Огненное лето
Джилл Шелдон


Молодая американская журналистка спустя десять лет приезжает в родной город, где неожиданно встречается со своей первой, еще детской, любовью — волевым красивым мужчиной, в недавнем прошлом звездой большого тенниса, вынужденным оставить спорт после серьезной травмы. Их вновь вспыхнувшему чувству приходится пройти даже испытание огнем.

Детективный сюжет романа вносит в повествование остроту ощущений и пикантный аромат риска. Впрочем, автор счастливо обходится без «моря крови» и «горы трупов», акцентируя внимание на жизни большого чувства, на чистых переживаниях двух любящих сердец.

Итак, калифорнийские пляжи, теплые волны прибоя, красивые, молодые, богатые, страстно любящие друг друга мужчина и женщина…


Джилл Шелдон

Огненное лето


Посвящаю своей семье, которая всегда в меня верила


Об авторе


Джилл Шелдон — автор широко публиковавшихся любовных и приключенческих романов. «Огненное лето» — ее первый роман, написанный для серии «Скарлет».

В 1995 году Джилл успешно участвовала в престижном конкурсе американских писателей-романистов Северо-Западного региона США.

Джилл Шелдон также активно занимается и журналистикой. Ее перу принадлежит много статей и коротких рассказов. Она живет в Южной Калифорнии вместе с мужем и тремя детьми. Является активным членом ассоциации Писатели-романисты Америки.


ПРОЛОГ


— У-ух!

Он даже присвистнул от восторга в своем укрытии, вытаскивая портативную видеокамеру, и включил ее.

— Вот это да!

Красные шары пламенели, оставляя за собой огненный след, взметнулись к ночному небу. Земля дрогнула от оглушительного взрыва. Нестерпимый жар пахнул под низко надвинутый капюшон. Из глаз покатились слезы, едкий дым наполнил легкие, а кожа обтянула лицо. Но он не двигался с места, все отступило на задний план. Все, кроме ни с чем не сравнимого зрелища разгула огненной стихии.

Пламя уже охватило все фабричное здание и жадно пожирало его. Через несколько секунд спасать было уже нечего. Огромная крыша треснула и рухнула с оглушительным грохотом, выбросив вверх столб раскаленных искр. Из переполненной эйфорией происходящего груди странного зрителя вырвался удовлетворенный стон.

Лопнуло еще одно оконное стекло. Осколки разлетелись по гравиевому покрытию автостоянки. Он запрокинул голову и беззвучно, как безумный, засмеялся от восхищения, так как не знал в жизни большего наслаждения, чем предвкушение поджога, тщательное его обдумывание, а затем наблюдение за самим пожаром. Единственное, чего еще не хватало для ощущения полного счастья, так это отчаянного танца пожарных, пытающихся что-нибудь спасти. Но они еще не появились.

Неожиданно из ночной тьмы донеслись отдаленные звуки сирен. Он удовлетворенно вздохнул и опустил видеокамеру. Хорошо было бы еще, чтобы остаток крыши не провалился, пока пожарные не вскарабкаются по своим лестницам через окна внутрь дома.

Мрачный наблюдатель усмехнулся, откинул на спину свой капюшон и полез в карман за сигаретой, чиркнул зажигалкой и на мгновение залюбовался ее маленьким дрожащим огоньком.

Пожарные размотали по земле свои шланги и бросились к горящему зданию. Но в этот момент их тревожные крики заглушил еще один взрыв, потрясший полуразрушенный фундамент. Дыхание зловещего свидетеля трагедии от волнения стало прерывистым, а все тело напряглось. Он вновь вынул камеру и навел на горящее здание. Начиналась последняя, финальная, сцена феерического спектакля. Яростные, жадные языки пламени взвились высоко вверх, угрожая жизни тех, кто отчаянно боролся с огнем.

Нет, ничего не могло сравниться с этим зрелищем!


ГЛАВА 1


Энн вошла в дом и почувствовала, что у нее вот-вот подогнутся колени под тяжестью нахлынувших воспоминаний. За десять лет здесь мало что изменилось. Вздохнув, она с трудом заставила себя переступить порог, но долго не решалась идти дальше. Из холла были видны кухня, гостиная, дугообразная лестница, ведущая в ее бывшую детскую спальню на втором этаже.

Даже запах остался прежним. Пахло лилиями. В памяти Энн возник образ матери. Он был до того отчетлив, что на какое-то мгновение ей показалось, будто мать и сейчас стоит в кухне с деревянной ложкой в руке, стоит и мягко журит дочь, чтобы та поскорее закрыла наружную дверь от холодного морского бриза.

Мать и отчим любили этот дом. Так же, как и вообще любили особый, характерный для побережья Калифорнии стиль небольшого городка Сан-Рейо с подчиненным ему жизненным укладом. Энн унаследовала эту любовь. В городке почти не было преступности. Большинство местных жителей входило в число так называемых «белых воротничков». Энн и ее брат Джесси не имели понятия о том, что такое границы. Для них таковыми всегда были сам океан и высокая горная цепь.

Детство Энн напоминало волшебную сказку. Любовь, смех и уважение — все это было у нее в изобилии. Ни разу не посетило ее сомнение в своей значимости и будущем исключительно важном месте в жизни.

И вот теперь Энн оказалась совсем одинокой. Мать и брат давно умерли, а ей приходилось заниматься куда более практическими делами, нежели блуждание в мире грез. К тому же Росс решил продать дом. Он написал Энн, что больше не может в нем жить, так как не в силах выносить боль связанных с ним воспоминаний. Поэтому Росс приглашал Энн приехать и взять оттуда все, что ей хотелось бы сохранить на память.

Энн сделала шаг вперед и решительно направилась на кухню, превозмогая щемящую боль в сердце при виде когда-то ярких, а теперь поблекших цветов, изображенных на обоях. Снова возник перед ней, как живой, образ матери.

Она рассеянно опустила сумку на стол и осмотрелась. Росс, очевидно, был на работе, и Энн с сожалением подумала, что надо было предварительно ему позвонить. Но ведь ей хотелось самой совершить это как бы новое знакомство с домом!

Росс очень хорошо понимал, что все эти годы тяжелые воспоминания не позволяли Энн даже подумать о возможности возвращения, и поэтому сам время от времени приезжал к ней повидаться. Своего родного отца Энн никогда не видела. Он умер еще до ее рождения. Росс целиком заменил его. И, как настоящий отец, заслуживал куда большего внимания со стороны своей падчерицы, нежели та ему оказывала. Но это было свыше ее сил.

Около холодильника каблучки Энн резко застучали по кафельному полу. Она нервно глотнула воздух, стараясь отогнать мрачные мысли. Это было любимым местом матери и Джесси, а потому находиться здесь было сейчас невыносимо тяжело. Джесси вечно хотел есть, и мать постоянно старалась его подкармливать. В результате кухня стала центром жизни всего дома.

Долго оставаться там Энн не могла. Гораздо легче оказалось заставить себя подняться по дубовой лестнице на второй этаж. Хотя и здесь с каждой ступенькой она чувствовала растущее напряжение. Ей хотелось взять на память что-нибудь из вещей матери и Джесси и уже тогда покинуть этот дом навсегда, постараться напрочь забыть его.

Дом… Лицо Энн перекосила страдальческая гримаса, когда она открыла дверь спальни Джесси. После того как были убиты мать и Джесси, она уже не считала этот дом своим. Трагедия произошла в день окончания ею колледжа. Сразу после похорон Энн уехала отсюда, чтобы больше никогда не возвращаться. И лишь теперь решилась рискнуть сердечным и душевным покоем ради последнего свидания со своей памятью. Возможно, что она также рисковала потерять работу: редактор «Тайм» не страдал особой сентиментальностью и вряд ли ее понял бы. Как разъездной корреспондент Энн была обязана выполнять задание журнала, пренебрегать которым не имела права.

Она опустилась на край кровати Джесси. Почему Росс ничего не изменил в доме за прошедшие десять лет? Разве ему самому не стало бы легче без этих безмолвных напоминаний о постигшей семью трагедии.

Энн открыла прикроватную тумбочку. Вещи Джесси лежали в том же порядке, как и при его жизни. Ее внимание привлек вырванный из блокнота листок, на котором твердым почерком Джесси было написано одно имя — Ной Тэйлор.

Само имя заставило Энн улыбнуться. Ной Тэйлор — лучший друг брата и первая ее пылкая любовь, принявшая постепенно какие-то совершенно астрономические размеры.

Ной Тейлор был местным уличным хулиганом, которого боялась даже собственная мать. Замкнутый, угрюмый и одинокий, он во всем казался полной противоположностью Джесси. Пожалуй, единственное, что их объединяло, была ненасытная страсть к компьютерам. Все же они до самой смерти Джесси оставались близкими друзьями. Энн же включали в свою компанию только как маленькую сестренку, несказанно ее этим обижая.

Она не видела Ноя с тех пор, как тот вместе с Джесси окончил институт. Но, конечно, слышала о нем. Впрочем, как и любая другая ее сверстница, сколько-нибудь интересовавшаяся спортом. Ведь Тэйлор совершенно неожиданно стал профессиональным теннисистом. И не простым, а одним из самых ярких мировых светил. Для Энн это было тем более удивительно: она знала Ноя с самого детства и никогда не видела с ракеткой в руках. Интересно, остался ли он все таким же беспокойным и угрюмым? Видимо, нет. В газетах писали о романах Тэйлора с женщинами из элитных кругов, известными актрисами, профессиональными теннисистками и даже девушками-репортерами. Женщины любили его. В сознании Энн это никак не уживалось с образом молчаливого и грубого Ноя, каким она запомнила его с детства. Тогда он выглядел физически неразвитым, курчавые каштановые волосы были слишком длинными и постоянно падали на лоб. К тому же казались вечно непромытыми. Порой Энн даже не могла вспомнить их цвет.

Внезапно Энн охватило тревожное чувство. Она тут же поняла, что слишком долго думает о Тэйлоре, и резко встала с постели. Ей захотелось поскорее забрать кое-что из вещей матери и уйти из этого дома. Но сначала надо было успокоиться.


Ной отразил резкую подачу ударом слева. Когда-то он ошеломил своим приемом весь теннисный мир. Еще не знавший этого хрупкий одиннадцатилетний Мартин Хоуп все же высоко подпрыгнул, пытаясь достать ракеткой мяч. Но его подвел низкий рост. Мартин растерянно оглянулся и вдруг радостно закричал, показывая рукой на заднюю линию площадки:

— Аут! Ной, смотри — аут!

Ной, сознательно совершивший такой промах, добродушно улыбнулся.

— Правильно, аут. Снова твоя подача.

Он сделал вид, что поражен новой подачей Мартина, пропустил мяч и якобы проиграл всю партию. Ной притворился ужасно расстроенным, хотя в душе был очень доволен: Мартин сегодня играл лучше, чем он мог предполагать.

С тех пор как несколько лет назад Тэйлор вернулся в свой родной город, он усердно обучал заброшенных и забитых уличных подростков теннису, пытаясь открыть им заключенный в этой благородной игре мир радости и наслаждения. Ной побил самых сильных теннисистов мира, объездил почти все страны, галантно раскланивался с великими мира сего. И все же ничего не могло сравниться с тем удовлетворением, которое он получал теперь. Полные счастья глаза не знавших ласки ребят оказались наивысшей наградой, которую Ной когда-либо мог себе представить.

Мартин бережно, как бесценное сокровище, положил в рюкзачок одолженную знаменитым партнером ракетку.

— Ной! — с мольбой в голосе спросил он. — А как… Как долго мне можно будет здесь оставаться?

Ной с удивлением посмотрел на нервно покусывающего нижнюю губу Мартина. Синяки на лице, которыми наградил мальчика в целях воспитания отец, понемногу сходили. Все же Ной почувствовал, как в душе его нарастает глухая злоба против издевавшегося над собственным сыном изверга. И он мысленно пожелал Мартину на будущее не сносить ни от кого оскорблений, а отвечать ударом на удар.

— Ты можешь здесь оставаться столько, сколько захочешь.

Тэйлор вслед за Мартином взглянул через широкую зеленую лужайку. Там, на берегу океана, у самого обрыва, возвышалось громоздкое здание. Оно вполне могло бы стать жилым домом. Но вместо этого служило приютом для уличных мальчишек вроде Мартина. Приют имел название Тэйлор-Хаус. В нем вырос и сам Ной. Тогда его содержательницей была Розмари Тэйлор. Когда однажды ночью ей привели грязного плачущего десятилетнего мальчонку, назвавшегося Ноем, она дважды подумала, прежде чем взять его. Но все же взяла. А позднее в неведомом дотоле душевном порыве официально усыновила и дала фамилию Тэйлор.

— А вдруг они возьмут меня назад? — спросил Мартин, нервно ерзая на краю скамейки у боковой линии корта.

— Не возьмут, — успокоил Ной.

У него не хватило духу сказать мальчику, что никому, кроме самого Ноя, он не нужен. Никто не желал возиться с ребенком, переменившим не один детский приют. Считалось, что он неминуемо станет источником всякого рода беспокойств.

Они поднялись со скамейки. Ной сморщился от боли в левой коленке. В последнее время это повторялось все чаще. И Тэйлор знал, что в дальнейшем станет еще хуже. Горькое напоминание о том, что уже многие рассматривали его как отыгравшего свое спортсмена… И о том, что здоровье стало не таким, как прежде…

Ной ни минуты не жалел о том, что оставил профессиональный спорт. В свои тридцать два года Тэйлор все еще чувствовал себя молодым. Но даже если бы здоровье позволило ему возвратиться на профессиональный корт, он вряд ли согласился бы. Ной больше не мог выносить постоянной зависимости от рейтингов, чемпионатов, репортеров и болельщиков. Он хотел жить полнокровной жизнью, а в теннис играть время от времени, для поддержания здоровья. Желал помогать детям, взяв в свои руки управление приютом Тэйлор-Хаус. Стремился расширить уже начатый бизнес по производству и эксплуатации компьютеров.

Нет, у Ноя не было никаких сожалений о прошлом. И если порой и щемило сердце о чем-то утерянном, он старался немедленно отвлечься. И впрямь, чего еще ему недоставало?

Они прошли вместе через зеленую лужайку к зданию приюта. Мартин старался держаться на некотором расстоянии от Ноя, что болезненно отозвалось в сердце Тэйлора. Мальчик в своей жизни увидел уже столько злобы и испытал столько обид, что до конца не доверял никому. Даже здесь. И никто не мог бы понять его лучше, чем Ной, потому что он сам прошел через все это…

— Кто там? — испуганно спросил Мартин, показывая пальцем на крыльцо приюта, где в кресле-качалке сидела молодая женщина и потягивала какой-то напиток из высокого стакана.

Ной посмотрел сначала на стакан, в содержимом которого уже на расстоянии узнал пользующийся успехом лимонад Розмари. Потом взглянул в лицо женщине и от неожиданности застыл на месте. Энн Лей-верти… Это была она, единственное в мире существо, обладавшее просто-таки сверхъестественным даром делать из него дурака.

Взгляд Энн задержался на Ное. Брови ее удивленно поползли вверх.

Будучи подростком, Ной пользовался вниманием только двух особ женского пола. Первой была Розмари. Потому что он считался ее сыном. Второй же стала Энн, которая хвостом ходила за своим братом Джесси, а следовательно, и за Ноем.

«Кожа да кости», — говорили о Ное, когда он был еще подростком. Так продолжалось до тех пор, пока Розмари не нашла ему хорошего тренера по теннису. Занятия благотворно сказались на его физическом развитии. Когда же Ной обрел спортивную форму, то на несколько лет уехал из Сан-Рейо в длинное турне. После чего еще более окреп и возмужал. Теперь женщины уже смотрели на него совсем иначе. И не только они. Против собственной воли Ной вдруг превратился в товар повышенного спроса. Болельщики визжали от восторга, репортеры пытались прорваться в раздевалку.

Сначала это забавляло Ноя, и он охотно пользовался своей популярностью, тратя на это немало времени. Но скоро всеобщее поклонение перестало волновать. Ной понял, что все эти люди хотели урвать для себя кусочек его славы, воспользоваться деньгами и репутацией. Женщин же он привлекал исключительно как мужчина. Личность Ноя Тэйлора их нисколько не интересовала. В конце концов он пришел к выводу, что встретить женщину, которая попыталась бы понять его, вряд ли возможно.

Энн продолжала сидеть в кресле и рассматривать Ноя со столь откровенным восхищением, что тот даже почувствовал себя неловко. В прошлом она никогда не позволяла себе такого. Может быть, потому, что подростком постоянно оказывалась на несколько сантиметров выше Ноя. А он… Боже, у Ноя даже теперь щемило сердце при воспоминании о нежном чувстве к сестре своего самого близкого друга, которое тогда теплилось в глубине его души, к девчонке, которую он должен был считать собственной сестренкой… Какие душевные муки он тогда испытывал! При этом умел так их скрывать, что ни Энн, ни Джесси ничего не замечали.

Сейчас Энн смотрела на него совершенно новыми глазами. Ной вдруг почувствовал в этом что-то для себя оскорбительное. А его сердце учащенно забилось от ее ослепительной улыбки.

— Привет, Лейверти, — сказал он, стараясь казаться совершенно спокойным, но тут же почувствовал, что его голос прозвучал излишне холодно и отчужденно.

Ной глубоко вздохнул, подумав о том, как было бы хорошо просто встретиться со старой подружкой без всяких болезненных воспоминаний.

— Не могу поверить, что это ты! — покачала головой Энн, не скрывая удивления.

Он пропустил мимо ушей нотки сожаления в голосе подруги детства и с кислой улыбкой представил ей Мартина. У того от неожиданности перехватило дыхание.

— Я… Вы… — пробормотал он.

Ной посмотрел на своего ученика и чуть было не расхохотался, но тут же понял все, что происходило в душе мальчика, и сдержался.

Энн несколько изменилась с тех пор, как Ной видел ее в последний раз. Когда он уехал из города, ей только что исполнилось тринадцать. Она была высокой неуклюжей девочкой, с вечно растрепанными волосами и неизменно увязывалась за Джесси с Ноем, куда бы те ни шли. Их попытки отделаться от надоедливой спутницы почти всегда оказывались тщетными. Волей-неволей приходилось принимать ее в свою компанию.

Ной сразу же отметил, что теперь от ее неуклюжести не осталось и следа. Волосы были аккуратно причесаны. Фигура стала стройной и гибкой. Но особенно привлекали внимание пытливые глаза цвета пасмурного неба.

Эта неожиданно холодная красота почему-то действовала на Ноя раздражающе.

— Прошло много времени, Бони, — сказала Энн, чуть прищурив глаза и бросив на Ноя оценивающий взгляд. — Ты изменился.

Она внутренне усмехнулась, заметив, как Ной вздрогнул, услышав свою детскую кличку.

— А ты — нисколько, — ответил он с натянутой улыбкой, но в душе довольный досадливым выражением, появившимся на лице Энн.

Однако она тут же справилась с собой и уже вслух рассмеялась. Этот смех перенес Ноя на много лет в прошлое.

— Я слышала, что ты зарабатывал себе на жизнь какой-то игрой, Бони. Не помню, правда, точно, какой… Крикетом? Бадминтоном? Постой-ка… Сейчас вспомню… А-а! Танцами на водных лыжах!

— Совершенно верно, — хмыкнул Ной.

Им всегда нравилось подшучивать друг над другом. В таких случаях Джесси просто не знал, что ему делать: становиться ли в позу рефери или бежать прочь…

— Очень мило с твоей стороны, Энн, что помнишь меня.

— Забыть было трудно, — усмехнулась она. — Хотя я все еще не могу поверить, что это ты. Посмотри на себя! В тебе, наверное, два метра роста. Неудивительно, что все они так и падают к твоим ногам.

Ной был даже выше двух метров. Но какое это имело значение?

— У тебя хороший глазомер, — ответил он. — А что касается женщин, то я просто устал от них.

Энн весело рассмеялась. Это снова шокировало Ноя. В последний раз, когда они виделись, ему было восемнадцать лет. Тогда Энн почему-то не проявляла к нему подобного интереса. Для нее он был таким же братом, как и Джесси.

— Энн…

— Кто бы мог подумать? — усмехнулась Энн. — Держу пари, что местные женщины постарались заполучить тебя в свои сети, а?

Ной решил, что пора давать сдачи. Может быть, тогда Энн наконец поутихнет.

— Насколько я понимаю, ты все это время занималась исключительно своей персоной. Разве не так? Следила за модой. — Он бросил взгляд на ее яркий жакет спортивного покроя, короткую юбку и высокие каблуки. — Помнится, раньше ты предпочитала тенниски и джинсы. Я слышал, ты много путешествуешь, перепархивая из одной страны в другую, распиваешь чаи, посещаешь званые вечера, всевозможные торжества, якшаешься с политиками. И, конечно, бегаешь по магазинам, сплетничаешь… Просто удивительно, за что тебе платят деньги?

Легкая улыбка на лице Энн завяла, не успев расцвести, глаза сделались холодными и колючими.

— Все почему-то считают, что работа разъездного репортера — сплошной отдых. Спрашивается, на каком таком основании? Я не порхаю по странам, а работаю. Понимаешь? Работаю!

В голосе Энн звучало нескрываемое раздражение. Ной посмотрел на нее с удивлением. Ведь он только шутил и никак не ожидал подобной реакции. Тэйлор знал о той высокой репутации, которую снискала Энн своими репортажами, и сам восхищался ею. Она работала в одном из крупнейших и солиднейших журналов, поставляя самую горячую информацию из первых рук.

— Я просто… — начал оправдываться Ной, но Энн не дала ему докончить фразы.

— Извини меня, — сказала она, опуская стакан на подлокотник кресла. — Но я должна… Мне уже пора идти.

Ной невольно бросил взгляд на ее высокие каблуки, которые неминуемо должны были увязнуть в рыхлой земле по пути от крыльца к мощеной дорожке. Что и случилось, как только Энн сделала первый шаг.

— Я найду тебя, — сказала Энн, с трудом вытаскивая из земли каблук. — Подожди-ка…

Ной внимательно посмотрел на нее и окончательно понял, что Энн чем-то очень озабочена. Он повернулся к Мартину:

— Сегодня очень важная игра. Ты не мог бы…

Мартин понял все с полуслова.

— Да. Я пошел. Увидимся позже.

Ной подождал, пока мальчик уйдет, и вновь обернулся к Энн:

— Вовсе не надо пытаться поскорее улизнуть. Лучше прямо скажи, зачем приехала?

— Не надо. Все это ерунда. Мне не стоило сюда приезжать.

Ее голос звучал холодно и неестественно приглушенно, глаза смотрели виновато и грустно. Она повернулась и быстро пошла вниз по дорожке.


Ей хотелось поскорее уйти подальше от этого дома. Но дорожка была длинной, и она почти физически ощущала спиной взгляд Ноя. Чувствуя, что напрасно перенесла свое раздражение на человека, не заслужившего подобного отношения, Энн чуть замедлила шаг. Она понимала, что выглядела очень глупо. И все из-за своего проклятого языка!

Энн вспомнила, почему Ной ушел из профессионального спорта. Года два назад, после травмы колена, он исчез с мировой теннисной арены. Его карьера прервалась в возрасте тридцати лет. Энн глубоко вздохнула и остановилась…

Справа плескался Тихий океан. Его спокойные волны завораживающе накатывались на желтый песок. Внизу широкой, терявшейся вдали полосой тянулся неповторимо красивый калифорнийский берег. Энн впервые после приезда домой почувствовала, что охватившее ее в первые дни паническое чувство постепенно гаснет, уступая место приятной расслабленности. Она вдруг подумала, что хорошо сделала, вернувшись сюда.

После непродолжительного колебания Энн пошла назад к Тэйлор-Хаусу и уже на расстоянии увидела наблюдавшую за ней долговязую фигуру, разместившуюся в кресле-качалке. Подойдя к крыльцу дома, она подняла глаза на Ноя. Прочитав вызов в его взгляде, Энн тихо сказала:

— Извини меня.

Выражение лица Ноя было настороженным.

— Что тебя так злит? — отчужденно спросил он.

— Ничего. Мне просто горько.

Она присела рядом с ним на свободное кресло.

— Когда ты в последний раз вспоминал Джесси?

Холодное выражение на лице Ноя растаяло. Он отвернулся и долго смотрел на океан, потом коротко ответил:

— Сегодня утром.

Ной всегда был немногословным. Но сейчас Энн хотела знать больше.

— Расскажи подробнее.

— Утром я долго не мог завести машину, которую Джесси очень любил. У него с ней никогда не было никаких проблем. А я возился чуть ли не час. Что только не делал! Обхаживал, упрашивал, умолял. Она ни с места. И только когда я вконец разозлился, мотор заработал.

Энн улыбнулась. Джесси умел обращаться с машинами, а с принадлежавшими Ною особенно. Он фактически заново сделал для него «Мустанг-62», а потому получал огромное удовольствие от возни с этим четырехколесным монстром. То, что Ной до сих пор сохранил его, неожиданно тронуло Энн. Ведь Тэйлор мог бы приобрести не один десяток новых автомобилей, если бы захотел.

— Ты уже давно вернулся сюда? — спросила она.

— Пару лет назад.

Энн вновь вспомнила о полученной Ноем травме ноги и молча кивнула. Она все еще не могла точно определить для себя, что изменилось в Тэйлоре за эти годы. Лицо было, как и в детстве, потемневшим от загара. Разве что у глаз появились морщины. Видно, Ной успел уже немало познать жизнь. Губы были широкими, жесткими и спокойными. С годами в нем развилась физическая сила, мужественность, чего раньше Энн не могла даже предположить. Его стройному, без единого лишнего грамма, богатырскому телу мог бы позавидовать любой атлет. Совершенная мускулатура придавала ему загадочность и подсознательно вызывала чувство неосознанной боязни у окружающих.

— Ну, что ты опять уставилась на меня? — прервал Ной ее мысли.

— Ничего. Извини.

За эти долгие десять лет у Энн не было ни одной сердечной привязанности. Толику жившей в ее душе любви унесла с собой погибшая семья. Поэтому даже сейчас, когда уже прошло столько времени, она не могла решиться отдать кому-либо свое сердце.

— Ты понимаешь, сколько лет утекло с тех пор? — с укором сказала она. — Ведь когда ты уехал, мне было всего тринадцать лет!

— Но мы виделись и после этого.

— Нет.

— Виделись. На похоронах.

— А! Правда.

Энн плохо помнила тот страшный день. Все заслонила боль утраты матери и брата. А безутешный в своем горе Росс!.. Разве его можно было забыть?

Она снова посмотрела на Ноя. Ведь они были так близки с Джесси! Сохранилось ли в нем столь же острое чувство безвозвратной утраты друга, как у нее — потери брата? Но определить это по выражению лица и глаз Ноя было невозможно.

— Я слышал, ты работала в Лондоне? — спросил он.

По тону, каким был задан вопрос, Энн поняла, что Ной хочет теплого дружеского разговора.

— Работала. До вчерашнего вечера.

— Ты там живешь?

— Нет. У меня есть квартира в Нью-Йорке. Но я в ней давно не была.

— А что тебя привело сюда?

Энн пожала плечами, хотя ее несколько смутила проницательность Ноя, сразу же затронувшего столь болезненную тему.

— Ты сегодня переполнен вопросами, — уклончиво сказала она.

— Пожалуй, — согласился Ной, хотя по выражению его глаз Энн поняла, что он не намерен отступать, не получив ответа. — Росс знает, что ты вернулась?

— Нет.

Почему я не позвонила? — подумала Энн, чувствуя за собой некоторую вину перед отчимом. Конечно, неожиданное возвращение падчерицы взволновало бы Росса, и он непременно встретил бы ее.

— Его давно не было дома, — заметил Ной.

— Как и всегда, — так же кратко ответила Энн.

Росс был главой противопожарной службы города, без конца расследовал всякие подозрительные случаи пожаров, а потому порой днями не появлялся дома. Он как-то писал Энн, что служба занимает у него все больше времени и дома его застать практически невозможно. Это очень огорчало Росса.

Энн думала так же, и сегодня не была уверена, что отчим придет ночевать. А не позвонила ему, потому что и сама до последней минуты не была уверена, что приедет. Но в конце концов не смогла преодолеть острого желания в последний раз взглянуть на дом, где провела столько лет, полных удовольствий, радости и любви.

— Росс, видимо, хочет продать дом, — предположила она, глядя в сторону, не в силах сдержать предательскую дрожь в голосе.

Энн все же не верила, что отчим пойдет на этот шаг.

Ной промолчал, как бы пропустив мимо ушей ее слова. Возможно, он хотел отплатить Энн пренебрежением в ответ на ее вызывающее поведение при встрече. Она еще некоторое время смотрела в сторону океана. Потом повернулась к Тэйлору и заметила, что глаза Ноя ищут ее взгляд. Они были темно-коричневыми, глубокими, почти бездонными. Энн неожиданно подумала, что почему-то не замечала этого раньше.

— Это тебя беспокоит? — наконец спросил Ной.

— Не знаю. Хотя пока он даже не упаковал их общие с мамой вещи.

— Может быть, он не мог себя заставить?

Энн пожала плечами.

— В этом нет ничего удивительного, Энн. Ведь и сама ты приехала только в первый раз за десять лет.

Ной попал в точку. Энн и сама не могла понять, как мог Росс после постигшей их семью трагедии жить в этом доме. День за днем…

— Свидание с этим домом для меня оказалось куда тяжелее, чем можно было предполагать. Поэтому я постаралась скорее оттуда уйти и села в это кресло, чтобы немного успокоиться. В доме же все осталось, как и прежде. Росс все так же до отказа набивает холодильник. Правда, раньше вы с Джесси его очень быстро опустошали.

— Конечно. Мы часто крали еду из школы, из приюта, из твоего дома. Даже удивляюсь, как смогли сдать выпускные экзамены и окончить институт!

Энн вздрогнула. В ее памяти вдруг отчетливо вспыхнули события дня окончания колледжа. Она вертится перед зеркалом в роскошном атласном платье персикового цвета, держа в руке телефонную трубку и беззаботно о чем-то болтая со своей лучшей подругой Тори. И тут в комнату неожиданно врывается Росс, хватает телефонный аппарат, вырывает у нее трубку и дрожащими пальцами начинает набирать какой-то номер.

Только спустя несколько секунд Энн начинает понимать, что произошло. Ее мать и брат оказались запертыми в стоявшей перед самым домом горящей машине и умирали страшной, мучительной смертью. Мысль о том, что причиной трагедии стала чья-то месть главе пожарной охраны пришла в голову Энн уже позже. И об этом она старалась не вспоминать. Потому что невольно начинала в душе несправедливо обвинять в происшедшем Росса. Вернее — его пост, жертвой которого стала ее семья…

Энн услышала какой-то странный звук и только через несколько мгновений поняла, что это ее собственный тяжелый вздох.

— Что произошло? — спросил Ной, наклоняясь к ней.

Она не могла поделиться ни с ним, ни с кем бы то ни было теми мыслями, которые преследовали ее во время посещения родного дома. Ной хотел что-то сказать, но его опередил чей-то мягкий, неуверенный голос:

— Кто здесь?

Оба обернулись и увидели на пороге старую женщину. Она стояла и внимательно смотрела на Энн и Ноя. Энн узнала Розмари Тэйлор. Когда-то сильная, здоровая и внушавшая страх окружающим женщина, которой никто в городе не решился бы противоречить, защищавшая своих беспокойных подростков, как мать-медведица детенышей, теперь казалась только собственной тенью. Донельзя худая, поседевшая, она, казалось, сохранила свои былые черты только в лице.

— Розмари, — сказал Ной таким мягким, нежным голосом, какого Энн от него никогда не слышала. Он встал, и она невольно сделала то же самое.

Но Розмари смотрела куда-то в пространство, казалось, не замечая ни Ноя, ни Энн.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

Розмари посмотрела сквозь Ноя, но ничего не ответила.

— Розмари, — еще мягче сказал Ной, — это ведь я, Ной.

Энн заметила, как на какое-то мгновение в глазах старой женщины вспыхнул огонек. Но тут же погас. На лице Ноя появилось выражение разочарования и огорчения. Но он быстро овладел собой.

— Вы помните Энн Лейверти, сестру Джесси?

Розмари нахмурилась, но даже не взглянула на Энн.

— Ной?

— Да, это я.

— Помидоры вот-вот перезреют, — раздраженно сказала она. — И некому их снять. Послушайте, молодой человек! Идите и позаботьтесь о них. Если понадобится помощь, попросите кого-нибудь из мальчиков. Скажите им, что я просила. Вы меня слышите?

— Никаких проблем, Розмари! Я сейчас все сделаю.

— Вот и умница. На обед получишь спагетти со специально приготовленным соусом. Тем самым, который ты очень любишь! Как дела в школе?

— Превосходно. Отдохните, Розмари. Вы устали. А я позабочусь о помидорах. Не беспокойтесь!

Энн была ошеломлена. Широко раскрытыми глазами она следила за тем, как Ной бережно взял Розмари под руку и осторожно повел к двери дома. Она не помнила, чтобы когда-нибудь Ной с кем-либо говорил таким нежным голосом, был таким терпеливым и участливым. И никогда не была свидетельницей столь трогательных отношений между матерью и сыном…

— Ты умница, Ной, — вновь со вздохом повторила Розмари.

В этот момент откуда-то появилась женщина в белой форме. Она одобрительно кивнула Ною и, обняв Розмари за талию, увела ее в дом.

Ной тут же вернулся к Энн с совершенно бесстрастным лицом.

— Энн, — сказал он своим обычным голосом, как будто того заботливого и любящего человека, которым только что она любовалась, просто не существовало. — Я сейчас вернусь. Не уходи.

Этот тон напомнил Энн детские годы, когда по первому слову Ноя или Джесси она делала все, что они хотели. Нет, ей не надо было возвращаться в этот город! Безделушки, которые она забрала, не вернут к жизни мать и брата. А воспоминания о них и так остались на всю жизнь в ее памяти. Находиться же здесь рядом с Ноем — небезопасно. Хотя она еще и не готова это окончательно признать.

Энн вскочила с кресла и решительными шагами пошла через зеленую лужайку с твердым намерением поскорее уехать из этого города.


Но она никуда не уехала. Поздно вечером Энн сидела на софе в гостиной родного дома. Бурчание в животе напоминало о пропущенном обеде более властно, чем кухня. Сама Энн за весь день так себе ничего и не приготовила. Она привыкла жить в отелях и полагаться на обслуживание в номере и заказы из ближайших пиццерий. Здесь надо было бы также позвонить в службу обслуживания на дому при китайском ресторане…

В своей спальне Энн так и не смогла заснуть из-за нахлынувших воспоминаний детства. Поэтому спустилась вниз и устроилась на софе в гостиной. Но и здесь все хранило память о былом. Хотя бы полки с любимыми книгами ее матери. А из окна был виден открытый гараж, со сложенными вдоль стен инструментами Джесси…

Энн не могла себе представить, что какие-то совершенно чужие люди придут в ее дом и начнут упаковывать вещи. Или, что это будет делать сам Росс. Нет, нельзя оставлять его один на один с прошлым! Это было бы эгоистичным. Как ни трудно, но она должна находиться рядом с ним.

Энн подумала и о том, что нельзя было столько времени не видеть Росса. Ведь все эти годы она фактически пренебрегала им. И лишь недавно попросила у редактора недельный отпуск, о чем потом долго жалела. Но сейчас поняла, что поступила правильно.

Да, она дождется прихода Росса. Даже если он будет работать всю ночь. Это с ним случалось часто, потому что не было человека, более преданного своему делу, касалось ли это поисков поджигателей или отцовских обязанностей. Сколько раз, задерживаясь где-нибудь допоздна, Энн заставала Росса бодрствующим в ожидании ее прихода.

Наверное, она все же скучала без него…

При этой мысли Энн вздохнула, закрыла глаза и заснула.

Она спала неспокойно. Почему-то снился огонь. В ушах звучали отчаянные крики матери, запертой в горящей машине и не имевшей возможности выбраться оттуда…

Ной встал с постели, вышел на крыльцо приюта и долго смотрел на сиявшую высоко над океаном луну. Прямо у его ног черный кот, которому за цвет дали кличку Полночь, старательно вылизывал плошку. Воздух дышал прохладой. Так обычно бывало в сентябре. Но сейчас стоял июль. Ной слегка поежился от свежего океанского бриза, но все же остался на крыльце и сел в кресло-качалку. Он любил по ночам смотреть на океан, подставлять лицо прохладному соленому ветерку, слушать шелест набегающих на прибрежный песок волн. Вот и сейчас он откинулся на спинку кресла и постарался расслабиться, наслаждаясь тишиной ночи.

Неожиданно Полночь поднял голову и застыл. Все его тело напряглось. Шерсть на спине вздыбилась. В тот же момент установленный на обочине дороги радар подал световой сигнал. Ной посмотрел в сторону терявшегося в темноте шоссе. Но ничего не увидел. Кругом было по-прежнему тихо. Он подождал еще минуту, стараясь определить, Что так встревожило кота и почему включился радар. Но свет погас, а кот снова принялся за свою миску.

Однако это не могло быть простым совпадением! Кот явно что-то услышал. И радар включился не просто так. Ной встал, спустился с крыльца и вышел на дорогу. Затем обошел вокруг здания приюта, у задней стены которого лежало под навесом всякое плавательное и теннисное снаряжение.

К обширной территории приюта примыкали участки семи маленьких коттеджей. Там жили постоянные работники Тэйлор-Хауса, призванные следить за детьми. Предполагалось, что в приюте постоянно содержится более двадцати беспризорников. Но обычно их число не превышало десятка.

За коттеджами начинались жилые дома. И ближайшим был тот, в котором жила Энн Лейверти. В ту минуту она спала у себя в гостиной. Ной естественно этого не знал.

Утром Энн убежала от него. Поняв, что она хочет остаться одна, Ной не стал навязываться, хотя ему очень хотелось поспешить вслед. До того хотелось, что он даже испугался…

Ной уже давно похоронил в душе чувство к сестре своего лучшего друга, которая относилась к нему, как к родному брату. И все же все прошедшие годы часто думал об Энн. Так же, как скорбел о смерти Джесси. Именно поэтому и не хотел ее видеть: напоминание об утрате было бы слишком болезненным…

Он стоял у границы, отделявшей приют от коттеджей, и вглядывался в темноту. За деревьями мелькнула чья-то тень. Решив, что это один из приютских мальчишек, замышляющий какое-нибудь мелкое хулиганство, Ной бросился вперед и… И в ужасе остановился…

Энн во сне металась по софе, стараясь освободиться от какого-то едкого тумана, проникавшего, казалось, в самый мозг. Но не могла. Затем ее начал душить кашель. Она открыла глаза и ничего не могла разглядеть из-за окутавшей всю комнату сизой пелены.

Энн попыталась приподняться, но в голове все смешалось, поплыло, и она упала головой на подушку. Дым! Нет, это не был ночной кошмар! Из-под двери уже высовывались хищные языки пламени. Энн еще раз попыталась встать, но от становившегося уже невыносимым жара вновь упала на софу. В голове мелькнула мысль: «Боже! Я не могу умереть!.. Только не так, как моя мать…»

И она потеряла сознание…


ГЛАВА 2


Кругом полыхало пламя. Шторы совершали какой-то дьявольский танец, наполняя весь дом ядовитым дымом. Энн, очнувшись, спрыгнула с софы и тут же упала на колени, не в силах сдержать рвоты. Собрав всю силу воли, она поползла к двери, думая лишь о том, чтобы успеть глотнуть свежего воздуха.

Дым был таким плотным, что Энн могла различить лишь предметы, находившиеся на расстоянии тридцати-сорока сантиметров. Сверху, как хлопья грязного снега, падала зола. Деревянные покрытия зловеще трещали. Уже около самой двери Энн вскрикнула от боли, наступив голым коленом на раскаленный уголек. В тот же момент оконное стекло лопнуло, и ее крик вырвался на улицу…

Входная дверь с шумом распахнулась, и чьи-то сильные руки подхватили девушку.

— О Господи! — услышала она у самого уха знакомый голос. — Держись за мою шею!

Голова Энн откинулась на плечо Ноя, который выбежал, держа ее в объятиях, на улицу как раз в тот момент, когда к дому под вой сирен и сверкание сигнальных огней подъехали две пожарные машины. Энн тут же закутали в одеяла и, надев на лицо кислородную маску, положили прямо на землю. Но прошло еще несколько минут, прежде чем девушка пришла в себя. Она приподнялась на локте и стала следить за работой пожарных.

Пожар оказался не столь грандиозным, как вначале вообразила Энн. Он ограничился лишь первым этажом. Но при виде последних языков пламени, с шипением гаснувших под струями воды, в сознании девушки вновь возникли куда более страшные картины десятилетней давности. День, когда у нее на глазах заживо сгорели в автомобиле мать и брат.


Ной видел, как Энн сжала веки, и слышал сорвавшийся с ее губ слабый стон. Он опустился рядом с ней на землю.

— Энн…

Но она не открывала глаз. Ной оглянулся на дом, хорошо понимая, что сейчас творилось в душе девушки. Он и сам думал о том же. О Джесси и его матери. Но Энн, в отличие от Ноя, видела всю трагедию своими глазами.

— Энн, — повторил он, но уже чуть громче. — Пожар потушен.

Девушка молча кивнула. Она выглядела настолько потрясенной, бледной и больной, что Ной засомневался в верности решения медицинских сестер не везти Энн в больницу. Правда, они добросовестно обработали ожог на ее коленке, восстановили дыхание. Но Энн продолжала дрожать всем телом, и Ной опасался, как бы это не кончилось шоком.

— Энн, взгляни на меня.

Она подняла голову и посмотрела на него мутными, измученными глазами. Ее волосы откинулись назад, открыв покрытое сажей и грязью лицо. Не говоря ни слова, Энн упала Ною на грудь. Ему ничего не оставалось, как обнять девушку. Иначе они оба повалились бы на землю. Ной почувствовал ее теплое дыхание на своей шее. И вдруг почувствовал, как его сердце стало давать перебои.

— Энн, — прошептал он, стараясь осторожно отстраниться от нее. — Пожар потушен. Все в порядке.

— Знаю, — шепотом ответила она, вновь прильнув к Ною. — Но это было ужасно.

Одеяло сползло с плеча Энн. Она подняла его и накинула на плечи.

— Я думала, что мне была уготовлена та же судьба, что и маме с братом.

Ной нагнулся и чуть дотронулся губами до ее волос:

— Ты сегодня сократила мне жизнь лет на десять, Лейверти. Сначала дым, который я увидел из-за деревьев. Потом — твой крик, раздавшийся из окна… Боже мой!

Он тряхнул головой, как бы отгоняя страшные мысли. Потом снова наклонился и поцеловал Энн в тот самый момент, когда она подняла на него глаза. И вдруг почувствовал трепет во всем теле. Энн смотрела на Ноя, и в глазах ее тоже отразилось волнение.

— Извините меня, — раздался откуда-то сверху незнакомый мужской голос.

Ной и Энн одновременно подняли головы и увидели возвышавшуюся над ними огромную фигуру пожарного.

— Где вы намерены провести остаток ночи?

— Я… — начала было Энн.

Но ее тут же прервал другой бас. Грубый и решительный.

— Что здесь, черт возьми, происходит?!

— Росс! — воскликнула Энн, вскакивая на ноги и закутываясь до самых пяток в одеяло. — Ной, смотри!

Действительно, это был Росс Лейверти, только что вылезший из своей машины и теперь в унынии смотревший на полусгоревший дом. Свист ветра тонул в криках толпы, собравшейся поглазеть на пожар. Из открытых дверей полицейских машин неслись обрывки разговоров по рации. Едкий густой дым сделал и без того темную ночь совсем черной и непроглядной. Сквозь тьму и грохот Росс не видел Энн и не слышал ее восклицания.

Ной воспользовался моментом, чтобы еще раз взглянуть на дом. Определить на глаз нанесенный пожаром ущерб было трудно. Но добрая половина основания обуглилась. Отовсюду капала вода. Запах гари висел в воздухе. На обочине улицы все еще стояли две пожарные машины, «скорая помощь» и джип шерифа. Кругом были люди с заспанными, бледными и тревожными лицами.

Энн снова прижалась к Ною. Он заключил девушку в объятия, стараясь успокоить. Она же продолжала дрожать всем телом. А лицо было белее мела.

— Росс! — крикнула она каким-то чужим хриплым голосом.

На этот раз Росс услышал и обернулся. Глаза его от удивления полезли на лоб.

— Энн? Ты здесь? Боже мой!

Губы Энн попытались изобразить некое подобие улыбки:

— Не лучшее место для встречи после долгой разлуки, не так ли?

Высокий крупный Росс очень напоминал громадного медведя. У него были седые волосы с большим коком и кругленькое брюшко. В целом же Росс выглядел внешне вполне привлекательным. Кроме того, в его глазах светился живой ум, а в движениях ощущались уверенность и сила. Ной знал, что среди пожарных Росс считался богом.

Но сейчас все это не имело никакого значения. Росс схватил Энн в охапку и, закрыв глаза, воскликнул:

— Когда я услышал радиосигнал об этом пожаре, то в первый момент не поверил своим ушам! Если бы еще и знал, что ты… ты находилась в доме! Боже мой, я сошел бы с ума! Ведь ты была там, да?

Энн утвердительно кивнула.

Ной с завистью наблюдал за этим проявлением родственных чувств. Конечно, Розмари заменила ему мать. Но она сама выросла в бедной и всеми презираемой семье, а потому объятия, поцелуи и прочие нежности были ей незнакомы. Розмари заботилась о своем приемном сыне лишь в той мере, в какой это представлялось необходимым. Ничего похожего на отношения Энн с Россом между ними не было.

— С тобой все в порядке? — продолжал допытываться Росс. — Что сказали медики? Почему не отправили в больницу? Неужели они не знают, что…

— Росс, — прервала его Энн неожиданно твердым тоном. — Со мной все в порядке. Честное слово! Ной уже учинил всей этой медицине самый строгий допрос.

— Но ты могла наглотаться дыма или…

— Я отлично себя чувствую. Ради Бога, не волнуйся!

— Легко сказать, — не волнуйся! Будто это возможно! Почему ты не предупредила о том, что приедешь? Я бы тут же примчался сюда. Возможно, тогда ничего подобного бы не произошло!

Несколько мгновений они стояли обнявшись и глядя друг на друга. Ной смущенно наблюдал всю эту трогательную картину. Тем временем пожарные узнали своего шефа и принялись в деталях объяснять ему все происшедшее.

— Тут очевидный поджог, сэр, — убежденно сказал один из них.

— Что? — переспросил Росс, и в голосе его прозвучал испуг.

— Как только мы приблизились к горящему дому, то тут же почувствовали запах бензина. Да вы и сами убедитесь в намеренном поджоге, если осмотрите обуглившиеся снаружи стены. Без горючего огонь оставил бы на стене только легкие следы и, не найдя для себя пищи, преспокойненько бы потух. А вместо этого — вот, смотрите!

У Ноя защемило сердце при одной мысли о том, что могло произойти. Пока Энн спала, какой-то полоумный варвар намеренно поджег дом. И если бы он, Ной, в это время не вышел на улицу и не прибежал сюда, то… Великий Боже! Страшно было даже подумать о том, чем бы все кончилось!

Он посмотрел на Росса. Тот был бледен, а на лбу выступил пот. Казалось, он вот-вот потеряет сознание.

— Шеф, вам плохо? — с тревогой спросил его один из пожарных.

Росс раздраженно махнул рукой и кивнул в сторону Энн и Ноя.

— Боже мой… — прошептал он. — Поджог… Здесь… В нашем доме… Господи!

Пожарный вытянулся перед шефом. Тот отошел вместе с ним на несколько шагов, после чего оба о чем-то шептались на протяжении нескольких минут. Казалось, Росс совсем забыл про Энн и Ноя. Но, окончив приватный разговор с пожарным, он снова подошел к ним и кивнул Ною, которого только что заметил. Посмотрев на Энн, он с дрожью в голосе сказал:

— Великий Боже! Энн, ты же могла сегодня погибнуть!

— Слава Богу, этого не произошло, — ответила Энн, попытавшись улыбнуться.

Росс заключил ее ладони в свои и, заглянув глубоко в глаза Энн, как будто желая прочесть в них всю правду, снова спросил:

— Почему все-таки ты не предупредила меня о своем приезде?

— Я до последнего дня не знала, смогу ли. Прости меня, Росс.

— Не стоит, дорогая. Это же не твоя вина. — Он поджал нижнюю губу и добавил: — Меня уверяют, что для тебя все это окончилось благополучно. Это так?

По испуганным глазам падчерицы, ее измазанному золой лицу, спутанным и слипшимся волосам Росс понял, что основания сомневаться в справедливости вердикта медиков были.

— Да, все… все обошлось… — неуверенно ответила Энн. — Все обошлось для меня… Но вот…

Она оглянулась на полусгоревший дом и горестно вздохнула. Потом еще туже затянула на себе одеяло, нечаянно открыв забинтованную коленку.

— А это что? — нахмурился Росс.

— Ожог, — ответил вместо девушки Ной. — Она ползла на четвереньках к двери, когда я вбежал в горящий дом. И наступила коленкой на раскаленный уголь.

Росс снова покачал головой. Лицо его стало еще более расстроенным. И хотя шум, беготня и крики кругом не утихали, Росс никак на это не реагировал. За время своей службы он уже привык ко всему.

— Ты вынес ее из горящего дома? — спросил он Ноя после короткой паузы.

Ной кивнул. Он знал, что никогда не забудет тех ужасных минут. С самого первого момента, когда понял, что Энн находится в объятом пламенем доме…

— Боже! — прошептал Росс, совсем побледнев и тяжело дыша. — Значит, если бы не ты, то… Спасибо…

— Не надо, — быстро перебил его Ной.

Он не хотел благодарности за поступок, который совершил почти неосознанно, так как думал, что любой другой сделал бы то же самое на его месте, и повторил хриплым голосом:

— Не надо меня… благодарить.

Росс посмотрел на Ноя и кивнул.

— Хорошо. Но все равно в душе я навсегда останусь твоим должником.

Он обнял Энн за плечи. Ной взглянул на девушку. Их взгляды встретились. Серые глаза Энн больно укололи сердце Ноя, вызвав в нем совершенно неведомое дотоле чувство, далекое от вожделения. Что так неожиданно объединило их несколько минут назад, когда появился Росс? Боже, ведь она была ему почти сестрой! А он хотел ее поцеловать… Ной вспомнил внезапное состояние шока, поразившее их обоих. И вдруг понял, что для Энн причиной тому было отвращение…

Энн моргнула, нарушив охватившее обоих оцепенение, и Ной прочел на ее лице усталость и подавленность.

— Вам нужно подумать о том, где провести ночь, — сказал он Энн и Россу. — У нас в приюте много места. Так что…

— Нет, сынок, — перебил его Росс. — Вы уже и так сделали для нас более чем достаточно. Спасибо за это предложение, но мы, думаю, сможем вполне прилично устроиться.

Он повернулся к Энн и без колебаний, как это допускают лишь отношения отца и дочери, сказал:

— Мы снимем комнату на сегодняшнюю ночь. Этого будет вполне достаточно. Еще раз — спасибо, Ной.

Энн продолжала хранить молчание. То, что она позволила Россу говорить за себя, свидетельствовало о плохом самочувствии. И он это отлично понимал. Кроме того, Ной знал, что Росс смыслит кое-что в медицине, а потому сумеет в случае необходимости помочь девушке.

Росс обнял Энн за плечи и повел к машине. Ной же отправился в свой коттедж. Он мог бы жить в большом доме. Как, впрочем, и жил до того, как уехал в теннисное турне. Но вернувшись два года назад, решил переселиться. К этому времени он уже оставил профессиональный спорт и с головой ушел в компьютерный бизнес. О том, чтобы взять на себя содержание Тэйлор-Хауса, Ной даже и не помышлял. Тем более что компьютерами увлекался с самого детства. Но неожиданно заболела Розмари, и приют просто-таки свалился на него. Закрыть же его Ною не хватило духа: ведь это означало бы оставить без крыши над головой, без элементарной заботы детей, вырвавшихся из ада бродяжничества только благодаря доброму сердцу Розмари. Из того самого ада, который был очень хорошо знаком и ему самому.

Пришлось совмещать бизнес и управление приютом. На удивление самому Ною, это стало у него неплохо получаться…

Он был слишком взволнован, чтобы лечь спать. А потому уселся перед компьютером. Пальцы побежали по клавиатуре. Мысли же… Мысли вернулись к Энн.


Сон бежал прочь. Слишком прекрасно было зрелище сегодняшнего пожара. Великолепен огонь… Эти впечатления переполняли человека, лежавшего на кровати и смотревшего в потолок. Боже, как же он любил огонь! Его пышущую жаром дикую пляску. Завораживающий цвет вздымавшихся ввысь языков пламени. И каждый раз ему хотелось видеть все это еще и еще.

Но тут он вспомнил все происшедшее накануне вечером и мгновенно протрезвел. Он любил огонь, который вовсе не обязательно должен был послужить причиной чьей-либо смерти. О да! Его поджоги нередко кончались гибелью людей. Но — не намеренной. Он не хотел никого убивать! И каждый раз, когда это все-таки случалось, его мучили угрызения совести. Порой они становились почти нестерпимыми.

Нет, нет! Ни разу он не пытался кого-нибудь убить! От одной мысли об этом у него по спине ползли мурашки. И сейчас его начал бить озноб, несмотря на то что в комнате было душно. Смерть! Ведь несколько часов назад она чуть было не сразила… Боже!


На следующее утро, когда стрелки часов показывали одиннадцать, Энн поняла, что больше не сможет ни секунды оставаться в гостинице. Росс посчитал, что вид полусгоревшего дома может ее сильно травмировать, а потому направился туда один. Сейчас Энн жалела о том, что отпустила отчима. Он выглядел совсем убитым. В его возрасте это небезопасно.

Несмотря на то что Энн три раза подряд приняла душ, запах дыма не покидал ее. Очень болела обожженная коленка. И все же она хотела поскорее уйти, чтобы не одолевали жуткие мысли, которые непременно ведь нахлынут от бесцельного пребывания в номере.

Энн попыталась вызвать такси. Это удалось не сразу, поскольку в маленьком городке было всего три машины. Но другого выхода не было: ее туфли сгорели во время пожара, и выйти было просто не в чем. На такси же можно доехать до ближайшего пляжного магазинчика, которых в курортном Сан-Рейо предостаточно, и купить там пару туфель, какую-нибудь незамысловатую одежонку.

Вызвав наконец такси, Энн так и поступила. Покончив с покупками, она после непродолжительной внутренней борьбы приказала водителю ехать к сгоревшему дому, заранее приготовившись к тому, что там увидит.

Ее взору предстала щемящая сердце картина разрушения. Всегда зеленая и постриженная трава на лужайке была вытоптана и смешана с грязью. От цветов не осталось и следа. Газон перед фасадом усеивали осколки оконных стекол. И только верхний этаж чудом остался нетронутым. Белая краска, покрывавшая стены, выгорела или покорежилась и торчала перьями. Дорожки и прилежащая улица были покрыты толстым слоем золы.

