Точка разрыва
Джим Браун


Дебютный роман талантливого американского журналиста, блестящего репортера «Ассошиэйтед Пресс». Впечатляющий триллер, созданный в духе «романов ужасов» Дина Кунца. После того как в городе появился таинственный бродяга, жители оказываются во власти необъяснимых, зловещих явлений природы и душераздирающих кровавых расправ…


Джим Браун

Точка разрыва


Тогда


глава 1


Грязь ударялась о крышку его гроба, а Уайти Доббса одолевал смех. Совсем не весельчак по натуре, он и сам был удивлен тому, что в такой ситуации продолжал хихикать, даже слыша глухие удары. Вначале гроб сильно вздрагивал, но затем осел, и звук стал удаляться, постепенно переходя в неясный шум, который становился все слабее, слабее, пока не наступила тишина.

Тихо, как в могиле.

На сей раз он громко расхохотался, сотрясая тишину, царившую вокруг, но звук его голоса волной ударил ему в грудь, напоминая об ограниченности пространства. Уайти зажал руками рот, чтобы удержать смешок, проклиная себя за потерю бдительности.

Приди в себя. Не трать понапрасну кислород.

С неуверенностью новорожденного юноша исследовал свой тесный мир. Голова покоилась на тонкой подушке; мертвенно-белые волосы касались стенок гроба. Ступни находились в нескольких сантиметрах друг от друга. Подбитые тканью и кружевом боковые стенки слегка давили на плечи. Небольшое пространство над головой. Это все, что было отведено телу… его телу.

И как только смерть примиряется с таким положением? Должно быть, отлично. Никто раньше не жаловался.

Стоило бы предложить высечь на воротах кладбища Перкинсов: «Восемьсот погребенных – и ни одного недовольного». Смех снова прорвался наружу, сдавливая горло, мешая дышать, захлестывая, как рвотная масса. Он старался удержать его, но подавился, фыркнув.

Терпение, терпение.

Он моргнул, чтобы убедиться, что глаза его открыты. Мрак. Самая непроглядная тьма, какую ему доводилось когда-либо видеть. Хотя разве можно видеть темноту? Он протянул руку к крышке гроба – она нависала в нескольких сантиметрах, совсем неразличимая… но такая непостижимо близкая. «Нет, я не вижу ее, а значит, ее нет», – решил он. Так легко обмануть себя в темноте.

Или сойти с ума.

Смешок.

Терпение.

Несмотря на некоторое неудобство, он сумел протиснуть правую руку в карман джинсов. Его пальцы скользнули по гладкой деревянной рукоятке ножа. И с этим прикосновением к нему вернулось самообладание. Не все так плохо, вовсе не все так плохо. Ему было всего лишь семнадцать, но он уже сталкивался с настоящим страхом лицом к лицу. Он смотрел в его налитые кровью глаза, чувствовал его зловонный дух.

Ха, все было не так уж плохо.

Он вытащил нож из кармана, нежно ощупывая его контуры пальцами, как мужчина, ласкающий грудь женщины. Мысленно он следил за своими движениями, как будто видел рукоятку вишневого дерева, покрытую кроваво-красным лаком, с хромированными шариками по бокам. На рукоятке была небольшая плоская кнопка.

Он нажал на нее.

Клик.

Флип.

Клик.

Флип.

Не лучшее развлечение, если слеп и заключен в гроб, как мертвец, но он не испытывал волнения. Он хорошо был знаком с этим лезвием.

«Как подросток со своим членом», – сказал бы его отец. Хотя вряд он сказал бы так, узнав, что сын не умер, но похоронен по собственной воле.

Смешок.

Это молниеносное лезвие было его лучшим другом, защитником и наставником. Оно никогда не причиняло ему боли. И может быть, когда все закончится, он закатит ему настоящий пир, даст ему почувствовать вкус нахальной и испорченной богатенькой дурочки. Была в колледже одна изнеженная дрянь, на которую он одно время положил глаз. Может быть, она будет следующей? Да, точно, следующей.

Он громко захихикал.

Интересно, они уже ушли? Где же они, эта четверка его новых друзей? Закончили? Нет, яма была очень глубокой, около двух метров. Они, наверное, еще наверху. Он просто больше их не слышал. Потеют себе, сбрасывая всю эту грязь в могилу. Он подумал о них – этих детишках богатых родителей, в дорогих ботинках и с пятидолларовыми стрижками, роняющих свой пот на его могилу.

А чем же он был занят, пока эти неженки работали, занимались физическим трудом, наверное, первый раз за всю свою жизнь? Да ничем.

Просто лежал здесь по соседству с червями, безмолвный и неподвижный, как настоящий мертвец, в то время, как ребятки все еще … живы.

Он больше не мог сдерживаться – смех выплескивался волнами.

Джон Эванс бросил последнюю лопату земли на свежую могилу, после чего разровнял поверхность обратной стороной. Трое остальных стояли в молчании. Несмотря на то, что они работали по очереди, все четверо смертельно устали. Джон достал носовой платок из заднего кармана, промокнул лоб и посмотрел на небо, с которого уползали последние красные щупальца заходящего солнца.

Его двоюродный брат Мейсон достал пиво из охладителя и припал к банке.

– Чертово дельце, – сказал он, сделав большой глоток и рыгнув. – Чертово дельце.

– Проклятие! Я не могу поверить, что мы сделали это, – заметил Клайд Уоткинс. – На самом деле мы это сделали.

Клок спутанных рыжих волос упал ему на лоб. Он рукой откинул их назад.

– Мы? – Мейсон фыркнул. – Черта с два. Почти все время работали я и Джон.

– Эй, разве я не помогал? – Клайд счищал грязь со штанов.

– Ты только скулил всю дорогу.

– И что? Конечно, я же не привык рыться в грязи, как свинья. Пристрелите меня, – он выпрямился, разгладил рубашку тыльной стороной ладони и улыбнулся. – Я должен сохранить себя для женщин.

– Пошел ты, – сказал Мейсон. Он взглянул на могилу-холм и нервно рассмеялся: – Пошел ты.

Натан Перкинс присел на откидной борт грузовика, зажав руки в коленях. Его глаза, выглядевшие огромными из-за толстых стекол очков, не отрывались от свежего холма земли.

– Ты в порядке? – спросил Джон.

Натан кивнул, поправил очки на переносице. Его рука дрожала.

– Неужели нужно было хоронить его так… понимаешь, так глубоко?

– Метр восемьдесят. Не больше, не меньше, – ответил Джон, передергивая плечами и потирая затылок.

Мышцы так и дергало от боли. При росте в метр восемьдесят восемь, широкоплечий, Джон Эванс был довольно внушительной фигурой. Однако стоя здесь, на вершине холма Хокинса, глядя на раскинувшийся внизу, как россыпь звезд, низвергнувшихся с небес, город Чёрная Долина, он чувствовал себя довольно ничтожным.

Джон сердито утаптывал своими тяжелыми ботинками коричневую поверхность могилы.

– Черт, не могу поверить, что сучий потрох там внизу, – сказал Натан.

Мейсон Эванс усмехнулся, блеснув зубами в сумеречном свете:

– Все правильно, он там внизу. Ты можешь побиться об заклад своей потной задницей.

Мейсон сложил руки рупором:

– Как там внизу? – прорычал он в могилу.

– Ш-ш-ш… – Натан опасливо покосился на холм земли.

– Что? – с вызовом бросил Мейсон, брызгая пивом и слюной. – Боишься, что сукин сын нас услышит? Плохой Уайти Доббс выберется наружу и поймает тебя?

Он рассмеялся, оглянувшись в поисках поддержки. Но Джон слишком устал, его мысли сплелись в клубок смущения и гнева. Клайд просто пожал плечами и улыбнулся.

Джон наблюдал, как их постепенно охватывала ночь, как медленно наступала темнота, удлиняя тени и рассеивая фиолетово-пурпурные краски.

– Может, это была не такая уж блестящая идея, – сказал Натан, теребя воротничок своей рубашки.

Потом он облизнул пересохшие губы.

– Я о том, что хорошего из этого выйдет? На что мы можем надеяться?

– Эй, мы все в этом участвовали, и ты согласился, – Мейсон для пущей убедительности ткнул в него пивной банкой. – Ты согласился. И все мы.

– Понятно, понятно, но, видишь ли… если папа узнает, что я нес гроб, он меня убьет.

– Он никогда не узнает, – уверил его Клайд, говоря с той убедительностью, которая всегда придавала вес его словам, даже если он порол несусветную чушь.

Клайд положил руку Натану на плечо.

– Кроме того, если он и впрямь убьет тебя, готов поклясться, что он сэкономит на бальзамировании.

Мейсон оглушительно расхохотался. Натан улыбнулся.

Джон Эванс ничего не сказал, скрестив мощные руки на широкой груди. Джона мало что могло взволновать, еще меньше он боялся чего-либо. И все же… Джон скользнул взглядом по вершине холма Хокинса. Темнота медленно, но неотступно ползла к ним снизу из ельника Дугласа.

Джон достал пиво из холодильника. Приложил холодную бутылку к ноющей шее, перекатывая ее пальцами, стараясь охладить напряженные мышцы. В ночи потянуло свежим ветерком, неожиданно повело прохладой.

Он содрогнулся. Прохлада? Почему на холме Хокинса всегда холоднее? Дин, должно быть, в курсе.

Джон посмотрел на Черную Долину. «Не ахти какой город», – подумал он, но его этот город устраивал. Ему нравилось однообразие и размеренность. Когда не появлялись чужаки…

Он перевел взгляд на могильный холм. Гнев вернулся с удвоенной силой. Джон закрыл глаза, стараясь остыть. Открыл и посмотрел на небо. Тяжелые облака затемняли свет, цикады завели свою монотонную песню, а Уайти Доббс оставался в глинистой земле холма Хокинса.

– Поехали, – сказал наконец Джон, бросив прощальный взгляд на могилу.

Джон и Натан забрались в старый асфальтового цвета грузовик, пригодившийся им для перевозки гроба. Натан скользнул на водительское сиденье, а Мейсон и Клайд влезли в «шевроле» Мейсона шестьдесят пятого года. Мотор завелся с первой попытки. Джон оглянулся на холм Хокинса: он был окружен густым ельником Дугласа, но в центре не росло ничего за исключением чахлой сорной травы. Никто не знал – почему. Некоторые говорили, что просто на холме скверная земля; другие – утверждали, что это место ведьмацких шабашей, что духи убивают здесь все живое.

– Боже, – вскрикнул Натан и дал по тормозам, так что грузовик и пассажиры резко подались вперед.

В рассеянном свете фар отчетливо виднелась черная кожаная куртка, висевшая в воздухе. Она колыхалась на ветру, и Джон различил тонкую ветку дерева.

– Доббс повесил ее на этот прут перед тем, как мы его зарыли.

– Знаешь, показалось, что она плывет в воздухе, – жалобно проговорил Натан, потом нервно рассмеялся.

Джон оглянулся на холм.

Скверная земля… место шабашей…духи убивают все живое…

Ну что ж, теперь Уайти Доббс нашел там пристанище.

Дин Трумэн провел влажной тряпкой по крышкам столов, и в голове у него появился образ Джуди Пинбрау. Он наполнил держатели для салфеток, обновил стаканчики с зубочистками, проверил солонки и перечницы и снова мысленно увидел Джуди Пинбрау. Дин извлек две груды грязных донельзя пластиковых подносов из симметрично расставленных контейнеров, передал через прилавок сдатчику, затем упаковал и вынес три мешка мусора, и снова в голове его возник образ Джуди Пинбрау.

19.45

Она должна освободиться через пятнадцать минут, значит, здесь появится через шестнадцать. Дин выбросил мусор на свалку, потом вернулся в ресторан. Перед тем как войти, он вдохнул полной грудью. Ночной воздух был влажным и бодрящим. «Спокойно, сконцентрируйся», – успокаивал он себя. На сей раз никакой стеснительности, никаких отвлекающих маневров, никаких извинений.

«Джуди, погуляешь со мной как-нибудь?» – вот все, что нужно сказать. Казалось бы, очень просто. Но время играло против него. Через две недели Дин Трумэн должен закончить школу – и тогда прощай Хутервилль и прощай Джуди Пинбрау. Все же он собрал в кулак всю свою смелость и решил спросить ее о конкретном дне. Джуди приходилась сводной сестрой его лучшему другу, Джону Эвансу. Дин знал ее всю жизнь и, наверное, столько же любил ее.

Но Дин никогда не обмолвился об этом ни словом. Тебя не отвергнут, если ты себя не обнаружишь. Впрочем, победы ты тоже не одержишь.

«Я могу это сделать, – говорил он себе. – Я могу это сделать».

Дин вошел в ресторан. Огни мигали. Второй удар грома потряс помещение. Кассовый аппарат со звоном подпрыгнул.

– Проклятие, – выругался старший смены мистер Двайер.

Он с размаху ударил по боковой стороне кассы и виновато поглядел на посетителя.

– Проклятую заразу опять заело.

– Буря виновата, – произнес посетитель таким глубоким голосом, который нельзя было подозревать при его росте. – Проклятые заразы появляются там и тут.

Ларри Пеппердин был диск-жокеем на местной радиостанции и пользовался особой популярностью в Черной Долине. Дин знал его через Клайда Уоткинса, который подрабатывал на радиостанции по выходным.

Огни снова замигали. Касса прозвонила.

– Чертовщина. Извини, Ларри, она раньше чем через пять минут не очнется. Можешь подождать или… Послушай, Дин! Я пробиваю бастербюргер с сыром, картошку, большую коку и яблочный пирог!

– Какая порция картошки?

– Максимальная!

– Получается пять долларов сорок пять центов. Мистер Двайер вопросительно взглянул на Ларри. Ларри улыбнулся:

– Звучит отлично. У меня двадцать.

– Сдача – четырнадцать долларов пятьдесят один цент, – сказал Дин, не дожидаясь вопроса.

Мистер Двайер расплатился с клиентом из кармана, затем нацарапал для себя записку, чтобы пробить заказ позже.

– Как это у него получается? – спросил Ларри. Менеджер просиял:

– Это еще цветочки: послушай вот это. Дин, сколько времени?

– 19.56, – сказал Дин. Ларри взглянул на часы.

– Ба! А он не смотрел на часы?

Менеджер выпятил грудь от удовольствия, как будто сам осуществил этот трюк.

– Даже не взглянул, – он упаковывал заказ. – Я проверял его, пытался одурачить. Не сработало. Дин Трумэн всегда знает, сколько времени. Всегда.

– Боже, парень, ты что, экстрасенс или еще чего? – спросил Ларри. – Это магия?

Менеджер скорчил гримасу:

– Лучше не говори о магии.

– Магия? – переспросил Дин зазвеневшим голосом. – Магия? Нет никакой магии.

– Ну вот и приехали, – заметил менеджер, выкатывая глаза.

– Магия – прибежище невежд. Все, я повторяю, все, что я делаю, можно научно объяснить – если не сегодня, то завтра, но точно и бесспорно. Это самый суеверный из всех городов, какие я видел.

– Это оттого, что мы живем в тени холма, – сказал Ларри.

– Холма Хокинса?

– Ну началось, – менеджер покачал головой, ворча себе под нос.

– Сплошной вздор. Россказни о привидениях, выдуманные, чтобы пугать детей, и проникшие в самую глубину сознания. Холм – одно надувательство. Надо быть простаками, чтобы верить в это.

– Я тебя предупреждал, – заметил менеджер.

– Он всегда такой? – спросил Ларри.

– Только если речь идет о всяких непонятных материях. Думаю, побочный эффект от большого количества мозгов.

Дин внимательно изучал свои ботинки, неожиданно смутившись. Он взял тряпку и стал тереть прилавок.

– Извините, меня иногда заносит. Ларри Пеппердин рассмеялся:

– Эй, я с тобой заодно, дружище. Единственная магия, в которую я верю, – это та, что я творю с девчонками. Понимаешь, о чем я?

Он подмигнул, и Дин покраснел.

Диск-жокей взял еду и уже собрался уходить, но вдруг остановился.

– Вестей о Клайде Уоткинсе и Джоне Эвансе еще нет? Интересно, как все прошло.

– Что прошло? Ларри нахмурился:

– Ты не знаешь? Я подумал, раз вы друзья и все такое… – он покачал головой. – Ладно, не бери в голову. Увидимся позже.

Дин кивнул и вернулся к прилавку.

19.58

Джуди Пинбрау работала по соседству в «Подарках и открытках от Хелен», и ее субботняя вечерняя смена заканчивалась к восьми часам. За последние недели у нее вошло в привычку заезжать в ресторан после работы и заказывать клубничный пломбир с орехами, затем садиться у стойки. Она свешивала ноги и болтала с теми, кто был в баре. Дин всегда принимал участие в разговоре – расспрашивал ее о том, какие фильмы она видела, какие книги читала, но ничего больше.

Дин завидовал ее сводному брату, Джону-бесстрашному. Джона практически ничего не пугало, ничто не могло вывести его из равновесия. Джон Эванс был способен на все. Завести разговор с гордой незнакомкой – пожалуйста. Вправить выбитый сустав – протяните ему вывихнутую руку – через секунду гуляйте. Зафиксировать сломанную кость – тоже без проблем, он проводил эту операцию и на себе. Джон умел чинить, резать, шить, забивать, клеить, накладывать гипс и наносить удары – справлялся с любой проблемой на выбор.

А все, что умел делать Дин, – производить подсчеты у себя в голове и выдавать точное время, не взглянув на часы.

– Просто предложи ей прогуляться, – внушал ему Джон. – Я знаю, что ты ей нравишься. Кроме того, что плохого может из этого получиться?

Она может поднять меня на смех, позвать друзей и поднять меня на смех еще раз, повесить мою фотографию на фонарь, чтобы весь город поднял меня на смех. И наконец, что самое плохое, она может сказать «нет».

Все же в предпоследнюю субботу Дин почти сделал это, почти набрался смелости. Но… «Джуди, погуляешь со мной как-нибудь?» – слова прилипли к его языку, как роса к цветочному лепестку.

Но потом в зал вошел Уайти Доббс.

– Как клеится, Джимми Дин? – спросил он и рассмеялся, причем у Дина по коже побежали мурашки.

Момент был упущен, как детский воздушный шарик, улетающий из цепких рук малыша.

Как клеится, Джимми Дин?

Всегда одна и та же глупая шутка. Но Дин рассмеялся, как всегда. Уайти Доббс относился к таким людям, столкнувшись с которыми вы были рады просто тому, что остались целыми и невредимыми.

В понедельник и вторник Джуди не появилась в школе. А когда в среду он увидел ее в кафе, она была какая-то подавленная, старалась не смотреть в глаза. Теперь у Дина сосало под ложечкой от ощущения, что он упустил свой единственный шанс. Отчаяние подкатывало к горлу.

В прошлую субботу она вообще не пришла.

Его единственный шанс был упущен из-за пустяка, из-за Уайти Доббса.

Как клеится, Джимми Дин?

Уайти Доббс. Дело было не только в ноже и всяких слухах и даже не в его седых волосах. В том, как он передвигался, как держался, как смотрел своими темными, глубокими глазами – окнами в саму преисподнюю.

Страх.

Дин испытал настоящий страх в тот вечер, хотя с трудом бы мог сказать, почему.

Как клеится, Джимми Дин?

20.00

«Смена Джуди кончилась», – подумал Дин.

Касса снова зазвенела.

– Ага! – раздался победный крик менеджера. – Работает…

И теперь, возвращаясь мыслями к той субботе, Дин ощутил тревожный холод. Доббс тогда сидел в заведении долго, почти до закрытия. Когда он уходил, Дин произнес прощание для завсегдатаев: «Еще увидимся».

Но Доббс, вместо обычного «До скорого», ухмыльнулся, и эта усмешка была леденящей. Он облокотился о стойку, придвинувшись так близко к Дину, что тот чувствовал, как от него разит спиртным, и глумливо прошептал: «Девяносто девять Эйнштейн».

Девяносто девять Эйнштейн?

Что, черт возьми, это означало?

Чушь какая-то.

Потом Доббс откинул голову и расхохотался безобразным, визгливым гоготаньем, напомнив Дину рассерженных кладбищенских ворон.

Девяносто девять Эйнштейн?

Не стыкуется. Продолжая смеяться, Доббс решительно направился к двери.

20.03

Джуди задерживалась. В небе грохотало. Огни мигнули, погрузив все в темноту на секунду дольше, чем в прошлый раз. Кассовый аппарат пискнул. Менеджер выругался.

Дин Трумэн нахмурился.

Девяносто девять Эйнштейн?

Глоток воздуха.

В ящике под землей Уайти Доббс дышал с помощью пластиковой маски. Баллон с воздухом был удобной штукой, увеличивавшей время, которое он безбоязненно мог провести под землей, однако суживавшей его жизненное пространство. Для того чтобы баллон поместился рядом, Доббсу пришлось согнуть ноги и постоянно менять положение, чтобы кровь циркулировала.

Что, если эти лощеные выпускники ошиблись в подсчетах запасов кислорода? Что, если у него уже кончается воздух или еще хуже – все эти баллоны с кислородом – хитрая выдумка. Слишком сильно отвернул крышку, вспышка – и капут.

Кроме кислородного баллона Мейсон Эванс встроил небольшой радиотранзистор в стенку гроба. Радио и кислород должны были создавать иллюзию жизни для Уайти Доббса, информируя его о времени, происходящем в мире и позволяя подсчитывать, сколько еще ему осталось. Он находился под землей тридцать девять минут.

Еще двадцать две минуты. Раз плюнуть.

Находясь на глубине в двух метрах под землей, Уайти удивлялся, как радио вообще работало. Однако приемник ловил только одну волну – Кей-Ди-Эл-Уай: «По всей стране… в любое время…». Пожалуй, это было еще хуже, чем быть заживо погребенным.

«Я могу это сделать. Двадцать две минуты. Ерунда. Ерунда. Черт, неужели это самое худшее, что они могли придумать?»

– Я за тобой наблюдал. Ты не похож на сопляков из этого гребаного города. Ты ходишь по краю. Люблю таких людей, – сказал ему Джон Эванс. – У нас своего рода братство. Может, тебе интересно?

Обычно Уайти Доббсу было наплевать, кто что думает. Но Джон Эванс – другое дело. Он был единственным в этой дыре, кто мог за себя постоять, а потому Доббс уважал его.

– Ну так как же? – спросил Джон.

У Доббса никогда до этого не было друзей, и он не ожидал, что ему уделят столько внимания.

– У нас есть обряд посвящения. Чтобы знать, на что ты способен. Этим Джон просто достал Доббса. Он уже готов был наставить на большого мальчика свой нож, но что-то во взгляде Джона Эванса остановило его, какое-то животное чувство подсказало, что, если они сцепятся, один будет мертв.

– Давайте, предлагайте, – ответил Доббс.

Джон кивнул, затем спокойным скучным голосом спросил:

– Ты боишься темноты? Молчание.

Вдох.

Семья Доббсов или, вернее, все, что от нее осталось, переехала в Черную Долину одиннадцать месяцев назад, вскоре после смерти отца Уайти.

Для Уайти Черная Долина имела только одно преимущество – здесь жила тетя Джерти, престарелая сестра его матери. Работая на лесопилке, ее муж умудрился по локоть отхватить себе руку и умер от потери крови прежде, чем рабочие довезли его до больницы. Это была его вина – все так говорили, даже сама тетя. Но лесопилка изрядно раскошелилась, обеспечив пожизненно Джерти, так что она могла заботиться о младшей сестре и ее бродячем семействе.

Старшая сестра Уайти, Мэри Джин, сучка, сбежала с водителем грузовика через месяц после того, как они переехали. Последнее, что о ней слышали, – это то, что она живет в этой долбаной солнечной Флориде. Проваливай, дрянь.

Немного спустя мать Уайти нашла себе утешение в стакане виски. Она пристрастилась к бутылке, а Уайти оказался предоставлен сам себе.

«Как раз то, что нужно», – сказал он, ухмыляясь в темноте.

Если бы все эти простаки из дрянного городишки знали его в Балтиморе, они бы просто не поверили. Там он был известен под своим настоящим именем Мелвин и являлся обычным подростком с копной каштановых волос, прыщами, пошлыми мечтами и папочкой, который периодически по ошибке принимал его за боксерскую грушу.

«Хорошая взбучка сделает из тебя мужчину», – любил говаривать его дерьмовый папаша. По-видимому, он пытался сделать мужчину и из матери Уайти: она так же часто обновляла синяки, как другие женщины платья. Но Мэри Джин, сучка, ускользнула от кулаков папаши. Хотя это была и не вся правда. Уайти частенько слышал сдавленные крики из ее комнаты, когда отец объявлял, что пришло время «кормить змею». И Мэри исполняла эту роль с тех пор, как ей исполнилось двенадцать.

Но это не касалось Тэнди. Десятилетняя сестра Уайти всегда занимала особое положение: нарядная, привлекательная, уверенная – неожиданный всплеск в генетике семьи Доббсов.

– Когда я вырасту, мы с тобой поедем в Калифорнию, – говорила она Уайти.

– В Калифорнию? Почему в Калифорнию?

– Потому что там живут все волшебники. Я видела передачу по телевизору. Там растут пальмовые деревья, плещется Тихий океан и светит солнце, всегда светит солнце. В Калифорнии не бывает дождей. Это факт – у них даже есть песня про это.

Мы с тобой… Мы с тобой…

Бедняжка Тэнди.

Она вступила в борьбу с отцом против его власти в доме. В результате он избил ее сильнее, чем мать, сильнее, чем Уайти.

Сильнее.

Но она никогда не сдавалась. Никогда.

Клик.

Флип.

Клик.

Флип.

Доббс играл лезвием в темноте. Этот нож он нашел в аллее незадолго до того, как это случилось. Одно движение – и лезвие со свистом рассекало воздух, оживало в его руке, отражая невидимый свет. Это был первый символ его власти, его первый друг, а через две недели он впервые отведал пищи.

Старик ужасно избил его в тот вечер, сломал ему нос и пару ребер. Глаза Уайти распухли до такой степени, что он с трудом видел. Он боялся, что ослепнет.

Все были дома, когда это случилось: мама скрючилась в уголке в полубессознательном состоянии, лицо ее горело от побоев; Мэри Джин рыдала на диване.

Тогда папаша приступил к Тэнди, прямо там, в столовой. Уайти попытался остановить его. Но все, чего ему удалось добиться, – новая смачная взбучка, после которой он распластался на полу, беспомощно глядя сквозь почти закрывшиеся глаза.

Не вспоминай. Не вспоминай.

Тэнди боролась, боролась жестоко, слишком жестоко. Затем его отец вскрикнул.

Крик постепенно перешел в визг, а затем смолк. Потом раздался тихий, слабый звук, как будто ботинком раздавили жука, как будто хрустнула сломанная веточка, – это отец свернул шею Тэнди.

Наступила настоящая тишина, тишина абсолютная и гиблая – его феерическая сестренка превратилась в неподвижную тряпичную куклу на полу.

Суть происходящего проникала в сопротивляющееся сознание Уайти… и ускользала. Именно в тот момент Уайти Доббс окончательно сошел с ума.


глава 2


Вас приветствует Кей-Ди-Эл-Уай в самом начале десятого часа. С вами Ларри Пеппердин и Хэнк Уильямс-старший…»

Сколько еще?

Пятнадцать минут. Перезвоны музыки кантри заполнили ящик, казалось, что они обволакивают холодной жидкой грязью. Уайти Доббс потер рукоятку ножа, потом осторожно ощупал лезвие. Оно было теплым. Что, если они забыли?

Вдох.

Не смей думать об этом. Все это плевое дело.

Он не боялся гроба и не боялся быть заживо погребенным. Во всем была виновата темнота, одиночество среди всех этих воспоминаний, среди мелькающих перед глазами непрошеных сцен.

Вдох.

Полиция расценила это как самозащиту. Тело его сестры и перекошенное от побоев лицо Уайти не оставляли сомнений. Но все равно появились вопросы. Он уловил обрывок разговора полицейского с медсестрой в больничном коридоре:

– … Какой-то кошмарный сон, мужик выпотрошен и разделан – прямо рыбное филе. А кровь, Боже праведный, – кажется, малыш просто купался в ней… Черт, было впечатление, что вся комната раскрашена ею. Двадцать два года на службе, а ничего такого не видел. К тому же, – скептически подвел итог полицейский, – ему всего пятнадцать.

– А что у него с волосами? – спросила сестра.

– Были каштановые до вчерашнего дня. Сейчас белый, как лунь. Каждый волосок побелел до корня, как у привидения.

Через четыре месяца, когда расследование было закрыто и газетчики потеряли интерес к этой истории, семья Доббсов покинула Балтимор и переехала с Восточного побережья на Западное, в штат Орегон. Удивительно, но полицейский вернул нож. Уайти поклялся, что тот никогда не покинет своего хозяина. Никогда.

Вдох.

«О погоде на Кей-Ди-Эл-Уай: четырнадцать градусов тепла. А сейчас блок местных новостей…»

Черная Долина – это вам не Балтимор, но местечко вполне подходило, ведь он уже не был Мелвином: все, включая мать, стали называть его Уайти.

Несмотря на всю свою ненависть к старику, Уайти унаследовал от него бешеный нрав и его похоть.

«Кормить змею» – так говорил его отец.

Уайти Доббс расстался с девственностью в музыкальном классе средней школы днем в пятницу. Девчонка попалась упорная.

Клик.

Флип.

Но нож ее убедил.

На тот момент с убийства его тети прошло всего шесть часов. Он еще пальцами чувствовал, как душил ее подушкой, ощущая особое возбуждение.

Полиция установила, что тетя умерла во сне. Им досталось небольшое наследство плюс дом, а это означало, что его мать могла спокойно продолжать пить, предоставив Уайти его собственным планам.

Из своих ночных походов он приносил карманные деньги. Было немало развлечений. Приблизительно раз в две-три недели Уайти выбирал дом, иногда в Черной Долине, но чаще в других городах, пробирался внутрь, когда там никого не было или хозяева спали, забирая те вещи, которые можно было спрятать в миртовой роще. Иногда он овладевал женщиной, если она жила одна или ее отец или муж отсутствовал. По его подсчетам их набралось уже восемь после музыкального класса, восемь разных женщин – и ни одного сообщения в полицию. Нож иногда мог быть очень убедительным.

«Если вы хотите получить качественное обслуживание и дружескую финансовую поддержку, приходите в Фермерский и лесопромышленный банк, который существует в Черной Долине уже тридцать пять лет», – квакало радио.

Не так уж давно.

Вдох.

Он снова начал хихикать. Если это самое ужасное, что они могли придумать, они и впрямь слизняки.

А что, если они навсегда погребли его на вершине холма? Черт, они же оставили ему баллон с кислородом и радио, во имя всего святого?!

Холм Хокинса.

Надеялись испугать его? Ну да, до него тоже доходили эти россказни… Высоко над городом, в обрамлении лесов, с лысой вершиной, на которой росла лишь чахлая трава, возносился холм Хокинса – источник слухов и легенд.

Отравленная земля, танцующие привидения, проклятый холм.

Да ладно.

По радио Ларри Пеппердин сообщал последние местные новости, что-то о собрании городского совета, потом о каком-то происшествии на дороге в город…

Вдох.

Холм Хокинса.

Что-то холодное коснулось его ноги. Уайти Доббс взвизгнул под своей воздушной маской.

Что за черт? Холодный рассудок изменил ему, в мозгу засверлила назойливая мысль. Крысы? Змеи? Еще хуже? Неужели что-то могло проникнуть в закрытый гроб? Левой рукой он ощупал ногу. Всего несколько капель воды. Он потрогал обшивку крышки – мокрая. Гроб протекал!

«Надо будет пожаловаться в похоронное агентство Перкинсов, – он засмеялся, забыв свою минутную панику. – Наверное, идет дождь. Льет как из ведра, раз дошло даже сюда».

Странно, но радио о дожде умолчало. Новости закончились. Долли Партон запела разбитную песенку.

Что, если гроб и дальше будет протекать? Наполнится водой?

Вдох.

Он сложил нож, потом снова выпустил лезвие.

Клик.

Флип.

Звук успокоил его.

Нет, волноваться не из-за чего. Его время еще не истекло, а кроме того, у него оставался кислород. Даже если этот дурацкий гроб наполнится водой, он сможет продолжать дышать – ведь воздушный баллон непроницаем.

Уайти захихикал под маской.

Музыка по радио перестала играть.

– Это Ларри Пеппердин, и на Кей-Ди-Эл-Уай срочные новости. Свежая информация об инциденте на Ривер-роад…

Время почти вышло. Можно послушать.

– Полиция штата Орегон теперь с точностью утверждает, что все четыре человека погибли после того, как их машину сбил поезд на железнодорожном переезде к западу от города…

Вдох.

– Личности погибших установлены. Это… Вдох.

– …Мейсон Эванс…

Мышцы его руки свело судорогой.

– … Клайд Уоткинс…

Сильная дрожь прошла по спине.

– …Натан Перкинс…

Он принялся дышать прерывисто, истерически захлебываясь.

– …и Джон Эванс… Сердце оледенело.

– …О смерти всех четверых уже сообщено родственникам. Полиция считает, что катастрофа произошла из-за того, что подростки проигнорировали сигнальные огни…

Радио продолжало говорить, но Уайти больше не слушал.

Единственные, кто знал о нем, о том, где он был, единственные, кто мог освободить его, погибли.

Ему казалось, что мозг высох. Мысли растворились, понимание исчезло, выдержки не существовало. Мир уменьшился до всепоглощающей темноты крышки.

Он уронил нож и уперся в крышку гроба обеими руками, надавливая изо всех сил, каждой клеточкой своего тела. Пока руки не задрожали, а суставы не захрустели.

Крышка оставалась неподвижной.

Вдох.

– У нас есть обряд посвящения, – говорил Джон Эванс. – Чтобы знать, на что ты способен.

А теперь Джон мертв, Мейсон Эванс мертв, Клайд Уоткинс мертв, Натан Перкинс – тоже. И никто не знает, где находится Уайти Доббс. Никто не знает, что он зарыт заживо на вершине холма Хокинса.

А скоро и Уайти Доббс будет мертв.

Кровь текла яростным и неослабевающим потоком. Джина Линн Блэкмор приложила руку к носу в слабой попытке остановить этот натиск. Ее ладонь моментально наполнилась красной жидкостью.

– Плохо дело, очень плохо, – прошептала она. Джина вытащила сверток бумажных салфеток из буфета.

– Очень плохо, – повторила она. – Такого не бывало со времен… пожара в шестьдесят восьмом.

Голос ее был слаб и прозрачен, как взмах крыльев бабочки. В тот день начальная школа Черной Долины исчезла в языках желто-красного пламени. Погибло семьдесят два ребенка. Причину так никогда и не установили.

– Все то же самое. Это Божественное чудо, что еще кто-то спасся, – говорил отец, крепко прижимая ее к себе.

Джина тогда училась только в третьем классе, но она понимала, что это не чудо: причиной всему была кровь. Она хлынула, как и сегодня, без предупреждения, без остановки… и… Что «и…»?

Джина знала – что. Тогда кровь пошла так же и появилось то же ощущение. Джина выбежала из класса, помчалась в туалетную комнату. Оказавшись в коридоре, поняла, что ощущение усиливается. Она затихла, прислушиваясь к голосу крови, лицо ее было белым, а руки и платье окрашивались алым. Потом она потянулась и нажала окровавленными пальцами на сигнал аварийной тревоги.

Впоследствии никто даже не подумал, что сигнал прозвучал за три минуты до начала пожара. Но когда огонь вспыхнул, то в миг охватил здание, так что от трех минут было мало пользы. Не все смогли выбраться.

Но ее класс выбрался.

Сколько бы еще могло погибнуть, если бы не…

Кровь.

Джина ни единой душе не сказала. Да и кто бы поверил? Рожденная и выросшая в тени холма Хокинса, уже в таком возрасте она считалась маленькой ведьмой. Иногда Джина и сама в это верила. Возможно, это была просто мечта, детская фантазия, желаемое принималось за действительное. Она перетасовывала свои воспоминания, где ей отводилась роль героини, своеобразная дань травме. Глубоко в душе она все же знала правду.

Давным-давно, давным-давно…

Кровь была лишь иллюзией, далеким ночным кошмаром, ничем больше… До сегодняшнего дня.

Небо содрогалось, дождь лил все сильнее.

Происходило что-то ужасное.

– Что? – спросила она.

Но на этот раз кровь хранила молчание.

Уайти Доббс очнулся. Он потерял сознание от изнеможения и страха, которые погрузили его в непроглядную бездну, темную, как сама могила.

Сколько это продолжалось? Сколько осталось воздуха?

Он схватил молчавшее радио и до упора повернул ручку звука – ничего не произошло. Батарейки сдохли.

– Скоро и я умру. Вдох.

Он чувствовал сырость – гроб все протекал. Нет, влага была слишком теплой для дождя. Просунув руку в пах, он понял, что помочился в штаны. Не имеет значения. Многие вещи не имеют значения, когда тебе предстоит умереть. Его сердце билось от ярости и страха.

Он принялся колотить крышку гроба, вскрикивая при каждом ударе.

Клик.

Флип.

Он вонзил нож в крышку, глубоко загнав лезвие в дерево. Должно быть, слишком глубоко. Но адреналин, наполнявший мышцы, позволил ему вывернуть нож. Он вонзал его снова и снова. Каждый раз нож вгрызался в обшивку, кромсая кружева, выдалбливая твердый потолок.

Лезвие погружалось все глубже и глубже.

Потом оно застряло. Он тянул изо всех сил обеими руками.

Треск.

Рукоятка оказалась у него в руках, а лезвие было похоронено в крышке.

– Нет, нет, нет! – верещал Доббс, молотя по крышке голыми руками, вкладывая в каждый удар всю мощь.

Плоть против дерева. Плоть против дерева.

Что-то теплое брызнуло ему на руки. Кровь. Он сделал из своих рук отбивные, но крышка не сдвинулась ни на йоту.

– Я мог всех их убить! Я мог всех их убить!

Теплая кровь заливала его лицо, пока он бомбардировал крышку, и каждый толчок приносил ему жгучую боль. Уайти не обращал внимания. Боль означала, что он еще жив.

Если бы он взглянул на себя в зеркало, то вряд ли узнал бы свое отражение. Его глаза стали огромными, как плошки, испещренными темными сплетениями сосудов, искалеченные руки истекали кровью. Красные ручьи сбегали по рукам. Красные капли на его лице, зубах, мертвенно-белых волосах…

Боль была повсюду. Руки перестали двигаться, не в состоянии больше быть продолжением его ярости и отчаяния.

Тишина.

Безмолвие в тысячу раз более громкое, чем сильнейший звук, потрясавший, когда-либо мир. Звук пустоты, конца, смерти.

После…


глава 3


20.33

Она так и не пришла. Ее смена окончилась больше двадцати минут назад, однако Джуди Пинбрау так и не появилась. Неужели она злилась? Неужели в предпоследний уикенд был единственный и последний шанс Дина?

А теперь, когда он упустил его, она потеряна навсегда? И теперь он обречен на неполноценную жизнь? Дин не мог представить будущее без нее.

Где же она?

Жаровня издала протяжный, врезающийся в мозг звук. Он машинально откинул металлическую корзину и выгрузил картофель фри. Заплакал ребенок. Мать бормотала что-то успокаивающее. Мужчина с длинными каштановыми волосами, бородой и усами оккупировал заднюю кабинку, он проталкивал соломинку то вниз, то вверх через пластиковую крышку огромной порции содовой, сопровождая это занятие невыносимым скрипом.

И все же ее не было.

Дверь открылась. Дин в надежде поднял глаза.

Вошли Джон Эванс, Мейсон Эванс, Клайд Уоткинс и Натан Перкинс. Компания. Они были вместе с начальных классов школы. Дин хорошо знал каждого, знал их причуды, симпатии и антипатии, так же как они понимали его собственные. И чутье подсказало ему, что случилось что-то не то.

Лицо Натана имело землистый оттенок, Мейсон и Клайд явно были довольны собой, а Джон напоминал сфинкса.

Они стряхнули капли дождя и сели за стол недалеко от стойки. Как обычно. Клайд заказал всем кока-колы, включая порцию для Дина.

– Ничего, если я передохну, мистер Двайер? – спросил Дин управляющего.

– Конечно, конечно. Торговля все равно замерла, как могилы на кладбище.

Клайд и Мейсон переглянулись. Они кивнули и подавились смешком.

Дин пододвинул пластиковый стул к столу и обернулся к Джону.

– Недавно заходил Ларри Пеппердин. Он спросил, не в курсе ли я, как все прошло.

Джон кивнул легким движением головы, как будто письмо скользнуло в почтовую щель.

– Он, кажется, удивился, что я не понял, о чем идет речь, – продолжал Дин.

– Угу.

Клайд и Мейсон покончили с напитками, на лицах у них отпечатались улыбки. Натан попытался перенять их энтузиазм, но безуспешно. Наоборот, он производил впечатление человека, затаившего душевную боль.

– Ладно, так какого же черта происходит? – спросил Дин. Клайд и Мейсон фыркнули. Из горла Натана вылетел какой-то блеющий звук.

– Скажите мне сейчас же или…

– Или что? – с вызовом спросил Мейсон. – Что ты мне можешь сделать?

– Эй, эй, полегче, мальчики, – вмешался Натан. – Давайте же, умерьте пыл. Никаких драк в группе. Мы команда. Великолепная пятерка, помните?

Великолепная пятерка. Дин улыбнулся.

Спросите любого члена группы, что это значит, и вы получите противоречивые ответы. Красавчик Клайд утверждал, что это, мол, благодаря тому, что они фотогеничны. (Совсем нет.) Мейсон, помешанный на машинах, приписывал все бешеной скорости езды и жизни. (Вовсе нет.) В то же время Натан, самый тихий из них, говорил, что это потому, что они спасли группу болельщиков во время того таинственного пожара, призванного опустошить Черную Долину. (Хотелось бы, чтобы это было так!)

Как бы там другие ни считали, Дин знал правду. Поэтому никогда не уставал улыбаться, слыша это название.

– Натан прав, – сказал Клайд. Он поднял руку и растопырил пальцы. – Великолепная пятерка все еще жива. Великолепная четверка уже ничто.

Дин расслабился:

– Ты говоришь, как Уайти Доббс.

Улыбка Клайда увяла. Натан нервно дернулся на своем месте. Джон Эванс уставился в пространство отсутствующим взглядом, затем сказал:

– Смешно, что именно сейчас ты упомянул Доббса. Уайти Доббс?

Девяносто девять Эйнштейн.

– Мы похоронили его на вершине холма сегодня вечером, – спокойно сказал Джон.

Мистер Двайер опустил корзинку с нарезанным картофелем в разогретое масло. Раздалось шипение, как будто потревожили клубок змей.

Джина Блэкмор умирала. Этот факт был так же очевиден, как жесткий холодный пол под ее спиной, как падающий дождь на улице. Кровь не остановится. Джина пыталась позвать на помощь, но телефонная линия испортилась.

Буря.

Может быть, соседи? Она пробралась к входной двери, но бессильно упала в проходе. Дождь плескался снаружи, ударяя в стекло.

Перед ее глазами было небо, испещренное венами молний поверх черных, тучных облаков.

Буря и кровь, и немощь. Все смешалось. Каким-то непостижимым образом.

Умереть от потери крови здесь, в моем собственном доме. Боже, Джо же сойдет с ума!

Муж работал в ночную смену и не должен был вернуться раньше полуночи. «Сколько крови натечет к тому времени?» – подумала она.

Ее мысли становились все более несвязными и прерывистыми.

– Мамочка?

Тоненький тихий голосок привлек ее внимание. Она попыталась повернуть голову, но не смогла.

– Пайпер? – произнесла Джина, даже не понимая, действительно ли она говорила или только мысленно.

Пайпер, ее четырехлетняя дочка, давно должна была спать в кровати невинным сном младенца.

– Мамочка, что случилось?

Белые зубцы молний озарили лицо Джины, небеса ревели, как раненый зверь. Что-то прикоснулось к ее затылку, тоненькие пальчики перебирали волосы.

– Мамочка больна?

– Пайпер. Нет, дорогая, возвращайся в постель, – Джина захлебнулась собственной кровью.

– Мамочка, вставай.

– Все в порядке, дорогая, иди, спи. Мамочка просто отдыхает.

– Я боюсь.

– Это всего лишь буря… – она с трудом выталкивала слова из горла. – Не бойся.

– Я не боюсь бури, – сказала Пайпер, вставая между лежащей матерью и открытой дверью.

Сверкнула молния. Джина увидела дрожащий силуэт дочери.

– Боюсь, что-то плохое, – сказала Пайпер, поворачиваясь лицом к матери.

Тонкая струйка крови стекала из ее носа.

– Пайпер? Небеса извергались.

Огромный зигзаг – продолжительная, устойчивая вспышка, ярче солнца, но лишенная тепла. А в дверном проеме? Позади ее ребенка? Мужчина.. Мужчина?

Джоэл? Нет, это не ее муж. Длинные волосы, борода. Она раскрыла губы, чтобы позвать на помощь, произнести хоть слово. Кровь хлюпала у нее в горле, мешая говорить, лишая воздуха. Потом пришла темнота. Вспышка исчезла.

– Мамочка! Мамочка! Что-то плохое!

Она еще различала плач дочери, неясный и растворяющийся в шуме грома.

– Мамочка… Мамочка… Мамочка…

Необычайно яркая, ослепительная вспышка молнии разрезала темноту ночи. Мейсон Эванс ударил по тормозам. «Шевроле» заскользил по обильно политой дождем дороге, сворачивая на обочину. Молния держалась на небе. Дин увидел открытое поле, столбы изгороди с украшениями из колючей проволоки, скотину с поднятыми мордами и расширенными от страха глазами – плоскую картину, выхваченную электрическим разрядом.

Молния держалась.

«Невероятно, – подумал Дин, мысленно отсчитывая время. – Вспышка вечного огня?»

Он отчетливо видел струи серого монотонного дождя, сочные сорняки, колышущиеся на ветру, ворону, стремительно улетавшую прочь.

А молния все еще держалась.

Громыхнул гром, потрясший машину, дорогу, весь мир.

Тьма хлынула с удвоенной силой, как океан, заполняющий вновь образовавшуюся впадину.

– Какого дьявола, что это было? – спросил Мейсон. Дин почувствовал, как у него сердце бьется в горле.

Больше полуминуты. Вспышка молнии освещала небо больше полуминуты. Невозможно. Невозможно.

Мейсон заморгал, как ребенок, которого разбудили.

– Боже! Парни, вы это видели?

– И слепой бы увидел, – отозвался с заднего сиденья Джон. – Если вы не хотите, чтобы Натан и Клайд въехали в нас на похоронной развалюхе, предлагаю двигаться дальше.

Мейсон Эванс дал полный газ и выровнял машину.

– Дьявольщина какая-то. Как могла молния столько светить? Как?

«Научно все объяснимо. Нет загадок во Вселенной, – думал Дин, – просто к задачам еще не найдено ответов».

– Она и не светила, – ответил он. – Вернее, это была не одна вспышка, а серия вспышек, следовавших одна за другой непрерывно, так что создалось впечатление одной молнии.

Мейсон давил на газ, все еще не отводя взгляда от неба, вздрагивая при каждой новой вспышке.

Дин совершил нечто, что до этого ему и в голову не приходило делать: он раньше ушел с работы. Его менеджер был свой парень, но Дин все еще волновался из-за того, что оставил дежурство. Или на самом деле его волновало то, что он упустил шанс увидеться с Джуди? Воспоминание об улыбке Джуди как навязчивое видение возникало у него в голове. Ее капризные холодно-голубые глаза, нежные щеки и дерзкий нос в обрамлении золотисто-светлых волос.

Дин выкинул мысли о Джуди Пинбрау из головы, сконцентрировавшись на разговоре, ведь Джон рассказывал ему об обряде посвящения Уайти Доббса.

– Запись? Так, я понимаю, Ларри внес свою лепту? Он сделал запись? – спросил Дин.

Звезды и луна исчезли. Молния высветлила массивные тучи. Воздух был беспокоен и полон запахом озона.

– Да, потом я выпотрошил старое радио и встроил туда магнитофон. Здорово сработано, ага? – сказал Мейсон.

Его застенчивость как рукой сняло. Он развязно вел машину, крутя руль залихватскими быстрыми движениями. Перекрестные огни мелькнули на асфальтовой дороге и исчезли в ночи.

– Вы больные, вот это точно.

Мейсон проигнорировал выпад, выставляя напоказ свою сообразительность и удаль.

– Тебе лучше послушать. Ларри создал целое часовое радио-шоу – песни, финансовые сводки, полный комплект.

– В том числе и новости, – подытожил Дин.

Мейсон ухмыльнулся. В тусклом свете огней приборной доски его зубы светились фосфорическим блеском и были испещрены тенями. Крепыш Джон Эванс сидел, откинувшись, на заднем сиденье, скрестив руки, молчаливый, как изваяние.

– И в этом блоке новостей, – продолжал Мейсон, – говорится, что произошла автомобильная катастрофа, в которой погибли Джон, Клайд, Натан и я. Мы мертвы, мать твою, парень.

Мейсон удоволетворенно крякнул, отпустил руль и, соединив ладони мясистых рук, как будто поаплодировал себе.

– Этот выродок похоронен заживо. Он думает, что те, кто знал, где он, мертвы. Ого! Отлично, правда?

Дин Трумэн вдруг почувствовал смутное опасение – как будто кто-то провел зазубренным лезвием по его спине.

Дорога пошла в гору, взбираясь по склону холма Хокинса.

Гнев переполнял Дина. Он закрыл глаза и попытался подавить эмоции. Когда он заговорил, его тон был сдержан.

– Зачем? Просто скажите мне зачем. Джон? Я думал, что вы просто дурака валяете, возясь с таким подонком, как Доббс. Но, клянусь, он опасен. Серьезно. Он не из тех, с кем можно играть. А так, – Дин повел рукой, – все, что вы сделали, разозлит его.

Капли дождя, серебрящиеся в вихрях дворников, ударялись в ветровое стекло.

Дин покачал головой:

– Зачем вы придумали такую глупую… бесчеловечную штуку?

– Потому что, мы не могли убить его, – прошептал Джон на заднем сиденье.

Молния залила светом небо, озаряя лицо Джона. Он был серьезен. По спине Дина неожиданно пробежал холодок, заставивший его содрогнуться. Случилось что-то ужасное.

– Я тебя не понимаю, Джон, и вообще ни черта в этом не понимаю. Никто не заслуживает такого обращения.

– Скажи об этом Джуди, – еле долетел до Дина шепот Джона, но ему показалось, что звук этого имени ударил ему в уши.

– Джуди?

– Скажи ему, парень, – настаивал Мейсон.

Дин ощутил, как его периферическое зрение заслоняет туманная боль. Странное, нереальное предчувствие усиливалось с каждым ударом сердца. Ему хотелось помешать Джону Эвансу сказать то, что он собирался.

– Этот ублюдок изнасиловал ее. Уайти Доббс изнасиловал мою сестру – он изнасиловал Джуди.

Мир Дина Трумэна сузился, превратившись в статичное серое пятно. Он закусил губу, пока не почувствовал, как течет кровь, но солоноватый привкус растворился в вихре его чувств.

Дождь пошел еще сильнее.

В темноте Джон Эванс рассказал всю историю. Он первым заметил что-то неладное в предпоследнее воскресенье, когда лучезарная улыбка Джуди исчезла. Сначала он подумал, что причиной тому было окончание школы. Она ведь любила школу. Может, она испытывала печаль потому, что Дин уезжал в колледж. Но в понедельник она опять не пришла в школу, то же самое произошло во вторник. До той поры у Джуди Пинбрау были самые высокие показатели по посещаемости.

Несмотря на то что Джуди была не родной его сестрой, у Джона с ней сложились доверительные отношения. При всей разнице характеров они оба отличались чувством ответственности. Именно Джуди вытаскивала его из депрессий, заставляя говорить о своих проблемах, и мир снова оказывался весьма сносным местом. Но теперь пришла очередь Джона.

Он потребовал объяснений. Она сначала притворилась больной, затем утомленной. Но сколько ни силилась, не могла выдавить из себя улыбку. Правда вылилась наружу вместе со слезами.

– Это произошло две недели назад, в субботу, – сказал Джон. – После того как она оставила тебя в баре. Она припарковалась позади цветочного магазина. И там ее ждал Доббс.

Дин закрыл глаза. У него пересохло во рту, в горле першило. Он слушал спокойно, хотя с удовольствием заткнул бы уши.

Джон рассказывал, как Доббс напал на Джуди сзади, зажав ей рукой рот и заглушив крики, как она услышала тихий, но завораживающий звук, едва различимый за бешеными ударами ее сердца.

Клик.

После что-то холодное и острое коснулось ее шеи. Уайти сказал, что у ножа есть имя – Молния, что он его лучший друг и что, если она не сделает все, чего Доббс попросит, он собирается дать своему другу отведать внутренностей хорошенькой маленькой девочки. Затем Доббс отволок ее к мусорным бакам и там, на куче пустых коробок и увядших цветов, овладел ею.

– Почему ты не сказала мне или папе или не пошла в полицию? Ради всего святого? – допрашивал Джон сестру.

– Потому что вы бы попытались убить его, но не смогли бы, – отвечала она без энтузиазма.

Джон готов был лопнуть от ярости, но слезы Джуди привели его в себя. Если он хотел что-то сделать, нужно было держать себя в руках. А потом она взяла с него обещание, что ни он, никто другой и пальцем не тронет Уайти Доббса, что они не причинят ему физического вреда.

– Вы не можете его даже поранить, и никто не может. Он убьет вас, как только вы попытаетесь. Тебя, меня, маму и папу – всех.

– Бред собачий! Но если ты уж так в это веришь, пойдем хотя бы в полицию.

– Нет. Он не человек, а полиция бессильна против нечеловеческих существ.

Ее голос затих. Но дальше, в перерывах между рыданиями, она рассказала, как вернулась тем вечером домой, заперла все двери и окна, затем встала под обжигающий душ, сомневаясь, что ей когда-нибудь удастся отмыться. Джуди рассказала, как надела пижаму, но дрожь продолжала бить ее. Как меньше чем через двадцать минут после того, как Уайти Доббс изнасиловал ее, она снова услышала тихий звук в темноте своей спальни.

Клик.

Уайти Доббс снова изнасиловал ее.

Дождь усиливался. Молнии вскрывали небеса, а следом раздавалась канонада грома. Свет обнажил низкий потолок из темно-серых облаков, пласт грязных комков на ночном небе. Пропитанные водой деревья колыхались на резком ветру, ветки и листья неслись вдоль дороги.

– Почему Доббс согласился, чтобы его похоронил заживо брат девушки, которую он изнасиловал? – спросил Дин.

– У нас разные фамилии: Джон Эванс и Джуди Пинбрау. Он даже не понял, что она моя сводная сестра, и у него нет друзей, которые осведомили бы его об этом.

Дин перевел дыхание. У него родилась новая мысль.

– А когда он ее изнасиловал?

– В субботу, две недели назад.

– Две недели назад? – Дин вдруг почувствовал легкое головокружение. – И это случилось после того, как она ушла из ресторана? Я работал в тот вечер…

– Ты себя не вини. Ты же не мог знать, что ублюдок поджидал ее. Как раз там за цветочным магазином. Возможно, увидел, как она вышла, и спрятался в тени, пока она не дошла до машины, – голос Джона был тверд и спокоен, но каждое слово как будто вонзалось в грудь лезвием. – Не вини себя.

– Я не о том… – Дин почувствовал, что его голова как будто стала невесомой и в любой момент готова покинуть ворот рубашки и зависнуть под потолком «шевроле». – Он не мог этого сделать. Он не мог ждать ее.

– О чем это ты болтаешь? – требовательно спросил Мейсон. Горло Дина сжималось по мере того, как правда выходила на свет.

– Он оставался в ресторане.

– Что?

– Он ушел не раньше, чем через час после Джуди.

– Ты ошибаешься, – сказал Джон.

– Нет, нет, не ошибаюсь!

– И значит?.. – вопрос Джона повис в воздухе, как петля виселицы.

– Значит, Уайти Доббс не мог изнасиловать Джуди.

Они выскочили из машины. Холодный дождь моментально намочил их волосы и одежду. Похоронный грузовик с грохотом подкатил следом за ними. Джон и Мейсон схватили лопаты и немедленно приступили к работе.

Грязь превратилась в склизкую глину, прибавляя лишние фунты на каждую лопату земли. Они работали молча и упорно.

Пара фонарей отбрасывала холодный желтый свет, открывая взглядам расширяющуюся пасть могилы, а кожа на спинах работающих высыхала, чтобы снова пропитаться дождевой водой.

Через двадцать минут они почти вгрызлись в могилу. Все пятеро устали до мозга костей.

Потом дождь резко перестал. Облака рассеялись. На их месте появилась россыпь звезд и луна.

Юноши с удвоенной силой вернулись к своей работе. Дин и Натан отдыхали, когда Джон, Мейсон и Клайд наткнулись на гроб. Они даже не стали поднимать его из могилы, просто Джон очистил крышку от черной земли и воды, сильными пальцами нащупал зажим, который фиксировал крышку.

Дин и Натан сидели на откидном борту грузовика промокшие, замерзшие и грязные. Они не видели гроб, но ощутили сразу же разнесшийся в воздухе резкий запах пота и мочи.

– О, Боже! – закричал Джон.

– Господи, он мертв? – спросил Натан, подбегая к могиле.

– Хуже, – объявил Джон.

Крышка была распахнута. Внутренность гроба открылась в свете фонарей и лунного неба. Обитый изнутри кружевом ящик пропитался грязью, мочой и кровью. Но гроб был пуст.


Двадцать два года спустя


глава 4


– Что это? – спросила Пайпер.

Угрюмого вида продавец в фартуке и с сеточкой на волосах лопаточкой приподнял за край указанный кусок. Изгиб сохранялся ровно секунду – потом мясо постепенно распласталось по-прежнему.

– Отбивные по-сальсбурски, – сказал он. Пайпер Блэкмор нахмурилась:

– Не выглядят, как отбивные по-сальсбурски. Презрительная гримаса сразу же исказила апатичное лицо студента:

– Вы берете или нет?

– Он по форме напоминает треугольник.

– Это клин.

– Клин? С каких это пор мясо вырезают клиньями?

– Я сказал, что это сальсбрская отбивная, – я не сказал, что это мясо.

Пайпер рассмеялась, но потом поняла, что апатичный студент вовсе не шутил.

– А что с соусом? У него какой-то… – Пайпер подыскивала выражение, – желтоватый оттенок.

Студент подсунул лопатку под псевдомясо:

– Берете или нет?

– Какого черта. Двум смертям не бывать, не так ли? Ответа не последовало.

– Дайте две. Я отнесу тарелку другу.

– Не очень-то ценный друг, должно быть.

– Наверное.

Он плюхнул два мясных треугольника на отдельные тарелки и протянул их без дальнейших комментариев. У Пайпер возникло непреодолимое и совсем непрофессиональное желание поднести кулачки к ушам и, растопырив пальцы, вопить: «Буга-буга-буга!..», только чтобы понять, добьется ли она реакции.

Остальные официанты были слегка оживленнее, чем загадочный мальчик с мясом, но только слегка. Пайпер добавила к мясу хрустящую картошку, а вместо обычного крахмального пудинга взяла морковный салат. Легко приподняв оба подноса с движущегося прилавка, она встала в очередь в кассу.

Холодок, одновременно обжигающий и леденящий, сковывающий все члены, пронзил ее маленькое упругое тело. Она содрогнулась. Тарелки зазвенели на подносах.

Холод. Жар.

Зрение ее затуманилось. Мир покачнулся. Маленькие фейерверки закружились перед глазами, заполняя границы видения.

– Мисс? Мисс?

Пайпер поморгала. Дыхание было учащенным, сердце колотилось.

– Мисс?

Она почти уронила подносы на хромированную поверхность стойки рядом с кассовым аппаратом. Слишком тяжело. Морковные палочки подпрыгнули. Мясные треугольники, завязнув в желтоватом соусе, остались неподвижными.

– Карточку, пожалуйста, – потребовал кассир.

Зрение прояснилось. Пайпер снова поморгала и сконцентрировалась на лице человека, сидевшего перед ней. Юноша. Еще один студент. Сеточка на волосах, фартук, но этот экземпляр улыбался, показывая крупные выпуклые зубы.

– Что? – спросила она, больше обращаясь к себе, чем к кассиру.

– Вашу обеденную карту. Мне нужно провести ее.

Пайпер порылась в кармане. Ей казалось, что пальцы распухли, потеряли чувствительность и привычную гибкость. Она нашла карточку и протянула ее.

Улыбающийся студент взял ее и провел через аппарат дважды.

– Вы в порядке?

Пайпер выдавила из себя улыбку и пожала плечами.

– Просто что-то нервное. Чепуха.

– Кто-то прошел по вашей могиле.

– Что?

– По вашей могиле. Понимаете? В том месте, где вас похоронят. Так говорит обычно моя бабушка, когда у кого-нибудь мурашки бегут по спине. Она говорит: «Кто-то идет по твоей могиле».

Он вернул карточку. Его широкая до невозможности улыбка стала еще шире.

Идет по твоей могиле.

Пайпер Блэкмор вздрогнула.

Идет по твоей могиле.

Классная комната была выкрашена в нежно-зеленый оттенок с темно-коричневой каймой на уровне человеческой талии. Тот же цвет распространялся концентрическими кругами по потолку из звукопоглощающей плитки, слегка тронутому плесенью и водяными потеками. Стул со сломанной ножкой смирно стоял в восточном углу, как дисциплинированный ребенок. На западной стене спокойно плел свою сеть паук.

В комнате не было часов. У доктора Дина Трумэна вообще их не было. Он всегда знал, сколько времени. Иногда ему казалось будто он слышит тиканье, безжалостно фиксирующее время, с каждым ударом приближая их к финалу – к концу Черной Долины.

Если только…

Дин прикусил нижнюю губу и взглянул на письмо, которое держал в руках. Оно было сложено втрое и истерлось – видно было, что его слишком часто брали в руки. Три фразы казались высеченными на бумаге: «последнее предложение, место деятельности, холм Хокинса».

«Все зависит от тебя, Дин, – сказал ему Натан Перкинс. – Ты – наша единственная надежда, наш единственный шанс».

Дин Трумэн отер пот со лба и огляделся. Это была старая комната в старом здании, изношенном временем и людьми. Школьная доска, когда-то черная, теперь хранила налет от множества стираний. Пол, когда-то бежевый, превратился в бледно-желтый. Провода, как клубок черных змей, свились позади двенадцати запыленных компьютеров, примостившихся на шести замызганных столах.

Письмо отяжелело у него в руках. Дин опустил его на стол и разгладил ладонью. Что делать? Что делать? Он медленно и глубоко вздохнул; в воздухе сильно пахло озоном и мелом.

На южной стене висела доска объявлений, сплошь, в четыре ряда, завешанная бумажками. Казалось, что кто-то высыпал содержимое мусорного ящика и налепил его на дубовую поверхность. На северной стене преобладали окна со множеством переплетов, обрамленных пылью и грязью. Дин выглянул в окно: меньше чем в десяти метрах начинался подъем, пока не достигалась высота 675,6 м – холм Хокинса.

Тик, тик, тик.

Неужели жизнь не могла быть более приятной? Когда же нобелевский лауреат стал неудачником?

– Сколько предложений о работе ты отверг? – спросил его Натан. – Десять, двадцать, больше? А сколько потеряно денег?

– Деньги меня не интересуют, – сказал Дин.

– Разумеется. Итак, ты не желаешь покинуть Черную Долину. Отлично…

– Я не могу покинуть Чёрную Долину.

– Ладно, неважно. Как мэр и твой друг я польщен, что ты хочешь остаться, но только между нами: если мы не предпримем ничего в ближайшее время, Черной Долины больше не будет. «Энекстех» – как раз и есть наш шанс. И он лежит у тебя под ногами. Все, что от тебя требуется: сказать «да».

Да. Если бы это было так просто.

В лесу Черной Долины королем был лесозаготовитель. Но из-за указа о вымирающих видах и плохого управления король умер. Не требовалось заготовок леса – не осталось и лесопилок, а без лесопилок не было работы – без работы не было и покупателей. Четырнадцать деловых контор закрылись или обанкротились только за последний год. И что-то еще ожидалось, если только….

Сделку проворачивал Клайд Уоткинс, ставший конгрессменом, и на первый взгляд все выглядело прилично.

– Итак, получается, что гора идет к Магомету. Ты говоришь «да», и «Энекстех» переносит свои дальнейшие исследования сюда, в Черную Долину. Тебе не придется уезжать. У тебя будет новая работа и реальная возможность продолжать свои любимые изыскания, а мы получим новую компанию и три сотни мест для безработных.

– «Энекстех» – плохая компания. Их показатели по окружающей среде…

– И что? Если они разместятся здесь, то должны будут следовать нашим указаниям. Они уже предложили цену за землю на холме и согласились придерживаться наших строительных кодексов, сохраняя как можно больше деревьев и не допуская осыпания пород.

– Но в других местах…

– Что с того? Они совершали неправильные шаги? Навредили окружающей среде одной из стран третьего мира? А если даже и так? Прошлое остается в прошлом. Неужели нельзя предположить, что все меняются?

Натаном овладела новая мысль:

– Если ты скажешь «да», ты станешь их членом. А с твоим влиянием тебе удастся контролировать, чтобы они больше не причиняли вреда природе. Кроме того, если ты не согласишься, Черная Долина вымрет.

Дин сложил письмо и положил его обратно в карман блейзера. Ему нужно было принять решение. Натан и Клайд ждали ответа сегодня в полдень.

– Эй, как дела, док?

Дин поднял глаза. Сомнения забылись, чувство вины испарилось, тревога пропала, мир снова обрел свои краски, когда рядом оказалась Пайпер Блэкмор.

Она стояла в дверях, держа пару подносов с ленчем, от которых шел запах недавно подогретого мяса.

– Быстрый ответ и никаких подглядываний, – сказала она. – Сколько времени?

Дин улыбнулся.

– Без двух двенадцать, – заявил он с полной уверенностью. – Разумеется, звонок был несколько минут назад, поэтому сложно проверить с точностью.

– Хорошенькое дело, – Пайпер приподняла подносы, – вы опять забыли поесть.

– Нет.

– Нет? – Она склонила голову направо, глядя на него уголком глаза, и ямочки заплясали на ее цветущих щеках. – Вы ели?

Дин встал, помахав рукой в воздухе, приглашая ее войти.

– На самом деле я не ел, но не потому, что забыл.

Она вошла в комнату стремительной подпрыгивающей походкой, почему-то напоминавшей ему ребяческие игры или возню щенков. В этом была сама натура Пайпер Блэкмор. Дин расчистил местечко на своем столе и пододвинул второй стул.

– Это была часть моего коварного замысла – заполучить вас, когда вы принесете мне ленч.

Она засмеялась легко и свободно. Дин пребывал в полной уверенности, что если бы когда-нибудь забил фонтан молодости, то его журчание напоминало бы этот звук.

– Ну вы хитрюга и ловелас, доктор Трумэн.

Он фыркнул, услышав такое простое, но в то же время емкое определение. Пайпер Блэкмор относилась к числу тех немногих людей, которые обращались с ним как с обычным человеком, а не как со звездой науки, и таким образом проникали в его жизнь затворника.

Пайпер была невысокой – всего сто пятьдесят восемь сантиметров, – но пропорционально сложенной женщиной. Линии ног развитые и изящные, благодаря ежедневной утренней гимнастике и пробежкам в шесть миль. Небольшое лицо в форме сердечка было оживлено глубокими карими глазами с поволокой, в которых таились золотые искорки. Короткие черные волосы разлетались от малейшего дуновения.

«Никогда не видел таких учителей истории в школе», – подумал Дин. Однако этим не ограничивалось то, что относилось к Пайпер Блэкмор.

Они составляли полную противоположность друг другу. Она была на тринадцать лет моложе, кокетлива, полна жизни и не видела смысла этого скрывать. Он был старше, спокойнее, но в душе оставался подростком, навсегда застрявшим в переходном возрасте. Дин Трумэн прочно увяз в науке, а Пайпер Блэкмор пускалась в любую сумасшедшую авантюру, встречавшуюся на ее пути.

– Кой Чиверс видел привидение, – заявила она, как бы желая отвлечь его от тяжелых мыслей.

– Чиверс не может служить надежным источником, – сказал Дин, аккуратно вскрывая пакет с молоком.

– Он коп.

– Угу.

– Помощник шерифа.

– Я в курсе.

– Представитель закона, – Пайпер с треском раскусила морковку.

– Он к тому же троюродный брат шерифа, – подытожил Дин. Открыв пакет с молоком, он приступил к мясу.

– Вы же друзья с шерифом?

– Точно, мы с Джоном Эвансом давно знакомы, – он вонзил пластиковую вилку в отбивную по-сальсбурски.

– Шериф Эванс нанял его, – она проглотила морковку и захватила полную ложку пюре.

– Что с того?

– Разве это не говорит о надежности Чиверса?

– Да, это говорит о том, что он весьма надежен как троюродный брат шерифа, – Дин пытался распилить мясо пластиковым ножом.

С минуту треугольник не поддавался, но в конце концов с неохотой развалился.

– В мире существует еще кое-что, помимо чисел и компьютеров, доктор Дин Т. Трумэн, – для усиления эффекта Пайпер ткнула ложкой в воздух. – Много всего.

– Я никогда и не утверждал, что это не так, однако все можно научно объяснить.

– Дерьмо, коровья лепешка.

– Остаточный продукт переработки у коров. Вот она, наука. Она рассмеялась, и в глазах ее заплясали искорки.

– Где? – спросил Дин, распиливая мясо, методично водя ножом, пока не разделил весь кусок на небольшие равные порции, которые легко можно было проглотить. Тогда только он приступил к еде.

– Что «где»? – поддразнивала Пайпер, откусывая от своего треугольника мяса.

Она не разделяла его методичный стиль поглощения пищи и расправлялась одновременно с отбивной, морковью и картофелем, практически не разбирая, что именно ест.

– Где он видел привидение? – Дин отделил кусок отбивной, положил в рот и стал жевать.

– Он стоял на школьном перекрестке – понимаете, готовился к утреннему движению…

– Он видел привидение на школьном перекрестке? Пайпер проглотила мясо и потягивала молоко.

– Нет. Он стоял на перекрестке, а оно висело в небе.

– В небе?

– Летело.

– Летело?

– Здесь, что, поселилось эхо? – она улыбнулась, проглотив кусочек чего-то, нельзя было точно сказать – моркови, мяса или картофельного пюре.

– Итак, Кой Чиверс видел летящее привидение.

Пайпер кивнула и впилась зубами в морковку, прожевала, проглотила, потом подцепила мясо. Дин поморщился от такого смешения. Она заметила и застенчиво улыбнулась.

Он потягивал молоко.

– Мужского или женского пола?

– Кто? – спросила она, играя ямочками на щеках.

– Привидение.

– Я думала, вы не поверили в привидение.

– Я и не верю. Но это предполагаемое привидение было мужчиной или женщиной?

– Ни то ни другое, – она почти покончила с картофелем.

Дин нахмурился, озадаченный. Пайпер Блэкмор улыбнулась с явным удовольствием.

– Знаешь, стоит сказать, что это не самая лучшая твоя шутка, – с вызовом сказал он.

– Не моя – его, – переход к мясу.

– Ладно, давай восстановим картину: вчера утром – во сколько приблизительно? в шесть сорок пять? – помощник Чиверс находился на перекрестке около начальной школы, когда увидел привидение-гермафродита, летящее над городом. Что-то в этом роде?

Пайпер снова кивнула. Вихрь черных волос взметнулся над ее лбом.

– Все верно, кроме гермафродита.

– Значит, нет? Тогда что же это было?

– Это была машина, – она допила молоко и приглядывала пакету место в мусорной корзине, наслаждаясь его удивлением.

Приняв это во внимание, Дин попытался приглушить эмоции. Ей, очевидно, нравилось шокировать его, будь то сверхъестественный мир, существование которого она открыто признавала, или же кокетство, выставлявшее напоказ ее сексуальность.

– Машина?

Пайпер приложила ладони ко рту.

– Эхо, эхо, эхо… – повторяла она затухающим голосом. – А если я исполню тирольский мотив, ты тоже повторишь?

– Тирольский мотив? – переспросил он прежде, чем успел сообразить, что это шутка, потом поморщился.

Пайпер захлопала в ладоши с неподдельным, детским восторгом. Дин посмеялся над собой, поражаясь, как легко и просто она смогла пробудить в нем ребенка.

– Ладно, ладно. Итак, скажи мне, как машина может быть привидением?

Пайпер пожала плечами:

– Он сказал, что она появилась из ниоткуда и потом исчезла, как привидение.

Дина неожиданно осенило:

– Так это, вероятно, был НЛО? Она покачала головой:

– Это не был неопознанный летающий объект. Дин поднял ладонь.

– Благодарю вас.

– Потому что его распознали.

– Так это был самолет?

– Нет. Грузовик.

– Грузовик-призрак, – Дин громко расхохотался.

– Пылающий грузовик-призрак, – закончила Пайпер, смеясь вслед за ним.

Затем она подняла правую руку и добавила:

– Я не шучу. Это его история.

– Это что, входит в школьные обязанности? – приставал он.

– Точно так, – она покончила со своей морковью и теперь потянулась через стол, чтобы взять из его запаса. – Часть моей работы как младшего члена исторического отдела состоит в том, чтобы сбивать с толку любого нобелевского лауреата как можно чаще.

Разделавшись с мясом, Дин приступил к картофелю.

– Суть в том, что я не особо доверяю свидетельству Чиверса, – сказала Пайпер.

Дин схватился за сердце:

– Скорее зовите журналистов. Пайпер Блэкмор обнаружила невероятную теорию, которую не воспринимает.

Она швырнула в него морковной палочкой. Но ее карие глаза продолжали улыбаться. Никакого кокетства. Нет, он слишком стар, а она слишком хорошенькая. Его мысли были заняты Мевис Коннетти, местной бизнес-леди, с которой он в некотором роде встречался. Потом Дин подумал о своей Джуди. Чувство вины холодной змеей вползло под одежду. Сколько времени прошло со смерти его жены? Иногда казалось, что вечность, иногда – что это случилось только вчера.

Нет, не нужно так думать. Вспомни, что сказал Джон: «Джуди было бы приятно, если бы ты снова устроил свою жизнь».

Дин почувствовал спазм в горле.

– Эй, док, вы в порядке? – спросила Пайпер. Он протолкнул комок и улыбнулся:

– Да, все в порядке, все в порядке.

Она наклонила голову и оглядела его уголком глаза.

– Сейчас вы просто хорохоритесь.

Он засмеялся. Как бы то ни было, именно Пайпер и ее искрометное веселье вызволили его из безнадежности и депрессии, последовавших после смерти Джуди.

По случайному стечению обстоятельств классная комната Пайпер оказалась прямо напротив его, через коридор. Она начала преподавать в Весткрофтском колледже в прошлом году. С тех пор она часто приносила ленч Дину. Он не задумывался – почему, подозревал, что виной тому была жалость, но не хотел углубляться в это, боясь разрушить магию очарования.

Пайпер бросала ему вызов, шокировала, интриговала.

– О чем вы задумались? – спросила она, вытирая рот салфеткой. Дин понял, что краснеет.

Ее улыбка стала еще шире.

– Вы ловелас. Наверное, думали о сексе. Краснота переросла в пожар. Его щеки пылали. Она спасла его от самосожжения.

– Я послала доклад мэру Перкинсу. Описание истории Черной Долины в деталях. Не думаю, что ему понравится.

– Почему нет?

– Это совсем не то, чего он ожидал. Там полно сверхъестественного. Впрочем, он спрашивал про тебя, интересовался, принял ли ты решение. Так как?

– «Энекстех»?

– «Энекстех».

Дин покачал головой:

– Нет еще. Просто…

Неожиданно ее лицо потухло. Она быстро вскочила с места, закусив нижнюю губу.

