Озорная леди
Дженет Робертс








Во всей Англии, пожалуй, не было более потрясенной и растерянной юной леди, чем прелестная Мэри Макгрегор, которая приехала в замок Сент-Джон, чтобы выйти замуж за виконта Кристофера Хантингдона, и узнала, что тот женился на другой! Как жестокую шутку восприняла девушка предложение лорда Хантингдона занять место своего младшего брата у алтаря. Рассердившись, она сказала «да» и опомниться не успела, как стала женой человека, которого совсем не знала, а также участницей смертельно опасной игры. Среди хитроумных интриг Мэри понадобилась вся мудрость ее ума и сердца, чтобы узнать наконец, кто ее муж — герой или негодяй, познать любовь и ненависть.









Дженет Робертс

Озорная леди





Глава 1








Весь этот серый апрельский день Мэри Маргарет Макгрегор провела в неудобном, качающемся экипаже, то и дело нетерпеливо наклоняясь к окошку, чтобы снова увидеть монотонный сельский пейзаж Корнуолла[1 - Корнуолл — графство в Великобритании. — Примеч. пер.]. Сейчас, на исходе дня, в приближавшихся сумерках, она чувствовала себя слишком усталой, чтобы продолжать это занятие. Она ехала почти двое суток, ощущая озноб из-за весенней прохлады, чувствуя себя несчастной, и неясная тревога шевелилась в ее душе. Чем больше ныло ее тело и болела голова, тем чаще мелькала мысль: «Ох, какая же я дурочка!» Она оставила «хорошую работу» (хотя при воспоминании о ней губы девушки кривились), бросила все и пустилась в эту бесконечную поездку, чтобы выйти замуж за человека, которого едва знала, живущего там, где она никогда не была.

Она откинулась на спинку сиденья с легким вздохом облегчения, довольная тем, что наконец-то одна в экипаже. Последний попутчик — фермер сошел дюжину остановок назад. Теперь она могла поудобнее вытянуть ноги, сдвинуть на затылок серую шляпку, скромно пристроившуюся на ее густых огненно-рыжих волосах, могла зевать и сколько душе угодно с грустью размышлять о прошедших годах. Ее родители умерли от лихорадки, когда ей было двенадцать. Она оставила школу и, унаследовав весьма скромное состояние, стала горничной, а затем гувернанткой в большой семье Эвертонов. Теперь в этой семье было уже девять детей (от двух до восемнадцати лет, причем ожидали еще одного ребенка), и услуги Мэри становились все более необходимыми и ценными, однако выражалось это не в увеличении жалованья, а в росте требований.

Она улыбнулась: забавно было вспоминать испуг и уныние Робина и Люсинды Эвертон, когда они в конце концов осознали, что их горничная, гувернантка, компаньонка, экономка, — все в одном лице, покидает их.

— Но вы ведь были здесь счастливы! И мы обещали, что у вас здесь будет дом на всю жизнь, — причитала миссис Эвертон, машинально продолжая убаюкивать своего младшего ребенка.

— Я собираюсь выйти замуж, — сказала девушка, с трудом веря собственным словам.

— Вы почти не знаете этого парня! — строго заметил мистер Эвертон. — Попросите его прийти еще. Слишком уж поспешно все решилось. Это неприлично.

Мэри откинула с лица свои великолепные волосы, глядя на обоих с лукавым юмором, редко покидавшим ее.

— Он говорит, что он виконт, — весело сказала она. — Хотя в этом еще надо убедиться. Но живет действительно в замке, так что для меня это интересная смена обстановки. Я посмотрю, что там такое, когда приеду. Мы ведь еще не женаты, и я всегда вольна передумать…

— …и вернуться к нам, — быстро ввернула миссис Эвертон. — Хотя, предупреждаю вас, Мэри, к тому времени мы, возможно, уже возьмем другую девушку. Это хорошее место, и вы должны признать: мы были добры к вам.