Росса нигде не было видно. Наверное, они разъехались по дороге. Энн осторожно подошла к двери. Она оказалась запертой. Обойдя дом, Энн убедилась, что с другой его стороны не осталось никаких следов пожара. Только в воздухе чувствовался сильный запах гари. Тот самый запах, от которого она не могла отделаться вот уже десять лет. Тогда преступника так и не поймали. Хотя усилий для этого было предпринято немало. Росс и его помощник работали недели, месяцы, даже годы. И все впустую…

Энн просто не могла поверить, что с тех пор прошло уже целых десять лет. За это время они с Россом отдалились друг от друга. Не в последнюю очередь потому, что регулярные встречи непременно бы вызывали у обоих горькие, болезненные воспоминания о трагедии. Правда, иногда Росс приезжал навестить свою падчерицу. Но чаще они просто переписывались и время от времени разговаривали по телефону…

Энн повернула ручку задней двери и вошла в дом. У нее в ушах все время слышался шепот Росса во время похорон: «Прости… Прости меня, Энн. Я просто убит…»

— Энн, — вдруг раздался уже вполне реальный голос.

От неожиданности она отскочила назад к двери. Но уже в следующее мгновение облегченно вздохнула, увидев перед собой Ноя.

— Господи, Ной! Ты напугал меня до смерти!

— Ты себя нормально чувствуешь? — спросил он, внимательно всматриваясь в лицо Энн.

— Я? Просто прекрасно! А ты?

— Ты ведь знаешь, что я имею в виду, — раздраженно сказал Ной.

Из-за небрежно упавшей на лоб пряди темно-коричневых волос и сердитого взгляда он казался суровым и даже агрессивным.

— Вот теперь я узнаю того Ноя, — со вздохом сказала Энн.

Еще вчера ей казалось, что он стал более мягким, внимательным и способным на сострадание. Видимо, все это было лишь игрой ее воображения.

— Вчера ты был таким… приятным… Даже милым…

— Энн!

— Я не говорю, что ты всегда был неприятным. Просто вчера показался более… мягким, чем обычно.

Ной сделал шаг вперед и уже совсем сердито посмотрел ей в глаза. Энн начала оправдываться:

— Я имею в виду то, что ты стал очень даже прилично выглядеть, мой милый. Отсюда и твой успех у женщин.

— Ты так говоришь о моих женщинах, будто тебя это очень волнует.

— О! Ты меня неправильно понял. Речь идет лишь о том, что в былые времена ты почти не обращал внимания на такую ерунду, как девчонки. Все твое время поглощали компьютеры.

— Вот ты и не права, Энн, — усмехнулся Ной. — Просто единственная девчонка, которая могла бы тогда мною заинтересоваться, была еще тощим длинноногим ребенком, упорно следующим за мной и братом, куда бы мы ни пошли.

Энн покраснела. Она не могла этому поверить. Но тут Ной подошел к ней вплотную и, взяв за подбородок, взглянул прямо в лицо. От его бездонных темных глаз у Энн перехватило дыхание. Совершенно растерявшись, она пробормотала:

— Нас могут увидеть…

— Заткнись, Энн, — чуть слышно приказал Ной.

Она замолчала и продолжала, улыбаясь, смотреть ему в глаза.

— Ну и что? — властным голосом спросил Ной.

— Ты ведь знаешь, что надо сказать девушке.

— А! Это вы все говорите!

Мысли Энн начинали путаться. Первый шок от легкого прикосновения пальцев Ноя к ее подбородку прошел. Все ее тело наполнило пока еще неосознанное желание, которого она еще ни разу не ощущала…

Единственное, чему ее научила жизнь, так это тому, что надо жить ради одного момента.

— В приюте, наверное, полно ребятишек, о которых надо заботиться? — спросила она.

— У нас большой штат. А потом, сейчас там немного детей.

— Понятно.

— Итак, Энн, может быть, ты все-таки скажешь мне, как себя чувствуешь?

Он отпустил подбородок девушки, и она почувствовала, как с его пальцами исчезла непонятная сладость, неожиданно наполнившая всю ее душу.

— Мне действительно не очень хорошо, — призналась Энн. — Все время преследует запах дыма, жжет коленку. Голова раскалывается от мыслей. К тому же вконец порвалась моя любимая тенниска.

Ной впервые за их сегодняшнюю встречу улыбнулся:

— Не слишком ли много жалоб сразу? Теперь я вижу, что ты пошла на поправку. Войдешь в дом?

— Да. Но — одна.

— Нет. Я пойду с тобой.

Энн хотела протестовать, но Ной вытянул руку и прижал палец к ее губам:

— Не беспокойся, Энн. Просто, ты не должна делать этого в одиночку. По крайней мере — в течение некоторого времени. А сейчас я буду рядом.

Опять все тот же менторский тон! Боже, если бы она не была такой больной и усталой, то непременно стала бы сопротивляться подобному насилию. Но почувствовала, что не сможет. Ладно, в следующий раз! Кроме того, у нее так кололо в сердце, что и впрямь лучше, если рядом кто-нибудь будет. На всякий случай…

Энн пошла вперед. Ной следовал чуть-чуть позади. Кругом царил полнейший разгром. Но от огня пострадала, в основном, гостиная. В остальной части этажа сгорели лишь шторы, местами — ковер, да лопнули оконные стекла.

— Я думала, что Росс уже здесь побывал, — сказала Энн.

— Он действительно провел здесь без малого три часа, — откликнулся сзади Ной. — Собирал какие-то образцы, делал заметки, что-то бурчал себе под нос. И уехал совсем недавно.

В кухне были ободраны все обои, которые так любила покойная мать Энн.

— Росс не сказал тебе, что он нашел здесь?

— Нашел?

— Да. Нашел ли он что-нибудь такое, от чего мог начаться пожар?

Ной отвел глаза и неуверенно ответил:

— Он, наверное, сам тебе расскажет то, что знает.

— Ной, скажи мне все!

Энн уперлась обеими руками себе в бока и вызывающе смотрела на Ноя, забыв, что пачкает грязными ладонями только что купленную новую одежду.

— Нет, — твердо ответил он. — Смотри, ты испачкала блузку.

— Знаю. Черт с ней! Ной, я имею право знать все!

Ной смотрел ей в лицо, и в его бездонных глазах было что-то большее, чем обычная сдержанность и бесстрастность. Невольно Энн вспомнила, как заботливо он опекал ее накануне во время пожара.

— Энн, — мрачно сказал Ной, — я не думаю, что…

— Скажи мне!

Она подняла руку и отбросила назад упавшую на глаза прядь волос, измазав при этом золой лоб.

— Поджог, — односложно ответил Ной.

Энн зажмурилась и тут же вспомнила слова пожарного о запахе бензина, сказанные Россу. Как она могла это забыть!

— Нет, — в ужасе прошептала Энн. — Не может быть! Неужели опять?

— Энн.

— Нет, нет, нет! То, что я оказалась в этом доме, было простым ужасным совпадением! И только!

Энн засмеялась истерическим смехом и сразу же замолкла.

— Ты не думаешь, что это совпадение достойно включения в Книгу рекордов Гиннеса? — спросила она чуть погодя, глядя в глаза Ноя.

— Что?!

— Ничего. Забудь об этом.

— Нет, повтори!

Энн помолчала несколько секунд. Потом неуверенно прошептала:

— Я боюсь… Нет, этого не может быть! Но… все-таки… Что, если это дело рук того же мерзавца, который убил мою мать и Джесси? Извини, я понимаю, что мои слова кажутся тебе безумным бредом…

Ной протянул вперед руки, взял девушку за виски и посмотрел ей в лицо:

— Нет. Это не безумный бред, — тихо ответил он.

— С тех пор прошло десять лет. Зачем кому-то понадобилось меня убивать? Я, верно, и впрямь немного тронулась…

— Нет, Энн. Твой страх вполне понятен. Ведь разве можно дать гарантию, что не найдется кто-то, кому выгодно тебя устранить? Неважно — почему!

— Думаю, Ной, я просто очень устала.

— Могу представить. Кстати, ты сегодня хоть что-нибудь съела? Извини, у тебя такой вид, будто еще минута — и ты упадешь в обморок.

Энн улыбнулась.

— Ты снова стал внимательным. И говоришь так трогательно. Теперь мне не страшно и в обморок упасть.

— Что ж, мне не привыкать носить тебя на руках.

Энн вспомнила, что накануне даже не поблагодарила его. А ведь Ной спас ей жизнь!

— То, что ты сделал вчера, просто удивительно! — тихо сказала она. — И просто сказать «спасибо» было бы неблагодарностью.

— Тогда не говори.

— Но…

— Мне не нужно твоей благодарности, Энн.

Ной засунул руки в карманы своих поношенных джинсов, прекрасно подчеркивавших мускулатуру его длинных ног и узких бедер. Спортивная рубашка, свободно спускавшаяся ниже талии, туго стягивала широкие плечи. И вообще, Ной был до того похож на самого себя в юности, что Энн на секунду показалось, будто оба они снова стали подростками. Ей тут же захотелось подразнить его, как это постоянно бывало в детстве.

Она подошла вплотную к Ною и, положив ладони ему на грудь, сказала торжественным голосом с горловым оттенком, который он так ненавидел:

— Но я чувствую, что должна отблагодарить тебя.

Глаза Ноя превратились в две узкие щелки, и он поспешно отступил на шаг. Энн тут же восстановила расстояние между ними до минимума. И с удивлением увидела, что Ной снова отступил на шаг, почти прислонившись спиной к стене.

— Что случилось, Ной? Я просто хочу тебя должным образом отблагодарить.

Вместо ответа Ной хрюкнул и, пригнувшись, проскочил под локтем у Энн в гостиную. Она последовала за ним.

— Ной, с чего ты так разнервничался?

— Хватит! Забирай, что тебе нужно, и пойдем отсюда!

Энн удовлетворенно вздохнула. Дразнить Ноя по-прежнему было одно удовольствие.

— Просто невозможно понять, Ной, каким образом тебе удалось снискать репутацию безудержного бабника? Ведь стоило мне до тебя чуть дотронуться, как ты шарахнулся, как от чумы. При том…

— Ты отстанешь от меня когда-нибудь?! — закричал, не выдержав, Ной. — Честное слово, я еще не встречал столь говорливого человека!

— А это что?

И Энн показала на висевшую на плече у Ноя видеокамеру.

— Я нашел ее на лужайке между Тэйлор-Хаусом и твоим домом. Уж не твоя ли?

— Нет.

— Тогда быстро забирай все, что нужно, и пошли отсюда.

— Куда?

Ной снова поставил руки на бедра и раздраженно вздохнул:

— Тебе нельзя здесь оставаться. Или не понятно?

— У меня есть номер в отеле.

Энн сказала это с отвращением. Сама мысль о том, что сейчас надо будет возвращаться в пустую, полутемную и неуютную гостиничную комнату, была ей неприятна. Росс всегда работал как черт. А теперь, скорее всего, станет вообще пропадать на службе, оставив Энн в одиночестве. Сейчас она просто не вынесет этого. Хотя многие годы жила, по сути дела, в затворничестве.

— Зачем жить в отеле, если при приюте есть два пустых коттеджа? — сказал Ной, как бы прочитав ее мысли.

Энн улыбнулась.

— Ты очень добр, Ной.

Он промолчал.

То, что Энн так ранима, стало для Ноя открытием. Может быть, как раз это и побудило его предложить девушке жилье, чтобы не оставлять наедине со своими мыслями. Правда, сам он не был до конца в этом уверен. А потому старался внушить себе, что будет испытывать к бывшей подруге детства чисто братские чувства. Не более того…

И он поселил Энн в самый дальний от его собственного коттеджа. Хотя отлично понимал, что подобное расстояние никак не могло бы стать преградой для искушения, если таковое возникнет.

Прежде чем разойтись по коттеджам, они зашли по настоянию Ноя в магазин. Он подозревал, что у спутницы как минимум сутки не было ни крошки во рту. После чего проводил Энн к ее новому жилищу.

На пороге коттеджа Энн остановилась и, окинув взглядом симпатичный маленький домик, улыбнулась Ною:

— Какая прелесть!

Это восклицание показалось ему немного смешным, но понравилось. Ной вынул из кармана ключ и вложил в ладонь Энн. Они вошли внутрь коттеджа.

Просторная комната включала в себя гостиную, кухню и столовую. Стены были расцвечены яркими красками, деревянный пол покрывали индийские ковры, а большой камин создавал ощущение не только тепла, но и уюта. Чему не мешал даже недостаток мебели. В маленькой спальной стояла лишь широкая кровать и небольшой ночной столик из мореного дуба.

Энн сразу же открыла верхний ящичек и что-то туда положила.

— Что это? — спросил Ной.

— Я нашла одну мамину серьгу на втором этаже дома. Она очень любила эти украшения.

— Лучше хранить ее где-нибудь взаперти.

— Вряд ли кто позарится на одну сережку. Пусть лежит здесь.

Ной положил пакет с едой на стол и подвинул его к Энн. Она опустилась на стул и отщипнула кусочек французской булки.

— Ной, почему ты вернулся сюда?

— Что ты имеешь в виду?

Ной вытащил из пакета гамбургер и скорчил недовольную гримасу. Он не любил есть наскоро и предпочел бы приготовить что-нибудь солидное. Но на это потребовалось бы немало времени. А Ной решительно не хотел долго находиться наедине с Энн. Он должен поскорее уйти отсюда. Ему надо играть в теннис, работать на компьютере, что угодно, только не сидеть в обществе чертовски красивой и неукротимой Энн Лейверти. Ни минуты больше! Как ни смешно это выглядело, но Ной уже не доверял себе.

И все же он не мог заставить себя уйти. По крайней мере сейчас, когда она выглядела такой уставшей, печальной и одинокой.

Энн прожевала булку и наклонилась над баночкой чая со льдом. Потом подняла голову и посмотрела в глаза Ною:

— Ведь у тебя была возможность поехать куда угодно и делать все, что захочешь. Почему же ты все-таки вернулся сюда?

Ной понял, что не ошибся: Энн считает его приезд первым шагом для будущей встречи с ней.

— Может быть, мне хотелось вернуться, — спокойно ответил он.

— Я расстроила тебя, Ной. Но не хотела обидеть. Ты приехал ради Розмари?

— И ради нее тоже.

— Она очень плоха?

— У нее потеря памяти. Вылечиться она не сможет. Болезнь будет только прогрессировать.

— Твоя мать была всегда такой здоровой. И видеть, как она угасает, конечно, очень тяжело.

— Розмари мне не мать, — поправил ее Ной.

— Это как же? — удивленно спросила Энн, кладя на стол недоеденную булочку.

Ной глубоко вздохнул и провел ладонью по лицу:

— Забудем об этом.

Энн смотрела на него своими стального цвета глазами из-под густых длинных ресниц. В них отражалась решимость узнать все. Ной понял это. И, зная по опыту, что отвязаться от Энн в таких случаях невозможно, сдался:

— Розмари усыновила меня в двенадцатилетнем возрасте. Я пришел к ней в приют двумя годами раньше и должен был стать одним из тысяч беспризорников, прошедших через этот приют. Ты тогда была слишком мала, а потому ничего этого не знала.

— Я действительно не знала, — сказала Энн. — И все те годы была уверена, что ты — сын Розмари.

Энн хотела еще что-то сказать, но раздумала. Она аккуратно вытерла руки и отодвинула от себя пакет с едой. Потом чуть наклонилась и, подперев ладонями подбородок, тепло посмотрела на Ноя. Он не выдержал этого взгляда и отвел глаза, все еще не веря, что раскрыл Энн свою тайну. Ной вообще никогда никому не говорил о том, что Розмари ему не родная, а приемная мать. Кроме Джесси, которого считал самым близким другом.

— Значит, теперь все заботы о приюте ты принял на себя? — спросила Энн.

Ной кивнул. На Энн же собственное любопытство действовало, как хороший витамин. На лице ее появился здоровый румянец, глаза заблестели, а все тело как бы налилось силой. Ной почувствовал, что должен поскорее убежать отсюда. Как можно дальше от этой опасной женщины.

Но Энн положила ладонь на его руку и удержала:

— Это еще один твой благородный шаг. Кроме того, что ты вынес меня из огня.

— Я никогда не отличался благородством, — раздраженно ответил Ной.

Он вскочил и пошел к двери, уже жалея о том, что предложил Энн поселиться в этом коттедже. Его душила бешеная злоба. Ведь она пробудила в нем похоть. И к кому! К девушке, которую он считал своей единственной сестрой… Ной проклинал судьбу, которая снова свела их вместе.

Энн проводила его до двери и на пороге снова задержала, взяв за руку.

— Ной, — очень мягко сказала она, — почему ты злишься?

Он смущенно посмотрел на нее сверху вниз. Потому что и сам толком не понимал своего состояния. Ее изящная ручка казалась совсем крохотной на фоне его широкой темной ладони. Энн нежно пожала эту ладонь и попыталась прижаться к Ною. Ее грудь оказалась чуть выше его локтя. Он почувствовал, как огонь желания охватил все его тело.

— Ной, — прошептала Энн.

Он резко отступил к двери и, задыхаясь, выдавил из себя:

— Не надо, Энн! Ни к чему это! Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь. Но не надо…

Ной резко повернулся, распахнул дверь и выскочил на улицу. Там его ждал Мартин, следовавший за своим кумиром буквально повсюду. Ной не возражал, поскольку понимал: подростку было просто необходимо постоянно находиться рядом с ним.

Они молча пошли через зеленую лужайку по направлению к теннисным кортам. Ной должен был появиться там на пятнадцать минут раньше. Четверым ученикам пришлось дожидаться. Это не дело. Ной хотел всегда и во всем быть для них примером. Зачем им нужен тренер, который даже на занятия приходит с опозданиями? Он еще раз мысленно выругался по адресу Энн, ставшей причиной подобного нарушения дисциплины…

И все же Ной ощущал прикосновения ее тела, от которых, казалось, размягчились даже его кости. Скольких трудов ему стоило сдержаться, чтобы не наброситься на эту женщину, не повалить на пол и прямо там же не овладеть ею!..

…Четверо подростков уже сидели в ожидании на скамейке. Ной посмотрел на них и попытался изобразить на лице беззаботную улыбку. Но вдруг почувствовал, что по лбу катятся крупные капли пота. А ведь он даже не приступил к занятиям.

Ной смахнул их и похлопал по плечу Мартина. Тот закинул голову и восторженно улыбнулся своему кумиру…


ГЛАВА 3


Энн вышла из коттеджа и направилась в главное здание приюта. Надо было позвонить Россу. Из окон приюта доносились детские голоса, звон посуды, негромко звучала музыка. Она вошла в приют и осмотрелась. Ноя нигде не было видно.

Почему ей так хотелось хотя бы взглянуть на него? Энн не могла найти на этот вопрос прямого ответа. Ной Тэйлор интриговал ее еще в детстве. Он всегда был непредсказуем, а его настроение менялось ежеминутно. Энн заметила это и сейчас. Но где-то в душе чувствовала, что на сей раз причиной тому была она сама. А потому вздохнула и постаралась выбросить из головы ненужные мысли.

Сняв трубку висевшего на стене телефона, она набрала номер рабочего кабинета Росса.

— Ной сказал мне, что ты подозреваешь поджог, — без обиняков сказала Энн, услышав голос отчима.

— Этот парень слишком много болтает, — ответил Росс, в голосе которого отчетливо послышалось раздражение.

Это насторожило Энн.

— Ной здесь ни при чем, Росс, — холодно парировала она. — Ты сам должен был сказать мне об этом.

— Энн!

На несколько секунд на линии воцарилось молчание. Первым его нарушил шепот Энн:

— Росс, пожалуйста, скажи мне все. Это тот самый мерзавец, который тогда поджег машину с мамой и Джесси, да?

— Не знаю, — вздохнул на другом конце провода Росс. — Ты сейчас где?

— У Ноя.

Вновь последовала продолжительная пауза. Затем Росс заговорил снова и очень озабоченно:

— Послушай, Энн, после несчастного случая… люди обычно бывают настолько напуганными и… и легко ранимыми, что нередко становятся жертвами… мерзавцев, пользующихся их беззащитностью. Уверена ли ты, что Ной…

— Уверена, Росс! — перебила отчима Энн, стараясь не потерять самообладания. — Ной никогда не воспользуется моим несчастьем. А я ни секунды больше не могу оставаться одна в гостинице. Тем более что ты уехал, не сказав мне ни слова.

— Извини, дорогая. У меня была срочная работа.

— Почему ты мне ничего не сказал?

Снова — молчание в трубке.

— Росс! Ты должен был рассказать мне о своих подозрениях в отношении поджога.

— Я бы рассказал, дорогая, если бы… Если бы был уверен, что ты… Что ты нормально себя чувствуешь и лишнее волнение не повредит тебе…

— Я прекрасно себя чувствую, — вновь прервала его Энн, скрежеща зубами.

Ох уж эти отцы! Они всегда живут в каком-то нереальном мире! Вот и сейчас Росс несомненно хочет избавить ее от ненужной нервотрепки и головной боли. И не понимает, что его молчание раздражает еще больше!

— У тебя есть какие-нибудь улики? Ведь должны же быть!

— Энн, — снова вздохнул Росс, — идет расследование.

— И поэтому ты ничего не хочешь мне сказать? Росс, не надо жалости! Ведь все это касается меня не меньше, чем тебя!

— Дорогая, умоляю тебя! Вот закончится расследование, и я расскажу тебе все, что сам буду знать.

Энн задумалась, машинально перебирая в руках телефонный провод.

— Ты куда пропала? — послышалось в трубке.

— Я здесь. Хорошо, Росс. Ты мне обещаешь рассказать все до мельчайших деталей после завершения следствия?

— Обещаю.

— Но, Росс, это может быть тот же самый тип. Так?

Росс опять тяжело вздохнул. Энн представила себе, как он в этот момент откинулся на спинку кресла, положив ноги на стол.

— За долгие годы работы, Энн, я нажил себе немало врагов. Может быть, этот поджог — дело рук целой группы людей. Ведь я передал в суд сотни дел, а о тысячах подозреваемых сообщил властям. Кое-кто из них мог попытаться мне отомстить. Я хотел просто пощадить твои нервы. Особенно потому, что ты уже пережила одну подобную трагедию.

— А кто пощадит тебя, Росс? Разве тебе не тяжело?

— Со мной ничего не случится, дорогая. — Росс подумал несколько мгновений и потом добавил: — Сегодня я буду занят до поздней ночи. Но могу сделать перерыв на обед. Если желаешь, мы сможем повидаться.

В голосе Росса Энн послышались просящие нотки, боль и сожаление.

— Хорошо, Росс. Делай то, что наметил. А я пока останусь здесь. Ты не возражаешь?

— С Ноем?

Энн улыбнулась. Росс был настоящим отцом.

— Нет, Росс. Ной поселил меня в одном из приютских коттеджей. Я буду здесь одна.

— Я пошутил, — хмыкнул Росс. — Рад, что у тебя будет компания поинтереснее моей.

— Твоя компания мне очень даже по душе, Росс. Поэтому я… я останусь здесь еще на неделю. Помогу тебе решить, что стоит сохранить в доме, что упаковать и… Мало ли что еще!

— Прошу тебя, не надо! Я не хочу.

— Но я хочу.

Энн знала, что он не сможет сделать все в одиночку. Правда, отнюдь не была уверена и в себе. Но твердо решила попытаться помочь отчиму. Однажды она уже бросила его в трудный период, который длился более десяти лет. Такое больше не повторится…

— У меня есть неделя, — добавила она. — Пожалуйста, не отвергай мою помощь.

— Но при одном условии: ты никогда не пойдешь в этот дом одна. Никогда. Только со мной.

— Обещаю.

Энн повесила трубку и тут же набрала нью-йоркский номер своего редактора. Это была очень компетентная в своем деле женщина, возглавлявшая один из отделов журнала. Звали ее Сью. К Энн она относилась с большой теплотой, и та об этом знала.

— Как вы там, милая? — раздался в трубке ее прокуренный голос.

— Пока все в порядке, Сью.

Энн вкратце рассказала ей о случившемся. Сью терпеливо выслушала и с беспокойством еще раз спросила:

— Но сами вы не пострадали? Честно?

— Нет.

— Хорошо. Тогда быстренько сворачивайте там ваши дела и возвращайтесь.

Энн рассмеялась. Поистине надо было очень любить эту милую, очаровательную и преданную своему делу Сью!

— Ваше участие в высшей степени трогательно! — съязвила она.

— Энн, — строго ответила Сью, — вы работали бок о бок со мной не один год. И знаете, как я всегда сочувствовала вам, как переживала за ваше одиночество, жизнь без семьи и тепла. Неделю назад вы огорошили меня трогательным рассказом о своем отчиме, вознамерившемся продать дом, в котором еще живет память о вашей матери и брате. Конечно, я раскисла и разрешила вам задержаться.

— Но все это было правдой.

Энн улыбнулась, зная, как любит Сью драматические эффекты.

— Я не сомневаюсь, что это правда. Но сейчас вы поведали мне новую историю — о пожаре. О чем будет следующая? Вам нужно еще время? Что ж, желание вполне справедливое! Никто не заслужил этого больше, чем вы. Я это знаю. Вы уже несколько лет не пользовались отпуском. Такое усердие не может не вызывать восхищения. Но получается, что следующий номер выйдет без колонки разъездного корреспондента. Без статьи, которую вы, напоминаю, должны были прислать еще из Лондона, но не сделали этого. И даже не предупредили меня, что корреспонденции не будет.

— Я это помню.

— Тогда поторопитесь и срочно возвращайтесь. Вы — моя должница!

— Вернусь на следующей неделе, — пообещала Энн и повесила трубку.

На лице ее появилась улыбка, но тут же исчезла, как только Энн увидела Ноя, спрятавшегося за большим холодильником и, наверное, шпионившего за ней. Это было уже слишком! Ной открылся ей с еще одной стороны. И не лучшей! Хотя и не перечеркивавшей такие его добрые и благородные дела, как трогательная забота о Розмари, воспитание приютских детей, которыми он себя окружил, или спасение ее самой из горящего дома с риском для жизни. При этом Ной возненавидел бы Энн, если бы узнал, что в душе она считала его героем. Тем более она никак не могла понять того, что произошло сейчас…

— Ной, — сказала Энн, чувствуя, что от негодования у нее даже перехватило дыхание, — я не подозревала, что ты здесь!

— Я хотел попить, — поспешил оправдаться Ной, размахивая банкой с «пепси-колой». — Здесь очень жарко. — И он демонстративно начал потягивать напиток, потом взглянул на Энн и спросил, нахмурившись: — Что ты на меня так смотришь? Прекрати сейчас же!

Энн спохватилась, что действительно по-идиотски таращит на него глаза, и отвела взгляд. Теперь уже Ной уставился на нее, не понимая, что произошло.

— Ты сейчас играл в теннис, — ни с того ни сего убежденно заявила Энн, сама понимая, как глупо это звучит.

— Я? До чего ж ты сообразительна! Прямо сил нет! Видимо, тебе стало лучше?

— Лучше? Чем когда?

— Чем тогда, когда я наткнулся на тебя, бледную и дрожащую, в полусгоревшем доме. Или когда оставил в коттедже. Ты выглядела, совсем как та маленькая девочка, которая потеряла новую куклу.

Энн улыбнулась. Ной напомнил о давно ушедших в прошлое временах. Ей тогда было всего пять лет. Как-то раз она забыла на берегу Сьюзи — свою любимую куклу. Приливной волной игрушку унесло в море. Тогда Энн проплакала целую неделю. Джесси и Ной скинулись и купили ей новую куклу. Но Энн хотела непременно ту самую. Прошла еще неделя. Может быть, даже больше. Энн взяла новую куклу, пошла на берег, выкупала ее в морской воде, и та стала, точь-в-точь как прежняя. Единственно, выпал один глаз и отвалилась нога. Но за это Энн стала даже больше ее любить…

…Она посмотрела на Ноя. Его лицо вновь стало хмурым, даже злым. Его что-то очень тревожило. Энн уже не сомневалась, что причиной тому было ее состояние. И не совсем уверенно сказала:

— Я хорошо себя чувствую. — По глазам Ноя она поняла, что тот ей не поверил, и принялась убеждать: — Честное слово! У меня все в порядке…

Энн не успела опомниться, как Ной схватил стоявший рядом у стола стул, повернул его и, присев, притянул к себе ее ногу.

— Ты что?! — испуганно вскрикнула она.

— Спокойно! Я хочу осмотреть твою коленку.

— Там все в порядке! Я же уже сказала!

Не обращая никакого внимания на ее протесты, Ной приподнял бинты, чтобы осмотреть ожог. Но Энн негромко вскрикнула и отдернула ногу.

— Больно?

— Да. Бинт прилип к волоскам на коже.

— Я только слегка дотронусь. Кстати, в следующий раз побрей коленку, прежде чем забинтовывать.

У Энн были стройные и на удивление гладкие ноги. Ной невольно задержал на них взгляд.

— Не думала, что попаду на осмотр, — усмехнулась Энн.

Она попыталась вырваться, но Ной крепко держал больную ногу. Их глаза встретились. У Энн перехватило дыхание. Они были совсем близко друг от друга. Слишком близко. И правильно ли она поступила, разрешив ему осматривать свое колено? Ее лицо запылало от смущения. А пальцы Ноя продолжали трогать ногу Энн. Из открытой двери кухни вдруг пахнуло жаром. Или ей это только показалось? Но нет! Во всех случаях, надо было поскорее выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха.

— Пойдем, — шепнула она.

Ной закашлялся, но продолжал внимательно рассматривать ее ногу.

— Пойдем, прошу тебя, — очень мягко повторила Энн.

— Подожди. Коленка вроде бы начинает заживать. Очень болит?

— Нет, — солгала Энн.

Нога продолжала гореть. Но минуту назад ее охватило другое, доселе неведомое, чувство. Страстное желание, которое заставило позабыть об ожоге. А сейчас, смотря в глаза Ноя, она почувствовала подкативший к самому горлу комок, мешавший дышать. Какое блаженство знать, что кто-то заботится о ней! Как это неожиданно и трогательно!

— Очень мило с твоей стороны, Ной! — шепнула Энн.

— Что мило? — спросил он, нахмурясь.

— То, что ты обо мне заботишься.

— Услышав твои стенания и стоны, жалобы о том, что все тело и волосы пропахли дымом, да еще причитания по поводу сгоревшей одежды, кто бы не бросился на помощь!..

— Но я же действительно вся пропиталась дымом. Понюхай. — Энн наклонилась и подставила Ною голову. — Чувствуешь?

Ной отшатнулся, вскочил на ноги и засунул руки в карманы. Его взгляд сделался отчужденным и блуждающим.

— Действительно, благоухание не из приятных. Попробуй намазаться арахисовым маслом. Говорят, это помогает.

— Но вот о своей сгоревшей одежде я никому не жаловалась и не причитала. Не надо выдумывать!

Ной вновь посмотрел на Энн. Ее бросило сначала в жар, потом в холод. Ной отступил на шаг.

Энн запрокинула голову и посмотрела на Ноя. Совершенно очевидно, он не мог выносить близости. Занятно! Она поджала нижнюю губу и выпрямилась. Как теперь поступить? Что-то изменилось в их отношениях с Ноем. Но что? Почему она вдруг стала чувствовать себя рядом с ним как-то неестественно? Всего минуту назад ей очень хотелось поскорее уйти отсюда. Теперь же Энн вдруг почувствовала непреодолимое желание остаться. Она посмотрела в глаза Ноя и сказала первое, что пришло в голову:

— Знаю, что ты не желаешь этого слышать, но я все же хочу поблагодарить тебя за разрешение пожить в приютском коттедже.

— Ой, не надо меня благодарить! Я бы сделал это для кого угодно. Для любой замарашки вроде тебя.

— Вот как! И на этом спасибо!

Энн подошла на шаг ближе. Она хотела проверить себя и его. А заодно и понять, что в Ное внушило ей такое желание броситься к нему на шею. Ничего подобного с ней раньше не было!

— Ной…

— Я уже сказал, что не хочу слышать ни о какой благодарности.

Ной попятился к двери еще на один шаг. Он никак не мог понять, почему боится этой женщины? Ной Тэйлор, который никогда никого и ничего не боялся!

Энн подумала, что надо бы прекратить эту игру. Но не могла. Сейчас Ной остался ее единственным другом, и она хотела только почувствовать его объятие и услышать несколько утешительных слов. Разве это так уж много? Одно объятие… Дружеское…

— Ной…

Он сделал еще шаг к двери.

— Ной, не молчи же!

Ной растерянно посмотрел на Энн:

— Мне надо идти… Я очень занят…

— Я просто хотела… Хотела…

— Что ты хотела? — почти потребовал Ной, в отчаянии оглядываясь на дверь.

— Ничего, — прошептала Энн, видя, что он хочет уйти, и как можно скорее… Это расхолодило ее. — Я ничего не хочу… — очень тихо ответила она. — Совсем ничего…


Уже на третий день Энн пришла к выводу, что чистить дом после пожара — труд тяжелый и неблагодарный. Очень тяжелый и очень неблагодарный… Кроме того, он приводил ее в депрессивное состояние.

Росс же по-прежнему пропадал на работе. За все это время они провели вместе не больше десяти минут. И хотя постоянно вздыхали о потерянном друг для друга времени, Энн заставляла отчима как можно больше работать. Она отлично понимала, что оба не найдут покоя, пока Росс не расследует дела о пожаре. Ведь никто другой не мог быть более заинтересован в поимке поджигателя.

Но все же она очень страдала от одиночества. Правда, существовал Ной… Но Ной оставался Ноем…

Спрятавшись в кухне за горой стоявшей на столе посуды, Энн выжидала момент, чтобы взглянуть на него. Со времени последней встречи они виделись лишь мельком. Энн понимала, что Ной избегает ее. Но никак не могла понять почему. Чего такого она успела сказать или сделать, чтобы отпугнуть его?

Устав от всей этой игры, Энн решила в конце концов поставить точки над «i». На протяжении десяти лет ей удавалось избежать каких-либо постоянных привязанностей. Так было спокойнее и безопаснее. Заботиться о ком-нибудь, испытывать потребность видеть, любить — значило непременно волноваться и страдать. Все это она уже с лихвой испытала, потеряв мать и брата.

Она также знала, что ничто не может сильно ранить человека, если его сердце спокойно. Теперь же Энн далеко не была уверена в себе. Может быть, проснулась любовь? Если так, то ради нее можно и рискнуть.

Какой-то шум в коридоре заставил Энн насторожиться. Она посмотрела в сторону двери и увидела на пороге Розмари. Хозяйка приюта сегодня выглядела совсем не так, как при их первой встрече. На ней был прекрасный брючный костюм, волосы аккуратно причесаны и уложены, а лицо чуть тронуто косметикой. Все это делало Розмари значительно моложе и заставляло вспомнить ее лучшие годы.

— Здравствуйте, — приветливо сказала Энн.

— Энн? — спросила Розмари, и на лице ее появилась радостная улыбка. — Неужели вы — та маленькая Энни?

Она протянула Энн на удивление твердую и красивую руку, которую та поспешила пожать.

— Розмари! Я так рада вас снова видеть! Как вы себя сегодня чувствуете?

По лицу Розмари пробежало облачко.

— Мне стало лучше. Значит, вы меня уже видели?

Энн кивнула.

— А я… я не помню, — вздохнула Розмари.

От этих слов, сказанных тихим голосом и с горечью, у Энн сжалось сердце.

— Насколько я понимаю, Розмари, сейчас уже все в порядке? Вы себя хорошо чувствуете?

— Сейчас, да, — пожала плечами Розмари.

Она подошла к плите, налила себе чашку кофе и, спохватившись, спросила:

— А вы не хотите?

Энн утвердительно кивнула, стараясь по возможности сгладить свой невольный промах, так больно ранивший Розмари.

— Это со мной часто случается, — просто сказала Розмари. — Сейчас я просто забыла предложить вам кофе. А бывает, наливая его, вдруг забываю, что делаю, и проливаю добрую половину на пол.

Будь на месте Розмари любая другая женщина, Энн бы тут же крепко обняла ее и попросила извинения. Но Розмари всегда была со странностями. Хотя она открыла приют и трогательно заботилась о живших в нем несчастных детях, но в сердце свое никогда и никого не допускала. Включая Ноя, которого считала сыном. За многие годы знакомства Энн никогда не замечала между ними проявлений чувств, столь естественных в отношениях матери и сына. Таких, например, которые существовали между Джесси и матерью. Правда, теперь Энн знала, что Ной — не родной сын Розмари. Но это не меняло дела. Было совершенно очевидно, что она очень страдает. Энн же не могла равнодушно смотреть на чьи-либо страдания.

— Извините, Розмари, — сказала она. — Не могла бы я вам чем-нибудь помочь?

Розмари глубоко вздохнула и обвела взглядом кухню:

— Я люблю этот дом.

— И я тоже, — улыбнулась Энн. — Вы должны гордиться тем, что помогаете в нем стольким несчастным детям.

— Сейчас этим занимается Ной, а не я. И делает все… удивительно хорошо. Но я чувствую, что все более и более становлюсь для него обузой.

— Нет, — быстро перебила ее Энн. — Он так не считает!

— Но он заботится обо мне. Беспокоится. Я знаю это и не хочу доставлять ему волнений… Портить жизнь…

Энн положила ладонь на руку Розмари и ласково сказала:

— Вы никогда не сможете заставить сына не переживать за свою мать. Ведь он вас очень любит.

— Я этого не заслуживаю.

— О чем вы говорите, Розмари! Любой человек заслуживает любви. Разве не так? Кроме того, Ной достаточно упрям. Боюсь, даже вам при всем желании не удастся заставить его прекратить заботиться о вас.

Розмари негромко засмеялась:

— Он упрямый. Это точно. — Она хитро посмотрела на Энн и добавила: — И очень интересный. Вам не кажется?

Энн несколько смутилась и даже стала заикаться:

— О-о… Д-да! Он… вполне…

Розмари рассмеялась:

— Энн! Вы мне нравитесь. И я очень рада вас здесь видеть. Почему вы так долго не возвращались?

Энн подумала о годах, проведенных в дороге, сотнях написанных статей и информаций, о впечатлениях и о потерянной семье…

— Иногда бывает легче уехать как можно дальше, — задумчиво ответила она.

— Но теперь вы все-таки вернулись!

— Думаю, что очень ненадолго.

— Ненадолго? Это относится и к… дружбе с Ноем? Значит, она возобновилась тоже ненадолго? Подумайте, Энн! Вы могли бы стать ему хорошим другом. А он умеет ценить друзей!

Энн в этом сильно сомневалась. Но не хотела портить настроение Розмари и поспешила переменить тему разговора:

— Пока я здесь, то могла бы в чем-нибудь помочь вам, Розмари.

— Что ж, если вы настаиваете, то работа найдется. Скажите, вы могли бы орудовать лопатой с таким же искусством, как с пишущей машинкой? Мне страшно смотреть в огород. То, что там творится, просто ужас! Все заросло сорняками. А кусты помидоров вот-вот сломаются под тяжестью плодов. Поймите, я не жалуюсь. Ной, конечно, постарается навести там какой-то порядок. Но ведь он никакой не земледелец. Компьютеры, возня с детьми — его дело! А огород… Боже, да Ной для этого просто не создан!

В этот момент в коридоре раздался страшный грохот. Розмари и Энн бросились к двери…

На верхней ступеньке лестницы, ведущей на первый этаж, стоял парнишка лет тринадцати. Он только что опрокинул с площадки огромную корзину яблок, и они с невероятным шумом хлынули вниз по лестнице, подскакивая и разбиваясь на ступеньках. Мальчик же с трудом сдерживал слезы, что не помешало ему бросить дерзкий, вызывающий взгляд направо. Энн посмотрела в ту сторону и увидела Ноя, спокойно взиравшего на все происходившее. Постояв так еще несколько секунд, он поднял глаза на виновника безобразия. Тот стойко выдержал взгляд.

— Я это сделал нарочно, — пролепетал он дрожащим голосом. — И подбирать яблоки не буду!

— Будешь, — тихо и без всякого раздражения в голосе возразил Ной. — А я тебе помогу. Давай сразу же и начнем.

Мальчик спустился на ступеньку ниже и остановился.

— Почему я должен вам помогать их собирать? — прохныкал он. — Вы все равно собираетесь меня выгнать. Но я и сам не вернусь сюда.

— Да, — мрачно подтвердил Ной, — назад ты уже никогда не вернешься.

Мальчишка спустился еще на одну ступеньку и, глотая слезы, продолжал канючить, как будто не слыша слов Ноя:

— Только пускай он попробует еще раз меня тронуть! Я убью его! Честное слово!

Ной с состраданием посмотрел на бедного мальчугана и сказал:

— Нет, Джерри. Если он посмеет снова тебя тронуть, то не ты, а я убью его.

Эти слова прозвучали с удивительным душевным теплом.

Мальчик сделал попытку успокоиться, но слезы продолжали течь по его щекам. Тогда он закрыл лицо руками и с горестными рыданиями бросился в объятия Ноя. Тот прижал его к себе и ласково похлопал ладонью по спине, нашептывая в ухо какие-то добрые слова. Какие именно, Энн не расслышала. Но ее глаза вдруг увлажнились, а к горлу подкатил комок. Она восторженно и умиленно смотрела на этого большого сильного мужчину, отдававшего всю душу ребенку. Энн, улыбнувшись, повернулась к Розмари. И тут же улыбка увяла на ее лице. Розмари смотрела холодно, отчужденно, вновь скрывшись в своей ракушке…


Услышав у себя за спиной какой-то шумок, Ной обернулся. В двух шагах от него стояла Розмари и рассеянно оглядывалась по сторонам. Энн озабоченно смотрела на нее.

Ной вздохнул, удивляясь, почему все неприятности, как правило, случаются в один и тот же момент. Нет бы им растянуться во времени! Джерри прижимался к нему и отчаянно икал.

— Розмари, — мягко позвал Ной.

Она не ответила.

— Розмари, — чуть громче повторил он.

Розмари молча разглядывала свои руки. Ее глаза стали совершенно безжизненными.

— Я должна пойти в огород и заняться помидорами, — бесстрастно сказала она. — Иначе они пропадут.

— Я все сделаю, Розмари, — попытался успокоить ее Ной.

— Ты ничего не сделаешь. Ной. Однажды я уже просила тебя позаботиться о помидорах, но ты так и не нашел для них времени. Надо было бы хорошенько тебя наказать за непослушание. Но я так устала! А все же хочется привести в порядок свой сад. Но никто не хочет мне помочь!

— Разрешите мне помочь вам, Розмари, — сказала Энн, ласково улыбнувшись. — Я очень люблю это занятие.

Розмари сурово посмотрела на нее.

— Вы кто?

— Энн Лейверти, подруга Ноя. Живу в доме вон за той зеленой лужайкой. Можно мне поухаживать за вашим огородом?

Розмари бросила оценивающий взгляд на маленькую, хрупкую фигурку девушки и ее босые ноги. Ной с трудом подавил улыбку, так как знал, что Энн терпеть не могла носить туфли. Розмари же скорчила презрительную гримасу и сказала:

— Вы выглядите слишком тощей, Энн Лейверти. Не знаю, можно ли ждать от вас настоящей помощи.

— Но вы ее получите, Розмари. Я знаю, что говорю и что делаю. Разрешите вам помочь.

Розмари еще раз посмотрела на полупляжный костюм Энн, вздохнула и пожала плечами.

— У меня нет выбора. Пойдемте, я покажу вам, где все это.

Она взяла девушку за руку и повела за собой. Но Энн ловко вывернулась и, в свою очередь схватив Розмари за руку, пошла впереди. Ной с изумлением наблюдал эту сцену. Ни разу в жизни он не видел, чтобы его приемная мать позволила кому-нибудь вести себя. Даже когда Розмари была в хорошем настроении, она не слушала чьих-либо советов. Включая самого Ноя. А уж командовать ею было совершенно невозможно!

Около ведущей в огород стеклянной двери Энн еще раз оглянулась. И даже на расстоянии он почувствовал тепло ее оценивающего взгляда. Что-то перевернулось в душе Ноя. И такими дурацкими показались ему все недавние размышления об этой девушке. Он бросил яблоко в корзину и ответил ей долгим, красноречивым взглядом. Но без намека на улыбку.

— Лейверти, — негромко позвал ее Ной.

— Да?

И он заметил, как заблестели глаза Энн.

— Избави тебя Бог от всяческих волнений и неприятностей.

Энн улыбнулась и, не сказав ни слова, скрылась вместе с Розмари за дверью.


Прошло несколько часов, прежде чем Ною удалось освободиться. За это время он успел разнять двух драчунов, организовать соревнование по мини-баскетболу, проследить за обедом и сделать некоторые приготовления к предстоявшему через три недели благотворительному балу.

Бал он рассматривал как неизбежное зло и с удовольствием бы сбежал с него. Но не мог. Тэйлор-Хаус ежегодно зарабатывал на этих балах тысячи долларов. Кроме того, они пользовались благосклонностью местных властей, так как давали возможность дамам продемонстрировать свои наряды, а их мужьям — чокнуться со всякими знаменитостями вроде Ноя и вообще хорошенько напиться…

Ной почувствовал, что проголодался. Надо было бы поужинать, но прежде проверить, чем занимается и как себя чувствует Розмари. Эту процедуру он проделывал каждый вечер.

В спальной Розмари не оказалось. Это не особенно обеспокоило Ноя. Он направился в кухню, куда медсестра Розмари в тяжелые дни приводила свою пациентку съесть перед сном сандвич или выпить чашку кофе.

Но на кухне также никого не было. Ной начал нервничать. Он обошел весь дом. Безрезультатно. Проверил все двери. Вышел на улицу. Розмари нигде не было видно.

Ной хотел было вернуться в дом, как вдруг услышал какое-то поскрипывание, доносившееся из-за угла. Прислушавшись, он безошибочно определил скрип кресла-качалки, стоявшей на крыльце. Ной бросился за угол и… остановился.

В кресле действительно сидела его приемная мать. У ее ног примостилась медсестра. Они о чем-то разговаривали. Но достаточно громко и Ной мог слышать каждое слово.

— Я ничего не узнаю, — рыдала Розмари, закрыв лицо руками. — Даже не помню… не могу вспомнить своего имени.

— Вас зовут Розмари, — тихо подсказала медсестра. — А это ваше любимое место, где вы обычно отдыхаете в кресле-качалке. Сейчас вы тоже сидите в этом кресле.

Розмари подняла голову и, прекратив рыдать, жестко сказала:

— Я ненавижу это место!

— Нет, — спокойно возразила медсестра. — Вы любите его.

— Это не мой дом! И вас я тоже не знаю! Уходите отсюда!

Ной глубоко вздохнул и сделал шаг вперед.

— Хорошо, Дженнин, — сказал он медсестре. — Идите домой. Я сам уложу мадам Розмари спать.

Сестра неохотно кивнула и с благодарностью посмотрела на Ноя:

— Я все же подожду вас у двери спальной.

Ной сел на кресло рядом с женщиной, которая заменила ему мать.

— Розмари, это я. Ваш сын Ной.

Розмари чуть сощурила глаза и посмотрела на него.

— Нет.

— Да. Вы вырастили и воспитали меня. Разве не помните, как угощали меня каждое воскресенье сливочным мороженым? А я часами просиживал в саду только потому, что хотел быть рядом с вами. Помните, как однажды я оборвал все лепестки с роз, думая, что это сорняки? Ох, как вы тогда рассердились!

— Но я же тебя тогда не ударила.

— Нет. Вы вообще никогда меня не били. Но умели запугать до полусмерти одним своим взглядом.

— Запугать такого огромного и сильного мужчину? Это не под силу никому в мире.

— Однако у вас это очень неплохо получалось! Поверьте, Розмари, в минуту гнева вы можете легко напугать кого угодно!

Розмари рассмеялась. Ной взял ее руку:

— Вы дома, Розмари. Поверьте — это так! И здесь все стараются заботиться о вас.

— В это трудно поверить… — прошептала старая женщина. — Я чувствую себя совсем потерянной… Одинокой… И мне… страшно…

— Не ошибусь, что именно поэтому вы постоянно раздражаетесь. С такими настроениями иначе и не может быть!

— Я чувствую себя униженной, — продолжала шептать Розмари. — Это убивает меня… По-настоящему убивает.

Несколько минут они сидели молча, откинувшись на спинки своих кресел. Казалось, сама ночь заботливо окутывала их своей мягкой темнотой. Издали доносился шелест волн прилива. Этот звук был неотделим от образа маленького городка Сан-Рейо. Так же, как соленый ночной воздух…

— Я устала, — неожиданно сказала Розмари. — Очень, очень устала. И хотела бы поскорее лечь в постель.

Ной заметил, что даже ее голос звучал тускло. Он встал и помог ей подняться.

— Все будет хорошо, Розмари, — пообещал он, хотя сам вряд ли верил в это.

Чтобы проводить Розмари в дом на второй этаж в спальню, Ною понадобилось не больше десяти минут. Он постоял некоторое время у двери, ожидая, когда щелкнет запираемый медсестрой изнутри замок. Эта неприятная мера была необходима. Розмари спала неспокойно и часто вставала с постели. При этом могла выйти из комнаты и упасть с лестницы.

Ной подумал о том, как долго сможет выдерживать подобную жизнь. Ему нужен был друг. Преданный, близкий… И в воображении неожиданно возник образ Энн в ее летнем костюмчике цвета подсолнечника. Почему-то чувство голода и желание поскорее лечь спать сразу же исчезли. Ною захотелось увидеть ее. В этом желании не было ничего чувственного. Он думал об Энн, как о сестре… Наваждение… Ной это понимал, но все же непременно хотел видеть Энн. Очень хотел…

Света в окнах ее коттеджа не было. Значит, Энн, вопреки здравому смыслу, отправилась ночевать в свой полусгоревший дом. Ной решительно пошел через зеленую лужайку, обогнул дом и негромко позвал Энн. Ответа не последовало. Но Ной был уверен, что она там.

Он тихо открыл дверь и вошел, вовсе не заботясь о том, что может до смерти напугать девушку. В конце концов, она сама во всем виновата: зачем было снова возвращаться в этот дом и тем более ночевать в нем? Причем одной! Правда, Ной вовсе не собирался выпытывать у Энн, зачем она это сделала. Может быть, боялся подобными расспросами вызвать раздражение. Или не хотел разбередить еще совсем свежую душевную рану. А скорее всего, потому что просто беспокоился за девушку, и причины ее непонятного поведения его не так уж и волновали…

Энн сидела в комнате матери на полу, склонившись над раскрытой коробкой с драгоценностями. Элегантное летнее платье висело на вешалке. На ней были короткие шорты и тенниска. Золотистые волосы собраны в пучок на затылке. Лицо выглядело слишком бледным, а губы были слишком плотно сжаты. Ною показалось, что Энн плакала. Но вместо того чтобы смягчиться, он почувствовал готовое вырваться наружу раздражение.

— Черт побери, что ты здесь делаешь? — накинулся он на девушку.

Энн от неожиданности вздрогнула и вскочила на ноги:

— Боже мой, Ной!

Она вытерла ладонью слезы. На щеках от негодования проступил яркий румянец. Глаза гневно вспыхнули. Упершись сжатыми кулаками себе в бока, Энн, казалось, была готова броситься на Ноя. Он же стоял как загипнотизированный, не в силах оторваться от бледной полоски нежной кожи, открывшейся на животе девушки между тенниской и шортами.

— Ты зачем здесь? — прошипела Энн.

— Это я должен тебя спросить об этом!

— Здесь мой дом. И я могу приходить сюда, когда захочу. А то, что мне приходится пока жить в твоем коттедже, не дает тебе никакого права…

Ной протянул руку к выключателю и нажал на него. На мгновение вспыхнул яркий свет, но тут же последовал оглушительный хлопок лопнувшей лампочки. Энн вскрикнула от испуга и присела на корточки, зажав уши ладонями.

В первый момент она с ужасом смотрела на Ноя, не понимая, что произошло. Он же стоял перед ней, засунув руки в карманы джинсов, борясь с искушением дотронуться до нее.

— Энн…

Она не шевелилась, но Ной слышал сдерживаемые рыдания. Бормоча про себя проклятия, он подошел к Энн, поднял ее и поставил перед собой. Но при этом сделал непростительную ошибку, дотронувшись ладонью до полоски обнаженного тела девушки. И тут же был за это наказан.

— Энн, — прошептал он, — не бойся. Все в порядке.

Вместо ответа Энн бросилась к нему на шею и, закрыв глаза, повисла на ней. Ной почувствовал трепет ее горячего тела и бешеное биение сердца.

— Успокойся, Энн. Просто лопнула лампочка. Никакого пожара нет.

Энн продолжала дрожать, но уже как-то по-иному. Ной почти машинально провел ладонью по ее спине и тоже закрыл глаза, почувствовав, как его самого начинает охватывать трепет. Но он твердо решил бороться с растущим желанием. И принялся уверять себя, что от нее не так ароматно пахнет, чтобы это могло свести с ума. А кожа не такая уж гладкая и шелковистая, чтобы взволновать.

— Энн, — задыхаясь прошептал он, стараясь освободиться от ее объятий.

Но Энн еще сильнее прижалась к нему всем телом.

— Энн… Прошу тебя… Не надо…

Она вздохнула и выпрямилась, отбросив кивком головы упавший на лоб локон. Глаза ее стали сразу уставшими и грустными.

— Я же не собираюсь тебя укусить.

Ной сделал вид, что не заметил обиды в ее голосе, и промолчал. В этот момент он не доверял и самому себе.

— Кажется, я немного не в себе, — вновь вздохнула Энн.

— Нет ничего удивительного. Не всякому доводится пережить столько, сколько выпало на твою долю.

Энн подняла глаза на Ноя, и он прочел в них страх.

— Нет, этот пожар здесь ни при чем, — возразила она слегка дрожащим голосом. — Гораздо хуже то, что произошло десять лет назад и от чего мне никак не удается отделаться. В душе я постоянно, вновь и вновь, переживаю ту трагедию. А еще…

— Что?

— Есть нечто такое, чего я не могу понять. Но все время об этом думаю. И порой боюсь сойти с ума.

— Ты подозреваешь, что существует связь между сгоревшей тогда машиной и этим пожаром?

— Да, мне так кажется, — шепотом ответила Энн.

В душе Ной вот уже несколько дней думал о том же, хотя и не хотел в это поверить. Его переполняло бешенство при одной мысли, что здесь, в этом маленьком городке, кто-то осторожно, но неуклонно подкрадывается к Энн. Глядя в ее испуганные глаза, Ной про себя поклялся не допустить, чтобы с ней случилось несчастье. Если Энн постигнет судьба Джесси, то он сам не сможет больше жить на этом свете…

— Пойдем, — сказал он. — Я хочу увести тебя отсюда.

Они спустились по лестнице и вышли через заднюю дверь на улицу. На границе территории Энн остановилась и еще раз оглянулась на дом. Глаза ее переполняла боль. Ной инстинктивно коснулся руки девушки и погладил ее. Но тут же крепко стиснул в своей и чуть ли не насильно потащил Энн через зеленую лужайку, подальше от страшного места.

— Ты проголодалась?

Она отрицательно покачала головой.

— Устала? Тот же ответ.

Ной подумал, что проявляемая им почти материнская забота может иметь в данном случае и обратный результат. Все же теперь Энн — взрослая женщина. Подобная опека ей вроде бы ни к чему. Возможно, даже обидна. Но ведь он видел ее страдания. Получилось так, что ее боль незаметно превратились и в его…

Ной вдруг почувствовал, что безумно хочет заключить Энн в объятия…

Между тем ночь становилась все темнее. Тучи затянули небо. Волны океана уже не ласкали берег, а бились о него с бессильной злобой.

— Помнишь ту ночь, когда Джесси и я решили спать на этой лужайке под открытым небом? — спросил Ной.

Энн кивнула.