– Что такое, Пайпер?

Ее зубы впились в губу, розовую от природы, но сейчас сильно побелевшую.

– Пайпер?

– Кто-то наблюдает за нами.

Он поднял глаза на ряд окон. Ветер шевелил сорняки и траву сразу за территорией колледжа, на холме Хокинса.

– Там никого нет, – сказал Дин, принимая тон учителя, разговаривающего с учеником. – Это просто…

Ее глаза сузились. Трава качалась.

– …просто одно из моих… предчувствий.

– А, – Дин сел.

– А? Что ты имеешь в виду, говоря «а»? – Пайпер с вызовом смотрела на него горящими глазами.

Он подцепил вилкой картофель.

– Ничего.

– Я так не думаю. Это что-нибудь да значит. Ты говоришь «а», подразумевая: «А, просто еще одно глупое суеверие Пайпер».

– Я просто произнес звук, – защищался Дин.

Он засунул картофель в рот. Абсолютно холодный.

– Это даже не слово.

– Вполне достаточно. Я-то знаю… – Ее глаза распахнулись. – Там, там, за дубом. Мужчина. Он двигается.

Дин встал. Он ухватил краем глаза, как что-то мелькнуло. Темная ткань. Плащ?

– Он скрылся за деревом, – она взволнованно всплеснула руками. – Ага!

– Ага? – Дин нахмурился.

– Да, я подняла твое «а» и прибавила «га». Говорю тебе, кто-то смотрит на нас. Я знала это.

Дин отошел в дальний северный угол комнаты, откуда дерево было видно с другой стороны.

– Я чувствовала это, – сказала Пайпер. Голос ее смягчился.

– В самом деле я ощущала себя странно весь день.

– Пайпер, – позвал он.

– Ну, я же говорила, что за нами следят. Теперь ты веришь мне? Теперь ты понимаешь, что есть вещи, неподвластные науке?

– Пайпер, подойди сюда.

Она подбежала к тому месту, где он стоял:

– Что? Ты видишь его оттуда? Кто он? Ты его знаешь? – Пайпер приблизилась и остановилась, предвидя ответ.

– Там никого нет, – сказал Дин.

– Но я его только что видела. Ты видел его.

– Нет, я видел, как что-то мелькнуло. Полотенце, потревоженное ветром на бельевой веревке, колебание ветки, но не человека.

– Он был там. И смотрел на нас. Прямо на нас. Дин вернулся на место.

– Твой картофель остывает.

Она осталась в углу комнаты, вглядываясь, высматривая.

«Высматривает гномов и фей», – подумал Дин. Это не ее вина. Пайпер происходила из загадочной семьи. Потеряв в четыре года мать, она воспитывалась отцом, долгие годы живя с ним вдвоем в огромном старом доме по другую сторону холма Хокинса. Пайпер Блэкмор обладала умом ученого, но сердцем ребенка и была открыта всем вероятным и невероятным вещам в мире.

Дин был осведомлен о репутации матери Пайпер. Она считала себя экстрасенсом, зарабатывая на жизнь тем, что предсказывала судьбу по чайным листьям или ладони. Пайпер тоже слышала эти рассказы. Это, как он подозревал, и являлось причиной ее веры в невероятное. Признав сверхъестественное, она словно прикасалась к своей матери.

Пайпер вернулась на свое место. Ее улыбка исчезла. Казалось, что большое облако заволокло солнце.

Дин хотел разубедить ее. Можно было предложить ей рациональный анализ того, что сейчас произошло.

– У тебя отличное периферическое зрение. Я уверен, что ты ухватила что-то, не осознавая, что именно.

Она посмотрела на него, в мягких карих глазах мерцали флюоресцирующие блики. Она попыталась улыбнуться, но не могла оторвать взгляда от окна. Снаружи небо сияло синевой, и только с севера на горизонте разрасталась тонкая линия угольно-черных облаков. Словно обнаженные руки тянулись к небу, ища спасения.

– Он смотрел на нас. Я в этом уверена. Деревья дрожали на холодном, суровом ветру.

Дину потребовалось изрядное количество времени, чтобы выбросить Пайпер из головы и углубиться в работу. Его внутренние часы подсказывали ему, что меньше десяти минут оставалось до начала занятий и меньше полутора часов – до назначенной встречи с Натаном Перкинсом и Клайдом Уоткинсом в городе, когда он должен будет дать ответ.

Волоски приподнялись у него на руках.

В воздухе вдруг повеяло холодом, и стало нечем дышать. Он взглянул в окно, выходившее к подножию холма Хокинса. Ветер усилился. Ветви деревьев раскачивались, осыпая дождь из листьев в воздух. Высокая сухая трава трепетала на ветру.

Что-то?

Оконное стекло разлетелось вдребезги.

Осколки брызнули во все стороны, обстреляв крышки столов, пол и даже стены. Что-то пролетело так близко от Дина, что он почувствовал колебания воздуха. Неизвестный предмет пробил прочную стену напротив.

Он едва не упал, сердце замирало, билось неровными толчками. Дин посмотрел на стену. Заставил себя сглотнуть, потом перевел дыхание. Он слышал движение в коридоре. Черт, движение в коридоре. От предмета в стене осталась неровная дыра размером с теннисный мяч.

Дин, запинаясь, проковылял к двери. Класс Пайпер высыпал в коридор. Куча студентов собралась вокруг чего-то около дальней стены.

Он поймал взгляд Пайпер.

– Что за черт? – спросила она.

– Не знаю. Это… – слова замерли у него на языке.

Рот как будто набили ватой. Дин разогнал учеников. Пайпер устремилась вслед за ним.

Предмет, светившийся красновато-коричневым, врезался глубоко в стену, распространяя вокруг легкое пыльное облако. Дин придвинулся ближе.

– Что это? – спросила Пайпер.

– Кирпич. Я думаю, это обычный кирпич. Но… Пайпер закончила его мысль:

– Как же можно бросить кирпич сквозь окно и стену?

Слабый запах привлек внимание Дина. Облако. Не пыль. Может быть, дым?

Он потянулся и дотронулся до кирпича. Рука непроизвольно отдернулась. Подушечки его пальцев горели. Горячо! Крики учеников отдалились, напоминая приглушенный шум прибоя. Дин понимал, что к нему обращен вопрос, но мысли его были далеко.

Кирпич?

Спотыкаясь, он вернулся в свою классную комнату и уставился в разбитое окно. Снаружи холодный ветер шуршал опавшими листьями. Но больше ничего. Все было спокойно.

Кирпич?

Дин смотрел в окно, когда это случилось. Разумеется, кирпич пролетел с невероятной скоростью. Однако, он никого и ничего не заметил там за окном.


глава 5


Металлические суставы взвизгнули, когда сменился цвет светофора, качающегося на надоедливом ветру. Четырехцилиндровая «Хонда Цивик» нетерпеливо зарычала, удерживаемая на месте одиноким красным глазом светофора, в то время как другие машины, озаренные изумрудным сиянием, получили немедленный проезд. Старый «кадиллак» после отличного ремонта, мурлыча, проплыл мимо. «Форд Эксплорер» со вмятиной на заднем крыле, за ним видавший виды грузовой «додж» с отвратительным глушителем и перегруженным мотором.

Но он все еще слышал.

Скрип, скрип, скрип.

Черный асфальт главной улицы тянулся на шесть кварталов с симметрично расположенными домами, пока не разматывался в потертые, разбитые тропки. Самое высокое здание состояло из пяти этажей и находилось в трех кварталах к востоку. Но горизонт заслонялся зеленым чудищем, которое царственно возвышалось на севере.

В названии холма Хокинса было допущено явное искажение, поскольку его крутые склоны больше напоминали гору высотой в 675,6 метра. За ним вставала цепь гор Каскада, но их грандиозность скрадывалась на фоне непосредственной близости к городу холма Хокинса.

Холм Хокинса.

Застройка горного массива велась согласно строгим инструкциям. Дороги и дома возводились таким образом, что находились за чертой рощи Дугласа, у подножия холма Хокинса, так что он казался нетронутым.

Скрип, скрип, скрип.

Амплитуда колебания дорожного фонаря все увеличивалась.

Ветер легонько касался его щек, нашептывая незатейливую песенку. Несмотря на то что небо оставалось ослепительно голубым, верхушки деревьев раскачивались из стороны в сторону, предвещая скорую бурю. Подул знакомый леденящий ветер. Чрезвычайно холодный ветер. Горячий воздух идет вверх, холодный – вниз. Как обычно.

Как обычно.

Зеленый свет переключился на желтый, оставаясь равнодушным к погоде.

Скрип, скрип – з-з-з-з.

Дорожный сигнал моргнул раз, второй. Острие пронзительно-белой электрической вспышки выросло из дорожного светофора, образовав мощную линию. В воздухе рассыпался фонтан искр, распадаясь на фиолетовые блики.

Светофор вспыхнул еще раз, затем погас, обратившись в черный мертвый предмет.

Движение остановилось. Водители, озадаченные, медлили в нерешительности .

Мертвый светофор раскачивался.

Скрип, скрип, скрип.

Он приближался.

Приближался.

Мэр Натан Перкинс бросил взгляд на свой город и улыбнулся. Это был хороший город, справедливый город, но если Дин Трумэн не даст положительный ответ «Энекстех», вскоре Черная Долина превратится в город-призрак. Нет, Дин что-нибудь придумает. Ему придется это сделать. Последние четыре года стали для Натана настоящим адом: смотреть, как вымирает город, как сворачивается бизнес, как люди, словно кровь города, текут по обочинам, оставляя его навсегда, забросив свои жилища, было невыносимо.

Потом доктор Дин Т. Трумэн получил Нобелевскую премию по физике.

Это все поставило на свои места. Сразу весь мир обратил свой взгляд на Черную Долину. Натан кожей чувствовал, как эти напыщенные ничтожества, пренебрежительно задиравшие носы, задыхались от удивления в своих новомодных школах с замысловатыми названиями. До получения премии никто понятия не имел о Дине Трумэне из Весткрофтского колледжа или о Черной Долине, штат Орегон. Но они-то знали.

Тот факт, что Дин работал над своей теорией без каких-либо инвестиций или оборудования, полагаясь только на собственные мозги и сверхъестественные способности к анализу, сделал это событие еще более сенсационным. Натан попытался прочитать теорию Дина, которая произвела целый переворот, когда она впервые появилась в научном журнале, но не пошел дальше названия: «Многофункциональность квантовой физики и сверхволновой механики: исследование дуализма и энергии репродуктивности».

Но зато Натан ознакомился с отзывами в прессе. «Ньюсуик» возводила Дина в ранг «Джонни Кохрана в науке, напрягшего законы физики до предельной точки».

Предложения о работе сыпались со всех сторон, и Натан до сих пор не мог понять, почему Дин отвергал их. Дело было в том, что Натан с головой погрузился в дела вымирающего города и не мог концентрироваться на чем-либо еще. А затем возникла «Энекстех». А вместе с ней – реальность разрешения проблем Черной Долины.

Дело в том, что новый завод не только даст много рабочих мест, но также создаст сеть дочерних предприятий. Натан навел справки. Везде, где обосновывалась «Энекстех», возникали дочерние предприятия. Такое развитие дел могло преобразовать Чёрную Долину из хилого лесозаготовительного городишки в развивающийся высокотехнологичный центр.

Натан откинулся назад в своем кресле с подлокотниками, сцепив руки в замок на затылке и с наслаждением вдыхая легкий аромат мебели лимонного дерева. Если Дин примет предложение «Энекстех», какое будущее ждет Черную Долину через пять лет? Через десять? «Энекстех» – это только начало. Натан мысленно видел стремительный всплеск роста и экспансии, по мере того как город превращался в гавань науки, меняя статус места, через которое вы проезжаете, на статус центра, куда вы стремитесь. Расцвет крупного города, не утратившего сентиментальности, свойственной маленьким поселениям.

Эта мысль согревала так же, как хорошо протопленный камин.

На его до предела аккуратном, с сероватым отливом столе лежал налоговый отчет на «Энекстех» за первый год. Даже с учетом налоговых льгот сумма приближалась к 1,2 миллиона долларов.

Зарубите это себе на носу, Портленд, Юджин и Сейлем.

Натан знал, что все в штате считали Черную Долину странным местом. Чудные вещи происходили в этом маленьком городишке, затерявшемся между Вилламет Ривер и холмом Хокинса.

Странные вещи.

Все были правы с исторической точки зрения.

Когда «Энекстех» впервые выразила желание обосноваться здесь, Натану потребовалась исчерпывающая справка о городе. Он надеялся использовать богатый исторический материал в качестве дополнительного козыря для организации дочерних предприятий. Пайпер Блэкмор, молодой преподаватель истории Весткрофтского колледжа, быстро справилась с заданием. Он получил ее отчет сегодня утром. Очень захватывающее произведение, но совершенно непригодное для его целей. Натан никогда бы не осмелился показать его будущим партнерам по бизнесу. Никогда.

Странные вещи. Здесь дважды безуспешно пытались организовать поселения. Сначала – коренные американцы, около 1700 года, а затем, спустя много лет – отставшие солдаты Орегонской армии. И оба поселения погибли. Первое – во всепоглощающем огне пожара, практически сравнявшем долину с землей и давшем название месту.

Второе поселение было заброшено после того, как на него обрушились «камни с небес».

Каменный дождь.

Третье поселение было организовано восемью годами позже и стало основой современного города. Однако необычные события продолжали происходить в этом месте. Иначе как бы вы объяснили, что учитель из захудалого городишка, где колледж существует на нищий бюджет, получил Нобелевскую премию по физике?

«Странно? Но могу поспорить, я чертовски горжусь этой странностью», – подумал Натан.

С высот своих владений на третьем этаже ратуши он видел почти весь город – деревянные и кирпичные строения, по большей части одно– или двухэтажные, некоторые с заколоченными окнами. Движение было постоянным, но неоживленным. Тротуары регулярно чистились, мусорные баки опорожнялись, листья собирались в кучи. Пара старых дубов стояла в карауле на лужайке перед зданием суда, покачивая ветвями на усиливающемся ветру. Как будто величественные престарелые короли приветствовали подданных.

Движение распалось, когда по главной улице, визжа покрышками, пронеслась пожарная машина.

Пожарная машина?

Секретарша оказалась у его двери раньше, чем Натан успел нажать кнопку вызова.

– Обычный пожар на открытом месте на Дуглас Роад, – сказала она, не дожидаясь вопроса. – Беспокоиться не о чем. Шериф Эванс уже выехал на место. Он сказал, что все уладит, но может опоздать на встречу с вами, доктором Трумэном и конгрессменом Уоткинсом в «Тройном размере».

Он поблагодарил ее и снова опустился в кресло. Но его эйфория пропала. Мысли отяжелели.

Два поселения. Первое уничтожено огнем. Второе – каменным дождем.

Огонь и камни.

Кирпич был восемнадцать сантиметров в длину и восемь в ширину, обуглившийся, но в остальном вполне походивший на обычный кирпич. Конечно, если проигнорировать тот факт, что он только что пролетел через окно, пробил стену и застрял во второй стене на своем пути.

Дин Трумэн выстраивал все эти события в цепь, крутя педали своего десятискоростного велосипеда, ведь ему нужно было проехать четырнадцать кварталов от школы. Тонкие упругие шины пели, соприкасаясь с охлажденным асфальтом. Из всех видов транспорта Дин предпочитал пользоваться велосипедом вплоть до самых холодов, когда мороз и снег делали передвижения на двух колесах неразумными.

Восемнадцать сантиметров на семь, обуглившийся?

Велосипед являлся настоящей пропагандой борьбы за чистоту окружающей среды, и Дин всем говорил:

– Вы спасаете землю с каждым нажимом на педаль.

Однако истина представлялась в более эгоистичном свете – это был шанс для него подумать, помечтать, отрешиться от действительности.

Окно, стена, вторая стена?

Из школы позвонили в департамент шерифа, чтобы доложить об акте вандализма. Но небольшой пожар за городом занял их всех.

Восемнадцать в длину.

После того как кирпич был тщательно осмотрен и они с Пайпер убедились в его обыкновенности, Дин обратил внимание на повреждения.

– Что ты надеешься обнаружить, изучая дыру в стене? – с вызовом спросила Пайпер.

Она держалась молодцом, но периодически охватывала себя руками за плечи, жалуясь на холодок, ощущаемый только ею.

– Одно из твоих особенных предчувствий? – поинтересовался Дин.

Он измерил расстояние от разбитого окна до пола, от места, где врезался кирпич, до пола.

– Подсчитав угол снижения, помножив на сопротивление стекла, и материалов стены, учтя размер и вес предмета, я смогу определить относительную скорость. А потом с помощью экстраполяции вычислить источник.

– Другими словами, определить, откуда его бросили, – подытожила Пайпер, коротко определив суть дела.

– Верно.

– А кто бы смог бросить с такой скоростью? – ее карие глаза смотрели куда-то вдаль, зрачки сузились, превратившись в две крошечные точки, и она ответила сама себе, по-видимому, никто. – Значит, вопрос стоит так: что могло с такой силой швырнуть кирпич?

«Что?»

Вероятно, зная о пристрастии Пайпер к таким вещам, Дин ощутил некоторую неловкость от этого слова. Оно представлялось ему в виде несуществующих монстров, вползающих под детскую кровать или во взрослую душу, превращающих это простое слово из трех букв в нечто более зловещее.

«Что?»

Вырулив на главную улицу, Дин заставил свой мозг дать оценку вопросу с научных позиций.

Все можно объяснить с научной точки зрения. Все.

Возможно, не сегодня, возможно, не завтра, но рано или поздно.

Все. Даже это «что».

Не могло ли кирпич забросить взрывом? Этим можно было бы объяснить то, что он дымился. Но никто не слышал взрыва, а предварительный осмотр округи показал, что ничего подобного там не произошло.

Но что? Машина? Возможно, наподобие той, что бомбардировала игроков на корте теннисными мячами по выходным? Нет. У него зародились сомнения: такое орудие вряд ли обладало достаточной мощностью, чтобы поднять кирпич и придать ему такое ускорение.

Тогда что?

Как насчет машины, посылающей бейсбольные мячи? Конечно, у нее большая мощность, но вопрос веса все еще оставался под сомнением. Кирпич тяжел. Слишком тяжел. Но может быть, машина была модифицирована?

Дин немного помозговал над этой идеей и решил, что это лучшее объяснение на настоящий момент. Машина, бросающая бейсбольные мячи, или что-то в этом роде, возможно незнакомой ему конструкции, или даже устройство, специально созданное.

И все же…

Непрошеная мысль вползла в его разум, вызывая тошнотворный привкус. Дин смотрел в окно, когда кирпич ворвался в комнату. Он казался прилетевшим из ниоткуда. Голос Пайпер спросил у него в голове:

– Что?

Дин припарковался у велосипедной стоянки, расправил мышцы и глубоко вздохнул. Он уловил неясный аромат размокшего соснового дерева, примешивавшийся к резкому запаху дыма. Тоненькая линия облаков на горизонте ширилась, разрасталась – кучевые облака с синеватым отливом корчились, катясь по небу, как клубок разъяренных змей. Ветер, еще слабый, но наполненный холодом, внедрился в город, как передовой разведчик армии непогоды, ожидавшей за холмом.

Что?

Мэвис Коннетти пробила чек клиенту, поблагодарила за то, что он зашел в заведение, и закрыла кассу. Было слишком поздно для ленча, но слишком рано для обеда, однако «Тройное Д» уже наполовину заполнилась. Смех рассеивался по залу, как пыль, выбитая из старой тряпки, сопровождаемый умеренным стуком столового серебра о керамические тарелки, обеспечивавшим постоянный шумовой фон. В воздухе было пряно от запаха приготовленного мяса – бургеров, отбивных, ветчины, но все перекрывал аромат только что испеченного хлеба.

Тихий звон колокольчика над входной дверью заставил Мэвис поднять голову. И она улыбнулась. Дин.

Высокий и чрезмерно худой, доктор Дин Трумэн двигался на своих длинных ногах довольно уверенной походкой, хотя и лишенной грации. Глаза прищурены, мысли витают где-то далеко. Она заметила, что его волосы слегка спутались от быстрой езды на велосипеде без шлема. Дин попытался пригладить волосы ладонью, заняв свой привычный столик около центрального окна. Он сел, а вихор снова вздыбился.

Официантка вытянула блокнот из фартука и шагнула к столику Дина. Но Мэвис сделала ей знак. Та усмехнулась.

Официально ресторан «Тройное Д» именовался «Ежедневные обеды в деловом центре», но все в городе знали его «Тройным Д», намекая скорее на размер пышной груди Мэвис, чем на вокальное созвучие. Она не обижалась. Уже давно Мэвис научилась обходиться со своей анатомией, предпочитая не обращать внимания на намеки, затрагивающие ее сексуальную внешность, но относиться к ним с юмором и снисходительностью. Она знала свое дело, частенько подсмеиваясь над теми простачками, которые считали нужным верить, что размер ее груди и Коэффициент Интеллектуальности находятся в обратном соотношении.

Мэвис достала блокнот и направилась в кабинку Дина.

Она вернулась в Долину двенадцать лет назад, оставив успешную карьеру в маклерской конторе в Нью-Йорке после того, как с ее отцом случился удар. Приняв семейный бизнес, Мэвис считала это временным положением дел. Но когда отец умер, оно стало постоянным. Несмотря на экономический спад, Мэвис все же удавалось держаться на плаву. Но сейчас, как и все другие, она видела конец бизнес-веревочки. Можно продержать ресторан месяц, ну, два, но не больше. Если только Дин Трумэн не скажет «да» этой самой «Энекстех».

Мэвис несколько раздражало, что ее личные и профессиональные интересы всецело сосредоточились на докторе Дине Т. Трумэне.

Она облизнула губы и расправила плечи, машинально провела по волосам и одернула блузку. Мэвис чувствовала себя взвинченной и скованной, как девочка-подросток в кутерьме весны.

Мэвис и Дин встречались с небольшими перерывами больше трех лет. Все считали их парой, все думали, что они поженятся. Но их отношения зашли в тупик, ежеминутно грозя развалиться под собственной тяжестью. Восемь недель назад она объявила ему:

– Или наши отношения выходят на новый уровень, или все кончено.

Он был удивлен и расстроен. Но недостаточно, чтобы сделать предложение.

После разрыва у Мэвис появилось достаточно времени, чтобы прокрутить в голове их связь от начала до конца, – понять, где она дала трещину. Мэвис пришла к неутешительным выводам. Дело было не только в отсутствии инициативы, но и в недостатке глубины. Несмотря на встречи в течение трех лет, их отношения сохраняли поверхностный характер. Один тот факт, что он ни разу не пригласил ее в свой дом, говорил о многом.

Свой дом? Что там такое было в этой хибаре? Что он прятал?

– Если ты думаешь, что меня расстроит беспорядок, не волнуйся. Я знаю, как живут холостяки, – уговаривала она его.

– Дело не в этом. Просто… – но Дин никогда не заканчивал фразы, никогда не старался объяснить и никогда не пускал ее к себе.

Скорбная правда состояла, видимо, в какой-то степени в том, что он все еще был влюблен в свою первую жену, все еще привязан к Джуди. Неужели поэтому он не пускает ее в дом? В их дом? Может быть, но Джуди вот уже двадцать один год как нет на свете. Какую тайну можно столько скрывать?

Как только Дин сел, звонок над дверью возвестил о прибытии мэра Натана Перкинса. Время не слишком старило его, добавив только облагораживающую полноту, а мягкие вкрапления седины оттеняли солидность и достоинство. Все такие же толстые стекла очков, временами придававшие глазам Натана таинственный взгляд, как у героев мультяшек Диснея.

– Прости, я опоздал, – сказал Натан, проскальзывая в кабинку.

– Я сам только что пришел. Но Джона не будет.

– Ага, я слышал. Пожар на Дуглас-Роад.

Мэвис Коннетти принесла два стакана с водой и улыбнулась:

– Добрый вечер, Дин, мэр. Что закажете?

Она была высокого роста («Изваяние», – пришло на ум Дину), с длинными волосами цвета вороньего крыла и круглым приветливым лицом. Кроме того, по выражению Клайда Уоткинса, она была обладательницей «лучшей походки на Западе Орегона, если не во всем штате».

– Мне только кофе, – сказал Дин.

– А я пропустил ленч, – пожаловался Натан. – Принесите мне номер четвертый, но без горчицы, и экстра-фри. И чашку кофе.

А потом, улыбаясь, как школьник, разболтавший секрет, он Добавил:

– Так почему же, когда я, ваш любимый мэр и смиренный слуга общества, прихожу сюда сам по себе, меня никогда не обслуживает хозяйка?

– Что сказать? – протянула Мэвис, закладывая карандаш за ухо. – У меня всегда что-нибудь приготовлено для ребят с действительно объемными… – она помедлила.

Дин почувствовал, как пауза повисла в воздухе.

– …мозгами, – закончила Мэвис.

Затем, сохраняя на лице шаловливую улыбку, наклонилась вперед и нежно поцеловала Дина в щеку. Ее грудь коснулась его руки. Она прекрасно понимала, какое впечатление произвела на него. Легкая победная усмешка вспыхнула на ее лице при виде залитых краской щек профессора.

Оба мужчины проводили ее взглядом, оценивая по достоинству.

– Какая красотка, Дин. Что-то исключительное! Вы еще встречаетесь?

Дин пожал плечами:

– Что-то в этом роде.

Натан покачал головой, затем поправил очки на переносице, больше по привычке, чем по необходимости.

– Что-то в этом роде? Такую женщину нельзя заставлять ждать. Кто-нибудь непременно украдет ее.

– Слишком скоро, – сказал Дин.

Он водил пальцем по рисунку на крышке стола.

– Слишком скоро? Ты о чем? Двадцать один год? – Натан наклонился и накрыл своей ладонью руку Дина. – Послушай меня как друга. Говорю тебе, время действовать.

Раздался смех. Оба взглянули в другой конец зала, где за угловым столиком сидело четверо мужчин. Трое из них хихикали. Было легко догадаться, что четвертый мужчина отпустил непристойное замечание, а Мэвис Коннетти отбрила его в лучшем виде.

Натан был прав, она что-то исключительное. Но…

– Конечно, работа это очень важно, но надо же и для себя пожить. Джуди знала это. И когда она была с тобой, ты это тоже знал.

Двадцать один год? Неужели все было так давно? Казалось, только вчера у Джуди случился первый сердечный приступ. А три недели спустя его жена, его друг, его второе «я» ушла, превратившись в воспоминание. Биоэлектрический импульс, ценный только в качестве электрохимического обмена между синопсисами его мозга.

После смерти Джуди он провел три месяца, закрывшись в холодном, обшитом деревом доме, который принадлежал им. Друзей, приходивших навестить его, он прогонял. Только Джону Эвансу и Натану Перкинсу был открыт доступ в священное жилище, но даже они не смели развернуться в этом беспорядке.

– Черт, Дин, ты как будто что-то прячешь, – заметил Джон. Это было во время их последнего прихода. Потом он уже никого не пускал – никого.

Дин наполнил свое существование слезами, утопая в жалости к себе. В конце концов он занялся поисками фамильной драгоценности – медальона, подаренного Джуди прабабушкой в тринадцать лет. Она никогда не расставалась с ним. Выполненный в форме сердечка, серебряный медальон с тиснением в виде розовых цветов, легко открывался при нажатии на пружинку. После их свадьбы Джуди на одной его стороне поместила фотографию Дина, а на другой – свою.

Если бы он мог хотя бы погладить выпуклую поверхность этого кулона… Дин чувствовал, что этот целомудренный жест принес бы ему примирение, спокойствие. Но медальон бесследно исчез. Вместе с Джуди он покинул этот бренный мир.

Весткрофтский колледж был обычной школой со скромным преподавательским составом и ничтожным посещением. Но Дин полюбил его. Вернувшись в школу, он полностью отдался работе. А в результате получил Нобелевскую премию по физике.

Но по правде говоря, он бы предпочел найти медальон.

Три года назад Мэвис Коннетти пригласила его пообедать. Боясь признаться самому себе, он наслаждался дружбой с ней. Она была полной противоположностью Джуди, и, должно быть, это несходство помогло.

Они целовались в машине, как парочка школьников из старших классов, но когда Мэвис предложила провести вместе ночь, он застопорил.

Дин бы сказал, что она была обижена и расстроена. Он поспешил объяснить, что это не ее вина.

– Почему ты не пригласишь меня войти? – в конце концов спросила Мэвис.

«Потому что я не могу, – тянуло его ответить. – По той же причине я никого не пускаю».

С тех пор в их отношения закрался холодок. Кокетство продолжалось, но как бы там ни было, Дин держал нейтралитет.

– Как Ава? – спросил Дин, надеясь переменить разговор и свой ход мыслей.

Упоминание о молодой жене Натана вызвало у того улыбку.

– Великолепно, просто великолепно, – он потянул салфетку из хромированного зажима. – Если бы кто-нибудь двадцать лет назад сказал мне, что я встречу такую женщину, как Ава, я бы никогда ему не поверил. Боже, такому паршивцу, как я, жениться на такой девушке? – Натан покачал головой. – Говорю тебе, я, должно быть, самый счастливый ублюдок в мире.

Натан и Ава поженились меньше года назад, и их союз оставался загадкой для многих, но Дин понимал их. На первый взгляд, что у них могло быть общего? Ава – ослепительная, молодая, возможно, чуточку вульгарная, но привлекательная, в ореоле ярких красок и грандиозных идей; Натан – консервативный, погрязших в мелочах, крайне педантичный. И тем не менее Дин с уверенностью мог сказать, что никогда не видел более счастливой пары.

– Дженкинс Джонс и Мередит Гэмбел приходили в ратушу, интересовались живописью Авы, – сказал Натан.

Ава была честолюбивой художницей, чьи работы напоминали скорее театральные декорации, чем живописные полотна. Совсем недавно она решила «привести в порядок ратушу», преподнеся ей в качестве дара свои самые кричащие работы, от которых рябило в глазах.

– И что?

– Мередит сказала: ее цвета не гармонируют с интерьером. Дженкинс был ближе к правде. Он определил работы, как «чудовищногрубые – фактически самые чудовищногрубые, что он видел в этом насквозь чудовищногрубом мире».

Оба рассмеялись.

– Так? Что же ты будешь делать? – спросил Дин. Натан пожал плечами и поправил очки:

– Что я могу сделать? Дженкинс – глава городского совета, Мередит Гэмбел – его заместитель, но Ава – моя жена.

– И как же?

– Я встаю на сторону того, кто согревает меня ночью.

– Значит, Дженкинс.

Натан скорчил рожу, но улыбка не исчезла.

– Я спустил полотна вниз и спрятал в своем офисе. Ава почти никогда не приходит в палату ратуши, а если узнаю, что она собирается прийти, то прибегу первым и опять подниму их наверх.

Дин так расхохотался, что закашлялся.

– Стоит того, поверь мне. Вот почему я говорю тебе, что нельзя упускать такую женщину как Мэвис.

Мэвис принесла им заказ и напитки, затем с улыбкой отошла. Дин совсем не был уверен, слышала ли она комментарии Натана.

Дин заерзал на месте, когда раздался звон колокольчика над дверью.

– Только посмотри, кто наконец явился, – сказал он.

Конгрессмен Клайд Уоткинс вошел в «Тройной Д». Сопровождаемый нескончаемыми пожатиями рук и похлопываниями по плечу, он медленно пробрался к Дину и Натану.

– Привет, привет, ребята, – он вытянул руку и растопырил пальцы. – Великолепная пятерка все еще жива…

– Великолепная четверка уже ничто, – парировал Натан. – Тебе нужен новый материал.

– Извините, я опоздал, устроили радушный прием в Юджине. Бог мой, эти люди любят дискутировать. Организовали в зале собраний митинг против вырубки старого леса, а плакаты были сделаны… – он помедлил для усиления эффекта, – из бумаги. Вот вам и пример лицемерия.

Дин фыркнул.

Натан покачал головой:

– Я думал, ты за окружающую среду. Клайд сел, отхлебнул кофе из чашки Натана.

– Так и есть, пока это устраивает древесных баронов.

– Вот это уж точно лицемерие, – провозгласил Натан. – И послушай, нахал, ты испортил мой кофе.

– Да ладно, Натан, ты же сам в политике. Знаешь, как все работает. Деньги закручивают гайки. Нет денег, нет и кампании; нет кампании – нет и выборов; нет выборов – нет возможности кому-то помочь. Политика. И что ты имеешь в виду под «нахалом»? Мое происхождение недостаточно хорошо для тебя?

– Твое происхождение не имеет к этому отношения. Меня беспокоит твоя нравственность.

– О, об этом не волнуйся; это не проблема, – Клайд стащил картофель по-французски, а потом вполголоса зашипел: – У меня нет нравственности.

Дин расхохотался.

Даже Натан подавился от смеха:

– То, что я мэр, еще не значит, что я считаю себя политиком. Меня интересует только это место. Попрошу учесть разницу.

Клайд махнул официантке, чтобы она принесла меню, а пока угостился из не тронутого Дином стакана с водой.

– Я бы тоже хотел учитывать разницу, служить делу, бороться за правду. Но все это бред сивой кобылы. Как соблюдать такие правила, когда приходится тереться с воротилами в Вашингтоне – и только так можно чего-то добиться!

Они поговорили о политике, экономике, о полуторагодовалой дочери Клайда. И все это время Клайд и Натан подтрунивали друг над другом, как супруги, женатые много лет. Дин позволил себе наслаждаться зрелищем. Ему было приятно, что его старый друг, а теперь конгрессмен, Клайд Уоткинс чувствовал себя рядом с ними в своей тарелке, разговаривая честно и открыто.

Как бы то ни было, Клайд Уоткинс был в городе, и прежняя команда собралась вместе. Отсутствовали лишь Джон Эванс, которому помешал пожар, да его двоюродный брат Мейсон, давным-давно переехавший в Портленд. Но все же эти трое наслаждались встречей. Пусть даже короткой.

Конгрессмен взглянул на часы, затем посмотрел на Дина.

– Так, и что теперь будет? Могу я сказать друзьям из «Энекстех», что все в порядке? Ты с ними работаешь? – потом обратился к Натану. – Я думаю, они готовы приступить в течение месяца.

– Отлично, – сказал Натан. Дин молчал.

– Что? – спросил Клайд. – У тебя все еще есть сомнения?

– Я… я не знаю. «Энекстех» смущает меня.

– Если это касается их материалов по окружающей среде, мы уже это обсуждали. Ты принесешь больше пользы, внедрившись в компанию, чем оставаясь вне ее, – заметил Натан.

– Знаете, я изучал эту компанию. Там есть один отдел, который специализируется исключительно на разработке оружия.

Натан бросил взгляд на Клайда. Конгрессмен улыбнулся:

– Ну и что? Ты не войдешь в этот отдел.

– Разумеется, но войду в эту же компанию. А внутри нее обмениваются информацией.

Клайд покачал головой; улыбка стойко держалась на губах.

– Перестань, Дин. Твои исследования в какой области? Двойственность квантовой какой-то бестолковщины или как там?

– Многофункциональность квантовой физики и сверхволновой механики, – сказал Дин.

– Так это имеет какое-нибудь отношение к оружию?

– Нет, но…

– Ты думаешь, что это можно применить в области вооружения?

– Нет.

Клайд поднял руку. Улыбка стала еще шире:

– Так в чем проблема? – он не стал ждать ответа. – Ладно, я уезжаю. Должен попасть в Салем.

– Большие денежные средства? – прицепился Натан. – Прокуренные делишки с древесными парнями?

– Ага, в яблочко. ПЗУ. Дин приподнял бровь:

– ПЗУ?

– Поцелуй в задницу и улыбнись.

Клайд Уоткинс удалился так же, как пришел, работая на публику, – улыбаясь, смеясь, пожимая руки, похлопывая по плечам. Всегда политик.

Натан отлучился, чтобы принести чашку свежего кофе.

Дин Трумэн посмотрел в окно. Стая серых облаков продолжала разрастаться на горизонте. Скудный ветерок дразнил почти облетевшие деревья на лужайке перед судом.

Обрывок газеты скакал по траве, как подбитая птица, мимо фонарного столба, мимо пожарного гидранта, устраиваясь на ноге мужчины, сидевшего на скамейке.

Дин нахмурился.

Чужак сидел в позе спящего, сложив руки, повесив голову. Выгоревшая ковбойская шляпа надвинута на лоб, обвислый край заслоняет лицо. Его одежда явно подходила для непогоды, хотя прогноз обещал ясное небо и солнце. Длинный, защитного цвета плащ был потерт и забрызган грязью.

Ветер усиливался; края плаща трепетали, как тронутые плесенью крылья мертвого ворона.

Дин все еще смотрел на него, когда чужак поднял голову, показав длинные каштановые волосы, бороду и усы.

Дину он не был знаком. Человек не обращал внимания на обрывок газеты, облепивший его ногу. Вместо этого он смотрел прямо вперед, прямо… На меня?

Расстояние не позволяло сказать наверняка, но Дин чувствовал, как незнакомец смотрит на него.

Нет – пристально наблюдает за ним.

Дин вздрогнул и отвел взгляд, как если бы влюбленно смотрел на жену друга. Он уставился на стол. Но незнакомец не выходил у него из головы. Он казался таким… неместным.

Дин снова взглянул в окно.

Чужак исчез.

Дин осмотрел панораму, открывавшуюся из окна. Человека в плаще нигде не было видно.

Но ведь незнакомец не мог так быстро исчезнуть. Или мог?

Конгрессмен Соединенных Штатов Клайд Уоткинс тщательно просушил волосы грубым гостиничным полотенцем и восхитился своим мужским достоинством. Он врал жене, врал сотрудникам, даже двум своим старым друзьям, хотя технически и впрямь все время тем и занимался, что целовал задницы и улыбался.

– Супер-пупер, – сказал он своему отражению в зеркале.

По мнению Клайда, сами друзья были виноваты в его неискренности. Если бы они только могли понять его потребность, его непреодолимое желание открыться кому-нибудь, Клайд был бы сама откровенность.

«Простите, друзья, – сказал бы он им. – Мне надо заняться групповушкой».

Но Клайд не мог сказать правду. Нет, только не им, не этой парочке ханжей – Натану и Дину. О политике – да, о сексе – никогда.

Он предвидел их реакцию: «А как же твоя жена, как же твоя дочь? Как они?» Клайд очень любил друзей. Но его сексуальные аппетиты были ненасытны. Дин, несомненно, квалифицировал бы их как тайные комплексы, поэтому Клайд предпочитал благоразумно скрывать свои потребности, обманывая семью и друзей, чтобы не ранить их.

Время от времени, вот уже больше года, он встречался с молодой, энергичной и чрезвычайно гибкой сотрудницей. Обычно для их свиданий Клайд снимал номер в гостинице в Вашингтоне. Но на этот раз она приехала к семье в город, а искушение было слишком велико. Впрочем, на другой чаше весов находилась возрастающая вероятность быть пойманным. «Не мочись в бассейн», – любил говорить его отец. Не развлекайся с куколкой в своем родном городе.

Но иногда Клайд просто не мог сказать «нет».

Он опустил полотенце. Волосы торчали во все стороны.

– Ты превосходный образец самца, – сказал Клайд себе. Отражение в ответ расплылось в улыбке.

Стоп, опасно, опасно даже дурачиться, но это только усиливало возбуждение.

– Давай, разогрей меня, – подмигнул он себе.

Дверь в комнату открылась, взвизгнув, как пойманная мышь. Клайд помедлил в ванной. Она вернулась.

Его неутомимая партнерша пришла за третьей порцией. Слегка раздраженный, но взволнованный, Клайд крикнул:

– Ну-ну, сладкая, мы об этом говорили. Я должен отъехать, – он показался из ванной, накинув на плечи полотенце, собирая волосы правой рукой и инстинктивно втягивая живот. – Кроме того, крошка, последний раз ты меня рассердила…

Ошеломление пресекло поток слов. Сознание одеревенело. Во рту пересохло, лицо вытянулось, глаза расширились от ужаса. Сердце остановилось, дыхание перехватило. Сама душа замерла.

Второй мужчина ухмыльнулся.

Тогда конгрессмен Соединенных Штатов Клайд Уоткинс действительно испугался.


глава 6


Пайпер Блэкмор погрузила две сумки с продуктами в машину и захлопнула дверь. Черный «Форд Рэнджер» рванулся с парковки для клиентов магазина и вырулил на Дэвис-стрит, разгоняясь, как чистокровный скакун, рвущий узду на старте. Пайпер свернула на аллею Ашер. Продукты перекатывались в сумках. Она нахмурилась, затем, ворча, отпустила акселератор, взяв следующий поворот на медленной скорости, столь несвойственной ее стилю вождения автомобиля.

Пайпер пробиралась боковыми улочками, выбрав извилистый путь, чтобы попасть домой. Она знала десятки маршрутов, ведущих к дому, но каждый раз старалась проехать новой дорогой. Если вы родились и выросли в Черной Долине, в Орегоне, приходится развлекаться всеми возможными способами.

Ей нравилась быстрая езда. В колледже она встречалась с парнем, который был помешан на мотоциклах. И хотя эти отношения ни во что не переросли, Пайпер получала истинное удовольствие, проносясь на бешеной скорости по автостраде на ярком двухколесном снаряде. Все закончилось, когда она поняла, что больше интересуется мотоциклом, чем самим гонщиком.

Пайпер уже пропустила время завтрака. Надеясь наверстать упущенное время, она рассчитывала, что отсутствие светофоров сыграет ей на руку и оправдает выбранный маршрут. Пайпер свернула на Мейпл-драйв, затем быстро повернула налево на Перси-стрит и неожиданно резко затормозила перед ужасающим оранжево-черным знаком, возвещающим о том, что впереди ремонт дороги.

– Черт, – выругалась она.

Перси-стрит делали четырехполосной автострадой, лишая возможности маневрировать. Пайпер оценила свои шансы и свернула на заднюю парковку гостиницы «Рассвет». Фасад здания выходил на Эмеральд-стрит. Если бы она смогла протиснуться сквозь усеянную машинами парковку и обогнуть здание, то ей бы удалось вернуться на главную улицу и объехать зону реконструкции дороги.

Но на пути встал полуприцеп с логотипом гостиницы, из которого что-то выгружали трое мужчин в серовато-синих комбинезонах.

– Черт, черт, еще раз черт. Чересчур для того, кто спешит.

Пайпер остановилась на минуту, пытаясь успокоиться, слегка ошарашенная своим гневом. Почему она так расстроилась? Прямо на грани срыва. Это же просто игра. Нет такой уж необходимости спешить домой. Ничего не ждет ее там, кроме воспоминаний и призраков. Она потерла руки. У нее было чувство, как будто кто-то провел по школьной доске сухим обломанным ногтем.

Пайпер вздрогнула.

Руки покрылись гусиной кожей. Она почувствовала…

Кто-то прошел по ее могиле.

«Форд Рэнджер» нетерпеливо гудел. Пайпер Блэкмор встряхнула руки, размяла пальцы. Почему опять это ощущение?.. Что?

Солнце попало на ветровое стекло припаркованной машины – россыпь отраженных лучей брызнула в лицо, вынуждая зажмуриться. Пайпер приложила ладонь козырьком ко лбу. Задняя часть здания гостиницы «Рассвет», выкрашенная в бежевый цвет, смотрела коричневыми вставками служебных дверей и тремя рядами окон, по двенадцать в ряд.

Окно.

Что-то привлекло ее внимание. Заслонивши глаза от яркого солнечного света, она прекрасно видела, что происходит в гостиничном номере, как раз напротив нее, этажом выше. Двое мужчин…

Бог мой!

Она увидела, как один из них упал на колени, руки бессильно повисли; а второй, стоя над ним, схватил первого руками за горло.

Он душил его.

Натан Перкинс посмотрел в окно столовой и дожевал остатки жареной картошки. Дин Трумэн проследил за его взглядом.

– Несмотря на все мое расположение к «Энекстех», – сказал Натан, – мне было бы спокойнее, если бы они установили эту проклятую штуку где-нибудь не здесь, не на холме Хокинса. Это место вызывает у меня нервную дрожь.

– Суеверная чепуха, – фыркнул Дин.

Натан отхлебнул кофе. От горячего пара его очки запотели. Но он, казалось, не замечал.

– Верен науке. Даже после…

Но фраза осталась незаконченной. Тема находилась под запретом.

– Да, дареному коню в зубы не смотрят и все такое… Полагаю, мы должны быть благодарны уже за то, что среди нас есть такой выдающийся гражданин, как ты. Даже не вникая в твою ученую магию, все тебя уважают.

– Ну не все, – заметил Дин.

Прихлебывая кофе, он рассказал Натану о происшествии с кирпичом.

По лицу его друга разлилась тревога.

– Тебе надо было сообщить Джону.

– Школа послала рапорт.

– Это серьезно, Дин. Ты мог лишиться головы.

– Тогда, по крайней мере, мне не пришлось бы принимать решение по «Энекстех».

Натан барабанил по столу костяшками пальцев:

– Я не шучу. Если не ты, то мог пострадать кто-нибудь другой. Дин уткнулся носом в чашку с кофе, чувствуя, как крепкий аромат щекочет ноздри.

– Должно быть, это сделали дети. Или протестующие. Знаешь, как те в Юджине.

Натан кивнул:

– Несколько недалеких людей всегда выступают против разработок.

Дин поднял указательный палец:

– Точно. Дети.

– Безумные дети, – добавил Натан. – Пуля не признает возраста. Вспомни, что случилось в Спрингфилде.

Спрингфилд, штат Орегон, 21 мая 1998 года. Четверо убитых, двадцать пять раненых. Пятнадцатилетний подросток проник в школьную столовую с заряженным ружьем и перестрелял своих одноклассников.

– Это была не пуля. Это был кирпич.

– Факт остается фактом. Насилие порождает насилие. Дин ничего не сказал.

Кирпич.

Казалось, что он прилетел из ниоткуда.

Дин перебирал вероятные ответы. Может быть, он потерял остроту зрения? Надо бы проверить зоркость. Если у него обнаружат близорукость, тогда понятно, почему он не увидел точку, откуда бросали кирпич. Или его запустили с первоначально не видимой Дину позиции?

«Кто-то смотрит на нас», – сказала Пайпер Блэкмор.

Потом еще это мелькание – чего? Дин тоже что-то заметил. Ткань. Плащ? Да, пожалуй. К нему подкрался Бэтмен. Во всяком случае вскоре после этого кирпич врезался в стекло.

А как быть со скоростью? Сквозь окно, сквозь стену. Никто не может с такой силой бросить кирпич. Тогда что?

Тяжелая рука легла на его плечо, и Дин вскочил. Перед ним стоял шериф городка Чёрная Долина Джон Эванс.

– Клайд ушел? – спросил Джон, усаживаясь за их столик. В руках у него была чашка кофе.

– Не удержали, – сказал Дин. Натан решил брать быка за рога.

– Джон, рад, что ты приехал. Скажи ему, Дин.

– По поводу школы? – спросил Джон. – Ты в порядке? Шериф обратил на Дина свой твердый взгляд, на его чеканном лице проступила легкая тревога. С тех пор как умерла Джуди, Джон относился к Дину почти как к брату.

– Я отлично. Джон нахмурился:

– Вероятно, просто мальчишки.

– Вот видишь! – торжествующе воскликнул Дин.

– Все же я должен на это взглянуть. Неосторожно по отношению к нашему гражданину номер один.

– Вот видишь, удовлетворен? – радовался Натан.

Кто-то рассмеялся на другом конце зала. Дин поднял голову и поймал взгляд Мэвис. Она подмигнула. Он улыбнулся и робко отвел глаза.

– Похоже, будет дождь, – сказал Джон.

За окном тоненькая полоска серых облаков расширялась, расползаясь, как масляное пятно на воде, заполнила уже четверть неба.

– По прогнозу солнечно всю неделю! – жалобно сказал Натан. Джон пожал плечами:

– Все равно будет дождь. И пахнет дождем. Озон?

Это как раз то, о чем Дин подумал минуту назад, а потом отвлекся. Перед тем как кирпич разбил окно, тоже ощущался сильный запах озона. Или это сработало его воображение?

– Ты на велосипеде? – спросил Джон.

– Вы спасаете землю с каждым нажимом на педаль. Разрастающиеся серые облака нависли над вершиной холма Хокинса, как стая заговорщиков.

Джон одним глотком допил кофе, опустил чашку на стол:

– Пошли. Я брошу твой велосипед в багажник джипа. Хочу подъехать к школе и посмотреть что и как.

– Да ничего там особенного. Говорю тебе, ты перестраховываешься.

– Пусть так. Но лучше проявить чрезмерную осторожность…

– И это не будет достаточной осторожностью, – в два голоса сказали Дин и Натан.

Неожиданная улыбка, как стружка дерева, показавшаяся из-под инструмента плотника, раздвинула губы Джона:

– Наверное, я это уже говорил.

– Миллиард раз, – ответил Натан. – Теперь говоришь миллиард первый.

«Озон?» – размышлял Дин.

Портье был крупным мужчиной с молодым лицом. Он разговаривал по телефону, когда Пайпер вбежала в вестибюль.

– Он пытается убить его! – оглушительно закричала она. – В номере. Остановите его.

Клерк поднял вверх толстый указательный палец, потом что-то хмыкнул в трубку.

– Он убивает его! – кричала Пайпер.

– Прошу прощения, – клерк прикрыл ладонью трубку. – Через минуту я вас выслушаю.

Под действием страха и адреналина она ворвалась за стойку, выхватила трубку из пальцев и со звоном швырнула ее на рычаг.

– Эй, что это вы делаете?!

– В одном из ваших номеров убивают человека.

Клерк моргнул, как будто до его лица дотронулись электрошоком.

– Убивают? Что вы имеете в виду, говоря: «Убивают»?

– То, что его больше нет в живых, идиот. Ради бога, дайте мне запасной ключ и вызовите 911.

Наконец-то портье очнулся:

– Бетти, позвони шерифу, – сказал он женщине, толкавшей тележку с грязным бельем, потом сдернул с крючка за стойкой связку ключей. – В какой комнате?

– Второй этаж. Я точно не знаю. Увидела с парковки.

Он помчался наверх через две ступеньки. Пролет лестницы распадался на два коридора. На заднюю парковку выходили окна двенадцати комнат – шесть справа и шесть слева.

– Куда? – спросил портье.

– Налево.

Несмотря на свою тучность, он двигался быстро. Пайпер следовала за ним по пятам.

– Какая комната?

Пайпер провела рукой по волосам. Ее кожа наэлектризовалась. Кончики пальцев похолодели.

– Не знаю, не знаю. Я не подсчитала. Я просто подняла голову, а они были там. Стучите в двери.

Клерк подошел к ближайшей двери и заколотил в нее:

– Управляющий отеля. Откройте!

Ответа не последовало, и он воспользовался ключом, скрылся в номере, потом высунул голову:

– Здесь пусто.

Пайпер прошла мимо него к следующей двери и еще через одну. Под кожей у нее бушевал огонь. Казалось, что вся кровь сменилась фреоном, леденящим ее тело. «Нет, нет», – мысленно говорила она у каждой двери. Потом остановилась.

– Они здесь, – вскрикнула она и принялась трясти дверь.

– Откуда вы знаете? – подбежал к ней клерк, держа наготове запасной ключ.

– Просто знаю. Откройте дверь, – Пайпер обрушила на дверь град ударов. – Откройте!

Клерк оттолкнул ее в сторону. Он учащенно дышал; легкий пот уже проступил на его лице. Портье вложил ключ в замок. Замок щелкнул. Ручка легко повернулась. Он налег на дверь. Она подалась на несколько сантиметров, а потом застопорилась.

– Что? – клерк на секунду остановился, но тут же понял, в чем дело: – Боковая задвижка. Кто-то задвинул засов изнутри.

Пайпер Блэкмор встряхнула руки и сжала кулачки, как боксер, вставший наизготовку.

В этом номере, в этом номере, что бы там ни было, в этом номере и больше нигде.

– Он умирает, – прошептала она.

– Отойдите назад.

Клерк отпрянул к противоположной стене, затем, разбежавшись, ударил в дверь всей своей массой. Дерево разлетелось. Дверь распахнулась. Не удержавшись на ногах, клерк глухо приземлился на казенный коврик зеленого цвета.

Стала видна комната. Кровать, тумбочка, ванная (дверь открыта), полка с планкой для одежды, заполненной вешалками, телевизор, вмонтированный в стену.

Кровать. Босые ноги. Кто-то лежит на спине по другую сторону кровати. Подчиняясь внутреннему порыву, Пайпер перемахнула через лежащего на полу клерка.

За кроватью распластался обнаженный мужчина с еще не просохшими волосами, с лицом цвета пергамента, разинутым ртом, вытаращенными глазами, распухшим языком. Удушье.

Синевато-красную шею мертвой хваткой держала рука. Одна рука.


глава 7


Натан Перкинс остановил его в коридоре отделения интенсивной терапии.

– Он жив, Дин, едва дышит, но жив.

Дин Трумэн кивнул, пульс участился, дыхание стало неглубоким.

– Мы были в школе – Джон… он хотел увидеть кирпич, когда раздался звонок. Что случилось? Дежурная сказала, что удушение.

Натан Перкинс нервно передернулся. Вытерев губы рукой, он произнес:

– Его душили.

– Душили? Ты серьезно? Душили? Как? Кто?

– Не знаю. Они позвонили мне в офис. Я больше ничего не знаю. Все это как-то бессмысленно.

Администратор вызвал доктора Помпаса на третий этаж. Санитар толкал тележку с расшатанным донельзя левым колесом по коридору, выложенному бежевой и зеленой плиткой. Разболтанное колесо скрипело, как заржавевшая петля ставни на ветру.

Скрип, скрип, скрип, вз-зык.

– Но еще что-то есть, – сказал Натан. – Не знаю что, но точно знаю, еще что-то есть. Джон разговаривает сейчас с Пайпер.

– Пайпер? Пайпер Блэкмор? Что она здесь делает?

– Она одна из тех, кто обнаружил Клайда. Говорят, она спасла ему жизнь. Сделала ему искусственное дыхание прямо в гостиничном номере.

Старая женщина во фланелевой ночной рубашке ковыляла по коридору, опираясь на хромированную палочку.

– Что Клайд и Пайпер делали в гостинице? – спросил Дин.

Ответ сам пришел ему на ум. Клайд всегда волочился за женщинами, а Пайпер Блэкмор, несомненно, была привлекательна. Клайд и Пайпер? Нет…

– Она не была с ним. По крайней мере, я так думаю. Говорят, что Пайпер увидела его в окне или что-то в этом роде, – Натан покачал головой, изучая свое тусклое отражение в отполированном полу. – Я никак здесь не могу разобраться. Жду, пока приедет жена Клайда. А крошка… Боже, ей всего восемнадцать месяцев.

Показался Джон Эванс. Всклокоченная Пайпер Блэкмор маячила позади него. Вина за недавние мысли сжала сердце Дина. На фоне шерифа она казалась маленькой испуганной девочкой. Пайпер заложила черные волосы за уши, потом обхватила себя руками за плечи.

Дину захотелось подойти к ней, успокоить, поддержать ее. Но ничего этого он не сделал.

– Ты в порядке? – единственное, на что он решился.

Ее карие глаза покраснели и были влажными от слез. Беспомощная улыбка промелькнула на ее нежном, мягком лице:

– Теперь уже лучше.

Джон снял свою короткополую шляпу.

– Доктора говорят, Клайд в коме. По всем параметрам он должен был умереть. Сейчас в критическом, но стабильном состоянии.

Дин уловил затрудненное дыхание древней системы кондиционирования, пытавшейся удержать зимние морозы на расстоянии. Где-то гудел монитор. Санитар остановил тележку, взял с нее поднос и вошел в комнату через четыре двери.

– Его душили? Как? Я имею в виду, это был несчастный случай? Шериф и молодой профессор обменялись взглядами, от которых Дин похолодел.

– Это был не несчастный случай, – сказал Джон.

Дин как будто впервые увидел друга. Бессонные ночи оставили черные круги под его воспаленными глазами. Лицо выражало напряжение. Глаза сузились. Вид озабоченный.

– Есть еще что-то, – заявил Дин. – Почему вы не хотите мне сказать?

Шериф смотрел вдоль коридора. Старая женщина добралась до ординаторской. Шепот их неясного разговора напоминал шуршание листьев в потоке дождя.

Санитар вернулся к тележке и принялся толкать ее.

Скрип, взык, скрип, вз-зык.

– Пойдем со мной, – сказал Джон.

Она бежала, подгоняемая ветром в спину, подбадривая себя. Руки работали в такт с ногами, сердце билось синхронно с ними, пар выходил из горла ровными порциями, как у локомотива далекого прошлого. Вверх, вверх. Солнце уже опускалось за горизонт. Низкий свод облаков придавал ночи оттенок напряженности.

Но она должна закончить свой бег. Мередит Гэмбел никогда ничего не делала наполовину – независимо от того, касалось ли это работы в городском совете, ее собственного дела или семейных проблем. И одной из этих составляющих был бег. Каждый день, семь дней в неделю. Если удавалось – по утрам, если не выходило – по вечерам. После вхождения в городской совет пробежка давала возможность выхода затаенному разочарованию. Приятным дополнением явилась потеря девяти килограммов и обретение подтянутой спортивной фигуры. Бег стал неотъемлемой частью жизни Мередит, как муж или дети.

Перед ней вырос холм Хокинса. Она продолжала следовать намеченному маршруту – вверх, вверх.

Продолжай бежать.

Время от времени Мередит меняла курс. Когда зима цепко схватит землю Черной Долины морозом, ей придется ограничить себя пределами равнины, компенсируя качество пробежек их длиной. Обычно это случалось в декабре. Но в этом году, глядя на эти темные и зловещие облака, она как будто чувствовала перед собой дуло ружья и отчетливо понимала, что не придется столько ждать. На самом деле, если погода будет ухудшаться такими темпами, это, может быть, ее последний шанс описать круг у основания холма Хокинса.

Что-то ударило ее в лицо. Резкая боль. Мередит потрясла головой.

«Пчела?»

Слишком холодно. Она сняла перчатку с руки и дотронулась до щеки. Осколок стекла не больше, чем монета в десять центов, врезался ей в кожу. Мередит выдернула его – кончик был в крови. Она коснулась лица. Подушечки пальцев окрасились алым.

«Проклятье!»

Достав бумажный платок из набедренного рюкзака – универсального пояса, как называл это приспособление ее муж – Мередит приложила его к щеке.

Она продолжала бежать.

«Стекло?»

Наверное, она наступила на что-нибудь в сумерках, а осколок отлетел и попал ей в лицо. Слишком темно, слишком холодно. Внизу, в долине, где дома сгрудились, как котята вокруг материнского живота, фонари-часовые стояли вдоль обочин, такие теплые и манящие. Да, это, несомненно, была ее последняя пробежка у подножия холма.

Что-то вонзилось ей в грудь. Раз, два, три…

Что за…

«Стекло?»

Еще три осколка. Они проникли в ткань ее спортивного костюма, но не достали до кожи, увязнув в толстом слое ткани. Мередит выдернула их. Два такие же, как первый, а вот третий уже с пятицентовую монету. Достаточно, чтобы поранить. Это уж слишком.

Не остановиться ли и определить источник опасности. Нет. Она никогда не останавливалась. Если только нельзя иначе. Наверное, кто-то был здесь до нее и разбил бутылку на дороге, вот и все. А сейчас она, видимо, выбралась из «стеклянной» зоны.

Мередит все же внимательно оглядела землю. Путь казался чистым.

Что-то ударило ее в ногу. Еще два осколка проникли в левую руку и плечо. Она наклонилась, чтобы выдернуть стекло из бедра.

Град мелких стекол мелких и острых! Мередит споткнулась, когда большой осколок вонзился ей в правый бок. Сильный толчок сбил ее с ног раньше, чем дошел первый импульс колющей боли.

Поранена.

Это была настоящая рана. Стекло разрезало ткань и впилось в кожу. Темное, бордовое пятно крови расползлось по костюму. Чувствуя головокружение, Мередит снова споткнулась, но каким-то чудом удержалась на ногах. Однако шаги ее стали короткими и неуверенными.

Краем глаза она углядела какую-то белую вертушку. Внезапно чувства захлестнули ее. Что происходит? Откуда летят стекла?

Мередит подняла голову, всматриваясь туда, куда уходила длинная узкая тропа и увидела. Сначала ей показалось, что это дождевая завеса. Но нет. Алые щупальца света от заходящего солнца тянулись над землей, преломляясь и отражаясь. Не дождь.

Стекло.

Бурлящая стена из стекла со свистом надвигалась на нее – прямо на нее.

Мередит Гэмбел открыла рот, готовясь закричать. Но сотни, тысячи осколков, кружась с немыслимой скоростью, врезались в ее тело. Один рассек ногу до кости. Кусок стекла достал до шеи, разрезав яремную вену. Горячий фонтан крови брызнул в воздух. Стекла вонзались в нее снова и снова.

Ее тело плясало, как кукла на веревочке в руках неумелого кукловода, удерживаемое в стоячем положении потоками нескончаемого стеклянного дождя.

Дин Трумэн резко отпрянул назад. Они стояли возле высокого стола с маленьким хромированным подносом в центре. Белая ткань была отдернута, обнажив человеческую руку.

– Какого черта? Это что, настоящее? Джон кивнул:

– Мисс Блэкмор и клерк говорят, что, когда они обнаружили Клайда, она обвилась вокруг его шеи и душила.

Друзья спустились в морг, и весь их разговор происходил под аккомпанемент жужжания холодильных установок. В соседней комнате одна из ламп дневного света мигнула и погасла.

– Душила его? Это невозможно.

Рука была розовато-серая, как залежалое мясо. Ладонь повернута вверх, пальцы слегка скрючены. Первоначальная тревога Дина улеглась. Паника отступила, на ее место пришло любопытство.

– Мы знаем, кому она принадлежит?

Джон ударил левой рукой по правой ладони, хрустнув костяшками пальцев, – обычный жест, когда он бывал расстроен.

– Об утерянных или найденных руках сообщений не поступало. Душила его?

Дин выдохнул:

– Давай вернемся назад. Есть мысли по поводу того, чем Клайд занимался в гостинице?

– С женщиной скорее всего был. Ты же знаешь Клайда. Как бы там ни было, мы ее не нашли. Ты был последним, кто его видел до случившегося. Заметил что-нибудь необычное? Он казался смущенным? Не в себе?

– Он очень спешил. Как всегда. Ничего необычного.

Дин вспомнил чужака в длинном темном плаще и изорванной шляпе – того, кто наблюдал, не наблюдая, а потом исчез. Это была случайная мысль. «Никакой связи», – решил ученый. Кроме того, у незнакомца было две руки.

– Итак, что ты думаешь? Ты ведь же при окружном коронере.

– Не надо мне напоминать.

Когда все три доктора больницы маленького городка уклонились от участи в столь необычном расследовании, Джон и Натан обратились к Дину и давили на него до тех пор, пока он не согласился применить здесь свои способности. Они утверждали, что ему – как ученому с аналитическим складом ума, будет проще отстраниться от загадочной стороны этого дела.

Может, они были правы, но Дин не чувствовал себя в своей тарелке.

– Вы сличили образцы крови и прочего, взятые в номере, в коридоре и на лестнице? – начал он.

– Мой самый способный помощник, Джерри Нильс, как раз занимается этим, но пока ничего нет. – Джон запустил пятерню в жесткие волосы. – Оружия нет, ничего нет. Если кто-то душил Клайда и Клайд отрезал руку убийцы в целях самозащиты – значит, убийца сбежал, оставив свою руку… Еще одна загвоздка. Кровь – ее слишком мало.

Джон положил свою шляпу на стойку, достал носовой платок из кармана и промокнул лоб:

– Какие мысли?

– Н-да, я привык работать с более обширным материалом, – заметил Дин.

Усмешка разрезала лицо Джона. Дину показалось, что он слышит треск штукатурки:

– Запиши это в свой актив.

Дин наклонился над обрубком руки. Как раз под запястьем на подносе виднелась небольшая лужица крови.

– Разрез очень свежий, совсем недавний. Ткань не успела разложиться.

Он достал ручку из кармана и нажал на подушечку указательного пальца.

– Судя по степени трупного окоченения, можно даже сказать, что ее отрезали менее часа назад.

Дин выпрямился, прошел до конца стола и снова наклонился, изучая кисть под различными углами.

– Несомненно, ее отрезали. Нет никаких следов разрыва. Но инструмент был до чертиков острый.

Он вернулся туда, откуда начал, взял поднос и повернул его к свету, чтобы лучше разглядеть рану.

– Кость разрезана. В этом нет сомнений. Причем, по-видимому, одним движением. Не похоже, чтобы ее пилили или разрезали повторно.

– Одним движением? – с недоверием спросил Джон. – Каким же предметом это можно сделать? Топором?

– Нет, нет, от топора скошенный срез, а этот сделан совсем ровно, – Дин с помощью ручки слегка отодвинул мышцы: – Видишь, как ровно. Просто удивительно. Края не зазубрены. Кость пористая, но толстая, от нее кусок отрезать – это вам не праздничный торт разделать.

Дин поставил поднос и отправил ручку в карман.

– И еще я вам могу сказать, что Клайда душила не эта рука, если его вообще душили.

– Я видел синяки. Шея в таком состоянии, что явно кто-то приложил к ней руки.

– Во всяком случае не эту руку.

– Откуда ты знаешь?

– По одному признаку. Нужно черт знает сколько силы, чтобы задушить кого-нибудь – практически немыслимо справиться одной рукой, – Дин кивнул на поднос. – Опять-таки я не медик, но связки на этом экземпляре не очень-то развиты. Хозяин этой руки не из тех, кто зарабатывает на жизнь тяжелым физическим трудом. Вообще это не очень убедительная версия.

Джон положил платок обратно в карман, взгляд его оставался задумчивым:

– Вся эта проклятая заваруха не выглядит как убедительная версия. Мисс Блэкмор утверждает, что видела в окне двух мужчин – один душил другого. А когда она и портье прибыли на место, то обнаружили дверь в номер запертой изнутри. Им пришлось ее выбить. Клайд оказался один в номере. Они не покидали комнату, пока не подоспел медперсонал, и тут уже прибыли мы с Джерри. В номере только комната и ванная. Нет даже шкафа, только вешалка для одежды. Так если никого больше не было в комнате, кто запер дверь?

– Тот, кто вышел через окно?

– Намертво заколочено. Хозяин установил кондиционеры около трех лет назад и не хотел, чтобы постояльцы оставляли окна открытыми. Поверь мне, никто не проник бы через окно.

Лампа дневного света в задней комнате снова мигнула. Игра света и теней создавала впечатление, что пальцы на отчлененной руке двигаются. Шипение лампы на высокой ноте теперь состязалось по громкости с гудением холодильников.

– Дин сцепил руки и выставил указательные пальцы, потом слегка почмокал губами. Запер изнутри… Какой рамок?

– Задвижка. Простая конструкция. Основной компонент вмонтирован в дверь. Ты поворачиваешь рычажок и выдвигаешь засов вбок, попадая в отверстие на дверном косяке.

Свет опять моргнул, затем восстановился. Шипение прекратилось. Джон надел шляпу, приладил рукой поудобнее, потом пробежал пальцами по краю полей.

– Как я уже говорил, вся эта чертовщина невозможна.


глава 8


– Они были ошеломлены, – сказал Натан Перкинс, просовывая в японскую пижаму зеленого шелка свои бледные ступни.

– Так им и впрямь понравилось? – спросила Ава, возбужденно блестя глазами размером с крылья летучей мыши.

– Конечно, понравилось, – он ненавидел лгать, но еще больше боялся причинить боль Аве.

Она поворковала от удовольствия, прижимая его к своей пышной груди.

– И что этот Дженкинс Джонс конкретно сказал? Чудовищногрубое – фактически самое чудовищногрубое, что он видел в этом насквозь чудовищногрубом мире.

– Я не помню, – снова солгал Натан, внутренне удивляясь, как легко и непринужденно слова шли с языка.

Ава нахмурилась:

– Но ты сказал, что им понравилось?

Конечно, крошка, конечно. Они просто были стерты в порошок. Даже этот старый хрыч Дженкинс Джонс. Со всех сторон неслось такое множество комплиментов, что я точно не помню, кто и что произносил. Вот и все.

Ава хихикала и хлопала в ладоши. «Как ребенок», – подумал Натан. Она была на пятнадцать лет его моложе. Хотя уже и не дитя по возрасту, Ава сохранила молодой задор и темперамент. И что из того, что она порой вспыльчива и капризна?

Они встретились в Портленде. Ава работала конторщицей в пункте проката машин, но держала себя как королева. Это был ее стиль. «Ты такова, какой преподносишь себя», – любила говорить она. Сама Ава вела себя так, как будто мир принадлежал ей. Шесть месяцев спустя они поженились, и Натан стал ее любимой игрушкой.

Это был самый импульсивный шаг в его жизни, и немало скептиков в Чёрной Долине задумчиво поводили бровями. Но большая часть их просто завидовала. Натан до того времени никогда не являлся объектом зависти, и, нужно сказать, эта игра ему очень понравилась.

Ава вселяла в него бодрость.

– Я, правда, рада, что им понравилось, но, надеюсь, они поняли, что я пыталась выразить, – произнесла она, скользнув ногами по шелковым простыням поистине королевской кровати.

Натан последовал ее примеру, но с чрезвычайной осторожностью. Шелковая пижама на шелковых простынях заставляла его нервничать. Одно неосторожное движение – и он слетит с кровати.

– Натан, ты меня слушаешь?

– Да, конечно, дорогая.

– Что-то не так? У тебя расстроенный вид.

Натан снял очки и уютно устроил их на туалетном столике. Он потер уставшую переносицу. Как-нибудь нужно будет подобрать себе линзы – если вообще производят линзы с пепельным налетом.

Ему, наверное, не следует рассказывать ей про Клайда. Натан знал, что этим внесет в ее душу смятение. Лучше подождать до утра, чем расстраивать сейчас жену и потом вместе провести бессонную ночь.

– Дело в Дине, – сказал он, а потом осознал, что отчасти это правда.

– Доктор Трумэн?

– Да, мы вместе пообедали. И знаешь, кто-то бросил кирпич в окно его классной комнаты.

– Ужасно. Он пострадал?

– Нет. Фактически он даже не очень расстроен, и это очень взволновало меня. И я заставил его сказать Джону.

– Так мило с твоей стороны.

– Джон поехал с ним в школу.

Натан аккуратно повернулся на бок, опершись локтем на подушку, а голову положил на руку, чтобы лучше видеть жену, вдыхать ее запах. Она одарила его улыбкой, от которой в паху у Натана побежали мурашки.

– Он все еще встречается с Мэвис? Ему нужна хорошая женщина, а Мэвис самая лучшая.

– Нет, она идет вторым номером, – сказал Натан. – Первый принадлежит мне.

Ава засмеялась, и Натан вдруг подумал, что это первые правдивые слова, сказанные им за весь вечер.

– Но, знаешь, сейчас они практически не встречаются.

– Почему нет? – спросила Ава по-настоящему заинтересованно.

– Он списывает все на Джуди, – Натан помедлил. Было слышно, как в столовой прозвенели часы.

– Я потом говорил с Мэвис. Она считает, что он перестал с ней видеться после того, как она пожелала войти в его дом.

– В его дом? Почему он продолжает жить в этой развалюхе? Он, несомненно, заслуживает лучшего. Особенно теперь.

– Знаю. Но он всегда с ума сходил по этому дому.

– Он одинокий вдовец. Может быть, просто не хотел, чтобы она видела беспорядок.

– Когда я там бывал, там все было в идеальном порядке. Все прибрано, чисто, разложено по полочкам. Как сам Дин. Нет, здесь что-то другое. Вот только не знаю что.

– Давай вернемся к моей живописи, – сказала Ава, сбрасывая нижнюю деталь пижамы. – Расскажи мне все, что они говорили, слово в слово. А я буду слушать тихо, потому что невежливо болтать с набитым ртом.

Она скользнула под одеяло, а Натан Перкинс принялся лгать.

Пайпер Блэкмор встряхнула руки и размяла пальцы. Пустой коридор на втором этаже гостиницы «Рассвет» протянулся перед ней знаком вопроса. Двенадцать комнат, шесть дверей на каждой стороне. Тонкий вытертый палас серого цвета испещрен рядами пурпурных треугольников. До этого она не замечала. Четыре двери вниз, а на двери предпоследней комнаты желто-черная лента, оставленная полицией на месте преступления.

– Ты как? – спросил Дин.

Пайпер судорожно сглотнула и улыбнулась, заложив волосы за уши:

– Ничего, нормально.

Шериф Джон Эванс аккуратно оттянул ленту. Он сделал знак Дину и Пайпер присоединиться.

Глаза Пайпер были так же широко распахнуты, как дверь. Она вошла в комнату, как будто озарив ее светом, увидела кровать. Это, должно быть, место, где было тело, обведено мелом на той стороне…

Клерк, выбивший дверь, так постарался, что нуждался в медицинской помощи. Его тогда оставили на Пайпер. Сейчас она согласилась последовать за шерифом, узнав, что у доктора Трумэна родилась теория.

– Я рада, что кто-то принимает участие, – прошептала Пайпер. Дин взял ее за руку. Этот жест ее подбодрил, и, сглотнув еще раз, она повторила свой рассказ.

Все объяснение заняло не более пяти минут. Временами Дин был сосредоточен, но в следующее мгновение принимал отсутствующий вид.

Когда Пайпер закончила, все взгляды обратились на Дина, который, казалось, этого не замечал. Он около пяти минут смотрел в проем выбитой двери. Сплетал пальцы и перебирал губами. Его глаза перебегали с предмета на предмет, выхватывая каждое пятнышко, мозг подсчитывал невидимые числа, расшифровывал незримые слова.

– Есть запасной ключ? – спросил Дин. Джон протянул его:

– Взял у бедняги клерка.

– Хорошо. Пойдемте в соседний номер, я покажу вам, что произошло.

Портленд, штат Орегон. Купол яркого чистого неба накрывал город. Серые ленточки автомагистралей пересекали ленивую Вилламет Ривер, теряясь среди разноцветного кирпича, стекла и стали – в новом городе со старомодными привычками. Краеугольный камень Сиэтла – так охарактеризовал его один заезжий путешественник. А Мейсон Эванс прекрасно понимал, в чем тут дело. Портленд отличало не то, чем он обладал, а, скорее, то, чего он был лишен, – туристов и хищников-коммерсантов. Это место до сих пор оставалось неизведанной страной, красивой и загадочной, как земля Оз.

Праздновали день рождения Мейсона, и, в качестве редкого проявления милосердия, отвратительная женщина, которая когда-то была его женой, позволила детям повидаться с отцом. Или дети уже достаточно подросли, что эта ведьма не могла давить на них.

Мужчина усмехнулся. Он поседел, отяжелел, но его внушительный и импозантный вид все еще производил впечатление. Мейсон тренировался ежедневно, гордясь своей физической формой. Он больше не работал непосредственно на объектах, но когда ты являешься владельцем строительной компании, нужно быть готовым ко всему.

– Отец Джефри Хилла купил ему водные лыжи, – сразу взялся за дело Дональд.

Четырнадцатилетний подросток с нежным личиком улыбнулся, вгрызаясь в кусок пиццы.

– Так поскольку сегодня день рождения у меня, может быть, ты мне купишь водные лыжи?

Дональд помотал головой, продолжая жевать с открытым ртом, минутку помолчал, как бы обдумывая идею.

– Конечно. Просто повысь мое содержание до ста тысяч, и я куплю тебе две пары лыж.

– Ешь-ка лучше пиццу, красавчик. Ты уже и так получаешь больше, чем те парни, что на меня работают.

Мейсон не помнил, когда последний раз он получал столько удовольствия от своего дня рождения. Эванс весьма преуспел в бизнесе. «М. К. Эванс Компани» была одной из крупнейших и быстроразвивающихся в штате, но в личной жизни Мейсон с трудом контролировал течение событий. Его первый брак продлился всего три года и не принес ничего, кроме боли и алиментов. Второй просуществовал вдвое дольше, но окончился так же печально, только алименты увеличились, да на сей раз появились дети.