Тень пробежала по лицу Мэри. Она не могла заставить свой непослушный, честный язык сказать, что они были так уж добры к ней. Немало трудностей выпало на ее долю с того дня, когда она пришла к ним десять лет назад, двенадцатилетней девочкой: несколько выходных в течение года, жалкие, с неохотой выдаваемые шиллинги, сердитые слова, работа с пяти утра до полуночи, а иногда и позже, когда болели дети, что случалось довольно часто. Она страшно уставала.

Мэри молчала.

— Вы неблагодарная, легкомысленная, безрассудная девушка, — наконец после паузы произнес мистер Эвертон, когда супруги поняли, что она твердо решила уехать. — И даже не думайте возвращаться к нам. Мы немедленно наймем кого-нибудь другого, желательно женщину постарше и понадежнее вас!

Это уже задело Мэри. Она открыла рот, чтобы возразить, но тут же опять крепко сжала губы. Она добросовестно выполняла все возложенные на нее обязанности, даже довольно неприятные. Через несколько лет, когда она достигла привлекательной зрелости, во время вечеринок ее не выпускали из детской комнаты, чтобы она не затмевала глупых и некрасивых дочерей Эвертонов. На танцевальных вечерах ее услуги больше не требовались. Чтобы понять причину этого, ей достаточно было только взглянуть в зеркало и сравнить свою стройную, с изящными формами фигуру и огненные золотисто-рыжие локоны и пухлые телеса, неважный цвет лица и тусклые волосы юных Эвертон.

Как ей посчастливилось познакомиться с молодым Кристофером Хантингдоном, виконтом Кортли, и выкроить время для двух встреч с ним в саду, так и осталось для нее загадкой. Но это случилось. Он смотрел на девушку с трепетным восхищением, объяснился в любви, благоговейно поцеловал руку и поклялся скоро вернуться, чтобы забрать ее с собой. Он, разумеется, сделал ей предложение, и она согласилась, едва веря, что все это не сон.

Проходили долгие недели, в течение которых она с горечью думала, что он ее забыл. Затем пришло то невероятное, бесценное письмо вместе с деньгами. Он написал, что не может сам приехать и ей придется одной отправиться к нему. Присланные десять гиней были на дорогу. Мэри не колебалась ни минуты и сразу же написала ему, что едет.

Она была готова на все, на все, чтобы только оставить эту грубую, тяжелую работу, это неблагодарное занятие, которое уныло маячило перед ней как перспектива так бесцветно жить долгие годы до конца ее дней в этой семье. От нее все время что-то требовалось, ей всегда приказывали; была нужна не она сама, не теплота ее сердца и сообразительный ум, а только ее ловкие руки.

Быть любимой, думала она страстно, быть любимой! Никто ее не любил с тех пор, как умерли родители. Никто не любил, хотя ее сердце пылко желало этого и глаза нередко пощипывало от сдерживаемых слез. Она чувствовала себя опустошенной, хотя в жизни ее было полным-полно дел.

И вот Кристофер влюбился в нее. Его глаза сверкали, когда он смотрел на нее. Его руки трепетно касались ее, его поцелуй как жалом уколол ее маленькую, розовую, трудолюбивую руку. Он будет любить ее и защищать, даст ей настоящий дом. Замок? Ей было все равно, пусть даже в действительности оказалось бы, что это обычный деревенский дом. Только бы быть желанной, нужной, только бы тебя защищали и любили.

Экипаж вдруг резко остановился, послышалось протестующее ржание усталых лошадей. Кто-то открыл дверь и опустил раздвижные ступеньки. Окоченевшая, она с трудом выбралась и огляделась вокруг. Какая-то деревня с оштукатуренными и опрятно выглядевшими домами в черно-белую полоску. Двор гостиницы казался чистым и аккуратным; на услужливом, проворном хозяине был свежий синий фартук. Он подошел к девушке и помог вытащить ее видавшую виды дорожную сумку и саквояж.

— Куда, позвольте узнать, вы едете, мисс? — учтиво осведомился он, внимательно глядя на нее смышлеными, проницательными глазами.

— В замок Сент-Джон, сэр, — устало ответила Мэри. — Есть здесь кто-нибудь оттуда, кто встречает меня?

— Из замка? Никого из замка здесь нет, мисс. А вы именно сегодня должны были приехать?

— Да, и я написала об этом. Может быть, они не получили моего письма.

