Мерцающие врата
Дженна Блэк


Дана Хатэвей #1


После очередной пьяной выходки матери юная Дана Хатэвей решает разыскать своего отца и переехать жить к нему. Все, что она знает о нем, — что он волшебник и живет в загадочном городе Авалоне, единственном месте на земле, где пересекаются Реальный и Волшебный миры. В надежде обрести тихую и спокойную жизнь Дана договаривается с отцом и отправляется в Авалон. Но сразу же по прибытии понимает, что ее планам не суждено стать реальностью. Ее отец оказывается не просто волшебником, а одним из самых могущественных людей города, а сам Авалон охвачен борьбой за власть, и в этой борьбе Дане уготована главная роль.


Дженна Блэк

МЕРЦАЮЩИЕ ВРАТА


Пролог


Последней каплей стало то, что мама явилась ко мне на выпускной в стельку пьяная. Не «под мухой», а именно «в стельку». Она едва держалась на ногах, язык у нее заплетался — ну, вы сами знаете, как это бывает у пьяных. Кроме того, она опоздала. Так что когда она распахнула дверь и с грохотом рухнула на металлический стул в заднем ряду, все буквально свернули шеи, чтобы посмотреть, кто прервал концерт.

Я стояла на сцене с краю, и мне было так стыдно, что я готова была сквозь землю провалиться. Миссис Моррис, учительница пения, была единственной, кто догадался, что женщина, которая с шумом ввалилась в зал, — моя мать. В этой школе, где я начала учиться совсем недавно, я очень тщательно следила, чтобы одноклассники не сталкивались с моей мамой, потому что эту школу я надеялась закончить — вот только бы не пришлось снова переезжать! Только бы два полных учебных года прожить в одном городе!

Когда настала моя очередь выступать, миссис Моррис, приподняв руки над клавиатурой, взглянула на меня с сочувствием. Я тут же покраснела от смущения, а в горле встал ком — да такой, что теперь я боялась открыть рот. Вдруг я запою, а голос задрожит от подступающих слез?

Голос у меня вообще-то ничего. Достался в наследство по папиной линии. А папа у меня — Волшебник. Только — шшш! — никому ни слова, это большой секрет. Честно говоря, уроки пения были мне вообще не нужны. Но через пару недель должны были начаться летние каникулы, и мне нужен был повод, чтобы уходить из дома, но при этом не тратить на занятия слишком много времени. Уроки пения подвернулись очень кстати, и мне они нравились.

Итак, миссис Моррис заиграла вступление, мое сердце гулко застучало о ребра, и вспотели ладони. Я с трудом заставила себя сосредоточиться на музыке. Если мне удастся спеть арию и ничем себя не выдать, то никто не узнает, что пьяная идиотка в последнем ряду имеет ко мне отношение.

Наконец, вступление закончилось, и пришло время петь. Невзирая на то, что я чувствовала себя не в своей тарелке, музыка захватила меня, и на какое-то время я расслабилась. Красота «Voi Che Sapete», одной из моих любимых арий Моцарта, захлестнула меня. Традиционно ее исполняет женщина в роли мальчика. Мне, с моим чистым сопрано, эта ария подходила идеально — особенно сейчас, когда легкая дрожь в голосе привносила человеческие нотки в исполнение. Не будь ее, мой волшебный голос показался бы чересчур холодным для простых смертных.

Я легко брала самые высокие ноты, я не забыла ни слова, и миссис Моррис несколько раз одобрительно кивнула в тех местах, где я интонировала музыкальную фразу именно так, как она меня учила. Но я-то знала, что способна на большее, не думай я неотступно о пьяной маме в последнем ряду зала.

Когда я закончила петь, я с облегчением вздохнула. Но облегчение было недолгим, до первых аплодисментов. Большинство родителей и ребят хлопали вежливо — чтобы не сказать сдержанно. И только мама устроила настоящую овацию, так что все снова закрутили головами, чтобы посмотреть на нее. А она, естественно, всячески давала понять, что она — со мной.

Если бы сверкнула молния и небеса обрушились на меня, я бы ничего не имела против.

Не надо было мне говорить ей о выпускном! Но несмотря на то что я прекрасно отдавала себе отчет в том, к чему это все может привести, в глубине души я хотела, чтобы она пришла, и услышала, как я пою, и похлопала мне, и гордилась мной — как любая нормальная мать. Ну и дура же я!

Я подумала: интересно, сколько времени понадобится на этот раз, чтобы новость облетела всю школу? В прошлый раз на все про все ушел один день. Мама никогда не бывала настолько трезвой, чтобы самой съездить в магазин за продуктами. И вот, когда мы с ней однажды затоваривались в супермаркете, на нас налетела девица из школы, где я тогда училась. Да не тихоня какая-то, а лидер команды поддержки… Короче, уже к вечеру вся школа знала, что моя мать — пьяница. Я и до этого-то не была в числе «звезд», ну а уж после — что и говорить. Могу только признаться, что в тот раз я была даже рада, что мы переехали в другой город.

Мне было шестнадцать лет, и мы переезжали из города в город десять раз — это из того, что я помню. Мы переезжали так часто, потому что мама боялась, как бы нас не нашел мой отец. Она считала, что он попытается отобрать меня у нее. А учитывая то, что она не была образцовым родителем, у него это вполне могло бы получиться.

С отцом я никогда не встречалась, но мама все рассказала мне о нем. Рассказ варьировался в зависимости от того, насколько пьяной и/или удрученной была мама в тот момент. Я вполне уверена только в том, что она родилась в Авалоне и прожила там большую часть своей жизни. А папа был там какой-то большой шишкой среди Волшебников. Но когда мама начала тусоваться с ним, она ничего этого не знала и, только когда оказалось, что она беременна, узнала всю правду. И тогда она сбежала — прежде, чем кто-нибудь понял, что она «залетела».

Иногда мама говорила, что сбежала потому, что отец — ужасный и злой человек и что он жестоко обращался бы со мной и обижал бы, если бы я жила с ним. Это то, что она рассказывала мне по трезвости. Высосала из пальца — чтобы я никогда не захотела встретиться с ним. «Он — чудовище, Дана, — говорила она, объясняя, почему мы в очередной раз переезжаем. — Не могу допустить, чтобы он нашел тебя».

Но когда она была пьяна, как сапожник, и выбалтывала все, что приходило ей в голову, она говорила, что уехала из Авалона, потому что иначе меня задействовали бы в какой-то мерзкой политической интриге — как дочь могущественного Волшебника. И в таком состоянии она не переставая говорила о том, каким классным парнем был мой отец, как она его любила больше жизни, но как материнский долг взял верх и… тьфу, даже вспоминать противно.

Короче, я очень хотела смотаться с выпускного еще до окончания концерта, но у меня просто духу не хватило. Возможно, у мамы еще были силы добраться за рулем сюда, но вот вести машину обратно она будет уже явно не в состоянии. Этого допустить я никак не могла. Не в первый раз у меня в голове промелькнула мысль — и я тут же почувствовала укол совести, — что моя жизнь наладилась бы, разбейся она на машине. Мне было стыдно, что эта мысль приходила мне в голову. Конечно, я не хотела, чтобы мама умерла. Я просто хотела, чтобы она не была алкоголичкой.

Как только концерт закончился, миссис Моррис отвела меня в сторону. Она смотрела на меня с такой жалостью, что это было почти невыносимо.

— Тебе помочь, Дана? — тихо спросила она.

Я помотала головой в ответ. Я старалась не смотреть ей в глаза.

— Нет, спасибо. Я сама… справлюсь с ней.

Я снова так покраснела, что решила сматываться поскорее — пока ребята из класса не начали подходить, чтобы поздравить меня с блестящим (о, да!) выступлением. Или для того, чтобы получше разглядеть мою маму во всей красе и рассказать потом остальным.

Когда я подошла к маме, она толклась среди других родителей, пытаясь завести разговор то с одним, то с другим, и не замечая их взглядов, красноречиво говорящих: отойдите от меня, от вас несет, вы пьяны.

Я взяла ее за руку; мне казалось, все смотрят только на меня.

— Пойдем, нам надо домой, — процедила я сквозь зубы.

— Дана! — чуть ли не закричала она. — Ты была великолепна!

Она бросилась мне на шею так, словно мы не виделись три года, и крепко обняла меня.

— Рада, что тебе понравилось, — выдавила я, высвобождаясь из объятий и подхватывая ее под локоть.

Мы продвигались к выходу, и мама, к счастью, не возражала, что я тяну ее прочь. Хотя бы это хорошо. «Все могло быть хуже», — попыталась я сказать самой себе.

Мне не пришлось спрашивать маму, за рулем ли она. Наша машина была припаркована так криво, что занимала три парковочных места. Я мысленно вознесла молитву небесам за то, что мама никого не сбила по дороге сюда.

— Ключи! — сказала я и протянула руку.

Мама негодующе хмыкнула и передернула плечами. Ей это далось непросто, так как она спускалась, вцепившись руками в перила, чтобы не упасть и не пересчитать головой ступеньки, ведущие к парковке.

— Я прекрасно поведу машину сама, — заявила она.

Злость распирала меня изнутри, но я знала, что не могу позволить себе взорваться, иначе все будет только хуже, как бы мне ни хотелось дать волю чувствам. Только бы не сорваться, только бы притвориться, что я спокойна и рассудительна! Тогда мне удастся быстрее уговорить ее сесть на пассажирское место и увести подальше от школы, подальше от любопытных взглядов одноклассников. Мама и так «дала всем прикурить», не хватало еще устроить семейную сцену на парковке!

— Можно все-таки я поведу, — сказала я, — мне же нужно тренироваться?

Будь мама хоть каплю трезвее, она бы услышала в моем голосе сдержанную ярость. Но она была пьяна в стельку, так что просто не обратила внимания. Правда, ключи отдала, что уже было облегчением.

Я вела машину и пыталась взять себя в руки, сжимая руль так сильно, что побелели костяшки пальцев. Мама была на пике излияний по поводу моего выступления, когда алкоголь, наконец, взял свое, и она вырубилась. Я была рада, что наступила благословенная тишина, хоть я и знала по опыту, как нелегко будет перетаскивать потом бесчувственное тело из машины в дом.

Когда я подъехала к дому и приступила к выполнению этой задачи, я поняла, что не могу больше жить так. Казалось, нет ничего хуже, чем жить с мамой — вечно обманывать, покрывая ее, когда она валялась в отключке, в то время как должна была встречаться с моей учительницей или везти меня на какое-нибудь внешкольное мероприятие. Сколько я себя помню, я жила в смертельном страхе, что мои друзья — насколько я вообще успевала подружиться, с нашими-то постоянными переездами — узнают, что моя мама — алкоголичка, и решат, что яблочко от яблоньки недалеко падает и что со мной лучше не водиться. И страх этот, как показала практика, был небезоснователен.

В нашей семье я была за взрослого с пяти лет. Настало время брать все в свои руки. Я решила позвонить отцу, и, если только не окажется, что он действительно урод и сволочь, я перееду жить к нему. В Авалон. Чудо-город, где пересекаются два мира — Реальный и Волшебный. Где относительно мирно сосуществуют магия и современные технологии. Даже в Авалоне, решила я, моя жизнь будет более нормальной и человеческой, чем здесь, с мамой.

Никогда еще я так не заблуждалась.


Глава первая


У меня вспотели ладони и засосало под ложечкой: самолет, на котором я летела в Лондон, шел на посадку. Мне все не верилось, что я решилась на это — сбежать из дома! Я вытерла ладони о джинсы и подумала: интересно, мама уже хватилась меня или нет? Когда я уезжала, она спала в отключке после нескольких дней запоя, и проспать так она могла сутки без перерыва. Вот бы обратиться мухой и подсмотреть за ней, когда она будет читать мою прощальную записку! Может, она поймет, наконец, что теряет меня и бросит пить? Но ставку на это я бы делать не стала.

Отца я разыскала легко. В трезвом виде мама и помыслить не могла о том, чтобы сказать мне, как его зовут, и его имени не было в моем свидетельстве о рождении. Но стоило задать ей пару наводящих вопросов, когда она была в говорливом пьяном виде, как она выболтала мне, что зовут его Симус Стюарт. Волшебники, как она сообщила по секрету, обычно не используют фамилий, но в Авалоне — пересечении Волшебного и Реального миров — они берут их себе для удобства простых смертных.

По большому счету, Авалон — крошечный городок. Его население составляет менее десяти тысяч жителей. Так что, когда я вышла в Интернет и скачала телефонный справочник Авалона, я легко нашла телефон отца — там был всего один Симус Стюарт. И тогда я позвонила и, назвав мамино имя, спросила, знает ли он ее. Он охотно ответил, что да, у него была подруга, которую так звали, и я сразу же поняла, что не ошиблась и что он — мой отец.

Он тут же пригласил меня приехать в Авалон погостить. Даже раскошелился на билет до Лондона первым классом. И ни разу за весь разговор не попросил дать маме трубку и не спросил, разрешит ли она мне лететь. Сперва меня это удивило, но потом я решила, что мама была права, говоря: если отец найдет меня, он без промедления попытается утащить меня в Авалон. «Дареному коню в зубы не смотрят», — напомнила я себе и приняла его приглашение.

И вот уже самолет с легким толчком коснулся взлетно-посадочной полосы. Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. У меня впереди еще несколько часов, прежде чем я увижу своего отца. Будучи коренным жителем Волшебного мира, он не мог вступить в Реальный мир. (Если бы он решил похитить меня, ему бы потребовался сообщник из наших.) Уникальность Авалона в том, что на одной территории сосуществуют два города — Волшебный и Реальный. Они как бы накладываются один на другой, как в переливающихся картинках. Когда отец стоял на границе Авалона, то за пределами города он видел только Волшебный мир. Шагни он туда — и он пропал бы из нашего поля зрения в Реальном мире.

Так что он попросил своего друга из Реального мира встретить меня в аэропорту Лондона и привезти в Авалон. Только пройдя через иммиграционный контроль Авалона, я смогу увидеть своего отца.

В Лондоне я прошла иммиграционный и паспортный контроль как в тумане. Во время полета я была слишком возбуждена и взволнована, чтобы поспать, а теперь усталость начинала брать свое. Я проследовала вместе с потоком прибывших пассажиров в зал для встречающих и принялась изучать таблички с именами — их было целое море — в поисках своей фамилии.

Но ее нигде не было.

Я посмотрела еще раз, теперь уже пристальнее, на каждую табличку. Может, мою фамилию просто неверно написали, вот я и пропустила ее? Но толпа встречающих стремительно редела, а я по-прежнему не видела никого, кто протягивал бы вверх на палочке табличку с моей фамилией. Я закусила губу и проверила часы, которые я уже успела перевести на лондонское время. Было 8:23 утра. Когда мы договаривались с отцом о встрече, он сам сказал, что таможню я пройду примерно в 8:15, так что его друг в любом случае уже должен быть здесь.

Я еще раз сделала глубокий вдох и выдох — так, как учат делать, чтобы успокоиться. Друг отца задерживается всего на восемь минут. Вряд ли стоит волноваться. Я нашла удобное кресло у дверей и уселась, прочесывая взглядом зал то с одной стороны, то с другой. Вот сейчас какой-нибудь человек влетит в терминал и начнет вертеть головой, выискивая меня взглядом, как всегда делают те, кто опоздал. И таких было множество. Но ни у одного в руках не было таблички с моим именем.

Когда на часах высветилось 8:45, а встречать меня так никто и не явился, я решила, что пришло время слегка запаниковать. Я включила мобильный, собираясь позвонить отцу, но оказалось, что телефон вне зоны действия сети. С опозданием я подумала: а вообще ловят ли здесь сигнал американские мобильные? Меня накрыла новая волна паники, но я поборола ее. На шее у меня висел кулон с белой розой: это украшение отец прислал мне в подарок в честь нашего знакомства. Теперь я обнаружила, что тереблю его и нервно поглаживаю пальцами.

В моей жизни было немало аэропортов, немало прилетов и вылетов. Если перелет был долгим, мама успевала напиться в хлам к моменту посадки. Даже когда мне было восемь лет, я уже умела провести маму через аэропорт, получить багаж и заказать такси до места назначения, где бы оно ни было. Разумеется, самым экзотическим местом, где мне довелось побывать, была Канада. Но сейчас-то я в Англии, в конце концов, а не в Индии!

Так что, приказав себе не трястись, я нашла будку с платным телефоном. Так как маме невозможно было доверить оплату счетов или чего бы то ни было, мы завели кредитную карточку на мое имя. Теперь я быстренько ей воспользовалась, чтобы позвонить в Авалон.

Я слушала гудки и представляла себе, как в доме отца звонит телефон. Я насчитала десять гудков, но никто не взял трубку.

Вся эта поездка с самого начала была авантюрой, и я нервничала, конечно. А теперь я еще и застряла в Хитроу, и телефон отца молчит. Добавьте к этому долгий перелет, во время которого я не сомкнула глаз, и вы поймете, почему теперь я хотела только одного — свернуться калачиком в теплой постельке и уснуть. Я подавила зевок. Стоит начать, потом не остановишься.

В 9:15 я неохотно призналась себе, что шансов на то, что друг отца приедет меня встречать, почти не осталось. Да что там говорить, не осталось — и точка. А отец не берет трубку, потому что ждет меня на авалонской таможне, как и обещал. Ну, так что ж? Все, что надо сделать, — это взять такси, самой доехать до границы с Авалоном и пройти таможенный контроль. От Лондона до Авалона всего-то двадцать пять миль. Не так уж и страшно, а?

Я поменяла немного денег и села в один из таких, знаете, огромных черных лондонских кэбов. Было странно видеть водителя сидящим справа, на пассажирском месте. И еще более странно — ехать по левой стороне.

Водитель такси вел машину, как маньяк, и говорил без остановки всю дорогу до Южных ворот Авалона. Я не знаю, что у него был за акцент — возможно, он говорил на кокни — но я поняла не больше одной трети. Я только слегка кивала и улыбалась в ответ. К счастью, этого было достаточно. Вроде бы он не видел, как я моргала и вздрагивала каждый раз, когда он едва не наезжал на людей и машины, выворачивая руль лишь в последний момент.

Как и все люди, я и раньше видела кучу открыток с видами Авалона. Существуют сотни путеводителей по городу, и парочка как раз лежала у меня в рюкзаке. Кроме того, едва ли не в каждом фильме-фэнтези есть несколько сцен, снятых в Авалоне — единственном городе Реального мира, где действительно творится волшебство. Но увидеть Авалон своими глазами — это же совсем другое дело! Как и Большой Каньон, подумала я. Есть места, которые камера просто не способна запечатлеть целиком. Это нужно видеть.

Авалон расположен на горе. Да-да, на настоящей высоченной горе, уходящей вершиной в самое небо. Она вздымается над плоской зеленой равниной, усеянной пасущимися овцами. Такое ощущение, что кто-то взял да и воткнул обломок Альп посреди сельской местности, где никогда ничего подобного не видывали.

Дома, магазины и здания офисов стоят на склонах горы на каждом квадратном дюйме, и единственная мощеная дорога-серпантин вьется от основания горы к похожей на замок вершине. От этой дороги ответвляется множество других, вымощенных булыжником, но только основная достаточно широка, чтобы по ней можно было проехать на машине.

Основание горы опоясано рвом с мутной, темной водой, а ров окружен металлическими перилами, которые находятся под электрическим напряжением.

Есть только четыре входа в сам город, они соответствуют четырем сторонам света. Мы с отцом договорились, что он будет встречать меня у Южных ворот. Водитель высадил меня у сторожевого поста — трехэтажного сооружения длиной в полквартала. Я смотрела вслед удаляющейся машине, и меня снова захлестнуло мрачное предчувствие. Машинам разрешалось проезжать сквозь ворота в Авалон, но водителю для этого потребовалась бы авалонская виза, так что лучшее, что он мог сделать, это высадить меня здесь и не заморачиваться. Перекинув рюкзак через плечо, следуя указателям с надписью «Вход для посетителей», я потащилась с чемоданом стоять в лабиринтах мерзких очередей. Естественно, для коренных жителей вход был значительно проще.

К тому времени, как очередь подошла, я почти спала на ходу, несмотря на тревогу. Прямо за контрольно-пропускным пунктом была расположена небольшая автостоянка. На ней ждали встречающие с табличками — так же, как в аэропорту — и их было немало. Но пока я стояла на паспортном контроле, я не нашла своего имени ни на одной табличке.

— Одну минутку, мисс, — сказал таможенный контролер после долгого пристального изучения моего паспорта.

Я в смятении захлопала глазами, а контролер, покинув пост, отправился куда-то с моим паспортом в руках.

У меня аж в горле пересохло, когда я увидела, что он разговаривает с высокой импозантной женщиной в ярко-синей форме. На поясе у нее был пистолет в кобуре и наручники. В горле пересохло еще больше, когда он указал на меня и женщина посмотрела. Убедившись, что правильно его поняла, она направилась ко мне. В руках она держала мой паспорт, который контролер отдал ей. Ох, недобрый знак!

— Пожалуйста, пройдемте со мной, мисс… — она открыла паспорт, чтобы свериться с фамилией, — мисс Хатэвей.

Она говорила с акцентом, похожим на британский, но не совсем британским. А контролер между тем уже подал знак следующему в очереди, чтобы тот подходил.

Мне пришлось посторониться, чтобы не быть зажатой среди семейства из пяти человек, и я невольно сделала шаг навстречу незнакомке.

— Какие-то проблемы? — спросила я, и, несмотря на все мои старания казаться невозмутимой, голос мой предательски дрогнул.

Незнакомка улыбнулась, но улыбка коснулась только ее губ. Глаза оставались холодными и чужими. К тому же она положила руку мне на предплечье и подтолкнула к металлической двери в стене — знаете, такой незаметной, сквозь которую проходят только с помощью ключей-карточек.

Я потянулась к чемодану, но его ручку уже перехватил парень в форме. Он наклеил на чемодан ярко-оранжевую полоску и уволок его куда-то за контрольно-пропускной пункт.

Я подумала: а не закричать ли мне? Но пожалуй, это только усугубит мое и без того незавидное положение.

— Не волнуйтесь, — сказала незнакомка, все еще подталкивая меня к двери.

Я бы даже не сказала, что она меня именно подталкивала — ее прикосновение было легким и со стороны выглядело так, словно она просто сопровождает меня, но у меня возникло чувство, что, замедли я шаг, ее хватка мгновенно усилится.

— Это стандартная процедура досмотра на этой таможне. Мы проводим выборочное собеседование с посетителями Авалона.

Женщина достала карточку, чтобы открыть дверь, и ее дежурная улыбка стала еще шире.

— Вам просто выпала удача. Видимо, сегодня — ваш день.

Недосып и стресс сделали свое дело. Чаша моего терпения переполнилась, на глазах выступили слезы. Я закусила губу, чтобы не расплакаться. Если это и вправду выборочное собеседование, то почему выбор пал именно на меня? Почему контролер так долго изучал мой паспорт, прежде чем передать его этой женщине? И почему отец не сказал мне ни слова о вероятности такой процедуры? Уж в путеводителях-то об этом точно не было ни слова!

Меня завели в скучный серый офис. Мебель в нем была такая, словно ее привезли со свалки студенческого общежития. Противно пахло мокрой шерстью. Импозантная незнакомка жестом указала мне на металлический складной стул, в то время как сама села в намного более удобное с виду кресло на колесиках, которое она выкатила из-под письменного стола. Она снова улыбнулась мне.

— Я — Грейс, — сказала она. Было непонятно, это имя или фамилия. — Я — капитан пограничной охраны, и мне просто нужно задать несколько вопросов о вашем визите в Авалон, после чего вы будете свободны.

Я с трудом сглотнула.

— Хорошо, — кивнула я.

Можно подумать, у меня был выбор.

Грейс наклонилась и вынула из ящика стола тетрадь на спирали, потом положила поверх нее серебряную ручку с замысловатым чеканным рисунком. Понятно, Волшебнице незачем писать ручкой «Big».

— Какова цель вашего визита в Авалон? — спросила она.

Очень остроумно, ага. Мне шестнадцать лет, так что, ясное дело, я не на переговоры приехала.

— Навестить родственника.

Она записала, потом посмотрела на меня поверх блокнота.

— Вы не слишком молоды, чтобы путешествовать самостоятельно?

Я выпрямилась на стуле. Так, понятно. Мне шестнадцать, да, но не так уж это и мало. Я достаточно взрослая для того, чтобы иметь чековую книжку, оплачивать вовремя счета и отвозить пьяную мать в машине, когда она сама не в состоянии сесть за руль. Глаза Грейс сверкнули от удовольствия, когда она заметила, как я ощетинилась. Так что, прежде чем заговорить, я постаралась взять себя в руки.

— Меня должны были встретить в аэропорту, — начала я, хоть это и не был прямой ответ на вопрос, — но никто не приехал. Так что я просто взяла такси. Мы с отцом договорились, что он будет встречать меня сразу за таможенным контролем.

Грейс задумчиво кивала, записывая за мной.

— Как зовут вашего отца?

— Симус Стюарт.

— Адрес?

— А… Эшли Лейн, 25.

Хорошо, что я на всякий случай заранее узнала его адрес. Вот уж не думала, что это мне пригодится!

— Вы видели его на парковке? Я могу попросить его зайти, если хотите.

— Ну, вообще-то… я никогда его раньше не видела, так что не могу сказать точно, там он или нет.

Я прилагала все усилия, чтобы не покраснеть. И с чего это я вдруг решила, что стыдно не знать своего отца в лицо? Тем не менее мне было неловко.

Незнакомка еще что-то записала. И что она там пишет, подумала я. Я не так много говорю — не историю своей жизни рассказываю! — чтобы столько писать. К тому же, зачем вообще пограничной охране вся эта ерунда? На большинство ее вопросов я уже ответила, когда подавала документы на визу.

— Мне отдадут мой багаж? — спросила я. Я слишком нервничала, чтобы просто сидеть и молчать.

— Конечно, дорогая, — сказала Грейс с очередной притворной улыбкой.

Именно в этот момент дверь в офис открылась. Парень в форме, который до этого забрал мой чемодан, просунул в дверь голову и посмотрел на Грейс, ожидая, пока она повернется к нему. Она заметила его и подняла брови.

— Подтвердилось, — сказал он.

Тут Грейс впервые искренне улыбнулась.

— Что подтвердилось? — спросила я. Не знаю почему, но искренняя улыбка Грейс напугала меня намного больше, чем притворная.

— Ну как же, дорогая, твоя личность, конечно! Похоже, ты и вправду — дочь Симуса Стюарта.

У меня челюсть отвисла.

— Как это могло подтвердиться?!

— Позволь представиться тебе еще раз, — сказала она вместо ответа. — Меня зовут Грейс Стюарт, — теперь ее улыбка была откровенно ехидной, — но ты можешь называть меня просто «тетя Грейс».


Глава вторая


Уверена, я выглядела полной идиоткой. Я молча сидела, открыв рот. Грейс рассмеялась, глядя на выражение моего лица, а я постаралась собраться с мыслями.

С тех пор, как я увидела Грейс, ее яркую внешность и манеру держаться, я впервые постаралась взглянуть на нее более пристально. Она была высокая и худющая, как модель. Ее фигура была почти мальчишеской — никаких пышных форм и изгибов. Прямо как у меня. Надежда на то, что в один прекрасный день и у меня «будет, за что подержаться», растаяла. Ее пепельно-белые волосы, густые и блестящие, были забраны назад, открывая узкое лицо, и стянуты в косу длиной по пояс. Глаза голубые, точь-в-точь как у меня. Только внешние уголки глаз выше приподняты. Как у лисы. Как у всех Волшебниц.

Грейс хлопнула в ладоши — так, словно удачно приземлилась после сальто в воздухе. Я почувствовала, что снова краснею.

— Вот и славно, дорогая, — сказала Грейс таким тоном, что стало ясно: она считает меня полным «тормозом». — Симус, скажем так, не совсем здоров в данный момент. Но он взял с меня слово, что я буду заботиться о тебе до тех пор, пока он не сможет делать это самостоятельно.

Я сощурилась и посмотрела на нее.

— Если это — ваш способ заботиться обо мне, то я лучше сама о себе позабочусь, — бросила я.

Я редко веду себя как грубиянка, особенно с представителями власти, но подумайте сами: долгий перелет, бессонная ночь, смущение от подобного приема — все смешалось, и мое самообладание дало сбой.

— Вы могли бы с самого начала просто представиться, а не запугивать меня до смерти своими гестаповскими допросами, — нахмурилась я.

Грейс пару раз моргнула. Не думаю, чтобы кто-нибудь перечил ей; она к этому явно не привыкла. И уж тем более она не была готова к выговору от шестнадцатилетней девчонки из обычного Реального мира. Она тут же прекратила улыбаться, а взгляд ее наполнился арктическим холодом.

— В Авалон торжественно пребывает девчонка, о которой никто никогда не слышал, и заявляет, что она — дочь одного из Величайших Волшебников, Лорда Ордена Белой Розы! И ты хочешь, чтобы мы приняли тебя здесь, даже не задавая вопросов? — спросила она ледяным тоном. — Симус понятия не имел, что твоя мать была беременна от него и родила ребенка. И хотя он быстро и с радостью поверил в то, что ты — его дочь и захотел прижать тебя к сердцу, оставалась все же вероятность, что ты — мошенница.

«Один из Величайших Волшебников, Лорд Ордена Белой Розы»?! Мама говорила, что папа — Волшебник, но я не думала, что он до такой степени важный Волшебник.

— Пока мы тут с тобой мило беседовали, — продолжала Грейс, — мои люди обыскали твои вещи и нашли расческу. По твоим волосам они точно определили, что ты — именно та, за кого себя выдаешь.

То, что кто-то рылся в моих вещах, привело меня в бешенство, но не только. Я была сильно озадачена.

— Вы что, можете за пятнадцать минут произвести анализ ДНК? — спросила я с недоверием.

Грейс снова посмотрела на меня тем самым взглядом, в котором читалось: да, у девочки туговато с мозгами.

— Нет, дорогая, мы не проводили тест ДНК.

А, ну да. Магия, конечно. Как-то я совсем об этом забыла. Я опустила глаза и снова почувствовала, что лицо заливает предательская краска смущения. У Грейс хорошо получалось заставлять меня чувствовать себя круглой дурой. Уверена, она это делала специально. Не знаю, что за зуб у нее был против меня, но он был — это точно. Мой бедный мозг уже закипал от количества информации, и я снова подумала о том, как хорошо бы сейчас забраться под одеяло в тепленькой кроватке. И хотя я нервничала и была на взводе, я невольно зевнула.

На лице Грейс появилось нечто вроде сочувствия и заботы. Она посмотрела на меня почти с нежностью, но я ей не поверила.

— Бедная моя, — сказала она, — конечно, тебя вымотал этот длинный перелет.

Она с необъяснимой грацией поднялась со стула.

— Пошли.

Интересно, она сама заметила, что сказала это с такой интонацией, словно отдавала команду собачке.

— Надо поскорее устроить тебя где-нибудь, чтобы ты отдохнула.

Я осталась сидеть, не вполне уверенная в том, что Грейс имеет в виду.

— Я могу быть свободна?

— Я попрошу другого офицера подменить меня на пару часов, а сама отвезу тебя домой. — Похоже, это был ее стиль — не отвечать на прямо поставленные вопросы. — Если ты проголодалась и хочешь заехать куда-нибудь, ты только скажи. Вокруг моего дома множество приятных кафе.

В животе у меня заурчало, но не факт, что именно от голода. В одном я была уверена: я не хочу ехать домой вместе с Грейс.

— А вы не можете просто подвезти меня до дома моего отца? — спросила я, хотя уже и так знала, что ответ будет «нет».

Грейс состроила грустную мину.

— Боюсь, нет, дорогая. Его сейчас нет дома, а у меня нет ключа. Но не переживай — тебе придется пожить у меня всего один-два дня. А там уже твой отец сможет забрать тебя к себе.

Все это прозвучало так, что стало ясно: выбора у меня нет. Я попыталась смириться.

— Ладно, — сказала я и встала. Надеюсь, она не услышала откровенного недовольства в моем голосе.

— Чудно! — сказала она с притворной радостью.

Чудно?! Кто так выражается в наше время? Хотя — конечно! — раз тетя Грейс — Волшебница, ей может быть миллион лет, пусть и выглядит она на двадцать пять.

Я отправилась следом за Грейс по извилистым, как лабиринт, коридорам. Трудно было не заметить, что за каждым нашим шагом следят камеры видеонаблюдения.

Грейс остановилась перед помещением типа комнаты отдыха, как я подумала. Там стояла микроволновка, автомат с чипсами и шоколадками и все такое. Вокруг стола сидело несколько офицеров в форме. Грейс пролаяла им какие-то команды, смысл которых заключался в том, что ее надо заменить на несколько часов, и вот мы уже снова идем петляющими коридорами.

Наконец мы оказались перед металлической дверью без ручек. Тетя Грейс вытащила свою карточку, вставила в щель, провела — и дверь распахнулась. Мы были в подземном гараже, который я заметила сквозь стекло, когда еще стояла в очереди на таможню. Я проследовала за Грейс к элегантному черному «мерседесу». У машины был такой сверкающий первозданный вид, словно она пять минут назад покинула конвейер. Внутри пахло так, как пахнет только в салоне новенькой машины. Этот бесподобный запах смешивался с другим, более вульгарным. На зеркале заднего вида висел освежитель воздуха в виде розы и источал аромат. Ладно, хорошо хоть не вонючая «елочка» — любимица водителей такси.

— Твой чемодан в багажнике, — ответила тетя Грейс на вопрос, который я как раз собиралась задать. Она завела машину, и мы поехали.

Мост через ров был узким. Всего две полосы движения. Ограждение показалось мне хлипким и каким-то ненадежным. Может быть, оттого, что черная густая вода внизу источала такую опасность, что у меня мурашки забегали по всему телу.

Я постаралась не смотреть на воду. Я повернула голову назад и с некоторой тоской взглянула на удаляющиеся ворота пропускного пункта — границу Авалона с Реальным миром. В глубине души я уже жалела, что сбежала от мамы, и у меня шевельнулась предательская мысль, что лучше бы я этого не делала. Да, жить с матерью было пыткой: заботься о ней, присматривай, обманывай друзей, где она и кто она такая. Но там я знала, так сказать, врага в лицо. А теперь…

Меня затошнило, по телу прошла волна. Зрение помутнело, все стало каким-то нереальным и поплыло перед глазами. Я быстро отвернулась от окна и села так, чтобы смотреть прямо.

— Что-то не так? — спросила Грейс.

Я помотала головой и проглотила комок, подступивший к горлу.

— Да нет, просто самолет, стресс, кажется, меня немного укачало.

Интересно, как ей понравится, если меня стошнит в ее новенькой ароматной машинке? Готова поклясться, она не осталась бы равнодушной.

— Что вы имели в виду, когда сказали, что отец нездоров? — спросила я, как только меня перестало мутить.

— У него небольшие проблемы… с законом. Так, кажется, вы это называете. — «Мерседес» начал мягко подниматься в гору по дороге-серпантину. — Но не волнуйся. Все прояснится в течение одного-двух дней. А пока его нет дома, я сама позабочусь о тебе.

— Где он?

Грейс поджала губы и задумалась, прежде чем ответить:

— Что ж, ладно. Раз ты считаешь, что должна это знать, — сказала она таким тоном, словно я упрашивала ее сказать мне об этом несколько часов подряд, — твой отец в тюрьме.

Я ахнула. Небрежно держа одну руку на руле, Грейс другой рукой похлопала меня по коленке. Я едва удержалась, чтоб не дернуться в сторону.

— Это просто недоразумение, — сказала она, изображая сочувствие. — Завтра он встретится с Консулом, самое позднее — послезавтра, и его, разумеется, освободят.

Итак, мой отец в тюрьме. Я представляла себе кучу неприятностей, которые могут поджидать меня в Авалоне, но уж к такому-то никак не была готова. Я невольно погладила камею, висящую у меня на шее, нервно перебирая пальцами ее лепестки. Грейс проследила взглядом за моим жестом и снова поджала губы. Так или иначе, я опустила руку.

У меня на языке крутились тысячи вопросов, но Грейс уже въезжала на крошечную парковку, рассчитанную на полдюжины машин, не больше. Прежде чем я успела хоть о чем-то ее спросить, она уже вылезла из машины и открыла багажник. И снова мне показалось, что это было не случайно.

Но сейчас я слишком устала, чтобы беспокоиться на эту тему. Вот высплюсь, почувствую себя не такой разбитой со всем этим переездом, и мы сядем рядышком с милой тетушкой и поговорим по душам. Вот тогда она мне и объяснит, что случилось с моим отцом. Расскажет, как он оказался в тюрьме. И что это за Консул, с которым у него будет встреча. С опозданием я подумала, что надо было побольше почитать о политической системе Авалона. Все, что я помнила с уроков обществознания, — это то, что правительство Авалона не похоже ни на одно на всем земном шаре. И что обязанности в их правительстве делятся поровну между Волшебниками и простыми смертными.

Грейс открыла багажник, но выгружать тяжести предоставила мне. Я, конечно, была рада, что мой чемодан на колесиках. Не говоря мне ни слова, она повела меня вниз по улице, вымощенной булыжником. Колесики, как известно, не очень хорошо едут по булыжникам, и я прилагала все силы, чтобы мой чемодан не перевернулся или не завалился набок. И чтобы мелкие камушки не застряли между колесиками, и чтобы не вляпаться в лошадиный навоз, запах которого навязчиво витал в воздухе.

Должно быть, я состроила недовольную гримасу, потому что Грейс впервые с момента нашего знакомства добровольно решила просветить меня на счет чего бы то ни было.

— Двигатели внутреннего сгорания не работают в Волшебном мире, — пояснила она, — и те, кто путешествует из Авалона в Волшебный мир и обратно, вынуждены ездить на лошадях. Так что ты увидишь здесь гораздо больше лошадей, чем в других городах.

Должно быть, это было страшно интересно, и я, разумеется, должна была таращиться по сторонам с отвисшей от восхищения челюстью. Однако смена временного пояса после перелета и борьба, которую я вела с собственным чемоданом, сделали свое дело. Мне было плевать.

Какое же я испытала облегчение, когда мы наконец остановились перед живописным кирпичным зданием. В нем было три этажа, оно был весьма узким, но старомодные окна со свинцовыми стеклами и цветочными горшками, в которых росли белые розы, придавали дому уютный вид.

Тетя Грейс пошептала-пошептала — и послышалось, как щелкнул замок. Дверь открылась, хотя никто к ней не прикасался.

«Заклинание», — пронеслось у меня в голове. Но даже тут у меня не хватило сил изумиться должным образом. Я устала и была в плохом настроении.

Оглядеться и рассмотреть, как выглядит дом изнутри, я толком не успела, потому что Грейс сразу же провела меня на третий этаж. И нет, она не предложила мне помочь поднять чемодан вверх по деревянной лестнице, через два пролета.

— Ну, вот мы и пришли, — сказала она, распахивая первую дверь на самом верху лестницы.

Я перетащила свой багаж через порог и с облегчением опустила его на пол. Уфф, наконец-то! Я огляделась. Комната была милой, но мой взгляд тут же приковало то, что занимало большую ее часть, — огромная двуспальная кровать. Она казалась мягкой и словно манила поскорее прилечь. Никогда еще постель не казалась мне столь желанной.

Грейс улыбнулась, когда я непроизвольно зевнула.

— Я пойду, а ты тут отдыхай пока, — сказала она. — Вон там — ванная и туалет.

Она указала на закрытую дверь в противоположном конце комнаты.

— Спасибо, — сказала я, с трудом заставляя себя выдавить хоть одно вежливое слово. Я шагнула к кровати. Наверное, надо бы распаковать туалетные принадлежности и хотя бы почистить зубы, прежде чем рухнуть спать, но усталость была просто невыносимой.

— Спи спокойно, дорогая, — сказала Грейс, дверь за ней затворилась, и я осталась одна.

Только я протянула руку к кровати, чтобы откинуть пушистый плед, как вдруг услышала, что в двери что-то щелкнуло. Я моргнула. Нет, это, конечно, не то, что я подумала. Или?.. Тревога пересилила усталость, я подошла к двери и прислушалась. Шаги Грейс удалялись по деревянным ступеням лестницы вниз. Я взялась за круглую дверную ручку, надеясь, вопреки предчувствию, что ошибаюсь. Но когда я попыталась повернуть ручку, она не поддалась.

Дорогая тетя Грейс только что заперла меня на ключ.


Глава третья


Конечно, я должна была попробовать барабанить в дверь и кричать, но не могу сказать, что меня удивило, когда это не дало никаких результатов. Единственным оставшимся способом выбраться из комнаты было окно. Мне пришлось влезть на стул, чтобы выглянуть наружу, и то, что я увидела, не прибавило мне энтузиазма. Я была на третьем этаже, так что спрыгнуть вниз казалось не лучшей мыслью — даже в том случае, если бы я смогла открыть окно. А оно не открывалось. На нем не было даже ручки, и непохоже было, чтобы его замазали. Я стучала по нему, пыталась подцепить хоть как-то или расшатать, но добилась только того, что сломала пару ногтей.

Зачем, ну зачем я сбежала из дома? Я маялась с матерью всю свою жизнь, так промучилась бы еще два года — какая разница? Боже мой, даже и не полных два года, а только это лето, потом один учебный год (в средней школе я перескочила через один класс, так что я всегда была младше всех в классе), а потом еще одно лето. После этого я уехала бы в колледж, и уж выбрала бы местечко подальше от дома — где бы этот дом в тот момент ни находился. Я нашла бы самый отдаленный колледж.

У меня болела голова, в глаза словно песку насыпали, но в сложившихся обстоятельствах лечь и спокойно поспать было просто невозможно.

Я заметила, что снова кручу медальон с камеей. Что, мой отец, действительно, в тюрьме? И если так, то за что? Мать рассказывала про него какие-то ужасы, но я была уверена, что как минимум половина из этих рассказов — ложь.

А что, если нет? Что, если он оказался в тюрьме, потому что там ему и место?!

Я поскорее отогнала эту мысль. Тетя Грейс перехватила меня на границе, похитила и заперла. Я присела на край постели и стала размышлять, какие у меня есть варианты. К сожалению, в данный момент их не было вообще. Минут через пятнадцать послышались приближающиеся шаги. И голоса.

Один голос принадлежал тете Грейс, другой был мужским, и я вдруг отчаянно захотела поверить, что он принадлежит моему отцу. Я не могла разобрать, о чем они говорят, а когда они подошли достаточно близко, чтобы я могла услышать, они замолчали.

Без какой-либо видимой причины волоски у меня на шее сзади встали дыбом, и я попятилась подальше от двери. Я услышала, как что-то тихо пробормотала Грейс, и дверь сама собой щелкнула замком и открылась без посторонней помощи.

Я говорила уже, что тетя Грейс была высокого роста и видная женщина. Но мужчина, стоявший позади нее в дверях, был просто огромен. Значительно выше шести футов, я бы сказала, ближе к семи — ему пришлось нагнуться, чтобы войти в дверной проем. А ширины он был такой, что в голове не укладывалось, как он умудрился протиснуться вверх по такой узкой лестнице. Это была смесь звезды Эн Би Эй и незеленой копии Шрека.

Грейс вошла в комнату, а ее огромный друг остался, к счастью, стоять позади нее. Перекрывает мне проход к двери на случай, если я вздумаю бежать, решила я. Так что побег через дверь я исключила из списка вариантов.

Я собралась с силами, чтобы голос мой звучал храбро, но меня все же трясло.

— Что вы себе позволяете? Заперли меня в комнате! — возмущенно выпалила я.

По крайней мере, я старалась, чтобы эту прозвучало возмущенно. Но, боюсь, это больше было похоже на нытье. Тут я вгляделась в лицо тети Грейс и обнаружила у нее под глазом здоровенный синяк. Я ахнула.

— Что случилось? — спросила я, тут же позабыв о том, что она мой враг.

Она хмуро посмотрела на меня в ответ.

— Мой брат поступил как… поступил очень непредусмотрительно, когда пригласил тебя приехать сюда.

— В смысле?

— Ты в опасности. Наш род — один из самых могущественных и влиятельных. Теперь, когда Симус признал, что ты — его дочь, и пригласил тебя сюда, некоторые группировки стали рассматривать тебя как инструмент, с помощью которого его можно будет контролировать. Должно быть, кто-то увидел, что я привезла тебя сюда. На меня напали, когда я открывала входную дверь. Хорошо еще, что я заранее позвонила Лаклану и попросила его приехать. Он отпугнул их прежде, чем они успели изувечить меня. Но это доказывает, что я была права: в этом месте ты не в безопасности.

— Знаете, что я вам скажу, — начала я, — почему бы вам не отправить меня обратно в Лондон? Я могла бы снять там комнату в гостинице и подождать, пока отца не выпустят… пока он не свяжется со мной. В этом случае опасность вам угрожать уже не будет, и…

Она отрицательно покачала головой.

— На меня напали люди, простые смертные. Не знаю, на кого они работают, но они без труда смогут пересечь границу Авалона и выследить тебя в Лондоне. Нет, мы должны отвезти тебя в более безопасное место, хотя бы до того времени, как Симуса освободят.

В голове у меня все перемешалось, словно мозг решил, что больше он работать не в состоянии, и забастовал. Тетя Грейс казалась искренне взволнованной, и еще этот синяк у нее на скуле выглядел просто ужасно. И все же: то, что на нее напали, вовсе не значило, что напасть хотели на меня. Нет, ну серьезно: я — обычная американская девушка-полукровка. Какое все это может иметь ко мне отношение?

— Лаклан отвезет тебя в дом, где ты будешь в безопасности, — сказала Грейс, указывая на гиганта. — Я — заманчивая мишень для атаки, а вот он — нет.

Я посмотрела на Лаклана, он все еще закрывал собой дверной проем. Я представила себе, как плохие парни при одном взгляде на него разворачиваются и уносят ноги. Он стоял, скрестив руки на уровне верхнего шпингалета двери. Да, он был невероятно высок. Улыбка скользнула по его губам — вполне доброжелательная, с намеком на теплоту. Но мне все еще было страшно, и я предпочла бы дать деру в противоположном направлении, но не думаю, чтобы Грейс мне это позволила.

— Ну, ладно, — сказала я таким тоном, словно сделала выбор, который у меня якобы был. — Я согласна поехать с Лакланом в безопасное место.

— Мудрое решение, — согласилась Грейс, скрывая за похвалой сарказм.

Она открыла ящик комода, который я до этого не замечала, порылась в нем — и извлекла на свет плащ с капюшоном, больше похожим на монашеское одеяние. Она протянула его мне.

— Накинь, — велела она, — и надень на голову капюшон.

Плащ, очевидно, принадлежал ей, а мне был явно длинноват. Она нахмурилась, увидев, как он волочится по полу.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь, — услышала я ее тихое бормотание. — Вперед! — скомандовала она уже громким голосом. — Сегодня ты будешь в безопасности, а завтра Симус уже сам позаботится о тебе.

Завернувшись в плащ и пытаясь не запутаться и не оступиться, я направилась к двери, где меня поджидал Лаклан. Он ничего не сказал, просто кивнул с готовностью и проследовал вниз по лестнице. Ему приходилось сутулиться, чтобы не задеть потолок, и поворачиваться то одним боком, то другим, чтобы не обрушить стены.

Когда мы добрались до первого этажа, он вывел меня через заднюю дверь. Странно было идти в этом черном плаще с капюшоном: словно смерть — только без косы в руках. Ладно, по крайней мере, плащ был теплым. Я еле поспевала за Лакланом, путаясь в складках слишком длинного одеяния. Капюшон падал мне на глаза, так что я практически ничего не видела.

Лето уже почти началось, но здесь, в Авалоне, по улицам стелился холодный серый туман. Даже под тяжелым плащом я чувствовала, как сыро и холодно снаружи. Меня передернуло.

— Не волнуйся — прозвучал очень низкий голос, принадлежащий, по всей видимости, Лаклану. — Скоро будешь в тепле и уюте.

Акцент у него был такой же, как у Грейс, только еще с мягким урчанием в конце слов. При других обстоятельствах я решила бы, что он приятный. Интересно, он — тоже Волшебник? Внешне он выглядел вполне обычно; по крайней мере, в нем не было ничего такого магического, что бросалось бы в глаза. Правда, тут надо заметить, что я не так уж много знала — так что в глаза мне многое броситься не могло.

«Теплое и уютное» место, обещанное мне Лакланом, оказалось подвалом под каким-то помещением, судя по запаху — пекарней. Я пробовала осмотреться по пути, но Лаклан быстро затолкал меня внутрь. Подвал был разделен надвое. Одна часть подозрительно напоминала склад оружия, а другая не менее подозрительно была похожа на камеру одиночного заключения. Дверь толщиной в шесть дюймов украшал тяжеленный деревянный засов.

Я замешкалась на пороге.

— Нет-нет, — сказала я, пятясь назад, — здесь я не останусь!

Лаклан закрыл дверь у себя за спиной. Я откинула капюшон и подняла голову, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. Его это не напугало — ну надо же!

— Это для твоей же пользы, — сказал он, пожимая плечами. Мне даже показалось, что ему неловко и он как бы оправдывается.

— Да я просто не верю, что все это происходит со мной! Это что, розыгрыш?

— Нет, твоя тетя считает, что ты в смертельной опасности. Тебе нельзя находиться в Авалоне без специальной защиты, вот она и решила запереть тебя, чтобы с тобой ничего не случилось.

Я упрямо помотала головой, одновременно прикидывая, удастся ли мне проскочить мимо Лаклана и выбежать за дверь. Шансы были равны нулю.

Он вздохнул.

— Дана, пожалуйста. Я совсем не хочу применять силу, так что лучше зайди туда сама.

Он переминался с ноги на ногу, ему было явно не по себе.

— Я и сам не сторонник подобных мер, но Грейс — твоя тетя, родная кровь, а я — нет. Я должен с уважением принять ее решение.

Я хмыкнула.

— Тогда выбирай: или она, или я.

Лаклан выглядел таким… безумно несчастным. К своему собственному удивлению, мне сталь жаль его. Наверное, ужасно оказаться перед выбором пятьдесят на пятьдесят.

В действительности выбора у меня не было. Даже если бы мне удалось как-то сбежать от Лаклана, что бы я стала делать? Выскочить и пуститься бегать по улицам Авалона, в то время как была вероятность того, что тетя Грейс говорит правду и я на самом деле в опасности?

Тяжело вздохнув и бросив прощальный тоскливый взгляд на входную дверь, я вошла в комнату-камеру. Лаклан закрыл за мной дверь. Я услышала тяжелый скрежет огромной деревянной задвижки, которую он запирал снаружи.


Глава четвертая


Камера оказалась не такой уж унылой и страшной, как мне показалось вначале. Если бы не дверь на задвижке и отсутствие окон, поскольку это был подвал, я вполне могла бы представить себе, что нахожусь в небольшом номере туристической гостиницы типа «бед энд брекфаст». Кровать была небольшая, но мягкая и удобная на вид. В ванной комнате была крошечная ванна, а газовый камин добавлял тепла и уюта. Но что было лучше всего, в углу оказались мои чемодан и рюкзак — они стояли, прислоненные к стене. Как они здесь оказались, непонятно, но я готова была побиться об заклад, что тут не обошлось без колдовства. Я не могла представить себе, что Грейс сама притащила сюда мои вещи.

Но какой бы милой ни казалась мне комната, я не могла забыть звука засова, запирающего меня снаружи. Все же это — камера, и хотя надзиратель, похоже, неплохой человек, главный тюремщик, тетя Грейс, — это совсем другое дело.

Полчаса я мерила шагами комнату, пытаясь придумать план побега. Конечно, я не знала, куда мне бежать, даже если бы мне каким-то непостижимым образом удалось выбраться из камеры. Я уже перерыла чемодан и рюкзак в поисках паспорта, но его там не оказалось. Отсутствовала также кредитка и кошелек с наличными. Для того чтобы выбраться из Авалона, мне придется восстанавливать документы. Или понадобится соучастник побега.

Мои планы, если их можно так назвать, были прерваны звуком открываемой задвижки. Минуту спустя в комнату вошел Лаклан. В одной большой руке он держал поднос, на котором возвышались заварочный чайник и чашки. Когда он толкнул дверь, закрывая ее, и опустил руку пониже, я увидела на подносе еще и тарелку, полную самой разнообразной выпечки. В желудке у меня заурчало, и я смутилась, хотя Лаклан сделал вид, что ничего не слышит.

Он поставил поднос на небольшой стол, рядом с которым стояли два стула. Один стул он, как джентльмен, отодвинул для меня. Я слишком проголодалась, чтобы упускать возможность поесть, так что набросилась на еду и в долю секунды умяла две теплые, невероятно вкусные булочки. Лаклан стоял рядом, пока я ела, и каждый раз, когда я бросала взгляд на него, он улыбался и, казалось, сиял от гордости.

— Ты что, сам их испек? — догадалась я.

Он кивнул и указал пальцем на потолок.

— Там, наверху, моя пекарня.

— Просто объедение, — сказала я, хотя, судя по всему, он уже понял, что булочки пришлись мне по душе.

Еда на время привела меня в хорошее настроение, но оно улетучилось, как только Лаклан забрал поднос и направился к двери. Вот-вот я снова окажусь одна в камере.

Лаклан посмотрел на меня с сочувствием.

— Твоя тетя Грейс… она хочет как лучше, — сказал он мне. — Я понимаю, она вела себя более чем недипломатично…

Я не сдержалась и фыркнула, так мне стало смешно. Да, все можно описать и такими словами. Лаклана мой смех, похоже, обидел. Пожалуй, тетя Грейс ему не на шутку дорога, раз он из кожи вон лезет, чтобы ее защитить.

— Последнее время ей приходится нелегко, — объяснил он, — и твой приезд…

Он нахмурился и не закончил предложения.

— Что мой приезд?

— Я бы выразился так: твой приезд еще больше усложнил и без того непростую ситуацию.

— Почему? — воскликнула я, в отчаянии всплеснув руками. — Я же просто приехала повидать отца! Почему все подняли из-за этого столько шуму?

Ладно, призналась я самой себе, у меня была иллюзия, что я еду жить у своего отца, но мне понадобилось пробыть здесь меньше дня, чтобы отказаться от этой мысли.

Лаклан рассматривал свои ботинки, поджав губы. Он явно был недоволен.

— Не я должен все это тебе разъяснять.

Но у меня было такое чувство, что ему очень хотелось бы пролить свет на мучившие меня вопросы.

— Ну, Лаклан, ну, пожалуйста, — попросила я, стараясь вложить в голос как можно больше мольбы и отчаяния. Большого актерского мастерства тут не требовалось, я просто не старалась скрывать свои чувства. — Пожалуйста, объясни мне, что происходит.

На секунду мне показалось, что он вот-вот расколется. Но затем он плотно сжал губы и процедил:

— Это не в моей компетенции.

— О господи, хоть бы папа приехал завтра за мной, — взмолилась я.

— Ты должна немного поспать, — сказал Лаклан, поднимаясь и забирая поднос.

При слове «поспать» я неприлично широко зевнула. Лаклан посмотрел на меня с улыбкой.

— Я буду рядом, прямо за дверью, — сказал он. — Если что-нибудь понадобится, просто позови.

Я подавила еще один зевок. Лаклан вышел и запер дверь на засов.


Глава пятая


Может, во мне взыграл дух противоречия, поскольку именно Лаклан предложил лечь поспать, но я решила, что не лягу. Не скажу, что это было просто, учитывая перелет, разницу во времени, съеденные булочки и уютно мерцающий камин. Если я срочно не займу себя чем-то, то проиграю битву со сном, поняла я. Так что я достала из рюкзака лэптоп и решила, что, пожалуй, отправлю коротенький имейл маме, расскажу, в какую передрягу я попала. Вдруг она окажется в достаточной мере трезвой, чтобы броситься мне на помощь? Однако — сюрприз, сюрприз! — в моей камере не оказалось вай-фая. Оставалась пара пикантных книжечек, которые я загрузила в компьютер через Интернет (мама никогда не замечала, сколько я трачу денег, потому что счета в нашей семье оплачивала я сама). Но читать книги порнографического содержания, будучи запертой в камере, показалось как-то… неправильно.

Впервые с тех пор, как я сбежала из дома, я почувствовала нечто вроде укола совести. Сможет ли мама сосредоточиться, чтобы платить по счетам, когда меня не будет рядом? Я представила, как она сидит одна дома, пьяная, без воды и электричества. Но я тут же мысленно отругала себя. Она годами перекладывала на меня все обязанности, но она все же взрослый человек и должна в конце-то концов суметь позаботиться о себе сама!

Около семи часов вечера Лаклан снова вошел с подносом. В животе у меня заурчало. Сытость от съеденных булочек прошла уже больше часа назад. А на подносе на этот раз лежал огромный сэндвич панини, залитый плавленым сыром и майонезом и украшенный маленькими листочками зеленого салата. Думаю, это блюдо также было из магазина Лаклана.

Когда он забирал поднос, он снова предложил мне вздремнуть. К этому времени я уже буквально спала на ходу, но все еще продолжала упрямиться. Ненавижу делать то, что мне говорят. И чтобы доказать ему, что я вовсе не собираюсь следовать его совету, я стала делать распевку — серию вокальных упражнений. Потом я спела весь репертуар, отработанный мною с учительницей по вокалу до того, как я сбежала из дома в поисках лучшей жизни. Подозреваю, Лаклан слышал, как я пою, даже сквозь дверь в шесть дюймов толщиной, поэтому я старалась изо всех сил, словно выступала перед публикой. А вдруг его сердце дрогнет под воздействием моего дивного голоса, и он выпустит меня на свободу?

Ну-ну, мечтать не вредно. Растрогается он, как же… когда рак на горе свистнет.

Я вся отдалась музыке и на время отключилась. Я пела одну мелодию за другой и забывала, что мой отец в тюрьме, что тетя Грейс похитила и заперла меня «для моего же блага». Я закрыла глаза и предоставила волшебным звукам унести меня прочь отсюда в другой мир.

Внезапно я почувствовала странное жжение в груди. Это было необъяснимо, но камея, которую я никогда не снимала, непонятным образом нагрелась, почти раскалилась, словно я подержала ее над огнем. Я сняла ее с шеи и осмотрела. Интересно, почему она вдруг стала такой горячей? Но не успела я задуматься, как она тут же остыла — да так быстро, что я подумала, уж не почудилось ли мне все это?

Как только я закончила петь, усталость снова обрушилась на меня. Веки отяжелели. Пожалуй, я доказала Лаклану все, что хотела. Теперь можно и сдаться на милость усталости.

Переодеваться в пижаму при данных обстоятельствах я сочла нецелесообразным. Я ограничилась тем, что сняла ботинки и носки, а джинсы сменила на мягкие спортивные штаны. После чего залезла в небольшую, но мягкую постель. Я выключила свет, но электрокамин трогать не стала — в комнате было не слишком-то жарко. Так, глядя на пляшущие языки искусственного пламени, я и заснула.

* * *


Когда я проснулась, было темно. Я не сразу сообразила, где я, и еще несколько минут озиралась в недоумении, после чего воспоминания обрушились на меня с новой силой. Голова была тяжелой и болела, все вокруг казалось каким-то нереальным. Я посмотрела на часы на запястье: два часа ночи. Я перевернулась на другой бок, уверенная, что сейчас же усну снова. Не тут-то было. Внезапно я услышала за дверью шаги и с запозданием вспомнила, что до этого тоже слышала какой-то шум. Он-то, видимо, и разбудил меня. Я думала, что слышала его во сне, но теперь затвор по ту сторону двери заскрежетал — и стало ясно: все это наяву.

Я быстро села, выпутываясь из покрывала. Может, я сквозь сон уловила больше, чем могла сейчас вспомнить, а может, это было предчувствие, но я была почти уверена: тот, кто сейчас открывает дверь моей камеры, — не Лаклан. В ту же секунду дверь распахнулась, и в проеме возник мужской силуэт. Я была права — это был не Лаклан.

Я бросила бороться с одеялом, не в силах отвести взгляд. В дверях стоял самый красивый молодой человек из всех, кого я когда-либо видела.

Он был высокий — хотя рядом с Лакланом он, наверное, смотрелся бы лилипутом — и стройный. Длинные светлые волосы лежали на его плечах, как накидка. При свете камина было трудно различить, какого именно цвета у него глаза, но одно можно было сказать точно: они очень светлые и с этим особым лисьим изгибом к вискам, характерным для Волшебников. Возможно, он был бы слишком совершенен для настоящего красавца, если бы не легкая кривизна носа — такая, словно он был как минимум один раз сломан.

Он выглядел моложе, чем все те Волшебники, с которыми мне доводилось встречаться, хотя и был старше меня. Интересно, подумала я, у него просто мальчишеское лицо или он действительно юный Волшебник? Думаю, так тоже бывает, хотя у настоящих Волшебников и нет возраста.

Он криво усмехнулся, и до меня вдруг дошло, что я пялюсь на него, как подросток на рок-звезду. Я мысленно дала себе подзатыльник и скинула, наконец, одеяло.

