чести, вынуждена была признать Фриско, хотя отец вполне наслаждался вниманием со стороны женщин, это никогда не подвигало его изменять своей супруге. Если бы только он позволил себе какую-нибудь интрижку и если бы только Фриско об этом узнала, она, подобно взбешенной самке гризли, безжалостно набросилась бы на отца, так что от него только пух да перья полетели бы в разные стороны.

Потому что свою мать Фриско прямо-таки обожала.

К счастью для Гарольда, он также обожал свою жену.

— Ты уже выбрала, что заказать? — поинтересовался отец, оторвавшись от своего меню и заметив, что меню Фриско лежало у края столика.

— Ага, — Фриско кивнула. — Я и без меню точно знаю, чего именно мне хочется.

— Ты всегда все знаешь, — вполголоса сказал он и для убедительности кивнул. — Сколько тебя знаю, не перестаю восхищаться.

«Ох-ох!» — подумала Фриско, умудрившись, однако, сделать соответствующую улыбочку. Похоже, у отца проблема куда серьезнее, чем она полагала. Он явно пытается оттянуть время, прежде чем приступить к делу. А может, не хочет портить ей аппетит?

— Почему это тебя так восхищает, если я всего лишь знаю, чего хочу поесть? — сказала она, поддерживая тему и в то же время желая услышать, что он скажет дальше.

— Давай-ка сперва закажем, — предложил он и вновь жестом позвал официанта. — За едой обо всем поговорим.

Когда заказ был сделан, Гарольд попросил принести ему еще один «Манхэттен». Фриско же от спиртного отказалась. Поигрывая винным, на изящной ножке, бокалом, где было еще налито до половины, она попыталась сделать так, чтобы отец не тянул более резину.

— Хватит обо мне. Может, обсудим то, ради чего мы встретились?

— Всему свое время, — уклончиво ответил он, сводя на нет попытку прямого разговора и настораживая тем самым Фриско еще больше. — Сначала нужно утолить голод, посмаковать…

— Что ж, ладно, — кивнула Фриско, чувствуя себя крайне усталой и не расположенной при такой головной боли вытягивать проблемы из собственного отца в час по чайной ложке. — В таком случае расскажи, почему это ты мной восхищаешься?

— Ну, видишь ли, еще с тех самых пор, когда ты была совсем маленькой, ты всегда точно знала, чего именно хочешь. — Его улыбка получилась чуточку плутоватой, но в общем обворожительной. — А кроме того, ты каким-то непонятным для меня образом всегда точно знала, что нужно делать для достижения желаемой цели или для получения того, чего очень хочется.

— Неужели, папа? — она усмехнулась, затем рассмеялась. — Послушать тебя, так твоя дочь — чудо природы какое-то, настоящий феномен.

— Ну почему именно феномен, — усмехнулся он в ответ. — Просто у тебя голова на плечах, и хорошая, признаюсь, голова. — Он сделал паузу, ожидая, когда официант поставит суп и бокал с «Манхэттеном». — И в этом я не вижу ничего странного.

Официант поставил перед ней чашку с супом из морских деликатесов, и Фриско с наслаждением вдохнула ароматный запах блюда. Она чуть зачерпнула ложкой, попробовала и только тогда ответила:

— Стало быть, ничего в этом странного и нет, — удовлетворенно сказала она, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться над словами отца. Как ему было догадаться, что она сама вечно во всем сомневалась — и раньше, и сейчас.

Отец не продолжил тему, и Фриско сочла за благо не настаивать. Покуда они ели, разговор получался отрывочный, ни о чем конкретно. Хотя Фриско и видела, что отец весь как натянутая струна. Он выпил две порции, а когда официант пришел, чтобы убрать грязные тарелки, хотел было заказать еще, но тут вмешалась Фриско.

— Пожалуй, для разговора ты выпил вполне достаточно. Новая порция храбрости не прибавит, — сказала она и знаком отослала официанта прочь. — Теперь-то, полагаю, ты расскажешь мне, в чем проблема?

— Если не удастся ничего предпринять, я потеряю все свое дело, — выпалил он сдавленным от внутреннего напряжения голосом. Взгляд его застыл, лицо побледнело.

— Что?! — Фриско уставилась на него взглядом, исполненным крайнего изумления. Должно быть, отец преувеличивает. По крайней мере она искренне надеялась, что так оно и есть.

То, что он назвал словом «дело», именовалось компанией хирургических инструментов «Острое лезвие». Основанная когда-то родственниками матери, вот уже, столетие компания принадлежала их семейству. Пять лет тому назад, когда скончался дед Фриско, к матери перешли 55 процентов акций компании, так что в ее руках сосредоточился контрольный пакет. И весьма напрасно, — впрочем, с самого начала можно было сделать этот вывод, — Гертруда передоверила контроль над делами фирмы своему мужу. Гарольд чрезвычайно скоро доказал, что не обладает специальными знаниями, да и как управляющий — совсем никудышный. Не было у него также и генеральной концепции развития дела. И тем не менее до сего дня Гертруда даже не догадывалась о том, сколь серьезную ошибку она совершила.

Своего мужа она прямо-таки боготворила.

Занятая собственной карьерой и собственными проблемами, Фриско крайне редко появлялась под крышей компании «Острое лезвие». И как раз поэтому, хотя и знала о полной неприспособленности отца руководить большой фирмой, она и понятия не имела, как далеко зашли дела.

— Я хочу, чтобы ты все объяснил мне.

Вопрос прозвучал так резко, что Гарольд вскинул голову и тотчас же принялся говорить, торопясь и оттого проглатывая окончания слов.

— Я в долгах, у меня жуткие долги, — с необычной для себя откровенностью выпалил он.

— Сколько конкретно? — спросила Фриско. — И кому именно ты задолжал?

Он тяжело вздохнул.

— Несколько миллионов, — с трудом выговорил наконец он. — Я должен трем казино в Атлантик-Сити и еще в Лас-Вегасе двум казино.

Фриско замерла и недоуменно глядела на отца, будучи не в состоянии произнести хоть слово. Тянулось время, а она продолжала неподвижно сидеть, чувствуя тошноту и догадываясь, что вся кровь отлила сейчас от лица. Но оказалось, что это лишь начало. Прежде чем Фриско сумела оправиться и хоть что-то произнести в ответ, отец обрушил на нее второй удар.

— Мне… мне ведь приходилось помногу брать из тех денег, что принадлежат фирме. — С заметным усилием он проглотил слюну. — И теперь из-за этого у компании неприятности, ибо она оказалась не в состоянии справиться с большим долгом.

Боже праведный… У Фриско было такое чувство, что еще немного — и весь ужин полезет из нее обратно. И покуда желудок бунтовал, в голову не приходило ни единой мысли. Сглотнув солоноватую слюну, имевшую вкус страха и морских деликатесов, она в упор уставилась на отца.

— Как же ты мог! — выговорила наконец она яростным шепотом. — И как мать, она уже знает?

— Нет! — поспешил сказать он, и панический ужас промелькнул в глазах Гарольда. — Да я и не хочу, чтобы она узнала о случившемся. Обещай, что никогда не расскажешь ей.

— Да, но…

— Обещай мне, Фриско, пожалуйста.

— Ну ладно, ладно. — У нее голова буквально шла кругом. — Только ведь… — начала было она, однако отец тотчас же перебил ее.

— Но и это еще не все, Фриско. — Он несколько замялся, откашлялся и наконец сказал: — Есть и еще кое-что.

— Еще?! — недоуменно протянула она, понимая, что мозг ее не в состоянии вынести большего.

Гарольд кивнул, затем в один присест опорожнил бокал и тотчас же сделал знак официанту — повторить.

— Дело в том… словом, боюсь… похоже, нашу фирму попытаются у нас захватить.

— Какая-нибудь мощная корпорация? — Фриско покрутила головой, как бы желая рассеять туман в мыслях. Ей почему-то казалось, что давно уже канули в Лету те времена, когда мощные фирмы пожирали более мелкие и слабые.

— Нет, не совсем так. — Гарольд нахмурился, и в складках кожи сверкнули капли выступившего пота. — Да нет, речь идет практически о дружественной акции…

— Дружественной?! — воскликнула Фриско и нахмурилась точно так же, как секундами ранее сделал отец. — Но кто посмеет? Кто этот друг?! И как он собирается вырвать у нас фирму?

— Это наш поставщик стали.

— Маканна?! — Фриско никогда не видела этого человека, хотя ей нередко приходилось слышать его имя, часто произносимое в семье. Даже если бы он и не снабжал фирму сталью, она все равно слышала бы о нем, потому как Маканна был из тех людей, про которых говорят, что слава бежит впереди них.

Из того, что ей доводилось читать и слышать, она сделала вывод: Лукас Маканна — весьма крутой парень. О нем многие годы ходили невероятнейшие слухи, более, впрочем, напоминающие легенды. Извечную американскую сказку о чистильщике ботинок, превратившемся в миллионера, Маканна сумел подредактировать, и весьма существенно, во многом благодаря своему характеру и нескрываемому презрению к женщинам.

К рассказам такого сорта, впрочем, Фриско относилась с известной долей скепсиса. Она вообще не склонна была верить каким бы то ни было преувеличениям. Так что если в историях с Маканной она чему и верила безусловно, так это рассказам о его хваленом мужском шовинизме. По своему личному опыту, равно как и по тем историям, которые доводилось слышать, Фриско знала, что зачастую именно те люди, которым удавалось действительно поразить мир, как раз и были самыми большими шовинистами. Даже если они говорили о равноправии женщин и всячески подчеркивали свою приверженность идее подобного равноправия, именно они заставляли женщин более всего страдать.

Как это ни странно, Фриско почти ничего не слышала об отношениях Маканны с какими-либо конкретными женщинами. Потому она, при всем недоверии к любым легендам, старалась не высказывать вслух своего мнения касательно Маканны. Она не желала оправдывать шовиниста, если он был таковым, и в то же время не хотела очернять неповинного, может статься, человека.

Было очевидно, что отец ее не просто в курсе всех рассказываемых легенд, но что эти рассказы произвели на него неизгладимое впечатление, вселив чувство страха по отношению к этому человеку.

— Именно что Маканна, — голос Гарольда выдал волнение. Перейдя на шепот, отец продолжил: — У меня имеются основания полагать, что он давно уже скупал акции нашей компании. Не знаю, сколько именно он сумел приобрести до сего дня, но…

Отец не закончил фразы — впрочем, смысл ее и так был вполне понятен. Фриско мысленно нарисовала себе всю картину. Маканна приобрел порядочный пакет акций; ему ничего не стоит заручиться поддержкой нескольких солидных держателей акций этой фирмы и перетянуть на свою сторону необходимое число членов правления фирмы. И вот уж тогда-то Маканна сможет как следует развернуться.

— Помоги мне, детка, — слова прозвучали как страстная мольба, тотчас же выведя Фриско из задумчивости.

— Но как?! — Хоть режьте ее, Фриско не представляла, как, чем именно в создавшейся ситуации она может помочь.

— Сделай… сделай что-нибудь!

— Но что именно?

— Я не знаю. — Гарольд сморщился, как от сильной боли. — Но ведь наверняка можно что-нибудь предпринять.

— Может, и можно, только если бы еще знать, что. — Фриско пожала плечами, давая понять, что решительно ничего не может придумать. — Я ведь всего-навсего бухгалтер, папочка, а вовсе не кудесник. Мне нужна по возможности вся информация о делах фирмы.

Отец огляделся по сторонам и, проследив за его взглядом, Фриско только теперь осознала, что за столиками возле них множество людей разговаривали и звучал смех.

— Тут не самое подходящее место, чтобы влезать во все эти тонкости, — сказал он и вновь огляделся по сторонам. — Не могла бы ты прийти ко мне в офис?

— Когда? — Фриско попыталась скрыть свое нежелание.

— Хорошо бы завтра, — в голосе Гарольда в кои-то веки прозвучала извинительная нотка. — В пятницу утром, в девять часов, Маканна назначил мне встречу.

Стало быть, послезавтра. Впрочем, почему бы и нет? У нее останутся почти сутки на размышление и принятие окончательного решения. Фриско задумалась и тяжело вздохнула, этим самым вздохом лучше всяких слов выказав нежелание заниматься вдруг свалившимися на голову проблемами.

— О'кей, папа. Завтра в обеденный перерыв приеду на завод. — Она догадалась, что не худо было бы улыбнуться, и, как это ни странно, у нее хватило сил выдавить из себя улыбку. — Сходим в кафешку, где обедают твои служащие, там ты сможешь угостить меня ленчем.


Глава 3


— И сколько же тебя не будет?

— Вот уж не знаю. Все зависит от того, сколько мне понадобится времени.

Укладывая в дипломат бумаги, Лукас поднял глаза. Кривая усмешка обозначилась у него на губах при тяжелом вздохе, который испустил его брат.

Майкл Маканна воздержался от ответной улыбки и опять вздохнул.

— А нельзя ли поточнее? Я хочу сказать, — было очевидно, что он недоволен, и нетерпеливый тон лишь подчеркивал это впечатление, — хочу сказать, не мог бы ты хоть примерно прикинуть время?

— А какие, собственно говоря, проблемы? — Лукас продолжал возиться с дипломатом. — Разве ты один не справишься? — Рукой, в которой были зажаты документы, он сделал кругообразный жест, видимо, имея в виду не только этот достаточно строго обставленный офис, но и вообще все дело, включая и сталеплавильный завод.

— Нет, справлюсь, конечно, только вот…

— Что — вот? — Лукас с треском захлопнул дипломат, выпрямился и, сделав недовольное лицо, уставился на своего младшего брата. — Мы ведь, кажется, вчера уже все с тобой обговорили, Майкл. Покуда меня не будет, ты проконтролируешь текущие контракты, срок которых истекает, а также проследишь за работами, которые висят на нас. Не понимаю, какие тут могут быть еще проблемы?

— Ну мало ли… — Майкл неопределенно пожал плечами. — Мне просто кажется, что раньше тебе никогда не приходилось заниматься чем-либо подобным.

— Подобным — чему?

— Ну, я имею в виду, ты раньше никогда не уезжал, предварительно не сообщив, где тебя в случае чего искать, чем именно ты собираешься заниматься и когда тебя ожидать. Все это не похоже на тебя.

Лукас приподнял бровь, почти такую же черную, как и сами его глаза.

— Вот как?

— Именно, — и Майкл для убедительности кивнул. — Ранее бывало так: что бы ты ни задумал, тебе всегда было известно, что именно, когда и каким образом ты намерен сделать.

— Ну, если уж на то пошло, Майкл, то и сейчас я прекрасно знаю, что именно собираюсь делать, — сказал он. — Что касается «когда» и «каким образом», это я определю только лишь после того, как получу всю информацию и смогу определить размеры проблемы. Однако если ситуация окажется уж очень паршивой, а это скорее всего так и есть, точно знаю, что буду делать.

— Ну так и что же это все-таки за ситуация? — поинтересовался Майкл, испытывая явное раздражение. — Может быть, ты все-таки поделишься со мной?

— Пока тебе не обязательно все это знать, тем более что я толком и сам еще не разобрался. — Лукас пожал плечами. — Речь идет о компании хирургических инструментов «Острое лезвие».

— Мы ведь поставляем им сталь, — сказал Майкл, испытывая некоторое замешательство.

— Именно. И, насколько тебе известно, в последнее время нам все сложнее получать с них наши деньги.

— Я в курсе этого, но… — Майкл пожал плечами. — Сколько у нас было клиентов, в отношениях с которыми время от времени возникали проблемы с платежами. И что же ты намерен предпринять?

— Завтра утром у меня встреча с президентом этой компании.

— С Гарольдом Стайером?

— Да.

— Но почему? — Майкл нахмурился. — Слушай, Лукас, раньше ведь ты никогда не наведывался к нашим клиентам, чтобы выбить из них платежи.

— Я встречаюсь с ним вовсе не для того, чтобы выбить платежи.

— Тогда зачем? — поинтересовался Майкл.

— Потому что в последнее время мне доводилось не раз слышать весьма тревожные сплетни относительно Стайера.

— Какие еще сплетни?

— Ну, главным образом о том, что этот миляга Гарольд вовсю доит свою разлюбезную компанию.

У Майкла даже лицо вытянулось.

— Шутишь, должно быть?

— Нисколько.

— Но сплетни… — он вновь нахмурился. — Лукас, сам-то ты уверен, что сплетням вообще можно доверять?

— Не уверен. Но с того самого момента, как мне довелось впервые услышать про Гарольда, у меня в душе поселилось сомнение, потому как в последний год или около того этот Гарольд очень неровно рассчитывался с нами за поставки стали. И я намерен выяснить наконец истинное положение дел.

Майкл нахмурил лоб и опустил глаза на дипломат.

— Стало быть, все эти бумаги, что ты засунул в дипломат, имеют отношение к компании «Острое лезвие»?

— Именно.

— И все-таки, боюсь, многое для меня не ясно, — сказал Майкл, в голосе его появился оттенок смущения, чего не было ранее. — Ведь даже если ты выяснишь, что сплетни соответствуют действительности, что ты сможешь предпринять? Я имею в виду, что еще, кроме отказа поставлять им впредь нашу сталь?

Появившаяся на губах Лукаса улыбочка придала его лицу хищное выражение, как у настоящего мародера.

— Что еще, говоришь? А яйца отрежу у свиньи, вот что я сделаю.

— Боже! — выдохнул Майкл, слова брата явно произвели на него сильное впечатление. — Уж не помню, когда я видел такое лицо.

— Какое еще «такое лицо»?

— Вот-вот, именно такое. — Майкл помешкал, как бы пытаясь найти слово. — Когда ты так вот прищуриваешься — ну прямо кот на охоте. Это всегда означает, что ты опять что-то задумал. — Он нервно поежился. — Давненько, Лукас, давненько не видел я у тебя такого выражения.

Лукас рассмеялся низким гортанным смехом, как смеются изумленные люди.

— Ты хочешь сказать, что я сделался старым, вальяжным, устал от былых успехов, так, да?

— Именно так, — сухо признался Майкл. — Должно быть, напрасно я так думал, а?

— Пожалуй, хотя если уж на то пошло, жизнь способна опровергнуть какое угодно предположение. — В глазах Лукаса полыхнул озорной свет. — Ты ведь и сам знаешь, что иногда говорят про такие умозаключения?

— Понятия не имею, — признался Майкл и отрицательно покрутил головой. — Что именно? Ну-ка.

Взяв свой дипломат, Лукас направился к двери, ухватился за дверную ручку, затем обернулся и одарил брата широченной улыбкой.

— Всякое умозаключение приводит к тому, что тот, кто говорит, остается в дураках, и тот, про кого говорят, также оказывается в тех же самых дураках. — И, смеясь, Лукас шагнул за дверь.

Майкл оторопело смотрел ему вслед.


Однако уже каких-нибудь два часа спустя Лукасу было не до смеха: он тихо матерился, отчаянно поливая всех и вся. В салоне автомобиля от густого мата было даже тяжело дышать.

Двигаясь на восток по объездной дороге №422, которая огибала Поттстаун, он угодил в весеннюю грозу, какой давно уже не видел: сверху лило и грохотало будь здоров как. Стоило только Лукасу покинуть свой загородный дом в Ридинге, тут как тут появилась гроза, которая двигалась с той же скоростью, что и сам Лукас. Сейчас он приблизился к автомобильной развязке, откуда можно было попасть на дорогу № 202, минуя Вэлли Фордж, а с нее уже без всякого труда можно было свернуть на автостраду, ведущую прямиком до Филадельфии. Из разрывов в темно-зеленых облаках то и дело вырывались зигзагообразные молнии. Гром ударял с такой силищей, что даже земля вздрагивала. Ливень висел сплошной непроницаемой завесой, которую автомобиль разрезал как пароход. Видимость на трассе приближалась к нулевой.

— Сукин сын, — выругался Лукас, заметив, что спортивный, с низкой посадкой автомобиль обогнал его машину и покатил впереди, обдавая фонтанами воды машину Лукаса. Это происходило неподалеку от Вэлли Фордж. У Лукаса кровь закипела от злости.

— Совсем оборзел, свинья. Для таких вот и придуман ад, только они до поры этого не знают…

Сам Лукас отлично знал о существовании ада, не только того ада, куда можно угодить после смерти, но и ада, который существует на земле. Лукас прошел через такой ад, прошел и сумел выжить: его личный ад продолжался много лет, начавшись, когда Лукасу было под двадцать, и протянувшись до тех самых пор, покуда дело не приблизилось к тридцати годам.

На губах его проступила мрачная ухмылка. Теперь он намеревался познакомить Гарольда Стайера с тем, каков этот самый ад на земле. Конечно же, если подтвердится информация, которую Лукасу сообщили об этом человеке. И если окажется, что Стайер и вправду крутил, как своими собственными, деньгами компании.

Лукас печенкой чуял, что сплетни про Стайера — правда. Спорадические задержки с платежами могли означать все что угодно, но вот своей интуиции Лукас обыкновенно склонен был доверять. Это чувство жгло его изнутри наподобие кислоты, подтачивая и без того не безграничное терпение. Если и были в этом мире вещи, которые неизменно бесили Лукаса, то в их числе оказывались случаи, когда превращались в дерьмо добропорядочные в прошлом и весьма уважаемые фирмы.

— О, черт бы побрал этого урода! — рявкнул он, сильно щурясь, чтобы различать хотя бы контур асфальтового полотна, мутно проступавшего по ту сторону ветрового стекла. Ездить по этой автостраде, как считали многие водители, даже в хорошую погоду было не слишком-то приятно. Но если погода заметно ухудшалась, тогда езда обращалась в настоящую проблему. Свое раздражение, равно как и свой гнев, Лукас адресовал сейчас тому козлу, что мчался перед ним.

Лукас невзлюбил Гарольда Стайера с того самого дня, как впервые познакомился с ним. Манеры Стайера, его обаяние, то есть все то, что так хорошо действовало на других людей, Лукаса не просто оставляло равнодушным, но вызывало неприязнь. Гарольд не обладал теми чертами характера, которые Лукас особенно ценил в мужчинах: не было у Стайера крепкой мужской основы, да и деловой хваткой он не отличался.

А в тех делах, к которым был причастен Лукас, одним только обаянием и манерами ничего не добиться. И уж вовсе не могла Лукасу понравиться склонность Стайера казаться вечно добродушным, веселым, нарочито беззаботным — как бы со всеми своим парнем.

Впрочем, Лукас отдавал себе отчет, что он предъявляет, возможно, повышенные требования к людям подобного типа и зачастую судит их слишком строго.

Самому Лукасу ничего не доставалось легко в этой жизни. Едва достигнув восьми лет, то есть возраста, когда можно было рассчитывать на получение хоть какой-нибудь случайной работы, — так вот, с тех самых пор за все Лукасу приходилось сражаться, его жизнь состояла из сплошной череды баталий.

Лукас был старшим из троих детей, родившихся у совсем еще молодых тогда родителей, которые из кожи вон лезли, чтобы как-то прокормить семью. И отец, и мать представляли собой американцев в первом поколении: их собственные родители прибыли в Америку вместе с мощной волной иммигрантов перед началом второй мировой войны. Бабушка и дедушка со стороны матери убрались из своей Германии, едва только закончилась первая мировая. И приблизительно в то же самое время родители отца Лукаса, тогда только-только поженившись, покинули родную Шотландию. Те и другие осели в Пенсильвании, получив к северу от Ридинга землю для занятия фермерством. Участки обоих семейств оказались рядом. Земля тогда была чрезвычайно дешевой, потому как для фермеров она мало подходила.

С обеих сторон, по отцовской и материнской линии, деды и бабки Лукаса были простыми людьми, весьма скромными и непритязательными, каковыми их сделала тяжелая жизнь на родине. Та и другая семьи держались особняком, намеренно не сближаясь с соседями. Так что, по мнению Лукаса, практически неизбежным было то, что и последовало: сын одного семейства женился на дочери другого.

Понятное дело, что добротного образования молодые люди получить просто не смогли и возможности их были весьма ограничены, а общество в это время уже двинулось по пути технологического прогресса. Они за ним не поспевали.

Первые детские воспоминания Лукаса, как целые дни напропалую отец горбатился в поле, чтобы семья могла хоть как-то свести концы с концами: весь день в поле, а в третью смену, с 11 вечера до 7 утра, — на трикотажную фабрику, до которой от дома было миль десять, не меньше. И мать выбивалась из сил, в одиночку делая все по дому, стараясь, чтобы дети были сыты и более или менее пристойно одеты. Кроме того, мать еще выходила с отцом в поле, а время от времени помогала по хозяйству в одном из ближайших домов.

Когда Лукасу исполнилось тринадцать лет, он был уже достаточно высоким, крепким от постоянной физической работы юношей. После школы он занимался поденной работой у более состоятельных соседей: красил, чинил, таскал воду. Платили ему сущие крохи, но в семье считали каждый доллар.

Незадолго до того, как Лукас должен был окончить среднюю школу, умерли его родители, с разницей в полгода. Отец скончался от обширного инфаркта прямо в поле, когда собирал урожай; мать угасла в конце зимы. К тому моменту Лукасу только-только исполнилось восемнадцать лет. Официальной причиной смерти матери была названа инфлюэнца. Впрочем, Лукас знал лучше: мать умерла потому, что у нее больше не было сил жить.

Лукас не намеревался опускать руки, и его бойцовское настроение оказалось чрезвычайно кстати, потому как самые главные в его жизни сражения только начинались.

Во-первых, нужно было нормально закончить школу, завершить образование. Он понимал, что без образования — никуда. Экзамены он сдал хорошо и даже получил стипендию для продолжения обучения в университете «Фрэнклин и Маршал». Но у него были братья — Майкл, одиннадцати лет, и Роберт, которому и девяти еще не исполнилось. Если бы Лукас отдал братьев в приют, жизнь его оказалась бы гораздо более легкой, да и местные власти подыскали бы мальчикам приемных родителей.

Однако не по годам мудрый и взрослый, Лукас решил иначе.

Дед и бабка жили неподалеку, они вполне могли брать мальчиков, давая таким образом Лукасу возможность посещать университет. Однако старики были уже в очень преклонном возрасте, да и здоровье у них оставляло желать лучшего, и потому Лукасу приходилось на стареньком «шевроле» каждый день ездить на занятия в университет и каждый день возвращаться. Кроме того, вечерами и в выходные дни он подрабатывал в Ридинге на сталеплавильном заводе, чтобы хоть немного помогать старикам деньгами.

Лукас оказался крепким орешком — благодаря своему упорству и университет сумел закончить, и обоих братьев вырастить крепкими и смышлеными.

Нет, ничего в жизни Лукасу не давалось без труда. Да и в последовавшие за окончанием университета годы приходилось работать так, что от усталости задница чудом не отваливалась. Но, борясь за место под солнцем, он многое узнал о жизни, приобрел опыт, сумел обзавестись несколькими друзьями (и несколькими врагами, если на то пошло). Его сегодняшнее положение в обществе зиждилось на серьезных жизненных испытаниях. Но теперь он наслаждался успехом, так сказать, пожинал плоды.

Впрочем, слово «наслаждаться» имело для него особый смысл. Когда приходилось работать до потери чувств, он наслаждался каждой минутой работы, которая давала возможность существовать его братьям. Теперь же он вполне наслаждался теми результатами, которые принесли годы тяжелейшей борьбы. Да, теперь у него было изрядное состояние, но только он знал, какой ценой достался каждый доллар. Вовсе не случайно Лукаса уважали как друзья, так и недруги. Пусть не всякую свою битву он сумел выиграть, но он выиграл большинство сражений.

В мире бизнеса Лукас Маканна представлял собой такую фигуру, не считаться с которой было теперь нельзя и уж вовсе нельзя было вытирать об него ноги, — хотя Лукасу не исполнилось еще и сорока. Многие его просто боялись. Впрочем, на то имелись свои основания. Дураков в этой жизни Лукас терпеть не мог, даже не считал их достойными внимания, это — раз. А кроме того, он ненавидел расточать время попусту, общаясь с праздными бездельниками. Но если, не дай Бог, на его пути оказывался какой-нибудь урод, по чьей уродской глупости у Лукаса возникали неприятности, — этого он не выносил совершенно.

И вот нынче глупость и легкомыслие Стайера привели к тому, что у Лукаса появились серьезные проблемы в сталелитейном бизнесе.

Разумеется, уже много месяцев назад Лукас предпринял некоторые шаги, чтобы в случае необходимости можно было выправить ситуацию без посторонней помощи. А именно: он распорядился, чтобы его брокер покупал все акции компании Стайера, какие только всплывут на бирже. И ничего удивительного не было в том, что за какой-нибудь год с небольшим брокеру удалось приобрести сорок пять процентов акций, которые были пущены в продажу. Это количество, дополненное голосами тех владельцев акций, кто соглашался поддерживать Лукаса, плюс голоса членов правления компании «Острое лезвие», с которыми удалось договориться, давало Лукасу огромные полномочия в компании. В случае если подтвердятся слухи относительно Стайера, решающее слово будет за ним.

Что ж, очень скоро он все уже будет знать наверняка, в этом Лукас не сомневался. Как не сомневался, что, не поворачивая головы, может определить то место, где расположена территория компании хирургических инструментов «Острое лезвие». Фирма размещалась в пригороде Филадельфии, на берегу реки Шилкилл, неподалеку от железнодорожных путей, заставленных грузовыми вагонами. Такими же вагонами, как и те, в которых Лукас отправлял свою сталь.

Лукас ослабил руки, прежде крепко сжимавшие руль, и облегченно вздохнул, едва только машина съехала с автострады и оказалась на Сити-авеню, которое вело прямиком до порога отеля «Адамз Марк».

Несколько месяцев тому назад Лукас сумел внедрить своего человека, бухгалтерскую крысу, в финансовый отдел «Острого лезвия». Сегодня в ресторане отеля этот человек встретится с Лукасом за ужином.

Словом, теперь это лишь вопрос времени.

Гроза растратила основную часть своей ярости и теперь заметно притихла, уходя в восточном направлении, к Джерсийскому побережью. Хлеставшие струи дождя превратились в легкий душ. Тонкие губы Лукаса растянулись в улыбку, когда он наконец затормозил возле входа в отель.

Суеверный человек, без сомнения, подумал бы на его месте, что сопровождавшая всю дорогу гроза была знаком свыше и что знак этот следует рассматривать как указание на грядущие неприятности.

Но Лукас не был суеверен. Равно как его не страшила схватка с другим бизнесменом. Впрочем, что бы там ни говорили о нем, а большого пристрастия к сражениям он вообще не испытывал.

Он занимался бизнесом очень давно, и это стоило ему огромных усилий, огромных жертв. Прежде чем достигнуть своего нынешнего положения, Лукасу часто приходилось идти на разного рода компромиссы.

Его считали крутым бизнесменом, и он сам знал это. Но если уж на то пошло, вся жизнь — весьма крутая штука. Лукас принимал ее правила игры, не прося ни у кого снисхождения. Однако никому никакой форы также не давал, за крайне редкими исключениями.

Он готов на все, чтобы сохранить свою компанию, которая вплоть до последнего времени пользовалась превосходной репутацией в деловых кругах.

Ничего, осталось ждать совсем недолго, думал Лукас. Выйдя из машины, он протянул ключи швейцару. Скоро станет ясно, что угрожает этой самой репутации.


Глава 4


— Растрата!

Фриско ходила взад-вперед по шикарному, зеленого цвета ковру в щегольском кабинете отца, ходила так давно, что ворс под ее ногами примялся и на ковре образовалась широкая неровная тропинка. Сложенные на груди руки отказывались лежать спокойно, Фриско постоянно оглаживала ладонями предплечья, желая справиться с нервным ознобом. Она поеживалась при каждой молнии, вздрагивала при всяком раскате грома.

— Ну, я не стал бы на твоем месте употреблять слово «растрата», — робко заметил ей Гарольд. — А то послушать тебя… послушать… звучит как, я не знаю…

— Как преступление? — подсказала Фриско, поворачиваясь в сторону огромного окна, занимавшего практически всю стену.

— Ну, что-то в этом роде.

Фриско повернула голову и в отчаянии уставилась на отца. За окном сверкнула очередная молния, и Фриско поежилась.

Никогда прежде она не боялась молний, и грозы ее совершенно не волновали. А порой и приятно возбуждали. Но сегодня она была вне себя.

Фриско оставила свой офис около полудня, как и обещала, и всю оставшуюся часть рабочего дня провела в бухгалтерии отцовской фирмы, проверяя отчетность по финансам. Конечно же, у нее было слишком мало времени, чтобы спокойно и вдумчиво пройтись по всем компьютерным файлам, однако и просмотренных материалов было более чем достаточно, чтобы понять: давно и усердно отец подворовывал деньги, принадлежавшие компании.

И ведь только вчера у него хватило мужества признаться, что он попал в неприятнейшую ситуацию! Фриско нервно передернула плечами. Он хоть понимает, что может оказаться за решеткой?

Отчаяние охватило ее существо: перед ней стоял тот самый человек, которого она с детских лет привыкла считать самим совершенством. Боже, как же все-таки непросто становиться взрослой!

— Видишь ли, папа, я просто называю вещи своими именами, — усталым голосом сказала Фриско. — Ты совершил растрату, а растрата — это уголовно наказуемое деяние, чтоб ты знал. Не зря растрату называют преступлением «белых воротничков». За такие дела тебя элементарно могут упечь в тюрьму.

Гарольд попытался было что-то возразить, откашлялся, сглотнул, затем вновь откашлялся, на сей раз громче.

— Я… я… Твоя мать… Я не имею права оказаться в тюрьме! Пойми же, Фриско, если меня упекут, что тогда будет с твоей матерью?

— Это разобьет ей сердце! — с ненужной откровенностью выпалила она.

Отец вздрогнул, в глазах его появилось затравленное выражение.

— Я обязан что-то предпринять. Хоть что-нибудь! Должен ведь существовать ну хоть какой-то выход из этого положения. — Он облизал пересохшие губы и огляделся, как если бы пытался именно тут, в своем кабинете, отыскать место, где можно было бы пересидеть неприятности.

Фриско беспомощно посмотрела на него. Чувство жалости боролось в ней с чувством гадливости. Господи, ну как он мог так поддаться своей слабости.

— Ну так что же мне делать? — воскликнул он, явно начиная паниковать. — Помоги же мне как-нибудь замять это дело!

— Замять, говоришь? Видишь ли, папа, единственный способ замять содеянное — вернуть те суммы, которые ты прежде брал со счетов фирмы.

— Но у меня просто нет таких денег!

— Хочешь сказать, что ты все эти деньги проиграл, так?

— Д-да, — еле слышно произнес он.

— Проиграл такие огромные суммы и все-таки не смог отказаться от игры? — От ярости она едва не задохнулась. — Все эти деньги остались в казино? Я правильно понимаю ситуацию?

— Да, да! Я все это уже сам говорил тебе вчера. — Он выглядел затравленным, готовым пойти на что угодно.

— Ты также говорил, что брал деньги со счетов компании, — жестко напомнила она. — Я думала — хотела верить, что ты брал деньги в виде кредитов для компании. Мне и в голову не могло прийти, что ты был способен просто взять деньги компании. — Ее просто захлестывал гнев. Ее отец — поверженный кумир. — Черт возьми, папа, это ведь не твоя фирма, чтобы так вот запросто запускать руку в ее кассу. Это фирма мамы! Ты не просто брал — ты воровал!

— Понимаю, все понимаю… — Он прикрыл глаза. — Ну и что же все-таки теперь делать?! К кому еще я могу обратиться за помощью?

— Ты должен все ей рассказать.

При этих словах Фриско он немедленно раскрыл глаза: в его взгляде явно читался страх.

— Рассказать твоей матери? Но я не могу. Я…

Она не дала ему договорить.

— Ты должен пойти и все ей рассказать. Ты обязан сделать это. И тут я тебе не помощник. Все что у меня есть, так это фондовые акции и немного своих личных сбережений. И тебе это отлично известно. Другое дело — мама. У нее достаточно средств, чтобы возместить недостающие на счетах фирмы суммы.

— Я не могу сказать ей, — возразил он. — Я себе представить это не могу. Ты хоть понимаешь, какой для нее будет удар?!

— Знаю, и все-таки тебе придется это сделать. — Фриско тяжело вздохнула. Она была очень обижена — не за себя, за мать, единственная вина которой заключалась лишь в том, что она очень уж сильно любила, не сомневаясь ни в чем и никогда не задавая вопросов. — Других вариантов я просто не вижу, папа.

— Но и это не вариант, — сказал Гарольд, подойдя вплотную к дочери и уставившись в окно. — Да и времени уже совершенно нет. Завтра в девять утра тут будет Лукас Маканна. Говорят, он всегда пунктуален, никогда не опаздывает.

Лукас Маканна. Фриско совершенно позабыла о нем. Впрочем, это и неудивительно, если учесть, сколько всего произошло сегодня.

— Тогда отмени встречу, — нетерпеливо сказала она. — Перенеси ее на более позднее время.

Не дожидаясь, когда она закончит говорить, Гарольд отрицательно замотал головой.

— Об этом я сам уже думал и утром пытался перенести встречу, звонил ему домой, затем в офис на заводе около Ридинга. Разговаривал с его братом Майклом. Тот сообщил, что Лукас еще вчера, мол, поехал в Филадельфию и что перед отъездом не сообщил, в каком именно отеле намерен остановиться.

— В таком случае, раз уж встречу никак нельзя отменить, ты должен блефовать изо всех сил, разговаривая с этим Лукасом, — посоветовала Фриско. — И ничего конкретно не сообщай ему до тех пор, пока не переговоришь с матерью.

— Блефовать с Маканной?! — недоуменно переспросил он, как если бы она предложила ему вытащить из-за спины крылья и лететь, подобно птице. — Ты, должно быть, просто шутишь?

— Кто бы он ни был, папа, он такой же человек, как и все, — и Фриско махнула рукой, давая понять, что особенно робеть перед Маканной не имеет смысла. — И, кроме того, у тебя ведь нет иного выхода, — напомнила она отцу, — ты ведь сам говоришь, что избежать встречи никак нельзя.

— Ну хорошо, — сказал Гарольд, хотя вид его говорил о прямо противоположном. — Но одному мне с ним не управиться. Нужно, чтобы ты присутствовала при нашем разговоре.

— Я?! — она отчаянно замотала головой. — Чем же я смогу тебе помочь?

— Ты окажешь мне моральную поддержку. — Гарольд схватил ее за руку и просительно заглянул в глаза дочери. — Фриско, я прошу тебя.

Что ей еще оставалось делать? Правый или виноватый, хороший или плохой, сколь угодно глупый и нерасчетливый, он тем не менее оставался ее отцом. И Фриско любила его.

— Хорошо, папа, я буду рядом с тобой.


Глава 5


— Ну вот, теперь вы все знаете. — Тим Дженкинс, он же бухгалтерская крыса, поднял глаза от широкогорлого бокала с бренди и посмотрел на Лукаса.

— Хммм… — промычал Лукас, проглатывая коньяк. Прежде чем проглотить, он долго катал напиток во рту, наслаждаясь его букетом. — Значит, говоришь, получается так, что Стайер не только говенный бизнесмен, но еще и вор вдобавок?

— И, похоже, к тому же паршиво играет на торгах, это тоже не забудьте, — напомнил Тим и с наслаждением вдохнул аромат бренди, согретого в руках.

Лукас ухмыльнулся.

— Не забуду. Прежде чем заявиться к нему в офис, я заранее все разузнал о его так называемых потерях на торгах.

— В этом я не сомневался. — Тим поежился и сделал большой глоток. «Ну и жуткая улыбочка у этого парня, прямо не по себе делается».

Лукас прищелкнул языком.

— Что ж, ты отлично справился с работой, Тим. Я очень признателен тебе.

Тим попытался улыбнуться боссу, но на лице его появилось лишь жалкое подобие улыбки.

— Теперь я могу отправляться домой? Потому как в противном случае жена и дети вообще позабудут, как я выгляжу.

Лукас рассмеялся. Смех его звучал негромко, но в нем чувствовалась страсть. По мнению некоторых женщин, у Лукаса был дьявольски сексуальный смех.

— Да, можешь отправляться домой. И ни о чем не переживай. Трейси и детишки сразу вспомнят тебя, как только ты заявишься домой с подарками. Я распорядился, чтобы к твоему жалованью добавили недурственный бонус.

— Спасибо, Лукас. — Хотя Тим был явно польщен, он вовсе не казался удивленным, и это было вполне понятно. Он много лет работал на Лукаса Маканну и знал размеры, до которых может простираться щедрость хозяина в случаях, когда тот бывает доволен чьей-то работой. Впрочем, Тим также отлично знал и размеры гнева, когда Лукас бывал недоволен.

— Если вы не против, то после ужина я сразу бы и отправился к себе.

— Вообще-то я заказал для тебя номер здесь же, в этом отеле, — Лукас пожал плечами. — Но если хочешь отправиться домой, я ничего не имею против. — Он улыбнулся мягкой понимающей улыбкой. — С тех пор как ты в последний раз был дома, прошло и вправду немало времени. И никакого при этом женского внимания, так ведь?

Тим поежился.

— Именно так, шеф. Слишком много прошло времени, и никакого внимания. Не терпится увидеть семью.

Лукас приветственно поднял свой бокал.

— В таком случае будем считать, что все текущие дела мы уже закончили. Очень признателен за все, что ты для меня сделал. Поднимайся и ступай к Трейси и детишкам.

— Как скажете, босс. — Тим допил оставшееся в бокале бренди и поднялся из-за стола. — Еще раз спасибо за все.

— Да, между прочим… — произнес Лукас, вынуждая Тима замереть в полушаге от стола. — Очаровательной супруге передавай от меня привет.

— Непременно передам, — пообещал Тим. — Доброй вам ночи, сэр.

Проводив Тима взглядом, Лукас подумал о том, что у него еще масса дел сегодня.

Опустив пустой бокал на стол, он расплатился по счету за ужин и покинул ресторан.

Нужно было позвонить в Атлантик-Сити одному парню, у которого тесные связи с казино и который в неоплатном долгу перед Лукасом.

На губах Лукаса играла едва заметная улыбка, когда он вышел из лифта на своем этаже. Улыбка относилась к тому, что в кои-то веки он намеревался звонить за счет абонента.

— Стайер? — не слишком веселый смех раздался в телефонной трубке, которую Лукас плотно прижимал к уху. — Да едва ли отыщется тут хоть один человек, который не слышал бы о нем.

— Стало быть, он уже сумел прославиться? — уточнил Лукас, наслаждаясь тем приятным чувством, которое возникает, когда сбываются предположения.

— Если без экивоков, то он клинический идиот. Совсем не понимает, когда нужно выходить из игры. — И вновь в ухо Лукаса потек смешок собеседника. — Черт, если бы ты только видел, как он делает ставки! Таким, как он, вообще следовало бы запретить приближаться к столу. Но никогда не ссылайся, если будешь повторять мои слова, на меня. Иначе я вынужден буду сказать, что в жизни подобного не произносил.

— И в голову не придет, — добродушно протянул Лукас. — И насколько же глубоко увяз наш общий друг?

— Тут на миллион, и еще на полмиллиона в одном заведении. — Чуть посмеявшись, он продолжил: — Но я знаю еще парочку казино в Лас-Вегасе, которым он также задолжал в общей сложности под три четверти миллиончика.

— Значит, всего около двух миллионов?

— Я бы даже сказал, почти что три. Хочешь, чтобы я выяснил поточнее?

— Это не обязательно. Для меня ориентировочной цифры вполне достаточно, — заверил его Лукас. — Спасибо, дружище.

Положив трубку, он прищелкнул языком, как бы отмечая ту прихотливую идею, которая только что пришла ему в голову.

Что ж, пришло время точить нож для кастрирования.


Глава 6


— Лукас! Входи же, входи и познакомься с моей дочерью.

Фриско была напряжена, что свидетельствовало о ее раздражении. Во-первых, отец так и не рассказал матери о случившемся. И, во-вторых, она считала, что отец выбрал неправильный тон для начала разговора.

Стоя возле окна, повернувшись спиной к офису, она попыталась собраться, придать своему лицу бесстрастное выражение. Только почувствовав себя готовой, Фриско обернулась, чтобы взглянуть на легендарного человека.

— Фриско, подойди же и поприветствуй Лукаса Маканну. — Хотя улыбка Гарольда была гостеприимной и широкой, в глазах его читалась отчаянная мольба. — Лукас, познакомься, это моя дочь Фриско.

— Рада познакомиться с вами, мистер Маканна, — послушно произнесла Фриско, переведя взгляд с напряженного лица отца на бесстрастное лицо человека, входившего в кабинет.

«Черт, ну и живая легенда, нечего сказать, — подумала она. — Хотя, собственно, кто знает, как именно должен выглядеть человек, сделавшийся еще при жизни легендой?»

И тут же решила, что «живая легенда» должен выглядеть именно так, как выглядит Лукас Маканна. Именно таким он должен быть: высоким, подтянутым, стройным, с фигурой и повадками профессионального спортсмена, ушедшего из большого спорта, но еще не вышедшего из своей лучшей формы. Причем именно смуглым: чтобы черные волосы и темные глаза дополнялись загорелой кожей лица. Первое впечатление, которое он производил, — впечатление силы, самоуверенности и ярко выраженной чувственности.

Попеняв себе за подобные мысли и еще больше за то, что испытала невольную легкую дрожь, Фриско двинулась навстречу гостю, издалека протянув руку.

— Привет, — Лукас удивленно выгнул бровь. — Мисс?.. Или, может быть, миссис?..

— Мисс Стайер, — представилась она, и в тот самый момент, когда ее ладонь оказалась в руке Лукаса, Фриско почувствовала себя зверьком, угодившим в капкан. Его рукопожатие было сильным и уверенным. — Но я буду вовсе не против, если, отставив церемонии, вы запросто будете называть меня Фриско.

— Ну а я в таком случае просто Лукас.

«Ты и есть просто Лукас», — подумала она неожиданно для себя; когда он завершил рукопожатие, Фриско почувствовала, что дышать сразу сделалось легче.

— Очень приятно, — сказала она, отлично понимая, что говорит явную ложь. Ей все это не нравилось, особенно томное чувство, которое она испытывала в те секунды, пока ее ладонь находилась в его руке. — Слышала о вас. — Эти слова были сущей правдой. Впрочем, Фриско сочла за благо не добавлять, что ей вовсе было не по нутру то, что доводилось слышать про Лукаса.

— В самом деле? — Его брови приподнялись, обозначая не то недоумение, не то сомнение. — Признаюсь, что о вас мне как-то не доводилось ранее слышать. — Он повернулся к ее отцу. — Я что-то не припомню, Гарольд, упоминал ты хоть однажды, что у тебя есть дочь?

— А разве я не говорил? — в голосе Гарольда явственно проступило волнение.

— Во всяком случае, мне ты никогда не говорил, — и Лукас посмотрел ей прямо в глаза. — И в каком же, позвольте поинтересоваться, качестве вы трудитесь в сей фирме?

Под этим проницательным умным взглядом Фриско почувствовала себя не в своей тарелке, но гнев ее поутих. Она должна постоянно держать себя в руках, чтобы, не дай Бог, не позволить себе в разговоре с Лукасом какой-нибудь резкости. И уж совершенно необходимо как-то справиться с этой предательской дрожью.

— Я вообще в этой фирме не работаю, мистер Маканна, — ответила она, не сумев скрыть некоторой резкости в голосе.

— Вот как? В таком случае могу я узнать, почему…

Сразу поняв его вопрос, она не дала ему договорить, избавляя Маканну от необходимости подбирать слова.

— А присутствую я здесь по просьбе своего отца. Скажем так: просто в качестве наблюдателя. Вам понятно?

— Нет, не очень. — Он чуть обозначил улыбку. Улыбка получилась жесткая, эдакий острый шип, каким природа наделяет иные растения. — Но это не имеет значения. Я вовсе не против вашего присутствия.

И на том спасибо. Пришедшую ей на ум острую реплику Фриско сочла за благо оставить при себе. Впрочем, вне зависимости от того, согласился бы он терпеть здесь ее присутствие или нет, она все равно никуда отсюда не ушла бы. Фриско одарила Лукаса очаровательнейшей улыбкой — и ничего не произнесла вслух.

— Почему бы всем нам не расположиться поудобнее? — по-хозяйски предложил Гарольд, явно уловив напряжение, возникшее между гостем и дочерью. Он сделал приглашающий жест рукой в направлении белых кожаных кресел и кожаных пуфиков, поставленных вокруг кофейного, с мраморной столешницей, стола. Рядом же находилось широкое окно. Гарольд не чурался хорошей обстановки, долженствующей подчеркивать финансовое преуспевание.

— Поскольку час еще весьма ранний, я заказал кофе и сладкие пирожные.

Изобразив на лице гримасу, относившуюся к названному угощению, Лукас отступил в сторону, пропуская вперед себя Фриско.

Решив не терять самообладания при любом повороте событий, она снисходительно улыбнулась отцу и прошла к дивану, дав возможность мужчинам расположиться в креслах.

В одно из кресел уселся отец.

Маканна воздержался.

К вящему неудовольствию Фриско, он, обойдя кресло, опустился на диван возле нее, проделав все это с особенной грациозностью.

— Что ж, тут очень даже симпатично и удобно. Прекрасный офис, но вот… — В этот самый момент раздался стук в дверь, отчетливый и вместе с тем деликатный.

— А, вот и наш кофе! — Гарольд вскочил с кресла, причем на лице обозначилась такая радость, как если бы он был уже осужден, и тут вдруг принесли решение губернатора об отсрочке приговора.

Чувствуя раздражение из-за того, что отец так неловко пытался отдалить то, что рано или поздно все равно должно было наступить (и это несмотря на то, что сама же советовала отцу тянуть, насколько это возможно, время), еще более раздражаясь от столь близкого присутствия рядом с ней мужчины, Фриско мрачно проследила за тем, как в кабинет был ввезен сервировочный столик.

Кофе по крайней мере издавал отличный аромат, это она успела отметить. Хотя общая атмосфера в офисе все меньше нравилась ей.

— С сахаром, Лукас? — спросил Гарольд после того, как вежливо поблагодарил и отпустил официантку, принесшую заказ.

— Я пью черный, без сахара.

«Вот и манера поведения такая же, — подумала Фриско, — черная и без сахара». Она краем глаза ухватила его строгий профиль с решительными чертами.

— Ну а я пью со сливками и сахаром. Пол-ложечки, — она сверкнула приятной улыбкой, адресованной отцу.

— Я помню. — Гарольд возвратил дочери улыбку. — И если не ошибаюсь, ты любишь к кофе круассаны с маслом, так кажется?

— Да, обычно именно так, — и она, превозмогая себя, вновь улыбнулась. Ей уже порядком поднадоел весь этот спектакль с улыбками и показной вежливостью. Тем более что все это лишь оттягивало момент начала собственно деловых разговоров. — Но сегодня просто кофе.

— У вас разгрузочный день? — Лукас всем корпусом обернулся в ее сторону и с головы до ног — при этом весьма нахально, как показалось Фриско, — оглядел ее фигуру.

Хотя раздражение усилилось, Фриско твердо намеревалась оставаться предельно спокойной. И потому улыбнулась и мягко ответила:

— Нет.

— Рад слышать это.

Ответ Лукаса несколько сбил ее с толку.

— В самом деле? И почему же, позвольте узнать?

Маканна улыбнулся. О, она уже ненавидела его улыбочку, причем ненавидела главным образом потому, что испытывала непонятное волнение и странную дрожь внутри. То и другое вызывало у нее недоумение.

— Почему? — его бровь вновь взлетела дугой. — Ну хотя бы потому, что я намеревался просить вас сегодня отужинать со мной вдвоем, — нарочито бесстрастным голосом объяснил он. — И потому мне вовсе не улыбалось бы сидеть и уминать за обе щеки, видя, как моя дама со скучным лицом ковыряет вилкой салат.

Пойти с ним поужинать?! Да в своем ли уме этот человек?! Ей неприятно находиться рядом с ним в этом кабинете, не говоря уже о том, чтобы… Ну и самонадеянность! Лишившись дара речи, Фриско несколько мгновений сидела и тупо смотрела на него.

Тишину нарушил отец.

— Ну а ты, Лукас, съешь что-нибудь с кофе?

— Нет, спасибо, — улыбка исчезла с лица Маканны, и губы его вытянулись в ниточку. — Полагаю, что сейчас самое время начать обсуждение наших проблем.

— Да, конечно, конечно, — поспешил согласиться Гарольд и тотчас же попробовал немного оттянуть неприятный для себя момент. — Пейте кофе, пока он совсем не остыл. — Слова он сопроводил такой широкой улыбкой, что ее фальшивость нельзя было не заметить. — Ну а я все-таки кусочек сыра отведаю.

Чтобы не зарычать от злости, Фриско поспешила запить созревший в груди рык глотком кофе. На ее взгляд, отец очень уж разошелся, акцентируя внимание на политесе. Судя по глазам Лукаса Маканны, он был того же мнения.

У него был такой взгляд, словно бы Лукас сам толком не знал, что лучше: расхохотаться или выматериться вслух. Впрочем, он не сделал ни того, ни другого. Следуя примеру Фриско, он также взял чашку и отпил кофе.

Затем, после долгой и напряженной паузы, Гарольд прожевал наконец сыр. Маканна, не желая более тратить время попусту, заговорил, сразу же перейдя к существу дела.

— Ты задолжал с платежами за три судна с нашей сталью, Гарольд.

— О да, я помню об этом, — нервно заговорил он, опустил чашку на мраморную столешницу и, не рассчитав движений, громко стукнул донцем о стол. — В самое ближайшее время я рассчитаюсь с тобой полностью. — Он нервно облизал пересохшие губы. — Если ты согласишься подождать буквально чуть-чуть, я непременно… — большего он сказал не успел.

Маканна прервал поток слов.

— Твое время вышло, — голос Лукаса прозвучал жестко и безжалостно. — И я не могу более ждать.

— Минуточку, не торопитесь, — протестующе возразила Фриско. Но большего и ей сказать не удалось.

— Нет уж, я и так слишком долго ждал, — и Лукас перевел тяжелый взгляд с отца на дочь. — Вы в курсе того, что ваш отец систематически залезал в деньги, принадлежащие компании? — Маканна поморщился и, не дав ей ответить, продолжил: — Ну разумеется, разумеется, вы в курсе. Иначе вы не сидели бы здесь. Так ведь?

Первым ее желанием было тотчас же заступиться за отца и категоричнейшим образом отрицать возможность подобного обвинения. Однако этого жеста она не могла себе позволить. Фриско почувствовала себя загнанной в угол. Она оказалась в западне, которую сотворил отец своими же собственными руками. И чувство загнанности было отвратительным.

— Да, — призналась она сдавленным от напряжения голосом. — Да, я в курсе дел, но…

— Да перестаньте вы с вашими «но»! — резко оборвал ее Лукас. — Ведь все это было специально придумано, так ведь? — Он раздраженно указал на сервировочный столик. — Я ведь отлично понимаю, что вы все это разыгрывали исключительно для того, чтобы выиграть время. Разве не так?

— Но нам и вправду нужно лишь немного времени, лишь самую малость! — воскликнул Гарольд.

В голосе его звучала такая откровенная мольба, что Фриско даже передернуло.

— Только лишь немного времени, несколько дней. В самом крайнем случае — неделю.

— И что же вы намерены сделать за эту самую неделю? — скептически поинтересовался Лукас. — Ну будет у вас эта неделя, и что дальше? — Явно понимая риторический характер собственного вопроса, Маканна не стал дожидаться ответа. — Знаешь, Стайер, я ведь далеко не дурак. И я привык делать домашнее задание. Почему, собственно, мне и стало известно, что перед тобой стена. Ни тебе кредитов, ни иных способов раздобыть требуемые суммы.

— А вот тут-то вы, мистер Маканна, очень даже заблуждаетесь, — возразила Фриско, испытывая явное удовлетворение от возможности возразить ему. — У моего отца есть возможность раздобыть требуемые средства.

Скептический взгляд Лукаса был сейчас устремлен на нее. Глаза Лукаса, казалось, проникали в самую ее душу.

— У вас, что ли, он получит деньги?!

Уничижительный тон Маканны показался ей обидным, хотя она и понимала, что его недоумение было более чем оправданным.

— Нет, почему же, не у меня, — сказала она, более всего желая, чтобы у нее и вправду имелись необходимые деньги. О, с каким удовольствием она осадила бы тогда нахала! — Моя мать вполне способна возместить недостающие суммы. И вот именно это она и намерена сделать, смею вас уверить.

— Иначе говоря, пока она еще не знает, что ее собственный супруг столько времени обкрадывал фирму? — Циничная усмешка искривила губы Лукаса. — В таком случае остается лишь гадать, хватит ли у вашей матери средств, чтобы заплатить все долги супруга, который проигрался в пух и прах.

Ответом на его слова была кромешная тишина. Впрочем, ничего произносить и не требовалось. Быстрый взгляд, которым обменялись Фриско и Гарольд, говорил лучше всяких слов.

— Та-ак… — Лукас протянул это слово и приподнял бровь. — Стало быть, она еще не знает о долгах казино, так надо понимать?

— А вот уж это решительно не ваше дело! — резко заметила Фриско.

— Ты… ты, стало быть, и об этом разузнал?! — едва сумел выговорить Гарольд, голос которого сделался сиплым и слабым.

— Разузнал, как видишь, — и Лукас холодно взглянул на Фриско. — И потому никак не могу согласиться с мисс Стайер. Ибо долг вашего отца — это как раз то, что очень даже меня касается. — Он улыбнулся, однако в улыбке этой не было ни грана тепла или сочувствия. — Ведь, насколько я выяснил, он проиграл также и те деньги, которые предназначались в качестве платежей моей компании.

— Я обещаю, что все деньги, которые тебе полагаются, ты обязательно получишь, — сказал Гарольд. — Мне всего-навсего нужно немного времени.

— Мне бы не хотелось повторяться, и все же я вынужден, — ответил Лукас. — Время истекло. И теперь для восстановления статус-кво я должен предпринять определенные шаги.

— Ч-ч… — Гарольд облизал губы, с головой выдав свой страх перед Маканной, который мог одним мановением руки разрушить весь его привычный мир. — Что еще за определенные шаги?

— Мне казалось, ты знаешь и сам. Потому что в противном случае ты едва ли стал бы с помощью нехитрых трюков затягивать начало нашего разговора.

— Должно быть, вы имеете в виду грубый захват компании? — встряла Фриско, которой этот фарс стал уже поперек горла.

— О нет, ничего грубого, — сказал Лукас и улыбнулся в подтверждение своих слов, но от его улыбки у Стайеров мурашки по телу поползли.

— Грубо или по-дружески, какая, в конце-то концов, разница? — воскликнул Гарольд. — Важно, какой будет результат. А результат, видимо, один и тот же!

— Не совсем так, — мотнул головой Лукас. — Если я смогу миром взять твою компанию, то она не распадется на куски, а останется единой крупной фирмой.

Гарольд выглядел вконец убитым.

— А мне придется уйти?

— Да.

— Но ведь не одно поколение кряду эта фирма находилась под контролем нашего семейства, собственно, так было еще в прошлом веке, когда только основали компанию, — протестующе сказала Фриско, влезая в разговор.

— В таком случае могу лишь заметить, что нынешнему поколению вашей семьи следовало бы лучше заботиться о фирме, — парировал Лукас.

Что ж, тут-то он, безусловно, прав, на это и возразить нечего, подумала про себя Фриско, однако сочла за благо промолчать. Конечно же, матери ни в коем случае не следовало передавать бразды правления в руки отца. Да и сама она — Фриско и себя не выгораживала — могла бы хоть иногда поинтересоваться, как обстоят дела с семейным бизнесом.

— Не кажется ли вам, что на данном этапе, когда события зашли так далеко, время для самобичевания уже прошло? — вежливо поинтересовался Лукас, как бы продолжая мысли Фриско.

— Простите? — она холодно взглянула на Маканну, и голос ее был сдержан и бесстрастен. Будь она проклята, если согласится принять хоть что-нибудь от этого Лукаса Маканны, пусть даже элементарное сочувствие, не говоря уже о том, чтобы позволить ему читать собственные мысли, вне зависимости от того, что именно приходит ей в голову.

— Даэто я так… Не важно, в общем, — он пожал плечами. — Все это можно было бы обсудить вечером во время ужина.

«Да, ужин, нечего сказать! — подумала Фриско. — Хрен тебе, а не ужин!»

Она готова была рассмеяться в лицо этому человеку, но разум подсказал ей иное. Ведь если она согласится поужинать с ним, то в ходе приватной беседы, возможно, убедить Маканну дать отцу шанс.

— Очень сожалею, но на сегодняшний вечер у меня уже назначена встреча, — сказала Фриско. Ей было интересно, предложит ли Лукас какую-нибудь альтернативу.

Он предложил.

— А как насчет завтрашнего вечера?

Не поворачивая головы, она могла сказать наверняка, что отец сейчас переводит взгляд с дочери на гостя и обратно, не решаясь встрять в разговор. «Бедный папочка, он, вероятно, полагает, что я намерена пожертвовать собой только для того, чтобы покрыть все его темные махинации», — успела подумать Фриско. Ей захотелось расхохотаться, но она сдержалась.

В некотором смысле, конечно, жертвенная идея не лишена смысла. И хотя самой Фриско вовсе не улыбалось преподнести себя на обеденном блюде этому человеку, она поспешила согласиться, зная, что еще немного — и передумает.

— А вот завтрашний вечер у меня как раз свободен.

— Превосходно. Устроит ли вас в семь часов?

— Фриско, детка, это вовсе не обязательно, — поспешил сказать Гарольд, упреждая ее окончательный ответ. — Поверь, мы с матерью вполне можем уладить все эти затруднения, и потому ты вовсе не должна…

— Она вообще ничего не должна никому, — резко перебил его Лукас.

— Я и сама это знаю, — она взглянула на Маканну предельно спокойным взглядом, отчаянно надеясь, что Лукас на сей раз не сумеет прочесть ее мыслей.

Вскочив со своего кресла, отец подошел и встал напротив дочери.

— Ты и в самом деле уверена, что хочешь пойти?

Теперь уже Фриско действительно не знала, плакать ей или смеяться. Потому что вид отца, защитника собственной дочери, в данной ситуации не вызывал ничего, кроме грусти.

Вид отца реанимировал утихшее было чувство вины. Да, когда-то, когда Фриско была совсем девочкой, отец неизменно приходил ей на помощь при любых затруднениях. Она не могла об этом не помнить, и лицо ее подернулось печалью.

Напомнив сейчас себе, что, будучи давно уже не девочкой, она тем не менее остается все той же самой Фриско, она мягко улыбнулась, выказывая тем самым сочувствие отцу в его нынешних затруднениях.

— Папа, речь ведь идет всего лишь об ужине.

— В ресторане, где будет полно народа, — произнес Лукас официальным тоном, как бы подтверждающим его чистые намерения.

Озабоченный взгляд Гарольда перекочевал с дочери на мужчину, который сидел подле Фриско. Маканна улыбался. Фриско могла бы поклясться, что зримо различает поднимавшуюся в душе отца волну озабоченности и даже страха.