Он помолчал немного, размышляя.

— А, вот что можно сделать. Сегодня ближе к вечеру туда повезут продукты от мистера Джонса, бакалейщика. Вы можете поехать в этой повозке, если желаете.

«Только бы добраться туда к Кристоферу, только бы обрести покой, только бы кончилась неопределенность», — подумала она.

— Да, сэр, это было бы очень любезно с его стороны, а с вашей — любезно предложить это, — вежливо ответила она.

Он улыбнулся с высоты своего огромного роста и кивнул. Вскоре все уладилось, и через час бакалейщик заехал за ней и предоставил ей место в повозке рядом с собой. Было холодно, и шел дождь. Мэри плотнее укуталась в свой влажный плащ и с грустью подумала, что лучше б ей было вообще не ехать. Почему Кристофер не встретил ее? Почему не приехал сам? Может, он болен или ранен? Он так лихо ездит верхом, возможно, он сломал ногу (хотя в письме ни о чем таком не упоминалось). Может, и правда глупо было с ее стороны ехать вот так, когда еще ничего не известно?

«Но ведь я действительно была в отчаянии», — подумала она, представив себе еще год, месяц и даже один день в семье Эвертонов, где каждый ей приказывал, где невозможно выкроить минутку для себя, где она металась между кормлением малыша и занятиями со старшим мальчиком, между завязыванием лент старшей девочке (ужасной кривляке) для бала и стиркой белья, когда болела прачка. И всегда ее держали в стороне, прятали от общества.

Она ухватилась за первую же возможность уехать — и уехала, чуть ли не в панике, подобно ее шотландскому предку, сбежавшему из английского плена… Он перегрыз связывавшие его веревки, проскользнул мимо спящей стражи и уполз в горы — в снега и льды — босой, с кровоточащими ногами, и прятался, как зверь, два месяца, пока не прекратились поиски. В ее семье эту историю рассказывали с гордостью, много раз слышала она ее, удобно устроившись на коленях у отца.

— И помни, Мэри Маргарет, дорогая моя, — всегда заключал отец, высоко держа свою рыжую голову, — твой дед после этого всю жизнь хромал, но он был свободен. Свободен! А свобода стоит всех жертв и испытаний в мире.

«Да, отец, это так», — прошептала она про себя.

Но не попадет ли она из одного рабства в другое? Этого она пока не знала. Она глядела на корнуолльские вересковые пустоши, безлюдные равнины и скалы, редкие островки зелени, и все казалось диким и пустынным; ей было страшно. Но она — шотландка. У нее была свою гордость, свой ум. Уж как-нибудь она сообразит, разберется.

Мистер Джонс, бакалейщик, был добрым, но молчаливым человеком. Когда они выехали на вершину крутого холма, он указал хлыстом:

— Вон он, замок. Я сначала подвезу вас к парадному входу, мисс. Вы ведь из знатных, вам надо к парадному.

Сказав это, он снова замолчал. С трепетно бьющимся сердцем она пристально глядела на свой будущий дом. Замок Сент-Джон возвышался на холме, подобно крепости из серого камня и красного кирпича, с покрытыми мхом башнями и громадными окнами, похожими на тусклые, серые глаза, изумленно всматривающиеся в надвигающиеся сумерки. Мрачность замка контрастировала с огромным садом, окружавшим его. Старый ров был превращен в цветник, где буйно, по-весеннему полыхали красный, розовый и желтый цвета.

Повозка подъехала к громадному входу и, прогромыхав по выстланному досками подъемному мосту, который, казалось, постоянно был опущен (так как канаты обросли зеленым мхом). Бакалейщик указал на большие деревянные двери.

— Все это еще со времен ее величества Елизаветы, — объяснил он. — Однажды кое-кто вторгся туда, но семья выгнала их.

— О! — произнесла Мэри.

— В этих местах англичан не очень-то любили, — продолжал мистер Джонс, — мы по большей части валлийцы. А вы англичанка? — Он смущенно взглянул на нее, особенно на ее рыжие волосы.

— Я шотландка, — гордо ответила девушка.

