Раб Сармы
Джеффри Лорд


Ричард Блейд, победитель #2






Агент британской разведки Ричард Блейд странствует по различным измерениям, выполняя ответственные задания Короны. В мире Сармы его ждет невероятная миссия: отыскать и уничтожить собственного двойника.






Джеффри Лорд




Раб Сармы



СТРАНСТВИЕ ВОСЬМОЕ


Октябрь — декабрь 1971 по времени Земли





ГЛАВА 1


С Темзы поднимался туман, и белесая мгла, упрямо наползающая на город, скрадывала очертания зданий, окутывала мокрым туманом деревья и фонари, чей тусклый свет едва разгонял подступавший полумрак ранних осенних сумерек. Мостовые и тротуары влажно блестели, постепенно скрываясь под желтым ковром опадающей листвы; гудки барж, доносившиеся с реки, казались хриплыми тоскливыми стонами, еще больше раздражая усталых людей. Они с угрюмой покорностью втискивались в автобусы и вагоны подземки, мечтая лишь о том, чтобы побыстрее попасть домой и согреться глотком виски или чашкой чая. Каждому в этот вечер было ясно, что последние теплые октябрьские деньки позади и на пороге стоит суровая зима. Лондонцев это не радовало.

В Кенсингтоне, в доме тридцать девять по Принсгейт, настроение было столь же мрачным и невеселым.

Этот особняк, построенный в раннем викторианском стиле, высокий, узкий и неудобный, принадлежал семье Лейтонов на протяжении пяти поколений. Временами его сдавали в аренду, иногда он стоял пустым, и его светлость лорд Лейтон даже забывал об этой фамильной реликвии. Сейчас, однако, он проживал именно тут. Кенсингтон никогда не относился к респектабельным районам Лондона, но старика не беспокоили подобные мелочи, большая часть его жизни протекала в лабораторном комплексе под древними башнями Тауэра.

Дж. обвел задумчивым взглядом просторную комнату, обшитую панелями из потемневшего дуба. Интересно, бывал ли здесь Ричард? Вряд ли… Насколько помнилось руководителю отдела МИ6А, его светлость никого не баловал своим гостеприимством. В том числе и Ричарда Блейда, проводившего сейчас свой отпуск в Дорсете, на побережье Ла Манша. Недавно он вернулся из Кархайма, из своего очередного странствия, — и с неплохой добычей, надо сказать; так что отпуск был вполне заслуженным.

Старый разведчик восседал в уютном кресле рядом с жарко пылавшим камином. На его колене, обтянутом темными брюками с безупречной складкой, стоял бокал с виски. Помимо него, в гостиной находился сам хозяин дома и еще один гость, не очень приятный, скорее даже, совсем нежеланный; изредка прикладываясь к спиртному, шеф МИ6А с тайным удовлетворением прислушивался к разгоравшемуся спору. Безусловно, он поставил бы на Лейтона два к одному, но молчаливо признавал, что почтенный Губерт Карендиш оказался достойным соперником. Этот тощий мужчина средних лет был членом парламента от одного из сельских районов Йоркшира и почему-то напоминал Дж. крысу — одетую с иголочки говорящую крысу. Будучи добропорядочным гражданином, Дж. даже про себя не рисковал назвать крысой члена парламента, однако никак не мог избавиться от этого наваждения. Ничего не помогало — в том числе и ассоциации с другими, более симпатичными представителями семейства грызунов — например, с кроликами. Да, как ни крути, на безобидного кролика Карендиш совершенно не походил!

Прислушиваясь к словесному поединку, Дж. раздражался все больше и больше. Этот Карендиш, выдавливавший слова с гнусавым йоркширским акцентом, — наигранным, разумеется, поскольку он закончил Оксфорд, — был довольно опасным и неприятным типом. Он казался въедливым, как самум в пустыне, нудным, словно осенний дождь, и в десять раз более ядовитым, чем лондонский смог, неторопливо расползавшийся за окном. Видимо Карендиш полагал, что наткнулся на нечто крупное, на какую-то незаконную финансовую махинацию, раскрытие которой добавит ему славы в глазах йоркширских фермеров. Вряд ли он рассчитывал свалить кабинет, но покрасоваться на парламентской трибуне и публично ощипать перышки с хвоста премьер-министра собирался наверняка. Слишком уж настырный тип, любитель совать нос в чужие дела! Возможно, Карендиша вдохновлял занимаемый им пост, но это не оправдывало в глазах Дж. подобной настойчивости.

Достопочтенный джентльмен возглавлял особую комиссию парламента, призванную контролировать разнообразные проекты, которые угрожали опустошить королевскую казну и карманы налогоплательщиков. Он сильно преуспел в своей деятельности, прихлопнув уже не одну дюжину правительственных начинаний.

Сейчас, устроившись за столом напротив лорда Лейтона, он пылко ораторствовал:

— У меня большие полномочия, ваша светлость, а также необходимая материальная поддержка и прекрасно обученный персонал. Я тружусь не покладая рук и горд этим! Только за последний год я достиг изрядных успехов и теперь отлично понимаю, как расточительно и необдуманно тратит средства кабинет. А ведь каждый шиллинг заработан тяжким трудом наших сограждан! Каждый! И если мне удастся спасти хотя бы малую часть этих денег, я почту свой долг выполненным.

Лорд Лейтон стряхнул пепел с сигареты прямо на роскошный персидский ковер и уставился на оратора позеленевшими от злости глазами. Обычно он не миловал таких типов, расправляясь с ними в весьма резкой манере, однако сейчас старый ученый пытался сдержать ярость. Дж. отлично понимал причину такой сдержанности. Несмотря на помпезные речи и непомерное честолюбие, Карендиш был далеко не глуп и очень опасен. Нет, кроликом его никак не назовешь, решил Дж.

— То, что вы пытаетесь спасти, — произнес Лейтон, прожигая собеседника мрачным взглядом, — тут же уходит из бюджета как вода в песок. Простите, но я в этом убежден. Вы со своими парнями организовали кучу идиотских комитетов и комиссия, чтобы проверять другие комитеты и комиссии, и вся эта возня поглотила больше средств, чем вам удалось отыскать. Если вы вообще что-то отыскали! Лично я полагаю, что результатом их работы оказался вакуум. Пустота! Ничего нет — по крайней мере, достаточно серьезного. Потрачены время и деньги, а предъявить нечего, не так ли?

Дж. усмехнулся, глядя на языки пламени. Профессор попытался направить Карендиша по ложному следу и заодно вывести из равновесия. В этом он был великим мастером!

Однако достопочтенный член парламента не клюнул на червяка и не пустился, как ожидалось, в разглагольствования о полезности своих начинаний. Отодвинув в сторону нетронутый бокал и пепельницу — он не пил и не курил, полагая, видимо, что сумеет с большей пользой потратить свои деньги на врачей и лекарства, — Карендиш уставился на Лейтона пронзительным взглядом следователя.

— Не стоит спорить по этому поводу, сэр, ибо подобные вещи не относятся к делу, как вы прекрасно понимаете. Я просил о встрече, и вы согласились. Мы говорим сейчас без свидетелей и не ведем протокола. И я пришел к вам лишь для того, чтобы задать один-единственный вопрос.

Его светлость откинул с выпуклого лба прядь седых волос. Он сидел в кресле боком — такая поза облегчала постоянную боль в позвоночнике — и буравил своего визави маленькими янтарными глазками. Обычно они сверкали львиным блеском, но сейчас в них скорее проглядывала подозрительность гиены.

Внезапно Дж. ощутил угрызения совести. На самом деле сей настырный тип являлся его заботой, а отнюдь не престарелого ученого. Однако он не хотел вмешиваться, пока этого не потребуют обстоятельства. Лейтон был должным образом проинструктирован, и шеф МИ6А собирался хранить свое инкогнито до тех пор, пока старика не прижмут к стенке. Непростая задача для любого политика по обе стороны Гринвичского меридиана!

Его светлость скорчился в кресле и прикрыл глаза.

— Ладно, — заявил он тоном бесконечно усталого, больного, но очень терпеливого человека, — не стоит, так не стоит. Я полагаю, вы можете задать свой проклятый вопрос!

Несмотря на раздражение, Дж. почувствовал жалость к достопочтенной парламентской крысе. Лорд Лейтон мог обмануть самого Сатану — со всем его дьявольским воинством!

Однако Карендиша было не так-то легко сбить с толку; он упрямо вздернул подбородок и произнес:

— Я должен прояснить этот вопрос, ваша светлость! Я задавал его вам дюжину раз и дюжиной разных способов, но так и не получил вразумительного ответа!

Лорд Лейтон потянулся за новой сигарой.

— Вы полагаете, милейший, что я спятил? Может быть, может быть… Видите ли, я старый человек, очень старый, и слишком много работаю. Да, слишком много… Я плохо сплю, не забочусь о своем здоровье, нерегулярно питаюсь и злоупотребляю курением… Вдобавок у меня целый букет старческих болезней. Мозг становится все слабее, память ухудшается, руки начинают дрожать, а колени перестают сгибаться… Если не ошибаюсь, врачи называют это старческим маразмом.

Терпение члена парламента иссякло. Он пожал узкими плечами, холодно усмехнулся и с нескрываемой насмешкой поглядел на Лейтона.

— Полностью разделяю их мнение, сэр.

Его светлость, с видом дворняжки, которую пнули ногой под хвост, моргнул глазами.

— Разделяете их мнение? Но какое, достопочтенный сэр? Я вас не понимаю. Совершенно не понимаю! Мне кажется, и не хочу понимать. Ах, эта нынешняя молодежь! Совсем не умеет выражать свои мысли! Чему вас только учат в колледже? В мое время…

Дж. внезапно сообразил, что члену парламента дарована передышка. Цунами временно откладывалась. Лорд Лейтон, весьма довольный собой, с истинным актерским талантом разыгрывал выжившего из ума склеротика. Карендиш, сидевший напротив почтенного старца, с интересом следил за этим спектаклем.

— У меня и мысли не было, сэр, что вы… гм-м… спятили, — сказал он, оскалив мелкие крысиные зубы. — Ни в коем случае! Я только хотел заметить, что вы…

— Старый пень, — закончил Лейтон с веселой ухмылкой. — Что поделаешь, мой дорогой, этого никто не минует… — его светлость утомленно вытянулся в кресле, изображая полнейшую прострацию. Едва шевеля губами, он произнес: — Увы, мистер Карендиш, я сожалею, но должен молить вас о снисхождении. Я так устал… и эти боли в сердце… К тому же, — добавил он неожиданно бодрым тоном, — я уверен, что у члена парламента множество дел, куда более важных, чем разговор с выжившим из ума стариком.

Досточтимый член парламента с изумлением поднял взгляд к потолку и гулко сглотнул. Дж., стиснув челюсти, с трудом удерживался от смеха. Однако Карендиш был упрям.

— Я все-таки хочу задать свой вопрос, сэр, если смысл его до сих пор оставался вам неясным. В последний раз. Идет?

— Вопрос? — Лейтон страдальчески закатил глаза. — Какой вопрос?

— С вашего разрешения, сэр… — Карендиш скрипнул зубами. — Попробуем еще раз. Итак, я попытался проследить судьбу трех миллионов фунтов — из тех, что в нашем комитете относят к так называемым блуждающим фондам…

— Прекрасное определение, — перебил его лорд Лейтон, — звучит просто великолепно! Никогда не слышал подобного термина. Пожалуй, я не прав насчет современной молодежи… Вы отлично умеете использовать возможности языка, сэр!

Карендиш мотнул головой; виски его покрылись мелкими капельками пота. Не давая сбить себя с мысли, он продолжал:

— Часть блуждающих фондов совершенно естественно относится к секретным статьям бюджета. Сей факт хорошо известен и не вызывает никаких нареканий. Однако и в этом случае должны наличествовать хоть какие-то документы, подписанные ответственными людьми. Если деньги израсходованы, то опять-таки это требует документального подтверждения. Порядок нельзя нарушать, иначе в конце финансового года будет невозможно сбалансировать государственный бюджет. Уверен, что вы, ваша светлость, прекрасно это понимаете.

Его светлость, признававший лишь те бухгалтерские операции, которые пополняли счета его лаборатории, поскреб заросший седой щетиной подбородок, улыбнулся и согласно кивнул.

— Вы правы, мистер Карендиш, вы безусловно правы. Я вполне согласен с вами! Любой болван, если он не окончательно впал в старческий маразм, должен сообразить, что за деньги положено отчитываться. Однако мне не совсем ясно, молодой человек, какое отношение я имею к вашей маленькой трехмиллионной проблеме.

Член парламента довольно кивнул, и Дж., заметив его хищный оскал, вдруг понял свою ошибку. Нет, этот Карендиш вовсе не крыса! Скорее — хорек или шакал!

Привстав с кресла, предмет его зоологических изысканий вытянул руку в сторону Лейтона и с торжеством заявил:

— Однако, сэр! Документы на сумму более полутора миллионов фунтов подписаны лично вами! А это, как не считай, половина! Ровно половина нашей маленькой трехмиллионной проблемы!

Его светлость тяжко вздохнул.

— Да, старость, старость… Я становлюсь дряхлым и забывчивым… Подписываю Бог знает какие бумаги, а потом забываю об этом… — он бросил взгляд на Дж. — Похоже, я уже созрел для психушки…

Дж. старался сохранить невозмутимость, что требовало от него все больших усилий. Старый хитрец был на высоте! Дж., как профессионал высокого класса, получал массу удовольствия от его игры.

Лицо Карендиша разгладилось, в глазах появился блеск предвкушения; сейчас он походил на полицейского, ухватившего за шиворот воришку. С истинно британским упорством он продолжал гнуть свое:

— Сэр, вы, безусловно, понимаете, что я, как и другие члены парламента, ведущие подобные расследования, связан рамками закона о государственной тайне. Я хотел бы полностью просмотреть счета, связанные с финансированием секретных работ, но далеко не все мне доступно. Впрочем, хватит и того, что я уже обнаружил. Вы должны это понимать.

Улыбка, а вместе с ней старческое простодушие вдруг куда-то испарились с физиономии Лейтона.

— Конечно, понимаю, — его светлость зыркнул янтарными зрачками на гостя. — Мне не ясно другое — каким образом, черт возьми, все это связано со мной?

Карендиш вздохнул и опять пустился в объяснения:

— Но существуют же эти документы, сэр! И вы их подписали, зафиксировав получение означенной выше суммы! Полтора миллиона фунтов, сэр! И мне абсолютно непонятно, как, когда и каким образом они истрачены. Я натыкаюсь на стену всякий раз, когда хочу выяснить детали. Полтора миллиона! А вы ничего не желаете объяснять! — досточтимый член парламента покраснел от возмущения. — Теперь я постараюсь высказаться предельно просто и без недомолвок: ваша светлость, вы растратили полтора миллиона, выданных вам из казны Ее Величества! Растратили на вещи, о которых я, председатель контрольного парламентского органа, не могу узнать ничего определенного. Похоже, деньги вылетели в трубу, а сама труба исчезла. Испарилась! Но я хотел бы узреть ее останки. Мои полномочия…

Внезапно Лейтон вскочил с кресла. Покачнувшись, он вцепился в край столешницы, опустил голову и выгнул спину, так что горб пришелся на одном уровне с макушкой. В этой странной позе его светлость напоминал старого, но еще полного боевого задора кота, готового вытрясти душу из нахального соперника. Однако, хотя глаза его яростно сверкали, голос оставался ровным.

— Я, сэр, тоже обладаю кое-какими полномочиями… вполне достаточными, чтобы попросить вас удалиться. Существует множество мест, кроме моего дома, где вы можете обследовать каминные трубы и улетающий сквозь них дым. Прощайте, сэр.

Карендиш тоже поднялся. Угрюмо кивнув, бросил холодный взгляд на Дж., молчаливого свидетеля этой перепалки, поднял свой портфель и двинулся к выходу. Остановившись на пороге, он бесцветным голосом произнес:

— Вы совершенно правы насчет множества мест, сэр. Кстати, одно из них — парламент. Я могу задать там свой вопрос, и вы отлично знаете об этом. И вас, ваша светлость, пригласят туда и заставит отвечать под присягой, — он отдал небрежный поклон. — До свидания, джентльмены!

Дверь хлопнула чуть-чуть громче, чем положено.

Дж. наклонился, поднял кочергу и помешал угли в камине.

— А знаете, пожалуй, он и в самом деле способен на это, — заметил шеф



МИ6А.





Лорд Лейтон, который уже сидел в кресле и спокойно проглядывал какие-то бумаги, пренебрежительно фыркнул.

— Сомневаюсь, мой друг! Я сегодня же свяжусь с премьер-министром. Он понимает, насколько важно сохранить проект в тайне. И он — стреляный воробей! Полагаю, ему не составит труда направить нашего любопытного посетителя по ложному следу.

Дж. подбросил в огонь полено и отхлебнул из бокала. Затем встал, подошел к высокому стрельчатому окну и задумчиво обозрел мрачный осенний пейзаж.

Фонари на улице уже давно горели; редкие прохожие, окруженные светящимися туманными ореолами, напоминали призраков. Они уныло тащились по тротуару, засунув руки в карманы и упрятав подбородки в воротники. Дж. задернул тяжелую штору и вернулся к своему креслу.

Стол, у которого устроился Лейтон, был завален ворохами бумаг, тетрадями и лабораторными журналами; сам старик что-то усердно царапал в блокноте. Дж. медленно прошелся от камина к окну, потом обратно. Ему очень хотелось выкурить трубку, но свою любимую, из грушевого, корня, он отдал в починку, а запасную забыл в кабинете.

Лейтон раздраженно вскинул на него глаза поверх бумаг.

— Ради Создателя, Дж., перестаньте метаться по комнате словно тигр! Дело не стоит выеденного яйца! Я же сказал вам, что Карендишем скоро займутся. На самом высоком уровне! Премьер пригласит его к себе, они выпьют по рюмке хереса, а затем наш молодой друг получит рекомендацию не совать нос куда не следует.

Старый разведчик, остановившись у камина, хмуро взирал на яркие языки пламени.

— Боюсь, сэр, все пройдет не так легко. Премьеру придется что-нибудь рассказать этому проныре.

Его светлость издал смешок.

— Он что-нибудь и расскажет. Умение правдоподобно врать — главное достоинство политика, не так ли? А теперь успокойтесь и дайте мне сосредоточиться. Похоже, я действительно превращаюсь в старого маразматика… элементарное уравнение, а я бьюсь над ним пятнадцать минут… — он недовольно запыхтел. — Этот Карендиш все-таки вывел меня из равновесия.

Дж. взглянул на старика и пожал плечами. Бесспорно, Лейтон являлся мировой величиной в кибернетике и умел осадить любого парламентского ревизора, но в некоторых отношениях он оставался сущим младенцем. Что, например, ему известно о тех джунглях, в которых обитал сам Дж. и большинство его коллег по профессии? Там приходилось поворачиваться, чтобы уцелеть! Лорд Лейтон сидел в своем подземелье под Тауэром, словно в башне из слоновой кости, развлекался с компьютерами и иными измерениями и был очень далек от реального мира — мира заговоров и интриг. Мира ножа и пули, петли и яда.

— Не нравится мне все это, — наконец заметил Дж.

Его светлость отложил ручку и в раздражении захлопнул блокнот, похоронив меж исчирканных листов непокорное уравнение.

— Что за капризы, Дж.? Допивайте свое виски и отправляйтесь домой, в постель, не мешайте мне работать! Позвоните Блейду, передайте, что я хотел бы видеть его дня через два… — Пронзительные глазки Лейтона уставились на гостя. — Почему вас так взволновал визит йоркширского хорька?

«Ага, — отметил Дж., снова начиная ходить по комнате, — старик тоже обратил на это внимание! Хорек, сущий хорек!»

— Карендиш пойдет к премьеру и будет требовать объяснений, — начал он. — Это его право, несмотря на секретность проекта, и он не остановится на полпути. Он любопытен, назойлив и упрям, и я боюсь, что премьер-министр будет вынужден рассказать ему кое-что о наших делах. Это может оказаться наиболее эффективным способом заткнуть ему глотку.

Лорд Лейтон кивнул; закинув ноту на ногу, он ерзал в кресле, пытаясь поудобнее устроить свой горб.

— Может быть, вы и правы, Дж. Полагаю, таким путем удобнее всего принудить Карендиша к молчанию. Ну и что же вас волнует? Не стану отрицать, что этот джентльмен может стать источником беспокойства, но вряд ли можно подозревать его в предательстве.

Тайна остается тайной, пока о ней известно только двоим, подумал Дж., при наличии третьей персоны она перестает быть таковой. А о проекте «Измерение Икс» знали уже четыре человека. И шефа МИ6А совсем не радовала перспектива, что к ним может вскоре присоединиться пятый.

— Видите ли, — мрачно произнес он, — чем больше народа посвящено в детали наших работ, тем труднее мне обеспечивать их секретность.

Его светлость неодобрительно фыркнул, но затем был вынужден согласиться с гостем.

— Вы правы, мой дорогой; даже я, старый идеалист, понимаю такие вещи. Но вы — мастер своего дела и обязаны все предвидеть. Проект постоянно развивается и требует не только новых капиталовложений, но и новых людей.

Дж. угрюмо кивнул.

— Я пытаюсь исключить любую мыслимую неприятность. Однако я — не всеведущий Творец. Вы поглядите, что получается: этот Карендиш выходит прямо на вас, словно гончая на зайца, и начинает болтать всякий вздор о каких-то бумагах, подписях и необъяснимом исчезновении трех миллионов. Такое не должно повториться! Данный факт означает утечку информации… и одному Богу известно, сколь широко она успела распространиться. Кто же сболтнул лишнее?

Лейтон сочувственно покачал головой.

— Я не стал бы подозревать ни вас, ни Блейда, Дж. Скорее, кого-то из ваших людей, посвященных в отдельные детали… Надо постоянно приглядывать за ними. Я, например, не спускаю глаз со своих ассистентов и стараюсь не поручать им ничего важного. Но что поделаешь! Невозможно справиться с таким объемом работы собственными руками.

— Легко вам говорить, — пробурчал Дж. — Конечно, и я не могу все сделать сам — но ответственность-то лежит именно на мне! И перед вами, и перед премьер-министром, и даже перед Ее Величеством! Я готов нести этот крест, даже если…

Лорд Лейтон прервал его выступление жидкими аплодисментами.

— Я все понимаю, Дж., и готов восхищаться вашей преданностью долгу, стране и королеве! Вам захотелось произнести речь, мой дорогой? Великолепная мысль! Идите в Гайд-Парк и выступайте там, сколько душе угодно, а мне позвольте продолжать работу. Договорились?

Дж. замолчал и, неловко усмехнувшись, направился к стулу, на котором лежали его плащ, котелок и зонтик.

— Простите, — произнес он, — но я что-то нервничаю последние дни. Профессиональная болезнь… да и возраст, надо сказать. Я все чаще подумываю об отставке.

Лорд Лейтон тяжело вздохнул; он уже не первый раз слышал такие разговоры, и это начинало ему надоедать.

— Я полагаю, — его светлость прищурился, оглядывая тощую фигуру Дж., — что самое время для вас взять небольшой отпуск. Поезжайте в Дорсет, к молодому Блейду. Пусть он найдет для вас какую-нибудь вдовушку. Встряхнитесь, старина! Виски, казино, финская баня, оргия с девочками, наконец! Потом вас замучит совесть, и вы с новыми силами приступите к работе.

Дж. кисло улыбнулся; он был знаком с Лейтоном уже года три, но никогда не слышал от старика подобных советов. Интересно, как выглядел бы сам великий старец в финской бане или тет-а-тет с дюжиной девочек? Дж. бросил взгляд на профессора; на губах его светлости играла усмешка.

— Вы смотрите на меня так, будто я пригласил вас на рождественский обед к королеве, — заметил он.

Дж., все еще пребывавший в некотором шоке, не смог выдавить ничего членораздельного. Рот у него приоткрылся, на коронках вставной челюсти весело запрыгали отблески огня, пылавшего в камине. Его светлость хихикнул.

— Кажется, наш Ричард большой специалист по девочкам, не так ли? Кто его очередная пассия? После этой Зоэ Коривалл?

Шеф МИ6А чопорно поджал губы.

— Я не вмешиваюсь в частную жизнь сотрудников, сэр. Это совершенно не в наших правилах. Я…

— Не надо лицемерить, черт побери! — перебил его Лейтон. — Меня-то вы не обманете, старый плут! Держу пари, что вы установили по камере в каждой спальне!

Дж. уже взял себя в руки.

— Нет, — улыбнулся он. — Согласно последним инструкциям Адмиралтейства, мы ограничились клозетами.

— Тогда идите и проверьте, каким образом этот Карендиш подобрался к моей спальне, моему клозету и моим бумагам! Может быть, один из ваших агентов дал ему совет-другой? Вот это и постарайтесь выяснить… И дайте мне, наконец, работать!



***





По пути в свою резиденцию на Барт Лэйн, пока такси неторопливо пробиралось сквозь туман, Дж. думал о проекте «Измерение Икс», о Ричарде Блейде и предстоящем ему восьмом путешествии в иные миры. Дурные предчувствия мучили старого разведчика; он сопел и тяжело вздыхал. Его Дика втравили в опасную игру… Однако и ставки тут были не маленькие; добыча оправдывала риск. Чего стоили, к примеру, лоскуток удивительной ткани из Тарна или этот чудодейственный берглионский бальзам…

А Ричард… Что ж, он работал, честно выполняя свой долг, и не любил распространяться о том, какой опасности подвергается в каждом новом странствии. Кажется, ему даже нравилось рисковать.

Машина еле ползла, затем попала в уличную пробку и остановилась совсем. Туман, просочившийся сквозь какую-то щель, потянулся к Дж. холодными щупальцами. Настроение у него испортилось окончательно. Он даже не улыбнулся, перебирая в памяти те непристойности, что наговорил Лейтон, пытаясь его подбодрить. Дж. лишь отметил, что старик, похоже, неплохо разбирается в психологии и не лишен чувства юмора.

Предчувствие какой-то неприятности продолжало тяготить его. Желудок снова напомнил о себе, и это тоже было дурным знаком. Уставившись невидящими глазами на дорожный указатель, Дж. думал о том, что причиной всех его тревог является проект «Измерение Икс». Раньше жизнь его была намного спокойней… Он ловил чужих агентов, засылал куда надо своих — но не дальше Огненной Земли! — да развлекался поисками инопланетных пришельцев…

Впрочем, к чему запоздалые сожаления… Отдел МИ6, вместе со всеми этими приятными пустяками, отошел к Норрису еще в феврале шестьдесят девятого, больше двух с половиной лет назад. Новое подразделение, МИ6А, занималось только делами Лейтона, и Дж. понимал, что теперь им не расстаться до самого конца. До его конца, поскольку его светлость, как положено гению, был бессмертен.

Плохие предчувствия не обманули его. Когда он наконец добрался до Барт Лэйн и спустя пять минут вошел в свой кабинет, на столе его поджидала депеша. Дж. распечатал ее и прочитал: «Кастельс — МИ6А, Дж. Блейд покинул Москву».

Кастельс являлся его агентом; что касалось московского издания Ричарда Блейда, то с ним ситуация была куда сложнее.






ГЛАВА 2


Подземные кремлевские лабиринты были столь же запутанными и обширными, как и те, что скрывались под древними башнями Тауэра. Здесь, надежно скрытое толщей земли, слоем бетона, асфальтом и старинными храмами и дворцами, располагалось некое учреждение под кодовым названием «Дубль». Оно имело двойное подчинение; им командовали два высокопоставленных чиновника, Евгений Ильич из КГБ и Виктор Николаевич из главного армейского разведуправления. Полные взаимных подозрений и тщательно скрываемой неприязни, они не спускали глаз друг с друга, выжидая первой же ошибки соперника. Но ошибок не было; если не принимать во внимание традиционную конкуренцию двух всесильных ведомств, эта пара превосходно справлялась с делом.

Создание подобной секретной службы вовсе не было оригинальной разработкой русской разведки; ее руководители переняли эту структуру у немцев, организовавших еще во время войны спецподразделение «Тандем». Немцы же позаимствовали исходную идею в Англии; в анналах британской разведки она именовалась «Созвездием Близнецов». В начале двадцатых годов Дж., тогда еще совсем молодому, подающему надежды лейтенанту, довелось немного поработать в «Созвездии», и он никогда не забывал об этом.

Соображение, положенное в основу подобных служб, было чрезвычайно простым. Предполагалось, что для каждого человека, мужчины или женщины, можно подобрать двойника, практически неотличимого по внешнему виду и психофизическим характеристикам. Русские развили эту исходную посылку, достигнув нового этапа — если двойника не удавалось обнаружить, его просто создавали. Естественно, такая дорогостоящая операция касалась только дублей важных персон или лиц, имевших допуск к особо ценной информации.

В ведении Евгения Ильича и Виктора Николаевича были двойники большинства крупных агентов западных спецслужб, известных органам советской контрразведки. Если возникала необходимость, опытные хирурги помогали природе, используя косметическую операцию. Специалисты «Дубля» получали превосходное образование и отличную зарплату; их главной задачей являлось детальное изучение походки, жестов, манеры говорить, поведения и привычек своего прототипа. Им не разрешалось пользоваться русским, даже во время отпуска; они, как правило, были навсегда оторваны от семей. Свою жизнь они проводили в маленьких английских деревушках, французских городках, лабиринтах Бруклина, чикагских трущобах, роскошных нью-йоркских квартирах. А также в гостиницах Гонконга, в хижинах японских рыбаков или китайских крестьян, на австралийских фермах и мексиканских ранчо. Конечно, вся эта бутафория располагалась не под фундаментами кремлевских дворцов; там находился только центр организации, филиалы которой были разбросаны по всей огромной стране.

Люди, окружавшие двойников, говорили на языке, который должен был заменить им родной. Дубли овладевали всеми тонкостями чужой речи, сленгом, специфическим акцентом; они одевались точно так же, как их близнецы, предпочитали те же сигареты и сорта вин, занимались такими же видами спорта. Копировалось все: шрамы, родимые пятна и зубные пломбы, хобби и увлечения, интимные привычки и сексуальный темперамент. Однако большинству двойников было не суждено использовать свои достижения на практике; их служба и жизнь, сплетенные воедино, проходили в бутафорских поселениях на Урале, в Казахстане или в сибирской тайге. Возраст дублей был примерно таким же, как у оригиналов; вместе со своими далекими аналогами они старели и уходили в отставку. Их с почетом провожали на пенсию, предоставляя синекуры в столичных городах; на них тратились миллионы, однако эта цифра являлась весьма скромной по сравнению с теми средствами, которые пожирал сам проект.

Да, «Дублю» требовались огромные ассигнования, и это раздражало даже дисциплинированных советских министров, всегда безоговорочно признававших лидерство военных ведомств. Каждый год комитет госбезопасности и министерство обороны, объединив усилия, сражались за новые дотации, и обычно, хотя и с немалым трудом, одерживали верх над гражданскими коллегами. Отдел продолжал существовать.



***





Дж. стоял в своем кабинете, чувствуя нарастающую боль в животе, и с тревогой всматривался в листок бумаги, лежавший поверх папки с входящей почтой. Он бросил взгляд на дату — конец сентября… Аналог Ричарда Блейда покинул Москву две недели назад.

Две недели! Желудок Дж. сжался в комок, трепыхаясь, словно подстреленный кролик. Он потянулся к телефону и внезапно заметил, что пальцы у него дрожат. Недавно ему стукнуло шестьдесят девять, и он впервые ощутил — по-настоящему, а не в словесной пикировке с Лейтоном — груз возраста. Впрочем, он быстро успокоился. Во-первых, сказывались опыт и привычка, во-вторых… Да, существовали еще многочисленные «во-вторых». Достоверно еще ничего не было известно. Бросив пару фраз в трубку, он ждал, пока телефонистка соединит его с Дорсетом и размышлял. Существовали тысячи причин, по которым псевдо-Блейд мог отбыть из Москвы, и все они представлялись никак не связанными с проектом «Измерение Икс». Возможно, дубль отправился в отпуск, в какой-нибудь из филиалов своего подразделения или, наконец, получил разрешение заняться личными делами. Не исключено, что русские затеяли некую операцию во Вьетнаме или на Ближнем Востоке, не имеющую никакого отношения к иным мирам.

Выдвинув один из ящиков стола, Дж. начал копаться в нем, разыскивая запасную трубку — ту самую, которую он забыл взять к лорду Лейтону. Трубка всегда успокаивала его и помогала принять верное решение. Он заставил себя улыбнуться. Дьявольщина! Ведь он виделся с Блейдом — с настоящим Ричардом Блейдом! — всего два дня назад, именно здесь, в этом самом кабинете! Они обсуждали сроки очередного визита в Измерение Икс. Дик еще сказал… Дик? Был ли тот человек его Ричардом, которого он знал с детства?

Набив трубку, он прикурил и задумчиво уставился в окно. Итак, кем же являлся его позавчерашний посетитель? Дж. с такой силой сжал изогнутый мундштук, что побелели костяшки пальцев. Сумасшедший век, реактивная эра! Чтобы добраться от Москвы до Лондона и потом в Дорсет, хватит пяти-шести часов… А ведь прошли две недели!

Старый разведчик мрачно покачал головой. Да, непростая проблема свалилась ему на голову в этот неприветливый осенний вечер… Необходимо проявить величайшую осторожность — увы, даже подозрительность, как это ни неприятно! Любой пустяк, каждый взгляд и жест, случайно вырвавшееся слово могут стать ключом к разгадке.

Внезапно резь в желудке утихла, и шеф МИ6А облегченно вздохнул. Как же он раньше не подумал об этом! Ведь безошибочный способ выяснения истины буквально напрашивался сам собой! Допустим, размышлял он, что русские что-то пронюхали о проекте, хотя данная гипотеза представлялась маловероятной; предположим, что они даже решили внедрить двойника в научный центр Лейтона… У них ничего не выйдет! Ведь ни один человек в мире — ни русский, ни американец, ни готтентот и ни эскимос с Аляски никогда не был в Измерении Икс! Это оставалось безусловной прерогативой Ричарда Блейда, и только настоящий Ричард Блейд мог выжить в очередной преисподней и вернуться обратно. И только Ричард Блейд знал, в каких реальностях ему уже пришлось побывать.

Облегченная улыбка заиграла на губах Дж., потом он вновь нахмурился. Но что же надо русским? Чего они добиваются? Он чувствовал, что теперь эта загадка не даст ему покоя; она будет терзать его, пока он не получит ответ — ясный и однозначный. Впрочем, Дж. любил разрешать подобные проблемы; в чем, собственно, и заключался смысл его профессии.

Наконец его соединили с Дорсетом. Трубку сняла какая-то девица, говорившая так, словно ее душили рыдания. Похоже, это соответствовало действительности.

— Ал-ло… — последовал всхлип, — к-кто это?

— Мистера Блейда, пожалуйста, Ричарда Блейда. Это его приятель. Меня правильно соединили?

— Д-да… — новый придушенный всхлип. — Но Дика нет… и мне… мне очень страшно… Час назад он спустился на пляж…

Дж. бросил взгляд в окно, еще раз убедившись, что погода стоит премерзкая.

— На пляж, милочка? Но зачем? Позагорать при луне?

Сопение в трубке. Всхлип.

— Н-наверно, прогуляться… Только ненормальный полезет в воду в такой холод…

Дж. хмуро уставился на телефон. Осторожность, спокойствие и немного хитрости… Ничего сверхординарного не случилось — просто у мальчика небольшая размолвка с очередной подружкой. В последнее время Дик их часто менял. Бедняга! Все еще не может забыть эту Зоэ…

— Кто вы, детка?

— М-Мэри… Мэри Хезертон… Я и Дик… М-мы…

Снова тишина. Затем раздались звуки, в происхождении которых Дж. не мог ошибиться: девушка плакала. Навзрыд! Он почувствовал, как на висках выступает испарина, и быстро произнес:

— Мне нужно поговорить с Ричардом, мисс Хезертон. Не будете ли вы так добры…

Рыдания прекратились.

— Я сейчас, — перебила его девушка; голос ее окреп. — Не вешайте трубку, я постараюсь его разыскать.

Однако прошло почти десять минут, прежде чем Блейд ответил. Все это время Дж. гипнотизировал взглядом стрелку своего хронометра и исходил потом.

— Да? — голос Ричарда был, как обычно, спокойным и уверенным.

— Дик? Наконец-то! Я решил тебя проведать, мой мальчик. Как дела? — Дж. обращался к нему на «ты», и это значило, что разговор не носит служебного характера.

— Отлично, сэр, — в голосе Блейда сквозило недоумение. — Что случилось? Я нужен вам?

Дж. улыбнулся, и пальцы его, мертвой хваткой стискивавшие чубук, расслабились. Этот энергичный глубокий баритон он узнал сразу. Ричард, несомненно! Ричард Блейд, проработавший с ним полтора десятка лет, его Дик, которого он знал еще мальчишкой!

Однако… Желудок его опять сжался. Осторожность, спокойствие и немного хитрости!

— Нужно поговорить, — произнес он, — возникло довольно забавное дело. С тобой хочет встретиться один старый знакомый… один выживший из ума специалист по электронным мозгам…

Две недели! Столько времени потеряно зря! Быть может, уже слишком поздно… Ну, это он припомнит Кастельсу!

Раздался треск, и Дж. с удивлением уставился на свою трубку — чубук был сломан пополам. «Однако, старина, — он с укоризной покачал головой, — не стоит так волноваться».

Голос Блейда в телефонной трубке произнес:

— Надеюсь, он уже привел в порядок и свои мозги, и электронные. Когда я последний раз виделся с ним, в его берлоге царил настоящий хаос…

Дж. едва ли не подпрыгнул при этих словах. Так, сейчас произведем маленькую проверку, решил он.

— Ах уж эти изобретатели, — беспечным тоном заметил он, — вечно они стремятся от хорошего к лучшему… Кстати, Дик, напомни, когда мы встречались с тобой, что-то я запамятовал… Склероз совсем одолевает.

Тишина. В трубке тихо гудело, и Дж. почудилось, что он слышит крики чаек, метавшихся в небе над Английским Каналом. Видимо, Ричард в полном замешательстве; парень прекрасно знает, что с головой у шефа все в порядке.

И в самом деле, когда Блейд вновь заговорил, в голосе его звучало удивление.

— Мы беседовали позавчера, сэр! В вашем кабинете!

— Ну конечно, конечно, — с облегчением вымолвил Дж. — теперь я припоминаю… позавчера и в моем кабинете… Ладно, Дик, — он прикрыл ладонью трубку и шумно перевел дух, — не будем терять времени. Старик тебя ждет, так что отправляйся прямо к нему. Ты ведь знаешь, где он живет?

Блейд спокойно ответил:

— Да, сэр. Выезжаю немедленно. До свидания, сэр!

— До встречи, Ричард.

Дж. аккуратно опустил телефонную трубку на рычаг и с недоумением уставился на обломки в своей ладони; табак еще дымился. Неужели нервы его так расшатались? Чубук треснул, но можно заказать новый… К дьяволу! Он с раздражением швырнул сломанную трубку в корзинку для мусора и потянулся к другому телефону. Нельзя терять ни минуты!

Во время работы он любил изредка поглядывать в окно. Тут, в Сити, а точнее — на перекрестке Барт Лэйн и Лоутбери, улиц старинных и респектабельных — царила тишина. Пошел дождь, полумрак за окном сгустился еще сильнее. Здесь не было ни неоновых реклам, ни ярко освещенных витрин, не слышался шум моторов. Рабочий день давно кончился, и деловой центр был тих и безлюден.

Дж. отложил уже поднятую трубку, решив позвонить позже, встал, подошел к двери и запер ее, чего не делал уже многие годы. Возвращаясь к столу, шеф МИ6А замедлил шаги у окна и выглянул наружу. Где-то там, в темноте, в Лондоне или на другом краю света притаился второй Ричард Блейд. Дубль, близнец, аналог — как ни называй его, он есть, он существует! Во всей своей пугающей реальности, сильный, жестокий, враждебный… Наверняка, за долгие годы тренировок он превратился в точное подобие настоящего Блейда. На миг Дж. почувствовал страх.

Он быстро направился к своему личному сейфу и, набрав код, откинул тяжелую дверцу. Затем вытащил одну из папок и просмотрел несколько листков плотной желтоватой бумаги. Русский аналог Блейда служил в подразделении «Дубль» уже больше десяти лет. И пока что его не использовали ни разу.

Почему же советская разведка решила расконсервировать его именно сейчас? Неужели они все-таки пронюхали о проекте «Измерение Икс»? Это казалось невероятным, но ничего другого Дж. вообразить не мог; уже почти три года назад Блейда отстранили от любых операций на Земле. Он работал только на Лейтона.



***





Профессия и жизненные обстоятельства нередко заставляли Ричарда Блейда выступать в различных обличьях, но в роли отвергнутого любовника он был первый раз. Высокий, красивый, сильный, обладающий незаурядным интеллектом, он подходил скорее для героического амплуа. Однако сейчас, прячась в темном узком проулке между двухэтажными ухоженными особнячками, дрожа под надоедливым осенним дождем, он следил за девушкой, в которую был влюблен и с которой еще совсем недавно связывал свое будущее. По крайней мере, мысленно!

Только что его бывшая возлюбленная стала замужней женщиной, и — увы! — не ему, Ричарду Блейду, выпала честь стать ее счастливым избранником. Еще минута-другая, и Зоэ появится в дверях маленькой церквушки, стоявшей по другую сторону тихой и неширокой Майфайр-стрит, опираясь на руку торжествующего Реджинальда Смит-Эванса.

«В конце концов, она могла бы выбрать кого-нибудь получше, — думал Блейд, уставившись на тяжелую церковную дверь. — Например, Гилтби, этого доблестного майора ВВС, или Патрика Шоу… говорят, он неплохой архитектор… Оба увивались за ней больше года… и они хоть похожи на мужчин…»

Да, Джон Гилтби и Патрик Шоу были бы вполне достойны Зоэ Коривалл. Но Реджинальд Смит-Эванс! О, Господи!

Из груди Блейда вырвался звук, похожий на глухое рычание тигра в индийских джунглях. Реджинальд Смит-Эванс! Неужели это возможно?! Реджи! Блейд сплюнул и рванул воротник набухшего от дождя пальто. Ситуация была почти непристойной, и временами ему чудилось, что все это происходит не с ним — словно он перелистывал страницы какого-нибудь бульварного романа.

Реджи! Тощий, как глист, бледный, весь в веснушках и… при деньгах! Да, при больших деньгах, ибо Смит-Эванс-старший владел крупной процветающей строительной фирмой. Одна мысль о том, что Зоэ ляжет в постель с его наследником, унижала мужское достоинство Блейда. Ну что ж, мстительно подумал он, Зоэ выбрала то, что захотела! Но немного радости принесет ей этот брак!

Блейд знал, что не только деньги повлияли на ее решение. Зоэ всегда стремилась к жизни тихой и спокойной, она жаждала связать свою судьбу с человеком, свободным в действиях и поступках. Деньги являлись всего лишь синонимом свободы; деньги и отсутствие обязательств перед обществом. Что он мог дать ей — он, Ричард Блейд, связанный, словно рождественская индейка, подпиской о неразглашении государственной тайны?

Он тяжело вздохнул и покачал головой, стараясь отбросить грустные мысли. Хотя они с Зоэ расстались уже больше года назад, рана все еще болела — особенно сейчас, когда мисс Коривалл стремительно превращалась в миссис Реджинальд Смит-Эванс. Со дня их разрыва он успел побывать в Тарне, постранствовать в океанах Катраза и взять штурмом Кархайм; порой ему казалось, что иные миры и другие женщины вытеснили Зоэ из его сердца. Видимо, он ошибался…

К чему пустые сожаления? Все кончено, ничего уже не вернешь и не изменишь. Сегодня Зоэ будет навсегда вычеркнута из его жизни, и теперь он мог только пожелать ей обрести сомнительное счастье в объятиях Смита-Эванса-младшего. Сейчас он находился тут совсем не для того, чтобы предаваться ностальгическим воспоминаниям; он был на работе, на боевом посту, выполнял свои обязанности перед страной и королевой. И свадьба Зоэ — сколь бы неприятным не являлось это событие — всего лишь фон, мелкий эпизод в подготовленной врагу ловушке.

Дж. выстроил ее с великим тщанием; он был мастером планирования таких хитроумных операций. Обычно он подавал некую общую идею, которая доводилась до ума его бессменным заместителем Френсисом Биксби. Этот спокойный методичный человек расписывал все необходимые действия по минутам и секундам: кто куда подойдет или подъедет, как будут расставлены агенты, где расположена приманка и из какой подворотни вынырнет в решающий момент дюжина парней с футовыми «люггерами» под мышкой. Дж. внимательно изучал составленное боевое расписание, играя на стороне противника и пытаясь обнаружить проколы в творении Биксби; если таковых не находилось, план утверждался, в противном случае его корректировали. Каждый такой «выход в свет» становился маленьким шедевром, и сейчас на глазах Блейда вот-вот должна была начаться одна из лучших постановок шефа МИ6А.

Если события развернутся нормально, если ловушка сработает, поддельный Ричард Блейд окажется в их руках! Удочки были наживлены, леска заброшена; оставалось ждать, пока рыбка не клюнет. Дж. почти не сомневался в успехе, поскольку в данном случае имел дело не с методичными предусмотрительными немцами, не с архиосторожными японцами, а с русскими, чуть ли не гордившимися своей славянской безалаберностью. Правда, в разведывательных делах они понимали толк, но кто же мог тягаться с британской секретной службой, лучшей из лучших! По крайней мере, в этом мире — если не вспоминать о бесчисленных реальностях Измерения Икс.

В общих чертах план был разработан вчера утром, когда Блейд спешно прибыл из Дорсета, направившись прямо в мрачную лейтоновскую обитель. В том совещании принимали участие лишь трое — сам Блейд, лорд Лейтон и, конечно, Дж., автор идеи. Сейчас, наблюдая сквозь косые серые струи дождя за церковной дверью, разведчик усмехнулся, припомнив, как шеф дотошно выспрашивал его о мельчайших подробностях его предыдущих путешествия в Измерение Икс. Да, Дж. не относился к людям, которые останавливаются на полпути! Блейду снова пришлось живописать свои приключения в Нефритовой Стране, в Меотиде, Берглионе, Тарне, Катразе и Кархайме; о самом первом странствии, в Альбу, он помнил немногое. Дж. устроил ему настоящий экзамен, и не все эти экскурсы в прошлое доставляли удовольствие!

Пожалуй, шеф немного переборщил. Лорд Лейтон, видимо, придерживался того же мнения и не собирался этого скрывать.

— Не будьте таким упрямым ослом! — сказал он Дж. — Кто еще, кроме Ричарда, смог бы выжить в тех преисподних? Поменьше подозрительности, мой дорогой, и побольше конструктивных предложений — вот что нам требуется сейчас. Как вы собираетесь ловить этого проклятого дубля?

Дж, слегка надувшись, откинулся на спинку кресла, бережно поглаживая только что отремонтированную любимую трубку. Блейд со старым ученым обсуждали разные варианты, ругались и спорили, но каждый в глубине души сознавал, что данную проблему разрешит именно Дж.

Так оно и вышло. Дж. молчал почти час, погрузившись в раздумья, а потом в одну минуту насадил наживку на крючок. Конечно, свадьба Зоэ Коривалл и тощего Смит-Эванса, назначенная на следующий день, была чистой случайностью, но настоящий специалист своего дела умеет извлечь выгоду даже из случайных обстоятельств. Отвергнутый возлюбленный, небрежно одетый, расстроенный вконец, небритый и слегка попахивающий виски — подобная фигура весьма естественно вписывалась в окружающий пейзаж. Куда же еще направится человек с разбитым сердцем, как не туда, где он навсегда теряет свое счастье?

Блейд мрачно ухмыльнулся и взглянул на часы. Четверть пятого! В церкви послышались торжественные звуки органа, потом неясные бесформенные тени заскользили за мокрыми стеклами сводчатых окон и резные двери распахнулись. Через несколько минут покажутся жених с невестой — то бишь, уже счастливые супруги — и проследуют по блестящим от дождя ступенькам к лимузину, ожидавшему у крыльца. Блейд сделал несколько шагов вперед, вышел на тротуар и внимательно осмотрел улицу.

Старательный Биксби поработал на славу и, казалось, все предусмотрел. Водитель лимузина был сотрудником МИ6А, как и рослый парень, старательно изображавший полицейского. Этот тип, Джордж (О'Флешнаган, являлся младшим коллегой и приятелем Блейда, которого подготавливали ему в дублеры. На миг Блейд задумался о разнице в терминах — дубль и дублер; в данном случае она была столь же велика, как между понятиями «враг» и «друг». Потом он пожал плечами, провожая взглядом О'Флешнагана, облаченного в высокий, блестящий от влаги шлем лондонского «бобби»; его приятель медленно и важно прохаживался по тротуару около церковного крыльца. Одна из машин группы захвата МИ6А перекрыла выезд с узкой Майфайр-стрит; другой конец ее предполагалось использовать как горловину ловушки.

Сам Дж. сейчас находился в церкви вместе с прочими гостями. Когда их толпа вывалится на крыльцо, чтобы осыпать новобрачных ячменем и медными пенсами, он будет изображать восторг вместе с остальной публикой. Блейд гадал, каким образом Дж. ухитрился за один день получить приглашение на свадьбу. Не иначе, как ему посодействовал премьер министр или сам наследный принц; семейство Коривалл было весьма разборчивым в своих знакомствах.

Такси — довольно обшарпанный «БМВ» — появилось точно в тот момент, когда гости стали неторопливо выбираться из церкви. Блейд отступил в тень, разглядывая толпу из-за железной решетки ближайшего особнячка. Наступала решительная минута — сейчас появится третий Ричард Блейд! Приманка, которую старый хитрец Дж. вывесит под носом противника, и русские клюнут на нее, словно щука на жирного карася. О, эта славянская безалаберность! Немцы, те сначала бы просветили намеченную жертву рентгеном, сосчитав все шрамы и трещины в ребрах!

Потертый «БМВ» остановился рядом с крыльцом. Длинная процессия гостей, человек шестьдесят, уже начала спускаться по ступенькам на тротуар, выстраиваясь живым коридором, по которому проследуют новобрачные. Мужчины лезли в карманы за мелочью, женщины приготовили пакетики с ячменем и цветы. Дж, прижимая к груди огромный букет георгинов, бочком пробирался вдоль стены, выбирая удобную позицию для наблюдения. Он был в серой тройке, в цилиндре, с пестрой бутоньеркой в петлице и походил сейчас на преуспевающего старого бизнесмена, большого любителя свежего воздуха и рыбной ловли.

На сей раз, забрасывая свою удочку, шеф МИ6А, конечно, не рассчитывал, что русские сделают попытку атаковать Ричарда Блейда прямо у церковного крыльца. Это было бы глупо и абсолютно непрофессионально, невзирая на всю их славянскую безалаберность! Он полагал, что начнется слежка, и его парни пристроятся в хвост агентам противника, захватив их где-нибудь в тихом углу; потом можно будет и побеседовать. В результатах этой беседы Дж. не сомневался; в его распоряжении было множество способов сломить неразговорчивость пленных.

Скользнув взглядом по респектабельной фигуре шефа, Блейд во все глаза уставился на такси. Дверца машины открылась, и из нее торопливо появился рослый темноволосый человек. Он сунул деньги шоферу, покачал головой, когда тот принялся отсчитывать сдачу, и встал у крыльца, угрюмо глядя на дверь. Этот парень был прекрасным актером, и гримеры Дж. поработали над ним на славу! Даже ясным утром — тем более сейчас, в тусклом послеполуденном свете — никто не отличил бы его от Ричарда Блейда. Потрясающее сходство! И великолепная игра! Брошенный любовник напоминал сейчас дворнягу, у которой породистый пес увел лакомую кость. Засунув руки в карманы, он стоял у крыльца, чтобы в последний раз бросить взгляд на свое потерянное сокровище.

События, однако, развернулись не так, как было рассчитано.

Вдруг из-за поворота выскользнул маленький, ярко раскрашенный фургончик, на борту которого, насколько мог разглядеть Блейд, была намалевана реклама цветочного магазина. Машина двигалась неторопливо; поравнявшись с церковным крыльцом, она и вовсе остановилась. Разведчик, отступив подальше в тень, удивленно приподнял бровь — планом такое не предусматривалось. Потом он скривил губы в усмешке, подумав, что фургон всего лишь подвез дюжину-другую корзин с цветами; вероятно, папаша Смит-Эванс решил тряхнуть мошной, осыпав невестку чем-нибудь подходящим к случаю.

Толпа тем временем оживленно зашумела, гости замахали руками, вытягивая шеи, — из дверей рука об руку появились молодые.

Ричард Блейд посмотрел на бледное лицо Зоэ, и перед ним кадр за кадром, словно в каком-то чудесном фильме, промелькнула их последняя встреча. Он вновь ощутил теплоту ее нежного тела, горьковатый аромат духов; прощальные слова девушки звучали в его ушах. «Я люблю тебя… люблю всем сердцем, но мне мало одной любви…» — так она сказала. Что ж, многие в мире сем готовы променять любовь на покой и благополучие…

Очнувшись от грез, он поглядел на Блейда номер три.

Согласно сценарию, тот должен был привлечь к себе внимание, затеяв небольшой скандал. Для начала ему было нужно протолкаться сквозь толпу гостей, что оказалось не так-то просто сделать — люди стояли стеной. Наконец, отшвырнув с дороги пару престарелых джентльменов, псевдо-Блейд справился с этой задачей и нагрянул вплотную к счастливой паре. Сделав нелепый жест рукой, он покачнулся и что-то сказал Зоэ. На мгновение Блейду стало жаль девушку. Какая ирония судьбы — они с Реджи, и их свадьба, и гости были сейчас всего лишь наживкой на спиннинге Дж. Сам рыболов, прижавшись к стене, готовился подсечь добычу.

Зоэ, видно, не заметила подмены. Перед ней стоял Блейд, настоящий Ричард Блейд, отчаявшийся, опечаленный и нетрезвый. Она уцепилась за локоть супруга, со страхом взирая на бывшего возлюбленного; гости притихли, почувствовав, что назревает скандал. Реджинальд попробовал вклиниться между Зоэ и Блейдом.

Блейд, крайне заинтересованный этой трагикомической сценой, забыл про все на свете — не исключая и того, что ему ни на секунду не стоило ослаблять бдительности. Все-таки он был человеком, а не суперменом с железными нервами вроде пресловутого Джеймса Бонда! Сочувствие к Зоэ снова захлестнуло его; в конце концов, она являлась лишь жертвой обстоятельств. Не хотел бы он сейчас оказаться на ее месте! Однако его бывшая возлюбленная обладала крепким характером; справившись с минутным замешательством, она решительно отстранила своего молодого супруга и гордо повернулась к человеку, которого считала Ричардом Блейдом. Настоящий Блейд был готов расхохотаться: Зоэ принялась отчитывать его двойника.

— Ричард, ты сошел с ума! Что это за выходка? О, Ричард, Ричард, как ты мог так опуститься! Прийти сюда, в таком виде… Я не собираюсь…

Цветочный фургончик по-прежнему стоял рядом со свадебным лимузином. Внезапно его задняя дверца резко распахнулась, и на мостовую выпрыгнули четверо рослых мужчин в комбинезонах с весьма мирной эмблемой — букетиком фиалок на рукаве. Однако эта команда горилл была вооружена увесистыми клюшками для гольфа, которые они тут же пустили в ход. Гости испуганно шарахались от них, раздались крики возмущения и боли.

Блейд понял, что леска порвана, удилище переломлено и все хитроумные планы Дж. пошли насмарку. Русские, в полном соответствии со своим загадочным славянским темпераментом, действовали напролом, без изысков и колебаний. Дать по голове, схватить и утащить!

Сам Блейд ни при каких обстоятельствах не должен был активно вмешиваться в операцию — согласно строгим указаниям Дж. И он остался на месте, хотя кулаки его так и чесались, а ноги сами несли вперед, в гущу схватки. Вовремя вспомнив о дисциплине, он уцепился обеими руками за решетку и затормозил.

Тем временем Дж., ломая все планы, решил ввести в бой свежие силы. Швырнув на тротуар свой роскошный букет, он извлек из кармана свисток, и у крыльца мирной церквушки прозвучала оглушительная трель — сигнал к бою, столь же повелительный и резкий, как звуки букцин, посылавших в сражение римские легионы. Джордж, до того оцепенело наблюдавший за схваткой, сбросил плащ и ринулся в драку; из свадебного лимузина выскочил водитель и прыгнул в толпу, расталкивая гостей. Машина, перекрывавшая дальний конец улицы, тоже рванулась с места; ее пассажиры на ходу распахивали дверцы.