— Конечно, ты не могла забыть! Ведь после той ночи ты не один месяц подшучивала над нами. А тебе тогда было лет двенадцать. Ровно в полночь, минута в минуту, ты и Росс…

— Помню, помню!.. — громко рассмеялась Энн. — Мы знали, что вы оба обожали читать романы о привидениях. И не сомневались, что в ту ночь в руках Джесси обязательно будет его любимая книжка о турке с отрубленной головой, нагонявшая тогда страх на всех мальчишек. Мы незаметно подкрались к вам и начали громко кулдыкать по индюшачьи, кукарекать, лаять и визжать. Помню, что вы оба перепугались до смерти. Джесси даже напустил в штаны. Ты знал это, Ной Тэйлор, но никогда не признавался, защищая своего друга.

— А ты тут же разболтала все своим подружкам. Фу! Ну и дрянь же ты была!

Они рассмеялись до слез. Энн вытерла глаза и обиженно сказала:

— И вовсе я не была дрянью! Во всяком случае, не всегда.

— Была.

— Но почему же тогда вы непременно брали меня с собой, куда бы ни шли?

— У нас не было другого выбора.

— Действительно, не было.

— А кроме того, на этом настоял Джесси. Ему было жалко бедную сестренку!

Энн подняла голову и стала смотреть на звезды, появившиеся между тучами. Ной же кинул взгляд на ее белую изящную шею и поймал себя на мысли, что ужасно хочет прильнуть губами к тому месту, где чуть заметно бился пульс.

— Каждый раз, когда вы бросали меня, — сказала Энн, продолжая смотреть в небо, — я жаловалась Богу. И тогда у вас обоих непременно случались какие-нибудь неприятности.

Она опустила голову и посмотрела на Ноя. Он поймал ее взгляд. И вдруг понял, что ему ужасно не хочется подтрунивать над ней. Он желал, чтобы Энн лучше себя чувствовала, хотел вновь видеть ее улыбку и жаждал поцеловать…

— А мы тебя любили, — просто сказал Ной, снова взяв ее руку и тихонько сжав ее.

— Я тоже вас обоих любила. Все подружки считали меня очень холодной. Так оно, наверное, и было. Но вы двое для меня составляли исключение.

— Вернее, Джесси. Я большим успехом у тебя не пользовался.

— Но ведь ты нравился девочкам.

— Нет. Впрочем, возможно, и так. Но совсем немного.

Энн рассмеялась. Дальше они пошли молча. Довольный тем, что глаза Энн чуть-чуть повеселели, Ной не решался первым нарушить тишину. А кроме того, он очень давно не чувствовал себя так легко рядом с женщиной. Возможно, даже с тех пор, как еще подростком расстался с Энн…

— Мне не хватает Джесси, — тихо сказала она. — Здесь так хорошо. Но с ним было бы еще лучше.

Эти слова отозвались в сердце Ноя неожиданной болью. Каким же он был дураком! Круглым дураком! Как могли в его мозгу возникнуть эротические мысли в отношении Энн! Ведь она-то думала о нем не иначе, как о своем друге. Этого он никогда не должен забывать!

— Я его тоже всегда помню, — тихо ответил он.

Это было правдой. Ной действительно никогда не забывал своего друга. И не забудет…

— Конечно, мне не хватает и мамы, — добавила Энн. — Все здесь, в Сан-Рейо, напоминает мне о них. Говорят, что со временем это проходит. Во всяком случае, воспоминания не будут такими болезненными. Но все это неправда! Я никогда не смогу избавиться от горечи утраты!

— Но тебе вовсе не надо пытаться их забыть, Энн. Я думаю, что, когда люди говорят «время излечивает все», они имеют в виду менее болезненные воспоминания.

— В моем случае прошло целых десять лет. А я и сейчас все помню, как будто это случилось только вчера. Особенно с тех пор, как…

Ной понял, что она хотела сказать: «Особенно с тех пор, как я вернулась сюда». Правда, для него эти дни были отнюдь не болезненными. Ведь благодаря ее приезду в Сан-Рейо они вновь встретились. Но Ной постарался тут же напомнить себе, что Энн снова уедет. И, возможно, очень скоро…

Останется ли она здесь еще на неделю или же до конца лета, он не мог себе представить, как будет потом жить без нее.

На этот раз молчание было более длинным и глубоким. Ной понял, что Энн хотела бы остаться одна. Но почему-то ему было очень трудно с ней расставаться. Он не мог понять, было ли это следствием выражения глубокого одиночества, которое он прочел в глазах Энн в сгоревшем доме, или же ему просто хотелось еще побыть рядом с ней. В последнем случае Ной был намерен уйти немедленно. Он должен был уйти…

Ной открыл дверь коттеджа и нахмурился, обнаружив, что ручка очень легко повернулась.

— Почему ты не заперла дверь, когда уходила? — недовольно спросил он.

Энн пожала плечами.

— Мне показалось это ненужным.

Она вошла вслед за ним. Ной посторонился, пропустил ее вперед и закрыл дверь.

— Может быть, ты и права, но все же лучше перестраховаться. Город хотя и небольшой, однако…

Энн щелкнула выключателем и вскрикнула. Ной сделал шаг через порог комнаты и замер…

В комнате все было перевернуто вверх дном…


ГЛАВА 4


— Вот дерьмо! — пробормотал Ной, хватая Энн за руку. — Беги в главное здание и позвони в полицию!

Он отстранил ее и сам первым вошел в спальную, желая убедиться, что там никого нет. Комната была пуста, но кто-то учинил в ней полный разгром. Одежда Энн была выброшена из шкафа и валялась на полу, матрацы — перевернуты, а из серванта исчезла вся посуда.

— Какое же дерьмо! — повторил Ной, содрогнувшись при мысли, что бы произошло, если бы Энн осталась одна ночевать в коттедже.

— Как ты думаешь, что здесь искал этот мерзавец? — услышал он ее голос за спиной.

— Я же просил тебя поскорее позвонить в полицию!

— Ты не просил, а приказал.

Ной с досадой вздохнул, закрыл глаза и ущипнул себя за нос, мысленно считая до десяти. Успокоившись, посмотрел на Энн.

— Тебе не трудно сходить в главное здание и позвонить в полицию? Пожалуйста.

— Не пойду.

— Почему, черт побери! — взвился Ной.

— Не хочу оставлять тебя одного.

Ной не смог удержаться от раскатистого хохота.

— Уж не собираешься ли ты меня защищать?

— Почему бы и нет? Я могла бы ударить этого мерзавца чем-нибудь по голове. Да так, что он бы не встал. У тебя здесь есть какой-нибудь тяжелый предмет?

Энн огляделась и только тут заметила, что верхний ящик ночного столика наполовину выдвинут. Она бросилась к нему и, пошарив внутри рукой, простонала:

— Серьги нет… Она пропала… Это было все, что оставалось от любимых серег мамы…

Ной хотел было напомнить Энн о своем предостережении, но решил, что сейчас не время. Вместо этого он подошел к рыдающей девушке и обнял ее:

— Не плачь, Энн. Мы найдем серьгу твоей матери. Обещаю тебе. И узнаем, кто все это сделал.

Но в то же время Ной подумал, что это ограбление, убийство матери Энн и Джесси, а также последний пожар могут быть звеньями одной цепи. Все остальные его чувства сразу отошли на второй план, уступив место страху за жизнь Энн…


Росс был ошеломлен. Он стоял посреди разгромленной комнаты и поочередно смотрел то на Энн, то на Ноя.

— Полиция только что уехала, — сказал Ной и замолчал.

Он ждал, что скажет Росс. Может быть, полиция была и не нужна, а отчим Энн уже сам раскрыл преступление, совершенное одним и тем же лицом — автором двух предыдущих поджогов. Тогда жизнь Энн вне опасности и у него, Ноя, гора свалится с плеч. Но Росс еще раз растерянно оглянулся и несвязно пробормотал:

— Это какой-то сумасшедший… Не понимаю, что он хотел здесь найти? Как ты думаешь, Энн?

— Когда я разбирала в нашем доме вещи мамы, то взяла одну бриллиантовую серьгу. На память… Ведь в день моего окончания колледжа мама надела все украшения. И свои бриллиантовые серьги тоже. Она была так прекрасна! Оживленная, радостная…

Энн замолчала и глотнула воздух… Ее душили рыдания. Но она сумела взять себя в руки и продолжала:

— Я опустила серьгу в карман… Принесла сюда… И хотя Ной предупредил, что хранить в коттедже драгоценности опасно, все же положила серьгу в ящик ночного столика. Теперь она пропала…

Энн закрыла лицо руками. Ной стоял со сжатыми кулаками, как будто ждал момента, чтобы наброситься на неведомого негодяя. Вид убитой горем Энн был для него невыносим.

— Я хотела сохранить хотя бы что-нибудь из любимых вещей мамы! — продолжала рыдать Энн. — И вот… Боже мой, Росс! Я так виновата!

Ной хотел было обнять и как-то утешить Энн, но Росс оттолкнул его и прижал девушку к себе.

— Ну полно, не казни себя!

— Как же не казнить, Росс? Полиция сказала, что не нашла никаких улик и вряд ли сможет что-нибудь сделать…

— Они будут связываться с вами, Росс, — сказал Ной, внимательно глядя в его измученное лицо. — Хотя что вы сможете им сказать?

— К сожалению, пока ничего…

Глаза обоих мужчин встретились поверх головы Энн. И тут Ной понял, что если Росс и знает что-то, то для блага приемной дочери предпочитает это скрывать. От этой мысли ему стало не по себе.

Росс мрачно покачал головой.

— Но прежде чем начнется следствие, я уже буду что-то знать. Обещаю. — Он крепко обнял Энн за плечи: — Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, дорогая, клянусь тебе. Но отсюда надо уезжать. Здесь небезопасно.

— Они уже взяли все, что им было нужно, Росс, — возразила Энн. — Мне больше уже ничто не угрожает.

Росс бросил взгляд на Ноя. Тот понял, что отчим во многом обвиняет его за все случившееся с падчерицей. Это его удивило.

— Здесь она в такой же безопасности, как и в вашем доме, — нахмурившись, ответил он Россу.

— Это не так, — отозвался Росс, бросив через дверь многозначительный взгляд на небольшую кровать.

Энн отстранилась от отчима и резким движением головы откинула упавшую на лицо прядь волос.

— Мне здесь очень хорошо, Росс, — запротестовала она. — Мы же с тобой уже говорили об этом.

Ной не знал, смеяться или скорчить оскорбленную мину в ответ на явное подозрение Росса, будто они с Энн вместе спали. То, что этот почтенный господин не одобрил бы подобной вольности своей падчерицы, вызвало у Ноя не совсем приятное чувство. Но еще больше злило другое: он сам уже только и думал, как бы переспать с Энн.

— Но мне это не нравится, Энн, — раздраженно сказал Росс. — Ты совсем отвыкла от дома.

— А ты сам, Росс?

— Я бы вернулся домой… Если бы только смог раскрыть это мерзкое дело…

— Но ты же здесь ни при чем.

— При чем. Я должен расследовать дело о пожаре по долгу службы. А еще важнее — для того, чтобы обезопасить тебя. И сделаю это, Энн! Обязательно сделаю!

Ной смотрел на родительские объятия и от души желал Россу успеха. Но, в отличие от отчима, был уверен, что Энн угрожает опасность, которая не исчезнет, пока не будет пойман поджигатель. А до этого любые меры предосторожности ничего не дадут.


Прошло еще два дня. Энн сидела на корточках между грядок в огороде Розмари, глубоко погрузив ладони в мягкую темную землю. Это было до того приятно, что она перестала пользоваться перчатками. Струйки земли сквозили между пальцами, лаская кожу приятной прохладой.

Энн проводила в огороде каждый день по нескольку часов. Она поливала грядки, снимала спелые овощи, уничтожала сорняки. И постепенно так увлеклась, что в полном смысле слова полюбила это дело.

Кроме того, работая в огороде, Энн меньше думала о трагедии своей семьи, о последнем пожаре, ограблении коттеджа и о, возможно, грозившей ей смертельной опасности. Полиция, как и следовало ожидать, пока никого не нашла. У местного шерифа не было ни одной улики, уже не говоря об отпечатках пальцев. Последние, кстати, можно было получить по горячим следам, чего сделано не было…

Начали высказываться подозрения, что все происшедшее было делом рук маленьких обитателей приюта, захотевших пошалить. Энн этому, естественно, не поверила, уже немного зная питомцев Ноя.

Чувствовала себя Энн прескверно. Наверное, ей стало бы лучше, если бы она высыпалась. Но Энн была лишена этого. Мысли не давали ей покоя даже ночью. Теперь она была уже твердо уверена, что все преследовавшие ее несчастья связаны между собой…

Ал, один из воспитателей приюта, шел по дорожке мимо огорода в сопровождении двух мальчуганов. У каждого в руке была теннисная ракетка. Лица ребятишек горели от восторга. Проходя мимо Энн, оба повернулись к ней и с гордостью заявили в один голос, показывая пальцами на воспитателя:

— Мы его побили!

Воспитателю было не больше двадцати пяти лет. Он тоже посмотрел на Энн, выпучил глаза и расправил плечи.

— Ну так что? Побили! — крикнул он вслед своим воспитанникам. — Но только потому, что я дал вам фору. Как старший…

Энн нарочито громко засмеялась, хотя в сердце что-то больно кольнуло. Дети все больше привязывались к ней, а она к ним. И чем дольше они были вместе, тем тяжелее думалось о близкой разлуке. Энн надо было бы уже сегодня сесть на самолет и улететь отсюда. Но она не могла этого сделать. И внушала себе, что задерживается, дабы помочь Россу восстановить порядок в доме и закончить работу в саду Розмари. Но все это были лишь отговорки. Энн просто не хватало мужества сознаться самой себе, что она не может уехать из Сан-Рейо, пока не узнает все о происходящих здесь событиях. В том числе, о причине пожара, о пропаже серьги. И о Ное, вернее, о его отношении к ней…

Поэтому изо дня в день Энн копалась в огороде, паковала вещи в доме Росса, который не имел времени или просто боялся этим заняться. И каждый день оставляла в Тэйлор-Хаусе частицу своего сердца милым, чудесным детишкам. Но не только им… Их загадочному старшему другу Ною Тэйлору тоже…

Услышав шаги, Энн подняла голову и посмотрела в сторону дома. По дорожке вдоль грядок к ней направлялись улыбающаяся Розмари и насупившийся Ной.

— Ой, какая прелесть! — воскликнула Розмари, окинув взором огород. Она повернулась к Ною и хлопнула его ладонью по груди: — Ты видишь? Вот таким огород и должен быть!

Ной посмотрел сначала на Энн, а затем на Розмари. Энн показалось, что его холодные глаза на мгновение потеплели, и отнесла это на свой счет.

— Розмари, — уныло вздохнул Ной. — Почему бы вам просто не покупать эти чертовы овощи?

— Потому что теперь у меня есть Энн. Она отлично все сделает, и у нас будут продукты из своего огорода.

Розмари и Ной остановились совсем рядом с Энн, глаза которой оказались на уровне его бедер. Девушка тут же вскочила на ноги. И, скорее, не из-за того, что устала сидеть, а потому что при взгляде на стройные бедра Ноя ее охватили эротические чувства. Теперь она уже не сомневалась в том, что ее детская влюбленность возродилась…

Энн старалась припомнить, когда в последний раз ее столь непреодолимо влекло к мужчине. Но не могла. Ее свидания с особями противоположного пола были очень редкими. Всех знакомых мужчин она могла бы пересчитать на пальцах одной руки. А в последние годы их вообще не было, так как оказалось совершенно невозможным совмещать работу разъездного корреспондента с мало-мальски постоянными привязанностями.

Но понять, испытывает ли Ной такое же влечение к ней, Энн все еще не могла. Хотя заметила, что в последние дни он все время избегал ее. Это о чем-то говорило…

Не глядя в темные загадочные глаза Ноя, Энн улыбнулась Розмари:

— Я рада, что вам понравилось. Но ведь скоро вы все это сможете делать сами.

Она почувствовала на себе удивленный взгляд Ноя, но он промолчал.

Зато Розмари спросила с нескрываемым сожалением:

— Вы собираетесь уезжать?

— Да.

— Когда?

— Как только приведу в порядок дом. На это понадобится не больше недели.

— Энн, но вы должны остаться на бал! — заявила Розмари тоном, не терпящим возражения. — Это наше главное благотворительное мероприятие, которое мы проводим каждый год. Ной должен был вам напомнить! Или ты забыл?

Она посмотрела на сына с таким осуждением, что он и Энн почувствовали себя неловко.

— Ной мне сказал, — поспешно ответила Энн. — Я только забыла, когда это будет.

— Через две недели после наступающей субботы. Постарайтесь остаться на бал… Прошу вас! Здесь это самое значительное событие в году. На нем будет весь город. — Глаза Розмари засияли от восторга, но тут же погасли, остановившись на шортах и тенниске Энн. — Конечно, надо будет соответственно одеться.

Ной поежился от подобного напоминания. Ему стало уже совсем неудобно. Хмыкнув, он сказал:

— Розмари, ваши замечания сродни поведению слона в посудной лавке. Неужели вы думаете, что Энн сама не знает, как ей одеться?

По его взгляду Энн поняла, что оба они думают об одном и том же: о ее летнем костюме цвета подсолнечника.

— Я найду что надеть, Розмари, — сказала она.

— Тогда все в порядке. Я хотела бы, чтобы Ной шел на бал, как на свидание. Их у него не было уже несколько лет. С тех пор как он притащил сюда какую-то глупенькую девицу и назвал своей невестой. Все кругом тогда подумали, что он немного… Ну, вы понимаете!

Энн с трудом сдержала усмешку, перехватив сердитый взгляд, брошенный Ноем на приемную мать.

— Розмари, — попытался он одернуть ее, но та не обратила на это никакого внимания.

— Значит, Энн, вы непременно придете? Конечно, вместе с Ноем?

И Розмари крепко сжала выпачканную землей руку девушки.

Что-то шевельнулось в глубине души Энн. Может быть, это была подсознательная тяга к более фривольной жизни, стремление к чему-то еще, кроме работы, или же неосознанное желание дать волю страстям. Так или иначе, но она не решилась посмотреть в глаза Ною.

— Я обязательно приду, — успокоила Энн Розмари.

Про себя же она думала о женщине, которую Ной когда-то назвал своей невестой. Что с ней стало? И сколько трудов ей стоило преодолеть недоверие Ноя?

Энн все же рискнула посмотреть на него.

Он продолжал бросать сердитые взгляды на Розмари, которая по-прежнему никак на это не реагировала. Энн не удержалась и улыбнулась в его негодующие глаза. В конце концов, все обстояло не так уж и плохо. Ной не желал, чтобы их первое свидание состоялось на балу. И молчал отнюдь не потому, что был обеспокоен ее реакцией. Он просто не мог казаться менее угрюмым и грубым, так как переживал за Розмари, которую очень расстроил бы его отказ появиться на балу под руку с Энн…

Энн все это не очень трогало. Ной не хотел с ней встречаться отнюдь не потому, что не мог выносить ее присутствия. Она была уверена, что дело обстояло как раз наоборот. Энн постоянно ощущала на себе его пожирающий голодный взгляд. Ною же казалось, будто она не обращает на это ни малейшего внимания. Он не догадывался, что подруга детства испытывает такое волнение, на какое раньше просто не считала себя способной. Но все же что-то отталкивало Ноя от нее. Энн хотела знать, что именно. Она могла только догадываться о чем-то очень сокровенном, скрывавшемся в глубине его прошлого. И чем он ни в какую не хотел ни с кем делиться. А потому и был таким недоверчивым. Это заставляло Энн переживать за Ноя и попытаться как-то облегчить его страдания. Если только он разрешил бы ей это сделать…

Сейчас Энн уже знала, что согласна на любые испытания, лишь бы быть вместе с ним. Происшедшая в семье трагедия заставила ее уверовать в то, что на будущее лучше не рассчитывать. Надо жить только настоящим. И она любила это настоящее, хотя и надеялась, что за ним последует такое же будущее.

Энн смотрела на счастливую Розмари, на надутую физиономию Ноя и чувствовала удовлетворение, которого не знала уже много лет. Ей хотелось так же жить и дальше.

Да, все обстояло не так уж плохо!


После очередной бессонной ночи, наполненной страшными воспоминаниями и тревожными предчувствиями, Энн еле стояла на ногах. И охотно отказалась бы от завтрака с Россом, если бы не обещала ему заранее.

Они сидели визави за столиком небольшого уютного кафе и вспоминали всякие веселые случаи из своей жизни. Это подняло настроение Энн и даже значительно улучшило самочувствие.

— Помнишь, как вы с Джесси как-то раз пришли ко мне на работу? Тебе тогда было годиков пять. Пока я говорил по телефону, ты забралась в лежавшую на диване в прихожей пожарную форму и, закутавшись с головой, уснула.

— Помню. Я тогда долго ждала, когда вы закончите разговор, и незаметно уснула.

— А потом Джесси и Ной, эти два сорванца, вытащили тебя, как куклу, и спрятали. Я и мой помощник были в полнейшей панике, не понимая, куда ты могла деться.

— Вы подняли на ноги всю городскую полицию, — рассмеялась Энн. — А я проснулась в пожарной одежде только тогда, когда Ной и Джесси притащили меня назад. И долго не могла понять, что происходит.

— Ты спала как убитая.

Энн подумала, что хорошо было бы ей тогда совсем не просыпаться. Росс как бы прочел ее мысли.

— Ты все еще нервничаешь, — убежденно сказал он.

Энн открыла было рот, чтобы возразить, но отчим замахал руками.

— Молчи! Терпеть этого не могу! Я же вижу, что ты переживаешь, не спишь ночами. И уже не один год… Начиная с того самого дня. Черт побери, попадись мне в руки этот мерзавец, я разорвал бы его на части!

— Я в этом ни минуты не сомневаюсь, Росс!

Он ударил кулаком по столу и с досадой воскликнул:

— Но я не в состоянии! Потому что не могу найти его! И это меня убивает…

— Ничего, Росс! Я уверена, что все уладится. Мы поймаем того негодяя.

— Непременно! Я уже подключил всех своих людей.

Росс вздохнул и положил ладонь на руку Энн.

— А теперь мне нужно идти. — Он поднялся из-за стола. — Спасибо, Энн, что пришла. Мы так редко бываем вместе. И эти встречи для меня большая радость. Ты ведь скоро снова уедешь?

Энн утвердительно кивнула.

— Но теперь мы будем постоянно поддерживать связь. Не так, как раньше…

Она твердо решила впредь не допускать повторения прошлого. Ведь кроме Росса у нее никого не осталось…

Подходя к Тэйлор-Хаусу, Энн уже не была такой раздраженной. И чувствовала себя значительно лучше. Услышав доносившиеся со стороны теннисных кортов взрывы хохота и крики, она повернула туда.

Ной играл против Адама, одного из воспитателей приюта. Несколько мальчуганов с интересом следили за игрой и бурно реагировали на каждый промах одного или другого.

Энн смотрела на счастливые детские лица, и у нее самой становилось на душе спокойнее и радостнее. Раньше она никогда не думала, что игра в теннис может быть такой захватывающей.

Ной находился ближе к ней. Энн с затаенным восторгом наблюдала за его изящными движениями, любовалась стройными длинными ногами, широкими плечами и мускулами рук, вздувавшимися при каждом ударе по мячу. Но выражение лица Ноя при этом не менялось, оставаясь серьезным и сосредоточенным. Глаза же завораживали. Энн почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

Игра тем временем накалялась. Ной и Адам носились по площадке, еле касаясь ногами земли. Паузы между ударами становились все короче.

Ной сильно послал мяч на сторону Адама. Тот попытался дотянуться до него, не сумел и пропустил очко. Потом еще одно… И еще… Ной же уверенно набирал их. Но уже в следующее мгновение его противник мягко перебросил мяч через сетку и сократил разрыв. Мальчишки приветствовали успех своего воспитателя громким криком. По лицу Ноя катились крупные капли пота. Он хотел было смахнуть их ладонью, но тут же пропустил мяч. Затем еще одни. Последовал новый пушечный удар Адама, заставивший Ноя броситься на колени. Но отбить эту подачу он так и не сумел.

— Я выиграл! — с радостным смехом воскликнул Адам под восторженный визг мальчишек. — Эх, ты! А еще профессионал!

Ной многозначительно улыбнулся и вынул из кармана еще один мячик. Адам вздохнул и покорно отошел от сетки, поняв, что сейчас будет реванш. Оба игрока снова заняли свои места на площадке.

Две первые подачи Ноя были неотразимы — навылет. Ни Энн, ни даже сам Адам просто не увидели просвистевшего в воздухе мяча. У Энн закружилась голова, а сердце вдруг начало давать перебои. Она не выдержала напряжения, повернулась и, прежде чем Ной ее заметил, быстро пошла к дому.

Сейчас Энн жалела, что в лучшие годы Ноя-профессионала никогда не видела его по телевидению. Его движения по корту напоминали вкрадчивость пантеры. Тело было совершенным. Лишь на колене белел длинный шрам, увидев который, Энн вдруг ощутила такую боль, какой, верно, не испытал и сам Ной, когда получил эту травму…

На стене надрывался телефон. Он то замолкал, то начинал звонить снова. Энн огляделась по сторонам и, не увидев никого, взяла трубку. Оказалось, что это — Бесс, секретарь отдела городского строительства, которой срочно нужно было поговорить с Ноем Тэйлором.

— Его сейчас нет, — ответила Энн.

— О! — вздохнула Бесс и заговорила сексуальным голосом Мерилин Монро, что почему-то больно ударило по нервам Энн. — Он взял кое-какие материалы, связанные с работой, которую сейчас для нас делает. Я отдала ему единственную копию, не оставив себе ничего. И хотела бы с ним переговорить. Причем, как можно скорее. Мне нужно выяснить, где эти бумаги.

— Хорошо. Я сейчас пойду к нему в кабинет и посмотрю на столе. Как выглядят документы?

Бесс пришлось согласиться. Подробно описав нужные бумаги, она осталась ждать на другом конце провода. Энн же пошла в кабинет Ноя.

Дверь была закрыта, хотя и не заперта. Энн в нерешительности остановилась. Ной терпеть не мог, чтобы его беспокоили за работой. И даже трудно было себе представить, как он разозлится, если узнает, что кто-то заходил в кабинет в его отсутствие. Вторгаться без разрешения в чужие апартаменты Энн не привыкла и считала это безнравственным. Но что-то надо было делать. Бесс ждала у телефона. Конечно, можно предложить ей самой приехать сюда. Но Энн вдруг поняла, что очень бы не хотела видеть эту девицу в Тэйлор-Хаусе. Наблюдать, как она будет кокетничать с Ноем! Это ей вовсе не улыбалось!

Энн пересилила себя и вошла в кабинет, просторную длинную комнату, в которой чувствовался хозяин-мужчина. На большом дубовом столе стоял компьютер. Столик поменьше был завален всякими бумагами и подшивками. Пол устилали темно-зеленые ковры, лишь кое-где проглядывавшие между связками книг, бандеролями и какими-то папками. Вдоль двух стен тянулись уходившие к потолку ряды полок. Третья стена представляла собой огромное окно с живописным видом на океан и прибрежные скалы.

Одним словом, это был самый обычный рабочий кабинет, в котором не оставалось ни одного незанятого метра. Энн с большим трудом удалось добраться до стола с компьютером. Она опустилась в кресло и подняла параллельную трубку телефона. Бесс, которой, видимо, очень хотелось поболтать, тут же принялась задавать вопросы, не имевшие никакого отношения к цели ее звонка:

— Вы сестра Ноя?

— Нет, — несколько озадаченным тоном ответила Энн, невольно улыбнувшись столь детскому вопросу. А вообще-то, кем она действительно была Ною? — Мы с ним Друзья.

— Я тоже его друг, — заговорщически прошептала в трубку Бесс. — Ной такой мягкий, застенчивый, нежный… Ведь верно? А еще он очень сексуален!

Энн чуть было не расхохоталась в трубку. Ной — нежный, мягкий, застенчивый? Ха-ха! Вот что касается сексуальности, то в этом Бесс, возможно, не ошибается.

— Нашла что-нибудь интересное? — вдруг услышала она за спиной знакомый голос и аж подпрыгнула в кресле.

Ной стоял, прислонившись плечом к косяку двери, скрестив на груди руки, и смотрел на Энн пронизывающим взглядом.

— Звонит Бесс, — проворчала Энн. — Рассказывает мне сказки о твоей застенчивости и даже нежности. Ей что-то нужно, а…

— Дай трубку, — оборвал ее Ной.

Энн встала и, снова перешагнув через горы папок и книг, направилась к двери.

— Черт побери, — крикнул ей вслед Ной, — если мне потребуется секретарша, я как-нибудь сам сумею ее нанять!

— Вот и замечательно. А для начала установи автоответчик.

Выйдя в коридор, Энн бесшумно закрыла за собой дверь, несмотря на жгучее желание погромче ею хлопнуть. Она очень хотела поскорее уйти отсюда, но… Но тут услышала доносившийся из-за двери воркующий, добрый и… застенчивый голос Ноя, продолжавшего разговаривать с Бесс. Этого Энн вынести не могла.

Она распахнула дверь и разъяренной фурией влетела обратно в кабинет. Как раз в этот момент Ной со сладкой улыбочкой закончил свой интимный разговор и намеревался положить трубку.

— Я никуда не ушла! — в бешенстве закричала на него Энн.

— Вижу.

Ной был все в той же тенниске и белых шортах. Мокрые волосы прилипли ко лбу.

— Скажи мне, Ной Тэйлор, кто дал тебе право хамить мне и разговаривать непременно с надутой физиономией? Я просто не знаю, как себя с тобой вести. Иной раз мне кажется, что ты просто видеть меня не можешь! И вдруг становишься добрым и… Можно даже подумать, что ты ко мне не совсем равнодушен. Так что же это? Первое или второе?

— Что «это»?

У Ноя было такое бесстрастное лицо, что Энн начала жалеть о своем всплеске эмоций.

— Отвечай, — сказала она, шумно вздохнув, — ты меня ненавидишь или же, наоборот, я тебе нравлюсь?

Их взгляды встретились. И Энн вдруг заметила, что в глазах Ноя больше не было холода и раздражения. Более того, они светились теплом, мягким юмором и еще… И еще излучали нечто такое, о чем она даже боялась подумать.

— Меня к тебе влечет, — просто ответил Ной.

Слава тебе Господи! — облегченно вздохнула про себя Энн. Сердце у нее бешено забилось. Она выжидающе посмотрела в глаза Ною.

— Итак, тебя ко мне влечет.

— Совершенно верно, — с неожиданным олимпийским спокойствием подтвердил Ной.

Ему вся эта ситуация начинала чертовски нравиться. Энн же думала о том, как давно они знают друг друга, как Ной вынес ее из горящего дома, и вдруг почувствовала, Что не может не задать ему каверзный вопрос.

— Скажи, тебя влечет ко мне сочувствие, понимание того, что сейчас ты мне нужен?

И она кивнула на свою забинтованную ногу.

— Энн, — зло рассмеялся Ной, проведя ладонью по ее волосам, — тебе не нужен никто. Ты ведь и сама это прекрасно знаешь!

А может быть, и нет, подумала Энн, отстраняясь от него. И вдруг почувствовала, что ей безумно хочется сдаться… Испытать счастье… Хотя бы на какое-то время… Очутиться в его объятиях и плакать… По-настоящему плакать, чего она еще никогда себе не позволяла. С тех пор, как перестала быть ребенком…

Можно было попытаться сделать это и сейчас. По крайней мере, тогда станет ясно, почему его влечет к ней. Только ли из жалости?

А если так? Что тогда?

Энн вздохнула: эта мысль показалась ей не очень утешительной…


Снова бессонная ночь. Одолевают бесконечные тяжелые видения, заставляющие поминутно просыпаться и ворочаться с боку на бок. Мать, брат, Ной… Все те же думы… И нет никакой возможности их прогнать…

На рассвете Энн встала, оделась и, выйдя из коттеджа, направилась к главному зданию. Накануне она пообещала повару Эду свежие овощи из огорода для его славившегося по всей округе фирменного омлета. В своих любимых коротких шортах и тенниске Энн спустилась в огород, полный утренней свежести и прохлады. Издали доносился мягкий плеск волн океана. Она подумала, как хорошо сейчас окунуться в эти соленые ласкающие волны. Надо будет так и поступить. Только сначала набрать помидоров, огурцов, всякой зелени и отнести повару.

Эд встретил девушку радостной улыбкой:

— Неужели не забыли?!

Повар был невысоким толстеньким человеком с темными волосами и глубоко сидящими глазами, что придавало его взгляду некоторую суровость, которая, однако, никак не соответствовала мягким, приятным манерам. Да и вообще Эд был очень добрый, отзывчивый и умел поднимать настроение у окружающих. В Тэйлор-Хаусе он служил поваром с незапамятных времен. Энн, Джесси и Ноя помнил еще детьми, когда они любили забираться к нему на кухню и воровать теплые пирожные и печенье, печь которые Эд был великим мастером.

Энн высыпала овощи на стол и, выбрав один помидор покрупнее, показала повару.

— Посмотрите, что за красавец! И какой огромный! Вот будет довольна Розмари!

Улыбка сразу же сползла с лица повара.

— Сегодня плохой день, Энн.

Она сразу же поняла, что имел в виду Эд. Розмари вновь потеряла память. В такие дни всем окружающим становилось очень трудно. На Розмари находили неожиданные припадки раздражения и даже ярости. Особенно в таких случаях доставалось Ною, который, однако, мужественно и безропотно воспринимал все выходки своей приемной матери. Но Энн не сомневалась, что в глубине души он очень переживал. А плохих дней в последнее время становилось гораздо больше, чем хороших.

— Могла бы я вам чем-нибудь помочь, Эд? — спросила Энн, оторвавшись от своих мрачных мыслей.

— Честно говоря, можете, — ответил повар с благодарной улыбкой. — Вам не трудно будет сбегать в магазин? Видите ли, сейчас у нас на кухне запарка. И я не могу отлучиться ни на минуту. А так нужно купить перцу, теста для гамбургеров и молока.

— Ой, подождите! — тихо рассмеялась Энн. — У меня ужасная память. Дайте, я запишу. — Она вынула из сумочки шариковую ручку и блокнот. — Черт побери, ручка не пишет!

— Не пишет? Сейчас я вам покажу один трюк. Он действует безотказно.

Эд взял с плиты зажигалку и чиркнул ею. Взгляд Энн упал на маленький язычок пламени. Блокнот выпал у нее из рук. Девушка негромко вскрикнула и закрыла глаза…

…Все те же видения… Объятый огнем автомобиль… Дым… Вопли, несущиеся, казалось, со всех сторон, а в действительности — только ее собственные. Мать и брат уже не могут кричать, а вокруг — никого…

— Энн? — донесся до нее откуда-то издалека голос вошедшего в кухню Ноя.

Но она как будто не слышала…

Одетая в белое платье по случаю окончания колледжа, Энн в отчаянии кричит нечеловеческим голосом и рвется к горящей машине. Росс с трудом удерживает ее сзади за плечи и повторяет:

— Поздно, дорогая! Это ужасно, но уже ничего нельзя сделать!

— Нет, — кричит Энн, — их еще можно спасти!..

— Энн, — повторил Ной.

В его голосе звучала тревога. Эд продолжал держать перед девушкой горящую зажигалку.

Ной бросился к повару, вырвал ее и выбросил в окно.

— Успокойся, Энн! Огня уже нет. Видишь?

Он взял Энн за обе руки и сильно встряхнул. Девушка пришла в себя и посмотрела на Ноя.

— Ной?

— Да, это я. Кто же еще?

Она упала ему на грудь. Какую-то долю секунды Ной колебался. Но все же обнял девушку. Энн почувствовала, как все ее тело наполнила сладостная, блаженная истома.

— Боже мой, Ной! Я так боюсь… Не понимаю, что со мной…

— Ничего страшного, — поспешил успокоить ее Ной, прижимаясь губами к душистым густым волосам. — Все будет хорошо. Обещаю тебе!

Энн неожиданно отстранилась. Глаза ее стали почти безумными.

— Серьга, Ной! — в ужасе прошептала она. — Я только что вспомнила! Боже мой!

— Что ты вспомнила?

— Серьгу, которую нашла в нашем сгоревшем доме. От любимой маминой пары. Когда маму вытащили из сгоревшей машины, на ней я видела только одну серьгу. Расплавившуюся до такой степени, что починить было уже невозможно.

— Почему твоя мама носила только одну серьгу?

— Этот вопрос и я себе задаю. Почему? Раньше я об этом не думала. Но сейчас, когда пропала ее вторая серьга…

— И что же?

— Не знаю, — прошептала Энн, отступая на шаг.

Ной схватил девушку за плечи и попытался снова прижать к себе. Но она вырвалась и сделала еще один шаг назад. Руки Ноя опустились…

Так и должно было произойти, думала Энн. Теперь Ной был нужен ей не больше, чем она ему. Все будет хорошо. Только бы он не старался ее обнять!

— Ты бледна как полотно, — прошептал Ной.

— Неправда, я отлично себя чувствую.

Он ей не поверил:

— Энн…

— Я должна немедленно выяснить все о серьге.

Энн выбежала из кухни и бросилась к выходу. Спустившись в огород, она на секунду остановилась и прислушалась. Из-за прибрежного утеса донесся плеск волн. Она вдруг круто повернулась и быстро пошла к берегу. Спустившись по начинавшимся на самой границе территории приюта ступенькам к пирсу, на котором она еще в детстве любила ловить рыбу, Энн сбросила туфли и босиком побежала вдоль песчаного пляжа.

Но ночные кошмары не отставали ни на шаг. Казалось, что они вот-вот настигнут ее и раздавят. А странное влечение к человеку, которого Энн знала всю жизнь, лишало уверенности и способности сопротивляться. Она бежала все дальше и дальше, не замечая красоты разгоравшейся утренней зари и первых лучей солнца, позолотивших горные вершины.

Уже много лет Энн удавалось топить свое горе в работе. Теперь же оно предстало перед ней во всем своем ужасном обличье, не давая ни на миг забыться.

Вдруг Энн почувствовала, что она не одна. От страха у нее закружилась голова. Она обернулась и, облегченно вздохнув, упала на песок…

Ной бросился на колени рядом с ней и долго не мог отдышаться. Его голова тонула между поднимавшимися и опускавшимися плечами, из груди вырывался свист, а ладони крепко прижались к бедрам. Где-то совсем рядом плескался океан. Небо светлело навстречу новому дню.

Раздражение, охватившее Энн накануне в кабинете Ноя, когда тот отчитал ее за непрошеное вторжение, прошло. В конце концов, она действительно вошла туда без разрешения. Причем, в отсутствие хозяина. Кроме того, внутренний голос шептал Энн, что причиной вчерашнего взрыва негодования Ноя было отнюдь не это самовольное посещение. Его разозлило собственное волнение при виде ее, с которым он не сумел справиться. Нет, так больше продолжаться не может! Надо что-то предпринимать. И Энн решилась.

Она сделала полшага к нему и встала совсем рядом. Их тела почти касались друг друга. Ной поднял голову, и Энн поняла, что он с трудом сдерживает ярость. Между его темными густыми бровями образовалась глубокая морщина. Энн хотела ладонью разгладить ее. Но Ной резким движением отбросил руку девушки.

— Не надо!

— Почему? — прошептала Энн, прижимаясь к нему всем телом. — Я не сделаю тебе больно.

И, поднявшись на цыпочки, она прильнула к губам Ноя. Он вздрогнул. Тело его напряглось.

А Энн продолжала шептать:

— Прошу тебя, Ной… Я… Мне это… необходимо…

— Энн…

Голос Ноя прозвучал предостерегающе низко, что никак не вязалось с его дрожащими руками.

— Перестань, прошу тебя!

Он попытался оттолкнуть девушку, но Энн еще крепче прижалась к нему.

— Я не могу…

Ее ладони гладили лицо Ноя, а губы покрывали поцелуями глаза, щеки, подбородок.

— Ты даже еще ни разу не дотронулся до меня, — шептала Энн. — Поцелуй меня… Я ведь знаю, что ты этого хочешь…

— Так нельзя… — выдавил из себя Ной.

Его руки лежали на плечах Энн. Казалось, он не знал, оттолкнуть ли ее или, наоборот, прижать к себе.

— Ты же сестра Джесси! А значит, и моя. Господи!

— Я тебе не сестра, — чуть слышно проговорила Энн. — К брату таких чувств не испытывают. И когда мы оставались вдвоем с Джесси, моим настоящим братом, кровь во мне не кипела. — Энн тихонько укусила его за ухо. — Поцелуй меня, Ной… Прошу тебя… Пожалуйста!

Ной застонал и, повалив девушку на песок, лег на нее. Он чувствовал, как напрягается и дрожит, выгибаясь навстречу ему, тело Энн. А она ждала от него страстного, безумного поцелуя. Однако получила нечто другое, несказанно ее удивившее…

Поцелуй Ноя был обезоруживающе целомудренным и нежным. Но таким долгим, что заставил отозваться каждую ее косточку. В душе Энн поблагодарила Ноя за то, что он положил ее на песок. Иначе ноги непременно бы подогнулись и она бы упала…

Ной обнял девушку за плечи, и они перевернулись на бок, лицом друг к другу. Его руки скользнули под тенниску Энн и ласкали ее тело. Их губы слились. Энн почувствовала, как бьется ее сердце, закипает кровь в жилах, воспламеняется и тает плоть у бедер. Еще мгновение, и она отдаст всю себя этому крепко прижимавшемуся к ней, горячему и мускулистому телу…

Неожиданно Ной отстранился и посмотрел на Энн. Его глаза говорили о том, что он тоже вот-вот потеряет рассудок.

— Боже мой, — простонала Энн, глядя на его сексуальные губы, в которых не было даже намека на улыбку.

Она вся была в плену его теплых ласковых рук, их ноги переплелись, а тело Энн пронизало такое непреодолимое желание, что она испугалась.

Ной почувствовал это. Он вновь положил Энн на спину и утопил свои пальцы в ее густых волосах. Потом чуть приподнял голову девушки и прильнул к ее губам долгим страстным поцелуем. В нем было столько эротики, что Энн не оставалось ничего другого, как ответить. Сильные руки Ноя ласкали ее тело, вздрагивавшее от предвкушения доселе неведомого наслаждения. А он все крепче прижимался к ней. Энн хотела его… Хотела больше, чем чего-либо и когда-либо в жизни…

Волны продолжали разбиваться о подножие скалы в такт биению их сердец. И вдруг к этому звуку добавился какой-то другой. Через несколько мгновений уже ясно стали слышны голоса и смех. Они звучали все громче и быстро приближались.

Ной отпустил Энн. Она села на песок, облизала пересохшие губы и поправила задравшуюся тенниску. Ной встал во весь рост и подал ей руку. Только тогда Энн сообразила, что ей тоже неплохо было бы подняться на ноги. Дыхание Ноя все еще оставалось лихорадочным, а глаза полными страсти и неудовлетворенного желания. Энн же, такая смелая и уверенная каких-нибудь несколько минут назад, вдруг смешалась, испугавшись своих вышедших из-под контроля чувств. Она с укоризной посмотрела на Ноя, повернулась и бросилась прочь…


ГЛАВА 5


Ной долго смотрел ей вслед, не в силах прийти в себя от пьянящего поцелуя. Сердце его часто и громко билось. Дыхание было частым, почти лихорадочным. Он едва успел вытереть крупные капли пота со лба, как из-за пригорка показался Мартин вместе с Джерри. Оба радостно улыбались и махали руками своему любимцу.

Джерри не преминул проводить взглядом убегавшую Энн и с хитрой усмешкой спросил Ноя:

— Что она тут делала?

— Так… Мы просто болтали…

— Просто болтали? То-то ты никак не можешь отдышаться.

— Это от старости.

Ехидная улыбка разлилась по всему лицу Джерри, вызвав у Ноя чувство удовлетворения и даже гордости. Заставить этого мальчика улыбнуться было почти невозможно. Ему же удалось…

— А сколько тебе лет, Ной? — спросил Мартин, смерив его взглядом.

Ной мог бы без всякого бахвальства ответить, что уже в десятилетнем возрасте казался взрослым мужчиной. Это замечали окружающие. Да он и впрямь выглядел настоящим атлетом.

— Сколько мне лет? — усмехнулся он. — Много. Я уже сбился со счета.

— А Розмари как-то проговорилась, что била тебя.

— Тогда мне было всего десять, Мартин.

— Мне уже сейчас больше.

Мартин с вызовом посмотрел на Ноя, который с напускной серьезностью кивнул. Он отлично понимал, что за всеми этими вопросами кроется желание мальчугана помериться с ним силой.

— Да, ты уже совсем взрослый, — сказал Ной, ощупывая бицепсы Мартина. — И стал еще сильнее, чем прежде.

— Немного, — ответил тот, скромно потупив взгляд.

— А я тоже сильный! — воскликнул Джерри, ударяя себя кулаком в грудь. — Вот, посмотри!

Он закатал рукав и продемонстрировал Ною свои мускулы.

— Мы вдвоем тебя одолеем.

Ной выгнул дугой бровь и вновь кивнул.

— Попробуйте. Но победитель съедает десерт побежденного. Идет?

— Идет! — воскликнули разом Мартин и Джерри.

Они дружно набросились на Ноя, который для видимости немного посопротивлялся и упал на землю под торжествующие крики мальчишек.

Потом они втроем долго смеялись, обсуждали последние волейбольные новости и спорили. Под конец Ной предложил отправиться на пирс ловить рыбу. Джерри и Мартин были готовы прыгать от счастья…

Но все же мысли Ноя оставались там, на берегу, возле распростертого на песке и зовущего к себе прекрасного женского тела. А в ушах продолжали звучать страстные стоны Энн…

Когда Ной вернулся к себе в кабинет, его нервы были напряжены до предела. Он был готов свернуть шею каждому, кто осмелился бы войти. Попытки сосредоточиться на работе оказались бесплодными. Хотя надо было выполнять очень срочный заказ на большой компьютер, полученный от муниципалитета Сан-Рейо. Предполагалось, что он станет основным звеном компьютерной программы, объединяющей службы полиции, пожарной охраны, а также медицинского департамента. Реконструкцией ее также занимался Ной. Надо было перепрограммировать персональные компьютеры для объединения в широкую сеть на случай чрезвычайных ситуаций. Работа предстояла в высшей степени сложная. Но ею можно было увлечься и хотя бы на время забыть о существовании некоей блондинки.

Но это только казалось…

После бесплодных попыток углубиться в работу Ной с досадой поднялся из-за стола, широко распахнул окно и долго в задумчивости смотрел на блестевшую под солнцем голубую гладь Тихого океана.

…Он целовал Энн! Целовал маленькую сестренку своего лучшего друга Джесси! Несмотря на все свои благие намерения и клятвы! Но что хуже всего — это ему очень понравилось! Слишком даже понравилось! Он позволил себе постоянно думать о ней, что никак не вписывалось в отношения между братом и сестрой. Черт побери, надо поскорее выкинуть из головы эти опасные мысли! Пока о них никто не догадался. Проявив к Энн столь трогательную заботу, Ной, сам того не заметив, дал ей возможность больно ранить себя! Это не должно так дальше продолжаться! Или ему мало уже полученной однажды душевной травмы?! Нет, он больше не отдаст на растерзание свое сердце! Об этом предупреждала еще мать. А невеста? О, та преподала вполне практический урок!

Ничего, твердил себе Ной, еще неделя с небольшим, и Энн уедет отсюда. Опять окунется в свою обычную кочевую жизнь, снова начнет писать и уйдет из его жизни! Это и к лучшему!

Но тогда, чего же он так испугался? Эмоционального взрыва? Страсти? Страх был известен Ною не понаслышке. И он надеялся больше никогда не испытывать этого чувства. Однако оно возникло. На этот раз страх оказался не безымянным. В какой-то степени это было опасение за безопасность Энн. Хотя Росс и уверял, будто его падчерица вне опасности. Но больше всего Ноя все же волновал предстоящий отъезд Энн.

— Ной! — раздался вдруг за его спиной знакомый голос. — У тебя есть минута времени?

Боже, только не это! Если он согласится, то не избежать нового поцелуя, о котором оба будут долго жалеть.

— Я занят! — выдавил из себя Ной.

Энн взглянула на открытое окно, одновременно подарив Ною грустную, но все же очаровательную улыбку.

— Вижу, что занят.

— Тогда, чего же ты хочешь, Энн? — вздохнул Ной.

Энн переступила через нераспакованную пачку книг и тоже подошла к окну. Они стояли совсем рядом. Ной чувствовал ее пьянящий аромат, смотрел на позолоченные падающими через окно солнечными лучами волосы, в задумчивые глаза. Выражение лица Энн было каким-то отрешенным, почти призрачным. И одновременно — полным боли и сожаления.

Ной понял этот взгляд. Там, на берегу, он потерял контроль над собой. И их отношения не могли больше оставаться прежними. Но, черт побери! Даже сейчас он думал только о том, как бы снова поцеловать ее! Ведь какой умиротворенной и счастливой тогда показалась ему Энн!

Ной сунул руки в карманы и с силой сжал кулаки. Искушение обнять Энн и вновь погрузиться в ту блаженную истому было слишком велико. В тот момент он, казалось, отдал бы все на свете, чтобы сошвырнуть со стола всю эту гору бумаг, бросить на него Энн и ощутить, как напрягается под ним ее роскошное тело, а ноги обхватывают его бедра.

— Почему ты не доверяешь мне, Ной? — будто сквозь туман донесся до него ее голос.

— Не понял?

— Доверься мне. Я ведь прошу у тебя очень немногого.

Ной оторопело смотрел на Энн, не в силах что-либо ответить.

— Ну что ты смотришь на меня, как на Великого инквизитора? — усмехнулась она.

Ной действительно чувствовал себя, как у подножия эшафота. Довериться ей… А почему бы, в сущности, и нет?..

Но он еще слишком хорошо помнил, как доверял женщине, давшей ему жизнь. И ее слова: «Не плакать, детка! Иначе вылетишь отсюда навсегда. Понял?» Потом он постарался об этом забыть. Потому что та женщина его предала. А она была ему родной матерью…

Ной отвернулся и сказал, снова отрешенно глядя в окно:

— Я не доверяю никому.

— Даже Розмари?

— Розмари уже наполовину не в себе. Как можно ей доверять?

Энн с сомнением посмотрела на него. Но Ной продолжал смотреть в окно. Океан начинал волноваться. Так всегда бывало по вечерам. И он любил это время дня. А сейчас ему так хотелось оказаться там, на песчаном берегу… Вместе с Энн…

— Мне ты мог бы довериться, — вкрадчиво сказала она.

— Почему ты в этом уверена?

— Ведь когда-то так было.

— В детстве.

— С тех пор изменились не только мы. Разве не так? Скажи мне!

— Нет.

— Боишься, что придется говорить о твоей родной матери?

— Я ее не помню.

— Она предала тебя уже в десятилетнем возрасте. Значит, кое-что ты все-таки должен помнить.

Энн подошла к Ною совсем вплотную, коснувшись плечом его выпуклых бицепсов. Их глаза встретились в отражении оконного стекла. Любопытные, теплые — ее, и враждебные, настороженные — его.

— Почему она отказалась от тебя, Ной?

— Она продала меня за наркотики.

Зачем, зачем он сказал ей об этом?! Вот уже и глаза Энн стали влажными и скорбными. Движения — напряженными. Сейчас она начнет его жалеть! Это отвратительно!

— Ной, — прошептала Энн.

Он через силу холодно улыбнулся, продолжая смотреть в окно.

— Меня купил один полицейский.

Ной промолчал о том, что вся эта история сделала его совершенно беззащитным. В школе его стали сторониться. Никто не хотел с ним дружить. Все только дразнили и издевались.

Это тянулось до тех пор, пока не появился Джесси и не предложил Ною свою дружбу. Издевательства и бойкот тут же прекратились. Но его единственный настоящий друг погиб. Правда, некоторое время спустя Ной уже стал всемирно известным профессиональным теннисистом. И тогда очень многие стали набиваться ему в друзья или стараться как-то заполучить в свою компанию. Ной отлично понимал, что им интересовались не как личностью. Нужна была его слава. Да и возможность при случае урвать что-нибудь вполне материальное.

В глазах Энн вспыхнуло негодование, презрение и что-то еще, чего Ной не мог понять.

— Как твоя родная мать могла пойти на такое?

— Как видишь, могла!

— Но…

— Давай не будем говорить на эту тему.

— Пусть так. Но у тебя была невеста. Кто она?

— Ты сегодня настоящий кладезь вопросов, Энн!

Энн виновато пожала плечами, не особенно, впрочем, смутившись, и продолжала настаивать:

— Все же, расскажи мне о ней.

— Что именно?

На этот раз уже Энн долго смотрела в окно.

— Конечно, ты можешь мне нагрубить или наговорить гадостей, Ной Тэйлор. Я уже успела к этому привыкнуть. Но все же скажи: она умела стирать или готовить?

— Нет.

— Хорошо. Я также не умею делать ни того, ни другого. Почему ты решил от нее отделаться?

— Она задавала слишком много лишних вопросов.

Энн довольно искусно изобразила на лице улыбку и уже не так естественно рассмеялась.

— Вот как! Что ж, это, наверное, и впрямь дурная привычка!

— А почему ты так уверена, что я решил от нее избавиться?

Энн мягко и тепло посмотрела на Ноя.

— Только не говори мне, что она устала от твоих умопомрачительных и проникающих до костей поцелуев. Я все равно этому никогда не поверю.

Ной понял, что если она не перестанет на него так смотреть, то он уже не сможет за себя ручаться. Поэтому изобразил на лице кислую мину и с деланным равнодушием ответил:

— В общем-то, так оно и было.

— Это не дело, Ной!

Голос Энн звучал уверенно и строго. И все же Ной подумал, что она не права. Как он мог объяснить, что был помолвлен с женщиной, которую, как ему казалось, тогда любил. Но позже выяснилось, что все это было далеко не так.

Ее звали Трейси Поупуэлл. Это была очаровательная и сексуальная молодая актриса, которая снималась во множестве популярных фильмов. Трейси знали буквально все. Но при этом она чувствовала себя очень одинокой. Чему способствовали сиротское детство и как следствие — дикий нрав. В этом смысле они были в какой-то мере похожи с Ноем. Его потянуло к ней с первого взгляда. Для Трейси то время было особенно трудным. Ее внимания домогался директор, а соперница, тоже известная кинозвезда, строила всяческие козни. Нужен был друг. Преданный, спокойный и вместе с тем неназойливый. В ее ближайшем окружении таким был один Ной. Остальные же, по мнению Трейси, не заслуживали ни дружбы, ни доверия.

Трейси не без труда удалось убедить Ноя в том, что они созданы друг для друга. И он верил этому почти год. Она же старалась во всю. Постоянно была рядом и поддерживала в Ное уверенность, что именно такая женщина ему и нужна. Видимо, не случайно все это совпало по времени с пиком его популярности как профессионального спортсмена. Хотя и сама Трейси также пользовалась широкой известностью. Ее все любили, и она это знала. Однако у нее было сердце… Так, по крайней мере, казалось Ною… Но вот тут с ним случилось несчастье. И…

— Она решила не связываться с калекой, — угрюмо сказал Ной. — На следующий день, после того как я загремел в больницу, она ушла.

Взгляд Энн остановился на его колене. На смуглой коже узкой белой полоской выделялся шрам.