Не очень-то приятно было стоять босиком на холодном каменном полу, но я не могла оторвать взгляд от юного Волшебника, чтобы надеть носки и ботинки.

— Ты кто? — спросила я, потому что он просто стоял и улыбался.

— Меня зовут Итан, и я пришел, чтобы спасти тебя.

Ладно. В конце концов, возможно, это сон. Туман в моей голове заклубился еще гуще, когда я попыталась сосредоточиться и из миллиона вопросов, которые крутились у меня на языке, выбрать первый.

Итан продолжал улыбаться. Скорее, ухмыляться. Еще бы! Он, должно быть, в восторге от моего остроумия и нашего насыщенного диалога!

— Если только ты не хочешь остаться здесь, потому что тебе и так хорошо, — сказал он.

— Да хватай ты ее — и сваливаем отсюда! — раздался девичий голос из другой комнаты. Мне было не разглядеть его обладательницу за спиной Итана, который так и стоял в дверях. Но где же Лаклан, интересно знать.

Итан бросил через плечо недовольный взгляд.

— Я пытаюсь проявить вежливость, — сказал он. — Ты хоть знаешь, что это такое?

Девушка в ответ обозвала его парой эпитетов, повторять которые здесь я не стану. Но я расстроилась. Эти двое общались так фамильярно и непринужденно, что сразу становилось ясно: их что-то связывает. Когда юноша и девушка — просто друзья, они разговаривают иначе… Но я тут же одернула себя. Что это я тут напридумывала? Какое мне вообще дело до их отношений?

Итан снова повернулся ко мне.

— Нам правда пора идти. Времени мало.

Я наконец отвела от него взгляд и принялась натягивать носки, лихорадочно думая. Есть у меня причина вообще идти с этими ребятами? Ну, за исключением того, что этот парень — «лакомый кусочек»? «Из-под ручки посмотреть», как говорит мама. Но я не знала, ни кто он, ни почему он решил спасти меня. Это в том случае, если он и вправду решил спасти меня, а не выманить из укрытия — предупреждала же тетя Грейс, что я в страшной опасности. Конечно, я не верила ей. Верить ей было так же глупо, как надеяться победить Лаклана в рукопашной.

Я специально помедленнее завязывала шнурки, кусая губы в поисках решения. Я же думала, что если я захочу сбежать, мне потребуется помощник. Может, судьба просто сжалилась надо мной, наконец, и послала именно того, кто мне больше всего сейчас нужен? Или Итан и его подружка и есть те самые «плохие парни», которые охотятся на меня? То, что Итан внешне такой красавчик, вовсе не значит, что он не может быть уродом из уродов изнутри, так ведь? Но тут опять-таки выбирать особо не приходится: если они — враги, мне деваться все равно некуда. Их двое, я одна. Может, надо попробовать закричать и позвать на помощь?

Итан сделал шаг мне навстречу.

— Ты же не будешь шуметь, правда? Просто спокойно пойдешь с нами, — сказал он, и в голосе его прозвучали предостерегающие нотки. — Если бы только у меня было чуть больше времени, я смог бы ласково убедить тебя, что нам можно доверять, но с этим придется подождать. Нам надо поторапливаться. Но, когда мы отсюда выберемся, я наверстаю упущенное.

Я посмотрела на него снизу вверх. Странно, но он больше не казался мне таким уж неотразимым. Я вскочила с кровати, когда в комнату ворвалась девушка и резко отпихнула Итана в сторону. Она тоже была Волшебницей и выглядела даже моложе Итана. Может, мы с ней даже были ровесницами. Если бы у нее тоже был немного искривлен нос, она была бы точной копией Итана — в женском варианте, конечно. У нее были такие же светлые длинные волосы, она была стройная и светлоглазая.

— Но-но! — возмутился Итан, едва не сбитый с ног. Но девушка даже не обратила на это внимания, а устремилась прямиком ко мне.

Я решила, что вот сейчас как раз подходящий момент, чтобы закричать. Но когда я открыла рот, я не смогла издать ни звука! То ли у меня вдруг случился самый неожиданный на свете приступ ларингита, то ли эта девица заколдовала меня. Я тут же внесла их с Итаном в свой «черный список». Эти люди не могут быть моими друзьями. Я попыталась проскочить мимо, но девушка схватила меня повыше локтя, и хватка у нее была вовсе не девичья. Вот уж не подумала бы, глядя на ее внешность супермодели. Из-за всей этой борьбы моя камея соскользнула за воротник, и я почувствовала кожей, что она снова сильно нагрелась. Я бы сняла ее, если бы у меня не было более важного занятия — попытаться высвободиться из цепких рук юной Волшебницы. Ее пальцы прямо-таки впились мне в руку (я подумала, что на этом месте теперь точно останутся синяки), и она изо всех сил тащила меня к двери.

Итан отошел в сторону, но смотрел на меня все с той же дразнящей улыбкой — словно все происходящее развлекало его и радовало. Он низко поклонился с притворной вежливостью и обратился ко мне, делая галантный жест в направлении девицы:

— Дана Стюарт, позволь представить тебе мою сестру Кимбер, также известную под прозвищем Адская Стерва.

Говоря это, он рассмеялся, так что прозвучало все довольно миролюбиво, я бы даже сказала — ласково по отношению к Кимбер. Но та в ответ показала ему средний палец той руки, которая не сжимала мой локоть. А как же ледяное самообладание Волшебниц, о котором мне мама все уши прожужжала? В жесте Кимбер не было ничего, похожего на сдержанность!

Я попыталась лягнуть Кимбер ногой, но она была намного сильнее, чем казалась на первый взгляд. Побороть ее было бы не легче, чем Лаклана. Я едва удержалась на ногах, а она волоком протащила меня через смежную комнату. Итан шел следом. Голоса у меня по-прежнему не было, но я беззвучно охнула, когда увидела Лаклана распростертым на полу лицом вниз. Под его головой расползалась лужа крови. Кимбер не обратила внимания на мой шок, а потащила дальше, к выходу.

— С ним все будет в порядке, — заверил Итан. — Чтобы причинить ему настоящий вред — такой, чтобы он не мог восстановиться за несколько минут, — потребовалась бы целая армия, не меньше!

Словно в доказательство этих слов, Лаклан тихо застонал. Глаза Итана расширились, и он подтолкнул меня в спину, в то время как Кимбер продолжала тянуть за руку.

— Надо пошевеливаться, — сказал он. — Сомневаюсь, что Лаклан, когда окончательно очухается, придет в восторг от того, что я сделал.

Меня вытолкнули и вытянули одновременно — вверх по лестнице и на улицу. Голоса у меня не было, и хотя я отбивалась что есть мочи, силы были неравны, а улица оказалась совершенно пустынна. Только крытая повозка, запряженная лошадью, ждала нас у обочины. Кимбер одной рукой приподняла брезент. Под ним оказалась телега, выложенная сеном. Девушка перехватила мою руку у запястья и, не обращая внимания на мое брыкание, приподняла над землей и бросила внутрь. Я упала прямо в сено.

Она полезла было следом за мной, но Итан остановил ее, положив руку ей на плечо.

— Ты поведешь, — сказал он, — а я составлю компанию нашей спутнице. Он приподнял одну бровь, а Кимбер закатила глаза. Правда, спорить она не стала.

Сердце у меня забилось в горле. Мне было так страшно, что я задрожала. Нет, я не хотела ехать в повозке одна, беззащитная, наедине с человеком, который был настолько силен, что вырубил самого Лаклана. Особенно после того, как он вот так приподнял одну бровь. Боюсь, я прекрасно догадывалась о том, что он собирается сделать со мной, пока его сестра будет управлять повозкой снаружи.

Итан влез в повозку и опустил брезент. Тьма сомкнулась вокруг нас двоих. Боже, вот я и осталась с ним наедине, да еще и в темноте. Я отползла от него как можно дальше в глубь повозки. Спиной я наткнулась на что-то твердое. Я принялась шарить руками по стенке и по сену в тщетной надежде найти хоть что-то наподобие оружия.

— Не бойся, — сказал Итан, и, к моему неимоверному облегчению, голос его донесся с противоположного конца повозки. — Мы вообще-то безопасны — и я, и Кимбер.

— Скажи это Лаклану, — съязвила я неожиданно для себя и удивилась, до чего же спокойно прозвучал мой голос. Тут до меня дошло, что голос у меня снова прорезался! И, прежде чем Итан успел вставить хоть слово, я заорала во всю глотку.

Я продолжала орать, пока у меня не кончилось дыхание и мне не показалось, что я сейчас потеряю сознание.

— Вот это легкие! — восхитился Итан. Похоже, сам факт того, что я закричала, его ничуть не встревожил. — У меня так заложило уши, что уж не знаю даже, пройдет ли это когда-нибудь…

В голосе его звучал смех, и мой страх чуть-чуть рассеялся. Он поддразнивал меня, но по-доброму, а не так, как разговаривают похитители с грязными намерениями. Я все еще не была уверена в том, что он так уж «безопасен», как говорит, и по-прежнему не была настроена на легкий игривый тон. Однако было совершенно ясно, что он не собирается набрасываться на меня.

— Повозка заколдована. Небольшое заклинание — и она стала звуконепроницаема, — продолжал Итан. — Я взял ее напрокат у одного приятеля. Он говорит, в звуконепроницаемой повозке это гораздо удобнее делать, чем на заднем сиденье машины, если ты понимаешь, о чем я говорю.

Ой, мамочки. Что ж тут непонятного… Надеюсь, они поменяли сено с тех пор, как его приятель в последний раз пользовался повозкой? Плечи у меня поникли, а на глаза навернулись слезы. Я не доверяла Грейс, но с ней я по крайней мере надеялась, что она говорит правду и что она привезет ко мне моего отца, когда его выпустят из тюрьмы. Я понятия не имела, что нужно от меня Итану и Кимбер. Я попыталась дышать глубже и успокоиться.

— Как я уже сказал, тебе нечего бояться, — сказал Итан так, словно того, что я орала и звала на помощь минуту назад, не было вовсе. — Я никогда не вступил бы в серьезный бой с Лакланом. Я подкрался к нему сзади и ударил по голове прежде, чем он заметил меня. Это не было честным сражением. Так что рано или поздно я еще поплачусь за это, я уверен.

— Кто вы такие и куда вы меня везете?

— Мы везем тебя туда, где ты будешь в безопасности от Грейс Стюарт.

Я фыркнула.

— Ну да. А она заперла меня от толп врагов, которые охотятся за моей головой. Я не верила ей, и точно так же я не верю вам.

Я скрестила руки на груди, хотя Итан и не мог в такой темноте разглядеть мой защитный жест.

— Я не виню тебя за это, — сказал Итан, — и приношу извинения за тот способ, которым мы тебя освободили. Но если бы мы промедлили хоть немного, объясняя тебе, что к чему, Лаклан успел бы очухаться, и мы не смогли бы выбраться оттуда.

Я обратила внимание, что на вопрос «Кто вы такие?», он так и не ответил, словно я не задавала его вовсе.

Я решила зайти с другой стороны.

— Давай представим, что я тебе верю. Зачем ты мне помогаешь? Откуда знаешь, кто я? Как узнал, где меня искать?

— Я не могу ответить на все вопросы сразу. Давай по одному, — улыбнулся Итан, и снова это прозвучало так, словно он меня специально поддразнивает.

Я сжала зубы и посмотрела на него, сощурившись. Жаль только, что в повозке было темно, и он не мог оценить мой убийственный взгляд по достоинству. Вся эта история с похищением, похоже, забавляла его. Но для меня все, что произошло с момента приземления самолета, вовсе не выглядело забавным. Мне было не до смеха. Я потерла глаза, которые снова начали слипаться от усталости. Мне было никак не сосредоточиться, чтобы из всех вертевшихся в голове вопросов выбрать самый важный. К счастью, Итан пожалел меня, наконец, и сам решил, с чего начать рассказ.

— Оба — и твой отец, и тетя Грейс — хотят стать Консулом, когда срок нынешнего Консула закончится. И тот, с кем окажешься ты, получает большие шансы на выборах.

— Что?! — воскликнула я. — Почему?!

— Это мне придется объяснить тебе чуть позже. Но я объясню, обещаю. Так или иначе, отвечая на твой вопрос, почему мы с Кимбер помогаем тебе, я говорю: мы предпочли бы, чтобы Грейс Стюарт не стала Консулом. Она — один из главных кандидатов, и, имей она власть над тобой, она смогла бы победить с вероятностью в сто процентов. А для Авалона настало время вступить в двадцать первый век. Грейс старомодна, она не даст Авалону развиваться в нужном направлении. Твой отец тоже не слишком прогрессивен, но все же лучше он, чем Грейс. Не знаю, как она объяснила тебе то, что заперла тебя. Но, вероятнее всего, никто больше не получил бы от тебя вестей и не связался с тобой, если бы мы тебя оттуда не вытащили.

— Ты что, хочешь сказать, что она собиралась убить меня? — пискнула я. Я, конечно, не доверяла тете Грейс, и она мне не нравилась, но мысль о том, что она может меня убить, ни разу не пришла мне в голову. Нелепо. Нелепо до ужаса. Как и все, что произошло за последнее время, надо признать.

— Возможно, она не стала бы убивать тебя, — кивнул Итан. — Ну, только если бы это был единственный способ не дать твоему отцу добраться до тебя.

Повозка остановилась, и Итан воспользовался этим, чтобы прервать свой рассказ.

— Я отвечу на все твои вопросы, сколько бы их ни было, — сказал он, — давай только сначала спрячем тебя в безопасном месте. А пока что, извини, тебе придется помолчать.

И он пробормотал что-то тихо на выдохе.

Мне даже не нужно было проверять, права я или нет — я знала, что мой голос отправился в очередной отпуск.


Глава шестая


Вылезая из повозки, я была уверена, что зеркала я сейчас поблизости, увы, не найду. Мало того, что вся одежда на мне была мятая, потому что я в ней спала, а волосы надо было срочно хоть немного причесать, я еще вся была в сене и мелких соломинках, застрявших то тут, то там. А вот Итан, хоть и сидел в той же повозке, что и я, выглядел так же безупречно, как когда он в нее только влезал. Может, у него одежда покрыта каким-нибудь специальным сеноотталкивающим спреем? Он решил, видимо, помочь мне и вытащил длинную соломину у меня из волос. Я глянула на него исподлобья, но он только моргнул и снова потянулся к моим волосам. Я оттолкнула его руку, но невольно сама провела ладонью по волосам, приглаживая их, как могла, и вытаскивая попавшиеся под пальцы соломинки.

Я огляделась и увидела, что мы находимся во внутреннем дворе, окруженном низкими кирпичными городскими особняками. Двор был вымощен плитами, позади нас была кованая решетка с высокими воротами. Я заметила, что здания, стоявшие по периметру двора, были значительно прозаичнее, чем большинство домов в Авалоне, хотя мощеный двор создавал все же некую атмосферу.

От одной стены отделилась тень, и показалась фигура, облаченная в черное. Она приближалась к нам. Но все мои надежды на то, что этот человек поможет мне, испарились, когда Кимбер молча передала ему вожжи. Видимо, это и был тот самый мозговитый дружок Итана, который одолжил им повозку. Так что я хотя бы порадовалась, что он только бегло кивнул Итану и укатил со своей повозкой прочь, а не остался с нами.

— Это студенческие корпуса, — пояснил Итан, обводя взмахом руки здания вокруг нас. — Университет находится прямо через дорогу. Вон там моя квартира, — добавил он, указывая на одно из окон второго этажа, — а это квартира Кимбер.

Он указал на окно, прямо противоположное предыдущему. Я снова бросила взгляд на Кимбер, но она по-прежнему казалась мне недостаточно взрослой, чтобы жить в собственной квартире.

Конечно, это могло быть обманчивым впечатлением. Возможно, она просто такая Волшебница, которая внешне остановилась на шестнадцати годах и дальше взрослеть не стала. На самом деле она, вполне вероятно, старше, чем моя мать. Итан снова ухмыльнулся. Если бы Волшебники старели, его лицо уже к тридцати годам покрылось бы мимическими морщинами.

— Но мы сейчас идем не туда.

В этот момент Кимбер подошла к нам и встала у меня за спиной. Она не дотрагивалась до меня, но я знала, что стоит мне дернуться, как она вцепится в меня мертвой хваткой. Итан закатал рукава тонкого джемпера и встал так, словно собирался поднять что-то тяжелое. Вот только рядом с нами поднимать было совершенно нечего. Кимбер за моей спиной фыркнула.

— Хватит выпендриваться, давай быстрее!

Интересно, что он должен сделать «быстрее»?

Итан глубоко вдохнул, потом вытянул руки перед собой на уровне груди, ладонями вниз. Раздался какой-то скрежет, словно камень терся о камень. Итан сделал еще один вдох, а затем медленно поднял руки на несколько дюймов.

И тут у меня просто челюсть отвисла. Потому что несколько каменных плит перед нами поднялись в воздух. Итан перевел руки в сторону — и плиты перенеслись по воздуху под его ладонями. Внизу под плитами оказалась лестница, которая уходила в глубь черной дыры. Итан опустил плиты рядом со входом в пещеру и сделал медленный долгий выдох. Он был весь покрыт капельками пота, ему явно не хватало воздуха, но он улыбался.

— У меня получается все лучше, — сказал он Кимбер, глядя поверх моей головы.

— Я так потрясена, что сейчас грохнусь в обморок, — был ответ.

Итана явно задел ее тон, но он все же парировал:

— Посмотрел бы я, как ты сможешь сделать то же самое!

Судя по молчанию Кимбер, сделать то же самое она не могла. Итан высокомерно усмехнулся, взглянув на нее, и начал спускаться вниз по лестнице в пещеру. Голос все еще не вернулся ко мне, так что оспорить его решение я не могла.

— Выбирай, — сказала мне Кимбер, — спустишься ты по лестнице или полетишь вниз так.

Меня передернуло. Я точно знала, что она, не колеблясь, спихнет меня вниз, если я не полезу по лестнице сама.

Руки у меня дрожали, когда я перелезла через край ямы и неуверенно поставила ногу на приставную лестницу. Вообще-то я не боюсь темноты, и приступов клаустрофобии у меня вроде не случалось, но при мысли о том, чтобы лезть вниз в неизвестную темную пещеру, я запаниковала. Единственное, чего мне хотелось меньше, чем спускаться вниз по этой лестнице, — так это падать туда же, если Кимбер толкнет меня в спину. Так что я сжала зубы и сосредоточилась на том, чтобы спускаться аккуратно, нащупывая ногами ступеньки и стараясь, чтобы вспотевшие руки не соскользнули с металлических перекладин.

Внизу я слышала голос Итана, разносящийся тихим эхом. Потом зажегся факел. Я посмотрела вниз и увидела, что он стоит внизу у входа в туннель, на глубине примерно десяти футов. Он подал мне знак, чтобы я продолжала спускаться, и я едва пересилила себя, чтобы не примерзнуть к лестнице от страха, а сделать следующий шаг.

— Не бойся, — крикнул он мне, — если ты упадешь, я тебя поймаю.

Видимо, он хотел меня этим успокоить, но я почему-то не успокоилась. Я продолжала спускаться, с нетерпением ожидая, когда же, наконец, эта лестница закончится и я смогу ощутить твердую почву под ногами.

Я еще не до конца спустилась, когда почувствовала руки Итана у себя на талии. Он хотел меня поддержать, но от неожиданности я взвизгнула, отпустила руки и свалилась прямо в его объятия. Мы стояли очень близко друг к другу. Слишком близко. Тут я поняла, что раз я взвизгнула, значит, у меня снова есть голос, а значит, пришло время снова попробовать заорать и позвать на помощь. Итан улыбнулся, глядя на меня сверху вниз. Его руки все еще были на моей талии, и я заколебалась, вновь утратив дар речи — теперь уже от его прикосновения. К тому времени, как я пришла в себя, глыбы наверху задвинулись — вход в туннель был вновь закрыт.

Кимбер спрыгнула вниз, когда она была где-то в середине лестницы. Она беззвучно и грациозно приземлилась прямо рядом со мной. Итан, сняв со стены факел, двинулся вперед.

— Сюда, — сказал он, ведя нас следом за собой в туннель.

Здесь внизу, под землей, было холодно. Я изо всех сил сжала зубы, чтобы они не стучали. Вход в туннель был покрыт цементом, но уже через несколько футов я увидела, что стены, пол и потолок — сплошной камень. И тут я с ужасом осознала, что мы реально находимся внутри горы!

От основного туннеля, по которому мы шли, ответвлялись другие. Они исчезали в темноте, но Итан продолжал идти вперед. Я бы легко нажила клаустрофобию, если бы позволила себе явственно представить, какой огромный вес давит на свод этого туннеля. Я приказала себе не думать об этом, хотя не думать было жуть как нелегко!

В конце концов Итан свернул в один из боковых туннелей. Мы не прошли по нему и нескольких ярдов, как я услышала эхо отдаленных голосов. Ни Кимбер, ни Итан не казались взволнованными тем, что услышали. Трудно было судить по эху, раздающемуся в туннеле, но мне показалось, что мы движемся в направлении этих голосов. И когда я увидела далеко впереди золотисто-оранжевый свет огня, я поняла, что была права.

Наконец мы подошли к арке, обитой толстыми деревянными досками. Я прошла вслед за Итаном через арку и замерла, потрясенная видом, открывшимся передо мной.

Те туннели, по которым мы шли до того, были совершенно точно прорыты людьми. Но теперь мы оказались в настоящей, созданной самой природой, пещере. С потолка свисали сталактиты. Они были похожи на зубы дракона. Повсюду были расставлены кресла и диваны, и их обрамляли сталагмиты. Вдоль одной из стен пещеры тек подземный ручей, прозрачный и удивительно глубокий.

Единственным источником света были факелы, воткнутые в стены и по краям больших сталагмитов, но этого было достаточно, чтобы освещать пещеру. В ней было около дюжины человек, они сидели на поставленных рядом креслах и двухместных диванах. Когда мы с Итаном и Кимбер вошли, все разом замолчали, и я почувствовала, что все взгляды устремлены только на меня. Я никогда не любила быть в центре внимания, а уж сейчас — в мятой одежде, растрепанная, рядом с красавчиком Итаном — тем более. Не смей бояться, приказала я себе и ответила смелым вызывающим взглядом.

Я бы сказала, половина присутствующих в этом помещении были Волшебниками, а половина выглядели как обычные люди. У некоторых из них были в руках пластиковые стаканчики, из каких обычно пьют на студенческих пивных вечеринках. (Не то чтобы я когда-нибудь бывала на пивной вечеринке, я не тусовалась с теми, кто ходил по вечеринкам. Точнее сказать, я вообще не тусовалась, но сейчас речь не об этом.)

Тут я с запозданием увидела большой металлический бочонок, который стоял посередине пещеры. До того как мы стали спускаться, Итан говорил, что там, наверху, студенческие корпуса. Переводя сейчас взгляд с одного лица на другое, я пришла к выводу, что только пара ребят достаточно взрослые, чтобы пить алкоголь на законном основании. По крайней мере, в США. Уж не знаю, в каком возрасте разрешается начать употребление алкоголя в Авалоне.

Я окинула Итана высокомерным взглядом.

— И что, все это было только для того, чтобы притащить меня на банальную пивную пирушку?

Его губы снова изогнулись в усмешке.

— Не совсем. Добро пожаловать в Студенческий Андеграунд — в самом буквальном смысле слова — подпольное движение.

Те, кто сидел ближе к нам, рассмеялись этой тупой шутке. Тоже мне, игра слов, удивил!

— Я познакомлю тебя со всеми чуть позже, а пока я должен, как и обещал, объяснить тебе кое-что.

Вскоре наше появление перестало вызывать такой уж интерес, и все вернулись к своим разговорам, а те, кто пил, продолжили накачиваться пивом. Кимбер протиснулась мимо меня и присоединилась к паре молодых людей, сидевших на диванчике. У них была внешность Волшебников. Кимбер плюхнулась между ними, и на ее лице Снежной Королевы заиграла улыбка. Даже жестикуляция у нее стала другой, словно она расслабилась и наконец стала похожа на человека. Один из парней обнял ее за плечи, и она, судя по всему, ничего не имела против.

— На самом деле она неплохая девчонка, — прошептал Итан, склонившись к моему уху, — просто когда она со мной, в ней проступает все самое гадкое.

Я решила, что из дипломатических соображений мне лучше промолчать. Итан сверкнул глазами, словно понял, что убедить меня в правоте своих слов ему пока что не удалось. Сейчас вокруг нас было достаточно светло, чтобы я наконец могла рассмотреть его глаза. Они были невероятного голубого цвета, но при этом почти прозрачные. О нет, это были не глаза простого смертного, несмотря на то что вел он себя не так, как обычно ведут себя Волшебники. (А вот с Кимбер, похоже, совсем другая история — как раз наоборот…)

Я огляделась. Те ребята в пещере, что были, как и я, простыми смертными, были одеты тепло. Я же, в своей футболке с короткими рукавами, начала дрожать от холода. Волшебникам хорошо — они, похоже, вообще не мерзнут…

Итан провел меня к свободному диванчику, на спинке которого лежала шаль крупной вязки. Итан протянул ее мне, и я с благодарностью наконец закуталась. Затем он жестом пригласил меня присесть на диван рядом с ним. Я села, и мы оказались прижаты друг к другу. Что делать, я только плотнее завернулась в шаль.

Итан положил руку на спинку дивана и повернулся ко мне. Мы оказались лицом к лицу. Впервые он не усмехался, а выглядел довольно-таки серьезно.

— Насколько хорошо ты знакома с политической системой Авалона? — спросил он.

— Ну… почти не знакома.

Я моргнула, ненавидя себя за то, что не удосужилась почитать об этом заранее. Я ведь собиралась жить здесь, могла бы и догадаться, что читать надо не только о ресторанах и магазинах.

Ухмылка снова промелькнула на лице Итана.

— Не переживай. Из тех, кто не живет постоянно в Авалоне, мало кто разбирается в его политике. А те, кто думает, что разбирается, как правило, заблуждаются… Итак, ты, должно быть, слышала, что в далеком прошлом простые смертные и Волшебники довольно серьезно воевали за то, чтобы завладеть Авалоном.

Я кивнула. Авалон был самым желанным городом на свете. В свое время за него бились даже больше, чем за Иерусалим. Но вот уже более ста лет в Авалоне царит мир — с тех пор, как город объявил свою независимость от Великобритании и от Волшебного мира. Теперь у него суверенитет, хоть он и находится в Англии. Ну, это типа Ватикана в Риме.

— Правительство Авалона — это Городской Совет, так мы его называем, — продолжал Итан. — Члены совета — Консулы. Их двенадцать: шесть простых смертных и шесть Волшебников. Простые смертные избираются в Консулы демократическим путем, а вот с Волшебниками — другая история. — Он рассказывал, не делая пауз, и я не успела спросить, что он имеет в виду. — Но есть и тринадцатый член Городского Совета — Генеральный Консул. У него (или у нее) есть право склонить чашу весов в ту или иную сторону, когда Совет голосует. Генеральный Консул избирается самим Городским Советом. Каждые десять лет должность Генерального Консула должна переходить от Волшебника к простому смертному и наоборот — следующие десять лет — от простого смертного к Волшебнику. Это делается для того, чтобы ни люди, ни Волшебники не перетягивали одеяло на себя. И вот теперь, меньше чем через год, Генеральный Консул — простой смертный будет переизбран, и его пост займет Консул-Волшебник.

На его губах появилась сардоническая улыбка.

— Ты выбрала самое худшее время для того, чтобы навестить отца, потому что кандидаты на место Генерального Консула сейчас из кожи вон лезут.

— Ладно, спасибо за то, что просветил меня насчет ваших гражданских прав. Я одного только не пойму, какое отношение все это имеет ко мне? — спросила я.

— Может статься, и никакого, — загадочно сказал Итан. У меня, видимо, снова рот раскрылся сам собой, как у девочки-отморозка. — Нам придется подождать восхода солнца, чтобы знать наверняка. Мы хотим, чтобы ты прошла… как бы сказать… своего рода тест. Сделать это надо при дневном свете. От того, пройдешь ты этот тест или нет, будет зависеть, действительно ты важная величина в политической игре или это лишь амбициозные домыслы членов твоей семьи.

Я запнулась, хоть и собиралась только что задать какой-то умный вопрос. В голове у меня все перемешалось, я уже ничего не понимала.

— Знаю, я выражаюсь туманно, — сказал Итан, — но я не хочу запугивать или вдохновлять тебя сейчас, чтобы не повлиять на чистоту эксперимента завтра.

— Да что это за эксперимент? Что за тест? О чем ты вообще говоришь?

Я почувствовала, что мой голос задрожал. Итан коснулся моей руки, успокаивая.

— Ничего страшного, можешь мне поверить, — сказал он.

Ну, уж это мне судить!

— А после этого теста? Вы отпустите меня? Я буду свободна?

Он нахмурился и почти что выпятил нижнюю губу.

— Ты и сейчас свободна. Можешь идти куда хочешь, если ты действительно хочешь уйти. Только ты знаешь, куда ты пойдешь? Где ты будешь в безопасности?

По его тону я поняла, что в безопасности я больше не буду нигде.

— Ты не знаешь, мой отец действительно в тюрьме? — спросила я вместо того, чтобы ответить на его вопрос.

Итан кивнул.

— Когда арестовывают кого-то с его положением, это новость огромного масштаба. Хотя, судя по тому, что я слышал, это не более чем формальность, и его враги из кожи вон лезут, чтобы замедлить вращение колес правосудия.

Я с трудом сглотнула. Если отца не выпустят из тюрьмы в ближайшее время — как можно скорее! — я действительно окажусь в безвыходном положении. Даже в худшем, чем сейчас.

Итан протянул руку и, взяв мою ладонь в свою, погладил ее с внутренней стороны большим пальцем. От этого по телу у меня пробежали мурашки.

— Не бойся, — сказал он. — Когда мы с Кимбер рядом, тебе ничто не грозит. Я посмотрела на него, скептически приподняв одну бровь, хотя сердце у меня выбивало барабанную дробь от его прикосновения. Нет, ничего особенного, конечно, в том, что молодой человек вот так вот взял девушку за руку, не было. Вот только для меня это было впервые. Большинство моих ровесниц то и дело бегали на свидания, но у меня, учитывая учебу и ведение хозяйства, в котором вечно пьяная мама ничего не смыслила, просто не было времени встречаться с парнями. Единственный раз я согласилась пойти на свидание, и это закончилось плачевно — мама напилась так, что свалилась с лестницы. Мне пришлось везти ее в больницу — как раз в то время, на которое было назначено свидание. Так что я просто не пришла. А предложить тому парню встретиться в другое время у меня просто духу не хватило.

— Похоже, ты очень устала, — ласково сказал Итан. — Хочешь прилечь и отдохнуть? Мы с Кимбер тут что-то типа лидеров, так что нам придется оставаться до конца вечеринки. Или хочешь, я принесу тебе пива? И повеселишься с нами?

«Вечеринка» заключалась в том, что люди сидели, выпивали и болтали. Не скажешь, что перспектива провести ночь таким же образом выглядела столь заманчивой, чтобы я отказалась ото сна.

— Пожалуй, я просто полежу немного с закрытыми глазами, — сказала я Итану, подавляя зевок.

Итан отпустил мою руку и соскользнул с маленького диванчика на пол, освобождая место, чтобы я смогла прилечь. Когда я опустилась щекой на диван, я ощутила тепло — очень приятное тепло на том месте, где он только что сидел. Я окунулась в это тепло, одновременно сознавая, что Итан сидит рядом, очень близко, так близко, что достаточно протянуть руку — и коснешься его. Его волосы были словно зеркало, они мерцали и переливались при свете факела. Завороженная этим мерцанием, я не заметила, как уснула.


Глава седьмая


До сих пор все было одинаково: когда бы я ни проснулась в Авалоне, тут же обязательно происходила какая-нибудь гадость. Вот и этот раз не стал исключением.

Из глубокого сна меня вырвал душераздирающий вопль, и я тут же подскочила от ужаса. Раздались еще крики — они отражались от каменных стен и эхом разносились по пещере. Некоторые факелы потухли, и по углам пещеры плясали темные тени.

Итан, сидевший до того на полу рядом с моим диванчиком, резко вскочил на ноги и — мамочки мои! — в руках у него блеснул длинный тонкий нож.

— Ко мне! — крикнул он, и его голос перекрыл шум и вопли. Вскоре вокруг него столпилась кучка студентов, выползших из-за сталактитов.

Два мальчика из простых смертных держали под руки третьего, у которого вся грудь была в крови. И исполосована она была, похоже, когтями! Позади этой тройки к нам двигались спиной Кимбер и тот парень, с которым она кокетничала раньше. Они отбивались от чего-то, невидимого в темноте, такими же ножами, как у Итана, размахивали ими направо и налево.

Я натянула шаль до подбородка, не в силах оторвать взгляд от происходящего. Я ничего не понимала; одно было ясно — во всем этом нет ничего хорошего. Скорее, все было очень и очень плохо, судя по выражению ужаса на лицах простых смертных.

— Не шевелись! — приказал мне Итан, не оборачиваясь, и шагнул вперед, отделяя и оберегая нас, смертных, от… от того, что было там, в темноте.

Я посмотрела на раненого мальчика и поняла, что он вот-вот потеряет сознание. Я тут же соскочила с дивана, друзья юноши посмотрели на меня с благодарностью. Раны на его груди при ближайшем рассмотрении оказались ужасными, а кровищи было столько, что у меня все поплыло перед глазами. Этого просто не может быть, подумала я. Экстрим в моей жизни явно шел по нарастающей, но до сих пор это не было по-настоящему опасно. Должно же быть какое-то разумное объяснение этим крикам и воплям, этой крови, этому оружию…

Чувство нереальности происходящего не дало мне, однако, свихнуться от страха, хотя я была близка к этому. Один из парней сорвал с себя футболку и приложил к груди раненого, как компресс, прижимая его ладонью и останавливая кровь. Раненый застонал от боли.

К моему изумлению, другой парень выхватил пистолет. Правда, держал он его пока дулом вниз, ища глазами предполагаемую мишень.

Да что это за студенты вообще?

Пистолет перестал меня волновать, когда я вдруг услышала каркающий скрежещущий звук — такой, словно ногтями царапали по школьной доске, только в десять раз громче. Этот звук заполнил собой все пространство вокруг нас. Из-за эха было непонятно, откуда именно он исходит. Но ребята-Волшебники, похоже, поняли все, в отличие от нас, смертных. Плечом к плечу, они встали шеренгой спиной к нам, с ножами в руках, повернувшись лицом к темному углу пещеры.

И тут вдруг тень в этом углу зашевелилась и ступила в полосу света… Я зажала ладонью рот, чтобы не завопить — потому что это был никакой не человек. Совсем, совсем не человек.

Похоже, он был сделан из палок и соломы. Он смутно напоминал гуманоида, и глаза у него были огромные, черные. Те палки, которые были у него вместо ногтей, были заточены на концах, и на них алела, переливаясь в свете огня, кровь. У меня свело живот, когда я заметила, что у этого существа есть еще один придаток в виде заостренного деревянного копья между ног. И на нем тоже была кровь.

Существо открыло рот, и снова раздался этот пронзительный резкий скрежещущий звук — крах-кррр-ах! — заставивший меня заткнуть уши. Еще два таких же существа показались из-за сталагмитов.

Ребята-Волшебники расступились, и теперь каждый из них смотрел в лицо одному из трех страшилищ. Тот парень из нас, смертных, что был с пистолетом, прицелился, но выстрелить не мог, не рискуя попасть в одного из Волшебников.

— Им вообще страшны пули? — спросил он вдруг.

Итан, медленно и осторожно наступавший с ножом в руках на одно из чудищ, бросил через плечо:

— Нет!

— Вот дерьмо! — выругался парень с пистолетом. Я не могла с ним не согласиться. А он убрал пистолет и, как истинный джентльмен, загородил меня собой.

Страшилища снова издали пронзительный скрип, и тут же все трое, одновременно, бросились вперед. Я едва подавила крик.

— Джейсон! — заорал кто-то позади меня голосом, полным ужаса.

Простой смертный парнишка (по всей видимости, его-то и звали Джейсоном) резко обернулся, и я тоже обернулась. Чудище подкралось к нам из-за спины и уже стояло за диваном. Его глаза были пусты, словно чернильные пятна. Но несмотря на это, я чувствовала его взгляд почти так же, как физическое прикосновение. Потому что этот взгляд был направлен на меня! Мальчик, который лежал на диване, замер от страха, и если бы существо хотело добраться именно до него, он бы уже вошел в историю. Но целью чудища была я. Оно снова издало свой «крах-кррр-ах!», перемахнуло через спинку дивана и бросилось на меня.

Инстинктивно, я дернулась вниз и вперед, поднырнув под выставленные вперед деревяшки с котами. К несчастью, позади меня стоял Джейсон, так что, когда я нагнулась, удар отточенных палок пришелся ему в грудь. Он тяжело упал на пол.

И вот тут заорала я — больше сдерживаться я уже не могла.

Друг Джейсона бросился вперед и, обхватив существо сбоку, потащил его в сторону. На лице Джейсона тоже остались царапины от острых палок. Страшилище развернулось к другу Джейсона и нанесло ему удар, от которого тот отлетел к стене. Страшилище победоносно каркнуло и, казалось, выросло прямо у меня на глазах. Вперившись взглядом в Джейсона, оно двинулось вперед. Я поднялась на ноги, лихорадочно шаря взглядом по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы помочь.

То, что я сделала дальше, было продиктовано чистым инстинктом. Я была безоружна, но даже будь у меня в руках один из тех ножей, что были в руках у Волшебников, я скорее поранилась бы сама, чем ранила чудище. Но и бездействовать в надежде, что вот сейчас появится кто-то, кто все исправит, я не могла. Только не сейчас, когда страшилище надвигалось на израненного Джейсона.

Мне было страшно как никогда в жизни. Я сорвала с плеч вязаную шаль и встряхнула ей над головой так, словно это было покрывало, которым я собиралась застелить постель. Шаль опустилась прямо на голову страшилища, покрывая его. Я отпустила руки.

Я надеялась просто закрыть ему обзор, чтобы замедлить его действия, но все получилось даже лучше, чем я ожидала. Чудище стало дергаться и тянуть за шаль, чтобы стащить ее с головы. Но чем больше оно хваталось за нее, тем больше шерстяные нити запутывались вокруг деревянных палок и сучков, торчащих из туловища. Каркая от бешенства, чудище стало яростно рвать опутывающую его пряжу, пытаясь освободиться.

Это дало время Итану подбежать и напасть. Он снова и снова всаживал нож в запутавшееся в шали чудище, и черная мерзкая жижа стекала по лезвию. Злое карканье переросло в крик боли. Но Итан продолжал наносить удары, пока крики не смолкли и бесформенная туша не повалилась на пол, превратившись в кучу деревяшек и соломы, плавающих в черной слякоти.

Внезапная тишина обрушилась на меня, и мне показалось, что я оглохла. Я слышала только собственное прерывистое дыхание и лихорадочно пыталась осознать то, что здесь случилось.

Отвернувшись на миг от меня, Итан склонился над Джейсоном, а Кимбер и ее друг-Волшебник поспешили на помощь остальным раненым. Глаза Джейсона были зажмурены от боли, а к окровавленному лицу он прижимал что-то вроде носового платка. Итан разорвал на нем рубашку и теперь осторожно проверял, целы ли ребра.

— Сломаны, — пробормотал он, когда Джейсон дернулся от легкого прикосновения. — Будет еще больнее, прежде чем я исцелю, — предупредил он Джейсона, кладя тому обе руки на грудь.

Я увидела, как в глазах Джейсона промелькнул страх. Я не знала его, я даже не знала бы, как его зовут, если бы его друг не выкрикнул его имя, предостерегая от опасности. Но, видимо, за те годы, что я нянчилась с пьяной матерью, во мне выработался инстинкт медсестры. Я опустилась на колени рядом с Джейсоном и взяла его за руку. Он благодарно сжал мою ладонь в ответ.

Итан снова стал что-то бормотать, и я почувствовала, как волоски у меня на руках встали дыбом. Я вся напряглась. Итан явно колдовал, и, хотя в Авалоне это было привычным делом, я опять испытала чувство нереальности происходящего. Но тут Джейсон закричал, и спина его изогнулась дугой, а рука сжала мою так, что у меня хрустнули пальцы.

Это длилось всего несколько секунд. Вдруг тело Джейсона обмякло, он издал вздох облегчения и закрыл глаза. Я поняла, что он потерял сознание.

— Что это были за с-существа? — спросила я Итана. Меня с запозданием начинала бить дрожь.

Итан сжал зубы, и желваки заходили у него на щеках.

— Крахены, — ответил он наконец и сплюнул так, словно само слово было гадким на вкус.

Это не очень-то прояснило для меня картину.

— Что значит «крахены»?

Он присел на корточки и смахнул волосы с лица.

— Существа из Волшебного мира. Существа, которым запрещено появляться в Авалоне.

— Из Ордена Алой Розы, — раздался голос Джейсона, и я увидела, что, оказывается, он не потерял сознание. Он тоже смотрел на Итана, и взгляд его был странным.

Как я уже с прискорбием отметила, я не имела твердого представления о том, как осуществляется управление Авалоном, как сосуществуют в нем Реальный мир и Волшебный. Но все же я знала по крайней мере, что в Волшебном мире существуют две силы: Орден Алой Розы и Орден Белой Розы. И власть в Волшебном мире делится между этими двумя Орденами, которые иногда воюют между собой, а иногда заключают нелегкое перемирие. Волшебник Ордена Белой Розы был как бы добрым волшебником, если будет уместно употребить такой термин. А Орден Алой Розы был приютом «плохих ребят» — гоблинов, монстров и всех тех, кем пугают детей. В частности, получается, и приютом крахенов.

Итан нахмурился, глядя на Джейсона сверху вниз.

— Они не имеют ко мне никакого отношения, так что прекрати на меня так смотреть, — сказал он и помог Джейсону сесть.

— Извини, — ответил Джейсон, стараясь не смотреть в глаза Итану.

Итан похлопал его по плечу.

— Ничего. И я не могу винить тебя после того, что произошло. Именно такие гады, как эти крахены, и создают Ордену Алой Розы плохую репутацию.

Еще с минуту я «догоняла», о чем идет речь, а когда до меня дошло, у меня глаза полезли на лоб в самом буквальном смысле.

— Так ты из Ордена Алой Розы?! — полуспросила-полуконстатировала я в ужасе.

— Да, — признал Итан. — Как и примерно половина Волшебников, живущих в Авалоне. И нет, мы не все плохие. Точно так же, как не все люди — хорошие.

Джейсона это, похоже, не убедило. Но, с другой стороны, он все еще испытывал сильную боль. Нахмурившись, я посмотрела на Итана. Я пока не поняла, как я должна отнестись к этой «маленькой новости». Когда он сражался с ножом в руках и убивал крахенов, он, похоже, чувствовал себя абсолютно в своей тарелке. Трудно было не гадать — снова и снова — хороший он или плохой.

— Я думала, раз Авалон объявил независимость и от Волшебного мира тоже, то здесь не имеет значения, к какому Ордену ты принадлежишь, — сказала я. — Я думала, это имеет значение только в Волшебном мире.

Итан сухо рассмеялся.

— Теоретически, это так. Но только теоретически. На самом деле все обстоит несколько иначе. Ты увидишь в городе множество зданий и контор, которые демонстративно отмечены знаками Алой или Белой Розы. Его взгляд остановился у меня на груди. Я опустила глаза и увидела, что мой кулон висит поверх футболки. Кулон с изображением белой розы!

Неужели подарок отца был не просто подарком, а нес в себе подтекст? Он ни словом не обмолвился о том, что, нося этот кулон, я как бы причисляю себя к Ордену Белой Розы. Он должен был сказать! Интересно, почему же он промолчал?

Итан встретился со мной взглядом, и я поняла: он знает, о чем я думаю.

— Ни Кимбер, ни я не носим алую розу, — сказал он. — Мы считаем, это — устаревшая традиция, пережиток прошлого, от которого давно пора избавиться. Я ни разу в жизни не бывал в Волшебном мире, так почему я должен демонстрировать свою принадлежность к Ордену Алой Розы?

Я не знала, как теперь воспринимать кулон с белой розой на шее. С одной стороны, мне захотелось его снять. С другой — это была единственная ниточка, связывающая меня с отцом. Так что пока я просто убрала кулон под футболку, чтобы его не было видно.


Глава восьмая


Я снова вздрогнула от холода, царившего в пещере. О том, чтобы вновь накинуть шаль, не могло быть и речи, так что я просто обхватила себя руками и покусывала губу. Я боялась, что оказалось ранено много студентов, но, к счастью, большинство разошлось, пока я спала — еще до того, как на нас напали. Кимбер и парень из простых смертных, которого не ранили, по имени Брент, подтащили еще один диванчик к нашему. Джейсон посмотрел на них с благодарностью, сел, хотя движения все еще причиняли ему боль, и поморщился.

— Я думала, ты его исцелил, — сказала я, недоуменно глядя на Итана.

Он был мрачен, темные круги залегли у него под глазами. Раньше их не было — до нападения, во всяком случае.

— Я вылечил ему ребра, но ткани вокруг зажили не до конца, и все еще сильно болят.

Он похлопал друга по плечу.

— Прости, приятель. Я мало чего освоил и многого пока не умею.

Джейсон подмигнул мне.

— Он скромничает.

— Среди нас новенькая, — хмыкнула Кимбер, но никто не улыбнулся в ответ.

— Итан — вундеркинд в магии, — сказал Джейсон. — Большинство целителей тренируются годами, чтобы научиться сращивать кости, и у них столько сил уходит на это, что ничему другому научиться они уже практически не могут.

Кимбер презрительно фыркнула.

— А если бы Итан не выпендривался до того, растрачивая энергию попусту, он смог бы залечить все — не только кости.

— Хватит, Кимбер! — огрызнулся Итан, вскакивая. — Откуда мне было знать, что…

— Эй! — попробовала я отвлечь их от ссоры. К тому же мне было и вправду тревожно. — Как вы думаете, а не окажется так, что этих крахенов больше? Я хочу сказать, вдруг на нас снова нападут?

Я вздрогнула, на этот раз не от холода, посмотрела на груды мусора, оставшиеся от монстров, и снова удивилась: неужели все это было взаправду?

— Сомневаюсь, — сказал Итан, но уверенности в его голосе не было. — Будь крахенов больше, они атаковали бы все сразу.

Итан демонстративно повернулся спиной к Кимбер и занялся тем парнем из простых смертных, которого ранили вначале.

Когда я впервые увидела рану, она была ужасна, но сейчас, когда он осторожно приподнял футболку-компресс, оказалось, что кровь остановилась. Грудь мальчика пересекали три рваных пореза, но они оказались не такими глубокими, как я ожидала.

Итан произнес еще одно целительное заклинание, но оказалось, что он и вправду выдохся. Раны затянулись, но не до конца. Стоит подняться, и они снова могут разойтись. Когда Итан закончил читать заклинание, он едва держался на ногах — его покачнуло, и я решила, что сейчас он потеряет сознание. Вместо этого он сел на пол и положил голову на край дивана, закрыв глаза.

Я повернулась к Кимбер, она все еще с кислым видом смотрела на брата.

— А ты сама-то не можешь помочь ему с заклинанием? — спросила я и тут же поняла, что это был не лучший вопрос, который я могла задать.

Выражение ее лица стало еще более кислым.

— Нет.

Она скрестила руки на груди и посмотрела в сторону.

Ладно. Похоже, я наступила ей на больную мозоль. Я посмотрела на другого волшебника, того, кто вроде как был парнем Кимбер. А может, и не был. Он только пожал плечами.

— Я не могу сделать ничего такого, что разительно изменило бы их состояние к лучшему, — сказал он. — Даже если у меня что-то и получится, нам все равно придется везти их в больницу.

— Так что же, нам придется как-то объяснять все это полиции? — спросила я. Может, полиция сможет мне помочь выбраться из всей этой истории?

Все отвели взгляд, и у меня возникло чувство, что мой вопрос им не понравился. И потом, я заметила, что у многих было оружие, когда на нас напали. Может, у членов Студенческого Андеграунда слишком много секретов, чтобы говорить с полицией?

— Это не понадобится, — сказал Итан. — Крахены вне юрисдикции полиции. К тому же нам пришлось бы говорить с пограничным патрулем, а я уверен, сейчас это не лучшая мысль.

Я не вполне была согласна с Итаном, но и скандалить по этому поводу не хотела.

— Тогда можно, мы просто уйдем отсюда? Пожалуйста!

Против этого никто не возражал. Итан помог Джейсону подняться на ноги, а Кимбер помогла другому мальчику. Оказалось, что все в состоянии идти, хотя не заметить гримас боли на лицах раненых было невозможно.

Когда мы вышли из пещеры, мы, кажется, направились не туда, откуда пришли. Хотя у меня вообще-то топографический кретинизм, так что наверняка я бы не сказала. Я и в кладовке могу заблудиться. Однако на этот раз оказалось, что я права. Итан решил, что у него уже не хватит сил поднять плиты, так что он повел нас к другому выходу из подземного туннеля. Этот выход очень удачно располагался под полом дома одного из парней-Волшебников, шедшего с нами. Я все еще не знала его имени, равно как не знала имени того парня из простых смертных, которого не ранили. Но сейчас, конечно, было не лучшее время для вопросов типа «Как тебя зовут?».

Выбравшись наружу, мы разделились. Простые смертные и друг Кимбер направились прочь от университета, а я, Итан и Кимбер направились к студенческим корпусам. Улица в этот ночной час была пустынна. Интересно, подумала я, часто в Авалоне происходят нападения монстров? Может, здесь это привычное дело? Хотя, будь это так, мама обязательно рассказала бы мне, когда запугивала Авалоном. А она ничего такого не упоминала. С другой стороны, должна же быть причина, по которой у одного смертного был с собой пистолет, а все ребята-Волшебники были вооружены ножами.

Напомните, почему я так рвалась в Авалон?

Когда мы вошли во внутренний двор, Итан взял меня за руку, увлекая за собой, хотя я и так шла достаточно быстро.

— Выглядишь измученной, — сказал он.

— Ты тоже.

Он криво улыбнулся в ответ, но выражение его глаз было печально.

— Нам обоим не помешает поспать.

Он уже вел меня к одному из зданий, как вдруг Кимбер громко кашлянула. Итан обернулся и посмотрел на нее.

— Ты за кого меня принимаешь? — раздраженно спросил он, глянув на Кимбер.

После всего случившегося я немного «тормозила», так что я не сразу поняла, о чем они говорят. Кимбер уперла руки в бока и пристально посмотрела на Итана. Он посмотрел на нее, и в этом обмене взглядами было гораздо больше смысла, чем могло показаться вначале. Но в чем этот смысл — я все никак не могла уяснить.

Наконец, поморщившись от отвращения к сестре (точнее, к тому, что было в ее голове), Итан отпустил мою руку и подтолкнул в спину в направлении Кимбер.

— Отлично! — хмуро бросил он. И тут же, не оборачиваясь, направился к своему корпусу.

И вот тут до меня наконец дошло… Он же собирался отвести меня к себе в квартиру! Где мы бы остались наедине — только он и я… У меня кровь прилила к щекам, и я опустила голову, чтобы Кимбер не заметила, как я покраснела.

— Идем, — сказала она, махнув рукой, и я последовала за ней, стараясь смириться с собственной наивностью.

Если бы не Кимбер, я пошла бы с Итаном в его квартиру, даже не задумываясь о последствиях. Я хочу сказать, да, он был и вправду красавчик, старше меня, парень-Волшебник, но хотя он даже, типа, флиртовал со мной всю ночь, мысль о том, что он может по-настоящему заинтересоваться полукровкой подросткового возраста, казалась мне глупой. Но все же он был парнем, а я — пусть и не слишком привлекательной, но девушкой.

Квартира Кимбер была не похожа на то жилище студентки, как я представляла его себе. Не то чтобы квартира сама по себе была какая-то необыкновенная, но вот интерьер… Если бы из него убрать несколько современных предметов — телевизор, телефон — клянусь, можно было бы решить, что вы попали в особняк девятнадцатого века — словно оказались внутри декорации к фильму по Джейн Остин. И я бы дала руку на отсечение, что вся мебель была действительно антикварной, а не какой-то там стилизацией.

Все это было красиво, но в этой красоте странным образом не чувствовалось тепла. Так же, как в самой Кимбер. Преобладали голубые и бледно-зеленые тона, все было на своих местах. Пульты от телевизора, DVD-плеера и стерео ровно лежали на полке, и расстояние между ними было абсолютно одинаковым. Интересно, она высчитывала его по линейке или у нее такой хороший глазомер?

— У меня только одна спальня, — сказала она. Я стояла посреди комнаты и гадала, чего она от меня ждет. — Диван не сказать чтобы спальный, но все-таки на нем тебе будет удобнее, чем на полу.

Она улыбнулась и вдруг стала очень похожа на Итана.

— Я предложила бы тебе спать на моей кровати, но я не такая альтруистка.

С того момента как мы вошли в квартиру, она стала приветливее и как-то оттаяла, что ли. Плечи расслабились, а улыбка была радушной и непритворной. Либо у нее расстройство личности, либо она замыкается и ведет себя неестественно из-за Итана. Я готова была поклясться, что верно второе.

— Ты вообще как? Держишься? — спросила она с неожиданным сочувствием. — Я даже представить не могу, через что тебе пришлось пройти и что ты сейчас должна испытывать.

— Я изрядно вымоталась, — призналась я, — но в остальном, спасибо, все в порядке.

Она кивнула, кажется, с одобрением и исчезла в спальне, откуда появилась через несколько минут с обещанными подушкой и одеялом.

Я с сомнением посмотрела на диван. Вернее было бы сказать, на кушетку — не шире парковой скамейки. Казалось, она была создана для того, чтобы на нее любовались, а не спали на ней.

— Извини, ничего более удобного у меня нет, — сказала Кимбер, проследив направление моего взгляда.

— Да все хорошо, — заверила я. Мне не хотелось, чтобы она сочла меня неблагодарной свиньей. — Это лучше, чем в запертой камере с удобной кроватью.

Правда, без нападения крахенов тоже было бы неплохо. А еще я бы не возражала, если бы Итан и Кимбер не сделали мое спасение из плена столь похожим на похищение. И все же я была рада, что эту ночь я проведу не в лапах тети Грейс.

— Спасибо, что спасли меня.

Кимбер нахмурилась и отвела взгляд.

— Это была в основном затея Итана. Я просто сопровождала его.

Можете назвать меня сумасшедшей, но мне показалось, что в ее голосе прозвучала нотка горечи.

— Ты тоже помогала, — сказала я.

Она самоуничижительно фыркнула и махнула рукой.

— Помогла-помогла, не отпирайся, — заверила я ее. — Эти крахены убили бы нас, если бы не ты.

Кимбер просветлела.

— Да, одного крахена я все-таки убила, — сказала она радостно, — и я даже не использовала для этого магию! — добавила она не без гордости.

Лицо ее озарила сияющая улыбка, а в глазах заплясали счастливые огоньки.

— Если ты собираешься прыгать и петь от счастья, я пошла, — пробормотала я, и она наконец-то рассмеялась. Этого я и добивалась. Кимбер — Снежная Королева окончательно растаяла.

— Я чувствую себя принцессой-воительницей, — сказала она. — А ты тоже молодец, не растерялась в трудную минуту. Бросить шаль, в которой запутался крахен, — гениальная мысль.

От ее похвалы я покраснела.

— Ну… Это было скорее везение…

— Чушь! Мы обе выстояли под огнем! Мы обе можем считать себя принцессами-воительницами!

Я улыбнулась, представив нас в этой роли.

— Я согласна, — улыбнулась я, — если только для этого не придется носить бикини из кольчуги.

— Забито, — сказала Кимбер и протянула мне руку для рукопожатия. — Ну что ж, не знаю, как ты, а вот этой принцессе пришло время поспать. Тебе нужно что-нибудь? Если нет, я пошла.

Зачитай я список того, что мне необходимо, это заняло бы час. Но я натянула свою самую смелую улыбку.

— Спасибо, все в порядке.

— Отлично, тогда спокойной ночи.

Я бросила удрученный взгляд на диван, сняла ботинки и кое-как устроилась на подушке, укрывшись одеялом. Я старалась ни о чем не думать. Уснула я прежде, чем смогла понять: этот диван просто неудобный или на нем вообще невозможно спать?

* * *


Когда я проснулась, ничего страшного вокруг не происходило. Эта перемена была, пожалуй, к лучшему. Шея и спина затекли, в голове был такой же туман, как когда я приземлилась в Лондоне, но зато сейчас меня хотя бы никто не похищал и на меня не набрасывались монстры.

Потянувшись в тщетной попытке размять мышцы, я встала и направилась на кухню, откуда доносились звуки. Значит, Кимбер уже проснулась.

Я вошла на кухню в тот самый момент, когда она насыпала себе в миску хрустящие хлопья. Я чуть не рассмеялась. Ну кто бы мог подумать, что принцесса-волшебница, эдакая Снежная Королева, ест на завтрак что-то настолько земное, как хрустящие хлопья?

Видимо, несмотря на все мои старания не шуметь, Кимбер все-таки услышала меня. Она обернулась и наградила меня не слишком-то приветливым взглядом человека, не успевшего еще толком проснуться.

— Хочешь? — спросила она, встряхивая коробку с хрустяшками.

В животе у меня заурчало, и я кивнула. Насыпая себе хлопья и разбавляя их молоком с сахаром, я продолжала краем глаза следить за Кимбер, не могла удержаться. Она двигалась со сверхъестественной грацией, присущей Волшебницам, но сегодня утром она все-таки намного больше была похожа на обычного человека, чем вчера.

Она по-прежнему была так красива, что рядом с ней я чувствовала себя серой мышью, но сегодня она еще не расчесывала волосы после сна, и они были небрежно собраны высоко на затылке, а одета она была в выцветшую фланелевую пижаму, причем, похоже, мужскую. Я глянула украдкой, нет ли у нее на ногах мягких тапочек с зайцами — но нет, настолько человеком она не была.

И только когда я посмотрела на часы, висящие над каминной полкой, я ахнула и чуть не подавилась хлопьями. Было двенадцать часов дня! Я просто поверить не могла, что я спала так долго.

— Итан придет около часа, — сказала Кимбер. — Потом пойдем проводить тест…

Я сглотнула. Итан говорил, что этого испытания бояться не надо, но, с другой стороны, он же говорил мне вчера в пещере, что там я буду в безопасности — и что? Назвать его после этого человеком слова я уже не могла. Я помешивала хлопья в миске, аппетит у меня пропал.

Кимбер достала из шкафчика, расположенного под мойкой, губку и вымыла ей свою миску из-под завтрака. Я не удивилась тому, что она принадлежит к типу людей, не оставляющих за собой невымытую посуду. Она быстро взглянула на меня.

— В этом нет ничего страшного, Дана, в этом тесте, — сказала она.

Я кивнула и постаралась улыбнуться. Но если я решила не верить на слово Итану, так почему я должна поверить его сестре?

Кимбер поджала губы.

— Ты просто должна будешь посмотреть на кое-что и сказать нам, что ты видишь. Очень просто, согласись?

Не могу сказать, что меня это как-то утешило, но я решила не развивать тему.

— Можно задать тебе один вопрос? — спросила я вместо этого.

На губах у нее появилась полуулыбка.

— Ну, попробуй.

Ой-ой-ой, какие мы таинственные!

— Что, жители Авалона всегда носят с собой оружие — ножи, пистолеты?

Я вспомнила, какой шок я испытала, увидев Джейсона с пушкой, и как я тогда в энный раз спросила себя, во что же это я вляпалась.

Кимбер задумалась над моим вопросом, прежде чем ответить. Интересно, какую часть информации она решила от меня утаить?

— Я бы не сказала, что здесь это принято повсеместно, — сказала она, — но мы — члены Студенческого Андеграунда, а политика в Авалоне — дело беспощадное. В самом прямом смысле. Если бы среди нас не было Итана, мы не представляли бы опасности — не настолько, чтобы марать о нас руки. Но вчера Джейсон был прав, сказав, что Итан — вундеркинд в магии. Он уже сейчас способен произносить невероятные заклинания, и просто страшно подумать, что он сможет, когда станет старше и опытнее.

Она состроила кислую мину — комплекс неполноценности у нее, что ли? — и продолжила рассказ.

— Итан — сила, с которой в один прекрасный день придется считаться и смертным, и Волшебникам. Некоторые предпочитают завести с ним дружбу сейчас, пока это еще возможно. Так что он одним только своим членством в нашем Андеграунде подставил нас всех под удар, и теперь все мы ассоциируемся с ним и представляем опасность. Вот почему у нас вошло в привычку носить с собой оружие.

— А что, в Авалоне нет запрета на ношение оружия?

Она рассмеялась.

— Мы, радикалы, рассматриваем законы скорее как рекомендации. Кроме того, я лучше рискну тем, что меня могут арестовать за незаконное ношение оружия, чем останусь безоружной перед атакующими крахенами.