Она подумала, что все это становится вовсе уж забавным, и потому решила взять контроль над ситуацией в собственные руки.

— Вот именно, папа, там будет полно народу. И, кроме того, не забывай, пожалуйста, что я вполне взрослая женщина и отлично могу позаботиться о себе сама. — Она одной половиной рта улыбнулась Маканне, стрельнув в него недобрым взглядом. — И более того, я тебе обещаю, что если вдруг он сделается неуправляемым, то я закричу на весь ресторан.

Лукас оценил ее юмор и понимающе расхохотался, воочию представив себе подобную сцену.

Глаза Фриско сузились: смех Лукаса был веселым, очень уж веселым, и при этом таким мужским и сексуальным.

Боже праведный! Или она совсем спятила?! О чем она думает?!

Недовольная собой, своим отцом, но прежде всего — разозленная поведением Маканны, Фриско поднялась с дивана, прошла на середину комнаты и, обернувшись, посмотрела на обоих мужчин.

— Ну так как же, будем считать, что мы договорились касательно главной темы разговора? — И она демонстративно посмотрела на инкрустированные часы, стоявшие на отцовском рабочем столе. — Дело в том, что в 12.30 я договорилась пообедать в центре… — То была сущая ложь, однако (Фриско мысленно пожала плечами) кому-нибудь да нужно первому попытаться сдвинуть дело с мертвой точки.

— О! — протянул Гарольд, одним этим звуком вполне выдавая свое состояние нервозности. — Ты ничего мне не говорила.

— Ну, видишь ли… — Фриско теперь буквально пожала плечами, — я полагала, в этом нет никакой необходимости.

— Да ведь никакой необходимости вас задерживать у нас тоже нет, — сказал Лукас. — Равным образом как и продолжать этот разговор. — И он улыбнулся мудрой, понимающей улыбкой, от которой в душе Фриско шевельнулось беспокойство.

— Вы хотите сказать… — прозвучавшая в голосе Гарольда радость была столь очевидна и неприкрыта, что за него даже было неловко.

— Да, именно это я и хотел сказать. Я согласен дать тебе время, — твердо произнес Лукас. Затем в его голосе появились металлические нотки: — Но хочу, Стайер, чтобы ты понял. Это не значит, что я переменил решение. Я намерен сделать так, чтобы ты ушел со своего поста. А на твоем месте буду я, и я приму руководство компанией.

Лицо Гарольда вытянулось.

Фриско часто заморгала.

Не повышая голоса, как ни в чем не бывало, Лукас продолжил:

— И еще я хотел бы узнать, Фриско, по какому телефону вам можно позвонить, чтобы сговориться насчет завтрашнего вечера.


Глава 7


— Мне прежде не доводилось тут бывать. Очень симпатичное место. — Фриско сделала небольшой глоток из рюмки с охлажденным «шардоннэ», затем лениво огляделась по сторонам.

Ее приятно поразило то, что Лукас остановил свой выбор именно на этом ресторане. Он помещался в отреставрированном старинном особняке, расположенном в пригороде, далеко от тех ресторанов, которые принято считать наиболее шикарными в их городе. Тут свет не резал глаза, а приглушенная музыка, оставаясь приятным фоном, не мешала разговору. Вообще вся здешняя атмосфера была очень чинной, очень спокойной, а кухня оказалась просто отменной.

Круглые столики, покрытые накрахмаленными скатертями, твердые накрахмаленные салфетки, фарфор тонкой работы. Столы располагались на порядочном расстоянии друг от друга, что располагало к приватной беседе.

Общее впечатление — благородства и элегантности. Такое же впечатление произвел на Фриско винного цвета автомобиль, в котором Лукас привез ее сюда.

— Тут все едва ли не самое лучшее, что только возможно приобрести за деньги, — заметила она и, поблуждав взглядом, посмотрела на него.

— Пожалуй. — Он улыбнулся и поднял бокал с каберне в направлении Фриско. — Я так и думал, что вам здесь понравится.

Скажите, пожалуйста, какая уверенность. Надо было как-то отреагировать на его слова. Но сдерживать давно подступивший смех Фриско более не хотела — и поэтому рассмеялась мягким грудным переливом.

— Интересно, каким же это образом вы разузнали про этот ресторан? — поинтересовалась она, тем самым несколько подыгрывая Маканне, ибо помнила, что прежде всего и главным образом она приехала сюда и согласилась поужинать, чтобы уладить отцовский вопрос. — Должно быть, по объявлению?

— Нет. — Его улыбка сделалась шире, придав лицу несколько, пожалуй, коварное выражение. — Несколько месяцев тому назад я заключил одну сделку, и мои деловые партнеры пригласили меня сюда. Они также пытались сделать мне приятное.

— Также? — Фриско нахмурилась. — Не вполне вас понимаю.

— Я вижу.

Фриско даже и не пыталась скрыть свое удивление.

Лукас переменил тему разговора.

— Между прочим, мне очень понравился ваш особняк. Там все так мило. Это первый дом в Рэндоре, где я побывал.

— Спасибо, — сказала она и, не желая оставлять тему непроясненной, посчитала нужным заметить: — Только это вовсе не мой дом. Там живут родители.

— Стало быть, вы?..

— О, давно уже не живу. Как только окончила колледж, так сразу и переехала.

— В таком случае, где же именно вы обитаете?

— В центре города.

— А где именно? — не унимался Лукас. — Вы живете одна?

То напряжение, которое почувствовала Фриско, когда вчера увидела Лукаса в кабинете отца, потихоньку исчезало. И вот теперь, едва только он принялся расспрашивать ее о личной жизни, как настороженность вернулась. Не отдавая себе в том отчета, Фриско выпрямилась за столом и произнесла весьма официально:

— Не понимаю, почему вас это интересует.

— А вот и напрасно, напрасно, — произнес он мягким голосом с едва слышными металлическими нотками. — Я ведь говорю не просто так, о чем ни попадя, а о делах. О своих и о делах вашего отца. — Взгляд его сделался сардоническим. — Следует ли мне напоминать вам о том, что никто вас не приглашал влезать в наши дела, вы вмешались по собственной своей инициативе.

Ах ты мразь… Впрочем, ничего такого вслух Фриско не произнесла, но, напротив, заставила себя улыбнуться непослушными губами.

— Ну а теперь, после того как мы кое-что расставили по своим местам, — и Лукас ответил ей обаятельной улыбкой, — теперь я хотел бы от вас услышать, где именно вы живете. И постоянно ли вы в одном и том же месте?

Будь у нее такая возможность, Фриско готова была немедленно уничтожить этого человека или хотя бы послать куда подальше. Но она сидела тихо, держа эмоции под контролем.

— У меня собственная квартира, — сказала она низким и вместе с тем твердым, уверенным голосом. Затем, еще более понизив голос, жестко произнесла: — И я живу одна.

В глазах Лукаса явно читалось недоумение, а также желание съехидничать.

— Надо же: ответили — и ровным счетом ничего с вами не случилось! Так ведь?

Фриско взялась за гладкую ножку наполненной вином рюмки. Именно в эту минуту к их столику подошел официант, и Фриско не стала отвечать. Хотя ей и хотелось как следует врезать Маканне. Словом, Бог миловал. Она мрачно проследила за тем, как перед ней была поставлена тарелка супа.

И только после того как она поставила рюмку и взялась за ложку — только тогда до нее дошло, что внимательно наблюдавший за ее лицом Маканна ничего не пропустил.

— Очень рад, что вы решили не швырять в меня рюмкой с вином, — сказал он, явно наслаждаясь ситуацией. — Потому как это мой любимый костюм.

— Шли бы вы ко всем чертям вместе с вашим любимым костюмом, — пробурчала она, зачерпнув ложкой суп из лобстера. Фриско надеялась, что Маканна не расслышал слов. Но и тут вновь ошиблась.

— Что ж, рано или поздно именно туда я и намерен отправиться, — с ухмылкой произнес он. — Полагаю, там меня ждет веселенькая компания мне подобных.

— И все тоже в красивых костюмах? — поинтересовалась Фриско, широко раскрыв глаза, что должно было означать простодушно-детское недоумение. Следом она отправила ложку в рот.

— Хммм… — произнес Лукас в ответ, поскольку рот его также был занят. — Там кого только не будет! И в брюках, и в платьях, — произнес он наконец. — Вы так не думаете?

— Думаю, отчего же. — Суп из лобстера оказался вкуснейшим, такой, что язык можно проглотить. Фриско зачерпнула очередную ложку. — Восхитительно приготовлено.

— Ум-хум… — Лукас даже не посмотрел в свою тарелку; вместо этого он неотрывно разглядывал Фриско, причем взгляд его напоминал взгляд чудовища, которое подумает-подумает, да и проглотит заживо.

Нервы у Фриско были натянуты как гитарная струна. Интересно, о чем сейчас думает этот человек? И тут ее вдруг осенило. Ну конечно же! Она вдруг поняла: напряжение, которое росло в ее душе, придавало ей больше сексуальной привлекательности. И чуткий Маканна, подпадая под ее чары, дошел уже до точки плавления. Да, он был причиной ее растущего возбуждения и сам же включился в эту игру.

Да, ситуация, нечего сказать… Что-то новенькое. Говоря по совести, могла ли она сказать, что раньше кто-либо или что-либо возбуждало ее по-настоящему? Ей практически был вовсе не знаком тот внутренний жар, который возникал сейчас между ними, как между двумя полюсами. Ощущение для нее совершенно новое и оттого несколько страшноватое.

— Ну так как же мы со всем этим поступим?

Вопрос произвел на Фриско эффект удара. Она осторожно положила ложку на скатерть рядом с тарелкой супа. Затем облизала губы. Сложила руки на коленях, пальцы к пальцам.

— Как мы поступим — с чем именно?

Голос ее предательски дрогнул.

Лукас усмехнулся.

О, черт побери… Этой своей улыбочкой Лукас Маканна запросто мог бы покорить целый мир. Если бы, конечно, поставил перед собой такую задачу.

— Ну, все эти неприятности с вашим отцом, — Лукас поморщился. — Хотя это трудно назвать просто неприятностями, скорее серьезные проблемы. И вам это отлично известно. Не надо быть пророком, чтобы предположить дальнейший ход событий. Какой бы способ выпутаться из этой ситуации он ни избрал, у него все равно ни черта не выйдет. Про таких, как он, говорят: не сумеет найти свой зад даже при помощи обеих рук.

— Погодите, погодите! — воскликнула она, чувствуя, что сейчас самое время возразить ему и тем самым как бы защитить отца. Хотя в глубине души Фриско и сама думала точно так же.

— Нет уж, теперь вы погодите! — И Лукас энергично тряхнул головой. — Я не мастак обходить острые углы. И потому скажу напрямик: нравится вам это или не нравится, однако ваш отец паршивый бизнесмен.

Фриско сочла за лучшее промолчать, потому что спорить с очевидным едва ли имело смысл.

— Ладно… — Он совершенно справедливо расценил ее молчание за капитуляцию. — Так вот я и спрашиваю, как именно мы собираемся выпутываться из этого дерьма? Из того дерьма, что он навалил?

— Да, но ведь моя мать… — начала было Фриско.

— Перестаньте фантазировать и спуститесь на землю, — перебил он ее. — Насколько я могу судить, в самом лучшем случае ваша мать сможет разве что восполнить те суммы, которые он, так сказать, позаимствовал. — Лукас сделал небольшую паузу, затем продолжил: — Между прочим, ваша мать — замечательная женщина.

У Фриско от всех треволнений начиналась головная боль.

— Да, она очень красивая женщина и замечательной души человек. — В тоне Фриско чувствовалась непреклонность. — Будет ужасно, если все это обрушится на нее.

— Ну, я никогда не стремлюсь усложнять жизнь женщинам, — счел нужным ответить Лукас. — Это относится ко всем: к молодым и не совсем молодым дамам.

— Но раз вы намерены осложнить жизнь моего отца… — она не договорила.

— О да! В этом отношении я намерен проявить упорство. Больше того, я действительно намерен завладеть этой компанией.

— Но ведь уже более столетия она принадлежит родственникам с материнской стороны и теперь — моей матери! — Ее протестующее восклицание напоминало крик о помощи. — Это станет для нее ударом, непоправимым ударом.

— Стало быть…

Появившийся официант убрал грязную посуду со стола и затем, двигаясь ловко и уверенно, несколькими быстрыми движениями поставил тарелки с антре[2 - Антре — основное блюдо за обедом.] и закуской.

— Семга великолепно приготовлена.

Намеренная поддержать вежливый разговор, Фриско выдавила улыбку в ответ на слова Лукаса.

— Да, вы правы. Да и ваш стейк замечательно выглядит.

Маканна прищелкнул языком.

Фриско беззвучно вздохнула. Нелегко, очень нелегко чувствовать отвращение к мужчине, который обладал таким сокрушительным оружием ближнего боя, как, например, обезоруживающая улыбка, заразительный смех и очаровательная усмешка.

— Да, так на чем это мы прервали наш разговор? — уточнил он, легко разрезая отменный кусок стейка толщиной в два пальца, словно перед ним на тарелке лежало нежнейшее желе.

— Мы говорили о моей матери. — Голос Фриско звучал напряженно, и с этим она решительно ничего не могла поделать. Будь это в ее власти, она пошла бы на все, за исключением разве что убийства, лишь бы только защитить свою мать. — Вы хотели сказать о том, насколько тяжело ей будет пережить потерю компании.

— Да, так вот о вашей матери. — Лукас положил в рот кусок мяса, тщательно прожевал его и, лишь проглотив, продолжил: — Что я намеревался вам сказать. Мы вместе должны будем подумать, как лучше всего выйти из создавшейся ситуации, чтобы не доставить неприятностей вашей матери.

При этих словах Фриско чуть не поперхнулась тем крошечным кусочком семги, который как раз положила в рот. То есть как это — не доставить неприятностей?! Будучи не в состоянии произнести хоть слово, она в немом недоумении уставилась на него. Как же в принципе такое возможно: лишить человека семейного бизнеса и при этом не доставить неприятностей?

— Именно, именно. Я сказал то, что и хотел сказать. — С этими словами он отправил в рот очередной кусок стейка и с явным наслаждением принялся жевать. Затем проглотил, запил вином и лишь тогда продолжил: — И дело вовсе не в том, что я передумал и согласен пойти на попятную. — Глаза, тон, выражение лица — все подтверждало, что намерения Маканны тверды и изменению не подлежат. — Я действительно намерен заменить вашего отца на посту главы фирмы. Если я этого не сделаю сам или если не поставлю кого-нибудь вместо него, он приведет компанию к полнейшему краху.

Опустив глаза, Фриско негромко сказала:

— Это я и сама понимаю.

— Вот и прекрасно, что понимаете, — Лукас выдохнул, как если бы свалил с плеч тяжелую ношу.

Впрочем, для Фриско оставалось загадкой, почему он испытывает облегчение только лишь потому, что она согласилась с вполне очевидной вещью. Уж этот-то вопрос не располагал к полемике.

— Может, мы и сумеем найти какой-нибудь выход.

Фриско ушам своим не могла поверить. Неужели он это серьезно?.. Она покрутила головой, испытывая явное недоумение. Спроси же его, дура!

— Какой-нибудь выход, позволяющий все провернуть так, чтобы ситуация эта не доставила неприятностей моей матери?!

— Я бы даже так сказал: чтобы она вовсе ни о чем не узнала.

Да серьезно ли он говорит?!

Фриско прикусила губу, стараясь не сделать лишнего движения, чтобы не спугнуть невероятную возможность. Но… если честно…

— И как же вы это себе представляете?

— Ну… — он сделал гримасу, выражавшую неопределенность на сей счет. Впрочем, и эта гримаса ему очень шла. — Пока у меня есть лишь общее подобие идеи, мне все еще нужно продумать, прокрутить, так сказать, в мозгу. Что займет некоторое время. — Одарив ее хитрой ухмылкой, Лукас вонзил вилку в одну из лежавших у него на тарелке картофелин, поверх которой он заранее положил сметану и масло.

У Фриско было такое ощущение, что даже глядя на то, как он чревоугодничает, она рискует пополнеть. Сама же она понемногу ела салатовые листья с винегретом, впрочем, эта еда не доставляла ей удовольствия.

Приблизительно полчаса спустя Фриско покидала ресторан, испытывая чувство неудовлетворенности. Съела она едва ли половину ужина, а кроме того, за весь вечер ей ни на йоту не удалось понять характер Лукаса Маканны. И никакой идеи относительно того, что делать дальше для спасения семейного бизнеса. Последнее обстоятельство весьма расстраивало Фриско, лишало ее привычной уверенности.

— Куда поедем? Назад в особняк, что в Рэндоре, или, может?.. — поинтересовался Лукас, усадив ее в автомобиль.

— Именно в Рэндор, я решила все выходные провести с родителями.

Фриско не потрудилась объяснить более детально. Какое, в конце концов, Маканне дело до того, что ее приезд в родительский дом оказался незапланированным. В равной степени его решительно не касалось то, что Фриско обедала в пятницу вместе с матерью, чтобы как-то свести на нет все то, что она наговорила в отцовском офисе, да и вообще осталась в родительском доме, чтобы своим присутствием поддержать предков.

Назад в Рэндор ехали молча. Лукас выглядел несколько задумчивым и даже мрачноватым, ну а Фриско, все еще ощущая воздействие испытанного сексуального возбуждения, была вовсе не настроена выводить Лукаса из молчаливого настроения.

— Фриско, — голос его прозвучал мягко, в интонации не было ни капли вопросительности. Он не спрашивал, но всего лишь произносил ее имя.

У нее холодок пробежал между лопаток.

— Что? — она осторожно взглянула на него.

— Да нет, ничего особенного. Просто произнес ваше имя.

Изумительно… Всю жизнь самые разные люди приставали к ней, интересуясь ее именем. К тому моменту, когда ей исполнился двадцать один год, ей все это настолько надоело, что она вполне серьезно подумывала о том, чтобы официально сменить имя на какое-нибудь более подходящее. Передумала лишь потому, что это вряд ли понравилось бы матери.

Фриско вздохнула.

— Похоже, я не первый заинтересовался вашим именем… — В его голосе слышался вопрос.

— Так оно и есть, — ее слова прозвучали ровно и спокойно.

— Ну так и что же это такое?

Вопрос сбил ее с толку.

— Это вы о чем?

— Да о вашем имени, Фриско. Это ведь скорее всего сокращение. От какого имени, хотел бы я знать.

— От имени Фриско. — И она тяжело вздохнула. — Вот так. Придется вам поверить и принять как должное, что мое полное имя Фриско Бэй Стайер. — Сказав это, она подождала, каким же будет ответ. Впрочем, реакция последовала незамедлительно.

Маканна расхохотался, то есть буквально разразился гомерическим хохотом, который тотчас же заполнил весь автомобильный салон. От громогласного его ржания Фриско испытала приступ негодования.

— Восхитительно!

— А вы-то что переживаете, вам ведь не жить с этим именем.

— Тут вы правы. — Он попытался успокоиться, придать своему лицу ровное и сочувственное выражение, — однако попытка не удалась. В его темных глазах так и прыгали дьявольские огоньки, а губы выпятились как бы в ответ на возможный с ее стороны подвох. — Не знаю, будет ли для вас это хоть в какой-то степени утешением, хотя мне бы того хотелось, — но мне ваше имя чрезвычайно нравится.

— Действительно, — с ядовитой интонацией сказала она. — Я имею в виду, что ваши слова утешением быть никак не могут.

Пощелкав языком, Лукас мягко затормозил автомобиль на асфальтовой дорожке, как раз перед домом ее родителей, и обернулся к Фриско.

— Какая же все-таки вы колючая!

— Ожидали чего-нибудь более пресного?

— Ну, правильнее было бы сказать, что я не возражал бы, — он пожал плечами. — Полагаю, вы вовсе не намерены пригласить меня на чашечку кофе перед сном?

— В самую точку попали.

— Хммм… — он тяжело вздохнул. Фриско могла бы поспорить, что вздох его был чистой воды притворством. — Так, а скажите, могу ли я как-нибудь связаться с вами или даже лучше встретиться завтра, чтобы поговорить относительно той идеи, которую я пока что обмозговываю?

Фриско внимательно посмотрела на него, размышляя. Ей совсем не хотелось встречаться с ним еще, разговаривать. Главным образом потому, что ей не нравились те ощущения, которые он вызывал у нее. Лукас волновал ее, и не замечать это было бы глупо. Она была утомлена тем волнением, которое Лукас с такой щедростью передавал ей.

Другое дело, что приходилось думать не только о себе, но также о родителях и о семейном бизнесе.

Сейчас, однако, Фриско вовсе не была настроена все простить своему отцу и вести себя так, словно ничего и не произошло.

Только вот… Мысленно она увидела лицо матери. У Гертруды такой мягкий голос, такой покладистый характер… И она была приятно поражена видом Лукаса Маканны, когда тот заехал за Фриско.

Впрочем, это и понятно, в последние годы Гертруда мечтала, чтобы ее дочь нашла достойного человека и наконец-то вышла замуж.

От одной этой мысли Фриско вздрогнула. Однако вновь, уже не в первый раз за эти два дня, она пошла на поводу у обстоятельств.

— Завтра сразу же после завтрака я отсюда уеду и приблизительно около полудня буду у себя, — после некоторого раздумья сказала она. — А на вечер у меня назначена встреча. — В данном случае голос ее звучал уверенно, потому что в словах была доля правды. Действительно, завтра с двумя лучшими подругами она договорилась поужинать: они обычно ужинали вместе не реже одного раза в месяц.

— Отлично. В таком случае я постараюсь около полудня вам позвонить. — Во взгляде Маканны появилось игривое выражение. — Или… может, будет лучше, если я подъеду к вам?

— Я бы предпочла телефонный звонок. — Как только она сказала это, так сразу же пожалела и о произнесенных словах, и о том, каким именно тоном они были сказаны. Ведь она отлично понимала, что не в ее интересах обострять отношения с этим человеком. Понимать-то понимала, и тем не менее… Она толкнула дверцу автомобиля. — Не трудитесь выходить, я сама.

— Ну так, значит, договорились, я вам позвоню, — сказал он, чувствуя скорее удивление, а вовсе не обиду. Ну и твердый орешек эта девушка со странным именем. — Доброй ночи, Фриско Бэй.

Дав волю своим чувствам, которые подчас брали верх над разумом, Фриско вышла из машины и через неприкрытую дверь сказала:

— Знаете, Маканна, я из тех людей, кто ради благополучия своей семьи готов пойти на многое. Только мой вам совет: не раскатывайте губы.

Пока она шла к дому, в ушах Фриско звучал мягкий переливчатый смех Лукаса. Этот смех она помнила, пока поднималась по лестнице, шла в спальню. И даже засыпая, она как бы еще слышала его переливы. Затем наступило время снов.


Глава 8


Он хотел ее.

Стоя в комнате отеля у окна и тупо глядя на перекресток, где сходились две притихшие в этот утренний час улицы, Лукас наконец принял решение.

Он испытывал сейчас сильное возбуждение, так что даже болело в паху, давно уже он не чувствовал ничего подобного.

Впрочем, Лукас даже находил определенную прелесть в нынешнем своем состоянии.

Что ж, пускай болит, тем с большим наслаждением он вонзит свое орудие в соблазнительную и такую влекущую Фриско.

Мысли о ней не оставляли его ни на минуту. Сами собой возникали в его воображении ее сладкие губы, приоткрытые от возбуждения, ее обнаженное и распростертое на его постели тело, ее влажные и приглашающе раскрывшиеся лепестки…

Член Лукаса с силой упирался изнутри в застегнутую молнию.

О да! Он хотел Фриско Бэй Стайер, так хотел ее, что если бы не удалось обуздать собственное воображение, то самое время было бы попытаться утешить себя самому.

Кривая, исполненная самоиронии ухмылка обозначилась на его лице.

Конечно, физически его тянуло ко многим женщинам, и большинство из них он рано или поздно получал. Лукас был не только честен, но и весьма практичен. Он не заблуждался: когда мужчина поднимался до уровня мультимиллионера, даже пусть при этом он был страшен, как смерть, он мог иметь практически любую приглянувшуюся ему женщину, все упиралось только в цену.

А разве не так устроен весь мир?

Разве мужчины не шли на сделку, если им предлагался порядочный куш, или желанный социальный статус, или всего-навсего иллюзия любви?

Однако были и исключения, эдакие отдельные экземпляры, которые, что называется, вообще не продавались. У Лукаса была смутная уверенность, что Фриско как раз и принадлежала к их числу.

Другим таким исключением был он сам.

Итак, деньги не являлись для них приманкой. А вот пойти на что угодно, рискнуть самым дорогим ради настоящей любви или преданности своей семье… Лукас подозревал, что Фриско была как раз из их числа.

А старинная пословица не зря гласит: «Попробуй — и сам узнаешь».

Задумавшись о том, понимает ли сама Фриско, насколько они похожи, Лукас смотрел невидящим взором в ночное небо.

Он не замечал, как внизу по безлюдным улицам изредка проезжала то одна, то другая сонная автомашина. В его голове медленно вызревал план действий. Лукас был настолько погружен в свои мысли, что решительно позабыл о времени и даже перестал замечать тяжесть в низу живота.

Так или иначе, он намеревался заполучить желаемое. А желал он, чтобы Фриско очутилась в его постели, чтобы ее семейный бизнес перешел к нему и чтобы Лукас мог полностью контролировать и женщину, и фирму.


Не было еще и одиннадцати часов утра, когда Фриско входила к себе в квартиру. И несмотря на ранний час, она явно испытывала усталость: вся энергия ушла на то, чтобы как-то справиться, совладать с чувством недовольства собой и собственной же злостью.

Начать с того, что она чрезвычайно плохо спала в эту ночь — и все из-за встречи с Лукасом Маканной. Особенно раздражало ее то, что Лукас вел себя безукоризненно, если, конечно, не считать его подтрунивая над ее необычным именем.

Но в том-то ведь и дело, что ее лишала покоя сама близость этого человека.

И она отчетливо понимала, что в этом нет ровным счетом ничего хорошего.

Швырнув свои вещи на огромную постель, она подошла к двустворчатому платяному шкафу и принялась разглядывать в длинном узком зеркале свое отражение.

«Идиотка!» — с чувством выговорила она себе, испытывая все более сильное раздражение. Темные круги под глазами свидетельствовали о беспокойной ночи, наполненной воспоминаниями, уговорами и борьбой с желаниями собственного тела.

Черт побери, ведь в конце-то концов она взрослая женщина, разве не так? И потому имеет право на сколь угодно эротические грезы. Тем более что тело ее было молодым, сильным, здоровым — такое тело насыщать да насыщать. А ведь прошло уже очень много времени, почти год, с тех самых пор, как Фриско в последний раз занималась сексом.

Черт, а ведь он настоящий мужчина!

Как раз такой ей и нужен!

Проклятие!

Резко отвернувшись от зеркала, она подошла к постели и принялась рыться в сумке. Она испытала ужасное недовольство собой, а также Лукасом Маканной — за то, что он смел выглядеть столь сексуальным и привлекательным. Но более всего она испытывала сейчас недовольство по отношению к своему собственному отцу, который и заварил всю эту кашу.

Да, утро началось не очень-то удачно.

И это еще мягко сказано.

Надо же, коварный Гарольд не нашел в себе душевных сил прийти к собственной супруге и рассказать ей о том, в какое дерьмо он вляпался!

Фриско вышла утром к завтраку, уверенная, что ей придется успокаивать убитую горем мать. Ничего подобного, та безмятежно пила кофе.

Но и это еще не было самым странным. Оказывается, этот Лукас Маканна пришелся матери очень даже по сердцу, и Гертруда принялась, как заправская сваха, рассуждать о плюсах и минусах возможного союза. Фриско не могла отделаться от мысли, что пока мать размышляла вслух, перед ее мысленным взором стоял образ единственной дочери, облаченной в девственно белое подвенечное платье.

— Черт возьми! — не утерпела Фриско, припомнив сейчас о том бессмысленном разговоре, который состоялся позднее с отцом.

— Сам-то ты понимаешь хоть, что делаешь?! — воскликнула, обращаясь к Гарольду, Фриско в ту самую секунду, как только дверь за матерью закрылась (мать пошла привести себя в порядок перед тем, как отправиться в церковь). — Ты непременно должен пойти и все ей рассказать.

— Сказал же, пойду, значит, пойду. Только вот…

В этот момент дверь открылась, и мать вошла, на ходу натягивая перчатки.

— Может, ты все-таки передумаешь и сходишь с нами? — спросила Гертруда. — Ты уже давно не была в церкви.

— Мама, только не сегодня, — извиняющимся тоном сказала Фриско, стрельнув, как бывало в детстве, глазами в сторону отца. — У меня столько дел дома и, кроме того, сегодня я встречаюсь с Джо и Карлой, мы договорились поужинать вместе.

— Ну что ж… — сразу сдалась Гертруда, с горечью думая о заблудшей душе своего единственного ребенка. — Передай девочкам привет от меня.


…Девочки…

Они будут просто в восторге!

Такие же непримиримые, как и сама Фриско, они будут в диком восторге, когда она расскажет им о планах матери непременно выдать ее замуж.

Разумеется, «девочки» очень любили Гертруду, но, собственно говоря, Гертруду любили все, кто хоть немного был с ней знаком.

Быстренько наведя порядок в комнатах и на кухне, Фриско напустила воды в ванную и надолго залегла, снимая таким образом нервное напряжение. Лишь порядком разомлев, принялась мыться с шампунем, затем смыла пену под душем. Едва только она успела уложить волосы, чтобы не торчали в разные стороны, как зазвонил телефон. Уверенная, что звонит отец, чтобы сообщить ей о сделанном признании, Фриско поспешила к аппарату.

О святая простота!

— Привет, Фриско Бэй.

Она даже зарычала от возмущения.

Маканна услышал ее сдержанный рык и громко расхохотался в ответ.

— Что вам нужно? — она понимала, что слова ее звучат грубовато, однако ей было сейчас наплевать.

— Вот как раз поэтому я вам и позвонил.

— Что? — переспросила она, думая, что он, похоже, не из болтливых.

— Говорю, что звоню вам как раз затем, чтобы рассказать, что именно мне нужно, — ответил он с предельным чистосердечием в голосе.

— Мистер Маканна, я только что уснула… — сказала она, чтобы продвинуть разговор к логическому концу.

— Прекрасно, — тотчас же ответил он. — Я лишь хотел сказать, что вроде бы сумел найти выход из нашей не слишком уж простой ситуации.

— И какой же? — поинтересовалась она, в который уж раз мысленно выругавшись в адрес отца, заварившего всю эту кашу.

— Думаю, что это лучше было бы обсуждать не по телефону.

— Признаюсь, я не в восторге, — Фриско прикрыла глаза, чувствуя, что головная боль опять возвращается. — Я по вашему тону сразу могу сказать, что мне все это едва ли придется по душе. Права ли я?..

— Суть не в том, правы или же не правы. Я спрашиваю, хотите ли вы услышать мое решение?

«Нет!» — мысленно закричала она.

— Да! — произнесла она вслух.


Глава 9


— Что, невкусно приготовлено?

Фриско бросила удивленный взгляд на Карлу, затем опустила глаза и уставилась на вареную рыбу, которую ковыряла вилкой.

— Да нет же, очень даже вкусно, — ответила она, поддела кусочек на вилку и отправила в рот. Проклятая рыба едва не встала поперек горла, но все же Фриско сумела проглотить ее.

— С тобой сегодня явно что-то происходит, — высказала предположение вторая подруга, по имени Джо. — Ты выглядишь такой озабоченной. Может, на службе неприятности?

— Нет, — и Фриско категорично покачала головой, затем тяжело вздохнула. — Вообще-то некоторые проблемы у меня и вправду есть, — вынуждена она была признаться, вовремя вспомнив, что перед ней две лучшие подруги. — Но дело не в службе.

— Значит — мужчина? — в голосе Джо угадывался ядовитый оттенок.

Фриско и Карла обменялись понимающими улыбками. Все трое знали друг друга чуть ли не с детства. Среди них Джо слыла наиболее ярой мужененавистницей, самой непримиримой феминисткой, она не упускала случая выразить свое презрение ко всему, что хоть отчасти имело отношение к мужчинам.

— В некотором смысле, — призналась Фриско.

— Ну вот, куда ни плюнь — всюду мужчины, — и Джо приподняла свою идеально правильную (и притом совершенно природную) бровь. Джо с ее правильными чертами лица слыла красавицей. — И ведь чего ни захотят, все и всегда получат. Разве не так?

Мысленно Фриско вынуждена была признать правоту подруги. Вслух же произнесла иное:

— Ну уж, не всегда. Очень часто верх остается за нами, женщинами.

— Точно! — Джо сделала гримаску, которая, однако, не слишком-то ее украсила. — Но только по-нашему бывает лишь тогда, когда удается припереть мужчину к стене.

— Ой, да перестань ты… — сказала Карла и мило промокнула салфеткой губы. — Никто и не говорит что мужчины сплошь одни монстры, — на лице ее вспыхнула яркая улыбка. — Мой Дэнни, скажем, так самый настоящий душка.

— Слушайте, от ваших разговоров мне блевать хочется, — сказала Джо и мимикой подтвердила свои ощущения.

— Вот уж попрошу без этого, если возможно! — предупредила Фриско. Она попыталась сохранить серьезное выражение, но неожиданно для себя самой рассмеялась.

Следом рассмеялась и Карла.

— Ой, Джо, ты хоть иногда могла бы не ворчать, — и Карла картинно закатила свои карие глаза. — Я хочу сказать, что ничего не имею против твоих взглядов, но хорошо бы время от времени менять роль.

— Это вовсе не роль, Карла, — Джо гневно стрельнула в подругу глазами. — И подобное я слышу от тебя?!

— Предлагаю взять тайм-аут, — объявила Фриско и положила свои ладони поверх ладоней подруг. — Мы ведь собрались тут, чтобы отдохнуть и насладиться едой, а вовсе не затем, чтобы целый вечер препираться.

Карла, как всегда, сдалась первой. Она бросила виноватый взгляд на Джо.

— Извини меня. Я ведь понимаю, что твоя работа не менее дорога для тебя, чем для меня мой Дэнни и близнецы.

При упоминании о близнецах на непреклонном лице Джо появилась мягкая улыбка. Хотя вообще-то улыбалась Джо крайне редко.

— Очень легко любить таких, как Джош и Джен, они великолепные дети.

— Может, тебе тоже следует завести детей, — предложила Карла.

Фриско подумала, что сказать такое Джо наверняка было нелегко и требовало от Карлы определенного мужества.

— А может, завтра поутру с неба посыплется чистое золото и все мы в одночасье сделаемся богатыми? — добродушно сказала, подделываясь под интонацию Карлы, Джо.

Карла сделала такое выражение лица, как если бы ее сделали «матерью года».

— А ведь ты бы смогла, знаешь? — продолжала она тему. — Я убеждена, что из тебя вышла бы отменная мама. И более того, есть тут на примете один человек, как раз для тебя. Если бы тебя такая перспектива хоть немного заинтересовала…

— Нет в мире совершенства… Банально, однако совершенно верно сказано, — сказала Джо. — Знаешь, меня все это не очень-то интересует, говоря по правде. — И она сделала изящное движение головой, как бы отводя тему. — А как вы смотрите, если мы поговорим о более важных вещах? — она обратила свой небесно-голубой проницательный взгляд на Фриско. — Расскажи, что за проблемы у тебя с мужчиной, может, мы все обдумаем вместе?

— Вот именно, — Карла обратилась в саму серьезность и само внимание. — Чем мы могли бы тебе помочь, дорогая?

Фриско почувствовала, как у нее в горле сразу же образовался комок, а глазам сделалось горячо. Боже! Это все из-за того, что я устала, сказала она себе, пытаясь сморгнуть слезы и прочистить горло. Но все равно, ей было чертовски приятно, что подруги так вот безоглядно предложили ей свою помощь.

Как там в известной песне? «Вот как раз для этого и есть друзья на свете» — так, кажется…

— Спасибо вам, мои хорошие, — произнесла она, кое-как справляясь с комом в горле. — Только я вовсе не уверена, что в этой ситуации вы можете хоть чем-то мне помочь.

— Кто он? — спросила Джо и опять сопроводила вопрос приподнятыми золотистыми бровями. — Если хочешь, я могла бы навести о нем справки через ФБР.

— Боже правый, только не это! — Фриско не знала, смеяться ей или плакать. — В этом смысле с ним все в порядке.

— Тогда в чем же дело? — спросила явно обеспокоенная Карла, считавшаяся среди подруг наиболее сообразительной.

— Это касается бизнеса. Отцовского дела, — объяснила Фриско. — И потенциального кандидата, стремящегося завладеть нашей фирмой.

— Разыгрываешь нас? — Карла уставилась на подругу. — Я была уверена, что давно миновали те времена, когда промышленники стремились отхватить друг у друга фирмы.

— Точно так же думала и я, — сказала Фриско, припомнив свои недавние размышления.

— В бизнесе всегда есть крупные рыбины, которые хотят и, что самое главное, могут сожрать рыбку помельче. — Джо выглядела не на шутку расстроенной. — Сильный мужчина, слабый мужчина — все они вечно играют в свои мужские игры.

— Тут речь вовсе не об играх, Джо, — Фриско отхлебнула лимонной воды «Перье». — Дело в том, что отец запросто может потерять свою фирму.

— И кто же именно пытается оттяпать у него компанию? — поинтересовалась Джо, хорошо поставленный голос которой приобрел оттенок официальности: так разговаривают полицейские, которые ведут допрос.

— Даже не оттяпать в буквальном смысле, — Фриско почувствовала необходимость быть корректной в данной ситуации.

— Ну хорошо, так кто же именно пытается это сделать, Фриско? — сочла нужным задать вопрос Джо.

— Этого человека зовут Лукас Маканна. Его компания поставляет сталь для «Острого лезвия».

— Впервые слышу такое имя.

— А мне оно известно, — вмешалась Карла. — Хотя этот человек практически никогда не дает интервью, в мире бизнеса рассказывают легенды о его стремительном взлете. Ты бы тоже, Джо, могла слышать про него, если бы читала в газетах еще что-нибудь, кроме сообщений о преступлениях.

— Светские сплетни прикажешь читать, так, что ли? — поинтересовалась Джо, чей голос приобрел уничижительный оттенок.

— Нет, я имею в виду новости бизнеса, — парировала Карла аналогичным же тоном. — Я вот о чем, Джо.

— Подумать только! Кого, скажите, интересует… это дерьмо, которое они пишут про бизнесменов?!

Карла с выражением неподдельного шока на лице обернулась в сторону Фриско и повторила:

— Кого… что?..

— Агент Джо-Линн Колман, выбирайте выражения! — оборвала подругу Фриско, намеревавшаяся придать разговору подобающее направление. — Мы ведь, черт возьми, находимся в общественном месте.

— Да плевать я хотела на эти общественные места! — и Джо элегантно тряхнула своими светлыми волосами, как бы отмахиваясь от обвинений подруг.

— Что, на все общественные места?! — И Карла в деланном испуге широко раскрыла глаза, как бы недоумевая.

Фриско не пришлось ничего говорить: у Карлы всегда была эта способность легко и непринужденно разряжать конфликтные ситуации. Фриско прикрыла ладонью рот и сдавленно захохотала.

Карла также рассмеялась.

Джо усмехнулась.

Каждая из подруг, как случалось за все эти годы уже не раз, вдруг ощутила дружеское единение с остальными. За такие вот мгновения они особенно любили друг друга.

— Ну ладно, смехуечки в сторону, — Джо, как обычно, первая сделалась серьезной. Она вновь повернулась к Фриско. — Скажи, неужели твой отец действительно ничего не может предпринять, чтобы отшить этого могучего Маканну? Наверняка это какой-нибудь очередной пижон, изображающий из себя крутого воротилу.

Фриско подумала, что, доведись Лукасу Маканне услышать эту убийственную характеристику, он лопнул бы от негодования.

А может, и не лопнул бы… Фриско печально покачала головой.

— Увы, к сожалению, отец ничего в данной ситуации не может сделать. — Она тяжело вздохнула и затем решила признаться: — Разве только я одна и могла бы предотвратить катастрофу.

— Ты?! — хорошенькое, как у сказочной феи, лицо Карлы сморщилось в гримасу. — Но как же так, Фриско, ты ведь не имеешь прямого отношения к фирме? Что же ты можешь предпринять?

— Вот это как раз и есть часть проблемы… Я толком и сама ведь пока не знаю, — и Фриско перевела тревожный взгляд с одной подруги на другую. — Этот человек позвонил мне сегодня утром. Сказал, что придумал, как разрешить сложившуюся ситуацию и предложил позднее повидаться, чтобы обсудить свой план. — Она посмотрела на изящные золотые часики, висевшие на запястье, и вздохнула. — И мне пришлось согласиться встретиться с ним в восемь, чтобы за бокалом вина все неспешно обсудить.

— Это значит — через час, — сказала, сверившись со своими часами, Джо, которая всегда отличалась практичным подходом к делу.

— Те его фотографии, которые помещались в газетах, были очень неудачные, — задумчиво произнесла Карла. — Он хоть симпатичный?

— Слушай, при чем тут его внешность? — нетерпеливо перебила подругу Джо.

Но Карлу не смутили резкие слова, и ровным голосом она ответила:

— Ну интересно же.

Джо фыркнула, выражая свое презрение.

— Симпатичный ли он? — Фриско поднесла руку к виску и принялась осторожно массировать, желая хоть как-то уменьшить головную боль. — Нет. Во всяком случае, вовсе не такой, как мужчины в журналах мод.

— А какой же? — не унималась Карла.

— Ка-арла… — Джо укоризненно покачала головой, что должно было обозначать отчаяние. — Может, успокоишься, в конце-то концов? Неужели это так уж важно, в самом деле?!

— Но я же объяснила тебе, что я просто…

— …интересуешься, — резко оборвала ее Джо. — Я это уже слышала. Но черт тебя побери, неужели сложно понять, что в данный момент Фриско совсем не до того, как именно этот человек выглядит!

— Черт побери? — и Фриско слабо покрутила головой, которая разболелась не на шутку.

— Ох… — Карла смутилась. — Ты прости меня, Фриско.

Фриско улыбнулась ей. Она очень любила эту дурочку, которая в действительности была совсем неглупой женщиной и лишь для удобства надевала на себя маску этакой вот легкомысленной дамочки. Впрочем, равным образом Фриско любила и Джо, несмотря на то, что эта самая Джо старалась выглядеть бывалой женщиной, разговаривала со всеми жестко, а ее ангельские губы подчас исторгали такие словечки, что у всех окружающих прямо-таки уши вяли.

— Да все нормально… — поспешила успокоить ее Фриско. — Я ничуть не в претензии. А что касается его внешности… — Она нахмурила лоб и задумалась. — Ну, понимаешь, он из тех мужчин, при первом взгляде на которых думаешь — хищник. Этакий крутой бизнесмен, очень мужественный… Понимаешь, о чем я?

Карла поспешила утвердительно кивнуть.

Джо картинно закатила глаза.

— Очень миленько! Кинг-Конг завоевывает цивилизованный мир бизнеса!

Карла уничтожающе взглянула на подругу.

Это, впрочем, не произвело никакого впечатления на Джо.

Позабыв на мгновение о головной боли, перестав также думать о том, что время поджимает, Фриско не утерпела и рассмеялась.

— Вот что у него действительно красивое, так это улыбка, — продолжала она и тотчас же упрекнула себя в явной неискренности, потому что если и определять словами улыбку Маканны, то следует называть ее обезоруживающей и неотразимой.

— Это самое первое, на что я обращаю у мужчин внимание, — сказала Карла. — Это я про улыбку.

— А я первым делом на попку смотрю.

Фриско и Карла разом обернулись и с недоуменными лицами уставились на подругу. После некоторой паузы они хором заговорили:

— Да брось ты…

— Что, правда?!

— Чего ж не правда? — Джо пожала плечами. — Мне нравится, когда у мужика упругая попка. — И она полувопросительно приподняла бровь, обернувшись в сторону Фриско. — Как, у этого Маканны упругая попка?

— Понятия не имею. Я даже не обратила внимания, — воскликнула Фриско, тоненько хохотнув.

В действительности она очень даже обратила внимание. У Лукаса Маканны была не только упругая задница, но также и длинные спортивные ноги, тонкая талия, широкая и мускулистая грудь и сравнительно широкие плечи. И крупные ладони с длинными красивыми пальцами, на фалангах которых чуть виднелись темные волоски.

О да, она все это отлично заметила. Однако вовсе не собиралась признаваться в этом кому бы то ни было, и в первую очередь Джо.

— Я была расстроена обстоятельствами нашей первой встречи, — подавленным тоном призналась она.

— Э! Покраснела, покраснела! — с ухмылкой сказала Джо.

Фриско вздохнула и ответила ей слабой покорной улыбкой.

— Может, и так. Что поделаешь.

— Господи, как жаль, что у тебя такие неприятности, — и Карла сопроводила свои слова невеселой улыбкой.

— Да у тебя и аппетита нет, — Джо глазами показала на тарелку, с которой Фриско почти ничего не съела. — Чья сегодня очередь платить?

— Моя, — сказала Фриско и опять тяжело вздохнула. — Такое чувство, словно не с той ноги встала: весь мир сегодня против меня.

— Слушай, Фриско, а ты и вправду нервничаешь из-за предстоящей встречи? — заинтересованно осведомилась Карла.

— Ну… — Фриско неопределенно взмахнула рукой. — Наверное, я просто устала. В голову лезут мысли о пляже, морском бризе, пенистых мягких волнах.

— Чего ж тут удивительного! Ты ведь в следующее воскресенье отправляешься на Гавайи. Так ведь?

— Да, и не могу дождаться этого дня. — Фриско вздохнула и закусила нижнюю губу. — Но только прежде мне предстоит пройти через эту довольно-таки неприятную встречу.

— Ты, главное, не волнуйся, — сказала ей Джо. — Прежде всего он мужик, вне зависимости от того, много у него бабок или нет. — Голос подруги приобрел явную резкость. — Ты, дорогая моя, спокойненько пойдешь на встречу и выслушаешь его предложение. И если, не дай Бог, он попытается хоть чем-то огорчить тебя, ты сразу же дашь мне знать.

— И мне! — как эхо откликнулась Карла. — Уж мы тогда о нем позаботимся. Ты ведь понимаешь, что у нас всегда есть в запасе способы…

Почувствовав, как влажный туман опять застилает ей глаза, Фриско растроганно обнялась с подругами.

— Спасибо вам, славные вы мои. Я… я… — она с трудом проглотила слюну. — Спасибо, что вы у меня такие… такие славные.

— Глупости! — хотя тон Джо был резким, глаза ее светились небесной голубизной и выражали искреннюю нежность.

— Что-то мы сегодня расчувствовались, соплей напустили, — сказала Карла и, не таясь, вытерла влажные глаза. — Где именно у тебя назначена встреча с этим самым Маканной? Ты так и не сказала. — И Карла, сама того не ведая, заговорила тем же, что и Джо, тоном, выражавшим априорное неприятие Маканны.

Сплошь один Маканна… Фриско едва заметно поежилась.

— Неподалеку от моей квартиры на соседней улице есть один бар. Ты хорошо знаешь это место.

— Знаю, — подтвердила Карла и кивнула. — Мы как-то выпивали там. Вроде бы вполне миленькое местечко, насколько я припоминаю.

— Да, там очень уютно, — подтвердила Джо. Затем в ее голосе опять зазвучал металл. — И не трусь. Ты пойдешь туда и жестко поговоришь с этим уродом.


Глава 10


Джо было легко советовать. Советы вообще легко давать, а вот… Так думала Фриско час спустя после того, как закончила ужинать с подругами.

Она опоздала минут на пять, и когда пришла, он уже поджидал ее. Устроившись в самом углу за столиком, который казался более уединенным, чем все прочие столы в этом заведении, он сидел, вертя в руках бокал пива. Выглядел Лукас Маканна прямо-таки дьявольски привлекательным. На лице его застыло выражение смертельной скуки.

Направляясь в его сторону, Фриско обратила внимание, что несколько посетительниц — кто украдкой, а кто и внаглую — посматривали на него.

— Ну привет, Фриско Бэй, — голос его прозвучал возбуждающе, очень сексуально, в нем явно слышался сдержанный смех.

— Я ведь, имейте в виду, сэр, могла бы своим приветствием мигом сбить с вас ваше благодушие, — парировала Фриско, усаживаясь на стул, который он предусмотрительно отодвинул, желая поухаживать.

Маканна хохотнул; смех прозвучал мягко, а его близкое дыхание заставило колыхаться ее волосы. Уверенность Фриско куда-то испарилась.

— Ой, мне уже страшно, — смеясь, признался он, обогнул столик и уселся на свое место.

— Ну? — Фриско придала своему лицу бесстрастное выражение. — Может, сразу и перейдем к делу? Завтра у меня много работы, тяжелый день.

— Но сейчас ведь только десять минут девятого! — сказал он и поднял руку, подзывая официантку. — Что вам заказать?

— Спасибо, ничего. Единственное, что я хочу, так это поскорее закончить нашу беседу. И ничего больше.

— Фриско Бэй! — Хотя его голос оставался все таким же приятным, но к интонации примешивались предупредительные нотки. И Фриско подумала, что зарываться не стоит, она ведь в каком-то смысле зависит от него.

— Ладно, я выпью бокал «зинфанделя». Если можно, со льдом.

— Лед для разбавки? — он улыбнулся. — Знаете, я почему-то никак не могу отделаться от ощущения, что вы не вполне мне доверяете.

— Возможно, это происходит как раз потому, что я и вправду не доверяю вам, — излишне откровенно выпалила она.

Он хохотнул.

У Фриско началась легкая нервная дрожь, и чтобы как-то с ней справиться, она стиснула зубы. Проклятье, у этого человека прямо-таки деморализующий смех.

Подошедшая официантка выслушала от него заказ и машинально, как бы даже не отдавая себе отчета, потерлась бедром о его локоть.

Лукас сделал вид, что ровным счетом ничего не заметил.

Однако Фриско очень даже хорошо все видела, и нарочитое отсутствие реакции со стороны Маканны странным образом взволновало ее. Она сказала себе, что это решительно не ее дело, и разволновалась еще пуще.

Если жест официантки был продиктован желанием обратить на себя внимание — и в этом смысле объяснимым, то уж решительно непонятной была реакция Фриско на увиденное. Фриско тихо сидела, дожидаясь, пока официантка вернется с заказом и вновь уберется восвояси.

— Ну как, теперь-то мы можем перейти прямо к делу? — намеренно холодным тоном осведомилась она.

— Да, только, смею заметить, доверять мне вы можете, — заметил он, косвенным образом отвечая на ее вопрос.

— В самом деле?! — она скептически прищурилась, пытаясь изобразить на своем лице выражение, не раз подмеченное у Джо.

— Да, — голос его был тверд и звучал уверенно. — Я совершенно не заинтересован причинять вам какие бы то ни было неприятности. — И на губах его появилась странная усмешка. — Собственно, мне бы менее всего хотелось доставить вам неприятности.

Его уверенность, дополненная до странности чувственной улыбкой, привела к тому, что Фриско почувствовала себя совершенно не в своей тарелке. Более того, ей даже и дышать сделалось труднее.

— Ну так и что же вам нужно? — набравшись смелости, задала она вопрос.

— Мне нужна фирма вашего отца, — без экивоков ответил он. — Но ведь об этом вы и раньше знали, так или нет?

— Да, тем более что ваши намерения вы не слишком-то пытались замаскировать.

— Это было бы напрасной тратой времени, — он пожал плечами. — А я терпеть не могу попусту тратить время.

— Что, невыгодно? — ласково поинтересовалась она.

— Совершенно невыгодно, — подлаживаясь ей в тон, ответил он. — Денег не прибавляется, удовольствия никакого.

— Теперь понятно.

— Не уверен, что вам действительно понятно. — И его улыбочка как-то искривилась, словно бы съехала набок. — Впрочем, все это не суть важно. Главное, что я придумал, как уже и говорил вам, вариант, как выйти из сложившейся ситуации, разрешить вашу проблему.

— Мою проблему?!

— Ну а чью же? — поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, категорично заявил: — Черт возьми, не мою же, в конце-то концов!

— Слушайте, а вы что же, и вправду уверены, что так вот запросто можете забрать нашу фирму себе? — и она энергично прищелкнула пальцами.

— Совершенно уверен.

Она тотчас же поверила. Непонятно почему, но поверила сразу и окончательно. Фриско не оставляла уверенность, что прежде чем прийти к ней на встречу, этот человек действительно все продумал самым серьезным образом и нашел выход из ситуации, которая и в самом деле касалась не только отца, но и ее самой. Не случайно же говорят, что когда любишь, отдаешь частичку своей души, даже если это и оказывается против собственных же принципов.

И вновь Фриско сдалась.

— Что ж, ладно, я слушаю вас.

Он сделал большой глоток пива, несколько помедлил, как если бы собирался с духом, — да, именно так это казалось со стороны, — затем поставил бокал на стол и посмотрел ей прямо в глаза.

— Прежде всего я хотел бы узнать: ваша мать уже в курсе случившегося, Гарольд ведь намеревался все ей рассказать?

— Нет, — она удержалась, чтобы не покачать головой, ибо голова ее прямо-таки разламывалась. — Во всяком случае, сегодня утром, когда я уезжала от них, он ничего матери еще не сказал. Правда, пообещал, что непременно скажет.

— Тут есть телефон, — и Лукас указал на аппарат, висевший на стене в коридоре, который вел в сторону туалетов. — Позвоните ему и выясните это наверняка.

Она раскрыла было рот, но Маканна упредил ее вопрос:

— Это чрезвычайно важно, Фриско Бэй. И в том случае, если окажется, что он еще не сообщил супруге, скажите ему, чтобы он немного повременил.

— Но ведь деньги должны быть возвращены на счета фирмы как можно быстрее, — напомнила она.

— День-другой плюс-минус большой роли не сыграют, — сказал Лукас. — А теперь, пожалуйста, позвоните. Мне нужно это знать наверняка.

Скажите пожалуйста, знать наверняка… Если Лукасу Маканне что-то нужно, извольте все бросить и кинуться выполнять его распоряжения. Так рассуждала Фриско, направляясь к телефону. Она была так взволнована, что даже не отдавала себе отчета в том, что думает о Лукасе словами Джо.

Ей повезло, отец сам поднял трубку: по крайней мере Фриско была освобождена от необходимости объяснять матери, почему это вдруг ей понадобилось звонить на ночь глядя.

— Нет, пока еще не сказал, — ответил Гарольд на ее прямой вопрос. — Но, Фриско, как мы и договаривались, я непременно все ей расскажу.

Интересно, когда именно? Она подумала, что, наверное, отец сначала намерен заняться с матерью любовью, а уж потом выложить ей все начистоту. Подобно большинству детей, Фриско старалась вовсе не думать о том, что родители могут находиться в интимных отношениях друг с другом. В этом сказывалось отсутствие зрелости.

— Знаешь, папа, я хочу, чтобы ты немного обождал с признанием, — сказала она. — Давай договоримся, что пока я тебе не перезвоню, ты ничего маме рассказывать не станешь.

— Да, но почему? — он был расстроен и вместе с тем обрадован. — Ведь не далее как сегодня утром ты настаивала, чтобы я все рассказал не мешкая. Я что-то не совсем тебя понимаю. Или у тебя появились новые идеи?

— Папа, мы тут сейчас сидим с мистером Маканной, — и Фриско тяжело вздохнула. — Возможно, нам удастся придумать какой-нибудь выход.

— Ты и вправду так считаешь? Честно?! — спросил он с такой надеждой в голосе, что Фриско сделалось даже неудобно.

Впрочем, так же дискомфортно ей было, когда в его голосе звучало неприкрытое отчаяние. О проклятье! Она и злилась, и сочувствовала. И ведь никуда не денешься — родной как-никак отец. И почему он такой слабовольный?!

— Да. Возможно. То есть, я надеюсь, так будет вернее. — Она вновь вздохнула. — Я сделаю что смогу, папа.

Он даже не пытался скрыть своего облегчения. Возвратившись за столик, где ее терпеливо поджидал Ма-канна, Фриско более всего хотела оправдать надежды, которые она зародила в душе отца.

— Ну так и?.. — поинтересовался он, едва только она уселась на свое место против него. — Сказал он или еще нет?

— Нет, — она почувствовала, что ей сейчас тяжело говорить: нервный спазм сдавил горло. — Он… гхм… Он хотел сказать ей позднее, перед самым сном, — с максимальной деликатностью объяснила она.

— Что ж, это даже и неплохо, — он ухмыльнулся.

Видя, что Фриско терпеливо выжидает, Лукас убрал с лица улыбку и перешел к делу.

— Полагаю, что к этому моменту вы более не заблуждаетесь относительно моей возможности взять под свой контроль ваш семейный бизнес? И это никак не связано с тем, согласится ли ваша мать внести на счет компании недостающие средства или нет. Те самые, что несколько ранее «позаимствовал» ваш отец. — Лукас приветственно поднял в ее направлении бокал и сделал большой глоток пива. — Так ведь, я полагаю?

И, как ни горько ей было все это слышать, Фриско кивком головы подтвердила правоту слов собеседника.

— Хорошо, что мы тут сходимся. Потому что из этого как раз и вытекает тот самый вариант, который мне хотелось бы обсудить с вами. — Он сделал небольшой глоток из бокала, — Я готов внести за вашего отца украденные им суммы. Это оградит его от тюрьмы за растрату. И при этом согласен сделать все втихую, так, чтобы вашей матери ничего не стало известно. — Он улыбнулся одной стороной рта, заметив, как болезненно отреагировала Фриско на упоминание о тюрьме.

— И что? — поинтересовалась Фриско, понимая, что Лукас высказал лишь часть своего плана.

— Кроме того, я согласен заплатить по всем накладным, — продолжил он. — И еще намерен вложить в фирму столько денег, сколько необходимо для ее дальнейшего развития.

— Вы все сказали? — голос у Фриско был каким-то совершенно чужим из-за чрезмерной сухости в горле. Понимая, что вся его щедрость неспроста, Фриско боялась даже подумать о том, чего же именно он потребует взамен.

— Еще одна деталь, — мягко произнес он. — Я также согласен заплатить все долги вашего отца, которые он наделал в резных казино.

Боже праведный, мысленно воскликнула она, чувствуя страх и отчаяние. Все складывалось намного хуже, чем она даже предполагала.

— И что же именно вы хотите в ответ на вашу невероятную щедрость? — поинтересовалась она сдавленным шепотом. — Что, иначе говоря, рассчитываете поиметь с этого вы?

— Вас.

— Как?.. — от внезапной неловкости она часто заморгала.

— Вашим родителям ровным счетом ничего не придется предпринимать. А я получаю вас, — тут он отрицательно замотал головой. — Впрочем, я неточно выразился. Отец ваш должен убраться из фирмы, так чтобы его духа там не было. Я переговорю с членами правления компании, они обязательно предложат для него какую-нибудь синекуру. Но при этом ваш отец должен будет переписать все свои акции, весь свой пакет на ваше имя.

— Но… но… — Фриско замолчала, пытаясь все услышанное осмыслить. — Я не вполне понимаю. Допустим, владельцем отцовской части акций сделаюсь я. И что это меняет?

— Мы с вами, вы и я, станем управлять фирмой.

— Но ведь я даже не работаю в этой компании, — мягко воскликнула она. — И потом, у меня есть своя работа.

— А вот ее придется оставить. Вы будете работать в компании «Острое лезвие».

— Как?! — Фриско ушам своим не могла поверить. Также не могла она понять, отчего ее работа в «Остром лезвии» способна все изменить. Тем более что ведь и нынче она имела на руках контрольный пакет акций. И Фриско поспешила объяснить это Лукасу.

— Я знаю, — ровным голосом ответил он. — Но вы несколько поторопились, ибо я еще не закончил. У меня есть одно условие.

Условия, еще условия… Фриско напряглась, не зная, чего именно ожидать, и потому ожидая самого худшего.

— Вы должны будете отказаться от своей квартиры и переехать ко мне, чтобы не только работать, но и жить со мной, деля дом и постель.

Фриско, не находя слов, недоуменно уставилась на него. Она едва ли была бы так поражена, если бы Лукас потребовал, чтобы она устроила стриптиз прямо здесь, посреди бара.

— Но… почему?! — выговорила она наконец после того, как дар речи вернулся к ней.

— Потому что вы очень возбуждаете меня, — просто сказал он. — И потому что я хочу с вами спать… постоянно, я бы так сказал.

Этот человек был болен, серьезно и необратимо болен. Он совершенно выжил из ума! Наглый сумасшедший! Если не хуже того…

— Вы в своем уме?

Неужели же он и сейчас расхохочется?

— Видите ли, я деловой человек, — заговорил Маканна, отсмеявшись и успокоившись. — Я вам предложил свои условия. Они могут вам нравиться или нет, однако они именно таковы.

— Но вы, должно быть, шутите?

— Уверяю вас, ничуть. Ваше дело — согласиться или отвергнуть предложение.


Глава 11


— Что ж, мечтать вам никто не запретит, Маканна! — Испытывая самые противоречивые чувства, от раздражения и ненависти до каких-то более сложных и потому труднее переводимых в слова эмоций, о которых, впрочем, она не хотела задумываться, Фриско с шумом отодвинула свой стул и сделала два шага от столика. — Живите с надеждой, умрите в отчаянии.

Ей казалось красивым вот так уйти: высказать что хотела — и гордо удалиться. Однако полностью планам Фриско не суждено было сбыться. Шутовской голос Лукаса буквально остановил ее на полушаге.

— Знаете что, Фриско Бэй, сразу же по приходе домой я советую вам позвонить отцу, — искренне посоветовал он.

— А в чем дело? — лицо ее приняло неприступное выражение.

— А в том, что вам не худо ему позвонить и напомнить, что он обязан, не затягивая, немедленно рассказать обо всем своей супруге. Так-то вот.

— Черт бы вас побрал!

Он в ответ лишь усмехнулся.

— И вам того же. Но все это эмоции, пустое сотрясание воздуха. Вам бы лучше сесть да успокоиться немного. Ведь как-никак у нас деловая встреча.

Сгорая от гнева, Фриско огляделась по сторонам и только сейчас обратила внимание на то, что компания за соседним столиком с интересом посматривает на нее. Все четверо мужчин были как на подбор носатыми и отвратительными. Всем своим видом выражая крайнее и глубочайшее отвращение, она тем не менее вернулась и села на прежнее место.

— Это чистой воды шантаж, — сказала она тоном, который должен был соответствовать выражению ее лица.

— Ничего подобного, — решительно не согласился он. — Я делаю вам честное деловое предложение.

— Честное! — И Фриско ледяным тоном рассмеялась ему в лицо. — То, что вы сказали, — это попытка купить себе сексуальную партнершу, вот что это такое!

— Опять неверно, Фриско Бэй. Я делаю серьезное и многогранное предложение, и вы не хуже меня это понимаете.

Фриско никак не отреагировала на последние его слова, да, впрочем, никакой реакции Маканна от нее и не ожидал.

— Дышите глубже, Маканна, — резко сказала она. — И прекратите называть меня Фриско Бэй!