— Неужели она бросила тебя, мечущимся от боли по больничной койке? — спросила Энн с некоторым недоверием в голосе.

— Почем ты знаешь, что я метался от боли?

— Разве нет?

От воспоминания о тех днях и страданиях, через которые ему пришлось пройти, на лбу у Ноя проступил пот.

— Может быть, — тихо ответил он, с деланным равнодушием пожав плечами, как будто его все это вовсе не касалось.

— И с тех пор ты уже никому не доверял, — вздохнула Энн. — По крайней мере, до сегодняшнего дня. Окружил себя людьми, которым нужен, которые тебе доверяют. Дети, Розмари, твои служащие. Ты не хочешь с ними расставаться. Считаешь, что нашел себя. Что ж, после всего, что тебе довелось пережить, это можно понять. Но ведь за стенами Тэйлор-Хауса бурным потоком течет жизнь. В ней так много интересного, прекрасного. Зачем же превращать себя в затворника?

— Мне очень хорошо, Энн, — просто возразил Ной. — И прошу тебя, не надо подвергать мою жизнь психоанализу.

Энн протянула руку и ласково потрепала Ноя по щеке.

— Доверие надо заслужить. Это очень непросто. И если ты окажешь доверие мне, то я буду хранить его, как бесценное сокровище.

Ной отчаянно боролся с собой, стараясь не поддаться этим речам, не прильнуть губами к ее ладоням и не покрыть их поцелуями. Он знал, это Энн прав. Доверие никогда не давалось ему легко. Ни в детстве, ни тем более сейчас. Теперь Ной гораздо больше боялся довериться кому-нибудь, чем когда-либо раньше, чем когда его избивала родная мать и продала за наркотики, чем когда в школьном дворе над ним измывались более сильные однокашники, чем когда вынужден был покинуть профессиональный спорт…

…Итак, послав подальше братские чувства, Энн Лейверти проникала ему в кровь, требовала для себя места в его душе, и Ной ничего не мог с этим поделать…

Он повернулся к ней спиной и, стараясь унять дрожь в ладонях, облокотился на подоконник. В эту минуту он больше всего боялся поддаться нахлынувшим чувствам, как и того, что с ним станет после отъезда Энн. А не уехать она не могла, так как должна была вернуться на работу и к своей обычной жизни.

Боже, каким одиноким он сейчас себя чувствовал! Ной никогда бы не поверил, что по прошествии стольких лет все еще будет тосковать по Джесси. Но оказалось, он думает о нем почти ежечасно.

— А как ты жила все эти годы? — спросил Ной. — Ты так легко говорила о доверии, как будто для тебя подобной проблемы просто не существует. Но я в этом очень даже сомневаюсь!

— Как я жила? — с тревогой в голосе переспросила Энн. — Что ты имеешь в виду?

— Почему ты так и не вышла замуж?

Энн надменно подняла подбородок и гордо сказала:

— Я слишком молода, чтобы связывать себя семьей. Впереди для этого еще предостаточно времени.

Ной печально покачал головой и, протянув руку, провел по щеке девушки. Она закрыла глаза и прижалась к его ладони. Ной почувствовал, как в нем снова закипает желание.

— Возраст здесь ни при чем, Энн. Ты ведь и сама это отлично знаешь. Не так ли?

Энн поджала губы и отступила на полшага.

— Я никак в толк не возьму, о чем ты говоришь?

— Неправда. Ты все прекрасно понимаешь. Речь идет о Джесси и твоей матери. О том, что с ними случилось. Я уверен, что ты боишься.

— Нет, — горячо запротестовала Энн и сделала еще полшага назад.

— Но тебе нужна поддержка. Поэтому тебе и нужно мое доверие.

Энн промолчала.

— Поверь мне, — продолжал Ной, — я все понимаю. Но согласись, тому, кто раз любил и был предан, трудно дается новое доверие. К кому бы то ни было. По крайней мере, должно пройти немало времени.

— А я тебе полностью доверяю.

— Неужели? — прошептал Ной и снова отвернулся к окну.

Взгляд Энн начинал по-настоящему его терроризировать. Выдерживать такое было уже невозможно. Господи, зачем он поддался на этот разговор?!

— Ты тоже можешь довериться мне, Ной, — упорно продолжала бить в одну точку Энн. — Подумай об этом.

Через окно продолжал доноситься шорох набегавших на песчаный берег волн. Сквозь него Ной уловил за спиной тихий стук затворяемой двери.

Он остался один…


…Человек чиркнул спичкой и удовлетворенно вздохнул. Сердце его учащенно забилось в предвкушении наслаждения. Но запах мазута раздражал. Раньше он им никогда не пользовался, предпочитая бензин. Но на этот раз надо было перестраховаться и изменить почерк. Ведь его уже начали искать. Чем это могло кончиться, он прекрасно знал.

Но все тревожные мысли исчезли, как только он нагнулся над ворохом пропитанных мазутом газет и поднес к ним горящую спичку. Они мгновенно вспыхнули, дыхнув на него жаром. По выложенной из промасленных газет дорожке огонь быстро побежал к дому.

Покинутое деревянное строение с гнилыми перекрытиями вспыхнуло, как сноп соломы. Тот, кто устроил этот костер, спокойно наблюдал за пожаром. Он знал, что в доме никого не могло быть. Это было вдвойне отрадно: увечий и жертв поджигатель не любил, допуская их только в исключительных случаях.

Огонь заплясал по крыше дома. В тот же момент послышались тревожные звуки пожарных сирен. Человек с коробкой спичек в руках почувствовал приступ самого настоящего бешенства. Надо было уходить, чего ему очень не хотелось. Ведь пик наслаждения еще не наступил! Тем более что на этот раз с собой не было камеры, чтобы снять все на память и потом, закрывшись в спальной, сколько угодно любоваться делом своих рук. Иногда он проводил за подобным занятием целые ночи. Это его безмерно волновало, вызывало в душе чувство, похожее на гордость. Причем на каждой кассете был заснят только один пожар. Но вот сегодняшнего зрелища в его видиотеке так и не останется. Надо же было оставить камеру на прошлом пожаре!

Тревожило и то, что камера вместе с кассетой кому-то несомненно досталась. Этот кто-то имеет возможность просмотреть пленку, то есть получить вещественные доказательства поджога…

Но сейчас надо было срочно уходить. Пока не появились вездесущие и обожающие опасности пожарные. Человек еще раз вздохнул, с досадой подумав, что пожарные, в отличие от него, любят лишь собственную славу, а не сам огонь, который стараются поскорее потушить. Ничего! Они еще за это заплатят!


Теперь Энн разговаривала с Россом почти каждый день. Порой они случайно встречались в полусгоревшем доме, иногда ужинали вместе или перезванивались по телефону. Когда-то существовавшие родственные отношения восстановились, чему Энн была очень рада.

Она снова и снова просила Росса рассказать о всех подробностях гибели матери и брата. Интересовалась и серьгами. Но чем больше Энн думала о той страшной трагедии, тем более нелепой представлялась ей вся ситуация. Почему мать и Джесси сели в машину без нее? Ведь ехали-то они на праздник, посвященный окончанию ею колледжа! Отчего же забыли взять с собой саму героиню события?

Дальше. Почему ее мать надела только одну серьгу? Или еще загадка, может быть, самая непонятная: почему пропала вторая серьга? Кому она могла понадобиться? Полиция недоуменно пожимала плечами и старалась от всего отмежеваться. Ведь никто не пострадал, имущество не разграблено. Что еще нужно?

Энн смотрела на это совершенно другими глазами. Она была уверена, что все случившееся сейчас было связано одной цепью с трагедией десятилетней давности. Хотя и не знала, каким образом. Поэтому фактический отказ полиции дальше расследовать дело казался ей странным, если не подозрительным.

Росс тоже не мог ничего толком сказать, и чем больше Энн настаивала, тем смущеннее и даже раздраженнее он выглядел. В конце концов она решила оставить отчима в покое.

Но забыть об этом Энн не могла. Так же, как и кое о чем другом…

Прошла неделя с тех пор, как Ной поцеловал ее на берегу океана. Поцеловал так, как никогда раньше. При одном воспоминании об этом у Энн подкашивались колени и начинало бешено колотиться сердце.

После встречи в его кабинете она еще ни разу не говорила с Ноем, хотя мельком они виделись постоянно. Если бы чувство Энн было простым увлечением, оно давно бы уже угасло. Но этого почему-то не происходило. Что-то вселяло в нее уверенность, что рубеж уже пройден. Если бы только она могла сказать то же самое о чувствах к ней Ноя…

Всякий раз, когда они оказывались вдвоем в комнате, Энн чувствовала на себе взгляд его темно-коричневых глаз. Порой ей казалось, что они думают об одном и том же.

Энн желала, чтобы Ной ее снова поцеловал. Так же, как тогда. Но заставлять не хотела. Особенно после того, как узнала кое-что о его прошлом. Конечно, трудное детство оставило в характере Ноя след, избавиться от этого было непросто. Но все же возможно. Для этого рядом с ним должен быть человек, способный помочь в трудную минуту. Которого Ной уважал бы и которому бы доверял, а главное, чтобы этот человек стал ему настоящим другом.

Энн очень хотела стать таким человеком. Но времени оставалось в обрез. Она намеревалась уехать сразу же после благотворительного бала, то есть через неделю…

А сейчас лежала на кровати и смотрела в потолок. Сон бежал от нее уже много ночей подряд. Энн безумно устала. Ей хотелось отдохнуть. Но страх увидеть все те же кошмарные сны не давал сомкнуть веки. Висевшие на стене часы показывали половину двенадцатого. Поскольку заснуть надежды не было, она сбросила с себя одеяло, встала с постели, оделась и вышла на улицу.

Огни в главном здании были уже погашены. Энн подумала: спит ли сейчас Ной? Воображение тут же нарисовало его мускулистое тело, раскинувшееся на одной простыне и укрытое другой. От одного этого Энн сначала бросило в жар, а затем стало трясти как в лихорадке. Она не выдержала и вслух рассмеялась над собой: ведь такое приличествовало бы разве что влюбленной школьнице! А с ней-то вообще никогда ничего подобного не случалось. Боже, надо же!

Кто-то окликнул Энн по имени. Она обернулась и увидела сидевшую на ступеньках крыльца приюта Розмари.

— Зашли бы к старушке на чашку чая со льдом.

Энн облегченно вздохнула. Розмари, похоже, сегодня была нормальной.

— Спасибо, Розмари. Но я ужасно спешу! Надо поскорее упаковать вещи в сгоревшем доме.

— Тогда я с вами.

— Со мной?

— Ну да! В огороде больше делать нечего. Теперь моя очередь помочь вам.

— Но как же вы будете ворочать тяжелые и большие коробки?

Розмари бросила на девушку презрительный взгляд.

— Милая, я всю жизнь вытаскивала из грязи беспризорников. Их была не одна сотня. Неужели вы думаете, что мне не справиться с какой-то коробкой?

— Уже поздно!

— Знаю. Но сегодня я очень хорошо себя чувствую. Это такая редкость! У меня в комнате висит календарь, в котором отмечены хорошие дни. В последнее время их стало так мало…

— Пойдемте, — сдалась Энн. — Мне будет легче работать в компании.

…Как и всегда, Росса дома не было. Энн обратила внимание на чисто подметенный пол первого этажа и постеленные кругом ковры. Обои были ободраны. Недавно Росс нанял рабочего, который, видимо, и приводил в порядок стены. Лестница, ведущая на второй этаж, также осталась в неприкосновенности.

Энн зажгла свет. Но от этого в доме не стало уютнее.

— Что мне делать? — спросила Розмари.

— Нашим рабочим местом будет кухня. Там приготовлено все необходимое.

И она показала через открытую дверь на расставленные вдоль стены пустые коробки и лежавшую на столе оберточную бумагу для посуды.

Во всем доме Энн всегда особенно любила кухню. Сейчас здесь было пусто, неуютно и мрачно. Ей стало не по себе и захотелось хоть несколько минут побыть одной.

— Мне надо подняться наверх и закончить уборку книжных полок, — сказала она Розмари. — Я скоро вернусь.

Розмари тронула ее за локоть.

— Энн, милая, может быть, я вновь начинаю терять рассудок, но…

— Вы не теряете рассудок, Розмари, — оборвала ее Энн.

— Теряю, милая, — печально вздохнув, повторила старая женщина, сделала длинную паузу и, пытливо глядя девушке в глаза, сказала: — Я понимаю, что выгляжу надоедливой мамашей. Но все же хочу спросить: скажите, милая, что происходит между вами и Ноем?

Меньше всего Энн ожидала в эту минуту подобного вопроса. Она смутилась и растерянно переспросила:

— Что происходит?

Розмари похлопала ладонью по ее руке и улыбнулась:

— Говорите, не стесняйтесь. Вы знаете, скольких мальчишек я уже успела воспитать и поставить на ноги? Так что не пытайтесь меня провести!

— Я… Я и не думаю вас… провести, Розмари…

— Тогда расскажите, что у вас с Ноем.

— Почти ничего.

Но по выражению лица Розмари Энн поняла, что не сумела ее убедить.

— Я же вижу, какими глазами вы смотрите друг на друга, когда думаете, что за вами никто не наблюдает. И эти взгляды говорят о том, что между вами нечто гораздо большее, нежели «почти ничего».

Энн рассмеялась таким неестественным и нервным смехом, что сама это поняла.

— Взгляды могут быть обманчивыми, — слабо запротестовала она.

Розмари глубокомысленно покачала головой и тихо сказала:

— Я не хочу, чтобы Ной пережил еще одну душевную драму.

В ее голосе не было даже намека на желание как-то уязвить Энн или сказать девушке что-то неприятное и обидное.

Энн снова засмеялась, но на этот раз искренне.

— Почему вы уверены, что я имею какую-то власть над Ноем?

В глубине души она не могла не признаться себе, что именно этого и хотела бы.

— Я заметила, как вы оба старались избегать друг друга, — настойчиво продолжала Розмари столь неприятный для Энн разговор. — Поверьте, милая, Ной — не тот человек, с которым можно вот так играть!

Энн почувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется на части от острой боли.

— Я никогда не нанесу ему душевной травмы, — сдавленным голосом ответила она.

— Вы можете это сделать ненамеренно. Ведь несмотря на свою суровую и атлетическую внешность, Ной очень открытый и легко ранимый человек.

— Вот тут-то вы сильно ошибаетесь, Розмари, — спокойно возразила Энн. — Ной вовсе не такой уж открытый и ранимый. Он просто не может себе этого позволить.

— Ной не хочет довериться вам, Энн. Боится, что вы станете ему нужны. Но ведь вы ему уже нужны! Он понимает это и пытается с вами бороться. Вернее, не с вами, а с собой.

— Это одно и то же.

— Рядом с ним должен быть честный, добрый человек, который бы его понимал. Вы мне нравитесь, Энн, а потому я хочу вам кое-что сказать. Ноя нелегко понять. Возможно, в этом есть и моя вина. Все эти годы я была для него не лучшей матерью.

— Подождите минутку, Розмари! Вы взяли его к себе и усыновили. Ведь так? Даже дали Ною свою фамилию. Другими словами, сделали для него все, что могли.

— Нет, — возразила Розмари. — Все это далеко не так. Теперь я знаю. Ной пришел ко мне, когда я еще не опомнилась от своего тяжелого прошлого. Может быть, поэтому он получил не только кров и какой-то комфорт, но и мою фамилию. Да, я усыновила Ноя. И казалось, что большего сделать для него было невозможно. Но это не так! Ною нужна была не только материнская забота, но и любовь. А ее он от меня так и не получил. Сейчас мы оба за это расплачиваемся.

— Человеческая личность складывается не только под влиянием окружения, — горячо заговорила Энн, которая даже не могла вообразить, как бы чувствовала себя теперь, если бы не родительская любовь и внимание старшего брата в детстве. — Что бы вы ни говорили о своих прошлых ошибках, сейчас Ной уже взрослый и может самостоятельно устраивать собственную жизнь.

— Это не всегда просто, — вздохнула Розмари. — У вас с Джесси было счастливое, беззаботное детство. Ною же выпала другая доля. Его постоянно оскорбляли, били, старались внушить, что он неполноценный, ненужный, обуза для окружающих, что не заслуживает ничьей любви. Даже материнской. Я же полюбила его, как родного сына. Но никогда об этом не говорила и даже не намекала. А его родная мать…

— Не надо, Розмари! — оборвала ее Энн, хватая за руку. — Его родная мать — вы. И никто больше. Та женщина, что дала ему жизнь, не смеет претендовать на это.

— Если бы так было! — печально вздохнула Розмари. — Ной рассказывал мне о той женщине. Она даже не кормила его. Выбрасывала по ночам на улицу, если надо было привести кого-нибудь в дом. Когда же он начинал плакать, избивала до полусмерти. Вот таким было у Ноя детство. А десять лет спустя его окрутила так называемая невеста. Она выжала из Ноя все, что могла, а потом бросила. Когда решила, что его спортивная карьера закончена… Вы вряд ли сможете понять, как все это может изуродовать и изранить душу человека! Особенно молодого.

Энн смотрела в возбужденное лицо Розмари и старалась ободрить, поддержать ее, хотя бы доброй улыбкой. Но не могла, потому что сама чувствовала себя разбитой и больной. Собрав все силы, она сказала:

— Однако, вопреки всему, Ной стал человеком! Посмотрите, что он сделал для Тэйлор-Хауса.

— А для себя? — парировала Розмари. — Для себя он не сделал ничего! Ему надо помочь, Энн! И сделать это может только тот, кому он доверится.

— Я это знаю, — прошептала Энн.

Розмари внимательно посмотрела на нее и улыбнулась:

— Будьте с ним добрее, Энн. И терпеливее.

— Буду.

Оставив счастливую Розмари запаковывать в коробки посуду, которую ее мать так бережно хранила, Энн поднялась на второй этаж, вошла в свою комнату, села на голую железную кровать и стала думать… О Ное…

Он целиком отдавал себя несправедливо обиженным и беспризорным детям. Им он открыл не только свой дом, но и сердце, совсем не думая о себе. Наверное, ему было нелегко заглушить свою собственную боль участием к несчастьям своих воспитанников…

Энн думала, как тяжело человеку с такой тонкой и отзывчивой душой, как у Ноя, носить в себе ужасную, кровоточащую память о своем безрадостном прошлом. Но захочет ли он позволить ей разделить эту ношу?


Ной сидел в своем кабинете, откинувшись на спинку кресла, и рассеянно смотрел в окно. В последние дни Розмари чувствовала себя хорошо. Он не сомневался, что причиной тому была Энн, которая проводила долгие часы рядом с его приемной матерью, работала в огороде, помогала готовиться к благотворительному балу. Розмари была просто счастлива. К ней полностью возвратились рассудок и память.

За окном царила беспросветная тьма. Линию, за которой кончался берег и начинался уходивший в небо черный океан, различить было невозможно, хотя до слуха Ноя и долетал звук плескавшихся об утес волн.

Он избегал оставаться наедине с Энн, но не мог заставить себя о ней не думать. Об их поцелуе на берегу… О том, как она просила довериться ей. О ее ясных, задумчивых глазах…

Однако о доверии с его стороны не могло быть и речи. Но еще один поцелуй… Того, на берегу, Ною было явно недостаточно. Вкус его он чувствовал и сейчас. И понимал, что никогда не насытится. Однако Энн намеревалась сразу же после бала уехать. Ной это помнил. Итак, Энн уедет, а его жизнь пойдет своим чередом. Но теперь он уже знал, чего ему будет так мучительно не хватать…

Тем не менее всю предыдущую неделю Ной делал вид, будто с отъездом Энн в его жизни ничего не изменится. При этом обманывал и самого себя. Энн же вела себя так, что ситуация стала для него совсем невыносимой.

Вместе с двумя подростками она сыграла против Ноя в теннис. И выглядела настолько неотразимой в своей коротенькой юбочке и спортивном свитере, что Ной с трудом удержался, чтобы не броситься на нее и не повалить на землю прямо на корте…

Только когда все дети в приюте легли спать, он вспомнил о съемочной камере, которую нашел в ту ночь на пожарище. Напомнил ему о ней вечерний выпуск теленовостей. Ной нехотя встал из-за стола, вынул из камеры кассету и вставил в видеоплейер…

…То, что Ной увидел на экране, заставило его окаменеть. Горел дом Энн. Пламя полыхало так ярко, что он почти физически чувствовал его нестерпимый жар. И чем больше огонь разгорался, тем явственнее доносился из-за кадра чей-то шепот, переходящий в стон.

Ной почувствовал, как по его спине поползли мурашки. Ужас сковал сердце. А с экрана раздался пронзительный крик Энн. Ной вспомнил, как все происходило наяву. Как он услышал этот отчаянный вопль, ворвался в горящий дом и увидел девушку в полуобморочном состоянии, ползущую на коленях к двери.

На пленке голос Энн дрожал и прерывался.

— О Боже, — неслось с экрана, — только не это!..

Замелькали строки и запись прервалась. Ной продолжал неподвижно сидеть, глядя уже на пустой экран. Господи, ведь это же…

…Росс и его департамент уверены, что причиной пожара стал поджог. Они ищут улики и не могут найти. Но вот же улики! У него в руках!

Тут Ной вспомнил, как в ту ночь, когда произошел пожар, он сидел на крыльце главного здания приюта и обратил внимание на детектор движения, неожиданно засветившийся без всякой видимой причины. Хорошо, что тогда он через силу заставил себя выйти на дорогу и посмотреть в чем дело! Иначе что бы случилось с Энн! Ведь Ной один вовремя услышал ее крик и бросился на помощь!

Но в ту ночь на лужайке находился и еще кто-то. Тот самый человек, на которого среагировал детектор. Который, скорее всего, и был поджигателем. Возможно, Энн даже его знала!

Ной еще раз просмотрел пленку. Потом одно за другим вспомнил все события двух последних недель. В том числе и чье-то вторжение в коттедж Энн. Кто-то методично обыскал всю комнату. Может быть, этот человек искал видеокамеру с записью пожара? Вполне возможно!

Вынув кассету, Ной долго рассматривал ее. Потом отложил в сторону и снова задумался. Если целью обыска комнаты Энн была именно эта камера, то зачем непрошеному гостю понадобилась непарная серьга? Или это был просто мелкий воришка? Вряд ли… Хотя нельзя исключать и такого варианта. Тем более что возможная альтернатива выглядела куда страшнее, так как подтвердила бы их самые тяжкие подозрения о том, что кража была каким-то образом связана не только с поджогом дома Энн, но и с гибелью ее матери и брата десять лет назад.

Кто бы ни был этот поджигатель, он вершил свои гнусные дела хладнокровно, с маниакальной последовательностью. И если ему в голову запала мысль, что Энн может подозревать, кто он, или же знать о существовании этой кассеты, то девушке угрожала смертельная опасность.

Ной решил срочно встретиться с Россом и передать ему пленку. Но перед этим непременно повидаться с Энн. Все предлоги, которыми он до этого объяснял упорное уклонение от свиданий с ней, сейчас казались глупыми и какими-то детскими. Ной хотел немедленно убедиться, что Энн здорова и с ней ничего не произошло.

Он спрятал подальше видеокамеру с кассетой и вышел на улицу. В окнах коттеджа Энн не было света. Ной несколько раз постучал в дверь и, не дождавшись ответа, огляделся по сторонам. Машинально его взгляд устремился через лужайку в сторону видневшихся за ней домов…

Черт побери, в доме Лейверти горел свет! Ной побледнел от негодования и стиснул кулаки. Если Энн снова одна в том проклятом доме, то он… он просто убьет ее!.. Нет… Сначала все-таки поцелует… А уже затем убьет!


Энн побросала в коробку гору книг, пылившихся на тянувшейся вдоль всего коридора полке, и тяжело вздохнула. Приближался благотворительный бал. Вещи в доме были уже наполовину упакованы. Вся работа будет закончена не позднее ближайшей субботы. После чего у нее больше уже не останется предлогов задерживаться в Сан-Рейо.

Она постаралась подавить в себе протестующие сигналы, которые посылало сердце. Ведь после ее отъезда Ною станет легче. Да и Россу тоже. Они снова вернутся к своим заботам, к своей жизни.

А она — к своей. Поездки, статьи, встречи с людьми, новые впечатления. Все это Энн совсем недавно очень любила. Так почему же сейчас она думает о предстоящем отъезде как о смертельном приговоре? Ведь и раньше все эти поездки, завтраки в одиночку, неуютные номера гостиниц, утомительные перелеты отрывали ее от семьи и родного дома. И разлука переносилась очень даже легко. Единственно, тогда не было… Не было Ноя Тэйлора!

Потянув к себе за бечевку из дальнего угла еще одну пачку книг, Энн хотела бросить ее в другую коробку. И вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Сердце ее замерло. Дыхание остановилось. Энн схватилась обеими руками за верхнюю ступеньку стремянки, чтобы не упасть. Кто это мог быть? Ведь она просила работавшую внизу Розмари сейчас же дать знать, если кто-то появится.

Энн попыталась было повернуться и посмотреть по сторонам, кода чья-то сильная рука схватила ее за шиворот и стащила с лестницы на пол…


ГЛАВА 6


Книги разлетелись по всему коридору. Крик, готовый вырваться из груди Энн при взгляде на вытянувшееся от бешенства лицо Ноя, замер у нее в горле за сотую долю секунды до того, как он припал к ее губам. Руки девушки крепко сжали его плечи. Это дало ей возможность сохранить равновесие и при этом прижаться к Ною.

Почувствовав его растерянность и смущение на грани страха, Энн еще сильнее прильнула к Ною. Он же снова, на этот раз — нежно, поцеловал ее и слегка разжал объятия. Сковывавшее его тело напряжение неожиданно исчезло. Оторвавшись от губ Энн, Ной покрыл поцелуями ее шею.

Ощущение неземного блаженства охватило Энн. Все ее тело трепетало. А от прикосновения его губ к ее гладкой нежной коже захватывало дух. Руки Энн почти непроизвольно проникли под тенниску Ноя. И она почувствовала, как сразу же напряглись все его мускулы.

— Ной, — прошептала Энн. — Там, внизу…

— Тсс! — прервал ее Ной, снова прильнув к ней своими страстными, изголодавшимися губами и проведя ладонями по ее трепещущему телу.

— Но Ной…

Он прижал ее спиной к стене. Его руки блуждали под свитером девушки, нащупывая прелестные полушария твердой груди и касаясь сразу же окаменевших коралловых сосков. Из груди Энн вырвался страстный стон:

— Боже милосердный!..

— Ты понимаешь, что со мной делаешь? — прошептал Ной.

— С тобой? — невнятно пробормотала она. — Я… я не в силах больше терпеть…

Но он уже прижался к ней всем телом. Его губы жадно искали ее. Энн не могла сопротивляться. Она страстно ответила на этот новый поцелуй, почувствовав влажный горячий кончик языка Ноя и твердость его ровных, жемчужных зубов. Голова ее кружилась. Где-то в глубине сознания на мгновение возник образ Розмари.

— Ной, я думаю… — зашептала она.

Но он не дал ей продолжать:

— Не думай!

Голос Ноя прозвучал почти грубо. Почему-то именно этот тон снова заставил Энн почувствовать горячее, непреодолимое желание. Наверное, потому, что уже давно, слишком даже давно, чувствовала она в последний раз прикосновение мужчины. А еще Энн было совсем незнакомо волнующее, проникающее чувство, которое она сейчас испытывала. Это было нечто совсем чужое, инородное, экзотическое, от чего Энн не могла, да и не хотела освободиться.

Единственное, что сейчас сдерживало Энн, было упорное нежелание стать очередной женщиной Ноя Тэйлора. Ей требовалось гораздо большее. Эта мысль подействовала на девушку как ледяной душ. Она вырвалась из объятий Ноя и оттолкнула его. Тот бросил на нее лихорадочный взгляд.

— Я… Я не хочу быстрой любовной интрижки с тобой, Ной, — проговорила Энн дрожащим голосом.

Ной глубоко вздохнул и отпустил ее.

— Ладно.

— И мне не хотелось бы терять над собой контроль здесь, в этом доме. Мы очень спешим, Ной!

— Мы знаем друг друга уже целую жизнь, Энн. А потому говорить о спешке, согласись, странно. Кроме того, ты не из тех, кто пойдет на мимолетную связь. И никогда такой не станешь. Да ты и сама это отлично знаешь.

— Все это время ты не обращал на меня никакого внимания.

— Просто не хотел, чтобы все сложилось так, как чуть было не произошло сейчас. И не хочу. Но сдержать себя просто не в силах! Боже, Энн! Я не могу не думать о тебе, не видеть тебя и не желать!

— Тсс! — испуганно прошептала Энн, опьяненная этими завораживающими словами. — Внизу, в кухне, Розмари!

Ной посмотрел на нее с легким удивлением. Потом вытянул вперед руку и провел ладонью по щеке девушки.

— Энн, я пытался взять себя в руки. Но все оказалось бесполезным! Хочу тебя! Мечтаю о тебе и желаю обладать! Когда мы будем принадлежать друг другу, я…

— Когда же? — страстным шепотом прервала его Энн.

— Это не должно случиться под влиянием момента. И уж конечно не в темном коридоре полусгоревшего дома! Да еще когда внизу суетится моя приемная мать. Мы будем принадлежать друг другу в тепле, уюте, когда я могу трогать тебя так, как захочу, а твои прекрасные длинные ноги будут обвивать мои бедра. Я хочу видеть, как ты будешь становиться моей, слышать твои страстные стоны, лихорадочное дыхание и знать, что все это — для меня одного!

Их губы снова встретились, затем еще раз… И еще… Энн смотрела на Ноя, прислонившись к стене, чтобы не упасть. Глаза застилал сладкий, вяжущий туман, а в ушах звучали слова Ноя.

Его глаза неожиданно стали узкими и колючими.

— И чтобы больше никогда ты не приходила ночью в этот дом! Это опасно, Энн!

Она выпрямилась.

— Ты не смеешь мне приказывать!

— У меня есть на то причины.

Энн хмыкнула и удивленно посмотрела на Ноя.

— Боже, сколько же в тебе самомнения!

— А в тебе — тупости! Впрочем, нет! В этом я ошибаюсь. Пойдем отсюда.

Он схватил Энн за руку и потащил в сторону лестницы.

— Отпусти! — закричала она, пытаясь вырваться. — Куда ты меня тащишь?

— Я хочу продемонстрировать тебе, насколько упрямство…

— Ной! Прекрати!

Он остановился, глубоко вздохнул и отпустил руку Энн.

— Пойдем вниз и заберем Розмари, — сказал он и, видя, что Энн сейчас вновь начнет протестовать, поспешно добавил: — Мне необходимо с тобой поговорить, Энн. И кое-что показать. Ты должна это увидеть. — Он мрачно посмотрел на нее и спросил: — Ты мне доверяешь?

— Да, Ной.

— Тогда пойдем.

Ной отпустил руку девушки и, спустившись на две ступеньки, оглянулся.

Энн смело шагнула вперед и приняла протянутую Ноем руку. Сейчас, стоя на верхней ступеньке, она казалась выше его ростом. Ей это понравилось и вызвало на лице улыбку. Энн посмотрела на Ноя и на мгновение поймала в его глазах вспыхнувший огонек, который тут же погас. О причинах его появления Энн теперь оставалось только догадываться. Улыбка угасла и на ее лице.

— Энн, — тихо пробормотал Ной, чуть сжимая пальцы девушки. — Я хочу тебя поцеловать. Еще раз…

Она лишилась дара речи.

— Прогони меня, Энн, — продолжал Ной почти умоляющим тоном. — Скажи, что больше не хочешь моих поцелуев. Или, что мы слишком спешим!

Энн нашла в себе силы лишь покачать головой.

Ной обнял ее за талию и привлек к себе, заставив спуститься на две ступеньки вниз.

— Ты мне не хочешь ответить?

— Нет, — прошептала Энн, обвив его шею.

— Это нехорошо, Энн, — простонал Ной, спрятав лицо в ее густых волосах. Он чуть не задохнулся, когда Энн нежно укусила его за мочку уха. — Так нельзя! Этого не должно быть!

— Чего?

— Я не должен так безумно жаждать тебя целовать!

Энн понимала, что Розмари может каждую секунду появиться у подножия лестницы и все увидеть, но, не найдя в себе сил вырваться из объятий Ноя, снова зашептала:

— Я хочу… Хочу, чтобы ты целовал меня…

Итак, она сказала эти слова! Ной на мгновение отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза, и вдруг снова обнял и крепко поцеловал.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептал он.

Энн не знала, что ответить. Но ей нравилось, что Ной ведет себя именно так. Она оперлась на его руку и оба, не сказав больше друг другу ни слова, спустились в кухню. Там Розмари со счастливым выражением на лице упаковывала коробки.

— Ной! — воскликнула она, лучезарно улыбаясь. — Я даже не заметила, как ты вошел.

Розмари многозначительно посмотрела сначала на него, а затем на Энн. Та почему-то почувствовала себя очень неловко. Может быть, ее губы еще не высохли от поцелуев Ноя? Или на щеках горел предательский румянец? Так или иначе, но Энн поняла, что они оба не смогут ничего скрыть от глаз этой старой, но все видящей женщины.

— Я кое-что нашел, — сказал Ной, не обращая никакого внимания на пытливые взгляды приемной матери. — И это очень важно!

— Что ты нашел? — спросила Розмари, потирая руки.

— Видеокамеру.

Энн не понравилось, как Ной сжал губы, и странный блеск в его глазах.

— Ту, о которой ты мне говорил? — внешне безразличным тоном поинтересовалась Энн.

Ной кивнул.

— И в ней оказалась пленка.

Он подошел к окну, закрыл его и запер на крючок. Потом полуобнял женщин за плечи, вывел во двор через заднюю дверь, после чего тщательно запер и ее. Обе с удивлением посмотрели на него. Энн неожиданно почувствовала, что в душе у нее нарастает тревога. Ной явно хотел что-то сказать, но почему-то медлил.

— Что случилось? — спросила она тихим голосом, наперед зная, что ответ будет неприятным. — И при чем тут видеокамера?

Он посмотрел на Энн и медленно, четко проговаривая каждое слово, сказал:

— Я лучше покажу тебе пленку. Пойдем.

И, не дожидаясь ответа, пошел через лужайку к приюту.

— Это как-то связано с пожаром? — уже почти испуганно сумела спросить Энн.

Ной ничего не ответил, сделав ей и Розмари знак следовать за ним.

— Ной! — крикнула ему вслед Розмари. — Что означает вся эта мистерия?

Ной замедлил шаги.

— Розмари, позвольте мне проводить вас домой. Вы устали.

— Совсем нет, Ной Тэйлор! К тому же я очень хотела бы знать, что происходит.

— Прошу вас, Розмари, пойдемте домой. Сделайте такое одолжение! Мне еще надо и самому кое-что выяснить. А завтра утром я вам обо всем расскажу. Хорошо?

По выразительному взгляду, брошенному Розмари на Ноя, Энн решила, что та будет настаивать на своем. Но произошло совершенно обратное. Строгое и решительное выражение лица старой женщины неожиданно смягчилось, и она покорно сказала:

— Ну, если ты так хочешь, я согласна.

— Спасибо, — улыбнулся в ответ Ной.


Проводив Розмари до главного здания приюта, Ной и Энн направились к коттеджу. Любопытство подгоняло Энн, и она шла быстрыми шагами.

— Ты что-то собираешься рассказать мне?

— Лучше, если я тебе покажу.

Его слова прозвучали для Энн сладкой музыкой. Хотя она понимала, что Ной говорит совершенно искренне и отнюдь не намерен просто воспользоваться удобным моментом. Но на пороге его коттеджа Энн все же на секунду задержалась, постаравшись скрыть свою нерешительность за очаровательной улыбкой. Она думала, что еще не готова к тому, что могло сейчас произойти. Там, в доме, особенно после его безумного поцелуя, ей казалось, что этот момент назрел. Но сейчас почувствовала, как натянуты ее нервы. Нет, не надо торопить события! Все, что должно между ними случиться, слишком важно для обоих! И никакой спешки быть не должно. В этом она безусловно права! Сейчас надо попытаться загасить скорость.

Энн посмотрела на Ноя, ожидая встретить голодный страстный взгляд. Но на его лице было спокойное, мягкое выражение.

— Я не собираюсь тебя насиловать, — тихо сказал он. — Во всяком случае, сегодня.

— Это меня успокаивает, — пробормотала Энн, почувствовав странное разочарование.

Они вошли в коттедж. Ной зажег свет.

— Где же пленка? — спросила Энн.

— Сейчас. Она…

В тот же момент где-то рядом прогремел выстрел.

— Что такое? — воскликнул Ной, бросившись к окну и вглядываясь в темноту.

— Вроде как я слышала выстрел? — испуганно спросила Энн.

— Так оно и было, — бросил в ответ Ной. — Кто-то стрелял!

Он открыл наружную дверь и выскочил на улицу.

— Ты куда?! — паническим голосом закричала ему вслед Энн.

— Подожди здесь!

— Черт побери, — выругалась про себя Энн, высунувшись в окно и пытаясь рассмотреть Ноя, исчезнувшего в темноте за зеленой лужайкой. Ничего не увидев, она выскользнула из дома и, бесшумно ступая по мягкой траве, устремилась за ним.


Ной был готов поклясться, что стреляли где-то возле дома Энн. Но дом выглядел совершенно необитаемым. Поблизости тоже никого не было видно. Улица тонула во мраке. Ни в одном из соседних домов не горел свет.

По спине у него ползли мурашки. И все же Ной медленно и осторожно шел вперед. Чувствуя на себе чей-то взгляд. Он крадучись обошел дом Энн. Увидев слева от себя чью-то тень, Ной сделал резкое движение и прыгнул на преследователя. Услышав испуганный женский крик, он успел повернуться в воздухе и упал на траву. Повернув голову, Ной увидел лежащую рядом Энн, споткнувшуюся о его длинные ноги.

— Черт побери, что ты здесь делаешь? — злобно прошипел Ной.

Энн подняла на него взгляд и увидела дышащее яростью лицо.

— А ты меня за кого принял? — попыталась защититься Энн.

Он схватил ее за руку, поднял с земли и принялся изо всех сил трясти за плечи.

— Я думал, что ты… Что ты тот самый человек, который стрелял. А может быть, поджигатель, чуть было не спаливший дотла дом. Или же псих, устроивший на днях кавардак в твоем коттедже.

При этих словах лицо Энн сделалось белым как мел.

Ной же снова принялся трясти ее за плечи, в негодовании повторяя:

— Я же говорил… Говорил тебе… Чтобы ты оставалась в этом чертовом коттедже и никуда не выходила! А ты, черт побери…

— Виновата, Ной! Очень виновата! Прости!

— Тебя же могли…

— Что?

И она обняла его за талию…

Наверное, с минуту Ной был не в состоянии вымолвить ни слова. Он хотел сказать Энн, что ее могли убить так же, как десять лет назад Джесси, но вместо того сконфуженно пробормотал:

— Ты должна была меня послушаться…

— Я же сказала, что виновата и извиняюсь! — с раздражением оборвала его Энн.

— Ладно. Забудем об этом.

Ной повернулся и вдруг почувствовал резкую боль в коленке. Он сделал шаг назад и тут ж свалился на землю.

— Ной! — в ужасе закричала Энн.

Но его глаза были устремлены вдаль. Там, за спиной Энн, за зеленой лужайкой и мрачным зданием приюта, где теснились коттеджи, вздымались вверх клубы дыма, сквозь который вырывались длинные языки пламени…


Энн проскользнула в главное здание приюта, а затем в комнату, где спал Ной. Солнце еще не совсем поднялось из-за горизонта, но о каком сне можно было думать после вчерашнего пожара в коттедже? Энн держала в руках поднос с завтраком, который сумела приготовить: чашкой кофе и тостом.

Услышав скрип отворяемой двери, Ной вскочил и сел на край кровати, тщетно пытаясь скрыть боль в коленке. Энн же старалась не подать виду, как взволновал ее вид этого чудесного мужского тела, еще не оправившегося от долгого лежания в постели. Особенно ей бросился в глаза его обнаженный торс…

От бессонницы веки Энн слипались. Голова нестерпимо болела. Неловко поставив поднос на ночной столик, она спросила:

— Ну, как ты себя чувствуешь?

— Пока еще не на смертном одре! — хмыкнул Ной, с жадностью смотря на чашку с кофе.

Энн стояла перед ним и нервничала. Руки ее дрожали. Она не знала, что сказать. Все это было так на нее не похоже, что правая бровь Ноя удивленно поползла вверх.

— Что с тобой?

Энн смотрела на него, с трудом сдерживая слезы. Она понимала, какую ужасную боль сейчас испытывает Ной. Видела это по его затуманенным глазам, по тому, как осторожно он пошевелил больной ногой. Девушка села рядом с ним на край кровати и прошептала:

— Я очень виновата, Ной…

— Виновата?

Она утвердительно кивнула, глазами прося его о прощении.

— Если бы я не побежала вслед за тобой этой ночью! Если бы послушалась тебя! — запричитала Энн.

Но Ной тут же прервал ее:

— Боже мой, Энн! Опомнись! Подумай, что бы случилось, если бы ты не побежала за мной! — Голос его вдруг захрипел и оборвался. Ной взял руку Энн и тихо, почти шепотом договорил: — Если бы ты послушалась меня и осталась в коттедже, то заживо бы сгорела. И я стал бы невольным виновником твоей смерти.

— Но твоя коленка…

— Я повредил ее на корте. Причем давно. Вчера я просто разбередил старую рану. Вот увидишь, через несколько дней все пройдет.

Ной чуть повернул ногу и с трудом удержался, чтобы не скорчиться от боли. Энн сделала вид, что не заметила этого. Он вздохнул и бодро сказал:

— Так что не надо меня жалеть. Все будет хорошо! Ты же видишь, что сам я не волнуюсь и не переживаю по этому поводу.

— Хорошо. Но этой ночью…

— Этой ночью был очередной поджог.

— Кто мог это сделать?

Всю ночь Энн задавала себе этот вопрос. Ведь они вышли из коттеджа всего на несколько минут… После пожара к Ною пришел Росс и о чем-то долго с ним говорил. Но о чем ни он, ни отчим ей так и не сказали.

Ной дотянулся до чашки с кофе и сделал большой глоток, затем бросил скептический взгляд на поджаренный ломтик хлеба:

— Это называется завтраком?

— Ной, — с упреком сказала Энн, поняв, что он просто хочет избежать ее расспросов.

— Я молодой мужчина, — продолжал тот, поглаживая свой очень впавший живот. — Того, что лежит на подносе, мне мало.

— Ной, расскажи мне все! — раздраженно проскрипела Энн.

Он вздохнул, прикусил нижнюю губу и, помедлив несколько секунд, сказал:

— Ты помнишь выстрел, который мы слышали ночью?

— Да.

— Это была провокация. Кому-то понадобилось, чтобы мы на какое-то время ушли из коттеджа. Как видишь, сработало превосходно!

— Но… зачем и кому это было нужно?

— Я знал, что ты задашь такой вопрос и опасался его. Что ж, все равно рано или поздно на него пришлось бы отвечать. Слушай внимательно. Поджигатель, видимо, знает о том, что у меня есть доказательство причины пожара в твоем доме…

— Доказательство?! У тебя есть доказательство?!

— Да. Но я понял это лишь вчера вечером. Когда просмотрел пленку, оказавшуюся в видеокамере, которую нашел на месте пожара. Это какой-то почти сексуальный гимн красоте всепожирающего огня. Человек, заснявший это, стоял около горящего дома и любовался делом своих рук. Если бы только нам удалось по голосу установить, кому принадлежали оставшиеся на записи восторженные восклицания, то этого было бы достаточно, чтобы надолго упрятать мерзавца в тюрьму!

— Вот именно: «было бы», — Энн тяжело вздохнула. — Ведь пленка сгорела вместе с камерой в коттедже. И еще многое другое. В том числе и твои личные вещи.

— Из моих вещей там не было ничего такого, что невозможно восстановить.

— А одежда, картины… Мало ли что еще.

— Энн, все это не имеет никакого значения.

Ной взял девушку за руку и прижал к губам ее ладонь.

— Боже мой, Энн! Я просто не знаю, что бы делал, если бы ты сгорела! Наверное, не вынес бы этого!

— Чего?

Энн посмотрела ему в глаза… Печальные, опустошенные, бесконечно одинокие…

— Моим последним настоящим другом был Джесси, — тихо сказал Ной. — Он сгорел заживо. И если бы то же самое произошло с тобой, я этого просто не пережил бы!

Энн смотрела на него, тронутая этим признанием. Но Ной — и это было так на него похоже! — вдруг встрепенулся, как бы сбросив с плеч тяжелую ношу, а вместе с ней и мрачное настроение.

— Черт побери, ты выглядишь как покойник, Лейверти! Иди и постарайся выспаться!

Энн стиснула зубы, повернулась и пошла к двери.

— Куда ты? — остановил ее Ной. — На этой кровати достаточно места для нас обоих.

— Хочешь меня соблазнить?

— Почему бы и нет?

В голосе Ноя прозвучало раздражение. Но Энн действительно надо было вернуться в свой коттедж и отдохнуть. Что она и сделала.

Впервые в жизни Энн легла спать днем. Но уже через час проснулась в холодном поту. Ей приснился кошмарный сон, будто бы она медленно сгорает заживо в собственной постели…


ГЛАВА 7


Ной быстро разделил жаркое и разложил его по тарелкам Мартина и Джерри. Тот и другой смотрели на него с восхищением.

— Ты умеешь готовить? — спросил Джерри.

— Да.

— Как же так? Это дело девчонок…

— А вот и нет! — вместо Ноя ответил Мартин, бросив на Джерри презрительный взгляд. — Ведь Ной не девчонка!

Ной научился готовить для себя с детства. И не потому, что находил в этом удовольствие, а в силу необходимости. Его родная мать имела привычку забывать, что за столом есть еще один рот, который надо накормить. Сколько раз он с жадностью смотрел на огромные куски жареного мяса, которым она угощала своего очередного любовника и ела сама. Ему же доставались лишь крекеры и ломтики подогретого в тостере хлеба. После чего следовало заточение в соседней комнате, запираемой на ключ.

— Готовят не только девчонки, Джерри, — назидательно сказал он, ободрительно кивнув Мартину. — А ты хотел бы научиться?

— Нет, — решительно сказал Джерри, жадно глядя на сочные куски мяса. — Мне будет готовить жена, Может быть, у меня даже будет свой повар. Я намерен стать очень богатым!

— Ной — богатый, — кивнул головой Мартин. — Настолько, что ему не нужна жена. Правда, Ной?

— Нет, Мартин. Деньги здесь ни при чем. Человек женится потому, что хочет иметь жену.

Мальчики с интересом посмотрели на Ноя.

— Мне не нужна жена, — горячо запротестовал Мартин. — Зачем она?

— А я хочу, чтобы у меня была жена, — возразил Джерри. — Тогда можно будет каждый день заниматься любовью. Женщины это любят.

Ной положил на решетку печки еще несколько кусков мяса, повернулся и, выгнув дугой бровь, внимательно посмотрел на Джерри. То, что пришлось пережить в детстве этому мальчику, он не пожелал бы самому лютому врагу. Мать Джерри была проституткой и даже не имела понятия, кто отец ее сына.

— Откуда ты знаешь, чего хотят женщины? — спросил Ной.

Джерри пожал плечами и ответил, глядя в потолок:

— Тот гад, который приходил к моей матери, обычно выгонял меня из дома, предварительно избив. И я спал на траве. А он смеялся и говорил, что они хотят без помех заниматься любовью… Ладно… Бог со всем этим…

Джерри зашмыгал носом и отвернулся к окну. Ной положил ладонь на его взъерошенную головку и погладил.

— Ты здесь в безопасности, Джерри. Никто не посмеет сделать тебе что-нибудь плохое. Или заставить поступать против своей воли. Помни об этом.

— Моей матери… нравилось то, что делал ее… любовник.

Ной вытер руки полотенцем и посмотрел на обоих мальчишек.

— Не все женщины помешаны на сексе. Большинство из них хотели бы другого… Любви…

Почему ему в голову пришла эта мудрая мысль? Ведь сам он ничего не знал о любви. Да и не хотел знать! Так, по крайней мере. Ной думал, глядя вслед вставшим из-за стола и направившимся к двери мальчикам. И тут же в его сознании неожиданно возник образ Энн. Почему?..

Ной тряхнул головой и постарался думать о чем-нибудь другом. О вчерашнем пожаре, мысли о котором не могли его не волновать. Росс утверждал, что ничего не может сказать о ходе начавшегося расследования. Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, почему пожар начался именно у него в спальне. Причем, в первую очередь, как убедился Ной после осмотра пожарища, был подожжен матрац на постели. Именно тот, под который он положил найденную у дома Энн камеру, — неопровержимую улику при расследовании причин предыдущего пожара!

В том, что Росс знает подробности, сомнений быть не могло: Ной сам все ему рассказал. Вопрос заключался в том, что шеф пожарной службы думает об этом. Той ночью Росс был слишком занят расследованием пожара и сбором возможных улик, а потому не захотел делиться с Ноем своими выводами. Но с тех пор прошло уже немало дней. И теперь он желал все знать.

Освободиться ему удалось только после ужина. К тому времени стала напоминать о себе коленка. Бросив взгляд на еще неоткрытую бутылку демерола, стоявшую в его медицинском кабинете, Ной заскрипел зубами, захлопнув дверь, прошел в ванную и, не в силах успокоить нараставшую боль, схватился обеими руками за раковину около ванной.

Ной не любил принимать обезболивающих лекарств. После них он чувствовал себя совсем разбитым. Но сейчас понял, что долго так не вытерпит. Вздохнув, он потянулся к бутылке с демеролом…

Ему стало чуть легче. Но коленка продолжала ныть. Уже не обращая на это внимания, Ной вышел на улицу и направился к дому Лейверти, надеясь застать там Росса. На этот раз ему повезло…

Росс открыл дверь. На нем были старые джинсы и порванная тенниска, в руках — молоток. Его седые волосы были покрыты какой-то серой пылью, напоминавшей золу. И пахли так же.

— Ной! — сказал он необычно сварливым голосом. — Заходи, сынок. Я тут занимаюсь… Занимаюсь кое-каким косметическим ремонтом. Надо ублажить подрядчика, чтобы он малость сбавил цену.

От удивления Ной даже прищурился — так неестественно звучал сегодня голос Росса. Он посмотрел в его налившиеся кровью глаза и на красные, покрытые пятнами щеки. Если бы Ной хуже знал этого человека, то подумал бы, что тот пьян. Но Росс не пил, никогда не пил, оставив эту слабость другим.

— Все в порядке? — спросил Ной, входя вслед за Россом в комнату.

— Лучше не бывает, — заулыбался Росс, почему-то размахивая в воздухе молотком. — Хочешь мне помочь?

Его вежливый тон, приветливая улыбка, не выходившие, впрочем, за рамки общепринятых отношений, несколько озадачили Ноя. За все годы знакомства они лишь с дюжину раз говорили друг с другом, причем очень коротко. И большая часть этих разговоров пришлась на последние недели, когда Энн вернулась в Сан-Рейо. Но сейчас Ною нужна была информация, которую он упрямо хотел получить от Росса. И не важно, готов ли тот ею поделиться.

— Конечно, я с радостью вам помогу, — тоже улыбнулся в ответ Ной и взял из рук Росса молоток, почему-то опасаясь, как бы его не опустили ему на голову. — Но прежде мне хотелось бы поговорить с вами о пожаре в моем коттедже.

— Ужасное происшествие, — со вздохом проговорил Росс, отступив на шаг к стене и подняв с пола другой молоток. — А что тебе, собственно, хотелось бы узнать?

— Как вы намеревались воспользоваться уликой, о которой я говорил? Что думаете об уничтоженной видеозаписи и об украденной непарной серьге? Не думаете ли вы, что оба пожара были как-то связаны между собой?

— Согласен, Ной. Ты понес убытки, а потому вправе требовать ответы на свои вопросы. Поверь, я отлично понимаю твое состояние. И то, что побудило тебя сейчас вторгнуться ко мне, в этот тоже наполовину сгоревший дом. Но было бы преждевременным конкретно обвинять кого-нибудь во всем происшедшем, не имея для этого никаких улик. А у нас таковых пока просто нет.

— И вы не верите, что оба пожара были взаимосвязаны?

— Я говорю тебе только то, что расследование еще не закончено. Вот и все.

Такой ответ не мог удовлетворить Ноя. Он прикусил нижнюю губу и стал настаивать:

— Вы должны согласиться, что эти пожары не случайно возникли один за другим. Слишком уж странными выглядят все обстоятельства. Видеопленка, серьга…

Росс остановил его, отрицательно покачав головой.

— То, что сгорела видеокассета и пропала непарная серьга, ни о чем не говорит. Даже не может служить основанием для подозрений. Извини меня, Ной!

Росс, пошатываясь, подошел к ведущей на второй этаж лестнице и опустился на нижнюю ступеньку. Взяв за горлышко стоявшую там же бутылку виски «Джек Даниел», которую Ной сначала не заметил, он поднес ее ко рту и сделал быстрый глоток. Неужели он пьян? Ной отказывался верить своим глазам. Росс заметил его взгляд.

— Что ты на меня уставился? — спросил он с явным раздражением. — Неужели никогда не видел мужчину, честно проработавшего целый день, а потому заслужившего под вечер глоток-другой виски?

— Видел. Но только не вас.

— Господи! — простонал Росс, опустив голову и обхватив ее руками. — Просто я еще не могу поверить, что все это снова начинает повторяться. И я ничего не могу сделать. Так же, как и тогда, десять лет назад!

Он снова поднес ко рту бутылку, сделал еще глоток и ладонью вытер губы. Ною было больно смотреть на страдания этого человека, но он решил непременно вытрясти из него все до конца.

— Росс, вы здесь единственный, кто может добиться правды. Или вам нужна какая-то дополнительная помощь?

— Я организовал на расследование этого дела всех своих людей. Они делают все, что только возможно. Но… Но пока мало что удалось узнать… Даже в отношении причин пожара вот этого дома. Ной, самое ужасное, что я, похоже, не в силах противодействовать дальнейшему повторению преступлений… Как не смог предотвратить то… Случившееся десять лет назад…

— Вы же знаете, Росс, это была не ваша вина.

— Но я не могу забыть их! Не могу! Даже сегодня, когда уже прошло столько лет!

Росс протянул Ною бутылку, но тот отрицательно покачал головой.

— Мне их тоже все время не хватает, Росс. Каждый день я вспоминаю Джесси.

Ной почувствовал, как тупая боль начинает сжимать его сердце. Он медленно опустился на ступеньку рядом с Россом. В этот момент ему казалось, что еще никогда он не видел настолько убитого горем и потерянного человека. Ной хорошо помнил всю семью — Энн, Джесси, их мать и Росса, счастью которых он всегда так завидовал. И сейчас представил себя в положении человека, сидевшего рядом на ступеньке…

— Ты и Энн, — неожиданно сказал Росс, — прекрасная пара!

— Нет, вы ошибаетесь.

— Тебе она… нравится. Разве нет?

То, что отчим Энн начал расспрашивать его о своей падчерице, неприятно кольнуло Ноя. Но Росс не унимался:

— Тебе она нравится, — повторил он и вновь протянул Ною бутылку с виски.

Ной снова отрицательно покачал головой.

Росс пожал плечами и сделал еще один глоток.

— Да, тебе она нравится. Меня не обманешь…

Ной поднял глаза к потолку. Какого черта Росс затеял весь этот разговор?