— Прекрасно, — сказал бакалейщик и удовлетворенно кивнул, останавливаясь у ворот. Дверь в них бесшумно открылась, и вышел седовласый мужчина.

— К вам тут леди, мистер Уэнрик, — отрывисто сказал бакалейщик.

Мистер Уэнрик, дворецкий, помог Мэри слезть с повозки, затем жестом велел стоявшему позади него лакею взять ее багаж. На его гладко выбритом лице не было заметно никакого удивления. Но лакей не мог удержаться и изумленно вытаращил глаза.

Мистер Уэнрик с подобающей учтивостью провел Мэри в дом, в маленькую гостиную позади со вкусом отделанной просторной залы. Через несколько минут он вернулся с миссис Рэмзи, экономкой, женщиной на вид лет тридцати с небольшим, элегантно одетой и энергичной.

— Я вас слушаю, мисс. Вы хотите найти здесь работу? — деловито спросила она, окидывая Мэри пристальным взглядом от скромной шляпки и рыжих волос до поношенной серой юбки.

Мэри вздернула подбородок:

— Я желала бы видеть Кристофера Хантингдона, виконта Кортли, — гордо сказала она. — Он просил меня приехать к нему. Мы должны пожениться.

Последовала долгая пауза. Экономка изумленно смотрела на нее, затем отсутствующим взглядом — куда-то вдаль.

— Э-э, видите ли, — произнесла она бесцветно, — сэра Кристофера сейчас здесь нет. Его брат, лорд Стивен Хантингдон, лорд Сент-Джон, встретится с вами, я уверена, когда вернется. Пока же не хотите ли чаю? Вы долго ехали?

— Два дня, — ответила Мэри, невольно вздохнув. — Я так устала! Выпить чаю было бы весьма неплохо.

Экономка сочувственно улыбнулась и сказала:

— Ну-ка давайте я помогу вам снять плащ и шляпку. Наверно, вы хотели бы умыться. Сюда, пожалуйста, мисс… э-э…

— Мэри Маргарет Макгрегор.

— Мисс Макгрегор… Вы, по-видимому, шотландка, не так ли, мисс? — И экономка провела ее в другую комнату. Мэри умылась и почувствовала себя немного лучше.

Затем миссис Рэмзи опять отвела ее в маленькую гостиную, где горничная в черном платье с белыми манжетами накрывала на стол. Все было великолепно: чайник белого фарфора с красивыми пурпурными розами и голубой отделкой, тонкие сервизные чашки изысканной формы, но также и вместительные. Хлеб с маслом был нарезан изящными кусочками, стояли тарелки с ветчиной, холодной говядиной и сырами. Миссис Рэмзи усадила гостью и удалилась, а Мэри с аппетитом начала есть.

Этот действительно превосходный ужин восстановил ее душевное равновесие и придал храбрости. Ее усталое тело расслабилось на мягком атласном стуле, а взгляд прояснился при виде прекрасных произведений искусства, украшавших эту маленькую, тесную, но все-таки прелестную комнату. На стене висел портрет белокурой женщины с добрыми карими глазами, написанный, судя по дате, около двухсот лет назад. На каминной полке стояло несколько мелких предметов, рассматривать которые из-за усталости Мэри не хотелось: две статуэтки греческих богов, миниатюрная деревянная башня, гипсовое яйцо, ненадежно покоившееся на деревянной подставке, и старинная оловянная кружка со странными вмятинами. На стене висела коллекция оружия: боевая секира с разбитой рукоятью; помятый щит с таким потертым гербом, что почти ничего нельзя было разглядеть, и выцветшее боевое знамя на покоробленном деревянном древке.

«Историческое место», — подумала Мэри. Должно быть, такое же древнее, как шотландские замки, она видела их в детстве; как те места, о которых отец с гордостью рассказывал ей. Итак, Кристофер происходит из старого благородного рода. Возможно, они разорились; этим могло объясняться его странное поведение по отношению к ней. Может быть, он боялся, что она будет презирать его. О нет, она будет любить его уже за то, что он избавил ее от ужасной, изматывающей работы, от унизительного положения.