Именно дети наполняли его жизнь смыслом. Тина родилась сразу же после свадьбы, Дональд – пять лет спустя. Они были единственной отрадой в жизни Мейсона.

– Тина, пицца остывает, – крикнул он наверх.

– Спущусь через минуту, папа.

Он видел Дональда каждые выходные и в те вечера, когда команда «Блейзеры» играла у себя дома. Но Тина… Часы с ней были редки и драгоценны. А теперь, когда она училась в колледже и жила в общежитии Университета Орегона в двух часах езды, их свидания стали еще реже.

Глядя, как дочь, приплясывая, спускается по лестнице, помахивая собранными в хвост волосами, Мейсон испытал приступ настоящей ностальгии: он вспомнил те времена, когда она играла с Барби и смотрела мультики, сидя у папы на коленях.

– Я просто возьму кусок «цы» на дорогу, – сказала она, вынимая треугольник пиццы с канадской ветчиной и ананасами из коробки. Тянущуюся нитку сыра она оборвала и намотала на кусок.

– «Я просто возьму кусок «цы» на дорогу», – передразнил сестру Дональд.

Она хлопнула его по макушке, скорее разыгрывая недовольство:

– Ты почему не растешь, червяк?

– Без твоей помощи не обойтись.

– А, отлично. Быстрый ответ.

– «Быстрый ответ», – эхом отозвался Дональд.

– Дональд.

Подросток улыбнулся, ничуть не смутившись:

– «Я просто возьму кусок «цы» на дорогу». Почему она нормально не может разговаривать? – он взглянул на сестру, которая откусила верхушку. – Это пицца, пи-иц-ца. А не «ца». Что бы ты сказала, если бы тебе предложили гамбургер? «Дайте мне ургер на дорогу»?

Тина снова хлопнула его по макушке левой рукой, изящно удерживая балансирующую пиццу на правой ладони.

– Тупица, – пробормотала она.

– Тупица, – ответил он, пригнулся, ожидая ответного удара. Но его не последовало, Тина решила поскорее покончить с едой. Мейсон заметил ее уложенную сумку у подножия лестницы.

– Ты уезжаешь? Уже?

– Папа, у меня контрольная за семестр на следующей неделе.

– Но в понедельник занятий не будет. Это день для самостоятельной работы. Так что у тебя три дня в запасе.

– Мне еще предстоит два часа за рулем, – она приподняла крышку, чтобы взять новый кусок. – Фи, лук.

Тина запихнула оскорбительный овощ обратно в коробку.

– Ты же любишь лук, – сказал Мейсон.

– Больше нет.

– С каких пор?

– С тех пор, как она влюбилась, – промурлыкал Дональд.

– Заткнись, тупица.

– Новый бойфренд? – поинтересовался Мейсон.

– Ничего особенного, папа. Не о чем беспокоиться.

– Совсем по-другому она пела утром Дерди по телефону, – заявил Дональд, затем фальцетом передал разговор. – «О, Ди, он самый лучший, то, что надо. Никогда не встречала такого за всю мою жизнь – он ни на кого не похож».

– Умри, липучка! – Тина швырнула в брата луком.

Лук прилип к щеке, а потом соскользнул на белую майку мальчика.

– Пап! – заныл Дональд.

– Тупица, – выпалила Тина.

– Дети, – прорычал Мейсон, произнося одно это слово с тем выражением, которое они оба хорошо знали: «Прекратите, пока я не вышел из себя и вы не нажили себе неприятности».

Недовольно бормоча что-то себе под нос и хныча, Дональд поднялся из-за стола, чтобы вытереть лицо и поменять футболку. «Тина отнюдь не образец благоразумия», – отметил с грустью про себя Мейсон.

Оставшись с ней наедине, он вернулся к разговору:

– Так что насчет этого мальчика?..

– Папа!..

– Мне просто любопытно.

– Только одно: он не мальчик, он взрослый мужчина. Мейсон неожиданно для себя вздрогнул:

– Он ходит в университет Орегона?

– Да, но он уже заканчивает. Он правда милый, папа, и такой хладнокровный.

Дональд вернулся уже без лука, но в той же самой рубашке и с фотографией в руке. Он внимательно смотрел на снимок, будто пытаясь разгадать тайные знаки.

– По мне, ничего особенного.

– Ах, отдай, воришка, – Тина бросилась к брату, выхватила снимок из рук и хлопнула его по голове, что было расценено Мейсоном как легкий удар.

– Я бы хотела остаться и поиграть с вами, но мне правда надо идти, – потом обратилась к брату: – Хотя бы для того, чтобы сбежать от тебя.

Он улыбнулся:

– Огромное спасибо. Тина улыбнулась в ответ:

– Ничего, пожалуйста, – она взглянула на часы. – О боже, я опаздываю.

– Опаздываешь? Куда ты можешь опоздать? – спросил Мейсон. – Занятия начинаются только во вторник.

– У нее свидание, – подозрительно заметил Дональд. – Свидание с мистером Великолепным.

Тина сердито нахмурила брови, потом отошла за сумкой у лестницы и вернулась к Мейсону. Положила ему на плечо маленькую ручку, смотревшуюся, как воробей на строительной балке.

– Папа, обещаю, что в следующий раз ты устроишь мне допрос с пристрастием. Но сейчас мне действительно нужно ехать.

Он накрыл ее ручку своей огромной ладонью. Дочь нежно поцеловала его в щеку.

– С днем рождения, старик. Я люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю, милая, – Мейсон поцеловал ее руку.

– Пока, воришка, – сказала Тина Дональду и заспешила к двери.

– Пока, птенчик, – ответил он. В дверях она притормозила:

– Где мои ключи?

– На столе около телефона, – интуитивно сказал Мейсон.

– Ах да, вот они. Спасибо, папа. Я позвоню скоро, обещаю. И она исчезла.

Этим вечером, после того как он вернул Дональда в цепкие когти своей бывшей жены, дом показался Мейсону совсем опустевшим, холодным и одиноким, как обратная сторона Луны. Слишком много места для него одного – но он не мог отказаться от дома, который был переполнен воспоминаниями о времени, проведенном с детьми.

Мейсон опустил пару кубиков льда в хрустальный бокал. Они простучали по дну, как прозрачные игральные кости, потом, при появлении первой капли виски, зашипели от радости. Через минуту Мейсон налил вторую порцию, но уже безо льда.

Когда зазвонил телефон, он был почти уверен, что это кто-то из детей хочет сообщить, что забыл свои вещи. Они всегда что-то забывали. Мейсон даже расстроился, когда оказалось, что это по делу.

– Мейсон? – раздался голос его старшего прораба. – Мы получили эту партию древесины из Окриджа сегодня. Хочешь, чтобы я переправил ее в Хэмпстон утром?

Этот человек работал с Мейсоном более десяти лет. Спокойный, рассудительный парень, которого непросто вывести из себя. Не самый расторопный работник, но один из тех, на кого можно положиться. Кто не залезет в капитал компании…

– Мы ведь для этого ее и купили, разве нет?

– Ну, проверяю на всякий случай, – в телефоне что-то затрещало. – С тобой все в порядке?

– Разумеется, – прорычал Мейсон.

– Просто ты как будто немного пьян.

– Правильно. И я доведу начатое до конца как только вырублю этот проклятый телефон.

Где-то в глубине дома прозвонили часы, принадлежавшие его деду. Мейсон прислушался, но не смог подсчитать удары.

– Ладно, ладно. Просто спросил. И счастливого дня рождения! Мейсон вздохнул, борясь со своей неуместной враждебностью:

– Спасибо.

Он повесил трубку не попрощавшись, и машинально потянулся за виски. Опрокинул стакан одним глотком.

Неожиданно что-то заставило его взгляд остановиться. Фотография. Та, где Тина со своим новым бойфрендом. Чрезвычайно хладнокровный парень?

«Нужно будет отослать ей, – сказал сам себе Мейсон. – Она, наверное, забыла ее на краю стола, когда искала ключи».

Фотография.

«…Он не мальчик, он взрослый мужчина».

Слова эхом отдавались у него в голове, лишая спокойствия.

Мейсон поставил пустой бокал, направился в вестибюль и взял снимок. Тина, одетая в яркий желто-зеленый жакет университета штата Орегон, улыбалась, как утреннее солнце, а рядом с ней, обнимая ее…

«…Он не мальчик, он взрослый мужчина».

На фотографии с его дочерью…

«Никогда не встречала такого за всю мою жизнь – он ни на кого не похож…»

Комната закружилась вокруг него. Он утратил всякую связь с реальностью, но старался не потерять сознание.

Мейсон Эванс испытывал такое состояние только однажды в своей жизни: в ночь, когда они открыли фоб, а он оказался пустым.

Мейсон дико закричал.

Несмотря на все заверения Пайпер Блэкмор, Дин продолжал беспокоиться о ней. Все это время – прикидывая, подсчитывая, оценивая и делая выводы, – он не сводил мысленного ока с молодого преподавателя истории, готовый уловить малейший намек на первое проявление шока. Она попала в ужасную передрягу, но вышла из нее с честью, даже спасла Клайду жизнь. Но сейчас, когда прилив адреналина начал спадать, на поверхность всплывали последствия моральной, эмоциональной и физической усталости. А возвращение на место преступления только подрывало ее силы.

Номер, в который они вошли, ничем не отличался от того, где обнаружили Клайда. Такой же ковер, занавески, покрывало. Такая же планировка: одна комната, одна кровать, одна тумбочка, телевизор, встроенный в стену, отсутствие шкафа, простая ванная с душем, умывальником и зеркалом. Дин проверил окна. Джон оказался прав – они были наглухо заделаны.

Дин бросил быстрый взгляд на Пайпер. Она грызла ноготь на пальце. Ее лицо покрывала чрезмерная бледность.

На двери находился такой же внутренний замок, как и в других номерах. Дин исследовал задвижку. Старая, как и сама гостиница. Он повернул ручку и выдвинул ее слегка вперед. Потом улыбнулся и посмотрел через плечо. Все остальные уставились на него, как на фокусника, достающего из пустой шляпы белого кролика. Ему стало неуютно от этого внимания.

Дин подергал рукав своего плаща.

«Ничего там нет», – хотелось сказать ему. Он вытянул черную нитку приблизительно тридцатипяти сантиметров длиной из изношенной подкладки.

– Пайпер, оставайся здесь. Джон, почему бы тебе не выйти в коридор, чтобы увидеть, что я делаю?

Он подождал, пока шериф не оказался в коридоре. Выступ задвижки оставался вне зазора. Дин накинул на него петлю, отступил в коридор, потянул за собой нитку, затем аккуратно прикрыл дверь, так чтобы задвижка не попала в зазор. Он медленно потянул, почувствовал, как натянулась нитка, потом потянул сильнее, услышал слабый звук. Дин улыбнулся.

– Попробуй открой, – обратился он к шерифу.

Джон повернул ручку. Основной замок легко подался, но боковая задвижка теперь была задействована и держала дверь изнутри.

– Вот, черт меня возьми!

– Нитка? Он использовал нитку? – донесся голос Пайпер из-за двери.

Дин постучал.

– Теперь можешь нас впустить.

Она открыла; глаза ее были широко распахнуты.

– Итак, человек, пытавшийся убить мистера Уоткинса, запер дверь, накинув петлю на задвижку? – повторила Пайпер.

Дин предостерегающе поднял палец:

– Возможно. Это только один из вариантов, который мог быть применен при сложившихся обстоятельствах.

– Один из вариантов?

– Да. Я не читал детективов с тринадцати лет, потому что ответы всегда лежали на поверхности. И очень часто я находил более простой и удобный выход из ситуации.

– Я скажу, чтобы помощники проверили комнату на наличие волокон, – сказал Джон.

– Нитка? – снова спросила Пайпер.

– Все можно научно объяснить, – повторил Дин свой любимый тезис.

– А как быть с рукой? – вызывающе спросила Пайпер.

Ее лицо снова порозовело. Она все-таки была замечательной женщиной.

– Подложили после того, как Клайда задушили. И все же… Незаконченная мысль повисла в воздухе.

– Так чья это рука? – вмешался Джон. – Если рана свежая, значит…

– Значит, жертва должна быть поблизости.

«Б-з-з, – ожило радио Джона. – Вызывает база один – ноль – один, вызывает база один – ноль – один. Шериф, вы на связи?» Джон настроил микрофон:

– Я слушаю, Мегги.

– Приезжайте на тропу холма Хокинса…

Два следующих слова пропали в шуме, но Дин уловил конец фразы: «…10-32».

Как присяжный при коронере Трумэн знал, что означает 10-32.

– Труп, – простонал он. Суровое лицо Джона окаменело.

– Думаю, мы нашли жертву.


глава 9


Солнце скрылось, пропали звезды и луна. В тот момент, когда дверь машины захлопнулась, а фары еще не зажглись, Дин Трумэн ощутил нервную дрожь, ему показалось, что мир исчез, как если бы Бог стер его с лица земли.

Фары полицейской машины Джона работали как настоящие прожекторы, отбрасывая конусообразный пучок желтоватого света.

– Ты уверен, что хочешь участвовать? – спросил шериф.

– Да, уверен, – ответил Дин, пока они поднимались по дороге. – Это рядом со школой, и, может быть, я знаю этого человека. Кроме того, я член жюри при коронере, я должен.

Дорога, протоптанная по склону возвышения, шла вокруг холма Хокинса слегка под уклоном и неожиданно обрывалась, приводя путешественника к началу горной тропы. Летом здесь встречалось немало завзятых бегунов. Даже осенью, когда на деревьях уже не оставалось листьев, Дин время от времени видел сногсшибательные ноги, обтянутые лайкрой, прокладывавшие путь по окружности. Конечно, зимой – редко. А в этом году ранние заморозки охладили пыл многих любителей бега.

Друзья повернули и наткнулись на резкий сине-белый свет, падавший из двух мощных галогеновых фонарей. Фонари на устойчивых металлических столбах, питавшиеся от независимых источников энергии, были установлены по обеим сторонам тропы.

Дину на миг показалось, что он в кино: идут археологические раскопки, открывающие таинства прошлого, или секретные правительственные агенты уничтожают остатки какого-то межпланетного корабля, врезавшегося в холм.

Корабль? Откуда это? Дин помотал головой, стараясь прогнать навязчивое ощущение. Что с ним такое? Он же ученый. Призрачное ощущение и дрожь от ночных кошмаров – удел дилетантов. Его ум был отточен и настроен, настроен практически с самого рождения исследовать, изучать и постигать.

Однако дурное предчувствие не исчезло.

Что-то хрустнуло у него под ногой. Джон осветил дорогу – Вся земля поблескивала.

Стекло?

Ему показалось, что у него подгибаются ноги. Но шериф шел вперед. Дин с трудом держался за ним. Он узнал помощников Джона, Джерри Нильса и Коя Чиверса. Последний переминался с ноги на ногу, втянув голову в плечи и нервно потирая руки, – словом, имел вид приговоренного к смерти. Его положение в департаменте шерифа лишний раз служило доказательством того, что у большого, сурового шерифа Джона Эванса было все же нежное и чувствительное сердце. Помощник вытер рот тыльной стороной ладони, потом отступил в тень.

Дин слышал, как Чиверс корчится в приступе рвоты, но позывы выворачивали его наизнанку, поскольку желудок был пуст.

Дорога и земля вокруг сверкали, будто бы ослепительный свет разламывался на тысячу кусков, бесконечно отражаясь и преломляясь. А среди всего этого? Дин заставил себя посмотреть и сразу понял причину своих внутренних опасений.

Нечто. Нечто. Вот, как это выглядело. Сходство с человеческим телом едва намечалось, как между тенью и тем, что ее отбрасывает. Дин различал темные волосы, куски розовой плоти. Гора изрезанной, искромсанной ткани и плоти. Белое, голубое, черное и красное. Больше всего красного. Алого, темно-бордового. Цвет крови, скрывающий ошибки и тайны.

Подсознательно Дин угадал ткань, а прислушавшись к интуиции, и жертву. Мередит Гэмбел. Она входила в состав городского совета. Он видел ее только вчера. Она была бегуньей. Самой отчаянной. Приходила на тропу, когда остальные уже заканчивали сезон.

Дин остановился как раз на границе света. Джон продолжал идти, разговаривая со своей командой, хрустя ботинками по стеклу.

– Мередит Гэмбел, – Дин понял, что, наверное, произнес имя вслух.

Разговор прервался. Шериф и его помощники оглянулись на него.

– Ты уверен? – спросил Джон скорее для проформы.

Он всегда исключительно доверял Дину. Еще до получения им премии и всеобщего одобрения Джон проявлял к Дину истинно профессиональное уважение.

– Не могу сказать наверняка, пока не подойду ближе, но одежда… Джон вошел в зону света. Земля под ним визжала и хрустела. Он присел на корточки. Тысячи и тысячи осколков стекла: одни не больше камешка, другие величиной с кулак, а по крайней мере четыре размером и формой напоминали автомобильный номерной знак.

Стекло?

Предмет на земле, который когда-то ассоциировался с Мередит Гэмбел, был истыкан и изрезан тысячами осколков, а около сотни торчали из него, как окровавленные птичьи перья. Во многих местах тела виднелись отверстия, где обломки прошли через тело навылет, оставив рваные раны на коже и лохмотья ткани.

– Что это такое, шериф? Что случилось? – обратился помощник Джерри Нильс к своему боссу.

Это был серьезный молодой человек с твердым взглядом.

Но шериф не готов был ответить. Несмотря на то что Джон Эванс сохранял выработанное годами выражение стоического самообладания, желваки ходили, когда он сжимал челюсти, выдавая его нервное напряжение.

– Рядом ничего нет на тысячи метров, – продолжал Джерри. – Ближайшее здание – школа. Чиверс все проверил и сказал, что там пострадало всего одно окно, больше битого стекла нет.

Джон взглянул на Дина, он понимающе кивнул: это было его окно, разбитое вдребезги кирпичом как раз в этот день. Но одно-единственное оконное стекло не могло быть источником всего этого множества осколков на земле, в кустах и теле Мередит Гэмбел.

Да и как оно могло туда попасть? Как его могло разметать с такой силой?

– Самолет? – спросил Джон. – Что, если с помощью авиации?

– Самолет, – Дин уцепился за эту идею. – Возможно. Это, без сомнения, объяснило бы отсутствие источника, а также бешеную cкорость.

– Я могу связаться с Федеральным управлением авиации, – сказал Джерри.

Дин пододвинулся ближе и присел рядом с телом. В лицо ударил убийственный запах свежей крови. Мередит. Дин подавил рвотный рефлекс, призвав на помощь свой ум ученого. С особой тщательностью он осмотрел тело.

– Откуда бы ни пришелся удар, он был совершен с чудовищной силой.

Дин задержался на новой мысли:

– Толчок пришелся в лицо.

Трумэн вглядывался в темноту, туда, где продолжалась тропа.

– Она, должно быть, лежала на земле, раз падающие обломки ударяли ей в лицо, – Дин встал и сделал несколько шагов назад, потом снова опустился на корточки. – Можно воспользоваться твоим фонарем?

Джон бросил ему пластмассовый инструмент. С помощью той же ручки, которой он изучал отрезанную руку, Дин перевернул несколько осколков стекла. Он знал, что нарушает правила и десятки других указаний насчет места преступления, но Джон не делал попыток помешать ему.

– Джон, Джерри, вы можете намотать это на ус, – сказал он, подражая языку детективов и кинофильмов, и указал на ряд стекол. – Осколки так облеплены кровью и тканью, словно они прошли сквозь тело.

– Насквозь? – спросил Джон. – Значит…

– Значит, она была в стоячем положении, следовательно, стекло проходило на уровне головы, так что оно не могло падать с самолета.

– Тогда откуда?

В ночи повисло молчание.

– Есть еще одна проблема, – заметил Джон. – У нее на месте обе руки.

Где-то в темноте помощник Чиверс снова зашелся в приступе рвоты.

Воспользовавшись запасным ключом, доктор Трумэн вошел в здание. Он щелкнул выключателем, один ряд ламп ожил, отбрасывая тени на противоположную сторону. Еще одним ключом он открыл свою классную комнату. Здесь Дин Трумэн помедлил, не решаясь включить свет. Через окно ему были видны отблески от больших полицейских фар.

В его голове невольно всплыл образ Мередит Гэмбел. Изрублена насмерть, но чем? Откуда взялась вся эта масса стекла? Как оно распространялось с такой силой?

Он надавил сразу на три выключателя. Несколько рядов ламп вспыхнуло с легким жужжанием. В комнате проснулась жизнь.

Доктор Дин Трумэн был ученым. Логика всегда оказывала ему добрую службу. Этот человек привык расшифровывать невозможное. Любопытство и склонность к анализу стали движущей силой в его карьере. И всегда был ответ, всегда. Именно такого рода решимость принесла ему Нобелевскую премию.

Он достал портфель из единственного шкафа в комнате. Кусок картона закрывал разбитое окно. Дин проверил, заперты ли все остальные окна, окинул комнату прощальным взглядом, выключил свет и вышел, заперев дверь.

Какое-то время он шарил рукой в кармане при тусклом свете одного ряда ламп, стараясь нащупать ключ от двери в здание, как вдруг услышал звук.

Странный, но какой-то смутно знакомый звук – скрип или царапанье.

Дин остановился, зажав ключи в руке. Волосы у него на затылке поднялись, как иглы дикобраза.

Скрип, скрип, скрип…

По рукам и ногам пробежало покалывание, словно в них вонзились тысячи булавок.

Скрип, скрип, скрип…

Он прислушивался, пытаясь определить, откуда шел звук. Такой знакомый. Кажется, из классной комнаты? Дин повернулся и уставился на только что запертый замок с величайшим недоверием.

Внутри?

Скрип, скрип…

Звук замер. Удары собственного сердца отдавались у Трумэна в ушах. Жужжание ламп стало угрожающим, зловещим, напоминающим роение прожорливых насекомых, спускающихся по стропилам.

Насекомые?

Скрип…

Его рука непроизвольно задвигалась, плавно и бесшумно, опытные пальцы моментально на ощупь выбрали нужный ключ. Взявшись за ручку двери и резко повернув ключ, Дин рывком толкнул дверь, но сам остался на пороге, вглядываясь из полуосвещенного коридора в непроглядный мрак своего класса.

Все было спокойно. Ни одного звука. Казалось, даже воздух недвижим.

И именно ученый шагнул вперед, ученый, который понимал всю абсурдность ситуации. Взрослый человек, трепещущий в коридоре из-за чего? Какого-то шума? Звука? Непонятного шуршания в пустой комнате?

– Смешно, – вслух сказал Дин, чтобы продемонстрировать свое презрение.

Но даже иррациональные страхи можно было объяснить рациональной мыслью. Все лишь несколько минут назад он стоял над искромсанным трупом женщины – хорошей знакомой. Его нервы обнажились, эмоции обострились. Эти вспышки безрассудства сполна объяснялись, но для ученого они были неприемлемы.

А он был ученый.

С этой мыслью Дин направился вдоль стены и одновременно нажал все три выключателя. Ослепительный момент не принес ничего нового.

Пустая комната.

Такая же, какой он оставил ее минуту назад. А звук? Царапанье? Должно быть, крысы. Хотя он не заметил никаких характерных признаков – изгрызенной бумаги или мелкого черного крысиного помета, все же это был возможный вариант. Черт, даже вероятный, ведь школа обветшала.

Только…

Не похоже было, чтобы так скреблись крысы. Шум был слабым, но знакомым.

Его ум наконец нащупал источник. Классная доска. Звук пишущего мела – нет, не мела, чего-то другого – по доске.

Он резко повернулся.

И во рту у него сразу же пересохло, а горло сжалось.

Он смотрел, моргал и снова смотрел.

На черной поверхности доски, которая за минуту до этого хранила только следы белой пыли, были вырезаны четыре незатейливых слова.

Невозможных слова.

Как клеится, Джимми Дин?


глава 10


Пайпер Блэкмор проснулась от внутреннего толчка. Она была вся в поту. Пижама прилипла к коже. Пайпер била дрожь, и она задыхалась, как после быстрого бега. Мягкие волны электрических бликов лизали ее тело, отчего тонкие волоски на руках и шее слегка вставали дыбом. Пайпер щелкнула выключателем, прогоняя тени. Ступни и кисти горели, и на какой-то момент ее сердце затрепетало, как у птички-колибри. Тогда Пайпер показалось, что она растворилась. Что, если она посмотрит на свои руки и ничего не увидит на их месте?

Ничего.

Тихий сигнал времени по радио вернул ее к реальности. Было начало первого. Почему прервался ее сон? Гром? Ей вспомнилось, что в ночи она слышала звук грома. Гром в октябре?

Встав с постели, она раздвинула портьеры. Грязновато-серый размытый свет проник через залитое дождем окно. Земля проседала под тяжелыми потоками дождя. Капли размером с человеческий палец ударялись о землю, выбрасывая на несколько сантиметров вверх фонтанчики грязи и воды. Тяжелые тучи предвестниками недоброго нависли над вершиной холма Хокинса.

Большой открытый термометр, примостившийся за дверью веранды, показывал температуру – плюс один. Почти мороз. Слишком холодно для грома. На тринадцать градусов ниже, чем прошлой ночью.

Холодно.

Вздрагивая, Пайпер обхватила себя руками. Что сказал студент за кассой кафетерия?

Кто-то прошел по твоей могиле.

Она направилась в душ, включила воду на полную мощность, и ванная комната наполнилась теплым паром. Стянув влажную от пота пижаму, Пайпер вступила в объятия горячего, напористого душа.

Струи воды барабанили по коже, смывая беспокойство и тревогу. Но не в полной мере. Вода не могла проникнуть под кожу. Пайпер Блэкмор привыкла к странным ощущениям – они были ее давними приятелями. Можно даже сказать, сокровенными. Она не могла припомнить момента в своей жизни, когда бы она ни чувствовала того, что другим было недоступно.

Но сейчас ее беспокоило совсем другое.

Пайпер подставила голову под брызги воды, наслаждаясь теплой пульсацией.

Другое?

Когда сердечный ритм выровнялся, дыхание успокоилось, она смогла оценить ситуацию с более выгодной позиции. Научно, как сказал бы доктор Трумэн. Дин. Она засмеялась, впитывая от своего голоса тепло не меньшее, чем от душа. Дин был одновременно очаровательным и неожиданным мужчиной. Сконцентрированный, как лазер, точный, как калькулятор, но ему не было чуждо и легкомыслие, позволявшее периодически отрываться от абстрактного мира физики и улавливать запах цветов, замечать старинную брошь или даже модное трико «Найк», которое Пайпер купила, повинуясь своему капризу – ее забавляло неоново-зеленое свечение.

Пайпер подпустила эту теплую мысль ближе.

Дин Трумэн. Они были явные противоположности. Он – ученый, она…

А что такое она?

Чрезвычайно восприимчивая? Интуитивная? Способная распознавать и доверять вещам, которые невозможно ни вычислить, ни определить. И все же они наслаждались своими отношениями. Ее тянуло к нему, несмотря на тринадцатилетнюю разницу в возрасте.

Пайпер выключила душ и вытерлась большим пушистым полотенцем. Она яростно потрепала свои короткие черные волосы и потрясла головой. О сне не могло быть и речи.

Прошлепав по деревянному полу к шкафу, Пайпер облачилась в джинсы, белую блузку и рыжевато-белый жакет Весткрофтского колледжа.

В кухне она занялась приготовлением яйца-пашот и тоста, поставила в чайнике воду для кофе. Пайпер жила в этом старом фермерском доме всю жизнь. Здесь она родилась, здесь умерла ее мать. Дом хранил тревожные воспоминания.

Кто-то прошел по твоей могиле.

Когда чайник свистнул, она вскочила.

Беспокойство, охватившее ее во сне, все еще владело мыслями. Пайпер откинула волосы с лица и отхлебнула растворимый кофе из кружки с эмблемой Микки-Мауса.

– Ты просто разваливаешься на части, – укоряла она себя, – как боязливая старуха.

Комната ответила молчанием.

Гром.

Пайпер точно помнила этот звук. Раскаты грома. Только это не мог быть гром. Не в октябре. Не сегодня, когда температура приближалась к точке замерзания.

Удар.

Сначала ей показалось, что она наступила на электрический провод. Сковывающий, неожиданный удар. Руки покрылись гусиной кожей.

Что-то происходило.

Ей нужно было идти.

Куда?

Она точно не знала, но была уверена, что разберется на месте.

Дин Трумэн резко дернул.

Ничего.

Он дернул сильнее, вкладывая импульс спины, как говорил его отец. Но доска осталась неприступной, неподвижной. Прибитая более двадцати лет назад, она одержала над ним победу, перекрывая вход в маленький подвал. Другой возможности попасть в него не было.

Значит, не отсюда. Нет, не отсюда.

Руки саднили. От досок остались глубокие следы на коже. Дин потер ладонью о ладонь, потом задвинул шкаф на место, снова скрыв заблокированный вход от глаз. Потом пошел на кухню и подставил руки под теплую струю воды. Кожа медленно вернулась к нормальному состоянию. Если бы разум можно было также легко вернуть в привычное русло. Но страх и смятение прилипли к нему, как запах мертвечины.

«Господи, какая отвратительная мысль. Когда, черт подери, она появилась?»

«После сегодняшнего вечера, – услужливо подсказала ему память, – забитая насмерть женщина, отрезанная рука… Больше чем достаточно, чтобы нервы расшалились, однако не это его беспокоило. Мысли с бешеной скоростью вертелись вокруг другого.

Как клеится, Джимми Дин?

Дин по очереди открыл три шкафчика, пытаясь найти то, что ему потребовалось. Бутылку канадского лимонного виски, подаренную на прошлое Рождество. Он не был предрасположен к выпивке, поэтому бутылка оставалась нераспечатанной. Дин вскрыл бутылку, налил виски на два пальца в стакан для сока, разбавил в два с лишним раза диетической кокой, потом выпил эту смесь одним глотком.

Организм среагировал молниеносно. Сначала алкоголь ударил в голову, потом быстро помчался к конечностям.

Надпись на классной доске завтра уйдет в прошлое. Он позаботился об этом, позвонив и оставив сообщение для службы уборки. Приобретя новый статус почетного гражданина города, Дин мог получить очень многое, если бы захотел. Но он никогда не пользовался этими привилегиями. До сегодняшнего дня.

Хулиганы, как объяснил он. Те же самые хулиганы, которые ранее разбили его окно кирпичом.

Только сам он больше не верил в правдивость этого.

Не было похоже на случайный акт. Слишком направленный. Слишком точный. Удар в самое сердце, быстрый, как скальпель хирурга. Эта фраза – давнишняя насмешка. Кто мог знать? Лишь небольшая горстка людей. Горстка – их можно было пересчитать по пальцам. Или… мертвец.

Дин схватил бутылку за горлышко и перенес на обеденный стол. Он налил себе еще выпить, только добавил меньше содовой.

ДЖУДИ.

Это случилось… Сколько? Двадцать, двадцать один год назад? Неужели уже столько времени прошло? Иногда ему казалось, что гораздо больше, иногда он почти ждал, что она выйдет из спальни в этих огромных, смешных шлепанцах с ушами, в длинном ярко-красном хлопковом халате с пушистым белым воротником.

– Ты в нем выглядишь, как десятилетняя девочка, – подшутил бы он над ней.

– Я и есть десятилетняя девочка, – ответила бы она. – По крайней мере, хотела бы быть.

Хотела бы быть.

Если не считать Нобелевской премии, женитьба на Джуди являлась кульминационным моментом его жизни. Сколько Дин себя помнил, он всегда любил ее. Сначала детской щенячьей любовью, потом с вожделением подростка, которое в конце развилось в зрелое чувство, продолжавшееся годами, и даже за пределами их жизни.

Но та Джуди, на которой женился Дин, уже не была девушкой, по которой он вздыхал. Она изменилась, стала другой. «Униженная богиня», – как провозгласила сама Джуди.

Как клеится, Джимми Дин?

Они никогда не говорили об изнасиловании или вообще о той ночи, но каким-то образом это отразилось в том, что произошло позже. Несмотря на его любовь к ней, Джуди всегда витала в облаках, вызывающие и мечтательные глаза смотрели вдаль, как будто их взгляд был обращен в прошлое время.

До изнасилования.

Она никогда не стала прежней. Вместо приключений ей понадобилась защита. Вместо вызова она искала стабильности. Дин Трумэн превратился в мужа-защитника-кормильца.

Скромная, но счастливая жизнь длилась до рождения ребенка. Нет – это неправда. Он был счастлив, но не Джуди; ее взгляд уже никогда не выражал той мечтательности, как до…

До Уайти Доббса.

Но это был не Уайти Доббс. Это было черт знает что. Дин Трумэн видел Уайти Доббса как раз в момент совершения греховного акта, и, несмотря на свое презрение к наглому обидчику, Дин знал, что Доббс был невиновен в преступлении, за которое Джон и остальные придумали ему такое изощренное наказание.

Но если не Доббс, то кто?

Что-то случилось. Это стало очевидным, когда в последующие несколько недель выяснилось, что Джуди беременна.

Дин поступил по-джентльменски. Он предложил ей выйти за него замуж, и она согласилась. Такой опрометчивый союз означал жертву с его стороны. Он больше не мечтал о поступлении в один из старейших университетов, даже со стипендией. Деньги, накопленные на обучение, теперь пошли на визиты врачей, оплату жилья, продукты. Дин никогда не забудет разочарованные глаза отца, когда он впервые объявил ему о своем решении.

Но вскоре родители пришли в себя, увидев его решимость добиться чего-то самостоятельно, помимо учебной ссылки, поняв его неподдельную любовь к своей юной невесте.

Дин окинул взглядом стареющий обшитый дом. Боже, он ненавидел это место.

– Так зачем ты купил это проклятое жилище? – спрашивал его Натан. – Недостаточно разве было того, что ты снимал его? Зачем же было покупать? Черт. Переезжай. Выбирайся из этого дома, дважды видевшего привидения.

Но Дин не мог. Останки младенца.

И в те времена дом заваливался на сторону, сейчас стало еще хуже, несмотря на тысячи долларов, вложенных в ремонт.

– Я мог бы построить тебе новый дом, черт меня подери, великолепный дом на те деньги, что ты тратишь на поддержание этого старичка, – витийствовал Мейсон Эванс.

Дин мечтал о новом доме. Он даже одно время носился с идеей купить второй дом, но оставить и этот. Просто так, оставить пустовать. Но не мог.

Останки младенца.

Всегда существовала вероятность того, что дети или какие-нибудь бездельники проникнут внутрь. И обнаружат…

Дин покончил со вторым стаканом. Пьяное сонное ощущение охватило его. Совсем неприятное. Оно означало потерю контроля, а это было недопустимо. Недопустимо. Он посмотрел на шкаф, скрывавший крошечную дверь в подвал.

– Чепуха, – сказал Дин вслух, призывая к жизни ученого.

Он слишком болезненно реагировал на события. Акт вандализма выявил кого-то, знавшего его прошлое.

Как клеится, Джимми Дин?

Однако не следовало делать вывод, что хулигану известна вся история, и уж совсем нелепо было бы предполагать, что он догадывался о подвале.

Похоронить заживо за преступление, которого человек не совершал. Тело так и не нашли.

Дверь в подвал маячила у него перед глазами.

Останки младенца.

Вскоре после того, как они поженились, Дин истратил часть своих сбережений, чтобы снять дом около городка Весткрофтского колледжа. Дом был старым и затхлым, но вполне приемлемым. Временно. Джуди погрузилась в свою беременность, а Дин обращался с ней как рыцарь с дамой сердца.

Беременность протекала тяжело, и Джуди большую часть времени проводила в постели. Пока однажды ночью… Он помнит, как все вокруг сковывал холод, нестерпимый холод; дороги закрыли, проезд на север занесло. Снегоочистители работали без перерыва, стараясь поддерживать хотя бы главную магистраль и мост Вилламет в сносном состоянии. Без прохода по мосту Чёрная Долина оказалась бы практически полностью изолирована от остального мира.

Дин работал в двух местах, а кроме того, ходил в школу. Одна работа была связана с фармацевтикой. Люди нуждались в лекарствах, а поскольку большинство не могло прийти в магазин, то покупки приходилось им доставлять. Используя полноприводной автомобиль компании, Дин смело колесил по предгорьям, дважды буксовал и с трудом разбрасывал снег.

Домой он попал уже ближе к полуночи. Первое, что заметил, – холод. Внутри было почти так же холодно, как снаружи. Нет, конечно, не так. Ведь ему удалось включить воду, трубы не замерзли. Это только показалось, что холодно. Впрочем, царил какой-то другой холод. Дин позвал Джуди. Ответа не последовало. Он поискал записку, думая, что случилось что-то с печкой и жена прибегла к гостеприимству подруги.

– Дин?

Хрупкий голос шептал так тихо, словно его имя было сделано из стекла.

– Дин?

Джуди. Он нашел ее в комнате.

Останки младенца.

На их кровати. И кровь, о Боже, сколько крови!.. Простыни пропитались, вся кровать окровавлена. Джуди была обнажена, измучена и являлась источником этой запекшейся крови. Запекшейся. Она родила. Пока он заботился о других, его жена родила ребенка, одна в этом холодном, холодном доме.

Ее лицо представляло сплошную белую маску, которую он никогда до этого не видел, и надеялся, что больше не увидит. Белое и бескровное лицо.

Полноприводной автомобиль еще находился рядом с домом, и Дин тут же помчал Джуди в больницу. Всю дорогу, пока она не потеряла сознание от мучений или потери крови, или и того и другого, он продолжал спрашивать:

– Где ребенок? Что случилось с ребенком?

Она ответила только один раз, и от ее слов веяло холодом, как от зимнего ветра:

– Дьявол дал мне ребенка, Бог забрал его.

Убедившись, что Джуди находится в более надежных руках, Дин вернулся домой и приступил к поискам.

Ничего.

Кровь, детское место, но не ребенок. Не ребенок.

Тоненькая струйка крови тянулась из спальни к двери подвала. Верхний свет не работал. Дин нашел фонарь, потом спустился по короткому пролету лестницы. Это помещение с натяжкой можно было назвать подвалом, просто небольшое углубление с жестким земляным полом. Земляной пол встречался в Орегоне так же часто, как плавательный бассейн на Аляске.

Дин помедлил на ступеньках, опуская перед собой фонарь, чтобы его узкий пучок света упал на влажную, темную землю. В ночи стояла тишина, и ему казалось, что он слышит, как черви копошатся в земле. Дыхание выходило из груди короткими прерывистыми толчками. Тени давили своей массой. Физически образованные желтовато-белым конусом света, они казались реальными и существующими.

Если ребенок был здесь, то только под этой черной мокрой землей. Он уже умер. Образ Джуди мелькнул у него в голове. Джуди в кровати, лежащая в луже собственной крови. Неужели она могла самостоятельно добраться сюда?

Мертворожденный.

Наверное, так. Ребенок родился мертвым, и Джуди в порыве горя похоронила его здесь, в подвале.

Мертворожденный.

Во всяком случае Дин надеялся, что было так, молился о том, чтобы было так, верил в то, что было так. Другие мысли нельзя было допускать.

В темноте Дин долго давился рвотой. Потом еле поднялся по ступеням. Нашел в гараже две толстых доски и гвозди. Нащупав зазоры в стене, он прибил доски на место, навсегда похоронив подвал и тайну, заключенную в нем. Вплотную к двери он придвинул тяжелый книжный шкаф, отступил назад, чтобы оценить свою работу.

Останки младенца?

Где-то там, в его подсознании, заплакал ребенок.

Мертворожденный. Должен был быть.

Где ребенок?

«Дьявол дал мне ребенка, Бог забрал его».

Конечно, у него было много вопросов. Но Джуди не оправилась от потери крови, оставалась слабой и истощенной. Она так и не покинула больницу. Через неделю Джуди умерла. Инфаркт миокарда, вызванный травмой и стрессом. Это заболевание практически не встречалось в таком юном возрасте, но на сей раз организм не справился, по крайней мере так утверждал врач. Для успокоения родственников Джуди ребенок был записан как мертворожденный.

А потом Дин Трумэн остался в одиночестве. В одиночестве в этом доме, который он ненавидел, но который ему не дано было покинуть. Он не мог. В подвале скрывалась тайна.

Останки младенца.


глава 11


Мейсон Эванс мчался как ненормальный, выжимая все возможное из «Дельты-88». В подсознании, глубоко упрятанном под потоком эмоций, мелькнула мысль, достойная внимания. Она требовала сбросить скорость, предупреждала об опасностях чрезмерно быстрой езды, напоминала, сколько времени будет упущено, если его остановит полиция штата Орегон.

Пошли к черту!

Мейсон надавил на педаль газа.

Солнце дотащилось до горизонта, окрасив облачное небо в оранжево-пурпурные тона, тона испорченных фруктов.

Телефонный разговор с соседкой Тины по комнате вызвал настоящий пожар в его голове.

– Мне нужно поговорить с Тиной, – потребовал Мейсон от запинавшейся девочки, вырвав ее из объятий сна.

– Мистер Эванс? – в голосе соседки прозвучало смущение. – Сколько времени?

Сколько времени?

Как можно быть такой кошечкой, когда мир распадается на части?

– Три часа ночи. Я точно не знаю. Мне просто нужно поговорить с Тиной. Немедленно.

Пауза. Он слышал ее дыхание, чувствовал колебание от малейшего движения, скрип кровати, шелест простыней.

– Она… Господи, ее сейчас нет.

– Что? Она выехала из Портленда почти шесть часов назад. Какого черта, где она?

– Я… я точно не знаю, – она явно его обманывала.

Но эта девочка была единственной надеждой Мейсона. Он поборол желание издать вопль отчаяния, как изнывающее от огня дерево. Вместо этого Мейсон напрягся, стараясь припомнить ее имя – Дебби… Деми… Денис…

– Дерди! Послушай меня. Я знаю, что вы девочки стоите друг за друга. И я ценю это. Но послушай меня. Это очень важно, Дерди. Речь идет о жизни и смерти, Клянусь могилой моей матери.

– Я… я не знаю, мистер Эванс.

– Если ты думаешь, что ей попадет, то не волнуйся. Дело не в нарушении запретов. Я пытаюсь спасти жизнь своей дочери.

Вздох недоверия пронесся по телефонной линии.

– Она не вернется до вторника.

– До вторника? Где она? – Мейсон понял, что слишком агрессивно ведет себя, и мысленно чертыхнулся.

– Она уехала вместе с новым увлечением, вместе со своим новым бойфрендом.

Руки Мейсона задрожали. Вспышки белого света мелькали у него перед глазами. «Только не упусти, старик. Будь все проклято, только не упусти», – вертелось в голове.

– Куда? – его голос охрип от неожиданного предчувствия.

– Точно не знаю.

– Дерди, пожалуйста!

За всю свою жизнь он никогда ни о чем не просил, но сейчас это не имело значения. Когда вопрос касался его дочери, Мейсон мог рассыпаться в просьбах. И все, что ему было нужно, чтобы его дочь осталась невредимой.

– Она говорила что-то о домике в пригороде. Я думаю, что там живут его родители, но дом временно пустует.

– Где? В какой части пригорода? В телефоне помолчали.

– Я не знаю.

– Попытайся вспомнить, Дерди. Ради бога, пожалуйста, попытайся.

– Мистер Эванс, вы в порядке? Вы уверены, что Тина в опасности?

– Какой адрес у ублюдка? – прорычал Мейсон. Девушка на другом конце провода расплакалась.

– Прости, дорогая, прости, – он постарался перевести дыхание. – Умоляю, Дерди, умоляю…

– Они поехали не в Портленд и не в Юджин. Они в Красной… Белой – что-то похожее на это…

– Чёрная Долина? Они поехали в Чёрную Долину?

– Точно.

Он бросил трубку и выбежал из дома.

– Мистер Эванс, мистер Эванс, вы еще там? Все в порядке? У вас не сердечный приступ? Мистер Эванс…

Слова повисли в пустоте комнаты. Мейсон Эванс несся в Черную Долину.

Он стоял за углом, искоса наблюдая за коридором. Зеленовато-белый плиточный пол блестел, как будто усеянный капельками воды. Резкий запах дезинфекционных средств, аммиака и парафина проникал в нос. С выгодной позиции под прикрытием двух раздаточных автоматов ему видна была ординаторская справа и четыре бокса интенсивной терапии слева. Каждая комната выходила в коридор большой дверью зеркального стекла и обозначалась крупными цифрами – от одного до четырех.

Клайд Уоткинс находился в палате номер один.

К палатам были приставлены две сестры: тощая нервная девица сновала из комнаты в комнату, а полная женщина постарше спокойно сидела за столом регистратуры.

Не моргнув глазом, он мог распластать, как лягушку, человека из палаты номер один – из этого сосредоточия новейших технологий. Трубки, провода, приборы, капельницы окружали его как подозрительные стражи. Многочисленные устройства наполняли пространство едва различимой, но назойливой какофонией звуков.

Он выжидал. Высматривал. Волновался.

Клик.

Флип.

Клик.

Флип.

Когда тощая девица направилась в самую дальнюю палату, а регистраторша зашла в кладовую за стойкой, он бросился вперед с быстротой, отпущенной ему природой, с бесшумностью, дарованной ему тренировками. Он добрался до палаты меньше чем за секунду.

Пайпер Блэкмор никогда не нарушала закона. Самое большее, на что она была способна, – проехать «зайцем» в общественном транспорте. Поэтому для нее самой явилось крайней неожиданностью ее появление в городском морге. Пайпер пыталась устоять перед натиском собственных чувств, которые она не в состоянии была объяснить. Но что-то происходило, что-то раздражало ее нервы до самых кончиков, приподнимая волоски на шее, выкручивая мышцы, пронзая руки божественными молниями и пульсируя у нее в груди, в голове, в сердце.

Что-то странное происходило. Так она себя чувствовала. Не удивительно, что городские жители думали, что…

Это началось вчера. Нет, еще раньше. Но существовало лишь урывками и кратковременными вспышками. Однако постепенно состояние развивалось, и теперь оно длилось все дольше, приходило все чаще, пробуждая Пайпер ото сна. И будь она проклята, если понимала, в чем дело. Но электрический разряд, выбравший себе местожительства под ее кожей, подсказал, где искать ответ – в морге.

Новости о несчастной Мередит Гэмбел наводняли город в это утро. Одни говорили, что это просто несчастный случай на дороге, но другие – что все там очень странно…

Миссис Гумелори в кофейном киоске твердила, что это было одно из серийных убийств.

– Один из Потрошителей, как Джек или Риппер, – воодушевленно декларировала она под шипенье утреннего капучино для Пайпер. – Серийный убийца. Как те, что показывают по телевизору, только теперь один из них здесь.

– Миссис Гумелори, я сильно сомневаюсь, что где-то в Черной Долине бродит серийный убийца, – запротестовала Пайпер, ожидая свой кофе и с нетерпением предвидя конец разговора.

И дождь не способствовал его поддержанию. Несмотря на небольшой навес над киоском, холодные капельки воды с резким, пронизывающим ветром попадали под столик Пайпер.

Миссис Гумелори, казалось, ничего не слышала или не обращала внимания.

– Разумеется, он не из города. Кто-то из чужаков. Бродяга. Скорее всего, из Портленда или Юджина. Да, определенно из Юджина, они все немного тронутые.

Как Пайпер.

Нет, она не была тронутой. Она была совершенно сумасшедшей – вломиться в окружной морг, как какой-нибудь чокнутый вурдалак.

Ее криминальная карьера едва не закончилась в самом начале. Пайпер удачно проскользнула мимо персонала больницы. Решила, что может вести себя свободно, как дома, когда, завернув за угол, практически натолкнулась на помощника шерифа, сидевшего за маленьким столом при входе в морг.

Под оглушительные удары сердца она отпрыгнула назад и прижалась к стене.

Охрана. Они поставили в морг охрану. Зачем? Пайпер ждала, затаив дыхание, думая, что помощник вскочит, схватит ее и, развернув лицом к стене, сообщит ей ее права. Но ничего не случилось. Через несколько минут она осмелилась выглянуть.

Помощник листал номер «Охоты и рыболовства». Пайпер узнала его. Чиверс. Не самый острый карандаш в коробке. Это было неплохо. Мысленно она прокручивала все возможные сценарии, но помощник сам разрешил проблему, покинув пост и удалившись в туалетную комнату.

Теперь морг не охранялся.

«Почему здесь охранник?» – снова спросила она себя. Не противоречило ли это версии следствия? Присутствие охранника неожиданно придало вес подозрениям миссис Гумелори.

Это также означало, что тело Мередит Гэмбел находилось внутри.

Пайпер помедлила, призывая на помощь здравомыслие, чтобы оно взяло верх и помешало ей войти в эти двери. Но ее состояние… Неужели все заключалось в нем? Здесь состояние усилилось. Вспышки молний под ее кожей происходили с большей интенсивностью.

Что-то не так с лицом. Пайпер приложила ладонь к носу. Отняв пальцы, она увидела, что они покраснели.

Кровотечение.

Пайпер достала марлю из кармана и вытерла кровь. Быстро дошла до комнаты. Может быть, заперто? Ручка легко повернулась. Пайпер Блэкмор проникла в окружной морг.

Дин Трумэн прибыл в Весткрофтский колледж ранним субботним утром, как раз когда рабочие технической службы выносили испорченную доску из класса.

– Не могли бы вы вырезать этот кусок? – спросил он. Рафаэль, старший, сдвинул на затылок свою кепку с надписью «Не беспокойся» и обдумал просьбу:

– Надпись? Вы хотите сохранить надпись?

– Изучить ее. Под микроскопом.

– Что ж, если так, док, – достав тонкую бритву из бездонного чемоданчика для инструментов, Рафаэль принялся вырезать.

Скрип, скрип, скрип…

Зловещий холодок пополз по спине Дина. Он отступил назад и нервно вытер лицо. Страх охватил его своими щупальцами, проникая в грудь, вонзая свои грязные острые когти в сердце.

Скрип, скрип, скрип…

Звук, конечно, отличался. Но был похож. Страх продолжал распространяться, достигнув уровня шеи, обнял его плечи и, наконец, поднялся, внедряясь в мозг, затыкая уши и царапая веки.

– …идея, кто сделал это? – неясные слова долетели издалека, казалось из другого измерения.

– Док?

Дин моргнул. Какая-то мысль промелькнула у него в голове.

– Вы в порядке? – Рафаэль перестал выпиливать.

Дин попытался ухватить кончик мысли, но безуспешно. Он передернул плечами и выпрямил спину, как бы сбрасывая этот детский, неразумный страх.

– Отлично. Немного встревожен, вот и все.

Это удовлетворило рабочего. Он вернулся к работе:

– Я спросил, есть какие-нибудь соображения, кто это сделал?

В комнате рядом его молодой компаньон включил электродрель. Неистовый вой принес желанное облегчение, оградив Дина от назойливого вопроса.

Рафаэль толкнул испорченную доску и выдернул кусок размером метр на метр.

– Вот вам, док. Дальше разбирайтесь сами.

В окно постукивали длинные сухопарые ветки обнаженного дуба. Дождь, начавшийся вскоре после полуночи, все еще шел, разносимый в разные стороны холодными порывами ветра, разрывавшими диагональными проемами гряду облаков.

Рафаэль выпрямился, расправил плечи и оценивающе взглянул в окно:

– Там довольно-таки мерзко. А метеорологи о дожде ни гугу. До какой степени они… У неба точно нездоровый вид. Черт меня подери, до чего нездоровый.

Нездоровый.

Что-то вдали привлекло внимание Дина. На склоне холма Хокинса. Яркое, трепещущее. Цветная точка. Обрывок полицейской ленты на месте преступления развевался, как желтый флаг, указывая место, где так безжалостно искромсали Мередит Гэмбел.

Страх примостился на плечах, потянулся вверх, заглядывая в глаза Дину, затем лизнул его в лицо холодным шершавым языком. Дин содрогнулся от отвращения. Он взглянул на послание, врезавшееся в поверхность доски, потом снова на мутные черно-серые облака.

Нездоровый.

Мама?

Вся комната пропиталась формальдегидом и спиртом. Три ряда ламп дневного света освещали пустоту серого помещения. Крайний ряд ламп вышел из строя, одна совсем погасла, ее соседка светила на последнем издыхании. Неисправная колба повизгивала и мигала, вспыхивала и тускнела. По холодному бетонному полу ходили тени.

Мама? Почем она вдруг подумала о своей матери? Ради всего святого, причем здесь ее мама?

У Пайпер Блэкмор голова начала кружиться, как только она вошла в комнату. Вспыхивающая, погибающая лампа не пошла на пользу. Жужжание? Нет, воспоминания о матери окружала плотная серая стена тумана. Смутные воспоминания, утопающие словно в вате, в неизведанности, неизвестности. Ей было всего четыре, когда мать умерла от потери крови в гостиной. Говорили, что Пайпер была рядом с ней, рыдая, держала ее голову на коленях – вся в крови матери.

Что-то плохое приближается.

Воспоминание настойчиво стучалось в сознание. Она слышала голос своей матери.

Не слова, предупреждение.

Что-то плохое приближается.

Именно это говорила ее мать в ночь своей смерти. И сейчас это воспоминание вернулось с такой силой и ясностью, что Пайпер казалось, что мама с ней в комнате, стоит за перегородкой. Маячит в темном углу, появляясь и исчезая в синхронно мигающем свете ламп.

Что-то происходило внизу, в роще Дугласа, в Черной Долине штата Орегон. Приближалось что-то плохое.

Возвращалось!

Мысль ударила ее с шокирующей быстротой. Что бы это ни было, оно возвращалось.

Что-то плохое.

Конечности слегка онемели, затем по ним как будто пробежал легкий электрический разряд, приводя ее в полную боевую готовность.

Рука. Пайпер нашла ее на подносе в небольшом холодильнике – упакованную, снабженную биркой, ожидающую, чтобы ее забрали в криминалистическую лабораторию. Пайпер медленно развернула сверток.

Боль… жуткая боль… холод и кипяток.

Руку отрубили у живого человека, находившегося в сознании. У хозяина на глазах. Боль была невыносимой, но ужас перекрывал ее.

Страх.

Чего? Потери руки, смерти?

Нет.

Не страх смерти. Но страх жизни в мире, где…

Пот лил со лба Пайпер ручьями. Брови уже не сдерживали его.

Так чего же боялся хозяин руки?

Ослепительная вспышка света, но не белая, бесцветная… темная…вспышка темного света. И боль.

…жизни в мире среди таких существ.

Раздался сигнал больничной тревоги.


глава 12


Чем ближе Мейсон подъезжал к Черной Долине, тем хуже становилась погода. Совпадение. Когда он оставил позади мост Вилламет, пересекая черту города, дождь уже низвергался с небес миллионами пневматических трассирующих капель-пуль. Шум дождя заглушал даже рев мощного мотора «Дельты-88». Мейсон ехал наугад, практически лишенный видимости.

Инстинкт подсказал ему потихоньку взять с одного из строящихся объектов три блока динамита и запереть их в машине.

Как я собираюсь найти ее?

Конечно, Черная Долина не Бог весть какой город, но достаточно большой для того, чтобы стучаться в каждый дом. И даже если так сделать, что он скажет? «Простите, я Мейсон Эванс, подрядчик из Портленда, и я ищу свою дочь Тину. Может быть, вы ее видели? Ее рост сто шестьдесят, вес пятьдесят, длинные темные волосы. Улыбка озаряет ее лицо, вид у нее счастливый, и она в компании…» С противным Богу, справедливости, самой жизни – в компании с дьяволом или прихвостнем дьявола.

Все сочтут его сумасшедшим. И возможно… Возможно, они будут правы. Эмоционально, физически и душевно он на грани, он просто не сможет все провернуть один. Единственная надежда в поисках Тины – его брат Джон. Но как все это состыковать? Они много лет не разговаривали. Вернее, между ними не было ничего общего. Мейсон не склонен был думать, что ради него брат готов что-то сделать. Поэтому единственным человеком, который мог понять невозможное, оставался Дин.

Ему был нужен Дин Трумэн.

Пожарная сигнализация выла, перекрывая шум многочисленных приборов, требовавших внимания и действия.

Пожар.

Служащие больницы двигались рывками, как в мультфильмах со стоп-кадром, не зная, куда податься. Все наработки, все обязательные инструкции были забыты, оказались бесполезными в этой вспыхнувшей панике, развившейся под вой оглушительной сирены.

На втором этаже обе сестры выбежали из отделения интенсивной терапии, устремившись по коридору к центральному пункту, чтобы получить руководство к действию. В любом случае пациенты блока интенсивной терапии не в состоянии самостоятельно передвигаться. По меньшей мере один мужчина был подключен к аппаратам. Отсоединить, передвинуть означало убить его.

Одинокая тень мужчины, нажавшего на сигнал тревоги, проскользнула в палату номер один блока интенсивной терапии.

Клик.

Флип.

Страх полосовал ее тело, как сыромятный хлыст. Пайпер Блэкмор не вполне осознавала, что происходит. Она на полной скорости вылетела из морга. Потом резко затормозила, чуть не налетев на помощника шерифа Чиверса. На какую-то секунду ей показалось, что он явился причиной тревоги. Скорее всего Чиверс увидел, как она вошла в морг, и сейчас его напарник прокладывает себе путь в больницу Черной Долины под аккомпанемент сирены. Пайпер ожидала, что он наденет на нее наручники.

«У вас есть право хранить молчание…»

Но его побелевшие глаза ничего вокруг не замечали. Он был испуган, или смущен, или и то и другое сразу. Даже если Чиверс и увидел, как Пайпер Блэкмор выходит из морга, то не зафиксировал в памяти этот момент. Они обменялись взглядами, исполненными паники и недоверия, потом свернули каждый в свою сторону.

«Глупая, суеверная женщина, – журила себя Пайпер. – У меня и так нервный срыв, а что я делаю? Я вламываюсь в окружной морг. О, благоразумная Пайпер! Ведь ничто так не успокаивает, как общение с мертвецами и забавы с отрезанными частями тела!»

Кроссовки «Найк» жалобно скрипнули, но выдержали, когда она на полном ходу завернула за угол и побежала к выходу. Пайпер выбралась на свободу, во внешний мир как раз в тот момент, когда смолкла сирена.

Она замерла на пороге.

Что-то.

Пайпер оторвалась от дверного косяка.

Стерильные стены вибрировали от сотен бегущих ног.

Что-то.

Она сложила руки, вонзив ногти в кожу. Ощущение, которое появилось тогда, у гостиницы, вернулось, троекратно усилившись.

Что-то.

Ее страх невозможно было распознать. Хотя…

Практически не осознавая, что она делает, Пайпер Блэкмор резко развернулась и бросилась вверх по лестнице. Ее целью был второй этаж.

Проклятый дождь. Проклятый прогноз погоды, треклятый грунт. Рыхлая и тягучая почва засасывала его ноги, как новорожденный щенок материнский сосок. Он пробирался через лужи глубиной метр-полтора. Вода заливала через верх ботинок и лизала щиколотки, отчего, несмотря на дорогое водоотталкивающее снаряжение, появилось неуютное ощущение беспомощности.

Проклятое водоотталкивающее снаряжение.

Ему хотелось лишь немного поохотиться. Просто побыть одному в лесу. С ружьем в руках, с добычей на мушке, со звуком выстрела в ушах, с запахом пороха в ноздрях. Черт, даже опасность охоты в межсезонье не остановила его, но теперь жалкий дождик грозил сделать то, с чем не в силах был совладать закон и что сводило Кирби Борея с ума.

Черт подери, с ума.

Через три часа, через три часа настоящего ада он сдался. Пусть Библия идет к чертям. Аид не был больше хозяином огненного озера – оно стало обычным озером, милями и милями воды. Вода до подбородка и в ботинках, вода на волосах и под рубашкой. И он потратил на это воскресенье?

Проклятая неудача.

Кирби Борей блуждал где-то около грузовика или, по крайней мере, того места, где, по его мнению, должен был быть грузовик, как вдруг земля подалась вниз. Кирби, разбрызгивая грязь и расшвыривая листья, покатился по склону, как шайба по льду. Скользя, переворачиваясь, вертясь, проклиная. Или пытаясь сыпать проклятиями. В его рот, глаза, бороду набились обрывки листьев, веток, комки грязи. Капюшон соскочил, и дождь выбивал соло по черепу, как по барабану, нащупывал те немногие сухие места, которые еще оставались на его теле.

Очутившись у подножия холма, Кирби Борей имел вид тот самой земли, по которой ходил не так давно. Грязь, листва, мох и ветки сплошь покрывали его ноги, спину, лицо и руки. Борей потрогал ружье. По крайней мере оно было на месте. Он умудрился не повредить руки, что давало надежду, поскольку оружие оставалось заряженным.

И в стволе ружья тоже оказалась грязь.

– Только не ружье! Дерьмовая стрельба и вонючие пули! Проклятая грязь. Проклятые листья. Проклятый мох.

Кирби приподнялся на локтях, прочищая глаза от грязи. Он увидел что-то совершенно невероятное, поэтому закрыл глаза и открыл их снова. Но оно все еще лежало там.

Тело. Человеческое тело.

– Проклятье, – сказал он.

А тело… Оно ничего не сказало.

Дин делал пометки в записную книжку с закрученным спиралью переплетом, которую всегда носил с собой. Цифры выглядели как следы от крысиных когтей в шкафу. Вся информация, полученная из обрезка испорченной школьной доски, была тщательно зафиксирована в логарифмических координатах, и результаты подсчетов выведены на бумаге.

Он не уставал напоминать своим студентам, что наука состояла на 45 процентов из сбора информации, на 40 из объяснения этой информации, 10 процентов отводилось вдохновению и 5 – глухой и слепой фортуне. Хотя иногда, надо признаться, процентные соотношения могли радикально меняться.

Дин захлопнул записную книжку и положил ее в нагрудный карман. Сбор данных разогнал иррациональный страх, давивший ему на плечи с той ночи. Факты и цифры. Неподдельность науки. Его бастион. Его спасение.

Трумэн встал и расправил пальто. Провел рукой по темным волосам, кое-как пригладив их. В воздухе носился запах свежеструганого дерева. Дин взглянул в окно на холм Хокинса, где до смерти была изрезана Мередит Гэмбел.

Криминалистическая лаборатория установит источник, откуда летело стекло. А как насчет скорости? Самолет оставался единственным логическим объяснением. Интересно, получил ли Джон ответ из ФУА? Хотя последнее время ни о какой авиакатастрофе не упоминалось, но это не означало, что самолет не получил повреждений.

А угол падения?

Прямо над головой. Как стекло могло падать горизонтально? Должно быть, оно попало в чрезвычайно сильный порыв ветра. Глядя в окно на дождь, бичующий землю, Дин мог в это поверить.

Зазвонил телефон, обрывая поток его мыслей.

– Дин? – на телефонной линии шли помехи.

– Джон? Это ты?

– Дин? Ты меня слышишь?

– С трудом. Связь барахлит.

– Да… – следующие слова шерифа потонули в шуме, – … весь день… телефонная компания…

– Джон?

– Дин? – неожиданно голос стал отчетливым.

– Да, сейчас я тебя слышу, но говори быстрее, пока нас не разъединили.

– Чиверс за тобой уже выехал. Ты мне нужен в больнице, – слова падали тяжело, как будто имели реальный вес. – Клайд. Он мертв.


глава 13


Дождь превратился в твердые дробинки льда, разбивавшиеся о мокрый черный асфальт на тысячи осколков. Северный ветер усилился. Голые деревья качались и вздрагивали. Линии электропередач угрожающе раскачивались. На холме Хокинса сучья деревьев, отяжелевшие от инея, стонали и скрипели.

А потом пошел снег. Легкий и стремительный, он заполнил естественные впадины и ложбины земли, сглаживая резкие линии природы, накрывая город смертельно-белым облаком.

А метеорологи по-прежнему обещали ясное небо и умеренную температуру.

Натан Перкинс обнаружил Аву в выжидательной позе на черном плюшевом покрывале. Посасывая указательный палец, изящно изогнув ногу, она раскачивалась взад и вперед, хихикая над выражением неприкрытого вожделения, охватившего ее мужа.

Ава всегда была инициатором любовных утех – интуитивная и чувственная любовница.

Натан снял телефонную трубку, тяжело дыша и обливаясь потом. Водитель грузовика, пробившийся сквозь заносы, с трудом дозвонился до полиции штата Орегон, откуда связались с департаментом шерифа, который в свою очередь вызвал мэра. Шторм усиливался. Проход был закрыт. И единственное сообщение, остававшееся между Черной Долиной и внешним миром, проходило по узкому мосту, тянувшемуся через взбесившуюся Вилламет Ривер. Натану следовало собрать снегоочистители и бульдозеры, для того чтобы сохранять мост свободным от снега. Он водрузил очки на переносицу и сказал жене:

– Мне надо идти.

Ава похлопала искусственно удлиненными ресницами, откинула назад позолоченные краской волосы и выставила напоказ свои накачанные силиконом груди.

– Нет. Останься.

Вожделение и любовь были соблазнительными и могущественными силами. Она прижала его к себе на целую минуту. Судьба города не могла бы перевесить его желания обладать женой. Как будто почувствовав сопротивление Натана и зная, что победа на ее стороне, Ава Перкинс милостиво отпустила его.

– Иди, – сказала она, надув губки. – Иди. Заботься о своем драгоценном городе, но не забудь вернуться домой.

Забыть вернуться домой? Натан Перкинс скорее забудет поесть, чем это.

– Она такая фальшивая, – пожаловалась его мать после первого знакомства с Авой. – Все поддельное: краска, силикон, кудри, макияж – совершенно ненатуральная женщина.

– Если она и искусственная, – заметил отец, – пусть сообщит мне средства, чтобы я тоже привел себя в порядок.

Натан улыбнулся этому воспоминанию, а заодно и своей жене. Его мышцы приятно ныли после неистовых занятий любовью, давая о себе знать, когда он облачался в соответствующую погоде экипировку.

– Не забудь шарф, – напомнила Ава, затем обернула ему шею собственноручно изготовленным неоново-желтым в красную полоску кашне.

Она слегка поцеловала его в губы, затем закрыла тканью нижнюю часть лица.

Поначалу Натан чувствовал себя глупцом, когда запакованный, как полярный исследователь, покидал свой дорогой дом на Брентвей Драйв, но, отдав тридцатисекундную дань пронизывающему ветру, он оставил подобные мысли.

Как же так неожиданно похолодало? Откуда налетел этот шторм? На метеоканале ни о чем таком не сообщалось.

Натан попытался подбодрить себя. Что такого, если нападает немного снега, дождя? Они жили в Орегоне, и их не так легко было испугать переменой погоды. Их вообще нелегко было испугать.

А снег продолжал засыпать землю.

Когда Дин приехал в больницу, Пайпер ждала его вместе с Джоном Эвансом в палате номер один интенсивной терапии – палате Клайда Уоткинса.

– Ты в порядке? – спросил ее Дин.

Пайпер подняла на него глаза, большие и беспомощные. Затем обняла его, уткнувшись лицом в грудь и рыдая.

– …могла помешать, могла помешать, – бормотала она.

– Кому могла помешать? – спросил он.

– Не кому – чему, – всхлипывала Пайпер. – Этому. Слова забулькали у нее в горле. Он крепче прижал ее к себе.

– Не могли бы мы с моим другом где-нибудь поговорить? – обратился Дин к сестре.

– За регистратурой есть небольшой кабинет, – нерешительно произнесла та, оглядываясь на шерифа.

– Дай нам минуту, – сказал Дин Джону.

В комнате помещался коричневый металлический столик, два шкафа с подшивками документов, полка, ломившаяся от папок. Они присели на край стола. Дин прижимал Пайпер к себе, гладил по волосам. Пока она плакала, он ее успокаивал, потом нежно, но твердо задал ей те вопросы, которые должен был задать. Через десять минут появилась сестра. Она мягко, осторожно сняла руки Пайпер с шеи Дина:

– Пойдем, дорогая, выпей чашечку чая.

Пайпер двинулась к выходу, потом остановилась и обернулась к Дину:

– Я могла помешать этому. Могла. Но не успела. Просто не успела.

Сестра успокоительно шикнула на нее, приняв маленькую женщину в мягкие, добрые объятия.

Джон с Дином стояли в коридоре блока интенсивной терапии и провожали взглядом Пайпер.

– Она многое знает, – сказал Джон. – Здесь было полно народу. Кто-то нажал сигнал пожарной тревоги, и, несмотря на все инструкции, служащие, черт подери, не знали, что делать. Однако сестры говорят, что они покинули отделение всего на пять минут, когда Пайпер ворвалась в отсек, крича, что Клайд Уоткинс в опасности.

Дин прищурил глаза, а Джон придвинулся ближе к нему.

– Откуда она знала? Будь я проклят, откуда она знала? – спрашивал Джон. – Сначала гостиница, теперь это. – Его шляпа с плоскими полями нависала надо лбом Дина: – Я знаю, что вы приятели, но ее либо надо подозревать, либо… Шериф помолчал. Больничные звуки доносились издалека. – …она и впрямь экстрасенс.

Дин похлопал пальцами по губам. Медленно вдохнул. В воздухе стоял запах чего-то кислого и удушливого.

– Ни то, ни другое. Пайпер Блэкмор обладает большой интуицией. Конечно, это незаурядная интуиция, но все же только интуиция. Она подсознательно собирает и оценивает информацию – все данные, от движений тела до обстоятельств, делает выводы, которые затем воплощаются в ее сознании. Такие упражнения для нее все равно что разрешить простенькую математическую задачу. Она сама не понимает, как делает это.

– Но ты-то понимаешь?

– Да, думаю, да. Пайпер была в госпитале, когда прозвучал сигнал тревоги. В морге.

Джон отступил назад. Столь необычное для шерифа выражение удивления мелькнуло на его лице:

– Морг?

– Она утверждает: что-то заставило ее пойти и взглянуть на отрубленную руку. Говорит, что она вызвала старинные воспоминания, погребенные воспоминания, что у нее перед глазами встали все детали ночи, когда умерла ее мать.

Джон методично принялся вправлять суставы пальцев на левой руке. На лице его обозначились суровые складки.

– А какое отношение имеет отрезанная рука к ее матери?

– Прямого не имеет. Причиной всему психическая травма. Ничего необычного в том, что одно драматическое событие вызвало воспоминания о другом такого же рода.

– Но как она узнала о Клайде?

– Пожарная сигнализация. Не забудь, она видела, как кто-то пытался убить его в гостинице. Когда прозвучала тревога, какая-то ее часть мгновенно просчитала, что это прекрасный шанс, что это всего лишь отвлекающий маневр. Но на уровне разума она понимала лишь то, что Клайд в опасности.

– Ладно, предположим, – Джон глубоко вздохнул и на мгновение задержал дыхание, потом проводил Дина в комнату, где лежало тело их старинного друга, и указал на кровать. – Но как ты объяснишь это?

Глаза Клайда Уоткинса были закрыты, губы слегка раздвинуты, в лице – ни кровинки. Тоненькая струйка крови стекала ото лба к правой ноздре, затем по щеке до подбородка и продолжалась на кровати.

Великолепная пятерка все еще жива. Великолепная четверка – уже ничто.

Лужица крови на простыне была меньше пятидесятицентовой монеты. Значит, Клайд умер очень быстро; кровь остановилась, когда перестало биться его сердце.

Но сама рана?

– Никогда не видел ничего подобного, – признался Джон. Источником крови служил разрез сантиметра два, рассекающий переносицу прямо в центре.

– Выглядит как удар ножом.

– Да, я тоже так подумал, – Джон отстегнул от пояса фонарь и направил луч света в рану. – Но только посмотри, какой она глубины.

Дин взял фонарь и наклонился, чтобы рассмотреть поближе. В нос ему ударил тяжелый и приторный запах смерти. Джон оказался прав. Рана была глубокой, слишком глубокой. В один удар.

– Кость разрезана, Дин. Удар прошел прямо в череп. Ножом такого не сделать. Пулей – да, но ножом невозможно. Невозможно.

Ава Перкинс стояла у дверного проема, глядя, как тоненькая пленка льда разрасталась от краев к центру. Снежные кристаллики имели неправильную резную форму. Красивые и непредсказуемые. Интересно, можно ли воплотить такую красоту кистью и красками. Может быть, в ее следующем полотне?

Ода окну с морозными узорами.

Посмеявшись над этой мыслью, Ава помчалась в кабинет, где в газовом камине уже прогорели все искусственные дрова. Стало намного холоднее, что она сразу же почувствовала в своем прозрачном наряде. Но ей нравилось такое ощущение, нравилось, как холодный ветерок ласкает ее соски, отчего они набухали и становились торчком.

Она положила ладонь на промежность. Дрожь сладостного возбуждения прошла по всему телу. Кончики пальцев терли тонкую ткань между ног. Ава вздрогнула. Даже после неуемных любовных ласк она иногда получала удовольствие от мастурбации. К хорошему обеду полагается вкусный десерт.

Стук.

Она помедлила.

Стук.

Огонь в камине зашипел.

Холодный ветер рвался в окна.

Стук, стук.

Ава Перкинс подняла голову. Ставня не закреплена?

Нет, звук, казалось, шел изнутри дома.

Не думая об опасности, без всякого чувства неловкости от того, что ее тело прикрыто лишь эфемерным пеньюаром, в поисках источника шума Ава решительно направилась в холл. Сплошь завешанный картинами, он тянулся по всей длине дома. По другую сторону предлагался обильный выбор комнат от кухни и ванны для гостей до спальни хозяев.

Стук, стук, стук…

Звук шел из спальни.

Вдали от огня Ава почувствовала, как неприятен холод. Ледяной воздух сковывал ноги и бедра; легкий прохладный ветерок покрыл Мурашками всю кожу. Она стояла не шевелясь.

– Ава.

Шепот. Только шепот. Шум ветра поет в скатах крыши?

– Ааа-вааа…

Нет, это не ветер. Острый режущий гвоздь страха вонзился в ее мозг.

– Кто там? – требовательно спросила Ава, но голос ее прозвучал тоненько, не яснее шелеста пеньюара.

– Натан? – скорее молила, чем спрашивала она.

Может быть, муж вернулся, чтобы сделать ей сюрприз? Она сразу повеселела, согретая этой мыслью.

– Ааа-ваа… иди поиграй со мной.

Страх вернулся. Это был не голос Натана. Это вообще был… нечеловеческий голос.

Ава Перкинс почувствовала себя совершенно голой. Такого не было никогда в жизни. Она повернулась, на этот раз уже не колеблясь, и двинулась в сторону кабинета.

Все произошло в один миг: мощная рука обхватила ее за шею, холодная ладонь зажала рот.

Холодная, зверски холодная.

Как он так быстро добрался сюда? Из спальни в другой конец холла за одно мгновение?

– Ааа-ваа…

Голос. Она ощущала на своей шее попеременно то обжигающее, то леденящее дыхание, так близко, что ее волосы приподнимались, когда он говорил. Ава попыталась бороться, но хватка, безжалостная холодная хватка держала ее, как тиски из ледяной стали.

– Не надо, Ава. Время поиграть.


глава 14


Департамент шерифа Черной Долины – низкое потрепанное строение из красного кирпича – располагался по соседству с четырехэтажным зданием больницы, стоявшей буквой П. Последнее отличалось от первого изязящностью линий, простотой и элегантностью. Фасад представлял собой массив из отражающего стекла.

Мейсон Эванс въехал в отсек с обозначением «Для посетителей», заглушил мотор и внимательно осмотрел здание.

Шторы подняты. Огни горят. Внутри царит бурная деятельность. Было ясно: что-то происходит.

Тина?

Мысль – невидимая, неожиданная, неизбежная – пронзила его как электрический ток. Что-то случилось с его девочкой – неужели он опоздал? Неужели это стало причиной такого движения?

Мейсон выпрыгнул из машины, не потрудившись захватить зонт. Снежная крупа и дождь обрушились на его голову.