— Я же знаю, как это бывает, — продолжал Росс. — Ее мать была такой же. Независимой, красивой, упрямой… Одним словом, современная чаровница, противостоять которой ты не в силах. И при этом не можешь без нее обойтись. — Он закрыл лицо руками. — Ужасно!

Ной начал жалеть о том, что отказался от виски.

— Как-то раз я стоял на вершине утеса и видел вас обоих на берегу, — тихо сказал Росс. — Ты целовал ее.

Ной никак не ожидал такого признания и не знал, что ответить. Помолчав, он неуверенно сказал:

— Мы… Мы ведь всегда были… друзьями. Фактически братом и сестрой.

Росс понимающе посмотрел на него и вновь прильнул к горлышку бутылки.

— Ты прав…

Они ведь действительно всегда были друзьями, думал Ной. Разве нет?

— Тот поцелуй выглядел дружеским, — совершенно серьезно добавил Росс и кивнул. — Очень даже дружеским!

Ной подумал, что пора бы и ему выпить виски. Ведь сам он отлично помнил, что тот поцелуй на берегу был проявлением отнюдь не братских или дружеских чувств… Он отпил глоток и почувствовал, как огненная жидкость обожгла горло и, казалось, воспламенила все тело. Ноги почему-то перестали повиноваться. А мысли закружились в каком-то адском вихре. И вдруг из всего этого хаоса возник образ Энн. Она стояла перед ним как живая. Ее тело прижималось к его… Совсем рядом об утес разбивались волны прилива… Кругом — желтый, словно золотой, песок…

Сквозь рой сладостных видений откуда-то издалека донесся голос Росса:

— Просто друзья… А ведь Энн скоро уедет. И мы оба останемся здесь с разбитыми сердцами. Ты ведь это понимаешь.

Еще один глоток виски вернул Ноя к действительности. Он посмотрел на Росса и усмехнулся.

— Это правда… Хотя говорят, что у меня нет… сердца. Кроме того, мы ведь… только друзья. Это ведь так…

— Как скажешь, шеф, — буркнул Росс.

— Нет, это не я, а вы — шеф.

Они оба рассмеялись этой бесхитростной шутке. Потом помолчали несколько мгновений, после чего Росс мрачно сказал:

— Если ты заставишь ее страдать, я скручу тебя в бараний рог.

Ной еще раз посмотрел на сидевшего рядом большого сильного мужчину. И даже в тумане алкогольных паров почувствовал реальность подобной угрозы.

— Не будем об этом говорить, — тихо сказал он, ощутив вдруг, что язык почти не повинуется ему.

— Я действительно… не хочу, чтобы кто-то… Чтобы кто-то обжимал мою… девочку, — также шамкая губами, ответил Росс.

— И я этого не хочу, — мрачно сказал Ной. — Но ей угрожает опасность…

Про себя он подумал, что одним из источников опасности для Энн является он сам. Но тут же мысли его вновь смешались. Он с трудом поднялся.

— Мне… Мне надо идти…

Идти? Но куда, в сущности, ему надо идти? И зачем? Что он будет делать? Что и где? Ах да! Надо возвращаться в приют и проверить, как ведут себя дети…

— Может быть, это даже и к лучшему, что она уезжает, — через силу проговорил Росс, допивая остатки виски. — Не будет лишних волнений. И для нее безопаснее…

Лишь тут Ной до конца осознал, что они с Россом все время говорили только о возможном поджигателе. Но так и не обсудили до конца еще одну опасность, угрожавшую Энн, ту, что исходила от него, Ноя Тэйлора.

Действительно, Росс прав. Хорошо, что она уезжает. Там Энн будет чувствовать себя более безопасно во всех отношениях. А он перестанет постоянно думать о ней, мечтать и до боли желать. Не будет больше обвинять себя в том, что слишком хотел ее.

Энн уедет, и его жизнь пойдет своим чередом…


Глядя на луну, спокойно пересекавшую ночной небосвод, Энн думала о своей жизни. И постепенно приходила к выводу, что очень одинока. Вот уже десять лет у нее практически не было своего дома, но только теперь она впервые жалела об этом.

В Тэйлор-Хаусе, несмотря на постоянную суету, шум и боязнь новых пожаров, она была счастлива. И знала, что причиной тому, в значительной мере, является Ной. А он, хотя никогда бы не признался в этом, чувствовал то же самое.

Через день-другой Энн должна была закончить упаковку вещей в сгоревшем доме. Росс помогал ей по мере сил, но она не могла не видеть, как трудно ему было там находиться. Да и сама Энн чувствовала себя немногим лучше, с болью отрывая от себя частицы далекого милого детства. Казалось, что мать и Джесси стоят рядом и наблюдают за ней. Картины прошлого порой становились такими яркими, что Энн, наверное, не очень бы удивилась, увидев их обоих перед собой, в этой кухне.

Сегодня, как и накануне, она паковала коробку за коробкой. Неожиданно со стороны лужайки до ее слуха долетел какой-то шум. Энн выпрямилась и прислушалась. Похоже, кто-то включил радиоприемник и забыл его выключить. Только вот голос, доносившийся с улицы и певший популярную песню, звучал очень уж фальшиво для радио. Энн посмотрела в окно и рассмеялась.

По зеленой лужайке шел Ной и, размахивая руками, пел во всю глотку. Внимательно прислушавшись к голосу и присмотревшись к странной походке своего друга детства, Энн пришла к твердому убеждению, что тот откровенно пьян.

Это заставило ее нахмуриться. Среди пороков и недостатков Ноя, которых было, как она догадывалась, немало, злоупотребления спиртным пока не замечалось. Энн также точно знала, что Ной никогда не принимал наркотиков, хотя на протяжении многих лет считался трудным подростком.

Но, Боже, как же ужасно он пел! Внимательно понаблюдав за его прыгающей походкой, Энн вдруг поняла, что Ной вовсе не пытается танцевать и не шатается под воздействием алкогольных паров, как ей показалось в первый момент. Он хромал на больную ногу. И очень сильно!

Энн выскочила из дома и бросилась навстречу ему. Ной же широко раскинул руки и попытался пройтись колесом. Но в тот же момент свалился на траву. Энн подбежала к нему и опустилась рядом на колени. Глаза его блуждали где-то далеко.

— Ной, что с тобой? — воскликнула она. — Что случилось? Ты ушибся? Больно? Где?

Ной ничего не ответил, но закрыл глаза и принял более удобную позу на траве. Можно было подумать, что он решил остаться здесь надолго.

— Ной!

Он устроился еще удобнее, но молчал.

— Ной! — уже громко крикнула Энн, не на шутку встревоженная.

— Я-я… — пробормотал Ной, не открывая глаз. — Н-ной… Так меня действительно зовут…

Он неприлично рыгнул, и у Энн перехватило дух от разящего запаха алкоголя. Она еще ни разу не видела Ноя в таком состоянии.

— Что с тобой?

Один глаз Ноя приоткрылся и сразу же закрылся вновь. По лицу расплылась глупейшая улыбка.

— А, это ты, крошка… Я узнаю тебя по одежде… Тебе, идет. Очень… Очень мило.

— Ной! — уже во весь голос и с трудом сдерживая ярость, крикнула Энн. — Ты заболел?

— Не-ет… Просто немного выпил… Перепил… Накачался…

— Это я уже поняла. Но зачем? Ты ведь не пьешь!

— Демерол и виски… Несовместимы. — Он поднял руку и прикрыл ладонью глаза. — Очень погано себя чувствую…

— Шутка ли! Какого дьявола ты пьешь виски, да еще вместе с наркотиком?

— Росс сказал, что мы с тобой не… Не просто друзья… А я ответил, мы друзья и… И все тут…

— А чтобы доказать ему это, ты нализался как свинья?

— Клянусь, я выпил только два глотка… А он считает, что я тебя не стою…

Глаза Энн стали круглыми от негодования.

— Вот они, мужчины! — сказала она с омерзением. — Зачем ты говорил с ним обо мне?

— Я сказал ему, что… Что ты рехнулась… Что собираешься меня бросить… Разбить мое сердце… Еще сказал, что невозможно разбить то, чего у меня нет…

— У тебя есть сердце, Ной!

Он отрицательно затряс головой.

— Росс боится за тебя… А я сказал ему, что ты… Что ты упрямая, независимая… Что тебе никто не нужен…

На Ное были только тенниска и шорты. Лежа на земле, он чувствовал, что начинает дрожать от холода. Энн с беспокойством подумала, что если она тотчас же не перетащит его в дом и не отогреет, то дело может принять дурной оборот. Кроме того, она отлично знала, как опасно смешивать болеутоляющие лекарства с алкоголем.

— Пойдем, Ной, — решительно сказала она, просунув руки ему под мышки и пытаясь поднять. — Ну, помоги же мне, вставай на ноги!

Но Ной продолжал бормотать, задумчиво глядя в усыпанное звездами небо:

— И тебе я… Тебе я определенно не… Не нужен.

Энн беспомощно опустила руки. Такую тяжесть поднять в одиночку она была явно не в силах. Тем временем Ной не переставал дрожать и снова закрыл глаза.

— Ной! — умоляла Энн. — Открой глаза!

Безуспешно.

— Ной, пожалуйста!

Ноль внимания.

— Ной, пойдем! Разве тебе не интересно еще раз взглянуть на мой летний наряд?

Он открыл один глаз.

— Я знал, что он придет… Придет день… И ты меня о чем-нибудь… О чем-нибудь будешь… Будешь умолять…

Все же она не могла заставить его сдвинуться с места.

— Вставай, Ной Тэйлор! Ты, оказывается, еще глупее меня! И кроме того, на тридцать с лишним килограммов тяжелее. Я не могу тебя поднять!

Ее резкий тон наконец вывел Ноя из состояния оцепенения. Он медленно открыл глаза и уставился на Энн.

— Когда ты так на меня смотришь, я готов сделать для тебя все, что угодно.

— А именно?

— Перевернуть мир, укротить дикого зверя и… И тому подобное!

— Зачем? — рассмеялась Энн. — Все это я могу сделать и сама. Без твоей помощи.

— Знаю. И говорю глупости. Потому что не в состоянии помочь даже себе самому.

Ной неуклюже поднялся на ноги и несколько мгновений стоял, с трудом сохраняя равновесие и бестолково размахивая руками. Энн поддержала его, обняв за талию. Он уткнулся подбородком ей в затылок, сбив прическу.

— Ай, — воскликнула Энн, — какой же ты неловкий! Ну ладно. Теперь идем. Так… Один шаг… Другой…

— Ведь мы с тобой вместе росли, верно?

— Верно, верно… Боже, ты весишь, наверное, с тонну!

— Как брат и сестра… Ведь так?

— Ну, положим, не совсем так. Но похоже.

— Не покидай меня, Энн!

— Не покину. Только сейчас отведу домой.

— Ты тоже бросишь меня… Как делали все вы…

Энн почувствовала, что ее сердце готово остановиться. Ной, как и всегда, пронзил его насквозь. Женщины бросали его! Даже Розмари, и та, по-своему, его оставила. При этой мысли в душе Энн шевельнулось что-то очень теплое. Но это чувство тут же сменил страх: ведь она могла ненароком тоже нанести ему очередную душевную рану!

— Я не хочу бросать тебя, Ной, — очень серьезно сказала она.

— Нет, ты собираешься это сделать! — упорствовал Ной.

Они медленно шли. Ной остановился на середине лужайки.

— Я устал.

— Знаю.

Она понятия не имела, что теперь делать. Вести Ноя в главное здание было бессмысленно: у нее не хватило бы сил втаскивать его по крутой лестнице на второй этаж. Сам же он тем более не смог бы туда подняться. Оставалось одно: устроить Ноя на ночь в своем коттедже.

Они двинулись дальше. Но, пройдя еще несколько шагов, Ной споткнулся, и они оба чуть не упали на мокрую траву. Но в последнюю секунду Энн выпрямилась, удержалась сама и не дала свалиться Ною.

— Болит коленка?

— Нет. Но я ничего не чувствую. Ноги будто отнялись. Их просто нет… Я не могу сделать ни шага.

— Смешной же ты, Ной, — сухо сказала Энн.

— Может быть… Но теперь у меня уже отваливается голова.

— Все равно ты должен заставить себя идти.

Энн почувствовала, как жалость и угрызения совести у нее в душе сменяются раздражением и негодованием.

— А что касается головы, то ты сам во всем виноват! — холодно сказала она.

— Энн, у тебя есть сердце? — тяжело вздохнул Ной и сделал шаг вперед.

В конце концов они все-таки добрались до коттеджа Энн. Держа одной рукой Ноя за талию, она с трудом отперла замок. Затем, собрав последние силы, втащила его в комнату и повалила на кровать. Ной остался лежать в той же позе, даже не пытаясь пошевелиться, и молчал. Энн посмотрела на него, подумав, что теперь он заснет омерзительным пьяным сном. И вздохнула. Потому что окончательно поняла, что любит…

Стараясь не вспоминать о том, что уже меньше чем через неделю уедет отсюда, она стянула с него одну кроссовку. Ной зашевелился и простонал, прижимая к груди подушку:

— Энн… Поцелуй меня… Как тогда…

Энн сняла вторую кроссовку и носки. Затем попыталась перевернуть его на спину, чтобы осмотреть больную коленку. Но обмякшее тело оказалось непомерно тяжелым.

— Ной, помоги мне.

— Я тебе не нужен, — захныкал Ной, поворачиваясь на спину. — А мне бы хотелось… Мне бы хотелось, чтобы… Чтобы тебе меня… недоставало…

Энн опустила руки.

— Я не могу о тебе не думать. Энн, — продолжал причитать Ной, откинувшись головой на другую подушку.

Понимал ли он, что говорит? Энн отчаянно хотелось, чтобы понимал. Она села рядом и взяла его за руку. Лицо Ноя выражало неподдельное страдание, а тело напряглось. Энн убрала с его лба упавшие пряди волос. Потом посмотрела на больную коленку, которая сильно распухла.

Вынув из холодильника пакет со льдом, снова села рядом с Ноем и подумала, не вызвать ли доктора.

— Ной, сколько обезболивающего ты уже принял?

— Два глотка. Но я, черт побери, не могу двинуться, даже если надо будет тебя спасать. Дай Бог, чтобы духи зла держались сейчас подальше!

— И выпил только два глотка виски? — спросила Энн, пропустив мимо ушей замечание Ноя о духах зла.

— Ну да… Не волнуйся… Я пока еще не собираюсь умирать.

— Вот и хорошо.

Энн почувствовала облегчение. Огромное облегчение. Ною действительно ничего не угрожает, пока она рядом. Конечно, предстоит еще одна бессонная ночь. Но Энн понимала, что не сможет заснуть в любом случае. Она расправила пакет со льдом и хотела положить его на больную коленку Ноя, но он неожиданно прошептал:

— Я хочу тебя, Энн.

Руки Энн задрожали. Ной не мог знать, не мог себе даже представить, как у нее внутри все перевернулось от этих слов. Но она промолчала и положила пакет со льдом на его больную коленку. Он дернулся и заскрежетал зубами.

— Холодно!

— Так тебе и надо! — буркнула Энн, закутывая его одеялом.

Стоявший рядом с кроватью стул был не очень удобным. Она сбросила с себя одежду и скользнула под второе одеяло. Но двуспальная кровать с высокой рамой оказалась для них слишком узкой. Ной тут же обнял девушку и крепко прижал к своему разгоряченному телу.

— Ты голая, — тихо сказал он почему-то обвиняющим тоном. — А я, черт побери, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой! И даже не в силах открыть глаза!

Энн улыбнулась и еще крепче прижалась к нему всем телом. Ной издал тихий утробный стон:

— Ты ведьма, Энн! Это же настоящая пытка!

— Ты ее заслужил, Ной Тэйлор.

— Я знаю, — чуть слышно пробормотал он. — Знаю… И…

В следующее мгновение Ной уже спал крепким сном…


Это был тревожный звоночек, думал человек в плаще, шедший по берегу навстречу поднимавшейся луне. Он ежедневно совершал такие прогулки. Но сейчас в голове его была одна мысль: если кто-то просмотрел пленку, все будет кончено.

Больше человек в плаще уже не обретет покоя. Единственное, что могло бы как-то взбодрить его, поднять упавший дух, так это еще один пожар. Или… может быть, взрыв? Смерть… Мрак… Разрушение…

Так или иначе, но он должен совершить это. Другого выхода просто нет!


Ной проснулся от дикого, нечеловеческого крика. Он вскочил и наклонился над Энн.

— Что с тобой?! Боже мой, Энн, что случилось?! Да отвечай же!

— Мама! — простонала она, заламывая руки и молотя ногами по постели.

— Энн, опомнись! Это же сон! Страшный, ужасный сон! — Поняв, что Энн еще во власти ночного кошмара, Ной осторожно тронул ее за плечо и погладил сбившиеся на лоб локоны. — Проснись же, Энн!

Ной с ужасом подумал, что подобные чудовищные сны мучают Энн, возможно, каждую ночь. Может быть, именно поэтому в последнее время она и выглядит такой усталой? Почему же он ничего об этом не знал?

Энн снова застонала. Ной стянул с нее одеяло и прижал обнаженное тело девушки к своему. Закрыв глаза, просунул ладони под ее гладкую спину и почувствовал, как все тело Энн выгнулось ему навстречу. И тут же она снова разразилась рыданиями.

— Энн, — шептал Ной, — успокойся! Все хорошо! Я здесь, рядом. Тебе просто приснился какой-то кошмарный сон. Ведь так?

— Ной, это ты?

— Я.

Тело Энн трепетало в его объятиях. Ной боролся с желанием со всей силой прижать девушку к себе и никуда не отпускать. Его голова стала нервно дергаться. А в виски упорно стучала мысль: как могло случиться, что они очутились в этой постели? И куда подевалась ее одежда?

— Ной, — вздохнула Энн, жадно глотая воздух. — Это был ужасный сон!

Ее руки скользнули вокруг шеи Ноя, а тело еще крепче и плотнее прижалось к его. О Господи! — в отчаянии подумал он. Как мужчина сможет противостоять подобному искушению?

Его всего трясло как в лихорадке. А голова раскалывалась пополам. Ною показалось, что он сейчас умрет. С трудом сдерживая стон, он провел ладонями по спине девушки и закрыл глаза, чувствуя грудью сделавшиеся почти каменными ее соски. Жар бедер, плотно прижимавшихся к низу живота и касавшихся воспламененной мужской плоти, наполнял все тело непреодолимым желанием.

— Энн, ты убиваешь меня, — простонал Ной.

Сделав над собой титаническое усилие, он перевернулся на спину. Но это не помогло. Через какую-то долю секунды Энн уже лежала на нем, плотно прижавшись бедрами и заключив его ноги между своими. Его мужская плоть затвердела и жаждала выхода. Он страстно, безумно хотел ее…

И вдруг неожиданная отрезвляющая мысль: как же так? Ведь это нарушение элементарной морали! Он готов воспользоваться слабостью насмерть запуганной женщины! Да и потом, в силах ли он сейчас совершить все это? Его голова раскалывается… В подобном состоянии, будет ли все остальное тело нормально реагировать на то, что ему предстоит? Впрочем, в следующий момент Ной почувствовал, что здесь проблемы, похоже, не будет. Просто он очень устал. И все же он не должен! Не должен!

Осторожно высвободившись из-под пылавшего тела Энн, он умоляюще прошептал:

— Энн, дай мне встать.

— Н-нет!

— Прошу тебя! Ты должна меня отпустить… Нельзя спешить. Ты же сама так говорила, разве не помнишь? Это же твои слова! Не мои. Мне очень приятно и очень горько видеть, какие кошмары преследуют тебя по ночам. Мы могли бы обсудить это. Так? Может быть, после нашего разговора ужасные сны прекратятся. Но, умоляю тебя, сейчас отпусти меня!

Энн лежала неподвижно и молчала.

— Энн!

Молчание.

— Энн!

Ответом было мерное, глубокое дыхание. Ной вгляделся в лицо Энн и понял, что она спит, слит так крепко, как будто и не просыпалась.

Он вздохнул, повернулся на спину и расслабился так, как не мог себе позволить уже очень давно…


Острая, нестерпимая боль в голове заставила Ноя проснуться. Вся комната была освещена ярким, ослепительным светом. Он закрыл глаза ладонями и простонал:

— Кто, черт побери, зажег свет?

— Никто света не зажигал, Ной, — пропел в ответ знакомый чарующий голос. — Просто наступило утро, и взошло солнце. Вставай, Ной. Уже поздно. Тебя ждут дети.

— Черт возьми, — проворчал Ной, подумав, что негоже будет детям увидеть его проснувшимся в коттедже Энн. В памяти возникли все события вчерашнего дня. Возлияния в доме Энн, когда они вместе с Россом расправились с бутылкой виски, и он вдруг почувствовал себя вдрызг пьяным. Энн, укладывавшая его в постель, ее кошмарные сны и то, что произошло потом…

Ной приоткрыл один глаз и увидел Энн с чашкой кофе, наклонившуюся над ночным столиком около его кровати. Благодарно взглянув на нее, он приподнялся, сел на край кровати и взял чашку. К своему удивлению, Ной не почувствовал абсолютно никакой боли в коленке.

Однако голова болела нестерпимо.

Энн скрестила руки на груди и тоже присела на кровать. Она уже приняла душ, облачилась в яркие красные шорты с тенниской и выглядела свежей, энергичной, чего никак нельзя было ожидать после прошедшей тяжелой ночи.

— И часто тебе снятся подобные кошмары? — спросил Ной.

— Какие? — нахмурилась Энн. — Мне ничего не снилось.

— Разве? Ты же проснулась среди ночи, как безумная, и измучила всего меня.

Энн нахмурилась еще больше.

— Я ничего подобного не помню. Но вот ты выглядишь ужасно! — Она помолчала несколько мгновений, потом улыбнулась: — Ты все еще чувствуешь себя виноватым?

— Я никогда не чувствую себя виноватым, — с раздражением ответил Ной.

Энн выгнула дугой бровь и кисло посмотрела на него. В другое время этот взгляд вывел бы Ноя из себя. Но сейчас он сдержался.

— Ночью ты так жалел себя, Ной! — усмехнулась Энн.

— Неужели?

Он встал с кровати и, держась за стену, направился в ванную. Но на пороге обернулся и бросил на Энн презрительный взгляд.

— Да будет тебе известно, Лейверти, я отлично помню все, что происходило ночью.

Ной еще раз внимательно посмотрел на нее. Энн выглядела самодовольной и очень нервной.

— Мы ведь не… — начал было Ной.

— …Ты прав: мы действительно не… — прервала его Энн. — А поскольку ты все отлично помнишь, то я и не стала тебя в этом убеждать.

Ной почувствовал, что все-таки определенно что-то забыл. Он глубоко вздохнул и посмотрел в окно, за которым занималось солнечное летнее утро.

— Напомни мне, Энн, что я сказал?

— Неужели ты действительно не помнишь? — спросила она, чуть улыбнувшись.

Ной снова вздохнул, на этот раз гораздо громче.

— Видишь ли, моя голова раскалывается, а все тело ноет так, будто на мне целый день возили воду. Дети же в эту минуту, возможно, обшаривают спальню. И честное слово, сейчас мне не до игрушек. Помнить всякие мелочи я просто не могу.

— Понятно, — мягко ответила Энн с загадочной улыбкой, заставившей Ноя задуматься. — Если я напомню твои слова о неумирающей любви ко мне, ты поверишь?

— Нет.

— Пусть так. Ты не говорил этих слов. Это действительно выглядело бы смешно.

Ной нахмурился.

— Энн, если прошлой ночью я сделал или сказал что-нибудь обидное для тебя, прости. У меня не было желания тебя уязвить или как-то ранить. Но что я еще сказал? Помню, что ты над чем-то очень смеялась.

— Над тем, что я тебе очень нужна.

Пальцы рук Ноя, которыми он держался за стену, побелели от напряжения. Он на несколько мгновений закрыл глаза. Да, он сказал это. И теперь вспомнил все до конца: встревоженное лицо Энн, то, как она тащила его в свой коттедж, как сбросила одежды и скользнула под одеяло, чтобы начать его мучить…

Потянулись длинные минуты молчания. Энн смотрела на Ноя. А он только пожимал плечами, пытаясь выкинуть из головы едкие и остроумные фразы, которыми мог бы ей ответить.

— Ты, наверное, получила ночью огромное удовольствие от такого посмешища, как я, — наконец сказал Ной.

— А еще ты сказал…

— Что? Договаривай.

— Еще ты сказал, что хотел меня.

Ной мгновенно вспомнил эти свои слова. Он действительно сказал тогда доведенным до изнеможения голосом: «Я тебя хочу!» Более того, мог бы повторить это сейчас.

— Если бы ночью ты совсем очнулась от своих кошмаров, то убедилась бы, что я говорил чистую правду. Поверь мне!

Ной подумал, что все это могло произойти ночью. Но не сейчас. Сейчас он должен забыть о ней. Хождение по краю пропасти надо прекратить! И относиться к Энн, как к своей сестре. Иначе она получит над ним неограниченную власть. А такого допустить нельзя!

Он снова пожал плечами и через силу сказал безразличным тоном:

— Желание и необходимость — две разные вещи.

— Понимаю, — тихо пролепетала Энн.

— Так вот. Я могу хотеть кого-то. Но при этом мне не нужен никто.

— Я это уже слышала.

Ной краем глаза взглянул на постель, на которой они с Энн провели эту ночь, прижимаясь друг к другу и сгорая от неудовлетворенного желания. Затем повернулся и, придерживаясь за стену, вошел в ванную. Посмотрев в зеркало на свою запачканную физиономию, он опустил голову над раковиной и потянулся к крану.

Однако успел только зачерпнуть пригоршню холодной воды и плеснуть на себя. Руки Энн обняли его за шею, а щека прижалась к спине.

— Неужели так трудно согласиться с очевидностью, Ной? С тем, что около каждого из нас должен находиться кто-то, за кем надо ухаживать и кому необходимо помогать? И разве это так уж плохо?

Ной выпрямился.

— Я забочусь о тебе. И не раз доказывал это.

— Но все же я тебе не нужна. Ведь так?

Он утвердительно кивнул. Действительно, сейчас меньше всего на свете ему хотелось, чтобы Энн стала нужной. Необходимость иметь кого-то рядом всегда доставляла ему одно неудобство, а порой даже и боль. То же самое происходило с доверием. Он не доверял никому…

Энн медленно покачала головой.

— Через несколько дней я уеду, Ной. Сразу же после бала. Неужели мы не можем себе позволить хоть толику наслаждения в оставшееся время? Или, по крайней мере, быть честными друг с другом?

Вырвавшись из ее рук, Ной отступил в дальний угол ванной.

— Черт побери, разве я не был с тобой честен?

— Ты так думаешь?

Ной не хотел обижать ее, но еще больше не хотел, чтобы она заботилась о нем. Потому что это непременно ограничило бы его свободу, поставило бы в зависимость от Энн, чего он ни в коем случае не мог допустить. А сейчас надо было как-то ретироваться. Подобная интимная обстановка не сулила ему ничего хорошего. Ной начал осторожно пробираться к двери, стараясь обойти Энн подальше. Это ему удалось. Добравшись до кровати, он не стал тратить время на то, чтобы надеть носки, а сунул босые ноги прямо в кроссовки и только после этого поднял глаза на Энн.

— Не знаю, что бы ты сейчас хотела от меня услышать, но манипулировать и играть мною я не позволю.

— Ты думаешь, что я хочу этим заниматься?

Она грустно посмотрела на Ноя. Он заметил эту перемену в ее настроении, причиной которой был сам. Ему сделалось жалко девушку. Это чувство было лишним. Он не должен проявлять слабости и становиться сентиментальным, иначе может попасть в сети, из которых трудно будет вырваться. Единственным способом противостоять нахлынувшей предательской жалости было разозлиться. В минуту неуверености и растерянности он всегда прибегал к нему.

— Я вынужден уйти, Энн! Ты стараешься найти нечто такое, чего здесь нет!

— Хочешь обдурить меня или самого себя? — тихо спросила Энн. — Или же боишься, что не сможешь с собой справиться?

Она попала в точку. Ной действительно боялся, что не сможет совладать с собой. И это окончательно взбесило его.

— Какая самонадеянность! — воскликнул он. — И ты впрямь думаешь, что никто на свете не может устоять перед твоими чарами?

Ной тут же пожалел о том, что сказал. Никогда за всю свою сознательную жизнь он не позволял себе уязвить кого-либо грубым словом. Сейчас это произошло. И сердце его обливалось кровью.

— Ничего подобного, — спокойно возразила Энн, перейдя вслед за ним в спальную. — Вполне возможно, что найдется немало таких, кто легко смог бы мне противостоять. Но я решительно отказываюсь поверить, что в их числе найдется место для тебя.

Энн выразительно посмотрела на Ноя и вышла. Он слышал, как закрылась наружная дверь. Несколько мгновений Ной неподвижно стоял посреди комнаты. Затем бросился на кровать, перевернулся на спину и закрыл глаза. Но тут же понял, что не может не вспоминать прошлую ночь. И еще то, что Энн, возможно, не ошибается: она действительно нужна ему…

Он встал, оделся и вышел на улицу. Его переполняли какие-то совершенно новые чувства. А сердце сладко щемило. Все это было до того необычным, что Ной, закрыв за собой дверь и направившись через лужайку к приюту, даже не оглянулся. И потому не заметил фигуру человека, стоявшего в тени дерева и провожавшего его взглядом…


Войдя в главное здание приюта, Энн сразу же поспешила на кухню. Ей казалось, что хороший завтрак поможет избавиться от нахлынувшей хандры.

Но на кухне никого не было. Это значило, что если она хочет позавтракать, то должна все готовить сама. Энн нахмурилась, представив себе, какое в этом случае убогое блюдо ее ожидает.

— Что ты собираешься здесь делать, милая? — раздался за ее спиной знакомый голос Розмари.

От неожиданности Энн аж подпрыгнула. Старая женщина стояла в дверях, одетая в старую рабочую робу. Ее седые редкие волосы неряшливо торчали в разные стороны. Не тронутое косметикой лицо было бледным от негодования.

— Я тебя спрашиваю, что ты собираешься тут делать? — повторила она.

Энн сделала шаг к ней.

— Розмари, что-то не так? У вас все в порядке?

— Конечно, не все! Я заходила к тебе час назад. Ждала, что ты появишься вовремя. Пойдем!

— Куда? — смутившись, спросила Энн.

Она выглянула в коридор, надеясь увидеть там служанку. Совершенно очевидно, сегодня у Розмари был не лучший день. Но что-то в старой женщине показалось Энн не совсем обычным. Ее сознание на этот раз не выглядело совсем затуманенным. А на лице было выражение крайнего негодования и раздражения.

— Куда вы собираетесь идти, Розмари? — мягко спросила Энн.

— Я уже сказала тебе адрес. А водители такси должны сами знать. Не могу же я одна за все отвечать!

— Хорошо, Розмари. Идемте.

— Но я не помню, куда именно надо идти, — вдруг растерянно зашептала старая женщина. — И вообще не понимаю, где нахожусь.

В этот момент в комнату вбежала запыхавшаяся служанка. Увидев Розмари, она облегченно вздохнула, взяла старую женщину под руку и вывела из кухни.

Боже, до чего же трудно приходится Ною! — подумала Энн, глядя им вслед. Сколько надо иметь силы, чтобы оставаться спокойным, бесстрастным и не взорваться! И так каждый день! Ведь так недолго и на тот свет отправиться!

Она положила на тарелку две сдобные булочки с изюмом и изрядное количество корицы, не обратив внимания на странный звук, донесшийся из-за выходившей во двор двери. Но уже в следующую секунду обернулась, почувствовав безошибочный запах горящего дерева. В ужасе Энн увидела, как из-под двери пробиваются и растут широкие языки пламени…

Вместо того чтобы выскочить в коридор и звать на помощь, звонить в противопожарную службу, сорвать со стены огнетушитель и попытаться потушить огонь, Энн сделала только то, что могла…

Она закричала…


ГЛАВА 8


Ной услышал ее крик на полпути между домом Энн и главным зданием приюта, обернулся, увидел клубы дыма, поднимавшиеся из-за задней стены приюта, и сразу же понял все.

— Срочно звоните девятьсот одиннадцать, — крикнул он одному из мальчишек, стоявших на крыльце и со страхом смотревших на черный дым.

Ной забежал за дом и остановился. Горела только задняя дверь, выходившая из кухни во двор. Огонь пробивался снизу, но его еще можно было без особого труда загасить. Схватив валявшийся на траве шланг и открыв воду, он направил струю в огонь.

Резко рванув еще дымившуюся дверь на себя, Ной распахнул ее и вбежал в кухню, не выпуская из рук шланга. Энн неподвижно стояла у стола с широко открытыми и полными непередаваемого ужаса глазами. Снаружи уже доносились тревожные звуки пожарных сирен. Ной отпустил шланг и бросился к девушке.

Дрожа всем телом, она упала ему в объятия.

— Все в порядке, крошка! — зашептал ей на ухо Ной. — Огонь погашен…

— Но ведь это случилось снова! — простонала Энн, прижимаясь к его груди. — Я больше не выдержу, Ной!

Ной почувствовал, как его начинает переполнять жгучая ненависть к неизвестному поджигателю, кем бы он ни был. То, что целью пожара было не разрушение, а желание терроризировать кого-то, скорее всего Энн, представлялось очевидным. Скорее всего, они имели дело с безнадежно больным пироманьяком.

Энн вновь получила душевную травму, хотя Ной и уверял ее, что никогда впредь такого не допустит.

Появился Росс. Он выглядел растерянным, даже больным. И первое, что сделал, так это крепко обнял бледную как полотно Энн. Ной подумал, что этот человек накануне выпил вдвое больше его. Но все же нашел в себе силы первым попытаться утешить свою приемную дочь. По тому, как у самого Ноя раскалывалась голова, он мог себе представить состояние Росса, и почувствовал к нему уважение. Даже несмотря на то, что сам Росс не считал себя идеальным отцом для Энн…

Росс посмотрел на полуобгоревшую дверь и поднял с пола тряпку, оставшуюся от бывшего коврика. Он долго рассматривал ее, потом понюхал и сокрушенно покачал головой. Ной бросился к нему.

— Ну, что?

— Будем расследовать. К сожалению, Ной, большего пока сказать не могу.

Негодование, постепенно нараставшее в душе Ноя, вырвалось наружу:

— Послушайте, Росс, идите подальше с вашими расследованиями! Это мой дом. И я хочу немедленно знать, что вы уже смогли обнаружить.

Росс поднял голову и обвел печальным взглядом кухню.

— Хорошо. Только, думаю, мой ответ тебя не удовлетворит. Судя по серьезному выгоранию пола под дверью и около нее, поджигатель воспользовался бензином. Он налил его в водосток, расположенный на козырьке крыши над входом, зажег и скрылся. Огненная струя полилась на порог перед дверью и зажгла ее. Хорошо еще, что ты оказался рядом. Через какие-то секунды огонь мог бы охватить всю кухню, а затем и сам дом.

— Боже! Я считал нас в безопасности. Вы же обещали это, Росс! Как так получилось?

— Ной, — бросилась Энн защищать отчима, — Росс здесь совершенно ни при чем!

— Ной прав, Энн, — задумчиво ответил Росс. — Расследование слишком затянулось. И пока оно не закончится, все мы будем ходить по острию ножа.

— Насколько я понимаю, это тот самый пироманьяк, который хочет вам за что-то отомстить? — спросил Ной.

— Если это так, то мы поймаем его. Но я думаю, что на сей раз надо будет повнимательнее присмотреться к обитателям самого дома. Среди ваших воспитанников нет смутьянов?

— Нет, — быстро и убежденно ответил Ной. — Это абсолютно исключено!

— Что ж, Ной, — тихо сказал Росс с симпатией глядя на него, — я знаю, что Розмари, а потом и ты брали в приют детей, у которых было трудное детство. В их душах не может не сохраниться чувства обиды, которое они тщательно скрывают. Пожар вроде этого вовсе не обязательно является следствием чьей-нибудь ненависти к вам. Вполне возможно, кто-то из подростков просто дал выход своему раздражению.

— Никто из моих воспитанников не мог этого сделать, — вновь повторил Ной с еще большей убежденностью.

— А не было ли случаев, когда кто-нибудь из детей портил вещи или мебель в доме? Одним словом, наносил приюту ущерб. Пусть даже очень незначительный.

Ной расширившимися глазами посмотрел на Энн. Он знал, что сейчас она непременно подумала о Джерри, ибо была свидетелем, как он вывалил с лестницы второго этажа корзину с яблоками. Но ведь это было нечто другое, совсем другое. Джерри никогда бы не пошел на поджог!

— Ничего подобного не было, — ответил он Россу.

Росс вздохнул, еще раз обвел взглядом кухню и сунул руки в карманы. Он, как и Ной, отлично знал, что их разговор за дверью подслушивают приютские ребятишки.

— Так вот, — негромко, но очень отчетливо произнес Росс. — Это пока все вопросы, которые я сейчас хотел задать. Пожар был сравнительно небольшим. Никто не пострадал. Но если бы огонь распространился, многие в этом доме могли бы сгореть заживо еще до приезда пожарных. Если же кто-нибудь в приюте знает что-либо о поджоге, я попросил бы его выступить вперед и честно все рассказать.

Никто не отозвался из-за двери.

Но Ной был, как никогда, уверен, что поджигателя надо искать за стенами дома. И судя по выражению глаз Энн, она думала точно так же…


Казалось, что все в доме ходили по краю пропасти. Особенно это ощущал Ной. Его не отпускал самый настоящий страх. Страх за жизнь Энн.

Однажды после полудня он увидел Энн, бродившую между утесов, как ему показалось, одинокую и испуганную.

— Росс не прав, — сказала она, не глядя на Ноя, когда тот подошел.

— Знаю.

— Никто из детей не мог пытаться поджечь дом.

Ной хотел улыбнуться, тронутый желанием Энн отвести подозрение от его воспитанников. Но вопрос был слишком серьезен. Что же касается детей, то почти все они были потрясены случившимся. Ной старался объяснить им, что и не думает подозревать никого из обитателей приюта в поджоге. Но сделал это настолько туманно, что никто толком ничего не понял.

— Я тоже считаю, что дети здесь ни при чем, — ответил он, вздрогнув, когда Энн взяла его за руку, но большего она себе не позволила, и они медленно пошли вдоль пляжа.

Слева над океаном лениво опускалось к закату солнце, бросая желто-золотые блики на его спокойную гладь. Мягко плескались об утесы волны. Теплый солоноватый воздух бодрил. Ной чувствовал, как все его тело постепенно расслабляется, становится легким и раскованным.

— Иногда, — сказала Энн, — я думаю, что лучше было бы мне не приезжать сюда.

— Лучше?

— Безопаснее.

Она была явно напугана. Ною это не понравилось.

— Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — решительно сказал он.

Она посмотрела на него и улыбнулась:

— Мой герой! Не обижайся. Я просто пошутила. Ты ведь не рожден героем.

Ной и сам это знал. Но слышать подобные слова от Энн было все-таки неприятно.

— Если не ошибаюсь, я уже несколько раз спасал тебя.

Энн ничего не ответила и, сбросив туфли, спустилась по бетонным ступенькам к самой воде. Ной несколько минут смотрела на нее, потом пошел следом.

— Что с тобой, Энн?

— Абсолютно ничего.

Ной уже очень хорошо усвоил ее тон и отлично понимал: с Энн что-то действительно происходит, причем что-то нехорошее.

Она ступила ногой на мокрый песок и зарылась в нем пальцами ног. Набежавшая волна обмыла ее лодыжки.

— Как приятно! — негромко воскликнула Энн.

— У меня срочная работа. Надо возвращаться домой.

— Что ж, возвращайся.

Энн повернулась к нему спиной. Ной посмотрел на нее и глубоко вздохнул. Оставлять ее здесь одну в таком настроении было неразумно.

— Идем со мной, Энн, прошу тебя.

— Иди. Я вернусь попозже.

Она даже не посмотрела на него. Ной подошел ближе и, сбросив ботинки, тоже встал босыми ногами на мокрый песок.

— Я не могу тебя оставить здесь одну.

— Это почему же? Иди. Тебя ждет работа.

— Пропади она пропадом, Энн! Я…

Пригоршня холодной соленой воды, ловко брошенная Энн в лицо Ною и сопровождаемая озорным смехом, не дала ему договорить.

— Ты что?! — воскликнул он.

— Извини. Я очень раскаиваюсь.

— Неправда!

— Нет, серьезно!

Она поспешно зажала рукой рот, но смех все-таки вырвался наружу.

— Ты выглядела такой печальной…

— Уж не потому ли, что ты хотел вернуться домой и работать? А теперь решил остаться, чтобы развеселить меня? Не надо жертв, дорогой. Кроме того, я давно привыкла к одиночеству. Иди домой и работай.

Ною стало ясно, что он ей не нужен и рыдать ему в жилетку Энн просто не хочет. Казалось, теперь он почувствует облегчение. Во всяком случае, хотел бы почувствовать…

Но ему стало вдруг еще тяжелее.

— Нет, ты не была печальной, — сказал он, отрицательно покачав головой. — А просто меня дурачила.

— Да.

На щеках Энн выступил румянец, а глаза заблестели. Ей это очень шло.

— Ну, не сердись же, Ной, — снова рассмеялась она. — Нельзя же так расстраиваться из-за нескольких брызг. Я ведь не со зла это сделала. Просто хотела поднять тебе настроение. Кстати, вода сегодня не такая уж холодная. К тому же не с головы же до ног ты промок!

— Ммм, — промычал Ной в знак согласия и сделал шаг вперед.

Энн насмешливо посмотрела на него.

— Ты же сказал, что идешь работать. Так иди!

— Чуть позже.

— Ну ладно. Так и быть, я тебя провожу, — смилостивилась Энн.

В этот момент большая волна ударила ее по икрам и заставила подпрыгнуть.

— Уф!

— Ты же сказала, что вода нехолодная! — воскликнул Ной, схватив девушку в охапку и высоко подняв.

— Ой, отпусти!

Но он продолжал раскачивать ее в воздухе и отчаянно хохотал.

— Ну, перестань же! Сию же минуту отпусти!

— Если ты так уж этого хочешь, то пожалуйста.

Он разжал объятия, и Энн плюхнулась в нахлынувшую волну.

Ной не слышал ее громкого смеха, потому что следующая огромная волна накрыла их обоих…


Пальцы Ноя быстро побежали по клавиатуре компьютера. Быстрый взгляд, брошенный в окно, убедил, что ночь выдалась темная. На следующий день предстоял благотворительный бал, перед которым следовало бы хорошо выспаться. Но он не мог спать.

Из-за Энн и всех ее штучек на берегу Ной начал работать очень поздно и требовалось наверстать упущенное. Кроме того, он никак не мог смириться с мыслью, что там она переиграла его.

Куда-то пропал Джерри. Это случилось сразу же после пожара на кухне. Мартин был уверен, что мальчик просто испугался подозрений, а потому сбежал. Ной решительно отметал возможность того, что он мог поджечь кухонную дверь. Тем более что Мартин клялся: когда это случилось, они оба были в своей комнате. Ной верил ему. Но почему Джерри все-таки убежал? Этот вопрос не давал ему покоя…

Была и еще одна причина его уже не первой за это время бессонницы. Она заключалась в появлении в Тэйлор-Хаусе некоей златокудрой гостьи с сумасшедшими глазами. Ной не мог заставить себя не думать о ней. И как она посмотрела на него в своей комнате, когда Ной сказал, что хочет ее!..

Впрочем, теперь это не имело никакого значения. Очень скоро Энн должна уехать. Усилием воли Ной постарался заглушить боль, остро кольнувшую его в сердце при этой мысли. Он не должен допускать слабости! Хотя каждый раз душа как бы разрывалась на части.

Ной подумал, что спасением от подобных мыслей может стать работа, и уставился в экран компьютера, где застыли детали новой программы электронной информ-системы города. Всмотревшись, Ной вдруг понял, что нашел ключ к созданию компьютерной сети, включающей все основные департаменты, в том числе — противопожарную службу. Стараясь не потерять нить, он углубился в работу. Его пальцы с сумасшедшей быстротой забарабанили по клавиатуре. Еще немного и…

— Можно составить тебе компанию? — раздался за спиной знакомый голос.

От неожиданности он чуть не свалился со стула. Энн с бледным отрешенным лицом стояла в дверях. На ней был пушистый свитер и светлые джинсы. Ной в первый момент даже готов был принять ее за привидение. Но, быстро взяв себя в руки, он с тревогой спросил:

— Опять кошмарный сон, да?

Энн кивнула.

Ной подвинул ей стул.

— Снова снился пожар?

— Да. На этот раз это было просто ужасно! Мне казалось, будто я стараюсь вытащить маму и Джесси из горящей машины. Но вместо этого сгорела сама. Боль была такой реальной, как будто все происходило наяву.

Энн повернула руки ладонями кверху, как будто ожидала увидеть на них ожоги.

— На протяжении многих лет после той трагедии мне каждую ночь снились точно такие же сны, — участливо ответил Ной. — Причем, в самых различных вариантах. То виделось, будто я горю в машине вместе с ними. Или, как приснилось сейчас тебе, пытаюсь выручить их из огня, но не могу. И так изо дня в день…

— То же самое происходило и со мной. Но постепенно сны становились все более туманными. В последние годы они почти совсем исчезли. И вот все началось снова! Самое ужасное, что я теперь просто не смогу от них отделаться, пока поджигатель ходит на свободе. А в том, что этот человек реально существует, сомнений уже нет.

Ной хотел было успокоить Энн и сказать, что его собственные подозрения и сведения, имеющиеся в противопожарной охране, дают основания надеяться на скорую поимку преступника. Но в последний момент промолчал. Он подумал что, успокоив Энн, можно подвергнуть ее еще большей опасности. Но видеть в глазах девушки боль и ужас было выше его сил. К тому же Ной понимал, что, если они не смогут предотвратить новое преступление, он никогда не простит себе этого. Поэтому подвинул свое кресло к стулу Энн и, взяв ее за руки, сказал:

— Скоро это все кончится.

— Ты уверен?

Он утвердительно кивнул и поднес ее ладони к губам. Энн в ответ ласково улыбнулась…

Они сидели друг против друга. Ноги Энн оказались между коленями Ноя. Мысли его смешались. Он почувствовал, что вот-вот потеряет всякий контроль над собой. Но ничего не мог поделать. Почти бессознательно он чуть наклонился к Энн и коснулся губами ее шеи.

Ной продолжал держать ладони Энн в своих, чувствовал биение ее пульса, и это придавало ему силы. Она осторожно высвободила ладони и положила руки Ною на плечи. Он обнял ее за талию и осторожно пересадил себе на колени.

— В последний раз, когда мы оставались одни, — напомнила ему Энн, — мы много спорили.

— Нет, — пробормотал Ной, уткнувшись носом в ее шею и вдыхая аромат нежного девичьего тела. — Просто ты сама искала себе неприятностей и… нашла их.

— Я… — начала Энн, но замолчала, почувствовав, как Ной нежно сжал зубами мочку ее уха, и с улыбкой посмотрела на него: — Поверь мне, Ной… Я никогда над тобой не смеялась. Просто хотела стать тебе такой же нужной, как ты мне.

Руки Энн скользнули на шею Ноя и обвили ее. Теперь они сидели крепко обнявшись. Энн шептала:

— Нет… Не смей от меня отстраняться, Ной Тэйлор. Еще раз я этого не переживу. — Она коснулась губами его уха. — Прошу тебя…

Энн еще крепче прижалась к нему. Глаза Ноя сами закрылись, а из груди вырвался стон.

— Энн, — зашептал он, спеша сказать хоть несколько слов, прежде чем совсем потеряет способность мыслить. — Скажи, о чем ты думаешь. Не скрывай ничего…

— Даже если это порядком испортит тебе настроение?

— Да. А если я кажусь тебе сопляком, то просто поцелуй.

— Ладно.

Энн подняла голову и поцеловала его. У Ноя в глазах все поплыло. Он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание…

Когда Энн минуту спустя вновь посмотрела на него, Ной продолжал пребывать в том же оцепенении.

— Думаю, — сказала она с усталой улыбкой, соскальзывая с его коленей, — что теперь я уж наверняка засну.

— Но… — пробормотал Ной, растерянно следя за тем, как Энн, отодвинув стоявший на дороге стул и перешагнув через несколько связок с книгами, направляется к двери, — куда же ты?

Не могла же она, черт побери, поцеловать его и тут же, вот так просто, встать и уйти!

— В постель, — коротко ответила Энн, бросив на Ноя многозначительный взгляд, полный такой нежности и страсти, что тот снова лишился дара речи. — Доброй ночи!

— Энн, — простонал Ной, протягивая к девушке руки, — я хочу тебя!

— Знаю. Ты уже говорил мне об этом. И я тоже хочу тебя. Но ты уже обещал, что наша первая близость произойдет в теплой, уютной обстановке. И мы будем совсем одни. Ты хотел покрыть поцелуями каждый сантиметр моего тела. А я желала бы ответить тебе тем же.

Ее тонкие пальцы погладили Ноя по щеке, вызвав в нем новую вспышку всепожирающей страсти. Заметив это, Энн сделала шаг назад и переступила порог.

— Это все так и будет, Энн! — прошептал он.

Она улыбнулась многообещающей теплой улыбкой и вышла в коридор, поняв, что и на этот раз вряд ли спокойно уснет. Ной… он был таким непередаваемо теплым… И возбужденным…


Благотворительный бал проводился в зале старой ратуши, построенной из красного кирпича еще в начале века. В Сан-Рейо это было традиционным событием года. На нем непременно присутствовали городские власти, и местная пресса публиковала подробные отчеты. Энн помнила эти балы еще с раннего детства. Тогда она выезжала на них вместе с родителями. Поэтому ей казалось немного странным, что на сей раз она сама станет полноправной участницей.

В коттедже не было ни одного большого зеркала. Правда, за все эти недели оно ей ни разу и не понадобилось. На работу ходить было не надо, на дворе стояло лето, и косметики почти не требовалось. Да и одевалась Энн, как правило, в свои любимые шорты и тенниску. Но сегодня предстоял своего рода светский выезд, на котором она хотела выглядеть наилучшим образом.

Энн надела строгое черное платье, спускавшееся с ее красивых обнаженных плеч на тонких, как спагетти, шнурках, в котором выглядела очень даже сексуально. Подумав, Энн решила отказаться от колготок. И в душе поблагодарила свою родительницу за то, что та наградила ее такими стройными ногами.

Взбив на голове волосы и укрепив их пригоршней шпилек, она вышла из комнаты. Перед тем как открыть дверь, Энн остановилась и с неожиданным сожалением посмотрела на свое временное жилище.

Завтра она уезжает. То, что это несомненно к лучшему, не очень успокаивало. Равно как и попытки убедить себя в том, что ее ждет любимая работа. Энн не хотела покидать Сан-Рейо, а если быть честной, то расставаться с Ноем. Но больше причин для того, чтобы остаться, у нее не было.

Зазвонил телефон. После недавних событий Ной установил здесь аппарат. Энн к нему еще не привыкла, а потому от неожиданности вздрогнула. Но тут же раздался стук в дверь. Энн решила сначала открыть ее.

На пороге стоял Ной. Он был в темном вечернем костюме. Волосы еще не просохли после недавно принятого душа. От него исходил прямо-таки божественный аромат. С бьющимся сердцем Энн смотрела в его грустные глаза.

— Привет, — только и смог сказать Ной, встретившись взглядом с Энн.

Услышав надрывающийся телефон, Энн неестественно рассмеялась и, не спуская взгляда с Ноя, взяла трубку.

— Алло!

— Ну, Энн, на этот раз вы превзошли саму себя! — раздался голос из трубки.

— Сью! — воскликнула Энн.

— И никто другой, дорогая! Послушайте, это просто что-то совершенно невероятное!

— О чем вы говорите? — спросила Энн, продолжая внимательно разглядывать парадный костюм Ноя.

Тот тем временем прошел в прихожую и плотно закрыл за собой дверь. На улице становилось прохладно.

— Я говорю о фотографиях, которые вы мне прислали, Энн. Или вы уже забыли? Берег океана, утесы, зеленая лужайка. Они великолепны!

— Спасибо. Я подумала, что вам понравится. Ведь вы никогда не были на Западном побережье.

— Понравится? Да я просто влюбилась в эти фото. Мне нужно еще. И как можно больше. Это ваше новое задание. Мы будем готовить специальный номер по Калифорнии.

— Специальный номер?

— Да. Для чего нужны сотни новых фотографий. Можете обеспечить?

Энн упала в стоявшее рядом с телефонным столиком кресло. Сью давала ей возможность еще немного задержаться в Сан-Рейо!

— Не знаю, — неуверенно ответила она.

Действительно, можно ли обещать Сью выполнить такое серьезное задание и одновременно любить человека, который не отвечает ей взаимностью?

— Подумайте об этом, Энн. Такая возможность бывает раз в жизни. А в понедельник я вам позвоню.

Щелчок. Связь оборвалась. Энн некоторое время смотрела на телефонную трубку, которую продолжала держать в руке, затем положила ее.

— Все в порядке? — обеспокоенно спросил Ной, заметив смятение на лице девушке.

— Да.

Он взял ее за руку и улыбнулся чему-то.

— Что тебя так развеселило? — спросила Энн, поднимаясь из кресла, успев заметить, что Ной становится совершенно неотразимым, когда улыбается.

— Я увидел, что ты носишь каблуки, причем очень высокие.

— Ты наблюдателен.

— А ты нахалка.

— Это почему же?

— Потому что фасонишь тем, что стала на них одного со мной роста. Впрочем, это мне нравится.

Ной привлек Энн к себе и поцеловал в кончик носа.

— Многих мужчин это пугает, — хихикнула Энн.

— Ты на это надеешься?

— Нет. Но иногда пугнуть кое-кого не вредно.

— Крошка, такими ногами ты можешь напугать и меня.

Глаза Энн от удивления округлились.

— Ной, да ты болен!

— Знаю. Но ведь тебе нравится пугать больного.

Машина Ноя стояла у двери главного здания.

— Где Розмари?

Ной посмотрел на Энн с сардонической улыбкой.

— Насколько мне известно, свидание было назначено только между тобой и мной.

Радости, с которой Энн ожидала вечернего бала, почти не осталось. Все утонуло в унылом болоте разочарования. Итак, Ной всего лишь выполнял свое обещание, причем вырванное у него против воли.

— Мне очень жаль, Ной, что тебе придется туда идти с таким настроением, — негромко сказала она. — Но времени, чтобы отказаться, уже не осталось.

— У меня нет ни малейшего желания отказываться, — мрачно ответил Ной, протягивая руку, чтобы поправить упавший на лицо Энн локон. — А у тебя?

— Никакого, — улыбнулась она.

— Тогда пойдем?

Ной открыл дверцу машины, и Энн скользнула в его роскошный «мустанг». Когда же она вытянула ноги и уселась поудобнее, он внимательно посмотрел на нее и шепнул:

— Ты выглядишь сегодня… просто восхитительно!

— Ты тоже. И не в последнюю очередь оттого, что очень чистый.

Ной закашлялся, потом рассмеялся:

— У тебя всегда, кроме острого язычка, были на редкость строгие губы, Энн? А все тело маленьким и костлявым? По крайней мере, именно такой я видел тебя в последний раз.

— Мне тогда было тринадцать лет, — с раздражением ответила Энн. — И все же я тебе нравилась.