Дверь открылась, когда она уже начала дремать возле теплого камина, чувствуя себя гораздо уютнее, чем за прошедшие два дня. Она вздрогнула, когда вошла миссис Рэмзи.

— Милорд сейчас примет вас, мисс Макгрегор. Он ждет у себя в кабинете, — сказала она как-то более натянуто и официально, чем раньше.

— Благодарю вас, — ответила Мэри, и миссис Рэмзи повела ее через залу в противоположное крыло замка.

Мэри казалось, что шли они долго, мимо семейных портретов и боевых знамен, оружия; мимо широкой лестницы, сервантов из блестевшего вишневого дерева; мимо гостиных и кабинетов, мимо банкетной залы, отделанной белым полотном. Мэри при виде всего этого вдруг охватил страх. Она уже начала было представлять себе Кристофера галантным, стесненным бедностью виконтом. Однако этот дом не походил на дом благородной, но бедной семьи. Он был изысканным и богатым.

Миссис Рэмзи открыла матово блестевшую деревянную дверь, провела Мэри в комнату и плотно прикрыла дверь. Ступая по множеству мягких толстых персидских ковров кремового, зеленого и розового цветов, они подошли к огромному письменному столу. Мужчина, сидевший за ним на высоком стуле, поднялся, глядя на Мэри карими глазами, холоднее которых она еще не видела.

Именно его глаза она увидела в первую очередь, так как они повелевали и подчиняли себе до того, как он начал говорить. Затем она заметила длинный неровный шрам на его левой щеке, тянувшийся от лба до подбородка. Мужчина был очень загорелый. Мэри стало интересно, не моряк ли он. Ростом он был около шести футов[2 - Фут — 304,8 мм.] и, стоя даже по другую сторону стола, казалось, величественно возвышался над ней с ее пятью футами и четырьмя дюймами[3 - Дюйм — 25,4 мм.].

Галантным жестом он предложил ей сесть, и она присела напротив него на край стула, обитого красным атласом.

— Мисс Макгрегор, — сказал он, и голос его звучал так глубоко и властно, что она слегка вздрогнула. — Пока все, миссис Рэмзи. Я позвоню.

Экономка молча вышла из комнаты. Хозяин же продолжал стоять, пристально глядя сверху вниз на Мэри. Она вздернула свой маленький подбородок и ответила ему таким же взглядом. Смелость вернулась к ней, и она желала получить ответы на кое-какие вопросы. Например, почему Кристофер, который должен был встречать ее, отсутствовал? Почему ее не встретили в деревне? Почему хозяин принимает ее так холодно? Да и кто он вообще?

Словно прочтя ее мысли, он ответил на последний вопрос:

— Я Стивен Хантингдон, лорд Сент-Джон. Кристофер Хантингдон — мой брат. Насколько мне известно, у вас с ним какие-то дела?..

— Вы можете называть это делами, — сказала Мэри с шотландским акцентом, который проявлялся, когда она сердилась. — Он предложил мне выйти за него замуж, и как раз для этого я и приехала. Почему его нет и он не встречает меня?

Лорд Сент-Джон снова пристально посмотрел на нее. Она ответила тем же, и ее зеленые глаза сверкнули.

— Кристофера… сейчас нет здесь, — медленно произнес он. — Мне с трудом верится, что он собирался жениться на вас. Вы… я думаю… горничная… или гувернантка?

Она покраснела, так точно он ее охарактеризовал.

— Гувернантка, сэр, и горничная, и нянька, и много другой работы приходилось мне выполнять в семье Эвертонов, где я познакомилась с Кристофером, — холодно, с высоко поднятой головой сообщила она. — Когда виконт написал мне, прося стать его женой, я ответила, что приеду. Вот в принципе и все.

Теперь он, слегка нахмурившись, медленно сел, все еще глядя на нее. Ему было лет тридцать с небольшим, насколько Мэри могла судить, и он привык, чтобы ему подчинялись. Ей стало интересно, почему Кристофер не упомянул о своем брате.

— Мне трудно в это поверить, мисс Макгрегор, — сказал он, и она видела, что он нарочно напускает на себя официальный и холодно-саркастический вид. — Видите ли, у моего брата сейчас медовый месяц. Два дня назад он женился на мисс Георгиане Демерест.