Да, Кимбер в это утро была определенно в настроении поболтать, несмотря на тщательно отредактированные ответы. Так что я продолжила задавать вопросы.

— И часто в Авалоне случаются нападения крахенов?

Я давно перестала есть, и хотя на дне миски еще оставались пропитанные молоком хлопья, Кимбер забрала ее у меня из рук и принялась мыть, рассказывая.

— Нет, не часто. В Авалон разрешено являться только тем волшебным существам, которые выглядят как люди. Хотя сдерживать напор созданий из Волшебного мира, желающих посетить Авалон, гораздо сложнее, чем ваших туристов.

Она нахмурилась.

— Но крахены выполняют приказы, только если они отданы Волшебником из Ордена Алой Розы. Не могу понять, зачем Ордену Алой Розы понадобилось нападать на наше студенческое собрание. У нас репутация голосующих за кандидата от их Ордена.

— Может, их послали, чтобы убить меня? — спросила я. В конце концов, мне все твердят, что я в смертельной опасности. — На тетю Грейс напали вчера, и она сказала, что считает, что нападавшие охотились за мной.

— Как ты сказала? На нее напали?! — в голосе Кимбер звучал неприкрытый сарказм.

— Она сказала, да. И на лице у нее был здоровенный синяк.

Кимбер фыркнула.

— Держу пари, она его подделала. Даже у меня хватило бы способностей к магии на то, чтобы вылечить синяк. Я так думаю, она хотела запугать тебя, чтобы ты делала то, что она говорит.

— Не удивлюсь, если так все и было, — пробормотала я. — Но даже если все это была большая гнусная ложь, крахены все равно могли охотиться за мной, так ведь?

Кимбер помотала головой.

— Они не могли знать, где ты, и того, что ты с нами. Нет, они охотились за Итаном, а мы — все остальные — просто случайно оказались у них на пути.

Интересно, я плохой человек, если мне стало легче от того, что они охотились не за мной, а за Итаном?

Я могла бы легко продолжать задавать вопросы до захода солнца, но Кимбер, похоже, решила, что достаточно.

— Могу дать тебе что-нибудь из одежды, если хочешь закинуть свою в стиральную машину, — сказала она, выходя из кухни, которая выглядела так чисто и опрятно, словно никто в ней не ел неделю.

— Могли бы с Итаном, когда похищали меня, захватить и мои вещи, — проворчала я. Я была ростом пять футов шесть дюймов, не малявка, но Кимбер была намного выше меня. Не думаю, что ее одежда мне подойдет.

Она критически осмотрела меня с головы до ног.

— У меня есть брюки-капри. Думаю, на тебе они будут смотреться как обычные брюки.

* * *


Кимбер ошиблась. Капри смотрелись на мне как капри — капри, которые мне слишком длинны. Но по крайней мере это была свежая одежда, а не та, в которой я спала. К брюкам Кимбер дала мне еще водолазку. Хорошо, рукава у нее были эластичные, и я могла их слегка подтянуть, иначе они закрывали бы мне руки до кончиков пальцев.

День был серым и пасмурным, когда мы с Кимбер вышли во внутренний двор, чтобы встретиться там с Итаном. С неба то и дело начинал моросить дождь, но похоже, Волшебникам не нужны были ни зонты, ни плащи. Я дрожала от холода и промозглого воздуха и в конце концов натянула рукава водолазки на руки, как перчатки.

Видимо, Итан заметил, как я трясусь, потому что подошел и обнял меня за плечи, прижимая к себе.

Я оторопела. Знаю, в этом нет ничего такого — ну да, обнял молодой человек девушку, но все же… Итан не был просто молодым человеком. Рядом с ним поблек бы любой красавчик из простых смертных. А Итан был еще и Волшебником. К тому же старше меня.

Мне показалось, Кимбер не понравился его жест. Она посмотрела на Итана, и плечи ее напряглись. Похоже, когда Итан был рядом, она превращалась совершенно в другого человека. Даже язык тела у нее менялся. Она становилась скованной и настороженной, если не подозрительной. Мне больше была по душе та Кимбер, какой она была утром дома.

Итан слегка подтолкнул меня, выводя из ступора, и мы двинулись вперед. Его рука обвивала мое плечо, так что выбора у меня не оставалось — я пошла с ним нога в ногу. Я с трудом могла дышать и сосредоточилась на влажных булыжниках, мелькающих у нас под ногами.

Тело Итана, к которому я теперь прижималась, было теплым, очень теплым, и я наконец перестала дрожать. Ну ладно, да, это было приятно — прижиматься к нему, хотя сердце у меня и выбивало барабанную дробь, а от того, что я нервничала, я спотыкалась и сбивалась с шага — короче, была не грациознее трехногого слона.

— Получше? — спросил Итан, растирая мою руку сверху вниз для прилива крови, особенно к моим щекам. Кажется, лицо у меня к этому времени стало красным, как тряпка матадора.

Мне нравится считать, что я необычайно взрослая для своего возраста. И во многих отношениях это правда. Сколько шестнадцатилетних девчонок умеют вести чековую книжку и платить по счетам, в конце концов? Но вот в отношении парней у меня было не больше опыта, чем у малолетки, и это было заметно. Язык у меня, казалось, прилип к небу, и я каждой клеточкой чувствовала каждое прикосновение Итана. Я не решалась взглянуть на него, и была счастлива, что волосы хотя бы отчасти укрывают, как занавесью, мое лицо.

— Брось, Итан, — сказала Кимбер. Но голос ее прозвучал так, словно она устала бороться и сдалась.

— Бросить что? — спросил он. — Я всего лишь согреваю ее, ты же не соизволила дать ей надеть что-нибудь теплее водолазки.

Кимбер пробормотала в ответ что-то — я не расслышала, что именно — но похоже, ничего приятного. Интересно, у нее в гардеробе вообще было что-нибудь теплее водолазки? Похоже, Волшебники и Волшебницы вообще не чувствуют холода. А вот тепло, исходящее от Итана, было впечатляющим. Какая же температура у них считается нормальной? Уж точно не тридцать шесть и шесть.

Возможно, он и вправду просто согревал меня. Но все же я не могла расслабиться, так что мы не свалились в грязь по чистой случайности, когда я сбилась с шага, мы столкнулись бедрами и зацепились ногами.

Идти стало легче, когда мы дошли до главной дороги. Я не фанатка булыжных мостовых. На них, конечно, приятно смотреть, но когда по ним идешь, то и дело рискуешь вывихнуть лодыжку. Держу пари, в Авалоне нет моды на высокие каблуки.

По краям дороги росла лишь узкая полоска аккуратно подстриженной травы, а сразу за ней тянулось массивное металлическое ограждение прямо вдоль края рва с темной водой. При мысли о том, что будет с тем, кто попадет здесь в автокатастрофу, у меня свело живот. Теперь тот факт, что по городу часто разъезжают на лошадях, казался вполне объяснимым.

Машины проезжали редко, так что мы втроем легко перешли дорогу. Я так и не могла понять, куда мы идем. Я смотрела на траву, на ограждение — ничего особенного.

Ну, кроме, разве что… когда я посмотрела туда, за ограждение… но мне не хотелось туда смотреть. Похоже, я боялась высоты больше, чем предполагала.

— Куда мы идем? — спросила я. Хорошо, что я все еще могла говорить.

— Мы уже пришли, — сказал Итан, и мы остановились.

То, куда мы пришли, ничем не отличалось от любого другого места у обочины, где росла трава. Я нахмурилась, но задавать новые вопросы у меня как-то не было настроения. Раз Итан хочет, чтобы я прошла этот его идиотский тест, то это его задача — объяснять мне, что да как.

Тишина длилась довольно долго. Наконец Итан заговорил, но мне показалось, он недоволен, что я победила его в этом конкурсе на то, кто кого перемолчит. Один ноль в мою пользу!

— Смотри вдаль и говори нам, что ты видишь.

Хорошо хоть, он не просит меня смотреть вниз. Медленно я подняла голову, не зная, чего мне ожидать. Я готовилась увидеть что-то страшное.

Но передо мной было лишь тяжелое покрывало тумана, из-за которого невозможно было разглядеть почти ничего там, за рвом.

— Предполагается, что я увижу что-то необычное? — спросила я, начиная уже испытывать облегчение. Раз я не вижу того, что, как они ожидали, я должна увидеть — значит, я не та, за кого они меня принимают. А следовательно, я не важна для чьих бы то ни было политических амбиций, что означает, у меня все еще есть надежда просто поселиться у отца и жить почти нормальной жизнью. Возможно, кошмар скоро кончится.

Я покачнулась, потому что у меня внезапно закружилась голова, и я была рада, что Итан все еще стоит рядом, обнимая меня за плечо. В животе заурчало, и я почувствовала во рту вкус отрыжки с утренними сухими завтраками. Бррр.

— Боюсь, я не очень хорошо переношу высоту, — сказала я, быстро переводя взгляд на траву под ногами.

— Потерпи еще минутку, — сказал Итан.

— Нет. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы меня стошнило прямо тебе на ботинки.

Он обошел меня со спины, и вдруг его рука коснулась моего подбородка, приподнимая мне голову вверх. Я кожей ощутила его теплое дыхание, а он прошептал мне на ухо:

— Еще минуту. Постарайся.

Сперва я хотела закрыть глаза в знак протеста. Но он не отпускал меня, а когда я попробовала дернуться в сторону, он обхватил меня другой рукой и прижал к себе.

— Просто смотри, — сказал он. — Пожалуйста.

Именно это «пожалуйста» заставило меня передумать. В голосе Итана звучало отчаяние, и я поняла: тот факт, увижу я нечто или нет, очень много значит для него. Да что я, не справлюсь с тошнотой в течение пары минут?

Кроме того, Итан наверняка сумел бы при желании произнести заклинание, чтобы я не смогла закрыть глаза. Я не хотела доводить до этого.

Уступив со вздохом, я медленно открыла глаза, готовясь к головокружению и тошноте. И они меня тут же настигли. Я задержала дыхание, надеясь изо всех сил, что меня не стошнит. Тепло рук Итана помогло немного успокоиться, и я стала вглядываться вдаль.

Я все еще не видела ничего, кроме тумана. Разве что… с туманом творилось что-то странное. Я напряглась, пытаясь разглядеть, что происходит. Сквозь туман я различала клочки типичной английской сельской местности по ту сторону рва… только там переливалось и мерцало что-то… что-то еще. Неясный образ другой местности, словно наложенный поверх первого — как на переливающемся календарике, как на картинке с двумя мерцающими изображениями. Я постаралась сосредоточиться на втором, смутном, образе, и вдруг он вышел на первый план и стал очень ясным.

Прямо за рвом простирался густой зеленый лес. И ни одного дома, кроме смутных контуров предыдущей картинки.

— Ого! — ахнула я. Сердце у меня подскочило, горло перехватило, я запаниковала. Я дернулась назад, но Итан удержал меня.

— Что ты видишь? — спросил он.

Я помотала головой, все еще вглядываясь в туман, изо всех сил стараясь не верить в то, что вижу. Я моргнула, но лес оставался на своем месте. Вот досада! Я сфокусировалась на типичной английской сельской местности, и — оп-па! — она снова оказалась на первом плане, а лес поблек и просвечивал теперь смутным контуром. Но не исчез.

— Да какого …? — пробормотала я. Голова кружилась все сильнее, и я была уверена, что вот-вот упаду вниз, в туман, мерцающий у меня перед глазами.

— Отпусти ее, — сказала Кимбер, и я почувствовала ее руку на своем плече. — Мы уже знаем, что она видит.

— Я хочу, чтобы она сказала! — настойчиво проговорил Итан. Он все еще держал меня за подбородок, почти касаясь меня щекой. Меня бы взволновала его близость, если бы мне не было так плохо.

— Посмотри на ее лицо, придурок! — сказала Кимбер резко. — Она сейчас сознание потеряет!

Как ни странно, это прозвучало заманчиво. Если я потеряю сознание, мне не придется больше пытаться осознать невозможное. Я не буду больше видеть то, чего нет, и мне не будет так гадко и тошно. А потом, когда я приду в себя, окажется, что все это был лишь плохой сон… Туман потемнел и стал сворачиваться по краям.


Глава девятая


Возьмите на заметку: нет ничего противнее, чем терять сознание. Раньше я думала: просто отключаешься на несколько секунд — и все. Я не знала, что при этом тебя мутит, голова кружится, бьет озноб и кожа становится холодной и влажной.

Я пришла в себя на траве, лежа спиной на чем-то твердом и теплом. Кимбер методично била меня по щекам. Я моргнула, но она продолжала лупить меня еще какое-то время. Щеки мои горели, глаза наполнились слезами от пощечин, а я уже сказала, что мне и так было не сладко.

— Да прекрати ты! — крикнула я и попыталась перехватить ее руку, но мои реакции были пока замедленными, и я получила еще одну оплеуху.

— Ну как, ожила? — спросила Кимбер.

Я посмотрела на нее. Стена, на которую я опиралась спиной, вдруг затряслась, и я с ужасом осознала, что полулежу на Итане. Он хохотал. Я тут же отпрянула и вскочила на ноги.

Слишком стремительно. Так сказать, себя не помня. Резко. Голова у меня закружилась, и я раскинула руки, чтобы удержать равновесие. Неудивительно, да, что Итан снова оказался рядом и поймал меня?

— Полегче, полегче, — проговорил он. — Или тебе понравилось терять сознание?

— Спасибо, не очень, — буркнула я и облокотилась на него. Я стояла так до тех пор, пока мир вокруг не перестал вращаться, а земля — уходить из-под ног.

Редкие капли перешли в размеренный дождь. Мои штаны промокли на попе — господи, только бы это было из-за мокрой травы! Хватит уж с меня унижений.

— Давай-ка скроемся от дождя, — предложил Итан. — Держу пари, тебе не повредит сейчас чашечка горячего чаю.

Я постаралась не скривиться при мысли о чае.

— Я бы не отказалась от чашки кофе, — сказала я, но, кажется, ни Итана, ни Кимбер не интересовали мои пожелания.

И снова Итан обнял меня за плечи, только на этот раз Кимбер не стала утруждать себя спором. Я изо всех сил старалась не думать о том, что я видела и что это может означать. Еще сильнее я старалась не думать о том, что я на самом деле потеряла сознание. Так что на этот раз не все мое внимание было поглощено Итаном, прижимающим меня к себе. Когда туман в голове рассеялся, я обнаружила, что одной рукой я тоже обнимаю его за талию, и теперь мы идем в ногу, а не сталкиваемся неуклюже бедрами.

Когда мы вошли во двор общежития, то все, как по команде, направились в комнату Кимбер. Кимбер дала мне сухую одежду, и я скрылась в ванной, чтобы переодеться. Я подумала, что моя жизнь была бы намного легче, скажи я им, что ничего не видела, когда смотрела вдаль. Я вообще-то была хорошей лгуньей — мать дала мне много возможностей потренироваться, — но сомневаюсь, что я смогла бы сделать вид, что все нормально, когда мне было так плохо и так мутило.

Когда я переоделась, я пристально посмотрела на свое отражение в зеркале в ванной комнате. Я едва узнала себя: глаза огромные, лицо бледное. Я подошла к зеркалу вплотную и осмотрела корни волос, ожидая, что некоторые из них поседели, но тут все осталось нормально.

Я поплескала в лицо холодной водой — щеки слегка порозовели. Потом я глубоко вздохнула и вышла, присоединяясь к Итану и Кимбер в гостиной. Тут я поймала себя на мысли, что не хочу никаких объяснений тому, что я видела. Но, кажется, без этого не обойтись.

Итан и Кимбер сидели на диванчике, на котором я вчера спала. Сдвинув головы, они склонились над столиком и что-то обсуждали тихими голосами. Итан был серьезен, Кимбер бросала на него сердитые взгляды. Интересно, она вообще улыбается, когда Итан рядом?

Они одновременно заметили меня, Кимбер осеклась на середине фразы, а Итан выпрямился и одарил меня одной из своих чарующих улыбок. Эта улыбка согрела меня, как солнце, и, несмотря ни на что, я улыбнулась в ответ.

На столике стоял китайский сервиз для чаепития, Кимбер проделывала какие-то манипуляции с чайничком, потом налила всем чай. Я знала, что неуклюжей она не была, так что позвякивание посуды было явно направлено на то, чтобы раздражать Итана. Кажется, это сработало. Он отвернулся от меня и уставился на нее.

Я глубоко вздохнула, даже не понимая, что не дышала все то время, что он смотрел на меня. Сердце как-то сладко перекувыркнулось в груди. Как бы не подсесть на его взгляды, улыбки и тепло, исходящее от него, от которых ты словно плещешься в солнечных лучах.

Я мысленно погрозила себе пальцем. Спокойно, Дана, этот парень слишком хорош для тебя. Конечно, приятно, когда такой красавец ведет себя, словно ты — настоящая женщина, а не ребенок, но я не смела позволить себе думать, что с его стороны все это — не «флирт по привычке». Я не уродина — во мне ж волшебная кровь, в конце концов — но и ничего особенного во мне нет. И уж, конечно, внешне я ничем не могу привлечь кого-то вроде Итана. Он слишком красив даже для Волшебника, и ему нужна такая же красавица, изысканная, с хорошими манерами. Так что нечего распалять себе воображение.

Мне было неловко сидеть на стуле с прямой спинкой, приставленном перпендикулярно к дивану со стороны Кимбер, естественно. Я чувствовала себя как-то глупо. Я взяла чашку из рук Кимбер, хотя чаю мне не хотелось вовсе. Особенно после того, как я разглядела плавающие на дне чаинки. Видимо, в Авалоне вообще не существует чая в пакетиках. Я вздохнула.

Я поднесла чашку к губам и сделала большой глоток. Потом поставила чашку на стол и подумала: что бы сказала цыганка, глядя на рисунок чайных листьев? Да пожалуй, ничего хорошего.

— Ну, так вы объясните мне, наконец, что происходит? — спросила я, продолжая смотреть в чашку с чаем. Словно мне казалось, что если я не буду смотреть на Волшебников, они не станут говорить со мной и не расскажут, какое значение для них имеет мое видение мерцающих реальностей.

— Ты необыкновенная девушка, Дана Стюарт, — сказал Итан.

Я невольно посмотрела на него, и тут же его взгляд заворожил меня. Может, я и наивна, но я видела в своей жизни достаточно фильмов, чтобы распознать этот особый магнетизм, который излучали сейчас его удивительные бирюзовые глаза. У меня сжалось горло, и бросило то ли в жар, то ли в холод — я даже не поняла. Я собрала всю свою волю в кулак, чтобы не поежиться.

— Моя фамилия — Хатэвей, — тихо сказала я. Родители у меня не были женаты, и всю жизнь я носила фамилию матери.

Его губы изогнулись в усмешке, но в глазах по-прежнему горел всепоглощающий огонь.

— Стюарт или Хатэвей, ты все равно особенная.

Кимбер громко кашлянула; Итан посмотрел на нее обиженно.

— Ты — такой кайфолом, Ким, — сказал он недовольно. Она начала было что-то говорить, но он прервал ее на полуслове и посмотрел на меня.

— Ты же знаешь, что твой отец — элита, один из самых могущественных Волшебников в Авалоне.

Вот теперь я все-таки поежилась. Лучше бы мать не врала мне все эти годы; тогда, зная правду, я не рвалась бы в Авалон с таким остервенением. Но она рассказывала мне столько противоречивых историй, что невозможно было определить, что из них правда, а что — вымысел. К сожалению, я не могла больше отрицать, что высокий статус моего отца среди волшебников Авалона был одним из правдивых фактов.

— Волшебники не часто становятся родителями, — сказал Итан. — У нас редко рождаются дети друг от друга, а еще реже — от простых смертных. — Он усмехнулся. — Кимбер вообще что-то типа уродца, потому что она родилась через два года после моего рождения.

Кимбер стукнула его по руке. Сильно.

— Большинство считает меня чудо-ребенком, а не уродцем! — сказала она. Но по ее глазам можно было прочесть, что слово «уродец» применяется к ней не впервые.

Я тут же стала симпатизировать ей гораздо больше; оказывается, ее «колючесть» была просто защитной реакцией.

— Обычно, — продолжал Итан, — ребенок-полукровка наследует в основном… черты (пожалуй, это подходящее слово) своей матери.

— Может, лучше подошло бы слово «гены»? — предложила Кимбер. Похоже, она уже не обижалась на него.

Итан словно попробовал это слово на вкус, затем медленно кивнул.

— Да, пожалуй. Короче, ребенок, рожденный от мамы-Волшебницы, сам — наполовину Волшебник, а ребенок, рожденный от простой смертной женщины, скорее всего, и сам — простой смертный.

— Вот почему ребенок, рожденный от матери-Волшебницы, не может переходить из Авалона в Реальный мир, и наоборот, — сказала Кимбер.

Итан кивнул.

— Именно так. Но у могущественных и сильных Волшебников так же сильны и их гены. Так что когда у кого-то типа Симуса Стюарта рождается ребенок от простой смертной женщины, этот ребенок будет в большей мере Волшебником или Волшебницей, чем обычный полукровка. При обычных обстоятельствах этот ребенок будет полукровкой в буквальном смысле — наполовину человек, наполовину Волшебник. Вместо того чтобы унаследовать лишь королевство матери, он или она наследуют оба королевства сразу.

— Их называют «Мерцающие», — сказала Кимбер, — потому что они могут «мерцать» между Волшебным и Реальным мирами, то есть переходить из одного в другой и видеть их одновременно. Вопрос только в их свободном выборе.

— Что делает их весьма могущественными, — продолжал Итан. Все это звучало так, словно эти двое заранее отрепетировали свое выступление передо мной, тщательно выучив свои реплики и чередуя рассказ для наибольшего эффекта.

— Но что делает Мерцающих еще более могущественными, так это то, что они могут проносить технику в Волшебный мир, — сказал Итан.

— А волшебство и магию — в Реальный мир, — добавила Кимбер.

Я только успевала крутить головой, переводя взгляд с одного на другого, пока она у меня не закружилась почти так же, как… как тогда, когда я вглядывалась в туманную даль, стоя у перил.

Я с трудом сглотнула и наконец обрела голос.

— Да чтоб меня… — вымолвила я. Вообще-то я обычно не ругаюсь, но если уж начинать, то лучшего времени, чем сейчас, не придумаешь. Все оказалось еще хуже, чем я предполагала даже в кошмарных снах. А я-то приехала в Авалон в надежде на нормальную жизнь!

— Это что ж получается… когда я смотрела вдаль… — заговорила я, и голос у меня звучал как-то хрипло, и вообще казалось, это был не мой голос.

Итан кивнул в ответ.

— Ты увидела Мерцающие врата. Их видят только те, кто сами мерцают. Эти врата — как бы окно, выходящее одновременно и на Волшебный мир, и на Реальный. Я слышал, что ощущение от этого возникает странное, оно сбивает с толку, словно теряешь ориентацию в пространстве.

Я нервно рассмеялась, вытирая о джинсы вспотевшие ладони.

— Это всего лишь один из способов описать это ощущение.

Я вспомнила, как мне было плохо, как кружилась голова, как тошнило. Это воспоминание было столь ярким, что у меня сжался желудок.

— Ну и сколько нас, Мерцающих? — спросила я, потому что было ясно: нет смысла обсуждать, Мерцающая я или нет. Жаль, что нельзя внушить себе, что это была просто галлюцинация, но обманывать себя я не умею. Что видела, то видела.

Я скорее почувствовала, чем увидела, что Итан и Кимбер переглянулись. По какому-то молчаливому соглашению заговорил именно Итан.

— Последний Мерцающий, который был до тебя, умер семьдесят пять лет назад.

Я глубокомысленно кивнула. А потом вскочила на ноги и ринулась в ванную — как раз вовремя, потому что меня стошнило утренними хлопьями.


Глава десятая


Я заперлась в ванной и просидела там битый час. Кимбер и Итан подходили по очереди позвать меня, но я не отвечала, и они сдались. Уверена, им ничего не стоило бы открыть дверь, если бы они хотели, но, к счастью для меня, они оставили меня в покое.

Я всегда презирала мать за пьянство, но, клянусь, если бы у меня под рукой сейчас был алкоголь, я бы выпила — в надежде, что это поможет мне забыться. Я сидела на закрытом унитазе, подтянув колени к подбородку, обхватив ноги руками, и думала: как же мне выбраться из всего этого? Тетя Грейс говорила, что даже если я уеду из Авалона, я все равно останусь мишенью — теперь, когда правда обо мне выплыла наружу. И потом, как мне уехать из Авалона, если паспорт у меня забрали?

Слезы жгли глаза. Ну почему мама не могла быть просто нормальным человеком? Почему она отказывалась пойти на какую-нибудь идиотскую программу типа «двенадцати шагов» и бросить пить? Она ведь даже не пыталась! Если бы она хотя бы попробовала бросить пить, я, возможно, никогда бы не сбежала из дома и не вляпалась во все это. Я не просила ее быть идеальной, я просто хотела, чтобы она была трезвой. Или это так много?

Я всхлипнула, потом вытерла слезы. Если жизнь меня чему-то и научила, так только тому, что слезами горю не поможешь. Именно мне приходилось быть оптимисткой, когда мама оплакивала свой очередной кризис. Я поднаторела в том, чтобы задвигать эмоции на задний план и делать дело, а уж потом разбираться с чувствами. Так я поступила и сейчас. Это было труднее, чем обычно, но в конце концов мне удалось собраться.

Когда я вышла из укрытия, Итан уже ушел. Кимбер опять гремела посудой на кухне, и я пошла туда. Судя по запаху, она что-то готовила. Сперва мне показалось, что пахнет рисом, но потом я поняла: нет, что-то другое. И похоже, что-то вкусное, как подсказал мне опустошенный желудок.

Когда я вошла на кухню, Кимбер пропускала что-то цвета макарон через дуршлаг и помешивала содержимое, которое было похоже на кашицу. Мне вдруг расхотелось есть. Густое нечто стекало мутными каплями в горшочек, стоящий на плите. Когда из дуршлага все вытекло, она выкинула остатки в мусорное ведро.

— Почти готово, — сказала она, не глядя на меня, полностью сосредоточившись на приготовлении странного варева. Пар поднимался ей прямо в лицо, над бровями блестели капельки пота. Что бы за муть она ни готовила, это была тяжелая работенка.

— Боюсь и спрашивать, — сказала я, — что почти готово?

Она влила в горшочек почти поварешку меда и принялась помешивать. Потом включила плиту, и голубоватое пламя заплясало под горшочком.

— Горячий поссет, — сказала она, подошла к шкафчику над раковиной и достала бутылку с темноватой жидкостью — явно алкоголь.

— А что такое «поссет»? — спросила я, глядя, как она наливает в горшочек щедрую порцию… я пригляделась к этикетке… виски.

— Это то, что дают больным и простуженным. Или при головной боли. Или после трудного дня, чтобы восстановить силы. Или от бессонницы. Или…

— Так, понятно. Универсальное лекарство от всех болезней. Но мне еще нельзя пить, мне нет двадцати одного.

Кимбер рассмеялась и отерла пот со лба.

— По закону, мне тоже нельзя. Но мне на это плевать. Я выпила свой первый поссет, когда мне было пять лет. Тебе же не пять лет, правда?

Я потянула носом, пытаясь определить, из чего приготовлен этот поссет, но унюхала только запах виски.

— Но из чего он? Что входит в состав? Кроме лошадиной доли алкоголя, достаточной для того, чтобы я начала танцевать с торшером на голове?

Она пожала плечами и продолжила помешивать поссет, который начал потихоньку дымиться.

— Молоко. Геркулес. Мед. Немного мускатного ореха. Ну, и виски, разумеется.

Что за гадость! Геркулес! Да кто кладет овсянку в напитки? Что бы придумать, чтобы не пить эту гадость, но при этом и не обидеть Кимбер?

Кимбер выключила плиту и достала пару кружек. Каждую она до краев наполнила густой молочной жидкостью. Уверена, я невольно скривилась, но, похоже, Кимбер это не тревожило. Она протянула мне одну из кружек, и я машинально взяла ее. Я стояла, смотрела на содержимое и думала: уж не придется ли мне снова бежать в ванную?

— Обещаю, он не отравлен, — сказала Кимбер, подула на свой поссет и осторожно отпила.

— Нет в мире ситуации, которую не исправил бы хороший горячий поссет.

Я поколебалась еще с минуту. Потом вспомнила, как ночью на нас напали крахены, вспомнила Мерцающие врата и то, что на данный момент я — единственная, кто способен проходить сквозь них. В конце концов, что такое горячий поссет по сравнению со всем этим?

Я сделала осторожный глоток и, естественно, тут же обожгла язык. А жидкость продолжала обжигать пищевод и желудок. Я постучала по груди кулаком.

— Вкусно, — сказала я, прокашливаясь.

Кимбер улыбнулась и стала похожа на Итана как никогда.

— Выпей еще. Он действует благотворно.

Я отпила еще глоток. Вкус меда и виски перебивал остальные, так что я постаралась забыть о том, что пью горячую овсянку. И хотя вслух я этого не сказала, напиток оказался на удивление приятным и успокаивающим. Он был густой, тягучий, и я попыталась не думать о количестве калорий, которые содержатся в нем.

Некоторое время мы пили в молчании. Кимбер снова прибирала кухню, пока она не заблестела так, словно на ней никто не готовил. Я стояла, облокотившись о шкафчик, и потягивала поссет. С каждым глотком он становился все менее горячим и все более приятным. Я убедила себя, что весь алкоголь из него уже давно выпарился, а мышцы обмякли просто от теплого молока с медом.

— Ты что, правда пила его в пять лет? — спросила я Кимбер слегка заплетающимся языком.

— Да, разве что те поссеты, которые готовила мне мама, были немного слабее. И кажется, она добавляла в них не виски, а вино. А так — да.

Она улыбнулась. Смотрите-ка, и на нее поссет подействовал!

— Я же говорила тебе, что поссет — лучшее лекарство, а?

Я кивнула, и голова слегка закружилась, но это было даже приятно. Поссет помог и от тошноты, так что теперь я захотела есть. К счастью, Кимбер предвидела, что аппетит ко мне вернется, и прежде чем я попросила покормить меня, она извлекла из холодильника большую тарелку, на которой были разложены тонко нарезанные фрукты и мини-бутерброды на шпажках. Стоя на кухне, мы принялись опустошать тарелку со вкуснятиной. Мне особенно понравились бутербродики с маленькими огурцами и клубникой (я вообще могла бы одна съесть тарелку таких), но и поссет оказался очень питательным.

— Можно, я спрошу тебя о чем-то? — сказала я, глядя, как Кимбер отправляет в рот пару ягод малины. Она посмотрела на меня с усмешкой, в которой ясно читалось: только этого она и ждала.

Я внимательно изучала клубнику, которую держала в руке.

— Итан со мной заигрывает или так он ведет себя со всеми девушками?

Дело в том, что когда мы были втроем, Кимбер вела себя так, что в голову невольно приходило: да, Итан флиртует. Но я не понимала, зачем ему это надо.

И вот сейчас Кимбер не сразу ответила на мой вопрос. Я осторожно посмотрела на нее исподлобья. Губы ее были поджаты, в глазах было что-то — какое-то выражение, — чего я не могла понять. Вот вам и положительный эффект поссета.

— Да ничего, пусть заигрывает, — успокоила я ее. — У меня все под контролем.

Я старалась, чтобы мой голос звучал уверенно — как у девушки, к ногам которой парни падают пачками. Но конечно, я врала. Когда Итан смотрел на меня этим своим страждущим взглядом, я забывала, что нужно дышать. И я до сих пор кожей ощущала прикосновение его руки.

Кимбер покачала головой и посмотрела мне прямо в глаза.

— Нет, «все под контролем» — это не про тебя, — сказала она ровным голосом. — Он и не таких, как ты, очаровывал до того, что они чуть из трусов не выпрыгивали.

Я хмыкнула с напускной обидой.

— Много ты знаешь! Между прочим, в школе у меня репутация последней оторвы.

Она рассмеялась.

— Да, и именно поэтому ты каждый раз краснеешь, как помидор, стоит ему посмотреть на тебя?

Провал. Ладно, попробую зайти с другой стороны.

— Ну, хорошо, я немного преувеличила. Но если он и правда заигрывает со мной, то зачем? Мне казалось, парни в его возрасте не интересуются школьницами.

Особенно школьницами-полукровками, да еще и не красавицами.

Снова у Кимбер в глазах мелькнуло это странное выражение, и она долго молчала, прежде чем ответить мне.

— Итану нравится считать себя взрослым мужчиной, но ему только восемнадцать лет. Я знаю, ты младше, но он не считает тебя ребенком и играет на равных. Кроме того, ты — не просто школьница. Ты — Мерцающая. И у тебя есть потенциал стать… очень сильной. А Итана сила привлекает.

Я быстро отвела взгляд, чтобы она не заметила выражения моего лица, каким бы оно ни было. Не знаю, на какой ответ я рассчитывала. Может, надеялась, что она потешит мое самолюбие — скажет, что я такая умная, с чувством юмора, и Итан просто не устоял перед моим обаянием. Естественно, я бы знала, что она меня обманывает, я и в обычной-то жизни не слишком остроумна и высоколоба, а уж рядом с Итаном я вообще вела себя так, словно мой IQ не выше семидесяти.

Но знать, что Итан флиртует со мной, потому что у меня есть некая сила… или будет однажды…

Мое мнение о нем резко изменилось к худшему, хоть я и подозревала, что стоит мне его увидеть — и здравый смысл скажет мне прощай. Я хочу сказать, раз его привлекает сила как таковая, это ведь еще не значит, что я ему понравилась из-за этого, верно? То, что я могу стать могущественной, могло быть просто совпадением. Кроме того, до сегодняшнего дня он не знал наверняка — Мерцающая я или нет.

Я мысленно покачала головой, глядя на себя. Ничего из этого не имеет значения. Пока Кимбер рядом, Итан сможет лишь время от времени бросать на меня обжигающие взгляды. А после общения с Итаном я хотя бы буду знать, как вести себя с парнем, когда встречу того, кто мне больше подходит.

— Я уверена, ты нравишься Итану, — сказала Кимбер ласково. Видимо, она поняла, что мне не доставило радости узнать, что Итана привлекает лишь моя сила. — Он не флиртовал бы так настойчиво, будь это не так. Просто… — Она покачала головой. — Он не из тех, кто будет долго довольствоваться одними взглядами.

— Вы с ним не очень-то ладите, да? — спросила я, понимая, что это не мое дело, но только слепой мог не заметить трений между ними.

Кимбер замкнулась и посмотрела в сторону.

— Слушай, давай больше не будем об Итане, идет?

Вдруг зазвонил телефон. Это было так неожиданно, что я подскочила и вскрикнула. Кимбер спрятала улыбку и сняла трубку.

По выражению ее лица я поняла, что новости были не из приятных. Глаза Кимбер расширились, и она произнесла что-то на неизвестном мне языке — то ли на древнем, то ли на Волшебном. Но все же было понятно, что это ругательство.

Кимбер положила трубку, схватила меня за руку и потащила прочь из кухни.

— Эй! — запротестовала я, упираясь.

— Шшш! — прошипела она. — Звонил Итан. Твоя тетя только что побывала у него и распотрошила всю квартиру. Теперь она направляется сюда.

Я проглотила язык, и Кимбер втащила меня в свою спальню. Я обалдела, когда она распахнула двери своего гигантского стенного шкафа и стала запихивать меня внутрь.

Вся ее квартира была так чисто вылизана, словно в ней никто не жил, но вот в шкафу творился настоящий бедлам. На вешалках вперемежку висела зимняя и летняя одежда, полки были захламлены коробками и прочей ерундой, на полу валялись горы туфель, сапог и не пойми чего. Чтобы пролезть сквозь все это, мне понадобился бы радар.

— Тебе надо спрятаться! — настойчиво шипела Кимбер. — Или тебе понравилось коротать время с Грейс и Лакланом?

Я не вполне верила в то, что тетя Грейс хотела, чтобы я исчезла навсегда. Но и сильного желания, чтобы меня снова заперли, я не испытывала. И хотя я не сказала бы с уверенностью, что ненавижу тетю Грейс, признаваться ей в нежных родственных чувствах я бы тоже не стала.

И я полезла в шкаф. Кимбер подталкивала меня сзади, убирая одновременно с моего пути то коробку, то какую-нибудь вещь. В конце концов я оказалась зажатой в углу между высокой стопкой обувных коробок, тянущихся от пола до потолка, и пышным платьем с перьями, которые щекотали мне лицо.

Раздался звонок в дверь. Кимбер быстро-быстро покидала обратно в шкаф все, что успела вытащить, пропихивая меня внутрь. Я сидела так глубоко, что даже двери шкафа не видела, я только слышала, каких трудов стоило Кимбер его закрыть. Но вот замок щелкнул, и я осталась одна в темноте. Я вздохнула и закрыла глаза, стараясь не думать о том, что я сижу в темном, запертом шкафу, прячась от злой тетки, которая ищет меня где-то рядом. От моего дыхания перья на ужасном платье Кимбер колыхались и противно щекотали мне нос и щеки. Скоро мне это надоело, и я попробовала выставить руку между лицом и перьями, но теперь они неприятно щекотали руку, и от этого было не легче.

Я ничего не слышала и хотела надеяться, что это означает то, что тетя Грейс не обыскивает квартиру в поисках меня. А раз так, то, возможно, я смогу вылезти из шкафа прежде, чем сойду с ума. Если еще не сошла. А если она ищет меня, подумала я вдруг, она же сможет использовать какое-нибудь заклинание, чтобы найти. Взять на заметку: расспросить Кимбер о том, что может и чего не может магия.

Когда сидишь в темноте и ничего не слышишь, перестаешь ощущать время. Мне казалось, я в этом шкафу уже сто лет. Было душно, и пот лил с меня ручьем. Мне уже не на шутку хотелось ободрать перья с платья Кимбер, которые к этому времени прилипли мне к лицу. Останавливало лишь то, что меня могут услышать, и я себя выдам.

Когда я уже подумала, а не оставила ли меня Кимбер в шкафу после ухода тети Грейс — так просто, шутки ради, — я вдруг услышала голоса, и они приближались. Дыхание перехватило, а сердце застучало молоточком, когда я узнала один из голосов. Это была тетя Грейс.

Я осторожно выдохнула. Пульс участился, лоб вспотел. В шкафу было тесно и душно.

— Хотите посмотреть под кроватью? — спросила Кимбер где-то совсем близко, и в голосе ее звучала издевка, словно ей нравилось происходящее. — Или, может, хотите обшарить шкаф? Хотя на вашем месте я бы открывала дверцы с крайней осторожностью — вещи из этого шкафа часто падают на голову. Не думаю, что она поместилась бы в одной из этих тумбочек, но вы и там можете проверить.

Кимбер что, спятила?! Зачем она специально предлагает тете Грейс обыскать шкаф?

Я зажала рот рукой, когда услышала, как дверь шкафа открывается. Не важно, что я говорила себе, что тетя Грейс не убьет меня — мне все равно было ужасно страшно. Я вжалась в угол. Но так как мы много чего должны были повыкидывать, когда запихивали меня внутрь, тете Грейс пришлось бы продираться сквозь все это шмотье и обувь снова, чтобы найти меня. Звякнули вешалки, посыпались туфли, раздался беззаботный смех Кимбер. Мне хотелось выскочить и дать ей затрещину.

Дверь шкафа громко захлопнулась. В голосе тети Грейс звучала неприкрытая ярость.

— Отлично! — выпалила она. — Вы с братом спрятали ее в другом месте. Но не думайте, что я не найду ее. А ты и все, кто принимал участие в ее похищении, проведут ближайшие двадцать лет за решеткой.

Кимбер что-то сказала в ответ. Я не расслышала ее слов, в отличие от тети Грейс, потому что вслед за этим раздалась громкая оплеуха, а Кимбер ахнула. Я сжала кулаки и закусила губу, чтобы не крикнуть что-нибудь. Мне никогда не нравилась тетя Грейс, и похоже, интуиция меня не обманула. Я принялась шарить руками вокруг в поисках того, что можно использовать в качестве оружия. Если Грейс ударит Кимбер еще раз, я была решительно настроена выпрыгнуть из шкафа и встать на ее защиту. (Да, я знала, что это глупо, но я была бы трусихой, если бы осталась сидеть в шкафу в то время, как Кимбер избивают.) К счастью, больше звуков драки не раздавалось, а вскоре послышались громкие шаги Грейс. Разъяренная, она уходила.


Глава одиннадцатая


Я была не в лучшем настроении, когда Кимбер вернулась, чтобы вытащить меня из шкафа. Мои нервы были на пределе, я была мокрой как мышь и в таком бешенстве, что хотела вцепиться Кимбер в ее прекрасное личико. (И ничего, что пару минут назад я готова была рисковать жизнью, чтобы защитить ее.)

— Да о чем ты вообще думала?! — заорала я, вываливаясь из шкафа и едва не спотыкаясь о теннисную ракетку. Кто бы мог подумать, что Волшебница играет в теннис? Как прозаично.

Кимбер схватила меня за плечо прежде, чем я успела расквасить нос, но тут я подвернула ногу о туфлю, валявшуюся на полу, и плюхнулась на задницу. А я еще думала, что я была в плохом настроении, пока сидела в шкафу!

Я откинула прилипшие волосы с мокрого лица и уставилась на красную босоножку на неимоверно высоком каблуке, о которую я споткнулась. Потом я перевела взгляд на Кимбер. Она давилась от смеха. Я лично не видела в этом ничего смешного.

Я поднялась на ноги, всеми силами пытаясь изобразить негодование, — но сил-то было по нулям — и я пожалела, что Кимбер выше меня ростом, и мне приходится смотреть на нее снизу вверх.

— «Хотите обшарить шкаф»?! — передразнила я ее, кривляясь. — Ты что, Ким, хотела, чтобы она меня нашла?

Кимбер закатила глаза — похоже, она часто это делала — и посмотрела на меня с кривой снисходительной улыбкой.

— Если бы я вела себя так, будто мне есть что скрывать, Грейс перевернула бы тут все вверх дном! А так она не надеялась что-то найти, так что и не искала слишком уж тщательно.

Я с неохотой признала, что логика в ее рассуждениях есть. Но признавать это не спешила.

— У меня чуть сердце не выпрыгнуло, когда она открыла дверь. Могла бы по крайней мере предупредить меня, что ты собираешься делать.

— Извини, — сказала она, хотя виноватой не выглядела.

Не глядя больше на меня, она принялась засовывать вещи обратно в шкаф. Наверное, надо было ей помочь, но я была не в настроении.

— Ты в порядке? — спросила я хмуро.

Кимбер потерла красную щеку.

— Да. Нормально. — Она грустно улыбнулась. — Я сама виновата; таким, как Грейс, лучше не хамить. Мы должны найти тебе более укромное местечко, — продолжала она, — Грейс может явиться с повторным обыском, а я не уверена, что нам повезет два раза подряд.

— У меня уже есть где остановиться, — сказала я, — я буду жить в доме моего отца.

— Ты хочешь сказать, будешь там жить, когда он выйдет из тюрьмы. Пока ты пряталась в ванной, я узнала, как у него дела. Согласно расписанию, он предстанет перед Консулом завтра. Но сегодня он еще в тюрьме.

Я выругалась. Сердце у меня упало, когда я поняла, насколько крупно я попала. Я одна, у меня нет ни денег, ни смены одежды; я в чужой стране, для которой надо бы изобрести новое слово, а пойти мне совершенно некуда. И домой хочется… Кто бы мог предвидеть такой поворот событий позавчера?

— Мне надо выбираться из Авалона, — сказала я скорее самой себе, чем Кимбер.

Грейс говорила, что даже вне стен Авалона я не буду в безопасности, но я не очень-то ей верила. Мы с мамой за долгие годы приноровились скрываться, и так как она хотела быть уверенной, что отец нас не найдет, мы научились заметать следы. Конечно, я хотела познакомиться с отцом, но не такой ценой, как сейчас.

— Теоретически это звучит верно, — сказала Кимбер, закрывая шкаф и поворачиваясь ко мне. На лице ее было сочувствие. — Но твоя тетя Грейс — капитан таможенной службы, и она поставит усиленную охрану на выезде из города, чтобы только тебя не выпустили.

— Я — американская гражданка, — взвизгнула я. — Меня не имеют права удерживать здесь против моей воли!

Может, мне позвонить в американское посольство в Лондоне и меня вытащат отсюда?

Кимбер положила руки мне на плечи и слегка сжала.

— Ты — Мерцающая. Правительству Авалона плевать, если для того, чтобы удержать тебя здесь, потребуется международный скандал. Ты того стоишь.

Круто. Просто круто. Я в ловушке, моя тетя охотится за мной, мой отец в тюрьме, а единственные люди, которые, кажется, на моей стороне — это пара тинейджеров-Волшебников, которых я едва знаю.

Кимбер еще раз сжала мое плечо и отпустила.

— Все будет хорошо. Вместе — Итан и я — мы обеспечим твою безопасность до тех пор, пока твоего отца не освободят.

— Спасибо, — сказала я, и горло у меня сжалось. Кимбер и Итан — лучшее, что произошло со мной в Авалоне с момента приезда. Если бы не они, я бы все еще сидела под замком у тети Грейс, а то и того хуже.

— Я очень рада, что вы, ребята, спасли меня вчера.

Кимбер улыбнулась мне, но за улыбкой притаилась необъяснимая грусть. Что это она?

— Днем мы должны залечь на дно, но с наступлением темноты мы с Итаном переведем тебя туда, где безопасно.

— Безопасно — как в пещере вчера? — буркнула я.

Уверена, Кимбер расслышала то, что я сказала, но почему-то ничего не ответила.

— Грейс наверняка приставила кого-то следить за моей квартирой и квартирой Итана, так что тебе нельзя выходить на улицу и лучше держаться подальше от окон.

Вот это будет веселый денек!

— Если уж мне суждено прятаться в тени в ожидании ночи, — сказала я, — то я хотела бы потратить время с умом. Мне не помешал бы вводный курс магии. Что она может делать, как это все работает — ну, ты понимаешь. Я же ничего в этом не понимаю.

Похоже, Кимбер не слишком понравилась эта идея.

— У нас в семье Итан — эксперт в области магии, не я.

Я пожала плечами.

— Я же не прошу тебя колдовать при мне. Я прошу рассказать об этом. Рассказать-то ты можешь?

Она вздохнула.

— Могу. Но сперва будет не лишним выпить еще по поссету.

* * *


А так легко и привыкнуть попивать горяченькие поссеты, подумала я, делая глоток из дымящейся кружки. В детстве мама пару раз пыталась напоить меня горячим молоком, когда мне было не уснуть, но то была страшная гадость. Не то, что такой вот напиток. Ммм, поссет был куда вкуснее.

На этот раз Кимбер налила в мою кружку совсем немного виски, а вот в свою плеснула щедрую порцию.

— А твои родители знают, что ты наливаешь виски в поссет? — спросила я.

Кимбер хмыкнула с напускным пренебрежением.

— Даже если бы знали — им плевать.

Когда мы прокрадывались из кухни в спальню, Кимбер специально загородила меня собой, проходя мимо окна. При этом шторы были плотно задернуты, чтобы уж точно никто не увидел меня.

Кимбер села на край кровати, а я опустилась в низкое кресло в углу, под торшером. На журнальном столике рядом лежала книга размером с кирпич и маленький затертый покетбук с загнутыми уголками страниц. Я не удержалась и посмотрела на названия. «Кирпич» назывался «Исчисления с одной переменной: трансцендентные функции на начальной стадии», а покетбук был… «Таинственным садом» Френсис Бернетт, который я читала в восьмилетием возрасте. Я переводила взгляд с книг на Кимбер и обратно. Ее щеки стали нежно-розовыми.

— Иногда мне бывает нужно отвлечься от заумных академических учебников, — сказала она, пожав плечом.

— Так ты специализируешься в математике? — спросила я, потому что не могла представить себе человека, читающего такое, если только он не одержим математикой. Она не похожа была на «ботаников», каких я встречала раньше. Ах, да ведь Итан сказал, что она на два года младше его. Значит, Кимбер еще слишком молода для колледжа, если только она не вундеркинд!

— Я еще не выбрала специализацию, — сказала она. — Но я склоняюсь к инженерному делу и строительству.

Волшебница-строитель? Звучит как-то… странно. Да и много ли работы найдется для инженера в Авалоне? Похоже, в Волшебном мире инженеры вообще не нужны, так что искать себе применение ей придется здесь. Конечно, если посмотреть на качество ее одежды и мебели, можно решить, что она из той скучной породы людей, которым не надо зарабатывать себе на жизнь.

— А на тот случай, если тебе интересно, — продолжала Кимбер, — Итан осенью пойдет учиться на первый курс, а я — уже на второй. Возможно, в нашей семье ему достался магический талант, но зато мозги достались мне.

Однако выражение ее лица говорило о том, что такой расклад ее совсем не радует. Меня это удивило. Учитывая их с братом соперничество, она должна гордиться, что обскакала его в учебе.

— Итан, должно быть, локти кусает от зависти, — сказала я. Да, я подлизывалась.

Кимбер отпила поссета прежде, чем ответить.

— Вообще-то ему до лампочки. У него — дар к магии, а это единственное, что имеет значение.

Меня захлестнуло негодование, и мне стало обидно за Кимбер.

— Ты что, считаешь, что быть умной — это так, пустяк?

Она сдержанно улыбнулась.

— Для простых смертных, возможно, нет. Но для волшебников — да. — Она склонила голову к одному плечу. — Как бы тебе объяснить, чтобы ты поняла… Это как если бы в вашем мире Итан был суперзвездой футбола, а я — его башковитой младшей сестрой. Кому при таком раскладе достанется вся слава?

Я поняла, о чем она говорит, и все же…

— Но ведь несправедливо же!

Кимбер рассмеялась, но это был не счастливый смех.

— Расскажи подробнее.

Кимбер трезвела прямо на глазах.

— Вообще-то у Итана много общего с вашими известными атлетами. У него эго размером с Эверест, и он привык, что девчонки сами с визгом вешаются ему на шею.

Она смотрела на меня так, словно хотела сказать: осторожно! Но я притворилась, будто ничего не замечаю. Я сама составлю свое собственное мнение об Итане, спасибо. Не то чтобы я не верила тому, что она говорит о нем — просто независимо от всего вышесказанного, я продолжала надеяться, что я-то для Итана значу больше, чем просто еще одна галочка в списке покоренных женщин.

Я решила, что, продолжая беседу об Итане, мы не укрепим нашу, похоже, зарождающуюся дружбу, так что я решила быстренько сменить тему разговора. Я прокашлялась.

— Так что там насчет магии? — спросила я.

Не очень тонкий намек, но тонкий намек она бы и не поняла.

Кимбер долго и пристально смотрела на меня, прежде чем заговорить. Она еще раз покачала головой, бросила на меня неодобрительный взгляд и наконец спросила:

— Что именно тебя интересует?

Мне потребовался еще глоток поссета, чтобы решить, что же меня интересует в первую очередь.

— Что может магия?

Я спросила и только потом поняла, что это был самый глупый вопрос из всех, что я могла задать. Но Кимбер, кажется, была другого мнения.

— Теоретически магия может практически все, если ее носитель достаточно опытен и силен.

Ее взгляд перебегал с предмета на предмет, пока она подбирала слова.

— Магия — стихийная сила, почти материя, существующая в Волшебном мире. Не то чтобы вполне осязаемая, но в целом близко к тому.

Я пожала плечами: для меня идея осязаемой магии, магии как энергии или даже как вещества, казалась несколько странной.

— Когда мы произносим заклинание, мы впускаем магию в свое тело, мы вбираем ее. Это как люди набирают в легкие побольше воздуха, чтобы нырнуть в бассейн. Потом ты высвобождаешь поглощенную магию, и — если ты хорошо умеешь с ней обращаться — она делает то, что тебе надо. Мы различаемся по тому, сколько магии мы можем вместить в себя — чем больше магии ты впускаешь, тем более сильное заклинание ты можешь произнести. По крайней мере, теоретически. На самом деле вбирание магии, наполнение себя магией — это самая легкая часть. А вот заставить ее делать то, что тебе надо, — Кимбер пожала плечами, — намного труднее.

— Так почему Итана считают вундеркиндом? — спросила я. Я понимала, что затрагиваю сразу две болевые точки Кимбер — Итана и его сверхъестественные способности к магии, но мне нужно было знать правду о магии, и это представлялось необходимым шагом.

Уголки губ у Кимбер опустились.

— Во-первых, он может вобрать в себя огромное количество магии. Во-вторых, он невероятно вынослив. Вбирать магию и направлять ее — это очень тяжело, это выматывает. Ну и в-третьих, у него до ужаса просто получается «договариваться с магией» — заставлять ее делать то, что он хочет. Есть заклинания, которые любой из нас может произнести. Ну, там, дверь запереть или свечку зажечь. Они обычные, несложные. Не сложнее, чем у вас научить собаку командам «сидеть» и «рядом». Но когда собаку надо научить фокусам, нужен профессионал. Если ты профессионал в области магии, ты можешь заставить ее делать то, что другие не могут.

— Например, лишить меня голоса?

Кимбер улыбнулась.

— Ну, это не из сложных заклинаний как раз. Обычно родители используют его против детей, когда те расшумятся. Нет, под профессиональными заклинаниями я имею в виду заклинания исцеления или создание иллюзий. У многих и это получается, но лишь после долгой учебы и практики. Это как в вашем мире теоретически любой человек может стать хирургом, но лишь немногие выбирают этот долгий и трудный путь. Что делает Итана таким чудовищно талантливым, это то, что он может заставить магию делать множество разных, не имеющих друг к другу отношения вещей. Большинство Волшебников специализируются на чем-то одном. Это как у вас выучить иностранный язык. Представь, что определенный вид магии понимает определенный язык. На его изучение уходят долгие годы. Чем лучше ты на нем говоришь, тем более сложные заклинания можешь произнести. Но целительная магия — это один язык, а иллюзия — совсем другой. Поэтому Волшебники предпочитают сосредоточиться на чем-то одном. Это как если бы один вид магии понимал французский, другой — древнекитайский, а третий — суахили. Так вот, Итан может общаться с магией едва ли не на любом языке, он все ловит на лету.

В связи с чем, как я поняла, Кимбер поверх стандартного соперничества «брат-сестра» нарастила себе огромный комплекс неполноценности. И кто бы ее винил — Итан так и лез к ней с рассказами о своих успехах.

— Так что, вы, ребята, используете какой-то особый язык, чтобы общаться с магией? — спросила я.

Кимбер помотала головой.

— Нет, это был образ. Слова тут не имеют значения. Мастера магии могут вообще использовать жесты вместо слов. Главное, чтобы обученная тобой магия понимала, что «абракадабра» требует от нее закрыть дверь.

Я кивнула с умным видом, хотя не поняла и половины. Но попроси я более подробных объяснений, голова разболится. Я решила, что пришло время задать тот вопрос, ради которого я, собственно, и затеяла этот разговор.

— Скажи, а тетя Грейс не может использовать магию, чтобы найти меня?

— Если бы могла, давно использовала бы. Распознающие заклинания — сложная штука. Найти что-то или кого-то, кто находится неизвестно где, — слишком абстрактно, чтобы можно было объяснить это магии. Это как раз одна из тех категорий, в которых надо специализироваться годами.

Хоть тут облегчение.

— А у тети Грейс есть специализация?

Кимбер нахмурилась.

— Да.

— Ну? И в чем она профи?

Кимбер вздохнула.

— В магии нападения.

От моего недолгого облегчения не осталось и следа.

* * *


К тому времени, как Кимбер допила свой экстракрепкий поссет, она явно поплыла. Я не сказала бы того же о себе, но я была расслаблена больше, чем когда бы то ни было с тех пор, как приехала в Авалон.

Раньше у меня никогда не было настоящей подруги. Конечно, были девчонки в разных школах, с кем я сидела за ланчем или зависала ненадолго после школы. Но стоило мне с кем-то подружиться, мама начинала настаивать на очередном переезде, и мне приходилось начинать все сначала на новом месте. Через какое-то время я поняла, что легче вообще не заводить друзей.

Теперь я расслабилась настолько, что задала вопрос, мучивший меня с тех пор, как я впервые вошла в квартиру Кимбер. Неужели это было только вчера вечером? Мне казалось, я здесь уже много лет.

— Как родители разрешили тебе жить в своей собственной квартире?

Моя мама тоже не была наседкой, но что-то мне подсказывало, что даже она не позволила бы мне в шестнадцать лет съехать от нее.

Кимбер посмотрела куда-то в сторону, и я поняла, что вопрос был бестактный.

— Извини, — сказала я, жалея, что не могу забрать свои слова обратно. — Я постараюсь больше не совать свой нос, куда не просят.

Кимбер подняла голову и вымученно улыбнулась.

— Да все в порядке.

Она тяжело вздохнула и как-то вся подобралась, прежде чем начать.

— Мама исчезла с горизонта, когда мне было десять лет, — сказала она, накручивая волосы на палец. — Она решила, что снова хочет жить в Волшебном мире, но мой отец родился в Авалоне и отказался переезжать. Они решили, что мы с Итаном останемся жить с отцом. С тех пор наша семья — это три человека. Я уверена, что отец по-своему любит меня, но он даже не пытается скрывать, что его любимчик — Итан. Ну и вот, как только Итан закончил школу, он сказал, что хочет квартиру в студенческих корпусах, а так как Итан всегда получает все, что захочет, отец позволил ему и это. Через некоторое время у нас с отцом вышла ссора, и я сказала, что тоже хочу съехать. Сказала, что раз я учусь в колледже, как Итан, то и жить хочу в отдельной квартире, как Итан.

Глаза Кимбер заблестели от слез, а голос становился все тише и тише, пока не перешел в шепот.

— Отец сказал, хорошо.

Мне стало жаль Кимбер.

— Твой отец, должно быть, просто не сообразил, что надо сказать «ни за что» вместо «хорошо».

Кимбер рассмеялась и сморгнула слезы.

— «Не сообразил», — это не про него. Про отца много чего можно сказать, но он не «тормоз».

Она глубоко вздохнула и выпрямилась.

— Но, в конце концов, невелика разница. Он — трудоголик, дома почти не бывает. Сейчас я вижу его не реже, чем когда жила дома.

Похоже, моя мать — еще не худший вариант. Все ее отвратительное, постыдное и нелепое поведение было следствием алкоголизма. Я знала, что в глубине души, под проспиртованными покровами, живет любящее материнское сердце. У Кимбер не было даже этого.

— Я считаю, что твой отец — именно «тормоз», — сказала я Кимбер. — Только «тормоз» может не понять, какое это счастье — иметь такую дочь, как ты.

Щеки Кимбер порозовели.

— Спасибо. Но не пытайся меня утешить. Я… уже смирилась.

Ага, оно и видно, подумала я, но ничего не сказала.

— Ты не против, если я тоже тебя спрошу?

— После всех вопросов, которыми я тебя завалила? Конечно, теперь твоя очередь.

— Почему ты сбежала из дома?

Я скривилась. Ну почему именно этот вопрос?

— Господи, неужели все знают, что я сбежала? — спросила я, избегая прямого ответа. Я никогда никому не говорила, что моя мать — алкоголичка. Скорее, я делала все, что от меня зависело, чтобы никто об этом не узнал. И менять свою позицию я не собиралась.

Кимбер улыбнулась уголком рта.

— Подсказкой было то, что ты ни разу не пыталась позвонить домой. Но до сей минуты я не была уверена, что сделала правильный вывод.

— А, понятно. — Я отвела глаза от ее всепонимающего взгляда. — Я не хочу говорить об этом, можно?

— Конечно, — кивнула Кимбер, но я готова была поклясться, что прерванный таким образом разговор ранил ее. Она заставила себя улыбнуться. — Что-то голод подкатил…

Она вскочила на ноги, а я, не думая, протянула руку и удержала ее за локоть, не позволяя выйти из комнаты. После того как она открыла сердце передо мной, я повела себя как стерва. Надо проглотить горькую пилюлю и рассказать ей о том, о чем мне меньше всего на свете хотелось рассказывать.

— Сядь, пожалуйста, — сказала я, слегка пожимая ее руку. — Прости, я…

Я отпустила ее руку, и Кимбер снова опустилась на кровать.

— Ты не обязана говорить, если не хочешь, — сказала она мягко. — Ты знаешь меня меньше суток, и я не жду, что ты будешь откровенничать со мной, как с лучшей подругой.

— Ну, это были очень насыщенные сутки.

Она тихо рассмеялась.

— Да уж.

Я сделала вздох и медленно выдохнула. Сердце билось почти так же сильно, как там, в шкафу. Плечи напряглись так, что стало больно. Но я знала, что просто слишком нервничаю. Кимбер хоть и похожа внешне на крутую девчонку из команды поддержки, которая издевалась бы надо мной, узнай она правду о моей матери, но внутри была совсем другая. Да и школы, по которой она могла бы разнести нелицеприятную новость, здесь не было.

Я подготовилась к тому, что сейчас у нее отвиснет челюсть, а на лице появится смесь жалости и отвращения. Ладно. И я процедила сквозь зубы:

— Моя мать — алкоголичка.