Внутри департамента люди носились с места на место, громко перекликаясь.

– Телефонная связь все время прерывается, – кричала женщина. – Что-нибудь слышно из телефонной компании?

– Говорят, что наладят, но не могут найти причину, – ответил помощник.

В низенькой энергичной женщине Мейсон узнал Мегги Дейн, заместителя Джона.

– Дело не только в телефонах. Радио тоже чокнулось.

– Миссис Дейн?

Она подняла глаза. Очки висели на шнурке вокруг шеи, как птичья кормушка.

– Вы из телефонной компании?

– Нет. Я брат Джона, Мейсон…

– Мейсон. Мейсон Эванс, отлично. Простите, мистер Эванс, у нас тут сегодня полный хаос, – Мегги посмотрела на часы, потом слегка постучала по крышке двумя пальцами. – Проклятье, опять остановились.

Она повернулась к настенным часам.

– Вы установили рекорд. Были где-нибудь поблизости, да? Хорошо, устраивайтесь поудобнее. Они скоро вернутся, только осмотрят тело.

Тело.

Это слово вонзилось в сердце, как острый меч. Мейсон почувствовал, как кровь отлила от лица, как почва пошатнулась под ногами, как зрение затуманилось.

– …порядке. Мистер Эванс, вы в порядке?

– Моя дочь, – проскрипел он, как будто ворочая жернова, – Тина. Мегги Дейн нахмурилась:

– Тина? Я не знаю Тины. Она должна приехать? Если так, то ее еще здесь нет. Хотите кофе или еще чего-нибудь?

– Ее здесь нет? Тело?..

Мегги помолчала. Мейсон различил, что у нее дрожит нижняя губа.

– Да, бедный мистер Уоткинс. Он был хорошим человеком.

– Уоткинс? Клайд Уоткинс? – Мейсон пришел в себя, но тут же почувствовал себя хуже.

Она потянулась и взяла его за руки. Эта хорошенькая женщина источала сладкий аромат «Жан Нате».

– Не волнуйтесь. Джон достанет его. Джон найдет ублюдка, который убил вашего друга.

– Убил?

Беспокойство разлилось по лицу Мегги Дейн:

– Секундочку. Вы не знали, что утром убили Клайда Уоткинса?

– Сегодня вечером? Нет. Я здесь из-за своей дочери. Я ищу свою дочь.

– О, мой Бог, подумайте, что я наделала. Вы не знали. Мистер Эванс, мне очень жаль. Я бы никогда не сболтнула, если бы знала. Просто потому, что вы так спешили и все такое. Я и подумала…

– Клайд был убит? Как?

Мегги Дейн напряженно сглотнула.

– Я правда больше ничего не могу сказать.

– Джон…

– Да, я сообщу ему, что вы здесь, – сказала она и повернулась, чтобы выйти.

Мейсон схватил ее за руку с такой силой, что изрядно помял рукав платья:

– Скажите ему, я знаю, кто это сделал.

Незнакомец прошел мимо морозильного прилавка, обогнул пирамиду воздушной кукурузы, сделал короткую остановку у полки с персиковыми консервами – в общем вел себя так, как заурядный покупатель. Но Дженкинс Джонс был настороже. Вы бы не продержались двадцать два года в бакалейном бизнесе и почти столько же в городском совете, если бы не приобрели кое-какого опыта. «Так-то, приятель Боб». Дженкинс следил за всеми движениями незнакомца от монитора к монитору, вознося благодарность камерам наблюдения, встроенным повсюду в магазине.

Дженкинс гордился собой, своей бдительностью. Он всегда внимательно относился ко всему, что выбивалось за рамки привычного: ведь эти магазинные воришки, накачанные наркотиками хиппи, только того и ждут, чтобы украсть его с трудом заработанные деньги, потом бросить самого в заднюю комнату, заперев там вместе со всем женским персоналом и заставить (под дулом пистолета) заняться животной любовью с Виргинией Холси – новой кассиршей, восемнадцатилетней красоткой с огненно-рыжими волосами, полными губами и грудью, которая вполне могла послужить защитой от солнца на пляже.

– Это может случиться, – пробормотал Дженкинс в маленькой, пустой, с разбросанными по полу газетами комнате, которая служила ему офисом. – Это может случиться, угу-гм.

В своем преклонном возрасте, когда годы расцвета не принесли ничего хорошего, а оставшиеся дни уже не сулили радостей, Дженкинс часто думал о такой возможности. Бредил подобными мыслями, как заметили бы некоторые. Его никогда не грабили, но, несмотря на это, он держал пистолет сорок пятого калибра в нижнем ящике стола просто так, на всякий случай, уже позабыв о том, что там же лежал презерватив, обещающий натуральные ощущения, с экстрасмазкой исключительно для ее удовольствия.

Просто на всякий случай.

На незнакомце был надет длинный грязный плащ темно-зеленого цвета, потертые джинсы, рабочие ботинки и широкополая темно-коричневая ковбойская шляпа. Шляпа свисала на глаза. И все же у Дженкинса создалось ощущение, что он видел бороду и длинные пряди жестких желтоватых волос, падавших на воротник. Потом незнакомец исчез из поля зрения, затем появился в другом мониторе.

Длинные волосы? Как у хиппи. Но ковбойская шляпа?

– Никогда не слышал, чтобы хиппи были ковбоями, нет, приятель Боб, – пробормотал Дженкинс, сразу же съежившись, как будто слыша критическое замечание своей жены. «Только сумасшедшие беседуют сами с собой», – всегда твердила она.

– Я не сумасшедший, – обратился Дженкинс к пустой комнате. Чужак остановился и положил в корзину две банки бобов со свининой. Разве наркоманы-ковбои-хиппи, которые жаждут ограбить и принудить хозяина к сношению с трепещущими молодыми Девушками, едят свинину и бобы?

Дженкинс облизнул неожиданно пересохшие губы. Корзина незнакомца наполнялась медленно. Консервы, быстрые обеды, мясные нарезки. Кроме одежды, в этом человеке не было ничего особенного. И все же он заставлял Дженкинса нервничать и чувствовать себя подхалимом в период междувластия.

– Так-то, приятель Боб, – прошептал он, скорчив недовольную гримасу, потому что снова говорил вслух.

Незнакомец перешел к седьмому ряду, где помещались чипсы и хлеб. Он остановился, изучая пакет с рифлеными картофельными чипсами для барбекю, уронил их в корзину, потом…

Без какой-то особой причины чужак поднял глаза. Его большая коричневая обвислая ковбойская шляпа медленно поползла вверх, как радарная установка. Дженкинс увидел бороду, определенно бороду, тонкие губы, усы, маленький нос и глаза. Глаза? Радужный отсвет ламп дневного света отразился с удвоенной интенсивностью в опасных глазах незнакомца.

Теперь чужак смотрел в камеру, прямо в камеру, прямо на…

Дженкинс попятился от монитора и выдохнул:

– Сукин сын смотрит на меня!

«Старый дурак, – мысленно услышал он голос жены. – Только идиот стал бы разговаривать сам с собой, а потом думать, что незнакомец смотрит на него через видеокамеру».

Дженкинс поправил воротник рубашки и снова склонился к мониторам. Чужак все еще был там и все еще смотрел в камеру. Взгляд его бездонных черных глаз, казалось, проникал через экран прямо в душу Дженкинса.

– Старый дурак, – пробормотал Дженкинс. Потом незнакомец поднял правую руку и… помахал. Дженкинс Джонс попятился назад, зацепив по дороге папку с бумагами на своем столе. Он наклонился, подбирая листки с пола, бросая их обратно в совершенном беспорядке. Взволнованный, испуганный. На мгновение Дженкинс остановился, чтобы перевести дыхание. Внутри его закипал гнев.

– Черт бы все это побрал, – пробормотал он, уронив бумаги. Они осели бесформенной кучей на пол.

– И черт побери, почему я не могу бормотать! – Дженкинс снова заговорил сам с собой. – Это мой магазин, хочу и бормочу. Черт меня подери, если я позволю какому-то хиппарскому отбросу нервировать меня в моем собственном магазине. Нет, сэр. Нет, приятель Боб.

Дженкинс вновь подступил к мониторам, взглянул на один экран, потом на другой, третий. И ничего не увидел. Незнакомец исчез.

– Какого черта!

Дженкинс внимательно изучил все мониторы: свежие продукты, чипсы, безалкогольные напитки, свежемороженые овощи, пиво и вино, супы, лекарства, средства гигиены, поздравительные открытки, выпечка, касса, вход, черный вход.

Незнакомец должен был находиться в конце магазина. Черный вход закрыт. Даже развив бешеную скорость, он не мог бы выбраться из помещения без того, чтобы не попасться на глаза Дженкинсу. Не мог бы.

– Не может быть. Проклятье, не может быть! Исчез?

Дин Трумэн настоял на том, чтобы отвезти Пайпер Блэкмор домой. Он воспользовался ее машиной, а помощник Джерри Нильс следовал за ними на джипе «Чероки», принадлежавшем департаменту шерифа. У двери дома Пайпер, в тени маленького навеса у Дина возникло непреодолимое желание поцеловать девушку. Скованный чувством вины, он ограничился дружеским объятием. Она поцеловала его в щеку. От нее веяло свежим дыханием и легким ароматом цветочного чая. Очаровательно.

Желание поцеловать ее стало просто невыносимым.

Полицейская рация трещала, как дрова в пламени костра, помехи поглощали каждое третье слово:

– …ерри, Дин… хрркк… тобой… – Дин узнал глубокий баритон шерифа Джона Эванса.

– Радио барахлит все утро. С каждой минутой все хуже и хуже. С телефонами не лучше, – Джерри Нильс подался вперед, всматриваясь в небо, проглядывавшее между рычагами дворников. – Похоже, из-за этого шторма.

– Он не должен был повлиять на телефоны, – заметил Дин. – Кабели проходят под землей.

За окном со стороны пассажира мир заслоняла белая пелена, напоминавшая помехи на экране телевизора.

– …хрркк… Дин с тобой? – спросил Джон.

Джерри потянул микрофон из гнезда и нажал кнопку ответа.

– Да, я везу его домой.

– Отмени это… хрркк… ак здесь… хррккк…

– Повторите, шериф. Вы пропадаете, – сказал Джерри. Помехи уменьшились.

– Я сказал, привези Дина в участок… хрркк. Дин задержал дыхание. Джерри произнес вслух:

– О, дерьмо, что на сей раз случилось? Он протянул Дину микрофон.

– Джон, это Дин. В чем дело? Радио зарычало.

– Мейсон Эванс… хрркк… – остальные слова утонули в помехах, – …хрркк… это ладно, но…

Хккрркк…

В следующий момент пошел достаточно чистый сигнал, поэтому Дин смог разобрать два последних слова:

– …Уайти Доббс.

Джон Эванс в задумчивости потер щетину костяшками пальцев. Глаза его обвела черная кайма, на лбу залегли глубокие складки.

– Мейсон в моем офисе, – обратился он к Дину. – Пойдем в комнату для отдыха.

Трумэн кивнул и пошел за ним. Относительно небольшая комната для отдыха располагалась в заднем отсеке участкового отделения и была неплохо оснащена: овальной формы стол в окружении четырех стульев, глубокая двойная хромированная раковина, аппарат для содовой, аппарат для гамбургеров и старый холодильник «Кенмур», который гудел, как «Боинг-747», работающий на холостых оборотах. Белая, внушительных размеров кофеварка примостилась на стойке из жаростойкого пластика, обрамленного кофейными разводами.

– Сначала Клайд, теперь Мейсон, – сказал Джон.

Он взял чашку из сушилки для посуды, наполнил ее кофе, по виду напоминавшим смолу, и предложил его Дину.

– Уф, нет, спасибо. А что с Мейсоном? Он пострадал?

Образ мертвого, с кровавыми полосами на лице Клайда мелькнул в голове Дина. В глубине горла он ощутил вкус желчи.

– Да нет. Он более или менее в норме, по крайней мере физически, – Джон глотнул темный кофе, потом состроил рожицу, как ребенок, пытавшийся проглотить горькое лекарство. – Но мозги у него в.беспорядке.

Джон откинулся назад, поставив локти на крышку стойки. Дин услышал, как жалобно скрипнул старый пластик под весом шерифа. Кофеварка забулькала, весело выдав более густую, черную, липкую массу. Джон уронил голову, изучая пол из желтоватой плитки, когда-то бывший белым.

– Все дело в том… – он покачал головой. – Боже, ты подумаешь, что он спятил. Но слушай, ради Бога, он мой двоюродный брат.

Дин отодвинул стул и сел.

– Теперь меня уже ничто не удивляет.

Джон поднял голову, чтобы встретиться взглядом с другом:

– Ладно! Как насчет этого: Мейсон абсолютно уверен, что его дочь встречается с… – он перевел дыхание. Имея дело с кем-то другим, Дин подумал бы, что это для усиления эффекта, но у Джона подобная пауза свидетельствовала о том, как тяжело ему сказать то, что он собирается. – Он определенно утверждает, что его дочь встречается с Уайти Доббсом.

Доббс.

При этом имени разряд страха пронзил нервные окончания Дина.

– Это… – он готов был произнести «невозможное, но поправился, – невероятно. Его дочь зовут Тина, так? Ей сколько? Восемнадцать? А Доббсу должно было сейчас быть по меньшей мере тридцать девять.

Джон почесал подбородок и вздохнул. Кофеварка заворчала. «Кенмур» загудел.

– Вот здесь и начинается чертовщина.

«Вот здесь и начинается чертовщина?» – подумал Дин.

– Он говорит, что она встречается с семнадцатилетним Уайти Доббсом. С тем же самым Уайти Доббсом, которого мы похоронили двадцать два года назад на холме Хокинса. Нестареющий и неизменный. Уверяет, что у него есть фотография как доказательство.

– Семнадцатилетний? Абсурд.

– В точку.

Дин потер виски, пытаясь прогнать начинающуюся головную боль, пока еще концентрировавшуюся под кожей. Слово «спятил» частенько проскальзывало в их шутках, но если Джон верно оценивал ситуацию, с состоянием Мейсона Эванса нельзя было Шутить.

– Теперь ты понимаешь, почему я позвонил, – сказал Джон.

Его голос звучал устало, яркие красные стрелки сосудов расходились по белкам глаз.

– Все, что мне удалось установить: Тина уехала с каким-то парнем по имени… – он достал записную книжку из нагрудного кармана и пролистал несколько страниц, – Дэвид Левин, двадцати четырех лет, с последнего курса. Из обеспеченной семьи. У его родителей дом на озере Крид. Мегги сейчас пытается раздобыть адрес.

Как клеится, Джимми Дин?

Воспоминание о надписи на доске мелькнуло у Дина в голове. Он еще не успел рассказать Джону о последнем хулиганстве. Сам не знал почему.

– Ты видел снимок?

– Да, быстрый «полароид«, но видно, что у парня темные волосы и смуглое лицо. Он даже не напоминает Доббса.

Прошло, наверное, больше года с тех пор, как Дин Трумэн последний раз видел Мейсона Эванса, и еще дольше они не разговаривали. Между ними возникло непримиримое противоречие после погребения Уайти Доббса, которое с годами все углублялось. Мейсон следил за собой. Он был в прекрасной форме – упругий и атлетично сложенный. Но сейчас его лицо приняло мучнистый оттенок, а глаза были расширены от страха.

– Привет, Мейсон, – Дин протянул руку.

Мейсон даже не взглянул на нее, но вместо этого крепко и мощно обнял Дина.

– Дин, слава Богу, слава Богу. Если кто-нибудь и может разобраться, так это ты. Ты же поможешь мне? Помоги Тине.

– Пойду, прослежу за ходом дела, – сказал Джон, оставляя их наедине в кабинете.

Дин присел на краешек стола. Он жестом пригласил Мейсона сесть на один из мягких стульев.

– Джон рассказал тебе? – спросил Мейсон. – Он рассказал тебе, кто вернулся? – Он не ждал ответа: – Уайти Доббс, вот кто, чертов Уайти Доббс. Он забрал мою дочь. У него моя Тина.

Мейсон уронил голову на руки. Жалобный стон вырвался у него. Плечи заходили ходуном.

– Я знаю, что это ненормально, – сказал Мейсон, не отнимая рук от лица, не вскинув глаз, как будто все заботы мира сосредоточились у него в голове, и от тяжести он не мог поднять ее. – Я и не делаю вид, будто понимаю что-то. Но это правда. Этот недоносок, беловолосый ублюдок вернулся. Он вернулся и забрал мою дочь.

Мейсон застонал в настоящей агонии с такой неприкрытой, такой страшной животной болью, что Дин почувствовал, как его глаза увлажнились.

Оставив на мгновение сострадание, доктор Трумэн вынужден был спросить себя: «Как кто-нибудь мог поверить, что Уайти Доббс вернулся, да еще в семнадцатилетнем возрасте?».

Как клеится, Джимми Дин?

Дина охватила дрожь.

Потом они долго мирно и успокоительно разговаривали. Уверив Мейсона, что его дочь объявится, что шериф Джон Эванс не прекратит поисков, пока не найдет ее, Дин переменил тему.

Они поговорили о компании Мейсона, о его двух неудачных браках, о тоске, одиночестве, детях и, наконец, о чувстве вины. После этого Мейсон сжал руки Дина и заплакал. Потом он выслушал объяснение Дина о том, что мальчика на снимке зовут Дэвид Левин, что его родители жили в Салеме, но теперь у них дом на озере Крид. И что Джон как раз связывается с ними, чтобы узнать месторасположение дома.

– Но снимок!., это Уайти Доббс!

Фотография лежала вверх изображением на столе Джона. Мейсон смотрел на нее, как турист на змею под ногами.

– Нет, – сказал Дин, повернувшись назад и внимательно изучая фото.

У молодого человека рядом с Тиной Эванс были темные волосы и загорелая кожа на женственном лице – он ничем не походил на Уайти Доббса.

– На снимке Дэвид Левин. Но ты, ты видел Уайти Доббса? Мейсон взглянул на своего старого приятеля вопрошающими глазами:

– Значит, ты веришь мне?

– Я верю: ты что-то видел, но не на этом снимке, а у себя в подсознании…

Мейсон затрясся.

– …Это вызвано чувством вины, и стрессом, и тысячей других мелких причин, которые накапливаются, пока не выплескиваются наружу, как горячая лава при извержении вулкана.

– Но все было так реально, – запротестовал Мейсон.

Большие электрические часы на западной стене гудели в нависшей тишине. За спиной Мейсона обитая деревом стена пестрела плакатами, сертификатами и наградными значками. В их медных планках виднелось смутное и рассеянное отражение Дина.

– Я знаю, как это бывает реально. И поэтому становится еще более пугающим, – Дин потянулся и подтолкнул фотографию к краю стола.

Мейсон отшатнулся, отъехав назад на своем стуле, развернувшись так, чтобы не видеть снимок даже боковым зрением. Дин показал на фото:

– Взгляни на него.

Мейсон сцепил руки на широкой груди. Его губы сжались в тонкую линию, глаза прищурились. Дин улыбнулся. Это был прежний Мейсон – упрямый, недалекий, бескомпромиссный.

– Взгляни на него, – повторил Дин более настойчиво и потом добавил: – Несмотря на свой страх.

В темных глазах Мейсона вспыхнула злость. Этот массивный человек придвинулся обратно к столу, осторожно вдохнул. Потом с опаской, как будто щупал ногой ледяную воду в озере, наклонился и посмотрел на снимок.

Мгновение повисло в воздухе, как одинокая серебристая паутинная нить. Часы гудели. В коридоре были видны снующие люди. Но в этом кабинете, где Мейсон изучал фотографию, время замерло.

Мейсон поднял глаза. Они были широко распахнуты, как створки дверей, зрачки занимали почти все коричневато-зеленое пространство радужки.

– Он исчез. Это не он.

Эванс снова уставился на фото, не доверяя своим чувствам.

– Это не он. Это просто паренек. Обычный парень. Но… Морщины на его обветренном загорелом лице собрались, как грозовые тучи, и Мейсон снова заплакал, теперь уже от радости.

– Это не он. Это не Уайти Доббс, – бормотал он.

Буквально через полминуты дверь открылась. Это был Джон Эванс.

– Мы нашли ее, Мейсон. Мы нашли Тину, с ней все в порядке. Один из моих помощников везет ее сюда.

Высказав щедрые благодарности Джону и Дину, Мейсон выбежал из комнаты, чтобы встретить свою дочь. Джон последовал за ним.

Оставшись один, Дин вздохнул. Напряженная головная боль, которую он пытался побороть, теперь вступила в свои права. Бросив взгляд на стол Джона, он увидел снимок – с ним Мейсон носился, как с фетишом. Но теперь оставил это в прошлом.

Дин улыбнулся. Хороший знак. Фотография стала краеугольным камнем в заблуждениях Мейсона, а такая забывчивость означала, что он на пути к выздоровлению.

Трумэн взял фотографию и поднес к глазам, досконально изучая каждую деталь. Он, оказывается, устал гораздо больше, чем думал. Снимок виделся расплывчатым и неясным. На секунду Дин закрыл глаза, давая им отдых, потом открыл, моргнул несколько раз и снова взглянул на снимок.

С фотографии на него смотрел Уайти Доббс.

Сердце сжалось от страха и отчаяния. Холодная пелена заволокла разум. Дыхание стало учащенным и поверхностным.

«Успокойся, – убеждал он себя. – Дыши ровно». Стресс и чувство вины – не это ли он твердил Мейсону?

Простая галлюцинация. Но даже сама мысль о галлюцинации представляла опасность для ученого, и, как сказал Мейсон, все было так реально. Дин опять закрыл глаза, но образ застыл на его сетчатке, как красный след от яркой вспышки. Он видел Тину, ее откинутые назад и собранные в хвост волосы. На ней был желто-зеленый жакет и джинсы.

А рядом с ней?

Изображение темноволосого Дэвида Левина пропало. На его месте стоял Уайти Доббс, обнимая тонкую талию девушки, улыбаясь криво и похотливо. Это был все тот же Уайти Доббс, которого похоронили заживо двадцать два года назад. Точно такой же… как в тот день… И ни минутой не старше.

– Нет, – произнес Дин вслух. – Доббса нет на этом снимке.

Его слова шатко и неуверенно висели в воздухе. Хотя д-р Трумэн знал, что это правда.

Преодолевая страх, Дин заставил себя открыть глаза и снова посмотреть на снимок.

Юноша с волосами цвета слоновой кости ответил ему взглядом. А потом Уайти Доббс… подмигнул!


глава 15


Пайпер принимала горячий душ второй раз за день. Она пустила такую горячую воду, что едва терпела, и стояла под ней, пока не согрелась, а ее кожа не приобрела нормального розового оттенка. Пайпер вытерлась, натянула брюки и спортивную фуфайку и легла поперек кровати. Сон подкрался, как вор в ночи.

Ей снились отрезанные руки и погибающие люди, и где-то там, в дымке сна, события проступали с необыкновенной яркостью. Все обрывки ее жизни обрели смысл. Впервые в жизни Пайпер Блэкмор точно знала, что должна делать и как.

Но когда два часа спустя она проснулась, растерянная и оглушенная, откровение испарилось. Осталась лишь пугающее и настоятельное предупреждение ее матери.

Что-то плохое приближается.

Часы на кухне доложили, что уже без пяти одиннадцать. Джон достал из холодильника три куска холодного цыпленка и расправился с ними над бумажной тарелкой, потом смыл вкус курицы пивом. Образ мертвого Клайда Уоткинса с немыслимой, пробитой в черепе дырой, застыл в сознании Джона, как высохший осадок на дне кофейной чашки.

На его долю выпало сообщить обо всем жене Клайда. Женщина, не оправившаяся от шока после нападения на ее мужа, была слишком потрясена, чтобы плакать. Но полуторагодовалая дочь этой супружеской пары хныкала и извивалась на руках матери.

Джон дождался прибытия остальных родственников. Даже тогда жена, уже вдова, не заплакала. Чрезвычайное недоумение настолько исказило черты ее лица, что на нее невозможно было смотреть.

Как шериф он привык иметь дело с банальными происшествиями – местными конфликтами, правонарушениями, хулиганством. Один раз городской немой мальчик играл в Даниеля Буна и потерялся в горах. Просто.

Но отрубленная рука? Изуродованная женщина? Проникающий в череп удар ножом?

Черт, это считалось бы ненормальным где угодно, даже в Портленде, даже в этом ублюдочном Лос-Анджелесе.

За последние три года служба шерифа изрядно усложнилась. По мере закрытия крупных лесопилок рождались большие проблемы. Появилось большое число гордых, но безработных мужчин, сбережения которых иссякли, зато счетов и времени было в избытке, поэтому они начинали пить и превращались в зарвавшихся хулиганов.

Постройка нового завода сулила новые рабочие места, давала новые надежды. Ожидалось, что дела поправятся, а не пойдут еще хуже.

Когда Дин Трумэн выиграл эту чертову премию, Джон Эванс ничуть не удивился. По его мнению, Дин был самым крутым парнем в штате. А может быть, и во всем мире. Шериф это всегда знал. Некоторые ребята, такие, как Мейсон, обижались на Дина, и он это вполне понимал. Но самого Джона никогда не задевала слава друга. Он уважал ее и пользовался ею.

Они водили дружбу с первого класса. Такая странная парочка: Дин был худым и нескладным, как жук-богомол; Джон, всегда крупный для своего возраста, смотрелся мускулистым, коренастым и сильным, как бычок. «Мозги и сила», – шутил отец Джона.

Дин всегда защищал друга: «Джон хороший парень. Не надо его недооценивать». Но Джон и не сердился. Он был практичный малый.

В школе Дину периодически предлагали перепрыгнуть через несколько классов. Но его родители не принимали таких предложений. «Умение общаться также важно, как способность мыслить», – любили говорить они. И Джона переполняла гордость, поскольку он, как лучший друг Дина, формировал часть этой способности общения.

Каждый из них имел свои сильные стороны, и часто они обменивались мастерством. Это был хороший союз.

Был ли?

Джон дважды женился, но ничего серьезного из этого не вышло. Странное добавление, зато правдивое. После смерти Джуди два закоренелых холостяка все больше времени стали проводить в компании друг друга. Может быть, чрезмерно много. Может быть, пользуясь другим, как опорой, как возможностью меньше соприкасаться с реальным миром.

Об этом стоило подумать.

Секс приносил облегчение. Как шериф Джон часто натыкался на одиноких молодых особ, которые были не прочь устроить легкую возню в постели. Но это не требовало особых чувств.

Дин, однако, не отличался склонностью к таким приключениям.

Если Джон чему-то и завидовал в отношении Дина, так это тому, что касалось Мевис Коннетти из «Тройного Д». Она пару раз проводила время с Джоном. Но глаз не отводила от Дина, а этот несчастный идиот спускал все на тормозах, позволяя такой привязанности иссякнуть.

Джон открыл еще бутылку пива, нашел пакет с полузасохшими чипсами и вернулся к столу.

После получения преподавателем Весткрофтского колледжа престижной премии Черная Долина оказалась в центре внимания. Новое предприятие «Энекстех» могло явиться лишь началом, хорошим подспорьем, которое позволило бы Дину вывести науку на новый уровень, а также отличной почвой для подготовки молодых инженеров высоких технологий. Ходили слухи, что суперкомпания «Сони», уже построившая два завода в Спрингфилде, проявляет реальный интерес к Черной Долине. Похоже, дела налаживались. Черная Долина преодолевала трудные времена.

А теперь все принимало сумасшедший оборот.

Джон покончил с пивом, потом пошел в ванну. Там он мог оценить себя в зеркале в полный рост.

Эванс убедился, что все еще является солидным мужчиной – впечатляющим, сильным, чуть более отяжелевшим, чем…

Чем когда мы закопали Уайти Доббса в холодной, черной земле.

Доббс? Джон осознавал, что начинает напоминать Мейсона.

Шериф вернулся на кухню и нарушил свое собственное правило в отношении третьей бутылки пива. Глупо было думать о Доббсе и Мейсоне, а Джон Эванс был кем угодно, только не глупцом. Его всегда отличала практичность, и он выбросил Доббса из головы на следующий день после случившегося тогда.

Чего нельзя сказать о Дине.

Ученого измучили размышления обо всем произошедшем. Хотя он еще не был ученым – просто подростком, пусть незаурядным, но подростком. После случая с Доббсом он изменился. Все они изменились. Странно только, что в некотором смысле жизнь показала себя с лучшей стороны.

А как же с Уайти Доббсом?

Практический ум Джона подсказывал ему, что кто-то, по-видимому, откопал его.

Но произошло ли это во время того шторма?

Может быть, кто-то откопал его еще до шторма? Это вполне вероятно.

Шериф Дитс, управлявший в те времена, буквально рвал и метал, когда парочка охотников обнаружила могилу. Но он никак не мог предположить участие мальчиков. Просто в земле образовалась странная дыра, ставшая в один ряд с другими легендами холма Хокинса. Смешно, но у каждого было что-то в прошлом, что можно было бы рассказать об этом месте.

Ледяной ветер рвал ветви деревьев. Снежные хлопья размером с блюдце налипали на волосы, напоминая мокрые, холодные поцелуи. Натан Перкинс ухмыльнулся за ярким шерстяным шарфом, закрывавшим его лицо. Было уютно и тепло благодаря ему.

Руки в перчатках неловко нащупали ключи и дважды не могли попасть ими в щель замка. Наконец он повернул ключ. Клик. Замок не замерз, слава богу. Натан покрутил ручку и толкнул дверь. Дверь приоткрылась на пару сантиметров, а потом ее что-то заблокировало.

Что?

Он осмотрел косяк и обнаружил причину. Цепочка была накинута. Хотя бы однажды Ава последовала его совету. Прекрасно с ее стороны, но плохо для него. Он позвал ее через щель в двери. Теплый воздух пронесся мимо его лица, как непослушный ребенок, горевший желанием поиграть в снежки.

– Ава?

Дом молчал.

– Ава?

Телевизор и радио выключены.

– Черт.

Натан нажал кнопку звонка. Порыв ветра пробежал по перилам крыльца, лизнув его мокрым, холодным языком.

Дом молчал.

Накинув капюшон своей куртки «Гор-Текс», Натан скатился вниз и нырнул прямо в бурю. Шаги оставляли глубокие следы в снегу, которые сразу же заносило, только он успевал выдернуть ногу.

Заднее крыльцо находилось на двухступенчатом бетонном возвышении. Не было даже маленького навеса. Он открыл дверь тем же ключом. Повернул ручку и толкнул.

Стук.

Задний вход тоже заблокирован внутренней цепочкой.

– Вот дерьмо! – Натан заколотил в дверь, продолжая звать Аву. Он почувствовал новый внутренний холод, шедший из самого его сердца и расходившийся в пространстве.

– Ава?

Бесконечно холоднее, чем пронизывающий арктический ветер.

– Ава? – на сей раз уже шепотом.

Что-то случилось. Ее машина стояла в гараже. Энергия подавалась без перебоя. Так что не было очевидных причин покидать дом. Кроме того, она бы не решилась выйти такой ночью.

Натан на минуту представил, как Ава была одета, когда он в последний раз видел ее, как безыскусственно и беспомощно она выглядела.

– Ава?

Натан Перкинс был щуплый мужчина. Худой, как железнодорожный рельс, одни кости, кожа как будто вот-вот прорвется. Шестьдесят восемь сантиметров с учетом одежды. Но такого удара в дверь костлявым правым плечом можно было ожидать от мужчины вдвое тяжелее, а со второй попытки дверная коробка раскололась, вырвав цепь из гнезда.

Внутри дом был таким же, каким он его оставил. Но что-то изменилось.

Натан прошел в кухню, потом в кабинет. Телепрограмма лежала в развернутом виде на подлокотнике кресла. Наполовину недопитый стакан с диетической колой стоял на серебряном подносе. Искусственный огонь ярко горел, язычки пламени весело плясали, подстрекаемые к безумной энергии легкими движениями воздуха.

На полке камина с лепкой ручной работы стояла пара неначатых свечей в хрустальных подсвечниках, их фитили девственно белели. Рядом на стене виднелась свадебная фотография. Улыбающаяся Ава и Натан, похожий в тесном смокинге на маленького мальчика, решившего поиграть в маскарад.

Но в самом центре каминной полки нечто привлекло внимание Натана, приковало его взгляд и остановило его дыхание. Праздничные часы в прозрачном корпусе, открывавшем часовой механизм. Внутри вращались три медных колеса. Специальный дизайн позволял отсчитывать время секунду за секундой. Сейчас стрелки на часах бешено вращались, а медные шары под ними слились в колесо, как в центрифуге. Тонкие, не толще волоса, голубые искры разрезали часовой механизм.

Искры.

Что тут происходит?

Натан снова позвал жену, опять и опять, каждый раз беря октавой выше.

Крутящиеся часы отражали его мысли.

Вращение, вращение, вращение.

Оставив кабинет, он прошел в холл.

Дверь в хозяйскую спальню была распахнута, как бы приглашая войти. Но Натан Перкинс неожиданно замедлил ход. Может быть, он просто не хотел увидеть то, что ожидало его в той комнате.

Может быть?

На его часах «Касио Дата Банк Телементо 150» появились неожиданные вспышки. Будильник, настроенный на другое время, запищал. Тонкие молнии голубого разряда пробегали под стеклом, как искры в юбилейных часах, вызывая покалывание на коже.

Натан влетел в спальню. Комната освещалась только маленьким ночником под абажуром – слабым желтоватым пучком. Остальное пространство было погружено в полумрак. А в центре виднелась искромсанная ночная рубашка его жены.

Искромсанная.

– Ава?

Часы непрерывно пищали.

Где-то в темноте под прикрытием тени что-то двигалось. Внимание Натана привлек сдавленный крик. Он увидел жену в углу у стены – тень на тени. Ее тело прикрыто другим. Мужчина.

– Ава! – резко вскрикнул Натан.

Мужчина обернулся, потом взвизгнул от неожиданности и боли. Ава укусила руку, зажимавшую ей рот.

– Натан! – пронзительно закричала она.

В тишине ночи Натан Перкинс взвел курок пистолета.

Мужская тень двигалась быстро, молниеносно. Лампа со свистом пролетела через всю комнату. Натан успел нырнуть в полную темноту, а ночник врезался в косяк, осыпав его градом керамических осколков.

Он быстро пришел в себя, мышцы были готовы к действию, подогретые страхом. Натан буквально упал на стену, нашел выключатель и дернул его вверх. Ава, голая, лежала на полу, щурясь от ослепительного света, с широко распахнутыми от ужаса глазами, но невредимая и…

Она была одна?

Тень мужчины – ее насильника – исчезла, оставив Натану лишь смутное воспоминание о белых волосах.

Белых волосах.


глава 16


Дин Трумэн совершил нечто такое, чего никогда не позволял себе до этого. Он достал пузырек с валидолом из домашней аптечки, бросил две таблетки под язык и принялся сосать их, как конфетки. Через двадцать минут Дин принял еще две штуки, намереваясь следовать и дальше в том же направлении, пока не заснет или не наступит передозировка.

Однако таблетки плохо помогали, и сон долго не шел, но, придя, навалился всей тяжестью.

Как клеится, Джимми Дин?

Уайти Доббс с наглой ухмылкой ожил в его снах.

– Девяносто девять Эйнштейн, – он помахал, потом выдвинулся из «полароида», протягивая непропорционально удлиняющуюся руку, которая приняла реальные размеры и схватила Дина за воротник, сминая ткань в кулаке.

– Девяносто девять Эйнштейн, девяносто девять Эйнштейн, девяносто девять Эйнштейн, – повторял Доббс.

Потом разразился смехом.

В этом металлическом звуке гремели тысячи детских костей.

Останков младенца.

Девяносто девять Эйнштейн.

Дин проснулся, ловя ртом воздух, все лицо покрылось каплями пота. Он открыл глаза, пытаясь сбросить сон. В комнате царила темнота и ощущалось чье-то присутствие.

Кто-то здесь был.

Мысль явилась в своей примитивной неоспоримости. Дин хотел позвать на помощь, закричать, но язык ему не повиновался. Валидол сковал мышцы. Разум оставался вялым и заторможенным. Ему все еще это снилось? Очередная галлюцинация? Его глаза привыкали к темноте, так что он смог различить фигуру, форму, контуры. Он напрягся, казалось, почти увидел лицо…

Почти.

У него было такое чувство, что кто-то ударил его, и ударил неслабо. Дин совершенно проснулся, вернувшись к плачевной действительности, осознав, что это не пустая фантазия и что он не один. Кто-то был в его доме. В его доме. Неужели злоумышленник знал? Знал.

Останки младенца.

И не просто в доме, а в его комнате. Кто-то находился в его комнате. Фигура… в темноте… в ногах кровати. Адреналин сделал свое дело, нивелировав все воздействие валидола. Дин схватил тяжелые часы «Биг Бен» с ручным заводом и запустил ими в фигуру что было силы.

– Боже… – отозвалась тень, уклонившись от часового снаряда. «Разве кто-нибудь может с такой скоростью двигаться? – спросил себя Дин. – Да нет, это не они двигаются быстро, а я торможу».

– Успокойся, успокойся, – сказала темная тень. – Я не хотела испугать тебя.

– Доббс? – спросил Дин скрипучим резким голосом, напомнившим звук от наждачной бумаги, проведенной по дереву.

– Кто?

– У меня есть телефон! – завопил он в темноту.

– Отлично, давай закажем пиццу. Пиццу?

– Включи свет, док.

Дин осторожно потянулся к лампе. Непослушными пальцами он ощупал голову и пробрался к выключателю. Свет загорелся, наполнив комнату белым сиянием и открывая его глазам посетителя.

– Пайпер?

На ней был короткий кожаный жакет, вельветовые бриджи и черные мокасины. Голову покрывал черный вязаный берет. Глаза огромные, щеки мертвенно-бледные.

– Прости, что испугала тебя, док. Но ты не отвечал на звонок, – она нервно перебирала руками, затянутыми в перчатки, глядя на него через плечо. – Я, конечно, пошутила насчет пиццы. Никто не занимается доставкой в такую погоду.. – Пайпер взглянула на часы: – Или в такое время суток.

– У меня есть какие-то остатки еды на кухне.

– Отлично. Я умираю с голоду. Ничего не ела с утра.

Дин встал с кровати, забыв, что из одежды на нем только майка и «боксерские трусы».

Он схватил рубашку со спинки стула, но Пайпер уже успела увидеть достаточно и усмехнулась.

– Повтори еще раз, – сказал Дин, проводя рукой по густым каштановым волосам.

Пайпер была и впрямь голодна. Она уже поглотила половину цыпленка в кисло-сладком соусе и тарелку риса, а теперь расправлялась с консервированной говядиной с овощами.

– Я знала, что ты сочтешь меня сумасшедшей. Есть крекеры? Он поднялся, взял пачку соленых крекеров из коробки и положил рядом с ее тарелкой.

– Спасибо. Ты последний в моем списке тех, к кому бы я обратилась, ты Мистер Ученый и так далее. Но может быть, именно по этой причине я пришла.

Пайпер вскрыла пакет с крекерами, взяла три штуки, разломила в руке и высыпала обломки в тарелку.

– Может быть, я даже хочу, чтобы ты сказал мне, что я спятила. Нет, чтобы ты доказал мне, что это только мое воображение.

Дин молчал.

Над раковиной висели часы «Феликс Кэт» в черно-белом варианте, купленные Джуди, когда они только что поженились. Хвост свисал в качестве маятника, а глаза двигались вправо-влево, влево-вправо.

«Они напоминают мне тебя, – заявила Джуди, вешая игрушку на стену в кухне. Он подозревал, что это была простая уловка, чтобы он одобрил это глупое приобретение. – Туда-сюда, туда-сюда, всегда стреляешь глазами по сторонам».

Туда-сюда.

Не этим ли он занимался сейчас? Не поэтому ли он пропустил мимо ушей все размышления Пайпер? Размышления и немыслимая движущаяся фотография. Размышления и послание, вырезанное на доске восемнадцатисантиметровым лезвием, как раз по длине ножа-молнии Уайти Доббса.

– Как ты вошла?

– Через задний вход.

– Он был заперт.

– Я открыла дверь.

Дин нахмурился и невольно перевел взгляд в гостиную, где книжный шкаф скрывал вход в подвал.

Останки младенца.

Ему не нравилось, когда кто-нибудь приходил. Даже Пайпер. Не сюда. Не в его дом. Не так близко к подвалу.

– Док? Я сумасшедшая, верно?

– Ты так хочешь этого? – он хотел все перевести в шутку, но Пайпер настаивала на вопросе и требовала ответа.

– Это лучше, чем жить в мире, где отрезают руки у живых людей, где кирпичи пролетают через стены и где людей изрешечивают стеклянным дождем.

Они какое-то время помолчали. Ложка оставалась нетронутой в тарелке с супом Пайпер.

– Со мной что-то не так, док. У меня такое ощущение, как будто пауки забрались под кожу. И с каждым днем все хуже.

Пайпер покачала головой. Она сняла вязаную шапочку, но короткие темные волосы оставались прижатыми, за исключением нескольких непослушных завитков.

– Если же я не сумасшедшая, то и впрямь происходит что-то сверхъестественное. Причем сверхъестественное зло. Не спрашивай меня, откуда я знаю. Просто знаю.

Пайпер выпрямилась и взяла Дина за руку. Ее ладони были холодны, как лед, несмотря на перчатки. Он встретился с ней взглядом. Какие это были красивые и чувственные глаза. Эти глаза давали возможность увидеть невозможное.

Сумасшедшая? Она? Или он?

– Нет, – Дин сжал ее руку в своих. – Нет. Ты не сумасшедшая.

– Тогда что же? – голос Пайпер задрожал.

– Послушай, – сказал Дин. – Дело не только в тебе, понимаешь? И другие люди видят нечто…

От его чашки с кофе шел пар.

– Я видел нечто.

Ее темные глаза вспыхнули.

– Ты?

– Да, нечто, что я не могу объяснить. Как клеится, Джимми Дин?

Он закрыл глаза.

– То, что пока не могу объяснить.

Какие-то голубые электрические искры пробегали по радужке глаз Пайпер. Дин невольно отпрянул вместе со стулом. Пайпер, казалось, не придавала значения этому необычайному явлению. Или же это объяснялось простой игрой света, случайным отражением бликов?

– Это нечто в кармане твоего пальто, правда? – спросила Пайпер уверенным тоном.

Дин посмотрел ей в глаза. Ее слова донеслись до него издалека, поглощенные любопытством.

Электрические?

– Дин?

Он пришел в себя, понял, что не отрывает от нее глаз, и виновато улыбнулся.

– Я знаю, что хороша, – Пайпер запрокинула голову и провела ладонью по волосам. – Особенно, когда ловлю на себе такой щенячий взгляд, но…

– Нет. Это просто… – он помотал головой. – Не обращай внимания. Ты что-то сказала?

Над раковиной «Феликс Кэт» отсчитывал время, перебегая глазами с Дина на Пайпер, с Пайпер на Дина, заинтересованно и дружелюбно улыбаясь своей нарисованной улыбкой.

– Твое пальто, – повторила она, указывая на жакет, висевший на крючке у двери. – То, что ты видел. И не можешь объяснить. Оно в твоем пальто?

– Откуда ты..?

Пайпер улыбнулась. «Феликс Кэт» улыбался тоже, отсчитывая секунды хвостом.

– Я чувствую.

На мгновение Дин словно окаменел. Несмотря на свои заверения, что наука в состоянии всему дать логическое объяснение, несмотря на свою нетерпимость к жизненным причудам, он не выказывал ни малейшего интереса увидеть опять снимок-«полароид». И никогда не выкажет.

Но разве я принес его домой не для того, чтобы убедиться?

Устав ждать, Пайпер встала и направилась к пальто. Она вынула фотографию из нужного кармана без малейшего колебания.

– Как ты догадалась?

Она пожала плечами, вглядываясь в снимок.

– Что ты видишь? – спросил Дин.

– Молодую девушку и юношу. Смотрятся как влюбленные. Счастливые влюбленные.

А теперь вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов.

– Этот юноша – как он выглядит? Какого у него цвета волосы? Пайпер прикоснулась к фотографии. Потом нахмурилась.

– Каштановые. Волосы каштановые. Но… Она оцепенела.

Я это действительно видел? Ее била дрожь.

– Пайпер? – подошел к ней Дин.

Даже через пальто он почувствовал, как от нее веет холодом.

– Пайпер, в чем дело?

Из ее ноздри показалась струйка крови.

– Что-то приближается.

Резкие вспышки голубых искр испещрили всю поверхность ее глаз.

– Приближается что-то очень большое.


глава 17


Ледяной ветер так стремительно проносился по улицам, что сотрясал легкий «Форд Рэнджер».

– Куда мы едем? – в который раз спросил Дин.

– Я не знаю.

Дворники с трудом справлялись с налипающими бесконечными снежными хлопьями. Сквозь замерзшее стекло в машине Дин различал только контуры домов и оранжево-желтые блики уличных фонарей. Но сама дорога вырисовывалась очень смутно.

Только идиот согласился бы на прогулку такой ночью.

– Пайпер, нам все-таки лучше повернуть обратно…

– Ш-ш-ш, – она склонилась над рулем, всматриваясь во мглу за ветровым стеклом.

Ее глаза искрились. Здесь в темноте салона этого маленького внедорожника в этом не осталось сомнений.

Ее глаза, не переставая, сверкали. Как же это возможно? И что бы это значило?

Машина завернула налево на Фридмена, потом направо на Вилламет, на главную магистраль. Кондиционер мощно гудел, обволакивая Дина и Пайпер горячим, сухим воздухом, но был не в силах противостоять холоду, проникшему в их души.

Свет встречных фонарей затухал. Они выезжали из города.

– Пайпер, нам в самом деле…

– Ш-ш-ш. Теперь близко, совсем близко.

Она надавила на акселератор. Внедорожник рванулся вперед, равнодушный к непогоде. Дин почувствовал, как сердце забилось где-то у него в горле. Он даже не знал, что больше его пугало: ее манера водить или ее глаза.

Город осел позади, и мир сжался до узких конусовидных дорожек от света фар. Мир, предвещая несчастье, крутился в белом вихре. И крутился слишком быстро.

– Пайпер…

– Здесь, где-то здесь… – сказала она, указывая через окно на неясную белую пелену.

Пайпер ударила по тормозам. «Рэнджер» не остановился. Вместо этого он превратился в огромные черные сани, скользящие, несущиеся вправо, которые в конце концов перегородили магистраль. Они попали в мертвую точку, как определил бы Дин. Если появится еще одна машина…

– Выходи.

– Что?

Пайпер открыла дверь. Салон озарился светом. Порыв ветра налетел и унес с собой все тепло. В свете фар открывалось чистое поле. Где они оказались? Пайпер исчезла в темноте.

– Дин, быстрее, – ее голос прорвался сквозь свист ветра.

Дин нырнул в объятия шторма. Прошла мучительная минута, он почти ничего не видел, так как хлопья запорошили его глаза и облепили лицо.

– Ты где?

– Здесь, здесь. Иди на звук голоса.

От тяжелого дыхания снежные мухи вихрем кружились перед глазами, отнюдь не улучшая видимость.

– Здесь, – повторила Пайпер, служа ему звуковым ориентиром.

Дин обнаружил ее в двадцати шагах от внедорожника. Она стояла за деревом, укрывшись от резких порывов ветра. Дин подумал, что знает, где они. Он с трудом рассмотрел что-то похожее на мост, а далеко под ним бешено ревущие волны реки Вилламет.

– Там, – снова промолвила Пайпер, на сей раз указывая на небо. Дин поднял голову. Звезда? Нет, оно двигалось. Метеор? Нет, ярче, много больше и растет с каждой секундой. Настолько яркое, что отчетливо проступает сквозь пургу. Огонь? Оно горит. Чем бы это ни было, оно просто невероятных размеров и стойко горит в холодном морозном воздухе.

– Боже!

Пайпер передернуло. Дин обнял ее. А пылающий предмет в небе все рос и рос.

– Матерь Божья! Оно движется сюда.

Он пытался увлечь ее назад, но Пайпер не тронулась с места. Она обратила к нему свой странный взгляд.

– Нет, в нас оно не попадет.

Голубые искры в черных, как ночь, глазах.

Теперь Дин уже видел откидной борт, объятый пламенем, и слышал свист от перемещения предмета, рассекавшего воздух. Она была права. По-видимому, он пролетит мимо, но где-то совсем рядом.

Теперь Дин уже мог различить контуры.

– Это напоминает… Что?

– Грузовик, – определила Пайпер. – Прицеп.

Дин кивнул. Она была права. Теперь и он уже ясно видел. Это был большой дизельный «Питербилт» с цистерной. Вот колеса, темные на фоне желтовато-оранжевого пламени.

Пока они смотрели вверх, прицеп врезался в мост через Вилламет. Горючее, наполнявшее серебристую цистерну, взорвалось. На какое-то мгновение вся южная часть долины вспыхнула в ярком свете нового солнца. Взрыв прорезал снежное безмолвие.

Волна раскаленного воздуха ударила им в лицо, с ревом разносясь в темноте.

– Пригнись, – закричал Дин, толкнув Пайпер на землю и накрыв своим телом от тысяч осколков бетона и асфальта, сыпавшихся на них.

Угли и зола разлетелась в разные стороны. Большой обломок плиты размером с бейсбольный мяч попал Дину в поясницу, лишив возможности дышать.

– Дин?

Снег вокруг них был усеян камнями и огненными ошметками.

– Дин? – повторила Пайпер.

– Да, да, все в порядке, – солгал он, втягивая жгучий морозный воздух в свои пустые легкие. – А ты?

– Нормально! Бог мой! – произнесла она, приподнявшись на локтях.

Внизу дорога все еще освещалась свирепствующим огнем, отбрасывающим языки пламени и тени во все стороны. Но источником огня служил не мост, а что-то гораздо ниже, около реки. Света было достаточно, чтобы увидеть: мост через Вилламет больше не существовал.

Разрушен.

Так, с закрытым проходом и утраченным мостом, Черная Долина осталась в полном и неоспоримом одиночестве.


глава 18


Тик-так, тик-так, тик-так.

Шериф Джон Эванс слышал, как в кармане тикали часы его деда. Он знал, что это невозможно. Часы, фамильная реликвия, были надежно спрятаны в кармане его униформы, которую прикрывало толстое, утепленное пальто. Но он слышал их. Слышал, как они отсчитывали секунды, заботясь о времени, – нет, скорее отбирая время назад.

Отсчитывая назад. Назад к чему?

Несмотря на то что Ава не получила физических повреждений при попытке изнасилования, врачи оставили ее на ночь в больнице. Ей ввели успокоительное, и она ворочалась во сне. В любом случае ей было лучше, чем ее мужу. Натан обезумел. Ему дали тоже что-то для успокоения, но он все еще был как на иголках.

Джон вытер лицо рукой. Ладонь оказалась влажной и потной. Он созерцал ее, как будто вместо пота на ней была кровь.

Потеть, когда идет снег, какого черта?!

Слова Натана никак не выходили у него из головы:

– У него были белые волосы, Джон. Все, что я смог разобрать, – это белые волосы. Ава это тоже видела. Цвета побелевших костей. Ты же знаешь, у кого были такие волосы, знаешь?

У Уайти Доббса. Тик-так, тик-так, тик-так.

– Он находился в моей комнате, Джон. Я его не видел, но чувствовал. Я его слышал. И… – Натан подбирал слова между всхлипываниями, судорожно глотая воздух, – я не заметил, чтобы он ушел… он просто исчез.

Тик-так, тик-так, тик-так.

Телефоны вырубились. Радио толком не работало. Джон сумел связаться с полицией штата Орегон, но только на минуту, чтобы сообщить им, что весь ад низвергся им на голову. Ему сказали, что штормовой фронт сформировался неизвестно где.

Никогда не видели ничего подобного.

Единственное, что кто-то мог припомнить, – ураган в 1974-м, возникший на пустом месте, который снял весь верхний слой земли и тут же пропал. Его мощность трудно было представить, так как после не осталось даже обломков. Разрушительная сила. В штате, где торнадо баловал не чаще чем раз в год, такая буря оставила незабываемый след. Но этот случай стоял особняком.

И ничего подобного, ничего.

Даже сейчас, когда снег буквально заваливал Черную Долину, эти волшебники прогнозов погоды вещали на телестанциях Юджина, что это не соответствует действительности. Такого просто не может быть. Небольшой дождь, но ничего существенного.

Буря пришла ниоткуда.

Тик-так, тик-так, тик-так.

Дин и Пайпер вошли в департамент шерифа Черной Долины, а буря следовала за ними по пятам. Джона не оказалось ни в его офисе, ни в основном рабочем кабинете. Они нашли шерифа в отсеке для отдыха, где он в одиночестве сидел за овальным столом с нетронутой чашкой кофе.

Джон даже не поднял головы.

– Мост уничтожен, – сказал Дин.

– На Аву напали, – ответил Джон.

– Что?

Холодильник резко загудел и замолк.

– Кто?

Джон посмотрел на друга:

– Хороший вопрос. А что с мостом?

Дин открыл рот, но не смог произнести ни звука, слова застряли у него в горле.

Вместо него заговорила Пайпер:

– Грузовик, проклятущий пылающий грузовик. Врезался в мост и рванул. Бабах! Как раз такой, о котором говорил Кой Чиверс два дня назад. Разница в том, что этот приземлился.

Джон молчал.

– Вы не поняли, – продолжала Пайпер. – Он обрушился на мост. Но не свернул с дороги, а упал с неба.

Джон кивнул.

– Вы слышите, что я говорю? Горящий прицеп упал с гребаного неба и разнес мост через Вилламет, оставив кучу пепла, – голос Пайпер звенел от напряжения, казалось, она сорвется на истерический крик. – Он упал с неба. И… и я знала, что это должно произойти.

Такая открытая незащищенность в ее голосе вывела Дина из тумана оцепенения.

Джон воспринял новости как обычное дело. В голове Дина возникло новое опасение.

Ну же, Джон, ты нам нужен. Не пропадай. Не сейчас, не сейчас.

– А как Ава? – спросил Дин, в надежде расшевелить блюстителя порядка.

Джон поймал взгляд друга. Его челюсти окаменели.

– Поправляется. Отдыхает. Но Натан совсем не в себе. Говорит, что насильником был мужчина с белыми волосами.

В комнате повисло молчание. Шериф посмотрел на Дина:

– Мы отрезаны. Проход погребен под снежной лавиной. Моста нет, – он махнул рукой в сторону окна. – Вертолеты в такую погоду не летают. Ты знаешь о телефонах? – Дин кивнул головой. – Полное дерьмо. Все вырубилось. Не только телефонные линии, радиосвязи тоже нет. Можно сказать два-три слова, но потом сплошные помехи.

– Мы предоставлены сами себе, – Дин неожиданно понял настроение шерифа. Искать ответы на вопросы сейчас можно было с тем же успехом в кофейной гуще, что и в других местах.

– Есть еще кое-что, – спокойствие в голосе Джона пугало не меньше, чем безумство стихии.

Дин отодвинул стул с пластиковой спинкой и тяжело опустился на него: «еще кое-что» были совсем не те слова, которые он хотел услышать.

– Я еще никому не говорил. Охотник нашел тело на северном склоне холма Хокинса. Оно лежало там по крайней мере десять лет, а может, и дольше. Сохранилось немного, но достаточно, чтобы сказать, что бедняга был изувечен.

– Изувечен, – повторил Дин.

– У него отрезана правая рука.

– Десять лет… – пробормотал Дин.

– Десять лет? Что это значит? – спросила Пайпер.

– Означает, что он сделал это раньше, – суровым голосом произнес Джон.

– Раньше? – повторила Пайпер.

В пестрой игре света и тени она казалась маленькой девочкой.

– Серийный убийца, – подытожил Дин. – Действует по принятой схеме.

Джон кивнул:

– Десятилетний перерыв говорит о тюремном заключении или, еще хуже, что это бродяга, который убивает и идет дальше.

– Разные юрисдикции, разные штаты. Блуждающего серийного убийцу трудно выявить, а уж поймать и подавно. А без телефонов ждать помощи извне не приходится.

– Пылающие грузовики, потоки стекла, серийные убийцы? – Пайпер потрясла головой. – Неужели все это происходит здесь?

Джон вернулся взглядом к неподвижной жидкости в чашке.

– При трупе найден бумажник.

– Бумажник? – спросил Дин.

Шериф опять поднял голову. Даже в надвигающейся темноте его всегда холодный, жесткий взгляд казался размытым и влажным.

– Это Ларри. Ларри Пеппердин. Наш старый приятель, наш чертов старина диджей Ларри Пеппердин.

Пайпер вздрогнула. Дрожь пронзила все ее тело.

«Глаза, ее глаза, – опять поразился Дин. – Голубые искры».

– Какого черта? – Джон тоже заметил.

– Что-то приближается, – прошептала Пайпер.

Мевис Коннетти прослушивала сообщение в третий раз. Телефонный звонок вырвал ее из глубокого сна; автоответчик сработал раньше, чем она успела прийти в себя.

Она еще раз включила запись, чтобы убедиться, совершенно убедиться, что она правильно все поняла. Это был Дин. Его голос имел металлическое звучание – искажение от автоответчика.

– Мевис… Мне нужно с тобой поговорить… Мне нужно тебя увидеть… Я был дурак. Ты мне нужна. Пожалуйста, приходи ко мне домой. Нам нужно поговорить – поговорить о нас. Не пытайся звонить мне. Я не хочу говорить по телефону… Пожалуйста, приходи… Я лю-ю-ю-блю тебя-я-я-я.

Дин.

Несмотря на его слова, она попыталась позвонить ему, но телефонная линия вышла из строя.

Дин?

Мевис была одновременно возбуждена и озадачена. «Он хочет меня», – подумала она, чувствуя, как сладострастная волна прошла по всему ее телу.

Пожалуйста, приходи ко мне домой.

Его дом. Он всегда стоял нерушимой стеной между ними. Разделял их. Как могли их отношения перерасти в страсть, если ей даже не было позволено войти к нему в дом? Но теперь? Такое приглашение означало, что он наконец-то готов к настоящему чувству.

Мевис оделась, повинуясь какой-то бессознательной силе. За дверью ревела ночь. Холодный резкий ветер колотил в ставни. Ужасная ночь. Но?..

Пожалуйста, приходи ко мне домой.

– О, Дин, неужели ты решился? – обратилась она в пустоту. – Я долго ждала.


глава 19


Помощник шерифа Джерри Нильс двигался домой с дежурства. Было поздно. Он устал и мечтал только о том, как доберется до парковки, а потом без всяких мыслей усядется дома перед телевизором «Сони Тринитрон» с диагональю 53 см. И совсем не важно, что будут показывать. Он может смотреть что угодно – комедии, драмы, специальные выпуски Пи-Би-Эс, посвященные периоду спаривания ночных бабочек. Что угодно. Все, что поможет снять напряжение и усталость.

Синди, с которой они были женаты три года, мгновенно поняла состояние мужа и приняла его в свои объятия. Она не спросила, почему он опять опоздал на два часа, или почему роняет только отрывистые фразы: или почему не встречается с ней взглядом.

Намерение Джерри Нильса было ясно донельзя – занять свое старое кресло с провисшим сиденьем и впасть в бездействие. Свет от телевизора упал на его лицо, а жужжание голосов притупило чувства. Он нажал кнопку пульта управления. В очередном сериале в жизни телевизионной семьи наступил кризис. Одному из детей срочно требовалось понять, что такое дружба. В уголке своего сознания Джерри отметил, что у телевизионных семей никогда не возникает желания обсудить, например, как отрезанные части тела бросаются на шеи красивых женщин. Он отогнал навязчивые мысли. Потом попытался сосредоточиться на деревянном смехе телевизионного малыша, заучивавшего, что верные друзья и есть самые настоящие.

Тук, тук, тук.

Джерри нахмурился и продолжал смотреть в экран, стараясь игнорировать стук в заднюю дверь. Он пытался раствориться в точках телеэкрана, не желая слушать, чем кончится яростная перепалка между его женой и посетителем, даже не поднял головы, когда жена с извинениями провела посетителя в кабинет и встала перед экраном телевизора. Джерри Нильс старался не прислушиваться к тому, что рассказывает мальчик, нервно теребивший свой большой карман на комбинезоне.

Надо отдать Джерри должное – он продолжал пребывать в иллюзии, что отошел от дел, несмотря на отчаянные мольбы парня, несмотря на то, что его жена почти закрыла телевизионное изображение, до тех пор, пока до него не донеслось:

– …Мы уже подсчитывали товар, когда он вошел. Наверное, мы забыли запереть дверь. Вы говорили – дать вам знать, если произойдет что-то необычное. Так вот, этот незнакомец очень необычен. Он все еще в магазине. Мистер Джонс пытается задержать его до вашего прихода. Он подумал, что проще и быстрее обратиться к вам, чем звонить в город, ведь вы живете рядом.

Незнакомец?

– Мистер Джонс говорит, что уже видел этого парня. На нем зеленый плащ и большая – во! – обвислая шляпа.

Джерри почти услышал щелчок у себя в мозгу; этот звук вывел его из прострации, обострил все чувства, превратил снова в полицейского.

Супермаркет Джонса был всего в нескольких домах от него. Дженкинс Джонс уже рапортовал о том, что появлялся незнакомец. Джон всех предупредил, чтобы обращать внимание на каждого, кто казался необычным.

Жена сразу же догадалась, что Джерри снова вернулся к роли помощника шерифа. Может она тоже слышала щелчок? Не очень умело стараясь скрыть озабоченность на своем лице, Синди послушно и робко протянула ему портупею.

За ту секунду, что понадобилась Джерри, чтобы взять портупею и надеть ее, у него промелькнула мысль, как ей это удается. Как Синди выдерживала все эти часы плохого настроения и неопределенности? И, кажется, впервые подумал о том, сколько еще времени пройдет, прежде чем она сдастся и оставит его или прежде чем его пристрелят на дежурстве и он не вернется домой Джерри поцеловал жену.

Это был быстрый, но искренний поцелуй. Он поцеловал ее в губы в гостиной, в присутствии посыльного, вложив в это короткое, быстрое движение все свои эмоции, раскаяния и желания.

Потом Джерри ушел.

После его ухода Синди Нильс тихо постояла в гостиной, прижав пальцы к губам, к тому месту, где остался след поцелуя, стараясь прийти в себя.

Она расплакалась.

Джерри никогда раньше так себя не вел, никогда в нем не было столько нежности и заботы, и это потрясло ее до глубины души.

Небо чернело, а земля белела под снежным покрывалом, как будто кто-то нарисовал картину мира в черно-белом варианте на ветровом стекле джипа «Чероки» Мевис Коннетти. Пожалуй, в такую ночь ее ничто, кроме пожара, не могло бы выманить на улицу. Но Дин, доктор Дин Трумэн – это другое дело.

Когда она подъехала, дом окутывал мрак.

Дина нет?

Буря, это, должно быть, из-за бури. У него отключилось электричество. Это сулило свечи и огонь в камине, а значит, романтическую атмосферу. Ветер набросился, как стая голодных волков, когда Мевис пошла по аллее к дому Она достигла крыльца.

Скрип. Дверь приоткрылась. Чуть-чуть. Щель не шире ладони.

– Дин? – ее дыхание участилось. – Дин, ты здесь? Ответа не последовало.

Мевис смотрела в это узкое пространство, в полоску темноты, как бы стараясь разглядеть следы его присутствия в доме.

– Дин, это я, Мевис. Ответа не было.

Ветка дерева неожиданно треснула, и это прозвучало как выстрел в ночи. Дверь открылась вдвое шире, теперь бесшумно, и Мевис захлестнула волна безотчетного страха.

– Дин?

Свет уличного фонаря просочился внутрь, намекая на глубину и загадочность темного мира.

Сквозняк? Но неужели настолько сильный, чтобы открыть тяжелую дверь?

Скрип.

Теперь она уже могла различить мебель, светлые тона дивана…

– Дин, это ты? Тишина.

Мевис почувствовала, как переполняющие ее страхи тянут ее, будто струи воздуха детский воздушный шар, к спасительному джипу. Она повернулась, чтобы уйти.

– Мевис…

Это ветер шуршал в отяжеленных ветвях деревьев? Это только почудилось? Ей просто хотелось это услышать?

Мевис остановилась, повернула обратно к двери.

– Это ты, Дин? Нет ответа.

– Дин, мне это не нравится.

– Мевис… – произнес голос, на этот раз более отчетливо, как будто ее смятение придало ему ясность.

Это был Дин. Или нет?

Она подошла ближе и толкнула дверь. Голос страха в голове стал просто оглушительным, вызвав воспоминание о сообщении на автоответчике.

Здесь было что-то не так. Ей лучше уйти.

– Мевис…

«Уходи!» – срываясь на визг, вопил ее внутренний голос. Как будто услышав это, шепот воззвал:

– Мевис… Мне больно…

Вопль детского панического страха был проигнорирован, отброшен, как шелуха.

– О, Дин! – закричала она и вошла в дом.


глава 20


Незнакомца привели через черный ход. Его руки за спиной надежно сковывали наручники. Рядом с ним шел Джерри Нильс. Кой Чиверс замер в дверях с пистолетом в руке. Незнакомца проводили прямо в звуконепроницаемую камеру предварительного заключения в цокольном этаже. Джерри грубо толкнул его внутрь, где уже ожидал шериф, сидя на невысокой плоской кушетке.

С незнакомца сняли плащ, шляпу, пояс и ботинки. Теперь на нем были только джинсы и майка с короткими рукавами. Но носки он носил толстые, связанные из темно-серой шерсти. Создавалось такое впечатление, что он не мог решить, для какой погоды одеться.

– Кто ты, черт побери? – потребовал Джон, чье небритое лицо прорезали сердитые морщины.

Незнакомец улыбнулся. Борода и длинные каштановые волосы говорили в пользу зрелого возраста, но глаза, горевшие голубоватым огнем, делали этого человека чрезвычайно молодым.

– Он говорит, что его зовут Илия, – сказал Джерри. Он стоял за подозреваемым, держа того за наручники. – В этом все дело. Он не говорит фамилию.

– Илия! – выплюнул имя Джон, словно откусил что-то горькое. – А фамилии нет? Не думаешь, что это странно?

– Правда стала бы самой большой загадкой для всех, – сказал чужак.

Голос прозвучал гораздо мягче, чем ожидал Джон, намекая на то, что его хозяин молод и силен духом и телом.

Джон передернул плечами, неожиданно ощутив неудобство. Беспокойство. Тревогу. Нервировал тот факт, что этот человек был не тем, кем казался.

– Он все время ведет подобные разговоры. Сукин сын не затыкался всю дорогу. Но все это была такая же пустая болтовня.

Незнакомец улыбнулся:

– Ты думаешь, что я безумен, не так ли? Скорее даже хочешь, чтобы я оказался безумным. Мое безумие означает здравый рассудок всего мира.

Джерри поморщился:

– Да, да, точно. Означает, что ты жалкий ублюдок, убивающий всех. Джон кивнул едва заметным движением.

Джерри сразу же среагировал, подтянув наручники. Илия поморщился, но не издал ни звука.

– Послушай, может быть, все-таки скажешь свое настоящее имя, – спросил Джон.

– Я уже сказал, говорю и скажу опять, – ответил человек.

Джерри затянул наручники до упора. Металл врезался в раздраженную кожу запястий. Задержанный скрипнул зубами. Потом явил на свет еще одну улыбку.

– Мистер… – Джон помедлил, – Илия. Помощник Нильс сообщил мне, что у тебя за пояс был заткнут «Магнум» сорок пятого калибра. Не будешь так любезен сказать для чего?

– Что тут можно сказать? Придает мне уверенности. Джон воздержался от комментариев.

Наручники снова щелкнули. Задержанный застонал. На его левом запястье показалась тонкая линия кровоподтека.

– …Он также сказал мне, что у тебя нет на него разрешения. Незаконное владение оружием. Это текущее обвинение.

Кой Чиверс оставался в дверях, переминаясь с ноги на ногу.

– Слушай, ты избавишь нас от кучи неприятностей, если будешь содействовать. – Как говорится над унитазом: «Я хочу облегчиться, так облегчи меня».

В дверях камеры послышалось хихиканье Чиверса. Джон взглядом заставил его замолчать.

– Где жертва?

– Она перед вами.

Джон был сантиметров на десять выше чужака, но нависал над ним, как будто был по крайней мере в два раза выше. Осанка шерифа весьма впечатляла. Он приблизился вплотную, так что и ветерок не проскользнул бы между ними. Джон смотрел сверху вниз на бродягу и дышал так тяжело, что длинные распущенные волосы на голове подозреваемого трепетали при каждом выдохе. Джон стоял как скала, продлевая момент смущения и страха.

– Ты отрезал руку у мужчины в эту пятницу. Врачи утверждают, что жертва была жива, когда это произошло. Теперь я хочу знать, где жертва.

Незнакомец закусил нижнюю губу, пожевал ее секунду:

– Ага, я понял. Я знаю, о чем вы говорите.

Джон отступил назад, но тело его оставалось напряженным, готовым к действию.

– Я не знаю, где эта жертва, потому что я здесь по другой причине.

Джон и Джерри обменялись взглядами. Джерри поднял бровь.

– Не поэтому?

– Нет, сэр.

Джон скрестил свои мощные руки:

– В таком случае не сообщишь нам, зачем ты здесь? Незнакомец улыбнулся длинной, плоской усмешкой, приподнявшей углы рта, как будто с них сняли деревянную стружку.

– Я здесь ради доктора Дина Т. Трумэна.

Джерри высыпал содержимое магазинного пакета на стол, усеяв его желтыми смятыми газетными вырезками.

– Я нашел их у него в кармане. Всего двадцать две и все – из «Ведомостей Черной Долины». Описания разных трагедий. Смерти от несчастного случая, пропажи людей. Непонятные явления природы – всякая чертовщина… Я еще не отсортировал.

Шериф нашел вырезку о небольшом торнадо 1974-го. То обстоятельство, что он только что вспомнил о нем пробудило в душе неясное беспокойство.

Они перешли в офис Джона, чтобы разобрать улики, но также чтобы не потерять контроля над собой. Джон просто не мог больше сдерживаться.

«Я здесь ради доктора Дина Т. Трумэна».

Что это, угроза? Или просто болтовня?

Шериф тщательно просматривал вырезки, отложив в сторону крошечный некролог. Под фотографией стояло имя Джуди Трумэн, любимой жены Дина. Джон чувствовал, как его переполняет чувство гнева. Но кроме этого было еще что-то.

Страх. Джон беспокоился. Мог за всем этим стоять один человек? А если так, то что делать? Если он ответственен за все случившееся, сможет ли ему помешать Джон, решетки камеры?

– Кстати, о докторе Трумэне, – проговорил Джерри. – Илия что-то говорил по этому поводу.

Шериф перевел дыхание. Между бровями пролегла складка.

– Что? Что он хочет увидеть Дина? Джерри покачал головой:

– В том-то и дело. Он не сказал, что хочет увидеть доктора Трумэна. Он сказал, что хочет, чтобы доктор Трумэн увидел его.

Дин шел по узкому проходу, приближаясь к камере предварительно заключения, как человек, которому остался десяток шагов до электрического стула. В горле у него пересохло, а пальцы зудели.

Что ты будешь делать с пальцами?

– Уверен, что готов к этому? – спросил Джон.

Дин судорожно глотнул, в голове мелькнула мысль о глотке горячего чая, потом он кивнул:

– Да. Я в порядке. Просто отлично.

Дин и Пайпер по просьбе Джона находились в соседней комнате во время допроса подозреваемого. К моменту возвращения шерифа Пайпер впала в сильное волнение. Взгляд был обычным, но нервы натянуты, как оголенные провода. Она пожаловалась на сильную головную боль и прилегла на кушетке в отсеке для отдыха.

Две камеры предварительного заключения выглядели незатейливо. Цементный пол, выкрашенный в серый цвет, грязновато-бежевые стены из шлакобетонных блоков, окон не было. Койка с проволочным каркасом и туалет из нержавеющей стали.

• Бродяга Илия находился во второй камере, он сидел на тощем матрасе, сложив руки на коленях, и монотонно пел.

Пел?

Дин был готов ко многому. Однако пение – не то, что он ожидал. А что за мелодия? Он почти узнал ее.

Увидев Трумэна, Илия вскочил на ноги. В буквальном смысле слова. Он был упругим и молодым, хотя выглядел иначе. «Он не тот, кем кажется», – предупреждал Джон.

У этого странного человека было тело атлета. Сильный. Достаточно сильный, чтобы разрезать человека на куски?

– Доктор Дин Т. Трумэн, это такая большая честь снова видеть вас. Джон вопрошающе повернулся к Дину. Тот пожал плечами. С его стороны узнавания не последовало.

– Прошу прощения, разве мы встречались?

Заключенный улыбнулся, обнажая ряд ровных белых зубов в обрамлении неряшливо топорщившейся бороды. «Как клавиши в зарослях вереска», – подумал Дин.

– Один раз, – Илия улыбнулся еще шире. – Ну, практически. Дин нахмурился.

Незнакомец в полном смысле слова ликовал, хотя и находился в камере. Что, это было забавной игрой для него? Какой-то извращенный вид борьбы?

Илия наклонил голову и внимательно посмотрел на Дина краем глаза:

– Сколько ты знаешь?

– Прошу прощения?

– Я спросил, сколько ты знаешь? Дин нервно закусил нижнюю губу.

– О чем?

Неожиданно плечи незнакомца обвисли а клавишная улыбка исчезла.

– Не много, верно?

– Кто ты?

– Илия. Я уже говорил Джонни.

Боковым зрением Дин ухватил, как шериф напрягся. Дин успокоил друга жестом. Потом обратился к Илии:

– Зачем ты хотел меня видеть?

– Нет, нет. Все не так. Я хотел, чтобы ты увидел меня.

– Прости, я не понимаю, – Дин слышал позади себя тяжелое дыхание Джона, чувствовал, как его тревога и раздражение готовы вырваться наружу.

Илия поднял вверх палец:

– Ладно, прежде всего дела. Первое: ты не сумасшедший. Однако один из нас точно.

– И второе: принимай во внимание все. Это очень важно, док. Принимай во внимание все, что происходит с тобой, вокруг тебя, рядом с тобой. Все важно. Иногда мелочи на самом деле вырастают до огромного размера. Понимаешь, о чем я?

Дин открыл рот, чтобы сказать, что понятия не имеет, но не успел, так как бродяга резко выпрямился и поставил руки на бедра. Клавишная улыбка вернулась на место.

– Эй, док, посмотри-ка на это.

Незнакомец стоял, неподвижно вытянувшись, потом запел. Затем он отпрыгнул на полшага влево, напевая громче, потом отступил назад.

Дин безмолвно смотрел на него.

Илия снова поставил руки на бедра и присел, не переставая напевать.

Джон наклонился к Дину:

– Что это он делает?

– Думаю, танцует.

Странный человек закончил своеобразный танец комбинацией энергичных движений тазом, потом улыбнулся и нетерпеливо спросил:

– Теперь понял? Дин пожал плечами.

Илия покачал головой. Вид у него был несколько раздраженный, как у родителя, воспитывающего нерадивого ребенка.

– Ладно, я повторю еще раз.

И он проделала все движения заново.

– Я думаю, он тронутый, – заметил Джон.

Дин согласился кивком головы. Если это убийца, которого они искали, тогда сейчас он обеспечивал себе оправдание невменяемостью.

– Давай, пошли отсюда, – сказал Джон.

– Понял, док? Ты понял это?

Они повернулись, чтобы уйти, но бродяга их опередил. В два прыжка он очутился у решетки и, просунув руку, схватил Дина за рукав пальто. Но Джон не заставил себя ждать: он развернулся на месте и блокировал захват мощным ударом.

Илия заскулил. Он втянул руку обратно и качал ее, как ребенка.

– Проклятие, больно. Я и забыл, какой жестокий вы подонок, шериф.

Рука Джона дернулась к оружию, висевшему на поясе. Незнакомец, казалось, не заметил этого движения – все его внимание было приковано к Дину.