Эти слова донеслись до Мэри издалека, как будто морской прибой вдруг зашумел в ее ушах, как будто кто-то нанес ей удар огромным молотом по голове. Она глядела на милорда во все глаза, но не видела его, она чувствовала головокружение, близкое к обмороку. Она не могла поверить услышанному.

— Вам плохо, мисс? — отрывисто спросил он, привстав. — Сейчас я принесу нюхательной соли. Вы… э-э… часом, не в положении, мисс? — И он взял со стола маленький золотой сосуд, собираясь протянуть его ей.

Она напряглась, возмутившись:

— Нет, сэр. У меня не было близких отношений с вашим братом. Он сделал мне предложение! Не было ничего… ничего неприличного! — И она бросила на мужчину яростный взгляд. — Я приехала сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления. Приехала, чтобы выйти замуж за Кристофера, как он просил меня!

Сент-Джон вздохнул, словно разговаривал с ребенком, который из упрямства не хочет понять его.

— Я уже сказал вам, мисс, — кратко произнес он, перекладывая на столе какие-то бумаги, не без намека, что ему не терпится вернуться к более важным делам, — он женат. На Георгиане Демерест, единственной дочери местного сквайра. Они поженились два дня назад и уехали в свадебное путешествие. Я ожидаю их не раньше чем через несколько недель. Мне как-то не верится, что он на самом деле собирался жениться на вас. Что вы хотите от нас?

Она была так раздражена, так скептически настроена к услышанному и в таком ужасном состоянии, что едва понимала его слова. Она только знала, что он оскорбляет ее. Сначала он спросил, не беременна ли она; теперь думал, что она приехала требовать денег. Не отвечая ему, она открыла свой потертый ридикюль, порывшись в нем, нашла два письма, написанных ей Кристофером, и достала их. Они выглядели ветхими от многократных перечитываний. Она протянула через стол эти бесценные письма, которые, как она наивно представляла, означали для нее свободу от унизительной и рабской жизни.

— Вот письма, которые он мне написал, — сказав это, она стала наблюдать, как он разворачивал их и медленно, не спеша читал. Ноздри его подрагивали.

Прочтя их, он был потрясен, чего она совершенно не ожидала. Он прочитал их еще раз, прежде чем сложить и вернуть ей. Краска начала приливать к его загорелому лицу, высоким скулам, карие глаза потемнели, и в них зажегся огонек беспокойства.

— Судя по всему, мой брат — следует уточнить, что он мой брат по одному из родителей, — обманул вас, мисс Макгрегор, — сказал он, и лишь теперь в его голосе зазвучали нотки сочувствия. — Мне кажется, он вам написал, когда между ним и его невестой было что-то вроде ссоры. Но, учитывая то, как он это написал, неудивительно, что вы поверили в его искренность.

— Благодарю вас, сэр, — теперь уже не он, а она говорила с сарказмом. — Я рада, что вы наконец-то поверили мне!

— Погодите, дайте мне подумать. Я дам вам денег, и, отдохнув, вы вернетесь домой и…

— Нет, — резко сказала она с бесконечным отвращением. — Я не вернусь к Эвертонам. У меня нет дома. Мои родители давно умерли. Я трудилась как рабыня. Я никогда не вернусь к ним!

Теперь он глядел на нее как-то по-иному, словно впервые видя ее гордую голову с рыжими пышными волосами, высоко поднятым подбородком, полными беспокойства зелеными глазами. Он увидел руки со следами физического труда, стиснувшие ридикюль, поношенное пыльное платье, бледность ее усталого лица.

Его тон смягчился.

— Я должен исправить эту… ошибку, — сказал он. — Я подумаю, что можно сделать, чтобы как-нибудь компенсировать то, чем обернулась для вас эта глупость Кристофера. Он всегда был способен что-нибудь натворить, — добавил он извиняющимся тоном. — Ведь он еще очень молод. Вам следует остаться здесь на несколько дней и отдохнуть. Затем, если хотите, я отправлю вас в Лондон, дав рекомендации, и помогу получить хорошую работу — что-нибудь более приятное для вас, чем ваше недавнее занятие.