Панически вопили женщины, ругались мужчины, дубинки четырех горилл работали без устали. Двое уже добрались до поддельного Блейда и, стукнув его по голове, потащили к фургончику. Подоспевший Джордж схватился с другой парой, был сбит с ног и грохнулся затылком об асфальт, Блейд-настоящий, скривившись, засчитал коллеге поражение. Шофер лимузина заломил было руку одному из нападавших, но тот каким-то хитрым приемом перебросил британского агента через бедро. Ричард Блейд мрачно кивнул; ему было давно известно, что самбо является одной из самых эффективных боевых систем. Костяшки пальцев у него заныли, но он только крепче вцепился в решетку.

Подлетела машина с людьми Дж., затормозив так резко, что взвизгнули покрышки. Она блокировала фургончику путь отступления; затем четыре дюжих сотрудника МИ6А, выскочивших из нее, врезались в толпу.

Что ж, подумал Блейд, дела идут не так плохо. Хотя подготовленный шефом сценарий полетел к черту, зато они получат пленных. О'Флешнаган уже поднялся, и теперь перевес был на стороне людей Дж. Британия побеждала!

Увлеченный спектаклем, который разыгрывался у церковных врат, Блейд слишком поздно уловил тихий шорох шагов за спиной. Резко обернувшись, он с удивлением уставился на группу светловолосых мужчин, растянувшихся цепочкой и уже отрезавших ему подходы к Майфайр-стрит. Их было человек пять или шесть — молчаливые крепкие парни, явно профессионалы не из последних.

Блейд развернулся, ударил первого локтем в лицо, второго пнул ногой в колено. Он хотел позвать на помощь, как бы унизительно это не выглядело, но рука в кожаной перчатке потянулась к его лицу, и в следующий момент он ощутил резкий запах какой-то дряни вроде хлороформа. Все еще сопротивляясь, разведчик рухнул на колени. Он еще ухитрился ударить одного из нападавших кулаком в пах и услышал, как тот глухо застонал. Затем на его голову опустилась дубинка, молния пронзила затылок, и Блейд растянулся на земле, размышляя о том, что слухи про славянскую безалаберность оказались, скорее всего, сильно преувеличенными. Сгрудившиеся вокруг люди с молчаливым ожесточением били его ногами по ребрам.

Чей то голос тихо, но властно произнес:

— Не так сильно, кретины! Вы прикончите его!

Затем он почувствовал, как острая игла, пройдя сквозь пальто, пиджак и рубашку, уколола его в плечо. Блейд дернулся и замер, распластавшись на мокром тротуаре.






ГЛАВА 3


Узник заметил, что, обратив взгляд к окну, утопленному в нише, и пересчитывая листья вяза, изображенные на выступах, что поддерживали эркер, он может некоторое время сопротивляться действию введенного ему препарата. Казалось, он глядит в окно уже много часов; словно чье-то чудовищное око, то темное, то светлое, оно взирало на беспомощного пленника, распростертого на столе. Какой-то частью сознания он понимал, что в нем, в этом окне, кроется единственная возможность побега. Однако надежда эта была нереальной.

Его редко оставляли в одиночестве. Стражей было много, они все время менялись. Они говорили на английском — совершенно ясно, что этот язык являлся для них родным. Сей факт не слишком удивлял пленника, он знал, что среди каждого народа можно найти людей, готовых за деньги служить хоть самому дьяволу.

Сознание часто покидало его, вскоре он совсем потерял представление о времени. Очнувшись в первый раз, он обнаружил, что лежит на длинном столе, похожем на хирургический, в пустой, с голыми белыми стенами комнате; ее ярко освещали четыре мощные лампы. Они бросали мертвенный свет на мощное мускулистое тело Блейда, на его сильные руки, сейчас такие беспомощные из-за действия наркотика и стягивающих кисти ремней. Разглядеть своих тюремщиков он не мог, они, словно тени, маячили где-то на границе яркого светового круга.

Он уже понял, что ему ввели бертилон. Он находился под действием препарата, но сознавал это, и потому не терял надежду. То, что он все-таки мог сопротивляться действию столь сильного средства, обнадеживало, значит, ресурсы его мозга, которым так восхищался лорд Лейтон, еще не исчерпаны. Обычного человека бертилон почти мгновенно превращал в бесчувственное и покорное животное.

В какой то миг туман в голове у Блейда немного рассеялся, и он решил, что должен действовать. Но как? Это оставалось неясным. У него было при себе оружие — небольшая капсула огромной взрывной силы, введенная в желудок. Однако возможность ее использования пока представлялась проблематичной.

Вошли какие-то люди — видимо, медики — и начали методично и умело обследовать его. Негромко журчал монотонный голос, диктуя описание шрамов, родимых пятен, формы ногтей, ушей, волосяного покрова. Затем Блейду измерили руки, ноги, голову.

— Долихоцефал, — произнес сухой голос. — Головной указатель около семидесяти

Блейд усмехнулся про себя — он впервые услышал, что обладает столь вытянутым черепом. От кого досталось ему такое наследство? Повинны ли в этом англосаксы или ирландцы, предки со стороны матери?

Осмотр продолжался. В рот ему засунули деревянную палочку, разжали челюсти и обследовали каждый зуб; очевидно, в поисках тайника. Обследование оказалось тщетным — у Блейда были великолепные зубы и без всяких секретов.

Затем его перевернули на живот, и он пережил несколько неприятных мгновений, когда чей-то палец, упакованный в смазанную вазелином резиновую перчатку, забрался ему в задний проход.

— Ничего нет! — отметил тот же сухой голос. — Абсолютно ничего. Пусто, готов поклясться в этом! Ни на теле, ни в полости рта — ничего!

«Снаружи-то ничего, — мстительно подумал Блейд, — но копни этот болван поглубже…» Ладно, он еще пустят эту компанию на воздух — когда придумает способ, как самому остаться в живых.

Консилиум у его ложа продолжался еще с полчаса, потом врачи ушли, снова оставив его одного — по-прежнему обнаженного, привязанного ремнями к хирургическому столу. Тогда Блейд открыл глаза и сразу же увидел окно в эркере, в конце узкой комнаты. Прямо за ним в небе висела круглая бледная луна, точь-в-точь такая же, как над бескрайними степями монгов. Блейд воспринял это как добрый знак; окно и луна за ним словно стали символом свободы. Стоит лишь перебраться через подоконник и… Но он терпеливо ждал, не рискуя испытывать прочность пут, стягивающих кисти и лодыжки. Наверняка бесполезное занятие; ремни слишком прочны. Тут и не пахло славянской безалаберностью…

Пожалуй, и убегать было рановато — раз уж он попал в этот гадючник, то должен кое-что выяснить. К примеру, где он находится? Что с ним собираются делать? Сколько агентов врага притаилось в этом змеином гнезде? Каковы их цели? Пока что он не знал ничего — за окном царила тишина и только каждый час доносился слабый колокольный звон. Видимо, дом стоял в сельской местности, поблизости от церкви… Не слишком богатая информация!

Вечером Блейду не ввели бертилон, и он даже забеспокоился Не готовится ли что-то новенькое? Но что? Пытки? Электрошок? Впрочем, капсула с взрывчаткой все еще пребывала в его желудке; в крайнем случае, он сможет воспользоваться ею, даже пожертвовав жизнью.

Утром ему принесли еду и освободили от ремней правую руку, придвинув к ней поднос. В комнате оставались два человека — один помогал узнику с завтраком, другой маячил у двери с пистолетом в руке. Оба молчали. Блейд начал есть, каким-то шестым чувством ощущая, что за ним наблюдает третий. Вероятно, в стене было смотровое отверстие.

Когда с завтраком было покончено, его кисть снова примотали ремнем к столу, и оба человека ушли. Блейд, по-прежнему чувствуя, как чей-то взгляд скользит по его нагому телу, лежал неподвижно, уставившись в окно. Погода была переменчивой. Сначала сквозь пыльное стекло пробивались бледные солнечные лучи, затем почти сразу же заморосил мелкий дождь, сменившийся серым унылым туманом. Пленник терпеливо ждал. Сейчас погода не слишком занимала его; он размышлял о том, что окно ведет наружу, к свободе.

В комнате появился высокий сухощавый мужчина. Замерев у порога, он пристально рассматривал Блейда минуты три; затем захлопнул дверь и сделал несколько шагов к столу.

Узник оторвал взгляд от окна и посмотрел на вошедшего. Человек был рослым, но тощим, почти костлявым. Отличный синий костюм в узкую красную полоску, черные ботинки, носки и галстук неярких цветов, чуть выпирающий кадык, острый подбородок… Так… Этого он не забудет, решил Блейд.

Верхнюю часть лица визитера скрывала похожая на мешок шелковая маска; это странное дополнение к вполне приличному костюму придавало ему сходство с вырядившимся словно на свадьбу палачом. Тощий подошел ближе к столу и застыл; глаз в узких прорезях маски не было видно, только слегка поблескивали белки.

Голос, совершенно безликий, без всякого акцента, произнес:

— Вы — Ричард Блейд? Полковник Блейд?

Пленник моргнул в ответ; голос его прозвучал неожиданно хрипло:

— Полагаю, вам это известно.

— Разумеется. Но я хотел услышать подтверждение от вас.

Значит, где-то спрятан магнитофон. Они устраивают последнюю проверку, чтобы не допустить промаха.

Блейд холодно улыбнулся.

— Ладно, я — Ричард Блейд. Что дальше?

Его тощий собеседник удовлетворенно кивнул.

— Отдел некоего мистера Дж., я полагаю? Вы работаете в МИ6?

Кажется, им не известно ни о существовании МИ6А, ни о задачах нового подразделения. Надо продолжать игру… увести их по ложному следу… Вероятно, они многое знали о нем, но не все; и тут скрывался определенный шанс. Однако вступать в длительную дискуссию с этим типом Блейд не собирался; ясно, что он мелкая сошка, исполнитель, и только.

— К чему эти идиотские вопросы? — с наигранным раздражением произнес он. — Мы оба — профессионалы, и я готов признать, что первый раунд за вами. Сойдемся на этом и приступим к делам более существенным. Меня продержали в этой прозекторской несколько часов; я замерз и не отказался бы посетить клозет. Или вашим пленникам положено ходить под себя?

Тощий хихикнул.

— Британская аристократия отличается патологической страстью к чистоте, — заявил он. — Но не волнуйтесь, полковник, вас проводят в туалет. Вы имеете дело не с дикарями.

— Рад это слышать, — язвительным тоном заметил Блейд. — Кстати, я не удостоен Ее Величеством рыцарского звания.

— Вот как? Мы бы лучше оценили заслуги такого великолепного агента… Поразмыслите над этим, полковник.

Все ясно, решил пленник. Итак, жизнь его не закончится в этом гнусном хирургическом катафалке; скорее всего, его попытаются доставить в Россию, передав в руки настоящих специалистов. Уж те-то сумеют вывернуть его наизнанку!

В голосе тощего теперь звучало почти искреннее дружелюбие.

— Сейчас обрадую вас еще больше. Никаких пыток, полковник, никакой крови; вас будут допрашивать только под действием надлежащих препаратов. Ложная информация нам ни к чему.

Блейд согласно кивнул.

— Вы абсолютно правы.

Ответный вежливый кивок.

— Вы не сможете лгать. Эти новые средства — изумительная вещь! Во многих отношениях они делают мир гораздо проще.

Блейд уже давно поглядывал в сторону окна, считал листочки. Тощий безусловно прав. Надлежащие препараты… Скорее всего, они будут использовать пентафол или какое-то его производное… Сильные средства! Однако он обладает не совсем обычным мозгом… Врачей всегда изумляла потрясающая скорость его нервных реакций… спидинг, как они это называли… Тот самый спидинг, который открыл ему двери в бесконечную череду миров Измерения Икс… Очень редкая особенность… Удастся ли ему превозмочь действие наркотика?

Пожалуй, стоит кончать с любезностями, решил Блейд и рявкнул:

— К дьяволу болтовню! Мне надо в сортир! Или вы предпочитаете, чтобы я загадил ваш проклятый стол?

В крайнем случае он был готов совершить такой подвиг, хотя в туалет ему пока не хотелось. Он еще не собирался извлекать смертоносную капсулу, поскольку не придумал способа вырваться отсюда. Но игра началась, и он жаждал сделать первую разведывательную вылазку.

— Я не прикидываюсь ребенком, — по-прежнему резко продолжал Блейд, — но если вы накормили меня завтраком, то должно последовать и все остальное. Я не моту больше терпеть!

— Ох уж эти аристократы, — усмехнулся тощий, — даже не удостоенные рыцарского звания… Ладно, — с неожиданным миролюбием согласился он, — сейчас я пришлю людей, и вас проводят.

Он подошел к двери и слегка постучал. Створка чуть приоткрылась, тощий что-то тихо пробормотал — видимо, отдавая распоряжение, — и через минуту в комнате возникли трое. Пара крепких парней, уже знакомых Блейду — они приносили завтрак, и еще один, с короткоствольным «узи» под мышкой. Этот остался у порога, поигрывая автоматом, а утренние посетители направились к Блейду, развязали его и швырнули грубое одеяло — прикрыться. Они по-прежнему не произнесли ни слова; один молча кивнул пленнику на дверь.

Когда Блейд, растирая затекшие кисти, проковылял мимо автоматчика, тот подмигнул ему, ухмыльнулся м сказал:

— Не советую тебе дергаться, приятель. Эта мясорубка, — он похлопал по вороненому стволу, — сделает из тебя превосходный мясной фарш.

Разведчик ничего не ответил, приняв предупреждение к сведению. Он с полным уважением относился к «узи» — как и к русскому «Калашникову», — и дергаться не собирался.

Провожатые вывели его в короткий коридор, оттуда — в небольшой, вымощенный булыжником дворик. Они уже совершили первую ошибку, не завязав пленнику глаз; Блейд надеялся, что никто об этом не вспомнит. Он шагал, чувствуя нацеленный под лопатку ствол, и старался в мельчайших деталях запомнить все, что видели его глаза.

Несомненно, его держали в старой конюшне. В прохладном влажном воздухе витал застарелый запах лошадей; кое-где еще сохранились стойла и железные скобы коновязей. Низкое здание с трех сторон окружало двор; посредине находилась площадка для выездки. С четвертой стороны дворик отгораживала полуразрушенная кирпичная ограда с косо висящими железными воротами; за ними тянулась обсаженная вязами аллея, в конце которой Блейд успел заметить старый особняк, построенный в викторианском стиле. Дом казался необитаемым.

Он чуть замедлил шаги, и автоматный ствол тут же уперся ему в спину.

— Пошевеливайся, приятель. Проходи и не таращи глаза. Тут нет ничего интересного.

Клозет, грязный и загаженный, располагался в узкой и высокой кирпичной будке. Ни полотенца, ни зеркала, ни окна; хорошо еще, что унитаз был на месте. Над ним висел тощий рулончик бурой туалетной бумаги; рядом, на раковине умывальника, валялся тоненький обмылок. Провожатые остановились, наблюдая за пленником.

Блейд скинул с плеч одеяло, поежившись от холода, и присел на корточки. Он и в самом деле решил облегчиться, не обращая внимания на бдительных стражей и дуло автомата, нацеленное ему в пах. Лицам его профессии порой трудновато соблюдать общепринятые нормы поведения; сейчас, похоже, был как раз такой случай.

Троица следила за ним во все глаза. Блейд натужился, с удовольствием наблюдая, как занервничали охранники. Вдруг широкая улыбка озарила его лицо — пленник понял, как можно нейтрализовать действие «сыворотки правды». Воистину, добрая половина великих идей приходит к людям, когда они сидят на горшке! Блейд подумал, что этот вывод безусловно касается политиков, профсоюзных лидеров и экономистов — иначе Земля не напоминала бы этот грязный сортир.

Итак, он будет говорить правду и только правку! Он выдаст своим пленителям абсолютно истинные сведения! Немного подредактированные, конечно… После семи странствий в чуждых мирах он может поведать столько чудес, что у любого волосы встанут дыбом. И все это будет чистейшей правдой!

Блейд закончил, встал, ополоснул руки под тонкой струйкой ржавой воды, набросил одеяло и отправился в обратный путь. Когда он со своими конвоирами пересекал двор, в отдалении послышался бой церковных колоколов.

В узилище его поджидали два человека в масках, тощий с приятелем. Новый посетитель, в отличие от костлявого знакомца Блейда, был низеньким, пухлым и довольно небрежно одетым. Когда пленник вошел в комнату, он как раз натягивал на руки резиновые перчатки. Должно быть, врач, решил Блейд, скосив глаза на низкий столик, придвинутый к его лежбищу. Там громоздились ватные тампоны, резиновые жгуты, ампулы, иглы для шприцов и сами шприцы — в устрашающем количестве; рядом стояли подозрительного вида пузырьки.

Прижавшись спиной к холодной поверхности своего ложа, Блейд замер, обозревая содержимое столика с таким видом, словно перед ним находились укрепленные позиции врага. Он чувствовал себя безгласной бычьей тушей, предназначенной для разделки, и лишь воспоминания о нефритовых горах Ката, альбийских пиратах, океанах Катраза и побоищах в Тарне, Меотиде и Кархайме согревали его кровь. Приободрившись, он почесал живот, надежно скрывавший свое смертоносное содержимое.

Прохладное прикосновение тампона со спиртом. Затем его предплечье охватил резиновый жгут, который стягивался все сильнее — видно, доктор старался от души. Слабый укус иглы, шорох поршня в шприце. Боль… Теплая жидкость наполнила вену, пошла растекаться по всему телу. Медленно, неторопливо… Пленник уплывал в приятную дремоту, в полусон, чувствуя, как расслабляются мышцы и конечности становятся легкими, словно вздох ветерка.

Он пришел в себя в маленькой утлой лодчонке посреди бескрайнего водного пространства. Возможно, то был катразский океан? Или Акрод, Море Среди Земель, по которому неслись галионы ховестаров? Далеко у горизонта на белоснежной скале высилась башня маяка, напоминавшего тот, что стоял в гавани Меота.

С башни донесся рык, громоподобный, как глас Вседержителя в день Страшного Суда:

— Полковник Блейд, вы слышите меня?

— Да…

Великий Бог, неужели это его голос? Хриплый, искаженный до неузнаваемости! Что ж, придется стерпеть…

— Хорошо. Вы понимаете, что я говорю?

— Да.

Поговорим. Побеседуем! Например, об этом океане, не то катразском, не то акродском. Может быть, меотидском? Маяк весьма похож…

— Нам известно, полковник, что под лондонским Тауэром находится некое сооружение. Я полагаю, это объект МИ6. Я прав?

Как просто! Отдел МИ6, возглавляемый ныне Питером Норрисом, не имеет к Тауэру никакого отношения!

— Нет.

— Полковник, не старайтесь обмануть меня. Вы знаете, что должны говорить правду. Только святую истину, как перед самим Господом! Отвечайте: какая связь между МИ6 и сооружением под Тауэром?

— Никакой.

Очень ловко. Получите свою святую истину! Внезапно он развеселился. Отлично придумано! Лучший способ сбить их со следа — накормить правдой по самые уши. МИ6 не имеет никакого отношения ни к Тауэру, ни к лейтоновскому компьютеру. Это дело МИ6А. Но они ничего не знают о…

Снова грохочущий голос. На этот раз обращались не к нему.

— Ноль информации… Вы уверены, что доза достаточна?

— Вполне. Рассчитана на носорога! Но он сильный человек, на таких наркотик действует не сразу. Не беспокойтесь, сэр, он заговорит. Я знаю, что делаю.

— За это мы вам и платим. Так что если…

Он очутился в пещере. Огромной, мрачной! Такой же большой, как тронный зал питцинского вождя в горах Тарна. Правда, то подземелье было ярко освещено факелами и людей в нем хватало… Здесь же — только тусклый свет впереди, да какая-то ведьма на троне из сталагмитов. Старуха. Безобразная, тощая… Сидит, напевая себе под нос. Сивилла, прорицательница…

Голос теперь шел откуда-то сверху, из-под высокого купола пещеры.

— Что находится под Тауэром? Отвечайте, Блейд!

Придется…

— Машина.

Короткий смешок. Ведьма одобрительно кивает головой. Голос торопит:

— Какая машина? Чья?

Чья? Компании «Лейтон Инкорпорейд», разумеется! Так он и скажет… Но никаких имен! Никаких, хотя огненный взрыв бушует в пещере, и языки пламени складываются в огромные буквы — фамилию его светлости. Плохо. Очень плохо! Слишком силен этот дьявольский препарат!

— Ком… комп… компания…

Недоуменное молчание. Пещера исчезла в ослепительном взрыве; он опять в лодке, но море почему-то стало золотистым, как и солнце, повисшее над горизонтом.

Снова оглушительный голос:

— Еще раз, полковник. Говорите медленно, отчетливее. Что это за машина?

— Ком… комп… тер…

Торжествующий рев:

— Компьютер! Выжали, наконец, хоть что-то! Продолжим.

Новый вопрос, будто гром среди ясного неба:

— Компьютер? Объясните его назначение. Тип, мощность? Это военный объект? Каким образом вы связаны с ним?

Связан… да, связан… проводами… кабелями… мыслями… Говорить правду… только правду… Связан…

— Колпак… провода свисают… Все тело в проводах… Мозг взрывается… боль… страшная боль… рвутся нейронные связи… Вперед! В Тарн, к Зулькие… В Альбу… В Альбу, к принцессе Талин! Перерезать глотку Кунобару…

Голос, грохочущий, злой:

— Чушь! Бред параноика! Бабы, принцессы, глотки… То, что он сказал, лишено смысла! Ваше проклятое зелье не действует, док!

— Ждите, нужно время. С этим препаратом никому не совладать. Но чудес я не обещаю! Нам попался крепкий орешек… очень крепкий и странный…

— Думаете, он хитрит? Даже под действием «сыворотки правды»?

— Не могу сказать… Но такую возможность исключить нельзя. Британцы вообще упорный народ, а этот Блейд просто уникум. Не ждите чудес, сэр, и попробуйте выловить хотя бы клочок полезной информации.

Снова голос, на этот раз — не грохочущий, приказной, а вкрадчивый, почти нежный.

— Полковник, поговорим о компьютере. Вы любите работать с ним? Какие он решает задачи? Рассказывайте, Блейд! Напряжение уйдет… вы почувствуете себя гораздо лучше… сможете уснуть и спать долго-долго… спокойно… Говорите же!

— Кабели… змеятся сверху… Перемещение! Боль… жуткая боль… голый… Берглион, холодно… как холодно… Катраз, жарко… Тарн! Тарн, битва! Нужен меч… секира… Нефритовые горы и стена… такая длинная… до самого моря… Снова бой… монги и катиане… они бьются всегда… пушка стреляет… ховестары, на штурм! Кархайм наш! Наш…

— Вы слышите? Бред!

— Хм-м… Я бы так не сказал. Тут чувствуется система… Подождем.

— Нуры! Такие огромные! Их мечи опускаются… хадры стреляют… у них четыре руки… Женщины… их бедра… груди… такие гладкие… Талин, Гралия, моя амазонка… Зулькия… Какие у нее глаза! Питцины идут… их ведет Геторикс… Топор, где топор? Убили Эдару… ласковую Эдару… Проклятые!

— Абракадабра! Чушь! Он водит нас за нос! Я не собираюсь выслушивать эротические фантазии полоумного!

— Тихо! Пусть говорит… Все не так просто, сэр. Он выплескивает подсознательные ощущения, фантазии…

— Мне нужна надежная информация, а не фантазии!

— Тарн… Меотида… Клинок… только удержать клинок… Катраз… кулак над башней… Фарна… вытащи меня из ямы! Скорей! Силы… силы уходят… как больно…

— Ничего существенного. Или бабы, или драки. Мечи, топоры, секиры… Хадры с четырьмя руками… Очень любопытно, но никакой полезной информации.

— Не уверен. Препарат действует, так что запоминайте все. Все! Пригодится, когда начнете допрашивать его по-настоящему.

— Заткнитесь! Ваши советы мне не нужны! Вам платят не за них, а за работу!

Блейд содрогнулся и застонал.

— Темница… каменный зал… башня… башня Фарала… Я — его сын? Нет! Убью… убью его… Яд на клинке… рыжебородый… задушить… Эдара, милая… я отомщу за тебя… за смерть… за позор…

Голос звучал по-прежнему ворчливо и раздраженно.

— Ничего не получилось! Похоже, нам попался сексуальный маньяк со склонностью к отцеубийству. Но это, в конце концов, его личное дело. Мне же нужны факты, точные факты! Кончаем, док. Как долго он будет приходить в себя?

— Часа четыре, не меньше… Однако, сэр, мы выжали кое-какие любопытные факты. К примеру, этот компьютер…

— Компьютер! В этой стране чертова уйма компьютеров! Что с того, что один из них стоит под Тауэром? Может, считает посетителей музея? И с этим я пойду к руководству? С такой чушью?

На пленника набросили одеяло, потом раздались шаги и, закрываясь, хлопнула дверь. Разведчик попрежнему лежал на спине, недвижимый, застывший, с закаменевшими мышцами; лишь лицо его искажала яростная гримаса. Да, голос больше не мучал Блейда, зато Геторикс Краснобородый, оскалившись, уже подбирался к самому его горлу. Он видел это так ясно! Он почти ощущал, как скрюченные пальцы великана вот-вот вопьются ему в шею!

Топор! Дьявольщина, куда запропастился его топор?! Впрочем, он справится и без топора.

Взревев, Ричард Блейд ринулся в атаку…



***





Когда он снова пришел в себя, суставы ломило от боли, тело налилось тяжкой усталостью. Как и прежде, узник был распростерт на столе в уже знакомой длинной комнате с окном. Взгляд его медленно переместился к эркеру. Темнота. Мрак… В углу кто-то откашлялся, и Блейд, скосив глаза, увидел охранника. Тот скорчился на табурете с пистолетом в руках, явно борясь со сном.

Безошибочное чутье загнанного в ловушку зверя подсказывало, что пришло время действовать. Самый подходящий момент! Ночь, тьма, дремлющий страж, беспомощный узник, обессилевший после допроса и лошадиной дозы наркотика… Охране никогда не придет в голову, что он способен сейчас к сопротивлению… тем более — к побегу…

Блейд слабо заворочался, забормотал:

— В клозет… Скорее, ради Бога… Скорей… Мне плохо… Тошнит… Не могу… не могу сдержаться… Скорей…

Охранник встал. Похоже, реакция узника его не удивила, и разведчик понял, что подобные симптомы были знакомы стражу.

— Потерпи, приятель. Сейчас мы доставим тебя куда надо.

Он направился к двери и легонько стукнул в створку. Через минуту в комнате появились двое его коллег — тип с пистолетом и автоматчик со своим неизменным «узи». Пленник заметил, что автомат стоит на предохранителе.

Уже знакомым маршрутом его провели по коридору, затем — через мощеный дворик к убогому клозету. Моросил мелкий дождь; сырая мгла затянула окрестности, скрывая полуразрушенную кирпичную стену и ржавые ворота. Сейчас ограда находилась слева от Блейда; значит, на обратном пути окажется справа. Он не мог разглядеть ворот, лишь припомнил, что они были врезаны посередине. Впрочем, неважно; забор не являлся серьезным препятствием, так что тратить время на поиски ворот не придется.

Они приблизились к кирпичной будке. Перешагнув щербатый порог, Блейд мысленно призвал на помощь свою удачу. Еще днем он углядел на старом потрескавшемся умывальнике бритвенное лезвие; в его планах оно играло важную роль. Только бы эта ржавая железка оказалась на месте!

Он с облегчением вздохнул, заметив покрытый ржавчиной металлический прямоугольник. Все в порядке! Видно, эта штука пролежала на грязном фаянсе раковины не один месяц, дожидаясь, пока ее пустят в дело!

Блейд склонился над раковиной; его словно выворачивало наизнанку. Он напряг мышцы живота и громко застонал. Стражи не сводили с него глаз, однако их оружие оставалось опущенным; пленник явно не мог сделать и шага без посторонней помощи. Опять застонав, Блейд схватился за живот.

— Проклятье! Чем вы меня накачали, мерзавцы? — пробормотал он, склоняясь над раковиной. — Кишки просятся наружу… словно после галлона виски…

Один из парней ухмыльнулся, второй брезгливо сплюнул. Неужели они не отвернутся?

Конечно, они получали приличные деньги за свои труды, но к чему проявлять такое старание? Несчастный узник еле держится на ногах и выглядит слабым, как оголодавшая мышь… Блейд снова испустил страдальческий стон и, бессильно свесив руки, поднатужился. Так. Наконец-то отвернулись!

Продолжая оглашать клозет скорбными стенаниями, он лихорадочно осматривал бурую жижу в раковине. Дьявольщина! Где же эта капсула? На мгновение его охватил страх. Неужели сорвалось? Он опростал желудок и три ярда кишок за ним — и ничего! Если капсулу не удалось вытолкнуть наружу, придется идти назад и придумывать что-нибудь другое. Жаль! Такой подходящий момент!

Он облегченно перевел дух, заметив блеск алюминиевой фасолины — внешней оболочки, под которой скрывался слой окислителя. Под ним находилась еще одна оболочка, внутренняя, содержавшая взрывчатку. Каждый ее грамм стоил раз в десять дороже золота.

Парень с «узи» нетерпеливо посмотрел на него. Стражи с пистолетами нервно переминались с ноги на ногу; им явно надоело торчать под дождем. Блейд выпрямился, но тут же опять со стоном рухнул на раковину, ударившись грудью о край. С заискивающей улыбкой он пробормотал:

— Один момент, парни… в кишках словно дрель сидит…

Он согнулся в неудержимом приступе рвоты. Сцена выглядела очень правдоподобной и отвратительной; охранники отвели глаза. Никто из них не заметил капсулу, которую Блейд сжимал между пальцев, — скользкий, покрытый желудочной слизью патрончик, в котором таилась смерть. Один из стражей произнес:

— Док перестарался. Похоже, парень отдает концы.

Блестящая фасолина коснулась лезвия. Резко дернув рукой в новом неудержимом приступе рвоты, Блейд вскрыл алюминиевую фольгу; миг — и капсула, вместе с бурой жижей, исчезла в сливном отверстии. Разведчик бросил взгляд на конвоиров — теперь все трое смотрели на него. Заметили? Или нет?

— Пошевеливайся, задохлик, — сказал парень с «узи». — У тебя в брюхе и кишок-то уже не осталось.

Пронесло! Блейд пустил воду, сполоснул руки и лицо. Окислитель его миниатюрной бомбы уже начал разъедать внутреннюю оболочку; до взрыва оставалось не больше двух минут.

Не торопясь, он вытер руки рваным полотенцем и начал считать про себя, испытывая чувство глубокого удовлетворения. Неплохая работа! Две минуты, и этот гадючник взлетит к небесам. Пора позаботиться и о себе…

Он повесил полотенце на крючок. Полторы минуты! Блейд представил, как окислитель стремительно пожирает внутреннюю оболочку, добираясь до адской начинки. Взрыв будет чудовищным; ему как-то довелось присутствовать на испытаниях этой смеси. Сера из-под сковородки Сатаны — детские забавы по сравнению с ней! Он чувствовал, что нужно уносить ноги.

Они уже шагали через двор — весьма неторопливо, так как Блейд еле волочил нот. Не спешить! Дальше площадки для выездки он не пойдет. Еще десять-пятнадцать секунд… Дождь усилился. Отлично! Это ему поможет.

Пленник услышал щелчок предохранителя. Похоже, этот тип с «узи»… Что, нервы расшалились? Они были уже в шести футах от площадки. Стараясь не делать резких движений, Блейд начал стаскивать с плеч одеяло.

Граница площадки. Пора!

Он замер и вдруг издал пронзительный вопль:

— Дьявол! Там, у двери! Скалится на нас!

Автоматчик, шагавший сзади почти вплотную за пленником, ткнулся ему в спину. Стремительно повернувшись, Блейд набросил одеяло ему на голову, затем ударил второго охранника в челюсть, швырнув его под ноги третьему стражу, уже поднимавшему оружие. Оба рухнули на землю. Разведчик сорвался с места и побежал.

К стене, скорее! Он мчался, низко опустив голову, даже не пытаясь петлять — пропитанная влагой почва была слишком скользкой. Он никогда не думал, что может бегать с такой скоростью! Сзади раздался резкий хлопок выстрела, пуля просвистела над плечом и врезалась в стену; кирпичные осколки брызнули в лицо. Еще выстрел, тоже из пистолета; автоматчик, вероятно, все еще сражался с одеялом.

Блейд прыгнул на стену. Когда-то она была футов восьми высотой, но время и непогода хорошо над ней поработали. Ему удалось с первого раза оседлать шероховатый мокрый гребень, в кровь раздирая бедра. Он оглянулся. Как там дела у парня с «узи»? Похоже, он бьется насмерть…

И тут раздалась автоматная очередь. Кирпич рядом с коленом Блейда разлетелся вдребезги — как раз в тот момент, когда он перевалил через стену. Разведчик приземлился на мягкую влажную траву и рванул под защиту деревьев, спотыкаясь о корни и прикрывая ладонью лицо от мокрых хлестких ветвей. Он упал, вскочил, не ощущая боли в разбитом локте, и помчался дальше, в темноту. Где-то неподалеку должна проходить дорога… В этом кромешном мраке он не видел ничего.

И вдруг за его спиной словно взошло солнце, мгновенно разогнав тьму осенней ночи. В дождливом темном небе распустился гигантский огненный цветок; он стремительно рос, вздымая к зениту алые обжигающие лепестки, словно некая прекрасная и смертоносная орхидея, порожденная крохотным и ничтожным зернышком. Взрывная волна, догнав беглеца, жарко ударила в спину, швырнула его в кусты. Уже лежа, Блейд увидел, как в воздухе парят обломки старой конюшни; затем он уткнулся лицом в мокрую траву, прикрывая руками затылок и молясь всем богам Тарна, Меотиды и Кархайма сразу. Через секунду на него обрушился ливень каменных осколков.

Блейд с усилием встал. По лопаткам сбегали струйки крови, смешанной с дождем, локоть отчаянно ныл, в ушах звенело. Огненный цветок догорал, мрак и холод снова подступали к измученному человеку. С трудом ворочая шеей, разведчик оглянулся на развалины конюшни, плюнул в ту сторону и отправился к дороге. Спину у него жгло невыносимо.

Когда насмерть перепуганный водитель попутного трейлера доставил Блейда в шестой полицейский участок Солсбери, дежурный сержант в изумлении воззрился на голого окровавленного человека, едва стоявшего на ногах. Блейд и в самом деле выглядел весьма живописно и походил на пассажира «Титаника», переброшенного страшным взрывом из постели в уютной каюте посреди Атлантики в английское захолустье. Однако разведчик шепнул на ухо стражу правопорядка некий секретный пароль, и тот сразу велел выделить прибывшему отдельную комнату с телефоном. Там его и оставили — вместе с полотенцем, чашкой горячего чая и рюмкой неразбавленного виски.

Ни дома, ни в кабинете Дж. не было. Сотрудник МИ6А, дежуривший в эту ночь, сказал, что шеф находится у «старика» — то есть у лорда Лейтона на Принсгейт. Следующий звонок оказался более удачным — Блейд услышал хриплый голос его светлости. Надо отдать ему должное, старик быстро сориентировался в обстановке и, поздравив «дорогого Ричарда» с освобождением и победой, передал трубку Дж.

Судя по тону шефа, тот находился в состоянии едва ли не полной прострации; казалось, еще немного, и его хватит инфаркт. Однако он без всяких комментариев выслушал сухой доклад Блейда и, задыхаясь, выдавил:

— Оставайся в участке, я высылаю за тобой машину. Что-нибудь еще?

Блейд объяснил, что ему необходима одежда подходящего размера; полицейские в Солсбери оказались мелковаты. Дж. трагическим шепотом обещал прислать все. В голосе его, однако, звучало такое отчаяние, что разведчик поинтересовался:

— Что случилось, сэр? Нам отказали в финансировании? Или почтенный Карендиш взял штурмом Тауэр?

Он сделал паузу, Дж. безмолвствовал. Слегка озадаченный, Блейд констатировал:

— Похоже, у нас крупные неприятности, сэр. Вы даже не потребовали назвать пароль… Откуда вы знаете, кто на самом деле говорит с вами?

Его шеф с тоской пробормотал:

— Пароль уже не нужен, мой мальчик. Теперь я и так знаю, что ты — это ты… — он замялся на мгновение и вдруг выпалил: — Сегодня утром, Ричард, мы были вынуждены отправить дубля в Измерение Икс!

Челюсть у Блейда отвисла; все, о чем он мог сейчас думать, сводилось к паре-другой крепких выражений. Вражеские агенты, которых он три часа назад пустил на воздух, не теряли времени зря; один намек на компьютер, и его аналог уже очутился в подземельях Тауэра.

Выдержав паузу, Дж. добавил:

— И самое неприятное, Дик, заключается в том, что мозги у этого парня оказались покрепче твоих. Лейтон не может вытащить его обратно! Так что тебе придется последовать за ним и разбираться на месте.



***





Настроение у обоих руководителей проекта было отвратительным. Дж., выглядевший бледным и изможденным, находился на грани нервного срыва; Лейтон, обычно язвительный и спокойный, угрюмо хмурил седые брови. Требовалось что-то предпринимать — и срочно! Как полагал Дж., нельзя терять ни минуты, а это значило, что Блейду нужно отправляться в погоню.

Сейчас все трое находились глубоко под башнями Тауэра, в маленьком кабинетике его светлости, упрятанном в дебрях компьютерного комплекса.

— Не переоцениваем ли мы опасность? — задумчиво произнес разведчик. — Если его нельзя вытащить силой, то и черт с ним. Пусть остается там, куда вы его заслали, сэр, — он повернулся к Лейтону. — Забудем о нем, вот и все.

Старый ученый в принципе не возражал против этой идеи, но Дж. она явно не импонировала. Со своей точки зрения он был прав. Вина за случившийся прокол падала на шефа МИ6А, и он твердил, что не успокоится до тех пор, пока двойник Блейда не будет благополучно переселен в мир иной. Но не в Измерение Икс, а на тот свет.

— Отправляйся за ним, Ричард, и выдай на полную катушку! Только тогда мы получим гарантию, что он не улизнет с нашими секретами!

Нахмурившись, Лейтон заметил:

— О чем вы толкуете, Дж.? Как и куда он может улизнуть, если я не вытащу его обратно?

— Бог знает, куда он попал, — огрызнулся Дж. — Возможно, в такой мир, где ваш компьютер покажется игрушкой для младенцев! Это вы учитываете? Парень он шустрый, и если ему удастся столковаться с местными спецами, его отправят прямиком в Кремль — и без всякой вашей помощи!

Они покинули кабинет, направляясь в главный зал компьютерного центра через помещения, наполненные негромким гулом установок и рокотом вентиляторов. Везде хлопотали люди в белых халатах; они копались среди змеившихся по полу кабелей и раскрытых стоек с печатными платами, не обращая внимания ни на своего шефа, ни на посетителей. Здесь были собраны лучшие умы Англии — специалисты, имевшие доступ к секретным работам; они привыкли не проявлять излишнего любопытства. Да, подумал Блейд, озирая сей электронно-механический оазис, проект «Измерение Икс» прошел долгий путь за три года — с тех пор, как его светлость по ошибке заслал своего подопытного кролика в Альбу.

Когда они подошли к бронированной двери, за которой размещался большой компьютер, Лейтон хмыкнул и задумчиво произнес:

— Что ж, очередной визит планировалось нанести на этой неделе. Все подготовлено, осталось только включить машину… — он бросил взгляд на блестящую металлическую створку, потом — на кодовый замок. — Однако, Дж., я не могу дать гарантий, что наш друг попадет в тот же самый мир, где сейчас находится русский.

— Я отлично это понимаю, — тон Дж. был несколько резок, — но мы должны хотя бы попытаться. Настройка компьютера осталась неизменной?

— Да, — Лейтон сухо кивнул, — однако, повторяю, это не гарантирует успех. Слишком много факторов, которые надо учесть, и среди них — слишком много неизвестного… — его светлость вновь воззрился на дверь, за которой находилось его детище. — Попробуем… Что еще я могу сказать?

Дж. мрачно покосился на старого ученого, потом, хлопнув Блейда по плечу, буркнул:

— Разыщи его, Ричард. Разыщи и покончи с ним.

Блейд только пожал плечами в ответ. Комментарии были излишни; если удастся найти этого парня, он припомнит ему хирургический стол в старой конюшне.

Дверь раскрылась. Кивнув на прощание Дж., разведчик вслед за Лейтоном подошел к стеклянной будке в центре огромного зала, над которой нависал раструб коммуникатора; ее стенки чуть поблескивали в свете люминесцентных ламп. Сбросив одежду, он уселся в кресло; голый металл неприятно холодил кожу. Тело его покрывали царапины и синяки, мазь, предохраняющая от ожогов, жгла немилосердно. Впервые он отправлялся в странствие, находясь далеко не в лучшей форме — усталый, с незажившими ранами.

Лейтон деловито хлопотал над ним, закрепляя блестящие диски электродов, и вскоре фигуру Блейда опутала сеть разноцветных проводов. Перебирая их, его светлость бормотал под нос:

— Дж. слишком переживает эту историю… В его почтенном возрасте такой стресс может стоить года жизни. А дело-то пустяковое… этот русский, считай, сам себя похоронил…

Двойник Блейда заявился к Дж. прямо домой в три часа ночи. Под его длинным просторным пальто скрывалось мощное взрывное устройство — русский вариант «фасолины», поднявшей к небесам старую конюшню, но помощнее; эта штука могла разнести по камешкам пять городских кварталов.

Что оставалось делать Дж.? Он знал, что не имеет права рисковать жизнями тысяч невинных людей. По приказу двойника он телефонным звонком поднял Лейтона с постели, после чего они отправились в Тауэр, спустились в подземный бункер и, под угрозой разрушения всего центра Лондона, провели агента к большому компьютеру.

— Потрясающее сходство, — продолжал бормотать старый ученый, прихватывая электроды липкой лентой. — И не только внешнее, мой друг, так что будьте с ним поосторожней. Решительный человек! Потребовал, чтобы ему все объяснили, а потом уселся в кресло и заставил нас действовать… И все время держал палец на этой проклятой кнопке! Увы, я был вынужден повиноваться… Его бомба могла разнести половину Лондона… — Его светлость закрепил последний электрод и взялся за колпак коммуникатора. — Ну, готовы, Дик?

— Минутку, — Блейд поднял на старика внезапно потемневший взгляд. — Как вы полагаете, сэр, с этим парнем все прошло благополучно?

— Что я должен понимать под вашим «благополучно»? — щека Лейтона раздраженно дернулась.

— Старт был нормальный?

— Абсолютно! Словно бы вы сами сидели в кресле, Ричард!

Кивнув головой, Блейд сосредоточенно нахмурился; лицо его приняло задумчивое выражение.

— Но это значит, что я не столь уж уникальная личность, — с едва заметной улыбкой произнес он. — Если русский выдержал переход в иной мир, то Джордж О'Флешнаган…

— Откуда мы знаем, что с ним произошло, — ворчливо прервал Блейда ученый. — Да, старт выглядел нормальным, но что мы имеем на финише? Круглого идиота или вообще ничего? Почему, скажем, я не смог вытащить его обратно, на расправу Дж.? — Лейтон сунул руки в карманы своего халата и мрачно обозрел потолок. — Понимаете, Ричард, я не имел возможности исследовать этого типа… Исследовать, как положено… снять энцефалограмму, определить скорость реакций… Внешнее сходство и решительные действия — еще не гарантия того, что он обладает спидингом. Хотя… — теперь его светлость, припоминая, уставился в пол. — Чисто визуально он производит впечатление очень быстрого человека… очень, очень быстрого…

— Я учту это, сэр. Но мне хотелось бы заметить насчет О'Флешнагана…

— У вашего дублера превосходная нервная организация, тесты он прошел отлично. Однако, Ричард, можете ли вы утверждать, что он достаточно хорошо подготовлен во всех прочих отношениях?

Блейд на секунду задумался. В схватке у церкви на Майфайр-стрит Джорджа повергли наземь, и это было огромным минусом для человека, желавшего выжить в любой из реальностей Измерения Икс.

— Нет, — признал он наконец, — еще нет. Джордж слишком мягок.

— Значит, мы вернемся к его кандидатуре через год или два, когда вы будете уверены, что он готов зарезать родную мать.

Разведчик покачал головой.

— На такое и я не способен. Да это и не требуется, сэр. Твердость есть твердость, и ее нужно отличать от жестокости.

Лейтон пожевал сухими губами.

— Ну, вам виднее. В конце концов, вы у нас специалист по выживанию, — он потянул вниз колпак, потом положил руку на красный рубильник. — Надеюсь, вы проявите достаточно твердости, встретив того русского…

— Я привезу Дж. скальп этого парня, — заверил Блейд его светлость и отбыл.






ГЛАВА 4


Это перемещение ничем особенным не отличалось от предыдущих; как всегда, Блейд испытывал пульсирующую головную боль и острое ощущение беззащитности. Он распался и был вновь возрожден; он растворился в бесконечности и снова обрел свою человеческую индивидуальность; он пронизал время и пространство, чтобы приземлиться нагим и безоружным в неведомом пока мире. Был ли он той самой реальностью, куда отправился его дубль? Этого не мог сказать никто, в том числе — и лорд Лейтон. Правда, настройка компьютера не изменилась, и это давало некоторые надежды.

Боль, сверлившая виски разведчика, наконец оставила его, позволив раскрыть глаза. Он лежал на коричневом песке, воздух был насыщен запахами соленой воды и водорослей, откуда-то неподалеку доносился плеск волн. Значит, он очнулся на морском берегу? Как в Меотиде в Катразе? Хорошо… Такие места обычно безлюдны и не грозят немедленной опасностью…

Блейд прислушался. Негромкий рокот прибоя и в самом деле словно бы обещал покой, но мирный шорох волн аккомпанировал другим звукам — угрожающему скрежету и пощелкиванию. Звуки явно приближались.

Когда он поднял голову, производившие скрежет твари были уже почти рядом с ним. Огромные крабы, не уступавшие размерами ньюфаундленду и такие же черные! Правда, перемещались зги существа не быстро, то испуганно застывая, когда их клешни лязгали о камни, то снова делая шажок-другой к распростертому на песке человеку. Наконец, неторопливо растянувшись в цепь, словно отряд бронированных воинов, они образовали круг, центром которого был Блейд; затем круг начал медленно, но неуклонно сжиматься.

Он резво вскочил на ноги. Крабы тотчас отпрянули назад, клацая огромными, в руку, клешнями. Разведчик покачал головой; нет, на благословенный островок Коривалл это не походило! Тем более на прекрасную Меотиду! Он огляделся, высматривая палку или камень; его окружало не меньше двух десятков черных тварей, и если они набросятся разом, то пребывание его в этом мире станет весьма кратковременным.

Крабы прекратили наступление и замерли, гипнотизируя человека взглядом крохотных блестящих зрачков, в которых светились голод, жестокость и — Блейд мог поклясться в этом — какая-то несвойственная животным сообразительность. Странные монстры, решил он, весьма странные, даже если не принимать во внимание их размеры. Неужели эти твари разумны? Но и в таком случае он не желал иметь с ними никаких контактов.

В двух футах от своих босых ступней Блейд углядел полуутопленный в песке внушительный булыжник и судорожным усилием выковырял его. Успокаивающая тяжесть камня придала разведчику ощущение уверенности; прижимая свое оружие к груди, он погрозил крабам кулаком и огляделся окрест. Слева безмятежно плескалось море, его поверхность имела легкий красноватый оттенок и тянулась да самого горизонта, сливаясь с серым небосводом. Слабый ветерок гнал над волнами клочки белесого тумана, в небе медленно плыли облака, от воды тянуло теплом. Он повернулся направо — там, на довольно большом расстоянии, виднелись пологие бурые горы. Над ними низко висел желтый шар светила — видимо, час был ранний.

Затем его внимание привлекло другое. В обе стороны вдоль берега шел ряд крепких столбов, вкопанных в песок — явный признак цивилизации. Эти колья, однако, не исчерпывали всех ее достижений, ибо к каждому из них был привязан скелет. Одни костяки выглядели старыми, посеревшими от солнца, ветра и дождей, другие поблескивали свежей белизной. Крабы, судя по всему, трудились без устали, не ощущая недостатка ни в пище, ни в развлечениях.

Но сейчас черные твари были опять голодны; беззвучно посовещавшись, они начали сжимать кольцо вокруг Блейда. Самый крупный и наглый из них, быть может, вожак стаи, внезапно продвинулся вперед и замер, уставившись на добычу маленькими темными глазками.

Прикинув расстояние, разведчик поднял камень над головой и с усилием метнул свой снаряд в середину темного панциря. Краб отпрянул, но было уже поздно; булыжник угодил прямо в спинной щит, проломив его с сочным хлюпающим звуком, словно хитиновые надкрылья какого-то огромного таракана. Брызнула белесоватая жидкость, многочисленные ноги монстра подломились, и он рухнул замертво, наполняя воздух таким зловонием, что Блейд почувствовал тошноту. Остальные крабы, забыв про человека, набросились на останки вожака, словно стая голодных волков.

Не теряя времени, Блейд рванулся к воде, перепрыгнул через попавшуюся по дороге тварь и бросился бежать вдоль линии прибоя. Настроение у него было неважным — под стать нависшему сверху хмурому небу. Крабы-каннибалы, столбы, скелеты на столбах… Да, не Катраз, не Меотида и даже не Кархайм! Скорее это походило на мрачный Берглион — с поправкой на температуру, разумеется.

Одолев порядочное расстояние, разведчик остановился, чтобы рассмотреть висевший на ближайшем столбе скелет. Крабы не оставили ничего, кроме чисто обглоданных костей, ни частички плоти, ни одежды Блейд поморщился. Столбы, веревки и хищные черные твари… Казнь, конечно, жестокая казнь! За какие же преступления местные законы карают так безжалостно?

Несчастный преступник, судя по останкам, был невысоким и тонкокостным, с круглой головой и пятью пальцами на руках и ногах. Блейд не стал пересчитывать ребра, зубы и позвонки; перед ним был скелет человека, мелкие же отличия его не интересовали. Он шагнул к другому столбу, у которого лежал такой же костяк, принадлежавший существу малорослому и хрупкому. Может быть, здесь казнили женщин? Эта мысль заставила его вздрогнуть, Столбов было много, очень много и, судя по всему, окрестные поселения лишились половины жителей. Или тут бушевала война, восстание, бунт? Вряд ли людей бросали на съедение крабам за воровство или супружескую неверность…

Наконец он добрался почти до конца шеренги столбов. Пляж бурой лентой уходил к горизонту, теряясь в туманной дымке. Красноватая морская поверхность, вся в узорчатых клочьях пены, чуть заметно мерцала; мелкие волны одна за другой накатывались на песок. Бесплодные голые горы, торчавшие на таком же бесплодном берегу, казались очень далекими. Невеселое местечко… Заслышав шорох, Блейд обернулся; крабы, покончив с вожаком, снова тащились за ним.

Внезапно где-то впереди раздался слабый человеческий крик. Разведчик привстал на носках, осматривая полосу бурого песка, но ничего не заметил. Столбы тянулись еще ярдов на двести, до россыпи камней, перегородивших пляж; может, там есть кто живой? Он снова бросил взгляд за спину. Крабы подползли еще ближе.

Крик! Жалобный вопль, полный муки, ужаса и мольбы о помощи! Блейд содрогнулся, хотя было совсем не холодно. Он решительно зашагал по бурому песку, стараясь выдерживать дистанцию в сотню ярдов от стаи преследователей.

Снова крик. Он замер на месте, недоуменно озираясь. Голос, безусловно, принадлежал человеку; теперь он раздавался где-то совсем рядом. Но где? На столбах висели одни скелеты, и, кроме черных тварей позади, Блейд не мог разглядеть ничего движущегося.

— Помогите! Во имя милосердного Бека, помогите!

Крик теперь был слышен совершенно отчетливо, и, как всегда в новом мире, Блейд понимал местное наречие. Язык показался ему напевным и мелодичным, голос молившего о помощи — тонким, почти детским. Он понял все сказанное, кроме упоминания о Беке; вероятно, то было божество этой реальности. Он также наконец сообразил, откуда доносится крик — впереди на песке темнело нечто округлое, походившее на первый взгляд на большой мяч или покрытый мхом камень. Однако это была голова, человеческая голова; она слабо покачивалась, распяленный рот чернел на покрытом ссадинами лице.

— Помогите! Во имя Бека, милостивого, милосердного!

Блейд бросил взгляд через плечо. Крабы подвигались все ближе, но пока еще до них было с полсотни шагов; видимо, эти твари не отличались храбростью. Он подскочил к человеку, по самый подбородок закопанному в песок. Голова несчастного была почти безволосой, покрытой мягким пушком, сквозь который просвечивала бронзовая кожа; губы запеклись, слегка раскосые черные глаза полны страдания. Когда разведчик опустился рядом на колени, в них зажглась искра надежды.

— Спаси меня, великодушный сьон! Бек воздаст тебе за доброе дело!

Блейд снова оглянулся. Крабы, воодушевленные заминкой, продолжали преследование с упорством волчьей стаи. Он начал лихорадочно отбрасывать песок голыми руками. Дело, однако, продвигалось медленно — палачи, развлекавшиеся с этим несчастным, отличались предусмотрительностью и хорошо утрамбовали песок. Осмотревшись, разведчик заметил большую плоскую раковину с острым краем. Годится вместо совка, решил он, а в крайнем случае заменит и топор в схватке с крабами. Слежавшийся мокрый песок скрипел, от усилий на лбу Блейда выступили капли пота. Человек замер, почти не шевеля головой. По его лицу, потемневшему и покрытому коркой пыли, было трудно определить возраст, но он не выглядел слишком молодым; скорее — мужчиной средних лет.

— Ты что, спишь? — буркнул Блейд. — Помогай, дьявол тебя побери! Не то достанешься на завтрак крабам!

— Не могу, великодушный сьон. Меня связали…

Разведчик чертыхнулся и бросил взгляд на преследователей. Ближайшая тварь уже подобралась на тридцать футов, а он едва докопался до груди пленника! Отшвырнув свой совок, Блейд ринулся к ближайшему колу, сообразив, что тот является куда более надежным оружием. Чем раковина. Столб толщиной в шесть дюймов был сделан из крепкого, как железо, дерева и торчал над песком в рост человека. Блейд обхватил его руками, напрягся и начал тянуть. Любопытно, мелькнула у него мысль, почему этого типа не подвесили на съедение крабам, а закопали в песок? Местные палачи, скорее всего, любили разнообразие. Или за разные преступления полагались разные виды казни?

Кол был забит в песок весьма основательно, и вскоре Блейд уже исходил потом. Наконец проклятая вешалка подалась и медленно пошла вверх; разведчик удвоил усилия, поглядывая на крабов. Еще секунда-другая, и в руках у него оказалось тяжелое заостренное бревно — неуклюжее, но смертоносное орудие убийства

Вдруг раздался панический вопль закопанного, и Блейд, обернувшись, увидел, что крабы подобрались к нему совсем близко. Один уже тянулся к беспомощному пленнику; его черная клешня, напоминавшая огромные садовые ножницы, раскрылась, раздался клацающий звук, и человек едва успел отдернуть голову. По лицу его бежала кровь, прокладывая алую дорожку по запорошенной песком щеке. Блейд бросился к нему, выставив бревно, словно таран.

Ему удалось с первого же удара пробить панцирь; тварь рухнула на песок и забилась в агонии, издавая скрежещущий визг. Разведчик отшвырнул дохлого монстра в сторону, и стая сразу же набросилась на него, заработав челюстями. Жвалы у этих чудищ были толщиной с руку мужчины, их покрывала вязкая слюна.

Не отрывая глаз от жадно насыщавшихся крабов, Блейд опять приступил к раскопкам. В воздухе стояло жуткое зловоние, и он старался дышать ртом.

Наконец его пальцы нащупали толстый ремень, обкрученный вокруг туловища пленника, и он рассек его острым краем раковины.

— Ну, помогай, парень, — скомандовал Блейд, — не то эти твари примутся за нас.

Пленник начал неистово работать руками, откидывая песок. Затем кивнул в сторону крабов.

— Капиды — отвратительные создания, сьон, но люди, свершившие надо мной казнь, еще хуже. Они скоро вернутся — проверить, много ли от меня осталось.

Блейд продолжал яростно швырять песок.

— Кто вернется? — выдохнул он.