– Вам надо понять это, док. Вы обязаны, потому что… черт, я не могу сказать, почему. Тогда ничего не сработает.

Джон развернул за плечо Дина, остававшегося неподвижным на протяжении этой сцены, и повел его по коридору к двери.

– Просто будьте внимательны, док, – донесся голос незнакомца. – Ко всему и к каждому. Ко всему и к…

Дверь закрылась, поглотив последние слова.

На Дина навалилась тяжелая усталость. Весь эффект от принятых ранее лекарств давно прошел. Но теперь слабость заполнила пустоту, образовавшуюся после того, как схлынуло волнение.

Вопросы, вопросы, вопросы… Каждый из них служил ученому привычным магическим жезлом для построения новой линии обоснований.

Каждый ответ отмечал очередную веху на пути, по которому продвигалось исследование. Но на данный момент были одни вопросы и ни одного твердого ответа.

Было ли простым совпадением то, что галлюцинация об Уайти Доббсе пришла к Мейсону Эвансу в тот день, когда кто-то вырезал старую дразнилку Доббса на школьной доске? Или взять сообщение Натана о том, что на его жену напал мужчина с белыми волосами? И не померещилось ли самому Дину, что он видел на фотографии подмигивающего Уайти Доббса?..

Потоки стекла, отрезанные руки, пылающие грузовики, падающие с неба. Слишком много вопросов.

Это было невозможно… Черт, все оказалось возможным. И первое: откуда взялся этот проклятущий грузовик? Нет, Дин просто отказывался думать об этом. Необычно – да, беспрецедентно – да, невозможно – нет. Он собственными глазами видел, как это произошло. Теперь ему приходилось признать, что это случилось.

И что Пайпер знала о том, что произойдет.

Не могла же она быть участницей тщательно разработанного заговора? Нет. Нужно искать другой ответ. С час назад в департаменте шерифа Пайпер заявила, что испытывала равное по силе чувство, но из него ничего не родилось.

– Слишком многое, – сказала она, – слишком многое происходит. В моей голове такая мешанина.

Должен ли Дин поверить, что Пайпер Блэкмор обладает некоей силой, некими сверхчувствами, которые позволяют ей предсказывать будущее? Собственные слова преследовали Дина: «Волшебство – это та же наука, только еще не изведанная».

Магия. Дьявольские штучки. Или даже рука Бога?

– Ты не веришь во все это, да? – спросила Пайпер.

«Как будто она читает мои мысли. Нет, она читает по моему лицу». Дин смотрел через переднее стекло, как внедорожник Пайпер преодолевает заснеженный путь.

– Я скажу тебе только то, что знаю. Я знаю, что женщину изрешетили потоками стекла. Я знаю, что Клайда убили. И кто-то пытался представить картину так, что отрезанная рука служила орудием убийства.

Он перевел дыхание. Кондиционер в джипе работал на полную мощность. Слышалось постукивание мотора.

– Я также знаю, что пылающий грузовик упал с неба и разрушил мост через Вилламет, и я знаю, что каким-то образом… – Дин прижал руку к губам, как бы помогая словам выйти наружу, – я знаю, что каким-то образом ты догадалась обо всем, что должно было случиться. Но с другой стороны, не ты единственная.

– О чем ты?

– Вспомни, что ты мне говорила о Кое Чиверсе. Что он там бормотал по поводу виденного в небе несколько дней назад? Только тогда грузовик ни во что не ударился. Появился и пропал, вроде того…

Пайпер осторожно свернула на Флинт-стрит. Она вела машину очень медленно, и тем не менее заднюю часть заносило влево. Пайпер терпеливо выравнивала движение.

– Но ты не веришь, что это могло случиться, – ее глаза сузились, Дин не мог определить – от головной боли или от недовольства своими словами. – Несмотря на то что сам видел, ты продолжаешь сомневаться. И в самом деле не веришь в то, что я чувствую. Внедорожник снова уклонился в сторону. Она вернула его в должное положение.

– Я надеюсь, ты поверишь. Дело в том…

Пайпер всплеснула руками, предоставив машину на время самой себе и заставив сердце Дина замереть.

– Мы опять о том же, – сказала она. – Все это галлюцинация. Сила могущественного воображения, наслоившаяся на интуитивный разум. Я знаю, знаю. Ты уже все это не раз говорил.

Пайпер снова сосредоточилась на управлении. Мотор взревел, как цирковой кот, пойманный при попытке к бегству.

– Но тот грузовик. Трупы. Все эти вещи реальны. Не продукт моего воображения. Ты все еще веришь, что они подотчетны науке?

Дин молчал.

Они свернули на Бикер-стрит, по направлению к его дому. Уличные фонари отбрасывали желтые кольца света на девственно-белый снег.

– Можно спросить кое о чем? – Пайпер покосилась на него. – Правда, что ты, шериф и мэр входили в состав братства?

– Братства? – переспросил Дин, по-настоящему удивленный, и лицо его смягчилось. – А, ты имеешь в виду Великолепную пятерку. Кто тебе рассказал?

– Натан. Он очень гордится этим. Дин громко расхохотался:

– Ну, ему тебя не одурачить. Мы не носили капюшоны или что-то в этом роде. Здесь ведь Чёрная Долина. Здесь капюшонами накрывают капоты автомобилей. Мы просто были компанией друзей. И нас прозвали Великолепной пятеркой.

– Странное прозвище, – не унималась Пайпер. – Что оно означало?

Его улыбка стала еще шире:

– На этот счет у каждого своя история.

– А какова твоя?

– Сбивает с толку. Но зато правдивая. Пайпер усмехнулась:

– Это самое лучшее.

– Мы были совсем детьми – одиннадцать – двенадцать лет. Футбольная команда высшей школьной лиги провела свой лучший сезон. По сути трудно стало только в финале. Но то игра была с Окриджем.

– Окридж, – со знанием дела сказала Пайпер. – Легенда нашего штата.

– Точно. Как бы там ни было, у кого-то возникла блестящая идея, что будет очень смешно, если мы соберемся у моста через Вилламет и, когда покажется автобус команды Окриджа, повернемся задом и спустим штаны.

Пайпер прижала ладонь к губам и фыркнула от смеха:

– О боже, вы засветили команде Окриджа?

– Нет. Мы пытались засветить футбольной команде Окриджа. Я помню, Натан стоял на страже…

– Он? С его толстенными стеклами?

– Точно. Итак, он дал сигнал, мы повернулись, сняли штаны и хохотали, как дураки, выставив свои тощие ягодицы. Но когда автобус проехал, я увидел надпись на заднем стекле: «Первая баптистская церковь Черной Долины».

– О нет!

– О да! Мы поприветствовали хор. Я как сейчас вижу лицо миссис Аберкромби, прижатое к стеклу, с выпученными глазами и отвисшей до предела челюстью.

– Органистки? – задыхалась от смеха Пайпер.

– Семидесятидвухлетней органистки, – добавил Дин. – Именно священник первым назвал нас Великолепной пятеркой.

Глаза ее от смеха наполнились слезами. Но через минуту улыбка Дина пропала.

– Великолепная пятерка все еще жива. Великолепная четверка уже ничто, – пробормотал он.

– Дин?

– Так любил говорить Клайд, и теперь… Они молчали.

– Значит, ты считаешь, что за всем этим стоит бродяга? – спросила Пайпер.

– Илия? Он определенно чокнутый.

– Зачем ему нужно было тебя увидеть? Что он сказал? Дин улыбнулся.

– Что? – потребовала она, заметив его улыбку.

«Все дело в ее интуиции», – уверял себя Дин. Пайпер жила в унисон с внешним миром, чрезвычайно наблюдательная к малейшим изменениям, несмотря на свой подсознательный уровень.

– Ну же, док. Что он сказал?

Дин пожал плечами:

– Ничего существенного. Только… Чтобы я был внимательным. Что я не сумасшедший…

– Присяжные могли бы это оспорить, – сказала она со смешком.

– А потом он…

Пайпер повернулась к Дину горящим от детского любопытства лицом:

– Что?

– Потом он, ну, он… исполнил своего рода танец.

Ее взгляд необычайно долго задержался на его лице. Джип двигался сам собой. Наконец Пайпер улыбнулась, и последовал взрыв смеха.

– Танец? Он исполнил танец? – спрашивала она, задыхаясь от смеха. – Какой же танец?

Ее смех был заразителен. Дин безуспешно старался не поддаваться веселью.

– Даже не знаю. Два шага, вперед-назад. Руки в боки, что-то такое незамысловатое.

Его слова только вызвали новый приступ смеха. Это был очищающий смех. После всех тревог дня и ночи, после чудовищного напряжения смех был как вздох облегчения.

– Помнишь этот фильм – «Доктор Дулитл»? – спросила она, хватая ртом воздух.

– С Рексом Харрисоном?

– Нет, другой, с Эдди Мерфи. Тот, с морской свинкой, – Пайпер отпустила непослушный руль и повертела руками, как будто помешивая что-то в огромном горшке, потом с убийственным выражением лица и скрипучим голосом Криса Рока пропела: – «При-хо-ди-и сего-о-дня но-очью…»

Дин хмыкнул от удовольствия.

Машина резко остановилась у дома Трумэна, обдав все вокруг волной снега.

– Вот мы и дома, док. Ну что, пригласишь меня выпить? – отблески огней приборной доски плясали на левой стороне лица Пайпер, выделяя округлые щеки и изящный нос.

Дину захотелось поцеловать ее. Это был страстный и всепоглощающий порыв, смывший все его беспокойство по поводу разницы в возрасте и вину перед Джуди. В этом движении воплотились бы все его мысли и надежды, потребности и страхи.

Мир замер.

– Док? – Пайпер вскинула голову, одобрительно покосившись на него правым глазом. Приборные огни проводили мягкие изумрудные линии по подбородку.

– Алло, док? Кто-нибудь дома?

Пригласить ее? Он никогда никого не приглашал. Дин взглянул на простой, обшитый досками дом. Кинжал страха вонзился ему в сердце.

– Док?

– Свет горит, – его голос упал до шепота, слова заледенели, словно от холодного северного ветра. – Там кто-то есть. Но кто это?


глава 21


Снежная пелена окутывала ступеньки, белым покрывалом выстилая дорогу к темному входу. Кромка сосулек свисала с крыши неровными заостренными зубьями. Дом ждал, темный, холодный, пустой, за исключением маленького мерцающего огонька в окне наверху.

– Ты не мог оставить свет? – прошептала Пайпер.

Дин покачал головой. Уголки его рта озабоченно поползли вниз.

– Это не от лампы. Это свеча. И я уверен, что не зажигал свечи.

– Стоит вызвать шерифа?

– Нет времени. Вдруг это огонь в камине? Подожди здесь. Дин распахнул дверцу машины. Мороз ухватил его за щеки.

– Я иду с тобой.

– Нет. Ты остаешься здесь, – и он шагнул в пургу.

Резкий ветер полоснул по лицу. Дин утопал в снегу по щиколотку, каждый шаг давался с таким скрипом, как будто хрустели кости – тоненькие, хрупкие…

Останки младенца.

Он шел очень аккуратно, на ходу медленно доставая ключи из кармана пальто. Руки его тряслись; он взглянул на них, как на чужеродный предмет, и вложил ключ в замок.

Дверь распахнулась.

Не заперто?

Мышцы шеи сильно напряглись. Рука потянулась к выключателю. Но ничего не произошло. Он пощелкал выключателем в надежде, что свет загорится.

Темнота.

Где-то в глубине горла распространялся горький привкус желчи. Нет электричества. Дин дышал часто и со свистом. Чтобы не задохнуться, сжал зубы и втянул сквозь них морозный воздух. Два шага вперед. Тьма поглотила его. Дин с трудом различал контуры мебели, ориентируясь скорее по памяти, чем по блеклому отсвету уличного фонаря. Дом, который служил ему верой и правдой более двадцати лет, неожиданно стал враждебным.

Дин Трумэн явно ощущал присутствие смерти.

– Дин.

Он подпрыгнул на месте и обернулся, кровь прилила к голове. Позади него стояла Пайпер.

– Боже, ты напугала меня до чертиков. Я же просил тебя оставаться в машине.

– Я подумала, что тебе может понадобиться это, – она протянула ему пистолет. – Я держу его в бардачке.

– Я не знаю, как пользоваться оружием, – прошептал он.

– Зато я знаю, – из-за его спины она вглядывалась в неестественную вязкую темноту. – Света нет?

– Нигде.

Им пришлось оставить дверь открытой. Снег кружился у входа, загоняемые внутрь порывами ветра. Дверь качнулась, петли скрипнули. Дин двинулся вперед, Пайпер, не отставая, за ним.

Где-то в кромешной тьме ожило радио.

Они замерли на месте.

– Какого черта это значит? – спросил Дин. Пайпер повела головой.

– Радио? Я знаю песню. Это «Катись» Дэвида Эссекса, только… немного отличается. Ремикс? Идет откуда-то сверху.

– Наверху нет радио, – пробормотал Дин. – Нет даже магнитофона.

– Теперь есть. Или кто-то вроде Дэвида Эссекса вломился к тебе в дом и устроил концерт экспромтом. Где здесь лестница?

Дин снова пошел вперед. Музыка играла громко и в то же время отдаленно: звуки доносились так, как будто дом был раз в десять больше. Дин и Пайпер медленно взбирались по лестнице.

– Может быть, я пойду первой? – предложила Пайпер. – У меня ведь пистолет.

– Нет.

Руки у Дина тряслись, по телу прошла судорога. Но музыка вела его правильным курсом. Что-то не так с музыкой.

– Ты права. Это та песня, но не совсем.

Дин продвигался по лестнице, а музыка нарастала с каждым шагом, как будто физически воплощаясь в густой темноте.

Он задыхался, организм изменяла ему. Сердце билось такими толчками, что Дин опасался, как бы оно не разорвало ему грудь. Память подсказала слова секундой раньше, чем взревел хор.

Дин оказался на вершине лестницы, когда песня приблизилась к ужасной фразе:

– Джимми Дин… стук, стук, стук… Джимми Дин… стук, стук, стук…

Он похолодел. Пайпер с размаху врезалась ему в спину. Хор продолжал:

– Джимми Дин… стук, стук, стук… Джимми Дин…. стук, стук, стук…

– Песню переделали. Повторяется одна и та же строчка, – сказала Пайпер. – Кто-то вставил звук сердцебиения.

Потоки горячего страха искрились, испепеляли самые сокровенные уголки его души. По лбу стекал клейкий пот.

– Дин? – голос Пайпер донесся откуда-то издалека, как будто из-под воды.

– Джимми Дин… стук, стук, стук… Джимми Дин… стук, стук, стук…

Дин попытался смочить горло слюной – оно пересохло, как колодец в пустыне.

– Зачем кому-то понадобилось переделать песню? Почему? Почему?

Потому что только один человек называл его так. Потому что этот человек исчез двадцать два года назад. Потому что кто-то подталкивает его к сумасшествию, к умственному расстройству, за гранью которого все разумное и рациональное перестает иметь значение, навсегда погружаясь в бездонную пропасть отчаяния.

– Джимми Дин… стук, стук, стук… Джимми Дин… стук, стук, стук…

Мелодия звучала все громче. Кровь пульсировала у Дина в висках. Сотрясало все его тело, разум, душу.

Из-под закрытой двери пробивался слабый, дрожащий пучок света. Спальня. Музыка шла из спальни.

Пайпер обошла Дина и устремилась к двери.

– Не надо, – окликнул он ее.

Она не остановилась. Дин едва различал очертания ее тела – темное на темном. Казалось, бесплотную тень Пайпер сейчас сдует резким порывом ветра. Он последовал за ней. Пайпер уже стояла у двери. Зажав пистолет в правой руке, левой она поворачивала ручку. Медленно, медленно. Дверь бесшумно открылась, а, вернее, мощные удары музыки заглушили звук.

Пайпер вошла в комнату.

На столе рядом с окном горела свеча. Маленькое, размером не больше наперстка, пламя переливалось желтым и оранжевым, слегка колеблясь, отбрасывая тонкий конус света. Пайпер шагнула к нему. Дин остановил ее, отодвинул за свою спину и выступил вперед. Тени от огонька плясали, как черные молнии. Комната ожила, перекрещенная судорогами отсветов. Дин видел как бы молниеносные фотоснимки кровати, края стола, тумбочки.

Здесь было еще холоднее. Дину показалось, что его дыхание замерзает в воздухе. И песня стала громче. Но тусклый свет пламени не позволял обнаружить ее источник. У Дина по телу пробегали непрерывные волны дрожи.

Он неуверенно вступил в мерцающий ореол. Что-то коснулось его лица… что-то холодное и податливое.

Страх ударил наотмашь. Дин отпрянул назад, навалившись на Пайпер. Оба прижались к стене.

– Джимми Дин… стук, стук, стук… Джимми Дин… стук, стук, стук….

Он на ощупь нашел шкаф.

Шкаф. В верхнем правом ящике фонарь. В сведенном судорогой горле ощущался горьковатый привкус.

– Боже, что это там? – спросила Пайпер.

Дин нащупал ручку ящика и потянул за нее. Ящик скрипнул. Он вынул фонарь и нажал кнопку.

Щелк.

Веер яркого белого света раскрылся перед ними. На мгновение ослепленный, Дин тем не менее уловил взглядом что-то.

Что-то… свисающее…

Он моргнул, чтобы картинка прояснилась.

…свисающее… вращающееся…

Наконец он отчетливо увидел.

Пайпер вскрикнула. Дин старался выдавить из себя хотя бы звук, но горло перехватило спазмом.

С притолоки свисало тело на веревке. Петлю скрывала бессильно упавшая голова, неестественно запрокинутая на сторону. Совершенно невообразимое положение, если только не сломана шея.

Когда Дин в темноте наткнулся на тело, оно стало вращаться на конце веревки, медленно раскачиваясь взад-вперед в конусе света. Дин узнал это лицо еще до того, как разглядел. Но неотрывно смотрел, как оно постепенно высвечивается: профиль, скула, глаза…

На стропиле со сломанной шеей болталась Мевис Коннетти. Ее лицо запечатлело неприкрытый ужас.

– Джимми Дин… стук, стук, стук… Джимми Дин… стук, стук, стук…

На груди Мевис Коннетти был прикреплен обрывок картонки с посланием. Дин против своей воли прочитал написанное. Четыре слова.

Как клеится, Джимми Дин?

– Джимми Дин… стук, стук, стук… Джимми Дин… стук, стук, стук…


глава 22


Даб Пелтс досконально изучил цыплят. Он знал о них все, как другие мужчины знали все о своем охотничьем снаряжении, рыболовных снастях, о своей машине. Даб знал их симпатии и антипатии, привычки и настроение. Большинство людей и не думали, что у цыплят может быть настроение, но Даб знал. Он замечал малейшие, но существенные признаки. Суетливая беготня при отсутствии должного клевания означала: что-то не в порядке – возможно, где-то поблизости хищник. Если птицы слишком часто опускали клювики в корытце с водой, необходимо было выявить первые симптомы болезни.

Даб выращивал цыплят, поскольку ничего лучшего не мог придумать. Он потерял работу – четыре года назад после закрытия лесопилки. Жена умерла. Дети выросли, и у них была своя собственная жизнь.

Выращивание цыплят стало хобби Даба Пелтса. К тому же «девочки», как он называл кур, служили ему развлечением – его собственной разновидностью мыльной оперы с той разницей, что действие происходило в реальной жизни и ограничивалось цыплячьим мирком.

Все знания и вся наблюдательность Даба проявились в доскональном изучении цыплят и их повадок.

– Ты видишь, и, если у тебя есть хоть капля мозгов, ты запоминаешь, – частенько говорил он.

Никто этого не слышал, кроме цыплят, а они неспособны различать такие тонкости.

Но Даб всегда все подмечал. И в это утро что-то нарушилось.

В курятнике царил беспорядок. Снег загнал птиц внутрь. Это само по себе заставляло их нервничать, но было что-то еще. Даб мог поклясться. Было еще что-то важное. Может быть, опоссум, енот, или даже рысь наблюдала за ними из леса. Что-то беспокоило его девочек.

Большинство людей думают, что куры – воплощение глупости. Возможно, так оно и есть, но их в то же время отличает и сметливость, по крайней мере, на уровне инстинктов. Они хорошо чувствуют недоступное ощущению других зверей. Вероятно, Бог компенсировал им таким образом недостаток мозгов. Как бы то ни было, Даб прекрасно знал, как радикально изменить их настроение.

Надев зимнюю экипировку – темно-зеленое пончо с капюшоном и высокие резиновые калоши, он двинулся к задней двери, ведущей в курятник, подумал секунду, вернулся обратно и достал двуствольное ружье.

Цыплячье население знало данные предметы.

В этой части страны водились медведи. Они встречались редко, но иногда такие случаи бывали. Даб заложил патроны в оба ствола, щелкнул затворами и прошел во двор.

Ботинки моментально увязли в глубоком снегу, он с трудом добрался до курятника.

Даб погладил гладкий холодный металл ружья. Какой-то свистящий и шипящий звук донесся до его слуха, и он поднял голову. Снег проник под пончо. Холодные крупинки таяли, струйками стекали в отверстие сзади. Другие заползали под фланелевую рубашку, оставляя обжигающие следы. Его взгляд бы прикован к предмету в небе, который все рос и рос.

Он взял ружье только чтобы охранять себя и девочек. А теперь палил вверх, пока не кончились заряды. Он не бросил винтовку. Он не опустил двустволку. Он просто не мог двигаться.

Его сердце заледенело в груди. Дыхание остановилось.

Он был парализован, ошеломлен пылающим объектом, прорезавшим небо.

В департаменте шерифа содержались заключенные определенного сорта. В основном, пьяные, задержанные здесь на одну ночь, да изредка бродяги. Лишь однажды сюда попали братья Бендез, напавшие на друга с кольями на выгоне для скота. Но их содержание таких арестантов требовало определенного распорядка.

Каждое утро Кой Чиверс должен был переходить улицу и приносить завтрак посетителям. Он предпочитал называть их так, а не обитателями. Посетители звучало не так обреченно. Завтрак всегда состоял из одних и тех же блюд: оладьи, замешанные на пахте, омлет, поджаренное мясо и апельсиновый сок. Но в это утро все было по-другому. В это утро в их посетителях числился киллер, настоящий Потрошитель, добросовестный серийный убийца, как в кино. Как сэр Энтони Хопкинс в «Молчании ягнят». Точно такой.

Что же ест на завтрак человек, расчленявший людей на части? Мозги?

Обдумав несколько раз свое затруднительное положение, Кой Чиверс наконец остановился на колбасках и яйцах-пашот, а не омлете. Черничные оладьи – без всякого основания, просто по интуиции – и молоко вместе с апельсиновым соком. Лучше перестараться, чем недоделать.

Кой какое-то время оставался доволен своим выбором, пока возвращался в участок и спускался по лестнице к камерам предварительного заключения. Но сомнение всегда нас подстерегает. Что, если посетитель не любит яйца? Что, если он не любит оладьи? У него может быть аллергия на чернику. А Кой обо всем этом не подумал. А колбаски? Что, если они неважно поджарены? У Коя пересохло во рту, и он в нерешительности замедлил шаги. Что, если?..

– Нет, и так сойдет, – произнес он вслух, чтобы подбодрить себя. – И так сойдет. Он вполне это может есть, пусть этим и довольствуется, нравится ему или нет. Он заключенный, а я полицейский. Все проще простого.

Кой Чиверс протянул руку и нажал на металлическую ручку. Пшик! Тоненькая, неровная искра голубого электричества вылетела из ручки и пронзила его палец. Кой отдернул руку, чуть не уронив поднос.

– Бог мой!

Статическое электричество. Он, должно быть, подцепил его с нового пышного ковра, заказанного шерифом прошлым летом. Кой снова взялся за ручку, теперь с опаской. Она больше не била током. Чиверс облегченно вздохнул, открыл дверь и осторожно вошел внутрь.

– Время завтракать. Вот, я тебе принес колбаски, яйца-пашот, черничные оладьи и…

Кой выронил поднос. Его колени подкосились.

Камера предварительного заключения номер два была пуста.

– Бог мой!

– Двое сумасшедших болтунов за два дня, – бормотал себе под нос Джерри Нильс. – Рекорд.

Он припарковал полицейскую машину на свободном местечке у бара «Мэки». Резкий ветер сдувал ледяные кристаллы с земли. Джерри, дрожа, вошел в бар.

Он стоял в фойе, сбивая снег с ботинок, когда краем глаза уловил какую-то тень. Смутное отображение белых волос. Кто-то на улице. Стоит. Просто стоит на другой стороне улицы и внимательно следит за баром. В такой день? Джерри прижался лицом к стеклу с замерзшими узорами. От его дыхания оно моментально запотело. Рукавом пальто он тщательно протер образовавшееся отверстие.

Мужчина-тень исчез. Если он вообще там был. Наверное, сумасшествие заразно?

Джерри хмыкнул про себя:

– Ну-ну, помощник шерифа.

В баре было всего два человека: Леонард, бармен, живший на заднем дворе, и Даб Пелтс. Последний сидел в дальнем конце бара, присосавшись к узкому горлышку бутылки «Хайнекена». Судя по его виду, это была уже не первая бутылка.

Леонардо и вызвал Джерри. Бармен встретил его у входа.

– Так и сидит уже полчаса. Отнял у меня двадцать минут и почти столько же бутылок пива – надо было его как-то успокоить.

Джерри приподнял шляпу большим пальцем.

– Расскажи-ка мне все по порядку. Что там случилось? Леонард вытер руки о свой неизменный фартук. Его голос осип, огрубел и звучал как трещотка – следствие постоянного нахождения в прокуренной комнате.

– Когда я встал сегодня утром, он уже ждал снаружи. Глаза как плошки. Сразу принялся болтать. Говорит, его курятник разрушен.

– Его курятник?

Леонард указал на старика в конце бара.

– Да, полностью разрушен.

– Чем?

– Огнем.

Джерри вздохнул почти с облегчением. Это было не так страшно. Леонард оборвал его вздох.

– Сначала послушай, от чего начался пожар.

– Пожар? – в.дальнем конце бара Даб Пелтс поднял голову, она качалась, как буй в морской зыби. – Пожар. Унес. Полностью унес.

Он прищурился, пытаясь сохранить прямое положение. Глазами нашел Джерри.

– Это вы, шериф?

– Нет, Даб. Это Нильс, помощник Джерри Нильс, – он направился в дальний конец бара, удержав таким образом старика от необдуманного и опасного порыва встать и пройтись. – Сожалею о ваших цыплятах.

Морщинистое лицо сморщилось еще больше. Глаза закрылись – сначала правый, потом левый. С секунду Джерри думал, что старик с ним соглашается. Потом правый глаз опять открылся, а заодно и левый, но так медленно, как будто на веки налипла грязь.

– Так что насчет пожара, Даб? Из-за чего он вышел? Перемена оказалась разительной. Старик выпрямился. Одутловатое лицо затвердело. Веки вспорхнули вверх, как крылья бабочки.

– Космический корабль, вот что.

Джерри взглянул на Леонарда в поисках объяснения. Бармен пожал плечами.

– Космический корабль?

Даб кивнул. Хлопья белой слюны повисли в уголках его рта.

– НЛО. Долбаный неопознанный летающий объект. Он всему виной. Я его расстрелял. Дырку в нем сделал. Но он рухнул. Рухнул плашмя прямо в середину моего курятника, сжег моих птенчиков, маленьких, бедных птенчиков.

Спина старика заходила ходуном. Он скрючился. Лицо его сморщилось. Щеки повисли, как пустые мешки, когда Даб Пелтс зашелся в молчаливом плаче.

С минуту Джерри соображал, что предпринять. Он знал Даба всю жизнь. За ним водились кое-какие странности, особенно после смерти жены, но на сей раз он зашел слишком далеко.

– Не веришь мне, – сказал старик, покосившись на него краем правого глаза. – Пойди и посмотри на это сам, чертов сын.

Что-то новое проступило в лице старика. Румянец принял восковой оттенок. Страх, неприкрытый страх мелькнул в налитых кровью глазах.

– Пойди и посмотри сам, но вот что я тебе скажу: я туда никогда больше не пойду. Никогда.

Пайпер проснулась в одиночестве. Было без четверти двенадцать. Яркий теплый свет отражался от белой поверхности снега и проникал через окно, выходившее в сад. Она села и потерла мышцы на шее. Огонь в камине догорал. Пайпер проснулась от легкого холодка.

Одна.

Дин был с ней, когда она заснула на кушетке. Пайпер обнимала его. Успокаивала, баюкала, гладила по голове, пока он тихонько плакал.

Шериф отослал их домой, когда было уже больше двух часов ночи.

– Можешь приютить его на ночь? – спросил Джон у Пайпер. – Не думаю, что он сможет быть в одиночестве. Впрочем, так же, как и ты. Показания ваши я выслушаю и утром.

– У меня есть комната для гостей.

Но они до нее так и не добрались. Пока Дин разжигал огонь, Пайпер собрала поесть.

Они присели на кушетку, потягивая вино и глядя на пляшущее, как извивающиеся ряды кордебалета, пламя. Угли трещали, легкое облачко голубовато-серого дыма поднималось из камина. Разговор не клеился. Должно быть, эмоции перегорели, подумала Пайпер. Оба они обессилели.

В какой-то момент Дин заплакал, и она заключила его в объятия, чтобы успокоить. Гладила по волосам, целовала в виски, поддерживала. И она плакала вместе с ним. Так на кушетке, обнявшись, как влюбленные, они и уснули.

А сейчас он ушел. Да, Пайпер была разочарована.

«Женщина умерла, а ты озабочена тем, что твой дружок рано покинул тебя. Стыдись».

Пайпер встала и потянулась. Она не меняла одежду с прошлой ночи и почувствовала себя несвежей и измотанной, ей срочно нужно принять душ.

В кухне она нашла записку: «У меня идея. Ушел в лабораторию. Взял джип. Скоро вернусь. С любовью, Дин».

Шериф запустил пальцы в волосы, потом кое-как нахлобучил свою круглую шляпу и поморщился. Он ненавидел больницы. А морги тем более. Не мертвецов. Он мог их касаться. Но запах. Ужасный запах, который пропитывал всю одежду, въедался в волосы…

Он накинул простыню на лицо Мевис Коннетти, потом задвинул поддон в хромированный шкаф.

Забит до отказа.

«Если еще кто-нибудь умрет, мне придется складывать их в поленницу».

После сопровождения Мевис Коннетти («сопровождение» – какое бездушное слово) Джон около двух часов допрашивал с пристрастием бродягу. Илия. Шериф скрипнул зубами, в висках от постоянной бессонницы пульсировала кровь. Бродяга только улыбался. Когда же он начинал говорить, то выходила идиотская болтовня. Джон потерял терпение и свой профессионализм. Он как следует поколотил парня – расквасил губу, поставил «фонарь» под глазом.

Человек этот явно был ненормальным, в этом не оставалось сомнений. Но не оставалось сомнений также и в том, что он не убивал Мевис Коннетти. У него было отличное алиби: в это время он находился в тюрьме. Так что же это значило? Два убийцы? Тандем убийц?

– Шериф! – дверь морга распахнулась с такой силой, что пружина распрямилась и откинула дверь обратно, жестоко саданув по носу Коя.

Помощник попятился, испуганно моргая. Джон вышел следом.

– Ты как?

Кой держался за нос.

– Я двумыю, я свомав мой нуф.

Джон отвел его руку. Нос распух и наливался кровью.

– Ты не сломал нос. Он даже не кровит. Но ты сломаешь шею, если будешь так бегать.

– Она просто отлетела и ударила меня.

– Да я там был, помнишь? Так что же такое важное случилось, что ты рвался сказать мне, наткнувшись на дверь?

– Это она наткнувась на меня.

– Неважно.

Помощник скосил глаза от напряжения, пытаясь рассмотреть нос. В громкоговорителе раздался голос сестры, вызывавшей санитара в палату номер один.

– Чиверс, – выпалил Джон.

Это привлекло внимание его помощника. Он поднял широко раскрытые глаза:

– Бводяга пропав.

– Что?

– Пропав, – повторил Кой, зажав нос большим и указательным пальцами. – Бводяга.

– Бродяга? Илия Костлявый? Кой кивнул.

– Он пропав. Ушев. Исчез. Фь-ю-ю.

Джон выбежал прочь.

– Это не моя вина, шевиф. Я пвинес ему овадьи.

Снег перестал идти. Джон успел заметить это, пока летел двадцать шагов между больницей и департаментом. Но тот, что нападал, не растаял. Этим утром термометр показывал минус десять, но, видимо, неверно. Джон знал, что такое минус десять, а сейчас было чертовски холодно.

Теплая волна воздуха из офиса ударила ему в лицо, но он не замедлил хода.

– Телефоны в норме, – отрапортовала Мегги Дейн, прикрыв рукой микрофон. – Управление на линии. Они закрыли дорогу со своей стороны и хотят знать, сделали ли мы то же самое.

Джон скорчил рожу, но не остановился.

– Скажи им, что я, черт дери, слишком оглупел, чтобы думать об этом. Нет, скажи им, что мы специально оставим ее открытой, чтобы посмотреть, сколько народа пролезет в ущелье.

– Шериф говорит, что, безусловно, офицер, дорога закрыта, – с профессиональной корректностью отчиталась Мегги в телефонную трубку.

Джон едва сдержал улыбку, поднимаясь по лестнице.

– Скажи, чтобы они прислали вертолет; нужно отвезти тела на экспертизу.

Он даже не потрудился обернуться, чтобы убедиться, слышала ли его Мегги. Она всегда его слышала.

Камеры предварительного заключения были устроены в подвальном помещении здания муниципалитета. В них вел только один вход, а из них – только один выход, из-за чего частенько возникали столкновения со службой пожарной безопасности штата. Невзирая ни на что, это означало, что для того, чтобы покинуть камеру, Илии Костлявому пришлось бы пройти по этой лестнице и через эту дверь, потом через центральный офис, а уж потом он смог бы выбраться наружу. Джон, спавший меньше трех часов, знал: здесь всю ночь кто-то находился, и больше половины ночи это был он сам.

Как же, черт подери, он мог сбежать?

Позади него раздались торопливые шаги Коя Чиверса. Джон открыл дверь и вошел на территорию отделения предварительного заключения. Незнакомец, Костлявый Илия, поднял голову и улыбнулся ему. С пластиковой вилки у него свисал кусок оладьи. На коленях балансировала тарелка из пенополистирола.

– Доброе утро, шериф.

Кой успел удержать дверь, пока она не закрылась, и влетел следом за начальником. Но тут же замер на месте, забыв о своем носе, все еще красном после пережитого. Его глаза были прикованы к человеку в камере.

– Не может быть. Не может быть. Клянусь Богом, шериф, его здесь не было еще три минуты назад. Нигде.

Кровать, представлявшая собой узенькую кушетку с проволочной сеткой, не могла бы служить убежищем. Не было и окон, чтобы вылезти на улицу.

– Проблемы, шериф? – спросил Илия, улыбаясь.

Джон не ответил. Он со всей силой грохнул дверью, заперев ее.

– Шериф, я не шучу. Его здесь не было. Клянусь. Камера пустовала.

– О, кстати, спасибо за яблочные оладьи, помощник Чиверс, – сказал Илия.

Жалкое подобие улыбки промелькнуло на длинном, вытянутом лице блюстителя закона и зачахло на корню.

– Эй, я не приносил яблочных. Я принес тебе черничные и уронил…

Кой взглянул на пол, и лицо его обратилось в мертвенно-бледную маску, никогда раньше Джоном не виданную. На полу лежал опрокинутый поднос с вывалившимися оладьями, колбасками и яйцами-пашот.

– Видишь? Видишь, вот это я уронил, когда никого не нашел в камере.

– Это правда, шериф. Он уронил поднос, – подтвердил Илия.

– Вот видите, – сказал Кой, нахмурившись с недоверием. – Эй, откуда ты знаешь? Ведь тебя здесь не было.

– А потом помощник любезно принес еще одну порцию. Еще раз спасибо, – Илия отправил кусок оладьи в рот и с выражением глубокого удовлетворения прожевал его.

– Шериф, я не… Джон поднял руку.

– Хватит. Возьми что-нибудь и приберись здесь.

– Но, шериф?!

– Наверх, быстро! – голос Джона Эванса не оставил ни малейшего желания протестовать.

Помощник поплелся прочь, бормоча на ходу:

– Яблочные оладьи. Я не приносил яблочных. Достал черничные. Его не было там, как он мог узнать?..

А Джон повернулся лицом к бродяге. К человеку, которого сам он называл Илией Костлявым. К человеку, которого шериф считал ответственным за одно, нет, три убийства, совершенные в последние сорок восемь часов. К человеку, который стоял за всей этой чертовщиной, продолжавшейся по сию пору. Илия оторвал еще кусок оладьи и положил в рот.

Телефонная связь восстановилась. Это означало, что компьютеры тоже в норме. Значит, Джон мог отправить портрет Илии по электронной почте в полицию штата. Он уже составил 189 вопросов как основу для отчета. Этот отчет предстояло ввести в базу данных ФБР по Развернутой Программе по Борьбе с Криминалом для получения соответствующего обеспечения. Человек не просто так начинает резать людей. Он должен быть для этого подготовлен. А это предполагало наличие целой шайки убийц в других штатах.

Илия.

Скоро Джон узнает его настоящее имя и с кем и как он связан.

Илия улыбнулся, смакуя свой завтрак.

– Да, давай, наслаждайся, – сказал Джон. – Развлечения скоро кончатся. Телефоны восстановили. Полиция штата Орегон выслала вертолет. Может быть, они заберут тебя с собой. Посмотрим, как тебе понравится в главной тюрьме «Лейн». Там-то куда меньше комфорта.

Джон сказал это просто так, чтобы понаблюдать за реакцией. Просто, чтобы прогнать улыбку с самодовольного лица этого ублюдка. Но эффект превзошел все ожидания.

Илия вскочил на ноги, тарелка с оладьями отлетела в сторону, как ненужный хлам. Он подбежал к решетке, схватился за прутья руками и прижался к ним лицом. Всю напыщенность как рукой сняло, все поддельное веселье потухло в его голубых глазах.

– Послушайте меня, шериф! Послушайте! Вы должны сказать им, чтобы они развернулись и летели обратно в Юджин. Вертолет не должен пересечь границы Чёрной Долины.

– Я никому ничего не должен, – сказал Джон, в котором такая резкая перемена возбудила любопытство. – Назови причину.

– Я не могу, – Илия внимательно изучал пол с минуту, потом поднял глаза. – Вы просто должны, и все.

Джон подумал немного, вглядываясь в лицо этого странного заключенного.

Его лицо.

В нем все дело. Именно оно поразило шерифа, приведя в недоумение. Это лицо, которое Джон «обработал» прошлой ночью. Но на нем не было никаких отметин. Не было рассеченной губы. Не было подбитого глаза. Никаких синяков.

Как, черт подери?

– Шериф, пожалуйста. Я прошу вас. Скажите федеральной полиции штата, чтобы повернули обратно. Оно уже практически здесь. Вы понимаете?

– Когда ты начнешь приводить мне серьезные мотивы, я придам серьезное значение твоим просьбам. Но то, что ты говоришь мне сейчас, ты, наложивший в штаны от страха перед полицией штата, свидетельствует лишь о том, что у тебя долгая история, а значит, ты валяешь дурака.

Костлявый Илия отошел от решетки. Руки повисли плетьми, плечи ссутулились.

«Уничтожен, – подумал Джон. – Я поймал его. Глупый ублюдок».

Шериф повернулся и пошел к двери. Но, подойдя к ней, он помедлил минуту, чтобы взглянуть на человека в камере. Илия вернулся на койку. Он присел на край, обхватив голову руками, крепко вцепившись пальцами в густые каштановые волосы.

И тогда Джон увидел. От смущения у него закружилась голова. Что-то серое и прилипчивое, как назойливые помехи, мелькало у него перед глазами, мешая нормально видеть. Комната вертелась вокруг оси. Замешательство и усталость сплелись воедино, а венцом их союза явилось всепоглощающее чувство неверия.

Илия.

Штаны узника были испачканы свежей грязью.


глава 23


Холод пробирал насквозь, Пайпер не могла припомнить такого мороза. Тяжелые причудливые облака, налитые как свинцом, живым куполом висели над местечком. «Форд Рэнджер» снова пробирался сквозь снежные завалы по тому, во что теперь превратились дороги.

Дин заехал за ней и с удовольствием доверился ее мастерству автогонщика, заняв место рядом с водительским сиденьем. Несмотря на то, что он отказался объяснить ей что-либо, улыбка не сходила с его лица. Частичка былой уверенности, та искра, которая озаряла его исследования по физике, снова промелькнула в глубоких темных глазах.

«Возникла идея», – гласила записка. Неужели он открыл тайну? Разве это было возможно? Но тогда только для такого человека, как Дин. Пайпер почувствовала странное успокоение при виде приподнятых уголков его губ.

– Просто догадка? – выпытывала она.

– Я все покажу, когда мы приедем. Джон ждет нас в больнице. Мне сначала нужно кое-что проверить.

Пайпер и Джон сидели в вестибюле больницы, пока Дин внимательно изучал тела. Фактически это нарушало все правила, но Пайпер заметила, что, когда речь шла о Дине, шериф никогда не останавливался перед такими мелочами. Его вера в ученого оставалась непоколебимой. Однако, пока они ждали, шериф заметно дергался, что совершенно не подходило к его манере держаться. Пайпер никогда не видела шерифа в таком состоянии. Впрочем, можно было назвать немало вещей, которые она никогда не видела до этой недели.

Дин вернулся из морга, снял хирургические перчатки и опустил их в бело-оранжевый контейнер с самозакрывающейся крышкой, помеченный большими буквами: «Биологически опасно».

– Ну как? – спросила Пайпер.

– Входите, – Дин провел их в лабораторию с повышенной влажностью, приспособленную для изучения жидкостных сред человеческого тела.

Они прошли мимо хромированных холодильников, центрифуг, пробирочных штативов, пустых мензурок, мимо доски объявлений, увешанной рулончиками бумаги. На секунду остановились, чтобы Дин забрал чью-то фотографию в рыбацком костюме с огромной форелью в руках. И продолжили свой путь по лаборатории к тому месту, где стояли микроскопы.

Дин опустил снимок рыбака под линзу микроскопа, наклонился, регулируя фокус, потом предложил им взглянуть. Джон ответил молчаливым согласием.

– Что это такое? – поинтересовалась Пайпер. – Зачем мне смотреть на увеличенную фотографию человека и рыбы?

– Просто посмотри, – ответил Дин. Джон отошел в сторону.

Пайпер приложила глаз к окуляру. При таком увеличении фотография казалась множеством размытых многоцветных точек.

– Ладно, я посмотрела. Я не знаю, что это, но я посмотрела.

– Это обычная фотография – вот что это такое.

Пайпер оторвалась от микроскопа, и ее место занял Дин, заменив чем-то фотографию с рыбаком.

– Взгляни теперь.

Пайпер снова склонилась над окуляром и внимательно вгляделась. На этот раз изображение было несопоставимо. Вместо плоских туманных цветных точек она увидела катакомбы – трехмерное изображение аккуратных точек, наслаивающихся одна на другую в полном беспорядке с постепенным увеличением размера.

– Боже мой, как красиво! Пришла очередь Джона.

– Это еще что?

Дин улыбнулся. В карих глазах зажегся уверенный блеск.

– Наука, вот что это такое, – сказал он. – Вынь ее.

Джон вытянул фотографию со штатива. На сей раз это был снимок молодой девушки и юноши.

– Тина, – сказал Джон. – Это фотография, которую принес Мейсон. Он утверждал, что видел на ней Уайти Доббса.

Дин кивнул.

– Уайти? Кто такой Уайти Доббс? – спросила Пайпер.

Желающих ответить не нашлось.

– Теперь смотри, – Дин взял фотографию, удерживая ее между большими и указательными пальцами обеих рук, потом повернул так, чтобы они смотрели через его плечо.

Пайпер с интересом изучала снимок молодой симпатичной девушки с собранными в хвост длинными каштановыми волосами, сидевшей рядом с гладковыбритым молодым человеком с короткими черными волосами.

– И что я должна увидеть?

– Тсс, – предупреждающе шикнул Дин. – Продолжай смотреть. Еще секунду.

Картинка не изменялась: девушка и парень, примостившиеся на скамейке. Потом…

– Боже! – вскрикнул Джон.

Неожиданно парень пропал, а на его месте появился кто-то другой. Кто-то такой же молодой, но с белыми волосами. Белые волосы? Уайти Доббс?

Неожиданно парень на картинке ожил – задвигался. Его легкая усмешка превратилась в широкую, обнажающую зубы улыбку. А еще через секунду – чудо за чудом – он подмигнул.

Пайпер и Джон дружно попятились назад.

– Как, черт побери?!

Пайпер устремила взгляд на Дина, потом перевела его на шерифа. Первый улыбался, второй имел такой вид, как будто только что заглянул в собственную могилу.

– Как…

– Наука в чистом виде, – бодро заявил Дин. – Может быть, непростая, но в чистом виде.

Дин взял снимок, помахивая им, как флагом, в воздухе.

– Можно подумать, что это обыкновенная фотография, но она сильно отличается от всех современных фотоснимков. Если ее увеличить, вы увидите наслоение нескольких уровней четких точек. При воздействии умеренным электрическим разрядом они меняются местами, перевоплощая образ Дэвида Левина в Уайти Доббса.

– Но он двигался, – настаивала Пайпер. – Он подмигнул мне. Я видела.

– Тот же процесс, только в несколько раз усложненный.

– Значит, Мейсон не сумасшедший, – сказал Джон. – И он видел Уайти Доббса.

– Точно, и я тоже. В тот день у тебя в офисе, но с небольшим отличием. У Мейсона снимок просто менял изображение Левина на Доббса, а при мне он еще и двигался, как вы только что видели.

– Как? Я говорю, что понимаю твое объяснение обо всех этих точках поверх точек и электрических разрядах…

– Частичная перегруппировка, – добавил Дин.

– Да, но как? Я никогда не видела и не слышала ничего подобного.

Дин присел на край коричневого стола. Он вспомнил о своей роли наставника.

– Существует множество вещей, о которых ты не слышала, но тем не менее они есть. Процесс телепередачи появился задолго до того, как большинство людей о нем узнали. В 1958 году никто даже не подозревал о банках с выдергивающейся крышкой. Вам приходилось открывать консервы ключом? Изобретения, которыми мы теперь пользуемся, были лишь в форме причудливых фантазий. Когда нашли обломки «Титаника», как вы думаете, чего там не обнаружили?

– Леонардо Ди Каприо, – подсказала Пайпер.

– Кроме него. Пластика. Там вообще не было пластика на тех приборах, которые потом считались чудом современной механики и техники.

– Потому что его еще не изобрели. Глаза Дина сверкнули.

– Неправда. Его уже получил нью-йоркский химик по имени Лео Бикеланд в 1907 году. Титаник затонул в 1912-м. Но хотя пластик и был изобретен, в практическое применение не поступил.

Джон скрестил мощные руки и кивнул:

– Так, ты хочешь сказать, что картинка просто трюкачество. Сфера науки, о которой мы просто никогда не слышали. Ладно, я могу так сказать о нас. Но ты? Ты-то наверняка слышал об этом.

Дин усмехнулся:

– Нет, и я ни о чем подобном не слышал. Знаю о полимерах, которые могут менять цвета, так что рубашка сегодня красная, а на следующий день становится зеленой. Но такого совершенства… нет. Я имею в виду, мы знаем, как можно менять фотографии на компьютере. Продают даже цифровые камеры, с помощью которых детки приделывают заячьи ушки и хвостики своим друзьям.

Он постучал по фотографии безымянным пальцем:

– Это то, что я называю близкой наукой, технологией за горизонтом сегодняшнего. Или по крайней мере, я надеюсь, что за горизонтом.

В коридоре было слышно, как палатную сестру вызывали с отчетом на дежурный пункт 1. Санитар уронил хромированное судно, громыхнувшее, как гонг. Пайпер различила мерный скрип резиновых подошв по твердому плиточному полу.

– Почему же фото не изменилось у меня? – поинтересовался Джон. – И почему оно не подмигнуло Мейсону?

– Это самая поразительная вещь. Картинка не только меняется, но и меняется у каждого по-разному, в зависимости от того, в чьих она руках. Когда она попала к тебе – ничего не произошло. Когда Мейсон держал ее – показался Уайти Доббс. Когда очередь дошла до меня – Уайти Доббс начал двигаться.

– Кто такой Уайти Доббс? – снова спросила Пайпер. Вопрос повис в воздухе.

– Каким-то образом, возможно, влияет запах тела или отпечатки пальцев, но фотография различает, у кого она в руках, и реагирует соответственно. Есть еще кое-что.

Дин указал на черную коробочку размером не больше зажигалки, со встроенным стеклянным глазом.

– Я обнаружил этот датчик на двери своего дома. Совершенная конструкция. Он сыграл роль пускового механизма, запустил магнитофонную запись, проигрывавшую специальную версию «Катись».

– Наука, – пробормотала Пайпер. – Но зачем? Или, точнее сказать, почему именно ты? Почему никто другой? Это имеет какое-то отношение к вашему загадочному Уайти Доббсу, о котором вы так и не собираетесь мне рассказать?

Дин и Джон как по команде отвели глаза.

– Я потом объясню, – пообещал Дин.

Но его лицо свидетельствовало о том, что он лжет. Пайпер почувствовала некоторую неловкость.

– А трупы? – сказал Джон. – Ты хотел осмотреть трупы, пока не прибыли из полиции штата.

Дин подпрыгнул и ткнул пальцем во второй микроскоп лаборатории.

– Да, да, трупы.

Срез уже лежал наготове.

– Любой нож или лезвие оставляют после себя в месте разреза микроскопические частицы. Легкие следы. Я снял несколько частиц с руки и классной доски и обнаружил сходство.

– Твоей классной доски? – мурашки беспокойства побежали по телу Пайпер.

– Да. Я не сообщил тебе, Джон, но в ту ночь, когда мы обнаружили тело Мередит Гэмбел, кто-то проник в мою классную комнату и оставил на доске послание. Кто-то пользовался при этом тем же ножом или лезвием, что и для отрезания частей тела. Но металл…

Он кивнул на микроскоп. Они оба наклонились. Джон первым, за ним Пайпер. Ее глазам предстала дрожащая серебристо-голубая смесь. Она вопросительно взглянула на Дина.

– Я никогда не встречал такой разновидности металла. Но теперь можно объяснить, как нож пронзил череп.

– А как насчет пылающего грузовика? Стеклянного смерча, убившего Мередит? Как это возможно? – спросила Пайпер.

– Я не знаю. Пока. Грузовик мог упасть с грузового самолета, с чего-то достаточно большого, способного переносить такие тяжести. Что до стекла, – Дин пожал плечами, – я честно, не имею представления. Пока. Но я найду объяснение. И я точно знаю, что сверхъестественного здесь нет. Это не мистика. Это просто…

– Наука, – закончила Пайпер. – Да, да, да, эту песенку я уже слышала. А как же я узнала о том, что должно произойти? Например, о грузовике?

– Ты мне расскажи.

Пайпер заложила волосы за уши.

– Я не знаю. Это просто ощущение.

Неожиданно она осознала, что Джон не сводит с нее глаз, и скрестила руки, подражая его позе. Потом перехватила проницательный взгляд Дина.

– Что? Не думаешь ли ты, что я в этом замешана?

– Тогда во всем появляется смысл, – сказал шериф. Пайпер заметила, что он блокировал ей путь к побегу. Это было практическое решение, а Джон воплощал практицизм. Он что, собирается арестовать ее?

– Дин? – умоляюще сказала она.

В голове доктора происходила борьба ума и сердца.

– Дин? – повторила Пайпер.

В глазах шерифа застыл тот же вопрос.

– Джон прав. Это самый реальный сценарий, – согласился Дин.

Пайпер почувствовала, как трепыхнулось в груди сердце, трепыхнулось в буквальном смысле слова, как бы обретя крылья и безуспешно пытаясь покинуть тесные пределы ее груди.

– Но не единственный, – продолжал Дин. – К тому же он не объясняет искры.

«Искры? Какие искры? О чем он толкует?» – подумала Пайпер.

– Возможно, у тебя повышенная чувствительность к малейшим переменам в атмосфере. Или от твоего тела исходит мощное биополе. Некоторые люди из-за этого не могут носить часы. Редко, но такое бывает.

– Я и не могу носить часы, – сказала Пайпер. – Они всегда останавливаются.

– Вот видишь. Это может объяснить искры…

– Искры? – переспросила она.

– В твоих глазах. – Дин нахмурился: – О, ты об этом не знала?

– В моих глазах искры? – ее голос поднялся на небывалую высоту, дрожа от беспокойства. – В моих глазах?

Дин потер большой палец об указательный:

– Крошечные. Но если у тебя мощное биоэлектрическое поле, то это реальное объяснение повышенной чувствительности к таким вещам. Особенно если задействовано электромагнитное излучение. Так объясняются неполадки с телефонами и радио.

И снова Джон молча и неохотно согласился со своим старым мудрым другом. Он ослабил стойку, но не до конца. Пайпер молчала. Джон потер подбородок.

– Но у меня возникает вопрос: почему? Почему сейчас? Почему у нас? Почему столько неприятностей?

Дин покачал головой. Пайпер нашла ответ:

– Из-за Дина.

К ее удивлению, Джон одобрительно кивнул. Зато Дин явно смутился.

Пайпер принялась ходить взад вперед в тесном пространстве лаборатории.

– Да, об этом стоит подумать. Что у нас есть, чего нет у других? Ученый, получивший Нобелевскую премию, – вот что.

– Неужели ты думаешь…

Она прервала его, подняв палец:

– Человек, убивший Мевис, оставил магнитофонную запись с обработанной версией «Катись» и свечу, чтобы заманить тебя и заставить потерять самообладание. Если ты судишь верно и все это близко к науке, то кто же имеет доступ к таким технологиям?

– Крупнейшие компании, – сказал Джон, – такие, как «Энекстех».

– Нет, только не «Энекстех». Они уже сделали лучший выстрел, заполучив Дина в качестве работника. Как насчет конкурентов? – Пайпер уперлась в стену, развернулась на пятках и пошла в противоположном направлении. – Подумай об этом. «Энекстех» выкупила холм Хокинса и планирует установить многомиллионное оборудование, только чтобы ты смог на них работать. Значит, они считают, что твои мозги, твои идеи стоят биллионы долларов. Ты упомянул химика, который изобрел пластик. Во сколько его оценили? Или того, кто изобрел скотч, нейлон, дакрон, гербициды, транзисторы? Как насчет дискет, жидкокристаллических дисплеев, тостеров? Даже трудно себе представить.

Дин уселся на край стола. Весь его энтузиазм пропал, лицо освещалось вспышками вины и страха.

– Так ты считаешь, что все дело в деньгах? – спросил Джон. – Весь этот бред носит имя «капитализм»? Только для того, чтобы удержать конкурента на расстоянии?

Пайпер пожала плечами:

– Не первый раз люди из алчности совершают необъяснимые поступки.

– Тогда почему просто не убить его? – произнес Джон своим уравновешенным голосом практика, который даже экстраординарные вещи подчинял разуму. – Если то, что ты говоришь, правда, то они, кто бы они ни были, не остановятся перед убийством. Так почему бы просто не убить Дина и не покончить со всем разом?

Пайпер переваривала этот вопрос.

– Может быть, они смотрят глубже. Может быть, он им нужен. Предположим, они могут украсть его у «Энекстех».

Джон прищурился:

– Или у них есть проблема, которую только он в состоянии разрешить.

Дин не понял:

– О чем ты говоришь?

Шериф в задумчивости шевелил губами.

– Что-нибудь в этом роде. Предположим, ты мне нужен. Для чего-нибудь нужна твоя помощь, и я, ну, начинаю травлю.

– Начинаешь травить меня?

– Вместо того чтобы просто пойти к тебе со своей проблемой, я чем-нибудь поддразниваю тебя, соблазняю – и пожалуйста, ты выведен из равновесия.

– Как с рукой.

– Не совсем то, что я имел в виду, но да, как с рукой. Дин опять встал. Лицо его покрылось красными пятнами.

– Мевис, Клайд, Мередит – все погибли из-за меня. Из-за заигрываний со мной. Вытащили на свет даже старую боль, Уайти Доббса. Как они вообще узнали об этом?

Джон пожевал нижнюю губу, а потом произнес:

– Мэри Джин Вентфроу.

– Кто? – спросил Дин.

– В прошлом Мэри Джин Доббс – старшая сестра Уайти Доббса. Я разыскал ее лет пятнадцать назад, хотел узнать, не связывался ли с ней Уайти. Просто из любопытства. Она живет в Калифорнии, выходила замуж три раза. Вид как у последней швали. Так вот, за деньги, за любые деньги она бы согласилась сотрудничать.

Дин нервно потирал руки.

– Значит, они не собираются убивать меня, просто хотят свести с ума.

Он запустил пальцы в волосы. Каштановые упрямые пряди встали торчком.

– Они хотят свести меня с ума. Джон покачал головой:

– Это лишено смысла. Если ты сойдешь с ума, ты не сможешь им помочь. А если от тебя не будет толку, то гораздо проще было бы убить тебя.

– Может быть, они просто хотят испытать тебя? Как далеко они могут зайти, пока ты не сломаешься? – предположила Пайпер.

– Нет, – сказал Джон. – Это чушь. Кто захочет подталкивать человека к самоубийству? И у кого есть такие средства, чтобы это сделать?

– Думаю, я знаю, – в дверях незаметно возник помощник Джерри Нильс.

Он не снял тяжелого пальто и перчаток. Снег налип на его ботинки яркими белыми клочьями.

– Я только что от Даба Пелтса. Он утверждает, что сбил космический корабль, и думаю, что он недалек от истины.


глава 24


Оранжево-белый красавец береговой охраны «Сикорский» оторвался от взлетной площадки и царственно взмыл в небо. Воздух был прозрачен и чист, как стекло, видимость превосходила все ожидания. Кроме пилота, на борту находились два следователя из полиции штата Орегон. «Сикорского» взяли из резерва береговой охраны. Его размеры были более чем внушительные, но после разговора с диспетчером Черной Долины у главного следователя Мартина Лудлоу не оставалось выбора. Четыре трупа за три дня – беспрецедентный случай для незначительных масштабов Черной Долины.

В воздухе висело что-то опасное и необъяснимое. «Сикорский«, названный в честь изобретателя вертолетов, отличался мощностью и прочностью. Несмотря на младенческую голубизну неба и сводки погоды, Лудлоу почувствовал себя лучше, доверившись надежному транспорту.

Двадцать две минуты полета показали, что он был прав.

– Лейтенант, вам будет любопытно взглянуть на это, – сказал пилот.

Лудлоу упорно работал за ноутбуком, стараясь поскорее закончить бумажные дела. Когда он внезапно поднял голову, то испытал настоящий шок от увиденного. Облако, нет, гряда облаков. Но даже и это определение не подходило – было слишком бледным, чтобы выразить суть того, что висело в небе над крошечным городом. Оно напоминало живое, дышащее существо, извергнутое из недр преисподней и взиравшее на беспечный город, как зверь на свою жертву.

– Что за черт? – спросил он пилота.

– На официальных радарах ничего не зафиксировано. Оно просто возникло ниоткуда.

– Что? Как может что-то такое огромное просто возникнуть? Пилот пожал плечами. Все поры на лице у него раскрылись, и пот полился ручьями.

– Если бы я был плохим специалистом, то сказал бы, что перед нами грозовая туча. Но для этого слишком холодно.

– Черную долину прошлой ночью занес снежный буран. Радары гоже ничего не показывали. Просто налетел внезапно.

Непроглядный черно-серый вал продолжал расти и увеличиваться по мере приближения вертолета.

– Мы можем пролететь через него? – спросил Лудлоу.

– Пока не видно ни дождя, ни снега. Возможно, просто выглядит зловеще.

Лудлоу кивнул, надеясь, что пилот прав. Но желудок его судорожно сжимался при виде этих густых черных облаков.

Они выехали на дорогу со щебенкой вместо покрытия на двух машинах: в первой Джон, Дин и Пайпер, во второй Джерри Нильс и Кой Чиверс. Позади фермы, напоминавшей ранчо, поднимался столб густого белого дыма.

Джон вынул винтовку и тщательно перезарядил ее.

– Вы двое оставайтесь здесь, – приказал он, выходя из машины. Дин смотрел через заляпанное ветровое стекло вслед удаляющемуся по направлению к дому Джону; помощники от него не отставали.

Из-под нависших облаков вырывались жалкие пучки солнца. Весь мир, несмотря на дневное время, оставался в постоянном полумраке.

– О, мой милый Боже, – бормотал Чиверс, стоя за углом дома. Он сказал это шепотом, но в тихой пурпурной дымке ранних сумерек звук разнесся на несколько шагов.

Дин наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть все через окно полицейской машины.

Потом он бросил быстрый взгляд на Пайпер, оставшуюся на заднем сиденье. Она дрожала, но не от страха.

«Она снова чувствует, – подумал Дин. – Но что?»

– Дин, – позвал шериф, – подойди сюда.

Дин выскочил из машины и распахнул заднюю дверь для Пайпер.

– Ты в порядке?

Она молчала. В ее глазах словно мерцали отголоски сновидения или, может быть, ночного кошмара.

Курятник был полностью разрушен. В воздух вырывались колонны белого дыма. А в центре лежало то, что обрушилось на курятник, – догоравшие внушительные обломки машины. Настоящие размеры определить было трудно. Казалось, слегка больше вагонетки. Но, учитывая силу удара, следовало предположить, что машина частично ушла в землю. Первоначально она имела серый цвет, теперь сильно обгорела.

– Боже всемогущий, это космический корабль, – прошептал Чиверс.

– Я не верю в космические корабли, – сказала Пайпер. – И в зелененьких человечков, и в другую подобную же научно-фантастическую чепуху.

Дин обернулся.

Она сбросила свою задумчивость и явно пришла в себя. Но ее заявление поразило Дина не меньше, чем сам предмет, врезавшийся в курятник.

– Минуточку, – сказал он. – Ты веришь в духов, привидения, во все, что живет в ночи, но ты не веришь в пришельцев?

– Во всяком случае, мои призраки с этой планеты.

– А я даже не знаю, во что верить, – сказал Джон, сдвинув шляпу на затылок и приподняв поля большим пальцем.

– Что бы это ни было, оно внутри полое, – заметил Джерри.

– Ты к нему прикасался? – прогремел Джон.

– Нет, конечно, нет. Эта чертова штука слишком горячая. Кроме того, я опасаюсь радиации. – Нильс наклонился, подобрал обломок величиной с мячик для гольфа и швырнул его в предмет – тот ударился с отчетливым звоном. – Полый, слышите?

Кой прикрыл лицо руками и поморщился:

– Не делай так. А если внутри кто-нибудь есть? Ты же не хочешь, чтобы у пришельцев появилась головная боль?

– Откуда ты знаешь, что они с головой? – отпарировал Джерри.

Дин склонил голову набок. Что-то странное было в самой форме предмета.

– О чем думаете, док? – спросил Джерри. – Я знаю, вы сочтете это чепухой, но, Боже, только взгляните на это. Даб говорит, что сбил его. А эти обгорелые отметины – наверняка они появились при соприкосновении с земной атмосферой.

Дин подошел к поверженной машине, все еще держа голову склоненной набок.

– Эй, док, что хотите сделать? – спросил Джерри.

– Осторожней, док, – посоветовал Кой.

– Дин? – спросила Пайпер.

Джон молчал. Его вера в ученого оставалась непоколебимой. Дин нагнулся и, взяв обломок побольше, запустил им в машину. Тот ударился, издав оглушительное «бамс».

– Док, не надо так делать, – простонал Кой. – Нет, сэр. Не надо. Дин снова пустился в путь.

– Может, лучше останешься с нами? – взволновалась Пайпер.

– Я думал, что ты не веришь в пришельцев, – бросил он через плечо.

– Я много во что не верю, но зачем глупить?

Теперь Дин был уже в четырех шагах от предмета. Он чувствовал, как от него идет жар, запах горелой древесины и обожженного металла. Ветер усилился, унося дым в противоположном направлении. На какое-то мгновение Дин увидел…

– Дин? Дин, тебе правда лучше вернуться, – слова Пайпер заглушил новый звук.

Молоточки стучали у ученого в голове, сигнализируя о вновь родившейся мысли. Он вытащил белый носовой платок и закрыл им рот и нос, а потом вступил в полосу дыма. Запах был одурманивающий, атмосфера удушливая. Но у него из головы не выходила идея. Дин подсчитывал, вычислял, делал выводы.

И остановился.

В обломках что-то двигалось.

Пайпер почувствовала, как у нее сердце забилось в горле. Дин пропал. Его поглотил дым, как кит Иону.

– Дин, Дин?

Ее призывы были напрасны. В воздухе висела тишина. Дин не подавал голоса. Пайпер вдруг поняла, что с тех пор, как они приехали, она не слышала даже птичьего пения. Единственным звуком было легкое потрескивание охлаждающегося металла. Что, если Джерри оказался прав насчет радиации? Что, если оно радиоактивное?

Пайпер не могла ответить. Но, глядя на него, находясь рядом, она чувствовала, как напряглись ее чувства, отчего тоненькие белые волоски на руках и шеи встали дыбом.

Что-то дотронулось до ее кисти. Пайпер отдернула руку, как ужаленная, встряхнув ею. Зола. Хлопья серо-белой золы. И только. А чего она ожидала? Электронный щуп? Разве не она сказала Дину, что не верит в космические корабли?

Ну и что, а он не верит в привидения, но это не значит, что их не существует.

Пайпер уже собиралась отказаться от этого глупого замечания, как вдруг в дыму, в этих обломках что-то задвигалось.

И это был не Дин.

– Джон!

– Я вижу, – он поднял винтовку, приставив приклад к плечу. – Мальчики!

Пайпер услышала треск отстегиваемых ремней, характерное шарканье прикладов по коже, и оружие вырвалось на свободу. Джерри цепко двумя руками ухватил пистолет. Кой держал свой в таком же положении, но менее уверенно. Ствол дрожал. Кто знает, может, эта штука в дыму не единственная угроза?

– Дин? – снова крикнула она, в ее голосе прозвучала тревога. – Дин, уходи оттуда.

Бряк, бряк, ка-чау.

Ее первой мыслью было, что это выстрел; кто-то стрелял в них. Но потом Пайпер поняла, что в звуке преобладал металл. Это металл выбирался наружу. Ветер крепчал, стала видна передняя часть машины.

Ка-чау, ка-чау.

Теперь Пайпер заметила маленькую прямоугольную дверку, повернутую под углом, как крышка гроба.

Ка-чау.

Звук шел от этой двери. Что-то… что-то выбиралось наружу.

Дверь неожиданно с треском отскочила. Вылетел цыпленок. А потом сквозь пелену она увидела его – Дин вылезал из отверстия.

– Дин?

Он кашлял, прикрывая рот платком. Его волосы и лицо облепили сажа и зола. Глаза слезились. Он отмахнулся от дыма, потом переломился в поясе, уперся ладонями в колени и долго мучительно кашлял.

Когда Дин обрел способность говорить, он выпрямился.

– С той стороны все открыто. Это только часть.

Кто-то еще двигался в дымовой завесе. Цыплята, догадалась Пайпер.

– Часть чего? – спросил шериф. Дин махнул платком:

– Посмотри туда.

– Это космический корабль? – спросил Кой. – Боже милостивый, невероятно.

– Попробуй перевернуть его вверх дном, – предложил Дин, снова зашедшийся в приступе кашля.

Пайпер и оба помощника склонили головы набок, как раньше это делал Дин.

– Да, это корабль, точно. Настоящая летающая тарелка, только больше не летает.

– Посмотри еще.

– Будь я проклят, – прошептал Джерри. – Шериф, вы понимаете, что это?

– Что? – потребовала Пайпер. – Я не понимаю. Это что, космический корабль?

– Сделан не больше не меньше в Канзасе, – сказал Дин. Остававшийся невозмутимым Джон произнес:

– Да это силосорезка или по крайней мере ее половина. Обычная силосорезка.

Дин кивнул:

– Видите дым? Какого он цвета? Белый. Это значит, что горит что-то влажное или отсыревшее – сено или зерно. Поэтому я понял, что опасности нет.

– Силосорезка? Но откуда она взялась? – спросила Пайпер.

– Оттуда же, откуда грузовик.

– Ты что вправду думаешь, кто-то летает вокруг Чёрной Долины и разбрасывает горящие вещи с грузового самолета? – спросил Джон.

– Возможно. Они парили над бурей.

– Но это же абсурд, – заметил Кой.

– О! А корабль не абсурд? – напал Джерри.

– Продолжай, док. Закончи свою мысль.

Но Пайпер готова была поклясться, что Дин не мог этого сделать. Как будто проигрывая партию шахмат в голове, он даже на предельной концентрации столкнулся с чрезвычайно сложной задачей.

– Ты сказал: возможно. Это звучит неубедительно.

– Мне не удалось осмотреть обломки грузовика, но если он похож на это… Я не уверен, – Дин закусил нижнюю губу. – Если представить, что самолет находился достаточно высоко и буря его не задела… Но факт, что оба предмета, грузовик и силосорезка, горели…

– И что? – подначивала Пайпер.

– Никаких признаков горючей смеси. Ничто не указывает на катализатор. Здесь что-то другое. Но это был необычный огонь.

Радио Джона заквакало. Он ответил, потом кивнул остальным:

– Возвращаемся в участок. Вертолет приближается.


глава 25


Следующие пять минут Дин провел, проводя измерения и делая отметки. Потом он попросил, чтобы его высадили у школы. Пайпер отправилась с Джоном в участок: ее внедорожник был припаркован у больницы. Шериф краем глаза изучал эту невысокую брюнетку. Она привлекала внимание, этакая сжатая пружина, готовая распрямиться в любое время.

Джон решил, что Пайпер могла узнать о пылающем грузовике только одним путем – она явно участвовала в заговоре. И при всем своем тяготении к логике, Дин не мог вычислить это, не мог противостоять мужским пристрастиям. Джон заметил: эти двое смотрели друг на друга, как две собаки в период течки.

Шериф поморщился.

– Вы в порядке? – спросила Пайпер.

Он почувствовал, как его щеки заливает краска, как будто его поймали за мастурбацией.

– Голова болит.

– Понятно.

Когда они приехали в департамент шерифа, вертолет «Сикорский» казался на горизонте монетой в двадцать пять центов. Джерри и Кой прошли в больницу, чтобы дать инструкции больничному персоналу и помочь подготовить тела к транспортировке. Джон остался около полицейской машины, держа шляпу в руке, как будто опасаясь, что воздушная волна при приземлении вертолета сорвет ее у него с головы.

Пайпер вошла в участок, чтобы привести себя в порядок, оставив Джона наедине с его собственными мыслями и в ожидании приближающегося вертолета. Больничная парковка служила единственным возможным местом посадки для огромной машины. По счастью, она не была заполнена.

Конечно, нет. Большинство в больнице уже покойники.

Нет. Неправда. Натан был где-то там, сходя с ума от беспокойства. Все же ему удалось выпустить прокламации для населения Черной Долины, где говорилось, что «из-за несчастных случаев на юге и ненастья на севере город временно оказался отрезанным от всего остального мира». Листовка предназначалась для успокоения жителей, которым «не о чем волноваться, потому что ситуация находится под контролем и проезд скоро будет открыт. Правительственные инженерные войска в настоящее время работают в ускоренном темпе, возводя временный мост через Вилламет вместо разрушенного».

Последнее заверение было весьма упреждающим сообщением. Но надежно успокаивающим.

«Сикорский» уже принял размеры детской коляски. В холодном неподвижном воздухе вибрировали его бешено вращавшиеся лопасти и мощный мотор. На фоне чернильно-черных облаков машина смотрелась ярким эффектным пятном, вклинившимся в черно-белую телепередачу.

Послушайте, шериф! Послушайте! Скажите им, чтобы повернули назад.

В ушах Джона гремели слова бродяги. Казалось, только в тот момент в незнакомце проснулся разум. Джон нерешительно переминался с ноги на ногу, потом опять сел в неостывший салон полицейского джипа.

Скажите полиции штата, чтобы повернули обратно! Оно уже почти здесь!

«Что? – подумал Джон, когда массивная машина заслонила собой уже почти полнеба. – Что уже почти здесь?»

***


Пайпер согнулась в три погибели. Ее руки и ноги так горели, как будто их пронзали тысячи раскаленных докрасна булавок. Рядом с ней стояла помощница Джона Мегги Дейн.

– Что с вами, дорогая? – спросила она.

Пайпер почувствовала удар без предупреждения. Она возвращалась из дамской комнаты, когда это началось. Это ощущение.

Тысячи мертвецов танцуют на моей могиле.

Пайпер заставила себя выпрямиться. Глаза затуманились слезами.

– Дорогая?

– Она в порядке? – спросил еще кто-то.

Пайпер пыталась поморгать, чтобы прогнать туман. Ее взгляд остановился на высоких окнах, из которых состояла почти вся северная часть здания.

– Оно приближается.

– Что, дорогая? Тебе нехорошо?

– Оно приближается, оно приближается! – закричала Пайпер с нарастающей силой. – Всем пригнуться. Сейчас. Все на пол!

Пайпер бросилась на ковер. Несколько человек присели вслед за ней.

– Вниз! – закричала она.

– О чем она говорит? – спросил мужчина, обслуживающий копировальный аппарат.

Пайпер схватила Мегги Дейн за рукав и потянула на пол.

– На пол. Сейчас…

Мужчина открыл рот, чтобы задать очередной вопрос.

Тысячи осколков стекла изрешетили его тело, подпрыгивавшее в воздухе, как танцующая марионетка. Рот он так и не успел закрыть. На губах у него закипела кровавая пена.

Стулья опрокидывались. Лампы взлетали в воздух. Компьютерные мониторы взрывались один за другим, заваливаясь на бок. В сотрясаемое здание ворвался горячий, сухой ветер.

Все произошло мгновенно. Никаких признаков, никаких отклонений. Как издалека Джон слышал звон стекла, крики, мучительный звук жестоких разрушений, но мысленно он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме вертолета. Только что это наглядное свидетельство человеческих достижений висело в воздухе, а минуту спустя?

Огромная машина неуклюже и с невообразимой скоростью грохнулась на землю. Вверх взметнулся фонтан грязи, огня и ошметков металла. Джон покачнулся, но здание надежно защитило его от силы удара, обрушившегося на «Сикорского« и северную часть департамента. Куски асфальта и обломки машины взмыли в небо, потом снова осели на землю.

Зола обсыпала плечи и голову Джона. Он бессознательно смахнул их. Он все еще не мог оторвать глаз от изуродованного трупа когда-то могущественной машины.

Крики дошли до его сознания с большим опозданием, как гром после молнии.

Джон рванулся к зданию. Даже не проверив, он был убежден, что в такой аварии никто в вертолете не выжил.

Войдя в департамент, шериф как будто оказался на поле брани. Все, находившееся выше уровня стола, смело ударной волной. Под ногами хрустело стекло. Длинные зеленовато-коричневые сосновые иглы усеяли все вокруг.

Сосновые иглы? Откуда они взялись?

У Пайпер текла кровь из рассеченного лба. Мегги осталась невредимой. Джерри наклонился над окровавленным телом мастера копировальной техники и беспомощно звал доктора. Кой стоял позади него, плача и прижимая кулаки к губам.

Джон не успел прорычать приказ, как в комнату вошли врач и двое санитаров и устремились к лежавшему на полу. «Он мертв», – попытался произнести Джон, но потом понял, что не может знать наверняка. И тем не менее он знал. Как?

Потому что ты уже это видел.

Образ Мередит Гэмбел возник у него в голове.

– Проверьте остальное здание, – прорычал Джон.

Джерри с облегчением передал свой пост медицинскому персоналу.

– Чиверс, уберите руки ото рта и узнайте, каковы последствия, сколько зданий получило повреждения, сколько человек пострадало.