Все. Я сказала это. Сказала вслух.

Кимбер сидела все так же, выжидающе глядя на меня.

— И? — спросила она недоуменно, когда продолжения не последовало.

Я уставилась на нее.

— А что, этого недостаточно?

Она моргнула.

— Ну… Да нет, просто ты так скрытничала, что я решила: ты готовишься поведать мне страшную тайну — типа, что ее парень тебя изнасиловал или что-то в этом духе.

Вот этого я не ожидала.

— Так ты считаешь, что мать-алкоголичка — это так, пустяк?

Она пожала плечами.

— Конечно, для тебя это никакой не пустяк. Тебе приходилось с ней жить. Но просто… Это не «туши свет». Я хочу сказать, в списке самых шокирующих новостей мать-алкоголичка — это не первые десять строк.

Смешно, я боялась, что она будет презирать меня, когда узнает. А теперь, когда этого не произошло, я почувствовала даже что-то вроде разочарования. Я хочу сказать, вот я взяла и выложила ей свою самую страшную тайну, которой раньше не делилась ни с кем, а она, типа, зевнула.

— В моей последней школе все были в шоке, — протестующее сказала я. — Они превратили мою жизнь в ад, когда узнали правду.

Она отмахнулась.

— Так то просто дети.

— Эй, а мы-то кто?

— Да, мы тоже дети. Но мы не просто дети, — сказала она, и это было как удар под дых. — Я — шестнадцатилетний вундеркинд, живущий в отдельной квартире, а ты — Мерцающая. «Просто» — это не про нас.

Правоту ее слов трудно было отрицать, хотя я долго пыталась не замечать всего того, о чем она только что сказала.

Я всегда хотела быть, как все, и никогда у меня это не получалось. Я просто не хотела признавать, что я — другая.

— Да ладно тебе, по крайней мере, мы можем теперь быть «не как все» вместе, а? — сказала Кимбер, и я не могла не улыбнуться ей в ответ.

— А кому нужны нормальные? — воскликнула я. — Это же так скучно!

И в тот момент я и вправду так думала.

* * *


Мы с Кимбер вскочили на ноги, когда услышали, как открылась и закрылась входная дверь, затем услышали звук шагов, направляющихся через кухню в спальню.

— Это я, — крикнул Итан прежде, чем мы успели по-настоящему испугаться.

Он появился на пороге спальни минуту спустя; на губах его играла улыбка. Я взглянула на него, и сердце екнуло в груди.

— Ты выглядишь таким самодовольным, — сказала Кимбер кислым голосом. Подумать только, еще вчера я считала, что это — ее обычная манера говорить.

Улыбка Итана стала шире.

— Я — гений, смею сказать.

— Ты только об этом и говоришь.

Его это не задело.

— После того как Грейс навестила меня днем, я решил, что она приставит кого-нибудь следить за квартирой, твоей и моей, — сказал он.

— Ого! Ты сам догадался?

Итан притворно нахмурился.

— Ты сводишь мой рассказ на нет!

Кимбер состроила гримасу, которая говорила: ах, как мне жаль! Но Итан жаждал поделиться новостями, так что он снова лучезарно улыбнулся и продолжал:

— Я решил, что быть под наблюдением — это как-то не в нашем стиле. Так что я умудрился проскочить мимо «хвоста», приставленного ко мне, и примчался сюда.

Он с надеждой уставился на Кимбер, ожидая, что она спросит его, как ему это удалось. Но она только покачала головой.

— Я не в настроении играть в твои мальчишеские игры.

Он перевел взгляд на меня, и сердце у меня снова сладко екнуло. Ну, не могла я устоять, особенно когда он смотрел с такой мольбой.

— Как же тебе это удалось? — спросила я.

Он аж раздулся от гордости.

— Я довел до совершенства заклинание на невидимость.

— То самое, которое действует на человека, но не на его одежду? — едко спросила Кимбер и повернулась ко мне. — Он хотел так одурачить меня один раз, и ко мне в комнату явились брюки Итана, рубашка Итана и ботинки Итана.

Итана все это нисколько не обидело.

— Я внес изменения, и все получилось! Теперь оно действует и на одежду тоже!

— Откуда ты знаешь?

— Тот, что дежурил у моих дверей, не заметил меня, и у вашего я прошел прямо под носом. Заклинание работает!

— Ну и что с того? Зачем ты явился сюда?

Итан в отчаянии посмотрел на нее.

— Да как ты не понимаешь? Никто не знает, что я здесь. Если ты, Ким, уйдешь из квартиры, «хвост» последует за тобой. А мы с Даной сможем сбежать. Его глаза блестели, и я поняла — все это здорово развлекает его. Интересно, он уже забыл о вчерашнем нападении крахенов?

Кимбер план не одобрила. Думаю, ей не хотелось быть в роли наживки, и я уверена, что она не хотела оставлять меня наедине с Итаном. Но так как другой возможности незаметно вывести меня из квартиры не было, она в конце концов согласилась.

На прощание она бросила на меня предостерегающий взгляд, я кивнула ей в ответ, давая понять, что я ее поняла и не дам Итану воспользоваться ситуацией. В любом случае, мы будем спасать свою жизнь, так что нам будет не до глупостей.

Вот только одного я не учла: когда мы снова окажемся в безопасности, мы все еще будем наедине — Итан и я.


Глава двенадцатая


После того как Кимбер ушла из квартиры, мы с Итаном выждали еще несколько минут. Я чувствовала его присутствие каждой клеточкой тела, но он почти не обращал на меня внимания. Он вполоборота стоял у приоткрытой шторы, наблюдая за улицей.

— Пора! — сказал он наконец, оборачиваясь.

Я бросилась вслед за ним к двери, он открыл ее и пропустил меня вперед.

— Куда мы? — набралась я смелости спросить.

Он закрыл дверь за моей спиной и щелкнул пальцами — замок закрылся.

— Доверься мне, — сказал он, взял меня за руку и повел вниз по лестнице.

От прикосновения его руки я лишилась дара речи, я едва слышала, что он говорит. Конечно, он держал меня за руку только потому, что вел. В этом не было ничего интимного, кроме того, что я сама в это вкладывала. По крайней мере, я себе так и сказала.

Его слова дошли до меня, только когда мы остановились перед знакомыми булыжниками во дворе, ведущими в туннели.

— О, нет! — выпалила я и попыталась выдернуть руку.

Конечно, он не отпустил меня.

— Мы не вернемся в ту пещеру, — заверил он, потом пробормотал что-то — и камни раздвинулись.

Я посмотрела на окна окружающих нас корпусов. Во многих из них горел свет, ведь было еще не так поздно, как в прошлый раз.

— Сколько народу смотрит на нас сейчас? — спросила я и еще раз попробовала выдернуть руку, но он не отпустил.

— Не имеет значения. Туннели — открытый секрет. И их очень много, так что если кто-то и скажет Грейс, что мы ушли в туннели, этого будет недостаточно для того, чтобы устроить за нами погоню.

— А как насчет крахенов?

— Мы вчера решили вопрос с ними, — заверил он. — Им, конечно, не так трудно проникнуть в Авалон, как простым смертным, но и протаскивать их сюда каждую ночь никто не будет. А теперь идем! Если, конечно, в твои планы не входит стоять здесь и спорить до тех пор, пока Кимбер с «хвостом» не вернутся назад.

Сказать, что мне все это не нравилось, значило бы не сказать ничего. Но и стоять здесь посреди двора было рискованно, я чувствовала себя очень уязвимой. И вот, стиснув зубы, я кивнула, Итан отпустил мою руку, и я снова принялась спускаться по ненавистным ступенькам.

Когда моя нога коснулась твердой поверхности, камни над нашими головами уже сомкнулись. Вокруг стояла непроглядная тьма, и только в руке Итана горел тоненький луч фонаря. Я отошла в сторону, Итан спрыгнул примерно с середины лестницы и приземлился рядом со мной. Простой смертный на его месте как минимум растянул бы лодыжку, а то и похуже.

Я вспомнила наш с Кимбер урок теоретической магии, и это не добавило мне оптимизма.

— Прошлой ночью ты не произносил заклинания, чтобы камни раздвинулись. Зачем ты произнес его сегодня?

— Я все еще работаю над невербальными заклинаниями, — ответил Итан, — это намного сложнее и отнимает много сил.

Он был очень серьезен сейчас.

— Если бы вчера я не раздвигал камни чистой волей, я мог бы исцелить раненых ребят быстрее и эффективнее.

Видимо, он хотел, чтобы я его утешила, но я вспомнила, как он издевался над Кимбер вчера, и решила, что даже такому красавчику полезно иногда помучиться.

Повисло неловкое молчание, но Итан быстро прервал его, направившись в глубь горы.

Сегодня мы свернули в боковой туннель почти сразу, потом в другой, и еще в один… В конце концов я перестала считать повороты. Я перестала вообще представлять себе, где я, и только подумала: это такое расположение туннелей или Итан специально хочет меня запутать, чтобы я не вспомнила потом дорогу назад?

Вчера единственным обитаемым местом, которое нам попалось, была пещера, но сегодня мы оказались в совершенно другой части подземелья. После очередного поворота перед нами оказался довольно широкий туннель, освещенный электрическим светом. Широкая лестница поднималась вверх, и я решила, что там находится выход или вход. Голоса эхом разносились под широкими сводами, снизу доносилась музыка.

— Что это? — спросила я Итана.

— Один из лучших ночных клубов. Надо будет обязательно сходить с тобой туда потом, — ответил он.

Я не знала, что ответить на это. Вроде как он меня пригласил, но вопроса или приглашения как такового, похоже, не прозвучало. Он просто констатировал факт!

Пока я анализировала это так и эдак, Итан уже увлек меня в другой туннель, и мы снова оказались в замкнутом пространстве. Я изо всех сил старалась теперь считать повороты, чтобы, если будет необходимо, вернуться к лестнице, которая ведет наверх, к выходу.

Мы шли еще минут пятнадцать, повернули всего два раза, и мне казалось, я запомнила дорогу.

Наконец, мы остановились посередине туннеля, который на вид ничем не отличался от десятка других, по которым мы прошли. Я крутила головой направо и налево, но не замечала ничего особенного.

Тут Итан что-то пробормотал, и вдруг перед нами в глухой стене появилась дверь.

У меня рот открылся.

— Что за…

— Это заклинание-иллюзия, — пояснил Итан гордо. — Никто, проходя по туннелю, не увидит эту дверь в стене.

Он широким жестом предложил мне входить, и я осторожно ступила внутрь.

Комната, которая предстала моему взору позади иллюзорной стены, не преисполнила меня радости. Она была размером со спальню Кимбер. Единственной мебелью была пара кроватей, маленький стол и два складных стула. В углу стоял водонагреватель. На столе — керосиновая лампа, под каждой кроватью — керамический горшок.

— Только не говори мне, что горшки — вместо туалета! — сказала я, пока Итан возился с керосиновой лампой.

Он бросил лукавую улыбку через плечо.

— Это все временно, — пообещал он. — Как ты уже видела, в подземелье есть места, снабжаемые электричеством и водой, но они не настолько безопасны.

— А что это вообще за место? — спросила я.

Итан зажег лампу и выключил фонарик.

— Наш Андеграунд, в числе прочего, помогает скрываться людям с… некоторыми политическими проблемами. Иногда им нужно спрятаться на время. Здесь, конечно, не номер люкс, но никто — и ничто — не найдет тебя здесь.

У меня защипало глаза, и задрожали губы. Это маленькое укрытие сошло бы за подземную камеру в каком-нибудь историческом фильме. Мрак вокруг напоминал о моем печальном положении. Я всегда боролась со стрессом, откладывая все переживания на потом — до тех пор, пока минует кризис.

Но с тех пор, как я прибыла в Авалон, один кризис следует за другим, и моему терпению в любой момент может настать конец.

Итан преодолел расстояние, разделяющее нас, и, прежде чем я успела понять, что происходит, он обнял меня и притянул к себе.

— Не плачь, — пробормотал он мне в волосы, — это только пока твоего отца не освободят из тюрьмы. Тебе надо пробыть здесь пару ночей, не больше. И я тебя не брошу здесь одну. Мы вместе, что бы ни случилось.

Я представила, что было бы, оставь меня Итан здесь одну, и слезы хлынули сами собой. Не хотелось признавать этого, но было приятно, что он держит меня в объятиях. Слезы лились по моим щекам, и я прижалась к Итану изо всех сил. Он приподнял меня над полом и усадил на одну из кроватей, практически себе на колени. Он продолжал обнимать меня, моя голова лежала у него на ладони, так что щекой я прижималась к его груди. Другой рукой он гладил меня по спине вверх-вниз.

Его движения были ласковы, и я отвлеклась от печальных мыслей. В туннелях было прохладно, а тело Итана излучало тепло, рядом с ним было так уютно. И пахло от него вкусно, каким-то одеколоном — чуть-чуть пряный, травяной запах. Я сделала глубокий вздох — отчасти чтобы успокоиться, отчасти чтобы вдохнуть побольше его запах.

Он усадил меня на колени, и теперь его объятия не были похожи на утешительные. Я сглотнула, сердце застучало, я подумала: что дальше? Мне так и сидеть, уронив голову ему на грудь, или поднять лицо для поцелуя?

Или я уже давно должна быть на противоположном конце комнаты с криком «Руки прочь!»?

Раньше я всегда мгновенно принимала решения, но рядом с Итаном мой мозг отказывался работать, так что я просто сидела, и ни одна мысль не цеплялась за другую.

Он потерся подбородком о мою макушку, его руки скользнули по моей спине. В другой ситуации я могла бы сказать себе, что он просто успокаивает меня. Но моя голова покоилась на его груди, и я слышала, как часто-часто забилось его сердце. Я замерла, и мой пульс стал попадать в такт его. Я крепче прижалась к нему.

Наверное, я была очень напряжена, потому что Итан негромко засмеялся, и внутри у меня все оборвалось.

— Расслабься, Дана, — сказал он, — я не кусаюсь. И я обещаю, что не воспользуюсь ситуацией.

Лицо у меня вспыхнуло так, что я чуть не прожгла ему рубашку. Плохо, что я так нервничаю, подумала я, но еще хуже, что он об этом знает. И смеется надо мной… Ну ладно, он смеется, продолжая меня обнимать. И все же…

Я заставила себя выдохнуть.

— Понимаешь… мне только шестнадцать… это так непривычно.

Не знаю, чего он ожидал. Он уже практически взрослый, а я… нет.

— Не думай об этом, — спокойно сказал он. — Мне не так давно самому было шестнадцать. Я еще помню, каково это.

Я искренне сомневалась, что он хоть чем-то походил на меня в свои шестнадцать лет. Слишком уверенно он вел себя со мной, чтобы не понять: проблем с девушками у него никогда не было. Однако было мило с его стороны успокаивать меня.

— Я так понимаю, парня у тебя нет? — спросил он.

Я боялась говорить, чтобы не сморозить глупость, так что я просто помотала головой. Он положил палец под мой подбородок и приподнял. Дыхание замерло у меня в горле, по позвоночнику пробежали приятные искорки. Его глаза, обычно светлые до прозрачности, сейчас были черными из-за расширившихся зрачков. Он смотрел на меня так, словно я — самое сладкое, что есть на свете, и он просто умрет, если не попробует это.

Он наклонил голову и прижался губами к моим губам.

Мой мозг отказал. Губы Итана были влажными и теплыми, он нежно касался ими моих губ, и я чувствовала вкус черешни. Я хотела повторить его движения, но у меня не получилось, и я смутилась.

Языком он осторожно раздвинул мне губы. Я открыла рот — и наш поцелуй стал глубже. Я просто утонула в его вкусе, в его запахе, в его тепле. Но как бы ни был он красив, как бы ни тянуло меня к нему, я не была уверена, что хочу продолжения. Мы одни в запертой комнате, мы целуемся, я чувствую, как ему это приятно — а я недостаточно хорошо его знаю, чтобы быть уверенной, сможет ли он остановиться, если я того захочу.

Итан прервал поцелуй и нежно отвел волосы от моего лица. Я была так смущена, что не могла смотреть ему в глаза. Но оказалось, что и отвести взгляд я тоже не могу. Он улыбнулся мне.

— Тебе нужно перестать так много думать, — гипнотически прошептал он и вновь склонился для поцелуя.

Не знаю, откуда у меня взялось мужество, но я заговорила.

— Моя мама тоже решила не думать слишком много, когда встречалась с отцом, и все это плохо закончилось.

Итан хохотнул и отстранился.

— Я бы не сказал, что плохо, — сказал он, обводя тыльной стороной ладони контур моего лица, потом он нежно провел рукой по моей шее вниз. — Я бы сказал, что закончилось это просто прекрасно.

Ответ был правильный, и я покраснела от удовольствия.

Что-то внутри прыгало вверх-вниз с криком: «Не будь ребенком!» В конце концов, это всего лишь поцелуй.

Но я не могла забыть предостережения Кимбер. Итан был игроком, и каким бы красивым он ни был, я не хотела быть его игрушкой.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — сказала я, пытаясь слезть с его колен. И не была удивлена, когда он только обнял меня крепче.

— Тебе не нужно бояться меня, — заметил он.

И это тоже был правильный ход. Намекнуть на мою неопытность, подтолкнуть меня к тому, чтобы доказать, что я не боюсь. Но все это было шито белыми нитками, и я не собиралась вестись на это.

— Отпусти меня, — сказала я ровным голосом, хотя внутри у меня зарождалась паника. Если он захочет продолжить, я не смогу его остановить. Так что, полагаю, технически, да, я немного боялась его.

Я вся собралась для того, чтобы дать отпор, так что приятно удивилась, когда Итан позволил мне соскользнуть с колен и отойти на несколько шагов. Он даже не выглядел раздраженным.

— Так лучше? — спросил он, улыбаясь этой своей кривоватой улыбочкой.

Сомневаюсь, что он привык к тому, что ему отказывают, но, похоже, готов был перенести это достойно. И я почувствовала себя виноватой в том, что заподозрила его в дурных намерениях. Если бы он играл со мной, он, конечно, не отпустил бы меня так легко.

Я вздохнула от досады. Может, он прав, и я слишком много думаю? Но теперь я не знала, как можно все вернуть. Я сложила руки на коленях и уставилась на них. Ну, что со мной не так? Когда тебя целует такой парень, как Итан, нужно плавиться от блаженства, а не анализировать каждое движение до оскомины. Может, я фригидна?

— Да не расстраивайся ты так, — сказал Итан. — Ты имеешь полное право сказать нет.

Я рискнула посмотреть на него, но по-прежнему не прочла на его лице ни раздражения, ни разочарования.

И тут — совершенно против моей воли, клянусь — мой взгляд метнулся вниз, и я поняла, насколько — несмотря на то, что он не злился и ничего такого — насколько он хочет, чтобы я изменила свое «нет» на «да». Естественно, я тут же отвела взгляд, но страшно покраснела.

Однажды, в один из тех редких моментов, когда мама была трезвая и настаивала на том, что нам «надо поговорить» (невзирая на то, что я уже наизусть выучила, как все это бывает у птичек и бабочек), она предостерегла меня, что мальчики любят сказать, будто испытывают страшную боль, когда сильно возбуждаются, а ты не уступаешь.

Так как я была уверена, что Итан проследил за направлением моего взгляда, и надо было быть слепым, чтобы не заметить, насколько сильно я покраснела, я решила, что теперь ему настало самое время давить на жалость. Но он не стал этого делать.

Итан рассмеялся, но это был теплый, ласковый смех, даже без доли сарказма.

— Это меня не убьет, — сказал он. — И помни, я обещал, что не воспользуюсь тем положением, в котором ты оказалась. А я держу свои обещания. Все, что я хотел, — это поцеловать тебя.

— Правда? — спросила я, и, видимо, в голосе моем звучало недоверие. Я осторожно посмотрела на него из-под опущенных ресниц.

— Почему тебе так трудно в это поверить? — спросил Итан.

— Ну, потому что ты… старше меня и… ну… — Господи, помоги мне! Я не хочу говорить об этом и тем более не хочу выставлять себя полной дурой. Но мозг все еще не пришел в себя, и я не могла составить ни одного внятного предложения.

Итан помог мне сам, высказав наконец вслух то, что я слишком стеснялась сказать.

— Только то, что я не девственник, не значит, что поцелуй для меня превратился лишь в средство достижения цели. Хочешь верь, хочешь нет, но сам по себе поцелуй — это прекрасно. Я люблю целоваться.

И он посмотрел на меня с такой улыбкой, от которой у меня мурашки побежали по коже.

— Так все, что ты хочешь, — это поцелуй? — уточнила я. Внутренний голос шепнул мне, что я ступила на скользкую дорожку. Но я велела внутреннему голосу заткнуться.

— Ну, возможно, не один поцелуй, но в целом, да.

Но я все же сомневалась.

— Послушай, если я заставлю тебя делать то, чего ты сама не хочешь, ты никогда больше не сможешь мне доверять. Я не стану рисковать так сильно.

Я немного расслабилась. Мне надоело сопротивляться, сопротивляться потенциальной угрозе, себе, ему. Так что пошло все…

Я подняла подбородок и посмотрела Итану прямо в глаза, словно я была самой смелой девчонкой на свете.

— Хорошо.

На этот раз я не села к нему на колени. Мы сидели рядом, он склонился для поцелуя. Как только его губы коснулись моих, по мне словно пробежал электрический разряд — от кончиков пальцев до корней волос, и вдруг стало совершенно просто ни о чем не думать, а только чувствовать.

Он осторожно целовал меня, и я задыхалась от удовольствия. На этот раз ему не пришлось долго ждать — я сама разомкнула губы для поцелуя и почувствовала его язык. Снова мурашки электрическим разрядом пробежали по телу, и я обхватила руками его голову, погружаясь в его черешневый вкус, в ощущение его всего — целиком. Все мои мышцы расслабились, в голове словно клубился легкий туман.

Я вдыхала запах Итана, ощущала тепло его тела, его поцелуи, а внутренний голос молчал. И вот мы уже оказались на кровати. Моя голова покоилась на подушке, а Итан склонялся надо мной, и его грудь касалась моей. Дальним уголком сознания я заметила, что своим телом он прижал камею к моей коже и что кулон снова странным образом нагрелся. Но тут Итан стал поглаживать меня поверх рубашки, и я вообще перестала соображать. Он не касался никаких… чувствительных точек. Но я уже всем телом предчувствовала, что может быть… И если бы мои губы не были заняты поцелуем, я попросила бы его нарушить слово, данное мне.

Его язык ритмично двигался у меня во рту, и я застонала от предчувствия большего. Каждый мой нерв вибрировал, внутри словно рождалось солнце, теплое и пульсирующее, и это было та-ак прекрасно!

И я не думала, почти совсем не думала, и в голове клубился туман, вот только где-то очень глубоко, на каком-то подсознательном уровне, все это мне что-то напоминало. Звон в ушах, тепло, головокружение… Что-то, связанное с поссетом Кимбер…

И тут до меня дошло — да так резко, что обухом по башке огрели. Туман в голове тут же рассеялся. Всего этого просто не может быть, поняла я. Не могла я из трусливого нервного комка превратиться в один миг в раскрепощенную сексуальную женщину, которая знает чего хочет. Не могла — без посторонней помощи!

Я оттолкнула Итана и вскочила на ноги. Я дышала часто-часто, пульс скакал, но я точно знала: все это дело рук Итана. Все, кроме поцелуя.

— Что ты сделал со мной? — воскликнула я.

Итан даже притворяться не стал, что не понимает, о чем я говорю.

— Успокойся, не надо так, — сказал он. — Это было крошечное заклинание, просто чтобы помочь тебе расслабиться.

Я смотрела на него в ужасе.

— То есть заклинание на соблазнение? — выпалила я.

От унижения у меня пылало лицо, мне хотелось сжаться в комок и умереть. Как можно было быть такой дурой? Почему я не послушалась Кимбер?

Итан нахмурился — так, словно его удивила моя реакция.

— Нет. Ты все неправильно поняла, — сказал он и сделал шаг мне навстречу.

Я не рассуждала. Я просто поддалась ярости, боли и да, страху, раздиравшим меня изнутри. Как только он подошел достаточно близко, я что есть сил врезала ему коленом между ног. Он согнулся пополам и схватился обеими руками за больное место. А я рванула со стола керосиновую лампу и выскочила из комнаты в туннель, надеясь изо всех сил, что на этот раз сумею найти дорогу.


Глава тринадцатая


Я бежала, и слезы катились у меня по щекам. Я пробегала один туннель за другим, стараясь считать их, чтобы и не сбиться с пути, и как можно скорее оказаться подальше от проклятой комнаты, где Итан вот-вот придет в себя. Я даже не утирала слезы, я просто неслась изо всех сил, пока мне не стало больно дышать, а ноги не подкосились. Я свернула два раза — по моим подсчетам, этот путь должен был вывести меня к цивилизации, но ни вывески ночного клуба, ни лестницы наверх, ни звука голосов — ничего не было. Я продолжала бежать, надеясь, что просто не рассчитала расстояние, и клуб вот-вот покажется, но увы. Я попыталась вернуться немного и посмотреть, не проскочила ли я нужный поворот, но я понятия не имела, сколько времени я уже бегу, так что в конце концов я совсем заблудилась. Осознав это, я почувствовала приближение паники. Я ускорила бег — только не останавливаться, только не дать страху овладеть собой!

Наконец, я все-таки вынуждена была остановиться: усталость взяла верх над ужасом. Я просто рухнула на пол, судорожно глотая ртом воздух. Мне даже показалось, что меня сейчас стошнит.

Ночной клуб должен быть где-то рядом, сказала я себе. Я не могла убежать слишком далеко от него. Кроме того, Итан говорил, что здесь много и других мест. Если я не найду тот самый вход, все же какой-то путь наверх должен мне встретиться. То, что я просто заблудилась, вовсе не значит, что я здесь и умру, как бы… тревожно мне ни было.

Со стоном я заставила себя снова встать на ноги. Я так устала, я была совершенно вымотана и даже представить себе не могла, как буду выбираться отсюда. Но похоже, выбора не было. Я взглянула на лампу и с ужасом поняла, что керосин в ней на исходе.

Спотыкаясь, я двинулась вперед. Я шла и шла, я шла целую вечность. Я старалась не сворачивать, потому что решила: если все время идти прямо, я рано или поздно выйду к противоположной стороне горы, где будет выход. Но как только мне начинало казаться, что выход близок, туннель либо заканчивался, либо делал резкий поворот. И похоже было на то, что я хожу кругами.

Руки и ноги у меня болели, керосин заканчивался, и мне было так страшно, что я едва дышала. В середине одного коридора, который был как две капли воды похож на другие, я остановилась и села, прислонившись спиной к стене, позволяя себе роскошь передохнуть пару минут, прежде чем снова нырнуть в темноту.

Я подтянула колени к груди и положила на них голову. Пожалуй, сейчас было самое время заплакать, но мои глаза оставались сухими. Чувств не осталось: я оглохла и онемела.

— Прости меня, пожалуйста, хотя бы ненадолго, просто чтобы я помог тебе выбраться отсюда. Сможешь? — спросил Итан, и я сперва подумала, что я невольно уснула и это сон.

Я подняла голову. Нет, он сидел, прислонившись к стене, прямо напротив, в той же позе, что и я. В руке он держал фонарь и был совсем не похож на того самоуверенного веселого парня-Волшебника, каким я его знала. Он сидел сгорбившись, понурив голову, с виноватым выражением лица.

Конечно, это сон — один из тех, в которых видишь то, что мечтаешь увидеть. Хотя для сна все было ужасно реально.

— Это сон, — пробормотала я вслух, — ты бы ни за что не нашел меня здесь.

— Ни за что, — признал он, — если бы хоть на минуту упустил тебя из виду.

Он крутил в руке фонарь, и свет плясал на стенах.

— Но я бегаю очень быстро, а у тебя в руках была лампа, так что… Я решил, тебе нужно время, чтобы остыть и успокоиться, так что до сего момента я держался на расстоянии.

Ты хочешь сказать, что держался на расстоянии, выжидая, пока я не пойму, что самой мне отсюда не выбраться, подумала я, но ничего не сказала. Я наконец признала, что это — не сон, но желание разговаривать с Итаном было равно нулю, так что я просто холодно посмотрела на него.

Если бы и он смотрел на меня, эффект был бы больше, но он по-прежнему сосредоточенно следил за тенями от света фонарика.

— То заклинание не лишало тебя свободы выбора, Дана, — сказал он, обращаясь к фонарику. — Ты оставалась самой собой. Если бы это было не так, ты не смогла бы сбежать. Это было простое успокаивающее заклинание, чтобы ты немного расслабилась. Оно не могло заставить тебя делать то, чего ты сама бы не захотела.

— Понятно, — сказала я, забывая о том, что я с ним не разговариваю, — получается что-то вроде заклинания не на беспрепятственное изнасилование, а на добровольную сдачу жертвы — типа, как напоить девушку в надежде, что в таком состоянии она поддастся.

Он резко поднял голову и посмотрел на меня.

— Нет, — сказал он.

И интонация на этот раз была убедительной; он вложил душу в это слово. Похоже, это-то его и смутило, и он снова посмотрел в сторону.

— Я просто подумал, — сказал он как можно мягче, — что если ты не будешь так сильно нервничать, ты получишь больше удовольствия. В этом не было злого умысла, и я не собирался воспользоваться твоей слабостью. Прости, что был таким идиотом.

Я шумно выдохнула. Он выглядел таким подавленным. Похоже, он говорил правду. Но я еще была совсем не готова его простить.

— Помнишь, ты сказал, что если обманешь меня, я больше никогда тебе не поверю? Считай, что это произошло. Я больше не верю тебе.

Он реально вздрогнул, и я почти пожалела о том, что сказала. Почти.

— Ясно, — сказал он. — Но все же я очень прошу тебя принять мою помощь и позволить вытащить тебя отсюда.

— И пойти — куда?

— Куда ты сама скажешь.

Я некоторое время переваривала это предложение. Естественно, меньше всего мне хотелось возвращаться в маленькую комнатку в туннеле, где произошла наша сцена с поцелуем, но и попасть в объятия тетушки Грейс мне тоже не улыбалось. Не раньше, чем я во всем разберусь, во всяком случае. Денег у меня нет, паспорта тоже, так что помощь мне все-таки понадобится, хотя сейчас мне страшно не хотелось зависеть от кого бы то ни было. Итан только что жестко напомнил мне, что полагаться в жизни надо только на себя.

— Ты мог бы поселить меня в отеле инкогнито? — спросила я.

Да, это было решение проблемы на одну ночь, но я действительно надеялась, что уж завтра-то отца выпустят из тюрьмы, а до этого еще раз спать на диванчике у Кимбер и помнить, что в любой момент может нагрянуть тетя Грейс, мне совершенно не хотелось.

Видно было, что такой расклад не устраивает Итана, но он ответил мне мягко:

— Ты будешь в большей безопасности в месте, где поменьше народу.

— Если ты думаешь, что я снова полезу в твою крысиную нору, ты сошел с ума. Так что если ты не хочешь запереть меня там против моей воли, я выбираю отель или ничего.

Он театрально вздохнул.

— Ну ладно, ладно… Я знаю одно тихое местечко. Не так безопасно, как хотелось бы, но все же…

Он пожал плечами.

Застонав от боли, я поднялась на ноги.

— Веди меня туда.

* * *


Гостиница, в которую привел меня Итан, была крошечная — скорее, туристический «бед энд брекфаст», чем полноценный отель. Она была расположена на склоне горы — фактически встроена в ландшафт — и была в общем-то живописная, с этими ветвями, склоняющимися к окнам, и подоконниками, уставленными цветами. Из чего я сделала вывод, что гостиница была, по-видимому, для простых смертных — не для Волшебников. Волшебники меня уже так достали, что в целом я была этому рада.

Итан заставил меня подождать снаружи, пока он бронировал номер. Он решил, что мне не стоит встречаться лицом к лицу с хозяйкой гостиницы, и я согласилась, что он прав. Я не доросла еще для того, чтобы снимать номер в одиночестве, и к тому же была американкой. Это заставило бы ее заподозрить что-нибудь.

Время шло к полуночи, и улицы Авалона были тихи. Пешеходов не было, изредка проезжала машина. Да, ночью в Авалоне, похоже, не «зажигали».

Пока я ждала возвращения Итана с разрешением войти в гостиницу, я перешла через улицу и снова встала у перил, уставившись вдаль за Авалоном. В темноте сдвиги были не так хорошо видны, но по тому, как вдали мерцали огни — то загораясь, то пропадая в зависимости от того, на чем я фокусировала взгляд — я еще раз убедилась, что мерцание не иллюзия, наведенная Итаном. Мерцающие врата существуют.

Голова снова закружилась, и я отвернулась поскорее, пока меня не затошнило. Итан как раз вышел из отеля. На лице его была тревога: он не нашел меня на том же месте, где оставил. Когда он увидел меня, он облегченно вздохнул.

Он стремительно перешел улицу и подошел ко мне, но не слишком близко. Он прекрасно осознавал, что лишился моего доверия, и хотя он этого и заслуживал, я не могла не признаться, что мне недостает его легкого юмора и флирта. Думаю, его улыбки и шутки помогли мне пережить самые тяжелые моменты страха, и мне было жаль, что былого не вернуть.

Итан облокотился о перила, глядя в сторону Волшебного мира. Я стояла к перилам спиной, глядя на гостиницу.

— Мне пришлось разбудить владельца, чтобы получить номер, — сказал Итан. — Нам надо подождать теперь минут пятнадцать, чтобы он улегся обратно, тогда сможем войти незамеченными.

Я хмыкнула.

— А что заставляет тебя думать, что мы войдем вместе?

— То, что я не оставлю тебя одну в номере, пока не проверю, все ли там в порядке и не удостоверюсь, что ты в безопасности. Кроме того, у меня ключ.

Я изогнула одну бровь, глядя на него.

— Думаешь, там под одной из кроватей прячется тетя Грейс?

Было темно, так что наверняка не скажу, но мне показалось, он покраснел!

— Считай, что я параноик, — сказал он.

Но мне все же было интересно, неужели он все еще на что-то надеется, когда окажется со мной в уютной спаленке?

Я протянула руку.

— Отдай мне ключ.

Он что-то положил мне на ладонь, но это был не ключ. Это был мобильный телефон.

— Я вбил в него мой домашний телефон. И телефоны Кимбер — и мобильный, и домашний. Если у тебя возникнут проблемы или что-то покажется тревожным, позвони одному из нас. Лучше мне, потому что я умею становиться невидимым и не приведу за собой «хвост». Но я пойму, если твой выбор падет не на меня после того, как…

Он пожал плечами.

— Спасибо, — сказала я и засунула телефон в карман джинсов. — А теперь дай мне ключ.

Видно было, как не хочется ему это делать, но он протянул мне ключ.

— Номер 201, прямо наверху лестницы. Пожалуйста, не покидай комнату, пока не свяжешься с Кимбер или со мной. Если твой отец будет все еще в тюрьме, мы найдем для тебя более подходящее место, где можно будет остановиться. Эта гостиница находится в общем-то на отшибе, но мне пришлось оплатить номер своей кредитной карточкой. Стоит кому-нибудь проверить записи учета по кредиткам — а для Грейс это не составит труда — и то, что моей кредиткой оплачен номер в этой гостинице, будет для нее словно плакат: «Скорее сюда! Дана здесь!»

О господи. Еще и об этом я должна волноваться! Но я так устала, что не могла больше думать ни о чем. У меня просто не осталось на это сил.

Я слегка кивнула Итану в знак прощания, перешла улицу и вошла в гостиницу, не оглянувшись.

* * *


Той ночью я спала как убитая. Что было очень хорошо, потому что если бы мне не удалось это, я переживала бы по поводу, совершенно не стоящему переживаний.

Да, у меня был повод расстраиваться — и из-за того положения, в которое я попала, и из-за страхов относительно будущего, и из-за того, что доверять мне было некому. Но когда я проснулась следующим утром, о чем я в первую очередь вспомнила? О поцелуе Итана! Ну, где тут здравый смысл? Видимо, он у меня вообще отсутствует.

Я старалась не думать об этом, пока с трудом плелась в ванну, как человек, еще не выпивший кофе. Потом я старалась не думать об этом, принимая душ и чистя зубы. Еще раз я попыталась не думать об этом, пока одевалась — в вещи Кимбер, разумеется; мои мне никто пока не доставил.

Затем мне стало ясно, что чем больше я стараюсь не думать об этом — не спрашивать себя, что из того, что я чувствовала тогда, было моим собственным, а что исходило из заклинания, и не перегнула ли я палку — тем больше я думаю обо всем этом. Пока я не сосредоточусь на чем-нибудь другом, все бесполезно. И я решила отвлечься.

Я вытащила из кармана мобильный, который дал мне Итан, и долго на него смотрела, все не решаясь набрать номер матери. Наконец я все-таки позвонила. Я понимала, что в Штатах сейчас глубокая ночь, но подумала, что матери это не важно. Еще я подумала, что вряд ли она сможет мне хоть чем-то помочь — что толку ждать помощи от человека, чьи мозги давно пропитаны алкоголем? Просто мне захотелось услышать знакомый голос, пусть бы она и орала на меня весь разговор, ведь именно криков и упреков я ожидала.

Глупо быть такой оптимисткой. Мне просто никто не ответил. Наверное, ее весьма огорчил мой отъезд, а я прекрасно знала, как мама снимает стресс. Интересно, сколько на этот раз продлится ее запой?

Я повесила трубку и даже не стала оставлять сообщение. Зачем?

Я посмотрела на часы. Начало десятого. Я понятия не имела, когда поступят новости об отце — отпустят его сегодня или нет, и когда позвонят Итан и Кимбер.

Кимбер говорила, что отец должен предстать перед Советом сегодня, но вряд ли в такую рань, так что надеяться поехать домой пока не приходилось. Даже если он предстал перед Советом самым первым.

Я запустила руку под футболку и достала кулон на цепочке. Вчера у меня так плыло все в голове, что я и внимания-то особого не обратила, насколько камея в какой-то момент раскалилась. Сейчас она была обычная, прохладная. Может, она как-то реагирует на мое настроение? Я попыталась вспомнить каждый эпизод — где я была, что происходило, что я чувствовала — когда камея нагревалась. И картина начала прорисовываться. Каждый раз, как кулон нагревался, кто-то рядом со мной колдовал. Не всегда я замечала это, но и кулон не всегда висел у меня под рубашкой и не всегда соприкасался с кожей, чтобы я могла почувствовать.

Я нахмурилась. Впервые я заметила, что камея потеплела, когда я пела в камере одиночного заключения в подвале кондитерской Лаклана. Возможно, в этот момент кто-то рядом колдовал, а я просто понятия не имела об этом? Или я ищу закономерность там, где ее в действительности не существует?

В конце концов, я не в каждом случае могла с уверенностью вспомнить, была ли камея у меня под рубашкой или сверху.

И хотя я только что решила, что время еще слишком раннее для того, чтобы отца уже успели выпустить из тюрьмы, я все же взяла мобильный и набрала его номер. В конце концов, попытка не пытка.

Он ответил уже после третьего гудка.

— Алло?

Я так удивилась, что не могла вымолвить ни звука. Неужели мне и вправду так повезло? Или вся эта история с его тюремным заключением была одной сплошной неправдой?

— Привет, пап, — выдавила я, обретя наконец голос.

— Дана!

Он воскликнул это так громко, что у меня ухо заложило и я вынуждена была отодвинуть телефон немного в сторону.

— Где ты?! Я тут с ума схожу, я так волновался за тебя!

Я с трудом выдержала паузу, стараясь заглушить сомнения, обрушившиеся на мою голову.

— Тетя Грейс заперла меня в темнице, — сказала я, хотя это и было преувеличением: та комнатка была все же весьма уютной.

Отец тяжело вздохнул.

— Дана, детка, я так виноват перед тобой. Прости, мне стоило предвидеть, что она выкинет что-то в этом роде, но у меня порой мозги отказывают, когда речь идет о ней. Хотя вреда она тебе никакого не причинила бы, тут можешь быть уверена. И я вытащил бы тебя как можно скорее.

— Ну, это сделали за тебя другие люди. И, должна признаться, я теперь вскрикиваю от любого шороха.

— Немудрено. Бедная моя девочка. Скажи мне скорее, где ты — я уже выезжаю за тобой.

Я уже готова была выпалить адрес гостиницы и позволить отцу, наконец, взять на себя все заботы обо мне. Но, хотя биологически он и был моим отцом, он все еще оставался для меня незнакомцем. И прежде чем броситься в его объятия, я хотела, чтобы он ответил на кое-какие вопросы.

— Тетя Грейс сказала, ты в тюрьме.

Я постаралась, чтобы это прозвучало как обвинение.

— Боюсь, это правда, — признал он. — Я подозреваю, это подстроила Грейс, чтобы быть уверенной, что она доберется до тебя вперед меня.

У меня ком встал в горле, потому что инстинкт — или цинизм — подсказали мне, что ответ на следующий вопрос мне не понравится.

— Когда тебя выпустили?

— Вчера, — ответил он. И хотя я предвидела ответ, ноги у меня подкосились, и я тяжело опустилась на краешек кровати.

— Я принялся искать тебя, как только меня освободили, — продолжал отец. — Грейс сказала, на Лаклана напали, а тебя похитили. Знаешь, я подозревал, что твой приезд в Авалон вызовет некоторый резонанс, но такого я никак не предвидел. И я прошу простить меня.

Вчера… Вчера я поделилась с Кимбер самым сокровенным, я открыла ей свою тайну. Я позволила себе поверить ей. Я раскрылась перед ней. А она все это время лгала мне! Она притворялась, что мы друзья, чтобы держать меня подальше от отца. От этого осознания мне стало больно, очень больно. Это чувство пронзило меня с головы до пят. Вся моя годами выработанная осторожность — все псу под хвост. Я оказалась тряпкой.

— Да, столько всего случилось, — сказала я, и в голосе моем зазвучали слезы, которые я и не пыталась скрыть.

— Ты в порядке? — спросил отец именно таким тоном, как и должен спрашивать заботливый папочка. Может, и его забота — тоже игра? Интересно, кто-нибудь в Авалоне скажет мне правду, наконец-то?!

— Я в порядке, — соврала я.

Отец колебался. Любой дурак догадался бы по моему голосу, что я совершенно не в порядке, но обсуждать что-то я была сейчас не готова. Может, никогда и не буду. К счастью, он решил спустить все на тормозах.

— Давай я приеду за тобой, — сказал он. — Поговорим при встрече.

— Я в гостинице «Стоуз Троу», — сказала я, — номер 201.

— Буду там максимум через пятнадцать минут.

— Ладно.

Я захлопнула крышку телефона, который подарил мне Итан, даже не попрощавшись с отцом, и оставила аппарат лежать на ночном столике.


Глава четырнадцатая


Пятнадцать минут до приезда отца я провела, пытаясь представить себе нашу встречу. Все, кого я повстречала в Авалоне, так или иначе обманывали меня, и отец не был исключением. В конце концов, он послал мне камею, не сказав, что если я буду ее носить, я буду тем самым во всеуслышание заявлять, что принадлежу к Ордену Белой Розы. Кроме того, мне было интересно, как же это он пригласил меня приехать, даже не поинтересовавшись, отпустит ли меня мама. Все это следовало предвидеть, но я так хотела поскорее попасть к отцу, что не задала ему и половину вопросов, которые следовало задать.

Я думала, что услышу шаги отца на деревянной лестнице еще до того, как он подойдет к комнате. Но я ошиблась. От неожиданного стука в дверь я приросла к месту и с минуту не могла пошевелиться от ужаса.

— Дана? — позвал он. — Детка, с тобой все в порядке?

Я сделала глубокий выдох — я и не осознавала до этого, что сдерживаю дыхание — и вытерла о джинсы вдруг вспотевшие ладони. Потом я отперла дверь и широко ее распахнула, глядя впервые в жизни на своего отца.

Волшебники, по крайней мере достигшие взрослого возраста, не стареют. Умом-то я это знала. Но вот на деле… Я не могла сдержать изумления, увидев на пороге отца, которому на вид было не больше двадцати пяти лет.

Он был типичного для Волшебников телосложения — высокий и стройный, но излучал при этом недюжинную силу. У него были коротко подстриженные, очень светлые волосы, обрамлявшие аристократическое лицо. Глаза были того же холодного голубого оттенка, что у меня и у Грейс, но была в них какая-то тень… жизненного опыта, что ли, или мудрости, так что становилось понятно, что он намного старше, чем кажется на первый взгляд.

— Дана, — сказал он, и по его голосу было ясно, что он потрясен. Он рассматривал меня с ног до головы, словно изучая. Ну, я-то делала то же самое, так что жаловаться не приходилось.

Я на секунду решила, что он сейчас меня обнимет, и напряглась. Я и в более подходящее время не из тех людей, кто любит прикосновения, а сейчас момент был не совсем подходящий.

Я откровенно расслабилась, лишь когда он протянул руку для приветствия. О, эта знаменитая сдержанность Волшебников! Я уж и забыла почти, что все они скрытные и замкнутые, из-за того, что Итан был исключением.

Я постаралась отогнать мысль об Итане.

— Привет, папа, — сказала я, чувствуя, как мне невероятно странно произносить вслух это слово. По телефону было как-то легче.

— Бедная моя девочка, — сказал он мягко и слегка пожал мою руку. — Мне даже не представить, через что тебе пришлось пройти за эти несколько дней.

Я пожала плечами. Такое не представишь, это точно.

— Поехали-ка домой, — продолжал он. — Я забрал у Грейс твой чемодан и лэптоп.

Он улыбнулся.

— Что-то мне подсказывает, ты сразу почувствуешь себя лучше, когда наденешь собственную одежду.

— Прежде чем мы поедем, — сказала я, — я хочу спросить тебя кое о чем.

Он серьезно кивнул.

— Спрашивай. Конечно.

— Почему ты с таким энтузиазмом принял мое предложение приехать в Авалон?

Он моргнул удивленно.

— Вдруг оказалось, что у меня есть дочь. Я никогда в жизни ее не видел. И тебя удивляет, что я захотел встретиться?! Просто невероятно!

— Но ты ни разу не спросил меня о моей матери. Тебе не кажется смешным, что ты говорил со мной всегда только о моих планах? Тебе было важно любой ценой встретиться со мной?

У меня сжалось горло, но кажется, мне удалось сдержать боль, которую причинили мне собственные слова.

Отец вздохнул.

— Дана, я знал: то, что у меня есть дочь, значит, что ее мать исчезла из моей жизни. Не сказав, что забеременела. А значит, она хотела, чтобы я держался от тебя подальше. С момента нашего с тобой первого разговора я понял, что ты действуешь за ее спиной и что если бы она знала, что ты собираешься приехать в Авалон, она остановила бы тебя и не позволила сделать этого.

Должна признать, все это звучало правдоподобно. Но если я сейчас что-то и знала наверняка, так это то, что мать была права: мое положение в политике Авалона является очень сложным. Может, отец и правда хотел познакомиться со своей дочерью, которую никогда раньше не видел — просто так, из самых искренних побуждений. Но теперь я уже с трудом верила в бескорыстность.

— Итак, твое желание познакомиться со мной было никак не связано с тем, что ты хочешь быть избранным на должность Генерального Консула, и с тем, что, возможно, я — Мерцающая?

Итан с Кимбер наврали мне очень во многом, но, судя по лицу отца, сейчас я попала в точку. Тут они говорили правду. Повисла долгая пауза. Когда он наконец нарушил молчание, я заметила, что он очень тщательно подбирает слова.

— Я понимаю, что мое положение не способствует тому, чтобы ты поверила в честность моих побуждений. Да, я хотел бы стать Генеральным Консулом. Но я хотел встретиться с тобой, потому что ты — моя дочь, а не потому что ты — часть моей политической игры.

У меня снова ком встал в горле. Он сказал мне в точности то, что я хотела услышать. Я так отчаянно хотела, чтобы все это было правдой! Мне это было так важно!

Отец поджал губы.

— Я, кажется, понял, кто тебя похитил. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Студенческий Андеграунд?

Я скептически взглянула на него.

— Я звонила с мобильного Итана, так что действительно не надо быть семи пядей во лбу…

Он кивнул.

— Да уж. Ну и что рассказал тебе Итан о себе и об Андеграунде?

О боже, только бы не узнать еще что-нибудь, о чем я не хочу знать!

— То, что ты молчишь, означает, что знаешь ты не так много, — сказал отец. — Итан — сын Алистера Лея. Алистер Лей — кандидат на должность Генерального Консула от Ордена Алой Розы. Естественно, Итан и его Андеграунд поддерживают кандидатуру Алистера, и что бы он ни наговорил обо мне, окрашено его собственными политическими взглядами.

Да, это было именно то, чего я предпочла бы не знать.

Вот и понятно теперь, зачем Итан флиртовал с не слишком привлекательной полукровкой, которая еще и младше него. Вовсе не потому, что влюбился с первого взгляда. Да, противно было думать, что он хочет просто внести мое имя в список своих побед. Но мысль о том, что он использовал меня в политической игре, была просто невыносима.

Как я жалела теперь, что не устояла вчера ночью и позволила поцеловать себя.

Во рту стало кисло, и в ту минуту я почти ненавидела Итана. Он испортил мне мой первый поцелуй!

Я вспомнила, как сильно предостерегала меня Кимбер, как старательно давала понять, что Итан не подходит мне. Она даже сказала, что его привлекает во мне мое потенциальное могущество! Она пыталась предупредить меня, но не объяснила, против чего предостерегает. Грустно, что, пытаясь мне помочь, она всаживала мне в спину нож.

Я проглотила ком в горле, твердо решив, что со своим разбитым сердцем я разберусь позже. Больше ни на Итана, ни на Кимбер я полагаться не могла; тете Грейс я вообще никогда не доверяла, а маме если б я и захотела довериться, она не отвечала на звонки.

Вообще неизвестно было, кому теперь можно доверять. Но из всех предложенных вариантов отец представлялся не самым худшим.

— Мы можем уехать отсюда прямо сейчас? — спросила я, и отец с выражением сочувствия на лице кивнул.

* * *


Гостиница «Стоуз Троу» находилась достаточно низко на склоне холма, и я была рада, что отец за рулем. У него была маленькая красная машинка — итальянская и, судя по всему, спортивная. Такая, которая пройдет любой поворот. Сиденья в ней были расположены так низко, что я испугалась: если мы превысим скорость, я пересчитаю попой все камни. Не то чтобы я видела в Авалоне много знаков, ограничивающих скорость.

Отец засмеялся, садясь в машину.

— Я знаю, это чересчур для Авалона, — сказал он, похлопывая машину по панели, словно трепля за ухом любимую гончую. — Я бы с удовольствием прокатился на этой малышке в мире простых смертных, чтобы выжать из нее все, на что она способна.

Двигатель заурчал, мы тронулись и вылетели с парковки на извилистую дорогу, ведущую на холм.

— Я думаю, первое, что ты выжал бы из нее, — это кучу штрафов за превышение скорости, — пробормотала я, чувствуя, как легко разгоняется машина, невзирая на крутизну подъема.

Отец рассмеялся.

— Видимо, да.

Не знаю, какова была предельная разрешенная скорость в Авалоне — дорожных знаков вообще нигде не было видно, — но я была уверена, что отец точно превысил ее, несясь зигзагами вверх по серпантину. На резких поворотах я изо всех сил старалась не вцепляться в дверную ручку так, чтобы побелели костяшки пальцев. К сожалению, я видела расстилающийся на многие мили зеленый густой лес. Волшебный мир.

Я осторожно отвернулась от окна, стараясь не мигать. Для моего желудка слишком быстрая езда на машине и так была достаточно тяжелым испытанием, чтобы еще добавлять к этому «мерцание» между двумя мирами. Когда я вперилась взглядом в лобовое стекло, я заметила, что отец смотрит на меня, и уже приготовилась к тому, что он сейчас спросит: ну, что ты видишь? Но он ни о чем не спросил меня, и это было большим облегчением. Мне очень не хотелось бы сейчас обсуждать всю эту тему с Мерцающими вратами и моими особыми способностями.

Да, дом отца находился значительно дальше от центра города, чем дом тети Грейс. Весь первый этаж был огромным гаражом, рассчитанным на две машины. Но вместо второй машины у отца была конюшня. В данный момент она пустовала, и на полу не валялось ни соломинки, но едва уловимый запах подсказывал, что конюшней здесь пользуются. Что это значит? Что отец частенько выезжает в Волшебный мир?

По винтовой лестнице мы поднялись на второй этаж, где, собственно, располагались жилые комнаты. Въехать сюда или переехать в другое место было бы кошмаром (это говорит девушка, которая переезжала в своей жизни столько раз, что знает все о муках переезда). Протащить хотя бы один чемодан по такой вот лестнице уже было подвигом.

Поднявшись, мы оказались в просторной гостиной, в углу которой приютилась небольшая кухонька. Одна стена была целиком стеклянная — гигантское окно, выходящее на улицу. Я постаралась не обращать внимания на открывающийся вид — ну, понимаете, меня уже достало видеть одновременно две реальности, два мира — хотя зрелище, надо полагать, было преинтересное. Вместо этого я принялась изучать гостиную, пытаясь понять по мебели и обстановке, что за человек мой отец.

Принято считать, что Волшебники старомодны (в основном потому, что большинству из них около миллиона лет). Квартиры Кимбер и Грейс не были исключением с их антикварной мебелью и консервативным декором. Дом отца не был похож на дом, в котором живет Волшебник. Эти современные огромные окна, современные картины на стенах, современная датская мебель. Я всегда терпеть не могла датский модерн, но это был любимый стиль моей матери, и теперь я начала догадываться почему.

— Мои комнаты — на втором этаже, — сказал отец, — а на третьем — гостевая комната и небольшая библиотека.

Судя по всему, гараж с конюшней он не считал за этаж.

— Хочешь переодеться и принять душ? А потом постараемся узнать друг друга получше.

— С удовольствием, — сказала я, стараясь взбодриться, хотя теперь, оказавшись наконец здесь, я нервничала и чувствовала себя неловко.

— Чувствуй себя как дома, — сказал отец и махнул в направлении двери, которую я сперва сочла дверью большого шкафа для верхней одежды. Но это оказался выход на лестницу. Я подумала, что раз Волшебники не чувствуют холода, то и большие платяные шкафы для верхней одежды им ни к чему.

Поставив ногу на первую ступеньку, я замерла и оглянулась на отца через плечо.

— Ты же собираешься запереть меня, да?

От такого предположения он, казалось, ошалел.

— Конечно, нет! Ты же моя дочь, а не пленница. Да и я — не тетя Грейс.

Я очень надеялась, что это так. Я кивнула и стала подниматься вверх по лестнице, хотя, должна признаться, я была в напряжении. Когда я добралась до третьего этажа (или до четвертого — смотря откуда считать), я увидела, что комната для гостей так же «уютна», как и гостиная.

Мебели в ней было самую малость, все имело прилизанный вид, свойственный датскому модерну. И вместо мягкой кровати стояла жесткая тахта, больше напоминающая матрац.

Отношение к комнате изменилось к лучшему, только когда я увидела аккуратно составленные в углу мои чемодан и рюкзак.

Никогда в жизни я еще не радовалась так своей собственной одежде. Я достала свои любимые брюки-карго с карманами на ногах, и теплый свитер грубой вязки — наконец-то холодное раннее лето Авалона будет мне нипочем! А каким блаженством было надеть свежее нижнее белье — то, что было на мне, оказалось все еще немного влажным, так как я стирала его у Кимбер в раковине.

Чувствуя себя немного параноиком, я не стала тем не менее закрывать дверь в спальню. Мне все казалось, что если я сделаю это, отец запрет меня вопреки своим обещаниям. Правда, дверь в ванную я все-таки закрыла, пока в спешке переодевалась. Я не переставала прислушиваться, ожидая в любой момент услышать, как щелкнет ключ в замке, отрезая меня от мира, но все было тихо.

Когда я переоделась, я с удовольствием тщательно расчесала волосы и собрала их в конский хвост на затылке. Достала прозрачный блеск для губ и слегка подкрасилась. Теперь немного румян на щеки — и вот я снова стала сама собой, только выражение глаз как-то неуловимо изменилось. Во взгляде сквозила усталость.

Ну да ладно, в конце концов у меня есть полное право на то, чтобы выглядеть загнанной.

Чувствуя себя гораздо уютнее в собственной одежде, я спустилась вниз по лестнице, чтобы снова встретиться с отцом.

Он сидел на диване с видом не на окно, а на гигантский плазменный экран — и слава богу.

Рядом с диваном стояла подставка на высокой ножке, на ней — ведерко со льдом; на журнальном столике возвышались два высоких тонких бокала для шампанского. Видимо, крайнее удивление отразилось на моем лице, потому что отец ответил мне прежде, чем я задала вопрос.

— Не каждый день человек обретает дочь, которую потерял много лет назад, — сказал он. — Это уже само по себе повод для праздника. Как ты считаешь?

— Ну… мне ж только шестнадцать лет.

Это не сработало с Кимбер, когда она поила меня своим поссетом, не сработало и сейчас.

— Я гарантирую, что сюда не ворвется полиция нравов и не арестует тебя за употребление алкоголя в юном возрасте. Так что расслабься и присоединяйся спокойно. Нам обо многом надо поговорить.

Лично мне сейчас ни о чем не хотелось разговаривать. Мне хотелось притвориться хотя бы ненадолго, что мое путешествие прошло именно так, как было запланировано, и я просто приехала из аэропорта к отцу домой. И теперь для меня начнется новая жизнь — лучше той, что была у меня раньше.

Я села на другом конце дивана; отец открывал шампанское. Я напряглась, готовясь к громкому хлопку пробки, но все равно подскочила, когда он прозвучал. В уголках глаз отца пролегли лучики, но в открытую он не засмеялся.

Он налил два бокала и один протянул мне. Я с сомнением взглянула на него.

В поссете Кимбер молоко, мед и мускатный орех отбивали запах виски; это же был чистый алкоголь. Я знаю множество подростков, которые с радостью попробовали бы что-нибудь алкогольное, но, в отличие от меня, они не жили с моей мамой.

— Выпей, дочка, — сказал отец, — выпей залпом.

Можете представить, в каком состоянии я находилась, если я подождала, пока он выпьет сам, а уж только потом коснулась губами бокала. Бог знает, с чего я взяла, что моему отцу может прийти в голову отравить меня. Мне теперь все время казалось, что за каждым моим шагом наблюдают. Я мысленно закатила глаза, глядя на себя со стороны, и сделала большой глоток шампанского.

Поссет был удивительно противным на вкус, а шампанское… не настолько противным. И все же я не сдержалась и поморщилась, что не ускользнуло от отца. Наверное, это было невежливо с моей стороны, но я не смогла сдержаться.

— Это — истинный вкус шампанского, — сказал отец.

Я поставила бокал обратно на журнальный столик.

— Это не мой любимый вкус, — ответила я.

— Почему же? — спросил он, слегка склонив голову к плечу.

Я посмотрела в сторону и слегка пожала одним плечом.

— Ну, ты ж знаешь мою маму.

Возникла пауза.

— А что я должен знать?

Она пьет, сколько я себя помню. Мне никогда даже не приходило в голову, что были времена — могли быть, — когда она этого не делала. Я проглотила комок в горле.

— Она что, не пила, когда вы встречались?

— А, вот оно что, — сказал отец и опустил бокал на стол. — Понимаю. Она пила тогда не больше и не меньше, чем все остальные в ее возрасте. — Он вздохнул. — Но не скажу, что я удивлен тем, что со временем это переросло в проблему. Нет на свете ни одного города, подобного Авалону. Отрезать себя от него, вырвать себя из Авалона с корнем… для того, кто родился здесь, это, пожалуй, очень нелегко.

Его слова были подобны бомбе, взорвавшейся внутри моего сознания.

Мама не была алкоголичкой, когда жила в Авалоне. Она уехала из Авалона не потому, что хотела, а потому что отчаянно пыталась оградить меня от того ада, каковым является политика Авалона. Но она покинула свой дом, свою родину — и эта потеря была так тяжела для нее, что она начала пить.

О боже. Все эти годы я постоянно презирала ее, обвиняла… А на самом деле именно я была виною тому, что она начала пить.


Глава пятнадцатая


Либо я умею скрывать свои чувства лучше, чем думаю, либо мой отец был не слишком-то наблюдателен. Он перевернул мое представление о моей матери с ног на голову всего несколькими словами и даже не заметил этого.

— Что ж, если ты не хочешь шампанского, может, чаю?

Я не хотела чаю. Я ничего не хотела, кроме как не слышать никогда того, что я только что услышала. Но я все равно кивнула, и отец отправился на кухню, а у меня появилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Этих нескольких минут мне явно было недостаточно, но все же в последнее время я столько раз переживала шок, что и на этот раз боль довольно быстро переросла в душевное онемение. Я понимала, что долго это состояние не продлится, и срыв неизбежен. И будет он, по всей видимости, ужасен. Но пока я все же была рада, что ничего не чувствую, и благодарна за эту недолгую передышку.