— Я просто терпел тебя.

Ной лукавил. Он и Джесси не просто терпели Энн. Хотя она и была моложе их, тот и другой относились к ней, как к ровне. К тому же проявляли редкую для подростков заботу…


На балу Энн и Ной появились раньше других. Ной, как хозяин, должен был встречать гостей и занимать их светской беседой, то есть исполнять обязанности, которых терпеть не мог.

Ной вздохнул, подумав, что ввел в заблуждение Энн: Розмари на балу не будет. Он оставил ее дома под наблюдением служанки. Старая женщина была настолько плоха, что не могла даже найти дверь своей комнаты.

Встретив вежливым поклоном очередных гостей, Ной вдруг обнаружил, что Энн куда-то исчезла. На протяжении всего следующего часа он продолжал кланяться вновь прибывшим, пожимать руки, отвечать на бесчисленные вопросы и разговаривать обо всем и ни о чем. Постепенно в зале собралось более сотни людей. И с каждым надо было переброситься словцом. Причем, никто не вспоминал, что когда Ной был еще подростком, его мало кто хотел знать. Наоборот, тогда мальчик постоянно оказывался предметом злых шуток и насмешек. Наверное, поэтому сейчас Ной, окруженный толпой гостей, чувствовал себя совсем одиноким.

Между тем Энн нигде видно не было. Ной потолкался еще немного в толпе, кивнул Россу, окружавшим его инспекторам противопожарной охраны и еще кое-кому, кого знал по работе над компьютерной системой и расследованием дел о пожарах. Кстати, все они обещали Энн, что скоро найдут поджигателя… Но где она сама?

…Энн стояла, окруженная группой мужчин из числа власть имущих. Ной подумал, что каждый из них, скорее всего, выпрашивал у нее согласия на танец. Она же держалась, как английская королева в окружении своих придворных. Смотреть на это ему вдруг стало неприятно и даже противно.

Тем не менее это не имело особого значения. Он хотел быть рядом с ней и ни с кем больше. Ее платье переливалось под разноцветным светом люстр, а рыжие волосы горели огнем. Ной вдруг почувствовал, что его неудержимо влечет к этой женщине. И он хочет ее…

Энн чему-то весело смеялась, когда Ной подошел и, взяв ее руку, прижал ладонь к губам.

— Привет, — спокойно сказал он, не обращая никакого внимания на стоявших полукругом мужчин.

— А… Привет! — в тон Ною ответила Энн, чувствуя его легкое пожатие. — Ной, ты помнишь, это…

Ной не дал ей представить новоявленных поклонников и сказал с вежливым поклоном:

— Извините, господа, но я похищаю у вас мисс Лейверти. Всего на несколько минут.

Он взял ее за руку и увлек в коридор. Там, почти у самой кухонной двери, Ной привлек девушку к себе и крепко поцеловал. Из груди Энн вырвался слабый стон, и она всем телом прижалась к нему. Ее ответный поцелуй был не менее страстным. И снова — стон, трепет охваченных желанием двух тел. Ной подумал о том, как стала бы вести себя Энн, если бы он сию же минуту отвез ее к себе домой… Боже, одна мысль об этом вызвала у него дрожь в коленях!

Тут дверь кухни отворилась, и на пороге возник официант с подносом, заставленным бокалами шампанского, виски и всякой другой выпивки. Взглянув на Ноя и Энн, он добродушно улыбнулся. Оба отступили на шаг и дали ему пройти.

Ной посмотрел на Энн и шепнул ей на ухо:

— Имей в виду, от помады у тебя на губах ничего не осталось.

— Зато на твоих она отпечаталась вполне отчетливо.

Ной засмеялся, вытащил из кармана платок и обтер губы. Надо было возвращаться в зал. Опять принужденно улыбаться, болтать, пожимать руки… А ему хотелось быть только с Энн. Впрочем, компромисс тут же был найден.

— Потанцуем? — предложил он.

Энн с беспокойством посмотрела на его коленку:

— А тебе не повредит?

— Наверное, нет. Но во всяком случае, попробуем.

Это оказалось легче сказать, чем исполнить. Весь зал был уже заполнен танцующими парами. Дамы были в блестящих вечерних платьях, а почти все мужчины — во фраках. Ноя не особенно смущал его обычный темный костюм. Рядом была Энн. Все остальное для него уже не существовало.

Она вложила свою ладонь в его, а он обнял ее за талию. И они поплыли в танце, плотно прижавшись друг к другу и никого кругом не замечая.

Ноя охватило чувство, которого раньше он никогда не испытывал. Их танец был особым. Танцевали не два хорошо знающих друг друга и связанные с детства узами дружбы человека. Это было чем-то совершенно другим. Ной чувствовал поистине неземное блаженство, держа в объятиях это божественное тело. Его ноздри щекотал сладкий аромат лилий и розмарина, исходивший от ее волос, а взгляд горевших страстным желанием глаз кружил голову. Он ощущал ее прерывистое, почти лихорадочное дыхание. Его охватывал трепет от прикосновения сквозь ткань платья твердых, как кораллы, острых сосков. Сердце Ноя билось в такт с ее. А когда Энн томно вздыхала, из груди его был готов вырваться стон, полный непередаваемого блаженства.

Музыка продолжала играть. Один номер сменялся другим. А чувство полной отрешенности от всего земного, охватившее Энн и Ноя во время первого танца, не проходило. Хотя были мгновения, когда ощущение близости их разгоряченных желанием тел становилось почти мучительным, непереносимым. Ной, не выдержав, слегка отстранился от партнерши. Но она снова прижалась к нему и зашептала: — Я люблю тебя.

Энн притянула к себе голову Ноя, поцеловала его в губы и, оттолкнув, исчезла в толпе…


ГЛАВА 9


Остальная часть вечера показалась Ною неимоверно скучной. Он произнес ожидавшуюся всеми речь. Когда наступило для этого время, то провозгласил соответствующий тост. Улыбался, шутил, вел светские разговоры. Но все это было как в тумане. Потому что Энн исчезла. Найти ее оказалось невозможно. И внутреннее чувство подсказало Ною, что она совсем уехала с бала.

Энн сказала ему, что любит… Никто никогда не говорил Ною этих слов. Хотя ему было уже тридцать два года. И он также никому их не говорил. Но Энн сказала. То, что это было правдой, Ной понял по ее полным любви и нежности глазам, горящему страстным желанием телу, когда она прижималась к нему во время танца.

— Куда делась Энн? — спросил Ноя подошедший Росс, когда тот стоял около бившего в центре зала фонтана из шампанского. — Я хочу с ней потанцевать.

— Она…

— Она сегодня неотразима, — сказал Росс с гордостью. — Я как дурак все время стараюсь уверить себя, что Энн все еще ребенок. Но глядя на нее сегодня, понял: это уже вполне сформировавшаяся женщина.

— Я… Я тоже так думаю, — запинаясь ответил Ной, почувствовавший себя маленьким глупым ребенком. — Но если вы хотите с ней танцевать, то, наверное, уже опоздали.

Глаза Росса вдруг стали колючими.

— Она уехала?

— Думаю, да.

— Что происходит, сынок? Я был уверен, что между вами уже все решено.

Ной в замешательстве посмотрел на удивленное лицо Росса.

— Наши отношения с Энн вас очень мало касаются. Вместе с тем я с самого начала считал, что вы их не одобряете.

— Поначалу, может быть. Но, я думаю, ты простишь старого человека за то, что он несерьезно относился к совсем еще зеленому пареньку, каким ты был в то время. Но я понял, что вы оба уже стали взрослыми. Скажу откровенно: мужчина, в которого превратился Ной Тэйлор, мне нравится. Розмари может тобой гордиться.

Ной часто заморгал. Он не привык к подобным комплиментам.

— Спасибо, Росс. Но что касается Энн, то…

— Видишь ли, совершенно напрасно вы оба стараетесь делать вид, будто ничего не происходит.

Ной почувствовал, что его лицо становится пунцово-красным. Но, сделав над собой усилие, промолчал. Росс же наклонился к нему и дружески похлопал по руке.

— Не волнуйся, сынок. Я надежное прикрытие для вас обоих. Так что найди сейчас Энн и обсуди с ней все те глупости, которые намерен сделать. К сожалению, недостаток ума — удел каждого мужчины.

Толком не поняв, что он скажет Энн, и даже еще до конца не разобравшись в своих чувствах, Ной все же последовал совету Росса и, незаметно покинув бал, бросился ее искать.

Энн не оказалось ни в коттедже, ни в главном здании. Ной начал беспокоиться. Куда она могла деться? В ушах его продолжали звучать ее слова о любви. Они волновали его и создавали в голове ненужный хаос. Надо было срочно успокоиться.

Долетевший до слуха Ноя плеск волн подсказал, что для него сейчас полезнее всего было бы подышать морским воздухом. Не думая о том, что темный вечерний костюм не совсем подходящий наряд для подобных прогулок, он спустился по ступенькам на песчаный пляж и долго стоял, смотря в бесконечную темь океана, из которой набегали на берег барашки волн и дул соленый свежий ветер. Ночь была безлунной, а небо закрывали черные тучи, предвещавшие шторм…

Энн сидела за утесом у самой кромки воды и смотрела на пенящиеся волны, разбивавшиеся совсем рядом с ней о камни. С каждой минутой крепчайший ветер играл локонами ее освободившихся от шпилек волос, заставляя их то и дело падать на лоб. Туфли были сброшены и валялись на песке чуть поодаль. Один придерживавший платье шнурок соскользнул с плеча.

— Энн! — неожиданно донесся до ее ушей знакомый голос.

Она быстро обернулась и увидела Ноя, стоявшего в нескольких шагах от нее и опиравшегося рукой на выступ утеса.

— Я совсем сбился с ног, пока искал тебя! — воскликнул он, бросаясь к ней.

— Извини, ради Бога — прошептала Энн потупившись, потом вздохнула и посмотрела ему в глаза: — Но эти извинения не относятся к тому, что я сказала тебе час назад. Хотя слова и вырвались против воли. Просто у меня уже не было сил молчать. Тебе вовсе не обязательно отвечать тем же.

Ной открыл рот, желая что-то сказать.

Но Энн перебила его:

— Нам надо идти.

Она повернулась, подобрала с песка туфли и шагнула в темноту…


Энн хотела со всех ног бежать от берега, но какая-то сила удерживала ее. Может, это был почти молящий взгляд Ноя, брошенный ей вслед. А возможно, и слезы, хлынувшие из глаз и не дававшие возможности смотреть себе под ноги.

Завтра она уедет отсюда, несмотря на полученное от редакции новое задание. Что ж, оно останется невыполненным. Иначе нельзя. Постоянно ощущать рядом присутствие Ноя, когда он уже знает о ее чувствах, было бы невозможно.

Океанские валы с ревом накатывались на песчаный берег. За спиной Энн возвышались утесы, казавшиеся в темноте огромными и уходящими вершинами в черное небо. Нет, никогда еще она не была такой одинокой!

Энн хотела было бежать дальше. Но, почувствовав на плече широкую теплую ладонь, обернулась. Лицо Ноя было темным и угрюмым. Она смотрела на него, ожидая начала разговора, который казался неизбежным. Но Ной молчал. И это заставило сердце девушки усиленно биться, а колени — дрожать.

Ной протянул руку и потрепал ее по щеке. Потом чуть наклонился и поцеловал.

— Хочу тебя, — прошептал он. — Больше, чем когда бы то ни было. Не могу лгать!

— Я знаю, — чуть слышно ответила Энн.

— Мне совсем не знакомо чувство любви. Но ты для меня значишь гораздо больше, чем кто-либо из тех, кого я знаю. И вообще больше, чем кто-либо на свете. Теперь я уверен в этом. Тебе нужно что-то еще?

— Нет… Больше мне не нужно ничего. Этого достаточно… Поцелуй меня…

Ной прильнул к ее губам. Затем опустился на песок и усадил Энн рядом с собой. Его проворные пальцы освободили от оставшихся шпилек волосы девушки и утонули в них. Она почувствовала, как теплые ладони Ноя скользнули по шее, по спине и остановились на обнаженных икрах ног.

— Весь вечер я старался определить, — прошептал Ной, — что у тебя под этим платьем.

— Не так много, — тоже шепотом ответила Энн.

Он осторожно опустил с ее плеча второй шнурок. Шелк скользнул вниз, обнажив высокую твердую грудь. Ной впился горячими губами в упругий сосок, продолжая гладить ладонью спину девушки. Его губы, язык, зубы ласкали ее, щекотали, причиняли боль. Но это была сладкая, желанная боль. Как и стон, вырвавшийся из груди Энн.

Сбросив пиджак, он расстелил его на песке. Затем, отстранив дрожащие пальцы Энн, пытавшиеся расстегнуть его рубашку, сделал это сам. Они сбросили остатки одежды и, не обращая внимания на приближавшиеся со стороны океана раскаты грома и рев разбивавшихся о дрожащий утес волн, легли на песок, крепко прижавшись друг к другу. Им было тепло. Руки Ноя ласкали тело Энн, его губы покрывали поцелуями закрытые глаза.

Энн чувствовала рядом с собой его сильное тело. Страстным трепетом ответила она на стон, вырвавшийся из груди Ноя. Его пальцы массировали ее грудь, гладили живот, бедра, постепенно спускаясь вниз, к самому интимному месту женского тела. У Энн перехватило дыхание. А пальцы Ноя продолжали свой путь, задавая ее телу какой-то неведомый ритм. Энн почувствовала, что дыхание, хотя и восстановилось, но стало лихорадочным, а трепет охватил уже ее всю. Что-то надвигалось. А что именно, она не могла понять. На секунду ей показалось, что внутри вот-вот что-то взорвется. Так и случилось…

В ее сознании все кругом поплыло, а затем раскололось на миллионы ярких звезд, от нестерпимого блеска которых невольно закрылись глаза.

Но прежде чем Энн успела прийти в себя, Ной очутился сверху, раздвинул ей ноги и одним быстрым движением проник своей затвердевший плотью внутрь тела. Она всматривалась в его исполненные решимости черты лица и чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Каждое его новое движение внутри ее плоти приближало этот момент. Наконец глаза сами собой закрылись, Энн почувствовала, как вновь что-то взорвалось в ней, после чего провалилась в глубокую, но желанную и счастливую пропасть…

Очнувшись, Энн снова увидела перед собой полное блаженства лицо Ноя, почувствовала тяжесть его мускулистого тела, его по-прежнему твердую плоть внутри себя. Откуда-то издалека до нее доносился плеск волн. А на небе, в разрыве между тучами, стали проглядывать звезды. Энн боялась шевельнуться. Больше всего на свете она хотела, чтобы он продолжал оставаться в ней. Ной тоже не делал ни одного движения, стараясь продлить блаженство, максимально отдалив его пик.

Но в конце концов он все же не вытерпел и, приподнявшись на локтях, заключил лицо Энн между ладонями. Он ничего не говорил, а только смотрел ей в глаза и гладил большим пальцем ее губы. Но тело Энн само отвечало на эти ласки.

Он вновь крепко обнял Энн и перевернулся вместе с ней на бок. Его парадный пиджак под ними поскрипывал на песке.

— Ты хочешь встать?

Она отрицательно помотала головой, отчаянно не желая с ним расставаться ни на мгновение. Ной понял и остался спокойно лежать, глядя ей в глаза. Потом отвел упавшие на лоб локоны и нежно поцеловал бровь, на которой повисли капельки пота. Его пальцы возбуждали Энн, лишая всякой способности думать. Огонь желания начинал снова требовать пищи.

Пальцы Ноя пробежались по ее животу, груди и успокоились на шее.

— Я люблю твое тело, — просто сказал он. — И снова хочу тебя. Позволь мне еще раз… Еще раз подарить тебе мою любовь… Умоляю!

— Да! — порывисто ответила она. — Господи, конечно да!

На этот раз все происходило гораздо спокойнее. Они не спешили, растягивая наслаждение. И мучения. Хотя и сладкие. Ной нежно ласкал ее кончиками пальцев, целовал в губы, гладил грудь, слегка касаясь сосков. Энн стонала, выгибала тело навстречу ему, прижималась к могучей, покрытой коротенькими курчавыми волосами груди. Ной наблюдая за ней и продолжал ласкать, с наслаждением вслушиваясь в новые стоны, рвавшиеся из груди девушки.

Потом настала ее очередь ласкать его. Несмотря на неопытность, Энн делала это настолько искусно, что у Ноя оставались силы лишь шептать ее имя. А она покрывала поцелуями все его тело…

Он снова лег на нее и осторожно проскользнул в глубь женской плоти. Энн почувствовала себя наверху блаженства.


Первое, что дошло до сознания Энн, был грохот волн, разбивавшихся об утес. Потом на нее упала первая крупная капля холодного дождя, за ней вторая. Ослепительная вспышка молнии озарила все кругом. Последовал оглушительный удар грома. И хлынул ливень.

— Черт! — выругался Ной, вскакивая на ноги и поднимая за руку Энн.

Кое-как натянув на себя одежду и взяв в руки обувь, они бросились бежать вдоль берега. Но, поднявшись по ступенькам к главному зданию приюта, в нерешительности остановились. Можно было войти в дом и переждать шторм там. Или же пробежать еще с десяток метров, отделявших их от коттеджа Энн. Предпочтение было отдано последнему.

Едва закрыв за собой дверь коттеджа, они оба не сговариваясь бросились в ванную. Энн схватила губку и, намылив ее, принялась усердно тереть Ною спину и плечи. При этом никак не могла оторвать взгляд от классически совершенных очертаний его тела. Потом роли переменились. Теперь уже Ной старательно намыливал Энн, не переставая любоваться красотой этой обнаженной богини.

С веселым смехом они выскочили из-под душа и перешли в комнату. Энн обернулась к Ною, чтобы упрекнуть за неэкономную трату воды в ванной, но слова застыли у нее в горле. Ной стоял какой-то сразу обмякший, осунувшийся, с выражением глубокой печали на лице и смотрел в одну точку. Энн проследила за его взглядом и все поняла, увидев стоявший в углу упакованный чемодан.

Только тут она вспомнила, что завтра уезжает.

— Уезжаешь? — мрачновато проговорил Ной.

— Ты же знаешь, что это необходимо, — грустно ответила Энн, хотя ее сердце молило Ноя об одном: «Попроси меня остаться!»

Энн читала в его глазах отчаяние, страх оказаться брошенным. Боль за него и за себя переполнила ее душу.

— Тебе будет не хватать меня? — спросила она.

— Нет, — отрезал Ной.

Он повернулся и пошел к двери.

— Не лги! — бросила вслед ему Энн.

Ной остановился. Потом вернулся и взял ее за плечи.

— Хорошо. Я буду тосковать по тебе. Ты это и сама отлично знаешь. Но сегодня ночью ты сказала нечто очень важное для меня. И тут же убежала. Как так можно?! Говорить подобные вещи и потом спокойно уезжать!

Энн попыталась освободиться от его рук, но Ной продолжал крепко держать ее за плечи. Она поняла, что бороться бесполезно, и прошептала:

— Я сказала, что люблю тебя, Ной. И могу повторить это.

— Но почему ты уверена в этом?

— Потому что чувствую. Я не прошу тебя говорить мне то же. Хотя, конечно, очень бы хотела, чтобы мои чувства оказались взаимными. К сожалению, это не в моих силах. Но моя любовь — это подарок тебе, о котором ты не просил. И все же я его преподношу. На сегодняшнюю ночь.

Ной протестующе замотал головой.

— После всего того, что ты сказала, можно ли даже думать об отъезде?

— Попроси меня остаться, — прошептала она.

В темно-коричневых глазах Ноя появилось паническое выражение.

— Я не могу…

— Почему? — с негодованием прошептала Энн. — Потому что ты нужен мне не в общепринятом смысле, которому все здесь без оглядки следуют?

Ной молча повернулся, вышел из комнаты и через холл направился в ванную. Сорвав с вешалки полотенце, он бросил его Энн и, пока она закутывалась в него, долго и тщательно вытирался другим.

— Это был удар ниже пояса, — пробормотал он сквозь зубы.

— Возможно. Но разве это не правда? Ты окружил себя людьми, которые в тебе нуждаются гораздо больше, чем ты в них.

— К черту все это! — воскликнул Ной и отбросил полотенце, забыв, что остался совсем голым. — Я уже сказал там, на берегу, что хочу тебя! Готов о тебе заботиться. И что у меня и мысли нет сделать тебе больно! А ты ответила, что…

— Не надо. Я сама все отлично помню: «того, что ты сказал, для меня вполне достаточно». Так ведь я ответила тебе тогда?

Энн подошла почти вплотную к Ною, тоже отбросив полотенце.

— Могу подтвердить это и сейчас!

«И подтверждаю…» — докончила она про себя, чувствуя, как губы Ноя впиваются в ее…


Солнце взошло только через два часа. Энн спала счастливым сном, раскинувшись более чем на три четверти постели и укрытая всеми имевшимися одеялами. Ною же удалось заполучить для себя лишь уголок одного из них…

Она собиралась уехать. Возможно, даже сегодня. Ной с болью думал об этом. Но считал себя не вправе просить Энн остаться. Ибо не мог ничего ей предложить. Совсем ничего. Деньги и всякого рода материальные блага для нее ничего не значили. В свое время Энн отдавала им должное, но с тех прошло много лет, за которые она успела приобрести почти все, что хотела. Впрочем, нет! Она желала получить и еще кое-что, чего Ной не мог ей дать. Его любовь.

Как заставить ее понять, что в вопросах любви Ной Тэйлор отнюдь не гений? Он сам считал себя недостойным такого чувства. Это внушила ему родная мать. И прошло немало лет, прежде чем Ной понял, что любви достоин каждый. Но даже после этого он время от времени старался убедить себя, что лично ему никакая любовь не нужна. Не в последнюю очередь и потому, что это чувство почти всегда связано с душевной болью. А ее он уже успел испытать.

Почувствовав пустоту в желудке, Ной встал с кровати и натянул на себя еще невысохшие брюки. Все тело его ныло, будто накануне он целый день таскал тяжести. Может быть, виною тому был ночной безудержный секс? Действительно, такого безумства в его жизни еще не было…

Итак, Энн уезжает. Его взволнованно бьющееся сердце решительно протестовало против этого. Но умом Ной понимал, что ей надо уехать и жить подальше отсюда. Для собственного же блага. Какое он имеет право уговаривать Энн ради него отказаться от спокойной и безопасной жизни? Тем более что здесь не может ей ничего предложить!

Пустой желудок вновь напомнил о себе. Наверное, Энн тоже проголодалась. Сейчас он приготовит завтрак и подаст ей в постель.

Ной на цыпочках вышел из комнаты в примыкавшую к ней миниатюрную кухню и включил плиту. Через несколько минут на сковороде уже шипел огромный омлет. Но тут зазвонил телефон.

Ной быстро схватил трубку, не желая, чтобы кто-нибудь разбудил Энн, кроме него самого.

— Алло!

— Здравствуйте. Это звонит Сью, редактор Энн в Нью-Йорке. Она дома?

— Она спит.

— Узнаю Энн, — рассмеялась Сью в трубку. — Она никогда не была ранней пташкой. Не будите ее. Иначе разговора все равно не получится. Просто скажите, когда проснется, что я жду ее решения по поводу той прекрасной страны, которую вы зовете Калифорнией.

— Решения?

— Да. Я просила Энн ответить до понедельника. Но получилось так, что мне уже сегодня необходимо знать, согласна она выполнить эту работу или нет. Если нет, то я должна успеть передать задание кому-нибудь еще.

— Передать кому-нибудь еще? — растерянно повторил Ной, чувствуя, что выглядит в глазах Сью совершеннейшим идиотом.

— По моим расчетам Энн понадобится по меньшей мере месяц для того, чтобы выполнить эту работу. Судя по фотографиям, которые я от нее получила, у вас там совершенно роскошная природа. — Сью сделала паузу и вздохнула. — Что ж, во всех случаях пусть Энн позвонит мне и скажет, согласна она или нет. Если нет, пусть немедленно возвращается. Но не хотелось бы. Ведь она — единственный фотокорреспондент, который может сделать настоящий хорошо иллюстрированный репортаж и, вдобавок, написать серию великолепных статей. Кстати, передайте ей, что за Калифорнию я заплачу куда больше, чем за ее шотландские зарисовки. Хорошо?

— Хорошо.

Ной положил трубку. Его сердце бешено колотилось. Итак, Энн представляется возможность остаться. Она могла бы ею воспользоваться. Но решила уехать. Доказательство тому — упакованные чемоданы. Сказала, что любит его, и бежит! Зачем это все?

С раздражением он выключил плиту и вышел на улицу. Аппетит пропал сам собой…


Розмари все еще была больна. Едва войдя в главное здание приюта и взглянув на приемную мать, Ной понял, что наступающий день для нее не лучший. Он поднялся к себе в кабинет и опустился в кресло за рабочий стол напротив компьютера. Но никакого желания сразу же приступить к столь любимой им работе не почувствовал. Все его мысли были заняты совершенно другим…

Неужели она лгала, говоря, что любит его? Может быть, Энн была такой же, как и все его прошлые многочисленные увлечения? Как те ветреницы, которые норовили покупаться в его славе и урвать кусочек богатства и вовсе не задумывались о том, что за человек Ной Тэйлор?

Ной помотал головой, отгоняя эти предательские мысли. Нет, Энн не такая!.. Но какая же?

Он не знал, что и думать…

Ной включил компьютер, желая отвлечься. Нажав на клавишу, вызвал на экран файл под названием: «Поджигатели». Сверху вниз поплыли фамилии и имена возможных преступников. Ной невольно удивился их количеству. Видимо, Росс не зря просиживает дни и ночи в своем офисе. Но нераскрытых дел оказалось много. Среди них поджог дома Лейверти и коттеджа Ноя Тэйлора.

И вдруг Ной почувствовал, что сейчас, именно в эту минуту, Энн грозит страшная опасность…

— Так вот, чем ты предпочитаешь заниматься по утрам, вместо того чтобы соблазнять девиц! — раздался за его спиной сонный сексуальный голос. — Я бы не сказала, что это преумножает достоинства мужчины.

Ной резко повернулся и увидел стоявшую в дверях Энн. Она была непередаваемо хороша. На щеках играх румянец, а глаза искрились. Он с трудом сдержался, чтобы не сошвырнуть все со стола и, повалив на него девушку, тут же овладеть ею. Тем временем ее любопытные глаза обшаривали светившийся экран.

Ной протянул руку и выключил компьютер. Глаза Энн превратились в две узкие щелочки, а брови удивленно полезли вверх.

— В чем дело?


ГЛАВА 10


— В чем дело? — переспросил Ной. — Ни в чем. Просто я очень занят.

— Хорошо, — пожала плечами Энн и встала между ним и компьютером. — Тебе не кажется, что бежать тайком среди ночи из постели женщины не очень красиво? Ты ставишь ее в неловкое положение перед самой собой.

— Но я ушел, когда взошло солнце.

— О, тогда прости! В таком случае, все в порядке!

Ной услышал боль в ее голосе. И именно эта боль пробудила в нем желание уйти не попрощавшись. Энн поняла, что клятв в любви до гроба больше не услышит. Но на последнее «прости» все же рассчитывала. Ведь Ной был твердо уверен в том, что она непременно сегодня уедет. Он не знал, что ночью Энн приняла окончательное решение остаться.

Энн не могла уехать и бросить Ноя после всего, что между ними произошло. Все женщины, с которыми у Ноя были мало-мальски серьезные отношения, в конце концов его бросали. Но Энн не могла поступить так же, потому что это окончательно убедило бы его в том, что любовь всегда кончается трагически. А она дала себе слово, что на этот раз все будет иначе, поэтому поспешила согласиться с предложением Сью, решив пробыть здесь как можно дольше.

— Я никогда не считала тебя трусом, — спокойно сказала Энн.

— А я тебя — нечестным игроком, — тут же ответил Ной, взяв ее обеими руками за бедра, чтобы заставить хоть на шаг отступить от стола с компьютером.

Энн положила ладони поверх его рук и не двинулась с места. Поняв, что заставить ее отойти не удастся, Ной вздохнул, опустил руки и сел в кресло.

— Утром звонила Сью, — сказал он скучным голосом. — Я не хотел тебя будить. Она просила передать, что ты будешь круглой дурой, если откажешься от ее предложения и не останешься здесь еще на месяц. Предлагает очень большие деньги.

— Вот оно что, — пробормотала Энн, внимательно смотря на Ноя.

Ей сразу стало понятно его настроение. Он дуется на то, что она собирается уехать. Что ж, надо объясниться до конца.

— Ной, — решительно сказала она. — Я остаюсь.

Он некоторое время испытующе смотрел на нее, потом спросил:

— Зачем же ты все время твердила Мне, что собираешься уехать?

— Я думала, что так было бы лучше. Поверь мне!

— Значит, ты думала, что необходимо уехать. А сейчас вдруг передумала и решила остаться. Так?

— Нет.

— А как? Или все дело в телефонном звонке, о котором я только что тебе сказал?

Энн почувствовала в тоне Ноя агрессивность, которая по отношению к ней еще никогда не проявлялась так явно. Она нуждалась в моральной поддержке, но поняла, что сейчас от Ноя ее не получит.

— Что ты молчишь? — принялся допытываться Ной. — Дело в звонке Сью?

— Нет, — повторила она, беря его за обе руки. — Я остаюсь не только потому, что получила выгодное предложение от редакции. Это само собой. Но главная причина в том, что уехать и бросить тебя в таком состоянии, было бы бесчеловечным. Я поняла это сегодня ночью. Ты ведь и сам толком не знаешь, как себя чувствуешь. И дополнительные переживания, связанные с моим отъездом, тебе совсем ни к чему. Я люблю тебя, Ной. Но не хочу навязывать свою любовь силой или просить о взаимности.

Ной застонал и резким движением усадил Энн к себе на колени.

— Да пропади ты пропадом! — воскликнул он. — Я ни на секунду не могу выкинуть тебя из головы. Ты просто деморализуешь меня!

— Извини, Ной!

— Для тебя ведь не секрет, что я думал о тебе очень плохо. Мне казалось, ты пытаешься манипулировать мной. Был даже момент, когда я был готов поверить, что ты ничем не отличаешься от моих прежних привязанностей…

— Нет, Ной. Я совсем не такая. И никогда намеренно не сделаю тебе больно.

— Я тоже никогда не обижу тебя, Энн, — ответил Ной, гладя ее волосы и переводя ставшее сразу частым дыхание. — Мне мало что известно о взаимоотношениях мужчин и женщин. Просто не было опыта. К тому же постоянно не везло в личной жизни.

— Начали мы с тобой очень даже неплохо, — нежно улыбнулась Энн. — Стоит вспомнить сегодняшнюю ночь!

— Это было больше, нежели просто неплохо! — согласился Ной, и в глазах его зажглись озорные огоньки.

Энн отрешенно улыбнулась.

— Итак, тебе придется некоторое время где-то устраиваться, — вздохнул Ной, сразу помрачнев.

— Да, — улыбнулась Энн. — Случайно не знаешь, где бы я могла остановиться?

— Надо будет подумать.

Она поднесла ладони к его щекам и провела по чуть заметной щетине. Ной сегодня еще не брился. Волосы его были, как всегда, взъерошены. А одежда состояла из пары шорт.

Со счастливым вздохом Энн склонила голову ему на плечо и шепнула:

— Признайся, Ной, тебе стало легче, оттого что я остаюсь?

— Нет.

— Даже ни на йоту.

— Может быть, совсем чуть-чуть. — Ной подарил девушке одну из своих редких улыбок. — Но ты по-прежнему будешь для меня постоянным раздражителем. Ведь каждую минуту придется помнить, что тебя надо спасать.

— Спасать?

— Поверь, Энн, здесь никто больше меня не хотел бы, чтобы ты осталась. Но надо подумать и еще кое о чем.

— О чем?

— О пожарах.

— Что конкретно?

— Тебе постоянно угрожает опасность. Во всяком случае, я это чувствую.

Не желая продолжать разговор на эту тему, Энн встала и кивнула в сторону компьютера.

— Над чем ты работал, когда я вошла?

— Не хочешь меня слушать?

Тем не менее он нажал клавишу и вызвал на экран какой-то файл. Энн перегнулась через его плечо и прочитала вслух:

— «Поджигатели». И что ты с этим собираешься делать?

— Ты помнишь, что нам сказал Росс о поджигателе? Что в его департаменте составлен большой, чуть ли не в милю длиной, список подозреваемых лиц. И что в настоящее время по всему этому списку ведется расследование.

— Росс к тому же уверен, что это не был поджигатель-одиночка.

— И не считает, что все последние пожары как-то связаны с поджогом той автомашины, в которой сгорели Джесси и твоя мать.

— Знаю.

Ной кивнул на экран.

— Тогда почему в этом файле указано, что список подозреваемых уже полон? У меня создается впечатление, что они бессильны что-либо сделать, Энн. Неведомый поджигатель отлично знает об этом и продолжает безнаказанно устраивать пожары.

Энн попыталась поставить себя в положение Росса.

— Может быть, он просто не хочет излишне волновать меня? Я и так была напугана до полусмерти!

— Была? Лейверти, рано говорить в прошедшем времени. Мы и сегодня не можем чувствовать себя в безопасности. Ведь этот мерзавец на свободе. Пока никто даже не напал на его след. А он подбирается к тебе!

— Ты что-то имеешь против Росса?

Ной промолчал, но Энн заметила какое-то смятение в его глазах. Она тронула его за руку.

— Сегодня мне надо повидаться с Россом. Он хочет поговорить о том, что делать с домом после реконструкции. Во время разговора я спрошу его и о расследовании. Не сомневаюсь, что он молчит, щадя меня.

— Если я тебя правильно понял, дом будет продаваться?

— Скорее всего, нет. Вчера на балу Росс сказал, что пришел прямо оттуда. Говорил, что долго бродил по всем комнатам, терзаясь ностальгией, которую был не в силах побороть. И под конец сказал, что поскольку дом принадлежал маме еще до их брака, то он должен его у меня выкупить.

— И въехать назад?

— Этого не знаю. Как и того, что он намерен делать сейчас. Правда, не так давно он обмолвился, что хотел бы поехать в отпуск. Куда-нибудь на безлюдный остров. Месяцев на семь.

Энн замолчала, заметив, что Ной ее не слушает, а стоит глубоко погруженный в собственные мысли, и попыталась переменить тему.

— Знаешь, что я придумала? Мы сейчас разденемся догола и займемся сумасшедшим, диким сексом прямо здесь, на этом полу.

Ной бросил на нее пронзительный взгляд и задумчиво сказал:

— Энн, позволь лучше мне пойти на встречу с Россом. А ты пока займешься своей работой. Ведь тебе предстоит создать большой фотоальбом по Калифорнии. Времени же отпущено в обрез. Кроме того, мне надо обсудить с ним и его людьми все детали подсоединения департамента противопожарной охраны к городской компьютерной сети.

— Боже мой, ты не слышал ни слова из того, что я только что сказала! — рассмеялась Энн.

— Разве? Ах да! Действительно!

Ной снова взял ее за руку и усадил к себе на колени. Заигравшая было в уголках его губ нежная улыбка сменилась грубоватой усмешкой. Просунув ладонь под тенниску девушки, он погладил своими грубоватыми пальцами ее грудь.

— Я начну тебя соблазнять, как только вернусь от Росса. Прямо на этом столе.

Последовал долгий, страстный поцелуй. С трудом заставив себя оторваться от ее губ, Ной пересадил Энн на стоявший рядом стул. Затем встал и, насвистывал какую-то популярную мелодию, вышел из кабинета…

Лишь на улице Энн вдруг сообразила, что было воскресенье. Значит, Ной не сможет встретиться ни с кем из сотрудников Росса. Никто из них, как правило, в выходные дни не работал.


Следующие несколько часов Энн работала с фотокамерой. За ней увязался Мартин, и они вместе снимали утесы. Лето было на исходе. Солнце уже не палило, не стояло большую часть дня прямо над головой. Свет был мягким и как нельзя лучше благоприятствовал съемкам.

Мартин расположился поодаль и любовался океаном. Энн оглянулась на него.

— Мартин, а где все-таки может быть Джерри?

Тот не ответил. Энн опустила камеру и подошла к нему.

— Ной, Розмари, Эд и я очень беспокоимся за него… Он ведь еще совсем мальчик, как и ты, и ничего дурного не сделал. А потому заслуживает того, чтобы жить дома под одной крышей со всеми нами.

Мартин уставился в землю и пробормотал:

— Я не знаю, где он может быть…

Жизненный опыт давно научил Энн узнавать ложь. И она поняла: Мартин что-то скрывает.

— Я думаю, что ты говоришь неправду, — очень мягко сказала она. — Но насильно выпытывать у тебя ничего не хочу. Тем более что ты, видимо, связан словом, а хранить тайну, доверенную другом, дело святое.

Мартин с благодарностью посмотрел на Энн.

Она поняла, что затронула нужную струну, и сказала:

— Я очень беспокоюсь за него, Мартин. Если ты увидишь Джерри, то скажи, что мой дом — свободен. Он всегда сможет при нужде им воспользоваться и будет там в полной безопасности.

— Если я, конечно, увижу его… — ответил Мартин, смотря через плечо Энн на океан.

— Хорошо.

Энн поняла, что ее слова непременно дойдут до Джерри. Поэтому на всякий случай надо будет оставить в доме спальный мешок и подушку.

Когда через несколько минут они вошли в кухню, чтобы пообедать, то застали Эда в совершеннейшей панике.

— Что случилось? — спросила Энн, видя, как повар возбужденно носится по кухне, гремя кастрюлями, тарелками и поминутно выглядывая в коридор, при этом каждый раз с грохотом захлопывая дверь.

Услышав вопрос Энн, он остановился и воздел руки к потолку.

— Лучше спросите, что здесь еще не случилось! На этой неделе мальчики должны участвовать в волейбольном турнире, а спортивная одежда для них все еще не выстирана. Дальше. Я купил на ужин индейку. На завтрак же у меня ничего нет. И никто не хочет взять на себя труд убрать в доме. А я даже не имею времени, чтобы отругать за это прислугу! — Он сделал паузу и, взглянув на Энн, хлопнул себя ладонью по лбу: — Боже мой, извините, вы о чем-то хотите спросить?

— Где Розмари?

— В постели. Ной в городе. А мне нужна помощь. Вы явились очень даже кстати!

И Эд вручил ошарашенной Энн большую корзину с грязным бельем. Для последней это было тем более неприятным сюрпризом, потому что она предпочитала пользоваться прачечной.

— Но, Эд! — пробормотала Энн. — Я не умею стирать!

— Вам поможет Мартин. А сейчас, оставьте меня, ради Бога, в покое! Я занят по горло!

— Эд, но я честное слово не знаю, как это…

— Энн, умоляю вас! Ну, попробуйте! Ради меня!

И он пошел к плите. Энн бросила умоляющий взгляд на Мартина, который лишь пожал плечами. Вдвоем они опрокинули корзину в стиральную машину и включили ее…


Ближе к вечеру Ной вернулся в Тэйлор-Хаус. Единственное, чего ему в ту минуту хотелось, так это остаться одному и думать, думать, думать… Росс встретил его в своем офисе, и проблемы, которые они там обсуждали, вызвали у Ноя жесточайшую головную боль. Кроме того, Розмари не вставала с постели. За ней требовался постоянный уход. От Джерри тоже не было никаких вестей, хотя Ной обыскал не только территорию приюта, но и все окрестности.

Войдя в кабинет, Ной неожиданно увидел Энн, восседавшую в его кресле. Он остановился как вкопанный.

Глаза Энн светились радостью и теплом. Секунду назад Ной хотел остаться наедине с собой, но сейчас уже не мог понять, как подобная глупая идея могла прийти ему в голову. Он улыбнулся и поспешил к Энн, неловко перешагивая через горы книг, связки блокнотов и всякого бумажного мусора.

— Привет, — сказал Ной, продолжая счастливо улыбаться.

— Привет, — также односложно ответила Энн, поднимаясь ему навстречу.

Ной понимал, что должен бы возмутиться непрошеным вторжением Энн в его кабинет, но, взглянув на нее, растаял. Он повернулся, запер дверь на ключ и, схватив девушку в охапку, прижал к себе.

— Что ты делаешь? — прошептала она.

— Благодарю Господа нашего за то, что в свое время купил на рынке великолепный ковер, который лежит сейчас под моим огромным письменным столом.

— При чем здесь ковер и письменный стол?

— Весь сегодняшний день я провел, неустанно думая о твоем утреннем предложении. И в конце концов чуть не сошел с ума от этих мыслей, от предвкушения дикой, страстной любви на этом ковре под письменным столом, которую ты мне обещала.

Он упал на колени, увлекая за собой Энн.

— И что же теперь, Ной? — шепотом спросила она, положив ладонь ему на грудь.

Вместо ответа Ной взял ее ладонь и опустил ниже, к сильно выступающему месту.

— О, — вздохнула Энн, крепко сжимая его затвердевшую плоть. — А если кто войдет? Ах… Будь что будет…

Ной что-то промычал в ответ, а его руки обхватили бедра девушки и прижали к своим. Энн почувствовала, как его пальцы скользнули под резинку ее трусиков, и громко застонала. Ее руки неожиданно стали сами расстегивать молнию на джинсах Ноя.

— А теперь… Ну, иди ко мне…

Ной потянул на себя резинку. Раздался звук чего-то рвущегося, и половина эластичного шнурка осталась у него в руках. Энн покатилась со смеху. Но тут же ее лицо стало серьезным.

— Быстрее! — шепнула она и упала на пол, потянув за собой Ноя.

Ной чувствовал ее губы, струной напрягшееся тело, теплый язык Энн между своими зубами. Он уже ничего не соображал. Энн же повалила его на себя, приняв без остатка всю затвердевшую мужскую плоть. Вскоре они слились в непередаваемом наслаждении одновременного оргазма…


Когда стемнело, Энн и Ной решили отправиться в дом Лейверти, надеясь найти там Джерри.

— Думаю, Мартин уже передал ему твое предложение, — сказал Ной, проверяя свой карманный фонарик. Он направил свет в окно, но ничего не увидел, кроме плотного серого тумана.

— Да, в такую ночь не очень-то приятно бродить одному по улицам.

— Знаете, Джерри отнюдь не умирает от голода, — сказал Эд, входя в кухню с корзиной грязного белья. — Я уже давно заметил, что с кухни пропадают не только продукты, но и готовые блюда. Я как-то раз видел, как отсюда, воровато озираясь и пряча что-то под пиджаком, вышел Мартин. Нетрудно догадаться, что он выносит и для кого.

— Значит, еду ему приносят? — удовлетворенно спросил Ной.

— Слава Богу, да! — подтвердил Эд. — Это хорошо, потому что несчастный мальчуган был похож на ходячий скелет. Когда Мартин в очередной раз пробрался на кухню, я специально подождал за углом в коридоре, чтобы дать ему выбрать для приятеля куски получше.

— Правильно сделали. — Ной одобрительно кивнул. — Но все это продолжается уже слишком долго. Сегодня мы постараемся его найти и привести домой.

— Но хорошо все-таки, что ему приносили еду! — облегченно вздохнула Энн.

Она подумала, что Джерри, скорее всего, рассчитывал вернуться в приют, поскольку не убежал далеко, а остается поблизости.

— Что ж, — сказал Ной, взглянув на часы, — самое время. Пойдем искать Джерри.

Они шли через зеленую лужайку, почти ничего не видя перед собой. Ной держал Энн за руку. Ночь была тихой и вполне годилась бы для прогулок, если бы не густой туман. Издали доносился плеск волн.

Некоторое время они молчали. Потом Ной неожиданно спросил;

— Наверное, было трудно упаковать все вещи Джесси и твоей матери?

— Самое неприятное, что я так и не нашла пропавшую сережку.

— Все это выглядит очень странно. Ведь твоя мать всегда безупречно одевалась. Что заставило ее в тот день надеть только одну серьгу?

— Она торопилась.

— Возникают сразу два вопроса: почему она торопилась и зачем поджигателю понадобилась непарная серьга?

— Что сказал Росс в отношении твоих открытий на компьютере? Почему он уверяет, что у них имеются подозрения относительно конкретных лиц, когда таковых просто нет?

— Я его об этом не спрашивал.

— Почему же?

— Потому что пришлось бы признаться, что я смотрел секретные файлы его департамента. Когда же спросил Росса о том, как идет расследование, он начал убеждать меня, что они все еще проверяют несколько заподозренных ранее лиц. Не мог же я в лицо назвать его лжецом!

— Росс оберегал меня, — чуть слышно пробормотала Энн, в душе жалея, что отчим это делал.

— Похоже, что-то тут не то.

Энн очень не нравился тон Ноя, в котором звучало откровенное недоверие, но она промолчала. Тем временем в темноте начали вырисовываться контуры дома Лейверти. Ни в одном окне не было света. Пришлось зажечь карманные фонарики. Подойдя ближе, они несколько раз позвали Джерри. Ответа не последовало. Войдя в дом, позвали еще раз. И тут до их слуха явственно донесся скрип лестничных ступенек. Они бросились наверх. На площадке второго этажа Ной крепко схватил Энн за руку.

— Стой здесь, а я проверю дальнюю спальную. Мне почему-то кажется, что там кто-то есть.

Энн молча кивнула. Ной исчез в темноте коридора. Но в следующий момент какой-то звук донесся уже из ближней спальной комнаты. Энн тихо отворила дверь и сразу же очутилась в каком-то другом мире. Окно в комнате было открыто. Густой туман с улицы вплывал в помещение и не давал возможности что-либо рассмотреть.

— Джерри! — тихо позвала Энн. — Ты здесь?

Она уловила какое-то движение справа от себя. Бросив молниеносный взгляд в том направлении, Энн увидела фигуру человека, смотревшего прямо на нее. Подняв фонарик, она нажала рычажок. На мгновение комната осветилась. Но свет тут же погас: перегорела лампочка…


ГЛАВА 11


Энн задыхалась в густом, тягучем тумане, от которого, казалось, распирало комнату. Ей просто не верилось, что весь этот кошмар происходит в том доме, где она выросла.

— Кто вы? — тихо спросила она мутно вырисовывавшуюся у стены фигуру.

Ответа не было. Энн несколько раз встряхнула фонарик, в надежде, что он все-таки зажжется. Бесполезно…

— Джерри? — вновь спросила она, чувствуя, как все тело начинает пронизывать нервная дрожь.

Энн отступила на шаг. Шаг назад сделала и таинственная фигура. У Энн похолодело внутри. Она остановилась. Фигура поступила точно так же.

Нервно глотнув воздух, Энн решительно шагнула вперед и подняла над головой фонарик. Фигура так же резко сделала шаг ей навстречу и подняла над головой точно такой же предмет. Нервы не выдержали. Энн с отчаянным криком ударила незнакомца фонариком по голове. Раздался звон разбитого стекла. В ту же секунду в комнату вбежал Ной.

— Энн! Что с тобой? Боже, да где же ты?

Он размахивал фонарем, свет которого выхватывал отдельные вещи, стоявшие в комнате. Наконец луч остановился на голых ногах Энн, как бы выросших из груды разбитого стекла.

— Ной, — в изнеможении простонала Энн. — Я ударила его фонарем. — И, наверное, убила… Посвети сюда…

Ной навел фонарик на Энн и почувствовал огромное облегчение, убедившись, что она цела и невредима, потом осветил то, что стало причиной ужаса Энн.

— Боже мой, Ной! — воскликнула Энн. — Это же было зеркало! Я воевала с собственным отражением!

Действительно, зеркальная дверь в туалет была разбита вдребезги.

Только тут до нее дошел весь комизм ситуации. Она громко рассмеялась, прижимая ладонь к груди. Ной еще несколько секунд смотрел то на осколки зеркала, то на смеющуюся Энн. Затем схватился за живот и, сложившись вдвое, разразился громким хохотом.

Наконец, отсмеявшись и чуть успокоив взвинченные нервы, они принялись методично обследовать дом. Джерри нигде не было. В углу комнаты на первом этаже лежал скатанный спальный мешок и подушка, которые Энн принесла утром.

— Посмотри, — сказал Ной, наклонившись над ними, — может быть, он здесь спал?

— Ммм, — в раздумье промычала Энн, — все это я принесла сюда только сегодня. Боялась, что ему будет холодно в такую погоду. А поскольку все ковры уже упакованы, то постелила здесь мат.

Они вышли из комнаты и прошли в кухню. Бросив быстрый взгляд на дверь, Ной с некоторым беспокойством спросил:

— Ты уверена, что она заперта?

— Нет. Но я не хотела бы ее запирать. Джерри может прийти и не попадет в дом.

— Это рискованно. Здесь еще остались упакованные вещи. Дай ключ. Я запру.

Однако уже через несколько секунд после того, как щелкнул замок, кто-то начал снаружи дергать дверь за ручку. Энн открыла и в темноте узнала Росса.

— Росс? Что ты здесь делаешь? — испуганно спросила она, глядя на разъяренное лицо отчима.

— Я хотел бы знать, что ты тут делаешь по ночам?! — заревел Росс и, отстранив рукой Энн, быстро прошел в кухню. Осмотревшись, он повернулся к ней лицом и схватил за плечи своими сильными, огромными руками: — Тебе здесь нечего делать!

— Тут еще остались кое-какие мои вещи, Росс, — с холодной улыбкой произнесла Энн.

— Господи Иисусе! — с жаром воскликнул Росс, и на его лице вместо негодования появилось выражение страдания. — Все электричество в доме отключено. Сейчас очень поздно. Какого черта тебя сюда принесло? Или непонятно, что пустой, покинутый дом — самый удобный объект для поджигателя?

Ной сделал шаг вперед и положил свою широкую ладонь на руку Росса, все еще сжимавшую плечо девушки.

— Спокойно, Росс. Она здесь не одна.

— Это ничего не значит! — продолжал кипятиться Росс, хотя и отпустил плечо падчерицы, потом сделал паузу и, немного успокоившись, проворчал: — Извините…

— Ну и слава Богу, — облегченно вздохнула Энн. Она не помнила, чтобы отчим когда-либо разговаривал с ней так грубо.

— Нет, далеко не слава Богу! — отреагировал Росс с выражением отвращения на лице. — Совсем не слава Богу!

— Росс, что с тобой? — спросила Энн, тронув отчима за плечо и следя за тем, как он лучом своего карманного фонарика обшаривает кухню.

Росс еще немного поиграл фонариком, помолчал и тихо сказал:

— Я увидел тебя, Энн, стоявшую посреди кухни, несказанно похожую на мать, одинокую, напуганную и беззащитную… Это поразило меня в самое сердце. — Росс обернулся к Ною, но тут же снова посмотрел на Энн: — Происходит что-то непонятное. Нечто такое, чего я не могу объяснить даже себе. Но… У тебя все в порядке?

— Абсолютно, — прошептала Энн и крепко обняла отчима.

Росс энергично покачал головой. Он выглядел крайней взволнованным и удрученным.

— Ты меня не поняла. То, что сейчас происходит…

— …Связано со случившимся десять лет назад? Да? Росс, умоляю, скажи правду! Не надо больше жалеть меня. Ведь дела плохи, не так ли?

— Да, — ответил Росс, печально глядя на Энн и Ноя. — Все еще далеко не кончилось. Ты должна быть очень осторожна, дочка!

— Почему, Росс? — включился в разговор Ной. — Почему этот неведомый поджигатель упорно преследует Энн? Чего он добивается от нее?

Росс прикусил нижнюю губу и отвел глаза, помолчав, сказал:

— Я могу объяснить это только желанием за что-то отомстить.

— Значит, ты все-таки считаешь, что все эти поджоги связаны друг с другом? — спросила Энн, горько вздохнув. — Я знала это. Но ведь тогда его, наверное, легко поймать, тщательно расследовав все случаи, начиная с трагической гибели моей матери брата. Разве нет?

Росс неожиданно громко и грубо рассмеялся:

— Милая моя! Если бы это было так легко!

— Почему же нет? — раздраженно спросил Ной.

— Потому что при расследовании еще той трагедии десятилетней давности мне пришлось перебрать и отмести не одну сотню всякого рода душевнобольных и маньяков. Если на этот раз появился кто-то новый, то придется перебрать и проверить тысячи человек, прежде чем остановиться на ком-нибудь одном.

Ной и Энн переглянулись, вспомнив вывод, сделанный компьютером: «Список подозреваемых завершен».

— Энн, помнишь, в прошлый раз я проверил чуть ли не каждого мужчину на расстоянии ста миль отсюда? Мы точно знали, что это был поджог, совершенный из мести. И все же до сих пор не можем раскрыть то дело! Я довел своих людей, что называется, до ручки. Они работали дни и ночи. А что в результате? Ничего!

— Но ты сделал все, что мог, Росс, — мягко сказала Энн.

— И чуть не загнал себя до смерти этим расследованием. Да и своих людей тоже. Они до сих пор не могут опомниться и злятся на меня. Я их отлично понимаю!

— Но это же их работа, — мрачно сказал Ной.

— В их обязанности не входит работа с ненормальным человеком. А теперь это случилось снова. И вот все они вновь ворчат по поводу моего бесчеловечного отношения к подчиненным. Я боюсь, очень боюсь, что если не буду заставлять их работать, то большинство моих сотрудников прекратят делать вообще что-нибудь. И тогда может случиться еще одно несчастье. И вновь кто-нибудь пострадает. Как тогда, десять лет назад…

— Никто не обвиняет тебя, Росс, в нежелании раскрыть до конца это дело, — сказала Энн. — А если так думает кто-то из твоих людей, то нужно ли их держать на службе?

— Полиция чем-нибудь помогает? — вновь задал вопрос Ной.

Росс рассмеялся грубым, злым смехом.

— Думаю, ты слышал о соперничестве между полицейскими и нашими детективами. Очень часто никто не может точно сказать, чье это дело и кому надлежит его расследовать. Как, между прочим, и в данном случае.

— Здесь нужны были совместные усилия, — сказала Энн с раздражением. — Соперничество при раскрытии уголовного дела — это омерзительно. Ведь главное — найти преступника!

— Зачастую все происходит совсем не так, Энн, — со вздохом заметил Ной. — Детективы противопожарной охраны проделывают всю основную работу, а полицейские только занимаются арестами и пожинают плоды.

— Совершенно верно, — согласился Росс. — Мои люди возмущаются, но ничего не могут поделать. Успешная совместная работа практически стала невозможной.

— Все это очень печально, — грустно сказала Энн.

— Возможно, что на этот раз все пойдет по-другому. У нас уже есть достаточно подозреваемых.

— Но Росс… — начала было Энн.

Ной тут же перебил ее:

— Росс прав в том, что тебе сейчас надо быть особенно осторожной.

— Да, — согласился Росс. — Прошу тебя, Энн! Я тогда сразу же буду себя лучше чувствовать. Тем более что ты решила пробыть здесь дольше, чем предполагалось.

— Я буду осторожной. Обещаю. И не беспокойся за меня!

Росс снова взял ее за плечи и крепко обнял. От него исходило столько нежности и любви, что Энн поразило серьезное выражение лица Ноя. Почему он считает, что Росс лжет? Ее глаза спрашивали об этом и не получали ответа. Но все же Энн чувствовала, что во всем этом деле что-то не так…

Прошло уже несколько дней, а инцидент в доме Лейверти продолжал преследовать Энн. Единственным объяснением лжи Росса могло быть его нежелание что-либо говорить до окончания расследования. И еще стремление оградить ее от излишних волнений. Но она решила, что в том и другом случае дела идут из рук вон плохо.