— Фадриты, солдаты, что ловят беглых рабов. Кто ж еще? А главным у них Экебус — самый жестокий человек во всей Сарме, порази его Бек небесным пламенем!

Блейд, отдуваясь, продолжал копать.

— Значит, ты раб?

— Был рабом, сьон! Был, но сбежал! Потом меня поймали. Вот почему я здесь… Угощение для капидов! Да еще закопанное в песок, чтобы они подольше искали меня, а я подольше мучился! — он протяжно вздохнул. — Что страшнее боли? Только мысли о ней… Экебус это хорошо знает!

— Кончай болтать, философ! Работай! Наговоримся потом!

— Я почти свободен. Только ноги, мой господин…

Блейд вскочил и, схватив кол, проткнул следующего краба, отшвырнув останки к стае. Капиды продолжили жуткий пир. Повернувшись к пленнику, он ухватил его за руки и резко дернул. Песок раздался с глухим чмоканьем, и бывший раб в изнеможении рухнул на край ямы. Он выглядел низкорослым и не очень крепким; судя по костякам на столбах, такими были все жители этой страны. Правда, подумал Блейд, пока он видел лишь немногих — одного живого и сотни три скелетов.

Он прикончил очередного краба, отдав зловонную тушу на растерзание остальным тварям, затем рывком поднял маленького человечка на ноги. К счастью, тот мог двигаться; сделав пару шагов, пленник протер глаза грязными кулаками и с изумлением уставился на мускулистого темноволосого гиганта с бревном в руках. Постепенно на лице его начал проступать ужас.

Блейд заметил это и нахмурил густые брови. Пожалуй, лучше объясниться прямо сейчас, решил он. Этот маленький раб казался неглупым человеком; раз уж он сумел сбежать, значит, в здравом смысле ему не откажешь. Разведчик оглянулся на капидов, бросил кол и протянул спасенному руку.

— Не бойся меня, — сказал он. — Ведь я тебя спас, верно?

Человечек тоже посмотрел на крабов, терзающих мертвого сородича, и вздрогнул.

— Да, великодушный сьон! Спасибо тебе!

Потом он недоуменно уставился на ладонь Блейд.

— У меня на родине есть такой обычай: люди скрепляют дружбу пожатием рук, — объяснил разведчик. — Я помог тебе, беглому рабу, теперь ты помоги мне, чужаку. Я пришелец, чужой в этой стране, и хотел бы знать о ней побольше. Я полагаюсь на тебя. Ну что, по рукам?

Спасенный прищурил темные глаза, изучая стоявшего перед ним нагого великана, затем улыбка тронула его растрескавшиеся губы, придав безволосой физиономии, покрытой синяками и кровью, лукаво-дружелюбное выражение. Тонкие пальцы доверчиво легли в широкую ладонь Блейда.

— Согласен. По рукам! — он прокашлялся, сплюнул на песок и с забавной важностью сообщил: — Меня нарекли Пелопсом. Ты, сьон, свободный человек, предложил дружбу рабу… Никогда не слышал о таком! — глаза его сверкнули. — Мой долг велик, и я готов выплатить его… готов служить тебе, если ты поклянешься, что не сделаешь меня рабом. Рабом я не стану!

— Мне нужен спутник, а не раб, — уточнил Блейд. — Но один из нас будет старшим, — он холодно посмотрел на сармийца. — Я, Пелопс. Если это тебе не подходит, нам лучше распрощаться прямо сейчас.

Физиономия Пелопса расплылась в улыбке, губы раздвинулись, обнажив мелкие, но ровные и белые зубы.

— Подходит, сьон. Я буду служить тебе, сьон, как вольный человек. Я пойду за тобой и буду подчиняться тебе, пока не почувствую себя рабом.

Блейд, довольный, хлопнул Пелопса по плечу. Шлепок получился весьма увесистым; бедняга едва удержался на ногах. Но дело того стоило: он пробыл в этом мире едва ли час и уже обзавелся информатором из местных. Редкая удача!

— Ты не раб! — еще раз подтвердил разведчик. — И, пока служишь мне, не будешь рабом! — его кулак опустился на ладонь, словно припечатав договор. — Теперь скажи-ка, приятель, когда тут появятся солдаты злодея Экебуса?

Пелопс бросил взгляд на солнце и судорожно глотнул.

— Я скажу, сьон… но сначала убей еще одного капида. Они опять подбираются к нам.

Пожалуй, надо разобраться с этими тварями, решил Блейд. Ловко орудуя колом, он проткнул четверых, огляделся и бросил свое тяжелое оружие; с заостренного конца бревна стекали капли вязкой бесцветной жидкости.

— Ты можешь идти, Пелопс?

Человечек кивнул. Последний раз взглянув на тварей, жадно насыщавшихся зловонной плотью, они повернулись и бросались бежать. Блейду пришлось умерить шаги, подстраиваясь под своего невысокого спутника, хотя тот изо всех сил старался не отставать — капиды внушали ему смертельный страх. Бежали они долго, до тех пор, пока не кончилась полоса коричневого песка. Лента пляжа сузилась; теперь почва была покрыта галькой, впивавшееся в босые ступни путников. Оглядевшись по сторонам, Блейд отвернул от берега в болотистую, заросшую тростником ложбинку; вероятно, во время прилива сюда добирались волны, пропитывая влагой землю и оставляя на ней небольшие лужицы. Впереди, примерно в миле от них, берег выдавался в море, образуя похожий на коготь хищной птицы мыс.

Облака, затянувшие небосвод, начали расходиться. Пелопс, присев на корточки, сломал тонкий стебель и воткнул его в раскисшую почву, внимательно изучая тень. Прикидывает время, понял Блейд.

Сармиец вытащил стебелек, отбросил его в заросли и произнес:

— Когда солнце подымется на локоть, фадра Экебуса покинет крепость, сьон.

Примерно через час, прикинул Блейд, отметив новое слово; вероятно, оно обозначало воинский отряд. Рука Пелопса протянулась на юг.

— Там, сьон, крепость у маленькой бухты. Отсюда не видно, она стоит по ту сторону мыса. Люди Экебуса пройдут по берегу до другого укрепления, переночуют там, а завтра вернутся обратно. Таков обычный распорядок, но один Бек знает, что они придумают сегодня.

Блейд, рассматривавший мыс, перевел взгляд на море; далеко, почти у самого горизонта, плыл корабль. Его очертания были скрыты туманом, однако он сумел разглядеть угловатые обводы корпуса, большой золотистый парус и два ряда весел. Гребная галера? Судно исчезло в белесой дымке, растворившись, словно призрачный фантом. Оно шло на запад, в открытое море; вероятно, там тоже были земли, острова или материк. Но сейчас Блейда тревожили иные заботы.

Он повернулся и посмотрел на Пелопса.

— Сегодня? Что может измениться сегодня?

Маленький сармиец развел руками.

— Все, что угодно, сьон. Они ведь не найдут моих обглоданных костей — только яму в песке да панцири дохлых капидов. Экебусу это не понравится, — он хихикнул. — Его фадриты начнут искать меня и не успокоятся, пока не найдут. Но казнь за новый побег будет иной, — его грязное исцарапанное лицо приняло озабоченное выражение. — Думаю, меня поджарят на медленном огне.

Внезапно две крупные прозрачные слезы выкатились из глаз сармийца и сбежали по щекам, прокладывая светлые полоски

— Я боюсь… — прошептал он. — Огонь страшнее капидов…

Разведчик потрепал Пелопса по плечу.

— Ты находишься под моей защитой, — голос его был тверд, — и я не собираюсь отдавать тебя этим фадритам. Служи мне верно, Пелопс, и я обещаю, что сковородка Экебуса останется пустой.

Человечек с надеждой воззрился на него, потом кивнул и вытер слезы. После паузы Блейд задумчиво добавил:

— Если дело дойдет до сковородки, мы окажемся там вместе.

Он не хотел обещать более того, что мог сделать. Он был таким же нагим и безоружным, как этот маленький сармиец, и так же, как он, не имел ни крыши над головой, ни куска хлеба. Главным, пожалуй, являлось оружие, и Блейд надеялся, что его спутник сумеет что-то посоветовать на сей счет. Однако сармиец, беспокойно поглядывая на мыс, сказал:

— Я никогда не имел дела с оружием, ни раньше, ни теперь. Раб есть раб, ему положено трудиться, а не тянуть руки к мечу. Конечно, кроме тех, кого специально обучали… Но и они все равно остаются рабами.

Блейд удивленно приподнял бровь.

— Рабы, обученные сражаться? С кем?

— Друг с другом, разумеется, — пояснил Пелопс, — на потеху свободным. Иногда с ними бьются фадриты, чтобы поразвлечься… Разве в твоей стране не устраивают таких представлений?

Гладиаторы! Блейд кивнул головой.

— Да, теперь я понимаю, о ком ты говоришь.

Задумчиво потирая висок, он взвешивал возможности, которые открывались перед ним на боевой арене. Пожалуй, в этом было некое рациональное зерно, людей, умевших выпускать кишки своим ближним на радость публике, всегда ценили высоко.

Стон Пелопса прервал его размышления, маленький сармиец указывал на отмель, тянувшуюся вдоль остроконечного мыса.

— Гляди, мой господин! Фадриты! Охотники на беглых рабов! Надо бежать! Они всегда обыскивают эти заросли. О Бек, милостивый, милосердный, помоги нам!

Его напряженный взгляд метался как у затравленного зверька, скрюченные пальцы шарили по земле.

— Что ты ищешь? — спросил Блейд.

— Камень, поострее. Когда солдаты схватят меня, я перережу жилы… Я боюсь огня…

Блейд посмотрел на море. Никаких следов промелькнувшего на горизонте судна, только белесый туман да небо, низко нависшее над красноватыми водами. Он отвернулся и стал разглядывать группу вооруженных людей, неторопливо спускавшихся со скалистого мыса на галечный пляж. Фадра. Воинский отряд! Одни — на конях, другие — пешие. Через полчаса они будут здесь.

Выдернув стебель тростника, Блейд переломил его и дунул внутрь. Отлично! Стебелек оказался полым. Чтобы окончательно убедиться в этом, разведчик дунул посильнее; раздался слабый свист. Пелопс с удивлением наблюдал за ним.

Блейд кивнул на мелкие волны, лизавшие берег.

— Мы спрячемся в море, под водой, и будем дышать через тростинки. Выбери-ка себе стебель потолще, малыш.

Пелопс послушно выполнил приказ, но плечи его все еще оставались поникшими.

— Я понимаю, — согласился он, — это может сработать. Однако боюсь, что мы получим только отсрочку, сьон. Экебус — упрямый человек; если он не найдет меня здесь, то примется искать по всей Сарме. Знаешь, охота на беглых рабов — любимое развлечение солдат. Никакого риска и масса удовольствия… Они будут выслеживать меня и… и тебя тоже, сьон…

Он со вздохом замолчал, стараясь не смотреть Блейду в глаза. Разведчик мрачно улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что я слишком большой и заметный, так? Значит, меня быстро поймают — и тебя тоже. Ты об этом подумал сейчас, Пелопс?

Маленький человек только вздохнул.

Блейд продолжал:

— Тогда сам решай, останешься ли ты со мной или будешь испытывать судьбу в одиночку. Ну, а я иду в воду.

И он пополз по грубой гальке навстречу набегавшим волнам. У кромки прибоя разведчик оглянулся и удовлетворенно хмыкнул; Пелопс полз следом за ним.

Вода оказалась довольно теплой, но перенасыщенной солью, и оба беглеца с трудом опустились на дно. Более легкого Пелопса, словно пробку, постоянно выталкивало наверх. Кроме того, стебель, выбранный им, треснул, и сармиец наглотался соленой воды. Чертыхаясь про себя, Блейд нашел на дне тяжелый камень и показал на него Пелопсу, тот понял и обхватил скользкий обломок ступнями. Сделав ему знак не высовываться без разрешения, разведчик приподнял голову над водой, проверяя надежность маскировки. Над волнами виднелся лишь трехдюймовый конец тростинки, и Блейд довольно кивнул. Если удача не отвернется от них, эта уловка сработает; заметить стебельки с берега было практически невозможно. Он чуть присел, цепляясь ногами за камни и разглядывая приближавшийся отряд,

Пешие воины шли колонной по двое. Их боевое облачение составляли юбки из полосатой ткани, нагрудные кожаные панцири, сандалии с ремнями, обвивавшими ноги почти до колен, да плоские шлемы, на которых поблескивали металлические значки. Половина была вооружена длинными пиками, остальные несли арбалеты; у всех имелись обитые бронзой щиты. Блейд заметил, что сармийские солдаты тоже оказались довольно низкорослыми; но плечи у них были широки, и с оружием они, видимо, обращаться умели.

Впереди отряда восседало в высоких седлах с полдюжины всадников — так, во всяком случае, ему почудилось вначале. Приглядевшись, разведчик сообразил, что ошибся, — пять всадников и одна юная всадница. Девушка отлично держалась на коне; ее светлые, отливающие золотом волосы чуть трепетали под дуновением морского бриза, стройные длинные ноги уверенно сжимали бока лошади, короткая кожаная юбка обтягивала бедра, металлический нагрудник блестел на солнце, как зеркало. Оружия у нее не было.

И пешие солдаты, и всадники время от времени покидали строй и углублялись в заросли тростника, тыкая перед собой копьями. Делали они это довольно лениво, словно занимаясь нудной бессмысленной работой; лица их хранили скучающее выражение. Блейд заключил, что побеги рабов в Сарме случались редко.

Разведчик уже собирался нырнуть под воду, когда маленькое происшествие привлекло его внимание. Он следил за девушкой с золотыми волосами и крепким коренастым мужчиной, который, видимо, командовал отрядом; этот всадник выделялся властными жестами, богатой одеждой и ехал во главе фадры. Несмотря на расстояние в сотню ярдов, Блейд различал блеск белых зубов под крупным крючковатым носом, заросшее темной бородой лицо, игру самоцветных камней на остроконечном шлеме и рукояти меча. Взгляд черных глаз командира фадры был холоден и жесток; его белый статный жеребец шел рядом с вороной лошадью девушки. Вот он наклонился к ней и что-то произнес с веселой ухмылкой; рука его тянулась к обнаженному колену спутницы. Та гневно вскрикнула — Блейд заметил, как исказилось ее лицо, — и ударила мужчину плетью по запястью. В следующий миг девушка пришпорила кобылу, и вороная рванулась вперед. Экебус — разведчик полагал, что видит именно его, — глядел ей вслед с каменным спокойствием. Только пальцы его стиснули рукоять меча; на миг сверкнуло лезвие, потом он с силой послал клинок обратно в ножны. Бородач пожал плечами, сплюнул на песок и, привстав в седле, что-то крикнул солдатам, показывая на заросли. До фадры оставалось ярдов пятьдесят, и Блейд счел благоразумным скрыться под водой.

Просидев там с полчаса, он снова вынырнул на поверхность. Сармийское воинство уже превратилось в тонкую черточку, едва заметную на фоне бурого пляжа, и Блейд пихнул ногой Пелопса, продолжая следить за удалявшимся отрядом. Маленький человечек, тяжело отдуваясь, возник над водой. Теперь лицо его было относительно чистым, и разведчик решил, что ему лет тридцать пять. Возможно, и больше; отсутствие бороды делало Пелопса моложе.

Когда они выбрались на берег, Блейд махнул рукой в сторону зарослей.

— Мы спрячемся там. Не думаю, что солдаты снова полезут в грязь.

Затем он рассказал сармийцу о стычке между предводителем отряда и золотоволосой девушкой. Пелопс лукаво улыбнулся и кивнул.

— Говоришь, нос крючком? Смуглый, с черной бородой? Да, это Экебус. Главный фадрант, большой военачальник, но любит самолично охотиться на беглых. И девушка ударила его? — Пелопс захихикал. — Хотел бы я на это поглядеть!

Блейд сидел в грязной луже, отмахиваясь от атак болотного гнуса. Он сильно проголодался и с каждой минутой все больше жаждал обзавестись одеждой и оружием. В желудке у него тоскливо урчало, ссадины на спине — напоминание о старой конюшне, взлетевшей на воздух, — жгло от соленой морской воды. Он нахмурился, прихлопнул широкой ладонью батальон особо надоедливых кровососов и спросил:

— Кто эта золотоволосая красотка? Похоже, она не из простых, если может отхлестать фадранта?

Пелопс, прищурившись, взглянул на милостивого сьона. Почему-то голод совсем не беспокоил его, и даже гнус, смерчем завивавшийся над Блейдом, особенно не докучал сармийцу. Он казался полностью довольным жизнью и, возможно, был прав: избежавшему челюстей капидов не стоило жаловаться на комариные укусы. Снисходительно улыбнувшись, он ответил:

— Да, мой господин, эта девушка не из простых. Ее зовут Зена, и она дочь тайрины Пфиры, властительницы, которая сейчас правит Сармой по воле Бека, могущественного и справедливого. Экебус слишком зарвался, осмелившись протянуть к ней руки. Зря он поглядывает на Зену… Да и тебе, сьон, не стоит этого делать. Кто же думает о женщинах, сидя в грязном болоте? У нас нет ни одежды, ни еды, а ты пялишь глаза на тайриоту, одну из наследниц великой Пфиры…

Блейд стиснул кулак, собираясь ответить поучением на поучение, но надоедливая мошкара и пустой желудок умерили его пыл. Потеребив жесткую щетину на подбородке, он внимательно посмотрел на Пелопса. Пожалуй, все было сказано искренне, без насмешки… Забавный же у него спутник! Философ, не иначе! Гнев прошел, и он рассмеялся.

— Ты не прав, малыш! Сейчас я думаю не о девушках, а о еде. И еще — об оружии и одежде. Именно в таком порядке, — разведчик хлопнул себя по впалому животу. — Но с женщинами тоже полезно разобраться, и потому оставь советы при себе и отвечай, когда я спрашиваю. Эта Зена — дочь правительницы, говоришь? Выходит, она — принцесса, так? Зачем же ей скакать с пограничной стражей и наглым фадрантом по дикому берегу, вместо того, чтобы нежиться во дворце? Ну, отвечай!

Маленький сармиец испуганно съежился, прижав руки к груди.

— Не сердись, милостивый сьон, я расскажу все, что знаю. Я был учителем — в столице, в Сармакиде — и кое-что слышал… О, я был прекрасным учителем, может быть, лучшим во всей Сарме!

Блейд глубоко вздохнул и мрачно уставился на сармийца. Судьба и в самом деле послала ему в спутники философа, наставника молодежи и, видимо, большого любителя читать мораль. Для моралиста это могло плохо кончиться, ибо Блейд нуждался не в поучениях, а в информации.

— Что же ты делаешь здесь, коротышка, столичный учитель? — рявкнул он. — Почему сидишь голый в вонючем болоте? Поведай-ка об этом, если тебе так не нравится болтать о женщинах!

Пелопс горестно поник головой.

— Женщина предала меня, сьон! Моя собственная жена! Меня, Пелопса, мудрейшего и любимейшего из ее шести мужей — во всяком случае, так она говорила! А потом… потом выдала меня Экебусу, обвинив в богохульстве… Может, я и сболтнул лишнего, сьон, но ведь не со зла… Я думаю, ей просто хотелось заполучить в постель кого-нибудь помоложе… Вот так, сьон! И если я останусь жив, то буду теперь остерегаться женщин, как огненной пасти Тора! Они — ловушка, западня, а их любовь…

— Иллюзия и обман, — закончил Блейд, памятуя о печальном опыте с Зоэ. — Я понял, что ты имеешь в виду, Пелопс.

Он усмехнулся, подумав, что женщины одинаковы во всех измерениях. Гнев его угас. Что там говорил Пелопс о своей благоверной? Насчет шести мужей? Вот это интересно! Надо бы разузнать побольше о таких вещах. Разведчик ободряюще похлопал Пелопса по плечу.

— Расскажи-ка мне о Сарме, — велел он, — и подробней. Забавная у вас страна, если женщина, спровадив на завтрак крабам шестерых мужей, может заполучить седьмого. Давай, Пелопс, рассказывай!

Сармиец нерешительно взглянул на Блейда, и тот уверился, что малыш не врет — сейчас он действительно походил на школьного учителя из какого-нибудь ирландского захолустья. Пелопс откашлялся,

— О чем рассказывать, великодушный сьон? — он выглядел так, словно собирался читать лекцию в колледже

— О чем угодно, приятель. Обо всем, что придет в голову — о богах и людях, о мужьях и женах, о королях и капусте — обо всем понемногу. Начинай, не стесняйся.

И Пелопс начал. Он явно был в своей стихии — и, похоже, никогда ему не попадался такой благодарный слушатель, не знавший абсолютно ничего ни о Сарме, ни о Тиранне, ни о прочих странах и городах окружающего мира, об их обычаях, законах, повелителях и божествах. Итак, Блейд, время от времени прерывавший поучительную лекцию вопросами, в течение следующего часа получил некое представление об истории и географии той реальности, в которой ему предстояло выследить и прикончить своего двойника.

Внезапно Пелопс оборвал свои речи. Вдали по пляжу катилось бурое облачко песка; потом из него возник всадник, мчавшийся с той стороны, куда ушел отряд Экебуса. Он явно торопился обратно в цитадель на мысу.

— Гонец! — с ужасом прошептал Пелопс. — Они уже знают, что я не достался капидам! Великий Век! Теперь об этом сообщат в Сармакид, и через несколько часов меня начнут разыскивать по всей стране! Мы оба погибли, сьон!

Привстав, Блейд глядел на приближавшегося всадника. К его изумлению, это была девушка — тайриота Зена.

Не спуская с нее глаз, разведчик спросил:

— Как они передадут сообщение?

Сармиец выбрался из грязи и теперь стоял на коленях рядом с Блейдом; его лицо посерело от страха.

— Как обычно, — дрожащим голосом ответил он, — флагами на шестах. — Пелопс вытянул руку к бурым холмам, маячившим на горизонте. — По дороге в Сармакид вкопаны высокие мачты. Сигналы передаются от одной к другой, так что о моем побеге в столице узнают еще до захода солнца. А потом… — он обреченно махнул рукой.

Блейд кивнул. Мысли его блуждали далеко; он смотрел на всадницу, неторопливо пробиравшуюся вдоль пляжа, и прикидывал ценность этой заложницы. Наследная принцесса, хм-м… неплохая добыча! Лошадь Зены явно устала, и девушка не пыталась подгонять ее. Если воспользоваться ситуацией с умом…

Он схватил Пелопса за плечо, притянул к себе и быстро зашептал в ухо сармийца.

— Я… я боюсь, сьон… — Пелопса буквально трясло от страха. — Смогу ли я это сделать? Знаешь, мне всегда не хватало храбрости… К тому же поднять руку на тайриоту — великий грех в глазах Бека… — Как всякий интеллигент, он явно предпочитал рассуждения действию, и теперь Блейда удивляло, что этот робкий человечек рискнул сбежать. Возможно, то был самый решительный поступок в его жизни.

Нахмурив брови, разведчик яростно прошипел:

— Чего ты боишься, приятель? Тебе надо сделать лишь одно — брякнуться на песок и изобразить покойника! Все остальное я беру на себя, включая немилость Бека. — Он как следует встряхнул Пелопса. — Слушай внимательно, малыш! Ты пойдешь к воде, шатаясь от слабости. Упадешь. Поднимешься. Снова упадешь. Все! Только не уходи далеко от болота — я не собираюсь гоняться за этой красоткой по всему пляжу. — Он вспомнил, какими длинными и стройными были ноги девушки; скорее всего она бегала, как газель.

Внезапно до Пелопса дошло, что задумал его спутник. Он перестал дрожать и, широко раскрыв глаза, воскликнул:

— Ты хочешь схватить ее? Зену, дочь великой тайрины?

— Абсолютно верно, — с мрачным спокойствием подтвердил Блейд. — И ты, Пелопс, мне поможешь. Лучшего заложника нам не найти.

Пелопс опять задрожал и схватился за голову, поминая милосердного Бека, грозного Тора и еще десяток богов.

— Это святотатство, мой господин! Тор сожрет нас живьем! Мы сгорим в его огненной утробе! Священная плоть тайриоты… я не могу… я…

Он что-то забормотал, и Блейд в ярости сжал кулак, но вовремя одумался. Один удар, и Пелопс уже ничем не сможет ему помочь; другой же приманки под руками не было. Он бросил взгляд на одинокую всадницу — до нее оставалось не больше четверти мили — и опять повернулся к своему спутнику. Губы у маленького сармийца тряслись, лицо побледнело; но разведчик не испытывал к нему жалости.

— Теперь я понимаю, — презрительно произнес он, — почему тебя сделали рабом. Ты родился, чтобы стать рабом! И снова будешь рабом! Ты — трус, который не может защитить свою свободу, — разведчик поднялся, с усмешкой глядя на Пелопса. — Ладно, черт с тобой, я все сделаю сам. Но учти: если девчонка удерет, наши дела плохи. Точнее, твои дела, потому что я живым не дамся.

Расчет оказался верен — слезы в глазах Пелопса сразу высохли.

— Прости, сьон! — сармиец тоже вскочил на ноги. — Я сделаю все, как ты велишь! Я не буду рабом!

Блейд подтолкнул его вперед, к воде.

— Тогда иди, парень! И помни: ты должен умереть красиво, убедительно и не очень далеко от болота. Об остальном я позабочусь.

Странный маленький человечек, подумал он, уставившись в спину Пелопса, когда тот, пошатываясь, вышел из зарослей. В душе его смесь трусости и отваги… Блейд покачал головой, припомнив своего альбийского слугу. Как его звали? Сильбо?.. Сильво?.. Тот был совсем другим. Плут и веселый наглец, готовый украсть исподнее у самого Творца… Что ж, в этом мире его спутником будет не вор и мошенник, а школьный учитель со склонностью к философствованию… Он повернулся к девушке; ее лошадь была покрыта пеной, песок вялыми фонтанчиками летел из-под копыт. Затем он бросил взгляд на мыс, надеясь, что эта полоска пляжа не просматривается из крепости. Пожалуй, все должно получиться…

Зена повела себя именно так, как он и предполагал. При виде Пелопса, весьма натурально рухнувшего на каменистый пляж, она натянула поводья и/ приставив ладошку ко лбу, с полминуты разглядывала его. Убедившись, что перед ней беглый раб, необъяснимым образом выбравшийся из ямы, девушка пришпорила лошадь, погнав ее к скорчившемуся на камнях телу.

Блейд мрачно улыбался и ждал.






ГЛАВА 5


Пелопс неподражаемо играл покойника. Он валялся на камнях без всяких признаков жизни, и Блейд даже забеспокоился — уж не выбрал ли маленький сармиец этот момент, чтобы на самом деле переселиться в мир иной?

Девушка, не оборачиваясь в сторону болота, подъехала к нагому неподвижному телу. Остановив лошадь, она внимательно разглядывала труп раба, затем подняла тонкую изящную руку, чтобы отбросить золотистый локон, упавший на лоб; ее полные груди под кожаной с бронзовыми накладками туникой всколыхнулись. Зена снова пристально посмотрела вниз. Она явно не собиралась покидать седло, как рассчитывал Блейд.

Он чертыхнулся про себя Ну, детка, слезай! Приманка так соблазнительна! Совсем свежий труп! Разведчик стиснул кулаки; его план мог рухнуть.

Девушка свесилась набок, вытянула длинную загорелую ногу и кончиками пальцев слегка подтолкнула Пелопса. Мышка обнюхала приманку, но не спешила ее отведать. Блейд напряг мышцы.

Зена была осторожней, чем он полагал. Она не собиралась заниматься трупом беглого раба и, убедившись, что он мертв, выпрямилась в седле. Заметив, что девушка готова отпустить поводья и пришпорить вороную, Блейд понял, что в его распоряжении остаются секунды. Больше ждать было нельзя, и, выскочив из зарослей, он бросился к всаднице, стараясь не производить лишнего шума.

Внезапность атаки позволила ему выиграть несколько драгоценных мгновений, пока девушка, замерев от ужаса, глядела на мускулистого нагого великана, возникшего перед ней. Глаза ее округлились, алые губы дрогнули; она испуганно вскрикнула и, опомнившись, ударила пятками в бока своей кобылки. Вороная сорвалась с места.

Но Блейд мчался еще быстрей; галька скрипела и шуршала под его ногами, разлетаясь в стороны. Он протянул руку, и пальцы сомкнулись на тонкой щиколотке В ответ Зена, закричав от страха, хлестнула разведчика плетью по лицу. Ладонь Блейда скользнула по гладкой коже; девушка опять занесла плеть — на этот раз удар пришелся по спине. Лошадь уже шла галопом, и он понимал, что добыча почти выскользнула из его рук. Сделав мощный рывок, Блейд поймал поводья и дернул. Лошадь мотнула головой, кожаный ремень не выдержал и лопнул; теперь он цеплялся за гриву.

Девушка пришла в себя и с гневными воплями осыпала Блейда ударами. Теперь он мчался рядом с лошадью, стараясь удержаться на ногах. Сколько удастся выдержать такой темп? Испуганная вороная все увеличивала скорость.

На миг прикрыв глаза, разведчик увидел песчаную арену, огромных рогатых животных, людей в ярких костюмах с клинками в руках… Тореадоры? Нет, не то! У него не было шпаги! Разноцветные фигурки послушно исчезли, теперь их сменили всадники в широкополых шляпах… Родео! Блейду никогда не приходилось участвовать в таких развлечениях, но он знал, что ковбои валили быков на землю, скручивая им шеи. Но раз человек может свалить быка, почему бы не попробовать этот фокус с лошадью?

Он подпрыгнул и обхватил руками гибкую шею скакуна. Затем переплел пальцы в замок и начал давить изо всех сил, поджав ноги и прижимаясь к лошадиному боку; он чувствовал грудью и животом, как ходят сильные мышцы под гладкой холеной шкурой вороной. Она захрипела и споткнулась. Стиснув челюсти, Блейд не ослаблял захвата; его мускулы вздулись, перекатываясь словно змеи, из прикушенной губы потекла кровь. С пронзительным визгом лошадь упала на колени, затем с шумом рухнула на бок, Блейд отскочил, спасаясь от ударов копыт.

Девушка, перелетев через голову вороной, лежала, оглушенная падением. Она распростерлась на спине: глаза закрыты, руки разбросаны в стороны, дыхание частое, тяжелое. Шнуровка ее кожаного доспеха лопнула, наполовину обнажив плечи и белую грудь. Блейд опустился рядом на колени, приложил ухо к шелковистой коже, чувствуя, как в ответ напрягся сосок. Сердце Зены билось ровно и сильно. Разведчик прикоснулся к тонкому запястью, и сильное биение пульса совсем успокоило его. Девушка была жива.

За спиной у него послышался шорох. Блейд оглянулся — Пелопс, раскрыв рот, переводил лихорадочно блестевшие глаза со своего спутника на бесчувственную тайриоту и обратно. На его физиономии смешались восторг, панический страх, надежда и робкое обожание; он дрожал и, казалось, был готов разрыдаться.

Блейд поднялся.

— С ней все в порядке, малыш. Полежит немного и встанет. Давай-ка лучше займись лошадью. Задерживаться тут нельзя.

Вороная все еще лежала на гальке, пытаясь поднять голову и судорожно подергивая ногами. Пелопс, посмотрев на нее, сказал:

— Лошадь умирает, сьон. Похоже, ты сломал ей шею.

Блейд выругался, затем пожал плечами.

— Значит, придется обойтись без нее. Плохо, но ничего не поделаешь. — Он кивнул на лежавшую без сознания девушку. — Не спускай с нее глаз, Пелопс. Я добью лошадь. Не могу смотреть, как она мучается.

Маленький сармиец отступил на шаг, приседая от ужаса.

— Во имя Бека, милостивый сьон! Не требуй невозможного! Ведь это Зена, тайриота! Было время, когда меня призвали в сармакидский дворец, и я учил ее… и других дочерей великой Пфиры! Я не смогу противиться ее приказам! Будь великодушен, сьон, не поручай мне такое дело!

Блейд гневно уставился на философа. Первым его желанием было переломать Пелопсу кости, вторым — выпороть плетью. Наконец он сплюнул и пожал плечами.

— Значит, вы старые знакомые? И ты боишься принцессы? Больше, чем смерти на сковородке? Ладно, черт с тобой. Я все сделаю сам.

Он поднял хлыст Зены, сплетенный из тонких ремешков, и быстро распустил его, затем связал запястья и лодыжки девушки. Пелопс с ужасом поглядывал на него, что-то шепча; руки его безостановочно чертили в воздухе священные знаки.

Разведчик торопился. Пляж по-прежнему был пустынным, но кто знает — возможно, Экебус решит отправить еще одного гонца. Задерживаться здесь не стоило, и Блейд, прихватив булыжник солидных размеров, направился к лошади. С первого взгляда ему стало ясно, что Пелопс прав — шея вороной была изогнута под неестественным углом, ноги скребли по земле, взрывая гальку. Он тяжело вздохнул, поднял камень и с размаху опустил его на череп животного. Лошадь последний раз дернулась и затихла.

Когда он вернулся к девушке, та уже пришла в себя. Пленница не пыталась разорвать ремни и взирала на дерзкого захватчика со смесью холодного презрения и любопытства. Пелопс молча стоял рядом, не переставая шептать молитвы. Тайриота не глядела на него.

Блейд уставился на свою добычу; девушка ответила ему бесстрашным взглядом. Ее широко раскрытые глаза, мерцавшие странным холодноватым фиалковым цветом, внимательно изучали нагого гиганта, так не похожего на низкорослых жителей Сармы. Эти глаза не пропустили ничего, ввергнув Блейда в замешательство — он вдруг с пронзительной ясностью осознал, что совершенно обнажен.

Смущение заставило его первым нарушить тишину. Он улыбнулся, стараясь пустить в ход свое обаяние и понимая, что не стоит слишком рассчитывать на него. Слишком ужасно он выглядел — огромный, голый, покрытый грязью бродяга, напоминающий злобного демона болот.

— Не бойся, тайриота, — он попробовал умерить мощь своего голоса, — никто не покушается на твою жизнь. Мне была нужна лошадь, но, к несчастью, она погибла… — Блейд пожал плечами и многозначительно поглядел на пленницу. — Зато ты невредима, и я сильно рассчитываю на твою помощь.

Фиалковые глаза продолжали изучать его.

— Кто ты такой? Как твое имя? И как ты осмелился прикоснуться к тайриоте Сармы?

Разведчик учтиво склонил голову, стараясь держаться к девушке боком.

— Меня зовут Блейд, Ричард Блейд. Я очутился в вашей стране не по своей воле, но об этом, полагаю, мы побеседуем позже. А сейчас нам надо поскорее покинуть берег. Ты пойдешь с нами, Зена.

Девушка посмотрела ему в глаза.

— Откуда тебе известно мое имя?

Блейд кивнул на маленького сармийца.

— От этого человека, принцесса. Он утверждает, что когда-то учил тебя. Это верно?

Тайриота бросила на Пелопса неласковый взгляд. Губы ее скривились в усмешке, затем она сказала:

— Да, так. Я вспоминаю его. Самый болтливый из всех моих наставников! — Девушка прищурила глаза. — Когда я освобожусь, он замолчит навсегда. И ты вместе с ним.

Пелопс низко склонил голову, шепча молитву всемогущему Беку.

Разведчик рассмеялся.

— Там будет видно, тайриота! А пока — ты у нас в гостях.

Он нагнулся к девушке; ее грудь и плечи все еще оставались полуобнаженными. Осторожно, чтобы не причинить пленнице боли, Блейд стянул края нагрудника и завязал порванный ремешок. Тайриота плюнула ему в лицо. В ответ Блейд легонько шлепнул ее пониже спины и ухмыльнулся, услышав громкий стон Пелопса.

Пораженная девушка уставилась на Блейда; видно, рука смертного впервые нанесла удар по царственной плоти. Взгляд ее вспыхнул яростью, затем, посмотрев на свои связанные руки, она сурово поджала губы. Вспыльчивая девчонка, решил Блейд. Впрочем, все юные принцессы таковы, подумал он, припомнив Талин из реальности Альбы.

Не говоря ни слова, разведчик поднял девушку и перекинул через плечо, словно мешок с зерном. Она молчала, лишь в глазах сверкнул гневный огонек. Блейд кивнул Пелопсу, застывшему от страха при виде подобного святотатства.

— Вперед, малыш, в болото! Ты будешь нашим проводником. Держи курс на те холмы, — придерживая Зену за талию, разведчик показал свободной рукой и сторону бурой скалистой гряды на горизонте. — И придумай, как нам раздобыть одежду, пищу и оружие. Считай это школьной задачкой; когда справишься с ней, дашь мне знать.

Пелопс очнулся, перестал трястись и показал на мертвую лошадь.

— Солдаты найдут ее. Увидят следы и направятся за нами в болото.

Поудобнее пристроив на плече девушку, Блейд потер колючий подбородок.

— Да, верно. Но ты говорил, что отряд пройдет здесь только завтра?

— Завтра, сьон. Если… если исчезновение тайриоты не обнаружится раньше.

Блейд кивнул.

— Полагаю, у нас неплохие шансы скрыться. Давай-ка прекратим болтовню и поработаем ногами. Вперед!

На протяжении следующих часов они с великим трудом преодолевали трясину. Им докучала мошкара, какие-то грызуны, похожие на крыс, с писком бросались врассыпную из-под ног, несколько раз путники видели змей. Бурые склоны и пологие вершины холмов на востоке казались такими же далекими, свежий запах моря исчез, сменившись вонью застоявшейся воды. Начало смеркаться.

Когда дневной свет почти угас, они подошли к небольшому круглому озерцу с темной водой; его берег зарос кустарником и кривыми деревьями, похожими на земные ели. В этом мрачном месте Блейд решил остановиться. Тут попадались сухие участки земли, и еловый лапник позволял соорудить постель; максимум удобств, которые могло предоставить болото. У пары больших валунов, соприкасавшихся вершинами, разведчик остановился и опустил тайриоту на землю. Кажется, долгий путь на плече похитителя пробудил у нее интерес к странному чужаку; Блейд чувствовал это обостренным инстинктом привыкшего к успеху мужчины. Пока что девушка не слишком благоволила ему; но, памятуя опыт с Талин, он не терял надежды заслужить более теплое отношение.

Зена, молчавшая всю дорогу, вдруг заявила:

— Ты связал меня слишком крепко, Блейд. Ноги затекли, и руками я тоже не могу пошевелить. Сними ремни!

Опустившись рядом с ней на колени, разведчик улыбнулся.

— Но можно ли тебе доверять, принцесса? Ты не убежишь?

Лицо ее стало серьезным:

— Куда? Мы ушли так далеко, что я не найду обратной дороги к побережью. Я проиграла, Блейд.

Вздохнув, она протянула ему руки. Блейд и так собирался освободить ее и внимательно понаблюдать, что она предпримет. Да, он видел искорки интереса в ее глазах, но ведь он мог и ошибаться! Он прекрасно знал, как часто лгут женские глаза… Правда, уйти ей и в самом деле некуда; они прошли миль двадцать по болоту, забравшись в такие дебри, где беглецов не сыщет и целый полк солдат.

Не колеблясь, он освободил руки девушки, потом нагнулся и начал распутывать ремни, которые стягивали ее лодыжки. Пока он трудился над тугим узлом, тайриота шепнула — тихо, так, чтобы не услышал Пелопс:

— Я уже не стремлюсь убежать, Блейд… Я вижу, что ты не обидишь меня… и мне хочется узнать тебя получше.

Разведчик улыбнулся, прислушиваясь к ее тихому голоску. Девушка продолжала шептать:

— Я никогда не видела таких мужчин… я даже не знала о вашем народе великанов. Наверно, вы живете в далеких краях за Алым морем, за империей Черного Оттоса… Ну, и еще одно… — она посмотрела на мрачную зловонную трясину. — Я не рискнула бы остаться здесь в одиночестве. Нет, Блейд, я не убегу.

Сейчас, во всяком случае, Зена и не могла убежать. Разведчик посоветовал ей растереть затекшие руки и ноги и отошел в сторону. Что ж, события разворачивались не так уж плохо. Сарма не являлась райским уголком вроде островка Коривалл, но, с другой стороны, ночлег в болоте все же имел некоторые преимущества перед скитаниями в снегах Берглиона. По крайней мере, здесь было тепло! И пока никто не травил странника собаками, как в Альбе.

К его немалому удивлению, Пелопс быстро освоился с ролью проводника. Он разыскал на берегу озера несколько острых кремневых пластин, соскреб кору с засохшего ствола, а потом ухитрился высечь огонь. Вскоре у валунов, шипя и постреливая искрами, пылал небольшой костерок. Маленький сармиец срезал дюжину гибких молодых деревьев и переплел их длинными стеблями травы, устроив навес над щелью, что зияла между валунами, и превратив ее в пещерку.

Зена, сидя в сторонке, молча наблюдала за его стараниями Блейд одобрительно потрепал маленького человечка по плечу.

— Отлично, Пелопс, ты просто молодец! Похоже, ты опытный путешественник, как и полагается беглому рабу! Однако бьюсь об заклад, что даже тебе не удастся найти в этой луже чего-нибудь съестного. Я просто умираю с голода, да и наша принцесса, думаю, тоже не прочь подкрепиться.

Пелопс улыбнулся в ответ. Кажется, он избавился от своих страхов и уже не так благоговел перед тайриотой, наблюдая, как Блейд тащит ее на плече, словно куль с мукой. Теперь он видел, что дочери великой Пфиры ничего не грозит, кроме маленьких неудобств, с которыми она, похоже, готова смириться. Обрадованный похвалой, маленький сармиец преисполнился уверенности и гордо заявил:

— Попробую-ка я найти еду, сьон. Говорят, в болотных озерах водятся странные твари с костяными панцирями, которые по ночам выползают на берег. Может быть, удастся поймать одну-другую. — Он бросил взгляд в сторону навеса, под которым, отмахиваясь от мошкары, сидела Зена. — Ты веришь, что она не убежит?

Блейд развел руками.

— Это не вопрос доверия. Здесь мы нужны ей не меньше, чем она нам. Так что не беспокойся о принцессе, малыш, а лучше раздобудь нам чего-нибудь съестного.

Он о многом успел передумать, пока шел к навесу. Итак, первая стадия операции завершена: он нашел информатора и проводника, что значительно повышало шансы на выживание. И у него в руках была женщина, знатная женщина! Возможно, она станет еще одним союзником — вернее, союзницей, помогающей проложить дорогу к вершинам власти. Он довольно усмехнулся, нет, черт возьми, все идет не так уж плохо!

Вернувшись к пещерке, он подбросил в затухающий костер несколько сухих веток; затрещав, они быстро вспыхнули. Зена настороженными глазами следила за ним. Блейд сел и молча устремил взгляд на огонь. В рыжих языках пламени он словно видел собственное лицо — такое же заросшее щетиной, исцарапанное и утомленное. Но то был не он… Двойник, псевдо-Блейд, проклятый дубль! Где он сейчас? В этом ли мире или в иной реальности, надежно скрытой от чужого вмешательства?

Нежная ладонь коснулась его плеча. Девушка молча присела рядом у костра, продолжая поглаживать его руку. Затем повернулась к Блейду, задержав на его лице долгий внимательный взгляд.

— Кто ты, сьон Блейд? Где твоя родина? Почему меня так тянет к тебе?

Осторожно обняв девушку, Блейд накрыл ладонью ее тонкие пальцы. Теперь собственная нагота уже не тяготила его; он знал, что следующей целью в этом мире будет завоевание сердца юной тайриоты, а для такой задачи его костюм вполне подходил. Неважно, желал он подобного развития событий или нет; оно было неизбежным. И он собирался исполнить свою роль с обычным усердием — так же, как на Земле, в Альбе, Кате, Меотиде и прочих местах, где женские руки доверчиво протягивались ему навстречу.

Он погладил длинные золотистые локоны Зены и легонько провел кончиками пальцев по спине. Она затрепетала в его объятиях.

— На моей родине, — сказал Блейд, — в той далекой стране, что лежит за Алым морем и империей Оттоса, есть знак, которым обмениваются мужчина и женщина. Символ верности и любви, обещание грядущих ласк… — голос его стал хриплым. — Иди ко мне, Зена… иди же… — пробормотал он и прижался к губам девушки.

Она вздрогнула и попыталась освободиться, но он не выпускал ее из объятий, пока не почувствовал, как раскрываются мягкие теплые губы. Наконец кончик языка Зены скользнул в его рот, а холодные бронзовые пластинки нагрудника уперлись в ключицы Блейда. Тогда он отпустил ее, чувствуя, как неохотно девушка прервала поцелуй. На лице юной тайриоты застыло изумленное выражение, фиалковые глаза потемнели. Вскоре она опять прижалась к нему, руки девушки обвились вокруг шеи разведчика и она потянулась к нему губами. Блейд долго и нежно целовал ее, затем опустил руки.

— Это называется поцелуй, — он произнес последнее слово на английском, ибо в местном языке такого понятия не существовало. — Тебе понравилось, малышка?

Она кивнула и протяжно повторила:

— Пье-це-луй… Да, мне понравилось, — ее алые губы сложились в лукавую улыбку. — Но у нас тоже есть знак… знак любви и обещания… — ее ладонь скользнула к чреслам Блейда. — И он мне тоже нравится. Разве нельзя сочетать и то, и другое?

Разведчик улыбнулся в ответ; бесспорно, юная тайриота мыслила весьма здраво. Тут они услышали шаги возвращавшегося Пелопса, и девушка резко отодвинулась от Блейда, приложив палец к губам.

— Подождем, пока он заснет, — шепнула она, и Блейд облегченно вздохнул, догадавшись, что в Сарме, как и на Земле, влюбленные предпочитали уединение.

Пелопс с гордым видом швырнул рядом с костром трех больших черепах. Эго и оказались те самые твари с костяными панцирями, о которых ему доводилось слышать. Блейд пустил в ход острый камень и свою силу, и вскоре путники уже лакомились поджаренным на прутьях черепашьим мясом.

После ужина Зена отправилась к озеру. Блейд не возражал; теперь он был уверен, что путы, привязывающие девушку к нему, крепче кожаных ремней.

Пелопс тревожно поглядывал на него. Он явно горел желанием что-то сказать, но не мог набраться храбрости. Блейд терпеливо ждал.

— Тайриота Зена… — наконец пробормотал сармиец.

Блейд кивнул.

— Да, Пелопс, я знаю, как ее зовут. Что же дальше?

Пелопс судорожно сглотнул.

— Видишь ли, милостивый сьон, она — дочь Пфиры, ее возможная наследница… да, возможная, ибо у тайрины есть и другие дочери… Знаешь, почему ее послали с фадритами береговой стражи, в сопровождении самого Экебуса? Чтобы она училась командовать воинами… как и другие ее сестры… Им надо многое знать. Я, к примеру, обучал их произносить речи…

Блейд зевнул.

— Ты неплохо справился со своей задачей, Пелопс. Я выяснил, что Зена — воспитанная девушка и знает, когда говорить, а когда — молчать.

— Не в том дело, — упрямо замотал головой Пелопс. — В Сарме, милостивый сьон, простолюдинам запрещено касаться особ благородной крови. Наказание за это просто ужасно — человека живьем бросают в огненную пасть Бек-Тора!

Он торопливо пробормотал молитву, затем нерешительно продолжил:

— Не гневайся, сьон, я видел вас… Я шел от озера… шел очень тихо. И начал ломиться сквозь кусты, только когда увидел твои руки на плечах тайриоты. Ты коснулся ее, значит, должен стать ее мужем… Но закон это запрещает!

Блейд вздохнул. Теперь он понял, о чем хотел предупредить Пелопс; в глазах жителей Сармы секс и брак были синонимами, а интимные ласки означали заключение супружеского союза. Встав, он потянулся и снисходительно похлопал Пелопса по плечу.

— Не беспокойся, друг мой, всякий закон допускает исключение. А сейчас иди поспи и постарайся не замечать ничего лишнего. Кто не видел, тот не сможет быть свидетелем, понял?

Пелопс поскреб в затылке.

— Понял, милостивый сьон. Ты — приказываешь, я — подчиняюсь… все, как договорились. Но все же не забывай того, что я тебе рассказал.

— Спокойной ночи, Пелопс, — кротко произнес Блейд.

Достойный наставник юношества уже посапывал под навесом, забившись в самый дальний утолок пещерки, когда Зена наконец вернулась. Кожа ее влажно поблескивала, и Блейд понял, что девушка искупалась. Теперь, отыскав гибкую веточку, девушка начала сооружать пышную прическу. Впрочем, и с распущенными локонами выглядела тайриота превосходно. Блейд подбросил в костер хвороста и с вожделением уставился на нее. Он не хотел предпринимать первым решительных шагов; кто знает, холодная вода могла охладить страсти.

Покончив с волосами, девушка шагнула ближе. Блейд ощутил мускусный аромат ее тела и вздрогнул. Нет, воды озера не погасили костер ее желаний!

— О, Блейд, — шепнула тайриота, — Блейд, супруг мой!

Она рванула шнуровку панциря, миг — и он полетел в сторону, сверкая золотистыми отблесками. Полные белые груди с голубоватыми жилками и розовыми сосками затрепетали, словно оживший мрамор, когда девушка сделала второй шаг. Блейд поднялся, протягивая к ней руки; кровь молотом стучала у него в висках.

Алые губы раскрылись, как лепестки цветка.

— Поцелуй меня, Блейд!

Он впился в них, потом начал целовать ее шею, плечи, грудь, жадно лаская стройные упругие бедра. Но когда он потянул девушку вниз, на землю, она с неожиданной силой вывернулась, опрокинув его на спину.

— Не так, — прошептала она. — Здесь, в Сарме, это делается по-другому. Я — женщина, а ты всего лишь мужчина, и должен сейчас подчиняться мне.

Блейд ничего не имел против. Глубоко дыша, он лежал на спине, устремив взгляд к ночным небесам, и ждал продолжения. Но Зена не торопилась.

Повернувшись к костру, она начертала в воздухе священный знак, потом начала шептать молитву. Блейд не мог разобрать слов; в затылке стучали медные колокола, заглушая тихое бормотание девушки. Но вот голос ее стал громче, отчетливей:

— Я отдаю свое тело, великий Бек-Тор, двуединый бог, владыка земли и небес, источник добра и зла. Я приношу его в жертву избранному мной мужчине. Я проливаю свою девственную кровь, и пусть он никогда не сможет смыть знак нашего союза!

Зена закончила молитву и, широко раздвинув ноги, встала над распростертым на земле огромным телом Блейда. Она смотрела на него сверху вниз широко раскрытыми затуманенными глазами. Затем, согнув ноги, начала медленно опускаться. Ниже… еще ниже.

Плоть Блейда пылала; он ждал, вцепившись скрюченными пальцами в мягкую траву. Сейчас он был не человеком; скорее, диким зверем, хищником, страстно и нетерпеливо вожделеющим самку. Но эта метаморфоза не беспокоила его.

Еще ниже. Зена опустилась на колени, и его фаллос коснулся желанной цели — влажной, трепещущей, сулившей наслаждение. Он с трудом удержался, чтобы резко и грубо не войти в нее, не дожидаясь завершения ритуала. Нет, так нельзя! Сейчас, под темными небесами этой страны, он брал жену, он венчался с Зеной согласно вере и обычаям бесчисленных поколений ее предков. И все должно было идти своим чередом.

Зена застыла, подняв лицо к небу. Блейд протянул руки, и его пальцы коснулись теплых грудей девушки, драгоценных плодов древа жизни. Вдруг она пронзительно вскрикнула:

— Смотри на нас, великий Бек-Тор! Вот мой избранник!

С этими словами она почти рухнула на Блейда. Лицо ее исказила мгновенная гримаска боли, затем губы раскрылись в торжествующей и радостной улыбке. Блейд почувствовал, как струйка теплой крови брызнула ему на бедро.

Судорожно вздохнув, он прижал девушку к себе, и ночь, теплая звездная ночь Сармы, ласково окутала их своим темным покрывалом.






ГЛАВА 6


За девять дней странствий по болотам, равнинам и холмам Сармы Блейд впитал массу новой информации. Теперь, вооружившись этими сведениями, он был готов планировать свои дальнейшие шаги. Главной его целью по-прежнему являлось выживание; он твердо намеревался решить сию задачу, ускользая из ловушек и минуя капканы, которые приготовил ему этот мир красноватых вод, бурых холмов и туманного блеклого неба.

Впрочем, в один из капканов он уже угодил — в тот самый, которого так долго и искусно избегал на Земле. Он женился, взяв супругу царственной крови по законам приютившей его страны; и хотя отношения с Зеной складывались пока вполне нормально, Блейд уже чувствовал легкое утомление и скуку.

После их первой ночи, когда юная тайриота превратилась в женщину, он взял инициативу в свои руки — точнее, отобрал ее у Зены. Она попробовала сопротивляться, и пару раз ему пришлось использовать свое преимущество в силе. Наконец он заявил ей:

— В моей стране, Зена, мужчина главенствует в постели. Так что тебе, хочешь или не хочешь, придется к этому привыкать!

Кажется, юная супруга смирилась с его сексуальными привычками, стараясь не вспоминать, что в Сарме и днем, и ночью правят женщины. Зато, едва лишь им удавалось уединиться, она требовала от мужа все новых и новых доказательств его привязанности. Блейд был крепким мужчиной; но сейчас он с удовольствием провел бы неделю-другую в какой-нибудь монашеской обители.

План действий окончательно созрел в его голове, и, после некоторых размышлений, разведчик посвятил в него Зену и Пелопса. Из прежних своих визитов в Измерение Икс он вынес твердое убеждение, что лишь дерзкая отвага, помноженная на точный расчет, способна обеспечить успех. И здесь, в Сарме, он не собирался изменять свою тактику.

В результате путники направились в город Барракид, расположенный на травянистой равнине за Бурыми горами — местом тренировок гладиаторов, которым предстояло выступать в столице. Подневольные бойцы обитали в большом лагере за городской чертой, подальше от распаханных земель, фруктовых плантаций, пастбищ и искусственных прудов с рыбой; их было несколько сотен, а в самом Барракиде и его окрестностях невольников насчитывали тысячами

— Где лучше спрятаться беглому рабу? Среди других рабов, — объяснил спутникам Блейд. — Никто не найдет травинку в поле, дерево в лесу, камешек на морском берегу.

Перетрусивший Пелопс не хотел идти в Барракид. Он вопил, что не желает опять превращаться в раба, поминая при этом Бека, Тора, огненную пасть божества и раскаленные сковородки Экебуса, приготовленные беглецу. У Блейда опускались руки, но Зена сумела уговорить бывшего учителя. Девушка уже не прекословила супругу ни в чем, стараясь предугадать любое его желание. Она была влюблена, и Блейд не сомневался, что юная тайриота променяет царский дворец Сармакида на хижину раба, лишь бы не разлучаться с ним. Сам он, правда, предпочитал дворец.

Он поведал Зене обычную легенду о далекой стране на том краю света, морском путешествии и ужасном шторме; о судне, напоровшемся на скалы, погибшем экипаже и своем чудесном спасении. На этот раз, правда, была добавлена важная подробность — любимый брат-близнец, спутник по плаванию. С дрожью в голосе Блейд сообщил, что не теряет надежды на спасение дорогого братца и постарается разыскать его в Сарме. Растроганная Зена обещала помочь супругу, восхищаясь про себя его верностью родственному долгу.

Когда они подошли к Барракиду, Блейд еще раз проинструктировал своих спутников, которые должны были выложить Моканасу, местному правителю-фадранту, не менее убедительную историю, чем сочиненная им самим для Зены. Он знал уже, что на него, чужестранца, не распространяются некоторые законы Сармы; точнее говоря, он мог пренебречь кое-какими местными обычаями, что было сейчас весьма кстати. В этой стране существовала каста рабов-гладиаторов, удостоенных за свои кровавые труды ряда привилегий. Вступая в нее, местные жители теряли свободу; Блейд же, на правах чужеземца, мог развлечь публику на правах вольнонаемного. На первых порах роль воина из далекой страны, непобедимого бойца, готового махать мечом на всех ристалищах Сармы, вполне устроила бы его. То был верный и, возможно, единственный путь к успеху, известности и власти.

Но Зену он решительно не устраивал.

— Тебя же могут убить! — в ужасе вскричала юная тайриота. — Ты — мой муж, и твоя жизнь принадлежит только мне! А я вовсе не хочу, чтобы ты погиб на арене! — И, прильнув к могучей груди Блейда, она разрыдалась.

Разведчик нежно погладил золотистые локоны своей возлюбленной и кивнул в сторону Пелопса.

— Другого выхода нет, Зена. Спроси его.