— И все-таки я вовсе не против того, чтобы сделать вас деловым и сексуальным партнером, — не унимался он. — И кроме того, я намерен и впредь называть вас Фриско Бэй. — Он усмехнулся и поднял в ее направлении бокал. — А вы можете называть меня Маканной. — И улыбка сделалась широченной, от уха до уха. — Или по-другому, если другое придет вам на ум.

Тут Фриско подумала, что негоже мужчине выглядеть таким привлекательным, оставаясь в то же время наглым и бесцеремонным.

— Я никогда не унижусь до того, чтобы говорить непристойности вслух, — парировала она.

И вновь он рассмеялся, как если бы пришел в очередной раз в восторг от ее сообразительности.

Она нахмурилась, успокаивая себя: ей очень уж не хотелось потерять терпение и сделать какую-нибудь глупость, за которую позднее придется краснеть.

— Если вы будете так вот хмурить лоб, у вас раньше времени образуются морщины. Расслабьтесь, дитя мое. — Он взмахнул рукой в направлении ее бокала. — Глотните вина. Вино снимает излишнее напряжение.

Как раз этого Фриско и боялась. Не притрагиваясь к бокалу, она сложила на столе руки, прищурилась и взглянула на него.

— Скажите, вы что же, на полном серьезе делали мне это чудовищное предложение? — поинтересовалась она. — На полном серьезе?!

— Какие же тут могут быть шутки.

— Но это же невозможно! — вполголоса воскликнула она, чтобы не привлечь внимание носатых людей из-за соседнего столика.

— Почему же, позвольте узнать?

Невозможно. От злости Фриско даже скрипнула зубами. Этот человек и сам был невозможным. Чувствуя на своем затылке любопытствующие взгляды, Фриско мотнула головой, как бы желая освободиться от них. Движение вызвало боль.

— Я не намерена продолжать этот разговор здесь.

— В таком случае куда поедем: к вам или ко мне? — Он явно издевался над ней и понимал, что она это чувствует.

— Знаете, Маканна, вы делаетесь все более неприятным мне.

— А вот это грустно. — Он картинно вздохнул. — Потому как я, например, все более хотел бы заняться с вами любовью, Фриско Бэй; у нас были бы прохладные жесткие простыни и длинные, полные жаркой страсти ночи.

В нескольких словах ему удалось нарисовать картину, от которой все существо Фриско наполнилось испепеляющим жаром, а в сознании вспыхнул тревожный сигнал.

— На меня такого рода разговоры совершенно не действуют, — убийственно спокойным голосом произнесла она. И прислушалась к себе, удивляясь тому, как тело отреагировало на его слова.

— Да я ведь так просто сказал, от полноты чувств, — он пожал плечами. — Ну так как же все-таки, намерены вы серьезно обсуждать мои предложения или пойдете звонить отцу? Представляю, как старик расстроится, узнав, что наша беседа ни к чему не привела.

Фриско сдалась. За несколько последних дней ей уже столько раз приходилось сдаваться и опускать руки, что она как бы даже начала понемногу к этому привыкать. Стараясь не обращать внимания на затопивший ее внутренний жар, она поднялась из-за столика, сверкнула глазами в сторону любопытствующей четверки за соседним столиком, затем высоко подняла голову и гордо, как настоящая королева, двинулась к выходу.

Маканна не отставал. Он двигался рядом, но не так, как лакей сопровождает лицо королевской фамилии, а скорее как ищейка идет возле своего хозяина.

Едва только они покинули ресторан и оказались на тротуаре, Фриско резко остановилась и обернулась к нему.

— Поговорим у меня, — сказала она таким голосом, который должен был бы осадить любого нахала. — Но сразу хочу вас предупредить, что это будет именно цивилизованная беседа. Не дай Бог вы позволите себе хоть какую-то вольность, вам тотчас же придется пожалеть.

Маканна сделал серьезное лицо и поднял согнутую в локте руку — принятый знак мирных намерений.

— Клянусь честью, буду вести себя как самый настоящий джентльмен, — пообещал он. — Поведение мое будет совершенно безупречным.

— Я очень на это надеюсь, — предупредила она, понимая, что в случае чего едва ли окажется в состоянии дать Маканне достойный отпор. — В моем доме отлично работает служба безопасности, — не преминула она сказать, намеренно опустив ту немаловажную подробность, что единственный охранник — дядечка весьма преклонного возраста, готовый при малейшем намеке на опасность грохнуться без чувств.

Сдержанно вздохнув, Фриско повернулась и зашагала к своей машине, припаркованной у самой обочины.

— Нам в сторону центра.

— Я знаю, — перебил ее Маканна. — Именно там я и оставил свой автомобиль. — Он улыбнулся. — Так, знаете, на всякий пожарный случай.

Этот мужчина не на шутку начинал действовать ей на нервы. Фриско изо всех сил сдерживалась, чтобы не дать волю руке, которая в который уж раз так и тянулась к его наглой роже, расплывающейся в улыбочке. Чтобы не доводить до беды, она взяла в эту рвущуюся в бой руку ключи. Подойдя, Фриско открыла автомобиль.

— Я подвезу вас, — мрачно произнесла она, досадуя на то, что приходится быть элементарно вежливой и оказывать этому человеку услугу, которую он уж никак не заслужил.

— Буду вам чрезвычайно признателен, — нарочито серьезно ответил он и, обойдя автомобиль, уселся спереди на пассажирское кресло.

Некоторое время ехали молча: сначала на автомобиле, затем в кабине лифта на этаж, где жила Фриско. Молча шли и по коридору к самой квартире. Ни слова не произнесли до тех самых пор, пока он не закрыл за собой дверь. И вот наконец они оказались одни в ее просторной квартире, которая неожиданно показалась Фриско маленькой, даже тесной, похожей на тюремную камеру.

Желая немного успокоиться, Фриско прошла в гостиную и указала на полосатую бежево-голубую софу и такие же стулья.

— Устраивайтесь, где вам будет удобнее, — гостеприимно произнесла она, хотя тон ее при этом отдавал холодностью. — Садитесь и начинайте говорить.

— Да как будто я уже и так все сказал, — в голосе его слегка чувствовалась рассеянность. Лукас и вправду не очень-то намеревался продолжать беседу. Все его внимание было сейчас сосредоточено на интерьере комнаты. Его проницательный взор цепко скользил по мебели, по безделушкам, придающим квартире больше уюта; ни мягкий ковер, ни занавески на окнах — ничто не ускользало от его внимания. — А у вас очень даже симпатично, — произнес он, останавливаясь взглядом на Фриско. — И что же, позвольте узнать, все это вы сделали сами или дизайнер поработал?

— Нет, все сама, — и она застенчиво улыбнулась. — Конечно, вышивку на занавесках я не делала, да и драпировка покупная, но… — она скромно пожала плечами. — Что до всего прочего, то никто мне не помогал. Выбирала сама каждую мелочь. — Пока она проговаривала все это вслух, в голове ее зрела недоуменная мысль. Зачем она так подробно обо всем рассказывает? Какое все это может иметь отношение к тому вопросу, ради обсуждения которого они приехали к ней домой? Со свойственной ей прямотой Фриско задала вопрос: — Не знаю, правда, имеет ли это отношение к нашему делу?

— А почему бы и нет? — лаконично и несколько более сухо, чем обычно, сказал Маканна. — Все зависит от вашего ответа.

Опять он за свое…

— Какого еще ответа?

— На мое предложение, понятное дело.

Фриско была взбешена и порядком напугана. Его позиция была явно сильнее.

А впрочем, так ли это в действительности? — вдруг подумала она. Сейчас ей в голову пришла одна весьма неожиданная мысль, и Фриско даже обалдела на мгновение. Конечно, все это может быть сущей глупостью, как знать, но что если…

— Стало быть, если я правильно понимаю, вопрос стоит только так: согласна я или нет? — переспросила она и несколько секунд прокручивала только что пришедшую в голову мысль.

— Именно так, — ответил он. Голос его был уверенным, а решение, судя по всему, окончательным.

— Понятно, — вполголоса произнесла она, собираясь с духом, — хотя мне почему-то казалось, что вы из тех, кого называют старомодными консерваторами. — Она улыбнулась, и ей удалось сделать свою улыбку отменной, первосортной, в четверть сотни каратов, ослепительной и неотразимой. — Странно все это, очень странно, — она приподняла брови… — Вы меня загоняете в угол, точнее говоря, уже почти что загнали, и я теперь имею некоторое представление о том, как в самом общем виде выглядит ваша тактика, призванная добиться временного согласия со стороны женщины. А вот я вдруг подумала: интересно, как бы вы вели себя, если бы намеревались установить более прочные отношения с какой-либо дамой?

— Как бы я относился к возможной своей невесте? Вы это имеете в виду?

— Именно, — сказала она, в очередной раз подумав о том, что если Лукас Маканна хочет, он существо всякого вопроса схватывает буквально на лету. — Невеста как антипод сожительницы, как раз именно это я и имела в виду.

Лукас прищурился.

— А вы что же, замуж хотите?

— Да, — твердо заявила она, стараясь вовсе не обращать внимание на опускание желудка, как случается в полете, когда самолет попадает в воздушную яму. — Видите ли, мистер Маканна, дело в том, что я не полная идиотка в вопросах бизнеса. И потому прекрасно понимаю, что если в конечном итоге вам так или иначе удастся установить свой контроль над подавляющей частью акций компании, если вы сумеете взять под свой контроль большинство членов правления, то в этом случае именно вы будете заказывать музыку. — Она сделала небольшую паузу, чтобы перевести дыхание, и как раз тут заговорил Лукас.

— Ну, во-первых, я никогда не говорил, будто бы в вопросах бизнеса вы полная идиотка, — начал он. — Если бы вы таковой были, то я даже в шутку не предложил бы вам сотрудничество. Вне зависимости от того, сколь велико было бы желание заполучить вас в свою постель.

Она тотчас же кинулась в атаку.

— Вот именно! И как раз поэтому я смею настаивать на том, чтобы вы мне предоставили некоторые гарантии спокойствия. Мне нужно быть уверенной, что как только вы добьетесь того, чего хотите, не выбросите после этого меня из фирмы.

Бросив таким образом кубик, Фриско затаила дыхание, выжидая: выиграла или проиграла, пан или пропал? К счастью — или к несчастью, что едва ли не одно и то же, — долго ждать не пришлось.

— Что ж, если вы так настаиваете, — начал он, давая понять, что отныне вся ответственность перекладывается на ее плечи, — я согласен узаконить узы нашего с вами партнерства.

О черт! Было такое ощущение, словно желудок вовсе оторвался от остального тела и перешел в свободный полет. Выходило так, что Фриско сумела лишь загнать себя в ею же самой изобретенную ловушку. Но кто мог предвидеть, что он так легко согласится на женитьбу?!

И как же теперь ей следовало себя вести? Мысли ее лихорадочно заметались. Голова шла кругом.

— Устраивает?

— Да! — выпалила Фриско и тут же поправилась: — Нет! — Она покрутила ничего уже не соображавшей головой и призналась: — Впрочем, я сама толком не знаю.

— Дело ваше, вам и решать, — Лукас пожал плечами. — Так или иначе, мне это решительно все равно. Ну так каков же будет ваш ответ?

— Я подумала, что будет лучше, если мы с вами позабудем все то, что было сейчас сказано. — И Фриско устало помассировала виски.

— А как же ваша мать? И ваш отец, если уж на то пошло? Как же тогда ваш бизнес, который целое столетие находился под контролем семьи?!

Он бил точно по цели. Жестокая, но точная работа. Фриско вынуждена была признать это. Она уставилась в глаза своему истязателю. Как же ей отвечать? Она не имела представления. Да и как вообще вести себя в такой нелепой, неправдоподобной и, в общем-то, неприятной ситуации? Она-то хороша, конечно. Но и он ничуть не лучше. Если бы речь не шла о столь серьезных вопросах, то можно было бы расхохотаться.

Однако ей сейчас было отнюдь не до смеха. Будь ее воля, Фриско послала бы Маканну ко всем чертям и выгнала бы его из квартиры. Но здравый смысл говорил, что ничего подобного делать нельзя. Впрочем, с его стороны вести себя так было невероятной наглостью. Против желания на лице у Фриско появилось такое выражение, которое лучше всяких слов говорило о ее чувствах.

— Что, горькая пилюля? — поинтересовался Ма-канна. — Но не говорите только, будто во всем этом виноват один лишь я. Ведь как бы там ни было, но заварил всю эту кашу ваш отец. Я всего лишь предлагаю новое лечение.

— Только ни один из вариантов не слишком-то напоминает действенное лекарство, — в сердцах воскликнула Фриско.

— Я бы сформулировал иначе. Всякий вариант имеет свои плюсы, но также и свои минусы, — подкорректировал Лукас.

Несколько секунд она смотрела на него глазами, полными отчаяния. Затем тяжело вздохнула.

— Джо совершенно правильно говорит: мужчины — животные.

— По своей природе — да, пожалуй, — он пожал плечами, затем поинтересовался: — Собственно, а кто такой этот Джо?

— Не такой, а такая. Джо — женщина. Моя подруга. Она феминистка. Но также — офицер полиции. — Фриско тряхнула головой, чтобы сбросить с лица несколько огненно-рыжих волосков, отделившихся от остальной прически.

— Занятный экземпляр! Кстати, а о женщинах она думает так же или лучше?

Фриско тотчас же ощетинилась.

— Джо — одна из самых близких моих подруг и одна из самых умных женщин, каких я только знаю.

— Что ж, дай Бог ей здоровья. Как, впрочем, и вам. — В его голосе послышалась резкость, свидетельствовавшая о том, что выдержка постепенно начинает изменять Маканне. — А нельзя ли вернуться к нашей главной теме? Мне, признаюсь, несколько поднадоело стоять тут посредине комнаты.

— Ну так присядьте.

— Я не хочу присаживаться, — Маканна вытянул вдоль тела руки и пошевелил пальцами. В этот самый момент Фриско подумала, что он, пожалуй, не прочь был бы сейчас придушить ее. — Черт побери, женщина! Я хочу наконец услышать вразумительный ответ! Да или нет, вы можете решить?!

Боль охватила голову стальным обручем, и внезапно Фриско ощутила во всем теле такую слабость, что испугалась. Не хватало еще грохнуться перед ним в обморок.

— Именно сейчас я не могу дать вам решительно никакого ответа. Мне нужно хорошенько все обдумать. — То был, конечно же, детский лепет, да она и сама понимала это. Но остановиться не могла. — А в данную минуту голова ничего не соображает. Я устала. И, кроме того, у меня уйма разных дел. Черт возьми, ведь на следующей неделе я уезжаю в отпуск.

— Куда именно? — тотчас же откликнулся он.

Она взмахнула ресницами и выпалила:

— На Гавайи.

— Прекрасно.

— Вот как? — Фриско поняла, что еще одно очко удалось набрать ее сопернику. — И что же в этом прекрасного?

— Гавайи… — Он посмотрел на нее так, словно бы ответ должен быть совершенно очевидным. — И на сколько же?

Не выйдя из состояния растерянности, она автоматически ответила:

— На две недели.

— Я тоже полечу туда. Там мы сможем пожениться.

— Но это же совершеннейшее безумие! — ошара-шенно воскликнула она.

— Позвольте узнать, почему же? — спокойным голосом поинтересовался он. — Разве не вы сами сказали, что хотите выйти замуж? Со своей стороны, я лишь принял ваше условие. Так почему же мы не можем пожениться именно на Гавайях?

— Почему? Почему?! — переспросила она. — Да хотя бы потому, что мы толком даже не знакомы, вот почему.

— Ну так и что? — он пожал плечами. — У меня есть знакомые, которые тридцать лет живут вместе и все еще толком не знают друг друга. — Он улыбнулся той из своих улыбочек, от которой у Фриско все внутри растопилось. — Да и потом, какое все это может иметь значение, если всю оставшуюся жизнь мы только и будем лучше и лучше узнавать друг друга. И поверьте, Фриско Бэй, месяцев через шесть после женитьбы мы вполне сумеем составить друг о друге вполне определенное представление.

Уверенность Маканны звучала несколько даже угрожающе, но она в то же самое время и возбуждала. Фриско чувствовала себя совершенно потерянной. Присущая ей сила духа оставила девушку. Как подкошенная, она опустилась на край ближайшего стула.

— Не могу ушам своим поверить.

— Отчего же? — спросил он, и его жесткое лицо сделалось вдруг на удивление добрым, а взгляд — нежным.

— Ну просто потому, что такого не бывает, — и она пытливо заглянула ему в глаза. — Понимаете, в жизни такого не может происходить.

— А вот как раз тут-то вы и не правы, Фриско Бэй. — К неподдельному ее изумлению, он вдруг встал перед ней на колено. — Как раз похожее в реальной жизни случается постоянно. Можете поверить, что люди очень часто именно так вот договариваются друг с другом, и это, смею вас уверить, приносит неплохие результаты.

— Да, но… но… — Фриско лихорадочно пыталась придумать хоть что-нибудь, чтобы выиграть время, вздохнуть, освободиться от его напора. Напрочь позабыв о том, что именно от нее исходила идея женитьбы, Фриско сказала первое, что пришло в ее несчастную голову:

— Но представьте, например, что пройдет какое-то время, и я встречу человека… Ведь тогда я захочу снова стать свободной, чтобы быть с ним, так ведь?

Некоторое время Маканна обдумывал, что ей ответить.

— Вы имеете в виду какого-нибудь конкретного человека? — спросил он наконец, и в голосе его зазвенела сталь, так что у Фриско даже мурашки побежали по спине.

— Нет, — она замотала головой. — Я ведь вам уже говорила, что у меня нет никого. Но представьте, что мне доведется встретить какого-нибудь мужчину…

— Вот тогда мы все и обсудим.

Фриско была в смятении: ей хотелось еще затянуть разговор, но она решительно не знала, о чем еще можно поговорить с Лукасом, какую придумать тему. Наконец в ее лихорадочном мозгу прорезался следующий вопрос:

— Ну хорошо, а вот давайте представим, что через определенное время вы влюбитесь в какую-нибудь женщину и захотите быть свободным?

Он сухо улыбнулся.

— В этом году я разменяю пятый десяток, Фриско Бэй. И коли уж до сих пор любовный клоп не мог укусить меня, нет никаких оснований полагать, что насекомое подберет ко мне отмычку в обозримом будущем или вообще когда бы то ни было.

— Но ведь вы сами не можете быть уверены!

— Не могу, — согласился он и кивнул в подтверждение собственных слов. — Я должен признаться, что причисляю себя к одержимым людям. Я поставил перед собой вполне определенные цели и некоторые сумел воплотить. Но это вовсе не означает, будто бы мне более не к чему стремиться. У меня совершенно нет времени на ухаживания, любовные переживания и прочее в том же роде. Именно поэтому я предпочитаю сейчас играть в открытую.

— И одной из таких вот открытых игр будет попытка прибрать к своим рукам отцовскую компанию, — сказала она голосом, в котором явно чувствовалась усталость.

— Да, — ни секунды не раздумывая, ответил он.

— И для реализации этого плана вам необходима я.

— Да, — согласился он и взял в руки ее ладонь. — И еще вы мне нужны, чтобы я не чувствовал себя в постели одиноко по завершении своих игр.

— Вы грубиян, Маканна, и это еще мягко сказано.

— Всего лишь откровенен, Фриско Бэй. — Улыбка его исчезла, лицо приобрело строгое и даже суровое выражение. — Знайте, что если я даю слово — оно неколебимо. Мое слово можно отнести в банк в качестве обеспечения. И вот я даю вам слово, что если мы поженимся, у вас не будет никаких причин сомневаться в моей супружеской верности. Я привык сдерживать обещания.

Фриско не могла пошевельнуться, столь сильным было впечатление от искренних слов Лукаса, от его низкого голоса.

— Я обязуюсь защищать вас, заботиться о вас, быть с вами всегда, в горе и радости, — продолжал он. — А кроме того, я буду поддерживать вас во всех ваших начинаниях. В свою очередь, я ожидаю от вас как минимум полнейшей преданности. — Он вздохнул и переплел свои пальцы с пальцами ее руки. — Ну и после всего сказанного можете вы ответить, согласны ли вы пойти за меня замуж, Фриско Бэй Стайер? — Он улыбнулся. — Или же вы намерены просто жить со мной и быть моим партнером?

Что она могла ответить? Он буквально запугал ее. Но он же и возбуждал ее, как ни один мужчина ранее. Однако сексуальная привлекательность мужчины, с ее точки зрения, не являлась достаточным основанием для того, чтобы связывать с ним свою жизнь.

Но есть ли у нее выбор? Увы, откровенно говоря, нет. Ведь если она не примет какой-нибудь из двух предложенных вариантов, он запросто запустит механизм разрушения, и речь пойдет не только об уничтожении отца, но также и матери. И существует вероятность того, что отца засадят в тюрьму.

При одной только этой мысли Фриско задрожала.

— Сейчас уже довольно-таки поздно, Фриско Бэй, — сказал Маканна, не желавший упускать выигрышную позицию. — Не пора ли на боковую?

Фактически ее участь была решена. И Фриско не заблуждалась на сей счет. Если она сумеет побороть себя, то вполне сможет жить с Маканной. Ну а уж если она намерена жить с этим человеком, то лучше всего оформить это законными брачными узами.

— Ну хорошо, хорошо, — воскликнула она, сдаваясь в который уже раз за эти дни. — Черт возьми, считайте, что ваша взяла! Я выйду за вас.

— Только, пожалуйста, без истерик. Вы сами увидите, что все получится как нельзя лучше, — сказал он своим мягким голосом. — И вам не придется сожалеть.

— Я уже сожалею, — резко ответила она и вырвала ладонь из его рук. — Позвольте, мне нужно позвонить отцу, — она выпрямилась, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться, прежде чем пойти к телефону. — А что мне ему сказать? — Она покрутила головой. — Ума не приложу, как я смогу ему объяснить?

Взгляд Лукаса был поразительно цепким, от него не ускользнули широко раскрытые глаза Фриско, ее подрагивающие ноздри, нервно сжатые губы. Резко и шумно выдохнув, он поднялся с пола и огляделся по сторонам.

— Где здесь кухня?

— Кухня? — переспросила удивленная Фриско. — А зачем?

— Вам совершенно необходимо чего-нибудь выпить: кофе, воды — чего угодно, чтобы прийти в себя. — Он взял ее за руку.

Фриско попыталась осторожно высвободиться, однако он держал крепко.

— Так где тут кухня, Фриско Бэй?

Понимая, сколь неуместны сейчас препирательства, она вновь уступила Маканне.

— Вот туда, через арку, — и она взмахнула свободной рукой.

— Так пойдемте же, — и он широкими шагами направился в указанном направлении. У Фриско не было иного выбора, кроме как последовать за ним.

Она не пыталась помешать (да и с какой целью?), а молча семенила за Лукасом. Фриско уже поняла, что Маканне лучше не перечить, что вообще он из тех людей, с которыми шутки плохи. Если бы вдруг она и попыталась сделать что-нибудь наперекор ему, то ничего, кроме стыда, из всего этого не вышло бы.

— Тут очень неплохо, — сказал он, войдя в ярко освещенную, в желтых и белых тонах кухню. — Что вам предложить — кофе или, может?..

— Только сейчас я пожалела о бокале вина, который так и не тронула в баре, — сказала она, чувствуя, что вполне может потерять сознание. — Глоток спиртного мне очень бы не помешал.

Он рассмеялся, но не издевательски, как прежде, а с некоторой даже толикой искренней симпатии.

— Хотите сказать, что в квартире не найдется ни капли спиртного?

— Есть бутылка шампанского, которую мне преподнесли на прошлое Рождество. — Она приподняла плечи, давая этим жестом понять, что, кроме означенного шампанского, у нее решительно ничего нет. — Только вот не представляю, можно ли пить шампанское, которое пролежало столько времени.

— Разве бутылка открыта?

— Нет, — Фриско нахмурилась. — У меня как-то не было повода…

— Ну зато теперь он есть. А с шампанским ничего произойти не могло, можете не сомневаться, — сказал он, после чего тон его сделался серьезным. — Сейчас вы позвоните. Ну а я тем временем открою шампанское. Выпьем за прекрасное будущее.

Превосходно. Впрочем, Фриско сочла целесообразным оставить свой ответ при себе. Вообще она должна выглядеть как можно более невозмутимой. Правильнее было бы сказать — потрясенной и оттого предельно сдержанной. Она вновь дернула руку, пытаясь высвободиться из его ладони.

— Я непременно позвоню, если только вы отпустите руку.

Разжав свою ладонь, Лукас демонстративно отодвинулся в сторону.

— Полагаю, вино в холодильнике?

— Да, — рассеянно ответила она и направилась к желтому телефонному аппарату. Она отчаянно пыталась найти слова, при помощи которых могла бы вразумительно объяснить отцу свой более чем ответственный шаг.

В голову решительно ничего не приходило. Боже, как же все-таки она устала… Признав сама перед собой поражение — что, очевидно, уже сделалось ее новой привычкой, — она обернулась к Маканне: только он один и мог что-нибудь присоветовать.

— Не представляю, что сказать отцу. — С некоторым опозданием Фриско поняла, что посылает слова ему в спину: Маканна, присев на корточки, извлекал из недр холодильника темную бутылку с упрятанной под слоем фольги пробкой.

— Что ж, не Бог весть что, но по крайней мере оно должно быть сделано из виноградного сока, — произнес Лукас, судя по всему, из желания хоть что-то сказать. Повернувшись от холодильника, он подбадривающе улыбнулся Фриско. — Что же касается вашего отца, то просто сообщите ему, чтобы он держал пока язык за зубами и не расстраивал собственную супругу. Скажите, что мы с вами нашли обоюдоприемлемое решение, которое чуть погодя обязательно сообщим ему. Скажите также, что завтра мы непременно встретимся с ним и тогда расскажем подробно.

— Завтра?! — Фриско отчаянно встряхнула головой, отчего густые волосы разлетелись по плечам. Машинальным движением она убрала пряди с лица. — Завтра ведь понедельник. По понедельникам я хожу на службу. — В ее голосе слышался явно саркастический оттенок. — Если вдруг я не явлюсь на работу, моему начальнику это вовсе не понравится.

— Да в гробу я видал вашего начальника, — воскликнул Маканна. — Вы уйдете с нынешней службы и начнете работать на меня — в нашей с вами компании, Неужели нужно напоминать?

— Но в таком случае я должна заранее объявить о своем уходе, — в те самые секунды, пока она произносила данную фразу, в голову пришла мысль: а какого, собственно, черта она так суетится? Фриско понимала, что все будет в точности, как Лукас того хочет, и что ей лучше не спорить и не обсуждать, а следовать его советам.

— Слушайте, уже довольно поздно. Или вы и вправду хотите, чтобы он выложил все вашей матери?

«Ну вот, я же говорила…» — мысленно произнесла она. Вслух же ответила: — Не хочу, — после чего подняла трубку и надавила на кнопку, чтобы извлечь из телефонной памяти родительский номер.

К счастью, и на этот раз трубку поднял отец.

Фриско пунктуально пересказала слова Маканны, придерживаясь только что полученных инструкций. Гарольд был явно обрадован, хотя и весьма озадачен.

— Нет, нет, папа, только не по телефону, — сказала она. — Прошу тебя, ничего не сообщай матери, по крайней мере не ранее чем сам обо всем узнаешь… Я говорю про наше предложение. — На двух последних словах она едва не поперхнулась.

У Фриско за спиной выстрелила пробкой бутылка шампанского.

В трубке тем временем звучал голос Гарольда:

— Фриско, ты бы хоть намекнула, что там у тебя на уме? — Его голос перешел на шепот. — Знаешь, если бы меня публично обвинили в растрате, это известие убило бы твою мать.

— Теперь этого можно не опасаться, папа, — уверила она, тактично умолчав, что за отцовскую свободу пришлось заплатить своей. — Можно будет встретиться с тобой завтра с утра пораньше? — поинтересовалась Фриско, чувствуя на себе взгляд человека, который, как она отлично понимала, внимательно слушал каждое ее слово. — Я хочу, чтобы у меня остался весь день для собственных дел.

— Ну конечно, о чем речь, — поспешил он уверить ее. — Когда тебе удобнее: в семь, в восемь?

— В восемь часов меня вполне устроит, — ответила она и, обернувшись, одарила Маканну обольстительной улыбкой. — До встречи. Доброй ночи, папа.

— Ну как, теперь-то чувствуете себя получше? — Маканна вопросительно приподнял одну бровь.

— Вот уж не сказала бы, — призналась Фриско. — Восемь утра — удобное время? — поинтересовалась она, рассчитывая на утвердительный ответ Лукаса.

— Не вполне, — сказал он и, взяв в каждую руку по бокалу, подошел к Фриско. — Надеюсь, вы не передумаете? — Он протянул ей бокал. — Так ведь?

— Конечно, — с готовностью ответила она и затем уточнила: — Если, конечно, отец согласится оставить руководящий пост.

Он укоризненно взглянул на Фриско.

— Едва ли существует хоть малейшая вероятность того, что он не согласится. Ваш отец в отчаянном положении и знает это лучше, чем кто-либо другой.

Ну, не он один, подумала Фриско, искоса взглянув на Маканну.

От Маканны не ускользнул ее взгляд.

— Ну что, Фриско Бэй, запишем вам поражение, так, что ли?

— Вроде того, — она тяжело вздохнула и, нахмурившись, принялась рассматривать бледно-золотистый напиток в своем бокале. — Не пора ли выпить? Мне чертовски нужно подкрепиться.

— О чем разговор. — Он как-то внезапно оживился, задвигался, поднял бокал и, взглянув на искрящееся вино, сказал: — За нас с вами, а также за успехи компании по производству хирургических инструментов «Острое лезвие». За долгий успех нашего совместного начинания.

— Вот именно! Именно! — поддержала его Фриско, будучи не в состоянии повторить вслед за ним слова «за нас».


Глава 12


Фриско и глазом, что называется, моргнуть не успела, как часы уже показывали семь утра. Сигнал будильника вывел ее из состояния полудремы, заснуть как следует в эту ночь ей так и не удалось.

Застонав, она усилием воли заставила себя подняться и заковыляла в ванную.

После душа сделалось получше, хотя и ненамного.

Зевая на каждом шагу, с влажными, ниспадающими на бархатный халат волосами, она кое-как доковыляла до кухни, чтобы сделать себе кофе. Едва только она очутилась на кухне, как спертый воздух, насыщенный винным ароматом, ударил ей в нос, вызвав легкую тошнотную волну.

Хотя Маканна выпил свое шампанское до капли, Фриско удовлетворилась маленьким глотком, сделав вид, будто она по всем правилам выпила за их совместное будущее.

А через минуту он предоставил Фриско самой себе. Едва выпроводив Маканну, она кое-как добралась до постели и тотчас же рухнула замертво. Открытая бутылка шампанского так и осталась стоять на кухне.

Чтобы как-то отделаться от мерзейшего запаха, Фриско схватила бутылку и вылила остатки шампанского в раковину, а саму бутылку опустила в кухонную дробильную машину.

Наливая воду в стеклянный графин, она чувствовала, как из раковины тянет винной кислятиной. Поставив контейнер в кофеварку, Фриско открыла окно. Сырой прохладный воздух стремительно ворвался с улицы и хлестнул ее по лицу.

Да, вот тебе и весна…

Поеживаясь от сквозняка, она размышляла о том, как было бы замечательно оказаться вдруг на Гавайях, где сейчас так тепло и приятно. В то же время она с отвращением наблюдала за медленно закипавшим кофе.

Фриско в который уж раз вынуждена была признать, что жизнь — штука весьма и весьма несправедливая. А временами делается совершенно невыносимой.

Фриско вовсе не хотела выходить замуж. Или, если быть уж совсем точной, ей не хотелось выходить именно за Лукаса Маканну.

Она тяжело вздохнула, и одновременно послышался звук закипевшего кофе. Впрочем, судя по всему, жизнь шла своим чередом, и ей не было дела до сомнений Фриско.

Вот и конец независимости. Теперь о независимости Фриско может вспоминать лишь 4 июля.

Мысли ее перебивали одна другую. Так бывало всегда, когда Фриско думала о множестве различных вещей и не хотела заглядывать в будущее, будь то ближайшее будущее, с неизбежным объяснением в присутствии отца, или будущее чуть более отдаленное, сопряженное с необходимостью идти на поводу у Маканны, который так ловко сумел шантажировать ее, оправив шантаж в рамку делового предложения.

Подонок.

Когда ей удалось этим словом определить суть Маканны, Фриско почувствовала облегчение, ибо оно хоть как-то объясняло предательство собственных жизненных принципов. Фриско налила себе кофе и отнесла чашку в спальню. Время летело с невероятной скоростью. Если она не хотела опоздать на встречу с отцом, нужно поторопиться, как бы тяжело это ни было.

Полчаса спустя Фриско деловым шагом выходила из дома. Одета она была в эффектный и весьма ей шедший морского типа костюм, украшенный полосатыми вставками и плотно облегавший фигуру.

Если Маканна решит продолжать свой шантаж под видом обсуждения деловых перспектив, ее святая обязанность противопоставить его тактике деловую профессиональную невозмутимость.

Конечно же, стратегическую инициативу она безвозвратно упустила, однако из этого вовсе не следует, что ей надлежит повалиться на спину, поднять вверх руки и молить о пощаде.

Этого удовольствия Маканна не дождется.


О господи, ну и физиономия!

Посмотревшись в зеркало, Лукас не мог скрыть своего отвращения. Он поправил галстук, так чтобы узел снизу плотно подпирал воротник белой рубашки.

У него был вид человека, проведшего весьма бурную ночь и не сомкнувшего глаз. Впрочем, глаз он и вправду за всю ночь так и не сомкнул. Всю ночь он мучил себя вопросами — не слишком ли он далеко зашел.

Какая моча ударила ему в голову, вызвав столь сильные изменения в работе серого вещества, что он вдруг решился на эту женитьбу — и все из-за чего?! Чтобы при помощи этой Фриско уладить ситуацию, инициированную вороватым пижоном Гарольдом Стайером, жуликом, запустившим руку в казну компании по производству хирургических инструментов «Острое лезвие»?

Лукас признавался, что захотел — возжелал! — Фриско с того самого момента, как только увидел ее в кабинете отца. Стоило ей лишь повернуться в сторону двери, окинуть его пронизывающим, испепеляющим взглядом, как в ту же самую секунду Лукас возжелал ее. Казалось, взгляд ее прямиком угодил в его самое уязвимое место.

Кто мог объяснить, почему так случилось? На подобного рода вопросы знают ответ лишь законченные идиоты…

Впрочем, как бы там ни было, а захотеть женщину — это одно, а согласиться на легализацию отношений ради того, чтобы удовлетворить свой низменный зуд, — это совершенно иное.

Вплотную приблизившись к сорока, Лукас столько раз в своей жизни хотел разных женщин, — но никогда еще прежде желание его не достигало такой остроты. Можно было даже сказать, что он желал Фриско Бэй необыкновенно.

Уже одно ее имя возбуждало интерес. Ей-богу… Фриско Бэй. Непонятно отчего, но Лукасу это имя чрезвычайно понравилось. Мало того, что имя шло ей, оно добавляло девушке прелести и шарма.

Также непонятно, отчего Лукас был уверен, что и сама Фриско непременно подойдет ему.

Все это вместе взятое и могло служить некоторым объяснением того факта, что Лукас практически без малейших колебаний согласился принять ее предложение.

Женитьба из соображений удобства? Всю ночь он задавал себе этот вопрос. Правильно ли он поступает?..

Рассовав бумажник, мелочь и ключи по раз и навсегда отведенным для каждой вещи карманам, Лукас направился к двери. Он был измучен своими собственными мыслями. Однако теперь отступать поздно.

Что ж, он сделал свое предложение, Фриско в свою очередь сделала свое: сделка, можно сказать, состоялась и даже была обмыта шампанским, хотя целесообразнее было бы скрепить договор поцелуем. Да, он предпочел бы именно поцелуй. Впрочем, существа дела это не меняло. Теперь следовало выполнить все условия их договора. Или прямо сейчас пойти на попятную.

Правда, Лукас никогда не шел на попятную.

Когда он закрывал за собой дверь номера, в его мозгу зародилась робкая, но вполне обнадеживающая мысль.

А ну как Гарольд захочет поразить и свою дочь, и потенциального зятя? А ну как откажется?

Лукас страстно захотел, чтобы именно так все и произошло. Однако плоть Лукаса Маканны желала совершенно иного.

Что ни говори, а очень уж он хотел эту Фриско Бэй.


— Скажи мне, ты сама абсолютно уверена, что хочешь выйти за него? Хочешь, детка?

При слове «детка» она, как случалось в детстве, почувствовала себя крошечной и зависимой. Виду, однако, не подала и сумела спокойным, хорошо модулированным голосом соврать:

— Да, папа, я вполне уверена.

Наступило короткое молчание, в продолжение которого она ухватила насмешливое выражение на лице Маканны, который вслед за ее отцом беззвучно, одними губами, повторил слово «детка».

Она отвела взгляд. Что, впрочем, не было вовсе уж легким делом. Потому как Маканна выглядел таким привлекательным, что глаз от него было невозможно оторвать. Она ведь специально надела это эффектное платье, чтобы поразить его. Это, кажется, удалось. Однако вид Лукаса прямо-таки ошеломлял.

Господи, как это не похоже на нее — обыкновенно она не смотрела на то, как выглядят мужчины, можно даже сказать, что вообще их не замечала. Ну разве что когда в одежде было что-то эпатирующее или если костюм отличался особенной стильностью. Маканна был сейчас в черном пиджаке и белой рубашке. Каждый день тысячи бизнесменов, которых доводилось встречать Фриско, были одеты так же, однако именно на нем все это выглядело потрясающе эффектно.

Странно все это, очень странно…

— Что ж, в таком случае я готов согласиться, Лукас, — в голосе Гарольда слышалось облегчение, перемешанное, впрочем, с известной толикой недоумения и вопросительности.

Фриско была смущена. Ее смущало как поведение отца, так и свое собственное. Ну, отца можно понять, ибо он во что бы то ни стало хотел уйти от ответственности за содеянное. За отца было неловко — столь откровенны и незамысловаты были его чувства. Но и за себя ей было стыдно. Она мрачно смотрела, как отец подошел и пожал протянутую руку Маканны.

— Что ж, добро пожаловать в компанию, — воскликнул он. — Равно как и в нашу семью. — Он торжествующе взглянул на дочь, как если бы в данной ситуации вся заслуга принадлежала именно ей. — И могу вас также уверить, что моя супруга будет в восторге. — Он рассмеялся, хотя смех и отдавал некоторой деланностью. — Гертруда, знаете ли, давно мечтала о том, чтобы наша дочь занялась семейным бизнесом, чтобы завела свою семью. Это у нее навязчивая идея едва ли не с тех самых пор, как Фриско окончила колледж.

Фриско слушала вполуха. Внимание ее было рассеянно, ей было неуютно, какой-то болезненный жар временами охватывал ее. Она чувствовала себя агнцем для заклания, и нельзя сказать, что подобное амплуа было Фриско по душе. Или, может, не агнцем, но козлом отпущения?! Простофилей? Или остолопом?

Последняя фраза отца отпечаталась в ее сознании.

— Постой-ка, постой, нельзя же матери так вот все взять и выложить прямо сейчас.

Маканна подозрительно глянул в ее сторону.

— Да, но ведь ты пойми, Фриско, — парировал Гарольд, — не можешь же ты выйти замуж, не сообщив заранее об этом собственной матери?

— Да, это понятно, — в голосе Фриско слышалось недовольство, даже некоторая резкость, однако сейчас ей было решительно все равно. — Я лишь хочу сказать, что нельзя пригласить ее сюда и так вот, с бухты-барахты, все выложить. Маму кондрашка хватит, ей-богу, — попыталась она объяснить. — Мама отлично знает, что я познакомилась с мистером… с Лукасом в прошлую пятницу, — она сделала гримаску. — Я, конечно, понимаю, что мама наша — законченный романтик, но даже она едва ли сможет поверить в то, что мы этак вот взяли — да и влюбились друг в друга с первого же взгляда.

Гарольд прикусил нижнюю губу и, несколько поразмыслив, утвердительно кивнул.

— Да, ты права. — Он нахмурился и озадачил дочь вопросом: — Ну так и что же ты можешь в этой ситуации предложить?

— Видишь ли… — начала она, лихорадочно думая, каким образом можно максимально отдалить день признания. Она согласна была открыться матери никак не ранее возвращения из отпуска. — Мы могли бы…

— Могли бы начать с того, чтобы пригласить меня на ужин, — мягко предложил Маканна, явно желая подыграть Фриско. — Таким образом я и Фриско уже как бы обозначили наше расположение друг к другу.

— Превосходная мысль, — сказал Гарольд. Не раздумывая, он подошел к столу, поднял телефонную трубку. — Я прямо сейчас позвоню ей, и мы все спланируем.

— Планировщики, тоже мне… — едва слышно произнесла Фриско, полагая, что реплика ее останется неуслышанной. В этом она явно ошиблась.

Маканна вопросительно взглянул на нее.

— У вас есть другое предложение? — он произнес этот вопрос одними губами, чтобы никто, кроме Фриско, не мог расслышать слов. — Если есть — говорите.

У нее было такое чувство, словно Лукас опять взял ее в тиски. Фриско грустно вздохнула: видно, так теперь оно и будет. Он всегда наступает, он вечно прав — а она оказывается проигравшей.

— Мне… гхм… — Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. Фриско не привыкла чувствовать себя идиоткой.

— Стало быть, мы договорились, — радостно объявил отец, избавляя ее от необходимости унизительного отступления. — Знаете, а ведь вы очень понравились Гертруде, да, — обратился он к Маканне, очевидно, входя в роль этакого вот добродушного тестя. — В субботу вечером, как только она вас увидела, вы сразу ей приглянулись.

— Она также произвела на меня неизгладимое впечатление, — с искренним выражением произнес Маканна. — Ваша супруга замечательная женщина.

Терпение Фриско иссякло.

— С вашего позволения, — голос ее лишь самую малость отдавал сарказмом, — я была бы весьма признательна, если бы мы могли сейчас сделать паузу во взаимном обмене восторгами. Дело в том, что мне пора на службу.

— А я как раз попросил, чтобы нам сюда подали кофе, — слова Гарольда отдавали детски-наивным упрямством.

«Опять?!» — Фриско, разумеется, произнесла это про себя.

— Извини, папа, только я — пас, — она посмотрела на ручные часы. — Уже десятый час. Мне нужно идти. — Она поднялась из-за чайного столика и упредительным жестом попросила Лукаса не подниматься. — Вам вовсе не обязательно уходить сейчас. Оставайтесь, выпьете с моим папой кофе. Уверена, он очень хотел бы услышать от вас планы, касающиеся будущего компании.

— Да, конечно же, Лукас, куда вам спешить. Оставайтесь, — поспешно сказал Гарольд. — Я хочу знать ваши планы, особенно хочу, чтобы вы рассказали поподробнее о том проекте, который вы ранее упомянули.

Фриско поспешно отвернула лицо. Казалось, что она ищет свою сумочку, в действительности же она желала спрятать вмиг помрачневшее лицо.

Ей практически удалось улизнуть: она взялась уже за дверную ручку, как вдруг отцовский голос вьшудил ее остановиться.

— Твоя мама сказала, что мы будем ужинать в семь, детка, — крикнул ей вдогонку отец.

Далась ему эта «детка». Фриско поморщилась, будучи уже в дверях.

— Ты приходи к половине седьмого, чтобы неспешно пропустить перед едой по рюмочке.

— Хорошо, папа, — ответила Фриско. Как она ни старалась, ей не вполне удалось подавить раздражение.

— Я заеду за вами в шесть часов, — сказал Маканна отчетливым, не подлежащим возражению тоном. — До встречи, детка.

Фриско так и застыла на полушаге. Черт бы его побрал! Она хотела швырнуть ему в лицо что-нибудь не менее обидное, но в самый последний момент сумела взять себя в руки. Нет уж, не дождешься! — сказала она про себя, распахивая дверь и выходя с высоко поднятой головой. Нельзя показывать, что его насмешки достигают цели!


Глава 13


После такого неудачного утра день для Фриско тянулся бесконечно. Закон Мэрфи действовал в полную силу: все, что только может идти наперекосяк, именно так и пойдет.

Но тем не менее к тому моменту, как Маканна подъехал к зданию ее фирмы, Фриско успела подумать, что время могло бы так и не лететь. Ранний вечер явился для нее в некотором смысле неожиданностью. Неприятности этого дня в такой степени ее достали, что при одной только мысли о предстоящем ужине ее охватывала дрожь. Ей вовсе не улыбалась мысль испытывать на своей шкуре постороннюю снисходительность.

— Вы выглядите превосходно, — это были первые слова Маканны, произнесенные, едва только Фриско открыла дверь кабинета.

— Давайте договоримся, если вы еще раз посмеете назвать меня «деткой», я съезжу вам по физиономии, как бы глупо при этом мне ни пришлось выглядеть, — выпалила она, вложив в эту фразу всю злость, которая копилась в душе с раннего утра.

— И вам приятного вечера, — нежно протянул он, сложив губы вопросительным бантиком. — Должно быть, не слишком удачный выдался день?

Сделав вид, что не услышала его вопроса, Фриско в свою очередь поинтересовалась:

— Вы хорошо меня поняли?

— О да. Принято к сведению.

— Поверьте, я не шучу.

— Охотно верю. — Он улыбнулся своей обольстительной улыбкой. — Осточертело, так ведь?

— Вы не представляете, до какой степени! — призналась она. — Мне и в десять-то лет это не особенно нравилось. — Вздохнув, как если бы со вздохом выпускала весь свой пар и всю злость, она позволила ему проводить себя до лифта. — Но вот уже лет двадцать, как я больше не прежняя десятилетняя девочка. И меня бесит, когда отец называет меня этим словом. Даже если при этом и не имеет в виду ничего плохого. — Войдя в кабинет лифта, Фриско в упор посмотрела на Лукаса. — А слышать подобное слово из уст постороннего человека — это и вовсе оскорбительно. И я не намерена терпеть подобное.

— О'кей, будем считать, что я стер из своей памяти это самое слово. Более вы его от меня никогда не услышите, — пообещал он и тотчас же поправился, — исключая, разумеется, случай, когда я буду обращаться к настоящему ребенку.

У него было при этом такое милое выражение лица, что сердиться на Маканну у Фриско не хватило духу. Может быть, — хотя она далеко не была уверена — может быть, в том случае если каждый из них пойдет на уступки, освоит науку компромисса — может быть, в этом случае им и удастся сделать приемлемым этот странный, отчасти деловой, отчасти личностный союз.

Хотя сама Фриско весьма в этом сомневалась. На ее взгляд, за то время, когда Маканна сделал одну крошечную уступку, ей самой пришлось пойти на серьезный компромисс, долженствующий изменить всю ее жизнь.

Едва ли при таком подходе удастся добиться справедливого равновесия.

— Однако я намерен и впредь называть вас Фриско Бэй, — сказал Лукас несколькими минутами позднее. — И можете даже не повторять угрозы, сводимые к нанесению физического ущерба. Это вам не поможет совершенно.

Фриско не могла видеть его лица, потому что впереди него шла к машине, однако могла сказать безошибочно, что над ней потешаются.

— А пошли бы вы… — и она сжала зубы от полноты нахлынувших чувств.

— Спокойно, спокойно… — оборвал он ее и рассмеялся вслух. — Негоже таким вот образом разговаривать с будущим супругом.

Супруг, тоже мне. Тьфу! Потребовалось собрать всю выдержку, чтобы созревший этот звук не выплеснулся наружу.

— Вы еще не мой муж, — парировала она, сделав особенное ударение на последнем слове и предупреждающе вскинув голову. — Но если вы и далее намерены измываться надо мной, то рискуете не дожить до того дня, когда сделаетесь хоть чьим-нибудь мужем.

— Убьете? — поинтересовался Маканна и, приподняв вопросительно бровь, открыл пассажирскую дверцу и гостеприимно распахнул ее.

— Значит, кое-что вы уже поняли, хотя и не сделали из этого надлежащих выводов, — укоризненно произнесла она. Покуда Фриско проговаривала эти слова, сама себе она казалась такой маленькой, беспомощной, такой уязвимой. И тем не менее ее несло, она не могла остановиться. Получалось как-то так, что его присутствие вытягивало из нее все самое отвратительное. — Вот посмотрите, вы постоянно издеваетесь надо мной. И, конечно же, это меня изрядно бесит.

— Может, сядете в машину? — серьезнейшим тоном осведомился он. — Иначе возле нас соберутся зеваки.

Подавленная собственной грубостью и пристыженная его словами, Фриско стремительно огляделась по сторонам. Рядом не было ни единой души. Вздохнув, она плюхнулась на отделанное бархатом переднее сиденье и уставилась прямо перед собой. Она не повернула голову, даже когда Лукас опустился рядом.

— Извините, если я сказал что неприятное.

От его слов она вмиг растаяла. Был ли виной тому его мягкий успокоительный тон, или же поразил сам факт, что Маканна в кои-то веки решился на извинение, — Фриско не могла сейчас определить. Впрочем, она не расположена была забираться в такие тонкие материи.

— Если уж на то пошло, с той самой минуты, как только вы перешагнули порог кабинета моего отца, вы только и делали, что говорили мне гадости, — вполне откровенно, хотя без чрезмерной резкости в голосе, сказала она. — Более того: едва увидев меня, вы как одержимый, с упорством, достойным лучшего применения, почему-то принялись всячески унижать меня.

— Ничего подобного, — ответ Маканны последовал незамедлительно и отличался явно выраженной резкостью. — Мне даже в голову не приходило, что вас можно унизить. — Он несколько загадочно улыбнулся. — Честное слово, я никогда не смеялся над вами, никогда — в уничижительном смысле этого слова. Если я и юморил, то лишь для того, чтобы рассмешить вас. — Он недоуменно пожал плечами и повернул ключ зажигания. Тотчас же заработал мотор. — Надеюсь, что это мне рано или поздно удастся.

Последняя фраза поразила Фриско. О чем это он? Сидя рядом с Маканной, она задумчиво глядела перед собой, пытаясь постигнуть смысл сказанного. Может, он имел в виду, что рано или поздно между ними установятся нормальные отношения, ведь невозможно бесконечно пикироваться? Надеется, что, сделавшись любовниками, они станут и друзьями?

Возможно ли вообще подобное?

Пока они ехали к дому ее родителей, вопрос этот не давал Фриско покоя. Однозначного ответа, равно как и уверенности, у нее не было. Со всех сторон сомнения. И дело даже не в том, что она не верила в намерения Маканны создать прочную, хорошую семью. В гораздо большей степени она сомневалась в себе. Способна ли она будет после всего, что на нее обрушилось — растрата отца, чудовищное предложение, сделанное Маканной, — способна ли она отрешиться и попытаться что-то построить с Лукасом Маканной?

— Вот мы и приехали.

Мягкий голос Маканны вывел ее из задумчивости. Фриско оказалась вновь в привычном своем мире.

— Да, — подтвердила она и вздохнула, даже и не пытаясь, чтобы этот вздох остался для Лукаса незамеченным. В конце-то концов, он сам все затеял.

— Вы могли бы сделать вид, что я вам небезразличен? — Его тон нисколько при этом не изменился. Слова прозвучали спокойно и на удивление мягко. — Ради вашей матери, а?

Что ж, Маканна мог позволить себе такую роскошь: быть спокойным и мягким. Фриско понимала, что она у него в кулаке. Чего уж тут заблуждаться.

— Я сделаю все, что только окажется в моих силах, — пообещала она и распахнула дверцу. — Ведь, насколько я понимаю, выбора у меня нет?

Выйдя из машины, Маканна поверх крыши взглянул на Фриско.

— Видите ли, вся наша жизнь — сплошная череда компромиссов.

Вот о том и речь. Раздраженная, она резко обернулась и зашагала к дому. Ее недовольство охватывало всю вселенную, и эту грешную жизнь в частности.

С тех самых пор, как только начала осознавать себя в мире, Фриско поняла необходимость компромиссов. От малых — в отношениях с родителями, до серьезных — по мере взросления. Говоря философским языком, именно компромиссы обеспечивают в конечном итоге прогресс. Непреложная истина.

Но почему, черт подери, именно ей приходится уступать и уступать — до бесконечности.

Ведь при всем том, что именно отец заварил эту кашу, он, похоже, выйдет из создавшейся ситуации без долгов, без дополнительно взятых на себя обязательств. Он будет и впредь продолжать наслаждаться жизнью, пользуясь благами того, что Маканна назвал вариантом «золотого зонтика».

А Лукас Маканна? Он в результате получит мощную фирму, которая, образно говоря, будет у него в кармане. А также женщину в постель.

И только лишь одна она, поступившись своей свободой, своей деловой карьерой, которая так неплохо выстраивалась до последнего времени, — зачем-то получит партнера-мужа, который ей и даром не нужен.

И похоже, что общий компромисс закончится именно таким раскладом.

Но разве есть другой выход? Что еще она может сделать? Ну разве только бросить отца на произвол судьбы, разбив тем самым сердце собственной матери. А это казалось Фриско немыслимым.

Подойдя к парадной двери дома, Фриско преисполнилась самых что ни на есть мрачных мыслей. Что будет — то и будет, решила она. Она услышала безошибочно узнанный переливчатый смех матери, едва только распахнула дверь и вошла в холл. Губы ее тронула мягкая улыбка.

Хотя ей сейчас было не до улыбок, Фриско тайно радовалась тому, что у матери нашелся повод для смеха.

Тихо и вместе с тем как-то значительно захлопнулась дверь. Фриско почувствовала, что оказалась заперта в этом доме, оказалась заперта условиями договора с человеком, который нынче распоряжался судьбами практически всех членов семьи. Звук захлопнувшейся двери оказался как бы финальной нотой и потому отпечатался в мозгу Фриско с особенной значимостью. В приступе черного юмора рна вскользь подумала, что по справедливости надлежало бы сделать на спине надпись: Член Армии Компромиссов.

Идея показалась такой забавной, что Фриско едва не рассмеялась. Хотя ей больше хотелось плакать.


— Кажется, хлопнула входная дверь? — Гертруда чинно поднялась со своего кресла, и на ее красивом, без единой морщинки лице обозначилось выжидательное выражение.

— Да, кажется, они прибыли. — Изобразив такую же, как у супруги, очаровательную улыбку, Гарольд удовлетворенно вздохнул и поднялся со своего места, чтобы приветствовать дорогих гостей.

— Ты и вправду полагаешь, что между Фриско и мистером Маканной может быть нечто большее, чем простая симпатия, Гарольд? — чуть слышно спросила Гертруда. От волнения у нее заалели щеки. Взор ее обратился в сторону французской двери, отделявшей холл от элегантно обставленной гостиной.

— Я… гхм… более чем уверен, что так все и есть, — ответил Гарольд и, пытаясь преодолеть спазм, откашлялся, прочищая горло. Что-то он уж слишком разволновался. А ведь надо благодарить небеса за то, что так все повернулось.

— Правда ведь, он весьма интересный мужчина? — перейдя на шепот, спросила супруга.

— Да. — Гарольд не стал сейчас пояснять, что он считает Маканну более чем привлекательным и потому втайне недоумевает, что именно вынудило его сделать столь скоропалительное предложение. У него, кроме того, превосходная репутация в деловых кругах.

Впрочем, последнее было и так и не так. Деловой и честный — да, но и на редкость безжалостный. Именно поэтому будущее дочери беспокоило Гарольда.

Гарольд любил Фриско, любил ее до безумия. Эта любовь зародилась еще с тех самых пор, как дочка была маленькой девочкой. Узнав о решении Фриско связать судьбу с Лукасом Маканной, он испытал некоторое недоумение.

Если только этот человек посмеет причинить его дочери хоть малейший вред, тогда он… Впрочем, а что Гарольд сумеет тогда сделать?! Против Маканны он бессилен — и отлично понимал это.

Однако у Фриско сегодня утром был такой вид, словно бы сделанное предложение вполне ее устраивает. Именно таким образом рассуждал Гарольд, успокаивая себя. Лет с десяти он так наловчился уговаривать и убеждать себя, что сделался настоящим профессионалом в подобного рода упражнениях.

— Он что же, очень богат?

Гарольд едва смог расслышать вопрос, заданный супругой.

— Похоже на то. — Сам же подумал, что Маканна, конечно же, очень богат, если согласился заплатить все недостающие на счетах компании суммы, а также решил выплатить огромные долги, которые Гарольд сделал в нескольких казино.

При этих воспоминаниях Гарольда прошиб пот. Каким же дураком он был, что позволил себе оказаться в подобной заднице! Ну теперь-то он будет умнее, с долгами и игрой покончено. Вытащив платок, он промокнул взмокший лоб, отер верхнюю губу.

Бог свидетель, более он не будет таким болваном — в этом Гарольд дал слово.

Впрочем, похожие обещания он давал себе далеко не в первый раз.

— Ну вот наконец и они! — воскликнула оживленная Гертруда и простерла свои красивые руки перед собой, в направлении пары, переступившей порог гостиной.


Глава 14


— Кажется, вечер удался, — сказал Маканна, направляясь от особняка. — Вам не кажется?

— Пожалуй что, — усталым голосом поддакнула Фриско. Со сдержанным вздохом она села в автомобиль и откинулась назад, уперевшись головой в подголовник. Только прикрыв глаза, она почувствовала, до какой же степени устала.

— В самом деле? — чуть более оживленно переспросил он. — Вы и вправду так считаете?

Фриско вновь вздохнула, на сей раз более, явственно, и, раскрыв глаза, бросила на него недовольный взгляд.

— Я ведь, кажется, уже сказала «да». Неужели этого недостаточно?

— Ну ладно, ладно, успокойтесь, — он миролюбиво улыбнулся. — Я лишь хотел выяснить, считаете ли вы, что ваша мать поверила, будто вы и вправду неровно ко мне дышите.

— Вполне поверила, — и Фриско вновь прикрыла глаза. — Она решительно ничего не заподозрила.

— Вот и отлично, — его голос был наполнен радостными нотками.

Для кого именно отлично? Фриско сжала зубы, чтобы не сказать сейчас какую-нибудь грубость. Слава Богу, Маканна разговора не продолжил.

Однако радость Фриско оказалась преждевременной. Освобожденная от необходимости отвечать на его вопросы, она оказалась один на один с собственными непростыми размышлениями, от которых некуда было деться.

Под монотонный шум работающего двигателя она невольно вспомнила сцены прошедших нескольких часов; Фриско многое бы отдала, чтобы позабыть о них. Но память работала в автономном режиме и раз за разом повторяла свежие эпизоды, подобно тому как подчас повторяют классический фильм по телеканалу.

И вновь перед мысленным взором Фриско предстала мать. Лицо Гертруды сияло от предощущения важных перемен в жизни дочери, руки матери были протянуты в приветственном жесте, а голос обрадованно переливался.

Отец великолепно отыграл роль очаровательного, гостеприимного, радушного хозяина; он по поводу и без оного переглядывался с женой и возвращался к одной и той же теме — о том, как Маканна и Фриско почувствовали неодолимое влечение друг к другу, едва только впервые встретились в его офисе утром в пятницу.

Едва ли не лучше других вел свою роль Маканна, который бросал на Фриско взгляды, исполненные любви, смотрел на нее и, казалось, не мог оторваться, подсаживался нарочито близко к ней и использовал всякую возможность, чтобы прикоснуться к ее руке.

Впрочем, и сама Фриско не уступала отцу и Маканне, всячески им подыгрывая. Она не забывала постоянно улыбаться Лукасу, несмотря на то, что при этом всякая последующая улыбка требовала все большего напряжения лицевых мускулов. Не уставала она также постреливать в него глазами и делала все возможное, чтобы голос ее звучал соответственным образом каждый раз, когда Маканна пытался вовлечь ее в разговор.

От всего этого Фриско чувствовала себя такой униженной и забитой.

Впрочем, тут она едва ли справедлива… Фриско поудобнее устроилась на сиденье.

Едва ли правомерно было ей обвинять себя в том, что она участвовала в обмане.

Ведь если быть совсем уж откровенной, то с самого первого мгновения, едва только увидев Лукаса Маканну, она почувствовала к нему сильнейшее влечение. Естественное и чрезвычайно сильное, без малейшей деланности. Его улыбки и взгляды отражали подлинные чувства, ну а когда он якобы случайно касался ее руки или просто обращал на Фриско свой взгляд — в груди у нее что-то замирало.

И все это пугало Фриско.

Она не хотела, чтобы вот так легко и в мгновение ока Маканна подмял ее под себя. И уж менее всего Фриско желала быть связанной узами брака с мужчиной, для которого супружество было лишь составной частью делового проекта.

Ничего себе деловой проект, черт бы его побрал!

Есть связи — и связи. Например, связь путем договорного замужества — вариант возможный, но не для Фриско. А секс ради секса — это деперсонифицированный акт. Слишком, с ее точки зрения, рациональное действие, более того, слишком животное.

Вот она и пытала себя, стараясь выяснить, отчего же так происходит, что всякий взгляд Маканны, случайное его прикосновение настолько возбуждали ее, что она напрочь забывала о том, как он ей отвратителен и до какой степени ее нервирует одно только его присутствие?

Пытаясь что-то противопоставить мыслям и чувствам, которые одолевали ее, Фриско старалась не думать о Лукасе Маканне. И лучшим союзником в этом отношении оказывался ночной сон.

Внезапная остановка автомобиля нарушила ход мыслей Фриско.

— Ваши родители, похоже, чрезвычайно преданы друг другу? — Голос Маканны прорвал скорлупу ее робкого забытья.

— Именно так. — Вынырнув из полудремы, Фриско не потрудилась повернуть в его сторону, голову или хотя бы открыть глаза. — Они знакомы с раннего детства и практически все это время любят друг друга.

— Стало быть, они вместе росли? — тон Маканны был заинтересованным и вовсе не нахальным.

— Ага… — Фриско сумела подавить зевок, затем открыла глаза и лишь тогда обнаружила, что Маканна затормозил напротив ее дома, а вовсе не на красный свет светофора, как она полагала. Маканна повернулся и пристально посмотрел на нее. — Их семьи жили по соседству. Родители отца и родители моей матери хорошо знали друг друга.

— Ваш отец из состоятельной семьи?

— В то время считалось, что да, — ответила она и торопливо прикрыла ладонью зевок, который не удалось сдержать.

— Но сейчас ведь их состоятельными не назовешь?

Внезапно весь сон слетел с нее, Фриско повернула голову и внимательно посмотрела на Маканну.

— Тогда у них были семьи, теперь же они сами по себе. У отца не осталось ни единого родственника. Он последний в роду.

— Очень интересно, — протянул Лукас. — Но вы ушли от ответа.

— А мне казалось, что я ответила на ваш вопрос. — Фриско попыталась придать своему лицу самое что ни на есть искреннее выражение. — Вы ведь спросили меня о том, была ли семья отца…

— Я прекрасно помню свой вопрос, — в тоне Маканны послышалось раздражение. — И вы отлично поняли, что именно я имею в виду. — Он криво усмехнулся. — Только не пытайтесь меня уверить в том, что в семье вашего отца был еще один бездарный бизнесмен или еще один крупный растратчик.