Ной должен был прийти к таким выводам, поскольку упорно придерживался точки зрения Энн. Ночи они проводили вместе в ее коттедже. И это было неземное блаженство. С каждым разом их любовь становилась все более страстной. И это было слияние не только тел, но и душ. Слияние почти идеальное. Кроме… Кроме одного.

Ной не любил ее. Его сердце продолжало оставаться наполовину замороженным. Он прятал свои истинные чувства где-то в глубине души. Несмотря на их близость, Ной все же раскрывался не до конца, где-то оставаясь недоступным.

Энн начала думать, что причиной тому было трудное детство и последующая неудачная личная жизнь. Именно поэтому, как ей казалось, он не решался на последний шаг, упорно отказываясь подарить ей всю свою любовь. И с каждым днем, отсылая в редакцию очередные фото, Энн все больше задумывалась о том, что будет дальше, после окончания работы…

Ей отчаянно хотелось поговорить на эту тему с Розмари. Но несчастная женщина в последнее время постоянно блуждала в своем собственном потустороннем мире. Доктор сказал Ною, что единственное, чем бы он мог как-то помочь своей приемной матери, так это создать для нее комфортабельные условия. И даже советовал поселить Розмари в отдельном доме. Ной, естественно, наотрез отказался это сделать.

Все это Энн знала и оттого еще больше любила Ноя. Хотя и понимала, что без взаимности с его стороны не сможет остаться в Сан-Рейо дольше, чем того требовала работа. А пока занималась съемками, молилась за Джерри и удивлялась, как быстро летит время…

Она сидела в кресле Розмари на крыльце главного здания приюта и смотрела в ночное небо. Со стороны зеленой лужайки раздались шаги, и через несколько мгновений из темноты появился Ной. Он ласково улыбнулся Энн, сел рядом и привлек ее к себе.

— Знаешь, Ной, — прошептала она, — в такую чудную ночь, как эта, я невольно думаю: как можно было желать жить где-нибудь еще!

— Раз так, то не уезжай. Оставайся здесь.

— Ты меня просишь об этом?

— Решай сама.

— Это не так легко.

— Надо всего лишь понять, чего же ты все-таки хочешь: уехать или остаться. Вот и все. Ничего сложного.

Энн выпрямилась, откинулась на спинку кресла-качалки и внимательно посмотрела на Ноя.

— Итак, остаюсь я или нет, какое это имеет значение? Так ведь?

— Ничего подобного я не говорил. Не приписывай мне лишнего.

— Ладно. Тогда скажи мне, что ты думаешь?

— О чем?

— Не о чем, а о ком. О нас с тобой. Тебе будет все равно, уеду я или останусь?

Ной закрыл глаза, также откинулся на спинку кресла и не сказал ни слова. Энн ждала ответа, чувствуя, как часто бьется ее сердце. Ной поднял голову и бросил на девушку взгляд, в котором ничего нельзя было прочитать.

— Мне очень хорошо с тобой, Энн, — сказал он. — У меня сразу же повышается настроение. Я даже, как никогда, счастлив. Но если говорить о чем-то большем, то не знаю. Связывать себя какими-то долгосрочными обязательствами…

— Я не говорю о долгосрочных обязательствах, — перебила его Энн. — Мне просто хотелось бы знать, изменится ли что-нибудь в твоей жизни в зависимости от того, останусь я или уеду.

Ной медленно кивнул и ответил с каменным выражением лица:

— Мне будет тебя очень не хватать. Даже больше, чем ты думаешь. Но в целом моя жизнь останется такой, какая есть. Если тебя это не устраивает, то скажи сейчас. — Он внимательно посмотрел в ее сразу ставшее грустным лицом. — Вижу, что не устраивает.

Итак, несмотря на то что Энн отдала столько сил и времени Ною Тэйлору, он никогда не пойдет на то, чтобы она стала ему нужна. Попросту говоря, не позволит себе ее полюбить. Нет, Энн расценивала себя куда выше!

— Извини меня, — мягко сказала она, вставая из кресла и повернувшись спиной к крыльцу, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, — но я думала, что удовлетворюсь тем, что ты хочешь меня. Но это означало бы, что между нами нет ничего, кроме чисто физиологического взаимного влечения. Должна тебе признаться, что голый секс меня не устраивает.

— Вот как… — ответил Ной скучным голосом, хотя это было до конца наигранным. — Тогда как же нам быть?

Энн с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться. «Я хочу быть тебе нужной, — с радостью призналась бы она, — хочу, чтобы ты не только желал, но и любил меня». Энн взяла себя в руки и прошептала:

— Ты спрашиваешь, как нам быть? Не знаю. Мне нужно подумать.

— Ладно. Тогда скажешь мне, что решила, — медленно протянул Ной. — Извини, но я не умею читать чужие мысли.

И он сразу же стал каким-то чужим. Хотя продолжал сидеть рядом. Но уже стал тем далеким Ноем, каким она всегда его знала, — немногословным, мрачным, недоступным…

— Хорошо, — тяжело вздохнула Энн. — Думаю, что теперь мне лучше побыть одной.

Она повернулась и пошла через лужайку к своему коттеджу, чувствуя спиной взгляд Ноя.

Ной дал ей уйти, поскольку не имел другого выбора. Он знал, какие слова хотела от него услышать Энн. Но произнести их не мог. Просто не был к этому готов. И не знал, будет ли когда-нибудь готов.

Любил ли он ее?

Откровенно говоря, он и сам этого не знал. Как вообще мало что знал о любви, которой от него требовали. Хотя сейчас у Ноя было ощущение, будто вместе с замирающими вдали шагами Энн умирает часть его души. Тупая боль, зародившаяся в груди, медленно расползалась по всему телу, заглушая остатки теплого чувства, зароненного Энн. Вместо него сердце сковал леденящий холод. И Ной не мог с ним бороться.

Он думал о том, что значительно легче дарить любовь тем, кому она действительно необходима. К Энн это не относилось. Ной еще никогда не встречал столь самостоятельной, волевой женщины. И что бы она ни говорила или ни думала, он ей был не нужен. Ее выживание ни на йоту не зависело от Ноя Тэйлора…

Значит, он будет любить только тех, кому это действительно нужно. И заботиться о них. О Розмари, о приютских детях — обо всех, кому недостает тепла и любви. Энн права: он окружил себя людьми, которые в нем нуждаются. Но разве это плохо?

Однако подобные размышления ничего не изменили. И Ной продолжал смотреть во тьму, где скрылась Энн, с таким чувством, будто своими руками только что разрушил самое прекрасное из всего, что подарила ему жизнь…


На следующее утро Ной встал совершенно разбитым. Он проделал свой обычный комплекс упражнений, но это мало помогло. Болело сердце. Голова была тяжелой. В глазах стоял туман. Решив пройтись по свежему воздуху, Ной вышел на крыльцо и застыл от изумления.

На крыльце в кресле-качалке сидела Энн. Голова у нее свесилась на грудь. И вообще она выглядела такой жалкой и несчастной, что у Ноя упало сердце.

— Энн?

Она подняла голову и посмотрела на него. Но в ее глазах не было ни отчаяния, ни грусти. Только холод и отчужденность. А сидела Энн в столь жалкой позе только потому, что согнулась над чем-то, лежавшим у нее на коленях. Ной вдруг почувствовал себя полнейшим идиотом.

— Доброе утро, — спокойно приветствовала его Энн.

— Я хотел бы немного пройтись… Пробежаться… — забормотал Ной.

Энн кивнула и снова наклонила голову, намереваясь вернуться к прерванному занятию.

— Что ты делаешь? — спросил Ной.

— Зашиваю дыру на любимой рубашке Мартина. Он порвал ее во время игры.

— Энн… Но ведь это… смешно!

— Нисколько.

— Нет, смешно!

Черт побери, чего он ожидал от Энн после того, как столь мерзко обошелся с ней накануне! Однако Ной все еще до конца не разобрался в своих чувствах. А потому несколько растерялся и, желая скрыть неловкость, сказал нечто совсем несуразное:

— Ты думала.

— Невероятное открытие! Откуда ты знаешь, если не умеешь читать чужие мысли?

Так, он заслужил это! Энн помолчала несколько секунд и сказала, не поднимая головы:

— Уходи отсюда, Ной.

Его вдруг охватил какой-то непонятный страх. Не зная, что сказать, он смотрел на склоненную над шитьем голову Энн. Но, присмотревшись к ее работе, не мог сдержать улыбки. Более неумелого обращения с иголкой и ниткой трудно было себе представить!

— Ты… Тебе часто приходилось… шить? — не без ехидства спросил он.

— Иногда.

— Может, нужна помощь?

Энн вздохнула и уколола себе палец.

— А… а, черт! Ты что-то сказал?

Кого я хочу обмануть? — мелькнуло в голове Энн. Она отбросила рубашку и закрыла лицо руками.

— Ну да! Я не умею шить! И вообще не способна делать что-нибудь по дому! Жаль, конечно!

Ноя тронул этот неожиданный взрыв самобичевания. Он наклонился над Энн и сказал успокаивающим тоном:

— Полно, Энн! Ты прекрасно умеешь делать очень многое. И какое кому дело, что ты плохо шьешь? Или начинаешь готовить, не вскипятив воду? Оставляешь пятна на белье после стирки? Честное слово, не стоит делать из этого трагедию. Лучше нанять прачку, повариху или еще одну служанку!

Энн подняла голову и улыбнулась:

— Спасибо за совет. Я подумаю.

Несмотря на эту улыбку, Ной все же заметил в ее глазах затаенную печаль, причиной которой несомненно был сам. Он поднял с пола рубашку, повесил на спинку кресла и, присев рядом с Энн, взял ее за обе ладони. Она попыталась вырвать руки. Но Ной крепко держал их. Он наклонил голову и поцеловал палец, который Энн только что уколола иголкой.

Энн подпрыгнула в кресле.

— Не надо!

— Энн!

— Ради Бога, Ной, уйди! Мне надо подумать.

— О нас?

Энн кивнула. Но на этот раз вид у нее был действительно жалкий.

— Иди прогуляйся. Побегай. Это полезно. А мне надо побыть одной.

— Но…

— Видишь ли, Ной, — начала Энн, резко встав из кресла, — вчера вечером ты честно признался, какие чувства питаешь ко мне. Честность — самое лучшее, что может быть сейчас в отношениях между нами. И теперь уже я хочу быть честной перед тобой. Решить все сразу для меня невозможно. Понимаешь, невозможно! Поверь мне. Относиться к тебе чисто по-дружески… Знаешь ли, это очень трудно… Если вообще возможно… Мне нужно время для раздумий. Прошу тебя, не трогай меня пока. Хорошо?

Ной смотрел в ее прекрасные полные слез глаза и думал: был ли у него другой выбор?..

Следующие два дня оказались для Ноя сумасшедшими. В приюте все были заняты подготовкой к детскому карнавалу. Сам он всегда имел слабость к подобным празднествам. Помнил, как еще в детстве крал деньги из кармана очередного ночного приятеля матери, чтобы попасть на местный городской карнавал. Там ему нравилось все: шум, веселые лица, игры, вкусная еда. О том, что после его будут нещадно пороть, он не думал.

После того как Розмари узнала о страсти своего приемного сына к карнавалам, она стала устраивать их каждый год. Этот праздник так и назывался: «Карнавал Тэйлор».

Подготовка к карнавалу подняла с постели даже Розмари. Она вдруг почувствовала себя гораздо лучше. Память старой женщины полностью восстановилась, и она взяла на себя руководство всем процессом. Во дворе за задней стеной главного здания Эд соорудил балаган, в котором уже за несколько дней до самого события громко играла веселая музыка. Энн же стала генератором идей, шуток, новых игр. Она бегала по двору, хохотала вместе с детьми, помогала организовывать развлечения. Одним словом, жизнь била из нее ключом. Ной смотрел на это все и удивлялся, как раньше карнавал мог обходиться без нее.

Однако это не могло заслонить главного. Ной не спал ночами, думая о том, какая опасность могла угрожать Энн. А днем читал в ее глазах страдание и переживал крушение их дружбы.

Нет, Энн не игнорировала Ноя, наоборот, была крайне вежливой, внимательной, перебрасывалась с ним фразами при случайных встречах, которые происходили достаточно часто. Но все это выглядело уже не так, как прежде. Она больше не искала его, не целовала украдкой в темноте коридора и не одаривала очаровательной улыбкой, проникавшей Ною в самое сердце.

Ему не хватало этих улыбок, бывало прогонявших с его лица напускную серьезность и озарявших все кругом ослепительным радостным светом.

Сейчас Энн сидела на раскладном стульчике у стены заднего двора с фотокамерой на шее, со смаком поедала сандвичи в обществе двух мальчуганов и, казалось, вовсе не замечала переживаний Ноя.

— Готово! — крикнул появившийся в дверях балагана Эд. — Все сюда!

Энн, схватив за руки мальчишек, с веселым смехом пропрыгала через весь двор к балагану. Пробравшись туда же через толпу детей, воспитателей и прислуги, Ной очутился рядом с ней. Энн не обратила на него никакого внимания, продолжая безудержно хохотать. Ной же почувствовал, что от этого смеха у него начинают подкашиваться колени. Он хотел было отойти, как вдруг Энн резко повернулась и, сделав неожиданный шаг вперед, уперлась объективом фотокамеры прямо ему в солнечное сплетение. Ной невольно вскрикнул и схватил девушку за плечи.

— Ой! — воскликнула Энн. — Извини меня, ради Бога! Я нечаянно!

Она сделала шаг назад, и руки Ноя сами собой упали с ее плеч.

Энн выглядела очаровательной в свободном летнем костюме, который ей очень шел, прекрасно сочетаясь со светлым загаром нежной кожи на руках, ногах и лице. Как и с огромными серыми глазами. Боже, как в этот момент Ной хотел ее!..

— Энн…

— Извини меня, Ной, — повторила она, повернувшись к нему. — Я бегу в балаган. Ты идешь?

— Но…

Энн сделала вид, что не слышит его, и пошла к двери балагана, у которой по-прежнему стоял улыбавшийся Эд.

— Черт тебя побери, — пробурчал себе под нос Ной.

— Ной, — услышал он за спиной голос Мартина, — почему она на тебя злится?

— Кто?

— Энн.

— Тебе показалось.

Он с усилием отвел взгляд от бедер Энн, спешившей к балагану, и последовал за ней.

Посреди балагана был сооружен большой, украшенный по бортам изображениями экзотических рыб и деревьев бассейн. Вокруг него столпилось все детское население приюта. Стоял страшный шум, слышались громкие выкрики и радостный визг. Когда Ной подошел ближе, то увидел, что посреди бассейна плавает воспитатель Ал. Он то нырял, то снова появлялся на поверхности под восторженные крики детей. Заметив пробиравшегося к бассейну Ноя, Ал подплыл к борту и не без труда вскарабкался на него.

— Ной! Вы наконец появились. Смею доложить, что вода очень даже холодная! Вот так-то, дружище!

Ной подумал, что можно было бы действительно налить в бассейн теплой воды. Конечно, с закаленным Алом ничего не случится, но если в бассейн полезут дети, дело может обернуться неприятностями. Кроме того…

— Твоя очередь, Ной! — крикнул ему Эд. — Покажи свое искусство.

Ной встал ногой на лестницу, приставленную к столбу, поддерживавшему крышу балагана, и полез вверх. Очутившись над самой серединой бассейна, он обвел взглядом стоявших внизу детей и взрослых, изобразив на лице ужас.

— Вы хотите, чтобы я туда прыгнул? — с деланным удивлением крикнул он, хотя сам разрабатывал сценарий карнавала и знал, что его ожидает.

— Хотим, хотим! — раздался дружный восторженный хор.

— Ничего не поделаешь, — театрально вздохнул Эд. — Раздевайтесь!

— Раздеваться?

— Раздеваться, раздеваться, раздеваться! — неслось снизу.

— Хорошо!

Ной отбросил ботинки, стянул с себя тенниску и остался в одних плавках, предусмотрительно надетых еще утром. Взглянув вниз, он увидел Энн, которая пробралась к бассейну и стояла у самого борта.

И тут случилось что-то странное. Громкие крики и шум стоявшей по бортам бассейна толпы почему-то стали глохнуть. Еще минута, и они с Энн как бы остались вдвоем… Ной смотрел ей в глаза и видел в них сожаление, призыв и обещания, которые он не мог понять. Взгляд Энн опустился на его обнаженную грудь. Ной глубоко вздохнул, как бы почувствовав прикосновение ее пальцев.

— Быстрее, Ной! — кричал снизу Мартин, подбрасывая вверх теннисный мячик. — Сейчас я попаду в тебя!

По правилам игры человек, стоявший на лестнице под куполом балагана, должен был прыгнуть в бассейн, как только кто-нибудь попадет в него мячиком. Ной знал, какое ни с чем не сравнимое удовольствие эта игра всегда доставляла детям. Ведь не могло быть выше счастья, чем попасть мячом в главного воспитателя и заставить его спрыгнуть в воду. Он понял, что должен смеяться. Хотя из бассейна пахнуло наверх вполне ощутимым холодом. Ной слегка поежился, но тут же взял себя в руки. Никто из стоявших у борта не должен был знать, что он мерзнет.

Мартин прицелился в Ноя мячиком и бросил… Мимо! Стоявший рядом с ним мальчик бросил свой мяч. И тоже не попал. Такой же результат был у третьего стрелка. Когда мимо пролетели еще два мяча, у Ноя блеснула надежда, что ему удастся избежать купания.

Но тут вперед выступила Энн. В руках у нее был мячик. Их взгляды встретились. И Ной не увидел в ее глазах ни симпатии к себе, ни тоски из-за разлуки, ни тем более влечения. Он прочел в них лишь вызов.

— Нечестно! — крикнул Ной. — В игре участвуют только дети. Ты же давно вышла из детского возраста!

Внизу разгорелся жаркий спор, имеет ли Энн право бросить мяч в Ноя. Наконец было постановлено, что коль скоро Энн не является штатным сотрудником приюта, то имеет право участвовать в игре.

Черт! — выругался про себя Ной.

Энн прикусила язык, сосредоточилась и бросила мяч. Раздался общий восторженный рев: она сумела попасть Ною прямо в грудь. Тот стиснул зубы и, отпустив перила лестницы, нырнул в ледяную воду. Энн заработала два очка.


Через час Ной, облаченный в сухую одежду, вновь почувствовал себя отдохнувшим и почти счастливым. Это сделал карнавал. Не радостными детскими криками или громкой веселой музыкой, и даже не затейливыми играми. Просто Ной вновь почувствовал себя совершенно свободным, как когда-то в детстве.

Между тем Энн после инцидента в балагане куда-то исчезла, будто чувствовала себя виноватой. Посмотрев по сторонам и удивленно подняв левую бровь, Ной пробормотал:

— Это же просто смешно!

Ведь он и не думал осуждать Энн. Раньше он бы непременно постарался ей отплатить, как всегда и поступал в подобных случаях. Но сейчас ему просто хотелось еще раз увидеть чарующую улыбку, которой он все же надеялся добиться от Энн.

Ной нашел ее за балаганом, сидящей на скамейке возле ящика с ненадутыми воздушными шариками. Она вежливо, но холодно улыбнулась ему. Поняв, что доносившаяся из балагана оглушительная музыка никак не способствует интимной беседе, Ной досадливо вздохнул.

— Еще раз привет, — сказал он занудным голосом.

— Привет. Ты уже успел переодеться?

— Успел. Но у тебя верная рука, Лей-верти.

— Злишься?

— Вовсе нет. Я вписал твое имя на следующий час.

— Вписал мое имя? Это куда же?

— В список участников игры, жертвой которой я только что стал. Детям это очень понравилось. Ведь ты не возражаешь, не так ли?

На этот раз улыбка была уже не такой сухой и натянутой. Энн протянула Ною правую руку, держа в левой три дротика.

— Плутишка. С тебя три цента.

— За что?

— За дротики. Местный клуб «Киви» установил специальный приз: каждый, кто собьет дротиком воздушный шарик, получит порцию мороженого. Бери.

— А мороженое мы съедим вместе. Идет?

— Ладно.

Они вышли на середину двора, где уже собрались все обитатели приюта. Ноя встретили восторженными криками. Эд выпустил в воздух первый шар.

— Прошу!

Ной бросил дротик и промахнулся. Энн, внимательно следившая за полетом дротика, прикусила нижнюю губу и облокотилась на перила лестницы. При этом ее легкая накидка чуть поднялась и обнажила узкую полоску смуглого тела. Голодные глаза Ноя не могли этого пропустить. Перед ним все поплыло, а поскольку как раз в этот момент он метал дротик, то бросок оказался снова неудачным.

— У тебя осталась еще одна попытка, — констатировала Энн. — Советую сосредоточиться на броске, а не думать о пропавших деньгах.

Энн стояла совсем рядом. Для Ноя это были танталовы муки. Вот уже два долгих дня он не имел возможности дотронуться до нее и даже просто поговорить. И сейчас ничего так страстно не желал, как обнять ее, поднять на руки и унести куда-нибудь в спокойное тихое место, подальше от гремящей музыки, всего этого карнавального шума и любопытных взглядов. А там — смотреть на нее, говорить о чем угодно, испытывая несказанное наслаждение от одного сознания того, что она рядом…

— Ной, — донесся до него как будто откуда-то издалека голос Розмари. — Пойди-ка за балаган, помоги собрать дротики и принести еще шариков. А то там без тебя не справятся.

— Пойдем, пойдем, Ной, — запрыгал от радости Мартин. — Ты нам должен помочь. И Энн тоже.

Ной почувствовал на себе выжидающий взгляд Энн.

— Тебе нужна помощь? — очень мягко спросил он.

— Зачем? Я отлично себя чувствую. Вместе с детьми мы все сделаем.

— Но… Но я хотел бы помочь.

Ной взял ее за талию, чтобы отстранить с дороги и пройти за балаган, однако Энн наклонилась в его сторону и загородила дорогу. Ее взгляд блуждал по лицу, глазам, плечам Ноя и остановился на губах. Ему показалось, что сейчас она попросит ее поцеловать, чего он в этот момент безумно хотел. Но Энн сделала решительный шаг назад, прошептав:

— Вездесущий Тэйлор! Всегда появляется именно там, где кому-то становится нужен.

— Не надо меня осуждать, Энн, — тихо ответил Ной, принимая у нее из рук корзину для дротиков.

Она смотрела на него глазами, полными сожаления и горечи. Ной тихонько отстранил ее и прошел за балаган. Энн последовала за ним. Не говоря друг другу ни слова, они взялись за работу. Ной подбирал упавшие дротики и клал их в корзину. Энн надувала шары. Очень скоро на земле не осталось ни одного дротика, а в запасной корзине ни одного ненадутого шара.

Новое появление обоих на середине двора вызвало радостный крик всей детской толпы. Ной принялся за сбор центов, а Энн — за раздачу шаров. Они стояли совсем рядом и постоянно касались друг друга. Каждый раз Ной чувствовал, как по его телу пробегают электрические разряды. Он посмотрел на Энн и понял, что с ней происходит то же самое.

В этот момент их взгляды встретились. Тоска, глубокая печаль, любовь — все эти чувства прорвали завесу безразличия, которой Энн пыталась отгородиться от Ноя. Он хотел было сказать, что впервые поверил в существование другого, более светлого и счастливого, мира, чем тот, в котором жил до сих пор, что готов до конца довериться ей и дать все, к чему они оба стремились…

Но так ничего и не сказал… Не нашел нужных слов… Вместо этого взял девушку за руку…


ГЛАВА 12


Энн взглянула на Ноя и выдернула руку.

— Ты мне мешаешь.

Тихонько оттолкнув его, она вынула из корзинки оставшийся незамеченным шарик и принялась надувать. Ной покорно нагнулся, чтобы поднять лежащий у самых ног дротик, и вдруг услышал над головой громкий и радостный крик Энн:

— Боже мой, Джерри! Ты вернулся!

Действительно, посреди двора стоял Джерри, которого тут же плотным кольцом окружили дети и воспитатели. Протолкавшись сквозь толку, Энн бросилась к нему и крепко обняла. Не любивший подобных нежностей мальчуган на этот раз даже не пытался протестовать. Ной выпрямился и тоже подошел к беглецу.

— Долго же ты пропадал! Ну, хорошо, что решил вернуться.

— Мне захотелось поиграть, — ответил Джерри потупившись. — А потом я проголодался. На кухне же ничего не оказалось…

Ной рассмеялся.

— Вот оно что! Значит, все это время я, по-твоему, только и занимался тем, что тебе, сорванцу, затевал карнавалы и поставлял еду?

Джерри испуганно посмотрел на Ноя и перевел взгляд на Энн.

— Вы на меня сердитесь?

— Нет, — решительно ответила Энн. — Мы очень рады, что ты вернулся.

— Вот видишь? — протиснулся к дружку Мартин. — Я же говорил тебе, что все будет хорошо! А если бы ты вернулся на неделю раньше, то не пропустил бы ужин из индейки, который приготовил Эд.

— Подождите, — вмешался Ной. — Не обольщайся, Джерри. Я лично очень на тебя сердит. Но все же рад видеть целым и невредимым.

Он взял мальчика за руку и отвел в сторону.

— Вы хотите прогнать меня? — со слезами в голосе спросил Джерри.

— Я уже сказал тебе, что нет. И не стану наказывать. А за это ты должен впредь относиться ко мне с уважением и соблюдать все принятые в приюте правила.

— Я не пытался поджечь дом! — сказал Джерри, кусая губы. — Клянусь!

— Ни минуты в этом не сомневался. Кстати, никому здесь и в голову не приходило тебя обвинять. А теперь — иди и играй вместе со всеми. Чуть позже мы еще поговорим.

Джерри облегченно вздохнул, и по его лицу расплылась счастливая улыбка.


Человек в темном плаще, скрытый в тени деревьев, наблюдал. Что-то шевельнулось в его душе при виде карнавала. Может быть, зависть? Вслушиваясь в беззаботные, радостные крики детей, он почувствовал, как комок подступает к горлу.

В его собственном детстве не было ни смеха, ни счастливых улыбок взрослых, уже не говоря о карнавалах, — только злоба, упреки и презрение. Тягу к огню он испытывал всю жизнь. А в его нынешнем состоянии она стала еще сильнее. Ему казалось, что только горячее, рвущееся к небу пламя может поддержать упавший дух. Огонь никогда не подведет, не предаст, не изменит. Огонь — это единственное, что осталось у него в жизни…

Скоро, очень скоро вспыхнет еще один пожар! Человек в темном плаще не сомневался в этом. Он слишком долго ждал этого момента, значительно дольше, чем обычно. Но спешить нельзя! Они уже подбираются к нему. И надо быть очень осторожным.

Следующий огненный спектакль станет самым грандиозным. Самым красочным и прекрасным. И вознаградит его за долгое ожидание. Он уже чувствовал благоговейный трепет в предвкушении непередаваемого наслаждения…

Человек в плаще вынул из кармана зажигалку и чиркнул ею. Просто так. Для удовольствия. Огонь! Это самое прекрасное из всего, существующего на свете! И единственное, что у него осталось…


Энн вернулась к себе в коттедж далеко за полночь, раздевшись, пошла в душ и почувствовала, как теплые струи медленно смывают чувства горечи и сожаления.

Сегодня она ощутила себя частью огромного мира, который уже никогда не хотела покидать. Вода проникала через густые волосы, стекая по шее и спине. Энн закрыла глаза, предаваясь почти неземному блаженству. Съемки, которые она сделала на карнавале, станут, наверное, лучшими в будущем репортаже. Да и вообще во всей ее репортерской жизни. Дети были очаровательны. Розмари тоже выглядела, как никогда. Даже Ной казался раскованным и беззаботным.

Ной…

Одно воспоминание о нем больно отзывалось в сердце Энн. Она хотела его. Сколько раз за сегодняшний день сдерживала себя, чтобы не шепнуть ему это, чтобы хоть намекнуть, что даже отсутствие любви с его стороны уже не имеет большого значения. Но гордость брала свое, и она так ничего не сказала.

Энн отдернула занавеску, завернулась в полотенце и, подойдя к раковине, вытерла запотевшее зеркало. Посмотревшись в него, невольно спросила себя: почему она не пробуждает в Ное такого же страстного желания, как он в ней?

Негромкий стук в дверь ванной заставил ее вздрогнуть. Через несколько секунд он повторился, на этот раз сопровождаемый знакомым голосом, произнесшим ее имя. Сердце Энн бешено заколотилось, а по телу пробежал трепет.

Ручка двери медленно повернулась, и Ной появился на пороге.

— Как ты вошел? — спросила Энн спокойным, к собственному удивлению, голосом, продолжая смотреть в зеркало.

— Ты забыла запереть входную дверь, — ответил Ной. — Нельзя быть такой неосторожной!

— Ах да! — рассеянно проговорила Энн, едва найдя в себе силы нормально вздохнуть. — Сейчас уже слишком поздно, Ной. Ты хочешь мне что-то сказать?

— Да.

Ной вошел в ванную и теперь стоял за спиной Энн, рассматривая ее в зеркале.

— Так что же? — спросила она.

— По сути дела, сегодняшний карнавал для приютских детей организовала ты. И я хотел бы тебя поблагодарить за это.

— Я сделала это отнюдь не для тебя, Ной. Поэтому не надо благодарностей. У тебя все?

— Нет, — ответил он сдавленным голосом.

Его руки раздвинули мокрые густые волосы, упавшие на спину Энн, а губы запечатлели на шее смачный поцелуй. Ладони Ноя легли на плечи девушки. Потом скользнули спереди под полотенце и остановились на полушариях груди. Энн почувствовала, как закипает кровь, а все тело содрогается от охватившего желания. Задыхаясь, она прошептала:

— Уйди, Ной…

— Не прогоняй меня…

Ной развязал узел на полотенце, пробежал пальцами по рукам Энн и прижал ладони к фарфоровой раковине, жадно ловя глазами отражение ее обнаженного тела в зеркале.

— Энн, умоляю тебя…

— Нет! — прошептала она.

Ной прижался к ней сзади бедрами. Энн чувствовала сквозь джинсы, как пульсирует кровь в затвердевшей мужской плоти. И это было самым эротическим ощущением за всю ее жизнь. Не в силах больше контролировать себя, она со стоном прижалась к нему спиной и ягодицами.

— Энн, — задыхаясь, пробормотал Ной и прильнул губами к ее плечам.

— Ной, — простонала Энн. — Ради Бога, уйди! Прошу тебя!

— Не могу… Я слишком хочу тебя.

Ной совсем сдернул с нее полотенце, которое упало на пол. Энн как зачарованная смотрела в зеркало, отмечая каждое его движение. Ладони Ноя гладили ее плечи и грудь, пальцы осторожно сжимали кораллы сосков. Потом его губы покрыли поцелуями ее шею, спину, талию… Ниже… Еще ниже… Он выпрямился, и вновь Энн почувствовала его твердую мужскую плоть… Последнее сопротивление было сломлено. Она откинулась Ною на грудь и, обняв его сзади за талию, крепко прижала бедра к своим ягодицам.

— О, Энн, — шептал Ной. — Скажи… Скажи мне, что все теперь хорошо… И ты хочешь меня не меньше, чем я тебя…

В ответ она сделала волнообразное движение бедрами, наблюдая в зеркале, какое наслаждение отразилось на лице Ноя. Он вытянулся как струна и стащил с себя через голову рубашку.

— Скажи же… Скажи, прошу тебя…

Энн не могла вымолвить ни слова. Его жесткие, сильные пальцы неожиданно стали слабыми и ленивыми… И вдруг исчезли вообще. Она почувствовала, что еще мгновение, и зарыдает, будучи не в силах этого пережить.

— Пожалуйста… — зашептала Энн. — Не уходи…

Она снова почувствовала его руки. Ладони Ноя скользнули по животу и бедрам. Ниже… Вот его пальцы уже между ног и осторожно раздвигают их. Энн громко застонала, почувствовав проникающую в нее воспламененную мужскую плоть.

— Останься… — шептала она. — Останься во мне… Умоляю!

— Энн… Боже мой! Ты же…

Новый стон вырвался из груди Энн. Оргазм наполнил все ее тело трепетом, конвульсивной дрожью. Она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Но Ной хотел еще… Энн видела это по отражавшимся в зеркале затуманенным, но полным страстного желания его глазам. Она попыталась повернуться к нему, но Ной удержал. И вновь Энн почувствовала в себе его горячую, твердую плоть.

— Я мечтал об этом каждую ночь, — шептал Ной. — Но никогда не мог себе представить такого блаженства.

Он все быстрее двигался вперед и назад внутри ее тела. Ответные конвульсивные движения Энн еще больше воспламеняли его. Она лихорадочно дышала, крепко держась обеими руками за раковину. Наконец Ной со стоном зарылся лицом в ее волосы и затих. Энн обернулась к нему и горячо поцеловала в губы… Но его пальцы продолжали ласкать ее между ног, и вот уже она громко застонала, изнемогая в блаженстве нового оргазма…


— Это ничего не изменило, — со вздохом сказала Энн, когда они оба проснулись в ее постели.

За окном занимался рассвет. Но кругом все еще было сумрачно и неприветливо. Энн прижалась всем телом к Ною и добавила тоном, которым зачитывают приговор:

— Я уеду отсюда сразу же, как закончу работу.

Ной играл ее локонами и молчал.

— Ты меня слышишь? — повторила Энн.

— Трудно не услышать, когда ты так кричишь.

— Я не кричу. Просто хочется, чтобы мы серьезно обо всем поговорили.

— О чем еще? — прошептал Ной, уткнувшись носом в ее волосы.

Но он уже твердо знал, что умрет, если Энн уедет, а сделать ее счастливой он не в силах. Как за всю свою жизнь не сделал счастливой ни одну женщину. Свою родную мать он раздражал. И ничего не мог с этим поделать. Розмари какое-то время его воспитывала и поддерживала, но он так и не сумел заставить ее полюбить себя. Не составил счастья и своей невесте. В результате та его бросила. Мог ли он осчастливить лежащую рядом неординарную, красивую женщину?

— Я все же люблю тебя, Ной, — прошептала Энн, прижимая его к себе. — И, наверное, так будет всегда.

Эти слова, которые совсем недавно разорвали бы сердце Ноя, сейчас показались ему целебным бальзамом…

Они вновь занимались любовью в предрассветном полумраке. Волшебной, неземной, от которой на глазах Ноя выступили слезы, а грудь наполнилась непонятной тупой болью.

Впрочем, почему же непонятной? Стоило лишь посмотреть на печальную улыбку Энн, на слезы, стоящие у нее в глазах, чтобы обо всем догадаться…


Когда Энн пришла в главное здание завтракать, то оказалось, что Ной уехал из города. Это известие ее ошеломило. Не прошло и часа с тех пор, как они лежали рядом в ее постели.

— То есть, как уехал? — переспросила она Розмари, моментально позабыв о завтраке. — Куда?!

Розмари выглядела сегодня не лучшим образом. Она не сказала ни слова и, повернувшись к плите, принялась варить кофе. Потом все-таки подняла глаза на Энн и неуверенно ответила:

— Я толком не знаю, милая. Он сказал, что будет отсутствовать несколько дней. Велел Эду и всем своим помощникам следить за порядком в доме. И вести хозяйство. Разве тебе Ной ничего не говорил?

— Нет, — угрюмо ответила Энн, уставившись в свою тарелку. — А раньше случалось, чтобы он вот так внезапно уезжал?

— Не припомню… Вообще-то это на него не похоже.

Энн ничего не могла понять. В кухню вошли Эд и два младших воспитанника. Они попросили несколько чистых тарелок. Розмари вручила каждому по тарелке и выпроводила всех в коридор, откуда еще долго доносился детский смех и звон посуды. Утренние часы в Тэйлор-Хаусе обычно бывали самыми веселыми. Особенно по субботам и воскресеньям.

Розмари плотно закрыла дверь и сказала таинственным тоном:

— Перед отъездом Ной очень плохо выглядел. Я спросила, в чем дело, но он категорически не захотел говорить на эту тему. Ты не знаешь?

— Нет.

— Гмм… Признаться, я тебе не верю. Но в том, что этот сорванец вернется, не сомневаюсь. — Розмари неожиданно взяла Энн за обе руки и сказала ободряющим тоном: — Ну-ну! Имей терпение. Ничего с ним не случится.

Энн взяла вилку и принялась за яичницу. На сердце у нее было тяжело. Но разве Ной давал какие-нибудь обещания? Он был просто до конца честен перед ней. Горькая правда заключалась и в том, что он отнюдь не был обязан объяснять Энн свои поступки или сообщать, куда и когда намерен уехать. И то, что он вот так неожиданно, не сказав ни слова, исчез — тоже его личное дело. Ей пора бы это понимать!..


Следующие три дня Энн не находила себе места. Она не могла ни спать, ни есть. Даже отснятые кадры казались ей никуда не годными, чего раньше никогда не бывало. Фальшивым показался и только что написанный очерк. Наконец Энн отложила в сторону работу и погрузилась в транс. Без работы, без Ноя и без сна она чувствовала себя совершенно разбитой…

Джерри нашел ее сидящей на выступе утеса и угрюмо смотревшей на океан. Он опустился рядом и начал следить за полетом чаек. Оба молчали. Наконец Джерри сказал:

— Ной не хотел делать вам больно. Он просто ничего не мог с собой поделать.

— Я знаю, — тихо ответила Энн. — Ной никогда никому намеренно не сделает больно, никогда никого не обидит.

— Нет, я имею в виду, что он должен был уехать. Но обязательно вернется!

Лицо Джерри было напряженным.

— Ты ведь знаешь, где он находится, Джерри! — задыхаясь, воскликнула Энн, хватая мальчика за руку. — Знаешь, не так ли?

— Нет. Во всяком случае, не точно. Но знаю, что он уехал не для того, чтобы расстаться с вами.

В глазах Джерри она читала просьбу, почти мольбу больше ни о чем его не спрашивать. Но внять этой мольбе у Энн уже не было сил.

— Что тебе известно, Джерри? — потребовала она.

— Я не могу… — зашептал мальчик. — Пожалуйста, не спрашивайте меня! Я обещал Ною… И не могу его предать!

— Ты прав, Джерри. Я знаю, как много для тебя значит Ной. И никогда не стану просить нарушить данное ему слово.

— Я просто хотел, чтобы вы знали: он уехал не потому, что не хотел быть рядом с вами. И, наверное, очень бы переживал, увидев вас в таком настроении!

— Что ж, Джерри, спасибо тебе. Мне уже стало легче после твоих слов.

— Значит, теперь все опять хорошо? — заулыбался мальчик.

— Да. Я снова начну думать о своей работе. А то я ее совсем забросила.

— Мартин очень беспокоится об этом.

— Сама виновата. Надо будет с ним поговорить.

Энн почувствовала угрызения совести. Из-за нее нервничает Джерри. Из-за нее же ночами не спит Мартин. Так не годится!


На четвертый день после бегства Ноя Энн мыла пол в главном здании приюта. Было утро. Розмари отказывалась вставать с кровати. И хотя Энн предложила посидеть рядом, старая женщина отказалась, грубо сказав, что не хочет видеть рядом с собой незнакомку, пялящую на нее глаза. Энн решила не принимать эти слова близко к сердцу и долго искала, чем бы заняться. Наконец решила вымыть полы.

Из кухни ее изгнал Эд, сказав, что ему надо печь булки, чего он никогда не делает в чьем-либо присутствии. Энн это показалось смешным, но одновременно подняло настроение. Все дети уже были на берегу. Она могла бы присоединиться к ним. Но подумала, что своим пасмурным видом только будет им мешать. А потому старательно терла тряпкой половицы. Делать это она умела не лучше, чем готовить или стирать. Но надо было чем-нибудь заняться, чтобы хоть немного отогнать от себя мрачные мысли.

Энн пришлось одной переживать внезапное исчезновение Ноя. Можно было бы понять этот жест, если бы он хотел избавиться от ее присутствия. Но судя по тому, что сказал Джерри, дело было никак не в ней. Тогда в чем же?

Во всяком случае, решила Энн, когда Ной вернется, следует быть с ним очень доброй и внимательной. А сейчас… Кто знает, может быть, у него возникли срочные проблемы с работой, требующие отлучки, и он просто не успел ее предупредить? Впрочем, не надо заранее паниковать!

Она поднялась на второй этаж и пошла по коридору, везя за собой пылесос. Проходя мимо кабинета Ноя, Энн невольно задержалась. Оглянувшись и удостоверившись, что поблизости никого нет, она повернула ручку двери, которая неожиданно открылась. Видимо, Ной так спешил, что даже забыл запереть кабинет. Энн вошла и втащила за собой пылесос, решив немного там убраться.

Подойдя к столу Ноя, она нагнулась над бумагами, надеясь найти хоть что-нибудь, объясняющее его внезапное исчезновение. И задела локтем стопку каких-то документов, которые упали под стол. Наклонившись, чтобы их поднять, Энн неожиданно увидела под столом большую картонную коробку, упакованную в доме Лейверти. Определить это было тем более легко, что сама же Энн и паковала ее. На одной из сторон была приклеена широкая белая лента с надписью: «Гостиная: видеокассеты со съемками во время отпусков».

Энн присела на корточки. Зачем Ною понадобилась эта коробка? Почему он перетащил ее в свой кабинет? Она открыла коробку и перебрала все лежавшие там кассеты, надеясь получить ответы на эти вопросы.

В коробке не было ничего, кроме кассет с записями, которые Энн всегда делала во время отдыха. Мамонтовы горы, 1980. Ванкувер, Канада, 1981. Сан-Франциско, 1982. Новая Англия, 1983. И наконец, Вашингтон, 1984 — съемки их последнего семейного отдыха перед гибелью матери и брата.

Энн долго держала в руках эту кассету, глядя куда-то в пространство…

— Нашла что-то очень интересное? — раздался за ее спиной усталый голос.

От неожиданности Энн чуть не потеряла сознание…


ГЛАВА 13


Опомнившись, Энн вскочила на ноги. Глаза ее горели негодованием с некоторым оттенком замешательства.

— А, Ной Тэйлор! Очень приятно вас видеть!

Она засунула руки в карманы шортов и вызывающе посмотрела на Ноя, что не могло в данной ситуации его не удивить.

— Ты нашла, что искала? — спросил он уже чуть мягче.

Боже, как она была хороша! Ной только сейчас понял, что скучал без нее даже сильнее, чем мог представить.

— Откровенно говоря, — с насмешкой в голосе ответила Энн, — я действительно обнаружила в этом кабинете кое-что очень интересное.

Ной стрельнул глазами на раскрытую коробку и стиснул зубы.

— Ты снова суешь нос не в свои дела, Лейверти!

— Ты угадал, это действительно так. Отец с матерью всегда говорили, что любопытство — мой главный порок. И еще предупреждали, что именно благодаря ему я однажды отправлюсь на тот свет.

— Это еще может случиться, — сказал Ной неожиданно мягким, даже нежным тоном. — Энн…

— Спокойно, дорогой! — ответила она, отступая на шаг. — Мне хотелось бы знать, как здесь оказались мои вещи? И зачем тебе понадобились видеосъемки моей семьи?

— Неужели ты совсем не рада меня видеть? — с легкой насмешкой ответил Ной. — Даже не интересуешься тем, где я был в последние дни!

И он взял ее за руку.

— Нет, — решительным тоном сказала Энн, стараясь высвободить руку. — Отойди!

— Не могу.

Ной еще крепче сжал руку Энн и привлек ее к себе.

— Я чертовски счастлив тебя видеть, Энн.

Он наклонился к ней и только сейчас заметил в глазах Энн слезы.

— Что случилось, Лейверти? Или это слезы радости от встречи со мной?

— Нет!

Энн толкнула его в грудь, и это вынудило Ноя отпустить ее руку.

— Но что все-таки случилось? Опять что-нибудь ужасное?

— Ничего не случилось. Все так же прекрасно, как и до твоего отъезда. А теперь изволь объяснить, зачем тебе понадобились мои вещи? Пока я не надавала тебе пощечин.

— Ты злишься, что я уехал, не сказав тебе ни слова, но…

— Меня не интересует твой отъезд. Единственное, что я хочу знать, так это почему мои вещи оказались в твоем кабинете? Все эти кассеты мне очень дороги, Ной. Они…

Энн вдруг замолчала и дрожащей рукой закрыла себе рот. Ной же почувствовал, что его сердце вот-вот разорвется от обиды. Ведь он так жаждал рассказать, почему уехал, что ему удалось разузнать, и после этого обсудить с ней, как теперь быть. А главное, что результатом его поездки стало ошеломляющее разоблачение.

— Ладно, — скороговоркой сказала Энн, направляясь к двери, — мне надо идти.

— Я расскажу тебе, зачем взял эту коробку, — мягко сказал Ной, загораживая ей дорогу. — Но есть кое-что еще, что…

Энн резким движением отбросила его руку и перепрыгнула через большую связку каких-то папок.

— Подожди! — крикнул Ной, начиная терять самообладание и перешагивая через другую пачку бумаг. — Я хочу сказать нечто важное!

Но Энн уже добралась до двери и выскочила в коридор.

— Вот дерьмо! — беззлобно пробормотал Ной, запустив пятерню в свою густую шевелюру и глядя на закрытую дверь. — Но я все-таки люблю тебя!

И он с силой ударил носком по стоявшей рядом пустой коробке. В этот момент дверь медленно отворилась. Ной с надеждой оглянулся, но тут же разочарованно вздохнул. На пороге стоял Мартин.

— Ной, можно?

— Входи. Как вы тут без меня?

Мартин смотрел на Ноя глазами, полными радости.

— Ты вернулся!

— Как видишь. Не знаешь, почему мой кабинет оказался перевернутым вверх дном?

— Энн здесь убирала. Старалась привести все в порядок к твоему приезду.

— Ладно, Мартин. Теперь наконец все в порядке.

— Нет, не все. Я очень люблю тебя, Ной.

— Я тоже люблю тебя, Мартин.

И Ной ласково улыбнулся мальчику. Тот продолжал очень серьезно на него смотреть.

— Но я люблю и Энн.

— Вот и прекрасно! Значит, ты любишь нас обоих.

— Ты уехал, ничего ей не сказав. Она даже не знала, где ты. И очень плакала. Это ты довел ее…

— Я… Я… — неожиданно начал заикаться Ной и замолчал.

Ему вдруг стало неловко оправдываться перед ребенком. И потом Мартин смотрел на него не только с упреком, но и с негодованием.

Ной глубоко вздохнул и твердым голосом ответил:

— У меня не было никакого желания заставлять ее плакать.

— Почему же она плакала?

Мартин смотрел на Ноя, ожидая ответа на свой вопрос, который тот вряд ли мог ему дать. Ною так и хотелось покаяться перед парнем, назвать себя мальчишкой, неспособным понимать язык сердца, сказать, что впервые в жизни встретил такую женщину, как Энн.

Он заставил Энн плакать! Единственную женщину, которую по-настоящему полюбил и хотел сделать счастливой!

— Я улажу это все, — пообещал он не столько Мартину, сколько самому себе. — Обязательно!

— Надеюсь, так и будет, — очень серьезным тоном ответил Мартин. — Ведь Энн здесь училась готовить. Я уверен, что это она делала для тебя, а не для нас.

— Серьезно? — улыбнулся Ной.

— Совершенно серьезно. Вчера вечером Эд учил ее делать спагетти и готовить для них соус. У нее неплохо получалось.

Лицо Ноя вновь сделалось серьезным.

— Если так, то мы не должны ее огорчать. Не так ли, Мартин?

— Сегодня Энн собирается попробовать печь пирожные. Я бы очень хотел на это посмотреть. И остальные тоже.

— Включая меня.

Взгляд Ноя упал на коробку с кассетами. Он подумал, что далеко еще не все их с Энн проблемы решены. Более того, вполне возможно, что происходящее сейчас только начало…

— Мартин, — сказал Ной, — можно мне попросить тебя кое о чем?

— Конечно.

— Поскольку ты сегодня намерен прогуливаться с Энн, то дай мне знать, если она соберется идти в свой полусгоревший дом.

— Предлагаешь мне шпионить?

— Почему же? Просто не хочу, чтобы с ней случилась беда.

Мартин изумился:

— Кто-то хочет причинить ей вред? Джерри сказал мне, что такое может произойти, но я ему не поверил.

— Я тоже не до конца уверен в этом, — честно ответил Ной и глубоко вздохнул. — Но как бы там ни было, не хочу допустить для Энн каких-либо неприятностей.

— И я тоже.

— Значит, ты скажешь мне?

— Обещаю. Но что ты собираешься делать?

— Мне надо закончить кое-что, прежде чем говорить с Энн.

— Ты снова уезжаешь?

— Нет.

— Хорошо. Значит, будешь здесь?

— Да.

Подумав, что при благоприятном стечении обстоятельств через час-другой все наконец выяснится, Ной включил принтер и принялся распечатывать список файлов, которые могут ему срочно понадобиться. Если бы и Энн при этом была рядом! Но, увы… Ничего! Дай Бог, ждать осталось недолго! И ему больше не придется ежеминутно думать о ее безопасности.

Ной вздохнул. Ему очень не хватало присутствия Энн.

Если бы она не была такой упрямой! Обиделась, что он уехал, не предупредив ее! И не понимает, что иначе поступить было нельзя! Нет, он все ей объяснит! Энн — трезвомыслящая женщина. И все поймет!

В ту ночь после карнавала, проведенную в коттедже Энн, Ной с ужасом убедился, что любит ее. И почти потерял на этой почве рассудок. Когда утром они расстались, он вышел на берег, чтобы как-то развеяться. Но даже прохладный соленый ветер океана не принес ему успокоения. Тогда Ной вернулся к себе в кабинет и засел за компьютер, надеясь забыться в работе над созданием городской компьютерной сети.

И вдруг, просматривая файл за файлом, наткнулся на нечто такое, отчего у него помутилось в глазах. Нет, этого не могло быть! Ной еще раз внимательно посмотрел на экран. Невозможно! И все же страшное подозрение продолжало овладевать им, постепенно перерастая в уверенность. Неужели? Раскрыта тайна цепи поджогов?! Но ведь это… Нет, надо все проверить! До того, как он не убедится сам в правильности подобного вывода, никому нельзя говорить ни слова!

Не прошло и четверти часа, а Ной уже сидел за рулем автомобиля. Позади таял в утренней дымке Сан-Рейо. Надо было как можно скорее собрать факты, подтверждающие страшную находку…

Ной собрал их. На это ушло три дня. И вот у него в руках неоспоримые доказательства. Вместе с выводами, сделанными на основании анализа компьютерных файлов, они свидетельствуют против самого опасного из всех поджигателей, которых когда-либо знал округ Сан-Рейо.

И наносят ужасную душевную рану женщине, которую он любит…

Ной приводил в систему все собранные материалы, когда распахнулась дверь и в кабинет вбежал запыхавшийся Мартин.

— Ной! Она уехала!

— Что? О ком ты говоришь?

В первый момент Ной подумал о Розмари. Старая больная женщина. Она ведь может очень легко потеряться даже в таком небольшом городке, как Сан-Рейо.

— Об Энн, — поставил все на свои места Мартин. — Она чуть было не сшибла меня с ног, поймала такси и уехала.

— Когда?!

— Только что.

Ной беспомощно посмотрел на Мартина, чувствуя, как всего его охватывает слабость. Тем не менее нашел в себе силы ответить мальчику совершенно спокойно:

— Так должно было и быть, Мартин. Все уладится. Поверь мне. — Он сгреб все отложенные бумаги в пустую коробку и направился к двери, бросив через плечо Мартину: — Я скоро вернусь.

— Ты поедешь за ней? — в волнении спросил мальчик. — Боишься, как бы чего не случилось?

— Да, — ответил Ной, в душе надеясь, что еще есть время предотвратить несчастье. — Больше я никогда не упущу ее из виду!

— Но Энн терпеть не может, чтобы ей указывали, как поступать.

— У меня даже не возникло бы и мысли о том, чтобы ей на что-то указывать, не мешай она невольно расследовать дело о поджогах.

Ной повернулся и быстро вышел в коридор. От одной мысли, в каком состоянии сейчас находится Энн, уверенная в его равнодушии, у него холодело сердце.

Он выскочил из дома, бросил коробку с документами на заднее сиденье машины и сел за руль, умоляя Всевышнего не дать ему опоздать.


Пока такси везло Энн к расположенному неподалеку офису Росса, она от нетерпения, как маленькая, грызла ногти.

Итак, Ной вернулся. Проклятие! Как она могла позволить себе при первом же взгляде на него вот так распуститься и растаять! Останься она в кабинете еще хотя бы на секунду, то непременно разрыдалась бы в его объятиях. И он почувствовал бы себя еще более виноватым в том, чего не мог ей дать.

Она приедет слишком рано. Но Росс должен все понять. С тех пор как Энн вернулась в Сан-Рейо, они обычно встречались за ужином. Это превратилось у них в еженедельный ритуал. Энн очень беспокоилась за Росса, видя его куда более усталым и слабым, чем должен выглядеть мужчина в пятьдесят лет.

Может быть, он был болен, вполне вероятно, даже какой-нибудь смертельной болезнью, и не решался ей этого сказать. Энн думала о том, что если с Россом что-то случится, то она останется совсем одинокой. Конечно, последние десять лет она прожила одна. Но таков был ее собственный выбор. Она всегда знала, что в случае чего сможет всегда посоветоваться с Россом и даже приехать к нему. Если Росс умрет, на свете останется одна Энн Лейверти — ничья дочь.

В приемной Росса его секретарша откровенно удивилась появлению Энн.

— Мистер Росс сегодня еще не приходил, — сказала она, просмотрев дневное расписание своего шефа. — Насколько мне известно, он работает дома. Может быть, вы просто разминулись с ним?

— Возможно, — согласилась Энн, хотя подумала, что вряд ли так могло произойти.

Что ж, она поедет сейчас в дом Лейверти. Так или иначе, но это даст возможность подольше находиться вдали от Тэйлор-Хауса и его неуправляемого хозяина.


В кабинете полицейского комиссара Ной, начальник полиции и шеф пожарной охраны округа в молчании просматривали видеокассету. Когда же она закончилась, тот и другой одновременно подняли на Ноя глаза, полные страха и откровенного нежелания поверить только что увиденному. Помолчав, оба углубились в чтение принесенных Ноем документов.

— Голос, который комментирует семейные съемки, в точности соответствует звучавшему на пленке, уничтоженной во время последнего пожара, — уверенно заявил Ной.

— Верно, — согласился шеф пожарных. — Это голос Росса. Но вы понимаете хоть что-нибудь из того, что он здесь говорит? И в чем вы его обвиняете?

Конечно, Ной все понимал. Вот уже несколько дней, как он переболел каждым звучавшим на пленке словом.

— Восемьдесят процентов нераскрытых преступлений в этом округе, связанных с поджогами, было совершено в то время, когда Росса Лейверти не было на дежурстве. Началось это двадцать лет назад. Как раз тогда, когда Росс поступил на работу в противопожарную охрану. — Ной показал рукой на бумаги, которые изучали шеф полиции и высокопоставленный пожарный, и добавил: — Оставшиеся двадцать процентов нераскрытых поджогов относятся к небольшим пожарам, которые не нанесли большого ущерба и обошлись без человеческих жертв.

— Боже мой, — прошептал шеф полиции, еще раз просматривая лежавшие у него на коленях документы. На лице его отразился неподдельный ужас.

— Росс Лейверти — не настоящие имя и фамилия этого человека, — продолжал Ной. — Раньше его звали Бадом Хинсоном. Тогда он жил в Техасе, где работал пожарным.

— Что?! — воскликнул шеф пожарной охраны.