Маленький учитель, которому была уготована роль слуги чужеземного воителя, почесал свой заросший пушком затылок и заметил, что если милостивый сьон обращается с мечом столь же умело, как с женщинами, то никаких проблем не возникнет. Он был, к тому же, на голову выше и вдвое сильнее любого сармийца, так что в поединке один на один ему не грозила никакая опасность. Другое дело групповые сражения, где многое зависело от выучки и сплоченных действий всего отряда…

Тут Зена расплакалась еще сильней, и Блейд наградил утешителя яростным взглядом.

— Не лей слезы по мне раньше времени, детка, — произнес он, приподняв ее заплаканное лицо. — Постарайся убедить этого Моканаса, что я достоин выступать на столичной арене, вот и все. Дальше — мое дело.

Со слов Пелопса разведчик знал, что тайриота, как и другие знатные люди Сармы, могла владеть командой собственных гладиаторов. Она платила за обучение и снаряжение воинов-рабов, выступавших на ристалищах под ее цветами, но лишь крупные специалисты воинского дела решали, кто, когда и с кем будет биться. Так повелось с древних времен, и в истории Сармы случалось, что удачливым и сильным доставался драгоценный приз — ложе девушки благородной крови.

— Не волнуйся, — повторил Блейд, — дело верное. Мы с Пелопсом останемся в лагере, а ты, Зена, отправишься в Сармакид и скажешь то, о чем мы договорились. Надеюсь, тайриоту не станут расспрашивать слишком подробно.

Его супруга вытерла слезы и грустно покачала головой.

— Не знаю, муж мой… Наша мать, тайрина Пфира, очень подозрительна. Все будет так, как она повелит…

Блейду давно было известно, что любовь и согласие редко обитают в королевских дворцах; Сарма, вероятно, не являлась исключением. В паузах между любовными утехами Зена поведала супругу немало жутких историй. Тайрина отличалась редкой плодовитостью, но, согласно древней традиции, ее детей мужского пола умертвляли при появлении на свет; престол наследовался по женской линии. Взрослых дочерей-претенденток вполне хватало, и те, кто проявлял излишнюю настырность, тоже лишались голов — ради спокойствия в государстве. Лицемерие и обман, коварные интриги и убийства — в этом сармакидские владычицы не уступали ни повелителям монгов, ни альбийским баронам.

— Постарайся убедить тайрину, — сказал Блейд, поглаживая кудри своей подруги. — Твоя история выглядит вполне правдоподобно. Про такую мелочь, как Пелопс, вообще не стоит упоминать. Меня же ты нашла на берегу и, проявив милосердие, повелела идти в Барракид и готовиться к состязаниям, чтобы прославить твой герб и доказать собственную доблесть. Вот и все, что ты должна сказать, Зена. Думаю, тебе поверят.

— Но, Блейд, ведь нам придется расстаться! Я совсем не хочу…

— Если ты натворишь глупостей, Зена, и скажешь, что избрала меня в мужья, вся история раскроется, и мы с Пелопсом, скорее всего, попадем на сковородку. Он — за побег, а я — за то, что помог беглому рабу. Ты этого хочешь?

Тон Блейда был суров, и из глаз девушки снова брызнули слезы; затем она молча кивнула головой. На этом спор был закончен; и когда путники добрались до Барракида, Зена объявила, что рослый чужестранец находится под ее покровительством и вскоре покажет свое боевое искусство на празднике в столице. Тут, в провинции, ее приказ не вызвал лишних вопросов, и тайриота в сопровождении воинского отряда отбыла в Сармакид.

Ее эскорт состоял из воинов Моканаса — того самого фадранта, который следил за подготовкой гладиаторов в барракидском лагере. Для сармийца он выглядел слишком рослым и могучим; вдобавок его хитрая физиономия доверия не вызывала. Вначале разведчик немало позабавился, глядя, как этот звероподобный великан с огромным брюхом гнет спину перед Зеной; потом его охватили опасения. Впервые он отчетливо и ясно понял, что власть над Сармой принадлежала женщинам; и раболепные поклоны фадранта свидетельствовали, что власть их, сильная и жестокая, коренилась в нерушимых древних традициях. Об этом не стоило забывать. В любом из семи миров, в которые переносил Блейда компьютер, выжить было непросто; но в стране, где царит абсолютный матриархат, эта задача усложнялась вдвое.

В лагере ему отвели маленькую хижину, сложенную из грубых валунов — одно из многих таких же строений, рядами тянувшихся на опаленной солнцем равнине к северу от города. Неподалеку простиралось огромное озеро с темными водами, называвшееся Патто; где-то на западе, за бурым горным хребтом, лежала столица Сармы, город Сармакид. Позади хижин, на равнине, высились две дюжины виселиц — для устрашения ленивых и непокорных; еще дальше стояло каменное изваяние Бек-Тора, дуального божества-гермафродита, сочетавшего доброе и злое начала. Добрая ипостась бога олицетворяла, естественно, женщин, злая — противоположный пол.

Распорядок дня в гладиаторском лагере был суров и однообразен. Упражнения для тренировки силы и выносливости сменялись разучиванием приемов боя, учебными схватками на тяжелых деревянных мечах и бегом. Последнему придавалось весьма большое значение — каждый претендент, желавший блеснуть на столичной арене, должен был пробегать пять-шесть миль в день. За гладиаторами никто не следил, охрана отсутствовала; сюда попадали только по доброй воле и, насколько понял Блейд, от желающих не было отбоя. Иными альтернативами являлись плантации, галеры и рудники, которые страшили рабов больше всего. Каждый, кто мог держать в руках меч, предпочитал сытную пищу и славную смерть монотонному труду на полях или медленной гибели в копях и шахтах.

Прошло три недели. Блейд трудился на ристалище под одобрительными взглядами местных ланист, Пелопс предпочитал сидеть в каменной хижине, занимаясь их нехитрым холостяцким хозяйством. Лишь иногда он отваживался вылезти наружу и дойти до продуктового склада, хотя тут ему грозило куда меньше опасностей, чем на побережье капидов. Он был слугой чужеземного воина, искателя удачи, умелого бойца, и никого не интересовало, чем маленький учитель занимался прежде и где встретил своего нынешнего хозяина. Однако страх не покидал Пелопса, и временами Блейду казалось, что он боится собственной тени.

В один из жарких дней разведчик совершал обычную пробежку. Почти нагой, лишь в пропотевшей набедренной повязке, он мчался по выжженной солнцем равнине, покрытой чахлой травой. Дорога от лагеря до холма, где высилась огромная статуя Бек-Тора, составляла мили три; как всегда, Блейд остановился передохнуть в тени гранитного колосса.

Это гигантское изваяние одновременно внушало ему отвращение и будило любопытство. Бог сидел в позе лотоса, словно Будда; его мощные длани были вяло опущены вниз, на плоской физиономии застыла сонная улыбка, чудовищный живот подпирал нависшие над ним груди с острыми сосками… Женские груди, что соответствовало дуальной природе великого Бек-Тора, бога Сармы.

Его двуполая сущность являлась основой местной религии; как уже было известно Блейду, владыка земли и небес сочетал два начала: доброе, созидательное — женское, и злое, разрушительное — мужское. Пожалуй, не столько сочетал, сколько вмещал в одно тело благожелательного гения Бека и жестокого демона Тора, находившихся в постоянной борьбе. Сармийцы редко рисковали упоминать второе имя бога; однако, взывая к доброму Беку, всегда молчаливо склоняли голову перед безжалостным Тором.

Пелопс, для которого Блейд поистине был благодарным слушателем, шепотом повествовал о жутких обрядах, во время которых сжигали живьем младенцев женского пола; мальчики почему-то считались неподходящими для этой процедуры. Видимо, зло, как всюду и везде, требовало определенных жертв со стороны добра.

Блейд, с отвращением покосившись на отвислые груди божества, гневно сплюнул в траву у его ног. Бек-Тор ответил безмятежной улыбкой — подобные мелочи его не задевали. Он торчал тут неисчислимое множество лет и, попирая каменным седалищем породившую его землю, с оскорбительным равнодушием не замечал пришельца с Земли, ничтожного червяка, проникшего в его мир. Блейд скрипнул зубами и помочился на гигантскую ступню.

Он уже поворачивал обратно, когда раздался шорох и из-за массивных каменных ягодиц бога появился Моканас. На лице фадранта блуждала жестокая ухмылка, обнажавшая кривые зубы, почерневшие от смолы чико — местного дерева, чья кора шла на приготовление жвачки. На миг он показался Блейду ожившим воплощением идола — такое же огромное брюхо, плоская физиономия, мощные руки. Необъятную талию фадранта опоясывал широкий ремень с мечом; в руках он держал хлыст. На толстой шее болталась серебряная цепь с круглой бляшкой — знаком власти над жизнью и смертью любого из обитателей Барракида.

Хлыст протянулся к оскверненной ступне божества

— Ты совершил святотатство, чужеземец! И я готов это засвидетельствовать! — губы Моканаса опять растянулся в ухмылке. — Теперь я могу отхлестать тебя… — он подумал и, возведя к небесам маленькие глазки, мечтательно добавил: — или подвесить за ноги во славу Бека и на устрашение прочим богохульникам.

Подобное наказание считалось одним из самых суровых в Сарме, и за те дни, что Блейд провел в Барракиде, ему дважды пришлось лицезреть подобную экзекуцию. За дерзость, неповиновение, кощунство и другие проступки раба подвешивали на столбе за ноги, заодно обвязав тонкой веревкой гениталии. Срок кары зависел от тяжести проступка. Несчастные, оставшиеся в живых после этой пытки, превращались в евнухов.

Разведчик окинул Моканаса быстрым взглядом. Их отношения складывались непросто, с одной стороны, фадрант по достоинству оценил воинское искусство чужака, с другой — испытывал к нему самую черную зависть. Причин для этого было предостаточно — и великолепное сложение пришельца, и его сила, и умение владеть любым оружием. Одно то, как чужеземец попал сюда, в лучший лагерь сармийских гладиаторов, являлось вызовом Моканасу. Будучи реалистом, Блейд подозревал, что лишь покровительство тайриоты спасает его от клинков убийц.

Он постарался успокоиться и с дружелюбной улыбкой произнес:

— О каком святотатстве ты толкуешь, почтенный фадрант? Я только окропил траву. А если что-то и попало на камень, так все уже высохло.

Моканас снова растянул толстые губы. Он был ниже Блейда дюймов на пять, но по местным стандартам мог считаться великаном. Кривые толстые ноги фадранта походили на древесные корни, грудь и плечи бугрились тугими мышцами. Несомненно, он обладал страшной силой, но отвислое брюхо делало его неуклюжим. Блейд не сомневался, что справится с ним.

— Я видел то, что мне захотелось увидеть, — нагло заявил Моканас, щелкнув хлыстом. — Если я считаю, что совершено святотатство, значит, так оно и было. И теперь даже тайрина Зена не помешает мне вздернуть тебя, — он уставился прямо в лицо разведчику. — Ты не нравишься мне, чужеземец! Боги Сармы тоже не любят чужих. И если Тор желает уничтожить тебя моими руками, я не стану возражать.

Блейд ответил фадранту твердым взглядом. Этот человек чего-то хотел от него, но пока разведчик не мог понять, к чему тот клонит дело. Спокойно и веско он сказал:

— Неужели, почтенный, ты прошел такой долгий путь по жаре, чтобы сказать то, что я давно знаю? Мне ты тоже сильно не нравишься. Ты жирный мерзавец, но далеко не глуп, и следил за мной с какой-то целью. Зачем? Ну, выкладывай!

Фадрант грубо расхохотался, теребя толстыми пальцами хлыст.

— Да и ты не глуп, чужак! Конечно, я пришел сюда не за тем, чтобы любоваться, как ты поливаешь мочой Бек-Тора, — он кивнул в сторону равнодушного истукана, начертай перед грудью священный знак.

Блейд терпеливо и настороженно ждал. Неужели Моканас собирается убить его? Конечно, фадрант вооружен, но чтобы ткнуть жертву мечом, надо сначала догнать ее. Маленькая пробежка по равнине, и эта груда жира не устоит на ногах от легкого толчка…

Моканас сделал шаг вперед. Блейд мгновенно отпрянул; руки его, с окаменевшими ладонями, скрестились в защитной стойке. Пожалуй, решил он, не стоит долго гонять этого борова; черный пояс карате давал ему неоспоримое преимущество.

Фадрант остановился, стегнул по песку кнутом и снова хрипло захохотал.

— Я не собираюсь пускать тебе кровь, чужак. Даю слово!

Словам Блейд не верил; он больше полагался на свои кулаки. Но надо ли обострять отношения с всесильным фадрантом? Во всяком случае, стоило прежде выслушать его. Нахмурив брови, разведчик резко произнес:

— Говори, чего тебе надо, или оставь меня в покое, почтенный! И учти — я не отношусь к доверчивым людям.

Моканас пожал мощными плечами.

— Я хотел потолковать без свидетелей, чужак. В Барракиде появился большой вельможа с побережья, Экебус, верховный фадрант. Слышал о таком?

Блейд насторожился. Экебус, любитель охотиться на беглых рабов? Тот самый, который приставал к Зене и получил удар плетью? Что ему тут надо?

Он кивнул.

— Да, мне о нем говорили. И что же?

Моканас снова ухмыльнулся; от него разило потом и горьким запахом смолы чико.

— У него столько вопросов, что они не поместились в переметной суме. Он прибыл в Барракид вчера ночью, когда вы, воины, уже спали, и начал толковать мне про какого-то беглого раба. И про одного чужеземца, Блейд Похоже, Экебус ему не слишком благоволит.

— Неужели? — Блейд пожал плечами. — Ну, спасибо тебе, почтенный. В моем родном краю мужчины предпочитают знать своих врагов. А ты назвал сразу двух — Экебуса и себя.

— Я ничего не ведаю ни о тебе, ни о твоей стране, — покачал головой толстый фадрант, — зато я хорошо знаю, что творится в Сарме. Экебус любит власть, а получить ее можно только через женщину. Это он и собирается сделать… — Моканас помедлил. — Хочет стать первым мужем Зены…

— Ну, здесь он опоздал, — слетело с уст Блейда, и он тут же проклял свой длинный язык. Проговорился! Какая глупая ошибка!

Жирный фадрант уставился на него, его губа отвисла от изумления.

— Вот оно что! Я почти догадался, когда увидел, как тайриота заботится о тебе и этом недомерке Пелопсе! Но стоило ли влезать в ваши дела? Теперь-то я понимаю… — он почесал толстый загривок. — Значит, ты не просто чужак, который хочет подзаработать кошель-другой монеты… Тебе нужно больше, куда больше!

Блейд молчал, размышляя, стоит ли прикончить Моканаса прямо сейчас, или прежде выяснить, к чему тот ведет дело. Пока он склонялся ко второму варианту.

Фадрант внезапно захохотал. Он никак не мог остановиться и буквально исходил пеной, хлопая себя кнутовищем по толстым ляжкам.

— Да, опоздал наш сиятельный Экебус, опоздал, и это ему сильно не понравится! Ну, у него свои мысли насчет тебя. И ничего не изменишь, чужак. Он желает, чтобы тебя прикончили, и поручил это мне!

Моканас хлопнул по рукояти меча, и мышцы разведчика снова напряглись.

— И что же? — поинтересовался он. — Ты взялся за эту работу?

Фадрант глубокомысленно нахмурился. Помолчал. Вытащил клинок наполовину, затем с лязгом вогнал его обратно в ножны.

— Я бы не возражал, — произнес он наконец. — Уж очень ты мне не нравишься… Однако, коли ты — супруг тайриоты, это меняет дело. Понимаешь?

Блейд кивнул.

— Ну и ну… — Моканас с озадаченным видом чесал в затылке. — Значит, ты сделался первым мужем Зены… И теперь она отправилась в Сармакид, чтобы подготовить тайрину к такой неожиданной новости… Испросить ее милостей… Я верно говорю?

— Мне милости не нужны. Я готов сражаться под цветами тайриоты и завоевать ее еще раз — в бою!

Моканас надолго задумался, что-то прикидывая. Лоб его пошел складками, губы беззвучно шевелились; похоже, толстый фадрант раздумывал, с кем из двух партнеров надежней заняться бизнесом. Минут через пять он проворчал:

— Здорово ты обошел Экебуса. Хм-м… первый муж тайриоты… И теперь она старается для тебя в Сармакиде… Да, чужак, Экебусу за тобой не угнаться… Значит, я на твоей стороне, — и Моканас льстиво улыбнулся.

Блейд отвесил насмешливый поклон.

— Благодарю тебя, великий воин! Ты оказал мне большую честь и мне, и тайриоте!

Фадрант не понял сарказма.

— Ладно, не стоит… Нужно порешить с другим — я-то ведь обещал Экебусу твою голову и взял с него деньги. Теперь я должен или убить тебя, или вернуть монету… — он тяжко вздохнул. — Есть, правда, еще один выход… коли ты сам разберешься с Экебусом. Прямо этой ночью. Годится?

— Неплохой вариант, — усмехнулся Блейд. — Особенно для тебя.

— Но это еще не все… Ты прикончишь Экебуса… я уж все подготовлю, как должно… а потом расскажешь обо мне тайриоте… Пусть знает, что ты обязан мне жизнью! — фадрант вытер потный лоб. — Тут, в Барракиде, слишком жарко. В Кальтапе еще хуже, а Сейден стоит в горах… мне такие места не нравятся. Вот Сармакид — то, что надо! Согласен?

— Ничего не стану обещать, Моканас, — ответил Блейд, — но тайриота узнает о тебе. А сейчас расскажи-ка, что ты придумал.

Фадрант скосил заплывшие жиром глазки на ряды каменных хижин, тянувшиеся вдоль озерного берега. Сейчас над плацем поднимались клубы пыли — видно, бойцы начали разминку.

— Идем, — мотнул он головой. — Я проголодался и хочу пить. Поговорим по дороге, — и Моканас тронулся с места.

Блейд шагал рядом с ним, не забывая выдерживать дистанцию в пару ярдов. Покосившись на него, толстяк ткнул рукой в сторону лагеря. У его западной окраины торчал сигнальный столб с тремя поперечинами, на которых полоскались разноцветные флажки.

— Это Экебус, — пояснил фадрант. — Передает весть из Барракида… дожидается за озером со своими людьми. Хочет знать, как идут дела.

Блейду пришлось поверить на слово, так как читать сигналы он не умел. Видимо, принятое сообщение полагалось повторить.

Моканас снова пригляделся к пестрым флажкам и заметил:

— Все сделаем нынче ночью. Тут намечается маленькая драка… с десятком негодяев из бывших разбойников… решили зарезать меня и утечь в горы… — фадрант ухмыльнулся. — Бунт этот — моих рук дело! Почитай, каждый пятый в лагере — мой шпион… А знаешь, кто главный бунтовщик? — Он сделал многозначительную паузу. — Ты!

— Я?

— Само собой. В свалке тебя и прикончили бы… Экебус со своим отрядом стоит неподалеку, как услышит шум, тут же примчится помогать… Вот так-то! Отличный план, а?

Блейд кивнул.

— Был отличным. Пока ты мне все не рассказал.

— Ясное дело. Но теперь я придумал кое-что получше. Я скажу тебе, где затаился Экебус, и ты его прирежешь. Проще некуда. На мечах он для тебя не соперник.

Блейд помолчал, подумал и снова кивнул.

— Ладно, Моканас. Я только одного не понимаю — откуда Экебус все разузнал про меня и Зену? Кто донес ему, что я в Барракиде?

Жирный фадрант озадаченно посмотрел на спутника:

— А что ж тут непонятного, приятель? Флаги, конечно. Новости уже разошлись по всей Сарме. Когда пропала молодая тайриота, из крепости на берегу капидов послали сообщение в Сармакид, владычице Пфире. Потом из столицы пришел приказ начать поиски. Ну, а когда тайриота объявилась здесь, я сразу же сообщил в Сармакид и, как положено, Экебусу. С тех пор он каждый день требует сведений о тебе. Все очень просто.

Да, все очень просто, подумал Блейд. Значит, когда Зена добралась до столицы, ее мать уже все знала. Возможно даже, к фактам добавили немного лжи… Зене пришлось нелегко!

Флаги на мачтах… Эта примитивная форма связи действовала почти со скоростью телеграфа! Пожалуй, не стоит недооценивать сармийцев, решил Блейд, ощущая смутную тревогу. Неужели он теряет контроль над ситуацией? Это ему совсем не нравилось. Он предпочел бы руководствоваться собственным планом, а не подсказками Моканаса.

— Да, кстати, — добавил толстый фадрант, — все, понимаешь ли, может случиться. И если Бек будет милостив к Экебусу, мне придется поклясться, что именно ты — зачинщик бунта.






ГЛАВА 7


Блейд не испытывал доверия к Моканасу. Даже когда жирный фадрант выдал ему тяжелый боевой меч и окованный бронзой щит, предчувствие беды не покинуло разведчика. Слишком ненадежным союзником казался этот правитель Барракида! Но отступать было поздно. Если Экебус что-то заподозрил насчет него и Зены, то придется нанести упреждающий удар. В любой реальности Измерения Икс смерть, увечье или плен грозили ему каждую минуту, и только дерзость и быстрота могли вовремя отвести угрозу.

Под буро-красной сармийской луной разведчик крался к узкой лощинке на берегу Патта, где, по словам Моканаса, должен был поджидать со своими людьми Экебус. Спускаясь вниз с мечом наголо, он вдруг почувствовал смутное сомнение. Ни тихого лязга оружия, ни пофыркивания лошадей, ничего… Минут через десять Блейд уже знал наверняка, что интуиция его не обманула — овраг был пуст. Он прошел лощину насквозь и теперь опять стоял на равнине; впереди, в слабом лунном свете, лежала поверхность озера, справа виднелись силуэты виселиц и каменная громада изваяния Бек-Тора.

Жирный фадрант говорил ему:

— Экебус затаится в овраге и будет ждать сигнала; его люди оцепят лагерь со стороны степи. Когда поднимется шум, один из моих шпионов подбросит тебе меч. Тут я подам сигнал, и Экебус нагрянет наводить порядок. Тебя прикончат по-тихому, а я засвидетельствую, что чужеземный воин затевал мятеж. Вот так-то, приятель. Но коли ты зарежешь Экебуса, мы все перевернем в другую сторону. Его солдат можно не опасаться — они повинуются старшему военачальнику, а старшим буду я.

План казался простым и логичным, но овраг был пуст. Блейд влез на камень и начал разглядывать лагерь.

Там царили тишина и темнота, лишь в самом большом строении, где обитал толстый фадрант, светилось окно. На миг разведчика кольнула мысль о Пелопсе; наверно, маленький учитель проснулся и теперь тихонько плачет, уткнувшись лицом в матрац. Бедный маленький трусливый человечек! Боится собственной тени… Как он отговаривал хозяина от этой ночной эскапады!

— Тебе подстроили ловушку! — кричал Пелопс, когда Блейд посвятил его в свои планы. — Поверь мне, сьон! Вспомни, я был учителем во дворце и кое-что знаю. Экебус — властолюбец и хитрец, сама владычица Пфира опасается его! И они с Моканасом всегда друг друга недолюбливали… Моканас выбился в фадранты из низов, а Экебус — человек благородного сословия… И я не верю, что он забыл о старой вражде, чтобы заполучить твою голову. Скорее, он расправится и с Моканасом, и с тобой…

Блейд моргнул — свет в окне двухэтажного массивного здания внезапно погас; теперь весь лагерь лежал во мраке, который едва рассеивали кровавые лучи ночного светила Ему вдруг почудилось, что по ристалищу, за которым высился дом Моканаса, крадутся какие-то тени; Блейд замер, превратившись в зрение и слух, но расстояние было слишком велико. Скорее всего, ему просто показалось.

Свет в окне Моканаса вспыхнул опять, но условного сигнала — троекратного взмаха факелом — все еще не было. Только одинокий огонек горел в доме толстого фадранта, приманка для ночного мотылька, взиравшего на него из темной степи. Лагерь лежал безмолвный и тихий, словно поджидая, когда мотылек потеряет осторожность. Блейд уже не сомневался, что ему приготовлена какая-то ловушка. Что-то пошло не так.

Разведчик вздохнул, спрыгнул с валуна и направился к лагерю. Похоже, обстоятельства опять довлели над ним; если он будет пойман здесь, в ночной степи, с оружием в руках, то даже покровительство Зены не защитит его от подозрений.

К тому же оставался еще и Пелопс. Если схватят хозяина, то не забудут и слугу, а это значило, что маленький учитель попадет на столб. Или на сковородку — как заблагорассудится Моканасу. Или Экебусу… Интересно, кто из двух шакалов остался в живых? Может, сторговались по новой и теперь ждут, когда он сунет голову в их сети?

Бесшумно, словно призрак, Блейд обогнул первый ряд хижин. Из открытых дверных проемов доносился храп, но он разобрал и тихий шепот — кое-кто, наверно, чувствовал, что этой ночью затеваются опасные дела. Ночной тенью разведчик скользил от дома к дому, сжимая бронзовый клинок; однако и на улицах, и на ристалище было пусто. Никаких следов заговорщиков, жаждавших крови Моканаса! Подобравшись к его дому ярдов на тридцать, он замер, присев за углом ближайшей хижины. В окне фадранта по-прежнему мерцала свеча.

Вдруг ему почудилось, что у самого входа, прямо на земле, темнеет какая-то масса. Нечто большое, неопределенных очертаний… Бревно? Нет… Слишком короткое и толстое для бревна… Труп! Обезглавленное человеческое тело! И на нем — что-то круглое, похожее на мяч… Блейд скользнул ближе и присмотрелся. Голова! Он не мог разглядеть в темноте лицо, но сразу узнал постамент, на который ее водрузили — торчавшее вверх объемистое брюхо Моканаса!

Разведчик припал к земле, настороженно огляделся. Ни движения, ни звука вокруг; лишь от мертвого тела несло запахом свежей крови. Дом убитого фадранта ждал его, разинув двери, словно жадные челюсти; молчаливый и страшный, как притаившийся в засаде дракон. По спине Блейда пробежал холодок; все это сильно ему не нравилось.

Он беззвучно подкрался к телу и встал на колени, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Да, Моканас, без всякого сомнения! Лично, собственной персоной! Мощные волосатые лапы, кривые ноги и брюхо размером с бочку… Его голову заливала кровь, рот ощерился, глаза остекленели… На лбу что-то блеснуло, и Блейд увидел, что там висит то, что раньше болталось на шее — серебряная цепь, знак власти фадранта.

Свет в окне на миг заслонила чья-то тень, и резкий повелительный голос громко произнес:

— Ты, чужеземец, называющий себя Блейдом! Войди в дом! Не бойся, тебе ничего не грозит. Но оставь меч. Брось на землю у двери!

Блейд колебался. В окне — по-прежнему никого; дом ждал, словно отверстая пасть неведомого чудища.

Голос раздался вновь:

— Повинуйся, Блейд! Я, Экебус, верховный фадрант, Страж Побережья, говорю от имени тайрины Сармы! Тебя не тронут. Ты находишься под ее защитой.

Волна облегчения захлестнула разведчика. Зена! Его златовласая супруга! Значит, в Сармакиде все подготовлено… Зена призналась, что стала его женой, и получила согласие матери… Тайрина, видно, не такая бессердечная, как предупреждал Пелопс! Блейд, едва сдержав облегченный вздох, поднялся, швырнул тяжелый меч рядом с трупом Моканаса и решительно зашагал к двери. Мертвые глаза фадранта смотрели ему в спину, губы кривились в недоброй усмешке.

Когда разведчик переступил порог, в большом помещении вспыхнула сразу дюжина факелов, на мгновение ослепив его. Сейчас, подумал он, надо держаться надменно, с невозмутимым высокомерием. Если потребуется — прикрикнуть, показать власть…

В ожидании царских почестей он гордо приосанился, но в следующую секунду фадриты навалились на него со всех сторон. Ошеломленный, Блейд попытался отпрянуть в сторону, но солдат было слишком много, не меньше дюжины. Тогда он пустил в ход кулаки; его сбили вниз, на колени, он гневно рычал, ворочаясь под грудой навалившихся тел. В углу комнаты, как он успел заметить перед самым нападением, скорчился Пелопс. В цепях.

Хрустели кости, тяжелое дыхание атакующих то и дело прерывал предсмертный вопль. Блейд яростно отбивался, ломая ребра, руки и ноги, наносил страшные удары в горло, в живот, в пах. Если бы он владел большим пространством!.. В этой дикой свалке он не мог использовать с должным эффектом свое смертоносное искусство. Нападающие давили массой; он падал, вставал, снова падал, погребенный под кучей стонущих, дергающихся, окровавленных тел. Его явно не собирались убивать — солдаты пользовались древками копий как дубинками. Град ударов обрушился на его голову и плечи; Блейд расставил пошире ноги и продолжал сопротивляться. С полдюжины трупов уже валялось на полу, искалеченные бойцы отползали к стенам, но подкрепления шли непрерывно — людей у Экебуса хватало.

Сам он, завернувшись в длинный алый плащ, стоял в дальнем углу над сжавшимся в комок Пелопсом и презрительно усмехался. Наконец терпение фадранта истощилось, и он рявкнул:

— Живей шевелитесь, болваны! Не можете совладать с одним человеком? Бейте древками в живот! Только не прикончите его! Кто ткнет острием, достанется капидам!

Блейд, прихватив одного из фадритов за поясной ремень, швырнул обмякшее тело через всю комнату — в угол, в Экебуса. Страж Побережья проворно отскочил в сторону, губы его побелели от ярости.

— Валите на пол и бейте! — завопил он. — Ногами, до крови! Но чтоб остался живой! И костей не ломать!

Еще десяток солдат ринулся в схватку. По сравнению с Блейдом они выглядели почти карликами, но эти крепкие жилистые парни умели драться! Подгоняемые окриками фадранта, они метили теперь в живот, и после нескольких крепких ударов Блейд стал задыхаться. Наконец разведчика сбили на пол, древко копья опустилось ему на затылок, и он потерял сознание.

Блейд не знал, сколько провалялся в беспамятстве — час, два? Очнувшись, он выяснил, что лежит на грязном, скользком от крови полу; и тот же сладковатый вкус крови, смешанный с запахами пота и мочи, стоял в воздухе. Его запястья и лодыжки охватывали бронзовые кольца; пропущенная через них цепь была несколько раз обернута вокруг его пояса. Он понял, что не сумеет справиться с этими оковами — звенья были толщиной в дюйм. Блейд глубоко вздохнул, перекатился на спину и замер.

Он лежал в обширной комнате первого этажа, где Моканас обычно принимал почетных гостей и вершил суд и расправу над подчиненными. Сейчас тут не было никакой мебели, кроме табурета в углу, — ни лавок, ни столов, ни огромного кресла покойного фадранта; видимо, Экебус велел освободить поле грядущей схватки от лишних предметов. Где же он сам? Где солдаты? Куда девали Пелопса? Вспомнив о нем, Блейд застонал от бессилия и боли, потом попытался встать. Это почти удалось, но цепь потянула вниз, он потерял равновесие и снова распростерся на полу.

Привлеченный грохотом, в комнату вошел человек, остановился у двери и, заложив большие пальцы за пояс, покачиваясь на носках, начал рассматривать Блейда, Ястребиный нос, острая бородка, хищное смуглое лицо… Экебус, Страж Побережья. Рослый, почти как сам Блейд, но более тонкий в кости. Наверно, он выглядел гигантом среди низкорослых жителей Сармы и вряд ли относился к чистокровным жителям страны. Но Пелопс утверждал, что верховный фадрант относится к благородной фамилии… Странно! Еще малыш говорил, что его называют Жестоким. Вот в это легко поверить… Черные глаза источают ледяную надменность, тонкие губы брезгливо поджаты… Знатный нобиль! И все же не чистой сармийской крови, решил Блейд; слишком высок и волосат.

Наконец верховному фадранту надоело разглядывать пленника, и он соизволил открыть рот.

— Неплохо тебя отделали, падаль… — Экебус склонил голову к плечу, любуясь на труды своих солдат. — Кстати, жирная мразь, твой сообщник, уже гниет в яме, так что лагерь в моих руках. Я здесь — и власть, и сила… Учти это!

Блейд облизнул распухшие губы.

— Учту. Мне кое-что рассказывали о тебе. Говорили, что Экебус жесток… А ты еще и лжец!

Фадрант замахнулся, норовя попасть носком по лицу пленника, но тот угрожающе загремел кандалами.

— Только попробуй! Ноги переломаю!

Экебус отодвинулся. Он кивнул, высокомерно улыбнулся и пробормотал сквозь зубы:

— А ты не шутишь, чужак! Ладно, я не стану тебя бить. Но запомни: будешь шуметь — получишь копье в живот. Тайрина велела доставить тебя в Сармакид живым, но что я могу сделать с непокорным рабом? Как-нибудь оправдаюсь, — он погладил бороду. — И еще. Не распускай язык, чужеземец.

Блейд сверкнул глазами на фадранта.

— Но ты обещал именем тайрины! Ты сказал, что меня не тронут, а потом велел избить до полусмерти! Если таковы милости владычицы, я лучше обойдусь без них.

В углу зазвенели цепи. Оглянувшись, Блейд заметил Пелопса; тот уставился на него широко раскрытыми от ужаса глазами. Разведчик ободряюще подмигнул слуге.

В приемной покойного Моканаса было сейчас светло — во всех медных кольцах на стенах торчали факелы. Верховный фадрант подвинул к себе табурет на трех ножках, уселся и склонил голову, чтобы лучше видеть пленника. Затем Экебус стащил свой серебристый шлем, инкрустированный самоцветами; в пляшущем свете факелов он сверкал голубыми и зелеными искрами.

— Меня поразила легкость, с которой ты убивал моих людей, — произнес фадрант после паузы. — Восемь трупов! И два десятка покалеченных! Клянусь милостью Бека, они были сильными мужчинами! — он поджал бескровные губы, — Хотя я не питаю дружеских чувств к тебе, это производит сильное впечатление. Подобного воина не было в Сарме! Правда ли, что ты с таким же умением обращаешься с клинком?

Блейд бросил на него угрюмый взгляд.

— Сними цепь и дай мне меч, тогда узнаешь.

Холодные темные глаза скользнули по могучей фигуре пленника, тонкие губы опять сжались.

— Я не склонен рисковать. По приказу тайрины — да будет милостив к ней Бек! — мне надо доставить тебя в Сармакид в целости и сохранности. Она хочет поглядеть на тебя… А зачем — это ты узнаешь в столице. Там и показывай свою удаль! Выйдешь на арену, когда прибудет дорогой гость… — Экебус усмехнулся, — Черный Оттос, владыка Тиранны. И благодари богов! Если б не этот приказ тайрины, ты валялся бы сейчас в выгребной яме с Моканасом… голова — в одном конце, все остальное — в другом.

Блейд взглянул на съежившегося от страха Пелопса. Маленький сармиец не отрывал глаз от своего хозяина, голова его мелко тряслась. Блейд ободряюще подмигнул ему и снова перевел взгляд на Экебуса.

Верховный фадрант вытащил из-под нагрудника пергаментный свиток, расправил его на колене и начал читать, с трудом разбирая сложную вязь письмен в неверном свете факелов. Он читал без выражения, монотонно и негромко. Суть приказа владычицы заключалась в том, что Блейда, чужеземца, выброшенного на берег штормом и пребывающего среди рабов-гладиаторов в Барракиде, следует задержать и немедля доставить в столицу.

На этой фразе голос фадранта чуть дрогнул, и Блейд решил, что его златовласая супруга успешно выполнила свою задачу. Интересно, подумал он, что слышно про любимого братца-близнеца? Начаты ли поиски? Оставалось надеяться, что Зена не забыла, как безутешно тоскует ее муж по своему исчезнувшему родичу.

Экебус закончил чтение:

— … сей свиток и приказ великой тайрины передать означенному Блейду, чужеземцу, через Моканаса, фадранта Барракида.

Разведчик злобно ухмыльнулся, не обращая внимания на боль в разбитых губах.

— Что-то не похоже на историю, которую рассказывал мне Моканас. Не припоминаешь? О бунте рабов, о маленьком представлении, под конец которого мне должны были выпустить кишки…

Пелопс тихо взвыл в своем углу, зазвенел цепями и начал чертить в воздухе священные знаки. Экебус небрежно швырнул свиток на окровавленный пол.

— Да, припоминаю… был такой план. Пока гонец не привез послание тайрины. А до того я мог прирезать тебя по собственному усмотрению — лишь бы не вмешался Моканас.

Это Блейд уже понял.

— Потому-то ты и хотел его купить! Но толстяк оказался хитрецом… Ты, правда, еще хитрее!

Экебус поднялся на ноги и пинком отшвырнул табурет; на лице его играла самодовольная улыбка.

— Моканас — болван, а не хитрец. Я знаю его давно… Выродок, пытавшийся пролезть в благородные! Нет, он дважды болван, если решил состязаться в хитрости со мной! Я-то не доверял ему с самого начала. Он подсылал шпионов на побережье, но и у меня хватает своих людей в Барракиде. На сей раз мои сработали лучше, и Моканас отправился в яму. Жаль, что не вместе с тобой! Однако, сьон Блейд, — губы фадранта тронула хитрая усмешка, — ты еще можешь пожалеть, что я не прирезал тебя вместе с Моканасом.

Он звонко хлопнул в ладоши. В комнате появился десяток фадритов, вытащивших Блейда с Пелопсом на улицу.

Разведчик кивнул на маленького сармийца:

— Что будет с ним? Он — мой слуга и приятель. Я хочу, чтобы с ним хорошо обращались.

Экебус презрительно поморщился.

— Я не намерен заботиться о беглом рабе, даже если он твой приятель. С ним будут обращаться точно так же, как с тобой.

В последних словах фадранта Блейд уловил зловещий намек.



***





Длинная колонна измученных людей раненой змеей извивалась по пыльной бурой равнине. Они шли по-двое, и от первой до последней пары протянулась длинная тяжелая цепь. Каждый узник был закован в кандалы, соединенные с ней; они тащили этот груз уже пятый день и сейчас еле переставляли ноги. Колонну сопровождал большой отряд солдат, немилосердно подгонявших рабов древками, когда те сбивались с темпа. Верховный фадрант Экебус либо ехал впереди, либо гарцевал вдоль линии невольников на том самом белом жеребце, которого Блейд видел под ним раньше.

Хозяин и слуга составляли одну из пар в середине колонны. Путь до Сармакида был неблизким, и уже на исходе первого дня маленький сармиец стонал от усталости и клялся, что не может пошевелиться. Блейд, как умел, успокаивал его, пока не заставил пообещать, что тот все же попытается идти дальше. Самочувствие Пелопса внушало тревогу, и разведчик не знал, доберется ли его слуга до побережья. Он все еще нуждался в нем; хотя Пелопс был слабым человеком, в сармийских делах он разбирался отлично. Кроме этих прагматических соображений, имелась и еще одна причина: к немалому своему удивлению Блейд вдруг понял, что привязался к робкому маленькому учителю. Он совсем не хотел, чтобы фадриты забили Пелопса насмерть посреди степи.

Гладиаторов хорошо кормили, воды тоже было вдоволь. Экебус старался, чтобы бойцы не потеряли форму и с блеском выступили во время празднества и честь Оттоса, владыки Тиранны. Но если раб падал больше трех раз, его отвязывали и вели к верховному фадранту, чтобы тот лично убедился, достоин ли гладиатор столичной арены. Делалось это с впечатляющей простотой; Экебус с размаха бил раба в грудь, и если тот оставался на ногах, то мог продолжать путь на волокуше, запряженной парой лошадей. Если человек падал, солдаты пускали в ход пики. В первый день Блейд насчитал больше дюжины мертвых тел.

Ему пришлось отдать Пелопсу большую часть своего рациона; он не сомневался в исходе проверки, которую мог учинить Экебус. Однако Пелопс свалился в первый же день, и еще раз — во второй. Экебус, обычно разъезжавший вдоль колонны, в этот момент оказался рядом, и на его узких губах заиграла довольная усмешка. Теперь Блейд шагал, поддерживая одной рукой цепь, свисавшую с пояса Пелопса.

Когда фадрант в очередной раз проезжал мимо, его взгляд вновь остановился на маленьком учителе.

— Скоро эта мразь клюнет землю в третий раз, — зловеще пробормотал он.

Блейд вздрогнул и поднял мрачный взгляд на Экебуса.

— Я могу нести его, сьон! Он совсем не тяжелый.

Тот отрицательно покачал головой и рассмеялся.

— Это запрещено. Каждый сам за себя, и если он еще раз упадет, то подвергнется испытанию. Неужели ты сомневаешься в моем милосердии?

Блейд попробовал сплюнуть, но горло у него пересохло — последнюю порцию воды он отдал Пелопсу. Жест, однако, выглядел достаточно красноречивым.

Экебус снова рассмеялся и, подозвав двух фадритов, что-то тихо приказал им. Теперь эта пара постоянно держалась рядом, словно два волка, подстерегающих усталую овцу. Стиснув зубы, разведчик запустил пальцы в бороду, уже порядком отросшую, курчавую и всклокоченную, затем дернул цепь, прикрепленную к наручникам Пелопса. Он должен довести его до Сармакида! В том поединке, который они с Экебусом вели за жизнь этого малыша, каждый глоток воды и каждая унция веса значили так много!

— Шагай! Ты должен идти, малыш! — рявкнул Блейд. — Все очень просто — шаг, еще шаг и еще один. Думай только об этом. Когда соберешься падать, предупреди меня. Я помогу.

— О, великодушный сьон, — простонал Пелопс, — брось меня… Я не заслужил такой заботы… Я умру здесь… смерть от копья лучше огненного чрева Тора…

— Все равно я буду тебя тащить, — мрачно пообещал разведчик. — Я не могу тебя оставить, малыш, других друзей у меня нет.

Пелопс споткнулся, и он натянул цепь, не давая сармийцу свалиться на землю. Наблюдатели, к счастью, были заняты; они по очереди прикладывались к фляге с подозрительным содержимым и не смотрели по сторонам.

— У тебя есть Зена, — простонал Пелопс, судорожно ловя ртом горячий воздух. — Хотя я не понимаю… — он замялся.

— Я тоже не понимаю, — согласился Блейд. — Что-то здесь не то.

Первый раз он вслух высказал свои подозрения, мучившие его с начала похода. И с ним, и с Пелопсом обращались не лучше, чем с остальными рабами, — а может, еще и хуже. — Да, вряд ли Зена сумела получить родительское благословение на брак! Этот переход через степи и горы с рабским караваном не слишком напоминал триумфальное шествие любимого королевского зятя. Что-то не сработало. Вероятно, Зене не удалось добиться успеха — во всяком случае, полного успеха. Разведчик вспомнил слова Экебуса, что его вызывают в столицу по приказу тайрины. Именно тайрины! О Зене фадрант не упомянул ни словом.

И было ясно, что фадрант повинуется приказу с неохотой. Если с чужеземным воином и его слугой что-нибудь случится в дороге, Экебус будет не слишком огорчен. Блейд не сомневался, что хитроумный фадрант уже заготовил какую-нибудь правдоподобную версию для тайрины.

По ночам невольников тоже держали в цепях, и люди, падая на землю, засыпали прямо в грязи и нечистотах, слишком усталые, чтобы обращать на это внимание. Пелопс отключался сразу, нередко забывая об ужине; Блейд расталкивал его и заставлял есть. Сам он проводил вечерние часы в размышлениях. Караван двигался через степи и горы к морскому побережью, к столице, и неприятные предчувствия все чаще и чаще охватывали разведчика. День ото дня цепь становилась тяжелее, Пелопс спотыкался на каждом шагу, и сердце Блейда леденело в ожидании беды.

Наконец колонна нанизанных на цепь людей подобно змее вползла по крутой тропинке на высокое каменистое плоскогорье и остановилась на отдых на краю отвесного утеса. Вдалеке, залитые неярким тусклым золотом закатного солнца, поблескивали крыши башен, дворцов и храмов Сармакида. За городом алело море, и Блейд уже ощущал слабый йодистый запах соленой воды. Над удлиненным прямоугольником гавани, перекрытой огромной бронзовой цепью, вздымался лес корабельных мачт. Этот вид не был неожиданным для странника; Пелопс не раз говорил ему, что Сарма — морская держава.

Застонав, маленький учитель в изнеможении опустился на землю. Остальные рабы чувствовали себя не лучше; каждый падал там, где стоял. Лишь Блейд остался на ногах, скрестив на груди мускулистые руки; он пристально разглядывал зеленую равнину, что начиналась у подножия утесов. Перед ним простирался полуостров, длинным треугольником выступавший в море. Город был построен на северной его стороне и защищен рвами и каменными стенами; в центре его, на холме, к которому сходились все улицы, стоял дворец правительницы — длинное невысокое сооружение из мрамора, с единственной башней, увенчанной флагштоком.

Прищурившись, Блейд стал рассматривать гирлянду цветных вымпелов, свисавших с этой мачты. За время путешествия он заставил Пелопса описать назначение каждого флага, памятуя, что каждый образованный человек в Сарме понимал их сигналы. Флажков применялось около полусотни, и выучить этот нехитрый алфавит было нетрудно. Сейчас на поперечине флагштока висело шесть вымпелов: ярко-красный, означавший приветствие; затем — флаг с цветами верховного фадранта; синий с желтым крестом — символ срочного приказа; розовый с багряным кругом — знак воина; белый с черной полосой — это соответствовало понятиям «чужой», «не принадлежащий Сарме»; последним следовал вымпел правительницы. Обозрев эту гирлянду, Блейд легко прочитал: «Приветствую Экебуса. Доставь чужака немедленно. Пфира».

Пелопс, отдуваясь, тоже бросил взгляд на флажки, потом в ужасе перевел глаза на Блейда.

— Они разлучат нас, сьон… Я это чувствую!

Разведчик угрюмо кивнул.

— Думаю, ненадолго. Я увижу Зену и тогда…

— Если увидишь, сьон, — с тяжелым вздохом прервал хозяина Пелопс. — Ты все еще не понял, что жизнь простолюдина в Сарме ценится в медный грош. Владычица наша Пфира сильна и жестока — по-своему, не так, как Экебус. Она бережет свою власть… Ходят слухи, что иногда пропадают дочери тайрины — из тех, что поумнее… Она прожила сто лет и собирается жить вечно. Десять тысяч мужчин ублажали великую Пфиру, но красота ее не увяла до сих пор. Она не стареет и, наверно, никогда не умрет.

Блейд шлепнул своего компаньона по затылку.

— Не паникуй, малыш! Похоже, трудная дорога ослабила разум великого оратора. Мы ведь решили, что эти истории — просто сказки для малых детей. Никто не может прожить сто лет, сохранив молодость. Так что…

В этот миг с равнины донесся оглушительный грохот. Взмыли густые клубы бледно-желтого дыма; они поднимались вверх, ветер подхватывал их и нес к мглистому небу. Блейд понюхал воздух, сморщился: запахи серы и горелой плоти перебивали чистый морской аромат.

— Откуда эта вонь, Пелопс?

Сармиец вытянул дрожащую руку к гигантской статуе Бек-Тора, что возвышалась на равнине за городской стеной. Блейд не слишком внимательно разглядывал ее; город и гавань интересовали разведчика гораздо больше. Теперь он внимательно присмотрелся к каменному идолу, и то, что он увидел, ему не понравилось.

На плоской физиономии божества от уха до уха зияла огромная пасть — словно бог хищно ухмылялся, глядя на покорный город. Пока Блейд рассматривал статую, грохот раздался вновь, и чудовищный рот изверг огромный язык пламени и дыма. Снова долетел уже знакомый запах, и снова Блейд сморщился и бросил вопросительный взгляд на маленького учителя.

Пелопс начертал перед грудью священный знак.

— Это великое изваяние Бек-Тора Сармакидского, сьон. Жрецы очищают его чрево от сгоревшей плоти и костей — вот откуда этот мерзкий запах. Когда прибудет Черный Оттос, на равнине под городом устроят большой праздник с жертвоприношениями. Бек-Тору отдадут рабов и преступников, а также младенцев, девочек… — Пелопс снова начал дрожать, из глаз у него хлынули слезы. — Я думаю, милостивый сьон, хорошо бы тебе поскорее встретиться со своей тайриотой… Так будет лучше для нас обоих.

Блейд был совершенно согласен с ним; ему очень не нравился этот устрашающий аромат крематория. Из пасти божества опять вырвался язык пламени и дыма, словно в его утробе качали огромные меха,

На белом жеребце к ним подскакал Экебус; за ним шагали десять солдат с копьями наперевес. Они окружили Блейда, затем с ног разведчика сбили кандалы.

— Мы отправляемся во дворец, — предупредил фадрант. — Зена, я думаю, истосковалась… Да и ты, наверно, горишь от нетерпения?

В тоне верховного фадранта чувствовалась издевка, темные прищуренные глаза горели злобой. Блейдом вновь овладели тревожные предчувствия.

— Я готов. — Поднявшись на ноги, он показал на Пелопса. — Снимите с него цепь. Он мой слуга и нужен мне. Мы оба — под защитой тайрины.

Внезапно Экебус разразился хохотом. Затем свесился с седла, разглядывая Пелопса, и опять расхохотался, тыкая пальцем в маленького человечка.

— Этот? Эта мразь — под защитой тайрины? Трусливый болтун, наказанный за богохульство? Я кое-что знаю о нем — его предала собственная жена! Видно, немного радости приносил он ей в постели, клянусь милосердным Беком!

Фадрант продолжал смеяться, потом к нему присоединились солдаты. Маленький человечек съежился на цепи, не подымая глаз на Блейда.

Экебус выпрямился в седле и сделал знак солдатам; те стали древками копий подталкивать Блейда к тропинке, уходившей вниз, к городу. Пелопс, опустив голову, сидел на земле.

Фадрант смерил беглого раба взглядом, погладил бородку.

— Да, тайрина будет очень огорчена, — насмешливо заметил он, — не увидев такого бравого молодца! Но я надеюсь, она переживет это огорчение. На худой конец, я привезу ей твою голову, раб.

Внезапно Пелопс откинулся назад и с яростным вызовом посмотрел на Стража Побережья; слезы на его глазах высохли.

— Не смей называть меня рабом! — крикнул он, вытягивая трясущуюся руку к фадранту. — Я не раб, и никогда не стану рабом!

Экебус выхватил меч и плашмя ударил Пелопса по макушке.

— Станешь, мразь! Как я скажу, так и будет! — он показал солдатам на тропу. — Ну, вперед!

Блейд рванулся к маленькому сармийцу, но шеренга фадритов ощетинилась копьями, тесня его к обрыву. Он не стал сопротивляться. Похоже, Пелопс не очень пострадал, разве что на темени вздулась большая шишка. Солдаты надвигались на Блейда, Экебус, нахмурившись, поигрывал мечом. Разведчик шагнул на тропу.

— Не бойся, малыш, — сказал он, оборачиваясь к приятелю. — Не бойся! Я о тебе не забуду!

Пелопс в ответ только кивнул. В глазах его опять стояли слезы и, утирая их, он долго следил за рослой фигурой Блейда, пока тот не скрылся за поворотом тропы.






ГЛАВА 8


В Сарме утверждали: время точит скалы, но оно не властно над тайриной Пфирой. Легенда — созданная, вероятно, при содействии правительницы — гласила, что она появилась на свет не из чрева смертной женщины; она просто жила всегда, неподвластная возрасту, увяданию и смерти. Согласно древним законам, тайрина могла иметь столько любовников, сколько желала ее душа — в любой час и в любом месте страны. Ее возлюбленными могли быть и мужчины, и женщины; лесбиянство в Сарме, как и в памятной Блейду Меотиде, считалось вполне естественным и отвечающим человеческой природе. Таких слов, как «половое извращение», в сармийском языке не было.

Все это разведчик узнал от Пелопса, своего слуги, наставника и единственного друга. Где же он? Что с ним сделали? Сейчас, стоя перед правительницей Сармы и Высшим Советом жрецов, он снова чувствовал себя нагим, безоружным и беззащитным, как в первые минуты появления в этом мире. Ему уже было ясно, что никакой помощи от Зены ждать нельзя; его дальнейшая судьба и жизнь вновь зависели от благосклонности местной королевы и ее советников. Только на этот раз, в отличие от замка Крэгхед и палубы «Жаворонка», дела обстояли еще хуже: хотя тайрина проявляла к чужеземцу явный интерес, жрецы были настроены весьма враждебно.

Блейд находился в большом зале, широкие окна которого выходили на гавань. Вдоль мраморных стен шла высокая скамья, вырезанная из того же мягкого белого мрамора, одного из самых распространенных в Сарме строительных материалов. Трон тайрины высился на небольшом подиуме; перед ним широким полукругом располагались сиденья жрецов Высшего Совета — или, как называл его Пелопс, Совета Пяти.

Пока что Блейду было не вполне ясно, в каком качестве он тут очутился. Кто он? Пленник, раб или принц, муж тайриоты Зены? Он торчал посреди этого просторного зала уже добрых два часа, чувствуя, как от усталости подкашиваются ноги. Несмотря на серьезность ситуации, его одолевала скука. Кроме того, он злился, хотя на его спокойном лице никто не смог бы заметить и следов раздражения. Сейчас, пока он не обрел друзей и союзников во дворце, не стоило проявлять недовольство.

— Твой брак с тайриотой объявлен недействительным; ее изгнали из дворца, осудив к заключению на галерах.

Вот и вся полезная информация, которую удалось получить за эти два часа. Все! Это означало, что его план провалился, и путь наверх, к власти и безопасности, закрыт. Зена забыта, словно ее никогда и не было; ему придется принять новые правила игры.

Вымытый, аккуратно подстриженный и причесанный, одетый в короткую кожаную тунику и сандалии с ремешками, доходившими до колен, разведчик стоял молча, как было ведено; скрестив руки на груди, он смотрел в непроницаемые лица жрецов.

Эта пятерка облаченных в длинные черные балахоны старцев явно относилась к коренным жителям Сармы, о чем свидетельствовали узкие черепа, темные, широко посаженные глаза и безволосые лица; головы жрецов были чисто выбриты. На миг Блейду почудилось, что на него глядят не люди, а пять старых стервятников с торчащими из черных балахонов тощими шеями. Они очень раздражали разведчика.

Наконец Крид, глава Совета, поднялся, чтобы объявить приговор. Остальные, дружно подперев руками безволосые сморщенные подбородки, наблюдали. Торус, Бальдур, Автар, Одисс. Их зрачки, похожие на потускневшие агатовые пуговки, снова и снова кололи лицо Блейда; он почти физически ощущал исходившую от них неприязнь. Несомненно, эти древние пожиратели падали с большим удовольствием швырнули бы его в пылающее чрево Бек-Тора.

Крид взмахнул рукой:

— Через два дня, моя тайрина, прибывает Черный Оттос, владыка Тиранны, за ежегодной данью. И мы, как всегда, заплатим, потому что слишком слабы и не можем сопротивляться воинству заморской империи. Оттос получит обычный вес метита; потом в его честь будут устроены игры и жертвоприношения… — Жрец помолчал, поглаживая голый череп, затем откашлялся и продолжил: — Мы хорошо знакомы с его слабостями… да, слишком хорошо… И потому я предлагаю подарить ему этого чужеземца. Оттос будет доволен… Наигравшись с ним, он вернет чужеземца Совету, и мы принесем его в жертву Тору. Быть может, Тор, потрясатель земли и неба, услышит наши молитвы, окажет милость и избавит нас от Черного Оттоса навсегда!

Остальные члены Совета с удивлением уставились на Крида, затем склонились друг к другу пошептаться; сейчас они напоминали стайку черных воронов. Блейд, уже не первый раз за время пребывания в Сарме слышавший о заморском властелине, понял из речи Крида немногое; намек на слабости Оттоса весьма смутил его. Он поднял взгляд на тайрину.

Слухи не лгали — эта женщина не имела возраста. Высокая, с бледной чистой кожей и едва заметным румянцем на щеках, великолепно сложенная, гибкая, длинноногая. Ни одной лишней унции жира, ни единой морщинки на высоком лбу. Угольно-черные волосы уложены в высокую прическу, украшенную гребнями; в них огненными искрами сверкали рубины. Черные, похожие на ягоды терновника, широко посаженные глаза, тонкие брови, прямой, чуть длинноватый нос над изящно очерченным чувственным ртом. Губы были очень яркими, видимо — накрашенными, других следов косметики Блейд не заметил.

Нагрудника на тайрине не было; она сидела обнаженная до пояса, прикрытая лишь длинной белой юбкой с многочисленными складками, спускавшейся до щиколоток. Ее груди были на удивление невелики — как у совсем молоденькой девушки. Крепкие, мраморно-белые, они заканчивались удлиненными алыми сосками — очевидно, тоже подкрашенными.