— Нет, но был один игрок, — призналась она, сочтя за лучшее сказать правду, потому как Маканна вполне мог и сам окольным путем навести справки. — Мой дед проводил больше времени на ипподроме, нежели у себя в офисе. — Она возвратила Лукасу кривую усмешку. — И для меня вполне очевидно, что деду столь же не везло с лошадьми, как отцу не везло с казино.

— Он что же, прокутил весь семейный капитал?

— А заодно и фамильный бизнес.

— Да, что ни говорите, а история подчас повторяется, — сказал он; улыбка мерцала на лице Лукаса. — Пусть не в точности, но — повторяется. Прошу вас, только не говорите мне, будто и вы исподволь тяготеете к игре.

— Чего нет, того нет, — заверила она его. — Я ни во что не играю.

— Как, и даже в бинго?! — поинтересовался он, мягко подкалывая.

— Да, даже в бинго. — Несмотря на серьезность темы, Фриско ощущала присутствие в разговоре флюидов смеха и не могла противиться появлению улыбки на своем лице. — В эту игру я как-то пыталась играть, но всякий раз она казалась мне слишком занудной и скучной. — Она пожала плечами. — Наверное, я вся в маму пошла. По материнской линии там все такие.

— Что, тоже занудные и скучные? — он улыбнулся.

— Нет. — Фриско заставила себя убрать улыбку. — Осторожные и бережливые.

— Стало быть, среди них нет игроков?

— Ни единого.

— Прекрасно, — ответил он, сделав особенное ударение на это слово.

— Ну это еще как сказать, — рассуждала Фриско вслух. — Ведь чтобы успешно заниматься бизнесом, чтобы удачно строить личную жизнь, нужно хоть отчасти быть игроком, ибо то и другое, жизнь и бизнес, сродни игре, я бы даже уточнила — сродни азартной игре.

Маканна рассмеялся.

Фриско почувствовала, как мурашки пробежали у нее по спине, и объяснила это холодным ночным воздухом.

— Полагаю, что до некоторой степени вы правы, — признался он. — Ну а раз уж вы заговорили о занятии бизнесом, — продолжал он, делаясь вновь серьезным, — скажите мне, сообщили вы на своей службе о предстоящем уходе или нет?

— Нет, — прямо ответила она. — Весь день на работе у нас творится настоящий дурдом, у меня не было времени даже дух перевести. — Впрочем, тут Фриско несколько уклонялась от истины, хотя… Чуть пожав плечами, она тем самым как бы простила себе нынешнюю ложь. — Когда подходит срок платить налоги, у нас на службе всегда бывает черт знает что. Все работники оказываются загружены выше крыши. — И в данном случае она говорила истинную правду.

Фриско понимала, что ее непреходящая усталость проистекает главным образом из стрессовых ситуаций. Именно поэтому в последние несколько дней состояние ее так заметно ухудшилось.

Ей бы сейчас побольше покоя, поменьше нервов. А тут этот Маканна.

— А как и когда вы намерены сообщить на работе?

— Пятнадцатого апреля.

— То есть в конце этой недели?

— Да.

— А в субботу вы намереваетесь уехать на две недели на Гавайи. — Голос его звучал сухо.

— Ну я же не совсем еще дура, — ответила она, стараясь подделаться ему в тон.

— Нисколько в этом не сомневался, Фриско Бэй. — В его темных глазах отражались огни, освещавшие вестибюль подъезда. — Если бы я хоть на секунду усомнился в вашем интеллекте, то даже не подумал бы серьезно рассматривать ваше предложение жениться на вас.

— Правильнее было бы сказать — мое контрпредложение, — тотчас подкорректировала она его.

— Все едино. — Он пожал плечами. — Называйте как угодно, главное, что мы понимаем друг друга.

— Все едино, — передразнила его Фриско, чувствуя себя слишком усталой, чтобы объяснять ему сейчас разницу между тем и другим понятиями. — Сейчас уже очень поздно.

Он внимательно оглядел ее лицо.

— Вы, должно быть, очень устали, так ведь?

— Да, я действительно чертовски устала.

— Ладно. — Он открыл дверцу машины.

— Вам незачем вылезать из кабины, — произнесла она, когда Маканна выставил было ногу на асфальт. — Мне ведь только перейти тротуар. А наш охранник на своем посту, возле входной двери.

— Из ваших слов я должен сделать вывод, что вы вовсе не намерены пригласить меня к себе? — и он приподнял вопросительно одну бровь.

— Совершенно верно, — и Фриско чуть подалась корпусом вперед, чтобы удобнее было вылезти.

— Может, поужинаем завтра где-нибудь?

Она взялась пальцами за дверную ручку.

— Видите ли, я… — она поколебалась.

Он же не испытывал колебаний.

— Может, тогда в кино сходим?

Она облизнула губы.

— Я не уверена…

— В таком случае объясните, — раздраженно начал он, — каким же образом вы намереваетесь убедить вашу мать в том, что мы с вами неравнодушны друг к другу, если вы даже отказываетесь бывать со мной где бы то ни было?!

— А как она узнает? — поинтересовалась Фриско, полагая, что если будет придерживаться такой тактики, то Маканна вынужден будет сменить атаку на позиционную защиту.

Он укоризненно взглянул на нее.

— Очень даже просто, потому как я постараюсь сделать так, чтобы ваш отец оказался в курсе. А уж если будет знать он, то едва ли это долго будет оставаться тайной для вашей матери.

Нравилось ей это или нет, Фриско была вынуждена пойти ему навстречу.

— Хорошо, пусть это будет ужин. — И она снова дернулась к выходу.

— А как насчет того, чтобы вечером в среду сходить в кино?

Он явно не желал униматься. Впрочем, напомнила она себе, на руках у него все козырные карты. Она вздохнула, постаравшись сделать это таким образом, чтобы вздох не остался для Лукаса незамеченным.

— Ну что ж, сходим и в кино. Скорее всего сходим, я полагаю.

— Вы полагаете? Значит, полной уверенности у вас самой еще нет?!

Она терпеть не могла, когда на нее начинали наседать.

— Послушайте, Маканна, нельзя же так давить! — сказала она. — Я от усталости буквально с ног валюсь и уже хотя бы поэтому решительно ни в чем сейчас не уверена. — Она вышла из машины, повернулась к Маканне и едко добавила: — Буду уверена только лишь завтра, если, конечно же, сегодня мне будет суждено добраться до постели.

— Понимаю, — ответил он и поднял правую руку ладонью наружу — в знак миролюбивого отношения. — В какое время завтра вам будет удобнее?

— Право, даже и не знаю, — сказала она, чувствуя огромное желание наконец-то отправиться к себе… Ох, если бы только не эта его улыбка, от которой так сладко ныло в животе. — Впрочем, когда хотите, мне все равно.

— Может, в семь часов?

— Хорошо, договорились, — и она приготовилась захлопнуть за собой дверцу.

— Доброй ночи, Фриско Бэй, — голос его был низким и звучал весьма сексуально, хотя и был изрядно приправлен насмешкой. — И хорошего вам сна.

Она захлопнула дверцу и двинулась к дому.


Глава 15


Все вечера на этой неделе Фриско проводила вместе с Маканной. И, к сожалению, ей это даже нравилось.

Вечером во вторник он приехал к ее дому точно в семь часов. Выглядел он спокойным и сдержанным, одет был в легкий серый костюм, белую рубашку и полосатый галстук. Казался задумчивым.

Но прошло совсем немного времени, и Фриско уяснила себе, что его внешность обманчива.

— Мне очень нравится, когда вы делаете себе такую вот прическу: чтобы торчали волосы в разные стороны, — сказал он, придав голосу нарочитую интимность. — И платье это мне тоже очень нравится. Приятный контраст рядом с деловым костюмом.

И как бы не вполне уверенный в силе своих комплиментов, он решил свозить ее в ресторан Букбиндера на ужин. В тот самый старый добрый ресторан Букбиндера, что на Уолнат-стрит.

Из чего Фриско сделала вывод, что Лукас уже успел поговорить с ее отцом.

В среду, вместо того чтобы ехать с ней в кино, он привез ее в «Лесной театр», где гастролирующая труппа представляла музыкальный спектакль, с огромным успехом прошедший на Бродвее.

Спектакль, однако, оказался грустным. Фриско тайком вытирала слезы платком, а Маканна, желая немного успокоить ее, время от времени стискивал ее руку.

Когда его ладонь касалась ее руки, Фриско чувствовала некоторое душевное успокоение, однако вместе с тем и определенное возбуждение.

Ее даже пугало то, до какой степени ей нравились эти касания.

В четверг пошел дождь.

Ничуть не спасовавший перед стихией, Маканна прибыл к дому Фриско с огромным спортивным зонтом. Тесно прижавшись друг к другу под нейлоновым колпаком зонта, они помчались под дождем в ближайший паб, где на ужин взяли себе бифштекс по-филадельфийски с сыром, жареным картофелем и салатом.

Фриско казалось, что она так и чувствует, как на бедрах увеличивается жировая прослойка.

Утром в пятницу Фриско отпечатала на машинке заявление об уходе и сама отнесла бумагу своему начальнику по имени Честер — младшему из двух братьев Мэннингов.

— Вы, должно быть, шутите? — спросил он, наскоро пробежав заявление и обратив внимание на просьбу Фриско включить двухнедельный срок отпуска в обязательное время, по истечении которого она может быть совершенно свободна. — Скажите, ведь вы шутите?

— Нет, я вполне серьезно, — слегка потупившись, сказала она.

— Но, Фриско, — он покачал головой, как если бы был не в состоянии поверить в реальность происходящего. — Мне вообще-то казалось, что вы довольны работой.

— Вам правильно казалось. — Она пожала плечами, давая тем самым понять, что тут, увы, ничего не поделаешь. — Я ведь в заявлении отметила, что намерена перейти работать в семейный бизнес.

— Да, но… — он никак не мог перестать огорченно качать головой. — Ведь раньше вы постоянно говорили, что как раз в семейный бизнес и не хотите переходить.

— Я нужна отцу, Чет, — решительно объявила она. — Я не могу отказать ему.

— Он что же, заболел?

В его голосе чувствовалась искренняя озабоченность. И хотя все это выглядело весьма трогательно, Фриско хотелось скорее завершить разговор.

— Ну, видите ли, физическое его состояние вполне нормальное, но он… он совершенно измотан, — определила она наконец. — Он хотел бы уйти на покой. — В голосе звучала солидарность с решением отца. — И если я не подменю его, найдется кто-нибудь другой. — Она мысленно представила себе Лукаса Маканну и голос, против желания Фриско, сделался более жестким. — Я не могу, не имею права допустить, чтобы посторонний человек принял на себя руководство компанией.

— Компания столько времени находилась в руках вашего семейства, что так вот запросто дело не передашь кому бы то ни было… — в его словах чувствовался вопрос.

— Вот именно.

— Что ж, стало быть, тут больше не о чем и говорить, — он грустно улыбнулся. — Нам будет очень вас недоставать.

— Я также буду скучать без вас.

В горле образовался комок, к глазам подступили слезы. Весь остаток дня Фриско расчищала ящики рабочего стола.

Она ушла из офиса чуть раньше обычного, придя домой, позволила себе чуток всплакнуть. В результате лучше ей не сделалось, только глаза стали красными, как у кролика. Настроение оставалось мрачным.

Чувствуя себя подавленно и вовсе не желая куда бы то ни было выходить из квартиры, особенно не желая встречаться с мужчиной, который был причиной ее настроения, Фриско позвонила Лукасу в отель, намереваясь сослаться на головную боль и отменить то, что было у них назначено на этот вечер. Телефон в его номере звонил, звонил и звонил. Затем трубку снял телефонист отеля и поинтересовался, не хочет ли госпожа оставить послание, поскольку мистер Маканна в настоящее время находится вне пределов отеля.

Она взглянула на свои часы и внезапно поняла, что, должно быть, Маканна уже отправился к ней. Фриско поспешно поблагодарила оператора и положила трубку. Затем она полетела в ванную, промыла как следует покрасневшие глаза холодной водой, после чего с феноменальной скоростью принялась приводить себя в порядок: приняла душ, оделась, накрасилась. Когда он позвонил в дверь, Фриско была уже в порядке и, более того, у нее осталось даже двадцать секунд на то, чтобы выровнять дыхание.

В этот вечер Маканна привез ее на пристань, где стоял корабль «Дух Филадельфии». На нем они и отправились в путешествие по Делавер-ривер, ужин планировался прямо на корабле.

Подавленное настроение не вполне прошло, и потому Фриско ела без особого аппетита.

Это не укрылось от внимания Лукаса.

— Не нравится еда? — Он бросил взгляд на ее тарелку, затем посмотрел в лицо Фриско.

— Нет, отчего же, — мягко возразила она. — Все приготовлено отменно. Просто я не слишком голодна сегодня.

— Гхм… — неопределенно произнес Маканна и до окончания ужина более не возвращался к данному вопросу.

Когда подошла очередь кофе с бренди, Лукас сказал:

— Ладно, выкладывайте, чего уж там.

Выведенная вопросом из своего меланхоличного настроения — при том, что вопрос был задан спокойным, тихим тоном, — Фриско принялась часто моргать, как если бы ее испугали. Затем она пробормотала:

— Не понимаю, о чем это вы?.. Что выкладывать?

Он укоризненно посмотрел на нее.

— На пальцах одной руки я мог бы пересчитать все слова, которые вы произнесли за весь вечер. Вас явно что-то беспокоит. Вот я и хочу узнать.

Несколько поколебавшись, Фриско сказала:

— Ну, просто у меня сегодня… был очень тяжелый эмоциональный день. — Она намеревалась объяснить, почему именно так все получилось, однако Маканна опередил ее.

— Все из-за того, что подали заявление об уходе? — проницательно поинтересовался он, сдобрив вопрос толикой участия.

Она опустила голову, чтобы Лукас не увидел навернувшихся на глаза слез. Сердясь на себя за проявление слабости и сама не понимая, явились ли слезы следствием трудностей этого дня, или же реакцией на его участие, Фриско не желала сейчас вдаваться ни в какие подробности. Она несколько раз поморгала, чтобы осушить глаза, после чего подняла голову и посмотрела в упор на Лукаса.

— Да.

— Так я и думал. — Он улыбнулся. — Нелегко уходить?

— Еще бы. — Она хотела тоже улыбнуться, однако не смогла. Проглотив ком в горле, Фриско добавила: — Это оказалось так же трудно, как оставить родной дом.

— Охотно верю. — Его улыбка сделалась несколько горьковатой. — Тем более что дом — это несколько иное. Ведь большинство молодых людей в определенном возрасте спят и видят, как уезжают от родителей и начинают жить самостоятельной жизнью.

Он был, разумеется, совершенно прав. Несмотря на то, что у Фриско были замечательные отношения с родителями, ей очень хотелось иметь собственную квартиру, где можно чувствовать себя совершенно независимой. Но когда эта мечта обернулась явью, когда оказалось возможным съехать от родителей, было пролито немало слез. Припомнив сейчас все это, она охотно поддакнула Маканне.

— Да, было, пожалуй, даже потруднее.

— Но теперь ведь все позади?

Она вздохнула и повертела в пальцах ножку своей рюмки.

— Теперь да.

— Только не надо так уж печалиться, Фриско Бэй, — сказал он и, весьма тем ее удивив, протянул руку через весь стол и взял в ладонь ее пальцы. — Вам очень понравится управлять своей собственной фирмой. — Он подбадривающе улыбнулся, и ком в горле у Фриско сделался как будто бы еще плотнее, хотя и по иной причине. — Я поначалу смогу вам немного помочь, чтобы ввести вас в курс дела, чтобы вы смогли, так сказать, войти во вкус, и я уверен, что со временем вам все это очень понравится, вот посмотрите!

— Увидим… — тихо произнесла она, слишком занятая ощущением, которое исходило от его руки. При том, что Лукас хотел всего лишь ее подбодрить.

В оставшуюся часть вечера Маканна старался быть предельно внимательным. Он включил на полную мощность свое обаяние, как делал это вот уже на протяжении целой недели.

За исключением короткого и грустного фрагмента, весь их разговор крутился вокруг общих тем и был легким, ни к чему не обязывающим.

Во вторник они говорили об истории ресторана Букбиндера.

В среду обсуждали либретто и музыку бродвейского шоу.

В четверг внимание было сконцентрировано на особенностях знаменитых бифштексов с сыром.

Теперь они переключились на успехи строительства в прибрежной зоне.

Когда возвращались в район, где жила Фриско, в голову ей пришла мысль о том, что ей не нужен никакой спасательный жилет, в прямом и переносном смысле, потому что всякий раз Лукас так выбирал темы разговоров, что утонуть от недостатка эрудиции Фриско решительно не опасалась.

Другое дело, она не могла решить, хотелось ли ей, чтобы их разговоры сделались более существенными и более глубокими?

Припомнив, как именно она себя почувствовала при обыкновенном касании его руки, и ужаснувшись тому, насколько ей было в этот момент приятно, Фриско отогнала от себя все подобные мысли — и была обрадована, когда Маканна заговорил.

— Скажите, а куда бы вы хотели отправиться завтра вечером? — поинтересовался он, тормозя перед подъездом ее дома.

— А вот как раз завтра вечером мне больше всего хотелось бы пораньше лечь спать, — ответила она и взялась за дверцу. — Я практически даже еще не начала укладывать чемоданы, а утром в воскресенье я улетаю.

— Я подброшу, если не против, вас до аэропорта? — предложил он. — Скажите только, к какому времени мне нужно быть здесь.

— Спасибо, но в этом нет никакой нужды. Я уже договорилась, за мной приедет машина. — И понимая, что Маканна примется спорить, она поспешила добавить: — Сегодня была великолепная поездка. Спасибо вам огромное и доброй ночи. — Она повернулась, намереваясь выйти из машины, и тут вдруг почувствовала, что его рука коснулась ее шеи.

— Не надо так спешить, Фриско Бэй, — мягко сказал он и осторожно, медленно и вместе с тем властно потянул ее ближе к себе.

Она почувствовала его запах: смесь одеколона и мужского тела. Чем ближе оказывалась Фриско, тем сильнее становился запах, заполнивший, казалось, все ее существо.

— Ч-что вы делаете? — Тело ее напряглось, мысли смешались.

Он рассмеялся.

Она начала мелко дрожать.

— Я хочу вас поцеловать.

— Не надо, — произнесла она и сама подивилась, до чего же робким оказался звук ее собственного голоса.

— Именно, — властно подтвердил он.

Чуть заметно прибавив усилий, он притянул Фриско вплотную к себе.

— На прощанье надо же поцеловаться.

— Послушайте, Маканна, я вовсе не уверена…

От близости его лица, его дыхания Фриско запнулась на полуслове.

На своих губах она чувствовала его дыхание. Губы Лукаса раз-другой едва ощутимо коснулись ее губ, затем он уверенно обхватил поцелуем рот Фриско.

Губы его принялись работать. В их движениях не было ни грана поспешности, ни малейшего намека на требовательность. Так исследователь, осторожный и опытный, приступает к изучению нового объекта.

Фриско понимала, что следует упереться ему в грудь руками и оттолкнуть. Или самой отстраниться от него. Но этого вот простейшего движения она почему-то и не могла совершить. Собрав воедино всю свою волю, Фриско старалась сейчас лишь воздержаться от ответного поцелуя.

Губы Лукаса намеренно нежно терлись о ее губы, и в этом была некая обольстительнейшая сладость, все более наполнявшая сознание Фриско, ее чувства, все ее существо.

Затяжной нежный поцелуй обладал настолько разрушительной силой, что Фриско опасалась рассыпаться на мелкие кусочки.

Никаких звезд, никаких огней не видела Фриско на внутренней стороне плотно прикрытых век. Напротив, было такое ощущение, что весь мир вокруг остановился и затих, погрузившись в темноту.

Все внутри у нее мелко дрожало, и от этой дрожи, казалось, рассыпаются в пух и прах все ее прежние концепции, все принципы, которыми она ранее так дорожила.

Все оказалось блефом.

Было такое чувство, словно сон и реальность слились воедино.

Ей казалось, что все это происходит с кем-то другим, не с ней. И тем не менее краем сознания Фриско понимала, что с ней, именно с ней. И глупый страх наполнял душу.

Когда Маканна отнял наконец свои губы, Фриско ощутила горечь потери и грусть.

Она открыла глаза и посмотрела на него. Взгляд Лукаса был строгим, внимательным. По глазам Маканны она догадалась, что он также глубоко взволнован.

— Вот о чем вам следует хорошенько подумать на отдыхе, — произнес он низким и как бы бесстрастным тоном. — И обо мне не забывайте, Фриско Бэй.


Глава 16


Эти слова вновь и вновь вспыхивали в ее мозгу. Из машины Лукас наблюдал за тем, как Фриско пересекла тротуар и вошла в ярко освещенный холл.

Он не сказал — хотя об этом скорее всего и стоило бы сказать — что все время разлуки будет неустанно думать о ней.

Когда она исчезла из вида, Лукас двинулся вперед, и вскоре его автомобиль влился в жидкий поток машин, развозивших в этот поздний час своих владельцев.

По мере того как автомобиль его набирал скорость, у Лукаса все более и более явственно обозначалось чувство утраты, как если бы там, позади, он оставил часть своей души.

Именно души, а вовсе не физического тела. Все части его тела, особенно наиболее уязвимые, были на месте.

Сравнительно краткий поцелуй, да и не поцелуи даже, а так, легкое касание губами ее губ, возбудил Маканну, чудовищно возбудил, прямо-таки распалил все его естество. Хотя был вполне безобидным поцелуем.

Ой ли? Так уж и безобидным?

Возможно, Фриско поцелуй и показался безобидным, потому как она совершенно не отреагировала на него, — но в тот момент, когда Лукас коснулся губами ее губ, все прочее, кроме этой женщины, перестало для него существовать.

Черт побери, что же в таком случае будет с ним, когда появится возможность заняться с Фриско любовью?!

Мысль эта возбуждала… но вместе с тем и отрезвляла.

Его длинные пальцы крепко сжимали руль автомобиля. Он так хотел эту женщину, что от сильнейшего желания даже в паху заболело. Ах, до чего же он хотел заняться с ней любовью…

Именно с ней. Ему вовсе не нужно было пассивное женское тело, отдающееся из чувства долга, отдающееся как бы во исполнение пункта совместного соглашения.

При одной только мысли о том, что Фриско будет лежать, как бревно, позволяя ему делать с собой все, что ему захочется, — при одной только этой мысли у Лукаса холодели руки. Проклятье, сейчас первым делом ему необходимо облегчить себя при помощи какой-нибудь проститутки. Прежде к такого рода услугам ему не приходилось прибегать. Впрочем, прежде у него даже и мыслей-то подобных не возникало.

Вопрос в том, суждено ему или нет дожить до того счастливого дня, когда Фриско сама захочет разделить с ним постель и все радости совместной любви?

От этих мыслей боль в паху перекинулась и на желудок: поднявшись, она как будто потеряла свою остроту, сделавшись тупой и ноющей.

Лукасу пришлось крепко стиснуть зубы, пока он подъехал наконец к отелю «Адаме Марк».

Поднявшись в номер, он принялся, подобно загнанному зверю, расхаживать из угла в угол, последними словами ругая себя за всю эту историю.

Но как же ему было заранее предвидеть, что желание отнять у ее отца гибнущую компанию может привести к ситуации, которая, подобно пущенному с горы снежному кому, с каждой секундой делается все более стремительной и грозной.

Черт возьми, ведь даже в самых страшных снах ему не могло привидеться, что Фриско окажется способной настаивать на замужестве.

И ведь он моментально понял, зачем ей все это понадобилось. Не исключено, что она говорила правду, утверждая, что ей требуются некоторые гарантии защиты от возможного увольнения из компании. Но даже если и так, это была далеко не вся правда. Сейчас Лукас был совершенно уверен, что, делая свое предложение, она втайне была уверена, что получит отказ.

И ведь, говоря по совести, ему и следовало бы отказать ей.

Проклятие!

Ну и влип ты, Лукас Маканна! И все из-за желания затащить женщину к себе в постель.

Впрочем, и это не так, урезонил себя Маканна. Ему в постели нужна была не вообще женщина, но именно эта женщина, именно Фриско.

Если бы кто-нибудь сказал ему несколько недель назад, что он будет способен так далеко зайти лишь для того, чтобы переспать с женщиной, — Лукас рассмеялся бы этому человеку в лицо.

Он как-никак был бизнесменом, бизнесменом милостью Божьей, а не каким-нибудь придурком. И прекрасно понимал, что этим миром правят деньги, а вовсе не пустые эмоции.

Действительно ли понимал?

Лукас нахмурился. Он вспомнил, сколько мужчин, да что там мужчин — сколько царств было разрушено исключительно по причине эмоций: из-за жадности, физического влечения. Ну и, конечно же, из-за любви.

Лукас вплотную подошел к окну и смотрел, решительно ничего не видя, на искусно подсвеченный город.

Любовь.

Он задумался о том, что значило это слово. Как бы там ни было, но, к счастью, эта самая любовь ничего общего не имела с его нынешней ситуацией. Так Лукас, во всяком случае, пытался себя убедить. Правда, он готов был признаться, что за те часы, что он провел наедине с Фриско, у него появилась явно выраженная симпатия к этой женщине. Признавал он и то, что симпатия усиливала влечение. Но далее простой симпатии дело не заходило.

Да так ли?..

Внезапно чувство легкой неуверенности охватило Маканну. А не взять ли да и послать куда подальше собственную неуверенность вместе с этой Фриско?

Но не слишком ли поздно он спохватился?

Он встряхнул головой, отгоняя подобного рода мысли. Слишком, слишком поздно. Все зашло очень уж далеко. Машина оказалась приведена в действие.

Не ограничившись приобретением дополнительного количества акций, которые служащие «Острого лезвия» спешно сбрасывали, видя, что биржевая стоимость бумаг неизменно понижается, он также распорядился о переводе весьма значительных сумм со своего личного счета на покрытие тех платежей компании, тянуть с которыми далее было невозможно. И кроме того, он начал переговоры с владельцами тех казино, которым особенно крупно задолжал Гарольд: была обсуждена общая ситуация и сделаны первые шаги для возвращения долгов.

Ну а кроме всего прочего, был еще ведь и сам Гарольд, который спал и видел, как ему протягивают золотой зонтик, он хватается за него и чистенький, с безупречной репутацией и без единого долга, благополучно уходит в отставку с поста руководителя «Острого лезвия».

Идиот трусливый.

Лукас тяжело вздохнул, припомнив сейчас, что не кто-нибудь иной, а он сам придумал весь этот план, обеспечивающий Гарольду выход сухим из воды. И сделал это исключительно ради того, чтобы заполучить «Острое лезвие».

Правда, немного подумав, Лукас вынужден был признать, что это не совсем так. Ведь он вполне мог завладеть компанией без всех этих громоздких махинаций.

Лукас хотел Фриско Бэй Стайер. Именно ради нее он предпринял столь сложные ходы — и теперь оказался заложником собственного же плана.

Ну и имечко же у нее…

Улыбка чуть тронула его плотно сжатые губы. Да, вполне дурацкое имя, но ему оно почему-то нравилось. И женщина ему также очень нравилась. Они заключили сделку.

Женитьба.

Фактически насильственная женитьба к тому же.

При одной этой мысли усмешка, задержавшаяся на губах, сменилась гримасой отвращения, адресованого самому себе. Как бы там сам он ни назвал все это — будь то деловое соглашение или же замужество по соображениям целесообразности, — факт оставался фактом: ему пришлось надавить на Фриско, принудить ее к согласию.

Может, у него в этот момент поехала крыша?

Недобро осклабившись, Лукас смотрел в ночную темноту.

Черт бы все это побрал! Никогда ранее в своей жизни ему не приходилось опускаться до того, чтобы ради женского согласия и женской же готовности пойти с ним на близость прибегать к принуждению, не говоря уже о деньгах. Если он хотел какую-нибудь женщину, то подключал свое обаяние и просто-напросто соблазнял ее. Только и всего.

Так что у Фриско были все основания презирать и даже ненавидеть его. И хотя в эту последнюю неделю она старалась быть внешне предельно любезной в общении с ним, внутренне она его, без сомнения, презирала, если не ненавидела.

Стараясь отгородиться от подобных мыслей, он зажмурился.

И ведь он решительно не хотел, чтобы отношение Фриско к нему основывалось на презрении и ненависти.

Как бы ни жалко было потраченного времени, усилий и немалых денег, судя по всему, имело смысл отказаться от своего замысла, превратившегося сейчас в какой-то фарс.

Приняв это решение, Лукас почувствовал некоторое облегчение. На целых полминуты.

Фриско по его требованию оставила свою работу. Через несколько часов она отправится на Гавайи.

Маканна славился своим умением быстро и безошибочно находить оптимальный выход практически из любой ситуации. Ну что же делать? Думать, думать надо, — подстегнул он сам себя. Именно что — надо.

Может, пересмотреть условия сделки? Убрать тот пункт, который ему в наибольшей степени отвратителен?

Он приоткрыл глаза.

Если он пойдет на изменение своего предложения, если вместо замужества, положенного в основу обусловленного партнерства, предложить ей более равные условия, никак не соотнесенные с какими бы то ни было узами и путами, может, в этом случае у них с Фриско и могло бы что-то получиться?

Может, в этом случае Фриско перестанет его ненавидеть? А со временем сможет даже полюбить? Как знать заранее?..

Да, именно так ему и следует поступить. Попытка не пытка. Ох, до чего же он хочет эту женщину! А когда они будут трудиться сообща как равные и независимые партнеры, кто знает, что может произойти.

Справедлива пословица: «Надежда умирает последней».

Придя к такому решению, Лукас отвернулся от окна и принялся раздеваться. Он позвонил бы Фриско прямо сейчас, но было слишком поздно. Не самое подходящее время обсуждать изменение планов. Что ж, придется набраться терпения, дождаться утра. С ней нужно будет переговорить раньше, чем она уедет в аэропорт.


Еще не рассвело, а телефон, поставленный на ночном столике, уже вовсю трезвонил. Звук аппарата, впрочем, не разбудил Лукаса, который так и не сумел сомкнуть глаз всю ночь.

— Слушаю вас, — произнес Маканна, на втором сигнале подняв телефонную трубку. Вопреки здравому смыслу он надеялся, что звонит Фриско. Хотя был уверен, что это не она.

Уверенность вполне оправдалась.

— У меня неприятности, Лукас, — без преамбулы прозвучал голос его брата Майкла.

— Что такое? — требовательно спросил он, тотчас же усаживаясь на постели.

— Только что мне позвонили из местного участка, — голос Майкла был напряжен. — Полиция арестовала Роба. Его остановили, когда он поддатый управлял автомобилем. И при нем обнаружили ты сам знаешь что.

— Что?! — Лукас прыжком соскочил с постели и машинально принял боксерскую стойку, как если бы ему был нанесен сильный удар в корпус. — Роба?! Слушай, тут, должно быть, какая-то ошибка.

— Не верить полицейским нет оснований, — сказал Майкл. — Мне сообщили, что Роб был обнаружен в своей машине за рулем. Тачка соскочила с дороги и врезалась в дерево. Он…

— Он ранен?! — поспешил уточнить Лукас.

— Офицер, с которым я разговаривал, уверяет, что у Роба лишь несколько царапин да синяков. — Майкл вздохнул, и вздох был отчетливо слышен в трубке Лукас са. — Худо другое. Он был под кайфом, и при нем обнаружили марихуану. Я…

— Ты сам-то видел его? Разговаривал с ним?! — не удержался Лукас.

— Нет. Как только узнал, так сразу же решил позвонить тебе. Но сначала позвонил Бену. Он ведь как-никак ведет все дела нашей корпорации. Так вот Бен посоветовал немедленно связаться с адвокатом, специализирующимся на ведении уголовных дел. Сказал, что адвокат должен обо всем позаботиться.

— Боже праведный… адвокат по уголовщине…

Лукас вздохнул, представив своего младшего брата. Роб внешне производил впечатление этакого беспечного красавчика, плейбоя и бездельника. Мало кто знал, что под этим фасадом кроется душа уверенного в себе, жесткого бизнесмена.

Лукас сразу же почувствовал, что здесь что-то не так, ой, не так… Роб не из тех, кто нажирается и залезает в тачку с карманами, набитыми марихуаной.

Или же именно из тех?

Проклятый мир, в котором люди так до конца и не могут узнать друг друга.

До какого-то времени Маканна был уверен, что отлично знает обоих своих братьев. Пока они были пацанами, вместе росли, вместе играли, он и вправду знал их, как самого себя. Другое дело, что с тех пор прошло много времени, Майкл и Роб больше уже не те пацаны, какими были когда-то. Они были мужчинами, каждому шел четвертый десяток, каждый был зрелым и независимым.

Во всяком случае, Лукас именно так думал о них. Хотя оба брата решили в конце концов работать в его компании и, стало быть, работали на Лукаса, сам он практически ничего не знал об их личной жизни, их настроениях.

Почувствовав вдруг, что едва ли он вообще знает что-нибудь конкретное о своих братьях, Лукас нахмурился. Такого рода открытие было для него в новинку.

— Лукас? — нарушил его размышления голос Майкла.

— Ладно, я выезжаю, — сказал Лукас, разрешая сомнения в пользу немедленного действия. — Буду у вас, как только смогу.

Он положил трубку, руки, однако, не отрывая. Немного поколебался, звонить или не звонить в такой час Фриско. Бросил взгляд на циферблат установленных в спальне часов. Скоро рассветет. Поскольку ей надо рано вылетать, она или уже проснулась, или проснется в самое ближайшее время.

Впрочем, нет. Лукас отрицательно покачал головой и убрал руку с телефона. У него сейчас времени в обрез, и потому незачем ей объяснять, как и почему решил он изменить условия их партнерства. Вот вернется она с Гавайских островов, тогда и узнает. Время терпит.

Сейчас нужно успеть самое главное, решил он, направляясь к платяному шкафу, где у него стоял чемодан. С тех самых пор как Лукасу исполнилось восемнадцать лет, главной его заботой была забота о братьях.


Глава 17


— Вы можете себе представить? В середине апреля — и вдруг снег! — ворчливым тоном произнес таксист и показал рукой за окно машины, в которое летели снежинки. — Что за дьявольщина вселилась в весну, кто бы объяснил?

Вот именно, кто бы объяснил, подумала Фриско, испытывая удовольствие от того, что в кабине тихо и тепло, а также от мысли, что там, куда она направляется, никакого снега нет и быть не может.

— Да, такое трудно объяснить. — Ответила она и посмотрела за окно. По случаю воскресенья и раннего часа улицы оставались практически безлюдными.

— Куда-нибудь уезжаете? — продолжал словоохотливый таксист. — Отдыхать или, может, по делам?

Фриско машинально подумала о том, что отдых — это ведь тоже весьма важное дело, которым не стоит пренебрегать. Вслух же этого не произнесла.

— Вообще-то я в отпуске, — и она поймала взгляд таксиста в зеркале заднего вида. — Вот и решила отправиться на две недели на Гавайи, хочу немного погреться на тамошнем солнышке.

— Как я вам завидую, — с горестной улыбкой признался он и сожалеюще прищелкнул языком. — Вы уж там за меня полчасика позагорайте, ладно?

— Непременно. — Она заметила, что снегопад сделался обильнее, и слегка нахмурилась. — Лишь бы только вылеты не отменили.

— Не переживайте, это для нынешних самолетов не помеха, — уверенно обнадежил он ее, как если бы мог решать, разрешать вылет или отменять. — К тому же весенний снег как начался, так и кончится.

— Дай-то Бог. Потому как очень бы не хотелось загорать в аэропорту, — призналась Фриско, когда таксист затормозил напротив входа в отделение «Юнайтед Эрлайнз».

— Вот попомните мои слова, — не унимался водитель такси. Он проворно вышел из машины и, открыв багажник, принялся вытаскивать ее поклажу. — Все будет в порядке, и вы улетите по расписанию. Готов спорить.

И ведь так оно и получилось.

Когда время вплотную приблизилось к отлету, снегопад вдруг прекратился, и самолет, на котором летела Фриско, поднялся практически по расписанию.

За все время полета до Сан-Франциско единственным достойным упоминания событием оказался завтрак, на удивление вкусный и сытный.

Перекусив, Фриско откинула спинку кресла и попыталась устроиться с максимально возможным комфортом. Ей хотелось немного подремать, однако, несмотря на все потуги, заснуть так и не удалось.

Уснуть не давали воспоминания о Маканне и его поцелуе. По этой же самой причине Фриско не сомкнула глаз и предыдущую ночь.

В Сан-Франциско произошла трехчасовая остановка. Минуты казались часами, часы — бесконечностью, как это случается, когда приходится сидеть и ждать. В довершение ко всему самолет вылетел на сорок пять минут позднее, чем должен был.

Чувствуя себя измученной, уставшей, испытывая необходимость хоть немного поспать и превыше всего мечтая о том прекрасном мгновении, когда полет завершится, — Фриско предприняла новую попытку расслабиться. И вновь ее ожидало разочарование.

Едва только она закрывала глаза, как в голову тотчас же лезли мысли о Маканне, а в памяти воскресало его улыбающееся лицо.

Оставив надежду забыться хоть ненадолго, Фриско продолжала сидеть с закрытыми глазами, притворяясь спящей. Она не гнала теперь прочь мыслей о Маканне.

Более того, она сконцентрировалась на размышлениях о нем, точнее говоря, на воспоминании об одном вполне конкретном эпизоде.

На его поцелуе.

Да, так что же она могла сказать о поцелуе? Она призадумалась, поудобнее улеглась в кресле. О поцелуе… Ну, собственно говоря, нежное касание его губ о ее губы и поцелуем-то не назовешь.

В таком случае спрашивается: отчего же поцелуй произвел на нее столь сильное и неизгладимое впечатление? Почему поцелуй, каким бы на самом деле он ни был, так сильно взволновал ее? Взволновал настолько, что она провела бессонную ночь.

Фриско поерзала в кресле: как ни устраивалась, поза оказывалась неудобной. А мозг продолжал свою работу, отказываясь погружаться в глубины сна.

Вот странно: такой, казалось бы, легкий и почти лишенный страсти поцелуй Лукаса произвел сокрушительное действие. Это Фриско не могла отрицать. Поцелуй, что называется, потряс до основания все ее существо.

Прямо-таки поразительно! Она попыталась думать о чем-нибудь другом. Но получалось так, что у подсознания в этот час были свои намерения, не вполне совпадавшие с желаниями Фриско. Воспользовавшись ее слабостью и усталостью, подкорка с готовностью принялась навязывать мозгу свои темы, свои образы.

Дело, собственно, даже не только в том, что поцелуй произвел на нее сокрушительное впечатление; он также усилил — или, может, правильнее было бы сказать — обострил чувство ожидания, то самое чувство, которое Фриско испытывала всякий раз, когда принималась думать о главной составной части заключенной с Маканной сделки: о том, что придется делить ложе с Лукасом.

Фриско сглотнула, пытаясь хоть как-то справиться с горловым спазмом, затем чуть развела ноги, желая ослабить жар, бушевавший между бедер.

— Может быть, мисс желает подушку?

Фриско открыла глаза. Перед ней стоял молодой привлекательный стюард с заботливым выражением лица. Весьма ему благодарная уже за то, что отвлек ее от беспощадных мучительных раздумий, она замешкалась, прежде чем ответить.

— Или одеяло? — предложил стюард.

— Да… нет, нет, не надо, — Фриско сопроводила свои слова мягкой улыбкой. — Благодарю вас.

— К вашим услугам. — Стюард в ответ мило улыбнулся, продемонстрировав превосходные, безупречно белые зубы. — Извините, если прервал ваши размышления.

Спасибо, что прервали, мысленно ответила ему Фриско. Вслух же, однако, этого не произнесла. Краткое вторжение прервало течение внутреннего монолога. Рядом послышался негромкий звук, по которому она безошибочно узнала, что сзади подъезжает раздаточная тележка. А стало быть, еще какое-то время мысли Фриско будут отвлечены.

— Интересно, что они подадут на сей раз?

Вопрос прозвучал из уст прежде молчавшего, тихого пожилого джентльмена, сидевшего по соседству. Готовая ухватиться за любую соломинку, лишь бы не возвращаться к тягостным мыслям, она не преминула воспользоваться этой возможностью и, обернувшись к соседу, сказала:

— Наверняка сказать не берусь, — тут Фриско картинно потянула носом, — но как будто бы пахнет рыбой.

Ее обоняние оказалось безупречным. Развозили два блюда: цыплят по-полинезийски и запеченную рыбу.

Как сосед, так и сама Фриско остановили свой выбор на цыплятах.

— Я всегда готов отведать что угодно новое, — сказал мужчина, с удовольствием вдыхая идущий от блюда аромат. Повернув голову, он вежливо улыбнулся Фриско. — Практически все что угодно, только не рыбу. — Его карие глаза сверкнули насмешливым огнем. — Ловить рыбу я с удовольствием ловлю, но вот чтобы ее есть — Боже сохрани.

Искренне заинтригованная, Фриско улыбнулась.

— Наши цыплята превосходно пахнут, правда ведь?

Сосед положил небольшой кусок в рот, пожевал, затем прикрыл глаза и тихо протянул:

— Ммм… — После чего поддел очередной кусок нежного белого мяса. — Очень вкусно. — Он принялся молча жевать. Проглотив, отложил вилку, протянул руку и представился: — Меня зовут Уилл Дейтон. — Он присовокупил радужную улыбку. — На Гавайях мои внуки, вот я и решил слетать к ним. Так сказать — проведать.

— А я Фриско Стайер. Лечу отдохнуть, у меня сейчас отпуск. — Она пожала протянутую ей руку. — Ваши внуки что же, постоянно живут на Гавайских островах?

— Да, знаете. Фирма, где трудится мой сын, перевела его в прошлом году в Гонолулу. — Он выразительно приподнял бровь. — Ужасно скучаю без внуков. С тех самых пор, как скончалась моя супруга, весь интерес у меня сосредоточился на этих малышах. — Он сделал выразительное лицо. — Супруга, бывало, очень любила рыбалку. Я тоже нередко составлял ей компанию. А тут вот, стоило внукам уехать на другой край земли, и рыбачить враз расхотелось. Хотя прежде я любил.

Прожевав и проглотив очередной кусок, Фриско поспешила вставить:

— Мне очень жаль. То есть, я хочу сказать, жаль, что умерла ваша супруга.

— Благодарю вас. Конечно же, мне ее не хватает, это все так… — он сделал плечами неопределенное движение. — Мы с ней прожили целых сорок лет, и я могу лишь благодарить Господа за такую милость, оказанную мне.

— Сорок лет… — Фриско улыбнулась. — Мои родители тридцать три года вместе. И мне казалось, что это практически целая вечность. А уж сорок лет… Сорок лет вдвоем прожить — это действительно целая жизнь.

— Наверное, молодой особе вроде вас именно так и представляется, — он ответил ей улыбкой, в которой было превосходство жизненного опыта и тень грусти. — Но только поверьте мне на слово, мисс Стайер, годы летят стремительно, причем всякий следующий быстрее, чем предыдущий. Вы и глазом моргнуть не успеете, как жизнь промчится. И потому следует в полной мере наслаждаться всякой прожитой минутой.

Расправившись с цыплятами, Фриско призадумалась над словами соседа. Что ж, он дал хороший совет. Во всяком случае, тут было о чем пораскинуть мозгами. Действительно, ведь годы уходили чрезвычайно быстро. Боже, ведь с тех пор как она закончила колледж, минуло уже целых десять лет. Может ли она сказать себе, что в полной мере насладилась этим временем? Едва ли. Она слишком была поглощена своей работой, своей карьерой. И чего же в итоге добилась?

Ну, приобрела небольшую, хотя и чертовски дорогую квартиру.

А что еще? Ни тебе мужа, ни тебе детей. И стало быть, в более солидном возрасте никаких надежд на то, что общение с внуками может скрасить ее старость. Раньше ей представлялось, что работа — вот главное в жизни, потому Фриско и отдавалась целиком своей профессиональной деятельности. Она была убеждена, что карьера и семья суть антиподы: либо одно, либо другое. Ибо карьера как бы изначально исключает семью, и наоборот. Ее тогдашний выбор был вполне осознанным.

Рассматривая замужество как вариант цивилизованного рабства, обставленного прилюдно данными обязательствами, она предпочла идти своим собственным путем, не будучи обремененной мужем или детьми. Единственная продолжительная связь с мужчиной лишь укрепила Фриско во мнении, что совмещать работу и семью — все равно что пытаться размешать масло в воде до полного растворения. То есть вещь немыслимая.

Не могла она тогда представить себе, что после долгих лет, потраченных на достижение профессионального успеха, придя к определенному материальному благополучию, она вдруг почувствует неудовлетворенность, пустоту, одиночество.

Фриско сейчас раздумывала о том, что наверняка есть немало женщин, отличных от Джо и ей подобных мужененавистниц, которые в один прекрасный момент готовы бросить работу и вообще забыть о карьере, всецело отдавшись семье, мужу, заботам о детях.

Конечно же, в этой жизни могут быть и другие альтернативы, но…

— Скажите, мисс, могу я забрать у вас поднос?

— Что? — Вздрогнув от неожиданности, Фриско подняла голову и увидела улыбчивого стюарда. Затем опустила глаза и, к немалому своему удивлению, обнаружила, что поднос, лежавший перед ней, оказался совершенно пустым. — Ну… да, конечно же, — и она протянула пластиковый поднос.

— Вы унеслись мыслями очень далеко, насколько я мог заметить, — сказал ее сосед Уилл Дентон, сопроводив реплику отеческой улыбкой.

— Да, всякое приходит в голову… — призналась Фриско и вежливо улыбнулась в ответ. — В последнее время есть над чем поразмышлять.

Он прищелкнул языком.

— Да, судя по всему, вам совершенно необходимо отдохнуть.

— Вы правы, — с готовностью поддержала она его, подумав в то же время, что более всего ей необходимо прекратить вести с собой диалог.

— Вы позволите мне угостить вас? Чтобы, так сказать, освежить горло? — поинтересовался Дентон, кивнув в сторону тележки, уставленной спиртным. — Выпьем за ваш отпуск, чтобы он удался, и за мой визит к внукам.

Поначалу Фриско хотела было отказаться, но передумала. А почему бы, собственно говоря, и не выпить? Поможет скоротать время, да и мысли не так будут одолевать, может статься…

— Спасибо, мистер Дентон, с большим удовольствием.

— Называйте меня просто Уилл, — попросил он, когда тележка поравнялась с их креслами. — Что бы вы предпочли?

— Белого вина, Уилл. Ну а вы в таком случае называйте меня Фриско.

— Превосходно, Фриско. — Он заплатил за две маленькие бутылочки: белого вина и красного. Белое вместе с пластиковым стаканчиком передал Фриско.

— Расскажите мне, Уилл, какие они, ваши внуки? — попросила она, отведав вина.

Ее просьба пришлась весьма по вкусу Дентону, и он с видимым удовольствием принялся рассказывать исто рии из жизни внуков, мальчишек десяти и восьми лет Хотя рассказы показались Фриско весьма забавными и милыми, но прежде чем она расправилась со своим вином, веки ее сделались тяжелыми, а глаза начали слипаться, как ни старалась она казаться внимательной слушательницей.

— Вы меня ради Бога извините, — поспешила сказать она, прикрывая ладонью зевок.

Уилл улыбнулся.

— Не переживайте. Хотите спать — спите. Как только я замечу, что вы уснули, тотчас же прекращу свою болтовню.

И как ни в чем не бывало он продолжал свой рассказ. То, что не удалось ранее Фриско, с успехом получилось у Уилла: он в буквальном смысле этого слова вогнал ее в сон.

Уилл деликатно растолкал ее, когда самолет уже заходил на посадку. Поблагодарив его, Фриско виновато улыбнулась, затем выглянула в окно.

Через стекло иллюминатора, с высоты птичьего полета, вид Гонолулу был потрясающий. Похожий с воздуха на заросли необычайных растений, город притягивал своей уникальной красотой. Лучшей рекламы курорта трудно было и представить.

Перед приземлением всем пассажирам вручили экзотические цветы. Фриско нежно касалась ярких лепестков, поспевая за Уиллом в направлении багажного отделения. Там, возле стойки, Дентона поджидала вся его семья. Заметив его в толпе прилетевших пассажиров, они принялись махать ему руками, затем кинулись навстречу.

— Очень рада была познакомиться с вами, Уилл, — с чувством сказала Фриско и протянула руку. — Надеюсь, вы тут отлично проведете время.

— Мне тоже было очень приятно познакомиться с вами, — он дружески пожал ее протянутую руку. — Вы очаровательная девушка, Фриско. И все у вас будет отлично. Только вот отдохнуть как следует нужно. В общем, хорошего вам отдыха здесь. — И с этими словами он пошел навстречу своим внукам, издалека раскрывая объятия. Через несколько шагов Уилл обернулся и еще раз взглянул на Фриско. — Кстати, у вас замечательное имя!

— Спасибо, Уилл, — негромко сказала она. — Вы изумительный человек!

В следующую секунду он оказался в окружении своей семьи. От вида счастливых улыбок у Фриско повлажнели глаза.

Вздохнув, она повернулась и направилась за своими чемоданами.


Глава 18


— Фриско звонила, — сообщила Гертруда Гарольду, как только в понедельник он вернулся домой из своего офиса. — Передавала тебе привет.

— Очень хорошо. — Он нежно улыбнулся женщине, которую любил всю свою жизнь. — Как там у нее, все нормально? Как долетела?

— Полет прошел нормально. Говорит, что остров совершенно великолепный, хочет получше узнать его. — Ее губы чуть тронула нежная материнская улыбка. — Сказала, что очень устала от полета, и как только приехала в отель, разобрала чемоданы — служба отеля принесла ей в номер закуску. Она перекусила и тотчас же уснула.

— Ну если она не кинулась сразу на пляж, должно быть, и вправду очень утомлена. — Гарольд чуть сдвинул брови. — Ты совершенно уверена, что у нее все в порядке?

— Да… Во всяком случае, судя по голосу, у нее все в полном порядке. — На мгновение у Гертруды на лице обозначилось чуть озабоченное выражение, несколько напоминающее такое же у Гарольда, однако она сразу же просияла: — Полагаю, она так устала из-за этой неприятной задержки в аэропорту Сан-Франциско. — Выражение глаз Гертруды приобрело мечтательный оттенок. — Мне так нравится бывать в Сан-Франциско. — Огонек сверкнул в ее глазах. — У меня очень хорошие воспоминания о том, как мы с тобой проводили время в этом прекрасном городе.

Прищелкнув языком, Гарольд сграбастал жену и поцеловал ее.

— Насколько я помню, когда мы с тобой впервые туда приехали, то самого города практически и не видели.

Гертруда покраснела в точности так же, как краснела, будучи невестой, и эта ее реакция восхитила Гарольда.

— Да, все тогда получилось потрясающе, — прошептала она, придвигаясь поближе к нему. — Я так надеюсь, что в один прекрасный день наша Фриско узнает то счастье, которое посетило нас в Сан-Франциско.

— Разве только в том городе мы были счастливы? — поинтересовался он.

Глазами, полными счастливых слез, она глянула на мужа.

— Ты отлично понимаешь, что именно я имею в виду.

— Да, моя дорогая, я понимаю. — Он вновь поцеловал жену, — И очень надеюсь, что вскоре и наша дочь узнает подлинное счастье.

— С Лукасом? — По глазам Гертруды он мог безошибочно сказать, что она уже все обдумала и очень надеялась на этот союз.

Гарольд кивнул.

— О… — она вздохнула. — Мне бы так хотелось…

— Вот и прекрасно, — сказал он, желая укрепить супругу в ее надеждах. — Насколько я могу судить, а также по тому, что мне сказал сам Лукас, у меня есть все основания подозревать, что он все более и более привязывается к Фриско.

— В самом деле? — заинтересованно спросила жена.

— Да. — Лицо его сделалось более оживленным. — Я могу больше того сказать, меня ничуть не удивит, если он внезапно вылетит на Гавайи.

— О! — Глаза Гертруды округлились, затем она рассмеялась. — Боже мой. Это и впрямь означает, что у него с Фриско все вполне серьезно. — Лицо ее сделалось мечтательным. — Подумать только, Лукас Маканна и наша Фриско… Ты только представь себе! Мне он сразу приглянулся: такой импозантный, такой красивый и вместе с тем такой обаятельный, хотя и чуточку страшный. Тебе так не показалось?

Он улыбнулся, однако счел за благо промолчать. Что касается импозантности Лукаса, его красоты и обаяния, Гарольд решительно ничего не мог бы сказать на сей счет, потому как совершенно не задумывался над этим. Но вот с тем, что Маканна вызывает в людях безотчетный страх, он не мог не согласиться. Он даже чувствовал всякий раз панику, общаясь с ним.

Подавив дрожь, Гарольд еще крепче обнял супругу, желая найти рядом с ней успокоение и — в некотором смысле — защиту.


— О чем ты думал своей дурацкой башкой, черт тебя побери?! — набросился Лукас на Роба, сверля брата взбешенным взглядом. — Или, может, ты вообще ни о чем не думал, а?! — высказал он предположение, прежде чем брат успел рот раскрыть.

— Лукас, пойми, я был чуть жив от усталости. Я…

— Чуть жив от усталости?! — Лукас сделал нетерпеливый жест, вынуждая Роба заткнуться. — Устал он, видите ли! Надрался, накурился, как свинья?

— Ох, да прекрати ты, Лукас. Ничего подобного не было, — гневно сказал Роб в порыве самозащиты. — Я лишь выпил пару порций и выкурил два джойнта, ничего больше не было, поверь.

— Ничего больше?! — Лукас покрутил головой, выражая тем самым крайнюю степень своего недоумения. — Боже праведный, уже за одно только это тебя стоило упрятать за решетку. А ты еще умудрился вмазаться в дерево, черт побери! У тебя обнаружили марихуану. А ты тут пускаешь слюни и говоришь, что ничего больше не было!

Роб сделал новую попытку.

— Послушай, Лукас, я ведь…

— Я не желаю ничего этого понимать, — жесткий голос Лукаса вынудил брата замолчать. — Честно говоря, я раньше думал о тебе лучше. Лучше, чем ты заслуживаешь. О проклятье! Роб, ты сам-то хоть понимаешь, что теперь тобой занялись полицейские, что тебя могут запросто упечь в тюрягу?! — От волнения Лукас энергично провел ладонью по своей шее. — Будь еще в этом замешана баба, так получился бы полный джентльменский набор.

Роб с усилием сглотнул Слюну.

— Я как раз ее высадил незадолго перед тем.

— Что?! — прогремел голос Лукаса. — Да будь я трижды проклят…

— Погоди, Лукас, успокойся, — на сей раз Майкл прервал старшего брата. — Дай Робу объясниться.

— О, разумеется, разумеется… — саркастически парировал Лукас. — Пожалуйста, Роб, объяснитесь, прошу вас.

Роб поморщился, ему было противно оправдываться.

— Все было тихо и спокойно, — сухо сказал он. — Мы с одной дамой отдыхали.

— С какой еще такой дамой?! — рявкнул Лукас, не намереваясь дальше выслушивать.

— А вот уж это не твоего собачьего ума дело, понял? — на одном дыхании выпалил Роб. — И не смей совать сюда нос! Ему и то, и другое расскажи. А отчет тебе не представить, чем мы занимаемся в постели!

— И чем же именно ты там занимаешься?!

— Хватит, заткнись, — крикнул Роб и с побледневшим лицом направился к двери.

— И куда же, позволь узнать, ты направляешься? — Голос Лукаса был похож на звук хлыста.

— Домой.

— Роб, а ну подойди-ка сюда! — Жесткость и спокойный тон, с какими были произнесены эти слова, заставили младшего брата замереть в нескольких шагах от двери.

Роб секунду поколебался, затем явственно вздохнул и попросил:

— Слушай, отвали, прошу тебя. — Он повернулся к Лукасу. Лицо Роба выражало крайнюю степень усталости. — Я и так в кусках.

Глядя сейчас на своего брата, младшенького, Лукас чувствовал, как выношенный и давно созревший план дает трещину. Судя по виду, Роб еле-еле держался на ногах. Казалось, еще немного, и он рухнет прямо здесь. Поэтому Лукас решил не упорствовать и не заставлять парня сейчас же рассказывать о том, что именно и как именно произошло.

— Ладно. Иди домой, выспись как следует, — сказал он. — Но завтра поутру я хочу видеть тебя в своем офисе. Придешь и все расскажешь о своих художествах. Понял? — Хотя слова Лукаса были произнесены мягким и даже миролюбивым тоном, взгляд его при этом оставался жестким, непреклонным. — А теперь пошел отсюда вон! Майкл отвезет тебя домой.

Ни один из младших братьев не прореагировал на слова Лукаса ответными репликами. Да и что тут скажешь? Плечи Роба опустились. Майкл же, в свою очередь, холодно улыбнулся: от него Лукас требовал небольшой, но все ж таки услуги, относительно которой с Майклом не было даже самого короткого разговора.

Но Лукас, казалось, даже не заметил собственной бестактности. Не удостоив более братьев ни единым взглядом, он отвернулся, взял телефонную трубку. Лукас терпеть не мог использовать свое влияние для решения некоммерческих проблем, однако в нынешней ситуации у него не оставалось иного выхода. Лишь бы только спасти брата от тюрьмы — ради этого он был готов практически на что угодно.

Когда же все необходимые шаги были предприняты, он плеснул себе шотландского виски и устало опустился в мягкое кресло.

Потягивая из бокала, Лукас медленным критическим взглядом обвел комнату. Этот особняк он приобрел несколько лет тому назад, прельстившись главным образом его местоположением: очень удобно, совсем рядом со сталелитейным заводом, которым уже тогда Маканна владел. Ни архитектурные достоинства, ни общая атмосфера вовсе не играли тогда никакой роли для новоявленного хозяина.

Вплоть до настоящего времени особняк вполне устраивал Лукаса. Теперь же вид жилища вызывал у Маканны явное неудовольствие. Хотя что, собственно, изменилось?

Лукас мысленно порассуждал и пришел к выводу, что он, пожалуй, мог бы теперь приобрести более просторный дом, более стильный, расположенный где-нибудь в наиболее респектабельных кварталах Филадельфии.

Да, но ведь если он и вправду решился освободить Фриско от обязательства выходить за него замуж…

Одним махом Лукас осушил остававшееся в бокале виски, проглотил обжигавшую горло жидкость и поморщился.

Зачем ему в таком случае более просторный дом, если у него не будет жены, если с ним не будет Фриско?

Черт!

Поднявшись рывком с кресла, Лукас отнес бокал в небольшую, прекрасно приспособленную к холостяцкому житью кухню. Сполоснув бокал, он поставил его в раковину, изготовленную из нержавеющей стали и блестевшую сухой металлической чистотой.

Спать, пора спать, сказал себе Маканна. Сон — это ведь такое наслаждение. Он чуть задумался, направляясь в спальню. Сколько уж часов и дней он был лишен удовольствия растянуться в собственной спальне на своей кровати.

Утро вечера мудренее… Утром он все обдумает — и касательно Роба, и касательно Фриско. А сейчас — спать. Ему требуется крепкий длительный сон.

Раздевшись и нырнув под одеяло, Лукас испытал такое удовольствие, что некоторое время раздумывал, во сне ли все это или наяву.


— Черт побери, где же он может быть?!

— Ну, сейчас только лишь четверть двенадцатого, Лукас, — сказал Майкл, сверяясь со своими часами. — Вчера Роб был настолько уставшим, ты же сам помнишь…

С явным раздражением глядя на Майкла, Лукас неприязненно подумал: будет он тут мне еще лапшу на уши вешать…

Спал он хорошо, но от этого не стал чувствовать себя лучше. В голове по-прежнему была каша: ни о Фриско, ни о Робе он не мог рассуждать более трезво. Да уж если на то пошло, нынешним утром Лукаса практически все вокруг тихо раздражало, включая Майкла.

Проклятье, может, он просто устал, может, организму нужен хороший отдых? Он ведь не отдыхал… Лукас припомнил, с каких именно пор, и поморщился. Собственно, он не мог сказать, когда именно последний раз был в отпуске.

В мозгу возник образ Гавайских островов.

Он тотчас же попытался отогнать от себя видение: высокая стройная женщина под высокими стройными пальмами.

— Робу надлежало быть здесь давным-давно, — грозно произнес он, вынуждая себя заняться главным из сиюминутных дел.

— Не сомневаюсь, что он прибудет с минуты на минуту, — произнес Майкл. К его вящему облегчению, в эту минуту младший брат действительно вошел в офис Лукаса.

— Ты бы хоть легкое извинение изобразил на роже! — не сдерживаясь, рявкнул Лукас.

— Слушай, отцепись ты, ради Бога! На свою морду полюбуйся! Приехал, видите ли, крутой братец — и все уладил! — не менее злобно парировал Роб, очевидно, приготовившийся к жесткому разговору.

— Что ты тут мелешь, кретин?! Какой еще крутой братец?!

— Такой! — гневно сказал Роб. — Черт тебя побери, Лукас, я ненавижу, когда ты корчишь из себя этакого вот праведника! Приехал, видите ли, святоша, вытащил братца-засранца из говна: спасибо тебе пребольшущее! Тебе бы еще белую шляпу да белую лошадь — и прямо киношный герой.

Тон был такой наступательный, настроение у Роба такое драчливое, что несколько секунд Лукас приходил в себя, решительно не в состоянии подыскать нужные слова. И тут, к изумлению Лукаса, младшего брата поддержал Майкл.

— Он дело говорит, Лукас.

— А ты что выступаешь?! — выходя из себя, грозно прорычал Лукас.

— Посмотри на себя, ты постоянно пытаешься понукать нами, — не унимался Майкл.

— И это еще мягко сказано! — поддержал Майкла Роб. — Лукас, ты что, не понимаешь, что втаптываешь нас с братом в грязь!

— Ну сучара… — Лукас чувствовал, как теряет последние остатки самообладания, и не пытался более держать себя в руках. Слова Роба показались ему настолько несправедливыми и обидными, что он не мог даже показать, до какой степени обижен. — Ну-ка, расскажите, когда это я втаптывал своих родных братьев в грязь?! — с ненавистью в голосе потребовал он. — Это, может, тогда я втаптывал в грязь тебя и Майкла, когда умерла наша мать и мне пришлось изо всех сил надрываться, чтобы вас у меня не отобрали?! Или, может, когда я тянул из себя последние жилы только для того, чтобы вы с братом могли получить нормальное образование?! Или тогда втаптывал вас в грязь, когда все силы положил на то, чтобы быть принятым в мире тех, кто заправляет сталелитейной промышленностью в этой стране?! — Он возмущенно фыркнул. — Или, может, вас втаптывала в грязь моя смелость, когда я вложил деньги, полученные с того участка земли, что достался нам после смерти бабушки?! — Он зловеще ухмыльнулся. — Понимаю, как вы за это должны меня ненавидеть: вы-то полагали, что прибыли будут миллиардными, а вместо этого мы получили лишь несколько миллионов!