Помощник кивнул и выбежал через заднюю дверь, хрустя стеклом.

– Мегги, ты в порядке?

– Да, благодаря ей, – сказала она, кивнув на Пайпер. – Я позвоню в Национальную гвардию и полицию штата. Как ты?

Оно уже почти здесь. Оно уже почти здесь.

– Я спущусь вниз узнать, что на нас напало и как этот ублюдок Илия догадался, что это случится.

Шок постепенно проходил, на смену ему пришли гнев и неистовое бешенство. Джон и раньше выходил из себя, но никогда до такой степени. Он постарался успокоиться. Иногда, иногда, когда это случалось… он не в силах был преодолеть этот яростный огонь, пламя, сжигавшее и поглощавшее все на своем пути. Иногда, когда его кровь становилась чересчур горячей и он физически чувствовал, как она билась в венах, у него случался приступ.

Джуди была тому свидетельницей. Было просто невозможно скрыть его от младшей сестры. Но она никогда не испытывала на себе силу этого приступа, никогда не становилась жертвой его бешенства, слава Богу. Манера Джона «выпускать пар», как Джуди называла такие припадки, пугала ее. Веселое название для печальной проблемы.

Но Джон никогда не мог ничего от нее скрыть.

Кроме силы этого чувства.

Она так никогда и не догадалась, насколько жестоким и поглощающим может быть такой порыв. Иногда ему хотелось измолотить что-нибудь – а лучше кого-нибудь – до состояния желе. Он знал эту дикую и не поддающуюся контролю черту своего характера, именно поэтому Джон Эванс с таким восторгом обратился к философии и практицизму. Только практичный человек мог удержать ярость в русле.

Но когда шериф Джон Эванс открыл дверь и вошел в узкий коридор между камерами предварительного заключения, практичный человек в нем умер. Руки сжались в кулаки, зубы скрипели, лицо пылало от яростного внутреннего огня.

Оно уже почти здесь.

Незнакомец, Илия, знал, каким-то образом он знал, и теперь ему придется сказать Джону, что он знал, иначе его ждет смерть. Джон сжал перекладину и засунул ключ в скважину замка камеры.

Но его ярость испарилась так же быстро, как «Сикорский» с небесного пространства. Камера предварительного заключения была пуста.

Илия исчез.


глава 26


Что-то в этих опалинах не давало Дину покоя. Он пронесся по вымощенному коричнево-белой плиткой коридору, погремел ключами и поспешно вошел в лабораторию своей классной комнаты. На столе у него стоял 43-сантиметровый монитор «Компак Пресарио» – милостивый знак внимания «Энекстех», обхаживающей его.

Дин Трумэн управлялся с клавиатурой, как профессиональный пианист со своим концертным роялем. За несколько минут он нашел нужную программу и принялся вводить данные.

От его одежды шел запах дыма, но времени принять душ или даже переодеться не было. Эту идею нужно довести до точки, пока она свежа. Джуди когда-то охарактеризовала Дина как научную гончую, почуявшую запах идеи. Но если что-то мешало этому процессу, прерывало охоту, он сбивался со следа и терял путь, пока вновь не пересекался с этим запахом.

Его заметки перекочевали в безопасное чрево машины, и Дин откинулся на спинку плюшевого вращающегося стула «Герман Миллер» – спасибо, «Энекстех» – и вернулся к идее.

Опалины, опалины. Если бы только он мог взглянуть на тот грузовик.

Дин сделал пальцы веером и принялся выстукивать какую-то мелодию из рок-оперы, в такт шевеля губами. Он точно знал, что не было следов горючей смеси. Если огонь вызывается быстровоспламеняющейся жидкостью, всегда остаются видны участки, на которых пламя держалось дольше, чем на остальных. Так, например, при поджоге с использованием бензина можно выявить места, где древесина обгорела гораздо сильнее. Но ничего подобного на силосорезке обнаружить не удалось.

Трумэн извлек из нагрудного кармана потертую записную книжку с проволочной спиралью и быстро пролистал ее, найдя набросок, сделанный им на месте крушения. Конусовидная форма, верхушка четвертинки силосорезки, срезанная по диагонали приблизительно под углом тридцать пять градусов. Дин уперся взглядом в отмеченные места опалин, держа карандаш наготове. Около дюжины практически прямых линий расходились от вершины до дна. Опалины.

– С внешней стороны, – к своему удивлению отметил Дин. – Огонь шел не изнутри. Или по крайней мере не весь. Металл оплавился с внешней стороны.

Дин вернулся к клавиатуре, производя многочисленные подсчеты. Вид опалин был прост – прямые линии, но различной длины. Что бы это значило?

– Опалины, опалины, – он встал и принялся мерить комнату шагами.

Эту привычку он перенял у Пайпер. Мысль о привлекательной молодой женщине практически унесла его в противоположном направлении, и он большим усилием воли вернулся в нужное русло. Сцепив руки за спиной, Дин уставился в пол, не переставая ходить. Между его столом и лабораторными стойками просматривалась вытертая тропинка, по которой ученый обычно курсировал, пребывая во власти фактов, цифр и абстрактных концепций.

Что-то было в этих опалинах.

– Я же уже видел такие отметины. Где-то…

Он остановился, продираясь сквозь густые заросли своей памяти.

Следы.

В этом была разгадка. Дин возобновил ходьбу.

– Следы, – вслух произнес он. – Это не места подпалин, во всяком случае не простые следы ожогов.

Дин сцепил пальцы, выставив указательные, и задвигал губами, фиксируя время, как метроном. Из оттопыренных указательных пальцев вылетела искра статического электричества, пронзив его, как булавка. Он вздрогнул от удивления, помотал головой, снова сцепил руки в замок за спиной и продолжал курсировать.

– Это следы взрыва, – неожиданно громко произнес он.

Дин почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Мир вокруг поник и утратил краски, как только его ум ухватил сущность.

– Не от огня, а от взрыва. Поэтому металл обгорел снаружи. Силосорезку забросило волной в этот двор.

Кирпич. Вот, где он видел такие же отметины. На кирпиче, влетевшем в классную комнату.

Но что-то еще. Что-то еще мучило его с тех пор, как было обнаружено изрезанное тело Мередит Гэмбел. Скорость. Осколки стекла, убившие Мередит, неслись с немыслимой скоростью. До настоящего момента он не мог определить скорость. До настоящего момента.

Скорость распространения стеклянного потока зависела от силы взрывной волны. В связи с этим возникало больше вопросов, чем Дин ожидал, но по крайней мере начало было положено. Он улыбнулся, позволив себе едва ли не впервые испытать гордость.

Доктор Трумэн остановился и протянул руку в пустоту, как бы обращаясь к совету:

– Наука. Как я и всегда утверждал, всему можно найти научное объяснение.

Клик.

Ручка двери в маленькое хранилище в дальнем конце комнаты повернулась. Петли скрипнули, когда дверь медленно открылась.

Сердце Дина отказывалось биться, легкие – дышать. В дальнем конце комнаты из темноты хранилища выступил и остался в дверном проеме человек. Человек с белыми волосами и смуглой кожей. Человек, не тронутый временем.

– Ладно, а как ты тогда объяснишь меня? – спросил Уайти Доббс.


глава 27


– Этих сюда; у кого поверхностные порезы – в ту сторону, – Пайпер жестикулировала с таким энтузиазмом, как будто пыталась посадить «Боинг-747».

И, пожалуй, это было бы проще, тем то, что она сейчас делала. Больница была переполнена. Пайпер вызвалась помочь с размещением.

– Мое плечо, что-то разрезало мне плечо, – жаловался крупный мужчина в дорогом итальянском костюме.

Пайпер знала его в лицо, но не могла припомнить имени. Он бизнесмен или адвокат…

Девушка ощупала указанное место.

– Просто небольшой разрез. Даже кровь уже остановилась.

– Но как больно, – хныкал он.

Пайпер подумала, что ему больше жаль испорченного костюма, чем само плечо.

– О вас потом позаботятся.

– Я не могу ждать. Мне больно.

Он сантиметров на тридцать возвышался над Пайпер и использовал свой рост в качестве давления, подходя ближе и нависая над ней, опустив голову и прищурив глаза. Но молодая преподавательница истории стойко держала оборону.

– Здесь соблюдают очередность, сэр. Сестры оказывают помощь раненым по степени тяжести. Вы вне опасности.

Его лицо пошло глубокими складками. Губы сжались:

– А теперь слушайте вы. Меня нельзя лечить, как…

– Что? Лечить как кого? Как обычного человека? – Пайпер схватила его за здоровую руку.

Кровь запеклась у нее на лбу и испачкала все лицо. Короткие черные волосы перепутались и стояли торчком.

– Вот, что я вам скажу. Видите вон ту женщину? У ее мужа в животе торчит деревянный обломок в два фута. Идите туда и скажите, что вам хуже, чем ему, может быть, он встанет и уступит вам свое место.

Его лицо обвисло.

– Я не то хотел…Я не подумал.

– Не то? Правда не подумали? Тогда заткнитесь и ждите своей очереди, ладно?

Пайпер убрала волосы со лба, потом поморщилась от тупой боли. Рана на голове затянулась, но все равно требовалось наложить швы. Движимая инстинктом, она помогала замученному персоналу больницы отсортировать больных и оказывать им помощь, успокаивая тех, у кого был шок, или тех, кто рыдал.

Некоторые спрашивали о ее собственном состоянии, но она отмахивалась, сосредоточившись на текущем задании. Или, возможно, искала в нем спасения. Пока Пайпер занималась делом, она старалась не размышлять о том, что случилось и как она узнала о том, что это случится. Но что еще важнее, она не обращала внимания на то, как электрические щупальца, словно лезвиями царапали ее кожу. Это было совсем новое чувство, означавшее, что что-то не приближается, а уже здесь.

Святый Боже! В душе Пайпер знала, что что-то плохое уже проникло сюда.

Красные и белые стробоскопические огни ходили над разрушенным зданием. Пришлось задействовать все три пожарные машины: одну в задней части здания, куда ударила взрывная волна от распавшегося на части мощного вертолета; две другие перекинули на фасад, где больше отмечались структурные повреждения.

Джон стоял на противоположной стороне Хай-стрит и в недоумении смотрел на свой департамент. Все стекла в окнах комплекса вылетели. Даже от двойного стекла входной двери остались осколки. Фонарный столб висел, как сломанный палец. Автомобиль, припаркованный на обочине, теперь валялся около кирпичного фасада здания. Бензин и масло текли из бесчисленных отверстий. Пожарные направили пенистую струю на машину, чтобы избежать возгорания. Владелица автомобиля, девятнадцатилетняя студентка колледжа, оказалась в момент катастрофы внутри департамента, оплачивая талон на парковку. Она, как и десятки других, осталась жива благодаря предупреждению Пайпер. Спасенной оказалась его персональный помощник и хороший друг Мегги Дейн.

– Она спасла нас, Джон. Она знала, и она спасла нас, – сказала Мегги.

Но как?

Джон осмотрел здание. Но не повреждения повергли его в состояние недоверия, а скорее их недостаток, несмотря на взрыв огромной силы. Вся зона повреждений ограничивалась площадью девяносто на сто пятьдесят метров. Все остальное за ее пределами, как на фасаде, так и на задней части здания, осталось нетронутым.

Черт, что же произошло?

Какой-то взрыв, но непонятно, где источник. Следов самого взрыва тоже не было, только его последствия. Джон вдавил костяшки пальцев левой руки в правую ладонь и принялся методично хрустеть суставами.

Взрыв пришел с севера, ударив как раз напротив того места, где стоял Джон, и грянув в метрах ста от здания. Старое кирпичное строение выдержало испытание на прочность, закрыв Джона от ударной волны. Висевший в воздухе «Сикорский« оказался менее удачлив.

Трое мужчин погибли. Еще несколько умерли в результате ранений стеклянными осколками. Говорили, что всего пострадало тридцать пять человек. Семеро находились в критическом состоянии.

Маленькая больница была забита до отказа. Там добровольцы вместе с врачами оказывали помощь раненым. Он не удивился, узнав, что Мегги вызвалась помогать, но кто поистине вызвал у него интерес, так это Пайпер. Именно ее предупреждение спасло столько жизней. И теперь она работала, как заведенная, старясь спасти еще несколько.

И все же – как она узнала? И что еще она знала? И на чьей же она стороне? У Джона не было ответа, но он знал, у кого он есть. Понравится Дину или нет, но для него пришло время отбросить свои чувства и начать отвечать на жесткие вопросы.

Джон поднял голову. Снова пошел снег.

Невозможный человек выступил из комковатой тени хранилища и вошел в полосу голубоватого тусклого света. Он раскрыл объятия, вскинул голову и одарил Дина улыбкой. Рельефные губы раздвинулись, обнажив ряды зубов в крепких розовых деснах. На фоне белых волос резким контрастом смотрелась темная кожа, гладкая и ровная, неподвластная влиянию времени.

Время пощадило ее, не оставив ни малейшего следа.

– Скучал по мне? – спросил человек. – Много воды утекло.

Голова Дина тряслась мелкой дрожью от все возраставшего напряжения. Дыхание было так затруднено, будто кто-то или что-то выкачало воздух из комнаты, наполнив пространство клейкой невидимой массой. Все тело охватила небывалая усталость.

– Ничего не хочешь мне сказать? Например, «Как поживаешь? Где ты был? Извини, мы тебя убили?». Понимаешь, что-нибудь в этом роде.

Голова Дина горела, а конечности неприятно похолодели. Странное ощущение шершавых усиков на коже, сдавливающих руки и ноги. Его наполненный ужасом голос, задыхаясь, прошептал:

– Кто ты?

Смущение, как мимолетный отблеск пламени свечи, мелькнуло на лице мужчины, но сразу пропало. Улыбка расширилась.

– Ты меня знаешь, – он ударил себя кулаком в грудь. – Мы приятели, дружище. Черт, у нас были одни и те же женщины.

Немыслимый человек подошел ближе и слегка наклонился. Но хотя между ними все еще оставалось несколько шагов, Дин готов был поклясться, что ощущает его дыхание, огненно-леденящую смесь боли и смерти и запаха лука.

Лука?

– Должен сказать тебе, сиськи последней, – беловолосый покачал головой, как будто обжегшись, – это что-то. И впрямь «Тройное Д». Понимаешь, о чем я? Конечно, понимаешь. Черт, ведь не был же ты таким дураком, чтобы не воспользоваться этими грандиозными шарами. Как там ее звали? Мэри, Марта, нет, Мевис. Ага, Мевис, точно.

Росток гнева пустил свои корни у Дина под кожей и постепенно взбирался по спине, принося с собой мужество противостоять сокрушительному действию страха и смятения.

– Я тебя опять спрашиваю. Кто ты, черт подери? Беловолосый остановился у первой лабораторной стойки. Он взял пробирку с серной кислотой и ткнул рукой в Дина.

– Капут.

Поставил обратно и, выдвинув ящик стола, стал перебирать содержимое. Дин слышал стук карандашей и ручек, скрепок и записных книжек.

– Нет сигарет? Какого черта держать столько модных зажигалок, если нет даже долбаных сигарет?

Он взглянул на Дина и приподнял бровь.

– У тебя случайно сигаретки не найдется? Ха, о чем это я? Конечно, нет. Хотя последнее время за курение даже значками награждают.

Страшный человек с силой задвинул ящик. Отзвук пронесся по всей комнате. Он подошел еще ближе.

Гнев, способный уничтожить парализующее действие страха, был весьма ненадежен. Дин отступил назад, упершись спиной в стол. Он хотел повернуться и посмотреть, поискать оружие. Сделать что-нибудь. Но не мог. Не мог оторвать взгляда от человека с белыми волосами.

Дин сглотнул несуществующую слюну в пересохшем горле, слегка вдохнул и сказал:

– Уайти Доббс умер.

– А, наконец-то дошло, – человек обвел комнату широко раскрытыми взволнованными глазами. – Конечно, я умер. Как эта турбосиська, как ее там – Мевис? Как Ларри Пеппердин и Клайд Уоткинс.

Еще ближе. Теперь их разделяло только две лабораторные стойки. И снова Дин почувствовал холод и огонь дыхания беловолосого.

– Как и Джуди умерла.

Дину как будто воткнули кол в грудь.

– Ты ведь помнишь Джуди, а? Маленькую сестричку Джона. Такой милый носик пуговкой, губки бантиком, большие голубые глазки. Сладкая штучка. Да, клянусь, очень сладкая штучка. И стала женщиной. Здорово боролась, но тем слаще. Ты ведь по ней с ума сходил.

Беловолосый сделал неприличное движение бедрами.

– Понимаешь, о чем я?

В Дине поднялось бешенство. Он выпрямился. Теперь уже он сам шагнул ему навстречу.

– Убирайся к черту, ублюдок.

– Я там и был, – этот человек пожал плечами. – Эй, ты разве не приметил? Как же еще ты объяснишь, что у меня все такое же симпатичное младенческое личико, но ты же… Да, боже мой, Джимми Дин, ты постарел. Тебе уже поздно начинать, и не развалишься ли ты, сделав зарядку?

Дин заставил себя сосредоточиться и осмотреть лицо знакомого незнакомца.

– Пластическая хирургия – вот, что помогло тебе сохранить молодость или другому молодому человеку обрести лицо Уайти Доббса.

Послышалось характерное карканье. Этот беловолосый смеялся таким же скрипучим, каркающим смехом, как и Уайти Доббс.

– Хирургия?

Еще ближе. Один стол между ними.

– Ты когда-нибудь слышал о такой хирургии? Эй? Доббс повернул голову вправо, влево.

– Никаких следов, шрамов, никакой хирургии. Это просто мертвая ткань. Оказывается, смерть очень полезна для кожи. Уж для моей точно.

Навязчивый страх снова заволок пеленой слух Дина. Неужели такое могло быть? Нет.

– Наука за последние несколько лет шагнула далеко вперед.

Уайти Доббс скрипнул зубами. Его рука промелькнула так быстро, что движение только угадывалось. Серная кислота, микроскоп, штатив – все слетело на пол.

– Наука? Не могу поверить, что ты все дудишь в ту же дуду. Так ничему и не научился? Наука для Вселенной – то же, что снег для Аляски, только внешнее покрытие. Есть вещи посильнее науки.

Беловолосый сократил расстояние до пяти шагов. Его карие глаза горели от внутреннего огня.

– Я – одна из них.

– Я не знаю…

– Ты не знаешь, дерьмо, – лицо ужасного человека раскраснелось, брови нахмурились, ноздри раздувались.

Только сейчас Дин осознал, что смотрит в самое настоящее лицо Уайти Доббса.

Уайти Доббс?

Время замерло. Доббс глубоко вздохнул и задержал дыхание на то время, пока ярость не улеглась в нем.

– Много лет прошло, но настал день расплаты. Киска, я пришел, чтобы составить коллекцию.

Клик.

Флип.

Дин не слышал этого звука двадцать два года, но вряд ли когда-нибудь мог бы его забыть. Он опустил глаза, ожидая увидеть вишневую рукоятку и блестящее лезвие отвратительного ножа-молнии Уайти Доббса.

Лезвие? Оно выглядело еще острее, почти ожило. Ни один металл не походил на него.

Доббс опять улыбнулся. Дин подумал, что, если бы акула обладала способностью выражать эмоции, она выглядела бы примерно так же. Доббс поднял лезвие, играя им, поворачивая так и эдак. Маленькие солнечные зайчики запрыгали по комнате.

– Ты же так и не понял, да? – сказал Доббс. Теперь его голос звучал тихо, как будто со стороны:

– Никогда не мог посчитать это. Никогда не осознавал, что ей на самом деле нужно.

– Я любил Джуди.

– Любил? Черт, ты даже не был там, когда она умерла. Так что же ты за муж? Поехал в школу, вместо того чтобы сидеть около жены, умирающей от инфаркта в интенсивной терапии.

Дин моргнул, слишком ошарашенный услышанным:

– Никто даже не предполагал возможность инфаркта. Я помчался туда, как только мне сообщили.

Доббс покрутил рукой над головой, словно раскручивающий лассо ковбой.

– Ох, какая гребаная забота. Ты помчался в больницу, но опоздал, ведь так?

Из глаз Дина потекли горячие слезы. Гудение ламп звучало как отдаленный стон.

– Ты, может, там и не был. Но я-то был, – Доббс положил левую ладонь на лабораторную стойку, накрыв что-то, всего в нескольких сантиметрах от Дина. – По крайней мере, она умерла не одна.

– Что? Что ты имеешь в виду?

– Разумеется, в этом только часть моей вины, но шок от моего появления вызвал остановку всех этих пульсаций на сердечном мониторе.

Ярость, страх и неверие – все сплелось в поток эмоций. Дин почувствовал, как ослабли его колени.

– Ну, не буду досаждать своим присутствием. Кроме того, у меня встреча за обедом.

Комнату осветила настоящая белая вспышка молнии, высекая тени и распространяя синие флуоресцентные блики. Через секунду грянул раскат грома.

Молния?

Дин взглянул в окно. Снова повалил снег.

Молния в снегопад?

Когда он повернулся, Уайти Доббс исчез.

Дин замер, чего-то выжидая. Какая-то часть его сознания говорила, что все это было простой галлюцинацией, сном наяву. Он просто не мог позволить себе думать иначе. Но когда Дин перевел взгляд на лабораторную стойку, где лежала ладонь Доббса, то понял, что не бредил наяву, не галлюцинировал.

На холодной черной поверхности стойки покоился пропавший медальон Джуди.


глава 28


Весь департамент шерифа Черной Долины был в сборе: три штатных помощника, Мегги Дейн, три диспетчера, два временных помощника и сам шериф. И все же в зале заседаний царило ощущение пустоты. Еще в недавнем прошлом этого контингента вооруженных мужчин и женщин в коричневой форме было более чем достаточно, чтобы справиться с любой ситуацией. Однако сегодня они казались жалкой кучкой испуганных людей, столкнувшейся с невероятно большими проблемами, которые все время росли.

Кроме штата департамента, присутствовали еще два человека: мэр Натан Перкинс и преподаватель истории Пайпер Блэкмор, последняя – по настоянию Мегги. С учетом предыдущих событий ни у кого не возникло вопросов по поводу ее присутствия. Некоторых это даже успокаивало.

Несмотря на свое традиционное облачение и галстук, Натан Перкинс производил впечатление человека, пребывающего в шоке.

Встреча происходила в городском зале заседаний, огромной комнате, в которой помещались столы, стулья и даже пианино, и которая была всегда доступна публике и служила помещением как для совещаний совета, так и для выступлений учащихся музыкальной, школы. Сюда же было снесено все уцелевшее и работающее оборудование – радио, компьютеры, копиры.

И все же комната пугала своей пустотой.

Сегодня здесь не было привычной болтовни, шуток, сплетен, пирожков и пирожных. Комната напоминала похоронное бюро, а измученное бессонницей лицо Джона по бледности не уступало маске покойника.

– Боже милостивый, шериф, что происходит? – с неприкрытым страхом в голосе обратился к нему Кой. – Мы отрезаны. С занесенной тропой и разрушенным мостом мы абсолютно отрезаны. Не можем даже взлететь. Не в такую погоду. Этот вертолет был внушительной штукой, но если уж он не смог, то и никто не сможет. А что случилось с этим бродягой Илией? Вот видите, шериф, я говорил Вам, что он пропадал, говорил, шериф.

– Хватит, Чиверс, – в глубоком баритоне Джона звучали командные нотки, но сегодня он не обладал такой силой внушения.

Помощник продолжал:

– Теперь он на свободе, Бог знает, где выжидает, а мы все здесь в ловушке у этого психа, серийного убийцы.

– Я сказал, хватит, – заревел шериф.

В комнате воцарилась тишина. Но Джон знал, что прекратил лишь разговоры, а мысли он не мог остановить. По лицам своих подчиненных он видел, что они дошли до предела, пытаясь оценить весь ужас положения.

– Вы не правильно поняли, Чиверс, – произнес наконец Джон. – Вы не правы. Мы не сидим в западне. Это мы поймали психа в ловушку. И мы собираемся обнаружить этого сукиного сына.

– А что с погодой? – спросил Натан. – Кажется, матушка-природа сошла с ума. Кто-нибудь припоминает такой ветер?

Минута прошла в гнетущем молчании.

– Я помню.

Все глаза устремились на Пайпер. Она смыла кровь и привела в порядок волосы. Лоб ее был отмечен тонкой черной линией шва.

– В 1845-м и в 1932-м, и что-то подобное в 1968-м. Кроме того, в 1974-м произошел микровзрыв.

– Микро… что? – спросил Кой.

– Взрыв – суперконцентрированные нисходящие потоки воздуха.

– Думаешь, такой взрыв и повредил офис? – спросил Джон.

– Возможно.

– Мне он микро не показался, – сказал Джерри.

По комнате пронесся нервный смех. Джон улыбнулся, благодарно кивнув помощнику за то, что тот несколько разрядил напряжение.

– Либо взрыв, либо небольшой ураган, – сказала Пайпер. – Кто-нибудь видел вихревую воронку?

Все отрицательно потрясли головами. Пайпер продолжала:

– Согласно преданиям, в начале восемнадцатого века сильнейший горячий ветер снес половину рощи Дугласа и объял огнем землю, поглотив племя коренных индейцев, живших здесь.

– Пожар. Это был жаркий ветер, почти обжигающий, – заметил Джерри.

– В начале девятнадцатого века новые поселенцы были сметены яростным смерчем, атаковавшим долину.

Пайпер подождала, пока замер нервный шепоток, потом продолжила:

– Вьгжившие после событий 1968 года рассказывали, что такой же горячий ветер налетел как раз перед тем, как случился пожар в начальной школе, – Пайпер поморщилась при воспоминании, а потом и от боли в потревоженных швах.

– Чем бы это ни было, оно пронеслось с севера на юг, – вставил Джон.

– Точно, – глаза Пайпер заблестели. – Я совсем забыла сказать, что так было и во время тех событий. Как указывают все выжившие очевидцы, эти странные ветра дули с севера на юг.

– Может быть, дело в расположении долины? Понимаете, рельеф? – предположил Джерри. – Может быть, наше географическое положение порождает такой феномен?

Кто-то закашлялся. Кофеварка, уцелевшая при взрыве, булькала, не переставая.

– А как быть с молниями? Молнии в снежной буре? – спросил Кой. – Это было совсем недавно: все небо всколыхнулось, и она держалась несусветно долго.

– Поступали и такие сообщения, – сказала Пайпер. – Есть свидетельства о странных разрядах молний, длившихся несколько секунд, а в одном сообщении говорилось о целой минуте. Последний раз это случилось в ночь, когда умерла моя мать.

– Но это невозможно, – сказал Кой.

– Нет, возможно, – вставил Джон, – Я ее тоже видел.

– Я помню ту ночь, – сказал Натан. Он посмотрел на Джона. – В ту ночь мы похоронили Уайти Доббса.

Брови Мегги взлетели вверх.

– Вот уже второй раз я слышу это имя, – заметил Джерри. – Кто такой, черт побери, Уайти Доббс?

– Ты хочешь сказать, что такое этот чертов Уайти Доббс? – прошипел Натан, затем внезапно замолчал, провалившись в сонную дремоту транквилизаторов.

– Все, что я понимаю, так то, что мы в ловушке, – твердил Кой. – Среди нас завелся серийный убийца. Мы погребены под кучами снега. И Бог еще знает что. И мы ничего не в состоянии сделать. Ничего.

– Хватит. Мы же копы. Где-то рядом бродит убийца, и наша задача поймать его, – проговорил Джон.

– Ненавижу мрачные предсказания, – ответил Джерри. – Но у нас нет доступа в криминалистическую лабораторию, нет возможности провести анализ трупов. И почему никто не упомянул другую чертовщину, например стеклянный дождь, уничтоживший Мередит Гэмбел. А что говорить о грузовике? Откуда появился этот проклятый грузовик?

Джон грохнул кулаком по столу. Звук удара прозвучал как пистолетный выстрел.

Вновь повисло молчание.

Убедившись, что завладел вниманием всех, Джон заговорил. Он был вновь уверен в себе и спокоен.

– Вы все знаете, кто такой доктор Дин Т. Трумэн, – все согласно закивали. – Если верить публикациям журнала «Ньюсуик», то он входит в десятку самых способных людей мира. В то время когда мы сидим здесь, сбившись в кучу, как испуганные школьницы, Дин работает в своей школьной лаборатории, чтобы дать ответы на все наши вопросы.

Он помолчал, вглядываясь в их лица. Казалось, никто не дышал. Они отчаянно хотели поверить, им нужно было поверить. Шериф взглянул на своего заместителя:

– Ты прав, Джерри. У нас нет криминалистической лаборатории, и вокруг нас творятся дерьмовые дела, но зато у нас есть кое-что другое. Настоящий гений. И если бы я любил спорить, то я бы поставил все на ум Дина Трумэна против самого дьявола.

Он поручил им собрать как можно больше информации, точные данные о том, где началась буря, где закончилась; расстояние рассеивания обломков; список всех обломков – все эти листочки почти скрыли от глаз стол Мегги.

– Факты и цифры, друзья, факты и цифры, – наставлял Джон. Распределив все обязанности, он послал их работать, назначив встречу через час.

С помощью копира и фотоснимка был сделан приличный фоторобот Илии. Джон хотел, чтобы плакаты расклеили по всему городу.

Пока все его приказания выполнялись, шериф отправился в колледж, проверить, как идут дела у Дина.

Пайпер уже собиралась выйти из комнаты отдыха, как ей на глаза попался один из наспех сделанных плакатов с мистическим Илией. Она думала, что никогда его не видела, а поэтому, встретив, не сможет узнать.

Опустила глаза на фотографию.

Как дым над водой, в ее памяти возникло неясное ощущение.

Это лицо? Оно выглядело знакомым.

Рябь на воде, волна и, наконец, настоящее цунами. Неожиданно Пайпер вновь очутилась в водовороте той бурной ночи, когда умерла ее мать, стоя над дорогой мамой, глядя, как жизнь уходит из нее, но не понимая, не зная, что делать.

– Мамочка? Мамочка, что случилось?

Белые зубцы молний озарили лицо матери, небеса ревели, как раненый зверь. Ее мама лежала на полу в луже собственной крови. Тоненькими дрожащими пальчиками Пайпер перебирала ее волосы.

– Мамочка больна?

– Пайпер, нет, дорогая, возвращайся в постель, – мама захлебнулась собственной кровью.

– Мамочка, вставай.

– Все в порядке, дорогая, иди спи. Мамочка просто отдыхает.

– Я боюсь.

– Это всего лишь буря… – она с трудом выталкивала слова из горла. – Не бойся.

– Я не боюсь бури, – сказал ребенок, вставая между лежащей матерью и открытой дверью. – Боюсь злого человека.

Пайпер повернулась лицом к матери. Тонкая струйка крови стекала из ее носа.

– Пайпер?

Пайпер взглянула на дверь. Вспышка молнии озарила силуэт мужчины, стоявшего в дверном проеме.

Мужчины? Как же она могла об этом забыть?

– Все в порядке, малышка. Все в порядке, – произнес этот человек. Его голос напоминал мягкое падение снежных хлопьев.

Еще одна вспышка, теперь было видно его лицо.

– С тобой все будет в порядке, я обещаю.

Лицо? Лицо, которое она ни до этого, ни после никогда не видела. Пайпер посмотрела на листок в руке. До теперешнего момента.

Воспоминания не отпускали ее, но постепенно ослабили хватку. Она переключилась на окружающий мир. Боже, откуда это взялось? Ее руки тряслись. Она почувствовала какое-то неудобство на лице и подняла руку.

Кровь.

Из носа текла кровь.

Дин держал сердечко кулона на ладони.

Медальон Джуди.

Он провел большим пальцем по гравировке из роз, ощущая каждый изгиб металла. Сколько раз он хотел это сделать!..

Если бы я только мог почувствовать это опять.

И что тогда? Все было бы хорошо? Не было ли это лишь его фантазией? Как будто медальон Джуди служил волшебным талисманом, охраняющим от боли.

А теперь…

Вот он наконец-то у него в руках, но…

Ухмыляющееся, блудливое лицо Уайти Доббса промелькнуло перед глазами.

Неожиданно медальон отяжелел, утратил свою привлекательность, оскверненный прикосновениями этого невообразимого человека, вневременного монстра, надсмеявшегося над всей жизнью Дина.

«Может быть, мой вид спровоцировал сердечный приступ…»

Слова Уайти Доббса звенели в голове, как назойливый клаксон. Сколько поисков, но медальон не был найден. Теперь Дин понимал почему.

Уайти Доббс забрал его.

Но это невозможно. Невозможно.

Ничуть не постарел, ни на секунду.

«Она умерла не в одиночестве».

Великий Боже, сделай это невозможным.

Дин провел пальцем по краю медальона, нащупал пружину. Потом большим пальцем аккуратно открыл медальон.

Справа красовалась фотография Джуди – красотки Джуди, как раз такой он ее и помнил. А слева, куда Джуди с любовью поместила снимок Дина столько лет назад, ухмылялся отвратительный образ Уайти Доббса.

Значит, мы вместе навсегда.

***


Они собрались в конференц-зале ровно через час, как было условлено. Отсутствовали только Джон и Дин. Кой остался снаружи, поджидая их, примостившись на маленьком раскладном стульчике.

Пайпер с такой яростью терла руки, словно собиралась высечь искру для огня, мысленно все время обращаясь к незнакомцу, Илии. Чем больше она об этом думала, тем яснее становились воспоминания. Мужчина, которого она видела той ночью, был высокого роста. Конечно, ребенку все взрослые кажутся высокими, но она помнила и другое, например, его одежду: голубые джинсы, потертые ботинки, длинный армейский зеленый плащ и черную майку под ним, ковбойскую шляпу с нависшими полями.

Такая же одежда оказалась на Илии в тот момент, когда его арестовал Джерри. Как такое могло быть? И о чем это говорило?

Пайпер взглянула на часы. Джон уже должен был вернуться с Дином на буксире. Что же их задержало? Хотя он всегда не достаточно ей доверял, Пайпер безумно хотела увидеть Дина.

Где же они?

Кой понял: дело плохо – как только увидел отрезанную голову, влетевшую в дверь, как окровавленный шар для боулинга. Во-первых, подпрыгивая и ударяясь о дверь конференц-зала, она оставляла пятнистый кровавый след и ошметки сосудов на желтовато-коричневом ковре – а шерифу Эвансу не понравилась бы кровь и ошметки на его ковре. Во-вторых, вид отрезанной головы должен был вызвать обморок у помощника, а шериф Эванс не любил слабаков.

Но Кой ничего не мог поделать, и весь мир погрузился во мрак.

Удар в дверь был сильный и уверенный.

Натан Перкинс, чье сознание более-менее прояснилось, оказался ближе всех к двери. Он сразу среагировал, приняв удар за стук. Он ожидал увидеть бесстрастное лицо помощника Чиверса, который пришел сообщить, что прибыли шериф и Дин. Но вместо этого взору открылся пустой коридор…

А у его ног… Человеческая голова!

Натан завизжал, совершенно не контролируя себя. Звук заставил всех подбежать к дверям…

Теперь уже Натан визжал не один.

***


– Ничего не трогайте, – выпалил Джерри, одновременно расстегивая кобуру своего табельного револьвера. Голос у него был на грани срыва. Нильс перешагнул через голову, призывая своего напарника.

– Чиверс, – повторил он в глубину коридора.

Там в вестибюле, включив яркий свет, Джерри увидел Коя, распростертого на полу. Профессиональным взглядом Нильс сразу же определил, что его напарник дышит.

– Пайпер, проверьте Чиверса. Я выйду на улицу.

Ночной воздух принес ему сильное облегчение. Октябрьский мороз пощипывал ноздри. На улице было тихо, воздух замер. Снег засыпал голову, плечи, руки.

Грузовик с эмблемой Весткрофтского колледжа резко и неуклюже остановился. Мотор не был заглушён. Дверь открылась. Джерри быстрым движением выхватил оружие. На светлый снег ступил Дин.

– Док Трумэн? – окликнул Джерри.

Дин взглянул на револьвер. Потом поднял руки. Джерри опустил ствол.

– Слава Богу, вы здесь. Кое-что произошло. Где шериф? У Дина опустились руки и обвисли плечи.

– Шериф? Я думал, он с вами.

Морщинка беспокойства прорезала лоб Джерри.

– Нет. Он поехал за вами с час назад.

– Я его не видел.

Новый вопль сотряс воздух. Он шел изнутри. Джерри ринулся в офис, уловив неясный крик Дина позади себя, звук закрывающейся двери машины. Видимо, тот полез выключить мотор.

Джерри Нильс не стал ждать. Он вломился в конференц-зал. В проеме стояла трясущаяся Пайпер и громко кричала. У ее ног лежала человеческая голова. Она была повернута лицом вверх.

И Джерри понял, что смотрит в мертвое белое лицо Джона Эванса.


глава 29


Мейсон обрадовался, что «Приют лесопильщика» был открыт, и там шла оживленная жизнь, несмотря на погоду. Если уж ему предстояло узнать друга своей дочери, то он предпочитал сделать это там, где подавали пиво. Дэвид Левин обнял Тину. Она так и таяла в его объятиях.

Мейсон его ненавидел. Но он кивнул и заставил себя улыбнуться. Предполагалось, что эта встреча поможет навести мосты, а потом, как сказал ему Джон, намечалось грандиозное празднество.

Вся неразбериха закончилась.

Бродяга, запугавший весь город, теперь, слава Богу, под арестом. А насчет «полароида» Джон сообщил, что эффект фотоснимка оказался редким трюком, а не галлюцинацией – Дин сумел это установить. Значит, Мейсон не сходит с ума.

Но почему Уайти Доббс? Почему открылась именно эта страница памяти? Неважно. Теперь все кончено. Пусть загадки остаются Джону и Дину. Теперь, когда проезд закрыли, а мост уничтожили, у Мейсона возникли своего рода каникулы.

Он окинул взглядом ресторан, который был заполнен наполовину, несмотря на ненастье. Жители Черной Долины были крепкими малыми. Они гордились тем, что «утерли нос» разгулявшейся природе. Что ж, ему это нравилось.

– Разве не здорово, папочка? – ворковала Тина, не выпуская руки своего молодого возлюбленного.

Мейсон почувствовал прилив ревности. Он с трудом преодолел его и солгал:

– Здорово, да здорово, дорогая.

Счастливый Дэвид Левин улыбнулся. Это был приятный молодой человек, отлично одетый, с поставленной речью. Оказалось, что он весьма успешно начинал свое дело. Тем лучше для него. Но все же Тина оставалась для Мейсона маленькой дочкой. И то, что произошло с фотографией, трюк то был или нет, только усилило страх потерять ее.

Тина вытянула руку перед собой, любуясь колечком с жемчугом, которое ей подарил Дэвид Левин перед обедом. Кольцо? Очень личный подарок. В следующий раз он ей подарит бриллианты? Как скоро Мейсон потеряет свою малышку?

Но мысленно он напомнил себе: «По крайней мере, это не Уайти Доббс».

Дин бежал по коридору навстречу им. Пайпер подняла на него глаза, затуманенные слезами, пытаясь понять, что происходит.

– О Боже, Дин, это ужасно, – она бросилась к нему на шею. – Слава богу, ты жив.

Остолбеневший Трумэн с минуту стоял без движения, потом крепко обнял ее.

– Что случилось? – спросил он.

– Мы думали, что ты тоже умер, – вторил ей Натан.

Он сидел на раскладном стуле, обернув лоб мокрой тряпкой. Пайпер неохотно выпустила Дина из своих объятий, отступила назад и посмотрела ему в лицо. Облегчение сменилось беспокойством. Он выглядел больным.

Его лицо было пепельного цвета, глаза потухли.

«Что-то с ним случилось, – поняла Пайпер. – Что-то очень-очень плохое».

– Это Джон, – сказал Джерри.

В углу на столе возвышалось нечто, накрытое белым льняным полотенцем. Очертания напоминали по форме шар.

– Джерри? – переспросил Дин.

– Это шериф. Он убил его, – помощник судорожно вздохнул и снял полотенце. – Его обезглавили, доктор Трумэн.

Дин беспомощно моргнул и уставился на отрезанную голову своего старого, лучшего друга.

– Джон? – спросил он.

Как член суда присяжных, доктор Трумэн видел достаточно в своей практике, чтобы сразу же понять, что имеет дело с реальным фактом, как бы тяжело ни было осознать его. Рот закрыт, челюсти стиснуты, но глаза, мутные, как будто запотевшее стекло, смотрели прямо на Дина.

– Джон, – прошептал Дин.

– Что? – раздался сзади мощный баритон.

Все как один обернулись. Воздушное пространство комнаты было опустошено глубоким вздохом всех присутствующих. Джерри, Мегги, Дин, Кой, Натан и Пайпер в недоумении уставились на входную дверь.

В дверях стоял шериф Джон Эванс, живой и здоровый, с головой на плечах. Джерри пнул стол.

Отрезанная голова скатилась на пол, упав со стуком, как спелая дыня, прокатилась по ковру и остановилась прямо у огромных ботинок шерифа. У Джона нервы были крепче канатов, а самообладание поистине сверхчеловеческое. Он нагнулся и поднял голову за серебристо-черные волосы. Из раны на шее текли кровь и лимфа. Джон приблизил голову к глазам и, не мигая, уставился в свое собственное лицо.

– Черт, – вот все, что он сказал.

Стон умирающего динозавра послышался в стороне, когда помощник Чиверс снова потерял сознание.

Тина рассказывала про учебу, про общежитие, но больше всего про Дэвида. Про великолепного, уникального Дэвида. Они так недавно познакомились, но он уже назначил ей романтическое свидание на озере. Мейсон решил, что должен позвонить ее матери, как только вернется в Портленд. Может быть, ей удастся предотвратить столь раннюю, скоропалительную связь.

Тина пустилась в нескончаемые рассуждения о своем преподавателе истории, без конца меняющем одежду, а Дэвид Великолепный поощрял ее улыбкой, когда Мейсон вдруг услышал этот невнятный звук.

Клик.

Флип.

Такой негромкий звук, почти потонувший в звоне посуды и болтовне. Однако Мейсону звук показался смутно знакомым. Он не знал, что это было, но точно знал, где он слышал подобное. Этот звук приходил к нему в ночных кошмарах…

Они снова сгрудились в конференц-зале – все в нервном потрясении и с красными глазами. Пайпер обхватила себя руками, не веря, что когда-нибудь согреется.

Джон объяснил, как автокатастрофа задержала его по дороге и как он, не обнаружив Дина в школе, вернулся сюда.

– Мне все это не нравится. Нет, сэр, нисколько, – жалобно сказал Натан. – Это не правильно. То чудовище… Этот маньяк, напавший на мою Аву, – не человек.

– Давайте успокоимся, – сказал Джон твердым, но раздраженным голосом.

Ему удавалось держать себя в руках, хотя Пайпер заметила, как он сжимает портупею, застегивая и отстегивая ремешок кобуры. – Здесь много странного происходит…

– Это несколько слабо сказано, – выпалил Натан.

– Но мотив остается неясным. Однако, я думаю, у нас появилась ниточка…

– Ниточка, ниточка, – воскликнул Натан. – О каких ниточках ты толкуешь?! Это целая петля, аркан. Без обид, Джон, но ты спятил? Твоя голова вон там, в холодильнике, а ты несешь чушь про мотивы!

– Не вижу смысла паниковать.

– Смысла ни в чем нет, – завопил Натан на пределе, всплеснув руками. – Мы в ловушке, Джон. Чиверс прав. Как бы ты ни кружился, мы все равно в ловушке. Пойманы Бог знает чем.

– Я скажу вам чем, – вдруг произнес Кой с вытаращенными глазами. Воздух был наполнен тяжелым запахом кофе, смешанным со страхом.

– Я думаю, это колдовство!

– Колдовство, – повторил Джерри.

Он покачал головой и рассмеялся, глазами поискал у других поддержки, но безуспешно. Улыбка увяла.

Дин молчал. Он сидел понурив голову.

Пайпер почувствовала, как будто у нее в желудке переворачивается гремучая змея.

Что-то случилось с Дином.

– Друзья, мы должны поддерживать город, – сказал Джон. – Если нас охватит паника, то шанса уже ни у кого не останется.

Потом Джон повернулся к мэру.

– Натан, я знаю, ты переживаешь из-за Авы, но мы надеемся на тебя. Ты нам нужен. Теперь больше, чем когда-либо. Разве можно быть в таком настроении? Как народ отреагирует?

Натан все еще сидел с упавшим видом.

– Люди все издергались. Но большинство думает, что дело в буре. Я убедил их не прекращать дела.

Джон кивнул и повернулся к помощникам.

– Нет следов пропавшего Илии?

– Никаких, – сказал Джерри. – Телефонная связь прерывистая, но насколько я понял, его снимки не вызвали тревоги у ФБР. Кроме того, я расклеил его портреты на всех оживленных точках. Ничего.

– Может быть, нам стоит расклеить фотографии Уайти Доббса? – Дин спросил это безжизненным голосом, но его слова взбудоражили группу.

– Доббса? – Джон почесал подбородок мозолистой рукой. «Этот подбородок только что упирался в ковер», – подумала Пайпер, не в силах остановить свои мысли.

– Кто такой Уайти Доббс? – спросил Джерри уже второй раз за день.

– Подросток, которого мы зарыли заживо двадцать два года назад за то преступление, что он не совершал, – ответил Дин.

– Б-б-боже милостивый, – запинаясь, простонал Кой.

– Зарыли? – повторил Джерри, как будто разом утратив способность понимать по-английски.

– Это было наказание, – Джон посмотрел на Дина. – Мы думали, что он изнасиловал мою сестру.

– Джуди? – спросила Мегги, а потом обратилась к Дину: – Вашу жену?

Дин кивнул.

Каждая клеточка сердца Пайпер пульсировала от страха.

– Это не может быть Доббс, – сказал Натан. – Несмотря на все, что я слышал. Он давно мертв.

– Это Доббс, – сказал Дин беззвучным и тусклым голосом. – Я знаю. Я его только что видел.

– Что? – непонимающе спросил Джон. – Когда?

– Меньше часа назад. Он проник в школу. Джон, он не состарился ни на минуту. Ни на минуту.

– Это невозможно.

– А ты держишь собственную отрезанную голову! – с вызовом бросил Дин. – Это был он. Уайти Доббс.

– Двойник, – также с вызовом сказал Джон.

– Такой же голос. Тот же смех.

На лице Джона проступили красные пятна – от раздражения или ярости, точно Пайпер не могла определить.

– Он оставил вот это, – Дин Трумэн раскрыл ладонь, на которой лежал медальон в форме сердца.

В тишине комнаты было слышно, как вздохнул Джон:

– Медальон Джуди? Дин кивнул:

– Он исчез из больницы в ту ночь, когда она умерла. Кой тихонечко завыл.

– Чушь собачья! – слова Джона резко рассекли воздух. – Совершенная чушь собачья! Если ты кого и видел, то парня нашего возраста, побывавшего у пластического хирурга, или кого-то, загримированного под Доббса.

– Не настолько. Никакая пластическая хирургия не справилась бы.

– Никто не мог сделать такой полароидный снимок, но они сделали, – сказала Пайпер, поднимаясь со стула. – Близкая наука, не так ли ты говорил, Дин? Технология – уже открытая, но еще не освоенная. Если они могут делать подмигивающие фотографии, я могу поверить, что им удалось превратить тридцатидевятилетнего мужчину в подростка. – Джон кивнул, впервые одарив Пайпер подобием одобрительной улыбки. – Ты же сам говорил, Дин. Кто-то пытается сбить тебя с катушек. Подтолкнуть к краю. Что может быть лучше, чем заставить тебя думать, что Уайти Доббс вернулся? Я понимаю, что это притянуто за уши, но звучит гораздо убедительней, чем другие доказательства.

Джон глубоко и почти облегченно вздохнул и обхватил друга за плечи:

– Послушай меня. Ты мне нужен, Дин. Мне так нужен твой ум. Они хотят заставить тебя поверить в то, что ты сумасшедший. Если ты на это поймаешься, они победят. Ты меня слышишь? Они победят.

– Кто победит? – требовательно спросил Дин. – Какого черта и кто мог все это сделать только для того, чтобы победить меня?

– Конкурирующая компания? – предположила Пайпер.

– Тогда проще убить меня. А не тратить миллиарды долларов на изощренные уловки. Нет. Это Уайти Доббс. Он вернулся. Такой, как прежде. И уж у него точно есть мотив, – обессиленный Дин опустил плечи, как птица опускает крылья. Он упал на ближайший стул, уткнув голову в ладони.

Джон скрипнул зубами. Пайпер отчетливо слышала этот звук в тишине комнаты.

– Ты разве не понимаешь? – не отнимая рук от лица, проговорил Дин, даже не поднимая глаз. – Я был неправ. Вся моя жизнь – обман. Все, во что я верил, – фальшивка.

Пайпер села с ним рядом, положив руку на его плечо.

– Это неправда. Я думаю, твоя жизнь удалась. И ты прав. Дин отвел руки, чтобы увидеть ее лицо:

– Ты? Ты видишь привидения. Я думал, тебе все это понравится. Я скажу тебе, что говорил Доббс: «Наука для Вселенной – то же, что снег для Аляски, только внешнее прикрытие». А потом ублюдок пробормотал что-то вроде того, что пропустит встречу за обедом, – Дин махнул рукой. – Неважно.

– Она права, Дин, – сказал Джон. – Ты наша единственная надежда. Я хочу, чтобы ты осмотрел голову в холодильнике.

– Я и так могу тебе сказать, что она настоящая.

– Я в этом не сомневаюсь, но это не моя голова. Очевидно. Возможно, ты найдешь следы пластики. Тот, кто заставил этого беднягу выглядеть, как я, он же делает из другого парня Уайти Доббса, – Джон внезапно замолчал. – Постой, что там двойник Доббса говорил насчет обеда?

Дин бросил на него непонимающий взгляд:

– Встреча за обедом. И что? Шериф взглянул на часы.

– Боже! Мейсон обедает со своей дочерью в «Приюте лесопильщиков». Нильс, Чиверс, за мной.

Помощники вскочили. И Дин поднялся.

– Ты же не думаешь…

– Я не хочу упускать ни единого шанса.

– Я иду с тобой, – сказал Дин.

– Нет. Ты остаешься здесь и ищешь ответы, – шериф взглянул на Пайпер. – Он нам нужен. Верни его. И побыстрее.


глава 30


От муниципалитета до «Приюта лесопильщиков» на машине можно было добраться за двадцать минут. Тяжелые широкие шины джипа «Чероки» глубоко увязали в устланной снегом дороге. Ресторан находился на севере, дорога шла в гору. Джон понимал, что должен попасть туда через десять минут. Даже в сносных условиях такие трюки опасны, а с учетом льда и снега просто смертельны.

Но Джона беспокоило не это. Он видел, как его друзья погибают, как его департамент разваливается на части, видел собственную отрезанную голову. Но больше всего его беспокоил этот тусклый, равнодушный взгляд Дина Трумэна. Он был подавлен. А без Дина у них не оставалось надежды.

Джон нажал на акселератор. Снег брызнул во все стороны, кувыркаясь при свете фар, переливаясь голубым и белым. Джерри сидел рядом, с такой силой вцепившись в приборный щиток, что чуть не выдернул консоль, а кончики его пальцев побелели. Но он не произнес ни слова.

Машина рванулась – Джон управлял ею, как наездник колесницей. Он не замедлил хода.

Практический ум Джона взялся за выполнение очень непрактичного задания. Могла ли быть какая-нибудь связь между обедом Мейсона с дочерью и сообщением о дневной встрече того человека, которого Дин считал Уайти Доббсом? Джон совершенно искренне не знал. Но, несмотря на весь абсурд ситуации, все его инстинкты, весь опыт полицейской службы в один голос кричали, что да, была.

– Ну как вам наше обслуживание сегодня?

Мейсон Эванс посмотрел на изящно одетого молодого человека с густыми темными волосами и тоненькими усиками.

– Я Клаус, метрдотель, – пояснил он. – Принести вам чего-нибудь?

«Голос как только что отполированный пол – такой же скользкий», – подумал Мейсон.

Он ворчал себе под нос, но, видимо, достаточно громко, чтобы великолепный Дэвид услышал и улыбнулся. «Он тоже думает, что это фальшивый метрдотель, – понял Мейсон. – Может, мальчик и впрямь не так уж плох».

– Господи, какое красивое колечко, – извивался Клаус. – Можно? Тина хихикнула, напомнив Мейсону его пятилетнюю дочурку, когда он плясал перед ней, изображая ужасного, но доброго монстра.

Она протянула свою руку. Клаус взял ее аккуратно за кончики пальцев, внимательно рассматривая маленький жемчужный перстень. Потом, как актер из плохой французской комедии, наклонился и поцеловал руку девушки.

Мейсон опять заворчал, на сей раз уже не пытаясь скрыть неприязнь.

Тина смеялась, пребывая в упоении от таких знаков внимания.

Клик.

Флип.

Опять этот звук? Он его уже слышал. Неожиданно по телу прошла дрожь.

Какой-то блик, что-то блестящее в руке официанта.

Блестящее?

Клаус плотнее прижал губы к руке Тины.

Блестящее, как металл.

В голове у Мейсона все бешено закрутилось, он старался припомнить другой звук… Звук из его кошмаров.

Губы этого Клауса все еще не отрывались от руки Тины, но краем глаза он покосился на Мейсона, а уголок рта пополз вверх в ухмылке.

Блестящее… клик… кошмары…

– Тина-а-а-а, – завопил Мейсон, увидев вишневую рукоятку. Далее все происходило, как в замедленном кино.

Мейсон чрезвычайно отчетливо видел, как дочь повернула в его сторону ошарашенное лицо, как тот подонок, не отрывая губ от ее кожи, а глаз от Мейсона, затрясся в смехе, как лезвие мелькнуло на его левой ладони, мягко играя светом, и как одним движением…

Кровь…

Глаза Тины полыхнули, но в них еще не было осознания. Кровь фонтаном била из ее руки. Палец – отрезан.

Тина закричала.

Ублюдок выпрямился, как будто ничего не случилось… ухмыляясь… смеясь… Он зажал окровавленный палец Тины между собственными указательным и большим, а потом отсалютовал им Мейсону.

Дэвид Левин не сразу сообразил, но тут же вскочил на ноги. Он оказался позади Клауса.

Выбросив вперед руку, Дэвид схватил его за волосы. Вульгарный черный парик соскользнул с головы, обнажая волосы цвета отбеленных костей.

– Доббс! – Мейсон вскочил, отшвырнув стул в сторону.

– Папочка!.. – кричала Тина, с ужасом глядя на фонтан крови, бьющей с неослабевающей силой.

Дэвид рывком развернул Клауса за плечо, затем нанес прямой удар в подбородок.

Беловолосый отшатнулся назад. Дэвид снова атаковал его.

– Нет! – закричал Мейсон.

Предупреждение опоздало, нож оказался быстрее. Доббс сделал только один молниеносный выпад. Кровь хлынула из перерезанной шеи юноши. Руками он инстинктивно пытался зажать рану, но не в состоянии был остановить кровавый поток.

Мейсон услышал хлюпанье воздуха в открытой трахее. Голова Дэвида беспомощно болталась.

Боже всемогущий, нож достал прямо до позвоночника!..

Голова Дэвида Левина запрокинулась на спину, открывая зияющую рану. Юноша рухнул на пол, прощаясь с жизнью, вытекающей с теплым алым ручьем.

Он почти отрезал ему голову…

Уайти Доббс рассмеялся, как будто тысячи ворон закаркали и с шумом поднялись в воздух.

Официант глубоко затянулся сигаретой, выдув дым прямо на табличку «Не курить». Черт с ними, в ресторане и так несладко подобной ночкой, не хватало еще, чтобы он вышел покурить в такую погоду на улицу.

– Курение в мужском туалете, – поморщился он своему отражению в зеркале.

Парень подрабатывал здесь только для того, чтобы накопить деньги на колледж, а после колледжа он надеялся найти настоящую работу. А хорошая работа нужна была только для того, чтобы платить за хорошие сигареты.

– Так все и движется, – он щелкнул пальцами, обращаясь к фигуре в зеркале, – по кругу.

Дверь в туалетную комнату распахнулась со стуком.

Босс. Официант тут же сунул сигарету под раковину. Но вошедший не был его боссом. Мужчина с совершенно белыми волосами улыбнулся, подошел к зеркалу и принялся писать.

– Эй… эй, какого черта? – сказал официант. – Вам нельзя это делать.

Незнакомец только улыбнулся, продолжая размазывать красную надпись на стекле.

– Не беспокойся, – сказал он, показав официанту свою «ручку» – отрезанный палец. – Это всего лишь кровь.

Джон, ворвавшись в «Приют лесопильщиков», застал там полный хаос. Клиенты носились по залу, размахивали руками, кричали. Царила настоящая паника. И в ее центре был Мейсон.

Он стоял на коленях возле дочери, лежавшей без сознания, оборачивая ее руку салфеткой. Неподалеку лежал юноша, неестественно запрокинув голову.

Повсюду виднелась кровь.

Мейсон, увидев Джона через зал, бросил на него умоляющий взгляд.

– Вызовите «скорую», – бросил Джон Джерри, потом подбежал к брату. – Как она?

– Жива, – прорыдал Мейсон. – Пока жива. Джон, он отрезал у нее палец – начисто отрезал у меня на глазах.

– А у Левина? Голову? Какой дьявол мог это сделать? Мейсон Эванс беспомощно потряс головой. Нож-молния с вишневой рукояткой.

Где-то в глубине души у шерифа зажегся огонь, жаркое, пылающее пламя. Оно не поддавалось логике, дисциплине, даже закону. Джон Эванс почувствовал приступ ярости, страстной и горячей, никогда до этого не испытанной.

– Уайти Доббс, – выругался он.

– Он пошел в мужской туалет.

Джон кивнул, выхватывая на ходу пистолет.

– Он отрезал ее палец, Джон, ее средний палец. Ублюдок унес его с собой.

***


Ослепительное пламя ярости ревело с силой рождающейся звезды.

«Преступника застрелили во время задержания» – так будут выглядеть полицейские отчеты. Но это неважно, кто-то сегодня ночью должен умереть.

Джон с такой силой толкнул дверь туалета, что чуть не снес ее с петель. Он вошел, держа перед собой пистолет профессиональной хваткой – двумя руками. Шериф проследовал дальше, а кафельные стены все еще дрожали от удара двери.

Никого. Только скрючившийся человечек в углу.

– Где парень, который сюда входил?

Тот трясся как осиновый лист, протянув длинный палец в направлении зеркала.

Там было послание, написанное кровью – кровью Тины. Ее маленький пальчик лежал на краю раковины.

На стекле подтекали кровавые буквы.

«Джимми Дин, сегодня в полночь на холме Хокинса! Или все умрут. Уайти ХХХХ».


глава 31


Пайпер наблюдала за Дином, сидевшим на скамейке у пианино. Он слегка раскачивался, мурлыча песенку, которая была ей знакома, но Пайпер точно не могла уловить мелодию. Она опустилась рядом на скамью и коснулась пальцами клавиш. Пять лет музыкальной школы и хороший музыкальный слух сделали свое дело.

– Я хотела сыграть песенку, которую ты мурлычешь.

Он взглянул на нее, как бы не узнавая. Глаза были пусты, как у мертвой собаки. Надежды нет, надежды нет.

– Я мурлыкал?

– Не переставая.

– Извини.

Пайпер пожала плечами.

– Не о чем беспокоиться. Я только не могла вспомнить как она называется.

– Гм. Раз уж ты заговорила, так и я не мог. Это ее удивило.

– Но ведь она очень знакомая, не правда ли?

– Да мелодия вертится у меня на языке целый день.

– Подожди. Может быть, поможет, – Пайпер одним пальцем наиграла мелодию.

Дин нахмурил брови.

– Что это?

Она повторила еще раз, немного подумала и сыграла двумя руками. Звуки музыки загромыхали в комнате, как будто в пустой бочке. Все головы повернулись в их сторону.

«Отвратительно, – должно быть, думали остальные. – Играть на пианино в такое время!»

«Пусть думают, что хотят», – решила Пайпер.

– Сыграй еще раз, – сказал Дин, вставая и заглядывая ей через плечо.

Она выполнила его просьбу, потом замерла, прокручивая мелодию в голове. Что же это была за песня? Как и Дин, Пайпер чувствовала, что она звучит где-то в уголке ее сознания.

Дин вдруг отступил назад, как пораженный ударом молнии. На минуту ей даже показалось, что так и было. А потом Пайпер увидела его глаза. Они снова ожили. Он посмотрел на нее и увидел.

– Я понял.

Дин заговорил с воодушевлением:

– Это из шоу «Роки Хоррор Пикчер». Пустяшная песенка, но Джуди и я любили ее напевать. Как же она называлась?

Дин в задумчивости прикусил нижнюю губу, потом с удовлетворением выпалил:

– «Искривленное время».

Пайпер облегченно пробежала пальцами по клавишам, наигрывая песню по памяти. Дин, всегда поражавший ее знанием стихов, запел, кое-где вставляя «да, да, да» вместо слов, а в припеве их голоса слились: «Давай потеряемся во времени…».

Они закончили, смеясь.

– Как давно я не слышала этой песни, – сказала Пайпер, покраснев и немного смутившись.

– А она вертится у меня в голове с тех пор… – он мысленно закончил фразу.

– Дин?

– Это не песня, а танец.

– Танец? – переспросила Пайпер.

– Танец, который исполнял Илия, – Дин внезапно выпрямился. Щеки его обрели нормальный цвет. В зрачках вспыхнул привычный огонь уверенности.

– Мегги, сколько людей вы можете дать?

Административный помощник, наблюдавшая за ними и не решавшаяся вмешаться, задумалась лишь на мгновение.

– Сколько нужно. Все на местах. А зачем?

– Они нам понадобятся.

Мегги Дейн оптимистично улыбнулась, но оставалась напряженной.

Пайпер вполне разделяла ее сомнения:

– Зачем?

– Ответ, Пайпер, ответ. А ты знаешь ответ? На сей раз уже задиристая улыбка:

– Ты же профессор!

– Точно, я. И ответ может дать наука.

– Да! – Пайпер победоносно подняла руку вверх и с восторгом кинулась в его объятия.

Никто не успел осознать, как это случилось, но Дин неожиданно наклонился к ней и поцеловал.

– Спасибо, – сказал он минуту спустя.

Пайпер готова была ответить на его поцелуй, но он уже погрузился в гущу поиска.

– Мегги, мне нужны часы. Любые из офиса, но обязательно с часовой, минутной и секундной стрелкой. Не цифровые. Цифровые не пойдут. •

– Часы. Они все остановились.

– Ясно. Поэтому пошлите людей в этот фермерский домик у моста через Вилламет, в жилище Даба Пелтса и к Натану. Я отправляюсь к себе, потом в школу. Попросите всех искать часы – любые, но с нормальными стрелками, а не электронные. Все, что принесут, переправьте в школу.

– Но шериф приказал нам оставаться на месте, – промямлил один из внештатных помощников.

– Нет, шериф хотел, чтобы мы разрешили проблему, – отрезала Мегги Дейн. – А этот человек может это сделать. Все, что вам угодно, доктор Трумэн, все, что вам угодно.

– Спасибо, Мегги. Пайпер, я хотел бы взглянуть на ваши бумаги по истории города. Не подвезете меня?

– Даже на Луну.

Он улыбнулся. Улыбка вышла жалкая, кривоватая, но очень милая.

– В этом пока нет необходимости. Пока нет.

В воздухе был разлит кислый запах горящих фосфатов, дерева и мертвых тел. Выли сирены, мигали приборные огни – голубым, красным, белым. Картина хаоса и смерти. Пострадавших извлекали из-под завалин. А здание, вернее, все, что от него осталось, горело. Крики боли и электронные вопли сирен сливались в беспорядочную симфонию.

Уайти Доббс расхохотался.

Снова здесь? Ну, не совсем точно. Ему не удалось добиться точности. Но очень близко. Он был до и после, но никогда в сам момент. Он наблюдал за происходящим и подсчитывал, сколько до его следующего передвижения. Недолго.

Доббс потер руки, потом протянул вперед, согревая огнем бедствия. Он рассмеялся, на этот раз громче. Пожарный обернулся, защитный экран был весь в саже. Доббс уловил выражение отвращения и смятения на лице. Но только громче рассмеялся.

Здесь, всегда здесь – нет, нет, не всегда, но часто.

А значит, почти всегда. Если бы он не исчезал, то увидел бы и себя. Но так никогда не происходило. Он изучал толпу. Лица. Где-то там среди них был и Дин Трумэн.

Мысль о докторе согрела его больше, чем пламя костра.

Уайти Доббс издал каркающий звук, как будто ворона села на оголенные электрические провода, который растворился в какофонии криков и падений. А потом он исчез.


глава 32


В классе царила оживленная суета: многочисленные компьютеры жужжали, производя подсчеты, идеи конфликтовали с теоретическими исследованиями, тайны всплывали на поверхность, а загадки разгадывались. Они работали весь вечер. Пайпер выбирала, сортировала и откладывала информацию, а люди все шли и шли – с часами различной формы и размеров, но остановившимися на определенном времени. Пайпер добросовестно записывала, где и когда каждые были найдены, когда они остановились. Потом она передавала всю эту информацию Дину, молча принимавшему ее, а потом продолжавшему колдовать за клавиатурой.

Ее собственные исследования, разложенные в несколько рядов, лежали тут же, испещренные подчеркиваниями и пометками. Иногда он спрашивал о конкретном месте, и она рассказывала. За окнами все еще валил снег с небес, затянутых черно-серой пеленой.

Без десяти восемь прибыли Джон и Натан, которых направила в школу Мегги. Их лица красноречиво говорили: произошло еще что-то. Что-то еще. Но пока Джон рассказывал о событиях в «Приюте лесопильщиков», о смерти Дэвида Левина, об ампутации пальца Тины, об исчезновении беловолосого человека, Дин не отрывал рук от клавиатуры. Его ум, подобно окружавшим его машинам, справлялся сразу с несколькими задачами, производя десятки подсчетов, оценивая и делая выводы. Только когда Джон озвучивал слова послания, бросавшие вызов самому Дину и написанные кровью молоденькой девушки, он остановился. Но, глядя на шерифа, Дин впитывал информацию глазами; ум же был занят другим.

«Он все время думает», – отметила Пайпер, слегка насторожившись из-за его отчуждения, но одновременно испытывая облегчение при виде бурной деятельности доктора Трумэна.

Когда через тридцать одну минуту она вернулась с полным подносом сандвичей и безалкогольных напитков, то как раз успела к объяснению необъяснимого.

Говоря, Дин шагал по комнате, помогая себе жестами. Пайпер слушала, и холодок пробегал по ее коже.

– Реально? – спросил Джон. – Ты утверждаешь, что все реально?

– Да.

Их осталось четверо – Дин, Джон, Пайпер и Натан. Всех остальных разослали либо с поручениями, либо по домам. Натан поднял глаза на Пайпер:

– Он…

– …сошел с ума? – закончила Пайпер.

– Я хотел сказать «не в себе«. Но так вернее.

Пайпер внимательно вглядывалась в Дина, в этого человека средних лет, бывшего учителем и другом, в этого изумительного скромного гения, который в порыве совсем недавно прижал свои губы к ее губам, потом она улыбнулась. Он ответил ей слегка виноватой улыбкой.

– Да, он сумасшедший.

Дин поблагодарил ее кивком головы, потом продолжал:

– Я утверждаю не только то, что все реально, но и то, что я был полным дураком, не догадавшись раньше.

– Так на нас охотится привидение Уайти Доббса? – спросил Джон.

– Нет. Никаких привидений нет. По крайней мере не в обычном смысле. Уайти Доббс – живое существо, такое же осязаемое, как мы с вами.

– Но он по-прежнему подросток.

– А он и есть подросток. По моим подсчетам, он повзрослел всего на год с небольшим с тех пор, как мы его последний раз видели.

В компьютерах гудели крошечные вентиляторы, гудели и фыркали, как экзотические птицы. Мэр и шериф обменялись взглядами. Натан нервно откусил свой сандвич с ветчиной и сыром.

Дин продолжал:

– Я полагаю, Доббс возник в результате волновых искажений.

– Повторное появление? – заметил Джон.

Он сидел на краю лабораторной стойки, даже не притронувшись к еде.

– Он выпал из реальной фазы, спокойно передвигаясь между секундами, днями, неделями, месяцами, годами. Он вне времени.

– Путешествия во времени? – пробормотал Натан. – Я думаю, лучше было бы считать его привидением.

Пайпер машинально откусила свой сандвич, не ощущая ни вкуса, ни запаха.

– Так существует не только Доббс, – продолжал Дин. – Я думаю, то же самое применимо и к Илии.

– Который теперь исчез из камеры, – закончил Джон.

– Ты сказал, что Илии это тоже касается. Значит, это непроизвольно происходит?

– По большей части. Их переносит не машина времени, а радиация.

– Радиация? Ты имеешь в виду плутоний или что-то в этом роде? – спросил Натан.

Дин покачал головой:

– Нет, не радиация в привычном смысле этого слова. Нечто другое. Полагаю, это неорадиация. По-моему, она неопасна. Она действует наподобие электричества, ведь электропровод насыщен электричеством – неплохой пример. Он тоже воздействует на электромагнитные поля. При действии в небольших количествах неорадиация не оказывает заметного эффекта. Но если вы получаете большую дозу, то выходите за фазу нормального временного пространства. Другие, такие, как Пайпер, – он сандвичем указал на нее, – получили дозу, позволяющую им обостренно чувствовать.

– Радиация? Я облучена? Дин улыбнулся ей:

– Конечно, ты радиант, но это уже другая история. Пайпер поняла, что краснеет.

Дин продолжал:

– Твоя доза облучения недостаточна, чтобы повредить тебе, но такова, что ты ощущаешь искажения в ходе временного процесса. Думаю, то же самое происходило с твоей матерью.

– Как? Почему именно со мной? Дин указал в окно:

– Холм Хокинса. И ты, и твоя мать родились в фермерском домике у подножия этого холма.

Мама на полу, окруженная расширяющейся красной лужей. Молния, длившаяся вечность. Незнакомец в дверном проеме.

– Так неорадиация исходит от холма?

– Да, оттуда, – подтвердил Дин.

– А этот Илия облучен, как и Доббс? – спросил Джон. – И поэтому он одет таким образом, как будто пришел из прошлого?

Дин кивнул.

– Очень возможно.

– Путешествия во времени, – Джон покачал головой и взмахнул нетронутым сандвичем. – Такое разве возможно?

Дин подошел к новой доске, сменившей испорченную.

– Взглянем на это с другой стороны, – он нарисовал вектор с указателем. – Мы перемещаемся во времени так же, как и мир вокруг нас. Но только движемся в одном направлении – вперед. Поэтому для нас время – это нарастающий прогресс. Но это не так.

Джон нахмурился.

– Я могу помочь вам заглянуть в прошлое прямо сейчас, и не на минуты, но на сотни, тысячи, миллионы лет назад.

– Хотелось бы посмотреть, – пробормотал Натан.

– Посмотришь.

– Звезды, – неожиданно поняла Пайпер.

– Верно. Даже глядя на Солнце, вы смотрите назад. Для того чтобы солнечные лучи дошли до наших глаз на Земле, требуется восемь минут. А свет от ближайшей звезды приходит лишь через три с половиной года. А от других – через биллионы лет. Звезда, может быть, умерла уже сотни тысяч лет назад, но из-за расстояния мы все еще видим ее свет. Хотя мы остаемся в настоящем, но видим то, что было, – прошлое.

– Все это прекрасно, но, как ты уже сказал, время движется только в одном направлении, – отпарировал Натан.

Дин ткнул мелом в воздух:

– Или мы так думали! Но полученные исследования недавно опубликованной теории о взаимоотношениях несвязанных предметов доказывают обратное.

– Твоя теория квантовой физики и высокотехнологичной механики, – вставила Пайпер.

– Верно. На первый взгляд она сама по себе не имеет отношения к временным перемещениям, но если взглянуть с другой точки зрения, то не только указывает на них, но и объясняет их. Видите ли, моя теория основывается на натяжении предсуществующих гидрокарбонатных.. .

– Ну-ну-ну, – воскликнул Джон. – Прибереги все эти разговоры для журналов. Он наконец-то уделил внимание сандвичу, откусив за один раз добрую половину. – Предоставь мне упрощенный вариант.

Дин начал снова:

– Ладно, суть в том, что я случайно изобрел путешествия во времени. Я еще не обмозговал все подробности, но понимаю, как все происходит, а последние события подтвердили, что это работает. Весь смысл в этом.

– Но путешествий во времени не существует, – заметил Натан. – И любой ученый это подтвердит.

– Все ученые привыкли так считать. Но с приходом квантовой физики все меняется. Теперь нам известно, что на субатомном уровне правила теряют смысл. Любой эксперимент дает другие результаты. А в некоторых случаях вы получаете следствие раньше причины.

– Но это же нелепо, – давил Натан.

– Это наука. Это факты. Я знаю, что кажусь сумасшедшим. Вы можете сказать, что объяснять квантовую физику все равно что описывать радугу слепому.

– А что с радиацией? – спросил Натан. – Где Илия и Доббс подхватили такое воздействие этой неорадиации и как это объясняет горящие грузовики, силосорезки, стекло и отрезанные руки?

– Ты забыл еще о кирпиче, – напомнил Дин. Он помолчал. На мгновение его разум сосредоточился на чем-то другом.

– Великолепная пятерка, – пробормотал он потом. – О Боже, вот что нужно.

– Наша бывшая компания? – спросил Натан. Дин рассеянно взглянул на него:

– Нет. Эксперимент. Я разработал план моей собственной линейной теории, чтобы вывести новый источник энергии. Я назову эксперимент «Великолепная пятерка».

Он помолчал с минуту, прищурив глаза, словно от мигрени.

– В любом случае в последующие несколько лет я попытаюсь. Но вместо источника энергии разработаю перемещения во времени. И сделаю ошибку.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Пайпер.

– Потому что творение взорвется.

Мысли Джона неслись быстрее вихря. Все реально. Если это правда?.. Он глубоко вдохнул и заставил себя успокоиться, по крайней мере для вида.

Если Дин не ошибался, все было реальностью, значит, это касалось и той отрезанной головы в холодильнике морга меньше чем в двух милях отсюда. А это говорило о том, что шерифа обезглавят, а голову подбросят в департамент как окровавленный шар для боулинга.

Мысль о собственной смерти была не нова, но все же беспокоила его. За время работы копом он привык смотреть смерти в лицо. И все же… Джон коснулся лица, нащупав пальцами след от тонкого пореза. Он брился меньше восьми часов назад. На отрезанной голове Джон видел точно такой же, свежий. Незаживший. Значит, он должен умереть уже сегодня.

Джон откусил сандвич, думая о том, что, возможно, последней его пищей на земле станут ветчина и сыр.

– Взорвется? – повторил Натан.

– Так точно, – сказала Пайпер. – Вот это точно. Экспериментируя с теорией времени, нельзя допускать неточностей, иначе все вокруг взрывается. Но это необычный взрыв.

Дин вздохнул:

– Нет, необычный.

– Прошу прощения, – Натан поднял руку, как школьник-второклассник. – Эксперты, объясните простому человеку основную идею.

Дин улыбнулся.

– Здание взорвется не только в физическом пространстве, но и во времени. Что-то в этом роде, – он нарисовал на доске круг. – Эпицентр взрыва здесь, ударные волны и обломки распространяются по нарастающей. Но по своей природе этот взрыв радирует не только в пространство, но и сквозь время.

– Грузовик, – осенило Пайпер.