Зазвонил телефон, и этот простой земной звук мгновенно вернул меня к реальности. Я слышала, как отец на кухне снял трубку.

— Да, она здесь, — сказал он.

Судя по интонации, предстоящий разговор показался ему занятным. Некоторое время он молча слушал; на плите засвистел чайник.

— Разумеется, я так и сделал, — произнес отец наконец, а свист чайника резко оборвался, — я был бы полным идиотом, поступи я иначе.

Он замолчал, снова слушая собеседника на том конце провода, а затем рассмеялся. Я почувствовала раздражение, хотя и не знала почему. Может, в смехе отца было что-то злорадное. А может, у меня просто воображение разыгралось.

— Я передам ей самый теплый привет, — сказал отец, — но я искренне сомневаюсь, что она горит желанием поговорить с тобой прямо сейчас. Было очень любезно с твоей стороны позвонить и удостовериться, что с ней все в порядке.

Послышался сигнал трубки, поставленной обратно на базу, потом в кухне что-то стало позвякивать. Отец вернулся в гостиную, неся в руках поднос с чайным сервизом. В целом население Авалона сильно отличалось от обычных британцев, но в том, что касалось традиции чаепития, они были похожи.

Он уже налил чай в две чашки, и на дне плавали чаинки, что говорило о том, что отец и подумать не мог о заваривании чайных пакетиков. Я чувствовала себя такой несчастной, что чай оказался весьма кстати. Я положила в чашку две ложки сахара и принялась помешивать с отсутствующим видом.

— Это был Итан? — спросила я, потому что когда я додумала в воображении ту часть разговора, что я не слышала, по всему выходило, что это звонил именно он.

— Да, — ответил отец, — он звонил, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке и ты дома. — Его улыбка стала сардонической. — Ну и конечно, еще он хотел узнать, сказал ли я тебе, кто он. Я был прав, не позвав тебя к телефону?

Я кивнула и прекратила наконец размешивать сахар в чашке. Он давно уже растворился.

— А ты бы позволил мне поговорить с ним, если бы я захотела?

Его брови удивленно поползли вверх.

— Разумеется. Я не в восторге от него и еще меньше люблю его отца, но я не стану диктовать, с кем тебе общаться, а с кем — нет.

Я склонила голову набок и посмотрела на него внимательно. Пока он ведет себя очень нетипично для отца.

— На свете есть множество родителей, которые не позволили бы своим шестнадцатилетним дочерям общаться с парнями, если они их не одобряют.

Он поставил чашку на стол и развернулся ко мне всем телом; выражение его лица было крайне серьезно.

— Ты — не ребенок, и я приложу все усилия, чтобы относиться к тебе соответственно.

Я едва не начала с ним спорить! Все последние годы я из кожи вон лезла, чтобы доказать людям и себе, что я уже не ребенок. Но именно сейчас мне хотелось почувствовать себя маленькой девочкой. Мне хотелось, чтобы обо мне позаботились, чтобы сняли с моих плеч груз ответственности, чтобы кто-то другой принимал за меня трудные решения.

Если бы ты хотела этого на самом деле, шепнул внутренний голос, то для начала ты осталась бы с тетей Грейс. Тогда тебе вообще никакие решения не потребовалось бы принимать.

— Хочешь спросить меня о чем-нибудь? — спросил отец. — У Авалона есть свойство ошеломлять и переполнять впечатлениями обычных туристов, даже подавлять, пожалуй. Но я и представить себе не могу, что ты должна чувствовать после всего, что с тобой произошло.

Ну что ж, «ошеломленность» — это то, через что я прошла уже давно. Но несмотря на всю суматоху, вопросы у меня остались. Первый и самый важный:

— Где гарантия, что тетя Грейс или Итан не похитят меня снова?

— Я имею определенную власть, — сказал он, — ты всегда будешь в безопасности в этом доме. Ни Грейс, ни Итан не обладают достаточным могуществом, чтобы разрушить заклятия, наложенные на все входы сюда.

— Как насчет Лаклана?

Отец пренебрежительно махнул рукой.

— Лаклан вообще не в счет. Физически впечатляющий вид существа, и я предпочел бы не идти с ним в рукопашную, но чтобы разрушить ту защиту, которую я установил, понадобится намного больше, чем грубая физическая сила.

В голосе его прозвучал намек на презрение, но я не поняла, к чему оно относится.

— Но он же Волшебник, ведь верно? Хоть и выглядит иначе?

Отец не то чтобы поморщился, но выражение его лица было близко к кислому.

— Он — существо из Волшебного мира, но он из низших. Таких, как он, обычно не пускают в Авалон, но благодаря покровительству Грейс…

Ага, так папочка, стало быть, сноб! Лаклан был моим, можно сказать, тюремщиком, но все же я не могла не признать, что из всех, кого я встретила в Авалоне, он был одним из самых милых людей. Отношение отца к Лаклану почти обидело меня. Видимо, это было написано на моем лице, потому что отец тут же в шутку изобразил напыщенного индюка.

— Мы, Волшебники, обладаем уймой классовых предрассудков, — сказал он. Серьезное выражение снова было на его лице. — Ты должна понять: хотя официально Авалон не принадлежит Волшебному миру, Волшебники остаются Волшебниками по своей природе. И здесь у нас по-прежнему существует два Ордена — Алой Розы и Белой Розы, даже несмотря на то, что технически мы больше к ним не принадлежим. А для Волшебного мира понятие равенства настолько неприемлемо, что почти кощунственно. Сидхе — те, кого, собственно, ты считаешь Волшебниками и Волшебницами — это аристократия Волшебного мира. Я — Сидхе. Лаклан — нет.

Я посмотрела на него, прищурившись. Мне все еще хотелось защитить Лаклана.

— Так ты хочешь сказать, что раз ты — Сидхе, значит, ты лучше него?

Я ожидала, что он возразит что-нибудь в традиционном духе, но вместо этого он просто посмотрел мне в глаза и ответил:

— Да.

Я аж моргнула от удивления. На свете есть много людей, которые считают себя лучше остальных, но я не помню, чтобы кто-нибудь при мне так открыто признавался в этом.

— Лаклан — тролль, — продолжал отец. — Он ходит в человеческом обличье, потому что иначе даже Грейс не позволили бы привезти его жить сюда, но это не меняет его сути. Внутри он остается троллем.

Мне стало плохо, прямо затошнило. Да отец не просто сноб, он — фанатик. Я хотела полюбить его со временем, но не представляла, как мне теперь любить такого отца.

Он наклонился ко мне, и все, что я могла сделать — это не отклониться в противоположную сторону.

— Волшебники в Авалоне изображают из себя людей, они играют в то, что они — такие же, как простые смертные, — доверительно сказал он мне. — Но это все неправда. Мы — не простые смертные. Мы всегда будем в первую очередь существами из Волшебного мира и только во вторую — жителями Авалона. Некоторые еще молодые Волшебники типа Алистера Лая думают, что могут изменить это. Но нашу волшебную природу не изменить. Мы никогда не будем поборниками равноправия, как никогда не отпадем от Орденов. Мы принадлежим к Ордену своих предков, и будем принадлежать к нему всю жизнь. Мы так устроены. И каждый, кто утверждает обратное, просто бредит по наивности. Или введен в заблуждение.

Мне показалось, за этими словами стоял еще и дополнительный смысл, который отец хотел, чтобы я поняла.

«Мы принадлежим к Ордену своих предков». Иными словами, это значит, что, хоть я и наполовину простая смертная, я принадлежу Ордену Белой Розы. И он уже пытался донести до меня это, послав в подарок кулон с белой камеей. Просто я не поняла смысла подарка.

— Вот именно поэтому каждый раз, когда приходит время Волшебнику занять пост Генерального Консула, страсти так накаляются, — продолжал отец. — Для простых смертных жителей Авалона почти не имеет значения, какой Волшебник займет этот пост — из Ордена Белой или Алой Розы. Но для самих Волшебников и Волшебниц…

Он театрально повел плечами, потом снова улыбнулся мне грустной улыбкой.

— Я бы хотел ненавидеть твою мать за то, что она скрыла, что у меня есть дочь, что даже не сказала о твоем существовании. — Его улыбка медленно сползла с лица, и он вздохнул. — Но как бы я ни старался, я не могу винить ее.

Я не знала, что сказать ему, так что не сказала вообще ничего. Я могла обвинить свою маму во множестве вещей, которые она сделала, но ее попытка не пустить меня в Авалон была теперь понятна мне. Если бы я знала правду с самого начала, то никогда не приехала бы сюда.

Я наклонилась вперед, чтобы поставить чашку с недопитым чаем на стол. Как будто обладая собственной волей, камея выскользнула у меня из-под футболки. Я была уверена, что отец заметил это, хотя он ничего не сказал. Сейчас, вероятно, был подходящий момент, чтобы упрекнуть его в том, что он послал ее мне, не объяснив ее значение, но я была не готова иметь дело с этой частью его тонкого обмана прямо сейчас.

— Я никогда не отвечаю на твои вопросы до конца, — сказал отец, и я почувствовала облегчение, что он не стал обсуждать камею. — Ты защищена в доме силой моих заклинаний. Вне дома ты уязвима, таким образом, ты никогда не должна уходить из дома одна.

Сердце у меня упало. Что ж это получается? Отец собирается держать меня в заключении точно так же, как тетя Грейс?

— Я найму тебе телохранителя, — продолжал он. — Когда ты будешь выходить из дома, ты должна быть со мной или с ним.

— Под «телохранителем» ты подразумеваешь прямо такого, как в кино?

— Что-то в этом роде, да. Это для твоей собственной безопасности.

Да и то, что Грейс заперла меня, тоже было, предположительно, для моей собственной безопасности. Однако я знала, когда не стоило даже начинать спорить, так что я не стала тратить силы. По крайней мере, я не буду теперь весь день сидеть взаперти. Может быть, мне даже удастся наконец посмотреть на что-то хорошее в Авалоне, вместо того чтобы исследовать темные опасные туннели в сердце горы.

Эта мысль меня немного взбодрила, и я заставила себя улыбнуться отцу.

Я была не слишком довольна некоторым его фанатизмом, но в остальном он казался относительно хорошим человеком. На мне была моя собственная одежда, и у меня была почти удобная комната, которую тоже можно было назвать моей собственной. И наконец появился шанс почувствовать себя туристом, пусть даже и ненадолго.

Жизнь налаживалась.


Глава шестнадцатая


Отец повел меня обедать в необычное кафе, расположенное прямо у тротуара, в самом сердце торгового района Авалона. Авалон — один из последних городов, выстоявших в сражении против сетевых магазинов и ресторанов быстрого обслуживания. Большинство магазинов здесь были семейного типа, а рестораны — уникальными. Но даже Авалон не может оставаться неуязвим к изменяющемуся времени. Прямо напротив кафе, где мы обедали, я увидела кафе «Старбакс», а немного дальше вниз по улице — магазин одежды «GAP».

Телохранитель, которого нанял отец, присоединился к нам, как раз когда мы заканчивали обедать. Я откинулась на спинку стула, потихоньку изучая и рассматривая проходящих мимо людей, как вдруг один человек особенно привлек мое внимание. Он направлялся прямо к нам, и вид у него был такой, словно он только что вышел с кастинга на роль агента секретной службы. Высокий, мускулистый, неулыбчивый, он был одет в темный костюм и, как все агенты, носил темные очки. Не хватало только характерного проводка от рации, свисающего с уха, для полной завершенности образа. Когда «агент секретной службы» подошел, отец встал и протянул ему руку для рукопожатия. Тот не улыбнулся в ответ, хотя руку пожал и кивнул головой, что, по-видимому, должно было означать приветствие.

— Ты вовремя, Финн, — сказал отец, — мы как раз заканчиваем.

И в самом деле, официантка выбрала именно этот момент, чтобы пробежать мимо и вернуть отцу его кредитку. Он подписал чек, даже не взглянув на него.

— Познакомься, Финн, это моя дочь, Дана, — сказал отец.

Финн кивнул мне так же сдержанно, как кивнул до этого отцу. Я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Интересно, есть стереотип телохранителя, под который Финн не подходил бы? Пародируя его, я так же сдержанно кивнула ему в ответ, но если он и заметил, что я его поддразниваю, то не подал виду.

Отец откинулся на спинку стула, но Финн остался стоять в боевой готовности.

— У меня на сегодня запланированы кое-какие дела, — сказал отец мне, и я поняла, что даже не знаю, чем он зарабатывает на жизнь. Он продолжил говорить прежде, чем я успела спросить. — Финн позаботится о тебе в мое отсутствие. Он будет сопровождать тебя, а потом отвезет домой.

Отец открыл свой бумажник и вытащил щедрую пачку евро.

— Я думаю, что ты, пользуясь случаем, захочешь пройтись по магазинам. Я верю в то, что американцы называют «целебной силой шопинга».

Это заставило меня захихикать. Да, некоторая шопинг-терапия — это «то, что доктор прописал». Хотя я прежде никогда не ходила по магазинам с огромным, неповоротливым типом в темных очках, маячащим за моим плечом. Это должно быть… интересно.

Я взяла деньги и чуть не задохнулась, когда увидела, что это пятьсот евро. Наверное, находясь в Высшей Лиге, как мой отец, человек не вполне понимает, что карманные деньги для подростка — что это всего лишь деньги на мелкие расходы. И я уже открыла рот, чтобы возразить, что это слишком крупная сумма, но отец прервал меня прежде, чем я успела хоть что-то сказать.

— Я пропустил шестнадцать подарков на дни рождения и шестнадцать подарков на Рождество, — сказал он. — Думаю, у меня есть право побаловать тебя теперь, когда у меня наконец есть шанс.

Я все еще не хотела брать его деньги. Я имею в виду, это было больше, чем я когда-либо держала в руках. Между постоянными переездами и частыми пьянками мама никогда не задерживалась слишком долго ни на одной работе. У нас всегда хватало денег на крышу над головой и еду, но редко на что-то большее.

Я проглотила слова протеста, положила пачку банкнот в карман и удостоверилась, что он плотно застегнулся.

— Спасибо, — сказала я. — Это очень щедро с твоей стороны.

Моя паранойя начала подпрыгивать и говорить: «Он пытается купить твою привязанность!» Тьфу. Я действительно очень не хотела быть настолько подозрительной.

Еще одно теплое рукопожатие отца и дочери — и отец ушел на работу оставив меня с Финном, типом, который до сих пор не дал знать, умеет ли он говорить. Это только облегчало мне задачу притвориться, что его нет рядом со мной, что я просто шатаюсь по магазинам забавы ради, одна-одинешенька.

Однако оказалось, что ходить по магазинам с Голиафом, выглядывающим у тебя из-за плеча, не так занятно, как я ожидала. Не то чтобы я всерьез думала забыть о его присутствии, я просто не ожидала, что оно окажется настолько обременительным. Не говоря уже о том, что он заставлял нервничать продавщиц в магазинах.

— Есть шанс, что вы могли бы дать мне небольшую передышку? — спросила я его, когда мы вышли из магазина серебряных изделий. Я с удовольствием провела бы там больше времени, рассматривая драгоценности, но Финн раздражал владельца магазина так явно, что я решила: единственным приличным вариантом для меня будет уйти.

Финн покачал головой.

Я нахмурилась, глядя на него.

— Вы умеете разговаривать?

Возможно, это было глупо, но я устала от его постоянного молчания.

Угол его рта дернулся, словно он подавил улыбку.

— Только когда необходимо, — ответил он.

У него был глубокий, колоритный голос, который соответствовал его габаритам. Финн был не таким огромным, как Лаклан, но все же он оставался одним из самых рослых и накачанных Волшебников, которых я когда-либо видела. По крайней мере, я предполагала, что он Волшебник. От телохранителя — простого смертного было бы немного пользы, столкнись он с волшебством.

— Я считаю, сейчас это необходимо. Объясните, почему вы должны все время находиться рядом со мной.

Он снял очки, и я смогла увидеть, что скрывалось за ними: прозрачно-зеленые глаза с характерно приподнятыми уголками, как у всех Волшебников. Эти глаза были как секретное оружие, столь они были великолепны, и я почувствовал, что мои собственные глаза расширились от удивления. Тогда он выдавил из себя улыбку, и у меня перехватило дыхание. Он дал бы Итану сто очков, состязайся они в конкурсе самых красивых мужчин.

— Я должен быть достаточно близко к тебе, чтобы вовремя встать между тобой и тем, что тебе угрожает, если в этом возникнет необходимость, — сказал он.

Улыбка исчезла, и он надел очки, превратившись снова из классного молодого человека в «агента секретной службы». Очевидно, наша беседа была окончена.

Сказать по правде, я была отчасти рада, что он надел очки, иначе я, возможно, споткнулась бы. Не то чтобы я никогда прежде не видела красавчиков, но давайте смотреть правде в глаза: красавчик-Волшебник — это совсем другой уровень обаяния.

Я продолжала блуждать по магазинам, но еще ничего не купила. И тут я увидела один из немногих фирменных магазинов, у которых было представительство в Авалоне, — магазин женского белья «Victoria’s Secret». Жестокое существо, я не могла воспротивиться искушению проверить, как Финн отреагирует на такой поворот событий.

Конечно, он не отреагировал никак. Точнее, не подал виду. Он только следовал за мной как обычно, не снимая темных очков. Но даже за стеклами очков я поймала его взгляд, брошенный на одну девушку, которая рассматривала свой вид сзади. Это заставило меня улыбнуться.

Я двигалась к секции трусиков, которые были выставлены на распродажу, — я могла бы купить и лифчик, но он смотрелся бы немного фальшиво на моей трогательно плоской груди. Надеясь заставить Финна корчиться, я повертела в руках пару черных стрингов, проверяя ценник, в то время как сама наблюдала за ним исподтишка. Никакой реакции. Пожалуй, он был не из тех, кого легко смутить. Я же, наоборот, смутилась так, что покраснела до ушей. Определенно, все это было неудачной затеей с моей стороны, и я попала в собственный капкан.

Не желая, чтобы Финн понял, что я зашла сюда специально, чтобы вызвать его раздражение, я купила несколько пар стрингов и еще кое-какое более практичное нижнее белье. Признаем, его никогда не бывает слишком много. Особенно, если ты не фанатка ежедневной стирки.

Потом я передала фирменный пакет с покупками Финну. И вот тут я почувствовала его пронзительный взгляд даже сквозь стекла очков. Он смутился всего лишь на секунду, но мне и этого было достаточно. Я невинно захлопала глазами, словно не понимая причин его замешательства. В душе я была счастлива, что мне удалось пробить его броню. Но он быстро пришел в себя и молча взял у меня пакет. Ох, жалко у меня камеры не было с собой. С каким удовольствием я засняла бы, как он несет этот пакетик с логотипом магазина дамского белья, пытаясь при этом сохранить свой таинственный вид крутого парня.

Ноги у меня уже начали гудеть, так что, несмотря на небольшое количество сделанных покупок, я направилась обратно туда, где заприметила «Старбакс». Естественно, с моим топографическим кретинизмом я пару раз свернула не туда и заблудилась. Когда Финн понял это, он снова обрел голос и спросил меня, куда я хочу попасть. Получив ответ, он снова замкнулся и молча отвел меня в «Старбакс».

Я заказала себе большой кофе мокко с огромной порцией взбитых сливок. Финну я тоже предложила выбрать что-нибудь, но он отказался.

Только я взяла свой кофе и принялась оглядывать небольшое кафе в поисках свободного столика, как Финн резко преградил мне путь, загородив меня спиной. Я чуть не выплеснула на него все содержимое стакана, потому что как раз сняла крышку, чтобы отпить глоток.

— Эй! — воскликнула я протестующе, но он стоял стеной и не двигался. Я даже не была уверена, чувствует ли он, что я пролила горячий кофе на его элегантный пиджак.

— У меня нет злых намерений, — прозвучал голос того, от кого загородил меня Финн. Голос Итана.

Я почувствовала, как холодный ком встал у меня в груди. Я выглянула из-за спины Финна, чтобы удостовериться, что слух меня не обманывает. Да, это был Итан собственной персоной. Он стоял прямо в дверном проеме.

Сердце больно стукнуло о ребра и провалилось.

Итан поднял руки, словно говоря: «Сдаюсь».

— Мне просто нужно поговорить с Даной, буквально минуту, — сказал он. Конечно, он видел, что я здесь, но сейчас его взгляд был обращен только на Финна. Не могу сказать, что я обиделась на него. Во всяком случае, не за это.

Вдруг я ощутила, что камея на моей груди стремительно нагревается, и я дотронулась до нее. Да, она была не настолько горячей, чтобы жечь, но все же определенно теплой. Кожей я ощущала покалывание, словно сквозь меня пропускали небольшие разряды электричества.

— Сэр, я бы советовал вам соблюдать дистанцию, — сказал Финн, и прозвучало это крайне серьезно.

Несколько посетителей заметили, что назревает ссора, и уставились на нас с любопытством. Я надеялась, что дело не дойдет до драки.

Итан отвел взгляд от Финна и посмотрел на меня.

— Мне правда нужно кое-что сказать тебе, — сказал он.

Я скрестила руки на груди — осторожно, так, чтобы не расплескать кофе снова — и посмотрела на него уничтожающим взглядом.

— А мне нечего сказать тебе.

Надеюсь, это прозвучало грозно, несмотря на то, что мне было больно смотреть на него. Ну почему я так остро переживаю то, что он предал меня? Я же с самого начала знала, что он слишком хорош для меня. И все же…

Итан провел рукой по волосам.

— Даже если бы я специально старался все испортить, у меня не получилось бы лучше, — сказал он, — но ты еще не все знаешь. Я должен признаться тебе кое в чем еще.

Кожу продолжало покалывать, и достаточно ощутимо. Молния, что ли, должна сверкнуть? Я расцепила руки и выпрямила плечи, пытаясь прогнать неприятное покалывание.

— Ну давай, выкладывай, — сказала я как можно более безразличным голосом.

— Один на один, — сказал Итан.

— Этого не будет, — встрял Финн.

Итан, казалось, был в отчаянии. И возможно, немного напуган.

— Я имел в виду, не за закрытой дверью. Я имел в виду, что мы с Даной вдвоем сядем за столик, а вы отойдете на несколько шагов. Я не соперник Рыцарю, и мы оба это знаем. Ей ничего не угрожает.

Взять себе на заметку: спросить отца, что значит Рыцарь. Потому что я расслышала отчетливо прозвучавшую заглавную букву в этом слове, и поняла, что для этих двоих понятие «Рыцарь» значит нечто большее, чем для меня.

Финн долго молчал. Достаточно долго, чтобы любопытным стало скучно и они отвернулись от нас. Мне уже казалось, что камея сейчас прожжет на мне дырку, и я сойду с ума от электрического покалывания, как вдруг все резко прекратилось. Камея резко остыла, покалывание отпустило.

— Пусть будет так, как пожелает Госпожа, — сказал Финн. Я порадовалась, что не успела отпить кофе, как собиралась, иначе я подавилась бы.

«Госпожа»?! Мы что, перенеслись в Средние века? Но нет, пожалуй, у них там еще не было «Старбакса».

Итан бросил на меня умоляющий взгляд.

— Дана, это очень важно. Поверь, я не стал бы просить, рискуя нарваться на ярость Рыцаря, если бы это было не так.

Конечно, я не хотела говорить с ним сейчас. На самом деле я была уверена, что вообще никогда не захочу говорить с ним. Но я сомневалась, что смогу уснуть ночью, если не узнаю, что такого хотел поведать мне Итан.

— Ладно, — сказала я.

Финн провел меня к уютному столику в углу. Там уже сидела простая смертная женщина в футболке с надписью «Я (сердечко) Авалон». Финну не пришлось даже рта раскрывать, она сама встала и быстро ушла. Я посмотрела на него снизу вверх.

— Это подло, — прокомментировала я, — она же первая пришла.

Финн, казалось, даже не расслышал моего упрека и уж тем более не принял его близко к сердцу. Но Итан закашлялся, и мне показалось, это был не просто кашель.

Я села за столик, оставив для Итана свободным стул, на котором только что сидела женщина-туристка. Финн отошел и встал на страже у дверей; я была крайне благодарна ему за то, что он отошел достаточно далеко.

Я старалась держаться холодно и бесстрастно. Я сделала глоток кофе, глядя Итану куда-то ниже плеча, чтобы только не смотреть ему в лицо.

— Прости меня, — сказал он, и это так не соответствовало тому, чего я ожидала, что весь мой бесстрастный и независимый вид сошел с меня. В первый момент я чуть не плеснула ему горячим мокко в физиономию. Но он покачал головой прежде, чем я успела сказать, куда ему засунуть свои извинения. — Это не то, о чем я собирался поговорить с тобой, — добавил он. — Я просто хотел сказать это, хоть я и знаю, что этим ничего не исправишь и что ты, вероятно, не поверишь в то, что я раскаиваюсь.

— Ты прав. Я тебе не верю.

Я сделала еще глоток кофе и заметила, что рука у меня дрожит. Я изо всех сил сдерживала свою боль, но долго так продолжаться не могло. И мне страшно было даже подумать о том, что будет, когда она выплеснется наружу.

Итан глубоко вздохнул, как будто именно ему, а не мне, было больно.

— Прежде чем я скажу тебе то, что должен сказать, я хочу, чтобы ты знала: я бы никогда, ни за что не допустил, чтобы тебе причинили хоть какой-то вред.

Вот дерьмо. Все это было плохо, очень плохо. И я решила, что лучше мне поставить кофе на стол, иначе, если у меня рука задрожит еще сильнее, я вылью его на себя. Я сжала руки в кулаки и посмотрела на Итана взглядом, полным, по моим представлениям, смертельной угрозы. То, что он выглядел так же хреново, как я себя чувствовала, не сулило ничего хорошего.

— Это насчет нападения крахенов, — сказал он. — Я знаю, Кимбер сказала тебе, что они охотились на меня, и она действительно верила, что это так. Ее не посвящали в подробности.

— В подробности чего? — спросила я упавшим голосом так тихо, что даже удивилась тому, что Итан меня расслышал.

Итан тяжело вздохнул.

— В подробности нападения крахенов.

Я проглотила ком в горле.

— Кимбер не посвятили в подробности нападения крахенов. Это значит, что тебя посвятили?

Потому что другого толкования его слов и быть не могло.

Он поморщился.

— Да. Нечто в этом духе. Но предполагалось, что все будет совсем иначе.

Надо отдать Итану должное: у него хватило смелости смотреть мне в глаза, рассказывая, какой сволочью он был в отношении меня.

— Предполагалось, что я перетяну тебя на нашу сторону, — сказал Итан. — На сторону моего отца, чтобы быть точнее. Я хотел, чтобы ты была благодарна мне, и не только за то, что я вызволил тебя из плена твоей тети Грейс.

— И ты организовал нападение на меня? — спросила я, и голос у меня предательски дрогнул. — Ты позволил этим чудовищам ранить твоих друзей? Их же могли убить!

Я вскочила на ноги, но Итан потянулся и схватил меня за руку.

— Позволь мне рассказать все до конца, — попросил он.

Камея снова нагрелась, и противное покалывание возобновилось. Я увидела, что Финн направляется к нам. Но если я дам ему вмешаться сейчас, я, возможно, никогда уже не узнаю всей правды. А как бы это ни ранило меня, я должна была узнать ее.

Я с глухим стуком села обратно на стул. Итан отпустил мою руку, и я сделала знак Финну, чтобы он не подходил. И снова камея остыла, а покалывание прекратилось. Все это было как-то связано с волшебством, хотя что именно превращает меня в электрического угря, я пока не понимала.

Итан снова набрал побольше воздуха.

— Да, мы с отцом организовали нападение на тебя. Вот почему крахенам удалось обнаружить нас в пещере. Но, Дана, там должен был появиться только один крахен. И целью его должна была стать ты, он должен был игнорировать всех прочих. Именно поэтому я все время сидел рядом с тобой — так, чтобы не подпустить его к тебе. Он должен был напугать тебя, только и всего. Я намного сильнее крахенов, так что я должен был лишь изобразить героя, чтобы произвести на тебя впечатление. Никто не должен был пострадать. Клянусь, Дана, ни я, ни мой отец не допустили бы, чтобы тебе причинили зло. Мы хотели, чтобы ты была на нашей стороне, а не убить тебя. Но, очевидно, произошел сбой, и на нас напали несколько крахенов. И, что бы это ни был за сбой, он был не случаен.

— В смысле?

— Мы с отцом никогда не наслали бы крахенов на тебя, чтобы причинить тебе вред. Но кто-то другой это сделал. Кто-то другой узнал о нашем плане и воспользовался им, только уже не понарошку, а абсолютно серьезно.

Я решила, что, пожалуй, надо сделать глоток кофе, несмотря на дрожащие руки. Чего бы мне действительно не помешало сейчас глотнуть, так это крепкого, очень крепкого поссета Кимбер. Вкуса кофе я вообще не почувствовала.

— Итак, ты пытаешься донести до меня, хоть у тебя и не хватает духу сказать об этом прямо, что кто-то пытается убить меня.

Он и раньше туманно намекал, что тетя Грейс может попытаться заставить меня исчезнуть. Меня это напугало тогда, но угроза казалась мне какой-то совершенно нереальной.

— Да. И я понятия не имею, кто это. Я уверен, твой отец обеспечил тебе надежную охрану, — он метнул взгляд на Финна, потом снова посмотрел на меня. — Но он должен быть в курсе того, что на кону.

Я покачала головой.

— Почему ты говоришь об этом мне? — спросила я. — Ты мог бы просто рассказать об этом моему отцу.

И, если бы в мире существовало милосердие, отец не стал бы рассказывать об этом мне, и мне не пришлось бы пережить еще один удар.

Итан опустил глаза и посмотрел на свои руки.

— Я не стал рассказывать об этом твоему отцу, потому что решил, что ты заслуживаешь того, чтобы узнать правду лично от меня. А теперь, если ты хочешь, чтобы твой Рыцарь выбил из меня дух, я пойму, — он бросил взгляд на Финна. — Думаю, он сделает это с удовольствием.

Хорошая мысль. Жаль, я не достаточно кровожадна, чтобы так и сделать.

— У тебя есть еще в запасе мины замедленного действия или мы закончили? — спросила я.

Итан выглядел несчастным. Я испытала горькую радость.

— Я сказал то, что должен был сказать.

Я взяла стакан с мокко и встала. Стакан был наполовину полон, но я больше не хотела кофе. Кроме того, он остыл. Так что я не боялась больше ошпарить Итана, когда я выплеснула все содержимое стакана ему в лицо.

Кажется, Финн сдерживал улыбку, когда открывал передо мной дверь, но возможно, мне только показалось.


Глава семнадцатая


Шопинг-терапия, на которую я так рассчитывала, не оказала такого уж благотворного действия. Все, что я могла предоставить как результат «кутежа», был пакет из «Victoria’s Secret». И несмотря на то, что я понимала, что отец может огорчиться, увидев, как мало я купила себе подарков, больше ходить по магазинам у меня не было сил. Особенно после разговора с Итаном. Да и до этого, честно говоря, поход по магазинам как-то не задался.

Я думала, Финн начнет расспрашивать меня о том, что сказал мне Итан. Особенно учитывая то, что наш разговор закончился кофейным умыванием. Но Финн не сказал ни слова. И на этот раз его молчание не раздражало меня; я была за него благодарна.

Финн отвез меня обратно в дом отца. Я думала, он просто высадит меня из машины, так как дома, по словам отца, я была в безопасности. Но Финн вошел со мной.

— На случай, если позже ты снова захочешь куда-нибудь сходить.

Для него это была целая речь!

Объяснение казалось вполне правдоподобным. И все же меня не покидало чувство, что Финн — не только мой телохранитель, но по совместительству надсмотрщик. Я решила проверить.

— Я очень устала, — сказала я, — не думаю, что захочу еще куда-нибудь. По крайней мере, не до папиного возвращения домой.

Финн пожал могучими плечами.

— Я останусь на тот случай, если ты вдруг передумаешь.

— А вы не могли бы просто оставить мне свой номер телефона? Я позвоню вам, если вдруг захочу выйти, и вы приедете. А пока что вам не придется терять остаток дня, сидя здесь без дела.

— Это и есть мое дело, — сказал он.

Ага. Значит, все-таки он — мой тюремщик.

— Что я должна сделать, чтобы вы оставили меня в покое? — спросила я. — Вы что, не понимаете? Я хочу побыть одна!

— Я могу посидеть в гараже, если тебя раздражает мое присутствие.

Ну-ну, понятно. Выйти из дома можно только через гараж, так что мимо него я не смогу проскочить. Нет, я не хотела выходить из дома одна. Не сейчас, когда за пределами дома меня подкарауливали и хотели убить. Я не их тех идиоток, которые, наняв телохранителя, думают: ого, меня хотят убить, как бы мне обвести вокруг пальца своего телохранителя, чтобы стать соблазнительной легкой мишенью?

Нет, я не хотела уходить из дому одна. Я просто хотела знать, что могу уйти, если захочу. С тех пор, как я приехала в Авалон, я много чего хотела. И не получила пока ничего из этого.

Я почувствовала себя страшной стервой, оставив Финна дожидаться в гараже. Но, в конце концов, это было не так уж несправедливо. Это действительно его работа. А я не виновата, что она мне не нравится.

— Отлично! — выпалила я гневно, схватила пакет с нижним бельем и победоносно затопала вверх по лестнице в свою комнату. Да, это было по-детски, но я решила, что имею на это право.

В моей комнате был телефон, так что я решила предпринять еще одну попытку дозвониться до мамы. Я не знала, что скажу ей, особенно после того, как я узнала о причине ее алкоголизма. Но все, что произошло со мной в Авалоне за это время, казалось совершенно нереальным. И мысль о том, что можно соприкоснуться с реальностью хоть в каком-то ее проявлении — пусть даже это была бы пьяная мама, — казалась очень соблазнительной.

Я снова попала на автоответчик. Никакого сообщения оставлять я не хотела, так что просто повесила трубку.

Я поняла, что если срочно не придумаю себе какое-нибудь занятие, то проведу остаток дня в невеселых размышлениях, так что я включила свой лэптоп и наконец-то приступила к чтению одной из тех пикантных книжиц, что я загрузила перед приездом в Авалон. Но сосредоточиться на чтении никак не получалось. Как только в книге начинало происходить что-то хоть отдаленно сексуальное, я сразу переключалась на воспоминания об Итане, о его поцелуе, о жаре его тела, когда он склонялся надо мной. А это сразу вело к воспоминанию о том, как жестоко он обманул меня, как предал меня.

Я уже была на грани отчаяния, как вдруг услышала звонок в дверь. На долю секунды у меня мелькнула надежда, что это Итан, что он пришел броситься к моим ногам и молить о прощении. Но я не собиралась прощать его, никогда. И хотя было бы неплохо посмотреть, как он будет унижаться, у меня сейчас просто не было сил снова встретиться с ним.

На лестнице заскрипели ступени, и секунду спустя в дверях появился Финн. Он был без пиджака, без галстука, и очки снял, так что единственное, что я могла сказать (про себя, конечно) было: «Ну, ни фига себе!» Если бы он ходил по улицам в таком виде, а не в образе «агента секретной службы», он представлял бы собой серьезную угрозу общественному порядку, потому что каждая женщина за рулем сворачивала бы шею, глядя на него, и количество аварий тут же возросло бы. Если бы не приподнятые вверх уголки глаз, как у всех Волшебников, он был бы первым кандидатом на роль нового Джеймса Бонда.

— К тебе посетитель, — сказал он, и я едва подавила смешок — он говорил с акцентом, очень похожим на британский, отчего у меня сразу возникла ассоциация: «Бонд. Джеймс Бонд».

— Если это Итан, скажите ему, чтобы проваливал, — ответила я, и желание смеяться мгновенно испарилось.

Финн покачал головой.

— Это Кимбер. Но если ты не хочешь разговаривать с ней, я прекрасно тебя понимаю. Не пускать ее?

Возможно, это было бы правильно. Она ранила меня даже больше, чем Итан. Я раскрылась перед ней, я доверила ей свою самую сокровенную тайну. Насчет Итана я всегда была настороже, а ей я поверила. У меня даже сердце кольнуло при мысли, что она обманула меня. И все же… Вчера, когда мы с ней сидели вдвоем в комнате, я на миг ощутила, какое это счастье, когда у тебя есть настоящая подруга — подруга, от которой ты ничего не скрываешь. Это было здорово. Очень, очень здорово.

Я не знала, смогу ли я найти в себе силы простить ее — это если предположить, что я дорога ей и она хочет попросить прощения. Но я же дала Итану возможность объясниться сегодня днем, так что будет только справедливо, если я позволю Кимбер сделать то же самое.

— Я спущусь через пару минут, — сказала я Финну, и он кивнул.

Слушая удаляющиеся шаги Финна, я сделала несколько глубоких вдохов. Я преисполнилась чувства собственного достоинства и храбрости — настолько, насколько хватило сил, и отправилась в гостиную.

Когда я вошла, Кимбер сидела на диване с прямой спиной, и вся ее поза была крайне напряженной. Я оглянулась, ища глазами Финна, но его здесь не было.

— Он внизу, — сказала Кимбер, поднимаясь. Она посмотрела мне прямо в лицо.

Хорошо, что мы одни, подумала я, хоть мне и было неловко перед Финном, что ему приходится сидеть в гараже. Я подошла к Кимбер, скрестив руки на груди, вскинув подбородок. Кимбер опустила глаза и с минуту рассматривала свои туфли, но потом нашла в себе смелость встретиться со мной взглядом.

— Отец взял с меня клятву, что я ничего тебе не скажу, — произнесла она, и в голосе ее было отчаяние. — Вначале казалось, что мы не делаем ничего дурного. Мы просто вырвали тебя из лап Грейс и старались подружиться. Но потом Итан начал флиртовать с тобой, и я поняла, что я знаю не все и что у них запланировано что-то большее, чем просто дружба.

У меня перехватило дыхание.

— Да, конечно, иначе с чего бы такому парню, как он, запасть на такую, как я? — сказала я и чуть сама не вздрогнула от горечи, прозвучавшей в моем голосе. Я напомнила себе, что с самого начала знала: то, что я всерьез понравилась Итану, — слишком хорошо, чтобы быть правдой.

У Кимбер округлились глаза.

— Да я вовсе не это хотела сказать!

— Да неужели? Почему же ты сразу решила, что флирт Итана — часть заговора против меня?

Кимбер опустилась в кресло так, словно ноги у нее подкосились. Она выглядела такой несчастной, такой беззащитной, что невозможно было представить себе: вот это — та самая Снежная Королева, с которой я познакомилась несколько дней назад.

— Все не так. Все совсем не так, — сказала она, и я могла бы поклясться, что она едва сдерживается, чтобы не разрыдаться.

— Просто я циник, и все это было слишком… удобно, слишком подходило к случаю — вот то, что он вдруг взял и запал на тебя. Это чересчур хорошо укладывалось в схему.

Я тяжело вздохнула.

— Скажи мне как циник цинику: с какой стати я должна верить хоть чему-то из того, что ты говоришь?

Она посмотрела на меня, и в ее прекрасных глазах заблестели слезы.

— Я не могу придумать ни одного повода для этого, — всхлипнула она, — но все равно мне бы так хотелось, чтобы ты мне поверила. Я не хотела обманывать тебя, ужасно не хотела, но если бы я не послушалась отца, он был бы в ярости. Итан может делать все что угодно — ему все сойдет с рук, а вот мне… Я — совсем другое дело.

— Ты сказала мне, что мой отец в тюрьме, в то время как его уже выпустили.

Она кивнула.

— Мне так велел отец. Я пыталась сказать ему, что не хочу врать тебе, что это неправильно, но все было бесполезно! Он меня даже слушать не стал.

По щеке ее скатилась одинокая слеза, и она смахнула ее рукой.

— Извини, — сказала она и снова всхлипнула, — я не имею права плакать в твоем присутствии. Пострадавшая сторона — ты, а не я.

Но было совершенно ясно, что, оказавшись меж двух огней, Кимбер тоже стала жертвой и жестоко страдала.

— Спасибо хотя бы, что пыталась предупредить меня насчет Итана, — сказала я. Да, она предала меня, солгав о моем отце, но я все же не могла забыть, с каким утешающим спокойствием она восприняла мой позорный секрет о пьющей матери.

И тут я вдруг совершенно отчетливо поняла, что не хочу терять Кимбер. Да, ложь будет стоять между нами еще некоторое время — бог знает сколько, — но остаться одной в Авалоне, без подруги, я сейчас не могла. Мне просто не выжить так.

Приняв решение, я посмотрела ей прямо в глаза.

— Если ты пообещаешь мне, что больше никогда не будешь меня обманывать, то, возможно, мы сможем попробовать начать все сначала.

Она посмотрела на меня широко распахнутыми, изумленными глазами.

— Правда? Ты правда так думаешь?!

— Ну, в общем, да.

Улыбка озарила ее лицо, а в глазах отчетливо читалось облегчение.

— Спасибо, что даешь мне шанс, — сказала она и вдруг бросилась мне на шею. Потом она отпустила меня; теперь она выглядела гораздо лучше.

— Я, пожалуй, пойду, чтобы твой отец не застукал меня здесь. Что-то мне подсказывает, что он будет не в восторге, застав меня.

Я думала, отец не стал бы возражать. Он же говорил мне, что я могу общаться с кем угодно, даже с Итаном, что показалось мне хорошим знаком.

— Что ты делаешь завтра? — спросила я. — Я спрашиваю, потому что сегодня я прошвырнулась по магазинам, но одной это оказалось скучно.

Глаза у Кимбер загорелись.

— Да ты что?! Ходить по магазинам — это ж мое любимое занятие! И я могу показать тебе лучшие бутики.

— Только вот я уверена, что Финн будет следовать за нами по пятам, — предупредила я.

— И что? Ты считаешь, это — плохо? — спросила Кимбер с лукавой улыбкой. — Я успела рассмотреть его, пока он не хотел пускать меня на порог, и скажу тебе честно: он просто супер!

— Он менее «супер», когда надевает на себя прикид суперагента, — попробовала я охладить я ее пыл. Но Кимбер не сдавалась.

— Значит, про то, каков он без «без прикида», будем знать только мы, — сказала она с заговорщической улыбкой.

И когда я наконец улыбнулась ей в ответ, я почувствовала, что у меня гора свалилась с плеч.

* * *


Отец вернулся домой уже после семи. К этому времени обед, который я съела днем, давно переварился, и я просто умирала с голоду. Я думала, он повезет меня ужинать в город, но нисколько не огорчилась, увидев, что он привез с собой китайскую еду. Ура! Можно будет поесть прямо сейчас!

У отца в доме не было того, что можно назвать столовой, но в уголке гостиной примостились два кресла и маленький столик; там мы и сели ужинать. Финн ушел, как только приехал отец, так что мы были одни. Я подумала: вот и славно, почти по-домашнему. Все было отлично, пока отец не заговорил.

— Так что Финн сказал, ты сегодня днем столкнулась с Итаном? — небрежно спросил он, и еда тут же утратила всякий вкус.

Я проглотила кусок, не жуя, и тут же мысленно врезала себе по башке: я должна была предвидеть, что Финн все расскажет отцу, особенно после того, как Итан дал понять, что ему есть что рассказать мне и что это так важно. Надо было мне заранее продумать, что я скажу отцу — чтобы угроза, нависшая надо мной, не заставила его запереть меня и вообще не выпускать — но я, естественно, не хотела об этом думать.

— Итан? А, да, — сказала я как можно безразличнее, отправляя в рот еще один кусок кисло-сладкой курицы. Вкуса я по-прежнему не ощущала, но я решила, что пока я жую, я могу помолчать и подумать немного.

Отец откинулся на спинку кресла, и я почувствовала на себе его пристальный взгляд, хотя сама я упорно смотрела в тарелку.

— Ну и? — поторопил он меня. — Ты расскажешь мне, что случилось? Я так понял, у него были для тебя важные новости?

Я не горела желанием рассказывать отцу о том, что случилось. Но и перспектива быть убитой была не слишком заманчивой, так что не говорить отцу вообще ничего было бы глупо. Я сделала глоток воды, чтобы помочь курице проскочить в желудок, и собралась с мыслями, насколько это было возможно.

— В ту ночь, когда Итан с Кимбер освободили меня из плена тети Грейс, на нас напали крахены.

Несмотря на то что обычно отец был сдержан, как все Волшебники, сейчас он ахнул.

— Кимбер сказала мне, что они напали на нас из-за Итана, из-за его могущества. Но Итан считает, что они приходили за мной.

В моем рассказе осталось столько белых пятен и явных дыр, что сквозь них смог бы проехать грузовик. Не спрашивайте, почему я не стала рассказывать о роли Итана во всей этой истории. Он обидел меня, и я так сердилась на него, что вполне могла бы пожаловаться, но какой-то неясный инстинкт удержал меня.

По лицу отца я поняла, что он догадывается: я сказала не все. Я напряглась, ожидая расспросов и более глубокого дознания. Но, к моему величайшему удивлению, он решил оставить это без внимания. Он только тяжело вздохнул и отодвинул свою тарелку в сторону.

— Думаю, я и так откладывал этот разговор уже достаточно долго, — сказал он. — Настало время поговорить о том, что все-таки ты — Мерцающая. Пора объяснить тебе, что это значит, каков твой статус и значение.

— Ты так говоришь, будто уверен в том, что я — Мерцающая.

Я ни слова не говорила ему об этом. Я рассчитывала отложить этот разговор до тех пор, пока он сам не спросит.

Он устало улыбнулся.

— Для меня это стало очевидно еще тогда, когда я впервые привез тебя в этот дом. Ты еще ни разу не посмотрела в большое окно. Большинство людей первым делом обращают на него внимание и хвалят вид, а сегодня был солнечный день.

— Может, я просто боюсь высоты.

Он прищурил глаза.

— Не притворяйся дурой.

Он сказал это не зло, но некоторое раздражение в его голосе все же было.

— Ты видишь Волшебный мир. И в этом окне ты видишь его наложение на Реальный. Ты — Мерцающая, и вхожа в оба мира, и оба мира ведомы тебе.

Я пожала плечами. Притворялась дурой, так сказать. Но это было фактически признанием правоты его слов.

— Ну и что, Итан и его друзья-подпольщики объяснили тебе, что это значит — быть Мерцающей? — подколол он меня.

Я лишь еще раз пожала плечами.

— Честно говоря, не вижу в этом ничего такого. Ну, из-за чего весь сыр-бор.

— Значит, ты просто еще не думала об этом по-настоящему.

Он продолжал подкалывать меня, хоть я и не понимала, почему он ведет себя так.

— Как у тебя с историей? Ты достаточно хорошо ее знаешь?

Вопрос поставил меня в тупик. Я не поняла, к чему отец клонит, ведь мы говорили совсем о другом.

— Ну, я бы не сказала, что история — мой любимый предмет, — сказала я.

Ну а что такого? Ведь положа руку на сердце, каждый скажет вам то же самое: история — это скучно, скучно, скучно!

— Типичная американка, — пробормотал отец. — Ну, о Ричарде III ты слышала?

Я бросила на него сердитый взгляд.

— Я сказала, что история у меня — не самый любимый предмет. Но не говорила, что я тупица, которая ничего не знает.

— Ричард III взошел на трон после смерти своего брата, Эдварда IV. Но в истории он остался как вероятный убийца принцев — сыновей своего брата.

— Как я уже сказала, я кое-что все-таки знаю.

Но признаться, кроме того, что отец только что поведал, я не знала больше ничего. Однако то, что он так важничает и как бы нисходит до того, чтобы просветить меня, раздражало. В ответ на мою реплику он сверкнул глазами. Похоже, он не привык к тому, что ему прекословят, даже так, слегка. Что ж, придется ему привыкать, раз уж я здесь застряла. Но все же его сердитого взгляда было достаточно, чтобы меня впечатало в кресло.

— Убил Ричард принцев или не убивал? Этот вопрос до сих пор мучает историков и вызывает множество разногласий.

Он замолчал, ожидая моего остроумного замечания, чтобы вцепиться мне в горло. Я решила, что на этот раз лучше промолчать для собственной безопасности. Но в душе я продолжала недоумевать: ну какое отношение все это имеет к Мерцающим вратам и тем, кто способен проходить сквозь них, то есть ко мне?

— В те времена, — продолжил отец, — Авалон принадлежал простым смертным, и правили в нем короли Англии. То было время великого раздора и борьбы за Корону, когда род Йорков и род Ланкастеров сражались между собой за трон. В истории этот период известен как Война Роз. Она длилась больше тридцати лет. Волшебники были и по ту, и по другую сторону; между ними тоже был раздор. Орден Белой Розы поддерживал Йорков, а Орден Алой Розы — Ланкастеров.

Он улыбнулся мне улыбкой, которую иначе как горькой было невозможно назвать.

— Помнишь, я говорил тебе, что природу Волшебников не изменишь? Представители Ордена Белой Розы до сих пор считают своим символом Розу Йорков, а потомки членов Ордена Алой Розы — красную Розу Ланкастеров. Волшебники Ордена Алой Розы собственноручно уничтожили Йорков, похитив принцев. А так как подозрение в их убийстве пало на Ричарда, он уже не мог соответствовать образу идеального правителя. Так что когда он погиб в сражении, корона перешла к роду Ланкастеров.

Ладно, не надо было быть историком, чтобы понять, к чему клонит отец. Очевидно, некая Мерцающая тех времен приложила руку ко всем этим событиям. Вопрос только в том, насколько и как именно. Я нахмурилась: что он расскажет еще?

— Так что, есть какое-то заклинание, которое может заставить людей просто исчезнуть? И Мерцающая тех времен пронесла это заклинание в Тауэр, произнесла, и принцы исчезли?

— Нет. Волшебник Ордена Алой Розы послал Мерцающую и Рыцаря в Реальный мир простых смертных. Рыцарь навел серию заклинаний, сбивающих с толку, и им удалось просочиться в Тауэр. Там они добрались до принцев.

— Подожди-ка! — воскликнула я. — Я думала, Мерцающая может просто пронести нечто магическое в Реальный мир, но не знала, что можно переносить людей.

Отец кивнул.

— Вокруг Мерцающей существует определенная магическая аура. Если Волшебник или Волшебница соблюдают осторожность, оставаясь в пределах ауры Мерцающей, тогда они тоже могут войти в мир простых смертных, сохраняя при себе весь свой магический опыт и умения. И точно так же Мерцающая может перенести в Волшебный мир какого-нибудь простого смертного с любым техническим изобретением и механизмом.

— Так именно это и случилось с принцами? Рыцарь и Мерцающая похитили их и перенесли в Волшебный мир?

— Да.

— И что стало с ними потом, в Волшебном мире?

Отец взглянул на меня хмуро и печально.

— Смертные не могут выжить в Волшебном мире без ауры Мерцающей, которая их защищала бы. Та Мерцающая бросила их в Волшебном мире на произвол судьбы, и они умерли. Теперь ты понимаешь, откуда «весь этот сыр-бор» по поводу того, что ты — Мерцающая.

Да, теперь не понять это было трудно. Неудивительно, что никто так и не узнал толком, что стряслось с принцами. Никому ведь и в голову не приходило рассматривать возможность того, что их перетащили в Волшебный мир и угробили!

— Заманить Мерцающую на свою сторону — это все равно что владеть атомным оружием. Даже если никто никогда не воспользуется им, одно то, что оно есть, создает угрозу и внушает страх. Грейс хотела заполучить тебя силой, Алистер хотел перетянуть тебя с помощью своих детей, через дружбу и привязанность.

Я вскинула подбородок; мне было больно, что он снова напомнил мне об Итане.

— А ты? — спросила я. — Как собираешься ты перетянуть меня на свою сторону?

Он улыбнулся мне, наклонился и положил свою ладонь мне на руку.

— Я просто буду твоим отцом. Буду защищать тебя, относиться к тебе с добротой и уважением. И я буду говорить тебе только правду.

Я осторожно вытащила свою руку из-под его ладони. Пока что я не готова была к таким интимным, физическим проявлениям любви.

— Твои методы мне нравятся больше, — тихо сказала я.

Он снова улыбнулся, и глаза его блеснули.

— На это я и рассчитываю.

В тот вечер я легла спать в неплохом настроении, хотя многое меня настораживало. С одной стороны, я, конечно, чувствовала себя в большей безопасности здесь, в доме отца, чем в плену у Грейс. Но с другой стороны, я не была уверена: а не изменится ли его отношение ко мне, если я выйду из повиновения? Будет ли он и тогда добрым и понимающим отцом или покажет, наконец, свои когти? А я ни секунды не сомневалась в том, что ему есть что показать. Просто он до поры до времени играет в «бархатные лапки».


Глава восемнадцатая


Следующее утро было типичным для авалонского лета, как я успела заметить, то есть серым, пасмурным, с совсем не по-летнему холодным воздухом. Я крепко спала, наслаждаясь новизной ощущений в даже относительно удобной постели. Тахта оказалась не такой уж жесткой, как я ожидала, а постельное белье было просто восхитительно мягким.

Потом я приняла душ и оделась. Я надела новую пару брюк-карго, а к ним — футболку и теплую «кенгурушку» с капюшоном. Хорошо, что сегодня мы снова пойдем в магазин — мне нужны теплые вещи. Я знала, конечно, что здесь будет не так тепло, как в Штатах, но от сырости погода казалась еще более промозглой, и мне все время хотелось погреться.

Я переложила в новые брюки карманные деньги, которые дал мне вчера отец. Я почти ничего не потратила. Потом я спустилась вниз, чтобы дождаться прихода Кимбер. Вчера вечером, когда я сказала отцу, что собираюсь с ней за покупками, он был явно не в восторге при мысли о моей встрече с «врагом», но даже не попытался запретить это. И за этот поступок он получил наибольшее количество баллов по моей шкале.

Я думала, что застану его внизу, в гостиной, но вместо этого увидела Финна. Он сидел на диване, в том же прикиде «агента секретной службы», что и вчера, только пиджак пока что висел на ручке дивана, а очки торчали из нагрудного кармана рубашки. Вчера его неотступное присутствие злило; сегодня меня это уже не раздражало.

— А папа где? — спросила я, проходя к кухне в надежде найти кофе.

— На работе, — ответил Финн. — Боюсь, тебе снова придется провести день со мной.

— Ничего, как-нибудь привыкну, — бросила я через плечо, и мне показалось, что Финн рассмеялся, хотя это был такой короткий и тихий смешок, что я его едва уловила.

Мои надежды на чашку кофе растаяли, как только я поняла, что у отца нет даже турки. Было много сортов чая, но даже если бы я умела заваривать его в чайнике, я все равно не стала бы его пить. Наконец я отрыла банку растворимого кофе, решив, что это все-таки лучше, чем ничего. Когда я его попробовала, то усомнилась в правильности сделанного выбора, но все же заставила себя допить чашку из соображений самочувствия.

Кимбер прибыла ровно в десять в отвратительно хорошем настроении. Я сама никогда не была такой любительницей ходить по магазинам, да и немудрено: много ли радости от покупок, когда считаешь каждый доллар в кармане, чтобы не забыть, что надо еще оставить деньги на оплату счетов за электричество?

Но когда мы с Кимбер пошли по магазинам, я не могла не признать: с ней это было здорово! У нее был какой-то потрясающий нюх на все, и практически во всем, что она предлагала мне примерить, я выглядела просто невероятно. Ну, во всяком случае, с моей точки зрения.

Будучи девушкой практичной, я сосредоточилась на покупке основного гардероба: свитеров, водолазок с длинным рукавом, и более теплых брюк, чем те, что были на мне, — я купила пару полушерстяных на хлопковой основе. Но Кимбер постоянно подначивала меня выбрать что-нибудь более экстравагантное — платья, юбки, прозрачные блузочки. Как я уже сказала, вкус у нее был что надо, но хоть я и примеряла все, что она приносила мне, я просто не могла взять и выкинуть кучу денег на то, что никогда не буду носить. И в конце концов мой «скучный выбор» ее рассердил.

— Ты просто обязана купить что-нибудь радостное, — обиделась она, когда мы вышли из очередного магазина без шелкового платья, бархатной юбки и без блузки на шнуровке. Финн уже нес в руках столько пакетов, что был похож на гостиничного портье (только очень красивого), а у меня все еще оставалась неистраченной приличная сумма денег — больше двухсот евро. И я не могла не признать, что мысль потратить их на что-нибудь непрактичное выглядела крайне соблазнительно.

Видимо, Кимбер почувствовала, что я готова поддаться искушению.

— Знаю! — вскричала она, и глаза ее заблестели от восторга. — У меня через месяц день рождения, и я закачу грандиозную вечеринку. Ты приглашена, так что нужно срочно подобрать тебе идеальное платье.

Я раскрыла рот, глядя на нее.

— Ты что, хочешь, чтобы я пришла на день рождения в платье?!

Кимбер задрала нос и тут же стала похожа на ту Снежную Королеву, с которой я познакомилась несколько дней назад.

— Это моя вечеринка; значит, и правила тоже мои. А по моим правилам, все девушки должны быть в платьях.

Я вспомнила то шуршащее «нечто» с перьями, которое не давало мне дышать, когда я пряталась в ее шкафу. Оставалось только надеяться, что она не заставит меня покупать что-то подобное. Продолжая для вида слегка протестовать, я дала увлечь себя в очередной бутик.

Будь я одна, мне достаточно было бы взглянуть на первый попавшийся ценник, чтобы тут же выйти вон. Но Кимбер, задавшись целью, знала, как действовать, и вскоре я уже была в примерочной с целым ворохом восхитительных, дорогущих, совершенно непрактичных платьев.

Когда я все перемерила, Кимбер помогла мне сократить выбор до двух, но и из этих двух я не знала, что выбрать, потому что все еще не решалась спустить такую уйму денег на какое-то платье для вечеринки.

— Мне больше нравится синее, — сказала Кимбер, — оно бросает отсвет на твои глаза, делая их ярко-голубыми.

Я хмыкнула неопределенно. Естественно, синее платье было более дорогим. Совершенно ясно, что Кимбер ни разу в жизни не приходилось считать, сколько у нее осталось денег.

Она сердито вздохнула в ответ.

— Ладно, выбирай тут пока. А я пойду подыщу себе что-нибудь. Но не думай, что сможешь уйти отсюда с пустыми руками.

Она погрозила мне пальцем; я в ответ закатила глаза.

Прошло не больше минуты, как я осталась одна в примерочной, когда из холла донесся звук удара. Я не придала ему значения. Сперва не придала — пока камея у меня на шее вдруг не стала нагреваться, а по телу не побежали электрические разряды. Вариантов быть не могло: что-то случилось, и это «что-то» добра не сулит.

Я быстро натянула свою одежду — если мне предстоит встреча с врагами, не хочу предстать перед ними в одних трусах — и как только я просунула руки в рукава кенгурушки, дверь в примерочную с грохотом распахнулась.

Я испуганно взвизгнула и едва успела отскочить в сторону, как в дверь влетел Финн и обрушился на огромное зеркало высотой в человеческий рост, занимавшее всю противоположную стену. Зеркало разбилось на множество острых осколков, и Финн взвыл от боли.

Вслед за Финном в примерочную вошли двое — так, словно ничего необычного не происходило. Один из них остановился и закрыл за собой дверь, другой же тем временем подошел к Финну.

Оба они были высокие и мускулистые, очень похожие на Финна. У них тоже был вид «агентов секретной службы», вплоть до черных очков, которые не нужны были в этот пасмурный день даже на улице. Меня посетила страшная догадка: они — тоже Рыцари, а я — крепко попала.

Я попробовала закричать. В конце концов, именно так и поступают в подобных ситуациях. Но на это, похоже, Рыцарям было глубоко наплевать. Возможно, единственные, кто мог меня слышать, были Кимбер и продавщица в магазине; но Рыцари уже должны были столкнуться с ними, проходя через магазин. Я лишь понадеялась, что те остались живы.

У Финна на лбу была ужасная рана, из нее лилась кровь; кроме того, он был весь изранен осколками зеркала, которые торчали из его тела тут и там. Рыцари стояли между мной и дверью, блокируя выход, но я все же решила попробовать проскочить в надежде, что их телосложение помешает им отреагировать так же быстро. Но я их недооценила. Один из них тут же схватил меня и прижал к себе, держа одной рукой за талию, а другой — за горло. Ноги мои болтались в воздухе. Я попыталась лягнуть Рыцаря, но бить ногой назад не так-то легко, так что мое брыкание ему не сильно помешало.

— Сразись с нами — и девчонка умрет, — сказал другой Рыцарь Финну, который к этому времени умудрился как-то подняться на колени.

Взгляд Финна переметнулся на меня, и тот, что держал меня, крепче сжал пальцы на моем горле; теперь я едва могла дышать.

— Не трогайте ее, — сказал Финн тихо, — я не буду драться.

Хватка у меня на горле ослабла, и я жадно глотнула воздух. Второй Рыцарь подошел к Финну, занес ногу и нанес страшный удар прямо в живот.

— Нет! — закричала я. Финн, конечно, был мне как бельмо на глазу, маяча постоянно рядом, но я вовсе не хотела, чтобы ему причинили боль.