— Это была первая твоя крупная сделка, Лукас, — позволил себе напомнить Майкл, и в его тоне, к удивлению Лукаса, прозвучала гордость за старшего брата. Такого ранее за Майклом не водилось.

— Ну и какое все это имеет отношение к тому, про что мы говорим? — потребовал Лукас, моментально забыв о последней реплике Майкла.

— Ты с нами обходишься, как… как если бы мы были грибами! — пожаловался Роб.

Сравнение было до такой степени неожиданным, что Лукас не сразу даже нашелся, что сказать в ответ.

— Что сказал, урод?!

— Словно мы грибы, — упрямо повторил Роб. — Ты постоянно держишь нас в темноте, когда речь заходит о важном, и наоборот — выплескиваешь на нас всякое третьесортное дерьмо, когда самому недосуг заниматься.

— Грибы, говоришь?! — Лукасу пришлось сделать некоторое усилие, чтобы не расхохотаться. Ему ранее никогда не доводилось слышать подобного сравнения. А что, остроумно! Хотя он и не рассмеялся вслух, но что-то, должно быть, отразилось у него на лице, потому что в этот самый момент мрачное лицо Майкла расплылось в улыбке.

— Мы для тебя и есть грибы, Лукас, — сказал он. — Иными словами, ты никогда не доверяешь действительно важной информации. Не доверяешь нам, твоим братьям.

— Если на то пошло, я вообще никому не доверяю.

— Вот об этом и речь! — сказал Роб. — Но мы ведь твои родные братья, не какие-нибудь дяди с улицы.

Хотя Лукас и вынужден был признать, что в словах Роба и Майкла есть своя правда, к разговору, ради которого они все собрались, все это не имело отношения. Решив вернуть разговор на прежние рельсы, он придал лицу серьезное выражение и в упор взглянул на Роба.

— Ты лучше расскажи, какая муха тебя укусила в прошлую субботу, а?!

— Я же сказал, что очень устал.

— Это не ответ, — парировал Лукас, нарочито придав своему голосу грубоватый оттенок. — Это скорее оправдание. Причем оправдание не мужчины, а какого-то слюнтяя!

— Черт возьми, Лукас, я ведь говорил тебе…

— Нет, мне ты как раз еще ничего не говорил, — резко оборвал его Лукас. — Буквально ничего ты мне еще не рассказал. Вчера я слышал массу пустых слов, а сегодня с утра слышу только обвинения и глупости. Тогда как мне хотелось бы услышать, что именно ты вытворил и почему.

— Ну хорошо, — Роб вздохнул. — Я не был пьян, как, впрочем, не был и под кайфом. Я просто устал.

— Боже праведный! — воскликнул Лукас. — Если я еще хоть раз услышу слово «устал», я тебя…

— Ты меня — что?! — уточнил Роб. — Выгонишь, что ли? Да, я действительно устал, черт бы тебя побрал. Ты сплавил меня в Чикаго на эту идиотскую конференцию по мотивации действий, и там я чудовищно устал.

— Не сплавил, а направил, это совершенно разные вещи. Направил потому, что ты один из ведущих специалистов в этой области.

— Ну спасибо. В кои-то веки слышу от тебя доброе слово.

Лукас нахмурился. Ему пришла в голову мысль: а ну как он и впрямь слишком требователен по отношению к братьям?

— Как бы там ни было, — продолжил Роб, не дождавшись ответной реплики Лукаса, — но когда я вернулся, а это было вечером в субботу, у меня голова раскалывалась. И по дороге домой я подхватил свою, э… Одну свою подружку подхватил. Мы с ней поужинали, выпили чуток… — Он картинно вздохнул и пожал плечами. — Ее высадил, сам поехал домой, по дороге закемарил. Ну а проснулся, когда влетел на всем ходу в дерево.

— Ты позабыл упомянуть о марихуане.

— Послушай, Лукас, я курю лишь изредка, ты же знаешь, — явно раздражаясь, ответил Роб.

— Но ты ведь знал, что это рискованно? — напрямик поинтересовался Лукас. — Всегда есть опасность, что у тебя найдут эту самую марихуану.

— Ну, в следующий раз я буду объезжать все деревья, обещаю.

— Очень смешно. — Лицо Лукаса оставалось строгим. — Лучше бы ты в следующий раз держался подальше от всякой наркоты, вот это и вправду было бы здорово.

— Слушай, Лукас, мне уже тридцать один, — не на шутку рассердившись, напомнил Роб. — Майклу тридцать три. Может, хватит думать за нас?! Просят же тебя как человека: отстань!

Лукас взглянул на Майкла.

— Что, и ты тоже считаешь, будто бы я думаю за тебя?

Майкл несколько поколебался, но все же твердо ответил:

— В некоторой степени — да.

— Стало быть, я как бы недооценивал вас двоих, так получается, что ли? — Внезапно Лукас почувствовал ту самую усталость, о которой столько твердил Роб.

— Не то чтобы недооценивал, — решил подкорректировать его Майкл.

— Скорее ты нас недоиспользовал. Мы способны куда на большее, — уточнил Роб.

У Лукаса в этот момент возникло недоброе предчувствие: судя по всему, предстоит прожить долгий и не лучший в жизни день.


Глава 19


— Привет. Вы часто бываете здесь?

Фриско внутренне напряглась, услышав мужской голос, произнесший слова, затертые практически до потери смысла. Медленно повернувшись от стойки бара, находившегося возле бассейна, Фриско приготовилась сделать неприступное лицо, чтобы отшить очередного прилипалу, однако, к своему удивлению, увидела улыбавшегося, очень приятной внешности молодого человека.

— Грустно в том признаваться, — восторженно заговорил он, — но дело в том, что я давно уже решил познакомиться с вами, думал, с каких слов начать разговор. И в голову приходили только банальные и глупые фразы. Ничего оригинального так и не придумал. Увы.

Признавая, что хоть отчасти такой подход к знакомству отличается от избитого канона, а также находя очень приятной его манеру улыбаться, Фриско решила быть более милостивой. И молодой человек не замедлил воспользоваться ее замешательством.

— Меня зовут Кен Райан, — он протянул руку. — Я заметил вас, еще когда вы только въезжали в отель. В воскресенье, насколько помню, дело было. — Он изобразил чуть насмешливую, но совершенно неотразимую улыбку. — И вот с тех самых пор я все ходил и думал, как бы с вами познакомиться.

— Я Фриско Стайер, — сказала она и пожала протянутую ей руку. — Вы тоже остановились в здешнем отеле?

— Нет, — он рассмеялся, причем его смех оказался очень мелодичным, хотя совсем не чувственным и не возбуждающим. — Я работаю здесь. Я стоял за стойкой регистрации, когда вы приехали.

— Признаться, я и не заметила вас, — вынуждена была сказать она.

— О, это неудивительно, — он пожал плечами, как бы давая тем самым понять, что оставаться незаметным — это неотъемлемая часть его профессии.

— Вы, должно быть, один из дежурных администраторов?

Он отрицательно покачал головой.

— Управляющий смены.

— Понятно.

Он улыбнулся.

Она ответила улыбкой.

Затем последовала некоторая пауза, когда оба чувствовали себя чуть скованно. После чего он рассмеялся, тем самым нарушив молчание.

— Вы позволите? — и он указал на свободное место рядом с Фриско. — Может, еще хотите выпить?

Фриско поколебалась, затем подумала: а почему бы, собственно, и не выпить? Она совсем недавно пришла в этот бар и тем не менее ей уже наскучило одиночество, надоело следить за действиями разбитного, вульгарного вида бармена, который нарочито развязно вел себя, бросая в ее сторону откровенно призывные взгляды.

— Мне бы хотелось укрыться от солнца под тентом, — пояснила она. Это и вправду было так. С тем, однако, добавлением, что Фриско хотела укрыться не столько от солнечных лучей, сколько от взглядов бармена, который наверняка считался тут первым красавцем и полагал, что ни одна женщина не может устоять против его обаяния. — И если вы не против, пойдемте за столик.

— Этак будет даже лучше, — выпалил он с такой готовностью, как если бы давно уже заготовил и держал во рту все эти слова. — Позвольте, я только возьму чего-нибудь выпить, и сразу же…

— Только мне, пожалуйста, ничего не надо, — сказала Фриско и показала свой практически полный бокал. — Этого мне хватит до ужина.

Он взял себе выпить и затем, подобно восторженной собачонке, пошагал вслед за ней к одному из столиков.

— Кстати, что касается ужина… — произнес он и скромно улыбнулся. — Не согласитесь ли поужинать вместе со мной?

Отхлебнув коктейля, в котором угадывался вкус кокосового ореха, она оценивающе посмотрела на него. Общее впечатление от нового знакомого было более чем благоприятным. Хотя она ехала сюда с намерением провести отпуск в одиночестве, и только тем и заниматься, что спать и нежиться под лучами солнца, — уже на четвертый день ей все наскучило, а на пляж Фриско и смотреть-то больше не хотела. С этим молодым человеком у нее едва ли будут проблемы, тем более что он работник здешнего отеля. Впрочем, работник или не работник, это неизвестно, однако он вполне похож на такового, да и зачем ему было бы врать…

— Я знаю тут одно местечко, где превосходно готовят блюда местной кухни, — сказал Кен таким тоном, словно бы от прелестей местной кухни многое зависело.

В ее мозгу на мгновение возник образ Лукаса Maканны: картинка получилась настолько резкой и правдоподобной, что решение Фриско созрело окончательно.

— Ну кто же откажется от настоящей гавайской кухни, — сказала она и сопроводила свои слова улыбкой. — Хорошо, Кен, поужинаем вместе.

— В какое время вам будет удобно? — сказал он с такой же готовностью, с какой поспевал за ней.

— Я, знаете, оставила свои часы в номере, — она приподняла руку и продемонстрировала голое запястье. — Не знаете, который час?

Он посмотрел на часы.

— Без десяти шесть.

— А в какое время вы заканчиваете работать?

— Я сейчас не на дежурстве. — Он улыбнулся своей застенчивой улыбкой, делавшей его еще скромнее и неприметнее, чем он был на самом деле. Во всяком случае, именно так Фриско расценила улыбку молодого человека. — Когда я закончил работать, вы как раз направлялись в сторону бассейнов. Потому я и последовал за вами, — он признался и покраснел.

Фриско не могла сдержаться и рассмеялась. Он казался очень симпатичным, смышленым молодым человеком с типично мальчишескими замашками.

Изобразив забавный звук губами и языком, он поинтересовался:

— Вы не сердитесь на меня, что я увязался за вами? — В его вопросе уже чувствовалось явное облегчение.

— Нисколько. — Она улыбнулась вновь. — В некотором смысле я даже польщена, — призналась она. — Потому как я постарше вас. Есть отчего задрать нос.

— Постарше? — с явным сомнением переспросил он. — И сколько же вам, а? Двадцать шесть? Или двадцать семь, может?

— А вы, оказывается, еще ко всему прочему и дипломат, — сказала она и рассмеялась. — Этак одним махом четыре года мне скинули.

— Бросьте вы… — насмешливо протянул он. — Неужели тридцать два?

— Увы, именно так, — и она сделала печальное выражение лица. — Не далее как в прошлом месяце мне как раз исполнилось ровнехонько тридцать два.

— Ага! — торжествующе воскликнул он и сделал победное лицо. — Стало быть, я на два месяца вас старше. Мне тридцать два исполнилось в январе.

Фриско недоверчиво оглядела его.

— Не могу поверить, — призналась она. — Вам едва ли больше двадцати пяти.

— Увы, — тотчас же согласился он и тяжело вздохнул. — Юношеская внешность отравляет мне всю жизнь.

— Разве может отравлять жизнь юношеская внешность?

— У-у, еще как! Вы бы только знали, — посетовал он. — Стыдно признаться, но еще два года назад чуть не каждую порцию спиртного мне приходилось брать в барах с боем.

— Ой, ради Бога, прекратите! — с наигранным негодованием произнесла она. — Вы разобьете мне сердце такими разговорами.

Он рассмеялся, и настолько заразительно, что Фрис-ко, не сумев сдержаться, тоже захихикала.

— Ну ладно, так как же все-таки мы с вами поступим? — поинтересовался Кен, когда они отсмеялись. — Ужин в семь вас устроит?

— Вы что же, намерены привести с собой еще пятерых друзей? — наивно спросила она и ловко стрельнула в него глазами.

— Пятерых друзей?! — повторил он, затем нахмурился. Фриско разубеждающе пожала ему руку, давая понять, что не следует ее слова принимать буквально. После чего Кен радостно улыбнулся.

— Слушайте, Кен, давайте серьезно, — как бы попеняла она ему и сама попыталась изобразить серьезность на лице. — Уже, наверное, седьмой час. Если мы намерены поужинать в семь, я должна пойти к себе и приготовиться.

— А чего тут готовиться? Я, например, совершенно готов и могу идти хоть сию секунду.

— Я тоже могу идти хоть сейчас, — сказала она и внезапно подумала, что ведь так оно и есть на самом деле. — Но мне нужно переодеться, надеть что-нибудь поприличнее.

— Как было бы здорово, если бы вы смогли пойти прямо так, — произнес он и окинул ее быстрым, восхищенным и вовсе не оскорбительным для Фриско взглядом. На ней кроме бикини и купального лифчика ничего не было. — В этом наряде вы кажетесь особенно восхитительной, — произнес он с обезоруживающей откровенностью.

— Что ж, спасибо, — ответила вполголоса она. — Только я не вполне уверена, что в пляжной одежде пристало идти в ресторан.

— Очень жаль, если так, — сказал он, призадумался и затем изрек, сопроводив свои слова пожатием плеч: — А может, и не жаль… Хотя, признаюсь, мне доводилось видеть очень известных людей, которые этак вот запросто приходили на ужин в пляжной одежде. И если у такого человека избыточный вес… — он содрогнулся, обозначив свое отвращение, — тогда, конечно, вид не самый привлекательный.

— Не слишком лестно звучит, — сказала Фриско, стараясь сдержать поднимавшийся смех.

— Зато правда.

Допив через соломинку остатки своего спиртного, Фриско отставила бокал и поднялась из-за стола.

— Сколько сейчас времени?

Кен взглянул на часы.

— Четверть седьмого.

— Мне еще душ нужно принять. — Она сделала шаг в сторону, затем остановилась и обернулась к Кену: — Давайте встретимся в вестибюле часов… ну, скажем, в полвосьмого?

— Половине восьмого? Ладно.

— Вот и прекрасно, — и Фриско пошла к себе.

— Только не слишком наряжайтесь, — крикнул ей вдогонку Кен. — Это достаточно простой ресторан.

На ходу Фриско обернулась и помахала ему рукой, как бы давая знак, что вполне поняла его пожелание.


— Ну так и каково же ваше мнение?

Фриско рассмеялась, продолжая шагать в направлении автомобиля Кена.

— Я же сказала, что мне тут все очень понравилось. Готовят прекрасно, во всяком случае, все то, что я попробовала, мне пришлось по вкусу. Хоть я и не знаю, что именно ела.

— Собственно, я и сам не разбираюсь в их кухне, — и Кен улыбнулся, открывая дверцу своей машины. — Знаю только, что главная составляющая у них — это рыба.

— Ну, это я и сама догадалась, — она улыбнулась ему в ответ. — Еда была действительно очень вкусной, Кен, а это самое главное. — Фриско чуть поколебалась, прежде чем сесть в машину. — Потом, ведь вовсе не обязательно знать, из чего приготовлено то или иное блюдо.

— Ну, я никогда прежде не задумывался об этом, — сказал он, садясь на водительское место. — Хотя, пожалуй, вы правы. — Он сверкнул своей застенчивой улыбкой и запустил двигатель. — Ведь кто знает, может, если бы мне было известно, что они кладут в свою стряпню, — я тогда и есть бы это не стал.

Они обменялись понимающими улыбками. Только сейчас Фриско вдруг сообразила, что за те несколько часов, что они знакомы друг с другом, она все время улыбается, усмехается, хохочет.

И хотя несколько ранее она не была вполне уверена, что правильно поступает, принимая приглашение Кена поужинать, нынче она ничуть не жалела о проведенном вечере.

С Кеном ей было легко и приятно. Вежливый, внимательный. Ни разу не позволил себе какую бы то ни было сальность или просто неучтивость.

Чувствовавшая себя поначалу скованной и не вполне уверенной, Фриско сумела расслабиться и с удовольствием выслушала его историю жизни, рассказанную за ужином.


— А как это вам вообще удалось разузнать об этом ресторанчике? — поинтересовалась Фриско. — Ведь, как я поняла, туристы там почти не бывают.

— Мне было лет одиннадцать-двенадцать, когда мои родители впервые привели меня в это заведение. — Оглядевшись по сторонам в тесном и битком набитом помещении, Кен задумчиво улыбнулся: воспоминание явно было из приятных. — Я ведь местный, родился на Гавайях.

— В самом деле? — она была весьма удивлена его признанием и не сумела скрыть изумление. — Вы совсем не похожи на местных мужчин.

— О, тут кого только нет: всех сортов, всех оттенков и цветов. Здесь все перемешалось — истории, культуры. — Глаза его искрились неподдельным весельем. — Впрочем, в остальных местах США точно так же.

— Извините, — поспешила сказать Фриско, опасаясь, как бы ее слова не показались ему обидными. Ведь улыбка Кена могла быть просто защитной маской, а что там у него на душе — кто знает? — Я решительно не имела ничего…

— Все в порядке, — поспешил ответить он и жестом руки дал понять, что извинения совершенно излишни. — Я спокойно к этому отношусь. Привык быть аборигеном. Это вполне точное слово. — Он улыбнулся. — Все это совершенно нормально, так мне кажется. Считается, что жители Гавайских островов должны выглядеть чуть ли не как полинезийцы. Тогда как многие из островитян выходцы из Европы.

— Вы родились в Гонолулу?

— Ага, как и мой отец. Его отец, мой дед, из ирландцев, хотя сам-то он родился уже в Айдахо. Когда шла вторая мировая война, он каким-то образом угодил сюда, ему чрезвычайно приглянулись здешние красоты и местный климат. Когда война завершилась, они с женой приехали и обосновались тут. — Кен прищелкнул языком. — Бабушка моя англичанка. Дед в конце войны попал в Британию, там они и познакомились.

— Стало быть, у вас прямо-таки многонациональная семья, так можно сказать, — весело прокомментировала она.

— В большей, чем вы думаете, степени, — ответил ей Кен. — Мой отец вместе с группой военных советников был в начале шестидесятых послан во Вьетнам. Там он женился на моей матери. Она француженка.

— Я же, увы, ничем подобным похвастаться не могу, — Фриско улыбнулась. — Насколько мне известно, все мои пращуры были из немцев. Ни тебе ирландской, ни британской, ни даже французской крови.

— А сами-то вы откуда?

— Из Филадельфии. — Она игриво улыбнулась Кену. — Это в Пенсильвании, знаете, наверное.

— Слыхал, — вполне серьезно ответил ей Кен. — Знаменитая Пенсильвания, ее еще называют страной датчан, так?

— Но только город был основан немцами, — подсказала она. — Выходцами из Германии. Слово «немецкий» — «дейч» — исказили как сумели, вот и говорят «страна датчан».

— Гммм…

Его вид был настолько комичным, что Фриско не удержалась и в который уж раз за этот вечер весело рассмеялась.


Как бы там ни было, рассуждала она сама с собой, а вечерок выдался прекрасный.

— Пенни за ваши мысли! — сказал Кен, когда машина остановилась у красного светофора, и сопроводил свое требование очаровательной улыбкой.

— Ну уж, скажете тоже: пенни. За свои мысли я потребую больше.

— Неужто два пенни?! — с деланным возмущением поинтересовался Кен, затем перевел взгляд на дорогу.

— Ну давайте. Два пенни — это еще куда ни шло. — Она обернулась в его сторону и улыбнулась. — Я просто сидела и думала, что нежданно-негаданно у меня выдался отличный вечер… В прекрасной компании.

— Кроме шуток? — И он бросил на нее быстрый взгляд. — Может, завтра, если хотите, мы все это повторим?

— Ну, видите ли… — она сделала вид, будто крепко задумалась, хотя ответ у Фриско был моментально готов.

Чтобы хоть как-то заполнить образовавшееся молчание, Кен предложил:

— А хотите, мы можем поехать в какое-нибудь более, так сказать, цивилизованное место, где обычно ужинают туристы.

— Ну, поскольку я все равно веду себя совсем не так, как положено туристке, что ж, давайте так и сделаем, — ответила она. — Хоть узнаю, где здесь туристы развлекаются. Будем считать, что договорились. Спасибо, что пригласили.

Кен затормозил возле паркинга отеля. Повернувшись к Фриско, он таким взглядом посмотрел на нее, как если бы не мог полностью поверить в то, что она приняла его предложение.

— Вы что же, даже и местные достопримечательности еще не осмотрели?

— Нет. — Фриско отрицательно покачала головой. — Я ведь приехала сюда отдохнуть, — объяснила она. — И пока лишь поджаривалась на солнце, купалась в океане, плавала в бассейне отеля. Можно сказать, кручусь вокруг своего отеля.

— Скажите, а не хотелось бы вам посмотреть здешние достопримечательности, а? Или все-таки лучше просто отдыхать?

На Фриско произвели приятное впечатление его участливое выражение лица и заботливая интонация.

— Нет, ну конечно же, я хотела бы куда-нибудь съездить. — Произнеся эти слова, она увидела, как сразу просияло лицо Кена, и не сумела сдержать улыбку. — Знаете, я очень быстро устаю от одиночества.

— Вот и отлично! — он весь так и сиял. — Знаете, если будет настроение, мы завтра вечерком могли бы сходить на луау[3 - Луау — местный обычай. На закате солнца в земляной яме запекают свинью, после чего поедают ее под музыку и танцы.]. Хотя туда приходят толпы туристов, но все равно стоит хоть раз взглянуть. Хулу[4 - Хула — национальный танец.] бы посмотрели и все такое… Ну, вы понимаете.

— Договорились, — сказала она, улыбаясь. — Как раз у меня такое настроение, что на хулу я бы с удовольствием сходила.

— Феноменально! Тем более что пятница и суббота у меня — выходные дни. — Кена прямо распирало от счастья. — Я буду весьма признателен, если вы окажете мне честь, согласившись взять меня гидом. Мы бы тогда посмотрели все лучшее, что только есть в моем родном городе.

— Что ж, благодарю, мой прекрасный сэр, — она склонила голову, как бы подразумевая реверанс. — Звучит все это очень даже заманчиво. Но я принимаю вашу щедрость при одном непременном условии. Давайте сразу же договоримся, что если вы надумаете приехать в Филадельфию, вашим непременным гидом буду я. Договорились?

— Решено. — Он одарил ее улыбкой, целиком состоящей из восхищения и юношеской влюбленности, затем протянул руку.

Изобразив на лице некоторую торжественность, Фриско чинно пожала ее.

— Завтра вечером нужно будет выехать пораньше, — сказал он, затем открыл свою дверцу и вышел из машины. Обойдя автомобиль, он помог выйти Фриско. — Хорошо бы выехать отсюда не позднее шести часов вечера.

— Хорошо. Значит, в шесть часов мы и выедем, — и она двинулась рядом с ним по направлению к отелю. — Форма одежды, полагаю, самая обычная?

— Конечно. Вы позволите проводить вас до вашего номера?

— Нет, — сказала Фриско и улыбнулась, смягчая отказ. — Завтра в шесть вечера я встречу вас здесь же, в вестибюле.

— Буду вас ожидать с великим нетерпением, — он расплылся в улыбке, затем добавил: — Ух, я уже и так весь трепещу.

— Доброй вам ночи, Кен, — Фриско кивнула и направилась к лифтам.

— Доброй ночи, Фриско.


Глава 20


— Скажи, Лукас, а ты разговаривал с Фриско? — неожиданно спросил Гарольд, не заботясь о том, чтобы начать, как это принято в телефонной беседе, с неких общих тем.

Лукасу весьма не понравилась та нервозность, которая так явно звучала в голосе собеседника.

— С тех пор как она уехала, я ни разу не звонил ей, — признался он, намеренно подавляя чувство неловкости и стараясь говорить как можно более естественно. — А что, разве что-то случилось? С ней все в порядке?

— Да, у нее полный порядок, я просто…

— Ты просто — что? — требовательно переспросил он, чувствуя, как нехорошее предчувствие наполняет собой все его существо.

— Видишь ли, прошлой ночью она позвонила… собственно, там у них было совсем не так поздно, ты понимаешь… но…

— Гарольд, ты толком говори, не ходи вокруг да около, — нетерпеливо оборвал его Лукас. — Я же чувствую по тону, что тебя что-то расстроило. Так что же именно?

— Ты понимаешь, судя по всему, она там встретила молодого человека.

Лукаса при этих словах так и передернуло: нервная волна, казалось, прошла через все тело. Ну и сюрприз, Лукас несколько секунд не мог вымолвить ни единого слова.

— Ну так и что дальше? — с подозрительным спокойствием поинтересовался он.

— Что дальше, что дальше?! — занервничал Гарольд. — Ты представь только, а ну как она и вправду в него влюбилась? — Он помолчал и затем с явным беспокойством сказал: — Ты только представь на одну секунду, что она вполне может вбить себе в голову, что, дескать, втрескалась в этого парня!

— Ой, да ладно тебе, Гарольд, — с ухмылкой произнес Лукас, тогда так на ум ему пришли однажды произнесенные Фриско слова: «А что если я когда-нибудь встречу человека и влюблюсь в него?»

О, черт побери…

«Спокойно, — приказал себе Маканна, — не дергайся раньше времени. Она всего-навсего женщина.

Впрочем, что это я говорю, — она моя женщина!»

Осознание этой простой истины возымело не меньший эффект, чем неожиданность первоначального сообщения.

— Я думаю, подобный исход маловероятен, — уверенным тоном сказал он Гарольду и даже слегка подивился тому, насколько спокойно и бесстрастно прозвучал его голос. — Фриско из тех женщин, которые не теряют головы, и едва ли она так вот может влюбиться с бухты-барахты.

— О, тут никогда не знаешь заранее, — не унимался Гарольд. — Насколько я понял, с прошлой среды она неотлучно находится рядом с этим человеком.

А сегодня уже воскресенье.

Черт!

В эту самую минуту Маканна даже не вспомнил о своем решении освободить Фриско от взятого обязательства выйти за него замуж. Ведь они же с ней договорились, все решили, напомнил он себе. И она тогда со всем этим согласилась. Справедливо это будет или же нет, но он намерен вынудить ее исполнить все взятые на себя обязательства.

— Ладно, Гарольд, я сам слетаю на Гавайи и постараюсь сделать все возможное для того, чтобы она не натворила там глупостей.

— Да, я вот тоже подумал, что это было бы наилучшим вариантом, — в голосе Гарольда чувствовалось облегчение: именно это он и желал услышать.

Наилучшим для тебя вариантом, мысленно подправил Лукас услышанную фразу. Лукас ни на секунду не сомневался в истинных причинах озабоченности Гарольда. Может, конечно, этому человеку и казалось, будто он любит свою дочь, однако Лукас готов был поспорить, что в данный момент Гарольда больше других интересовал сам Гарольд, собственное его благополучие.

Завершив разговор и повесив трубку, Лукас принялся искать в справочнике телефон компании «Юнайтед Эрлайнз».

Через несколько секунд он уже вновь брал трубку: улыбка некоторого удовлетворения чуть тронула в этот момент его губы.

Занимавшаяся предварительной продажей билетов сотрудница авиакомпании знала свое дело: Лукас сразу же сумел забронировать билет на рейс из Филадельфии, отправлявшийся около полудня. Лукас даже цокнул языком, когда операторша предусмотрительно сообщила, что его ожидают в пути кратковременные остановки в Чикаго и Сан-Франциско.

Сделав заказ, Лукас вновь поднял трубку, на сей раз — чтобы позвонить брату Майклу. Трубку на том конце никто не снимал.

Нажав на рычаг, он тихо усмехнулся себе под нос: было ведь раннее субботнее утро. Наверняка в этот час Майкл играл в гандбол или гольф.

Значит, оставался Роб.

Лукас поморщился, припомнив те споры, что возникали между ним и Робом в последнюю неделю. О чем бы ни говорили, всякий раз спор сводился к происшествию недельной давности.

Тяжело вздохнув, Лукас все-таки вынужден был набрать номер Роба.

— Алло?

Лукас хотел было вздохнуть, но пересилил себя: голос в трубке принадлежал кому угодно, только не Робу.

— С кем это я говорю? — спросил он.

— Это Мелани, — женский голос прозвучал незамедлительно, видимо, среагировав на командные нотки в тоне Лукаса. Затем, как бы опомнившись, она, в свою очередь, поинтересовалась: — С кем я говорю и что вам нужно?

— Это говорит Лукас Маканна, — рявкнул он в трубку. — И мне нужно переговорить с Робом.

— О! — голос Мелани утратил прежнюю боевитость. — Одну секундочку, мистер Маканна. Я сейчас позову его…

Где он, интересно? В постели валяется? Вопросы эти едва не сорвались с уст Лукаса, но в самый последний момент он сумел-таки сдержаться. Провоевав и проспорив с братом целую неделю, Лукас и сам вдруг задумался: а не слишком ли туго он натягивает удила? Может, братьям и впрямь нужна большая свобода действий?

Кроме того, в данную минуту у него были куда более важные и неотложные проблемы, нежели забивать себе голову подружками Роба. Его особенно беспокоили отношения, или правильнее было бы сказать, отсутствие оных со своей как бы невестой.

Дьявольщина, неужели в это самое время, когда он так страдает, Фриско преспокойно трахается на каждом углу?!

— Лукас? — прорезался в трубке, прервав ход рассуждений, голос Роба, явно только что проснувшегося. — Что там еще у тебя?

— Ты что, на бабе лежишь? — проворчал Лукас.

— Ничего подобного, — ответил Роб. — Хотя ты мне подал идею. Вполне мог бы совмещать Мелани и тебя.

— Это какая еще такая Мелани? Та, с которой ты был на прошлой неделе?

— Да.

— У тебя с ней что же, серьезно?

Роб несколько секунд молчал, видимо, обдумывая вопрос, затем сказал:

— Все может быть. Пока я еще и сам не знаю. Задай этот вопрос месяца через два-три, тогда скажу более определенно.

— Обязательно задам.

— Вот уж не сомневаюсь, — сказал Роб таким миролюбивым голосом, что в эту минуту плохо верилось в длительную, который уж день длившуюся войну между братьями.

Собственно, Лукасу давно уже хотелось установить если не мир, то хотя бы перемирие. За эту неделю Лукас многократно прокручивал в памяти все случившееся, так и этак анализировал аргументы, приведенные братом в свое оправдание, и понемногу начал подходить к мысли, что некоторые доводы, высказанные Робом еще в пятницу во время разговора в офисе компании, не стоит так уж лихо отметать в сторону.


— Ты ведь даже и понятия не имеешь о том, чего именно, каких усилий требовало от меня и Майкла постоянное с тобой соперничество! — выпалил внезапно Роб.

— А вы разве пытались со мной соперничать?! — ошеломленно спросил Лукас, ничего подобного ему и в голову не приходило. — Вот уж никогда бы не подумал… Да зачем вам это понадобилось?

— Затем… — Явно расстроенный, Роб провел рукой по волосам. — Ты попробуй глянуть со стороны. Все, буквально все, за что бы ты ни брался, тебе удавалось легко и как-то даже играючи. Взять хотя бы те деньги, что мы выручили от продажи земли. Господи Боже, Лукас, ведь ты сумел вложить их так, что мы выиграли не одну сотню тысяч.

— Ну, я бы не стал говорить о выигрыше: кто хотел в ту пору, тот и вкладывал деньги в «Майклрософт», — объяснил Лукас.

— Да, но так точно угадать время! Кто мог об этом знать!

— Я знал.

— Вот об этом я сейчас и толкую, — воскликнул Роб. — Ты знал — и ты выиграл.

— Да, выиграл. Но лишь потому, что когда услышал о работе Гейтса, меня это все прямо заворожило, — как бы оправдываясь, пояснил Лукас. — Уверяю тебя, здесь не было никакой мистики. — Он улыбнулся. — Ты ведь сам отлично понимаешь, что никаким сверхзнанием я не обладаю.

— Можешь говорить теперь что хочешь, — пробурчал Роб. — Всю жизнь твой пример, твои дела у меня перед глазами. Мистика, наверное, тут действительно ни при чем, твоя железная воля и несокрушимая решительность — вот что творит чудеса. У меня дух всегда захватывало, видя, как ты рискуешь в бизнесе и какие получаешь потрясающие результаты. Мы с Майклом и гордимся тобой, и одновременно чувствуем себя какими-то вечными мальчиками.

Вновь и вновь возвращался Лукас к словам Роба: запало, что называется, в самое сердце. Конечно, он упустил момент, когда ребята выросли, когда им нужно было бы предоставить самостоятельные участки работы. А он все держал их на помочах, и каждый его новый успех вызывал у братьев чувство собственной ущербности, давил на их самолюбие. Еще немного — и между ним и братьями образуется непроходимая пропасть. Да не взять ли ему в компанию какого-нибудь крепкого руководителя, чей авторитет будет восприниматься ими не так болезненно?

Правда, именно сейчас для подобных замещений не самое подходящее время. Более важные вопросы стояли перед Лукасом.

И чтобы хоть как-то успокоить и ободрить брата, он произнес:

— Знаешь, Роб, мне очень нужна нынче твоя помощь.

— Ты только скажи, Лукас. Если это будет в моих силах, я для тебя в лепешку готов разбиться. — Вся сонливость мигом исчезла из голоса Роба, слова прозвучали твердо и осмысленно.

Ага, вот как раз сейчас самое подходящее время для доверительного разговора — Лукас вспомнил сетования Майкла на то, что он ничем с братьями не делится.

Он сказал:

— Понимаешь, суть в том, что по личному, так сказать, делу мне срочно нужно уехать из города. И пока меня тут не будет, я хочу, чтобы вы оба, ты и Майкл, все взяли на себя.

— Договорились, — с улыбкой сказал Роб и добавил: — Если, конечно же, ты уверен, что я справлюсь. И если меня оставят на свободе.

— Ну, в этом можешь не сомневаться, Роб. Каталажка обойдется без тебя, — произнес Лукас непререкаемым тоном.

— Ну, раз ты говоришь… — в голосе Роба звучало прямо-таки монашеское смирение. Видно, тут он во всем полагался на старшего брата.

— Но! — И в голосе Лукаса зазвучал металл. — Изволь впредь не вляпываться в подобное дерьмо, вторично я тебя вытаскивать за уши не намерен, ты понимаешь?

— Скажи, ты веришь моему слову? — в голосе Роба слышалась уязвленность, замешенная на робкой надежде.

— Я верю твоему слову, — с ударением на «верю» тотчас же ответил Лукас.

Роб удовлетворенно вздохнул.

— Спасибо, — с чувством проговорил он и затем, придав голосу деловой оттенок, поинтересовался: — Ты уже разговаривал об этом с Майклом?

— Нет, и едва ли успею. Я спешу на самолет, так что ты уж введи его в курс дела, когда сумеешь с ним связаться.

— Непременно. В этот час по субботам он, как правило, играет в гольф.

— Наверное, — согласился Лукас и про себя улыбнулся.

— Словом, ты спокойно поезжай, занимайся своими делами и ни о чем плохом не думай. За лавкой мы с братом присмотрим.

— Спасибо тебе, Роб. Я надеюсь на тебя.

Образовалась пауза, достаточно протяженная, чтобы Лукас успел подумать о том, что невесть с каких пор он не благодарил своих братьев за их преданность ему и его компании.

— Всегда готов помогать тебе, ты же знаешь, — сказал Роб, и по его тону чувствовалось, что это не пустые слова. — Кстати, ты не против, если я задам тебе один вопрос?

— Всегда пожалуйста.

— Скажи, то дело, из-за которого ты должен уехать, — связано с женщиной?

Теперь настала очередь Лукаса держать паузу, обдумывая свой ответ. Не в его характере было делиться даже и с братьями. Но, правда, и говорить-то было не о чем — то есть в личном плане. Ему еще не приходилось в прямом смысле этого слова бегать за женщиной.

Впрочем, какого черта…

— Да, это связано с одной дамой, — произнес он наконец. — Ничего больше ты от меня не услышишь.

Роб рассмеялся: судя по всему, он пребывал в эту минуту в отличном настроении.

— Ладно, поезжай к ней, Лукас, — милостиво разрешил он. — Настоящий мужчина из семейства Маканны своего счастья не проворонит.

— Ага, вот тут ты совершенно прав. Счастливо тебе, Роб. Как только смогу, объявлюсь.

Роб весело рассмеялся.

— Удачи тебе, Лукас.

Мягко прищелкнув языком, Лукас положил трубку на рычаг.


На гладкой поверхности спящего ночного океана выделялась серебряная лунная дорожка. Ветер лениво перешептывался с пальмовыми ветвями и овевал лицо и плечи Фриско.

— Ты великолепный гид, Кен, — сказала она, останавливаясь возле самого берега, где неспешные волны накатывались на остывший океанский песок, и я тебе чертовски благодарна. Я столько увидела. — В ее мягком голосе отчетливо слышалась сердечная нота признательности. Фриско была искренна: именно благодаря Кену отдых выдался таким удачным.

Правда, отведав знаменитую запеченную свинью, она не пришла от нее в восторг, но охотно попробовала другие местные блюда, которые предлагались на луау. А после некоторых уговоров Кена она также согласилась вместе еще с несколькими туристами узнать прелесть хулы. Тот маршрут, который предложил ей на два своих выходных дня Кен, оказался чрезвычайно интересным, хотя и отнял у девушки едва ли не все силы. Они обошли столицу — побывали в особняке губернатора, посетили епископский музей, считающийся старейшим на Гавайских островах (был открыт в 1889 году), с удовольствием посмотрели выступления полинезийских танцоров, много смеялись и, аплодируя, практически отбили себе ладони. Также они отдали дань уважения морякам американского флота в мемориале на борту «Аризоны», пришвартованной в Перл Харбор.

И это еще не все. Память Фриско прямо-таки распухла от обилия увиденного, от массы звуков, от невероятного обилия красот.

В этот вечер Кен вновь решил повести ее в один из малоизвестных туристам ресторанчиков. На ужин они ели нежнейшее филе копченой рыбы, рис, хрустевшие на зубах листья салата, фрукты и запивали все это тонкого букета белым вином. По возвращении в отель Кен предложил немного прогуляться по пляжу.

Вечер выдался просто на удивление.

— Спасибо тебе огромное, — произнесла Фриско с легким вздохом сожаления, должным означать, что все хорошее, увы, рано или поздно заканчивается.

— О чем речь… — Кен обернулся к ней, и в лунном свете лицо его показалось Фриско мертвенно бледным. — Но это еще не все сюрпризы. — Улыбнувшись, он наклонился к ней.

Фриско непроизвольно сжала кожаные ремешки сандалий, которые держала в руках. Он намеревался поцеловать ее, и она заранее догадалась о его намерении. Собственно, она и думала, что так произойдет. Она ждала этого поцелуя всякий раз, когда они поздними вечерами расставались, чтобы порознь провести очередную ночь.

— Кен, я… — Голос изменил ей, она переложила одну сандалию в другую руку и свободной ладонью слегка уперлась ему в грудь.

Кен замер. Губы его застыли в нескольких дюймах от ее губ. В напряженных темных глазах было ожидание.

— Я хочу поцеловать тебя, Фриско, — прошептал он. — Я хочу этого с тех самых пор, как ты впервые переступила порог отеля, такая усталая, разбитая и вместе с тем желанная. — Его губы растянулись в насмешливую улыбку. — И потом, грех не воспользоваться такой располагающей обстановкой.

В глазах Фриско сквозила неопределенность. Она чувствовала искушение, сильнейшее искушение. Кен был таким милым, с ним так приятно находиться рядом. И в то же время…

В ее памяти возник совершенно другой, отчетливый и пронзительный образ, который, собственно, и вынудил Фриско сделать эту паузу.

Лукас Маканна.

Образ был таким четким: казалось, протяни руку — и можно потрогать. Совсем как в жизни, высокий и стройный, Маканна смотрел прямо на нее, и выражение лица его было жестким.

Она поежилась.

— Ты никак замерзла? — в голосе Кена слышался отзвук надежды, что ей будет нужно его тепло.

— Нет, это просто… — она не закончила, и слова ее были унесены океанским бризом: не было таких слов, при помощи которых можно было бы объяснить Кену, кто такой Лукас Маканна.

Эти двое мужчин походили друг на друга не более, чем морская и пресная вода. Один — легкий и веселый человек, рядом с которым и могло быть только легко и весело; от другого исходило ощущение силы и потенциальной опасности. Один представлялся ей чем-то вроде искрящегося водопада, тогда как другой — сродни океану.

— Я хочу просто один раз поцеловать тебя, — закончил Кен, делая вид, будто завершает ее же собственное предложение. — Ну какой вред может произойти от одного-единственного поцелуя?

Какой вред? С Лукасом Маканной она заключила что-то вроде сделки. Они все обговорили и запечатали негласный документ не поцелуем — но вином и рукопожатием.

И все же Кен по-своему абсолютно прав. Какой вред может принести один поцелуй? И что плохого в том, если она немного пофлиртует? Если позволит себе легкое, ни к чему не обязывающее увлечение сродни курортному роману?

Ей и отдыхать-то осталось всего одну неделю. А потом придется возвращаться домой, где ее будет ожидать договорный союз с Маканной. Маканна поклялся в верности, вот и она будет верна своему слову, как только таковое даст.

— Как ты полагаешь, в обозримом будущем ты сможешь решить в ту или другую сторону? — поинтересовался Кен, прерывая ее не слишком радостные размышления. — Я так ужасно хочу целоваться, что у меня даже зубы ломит. — Он рассмеялся собственным словам. — В буквальном смысле ломит. И потом, если я в таком положении пробуду еще хоть немного, мне придется весь остаток жизни ходить скособоченным.

А впрочем, какого черта… Фриско улыбнулась и подалась в его сторону.

Выдохнув что-то вроде «хвала небесам», Кен взял ее в свои объятия и обхватил своими губами ее губы.

Поцелуй его получился таким же, как и сам Кен: теплым, приятным, доставившим наслаждение. И, кроме того, Фриско понравился вкус его губ. От Кена пахло выпитым за ужином вином и крепким кофе.

Поцелуй его был чудным: таким нежным и славным, что Фриско ни чуточки не возбудилась. Ни тебе душевного потрясения, ни желания. Когда чуть больше недели назад ее поцеловал Маканна, о, там было все совершенно иначе.

И никакого чувства потери она не ощутила в момент, когда поцелуй закончился.

— Ох, как я и подозревал, совершенно потрясающе! — выдохнул Кен. — Так замечательно, что хочется еще и еще.

— Хватит, — Фриско покачала головой и отступила на шаг, высвободившись из его объятий. — Ты ведь говорил про один поцелуй, ты его и получил, — продолжала она с легкой улыбкой. — Не жадничай, пожалуйста. Завтра будет новый день.

Кен выглядел удрученным.

— Увы, но в отличие от некоторых счастливчиков у меня завтра рабочий день.

— Бедняжечка, — посочувствовала она, широко улыбнувшись. — Тогда как я, принадлежа к упомянутым некоторым счастливчикам, намерена завтра весь день валяться на пляже, загорать и слушать музыку.

— Жизнь — такая штука, все время приходится повторять себе: «Приободрись-дрись-дрись…» — позволил себе Кен грубоватый юморок, бывший в ходу среди молодежи сколько-то лет назад.

— Слушай, я умоляю… — Фриско сделала отстраняющий жест рукой и направилась в сторону отеля. Обернувшись на ходу, она сказала изумленному Кену: — Чего стоишь-то, как бедный родственник? Идем же… Ночь на дворе.

Ночь пахла травой, ночь источала ароматы терпкой зелени. Держась за руки, Кен и Фриско двинулись через пляж и прилегавший экзотически декорированный участок к отелю, сиявшему в этот час множеством огней, особенно сгущавшихся возле главного входа.

Бог беззаботности посетил Фриско. Размахивая сандалиями, Фриско ленивым шагом шла рядом с Кеном. Пройдя через весь холл, они подошли к лифтам. И тут раздался голос:

— Эй, Кен, подойди сюда на минуту!

— Проклятье! — выругался Кен и с явной неохотой обернулся к клерку, находившемуся за стойкой и делавшему пригласительные знаки. Громко, так, чтобы клерк смог услышать, он сказал: — Сейчас.

Покрепче сжав ладонь Фриско, как если бы опасался, что добыча вдруг может ускользнуть, Кен направился было в сторону стойки администратора. Фриско, однако, потянула руку на себя.

— Кен, я, пожалуй, пойду к себе в номер.

— Ну уж нет, — он решительно покрутил головой. — Я тебя не отпущу. Это буквально на минуту, не более…

Не желая быть свидетелем разговора и решительно не интересуясь тем, какие именно были у клерка проблемы, Фриско твердо посмотрела на Кена и высвободила руку, после чего демонстративно отошла в сторону.

Слова разговора явственно достигали ее слуха. Клерк был явно обеспокоен, не зная, как поступить с одним из вновь приехавших, для которого не оставляли номера.

— Он не бронировал места, однако упорствует, чтобы ему дали номер. — Клерк был взволнован, как если бы его догонял этот самый упорствующий человек. — Но ты ведь знаешь, что у нас все забито, все под самую завязку.

— Ты предложил ему позвонить в соседний отель, где может отыскаться местечко? — спросил Кен.

— Разумеется, но он уперся, как бык: хочу, мол, поселиться именно здесь, — сказал взволнованный клерк.

— Где этот тип? — поинтересовался Кен, оглядев холл, в этот час практически пустой.

— Куда-то делся. — Клерк торопливо покрутил головой, затем добавил: — Но он пообещал непременно вернуться. Хотел переговорить с управляющим ночной смены.

— Да, кстати, а Ральф-то сам где сейчас?! — во взгляде Кена угадывалось явное неодобрение.

— Там клиентка одна разошлась, так Ральф пошел утихомирить ее. Ей, видите ли, как-то не так ужин накрыли, — клерк пожал плечами, давая понять, что психов не лечат. — И так сегодня целый вечер не одно — так другое. — Он тяжело вздохнул. — Слушай, если этот мой урод вернется прежде, чем придет Ральф, что мне делать?

— Ну а что еще ты можешь ему сказать? Скажи, что мы поселить можем…

Кену не удалось договорить. Громкий, явно привыкший командовать голос произнес:

— Вот и замечательно. Я остановлюсь в номере мисс Стайер.

Маканна! У Фриско руки и ноги вмиг похолодели. Затем ей вдруг сделалось чудовищно жарко.

— Прошу прощения, сэр… — вежливо произнес Кен и оглядел посетителя негодующим взглядом.

Взгляд не произвел на Лукаса решительно никакого впечатления.

Фриско от изумления слова не могла выговорить.

— Повторяю, — отчеканил Лукас, — что я намерен остановиться в номере у моей невесты мисс Стайер.


Глава 21


— У невесты?! — Кен резко обернулся и посмотрел на Фриско: в глазах его обида смешалась с укором. — Неужели это правда?!

Фриско чувствовала себя в это мгновение так паршиво, как никогда прежде. Ей хотелось буквально провалиться сквозь землю. Или — что еще лучше — сжать руку в кулак и изо всей силы вмазать в противную рожу Лукаса Маканны.

Но, разумеется, ничего этого она не сделала. Она посмотрела в глаза Кену, вздохнула и произнесла:

— Да, Кен, все именно так и есть. Мистер Маканна мой жених. — На последнем слове она едва не поперхнулась.

Сила произнесенного слова оказалась таковой, что Кен даже покачнулся, словно от прямого удара. Быстро придя в себя, он сумел выдавить жалкую улыбку.

— Понятно… — и улыбка его превратилась в циничную ухмылку. — Последнее трепыхание перед тем, как накинут аркан… Я не ошибся?

— Кен, умоляю тебя… — мягко и, пожалуй, слишком поспешно сказала Фриско. — Поверь, ради Бога, что я никак не хотела сделать тебе больно.

У Кена вырвался нервный, сдавленный смешок.

— Знаешь, как ни дико, но я тебе верю.

Клерк благоразумно ретировался — подальше от происходившего. Лукас Маканна, однако, не сдвинулся с места, чуть поразмыслил — и подошел к Фриско.

Если он тем самым хотел напомнить ей о своем присутствии, в том решительно не было никакой необходимости. Не требовалось также и Кену напоминать о его прямых обязанностях.

— Мисс Стайер, прошу сообщить, — сказал он официальным тоном, в котором не осталось сейчас ни крупицы личной заинтересованности, — согласны ли вы, если мы поселим в ваш номер мистера Маканну?

Мгновение Фриско колебалась. Что ж, теперь ничего не воротишь. Да и, собственно говоря, какая разница? Ведь рано или поздно ей все равно придется разделить постель с Лукасом.

— Я согласна, — твердым голосом произнесла она.

— Прекрасно, — Кен сделал клерку знак подойти поближе.

— Да, сэр?

— Дай мистеру Маканне ключ от номера мисс Стайер. — Не добавив ни одного лишнего слова, даже не взглянув в ее сторону, Кен удалился.

— Как вы могли?! — произнесла Фриско в ту самую секунду, когда входная дверь закрылась, и она осталась наедине с незваным, нежеланным своим женихом.

— Как я мог — что именно? — спокойно и с какой-то даже ноткой заинтересованности уточнил Маканна, чем еще больше вывел Фриско из себя.

— Вы прекрасно понимаете, черт возьми, что я имею в виду, — голос Фриско сделался на четверть тона выше, в нем послышались звенящие нотки. Впрочем, она не пыталась сдерживаться, ей было теперь все равно. Едва ли она когда была так взбешена.

— Хотите спросить, как я посмел сказать правду? — Лукас посмотрел на себя в зеркало, укрепленное на внутренней стороне двери. Его взору предстало спокойное отражение уверенного в себе мужчины, никак не отреагировавшего на гнев Фриско.

— Нет! — крикнула она, задрожав от крайнего негодования. — Как вы могли так меня унизить?! Как, я вас спрашиваю?

Не считая слегка приподнятой от удивления брови, выражение лица Лукаса осталось неизменным.

— Слушайте, в конце-то концов, невеста вы моя или нет?

— Да, но… но…

— Что еще за но?

— Вы публично унизили меня!

— А, вот оно что… — Циничная улыбка чуть тронула его губы. — Вы унижены тем, что в присутствии этого юнца я представился вашим женихом? Однако же вас ничуть не унижала курортная интрижка с этим парнем. Полагаю, я не слишком ошибся?

Звук его мягкого голоса уже делал свое дело — Фриско всю трясло. Однако, несмотря на сдержанный тон и невозмутимое лицо, сам Лукас тоже не был так уж спокоен. Фриско подозревала, что его спокойствие — это спокойствие холодного гнева. Эта мысль весьма смутила ее.

Они были наедине в номере, против нее стоял мужчина, которого она практически не знала.

— Ну так?..

От резкости его тона Фриско вздрогнула, но попыталась тотчас же взять себя в руки.

— Между прочим, если уж на то пошло, с этим человеком у меня ничего не было, — предельно спокойным (насколько хватило ей выдержки) голосом сказала она.

— Вот как? — Лукас опять улыбнулся.

Фриско ощутила мурашки на спине. Но голос ее не дрогнул.

— Именно так.

— Кажется, сейчас самое время признаться, что некоторое время тому назад я был на пляже и как раз ухватил фрагмент вашего романа с этим человеком, — счел нужным сообщить Лукас, и голос его при этом звучал так нежно, что делалось жутко. — То, что мне довелось там увидеть, более всего напоминало объятия любовников.

— Да мы просто поцеловались, — не подумав, выпалила она.

— Это я и сам понял, — с деланным спокойствием ответил он.

Фриско покачала головой, злясь на самое себя, на Лукаса, на всю ситуацию.

— Я имела в виду, что мы поцеловались — всего-навсего, — не унималась она. — В самый первый, если уж на то пошло, раз.

— Ну конечно, а что для друзей один маленький поцелуй, а?

Чаша терпения Фриско оказалась переполненной. Еще мгновение тому назад ее всю трясло. Но теперь, перед лицом такого холодного сарказма, всю дрожь как рукой сняло. Негодование захлестнуло ее с новой силой.

— Это было вполне безобидно, — с выражением произнесла она.

— Скажите, вы что же, и вправду его любите?

Вопрос получился, как сказал бы теннисист, под неудобную руку. Было мгновение, когда Фриско, сбитая с толку, не знала, что и сказать в ответ. Затем, опять-таки необдуманно, она выпалила:

— Нет, я его не люблю! Кен очень приятный молодой человек, но… — Она пожала плечами, не собираясь добавлять, что поцелуй Кена не сумел пробудить в ней и сотой доли тех ощущений, которые Фриско получила при легком касании губ Лукаса. Нет уж, черт бы его побрал, подобного признания Лукас от нее не услышит.

— Ладно, теперь ответьте, согласны ли вы выполнить условие, ранее обговоренное между нами?

— Да. Я пошла на это сознательно и готова выполнить все условия соглашения, — вьталила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее. Кажется, ей это удалось. — Однако все это решительно не означает, будто вы имеете право делить со мной один номер в отеле.

— Тут две постели, — без особой необходимости уточнил он. Фриско уже целую неделю жила тут и отлично знала, что в номере две постели, одну из которых она и занимала.

— О, это я успела заметить, — саркастически отметила она и насмешливо взглянула на Маканну. — И что дальше?

— Дальше? — он пожал плечами. — Я займу одну из постелей, вы будете спать на другой…

Сообразив, что кое-что — это все-таки лучше, чем ничего, Фриско облегченно вздохнула. Однако вздох замер у нее в гортани, как только она услышала окончание фразы.

— … до самой свадьбы.

— Гхм… Что? Как вы сказали?!

Уж, наверное, он не это имел в виду…

Однако именно это Лукас имел в виду и именно это постарался выразить с предельной четкостью.

— Мы женимся, и немедленно, как только это будет возможно с юридической точки зрения.

На мгновение Фриско замерла: голова гудела, ни единого слова не выходило с языка. Жениться! Как можно быстрее! Почва ушла у нее из-под ног. Сделав шаг назад, она опустилась на край постели — той самой постели, на которой вот уже неделю кряду так сладко и невинно спала.

— Но… но ведь… — она поглубже вдохнула, постаралась успокоиться и сказала себе: «Дура, прекрати пыхтеть, как моторка, у которой вышел бензин…» Сделав глубокий выдох, Фриско попыталась говорить более взвешенно и спокойно.

— Мне казалось, что вы и я — что мы совместно договорились не суетиться, обождать, немного поиграть в ухаживание, для спокойствия моей матери…

— Все это остается в силе, и мы вполне сможем изображать из себя влюбленных. — Он подошел к противоположной стене, где находилась вторая постель. Только тут Фриско обратила вдруг внимание на то, что Лукас до сих пор держит в руке свой чемодан.

— Это как же так, позвольте узнать? — она с волнением наблюдала за тем, как он положил чемодан прямо на кровать.

Одарив ее загадочной улыбкой, Лукас затем нажал на оба замка и открыл крышку чемодана. Два почти одновременных металлических щелчка прозвучали подобно выстрелу, а сама комната внезапно сделалась подозрительно тесной.

— А так! Мы ей ничего не скажем.

— Не скажем моей матери?! — Фриско, испытывая крайнее смущение, ошеломленно уставилась на Маканну.

— Ни ей, ни кому бы то ни было другому, — с этими словами Лукас как ни в чем не бывало принялся вытаскивать из чемодана свои вещи. — Скажите, каким именно шкафчиком я мог бы воспользоваться?

— Как? — Сбитая с толку, Фриско не знала, на что именно следует отвечать.

— Я спрашиваю, шкафчик какой можно занять, — Лукас остановился на полпути между постелью и двойным шкафом, протянувшимся вдоль стены. Он обернулся к Фриско и для пущей наглядности продемонстрировал ей пригоршню нижнего белья. — Есть там свободные полки?

— О да, конечно, — Фриско чувствовала, как кровь прилила к лицу: мерзейшее ощущение. — Слева свободно, — и она показала рукой. — Все левые ящички свободны.

— Весьма признателен.

Она следила за Лукасом и замечала, что с каждой прошедшей минутой, по мере того как он раскладывал по полочкам свои носки, трусы и прочее, — с каждой минутой он делался все более и более уверенным. Тогда как сама Фриско все больше нервничала.

Очевидно, он привык спать либо голышом, либо в одних только трусиках. Она не заметила ничего похожего на пижаму. От этой догадки Фриско совсем запсиховала.

Лукас вернулся к постели за верхней одеждой: рубашками, пиджаками, брюками. Казалось, он взял с собой одежды на целую неделю, хотя все им привезенное умещалось в одном чемодане.

Обилие одежды у Маканны навело Фриско на мысль, что он намеревается оставаться в Гонолулу как минимум до окончания ее нынешнего отпуска.

Подобное намерение ей вовсе не пришлось по вкусу. Фриско почувствовала, что начинает тихо закипать.

Она была взрослой самостоятельной женщиной, так или нет? А раз так — в чем же, черт побери, дело?! Она не монашка, не девственница. Она согласилась заключить деловой договор, предполагающий также замужество. Более того, как сейчас вынуждена была она напомнить себе, именно ей ведь и принадлежала мысль о замужестве.

Но, Господи-ты-Боже-мой… Ей ведь тогда и в голову не могло прийти, что Маканна согласится на такие ее условия. И даже в своих самых смелых мечтаниях она не могла бы предположить, что он потащится за ней на Гавайи с тем, чтобы выполнить этот пункт договора. Все это представлялось настолько немыслимым, неправдоподобным и даже диким, словно сценарий составляли разбитные голливудские сценаристы.

И тем не менее это происходило наяву.

Фриско с трудом проглотила слюну и почувствовала, насколько у нее пересохло в горле. Она вдруг ощутила такую усталость, что испугалась за себя: как бы не пришлось уступить первой.

— Хотите первой отправиться в ванную?

— Что? — переспросила Фриско, внезапно выведенная из состояния самоуглубления и задумчивости.

— В ванную, говорю, — повторил Лукас. — Пойдете вперед меня? Мне нужно принять душ.

Да, что ни говори, а он чувствовал себя здесь совсем как дома, ворчливо подумала она. Вслух этого, однако, не сказала. Да и не было никакой нужды, и так все ясно.

— Пойду, — сказала она.

Торопливо собрав ночную рубашку и халат, Фриско устремилась в ванную и поспешно закрыла за собой дверь на защелку. И хотя до ее слуха донесся лишь какой-то сдавленный низкий звук неопределенного происхождения, она ни секунды не сомневалась, что это Лукас с удовольствием расхохотался ей вслед.

Она критически посмотрела на свое отражение в зеркале и подумала о том, что как бы хорошо ни относилась к себе, какой бы тонкой, проницательной и вместе с тем непреклонной феминисткой себя ни подавала, всякий раз, с тех пор как появился Лукас Маканна, она ломалась, едва только дело доходило до какой-нибудь с ним стычки.

Так что очень даже может быть, что он и вправду хохотал ей вслед.


При звуке закрываемой дверной задвижки Лукас вздохнул.

Сущая, казалось бы, мелочь, однако с помощью таких вот мелочей Фриско недвусмысленно давала понять, что совершенно ему не доверяет.

Но затем он сказал себе: а собственно, почему она должна доверять? Ведь он вторгся в ее номер, и более того — вторгся в ее жизнь. Последние события суть плоды его усилий.

И ведь самое паршивое было то, что он намеренно повел себя так в холле, чтобы прилюдно зафиксировать свои на нее права.

Хуже того, всю эту дурацкую сцену в холле он специально спланировал, причем спланировал потому, что, когда увидел Фриско в объятиях этого юнца, почувствовал глубокий болезненный укол ревности.

Он и сам не ожидал от себя ничего подобного. Когда он увидел их вдвоем, когда подумал, что этот молодой человек — ее любовник, Маканна ощутил сильнейшее желание сделать что-нибудь ужасное, раздавить, например, юнца, втоптать его в песок. А стоило Фриско лишь сказать, что между ней и тем человеком ничего не было, Маканна испытал такое сильное облегчение, что ему самому даже сделалось неловко.

Еще раз горестно вздохнув, он уставился на непроницаемую плоскость двери, за которой плескалась вода.

Он-то, дурак, полагал, что Фриско будет ему доверять.

Больше того, он полагал, что она может испытывать симпатию по отношению к нему.

Увы.

О черт… А ведь втайне он так надеялся, что когда-нибудь она сможет даже полюбить его.

Спрашивается, почему?

Лукас нахмурился и начал раздеваться.

И зачем, собственно, ему так уж нужна ее любовь? Ведь в конце-то концов…

Будучи поглощен своими мыслями, он машинально сложил и повесил брюки, поверх брюк — пиджак, вешалку повесил в шкаф — рядом с остальными вещами, рядом с ее вещами.

Близость их носильных вещей показалась ему симптоматичной. Он и Фриско будут вместе работать, вместе жить, и если только она сможет хоть немного почувствовать симпатию к нему, все станет на свои места, все наладится.

Но сможет ли она когда-нибудь полюбить его? Вот в чем вопрос.

Занятый своими мыслями, он машинально стаскивал с себя несвежую рубашку. Наконец швырнул ее на стул, распахнул дверцу шкафа и принялся отыскивать халат, в самый последний момент догадливо брошенный в чемодан.

Халат был из шелка, черного цвета, с изящной серебряной вышивкой. Касания шелка о кожу отдавали прохладой и легкой чувственностью. Лукас не слишком-то любил надевать халат, бывший напоминанием об одной давнишней истории, об одном романе, про который Маканна хотел бы забыть.

Халат был преподнесен Лукасу на Рождество некой дамой, намеревавшейся заняться с Лукасом сексом. Впрочем, Лукас не без основания подозревал, что дарительница также была не совсем равнодушна к его личному банковскому счету.

Внешне дама казалась сдержанной, умевшей не выдавать своих чувств.

В общем, Лукас крайне редко надевал этот халат, к тому же он терпеть не мог вида собственных волосатых ног, торчащих из-под доходящего до колен халата.

Однако сейчас, обдумав ситуацию, он был даже рад тому, что догадался взять халат с собой. Не ходить же по номеру в одних трусах!

Впрочем, хватит о такой ерунде, оборвал он себя. Подобного рода мысли лишь уводили в сторону от главного.

А главным вопросом был такой: что дало ему основание полагать, будто Фриско может когда-нибудь полюбить его?

Ответ был достаточно простой. Нужно было лишь набраться мужества и признаться себе в поражении.

Лукас сам безнадежно, и чем дальше, тем больше, влюблялся в нее. И практически ничего не мог со всем этим поделать.

Да, дела… Лукас Маканна женится, Лукас Маканна бросает все и мчится черт-те куда, чтобы встретить стальной блеск глаз женщины, для которой его приезд — досадная помеха. Кому рассказать — не поверят.