– Был или будет припаркован около завода во время взрыва. Грузовик пролетел через время. Таким образом, Чиверс видел его за несколько дней до того, как мы с Пайпер стали свидетелями его взрыва на мосту через Вилламет. Я думаю, силосорезка прибыла из 1974 года. Ее подбросило не ураганом, а ударной волной. А осколки стекла, скорее всего, появились в результате пожара в начальной школе в 1948-м. Стекло разнесло взрывом, и Мередит Гэмбел погибла. Ударные волны и обломки носятся туда и сюда, проникая сквозь века, обычно в небольшом радиусе, но иногда случаются и казусы с внушительными последствиями. Используя исследования Пайпер, я сумел выделить около пятидесяти трех случаев, подтверждающих эту теорию.

– Огонь и камни, – прошептал Натан. – В докладе Пайпер говорится, что первое поселение было уничтожено огнем, а второе – камнями.

Дин кивнул:

– Одно из доказательств моей теории.

– Ты говоришь об ударной волне, – сказал Джон, – так это она ударила в здание? Сбила вертолет?

– Конечно.

– Тогда можно объяснить горячий ветер, – сказала Пайпер. – И погоду.

– Думаю, да. Я считаю, что десятки брешей, бог весть когда, открываются во временном пространстве, усиливая дуновения холодного и горячего ветра, мешая его потоки с обычным воздухом, создавая причудливые метеорологические явления.

Джон покачал головой:

– Итак, взрыв в будущем посылает обломки в прошлое. Но теперь, когда мы знаем об этом, проще не строить этот завод. Нет завода – нет взрыва; нет взрыва – нет и обломков.

– Не сработает. Это типичное заблуждение о перемещениях во времени. Называется теорией защищенного поля, – Дин подбросил мелок на ладони. – Эйнштейн первым предположил, что пространство и время – две стороны одной медали, как орел и решка. Противоположные, но связанные пространственно-временные отношения. Я уверен, что вы об этом уже слышали. Время идет медленнее для того, кто перемещается со скоростью света, чем для того, кто остается в состоянии покоя. Поэтому, если ваше перемещение происходит со скоростью света в десятилетнем отрезке – пять лет вперед, пять лет назад, – то при возвращении на землю вы обнаруживаете, что прошло сто лет.

– Продолжай, – подбодрил Джон.

– Но эти сотни лет, прошедшие на земле, не означают, что путешественник во времени состарился на столько же. Именно благодаря теории защищенного поля. При перемещении с предельной скоростью ты подвластен своим собственным законам физики.

Вот что и происходит в данном случае. Даже если завод никогда не будет построен, все эти обломки, уже находящиеся в дисперсионном поле, так там и останутся. Поэтому старинная выдумка о том, чтобы вернуться назад во времени и убить своего дедушку, бессмысленна: убив его, ты прекратишь свое существование. Так как же ты можешь вернуться назад и убить дедушку? Ведь для того, чтобы ты живым вернулся обратно, и он должен быть живым…

– Ладно, ладно, понятно, – сказал Натан. – Парадокс. Но ты говоришь, что это таким образом не сработает.

– Да, да. Как только ты выпадаешь из привычной пространственно-временной фазы, ты подчиняешься другим, хотя и не менее жестким законам физики. Как будто попадаешь в стеклянный шар, а потом прыгаешь в плавательный бассейн. Ты окружен водой. Твои друзья, прыгнувшие в этот же бассейн, намокнут, но ты останешься сухим.

– Из-за шара, – сказала Пайпер. – Пузырь и есть защитное поле.

– Так как же оно действует на Уайти Доббса? Как он в него попал?

– «Девяносто девять Эйнштейн». Доббс сам дал мне ответ. Вы знаете, что «Энекстех» проводит разработки в различных областях науки, строя заводы и фабрики по всему миру. Но вот что вам неизвестно, так это то, что каждая лаборатория, каждый исследовательский кабинет имеет определенное название и номер. Имена соотносятся с полем. Научная компьютерная лаборатория в Колорадо может носить название «Тридцать семь Гейтс».

– Названа в честь Билла Гейтса, – заметил Натан.

– Верно. Название указывает на научную дисциплину, номер означает, что это тридцать седьмая по порядку лаборатория в сети «Энекстех».

Дин достал из ящика стола тубус с чертежами и развернул их. С одного края прижал чертежи консервной банкой, а на другом положил рулетку. Все встали и приблизились к чертежам, чтобы получше рассмотреть.

– Вот планы, разработанные для будущего исследовательского центра «Энекстех». Как видите, он будет построен на вершине холма Хокинса.

На плане были представлены многоэтажные сооружения – каждая комната помечена номером, а в правом нижнем углу проставлена соответствующая надпись.

– Какая твоя лаборатория? – спросила Пайпер.

– Мне отведена девяносто девятая лаборатория по физике в системе «Энекстех»: девяносто девять Эйнштейн.

Он указал на большое помещение в центре завода.

– Вот здесь будет моя лаборатория.

Натан пожал плечами:

– И что?

Дин вдохнул полной грудью. Он свернул бумаги.

– Это как раз в пятнадцати шагах от того места, где двадцать два года назад был похоронен Уайти Доббс.

Когда до них дошел смысл слов Дина, все надолго притихли. Пайпер почувствовала, как у нее опять встали дыбом волоски на затылке. Дин перехватил ее взгляд. Пайпер передернуло.

– Что-то приближается.


глава 33


Он стоял под окном. По колено в снегу. Просто стоял и смотрел, смотрел внимательно. Этот бродяга Илия.

– Сукин сын, – Джон вскочил с места.

Пайпер услышала щелчок отстегнутого ремня, металлический взвизг и поняла, что шериф выдернул пистолет из кобуры.

– Нет, – остановил его Дин. – Не надо. Он на нашей стороне.

– Откуда ты знаешь? – запротестовал Натан. – Черт тебя побери, откуда ты знаешь? Даже если все, что ты говорил, правда. Если он перемещается во времени, откуда ты знаешь, что он не причастен? Откуда ты знаешь, что он с Доббсом не заодно? Как ты вообще в чем-то можешь быть уверен?

– Я и не уверен, – Дин надел пальто, жестом попросил прекратить дальнейшие возражения и вышел из здания. Через несколько секунд он погрузился в вихрь белого мира, в который превратилась Черная Долина штата Орегон.

Остальные трое сгрудились у окна. Пайпер заметила, что Джон, готовый к любым неприятностям, держал пистолет наизготовку. Его палец лежал на спусковом крючке.

Ветер свистел в скатах крыш. Хлопья снега прозрачными привидениями кружились в ритме вальса. Дин шел против ветра, опустив голову, подняв воротник и пряча в него лицо. Бродяга поприветствовал его.

Джон поднял пистолет. Пайпер положила руку ему на плечо.

– Нет. Не сейчас.

Они видели, как странник Илия приплясывал и подрагивал телом.

– Какого черта он делает? – спросил Натан.

– Танцует «Искривленное время», – коротко ответила Пайпер, но тут же заметила их недоумевающие лица. – Как-нибудь в другой раз.

Потом все они увидели, как Дин смеется.

Потом на глазах у группы бродяга снял шляпу, повернулся к окну, сделал глубокий изящный поклон. И… исчез.

Дин с минуту постоял, глядя на то место, где только что был Илия. Его слова все еще звучали в голове.

– Я не мог просто взять и рассказать, – объяснял Илия. – Я пытался, но не сработало. И в будущем только ты будешь знать, как это срабатывает, но даже ты спишешь все на случайность.

– Случайность?

Илия кивнул, покачивая полями шляпы, как задумчивая птица крыльями.

– После того как ты посмотрел шоу «Роки Хоррор Пикчер», песенка засела у тебя в голове. Каким-то образом, ты связал ее со своей теорией – и блямс, все вычислил. Ты сказал мне, или ты скажешь мне, что тебе пришлось взглянуть на проблему со стороны. Если бы ты проводил исследования прямым путем, то смог бы понять. Поэтому я пытался воссоздать те обстоятельства.

Он снова принялся танцевать. Дин, смеясь, танцевал вместе с ним.

– Так кто же ты? Илия улыбнулся:

– Ты высчитаешь.

Дин подвигал пальцами. Холод пробирался через перчатки.

– Что ты надеешься извлечь из этого?

– Мечту. Я надеюсь осуществить мою самую заветную мечту. И все. Они еще немного поговорили. А потом Илия ушел, а Дин остался в одиночестве посреди снежного мира.

***


Звон двух или трех компьютеров Дин уловил еще в коридоре. Он поспешил, стряхивая снег с волос и одежды, бросил пальто на ближайший стул и устремился к первому компьютеру, оставляя за собой мокрые следы. Пайпер и Натан стояли около экрана второго компьютера.

– Тебе что-то пришло, – сказал Натан. – Ох, сплошные цифры.

– Отлично, – Дин бросил взгляд на экран, потом нажал нужные клавиши.

В комнате послышалось жужжание лазерного принтера.

– Пошлите на распечатку то, что у вас.

Натан бессмысленно уставился на компьютер. Пайпер улыбнулась и слегка оттолкнула его.

– Позвольте мне, – она нашла нужные клавиши. – Распечатывается.

– Что он сказал? – спросил Джон, не особенно заинтересовавшись машинными операциями.

Дин взял первый отпечатанный, еще теплый листочек. Он изучал расчеты. Близко, но этого мало. Джон повторил свой вопрос. Дин вздохнул, вынимая вторую распечатку.

– Сказал, что хочет, чтобы его мечты воплотились в реальность, – он проверил листок и покачал головой. – Недостаточно.

– И все? Это все, что он сказал? – требовательно спросил Джон.

– Да, и еще, что я делаю ужасные гамбургеры. Он сказал, что я приготовил один для него две недели назад, в то время когда подростком работал в ресторане быстрого питания, – Дин жадно достал третью распечатку, молясь про себя, потом скомкал бумагу. – Все равно мало. Мало.

Он взглянул на Пайпер через всю комнату и уловил такой знакомый взгляд. Искры выскочили из дверной ручки.

– Входящая, – сказала она.

Десятки точек голубовато-красного цвета запрыгали по комнате. Из ничего. Просто повисли в воздухе. Одни расширялись. Другие пульсировали.

– Что происходит? – взвизгнул Натан.

– Не сейчас, – пробормотал Дин. – Только не сейчас. Он достал следующий листок из принтера.

Комнату наполнило дуновение ветра. Теперь раскрывались все новые и новые отверстия, прежние становились все больше и больше. Несколько были теперь размером с тарелку, а пара достигла диаметра подноса. Разрозненные страницы разлетелись, трепеща в воздухе, как маленькие беспомощные воробышки. Ветер беспорядочно дул сразу из разных источников, иногда порывы сталкивались. В воздухе запахло горящей резиной и озоном.

Ветер усиливался. Корзина с бумагой перевернулась. Мусорный контейнер заскользил по полу.

Самый маленький член их группы – Пайпер – пошатывалась под струей горячего воздуха, дувшего ей прямо в грудь.

– Зацепитесь за что-нибудь, – прокричал Дин. – Все! Пайпер схватилась за край устойчивой лабораторной стойки.

Она была привинчена к полу и служила надежным якорем.

Джон уже зачехлил пистолет, но теперь, казалось, испытывал сомнение по этому поводу. Он не знал, где враг. И кто был врагом.

– Кажется, с самого начала все идет плохо, – кричал Дин. – Держитесь.

Как бы в подтверждение его слов один из компьютеров вспыхнул, пронзенный голубовато-белым разрядом молнии. Искры с треском вылетали из него. Черный дым поднялся столбом вверх, но порывы ветра разнесли его на клочья. Ветер завывал, как стая невидимых изголодавшихся волков, неожиданно выпущенных на свободу.

– Дин, что это за отверстия? – закричала Пайпер.

– Искажения. Временные бреши. А мы как раз в точке совпадения. Отсюда все эти явления.

Консервная банка перевернулась. Оставшись без присмотра, план-чертеж снова свернулся в трубку, подпрыгивающую около рулетки. Штатив с пробирками опрокинулся. Компьютерный монитор, на который обрушился порыв ветра, проехал с метр, чудом удержавшись на краю стола.

– Давайте прекратим все это? – наполовину спросил, наполовину потребовал Натан.

– Это невозможно. И даже не знаю, сколько еще будет продолжаться.

Третий компьютер зазвонил, но звук этот почти потонул в вопле разгулявшегося ветра.

– Джон, – позвал Дин.

– Я тут, – держась за лабораторную стойку, Джон подтянулся и оказался возле экрана третьего компьютера. – Как распечатать?

– F9, – закричала Пайпер.

С минуту они слышали только завывание ветра, потом около Дина загудел принтер. Он всосал пустой лист бумаги и передал на него информацию с компьютера.

Держась за стол одной рукой, Дин подтянулся и схватил свежий лист из машины. Бумага трепетала у него в руках, как маленький белый флаг. Он пытался разобрать числа. Потом выругался.

– Черт, недостаточно. Недостаточно.

Неожиданно пропали три самые маленькие точки. Ветер затих, но не перестал.

– Что происходит? – спросил Натан.

– Комната в зоне повышенного давления, – ответила Пайпер. – Давление воздуха здесь и там, где образуются эти отверстия, уравнивается.

– Что-нибудь новое? – обратилась она к Дину. Он покачал головой:

– Мне не хватает времени. Я знаю только основу, но бессилен в деталях.

– А что мы ищем? – прокричала Пайпер.

– Числа! – завопил Дин, но его голос даже на пределе с трудом был различим за шумом ветра. – Я думаю, что перед нами результат моих ранних попыток расширить временное пространство. Вот почему эти временные бреши переместились в эту комнату.

– Какие тебе нужны числа?

– Подсчеты. Если моя теория верна, Уайти Доббс не может контролировать, когда и где он появится. По тому воздействию, которое на него оказала радиация, можно судить, что его передвижения хаотичны. С географической точки зрения его перемещения ограничены пределами Черной Долины, но во всем остальном это сильно напоминает игру в кости. Однако появления его предсказуемы. Я думаю, он пользуется этими разрывами для лавирования между настоящим, прошлым и будущим. Он не настолько сообразителен, чтобы понять, где откроется следующий портал или как открыть свой собственный. Для этого необходимы опытные данные.

– Откуда он мог их взять?

– Только от меня, из моего будущего.

– Зачем бы тебе это делать? – спросила Пайпер.

– Потому что этого никогда не было. Как я уже сказал, все, что мы делаем сейчас, меняет будущее, но это не затрагивает Уайти Доббса, ведь он огражден защитным полем. Что бы с ним ни происходило в его временном отрезке, это происходит в нашем будущем, но в его прошлом. Скорее всего, когда он переместился в будущее, то облапошил меня, воспользовавшись моим проступком, моей ошибкой. Его уникальная радиоактивная натура позволяет ему безболезненно проскальзывать в эти порталы. Не думаю, что кому-то еще это доступно.

– Значит, Доббс стал твоим личным астронавтом во времени, – сказал Джон.

– Скорее хрононавтом, или что-то в этом роде. Возможно, он был отброшен в будущее и обосновался там, не пользуясь этими порталами. Он пребывал там довольно долго, так как успел переделать фотографию дочери Мейсона и скопировать наши с Мейсоном ДНК, а кроме того, запасся новым лезвием для своего ножа из какого-то фантастического по остроте металла.

– Компьютеры, – закричала Пайпер. Ее слова вихрем пронеслись по комнате.

– Ты пытаешься воссоздать скачки времени. Поэтому тебе понадобились все часы, чтобы сказать, сколько времени прошло между событиями?

– Да. Но есть еще два варианта, которые я не учел. Я считал, что появления Доббса связаны с пространственно-временной брешью, созданной взрывом. Эти же последние образования, эти отверстия доказывают, что и я в состоянии создавать разрывы. Но есть еще Илия. Вследствие какой-то причины он не так сильно ограничен. Я думаю, он чувствует их, как и Пайпер.

– Без этих координат будет практически невозможно остановить Доббса.

– Сорок пятый калибр остановит его, – сказал Джон. Дин покачал головой:

– Нет, вам следует знать еще кое-что… Прозвонил третий компьютер.

– Еще, – кивнул Джон, нажимая на клавиши и отправляя информацию в другой конец комнаты на принтер.

В это раз Дин уже ждал, как будто исполнившись суеверного страха, что его замедленные действия в предыдущих попытках аннулировали данные. Ветер настолько утих, что можно было ослабить хватку. Галстук Дина трепетал, как знамя, за спиной, но ему удалось удержать страницу обеими руками.

– Да, да.

– Получилось? – спросила Пайпер.

– Не все, но кое-что, – Дин закрыл глаза.

Нет времени на подсчеты, теории или на метод проб и ошибок. Он должен оценить новую информацию сам, здесь и сейчас.

Неожиданно из ближайшего портала вылетела вспышка электрического разряда и с силой ударила Дина в грудь, сбив с ног. Он упал, но не почувствовал удара. Конечности, скрипнув, разъехались в стороны. Как будто тысячи ножей воткнулись в его кожу.

– Дин!

Голос Пайпер был спасением. Он поднял голову. Его мысли смешались, перед глазами мелькали цифры, обрывки воспоминаний. Он утратил способность отличать реальное от вымысла, не мог поймать ни одной ясной мысли.

– Дин!

Она была там, где-то рядом. Подняла его. Положила голову Дина себе на колени. Лицо Пайпер плавало перед ним, проступая через толщу воды. Он хотел коснуться ее, потрогать пальцами гладкую белую кожу. Как будто это прикосновение само по себе должно было унять пламя, сжигавшее его изнутри.

Но руки не шевелились. Дин попытался заговорить. Но язык не повиновался.

– Ш-ш-ш, все хорошо. Все хорошо, – шептала она.

Тогда почему Пайпер плачет? «Не плачь, – хотел он сказать ей. – Не волнуйся обо мне. Просто ветер сбил меня с ног. Вот и все».

Она гладила его волосы. Дин слышал и другие голоса. Знакомые. Натан? «Главный растратчик, как дела?»

– Дин, ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?

Он попытался ответить, но кто-то вложил ему в рот вместо языка застывшее желе.

– Сколько пальцев я показываю? Дин увидел больше, чем мог сосчитать.

Он чувствовал, как ему расстегивают рубашку, закатывают рукава. Пайпер?

– Как он? – ее голос был напряжен до предела.

– Никаких видимых повреждений, – сказал Натан. – Просто шок. Дин, если ты меня слышишь, постарайся сосредоточиться. Посмотри на что-нибудь внимательно. Сконцентрируйся. Пусть это тебе поможет.

Дин нашел взглядом лицо Пайпер. Такое красивое, такое открытое. Как нетронутое снежное поле. На взволнованных глазах блестят слезы.

«Не плачь, Пайпер, не плачь».

Ее глаза неожиданно расширились. Дин почувствовал, как ее колени напряглись у него под головой. Увидел, как венка запульсировала у нее на шее. В глазах мелькнули искры.

Он открыл рот, стараясь разлепить это упрямое желе.

– Дин, – спросил Натан. – Что это? Что это?

Они не знали. Ее лицо ни о чем им не говорило. Обеспокоенная его состоянием, Пайпер и сама точно не могла определить, в чем дело. Дин закрыл глаза, подобрал нужное слово и вытолкнул его изо всех сил.

– Приближается, – прошептал он.

Снова подул ветер, теперь холодный, ледяной, резкий. А потом как будто далеко и тем не менее совсем близко раздался смех, словно ломался хрупкий фарфор.

Смех Уайти Доббса.


глава 34


Перед ними пульсировал разрыв, настолько большой, что в него мог пройти человек. Уайти Доббс возник в трех шагах позади Джона.

Дин сделал отчаянное усилие, чтобы подняться. Он постарался крикнуть:

– Джон, сзади.

Но Джон не успел повернуться, как беловолосый демон обвил рукой его шею. Дин уловил блеск чего-то металлического, электрического серебра, взмах в воздухе. А потом последовал сокрушительный удар в грудь шерифа.

– Джон! – отчаянно закричала Пайпер.

Дин ухватился за ножку стола и подтянулся. Но не удержался и рухнул обратно на пол. Пайпер и Натан вскочили.

Нож.

Наэлектризованное серебро и кровь. Снова удар, еще глубже, в массивную грудь шерифа. Лежа на холодном линолеуме, Дин на локтях пополз вперед. До Джона оставалось меньше десяти шагов.

Мелькая в воздухе обновленным пурпурным отблеском, лезвие дрожало от поистине сексуального наслаждения. Оно ударяло снова и снова.

Дин был достаточно близко, чтобы услышать слабое «умф«, когда лезвие погрузилось еще глубже. Джон боролся, пытаясь поднять руки, чтобы блокировать новый удар, но неожиданность и натиск сделали его беспомощным. Между стиснутыми зубами закипела кровь.

И над всем этим, не переставая, звучал смех маньяка, смех дьявольской карусели. Уайти Доббс ослабил хватку, и большой Джон рухнул на пол, как кусок окровавленного мяса.

– Как клеится, Джимми Дин?

Дин застыл на месте. Его лицо теперь было в двух шагах от умирающего друга. Джон моргал, как будто удивленный новым положением. Должно быть, ему чудилось, что он все еще стоял, а мир опрокинулся.

– Все в порядке, Джон, мы тебя отсюда вытащим. Мы поможем тебе.

Дин схватился за ножку стола и снова подтянулся. Его ноги тряслись – сказывалось последствие электрического шока. Доббс не выпускал лезвие, и Дин увидел, что его предположения оправдались. Оно вибрировало.

– Тебе здесь не место, сам знаешь, – Доббс шагнул к нему.

Его морозно-белые волосы развевались на ветру, трепетала кроваво-черная кожаная куртка, но никаких повреждений на нем не было.

Он знает, как пройти через них. Как их связать. В этом нет ничего сверхъестественного, просто дело практики.

– Брось это, Джимми Дин. Разве ты еще не понял? Наука, твоя наука – ничто. Какие тебе еще нужны доказательства? Я посланец Сатаны. Тебе меня не остановить. Если ты не появишься на вершине холма сегодня ночью, все, кто тебе дорог, погибнут, – Доббс взглянул на Пайпер, глаза которой переливались электрическим блеском. – И те, кто дороже остальных, тоже.

– Ты – кусок дерьма, – Дин выплюнул эти слова, стараясь вложить в них пугающий смысл. – Ты не призрак. Не дьявол. Ты не создание магии или волшебства. Ты просто жалкий, тупой ублюдок, оказавшийся в ненужное время в ненужном месте.

Глаза Доббса вылезли из орбит. Дин продолжал:

– На тебя воздействовала радиация холма Хокинса. Радиация позволяет тебе проходить сквозь время. Через эти порталы, мои порталы. Ты здесь, ублюдок, только благодаря моей науке.

На какое-то едва уловимое мгновение тень страха мелькнула на лице Уайти Доббса. Всего на секунду, но недостаточно быстро, чтобы Дин не успел это уловить.

«Он боится меня. Нет, он боится моего разума».

Ярость исказила темное и мрачное лицо Доббса.

Все это из-за тебя. И из-за твоих проклятых экспериментов.

Он понял, что трюк с посланцем дьявола не удался.

– Знаешь, что случится с тобой через одиннадцать лет? Хочешь узнать? Ты – наказание Божье. Твои эксперименты со временем унесут с собой половину жителей холма Хокинса. Сто тридцать два человека – мужчины, женщины, дети – погибнут. Не говоря о том, что ты сделал со мной.

Доббс перешагнул через тело Джона, словно боясь споткнуться.

– Ты хоть представляешь, каково это лежать в гробу с мыслью о том, что все погибли? Что я оказался в ловушке? Заживо погребенным? Потом произошло что-то страшное и прекрасное. Что-то ударило меня, пронзило меня насквозь, сжигая изнутри. С минуту я и впрямь думал, что попал к Сатане. Потом я очнулся, лежа на полу в трех шагах от контейнера для отходов. На полу лаборатории. Твоей лаборатории. «Девяносто девять Эйнштейн».

Доббс остановился и откинул голову назад. Он улыбнулся, не скрывая своего удовлетворения:

– Ты очень удивился, увидев меня, очень удивился. Тогда-то я и узнал, что все это был розыгрыш. Обман. Но путешествие подвергло меня испытанию. Я получил дозу радиации. Я чувствовал себя нормально, иногда несколько дней подряд, а затем моя кожа начинала зудеть, и я внезапно оказывался в другом месте – и в другое время. Ты использовал меня, как подопытную морскую свинку. О, ты сказал: это для того, чтобы вычислить, как мне помочь. Но я-то знал правду. Все только для того, чтобы удовлетворить твое нездоровое любопытство.

– Ты сам себя поймал, Доббс, – прокричал Дин. – Все, о чем ты упомянул, теперь никогда не случится.

– И что? Изменить будущее не значит изменить меня. Ты сам мне это сказал. Но это может повлиять на прошлое, твое прошлое.

Дин почувствовал новый укол страха, какого-то темного и зловещего. Предупреждение выло в его голове, как сирена, предупреждение не слушать того, что говорит Доббс. Он рассчитывал, что уже поймал Дина.

– Послушай, мне жаль, что все так получилось. Но ты должен понять, что в то время Джон и Мейсон считали, что ты изнасиловал Джуди. Они осознали свою ошибку только после того, как я объяснил им, что ты был со мной в баре. Мы сразу же бросились тебя откапывать, но опоздали. Ты уже исчез.

Доббс расхохотался. На этот раз его голос звучал, как треснутый колокол.

– Так ты так и не понял, Джимми Дин? Я изнасиловал Джуди. Поимел ее два раза. Два.

Дин почувствовал, как мир переворачивается у него под ногами. С минуту он даже подумал, что в него ударила еще одна молния.

– Это невозможно. Ты был со мной в тот вечер. Доббс откинул голову назад и хмыкнул:

– Какой же ты все-таки идиот. Кретин, после захоронения, после того, как я очнулся в будущем, я вернулся назад во времени и обеспечил себе алиби. Пока мое прошлое «я» насиловало Джуди у парковки, мое будущее «я» пользовалось тобой как прикрытием.

– Так, когда ты был в баре….

– Я уже выбрался из гроба, получил облучение и был как жалкое привидение. Я изнасиловал ее, а ты меня прикрыл. Ты защитил меня. Ты – кретин, доктор Дин Трумэн, настоящий кретин.

Дин почувствовал головокружение.

– Ты сказал – дважды… Доббс ухмыльнулся:

– Точно. После того как я обеспечил себе алиби, я совершил еще одно перемещение во времени. Такой небольшой скачок на двенадцать минут в будущее – и в ее спальню. Я оказался там, когда она приехала домой. И я еще раз поимел ее. Отличное времечко. Правда, отличное. Она была шокирована тем, как быстро мне удалось восстановиться. А сколько тебе требовалось, а, Джимми Дин? Мог ли Джимми Дин-младший снова действовать, после того как выстрелил двенадцать минут назад? Да, могу поклясться, она частенько обо мне вспоминала. Помнила, какой я настоящий мужик! И что мог для нее сделать. Бьюсь об заклад, все время, пока она была с тобой, она думала обо мне, хотела меня.

– Не слушай его, – взорвалась Пайпер. – Он играет у тебя на нервах. Хочет вывести из себя. Ты нужен ему живой, но с поврежденным разумом.

Доббс резко повернул голову, устремив тяжелый взгляд на Пайпер:

– Ах ты, маленькая сучка. В тебе тоже частичка этого излучения, ведь так? Не в таком количестве, но достаточно, чтобы видеть кое-что.

Порыв ветра прилепил листок бумаги к его щеке. Он рассек его окровавленным серебряным ножом.

– Может быть, мне стоит взять тебя с собой?

Вокруг них снова началась пульсация разрывов. Сначала они были размером с тарелку, потом с человеческий рост. Ветер снова вступил в свои права.

– У тебя нет времени, – завопил Дин. – Твое время пришло, сейчас.

Он неожиданно понял, что закончил мысленные вычисления. По крайней мере, частично. Но все еще недостаточно. Ему требовались новые данные.

Из левого кармана Доббса торчал листок белой бумаги. Дин предпринял попытку.

– Ты же не в состоянии контролировать процесс без моей помощи? Каждые два дня радиация накапливается, и ты вынужден устремляться во временное пространство, чтобы рассеять ее. Без меня и моих подсчетов тебе не справиться. Ты хаотично появляешься и внезапно исчезаешь.

Доббс скрипнул зубами. Его черные глаза превратились в два лазера.

Дин продолжал:

– На этом листке бумаги у тебя в кармане как раз и зафиксированы подсчеты. Подсчеты, которые указывают время и место, где открываются порталы подходящего размера.

– Заткнись, идиот! – проскрежетал Доббс. – И что с того? Только еще одно доказательство твоей вины. Без тебя я бы ни на что не был годен. Теперь ты мой сообщник, мой партнер.

Потом Дин увидел, может быть, вещь более удивительную, чем все события, вместе взятые, столь же невообразимую, как путешествия во времени. Тем более поразительную, что она произошла сама по себе, без научной или инструментальной базы. Позади Уайти Доббса задвигалась окровавленная масса, в которую превратился Джон Эванс. Он был обычный человек, но слишком упорный и слишком норовистый, чтобы умереть.

Теперь задачей Дина было удержать внимание Доббса.

– У тебя немного времени на сей раз. Я закончил математические подсчеты в уме и думаю, что отверстия скоро закроются.

Джон, подтянулся за ножку стола. Его грудь представляла собой трепещущее кровавое знамя. Каждое движение было результатом его огромной, несгибаемой воли. Дюйм за дюймом.

– Тебе придется уйти через одно из этих отверстий, или ты подвергнешь себя процессу угасания, неизвестно когда и где. А прямо сейчас тебе нужен, просто необходим контроль.

– Заткнись! – завопил Доббс, занося над ним нож. Вибрирующий металл казалось поглощал кровь, ведь лезвие не так сильно отливало красным.

– А как насчет Илии?

От этого вопроса Доббс дернулся, как от удара хлыста.

– Заткнись, проклятый кретин!

– Ты же боишься его, не так ли? Боишься. Я вижу по твоим глазам. Почему? Кто он?

Беловолосый ответил зубным скрежетом.

– Он история, – Доббс вынул обрывок бумаги из кармана пальто. – Ты прав в одном: твое будущее «я» дало мне достаточно информации, чтобы безбоязненно путешествовать по этим хаотичным отверстиям. Ты подсказал мне и как освободить себя… черт, и ты же случайно указал мне способ уничтожить Илию.

Джон скорее ковылял, чем шел. Упал вперед. Упал сзади на Уайти Доббса. Тот никак этого не ожидал. Инстинктивно он дернулся, воткнув нож глубоко в левую руку Джона. Но большой человек был не подвластен боли. Правой рукой он вырвал листок бумаги из пальцев Доббса и рухнул в ближайшую временную брешь. Но действовал он медленно. И нож ткнулся ему в спину.

– Джон, нет. Ты в нее не пролезешь, – сказал Дин.

Эта брешь была слишком мала. Пульсирующее то расширялось до размеров обеденной тарелки, то сокращалось до диаметра десятицентовой монеты.

Джон и сам видел это. Он в нее не пролезет. Никогда не сможет протолкнуться, чтобы оказаться по ту сторону. С невероятным мужеством Джон засунул кусок бумаги в рот и нырнул в отверстие.

Он исчез по плечи. Отверстие, чмокнув, закрылось. Обезглавленное тело Джона упало на пол, извергая вверх фонтан крови – сердце еще не знало, что оно умерло.

Уайти Доббс рассмеялся. Послышались раскаты грома, и темноту снежного неба разрезали молнии, посылая белые электрические разряды вдоль тела Доббса.

– В полночь. В полночь на вершине холма Хокинса. Никаких пулеметов, никаких штучек. Будь там и будь честен. Ах да, как напоминание: я уверен, что мне захочется убить всех, кого ты любишь, если ты не покажешься.

Доббс быстро повернулся, сделал два шага к Пайпер, потом прыгнул в самую большую временную брешь как раз за секунду до того, как она закрылась. После этого закрылись и остальные. Ветер прекратился. Пайпер осела на пол, как кучка пепла от пожара в день Страшного суда.

Два часа. Оставалось меньше двух часов.


глава 35


Пайпер жала на педаль газа до упора. Шины внедорожника резали снег. Мощные дворники боролись со снежной пеленой. Она ехала быстрее, чем позволяли условия на дороге, но сегодня ночью не было такого понятия, как «слишком быстро«. Время сжалось в маленький плавающий комочек. Пока Пайпер крутила руль, в ее голове в такт движению дворников мелькали различные мысли, помогавшие ей отвлекаться от воспоминаний того, что Джон был обезглавлен самим воздухом, о маньяке с белыми волосами, о буре внутри и снаружи.

– Ты же всерьез не думаешь о том, чтобы встретиться с ним? – умоляла она Дина.

– Я должен. Это все нужно остановить.

– Он хочет убить тебя. Безо всяких там «если». Это ловушка. Именно поэтому он хочет встретиться с тобой в этом месте и в это время. Это ловушка.

– Я знаю, – ответил Дин, но его решение осталось непоколебимым.

Пайпер не могла понять, имела она дело с самым смелым человеком в мире или с самым неразумным. Но у нее не оставалось сомнения насчет других своих чувств. Она любила его. И, наверное, именно любовь заставила ее сдаться.

– Послушай, – сказал Дин. – Мне нужна твоя помощь.

– Все что угодно, – ответила Пайпер без тени сомнения и поняла, что не ошиблась. – Все что угодно.

А сейчас она гнала машину по бездорожью, гнала в лесное опытное хозяйство, чтобы взять специализированное оборудование, которого там могло уже и не быть.

– Зачем оно? – спрашивала Пайпер Дина.

– Нет времени объяснять. Мне нужно в больницу. Не знаю, успеешь ли ты вернуться до того, как я уйду.

– Тогда я встречу тебя на вершине холма Хокинса. Ты согласен?

Дин попытался возразить, но Пайпер не дала ему договорить, прижав свои губы к его губам. Не просто чмокнула его, но подарила своеобразный душевный подъем, влила в него силы.

– На вершине холма, – прошептала она.

Внедорожник трясло и подбрасывало, но он сохранял сцепление с дорогой. Пайпер нажала на акселератор.

Что-то дрожало в уголке ее сознания.

Приближается.

Это было опасное время. Время, когда Уайти Доббс был наиболее уязвим. Он тщательно перебирал в памяти расчеты, зная, что другого выхода нет. Для того чтобы быть там, где он хотел, и тогда, когда он хотел, ему придется провести два часа в Черной Долине и переместиться в другую часть округа. Таким образом можно было удержать связующий полет – только такая связь открывала новый мир возможностей.

Это также давало ему возможность оказаться в полночь на вершине холма Хокинса. Именно в это время все аномалии достигали своего пика. В это время его план имел шанс сработать лучше всего.

Положение ухудшилось еще и из-за того, что Джон украл его подсчеты. Впрочем, это неважно. Даже Дин не смог бы расшифровать почерк на той странице вовремя, чтобы уловить разницу. Ведь не мог же?

Заноза смятения вонзилась Доббсу в сердце. Он мысленно вырвал ее. Смыл ее. Ведь ничто не может достаточно испугать после того, как его похоронили заживо, когда не было выхода, не было надежды. Ничего не было.

Доббс с отчетливостью помнил все события той ночи, ведь они были врезаны в память острым лезвием страха. Гроб душил своей замкнутостью, своими крошечными размерами, сжимавшимися с каждой минутой. Доббс сломал нож, пытаясь выбраться оттуда, и даже в духоте чувствовал горячие соленые потоки крови, брызгавшие в лицо, когда он сделал отбивные из своих рук, молотя ими по неподатливой крышке гроба.

Нет выхода, нет выхода. А потом он отправился к Сатане.

Все началось с каких-то нервных мурашек, бегавших по его шее. Потом волна – ее просто никак нельзя было объяснить. Огненно-белая волна, электрический огонь, охвативший тело с головы до пят. Такую боль он никогда еще не испытывал, словно Бог взял паяльник и прикладывал его к каждому атому тела Доббса.

Ослепляющая, невероятная боль. Но он не ослеп. Доббс мог видеть, и то, что он видел, заставило его уже и так хрупкое сознание рассыпаться на тысячу осколков.

Свет, ослепительный голубовато-белый свет, а затем темнота. Потом огонь.

Уши его наполнились звуками. Человеческие крики, сирены, взрывы, смех. Снова огонь. Везде. Вокруг него, в нем – огонь. Желтовато-оранжевый и обнаженно-красный. Огонь объял всю его суть, но не касался тела.

Доббс был внутри ада. Но не горел.

Преисподняя. Он попал в преисподнюю.

Но оказалось, что нет. Прошли месяцы, прежде чем Доббс смог понять, что какую-то долю секунды он находился в самом сердце взрыва реактора Дина в центре исследований «Энекстех«, рассеявшего осколки и смятение во времени и пространстве.

Но в первый момент Уайти Доббс был уверен, что он умер и попал в ад. Потом он упал.

Огонь погас. Гроб исчез. Уайти Доббс стоял на четвереньках на холодном плиточном полу. Вначале он даже не понял, что кричит во все горло, пока не услышал звука эха в большой стерильной комнате. Остальные также кричали. Мужчины и женщины в длинных белых халатах – некоторые сидели за лабораторными столами, другие работали за невообразимыми приборами – все устремили глаза на него, в них отражался его собственный ужас и удивление.

Доббс лежал на полу, жадно втягивая воздух, дыша с таким же трудом, как человек, вынырнувший с большой глубины.

Где он оказался?

Перед ним маячили испуганные глаза трех, четырех, нет, пяти человек. Двух женщин и трех мужчин. Как ни странно, но ужас Доббса прошел. Потом из этой группы выдвинулось странно знакомое лицо.

На него смотрел лысый и морщинистый, слегка сгорбившийся и непостижимо старый Дин Трумэн.

Доббс покачал головой, загоняя воспоминания в темные бездны сознания. Он должен быть настороже, должен быть внимательным; время было опасное. Несмотря на то что Доббс потерял свои записи, он приблизительно помнил основные даты и места, хотя и не с точностью до минуты. Не столь важно. Один портал был достаточно близко от него, он даже чувствовал истончение пространства.

Дин из будущего называл это местом соединения: «Прозрачная пространственно-временная брешь, доступная для разрывов».

Черт! Доббс назвал это истощением, потому что так ощущал. Давящее, как тяжелый театральный занавес, приводящее в трепет его тело, создающее металлический привкус во рту. А по ту сторону? Другое время. Другое место.

Доббс оглядел то место, где материализовался, – пустые стены школы. В этой школе он учился двадцать два года назад в настоящем – но лишь тринадцать месяцев назад в своем времени. Он никогда ее не закончил. Не получил аттестата.

В бешеном ритме стуча ботинками, Доббс пронесся по коридору и вылетел через черный ход. Снег окутал мир толстым, густым покрывалом. Ни звука, ни движения.

Мертвый мир, белый, как мои волосы. Отлично.

Доббс устремился по улице, оставляя позади скромные кирпичные дома. Резкий ветер хлестал в его разгоряченное лицо, резал руки. Через минуту Уайти Доббс замерз. Его зубы клацали. Распухшие губы дрожали. Проклятье. Переходя из одного пространства в другое, он уже забыл, как жесток реальный мир. Впрочем, иногда он забывал и то, что сам все еще человек.

Человек. Черт, он не чувствовал себя человеком.

Воспоминание о том, как он спасся из гроба только для того, чтобы очутиться в будущем – в сорока шести годах от момента захоронения и в двадцати четырех годах от настоящего, все еще поражало своей острой болезненностью. Дин Трумэн состарился и сгорбился. Доббс неохотно дал себя осмотреть. Именно тогда Дин обнаружил, что тело Доббса светилось неорадиоактивным излучением.

Но и ученый не мог объяснить, как Доббс попал к ним. Или как ему удалось выжить при перемещении во времени.

– На такие отрезки мы запускали только неживую материю, – пояснил он.

– Подожди, ты сделал это со мной? – Доббс, который ощущал электрическое жжение, каждый раз закрывая глаза, почувствовал, как в нем закипает злость.

– Нет, нет. Во всяком случае не намеренно…

После этого все вышло очень некрасиво. Доббс, хотя и знал, что он в компании «Энекстех», которую охраняли, и охраняли надежные стражи, все же не смог удержаться. Потребовались усилия четырех из них, чтобы оттащить его от Дина.

А еще через три дня Доббс почувствовал, как кожа начала чесаться и гореть; между пальцами пробегали искры, зрение затуманивалось. А потом он оказался где-то в другом месте, в другое время.

Только тогда он понял весь ужас своего положения. Вторым место его пребывания оказалось прошлое – далекое-далекое прошлое. Время, когда еще не было городов и поселков. Не существовало дорог, троп и… помощи. Ему пришлось высечь огонь из камней.

Как долбаный бойскаут.

Доббс питался ягодами, дикими яблоками и жалким луком.

Эта первобытная жизнь поражала обилием сюрпризов. Даже чересчур. Он видел медведя и слышал горного льва. В то время ножа с ним еще не было. Не было никакого оружия, чтобы защитить себя.

По своим подсчетам, он пробыл там чуть менее трех дней, а потом опять почувствовал, как заискрились пальцы, как задергалась кожа. Доббс оказался в 1948-м на станции техобслуживания, услышав проклятия парня, копавшегося в капоте «Плимута-46». Доббс пригрозил механику, забрал у него деньги и испарился.

Голод привел его в чувство. Он обедал в городской столовой, когда вошел полицейский. Но Уайти сделал ноги, не попавшись ему на глаза. В течение следующего месяца его времени он материализовался в четырнадцати местах, никогда не оставаясь в одном более чем на три дня, а порой менее чем на минуту.

Это был настоящий ад. Ад без преувеличения. Когда Доббс снова прибыл в будущее вскоре после своего первоначального появления, то попросил Дина Трумэна о помощи. Умолял.

Чертов кретин. Это он был виноват. И Уайти Доббс затаился, молча согласившись на различные обследования.

Дин, который до сих пор так и не понял, каким образом Доббс подвергся облучению, изобрел способ перенаправления этой… как там ее бишь! – для того, чтобы Доббс не проходил через время каждые три дня. Но здесь тоже была загвоздка, да еще какая. Уайти приходилось пользоваться прибором три раза в день и кружить вокруг Черной Долины. Если бы только он попытался выйти за радиус тридцати семи миль от здания «Энекстех», то исчез бы в потоке времени.

Доббс играл по правилам восемь месяцев, прикидываясь хорошим мальчиком, выслушивая обещания Дина по поводу постеленного излечения, чувствуя себя большой подопытной крысой. Восемь долбаных месяцев.

И с каждым днем жажда мщения разгоралась в нем все сильнее, жгла все горячее.

Именно тогда он усовершенствовал молнию – свой нож. Это был первый шаг к мщению.

Ветер усилился. Уайти Доббс почувствовал, что ноги у него налились свинцом.

Проклятие!

Он увидел припаркованный грузовик позади бакалейного магазина. И улыбнулся.

Дин одной перчаткой надавил на челюсти, одновременно раздвигая зубы другой. Позади него с искаженным лицом стоял Джерри.

На столе из нержавеющей стали помещалась отрезанная голова их старого друга. Она хранилась в холодильном отсеке. Иней осел на коротких волосах, бровях, щеках. Кожа пожелтела. Глаза оставались открытыми, но невидящими.

Рот, хлюпнув, открылся. Изнутри его наполняла застывшая слизь, словно усердный паук методично оплел все своей клейкой сетью. На левой стороне подбородка виднелся небольшой порез. Наверное, Джон порезался, когда брился. Неужели он заметил его? А если так, то знал, что умрет еще до конца дня. Но Джон ничего не сказал. Такой же молчаливый при жизни, как и после смерти.

В шести шагах лежал обезглавленный труп, завернутый в погребальный саван больничного зеленого цвета.

С помощью длинного стального пинцета Дин проник в открытую полость и медленно за кончик вытащил скомканный клочок бумаги. Слизь чавкнула. Отдельные ее нити прилипли к бумаге.

Дин положил страницу на поднос слева.

– Это то, что нам нужно?

– Да.

Дин благоговейно прикрыл голову, потом обратился к бумаге. Не снимая перчаток, он разгладил листок и вгляделся в записи. Это была маленькая блокнотная страничка, такие у Дина в записной книжке. Пометки были сделаны чернилами. Он узнал свой почерк. Но…

Дин почувствовал, как упало у него сердце. Записи казались лишенными смысла: сплошные ряды чисел и символов в алгебраическом выражении, но ничего не значащие. Даже простейшие уравнения были бессмысленны.

Если это написал сам Дин, если его будущее воплощение написало эти ряды, то почему он не мог их прочитать? Почему нарушился порядок? Кто-то еще снабдил Доббса вычислениями? Кто-то еще вмешался во временные перемещения? Эта мысль принесла минутное облегчение, сняла долю ответственности, но на смену ей быстро пришло осознание того, что если он не прочитает уравнение, не прочитает быстро, то все, что ему дорого, окажется в опасности. Ведь цифрам было безразлично, кто их писал, а эти цифры буквально не расшифровывались.

Тренькнул телефон, от звука которого Дин вздрогнул, как от электрошока. Он снял перчатку с левой руки и взял трубку. Пайпер начала без предисловий:

– Он возвращается.

– Что? Уже? Слишком рано. Ты уверена?

– Нет, нет, я не уверена. Я еще не умею управлять этим. Но у меня одно из этих предчувствий.

– Какие-нибудь еще обломки?

Он слышал, как рев мотора примешивается к ее высокому от напряжения голосу.

– Не думаю. Я пытаюсь вникнуть в ощущение. Такое чувство, как будто… кто-то умирает.

Дин сверился с мысленными часами.

– Слишком рано.

– Для Доббса время не имеет значения. Ты же знаешь.

Дженкинс Джонс вскрыл консервную банку, вытряхнул из нее кукурузу и, снабдив ценником, поставил на полку. Магазин гудел от людских голосов, множество посетителей толкали перед собой нагруженные тележки, отбирая все, что было необходимо, чтобы выжить в это непростое время.

Лихорадка началась после заявления мэра, в котором он подтверждал, что обе дороги – по горному проходу и по мосту через Вилламет – вышли из строя. Это повлекло за собой чрезвычайную активность жителей Черной Долины. Люди готовились к длительной осаде. Продукты сметались с полок, так что Джонс не успевал их выставлять. Он вызвал всех работников. Некоторые не смогли добраться из-за бури, но те, кто пришел, работали на всю катушку. Ситуация напоминала канун Дня благодарения. Настоящий содом.

Отличный доход. Но что дальше? Без дорог, подвоза продуктов так долго продолжаться не могло. Как только полки опустеют, пополнить их будет нечем.

– Может быть, следует установить норму, – пробормотал Джонс.

– Простите? – перед ним стояла женщина с ребенком.

Она толкала продуктовую тележку, наполненную до краев флаконами со средствами по уходу за волосами. Именно это нужно ей, чтобы выжить?

– Ничего, – сказал Джонс.

Женщина прошла мимо. Он вернулся к своему занятию и снова принялся переклеивать ярлычки.

Просто непостижимо, какие мысли рождались у людей.

Дженкинс был, пожалуй, самым практичным человеком среди них. Как только он узнал, что мост разрушен, то поспешил в магазин, по дороге забежав в винный магазинчик за бутылкой виски, а потом в аптеку за новой упаковкой презервативов, просто на всякий случай.

Никто не знает, как на женщин подействует буря. Может быть, они прибегут к нему в магазин, испуганные и дрожащие, и подарят немного любви.

– Это может случиться, – сказал Джонс консервной банке.

Он закончил расфасовку, потом вернулся на склад. Дженкинс Джонс подсчитал запасы, выглянул в боковое окно и увидел, как беловолосый бродяга пытается угнать его грузовик.

Мейсон сел на жесткий стул из кожзаменителя. Эмоции умерли. Его нервы выдержали огромное перенапряжение и перегорели, как электрические провода. Тину отвезли в больницу. Доктор дал ей снотворное. Они довольно сносно пришили палец, но не могли гарантировать, что он будет двигаться.

Джон умер. Его большой, несокрушимый брат умер. А Уайти Доббс, этот прихвостень дьявола, вернулся. Живой. Не тронутый временем. Неумолимый.

Мейсон сидел в конференц-зале департамента шерифа, как горгулья на карнизе здания. Выжидая, наблюдая, улавливая. Он слышал, что отсюда они планировали нанести следующий удар. А значит, Мейсону надо быть начеку, чтобы помочь, чем только сможет. Все, о чем он просил, это дать ему шанс убить беловолосого ублюдка.

Эванс уловил вопросительный взгляд Мегги. В телефонной трубке, лежавшей у нее на плече, видимо, ждали. В комнате было всего несколько помощников-секретарей и внештатников. «Она ищет полицейского», – догадался Мейсон. Тот факт, что Мегги не позвала никого из присутствующих, указывал на важность сообщения.

Мейсон встал. Она встретилась с ним взглядом.

– Что?

Мегги Дейн с секунду смотрела на него в нерешительности, потом отрицательно покачала головой.

Он придвинулся к ней вплотную, накрыв ее своей тенью.

– Я готов. Позвольте мне помочь.

Возможно, его отчаяние, возможно, схожесть с братом Джоном, заставили ее кивнуть.

– Это Дженкинс Джонс. Кто-то пытается украсть его грузовик. Парень с белыми волосами. Если бы вам удалось найти пару постоянных помощников, хотя бы Джерри Нильса, он бы мог… Мистер Эванс, мистер Эванс?

Мейсон пулей вылетел из комнаты.

Дверь оказалась незапертой. Кабина грузовика блистала роскошью модного автомобиля, присутствовали даже кожаные сидения, тонированные окна и консоль, вероятно позаимствованная у «Боинга-747».

– Класс. Клик. Флип.

Он нырнул под рулевое управление и отодвинул предохранительную крышку. Глазам Уайти Доббса представилось беспорядочное множество проводов и схем панелей приборов.

– Что за черт?

Он неожиданно понял, что его познания в управлении машинами, особенно в случаях отсутствия ключа зажигания, были двадцатидвухлетней давности и не могли применяться в век компьютеризации.

– Убирайся к дьяволу из моего грузовика, – потребовал позади него мрачный голос.

Доббс поднял голову и понял, что смотрит в дуло пистолета сорок пятого калибра.

– Убирайся. Немедленно. Паршивый хиппи, – сказал пожилой человек.

На груди у него красовалась красно-белая бирка с именем: «Дженкинс».

– Твой грузовик? – спросил Доббс, потом улыбнулся. – Отлично.

Все, как он и думал, – теперь Дженкинс не сомневался. Настоящий, живой, накачанный наркотиками хиппи. Волосы белые, странно белые, глаза черные, как угольные копи. А когда сучий сын улыбнулся, то Дженкинс почувствовал, как внутри у него все сжалось. Боже, эта улыбка!..

Накачанный наркотиками хиппи моргнул. Мелкие голубые искры посыпались у него из глаз.

– Что за черт? – отпрянул назад Дженкинс.

Он в беспокойстве дернул свой сорок пятый калибр, который вдруг показался очень тяжелым, но в то же время таким жалким. Дженкинс Джонс закусил нижнюю губу и взял хиппи на мушку.

– Подними руки и выйди из грузовика.

– Ты так считаешь? – сказал беловолосый бродяга и ткнул в его направлении ножом. – Ключи, быстро.

– Что? – Дженкинс задохнулся от негодования. – Ты совсем потерял мозги, мальчик? Это сорок пятый калибр Смита и Вессона. Снесет тебе пол-лица. У меня пистолет. А у тебя только нож. Я здесь главный.

Накачанный наркотиками хиппи задумчиво почесал себе подбородок.

– Так думаешь? – он наклонился и сделал выпад.

Двигался бродяга молниеносно, так что Дженкинс не успел среагировать. Нож мелькнул в морозном воздухе. Удар пришелся на пистолет.

Кри-и-ик.

Такой странный, причудливый звук.

Дженкинс в недоумении смотрел, как ствол, описав дугу, упал на дорогу.

– Ключи.

Дженкинс уронил обезображенное оружие.

– Ключи.

Он отстегнул ключи с пояса и протянул их в кабину. Ключи звенели, как крошечные колокольчики.

Незнакомец опробовал почти все, пока не наткнулся на подходящий. Потом вставил его в отверстие. Мотор взревел. Дженкинс Джонс пытался что-то сказать.

– Что? – спросил владелец ножа. – Говори громче. Дженкинса так трясло, что он едва мог вымолвить слово, но сделал над собой усилие:

– Я говорю, у меня там, в бардачке, презервативы.


глава 36


Чувство собственной беспомощности. Кто-то взял и выскреб ложечкой все мозги из его головы. Числа, числа – его друзья, его тайны. А теперь, когда они особенно были ему нужны, они ускользали.

– Никакого смысла, – сказал Дин, встряхивая бумажку, испещренную цифрами и символами.

– Должен быть смысл, – простонал Натан.

Его послали, чтобы достать экипировку, необходимую для успеха отчаянного дела Дина. И он вернулся только затем, чтобы услышать, что ценнейшая информация, информация, за которую Джон Эванс отдал свою жизнь, не поддавалась расшифровке?

– Она основана на твоей теории.

«Он прав. Тогда почему я не могу прочесть ее? Думай, думай, – приказывал змеям Дин. – Ну же. Сортируй мысли, одну задругой».

Каково было назначение этой бумаги? Он был уверен, что это список временных разрывов, точек, которые можно использовать для контроля над материализацией Доббса. Средства перемещения без фактора хаотичности, разработанного Дином, оставались у Доббса весьма примитивными. На листке отображались отправления и возвращения.

Дин убедился, что существовало два вида разрывов: открытые, как эти видимые пульсирующие отверстия, возникшие в его классной комнате, и скрытые, слабые места в магнитном поле, не видимые простому человеку, но которые мог пробить тот, кто обладал достаточной долей радиации. Именно последними Уайти Доббс пользовался, чтобы перемещаться из одного пространственно-временного отрезка в другой.

Дин взглянул на даты, уравнения, коды. Никакого смысла. Никакого.

– Вы можете вычислить, доктор Трумэн, – сказал Джерри. Его молодое лицо обвисло. Казалось, за последний час он постарел на десять лет.

– Конечно, он может. Ты ведь написал их или, по крайней мере, напишешь, – Натан Перкинс покачал головой. – У меня голова разболелась ото всех этих перемещений. Все шиворот-навыворот.

Навыворот? Наоборот?

– Что ты сказал? – спросил Дин. Натан потер виски кончиками пальцев.

– Я сказал, что у меня разболелась голова.

– Потом.

Мэр перестал массировать виски и задумался.

– Я сказал, что все шиворот-навыворот, – осторожно повторил он. Дин улыбнулся. Неужели так просто? Так просто?

А потом ему в голову пришло то, о чем он не вспоминал более двадцати лет.

– Уайти Доббс – он не способен к обучению.

– Да, он был быстр, как свист бича, но так же туп. Но только когда он приехал в Черную Долину, учителя это обнаружили.

Дин вырвал листок бумаги из желтого блокнота и принялся писать.

– Его неспособность?

– Дислексия, так это называется, – заметил Натан. Джерри вытаращил глаза:

– Как?

Дин писал как одержимый.

– Конечно, конечно. Дислексия. Это значит, что он переворачивает числа.

– Поэтому, если ты пишешь схему для Доббса… – предположил Натан.

– Тогда мне пришлось бы написать все наоборот.

Через десять минут Дин заполнил весь листок новыми числами. Здесь было все – время, место, широта и долгота.

Даты.

Дин узнал одну из них. Его мысли перебирали один пункт за другим, где каждая предпосылка логической цепочки должна вытекать из предыдущей. Но времени тестировать, времени задавать вопросы не было. Он работал очень быстро, емко, сконцентрировав все возможности своей мысли и интуиции.

Ученый остановился и посмотрел на Натана и Джерри.

– Что? Что это? Он улыбнулся.

– Наш единственный шанс. Если судить по этим цифрам, то, чтобы попасть на холм Хокинса в указанное им время, Уайти Доббсу придется провести около двух часов в Чёрной Долине, перемещаясь из одной системы координат в другую. Пайпер права. Он и сейчас здесь.

– О великий Боже!

– Нет. Неужели вы не понимаете? Он и сейчас здесь. И он уязвим. Действуя быстро и четко, мы сможем перехватить его в точке соединения и устроить засаду, сбив его с толку.

Джерри ухмыльнулся.

– Вы можете сказать, куда он собирается? Дин кивнул.

– У меня есть координаты. Мне нужна карта.

– Тогда пойдемте. В полицейской машине есть карта.

Уайти Доббс завел грузовик. Старик Дженкинс, дрожа, стоял рядом, стуча коленями, как кастаньетами. Доббс выжал сцепление, взглянул на Перси-стрит, и тут впервые заметил оранжево-белые баррикады.

– Проклятие! Чертово строительство! – Он думал попасть по Перси на старую автостраду Биал, откуда обходными путями он смог бы добраться, куда хотел, с наименьшими шансами быть пойманным. – Как быстрее всего попасть на Биал?

Старик моргнул, челюсть у него отвисла.

– Биал? Биал? – повторял Доббс. – Говори же, или я отрежу твой проклятый язык.

Дженкинс Джонс указал пальцем с изуродованными артритом суставами.

– Езжайте по Агейт до Перл. Там одностороннее движение, пока они расширяют Перси.

Доббс захлопнул дверцу, помедлил, а потом выглянул в окно.

– Зачем ты сказал мне, что у тебя презервативы в бордачке?

– На случай, если вы решите заставить меня совершить нехорошее с моими молодыми кассиршами.

Уайти Доббс хихикнул.

– Это могло случиться, – сказал Дженкинс.

– Могло случиться! – закричал он вслед рванувшемуся с места грузовику.

Джерри разложил карту на пустом письменном столе. Дин проследил широту и долготу, воспользовавшись линейкой.

– Вот здесь он появился после нашей встречи в классе, – сказал он, обводя место карандашом.

– За старшей школой, – отметил Джерри.

– А вот сюда он сейчас направляется, – Дин обвел второй кружок. – В семи милях.

Натан взглянул через его плечо.

– Так это совсем в лесу. Там ничего нет, кроме деревьев. Джерри хлопнул по карте.

– И заброшенная лесопилка Виррингтон. Дин одеревенел.

– Лесопилка?

– Да, но там пусто. Уже около двух лет.

– Сколько от нее до лесного хозяйства?

– Немного, самое большее – четверть мили. О черт!

– Пайпер, – прошептал Дин. – Я послал Пайпер в лесное хозяйство.

Мощная машина не была приспособлена к передвижениям в таких погодных условиях. Несмотря на вес и параметры, «Дельта-88» выделывала виражи на любом клочке льда. Но Мейсон не обращал на это внимания. Он более или менее держал автомобиль по курсу в направлении того места, куда ему предстояло попасть, и выжимал акселератор до упора.

В результате Эванс влетел, скрежеща тормозами, на парковку у бакалейного магазина всего несколькими минутами после того, как Уайти Доббс уехал на украденном грузовике. На снегу все еще стоял его законный владелец Дженкинс Джонс.

Мейсон опустил окно и остановился.

– Молодой парень с белыми волосами – ты его видел?

– Он украл мой грузовик.

– Когда?

– Только что. Он только что уехал.

– Он сказал, куда поехал? Пожилой человек скорчил гримасу:

– Он сумасшедший. Пытался заставить меня заниматься сексом с моей кассиршей.

– Куда он поехал?

– Я сказал ему… я сказал: «Ничего не выйдет, сукин сын. Я ни за что не надену презерватив и не надругаюсь над этими хорошенькими девочками. Тебе придется убить меня…».

– Направление, направление! Черт дери, куда он поехал? Дженкинс Джонс облизнул пересохшие губы.

– Биал. Он спросил, как проехать на старую автостраду Биал.

– Биал? А что там?

– Лес. И все. Лесное хозяйство, пара домов, заброшенная лесопилка, вот и все.

Мейсон завел машину.

– Твой грузовик? На что он похож?

– Красно-белый «Дженерал Моторс«. Все в хроме. Новый значок. Вы скажите этому сукиному сыну, что он мне обратно нужен. И я не собираюсь совершать непристойности с этими молодыми кассиршами.

Мейсон поморщился.

– А что? Это могло случиться! – закричал Дженкинс Джонс вслед удалявшейся «Дельте-88».

Лесное хозяйство № 1240 Соединенных Штатов Америки состояло из старого фермерского домика, не так давно отремонтированного. То, что когда-то было амбаром, теперь перешло в статус гаража, использовавшегося под склад различного снаряжения в зависимости от потребностей в различное время года. В последние полгода здесь преимущественно держали противопожарное оборудование. По счастью, в это лето нужда в нем была минимальной, и теперь, когда мир погрузился в снежную лавину, это оборудование было фактически нетронутым.

Фред Ольмштедт пребывал в хозяйстве в одиночестве, настолько же не востребованный этой ранней зимой, как и противопожарное снаряжение. С момента смерти своей жены около года назад он практически все время жил в этом домике. Здесь, вдали от всего того, что служило ему напоминанием о разлуке с дорогой подругой его последних сорока двух лет жизни, он чувствовал себя комфортно. Через шесть месяцев его скорее всего принудительно отправят на пенсию. И тогда… Он не любил думать о том, что будет дальше.

Ольмштедт сидел в просторном кресле в основном холле, наслаждаясь «Ридерс Дайджест», как вдруг в комнату быстро ворвалась молодая женщина с блестящими глазами и чуть не довела его до сердечного приступа.

Ее просьба оказалась такой же ошеломляющей, как и появление.

– Не думаю, что смогу вам помочь, мисс. Это собственность правительства, – вежливо возразил он.

– Я из Весткрофтского колледжа. Работаю с доктором Дином Трумэном. Дело чрезвычайной срочности.

Фред почесал подбородок, успевший за два дня обрасти щетиной, и втянул живот, жалея о том, что он не в форменном защитном костюме и даже неряшливая рубашка в красно-черную клетку не заправлена в потертые джинсы.

– Доктор Трумэн, говорите? – Ольмштедт перебирал закрома своей памяти.

Имя казалось смутно знакомым, но он не мог вспомнить самого человека.

– Не понимаю, зачем доктору все это могло понадобиться. Изящная брюнетка фыркнула и промчалась мимо него в заднюю комнату.

– Эй, эй! Вам нельзя туда.

Она принялась обшаривать ровные ряды полок. Он не отставал от нее.

– Только для уполномоченных. У меня возникнут серьезные проблемы, если я позволю вам…

Девушка повернулась к нему. В ее больших карих глазах стояли слезы.

– Пожалуйста. Вы должны мне помочь. Должны.

Фред Ольмштедт почувствовал, как его сердце растаяло. Он снял с гвоздя связку ключей.

– Там. В гараже. С помощью большого ключа попадете внутрь. Маленький ключ откроет дверь шкафчика. Не могу точно сказать, сколько там предметов.

Она взяла ключи и поцеловала его в щеку. Ее губы напоминали прикосновение теплых цветочных лепестков.

– Спасибо.

– Да ладно, но если у меня случится пожар, вам придется взять меня на попечение, – проговорил он ей вслед.

Уайти Доббс подумал о Джоне Эвансе и захихикал.

Проклятие. Всегда знал, что парень был здоровый, но черт, сколько же раз нужно убить человека, чтобы он умер?

Он взглянул на часы – точно успевает. Грузовик оказался на редкость послушным, пробиваясь сквозь снежные дороги. Уже недолго.

– Совсем недолго, Джимми Дин, совсем недолго.

Доббс почувствовал насмешливую жалость. Все это было возможно благодаря вычислениям самого Дина. Так как же кто-то настолько сообразительный мог быть таким глупцом? Будущий Дин Трумэн вывел, как в пространственно-временном поле происходят каким-то образом разрывы и истончения поверхности, и подверг Доббса тому, что называлось неорадиацией. Но вот чего будущий Дин Трумэн не знал, так это того, что все это ослабление во времени и пространстве происходят именно в результате его экспериментов, в результате взрыва машины, им созданной.

Идиот.

Через несколько месяцев, когда Уайти Доббс научился контролировать свои прогулки по времени, жизнь стала более или менее сносной. Как только он научился снижать уровень накапливавшейся радиации скачком во времени через каждые три дня, исчезновения перестали быть для него неожиданностью. Так Доббс смог сам ставить эксперименты.

Тэнди.

Его самым большим желанием было спасти свою младшую сестру от отца, убившего ее. Ему представился такой случай, когда он в результате перемещения попал во время за два месяца до ее смерти. Доббс не терял времени попусту. Он украл машину и устремился в Балтимор, как вдруг узнал, какую еще жестокую шутку сыграла с ним судьба.

Приблизительно в тридцати семи милях от вершины холма Хокинса Доббс против своей воли испарился, не успев и глазом моргнуть, и материализовался в другом месте, в другом времени, но в пределах этого радиуса. Он пытался снова и снова. Но каждый раз результат был один и тот же. Он оказался привязанным к холму Хокинса.

То, чего Доббс так страстно желал, то единственное, что как-то могло оправдать его существование, ускользнуло от него. Он не мог спасти Тэнди.

Потом Уайти подумал о телефонном звонке. С удивлением он отметил, что помнит номер. С еще большим удивлением услышал в трубке ее голос.

Тэнди.

Такой тонкий, но бравый голосок. Простое приветствие заставило его похолодеть.

Тэнди жива.

– Алло? – снова сказала сестра.

«Она собирается повесить трубку», – понял он. Но собственный голос не повиновался ему. Когда Уайти сумел заговорить, то слова вышли неловкими, и он задохнулся от нахлынувших чувств.

– Алло, это… это Тэнди Доббс? – спросил он, зная ответ, но пытаясь удержать ее внимание.

– Да. А кто это? – ее голосок, такой детский, такой дружелюбный, открытый и живой.

Может быть, Уайти не может спасти ее сам, но он мог по крайней мере предупредить ее, попросить ее уйти из этого дома. Он заговорил, торопясь, убеждая девочку последовать своему совету.

– Кто ты? И что ты хочешь?

– Просто убирайся оттуда!

Потом, отчаявшись передать ей всю серьезность положения, Доббс рассказал, что должно было произойти. Он пересказал ей будущее.

Она не поверила, не поверила.

Когда Тэнди снова заговорила, ее голос стал слабым и испуганным:

– Кто это? Мелвин? Мелвин, это не смешно.

Потом в трубке послышались шум и возня, и возник новый голос, ужасный голос. Голос, звучавший в его кошмарах каждую ночь.

– Какого хрена, кто это? Если ты еще раз позвонишь сюда, чертов извращенец, я тебе член отрежу и засуну в твою паршивую глотку. Ты слышишь меня, задница? Ты меня слышишь?

Его отец. Доббс невольно отпрянул от телефонной трубки. Какая-то ледяная тупость окутала его мозг. На какое-то мгновение, мгновение от одного вздоха до другого, он перестал быть Уайти Доббсом, снова превратившись в Мелвина. В мальчика. Трусливого мальчика, который сносил побои отца и видел убийство своей сестры.

Потом его сердце сжалось в мощный кулак, кулак ярости и ненависти. Больше всего на свете, больше, чем помочь Тэнди, он хоте., снова убить своего отца. Рядом с телефоном висел почтовый я, , ж. Он прочитал число на газете и улыбнулся.

– Ты меня слышишь, задница? – визжал отец в телефонной трубке.

Уитни Доббс расхохотался. Такого звука Мелвин не мог произвести. Звук, пробиравший до костей даже мертвых. Его отец замолчал.

– Через три дня, – произнес Доббс. – Через три дня ты сдохнешь.

Телефон пропал; мир окрасился серым. И Уайти Доббс оказался г те-то еще.

Ему было отказано в исполнении самого большого желания, и оставалась только месть. Сладкая, сладкая месть.

Перемещаясь во времени с помощью вычислений Дина, Доббс столкнулся и с другими ограничениями. Хотя он мог перемещаться на все четыреста лет в прошлое, в будущем его лимит был определен девяноста девятью годами от того момента, когда его погребли заживо.

И все же вместе с контролем пришла и власть.

Доббс поймал этого заносчивого диджея Ларри Пеппердина на охоте в лесу десять лет назад по текущему времени. Парень чуть не умер, увидев Уайти. Доббс сбил его с ног, отрезал правую кисть, а потом переместился вперед во времени и придушил ею Клайда Уоткинса.

Ларри Пеппердин умер в лесу от потери крови, но его тело обнаружили лишь недавно. И, несмотря на несомненное сходство его раны, ни у кого не возникло подозрения, что только что отрезанная рука принадлежала Ларри.

Отлично.

Уайти Доббс подрегулировал тепловентилятор, потом поискал глазами признаки заброшенной лесопилки Виррингтон. Неожиданно он ощутил толчок, а за ним продолжительную дрожь, как будто кто-то проводил по его коже скребком с электрическим разрядом.

Что за черт?

Доббс весь напрягся. Откуда? Старая вывеска, ржавая и кривая, указывала вход на лесопилку. Нет. Не оттуда. Он оглянулся. Еще один удар. Там, сзади. Уайти Доббс резко развернул грузовик, подчиняясь импульсу.

Он выехал на дорогу к лесному хозяйству.

Шкафчик находился в задней части амбара, как и предупреждал лесничий. Но он не предупредил о том, что здесь завал, кучи другого хлама. Пайпер дважды пришлось проделать путь нагруженной до отвала. Когда она добралась до шкафа и стала искать нужный ключ, ее от чего-то подбросило.

Он здесь.

Эта мысль пронзила ее своей цельностью и ясностью. Она рефлекторно прижалась к земле, обозревая амбар снизу. Молотилки спокойно стояли на местах. Пайпер оторвалась от шкафа, пробираясь по амбару к выходу.

Здесь.

Неужели ей это только почудилось? Неужели страхи одолевают ее?

Лесничий споткнулся о порог, как пьяный. У лестницы он остановился. Повернулся и бросил взгляд на амбар. На Пайпер. Его глаза занимали пол-лица, кожа приняла пепельно-серый оттенок. Фред Ольмштедт попытался заговорить. Из горла у него хлынула кровь с клочьями алой пены. Он упал вниз, подпрыгивая на ступеньках, как тряпичная кукла. Из-за него в дверном проеме показалась фигура.

Уайти Доббс.

Пайпер почувствовала, как наэлектризовался страхом ее мозг, ее сердце. Доббс посмотрел на упавшего человека. Нож с серебристым лезвием, окрашенный кровью, дрожал. Беловолосый демон поднял голову, втягивая воздух. Повернулся, уставившись на амбар.

Уайти Доббс стал спускаться по лестнице.

Вся низина была завалена рыхлым снегом. Пайпер пробила в нем дыру, погрузившись по пояс. Она задохнулась, почувствовав, как холод сковал ее ноги. Беги, дура, беги.

Пайпер пробиралась сквозь снег, оставляя за собой слишком заметный, глубокий след. Дорога шла в гору. Она выбралась из низины. Но снега еще было на метр в высоту. Каждый шаг давался с огромным трудом, на ногах словно висели чугунные гири.

Пайпер нащупала боковую дверь амбара за секунду до того, как вошел Уайти Доббс. Она была уверена, что он ее не заметил.

Не столь важно. Пайпер подняла голову. Доббс продолжал идти. Она чувствовала это. А если она его ощущала, скорее всего, и он знал, где она. Дорога терялась у бывшей парковки лесопилки. Пайпер вбежала, ворвавшись на полной скорости, на территорию лесопилки и споткнулась.

«Не падай, ты не смеешь упасть, – уговаривала она себя. – Будь я проклята, если закончу так же, как долговязая девчонка-хиппи из очередного фильма о Джеке-потрошителе».

Строение, возникшее перед ней, напоминало скелет когда-то мощного динозавра. Теперь оно зияло дырами разбитых окон и провалами в стенах. Огромная вывеска, потертая и висевшая криво, гласила: «Лесопилка Виррингтон – номер 31 – подразделение штата Орегон».

Пайпер налегла на дверь плечом. Она открылась на полфута, потом остановилась, удерживаемая на месте массивной цепочкой. Заперто? Нет. Не может быть. Пайпер оглянулась на парковку. Его не было видно, но она знала, что он приближается. Пайпер чувствовала.

Шоссе находилось всего в полсотне метров. Если удастся выбраться на дорогу и добежать до лесного хозяйства, в ее распоряжении окажутся внедорожник и пистолет, который она всегда держала в отделении для перчаток.

Уайти Доббс показался из леса.

Нет времени, нет времени.

Пайпер побежала вдоль здания, быстро скрывшись за углом. Если он и вправду ощущал ее, то не имело смысла прятаться. Но оставался шанс, что ощущения работали в одном направлении. Пайпер нашла еще одну дверь. Эта болталась на единственной петле. Она отодвинула ее и проскользнула внутрь. Здесь можно спрятаться. Но что, если он ее чувствовал? В любом случае в здании было легче найти оружие, чем в лесу.

Мейсон на слишком большой скорости вылетел на поворот. «Дельта-88» стала почти неуправляемой. Руль болтался у него в руках, а машина выделывала пируэты на черной поверхности шоссе. Он слишком гнал машину.

Эванс ударил по тормозам, срывая покрышки и усиливая вращение.

Пытаясь выправить руль, он выругался. Машина вылетела за пределы дороги, покатилась под обрыв. Мир закрутился в дьявольском вихре, уши наполнились металлическим скрежетом.

Машина на скорости врезалась в деревья рощи Дугласа.

«Вкус крови» – это было последнее, о чем успел подумать Мейсон.

В здании было темно, слишком темно, в воздухе стоял запах древесных опилок и плесени. Пайпер казалось, что все ее тело пропиталось этим густым, надоедливым запахом. Она инстинктивно двинулась к единственному светлому пятну – лестничному пролету. Пайпер быстро вскарабкалась вверх; ее шаги гулко отдавались в пустом здании. Лесопилка состояла из трех этажей. В верхнем шел ряд окон двухметровой высоты, отражающих заходящее солнце.

Массивная комната сохранилась полностью, поддерживаемая рядами колонн. Угасающее светило отбрасывало рубиновые отблески, рассеивающиеся в пыльном воздухе. Окна, разбитые хулиганами, с проникающими солнечными бликами напоминали неровные ряды окровавленных зубов. Вступив в обнаженную комнату, Пайпер поняла свою ошибку. Ориентируясь на свет, она сама себя загнала в ловушку.

Позади нее приближался звук шагов. Доббс поднимался по лестнице. Пайпер в припадке отчаяния рыскала по комнате в поисках того, что могло бы послужить оружием. Ей на глаза попалась толстая доска, прислоненная к одной из колонн.

Доска против временно-пространственного попрыгунчика-маньяка с футуристическим ножом. Каковы бы оказались ставки в Вегасе?

У нее был один шанс, один-единственный. Спрятавшись за первой поддерживающей колонной, Пайпер сжала доску, как бейсбольную биту. Колонны едва хватило, чтобы скрыть ее из виду, но явно ненадолго.

Шаги слышались все громче, отчетливей. Походка человека, отнюдь не спешившего. Пайпер была в ловушке, и Доббс это знал. Блеск лезвия, отбрасывавшего голубоватый конус света через всю комнату, поразил ее. Блеск усиливался. Сердце в груди билось с пулеметной скоростью. Она видела только кончик ножа.

Сейчас.

Пайпер выступила из-за колонны и обрушила доску изо всех сил на то, что находилось чуть позади ножа и, как она надеялась, было головой Уайти Доббса. Доска хрустнула… Ничего не произошло.

Пайпер еще успела изумиться, прежде чем инерция отбросила ее на пол. Она со стуком тяжело приземлилась. Дикая боль началась в левом локте и распространилась по всему телу. Ее сознание ускользало, логика онемела, а мысли проваливались.

Нож, нож, нож.

Наэлектризованное серебряное лезвие вибрировало, когда вишневая рукоятка задержалась в воздухе. Со стороны двери раздался хлопающий звук. Уайти Доббс показался в мертвенно-красном свете.

– Браво, браво. Хорошая попытка, но неважное исполнение, – он кивнул на нож, который странным образом висел в воздухе. – Совсем близко, да? Я мысленно им управляю. Может передвигаться на десять метров.

Доббс разжал руку. Нож пролетел через комнату, и рукоятка легла в ладонь.

– Прямо научное открытие, а?

Вневременной убийца двинулся дальше. Пайпер отползала назад, не решаясь оглянуться. Ее взгляд был прикован к нечеловеческой усмешке Доббса и ненатуральному свечению серебристого металла.