Тайрина подняла жезл, лежавший у нее на коленях, — изящный, украшенный драгоценными камнями стержень — и указала им на Крида.

— Будь осторожней, старик! Твои слова сильно смахивают на измену! Да, мы платим дань Тиранне, и это мне не слишком нравится — как и любому на восточных берегах Алого моря. Но Оттос сильнее, и мы вынуждены подчиняться. Сейчас только дань и мирный договор между нашими странами защищают Сарму от вторжения тираннского флота. И ты знаешь, что Оттос давно ищет предлог для его разрыва… Он хочет захватить наши земли, источник драгоценного метита! — Пфира резко вздернула голову, и камни в ее гребнях блеснули, словно рдеющие угли. — А посему — чтобы я больше не слышала речей о том, что мы намерены избавиться от дани! Ты понял, жрец?

Крид низко поклонился.

— Смилуйся над своим рабом, великая тайрина! Я только подумал, что…

Пфира резко повернулась на троне, опалив старого жреца яростным взглядом.

— Хватит о политике, Крид! Мы должны решить другое дело! Вернемся к этому чужестранцу, подаренному нам морем. Пока что мне не очень нравятся твои предложения.

Блейд, напрягая воображение, старался вникнуть в этот спор и выловить что-нибудь, способное сыграть роль крючка с наживкой. По-прежнему с бесстрастным выражением на лице, он чуть подался вперед, поедая взглядом тайрину. Он понимал, что от черных стервятников-жрецов милости ему не дождаться, и владычица Сармы оставалась его последней надеждой. Нет, не заметно, чтобы эту мраморную Диану охватила внезапная страсть; во всяком случае, она умело скрывала свой интерес к чужеземцу.

Блейд снова перевел глаза на Крида, наблюдая за его мрачной, обтянутой пергаментной кожей физиономией. Сперва после отповеди Пфиры жрец выглядел озадаченным; затем по его губам тенью скользнула хитрая улыбка, и лицо сразу же приняло смиренный вид. Сухой голос старца зашелестел снова:

— Однако что еще делать с чужаком, моя тайрина? Почему бы нам не извлечь хоть какую-то пользу? К тому же он совершил много проступков. Как доносит верховный фадрант Экебус…

Блейд обвел взглядом лица остальных членов Совета. Старые вороны согласно закивали, милосердия в их сердцах было не больше, чем у гиены, пирующей над протухшим трупом.

Тайрина сердито хлопнула жезлом о ладонь.

— Хватит длинных речей, Крид! Мне надоело суесловие!

Крид угодливо поклонился.

— Но мы же ничего не решаем, великая тайрина… мы только советуем… Ты, мудрейшая, примешь окончательное решение. Однако не забудь о тех неприятностях, которые этот человек уже принес нам. Фадрант Моканас мертв, ибо Стражу Побережья пришлось убить его. По какой же причине? Потому, что Моканас замышлял заговор! — жрец воздел тощие руки к потолку. — Моканас! Верный из верных! А кто подстрекал его? Этот чужак! Экебус все доложил Совету. Этот безродный бродяга способен убеждать глупцов и обладает властью над душами людскими. Мы имеем тому доказательства!

Они связаны друг с другом, догадался Блейд, — этот стервятник Крид, глава Совета, и Экебус, гордец и честолюбец Чем же? Борьбой за власть? Пока не слишком понятно. И Пелопс, и Зена предупреждали его, что интриги оплели дворец, словно паутина — старый камин. Ясно одно: Крид является врагом уже потому, что его, Блейда, ненавидит Экебус.

Тайрина в задумчивости провела тонкими пальцами по бледной груди, и Блейда кольнуло вожделение; он почувствовал его внезапно, словно жаркий вихрь опалил его чресла. Странное дело! До сих пор эта мраморная статуя не вызывала у него желания — как, вероятно, и он у нее. Может, теперь что-то изменится? Его дорога к свободе и власти проходила через опочивальню Пфиры, в этом сомневаться не приходилось. И вряд ли ему грозит отказ… По древним законам Сармы владычице страны следовало произвести на свет как можно больше отпрысков, естественно — девочек, чтобы сохранить и укрепить династию. Каждый год по дитю — это считалось вполне обычным. Взамен тайрина получала возможность удовлетворять собственные прихоти.

Их глаза встретились. Блейд, не мигая, смотрел в бледное лицо тайрины, но ее ответный взгляд был спокоен и холоден. Кажется, его мужское обаяние еще не растопило этот лед… Необычный случай! Он почувствовал укол страха, ибо самое мощное оружие его арсенала не действовало.

Впрочем, не все еще потеряно — тайрина тоже изучала его. Затем губы женщины дрогнули, и Блейд заметил проблеск интереса в ее агатовых зрачках. Ему даже почудилось, что Пфира едва заметно кивнула, хотя он не был полностью уверен в этом. С облегчением переведя дух, разведчик приосанился и гордо поднял голову. Возможно, льды тронулись?

Внезапно тайрина произнесла:

— Я приняла решение, — ее ладонь снова скользнула по обнаженной груди, — Этот чужеземец, выброшенный на побережье Алого моря, отныне находится под защитой моего дома. Таков древний обычай гостеприимства.

Крид проворчал:

— Есть и другой обычай, моя тайрина — посвящать пришельцев богу. Кроме того, подумай, каким отличным подарком стал бы этот бродяга для Черного Оттоса!

Один из жрецов, Автар, тоненько и мерзко хихикнул. Крид, казалось, готов был испепелить его взглядом.

Тайрина вдруг широко улыбнулась.

— Я подумала, Крид, и решила, что тоже не откажусь от такого подарка!

Словно тяжкий камень свалился с души разведчика, когда смысл ее слов дошел до него. Он победил! И постарается ублажить великую Пфиру, а там… там будет видно. Во всяком случае, ему дарована отсрочка.

Слова тайрины как будто не удивили Крида; пожалуй, старый жрец давно понял, к чему идет дело, однако не собирался подсказывать Пфире решение. Доводы рассудка ничто перед капризом женщины, но долг повелевал изложить их обстоятельно и до конца, что Крид и выполнил. Прикрыв ладонью рот, разведчик усмехнулся. Итак, все соответствовало тому, что рассказывал Пелопс: сармийцы были отъявленными формалистами, и если требовалось соблюсти каждую букву закона, они не жалели на это времени. Затем следовал апофеоз: тайрина приказывала, и подданные подчинялись без звука.

Крид, однако, спросил:

— А как же Тарсу, моя владычица? Такой удар для него… Мне казалось, что ты очень довольна этим слепцом…

Пфира нетерпеливо махнула скипетром, и ее жест сказал искушенному взгляду Блейда больше, чем долгие речи. За фасадом бесстрастной надменности скрывалась женщина! Непостоянная, капризная, изменчивая, как весенний ветер, — и очень опасная, ибо в ее руках находилась власть над страной. Он почувствовал, как спины коснулся легкий озноб.

— Тарсу неплох, очень неплох, — наконец произнесла тайрина. Глаза ее остановились на широких плечах Блейда, на его мускулистых руках и мощной груди, и владычица едва заметно улыбнулась. Почти улыбнулась! На самом деле лишь губы ее чуть дрогнули, явив взгляду разведчика ряд ровных жемчужных зубов.

— Тарсу неплох и хорошо послужил мне, — повторила она, — но мне уже становится скучно. И я никак не могу зачать от него! — Этот чужак, — жезл вытянулся в сторону Блейда, — по крайней мере, необычен. И он не лжет!

Блейд с трудом подавил ироническую усмешку. Не лжет! Хорошо, если она так думает. Конечно же, он лгал, но весьма правдоподобно. И еще — каким-то шестым чувством он угадывал следующий ход в игре, делая это умело, мастерски, профессионально. Интуиция, обостренная неукротимой тягой к выживанию, редко подводила его; и сейчас он чувствовал, что первый раунд остался за ним.

Пфира продолжала говорить, мерно покачивая скипетром.

— Чужеземец рассказывал, что судно, на котором он плыл вместе с братом, попало в шторм и было выброшено на берег. Это правда! Вы помните страшную бурю сорок дней назад? Мы тогда потеряли много кораблей.

Конечно, это было чистым совпадением, но Блейд молчаливо вознес благодарность и злому Тору, и доброму Беку; один из них вовремя устроил шторм, а второй — смягчил сердце тайрины.

— У него в самом деле был брат, — продолжала Пфира, — ибо мы получили сообщение о втором чужеземце. К несчастью, он не смог выбраться на берег, его унесло в открытое море. Там его схватили пираты, а затем высадили с корабля и оставили умирать в краю Пылающих Песков.

Блейд, пораженный, судорожно перевел дух. Когда его вели сюда, Экебус строго наказывал молчать — под страхом немедленной смерти. Однако сейчас он не мог сдержаться и воскликнул:

— Мой брат?! О, великая тайрина, ты говоришь, что Джеймс жив? Неужели это правда? — Впервые за пять с лишним недель Блейд услышал о том, что русский агент тоже оказался здесь — в Сарме или в каких-то сопредельных странах.

Пятеро жрецов с холодной ненавистью воззрились на него, злобное удовлетворение читалось на их лицах. Чужак заговорил, нарушая древний закон! Чернорясые стервятники уже вдыхали горелый запах его плоти.

Но Блейд смотрел только на тайрину. В ее темных глазах мелькнуло нечто похожее на сочувствие.

Крид поднялся и вытянул тощую руку в сторону святотатца:

— Он должен немедленно умереть, моя тайрина! Жаль, конечно… Черный Оттос получил бы большое удовольствие.

Пфира раздраженно отмахнулась от старика.

— Хватит, Крид! Формальности хороши, когда надо снять кому-нибудь голову, но сегодня я уже устала от них! Пока что Сарма под моей рукой, и мне решать, умрет он или останется жить.

Жрец побледнел, однако сдаваться не собирался:

— Но он заговорил! В присутствии Совета! В твоем присутствии, великая! Без разрешения! Ты знаешь закон — это кощунство! Никто, ни один человек не может нарушить закон, даже…

Правительница перебила его, гневно повысив голос:

— Довольно, Крид! Ты слишком много себе позволяешь! Ты намерен учить меня, тайрину Сармы, законам? Ты забыл, кто устанавливает их?

— Но, моя тайрина, я…

Однако Пфира уже не обращала внимания на жреца. Блейд, скользнув быстрым взглядом по старческому лицу, заметил блеск удовлетворения в антрацитовых глазах. Странно, но Крид выглядел как человек, добившийся своего. Был ли он доволен тем, что Пфира нарушила закон? Ее, казалось, это не беспокоило.

Тайрина поднялась и вытянула свой сверкающий камнями жезл в сторону чужестранца. Придерживая свободной рукой длинную, почти до пят, юбку, расписанную золотыми арабесками и туго обтягивающую стройные бедра, она повелела:

— Подойди ближе, странник!

Блейд с готовностью шагнул к трону, разобрав злобное шипение жрецов за спиной.

— Ты должен ползти ко мне на коленях, чужеземец!

Такой способ передвижения разведчику не нравился, но выбирать не приходилось. Смирив гордость, он встал на колени, не опуская, однако, головы и глядя прямо в лицо властительницы. Их безмолвный поединок продолжался довольно долго, и женщина первой отвела взгляд. Затем снова подняла глаза и слегка кивнула.

— Настоящий великан, — тон ее был довольным. — Но хотя ты почти вдвое больше бедняги Тарсу, я думаю, что тебе будет нелегко справиться с ним. Мы проявим справедливость… — она призадумалась на миг, — и ты, как и он, превратишься в слепца.

Ледяной холод коснулся сердца разведчика. Неужели ему выжгут глаза? Нет, непохоже… Лицо тайрины не предвещало такого исхода. Отбросив тревожные мысли, он спросил:

— Мой брат, великая тайрина! Ты сказала, что он жив?

Где он? Как до него добраться? Каким образом уничтожить? Эти вопросы стали сейчас первоочередными, опрокинув все планы Блейда. В конце концов, он прибыл сюда не услаждать местную Клеопатру, а свернуть шею агенту русских!

— Я не говорила, что он выжил, — ровный голос Пфиры прервал его мысли. — Я знаю лишь то, что пираты бросили твоего брата в Пылающих Песках. Там нет воды, а солнце печет страшнее, чем огонь в чреве Бек-Тора.

Сзади до Блейда донеслось злобное шипение жрецов. Кажется, Совет с редким единодушием желал, чтобы он разделил участь брата.

Не отрывая взгляда от Пфиры, разведчик выпрямился, голос его окреп, слова звучали уверенно и смело.

— Я должен найти своего брата Джеймса, великая тайрина. Всю жизнь мы были неразлучны, и я не могу бросить его в этом огненном пекле. Если существует хотя бы малая надежда, что он жив, я обязан идти за ним. Прошу твоей милости…

Жрецы за спиной Блейда закудахтали, словно наседки над лакомым червяком. Тайрина снисходительно улыбнулась:

— Посмотрим. Пока ты меня не убедил, но… посмотрим! Раз ты просишь моей милости, напомню, что ее надо заслужить. Но сначала исполни требование закона — мужчина, призванный на ложе тайрины Сармы, должен сразиться со своим предшественником.

Блейд, по-прежнему стоя на коленях, не отрывал взгляда от бледного лица владычицы, почти физически ощущая, как зрачки пятерки старых стервятников буравят ему спину. По большому счету он был доволен. Его не собирались подвесить нагишом в железной клетке, как в альбийском замке Крэгхед, или обкорнать снизу, как в монгских степях; ему не угрожали даже сомнительные зелья, коими попотчевала его когда-то снежная красавица Аквия. Правда, странные склонности Оттоса тревожили разведчика, слишком напоминая обычаи Меотиды, но Пфира, похоже, собиралась уложить его в свою постель, приготовив императору Тиранны иные подарки. Нет, судьба определенно благоволила ему!

Вдруг тайрина нахмурилась, подозрительно глядя на Блейда; разведчик уловил угрожающий блеск ее глаз и понял, что ей в голову пришла какая-то неприятная мысль. Привстав в кресле, она тихо, почти не разжимая губ, произнесла:

— Считаешь ли ты меня желанной, пришелец? — в голосе ее слышались одновременно и насмешка, и угроза. — Понимаешь ли ты, какую великую честь я оказываю тебе?

Блейд почувствовал, что перед ним разверзлась пропасть; один неверный шаг, и… В своем роде эта женщина была столь же жестокой, как альбийская королева Беата или Садда, принцесса монгов. Неужели она что-то заметила? Ревнует к Зене, собственной дочери?

Он усмехнулся, стараясь вложить в эту улыбку все свое обаяние.

— О, моя повелительница! Конечно, я не достоин такой чести, хотя желаю тебя больше всего на свете… возможно, больше, чем увидеть своего брата живым. Это все, что я могу сказать. — Он заглянул в непроницаемые агатовые зрачки, — Но как быть с этим Тарсу? Я не понимаю… Для воина позорно расправиться с беззащитным слепым калекой…

Пфира ободряюще похлопала его по плечу скипетром.

— Вполне вероятно, чужестранец, тебе и не удастся этого сделать. Тарсу уже прикончил трех претендентов на свое место. Тебя он тоже может убить, — она откинулась на спинку кресла, изучая чернобородого великана, стоявшего перед ней на коленях, — Но если он тебя убьет, я буду долго сожалеть об этом.

Нельзя сказать, чтобы это замечание вдохновило Блейда. Все еще не понимая, что же ему предстоит, разведчик спросил:

— Но как же я могу сражаться со слепым на равных?

— Скоро увидишь, мой воитель.

Тайрина повернулась к Криду.

— Устрой все, старик, и поторопись. Мне не терпится узнать, кто сегодня вечером разделит со мной ложе — Тарсу или этот странник… кажется, его зовут Блейд?



***





Ему даже не позволили взглянуть на будущего соперника. В сопровождении надежной охраны разведчик был доставлен в подземелье, расположенное под трибунами большого столичного ристалища; его стены из белого камня уходили ввысь футов на пятьдесят. Блейда не заковали в цепи, однако из длинной узкой камеры, куда его втолкнули стражи, бежать было невозможно. Воздух здесь пропитывал запах нечистот и пота; зловоние казалось невыносимым.

Пока Блейда вели по длинным коридорам, ушей его коснулась целая какофония звуков — крики, вопли, рыдания, истерический смех и угрозы. Он надеялся увидеть Пелопса, но не разглядел никого и ничего в темноте забранных решетками ниш, за которыми скрывались узники. Теперь, когда разведчик очутился запертым в тесной каморке, его охватило уныние; невольно он подумал, что у маленького учителя в настоящий момент больше шансов выжить, чем у него самого.

В камеру принесли еду, довольно основательный кусок мяса, и Блейд, несмотря на витавшие в воздухе отвратительные запахи, с аппетитом поел. Затем появились Экебус и Крид. Верховный фадрант и верховный жрец. Склонив головы друг к другу, они о чем-то шептались, словно два заговорщика. Возможно, так оно и было. Что обсуждала эти парочка? Что связывало этих столь непохожих и, казалось бы, далеких людей? Блейд не знал. Но сейчас такие проблемы не заботили его; он должен был прикончить человека и остаться в живых. Убить врага в полной темноте.

Экебус с видимым удовольствием разъяснил ситуацию, уставившись на Блейда холодными злыми глазами. Крид, стоявший у фадранта за спиной, время от времени согласно кивал и хмыкал, потирая сухие ладошки.

— Ты — крепкий мужчина и отличный боец, — с ухмылкой говорил Экебус. — Ты — не какой-нибудь низкорожденный раб, и не захочешь иметь преимущества перед слепцом. А посему ты будешь драться с этим Тарсу в темноте, такой же незрячий, как и он. Это честная схватка!

Блейд поскреб бороду и сердито посмотрел на фадранта.

— Оружие?

Экебус злобно кивнул на мощные плечи Блейда.

— Для тебя — только руки. У Тарсу будет меч, он ведь намного слабее тебя и надо уравнять шансы. Надеюсь, ты не собираешься отказаться от поединка?

— Он не может отказаться, — заверещал Крид. — Веление тайрины! Он должен заслужить честь взойти на ее ложе.

Экебус еще раз оглядел могучую фигуру Блейда и подергал себя за бородку, на сей раз — аккуратно подстриженную и напомаженную. Что-то странное чувствовалось в нем сегодня. Лицо фадранта, обычно застывшее в холодном спокойствии, вдруг кривила какая-то хищная усмешка; потом он с заметным усилием вновь принимал бесстрастный вид.

Экебус сказал:

— Ты волнуешься? Почему же? У тебя все идет куда лучше, чем я думал. Конечно, Зену тебе не видать, ее отправили на галеры. Но вместо тайриоты ты можешь получить саму тайрину! Поверь, замена того стоит!

Блейд решил немного поддразнить Стража Побережья.

— Ты тоже потерял Зену, фадрант. Если она прикована к веслу на галере, то не достанется ни тебе, ни мне. Но я успел познать ее любовь, а ты не понюхал даже обглоданных костей!

Фадрант, однако, пропустил издевку мимо ушей; обменявшись с Кридом взглядом, он расхохотался. Старец вторил ему тонким дискантом.

Наконец Экебус сказал:

— Ты прав, Блейд, я не понюхал даже костей. В Сарме, однако, еще много такого, чего ты не понимаешь и не поймешь никогда, — на его губах вновь появилась волчья усмешка. — Ладно, хватит болтать! Ты идешь сражаться, так запомни — никому еще не удавалось победить судьбу.

Экебус отвесил разведчику небрежный поклон и хлопнул в ладоши, вызывая стражу. Блейда вытолкали из камеры и погнали на огромную арену, со всех сторон окруженную рядами беломраморных ступенек. Он быстро прикинул, что здесь могло разместиться не меньше ста тысяч человек,

Ристалище покрывал слой песка; в самом его центре находился люк с вделанным в крышку железным кольцом. Блейд наблюдал, как рабы, которых подгоняли фадриты, отвалили тяжелую плиту, открыв черный провал с каменной лестницей, уходившей вниз, в полумрак. Экебус показал на нее мечом.

— Спускайся вниз, сьон Блейд. И поторопись! Тарсу уже ждет тебя.

Разведчик заколебался.

— Мне нужно время, чтобы глаза привыкли к темноте. Тарсу в этом не нуждается, он слепой. Вспомни, ты говорил о справедливости, фадрант.

— И я тебя не обманывал, чужеземец. Все предусмотрено. Тайрина велела, чтобы схватка велась честно, — губы Экебуса скривились в высокомерной ухмылке, затем он кивнул рабу: — Ну-ка, Шефрон, проводи его.

Раб по имени Шефрон, угрюмый мужчина лет тридцати, облаченный только в кожаный передник, подошел к ним. На шее у него болтался медный ошейник, иссиня-бледное лицо пересекал шрам. Блейд с отвращением посмотрел на него. Палач! Он в этом не сомневался. Голос у Шефрона был хриплым, и выглядел он словно покойник, час назад восставший из гроба.

Подойдя ближе, раб взял Блейда за руку; его холодные цепкие пальцы казались хваткой смерти. Разведчика передернуло.

— Пошли, сьон, — буркнул палач, — я провожу и все объясню тебе. Но идем быстрее. Тарсу и в самом деле заждался.

Блейд последовал за этой страшноватой фигурой вниз по лестнице; он спускался все ниже и ниже, в сгущавшуюся тьму. Где-то под ними возник мерцающий свет. Они продолжали спуск.

Наконец ступени кончились — в узкой камере, скудно освещенной единственным факелом. Блейд огляделся. Каморка была пуста и выглядела неприветливо. Три стены — каменные, четвертая — явно деревянная; до низкого потолка можно было дотянуться рукой. Шефрон, что-то бормоча под нос, подошел к деревянной стенке и постучал.

— Тарсу, ты готов?

В ответ раздался низкий грубоватый голос:

— Готов!

— Держи руку на перегородке, и ты почувствуешь, когда она начнет подниматься

— Хорошо Только кончай болтать и приступай к делу!

Хмурый бледный раб повернулся к Блейду и показал на деревянную стенку, затем — на тускло мерцавший факел.

— Ты, наверно, уже все понял, сьон? Я заберу факел с собой, поднимусь по лестнице и закрою люк. Ты останешься здесь в полной темноте, — он мрачно усмехнулся. — Да, будет темно… как в брюхе у Тора. Ни единого лучика света.

Блейд кивком укачал на перегородку.

— И потом ты поднимешь ее?

— Да, сьон. Мы поднимем ее, и ты окажешься наедине с Тарсу. В полном мраке, — Шефрон покачал головой. — Я не завидую тебе, сьон. Думаю, что больше не увижу тебя живым.

Тарсу нетерпеливо стукнул в стену кулаком.

— Посмотрим, — разведчик пожал плечами и задумчиво поглядел на перегородку, скрывавшую слепого противника. — Никому еще не удавалось победить судьбу.

Вытащив из железного кольца факел, Шефрон поспешил к лестнице. Вскоре разведчик остался один, в темноте; лишь высоко наверху виднелось светлое пятно люка. Он шагнул к перегородке и осторожно лег рядом на каменный пол. Прислушался. Положил ладонь на холодные осклизлые доски. Полная тишина. Издалека долетел резкий скрежет камня о камень, и светлое пятно исчезло: Шефрон закрыл люк.

Полный, абсолютный мрак. Блейд затаил дыхание и почувствовал, как деревянная перегородка медленно поползла вверх.



***





Шероховатая поверхность неторопливо скользила под пальцами Блейда куда-то в темноту; затем раздался слабый стук, и снова воцарилась тишина. Мрачное подземелье, чистилище, со слепым демоном, поджидающим в засаде… Сумеет ли он выбраться отсюда? Блейд затаил дыхание.

Вокруг — по-прежнему мрак и тишина; он мог полагаться на слух не больше, чем на зрение. Но запах, запах… Он явственно ощущал его — слабый запах пота… Близко. Очень близко. Слишком близко!

Меч со свистом рассек воздух прямо над его головой. Тарсу стоял рядом, ощупывая стену над распростертым на полу противником.

Блейд перекатился на бок, и в то же мгновение клинок, высекая искры, звякнул о каменный пол. Интересно, как у этого Тарсу с обонянием? Способен ли он тоже учуять запах врага?

Встав на четвереньки, разведчик метнулся к стене напротив и опять распластался на каменных плитах. Сделал глубокий вдох и задержал дыхание, пока не зазвенело в ушах. Он не представлял, далеко ли тянется это подземелье; он был уверен лишь в одном — лестница находится у него за спиной и до нее футов десять. Спускавшийся вниз проход был узким, мечом там не помашешь… Это может помочь, решил Блейд, если удастся заманить Тарсу на ступеньки.

Он подумал, что такой тактический ход стоит приберечь напоследок; сейчас ему хотелось добраться до меча.

Вдруг что-то с грохотом ударило в пол, но разведчик не шевельнулся, стараясь дышать как можно тише. Старый фокус! Тарсу бросил камень, рассчитывая, что противник выдаст себя. Блейд угрюмо усмехнулся, вжимаясь в холодный пол; такие хитрости его не пугали.

Снова запах пота. На этот раз — с какой-то примесью… Жир, масло? Похоже на то…

Блейд опять скользнул в сторону, перемещаясь на локтях и коленях, словно огромный краб-капид. Вовремя! Меч ударился в стену, выбив сноп искр, разлетевшихся, словно яркие метеориты в темном ночном небе. Тарсу вскрикнул от злости и разочарования, Блейд же резко бросил тело вперед, целясь ногой в невидимую точку в трех футах от искр.

Он не промахнулся; его босая ступня задела бедро противника, и тот со стоном упал, опустив клинок. Металл звякнул о камень.

Оба молчали. Блейд, навалившись на слепца, пытался использовать свое преимущество в весе и силе. Тарсу, значительно уступавший ему ростом, оказался жилистым и выносливым; он боролся с яростью и звериным неистовством, поразившим разведчика. Кроме того, тело слепца действительно покрывал жир, и Блейду никак не удавалось захватить его руку с мечом. Оттолкнув нацеленный в горло клинок, он попытался прижать Тарсу к полу, но тому удалось вырваться.

Теперь слепец попробовал достать горло Блейда зубами, но разведчик неожиданно и резко двинул головой; хрустнула кость, пахнуло хлынувшей из носа кровью. С воплем боли Тарсу ухватил врага за бороду, с корнем выдирая пучки волос и пытаясь замахнуться мечом. Внезапно его колено дернулось, и у разведчика на миг перехватило дыхание от сильного удара в пах. Он, тем не менее, продолжал сжимать обеими руками скользкую кисть слепца, пытаясь выкрутить ее и завладеть мечом, царапая ногтями маслянистую кожу. Рыча, противники перекатывались по холодному каменному полу, словно сцепившиеся в смертельной схватке тигр и леопард. Блейд не отпускал руку Тарсу; наконец тому пришлось разжать пальцы и отбросить меч. Лязгнул металл, разведчик, швырнув слепца на пол, ринулся на звук. Тарсу, однако, вцепился в него словно клещами и, дотянувшись до меча, толкнул свое оружие дальше в темноту; видимо, он неплохо ориентировался в подземелье и рассчитывал быстро найти клинок.

Скрипнув зубами, Блейд нанес мощный удар ребром ладони, но лишь задел челюсть слепца. Тарсу со всхлипом втянул воздух и отшатнулся; разведчику показалось, что враг упал на спину. Он пошарил по полу перед собой. Ничего! Ничего, кроме капель теплой жидкости — крови, смешанной с потом и маслом.

Разведчик сделал шаг назад и постарался выровнять дыхание; шум мог выдать его. Тарсу тоже не двигался, и в подземелье воцарилась тишина. Тишина и мрак.

Затем раздались легкие шлепки и шорох — слепец шарил по полу в поисках меча. Блейд, снова опустившись на локти и колени, бесшумно пополз в сторону звуков. Добраться бы до горла этого ловкача… тогда ему не выскользнуть… минута — и делу конец…

— Ха! — радостный возглас прервал его размышления. Звук металла, царапающего камень… Тарсу все-таки нашел меч! Блейд остановился, потом попятился назад.

Дыхание его успокоилось. Очень медленно, дюйм за дюймом, он стал поворачивать к лестнице в углу подземного зала. Сначала его ладони коснулись стены, потом разведчик ощупал шероховатую поверхность камней и грубые швы между ними. Если бы он мог вырвать одну из этих глыб! Известковый раствор крошился под пальцами, но каменные блоки сидели прочно.

Блейд находился уже рядом с лестницей, когда очередной камень под его ладонью дрогнул. Этот обломок, едва державшийся в кладке, был размером примерно в два его кулака. Основательный булыжник! Блейд рывком выдернул его, не обращая внимания на шорох осыпающейся штукатурки, и встал. Теперь у него было оружие.

Тарсу внезапно расхохотался и заговорил — в первый раз с начала схватки. Его гулкий голос, эхом прокатившийся под сводами зала, долетел откуда-то из темноты.

— Значит, ты добрался до лестницы! Как и все остальные! Думаешь, мне трудно размахнуться там мечом? Ошибаешься! Ошибаешься, чужак!

Слепец двигался легко, едва касаясь босыми ногами каменных плит пола; видимо, он чувствовал, где находится враг. Блейд шагнул на первую ступеньку, поднял камень. Нет, он не станет бросать его… рано, слишком рано! Если просто швырнуть камень, ориентируясь по звуку, промах почти неизбежен. Надо ждать… Затаиться и ждать…

В темноте родился какой-то ритмичный свист, хлесткий и острый. Прислушавшись, Блейд усмехнулся. Похоже, нервы у Тарсу начали сдавать; его отчаянно тянуло к лестничному проему, к затаившемуся там противнику, и в то же время он боялся встречи. Замерев, прижавшись к стене, Блейд почти зримо представил себе, как слепец стремительно полосует воздух мечом. Вверх-вниз, вправо-влево, затем выпад вперед. Снова вверх-вниз, вправо-влево… Вжик-вжик, вжик-вжик… Если клинок попадет в цель, тяжелой раны не избежать… Блейд крепче стиснул камень.

Теперь Тарсу молчал, продолжая посвистывать клинком. Блейд поднялся на следующую ступеньку, вытянул руку, прикидывая ширину пролета. Щель была узкой, ярд с четвертью или полтора; настоящий каминный дымоход, подъем по которому доступен опытному скалолазу.

Он снова почувствовал запах Тарсу, и сразу же наступила полная тишина; свист рассекающей воздух стали прекратился. Затаившись во мраке, слепец слушал и ждал, готовый нанести смертельный удар. Видимо, он успокоился, загнав врага в щель лестничного пролета — из этой ловушки еще никто не уходил живым.

Блейд прижал булыжник к груди. Только бы не уронить! Он уперся спиной в холодную шершавую поверхность, осторожно согнул ногу в колене и вытянул ее, коснувшись противоположной стены. Старый растрескавшийся шов, прекрасная опора для пальцев… Он оттолкнулся и полез вверх, обдирая лопатки о камень. Переставил одну ногу, затем вторую, поднялся на полфута, фут, полтора… Минута — и он повис над лестницей на высоте двух ярдов. Вполне достаточно, чтобы нанести удар! Тарсу скорее ткнет мечом вниз, полагая, что враг распластался на ступенях.

От напряжения икры начала сводить судорога; Блейд висел над узким проходом, стискивая свой камень и стараясь не дышать. Где-то внизу плыл во мраке клинок в чуткой руке слепца-убийцы, фаворита тайрины, над которой само время было не властно… В этот час она ждала в своих покоях, глядя на дверь и гадая, кто войдет в нее. Она любила маленькие неожиданности, и потому слугам был отдан приказ, чтобы ей не сообщали об исходе схватки. Она узнает об этом, когда откроется дверь…

Сейчас! Время пришло! Запах Тарсу ударил разведчику в ноздри, едкий и острый запах смазанного жиром тела. Слепец был совсем рядом, где-то внизу, в темноте. Свистнул меч, и Тарсу довольно заворчал; он не сомневался в успехе. Противник затаился на узкой лестнице, у люка; дальше отступать некуда, сейчас он настигнет этого чужака и парой хороших ударов закончит дело.

Непрочная штукатурка треснула под ступней Блейда, зашуршала, и он, царапая спину, соскользнул на пару дюймов. По-видимому, осколки попали Тарсу в лицо; слепец вскрикнул — отчаянно, яростно — и занес клинок над головой. Его острие вонзилось в икру Блейда, потом затылок Тарсу скользнул по бедру, и разведчик с силой опустил камень. Ему не удалось разбить череп врага, но мощный удар перебил плечевую кость и ключицу; Блейд почувствовал, как кровь оросила его руки. Взвыв от боли, слепец выронил меч, и клинок, грохоча о ступени, покатился вниз, в темноту. Тарсу упал.

Блейд обрушился на него, пытаясь обхватить шею скользкими от крови пальцами. Сцепившись, они упали на лестницу; содрогаясь от боли и страха, Тарсу бился, как разъяренный зверь. Внезапно он вонзил зубы в плечо Блейда, едва не дотянувшись до горла. Зарычав, разведчик еще крепче прижал врага к ступенькам; его ладонь шарила по затылку слепца в тщетной попытке ухватить клок волос — как у многих мужчин в Сарме, череп Тарсу украшал лишь редкий пушок. Наконец, просунув локоть под челюсти слепца, Блейд стал пригибать его голову вниз, стараясь ударить о каменные плиты. Тарсу уже не мог сопротивляться. Удар, треск разбитой кости… Еще раз, еще… Блейд в исступлении молотил безвольное тело о камень, пока кровь и мозг не залили его руки.

Это привело его в чувство; он отшвырнул труп и поднялся, ощупывая свою рану. Клинок слепца рассек кожу чуть ниже колена, и было ясно, что эта царапина не угрожает серьезными неприятностями. Однако из нее продолжала сочиться кровь. Блейд ощупал тело Тарсу и, сняв с него ремень, наложил жгут над раной. Кровотечение почти остановилось; боли он не ощущал. Затем, пошарив в темноте, он подобрал валявшийся на полу меч.

Сжимая в руке клинок и держась за стену, Блейд поднялся по лестнице и грохнул рукоятью меча в крышку люка. Затем набрал полную грудь воздуха и рявкнул так, что, казалось, вся Сарма должна была его услышать:

— Эй, открывай! Да поживее!

Наверху послышался шум; ему аккомпанировали ворчанье, крики, проклятия и свист кнута. Медленно, очень медленно каменная крышка люка отвалилась, и хлынувший свет на миг ослепил Блейда. Перепрыгнув последние ступеньки, он выскочил на арену, не обращая внимания на сочившиеся из раны струйки крови; если понадобится, он был готов вступить в бой.

Однако никто не посягал на его свободу. Вокруг маячили лица стражей, глядевших на победителя с благоговейно-испуганным выражением; толпившиеся в стороне рабы тихо перешептывались, и даже угрюмый взгляд Шефрона словно бы потеплел. Расталкивая фадритов, Блейд направился туда, где стояли Крид с Экебусом, окруженные кольцом охраны; на их физиономиях читалось явное разочарование. Разведчик опустил окровавленный меч и усмехнулся.

— Надеюсь, я не заставил тайрину долго ждать? — сказал он, потирая плечо, еще хранившее следы зубов слепца.

Верховный жрец поскреб подбородок сухими костлявыми пальцами и кивнул победителю:

— Значит, ты справился с Тарсу… Не думал я, что такое возможно, — он нахмурился. — Неужели Бек-Тор помог тебе? Очень странно! Ты — чужак, и Бек-Тор — не твой бог… Однако…

Экебус что-то зашептал жрецу на ухо, и старик, будто поперхнувшись, внезапно замолчал. Выглядел он рассеянным и изумленным.

Фадрант же сохранил самообладание — по крайней мере, внешне. Он потеребил свою напомаженную бородку и с откровенной неприязнью сказал:

— Опять тебе повезло, мой удачливый сьон. Или Тарсу изменился? Ослаб, потерял боевой задор? Боюсь, мы этого никогда не узнаем…

Блейд насмешливо сверкнул глазами.

— Почему же, сьон Экебус? Когда-нибудь ты узнаешь все, обещаю тебе! А теперь, жрец, — он повернулся к старику, — выполняй приказ тайрины. Она ждет, так веди меня к ней!

Страж Побережья, насупив густые брови, отступил в сторону. Крид в растерянности переводил взгляд с него на Блейда, не решаясь что-нибудь предпринять. Наконец фадрант кивнул:

— Делай то, что он сказал, Крид, — его губы злобно искривились. — Не успел появиться в столице, как уже командует! Ладно, пусть тайрина потешится пару дней…

Он отвернулся от Блейда и рявкнул Шефрону:

— Спустись вниз и убери эту падаль! Живо! Пусть труп бросят в пасть Бек-Тора!






ГЛАВА 9


Ричард Блейд, вымытый, подстриженный и облаченный в белоснежную хламиду, благоухающий так, словно Счастливая Аравия излила на него все свои ароматы, с заботливо перевязанной раной под коленом, властной рукой распахнул тяжелую дверь и вошел в опочивальню тайрины. Окна просторной комнаты выходили на море и порт, из них тянуло терпкими запахами водорослей, соленой воды и смоленого дерева. Покой был почти пуст; только в центре его возвышалось широкое ложе, озаренное высившимися рядом канделябрами. На нем раскинулась нагая Пфира.

Взгляд женщины метнулся к двери, затем она довольно улыбнулась и, потягиваясь, словно кошка, закинула руки за голову. Дрогнули маленькие тугие груди, чуть порозовела мраморная кожа щек, пунцовые губы приоткрылись. Тайрина медленно провела ладонью по животу; ласкающим движением кончики пальцев спускались все ниже, ниже…

— Ты, Блейд… Значит, Тарсу мертв?

Разведчик кивнул и поклонился.

— Я пришел, моя тайрина. Вот ответ на твой вопрос.

Она похлопала ладонью по голубоватому покрывалу.

— Подойди сюда, Блейд… Сядь рядом и расскажи мне все. Как ты сумел справиться с ним? В подземелье под ареной Тарсу прикончил уже не одного соперника.

Блейд опустился на ложе. Он был сильно возбужден, кровь молотом стучала в висках, бледное прекрасное лицо женщины плавало перед ним в полумраке спальни. Еще не улеглась ярость после схватки, еще гнев охватывал его при одном воспоминании о высокомерном Экебусе, но не только это будоражило его. Что бы ни шептали в народе о возрасте тайрины, она была восхитительна! И Блейд страстно желал ее. Прямо сейчас, не откладывая ни на минуту, ни на секунду!

Разумеется, он надеялся получить и еще кое-что, но дарование прочих милостей зависело только от Пфиры. Разведчик коснулся нетерпеливой рукой маленькой изящной груди и ласково погладил теплый налитой плод. Алый сосок ожил под его пальцами, затвердел, и Блейд, наклонившись, поймал его губами, сжал, легонько покусывая. На мгновение женщина напряглась, замерла; потом, к его удивлению, резко отстранилась.

— Ты слишком дерзок и слишком нетерпелив, — заявила она — правда, без каких-либо признаков гнева. Не подпуская Блейда к себе, тайрина начала поглаживать лобок и грудь, которую он только что целовал. Вздохнув, разведчик постарался держать руки подальше. Быть может, слухи не лгут, и Пфира действительно находится в преклонном возрасте, хоть и выглядит лет на тридцать. Если так, ей надо время, чтобы подготовиться к любовной игре… Сам Блейд был давно готов, но помнил, что пламя в женщинах разгорается медленней; впрочем, в ожидании тоже была своя прелесть.

Возможно, существовали еще какие-то причины? Неторопливо поглаживая свою белоснежную кожу, тайрина заставила его во всех подробностях рассказать о поединке с Тарсу. Рот ее приоткрылся, она возбужденно вздохнула, слушая, как новый возлюбленный разбил голову слепца о каменные ступени. Блейд почувствовал недоумение — похоже, с таким же жадным интересом она внимала бы речам Тарсу, выпытывая подробности его собственной смерти. Скорее всего, повествование о кровавой схватке служило острой приправой к предстоящим наслаждениям.

Блейд смирился с этим. Как ни крути, бой в подземелье выиграл все-таки он, и Тарсу больше не скажет ни слова — никому и никогда. Теперь оставалось лишь достойно завершить день, выиграв схватку в постели; в противном случае его победа окажется пустым звуком.

Решив, что пора приступать к атаке, Блейд придвинулся поближе, сжал Пфиру в объятиях и впился в ее губы. Нет, он не дал бы этой женщине больше тридцати! И темперамента у нее хватало! Она сопротивлялась, как дикая кошка, и даже пыталась закричать. Он погасил этот крик поцелуем, нежно поглаживая ее лобок и раздвигая стройные бедра; потом приник губами к ее груди. Пфира начала молотить кулачком по могучему плечу возлюбленного,

— Остановись, Блейд! Что ты делаешь! Имей почтение… ты на ложе тайрины, не уличной девки… Не смей… о… о… о! — Она попыталась сдвинуть колени, но он был сильнее. — Я запрещаю, — Блейд… О… о!

Блейд шлепнул ее по щеке, и Пфира с изумлением уставилась на него, прекратив сопротивление. Вид у тайрины был потрясенный. Ее посмели ударить! И где! В собственной спальне!

— Клянусь, Блейд, я прикажу подвесить тебя на корм капидам!

— Потом! — Сейчас его не пугали угрозы. — Сначала я получу то, ради чего убил сегодня человека. И так, как захочу! Ваши способы любви не нравятся мне, тайрина, и этой ночью я постараюсь научить тебя кое-чему новому! — Он расхохотался. — Так, как научил твою дочь!

Агатовые зрачки женщины сверкнули, она гневно отпрянула. Блейд понял, что коснулся запретной темы и рассердил ее по-настоящему. Пусть! Сейчас она была в его власти.

Прикрывая ладошками груди, Пфира воскликнула:

— Ты нарушил закон, Блейд! Она наказана… изгнана! И никто не должен упоминать о ней! — тайрина снова попыталась вырваться из железных объятий. — Дай мне уйти. Или я позову стражу!

Желание и страсть бурлили в крови Блейда. Даже по земным меркам он был крупным мужчиной, а в Сарме выглядел едва ли не сказочным исполином. Он сбросил тунику. Искоса взглянув на него, Пфира испуганно вскрикнула — но совсем не для того, чтобы позвать охрану. Она скорчилась на ложе, в ужасе прижав руки ко рту.

— Нет, Блейд, нет… Не надо! Ты такой огромный… слишком большой… ты разорвешь меня напополам!

Блейд снова прижал ее к себе.

— Однако, — с насмешкой произнес он, — это будет прекрасная смерть. Ты заслужила ее, Пфира, — он ухмыльнулся и добавил, точно рассчитав дозу яда: — Думаю, Зена осталась бы мной довольна!

Он погрузил пальцы в ее лоно. И не очень-то ласково! Ему не внушала доверия эта мраморная, не имевшая возраста красота, и в то же время он страстно желал обладать телом Пфиры. Он помнил, что должен победить, покорить ее! Сейчас или никогда! Клинок плоти, подумал Блейд, иногда сильнее и надежней меча, выкованного из стали.

Она не позвала стражей. Он знал, что то была лишь пустая угроза, царственный каприз, и не собирался отступать. Обхватив тонкие лодыжки, Блейд раздвинул ноги женщины и высоко поднял их; миг — и теплые колени стиснули его плечи.

Лоно Пфиры было узким, влажным, трепещущим; тайрина слабо вскрикнула, когда он вошел. Блейд сделал несколько быстрых движений, и женщина замолчала, обхватив ногами его шею. Потом тонкие пальцы впились ему в бедра, они царапали, рвали кожу. Внезапно запульсировала и заныла рана, но он уже не обращал на это внимания.

Блейд относился к искусству любви с той же серьезностью, как и к другим занятиям. И сейчас он старался изо всех сил, памятуя, что ставкой в этой игре является его свобода, жизнь и успех дела. Он должен победить! Он не ослаблял натиска, невзирая на мольбы Пфиры о пощаде. Оргазм сотряс ее тело — раз, другой, третий, — но он не отступал. Женщина билась, потом замирала в изнеможении, стонала и хрипло вскрикивала — он не останавливался. Он знал, что эти минуты подарят ему власть — власть над Пфирой и ее страной; и чем бесспорней будет сейчас его победа, тем крепче — обретенное могущество

Он замер, выгибая спину, и со вздохом облегчения оросил ее лоно. Страсть излилась, экстаз прошел, изнуренные, бледные, они вытянулись на голубом покрывале, не в силах пошевелиться. Усталость обволакивала их, словно теплый невесомый туман, затягивая липкой пеленой сна

Блейд погладил Пфиру по плечу, и женщина, словно очнувшись, заговорила.

— Ты сокрушил меня, Блейд… Никогда бы не поверила — она вдруг прижалась к его плечу, шепнув: — Ты огромный, словно… словно жеребец!

Он понял, что победил! И теперь, когда ему выпал счастливый шанс, требовалось поскорее обратить победу в реальные милости. Из своего опыта Блейд знал, сколь многое может сделать женщина для человека, подарившего ей наслаждение. Но действовать надо осмотрительно и быстро. Он лежал на спине, все еще тяжело дыша; голова тайрины покоилась у него на плече, и сейчас не стоило нарушать эту идиллию. Нежно поглаживая покрытую испариной грудь Пфиры, Блейд сказал:

— Я хочу забрать во дворец Пелопса, моего слугу Ты отдашь его мне, повелительница?

Черноволосая головка Пфиры переместилась ниже; теперь она лежала, прижимаясь щекой к животу Блейда и разглядывая его фаллос. Размеры сего органа внушали уважение, и, по-видимому, во всей Сарме не удалось бы отыскать второго такого же экземпляра. Тайрина робко погладила его ладошкой.

— В твоей стране, Блейд, все мужчины такие?

Он улыбнулся.

— Многие еще больше и сильнее меня, — в этих словах была определенная доля истины, хотя и в родном измерении он считался крупным мужчиной.

Пфира исполнилась благоговения. Она вновь погладила поникший фаллос, затем поцеловала его. Блейд, преисполнившись благих надежд, повторил.

— Так что насчет Пелопса?

Пфира равнодушно кивнула.

— Я не против. Бери его, если Крид с Экебусом что-нибудь оставили тебе.

Услышав эти слова, он едва не взорвался от ярости. Однако затеянный им водевиль не стоило превращать в трагедию, и Блейд спросил с наигранным удивлением:

— Вот как? Но я не понимаю, что нужно верховному жрецу и Стражу Побережья от моего слуги?

Никакого результата, эта тема ее не интересовала. Горячие губы Пфиры прижались к его щеке, но Блейд, на девять десятых поглощенный любовной игрой, оставшейся частью сознания продолжал рассчитывать течение своей интриги.

Много позже, когда порозовевшая тайрина блаженно вытянулась рядом, он сделал очередной ход. Пелопс… Речь опять шла о нем.

— Крид пришел ко мне и попросил отдать этого раба, — прижавшись к груди Блейда, недовольным тоном сказала Пфира. — Я согласилась. Почему бы и нет? Одним рабом больше, одним меньше… какая разница! И я отдала его Экебусу и Криду.

Странно! Теперь Блейд был уверен, что не ошибся. Когда тайрина упомянула имя фадранта, голос ее дрогнул. Пожалуй, в нем даже послышалась нежность… Очень странно! Он задумался. Еще одна загадка! Чем Экебус мог заслужить милость владычицы Сармы? Кто он для нее? Бывший любовник? Но почему тогда он жив? Ладно, впереди целая ночь, и он успеет это выяснить; сейчас следовало разобраться с Пелопсом. Блейд приподнялся на локте, изобразив возмущение.

— Но эти двое замучат моего слугу! Станут его пытать, расспрашивать обо мне… А бедняга ничего не знает! Кроме того, что я сам ему рассказал.

Пфира кончиками пальцев провела по рельефным мышцам его груди.

— Наверно, ты прав. Ну и что? Возьмешь другого слугу. Хоть сотню!

— Я привык к этому. И он… он не просто мой слуга. Приятель… почти друг.

— Тогда постараемся вернуть его, — тайрина потянулась к свисавшему над ложем шнурку колокольчика. — Или хотя бы его останки.

Она дернула витой шнур, дверь тут же приоткрылась, и в опочивальне возник слуга в спадающем до пола голубом балахоне. Не обращая внимания на свою наготу, Пфира что-то приказала ему, и слуга исчез.

Вероятно, оказанная милость требовала немедленного воздаяния. Тайрина поцеловала возлюбленного и забралась на него верхом, так что ее маленькие груди свисали прямо над губами Блейда. Вздохнув, разведчик подумал, что эта женщина ненасытна; теперь она не боялась, что он разорвет ее напополам. Стараясь не выказать усталости, он приготовился к новому раунду любовной схватки.

Но Пфира оказалась проницательней, чем он полагал. Почувствовав некую заминку, она снова поцеловала его и спросила:

— Ты чем-то недоволен? Хочешь чего-нибудь? Говори, я выполню все. Такая ночь достойна награды!

— Я хотел бы получить корабль, — ответил Блейд, памятуя о своей главной задаче; с кораблем и надежной командой шансы обнаружить любимого братца резко повышались. — И еще… Позволь мне участвовать в играх, когда прибудет Черный Оттос.

Казалось, Пфира колеблется; потом она кивнула черноволосой головкой:

— Хорошо. Чего еще ты хочешь?

Блейд, с этого мгновения фадрант боевого корабля, решил, что не стоит просить слишком многого сразу. Он нежно улыбнулся своей тайрине, приподнял ее вверх, устроил поудобнее и позволил скакать так долго, далеко и быстро, как ей хотелось, до полного изнеможения. Когда она с довольным вздохом вытянулась рядом, он погладил ее локоны и сказал:

— Есть кое-что, о чем бы я хотел тебя спросить… Не из праздного любопытства, моя владычица, поверь… Если я останусь в Сарме, мне надо знать о таких вещах.

Она милостиво кивнула.

— Ладно, задавай свои вопросы. Но недолго… я сейчас усну, — тайрина потянулась. — Кажется, никогда в жизни я не испытывала такого сладостного утомления.

— Но я боюсь разгневать тебя, моя тайрина…

— О нет, Блейд, нет. Сейчас ничто не могло бы меня рассердить. Я отвечу тебе. Спрашивай.

Разведчик глубоко вздохнул и начал:

— Скажи, что связывает Экебуса и Крида? Я уверен, они плетут заговор. Но с какой целью? Чего они добиваются?

Пфира тихонько рассмеялась.

— Ну, это же так просто, мой могучий сьон… Конечно, они строят мне козни… о чем уже не раз доносили шпионы.

— И ты так спокойно говоришь об этом?

— Да, я позволяю им играть. Что за беда! В Сарме всегда было больше заговоров, чем жителей. Пусть хитрят, шепчутся, интригуют. Пусть… пока не начали действовать. Есть и кое-что еще… — она усмехнулась. — Знаешь, Крид и Экебус — любовники. Верховный жрец не может жить без Экебуса — а тот, я полагаю, милостиво позволяет старику обожать себя.

Так вот оно что! Блейд припомнил, что в Сарме любая форма сексуальных отношений считается нормальной. Однако он решил еще раз проверить это.

— Значит, ты говоришь, что старый Крид обожает фадранта? Наверно, для него это значит очень многое… гораздо больше, чем для Экебуса. Жрец уязвим, и ты можешь держать его в руках. Но если что-нибудь случится с фадрантом…

— Крид не вынесет такого горя, — ответила тайрина. — Начнет бить себя кулаками в грудь, наденет траур и, в конце концов, прыгнет в пылающую пасть Бек-Тора.

Блейд кивнул.

— Мне кажется, моя повелительница, я уже знаю одного твоего шпиона. И он шпионит за самим собой.

— И за Экебусом, — добавила Пфира. — Экебус нашептывает Криду, а Крид докладывает мне, желая спасти своего любовника, — тайрина приподнялась на локте, заглядывая в лицо Блейду. — Я хочу сказать тебе еще кое-что. Будь осторожен, когда в столице появится Черный Оттос. Фадрант в сговоре с ним, ибо Оттос обещал посадить его на трон Сармы. Оттос хитер, — она зябко передернула плечами, — и хочет, чтобы страной правил его человек.

Хотя Пелопс и рассказывал Блейду о политической ситуации в Сарме, новые откровения Пфиры удивили разведчика.

— Я помню, как ты оборвала Крида, когда жрец начал разговоры о Черном Оттосе, — задумчиво сказал он. — Ты напомнила ему, что следует быть терпеливым и…

Пфира приложила маленькую ладошку к его губам.

— … и хитрым. Да, все так. На словах каждый житель Сармы готов целовать следы Черного Оттоса… если хочет жить. Но в душе мы все бунтовщики и заговорщики… только в этом нельзя признаваться — на каждого моего шпиона Оттос имеет десяток. Теперь ты понимаешь, почему я частенько держу Экебуса вдали от столицы, на побережье капидов. Он не собирается служить Оттосу, когда захватит трон. Его заговор — обман… Он… он…

Тайрина вдруг спрятала лицо на груди возлюбленного и разрыдалась. Блейд, пораженный, ласково гладил ее хрупкие плечи, размышляя, что бы это значило. Она плачет! И о ком — об Экебусе, жестоком честолюбивом интригане! Здесь была какая-то тайна.

Пфира по-прежнему не поднимала глаз; властная, уверенная в себе владычица вдруг превратилась в обычную женщину, слабую и беззащитную. Сквозь слезы она пробормотала:

— Экебус не чистокровный сармиец… лишь наполовину… И только я, одна я знаю об этом.

Это было вполне очевидно, и Блейд не видел тут особых причин для горестных излияний. Он нежно обнял плачущую женщину, вопросительно приподняв бровь; впрочем, он почти предугадывал то, что сейчас услышит.

— Экебус — мой сын, — тихо произнесла Пфира. — Мой единственный сын, которого удалось сохранить… не спрашивай, чего это стоило. Если у тайрины рождается мальчик, его приносят в дар Тору… Все остальные мои сыновья сгорели в пасти бога, не прожив и трех дней… — Она вздохнула, вытерев ладошкой глаза. — С Экебусом вышло иначе. Много лет назад в Сарме появился воин из Моука — это далекая страна, дальше Пылающих Песков. Мы любили друг друга… очень недолго, но я никогда его не забуду. Он был настоящим героем… Сильный, умный и очень гордый. Сарма не понравилась ему, и он решил вернуться домой. Я плакала, мучилась, но не стала уговаривать его… я тоже была слишком гордой… или слишком молодой и глупой. Потом у меня родился сын, Экебус… Ему ничего не известно о родителях — лишь то, что они были благородными людьми… и никто не раскроет ему тайну… я приказала убить всех, всех! Блейд, теперь только ты и я знаем об этом. Мы вдвоем! — пальцы Пфиры впились в плечо разведчика, — Прошу тебя, молчи! Молчи, ради милосердного Бека! Фадранту ни к чему знать, чей он сын. Все равно по нашим законам ни один мужчина не может стать правителем страны.

— В том случае, — перебил ее Блейд, — если заговор потерпит неудачу. Но когда ты погибнешь, Экебус будет править здесь по воле Черного Оттоса.

— Недолго, — покачала головой Пфира. — У Оттоса есть сын, Джамар, которого он собирается посадить на трон Сармы. И тогда Экебуса убьют, словно простого раба… — в ее глазах опять блеснули слезы. — Наверно, я глупа, Блейд… эта мысль гнетет меня, и я ничего не могу с собой поделать… я не хочу, чтобы мой сын принял рабскую смерть на столбе… там, у моря, где ползают капиды… Значит, он не должен занять мой трон!

Блейд почти не слушал тайрину, строя новые планы. И хотя жизнь Экебуса значила для него меньше горсти песка, жалость к несчастной женщине на миг кольнула разведчика. Он крепко обнял Пфиру, ласково поглаживая по спине. Затем представил лицо фадранта, его черную бороду… Нет, Экебус был далеко не юноша! Сколько же тогда лет Пфире? Судя по всему, немало… В это было нелегко поверить — особенно сейчас, когда он гладил нежную белую кожу тайрины, смотрел в гладкое, без единой морщинки лицо и ощущал прикосновение маленьких крепких грудей и стройных ног. Эта женщина действительно не имела возраста…

— Ты всю жизнь приглядывала за Экебусом, — тихо сказал он, — защищала его и осыпала благодеяниями. Я полагаю, тебе не раз приходилось спасать его от последствий собственной глупости. Но он — взрослый человек, мужчина, и должен отвечать за свои деяния. Ты согласна?

Он с волнением ждал ответа, ибо почти не сомневался, что в конце концов убьет верховного фадранта. Как там сказал Экебус сегодня днем, перед поединком с Тарсу? Никому еще не удавалось победить судьбу… Правильное замечание.

Пфира слабо кивнула.