Ситуация была прямо-таки чудовищной, однако…

Только сейчас он вдруг понял, что стоит невесть уже сколько времени посреди комнаты и пялится на развешенные в шкафу одежды Фриско. Усмехнувшись над собой, он надел халат и затянул вокруг талии шелковый пояс. Он уже поворачивался от шкафа, когда дверь ванной комнаты распахнулась.

Расчесывавшая на ходу свои волосы, Фриско едва не натолкнулась на Лукаса.

— Ох!.. — Она несколько раз моргнула, а рука ее с щеткой застыла над головой.

У Лукаса дыхание сперло при виде Фриско — с лицом, вымытым от косметики, с розовыми от горячей воды щеками. Волосы сплошной спутавшейся массой лежали у нее на плечах. Господи, как хочется запустить пальцы в эти влажные спутавшиеся локоны, погладить ее мягкую щеку, почувствовать вкус ее нежных губ, заключить Фриско в объятия…

— Теперь можете отправляться в ванную, — мягко проговорила она, обходя Лукаса по кругу.

— Благодарю, — произнес он, стараясь взять себя в руки.

Заперев за собой дверь ванной, Лукас длинно вдохнул и замычал, почувствовав во влажном горячем воздухе запахи ее ароматного шампуня, мыла и лосьона для тела.

Господи… Лукас подумал о том, каких усилий будет стоить ему всякая ночь, проведенная рядом с Фриско и все-таки не вместе с ней. Он сейчас так сильно желал ее, что у него ныло буквально все тело.

Он чувствовал себя совершеннейшим идиотом, и планы его казались Лукасу практически невыполнимыми.

Фриско сказала, что готова следовать совместно принятому соглашению. А сделка есть сделка.

И Лукас решился.

Первым делом, как только проснется, он наведет справки, что требуется для заключения брака на Гавайях.


Глава 22


Фриско, подобно статуе, застыла, уставившись на дверь ванной комнаты и представляя сейчас скрытого от взора мужчину.

Интересно, представляет ли сам Лукас, насколько мужественно и сексуально выглядит он в этом своем черном халате? Ее опять пробрала дрожь.

Ну, это уж наверняка, решила она. Не случайно ведь он торчал тут перед открытой дверцей шкафа, разглядывая себя в зеркале. Наверняка он понимает, насколько возбуждающе выглядит его сильное, тренированное тело, облаченное в шелк, как красивы его сильные прямые ноги, не прикрытые халатом.

Из ее чуть раскрытых губ вырвался легчайший вздох. Интересно, он что же, под этим своим халатом совсем голый?..

Мысль эта восхитила и вместе с тем привела ее в смущение, даже несколько испугала. Ее сейчас раздирали противоречия. Одна Фриско изнывала от желания увидеть его обнаженное тело, ласкать его, ощупывать лицо Лукаса, его скулы, брови, губы, а другая, более трезвая и здравомыслящая, требовала возмещения за то унижение и смущение, которые пришлось испытать по вине Лукаса.

Боже, кто бы объяснил ей, как это вообще возможно — спать менее чем в трех футах от этого человека?..

Фриско повернула голову и оглядела промежуток между двумя кроватями.

И что делать, если он попытается предпринять… что-нибудь?

От этой мысли ее сексуальное желание возросло, чувства были в смятении.

О проклятье… В конце-то концов, она женщина, а вовсе не бездонная копилка эмоций! Во всех глупых мыслях Фриско винила собственную несдержанность и свои же собственные восставшие гормоны. Как бы там ни было, но она вполне заслужила, чтобы ее полюбили, а не только использовали для снятия напряжения.

Вся феминистская непримиримость возвратилась к Фриско. Скинув с себя халат, она нырнула под простыню, намереваясь в случае чего оказать Лукасу достойный отпор. Пускай только попробует забраться к ней в постель!

Но кто бы знал, насколько сильно она его сейчас хотела!

Вздохнув, она избрала путь наименьшего сопротивления: закрыла глаза и притворилась спящей. Она притворялась долго еще после того, как Лукас нырнул в свою постель… Он был так близко и вместе с тем так чудовищно далеко…


— Мне, например, очень нравится.

— Да, но очень уж крупный, — сказала Фриско, зачарованно разглядывая надетое на средний палец левой руки кольцо с бриллиантом внушительных размеров. От камня исходило непривычное ощущение тяжести. Фриско не стала говорить об этом вслух, однако, по ее мнению, камень был не просто крупный, а огромный.

— Если угодно, в течение двадцати четырех часов наша фирма придаст камню такую форму, какую вы только пожелаете, — поспешил вставить слово клерк, молодой стройный мужчина, который превратно истолковал ее слова.

Фриско вздохнула.

Лукас был в восторге.

— Есть и свадебное — в пару к этому кольцу, — счел нужным заметить клерк.

— Вот и прекрасно, его мы тоже возьмем.

— Но, Лукас, я правда не… — начала было она возражать против его намерения.

— Значит, также и свадебное, сэр? — переспросил клерк, сделавший вид, будто совершенно не слышал слов Фриско.

— Не нужно, ей-богу, — внятно произнесла Фриско и твердо взглянула на Лукаса. Обручальное кольцо выглядело совершенно роскошным, и его придется положить в сейф. Но Фриско не могла принять еще и свадебное кольцо, сплошь инкрустированное небольшими бриллиантами, сделанное ювелиром в тон обручальному.

— Пусть дама решает, — произнес Лукас и слегка повел плечами, давая понять, что не намерен оказывать на нее никакого давления. Он посмотрел в глаза Фриско и сухо сказал: — Ваш выбор.

— Эти мне не нужны, — нахмурившись, произнесла Фриско, кивнув в направлении футляра, где лежали самые разнообразные кольца, инкрустированные драгоценными камнями различного веса и формы. Она веско взглянула на клерка: — Я бы хотела посмотреть простое золотое кольцо, вовсе без камней.

— Одну секунду… — Хотя у клерка в глазах вспыхнул надменный огонь, тем не менее без лишних слов он убрал один футляр и выставил перед Фриско другой.

— Пожалуй, вот это, — она осторожно указала пальцем на тонкое золотое кольцо, лежавшее на черном бархате.

— И мне тогда такое же, — распорядился Лукас, указав на более широкое кольцо.

Этот жест был для Фриско весьма неожиданным. Неужели же Лукас и вправду намеревался носить кольцо, характеризующее его статус женатого человека.

— Не надо так удивленно смотреть на меня, — скромно сказал Лукас и взглянул затем на клерка, который в этот момент подбирал футляры соответственно кольцам. — Иначе о нас могут невесть что подумать.

— Да всем остальным наср… — С языка Фриско едва не слетела фраза, частенько звучавшая из уст подруги Джо. В самый последний момент Фриско прикусила себе язык и чинно завершила начатую фразу словами: — …остальным решительно все равно.

Судя по тому, как искривились в улыбке губы Лукаса, он достроил и оценил первоначальную реплику Фриско.

Как ни противилась она желанию Лукаса купить ей пижонское обручальное кольцо с этим огромным бриллиантом, но сейчас, увидев воздетые уголки его губ, не смогла оставаться бесстрастной и ответно улыбнулась.

— Держите себя в руках, — едва слышно попросил Лукас. — Иначе этот человек может сделать превратные на ваш счет выводы.

— Пускай только попробует! — так же шепотом ответила Фриско, а когда клерк обернулся к ней, она одарила его очаровательной улыбкой.

Ей было немного неловко издеваться над молодым и ни в чем решительно неповинным клерком. Но он старался все делать так споро и ладно, старался выглядеть таким — ее бабка сказала бы учтивым, что от его деланной старомодности у Фриско и Лукаса сами собой растягивались губы в улыбку.

Чтобы не расхохотаться, Фриско и Лукас старались не глядеть друг на друга: им одним было ведомо, каких усилий требовало это внешнее спокойствие, пока оформляли покупку.

Но стоило только взять покупки, выйти и отойти буквально два шага от магазина, стоило только взглянуть друг на друга, как тщательно удерживаемый хохот прорвался наружу.

Казалось бы — экая малость. Но этот смех был общим и объединяющим, он помог впервые с момента приезда Лукаса на остров несколько ослабить напряжение и неловкость, которые Фриско всегда испытывала в его присутствии.

Прошло три дня. В светлое время суток Лукас и Фриско были заняты хлопотами, однако наступала ночь, оба возвращались в свой номер — и тихие ночные часы превращались в бесконечно растянутую пытку. Всякий раз, когда Фриско возвращалась к себе и, проходя мимо стойки администратора, брала у Кена ключ от номера, она испытывала чувство вины. Кен старался делать при этом спокойное, официальное (как и подобает служащему отеля) выражение лица.

Лукас был намерен пожениться до того, как закончится срок отдыха Фриско и им придется возвращаться в Филадельфию.

Наступила среда.

Бракосочетание было назначено на пятницу. Церковный обряд должен был состояться в небольшой местной церкви.

Фриско почему-то очень боялась предстоящей церемонии.

— Не желаете чего-нибудь выпить? — голос Лукаса вывел ее из размышлений. — Кофе? Или холодный чай? А может быть, хотите чего покрепче?

— Чаю, если можно, — она сумела выжать из себя улыбку. — Ужасно в горле пересохло.

— У меня тоже.

Взяв Фриско за руку, Лукас направился с ней через толпу туристов в небольшое кафе. Заведение с утра пораньше работало на полную катушку. Лукасу посчастливилось отыскать единственный столик, еще остававшийся незанятым.

— Им не мешало бы сделать тут небольшой ремонт, — сказал Лукас, оглядевшись по сторонам; большинство посетителей кафе были в ярких одеждах, они ели и шумно разговаривали, энергично жестикулируя.

— Даже и тут вы не можете расстаться с ухватками бизнесмена, — съехидничала Фриско, внезапно почувствовав, как хорошее настроение покидает ее.

— Разумеется, — и Лукас обратил на нее свой проницательный строгий взгляд. — Что же тут плохого?

— Да ничего, разумеется, плохого, — и Фриско покачала головой. Этот жест, впрочем, более относился к предыдущему эпизоду и мог означать примерно следующее: «Ведь только что было так хорошо, так славно, они смеялись и этот смех объединял их — куда все это по-девалось?..»

— Вы чем-то расстроены? — участливо поинтересовался у нее Лукас. — Расстроены ведь, Фриско, а?

Можно ли сказать, что она расстроена? Тоже мне словцо подыскал. Она сдерживалась, чтобы не рассмеяться, и вовсе не была уверена, что смех не превратится в рыдания…

— Все нормально. — Она с трудом улыбнулась.

Все плохо, подумала она. Лукас, однако, намерен был продолжать расспросы. К счастью, в этот самый момент перед их столиком возник молоденький, порядком взмыленный официант.

— Что заказываем, сэр?

Лукас обратил взгляд на официанта.

Фриско опять погрузилась в размышления.

Она была ужасно недовольна собой.

Она чувствовала себя несчастной.

Все так пугало ее.

Увы, увы, ничто не ново под луной, сказала она себе. Неудовлетворенной она чувствовала себя уже многие месяцы кряду, задолго до появления на жизненном горизонте Лукаса Маканны. Новым оказалось чувство страха, причина которого была связана с Лукасом.

Почему-то чем дальше, тем больше пугало ее все происходящее.

— Тук-тук-тук? — негромко сказал герой ее размышлений. — Кто в домике живет?

Сейчас лишь осознав, что все это время разглядывала свои руки, положенные на колени, Фриско подняла голову и посмотрела на Маканну.

— Это я, мышка-норушка, — грустно призналась она, заглядывая ему в глаза. — Я, лягушка-квакушка…

Фриско ничего не могла поделать: состояние явственно влияло на тональность произносимых слов. Она бы и хотела стряхнуть с себя грусть, сказать что-нибудь легкое и беззаботное, однако этого, увы, сделать сейчас была не в силах. Тяжелое настроение буквально давило, делая неподъемными руки и ноги.

Лукас нахмурился, однако выждал, пока пришедший официант поставит им заказанный чай со льдом. Лишь после этого он поинтересовался:

— Кстати, вы не видели тут одну веселую даму, вместе с которой мы пришли? Кстати, а кто вы? Представьтесь, пожалуйста. Ну уж явно не Фриско Бэй…

При всей своей очевидности мысль эта насторожила Фриско. Как бы там ни было, однако с тех самых пор, как пятничным вечером Маканна внезапно материализовался возле стойки администратора, он ни разу не назвал ее Фриско Бэй.

— Да вы, наверное, помните меня, — парировала она, не сумев придать голосу желаемой мягкости. — Я та самая овечка для заклания.

До этой самой минуты его выражение лица вполне соответствовало легкому настроению. Прозвучавший ответ Фриско разом стер улыбку.

— Овечка для заклания? — переспросил Маканна свистящим шепотом, и взгляд его тотчас же сделался безжалостным и холодным. — Попрошу вас объясниться!

Фриско чувствовала, как присущая ей уверенность куда-то безнадежно исчезает. Собравшись с духом, она вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза.

— А как еще прикажете меня величать?!

— Стороной делового соглашения или, скажем…

— О да…

— …женщиной, под которой жареным запахло и которая поэтому принялась делать резкие телодвижения, — жестко закончил он предложение.

— Из-под моей задницы жареным не пахнет, — возразила она.

Он улыбнулся.

— А как насчет задницы вашего отца?

От его жесткой улыбки у Фриско мороз пробежал по коже, однако вида она не подала.

— Что ж, правда ваша, мой отец рискует опалить свой зад. И поскольку я его единственный ребенок, так сказать, чадо, то именно мне приходится восходить на алтарь за его грехи.

— Стало быть, функции алтаря возлагаются на меня, так, что ли?!

— Совершенно верно, — и она пожала плечами, давая понять, что тут уж ничего не попишешь. — На алтарь возлагаю я ношу свою.

— Да уж… — Лукас отпил из высокого бокала чай. — Вы ноша, должен признаться, еще та: не всякий выдюжит.

— Тут вы совершенно правы! — И чтобы казаться невозмутимой, она повторила его движения: так же приподняла и так же отхлебнула из бокала. Чай был замечательный — такой ароматный. Жаль, что сейчас Фриско не могла всецело насладиться тонким ароматом напитка.

— И какого черта я согласился участвовать в этом фарсе, — сказал Маканна и, прищурившись, смерил ее взглядом.

Фриско повторила его движение.

И вновь, как не раз уже было прежде, возникло ощущение, что их разделяют многие световые годы и многие галактики.

— Фриско… Вы ли это? — вдруг раздался чей-то голос.

Услышав свое имя, она внутренне сжалась, затем подняла глаза и посмотрела на подошедшего мужчину. Он широко улыбался, в лице его было что-то очень знакомое. И тут она вспомнила.

— Уилл? Вы ли это? Ой, слушайте, как же здорово…

— Неужели? — поинтересовался Дентон, тот самый, с которым она познакомилась в самолете.

— Еще бы! — с чувством ответила Фриско и радостно засмеялась. — Вы не поверите, но я так часто вспоминала вас… Как дела? Как поживает ваша семья?

— У меня все в порядке. Все мои живы-здоровы, слава Богу. — Его карие глаза смотрели добродушно и внимательно. — А вы похорошели. Отдых пошел вам определенно на пользу.

— Это с чем сравнивать? — требовательно и с некоторым даже вызовом уточнил Лукас.

— О, прошу меня извинить!.. — поспешила Фриско, которой вовсе не понравился жесткий тон, каким были произнесены слова Лукаса. — Позвольте вам представить… Это Лукас Маканна… Это мистер Уилл Дентон, мы с ним познакомились в самолете, когда летели сюда.

— Мистер Дентон, очень приятно, — Лукас поспешно поднялся из-за стола и протянул правую руку. Голос его враз помягчел, но вот настороженность во взгляде не исчезла.

— Просто Уилл, давайте сразу условимся, — предложил тот, пожимая руку Лукаса. — Меня все так называют.

— На это я уже обратил внимание, — сказал Лукас и посмотрел на Фриско.

— Прошу вас, присаживайтесь к нам, — сказала Дентону Фриско, делая вид, будто совершенно не замечает недовольного выражения на лице Маканны.

— Благодарю вас, — Уилл с шумом отставил свободный стул. — Чай, насколько я могу судить, у них тут неплох, так ведь?

— Великолепен, — поспешила сказать Фриско, краем глаза заметив, как Лукас некоторое время раздумывал, прежде чем вновь сесть за стол. Улыбнувшись еще более ослепительно, она как ни в чем не бывало обернулась к Маканне и спросила: — Не так ли, Лукас?

— Великолепен, совершенно верно, — повторил он вслед за ней.

Что это, интересно, с ним такое? — спросила себя Фриско, но прогнала эту мысль и сконцентрировала все свое внимание на госте, который так неожиданно оказался за их столиком.

— А где же вся ваша семья, где внуки? — она огляделась по сторонам.

Уилл рассмеялся, и смех его был удивительно приятным: каким-то легким, раскованным, от которого Фриско почувствовала глубоко скрытую в своей душе тоску.

Почему ее собственный отец совсем не похож на Уилла Дентона? Почему Дентон находит главное удовольствие в общении со своей семьей?

От этой мысли ей сделалось и неловко, и как-то грустно. И еще Фриско подумала: вот если бы Лукас более походил на Уилла…

— А вот наконец и официант.

Реплика Уилла отвлекла ее. Сейчас ей показалось, что во взгляде гостя она прочитывает легкое и невесть откуда взявшееся неодобрение.

Неодобрение? Фриско призадумалась. Со стороны Уилла? Почему бы это?

Да и что это с Лукасом?

На мгновение она подумала о том, уж не ревнует ли Лукас ее к Уиллу. Мысль стремительно пришла и так же быстро исчезла. Самокритичности Фриско было не занимать. Как бы не так…

Стремительно подошедшему официанту Уилл передал заказ, после чего повернулся к Фриско и ответил:

— Сын и невестка поехали по своим делам, у них какая-то встреча, и вот я решил немного побродить самостоятельно, — пояснил он. — Ну а внуки — те сейчас в школе.

— Ах, ну да, конечно же… Конечно, в школе, я как-то сразу даже и не сообразила. — Фриско улыбнулась ему. — Тут все так напоминает лето, что я позабыла: ведь еще только весна.

Уилл улыбнулся в ответ.

— Прекрасно вас понимаю. Когда я уезжал из дома, мне казалось, что там у нас вообще еще зима.

— А где ваш дом? — поинтересовался Лукас.

— В Монтане, — Уилл улыбнулся. — На северо-запад весна всегда не торопится приходить.

— Я приехала сюда из Филадельфии, так в день отлета там тоже снег шел, — поддержала разговор Фриско.

— Это ничего не значит, — и Лукас махнул рукой, как бы иллюстрируя свои слова.

Уилл перевел взгляд с Фриско на Лукаса, затем взглянул еще раз на нее.

— Вы что же, получается, оба из Филадельфии?

— Именно, — ответила Фриско.

— Вы на пенсии, Уилл?

Осознав, что вопрос Лукаса получился очень уж личным и уводившим в сторону от легкой беседы, Фриско предупреждающе взглянула на Лукаса. Он, однако, сделал вид, будто ровным счетом ничего не заметил.

— Да, — сказал Уилл и чуть погодя вздохнул.

— А где прежде работали? — с каким-то непонятным интересом продолжал допытываться Маканна.

Полагая, что он зашел в расспросах слишком уж далеко, Фриско вознамерилась взять нить беседы в собственные руки.

— Лукас, ну что вы, в самом деле… — протестующе сказала она.

— Нет, ну а почему бы… — спокойно сказал Уилл. — Если уж на то пошло, я даже не прочь поговорить с кем-нибудь о делах.

— Скучно на пенсии?

— Да, Лукас, не без того, — Уилл пожал плечами. — Никогда не думал, что будет так не хватать работы.

Лукас понимающе кивнул.

— Когда придет мой срок, я тоже буду скучать без дела.

Уж кто бы говорил… — мысленно сказала на это Фриско, по мнению которой Маканна был типичным трудоголиком типа «А». Подобные люди никогда не оставляют работы, а до самого конца трудятся, трудятся, трудятся…

Она вздохнула и подумала сейчас, что Лукас и ему подобные сами не останавливаются и других, кто оказывается рядом с ними, могут заездить до смерти.

— Уж надо думать… — признался Уилл, и невеселый тон, каким были сказаны слова, привлек внимание Фриско. — Надо думать…

— А какого рода бизнесом вы прежде занимались, Уилл? — не вытерпела Фриско.

— Сталелитейная промышленность, — неожиданно для Фриско прозвучал ответ. — Я был владельцем и одновременно директором одного небольшого завода по выплавке стали. — Он тяжело вздохнул. — Боже, как же мне нравилось вести дела, кто бы знал…


Глава 23


Странное совпадение… В мозгу у Фриско что-то сцепилось, и вдруг ей захотелось разрыдаться… Господи, да что это с ней такое…

Похоже, Уилл был из породы таких же, как и Лукас, людей — с чувством ответственности и любовью к своему делу. Не случайно у Фриско мелькнуло сожаление, что ее отец не похож на Уилла.

Что ж, такова жизнь… Если добиваешься успеха — то медленно, потихоньку, с большим трудом. Ну а если приходит полоса неудач и вдруг теряешь, то сразу и зачастую все имеющееся… Неудачи ходят за человеком по пятам. Подчас случаются такие жуткие дни, что лучше вообще не вставать с постели и не высовывать носа на улицу — не искушать судьбу.

Впрочем, то были пустые рассуждения… Отогнав эти мысли, Фриско заставила себя вернуться в реальный мир — мир бизнеса.

— Вот это совпадение! — воскликнул Лукас, подавшись на стуле чуть вперед: он был явно заинтересован таким поворотом и заметно оживился. — Я ведь тоже владелец и директор одного сталелитейного предприятия. Каких совпадений только не бывает в жизни.

Фриско оставалась сосредоточенной.

— И вы тоже? — Уилл рассмеялся, затем неожиданно посерьезнел. — Погодите, погодите-ка… Пенсильвания… — Он призадумался. — Стало быть, вы и есть тот самый Маканна?!

— Увы, — признался Лукас.

Скажите, пожалуйста, подумала Фриско.

— Боже мой… — воскликнул Уилл и, обернувшись, глуповато улыбнулся Фриско, — вот черт… Впрочем, прошу меня простить.

Она миролюбиво махнула рукой и, улыбнувшись, произнесла:

— Я слышала выражения и покрепче, — ее улыбка расплылась. — Если уж на то пошло, я и сама подчас могу такое брякнуть.

Лукас сардонически посмотрел в ее сторону.

Она никак не отреагировала.

— А мне как-то даже и в голову не пришло связать одно с другим. — Уилл несколько ошарашенно покрутил головой. — Вот насколько я отдалился от дел. Оставил бизнес — как отрезал.

— Одного лишь я не могу сейчас понять, — нахмурившись, сказал Лукас. — Если вам так уж нравилось заниматься бизнесом, что же в таком случае вынудило вас продать завод?

— Я пообещал жене, что как только выйду на пенсию, мы с ней будем путешествовать, посмотрим разные страны. — Взгляд Уилла наполнился грустью. — А когда два года назад ей поставили диагноз — у нее оказался рак, — я тотчас же решил закругляться. — Глаза его заблестели. — Мы великолепно с ней путешествовали, полгода кряду, пока… — Голос изменил ему, он перешел на шепот и с усилием выговорил: — Через два месяца она умерла.

— О Боже… — и Фриско машинально ухватилась за рукав Уилла, как бы желая с опозданием, но все ж таки выразить свое соболезнование.

— Извините, — произнес Лукас и некоторое время помолчал. Затем, решившись, вскинул глаза на собеседника: — Скажите, а вам хотелось бы получить работу?

Похоже, эти слова весьма и весьма изумили Уилла; впрочем, он колебался с ответом не более секунды.

— Да, — сказал он и улыбнулся. — Вопрос лишь в том, чем именно я мог бы быть полезен? — словно бы рассуждая сам с собой, произнес он таким тоном, будто главное для него — это оказаться при деле, а уж там чем бы ни заниматься…

Лукас пожал плечами и усмехнулся.

— Черт, я даже и не знаю… Но наверняка можно использовать ваш опыт и ваш талант. Так ведь, Фриско?

Фриско… Не Фриско Бэй. Задав себе вопрос, почему подобные мелочи вообще могут волновать ее, Фриско улыбнулась вмиг ожившему Уиллу, человеку, который во время всего полета, сам того не понимая, спасал ее от нее же самой.

— Ну разумеется.

На лице Уилла отразилось явное смущение.

— Погодите, а вы что же, вдвоем занимаетесь бизнесом, так, что ли, выходит?

С ясной улыбкой Фриско взглянула на Лукаса, как бы говоря ему: на все трудные вопросы лучше отвечать именно вам.

Лукас не заставил себя просить дважды.

— Только не в сталелитейной промышленности, — пояснил он, насмешливо стрельнув глазами в сторону Фриско. — Мы партнеры в одной фирме, которая расположена в Филадельфии.

— Должно быть, какая-то соподчиненная отрасль? — поинтересовался Уилл, переводя взгляд с одного собеседника на другого.

— Да, — не сговариваясь, хором ответили Лукас и Фриско.

— А вам разве не все равно, в какую именно компанию мы могли бы пригласить вас? — спросил Лукас.

— Никакой разницы, — и Уилл энергично покачал головой. — Может, я и вправду уже стар, но ведь не зря говорят, что старый конь борозды не портит. В случае чего, готов подучиться, чтобы освоить что-нибудь новенькое.

— Ну какой же вы старый! — возразила ему Фриско.

Лукас властно посмотрел на нее.

Фриско в ответ обворожительно улыбнулась.

Лукас нахмурился, однако же вернулся к теме разговора.

— Скажите, а как бы вы отнеслись к предложению такого рода. Вы могли бы представительствовать здесь, на Востоке?

— Охотно, — спокойным и уверенным тоном ответил Уилл. — Тем более что в Америке, на континенте, меня ничего не удерживает.

— Погодите, погодите, — встряла Фриско, припомнив сейчас его слова, сказанные во время полета. — Вы что же, серьезно намерены переехать сюда и поселиться со своей семьей?

— Почему бы и нет, — он по-отечески улыбнулся ей. — Там, в Монтане, я большую часть времени вынужден проводить в одиночестве. — Он заговорщически подмигнул Лукасу. — Можете себе представить этот кошмар? Все ваши друзья весь день заняты на работе, а вам остается лишь делать вид, будто вы также чем-то заняты.

— Да, я вас понимаю, черт возьми! — и Лукас рассмеялся. — Если бы у меня кроме гольфа с приятелями ничего больше в жизни не осталось, я бы вообще умер от скуки.

Уилл согласно кивнул.

— Но даже и в этом случае вам повезло бы намного больше, — сказал он и усмехнулся. — У себя в Монтане я не столько в гольф играю, сколько снег лопатой расчищаю.

«Да, Уилл знает, как ответить», — подумала Фриско, переводя взгляд с одного мужчины на другого и осознавая, что она сама как-то незаметно совершенно выпала из общего разговора.

— Кстати, а как долго вы намерены оставаться на Гавайях? — спросил Лукас.

Уилл неопределенно пожал плечами.

— Собственно, я еще не решил, когда уеду отсюда. У меня даже билет на самолет без фиксированной даты вылета. — Он улыбнулся. — Если вас интересует, когда я смог бы оказаться в Пенсильвании, то сами назовите дату — я прибуду точно в срок.

Лукас улыбнулся.

— Месяца вам будет достаточно? Я ей-богу не хотел бы вас торопить.

Уилл кивнул.

— Месяц — вполне основательный срок. — Он нахмурился. — Но я также не хочу, чтобы и вы торопились. Вы-то сами намерены к тому времени вернуться?

— Гораздо раньше. — Лукас взглянул на Фриско. — Мы с ней уезжаем отсюда в конце этой недели. — Он чуть подумал, затем произнес: — В пятницу мы с Фриско намерены пожениться.

Как громом пораженная при этих его словах, Фриско в крайнем недоумении уставилась на Лукаса.

Казалось, что Уилл ошарашен не меньше самой Фриско: он также не мог и слова вымолвить.

— Что ж… примите мои поздравления, — и он протянул руку Лукасу. — По-моему, вам чрезвычайно повезло с избранницей.

— Похоже на то, — Лукас улыбнулся и пожал протянутую ему руку. Затем с улыбкой взглянул на Фриско.

Ну, сам-то Маканна отлично знает, что, кроме жены, он получает также и почтенную, весьма уважаемую фирму, подумала Фриско и попыталась изобразить на лице подобие улыбки.

О том, что без финансовой поддержки Лукаса ее почтенная и весьма уважаемая фирма превратилась бы в кусок дерьма, — об этом Фриско старалась вовсе не думать.

Уилл одарил ее мягкой отцовской улыбкой.

— Фриско — замечательная девушка, — сделал он комплимент, затем нахмурился. — Слушайте, все это, разумеется, не мое дело, но я все-таки не могу понять. Женившись, вы намерены сразу же покинуть этот земной рай, так подходящий для проведения медового месяца. С чего бы это?

— Увы, тут уж ничего не поделаешь, — и Лукас придал своему лицу столь печальное выражение, что Фриско так и подмывало пнуть его под столом. — Бизнес требует моего возвращения, вы же понимаете…

Фриско подумала, что если в ее присутствии он еще несколько раз произнесет противнейшее слово «бизнес», то она не выдержит: завопит и примется рвать на себе волосы.

— О да, прекрасно могу вас понять. Я отлично знаю, что это такое, когда дела требуют внимания. — Уилл вздохнул. — Но… — Он несколько секунд поколебался, затем все-таки произнес: — Знаете, я и сам не жалую людей, которые лезут со своими советами, тем более когда их об этом никто не просит…

— Я слушаю, не стесняйтесь, — подбодрил его Лукас.

Неужели скажет какую-нибудь бестактность? — спешно подумала Фриско и, устыдившись собственной мысли, потупилась.

— Все это замечательно, что вы так преданы своему бизнесу. Но… очень важно соблюдать равновесие, — Уилл твердо взглянул в лицо Лукаса. — Я ведь вот что имею в виду. Бизнес — это хорошо, но нельзя, чтобы он заслонял другие, не менее важные стороны жизни. Вы обделяете себя, обедняете собственную жизнь, если любящие вас люди страдают из-за вас.

Браво! Фриско хотелось вскочить и расцеловать Уилла. Она не ошиблась в нем: он и вправду, как она думала еще в самолете, исключительно мудрый человек.

Она, впрочем, не вскочила, не расцеловала. Хотя и сделала то, что выглядело не менее неожиданным.

— Уилл, скажите, могу я надеяться, что вы окажете мне честь быть на церемонии бракосочетания? Я бы хотела видеть вас посаженым отцом.

Сказать, что Уилл был крайне поражен, значило вовсе ничего не сказать. Правильнее было бы определить его состояние словом «шок». Впрочем, ее смелое приглашение весьма удивило также и Лукаса.

— Я должен буду как бы выдать вас замуж?!

В голосе Уилла было столько неподдельного трепета, что Фриско, наверное, рассмеялась бы, если бы не почувствовала, что к глазам ее подкатили слезы.

— Ну, в некотором смысле — да.

— Простите, не вполне вас понимаю.

— Видите ли, Уилл, Фриско имеет в виду вот что. Свадьбу мы решили обставить чрезвычайно скромно, как тихое семейное торжество, — сказал Лукас, прежде чем Фриско успела рот раскрыть. — Никакой помпы, никакого шумного застолья.

— А, собственно, почему? — Уилл нахмурился, похоже, не вполне одобряя такой сценарий.

— Ну, потому, что церемония — это ведь простая формальность, — поспешила сказать Фриско.

Лукас бросил в ее сторону раздосадованный взгляд.

Она ответила ему не менее выразительным взглядом.

— Простая формальность… — вслух повторил Уилл, от которого не укрылось, как переглянулись между собой Фриско и Лукас.

Фриско прикусила язык, позволив Лукасу выходить из создавшейся ситуации в одиночку.

— Именно.

Уилл, явно поставленный в тупик, недоуменно покачал головой.

— Будь я проклят, если понимаю нынешнюю молодежь. Когда мы с моей будущей женой только решили пожениться, я понимал, что совершаю самый важный в своей жизни шаг. Уж что-что, но свадьба — никак не простая формальность.

— Видите ли, Уилл, я уже далеко не юноша, — сухо заметил ему Лукас. — И мне вовсе незачем оправдывать собственные поступки перед кем бы то ни было. Но может, в данной конкретной ситуации и нелишне объясниться?

Фриско была поражена. Неужели Лукас намерен выложить сейчас всю подноготную перед этим милым, но малознакомым человеком?! Этого ни в коем случае нельзя допустить!

— Видите ли, Уилл, есть причина, побудившая меня и Фриско не привлекать к нашей женитьбе большого внимания со стороны.

Фриско обратилась в слух. Но в этот момент Уилл направил разговор несколько в иное русло.

— Гхм… Это, разумеется, совершенно не мое дело, Лукас, — чувствуя явную неловкость, сказал он и смущенно взглянул на Фриско.

— Ну почему же — совершенно, — парировал Лукас. — Если вы и вправду намереваетесь работать на меня…

— Да, именно так, — сказал Уилл. — Но только я не вполне понимаю, какова здесь связь. Моя будущая работа — это ведь совершенно другое.

— Тут все очень просто, — Лукас пожал плечами.

— Вот как?! — Фриско нахмурилась.

Лукас преспокойно продолжал:

— Нам бы не хотелось, чтобы наши близкие и знакомые были в курсе того, что мы поженились.

— Гхм… — Уилл недоуменно повел головой. — И почему же?

— Не хотим расстраивать родителей Фриско.

— Они что же, не одобрили выбор своей дочери?

Лукас улыбнулся.

Отлично понимая истинную подоплеку его улыбочки, Фриско почувствовала, что выдержка изменяет ей. Не одобрили кандидатуру Лукаса Маканны?! Ха! Как бы не так! Отец ее спит и видит, как дочь выходит замуж за этого легендарного человека.

— Ну, я бы не стал так уж прямо утверждать, что они не одобрили ее выбор, — мягко сказал Лукас. — Дело в том, что я и Фриско, мы знакомы недавно, еще недостаточно знаем друг друга. А мать Фриско — женщина несколько старомодных взглядов. И нам бы не хотелось огорчать ее. В то же самое время мы не хотим расставаться. Так ведь, дорогая?

Он обернулся и посмотрел на Фриско, причем в глазах его была такая неподдельная любовь, что у Фриско перехватило дыхание.

Слова Лукаса Уилл принял за чистую монету.

— Вы хотите сказать… — Он прокашлялся и затем, несколько понизив голос, продолжил: — Насколько я понимаю, вы хотите спать вместе, так, что ли?

— Именно так, — без околичностей подтвердил Лукас.

Фриско едва сдержалась, чтобы не закатить глаза к потолку и не застонать. Вздох остался в ее груди. О, если бы только Лукас и вправду имел в виду то, что сказал. Но увы, это не так. Уж ей-то известно. И это знание отзывалось болью в душе Фриско.

— Что ж, весьма похвально, — произнес Уилл, очень по-доброму улыбнувшись поочередно Фриско и Лукасу. — Я ведь, подобно ее матери, тоже человек весьма старомодный. — Он прищелкнул языком, хохотнув. — Если не сказать зануда, во всяком случае в глазах молодых. Все недавние веяния, свобода нравов, простота в обращении между людьми — все это не коснулось меня вовсе. — Он покачал головой. — Я, знаете, как человек другой эпохи, совершенно не понимаю, мягко говоря, нынешний стиль жизни: эти, как их называют, альтернативные отношения — так ведь, кажется, нынче принято говорить? А по-моему, разврат — он и есть разврат. А всякие там умные словечки нужны для того, чтобы прикрыть намерение избегать ответственности, уходить от прямых обязанностей.

Фриско чувствовала сильное желание возразить, защититься, высказать истинно феминистскую точку зрения на все эти проблемы. Однако она промолчала. Дело в том, что в последнее время она все чаще стала думать так же, как и Уилл.

— Стало быть, вы понимаете нашу дилемму?

— Еще бы! — Уилл энергично кивнул головой, затем чуть нахмурился. — А когда же вы намерены рассказать обо всем родителям Фриско?

Отличный вопросец! — подумала Фриско и с надеждой взглянула на Лукаса: сумеет или не сумеет найти достойный ответ? Лукас оправдал ее надежды.

— Рассказать о том, что мы поженились? Мы ничего подобного им вообще не намерены говорить.

— Да… но ведь… — начал было Уилл.

— Погодите, дайте объяснить, — прервал его Лукас и поднял руку ладонью в сторону Уилла, как бы останавливая не прозвучавший еще вопрос. — Как только мы приедем домой, то сразу же сообщим им о нашей помолвке. Ну а когда пройдет достаточное количество времени, L мы женимся… то есть вторично устроим церемонию. — И вновь он обратил свой выразительный взгляд на Фриско. Боже, или ока сошла с ума, или его глаза действительно полны любви. — Мне кажется, что у ее матери есть свои соображения насчет нашей женитьбы.

Ну еще бы! — подтвердила одним взглядом Фриско, чувствуя сильное волнение в груди.

Уилл рассмеялся.

— Конечно, как и у всякой матери… Никогда не забуду, как вела себя мать моей жены, когда узнала, что у нас уже назначен день свадьбы. Вот уж она суетилась…

— Вот-вот… — подтвердил Лукас тоном человека, покорного обстоятельствам.

Фриско вздохнула. Впрочем, это не был вздох человека смирившегося, вздох скорее означал принятие правил разработанной Лукасом игры, той самой игры, что давала Лукасу возможность заполучить «Острое лезвие».

И хотя все это было уже не суть как важно, Фриско повторила, обратившись к Уиллу:

— Ну и поскольку теперь вы в курсе дел, согласны ли вы быть моим посаженым отцом в пятницу?

— А заодно и моим шафером? — поспешил добавить Лукас.

Уилл внимательно посмотрел сперва на Фриско, затем перевел свой взгляд на Лукаса. Подумав, внезапно рассмеялся, что называется, от всего сердца.

— С радостью выполню обе ваши просьбы.


Глава 24


Вот и все.

Они поженились.

У Фриско подкашивались ноги.

— Вы, молодой человек, можете поцеловать невесту, — участливо подсказал пожилой священник, сопроводив свои слова мягкой, сердечной улыбкой.

Лукас не улыбался. Лицо его было спокойным. Он наклонился и прикоснулся губами к ее губам — на манер того поцелуя, который он однажды уже подарил Фриско.

У Фриско сделалось нехорошо в желудке. И вовсе не от волнения. Она представила ночь, которая ее ожидает, Если этот поцелуй был некоторым прообразом того, что ждало ее на супружеском ложе, она не вполне была уверена, что сумеет выдержать испытания.

— Примите мои поздравления, — Уилл пожал руку Лукасу, затем повернулся к ней. — Мне будет позволено поцеловать очаровательную невесту?

— Конечно же, — сказала Фриско, успев подумать, что уж хуже того поцелуя, который она только что получила от собственного мужа, и быть ничего не может.

От ее мужа… Фриско ощутила нервную дрожь. Лишь усилием воли она смогла выдавить на лице улыбку. Уилл потянулся было к ее губам, однако в последнее мгновение чуть изменил траекторию и запечатлел поцелуй на ее щеке.

— Вы необыкновенно красивы, — голос его чуть дрожал от волнения, а глаза подозрительно блестели. — Правда ведь, Лукас?

— Она великолепна, — и Лукас, как бы желая удостовериться в правоте собственных слов, оглядел Фриско. — В подвенечном платье она, вероятно, будет вообще умопомрачительно красива.

Фриско была взволнована и несколько даже напугана этим его комплиментом, но тут же укротила себя: слова предназначались исключительно для Уилла.

Другое дело, что оставалось еще чувство страха. Вполне, впрочем, оправданного.

Однако взвесив сейчас все детали, Фриско подумала о том, что выглядит и вправду безупречно. Есть чем гордиться.

Решив не надевать белого в силу чрезмерной очевидности такого рода одежды, она остановила свой выбор на приталенном костюме приглушенно розового цвета, особенно шедшего к оттенку ее волос, которые при таком сочетании делались удивительно рыжими. Блуза и все прочие аксессуары были кремовыми.

Она забрала волосы назад и прихватила их на затылке в виде распущенного хвоста. Несколько более коротких локонов как бы случайно выбивались из прически, красиво обрамляя лицо и чуть прикрывая шею.

Как обычно, она положила на лицо минимум косметики. Чуточку теней, немного подкрасила ресницы, едва тронула румянами скулы.

Вместо невестиного букета у нее на шее был венок из экзотических, остро и пряно пахнувших цветов.

Никаких иных украшений до того самого мгновения, как Лукас надел ей на палец узкое золотое кольцо и на другой палец — роскошное кольцо с огромным бриллиантом.

Фриско тогда еще подумала, что придется некоторое время привыкать к тяжести камня. Впрочем, дело не в одной только тяжести. При взгляде на бриллиант у Фриско возникало ощущение, что ее купили и заплатили этой вот драгоценностью.

— У вас обручальное кольцо — настоящее произведение искусства.

Слова Уилла вернули Фриско в реальность: она очнулась и поняла, что все это время рассматривала свой бриллиант.

— Да, вы правы, — сочла своим долгом согласиться она, воздержавшись от упоминания о том, что подарок жениха выглядит очень уж броским и как бы даже нарочитым.

— Благодарю вас, преподобный отец.

Произнося благодарность, Лукас незаметно для остальных сжал локоть Фриско, тем самым напомнив ей о ее манерах, или точнее было бы сказать, об их отсутствии.

Деланно улыбнувшись, она поблагодарила пожилого священника и его жену, согласившуюся выступить на церемонии в роли второго свидетеля. Заметив, что у пожилого священнослужителя усталое лицо (должно быть, в его возрасте даже непродолжительная церемония оказывалась утомительной и отнимала много сил), она добавила еще несколько теплых слов, распрощалась с ним и его супругой и, понукаемая незаметными для остальных движениями Лукаса, покинула просто украшенную, небольшую, но какую-то очень приятную церковь, в которой делалось так спокойно и хорошо на душе.

На западе к линии горизонта склонялось солнце, посылавшее прощальные золотистые лучи. Ароматный бриз приятно ласкал кожу. От дуновения ветра пряный аромат, источаемый цветами, еще более усиливался, он плотным кольцом охватывал шею Фриско.

Должно быть, сторонний наблюдатель назвал бы эту сцену безупречной, а само бракосочетание необычайно романтическим.

У Фриско же нервы напряжены были до такой степени, что все вокруг воспринималось исключительно в мрачных тонах: она не чувствовала ни прелести ландшафта, ни радости, да и вообще настроение ее было отнюдь не праздничное.

Лукас же был иного мнения, он полагал, что отпраздновать сие событие не только можно, но и необходимо, пусть даже для соблюдения элементарного приличия.

Что касается формы празднества, то Лукас в конце концов остановил свой выбор на тихом ужине для троих. Присутствовать должны были Фриско, Уилл Дентон и сам его величество легенда сталелитейного бизнеса.

Когда приехали в избранное заведение, Фриско не могла себе представить, как это в суматохе событий Лукас умудрился еще и разыскать ресторан, так похожий на тот, в который Лукас впервые пригласил Фриско.

Даже интерьер немного напоминал внутреннее убранство того первого ресторана: все здесь было оформлено в спокойном и вместе с тем элегантном стиле — украшения на стенах, прекрасные хлопчатобумажные скатерти на столах, серебряная посуда.

Блюда были приготовлены с большим знанием дела и не вызвали бы недовольства даже у наиболее изощренных гурманов, не говоря уже о простых смертных, не слишком искушенных в тонкостях гастрономии.

Шампанское было самым лучшим, какое только имелось в погребах заведения. А выбор спиртного был превосходный.

Чуть пригубив первое блюдо, она с наслаждением сделала несколько глотков шампанского, чувствуя, как натянутые нервы расслабляются, едва только золотистые порции шипучего вина коснулись губ. В тот момент, когда выстрелила вторая пробка шампанского, Фриско уже практически совсем пришла в себя, язык ее развязался.

— И как же все это происходило? — поинтересовалась Фриско в ответ на слова Уилла, упомянувшего о собственной свадьбе сорокалетней давности.

— Очень традиционно, — сказал он, и глаза его приобрели чуть мечтательный печальный оттенок. — Моя Бетти была в белом тюлевом платье с широкой, украшенной фонариками юбкой. Если вдруг вам приходилось видеть фотографии невест и женихов времен до Гражданской войны — вот такими мы с Бетти и были.

— Конечно, видела довоенные, — и Фриско мягко улыбнулась.

— Тогда имеете представление. Я тогда совсем молоденький был, не то что нынче, — он пожал плечами. — А к платью невесты был прикреплен, знаете, такой длиннющий шлейф. Вот уж он-то наверняка сохранялся в семье буквально с довоенных времен. У меня дома где-то до сих пор этот шлейф хранится.

— Так романтично все это звучит, — заметила Фриско.

— Так это ведь и было весьма романтично. — На несколько секунд Уилл замолчал, вспоминая. Затем мечтательность ушла из взгляда, глаза его прояснились, заблестели. — Я бы так гордился, Фриско, если бы вы согласились надеть этот шлейф. В день, когда состоится ваша, так сказать, настоящая, окончательная свадьба.

Жест Уилла был столь необычным, что на мгновение Фриско несколько даже растерялась.

Лукас же явно не испытывал сентиментальных настроений.

— Поверьте, Уилл, эта свадьба сегодня — она и есть самая что ни на есть настоящая и окончательная.

— О, я отлично понимаю, Лукас, — поспешил уверить его Уилл. — Я решительно не имел в виду ничего плохого. Но вы ведь сами мне говорили, что мать Фриско наверняка захочет когда-нибудь в будущем устроить более традиционную свадебную церемонию.

— Да, говорил, — вынужден был согласиться Лукас.

— Вот я и думаю, что если дело дойдет до этого, я был бы чрезвычайно счастлив, если бы Фриско надела свадебные фату и шлейф Бетти. — Он улыбнулся. — Если уж быть совсем откровенным, я хотел бы, чтобы Фриско надела все подвенечное платье моей супруги. — Уилл хохотнул. — Моя Бетти была самую малость выше, и вашей даме оно вполне могло бы подойти.

Дама Лукаса…

В этой обычной и традиционно звучавшей фразе Фриско сегодня отыскивала все новый, прежде ускользавший от ее внимания смысл. В ее мозгу образовалась логическая цепочка понятий: честь, гордость, забота, собственность. Заботу она мысленно вычеркнула. Оставались: честь, гордость, собственность. Его. Лукаса.

— Ты никак замерзла? — спросил Лукас. — Может, здесь слишком прохладно?

Неужели заботится?

Судя по всему — да.

Подавив вздох, она улыбнулась.

— Совсем не прохладно. Это, наверное, от шампанского, — нашлась она.

— Замерзла от шампанского? — в его темных глазах мелькнул насмешливый огонек.

— Или от шампанского, или тут и вправду прохладно, — сказала она с оттенком раздражения и пригубила вино, которое и в самом деле оказалось ужасно холодным, Фриско положила в бокал кусок льда.

Если бы она выпила больше вина, то вполне могла бы от рассуждений о холодном шампанском перейти к рассуждениям о холодности собственного мужа. К счастью — или, напротив, к несчастью, — до подобных степеней ее откровенность в этот вечер не простиралась.

И хотя во взгляде Лукаса читалось сомнение, хотя лицо его выражало немой вопрос, он не стал продолжать расспросов.

Еще некоторое время Фриско наслаждалась десертом, затем отставила его и принялась обдумывать то, что сейчас так волновало ее.

Тем более что мужчины принялись обсуждать свои деловые проблемы.

И она оказалась предоставлена собственным мыслям.

Чувствуя себя скованно, она сейчас очень хотела поскорее оставить ресторан. Но в то же время ее ужасала мысль о возвращении в отель, в ее номер, где должен будет произойти финальный акт свадебного ритуала. С участием Лукаса, непременно.

Интересно, как она будет себя чувствовать в момент близости?

От одной этой мысли у нее мурашки пробежали по спине.

Она не могла дождаться.

Хотя и боялась этого.

До этого момента она не отдавала отчета в том, какое же низкое коварство гнездится в ее душе.

— Ну так как, ты готова? Можем уходить?

Подавив желание вскочить из-за стола, Фриско не спеша приподнялась и сумела выдавить улыбку.

— Да, — сказала она, мысленно успокаивая себя и напоминая, что впереди целая ночь.

К ресторану Уилл и Лукас приехали на двух взятых напрокат автомобилях. И потому, оказавшись на стоянке, пришлось вновь прощаться с гостем.

— Я хотел бы пожелать вам, чтобы всю вашу совместную жизнь вы были так же счастливы друг с другом, как счастлив был я с моей супругой, — сказал Уилл, пожимая Лукасу руку и затем поцеловав Фриско в щеку.

— Спасибо вам, Уилл, — ответил Лукас. — Встретимся через месяц в Филадельфии.

— Непременно.

— Желаю хорошо отдохнуть в кругу семьи, — сказала в свою очередь Фриско.

— Спасибо, — сказал Уилл, в последний раз прощально помахал рукой и сел в автомобиль. — Теперь буду знать, что после каникул не нужно бояться возвращения домой, потому что появилось дело, есть чему себя посвятить.

Понимающе улыбнувшись, Лукас открыл дверцу своей машины и пропустил Фриско на ее место. Он казался сейчас таким спокойным и раскованным, так очевидно было его легкое и беззаботное настроение, как будто нервные токи, исходящие от Фриско, его не касались. Не встряхнуть ли эту бесчувственную скотину?

Все разговоры о предвкушении горячей, полной сексуальных ласк и наслаждений ночи, венчавшей свадьбу, — все такого рода разговоры являлись, должно быть, данью легенде, некогда возникшей и нынче по некоторой инерции продолжавшей свое движение.

Впрочем, на то она и легенда.

Тогда как сама Фриско… Мысли ее разбегались. Чего, собственно говоря, она ждет? Романтических отношений? Нежности? Может, немного любви?

Не много ли всего сразу?

Она сказала себе, что самое время сейчас внутренне собраться. Этот альянс с Маканной — или, если угодно, мезальянс — в конце-то концов всего лишь деловое соглашение. А от делового соглашения нельзя ожидать слишком уж многого.

Чтобы избежать всяческих разговоров, тем более что, кроме высокопарных глупостей, Фриско нечего было сказать, она откинула голову, уперлась затылком в подголовник кресла и закрыла глаза.


О чем она думает?

Машинально ведя автомобиль, Лукас был погружен в собственные рассуждения.

По тому, как Фриско дышала, он мог безошибочно определить, что она сейчас не спит. Очень стараясь притвориться спящей, Фриско тем самым давала понять, что хотела бы обойтись без возможных разговоров.

Может, она думает о том, как они вдвоем лягут в постель?

Господи, если бы так. Сам же Лукас буквально зациклился на этом.

Воображение его, подогретое вынужденным воздержанием и оттого окончательно распоясавшееся, куда только не увлекало Лукаса.

Он не привык к тому, что душу раздирают противоречивые эмоции, а в голове сумбур. Сейчас он очень бы не отказался вернуть себе свою всегдашнюю способность ясно и четко мыслить. Но вот уже с неделю, как его мысли и его эмоции, отказавшиеся повиноваться, вырвались на волю и теперь мчались по неизведанным пространствам, где было полно разного рода психологических ловушек. Лукас потерял способность математически точно просчитывать собственные шаги — и оттого терялся.

Едва ли не самая сложная ловушка была связана с приездом в тот отель, где жила Фриско.

Хотя Лукас после длительного полета в Гонолулу чувствовал себя разбитым, а длительные остановки и трижды произведенная пересадка лишь усугубляли и без того утомительную процедуру перелета, — все же к моменту своего прибытия Лукас вполне определился в отношении вопроса, о котором усиленно размышлял во время заключительной фазы перелета. Он твердо решил, что было бы несправедливо и неразумно настаивать на выполнении Фриско ее же собственного обещания выйти за него замуж. Да скорее всего такое обещание непременно оказалось бы непродуктивным и с точки зрения их последующих взаимоотношений. Пусть они пока останутся деловыми.

И речь вовсе не о том, что он не хотел более видеть Фриско в собственной постели. Хотел, очень даже хотел, чего уж тут… Но был намерен поменять сценарий и принуждение сменить на обольщение.

Лукасу несвойственно было принуждать женщин. Он отдавал предпочтение мирному соглашению, к которому приходили двое вполне взрослых и могущих распоряжаться своей свободой людей.

Так что к моменту прибытия в отель он чувствовал себя уставшим, но вместе с тем испытывал определенное удовлетворение от мысли, что сумел выработать верную тактическую линию. Услышав от дежурного клерка за стойкой, что все номера заняты, Лукас несколько раздражился. Будучи затем проинформированным тем же клерком, что Фриско уехала из отеля и потому связаться с ней в данную минуту никак нельзя, Лукас начал понемногу терять терпение. Ему не терпелось поскорее все обговорить с ней, а ее, видите ли, не было в отеле! Лукас почувствовал, что злится не на шутку.

Хотя клерк предложил связаться с одним из ближайших отелей и выяснить, нет ли там свободных номеров, Маканна от подобного предложения отказался и решил во что бы то ни стало дождаться возвращения Фриско.

Ему не сиделось на месте. А поскольку он многие часы вынужденно провел в кресле самолета без движения, то сейчас испытывал потребность чуть размяться. Тихонько поставив чемодан за большой, росший в кадке декоративный цветок, Маканна пошагал в направлении пляжа.

Дул легкий бриз, на небе застыла безупречно начищенная луна.

Неподалеку от кромки воды Лукас заметил парочку и почти сразу в женском силуэте признал Фриско. Раздражение его от этого лишь возросло. Он намеревался пойти прямиком к ним, но как раз в эту минуту мужчина наклонился и поцеловал Фриско.

В это самое мгновение произошло невероятное, прежде никогда Лукасом не испытанное. Он вдруг ощутил сильнейший прилив ревности, о существовании которой ранее читал лишь в книгах. Как вести себя в такой ситуации? Это он и называл психологической ловушкой. В мозгу как бы образовалась пустота: Лукас не знал, как следует реагировать на происшедшее.

Он подавил первое желание: броситься к ним и ударом кулака в морду повергнуть наземь соперника. А если не бить — что тогда? Лукас буквально потерялся.

В конце концов он принял решение, прямо противоположное обдуманному в самолете. Все соображения осторожности оказались вмиг позабыты. Лукас намеревался жениться на Фриско.

И тому он сумел найти даже некоторое оправдание. Да, он хотел поступить совсем по-другому, а если Фриско и вынуждена была выйти за него замуж, то пускай во всем винит себя и собственную связь с этим Кеном, так, кажется, зовут этого придурка.

Но… Вопрос был в другом. Хочет ли она его? Или ляжет в постель «исполнять супружеский долг»? Нахмурившись, Лукас украдкой взглянул на Фриско. Если быть вполне уж откровенным, — а Лукас привык быть с самим собой предельно откровенным, — то следовало признать, что от Фриско он хотел не просто сексуальной близости. Ему нужна была ее тотальная капитуляция.

И эта мысль не давала Лукасу покоя.

А сам-то, сам-то готов ли к столь же безоговорочной сдаче?

Мысленно попытав себя на этот счет, он признался, что — да.

Да. Он вполне готов, более того, он хотел этой победы Фриско. То, что начиналось как тактический маневр в замысловатой деловой игре, неожиданно превратилось в отчаянный шаг, предпринимаемый на ином поле — на поле любви.

Вот как все, стало быть, обернулось…

Господи, он ведь сейчас по уши влюблен в нее! И это чувство поглотило все.

Теперь у Фриско есть все основания презирать его.

Расчетливо и весьма продуманно он припирал ее к стенке, припер и затем выбил почву из-под ног, вынудив Фриско предать родителей.

И после всего этого он еще надеется, что она сможет полюбить его?!

Самонадеянный осел!

Что ж, может, в таком случае имеет смысл оценить ущерб, нанесенный его действиями? — подумал Лукас, тогда как его руки автоматически повернули руль, и автомобиль с широкого бульвара свернул направо, в сторону отеля.

Его разрушительная тактика оказалась обоюдоострой. И если одна сторона лезвия прошлась по Фриско, то противоположной стороной лезвие прошлось и по нему.

И вот сейчас, после всего, что произошло, Лукас не только хотел, чтобы Фриско охотно отдала ему свое тело, он еще хотел, чтобы она раскрыла свое сердце навстречу ему, его чувствам.

И пока Лукас оценивал свои шансы, внутренний голос ему тихонько прошептал: «Жизнь коротка, Маканна, помни об этом…»

Остановив машину напротив входа в отель, Лукас подумал: хорошо, что жизнь приучила его бороться до последнего. Правда, шансов на победу, как он понимал, в данном случае было маловато.

Но если оставалась хоть тень надежды, он не склонен был сдаваться.

А надежда продолжала мерцать.

В эту ночь, решил Лукас, он возьмет все, что Фриско снизойдет ему дать, а завтра, точнее говоря, во все последующие дни он будет упорно и твердо добиваться ее любви.

С такими мыслями он повернул голову и посмотрел на Фриско. Горло его сдавил спазм — и почти сразу же сделалось тесно в брюках.

Его невеста.

Внезапно Лукас понял некое новое значение этого слова, и это открытие переполнило душу разнообразными чувствами. Он осознал, сколь непросто для женщины отдать себя в руки мужчины, с которым она соединена священными узами брака.

И неважно, что зачастую священные узы истончались и исчезали задолго до того, как заканчивался отмеренный Господом срок жизни на земле. Важно, что узы связывали Лукаса и Фриско.

Лукас был уверен, что для него это — на всю жизнь.

Но что думает Фриско?

Он вздохнул.

Она открыла глаза.

Господи, как она молода и хороша. И так беззащитна.

Проклятье! Достаточно было ему сейчас взглянуть на Фриско, и он испытал такую боль, о существовании которой не подозревал. Даже когда уходили из жизни его отец и мать, он не переживал ничего подобного. Боль была несопоставима и с той, что пронизывала сердце в момент известий о промахах и бедах родных братьев.

Фриско распустила узел, и теперь волосы густыми волнистыми локонами прикрывали ее лицо. Отражавшие свет отеля глаза ее приобрели спокойное вопросительное выражение. Губы ее были сейчас чуть приоткрыты: она подсознательно предлагала ему попробовать вкус ее поцелуя.

Ее губы… О, они были такие сладкие! Они могли свести с ума!

Лукаса заполнила нежность, прорвавшаяся в голосе, когда он сказал:

— Ну вот, мы и приехали.


Глава 25


Фриско нервничала, как канатоходец, дошедший до середины своего каната и только тут обнаруживший, что этот самый канат уже до такой степени протерся, что в любое мгновение может лопнуть.

И что же Лукас вознамерился теперь предпринять?

Как странно он смотрел на нее в машине. Фриско не поняла смысла этого нового взгляда.

Когда они прошли через главный вход, пересекли вестибюль отеля (она была рада тому, что Кена за стойкой не оказалось), когда подошли к лифтам — Фриско все посматривала на Лукаса. Его лицо как-то помягчело, прежняя жесткость невесть куда делась. Она пыталась угадать, что скрывается за этой сугубо внешней переменой.

И впрямь, что может означать это более доброе выражение его лица? Раздумывая, она воинственно держала спину прямой, а лицо ее выражало решительность. Такой она и вошла в номер.

Может, попытается мягко убедить ее?

Известно ведь, что мух куда проще ловить при помощи меда, а не уксуса, — напомнила она себе. Банально — однако ведь верно.

Собрав остатки самообладания, Фриско поставила свою сумочку на туалетный столик и решительно обернулась, намереваясь лицом к лицу встретить неизбежную свою судьбу.

Лукас в этот самый момент снимал пиджак.

Фриско с трудом проглотила слюну. При виде того, как деловито и спокойно он в ее присутствии раздевался, она вдруг почувствовала необычайную сухость в горле.

Вплоть до сегодняшнего вечера, а стало быть, еще каких-нибудь несколько часов назад, действовала негласная договоренность: если один раздевался или одевался, другой чинно выходил из номера, чтобы не мешать и не смущать.

И вот теперь, после того как в церкви были произнесены соответствующие слова, все прежние условности вдруг перестали существовать. Уже одно то, что Лукас так демонстративно разоблачался в ее присутствии, даже не дав ей времени подготовиться к этому зрелищу, не дав ей уединиться в относительно безопасной ванной комнате, — уже одно это лучше всяких слов говорило о наступивших переменах.

Когда он начал вытаскивать из брюк рубашку, Фриско так и застыла на месте, как пришпиленная.

Его пальцы принялись расстегивать пуговки рубашки.

Фриско быстро нашлась.

— Я… гхм… я сейчас кое-что возьму и гхм… переоденусь в ванной, — сказала она несколько косноязычно и принялась тянуть на себя ручку шкафной дверцы.

— Хорошо, — он улыбнулся, и от этой его улыбки Фриско сделалась еще более нервной и бестолковой. Тем более, что улыбка Лукаса получилась мягкой и понимающей, совсем как выражение его глаз.

— Я тем временем шампанское открою.

— Шампанское? — она нахмурилась. — Какое еще шампанское?

Он указал в дальний угол комнаты. Возле раздвижной балконной двери, которая выходила на океан, был сервирован на двоих столик: белоснежная скатерть, маленькие тарелочки, блестящее серебро, высокие и узкие бокалы для шампанского. Центр столика занимал поднос с фруктами и разными сортами сыра. Рядом с подносом — низкая широкогорлая ваза, в которой помещались с полдюжины белоснежных орхидей. Около столика — сервировочный столик на колесах: на нем торжественно стояло серебряное ведерко, из которого выглядывала темная узкогорлая бутылка, обложенная льдом.

Странно, что Фриско сразу всего этого не заметила… Что-то она совсем не в себе. А главный виновник ее состояния стоял перед Фриско и улыбался, через расстегнутый вырез рубашки виднелась обнаженная грудь.

— Я… гхм… собственно, даже и не обратила внимания, — сказала она, чувствуя себя полной дурой.

— Я уже понял. — Голос его был низким. Когда он шагнул к Фриско, улыбка куда-то исчезла.

При первом же его шаге сердце подскочило к ее горлу. А когда Лукас остановился менее чем в двух футах от нее, сердце Фриско грохотало так, что его можно было слышать со стороны.

Лукас поднял руку.

Фриско подавила в себе желание отступить.

Его пальцы чуть коснулись ее шеи.

Она затаила дыхание.

Локоны, прежде оживляемые ее дыханием, замерли.

Фриско почувствовала, как кончики пальцев на руках и ногах вмиг похолодели.

— Ты нервничаешь, — произнес он, слегка накрутив ее локон себе на палец. — Так ведь?

— Я? Нервничаю?! — Она попыталась рассмеяться, однако это ей совершенно не удалось. Фриско опустила глаза и вымолвила: — Да.

Лукас вздохнул.

— Тебе решительно нечего бояться. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Она взмахнула ресницами, вскинула голову и хотела было сказать, что Лукас уже сделал ей немало плохого. Однако слова эти так и не были произнесены. Прижавшись губами к ее губам, Маканна оборвал эти слова.