– Чувствуешь? – спросил Доббс. – Конечно, чувствуешь. Просто не совсем понимаешь, вот и все. Тебя привела сюда та же сила, которая говорит о моем приближении. Видишь ли, здесь должно быть истончение, следующая точка соединения. Я не претендую на понимание, но законы пространства и времени ослабевают здесь. Истончаются, понимаешь? Для меня пройти здесь и оказаться в любом другом месте в радиусе тридцати метров, как отодвинуть театральный занавес. Один шаг – и оп!, я уже где-то еще.

Он рассмеялся. Смех отдавался в пустой комнате, отдавался в голове и сердце Пайпер. Исчезающее солнце окрасило белые волосы Доббса в розоватый, цвета сырого мяса оттенок.

– Это не так весело, как кажется. Поэтому я решил, что заставлю кое-кого другого занять мое место.

Пайпер спиной уперлась в стену. Холодный воздух свистел из оскаленного ряда разбитых окон.

Доббс придвинулся ближе. Ей показалось, что она чувствует горячее дыхание на своем лице. Невольная дрожь сотрясла ее тело.

– Как раз достаточно времени, чтобы позабавиться, – сказал Доббс.

Он облизнул губы.

– Уайти Доббс! – прогремел позади него голос.

Он обернулся. Дверной проем заслонила фигура крупного человека. «Джон», – подумала Пайпер на какое-то мгновение. Мужчина выступил вперед. Нет, не Джон, но такой же сильный и высокий, как шериф. Уродливая рана красовалась на его лбу, лицо превратилось в маску из запекшейся крови.

– Ты ублюдок!

– Мейсон, – произнес Доббс, в голосе которого послышался легкий намек на удивление. – А я живу и дышу, чем не может похвастаться твой братец Джон. Я знал, что когда-нибудь он потеряет свою голову.

– Ты проклятый урод!

– И как поживает твоя дочь? Больше не сможет считать до десяти?

– Ты мертвец. Ты слышишь меня? Ты – мертвец. Доббс помахал ножом:

– И впрямь хочешь сразиться со мной?

– Ничто не помешает мне убить тебя. Ничто. Моя машина разбилась, самого меня выбросило и контузило, но это не помешало мне. Неужели ты думаешь остановить меня этим игрушечным ножиком?

Мейсон вытащил из правого кармана пальто три темно-бурые палочки, а из левого – зажигалку. Он крутанул колесико. Вспыхнуло крошечное пламя. Мейсон придвинул огонек к палочкам.

– Это динамит. Ты же знаешь, что такое динамит? Ш-ш-ш, пшик, бум. Этого достаточно, чтобы сорвать весь этаж. Даже ты не сможешь выжить.

Улыбка расползлась по лицу Доббса.

– Ты блефуешь. Убьешь меня – убьешь и себя, и девчонку. Мейсон только теперь увидел Пайпер. Его глаза на секунду встретились с ее, но он тут же отвел их в сторону.

– Пусть лучше погибнет от моей руки, чем от твоей, – он придвинул пламя ближе, остановив на волосок от динамита. – Теперь брось нож.

Пауза. Уайти Доббс раскрыл ладонь. Нож упал. Пайпер опоздала лишь на секунду.

– Не-е-ет!

Нож остановился в нескольких сантиметрах над грязным полом.

– Что за черт? – задохнулся Мейсон.

Нож рванулся, взлетев как стрела. Он с такой силой ударил Мейсона в грудь, погрузившись по самую рукоятку, что мгновенно сбил его с ног. Эванс рухнул на пол. Зажигалка и бесполезная взрывчатка упали рядом. Его губы открылись и закрылись, выпустив наружу кровавую пену. Потом – ничего…

Уайти Доббс подошел и пнул Мейсона в голову. Тот не пошевелился. Мертв. Доббс посмотрел на Пайпер и улыбнулся.

– Такая потеха, правда? – потом он, как ищейка, почуявшая запах, обернулся. – Проклятие! Уже здесь.

Пайпер тоже почувствовала – такие электрические разряды всегда предвещали что-то.

Доббс раскрыл ладонь. Нож выдернулся из тела Мейсона со смачным чавканьем. Уайти Доббс сложил нож и отправил в карман, а ногу поставил на бедро трупа.

– О, отлично. Теперь он прекрасно попутешествует.

Доббс толкнул ногой, и тело покатилось, потом исчезло.

Пайпер уловила все усиливающийся ветер. К нему примешивалось что-то еще. Аромат цветов? Цветы на снегу? «Нет, цветы из другого времени», – подумала она. Первым во временную брешь всегда проходил ветер. И он же преподносил такие погодные сюрпризы.

Доббс подобрал динамит и зажигалку, вновь привел огонь в действие. Он поднес пламя к фитилю, Раздалось громкое шипение, и яркий хвост пополз по запалу. Доббс спокойно смотрел, как огонь все приближался к взрывчатому веществу.

– Как красиво, не находишь?

Пайпер глубоко дышала, в голове появилась странная легкость.

– Я рад, что так красиво. Ведь это последнее, что ты увидишь в этой жизни.

Он ждал до последней секунды, когда для Пайпер уже не оставалось надежды на спасение, когда уже поздно было бежать, прятаться и оставалось только умереть. Доббс бросил шипящий динамит, кивнул головой и исчез в потоках воздушной вибрации.


глава 37


На парковке пустующей лесопилки творилось нечто невообразимое: выли милицейские сирены, мигали сигнальные огни, толпились люди. Во дворе лесного хозяйства нашли мертвого лесника, внедорожник Пайпер и грузовик, украденный Доббсом. Наиболее вероятной точкой для перемещения представлялась заброшенная лесопилка.

Дин выпрыгнул из машины еще на ходу.

Пайпер.

Слишком поздно?

Жива ли она?

Перед глазами возник образ мертвого лица Мевис, раскачивающегося в петле. Джуди, Мевис, а теперь Пайпер.

Нет, только не это, только не это.

Дин не мог допустить подобное. Не мог после этого жить.

– Там, – прокричал Джерри, указывая на лесопилку. – В верхнем этаже, у окна.

Дин узнал изящный силуэт. Пайпер. Она была жива. Второй силуэт маячил в окне.

Доббс? По всей вероятности.

Дин бросился к лесопилке. Дверь оказалась заперта.

– Отойдите назад! – Джерри прицелился в замок из револьвера и дважды выстрелил.

Сбив изуродованный замок, он выдернул цепочку. Полицейский фонарь осветил пустые внутренности здания.

– Лестница, – Дин кинулся в том направлении.

Подгоняемые яростью и страхом, они прыгали через две ступеньки. Дин был менее чем в шести шагах от верхнего этажа, когда взрыв потряс здание.

– Вниз! – раздался предупредительный крик Джерри, и их накрыла волна оранжево-красного пламени.

– Пайпер?!

Вскарабкавшись по оставшимся ступенькам, Дин добрался до последнего этажа лесопилки. Поддерживающие колонны дали трещины и покосились. В окнах отсутствовали все стекла. С потолка сыпались раскаленные плитки.

Он не помнил, как покинул здание. Не помнил, как спустился по лестнице и вышел во двор.

Пайпер.

Дин присел на бампер джипа, уткнул лицо в ладони и судорожно зарыдал.

Пайпер.

Каждое дыхание казалось оскорблением, каждый удар сердца – вызовом, напоминанием, что он один остался в живых, а те, кого он любил, погибли. Время передвинулось вперед, но впервые в жизни Дин не знал, насколько.

– Замолчи, – резко оборвал его Джерри.

Дин с недоумением поднял на него глаза. Он хотел возразить ему. Но Джерри знаком остановил его.

– Тихо. Слушай.

Слабый звук плыл в ночном воздухе.

– Откуда-то с той стороны, – Джерри бросился бежать. Что-то в этом звуке заставило и Дина вскочить на ноги.

– Здесь, здесь, – закричал Джерри. – Она жива.

Клик.

Флип.

Клик.

Флип.

Уайти Доббс, прохаживаясь взад и вперед, играл своим модифицированным ножом. Он находился в подвале без окон под исследовательским центром «Энекстех», всего в тридцати шагах от того места, где когда-то его похоронили заживо. Помещение было битком набито медицинскими принадлежностями: раскладной стол для операций, тонометр, раковина и большой рентгенографический аппарат продолговатой формы, обеспечивающий проникновение в самые глубины человеческого тела.

Дверь открылась.

Вошел улыбающийся Дин Трумэн, неся в руках металлическую дощечку с зажимом. Волосы у него были совсем седые, в углах губ и глаз собрались морщины, а под глазами легли черные круги.

Доббс повернулся и быстро сложил нож. Дин мог запаниковать, увидев лезвие.

– Вот, все здесь, – сказал ученый.

Доббс повернулся, изобразив подобие улыбки. Профессор показывал ему маленькую, не больше дамского кошелька, черную коробочку и пару серебристо-голубых наручников. На коробочке выделялись три ряда разноцветных кнопок – красных, желтых и зеленых. Коробочка не была связана с наручниками проводами.

– Это прототип устройства, которое в конце концов избавит от временного потока. Должен признаться, что это настоящее творение.

Доббс расплылся в улыбке:

– Ну и как же оно работает?

Глаза доктора Трумэна вспыхнули. Он никогда не упускал возможности порассуждать о какой-нибудь очередной долбаной теории.

Напыщенный ублюдок.

Словесный понос, как сказал бы его отец. Доббс закусил губу, чтобы подавить смешок.

– Неорадиация, которая пронизывает твое тело, привязана к физической сущности, но никак не к биополю, – пояснял Дин. – Неодушевленные предметы легко протолкнуть через временной поток, поскольку сказывается отсутствие в них уникальной биоэлектрической смеси живых существ и они не поглощают излучения. Ведь как раз излучение удерживает тебя внутри потока.

– Очаровательно, док, – сказал Доббс с улыбкой. Болван.

Дин продолжал:

– Существует только один выход из потока времени. Возможно отделение биоэлектрической связи путем перевода запаса радиации на другое живое существо. Как только мы подготовим все необходимое, то найдем животное нужного размера и веса, лучше всего больной экземпляр, накачаем его ядом и переведем радиацию на него. После поглощения радиации и действия яда животное скорее всего погибнет.

– Интересно, – сказал Доббс, поигрывая устройством.

– Мы опробуем метод завтра. Если это сработает, то уже к следующему году можно будет применить его на практике.

«Совсем не то, черт дери, чего я жду».

– Звучит бесподобно, – солгал Доббс. – Так как это работает? Трумэн рассмеялся и повторил еще раз всю операцию, однако заметив, что Доббсу не стоит забивать себе голову, потому что, когда придет время, Дин прибегнет к системному руководству. В его словах звучала снисходительность. Доббс заставил себя вслушаться.

На затылке началось знакомое пощипывание. Ему снова предстояло путешествие. Он попросил соду. Дин вышел.

Через несколько минут Доббс вместе с устройством исчез в потоке времени.

Джерри вытащил Пайпер из сугроба, когда подоспел Дин. На землю вокруг оседали пылающие обломки. Дин оттолкнул помощника шерифа и обхватил руками Пайпер.

Она пострадала во время взрыва. Из многочисленных порезов на лице и руках текла кровь. Но была жива.

– Жива. Но как? – спросил Дин.

– Илия. Здесь был Илия, – Пайпер закашлялась, переломившись пополам.

Дин терпеливо ждал.

– Илия? – переспросил он. Пайпер кивнула.

– Мейсон мертв.

Дин почувствовал новый укол совести. Мейсон. Он забыл о своем старом друге. И что теперь?

– Доббс убил его. Он хотел убить и меня. Он поджег динамит и убедился, что фитили догорели, прежде чем исчезнуть.

– Как же тогда?..

– Илия. Думаю, ты прав. Они не могут быть в одном и том же месте в одно и то же время. Но через секунду после исчезновения Доббса появился Илия. Он выбросил меня из окна. Я должна быть ему благодарна, – Пайпер выглядывала из-за Дина. – Где он?

Джерри стоял в десяти шагах от них. В руках он держал помятую широкополую шляпу.

– Боюсь, ему не так повезло, – Нильс указал на что-то шляпой. На снегу валялась скрюченная от огня отрезанная рука.

Запах был такой сильный, что даже у взрослого здорового мужчины кружилась голова. Он шел из архивной комнаты, находившейся под строгой юрисдикцией. Кой Чиверс вытер лицо тыльной стороной грязной ладони и двинулся вперед с чрезвычайной решительностью. Да, сэр, он собирался войти. Согласно протоколу Чивере должен был поддерживать систему охраны. Наказание за неподчинение правилам грозило очень суровое.

– Очень суровым, – бормотал Кой, открывая дверь.

Но этот мерзкий запах!.. Ох, господи, он просто ужасен. В остальных местах департамента шерифа мог царить любой беспорядок, но ни в коем случае нельзя было оставить какую-то гниль в архиве.

Нет, приятель Боб.

Шериф умер. Так сказал Джерри. Это не особенно должно было удивить Коя, ведь он уже видел отрезанную голову Джона Эванса, подпрыгивавшую в коридоре, как пустая тыква с прорезями для глаз, но все же второй помощник шерифа пришел в замешательство. В конце концов, он же видел своего начальника после этого с головой на плечах?!

Да, приятель Боб.

Чиверс находил удовольствие в своих обязанностях. А поддерживать архив в чистоте и порядке ему поручил сам шериф. И он с рвением относился к этим обязанностям. А уж теперь, выполняя их, он выказывал свой последний знак уважения обезглавленному шерифу.

Господи, упокой его душу.

В комнате вонь стала совсем невыносимой, переходя в настоящий смрад.

«Что же могло до такой степени испортиться?» – думал Кой, зажав нос рукой и осторожно дыша через рот.

Кто-то здесь осмелился есть? И оставил мусор после себя? В этом не было никакого смысла. Кто бы захотел есть в такой комнате – без окон? Тогда, возможно, грызуны? Крыса или кто-то более внушительный. Влезли сюда, спасаясь от холода, и умерли? Белка или, может быть, енот?

Кой Чиверс быстро обшарил помещение, горя желанием подтвердить свои предположения и выбраться отсюда к черту. Он искал тело мертвого животного – енота, так он решил. Но если это все же был мусор, если кто-то позволил себе оставить здесь мусор, то наказание будет очень суровым, да, сэр, самым суровым.

Он продвигался все дальше и дальше, осматривая полки и запечатанные картонные коробки, все помеченные и снабженные желто-красными ярлычками.

Ничего.

Но вонь стала чувствоваться сильнее. Кой отчаянно подавлял рвоту. Он принял решение обнаружить нарушителя порядка – пусть даже это мертвое животное.

– Ага, – закричал Чиверс, увидев кладовую для метел.

Но в ней никогда не хранили метел, а держали оружие, охотничьи двустволки, пистолеты, конфискованные в экстренных случаях.

– Теперь я тебя поймал, мертвый вонючий вредитель.

Про себя Кой решил, что это скорее всего собака, а не енот. Одна из этих больших, лохматых, черномордых собак, как в мультфильмах Уолта Диснея, только мертвая и распространяющая зловонный запах, к тому же каким-то образом оказавшаяся в кладовке.

Он открыл дверь.

«Самое суровое…» – подумал Кой Чиверс, увидев, как тело Мейсона Эванса вываливается из кладовой по кускам.

Самое суровое.

Клик.

Флип.

Клик.

Флип.

Уитни Доббс играл своим ножом-молнией и ждал. Он находился в мужском туалете, меньше чем в двадцати шагах от расчлененного тела Мейсона Эванса.

Клик.

Флип.

Доббс подумал о Пайпер Блэкмор и нахмурился. Она выбивалась из привычного ряда. Уникальная штучка. Надо было позабавиться с ней как следует, но и так неплохо. Думая о Пайпер, Доббс вдруг неожиданно понял, что никогда не видел ее в будущем. Неужели ему предстоит убивать ее на каждом временном отрезке? Или еще что-то произошло?

Клик.

Флип.

Он размышлял о разработанном им плане, прокручивал его шаг за шагом до своего появления на вершине холма Хокинса. План был превосходным. Но сейчас Доббс решил внести изменение, интересное изменение.

«Роль Натана Перкинса исполнит Пайпер Блэкмор», – подумал он, искривив губы в улыбке.

Клик.

Флип.

В эту минуту Доббс почувствовал состояние лезвия. Электрическое серебро гудело, посылая тонкие вибрации через его пальцы в руку в грудь, касаясь самого сердца, создавая из них единое целое, гармонию. Доббс сам модифицировал нож, используя материал, который сменил скальпель в проведении медицинских операций. Новый металл буквально жил, чувствовал. Легкое, практически неслышное гудение успокоило его нервы и подогрело его решимость.

Время, годы, болезни – все эти слова ничего для него не значили. И все же нетерпение усиливалось. Где-то в глубине своего сознания Доббс ощутил настоящую потребность. Эти томление и жажда были могущественнее и сильнее голода, приносили сладострастное удовлетворение.

Все существо Доббса жаждало мести.

Смерть Мейсона Эванса была такой быстрой, что не могла его насытить. Доббс заглянул через крошечную дырочку в двери туалета. Было приятно думать, что следующее его путешествие он совершит в одно из немногих мест, куда не было доступа проклятому Илии.

Боже, как он ненавидел этого сукиного сына. Почти также, как ненавидел Дина Трумэна.

Почти.

Но даже Илии не под силу было остановить то, что произойдет совсем скоро. Всего через несколько минут пространственно-временная связь начнет распадаться – первые признаки в череде событий, которые затем приведут ко взрыву исследовательского центра «Энекстех».

Для Доббса прошло немногим более полутора лет с тех пор, как его похоронили заживо на холме Хокинса. За восемь месяцев он перенес кучу экспериментов, необходимых, чтобы остаться в рамках одного времени. Терпеливо выжидал, пока не подготовил все для приведения в действие плана мести. В конце концов будущий Дин Трумэн закончил работу над наручниками, которые теперь спокойно лежали у Доббса в кармане.

В качестве проводника по времени Дин снабдил Доббса листком бумаги с рядами чисел, приспособленных к его дислексии и пояснявших, где и когда откроются временные бреши, а также пункты их конечных назначений. Это давало Доббсу возможность беспрепятственно передвигаться во временном пространстве.

Идиот.

Именно этого звена только и не доставало в цепи разработанного плана мести.

Доббс приоткрыл дверь мужской комнаты и увидел, что неумелый помощник вошел в архив. Послышался короткий сдавленный крик, потом наступила тишина.

Уайти Доббс громко расхохотался. Кретин снова грохнулся в обморок. Это напомнило Доббсу когда-то виденный фильм, где стадо козлов теряло сознание при малейших признаках опасности. Помощник шерифа Чиверс не отличался от тех козлов.

Полуобморочный козел.

Доббс взглянул в зеркало и улыбнулся своему молодому отражению.

Совсем скоро, совсем скоро.

Он хихикнул, потом исчез.

– Мы нашли тело Мейсона, – сказал Джерри, когда Дин с Натаном с трудом заталкивали последний предмет снаряжения в багажник джипа «Чероки», принадлежавшего шерифу.

Эти слова больно резанули Дина, проникли в самое сердце, но времени на эмоции уже не оставалось. Он продолжал работать.

– Зачем все это снаряжение? Фонари, датчики и то, что напоминает по виду чемодан?

– Ничего не трогай, – сказал Натан. Джерри схватил Дина за руку.

– Ты же не собираешься встретиться с этим ублюдком без меня, не собираешься?

Дин остановился, уставившись на Нильса, как будто видел в первый раз. Он вытер лицо рукой. «Час и двадцать одна минута», – прошептал его разум.

– Кому-то придется остаться здесь на случай неудачи.

– Тогда пусть остается Натан.

– Натан мне нужен. У него есть опыт в медицине. Кроме того, Доббс согласится терпеть его присутствие там, но не твое.

– Ну и черт с ним! Какое мне дело, что ему придется по вкусу, плевать я на это хотел! Я должен во имя города, во имя шерифа!

Дин и Натан обменялись взглядами. Они ожидали этого.

– Отлично, тогда тебе придется ввести антидот против радиации, – Натан открыл аптечку и достал ампулу и шприц. – Зайди сюда, это не займет и минуты.

Парочка исчезла. Дин продолжал загрузку джипа. Через три минуты Натан вернулся.

– Я сделал ему сильную анестезию. Он вырубился по меньшей мере на час. Проклятье, не хотел этого делать.

– Для его же пользы, – заметил Дин. – Ты, скорее всего, только что спас ему жизнь. Говоря по правде, и тебе не следовало бы ходить.

– Мне придется. Ты не справишься один.

– Справлюсь, – с холодной решимостью заявил Дин.

– Черт, Дин. Дело не только в тебе.

– Ты прав, есть еще и вы. Пайпер. Ты должен остаться здесь и позаботиться о ней.

– Я могу и сама о себе позаботиться, – Пайпер незаметно оказалась рядом с ними.

Она скинула обгорелую одежду и теперь была одета в форму департамента шерифа самого маленького размера. Но все равно почти утонула в ней. Пайпер тут же приступила к погрузке, все время поправляя сползающие рукава.

– Кроме того, я иду с вами.

– Что? Какого черта?

– Что, и мне собираешься ввести антидот? Хочешь убрать меня с дороги?

– Я хочу, чтобы ты осталась жива. Для меня. Я большой эгоист. Я уже слишком многое потерял. И не вынесу, если потеряю еще и тебя. Не сейчас. Не стоит.

Пайпер привстала на цыпочки и поцеловала его.

– Мне придется, Дин. Я тебе нужна.

– Я могу..

– Нет. Не можешь. Я твой джокер. Я чувствую вещи. Что бы он ни приготовил, меня он в своих планах не учел. Я тебе нужна. Да и еще, если Доббса остановить не удастся, будет неважно, вместе мы или нет. Он все равно убьет нас обоих.

Дин притих. Снег оседал молчаливыми хлопьями.

– Она права, Дин, – сказал Натан. – Он убьет нас. Как и всех. Доктор Трумэн медленно вздохнул. Он не хотел этого, думал, что справится сам.

– Как я могу помочь? – спросила Пайпер Натана, не обращая внимания на Дина.

Мэр бросил быстрый взгляд на друга, прежде чем решился ответить.

– Мне нужна еще одна упаковка геля для запаса прочности. Скажи сестре Ачинс, что это для меня.

Она кивнула. Темные волосы непослушными прядями упали на глаза. Пайпер откинула их обратно, потом подняла руку в приветствии. Ее пальчики высунулись из глубины огромного кителя, придав ей вид маленькой девочки, надевшей без спросу мамино платье. «Но это не маленькая девочка», – напомнил себе Дин. Она выстояла под огнем, как настоящий солдат, справилась лучше, чем любой из них. По многим параметрам при отсутствии Джона и Мейсона Пайпер стала самым сильным членом их команды.

– Я поняла. Что-нибудь еще?

– Да, – Дин достал маленькую черную коробочку из полицейской машины. – Возьми это. Электрошок – профессиональный вариант, пятьсот тысяч вольт. Прижмешь вилку к мишени и нажмешь на кнопку спустишь курок.

– Ясно, – сказала она, спрятав устройство под китель и закрепив его на поясе.

– Пайпер, – вздохнул Дин, – будь осторожна.

«Очень мило, конечно, но и бесит ужасно», – думала Пайпер по дороге к больнице. Она была предоставлена самой себе с детства, с той самой ночи, когда умерла ее мать, когда Уайти Доббс оказался погребенным заживо, но ожил, чтобы рассказать об этом, ожил, чтобы убивать. Но все-таки… В такой заботе Дина были свои прелести.

В больнице Черной Долины царила суматоха. Стоны пациентов мешались с гудением приборов и взволнованными разговорами врачей, создавая своеобразную какофонию.

И где-то там, Пайпер знала это, за ними со смехом наблюдал Уайти Доббс.

Она не нашла сестру Ачинс, но сама разыскала упаковки с гелем. Пайпер захватила два – запасной не помешает – и быстро выбежала из больницы, стремясь уйти подальше от боли и страдания, горя нетерпеливым желанием покончить с чудовищем, виновным во всем этом.

Пайпер повернула за угол и помчалась к ближайшей парковке. Перед глазами в сумеречном свете маячил джип «Чероки». Вдруг кто-то схватил ее сзади. Ткань с каким-то сладковатым запахом закрыла ей рот, заглушив крик. Горячее дыхание обожгло шею, а в ухо зашептали губы:

– Время поиграть.


глава 38


– Сколько еще? – спросил Натан.

– У нас час и тринадцать минут, – без промедления ответил Дин, – до того, как Уайти Доббс появится на холме.

– Ты уверен, что это сработает? – поинтересовался Натан.

– Сработает. Должно сработать. Натан медленно перевел дыхание.

– Пуля была бы надежнее.

– Нет. Я потом объясню.

Несколько минут они работали в тишине, пока Натан подавал джип «Чероки», а Дин прикрепил прицеп.

– Как дела с теленком?

– У старой Мэн Петерсон как раз заболел один. Его подготовят. Дин кивнул. Несмотря на то что он старался убедить других, сам не был вполне уверен. Оставалось много неизвестных факторов. Предполагалось, что Уайти Доббс появится ровно в полночь где-то на гребне холма Хокинса, но точное место не указывалось. Это означало, что Доббс мог возникнуть как у них за спиной, так и перед ними. Воспользовавшись оборудованием, позаимствованным из колледжа, Дин планировал установить ряд датчиков, которые позволят им уловить появление Доббса за несколько секунд до его полной материализации. Всего насчитывалось двенадцать предметов, и все их предстояло переправить на место действия. Это отнимет приблизительно двадцать одну минуту.

Данные меры составляли основу всего дальнейшего. У них было только один шприц-жало с транквилизатором – один шанс захватить Доббса врасплох.

Тогда…

На лесопилке Доббс хвастался перед Пайпер, что собирается заставить кое-кого занять свое место во временном потоке. По-видимому, он имел в распоряжении какое-то устройство, чтобы перевести неорадиацию на другое живое существо, на одного из них. Если они предпримут нападение первыми, то тогда Дину удастся перевести радиацию на больного теленка, обратив Уайти Доббса в обычного парня. Теоретически.

– Что-то долго нет Пайпер, – сказал Дин, защелкнув замок на прицепе.

Натан скривил губы.

– Может быть, она не сумела найти упаковку с гелем. Дин нахмурился:

– Какая в нем необходимость?

– Надеюсь, что не возникнет, но лучше, чтобы был под рукой. Я хочу захватить как можно больше предметов первой помощи и молюсь, чтобы нам они не пригодились.

– Мы можем отправиться без нее, – предложил Дин. Натан рассмеялся натянутым, хрупким смехом:

– Тогда она доберется своим ходом. Я пойду искать ее.

– Поспеши, – напутствовал его Дин. Час и десять минут.

Пайпер очнулась в темноте от назойливого детского крика. Ей показалось, что голова ее сжимается и расширяется с каждым ударом сердца, во рту чувствовался незнакомый привкус. Она попыталась пошевелиться. Ее левая рука уперлась во что-то деревянное, а правая ударилась о холодный металл.

Детский плач.

Нет, это телефон.

Пайпер нащупала его около своей головы. Она нажала кнопку, и панно засветилось. Зеленый дисплей выделился ярким пятном в густом мраке, осветив…

Дыхание замерло у нее в груди.

– Алло? Алло-о-о… – пропел голос из телефона. Ее глаза вылезли из орбит от ужаса.

– Ты проснулась? – спросил голос.

Она не могла дышать, не могла думать. Не могла поверить.

– Как тебе там внизу?

Пайпер приложила трубку к уху, отчего зеленый свет исчез, а ей показалось, что она ослепла.

– Где… где…

Из телефона заблеял смех, сливавшийся с давящей ужасной темнотой.

– Где ты? – закончил ее вопрос Уайти Доббс. – В земле на холме. Мертва и похоронена. Ну разве что первое еще не совсем верно. Все в свое время.

Похоронена?

Мысли Пайпер застопорились.

– Как тебе условия? Сам сколотил. О, конечно, не так удобно, как в гробах этих местных агентств, – только дерево и гвозди. Но и так послужит.

Пайпер не могла говорить.

– Сколотил гроб и вырыл могилу за период в десять лет в твоем времени, а в моем – всего за три недели.

Воздух становился спертым, от углекислого газа тяжело было дышать.

– Там рядом с тобой баллон с кислородом. Рекомендую надеть маску. Но не дыши полной грудью. Там всего на час. Да и для телефона всего несколько минут. Рекомендую позвонить твоему бой-френду, такому далекому. Если сумеешь.

– Выпусти меня отсюда, ублюдок, выпусти меня! – закричала Пайпер в трубку.

В ответ она услышала короткие гудки.

Уайти Доббс надрывался от смеха. Его голос эхом летел по холму Хокинса.

Неплохая идея с могилой. Если Дин разгадал, где и когда он, Доббс, должен материализоваться в следующий раз, то у него в запасе было около часа, чтобы подготовить свои мерзкие штучки. Но теперь…

Теперь Дину придется весь час искать Пайпер. И он придет на встречу совсем неподготовленным.

Первоначально предполагалось, что место в могиле займет Натан Перкинс. Но когда Доббс встретил Пайпер, он поменял планы, заметив влюбленный взгляд Дина. Нет, теперь было гораздо лучше, гораздо.

Как только Дин увидел Натана, он сразу понял, что возникли неприятности. Страх в глазах друга многократно усиливался толстыми линзами очков. Натан мелко семенил, держа под мышкой две упаковки с гелем.

– Где она? – завопил Дин, прежде чем Натан успел подойти ближе. – Где?

Натан покачал головой:

– Не знаю. Никто не видел ее в больнице. Но это вполне объяснимо. Они могли ее просто не заметить.

– А упаковки? – спросил Дин.

– Это я нашел по дороге, в аллее.

Искорка страха, зародившаяся в глубине сознания, вспыхнула, превратившись в светящийся шар.

– Это еще ни о чем не говорит, – высказал предположение Натан. Его голос доносился приглушенно, отдаляемый ревом пожара в голове Дина.

– Может быть, она просто потерялась? – еще раз попытался обнадежить друга Натан.

– В Черной Долине?

Натан покачал головой. По-видимому, ему тоже придется смириться с худшими предположениями.

– Мы должны продолжать. Мы должны остановить Доббса.

Карманный телефон «Фер Эллис» Дина зазвонил. Звук показался каким-то скорбным рыданием при всей серьезности ситуации. С минуту Дин не знал, как быть. Все телефоны в последние дни работали кое-как. И сейчас то, что этот зазвонил, было странно и подозрительно.

Телефон продолжал трезвонить. Натан перехватил взгляд друга.

– Ответь. Возможно, Пайпер.

Эта мысль вывела Дина из состояния столбняка. Он нажал на кнопку вызова, приложил трубку к уху и услышал плач на другом конце.

– Пайпер? Это ты? Пайпер? Где ты?

– Дин, – Ее голос скрипел от напряжения.

– Пайпер, где ты?

– На холме Хокинса. Дело рук Доббса. Я похоронена заживо. Страх, полыхавший у него в голове, мгновенно охватил сердце.

– У нас мало времени. Батарейки садятся.

Ее шоковое состояние подействовало на Дина благотворно. Он просто обязан держать себя в руках, обязан сохранять ясный ум. Это был единственный шанс для Пайпер.

Клик.

Звук казался таким слабым и безобидным, скорее всего помехи на линии. Но когда Пайпер заговорила снова, слышимость значительно ухудшилась.

– Он меня вырубил. Наверное, хлороформ. Я проснулась в деревянном гробу.

Деревянном?

– Опиши его мне.

– Он… ну, обычный деревянный. Доббс сказал, что сам его сделал. Ублюдок, кажется, гордится этим. Но мне почти ничего не видно. Только то, что освещено телефоном. Подожди.

Снова повалил снег. Большие хлопья, как половинки долларовых бумажек, кружились в танце в подвижном ночном воздухе. Из телефонной трубки раздался крик боли.

– Пайпер!

– Все в порядке. Я просто задела рукой за гвоздь. Он претендует на звание плотника. Это деревянный гроб. Но не видно никакой задвижки. Крышка… наверное… наверное, – Пайпер подавила рыдание. – Она забита гвоздями.

Забита.

– Дин, у меня есть баллон с воздухом.

«Слава богу», – подумал Дин, едва переводя дух.

– Доббс сказал, что воздуха хватит всего на час. Тебе надо поторопиться.

На час.

– Пайпер, слушай внимательно. Во-первых, Доббс скорее всего подслушивает.

– Отлично, – произнес новый голос, мужской. – Как клеится, Джимми Дин?

Доббс.

– Выпусти меня отсюда, ублюдок! – закричала Пайпер. Уайти Доббс рассмеялся, и звук этот был оскорбительнее любого самого изощренного ругательства.

– Не обращай на него внимания, Пайпер. Постарайся успокоиться. Я не хочу, чтобы ты впала в состояние шока. Понимаешь? Я думаю, он как раз такой реакции и ждет. Он хочет, чтобы мы сдались. Я вытащу тебя оттуда. Обещаю.

Снова послышался смех Доббса. Телефон загудел. Батарейки садились.

– Наука, Пайпер, наука. Ты понимаешь? – громче обычного повторил Дин.

На линии что-то зашипело, потом донесся слабый голос Пайпер:

– Думаю, да. Дин, я просто хотела, чтобы ты знал…

Телефон умер. Дин постоял с минуту, прижимая бесполезную трубку к уху, словно надеясь, что откроется второе дыхание.

– Дин, что теперь мы можем сделать? – спросил Натан.

Он слышал только часть разговора, но и этого было достаточно, чтобы понять, что происходит.

– Планы меняются. Пошли. Нам надо спешить.

– Да…


глава 39


Пятьдесят одна минута.

Зубцы молний полосовали небо, в то время как джип «Чероки« взбирался по размытой дороге холма Хокинса. Взошла луна и, обнаружив просвет в пелене из серых облаков, залила окрестные пейзажи желтоватым отраженным светом.

Город остался слева, приняв вид нагромождения форм и теней, лишь слегка разбавленных светлыми точками уличных фонарей, постепенно все уменьшаясь и уменьшаясь. Изъеденную грязью дорогу пересекали канавы. Она обрывалась, не доходя десяти шагов до пятна выжженной земли, лишенной снега и обозначавшей вершину холма Хокинса.

«Такое впечатление, что дорога боится двинуться дальше», – пришло на ум Дину.

Мертвая зона осветилась тонкими конусообразными лучами внедорожника. Они остановились и заглушили мотор, но фары оставили включенными. Натан двигался в ускоренном темпе. Достав из багажника большой черный кейс, поставил его на землю рядом с джипом. Открыл аптечку и тщательно втянул в шприц-жало содержимое ампулы транквилизатора.

– Ты уверен, что все правильно? – спросил он.

Дин замер, как могильный камень, но его глаза были полны обреченной решимости. Натан не мог точно сказать, являлось ли это проявлением страха, ненависти или чего-то значительно худшего.

– Уверен.

Натан оглядел гребень холма Хокинса. Он был изрезан древними трещинами. Вне конусов света происходило движение теней. В воздухе послышался свист.

– Появляются временные бреши.

Стон в темноте превращался в агонию самой ночи.

– Давай установим наши осветители.

Натан и Дин работали быстро и слаженно, вытащив два мощных «солнечных» прожектора. Яркие белые световые волны отбросили тени назад, обнажив вершину в резких чертах. Земля была пропитана водой, но свободна от снега. Когда-то вследствие неизвестных причин на вершине выгорела поляна диаметром 60 метров. Ее окаймлял снег высотой более полуметра, создавая впечатление арены с трибунами цвета слоновой кости.

И где-то там, внизу, Пайпер.

Небо раскололось от раската грома. Полыхнула молния, открывая кипящую пену черно-пурпурных облаков. Луна пропала. Земля вздрагивала.

– Господи, она может быть где угодно, – простонал Натан.

– Нет, Доббс сказал ей, что она на холме.

– И ты ему веришь?

– В этом – да. Это как раз в его вкусе. Все совершает свой круг в природе.

Дин обшаривал глазами каждый участок земли.

– А тот факт, что телефон на батарейках работал под землей, означает…

– Что она похоронена неглубоко, – закончил Натан. – И все же вокруг полно земли… Что?

– Тридцать шесть минут и двадцать две секунды.

У Пайпер стерлись все представления о времени. У нее складывалось ощущение, что она находится под землей где-то между мгновением и вечностью.

Как события могут убыстряться и замедляться в одно и то же время? Она знала, что дело не во временном потоке, а в большей степени в восприятии.

На самых кончиках нервов нарастал панический ужас, но Пайпер боролась, не позволяя ему овладеть ее существом. Дин найдет ее. Пайпер верила в это.

Да, но останется ли она в живых к тому времени?

Вдох.

Привкус лекарства, которое она квалифицировала как хлороформ, не пропал, смешавшись с затхлым, слегка металлическим привкусом баллонного воздуха. Пайпер старалась вдыхать медленно, расчетливо, экономя кислород.

«Спокойно. Не впадай в панику».

Разве не это сказал Дин? Она попыталась припомнить каждое слово.

«Постарайся успокоиться. Я не хочу, чтобы ты впала в состояние шока. Понимаешь? Я думаю, он как раз такой реакции и ждет. Он хочет, чтобы мы сдались».

Пайпер пошевелилась в гробу. Да ее тело скованно, но воображение свободно.

«Наука, Пайпер, наука. Понимаешь?»

Понимаешь?

Она порылась во всех уголках своего разума. Должен быть какой-то еще смысл в его словах. Дин знал, что Доббс слушает их разговор. Поэтому он не мог прямо сказать то, что хотел.

Так что же он хотел сказать?

Шок!

Электрошок. Пайпер нащупала прибор под кителем. Ее пальцы ухватили металлическую коробочку и осторожно вытащили ее из-под одежды. Она нащупала кнопки управления, пытаясь мысленно увидеть рычажки. Там был регулятор мощности. Пайпер повернула его до упора. По крайней мере надеялась, что ей это удалось. Левой рукой она исследовала поверхность деревянного гроба, наткнувшись на гвоздь, уже оцарапавший ей руку. Гвоздь не попал в доску гроба, выступая на несколько сантиметров.

Пайпер снова лихорадочно перебрала в памяти слова Дина. Не ошиблась ли она? Правильно ли она поняла его намек?

Стоило попытаться. Пайпер придвинула электрошок к гвоздю, отвела левую руку и выстрелила.

Шестнадцать минут. Несмотря на пронизывающий холод, все тело Дина покрывали капельки пота. Он оттер его с глаз тыльной стороной кисти, попытался сосредоточиться. Надо заставить себя думать. Несмотря ни на что.

Все прогалины были закиданы. Вся поверхность разровнена, подсыпанная свежая коричневая земля скрыла все признаки недавней работы. Доббс тщательно заметал следы своих преступлений. Дин подозревал, что свежую могилу следовало замаскировать. Ржавая лопата с разбитым черенком, обнаруженная на выгоревшем пятне, только подтверждала его предположение.

Доббс хорошо подготовился – уже.

Поняла ли Пайпер его сообщение? Но даже если так, был ли все еще у нее электрошок? Сработает ли он? Теоретически должен, но…

Доббса легко было недооценить, счесть сумасшедшим убийцей, дураком.

«Может быть, он и сумасшедший, но не дурак», – напомнил себе Дин. Доббс обладал острым умом и настоящим даром стратега. Тот факт, что он заставил будущего Дина помочь себе, уже о чем-то говорил. А теперь, лишенные возможности установить систему предупредительных сигналов, они оставались полностью безоружными перед появлением Доббса.

Но все это уже не имело значения. Теперь все сосредоточилось на Пайпер. Дин обязан спасти ее, вытащить вовремя из могилы. Если же нет…

Двенадцать минут и пятнадцать секунд.

Он разделил круг на секторы. Натан искал в одном направлении, Дин – в другом. Но все давалось с чрезвычайным напряжением: ветер усилился, наметая тучи снега вокруг, мешая их поискам. Ослепительный свет «солнечных» прожекторов отбрасывал длинную тень, закрывая обзор.

Какое-то движение в земле. Дин остановился.

Раз, два… Естественный поток ветра? Или сработало?..

Три, четыре…

– Натан, – закричал он изо всех сил. Пять, шесть…

Дин упал на колени. Черви. Красные, извивающиеся, маленькие червячки. Электрошок послал разряд через гвоздь, потом он прошел сквозь землю, заставив червей выползти на поверхность.

– Здесь! Натан, она здесь. Дин принялся копать.

В этом месте земля была мягче, легко поддавалась. Натан работал с быстротой молнии, не останавливаясь, несмотря на боль в мышцах и сильные спазмы в спине. Полметра, метр…

И все же недостаточно быстро.

До появления Уайти Доббса оставалось совсем немного, совсем немного, а они не были готовы. Натан бросил взгляд на джип «Чероки», где ждал шприц с транквилизатором и медицинские приспособления.

Один выстрел. У них было право только на один выстрел.

Полтора метра…

– Сколько еще? – спросил Натан.

– Пять минут и пятнадцать секунд, – ответил Дин, не поднимая головы.

Мышцы Натана горели огнем. В спине резко дернуло. Он сложился пополам.

– Ты нормально? – спросил Дин, чье лицо было сплошь покрыто потом, а глаза расширились от ужаса и отчаяния.

Натан кивнул и продолжал работать, игнорируя дикую боль, пронзавшую все его тело. Он оглянулся на джип. Тот маячил так далеко – далеко и неправдоподобно.

…метр восемьдесят…

Лопата шаркнула по дереву.

Оба перестали копать, на секунду встретившись взглядами.

– Пайпер! – завопил Дин, стуча лопатой по крышке самодельного гроба. – Пайпер, ты меня слышишь?

Нет ответа. Неужели они опоздали? Жива ли она?

– Дин, – позвал Натан.

– Три минуты, – ответил Дин, даже не слушая вопроса. Три минуты?

– Нам нужно… Дин выронил лопату.

– Продолжай копать. Вытащи ее отсюда.

– Куда ты?

– Остановить Доббса.

Винтовка оказалась не слишком тяжелой и не слишком легкой, в самый раз. Ствол дрогнул, когда Дин прицелился. Он моргнул, стараясь стряхнуть соленые капельки пота.

Две минуты и тридцать одна секунда.

Дин чувствовал, как курок давит на палец. Опять пот. Он поморгал несколько раз. В воздухе повеяло озоном. Волоски на руках и шее у него встали дыбом, подтверждая появление электрического разряда возрастающей мощности.

Две минуты и десять секунд.

Палец дернулся.

Ружье выстрелило. Облачко голубого дыма. Жало! Мелькнула серебристая стрела и пропала.

– Нет! – закричал Натан.

Звук его голоса вибрировал в воздухе вместе с хлопком выстрела. Дин уронил бесполезное ружье и бросился обратно к могиле.

– Жало! – кричал Натан.

Дин заглянул в могилу. Крышка гроба показалась полностью. Пайпер была права – ее держали гвозди.

– Ответа нет?

– Мы потеряли жало, – твердил Натан, не отвечая на вопрос. – Мы упустили свой единственный шанс.

Дин потянул деревянную крышку. Она скрипнула, но не сдвинулась с места.

– Помоги мне вытащить его.

– Нет надежды, нет надежды, – вскрикивал Натан. Он выбрался из ямы.

– Натан, Натан? Ты куда? Помоги мне вытащить ее оттуда. Натан, что ты делаешь?

Слова Дина затрепетали, как флажки на ветру.

– Остановить Уайти Доббса.


глава 40


Натан почувствовал настоящий огненный шторм у себя под кожей, как будто воспламенилась каждая клеточка его тела. «Боже мой, неужели Пайпер каждый раз ощущает такое?» – подумал он.

В центре круга открылся голубовато-красный водоворот. Уайти Доббс мягко влился в реальность, как будто она была воплощением пруда, а он стал галькой на ее берегу. Доббс стоял всего в двадцати шагах.

С какое-то мгновение он дрожал в воздухе, то появляясь, то исчезая.

Как будто глядя сквозь секунды.

Потом моргнул, сразу же став неожиданно и неоспоримо опасным. Злобное существо с волосами мертвеца.

– Как клеится, Джимми Дин? Клик.

Флип.

– А ты не Джимми Дин, – констатировал Доббс, скорее весело, чем враждебно.

Дин решил не брать с собой оружия за исключением винтовки для запуска транквилизатора. Он был убежден, что обычное оружие не сработает. Более того, Дин думал, что оно обратится против них самих. Но Натану не впервой было нарушать правила. Он протянул руку за спину.

Девятимиллиметровая «Глок» высвободилась из кобуры.

Дин почувствовал его раньше, чем услышал. Уайти Доббс. Его присутствие возмущало каждую клеточку тела Дина. Мгновенное излучение на вершине холма дало им слабое представление о том, какой стороной жизнь поворачивалась к Пайпер. Дин глубоко вздохнул. Начался новый отсчет времени.

Пайпер.

Могила безмолвствовала. Пальцы Дина дрожали от усилия, когда он пытался сдвинуть крышку гроба. Но гвозди знали свое дело.

Он попытался подсунуть лезвие лопаты под крышку, но изогнутый край не проходил в щель.

По гребню пронесся смех пронзительнее любого разряда, посланного Зевсом. Левый край лопаты проник под крышку всего на пару сантиметров, но обеспечил хоть какой-то рычаг. Дин нажал. Гвоздь взвизгнул и застонал, протестуя. Крышка гроба слегка приподнялась, выдернув металлическую ножку из дерева.

– Винтовка, – сказал Доббс. Дин приступил ко второму гвоздю.

– Я разочарован, – усмехнулся призрак их прошлого. – Ты и вправду думаешь, что винтовка может меня остановить?

В голосе Доббса слышался звон металла, казалось, что его слова, как и лезвие, были изготовлены из совершенно особого материала. Более живые. Более смертоносные.

Второй гвоздь сдвинулся с места.

– Уайти Доббс! – Натан выплюнул то имя, как человек, только что откусивший что-то мерзкое и горькое.

Крышка приподнялась на сантиметр. Дин передвинул лопату к среднему гвоздю. Работая на износ, он с трудом воздерживался от страстного желания заглянуть в гроб, одновременно принуждая себя не оглядываться, не смотреть на самоубийственный порыв своего друга застрелить Уайти Доббса.

– Просто не могу понять, как вы, мальчики, умудрились так состариться, – издевался тот. – Вы хотя бы себя в зеркало видели? Хотя все же у вас дела не так плохо, как у Джона и Мейсона. Один лишился головы, а второго разнесло на куски.

Уайти Доббс снова расхохотался. Дин содрогнулся от отвращения. Третий гвоздь начал поддаваться.

– А ну-ка расскажи, Натан, как поживает твоя жена. Может, стоит доделать начатое, когда я покончу с тобой?

– Ублюдок! Клянусь небом, я убью тебя!

– Да ладно, ты уже пытался. Умер и похоронен, помнишь? Даже не представляешь, как я этим озабочен.

Третий гвоздь вышел из гнезда. Оставалось еще два. Дин смахнул ручейки пота с глаз и приступил к следующему. Руки дрожали от изнеможения.

Четвертый гвоздь задвигался. Или это воображение Дина разыгралось? Он так устал, что уже не был уверен в своем зрении, не чувствовал рук и ног.

Выстрел. Звук с преувеличенной силой разнесся в морозном темном воздухе и потряс всю вершину холма.

«Нет!» – мысленно крикнул Дин.

Четвертый гвоздь выдернут. Он подцепил последний, работая на автомате, уже не полагаясь на сознание, молясь о том, чтобы его расчеты оказались ошибочными. Чтобы пуля выполнила свое назначение, смогла остановить монстра.

Последний гвоздь поддался.

Натан страшно закричал.

Во всю длину неба протянулась лента молнии.

Высокий животный крик пронзил Дина до мозга костей.

Не смотри, не останавливайся.

Дин выронил лопату и ухватился за крышку гроба. Он освободит Пайпер, а потом…

Что? Спасет своего друга? Кинется навстречу монстру?

Упираясь ногами в планку гроба, Дин потянул за крышку. Дерево треснуло и скрипнуло. Это оказалось тяжелее, чем он думал. Его руки соскользнули. Крышка упала. Дин поймал ее. Но при этом чуть не порвал себе связки. Это усилие отняло у него последние силы. Он удерживал крышку на четверть открытой, но не в состоянии был поднять ее выше.

Крик замер. Черный ветер печально стонал между деревьями. Озоновый запах распространялся во все стороны.

– Пайпер, – умоляюще звал Дин.

Что-то ухватило его сзади, отрывая воротник пальто, оттаскивая от могилы. Крышка гроба со стуком захлопнулась.

Лежа на спине, почти теряя сознание от усталости, Дин взглянул в молодое лицо Уайти Доббса.

– Как клеится, Джимми Дин?


глава 41


Доббс улыбнулся, обнажив мелкие ровные зубы:

– Нечестно выкапывать мертвецов.

Он схватил Дина за шиворот и поставил на ноги. Белые волосы развевались на ветру, пребывая в странной гармонии с бескровным лицом.

– Я очарован твоей к ней привязанностью, – Доббс покосился на могилу. – Стыдно так опаздывать.

Дин вырвался. Сделал шаг к могиле.

– Нет, нет…

Неожиданно между ними мелькнул нож. Вибрирующее сияние серебристого лезвия молнии усиливалось обнаженным светом прожекторов.

– У нас полно дел. Тик-так, тик-так. Время. Сколько времени?

Дин повернулся, осматривая гребень холма Хокинса. Воздух буквально взрывался от водоворотов и вихрей – воронки возникали буквально в каждом атоме пространства. Он нащупал взглядом нужное место, но сразу за ним…

Натан. Мэр лежал на земле в луже крови. Винтовка бессильно валялась рядом. Дин помчался к другу.

– О, он жив, – произнес сзади Доббс. – Так, небольшой порез, всего-то.

Натан попытался встать. Дин опустился рядом с ним на колени и помог сесть, прислонив к дверце джипа. Ногу Натана окрасила кровь. Глубокая рана кровоточила как раз на бедре.

– Держись, дружище. Ты поправишься.

– Ублюдок. Его нож. Слишком быстр.

Дин расстегнул ремень и обмотал им ногу Натана повыше разреза, чтобы остановить кровотечение или хотя бы замедлить его.

– Пайпер? – спросил Натан.

Он прочел ответ в глазах Дина, бессильно уронил голову и тихонько заплакал.

– Ублюдок…

– О, у-у-у, у-у-у, – передразнил Доббс. – Часики тикают, мальчики, а у меня все расписано.

Время?

«Пять минут и двадцать две секунды», – моментально среагировали мысленные часы Дина, не прекращавшие своей работы ни на минуту.

Пять минут.

– Мы помешаем ему, – шепнул он Натану.

– Предвидишь следующие шаги, мистер Ученый? – спросил Доббс.

Дин медленно поднялся.

– Нет. Но опять же, я не спятивший маньяк вроде тебя.

Правый глаз Доббса дернулся. Единственный признак зарождающегося гнева. Дин двинулся в сторону намеченного им пункта, надеясь увести Доббса от Натана.

Доббс извлек из кармана пару хромированных наручников и маленькую металлическую коробочку.

– Знаешь, что это?

Дин знал, что это устройство для перенаправления неорадиации. Но он прикинулся дурачком, решив дать Доббсу выговориться и потратить лишнее время.

– Нет? – сказал Доббс. – Как же так? Ты сам это создал – ах да! – или создашь.

Дин молча двигался вперед.

– Эта маленькая коробочка сделает меня обычным человеком, а тебя – частью истории. В буквальном смысле, – Доббс откинулся назад и рассмеялся над своей шуткой.

Дин неумолимо двигался к центру круга.

– В путешествие отправишься ты, – прокричал сзади Натан. Он снова поднял винтовку. Не имея возможности встать, Натан прижался спиной плотнее к джипу и прицелился в Доббса.

– Путешествие в ад!

– Нет! – завопил Дин, подбегая к своему другу.

Он ударил Натана по руке, сбив прицел, и выстрел пришелся в небо. Винтовка упала на землю. Дин затолкал ее под внедорожник.

Глаза Натана полыхнули, лицо его явно говорило о том, что он не простит Дину предательства.

– Почему? – тяжело выдохнул он. – Я мог убить его.

– Ты не понимаешь. Убив его, ты только все испортишь. Единственный выход покончить со всем этим – дать ему то, что он хочет.

Сзади послышался звук аплодисментов. Уайти Доббс хлопал в ладоши.

– Отлично, отлично. Ты послушно выполняешь программу. А скажи мне, Джимми Дин, чего я хочу?

Дин повернулся лицом к человеку вне времени и вне пространства.

– Ты хочешь, чтобы я занял твое место. Ты снова хочешь стать человеком.

Доббс даже всплеснул руками.

– Как ты догадался?

– Радиация, удерживающая тебя в потоке времени, привязана к твоему биоэлектрическому полю, – сказал Дин. – Я полагаю, что при определенных обстоятельствах это неоизлучение можно перевести на любого человека.

Внезапно Натан понял:

– Тогда один из нас станет призраком – человеком, зажатым между временными отрезками.

– А Доббс станет простым человеком. Хотя и опасным, но человеком. Которого можно убить.

– Почему сейчас? – спросил Натан.

– Очень подходящие условия. Сегодня ночью в этом месте мы находимся в как раз в центре временной бреши, спровоцированной взрывом «Энекстех». Даже сейчас мы подвергаемся воздействию радиации. Но ее недостаточно, чтобы постоянно отражаться на нашем поле. И все же повышенный уровень радиации облегчит для Доббса процесс перевода неорадиации.

– Эй, послушай, мистер Крутой Всезнайка, – прервал Дина Доббс. – К твоему сведению, были и другие возможности, но я предпочел эту. Не знаешь, почему?

Дин искоса взглянул на человека с живым ножом.

– Потому что меньше чем через шесть месяцев на свет появится младенец, по-видимому – из неизвестности. Его назовут Илия.

Доббс изумленно приподнял брови, ошарашенный выводами Дина.

– Илия? – переспросил Натан. – А какое он к нему имеет отношение?

Дин посмотрел на друга. Тот больше не думал о предательстве.

– Илия и Доббс настолько напичканы радиоактивным излучением, что не могут появляться в одном и том же месте в одно и то же время. Но, в отличие от Доббса, Илия уже родился таким. Всю свою жизнь он вне рамок времени. Однако, оставаясь человеком, Доббс не может причинить вреда младенцу.

– И убить его, – добавил Доббс.

Дин улыбнулся. Эта улыбка была настолько неуместна, что Доббс в недоверии покачал головой.

– Есть над чем посмеяться, Джимми Дин? Поделись с нами.

– Это не сработает.

Теперь пришла очередь Доббса улыбнуться.

– О, ты собираешься помешать мне?

– Не имеет значения, вмешаюсь я или нет. Твой план убийства Илии таким путем не сработает.

«Две минуты и тридцать четыре секунды», – подсказало Дину сознание, и он молился, чтобы не просчитаться.

– Какого черта? Почему я не смогу убить его? Ты только взгляни на меня, сукин ты сын. Я из него отбивную сделаю.

Дин рассмеялся.

Натан нахмурился, с тревогой вглядываясь в его лицо.

– Почему тебе, черт подери, так смешно? – прогремел Доббс.

– Дин? – позвал Натан.

– Извините, просто нашему другу не мешало бы иногда посещать уроки физики.

Костяшки пальцев правой руки Доббса, сжимавшей рукоятку смертоносного ножа, побелели.

Чтобы отвлечь его, Натан спросил:

– Послушай Доббс, почему ты так ненавидишь Илию? Ночь давила тишиной. Даже ветерок притих, прислушиваясь.

– Потому что Илия – мой сын, – Доббс посмотрел на Дина, и в его глазах засветился насмешливый огонек. – Сын мой и Джуди Трумэн.

Бог разделил небо молнией пополам.

Две минуты.

Дину показалось, что со дна его души поднимается волна, цунами настоящих эмоций, с холодной неумолимостью наполняя его вены, устремляясь по ним к сердцу, мозгу, а там разбрызгиваясь леденящими каплями. Уайти Доббс только подтвердил то, о чем Дин уже догадался около часа назад.

Но он все равно сильно растерялся.

Когда Доббс изнасиловал Джуди во второй раз, он уже подвергся действию радиации, а значит, ребенок унаследовал несчастную способность совершать скачки во времени.

Останки младенца.

Илия.

Теперь Дин точно знал, что в подвале под его домом никто похоронен не был. Следы крови, тянувшиеся в подвал, указывали на попытку Джуди найти ребенка, а не спрятать его. Младенца не убили, и он не родился мертвым. Он просто исчез, унесенный потоком времени в будущее или прошлое.

– Я вижу, ты наконец-то прозреваешь, – сказал Доббс. – Туда, где он появляется, мне нет доступа, ведь его возможности не так хаотичны, как мои. У него есть способность контролировать перемещение, блокируя мое появление в тысячах мест. Но с сегодняшнего дня все изменится. Эти три дня изобилуют временными дырами, усложняя длительную материализацию любого из нас двоих, но упрощая мою задачу освобождения и мести тебе и моему проклятому сыну.

Джуди, Мевис, Пайпер – все убиты из-за отношений с Дином. Это он всех их убил, он виноват так же, как и Доббс.

Дина словно ударили под дых.

Доббс заметил, как неожиданно обвисли плечи Дина, и улыбнулся, растянув губы, обнажая ряд ярко-белых зубов, засевших в крепких розовых деснах. Молодых деснах. Он увидел, какую боль причинил, и испытал истинное наслаждение и вдохновение.

– Знаешь, о чем я жалею, Джимми Дин? О том, что я не развлекся с Пайпер так же, как в свое время с Джуди.

– Не слушай его, Дин, – донесся слабый голос Натана. – Он боится тебя. Ты для него единственная реальная угроза. Он пытается вывести тебя из себя.

– А впрочем, – сказал Доббс, оттопыривая пальцем губу. – Может быть, еще и сейчас не поздно. Готов поклясться, тело еще теплое.

Пайпер.

Доббс двигался быстро, слишком быстро. Он оказался у могилы еще до того, как Дин успел опомниться.

Дерево заскрипело и завизжало, когда Доббс решительно сорвал крышку.

– Пайпер! – вскрикнул Дин, кидаясь наперерез Доббсу, не думая о том, чем это закончится.

Но Уайти Доббс сам остановился и застыл на месте. Его лицо стало белым, как волосы.

Дин подбежал к могиле и заглянул в нее.

Гроб был пуст.

Пайпер исчезла.


глава 42


Воздух наполнился шипением тысяч змей. Снежные массы, сдуваемые с сугробов, проплывали над головами Дина и Доббса и оседали в пустой гроб.

Пустой.

Как? Почему? Пайпер перебросили так же, как Доббса? Нет. В этом не было смысла. Тогда где она?

Сердце Дина забилось в бешеном ритме, подгоняемое одной единственной мыслью: Пайпер жива. Где-то, когда-то.

Уайти Доббс вопил, открыв рот. Лицо его обрело первоначальные краски, хлынувшие на него неудержимой волной. Если раньше он еще пытался прикрыться маской благовоспитанности, то теперь перед Дином возникло лицо животного, чудовища – истинное лицо Доббса.

Одна минута и тридцать секунд.

Дин отошел от ямы, устремляясь к центру круга, рискнув повернуться спиной к сумасшедшему демону с чудовищным ножом.

– Где она? – рычал Доббс. – Где она, черт дери?

Дин добрался до пятна, намеченного им, и остановился. Он обернулся, готовясь принять на себя всю ярость Доббса. Но сзади его не оказалось.

Послышался крик боли. Натан. Беловолосый демон вздернул его и поставил на ноги. Потом он пошел к Дину, волоча за собой мэра.

– Ты сильно подгадил мне, Джимми Дин. Просто удивительно. Правда. Я имею в виду, что ты слишком многое понял.

Доббс остановился почти в трех шагах от Дина. Подтащив Натана, он приставил к его горлу нож, сморщив кожу.

– А это серьезная проблема. Одна минуту и двадцать секунд.

– Я здесь собирался прочесть поэму справедливости, – продолжал Доббс. – Твоя жизнь за мою; ты был обречен исчезнуть в потоке времени навсегда, а я занялся бы здесь в реальности делом. И у тебя не осталось бы преимуществ доктора Дина Трумэна, не осталось бы науки, чтобы помочь контролировать ситуацию и все понять.

Одна минута и десять секунд. Доббс продолжал:

– Поэтому я старался расстроить все твои самодовольные планы. Но надо же было тебе оказаться таким умным, чертовски умным. А умник доктор Трумэн, плавающий во времени, – он пожал плечами, – нет, такое положение не приемлемо.

Одна минута и четыре секунды.

– Ты не оставил мне выбора. Мне придется убить или как-то обезопасить тебя, а пока Натан займет мое место в потоке. Интересно, как ты будешь выглядеть без рук и без ног? Эй, помнишь, анекдот про научный эксперимент с лягушкой? Ученый говорит: «Прыгай лягушка, прыгай». Лягушка прыгает на четырех лапах. Ученый делает записи, потом отрезает передние лапки лягушки и говорит: «Прыгай, лягушка, прыгай». Лягушка прыгает на двух лапах. Ученый опять делает записи, отрезает ей задние лапки и говорит: «Прыгай, лягушка, прыгай». Лягушка сидит на месте. Он опять говорит: «Прыгай, лягушка, прыгай». Ничего не происходит. Ученый берет блокнот и пишет: «После отрезания у лягушки всех лап наступает ее смерть».

Уайти Доббс прыснул от смеха, который резанул, как удар ножа.

– Понимаешь? Погибшая лягушка. Это вы, ученые, убили меня. Где-то на грани темной поляны что-то мелькнуло. Треснула ветка дерева.

– Видишь ли, ты не оставил мне выбора, осталось только осуществить эксперимент. Посмотреть, насколько хорош будет доктор Дин Трумэн, когда я отрежу ему руки и ноги.

Желудок Дина сжался. Страх пел свою песню в ушах. Уайти Доббс придвинулся ближе. Он ткнул ножом в направлении Дина.

– Прыгай, лягушка, прыгай. Одна секунда.

Дин прыгнул.

– Натан, пригнись! – он схватил руку, сжимавшую нож, изо всех сил дернул ее, выбив смертоносное лезвие.

Доббс крепко держал Натана другой рукой, но тот смог нагнуться.

– Пригнись, пригнись, – повторял Дин.

Натан переломился в поясе пополам. Дин отступил назад, не выпуская руку Доббса.

Время.

В воздухе раздался свист. Затем глухой удар, как будто пробовали дыню на спелость.

Уайти опустил глаза. Из груди у него торчал длинный серебристый шприц-жало с транквилизатором. Озадаченный, он снова посмотрел на Дина. Хотел заговорить, но рот его расплылся в улыбке.

– Жало? Транквилизатор?

– Нет. Мы заменили транквилизатор веществом, которое остановит твое сердце. Знаешь ,наверняка, его еще применяют для смертной казни.

Доббс попытался еще что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Он отпустил Натана. Дин также отпустил руку монстра. Доббс отступил назад, левой рукой схватился за шприц, но не смог вынуть. Тело предало его. Доббс упал на колени, по мышцам прошла дрожь. В уголках рта закипела пена. Глаза закатились.

Уайти Доббс плашмя упал на землю, дергаясь всем телом, как будто от невидимых электрических разрядов.

– Осторожно, – предупредил Дин. – Он выходит. Неожиданно тело Доббса озарилось белым светом, открылась голубоватая воронка, и силуэт молодого человека показался в туманной пелене.

Тело Уайти Доббса лежало на земле неподвижно.

Дин схватил серый чемодан, захваченный ими из департамента шерифа. Он бросил его на землю рядом с Доббсом. Вынул шприц, потом распахнул рубашку на груди маньяка. Приложил ухо.

– Не бьется, – доложил он. – Он мертв.

– Мертв? – Натан произнес это слово с таким смаком, словно ел экзотический фрукт. – Ты говорил, что он не может умереть.

– Не так, как ты собирался это сделать, – Дин вылил оранжевую жидкость на обнаженную грудь монстра.

Натан присел на корточки рядом. И оба склонились над телом Уайти Доббса.

– Что ты имеешь в виду, говоря «не так, как ты собирался это сделать«? Яд против пули?

– Да, что-то в этом роде, – Дин отодвинулся и посмотрел на Доббса. – Как он выглядит?

Натан пожал плечами:

– Отлично, если не учитывать, что он мертв. Но откуда же шприц…

– Появился? – закончил Дин. – Помнишь, я выстрелил преждевременно? Я как раз попал в одну из временных брешей. После того как я выстрелил, оставалось десять минут и тридцать секунд до того, как жало снова материализуется и ударит точно в цель. Поэтому я все время слушал болтовню Доббса. В нужном месте.

– Итак, все кончено? – спросил Натан голосом, полным облегчения, но потом глаза его расширились. – О нет! Ты чувствуешь?

Дин кивнул:

– Приближается, – прошептал он и взглянул через плечо, где буквально в десяти шагах воздух раздвинулся… и появился улыбающийся Уайти Доббс.


глава 43


Его эмоции сорвались с резьбы, как шестеренки старой коробки передач, слишком долго находившейся в эксплуатации. Паника уступила место удивлению, потом облегчению, смущению, а теперь страху. Только несколько секунд назад Натан думал, что больше его испугать невозможно. Но когда Уайти Доббс приблизился к ним, он понял, что ошибся.

Дин выступил вперед, закрыв собой Натана и тело.

Доббс опустил глаза на знакомые ботинки, джинсы, куртку – на свое собственное распластанное тело – и покачал головой. Его лицо исказилось от злости. Он на мгновение закрыл глаза, словно сдерживаясь.

– Ты разве не знаешь, что невежливо убивать людей? К тому же во второй раз?

– Как он мог здесь оказаться? – пробормотал Натан. – Он умер. Он мертвый на земле и живой перед нами.

– Теория защитного поля, – проронил Дин.

– Оставь это для себя. Мертвый – значит мертвый. Уайти Доббс вскинул голову.

– Да, должен заметить, меня интересует тот же вопрос. И что случилось с мэром? Он что, порезал ногу?

Натан выглядел смущенным. Ведь это сам Доббс и поранил его.

– Дело обстоит так, – спокойно сказал Дин поучительным тоном, как будто объяснить человеку явление его же трупа на земле было так же просто, как решить задачку по алгебре. – Если я застрелю тебя во вторник, повлияет это как-нибудь на то, что ты сделал в понедельник? – Он не стал ждать ответа. – Конечно, нет. Но давай предположим, что твои действия в понедельник придутся в будущем на среду. Поскольку ты сделал это в понедельник, твоя смерть во вторник не повлияет на твое появление в среду.

Натан помотал головой:

– Если это Доббс из прошлого, то почему будущий Доббс не помнит, что произошло?

– Потому что цикл не завершен. Доббс – часть временного потока, и это его привычное состояние. Когда он выбивается из своего течения, то возвращается в защитное поле. Таким образом круг замыкается. Подумай об этом. Начать нужно с того, что Доббс появляется в хаотичном порядке. Одному из таких воплощений и обязан Илия своим существованием. Сколько раз он материализовался в центре холма? Сколько раз он появлялся и умирал?

– Я ничего такого не помню, – заметил Уайти Доббс.

– Конечно, нет, поскольку цикл не завершен. Как только ты умираешь, неорадиация покидает твое тело. Ты выпадаешь из защитного поля. Становишься нормальным, как и все мы, но в результате того, что радиация не завершила цикла, а ты часть потока, происходит так, будто ты никогда не появлялся.

– Значит, я бессмертен? – улыбнулся Доббс.

– Почти.

– Здорово, – Уайти покосился на тело. – Чертовски здорово.

– Однако есть один момент, – Дин теперь обращался к Натану, и на лице у него было такое напряженное выражение, словно он хотел вложить весь смысл своих слов в память Натана. – Я говорил, что радиация связана с биоэлектрическим полем живого тела. Поэтому, когда радиация наполняет два идентичных тела, она может связаться с обоими сразу. Вывод: она непременно разорвет оба тела, разорвет на отдельные клеточки, создав фонтан внутри защитного поля.

– Два тела, – прошептал Натан.

Вот почему Дин старался помешать ему отстрелить сукиному сыну голову. Он кивком дал Дину понять, что все уяснил, потом добрался до тела и серого ящика. Они привезли медицинское снаряжение для себя. И теперь мощное оружие их защиты превращалось в мощное оружие нападения.

Натан снял колпачок с иголки шприца и набрал в него светлую оранжевую жидкость из ампулы с этикеткой «Эпинефрин» – стимулятор сердечной деятельности.

– Что это? – требовательно произнес Доббс.

Натан вонзил иглу в грудь новопреставленного Уайти Доббса.

– Что он делает?

Натан достал две коричневые накладки, потом привел в действие пару кнопок на контрольном устройстве дефибриллятора, вынул одну упаковку с гелем из коробки, разорвал ее и распределил гель по накладкам.

– Я говорю, что он делает?

Уитни Доббс приближался. Дин встал у него на пути. Натан увидел блеск ножа. Дефибриллятор пел на высокой чистоте. Стрелка маленького желтого индикатора плясала.

– Готово, – закричал Натан, прижав накладки к груди мертвого тела.

Труп на земле подпрыгнул, но остался безжизненным. А живой Доббс все приближался. Натан вырвал нож из руки мертвеца. – Дин. Трумэн обернулся.

– Держи.

Дин поймал нож левой рукой и быстро перебросил его в правую. И лезвие в его кулаке, такое тусклое и посеревшее, неожиданно ожило, заблестело серебристым металлом. Оно гудело, посылая волны в его руку и по всему телу. «Нож связан с его владельцем», – подумал Дин. Это было пугающее и опьяняющее ощущение.

Уайти Доббс остановился и развел руки.

– Ты? Ты собираешься противостоять мне на ножах?

Дин занес нож, как распятие, будто хотел остановить вампира. Руки у него дрожали.

– Ладно, у тебя нож, мой нож. И что ты собираешься с ним делать, Джимми Дин?

Доббс метнулся вправо. Дин последовал за ним. Доббс двинулся влево и взмахнул ножом. Лезвие разрезало рубашку Дина, впилось в кожу.

Уайти Доббс засмеялся, пронзая этим каркающим звуком, как электрическим разрядом.

Позади себя Дин услышал крик Натана:

– Готово!

И снова тело на земле подпрыгнуло. Дин не решался оглянуться, но заметил, что Доббс бросил туда взгляд. Доктор Трумэн сделал выпад, выставив лезвие. Но беловолосый монстр, будучи на двадцать лет моложе и гораздо опытнее, отвел удар, просто развернувшись на месте. Он ударил Дина другой рукой.

Дин пошатнулся. Привкусы крови и желчи смешались у него во рту.

– Ты будешь купаться в этом, – поприветствовал его Доббс.

– Готово!

Дин снова ощутил движение позади себя. Подпрыгивающее тело. Неужели сработало? Или сработает?

– Время поиграть, – Уайти Доббс шагнул вперед.

В отчаянии Дин предпринял последнюю попытку. Он выбросил руку с ножом в сторону временного демона и отпустил оружие. Доббс с недоверием следил за движением летящего ножа. Он постарался уклониться, но вращающееся лезвие, разрезав куртку, глубоко воткнулось ему в бок, а потом невинно опустилось на землю.

Доббс перегнулся, изучая рану. Когда он отнял руку, она была обагрена кровью.

– Ты ублюдок. Ты порезал меня. Ты меня порезал.

Боль от свежей раны была ничто в сравнении с гневом. Лицо Доббса пошло красными пятнами, которые выглядели особенно устрашающе на фоне молочно-белых волос.

Он приготовился к атаке.

За спиной у Дина кто-то хватал ртом воздух, пытаясь перевести дыхание. Он бросил взгляд через плечо. Натан удерживал в стоячем положении то, что недавно было трупом. Тело ожило, и теперь свободный от радиации Уайти Доббс моргал, раскрывал и закрывал рот, напоминая рыбу, вытащенную из аквариума, пытаясь прийти в себя.

Нападавший на Дина остановился, соблюдая безопасную дистанцию.

– Вот это да! Какой красавец, а? Знаешь, в чем твоя проблема, Джимми Дин? Ты слишком много болтаешь. Благодаря тебе я знаю, что единственный способ меня убить – создать физический контакт между мной и этим симпатягой, но этого никогда не случится.

Доббс рассмеялся.

– Ты неудачник, мальчик, неудачник. Теперь тебе придется иметь дело с нами двумя.

– Подумай еще раз, задница, – раздался голос позади него. Уайти Доббс обернулся.

– Прыгай, лягушка, прыгай, – Пайпер Блэкмор наотмашь ударила его лопатой по лицу.

– Пайпер? – задохнулся Дин.

Она была облеплена грязью и покрыта ссадинами, но жива. И доведена до бешенства.

– Я вырвалась. Ускользнула оттуда, когда… когда ты приоткрыл гроб, – сказала Пайпер, едва переводя дух. – Выбралась, пока Доббс возился с тобой, и спряталась в лесу… А вот теперь…

– Ты! – выдохнул Доббс.

Она нанесла еще один удар. Доббс отпрянул назад.

– Сейчас! – крикнул Дин.

Натан толкнул ожившего Уайти Доббса на попятившегося Уайти Доббса. Смерть очистила первого от неорадиации, но второй все еще находился под ее воздействием. И последнее, что Дин увидел на их лицах, прежде чем они столкнулись, – выражение полного понимания и страха.

Доббсы ударились друг о друга, как две шаровые молнии. Потоки света и энергии в вихре закружились вокруг того места, где они слились воедино. От их вибрирующего вопля кровь стыла в жилах, а неорадиация делала свое дело, разрывая плоть на куски, разнося ее по клеточкам. Крошечные частички с бриллиантовым фосфоресцирующим блеском озаряли ночь, испаряясь в воздухе, не долетая до земли.

Потом наступила тишина.

Тишина.


Эпилог


Весна обрушилась на Черную Долину неожиданно. Город впитывал тепло с восторгом. Проход открыли, и инженерные войска США обещали к лету перекинуть через реку новый мост. Департамент шерифа был полностью восстановлен к тридцатому апреля, когда Джерри Нильс официально вступил в должность шерифа.

Объявление о том, что соглашение с «Энекстех» аннулировано, взбудоражило весь город. Многие видели в этом конец когда-то преуспевающего города лесопилок. Но без поддержки доктора Дина Трумэна заманчивое продвижение на северо-запад казалось компании не таким надежным.

Однако все эти разговоры сразу же забылись, когда к концу лета выяснилось, что Натан Перкинс открывает компанию по производству нового металла – жидкого серебра – прочнее стали, легче пластика и острее лазера. Капельки этого вещества собрали на выжженном пятне холма Хокинса.

Дин Трумэн и Пайпер Блэкмор официально поженились шестнадцатого июня. Церемония прошла очень скромно. Спустя две недели после медового месяца на Карибах молодожены вернулись в заколоченный дом, так долго бывший своеобразной тюрьмой Дина.

Прошло всего три дня, когда однажды утром они проснулись от звука детского плача. При свете в ногах кровати они обнаружили новорожденного мальчика, еще не омытого от крови. Они убили его.

Но после экстренной реанимации через сорок одну секунду ребенок вернулся к жизни. Неорадиацию успешно трансформировали в умирающую собаку. Та тихонько исчезла.

Так, с ребенком, полностью очистившимся от радиации, влюбленные покинули старое жилище навсегда. Их больше ничто не держало здесь. Не было останков младенца в подвале, не было привидений в полумраке.

Они переехали в новый дом на вашингтонском побережье, и там нобелевский лауреат по физике доктор Дин Т. Трумэн написал и опубликовал теорию отрицания жизнеспособности путешествий во времени. В работе на базе веских доказательств делались выводы, что такое явление невозможно и только глупец мог бы тратить драгоценные минуты реального времени на бесполезные псевдонаучные исследования. Физические лаборатории восьми университетов лишились финансирования, и, вполне вероятно, их сотрудники утратили первоначальный интерес к прежней работе, посвятив себя более высоким целям.

Отныне время шло своим чередом, секунда за секундой.

А между тем счастливые отец и мать направляли всю силу своей любви на удивительный подарок судьбы.

Они назвали младенца Илия.