— Да. Но мне… мне все равно его жалко! Стрела и меч даруют быструю смерть, капиды же могут рвать тело приговоренного с рассвета до заката…

Внезапно новая мысль пришла Блейду в голову, и он испытующе поглядел на тайрину:

— Ты уверена, что Криду ничего не известно?

Снова кивок.

— Истина известна только нам с тобой, Блейд. А до сегодняшней ночи об этом знала я одна. Видишь, как я тебе доверяю.

Плечи ее дрогнули, что не укрылось от внимания разведчика. Хорошо, решил он, к проблеме доверия стоит вернуться попозже. Сейчас ему хотелось решить другой вопрос.

— Ты подарила мне жизнь Пелопса, — сказал он, — но есть еще и Зена. Случилось так, что я попал в Сарму и стал ее мужем по вашему закону. Потом она оставила меня в Барракиде и уехала в столицу, чтобы встретиться с тобой, владычица, и молить о снисхождении к чужеземцу, случайно попавшему в вашу страну. Но теперь я узнал, что она наказана. За что? Разве она совершила преступление? К тому же Зена — тайриота, твоя дочь и наследница! В чем она виновна?

Он сильно рисковал и понимал это. Но, быть может, тайрина явит очередную милость?

Пальцы Пфиры скрючились, словно когти, впились в плечо Блейда, царапая кожу. Затем, подняв голову, тайрина пристально посмотрела ему в глаза, словно искала какой-то подвох. Ничего не обнаружив, Пфира, видимо, пришла к мнению, что его слова искренни; Блейд прошел хорошую школу и умел скрывать свои мысли. Да и как могла владычица Сармы догадаться, что главная его задача — прикончить нежно любимого братца?

Пфира молчала, словно размышляя над тем, сколь многое можно доверить возлюбленному. Блейд забеспокоился. Неужели он зашел слишком далеко? Наконец тайрина заговорила.

— Ты прав. Она — моя дочь, и в один день могла бы стать повелительницей Сармы. Или проститься с головой — ведь дочерей у меня много, и они не слишком любят друг друга. Понимаешь, Блейд, мой долг, моя обязанность как тайрины — рожать девочек. Женщин, которые будут править здесь, на этой земле, — она глубоки вздохнула, заглядывая ему в глаза. — Что ты знаешь о нашей стране, Блейд? О людях, которые живут на восточном берегу Алого моря?

О, Пелопс рассказывал ему многое, очень многое! Блейд даже сморщился, припоминая его длинные утомительные повествования. Но теперь эти лекции пригодились, и он пересказал тайрине все, что знал.

Пфира кивнула.

— Да, тебе в самом деле кое-что известно. Но далеко не все, нет! Поэтому слушай, — она легла на живот, подпирая маленькой ладонью подбородок, и задумчиво уставилась на оранжевое пламя свечи. — У меня было много детей… мальчики, кроме Экебуса, умирали, девочки жили. Я не растила их сама… моих дочерей забирали, как только раздавался их первый крик. Таков закон. За ними смотрят жрецы. Наставники. Учителя. Кормилицы и женщины-рабыни… Я ничего не знаю о них. Некоторые умирают, других убивают… по разным причинам.

Но время идет, мои дочери растут, становятся взрослыми, и тогда одни начинают плести против меня заговоры, другие же берут в свои покои мужчину, тем самым отрекаясь от права на трон. Их многому учат… и те, в ком жажда власти пересиливает тягу к мужской ласке, должны бороться. Жестокий путь, Блейд, но единственно возможный… У меня было тридцать сестер, но я выжила и стала тайриной. Я была так нетерпелива, я так истомилась от ожидания, что подсыпала матери яд… Мои руки принесли ей смерть, но я больше не могла ждать… не хотела…

Блейд опустил веки. Это было сказано так естественно и спокойно, что он ни на миг не усомнился в словах тайрины. Похоже, такие вещи — не редкость в Сарме. Здесь пес грыз пса — или, вернее, кошка царапала кошку, отвоевывая себе место под солнцем. Дворец тайрины переполняла зловонная пена интриг и предательства, — а его белоснежные камни были омыты кровью.

С минуту он молча обдумывал услышанное, теребя отросшую бородку. Пфира уже не смотрела на свечу; она опустила глаза вниз, выясняя, готов ли ее возлюбленный продолжить ночные игры. Блейд не был готов, и женщина начала энергично помогать ему. Он поймал ее руку и крепко стиснул.

— Значит, Зене ничего не грозит? На том судне, куда ее сослали? Ни голод, ни плети, ни смерть?

Пфира пожала гладкими плечами.

— Конечно! Кто посмеет тронуть дочь тайрины? Никто. Кроме меня или ее сестер. Ни один человек не поднимет на нее руку. Это Сарма, Блейд… Запомни!

Ему хотелось выяснить, сколько же у Зены сестер, но тайрине мог не понравиться такой вопрос, содержащий намек на ее возраст. К тому же она снова почувствовала желание и теперь пыталась возбудить Блейда, пустив в ход и губы, и руки.

Он снова чуть придержал ее.

— Что же Зена делает на этом судне?

В ответ Пфира больно укусила его. Если так пойдет дальше, подумал разведчик, через несколько дней он истечет кровью — без всякой помощи новых претендентов на ложе тайрины.

— Она среди гребцов, Блейд. На галере, рабыня среди рабынь, хотя ее не бьют. Там только девушки — ни одного мужчины, кроме капитана… Я давно знаю, что женщине нельзя доверить корабль.

— Тогда, — произнес Блейд с нарочито довольным видом, — я зря беспокоился о Зене. Мне бы не хотелось, чтоб с ней произошло что-то плохое. А так… Ее просто научат порядку. Хотя, если говорить честно, я не очень понимаю, кому и зачем это нужно.

Пфира вновь потянулась к нему, заглядывая в лицо, и в темных бездонных колодцах ее глаз Блейд внезапно разглядел и следы прожитых лет, и пришедшую с ними мудрость.

— Я скажу тебе, зачем, — медленно произнесла тайрина. — Зена слишком любит тебя, Блейд. Слишком сильно для той, кто могла бы однажды стать владычицей страны… Любовь же размягчает сердце и делает его слабым. Но тайрина не имеет права на слабость! — Пфира осуждающе покачала головой. — Когда Зена появилась во дворце, она говорила только о тебе. Говорила слишком много! Блейд, Блейд, Блейд… Как он красив, как могуч и разумен… Она хотела только тебя и ради этого отказалась от права на трон… Она просила лишь одного — чтобы я приняла тебя в Сармакиде как свободного человека, ее мужа…

Блейд заворочался на ложе; плоть его не осталась безответной к ласкам Пфиры, сопровождавшим ее рассказ. Обняв стройные бедра женщины, он спросил.

— И ты не захотела сделать для своей дочери даже этого?

Глаза Пфиры оставались опущенными.

— Нет Она рассказала слишком много, и я сама захотела тебя, Блейд. А ведь я — тайрина Сармы!






ГЛАВА 10


Черный Оттос, владыка Тиранны, прибыл в Сармакид за ежегодной данью, составлявшей груз трех кораблей с метитом. Этот минерал, похожий на свинцово-серые камешки с фиолетовым оттенком, добывался в глубоких шахтах в горах; потом из него выплавляли маленькие, похожие на фаланги пальцев, слитки. Они были тяжелыми, твердыми, исключительно тугоплавкими и блеском напоминали серебро. Из этих слитков, предварительно раскованных в плоские чешуйки, Оттос чеканил квадратные монеты, которые имели хождение и в его империи, и в Сарме. Правда, в Сарме их было немного и ценились они гораздо дороже золота и серебра. Блейд пока не видел ни одной.

Он еще не успел разобраться с таинственным метитом, поскольку был слишком занят планированием своих дальнейших действий и по уши окунулся в интриги. В этом разведчик вполне преуспел и мог теперь числиться среди наиболее хитроумных заговорщиков Сармы. Ему помогали Пелопс, возвращенный хозяину по приказу тайрины, и Шефрон — тот самый мрачный раб с бледной кожей, который раньше состоял при подземелье. Этот тип был не слишком приятен Блейду, но за него поручился Пелопс.

— Шефрон — мой давний знакомец, — заявил маленький учитель, выглядевший теперь чистым и аккуратно одетым; он лишь слегка прихрамывал на правую ногу после «бесед» с Кридом и Экебусом. — Ему, как и мне, не повезло, великодушный сьон, — нас отправили в метитовые шахты. А попасть туда — верная смерть. В копях дышишь ядовитой пылью и через год начинаешь гнить заживо… люди там покрываются язвами и умирают в страшных мучениях. Я сбежал, а Шефрон согласился вытаскивать трупы из подземелья и добивать раненых на арене… Разве он виноват? Жизнь каждому дорога…

Блейд плюнул и согласился.

Сейчас они с Пелопсом стояли на корме большого судна, похожего на римскую трирему; корабль мерно покачивался на волнах в гавани Сармакида. Судно, пожалованное Блейду, оказалось новым, недавно спущенным на воду, и на его борту угловатыми сармийскими буквами было выписано название — «Пфира». Блейд сам подбирал экипаж — вернее, этим занимался Пелопс, следуя указаниям своего сьона. Через пару часов должны были начаться морские игры — одно из самых пышных зрелищ, коими столица Сармы чествовала заморского владыку.

У мачты мелькнула фигура Шефрона. Он был довольно рослым для сармийца, и кожа его за три-четыре дня, проведенных на солнце, утратила прежний синюшный оттенок. Теперь Блейд мог разглядеть язвы, покрывавшие ноги его нового слуги. Он недовольно свел брови, с опаской покосился на них и ткнул в бок Пелопса.

— Слушай, малыш… Эти язвы у твоего приятеля… Ты уверен, что он не страдает какой-нибудь заразной болезнью? Если команда подхватит этакую дрянь в открытом море, хлопот не оберешься.

Пелопс отрицательно замотал головой.

— Не беспокойся, сьон. Такие язвы остаются у всех, кто работал в шахтах, а Шефрон пробыл там куда дольше меня. Метитовые копи — проклятое место… Никто не знает, в чем дело.

Блейд кивнул, молчаливо отметив, что нужно, наконец, разобраться с этим вопросом; если метит представляет собой ценное сырье, стоило бы прихватить домой образцы. Он подозвал Айксома, навигатора и первого помощника. Этот крепкий, еще сравнительно молодой человек был профессиональным моряком. В свое время Айксом наделал долгов, и кредиторы продали его в рабство, что нередко случалось в Сарме. Оказавшись снова в родной стихии, на палубе великолепного нового судна, он воспрял духом и буквально не находил места от счастья. Как и всех остальных, его притащил Пелопс, и Блейд согласился с выбором маленького сармийца. К сожалению, для более близкого знакомства с навигатором времени не было, и все делалось в страшной спешке; никто не собирался откладывать торжество, чтобы Блейд успел завершить свои планы.

Теперь до начала морских игр оставалось чуть больше часа, и Блейд полагал, что развязка наступит быстро. Если события будут развиваться по предусмотренному сценарию, его корабль окажется в открытом море, свободный, как ветер. Во всяком случае, он сделал для этого все, что мог. «Пфира» была совсем новым судном, и подводная часть ее корпуса еще не покрылась водорослями и ракушками; это обещало существенный выигрыш в скорости. Хотя гребцы на триреме были такими же рабами, как на других судах, все они рассчитывали получить в случае успеха свободу. Этот драгоценный приз, обещанный фадрантом «Пфиры», несомненно добавит рвения невольникам. Словом, Блейд был уверен, что ни одно судно в сармакидском порту не сумеет догнать его трирему.

Айксом подошел вплотную к своему капитану, приподнялся на носках и зашептал:

— Наши люди трудились всю ночь, сьон. По двое, как ты приказал… И поработали на славу! Думаю, мы сможем ее порвать.

Блейд покосился на огромную бронзовую цепь, перекрывавшую вход в гавань. Да, успехи сармийцев в изготовлении цепей, а также кандалов, рабских ошейников и другого подобного инвентаря поистине впечатляли! Он передернул плечами, снова ощутив тяжесть металлических звеньев, которые они с Пелопсом влачили на пути из Барракида в столицу, и перевел взгляд на Айксома.

— Надеюсь, ничего не заметно?

— Нет, капитан… Но среднее звено перепилено почти до конца! Если бы с берега что-нибудь разглядели, уже была бы поднята тревога.

Скрестив руки на груди, разведчик посмотрел на позеленевшую цепь, что пересекала горловину бухты, потом поднял глаза к затянутому белесым туманом горизонту. Что ждет его там? Он знал, что напротив Сармы, на западном берегу Алого моря, лежит Тиранна, страна Черного Оттоса. Вод ее следовало избегать — особенно после сегодняшних событий. К тому же Тиранна не представляла никакого интереса; он собирался разыскать Зену и уплыть на юг — на поиски таинственной земли Пылающих Песков, где пираты высадили его двойника. Сейчас Блейд располагал подробным донесением об этом случае, источником которого являлся один из офицеров сармийского флота. Он служил помощником капитана на боевом корабле, захватившем пиратскую бирему. Сармийский моряк, большой мастер выколачивать сведения из всяческого отребья, лично допрашивал пиратов, и перед смертью они были очень разговорчивыми. Все как один твердили о рослом воине, буйном и чудовищно сильном, выловленном в бушующем море. Его оставили на пустынном жарком берегу, так как предводитель шайки вовремя понял, что выгоды от упрямого пленника будет немного — разве что десяток искалеченных членов команды.

Сармийский моряк, поведавший эту историю, смотрел на Блейда с большим удивлением.

— Теперь я верю, что эти вонючие отродья капидов говорили правду, — заметил он. — Трудно лгать под плетью и каленым железом… И, клянусь милостивым Беком, человек, которого они описали, как две капли воды похож на тебя, сьон!

Значит, русский агент был где-то там, за Алым морем, в пустыне; неясно только, живой или мертвый. В последнем случае, подумал Блейд, перед возвращением домой надо хотя бы взглянуть на его кости.

Он задумался так глубоко, что Айксому пришлось подергать его за рукав, возвращая к реальности.

— Очнись, сьон! Сигнальные флаги!

Блейд бросил взгляд на берег и, велев Айксому держать людей наготове, отпустил его. Затем поднял подзорную трубу, изучая сигналы на мачте, торчавшей рядом с главным причалом. Оптический прибор, которым он пользовался, представлял собой деревянный полый цилиндр со стеклами на обоих концах; между ними была налита обыкновенная вода. Несмотря на грубую обработку стекол, устройство работало великолепно. Странные люди эти сармийцы, решил разведчик: сумели сделать прекрасную зрительную трубу, но не додумались до разумного устройства государства! Под разумной он понимал такую ситуацию, когда власть находится в руках мужчин.

С минуту Блейд разглядывал сигнальные флажки. Самый верхний, красный с белыми полосами, означал, что до начала игр остается ровно один интервал, отмеренный по песочным часам, — примерно полчаса по земному счету. Сейчас Пфира с Оттосом уже находились на пути к гавани — после того, как принесли надлежащие жертвы Бек-Тору.

Разведчик опустил трубу и сморщился, ощутив запах горелой плоти, что донес ветерок с берега. Бек-Тор, проклятый гермафродит, неплохо попировал сегодня! Насколько помнилось Блейду, Меотида, третий мир, который он посетил, странствуя по реальностям Измерения Икс, тоже находилась под покровительством двуполого божества. Однако меотский Вседержитель не требовал кровавых жертв; он всего лишь запрещал мужчинам и женщинам спать вместе. Здесь же дым и языки пламени с самого утра вздымались над равниной, затягивая желтой пеленой городские окраины. В ненасытной утробе истукана гибли десятки рабов, и Блейд с невольной симпатией вспоминал о Меоте, где жрецы совершали лишь возлияния маслом и вином.

Он сопровождал тайрину в святилище за городом в предрассветный час, и до сих пор в ушах его звучали вопли людей, отправляемых в огненную пасть Тора. Для этого использовались катапульты, которые работали с точностью, поразительной для таких неуклюжих орудий. Блейд не смог вынести кровавую церемонию до конца и, испросив разрешения у Пфиры, удалился. Теперь, меряя нетерпеливыми шагами палубу своей триремы, он разглядывал такое же метательное устройство, торчавшее на носу флагманского судна, которым командовал Экебус, его сегодняшний противник. Состязание было отлично подготовлено и, казалось, Крид с Экебусом предусмотрели все, чтобы не дать ему выиграть этот бой. Что ж, подумал Блейд, пусть голубая парочка так считает; он придерживался на сей счет иного мнения.

Снова подняв трубу, он стал рассматривать вражеские корабли, потом мысли его обратились к событиям вчерашнего вечера. Вместе с тайриной и Черным Оттосом Блейд сидел в огромной ложе амфитеатра, наблюдая за торжественным открытием гладиаторских игр в честь прибывшего заморского властелина. Он выглядел совершенно спокойным, хотя тошнота не раз подкатывала к горлу; такой кровавой бойни ему еще не приходилось видеть. Даже в Тарне! В конце концов, там дело ограничивалось тремя десятками человек! Здесь сотни воинов-рабов гордо вступали на арену в мерцающем свете факелов и убивали друг друга, падая на залитый кровью песок. В живых остались только двое; их швырнули к ногам Оттоса, который не спускал замаслившихся глазок с задниц победителей. Так, во всяком случае, шепнула Пфира, склонившись к уху Блейда.

Разведчик только кивнул в ответ. Он уже знал о патологических наклонностях заморского гостя, который вдобавок обожал помучить свои жертвы. 06 этом ходило много слухов, один ужаснее другого.

Сейчас, прижимая к глазу подзорную трубу, Блейд внимательно осмотрел груду камней, сваленных рядом с катапультой на триреме Экебуса. Да, эскадра Оттоса была экипирована на славу! На самом деле все ее суда относились к сармийскому флоту, — своими кораблями Оттос рисковать не собирался, — однако он дал милостивое согласие считаться патроном одной из противоборствующих сторон. Конечно, той, где командовал Экебус.

Четыре небольшие галеры, составлявшие флотилию Блейда, как и его трирема, катапульт не имели. Даже самых маленьких, похожих на арбалеты, которые выбрасывали шестифутовые стрелы. Суда верховного фадранта были оснащены обоими видами метательных орудий; кроме того, все свободное место на их палубах занимали лучники. Блейд внимательно следил за канонирами, приводившими катапульты в боевую готовность. Одновременно отряд Экебуса, включавший девять кораблей, вытягивался поперек бухты. На судах Блейда приготовления к схватке тоже заканчивались.

Толпа на берегу взорвалась бурей приветственных криков, когда процессия, в голове которой покачивались носилки Пфиры и Черного Оттоса, вышла на пристань. Царственные особы неторопливо проследовали к своим креслам. Блейд внимательно осмотрел беснующихся обитателей Сармакида и улыбнулся — плети в руках фадритов добавляли энтузиазма тем, кто вопил недостаточно громко. Похоже, то был самый надежный способ воодушевить местную публику.

Затем, в сопровождении Пелопса, он поднялся на кормовую надстройку с торчавшей над фальшбортом рукоятью рулевого весла; Айксом занял свое место на возвышении перед первым рядом гребцов. Еще накануне Блейд велел приготовить большие кожаные рупоры и проинструктировал Айксома и капитанов галер, как ими пользоваться. Теперь его помощник поднял рупор и поднес к губам, ожидая сигнала командира.

Разведчик посмотрел на Пелопса. Маленький сармиец дрожал от страха, кусая губы; лицо его отливало синевой, словно он год не вылезал из метитовых шахт. Блейд потрепал слугу по плечу и ободряюще улыбнулся.

— Чего ты боишься, малыш? Я ведь сказал тебе, что мы победим.

Пелопс вытер пот со лба.

— Что я могу поделать, милостивый сьон? Ты же знаешь, что я трус. И сейчас меня просто тошнит от страха! До того, как мы победим, я успею трижды умереть!

Улыбка пропала с лица Блейда.

— Да, может, и так. Но ты погибнешь свободным человеком с оружием в руках. Запомни это, мой маленький учитель. И выбери себе меч.

Пелопс развел руками.

— Я ничего не смыслю в мечах, сьон, ты же знаешь.

Блейд махнул Айксому, и навигатор перебросил на ют короткий прямой меч. Подняв его с палубы, Блейд вручил клинок Пелопсу. Тот, стиснув рукоять, уставился округлившимися от ужаса глазами на блестящее лезвие — словно ребенок, получивший незнакомую и страшную игрушку.

— Не выпускай меч из рук и постарайся пропороть с десяток животов, — велел разведчик. — Лучшего случая тебе не представится! — он усмехнулся и после паузы спросил: — Ты передал тайрине мои слова? Насчет сигнала черным флагом?

Судорожно сглотнув слюну, Пелопс кивнул.

— Хорошо! Я сделаю все, что смогу. Если мы победим, я покину Сарму. Если проиграем… Впрочем, тогда о наших шеях позаботятся Экебус с Кридом.

Пелопс задрожал.

— Если мы проиграем, сьон? Но ты же говорил…

Блейд так хлопнул его по плечу, что маленький сармиец едва не растянулся на палубе.

— Я действительно говорил это, приятель, но все может случиться. Никому еще не удавалось победить судьбу!

Он снова посмотрел на берег. Оттос и Пфира уже сидели на сверкающих, отделанным золотом тронах под шелковым тентом. Властитель Тиранны, гигантских размеров мужчина — разведчик прикинул, что в нем было фунтов четыреста жирной, вялой и облаченной в роскошные одеяния плоти, — поднял усеянную кольцами руку и подергал себя за одну из косичек, в которые была заплетена его длинная черная борода. Блейд с интересом наблюдал за ним сквозь подзорную трубу. Если дело выгорит, то вскоре Оттос превратится в груду окровавленного мяса.

Тайрина положила руку на жирное колено заморского гостя, нежно склонилась к нему и что-то зашептала. Блейд не видел ее лица, но был уверен, что Пфира с трудом сдерживает отвращение и ненависть. Оттос, казалось, ничего не замечал.

Он вообще мало интересовался женщинами; он сидел в своем золотом кресле, поигрывая прядями бороды, сверкавшей драгоценными камнями, и косился в сторону молодых рабов. Вот толстяк облизнул жирные губы, чему-то улыбаясь, и Блейд вспомнил о полученном накануне приказе — после игр явиться в покои Оттоса и быть готовым к свиданию. Злобная гримаса исказила его лицо. Еще немного, и он устроит этому жирному ублюдку свидание со смертью!

Наконец владыка Тирании взмахнул пестрым шарфом; взревели трубы, и игры начались.

Сразу после сигнала катапульты на флагманском корабле Экебуса дружно грохнули. Перелет! В пятидесяти ярдах за бортом «Пфиры» из воды поднялись сверкающие столбы и рухнули обратно в море. Девять вражеских судов, сохраняя серпообразный строй, начали двигаться к маленькой флотилии.

Блейд готовился к этому сражению тщательно и долго. Не обращая внимания на первый залп катапульт, он повернулся к Айксому:

— Что с ветром?

Навигатор бросил взгляд в сторону открытого моря, словно пытаясь что-то разглядеть на горизонте, затем ответил:

— Еще рано. Ветер подымется через час, сьон.

Блейд довольно кивнул.

— Будем надеяться, что ты не ошибся. — Он поглядел на корабли Экебуса. — Ветра еще нет, а эти болваны уже поставили паруса!

Действительно, над судами верховного фадранта взмыли огромные квадраты парусов. Пользы от них не было, скорее наоборот: царило полное безветрие, и обвисшие полотнища лишь тормозили ход трирем, заставляя гребцов удваивать усилия. «Пфира», значительно превосходившая в скорости любой из вражеских кораблей, теперь стала для них неуловимой.

Блейд подал сигнал к бою, резко взмахнув рукой. В тот же миг Айксом начал громко выкрикивать команды через свой мегафон; остальные капитаны повторяли их, передавая по цепочке.

Все суда маленькой флотилии разом подняли якоря; четыре галеры, выглядевшие миниатюрными по сравнению с атакующими кораблями, выстроились за кормой «Пфиры». На мостике вражеского флагмана раздался крик досады. Очевидно, Экебус сообразил, что обстреливать идущего в кильватерном строю противника — не простая задача.

Теперь Блейд поднял руку с растопыренными пальцами и резко сжал их в кулак; Айксом поднес к губам рупор, и три ряда весел погрузились в воду, разбив ее на тысячи сверкающих осколков. Трирема словно прыгнула вперед. Рабы, сидевшие на веслах, помнили, что им обещана свобода, и гребли так, будто каждый сидел на раскаленной сковороде. Послышалась мерная дробь барабана, задающая ритм; Шефрон, размахивая палочками, старался от души. Разведчик снова поднес к глазам трубу.

— Увеличить темп! — приказал он, отбивая такт рукой.

Айксом передал команду, длинные весла замелькали быстрее, трирема стала зарываться острым носом в волну. Рабы усердно наваливались на рукояти под участившуюся барабанную дробь.

Блейд правил судном. Это оказалось нелегким делом, ибо огромное кормовое весло ничем не напоминало привычный штурвал — такой, каким пользовались и ховестары Акрода, и катразские хадры. Подобное устройство он видел на картинках, изображавших скандинавские драккары; требовалась немалая сила, чтобы управиться с ним. Он чувствовал, как весло, словно живое, трепещет в его руках, как трирема послушно отзывается на каждое движение. Он держал курс прямо на флагман Экебуса; высокий борт корабля рос с каждой секундой. Блейд прикинул расстояние. Рано! Еще ярдов тридцать-сорок…

Прошло пять секунд, два глубоких вдоха. Блейд громко крикнул:

— Приготовить горшки с углями!

Айксом передал его приказ на галеры.

— Поднять щиты!

Матросы засуетились, укрепляя вдоль бортов деревянные заслоны; они обеспечивали неплохую защиту от стрел, но против тяжелых снарядов катапульт были, конечно, бесполезны.

— Лучникам приготовиться! — Айксом снова передал команду.

Эскадра Блейда атаковала противника в кильватерном строю; «Пфира», самый мощный корабль, нацелилась острым носом прямо на флагман Экебуса. Это огромное судно, неуклюжее и напоминавшее плавучий дворец, было снабжено окованным бронзой подводным тараном, так что Блейду пришлось взять чуть правее. Он направил свою трубу на верховного фадранта; тот, в алом плаще и серебряном шлеме, метался по мостику, размахивая мечом и выкрикивая приказы и проклятья. Он уже сообразил, что дал маху с парусами, и сейчас лихорадочно гнал матросов на мачты. Его гребцы, в отличие от людей Блейда, не жаждали побыстрее столкнуться с неприятелем и беспорядочно били веслами по воде, уворачиваясь от плетей надсмотрщиков.

Конечно же, Экебус не имел понятия о мегафонах и передавал свои распоряжения старым способом — с помощью вымпелов. Это добавляло неразберихи, ибо его люди то и дело поднимали не те флаги, а нужные сигналы запаздывали. Блейд с мстительной ухмылкой наблюдал, как высокомерное спокойствие покидает Экебуса; вероятно, тактика противника была для фадранта полной неожиданностью.

Ко всем его неприятностям добавилось еще и то, что с моря налетел внезапный порыв ветра — предвестник предсказанного Айксомом бриза. Корабли верховного фадранта еще не спустили паруса, и легкий ветерок свел на нет все усилия гребцов. Движение судов замедлилось, затем они остановились, и их начало сносить течением.

Блейд повернулся к навигатору, сложил ладони рупором и рявкнул:

— Расходимся!

Айксом завопил в мегафон. Четыре галеры, шедшие в кильватере «Пфиры», дружно повернули, вспенив веслами воду, и устремились в разрывы меж вражеских кораблей.

Разведчик слегка отклонил корабль вправо, избегая удара о таран флагмана, и тут же вернул его на прежний курс. Краем глаза он успел заметить, как огромный булыжник, выпущенный из катапульты, врезался в борт одной из его галер; разбитое суденышко начало тонуть, усеяв гавань обломками, среди которых темнели головы плывущих людей. Блейд не мог им помочь — все, что можно, он сделал заранее, запретив приковывать гребцов к скамьям; теперь они должны были спасаться сами. Потеря судна не слишком обеспокоила его; он собственными руками утопил бы в гавани вое галеры, если б это помогло «Пфире» вырваться на морской простор.

Его трирема находилась уже рядом с флагманом Экебуса, в зоне досягаемости лучников, и через мгновение на вражеский корабль обрушился поток стрел. Воины фадранта дали ответный залп; один из рабов с криком рухнул на палубу, корчась от боли и обливаясь кровью. Вместе с ним истошно завопил Пелопс, сжавшийся в комочек у бортового щита.

Блейд пнул его сапогом:

— Перестань орать! И сбрось труп в воду!

Он резко рванул руль, кивнув головой Айксому. По команде помощника гребцы левого борта начали торопливо втягивать весла, швыряя их поперек палубы. «Пфира», взрывая носом воду, пронеслась в пяти ярдах от борта флагмана словно гигантский снаряд. Дружный вопль ужаса и боли поднялся к небесам Сармакида. Нос триремы ломал весла, их массивные рукояти сметали гребцов со скамей, разбивали черепа, пропарывали животы, отрывали конечности; обломки деревянной обшивки летели во все стороны, вышибая дух из надсмотрщиков, солдат и офицеров, толпившихся на верхней палубе. Корабль Экебуса замер — беспомощный, наполовину разрушенный.

— Горшки с углями! — заорал Блейд.

Да, Айксом не зря гонял своих подчиненных! Десятки глиняных горшков, наполненных раскаленными углями, одновременно взвились вверх. Воздух заволокли клубы дыма, затем с нижней палубы вражеского флагмана донесся новый взрыв воплей, когда горячие угли посыпались на искалеченных гребцов. Некоторые горшки разбились о палубу, яркая полоса пламени скользнула вдоль мачты, огонь начал пожирать паруса. Над ютом, где метался Экебус, тоже начали расплываться темные клубы дыма.

Трирема проскочила мимо корабля верховного фадранта, круто развернулась и понеслась обратно — с явным намерением сокрушить весла по правому борту. Однако Экебус успел отдать приказ, весла были подняты и этот маневр «Пфиры» не удался. Впрочем, Блейд и не рассчитывал на такую удачу; в этот момент он следил за тем, что происходило на причале.

Оттос, привстав с кресла, следил за баталией с видом обиженного ребенка; настроение у него было явно испорчено. Тайрина сидела молча, прикрывая лицо рукой и вглядываясь в дымное облако, накрывшее судно Экебуса. Вероятно, ждет, когда будет выброшен черный флаг, подумал Блейд. Губы его сложились в жестокую усмешку — владычица Сармы тоже не была посвящена во все детали плана. В первую очередь он должен решить свои проблемы; последствия же Пфире придется расхлебывать самой. Его, однако, не покидала уверенность, что тайрина сумеет воспользоваться благоприятным моментом; а это значило, что ни один солдат Оттоса, ни один моряк тираннского флота не вернется домой живым. Снова усмехнувшись, Блейд переключился на сражение — трирема поворачивала к охваченному огнем флагману.

К этому времени он потерял вторую галеру, но еще пять судов Экебуса полыхали, медленно дрейфуя к берегу. Один из уцелевших кораблей продолжал сопротивляться, и сейчас две галеры осыпали его горшками с раскаленным углем и огненными стрелами. Остальные триремы, спустив паруса, покачивались на волнах, не вмешиваясь в схватку. Это тоже было предусмотрено планом; недаром Пелопс целую неделю распространял слух, что все рабы, которые помогут новому фавориту тайрины одержать победу, будут осыпаны милостями.

На каком-то из горящих судов успели пустить в ход катапульты. Здоровенный булыжник мелькнул над палубой триремы, просвистев посередине между Блейдом и Пелопсом, и снес голову стрелку. На секунду тело его застыло в неподвижности; одной рукой он все еще сжимал лук, другая тянулась к колчану. Затем труп покачнулся и рухнул на палубу, окрасив тунику Пелопса брызгами крови. Блейд удивленно приподнял брови — лицо его слуги не дрогнуло; маленький сармиец решительно сжимал свой меч и даже попытался улыбнуться. Кивнул ему, разведчик крикнул:

— Молодец, приятель! Вот увидишь, мы еще сделаем из тебя храброго солдата!

Трудно сказать, что думал по этому поводу сам Пелопс, но он гордо задрал подбородок, разглядывая пылающий флагман. Экебус, похоже, справлялся с неприятностями; его люди тушили огонь, им даже удалось выбросить за борт объятый огнем парус. Палубу флагмана вновь заполнили лучники, катапульты начали обстрел и вполне могли достать идущую параллельным курсом «Пфиру».

Блейд довольно хмыкнул. Он не собирался раньше времени топить этот роскошный плавучий сундук, так что Экебус вполне мог порезвиться еще несколько минут. Направив трубу на берег, он увидел, что Черный Оттос снова плюхнулся в кресло — с самым безутешным видом; жирные пальцы толстяка терзали встрепанную бороду. Разведчик мысленно вознес молитву Тору, владыке тьмы, кровожадному убийце. Пусть этот слизняк остается на месте! Такая туша заменит сармийскому дьяволу дюжину обычных людей!

— Быстрее! — приказал он Айксому, бросив взгляд на палубу флагмана. Кажется, Экебус восстановил порядок на борту. Теперь он стоял на баке возле большой катапульты, тыкая пальцем в сторону «Пфиры» и что-то толкуя своим канонирам. Один из них кивнул и принялся крутить рычаг, то и дело проверяя натяжение тросов.

3-э-з-бум! Камень снес шесть футов фальшборта прямо за спиной Блейда. Он не сдвинулся с места. Заработали катапульты поменьше; они метали шестифутовые дротики, летевшие с отвратительным шипящим звуком. Затем в воздух взвились стрелы. Пелопс и Айксом прижались к палубе, матросы присели за щитами. Только Блейд остался стоять; на него сейчас смотрела вся команда. Люди преданы вождю, не знающему страха; его отвага вселяет мужество в слабые сердца. И разведчик знал: если он останется жив, то в будущем эти минуты принесут богатый урожай обожания и преданности.

Тучи стрел свистели в воздухе, прореживая экипаж «Пфиры». Пелопс снова начал дрожать, и Блейд угрюмо посмотрел на него. Одна стрела скользнула по его шлему, другая вспорола наплечник кожаного панциря. Больше ждать было нельзя. Он велел Айксому:

— Убрать весла по правому борту! Приготовить трапы, выставить на носу и корме людей с абордажными крючьями! Когда корабли сойдутся, поднимай гребцов — пусть идут в атаку вместе с воинами!

Вся операция была отрепетирована заранее. Сармийские мореходы имели понятие об абордажных крючьях и баграх, однако насчет трапов Блейду пришлось пуститься в долгие объяснения. В конце концов плотники «Пфиры» изготовили дюжину мостков четырехфутовой ширины.

Корабли были уже совсем рядом. До Блейда долетел голос Экебуса:

— Цельтесь в их фадранта! Тот, высокий, у руля! Всем стрелять только в него!

Одна за другой в грудь и плечи разведчика ударили три стрелы, отраженные железными пластинами панциря. Айксом получил стрелу в плечо и упал, с криком и руганью пытаясь вырвать ее. Пелопс посерел от страха и прижался к палубе у самого щита.

Подняв мегафон, Блейд закричал:

— Приготовиться к абордажу! Трапы, крючья, багры — на левый борт! Ждать моего приказа!

Суда были совсем рядом, слишком близко для обстрела из катапульт, зато ливень стрел и дротиков стал еще гуще. Разведчик оглядел свое воинство. Рабы, одни рабы, но с оружием в руках; все они прошли обучение в гладиаторских школах и были умелыми бойцами. Их глаза сверкали. Он поднял меч, и толпа отозвалась громоподобным ревом:

— Блейд! Блейд! Блейд!

Корабли соприкоснулись, раздался звук глухого удара, потом — пронзительный скрип дерева о дерево. Блейд слетел по трапу на палубу и выхватил меч.

— Крючья и сходни — за борт! Все наверх! За мной! На абордаж!

Перепрыгивая узкую щель между судами, он вспомнил другое море и другую битву, в которой пряные запахи моря и просмоленной древесины были приправлены пороховым дымом. Да, странствие с ховестарами Акрода изрядно обогатило его боевой опыт! Пожалуй, именно это, а не бесценный жемчуг Кархайма, являлось самой дорогой добычей, которую он сумел привезти домой.

Взвились крючья, цепляя борт флагмана; загремели падающие сходни. Блейд, с мечом в правой руке и кинжалом в левой, врубился в толпу лучников; за ним хлынули гладиаторы и вооруженные гребцы. Кто-то из людей Экебуса схватился за край трапа, пытаясь сбросить в воду тяжелую доску. Зазвенели клинки, высекая искры. Блейд зарубил двух стрелков, потом ложным выпадом заставил сармийского меченосца приподнять щит и воткнул клинок ему в живот. Падая, солдат прихватил с собой его оружие; на какой-то миг Блейд остался с одним кинжалом, и другой фадрит едва не достал его ударом боевого топора. Он успел пригнуться, и топор снес голову сражавшемуся рядом гладиатору. Его соратник всадил копье в горло нападавшего.

Блейд сражался на палубе флагмана; десятки разъяренных бойцов подпирали его сзади. Вопли, проклятья, стоны раненых, победный рев, звон оружия сливались в оглушительный и знакомый грохот битвы. Яростно работая мечом, он пробивался к высокой корме — туда, где стоял Экебус, наблюдая за агонией судна и своего экипажа. Сквозь заливавший глаза пот разведчик видел лицо верховного фадранта — спокойное, бледное, высокомерное. Видимо, Экебус уже смирился с проигрышем.

Сожаление кольнуло его сердце. Этот человек был единственным сыном тайрины, женщины, которая была добра к нему, Блейду, чужеземцу и страннику… Жаль, что придется причинить ей горе!

Коренастый воин, оскалив зубы, замахнулся на него мечом, затем вдруг вскрикнул и упал замертво. Блейд скосил глаз влево — его слуга вытаскивал окровавленный клинок из груди солдата. Маленький учитель был очень возбужден и смотрел на хозяина, словно не узнавая его. Снова и снова он колол мечом обмякшее тело, не в силах поверить в смерть сраженного им человека.

— Побереги силы для живых, малыш, — буркнул Блейд и ринулся вперед.

Бой постепенно замирал, бойцы Экебуса стали бросать оружие и просить пощады. Победители явили милосердие: всем подневольным солдатам была сохранена жизнь, но надсмотрщиков и фадритов-добровольцев, пожелавших сражаться на стороне Оттоса, рубили без жалости.

Разведчик стоял у нижней ступеньки трапа, ведущего на капитанский мостик. С верхней ступени на него с загадочной улыбкой глядел Экебус.

Схватка прекратилась. Блейд отдал пару коротких приказов — он не хотел, чтобы убивали прислугу катапульт, — и его соратники разбрелись по залитой кровью палубе флагмана. Кое-кто отправился вниз, пошарить в каютах и трюме; некоторые в изнеможении рухнули на прокаленные солнцем доски. Огонь, еще кое-где слабо потрескивающий, затухал. Распорядившись выкинуть трупы за борт, Блейд вытер пот со лба и взглянул на берег. Толпа на причале гудела и волновалась, но Пфира с Черным Оттосом все еще сидели в своих креслах, окруженные плотным кольцом придворных и стражей.

Он знал, что тайрине сейчас не угрожает опасность — флот Оттоса, охранявший его на пути в Сарму, сейчас находился в открытом море. Кроме сотни телохранителей да экипажей двух кораблей, в городе не было воинских контингентов Тиранны, а с этим отрядом сармийские фадриты могли покончить за полчаса.

Над палубой повисла напряженная тишина. Гладиаторы ждали, жадными глазами следя за Блейдом и Экебусом; верховный фадрант по-прежнему спокойно стоял на трапе, даже не пытаясь вытащить меч из ножен. Блейд поднял на него глаза.

— Ну, сьон Экебус, — громко сказал он, — ты сойдешь вниз, или я поднимусь?

Фадрант улыбнулся.

— К чему мне биться с тобой, Блейд? Не принимай меня за глупца. Я сдаюсь и, по обычаю, предлагаю тебе выкуп. Это лучший выход для нас обоих.

Блейд запустил пятерню в бороду и с минуту пристально разглядывал невозмутимое лицо Экебуса.

— Я знаю, что тебя прозвали Жестоким, — сказал он наконец. — Ты заслужил это прозвище, фадрант. Но я дам тебе другую кличку — Экебус Трусливый!

Толпа за его спиной зароптала, потом раздался голос Пелопса:

— Подари его нам, сьон! Мы знаем, что с ним делать!

Раздались одобрительные возгласы, но Блейд, подняв руку, повернулся к своим бойцам и рявкнул:

— Здесь командую я!

В ответ послышалось лишь невнятное бормотание. Пелопс опустил глаза, а его хозяин уставился на фадранта, который гордо стоял на капитанском мостике, словно только что выиграл сражение. Однако на лице его промелькнула тень страха.

Блейд сухо поинтересовался:

— Так ты будешь драться?

Экебус выдавил снисходительную усмешку, снял перевязь с мечом и швырнул ее к ногам победителя. Тот не двигался, и на лице фадранта появилось недоуменное выражение. Похоже, он ничего не понимал.

— Ты ведь не станешь убивать меня, Блейд? Это же бессмысленно! Ты и так натворил немало! Испортил спектакль, перебил множество людей, среди которых были и офицеры тайрины… Тебе полагалось проиграть, мой недогадливый сьон — ради нашего высокого гостя! И ради самой тайрины! Я знаю, что ты приворожил ее, но теперь все может измениться. Подумай об этом. Надеюсь, ты не сошел с ума?

Экебус бросил взгляд на берег, где Пфира и Оттос все так же восседали рядом на своих тронах, словно ожидая конца представления. Внезапно фадрант нахмурился и воскликнул:

— Похоже, ты все-таки сумасшедший, Блейд! Хочешь устроить заговор? Вместе с тайриной? Но на что она рассчитывает? Оттос раздавит Сарму как гнилой орех!

— Если у него останутся зубы, — хладнокровно заметил разведчик. — А что касается заговоров… в этих делах ты сам мастер! Кажется, ты даже замешан в одном — против своей владычицы.

Внезапно он заметил легкое колебание занавеса, скрывающего вход в кормовую каюту.

— Туда! — Блейд резко махнул рукой. — Притащите жреца! Там Крид, я уверен!

Два гладиатора выволокли на палубу дрожащего старца. Размазывая слезы по морщинистому лицу, он то умолял сохранить ему жизнь, то грозил нечестивцам карой Бек-Тора. Облезлый ворон, попавший коту в лапы, подумал Блейд.

Он сделал паузу — достаточно долгую, чтобы рабы насладились этим зрелищем.

— Вот ваш Бек-Тор! — прогремел он наконец. — Смотрите! Лживый бог и лживый жестокий жрец! Такой же трус, как и этот! — он кивнул в сторону Экебуса.

Кто-то из толпы выкрикнул:

— Жаль, что мы не на равнине! Ему самое место в брюхе Бек-Тора!

Услышав это, Крид упал на колени, что-то бессвязно бормоча.

— Он недостоин огня, — сказал разведчик. — Хватит с него и воды.

Он подошел к жрецу, схватил его за ворот черной туники и одним махом вышвырнул за борт. Над палубой прокатился смех. Пока рабы развлекались, споря, сколько времени Крид продержится на поверхности, разведчик подозвал Пелопса. Пришло время выбросить черный флаг, чтобы тайрина под каким-нибудь предлогом покинула причал. В стороне пара гладиаторов придерживала за локти канонира большой катапульты — того самого, чей меткий выстрел снес фальшборт на корме «Пфиры». Несколько рабов, подбадривая друг друга ритмичными вскриками, закладывали в метательную машину валун — огромный гладкий огурец пятифутовой длины. Блейд подумал, что верховный фадрант очень уютно устроится на нем — точь-в-точь как барон Мюнхаузен на пушечном ядре.

Он снова повернулся к Экебусу:

— Ну, ты будешь сражаться? Предлагаю в последний раз. Выбирай: или погибнешь как воин, или…

Экебус казался совершенно растерянным. Он посмотрел на огромную цепь, перекрывавшую выход из гавани, затем на Блейда.

— Ты ненормальный! Думаешь удрать отсюда? Да тебя вечером швырнут в пасть Бек-Тора! Вместе с твоим сбродом! Или ты рассчитываешь на милость Оттоса, когда он наиграется с тобой? Зря, мой опрометчивый сьон!

Кровь ударила Блейда в виски. Хватит! Больше он не желал пререкаться с этим высокомерным мерзавцем! В три прыжка преодолев трап, он схватил Экебуса и толкнул вниз, на палубу. Фадрант не сопротивлялся. Он был поражен и, похоже, все еще не верил, что кто-то осмелится поднять на него руку.

Разведчик отдал приказ, и Экебуса потащили к катапульте, прикрытой со стороны берега большим плетеным щитом. Пфиры на причале уже не было — очевидно, она увидела флаг и исчезла. Властитель Тиранны, огромная жирная туша которого расплылась в кресле, с недоумением взирал на бухту. Видимо, он терялся в догадках насчет того, что же происходит на атакованном корабле, и жаждал поскорее разобраться с этим делом. Блейд заметил, как небольшая шлюпка отвалила от берега, направляясь к захваченному судну.

Тем временем Экебусу заткнули рот кляпом и начали привязывать к огромному камню, лежавшему в катапульте. Кажется, фадрант только теперь понял, что минуты его сочтены. Глаза Экебуса выпучились, почти вылезая из орбит, из-под кляпа доносились глухие стоны. Наконец и снаряд, и дополнительный груз были подготовлены к отправке.

Приставив клинок к горлу меткого канонира, Блейд мрачно пояснил:

— Ты отличный стрелок, парень, и я хочу еще раз полюбоваться твоим искусством. Видишь камень? — разведчик кивнул в сторону катапульты. — Так вот: он должен размазать Черного Оттоса вместе с креслом. Промахнешься — полетишь вслед за ним. Выбирай!

Канонир побледнел, колени у него подогнулись.

— Но, милостивый сьон, даже я не всегда попадаю в цель… Поднимается ветер… А если мне не повезет?

Действительно, как и предупреждал Айксом, ветер начал усиливаться и сейчас дул со стороны материка. Блейд нажал на клинок чуть сильнее.

— Если тебе не повезет, милостивый сьон отправит тебя на берег по частям. Сначала ноги, потом руки и все остальное. Так что сделай поправку на ветер и молись, чтобы тебе повезло.

Начертав перед грудью священный знак, сармиец нетвердыми шагами направился к метательной машине. Длинную рукоять катапульты уже оттянули назад, и теперь канонир начал медленно вращать боковой рычаг, создававший дополнительное натяжение упругих канатов. То и дело он касался тросов ладонью, что-то прикидывая и иногда оборачиваясь к флажкам, трепетавшим на мачте корабля. Экебус с ужасом следил за этими зловещими приготовлениями, тряс головой и придушенно мычал.

— Постарайся, чтобы камень летел низко, — приказал канониру Блейд. — Я не хочу, чтобы наш гость заметил подарок и успел избежать радостной встречи.

Он поднял руку. Глаза Экебуса обезумели. Щит полетел в воду под вопли и смех рабов. Раздался резкий щелчок, и камень взмыл в воздух.

Канонир оказался настоящим искусником — снаряд просвистел над самыми волнами. Блейд видел, как люди, толпившиеся вокруг Оттоса, с криками ужаса бросились врассыпную. Вероятно, придворные заморского гостя быстро поняли, что происходит. Огромный валун с привязанным к нему живым грузом со свистом рассекал воздух.

Разведчик не питал больших надежд на этот выстрел. Теперь же он с растущим изумлением всматривался в огромный каменный огурец, стремившийся к цели, словно ракета с автоматическим наведением.

Казалось, Черный Оттос замер в шоке. Когда же он сообразил, что этот ужасный снаряд нацелен прямо в него, и заорал во все горло, было уже поздно. Его свита разбежалась, телохранители исчезли, и теперь только перевернутые скамьи окружали трон.

Оттос попробовал встать, но без посторонней помощи это оказалось не так-то легко. Тогда он попытался сползти на колени. Тут дело пошло лучше, и толстяк, корчась и извиваясь, продвинулся на карачках на целый фут. Вдруг он поднял голову и застыл, с ужасом глядя на затмившую небеса каменную глыбу. Удар! И Черного Оттоса не стало. Все было кончено.

Валун приземлился с громким чмокающим звуком, отчетливо долетевшим до корабля, и Блейд возблагодарил Бека, что не видит результатов его падения — наверняка зрелище выглядело не слишком аппетитным. Он поднялся на мостик и начал отдавать приказы. И ему, и команде предстояла еще уйма дел, и выполнить их следовало быстро, пока на берегу не оправились от потрясения, пока тайрина не поняла, что ее возлюбленный не собирается возвращаться в Сармакид. И пока до нее не дошло, что он все же убил ее единственного сына.

Прошло около часа. За это время все припасы и оружие с захваченного судна перетащили на «Пфиру»; кроме того, три шлюпки с гонцами с берега были отогнаны снарядами катапульт. Когда Блейд вернулся на свою трирему, флагман покойного Экебуса уже догорал, постепенно погружаясь в воду. Хотя разведчик потерял все галеры, немало народа с них спаслось, пополнив экипаж большого корабля. Ветер продолжал усиливаться, и Блейд повел трирему к массивной бронзовой цепи, перегораживавшей горловину бухты. Пелопс, с гордостью демонстрируя всем желающим свой окровавленный меч, стоял рядом с ним на палубе.

— Что с Айксомом? — спросил его хозяин.

— Ничего страшного, сьон. Стрела скользнула мимо кости, он только потерял много крови. Я вытащил наконечник и перевязал рану, — маленький сармиец вздохнул. — Знаешь, я кое-что смыслю в медицине и одно время собирался пойти лекарем на судно. Но теперь, раз уж я стал настоящим солдатом…

Блейд потрепал его по плечу.

— Теперь, раз уж ты стал настоящим солдатом, молись о том, чтобы не потерять голову. Видишь, — он вытянул руку в сторону открытого моря, — перед нами цепь. Если нам не удастся ее порвать, то все труды пойдут прахом.

Он повернулся к рулевому.

— Правь на середину! Надо использовать всю силу ветра. Ты, Пелопс, передай Шефрону, чтобы выжал из гребцов все силы. Мы должны разорвать цепь с первой попытки — или нам вообще не выбраться отсюда.

Барабан на палубе загрохотал чаще; люди с остервенением навалились на весла. Большой квадратный парус триремы раздулся, наполненный попутным ветром. Весла с громким плеском врезались в воду.

— Мы должны угодить точно в центр, — пробормотал Блейд, — в надпиленное звено… И если оно выдержит…

— Я помолюсь за нас, — сказал Пелопс. — Я всегда почитал Бек-Тора, и, быть может, всемогущий бог услышит меня на этот раз. Прежде он не слишком мне помогал, — добавил маленький сармиец со вздохом.

Окованный медью форштевень «Пфиры» врезался в цепь на скорости в пятнадцать узлов. Раздался скрежет, судно вздрогнуло и почти остановилось. Цепь, натянутая, как струна, мелко дрожала, чуть заметно подаваясь под напором триремы.

— Гребите! Гребите сильнее, парни! Ради своей жизни и свободы!

Опустив рупор, Блейд уставился на воду.

Длинные весла ударили разом, со скамеек гребцов слышались проклятья и надсадное дыхание, барабан грохотал словно в истерике.

— Гребите, капидий корм!

Цепь лопнула, и корабль ринулся в открытое море.






ГЛАВА 11


Акнир, придворный сармийский летописец, сделал эти записи в 548 году эры Пришествия Блейда. В них он комментирует тайну Оксемской рукописи — документа, обнаруженного историками Сармы.



***





"Оксем — небольшая рыбацкая деревушка, лежащая на западном побережье Алого моря в пределах древней Империи Тиранны; весь этот край сармийские войска захватили еще во время Первой Освободительной войны в начале эры Пришествия, Недалеко от Оксема была найдена кожаная фляга, в которой находились сильно испорченные временем и морской водой листы пергамента с записками Ричарда Блейда.

Впрочем, само существование этого человека весьма сомнительно, хотя легенды о нем бытуют и по сию пору, а в некоторых районах Великой Сармы он даже считается полубогом, почти сравнимым по могуществу с Бек-Тором.

При описании событий глубокой древности любой ученый должен проявлять осторожность, отделяя драгоценные зерна истины от плевелов мифов и вымысла, я надеюсь, что мне удалось справиться с этой задачей. Лично мне очень хочется верить, что Блейд, герой и полубог, все-таки существовал, иначе записи, найденные в кожаной фляге, надо признать мистификацией. Но зачем? Кому это нужно? Ответов на подобные вопросы не существует. Косвенные доказательства реальности героя общеизвестны; это и многочисленные легенды о нем, и тот факт, что наше летоисчисление ведется от даты его таинственного исчезновения. Удастся ли нам когда-нибудь выяснить, являлся ли он исторической фигурой или мифическим персонажем? К сожалению, пока это неизвестно. Меня, Акнира-летописца, живущего при дворе Ее Величества тайрины Ферты, повелительницы Великой Сармы, сей факт печалит вдвойне — мне очень хотелось бы поверить в реальность древнего героя. Но доказательств его существования, которые можно было бы считать бесспорными, я привести не могу. Я лишь представляю на суд публики манускрипт, предположительно написанный Блейдом на древнесармийском языке и переведенный мною.

Несколько слов о самом переводе. Воистину, мне пришлось преодолеть огромные, почти нечеловеческие трудности! Если Блейд все-таки существовал, то он, несомненно, не был сармийцем. Построение фраз в его записках отвратительно, язык беден, стиль — если здесь вообще можно говорить о стиле! — примитивнее, чем у любого современного графомана. Много раз он использует такие странные термины, что они вообще не поддаются расшифровке. Только любовь к истории Великой Сармы и чисто научное упрямство подвигли меня закончить эту чудовищно трудную работу. Мой личный врач, Киклос, может подтвердить, сколь часто я приходил к нему в состоянии полнейшего нервного истощения во время работы над этой рукописью.

Поэтому я предлагаю вниманию читателей всего лишь часть записок со своими комментариями, которые я старался сделать как можно более объективными. Что касается главного вопроса — жил ли когда-либо Ричард Блейд в древней Сарме, — пусть каждый специалист, каждый историк решает его сам. В одном я уверен — жизнелюбие, решительность, твердость духа и стремление к свободе, присущие Ричарду Блейду, тронут даже неверящие в него сердца. Я знаю, что это первый перевод судового журнала, найденного около Оксема, на современный язык, и надеюсь, что он займет достойное место в нашей литературе".



ЗАПИСКИ РИЧАРДА БЛЕЙДА


Я должен вернуться немного назад, чтобы соблюсти правильную хронологию записей в своем дневнике. Возможно, его вообще не стоило вести, но Пелопс случайно наткнулся на письменные принадлежности в деревушке южнее Сармакида, где мы запасались провизией и пресной водой; кроме того, эта работа позволяет скоротать время и усовершенствоваться в письменном языке. Скоротать время! Как странно это звучит! Ведь именно времени мне может не хватить для выполнения задуманного. Вчера я ощутил приступ головной боли; возможно — простая мигрень, но я полагаю, что лорд Лейтон пытается обнаружить меня с помощью своего компьютера. Могу лишь упрекнуть его в поспешности, так как я пока что дьявольски далек от мест, где обретается мой двойник.

«Пфира» — прекрасное судно, крепкое, отличной постройки. В ее трюме достаточно запасных парусов и весел, такелажа, оружия и вообще всего, что может понадобиться в длительном плавании. Это довольно странно, и я могу объяснить подобную щедрость только недосмотром людей Оттоса, которые отбирали корабли для морских игр. Впрочем, Пелопс утверждает, что эти придворные больше думали о развлечениях, чем о своих обязанностях.

Когда мы отошли достаточно далеко от берегов Сармы, я решил проверить, нет ли на борту спиртного. Обнаружив несколько бочонков капни, местного горячительного, я перенес их в свою каюту. С этим зельем мне приходилось иметь дело — оно немного походит на ром, хотя и не такое крепкое. Пелопс рассказывал мне, что напиток готовят из красных ягод, произрастающих в болотах Сармы. Лучше держать спиртное подальше от экипажа. Была у меня, правда, мысль выдавать людям по кружке капни в день, но я решил не связываться с этим делом. Все-таки здесь не Британский военно-морской флот!