На сей раз это не было простым касанием губ о губы. Он поцеловал ее, и это был поцелуй, исполненный горячей страсти. Поцелуй — как недвусмысленная декларация о намерениях.

Несколько секунд Фриско не могла двинуться, не могла как-нибудь отреагировать. В голове был звон — и ни единой здравой мысли. От нее потребовалась концентрация всей силы воли, чтобы сдержаться и не ответить на поцелуй Маканны.

У Фриско имелись все основания презирать этого человека. Презирать и отвергать его. Однако же у нее была и великолепная причина, позволявшая принять его ласки.

Иначе говоря, Фриско хотела Лукаса, хотела слиться с ним в единое целое, хотела принадлежать ему, быть частью его. Но хотела также, чтобы и он, в свою очередь, сделался частью ее. И притворяться, будто она вовсе его не желает…

Фриско смирилась с неизбежным. Ведь что бы там она себе ни говорила, однако с первой минуты, как только увидела его, она почувствовала, как сильнейшая симпатия охватила ее, как ветры необоримой страсти принялись сметать все преграды, которые сама Фриско робко и второпях пыталась возвести.

И, собственно говоря, не было логических причин для того, чтобы отвергать то, в чем так нуждалось ее тело. Не праведный гнев и возмущение испытывала она сейчас, но всепроникающее желание, настолько мощное, что его напору более невозможно было противиться.

Пойдя на поводу у своих чувств (и совершенно перестав сдерживать себя), Фриско обвила руками шею Лукаса и ответила ему не менее страстным и не менее требовательным поцелуем.

Не ожидавший от нее столь импульсивного ответа, Лукас на мгновение даже как будто растерялся, сердце его пропустило очередной свой удар, но затем он сильно сжал Фриско в объятиях и прижал к себе, так что мог чувствовать, несмотря на одежду, жар ее тела.

Прошло, к обоюдному удовольствию, немало времени от первого порывистого объятия до момента, когда оба они оказались совершенно раздетыми.

Фриско начала первая — огладив ладонью грудь Лукаса, она затем стащила с него гладкую скользкую рубашку.

Лукас не заставил себя долго ждать с ответом. Нежными и очень ловкими руками он снял верхнюю часть костюма Фриско.

Одежда, никем не замеченная, бесшумно упала на пол.

Поочередно, с возбуждающей медлительностью, они освобождались от всех прочих одежд, которые также покорно оседали на полу.

И только одно Лукас отказался снимать с Фриско.

Пальцы его нащупали экзотический венок, обнимавший шею девушки. Сорвав один лепесток, он смял его в пальцах, вдохнул терпкий приятный аромат и помотал головой.

— Это мы оставим, — прошептал он и нежно провел розово-белым лепестком по телу Фриско. — Пусть аромат цветов мешается с запахом наших тел.

Воображение Фриско, ее чувства были так напряжены, что в словах Лукаса она услышала долгожданное обещание и возбудилась больше, чем могла бы возбудиться от множества бокалов шампанского.

Она поежилась, предощущая тот момент, когда грудь Лукаса придавит ароматные цветы к ее груди, когда она сможет ощутить разливающийся в воздухе сильный аромат, перемешанный с грубыми запахами людей, которые занимаются любовью. В ответ на слова Лукаса она ничего не ответила. Ее молчание было приглашением.

Неожиданно для себя она обвила рукой тело Лукаса и сама притянула его к себе.

Лукас тотчас же ответил сильным объятием и, подняв ее на руки, осторожно понес на постель. На ту самую постель, в которой он провел несколько тоскливых ночей.

Высвободив одну руку, он ловко сдернул покрывало и затем, стараясь все делать с предельной нежностью, положил Фриско на середину ложа и сам застыл над ней.

Готовая, желавшая близости, с нетерпением ждущая того мгновения, когда будет наконец всецело принадлежать ему, Фриско разомкнула губы, ожидая прикосновения его губ.

Улыбнувшись, Лукас решительно покачал головой и чуть отпрянул, давая понять, что ни для поцелуев, ни тем более для обладания ею время еще не подошло. И предотвращая какое бы то ни было недовольство Фриско, он принялся ласкать языком ее обнаженное тело.

Его язык и губы работали согласно и усердно, не оставляя ни одного участка тела без нежного внимания. Руки Лукаса также не оставались без дела. Извиваясь от прикосновений языка и рук Лукаса, Фриско чувствовала, как нестерпимый жар наполнял все ее существо, однако это ощущение было настолько магическим, что она готова была терпеть, пока хватит сил. Но вот чувства переполнили Фриско: далее сдерживаться оказалось невыносимо — и она громко закричала, требуя остановить эту сладостную пытку, требуя Лукаса к себе.

— Лукас, ну пожалуйста… прошу тебя… — взмолилась она и, ухватив его за талию, попыталась приблизить к себе. — Я больше не выдержу… Я хочу тебя… ужасно хочу!

Обнаружив свое мучительное нетерпение, так тщательно скрываемое за внешней медлительностью, Макан-на лег между ее раздвинутых ног, обхватил губами ее приоткрытые губы, вонзил ей в рот свой язык и в то же самое мгновение их тела соединились.

Фриско так истосковалась по его телу, что немедленно воздела ноги, обхватив ими Лукаса, и принялась двигаться, подлаживаясь к его ритму. Несколько божественных минут она ощущала разливавшееся по телу блаженство, перемешанное с запахами цветов и пота. Прежде загнанное вглубь напряжение понемногу исчезало.

Затем внезапно ее чувства напряглись до предела, по всему телу прошла мощнейшая волна горячего электричества — такая сильная, что Фриско невольно закричала, — и тело ее начали сотрясать сладчайшие конвульсии, никогда прежде не испытанные ею.

— Понравилось?

— Мммм… — неопределенно промычала Фриско не вынимая соломинки изо рта. Затем оторвалась и при-знесла: — Восхитительно.

Лукас подумал, что то же самое он мог бы сказать про нее. Однако воздержался. Улыбнувшись, он кивнул ей головой и отпил из своего бокала.

Было уже очень поздно. Или рано. Смотря по тому, откуда отсчитывать. После самой восхитительной и самой освобождающей сексуальной гимнастики, какой только доводилось ему когда-либо заниматься, Лукас немного вздремнул и, проснувшись, медленно потягивал вино. С каждым глотком все более росло его возбуждение, так что он вновь чувствовал желание прийти к Фриско, повторить все с самого начала.

На удивление, хотя, может, тут и удивляться-то было нечему, его нежности вызвали горячий отклик с ее стороны.

Через несколько минут она уже извивалась под Лукасом: пальцы ее были запущены в его волосы, из горла вырывались прерывистые стоны, свидетельствовавшие о глубине ее наслаждения.

«Да, Фриско — удивительная женщина, — думал Лукас. Вспомнив что-то, он улыбнулся. — Она — великолепная тигрица».

Фриско и впрямь вонзила свои ногти в него. Затем вонзила еще раз… И эта внезапная боль была такой острой и такой восхитительной, что Лукас буквально наслаждался.

Первый раз он испытал боль от вонзенных в его тело ногтей незадолго до того, как впервые подвел Фриско к самому порогу оргазма. Она царапала его, кричала, выражая тем самым свою благодарность и свое удовольствие. И хотя в тот именно раз Лукас не сумел вместе с ней кончить, это не имело особого значения. Он был удовлетворен, доставив столько наслаждения ей.

Нежными поцелуями и прикосновениями он помог Фриско успокоиться.

Затем за дело взялась она сама.

Лукас и представить себе не мог, что Фриско способна так быстро восстановить силы. Для него было полнейшей неожиданностью, когда она вдруг приподнялась, опрокинув его на спину.

— Теперь моя очередь, — сказала она, и Лукас улыбнулся.

Вид Фриско был настолько восхитителен, что Лукас лишь огромным усилием воли сумел сдержать себя, но все равно его хватило ненадолго.

Лежа внизу, он успел подумать, что и в этом случае Фриско показывает себя опытной женщиной. Она скользила губами и языком по всему его телу: умело покусывая, делая ловкие выпады кончиком языка.

Когда же Фриско принялась целовать наиболее чувствительный участок тела, Лукас начал машинально выгибать спину, стараясь съехать пониже… Тогда как ее губы двигались вверх. Едва только язык Фриско впервые коснулся жезла Лукаса, по его телу прошла сильная судорога.

— Фриско! — выдохнул он и не узнал собственного голоса.

— Тебе приятно, Лукас? — в ее голосе звучал сдавленный тигриный рык.

— О, ты… ты такая… — между двумя выдохами сумел вымолвить Лукас. — Иди сюда, иди ко мне.

— А как надо попросить?

— Прошу тебя… — Остатком бодрствующего сознания он сумел понять, что она нарочно медлит, желая, чтобы он униженно просил ее, однако в эту минуту Лукасу было все равно, решительно все равно. — Фриско, я прошу тебя…

В последний раз проведя языком по его напряженному и мелко дрожавшему телу, она взобралась наверх. Оседлав Лукаса и стараясь держаться подальше от его вытянутых губ, Фриско еще более усилила пытку — теперь при помощи рук.

Когда же она нагнула голову и принялась целовать его соски, Лукас готов был потерять сознание. Чувствуя, что более сдерживаться не может, он взмолился:

— Фриско, пожалуйста…

Она улыбнулась.

Ему, впрочем, было уже все равно. Он только и мог думать о том, чтобы она приняла наконец в себя его пылающий член. Когда же Фриско наконец смилостивилась, Лукас застонал от наслаждения, ощутив, как на него надвигается ее нежная плоть.

Сил достало у него лишь на считанные движения — однако эффект был потрясающий.

Затем оба почувствовали, что им непременно следует вздремнуть.


Отхлебнув глоток шампанского, Лукас подумал сейчас о том, какое впечатление он произвел на Фриско.

— Скажи, а ты уже пробовал камамбер? Очень вкусно!

Лукасу пришлось сделать над собой определенное усилие, чтобы не рассмеяться: так естественно прозвучали эти слова Фриско. Вслух же, однако, он ничего не сказал, опасаясь нарушить состояние блаженства, разлитое по всему его телу.

— Нет, не пробовал, — он сопроводил свои слова улыбкой. — Я был слишком занят высвобождением клубничины.

Фриско улыбнулась.

— Ты ловко это придумал, положить в бокалы с шампанским по ягоде. — Она подняла бокал, давая по-нять, что пьет за него. — Раз на дне клубничина, это как бы оправдывает то, что я сейчас выпью весь бокал до самого дна. Якобы для того, чтобы добраться до ягоды.

Он воздел брови.

— Разве просто так выпить нельзя? Обязательно нужен предлог и оправдание?

— Ну… — неопределенно протянула она. — Я чувствую себя декаденткой, сидя в ночнушке на постели в четыре часа утра, поедая сыр и попивая шампанское, куда вдобавок ко всему еще оказалась брошена клубника.

— Да ты и выглядишь декаденткой, — он оглядел ее тело и нарочито сладострастно улыбнулся, — Мне все это очень даже нравится.

Это был минимум того, что он мог сказать ей. Лукас прямо-таки балдел, упиваясь ее видом. Даже спрятанная под складками ночной сорочки, грудь Фриско распаляла его воображение. И хотя она причесала волосы, непокорные пряди подобно языкам пламени спадали на лицо. Лукасу так хотелось осторожно убрать волосы. От съеденных ягод губы Фриско сделались ярко-красными — и ему хотелось попробовать их на вкус.

Господи, как же она хороша!..

И ведь это его жена.

Только его.

Глядя ей в глаза, Лукас отпил из своего бокала, желая как-то умерить жажду, охватившую, казалось, все его существо. Он был отнюдь не юношей. Черт, ему ведь было уже почти сорок лет от роду. Но тем не менее он вновь хотел Фриско. Член его был напряжен, в паху возникла уже привычная боль.

— О чем ты сейчас думаешь? — поинтересовалась она, и хотя голос ее был бесстрастным, на губах Фриско обозначилась понимающая улыбка.

— Думаю, скорее бы ты съела клубничину, что на дне бокала, — сказал он.

Одна длинная прядь волос ниспадала на ее шею. Пальцы Лукаса задумчиво поиграли с ней.

Фриско потерлась щекой о его ладонь и издала горловой тихий звук, должный означать выражение удовольствия.

— Да уж, Фриско Бэй, ты поскорее бы добиралась до своей клубничины, — попросил он, поражаясь тому, как мощно отреагировало его тело на касание ее щеки.

— Да? — она широко раскрыла глаза и невинным взглядом посмотрела на него. — А почему, собственно?

— Потому хотя бы, что я намерен сыграть с тобой в Ретта Батлера и Скарлет[5 - Герои романа американской писательницы М.Митчел «Унесенные ветром».].

— Что ж, в таком случае, — она поставила на столик свой бокал, — еда и вино могут обождать.

— Если мы проголодаемся, — сказал он, подходя к Фриско и беря ее на руки, — мы всегда сможем полакомиться друг другом.

— Знаешь, мне все кажется сейчас таким восхитительным. — Фриско рассмеялась и прижалась губами к его шее.

— И это лишь начало, Фриско Бэй, — сказал Лукас. Уложив ее на постели, он лег поверх нее и прибавил: — А вот погоди, что дальше будет…


Глава 26


— Да, Гарольд, могу тебя уверить в том, что бракосочетание вполне законное, оформлено по всем правилам, — сказал Лукас, глядя через стекло раздвижной двери в направлении океана. На его губах сейчас была видна легкая улыбка. — Тебе осталось лишь подписать бумаги, передающие твои акции Фриско, а также очистить свой рабочий стол и убрать личные вещи из офиса. Завтра мы возвращаемся, и я намерен сразу же принять у тебя дела.

— А… а сама Фриско как себя чувствует?

Поздновато, поздновато заботливый папочка вспомнил о самочувствии своего чада, подумал Лукас. Вслух же произнес:

— Она в полном порядке.

Сам он полагал, что Фриско не просто в порядке, но чувствует себя великолепно. Она оказалась именно такой женщиной, которая и нужна была Лукасу. И он так любил ее, что даже пугался этой своей любви. Но ведь не рассказывать же обо всем этом ее папаше…

— Рад слышать, — с чувством произнес Гарольд. — Стало быть, уже завтра мы сможем встретиться?

— Да. До встречи. — Лукас мягко положил трубку на рычаг, чтобы не разбудить Фриско, и взглянул на жену.

Она уже не спала. Лежа с открытыми глазами, Фриско смотрела на него. Лицо ее было спокойным. Взгляд — задумчивым и строгим. Он был уверен, что она услышала последнюю часть телефонного разговора.

Проклятие.

Лукас направился было к ней.

Но Фриско оказалась проворнее.

Отбросив простыню, она вскочила с постели и устремилась в ванную. Уже одно то, что она пошла в ванную голышом, свидетельствовало о переменах, происшедших за то время, что Лукас и она делили постель. Сияло воскресное утро. Кроме того, что было на подносах и тарелках сервировочного столика, который стоял на балконе, они ничего не ели с момента возвращения в отель по окончании брачной церемонии. То есть с вечера пятницы. Практически все это время они провели в постели.

Однако сейчас в облике Фриско произошли явные изменения. Напряженная спина была верным признаком этих изменений, равно как и неестественно высоко поднятая голова.

Лукас понимал, что ее возможный ответ едва ли придется ему по душе, однако же вовсе не спросить он не мог.

— Фриско? — хотя сказано было это негромким мягким голосом, Фриско, уже спешно собиравшая свои одежды, обувь и косметику, застыла на месте.

Она мгновение поколебалась, затем обернулась к нему, выпрямившись и надменно глядя перед собой.

— В чем дело? — голос ее прозвучал бесстрастно, с металлической ноткой; глаза излучали холод и отчуждение.

Лукас ощутил горечь. В эту минуту ему очень хотелось, чтобы перед ним вновь оказалась смеющаяся, страстная женщина, какую он знал последние дни. И вот из-за этого телефонного звонка все куда-то ушло, кануло, и Фриско сделалась былым его противником.

— Может, поговорим?

— О чем? — спросила она и убийственно холодно улыбнулась: по мнению Лукаса, лучше бы уж она вовсе не улыбалась. — Ты ведь сообщил моему отцу все, что и собирался, разве не так?

— Да, но…

— Ты ведь как ему сказал? Бракосочетание законное, оформлено по всем правилам, — произнесла она с явной толикой сарказма в голосе. — Так что теперь отцу остается лишь очистить свой рабочий стол, перевести на меня ценные бумаги и выметаться из офиса. Ну еще бы: сами Маканна изволят возвращаться! — Она помолчала, губы ее искривились в снисходительной улыбочке. — И ты действительно можешь теперь принимать, как ты выразился, дела.

— Погоди, Фриско, выслушай же… — начал было он, однако она вздохнула, отрицательно покачала головой и отвернулась.

— Незачем тратить время попусту, — ее голос был почти спокойным, если не сказать бесстрастным. — У меня куча всяких дел. Нужно не опоздать на самолет. А до отлета столько еще всего… — Она сняла с руки оба кольца.

— Оставь же хоть обручальное кольцо… ну пожалуйста. — Хотя Лукас высказал свою просьбу очень тихим, спокойным голосом, в словах чувствовался металл. — Я просил твоего отца, чтобы он этак тихонько сообщил жене, что мы с тобой обручены.

На мгновение Фриско замерла: только нервные руки выдавали степень распиравшего ее гнева. Не сказав более ни слова, она подхватила вещи и скрылась в ванной.

Звук захлопнувшейся двери был как финальный приговор.

Да, с медовым месяцем можно было распрощаться.


— Кто звонил, дорогой?

Чувствуя определенное облегчение и немного волнуясь, Гарольд бережно положил на рычаг, телефонную трубку и заранее заготовил веселенькую улыбочку.

— Лукас Маканна звонил, — ответил он, сопроводив слова якобы удивленным хохотком. — Теперь-то я понимаю, отчего это он всю последнюю неделю не давал о себе знать.

— Да? — Гертруда улыбнулась и вопросительно приподняла брови. — И почему же именно?

— Оказывается, он полетел к Фриско в Гонолулу.

Гертруда нахмурилась.

Испугавшись, что очень уж поторопился, Гарольд поспешил успокоить супругу:

— Насколько я могу судить, у Лукаса серьезные намерения в отношении нашей дочери, дорогая. Он хочет на ней жениться.

— Ты и в самом деле так думаешь, Гарольд? — спросила его жена. — Знаешь, мне он и вправду нравится, и я была бы очень рада в один прекрасный день услышать от него о намерении жениться на Фриско. Но мне вовсе не хотелось бы, чтобы наша дочь в очередной раз оказалась вовлеченной в, так сказать, неформальные отношения с мужчиной. И уж тем более с Лукасом Маканной.

— На сей счет, дорогая, ты можешь решительно не переживать, — спешил успокоить ее Гарольд, заключая жену в свои объятия. — Я совершенно уверен, что Лукас не предложит нашей дочери ничего подобного. — Он помолчал, выбирая слова. — Собственно говоря, я не слишком удивлюсь, если по приезде дочери увижу у нее на руке обручальное кольцо.

Гертруда подалась назад и пристально взглянула на мужа. В глазах ее застыла осторожная радость.

— Дорогой мой, неужели это и вправду возможно?

Гарольду ничего не стоило сделать уверенным голос, ибо он уже знал конечный результат всей этой истории.

— Думаю, дорогая моя, что очень даже возможно, — сказал он и подавил в себе желание рассмеяться. Вместо того он обнадеживающе взглянул на супругу. — Я бы даже решился посоветовать тебе потихоньку, не спеша, начать приготовления к вечеринке по случаю обручения нашей дочери… скажем, наметили бы мы такой вечер на следующие выходные.

— Да, но представь, если они вернутся и еще к тому моменту не будут обручены?

— Хммм… — он на мгновение наморщил лоб, как бы прикидывая такую возможность. Затем, как если бы только что идея пришла ему в голову, Гарольд просиял и сказал: — Тогда будем просто планировать вечеринку как бы по случаю их возвращения домой. А если моя догадка окажется верной, там же, на вечеринке, мы сможем сделать и соответствующее объявление.

— А ведь и правда! — с энтузиазмом воскликнула Гертруда. — Ох, Гарольд, какой же все-таки ты у меня умный!

В ответ Гарольд обольстительно улыбнулся.


— Это ты им посоветовал устроить вечеринку по случаю нашего возвращения? — требовательно спросила Фриско, едва только они с Лукасом остались в автомобиле.

— В голову бы даже не пришло, — с негодованием отверг Лукас саму эту мысль. — Я впервые об этом услышал.

Поглощенная своими размышлениями, Фриско машинально крутила кольцо у себя на пальце.

Она так еще и не была у себя дома, черт возьми! Созвонившись с гаражом, Лукас договорился, чтобы шофер ждал с машиной в аэропорту. Высадив шофера, он сам повел машину, на которой они и приехали в дом родителей Фриско.

Длительный полет был для Фриско божьим наказанием. Она и садилась-то в самолет, чувствуя себя расстроенной и оскорбленной.

После того как полтора суток — день и две ночи подряд — она провела в постели с Лукасом, у нее зародилась робкая надежда на то, что с этим человеком вполне возможно вместе жить, вместе строить будущее.

Лукас казался ей таким милым, внимательным, с ним вовсе не было скучно, он бывал таким страстным, что о лучшем любовнике ни одна женщина и мечтать бы не могла.

Но после того как Фриско подслушала фрагмент его разговора со своим отцом, все ее мечты вмиг рассеялись, и она была вынуждена опуститься на грешную землю.

Ругая себя самыми последними словами, она винила себя за то затмение, что несколько дней мешало ей трезво смотреть на вещи. Однако выдержки Фриско хватило на весь долгий, двухступенчатый путь домой. И даже когда делали пересадку, а естественную эту паузу Лукас пытался использовать для наведения мостов, — даже и тогда Фриско отвечала лишь спокойным, ничего не выражавшим взглядом.

И хотя внутри у нее все клокотало и пенилось, хотя ей хотелось швырнуть Лукасу в лицо все обвинения, высказать ему все свои обиды, она заставила себя держать свои огорчения при себе. Она понимала, что Лукаса, собственно говоря, ей и обвинить-то было не в чем: он всего лишь делал то, о чем давно еще сказал ей, когда только впервые признался, что хотел бы видеть ее в своей постели.

И ведь, Боже праведный, он и вправду поимел ее!

После некоторого размышления она пришла к выводу, что получила от него столько же, сколько и сама дала ему. Но, посидев и подумав в самолете на пути домой, она изменила свое мнение: может быть, и нет… Она ведь не просто позволяла ему пользоваться своим телом, она распахнула перед Лукасом свою душу.

Черт побери, она любила Лукаса! Но эта правда самой Фриско показалась настолько ужасной, что произнести вслух эти слова она бы не решилась ни за что.

Весь длинный бесконечный полет она вынужденно оставалась наедине с собственными мыслями. И это бесконечное же перелопачивание утомило Фриско до такой степени, что она едва держалась на ногах.

После того как Фриско была вынуждена целый вечер улыбаться, чтобы, не дай Бог, мать ее ни о чем не догадалась, — после того как мать долго и разнообразно высказывала ей свои восторги по поводу подаренного Лукасом обручального кольца, Фриско вынуждена была еще и участвовать в обсуждении вопроса об устройстве в ближайшее воскресенье вечеринки, посвященной долгожданному для Гертруды событию. Как же все это ее утомило!

Но когда они подъезжали к ее дому, Фриско занимала мысль о том, что намерен делать Лукас. Если он полагал, что этак вот запросто ввалится в ее квартиру — ему стоило вторично хорошенько подумать.

Или, как сказала бы в подобной ситуации Джо, тут вам не Гавайи.

— Думаю, что ради соблюдения приличий будет лучше, если до церемонии бракосочетания мы с тобой будем жить порознь, — сказал Лукас, как если бы сумел заглянуть в ее мысли.

— Пожалуй, — тотчас же согласилась Фриско, обрадованная, что по этому поводу не приходится с ним спорить.

Он вопросительно взглянул на нее.

Она ответила Лукасу твердым взглядом.

Он въехал в паркинг, которым пользовались исключительно жильцы этого дома. Едва только машина затормозила, Фриско поспешила выскочить из салона.

В лифте поднимались, не говоря друг другу ни слова.

Поскольку Лукас нес ее чемоданы, ей пришлось не только открыть дверь, но и пропустить его в квартиру.

У нее было ощущение, что она отсутствовала здесь многие годы, а вовсе не короткие две недели.

— Чемоданы я в спальню отнесу, — сказал он.

Она не возражала. Фриско как ступила на порог, так и застыла на месте, не делая больше ни единого шага.

Как только Лукас показался на пороге спальни без чемоданов, Фриско молча раскрыла входную дверь.

— Послушай же, Фриско, рано или поздно все равно придется нам обсудить это.

— В таком случае пускай это будет поздно. — Фриско демонстративно взглянула на ручные часы. — Я очень устала, завтра у меня рабочий день… Если не позабыл…

— Завтра тебе незачем идти в офис, — сказал Лукас. — Пусть у тебя будет еще один выходной. Отдохни как следует, сделай не спеша все, что нужно… Ну, распакуй чемоданы, постирай, допустим, если нужно что постирать… — Он пожал плечами и повторил: — Сделай что нужно. А работать начнешь со вторника.

Надо же, какое редкостное великодушие, цинично подумала она.

Прямо-таки повадки аристократа! В ее мозгу вновь и вновь прокручивались те самые слова, которые вечность тому назад (утром этого дня) разбили в пух и прах все ее возвышенные мечтания: «Когда вернусь, приму все дела…»

Эти слова Лукаса, отзывались в ее сознании едкой горечью: горечь чувствовалась и в ее тоне.

— Прошу вас поправить меня, мистер Маканна, если я окажусь не права. Разве компания с сугубо юридической точки зрения не является моей собственной?

— На бумаге — да, миссис Маканна, — ответил он, сделав логическое ударение на слове «миссис». — Но и вы, и я, мы с вами знаем, кто именно распоряжается всеми делами.

— Ну так вот, попрошу иметь в виду, что я намерена управлять фирмой вместе с вами, — эмоционально заявила она, испытав странное чувство от того, что ее впервые сейчас назвали «миссис Маканна». — А начну я завтра с утра, как и положено. Так что если вы не против… — Она широко распахнула перед ним дверь.

На лице Маканны заиграли желваки. Была минута, когда Фриско показалось, что он примется спорить. Однако Лукас лишь энергично тряхнул головой, направился из квартиры и, поравнявшись с женой, остановился.

— Хотел бы узнать, намерены ли вы приходить в офис в кроссовках? — Его губы сложились в насмешливую улыбочку. — Или же я могу рассчитывать на то, что буду лицезреть ваши прекрасные ноги, обутые в более подходящую обувь?

Неужели Лукас и вправду считал ее ноги красивыми?! Первой реакцией было чувство удовольствия. Но тотчас же Фриско укорила себя за такую реакцию. Черт бы его побрал! Черт бы побрал его дьявольскую способность приводить ее в замешательство! Прищурившись, она взглянула на Лукаса.

— Вон! — приказала она, указав при этом рукой в направлении коридора. — А в офис я буду ходить в том, черт побери, что сочту наиболее подходящим.

Лукас рассмеялся в голос, похоже, ему больше не хотелось сдерживать свои чувства.

— Ваше желание для меня закон, дорогая моя супруга, — произнес он, с удовольствием выговаривая слова. — Я всегда готов вам подчиниться. — И затем, как бы чувствуя недостаточность сказанного, он взял обеими руками ее лицо, развернул его к себе и страстно ее поцеловал. У Фриско тотчас же спутались в голове все мысли.

После чего Лукас вышел. Фриско застыла на месте. Она тяжело дышала. Она хотела таких вот поцелуев — еще и еще. Она проклинала Маканну за то, что так вот грубо и откровенно он напомнил сейчас ей о том, как хорошо им было вдвоем, как сладко они занимались любовью еще так недавно.

Ей ведь и напоминать-то не было никакой нужды!

Тяжело вздохнув, Фриско изо всей силы шарахнула дверью, тотчас же закрыла все три замка и на слабых, подгибающихся ногах отправилась в свою спальню.

Ночь была исключительно тихой. Фриско вертелась в постели и чувствовала себя ужасно одиноко. Рядом с ней не было таких разных, то умолявших, то насмешливых глаз. Оставив борьбу с собою, Фриско вся отдалась эмоциям. С тех самых пор как она проснулась утром и услышала конец разговора Лукаса, слезы подступали к глазам, но только теперь не нужно было более сдерживаться.

Черт побери! Черт побери! — повторяла она вновь и вновь, как бы желая этими словами стереть чувство горечи, память о последнем поцелуе Лукаса, который жег ей губы сильнее, чем горячие слезы обжигали сейчас глаза. И как же это ее угораздило влюбиться в такого человека, как Лукас Маканна!


Глава 27


Фриско была поражена тем, насколько хорошо и слаженно ей удавалось работать с Лукасом. Ее, правда, вовсе не изумлял тот факт, что он работал прямо как заведенный, она подозревала, что он настоящий трудоголик, уверенный, что все должно быть сделано «еще вчера».

Методы его работы мало беспокоили Фриско. Но там, где ей удавалось у него чему-то научиться, она не упускала возможности. Внезапно перед Фриско раскрылась целая вселенная: работы оказалось непочатый край. Весь отдел бухгалтерского учета находился в самом что ни на есть прискорбном и плачевном состоянии. Именно поэтому ее отцу удавалось столько лет залезать в казну фирмы и при этом ни разу не быть пойманным. Сжав зубы, Фриско принялась истово наводить в бумагах надлежащий порядок. На работе они с Лукасом легко находили общий язык, ей импонировало его стремление вдохнуть новую жизнь в деятельность фирмы.

Проблемы возникали во внерабочее время. Лукас был почему-то убежден, что все свободные часы он и Фриско должны проводить вместе. Он аргументировал это тем, что следует всем показывать — и прежде всего матери Фриско, что их намерения весьма и весьма нешуточные, что помолвка была не случайной и что чувства их имеют под собой серьезную основу.

Вечерами в понедельник и вторник Фриско и Лукас вместе ужинали, затем приезжали в дом ее родителей, где принимали участие в обсуждении деталей назначенной на воскресенье вечеринки в честь их возвращения и помолвки.

Весь этот вынужденный театр так скоро надоел Фриско, что и не передать. Отец ее пребывал в радужном настроении, горячо одобряя их брак, — и выносить это было нелегко. Но еще труднее для Фриско оказалось переносить все эти легкие касания, поглаживания, все эти нежности, которые расточал Лукас, стараясь исключительно ради матери Фриско. Так, во всяком случае, она думала.

Всякий раз, когда Лукас мягко улыбался Фриско, любовно прикасаясь к ней, или склонялся и шептал ей что-нибудь на ухо, в душе Фриско поднималась грозная волна протеста.

Еще более ее раздражал тот факт, что вся эта игра, равно как и притворство собственного супруга, у матери не вызывали и малейшей тени сомнения: Гертруда, наивная душа, все принимала за чистую монету.

Но хотя Фриско терпеть не могла вечеров, худшим для нее испытанием оказывались ночи, следовавшие за вечерами, ночи, когда она оставалась одна в холодной постели.

За те несколько божественных дней, что они прожили на Гавайях, Лукасу каким-то образом удалось соблазнить не только ее тело, но также и душу. Но с того самого момента, когда Фриско проснулась и услышала конец разговора Лукаса с ее отцом, все рухнуло.

И вот результат — Фриско провела воскресенье, понедельник и вторник в борении с плотскими желаниями.

Днем в среду Фриско чувствовала себя неважно — ведь скоро вечер, и стало быть, новый раунд притворства. Спасение пришло неожиданно — позвонила Карла.

— Привет! С возвращением тебя, — зачирикала она в трубку и, не позволяя Фриско хоть слово вставить, продолжала: — Я, конечно, понимаю, что ты сейчас занята, но долго и не задержу. Не хотела бы ты со мной и Джо сегодня вечером поужинать?

— Ну, собственно… — начала было Фриско, намереваясь принять приглашение. Это позволяло ей под благовидным предлогом избежать очередного вечера с Лукасом. Кроме того, она давно не виделась с подругами.

— Я знаю, что мы смогли бы увидеться с тобой на вечеринке в воскресенье по случаю твоего возвращения из отпуска, — поспешила сказать Карла, полагая, что вслед за паузой последует отказ Фриско. — Но ведь ты и сама понимаешь, будет полно народу, и особенно не поболтаешь. А мы с Джо так хотим услышать про твой отдых на Гавайях. Ну, пожалуйста, скажи, что встретишься с нами.

— Я непременно встречусь, — покорно сказала Фриско и улыбнулась. — Скажи лишь, где и когда именно.

— У «Сфуцци», в шесть часов. Как, устраивает?

— Вполне, — сказала Фриско и мысленно представила себе итальянское бистро, расположенное на Маркет-стрит. — Скажи, а ты не станешь возражать, если я там как следует наверну разных вкусностей?

— Да ради Бога, ешь на здоровье! — рассмеялась Карла. — Я-то ведь иду поболтать. Еда меня решительно не интересует.

— Знаешь, как на моем месте сейчас бы ответила тебе Джо?

Карла захихикала.

— Ну еще бы… Джо бы сказала: «Слиняй и сдохни».

— Вот именно, — Фриско рассмеялась. — Но так как я не Джо, скажу куда более сдержанно. До свидания, Карла. Увидимся.

— Стало быть, в шесть часов?

— Непременно.

— Под звон колоколов?

— До свидания, Карла. — Фриско с улыбкой опустила трубку на рычаг.

— И кто же тебя так развеселил? — раздалось совсем рядом. Смех застыл в ее горле. Тон Лукаса был подозрительно мягок. Подавив шевельнувшийся было в душе страх, Фриско повернулась и посмотрела на него.

Лукас стоял в дверях, плечом подпирая дверной косяк. Он выглядел как человек, которому все и все тут принадлежат. Впрочем, до некоторой степени так оно и было: если не юридически, то по крайней мере фактически.

— Да уж развеселили, — сказала Фриско, стараясь, чтобы ее тон был столь же мягким, как и тон Маканны. — Звонила Карла. Она пригласила меня поужинать с ней и с Джо. — Фриско приподняла брови. — Полагаю, я уже говорила тебе про своих подруг? Или нет?

Лукас согласно кивнул.

— Карла — это одна из твоих самых близких подруг, кажется. Успешно строит карьеру домохозяйки. Мужа ее зовут Дэнни, полное имя — Дэниел, так ведь, кажется? Близнецы Джош и Джен.

Замолчав, он увидел выражение крайнего изумления на ее лице. Сухо улыбнувшись, он продолжил:

— Джо — это еще одна твоя подруга. Красивая, сообразительная, решительная и непреклонная. Служит в полиции. Воинствующая феминистка. Незамужем. — Он лукаво улыбнулся Фриско. — Да ты сама как-то между прочим рассказала мне о них.

Потрясенная, Фриско могла лишь молча сидеть и смотреть на Лукаса глазами, полными священного ужаса. Все, что он сейчас отчеканил, было совершеннейшей правдой. Еще во время их первой недели знакомства, сидя в одном из ресторанов, она как-то вскользь, между прочим, обрисовала своих подруг.

«Неудивительно, что у Лукаса так отлично идут дела, — подумала она. — Этот человек — живая энциклопедия: запоминает на лету и помнит все, что когда-либо слышал».

— И, насколько я понимаю, твои подруги хотели бы встретиться с тобой где-нибудь в ресторанчике сегодня вечером? — предположил Лукас, видя, что Фриско не в силах и слова произнести, что она так и намерена сидеть и пялиться на него.

— Да, — сказала она, собираясь с духом, чтобы хоть что-то ответить Лукасу. Потому что если он начнет сейчас спорить, ей нужно будет сразу же парировать его возможные аргументы.

Лукас, однако, умудрился поразить ее еще раз.

— Вот и прекрасно, — сказал он и тем самым сразу же выбил почву у нее из-под ног.

— Что я слышу, ты не возражаешь?! — с явным сомнением в голосе поинтересовалась она, отлично зная, что Лукас способен на самые разные штучки.

— Возражать? — Лукас нахмурился и отрицательно покачал головой. — Почему же я должен возражать, если друзья пригласили тебя поужинать? Сама посуди…

Тоже, впрочем, верно. Жаль, что у Фриско в этот момент не нашлось под рукой достойного ответа. Странно, однако, что столь легко доставшееся ей право побыть с подругами не обрадовало Фриско по-настоящему. Она не могла бы даже ответить себе самой, почему.

Все казалось сейчас таким непростым, таким запутанным, что она решила обдумать это как-нибудь после, когда будет более подходящее время.

— Что-то я не понимаю, — сказала Фриско, глядя на Лукаса. — Ты заглянул ко мне просто так, или по конкретному поводу?

Он улыбнулся, понимая, что Фриско хочет поменять тему разговора.

— Да просто шел мимо и подумал: дай, мол, зайду, посмотрю, как там у нее дела идут, — сказал он и, оттолкнувшись от дверного косяка, уверенно прошел в ее офис. — Как успехи?

Фриско состроила гримасу.

— Как говорит одна пословица, поспешать нужно медленно. Сейчас просматриваю бухгалтерские файлы… Это сущий кошмар!

Лукас понимающе ухмыльнулся.

— Только не думай, пожалуйста, будто тебе досталось самое худшее. Я так скажу: положение дел на фирме в ужасающем состоянии, прямо страшный сон бизнесмена.

Фриско почувствовала легкую вину, что было весьма странно. Но тем не менее сочла нелишним извиниться:

— Прошу прощения.

— За что? Это ведь не ты тут изгадила все на свете. — Навалившись на ее рабочий стол и упершись локтями в столешницу, Лукас указательным пальцем провел по ее щеке. — Не беспокойся, сладкая моя, вместе мы все тут разгребем, наведем полный порядок.

Фриско и раньше-то не испытывала большого восторга, когда ее величали «сладкая моя». Разве только если ее так называла мать. Но вот сейчас, прозвучавшая из уст Лукаса, внешне вульгарная, фраза эта получила некоторый новый оттенок.

— Надеюсь, что разгребем, — сказала она, отклоняя голову от его руки и стараясь, чтобы в голосе не проскочило тех чувств, которые вызвало его легкое прикосновение.

Лукас же расценил ее жест по-своему, выпрямился и, едва различимо вздохнув, двинулся к двери. У выхода обернулся и сказал:

— Желаю хорошо отдохнуть с подругами.

Чувствуя так, словно ее опять бросили, испытывая легкую горечь, Фриско невидящим взглядом уставилась на дверь и, сама не отдавая в том себе отчета, вздохнула — точно так же, как ранее это сделал Лукас.


Уйдя с головой в работу, чтобы отрешиться от неудобных мыслей и смутных ощущений, Фриско забыла о времени, и потому неудивительно, что в ресторан пришла последней.

Своим наметанным взглядом Джо заметила на пальце у подруги обручальное кольцо раньше, чем Фриско заняла свое место за столиком.

— Вы только поглядите, какой у нее — даже не камень, а целый булыжник! — удивленно произнесла Джо. — Какого же это миллионера пришлось раскрутить, чтобы заработать себе такой сувенир?

— Джо! — протестующе воскликнула Карла, на лице которой выразилось удивление и негодование. — Да как же ты можешь подобные вещи произносить вслух?! Уж кто-кто, а Фриско не заслужила такого к себе отношения.

— Ничего, Карла, — поспешила вставить Фриско, давая понять, что оскорбительный выпад пришелся мимо цели. — Наша Джо в своем репертуаре.

Джо невозмутимо передернула плечами, на лице ее не выразилось ни малейшего сожаления.

— Я согласна с Джо, что у тебя и вправду не камень в кольце, а целый булыжник, — произнесла Карла, с восхищением разглядывая бриллиант на пальце Фриско. — Потрясающе! И где же, скажи на милость, ты откопала себе такое сокровище?

Фриско чуть поколебалась, но затем подумала, что так или иначе, а через несколько дней подруги все равно узнают правду и, стало быть, уклончивыми ответами ничего не добьешься. Она выложила руку на середину стола, чтобы подруги могли как следует рассмотреть бриллиантовое кольцо.

— Мне его подарил Лукас Маканна, — с энтузиазмом, на который только оказалась способна, ответила Фриско. — На воскресной вечеринке мы объявим о нашей с ним помолвке.

— Ох, Фриско!.. — выдохнула Карла, схватив руку подруги и крепко пожимая ее. — Я так за тебя рада!

— Фриско… — одновременно с Карлой произнесла Джо, однако ее голос звучал скорее укоризненно.

Обернувшись в ее сторону, Фриско увидела, что Джо смотрит на нее, изобразив на лице циничный прищур.

— А скажи-ка ты мне, пожалуйста, не попахивает ли тут неким принуждением, а? — Джо проницательно посмотрела и приподняла красивую бровь. — Может, шантажом?

— Ради Бога, Джо! О чем ты! — энергично сказала Карла, лицо которой тотчас же вытянулось. — Ты соображай, что говоришь!

Вопрос остался без ответа. Над столиком повисла тишина. Наконец появился официант, принесший заказанное Карлой и Джо спиртное. Одна порция предназначалась Фриско.

— А что? — поинтересовалась Фриско, как только официант отошел от их стола. — Разве есть основания подозревать, что я стала жертвой принуждения? Или даже шантажа? Откуда вдруг такие мысли?

— Да смотрю на тебя, вот… раздумываю, — тотчас же ответила ей Джо.

— Слушай, прекрати! — воскликнула Карла и в волнении схватила со стола салфетку. — Это уже даже не смешно!

— Совершенно не смешно, — хмуро согласилась Джо, продолжая разглядывать Фрйско. — Я права, детка?

От ледяного проницательного взгляда Джо у Фрйско холодок пробежал по спине. Ей казалось, что она даже слышит, как в мозгу Джо крутятся мысли. Фрйско сдержала желание передернуть плечами. Нужно было что-то придумать, как-то прекратить этот разговор, прежде чем Джо не набрела на истинный ответ.

С удивившим саму Фрйско спокойствием она произнесла:

— Верь на слово, тут не о чем гадать, не о чем беспокоиться.

— Вот как? — Джо приподняла брови. — Я, впрочем, на сей счет совсем иного мнения. Своим носом я чую крысиный запах. Причем мужской крысиный запах.

— Ох, Боже ты мой… — Карла закатила глаза, затем посмотрела на Фрйско. — Опять старая песня про то, что в каждом мужике сидит негодяй…

— Да, если у него грязные помыслы.

— Ну еще бы, ведь чистых помыслов у мужчин и не бывает, — воскликнула Карла. — Тебя послушать, так все они отпетые свиньи. Так?

Фрйско молча следила за перепалкой подруг. Она искренне надеялась, что реплика Карлы уведет разговор в сторону. Однако не тут-то было. Джо даже не сочла нужным отвечать Карле, — просто сделала жест рукой, как бы отмахиваясь от заданного вопроса.

— Не так это, во-первых, — чуть поморщившись, сказала она. — Но речь сейчас не о том. — Ее проницательный и прямой, как пучок лазерного луча, взгляд сконцентрировался на Фрйско.

— Если хочешь, я могу высказаться напрямик?

У Фрйско сделалось нехорошо в желудке. Нужно было как-то заткнуть эту Джо.

— Да уверяю тебя…

— Ну еще бы!.. — Джо сжала руку в кулак, затем демонстративно нацелила указательный палец в сторону Фрйско. — Факт первый: три с половиной недели назад, когда мы также вот собрались на ужин, ты призналась, что у твоего отца неприятности и что он вполне может утратить контроль над семейным бизнесом.

— Да нет же…

— Далее. Факт второй, — она отогнула еще один палец. — Тогда же ты нам сказала, что позднее в тот же самый день намерена пойти на какую-то встречу, чтобы найти приемлемое решение ситуации, в которой оказался твой отец.

— Но ведь…

— Факт третий, — она отогнула еще один палец. — Уже на следующей неделе ты оказалась на Гавайях. А значит, было не так много времени, чтобы роман набрал силу.

— Да послушай же, Джо! Я не хуже тебя знаю, сколько прошло времени. — Голос ее зазвенел как струна. Однако она постаралась как можно спокойнее пожать плечами. — Что на все это я могу сказать тебе? Я влюбилась, понимаешь? — Это по крайней мере было сущей правдой, хотя все происходило и не совсем в такой последовательности.

— Чушь собачья! Так просто Джо не купишь! Бредятина.

Карла тяжело вздохнула.

— Джо, я прошу тебя, выбирай выражения. Мы ведь находимся как-никак в общественном месте.

— Карла, детка, да хоть ты открой же наконец глаза, — участливо и значительно более мягко сказала Джо. — Я уверена, что наша Фриско по уши в дерьме. — Она метнула вопрошающий взгляд на Фриско. — Хотела бы я узнать, что этот самый Маканна придумал? Может, обманом заставил тебя жениться, чтобы получить контроль над деятельностью фирмы?!

Надо же, умненькая какая! — подумала Фриско, отчаянно пытаясь найти подобающий ответ. Джо, с ее умением мыслить логически, попала практически в самую точку. Неудивительно, что в полиции о ней все такого высокого мнения.

— Фриско, — сказала Карла, когда тишина сделалась невыносимой. Ее карие глаза были исполнены самой искренней озабоченности. — Ну хоть ты скажи, что Джо не права.

Фриско вдруг почувствовала, что запросто может улыбнуться. Впрочем, так было почти всегда: как только появлялась Карла, у Фриско поднималось настроение, как только Карла открывала рот, Фриско хотела улыбаться. И с улыбкой на лице она повернулась в сторону Джо.

— Если я скажу, что ты ошибаешься, это будет пустым звуком. Поэтому я скажу иначе. Подожди до воскресенья. Когда увидишь Лукаса, сама решай…

— Вот именно! — поддержала ее Карла с выражением явного облегчения на лице.

— Я не могу ждать так долго, — сказала Джо, голос и взгляд которой были сильно приправлены скепсисом.

Именно в эту самую секунду Фриско вдруг поняла, что в воскресенье ей предстоит сыграть самую трудную роль в своей жизни. Мать обвести вокруг пальца оказалось просто, но Джо — это Джо.

К их столику подошел официант с порциями спагетти.

Правда, трое подруг почувствовали, что их аппетит в значительной мере поиссяк.


Глава 28


— Ну и когда же ты ожидаешь приезда Уилла Дентона?

Прежде чем ответить на вопрос Майкла, Лукас с видимым удовольствием отпил ароматного кофе, от которого поднимался горячий пар.

Воскресным утром Лукас, Майкл и Роб сидели за столиком в гостиной отеля «Адамс Марк». Час был еще ранний, и потому столики почти сплошь оставались незанятыми. Нетронутыми оставались и приборы: круглый стол был сервирован на четверых.

В соответствии с просьбой Лукаса, Майкл, Роб и подружка Роба Мелани явились в отель час тому назад. Проявив необходимую тактичность, Мелани быстренько поела и оставила мужчин, отправившись, дескать, по делам. Братья, таким образом, могли без стеснения разговаривать о чем угодно. Подружка Роба, надо признаться, не так чтобы очень уж приглянулась Лукасу, однако когда младший брат выразил желание именно с ней вдвоем прийти на воскресную вечеринку, Лукас лишь бровью повел, но вслух ничего не сказал, принимая желание брата как данность.

— Вечером в пятницу я разговаривал с ним по телефону, — сказал наконец Лукас. — И Уилл сказал, что недели через три он вполне мог бы объявиться. — Он сделал еще один глоток кофе. — Он из Монтаны отправляется на Восток. Сказал, что где бы ни оказался вечером в субботу, обязательно со мной созвонится.

— Майкл тут успел мне рассказать, что ты якобы намерен отдать в его распоряжение свой дом, пока он не подыщет себе подходящего жилья. — Роб взял серебряный кофейник и подлил себе в чашку. — Означает ли все это, что ты намерен большую часть времени проводить здесь, в Филадельфии?

Лукас допил кофе и протянул чашку Робу, чтобы тот налил по третьему разу. Решив, что настало время сообщить братьям о своем плане изменений личного статуса, Лукас ответил:

— Да. И как раз именно поэтому я нанял Уилла. Он будет вместо меня в Ридингском офисе.

— Ты что же, тем самым хочешь сказать, что без него мы сами не управились бы? — хотя свой вопрос Майкл задал очень мягким, спокойным тоном, в словах его звучала определенная обида и злость.

— А вы смогли бы справиться? — участливо поинтересовался Лукас. — Мне не нужно объяснять, что вы оба отличные специалисты каждый в своей области. Но сумеете ли вы осуществить общее руководство?

С тяжелым вздохом Майкл вынужден был признаться:

— Увы!

Роб в свою очередь просто покачал головой.

— Но ведь мы могли бы всему этому научиться!

— Очень верная мысль. Я бы даже сказал больше: за то время, что меня здесь не было, прогресс налицо. — Лукас был сейчас уверен, что похвала братьям ничуть не повредит. — Но дело в том, что вам еще очень многому следует научиться. И вот тут-то нам и пригодится Уилл Дентон.

— А ты сам-то уверен, что он справится? — в своей обычной деловой манере спросил Майкл.

Лукас понимающе улыбнулся ему.

— Да, я все обдумал, — он пожал плечами. — Когда предлагал ему работу, я еще и сам не был уверен, что мне нужен помощник в Ридинге, и собирался использовать Дентона в «Остром лезвии»…

— Ну а теперь… — нахмурившись, не отставал Роб.

— Теперь я удостоверился, что этот Уилл отлично знает дело, всю его подноготную. Настоящий крепкий парень, он не подведет. Он вместо меня будет вам помогать обходить все острые углы. От него вы наверняка сумеете многому научиться. А со временем и сами сделаетесь руководителями. Но сразу хочу сказать, что это не единственная и даже не главная причина того, почему я решил посадить его на свое место. Я ведь вполне мог бы, как и раньше, курсировать между Ридингом и Филадельфией. Но сейчас ситуация несколько изменилась.

— А в чем, собственно, дело?

Лукас улыбнулся, затем решил сразу выложить главную новость.

— Я женюсь.

— Шутишь?! — усмехнулся Майкл.

— Рассказывай… — поддержал его Роб.

— И кто же твоя избранница?

— Вы ее увидите сегодня вечером. На вечеринке мы как раз и решили объявить о своем решении.

— Но кто она такая? — не унимался Майкл.

— Фриско Стайер. — Лукас поднял чашку до уровня губ, чтобы братья не смогли заметить его горестную улыбку.

— Это какая же? Дочь Гарольда?

— Да.

Роб с улыбкой покачал головой, а на лице Майкла обозначилось печальное и даже озабоченное выражение.

Зная, что Майкл был в курсе намерений старшего брата заполучить контроль над «Острым лезвием», Лукас решил, что не худо предупредить брата, чтобы вдруг не сболтнул лишнего. Впрочем, и Фриско следовало предупредить — она тоже могла что-нибудь ляпнуть.

Фриско… Ему было больно думать сейчас о ней. О ней, которую он так нечаянно обидел.

Вот идиот! — выругал Лукас сам себя в сотый, наверное, раз. Она так страстно, так красиво отдалась ему… У него даже на какое-то время зародилась надежда, что Фриско, чего доброго, может его полюбить.

Лукас подавил вздох и отпил кофе. Родители Фриско полагали, что одна неделя — время знакомства — срок чрезвычайно несерьезный, чтобы говорить о серьезных чувствах и намерениях. Лукас считал иначе. Неделю подряд он хотел ее, нуждался во Фриско, неделю он страдал от ее холодности — и эта неделя протянулась вечностью, оставив на сердце глубокие рубцы.

О Господи, как же он любил ее! Менее всего Лукас хотел бы обидеть или же оскорбить ее. Нынешнее же отношение Фриско причиняло ему большие страдания.

Его супруга.

Боль проникала ему в самое сердце.

О, если бы только в его силах было оставить Фриско в покое, даже и сейчас. Но увы… Увы, уже слишком поздно. Да и сама Фриско еще неизвестно как поведет себя в подобной ситуации. Они ведь сделали важнейший ход — сказали ее матери о том, что любят друг друга. Эта новость привела Гертруду прямо-таки в восторг. Она уже принялась строить планы касательно церемонии бракосочетания.

Лукас был убежден, что Фриско скорее согласится терпеть его, нежели решится так жестоко разочаровать мать.

Он еще раз мысленно обругал себя. Надо же, заварил такую кашу, всех приплел и все сделал самым что ни на есть идиотским образом!

Единственная его надежда была на то, что с течением времени терпением и беззаветной любовью ему удастся как-то утрясти этот хаос. Фриско ему была нужна во что бы то ни стало: ее смех, ее запах, ее страсть. Он нуждался в том, чтобы видеть собственное отражение в ее глазах. Иначе он до конца своих дней не сможет избавиться от гнетущего одиночества.


Лукас всю жизнь жил один и привык полагаться только на себя. Но после того как он узнал Фриско, мысль о возможности прожить без постоянного ее присутствия ужасала Лукаса.

Очень уж он любил Фриско.

— Мои поздравления!

Чувствуя себя мошенницей, Фриско изобразила на своем лице самую очаровательную улыбку и подставила щеку для очередного поцелуя, одновременно прошептав дежурную благодарность.

Отец, одной рукой приобняв Гертруду за плечи, несколько секунд тому назад сделал объявление о состоявшейся помолвке. Добрые пожелания, поздравления, поцелуи со всех сторон — все это обрушилось водопадом на Фриско.

Держа за руку Мелани, к Фриско протиснулся через толпу Роб и, обратившись к Лукасу, сказал:

— Насколько я могу судить, твой брат на сей раз делает исключительно важный в своей жизни шаг. — Фриско была в курсе того, что между братьями принята этакая пикировка — насмешки и подкалывания.

— Вот как? И что же за шаг? — поинтересовался Лукас как бы невзначай, но вместе с тем уверенно, по-хозяйски кладя руку на плечо Фриско.

— Глядя на вас, я тоже сейчас сделал предложение Мелани, — ответил Роб, уверенным жестом взяв руку Мелани и прижав кончики ее пальцев к своим губам.

Жест получился таким изысканным, таким милым, что у Фриско увлажнились глаза и образовался комок в горле. Она вдруг остро позавидовала этой самой Мелани, хотя вообще редко кому и когда завидовала.

— Ну что ж… — Лукас изобразил некоторое удивление на лице и протянул руку. — В таком случае, позволь также тебя поздравить.

— А мне, Мелани, позвольте вернуть поцелуй, — сказала Фриско и, мягко освободившись из объятий Лукаса, обняла молодую женщину.

— У вас такое замечательное кольцо, — сказала Мелани со вздохом, после того как Фриско разжала объятия.

— Надеюсь, ты не рассчитываешь на что-либо подобное? — и Роб горестно улыбнулся. — Если бы я подарил тебе кольцо с таким вот камнем, то наутро мне было бы в пору идти с протянутой рукой.

— Но, может, твой брат продвинет тебя по службе?! — и Мелани с улыбкой взглянула на Лукаса.

— Может, продвинет, а может быть, и нет, — также с улыбкой ответил Лукас.

Роб уныло вздохнул.

— Видишь, хорошая моя, прием не сработал…

Закончить фразу ему не удалось — именно в эту секунду откуда ни возьмись возникла молодая энергичная женщина.

— Стало быть, вы и есть тот самый Маканна?

— А вы, судя по всему, Джо, — сухо предположил Лукас. — Вы, как обычно, припозднились, должен вам заметить.

— Ничего… — Джо махнула рукой, как если бы пыталась отогнать муху. — Знаете, Маканна, вот я смотрю на вас и думаю: счастливый вы человек, видит Бог. — Она крепко, по-мужски пожала протянутую ей руку. — Но сразу со всей серьезностью хочу вас предупредить: вы уж обращайтесь, пожалуйста, с Фриско как с королевой, иначе…

— Джо! — перебила ее Фриско.

— В самом деле, Джо, ну что ты! — поддержала Карла, подходя к Джо. — Когда ты научишься вести себя на людях?!

— Если она вообще этому научится… — философски заметил Дэнни, супруг Карлы.

— Похоже на то, — согласился Лукас и очаровательно улыбнулся воинственно настроенной подруге Фриско. — Знаете, Джо, мне кажется, вы настоящая фурия!

— Еще какая! — охотно согласилась Джо и ответила обольстительной улыбкой, обнажившей ее белоснежные голливудские зубы.

— На этот-то раз почему опоздала? — спросила Карла у Джо.

— У меня было дежурство.

— Вот как… — понимающе кивнула Карла. — Ты пропустила самое важное сообщение… я уж не говорю о шампанском…

Джо вопросительно приподняла брови и посмотрела на Лукаса:

— Вы что же это, решили сэкономить на шампанском?

Лукас сердечно рассмеялся и отрицательно покачал головой.

Фриско поспешила ответить.

— Да ну о чем ты говоришь, Джо?! Шампанского у нас море разливанное.

— Ну то-то, — благодушно ответила Джо. — А то я после службы, у меня горло, как несмазанный сапог.

— Джо… — Карла картинно закатила глаза.

В эту самую минуту в тесную компанию с подносом, уставленным рядами бокалов шампанского, лихо втерся Майкл и, оказавшись возле Джо, предложил:

— Не изволит ли мадам отведать?

— Ну наконец-то и бармен объявился, — сказала Джо и оглядела с головы до ног его высокую, в черном костюме фигуру, особенно остановившись на бесстрастном лице. Затем приподняла одну бровь и вопросительно произнесла: — Или, может, вы тут дворецкий?

— С вашего позволения, — брат жениха, — тихим голосом сказал Майкл. На лице его при этом ни один мускул не дрогнул.

— Еще один Маканна, так, что ли? — и Джо несколько раз перевела взгляд с Лукаса на Майкла и обратно, как бы удостоверяясь в их внешнем сходстве. — Скажите пожалуйста…

В тоне Джо было что-то такое, отчего у Фриско сделалось тоскливо на душе. Моля Бога, чтобы Джо не устроила сейчас публичную сцену, Фриско просительно взглянула на Лукаса.

— Здесь присутствуют два моих брата, — пояснил Лукас, чей вежливый и чуть сахарный тон дисгармонировал со взглядом, решительным и несколько даже воинственным.

— А третий, должно быть, вы, — сказала Джо, останавливая свой взгляд на Робе.

— Увы, именно так, — признался он и в свою очередь взглянул на Мелани. — А это…

— Я представлю, не волнуйся… — перебил его Лукас, жестом предложив Майклу раздать гостям шампанское.

И пока Майкл предлагал вино, Лукас чинно представил Джо обоих своих братьев, так что Фриско смогла наконец как следует рассмотреть новоиспеченных родствеников. С первого же взгляда у Фриско сложилось вполне определенное мнение о Робе и Майкле, а по мере того как вечеринка шла своим ходом, она, исподволь наблюдая за братьями, лишь убеждалась, что начальное мнение было в целом правильным.

Она сразу определила, что за ветреным и как бы даже несерьезным ко всему на свете отношением у Роба скрывается острый ум интеллектуала. Майкл — тот был более спокойным, более задумчивым и потому казался замкнутым. За вечер он и дюжины слов не произнес, однако при ближайшем рассмотрении в его глазах отчетливо был виден тот же, что и у брата, огонь высокого интеллекта.

И это было вовсе неудивительно: не случайно же о семействе Маканна ходили легенды.

Из всех троих с наибольшей осторожностью Джо почему-то отнеслась именно к Майклу. К нему она приглядывалась, стараясь при этом оставаться незамеченной.

Очень странно…

— Ну так и? — голос Джо вывел Фриско из раздумий. — Решили вы, когда именно будет свадьба?

Фриско открыла было рот, чтобы отрицательно ответить, но слову не суждено было прозвучать, потому что в это самое мгновение Лукас решительным тоном произнес:

— Да, в первую субботу июня.

Боже, в первую субботу июня?! Фриско сжала зубы, чтобы не опровергнуть слова Лукаса.

— Значит, осталось чуть больше месяца?! — воскликнула Карла. — Даже нет, чуть меньше! Со вчерашнего дня ровно четыре недели, так ведь получается! — И она повернула к Фриско свое удивленное лицо. — Когда мы встречались вечером в среду, ты ни единым словом даже не намекнула нам о грядущем событии.

— Да, все это так, но дело в том… — начала было Фриско, спешно пытаясь изобрести хоть какой-то правдоподобный ответ.

— Видите ли, мы ведь сами только вчера все это решили, — неспешно сказал Лукас и посмотрел на свою невесту. — Не так ли, любовь моя?

Любовь моя!!! Фриско почувствовала укол в самое сердце. А что если взять и заехать ему по физиономии прямо здесь, чтобы не осталось на ней и следа этого притворно-заботливого любящего выражения. Однако по здравому размышлению она пришла к выводу, что предпочтительнее держаться в рамках приличий. Изобразив прямо-таки сахарную улыбку на устах, она покорно ответствовала:

— Да, мой дорогой, все именно так и есть.

Глаза ее метали громы и молнии. Фриско, однако, превосходно держала себя в руках. Придав своему лицу виноватое выражение, она повернулась к подругам.

— Я была бы чрезвычайно счастлива, если бы ты, Карла, и ты, Джо, были моими подружками на свадьбе.

— О, Фриско! — воскликнула Карла. — Я так надеялась, что ты не позабудешь о нас!

— Со своей стороны, — веско сказала Джо, — я была бы признательна, если бы ты избавила нас от необходимости участвовать в сем действе.

— Об этом не может быть даже и речи! — с улыбкой ответила Фриско и перевела взгляд на Лукаса, в глазах которого так и прыгали шутовские огоньки. — Я не буду считать себя вышедшей замуж, если на свадьбе не будет лучших моих подруг, — продолжала она, адресуя слова девушкам и одновременно испытующе глядя на Лукаса.

Его глаза прищурились.

Она гордо вскинула голову.

К счастью, острой ситуации удалось избежать. Очень кстати подошла мать Фриско и незамедлительно увела дочь к припозднившимся гостям, только сейчас прибывшим на вечеринку.

Вечер удался на славу. Так говорили все гости, да, впрочем, Фриско и сама это чувствовала. Но всему хорошему приходит рано или поздно конец. Закрыв дверь за последними гостями, Фриско свободно вздохнула.

— По-моему, все получилось отменно! Просто замечательно! — Гертруда обняла мужа за талию, и все вчетвером направились в гостиную.

Фриско издала едва уловимое рычание.

— Осторожнее! — шепотом предупредил ее Лукас.

— И вправду замечательно, моя дорогая, — ответил жене Гарольд тем мягким тоном, который свидетельствовал о его хорошем расположении духа. Оставив жену, он подошел к сервировочному столику, поставленному напротив камина. — А теперь я хочу наполнить бокалы шампанским и в узком кругу выпить за нашу любимую дочь и дорогого жениха, — объявил Гарольд и принялся наполнять бокалы.

— Прекрасная мысль! — поддержала его супруга.

— Выпьем, и я сразу же отправляюсь домой, — сказала Фриско, успев опередить мать, которая намеревалась продолжить застолье в более тесном кругу.

— Как, уже? — явно разочарованная словами дочери, поинтересовалась Гертруда. — Я-то думала, что мы все сейчас посидим, обсудим, как будем устраивать свадьбу.

— Мамочка, я как выжатый лимон! — И это было правдой. После того как целую вечность пришлось исполнять в присутствии гостей роль радостной невесты, Фриско чувствовала себя вконец измотанной. — А обустройство свадьбы можно обсудить и попозже.