Ной виновато посмотрел на него. Он знал, как серьезно этот человек относился к своему делу, как внимательно и придирчиво отбирал каждого кандидата в рядовые пожарные. Уже не говоря о начальнике пожарной охраны города, пост которого занимал Росс. Все, что сейчас сказал Ной, находилось в вопиющем противоречии с клятвой, которую давал каждый поступающий на противопожарную службу. Эти люди были призваны спасать жизни, а не отнимать их.

— Этот человек, — добавил Ной, — однажды устроил пожар в открытом поле, поросшем сухой травой. Он стоял у кромки и любовался огнем. А трое детей, игравшие на том поле в прятки, получили смертельные ожоги и умерли.

— Господи, — прошептал начальник полиции.

Однако Ной жестом остановил его и заговорил вновь:

— До Техаса этот человек жил в Южной Каролине. Там он звался Джеком Халстоном и работал лесничим. Его скоро уволили за то, что будто бы он не смог заставить детей прекратить играть с огнем в лесу. Из-за подобных игр в штате периодически возникали лесные пожары.

— А дети оказались ни при чем, не так ли? — сжимая кулаки, воскликнул шеф пожарной охраны.

— Ни при чем, — подтвердил Ной, чувствуя себя уже совсем больным. — Но тем не менее всю вину свалили на них. Даже обвинили в поджоге летнего лагеря, при котором сгорели и получили увечья около тридцати человек, включая девятерых детей…

Начальник полиции выглядел так, будто его вот-вот вырвет. Они с Россом были близкими друзьями вот уже двадцать с лишним лет.

— Но ведь Росс слишком молод, чтобы успеть совершить такое количество преступлений, — попытался возразить он. — Тем более что он с незапамятных времен живет здесь. В городе его все знают, любят и уважают! Очень трудно поверить в то, что вы говорите!

— Ошибаетесь. Росс скрывает свой возраст. Ему не под пятьдесят лет, как он утверждает, а шестьдесят один. Это — очередная ложь. До миссис Лейверти — матери Энн и Джесси — у него было две семьи. И каждая погибла при загадочных обстоятельствах во время пожаров.

В кабинете начальника полиции воцарилась зловещая тишина. Но по лицам сидевших за столом было видно: все сомнения в виновности человека, которого они знали как Росса Лейверти, у них исчезли…

Энн вошла через заднюю дверь и громко позвала Росса. Ответа не последовало. В доме стояла мрачная, жуткая тишина. Энн почувствовала, как всю ее начинает трясти от страха. Но тут же рассмеялась: ведь это — дом ее детства, где все напоминало не только о трагичных, но и о светлых, счастливых днях детства. А потому не могло быть никаких причин для страха.

— Росс, — вновь позвала она.

Энн перешла из кухни в гостиную. По полу были разбросаны его инструменты. На спинке кресла висел светлый пиджак. Она улыбнулась: Росс где-то здесь.

Быстро взбежав по лестнице на второй этаж, Энн задержалась на верхней площадке и посмотрела вниз. Конечно, Ной убьет ее за то, что пришла сюда одна! Впрочем, при чем здесь Ной? Почему она должна все время о нем думать? Да, он добился места в ее сердце, а затем — и в ее постели. Так что же? Ведь после этого он уехал! На следующую же ночь после карнавала. Скрылся, даже не предупредив и не задумываясь о том, что с ней будет. При одном воспоминании об этом у Энн закололо в сердце. Как бездумно она отдалась ему, не сумев устоять!

Бесспорно, он желал ее. Но Энн было этого мало. Она хотела жить в его мыслях, в его душе, в его сердце, а не отдавать лишь свое тело! И пока она не добьется этого, будет стараться держаться на расстоянии. Так лучше.

Это были несомненно трезвые мысли. Но горькая правда заключалась в том, что Энн не могла держаться на расстоянии от этого человека, продолжала любить его.

— Росс! — снова позвала она, с улыбкой вспомнив, как воевала в соседней комнате с зеркалом.

Тогда Ной очень смеялся. Да и действительно, было над чем!

Но зачем ему понадобились кассеты со съемками семейного отдыха Лейверти в разные годы? Эта мысль занимала Энн, пока она шла по коридору, освещая себе дорогу фонариком.

Все собственные пленки Ноя погибли во время пожара в его коттедже. Вместе с той, на которой был записан голос поджигателя.

Энн резко остановилась, почувствовав, как часто забилось сердце. Ее ночные кошмары и страхи заставили Ноя включиться в поиски поджигателя и доказательств взаимосвязи всех пожаров, случившихся за последние десять лет. Мысль об этом наполнила душу Энн теплым чувством, но одновременно заставила думать и о том, чего она не хотела знать.

Все съемки отдыха семьи Лейверти были в той или иной степени связаны друг с другом. Сейчас, кроме нее самой, на свете остался лишь один человек, носивший эту фамилию, который, оказывается, мог иметь отношение ко всей цепи трагических событий.

— Росс! — уже в который раз крикнула Энн.

И снова — молчание. Она почувствовала, как страх начинает сковывать сердце. В этот момент откуда-то сверху донесся неясный звук. Энн подняла голову и прислушалась. Может быть, Росс что-то делает на чердаке? Почему бы и нет?

Наверх вела узкая темная лестница. Энн подошла к ней и в нерешительности остановилась у нижней ступеньки.

— Росс!

С трясущимися поджилками она стала медленно подниматься наверх, подбадривая себя тем, что смешно умирать со страху в родном доме, где прошло ее детство.

И вот дверь, за которой чердак… Кругом тьма. Энн пожалела, что еще на нижней ступеньке почему-то забыла карманный фонарик…


Из полицейского участка Ной позвонил в Тэйлор-Хаус. Ему сказали, что Энн еще не возвращалась. Он положил трубку и озабоченно покачал головой.

— Я все больше начинаю беспокоиться. Что, если она с ним?

— Но он же не знает о том, что нам все известно, — возразил окружной шеф пожарных.

Ной вздрогнул, подумав о том, что в последнее время у Энн и поджигателя установились очень хорошие отношения. Сейчас она куда-то исчезла… Что, если?.. Нет! Он не должен даже думать о чем-либо подобном! Такого никогда не случится! Этого просто нельзя допустить!

— Нам надо срочно ее найти! — решительно сказал Ной.

— Надеюсь, что Энн сейчас ничто не угрожает, — задумчиво сказал начальник полиции. — Ведь до сих пор ничего не случилось.

Ной решительно замотал головой.

— Нет. Сейчас ей угрожает опасность. Может быть, она уже попала в беду. Я чувствую это!

И он выжидающе посмотрел на начальника полиции. Тот утвердительно кивнул.

— Что ж, если вы чувствуете, что Энн грозит беда, значит, так оно и есть.

— Я уверен в этом, — подтвердил Ной. — Мы должны срочно найти их. Этот человек сумел докопаться до того, где его камера, и уничтожить улику. Теперь он несомненно чувствует, что мы напали на след. Если вам удастся его поймать, постарайтесь не выпустить из рук. У вас есть достаточно оснований для ареста?

— Не только для ареста, но и для пожизненного заключения. Большего срока мы, к сожалению, назначить этому мерзавцу просто не сможем.

Начальник полиции еще раз взглянул на переданные ему Ноем документы.

— Вот дерьмо! Я просто до сих пор не могу поверить этому. Ведь все последние годы у меня не было ни минуты сомнений в том, что мы с ним делаем одно дело!

Ной уже не хотел копаться в своих чувствах или думать о том, что в эту минуту может чувствовать Энн. Ей еще предстоит пережить страшную душевную драму, когда все станет известным.

— Пойдемте, — решительно сказал начальник полиции. — Мы должны начать с дома Лейверти. Может быть, он там и ничего не подозревает. Я, по крайней мере, хотел бы на это надеяться.

Ной никогда не был верующим, но, выходя вместе с начальником полиции и главным пожарным из здания участка, в душе молил Бога сберечь Энн…


Энн открыла чердачную дверь, и в глаза ударил яркий луч света. Он тут же погас, но успел ослепить ее и на несколько мгновений лишил возможности ориентироваться. Чья-то грубая рука схватила Энн и втащила на чердак. За спиной раздался стук захлопывающейся двери.

— Энн! — услышала она над самым ухом разъяренный голос Росса. — Что, черт побери, ты здесь делаешь?

Она все еще ничего не видела, но сердце забилось так, что его стук, наверное, услышал и Росс.

— Боже, ты меня до смерти напугал! — сказала, переведя дух, Энн. — Я несколько раз звала тебя. Почему ты не откликнулся?

Росс молчал.

Энн показалось, что она чувствует запах собственного страха.

— Зажги свет.

— Не могу, Энн. Зачем ты сюда пришла? Ведь мы договаривались встретиться у меня в офисе, а не здесь!

— Какая разница? — ответила Энн, вздохнув с некоторым облегчением. — А что ты делаешь на чердаке?

Снова наступило молчание. Оно длилось несколько мгновений, после чего в темноте раздался грубый голос Росса:

— Уходи, Энн! И навсегда забудь сюда дорогу!

— О чем ты говоришь?

— Пожалуйста, — повторил он уже каким-то измученным тоном, — уйди!

Энн почувствовала, что ее сердце сейчас выпрыгнет из груди.

— Росс, ты меня пугаешь! Что происходит?!

И опять — молчание.

Она вытянула руку и сделала шаг вперед. Но Росса перед ней уже не было. И вдруг здесь, в родном доме, ее охватил непередаваемый ужас. Энн даже не знала, в какую сторону теперь повернуться, чтобы нащупать дверь.

— Росс! Включи свет. Я ничего не вижу.

— Уходи! Если ты поторопишься, то еще успеешь спастись!

Энн повернула голову в ту сторону, откуда донесся голос Росса. Неожиданно там что-то ослепительно блеснуло, и к потолку взвился огромный язык пламени. Из груди Энн вырвался душераздирающий крик. И тут она увидела стоявшего в двух шагах от нее Росса, спокойно смотревшего на быстро распространявшийся по чердаку огонь. Он повернулся к ней и прорычал:

— Беги! Скорее спасайся! Умоляю!

Но Энн не двинулась с места, заставляя себя смотреть на пышущее жаром пламя, уже подбиравшееся к ногам Росса. Боже, он решил убить себя! Но, нет! Этого нельзя допустить!

Не раздумывая, Энн бросилась к Россу, туда, где почти все уже было объято пламенем.

— Росс! — закричала она, хватая его за рукав и пытаясь оттащить от надвигающегося огненного столба. — Что ты делаешь?

Он продолжал как зачарованный смотреть на огонь, не двигаясь с места. И вдруг, не поворачивая головы, сказал:

— Я не могу с собой справиться, Энн. Боже, как же это прекрасно! Не правда ли? — Он грубо схватил ее за плечи и повернул лицом пламени: — Смотри! Какое волшебное зрелище! Разве нет? Я тебя спрашиваю! Отвечай!

— Нет! — сквозь рыдания выкрикнула Энн, стараясь спрятать лицо от непереносимого жара и зажимая уши, чтобы не слышать треска горящего сухого дерева.

— Да! — злобно прошипел Росс, продолжая крепко держать падчерицу за плечи и заставляя смотреть на бешеную пляску пламени.

Энн чувствовала, что еще несколько мгновений — и у нее на голове вспыхнут волосы.

— Твоя мать не видела этого зрелища! — продолжал шептать Росс. — Никто не видел! Только я один!

Энн, посмотрев в его почти безумное лицо, зажмурилась. По лбу у нее струился пот. При каждом треске объятых пламенем деревянных перекрытий чердака она вздрагивала всем телом, пытаясь вырваться из железных рук Росса, продолжавшего держать ее за плечи.

— Нет, нет! — застонала Энн, вдруг увидев, как наяву, свою мать и брата, сгорающих в автомобиле… Ее собственный пылающий дом… Коттедж Ноя…

— Это был ты! — закричала она. — Ты устраивал те пожары! И при этом уверял нас в том, что тщательно расследуешь их причины и ищешь преступника.

Энн тяжело дышала. Росс разжал руки. Но она этого не заметила. Все ее мысли сосредоточились на одном: этот человек был для нее совсем чужим! Он трепетал от восторга при виде того, что должно было внушать лишь ужас и отвращение. Он не мог отвести глаз от пляшущего пламени, пожиравшего дом его покойной жены и падчерицы. И даже не обращал внимания на страшный жар, опалявший его лицо и руки!

— Ты убил мою мать и брата! — крикнула Энн.

Не дождавшись ответа, она вцепилась в воротник Росса и, притянув к себе, посмотрела ему в глаза. Но в ответ получила лишь затуманенный взгляд, в котором сквозило легкое беспокойство.

— Да, — вновь зашипел он. — Это сделал я. Твоя мать узнала всю правду о поджогах и хотела меня выдать. Как раз в это время я приготовил автомобиль к пожару. Причем, просто для собственного удовольствия, вовсе не думая, что кто-то в него сядет. Но Джесси с матерью выскочили из дома и сели в машину, чтобы ехать в полицейский участок. Я увидел это из окна и бросился вниз, чтобы предотвратить несчастье. Но не успел. Они уже завели мотор, что и требовалось для вспышки. Это был несчастный случай, поверь мне! Я не хотел убивать ни ее, ни твоего брата. Именно потому выкрал одну серьгу. Мне хотелось иметь хоть что-нибудь на память об этой женщине. Как и тебе. Но, повторяю, я не желал… Не желал ее смерти! Но они умерли… Как и все те, кто был до них. Я тоже не хотел их гибели… Но переломить себя не смог. Мне было необходимо наблюдать огонь. И, черт побери, не моя вина, что они оказались на моем пути…

— Боже мой, — простонала Энн, отступив от Росса на шаг.

Но он снова схватил ее за плечи и принялся изо всех сил трясти, крича в самое ухо:

— Даже ты, Энн! Ты не должна была становиться на моем пути. Да, именно я тогда поджег этот дом. Но при этом не подозревал, что в нем находилась ты! Ты ведь так давно не приезжала в Сан-Рейо. Откуда мне было знать, что ты вернулась и спишь здесь?! Разве я когда-нибудь намеренно причинил бы тебе вред? Веришь мне?

Энн в ужасе смотрела на него, почти не чувствуя непереносимого жара, от которого становилось трудно дышать. А Росс продолжал трясти ее за плечи, повторяя:

— Поверь мне! Я хочу услышать, что ты мне веришь!

— Росс! — закричала Энн, пытаясь оттолкнуть его. — Отпусти! Мне больно!

— В прошлый раз я уронил видеокамеру, услышав твой крик, Энн! Боже, тогда я чуть не стал виновником твоей смерти! И потерял… Потерял видеокамеру…

— Нет, — в негодовании тряхнула головой Энн, смотря широко раскрытыми глазами на принявшее совершенно дикое выражение лицо отчима.

Она думала о том, что все происходящее сейчас здесь слишком нереально, чтобы оказаться правдой. Этого просто не могло быть! Однако все в ней кричало от удушающего дыма и невыносимого жара.

— Именно поэтому коттедж Ноя был обречен, — продолжал Росс. — Я должен был уничтожить пленку, а значит, устроить новый пожар. Какой огонь! Пожар был восхитителен! Сколько искр! А от жара могло лопнуть само небо!

Росс вздохнул всей грудью. Губы его сложились в дьявольскую улыбку, а глаза сделались совсем безумными. Таким Энн его никогда не видела.

От дыма и жара у нее закружилась голова, по телу пробежала дрожь. Энн всеми силами старалась не потерять сознание, иначе все для нее было бы кончено.

— А Тэйлор-Хаус? — задыхаясь, спросила она. — Зачем понадобилось поджигать его? Ты же мог убить детей!

— Нет, — быстро и убежденно ответил Росс. — Я действовал очень аккуратно. И не мог причинить никакого вреда ни тебе, ни детям.

— Но зачем все-таки ты это сделал?

На какое-то мгновение его глаза прояснились. В них засветился ум. Он снова стал похож на того Росса, каким его знала Энн.

— Ты была очень близка к истине, Энн, — ответил он. — Несмотря на мое желание оставить тебя здесь, я не мог этого допустить. И должен был любым способом добиться твоего отъезда. Больше всего для этого годился страх. И я попытался тебя в очередной раз напугать. — Он снова начал трясти Энн за плечи: — Почему ты не уехала?! Почему?! Я же не хочу твоей смерти!

Энн больше не могла выдерживать жара и дыма. Языки пламени уже тянулись к ее ногам. Надо срочно уходить, иначе будет поздно. Огонь охватил уже половину чердака и жадно пожирал все на своем пути. Сквозь густой и едкий дым, застилавший глаза, уже почти ничего не было видно.

Росс продолжал крепко держать Энн за плечи. Он уже не смотрел на огонь. Его глаза были совершенно нормальными.

— Ты должна поверить Энн, я не убийца, — говорил Росс. — Я хотел, чтобы сегодня вечером ты пришла ко мне в офис, я должен был убедиться в твоей безопасности. А теперь беги! Пока это еще возможно!

— А как же ты? — паническим голосом крикнула Энн, не в силах даже представить, что случится с Россом буквально через несколько минут.

— Беги! — повторил Росс, толкая ее к двери. — Иначе будет поздно.

Но было уже поздно. Внезапно раздался страшный треск, и пол чердака, охваченный огнем, провалился на второй этаж. Энн снова дико закричала. А языки пламени, обвивая деревянные столбы опор, быстро ползли на крышу и заплясали по ней. Окруженная со всех сторон огнем, Энн упала на пол, выкрикнув имя Росса, которого уже не могла видеть из-за дыма. Нет, нет! Только не так! Они не должны умереть этой страшной смертью! Рыдания застыли в ее горле. Но в этот момент Энн думала уже не о матери и Джесси, а о… Ное.

Съежившись, она лежала на полу, с отчаянием смотря на языки пламени, пожиравшие пол сантиметр за сантиметром и подползавшие к ней. А внизу, на втором и даже первом этаже, уже полыхало, ревело пламя…


ГЛАВА 14


На расстоянии пяти километров от дома Лейверти они получили тревожный сигнал по радиотелефону. Начальник полиции включил световую и звуковую сигнализацию. Когда до дома оставалось не более километра, Ной понял, что они опоздали. Оттуда, где должен был находиться дом, вздымался к небу огромный столб черного дыма. Из бокового переулка путь им перерезали две пожарные машины, направлявшиеся туда же. Еще две стояли около самого дома. Пожарные пытались сбить пламя, но оно уже успело охватить все строение.

У Ноя не было ни тени сомнения в том, что Энн и Росс находятся внутри горящего здания. Как только машина остановилась, он выскочил и бросился туда. У двери его остановили двое пожарных.

— Назад! — крикнул один из них. — Сюда нельзя!

— Там, внутри, остались два человека, — стал настаивать Ной, пытаясь все-таки пробиться.

Но сильные высокие пожарные были исполнены решимости не дать Ною подвергнуть себя опасности.

— Пропустите меня! — стал умолять он.

— Не можем. На крыше работают двое наших. Когда они разберут ее, мы сами войдем внутрь.

Они на минуту оставили Ноя, занявшись тушением пламени, норовившего перескочить на соседние дома. Он прижал руку к груди, пытаясь унять боль и бешеное сердцебиение. Но это не помогало. Ведь там, в горящем доме, сейчас находится Энн, и, если с ней что-нибудь случится, он никогда себе не простит этого.

Да, она была там. Может быть, на грани жизни и смерти. И не знала о том, что Ной здесь, совсем рядом! И готов отдать за нее жизнь. Потому что любит. Она никогда не узнает, что только из эгоизма и дури он так ничего ей и не сказал. Нет, этим не должно кончиться! Ни в коем случае и ни за что! Это будет несправедливо!

Ной быстро заморгал, стараясь прогнать застилавший глаза туман и что-нибудь рассмотреть сквозь густой дым и темные облака сажи, плававшей в воздухе, но не смог. Он чувствовал, как тупая боль расползается по всему телу. Энн не знала, что он любил ее. Ей и в голову не приходило, что само существование Энн Лейверти придавало смысл жизни Ноя Тэйлора. А без нее он просто умрет!

Сверху раздался страшный крик, заставивший Ноя поднять голову. Сквозь дым, сажу и искры он рассмотрел на крыше пожарных. Но вырывавшиеся из-под перекрытий широкие языки пламени дышали таким жаром, что надежды на возможность спасения из этого огненного ада не было никакой.

Хотя ночь была прохладной, Ной почти не мог дышать этим горячим, пропитанным дымом и сажей воздухом. Трудно было даже пошевелиться. И все же он невольно ближе и ближе подвигался к стенам дома, глядя на крышу в надежде увидеть пожарного с целой и невредимой Энн на руках.

Когда крыша вдруг провалилась и двое пожарных исчезли в море пламени, с улицы раздался общий крик ужаса. Сердце Ноя заколотилось, а затем замерло от страха за судьбу находившихся минуту назад на крыше двух полных здоровья и жизни людей в пожарной форме. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он бросился к дому. Но его остановила почти зримая стена раскаленного воздуха. Ной закрыл лицо руками от летевших сверху искр и золы. В следующее мгновение он зашатался и с отчаянным криком упал на колени, будучи больше не в силах наблюдать за тем, как огонь охватывает весь дом. Ему стало совершенно ясно, что уже никто из находившихся внутри не может остаться в живых…


Энн застонала, пошевелила сначала рукой, затем ногой. Было темно. Но постепенно глаза привыкли, и она поняла, что лежит в саду за домом Лейверти. Как туда попала, Энн не могла вспомнить. Да и не хотела об этом думать. Некоторое время она продолжала лежать на мягкой мокрой траве, затем, с трудом превозмогая боль, повернулась на бок и заставила себя осторожно подняться на ноги.

Она посмотрела на дом, вернее, на то, что раньше им было. Ее глазам предстала сплошная стена пламени. И только тут Энн услышала треск горящего дерева, доносившиеся откуда-то громкие мужские голоса, звуки пожарных сирен. Как в тумане она вспомнила, что совсем недавно была там, в этом ужасном огне. Было так страшно, что Энн постаралась сразу же отбросить эти мысли. Она не хотела думать и о том, как сумела выбраться оттуда.

Ночное небо было совсем черным. Клубы дыма заслонили луну и звезды. Наверное, именно поэтому никто не заметил темную фигуру Энн, одиноко стоявшую у задней двери пылавшего дома. Она медленно обошла пожарище, держась на безопасном расстоянии. Ее мысли путались.

Остановившись возле дерева и прислонившись щекой к его теплому стволу, Энн еще раз осмотрелась. Кругом царил какой-то своеобразный организованный хаос. Вдоль тротуаров без всякой системы выстроились три полицейские и две пожарные машины. За ними виднелись две кареты «скорой помощи». Кругом текли потоки грязной воды. Через двор тянулись белые рукава пожарных шлангов. Поодаль кучками толпились соседи, наблюдавшие очередной пожар дома Лейверти, и просто уличные зеваки. Туда и сюда сновали полицейские, пожарные, санитары. До слуха Энн доносились гортанные, заполошные голоса переговаривавшихся между собой людей со шлангами, крюками и носилками.

Энн поняла, что ее ищут. Она вновь бросила взгляд на ревущее пламя. Почувствовав исходящий от него нестерпимый жар, чуть отступила в сторону и закрыла глаза. Мысли ее понемногу начали проясняться. Пошатываясь, Энн сделала неуверенный шаг вперед. И тут же застыла на месте.

Почти у самого объятого пламенем дома она увидела Ноя, стоявшего на коленях. Голова его бессильно склонилась на сотрясавшуюся от рыданий грудь. Энн почувствовала, как внутри нее что-то сломалось при виде этого человека, которого она, вопреки здравому смыслу, любила. Судя по страдальческой позе Ноя, он явно считал ее погибшей. И хотя глаза вновь начал застилать туман, а боль пронизывала все тело, Энн осторожно приблизилась к дому.

Упав на колени перед Ноем, Энн протянула руку и провела ладонью по его опаленным щекам, подняла его склоненную голову и посмотрела в полные горя глаза. «Ной», — хотела сказать она.

Но вместо слов из горла вырвался стон…


ГЛАВА 15


— Боже мой, Энн, — простонал Ной, прижимая ее к себе так крепко, будто решил никогда больше не отпускать. — Я думал, что потерял тебя!

Она молча прижималась к нему, не в силах вымолвить ни слова.

— Господи Иисусе, — шептал он, поднимаясь на ноги и беря за руку Энн. — Слава тебе!..

В машине «скорой помощи» Энн положили на железные носилки, надели кислородную маску и принялись быстро обрабатывать многочисленные ожоги и раны. Ной смотрел на все это затуманенным отрешенным взглядом. Бледность лица Энн и серьезные лица медиков внушали ему самые мрачные мысли.

Он настоял, чтобы Энн срочно перевезли в больницу. С ним не сразу, но все-таки согласились. На ее теле было несколько сильных ожогов, которые нельзя было хорошо обработать в машине.

Ной сел рядом с Энн в карету «скорой помощи» и, взяв ее руку, не отпускал, пока не доехали до ближайшей больницы…


Ной осторожно вошел в приемный покой и сел на стул, оставшись наедине со своими мыслями. Начальник противопожарной охраны округа только что уехал.

Оба пожарных, которые находились на крыше перед тем, как она рухнула, отделались незначительными порезами и легкими ожогами. Им сделали перевязки и тут же отпустили. Как говорится, повезло!

Россу удача на этот раз изменила. Спасти его не удалось. Он умер от смертельных ожогов. Но для всех оставалось загадкой, как сумела спастись Энн? Об этом можно было узнать только у нее самой. Однако она все еще находилась без сознания. Ноя больше всего в этой ситуации интересовало, что в последний момент произошло между ней и Россом.

Ему пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы заставить себя немного расслабиться, осторожно поверить в благополучный исход. Больше всего его мучили бесконечные «что, если бы…» Например, что было бы, если бы перед тем, как Энн убежала из его кабинета, он сказал бы ей о своей любви? Он этого не сделал. Значит, оказался трусом! Что, если бы он раньше открыл Энн свое сердце? Возможно, узнав обо всем, она не убежала бы. Что, если бы он приехал в дом Лейверти чуть раньше? Успел бы тогда вынести ее из огня целой и невредимой? И так далее…

Ной очень хотел, чтобы Энн скорее поправилась.

Высокий худой человек в халате приоткрыл дверь в палату и спросил:

— Вы к Энн Лейверти?

— Да. Я Ной Тэйлор. Ее…

— Ее друг? — улыбнувшись, подсказал человек в халате. — Я вас знаю. Меня зовут доктор Моллоу.

— Как Энн? — взволнованно спросил Ной. — Пришла в себя?

— Пока без сознания. — Доктор глубоко вздохнул: — Ее раны очень серьезны, Ной. Но жить Энн будет.

Ной закрыл глаза и шумно вздохнул.

— Скажите мне все, доктор.

— Она наглоталась дыма. Это очень опасно. Но, слава Богу, мы вовремя дали ей кислород. Кроме того, у нее серьезные ожоги на правой стороне шеи, на правом плече и, опять же, на правой руке. Они причиняют ей боль и очень беспокоят. Но я не думаю, что непременно придется делать пересадку кожи.

Ной слушал так напряженно, что у него заболела спина. Он уже думал о том, как будет оказывать ей помощь. Черт побери, сама она ничего не сможет сделать!

Доктор тронул Ноя за плечо. Он поднял на него глаза.

— Еще что-нибудь?

— Да, — грустно улыбнулся мистер Моллоу. — Хотите верьте, хотите нет, но мисс Лейверти родилась в рубашке. Начальник противопожарной охраны сказал, что Энн упала. Причем с чердака даже не на второй этаж, а прямо на первый. У нее были все шансы разбиться насмерть, но она отделалась небольшим сотрясением мозга, переломом ключицы, двух ребер и растяжением сухожилий у голеностопного сустава.

— Господи!.. — застонал Ной, обхватив голову руками.

Но что, черт возьми, произошло в доме до начала пожара? И сколько на теле Энн еще ран? Как у нее с сердцем?

За спиной доктора возникла медсестра и что-то шепнула ему на ухо. Мистер Моллоу сжал Ною плечо и негромко сказал:

— Надо быть рядом, когда она очнется. Я пойду.

Ной опустился на ближайший стул и уронил голову на руки. Совершенно очевидно, что Энн в очень тяжелом состоянии. Надо обязательно дождаться заключения, насколько опасно это сотрясение мозга! И какой степени ожоги? Он должен, обязан знать все!

Не помня себя, Ной вдруг сорвался со стула и бросился к дверям палаты. Но здесь его остановила медсестра.

— Вы куда?

— Мне необходимо задать еще один вопрос доктору.

— Извините, — ответила медсестра, загораживая Ною дорогу, — но доктор сейчас занят.

— Я только что с ним разговаривал, — попытался он обойти медсестру. — Это касается Энн Лейверти.

Выражение ее лица смягчилось, но держалась она по-прежнему непоколебимо. Видимо, давно привыкла к напористости родственников пациентов.

— Может быть, я могу вам помочь? — учтиво спросила медсестра.

— Я хочу ее видеть.

— Это абсолютно исключено. Мисс Лейверти все еще не пришла в себя. Кроме того, она находится в палате для больных, получивших серьезные ожоги.

— Ожоги действительно очень серьезные?

— Извините, но я не имею права давать какие-либо комментарии на эту тему.

— А что в отношении сотрясения мозга? — продолжал допытываться Ной. — Это опасно? Она была в состоянии комы?

Медсестра с большой симпатией посмотрела на надоедливого посетителя и мягко сказала:

— Сядьте, ради Бога! Я скажу доктору, что вы хотите еще раз с ним поговорить. И он выйдет к вам, как только сможет.

— Поймите, женщина, которая там лежит, значит для меня все на свете! Она без сознания и совсем одинока. Я хочу ее видеть. Должен видеть! Мне нужно ей сказать…

Ной почувствовал, что теряет рассудок. Ведь он рассказывает совершенно чужому человеку то, в чем еще не до конца уверен сам. Но гордость сейчас должна молчать! И он, с отчаянием глядя на медсестру, сказал:

— Я должен сказать этой женщине, что люблю ее и она должна стать моей женой!

— Понятно, — тихо и очень ласково ответила сестра. — Я знаю, как вам сейчас трудно.

— Вы не можете этого знать!

— Знаю. Но это совсем другой разговор. А сейчас я пойду к доктору. Что-то он скажет… У нас существует правило не допускать к пациентам с серьезными ожогами никого, кроме ближайших родственников.

Ной опешил. Разве он только что не сказал этой женщине, что собирается стать мужем Энн Лейверти? Так в чем же дело?!

— Видите ли, — начал он в запальчивости, — вы не…

— Ной! — неожиданно раздался чей-то голос за его спиной.

Он обернулся и увидел стоящую в дверях Розмари. Глаза ее были совсем нормальными — слава Богу! — но испуганными.

— Что происходит? — спросила старая женщина.

Медсестра воспользовалась моментом и юркнула в палату. Ной сделал было движение, чтобы ее удержать, но вовремя остановился.

— Я ничего не знаю, — ответил он Роз мари. — Абсолютно ничего!

На лице Розмари отражались грусть и глубокое волнение. Она с симпатией посмотрела на Ноя и, вздохнув, сказала:

— Я тоже очень расстроена всем этим!

Ной был уже не в состоянии говорить о чем-либо и отвернулся к окну. Но Розмари взяла его за руку и повернула лицом к себе.

— А ты сам как себя чувствуешь?

— Прекрасно! — резко ответил Ной, снова отвернувшись к окну. — Я беспокоюсь не за себя, а за Энн. Ей очень плохо!

Розмари с такой силой сжала обе его руки, что Ной был вынужден посмотреть ей в лицо.

— Мне очень жаль Энн, — сказала Розмари. — Но далеко не только из-за ран и ожогов, которые она получила. Дело тут гораздо серьезнее.

— Что вы имеете в виду, Розмари?

— Это долгий разговор.

Ной вдруг почувствовал необъяснимую боль и закрыл глаза, поняв, что иначе просто-напросто сойдет с ума.

— Я знаю, что ты не хочешь об этом говорить, Ной, — продолжала Розмари. — Но все же выслушай меня внимательно.

— Розмари! — в отчаянии воскликнул Ной.

— Умоляю тебя, Ной! Я не совсем здоровый человек. Тебе это отлично известно. Может быть, у меня больше не будет возможности поговорить с тобой так же серьезно…

Ной глубоко вздохнул.

— Выслушать что?

Розмари взяла его за руку, усадила на стул и села сама в стоявшее рядом глубокое кресло.

— Прости меня, Ной. Прости за очень многое. Я очень переживаю, что не дала тебе в полной мере материнской любви, которую ты заслужил. В том, что… не была добрее по отношению к тебе… — Розмари на секунду запнулась, безнадежно вздохнула и пожала плечами: — А еще я так и не смогла…

Голос Розмари сорвался, и она умолкла. Ной взял ее руку и нежно погладил ладонь.

— Не надо, Розмари! Ради Бога, успокойтесь. Я ведь знаю, что вы отдали мне все, что могли… И это главное!

— Нет, — энергично замотала головой Розмари. — Ты не прав! Неужели сам этого не видишь? Того, что я для тебя делала, было недостаточно. Ты заслуживал гораздо большего. А я не сумела этого дать! Я тебя просто-напросто упустила…

Ной подумал, что точно так же он упустил Энн. Мрачно улыбнувшись, он посмотрел в глаза Розмари и сказал:

— Не надо об этом. Самое главное, что мы вместе. Больше мне ничего не надо.

— Мне тоже, — прошептала старая женщина. — Значит, ты можешь меня простить?

— После всего того, что вы для меня сделали, об этом не нужно даже и спрашивать. Мне нечего прощать!

— Я хотела бы, чтобы ты нашел свое счастье, Ной. Этому, к сожалению, я не догадалась тебя научить.

Ной встал и посмотрел на дверь палаты.

— Мое счастье зависит от того, что происходит там.

Розмари тоже поднялась из кресла и крепко обняла Ноя.

— Там все будет в порядке, Ной. Ничего плохого случиться просто не может. Ты заслуживаешь того, чтобы стать счастливым…


Через восемь дней Энн вышла из больницы. Сердобольная медсестра долго не могла отвести взгляда от Ноя, а затем поручила сердитую, ослабевшую, еще не опомнившуюся от страшных болей Энн его заботам.

— Вы должны следить за тем, чтобы она побольше отдыхала и спала, — предупредила Ноя медсестра, помогая ему катить к двери инвалидную коляску. — Ей нужен строгий постельный режим.

— Обязательно! Я все сделаю, как надо, — ответил Ной.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась сестра, многозначительно посмотрев на него.

Ной тихонько засмеялся в ответ, к величайшему неудовольствию Энн. Подобный сексуальный намек вызвал у нее зубовный скрежет и гримасу отвращения на лице.

— Относитесь к ней очень внимательно, нежно, — продолжала медсестра. — И ни в коем случае не раздражайте.

— Я усердно буду следовать вашим рекомендациям, — уверил ее Ной.

— Повторяю, у меня нет на этот счет никаких сомнений!

Хорошо, что до двери было недалеко, иначе Энн просто выпрыгнула бы из коляски.

— И не забудьте, — закончила напутствия сестра, — что ей нужна будет помощь при перевязках. А их надо делать регулярно! В первую очередь — на плече и руке. Остальные бинты можно будет скоро снять.

Это переполнило чашу терпения Энн. Она чуть наклонилась вперед и процедила сквозь зубы:

— Я все-таки здесь, Ной! И хватит говорить так, будто я без сознания или крепко сплю и ничего не слышу. Кроме того, я отлично сумею сама перевязать эти проклятые раны и снять лишние бинты.

— Вы ошибаетесь, дорогая, — тут же откликнулась медсестра. — Большинство пациентов, выписавшихся из больницы после ожогов, нуждаются в постоянной помощи. Доктор Моллоу все объяснил Ною и миссис Тэйлор. Они будут вам помогать. Хорошо?

— Хорошо.

— А теперь поедем дальше.

Энн взглянула на дверь, ведущую на улицу. За ней был реальный мир, от которого она была отрезана больше недели. Вдруг ей стало страшно.

— Нет! — вскрикнула Энн, изо всех сил вцепившись в ручки коляски и закрыв глаза.

— Что с тобой? — встревоженно спросил Ной. — Посмотри на меня. Самое страшное позади. Теперь все будет хорошо. Обещаю! Ты можешь мне поверить?

— Нет, — еле слышно прошептала она, стараясь сдержать готовые хлынуть из глаз слезы.

Энн не хотела плакать при Ное, не желала показать свою слабость, но чувствовала себя смертельно усталой и испуганной. А более всего одинокой…

— Нет, — повторила она сквозь все-таки вырвавшиеся из груди рыдания. — Я не желаю уезжать из больницы! И не заставляйте меня это делать!

— Энн, дорогая! — зашептал в ответ Ной, сам невольно почувствовавший боль и неведомый страх. — Не плачь! Умоляю тебя! Повторяю — все самое худшее уже в прошлом! Теперь все пойдет хорошо. А я всегда буду рядом, клянусь! И никогда больше тебя не покину!

О, как она хотела поверить его словам! Как было бы отрадно уступить этому мягкому, задушевному голосу! И какое было бы счастье утонуть в его объятиях!

Но не забыть было и другое. Как упорно Ной не желал допустить ее к себе в душу! Он окружил себя людьми, которым был нужен и которые от него зависели… А она не хотела принадлежать к их кругу, становиться одной из них только для того, чтобы заслужить его любовь.

Энн еще раз огляделась по сторонам и почувствовала, как все нужные слова, которые вертелись у нее на языке, куда-то исчезли. А в сердце холодной змеей снова начал вползать страх.

— Поедемте, милая, — донесся до Энн уже несколько раздраженный голос медсестры. — Не бойтесь, через двадцать минут вы будете уже дома.

Энн резко сбросила ладони Ноя со своих рук. Как можно так распускаться? При всех хныкать от жалости к самой себе. В конце концов, она же не ребенок! Надо быть сильнее!

— Я готова, — тихо сказала Энн.

Ной ответил подбадривающей улыбкой. Она почувствовала его поддержку. Но решение смотреть на мир не через розовые очки осталось твердым.

У нее больше не было дома. Все, что еще оставалось в нем до пожара, безвозвратно погибло в огне. Записки, дневники, картины канули в вечность. Остались лишь воспоминания. Приемный отец сначала чуть не убил, а затем спас. Энн не сомневалась, что именно Росс вынес ее из объятого пламенем дома. Но человек, которого она считала вторым отцом, оказался поджигателем и убийцей. Сразу три штата объявили, что разыскивают его как уголовного преступника.

Но хуже всего была мысль, пришедшая Энн, когда Ной подсаживал ее в свою машину. Так помогают только безнадежным инвалидам! Это означало, что у нее не может быть никакого будущего с единственным человеком, которого она когда-либо любила…


Каждый последующий день стал для Ноя настоящей пыткой. Энн настаивала на том, чтобы быть одной в своем маленьком коттедже. Она не позволяла Ною оставаться с ней, хотя он догадывался о мучившей ее бессоннице по темным синякам под глазами. Энн наотрез отказалась спать в главном здании, где все ее так любили и были готовы заботиться о ней. Каждый раз, когда Ной пытался чуть ли не силой забрать ее туда, Энн начинала угрожать, что немедленно уедет в Нью-Йорк, где у нее была квартира. Сама мысль об этом повергала Ноя в полнейшее смятение, и он замолкал.

Хотя это было непросто.

В первый день после приезда Энн из больницы Ной уложил ее в постель и долго сидел рядом, не решаясь завести разговор о том, что было для него теперь главным. Взглянув на лицо Энн, на ее тело, напряженно вытянувшееся под одеялом, он понял, что время для подобного разговора выбрано неудачно.

Из головы не выходили слова Энн об окружавших его людях, которым он был нужен лишь в личных целях. Но ведь сегодня и ей он совершенно необходим, как бы яростно ни пыталась Энн это отрицать. А потому его объяснение в любви могло бы внушить ей подозрение, что сам Ной любит только тех, кто в нем нуждается. Однако парадокс заключался в том, что сейчас не только он ей, а она ему была нужна.

Итак, Ной заставил себя ждать, пока Энн не перестанет чувствовать себя такой беспомощной и не встанет на ноги.

Через несколько дней он нашел ее сидящей на постели среди множества цветов. Их присылали и приносили Энн все — дети из приюта, Розмари, начальник пожарной охраны округа. Ноя это раздражало. Он даже не мог найти нескольких минут, чтобы с ней поговорить, без того, чтобы кто-нибудь не ворвался в комнату со всякого рода растительными и прочими дарами.

— Что тебе принести? — спросил Ной.

Заметив, что Энн наклонилась на бок и вот-вот упадет, он бросился к ней и подложил под спину взбитую подушку.

— Не надо! — тихо, но раздраженно проговорила она. — И вообще, перестань вокруг меня суетиться!

— Это выше моих сил, — признался Ной, с трудом сдерживая рвавшуюся наружу обиду.

Но, видимо, что-то она продолжала скрывать, поскольку упорно отказывалась говорить о пожаре не только с ним, но и с кем-либо еще. Это угнетало Ноя до такой степени, что временами ему хотелось даже увидеть живым Росса, чтобы только узнать всю правду.

— Уходи, — прошептала Энн, отталкивая его руку. — У меня от тебя начинает болеть голова.

— Это потому, что ты сегодня еще ничего не ела, — напомнил Ной, не обращая внимания на капризное выражение ее лица. — Я сейчас приготовлю тебе завтрак.

Он повернулся и направился в маленькую кухню. Энн остановила его:

— Тебе вовсе не надо этим заниматься.

— Знаю.

Ной все-таки подошел к плите и стал колдовать над завтраком. Он подумал, что регулярное питание должно непременно вселить в Энн энергию и постепенно вернуть к жизни. Впрочем, тут же улыбнулся столь наивной мысли, сравнив себя с нервной мамашей, суетящейся около больного ребенка. Но сейчас действительно ей надо было что-нибудь съесть.

Через четверть часа Ной вновь появился у постели Энн с подносом, на котором стояли чашка куриного бульона, блюдце с только что поджаренным в тостере румяным хлебом и тарелка с нарезанными фруктами. Всем этим Энн сама пичкала Ноя, когда тот болел.

Ной посмотрел на Энн. Она спала. Он осторожно поставил поднос на ночной столик, а сам присел рядом на стул. Даже во сне лицо Энн выглядело усталым, напряженным, измученным болью и волнениями. Ной тихо сидел у изголовья девушки, готовый разорвать на куски каждого, кто постучит в дверь и нарушит ее покой. Наверное, он вдребезги разбил бы и телефон, если бы раздался звонок.

Ной взглянул на занавески, колыхавшиеся от проникавшего через открытое окно в комнату прохладного ветерка. Энн очень любила это время года. Что будет, когда лето кончится, а с ним — и полученное ею в редакции задание? Уедет ли Энн отсюда? Неужели у нее есть такое намерение? Нет, надо найти способ отговорить ее и убедить остаться! Он должен это сделать…

Часа через два Энн пошевелилась под одеялом. Ной уже принял решение. Она осторожно почесала под гипсом сломанную ключицу и открыла глаза. Увидев, что Ной все еще сидит, облегченно вздохнула.

— Прости меня. Я, наверное, слишком устала.

— Причина уважительная.

Ной знал, что Энн не спала ночь, но никогда не признается, что при этом хотела, чтобы он был рядом, — не позволят гордость и упрямство.

— Почему ты еще здесь? — как ни в чем не бывало спросила она.

Ной шумно вздохнул.

— Ты можешь вывести из себя кого угодно!

Он встал, наклонился над ней и, взяв на руки, понес к двери. Все это произошло настолько быстро, что Энн даже не успела начать протестовать и опомнилась только у самой двери.

— Что ты делаешь?!

Ной не стал отвечать на этот вопрос, так как с гипсовой повязкой и закутанная в толстое шерстяное одеяло Энн была очень тяжелой. Другая же причина его молчания ее наверняка удивила бы. И Ной очень хотел этого.

— Ной! — застонала Энн, барахтаясь у него в руках. — Опусти меня сейчас же!

Он наклонил голову и поцеловал ее в лоб.

— Помолчи, Лейверти.

Ной понес ее мимо Тэйлор-Хауса, теннисных кортов и спустился по лестнице к прибрежным утесам. Задержавшись на несколько мгновений, он взглянул на океан и жадно вдохнул соленый морской воздух. Энн застонала.

— Я сделал тебе больно? — встревоженно спросил Ной.

— Нет. Мне просто захотелось посмотреть на воду. Я так давно не видела океана!

На лице Энн появилось спокойное и довольное выражение. Ной посмотрел на нее и улыбнулся.

— Сказала бы. Я давно доставил бы тебе такое удовольствие. — Он осторожно опустился на выступ утеса, продолжая держать Энн на руках, вздохнул и произнес: — Энн, ты просто убиваешь меня!

Она удивленно посмотрела на него.

— Это каким же образом?

— Я вижу твои страдания и хочу разом все их прекратить. Покончить с этими ночными кошмарами, страшными видениями, ставшими результатом уже Бог знает какого из этих пожаров. Но ты ничего не хочешь рассказать. И это очень раздражает. Я могу быть только свидетелем твоих страданий. Вот что меня по-настоящему убивает. А мне очень хочется тебе помочь! Прошу тебя, Энн, поговори со мной!

Она долго смотрела на Ноя и наконец сказала:

— Прости меня… Все это время мне было так себя жалко… И я переносила это на тебя… — Она подняла на него свои влажные серые глаза. — Думаю, было бы уже слишком наивным надеяться на то, что ты окажешься джентльменом и станешь меня уверять, будто я была самой образцовой пациенткой с необыкновенно мягким характером.

— Я никогда не претендовал на звание джентльмена, — напомнил Ной с легкой улыбкой. — Кроме того, повторяю, ты можешь вывести из себя кого угодно!

— Могу.

В глазах Энн промелькнула смешинка. Ной удивленно посмотрел на нее.

— Ты что?

— Просто ты никогда не отличался терпеливостью. Меня очень удивляет, что ты столько времени со мной возишься. Если бы мне раньше об этом сказали, я бы не поверила.

«Потому что я тебя люблю», — чуть не выпалил Ной, но вместо этого сказал:

— Ой, как страшно!

— Вот увидишь! А сейчас признайся, ты все еще не в своей тарелке?

— Я просто привык постоянно видеть тебя рядом. Но теперь, Лейверти, давай поговорим серьезно. Ты мне расскажешь обо всем. Иначе будет плохо!

— Я продолжаю бояться, Ной.

— Но не Росса же?!

— Нет. Росс уже никому не сможет причинить вреда. — Она внимательно посмотрела на Ноя и сказала шепотом: — Ведь он меня спас. Ты этого не знаешь?

— Почему ты мне не сказала?

— Я была страшно зла на тебя.

— За что?

— За то, что ты без спроса взял те семейные видеокассеты.

— Но, Энн, я же…

— Спокойно, Ной. Я давно простила тебя. Не так-то легко сказать человеку, что его отец — поджигатель и убийца. Правда, к такому выводу я пришла чуть позже. После того как убежала из Тэйлор-Хауса. Только тогда до меня дошло, что у тебя были серьезные причины взять кассеты: ты хотел сравнить голос на уничтоженной пленке с записанным на них в разное время голосом Росса. И я тут же бросилась к нему. Мне удалось ворваться на чердак в тот самый момент, когда Росс хотел покончить с собой. Наверное, он больше не мог жить с этой маниакальной страстью к пожарам. Или же понял, что ты напал на след и уже не оставишь его в покое. Увидев меня, Росс чиркнул зажигалкой и чердак был охвачен огнем. Росс понял, что сама я оттуда уже не выберусь. Тем более что уже начала терять сознание от жара и дыма. Последнее, что помню, — Росс схватил меня в охапку и побежал к двери. Ему удалось выскочить на лестницу. Но уже на площадке пол провалился… Очнулась на первом этаже. Росса рядом не было. Видимо, он упал прямо в огонь и погиб.

— Боже, — прошептал Ной, в душе благодаря Создателя за то, что этот человек, как оказалось, любил свою падчерицу сильнее, чем огонь, на котором был помешан. — Итак, Росса тебе больше бояться не надо.

— Нет.

— А теперь расскажи мне все остальное.

— Я очень боюсь, что никогда не смогу полностью выздороветь. А потом меня угнетает вот это.

Энн показала на гипсовую повязку и бинты.

Ной взял ее руку и поднес пальцы к своим губам.

— Энн, ты поправишься. Самое страшное уже позади.

— Но я чувствую себя такой слабой. И…

Она отняла ладонь от его губ и закрыла глаза.

— И нуждаешься в помощи? — подсказал Ной. — В этом нет ничего страшного. В жизни каждого человека бывают моменты, когда ему нужна помощь. Нельзя всегда быть сильным.

— Видишь ли, та помощь, которую я получаю от тебя, не приносит мне успокоения. Хотя я за нее безмерно тебе благодарна. Ты просто делаешь невозможное!

Ной почувствовал, как в нем нарастает негодование.

— О чем ты говоришь? А ты сама разве никогда никому не помогала?

— Но не так, как это делаешь ты.

— Прекрасно! — раздраженно сказал Ной, вставая. — Ладно, продолжай упиваться жалостью к самой себе.

Он хотел снова взять ее на руки и отнести в коттедж, но Энн решительно отстранилась.

Ной отступил на шаг и мрачно сказал:

— Но имей в виду, что только совсем одинокий и эгоистичный человек старается все делать сам. И не допускает к себе ни родных, ни друзей, ни тех, кто его любит.

— Что?! — воскликнула Энн, сразу же выпрямившись. — Что ты сказал?

— Ничего.

— Нет, ты что-то сказал. Ну-ка сядь рядом!

— Не сяду.

— Ну, пожалуйста, Ной! Я не думала насмехаться над тобой. Клянусь! Наоборот, я считаю тебя самым добрым, участливым и отзывчивым человеком из всех, кого когда-либо встречала. Вот дети получили возможность нормально жить в этом приюте только благодаря тебе. И я хочу участвовать во всем этом. — Энн положила руку Ною на грудь и сказала: — Хотя ожоги продолжают чертовски сильно болеть, это не та боль. Тогда болело сердце. Болело от безумной любви к тебе. И я не могла переносить ее. Знаю, что ты меня любишь. А теперь хочу, чтобы и ты сам это знал.

Ной бережно поднял Энн на руки и посадил к себе на колени.

— Но я знаю это, Энн, — нежно сказал он. — Вернее, понял некоторое время назад. Когда думал, что тебя… что тебя уже нет… Ты считаешь, меня окружают только те люди, которым я нужен.

Возможно, так и было. До того, как появилась ты. Но сейчас правда заключается совершенно в другом: ты нужна мне. Безумно нужна! Я больше не могу жить без той радости, которую ты принесла в мою жизнь, не могу жить вдали от тебя. Ты нужна мне больше, чем кто-либо! Моя жизнь без тебя ничего не значит, а потому я прошу тебя остаться! И еще потому, что в случае твоего отъезда приютские дети растерзают меня. Они тоже любят тебя и не хотят, чтобы ты их покидала.

— Ты просишь меня остаться?

— Да.

Он покрыл поцелуями ее заплаканные глаза, щеки, нос, соленые от слез и океанского бриза, потом приник к ее губам…

Прошла не одна минута, прежде чем Ной выпрямился и с сожалением прервал поцелуй. Он помолчал несколько мгновений, потом заключил лицо Энн между своими ладонями и прошептал:

— Останься. И выходи за меня замуж.

— Ты хочешь на мне жениться?

— Вопросом на вопрос отвечают только попугаи.

— Но ты даже не сказал, что любишь меня.

— Разве? Ну, надо же было быть таким дураком! Разреши мне сделать это задним числом.

— Разрешаю.

— Я люблю тебя, Энн! Люблю навсегда!

— Почему же ты так долго молчал?

— Боялся ошибиться. Ведь мы росли вместе. А потом, меня все время мучило сомнение: как бы отнесся к этому Джесси?

— Он бы очень обрадовался.

— Ты уверена?

— Да. И ты тоже. Поскольку больше не боишься и сказал мне, что любишь…

Ной осторожно обнял Энн и нежно поцеловал в губы.

— Я люблю тебя, Энн Лейверти.

— А я люблю тебя, Ной Тэйлор.

— И согласна стать моей женой?

— Так хочу называться миссис Энн Тэйлор… И получить с этим именем частицу твоей жизни.

Ной улыбнулся и прижал ее к себе.

— Нет, Лейверти! Это ты отдала мне всю свою жизнь. Без остатка. И это самое большое, чего бы я когда-нибудь мог захотеть…


ЭПИЛОГ


Она стояла около утеса и смотрела на океан. Огненное солнце тонуло за горизонтом, окрашивая все в кровавые тона. Что-то знакомое и неприятное кольнуло в сердце. На секунду Энн закрыла глаза. Когда же открыла их, то боли уже не было.

Прошло две зимы со дня того страшного последнего пожара. Энн чувствовала себя здоровой и бодрой. Ночные кошмары прекратились. Все реже посещали ее тяжелые воспоминания. А главное — теперь она была женой Ноя Тэйлора…

Энн посмотрела на кольцо со сверкавшим большим бриллиантом и улыбнулась. Ной любил ее. И это наполняло жизнь безоблачным счастьем.

Да, она была счастлива. С каждым днем это ощущение росло. И все же у нее была своя от Ноя тайна, поэтому в ней жила какая-то нервозность. Нет, она скажет ему! Сегодня!

За спиной послышался скрип песка. Энн по звуку шагов безошибочно определила, кто это. Она повернулась и с радостной улыбкой увидела его.

— Энн, — со счастливым вздохом прошептал Ной. — Я так соскучился по тебе!

— Уже? Мы расстались десять минут назад! — Энн обняла мужа и ласково потрепала по щеке. — Но все равно, я очень рада тебя снова видеть. Тем более что должна кое-что сказать…

— Важное?

— Даже очень!

— Неужели ты снова хочешь заниматься стиркой?

— Ни в коем случае! Разве мы не договорились, что отныне это — твоя работа?

— Но тогда что?

— Догадайся.

— Тебя опять беспокоят ожоги?

— Вовсе нет.

— Болит голова?

— Отнюдь!

— Энн, ради Всех Святых! Не мучь меня!

— Ладно. Садись рядом.

Ной опустился на выступ утеса и выжидающе посмотрел на Энн.

— Ты же хотела сегодня пойти к доктору.

— Я у него уже была.

— И что?

— Ничего. Просто… Просто… Я…

— Боже, неужели? Ты беременна?

— Да.

— Господи, Энн! Какое счастье! У нас будет ребенок!

— Двое.

— Как двое?

— Так. Доктор сказал, что у меня родится двойня.

— Двойня?!

— Да. Ты что-то имеешь против?

— С ума сошла! Моя самая большая мечта, чтобы у нас были две девочки, похожие на тебя!

Энн отрицательно покачала головой.

— Не согласна! Пусть будут девочка и мальчик. Розмари и Джесси.

Ной улыбнулся.

— Энн! Я люблю тебя! И наших детей! В тебе и в них — вся моя надежда, моя сила, моя жизнь! Я раньше не понимал, что такое семья. Но теперь уже не могу жить без нее!

Энн обняла Ноя и снова крепко поцеловала. Да так, что он долго не мог опомниться. Придя в себя, Ной сказал, проведя ладонью по ее волосам:

— Когда ты так на меня смотришь, то я чувствую, что бесконечно любим!

— И не ошибаешься.

— Я больше никуда не отпущу тебя, Энн! Ты теперь моя. Навсегда…