Мы шли вдоль сармийского побережья на юг, изредка заглядывая в маленькие поселения, чтобы узнать новости. После морских игр, когда Черный Оттос приказал долго жить и флаги разнесли сообщение об этом по всей стране, Сарма восстала против Тиранны. Тайрина Пфира выслала флот, с мудрой предусмотрительностью решив нанести первый удар — до того, как сын Оттоса (как, черт возьми, его зовут?) придет в себя и соберется с силами. Что ж, пусть удача не покинет мою тайрину…

Несколько дней я потерял совершенно без пользы, обследуя судно и пытаясь решить несколько внезапно свалившихся на меня проблем. Одна из них заключалась в том, что у меня было слишком много людей. «Пфира» рассчитана на экипаж в двести человек, а на борту — четыреста, и все они — бывшие рабы. Есть только один выход — захватить второе судно. Я позвал Айксома — он, хвала Беку, быстро выздоравливает — и Пелопса и объяснил им ситуацию. Айксом только улыбнулся и заявил, что все очень просто — надо взять на абордаж какого-нибудь торговца и перевести на него часть экипажа. Думаю, он прав. Пелопсу, однако, это не понравилось, и он пустился в длинные размышления о том, что пиратство — безнравственное занятие. Я заверил его, что мы не собираемся никого убивать, и велел ему заткнуться. Пелопс вспыхнул и положил руку на эфес меча. Малыш теперь стал совсем другим; настоящий мужчина, только уж слишком вспыльчив. Кроме того, он постоянно драит свой клинок, совершенно запустив все прочие дела, и ведет себя так заносчиво, словно судно принадлежит ему. Чувствую, рано или поздно придется приложить руки и сбить с него спесь.

Голова больше не болит. Может, действительно простая мигрень?



***





"Примечание Акнира, переводчика.

Этот отрывок вполне ясен, если не считать упоминаний о некоем Лейтоне, его компьютере и Британском флоте. Возможно, Лейтон являлся божеством, объектом поклонения Блейда, а «компьютер» — священным предметом? Что касается Британского флота, то из контекста ясно, что флот сей принадлежит Британии — стране, из которой, скорее всего, прибыл Блейд. Но подобного государства в нашем мире не было в древности и нет сейчас.

С одной стороны, это ставит под сомнение реальность самого Ричарда Блейда; с другой — он пишет о Пфире, Великой Государыне, являющейся исторической личностью! Именно в период ее правления сармийская армия разгромила Тиранну, и обе страны были объединены в огромную империю. Более того, судно Блейда названо именем Великой Тайрины!

Смесь достоверных фактов и вымысла… Что еще я могу сказать по этому поводу?"



ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАПИСОК РИЧАРДА БЛЕЙДА


Сегодня случилось еще одно событие — я словно прозрел. Удивительно, каким слепцом может быть человек! Как долго я не замечал очевидного!

Рений! Горы рения! Если я вернусь домой живым, лорд Лейтон будет вынужден всерьез взяться за телепортатор, дабы Англия опять заняла достойное место среди великих держав! Сармийским рением можно завалить всю Землю, и еще останется для Марса и Венеры. Другое дело, сумею ли я снова попасть сюда?

К сожалению, его светлость еще не решил проблему транспортировки минеральных богатств из других измерений, хотя держать пари по этому поводу я бы не рискнул… Вряд ли стоит касаться этой темы на страницах моего дневника, я совсем не хочу, чтобы будущие поколения сармийцев сочли меня заурядным грабителем, который примеривается к их сокровищам. Впрочем, Пелопс клянется, что никто — абсолютно никто! — не сможет понять мой сармийский. Сам он попробовал, долго мучился над одной страницей и в конце концов так зашелся от смеха, что я был вынужден вытолкать его из каюты.

Но вернемся к рению, этому драгоценному серебристому металлу. Связанная с ним история началась с Шефрона. Этот бывший ассенизатор сармакидского цирка по-прежнему неразговорчив и мрачен, но надо отдать должное — он прекрасный барабанщик, знает, как обращаться с людьми, и умеет выжать из гребцов пот не прибегая к плетке. Это очень важно, так как на судне все по очереди садятся на весла — кроме меня, Пелопса и Айксома.

Пелопс, который считает себя великим целителем, пытался лечить язвы на коленях Шефрона какой-то мазью, которую он нашел на борту. Это не помогло, но Пелопс выяснил, что Шефрон постоянно таскает с собой несколько кусочков метитовой руды.

— Они — мой талисман, — объяснил барабанщик, — и напоминают мне о днях, которые я провел в шахте. Когда мне плохо, я достаю эти камешки, гляжу на них и думаю, что все могло обернуться гораздо хуже.

Я сначала не обратил внимания на россказни Пелопса, но ему показалось, что руда как-то связана с незаживающими язвами Шефрона. Барабанщик, однако, не захотел расстаться со своей минералогической коллекцией, и тогда Пелопс притащил его ко мне.

— Я хочу выбросить эти камешки за борт, сьон, но этот дурень не отдает их, — заявил наш лекарь. — Он носит их давно, еще с тех пор, как попал в шахту, и я уверен, что именно они не дают зарубцеваться язвам. Меня он не слушает — может, ты прикажешь ему?

Мне не хотелось глядеть на угрюмую физиономию Шефрона, ни, тем более, на его язвы, и я решил покончить с этим делом побыстрее. Шефрон мог бы стать приятным парнем, если б научился улыбаться, но он, похоже, забыл, как это делается.

— Дай-ка мне посмотреть твои сувениры, — велел я.

Он недовольно заворчал, но повиновался. Я поднес к глазам невзрачный камешек и стал рассматривать его.

Странный минерал! Образец был небольшим, величиной с мизинец. Мягкий, довольно тяжелый, свинцово-серого цвета с синеватым оттенком. Я сжал камень в ладони, почти не думая о нем, и перевел взгляд на стоявшего рядом Шефрона. В голове у меня мелькали некие цифры — что-то о химическом составе человеческого тела и о том, насколько ничтожна ценность этого сырья. Кажется, мне припомнилась статья в популярном американском журнале… Я даже смог бы привести точные цифры — стоимость составляющих нашу плоть химических элементов, которая с 1936 года повысилась в три с половиной раза, с 98 центов до 3 долларов 50 центов в настоящее время. Углерод, кислород, кальций, азот, фосфор, даже немного золота и серебра — и всего этого меньше чем на четыре доллара! Я смотрел на тощего Шефрона и думал, что в этой шкале за него не взять и шиллинга.

Главное все-таки заключалось в том, что эти воспоминания натолкнули меня на мысли о минералах, и я опять стал внимательно разглядывать амулет барабанщика. Что-то зашевелилось у меня в голове, какие-то смутные ассоциации, но ничего конкретного я припомнить не смог.

Я бросил камень в койку и сказал Шефрону, что разберусь с ним попозже, когда как следует изучу этот минерал. Барабанщик сделался еще угрюмее, однако поклонился и ушел. Затем мне пришлось выслушивать очередную нотацию Пелопса.

— Если ты будешь держать камень при себе, сьон, то заболеешь и покроешься язвами. Я в этом уверен! Погляди, он мягкий, словно олово, и от него летит ядовитая пыль. Надо бы выкинуть его. Я долго думал…

Тут я оборвал Пелопса.

— Хватит, приятель, ты мне надоел! Забудь о своих страхах, за одну ночь я не отравлюсь! Лучше найди слиток чистого метита или тираннскую монету. Да поживее!

Пелопс посмотрел на меня, как на помешанного.

— Слиток метита, сьон? Откуда я возьму его на борту?

Мне пришлось согласиться, что это маловероятно.

— Ладно, тогда принеси мне монету. Любую. Ведь монеты Оттоса сделаны из метита, верно?

— Да, сьон. Но они чеканятся только в Тиранне, а в Сарме их не так много. Редкая и ценная вещь, куда дороже золота! Как я найду такую монету среди рабов? Знаешь, я был учителем в сармакидском дворце, но видел их не так много раз. Говорю тебе, сьон, что…

Я погрозил ему пальцем и сказал:

— Пелопс, отправляйся хоть к чертовой бабушке, но раздобудь мне монету. Обыщи всех на борту. Я уверен, что хоть один из наших бездельников припрятал монетку-другую. Иди и найди ее. И не возвращайся, пока не выполнишь приказ.

Когда я говорю таким тоном, Пелопс не решается возражать и не лезет со своими нотациями.

Он ушел, а я снова примялся рассматривать кусочек метитовой руды. Пытаясь мысленно вернуться в кабинет минералогии в Оксфорде, где мне довелось учиться, я прикрыл глаза.

Эта штука сильно напоминала молибденит; в оксфордской коллекции был образец из Гренландии, и я припомнил, что на Земле его добывают также на Аляске, в Никарагуа и Казахстане. Однако блеск камешка на изломе казался более серебристым, как будто бы минерал содержал еще какую-то примесь. Откинувшись к стене каюты, я на миг прикрыл глаза. Молибден сам по себе немалая ценность, но молибденит является еще и практически единственным источником гораздо более редкого металла — рения. Но почему же близкий контакт с рудой приводил к появлению незаживающих язв? Содержался ли в ней какой-то радиоактивный компонент? Возможно ли такое? Черт возьми, почему бы и нет? Ведь я в Сарме, не на Земле!

Вскоре вернулся мрачный Пелопс с маленькой квадратной монеткой. Протянув ее мне, он объяснил, что ему пришлось тщательно отмывать сию драгоценность — этот умник, ее хозяин, прятал монету в анальном отверстии. Как Пелопс разыскал там небольшой металлический квадратик, я не решился расспрашивать, но владелец, несомненно, захватил его во время грабежа судна Экебуса.

Я внимательно рассмотрел монету с помощью неуклюжей лупы, которую нашел у себя в каюте. Царапнул ее ножом. Тяжелый плотный металл, похожий на никель, но цветом больше напоминавший серебро. Очень прочный. Все сходилось!

Ближе к вечеру, перед тем, как зажечь масляную лампу, я опять изучил кусок минерала. Потом, уже сомневаясь в собственном зрении, решил позвать Пелопса и Айксома.

Нет, мне не померещилось. Они тоже это увидели — слабое, едва заметное свечение, не флуоресценцию, а скорее намек на нее, мерцающий нимб вокруг странного камешка.

Это была руда, содержащая молибден, рений и еще что-то, какую-то радиоактивную примесь! Но главное — рений!

Кажется, я нашел сокровище — нечто, имеющее бесспорную ценность на Земле. В этом мире, в Сарме, были целые горы рения! Почему бы и нет? В Кате целые горные хребты слагались из нефрита, а Райна оказалась богата золотом… Что касается язв Шефрона и гибели рабов в шахтах, то их, несомненно, вызывала радиация!

Я сунул монетку и кусок руды в маленькую бронзовую флягу, обернул ее кожей и подшил изнутри к своей тунике; пусть эти драгоценные образцы всегда будут со мной. Рабу, из задницы которого Пелопс извлек монету, был выдан бочонок спиртного — в качестве компенсации за потерю. Он не возражал против такого обмена.



***





"Примечание Акнира, переводчика:

Эпизод с метитом носит совершенно загадочный характер. Этот металл является обычным для Сармы и до сих пор используется нами для чеканки монет и производства особо прочных сплавов. Да, он ценится выше золота и серебра, однако интерес, который проявил к нему Блейд, непонятен. Вероятно, в его стране метит очень дорог и, следовательно, если бы мы нашли родину Ричарда Блейда, он мог бы послужить предметом выгодной торговли.

Где же, однако, эта родина? В первом отрывке упоминалась Британия, теперь же Блейд пишет о Земле, о Гренландии, Оксфорде, Казахстане и других абсолютно неизвестных нам местностях. Возможно, они находятся в другом полушарии планеты? Миновала уже сотня лет с тех пор, как ученые убедились в шарообразности нашего мира, и если Ее Величество тайрина Ферта соизволит послать морскую экспедицию к южному полюсу или в просторы Великого Западного океана, наши моряки, возможно, сумеют отыскать там Оксфорд или Казахстан.

Я должен обратить внимание читателей на то, что и в первом, и во втором отрывках Блейд часто говорит о Пелопсе, своем спутнике по странствиям. Как известно, святой Пелопс — дух воздушной стихии, правящий колесницей самого Бек-Тора. Согласно религиозной традиции, он умеет летать и почитается в Сарме как младшее божество, благожелательно настроенное к людям. Я не сумел проследить связи между Блейдом и этим гением воздуха; скорее всего, тот Пелопс, о котором упоминается в записках, не имеет никакого отношения к нашему святому Пелопсу".



***




ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗАПИСОК РИЧАРДА БЛЕЙДА


О событиях, изложенных ниже, я пишу по памяти, много позже, чем все произошло. Причина одна — только сейчас мне удалось вернуться к своему дневнику. Черт знает, сколько всего приключилось с того вечера, когда я разобрался с метитом. В основном — плохого, но кое в чем мне повезло. Я нашел Зену!

С другой стороны, это трудно счесть счастливой находкой. Мне нелегко писать о ней; особенно сейчас, когда в мыслях у меня другая женщина.

Дайте-ка сообразить… Очень сложно возвращаться к записям после долгого перерыва и после такого множества событий. Но попробую изложить все по порядку.

Итак, я сидел и размышлял о метитовой руде и о том, сумеет ли Лейтон построить телепортатор, чтобы перебросить местные сокровища на Землю. Внезапно Айксом просунул голову в мою каюту: новости у него были неважные. Мой помощник еще не снял повязки с раненного плеча и был довольно бледен. Айксом — хороший парень и превосходный моряк; если бы не он, вряд ли я писал бы сейчас свой дневник.

Мой навигатор с тревогой сообщил:

— Погода меняется, сьон Блейд! Похоже, нас ждет буря, дело обычное для этого времени года. Надо идти в открытое море, подальше от берега.

— Так в чем проблема? Поворачивай руль и постараемся сбежать от шторма.

Айксом нахмурился. Он явно не разделял моего легкомысленного спокойствия. Вытащив из сумки карту, навигатор развернул ее на столе.

Главной особенностью Алого моря является его небольшая ширина — в этом отношении оно напоминает Красное море на Земле и точно так же разделяет два континента. Но главное — ширина! Вот чего я не учел! Айксом щелкнул пальцами по карте — между берегами было миль сто, и сейчас прямо напротив нас находилась Тиранна. Там мне, черт побери, совсем 302 нечего было делать! Впрочем, слоняться у берегов Сармы я тоже не хотел.

К северу лежали неведомые земли, не обозначенные на карте. Айксом объяснил, что еще ни один моряк не высаживался там, поскольку берега гористы, обрывисты и недоступны. Меня совсем не прельщали лавры местного Колумба, так что север отпал сразу.

По словам Айксома, шторма в Пурпурном море бушуют по нескольку суток, а иногда и неделями. Даже если мы бросим плавучий якорь и спустим паруса, нас будет сносить ветром. Куда? На востоке и западе мы можем сесть на мель или разбиться о камни, на севере — то же самое. Остается юг, где лежит страна Пылающих Песков. Туда я и стремился; собственно, это и было бы решением проблемы. Нам надо уйти от шторма и плыть только на юг! Такое распоряжение я дал навигатору. Он покинул каюту, покачивая головой — мол, милостивый сьон никогда не видел здешних штормов. Ничего, теперь увижу.

И я увидел.

Когда я пишу эти строки, у меня перед глазами снова встают сизо-багровые волны высотой с мачту. Даже выше! Между огромными валами — пропасти чудовищной глубины. Ветер задувал с яростью тайфуна, не ослабевая ни на секунду и постоянно меняя направление; он выл и пронзительно визжал, обрушиваясь на верхушки гигантских водяных гор.

За два дня мы потеряли четыре рулевых весла. В первый же час человек пятнадцать смыло за борт, пока мы не натянули леера по всей длине судна. Я привязался к румпелю, и это спасло мне жизнь, — правда, ценой дюжины синяков. Гребцам приходилось постоянно вычерпывать воду. Люди работали из последних сил — они понимали, что жизнь их висит на волоске. Да, они работали, как заведенные, но этого оказалось мало! К счастью, «Пфира» была крепкой посудиной, но с каждой волной перегруженный корабль получал тонну-другую воды. А волны шли одна за одной, без остановки.

К концу третьего дня я понял, что дела наши плохи. «Пфира» по самые борта сидела в воде и могла затонуть в любую минуту. Но вдруг произошло чудо — шторм внезапно прекратился.

Я выскочил на ют и произнес речь, чтобы поднять дух экипажа. Я сказал им:

— Парни, мы выжили! Соберитесь с силами, вычерпайте воду и освободите судно от обломков. Все, что не годится для ремонта — за борт! Проверьте запасы пресной воды. Те, кто пострадал во время шторма, пусть обратятся к Пелопсу.

Затем я велел вычистить гальюны, приготовить горячую пищу и выдать команде порцию спиртного.

Я бушевал не хуже шторма, заставляя своих людей трудиться — занятый делом человек никогда не теряет мужества. Сам я все эти дни не спал и, наверно, даже не присел ни на миг; веревки, которыми я привязался к румпелю, оставили кровавые рубцы на теле. Мне было совсем худо, но не мог же я показать слабость перед своим экипажем!

Пелопсу досталось еще больше. Он, бедняга, страдал от морской болезни — которой я, слава богу, не подвержен, — и провалялся большую часть времени в моей каюте, спрятавшись под койкой. Буря сбила с него всю спесь, избавив меня от неприятной работы. Но теперь я должен был привести его в чувство.

— Возьми себя в руки, Пелопс! — я вытащил его из каюты и как следует встряхнул. — Ты же лекарь! Принимайся за работу и помоги людям!

Лицо Пелопса отливало сизым болотным цветом. Держась за живот и постанывая, он заявил:

— Я еще болен, великодушный сьон. Меня до сих пор трясет и выворачивает наизнанку.

Это было заметно — каюта напоминала свинарник. Кликнув двух парней с ведрами и тряпками, я выволок Пелопса на палубу и отправил заниматься делом.

— Если не можешь лечить, — сказал я ему, — то хотя бы покажи пример команде. И приободрись. Худшее позади.

Когда Пелопс, пошатываясь, ушел, фиксом, который стоял рядом, буркнул:

— Ты не прав, сьон. Худшее нам еще предстоит.

— Что означают твои слова, Айксом? — я с удивлением посмотрел на своего помощника.

Он повел рукой вокруг — морская гладь, насколько мог видеть глаз, казалась совершенно спокойной; воду словно залили толстым слоем масла.

— Ты не знаешь особенностей здешних штормов, — сказал мне Айксом. — Буря вернется. Через час, через день или через несколько дней, но вернется. Шторма здесь всегда идут друг за другом, с полным штилем в промежутках. Скоро ты в этом убедишься, сьон.

Мне пришлось поверить ему. В том, что связано с морем, Айксом никогда не ошибался; правда, на суше в азартных играх ему не везло — из-за чего кредиторы и продали его в рабство. Я только спросил, где мы находимся. Этого он не знал, но не сомневался, что во время шторма нас все время несло на юг и что земли ни разу не было видно.

На море по-прежнему стоял полный штиль. Айксом сказал, что ветра не будет, пока шторм не вернется.

— Мы должны плыть на юг, — решил я. — Доберемся до Пылающих Песков и найдем какую-нибудь бухточку, в которой можно укрыться. Как ты думаешь, Айксом?

Мой навигатор только пожал плечами:

— Мне никогда не доводилось бывать в тех местах, сьон. И должен сказать, что немногие из моряков Сармы добирались туда живыми. Но я знаю, что Пылающие Пески — ужасное место, и оно очень далеко от Сармакида. Там пустыня, и говорят, что никто не может пересечь ее — никто, кроме моуков, обитающих на другом ее краю.

Однако в тот момент моуки меня не интересовали. Я бросил взгляд на небо, посмотрел на спокойное море, гладкое, как зеркало. И снова спросил Айксома:

— Ты уверен, что шторм вернется?

— Да, сьон, клянусь Бек-Тором, — он начертал священный знак.

— Тогда прикажи гребцам садиться на весла. Надо спешить. Я знаю, люди вымотались, многие больны и покалечены, но нам надо добраться до берега. Еще один такой шторм «Пфира» не выдержит.

— Второй шторм, — угрюмо заметил Айксом, — будет еще сильнее.

Это прозвучало многообещающе, и я решил не терять времени. Люди еле двигались, но не прошло и получаса, как гребцы заняли места на скамьях, взялись за весла и затянули заунывную песню. «Пфира» двинулась вперед.

Во время шторма мачта триремы была сломана, и в открытом море мы не могли ее заменить, хотя на «Пфире» имелась запасная. Я велел одному из матросов, который выглядел покрепче, залезть на нижний рей и немедленно сообщить мне, когда появится берег.

Тот самый проклятый берег, пустынный и жаркий, о котором толковал Айксом! Если мы успеем добраться туда и вытащить «Пфиру» на песок, мы спасены. Возможно, мне придется обыскать всю прибрежную полосу или пересечь пустыню, пока я не найду кости любимого братца, но сейчас об этом было рано говорить.

Мы шли на веслах часов пять, когда парень, что висел на рее, вдруг завопил, показывая на восток

— Корабль, сьон Блейд, корабль! Он тонет!

Видно, кому-то не повезло еще больше, чем нам. Я крикнул наблюдателю, чтобы он постарался разглядеть судно.

— Мне кажется, это пиратский корабль, капитан, — ответил матрос. — На носу намалеван череп, мачта сломана и в борту пробоины… Вокруг люди, на воде… Похоже, женщины!

Волна возбужденного бормотания пробежала по палубе «Пфиры». Черт возьми, женщины! Только этого мне не хватало! Их не запрячешь под замок, как бочонки с капией!

Я посмотрел на Айксома.

— Что это значит? Может, нам попалась одна из галер тайрины с женским экипажем?

В этот миг меня пронзила мысль о Зене.

Айксом взял у меня подзорную трубу и уставился на судно. Я и без нее уже видел барахтавшихся в воде женщин; они кричали и размахивали какими-то тряпками. Ни одного мужчины не было видно.

— Действительно, одни женщины, — сказал помощник, облизывая пересохшие губы.

— Это я уже понял, — мой взгляд немного охладил его. — Держи себя в руках, парень. Что это за судно?

— Пиратский корабль, сьон Блейд. Ему хорошо досталось, но я не думаю, что он тонет. Это не исправительное судно, все такие корабли — биремы или триремы, а я вижу только один ряд весел. Да и череп на носу… верный признак! Пиратская галера!

Я продолжал задавать вопросы:

— Тогда где же пираты? Или женщины сами пустились в разбой?

Айксом отдал мне подзорную трубу.

— Нет, конечно. Думаю, пираты захватили один из кораблей тайрины и взяли на борт самую ценную часть груза.

Так оно и оказалось. Я велел подойти к галере и лечь в дрейф. Мы начали вылавливать из воды женщин; они выглядели жутко — истощенные, избитые. Была ли среди них Зена? Не знаю. Я не смог бы узнать ее и не имел времени для подробного осмотра.

Я расспросил первую девушку, попавшую к нам на борт; она едва шевелила губами. Их бирема — корабль, на который сослали Зену, — действительно была захвачена пиратами. Мерзавцы убили капитана и хорошо повеселились с его командой, а потом побросали женщин за борт. Только нескольких, самых красивых и молодых, они взяли на свою галеру. Во время шторма их судно было повреждено; когда буря кончилась, они бросили и женщин, и корабль, направившись к берегу на плотах. И они забрали с собой весь запас пресной воды!

Впрочем, я забегаю вперед. Итак, мы подняли всех женщин на «Пфиру». Черт побери! Среди них наверняка была Зена — если только ее не прикончили под горячую руку.

Мой навигатор оказался прав, когда говорил, что судно удержится на плаву. Пожалуй, его можно было сохранить. Это очень обрадовало меня, хотя терять Айксома мне не хотелось. Тем не менее я собрал команду и торжественно объявил, что произвожу своего первого помощника в капитаны.

— Возьми все, что тебе нужно, — сказал я, — и приведи корабль в порядок. Выбери сотню парней, назначь помощника и постарайся залатать пробоины. Мы на «Пфире» ляжем в дрейф и подождем тебя.

Айксом посмотрел на небо и нахмурился.

— Помолись Бек-Тору, — я хлопнул его по плечу, — может, шторм чуть запоздает.

Женщинами пришлось заняться Пелопсу. Я велел отвести их на ют, накормить и дать воды — они умирали от жажды. И еще, самое важное — Пелопс должен был найти Зену или узнать о ее судьбе. Я беспокоился насчет тайриоты и хотел еще раз повторить Пелопсу свои распоряжения, но тут меня прервал Айксом. Обычно он не позволял себе такого.

— Прости, сьон, я хотел бы получить еще кое-что. Ты ведь понимаешь, нам не нужен бунт в открытом море.

Я уже сообразил, в чем дело, и кивнул ему головой.

— Говори!

— Если у меня будет сотня человек и собственное судно, то надо поделить и женщин, иначе вспыхнет мятеж. Многие из нас, бывших рабов, не видели женщин годами. Как бы не начались беспорядки… Погляди, люди уже волнуются.

Пелопс кивнул.

— Он прав, сьон.

Я и сам знал, что Айксом прав. Я находился на корабле, среди недавних рабов, самых непокорных и беспокойных мужчин Сармы. Я понимал, что должен действовать в соответствии с их представлениями о справедливости.

— Постарайся найти тайриоту Зену, малыш, — сказал я Пелопсу. — Остальные меня не интересуют. Поделите их с Айксомом между командами.



***





"Примечание Акнира, переводчика:

Здесь пропущен большой кусок текста — морская вода и время сделали его абсолютно недоступным для связного прочтения. От десятка страниц остались только обрывки, и попытка расшифровать утерянное скорее всего лишь введет читателя в заблуждение. Помня об этом, я перескажу своими словами то, что мне удалось понять.

Женщин поделили между экипажами двух судов, что являлось обычным делом в те жестокие времена. Блейд нашел свою тайриоту, хотя она сильно изменилась, — и не только ее. Там была еще одна женщина, доставившая ему немало хлопот.

Все рабыни — их было около тридцати — без возражений остались на судах Блейда. Впрочем, куда им было деваться?

Пиратскую галеру привели в порядок, и оба корабля двинулись дальше на юг, в поисках Пылающих Песков. Видимо, это та самая местность, которую мы сейчас называем пустыней Бек-Тора. Подобные детали не столь важны; гораздо интересней другое — можем ли мы считать, что предлагаемый читателям манускрипт действительно написан рукой легендарного Ричарда Блейда и лично им запечатан в кожаную флягу? Итак, перехожу к последним страницам дневника. Блейд успел заполнить их до того, как налетела буря".



***




ОКОНЧАНИЕ ЗАПИСОК РИЧАРДА БЛЕЙДА


Я пишу эти строки на палубе, так как мне пришлось распрощаться со своей каютой; теперь в ней обитают Зена и еще одна девушка, Канда. Эта красотка тоже принадлежит к благородной фамилии. Она утверждает, что приходится дочерью Эль Калу, повелителю моуков.

Зена, увы, не узнает меня — рассудок ее помрачен. При виде мужчины она забивается в угол и смотрит дикими глазами. Я догадываюсь, что творили с ней пираты! Наверно, бедняжка сменила не один десяток хозяев. Другая девушка, Канда, выглядит гораздо лучше. Она совсем оправилась, но теперь я не знаю, что делать с этой заносчивой красавицей. Она обращается с Пелопсом так, словно он — грязь под ногами. На меня же принцесса поглядывает с многозначительной усмешкой и тоже пытается командовать. Что она знает обо мне? Что ей рассказывала Зена? Меня томит предчувствие, что эта Канда принесет мне изрядные неприятности. Однако надо отдать ей должное — она исключительно красива. Никогда я не видел у женщины такой прекрасной груди! А ее ноги…

Спокойно, Дик, спокойно! У тебя и так хватает проблем! И среди них — бедная Зена. Очнется ли она когда-нибудь? Но если это произойдет, легче мне не станет. Мой интерес к Канде растет с каждой минутой, и боюсь, «Пфира» станет тесной для нас троих.

Айксом сигналит со своей галеры; похоже, проклятый шторм возвращается. Небо нахмурилось и почернело, волны становятся все выше и выше… А мы все еще в открытом море. Я продолжу потом, когда…



***





"Примечание Акнира, переводчика:

Это все. Мы знаем, что Блейд — если, конечно, этот мифический полубог и в самом деле существовал, — вложил свою рукопись в кожаную флягу из-под вина. Этот сосуд выловили из воды рыбаки недалеко от берега. Конечно, фляга не могла плавать в море все эти долгие столетия; скорее всего, она лежала в каком-нибудь гроте или расселине в скалах на берегу, откуда ее смыло волнами.

Впрочем, мои рассуждения по этому поводу не решают основного вопроса: создан ли манускрипт Ричардом Блейдом и жил ли он на самом деле в те жестокие древние времена. Многие выдающиеся историки считают его мифическим персонажем, плодом народного вымысла, сказочной личностью. Я же, однако, верю, что он был реальным человеком… или хочу верить в это. Узнаем ли мы когда-нибудь истину?"






ГЛАВА 12


Долгие жаркие дни тянулись такой же бесконечной чередой, как гребешки барханов в краю Пылающих Песков. Блейд, сжигаемый солнцем днем и дрожащий от холода ночью, завидовал человеку, которого собирался убить.

Его двойник, русский агент, сейчас роскошествовал во дворце Эль Кала, повелителя страны Моук. Недавно он стал первым советником владыки и, похоже, не меньше самого Блейда жаждал отыскать брата-близнеца.

Принцесса Канда рассказала Блейду эту историю, и разведчик не сомневался в ее истинности. Правда, Канда пустилась в откровения не сразу, а лишь тогда, когда сочла это нужным.

Стемнело, и он приступил к своей обычной работе — сооружению пирамиды из камней. Он делал это, чтобы добыть воду; только таким образом путники спасались от мучительной жажды в бесплодных и жарких песках. В первую же ночь их странствий Блейд обратил внимание, что со стороны моря вглубь материка дует ровный влажный ветерок. Он припомнил опыт земных путешественников и сложил высокую каменную пирамиду; к счастью, камней в этой пустыне хватало. Уже через полчаса на них стала оседать влага, собираясь в небольшие лужицы, и Блейду удалось наполнить водой небольшую флягу, выброшенную на песок, когда «Пфира» разбилась на прибрежных рифах и пошла ко дну.

Сложив булыжники в коническую груду, разведчик бросил тоскливый взгляд на снежные вершины гор, маячившие на далеком горизонте. Путники шли уже несколько дней, но ему казалось, что горный хребет отодвигается все дальше и дальше.

За этими изрезанными пиками, покрытыми ледниками, находилась страна моуков, в которой правил Эль Кал. Так говорила Канда, утверждавшая, что она — единственная дочь этого могущественного владыки.

Еще Канда сказала, что по дороге к горам им встретится оазис, где обитают подданные ее отца. Когда путники достигнут этой земли обетованной — в чем Блейд сильно сомневался, — оттуда к Эль Калу отправят гонца. Повелитель моуков вышлет навстречу дочери воинский отряд, и дальнейший путь не вызовет затруднений.

Блейду вся эта история не слишком нравилась; похоже, у братца на руках было каре тузов, тогда как сам он мог похвастать парой дам — в лучшем случае! Русский агент прочно обосновался в городе Эль Кала, занял ключевую позицию и, без сомнения, сумеет воспользоваться всеми ее преимуществами. Блейд же имел при себе лишь меч и пару рваных штанов — не считая означенных выше дам. Впрочем, одна из них могла обернуться козырной картой.

Кто-то коснулся его обнаженного плеча.

— Я хочу есть, капитан. Что ты уставился на горы и застыл, словно камень? Ищи же еду! Повторяю, я хочу есть!

Канда. Конечно, это была она. Почти нагая, с тряпкой, обернутой вокруг бедер, обгоревшая под солнцем, изможденная, как и все остальные, но все равно прелестная. Ее длинные черные локоны спадали до пояса, подхваченные сзади ремешком. Лицо, овальное, с огромными дымчато-серыми глазами, покрывал золотистый загар. Ростом девушка была почти с Блейда, стройная, с гордой царственной осанкой; на упругих грудях цвели розовые бутоны сосков.

Разведчик молча смотрел на нее, потом перевел взгляд туда, где рядом с Шефроном скорчилась Зена. Лучше ей не стало, и он уже понял, что рассудок никогда не вернется к тайриоте. Черты ее не потеряли былого очарования, но фиолетовые зрачки были тусклыми и пустыми, а тело ссыхалось и увядало с каждым днем.

Канда топнула босой ногой.

— Разве ты не понял, Блейд? Я голодна!

Он потянул меч из ножен, и девушка в страхе отшатнулась; потом на ее губах заиграла дразнящая улыбка:

— Ты не посмеешь поднять на меня руку, Блейд! В оазисе Тер-Киот знают дочь Эль Кала, а вы — чужаки, грязные бродяги… вас прирежут там без долгих разговоров!

Спорить с этим не приходилось, и Блейд согласно кивнул:

— Несомненно, моя грозная госпожа. Но почему ты так взволновалась? Я всего лишь хочу раздобыть чего-нибудь на ужин. С тобой я сумел бы справиться и без меча, — его пристальный взгляд скользнул по телу девушки, задержавшись на обнаженной груди. — Но я не трогаю беззащитных женщин.

Опять загадочная улыбка.

— Не уверена, сьон Блейд. Я вообще ни в чем не уверена, когда дело касается тебя.

Он не обратил внимания на ее слова и отвернулся. Уже не раз ему приходилось выслушивать эти непонятные намеки, еще с тех пор, как их выбросило на пустынный и жаркий берег. Ладно, рано или поздно он получит объяснение.

Блейд повернулся и, поигрывая мечом, начал неторопливо взбираться на бархан, внимательно изучая песок под ногами. Он искал змей, которых в этой пустыне было не меньше, чем камней. Крупные твари толщиной в руку оказались неядовитыми — так, во всяком случае, утверждала Канда — и выползали, как правило, к вечеру, когда песок остывал.

Охота была успешной. За полчаса он разыскал пару змей, похожих на небольших удавов, прикончил их и отдал Пелопсу с Шефроном. Итак, ужин был обеспечен. Сармийцы содрали с тушек кожу и, порубив змей на части, залили остатками воды. Блейд наблюдал за тем, как Шефрон высек огонь и пристроил котелок над крохотным костром. Счастье, что волны вынесли на берег кое-что с разбитой «Пфиры», кроме трупов… Этот котел, например. И счастье, что в пустыне изредка попадался чахлый полузасохший кустарник, ветви которою могли поддержать пламя… Змеи, однако, и в сыром, и в вареном виде выглядели не слишком аппетитно. Поразительно, подумал разведчик, какой дрянью могут питаться изголодавшиеся люди!

Вместе с Пелопсом он подошел к груде камней; оба жадно всматривались в припорошенные песком валуны, ожидая, когда появится первая струйка сконденсировавшейся влаги. Маленький учитель сильно похудел, пушок на его голове был грязным и свалявшимся, глаза запали. Во время кораблекрушения он потерял свой меч — вместе с остатками былой заносчивости — и теперь явно держался из последних сил. Однако прочие его привычки не изменились. Даже сейчас, похожий на пугало, истощенный и грязный, Пелопс начал очередную речь.

— Милостивый Бек не сочтет грехом, — бормотал он, — если мы бросим Зену. Лучше ей не станет, а сейчас она сильно задерживает вас. Поверь, сьон, мне больно смотреть на нее, ведь я знал тайриоту еще ребенком, и мы играли с ней во дворце — Пелопс тоскливо вздохнул. — Но что поделаешь? Мы не в силах ей помочь… только сами сгинем в этих песках… Справедливо ля рисовать многими жизнями ради одной?

Блейд угрюмо посмотрел на слугу. Он не мог осуждать его — в конце концов, Пелопс был сармийцем, а в Сарме справедливость понимали довольно своеобразно — как правило, в духе покойного Экебуса.

— Я вижу Зену такой, какой она была во время нашей первой встречи, — тихо проговорил разведчик. — Помнишь, я поймал ее, чтобы спасти свою шкуру… и твою тоже, Пелопс. Я стал ее мужем по законам Сармы… Я хотел найти ее… — он сделал паузу. — Нет, мы не бросим Зену, малыш. За нами и так слишком много могил.

В его маленьком отряде сначала насчитывалось девять человек — все, кому повезло достичь берега после кораблекрушения «Пфиры». Теперь их было только пятеро — сам Блейд, Пелопс, Шефрон и две женщины; остальные, раненные или слишком слабые, не вынесли тягот пути в страну моуков. О судьбе Айксома и его галеры Блейд не знал ничего — ураган разметал их в разные стороны еще до того, как «Пфира» напоролась на рифы. Он сам с трудом выбрался на берег, поддерживая обеих девушек, а Пелопс с Шефроном спаслись, уцепившись за обломок мачты.

Сармиец уставился на тонкую струйку воды, стекавшую по черной поверхности камня.

— Мне все время кажется, что ты чародей, сьон… Говорят, такие в старину жили в Сарме. Добыть воду в пустыне из камней… Непостижимо!

— Никакого волшебства, Пелопс… всего лишь знание законов физики.

— Я не знаком с таким понятием, сьон. Но если ты мне объяснишь…

Блейд рассмеялся.

— У тебя хватает других понятий и слов, малыш. Их даже слишком много! Так что не старайся освоить новые. Я разрешаю тебе говорить только о том, что меня сейчас интересует — о принцессе Канде. Кто она? Правда ли, что эта красотка — дочь правителя моуков? И существуют ли в самом деле эта страна и ее могущественный владыка Эль Кал?

Пока Пелопс обдумывал ответ, потирая подбородок, разведчик повернулся, наблюдая, как осторожно и бережно Шефрон кормит Зену. Лицо барабанщика посмуглело на солнце, язвы на ногах исчезли. Для Блейда это являлось еще одним доказательством того, чти метитовая руда обладает слабой радиоактивностью. И в Сарме целые горы драгоценного минерала! Вот это — действительно непостижимо!

Лорду Лейтону придется поломать голову, когда он вернется домой. К сожалению, добираясь к берегу с разбитой «Пфиры», он потерял и образчик породы, и монету — вместе с туникой. Показать будет нечего.

Наконец Пелопс заговорил:

— Думаю, что девушка не лжет, милостивый сьон. Я часто беседовал с ней в последние дни — ты, наверно, это заметил.

— Заметил, — сухо кивнул Блейд. — Она охотнее говорит с тобой, чем со мной. Интересно, о чем, Пелопс?

Сармиец выглядел слегка испуганным.

— О всякой ерунде, сьон. Ничего серьезного. Понимаешь, среди нас она единственная женщина в здравом рассудке, и ей требуется общество. Ты гордо вышагиваешь впереди, Шефрон помогает Зене… вот она и разговаривает со мной. Что здесь плохого?

Вытянув мощную длань, Блейд стиснул плечо Пелопса.

— Не надо врать, приятель, меня не проведешь. Так о чем говорит с тобой принцесса?

Пелопс затрясся, но глаз не отвел.

— Да, великодушный сьон, ты прав. Я солгал тебе… Но Канда сказала… она сказала… если я передам тебе наши разговоры, то в стране моуков меня ждет пытка… Я боюсь, сьон!

Блейд отпустил его.

— Да, пытка… все, что она может пообещать! Но пока что ты не в стране моуков, а здесь, со мной. И я не собираюсь тебя пытать Просто вышибу мозги и оставлю на корм змеям то, что останется. Говори, живо!

И Пелопс, потирая плечо, сообщил, что принцесса постоянно расспрашивает его о хозяине. Задает бесконечные вопросы, старается выведать о нем все. О нем и о тайриоте Зене.

— Так ты считаешь, — снова спросил Блейд, — что мы скоро достигнем страны моуков? И что по дороге нам действительно попадется этот оазис Тер-Киот, настоящий оазис с водой, травой и деревьями?

— Да, сьон. Я слышал про моуков раньше. Очень немного разные слухи и выдумки, но слышал. Говорят, что когда-то властитель Моука пришел в Сармакид и провел месяц с тайриной Пфирой. Это было давно, очень давно когда она захватила власть, отравив свою мать… Я слышал об этом от старого летописца, который…

Пелопс продолжал что-то бубнить, но Блейд уже не слушал его. Похоже, что Эль Кал, с которым он может встретиться через несколько дней, папаша незабвенного сьона Экебуса. Но об этом, благоразумно решил разведчик, лучше позабыть навсегда.

Закончив вечернюю трапезу, странники улеглись на песок. Похолодало. Блейд никак не мог заснуть, хотя его не мучил холод, который казался даже приятным после дневного пекла; не давали покоя мысли о будущем, которое было неопределенным и явно непростым. Он не привык находиться на грани проигрыша. Этот русский агент, если верить Канде, отлично обосновался в стране моуков, и легко догадаться, какой он отдаст приказ, встретив Ричарда Блейда, своего разлюбезного братца.

Блейд долго ворочался с боку на бок, затем встал, бросив взгляд на спутников. Шефрон спал рядом с Зеной, согревая ее своим телом, Пелопс тихонько посапывал в ямке, вырытой в песке. Холодно. Уныло. Даже змеи исчезли. Разведчик присел на камень и задумался о том, что ждет его впереди. Ничего утешительного не предвиделось.

Канда говорила, что его двойник тоже начал поиски. Зачем? Ответ напрашивался сам собой. В Моуке Ричарда Блейда ждут петля, топор или огонь — на выбор. Конечно, возможны местные варианты, вроде хорошо смазанного кола или стаи капидов… Как защититься от человека, обладающего властью? Тут Блейду пришло в голову, что дела обстоят еще хуже. Двойник был не только его внешним подобием; он обладал такой же стремительной реакцией, силой, хитростью, отвагой… Страшный противник!

Надо поставить себя на место этого парня. Как бы действовал он сам, чтобы избавиться от навязчивого родственника? Блейд погрузился в размышления.

Однако он недолго пребывал в одиночестве; за его спиной послышались легкие шаги, потом раздался голос Канды.

— Я замерзла, сьон Блейд.

Она действительно замерзла — посиневшие губы, кожа в пупырышках, мелко подрагивающий подбородок.

— Всем холодно, принцесса, — Блейд пожал плечами. — Что я могу сделать? Терпи…

— Ты не знаешь, что делать? Не притворяйся недогадливым, сьон! — рассердилась Канда и кивнула в сторону Шефрона, прильнувшего во сне к Зене. — Даже глупый раб знает, как согреть женщину!

Блейд поднялся.

— Ты действительно хочешь этого, Канда? Вот так прижаться ко мне? Ведь я — не Шефрон!

Девушка подошла к нему почти вплотную.

— Ветер сегодня особенно холодный, и я хочу согреться. Может, и не только согреться. Понимаешь, сьон? Или я должна сказать яснее?

Терпкий мускусный запах ее тела обволакивал Блейда. Наконец-то! Он жаждал эту женщину и боялся сейчас только одного — что его ветхие штаны могут лопнуть в самый неподходящий момент. Не хотелось бы разгуливать с прорехой в таком заметном месте! Усмехнувшись, он расстегнул пояс.

— Ты смеешься надо мной, Блейд?

— Нет, принцесса, над собой, только над собой, — разведчик опустил глаза долу — туда, где истлевшая кожа штанов безнадежно сопротивлялась напору плоти.

Взгляд Канды скользнул вниз, и в этот момент штаны с сочным звуком лопнули. Девушка оцепенела, затем груди ее дрогнули, губы приоткрылись.

— Я… я не так уж замерзла, Блейд… Дело в другом…

— Я понимаю, принцесса.

Они не целовались. Возможно, Канда, как и женщины Сармы, не знала подобного знака нежности; во всяком случае, поцелуи ей были не нужны. Она отказалась ложиться на холодный песок, и Блейд притиснул ее спиной к камню, нетерпеливо раздвигая ноги. Она вскрикнула, когда он вошел, — не то от изумления, не то от испуга, — но почти не сопротивлялась. Блейд понял, что ему не суждено пролить девственную кровь Канды; скорее всего, она окропила землю Моука или палубу пиратской галеры.

Да, в этом сражении она не была новобранцем! Крепко обхватив его шею, полузакрыв глаза, она раскачивалась все сильней и сильней, с жадной страстью изголодавшейся по ласке женщины. Она приподняла колени, и Блейд ощутил бархатную упругость ее бедер — теперь девушка повисла на нем, по-прежнему волнообразно извиваясь и вскрикивая. Постепенно ритм их движений начал совпадать, и лишь иногда Канда то замирала, то с яростной силой впивалась ногтями в его плечи. Блейд чувствовал, что она близка к оргазму. Внезапно девушка запрокинула голову к небесам, едва озаренным холодным светом луны, испустив странный, высокий и дрожащий вопль. Блейд с силой прижал к камню ее ягодицы, погружаясь все глубже и глубже, пока его облегченный вздох не слился с ее стонами.

В блаженной истоме он откинулся назад. Канда не отпустила его; чуть расслабив бедра, она продолжала обнимать Блейда за шею, склоняя к плечу черноволосую головку и пытаясь заглянуть ему в глаза. Знакомая улыбка, дразнящая и насмешливая, появилась на губах девушки.

— Не могу понять…

— Да, моя принцесса?

— Кто из вас лучше… Кто подарил мне большее наслаждение… ты — или твой брат…

Так вот в чем дело! Вот что означала ее странная улыбка, ее внезапная тяга к нему! Теперь Блейд понял, кто был ее первым наставником в науке любви. Осторожно высвободившись из объятий девушки, он опустил ее на землю, ощущая, как холодный пот дурного предчувствия сменяет испарину любовной схватки. Его двойник, проклятый дубль, внезапно обрел неотвратимую реальность, словно теплое женское тело, которое он только что сжимал в объятиях, было посланием врага, таинственным и угрожающим.

Зубы Канды блеснули в лунном свете.

— Поразительное сходство! — она покачала головой. — Я не поверила бы своим глазам, но ты предъявил сейчас очень веские доказательства… Я говорила с Пелопсом… он многое рассказал о тебе, но не все, далеко не все. Я хочу знать больше! Это в твоих же интересах, сьон Блейд, ведь завтра мы достигнем оазиса. Но сначала я могу ответить на твои вопросы. Что ты хочешь услышать о своем брате, мой любезный сьон?

— Все! — Блейд был краток.

— Как странно! Он сказал то же самое, узнав, что в Сарме появился человек, как две капли воды похожий на него. И с тех пор он пытается разыскать тебя, сьон.

«В этом-то я не сомневаюсь», — мрачно подумал разведчик. Вслух же он произнес:

— Откуда моему брату стало известно, что я жив?

— Прибыл всадник из Сармы, гонец тайрины. Я позабыла его имя… Он сказал, что послан великой Пфирой. Она хотела выяснить, удалось ли твоему брату спастись.

Блейд кивнул. Значит, Пфира выполнила свое обещание… Он нежно обнял принцессу.

— Пока что я не узнал главного, — его губы скользнули по точеной шейке, прокладывая путь к напряженному бутону соска. — Кто же из нас подарил тебе большее наслаждение? Я или мой брат?

Канда нахмурилась, что-то вспоминая, потом лукаво улыбнулась.

— Трудно сказать. Когда я узнаю тебя лучше…

Блейд потянул ее к себе, не настаивая на более определенном ответе.



***





Канда говорила правду; на следующий день измученные путники выбрались из жарких песков к благословенной тени оазиса. Там их снабдили одеждой, пищей и, главное, чистейшей водой из сверкавшего на солнце родника. Теперь восточные горы казались гораздо ближе. Из своего шатра, стоявшего на краю заросшей изумрудно-зеленой травой поляны, Блейд видел уходившую к перевалу дорогу. Этим путем, как уверяла Канда, воинский отряд, который Эль Кал пошлет за дочерью, быстро преодолеет горные кручи и глубокие ущелья.

Принцесса с удовольствием проводила ночи с Блейдом, но днем держалась поодаль. Обычно она уходила в деревушку, расположенную в центре оазиса; ее обитатели относились к девушке с великим почтением. Здесь, среди пышущих жаром песков, обитали люди, совсем не похожие на сармийцев. Они были высокими, стройными и худощавыми, с темно-шоколадной кожей и длинными черными волосами. Как объяснила Канда, жители пустыни принадлежали к одному из племен моуков, над которым тоже властвовал Эль Кал. Их женщины закрывали лица чем-то вроде чадры, мужчины носили длинные льняные хламиды, подпоясанные широкими ремнями, и тюрбаны. Мирная жизнь в недоступном врагам краю не лишила их бдительности — на поясе у каждого болтался внушительных размеров меч. С Блейдом и его спутниками моуки обращались с подчеркнутой вежливостью. Позже он узнал, что так распорядился первый министр — его двойник.

В благодатном оазисе странники быстро оправились от изнурительных скитаний в пустыне и пришли в себя. Пелопс постоянно ходил с раздутым животом — он пил столько воды, словно хотел запастись ею на всю оставшуюся жизнь. Шефрон окреп, плечи его раздались, глаза потеряли былой мрачный блеск, и барабанщик словно помолодел на дюжину лет. Самочувствие Зены, однако, не изменилось; тело тайриоты обрело прежний вид, но зрачки были такими же тусклыми и бессмысленными.

Снова и снова Блейд пытался заговорить с ней, но она лишь испуганно отшатывалась, вскрикивала и звала Шефрона. Только он мог успокоить несчастную девушку. Она прижималась к барабанщику словно ребенок, а он ласково гладил тайриоту по голове и что-то шептал на ухо.

Одна из таких безуспешных попыток произошла на глазах Канды. Вечером принцесса сказала Блейду:

— Разум никогда не вернется к ней. Но ты не беспокойся — в нашей стране щадят безумцев, если они не опасны. Я прослежу, чтобы с Зеной хорошо обращались. Ее отправят в место, где живут такие больные, будут ухаживать за ней и…

Покачав головой, Блейд прервал девушку:

— Мне бы не хотелось засадить Зену в сумасшедший дом. Видишь ли, в некоторой степени я отвечаю за нее; по сармийским законам мы — супруги.

Канда раздраженно прищелкнула пальцами.

— Что с того? Сейчас ты не в Сарме… и эти сармийцы настоящие варвары! — она замолчала и вдруг искоса взглянула на Блейда. — А ты знаешь, почему Зена лишилась рассудка? Там, на пиратском корабле, десяток мужчин насиловали ее каждый день… Зачем она тебе?

Блейд содрогнулся. У него не осталось никаких чувств к тайриоте, кроме жалости; судьба была чудовищно несправедливой к сармийской принцессе. Он почувствовал нарастающий гнев.

— Я догадывался об этом, — спокойный тон давался ему нелегко, — Зене крепко досталось… Но тебя пираты схватили еще раньше. Кажется, ты говорила, что это случилось на побережье Пылающих Песков? — он устремил тяжелый взгляд на девушку. — Так что же пираты сотворили с тобой?

Канда, облаченная теперь в длинную юбку и льняной нагрудник, подняла голову. Блейд не отводил глаз и ждал. Она первая опустила взгляд.

— Я — дочь Эль Кала, — пробормотала девушка. — Отец отправил меня в Сарму… Надо было решить кое-какие спорные вопросы, а в тех краях женщина пользуется большим почетом, чем мужчина. Пираты знали, кто я… из бумаг в моем багаже. Им нужен был только выкуп, и они не трогали меня, — длинные ресницы Канды взметнулись вверх. — Вот как все было, сьон Блейд. И я не понимаю, почему Зена не призналась, что она сармийская тайриота. Для разбойников золото привлекательней женского тела.

— Думаю, она говорила… даже кричала! — сухо произнес Блейд. — Но, в отличие от тебя, у нее не было доказательств.

Он отвернулся. Несчастная Зена! При чем тут доказательства… Пфира не заплатила бы за нее ни гроша! Для тайрины так было выгоднее; удобный случай избавиться от одной из дочерей-соперниц. К ее трону тянулось слишком много нетерпеливых рук.

В ожидании проводников миновало семь дней. Блейд проводил их в тени огромного дерева, что росло возле родника. Это был не главный источник воды в оазисе, а другой, поменьше, находившийся на окраине деревни, и его здесь никто не тревожил. Он мог спокойно поразмышлять насчет дальнейших действий и приготовиться как к хорошему, так и к дурному. Будущее представлялось неясным. Что собирается предпринять русский агент? Они были так схожи, и все же Блейду не удавалось предугадать его намерений. Почему всемогущий советник распорядился хорошо обращаться с ним? Раньше Блейд был почти уверен, что моуки прикончат его при первой же возможности. Или этот парень, правая рука Эль Кала, не столь уж и всемогущ? Что за хитрость он задумал? Блейду оставалось только гадать в ожидании нового хода противника, чтобы ответить ударом на удар.

Однажды он сидел, развалясь в тени под деревом, когда виски вдруг сдавила боль — впервые после долгого перерыва. Раскаленный стержень словно пронзил его мозг, потом тысячи игл впились в глаза, вдавливая их внутрь черепа. Боль была настолько сильной и неожиданной, что Блейд со стоном покатился по песку, стискивая голову руками.

Она прошла так же внезапно, как появилась. Разведчик облегченно вздохнул, сел и вытер выступивший на лбу пот. Ну и ну! На этот раз компьютер почти нащупал его! И братца тоже, надо полагать… Испытал ли двойник такой же приступ? Идя его мозги устроены иначе? Лейтон говорил, что не может вытащить русского обратно… Значит, между ними все-таки есть разница?

Робкое покашливание прервало мысли Блейда. Он поднял глаза и увидел Пелопса; тот с беспокойством уставился на него.

— Ты болен, сьон?

Блейд слабо покачал головой.

— Ничего страшного… Просто разболелась голова. Все уже прошло.

Маленький сармиец, выглядевший весьма импозантно в длинном, до пят, балахоне, опустился на корточки.

— Ты уверен, сьон? Я ведь лекарь, хоть не слишком опытный… Ты же видел, как я лечил рабов! И я буду счастлив, коль ты позволишь…

С трудом сдерживая смех, Блейд похлопал его по плечу.

— Спасибо, малыш! Я же сказал, что все уже в порядке. Один твой вид сразу привел меня в чувство.

— Ты опять смеешься надо мной, сьон. Я знаю, ты часто это делаешь, — Блейд пытался запротестовать, но Пелопс покачал головой и продолжал: — Если честно, то временами я и впрямь заслуживаю только насмешки… Поверь, я совсем не так глуп, как иногда кажется. Но сейчас я чувствую себя прекрасно, — маленький сармиец с блаженной улыбкой покосился на журчавший рядом ручей. — Я поправился, у меня хорошая одежда и снова есть меч. Я опять стал воином! Вот провожу тебя через горы, вернусь в Сарму и буду сражаться за мою тайрину против наследников Оттоса.

— Так ты хочешь вернуться в Сарму, Пелопс?

Утвердительный кивок. Пристальный, немного недоуменный взгляд.

— А как же еще, сьон? Я — сармиец, верно? И хочу вернуться домой, если останусь жив.

Разведчик в задумчивости склонил голову.

— Конечно, ты прав, Пелопс, но… — он замялся.

Маленький учитель смотрел на Блейда, ожидая продолжения, но его хозяин что-то чертил веточкой на песке. Наконец Пелопс не выдержал.

— Да, сьон? Ты собирался что-то мне сказать?

Блейд решился. Он сделает это, почему бы и нет? В конце концов, его инструкции не содержали запрета на передачу стиль невинной информации. Возможно, сармийцы извлекут пользу, а он… он получит удовольствие от маленькой шалости, вспоминая дома об этом мире. Если вернется домой…

Он поднял голову.

— Пелопс, хотел бы ты научиться летать?

Сармиец поскреб в затылке

— Может, и хотел бы, сьон, только люди — не птицы… Даже волшебники древности не умели такого. Правда, твоя мудрость так велика…

Разведчик ухмыльнулся.

— Я готов поделиться ею, малыш. И тогда… тогда ты станешь великим ученым! Человеком, которого никогда не забудут благодарные потомки. Люди будут помнить о тебе… может быть, даже воздвигнут памятник…

Глаза Пелопса недоверчиво округлились.

— Памятник? Мне? Словно могущественному Бек-Тору?

— Конечно, — с уверенностью заявил Блейд, — И памятник будет великолепным! Статуи обычно выглядят гораздо лучше людей, которых они изображают.

Пелопс энергично закивал:

— О, я очень хочу этого, сьон! Как ты думаешь, памятник сделают из камня? — Лицо его приняло озабоченное выражение. — Глина слишком недолговечна…

Блейд расхохотался.

— Из самого лучшего мрамора, малыш… А теперь посмотри сюда, на этот чертеж на песке, — и припомни, как теплый дым от костра поднимается вверх…



***





Объяснения заняли почти час. Пелопс молча кивал, не в силах вымолвить ни слова, пораженный простотой великой идеи полета на воздушном шаре.

Наконец Блейд закончил и отбросил прутик.

— Вот и все. Теперь ты великий мудрец, Пелопс! Так что соблюдай осторожность и береги себя, малыш, пока не вернешься в Сарму. Сейчас мы направляемся в страну моуков, и ты не должен доверять секрет никому — ни пергаменту, ни людям Эль Кала. Храни все в голове!