Тот Рыцарь, что держал меня, только рассмеялся, а другой ударил Финна еще раз. Я предприняла еще одну попытку вырваться, но это было так же невозможно, как если бы я была связана по рукам и ногам. Я не могла даже отвернуться, чтобы не смотреть на то, как они избивают Финна, потому что меня держали за горло. Можно было, конечно, зажмуриться, но дела этим было не поправить. Второй Рыцарь бил Финна снова и снова, и с каждым ударом я слышала хруст костей. Я рыдала, вырывалась, умоляла Финна начать защищаться, но он даже и не думал. А в конце концов, уже и не мог.

Он лежал на полу лицом вниз, и если бы он не хватал ртом воздух с тихими стонами, я решила бы, что он уже мертв. Тогда тот Рыцарь, что избивал его, улыбнулся и достал из-за голенища сапога длинный тонкий нож.

— Нет! — заорала я что было сил, хоть и знала, что это бесполезно. — Зачем вы это делаете?!

Рыцарь опустился на колено рядом с Финном, и даже за темными стеклами очков я увидела его взгляд, направленный на меня. Его улыбка была холодной и жестокой; в его лице не было ничего даже отдаленно человеческого.

— Убирайся из Авалона, — сказал он мне. — Убирайся и никогда не возвращайся. Иначе в следующий раз на его месте окажешься ты.

Тут он поднял руку с ножом. Я завопила, но он всадил нож в спину Финна по самую рукоятку. Финн издал сдавленный крик и попробовал пошевелиться, но у него не вышло. Я с ужасом осознала, что он попросту пришпилен к полу.

Рыцарь, который держал меня, наконец отпустил, и я свалилась на пол. С хрустом топча подошвами осколки зеркал, они прошли через примерочную и вышли вон.

Не обращая внимания на осколки, я кинулась к Финну. Из спины у него, прямо над правой лопаткой, торчала рукоятка ножа. Он все еще дышал, но прерывисто и тяжело, со свистом. Я коснулась его дрожащей рукой, не зная, что же мне сделать, чем помочь. Бывало, я нянчилась с матерью, когда она падала с лестницы, будучи пьяная в хлам, но ее увечья и близко не походили на те, что были нанесены Финну. Я не знала, что делают в таких случаях — нужно вытащить нож или так будет еще хуже?

Тут Финн со стоном повернул голову и взглянул на меня.

— О боже! — вскрикнула я. — Не шевелись!

Его лицо… это даже больше нельзя было назвать лицом, одно кровавое месиво. Мне показалось, ему переломали все кости. Но, видимо, Рыцари и вправду сделаны из другого теста.

— Я буду жить, — удалось ему произнести очень тихо, — позови на помощь.

Не знаю даже, поверила ли я ему, но его слова заставили меня шевелиться. Спотыкаясь, я вышла из примерочной, покрытая осколками стекла и вымазанная кровью.

Продавщица лежала на полу за кассой. Кимбер с огромным пятном на щеке, которое вскоре превратится в черный синяк, помогала ей подняться на ноги. Я бы вздохнула с облегчением, увидев, что они обе живы, если бы не моя тревога за Финна. Сейчас я думала только о нем.

— Телефон! — визгливо закричала я, обращаясь к продавщице. Кажется, у меня начиналась истерика. — Где телефон?! Нужно вызвать «скорую»!

Продавщица указала на телефон: он стоял практически у нее под носом.

Я схватила трубку дрожащей рукой, но в ладонях у меня было столько осколков, что я ее уронила. Продавщица уже в достаточной мере пришла в себя, чтобы подняться на ноги.

— Дайте я, — сказала она, — я наберу «скорую».

И так как я все равно не знала номера и не могла продиктовать адрес, по которому надо приехать, да и номер мне было не набрать израненными руками, я согласилась.


Глава девятнадцатая


«Скорая» и парамедики приехали одновременно с полицией. Меня все еще трясло, но у меня хватило ума понять: лучше оставаться рядом с Финном — даже несмотря на то, что он ничем не мог защитить меня больше. Это все равно было лучше, чем позволить полиции увести меня на допрос или еще что-нибудь в этом роде. Раз они арестовали моего отца по ложному обвинению, где гарантия, что и ко мне не прицепится «засланный казачок». Я не хотела потерять оставшуюся у меня свободу; ее и так было немного. Так что я притворилась, что у меня шок и что я пострадала немного больше, чем это было на самом деле. Я была вся в крови, так что вышло вполне убедительно.

Парамедики осмотрели и помогли прийти в себя Кимбер и продавщице. Было решено, что они не нуждаются в госпитализации. Другое дело Финн. Он был без сознания и явно потерял много крови.

На машине «скорой помощи» я отправилась в единственную больницу Авалона вместе с Финном. Парамедики — один Волшебник, другой простой смертный — даже примерно не волновались за Финна так, как я.

— С ним все будет в порядке, — сказал парамедик-Волшебник. — Если бы его хотели убить, воспользовались бы железным ножом, а не серебряным.

— И всадили бы его уж никак не в плечо, — пробормотал другой.

Представителей Волшебного мира можно ранить и даже убить холодным оружием. Но холодным оружием считается для них чистое железо. В Волшебном мире его попросту не существует; там в качестве обычного металла используется серебро.

К этому времени я уже успела внимательно рассмотреть нож — намного лучше, чем мне хотелось бы, — пока ждала рядом с Финном приезда «скорой помощи». Рукоятка была из какой-то темной породы дерева, возможно, из красного дерева, но не это привлекло мое внимание. Нет, мой взгляд приковала к себе белая роза из слоновой кости, украшающая темную рукоятку ножа. Это была явная улика, оставленная на месте преступления. А это значит, что нападавшие были из Ордена Белой Розы, либо… либо кто-то хотел, чтобы именно так все и подумали.

Когда мы приехали в больницу, я ничего не могла придумать, чтобы остаться вместе с Финном, и его увезли в травматологию, а меня оставили с каким-то сердитым и раздраженным целителем-Волшебником, который, похоже, считал, что я сама всадила себе в колени и ладони всю эту кучу зеркальных осколков. Я сжала зубы и терпела, как партизан, пока из меня вытаскивали куски зеркала; и тут, наконец, приехал отец. Когда я его увидела, я испытала такое облегчение, что и словами не выразить.

Думаю, он собирался обнять меня — или хотя бы похлопать по плечу, успокаивая и утешая, — но целитель глянул на него так, словно хотел сказать: «Держитесь подальше», и отец остановился на полпути.

— Что случилось? — только и спросил он.

Я уже открыла рот, чтобы ответить, но тут же закрыла и показала глазами на целителя. Кажется, он уже закончил вытаскивать из меня осколки и теперь произносил какое-то заживляющее заклинание. Отец понимающе кивнул мне.

— Финн поправится? — спросила я, несмотря на то, что уже куча народу заверила меня, что да. Но я-то видела, как Рыцари избивали его, а из-за меня он даже не пытался защищаться!

— С ним все будет хорошо, — сказал отец, — даже не сомневайся. Мы, Волшебники, прочнее людей, а наши Рыцари — значительно прочнее нас.

— А что именно значит «Рыцарь»? — спросила я, вспомнив, что так еще и не выяснила этого.

— Рыцари — каста воинов, защитников Волшебного мира. Они еще известны как Даосские Сидхи. Большинство из них живут в Волшебном мире и не переступают границ Авалона. Но те, что живут здесь, — самые надежные телохранители на свете.

— Все, — сказал целитель, удовлетворенно кивнув. — Можете ехать домой, когда будете готовы.

Я моргнула, в недоумении глядя на него. Что, не надо заполнять никакие бланки? Никакие документы по страховке? И, что еще удивительнее, не надо давать показания в полиции?

Я перевела изумленный взгляд на отца. Но он только улыбнулся в ответ.

— Поехали-ка домой, да переоденемся, а? — сказал он.

Не могу сказать, что это предложение вызывало у меня хоть какие-то возражения, так что я охотно последовала за ним. На выходе отец взял белый халат из стопки на шкафу.

— Я верну, — сказал он в ответ на мой вопросительный взгляд.

Я так и не поняла сперва, зачем он его стащил (я лишь порадовалась, что не надо его надевать), пока мы не подошли к машине. Тут он открыл передо мной дверцу и застелил халатом пассажирское сиденье. Я поняла, что он предусмотрительно стащил халат из больницы, чтобы я не испачкала кровью кожаное сиденье его красной спортивной машины, и теплых чувств мне это не прибавило, но отец ничего не заметил.

Ладно, я понимаю: если бы у меня была такая машина, я бы тоже не захотела пачкать ее. Но я была уверена: раз уж волшебством можно было за несколько минут вылечить мои раны и спасти жизнь Финну, то и сиденья в машине с помощью волшебства можно бы было почистить, а?

Отец больше не спрашивал меня о нападении. Он дал мне спокойно доехать до дома, принять душ и переодеться. И только когда я спустилась в гостиную и села рядом с ним на диван с привычной чашкой чая в руках, я наконец рассказала ему все. Когда я дошла до описания рукоятки ножа с белой розой, отец заметно напрягся.

Он поджал губы, потом вздохнул, и в этом вздохе сквозило негодование.

— Вот заразы! — воскликнул он. Он вскочил на ноги и принялся расхаживать по комнате; кажется, он что-то напряженно обдумывал.

— Да что вообще происходит? — спросила я глуповато.

Он снова сел и откинулся на спинку дивана. Но в позе его не было и намека на то, что он расслабился.

— Итан сказал, крахены пытались убить тебя. Но это утверждение бессмысленно. Они не могли убить тебя, когда рядом с тобой были Волшебники Ордена Алой Розы.

Я вспомнила, что Итан тоже говорил мне что-то подобное.

— А теперь на тебя нападают волшебники из Ордена Белой Розы, в то время как ты живешь со мной.

— Они напали на Финна, а не на меня.

Но отец лишь отмахнулся.

— Они ранили Финна. А жертвой была ты. И именно ты пострадала.

Он положил руку мне на плечо и легонько сжал.

— Финн — воин, и хотя он не в восторге от тяжких телесных повреждений, все же это часть его работы. У тебя нет повода для того, чтобы чувствовать себя виноватой.

Но я чувствовала. Я не могла забыть, как Финн посмотрел на меня и решил не защищаться, чтобы защитить этим меня. Как я могла не чувствовать себя виноватой?

— И что это значит, по-твоему? — спросила я отца. — Если ни одно нападение не имело смысла, тогда зачем, ты думаешь, они охотятся за мной?

Он посмотрел на меня долгим проницательным взглядом, таким, что я поняла: то, что он собирается сказать, мне не понравится.

— Волшебники Авалона — и из Ордена Белой Розы, и из Ордена Алой Розы — хотят видеть тебя здесь, живую и под своим влиянием. Но мне вот что пришло в голову: хочется ли Королевам Волшебного мира того же?

— Что?! — воскликнула я. Разве недостаточно того, что за мной охотится стая политиков, пытающихся перетянуть меня каждый на свою сторону? Так теперь еще и Королевы Волшебного мира решили меня уничтожить? За что?!

Отец снова откинулся на диванные подушки; лицо его по-прежнему оставалось серьезным и озабоченным.

— Последний Мерцающий, который был до тебя, принадлежал к Ордену Алой Розы. В один прекрасный день он отправился в Волшебный мир и больше не вернулся. Через некоторое время его тело было найдено. Без головы.

Я тяжело сглотнула и невольно поднесла руки к горлу.

— Есть те, кто считает, что у Совета есть виды на Волшебный мир и что Совет может использовать Мерцающую, то есть тебя, чтобы убить Мэб, Королеву Ордена Алой Розы в Волшебном мире. А если так, то Королевы, по всей вероятности, относятся к тебе как к угрозе для своей жизни, а не как к потенциальной союзнице или заложнице.

Я застонала и уронила голову на руки. Все это было уже слишком. С тех пор, как я приехала в Авалон, моя жизнь представляла собой лишь череду неприятностей. Как я мечтала сейчас о серебряных башмачках, как у Элли в «Волшебнике Изумрудного города», чтобы можно было надеть их и мгновенно перенестись домой. Как и она, я не ценила, как там хорошо, пока не оказалась в другом мире.

— Мне нужно уехать из Авалона, — пробормотала я, не поднимая головы. Мне не нравилось, что меня просто, можно сказать, выпирают отсюда, но остаться — значит, по всей видимости, умереть. И увлечь за собой всех, кто меня любит.

— Нет, Дана, — сказал отец и принялся гладить меня по спине. Похоже, этим он хотел меня успокоить, но я не могла.

Я выпрямилась и в упор посмотрела на него.

— Я не верю, что ты всерьез хочешь, чтобы я осталась — это теперь-то! Если предполагается, что ты любишь меня, конечно. Или все это ложь, и ты просто хочешь использовать меня в борьбе за власть в Волшебном мире?

Отец посмотрел на меня так, что слова застряли у меня в горле. На миг я даже подумала, что он меня сейчас ударит, настолько он был в ярости. Щеки его покраснели, а губы, наоборот, побелели.

— У меня нет никаких видов на Волшебный мир, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Мой дом — Авалон. Я осознанно сделал этот выбор, и я не собираюсь никуда отсюда уезжать.

Я поверила ему, даже несмотря на то, что у него очевидно были самые амбициозные виды на Авалон.

— Тогда зачем ты хочешь, чтобы я осталась здесь, ведь моя жизнь в опасности!

— Потому что здесь тебя могут защитить так, как не смогут защитить в Реальном мире. Если бы ты уехала, этого, возможно, было бы достаточно для Королевы Ордена Алой Розы. В конце концов, ты принадлежишь к ее Ордену, хотя бы номинально. Но вот Мэб не оставит тебя в покое. Во всяком случае, я в этом сомневаюсь. Потому что, как бы то ни было, ты всегда можешь взять да вернуться в Авалон. Она пошлет своих агентов следом за тобой в Реальный мир, и они будут преследовать тебя там до конца твоей жизни. И не думай, что оттого, что эти агенты будут простыми смертными, угроза будет меньше. Они все равно смогут убить тебя. Или твою мать. Или любого другого дорогого тебе человека.

Жаль, но мне было нечего противопоставить его доводам. Но даже если поверить половине того, что он говорит, я все равно влипла так, что дальше некуда. И, к сожалению, я не верила, что и в Авалоне я буду в безопасности.

— Думаю, мне пора встретиться с Алистером и Грейс. С обоими сразу, — сказал отец.

У меня уже столько неприятных сюрпризов было сегодня, что при этих словах моя челюсть даже не отвисла. Я просто сказала:

— А я думала, они — враги.

Он пожал одним плечом.

— В том, что они хотят манипулировать тобой для достижения собственных целей, — да. Но оба они чрезвычайно сильные Волшебники. И влиятельные фигуры в авалонской политике. Не верю я, что один из них настолько хладнокровен, чтобы желать твоей смерти. Но даже если я ошибаюсь, ни один из них не стал бы убивать тебя, пока еще есть шанс перетянуть тебя на свою сторону.

Это что, должно меня утешить?

— А ты не думаешь, что один из них может бросить вызов Королевам? — спросила я.

Отец покачал головой.

— Алистер родился в Авалоне и живет здесь всю жизнь. Не верю, чтобы он мог захотеть править в Волшебном мире, когда все его мечты устремлены к тому, чтобы сделать Авалон оплотом Волшебников и их Орденов, чтобы каждый Волшебник признал свой Орден и стал «преданным жителем Авалона», как он это называет. А у Грейс… есть своя причина не стремиться жить в Волшебном мире.

— И эта причина …?

Отец не ответил.

— На кону моя жизнь, я имею право знать, — возразила я.

Выражение его лица стало брезгливым.

— Лаклан.

Я ждала, что он скажет дальше, но, похоже, он полагал, что сказал достаточно.

— А что такого в Лаклане?

Отец поджал губы.

— Моя сестра питает… своего рода чувства к Лаклану. Это не приветствуется даже в Авалоне, а уж в Волшебном мире это опозорило бы ее на всю жизнь.

Короче говоря, Грейс и Лаклан — любовники. Типа того. Я невольно вспомнила, как Лаклан говорил о Грейс — почти с придыханием. Не думаю, что их союз был союзом равных.

Отец отогнал от себя мысли о Лаклане.

— Надеюсь, целители приведут Финна в порядок через пару-тройку часов. Я договорюсь о встрече с Алистером и Грейс, но я хочу быть уверен, что ты под надежной защитой, пока меня нет рядом.

Я прищурилась.

— А не лучше ли мне отправиться с тобой на эту встречу? В конце концов, речь идет о моей жизни.

Отец уже хотел что-то сказать, но вдруг передумал. Он помолчал, потом посмотрел на меня испытующим взглядом.

— Я обещал, что буду говорить тебе только правду. Так тому и быть. Да, ты имеешь право голоса, потому что речь идет о твоей жизни. Но, милая моя девочка, голоса-то у тебя пока еще нет.

Я ахнула.

— Да, правда не всегда лицеприятна, — кивнул он. — Ты еще маленькая, неопытная, ты даже примерно не представляешь, что за силой обладаешь. А я — твой отец, и у меня — право опекунства.

— У моей мамы право опекунства.

И — о! какие огромные извинения я должна буду принести ей, когда — нет, если — я снова увижу ее. Сейчас я бы с легкостью выводила ее из нового запоя, паковала чемоданы для очередного переезда и выдумывала, что сказать друзьям, чтобы они не узнали, что моя мать — пьяница. Теперь все это казалось таким нетрудным по сравнению с тем, что тебя хотят убить Королевы Волшебного мира.

— Поверь мне, Дана, — продолжал отец, — пока речь идет об Авалоне, мои права как опекуна неоспоримы. Твоей матери здесь нет, а я есть. Это все, что будет иметь значение, если дело дойдет до разбирательств.

Он потянулся ко мне, но я выскользнула из-под его руки.

— Не трогай меня! И не веди себя как заботливый папочка. Ты все сказал, теперь все по-другому.

Он приподнял одну бровь.

— Было бы лучше, если бы я тебя обманул? Ты предпочла бы, чтобы я соврал тебе? Имей в виду, до того, как порвать с Орденами Волшебного мира, я играл ведущую роль в их политике. А человек, не умеющий обманывать, долго не продержался бы. Так что в искусстве лжи я неплохо поднаторел, можешь мне поверить.

Вот в этом я не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что, сочти он это целесообразным, он использовал бы свои навыки против меня, ни секунды не поколебавшись. Просто сейчас он счел более выгодным сказать правду, чтобы удержать меня. А он хотел и, главное, мог удержать меня. Из всего, что он наговорил, только в этом я и не сомневалась. К сожалению.

Ни слова больше не говоря отцу, я встала и отправилась в свою комнату наверху, а отец остался готовиться к встрече «трех кукловодов», для которых я была лишь марионеткой. Моя судьба была теперь в их руках. Я вошла в комнату и первое, что сделала — поверьте, с наслаждением! — это сорвала с шеи кулон с камеей и бросила его в мусорную корзину.


Глава двадцатая


Этот день казался бесконечным. После разговора с отцом я села в комнате и принялась думать и горевать, причем второго было, должна признаться, больше, чем первого. Телефон то и дело принимался звонить и несмотря на то что я несколько раз испытывала искушение снять трубку и подслушать, о чем они там говорят, я решила, что лучше не надо — лучше не знать мне этого.

Финн вернулся из больницы в начале седьмого. Я все еще не хотела сидеть с отцом, но я очень хотела увидеть Финна, чтобы своими глазами убедиться, что он в порядке, так что я спустилась в гостиную.

Сказать, что он «в порядке» было, конечно, преувеличением. Все его лицо было в синяках, а судя по тому, как осторожно он ходил и двигался, у него еще все болело. Даже отец заметил это, потому что тут же предложил Рыцарю присесть. Финн с благодарностью опустился на диван.

— Ты достаточно оправился, чтобы охранять ее? — спросил отец. Думаю, дальше этого его сочувствие не распространялось.

Финн слегка пожал плечами.

— Если ехать в город — нет. А в доме, с учетом того, что он защищен вашими заклинаниями, — да. Я могу ее охранять.

— А ты не можешь найти кого-нибудь другого, кто бы не был так сильно ранен? — спросила я отца, глядя на Финна и покусывая губу. Я не была уверена, что, повторись такой же кошмар, как сегодня утром, я снова смогу вынести это.

— Я справлюсь, — сказал Финн, не дожидаясь ответа отца. — Я не стал бы этого говорить, если бы не был уверен на сто процентов.

Отец кивнул и повернулся ко мне.

— Даже если и не на сто, все равно лучшего телохранителя, чем Финн, не найти. К тому же через полчаса я еду ужинать с Алистером и Грейс для разработки стратегического плана. Другой охраны мне за это время не найти.

Я не стала утруждать себя спором. Предпочитаю сохранять свои силы для сражений, которые можно выиграть.

Отец ушел минут через десять. Интересно, подумала я, а что я буду есть на ужин? Ланч давно прошел, а на обед я не спускалась, хотя отец и звал меня. Я была очень голодной, у меня аж живот сводило.

Финн поднялся с дивана, я посмотрела на Рыцаря с сочувствием.

— Пожалуйста, не двигайся! — попросила я, хотя он уже встал на ноги. — Тебе что-нибудь нужно?

Я снова увидела перед мысленным взором его избитое и залитое кровью лицо, нож, пропарывающий его спину и со стуком вонзающийся в пол. Каким бы сильным и терпеливым он ни был, он не смог сдержать крик, когда парамедик вытаскивал нож.

— Я не инвалид, — сказал он, направляясь в сторону кухни.

Я пришла в ужас, когда он принялся доставать еду из холодильника и из шкафа, и я поняла, что он собрался готовить ужин.

— Ты не будешь готовить, — сказала я ему тем тоном, не допускающим возражений, которым я не раз говорила с пьяной матерью, которую нельзя было и близко подпускать к плите и к открытому пламени. Он лишь приподнял одну бровь и продолжил выкладывать продукты. Судя по тому, что он уже достал, он собирался готовить спагетти с фрикадельками.

— Я готовлю с шести лет, — сказала я, — я сама могу сварить спагетти. Пожалуйста, присядь.

К моему стыду, голос у меня слегка дрогнул. Но после всего, что он сделал для меня в этот день, мне было тяжело видеть, как он преодолевает боль сейчас, когда я сама могла позаботиться о себе. Подумать только: я приехала в Авалон отчасти ради того, чтобы кто-то позаботился обо мне, чтобы позволил мне побыть ребенком, которым я никогда не была. Смешно, что сейчас, когда такой шанс представился, я руками и ногами цеплялась за свою взрослость и самостоятельность.

Финн положил зеленый перец, который принялся было резать, и повернулся лицом ко мне, облокотившись о столешницу.

— Я тоже начал готовить, когда мне было шесть лет. И с тех пор прошло намного больше времени, чем с твоего шестилетнего возраста.

— Но…

— Если бы тебе удалось отправить меня домой, как ты хотела, я бы сейчас у себя, на своей кухне, точно так же готовил бы ужин.

Я несколько раз сглотнула слезы. Мне было так неловко плакать из-за глупого спора «кто будет готовить ужин»! Я пережила нападение в примерочной без единой слезинки и ни разу не заплакала за весь сегодняшний день, хотя поводов было выше крыши. Конечно, я не разревусь теперь, из-за какой-то ерунды!

Финн сделал пару шагов по направлению ко мне, и его голос стал ласковым. Оказывается, голос у него в те редкие минуты, когда он им пользовался, был очень приятный — низкий и глубокий.

— Дана, я благодарен тебе за то, что ты так обо мне заботишься, — сказал он. — Но дело в том, что на самом деле тебе досталось значительно больше, чем мне. Именно ты пострадала, именно тебя ранили.

И тут меня прорвало, как ни пыталась я сдержать слезы. Я закрыла лицо обеими руками, все еще стараясь не показать, что плачу. Финн обнял меня, и прежде чем я поняла, что происходит, я уже сидела на диване в гостиной и ревела как глупый ребенок, а Финн утирал мне слезы своим носовым платком.

Финн молчал, пока не схлынула первая волна эмоций. Когда он заговорил, я все еще всхлипывала и икала, но кризис миновал.

— Я — Рыцарь Волшебного мира, — сказал он. — Я стал им в восемнадцать лет, а это было… давненько. Меня протыкали шпагами, в меня попадали стрелы и пули, меня пытали такими способами, которые я не стану тебе описывать. Это — моя работа. Я выбрал ее, прекрасно зная, что я выбираю.

— Но тебя могли убить! — возразила я, пытаясь вытереть остатки слез насквозь промокшим носовым платком.

Финн улыбнулся.

— Как и те, кто протыкал меня шпагой, стрелял в меня и так далее. И они на самом деле хотели убить меня. А вот сегодняшние Рыцари — нет.

Он снова стал серьезен.

— Не горюй из-за боли, которую причинили мне. Но признай свою боль. И позволь мне позаботиться о тебе.

Я покачала головой.

— Так что, готовить мне ужин тоже входит в твою работу?

— Сегодня — да. Позволь мне сделать для тебя эту мелочь в качестве компенсации за то, что меня использовали в качестве оружия, которым ранили тебя. Пожалуйста.

Когда я жила с матерью, я привыкла к тому, что девяносто процентов споров выигрываю я. Честно говоря, у меня сила воли была побольше маминой. А вот в Авалоне я, похоже, не выиграла еще ни одного спора. К тому же Финн использовал запрещенный прием.

— Ладно, — согласилась я неохотно.

Но Финн улыбнулся в ответ. И я решила, что поступила правильно.

* * *


Финн вряд ли мог бросить вызов лучшим поварам, и все же готовил он весьма сносно. У него были глаза Волшебника — с приподнятыми внешними уголками, — что делало большинство людей несколько женоподобными. Но Финн выглядел очень мужественно, слишком мужественно для того, чтобы увидеть в нем мужчину, рожденного для кухни и проводящего жизнь среди продуктов и консервных банок. И все же я должна была признать, что он чувствует себя на кухне так же спокойно, как и я. Мне было неуютно от того, что он обслуживает меня, но я мысленно затыкала себе рот всякий раз, как слова протеста подступали к горлу.

Он снова замолчал, но теперь-то я знала, что он способен на нечто, вполне напоминающее разговор. И так как у меня накопилось множество вопросов, я решила задать их, когда мы приступим к еде.

— Ты знаешь тех Рыцарей, которые напали на нас? — спросила я его.

Он специально тут же сунул фрикадельку в рот, чтобы не отвечать, но я принялась постукивать пальцами по столу, выжидая, когда он прожует и ответит. Если он думал, что я забуду, о чем спрашивала, то его ждало разочарование.

— Итак? — поторопила я его.

— Да.

— Да, ты их знаешь?

Он кивнул, потом снова сунул еду в рот и принялся жевать. Да, придется потрудиться, чтобы вытянуть из него информацию.

— Итак, ты их знаешь. Значит, ты смог указать на них полиции, и именно поэтому мне не задавали вопросов?

Это хоть что-то объяснило бы. Потому что в Соединенных Штатах я никак не избежала бы расспросов при аналогичных обстоятельствах.

— Это — не дело полиции, — сказал Финн, закончив жевать.

— В смысле? Как это может быть не делом полиции?

Мой голос взвился почти до визга, пришлось постараться успокоиться.

Губы Финна дрогнули в подобии улыбки, но он не улыбнулся моему взрыву эмоций.

— Это — не дело полиции, потому что Рыцари — из Волшебного мира. Я уверен, они туда и вернулись прежде, чем полиция приехала в магазин.

— А что, в полиции нет Волшебников? Разве никто не может отправиться за Рыцарями в Волшебный мир?

— А что, американская полиция может преследовать преступников за рубежом?

Ответ был очевиден. Финн даже не сделал паузу, чтобы дождаться моего ответа.

— Шансы вытащить кого-то из Волшебного мира практически равны нулю. Именно поэтому они и позволяют себе такие вылазки с нападениями.

Я со стуком положила вилку на тарелку.

— Давай называть вещи своими именами. Выходит, любое существо из Волшебного мира может преспокойно проникнуть в Авалон, совершить любое преступление и так же преспокойно вернуться обратно? И никто с этим ничего не сможет сделать?

— Не совсем. Ты преувеличиваешь. Проникнуть в Авалон не так-то легко. Мы охраняем границы от тех существ, которым доступ в Авалон запрещен. Но если тот, кто хочет попасть в Авалон — Сидхе, а их не было приказа не пускать… — Финн пожал плечами. — У тебя еда остывает.

Отлично. Теперь у меня два папочки-волшебника в Авалоне. Я все еще хотела есть, так что я взялась за вилку и подцепила несколько фрикаделек прежде, чем продолжить атаку.

— A как насчет выхода из Авалона? — спросила я. — Мне вот, к примеру, нужно проходить таможню, чтобы выбраться. А Рыцарям?

— Тебе нужно проходить таможню, чтобы попасть в Англию; не для того, чтобы выйти из Авалона. Что касается Волшебного мира, то в нем нет таможни. А теперь дай мне спокойно поесть в тишине.

Наверное, он и так в течение этого ужина сказал больше слов, чем за всю предыдущую неделю. Я прекратила задавать вопросы, но продолжала лихорадочно думать. Если Сидхе могут попадать из Волшебного мира в Авалон и уходить обратно, когда им вздумается, значит, моя жизнь будет в постоянной опасности. Да, Финн будет охранять меня, но сегодняшний день показал: как бы он ни был силен и магически одарен, есть способы лишить его возможности меня защитить. И что тогда толку от того, что я — Мерцающая? От того, что у меня есть неслыханная сила?

Когда тот Рыцарь схватил меня сегодня, я была как героиня какого-нибудь ужастика, которая только и умеет, что громко кричать, и ни на что больше не пригодна.

— Как ты думаешь, ты можешь научить меня хотя бы основным приемам самообороны? — спросила я Финна, когда мы закончили ужин и принялись убирать посуду со стола.

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Никакая самооборона не поможет против Рыцарей, — сказал он. — Даже твой дружок Итан не справился бы с ними. Знай твой отец, что на тебя могут напасть Рыцари, он бы не выпустил тебя из дома с одним телохранителем.

Это было совсем не то, что я хотела услышать.

— Итан — не мой дружок, — сказала я почти рассеянно. — И я не прошу сделать из меня суперниндзя. Я просто не хочу больше чувствовать себя совершенно беспомощной.

— Но ты и вправду беспомощна против Рыцарей.

— Суть не в этом, — сказала я. Интересно, он действительно такой тормоз или специально прикидывается? — Просто если я хотя бы буду представлять себе, что могу как-то защищаться, я буду знать, как попробовать сбежать или избежать боя. Ну, и учитывая то, как стремительно растет число моих врагов, где гарантия, что следующими на меня не нападут уже не Рыцари, а какие-нибудь другие существа из Волшебного мира?

Финн впервые взглянул на меня серьезно. Кажется, мысль показалась ему дельной. Он скрестил руки на своей накачанной груди и смерил меня взглядом.

— Рыцарям запрещено делиться своими знаниями и умениями с теми, кто Рыцарем не является. Это — против рыцарского кодекса.

Я открыла рот, чтобы возразить, но он жестом остановил меня.

— Но, — сказал он, — если твой отец это одобрит, я могу найти кого-нибудь, кто научит тебя основам самообороны.

На лице его мелькнуло подобие улыбки, что заставило меня заподозрить неладное.

— Ты имеешь в виду кого-то конкретного? — спросила я.

Финн выглядел почти самодовольно.

— Да. И я могу обещать, он разбудит в тебе весь воинственный дух, который спрятан у тебя глубоко внутри.

— И что именно это означает? — спросила я, начиная подозревать, что мне предлагают вовсе не то, о чем я просила.

— Ты сама поймешь.

Клянусь, у него в глазах блеснули искорки с оттенком некоторого злорадства.

* * *


Отец вернулся только ближе к десяти вечера. Видимо, встреча проходила за ужином. Мы с Финном в это время сидели на диване в гостиной и смотрели по телику какой-то британский комедийный сериал. Я понимала одну шутку из трех, Финн тоже не смеялся, но каждый раз, как раздавался закадровый хохот, на лице его появлялось подобие улыбки, из чего я сделала вывод, что сериал ему все же нравится.

Даже за те несколько часов, что мы провели вечером вместе, состояние Финна значительно улучшилось. Он уже без гримасы боли поднялся с дивана, приветствуя отца, когда тот вошел в комнату. Они о чем-то договорились, отец поблагодарил Финна, и тот, попрощавшись, ушел.

Отец подошел к шкафу, откинул дверцу того, что оказалось баром, и налил себе щедрую порцию бренди, кажется. Он покрутил напиток в бокале, но сразу пить не стал.

— Судя по твоему выражению лица и по тому, как быстро ты направился к бару, встреча прошла не слишком плодотворно? — спросила я.

Мышцы его лица немного расслабились, он хмыкнул и отпил небольшой глоток бренди. Потом жестом пригласил меня сесть на диван, и мы расположились на противоположных его концах.

— Все прошло так, как я примерно и предполагал, — сказал он. — Все мы быстро и единогласно решили, что должны объединить свои усилия, чтобы защитить тебя. И следующие три часа провели в спорах, как именно сделать это наилучшим образом.

Он рассмеялся, покачал головой и сделал еще глоток бренди.

А вот мне все это вовсе не показалось смешным.

— Так что же вы решили?

— Мы решили продолжить разговор завтра.

— Ты шутишь? — простонала я.

Он сухо улыбнулся в ответ.

— Мы политики, моя дорогая. Для того чтобы прийти к консенсусу, нам нужно время и силы. Но все же мы единогласно решили, что нужно найти для тебя безопасное жилье.

Видимо, вид у меня был встревоженный, потому что отец быстро добавил:

— Не то чтобы здесь ты не была в безопасности, но просто здесь… до тебя легче добраться.

— Кому добраться?

Он пожал плечами.

— Когда у тебя есть враги, да еще такие серьезные, лучше, если они вообще не знают, где ты находишься.

Видимо, подразумевалось, что при мысли, что отец такой честный, такой откровенный со мной, меня охватит ликование — и я нисколечко не замечу, что он не ответил на мой вопрос! Неужели он и вправду так думает обо мне?

— Не волнуйся, — сказал он и сделал еще глоток бренди. — Сейчас в моем доме ты в полной безопасности. Просто в качестве постоянного решения проблемы он не подходит.

Я ничего не сказала, потому что начинала чувствовать, как вокруг меня вырастает золотая клетка. Я и так уже была под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, а теперь понимала, что и редкие мгновения свободы, такие как во время похода по магазинам, ускользают от меня. Если они запрут меня теперь где-то, где никто не сможет меня найти, я еще больше буду в их власти. Они окончательно отрежут меня от внешнего мира.

Мысль была грустная, я затосковала. Я бы поспорила, но для спора нужны были аргументы, а не просто слова: не хочу, чтобы меня запирали, как принцессу в башне. Пока ничего другого я придумать не могла, так что предпочла промолчать в надежде на то, что хорошая мысль может появиться после хорошего сна.

Я стала старательно изображать, что зеваю, но зевок получился настоящим. Отец посмотрел на меня вроде как с родительской нежностью.

— У тебя был трудный день, — сказал он, — тебе надо поспать.

— Да, пожалуй, — ответила я, снова зевая.

Возникла неловкая пауза; ни отец, ни я не знали, что делать. Понятно было, что я не стану целовать его в щеку перед сном, но все же какой-то жест требовался. Кажется, отец тоже почувствовал это, но тоже не представлял, что тут можно придумать. Наконец я просто сказала:

— Что ж, спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил он и чуть официально кивнул. — Сладких снов.

Видимо, на большее проявление нежности друг к другу мы не были способны.


Глава двадцать первая


Мне не спалось. Я была измотана всем случившимся, но мозг отказывался выключаться и не давал мне возможности отдохнуть от мыслей даже пару часов. Тахта казалась очень жесткой — такой, как я и представляла ее себе в первый раз. Я крутилась с боку на бок и не могла расслабиться. Я приехала в Авалон, чтобы не иметь больше дела с матерью и ее проблемами. Но думаю, отчасти я также надеялась обрести в отце родительскую заботу и помощь, которой мне так не хватало. Я хотела, чтобы кто-то из старших помог мне разобраться в моей жизни и спланировать будущее.

Помните эту старую китайскую поговорку: «Бойся своих желаний, они могут исполниться»? Так вот, именно это и произошло со мной. Только теперь поняла я ее истинный смысл.

Я сбросила с себя одело, села в постели и включила свет. Раз уж я не сплю, надо использовать это время с толком. Иначе так и буду крутиться без сна и к утру превращусь в комок нервов. Я посмотрела на часы: был почти час ночи. Значит, в Штатах сейчас день. Может, мне повезет на этот раз, и мама ответит на телефонный звонок? Говорят, третий раз — счастливый.

Я затаила дыхание, набирая номер. Я и не думала, что могу так хотеть услышать мамин голос — пусть даже пьяный, пусть язык у нее будет заплетаться. Пусть она будет орать на меня, пусть расплачется (хотя я никогда не могла спокойно выносить это) — я все стерплю. Только бы она взяла трубку!

И когда трубку на том конце подняли, я ахнула. Но голос, который ответил мне, был чужой.

— Дом Хатэвей. Чем могу помочь? — спросила какая-то женщина так, словно я попала в офис.

Сердце у меня оборвалось. Боже мой! Почему трубку сняла не мама? Что с ней? Она больна? Попала в аварию? Умерла?

Все тело свело словно судорогой; горло перехватило, так что я едва могла прошептать:

— Где моя мама? С ней все в порядке?

Боже мой, пожалуйста, пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо! Я не переживу, если из-за того, что я сбежала из дома, с ней случилось что-то плохое.

— Дана? — спросила женщина. Я все еще не узнавала ее голос.

— Да.

— Это Френсис, ваша соседка.

Теперь я узнала ее. Она всегда смотрела на маму свысока, и каждое ее утверждение звучало как вопрос.

— Почему вы сняли трубку? — требовательно спросила я. — Где мама, что с ней?

— Дана, дорогая, не волнуйся. С мамой все в порядке. Конечно, ты перепугала ее до смерти, знаешь ли?

Меньше всего я хотела сейчас выслушивать упреки от нашей соседки, сующей свой нос куда не просят. Мне захотелось просочиться сквозь телефонную трубку и тряхнуть ее хорошенько.

— Пожалуйста, скажите, где она? — взмолилась я. Видимо, прозвучало это жалостливо, потому что Френсис решила не продолжать лекцию.

— Думаю, в данный момент она пролетает где-то над Атлантическим океаном.

— Что?

— Она отправилась в Авалон, чтобы найти тебя. А я тут поливаю цветы у вас дома.

У меня даже мысли замерли в голове. Правда, не настолько, чтобы не понять: Френсис оказалась у нас дома, чтобы порыться в наших вещах и вынюхать что-нибудь, потому что за те несколько часов, что мама отсутствует, цветы не успели бы завянуть.

— Мама летит в Авалон? — переспросила я, хотя и так поняла, что я верно расслышала.

— Да, будет у вас завтра. Она очень беспокоится за тебя, солнышко.

Фу, гадость какая! Френсис никогда в жизни не называла меня ни «солнышком», ни другими ласковыми словами. Кстати, как и остальные. Я просто не сближалась с людьми до такой степени. Но скажи я ей об этом, наш разговор только затянулся бы.

— Спасибо, что поливаете наши цветы, — сказала я. — А если мама вдруг позвонит вам, передайте, пожалуйста, чтобы она позвонила отцу домой. Я живу у него.

Я повесила трубку прежде, чем Френсис успела ответить. Да ну их, эти приличия. Мама летит в Авалон!

Я едва могла поверить в это. Во-первых, не верилось, что она смогла достаточно протрезветь, чтобы заказать билет на самолет. Во-вторых, не верилось, что она решила приехать, никого не предупредив заранее. Разве не лучше было предварительно позвонить? Я легко нашла в справочнике телефонный номер отца, она могла бы сделать то же самое.

Конечно, если бы она позвонила вчера, она бы меня не застала. Тут я подумала: а может, отец говорил с ней, но ничего мне не сказал?

Я выключила свет и легла в постель, хотя спать теперь хотела еще меньше, чем до звонка. Я лежала и смотрела в потолок. Как же сильно я недооценивала маму! Я думала, она напьется и расклеится из-за моего отъезда и будет жалеть себя больше, чем когда-либо. К этому я была готова. И совершенно не представляла, что она может помчаться за мной в Авалон.

А вдруг теперь случится чудо? Вдруг мой побег отрезвил ее во всех смыслах, и она поняла, в какой кошмар она превратила мою жизнь своим пьянством?

И вдруг именно это окажется для нее последней каплей, и она бросит пить?

Не знаю, сколько я пролежала так — в надеждах, мечтах, молитвах, чтобы все это сбылось. Но наконец я уснула — и проспала до десяти часов утра.

* * *


Когда я спустилась к завтраку, отец уже уехал. Финн приветствовал меня. Он окончательно поправился, даже синяков не было видно. Я порадовалась, что магия лечит так быстро. Теперь я чувствовала себя не настолько виноватой, как вчера.

Тут я заметила, что рядом с Финном на диване сидит незнакомый парень. С первого взгляда было ясно, что они родственники — у них обоих были зеленые глаза одинакового изумрудного оттенка, но на этом сходство заканчивалось. Если у Финна волосы были светлые, то у этого — иссиня-черные. Финн был накачанный, а этот — худой, сухой и подтянутый. Еще он был значительно младше Финна и не придерживался консервативного стиля в одежде. На нем была выгоревшая черная футболка, открывавшая тату с кельтским орнаментом вокруг бицепса. Ну, и для завершения образа, у него в левом ухе было штук пятьдесят колечек, а темная челка падала на лоб, почти закрывая глаза.

Мне в школе никогда особо не нравились хулиганы. Они были такими самодовольными и считали, что раз они ведут себя как гады, то они — крутые. Впрочем, смотреть на них издалека было приятно. А смотреть на хулигана-Волшебника было… приятно вдвойне.

Финн улыбнулся мне, потому что я застыла в дверном проеме.

— Твой отец согласился с тем, что тебе не помешают уроки самообороны, — сказал он. — Знакомься, это Кин. Он будет твоим учителем.

Он кивнул в сторону черноволосого красавчика.

Кин не потрудился встать, он только бросил на меня взгляд, который я даже с натяжкой не смогла бы назвать приветливым.

Финн только улыбнулся еще шире. Все происходящее явно его забавляло.

— Если ты сможешь смириться с таким отношением к себе, — сказал он мне, — ты многому научишься. Кин — очень хороший учитель.

Кин уставился в потолок с таким видом, словно просил небеса ниспослать ему терпения. Можете считать меня сумасшедшей, но мне показалось, что вся эта затея ему совсем не нравится.

— Да прекрати ж ты паясничать! — сказал ему Финн, но в голосе его звучало обожание. — От того, что ты научишь ее основам самообороны, ты не сделаешься похожим на «Рыцаря-клона, как я».

Кин огрызнулся, но Финну было плевать.

— Вы родственники? — спросила я, хотя и так решила для себя, что они в родстве. И дело тут было не только в глазах. Хотя голову на отсечение за это я и не дала бы.

Финн кивнул.

— Кин — мой сын.

— Как? Ты женат? — брякнула я. Я готова была застрелиться за этот наивный вопрос еще до того, как он помотал головой в ответ.

— Рыцари не женятся, — ответил Кин за него.

— По традиции, Рыцари не могут жениться, — подтвердил Финн. — Наша верность и преданность должна полностью посвящаться тем, кому мы служим. И по традиции, Рыцари не воспитывают своих детей.

Он многозначительно посмотрел на Кина. Тот закатил глаза.

— Ну, уж ты у нас, конечно, исключение из всех правил…

Кажется, Финн привык, что сын ему хамит. Он только улыбнулся, с неприкрытым умилением глядя на Кина.

— Кину никогда не нравился институт рыцарства. Он прервал семейную традицию и отказался тренироваться, чтобы стать Рыцарем в будущем. Но мне кажется, он боится, что это заразно и что если он сейчас на короткое время займется тем же, что и я…

— Да брось ты, — сердито буркнул Кин.

Несмотря на то что он изображал крутого парня, мне показалось, что он смутился. Было видно, что заниматься со мной ему неохота, но вот почему — я понятия не имела. Может, ему просто не хотелось бороться с девушкой?

Кин поднялся на ноги и засунул руки в карманы. Он старался не смотреть мне в глаза. Я вспомнила, что Финн предупреждал меня: у учителя такой характер, что мне захочется с ним драться. Теперь я поняла, что очень скоро это будет именно так.

— Пошли, — бросил Кин и направился к двери.

Я не двинулась с места.

— Куда «пошли»? — спросила я.

Кин вытащил руки из карманов, но потом лишь скрестил их на груди и посмотрел на меня в упор.

— Здесь я — учитель, а ты — ученица. Так что подчиняйся, и без вопросов.

Ну и зараза! Я была права: на хулиганов приятно смотреть, а не слушать, что они говорят. Финн, стоя у меня за спиной, рассмеялся.

Я понимала, что Кин пытается запугать меня своим пристальным взглядом, но учитывая то, что на меня уже нападали крахены и Рыцари, мне было не так уж и страшно. Я сделала пару шагов ему навстречу и сама посмотрела на него с вызовом.

— Не знаю, в чем твоя проблема, — начала я, ткнув его в грудь, — но…

Дальше все случилось очень быстро. Я даже не заметила, что за движение он сделал, но только в следующую секунду я уже лежала на полу лицом вниз, одна рука у меня была вывернута за спину, а Кин сидел на мне верхом. Я в шоке уставилась на ковер. Кину как-то так удалось все это проделать, что мне не было больно, но у меня челюсть отвисла от изумления.

— Моя проблема в том, — прошипел он мне в ухо, — что мне не нравится тот тип людей, которых охраняет мой отец.

Да, «зараза» — слишком мягкое слово для него. Я попробовала вывернуться, но он заломил мне руку сильнее, и мне стало больно.

— Можешь скинуть меня в любой момент, — продолжал он шипеть мне на ухо, — если у тебя хватит духу. Только у тебя это не получится, пока ты будешь просто так извиваться червяком.

Я подняла голову, насколько это было возможно в моем положении, и посмотрела на Финна. Он глядел в окно, всем своим видом демонстрируя, что не видит того, что происходит у него под носом. Видимо, он не собирался помогать мне.

— Давай, Дана, — сказал Кин. Он больше не шипел, но продолжал говорить мне прямо в ухо. — Подумай головой. Какие части тела у тебя сейчас свободны, чтобы можно было достать меня?

— Так у нас уже начался урок? — спросила я. Похоже, он не шутил, говоря, что я не должна задавать вопросов, потому что теперь он только сильнее завел мне руку за спину.

— Ой! — не выдержала я, но он не ослабил хватку.

— Сосредоточься, — сказал он. — Чем ты можешь пошевелить?

Мне не хотелось подчиняться, но мне показалось, он сейчас сломает мне руку. Я решила приберечь все, что я хочу сказать, до того момента, когда окажусь на свободе. И тогда я выскажу Финну все, что думаю о его психопате-сыночке, которого он натравил на меня.

Я подергалась, пытаясь понять, чем я могу пошевелить, но ничего не получилось. Кин крепко прижал меня к полу. Может, он был не такой тяжелый, как Финн, но и не перышко. Единственное, что у меня поворачивалось, это голова.

— Так я должна драться головой? — спросила я сквозь сжатые зубы.

— Если это единственное, чем ты можешь двигать, значит, это твое единственное оружие.

Я, кстати, надеялась, что он отпустит меня, как только я правильно отвечу, но он не отпустил.

— Ну? — поторопила я. — Можно, я теперь встану уже?

— Думаю, с этим у тебя возникнут трудности, — хмыкнул он. — Сперва тебе придется меня скинуть, — сказал он сухо и самодовольно.

— Ты что, хочешь, чтобы я по-настоящему ударила тебя головой? — изумленно спросила я.

— Если только не хочешь весь оставшийся день целовать ковер.

Я все еще сомневалась. Я никогда в жизни никого не била специально. Даже когда я врезала Итану в пещере, я сделала это недостаточно сильно — он отключился всего на минуту. А теперь мне предлагалось ударить Кина, и ударить больно, потому что я могла ударить его головой только в лицо. Однако, судя по всему, Кин не собирался ждать слишком долго. Он так заломил мне руку, что терпеть дольше я не могла.

Сжав зубы и сказав себе, что он, должно быть, знает, что делает, я дернула головой назад. Затылком я ощутила удар, который пришелся Кину по лицу, но удар этот был не сильным. Кин рассмеялся.

— И это все, на что ты способна?

Я заскрипела зубами. Ну что ж, ладно. Раз он сам напросился, пусть не обижается потом. И на этот раз я мотнула головой назад изо всей силы. Учитывая то, насколько я была унижена и зла, удар получился сильным. Раздался громкий хруст, когда мой череп ударился обо что-то твердое. Кин взвыл и, отпустив меня, вскочил на ноги.

Я попыталась встать. Голову пронзила боль, но я знала, что лицо Кина пострадало больше. Хорошо было думать, что он сам напросился, но теперь он стоял, согнувшись, прижимая руки к носу. А вдруг я его сломала? Я моргнула и с сочувствием потянулась к нему.

— Прости! — сказала я. — Ты в порядке?

Надо было не забывать о том, что рядом стоит отец Кина. Если бы я действительно ранила его, Финн вступился бы за сына. Кин опустил руки и выпрямился, глядя на меня с усмешкой.

— Я в порядке, — сказал он. — Ты треснулась головой о мое заклинание-щит, а не о лицо.

У меня челюсть отвисла, и вот на этот раз я и вправду захотела его ударить.

— Урок первый, — сказал Кин. — Если дерешься, ты должна научиться бить на поражение, иначе и начинать не стоит. А теперь пошли вниз в гараж. Я приготовил там маты, у тебя-то нет заклинаний-щитов.

Я обернулась и посмотрела через плечо на Финна. Он потирал подбородок, пытаясь скрыть улыбку.

— Большое спасибо, — бросила я ему с ехидством. Может, когда-нибудь я пойму, что все это смешно, но не сейчас.

Я подумала, может; отказаться от уроков самообороны? Но, похоже, если я сделаю это, получится, что Кин как бы победил.

Финн пожал плечами. Он больше не улыбался, но в глазах его прыгали озорные искорки.

— Его методика, скажем так, не очень гуманна, — сказал он, — но Кин — прекрасный учитель. Он мог бы стать хорошим Рыцарем, если бы захотел.

В голосе Финна явно звучала гордость.

— Ну так что, пойдем заниматься? — спросил Кин. — Или продолжим тут перетирать?

Я отвернулась от Финна и встретилась глазами с Кином, который смотрел на меня с вызовом.

— В следующий раз я не буду так долго раздумывать, прежде чем ударить тебя, — пообещала я ему.

Он одобрительно кивнул.

— Рад слышать. А теперь шевели батонами!

Ладно, я сама напросилась. Жаловаться не приходится. Решив, что несчастливое утро затягивается, я потопала следом за ним в гараж.

* * *


И утро затянулось. По сравнению с Кином жестокий сержант в армии показался бы нежной няней. Кин был наглым и бесцеремонным. Он важничал и разговаривал со мной, как с последним дерьмом. Он оскорблял меня. Но, господи, он и вправду был хорошим учителем. Он показал мне все места на человеческом теле, которые были самыми уязвимыми при атаке. Он показал мне все части моего тела, которые можно было использовать как оружие. А потом заставил меня учиться пользоваться этим оружием, и если я била недостаточно сильно, я сама за это расплачивалась.

К обеду я так измоталась, что едва могла двигаться. Все тело гудело. Оказалось, когда бьешь кого-то сильно, есть одна проблема — больно и тебе самой. Но Кину я в этом не призналась бы ни за что на свете, так что я удержалась от жалоб. Хорошо, если завтра я смогу подняться с кровати — я же вся в синяках, и мышцы растянуты.

Я думала, что теперь, когда наш урок окончен, Кин уйдет, но оказалось, что Финн не может открыть ему двери — отец вчера наложил дополнительные заклинания после того, как на нас с Финном напали. Вот радость-то — провести с Кином целый день!

Вскоре после обеда в дверь позвонили. С тех пор как я поселилась здесь, это был первый звонок после прихода Кимбер. Нервы у меня натянулись как струны. Сердце заколотилось. Вдруг это мама?

Я сбежала вниз по лестнице, но Финн, хоть и стоял до этого в дальнем конце комнаты, оказался перед дверью раньше меня.

— Стой где стоишь! — приказал он мне, и у меня глаза на лоб полезли, потому что он вытащил пистолет. Кин сидел в гостиной, и вид у него был скучающий и кислый. То, что Финн с пистолетом в руках подскочил к дверям, ничуть его не тревожило.

Электричество от магических волн Финна стало покалывать мне кожу, несмотря на то, что камеи на мне не было. Теперь это был настоящий телохранитель во всеоружии, независимо от того, кто может напасть — простой смертный или Волшебник. С грацией хищника он перебежал от лестницы к выходу из гаража. Я спустилась на одну ступеньку и пригнулась на случай, если Финн прав и на нас сейчас нападут.

Финн выглянул наружу в глазок, но совсем не расслабился.

— Чем могу помочь? — спросил он сквозь двери, не собираясь открывать.

— Я — Кэти, — раздалось в ответ. Большего мне было и не надо. Я с радостным воплем бросилась к двери.

— Мама!

Я так стремительно скатилась по винтовой лестнице, что у меня закружилась голова.

— Дана! — крикнула мама в ответ.

Я летела к двери, я только и хотела, что распахнуть ее и броситься в мамины объятия. Но между мной и дверью возникла стена — стена под названием Финн.

Если бы он был простым смертным и мы с ним вот так столкнулись, мы, видимо, свалились бы на пол. А так он вообще не пошатнулся, когда я врезалась в него. Он только поддержал меня, чтобы я не шлепнулась.

— Пусти! — заорала я, вырываясь, хотя надежды вырваться у меня и не было. — Пусти, это моя мама!

— Дана? Дана, с тобой все в порядке? — заколотила мама в дверь с другой стороны.

— С ней все хорошо, — сказал Финн. — Так, ну-ка, все успокоились!

— Я не знаю, кто вы! — прокричала мама. — Но клянусь, вы пожалеете, что родились на свет, если вы хоть пальцем тронете мою дочь!

Да, мама использует клише чаще, чем хотелось бы. Обычно, услышав очередную заезженную фразу, я закатываю глаза, но теперь я слишком сильно хотела поскорее увидеть ее.

— Я — телохранитель вашей дочери, — сказал Финн через дверь. Я попробовала нанести Финну удар ногой, используя один из приемов, которым меня научил Кин. Финн даже не поморщился. Да, я не вложила в удар злобы, и удара не вышло. Но ведь и Финн не был настоящим врагом.

— Если я открою вам дверь, — продолжал Финн, — это нарушит защитные заклинания, которые Симус наложил на дом. А в данный момент это было бы непростительным риском.

— У вас нет права не пускать мою дочь ко мне.

— Это делается ради ее собственной безопасности. На ее жизнь были покушения. Я уверен, вы и сами хотите, чтобы ее защищали как можно лучше.

О да. Сказать матери, что ее дочь пытались убить — веский аргумент, чтобы она ушла. Нет!

— Мама, я в порядке! — крикнула я, пока она не выкинула какой-нибудь номер. — Заклинания отца с одной стороны, Финн — с другой. Я в безопасности под такой защитой!

Я услышала, как мама всхлипнула. Обычно ее слезы уже не задевали меня за живое, но сейчас у нее были веские причины расстроиться. Хуже того, мне было никак не придумать, что бы такое сказать, чтобы ей полегчало.

Узнай она, что меня хотят убить обе Королевы Волшебного мира — и она вообще слетит с катушек.

— Симус вернется домой около пяти, — сказал Финн. — Тогда и приходите. Он снимет заклинания защиты и впустит вас. А до этого почему бы вам не передохнуть с дороги?

Мама не отвечала, только слышны были ее всхлипывания.

— Мам, я правда в порядке, — сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы голос мой звучал убедительно. — Почему бы тебе не вернуться в отель? Ты сможешь позвонить мне оттуда, и мы поболтаем, пока папа не вернется.

Если бы я разыграла такой спектакль дома, я бы сквозь землю провалилась от стыда. Но мое недолгое пребывание в Авалоне уже успело меня изменить. Из всех свалившихся на меня проблем стыд за маму остался где-то на задворках сознания.

— Мама, пожалуйста, — продолжала я тем же голосом, хотя со стороны это звучало так, словно я разговариваю с испуганным ребенком, а не с мамой, — ты здесь, я в безопасности, и я очень хочу поговорить с тобой. Пожалуйста, сделай все, как я говорю, и позвони мне. С тех пор как я приехала, столько всего случилось…

Я даже рада была, что Финн стоит рядом — высокий, могучий, неподвластный маминой истерике. Если бы я была одна, я бы не устояла и открыла дверь, разрушив заклинания отца. Может, ничего страшного и не случилось бы, сделай я так, но все же это был риск. А я не хотела рисковать своей жизнью и жизнью мамы.

Наконец мамины слезы иссякли. Хотя бы на время.

— Я буду ждать здесь, пока Симус не вернется, — заявила она.

Я не удержалась и закатила глаза; хорошо, она меня не видела.

— Какой в этом смысл? — спросила я.

Я надеялась, она все еще в состоянии рассуждать здраво.

— Мы и здесь можем поговорить, — сказала мама.

Да, здравого смысла ей все же недостает.

— Если мы будем говорить здесь, мы обе охрипнем, потому что придется кричать через дверь, — сказала я. — Кроме того, нас будут слышать другие. Лучше вернись в отель и позвони мне. Я расскажу тебе обо всем, что случилось со мной.

Говоря это, я скрестила пальцы. Я знала, что не смогу рассказать ей всего, иначе она просто сознание потеряет.

— А потом ты придешь, и когда папа вернется домой, мы увидимся.

И разве это не будет счастливым воссоединением семьи?

— Хорошо? — спросила я настойчиво, потому что некоторое время она молчала.

Мама снова всхлипнула.

— Я просто не могу оставить тебя теперь, когда я наконец нашла тебя, — сказала она.

— Я никуда не уйду, обещаю тебе.

Последовала еще одна мучительно долгая пауза. Потом она тяжело вздохнула.

— Хорошо. Я вернусь в отель. Позвоню тебе, как только доберусь.

— Я буду ждать тебя здесь, — заверила я ее.

У меня не было сверхакустических способностей, так что я не могла сказать, когда именно она ушла. Но по тому, как расслабился Финн, я поняла, что она отправилась в отель.

— Прости, что ударила тебя, — сказала я, понимая теперь, что это было гадко.

Финн посмотрел на меня.

— Меня протыкали шпагами, в меня стреляли и так далее. Помнишь?

Я услышала, как кто-то фыркнул, и обернулась.

Наверху лестницы в дверном проеме стоял Кин и смотрел на меня сверху вниз с пренебрежением.

— Твой удар и пятилетнего ребенка не сбил бы с ног, не то что Рыцаря, — сказал он мне. — Интересно, ты вообще хоть чему-нибудь научилась сегодня утром?

Я уставилась на него, сощурившись. Я знала, что он специально дразнит меня, знала, что я не должна вестись на это. Но я уже поняла, что он плохо влияет на меня.

— А мне интересно, почему ты бы так хотел, чтоб я сломала ногу твоему отцу? — парировала я.

Кин уже открыл рот, чтобы сказать что-то хлесткое, но Финн прервал его.

— Хватит, дети. — Однако в голосе его не было ни обиды, ни злобы. — Оставьте свой боевой дух для тренировок.

Кин не похож был на парня, который слушается родителей, но, к моему изумлению, он заткнулся. Я не стала углубляться в раздумья о том, почему меня это немного огорчило.


Глава двадцать вторая


Я удалилась в спальню, оставив Финна и Кина разбираться в своих семейных отношениях. Я не хотела, чтобы наш разговор с мамой слышал еще кто-то. Я села в комнате рядом с телефонным аппаратом и принялась смотреть на стрелки наручных часов.

Мама не сказала, в каком отеле она остановилась, а если бы и сказала, я, по всей вероятности, все равно не поняла бы, где он расположен. Так что я понятия не имела, сколько времени ей понадобится на то, чтобы добраться до номера. Трудно было поверить, что для того, чтобы добраться в Авалоне куда бы то ни было, нужно больше двадцати минут. И это пешком, а мама уж наверняка взяла такси. Однако время шло, а звонка от нее все не было.

Может, она еще не сняла номер? Может, в отеле очередь у стойки регистрации? И поэтому она не звонит так долго. Но я не могла не волноваться. Финна избили, чтобы насолить мне. Вдруг и маму попытаются использовать как оружие против меня?

Я принялась шагать по комнате, то и дело поглядывая на телефон в надежде, что он зазвонит. Паника нарастала. Мама не была идеалом, и, возможно, я не хотела жить с ней — хотя те денечки выглядели сейчас просто раем — и все же я любила ее. Очень любила. И я знала, что она тоже любит меня. Она все сделала для того, чтобы оградить меня от запутанной политической игры в Авалоне, она все принесла в жертву этому. А я? Сбежала из дома и угодила в самое пекло! Эгоистка.