— Если не против, на этой неделе в один из дней мы могли бы прийти к вам на ужин? — предложил Лукас и с улыбкой принял от Гарольда протянутый бокал шампанского. — Там бы и обсудили, а?

— Тогда, может, завтра и придете? — с готовностью предложила Гертруда.

— Ладно, мама, — согласилась Фриско и вновь сумела воздержаться от вздоха. — Завтра прямо с работы мы приедем сюда к вам.


Глава 29


— Знаешь, по мне, так лучше всего было бы устроить свадебную церемонию прямо тут, в нашем саду, — высказал соображение Гарольд, закрывая дверь за дочерью и будущим зятем. — В начале июня самая что ни на есть пора: ни тебе жары, ни прохлады.

— Может быть, — Гертруда с некоторым сомнением в глазах посмотрела на мужа. — Только мне всегда хотелось устроить для нашей Фриско такой, знаешь, большущий праздник, чтобы в хорошей церкви… — Она чуть грустно улыбнулась.

— Я это знаю, дорогая моя, отлично знаю, — поспешил успокоить ее Гарольд, мягко беря супругу под руку и направляясь с ней в гостиную. — Но дело в том, что на большую церемонию требуется и времени много. Нужно ведь все спланировать, все предусмотреть. А времени у нас, как ты знаешь… Так что в данных условиях идея Лукаса устроить свадьбу у нас в саду и вправду кажется мне очень даже подходящей.

— Ну… Вообще-то Лукас весьма предусмотрителен, и мне нравится, что он считается с нами. — Гертруда повернулась к Гарольду, и ее великолепные брови слегка сошлись на переносице. — Знаешь, я вот думаю все время о нашей Фриско. Какая-то она уж очень бледная, выглядит уставшей. Сегодня, например, за весь ужин она практически ни к чему не притронулась. Впрочем, я и вчера что-то не заметила у нее особенного аппетита. Ты обратил внимание?

— Да будет тебе, дорогая. Вечно ты найдешь повод поволноваться, — с деланной легкостью сказал Гарольд, которого самочувствие дочери волновало ничуть не меньше. — Фриско совсем недавно обручилась, через несколько недель собирается выходить замуж. Если даже она и бледнее обычного, если аппетит потеряла — это из-за волнения, могу тебя в том уверить.

Гарольд сейчас более всего желал оказаться правым. В противном случае все приготовления могли обратиться в катастрофу. И не Лукас, а в первую очередь он сам будет во всем виноват.


— Ну, видишь? — Лукас повернулся в кресле. Машина остановилась на паркинге возле дома Фриско. — Немножко компромиссов — и дела решены ко всеобщему удовольствию.

Фриско очень хотелось сейчас состроить ему рожу. Но она сдержалась, более того, выражение ее лица было непроницаемым.

— А что, все так довольны?

— А разве нет?

— Я не в первый раз уже обращаю внимание на то, что всякий раз, как ты заговариваешь о компромиссах, почему-то получается так, что выигрыш остается за тобой, — едко заметила она. — В то время как мне только и приходится, что идти да идти на эти самые компромиссы.

— Ты что же, хочешь организовать эту расточительную церемонию в церкви, о которой так мечтает твоя мать, так, что ли?

Фриско отрицательно покачала головой.

— Нет, но просто…

— Просто — что? — спросил он, когда Фриско не сумела закончить собственную же фразу. — Я, например, прекрасно помню, как ты говорила мне, что не желаешь церемонии в каком-либо официальном месте, будь то церковь или судебная палата.

— Да, это так, но… — и опять голос Фриско сошел на нет. То, что говорил Лукас, было абсолютной правдой. И они с Фриско не раз все это обсуждали. И все же у нее осталось чувство, что она сама бесконечно играет с ним в поддавки. А теперь и ее мать тоже.

— Что но? — В его голосе слышалось нетерпение. — Эта свадьба будет представлением, потому что ничем иным быть она просто не может. Своего рода шоу, которое будет устроено для твоей матери. Ты, похоже, позабыла, что мы уже женаты.

— Вовсе я не позабыла, — ледяным голосом парировала Фриско. — Там все было легально, по закону, как и должно быть…

Лукас вздохнул.

— Ох, Фриско…

— Кстати, сейчас уже очень поздно, а завтра у нас рабочий день, — она толкнула свою дверцу. — Ты ведь, я полагаю, не заинтересован в том, чтобы появились прогульщики? Теперь в особенности, когда ты женился на дочери владельца фирмы и дела перешли в твои руки?

— Черт возьми, Фриско! — Лукас рванул свою дверцу и начал вылезать из машины.

— Не трудись! — поспешила сказать она. — До своей квартиры я уж как-нибудь сама доберусь.

— Фриско, нам нужно поговорить, — и Лукас энергично вылез из машины.

— Только не сейчас. — Показав рукой, чтобы он не мешал ей проходить, она направилась к лифту. — Спокойной ночи, Лукас.

— Знаешь что?! — вспылил он.

Когда двери лифта сходились, Фриско различила сдержанную ругань.

Ага! Стало быть, Мистер Компромисс не очень-то удовлетворен моим к нему отношением, — отметила Фриско. Ну хоть что-то и ему перепадет. А то все страдания — ей одной: бессонные ночи — ей, борения с желанием — опять же ей одной. И все из-за него.

О том, как ей надлежит вести себя с ним после вторичного свадебного обряда, когда родители сочтут, что ей и Лукасу следует жить вместе и вести общий дом, — об этом она старалась сейчас не думать.

Что же касается холодка приятного предощущения, который пробегал у нее по спине… Такого рода мысли надо гнать. То была запретная тема.


Чувствуя сексуальную неудовлетворенность, чувствуя себя эмоционально и физически разбитым, Лукас смотрел, как закрываются створки двери лифта. Несколько секунд постояв, он отправился к машине, шарахнул, закрывая, дверцей.

Возвращаться в отель ему вовсе не улыбалось. Несмотря на любезность тамошнего персонала, на превосходное обслуживание, — это был все-таки отель, место, где нет и быть не может настоящего уюта и тепла.

Едва ли не впервые за всю свою взрослую жизнь Лукас почувствовал, насколько ему недостает собственного настоящего дома. Дом, в котором он жил последние лет десять, настоящим домом никогда не был. Это был, собственно, лишь кров, где Лукас спал да изредка перекусывал.

Прежде это вполне его устраивало. Однако времена изменились, изменились и его нужды. Он отведал, что такое быть женатым мужчиной (самую малость — но отведал…), и теперь тянулся к полноценной семейной жизни.

И ведь, черт побери, Фриско была его супругой. Она принадлежала ему — его жизни, его дому, его постели, наконец.

Приходилось утешаться тем, что очень скоро они вновь пройдут через брачную церемонию, сделавшись, строго говоря, дважды поженившимися.

И вот тогда-то…

Он испытал прилив возбуждения. Лукас стиснул зубы, отчего его лицо приобрело строгое и решительное выражение.

На следующей неделе надо будет проехаться с Фриско по магазинам, прикупить чего-нибудь для дома.


Голова Фриско была забита черт-те чем, однако, как это ни парадоксально следующие несколько дней работа у нее шла вполне продуктивно, даже легко. Дел было навалом — как в офисе, так и дома, где шла подготовка к свадьбе.

Один из вопросов, которые предстояло решить, — где поселиться. На следующий день после того, как Фриско и Лукас ужинали с ее родителями, Лукас неожиданно заявил:

— На этой неделе нужно взять один из рабочих дней для того, чтобы поездить и поискать место, где мы могли бы поселиться.

— Ну, у меня, например, есть квартира, — мрачно заметила она, не слишком вдохновленная таким предложением.

— А вот у меня нет квартиры, — сказал он. — И мне осточертело жить на чемоданах.

— А чем, позволь узнать, тебя не устраивает моя квартира? — Сама Фриско давно уже решила, что после свадьбы поселится здесь, и даже мысленно представляла Лукаса: тут, там, в постели…

— Места мало.

— А мне так вполне достаточно. — Она обиделась на его слова, хотя сама же нередко испытывала неудобства от недостатка места.

— Если мы поселимся у тебя, то все время будем натыкаться друг на друга.

Подобная перспектива показалась Фриско настолько обольстительной, что она даже слегка возбудилась. Взяв себя в руки, она решила упорно изничтожать свои желания, не показывать истинных переживаний. Вздохнув, она, в свою очередь, предложила альтернативный вариант.

— Столько сразу навалилось всяких дел! Сначала нужно дожить до свадьбы, а уж после заниматься подыскиванием соответствующего жилья.

— Значит, ты вовсе не против того, чтобы ютиться в этой вот крохотной квартирке вместе со мной?!

Фриско постаралась осторожно подобрать слова.

— Знаешь, Лукас, некоторые супружеские пары начинали семейную жизнь с того, что у них была всего лишь одна-единственная комната. Поскольку здесь у меня три комнаты, думаю, как-нибудь мы смогли бы уместиться. Ты так не считаешь?

— Ну, как-нибудь, наверное.

У Фриско все настроение пропало: голос Лукаса был сейчас таким нейтральным, как если бы речь шла о соседстве с братом или приятелем. Ей хотелось встряхнуть его. Даже накричать.

И этот эпизод был лишь одним из многих, через которые Фриско пришлось пройти на пути к свадьбе.

Поскольку ее лишили возможности планировать большую церковную церемонию и заниматься пышным приемом, Гертруда вынуждена была довольствоваться организацией скромного торжества в саду ее дома.

Понимая, что матери не удалось осуществить свою давно выношенную мечту, Фриско старалась не усугублять ситуацию и соглашалась буквально со всем, что она предлагала.

Так, сама Фриско ничего не имела бы против того, чтобы довольствоваться обыкновенным платьем или даже костюмом — например, тем, в котором однажды уже выступала в качестве невесты. Однако Гертруда о такого рода нарядах даже слышать не желала.

— Я позабочусь о том, чтобы моя дочь была нормальной невестой и чтобы на ней был соответствующий наряд: белое подвенечное платье. Вот так-то. Попрошу принять это к сведению, Фриско Бэй Стайер. — Мать была непреклонна. — Обязательно должно быть подвенечное платье.

Фриско, Карла и Джо ходили по магазинам и приобретали все по списку, составленному Гертрудой.

Во время самой первой из таких поездок в магазины Фриско вдруг начала испытывать беспокойство относительно Джо. Когда же ездили выбирать обувь, Фриско незаметно отвела Карлу в сторону и поинтересовалась, не обратила ли подруга внимание на несколько необычное поведение Джо.

— Хочешь сказать, на еще более необычное, чем всегда? — Карла переспросила, хотя было очевидно, что ее вопрос относится к разряду риторических. — Хочешь не хочешь, а не заметить сложно. Она какая-то подавленная.

То-то и оно. Джо была до такой степени притихшей и подавленной, что это даже бросалось в глаза.

— Может, у нее что-нибудь на работе не так? — высказала вслух предположение Фриско.

— Кто знает? Все может быть. — В голосе Карлы звучал скептицизм, который она не замедлила объяснить. — Но ведь ты и сама прекрасно знаешь Джо. Если у нее что не в порядке, то она обычно не сдерживается, а, наоборот, старается выплеснуть раздражение на всех, кто оказывается в радиусе слышимости. И слов не выбирает.

Фриско была с этим вполне согласна. Так оно и бывало, причем всякий человек, оказывавшийся в пределах видимости, как правило, огребал свое сполна, на это Джо была мастерицей.

— Знаешь что… — продолжила рассуждение Карла. — У Джо все эти странности начались приблизительно с того дня, когда ты объявила о своей помолвке. Может быть, ее поведение связано… Ну, словом, имеет какое-то отношение…

— Связано? С чем связано?

— Ну, всякие у нее могут быть мысли. Услышала новость, а подумала на свой лад, что-нибудь вроде: «Эта Фриско сдалась врагу». В таком вот духе. Ты ведь и сама столько раз слышала, как она пилила меня за то, что я, дескать, отказалась от карьеры и вообще пожертвовала всем на свете, чтобы сделаться обычной домохозяйкой. Как будто в этом есть что-то постыдное.

В словах Карлы Фриско отметила рациональное зерно, хотя высказанное предположение показалось ей маловероятным.

— Вот уж не думаю! Да и едва ли Джо вправду верит, будто ты унизила себя, сделавшись домохозяйкой. Я больше того скажу. Мне кажется, она тебе втайне жутко завидует, и в том числе завидует тому, с каким достоинством ты держишь себя. — Мягко рассмеявшись, она затем добавила: — Другое дело, что ей необходимо подтрунивать над тобой, такой уж она человек.

— Да я, собственно, и сама догадывалась об этом, но… — Карла вздохнула. — Что же в таком случае гнетет нашу Джо? — И прежде чем Фриско успела произнести хоть слово, Карла высказала вслух: — А вдруг она все еще не может расстаться со своей версией… Ну, когда она сказала, будто бы Лукас принуждает тебя выйти за него?

Фриско отвернулась.

— Кто знает? Мне казалось, что они с Лукасом вполне нормально потом разговаривали… Она и с братьями его болтала, особенно с Майклом.

— С Майклом вообще очень легко иметь дело, — сказала Карла. — Он такой симпатичный, прямо душка.

— Это верно, — с улыбкой сказала Фриско. — Когда я увидела, как они с Джо беседуют в укромном уголке, то подумала еще, как было бы чудесно, если бы часть мягкости Майкла перешла бы на Джо. Но едва ли это возможно.

— Да, наша Джо — это Джо! — призналась Карла.

— Но в последнее время она так изменилась. Вот как раз это меня и настораживает.


Чем меньше времени оставалось до свадьбы, тем все большую тревогу у Фриско вызывало поведение Джо. Не только незаметно было каких-либо улучшений, возврата к прежнему. Джо как будто вошла в некое пике, из которого не могла самостоятельно выйти.

Ее обычные резкость и непреклонность теперь сменились молчаливой угрюмостью.

Все это очень напоминало развитую стадию депрессии. Джо не могла выбрать менее подходящего времени. Что называется, задумай она нарочно — и тогда не получилось бы хуже. Бывали случаи, когда Джо получала отпор, когда она оказывалась не в духе, но никогда, во всяком случае никогда на памяти Фриско, подруга не была такой злобной.

Нет, с Джо явно что-то происходило. А меж тем в свободные от работы часы Фриско и Лукас научились очень даже неплохо уживаться друг с другом. А уж на работе все складывалось лучше некуда.

И все это благодаря тому, что Лукас в последнее время сделался по отношению к ней еще более терпеливым и внимательным.

Фриско поверить не могла, что такой человек будет буквально ухаживать за ней, а ведь так оно, судя по всему, и происходило.

Этот вопрос тянул за собой целую цепь рассуждений. У Фриско не было времени, чтобы так вот сесть и спокойно подумать о том, какие перспективы открывает подобное изменение отношения Лукаса. Все внимание приходилось ей уделять сиюминутным делам, текущим отношениям.

Все складывалось таким образом, что ангелам впору было зарыдать. Хорошо еще, что судьба (ну и Лукас, разумеется) распорядилась так, что до свадьбы оставалась теперь уже самая малость. Если бы пришлось жить в такой ситуации год или даже больше, как это случается в иных семьях, у Фриско наверняка от всех этих треволнений буквально поехала бы крыша, и дни свои она закончила бы в маленькой комнатке с зарешеченным окошком в сад.

Как все же подчас складывается жизнь…


Глава 30


— Надеюсь, за время моего отсутствия здесь ничего не случится?

Фриско подняла на Лукаса глаза и без тени иронии произнесла спокойным, деловым тоном:

— Ну уж несколько-то дней я, пожалуй, справлюсь без тебя, тем более что в моем офисе работы много, но она мне по силам.

— Я не о работе, — он внимательно посмотрел на нее. — И ты отлично понимаешь, что я имею в виду. Поработав бок о бок целый, почитай, месяц, я вообще пришел к выводу, что ты с руководством компанией вполне справилась бы.

Последняя фраза была задумана Лукасом как явный комплимент. Как комплимент Фриско ее и приняла, надеясь, что не ошибается. Потому что если эту фразу расценивать как-то иначе, ничего хорошего из этих слов не проистекало.

Пытаясь отогнать свои страхи прочь, Фриско тем не менее понимала, что ни о чем ином в обозримом будущем думать буквально не сможет.

Ведь другое значение его слов могло касаться намерения Лукаса вернуться к себе в Ридинг, оставив тут и ее, и всю компанию…

От подобной мысли холодок прошел у Фриско по спине.

И это не укрылось от внимания Лукаса.

— Ты замерзла? — спросил он с видимым участием. — Хотя, по-моему, здесь вовсе не холодно.

Слово «здесь» относилось к ресторану Букбиндера, который выбрала Фриско для этого торжественного случая: отмечали месяц с момента первого бракосочетания. Собственно, месяц исполнится в понедельник, но это уже, что называется, детали.

Была суббота. Ровно неделя оставалась до того дня, когда должно свершиться второе торжество — вторая их свадьба.

— Нет… — Фриско покачала головой. — Совсем не холодно. Так… Озноб…

— Наверное, кто-то о тебе сейчас подумал? — насмешливо предположил Лукас, вспомнив, как в детстве они так говорили: мол, если озноб — значит, вспомнил кто-нибудь.

— Все может быть, — она пожала плечами и через силу улыбнулась, что далось ей с некоторым трудом. — Во сколько ты завтра уезжаешь? — поменяла она тему разговора.

— Рано. — Лукас отпил свой кофе, принесенный ему после ужина. — Уилл также собирался очень рано прибыть в Ридинг. Сегодня он мне позвонил и сказал, что намерен еще остановиться в Питтсбурге. А рано поутру, часов в пять или около того, он двинется дальше, чтобы не угодить в пробки. — Лукас пожал плечами. — С учетом того, что в дороге придется пару раз отдохнуть и перекусить, думаю, что он прибудет где-нибудь около полудня. Или вскоре после того.

— Странно, что он на машине. Разве не удобнее самолетом? От Монтаны до Пенсильвании путь не близкий.

— Правильно. Только он сказал, что хотел бы сразу взять с собой и кое-какое барахлишко. — Лукас улыбнулся. — Самое нужное. Все прочее он или продал, или отдал на склад.

— Тоже как-то странно, — сказала Фриско и выразила на лице некоторое недоверие. — Продал свой дом, продал едва ли не все, что там было.

— И что же в этом странного?

— А разве нет? — и она нахмурилась.

— Когда мы с ним беседовали на Гавайях, он ведь сразу сказал, что вполне мог бы переехать туда. Это было еще до того, как я предложил ему работу. Если помнишь, он так и сказал, что после смерти жены в Монтане его больше ничего не держит.

Фриско напрочь забыла этот разговор, впрочем, это и неудивительно: в тот момент у нее голова была совсем иным забита. Тогда она всецело была поглощена мыслями о том, что ей придется выйти замуж за человека, которого она практически не знает. Выйти замуж по соображениям делового характера.

Ну а когда уж домой возвратилась, у нее появилась масса иных проблем вроде вечеринки по случаю ее возвращения домой, приготовлений к свадьбе… Но едва ли не главной мыслью, надеждой (и страхом одновременно) была догадка, что очень может статься, она уже носит под сердцем ребенка, зачатого в те безумные часы, когда, не задумываясь ни о чем, она и Лукас занимались любовью в номере гавайского отеля.

Впрочем, мысль о возможной беременности пришлось отставить, потому что точно в срок у Фриско пришли месячные. Случилось это через несколько дней после вечеринки. Одновременно с чувством облегчения у нее возникло и определенное сожаление.

— …Еще он сказал, что привезет с собой старую кружевную фату и свадебное платье, в которых была его жена, — добавил Лукас, прерывая размышления Фриско.

— Хороший все-таки человек этот Уилл, — мечтательно произнесла Фриско и озабоченно посмотрела на Лукаса. — Надеюсь, что Майкл и Роб смогут с ним сработаться.

— Надеюсь, — Лукас улыбнулся, как бы давая понять, что если у братьев будут сложности с Уиллом Дентоном, то сам Лукас устроит им тогда веселенькую жизнь. — Уилл обладает необходимыми тактом и квалификацией, а потому должен полностью заменить меня. Братья даже и не заметят подмены.

Его слова по крайней мере успокоили Фриско в двух отношениях. В том, что касается отношений Майкла и Роба с Уиллом Дентоном, и в том, что касается намерений самого Лукаса Маканны. Было вполне очевидно, что ни в какой Ридинг в обозримом будущем Лукас не намерен возвращаться.

Внезапно жизнь вернулась к Фриско — и даже кофе показался ей более ароматным.

— И в среду ты уже вернешься? — спросила она, причем в голосе ее не чувствовалось прежней тревоги.

— Ммммм… — ответил Лукас, как раз в эту секунду отхлебнувший из своей чашки кофе. — Пожалуй что, — и он зажал чашку в ладонях. — Ты не будешь против, если из аэропорта я приеду прямо к тебе? Я намерен кое-что прихватить с собой из вещей, — поспешил объяснить он, прежде чем Фриско успела рот открыть.

— Конечно, приезжай. Я хоть сейчас могу отдать тебе вторые ключи от квартиры. А что именно ты хочешь привезти?

— Ты не волнуйся. Никакой старой рухляди, Фриско Бэй.

Она в ответ улыбнулась, и улыбка получилась легкой и естественной. Впервые с момента возвращения из отпуска он назвал ее, как прежде, Фриско Бэй.

В отсутствие Лукаса дни, которые совсем недавно мелькали один за другим, вдруг сделались тягучими, длинными. Фриско была очень занята в офисе фирмы и одновременно томилась ожиданием, ну а ждать и догонять — это те еще удовольствия.

Ей очень недоставало Лукаса. Чистое и простое чувство тоски охватило ее. Во вторник она на себе испытала правоту старой пословицы, согласно которой любовь способна творить с людьми чудеса.

Столько времени прожив одна, Фриско внезапно поняла, что ненавидит это свое одиночество.

Когда же наступила среда, Фриско охватило нетерпение, она по многу раз взглядывала на часы, и ей все казалось, что стрелки почти не движутся.

Когда она приехала домой, там уже поджидал ее Лукас. В кухне стоял восхитительный аромат, от которого у Фриско тотчас же потекли слюнки: Лукас успел уже и еду приготовить.

— Этак я могу вовсе избаловаться. Всегда готова приходить домой пораньше, если меня будет ждать ужин, — призналась она, усаживаясь за прекрасно сервированный стол.

— Я приготовил самое простое, — в свое оправдание сказал Лукас и поставил на стол еще булькавшую кастрюлю с лазаньей.

— Пахнет изумительно, — она с удовольствием вдохнула аромат расплавленного сыра и томатной пасты. — Вот уж никогда бы не подумала, что ты мастер готовить.

— Правда, мой кулинарный репертуар весьма ограничен, — сказал Лукас и подал ей чашку с приготовленным салатом. — Попробуй хлеб. Это из франко-итальянской пекарни, из самого Ридинга, — и он кивнул в сторону поджаристых рассыпчатых батонов.

— Ты их подогрел?

Он многозначительно взглянул на нее.

Она рассмеялась.

Ужин получился отменный!

Они еще сидели за столом, попивая ароматное красное вино, как вдруг зазвонил телефон.

— Мама звонит, наверное, — сказала Фриско, возвела глаза под потолок, затем вздохнула. — Держу пари, она наверняка придумала еще что-нибудь новенькое и спешит поделиться.

— Все может быть, — сказал Лукас.

Однако на сей раз Фриско ошиблась, потому что звонила вовсе не мать. Звонила Джо, и голос ее был близок к самой настоящей истерике.

— Извини меня, но только я не буду у тебя на свадьбе, — с ходу выпалила она.

— Что?! — Фриско ушам своим не могла поверить.

Она беспомощно посмотрела на Лукаса, который встал из-за стола и подошел к ней.

— Неприятности? — участливо спросил он.

Фриско как-то неуверенно передернула плечами и нахмурилась, пытаясь врубиться в то, что бормотала Джо.

— Я говорю, что не смогу быть на твоей свадьбе, — повторила Джо, при этом голос ее сделался еще истеричнее. — Я просто не в состоянии.

— Да, но… Джо, я не понимаю. Почему же так вдруг?! Почему ты не можешь быть на моей свадьбе, — повторила она вслух, чтобы Лукасу была понятна суть разговора. — Ты заболела? Что случилось?!

— Все что могло, то и случилось, — ответила Джо, и в голосе ее зазвенели слезы. — Я нездорова. Но и это еще не все. Я вне себя, понимаешь? Вне себя!

Фриско умоляюще взглянула на Лукаса и показала взглядом на параллельную трубку. Это все так непохоже на Джо.

Постаравшись собраться, Фриско произнесла сравнительно ровным голосом:

— Много слов и мало смысла. Ты не смогла бы ответить более определенно, что у тебя стряслось? Чем ты вдруг заболела и что или кто тебя так взбесил?

— Я больна в том смысле, что я беременна! — выдохнула в трубку Джо. — А взбешена оттого, что это сделал братец твоего жениха. Этот кобель буквально оседлал меня. Ну я и подзалетела, понятное дело.

У Фриско голова пошла кругом. Братец? Какой братец?! Фриско собиралась было узнать хоть имя — который из них, но Джо опередила подругу.

— На свадьбу я не могу прийти, потому что мне совершенно невыносимо видеть лицо Майкла!

— Так это Майкл?!

В голосе Фриско слышалось крайнее недоумение. Лукас же, в свою очередь, энергично замотал головой, давая понять, что все это — бред собачий, что такого быть не может.

— Именно Майкл! — повторила Джо, и в ее устах имя прозвучало подобно проклятию. — Его убить мало! Его или меня.

— Джо! — заволновалась Фриско. — Ты говоришь невозможные вещи! Ты так меня пугаешь. Скажи, ты ведь не собираешься сделать какую-нибудь глупость?

— Словом, добро пожаловать в страну непуганых и использованных идиоток, — сказала Джо. — Черт, ты ведь и сама из категории «бэ-у», «бывших в употреблении». — Она рассмеялась таким смехом, что у Фриско дрожь пробежала по спине. — И тебе отлично известно, как чувствуешь себя, когда тебя использовали, так ведь?

— Джо, никуда не выходи, я прямо сейчас направляюсь к тебе, — сказала Фриско, стараясь, чтобы в ее голосе не чувствовался тот страх, что сжал ее сердце. — Оставайся на месте. И ради Бога, не натвори там чего-нибудь, о чем после пришлось бы пожалеть! Я буду через несколько минут у тебя.

Фриско бросила трубку и повернулась к Лукасу.

— Я должна туда поехать, — она принялась обходить Лукаса, однако он ловко поймал ее за локоть. — Лукас! Мне и вправду нужно!

— Понимаю, понимаю! — голос его звучал спокойно и собранно: этих качеств сейчас так недоставало самой Фриско. — Я сам тебя отвезу туда, но сперва хочу позвонить Майклу.

— И что толку?! — воскликнула Фриско и попыталась высвободить руку. — Майкл сейчас в Ридинге, черт возьми…

— Нет, он не в Ридинге, — Лукас и не думал отпускать ее руку. — Он здесь, живет вместе со мной в отеле.

— Тогда пусти, я сама поеду. — Очередная попытка освободиться так же окончилась ничем. — А ты можешь переговорить с ним и затем приехать на своей машине.

Лукас отрицательно покачал головой, свободной рукой взял трубку и большим пальцем надавил комбинацию кнопок.

Фриско показалось, что прошло очень много времени. На самом же деле оператор отеля буквально в считанные секунды соединил Лукаса с братом, находившимся в номере.

— Слушай, Майкл, у тебя неприятности, и я бы даже сказал — большие неприятности, — с порога начал Лукас. — Фриско только что говорила со своей подругой Джо. И эта самая Джо обвиняет тебя, говорит, что ты изнасиловал ее, в результате чего она подзалетела… Нет, сейчас я ничего не желаю слушать… — и Лукас энергично затряс головой (очевидно, Майкл попытался ему что-то ответить). — Фриско очень беспокоится, как бы эта самая Джо не натворила глупостей. Джо сейчас в таком состоянии… Она даже упомянула возможность самоубийства. Да не перебивай же ты меня! — резко сказал Лукас. — Мы сейчас же едем туда. А ты срочно поднимай свой зад и приезжай к нам, да пошевеливайся!

И, не добавив больше ни слова, Лукас шарахнул трубку.

— Все, мчим туда, — вслух сказал Лукас и потащил Фриско к выходу.

По дороге Лукас так нещадно давил на газ, что Фриско лишь радовалась отсутствию на их пути кого-нибудь из коллег Джо. Как только машина остановилась около ряда одинаковых, старой постройки, из темно-красного кирпича, «браунстонов», некоторое время назад переделанных в жилые дома многоквартирного типа, Фриско пулей выскочила на улицу. Перебирая ступени, она слышала рядом дыхание Лукаса. В этом доме Джо жила с тех самых пор, как поступила на службу в полицию.

Морщась от сильного запаха чеснока, пропитавшего лестницу, Фриско торопливо поднялась на третий этаж и по коридору бросилась к самой дальней двери.

— Это я, Фриско! Открой! — закричала она, вновь и вновь давя на кнопку ни в чем неповинного звонка.

К счастью, дверь открылась. На пороге стояла Джо, и вид ее был ужасен. Красные от слез глаза опухли, лицо было бледным, будто его вымазали мелом; сомкнутые губы выражали решимость.

— А, это ты… — произнесла она, и губы ее искривились в презрительную усмешку. — И даже Маканну привела с собой.

— Джо, дорогая, ты ужасно выглядишь, — Фриско без колебаний переступила порог и заключила подругу в объятия.

— Я и чувствую себя не менее ужасно, — сказала Джо, пытаясь высвободиться из дружеских рук. Высвободиться ей удалось, но чтобы жест не показался обидным для Фриско, Джо слегка приобняла ее. — Хожу и блюю, блюю… Ты представить себе не можешь, как это отвратительно: что ни съем — тут же выходит обратно…

— Понимаю тебя… — посочувствовала Фриско, проходя вместе с подругой в небольшую, безукоризненно чистую гостиную. — И мне очень жаль.

— А уж как мне-то жаль, — парировала Джо. — Но ничего, отольются кошке, что называется, мышкины слезы. — Прищурившись, Джо обернулась и бросила взгляд на Лукаса, который продолжал, как пришпиленный, стоять в дверях. — Ну, раз уж и вы притащились, то входите, чего уж там.

Как бы позабыв о распахнутой двери, Лукас прошел внутрь и встал рядом с Фриско.

Джо пристально следила за всеми его движениями.

— Ничего не могу понять, как ни стараюсь, — сказала Фриско, почувствовав, что нужно что-то сказать. — Мне показалось, что ты и Майкл так мило общались во время той вечеринки.

— Ну еще бы… Пока кругом были гости, Майкл вел себя совершенно очаровательно, — она ядовито усмехнулась. — А вот позднее, когда мы остались одни, вот тут-то он себя и проявил… В прямом и переносном.

— Но… — Фриско, потрясенная до глубины души, не сразу смогла вымолвить страшное слово. — Но — изнасиловать?! Джо…

— Нет же!

Слова эти, впрочем, принадлежали вовсе не Джо. Их произнес мужчина, внезапно оказавшийся в дверях. Краем сознания Фриско подумала о том, с какой же скоростью должен был мчаться Майкл, чтобы так быстро прибыть сюда.

— Да! — выкрикнула Джо, резко обернувшись и ненавидяще глядя на Майкла.

— Боже, как ужасно ты выглядишь, — с состраданием в голосе прошептал Майкл.

— Не ужасно. Скажи лучше — хреново! — крикнула она в ответ. — Хорошо, когда все придерживаются одного мнения. А теперь закрой эту гребаную дверь!

— Дорогая, ты так выражаешься… — мягко попытался урезонить ее Майкл, закрывая за собой входную дверь.

Дорогая?! Это слово заставило Фриско нахмуриться. Впрочем, и увещевательный мягкий тон, каким были произнесены слова Майкла, также несколько сбил ее с толку. Она вопросительно взглянула на Лукаса. Тот, в свою очередь, беспомощно пожал плечами, давая понять, что и сам многого не понимает, что он всего лишь брат Майкла — не более того.

— Так, твою мать, где это ты себе тут нашел дорогую?! — рявкнула Джо. — Ты поимел меня по полной программе, после этого я залетела, как самая последняя… А потому вольна употреблять те слова, какие считаю нужными!

— Джо… — так же мягко повторил Майкл. — Я вовсе не насиловал тебя, и ты отлично это знаешь. Ты сама с удовольствием занималась любовью со мной. Я бы сказал — с большой охотой.

— Ты ментально изнасиловал меня! — высказала она новое обвинение.

— Что?! — при этих словах голова Фриско буквально пошла кругом. — Джо, что ты говоришь, ты хоть сама понимаешь?!

— Уж кому-кому, а тебе это отлично должно быть известно.

— Кому это? Мне?! — Фриско нахмурилась, но прежде чем успела потребовать объяснений у Джо, подруга бросила уничтожающий взгляд на Лукаса и Майкла.

— Разве шантаж, принуждение и всякое запудривание мозгов — не известное развлечение в семье Маканны?

Фриско почувствовала, как Лукас тотчас напрягся. Внезапно она и сама начала понемногу понимать намерение Джо. Возможно ли такое?! Фриско-то думала, что, увидев Лукаса, Джо в корне изменила о нем свое мнение. Оказывается, нет! Судя по всему, Джо продолжала верить, что Лукас принудил Фриско к этому браку.

Даже пускай в некотором смысле так и есть, но все равно…

— Джо, я что-то никак не врублюсь, — заговорила Фриско, стараясь отвлечь от Лукаса внимание своей воинственной подруги. — Каким же это способом Майкл… ну, скажем, ввел тебя в соблазн?

— Очень даже известно, каким! Сугубо мужским способом, который нынче считается едва ли не образцом добродетельного поведения, — тотчас же ответила Джо и метнула в подругу гневный взгляд. — Тебе все это наверняка отлично известно. Мужчина знает, что женщина хочет от него услышать, знает — и болтает без умолку. Тут хочешь не хочешь, а развесишь уши. Что же касается вот этого, — Джо кивнула в направлении Майкла, — то он выражал восторги по поводу всего, что бы я ни говорила, соглашался буквально с каждым моим словом. Даже когда мы беседовали с ним о феминизме и вообще о правах человека.

— Это было, не могу отрицать, — вставил слово Майкл.

— А то нет, — пренебрежительно заметила Джо, не потрудившись даже взглянуть на него. — И кроме того, — продолжала она объяснять Фриско, — после того, как он меня вконец уболтал, когда я почувствовала себя рядом с ним спокойно и хорошо, он соблазнил меня и телесно. И неоднократно. Мы занимались любовью в ночь вечеринки, занимались весь следующий день и следующую ночь, с понедельника на вторник.

Сценарий, рассказанный Джо, до такой степени напоминал происходившее в отеле на Гавайях, что Фриско невольно ощутила подозрительный холодок.

Она взглянула на Лукаса. Он встретил ее взгляд, и глазом при этом не моргнув, а затем, когда прочитал в ее взгляде молчаливое обвинение, отрицательно покачал головой.

Как бы там ни было, однако Фриско поверила его уверениям, поверила против собственной воли.

— Из твоего рассказа, Джо, совершенно очевидно, что никакого изнасилования на самом деле не было, — сказала Фриско.

— Ну разумеется, не было, — тотчас поддержал ее Майкл. — Да, впрочем, она и сама отлично это понимает.

Джо гневно посмотрела на обоих братьев.

— Ну, может, в физическом смысле и не было, но все равно имело место принуждение. — Ее тяжелый взгляд остановился на Лукасе. — Точно так же, как имело место определенное принуждение, когда вы заставили Фриско выйти за вас замуж, чтобы контролировать их семейный бизнес.

Лукас не отрицал ее обвинения. Собственно, у него не было возможности даже рта раскрыть.

Не раздумывая, без каких бы то ни было колебаний Фриско выступила вперед: в ее глазах читалось желание защищать и охранять.

— А вот как раз тут ты не права, Джо, — тихо и вместе с тем внушительно произнесла она. — Я согласилась выйти за Лукаса лишь потому, что захотела этого сама. — Как только данная фраза слетела с ее уст, Фриско поняла, что в глубине своей души, в самом что ни на есть укромном душевном закоулке она и вправду мечтала выйти за Лукаса, едва только встретила его, мечтала и не позволяла себе в том признаться.

— Может, ты и вправду этого хотела, — Джо скептически усмехнулась и воздела бровь. — Но почему?

На мгновение все вокруг затихли. Или это лишь пригрезилось Фриско? Как пригрезилось, что в этот самый момент Лукас затаил дыхание. Впрочем, все это не суть как важно. Время для игр давным-давно уже прошло. Глядя в глаза подруге, Фриско уверенно и даже чуть жестко произнесла:

— Потому что я люблю его!

Лукас осторожно взял ее за руку. От этого прикосновения на ее сердце вдруг сделалось хорошо и спокойно. Жаль, что обстановка не позволяла ей в полной мере насладиться ситуацией. Но ничего, подумала Фриско, это не в последний раз, подобное чувство еще обязательно вернется…

Тут инициативой завладел Майкл.

— Да и я ведь люблю тебя, Джо.

Такие, казалось бы, затертые слова — но они произвели чудо. В непреклонной Джо что-то сломалось.

— Врешь! — крикнула она и торопливо провела кончиком языка по губам, что служило у нее признаком душевной неопределенности, сомнения. — Утром во вторник ты как ушел отсюда, так и не вспомнил обо мне. Ни одного звонка, ни единого слова!

— Я лишь хотел дать тебе возможность определиться, нужен я тебе или нет. — Майкл осторожно обошел Фриско и встал напротив Джо. — Я надеялся, что когда определишься, ты сама позвонишь.

Фриско почувствовала нежное прикосновение к руке. Обернувшись, она прочитала в глазах Лукаса и поспешила согласно кивнуть. Одновременно Лукас произнес шепотом:

— Мы, кажется, тут лишние, пойдем-ка отсюда…

Потихоньку пятясь к дверям, Фриско слушала, что говорили ее подруга и свояк.

— Ты ведь… ты…

— Ты, мне кажется, даже и не понимаешь, какого страху подчас нагоняешь на людей, — в свою очередь сказал Майкл. — Ты хоть поняла, уважаемая, что напугала меня до полусмерти, а?!

— Я напугала?! — глаза Джо блеснули, однако Фриско, хорошо знавшая подругу, была уверена, что то был не блеск гнева, но скорее всего самая что ни на есть обыкновенная слеза.

— Именно! — выпалил Майкл, затем сделал паузу и внезапно спросил: — Ты что же, намерена сделать аборт?!

— Нет уж! — выпалила Джо, и рука ее инстинктивно прижалась к животу. — Ни в жизнь!

Обернувшись в самых дверях, Фриско с облегчением вздохнула. Майкл вздохнул также.

— Вот и отлично, — он протянул к ней руку. — Я люблю тебя, Джо, и уже люблю нашего еще нерожденного ребенка. — Он улыбнулся. — Я рискую быть банальным и старомодным, но все-таки спрошу тебя: согласна ли ты выйти за меня?

— О Майкл… — Джо чуть помедлила с ответом, затем, не обращая внимания на протянутую ей руку, сделала шаг в его сторону и обняла Майкла. — Знаешь, пожалуй что скорее всего — да. Лучше сразу согласиться, а то еще чего доброго возьму сейчас — и разревусь.

В этот самый момент Фриско почувствовала, что лучше удалиться и поплотнее прикрыть за собой дверь, потому как молодым людям сейчас решительно не нужны были посторонние.


Глава 31


— Ты и в самом деле так думаешь? — переспросил Лукас и настороженно застыл в ожидании ответа.

С тех самых пор, как они покинули квартиру Джо, Фриско ожидала от него подобного вопроса.

— Я о том, что ты не только любишь меня, — сказал Лукас, опасаясь, что Фриско перебьет его и не даст закончить, — но также хочешь выйти за меня замуж?

— Да, — искренне ответила она.

— И тогда, на Гавайях, в первый раз — тоже? — не унимался он.

— Да, Лукас. Ты уж извини, я сяду. Вечер получился весьма волнительным, чего уж и говорить.

На лице Лукаса стала оформляться обольстительнейшая и вполне при этом дьявольская улыбочка. Не отрывая взгляда от Фриско, он медленно двинулся к ней.

— Как сказал бы старик Генри Форд, у меня есть куда лучшая мысль. — Подойдя вплотную, Лукас неожиданно заключил ее в свои объятия. — Что значит присесть, если мы можем даже прилечь.

Фриско положила руку ему на плечо, прижалась к груди Лукаса и прошептала:

— Твоя идея много лучше фордовской.

Считанные мгновения спустя одежда Лукаса и Фриско оказалась разбросанной по всему полу спальни. Лукас осторожно водрузил Фриско на постель и лег на жену.

— Рискую быть обвиненным в плагиате, ибо намерен повторить слова собственного брата, — сказал он и слегка коснулся губами ее разомкнутых губ. — Но я люблю тебя, Фриско Бэй.

— Очень приятно, — прошептала в ответ Фриско, замирая от того, что горячий его язык прошелся по всей длине ее нижней губы. — Потому что ведь и я тебя люблю, Лукас Маканна.

— Уже больше месяца я не был с тобой, — сказал Лукас, нетерпеливо раздвигая ее колени. — Я за все это время чуть не спятил, до того хотелось быть с тобой, быть в тебе, любить тебя.

— Впереди у нас еще целая ночь, — напомнила она, выгибаясь и тем самым как бы приглашая Лукаса в себя.

— И это прекрасно, — прошептал он, наслаждаясь медленным проникновением во Фриско, в ее нежнейшую плоть. — А еще более прекрасно, что впереди у нас множество таких вот ночей.

За всю ночь они покидали постель исключительно для того, чтобы прибежать на кухню и наскоро чего-нибудь перехватить, дабы банальная потребность в пище не мешала удовлетворять сексуальный голод. Четверг они провели в постели, и ночь с четверга на пятницу тоже.

Скрепя сердце они расстались утром в пятницу, да и то лишь потому, что обоих ждали совершенно неотложные дела. В частности, Фриско пообещала матери, что вечером в пятницу будет с родителями и переночует у них в своей комнате, когда-то детской.

Пятница пронеслась совершенно незаметно. Она приехала в родительский дом перед самым ужином, прихватив с собой косметичку, ночную рубашку, платье для вечера и свой подвенечный наряд. Понимая, что для повторного акта бракосочетания белоснежный наряд будет не слишком-то уместен, она остановила выбор на традиционно пошитом подвенечном платье, но — кремоватого цвета, с длинными рукавами, под горло, с кружевами. Родители, едва только увидели платье, тотчас же одобрили выбор дочери.

— Дорогая моя, оно прямо-таки восхитительно! — Гертруда даже вздохнула. — И хотя оно современное по дизайну, но тем не менее к этому платью отлично подойдут фата и шлейф, которые через Лукаса передал тебе добрейший мистер Дентон.

— Несколько вычурно, на мой взгляд, хотя в общем нормально, — высказал свое мнение Гарольд, внимательно рассмотрев платье дочери. — Твоя мама правильно говорит: фата и шлейф должны подойти.

После того как закончили ужинать и прежде чем Фриско отправилась спать, ей дважды звонил Лукас. И каждый раз затем, чтобы сообщить:

— Я люблю тебя, Фриско Бэй.

На что всякий раз она ему отвечала:

— И я тоже люблю тебя, Лукас Маканна.

Ухватывая краем глаза быстрые — в ее сторону — подозрительные отцовские взгляды, Фриско тем не менее чувствовала себя так хорошо, так счастливо, что не хотела сейчас отрешаться от этого своего состояния и задумываться над тем, какие мысли крутятся в голове у отца. Спать она ушла рано. Ее переполняло чувство радостного ожидания.

Едва только Фриско вошла в свою комнату и прикрыла за собой дверь, как к ней постучались. Дверь со скрипом чуть приоткрылась.

— Позволишь, я загляну к тебе? — риторически спросила Гертруда после того, как вошла и прикрыла дверь.

— Конечно, — разрешила Фриско с лукавой улыбкой. — Насколько понимаю, наступило время, когда в преддверии замужества мама должна учить свою дочь уму-разуму?

— Ну, если угодно, — призналась Гертруда и улыбнулась в ответ.

— Собственно, ты что же, намерена учить меня тому, как добропорядочная жена должна вести себя с мужем, так, что ли? — улыбка все еще освещала черты Фриско.

— Нет, — сказала Гертруда, и лицо ее сделалось строгим. — Всякая женщина, становясь женой, сама должна выбирать, как вести себя со своим мужем, сообразуясь с его характером и образом жизни.

Ого! — мысленно произнесла Фриско, с сожалением чувствуя, как еще совсем недавно переполнявшее ее чувство эйфории катастрофически исчезает. Эх, если бы мать знала, если бы только могла догадываться, до какой степени любовь имеет мало общего с тем начальным соглашением, которое было заключено с Лукасом.

— Сообразуясь, говоришь, с его характером? — переспросила она и сама едва расслышала собственный голос.

— Именно, — Гертруда сделала жест рукой, давая понять, что от этого никуда не деться. — Мне, например, лично Лукас очень приятен. Он кажется честным и откровенным человеком. — Она вздохнула, и Фриско мысленно повторила за матерью этот вздох. — Но не я ведь, а ты собираешься за него замуж, так ведь? И потому тебе не худо было бы получше изучить его характер.

— Конечно, — согласилась Фриско. — Впрочем, . так же как и ты сама, я считаю его честным и откровенным человеком.

— Да, но вопрос в том, любишь ли ты его? — взволнованно спросила мать. — Да или нет?

Ах, вот оно в чем дело! Вот, оказывается, что так беспокоит ее! Выходя замуж по любви, Гертруда хотела бы того же и для своей дочери. От этой мысли Фриско ощутила комок в горле. На губах ее обозначилась улыбка. Пройдя всю комнату, она обняла мать.

— Да, мама, я люблю его, — с убежденностью в голосе ответила она. — Давно и сильно люблю его.

Гертруда стиснула дочь в объятиях, затем сморгнула, чтобы не дать слезам пролиться.

— Очень за тебя рада. Замужество — это весьма сложная штука. И если есть любовь, что само по себе уже хорошо, то легче бывает уживаться с мыслью, что твой избранник или избранница не вполне таковы, какими казались ранее. — С этими словами мать открыла дверь и, выйдя в коридор, мягко сказала: — Ну, доброй тебе ночи, дорогая моя.

Она знала!!! Фриско уставилась на закрытую дверь. Вот это да! Оказывается, мать знает, все эти годы знала о том, что ее муж не из когорты героев. И тем не менее она любила своего мужа, поддерживала его, всегда оказывалась на его стороне.

А каких-нибудь полчаса спустя и отец постучался в ее дверь.

— Фриско, ты еще не спишь? — шепотом спросил Гарольд.

— Пока нет, — ответила она, искренне недоумевая касательно того, какого же рода совет намерен дать ей отец. — Входи, что ж ты…

— Я вот, знаешь, тут подумал, — начал он, как только переступил порог комнаты, — об этой свадьбе…

— А что именно? — с подозрительностью в голосе поинтересовалась Фриско, завязывая кушак своего халата. — Полагаю, что ты не намерен в самую последнюю минуту что-то менять? — шутливым тоном поинтересовалась она, хотя ей было не до шуток.

— Да нет же, я вовсе не об этом, — он отрицательно покачал головой. Фриско заметила, что у него сильно дрожат руки: в состоянии такой нервозности отец бывал нечасто. — Гхм… Вовсе не об этом.

У Фриско мелькнула мысль, что если сейчас отец расколется и скажает, что вновь проигрался в пух и прах, то она не станет себя более сдерживать и даст полную свободу словам и чувствам.

Но отец так и продолжал стоять в дверях. Его сильно трясло. И потому Фриско приготовилась к самому худшему. Если, конечно, у отца хватит духа произнести это худшее вслух.

— Ну так что же случилось, папа? — не выдержав затянувшейся паузы, спросила она наконец, чувствуя, как нервы ее напряглись.

— Фриско, деточка, — с тяжелым вздохом выговорил он наконец. — Мне очень жаль… — он пожал плечами. — Привычка, должно быть… — Вздохнув, он продолжал: — Я… э-э… так сказать… Я хочу, чтобы ты знала. Если все это только из-за меня, то тебе вовсе не обязательно выходить за него замуж. Я как-нибудь сумею выйти из положения, смогу возвратить ему деньги, которые он заплатил в возмещение моих долгов.

Фриско облегченно вздохнула.

— Я уже вышла замуж за Лукаса, папа, и тебе это отлично известно. Я ведь случайно подслушала конец вашего с ним телефонного разговора, когда он звонил с Гавайских островов. — При мысли, что Лукас любит ее, она сейчас без тени тяжелого чувства припомнила тот теперь уже давнишний эпизод. — Я слышала, как Лукас сказал тебе, что бракосочетание вполне законное, оформленное по всем правилам.

— Нет таких узлов, которые нельзя было бы развязать.

— Что ты имеешь в виду?! — Конечно же, Фриско хорошо понимала, к чему клонит отец, но ей хотелось от него самого услышать это.

— Всегда можно аннулировать, развестись… — Он улыбнулся, как бы желая улыбкой приободрить дочь. Сейчас Гарольд очень напоминал ей отца, каким он запомнился ей в детстве. — И ведь если хочешь, все это можно было бы устроить по-тихому. Кроме матери и твоих друзей, никто и знать ничего не будет.

— А что если ты потеряешь дело? — поинтересовалась она, заставляя себя удерживаться от непрошеных сейчас слез. — Как тогда быть? — Она говорила с трудом: в горле стоял ком. И все же Фриско хотела именно от отца услышать ответ на свой вопрос.

— Не волнуйся, справимся как-нибудь, — храбро ответил он, причем в голосе его не было сейчас ни грана бравады. — Пока мы все вместе, пока твоя мать согласна поддержать меня, мы не пропадем. — Он улыбнулся, и это была улыбка признательности и любви, адресованная собственной супруге. — Знаешь, твоя мать на самом деле очень сильная женщина, гораздо сильнее, чем это может показаться со стороны.

Нет же, нет! — подумала Фриско, и неожиданная слеза покатилась по ее щеке. Еще час тому назад Фриско, возможно, и согласилась бы с отцом, но только не теперь, потому что нынче она многое начала понимать совсем по-другому, нежели раньше.

— Я намерена пройти через всю эту процедуру бракосочетания. Нет нужды менять планы, — сказала она, успокоив тем самым отца, позволяя его страхам улечься.

— Но зачем? Сама ведь говоришь, что в этом нет никакой необходимости?!

— Так нужно, — сказала она, улыбнувшись сквозь слезы. — Это даже не тебе, не матери — это в первую очередь мне самой нужно. Видишь ли, папа, я Лукаса действительно люблю. Может, даже больше, чем мама любит тебя.


Был превосходный для церемонии бракосочетания день. Солнце светило, но не обжигало. Мягкий ветерок приятно овевал лица. Все настраивало на праздничный лад.

— Ты сама себя превзошла, — сделал Гарольд комплимент супруге и, пригнувшись, коснулся губами ее розовой от волнения щеки.

— Благодарю тебя, дорогой, — при взгляде на мужа улыбка осветила ее лицо. — Все так замечательно, не правда ли?

— Именно что так, — согласился он, оглядывая результаты деятельности супруги в доме и саду, где Гертруда, конечно же, не без помощников, все надлежащим образом приготовила к предстоящему торжеству.

Они стояли на пороге французской двери, через которую из столовой можно было попасть сразу в сад. Решив, что стол все-таки лучше устроить под крышей, а не на открытом воздухе, Гертруда дала задание слуге наилучшим образом использовать все имевшееся пространство залы.

Слуга с заданием справился превосходно. Длинный, предназначенный для официальных приемов стол был покрыт белоснежной льняной скатертью. На середине стоял четырехуровневый свадебный торт, украшенный полевыми цветами, над которыми изрядно потрудился кулинар. Между цветами тут и там была пропущена виноградная лоза. Повторяя мотивы лозы и Цветов, по всему периметру столовой были уставлены букеты диких цветов и вились лозы.

В одном конце столовой установили специально для этого случая бар: стойка также была украшена виноградной лозой и дикими цветами в тон. Двое лихих, облаченных в белые пиджаки барменов стояли, готовые к исполнению своих обязанностей.

Однако едва ли не самую удивительную работу выполнил специально приглашенный флорист, который устроил в саду буквально царство цветов. Там были розы, гардении, красная гвоздика, девственно белые лилии и множество других, совсем неведомых.

В середине сада, где стояла открытая беседка, устроили места для гостей, оставив четырехфутовый проход, по которому можно было из столовой пройти к алтарю, устроенному в дальнем конце сада. Вокруг алтаря были установлены решетки, увитые зеленью: там жениху и невесте надлежало дать друг другу клятву любви и верности.

Как сам алтарь, так и живая изгородь вокруг него были декорированы виноградной лозой и цветами. Их аромат, казалось, колебал воздух.

Вполне удовлетворенный тем, что увидел, Гарольд взглянул на изящные золотые часы.

Почти что время. Через несколько минут Роб Ма-канна проводит Гертруду на ее место. Это будет условный сигнал, по которому Гарольд направится в фойе, где по лестнице к нему должна сойти его дочь, его девочка.

Правильно ли он сделал, дав согласие на этот ее шаг? Первый брак, заключенный вдали от всего мира, мог бы быть легко расторгнутым. Сегодняшняя церемония, на которую приглашены друзья и знакомые, — совсем иное. Это настоящее торжество.

В последнюю минуту Гарольда охватила легкая паника, холодок прошел у него по спине.

— Вот и Лукас. А также Майкл, — произнесла Гертруда.

При звуке ее голоса уверенность вернулась к Гарольду.

— А вот и Роб идет.

Гарольд сконцентрировал все свое внимание на Лукасе. Маканна стоял возле живой изгороди: уверенный, высокий, статный — не гость, а хозяин.

Уж Лукас сумеет позаботиться о его девочке. Гарольд не мог бы при желании объяснить, откуда в нем появилась эта уверенность, однако в способностях Лукаса он не сомневался.

Гертруда направилась на свое место. От былой, охватившей Гарольда паники не осталось и следа. Вздохнув, он двинулся в сторону фойе. У нижней ступеньки остановился, поднял голову. На верхней площадке стояла Фриско, готовая сойти вниз. Она была так обворожительна, что у Гарольда даже слегка дух захватило.

— Детка, как же ты прекрасна!


Фриско слышала обращенный к ней отцовский комплимент. Все ее волнение куда-то подевалось. Она была спокойна и уверенна. Губы ее сложились в улыбку, и улыбка эта предназначалась человеку, которого в детстве она обожала, а потом разочаровалась в нем. Сейчас Фриско вовсе не хотела, чтобы отец был таким, как Уилл Дентон или другие мужчины. Он — ее отец. Она его очень любит, и важнее этого нет ничего.

Ей вдруг пришло в голову, что любовь меняет людей. Вот ее мать все эти годы любила отца, и, конечно же, ее восприятие мира во многом претерпело трансформацию.

Улыбка на лице Фриско сделалась еще шире, еще более легкой. Фриско начала спускаться по ступеням. Все было замечательно — к ней вернулось легкое, приятное чувство юмора.

— Я немного смущаюсь, — призналась Карла, следовавшая за спиной Фриско и поддерживавшая изящный кружевной шлейф, который был доставлен сегодня утром от Уилла Дентона.

— С чего бы это вдруг? — с мягким смешком поинтересовалась у подруги Фриско. Боже праведный, никто не поверит, до чего же хорошо было у нее сейчас на душе.

— Ты меня смущаешь уже тем, что я гляжу и все никак не могу врубиться, откуда у тебя такое олимпийское спокойствие? Когда я, например, выходила замуж, то очень волновалась. Представь, и мой Дэнни тоже жутко переживал.

Спустившись в фойе, Фриско чуть задержалась, обернулась в сторону подруги и улыбнулась ей, как бы желая сказать этой своей улыбкой: «Стало быть, я много опытнее тебя, более взрослая и зрелая».

Карла с сомнением взглянула на нее.

Державшая самый конец шлейфа Джо через силу улыбнулась.

— Да, — повторила Карла, — смотрю я на тебя и все больше смущаюсь. — Она встретилась глазами с Джо. — Ты вдруг так преобразилась! Совсем иной человек, много более приятный… и даже говоришь как-то по-иному.

Фриско и Джо обменялись многозначительными взглядами — и обе одновременно улыбнулись.

— Ну же, красавицы, двигайтесь, — поторопил их Гарольд. — Негоже опаздывать на церемонию.

Фриско и Джо вновь переглянулись: обе были признательны Гарольду, что он прервал их молчаливый разговор. Джо поклялась, что пока Фриско не выйдет замуж, ни единого слова относительно намерений выйти за Майкла не будет произнесено.

Лукас поджидал невесту, стоя в середине беседки. Он выглядел красивым, осанистым — прямо глаз не оторвать.

Держа под руку отца, она шла по проходу. Отец сам вложил ее руку в руку Лукаса, после чего молодые вошли под зеленые своды. Священник с несколько угрюмым лицом принялся вести службу.

На сей раз Фриско отчетливо слышала всякое произнесенное слово.

Да и неудивительно: они женились вторично.

Когда настал черед уже в качестве новоявленных супругов поприветствовать гостей, Фриско вдруг почувствовала, что слезы навернулись ей на глаза.

Лицо Гертруды выражало безграничную любовь, по щекам текли радостные слезы. Даже глаза Гарольда подозрительно блестели влажным блеском.

Фриско тепло улыбнулась Уиллу Дентону. По его морщинистому лицу текли слезы умиления. Фриско, впрочем, отлично понимала, что в этот самый момент Уилл видит перед собой не ее, но ту женщину, которая много лет назад надела эту фату и этот шлейф.

Сразу за церемонией бракосочетания начался прием, который, как показалось Фриско, растянулся до бесконечности. Наконец к ней подошла мать и шепнула, что они с Лукасом могут потихоньку исчезнуть, если устали сидеть за столом.

Этим советом они не преминули воспользоваться.

— Слушай, а куда ты намерен отправиться на медовый месяц? — поинтересовался Роб, провожая молодых до автомобиля.

— Не твое дело, — парировал Лукас, чем вызвал смех у некоторых гостей, слышавших разговор.

— Медовый месяц? — переспросила Фриско, когда машина двинулась вперед. — А ведь и в самом деле, ты совсем ничего не рассказал мне о том, где мы проведем медовый месяц.

— Знаешь, у меня это вовсе вылетело из головы.

— Ну еще бы! — на лице Фриско обозначилось суровое выражение. — Ладно, так что же ты все-таки можешь предложить?

Он игриво посмотрел на нее.

— Может, хотела бы отправиться на Гавайи?

— Да, на Гавайи мы как-нибудь с тобой обязательно съездим, но только не сейчас, — сказала Фриско. — При мысли о том, сколько времени туда нужно лететь, у меня с сердцем плохо делается.

— Рад слышать, ведь и у меня сходное ощущение.

Фриско рассмеялась.

— Значит, если я правильно тебя поняла, никаких планов еще не созрело?

— Увы. — И он очаровательно ей улыбнулся. — Другое дело, что я всегда готов послушать стороннее мнение. С тем условием, что мы договорились оторваться от работы не более чем на одну неделю.

— Ну… — раздумчиво начала Фриско. — Собственно, мы могли бы съездить куда-нибудь неподалеку, где можно было бы хорошенько отдохнуть: в горы, на побережье или… — она послала ему ответную улыбку. — А можем и так: сделать вид, что поехали отдыхать, а вместо этого запремся у меня дома.

Лукас издал гортанный звук, соотносимый с предвкушением сексуального пиршества.

Другого ответа, впрочем, ей и не нужно было.


— Еще?

Фриско потянулась и отрицательно покачала головой.

— Нет, мне достаточно, даже больше, чем просто достаточно. Я и так чувствую себя ненасытной хрюшкой.

Лукас усмехнулся и отставил блюдо с сэндвичами.

— На следующей неделе можешь сесть на диету.

— Заботливости и чуткости тебе не занимать, — Фриско допила оставшееся в бокале шампанское.

— Что есть, то есть, — признался Лукас, взглянув на нее.

— От скромности не умрешь, — сказала Фриско и сделала вид, будто хочет подняться с постели. — Хвастун.

Улыбнувшись, Лукас не позволил ей подняться, обхватив за талию.

— Уж кто-кто, а ты должна знать, что я не хвастун. Кто угодно, только не хвастун.

— Ну, ладно, ладно, — успокоила его она. — Пусть не хвастун. Скажем так: человек, отдающий должное своей жене.

— Скорее знающий, что почем, — подкорректировал ее Лукас.

— Пожалуй, сменим-ка тему разговора, — предложила она.

— Ладно, — тотчас согласился он. — Знаешь, есть один вопрос, который не дает мне покоя с тех самых пор, как я впервые тебя встретил.

— Вот как? — нахмурилась Фриско. Была пятница. С тех пор, как они пришли в эту квартиру после церемонии бракосочетания, Фриско и Лукас только и занимались тем, что любили друг друга, ели, спали и поверяли друг другу самые сокровенные свои секреты, самые затаенные мечты и мысли. Фриско не могла представить, что же еще осталось нерассказанного, о чем еще они не переговорили. — И что же это за вопрос?

— Почему твоя мать вдруг решила назвать тебя Фриско Бэй?

Ожидая какого-нибудь действительно серьезного вопроса, может, касающегося чего-то темного или стыдного, Фриско от неожиданности расхохоталась. Отсмеявшись, она поведала Лукасу романтическую подоплеку своего имени.

Лукас нахмурился.

— Что такое? — поинтересовалась она.

Он покачал головой.

— Да так, подумал просто…

— О чем именно?

— Ну, о том, скажем, что в последнюю неделю ты вполне могла забеременеть.

Ах, вот оно что, подумала Фриско, и ей сделалось неуютно. И ведь правда, они не предохранялись, а наоборот — только и разговаривали о том, что хорошо бы иметь детей.

А ну как Лукас вовсе не спешит так уж скоро обзавестись потомством?

В этот момент Фриско почувствовала страстное желание забеременеть, подобно тому как ее мать забеременела во время медового месяца — от человека, которого любила больше жизни.

Конечно, следует знать его мнение, нужно спросить…

— А что если и забеременела? Что тогда?!

— Если будет девочка, — сказал он, и брови сошлись у него на переносице, — не будешь ли ты настаивать, чтобы мы назвали ее именем Филадельфия?

— Ну… — сказала Фриско, и на лице ее вспыхнула радостная улыбка. Фриско обняла Лукаса, ощутив его горячее сильное тело.

— Ну и как это понимать? — поинтересовался он, осторожно взглянув на нее.

— Уж тут мы договоримся, не сомневайся.


notes


Примечания


1


Сорт калифорнийского вина. Здесь и далее прим. ред.


2


Антре — основное блюдо за обедом.


3


Луау — местный обычай. На закате солнца в земляной яме запекают свинью, после чего поедают ее под музыку и танцы.


4


Хула — национальный танец.


5


Герои романа американской писательницы М.Митчел «Унесенные ветром».