Пелопс кивнул.

— О да, сьон, ты прав! Я буду хранить эту тайну. И хранить свою голову! Ведь я — великий мудрец!

Блейд снисходительно кивнул, вглядываясь в облако пыли на горизонте. Неужели приближаются посланцы Эль Кала? Он быстро вскочил на ноги.

Действительно, то был долгожданный эскорт — десятка два всадников под командованием молодого сотника. Ему было ведено с почетом доставить принцессу и ее спутников в столичный город владыки моуков, великого и грозного Эль Кала, оберегая их в дороге от всяческих неудобств. Для Канды был приготовлен паланкин, остальным предстояло путешествовать на лошадях. Кроме этих знаков отеческого внимания, у сотника имелось письмо для Блейда. Очень короткое, всего три десятка слов на английском:

"Приветствую тебя, братец! Сердце мое переполняет радость с той минуты, когда я узнал, что ты жив. Жду, надеюсь скоро увидеть тебя. Поторопись!

Твой любящий брат Джеймс".

Джеймс! Блейд вздрогнул, увидев на клочке пергамента имя, которым он назвал своего двойника в Сармакиде, во дворце тайрины. Значит, ее гонец и в самом деле добрался до страны моуков!






ГЛАВА 13


Блейд бросил взгляд в зеркало, что украшало широкий простенок меж окон, потом покосился на человека, сидевшего напротив. Казалось, его отражение в холодном блестящем стекле внезапно обрело жизнь; он видел то же смуглое лицо, темные глаза, нос с едва намеченной горбинкой, сурово сжатые губы, твердый подбородок. Да, копия была превосходной, во всем подобной оригиналу, и лишь цвета тюрбанов позволяли различить мнимых родственников: убор Блейда был белым, у его двойника — ярко-красным.

Они сидели друг против друга в квадратном зале, в замке повелителя моуков. Дворцы, башни и дома столицы Эль Кала от фундаментов до крыш были сложены из обожженных кирпичей. Замок владыки тоже не представлял исключения, и чудовищная толщина его кирпичных стен делала комнату сумеречной и прохладной. Покой украшали прекрасные ковры ручной работы. Мебели тут почти не было — только низкий длинный диван, несколько мягких пуфиков, шандалы со свечами да маленькие столики, на которых посверкивали фарфоровой белизной кувшины с холодным питьем.

Блейд щеголял в таком же облачении, как и его двойник: кожаные сапоги, просторные шаровары и долгополый, распахнутый на груди халат с короткими рукавами. Взгляд разведчика скользнул по мускулистой груди развалившегося на диване человека — загорелую кожу перечеркивал чуть заметный шрам. Да, русские были хорошо информированы! Этот рубец остался у него на память о пиратах Альбы, и с тех пор прошло не так много времени.

— Вот мы и встретились, братец, — двойник ухмыльнулся, и Блейд отметил, как непривычно наблюдать со стороны улыбку на собственном лице. — Когда я пришел в себя, то сразу понял, что ты не задержишься — если, конечно, сумеешь добраться до своих. И я решил сам начать поиски.

Первый советник Эль Кала устроился на диване, поджав под себя ноги; Блейд сидел на пуфике, похожем на круглую упругую подушку. Он встал, прошелся по комнате и остановился около узкого окна, напоминавшего бойницу. Внизу лежал кирпичный город; массивные темные здания тянулись вверх, опоясанные тройным кольцом стен. Блейд нервничал и знал, что Джеймс, несмотря на показное спокойствие, ощущает такую же неуверенность. Их встреча в обманчивой тишине сумрачного чертога таила не меньшую опасность для обоих, как если бы они стояли лицом к лицу с оружием в руках.

Нет, подумал Блейд, сейчас не время выяснять отношения. Это показалось бы весьма странным Эль Калу и Канде. Особенно Канде.

Его двойник вытащил из-за пояса трубку, набил ее местным табаком и прикурил от длинной свечи, горевшей в бронзовом шандале рядом с диваном. Несколько раз глубоко затянувшись, он выпустил облако ароматного дыма, попахивавшего ладаном.

— Здесь я стал выходить из образа, — сказал русский, махнув трубкой в сторону Блейда, — Я многого не мог позволить себе дома, братец. Даже во время отпуска не расслабишься! Я всегда жалел, что ты куришь сигареты. Весьма неудобно для человека, который любит побаловаться с трубкой,

Его английский был безупречен; голос казался голосом самого Блейда. Несомненно, он трудился долгие годы, добиваясь полного сходства со своим аналогом. Любопытная профессия, подумал Блейд, подделываться под другого человека!

У него не было времени, чтобы привести мысли и чувства в порядок перед этой встречей. Когда путники в сопровождении отряда моуков прибыли во дворец, Пелопса, Шефрона и Зену сразу куда-то увели; Канда, еще раз заверив Блейда, что они будут в безопасности, исчезла. Разведчика отправили в купальню, поручив заботам дюжины прекрасных и совершенно нагих девушек. Его вымыли, причесали, натерли душистым маслом, проводили в этот сумрачный покой и оставили одного. Затем открылась дверь, и в комнату вошел русский.

Теперь его братец Джеймс сидел напротив, с наслаждением посасывая трубку. Казалось, он искренне рад обрести на чужбине близкого родственника.

— Отвлекись от грустных дум, парень. Расслабься! — Блейд вновь услышал знакомый голос. — Садись, нам есть о чем потолковать. У меня немало вопросов к тебе, да и ты, думаю, не прочь узнать кое-что, — Джеймс затянулся и выпустил колечко сизого дыма. — Тебе ничего не грозит, даже наоборот — в силу некоторых обстоятельств, мы — союзники. Понимаешь?

Блейд натянуто улыбнулся.

— Нет, не понимаю. До сих пор я не числил тебя среди своих друзей.

— На Земле я сказал бы то же самое. Но мы находимся в ином мире, и я не собираюсь с тобой враждовать… Ты мне нужен, потому что лишь от тебя я могу получить необходимую информацию. Видишь ли, я не представляю, где очутился и что надо сделать для возвращения, — он опустил трубку и посмотрел прямо в глаза Блейду. — Если говорить откровенно, ты — моя единственная надежда, братец. Как иначе я попаду домой?

Блейд снова уселся на пуфик, расправил на коленях халат.

— Боюсь, что не смогу тебе помочь, — он сделал паузу. — Скажи-ка, у тебя иногда побаливает голова?

Двойник потер виски.

— Случается. Но не очень сильно. Это что-нибудь значит?

Все же между нами есть разница, понял Блейд. Она коренилась глубоко, на уровне нейронных связей мозга, но в ее существовании сомневаться не приходилось. Этот человек обладал чем-то вроде ментального щита, естественного или благоприобретенного; как бы то ни было, Лейтон не мог вытащить его отсюда по собственному желанию.

Еще Блейд думал о том, что нельзя верить ни единому слову двойника — что бы он ни говорил сейчас или в будущем, хотя иногда его речи могут казаться вполне искренними. Мир между ними невозможен! Воспоминания о хирургическом столе в старой конюшне еще не успели остыть.

Он усмехнулся и пояснил:

— Боль — признак того, что нас ищут и пытаются вернуть назад.

Вернуть его, настоящего Блейда! Двойнику предстоит остаться тут, в Моуке, живым или мертвым. Блейд знал, что последнее более предпочтительно.

Русский кивнул:

— Так я и думал. Знаешь, до того, как попасть в «Дубль» и стать твоей тенью, я занимался кибернетикой. Странная у меня теперь жизнь… и я бы не сказал, что получаю от нее удовольствие. Трудно забыть самого себя, — он снова поднял на Блейда потемневшие зрачки. — Сейчас я больше англичанин, чем русский, хотя родился в Минске и на самом деле меня зовут Григорием… Да, Григорий Петрошанский, так меня звали! Кто бы поверил, взглянув на меня теперь! — он горько рассмеялся.

Блейд наблюдал за ним. Спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие! Надо взять ситуацию под контроль… Но как? Придушить этого парня прямо сейчас? Без шума не обойдется, двойник не слабее его самого… Да еще эти моуки! Он находился в их стране, в их городе и в их власти. Блейд вспомнил о телах преступников, распятых на стене у городских ворот, и решил не применять сильнодействующих средств.

Была еще и Канда. Неясно, что связывает ее с русским… Как минимум, постель, но не исключены и более теплые чувства. Пока что она не разобралась, кому отдать предпочтение, и сильно обидится, потеряв возможность выбора.

Нет, подумал Блейд, еще рано выпускать когти. Играй, парень, играй! Играй искусно, используя коварство, хитрость и знание! Состязайся с этим человеком, со своим отражением — обман за обман, хитрость за хитрость, ложь за ложь, коварство за коварство. Это единственный путь! И самый безопасный. Жди своего часа, спокойно, терпеливо. Словно кошка, которая охотится за воробьем.

Словно прочитав мысли Блейда, русский произнес:

— Нам надо выработать какую-то договоренность, старина. Заключить перемирие. Поверь, я не собираюсь тебе пакостить. Это выглядело бы довольно странно — после всех моих причитаний о бедном любимом брате! Нет, можешь не беспокоиться за свою голову, — он снова набил трубку, поднес ее к пламени свечи, затянулся. — Наш шеф, Эль Кал, — абсолютный монарх и совсем не глуп. Жестокий, как хорек! Кое-что я здесь уже повидал. Знаешь, он может вполне благожелательно беседовать с кем-нибудь из своих подданных, а потом этак легонько проведет пальцем по горлу… и все! Через пару минут голову подданного приносят на блюде.

Что ж, обычное дело, решил Блейд. Он находился не в Букингемском дворце, и в общем такая ситуация его вполне устраивала. Получалось, что у него еще есть время поиграть с противником в кошки-мышки.

Он встал, подошел к дивану и протянул руку.

— Думаю, ты прав, братец. Ты нужен мне, а я — тебе. Ты неплохо тут устроился и прекрасно разбираешься в тонкостях местного этикета. Мне же еще предстоит это освоить. Так что предлагаю союз.

Они обменялись рукопожатием. Глаза их встретились, и разведчика охватило странное ощущение — будто он заглянул в собственную душу. Жутковатое чувство, но он знал, что Джеймсу-Григорию приходится не легче.

Русский ударил себя кулаком по колену.

— Вот и отлично! А теперь, раз уж я лучше знаю местный этикет, мы соответственно отметим это дело.

Он подошел к массивной, обитой кожей двери, усеянной медными шляпками гвоздей, открыл ее и три раза хлопнул в ладоши. Почти сразу же в комнате появилась юная девушка в полупрозрачном одеянии, и при ней — поднос с большим кувшином и двумя бокалами. Русский кивнул девушке на столик возле дивана, и, когда она, опустив поднос, шагнула к двери, положил руку на ее обнаженное плечо.

Первый советник подмигнул Блейду. Мол, не зевай, парень! Есть свои приятности в жизни сей, и сейчас я тебе кое-что продемонстрирую!

Блейд смотрел, как русский, притянув к себе девушку, сочно поцеловал ее в губы. Она стояла неподвижно, безвольно опустив руки. Когда Джеймс-Григорий оторвался от нее, красотка улыбнулась и, опустив глаза, прошептала:

— Спасибо, господин.

Русский снова подмигнул Блейду,

— Вот видишь? Такие детали этикета здесь никого не смущают.

Он облапил девушку и начал ласкать ее обнаженные груди. Та по-прежнему стояла не шевелясь, устремив взгляд в стену. Двойник поглаживал ее — Блейд почти физически ощутил под своими пальцами нежную плоть, — сжимая то одну, то другую грудь, затем потянулся к розовым соскам.

Наконец руки его скользнули вниз, по стройной талии, потом добрались до ягодиц, начали обследовать живот. Девушка задрожала, слегка застонав, и Блейд почувствовал нарастающее возбуждение.

Внезапно русский оттолкнул ее.

— Все. Можешь идти!

Девушка поклонилась:

— Благодарю, господин, — и вышла.

Двойник вернулся к дивану, сел, скрестив ноги.

— Ну, что скажешь, старина? Этих служаночек во дворце сотни, и каждая просто счастлива сделать тебе одолжение. В России такого не встретишь. В Англии, как я успел заметить, тоже.

Блейд налил себе вина. Джеймс последовал его примеру, затем поднял свой бокал и широко улыбнулся.

— Не бойся, никаких фокусов. Ни яда, ни наркотиков не держим. Неплохое вино, да?

Напиток был чуть терпким и приятным на вкус. Блейд решил, что его гонят из каких-то плодов вроде инжира или фиников.

— Да, отлично, — он поставил пустой бокал на поднос. — А теперь я хотел бы кое-что тебе предложить.

Русский выпил и тут же снова наполнил свой бокал. У Блейда замерцала слабая надежда, что при таких темпах братец Джеймс минут через пять почувствует легкое головокружение. Это сильно упростило бы дело.

— Слушаю, — сказал двойник.

Коротко, стараясь не сболтнуть лишнего, Блейд пояснил, что они могут вернуться в родное измерение только с помощью компьютера лорда Лейтона.

— Поверь, случившееся с нами — не фантастические грезы, — сказал он. — Я не могу точно объяснить механизм перемещения, но мы не восстанем от сна в одно прекрасное утро. Твой мозг, как и мой, изменен, его молекулярная структура перестроена, благодаря чему мы получили способность воспринимать другой мир. И только компьютер может вернуть нас обратно.

— Чудеса, да и только, — покачал головой русский. — Похоже, ваши специалисты здорово обставили нас… — он на минуту задумался, потом поднял на Блейда внимательный взгляд. — Так что у тебя за предложение, старина?

— Поменяй команду, братец. Мы можем договориться прямо сейчас.

От неожиданности Джеймс приоткрыл рот, затем единым духом опустошил свой бокал.

— Перейти к вам? Но, мой дорогой…

Блейд перебил его.

— Почему бы и нет? Что тебя держит? Поверь, лучшего места для жизни, чем старая добрая Англия, не найти.

Джеймс поднял пустой бокал и посмотрел на Блейда сквозь розоватое стекло.

— Ну, это твое мнение, а не абсолютная истина. Да и какие гарантии ты можешь предоставить мне? Здесь и сейчас?

— С этим не возникнет проблем. Вспомни, ты очутился здесь нагим, и первые минуты сильно кружилась голова. Ведь так?

— Точно, — Джеймс кивнул, поежившись от неприятных воспоминаний. — Совершенно голым, да еще в бушующем море. Не подвернись мне бревно, я бы живо пустил пузыри.

— При возвращении подобные эффекты еще сильнее. Ты вновь окажешься голым и совершенно беспомощным. Сам понимаешь, что это значит, — Блейд неторопливо наполнил свой бокал. — Возможно, отсидев за решеткой лет пять, ты захочешь сменить хозяев, да кто тебе поверит? Другое дело, если мы договоримся сейчас. Я за тебя поручусь, а мое слово кое-что значит, будь уверен, — он неторопливо поcмаковал вино. Все сказанное являлось правдой, за исключением одной детали — компьютер, похоже, не мог добраться до мозгов Джеймса. Возможно, он не хотел возвращаться?

Русский раскурил давно погасшую трубку, плеснул себе вина, поднялся с дивана и подошел к окну. Начало смеркаться, и Блейд не мог разглядеть его лица.

— Скажи-ка, старина, а можно ли вытащить отсюда мертвого человека? Покойника?

— Нет. Ты умираешь, и умирает твой мозг. Компьютер не в состоянии изменить мертвые клетки.

Со двора донеслись звуки труб, по потолку комнаты скользнули отсветы факелов. Русский повернулся к Блейду и сказал, заметив его вопросительный взгляд.

— Небольшой праздник в нашу честь, братец… скорее, в твою. Пир на всю ночь — вино, пляски, девушки… много всего. А потом ты предстанешь перед великим Эль Калом. Очень важное мероприятие! Шефу придется решать, кто из нас станет мужем Канды, а кто отправится на небеса.

Блейд сумел сохранить внешнюю невозмутимость, хотя слова двойника были серьезным и неприятным откровением. Вот, значит, как… Он лихорадочно пытался осмыслить эту новую информацию.

— Канда? Не хватало мне еще забот с этой девчонкой! Я полагал, что мы с тобой обсуждаем серьезные дела!

Русский агент обаятельно улыбнулся, и Блейд узнал эту улыбку — он столько раз видел ее в зеркале.

— Куда уж серьезнее! Речь идет о наших шкурах, — он отхлебнул из бокала — А что касается твоего предложения, старина, то я согласен. Даю слово! Но, сам понимаешь, надо еще сохранить головы на плечах к тому времени, когда компьютер нас найдет. Кстати, скоро ли это случится?

Блейд пожал плечами.

— Не знаю. Может быть, в следующую секунду, а может, через год. Но я уверен, что нас ищут… — он задумчиво уставился в бокал — Так что там насчет Канды?

— Сейчас объясню, — ухмыльнулся Джеймс — Великий Эль Кал правит моуками и всей страной, а им правит единственная дочь — Канда. Что она захочет, то и получит, не сомневайся. Беда в том, что в настоящее время она хочет нас обоих. Тут-то вся сложность — по их законам принцессе полагается только один супруг. А законы моуков сложны, запутаны и незыблемы. Они гласят, что проигравший претендент на руку и сердце дочери владыки отправляется в изгнание.

— Ты вроде бы упоминал о небесах? — уточнил Блейд.

— Это только называется изгнанием. На самом деле раньше или позже попадешь туда, куда я сказал. Проигравшего изгоняют из города. Голого и безоружного. Дают сутки форы, а потом начинается погоня. Здесь есть племя кочевников-улидов… шустрые парни! Специализируются на выслеживании этих бедняг. Они приносят Эль Калу голову изгнанника и получают награду. А голову насаживают на крюк — там, на городской стене. Это, кстати, считается доброй приметой к свадьбе.

— Ничего себе добрая примета!

— А что? Соперник мертв, беспокоиться не о чем… С точки зрения моуков, вполне логично!

Блейд изобрази улыбку.

— И, тем не менее, Канда хочет нас обоих?

— В этом-то все дело. Она говорит, что никак не может решить, кто из нас лучше в постели. Если бы не вредные для здоровья последствия, я с удовольствием отказался бы от нее в твою пользу.

— Взаимно, — любезно ответил Блейд. — Меня пугает огненный темперамент принцессы.

— Ну, это я бы пережил, — усмехнулся Джеймс. — Однако рисковать ради нее шкурой, хоть девчонка и лакомый кусочек, не собираюсь. Я хочу остаться в живых. И готов работать на вас. Не знаю, как повернутся дела потом, но пока что мы оба в опасности. Один из нас может сыграть в ящик, и кто именно — неизвестно. Ты уверен, что нельзя поторопить компьютер?

— К сожалению, нет. И существует вероятность, что он найдет нас слишком поздно. Я тебе уже говорил.

Русский махнул рукой и поднял свой бокал.

— Ладно, черт с ним, давай лучше выпьем. Не буду хвастать, но я уже обошел тебя на половину корпуса. Канда удостоила меня свиданием и осталась очень довольной. Впрочем, ты можешь отыграть очко завтра же ночью, после представления у Эль Кала.

— Представления? — Блейду показался странным этот намек.

— Увидишь — поймешь, — заявил двойник. Он налил себе вина и залпом выпил. — Тебя могут позвать в любой момент. Будь готов! И приободрись, приятель.

Блейд тоже выпил. Все-таки вино слегка горчило.



***





Ричард Блейд в полном одиночестве стоял в высоком сводчатом зале огромного храма. Чадили факелы, укрепленные в многочисленных бронзовых кольцах на стенах, тускло мерцали свечи, от курильниц подымался благовонный дымок. Храм, как и все сооружения в столице, был сложен из кирпича и, видимо, являлся шедевром какого-то местного архитектурного гения. Снаружи здание выглядело чрезвычайно пышным — многочисленные башенки, колонны, арки и галереи громоздились друг на друга, создавая впечатление величественности и нерушимой мощи. Внутри храм украшали гигантские фрески, изображавшие, как решил Блейд, деяния великих предков Эль Кала. В центре зала высилась гигантская статуя местного божества.

Каменный идол достигал пятидесяти футов, напоминая сидящего на корточках Будду — огромный выпуклый живот, над ним — голова на короткой массивной шее. Высеченное из камня лицо было хорошо знакомо разведчику. Экебус!

Изогнутый, словно турецкий ятаган, нос, тонкие губы, густая борода — видимо, эти черты были наследственными в роду моукских владык. Темные глаза, казалось, следили за каждым движением Блейда. Во рту у него пересохло. Он убил Экебуса, сына повелителя моуков! Знает ли об этом Эль Кал?

По обе стороны статуи дымили на треножниках кадильницы. Перед ней лежал пестрый ковер. Следуя полученным инструкциям, Блейд опустился на колени и произнес:

— Я, Ричард Блейд, явился сюда, чтобы услышать из твоих уст, о великий Эль Кал, решение своей судьбы. С трепетом жду твоих слов, мудрейший.

В ответ — полная тишина. Только где-то далеко слышится рев труб и барабанная дробь — там все еще идет праздничный пир.

Ожидание затягивалось. Наконец из чрева идола донесся глубокий громыхающий звук, зычный бас, словно усиленный гигантской морской раковиной. Раскатистый голос наполнил зал.

— Приветствую тебя в стране Эль Кала, Блейд! Мы всегда рады гостям, если они не нарушают наших законов и подчиняются нашим обычаям. — Пауза. По том, вкрадчиво: — Ты встретился со своим братом… Исполнились ли ваши желания?

Блейд склонил голову. Эль Кал сидел где-то в брюхе идола и, несомненно, мог видеть его. Словно Гудвин, великий и ужасный маг страны Оз! Он с трудом удержался от смеха.

— Наши сердца полны счастья, о великий, — Блейд снова поклонился, вспоминая поведанные Джеймсом истории о головах, насаженных на крюки. Да, Эль Кал — не поддельный волшебник из детской сказки! Смеяться ему расхотелось.

— Но теперь, — громыхнул голос, — возникла некая сложность. Дочь моя, Канда, не может сделать выбор. Вы оба — достойные люди и великие воины; она жаждет ваших объятий. Твоих и твоего брата. — Снова пауза, словно говоривший набирал воздуха в грудь. — Такое невозможно по нашим законам, Блейд. Ты хочешь что-нибудь предложить?

Разведчик уставился в пол. Предложить? Что он может предложить? Вдруг мгновенный всплеск боли пронзил виски и тут же исчез. Компьютер! Он покачал головой.

— Я чужой в твоей стране, великий и мудрый Эль Кал. Право решать принадлежит тебе.

Внезапно он уловил едва слышный шепот. Канда! Она находилась в брюхе каменного идола вместе с Эль-Калом, и слова ее прозвучали чуть-чуть громче, чем нужно.

— Заканчивай скорее, отец!

Снова раздался голос повелителя моуков:

— Ты верно говоришь, Блейд; здесь решаю я. Скажи, готов ли ты сражаться насмерть со своим братом? Убьешь ли его ради женщины?

Блейд задумался, не рискуя ответить сразу. Странно! Его послали сюда именно с такой целью. Почему же он колеблется? Что с ним происходит?

Наконец он решился ответить, и в его словах прозвучало больше правды, чем он хотел бы высказать:

— Если нужно, я стану биться… Но с горечью в сердце, великий Эль Кал, ибо тяжело скрестить оружие с братом.

Сейчас он не играл — ему действительно не хотелось убивать русского агента. Слишком это походило на самоубийство… К тому же Джеймс согласился сменить команду. Он был бы ценным приобретением для британской разведки!

— Есть и другой путь, — громыхнул Эль Кал, — Мы можем испытать вас, а если не добьемся успеха, снова поговорим о поединке. Слушай меня внимательно!

Блейд снова разобрал шепот Канды — видимо, она подсказывала на ухо отцу. Тот послушно повторил:

— Мы испытаем вашу мужскую силу, Блейд. Твою и твоего брата. А судьей станет моя дочь, Канда. Пусть каждый из вас проведет с ней по четыре ночи. Она выяснит, кто сильнее, кто достоин ее ложа. Проигравший покинет город навсегда. Ты согласен?

Блейд поднял голову и, окинув невозмутимое лицо идола долгим взглядом, с иронией произнес:

— Я знаю, повелитель, что по законам моуков изгнание из города равносильно смерти. Почему бы не назвать вещи своими именами?

Молчание. Даже шепота Канды не слышно. Затем прогремел бас Эль Кала:

— Это верно, Блейд. Даже я не в силах отменить древний закон. Так ты согласен на испытание?

Сейчас, подумал разведчик, самый подходящий момент, чтобы решить кой-какие проблемы и отдать старые долги.

— Согласен, — решительно сказал он, — но прошу у тебя милости.

— Милости, Блейд? Какой же?

— Не для себя, мудрейший повелитель, — для моих спутников

— Хорошо, я выслушаю тебя и сделаю то, что ты просишь.

Блейд поклонился.

— Благодарю. В моих просьбах нет ничего сложного, владыка. Со мной пришла женщина, потерявшая рассудок. Пусть позаботятся о ней, но не помещают туда, где у вас держат больных. За этой несчастной присматривает бывший сармийский раб, Шефрон, которого она любит и слушается. Пусть они останутся вместе, и пусть твоя щедрость сделает их жизнь легкой.

Пожалуй, только этим он мог помочь Зене. Жизнь связала раба и тайриоту Сармы; лучше не рвать объединившие их узы.

— Да будет так, — прогудел идол. — А теперь…

Блейд поднял руку.

— Еще одна просьба, великий.

В голосе Эль Кала послышалось нетерпение:

— Тогда говори! Но пусть это просьба будет последней!

— Со мной пришел еще один человек — Пелопс, мой слуга и проводник. Позволишь ли ты ему вернуться на родину, в Сарму?

После небольшой паузы Эль Кал произнес:

— Обещаю не задерживать его против воли. Твоего слугу доставят к Алому морю; там будет ждать корабль для путешествия в Сарму.

— Это все, о великий Эль Кал. Еще раз благодарю тебя.

Ну, Пелопс, вперед! Становись великим мудрецом! Изобретай воздушный шар! Блейд низко поклонился, скрывая довольную улыбку.

— Иди к себе и жди, — прогремел властелин моуков из каменного чрева. — Этой ночью ты посетишь Канду. Первый раз из четырех. Иди!

Блейд молча двинулся к выходу, успев расслышать отзвук женского смеха. Ненасытная маленькая потаскушка! Она-то выиграет в любом случае!

На пороге храма его встретил слуга и проводил в отведенные ему покои. Пелопс, изо всех сил стараясь скрыть нервную дрожь, слонялся вокруг, пока его хозяин принимал ванну. Наконец Блейд потянулся к одежде. Облачаясь, он рассказал маленькому сармийцу о вырванном у Эль Кала обещании. К его удивлению, Пелопс вдруг разрыдался, размазывая слезы по успевшим округлиться щекам.

— Я не уеду, милостивый сьон… Я останусь здесь, с тобой! Я ничего не боюсь, когда ты рядом, и я люблю тебя. Нет, я не уеду!

— Не капризничай! — строго сказал Блейд. — Вспомни, ты же хотел вернуться в Сарму! И у тебя есть дело. Неужели ты успел забыть великую тайну, поведанную мной? И неужели ты не хочешь стать знаменитым и удостоиться памятника? Отправляйся домой, малыш! Здесь тебе нельзя оставаться. В одиночку ты не выберешься из Моука, а я тут не задержусь.

Когда он натягивал халат, резкая боль снова прострелила виски. Блейд сморщился и, сжимая голову руками, рухнул на диван.

— Ты болен, сьон, я чувствую это и не могу уйти, — бормотал Пелопс. — Если меня не будет рядом, кто позаботится о тебе, кто подаст еду, кто станет ухаживать? Вспомни, я достиг большого мастерства в лекарском искусстве и не сомневаюсь, что найду причину твоей болезни. А ведь найти — это уже наполовину вылечить! Я сделаю это, сколько бы не потребовалось времени. И, если ты позволишь, я мог бы…

— Закрой рот, паршивый болтун! — взревел Блейд. — Мне надо подумать, а твои бесконечные причитания не дают сосредоточиться! Вон отсюда! И готовься в дорогу!

Пелопс, ворча что-то под нос, исчез за дверью.

Скоро за Блейдом пришли. Охрана была внушительной — два десятка солдат с факелами под командой сотника. Стражи, окружив его кольцом, шагали по бесконечным переходам, лестницам и залам, мимо закрытых и распахнутых дверей; он слышал женский шепот, вдыхал мускусный запах разгоряченных тел. Эль Калу полагалась тысяча жен — по тем же самым законам, запрещавшим принцессе иметь двух мужей. Блейд счел это несправедливым; однако и Земля, и любой из миров, которые он посетил, тоже не были образцом справедливости.

Воины доставили его прямо к покоям Канды. Сотник топтался в коридоре, пока Блейд не исчез за массивной дверью, обитой бронзовым листом с затейливой чеканкой. Принцесса была предусмотрительна: если уж закон дозволял ей только одного мужа, то стоило позаботиться о том, чтобы претендент не улизнул.

В центре просторной, завешанной коврами комнаты стояла широкая кровать. У изголовья — небольшой столик; рядом — пара серебряных канделябров с дюжиной свечей в каждом. Отблески пламени маняще играли на обнаженной смуглой коже Канды. Она полулежала, опираясь локтем на расшитую подушку; тяжелые упругие груди чуть свешиваются вниз, тонкие пальцы играют с черными локонами, в глазах пляшут огоньки. Блейд остановился, любуясь этой картиной и ощущая некое шевеление под халатом.

Канда призывно улыбнулась ему.

— Ты доволен, Блейд? Здесь нам будет куда удобней, чем на ложе из песка и камней.

— Не сомневаюсь, моя красавица, — разведчик сбросил с плеч халат и ринулся к постели.

Канда довольно расхохоталась. Ее волосы, черные, как смоль, длинные и волнистые, струились по обнаженным плечам, щекотали грудь. Блейд отбросил в сторону их шелковистые пряди, всмотрелся в дымчато-серые глаза, горевшие предвкушением. Ведьма! Сатанинское отродье!

Пунцовые губы чуть дрогнули:

— Ты медлишь? Но стоит ли терять время?

На столике лежала шкатулка — чудесное творение из полупрозрачного голубоватого камня. Почти бессознательно Блейд протянул к ней руку, открыл. Внутри находились бурые спрессованные листья со сладковатым дурманящим ароматом.

— Это аши, — пояснила девушка. — Пожуешь немного, и начинаешь грезить наяву. — Она усмехнулась, пытливо заглядывая Блейду в лицо. — Аши увеличивает мужскую силу. Хочешь попробовать?

Он с треском захлопнул шкатулку.

— Нет, моя красавица. Рядом с тобой я не нуждаюсь в таких снадобьях.

Канда протянула к нему руки.

— Тогда докажи это! Докажи поскорее! И знаешь, я надеюсь, что победа будет за тобой. Но ты должен постараться!

Блейд не сдержал ироническую ухмылку.

— Думаю, твои прекрасные губки лгут, детка. Не запыхалась ли ты, когда спешила в свои покои? Сюда из храма путь неблизкий.

Приподнявшись на локтях, она нахмурилась; блеснули белые ровные зубки.

— Ты догадался?..

Он кивнул.

— Конечно. Ты сидела в брюхе идола вместе с отцом. Ребяческая уловка, не больше.

Канда перевернулась на спину и с раздражением в голосе произнесла:

— Хватит, Блейд! Неужели ты пришел сюда поговорить?

Он развязал пояс шаровар, и принцесса довольно кивнула.



***





Не раз и не два за эту бесконечную ночь Блейду приходила в голову мысль о содержимом шкатулки из голубоватого камня. Канда казалась ненасытной; она почти не давала ему времени, чтобы восстановить силы. Пожалуй, никогда еще он не был так близок к поражению.

Его спас рассвет. Когда разведчик, пошатываясь от усталости, покинул опочивальню, Канда подарила ему благосклонную улыбку. Словно насосавшийся крови суккуб, она хотела сейчас лишь одного — спать.

В тот день Блейду не удалось встретиться с русским, и он занялся проводами Пелопса. Со слезами на глазах маленький сармиец покинул дворец в сопровождении отряда воинов, которые должны были проводить его к побережью. Итак, с этим делом было покончено, а вечером благополучно завершилось и второе. Получив на закате послание от первого советника, Блейд узнал, что Зену и Шефрона обвенчали по обычаю моуков, и бывшему сармийскому рабу было даровано место барабанщика при дворце. Теперь их жизнь обеспечена, подумал разведчик; эта добрая весть, единственная за последние недели, обрадовала его.

Он смертельно устал. Все чаще болела голова, и эти бесплодные попытки Лейтона извлечь его обратно в родной мир лишь раздражали. Дни шли за днями, но цель его не становилась ближе: русский был жив, и поединок, который они вели друг с другом в постели Канды, не принес перевеса никому. Когда Блейд в четвертый раз очутился перед дверью в покои принцессы, он решил, что сегодня ему придется использовать аши. Эта женщина была настоящим дьяволом, высасывающим жизнь из мужчин!

Он распахнул дверь; Канда, как всегда обнаженная, раскинулась на ложе. Она нетерпеливо протянула к нему руки, и разведчик понял, что ему предстоит нелегкая ночь.

— Я тосковала по тебе, Блейд! День тянулся бесконечно… Иди же ко мне! Скорее!

Блейд обреченно побрел к постели, избавляясь по дороге от одежды. Внезапно странное предчувствие овладело им. Что-то было не так! Запах? Да, какой-то странный, едва уловимый аромат витал в воздухе. И еще… что-то еще…

Он остановился и внимательно осмотрел спальню. Как будто ничего не изменилось. Может, просто начали сдавать нервы? Все те же стены, завешанные коврами, окружали его, так же горели свечи и та же резная шкатулка с аши покоилась на столике. Повинуясь мгновенному импульсу, Блейд открыл ее. Она была пуста!

Канда нетерпеливо вздохнула, и разведчик склонился над ней, внимательно заглядывая в глаза. Сегодня они были мутными, без обычных мерцающих золотых искорок; зрачки казались странно расширенными. Девушка подняла руки, чтобы обнять его, и улыбнулась. Улыбка эта также была необычной — механической, бессмысленно-похотливой. Внезапно Блейд понял, что она находится под действием наркотика. Аши? Но зачем? Раньше принцесса обходилась без этого снадобья…

Канда обхватила его, притянув к себе; подняла ноги, скрестила их на пояснице Блейда.

— Я хочу тебя, Блейд… Скорее… скорее…

Он колебался. Резкая боль в очередной раз молнией прострелила виски. Ногти Канды впились в его плечо.

— Быстрее, Блейд! Или ты собираешься проиграть? Хочешь, чтобы я велела вышвырнуть тебя вон?

В таком состоянии она могла натворить что угодно. Блейд не рискнул промедлить, и через пару минут девушка уже громко стонала, извиваясь под его сильным телом.

Он услышал звук мягких крадущихся шагов слишком поздно. Миг — и кинжал уперся ему под лопатку, прямо напротив сердца.

— Продолжай трудиться, приятель, — раздался негромкий голос русского. — Так и быть, заканчивай свои важные дела.

Канда снова вскрикнула, царапая спину Блейда. Видимо, принцесса сейчас не сознавала, что в ее спальне появился незваный гость. Блейд, покрываясь холодным потом, лихорадочно размышлял. Что случилось? Чего добивается двойник?

Кончик кинжала, острый, как бритва, вспорол кожу под лопаткой.

Русский сказал:

— Голова у меня побаливает, братец, но не слишком сильно. И я, похоже, нашел способ обмануть компьютер. Аши! Наркотик! Я теперь частенько принимаю его. Отличное парализующее средство… Ни одной связной мысли под черепом! — Блейд слышал за спиной шумное дыхание русского. Давление кинжала стало сильней. — Остается Канда. Тут мы оба хорошо завязли, дружище. Но я думаю, если убрать тебя с дороги, жизнь станет куда проще.

Канда по прежнему стонала, корчилась и царапала Блейда.

— Еще! — вскрикнула она, — еще, Блейд! Еще… еще…

— Я с большим трудом накачал ее наркотиком, — задумчиво произнес двойник. — Но все же мне это удалось, и теперь она ничего не запомнит.

— Зачем?.. — прохрипел Блейд. — Зачем ты это делаешь? Ведь мы обо всем договорились! Ты дал слово и…

Кинжал еще глубже проник в его плоть.

— Слово — всего лишь слово, братец. Считай, что я слегка ввел тебя в заблуждение… — русский сделал паузу и вдруг сказал: — Я вообще не хочу возвращаться. Никогда! Знаешь, как говорят у нас в России: от добра — добра не ищут.

Снова укол кинжалом. Еще немного, и будет поздно. Блейд приготовился к решающему рывку.

— Компьютер найдет тебя, — пробормотал он. — В любую минуту! И ты будешь…

— Кончай, старина! Ты, может, и не способен ему сопротивляться, но у меня-то мозги покрепче! Так что сожалею, но ничем помочь не могу.

Он резко выдохнул воздух, готовясь нанести удар, и в ту же секунду Блейд рванулся в сторону, чувствуя, как лезвие полосует кожу на спине. Клинок оцарапал лопатку, рассек мышцы и, скользнув под мышкой разведчика, вонзился Канде в грудь. Она даже не вскрикнула — то ли смерть была мгновенной, то ли аши окончательно одурманил ее.

Блейд почувствовал, как тело девушки обмякло, и скатился с дивана, прихватив по пути подушку. Выругавшись, русский снова занес кинжал; лицо его исказила раздраженная гримаса. Видимо, убийство Канды никак не входило в его планы, и «дорогому братцу» предстояло заплатить за эту неудачу. Блейд, однако, успел подставить свой щит, и лезвие, пропоров подушку насквозь, царапнуло его по бедру. Он упал на колени, упираясь руками в край постели; двойник, перегнувшись через тело Канды, тянулся к нему обагренным кровью клинком.

На миг ощущение чудовищной нелепости происходящего пронзило Блейда; казалось, он сам пытался лишить себя жизни. В следующую секунду, собрав все силы, он резко толкнул тяжелый диван; ложе, скользнув по гладким плитам пола, с грохотом врезалось в стену, прижав к ней противника. Русский попробовал освободиться, но Блейд, словно тигр, ринулся через всю комнату и успел перехватить лезвие около эфеса. Сцепившись, они рухнули на бездыханное тело Канды.

Послышался треск, клинок обломился у самой гарды, и разведчик почувствовал, как острая сталь режет пальцы. Двойник метил рукоятью ему в лицо, но Блейд, извернувшись, спрыгнул с постели. Его ладонь стала липкой от крови, но теперь он был вооружен!

Сообразив это, русский бросился к двери. Блейд попрочнее перехватил обломок клинка — в его кулаке было зажато пятнадцать дюймов смертоносной стали — и метнулся следом. Враг не успел распахнуть тяжелую створку, когда лезвие вошло ему в спину, пропоров левое легкое.

Русский громко вскрикнул и упал, тяжестью собственного тела вгоняя клинок все глубже и глубже. Внезапный приступ боли свалил Блейда рядом с ним. Компьютер наконец-то нашел его! Свершилось! Как будто его светлость специально ждал, чтобы посланец справился с заданием…

Русский корчился рядом, глаза его закатились, на губах выступила кровавая пена. Теряя сознание, Блейд вырвал обломок клинка и нанес последний милосердный удар, пронзив сердце Джеймса.

Двойник не хотел возвращаться; что ж, может быть, он прав, мелькнула мысль. Страна моуков не страшнее России… да и Англии, если на то пошло!

Внезапно комната завертелась вокруг Блейда, стены замерцали зелеными и золотыми отблесками. Чьи-то далекие голоса звали его, настойчивые, словно писк комара. Прямо перед ним в пространстве возникла огромная рука, призывно маня куда-то. Канда, внезапно ожив, улыбалась ему с далекой вершины, и Блейд видел, что девушка вся покрыта кровью; кровавый поток струился из ее груди и заливал горный склон. Запах крови ударил ему в ноздри, он протянул руки к принцессе, пытаясь поймать длинный черный локон, и вдруг… вдруг она пропала.

Блейда закружило, подбросило в воздух, затем он начал растворяться в окружающей пустоте.

Он не чувствовал ничего, лишь краешком гаснущего сознания понимая, что сжимает в руке какой-то предмет. Но что именно?

Раздался треск, словно раздирали пополам огромное полотнище. Блейда швырнуло в прореху; он упал лицом во что-то мокрое, липкое, продолжая двигаться все дальше и дальше, к звенящему впереди зову.






ГЛАВА 14


Лорд Лейтон, скорчившись в кресле, неодобрительно покосился на Дж.

— Спокойнее, старина, спокойнее! Уверен, наш юный друг скоро будет в отличной форме! И, ради бога, перестаньте метаться по комнате… Я не могу работать!

Дж., махнув кулаком, объяснил его светлости, куда тот может убираться вместе со своей работой, и сделал сие замечание отнюдь не в парламентских выражениях. Блейд, израненный и окровавленный, лежал сейчас на операционном столе, и нервы у его шефа разгулялись вконец.

Дж. до сих пор еще не пришел в норму и пребывал в ужасном душевном напряжении, которое не ослабевало с тех пор, как двойник Ричарда отправился в Измерение Икс. Лейтон, конечно, понимал это; он догадывался, что Блейд был для Дж. почти сыном, несмотря на отсутствие сходства, как внешнего, так и внутреннего. Несомненно, последние события сильно сказались на самочувствии шефа МИ6А.

Старики находились в одном из помещений компьютерного комплекса под Тауэром, предназначенном для связи с внешним миром, — вокруг мигали многочисленные экраны и без устали крутились катушки магнитофонов. На главном мониторе они могли лицезреть доктора Кона Батесмана, члена Королевского хирургического общества, колдующего над безжизненным телом Ричарда Блейда. Великого хирурга окружала толпа почтительных ассистентов и стройных медсестер в масках.

Еще никогда этот скромный хирургический кабинет не использовался с более серьезной целью, чем врачевание синяков и царапин. Его соединяла с пунктом связи кабельная линия, так что Лейтон и Дж. постоянно находились в курсе событий.

Батесман поднял руку, в которой блеснули крохотные хирургические щипчики, и, зная, что за ним наблюдают весьма заинтересованные лица, пояснил:

— Сейчас я приведу в порядок грудные мышцы. Конечно, останется шрам, но не слишком заметный. Мы уже почти закончили, — он бросил ассистентам: — Приготовьте аппарат для сшивки сосудов!

Дж., передернув плечами, отвернулся от монитора. В последние годы он совершенно не мог выносить вида крови, что для человека его профессии считалось довольно странным чудачеством. «Может быть, — подумал он, — я уже слишком стар для таких вещей, и настало время поразмыслить об отставке. Пожалуй, когда мальчик встанет на ноги, мы оба возьмем небольшой отпуск. Конечно, если дела позволят… Проведем его вместе… поговорим — о нем и обо мне… и о его последнем путешествии…»

Лейтон поднялся, проковылял к столу, покрытому блестящим стальным листом, и взял в руки лежавшее там широкое лезвие со следами запекшейся крови. Оно имело форму вытянутого треугольника почти футовой длины с острыми, как бритва, краями. Очень осторожно, стараясь не порезаться, его светлость потрогал режущие кромки и положил клинок обратно. Затем поднес к глазам лист бумаги, покрытый плотными строчками текста, и в пятый раз принялся изучать его. Наконец ученый повернулся к Дж.

— На этом лезвии запеклась кровь трех человек. Трех! Что вы на это скажете, Дж.?

Старый разведчик пожал плечами.

— Мы можем лишь ждать, когда Ричард придет в себя и представит отчет. Вы расспросите его под гипнозом, выяснив все детали. Пока что мы слышали только бессвязный бред о каком-то алом море, огромных крабах и горах рения.

— Да, — кивнул Лейтон, — рений… О рении он говорил очень много. Чрезвычайно любопытная подробность!

Дж. вертел в руках кисет с табаком и трубку.

— Боюсь, что это сокровище для нас недостижимо, — заметил он.

— Я не был бы так категоричен, — бодро ответил лорд Лейтон, — Если только мне удастся довести до ума одну штучку, которая позволит…

Дж. нахмурился.

— Пощадите, сэр! Не надо сногсшибательных сюрпризов! На сегодня мне хватит впечатлений. Конечно, Ричард вернулся живым, но с такой раной, словно на него напала стая саблезубых тигров.

Лейтон, снова разглядывая лезвие кинжала, пробормотал:

— Вы, как обычно, преувеличиваете, мой дорогой. Да, парень был весь в крови, когда компьютер вытащил его оттуда. Но все придет в норму, раны его не столь уж тяжелы… так что не волнуйтесь. Меня гораздо больше занимает эта маленькая загадка, — он покосился на кинжал. — Кровь трех разных людей! Двое из них нам хорошо знакомы. Первый — сам Блейд; второй, с той же группой — конечно, его двойник, русский агент. А вот кровь третьего… Ничего подобного на Земле нет! Гематологи утверждают, что она близка к К-типу, но не повторяет его в точности. Это весьма любопытно!

Дж. раскурил трубку и глубоко затянулся; против обыкновения, это не успокоила его.

— Блейд вернулся из неизвестного вам мира, — устало сказал он. — Бог знает, каких тварей он там повстречал.

— Конечно, конечно, вы правы. Все станет ясно из его отчета. Похоже, что схватка, в которой он участвовал в последний момент, была чрезвычайно кровопролитной. И вскоре мы узнаем о судьбе второго странника… Что вы думаете по этому поводу, Дж.?

— Гипотез не измышляю, — раздраженно ответил Дж, — Сейчас не время обмениваться предположениями, надо просто ждать. Но смотрите! Батесман закончил и покидает операционную!

Через несколько минут врач переступил порог центра связи, даже не сменив халата, Батесман, высокий, худой человек с безмятежно спокойным лицом, считался одним из лучших специалистов Англии по военно-полевой хирургии и был доставлен сюда именно по этой причине. Сейчас он буквально умирал от любопытства, но ни лорд Лейтон, ни Дж. не собирались платить ему гонорар информацией. Совсем наоборот! Профессор быстро прикрыл листом бумаги окровавленный кинжал.

— Он скоро придет в себя, — сказал хирург, — и быстро пойдет на поправку, хотя ему здорово досталось. Я буду наблюдать его каждый день, скажем… — он поднял глаза к потолку, что-то вычисляя, — всю ближайшую неделю. Удивительный человек! Крепок, как бык, а какое сложение! Потерял уйму крови, но выжил. Одна рана на бедре, множество мелких ссадин и царапин, но главное, конечно, — проникающее ранение в области подмышечной впадины. Неприятная штука! Мне приходилось видеть нечто подобное — раны, нанесенные штыком. Едва не задето легкое, но ему повезло. Полдюйма в сторону — и обсуждать сейчас было бы нечего…

Не выдержав, Дж. прервал похожую на автоматную очередь лекцию хирурга.

— Вы утверждаете, что он поправится? И никаких осложнений?

Батесман улыбнулся.

— Будет как новенький! Еще нас всех переживет. Однако…

Теперь его перебил лорд Лейтон.

— Огромное спасибо, доктор. Мы чрезвычайно вам признательны… вы действительно мастер своего дела.

Батесман понял, что его выпроваживают, но все-таки решил попытать счастья.

— Я полагаю, вы не собираетесь мне ничего объяснять? Ладно… — он приподнял бровь. — Но удовлетворите хотя бы мое профессиональное любопытство. Каким орудием нанесено ранение? Такая дыра, чуть ли не с кулак…

Лейтон вежливо улыбнулся. Дж. сосредоточенно выбивал свою трубку,

Хирург покачал головой.

— Понятно. Ну что ж, разрешите откланяться. Если я буду нужен, вы знаете, где меня найти.

Дверь за ним захлопнулась, но почти сразу Батесман вновь приоткрыл ее, заглянув в комнату.

— Да, чуть не забыл… Когда пациенту давали наркоз, он несколько раз прошептал какую-то странную фразу. Для меня это сущая загадка, но вам, быть может, окажется полезным.

Дж. и лорд Лейтон в один голос воскликнули:

— Что он сказал?

Покачав головой, хирург задумчиво произнес:

— Мало ли что человек бормочет под наркозом… Он сказал: «Возможно, русский был прав».

Батесман теребил пуговицу халата. Два старика с надеждой смотрели на него. Дж. не выдержал первый.

— И это все?

— Да, все. Только это: «Возможно, русский был прав».

Когда хирург наконец ушел, Дж. и лорд Лейтон долго смотрели друг на друга. Молчание нарушил старый ученый.

— Значит, он все-таки нашел его… и, наверно, убил… Теперь я почти уверен в этом. Во всяком случае, вы можете спать спокойно, мой дорогой.

Но Дж., конечно, так и не смог заснуть в эту ночь. Он ворочался с боку на бок, метался и стонал. Слова Блейда не давали ему покоя.

— Возможно, русский был прав…

Что, черт возьми, имел в виду Ричард?




Комментарии к роману «Раб Сармы»


1. Основные действующие лица


ЗЕМЛЯ





Ричард Блейд, 36 лет — полковник, агент секретной службы Ее Величества королевы Великобритании (отдел МИ6А)

Дж., 69 лет — его шеф, начальник спецотдела МИ6А (известен только под инициалом)

Его светлость лорд Лейтон, 79 лет — изобретатель машины для перемещений в иные миры, руководитель научной части проекта «Измерение Икс»

Губерт Карендиш — достопочтенный член Парламента

Джордж О'Флешнаган — коллега Блейда по отделу МИ6А

Питер Норрис — шеф отдела МИ6 (упоминается)

Френсис Биксби — заместитель Дж. (упоминается)

Кастельс — агент МИ6А в Москве (упоминается)

Мэри Хезертон — подружка Блейда

Зоэ Коривалл — бывшая возлюбленная Блейда

Реджинальд Смит-Эванс — ее жених

Джон Гилтби, Патрик Шоу — поклонники Зоэ Коривалл (упоминаются)

Тощий — русский резидент в Лондоне

Евгений Ильич, Виктор Николаевич — руководители отдела «Дубль» (упоминаются)

Кон Батесман — хирург



САРМА





Ричард Блейд — гладиатор Сармы, возлюбленный тайрины Пфиры

Григорий Петрошанский — двойник Блейда, русский агент

Пфира — тайрина (правительница) Сармы

Зена — ее дочь, тайриота (принцесса)

Экебус — верховный фадрант, Страж Побережья

Крид — верховный жрец, глава Совета Пяти

Торус, Бальдур, Автар, Одисс — жрецы, члены Совета Пяти

Моканас — фадрант Барракида

Пелопс — раб, бывший учитель, слуга Блейда

Шефрон — раб, барабанщик на триреме «Пфира»

Айксом — раб, бывший моряк

Тарсу — слепец, бывший возлюбленный Пфиры

Черный Оттос — император Тиранны

Джамар — его сын и наследник (упоминается)

Эль Кал — властитель моуков

Канда — принцесса, его дочь

Ферта — тайрина, правящая Великой Сармой в 548 году эры Пришествия Блейда (упоминается)

Акнир — ее придворный летописец

Киклос — придворный врач (упоминается)



2. Некоторые географические названия


Алое море — узкое море, вытянутое в меридиональном направлении и разделяющее два материка

Сарма — страна на восточном побережье Алого моря

Сармакид — столица Сармы

Барракид, Сейден, Кальтап — города Сармы

Патти — большое озеро, на берегу которого расположен Барракид

Тиранна — название империи и столицы Черного Оттоса; лежит на западном побережье Алого моря

Пылающие Пески — пустыня, расположенная за горами к югу от Сармы

Тер-Киот — оазис в Пылающих Песках

Моук — страна на востоке, за Пылающими Песками



3. Некоторые термины





Бек-Тор — двуполое божество Сармы: Бек, женское начало, олицетворяет добро; Тор, мужское начало, олицетворяет зло тайрина — титул правительницы Сармы тайриота — титул принцессы Сармы фадрант — военачальник фадрит — сармийский солдат; фадра — отряд

Совет Пяти — жреческий совет в Сарме сьон — господин; обращение к вышестоящему капиды — гигантские черные крабы-людоеды аши — растительный наркотик чико — смола; употребляется в качестве жвачки капия — алкогольный напиток метит — руда с богатым содержанием рения

4. Хронология пребывания Ричарда Блейда в мире Сармы

Странствие от побережья Капидов до Барракида — 9 дней

Пребывание в лагере гладиаторов под Барракидом — 20 дней

Странствие от Барракида до Сармакида — 5 дней

Пребывание в Сармакиде — 9 дней

Путешествие на триреме «Пфира» — 16 дней

Переход через пустыню до столицы Эль Кала — 19 дней

Пребывание в Моуке — 6 дней

Всего 84 дня; на Земле прошло 80 дней.

5. Комментарии составителя к восьмому странствию Ричарда Блейда

На мой взгляд, история сармийского странствия Ричарда Блейда в том виде, в котором она изложена Джеффри Лордом, содержит несколько неувязок. Это касается в равной степени как пребывания Блейда в Сарме, так и событий, происходивших в Лондоне и Солсбери. Мы попытались исправить некоторые явные отступления от логики, в связи с чем данный перевод существенно отличается от предыдущей версии.

Прежде всего отметим, что преамбула, в которой описаны приключения Блейда в старой конюшне под Солсбери и последующее проникновение русского агента в одну из реальностей Измерения Икс, является всего лишь рабочей версией Джеффри Лорда; мы не знаем, так или иначе развивались события. Истинны лишь два факта: то, что Григорий Петрошанский был удивительно похож на Ричарда Блейда, и то, что он каким-то образом заставил Лейтона перенести его в иной мир. Лично я полагаю, что история с бомбой, способной подорвать половину Лондона, выглядит наивной; у Петрошанского, человека умного и решительного, наверняка имелись более серьезные аргументы. Возможно, он явился сразу к Лейтону, а не к Дж.; и возможно, ему не пришлось слишком сильно давить на старого ученого, чтобы добиться своего. Научное любопытство было доминирующей чертой его светлости, и он вполне мог посадить Петрошанского под колпак коммуникатора только ради того, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

Итак, русский агент переносится в Сарму, и Дж. тут же посылает за ним Блейда с наказом открутить Петрошанскому голову. Явная нелепость! Ведь Лейтон может вытащить двойника обратно, в компьютерный зал, под стволы взвода морских пехотинцев! Тем не менее Блейда отправляют за ним — иначе никакого сармийского вояжа просто не получилось бы.

Я предполагаю, что у русского Петрошанского голова была покрепче, чем у англичанина Блейда, и Лейтон действительно не мог вытянуть его в земное измерение, если Петрошанский этого не желал. Такая гипотеза не лишена логики, ибо Петрошанский рос совершенно в иной среде, чем Ричард Блейд, и эта среда, несомненно, способствовала укреплению защитной функции его менталитета. Возможно и иное предположение: Лейтон солгал, утверждая, что не способен вернуть русского агента на Землю. Причина — все то же научное любопытство. Ведь его светлость мог осуществить уникальный эксперимент — послать в мир иной двоих, а затем посмотреть, кого вытащит домой его компьютер. Напомню читателю, что место под колпаком коммуникатора было рассчитано только на одного человека! Впрочем, если у Лейтона и имелись подобные намерения, то опыт все равно провалился; Блейд действовал решительно и устранил двойника.

Теперь пара замечаний о Сарме. Тут следует остановиться на истории с метитом, который в оригинале Джеффри Лорда назван урановой рудой. Следовательно, сармийцы умели получать уран, а Черный Оттос чеканил из него монеты! Не говоря уже о чисто технологических сложностях, пользоваться такими деньгами было бы весьма опасно! Поэтому уран был заменен на рений — вполне пристойный металл, красивый и дорогой. Конечно, рений не просто расплавить (он уступает только вольфраму), но пусть уж лучше сармийцы имеют дело с ним, чем с ураном.

Сармийцы, однако, были не такими уж примитивными людьми, поэтому предположение Лорда о том, что они не знали колеса (именно это заявляется в оригинале) не выдерживает никакой критики. В Сарме строили каменные здания, превосходные суда и катапульты, делали стальное оружие и подзорные трубы, передавали сообщения с помощью флажковой азбуки — могли ли при этом сармийцы не знать колеса? Совершенно исключено! Поэтому Блейд открывает Пелопсу не тайну колеса, а секрет воздушных полетов.

И, наконец, еще один момент. Лорд описывает Шефрона как довольно мерзкого типа: он — бывший палач, вонючий урод и человек немолодой. Но надо же пожалеть бедняжку Зену, юную тайриоту, которая в конце концов остается с Шефроном! Ей выпало немало горя на пиратском судне, после чего получить в супруги уродливого старого палача — незавидный подарок! Так что ради Зены образ Шефрона несколько облагорожен, и он произведен из палачей в барабанщики.