Совесть замучила бы меня насмерть, если бы не зазвонил телефон. Я чуть не сбила телефонный аппарат на пол, хватаясь за трубку. Я уже боялась, что услышу сейчас голос врага, заявляющий, что мама у них, но телефонистка сказала, что звонок — из отеля «Хилтон». Это меня не успокоило.

— Мама, это ты? — почти закричала я в трубку, скрещивая пальцы на удачу, словно это могло помочь.

— Привет, милая, — ответила она так спокойно, словно я только что не лишилась десяти лет жизни, нервничая из-за нее.

Я тяжело опустилась на кровать, прижимая одну руку к груди и уговаривая себя наконец успокоиться. Сердце гулко ударяло о ребра.

— Почему ты так долго не звонила? — спросила я. — Ты перепугала меня до смерти!

— В номер заселяют только в три часа, я лишь сейчас вошла. Прости, милая. Надо было позвонить тебе из холла и предупредить.

Я зажмурилась и укусила себя за кончик языка, чтобы не сказать того, о чем я потом пожалею. Потому что если долгие годы, прожитые с мамой, чему-то и научили меня, так это тому, что пьяницы всегда врут. А она сейчас врала мне.

Как я это поняла? Я по голосу слышала, что она уже выпила. Она не запиналась, не бормотала, как пьяные в кино. Она пила уже много лет и приноровилась не выдавать себя до последнего момента. Ей надо было выпить очень много, чтобы посторонний человек заметил, что она пьяна. Но я не была посторонней. И распознавала другие знаки.

Когда мама пьяная, она говорит намного медленнее. Плюс в ее голосе появляется такая сонная интонация, словно ее разбудили среди ночи. И именно так она разговаривала сейчас. Все теплые и нежные чувства, переполнявшие меня с тех пор, как я узнала, что она помчалась в Авалон за мной, тут же испарились.

— Ты просто не могла больше держаться, чтобы не выпить, да? — сказала я и сама удивилась, какая злость прозвучала в моем голосе. — Стоило тебе узнать, что я жива, как ты тут же побежала за бутылкой, даже не раздумывая. И тебе плевать было, что я жду твоего звонка!

— Что за нелепость, — протянула она. — Я не пила.

О да, это еще одна мамина фишка, от которой мне хочется взвыть и рвать волосы на голове. Если она сидит дома и смотрит телевизор — да, она признает, что «слегка пригубила». Но если она должна была что-то сделать, а вместо этого решила «пригубить», она никогда, ни за что не признает, что пила.

Даже когда от нее за версту разит алкоголем, она будет клясться, что не брала в рот ни капли, а тому, что она не пришла на родительское собрание (или не купила продукты, или не позвонила в газовую компанию), всегда найдется убедительное объяснение.

Все это я вспомнила в одну секунду, вся жизнь с ней пронеслась у меня перед глазами — и я снова поняла, почему убежала из дома. Я была так сердита на нее теперь, я так обиделась, что даже страхи последних дней за свою жизнь и свое будущее отступили куда-то на второй план. Как можно снова слушать лживые объяснения? Как можно сдерживать презрение и боль, глядя, как она клетка за клеткой уничтожает себя? Как молчать, когда хочется рвать и метать?

— Я не пила! — повторила мать упрямо, не дождавшись моего ответа.

Как я могла позволить себе надеяться хотя бы на миг, что мой побег может наконец-то убедить ее, что пришло время завязать? И тем не менее боль, которая теперь сгущалась где-то в груди и в горле, доказывала, что я дала этой надежде прорасти во мне, сама того не подозревая.

— Почему бы тебе просто не признать это? — спросила я. — Ты знаешь, что я знаю, так почему ты не можешь просто сказать, что ты пьяна?

Не спрашивайте почему, но отчего-то я была убеждена, что мне станет лучше, если она признает правду и прекратит вести себя так, словно я настолько глупа, что ничего не замечу.

— Мы не будем обсуждать это, Дана. Я с ума сходила, когда ты сбежала; я пролетела через полмира, чтобы найти тебя, — и это вот благодарность?

И тут, естественно, она расплакалась.

Когда я была младше, я сразу начинала чувствовать себя виноватой, стоило ей заплакать. Теперь меня это только еще больше злило. Я ничего не сказала, я просто сидела, сжав зубы и закрыв глаза, и ждала, когда ей надоест, и она поймет, что ее слезы меня не трогают.

Наконец она перестала всхлипывать, и я услышала, как она громко высморкалась. И еще я услышала, как плеснулось что-то, переливаясь из бутылки в стакан.

— Дорогая, ты в порядке? — спросила мама так, как будто этой фразе не предшествовал никакой разговор.

Я попробовала подыграть ей, но это было трудно: слова застревали в горле, дышать было больно.

— Да, у меня все хорошо. Отец заботится обо мне.

— Разумеется. Он вовсе не плохой человек. Я не от него хотела оградить и защитить тебя. Я хотела уберечь тебя… от этого места.

— Мне нравится Авалон, — сказала я просто из духа противоречия.

Мама не сразу нашлась что сказать. Алкоголь и остроумный диалог не очень-то сочетаются.

— Тот охранник сказал, что на твою жизнь покушались, — вспомнила она, наконец, и — о нет! — снова разрыдалась. — Девочка моя бедненькая… — снова всхлипывания. — Я же пыталась предостеречь тебя, я предупреждала… Надо вытащить тебя оттуда и вернуться домой.

Потрясающе, я всего несколько минут поговорила с ней по телефону, а слово «дом» уже стало для меня просто набором звуков. Я не хотела ехать домой с мамой; я не хотела оставаться в Авалоне с папой. Мне бы третий вариант! (Кроме как быть убитой одной из Королев.)

Я решила переждать, пока мама не выплачется еще раз. Но тут поняла, что если послушаю эту истерику еще хоть минуту, меня взорвет.

— Я не могу думать об этом прямо сейчас, — сказала я самым ровным голосом, на который была способна. — Позвони, когда протрезвеешь, и мы поговорим.

Мама набирала воздух для очередного взрыва рыданий, когда я повесила трубку.

Она пыталась несколько раз перезвонить, но я не снимала трубку. После первого раза Финн поднялся ко мне и спросил, не ответить ли ему самому на звонок. В его взгляде было столько сочувствия, что я поежилась. А что, если отец сказал ему, что моя мать пьет? Или — что еще хуже — Финн подслушивал наш телефонный разговор? Он — отличный парень и все такое, но я не удивилась бы, узнай я, что отец поручил ему не только охранять меня.

— Просто не обращай внимания, ладно? — попросила я.

Финн открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал.

— Ладно, — сказал он и вышел, оставив меня наедине со своим горем.

* * *


Всю оставшуюся часть дня я пряталась в комнате, пытаясь воскресить в себе чувство благодарности и нежности к маме. Честно говоря, получалось плохо.

Сразу после пяти я услышала, как дверь гаража тихо скрипнула, и поняла, что отец вернулся домой. Какая бы драма теперь ни развернулась, меня нисколько не вдохновляло участвовать в ней.

Я уже поняла, что весь оставшийся день мать проведет, глуша истерику алкоголем, пока не впадет в ступор. А значит, до завтра я ее не увижу. Но стоило мне высунуть голову из своей комнаты, как я услышала голоса внизу. Они о чем-то спорили. Один голос принадлежал моей матери. Вот блин. Мне так хотелось спрятаться в комнате и не вылезать, но было бы малодушием позволить им обсуждать мое будущее наедине.

Я потихоньку спустилась вниз, надеясь подслушать, о чем они там говорят, чтобы подготовиться к тому, что меня ждет, прежде чем открыто войти в гостиную. Я замерла у подножия лестницы, но родители тут же замолчали. Мне ничего не оставалось, как войти в комнату.

Я толкнула дверь и увидела картину, которую не думала когда-нибудь увидеть: мать и отец в одной комнате.

Мама сидела на диване и держала в руках бокал с янтарной жидкостью. Отец стоял лицом к окну, заведя руки за спину. Он не обернулся, даже когда мама, выкрикнув мое имя, вскочила на ноги. Жидкость в ее бокале плеснула через край. Думаю, она хотела броситься ко мне и обнять, как истинная мать, но выражение моего лица остановило ее.

— Зачем ты налил ей? — крикнула я в спину отца. Я была в такой ярости, что мне казалось, я сейчас взорвусь.

Отец обернулся и посмотрел на меня. Наткнувшись на его взгляд, я тут же замолчала. Дело было не в магии, а просто в человеческом неодобрении. Объективно говоря, он выглядел настолько моложе матери, что сгодился бы ей в сыновья — она не очень красиво старела, — но выражение его глаз напомнило мне, что он — мой родитель.

— Это ты — моя дочь, Дана, — сказал отец ледяным голосом, — ты, а не твоя мать. Она вправе сама принимать решения.

— Дана, милая, — вступила мама прежде, чем я успела ответить, — давайте не будем ссориться. Нам многое надо обсудить.

Алкоголь по-прежнему звучал в ее голосе, но по крайней мере она не валялась пьяная в отеле. А когда она теперь пыталась убедить нас не ссориться, ее голос казался почти трезвым. Для меня это был худший вариант: мама уже достаточно выпила, чтобы «поплыть», но недостаточно, чтобы можно было обвести ее вокруг пальца.

Я проглотила горечь, стараясь собраться с силами. Я встала, скрестив руки на груди, хоть и знала, что это защитная поза.

— Хорошо, — сказала я и плотно сжала губы.

Отец по-прежнему смотрел на меня, сверля взглядом.

— Если ты хочешь принять участие в разговоре, тебе придется отнестись с должным уважением и ко мне, и к своей матери. Это ясно?

Я удивленно моргнула. Я не вполне понимала, с чего это он так взъелся на меня, но он явно злился. Я не могла заставить себя выдавить ни слова, так что я просто кивнула.

— Ладно, — сказал он, коротко кивнув головой. — Теперь сядь, и давайте постараемся вести себя как цивилизованные взрослые люди.

Мама заморгала, и тут я поняла: отец злится не на меня. Мама снова уселась на диван и сделала большой глоток из бокала. Я села на другой конец дивана, не глядя на нее. Отец, разумеется, остался стоять. Видимо, так он чувствовал, что он здесь главный.

— Твой папа рассказал мне обо всем, что случилось, — сказала мама.

Я посмотрела на отца, пытаясь вычислить, что именно он счел нужным рассказать ей, но его лицо было непроницаемо.

— Мы обсуждали, что будет лучше для тебя сейчас, — продолжала мама, и маска соскользнула с лица отца.

— Здесь нечего обсуждать, — сказал он голосом, в котором слышалось, что говорит он это уже не впервые. — Того, что случилось, не изменишь. Теперь, когда Дана — открытый секрет, ей будет безопаснее всего жить в Авалоне под моей защитой.

Мама была не настолько пьяна, чтобы не посмотреть на него самым обжигающим взглядом.

— От того, что ты твердишь это, это не станет правдой, — сказала она.

— Но и не перестанет ей быть просто от того, что ты не хочешь ее признать, — парировал он. — Ты можешь сказать мне честно, что у тебя хватит сил и возможностей защитить Дану от тех, кто покушается на ее жизнь?

Мать со стуком поставила бокал на стол, встала и покачнулась.

— А ты можешь сказать мне честно, что у тебя на уме только то, как соблюсти ее интересы?

О, вот это действительно разговор взрослых людей!

— Поверить не могу! Ты что, и вправду думаешь, что я могу поставить свои интересы выше интересов нашей дочери?! Ты же знаешь, что для Волшебника дети — бесценный и редкий подарок!

Голос его звенел от напряжения, и я едва узнавала в нем теперь холодного Волшебника и расчетливого политика.

— Ты шестнадцать лет скрывала, что у меня есть дочь. А теперь хочешь отобрать ее у меня — теперь, когда я ее только что нашел. Я не позволю тебе сделать это. И не позволил бы, даже если бы она не была Мерцающей!

Я пожалела, что не осталась наверху, в своей комнате. Даже дураку было понятно, что они не собираются обсуждать, как быть со мной, а выясняют старые отношения. Отец делал вид, что то, что мама прятала меня на протяжении шестнадцати лет, не беспокоит его. Однако теперь я поняла, что ему это небезразлично. Мне хотелось ускользнуть из комнаты, чтобы дать им поговорить, но похоже, ускользнуть незаметно теперь не получится.

— Мне не нужно твое разрешение, чтобы сделать или не сделать что-то, — сказала мама. — Я — официальный опекун Даны, тебе меня не остановить. — Она повернулась ко мне. — Собирай вещи, милая. Мы уезжаем.

Она была очень уверена в себе. Неужели она и вправду настолько пьяна, что не видит, что всё не так просто? И все же я вскочила на ноги, надеясь: а вдруг удастся сбежать?

— Кэти, не валяй дурака, — сказал отец и взглядом приказал мне сесть на место. Я нехотя подчинилась.

Мама глянула на него с ненавистью.

— Если ты думаешь, что сможешь удерживать Дану здесь…

— То я прав! — бросил отец. — Как ты сможешь увезти ее без моего согласия?

Мама окаменела.

— Я хочу, чтобы мы помогли друг другу защитить нашу дочь, — продолжал отец голосом, в котором звучал металл. — Но если ты считаешь, что каждый должен тянуть одеяло на себя, я получу опеку над Даной раньше, чем ты выйдешь из комнаты. Даже если бы Дана не представляла особый случай, у меня все равно были бы основания оспаривать твои права как матери, учитывая…

Он перевел красноречивый взгляд на ее бокал, стоявший на журнальном столике.

Мама побледнела, а мне стало как-то не по себе. В душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Я и раньше предполагала, что отец может быть беспощаден, если это будет необходимо — и беспощаден, и подл. Но как бы я ни презирала мать за пьянство, использовать это сейчас против нее таким образом было низко с его стороны.

Выражение лица отца смягчилось, он вздохнул.

— Я не хотел, чтобы наш разговор закончился угрозами, — сказал он тихо.

Мама всхлипнула, я подняла голову и увидела, как слезы струятся по ее лицу. Впервые, кажется, я видела, что они — свидетельство истинной боли, а не манипуляция, чтобы пробудить во мне жалость. Я не могла придумать ничего, чтобы утешить ее, так что я просто потянулась, взяла ее за руку и тихонько пожала.

— Все будет хорошо, мам, — сказала я, хотя ни одна из нас не верила в это.

— Прости, Кэти, — сказал отец. — Но я должен поступать так, как считаю правильным для блага Даны.

Она высоко подняла подбородок и проглотила слезы.

— Я тоже, Симус.

Она высвободила свою ладонь из моей и положила обе руки мне на плечи и повернула меня лицом к себе.

— Я вытащу тебя отсюда, милая. Обещаю.

Потом она поцеловала меня в макушку — так, словно мне было шесть лет, — еще раз с ненавистью посмотрела на отца и гордо направилась прочь из комнаты.

Интересно, она хотя бы сама заметила, что не спросила меня, а чего хочу я? Не знаю, смогла бы я ей ответить или нет, но недурно было бы считать, что и мое мнение надо учитывать.

— Дана… — начал отец, как только дверь за мамой захлопнулась, но я подняла руку, призывая к молчанию. К моему величайшему изумлению, он послушался.

— Мне нужно время, чтобы подумать, — сказала я, не глядя на него. — Пожалуйста, не могли бы мы… поговорить позже?

Я глянула на него исподлобья, но, что бы он ни чувствовал, это было спрятано глубоко под маской бесстрастия.

— Я понимаю, — сказал он, и мне показалось, он говорит искренне. — Не торопись, думай сколько нужно.

Я кивнула, но в горле стоял ком — такой, что я не могла выдавить ни звука. Не могу объяснить, почему я была на грани слез, но это было так. Поэтому я поспешила удалиться, чтобы не расплакаться перед публикой.

* * *


Около часа я просидела одна в комнате, подтянув колени к груди и покачиваясь, пытаясь понять, чего я сама хочу. Высока была вероятность того, что мои желания крайне далеки от моих возможностей, но я не привыкла не понимать самое себя.

Я всматривалась в себя, анализировала себя изнутри и неизбежно приходила к выводу, что достичь желаемого невозможно: я хотела жить с мамой, но так, чтобы она не пила. И я не хотела, чтобы отец снова исчез из моей жизни. О, и я совсем не хотела, чтобы мне всю оставшуюся жизнь пришлось скрываться от тех, кто покушается на меня.

У меня сложился длинный список желаний, и все было так грустно, что я уже почти предалась жалости к самой себе, как вдруг меня осенило. Нет способа получить все, что я хочу, но есть возможность получить хотя бы кое-что.

Мама ясно дала понять, что хочет увезти меня из Авалона. Отец угрожает, но она, похоже, не собирается сдаваться. Я была уверена: единственное, чего она не учла — того, что я могу объединиться с отцом и решить остаться в Авалоне.

Что она пообещает мне, что она сделает, чтобы я изменила решение? Что если поторговаться с ней? Есть только один способ проверить.

Я не дала себе слишком долго раздумывать об этом, а просто сняла телефонную трубку, одновременно раскрывая справочник на номере телефона отеля «Хилтон».

Голос у мамы был определенно еще более пьяным, когда она сняла трубку.

— Алло?

— Привет, мам.

— Дана! У тебя все в порядке, милая?

— Да, все просто замечательно, — я почти смеялась. Кого я обманываю? — У меня к тебе предложение. Я хочу, чтобы ты выслушала меня до конца, не перебивая.

Она замешкалась.

— Ладно, — согласилась она наконец, но по голосу было слышно, что она насторожилась.

Я сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить.

— Ты не сможешь увезти меня из Авалона без моего согласия.

— Дана! — проговорила она шепотом. Она была потрясена.

— Ты обещала выслушать меня, помнишь?

Ладно, насчет «обещала» я преувеличила, но мама поверила и не дала задний ход.

— Хорошо, — сказала она дрожащим голосом.

— Я поеду с тобой домой, но только в том случае, если ты поклянешься мне своей жизнью, что как только мы приедем, ты обратишься в общество анонимных алкоголиков. А если сейчас ты станешь отрицать, что у тебя проблемы с алкоголем, я повешу трубку и больше не вернусь домой. Никогда!

Я почти физически ощутила, как матери хочется солгать, снова сказать мне, что никаких проблем с алкоголем у нее нет. Но видимо, даже в том состоянии опьянения, в котором она пребывала, она поняла, насколько я серьезно говорю. До сих пор моя жизнь в Авалоне была сплошным кошмаром. Но теперь, когда мама приехала и я вспомнила, каково жить с ней в Реальном мире, я осознала, что и там моя жизнь будет не меньшим кошмаром. Просто кошмаром другого рода, вот и все.

— Клянусь тебе жизнью, что пойду в общество анонимных алкоголиков, как только мы вернемся домой. Только поехали со мной, пожалуйста. Ты нужна мне. И что бы там ни было, милая, я люблю тебя. Ты же знаешь, что я люблю тебя больше всех на свете.

Я глубоко, медленно вздохнула, пытаясь привести мысли в порядок. Сдержит ли она обещание, когда все будет позади? Пожалуй, нет, как это ни печально. Но в общество анонимных алкоголиков она обратится — и, может, я достучусь до нее с их помощью? И она протрезвеет, вернет себе человеческий образ и возьмется за ум? Так что если есть хоть крошечный шанс, что мой план сработает, я просто обязана им воспользоваться.

Конечно, уехать из Авалона будет делом нелегким, даже если я и соглашусь. В данный момент я вообще не представляла, как это можно сделать. Но я что-нибудь придумаю, обязательно.

— Хорошо, мама, — сказала я. — Я поеду с тобой домой. Но сначала мне нужно уладить пару дел.

Я не собиралась перечислять ей все, что стоит между мной и моей свободой. Вероятно, она и так продолжит заливать в себя алкоголь, как только повесит трубку, но я не хотела подливать масла в огонь.

— Ты имеешь в виду отца? — спросила она и икнула.

— Да, он — первая проблема, — сказала я.

— Если Симус Стюарт думает, что сможет отнять у меня дочь, он очень заблуждается!

Ага, понятно. Можно подумать, мать в таком состоянии может ему противостоять.

— Пожалуйста, мам, дай мне самой все уладить с отцом. Я думаю, что смогу его убедить отпустить меня; — Ложь давалась мне нелегко, я сжала зубы и скрестила пальцы. — Но мне нужно, чтобы ты на некоторое время залегла на дно. Если он начнет сейчас добиваться признания своего отцовства и права опеки надо мной, мы и с целой армией не сможем выбраться отсюда.

Мать подумала немного, помолчав. Я услышала, как стукнулась бутылка о стакан, и сжала зубы, чтобы не нахамить. Если каким-то чудом мой план сработает, у нее впереди будет целая жизнь с не затуманенными алкоголем мозгами. Так что пока я могу потерпеть немножко.

— Хорошо, милая, — сказала мать наконец. Я вздохнула с облегчением. — Я в «Хилтоне», номер 526. Буду ждать, пока ты сама не позвонишь или не придешь.

— Спасибо, мам. Я дам тебе знать, как только все улажу.

— Не затягивай, милая, — предостерегла она, — чем дольше ты здесь, тем труднее будет сбежать.

— Я знаю. Я постараюсь побыстрее, обещаю.

Мы попрощались. А потом я легла на кровать и задумалась: как же мне все-таки сбежать?


Глава двадцать третья


Я уснула, так и не успев придумать план побега: стресс и усталость от тренировки с Кином взяли свое. Утром я проснулась, так и не продвинувшись вперед ни на шаг.

Полусонная, мечтая о чашке кофе, я свесила ноги с кровати. И тут вчерашняя физическая нагрузка дала о себе знать. У меня болело все тело, не привыкшее к тому, чтобы его швыряли на маты. Я застонала и чуть не рухнула обратно в постель.

Кое-как я добрела до душа и простояла под ним дольше, чем следовало бы, но на растянутые мышцы горячая вода действовала божественно. Я все еще едва могла согнуться, когда вышла из душа, и тело продолжало болеть, но теперь я хотя бы могла передвигаться.

Глупенькая, я думала, что после вчерашних усиленных тренировок мне сегодня дадут выходной. Но когда я спустилась вниз в надежде на чашку кофе, я обнаружила, что Финн и Кин уже сидят в гостиной за столом, друг напротив друга.

Они меня не заметили, и я задержалась, стоя на нижней ступеньке лестницы. Я была просто парализована тем, что увидела: Кин улыбался. Не насмешливой, не кривой улыбочкой, а открыто и радостно. И у него, и у Финна были в руках большие кружки с чаем, и хотя говорили они слишком тихо, чтобы можно было разобрать слова, было ясно, что это дружеская и теплая беседа. Неужели это — тот самый Кин, с которым я познакомилась вчера?

Но тут он взглянул на меня, и улыбка его погасла. Думаете, мне было приятно? Ясно, я ему не нравлюсь, хотя, бог знает, почему.

— Не обращайте на меня внимания, — сказала я, проскальзывая мимо них в кухню, где я надеялась найти пусть даже ужасный, растворимый, но все-таки кофе. Кстати, надо будет купить нормального кофе и кофе-пресс, подумала я, если я собираюсь задержаться здесь. А дело идет именно к этому. Чайник оказался пуст, и я направилась к раковине, чтобы налить воды. Но когда я обернулась, Кин преградил мне дорогу.

Я не слышала, как он подошел, так что ему повезло, что я не уронила тяжелый, полный воды чайник ему на ногу.

— Лучше тренироваться на пустой желудок, — сказал он, усмехаясь.

— Не вставай между мной и моим утренним кофе, — предупредила я, — это опасно. Кроме того, я что-то не в форме сегодня.

Я хотела обогнуть его, но — вот удивительно! — он меня не пропустил. Интересно, между ног у него тоже защитное заклинание или я смогу садануть его коленкой?

— Даже не думай, — сказал Кин. Он что, читает мои мысли?

— О чем? — притворилась я. — Знаешь, мы ведь не в армии, и ты мне не командир. Раз я сказала, что сегодня мне не нужна тренировка, значит, она мне не нужна.

Он склонил голову к плечу и, изобразив на лице любопытство, потер подбородок. Я заметила, что он покрыл ногти черным лаком — видимо, на случай, если я не поняла, что имею дело с плохим парнем.

— Ты так решила потому, что уже всему научилась, или потому, что решила, что сегодня на тебя не нападут?

— Теперь ясно, почему ты не пошел в Рыцари, — сказала я, — тебя могли бы случайно убить раньше, чем ты успел бы повзрослеть.

Ни выражение его лица, ни поза не изменились, но я все-таки поняла, что попала в точку: взгляд его остановился, а на щеке дернулся мускул. Будь я поковарнее, я торжествовала бы победу. Но мне стало неловко.

— Извини, — пробормотала я. — Я не должна была хамить только потому, что хамишь ты.

Возможно, это было не лучшим извинением, но он немного расслабился.

— Я хотел, чтобы ты сражалась любым доступным оружием, — сказал он, и я с удивлением прочла в его глазах одобрение. — Если я ранил тебя словом, логично, что ты тоже отбиваешься словами.

Он криво улыбнулся мне, и что-то внутри у меня потеплело. Кажется, я покраснела, отвернувшись от него и ставя чайник на плиту.

Эх, не надо было поворачиваться к нему спиной. Когда я протянула руку, чтобы включить плиту — словом ли, делом ли, он не мог отвлечь меня от приготовления кофе, — он захватил меня сзади. Я попробовала работать локтями, как он учил меня вчера, но нападение было неожиданным, и я растерялась.

Кин скрутил меня в жгут и согнул пополам, а потом перекинул через плечо. Он крепко прижал меня и обхватил за ноги, так что отбиваться я не могла. Единственное, до чего я могла бы дотянуться, было место между ног, но туда я его бить не собиралась даже при самом плохом раскладе.

Я потянулась, пробуя ткнуть ему пальцами в горло, но он перехватил мою руку и еще сильнее пришпилил к себе, вынося из кухни прочь. Я подняла голову и увидела Финна, который равнодушно прошел мимо.

— Оттащи от меня своего щенка! — крикнула я, но он и бровью не повел.

— Я обещал ему не вмешиваться, иначе он не согласился бы заниматься с тобой, — развел Финн руками.

— Разве это было бы плохо? — спросила я, но к этому времени мы уже спускались по винтовой лестнице, так что Финн вряд ли услышал меня.

Кин отнес меня на конюшню, где пол был устлан матами. Там он сбросил меня с плеча. Я ударилась так больно, что дыхание перехватило. С минуту я лежала неподвижно, хватая ртом воздух, а Кин возвышался надо мной.

— В следующий раз выставляй вперед руки, вот так, — показал он. — А потом работай ими, когда тебя обхватывают за ноги. Будь я врагом, у тебя бы сейчас были крупные неприятности.

Я наконец смогла сделать вдох.

— Я начинаю тебя ненавидеть, — сказала я.

— Рад слышать, — ответил он с кривой ухмылкой. — А теперь объясни, почему ты не врезала мне по яйцам, когда я перекинул тебя через плечо? Я специально свесил тебя достаточно низко, чтобы ты могла дотянуться.

Я рывком села и опустила голову, скрывая румянец, заливший щеки.

— Даже не мечтай, что я дотронусь до тебя в этом месте, — буркнула я.

Он рассмеялся и протянул мне руку, чтобы помочь встать на ноги.

Я встала сама, решив, что он опять задумал какой-то трюк. Все мышцы болели; они болели и до того, как Кин обрушил меня на маты, а уж теперь…

— А если на тебя нападет враг, ты тоже будешь деликатничать, только бы не дотрагиваться ни до чего такого? — спросил он насмешливо.

Щеки у меня горели, но я встретилась взглядом с его зелеными глазами.

— Врезать незнакомцу — это одно, а тому, с кем мне потом общаться и кому смотреть в глаза, — другое.

Я высоко подняла подбородок и наградила его своим самым упрямым взглядом. Он на многое спровоцировал меня, но заставить меня ударить его туда у него не выйдет.

Кин с минуту размышлял над тем, что я сказала, и на лице его было неудовольствие. Но потом он кивнул.

— Ладно. Пожалуй, я тебя понимаю. А теперь давай повторим захваты, которые мы проходили вчера.

* * *


Странное это было утро. Кин захватывал меня и учил вырываться, то есть то и дело прижимал меня к себе. Да, он был хулиганом, но очень обаятельным и привлекательным, и я не могла не заметить этого, когда его руки касались меня. Он двигался с грацией дикого животного, а его пристальный взгляд говорил красноречивее слов, как ему нравится это занятие — то ли потому, что он любит учить, то ли потому, что любит драться, то ли потому, что ему прикольно снова уложить меня на лопатки.

Я была приятно удивлена, когда поняла, что я — хорошая ученица. Кин все еще легко справлялся со мной, но по сравнению со вчерашним днем это стоило ему усилий, и над его бровью я заметила поблескивающие капельки пота. Будь он классическим хулиганом, от него уже воняло бы потом, а запах, который исходил от Кина, был приятным — запах кожаной одежды и каких-то трав.

Раз он повалил меня на спину, заведя мне руки вверх. Его тело полностью накрыло меня, черная челка падала на лоб, я вдохнула его запах, наши взгляды встретились. Я увидела, как расширились его зрачки, как дернулся кадык на шее, когда он сглотнул.

Теперь уже не похоже было, что происходящее просто забавляет его. Или что это его раздражает. Выражение его лица изменилось. Теперь он был скорее удивлен. Он лежал на мне, глядя мне в глаза, и, кажется, хотел спросить, что же я не отбиваюсь, но почему-то не спросил.

— Давай просто притворимся, будто я двинула тебе головой по зубам, — выпалила я на одном дыхании ему в лицо. — У меня и без этого голова раскалывается.

И это было правдой. Я уже бессчетное количество раз била его головой сегодня утром, и еще одного раза, боялась я, мне не выдержать.

Руки, сжимающие мои запястья, ослабили хватку. На губах появилась чуть заметная улыбка.

— Зато честно, — сказал он и скатился с меня.

Мне тут же стало холодно и захотелось все вернуть, как было. Конечно, это просто переутомление. Мне был совершенно неинтересен этот задавала, такой самоуверенный и грубый. И не важно, что он жутко красив.

Правда, сейчас он не выглядел ни самоуверенным, ни грубым.

— Можно спросить тебя кое о чем? — сказала я, глядя в потолок, чтобы не засматриваться на Кина.

— Конечно, — ответил он, и голос его звучал значительно приветливее, чем раньше.

— Твое скверное отношение ко мне — это тоже часть твоей методики, или ты и правда что-то имеешь против меня?

Он молчал довольно долго. Он сел и обвил колени руками, не глядя на меня, с задумчивым выражением лица.

Я лежала, не шевелясь. Мне казалось, что одно мое движение — и он снова станет тем противным Кином, с которым я познакомилась вчера.

— Дело не то чтобы в тебе, — сказал он наконец. — Я просто не люблю, когда мной командуют, — на его лице появилась сардоническая улыбка. — Это одна из причин, почему меня не взяли в Рыцари.

Я нахмурилась, глядя на него.

— Мне казалось, ты сам решил не идти в Рыцари.

Он грустно улыбнулся.

— Это было что-то вроде взаимного соглашения, — сказал он. — Я не хотел слепо подчиняться командам, они не захотели связываться с тем, кто может отказаться от повиновения.

— А какое все это имеет отношение ко мне?

Он шумно выдохнул.

— Да никакого в общем-то.

Он повернулся и сел, скрестив ноги, глядя на меня исподлобья.

Мне надоело смотреть на него снизу вверх, и я тоже села.

— Не поняла.

Он встретился со мной глазами.

— Почему, ты думаешь, они выбрали восемнадцатилетнего несостоявшегося Рыцаря тренировать тебя?

— Почему? — спросила я тупо.

— У них есть Волшебники, которые веками тренируют и учат сражаться. Я — хороший учитель, но не настолько. Так почему твой отец, который мог нанять кого угодно, выбрал меня?

— Потому что ты — сын Финна? — предположила я.

— В это можно было бы поверить. Я даже думаю, отец сам предложил нанять меня. Но в решении твоего отца принять это предложение кроется нечто большее.

— Ну, давай же. Скажи это вслух, — поторопила я его.

Он посмотрел в сторону.

— Вчера, прежде чем уйти на работу, твой отец перекинулся со мной парой слов. Он не сказал этого в лоб, он просто дал понять, что было бы неплохо с моей стороны привлечь твое внимание, если не сказать соблазнить. Сказал, что у тебя появились друзья в Ордене Алой Розы, а неплохо было бы предложить тебе альтернативу в Ордене Белой Розы. Вот так.

Я опустила голову, пытаясь подавить желание выместить на отце всю злость, накопленную за время тренировки, и отточить все приемы, которым научил меня Кин.

— Мне его предложение не понравилось, — сказал Кин. Я поняла, что «не понравилось», — это еще мягко сказано. — Но с моей стороны было нечестно выплескивать это на тебя. Прости.

Он выдавил еще одну улыбку.

— Не пойми превратно, мои методы и так не очень мягки и бережны. Так что если во время тренировки тебе не хочется размазать меня по стенке, я начинаю думать, что делаю что-то неправильно.

Я слегка хмыкнула.

— Спасибо, что рассказал. И извини за отца…

— Ты не обязана извиняться за него, — сказал он, вскакивая на ноги. На его лице снова появилось упрямое выражение. — А теперь хватит прохлаждаться. За работу!

У меня болела каждая мышца, я устала, я была обижена и зла на отца. Но несмотря ни на что, мне не претила мысль провести еще некоторое время в объятиях Кина, пусть даже это и боевые схватки.

* * *


Оставшуюся часть дня я размышляла, стоит ли поговорить с отцом по поводу Кина. Учитывая его обещание говорить мне только правду, отец, возможно, признается, что подговаривал Кина понравиться мне, и, возможно, отец даже скажет мне правду, зачем это ему нужно. Другой вопрос: хотела ли я знать эту правду?

Однако когда вечером отец вернулся домой, я решила, что меньше всего меня должны волновать сейчас эти его мелкие манипуляции. Потому как, если помните, у него была еще одна встреча с Алистером и Грейс, на которой они предполагали решить, где мне предстоит жить в безопасности.

Я догадывалась, что мамин приезд в Авалон побудит «большую тройку» прийти к соглашению быстрее. И я предполагала, что из «безопасного места» мне будет гораздо труднее вырваться, чем из дома отца сейчас. И я оказалась права. Отец сказал, что уже завтра меня переселят, так что стало ясно: как бы я ни решила действовать, делать это надо немедленно.

Для того чтобы отправиться с мамой домой, мне надо было решить две основные проблемы: во-первых, надо было выбраться из этого дома; во-вторых, надо было выбраться из Авалона. Первое казалось выполнимым. Я надеялась просочиться ночью мимо отца. Днем мимо Финна я ни за что не проскочила бы, но отец не ждет того, что я захочу сбежать (он думает, у меня хватит ума не шляться по ночному Авалону, когда на меня объявлена охота), а значит, шансы у меня есть.

Вторая проблема была куда серьезнее. Как мне выбраться из Авалона без паспорта? Да если даже я перемахну каким-то чудесным образом через таможню в Лондон, мне все равно без него не въехать в Штаты. Конечно, я бы договорилась о замене паспорта, но у нас с мамой не было времени ждать.

Так я пришла к неизбежному выводу: мне нужен мой паспорт. Но если я попрошу вернуть мне его, отца это насторожит и он усилит охрану — особенно учитывая то, что мама обещала увезти меня из Авалона. Я была загнана в угол. Да, я могла бы перевернуть весь дом вверх дном в поисках паспорта, но что если отец прячет его в другом месте? Так я и паспорта не найду, и навлеку на себя подозрения. Отец усилит охрану, и что тогда? Я всегда считала, что хорошо, что загранпаспорт сложно подделать. Только вот сейчас это было очень неудобно.

Но потом я напомнила себе: я же в Авалоне! Это — дикий город, центр магии. Если технически паспорт трудно подделать, то можно подделать его при помощи волшебства! Я вспомнила маленькую комнатку в сердце горы, куда привел меня Итан. Никто не знал о ней из-за наведенной иллюзии, а иллюзию наводил сам Итан. Раз уж он мог создать стену, которой нет, то он сможет создать и паспорт!

Это была безумная мысль. Даже если Итан и мог бы сделать такое, я должна быть не в своем уме, чтобы обращаться к нему с просьбой. В конце концов, он — враг. Ну, возможно, не в буквальном смысле слова, но он — сволочь. Он гад, который манипулировал мной в своих интересах и в интересах своего папочки.

Но все же он рисковал, когда подошел ко мне в «Старбаксе» на днях, чтобы рассказать правду о нападении крахенов. Финн был как натянутая струна, он мог запросто прибить Итана. А Итан, раз он боялся за мою жизнь, мог просто попросить своего отца, чтобы тот предупредил моего, вот и все. То, что он, несмотря на все это, решил рассказать мне все с глазу на глаз, говорило о том, что он действительно сожалеет о своем поведении.

Но достаточно ли сильно сожалеет, чтобы помочь мне сбежать из Авалона?

Я покусала губу. Даже если он захочет мне помочь, он может счесть разумной позицию отца — что я буду в большей безопасности в Авалоне, нежели в Реальном мире. Оставшуюся часть вечера я крутила эту мысль в голове так и эдак. Отец не мог не заметить, что я не в самом жизнерадостном настроении, но как ни пробовал он разговорить меня, у него ничего не вышло.

Я немного посмотрела вместе с ним телевизор, скрестив руки на груди и ссутулившись. Отец, кажется, испытал облегчение, когда я сказала, что не хочу больше смотреть телевизор, а лучше пойду поброжу в Интернете.

Я поднялась к себе, закрыла дверь и достала компьютер. У меня уже был загружен телефонный справочник Авалона, когда я искала номер отца, так что сейчас мне не составило труда воспользоваться справочником вновь.

Я ввела имя Итана в строку поиска и затаила дыхание.

Вот высветился номер его телефона, и я вздохнула с облегчением.

А потом я даже рассмеялась над собой: рано торжествовать. Каковы шансы, что Итан захочет мне помогать? И каковы, что сможет? Ну да сейчас узнаем.

Я нашла в Интернете местную музыкальную радиостанцию и врубила компьютер на полную громкость. Если отец решит подслушать мой телефонный разговор, ничто ему не помешает, но я хотя бы не выдам себя случайно — пусть думает, что я слушаю музыку, если заинтересуется, чем я занимаюсь.

Затем я несколько раз снимала телефонную трубку, начинала набирать номер — и тут же сбрасывала звонок. Наконец, убедившись, что меня вроде бы не подслушивают, я набрала телефонный номер Итана. Не знаю, хватило бы у меня мужества перезвонить еще раз, если бы Итана не оказалось дома. Но к счастью, он снял трубку.

— Алло?

У меня язык прилип к небу, и я сидела как идиотка, не в силах вымолвить ни слова. Как мне вообще пришло в голову обратиться за помощью к парню, который чуть не позволил убить меня, организовав нападение на меня, и использовал магию, чтобы соблазнить меня — в политических целях.

— Алло? — повторил он. — Вы будете говорить?

Но выбора-то у меня не было. Я прокашлялась, и этого оказалось достаточно, чтобы заговорить.

— Да. Привет, это я. Дана.

Я закатила глаза, представив себя со стороны. Что я так перепугалась-то?

Естественно, он понял, что это я уже по голосу, зачем я имя-то сказала?

Последовала недолгая пауза.

— Вот так сюрприз, — сказал он наконец низким голосом. — Все в порядке?

— Да. Ну, типа того…

О боже, неужели я не могу говорить нормально?!

— Знаешь, на самом деле все не совсем в порядке.

— Извини, это был глупый вопрос. Ты не позвонила бы мне, если бы все было в порядке. Ты в безопасности? Или хочешь, чтобы я приехал за тобой?

— Я в безопасности, — сказала я, потихоньку обретая уверенность. — Я у отца.

— А…

— Послушай, ты же знаешь, в какую я попала передрягу. Твой папа все рассказал тебе, да?

Потому что я была уверена, что Алистер рассказал сыну про то, что на меня охотятся Королевы.

— Да, рассказал. Но я и сам уже понял, что это они. Когда я поразмыслил о нападении крахенов…

Он осекся, понимая, видимо, что не вовремя напомнил мне об этом.

— Мой отец считает, что ради безопасности я должна остаться в Авалоне. Я так понимаю, что твой отец и тетя Грейс на его стороне.

— А ты? Ты, разумеется, считаешь иначе?

— Полагаю, Кимбер рассказала тебе, что случилось с Финном на днях?

— Да.

— Если я останусь, на меня будут охотиться обе Королевы. Здесь у них будет в два раза больше оружия, которое можно использовать против меня. Если я уеду, Королева Ордена Белой Розы будет удовлетворена, а Королева Ордена Алой Розы сможет натравить на меня только простых смертных.

— Но тогда у тебя не будет никакой волшебной защиты! — напомнил Итан.

— Она мне и не понадобится, раз Волшебники не будут нападать на меня.

Мне показалось, я больше убеждаю сейчас себя, чем его. Я напомнила себе, что если мне удастся сбежать из Авалона, мама пойдет в группу и, возможно, завяжет с алкоголем, а это стоит любого риска.

Итан сменил тактику.

— Ну, хорошо. Предположим, ты меня убедила. Я знаю, что я не в числе твоих любимчиков сейчас, так что я предположу, что ты отвела мне определенную роль в своем плане побега?

Я прикусила губу. Я и так уже достаточно выболтала ему, чтобы он мог заложить меня своему отцу. Но все равно было страшно сделать последний шаг и рассказать ему все.

— Я тебе нравилась когда-нибудь, или все это было спектаклем от начала до конца? — вдруг спросила я, сама того не ожидая. Я вообще-то не собиралась поднимать этот вопрос.

— Конечно, нравилась. Нравишься. Как же иначе? Мне бы хоть половину твоей храбрости!

Я была в шоке.

— О какой храбрости ты говоришь? Да я перепугана с первого дня, как приехала!

Он хмыкнул.

— Ты спасла жизнь Джейсону, когда на нас напали крахены. Если бы не ты, я не успел бы ему помочь. Не говоря уже о том, что у тебя хватило смелости одной проделать весь путь до Авалона.

— Это была не смелость. Это был идиотизм.

Он рассмеялся, но смех был горьким.

— Я знаю, тебе пришлось пойти против воли матери, чтобы приехать сюда. И придется пойти против воли отца, чтобы уехать. Я никогда не смел перечить отцу. Так что, по моей шкале ценностей, ты очень храбрая.

— Как скажешь.

— Ты храбрая. Теперь скажи, зачем ты позвонила. Что я должен сделать?

Я обдумала все, что он сказал, и сердце у меня немного затрепетало.

— В общем-то я хотела просить тебя пойти против воли твоего отца и помочь мне сбежать из Авалона.

— Скажи, что нужно сделать, и я сделаю все, что смогу. Ослушаться его у него за спиной несколько легче, чем сделать это в лицо.

И снова мне послышались горькие нотки. Хотелось надеяться, что совесть мучает его за то, как он поступил со мной.

— Так ты не считаешь, что я окончательно свихнулась, раз хочу уехать?

— Это рискованно. Но и оставаться в Авалоне для тебя рискованно. Как ты уже смогла убедиться.

Я поверила ему. Разумеется, я и раньше верила ему, и это было заблуждением, так что моя правота была под вопросом. Но он был единственной надеждой, которая оставалась у меня.

— Я не могу уехать из Авалона прямо сейчас, потому что мой паспорт то ли у отца, то ли у тети Грейс. У меня нет возможности вернуть его себе, у кого бы он ни был. Так что мне надо как-то очень убедительно его подделать. Твоя магия может мне помочь?

Повисло долгое напряженное молчание. Я почти слышала, как он думает.

— Я думаю, ты знаешь ответ, — сказал он наконец. — Но это в тысячу раз сложнее, чем сотворить иллюзорную стену.

— Да, я догадываюсь. Но это возможно?

Еще одна долгая пауза на размышления.

— Это, разумеется, возможно. Я просто не уверен, смогу ли я это сделать. Я — хороший Волшебник, но этот заказ может оказаться мне не по силам. В паспорте много страниц, и каждая индивидуальна, со множеством деталей. Плюс мне нужен американский паспорт, чтобы скопировать его, потому что если я не буду знать досконально материал, как я смогу навести иллюзию?

— Я смогу достать тебе американский паспорт, — сказала я ему. — Моя мать приехала в Авалон в поисках меня, можно позаимствовать паспорт у нее. Вопрос: ты сможешь сделать так, чтобы иллюзорный паспорт был неотличим от настоящего?

— Я не знаю.

— Но…

— Единственный способ выяснить — это попробовать. Я обещаю, что буду стараться изо всех сил, но не могу обещать, что это сработает. Когда у тебя будет мамин паспорт?

Вот тут мне придется покрутиться. (А можно подумать, все остальное — легко.) Самое простое было бы отправить Итана за паспортом к маме в отель. Но отдаст ли мама паспорт человеку, которого она не знает, о котором лишь сказано, что его зовут Итан? Нет, в этом я очень сильно сомневалась.

Может, позвонить ей и предупредить, что он придет по моему поручению?

По спине пробежал холодок. Сейчас я была в Авалоне в ловушке, потому что Грейс изъяла и спрятала мой паспорт. Я рисковала, зная, что Итан может предать меня, но могу ли я рисковать также и мамой? Могу ли я просить ее отдать паспорт парню, которому я сама не вполне доверяю?

Ответ был отрицательный. Паспорт надо взять у мамы самой и не выпускать его из рук, пока Итан будет создавать иллюзорную копию.

— Мне надо сбежать из дома, чтобы достать паспорт, — сказала я.

— Плохая мысль, Дана.

Я проглотила ругательство, готовое сорваться с губ, и предпочла ответить с сарказмом.

— Ты предлагаешь мне уехать из Авалона, не покидая дом отца?

Итан вздохнул.

— Ладно. Я понял. Но я не позволю тебе расхаживать по Авалону без защиты. Скажи, когда ты планируешь сбежать. Я встречу тебя снаружи. Я, конечно, не Финн, но все же лучше, чем ничего.

Ну, вот он и знает весь мой план. Теперь, если он меня подставит, я попаду прямиком в лапы Алистера. Интересно, останется ли он при своем мнении, если я окажусь в его власти? Но несмотря на все сомнения, я уже приняла решение — еще до того, как сняла трубку телефона.

— Я дождусь темноты, когда отец заснет. Может, час ночи?

— Нормально. На улице будет меньше народу. А значит, меньше риска, что нас увидят. Я буду ждать тебя. Позвони, если планы изменятся, хорошо?

— Да. Конечно. — О боже, я все это говорю серьезно. Может, я сошла с ума? — Договорились. Увидимся.

— Договорились. Не бойся. Если все пройдет нормально, ты покинешь Авалон еще до восхода солнца.

Я очень надеялась на это и постаралась не думать, что может случиться, если что-то пойдет не так.


Глава двадцать четвертая


Это был самый долгий вечер в моей жизни. Часы тянулись, как недели, а после того, как мы с отцом пожелали друг другу спокойной ночи, время потекло еще медленнее.

Я пробовала дозвониться до мамы, чтобы сказать, что я приду к ней, но она не снимала трубку. Я очень надеялась, что с ней не случилось ничего плохого. И надеялась, что она не напилась. Побег из Авалона был делом нелегким, не хватало еще усложнять его.

Я услышала, как около одиннадцати отец ушел в спальню. И воцарилась тишина.

Я решила, что необязательно ждать ровно часа ночи, чтобы спуститься вниз. Я хотела, чтобы у отца было достаточно времени, чтобы снова уснуть, если я ненароком разбужу его. Если он спустится вниз, я скажу, что не могла уснуть и решила выпить чаю.

Прежде чем уйти, я достала из мусорного ведра в своей комнате выброшенный туда кулон с белой розой. К счастью, ведра не опустошали каждый день — уборщицы у отца не было. Я достала камею и, поглядев на нее долгим взглядом, повесила на шею. Я не хотела связывать свою жизнь с Орденом Белой Розы, но этот кулон был моим единственным подарком от отца. Если мой план сработает, я, возможно, больше никогда его не увижу. Так что пусть у меня будет какая-то вещь на память.

Когда я проходила мимо комнаты отца, там было тихо, и свет был выключен. Я спустилась по лестнице, и ни одна ступенька не скрипнула. Я дошла до гостиной и замерла, прислушиваясь, не разбудила ли я отца. Но дом был погружен в тишину.

Я стояла у большого окна гостиной, свет был выключен, я смотрела вдаль. По крайней мере, я старалась. У подножия горы клубился туман, клочки его разлетались по пустынным улицам. Я не видела луну или звезды, и пока я смотрела, невидимые облака брызнули дождем, как будто тумана было мало. Я вздрогнула.

У меня хватило ума не тащить с собой сумку или рюкзак. Было очень жалко бросить все, особенно компьютер, но инстинкт подсказывал: спасая свою жизнь, не стоит тащить с собой вещи.

Я надела свитер крупной вязки (или «джемпер», как их здесь называют), который купила, когда мы с Кимбер ходили по магазинам. Когда на нас с Финном напали, я, конечно, оставила все шмотки в примерочной, но Кимбер забрала их потом и поручила доставить мне.

У меня сжалось сердце, когда я поняла, что и Кимбер я больше не увижу. Вот потому-то, напомнила я себе, и не надо ни к кому привыкать и привязываться сердцем. Сложнее будет расставаться.

Я постаралась избавиться от грустных мыслей, пока ждала прихода Итана. Улицы были пустынны. Пару раз проехала машина, один раз проскакал человек на лошади, но пешеходов не было.

Так что Итана я заметила сразу, несмотря на то, что он шел в тени, не выходя на открытое пространство. Сердце у меня в груди замерло, стоило мне взглянуть на него, но я сказала себе, что это просто нервы, а не какие-то там чувства.

Я посмотрела на часы. У меня оставалось еще пятнадцать минут до назначенного рандеву, но я не видела причин затягивать, раз он уже здесь. Набрав в грудь побольше воздуха и уверяя себя, что я не совершаю самую большую ошибку в истории человечества, я на цыпочках спустилась по винтовой лестнице в гараж.

Я уверена, что могла бы безболезненно включить свет, но я слишком уж настроилась на игру в прятки, чтобы рискнуть сделать это.

В гараже было темно, хоть глаз выколи, естественно. Отец содержал его в чистоте и не захламлял. Я на ощупь нашла его машину и, идя вдоль ее борта, умудрилась добраться до двери, не споткнувшись.

Маты все еще лежали на полу гаража в ожидании завтрашней тренировки. Тренировки, которой не будет. Я сказала себе, что мне плевать. Кин — обыкновенный красавчик с плохими манерами. Ладно, сегодня он открылся мне с другой стороны, но связаться с ним было бы такой же ошибкой, как связаться в свое время с Итаном.

Осторожно, потихоньку я открыла замки на двери.

Я вспомнила, что Финн говорил: отпереть дверь — значит, разрушить заклинания. Надеюсь, при этом не сработает сигнализация?

Я распахнула дверь и испуганно замерла, но ни звука не нарушило ночную тишину. Я набрала побольше воздуха и шагнула наружу, всеми силами стараясь успокоить расшалившиеся нервы. Вот я выскользнула из дома отца и закрыла за собой дверь.

— Ты рано, — раздался голос над ухом.

Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не взвизгнуть. Последний раз я видела Итана на боковой улице, на противоположной стороне от дома, и я решила, что там он и будет меня ждать. Я зажала себе рот ладонью.

Итан улыбнулся, и внутри у меня все запрыгало. Сегодня он был одет с головы до ног в черное — подходящий наряд для ночной вылазки. Светлые волосы были стянуты сзади в низкий хвост. Не Рэмбо, конечно, но я похолодела — до чего же красив, гад!

— Извини, что напугал, — сказал он, хотя мне показалось, он сделал это специально. Сволочь.

Я посмотрела на него, сощурившись.

— Молодец. А то мне недостаточно страшно было.

Теперь он выглядел действительно виноватым, но извиняться еще раз не стал.

— Идем, — сказал он. — Кстати, куда мы направляемся?

— В отель «Хилтон». Где бы это ни было.

Итан нахмурился.

— Машина не повредила бы. Это довольно далеко.

Отлично. Хорошо хотя бы, что я в удобных ботинках.

— В гору или под гору? — спросила я, молясь про себя, чтобы он ответил так, как надо.

— Под гору.

Уфф. Я постаралась сказать себе, что это хороший знак, что это значит — удача на моей стороне.

— Ну, веди.

Мы отправились в путь. То, что начиналось, как изморось, когда я стояла в гостиной отца, превратилось теперь в дождь. Естественно, зонта у меня не было. Не было его и у Итана. В шерстяном свитере я еще не промокла, но даже в нем было холодно. Я сжала руки в кулаки, потом натянула на них рукава, чтобы было теплее.

— Если это лето, — проворчала я, — не хотела бы я оказаться здесь зимой.

К моему изумлению, Итан обнял меня за плечо и притянул к себе, согревая. Я знала, что не должна позволять ему дотрагиваться до себя — теперь, когда я все о нем знаю. И «Руки прочь!» уже готово было сорваться с языка, но рядом с ним было так тепло. И он не приставал, он просто продолжал идти — так, словно обнять меня было делом привычным и естественным.

Если мой план удастся, завтра я уже буду далеко от Авалона и больше никогда не увижу Итана. Так какой смысл качать права? Не лучше ли вести себя так, словно я простила его, даже если это не так? Его тепло прогнало холод, так что ж мне не воспользоваться этим? И я обхватила его рукой за талию, чтобы удобнее было идти. Ни он, ни я не сказали ни слова.

Итак, могу подвести итог: ходить по Авалону пешком — ужас.

По крайней мере это ужас, если тебе надо вверх или вниз по горе. Даже если место, куда ты хочешь попасть, находится рядом, тебе все равно надо огибать гору по кругу, потому что дорога идет спиралью. Иногда попадались каменные лесенки, и мы срезали дорогу, но попадались они, на мой взгляд, слишком редко.

Негнущиеся колени и локти подсказывали, что идти вниз по горе не многим легче, чем взбираться наверх. Все равно все болит, просто болит по-другому. Под непрекращающимся дождем у меня сразу промокли и ботинки, и носки, так что ноги теперь превратились в ледышки.

«Хилтон» располагался прямо у подножия горы, недалеко от Южных ворот. Отель выглядел исключительно современно на фоне особнячков, обрамлявших его. По одну сторону был расположен многоуровневый паркинг. К тому времени, как мы пришли, и я, и Итан выглядели изрядно усталыми, я так вообще с ног валилась.

Мне было неприятно оставлять Итана ждать под дождем, но и приводить его к маме в номер мне не хотелось.

— Она не очень любит Волшебников, — сказала я Итану. — Хватит драм на сегодня. Я не хочу, чтобы она впала в истерику, увидев тебя.

Итану это не понравилось — я думаю, он боялся, что я собираюсь обвести его вокруг пальца, — но когда я наотрез отказалась входить с ним в лифт, он уступил и согласился подождать меня внизу в холле.

— Если ты не спустишься через пятнадцать минут, я поднимусь за тобой, — сказал он.

— Идет, — согласилась я, просто чтобы он отстал. Будет трудно подняться за мной, учитывая, что он не знает, в каком номере остановилась мама, ну да ладно.

Я не удивилась, когда мама не открыла дверь на первый же стук. В конце концов, ночь на дворе. Кроме того, она не отвечала на телефонные звонки, так с чего бы мне было рассчитывать, что она тут же откроет дверь?

Я постучала громче, надеясь, что не перебужу сейчас весь этаж.

— Мама! — позвала я достаточно громко.

Если она отключилась, выпив, разбудить ее будет нелегкой задачей.

Ответа не было. Правда, мне послышалось какое-то движение по ту сторону двери. Я постучала снова, и теперь отчетливо услышала шорох.

— Мам, это я!

Можно подумать, она этого не поняла. Кто еще будет звать ее мамой?

Послышалось невнятное бормотание. Я с облегчением вздохнула: значит, она проснулась, и никто ее не похитил. Тут она что-то еще сказала — то ли «иду», то ли… я услышала, как щелкнул дверной замок.

В тот же миг электрические разряды побежали по телу, а камея стала стремительно нагреваться. Дверь уже распахнулась, когда я поняла, что это значит. Но было уже слишком поздно.

Кто-то толкнул меня сзади, и я головой вперед влетела в номер. Я врезалась в маму, и мы обе повалились на пол. Когда я перекатилась через нее и вскочила на ноги, кто-то уже захлопнул дверь у меня за спиной. Щелкнул замок. Зажегся свет.

Внутри у меня все оборвалось. Я обернулась, чтобы посмотреть, кто напал на меня.

В дверном проеме стояла тетя Грейс, и на лице ее была самодовольная ухмылка. Рядом с ней в воздухе парила рука; человека не было видно. Рука сжимала пистолет, и дуло было направлено на маму. На полу под рукой — там, где должны быть ноги, — стояли ботинки.

Я ахнула. Грейс рассмеялась и протянула руку к тому, что казалось воздухом. Через минуту к руке и ботинкам присоединился невысокий человек в плаще с капюшоном — таком же, как был надет на Грейс.

— Плащи делают людей невидимыми, только когда капюшоны надеты на голову, — объяснила Грейс таким тоном, словно это была дружеская беседа, — и они скрывают только то, что укрыто тканью. Так что если хочешь быть полностью невидимым, не надо выставлять руки наружу. Дорогое удовольствие, но я не жалею, что потратилась. Эти плащи сослужили хорошую службу.

Я не нашлась что сказать. Я просто смотрела на пистолет и молилась, чтобы у человека, держащего его, не дрогнул палец на спусковом крючке. Зря я оставила Итана ждать внизу. Хотя что он смог бы против тети Грейс? А уж тем более против пистолета.

— Что вам надо? — спросила я и сама удивилась, насколько ровно прозвучал мой голос. Сердце стучало сильно, я вся вспотела, но вовсе не из-за того, что было жарко.

Грейс приподняла одну тонкую бровь.

— А ты не догадываешься?

— Хочешь, чтобы у тебя была своя собственная ручная Мерцающая? Ну, так твой подход меня не вполне устраивает — мою симпатию так не завоюешь.

Что ж, если б руки у меня не дрожали, я почувствовала бы себя совсем храброй.

Она посмотрела на меня уничтожающим взглядом.

— Мать не научила тебя хорошим манерам, это сразу видно.

Я скрестила руки на груди — не для демонстрации, а для того, чтобы они не дрожали.

— Вас тоже. Люди с хорошими манерами не похищают своих племянниц.

Грейс подошла так быстро, что я не успела и глазом моргнуть, и влепила мне звонкую затрещину. Лицо у меня запылало, на глазах выступили слезы. Я изо всех сил старалась не расплакаться. Раз Финн выдержал побои Рыцарей, смогу и я стерпеть пощечину и не доставить тете Грейс наслаждения смотреть, как я плачу.

— Я мечтала это сделать с тех пор, как ты впервые заговорила, — выплюнула Грейс мне в лицо, — и я сделаю это снова, если ты еще хоть раз позволишь себе перечить мне.

Я сдержала слезы и даже не приложила руку к пылающей щеке. Но получить еще одну затрещину было бы слишком, так что я замолчала.

— Кирк, — сказала тетя Грейс своему оруженосцу, подталкивая его ближе к моей маме.

— Не трогайте ее! — заорала я, но он приставил ей пистолет к виску. Все уроки Кина пошли прахом: о каких приемах можно говорить, когда речь идет об оружии? Кирк схватил маму и бросил на кровать. Она только охнула, потому что еще так и не пришла в себя до конца. Кирк ударил ее в живот и связал ей руки за спиной. Потом он снова достал пистолет и приставил к ее виску.

— Мы с тобой пойдем прогуляемся, дорогая, — сказала тетя Грейс и взяла меня за локоть. — Если будешь хорошо себя вести, с твоей мамой ничего не случится.

Другой рукой она вытащила мобильный телефон из сумки, ремешок которой был перекинут у нее через плечо. Она набрала номер одной рукой.

— Номер Кэти Хатэвей, пожалуйста, — пропела она сладко, когда ей ответили.

В номере зазвонил телефон, и Кирк поднял трубку. Мы услышали голос Грейс в динамике.

— Хорошо меня слышишь? — спросила она. — Отлично!

Она толкнула меня к двери, продолжая прижимать к уху мобильный телефон.

— Если связь вдруг прервется или ты будешь рыпаться, я отдам приказ, и твоей маме всадят пулю в голову. Не думай, что Кирк не сделает этого — он профессионал, так что откажись от иллюзий. Ты будешь делать все, что я тебе скажу. В любое время. Понятно?

Я посмотрела на маму. Она лежала на кровати вниз лицом, к ее виску был приставлен пистолет. Она была совершенно беспомощной, и на этот раз не из-за алкоголя. Будь она даже абсолютно трезвой, она лежала бы так же. И виновата в этом была только я.

— Понимаю, — сказала тетя Грейс сквозь сжатые зубы, потому что мой молчаливый кивок не удовлетворил ее. Глаза ее горели сумасшедшим огнем. Интересно, она и вправду свихнулась или ей власть ударила в голову? Так или иначе, я была напугана до полусмерти.

Взглянув еще раз на маму, я направилась к двери и вышла в коридор. Что бы там Грейс ни задумала, мне придется ей подчиниться. И только надеяться и молиться, что с мамой все будет в порядке, что ее отпустят.

Но тут внутренний голос прошептал: а с чего ей отпускать маму? Как только она добьется своей цели, она может запросто уничтожить лишнего свидетеля. Она ж сумасшедшая. Или просто злая и коварная. Но что ее остановит? Что я должна сделать, чтобы помешать ей?

Я лихорадочно думала об этом, пока мы ждали лифта. Обе молчали. Я даже смотреть не могла на Грейс, не то что разговаривать с ней.

Хуже всего было то, что Итан ждет внизу. Если он, подобно рыцарю в сверкающих доспехах, бросится спасать меня, он тем самым невольно убьет маму.

Когда мы вышли из лифта, меня всю трясло, и я была бледная как мел. Но, как я ни шарила взглядом вокруг в поисках Итана, чтобы подать ему предостерегающий сигнал, его нигде не было видно.

Я не знала даже, хорошо это или плохо. С одной стороны, его героизм не навредит маме. С другой… его героизм не спасет и меня.

Швейцар посмотрел на меня с недоумением. Я уверена, он помнил, как впускал нас с Итаном, и, возможно, ему показалось странным, что я выхожу с другим человеком, да к тому же выгляжу смертельно испуганной, но Грейс глянула на него — и он тут же потерял к нам всякий интерес. Камея не нагревалась, так что видимо он просто испугался.

— Направо, — скомандовала тетя Грейс, и я повиновалась.

— Куда мы идем? — спросила я наконец, набравшись храбрости.

Грейс посмотрела на меня с гаденькой улыбочкой.

— В Волшебный мир.

От неожиданности и ужаса у меня перехватило дыхание, и я замерла.

— Это что, шутка?!

Она посмотрела на меня своими ледяными голубыми глазами.

— А я похожа на шута? Давай, пошевеливайся! Или я дам Кирку команду поразвлечься там в номере — а ты послушаешь.

Сердце у меня оборвалось, и на миг я испугалась, что сейчас потеряю сознание. Я заставила себя не думать об угрозе Грейс, а сосредоточиться на том, чтобы переставлять ноги.

— Зачем нам надо в Волшебный мир? — спросила я сдавленным шепотом, хотя уже догадывалась, каким будет ответ. И ответ этот был невероятен и ужасен.

— Симус рассказал нам — мне и Алистеру — о том, что случилось с твоим Рыцарем. Еще Алистер рассказал мне о нападении крахенов. Они оба глупцы, раз думают, что мы сможем держать тебя здесь в безопасности и использовать в своих целях. Можно подумать, мы втроем одолеем Королев Волшебного мира.

Я слегка замедлила шаг, стараясь растянуть время, но Грейс подтолкнула меня, поторапливая.

— Если Королевы захотят, чтобы ты умерла, ты умрешь, — сказала она. — А Мерцающие рождаются не каждый день, так что было бы преступлением не использовать тебя, пока ты еще жива.

Теперь я уже была уверена, что догадываюсь, что она задумала, каким бы невероятным это ни казалось. Но я хотела, чтобы она сказала это вслух, и я продолжала выспрашивать.

— Так зачем нам в Волшебным мир?

Придерживая телефон плечом, Грей потянулась к сумочке и приоткрыла ее, показывая пистолет, который лежал на дне. Я не очень-то разбираюсь в оружии, но даже мне было ясно, что это — не игрушка. Он был такой огромный, что едва умещался в сумке.

— Волшебников нелегко убивать, — сказала Грейс, — особенно в Волшебном мире, где нет огнестрельного оружия.

Ну, ясно. Она и вправду свихнулась.

— Этот малыш, — сказала она, похлопывая по сумке, — не будет работать в Волшебном мире. Но вот в руках Мерцающей — или в руках того, кто находится в ауре Мерцающей, — пистолет выстрелит. А ведь известно, что даже Королеву Волшебного мира способна сразить простая человеческая пуля в голову.

— Ты хочешь убить одну из Королев? — спросила я.

— Возможно, что и обеих, — задумчиво сказала Грейс. — У меня хватит сил, чтобы удержаться на троне Тицианы, если я его захвачу. И возможно, моим первым действием в роли Королевы Ордена Белой Розы будет избавление от другой Королевы, от Мэб. Я знаю, что на двух тронах усидеть невозможно, так что на второй и не претендую. Но кто бы ни наследовал трон Ордена Алой Розы после Мэб, мне будет легче поладить с ним, чем с ней.

Грейс злобно улыбнулась, глядя на меня.

— А пока ты у меня на поводке, мне никто не посмеет угрожать. Я буду Королевой навечно!

Нет, она не была ни самонадеянной, ни заносчивой, ни наглой. Честно говоря, я не знала даже слова, которым можно было бы назвать ее, и у меня не было времени подобрать его, потому что уже через сотню ярдов мы должны были оказаться у моста, а я так и не придумала план побега.


Глава двадцать пятая


Дождь все лил и лил, а я неотвратимо приближалась к мосту, который приведет меня в Волшебный мир. Грейс была в таком хорошем настроении, что даже мурлыкала что-то себе под нос. Я лихорадочно думала, что можно сделать, чтобы сбежать — но только так, чтобы мою маму не убили. Но ни одна, даже самая безумная мысль не приходила мне в голову, не говоря уж о реальном плане.

И так как единственной возможностью оттянуть время был разговор, я решила спросить ее о чем-нибудь еще.

— Отец сказал, что вы не захотите возвращаться в Волшебный мир, — сказала я, стуча зубами.

— Да?

— Да. Что-то насчет Лаклана.

Из-под опущенных ресниц я тайком наблюдала за ее реакцией, но ни один мускул не дрогнул на ее лице при упоминании Лаклана.

— При всей своей амбициозности и напыщенности, мой брат, боюсь, начисто лишен воображения, — сказала тетя Грейс. — Если бы я вернулась в Волшебный мир и продолжила встречаться с Лакланом на тех же позициях, что у меня были, я стала бы… изгоем. И это еще мягко сказано. Но брат забыл, что в Волшебный мир я приду с тобой. Я стану Королевой, а ты, моя дорогая девочка, будешь отпугивать всех так сильно, что никто не посмеет указывать, с кем мне общаться, а с кем нет. Я не потерплю ничего, кроме уважения и почтения.

— Так вы хотите, чтобы я все время была рядом с вами? Как собачка на поводке — на тот случай, если вам придет в голову кого-нибудь убить?

Она улыбнулась своей нездоровой улыбкой; глаза ее полыхнули сумасшедшей радостью.

— Я пока не думала об этом, но мысль дельная. У тебя такая красивая длинная шейка — на ней будет прекрасно смотреться бриллиантовый ошейник!

Я замолчала, я не хотела больше слушать, что она собирается сделать со мной. К этому времени мы уже добрались до моста, и мои надежды на спасение таяли с каждым шагом, приближавшим нас к воротам со сторожевым постом на выходе из города.

Грейс указала на крайнюю правую дверь таможни. Фонарь над ней отбрасывал неровный свет, а на двери была табличка, и на ней что-то было написано на неизвестном мне языке.

— Через эту дверь мы попадем прямиком в Волшебный мир без нудной процедуры прохождения таможни. Все просто, так просто! Со стороны Авалона мы пройдем по длинному коридору, который для простых смертных заканчивается глухой стеной. Но со стороны Волшебного мира там нет никакой преграды, так что мы шагнем прямо в него, вот и все. В коридоре, правда, дежурит охрана, но у тебя же хватит ума не устраивать сцену.

Конечно, хватит, подумала я. Даже если бы она не держала маму в заложницах, я же знаю, что она — начальник таможенной охраны, так что они будут слушать ее, а не меня. Да, похоже, никакого выхода у меня нет. Она все продумала и сейчас утащит меня в Волшебный мир. Оставалось только надеяться, что там тепло. Одежда на мне промокла насквозь, и как я ни обхватывала себя руками, зубы у меня стучали от холода все сильнее и сильнее.

Парковка у таможни была почти пуста. У служебного входа стояли три машины. И еще одна машина, неприметный седан, была прямо перед дверью с фонарем, ведущей в Волшебный мир.

Когда мы с Грейс вошли на парковку, она, казалось, впервые заметила эту машину и напряглась. Она схватила меня за локоть и притянула к себе; кожу мне тут же стало покалывать, словно от слабых электрических разрядов.

Сперва я не поняла, что такого она увидела, что так встревожилась. Но секунду спустя нам навстречу, из тени на свет, шагнул мужчина.

Он был высокий и очень худой, даже тощий. Он выглядел так, словно его подняли с постели среди ночи: длинные светлые волосы были собраны в небрежный хвост, одежда помята, и видно, что одевался он второпях. Даже при этом освещении было видно, что рубашка на нем ярко-синяя, а брюки черные, словно он вскочил и натянул первое, что попалось под руку.

Я думала, что это незнакомец, пока он не попал в полосу света, и я не разглядела его глаза — зелено-голубые, как у Итана и Кимбер. Грейс подтвердила мою догадку, отступая к перилам моста и увлекая меня за собой.

— Алистер, какая приятная неожиданность! — воскликнула она.

Он потер лицо, как человек, который очень устал. Странно, что Грейс не напала на него — вид у него был совершенно не угрожающий. Но вид может быть обманчив, особенно в Авалоне, это я уже знала.

— «Приятная» — не совсем подходящее слово, — сказал он, и голос у него был таким же усталым, как он сам. Он сделал шаг нам навстречу, Грейс продолжала пятиться.

Может, мы так вернемся через мост обратно, под покров Авалона?

— Не цепляйся к словам, — сказала Грейс.

Алистер покачал головой.

— Боюсь, я не могу позволить тебе забрать девочку в Волшебный мир.

— Почему? — спросила Грейс, выглядела она при этом искренне изумленной.

Алистер хохотнул.

— Слишком поздно. Ночь на дворе. Мне не до шуток, Грейс, я просто не дам тебе пройти, если ты попробуешь. Я остановлю тебя.

Тетя Грейс… напряглась. Ее рука, сжимавшая мой локоть, сжалась еще сильнее. Я зашипела от боли, но она не ослабила хватки.

— Возможно, тебе удастся убедить Алистера отойти в сторону, дорогая, — сказала она мне, помахав у меня перед носом мобильным телефоном.

У меня от ужаса перехватило дыхание, я посмотрела на Алистера умоляющим взглядом.

— Пожалуйста, — попросила я со всей искренностью, на которую была способна, — она захватила в заложницы мою маму. Если вы попытаетесь остановить ее, она убьет маму.

Мне и самой с трудом верилось, что я умоляю кого-то позволить Грейс похитить меня. Но я знала, что у нее хватит подлости осуществить свою угрозу, если ее план провалится.

Если бы я не смотрела на Алистера, не отрывая глаз, я не заметила бы, что его взгляд метнулся к тому, что было у меня за спиной, и тут же обратно. Я думаю, он сделал это невольно, он вовсе не намекал, что я должна проследить за направлением его взгляда, но я не удержалась.

Я обернулась и увидела Итана. Он стоял в десяти футах от нас, так что мы были ровно между ним и его отцом. Теперь я поняла, почему Алистер «как бы случайно» оказался здесь. Итан, видимо, увидел, либо как тетя Грейс зашла в отель, либо как она выходит вместе со мной. И он позвонил и вызвал подмогу. Но ни он, ни Алистер не могли помочь моей маме.

— Сожалею, — сказал мне Алистер, — я ни за что не хотел бы рисковать жизнью твоей мамы, но я не могу позволить Грейс забрать тебя в Волшебный мир.

— Почему нет? — спросила Грейс. — Что тебе за дело до Волшебного мира? Ты же никогда не считал его своим домом. Тебя ничто не связывает с ним, ты даже не состоишь при дворе Королевы. Зачем останавливать меня ценой жизни девчонкиной матери, если тебя не волнует судьба Волшебного мира?

Камея у меня на шее стала нагреваться, а это было уже знакомым знаком. Не знаю, как, но я поняла, что магическое электричество исходит от Грейс, а не от Итана или Алистера. Может, просто потому, что она стояла ближе всех ко мне. Я увидела, как губы ее начинают изгибаться в улыбке, а это не предвещало ничего хорошего.

— Она колдует! — крикнула я громко, уверенная в том, что, какое бы заклинание она ни произнесла, оно было злым.

Тут я скорее почувствовала, чем поняла, что заклинание, словно шар, обогнув меня, полетело в Алистера. Видимо, я вовремя успела предупредить его, потому что он пригнулся.

Уши у меня заложило; машина, стоявшая позади Алистера на «линии огня», взорвалась. Только так и можно описать то, что случилось: в машину словно с разных сторон одновременно врезалось несколько грузовиков. Мне не хотелось даже думать о том, во что превратился бы Алистер, если бы заклинание попало в него.

Грейс посмотрела на меня с такой яростью, что я решила, она убьет меня этим взглядом. Или снова ударит. Но она поступила хуже. Гораздо хуже.

— Убей ее! — крикнула она в мобильный телефон.

— Нет! — закричала я, но Грейс захлопнула крышку телефона и выбросила его через перила моста в темную воду.

Краем глаза я увидела, как Алистер выпрямляется, пытаясь прийти в себя после осечки Грейс. Но все, о чем я могла сейчас думать, был ее фатальный приказ. Я даже не пыталась сдержать слезы.

— Не самое разумное, что ты могла сделать, — услышала я голос Алистера, спокойный и невозмутимый.

Я готова была его убить за это спокойствие, в то время как маму только что приговорили из-за того, что он не пропустил нас.

— Даже тебе не избежать обвинения в убийстве, Грейс, — продолжал он, — не в том случае, когда тебя слышали трое свидетелей.

— Ты всегда недооценивал меня, Алистер. Точно так же, как и мой брат.

В тот момент я была настолько подавлена горем и ужасом, что мне, честное слово, было плевать на то, что еще задумала Грейс. Естественно, пока я не обнаружила, что именно.

Волшебники и Волшебницы, даже такие тощие, как тетя Грейс, все равно на порядок сильнее простых смертных. Поэтому Грейс ничего не стоило схватить меня, оторвать от земли и перекинуть через перила моста в воду — вслед за своим телефоном.

Я была так потрясена, что даже пискнуть не успела, а вот Алистер и Итан закричали одновременно. Я перекувырнулась в воздухе, пытаясь войти в воду хотя бы «солдатиком», но вместо этого ударилась спиной. Я выставила вперед руки, как Кин учил меня, но это не сильно помогло.

Падение с моста было недолгим — не смертельным, во всяком случае, — но и не безболезненным. Я стукнулась о воду, как о твердую поверхность, и весь воздух словно выбило из моих легких. Я едва не потеряла сознание.

Этого мига хватило, чтобы вода сомкнулась у меня над головой и принялась засасывать вглубь.


Глава двадцать шестая


Я не чемпион по плаванию, но в соревнованиях могла бы принять участие. Как только первый шок прошел, я начала барахтаться, работая руками и ногами изо всех сил, пытаясь выбраться на поверхность. Мне было страшно, но я не впала в панику. Пока не впала. В конце концов, это была лишь вода.

Но как я ни старалась, я не могла выплыть. Большой шерстяной свитер весил, казалось, тонны, и тяжелые ботинки тянули вниз. Легкие горели. Я кое-как сняла ботинки один о другой, теперь работать ногами стало легче.

Еще немного — и я выплыву на поверхность. Но тут моя нога наткнулась на что-то. На что-то мягкое и склизкое. Оно обвило мне ногу, удерживая.

Я лягнулась, и оно отпустило, но сама мысль о том, что под водой что-то есть и оно цепляет за ноги, умноженная на нехватку кислорода, заставила меня непроизвольно вдохнуть. Вода устремилась в легкие. И вот тут я запаниковала.

Надо было прокашляться, но сделать это под водой невозможно. Я зажала рот и нос рукой, чтобы рефлекторно не глотнуть еще воды, но потребность кашлянуть была невыносимой. Я не могла с ней бороться, хотя понимала, что стоит вдохнуть еще раз — я погибла.

Рефлекс оказался сильнее, я разжала руку — и вдохнула воду.

Теряя сознание, я смутно почувствовала, как чьи-то руки схватили меня за запястья, но я была в такой панике, что не могла помочь моему спасителю. В любом случае, я была почти уверена, что это — предсмертная галлюцинация.

Но руки держали меня крепко, и в следующую секунду я почувствовала, что выбралась на спасительный, восхитительный воздух. К сожалению, я уже так нахлебалась воды, что не могла дышать.

Руки продолжали тянуть меня, пока не обхватили за талию. Они сильно сдавили меня — это было больно, но вызвало рвотный спазм, и я выплюнула фонтан воды. Блин, это было гадко!

Мне удалось наконец глотнуть воздуха, но тут я закашлялась. Вода снова хлынула наружу через нос и рот, раздирая горло. Я вдохнула еще, и уже готова была закричать, как вдруг что-то снова обвилось вокруг моей лодыжки.

Мой спаситель выругался, и я поняла, что это Итан.

Он пнул ногой то, что тянуло меня под водой, и хватка ослабла.

— Надо выбираться из воды, Дана! — крикнул он.

Я была с ним более чем согласна.

Я продолжала кашлять и давиться, так что не могла сама плыть, и Итану приходилось тащить меня. Я поморгала и увидела, что Итан увлекает меня под мост.

То, что жило во рву под водой, снова схватило меня за ногу, и я почувствовала, как по коже пробежал электрический разряд — Итан произнес заклинание.

— Работай ногами! — скомандовал он мне, и я повиновалась, несмотря на то, что по-прежнему едва могла дышать.

Мы плыли медленно, и это было ужасно, словно в кошмарном сне. Я чувствовала, как подо мной, в темной толще воды, шевелится какое-то страшное существо, только и поджидая, что мы дадим слабину. Или что чары Итана испарятся.

Я потихоньку начинала соображать и поняла, что мы гребем к опорам моста, выступающим из воды. Но картина меня не порадовала. Это были платформы, расположенные довольно высоко над поверхностью воды, и взобраться на них будет делом нелегким. Я понимала, что даже если дотянусь, у меня не хватит сил подтянуться.

— Почти доплыли, — сказал Итан, и хотя он пытался успокоить меня, в голосе его звучал страх, а это совсем не утешало. Еще несколько толчков ногами, и мы соприкоснулись с твердой поверхностью опор.

— Я подтяну тебя, — сказал Итан, отбиваясь ногами от подводного монстра за нас обоих, — цепляйся за край платформы!

Я по-прежнему считала, что даже если я уцеплюсь за край, это не сильно мне поможет, но возражать не стала. Итан снова обхватил меня — на этот раз там, где при других обстоятельствах я не позволила бы, но сейчас в этом жесте не было ничего интимного.

Итан вытолкнул меня из воды, я подняла руки и ухватилась за каменный край опоры моста. Но ноги мои по-прежнему оставались в воде. Это значило, что мне не придется удерживать на руках весь вес моего тела, но и подтянуться я была не в силах. Если выживу, подумала я, пойду в тренажерный зал подкачать мышцы рук и верхнего пресса.

Рядом со мной Итан выбрался из воды и, легко подтянувшись на руках, выбрался на платформу.

— Держись, — приказал он мне и потянул за руки, но тут подводный монстр снова потянул меня вниз за ноги.

— Итан! — завопила я в ужасе, изо всех сил отбиваясь ногами.

— Я крепко держу тебя, — заверил он и потянул меня.

До этого монстр достаточно легко отпускал меня, но тут, поняв, видимо, что добыча ускользает, он предпринял последнюю попытку меня удержать. Так или иначе, когда Итан принялся меня тянуть, монстр не ослабил хватки. Я не удержалась и обернулась, чтобы посмотреть, что тащит меня за ногу, но вода была такой темной и мутной, особенно под мостом, что я ничего не могла разглядеть.

Тут меня ухватили за вторую ногу, и я завопила. Итан выругался, но не отпустил меня — так они и перетягивали меня, словно канат.

И тут под водой, прямо рядом со мной, показалось отвратительное, бледное, как рыбий плавник, лицо. Его обрамляли серые, липкие, словно паутина, волосы. Они развевались во все стороны, и у меня свело живот, когда до меня дошло, что именно эти волосы обвиваются вокруг моих ног.

Глаза у чудовища были такими же бледными, как лицо, и казалось, что оно не может видеть. Но, судя по всему, это было не так; подводное нечто явно смотрело на Итана.

— Мое! — грозно пробулькало оно, и я увидела два ряда острых, как иглы, зубов у него во рту.

— Итан! — всхлипнула я. Лучше бы я утонула, чем достаться этой мерзости.

— Нет, она — моя! — ответил Итан с грозным гортанным рыком, который звучал почти не по-человечески. Ну, Итан и был не совсем человеком.

Голова зашипела, и новые пряди липких волос обвились вокруг моих ног.

Глаза Итана светились в темноте. Он не отпускал моих рук, но мне стало казаться, что меня скоро разорвет пополам.

Итан сказал что-то на неизвестном мне языке — видимо, на очень древнем или на волшебном. Вместе со словами меня толкнул разряд, который прошел по моему телу и попал в чудовище. Оно снова зашипело и оскалило зубы на Итана.

— Ты же не хочешь поссориться, чтобы и я, и мой род стали твоими врагами, — прошипел Итан в ответ, и вид у него был такой, что кто угодно — или что угодно — испугалось бы.

Голова оскалилась в последний раз и, выпустив меня, ушла под воду. В ту же секунду Итан выдернул меня из воды и втащил на платформу.


Глава двадцать седьмая


Я стояла на коленях на узкой платформе и меня буквально выворачивало наизнанку, но я все никак не могла продышаться. Казалось, конца этому не будет. Итан пытался похлопать меня по спине, успокаивая, но успокоить меня было невозможно.

Носоглотка горела, а вода все вытекала из легких толчками. Грудь разрывало от боли, все мышцы сводило судорогой после того, как меня перетягивали Итан и монстр. Промокшая насквозь, теперь я еще и промерзла до костей, и меня била крупная дрожь.

Когда кашель затих, Итан прижал меня к себе, согревая своим теплом. И только тут я заметила, что на нем ничего нет, кроме брюк. Но даже обнаженное, его тело, по сравнению с моим, было горячим, словно печка, и я изо всех сил прижалась к нему.

— Что это было? — спросила я, стуча зубами, вспоминая страшное белое лицо в воде.

— Подводная ведьма, — ответил Итан. — Они принадлежат к Волшебному миру и состоят при дворе Королевы Ордена Алой Розы. Я думаю, только благодаря этому она послушалась меня и отпустила тебя. Тут во рву их дюжины, и они нападают на всех — и на Волшебников, и на простых смертных, — если те падают в ров. Если бы ров был пуст, то и простые смертные, и Волшебники могли бы входить в Авалон и покидать его без таможни, и тогда Врата ничего бы не значили.

Я представила дюжины отвратительных тварей, копошащихся в темных водах рва в ожидании бесплатной еды, и меня передернуло. Не то чтобы я была уверена, что Подводная ведьма собиралась меня съесть, но учитывая наличие у нее острых зубов это приходило в голову само собой.

Я расплакалась наконец, и на этот раз я не стыдилась своих слез. Я вспомнила, как Грейс по телефону дала команду убить маму, прежде чем выбросить и телефон, и меня в ров.

— Она убила маму, — рыдала я на груди Итана.

Он обнимал меня и баюкал.

— Может, и не убила, — прошептал он. — После того как я позвонил своему отцу, я позвонил и твоему. Он сказал, что пошлет Финна на выручку твоей маме. Будем надеяться, он успел вовремя. Мы могли бы позвонить по моему мобильному, но боюсь, он лежит сейчас на дне рва.

Я всхлипнула и постаралась верить в лучшее. Финн — профи. Если кто-то и мог спасти маму, то именно он. Однако с тех пор как я вошла в отель, события развивались слишком стремительно. Успел ли Финн добраться до отеля прежде, чем Грейс отдала свой страшный приказ?

— Я хочу домой, — сказала я, хотя не вполне понимала, что я теперь подразумеваю под словом «дом».

— Знаю, — сказал Итан, — но ров предназначен для того, чтобы не пускать просто так в Авалон, так что попасть обратно будет не так легко. В середине моста есть заколдованный люк. Мой отец отправит кого-нибудь разомкнуть заклинания, наложенные на него, и потом нас как-нибудь поднимут наверх. Однако сейчас придется подождать.

Я так замерзла, что мне казалось, я никогда не согреюсь. Итан излучал тепло, но те части тела, которые его не касались, на контрасте мерзли только еще сильнее. Он отпустил меня на минуту, сел, облокотившись спиной о стену, и похлопал по коленям, предлагая мне сесть к нему на руки.

— Иди сюда, — сказал он, — я согрею тебя, насколько смогу.

Я вспомнила, что было в последний раз, когда я сидела у него на коленях, но тут же отогнала эту мысль. Даже у Итана не хватило бы наглости подкатывать ко мне сейчас.

Так что я села к нему на руки и свернулась калачиком. Он обнял меня, я прижалась щекой к его обнаженной груди и даже сквозь мокрую одежду почувствовала тепло его тела.

— Тебе что, совсем не холодно? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Мы ощущаем холод, но только очень сильный. И, как ты могла заметить, температура тела у нас выше, чем у простых смертных.

Да уж. Те части тела, которые соприкасались с Итаном, прогревались, как в тостере. Но к сожалению, не все части тела соприкасались с ним, и я, не переставая, дрожала.

— Ты спас мне жизнь, — прошептала я, уткнувшись ему в грудь.

Он потерся подбородком о мой затылок.

— Это — самое малое, что я мог сделать.

Я подумала о Подводной ведьме с ее молочными глазами, острыми зубами и липкими, как паутина, волосами. Итан прыгнул в ров вслед за мной, зная, что там дюжины этих тварей. И хотя и он, и они принадлежали к Ордену Алой Розы, они явно не были в близком родстве.

Да, до этого он обманул меня. Он использовал колдовство против меня. И он подставил меня под атаку крахенов, так что меня могли убить. Но сейчас он рискнул своей жизнью, чтобы спасти меня, так неужели я не смогу простить его за то, что было раньше?

— Давай думать о том, что есть сейчас, и не думать о прошлом, — сказала я.

Итан поцеловал мою макушку, но ничего не ответил.

— Как ты узнала, что Грейс колдует против отца? — спросил он. — То, что ты его предупредила, спасло ему жизнь.

От этой мысли мне стало немного теплее. По крайней мере, хоть что-то я сделала правильно. Я была рада, что удалось спасти кому-то жизнь, даже если спасать нужно было меня.

— Я почувствовала, что кто-то колдует, — объяснила я и ощутила, как замер Итан. Я хотела поднять голову и заглянуть ему в лицо, но он не дал.

— Что? — спросила я. — Что такого я сказала?

— Ты почувствовала, что кто-то колдует, — эхом повторил он, словно не мог поверить услышанному.

— Ну, да. По крайней мере, я думаю, что почувствовала. Я заметила, что когда рядом со мной кто-то колдует, кулон у меня на шее нагревается, а по телу бегут как бы слабые электрические разряды.

Теперь Итан резко отстранился, и я смогла посмотреть на него. Не то чтобы в темноте под мостом можно было что-то разглядеть, но лицо его окаменело.

— Я забуду, что спросил тебя об этом, — сказал он. — И уж точно забуду, что ты мне ответила. Если когда-нибудь мой или твой отец спросят тебя о том же, скажи, что услышала бормотание Грейс и догадалась, что она произносит заклинание.

— Но зачем?!

— Потому что считается, что волшебство и магия не подвластны Мерцающим, несмотря на то, что они наполовину Волшебники. Но если ты почувствовала волшебство, значит, ты имеешь власть над ним, и у тебя есть потенциал произносить заклинания. С таким даром ты становишься еще более опасным и ценным оружием. Если бы кто-то догадывался, что ты еще и настоящая Волшебница…

Он покачал головой.

— Слишком опасно. Тогда не только Королевы захотели бы избавиться от тебя.

— Да это только благодаря кулону! — возразила я. — Вот сниму его и…

Я потянулась к камее, но Итан перехватил мою руку.

— Не снимай, — сказал он. — Не знаю точно, что именно делает этот кулон, но раз он распознает магию, он тебе еще пригодится. Ты бы не почувствовала, что он нагревается, если бы у тебя не было природного дара к магии. Простой смертный носил бы его и ни о чем не подозревал бы. Так что считай, этого разговора у нас не было. Идет?

У меня глаза были, наверное, размером с чайные блюдца, но я кивнула. Зачем отец подарил мне магический амулет, если он не знал, что я способна к колдовству? Неужели он каким-то образом догадывался, что я окажусь необычной — даже для Мерцающей? Или он просто решил, что раз я не способна чувствовать магию, камея будет как бы просто символом моей принадлежности Ордену Белой Розы? Если нельзя спросить его об этом, я, похоже, никогда не узнаю ответа.

— А ты сам-то никому не скажешь? — спросила я Итана. — Даже отцу?

— Не скажу чего? — спросил он, и хотя он хотел, чтобы это прозвучало сухо и остроумно, в его голосе ясно слышались нервные нотки.


Глава двадцать восьмая


Мои часы утонули во рву, а у Итана их вообще не было, так что я не знаю, сколько мы сидели под мостом, обнявшись. Могу сказать одно: долго, очень долго. У меня появился новый источник боли: видимо, у меня оказалась аллергия на волосы Водяной ведьмы, и там, где они оплетали мои ноги, теперь тянулись красные дорожки. Они горели и чесались, и к тому времени, как Алистер прислал за нами и люк открыли, у меня горели щеки, и я чувствовала, как поднимается температура.

Меня пришлось поднимать на тросах. Я бы испугалась, но мне было так плохо, что бояться не было сил.

Может, всем — и даже мне — было бы легче, если бы я разбилась еще при падении с моста?

Алистер и папа ждали нас наверху. Они помогли спасателям снять с меня тросы. Пока их снимали, я встретилась взглядом с отцом. Он выглядел бледным и встревоженным.

— Что с мамой? — спросила я испуганным шепотом, стараясь не расплакаться снова.

Отец ободряюще кивнул.

— Она в безопасности.

Больше я не пыталась сдержать слезы. Я не могла встать на ноги, так что когда тросы и ремни были с меня сняты, отец подхватил меня на руки и понес к машине, которую нельзя было не заметить на парковке — красную, блестящую.

— Подожди! — крикнула я, глядя через его плечо на Алистера.

Тот смотрел, как спасатели снова опускают тросы, но, почувствовав мой взгляд, обернулся.

— Тетя Грейс, — сказала я, — что с ней?

Тонкие губы Алистера превратились в ниточку, так плотно он их сжал. Он покачал головой.

— Она проскочила мимо меня.

Он сокрушенно покачал головой, но глаза его остались бесстрастны.

— Боюсь, я отвлекся, когда она сбросила тебя с моста.

Я посмотрела на дверь, ведущую в Волшебный мир, и Алистер кивком подтвердил мою догадку — она скрылась там. Но что-то подсказывало мне, что она не останется там навечно.

* * *


Я потеряла сознание прежде, чем папа донес меня до машины. Когда я пришла в себя, я обнаружила, что лежу на больничной койке. Боль, мучившая меня раньше, исчезла, но теперь пылала голова, и я потела так, будто в палате было сто градусов жары. Я застонала и повернулась на бок.

В кресле для посетителей сидел Финн — прямо между мной и дверью. Видимо, он снова выполнял обязанности телохранителя, но мне все равно было приятно обнаружить рядом кого-то знакомого. Финн читал журнал, но как только он увидел, что я открыла глаза, он закрыл его и отложил в сторону.

Желудок горел почти так же, как голова, и на миг мне показалось, что меня сейчас вырвет прямо на пол, но спазм прошел.

— Почему я в больнице? — спросила я Финна, убирая с лица прилипшие волосы. — Что со мной?

— Похоже, ты соприкоснулась с Подводной ведьмой, — сказал он.

— Серьезно?

Чем бы я ни была больна, я явно не страдала от амнезии, хотя лучше бы я стерла из памяти тот жуткий образ.

Финн продолжал так, словно я ничего не говорила.

— Длительный контакт с Подводными ведьмами, судя по всему, очень вреден для простых смертных.

Он нахмурился.

— Вообще-то длительный контакт с ними, как правило, убивает. Тебе очень повезло.

Я не сдержалась. Я рассмеялась.

— Да, «везунчик» — это про меня.

Смех перешел в приступ кашля. В груди все словно лопалось, но все-таки головная боль была сильнее.

— Сколько я здесь лежу?

Я не чувствовала времени. Возможно, прошло несколько часов, а возможно, и дней.

— Около четырех часов, — сказал Финн. Я порадовалась, что из моей жизни выпало не так много времени. — Целители позаботились о твоем физическом выздоровлении.

Вот оно что. Теперь понятно, почему исчезла боль в груди и в горле, а растянутые мышцы больше не беспокоят.

— Но целители не могут избавить меня от плохого самочувствия и тошноты? — догадалась я.

Финн кивнул.

— Волшебники сами не болеют, так что, боюсь, не могут исцелять от болезней и плохого самочувствия.

В каком-то смысле, подумала я, это к лучшему. Иначе каждый человек, едва почувствовав себя плохо, ехал бы в Авалон. А еще я подумала, что если бы Волшебники и могли исцелять от болезней, они все равно не признались бы в этом. Представляю, какой случился бы хаос, узнай люди, что где-то есть место, где лечат, скажем, рак.

Я почувствовала себя смертельно усталой даже от этого короткого разговора, но я успела задать еще один вопрос прежде, чем снова провалиться в сон.

— Сколько мне еще здесь лежать? — спросила я, и не только потому, что ненавидела больницы, как и всякий нормальный человек, но еще и потому, что даже с Финном в качестве охранника я не была уверена, что здесь я в полной безопасности.

— Возможно, тебе придется пробыть здесь еще пару дней. Тот врач, что из простых смертных, сказал, что должен тебя еще понаблюдать на тот случай, если температура поднимется слишком сильно.

Я с глубоким вздохом поняла, что мое заключение продлится еще какое-то время, перекатилась на другой бок и уснула.

* * *


Меня разбудили, осторожно касаясь плеча.

— Дана, — услышала я голос Финна, — проснись на минутку.

Голова все еще болела, и я по-прежнему одновременно и потела, и мерзла. Мне не хотелось просыпаться, но я заставила себя открыть глаза.

Финн сидел на краю моей постели, но мой взгляд тут же приковала к себе огромная фигура в дверном проеме. Это был Лаклан.

Я должна была запаниковать, увидев его, он же был… с тетей Грейс? Как-то язык не поворачивался назвать его ее любовником. А выражение «близкий человек» я терпеть не могла. Так что, пожалуй, его можно было назвать ее бойфрендом.

Так или иначе, я должна была напугаться, но я не напугалась. То ли мне давали какие-то очень хорошие таблетки здесь, в больнице; то ли я поняла, что Финн не впустил бы Лаклана, представляй тот угрозу; то ли я просто не могла представить себе Лаклана в роли злодея. Он был так добр ко мне, когда Грейс похитила меня, хоть и выступал в роли тюремщика.

Финн улыбнулся мне, но было видно, насколько он не привык улыбаться. Так улыбаются те, у кого болит зуб.

— Лаклан здесь для того, чтобы сменить меня на некоторое время, — сказал Финн. — Я разбудил тебя, чтобы сказать: с ним ты в безопасности. Он не Рыцарь, но не найдется таких дураков, чтобы нападать на тролля. И твой отец уверен: Лаклан не выдаст тебя Грейс.

Я увидела, как Лаклан моргнул.

— Спасибо, — пробормотала я.

Я хотела только одного: снова заснуть. Болеть — это так противно!

Финн по-деловому кивнул мне, как обычно, и вышел, не говоря больше ни слова. Лаклан подошел и встал у изголовья, возвышаясь надо мной. Он выглядел… очень печальным. В глубине глаз притаилась грусть; раньше ее не было. Плечи его были опущены, как у человека, который подавлен и несчастен.

Невзирая на усталость, я заставила себя улыбнуться ему.

— Все в порядке, Лаклан, — сказала я, — я знаю, ты не причастен к тому, что сделала тетя Грейс.

И я действительно так считала. Какими бы ни были их отношения, он не дал бы ей убить человека. Или бросить в ров.

Он немного расслабился и кивнул.

— Спасибо.

Потом он тяжело вздохнул и посмотрел на меня с мольбой.

— На самом деле в глубине души, она не такая. Просто она…

Я могла простить Лаклану любовь к тете Грейс, но я не хотела выслушивать, как он оправдывает ее за то, что она совершила. Видимо, он понял это, потому что больше ничего не стал говорить, а просто сел в то кресло, где раньше сидел Финн.

А я снова провалилась в сон.

* * *


Большую часть дня я то просыпалась ненадолго, то засыпала вновь. Медсестра приходила поставить мне градусник, дать таблетки, покормить и попоить. Есть и пить не хотелось — больничная еда была больничной едой даже в Авалоне. Но мне пригрозили, что если я не буду есть и пить, мне поставят капельницу с питательным раствором, так что пришлось давиться и глотать.

В какой-то момент, проснувшись, я обнаружила огромный букет желтых роз на тумбочке. Оказалось, приходил Итан, но, увидев, что я сплю, решил меня не будить. Я смотрела на розы — нежно-желтые, солнечные — и улыбалась. Занятно, что он все-таки принес мне розы, хотя выбрал не красный цвет и не белый.

Подозреваю, для Волшебника розы в подарок имеют больший смысл, чем для простого смертного.

Во второй половине дня спать уже не хотелось, хотя чувствовала я себя ужасно. А что еще хуже, я знала, что скоро принесут ужин — в больнице рано кормят ужином. По крайней мере, так было в Америке (мама пару раз попадала в больницу, сильно перепив).

У моей постели по-прежнему дежурил Лаклан, но ни он, ни я были не в настроении разговаривать. Так что мы с ним сидели в молчании, которое уже явно затянулось, как вдруг оказалось, что ко мне пришел еще один посетитель.

Я не виделась и не говорила с Кимбер с тех пор, как на нас напали в бутике. Наверное, я должна была позвонить ей и спросить, как дела — в конце концов, она тоже пострадала при нападении, — но из-за маминого приезда у меня все вылетело из головы. Кимбер стояла в дверях, покусывая губу, как все Волшебницы, когда они нервничают. У нее был немного виноватый вид, но я не понимала, в чем дело.

— Заходи же, — позвала я ее, приподнимая спинку кровати так, чтобы сесть.

Кимбер смущенно улыбнулась и переступила порог.

— Я подожду за дверью, чтобы вы могли спокойно пообщаться, — сказал Лаклан.

Я кивнула ему с благодарностью.

Когда дверь за Лакланом закрылась, Кимбер подошла к кровати и присела на краешек. Она посмотрела на букет роз и приподняла брови.

— Вижу, здесь побывал мой братец, — сказала она.

Тут оказалось, что я могу покраснеть даже с красным от температуры лицом.

— Да, он заходил, говорят. Но я тогда спала.

Кимбер посмотрела на меня озорным взглядом и полезла в сумку, которая висела у нее на плече.

— Я тут принесла тебе кое-что получше, — сказала она, потом достала из сумки термос и встряхнула его, как шейкер.

Нетрудно было догадаться, что внутри, и когда Кимбер отвинтила крышку, по палате разлился дурманящий запах поссета. У меня аж слюнки потекли. Кимбер осторожно налила полную чашку и протянула мне.

Мне хотелось проглотить все залпом, но я сомневалась.

— А можно? — спросила я. — Не знаю, что за лекарства мне дают, а поссет-то с алкоголем, и…

Кимбер только хмыкнула и повела плечом.

— Поссет — вот лучшее лекарство.

— Да, но многие медицинские препараты нельзя сочетать с алкоголем.

И я представила, как мы влипнем, если медсестра учует, чем от меня пахнет.

Кимбер хихикнула.

— На этот раз я приготовила его по рецепту, а не вливала туда виски, как обычно. Там алкоголя — чайная ложка, так что давай пей, пока он не остыл и не покрылся молочной пенкой.

Я сделала глоток и замычала от удовольствия. Поссет был густым, со сливочным вкусом и очень сладким — Кимбер не пожалела меда. К тому моменту, как я выпила всю чашку, моя головная боль исчезла без следа. Кимбер тут же налила мне еще. Она все еще выглядела немного смущенной и виноватой.

— Что-то случилось? — спросила я, отпивая еще поссета.

Она тяжело вздохнула, потом улыбнулась мне.

— Я думаю, Итан был прав: я — параноик.

Улыбка на ее лице погасла, она принялась рассматривать свои руки.

— Я боялась, что после всего, что случилось с тобой в Авалоне, после всего, что ты узнала про нас с Итаном, ты можешь подумать, что нападение в бутике — это моих рук дело.

Я была в шоке. Я, конечно, не самый доверчивый человек на свете, но я ни разу не заподозрила, что Кимбер как-то связана с нападением в магазине. Так я ей и сказала.

До этого момента я даже не понимала, в каком она напряжении, но стоило мне успокоить ее — и все ее тело расслабилось, спина распрямилась, на губах снова заиграла улыбка.

— С чего ты вообще взяла, что я могу предположить такое?! — спросила я.

Она пожала плечами.

— Наверное, меня все еще мучает совесть за то… что мы с Итаном обманывали тебя.

— Ну, это все в прошлом, — улыбнулась я и вдруг с облегчением обнаружила, что я не преувеличиваю. Вся моя обида куда-то улетучилась. — Я простила Итана, потому что он спас мне жизнь. А ты принесла мне поссет; так что на тебя я тоже больше не сержусь.

Кимбер лучезарно улыбнулась мне в ответ.

— Я же говорила: горячий поссет лечит от всего.

Возможно, это был эффект плацебо, но после двух чашек поссета я почувствовала себя намного лучше. Настолько лучше, что когда на ужин принесли резиновую курицу, порошковое быстрорастворимое пюре и мягкий зеленый горошек, все это показалось мне восхитительно вкусным.

* * *


К тому времени, как я решила, что вечер подошел к концу и пора ложиться спать, Финн снова сменил Лаклана. Я удивилась, почему ни папа, ни мама не навестили меня. Я подумала, что мама, возможно, слишком пьяна для этого. В конце концов, ей пришлось пережить настоящий шок. Но вот почему не пришел папа? Когда я спросила об этом Финна, он сказал, что у отца просто очень много дел. Он даже не постарался, чтобы это прозвучало убедительно. Но как я ни старалась расспросить его поподробнее, он молчал как рыба.

На следующий день родители снова не пришли, хотя и Итан, и Кимбер навещали меня. (Да, и Кимбер принесла еще поссета.) Я немного надеялась, что и Кин заглянет, несмотря на то, что состояние моего здоровья не располагало к той манере общения, какую он выбрал со мной. Но он не пришел. Глупо было ждать, конечно. И еще глупее — обижаться, что он не пришел. В конце концов, он был лишь моим тренером по самообороне, а не другом.

Я попыталась расспросить Лаклана, почему мама с папой не приходят, но он, как и Финн, ничего мне не сказал. У меня было нехорошее предчувствие на этот счет, но кого бы я ни спросила, все отвечали мне, что с мамой все в порядке.

На третий день моего пребывания в больнице наконец появился папа. У меня все еще держалась невысокая температура, но чувствовала я себя неплохо. Медсестра, дежурившая утром, сказала, что меня, вероятно, выпишут, после того как врач еще раз осмотрит меня.

Когда пришел отец, у меня в палате дежурил Финн, но он тут же вышел и закрыл за собой дверь. Я посмотрела на отца, и мне не понравилось выражение его лица — сосредоточенное и… усталое. Я подняла спинку кровати так, чтобы сесть поудобнее, потому что мне показалось, что разговор предстоит долгий.

Все это время я так волновалась за маму, не говоря уже о впечатлении, произведенном на меня купанием во рву, что я как-то ни разу не задумалась: а что должен был испытывать папа? Но теперь, вглядевшись в него, я поняла, что за чувства он пытается скрыть: ему было больно и обидно.

Я невольно отвела глаза и опустила голову. Я познакомилась с ним совсем недавно, а он вообще узнал о моем существовании меньше месяца назад, но он заслужил лучшего отношения к себе. А я сбежала из его дома, среди ночи, и даже записки не оставила. Даже если бы мой план удался, он-то все равно думал бы, что меня похитили у него из-под носа или убили.

— Прости, что я сбежала, — сказала я, глядя в сторону. Я не могла поднять на него глаза.

Отец не отвечал. Не вынеся молчания, я наконец посмотрела на него. Он качал головой, и мне потребовались все мои силы, чтобы снова не отвернуться, так мне было стыдно.

— Ты могла погибнуть, — сказал он тихо. — Ты чуть не погибла. А если бы Грейс удалось забрать тебя в Волшебный мир, было бы еще хуже.

Я снова опустила глаза.

— Знаю. Но вы втроем хотели запереть меня неизвестно где, и ты ясно дал мне понять, что мое мнение вам безразлично. С этим смириться я не могла!

— А что, лучше стать собакой Грейс в Волшебном мире?! — рявкнул он. — Нет, уж лучше жить взаперти, чем умереть!

Никогда еще я не видела отца таким злым. Это было страшно. Лицо его побагровело, глаза метали молнии, кулаки были сжаты так, что побелели костяшки пальцев. Я даже ощутила электрические разряды, несмотря на то, что камея лежала в шкафу. Видимо, мне больше не требовалась ее помощь, чтобы ощутить магические токи.

Я вся сжалась в комок и молчала; я едва осмеливалась дышать. Я не верила, что отец может ударить меня или что-то еще, но я чувствовала, что он на грани.

Наконец отец глубоко вздохнул и разжал кулаки. Электрические покалывания утихли, а его лицо стало почти нормального цвета. Он по-прежнему был зол на меня, но уже не настолько, чтобы ему хотелось прибить меня самому.

— Я изо всех сил старался обращаться с тобой как со взрослым, ответственным человеком, — медленно отчеканил он. — Я говорил тебе правду, хотя солгать было бы удобнее. Но, похоже, я ошибся в тебе.

Я моргнула. Отец оказался профессиональным манипулятором, как и все родители. Он заставил меня чувствовать себя настолько виноватой, что я принялась оправдываться.

— Дело не только в том, что я хотела сбежать из Авалона, — сказала я. — Мама пообещала, что если я поеду с ней, она постарается завязать с алкоголем и обратится за профессиональной помощью.

Я посмотрела на свои руки, теребившие уголок пододеяльника.

— Ты не знаешь, каково это: видеть, как она день за днем убивает себя! Она никогда раньше не признавала, что у нее проблемы, и уж тем более не соглашалась обратиться к врачу. И тут мне вдруг представился шанс! Как я могла его упустить?

Отец присел на край моей кровати. Я не хотела смотреть на него, не хотела снова прочесть на его лице горечь, а еще хуже — разочарование. Он накрыл своей ладонью мои руки. Но я все равно не могла поднять глаз.

— Дана, девочка моя, я уже совсем не молод. Вот уже несколько веков я живу в Авалоне среди простых смертных. И одно я понял точно: никто не может помешать им разрушать себя, пока они сами не захотят остановиться. Человека нельзя спасти насильно. Я понимаю, ты сочла возможным шантажировать мать, чтобы она бросила пить. Тебе это казалось выходом. Но поверь, даже если бы вы уехали и она сдержала обещание обратиться за помощью, из этого все равно ничего бы не вышло. Ты не можешь заставить ее бросить пить, во всяком случае, надолго. Может быть, она смогла бы удержаться от спиртного несколько недель, а возможно, и месяцев. Но потом она снова начала бы пить.

Я выдернула руки из-под его ладони.

— Ты не можешь этого знать! Если бы она прекратила пить, она бы увидела, сколько всего она пропускает, пока пьяна! Она увидела бы, что жизнь проходит мимо нее, и она захотела бы оставаться трезвой. Раньше у нее просто не было возможности осознать, что она творит!

Отец вздохнул.

— Я думаю, в глубине души ты знаешь, что я прав. Ты не случайно нашла меня и приехала в Авалон. И сделала ты это вовсе не потому, что надеялась, что твоя мать бросит пить…

Теперь пришла моя очередь разозлиться, и я метнула в него взгляд, полный ярости.

— Не пытайся говорить мне, что я думаю и что я чувствую!

От его сострадания я разозлилась еще сильнее, но он не дал мне сказать всего, что рвалось наружу.

— Подозреваю, нам придется согласиться, что в этом вопросе наши мнения расходятся, — спокойно сказал он.

Он выпрямился и стер сострадание с лица, меняя тему разговора.

— Медсестра сказала, в течение часа придет с осмотром врач, а потом тебя выпишут. У меня днем назначена встреча, но Финн проводит тебя домой и будет охранять, пока я не освобожусь. Когда я вернусь, мы перевезем тебя в безопасное место.

Ах да, ну конечно! Это страшное «безопасное место»! Иными словами, тюрьма. Спорить бесполезно, это я хорошо понимала. Но я скрестила руки на груди и упрямо вздернула подбородок.

Отец слегка улыбнулся.

— За глупость с побегом ты будешь сидеть взаперти неделю. Потом ты будешь жить в доме, где будешь в безопасности. Ты будешь жить там все время. И если ты расценишь это как тюремное заключение, — что ж, дело твое.

Я открыла рот. Меня никогда в жизни не запирали. А он говорит об этом, как о чем-то в порядке вещей. Конечно. Его мысль запереть меня казалась строже, чем простое человеческое наказание.

— По истечении недели, — продолжал он, — тебе будет позволено выходить, но только туда, где безопасно. Решать это будем мы.

— Кто именно «мы»?

— Алистер, я и… твоя мама.

У меня глаза на лоб полезли.

— Мама?

Отец кивнул.

— Она остается в Авалоне. Кстати, она передала мне право генеральной опеки над тобой. Так что, если ты вздумаешь снова сбежать, бежать тебе будет некуда.

Я помотала головой.

— Да мама ни за что на свете не отказалась бы от меня!

После всего, что она делала, чтобы удержать меня подальше от Авалона, она не согласилась бы стать частью плана по удерживанию меня здесь.

— Тем не менее это так. Я — генеральный опекун.

Выражение его лица смягчилось.

— Все, чего она хочет, — это чтобы ты была в безопасности. И она понимает, что здесь ты в большей безопасности, чем в Реальном мире.

Насколько я знаю, раньше отец никогда меня не обманывал. Но это не значит, что он не решил начать сейчас. Держу пари, он употребил все свое красноречие, чтобы убедить маму, что здесь мне будет лучше, но я все еще не верила, что мама могла «купиться» на это.

— Если она согласна с тобой, я хочу услышать это от нее лично.

— В данный момент это невозможно.

Сердце у меня упало, адреналин пробежал по венам.

— Почему нет? Что с ней? Все говорят, что с ней все в порядке, но…

— С ней все хорошо, Дана. Но она не пила вот уже три дня, и она… немного не в себе.

У меня челюсть отвисла; я не нашлась что сказать.

— Это не исцеление, — сказал отец, — я добился того, что ее по закону признали недееспособной, и теперь она под моим патронажем так же, как и ты. Я не дам ей пить и лишу возможности самой доставать алкоголь. Но стоит мне вернуть ей свободу, она снова уйдет в запой. Алкоголизм не лечится насильно.

Я задумалась.

— Ты добился, чтобы ее признали больной и поместили под твою опеку, — сказала я, и он кивнул. Боюсь, я поняла, что это значит. — Иными словами, она — такой же твой пленник, как и я.

— Да.

Я скривилась. Я забыла, каким до жестокости честным он может быть. С ударением на слове «жестокость».

— Помни, что пока она — моя пленница, она будет трезвой. Я уверен, это не большое утешение для тебя, и я знаю, что твоя мать возненавидит меня за это, но все же это кое-что.

Итак, я, можно сказать, продалась сама и продала маму — за ее трезвость. Я не была уверена, что это хорошая сделка. Тем более что она была заключена без моего ведома. Я покусала губу, размышляя об этом.

— Дана, — сказал отец ласково, — даже я не смогу удерживать тебя против твоей воли, когда тебе исполнится восемнадцать, если только ты не пристрастишься к наркотикам или алкоголю, как твоя мать. Как бы ни были тебе ненавистны мои методы, тебе придется смириться с ними всего лишь на год с небольшим. За это время я постараюсь убедить тебя остаться под моей защитой и после восемнадцати. Я — не дурак. Я не завоюю твоего доверия, плохо обращаясь с тобой или с твоей матерью. Все будет не так плохо, как тебе кажется сейчас.

Хммм… Год с лишним в золотой клетке. Это казалось очень долго, если вспомнить, сколько всего времени я провела в Авалоне. Но, с другой стороны, это еще и целый год с хвостиком, когда мама вынуждена будет оставаться трезвой.

Я отчасти соглашалась с отцом, что насильственная трезвость не исцелит маму. Но по крайней мере, ее здоровье хоть немного восстановится после всего вреда, которое она причинила себе. И — хотя бы на это время — у меня будет мама, с которой можно общаться, которую я не буду презирать и которой не буду стыдиться. У меня будет мама, которую я так редко заставала трезвой — умная, с чувством юмора и… классная.

Да, выбора у меня не было. Это отец ясно дал понять. Но я вольна выбирать, как отнестись к новым жизненным обстоятельствам. Свободы восприятия у меня никто не забирал.

Так что я проглотила слова протеста, готовые сорваться с губ, и сделала глубокий вздох. Я смогу. Я соглашусь на его условия и снова завоюю его доверие. А когда мне исполнится восемнадцать — если я, конечно, доживу до этого времени — я сама решу, где мне жить — в Авалоне или в Реальном мире.

Я кивнула.

— Хорошо. Я обещаю, что буду вести себя хорошо.

Если бы у меня сейчас руки были не на виду, я скрестила бы пальцы. В конце концов, это женская прерогатива — передумать, если захочется. Я не обязана говорить «правду, только правду и ничего, кроме правды».

Отец сдержанно улыбнулся, и это значило: «Поверю, когда увижу». Но он ничего не сказал, просто похлопал меня по руке настолько ласково, насколько это мог сделать сдержанный от природы Волшебник.

Он уже выходил, когда я вдруг остановила его.

— Пап? — позвала я, и он обернулся, приподняв одну бровь. — Спасибо, что послал Финна спасти маму.

У меня ком встал в горле при воспоминании о том, какая боль пронзила меня, когда Грейс крикнула в телефонную трубку: «Убей ее!»

Отец серьезно посмотрел на меня.

— Не благодари. Я тут ни при чем, я ничего не сделал. Алистер задержал Грейс, Финн спас твою мать. Я прибыл на место происшествия, когда все было кончено.

— Да, но ты живешь далеко от моста, на горе, — сказала я, осознав вдруг, что он искренне считает себя виноватым, что не он сам спас меня. — Итан позвонил сначала своему отцу, а уж потом тебе. И, я думаю, ты позвонил Финну, потому что он живет ближе к отелю, чем ты, верно?

Отец кивнул.

— Так что если бы ты сам бросился спасать маму, ты бы опоздал и она бы умерла. Ты все сделал правильно.

Отец улыбнулся мне, но глаза у него были грустные.

— Да, знаю. Но мне от этого не легче.

Что тут скажешь? Но в это время пришел врач, и мне не пришлось ничего отвечать.


Эпилог


Я не удивилась, когда оказалось, что «безопасное место», где мне предстоит жить, располагается внутри горы, в туннелях. Хорошей новостью было то, что там было электричество, горячая вода, телефон и Интернет. Плохой — то, что я ненавидела туннели всей душой. Я терпеть не могла искусственное освещение. От низких потолков, которые в любой момент могут обрушиться, у меня развивалась клаустрофобия. (И не важно, что я знала: они не обрушатся.) И потом, я ненавидела воспоминания, связанные с туннелями.

Когда неделя моего заключения подошла к концу, мне наконец разрешили выходить из маленькой комнатки, хотя только в дневное время и только с охранником. Но даже так я чувствовала восхитительную свободу — после недельного заточения.

Все — вопрос времени. Я даже возобновила тренировки с Кином; он ни разу не упомянул о моей попытке бегства или о том, что я была в больнице. Интересно, почему?

Мама поселилась в доме отца, в той комнате, где раньше жила я. Она по-прежнему не была ни счастливой, ни веселой, даже после того, как начала курс реабилитационной терапии. Но по крайней мере, она была трезвой и более-менее в своем уме.

Благодаря ей, я в конце концов узнала, на что способен мой отец. Я не хотела обсуждать с ней случившееся, но в итоге вынуждена была спросить, почему она передала отцу опеку надо мной. Мне казалось, это последнее, что она способна сделать. И я подозревала, что здесь кроется какой-то обман.

— Я устала, милая, — сказала мама, когда я спросила ее об этом. — Мне надо поспать.

Я фыркнула. Если это не самая жалкая попытка избежать разговора, то что тогда?

— Я заслуживаю того, чтобы знать, а? Как ты считаешь? — проявила я настойчивость, хоть и знала, насколько трудно заставить маму отвечать, если она не хочет.

— Я просто… решила, что так будет лучше для тебя, — сказала она, но при этом не смотрела мне в глаза и не могла сидеть спокойно. Она заерзала на стуле, сплела пальцы рук и принялась постукивать ногой по полу. Все это были признаки неимоверного желания выпить. Но дело было не только в этом.

— Я ведь и у отца могу все это выяснить, — сказала я, решив, что могу позволить себе небольшой блеф.

Да, отец сказал бы мне правду — он доказал уже, насколько он принципиален в этом вопросе, — но я хотела, чтобы мама сама рассказала мне обо всем. И если придется ждать этого неделями — что ж, я готова.

Но, возможно, отсутствие алкоголя ослабило мамину волю, или просто врать с трезвых глаз оказалось сложнее. Все еще ерзая и дергаясь, она заговорила, глядя куда-то мне через плечо.

— Он велел Финну привезти меня сюда после того, как тот освободил меня в отеле, — сказала она. — Твой отец, он… ничего мне не давал.

Не давал спиртного, вот оно что!

— Я была… в отчаянии, — продолжала она. — Но он отказывался мне помочь. Потом он принес мне все эти документы и попросил их подписать. Он не сказал, что в них, и не дал мне их прочитать.

Я не верила своим ушам.

— Ты хочешь сказать, ты просто села и подписала отказ от меня, даже не посмотрев, что ты подписываешь?

Ее плечи поникли, взгляд уперся в пол.

— Не сразу, — сказала она тихо. — Сперва я не соглашалась. Но мне становилось все хуже и хуже, а Симус продолжал отказывать мне в помощи.

Кажется, теперь я начала понимать, на что отец сделал ставку. Картина прояснялась.

— Он сказал, что даст тебе выпить, если ты подпишешь бумаги, — прошептала я, потому что сказать это громко вслух значило бы заплакать.

Мама выглядела раздавленной.

— Я подозреваю, по закону США это признали бы недействительным, — сказала она. — Я была не в своем уме, когда подписывала бумаги, — она поморщилась. — Честно говоря, я и не помню этого толком, но моя подпись стоит на всех документах, и у меня нет основания не верить, что я подписала все, как и говорит Симус.

Я сжала зубы, подавляя ярость. Отец добился того, чтобы мать признали невменяемой, но прежде извлек выгоду из ее невменяемости. Да, я сердилась на маму за то, что она сделала — и я не могла не обижаться, что она не боролась за меня. Но большая ответственность за то, что произошло, ложилась на плечи отца.

Когда я вернулась в свою комнатушку в подземелье, я твердо решила: пришло время взглянуть правде в глаза. То, что мама или папа будут заботиться обо мне, учитывая только мои интересы и поступая так, как лучше для меня, — лишь заманчивая иллюзия. Годами я сама заботилась о себе — так тому и быть впредь, хочу я этого или нет.

Позаботиться о себе в Авалоне будет более… трудной и смелой задачей, чем быть хозяйкой самой себе дома. Там мамин алкоголизм давал мне определенную свободу выбора без родительского на то согласия. А тут у меня двое родителей, перед которыми я должна отчитываться и которых должна буду обойти, если это понадобится.

Но зато теперь у меня есть то, чего раньше, до приезда в Авалон, определенно не было. То, что я могу использовать в своих целях. Волшебство и магия.

Нет, пока я не знала, как ими пользоваться. Да, Итан ясно дал мне понять, что нельзя никого посвящать в тайну того, что я чувствую магию.

Но если я научусь управлять ею, у меня будет тайное оружие. Может, даже такое, которое позволит мне сбежать из Авалона и исчезнуть из поля зрения обеих Королев Волшебного мира.

Возможно, пока я не сильно преуспела. На протяжении недели моего заключения, когда мне было очень скучно, я обнаружила, что магии нравится мое пение. Стоило мне взять хотя бы одну ноту, и кожу начинало характерно покалывать. Но дальше я пока не продвинулась и не могла извлечь из контакта с магией никакой пользы.

Но это дело наживное. Я умная, я целеустремленная, и я уверена, что научусь. (По крайней мере, так я говорила самой себе.) А когда я научусь, я использую это секретное оружие, чтобы вернуть бразды управления своей жизнью в собственные руки. И снова стану хозяйкой своей судьбы. Как это и должно быть.