Он встал, давая понять, что разговор окончен, и позвонил в колокольчик. Миссис Рэмзи вошла так быстро, что Мэри поняла: она ждала в холле.

— Какие будут указания, милорд? — спросила экономка.

Мэри тоже встала, в полном смятении. Она почувствовала невероятную слабость и совсем упала духом, осознав, как жестоко ее обманули.

— Проводите мисс Макгрегор в спальню и должным образом позаботьтесь о ней. Она погостит у нас несколько дней перед отъездом в Лондон, — сказал лорд и небрежным взмахом руки показал, что не задерживает их более. Он вернулся к своему огромному столу и бумагам, лежащим на нем.

Миссис Рэмзи нерешительно спросила:

— Какую комнату мне приготовить?

— Ах, комнату. Да-да. Ну, пожалуй, желто-зеленую. В тон ее глазам, — сухо сказал Сент-Джон, бросив взгляд на Мэри. Эта полуулыбка не понравилась ей еще больше, чем прежний холодный сарказм.

Они вышли из комнаты. Мэри вся горела — отчасти из-за усталости и слегка поднявшейся у нее температуры, отчасти от ярости. Кристофер… Как он мог так с ней поступить? И вообще, правда ли это? В течение следующих нескольких дней она сама все узнает. Ей не верилось, что кто-то может быть таким жестоким, как мужчины в этой семье.




Глава 2


Экономка, затянутая в черное атласное платье, повела Мэри вверх по лестнице. Их ноги утопали в красном ковре, скрадывающем шум шагов, и девушке хотелось остановиться и отдохнуть. Ей также хотелось рассмотреть греческие статуи, стоявшие на площадках, и портреты, висевшие на стенах.

Но миссис Рэмзи продолжала быстро идти вперед. Дойдя до конца лестницы, она повернула налево и широкими шагами дошла до двери в самом конце коридора.

Она открыла дверь, и Мэри, войдя вслед за ней, застыла от изумления. Она думала, что ее поселят в скромную, ничем не примечательную каморку для гувернанток или горничных, но вместо этого она оказалась в великолепно обставленной комнате.

— Вот это желто-зеленая спальня, мисс, — приветливо сказала миссис Рэмзи. — Ванная комната дальше, я покажу вам. Кроме того, из окна открывается чудесный вид на сады и море. Надеюсь, вам здесь понравится.

Доброта и участие этой женщины помогли Мэри восстановить душевное равновесие. Она сняла плащ и шляпку и послушно подошла к высокому окну, поднимавшемуся от самого пола.

От восхищения у нее захватило дух. За окном простирался огромный прекрасный английский парк. Он превосходил размерами и красотой планировки все парки и сады, которые она когда-либо видела, даже сады возле парка сквайра, жившего недалеко от Эвертонов.

Самшитовая живая изгородь уходила вдаль до самого моря, рокотавшего и бившегося о серые утесы. Море казалось темно-синим в лучах заходящего солнца. Завтра она сможет увидеть этот сад во всем его сверкающем весеннем великолепии, увидеть зелень живых изгородей и больших деревьев, маленькое искусственное озеро, белый домик с вышкой, который сейчас она едва различала. А за всем этим — бездонная голубизна моря.

Она отвернулась от окна и вздохнула от восторга. Она не знала, что с ней будет дальше, но в эту минуту наслаждалась всем, что ее окружало. Экономка наблюдала за ней очень внимательно, но, увидев удовольствие на лице Мэри, тоже улыбнулась.

— Прелестно, не так ли? Я сама едва могла поверить, что это не сон, когда в прошлом году впервые приехала сюда из Лондона, — не удержавшись, сказала молодая женщина, но тут же одернула себя. — Вы, наверное, хотите немного отдохнуть, мисс Макгрегор? Через два часа я пошлю к вам горничную — Бонни. Ужин будет в столовой в восемь часов.

Когда экономка ушла, Мэри сняла пыльные туфли, затем устало легла на гигантскую кровать и начала осматривать комнату. Стены были оклеены желто-зелеными обоями, украшенными изящными узорами из веточек мшисто-зеленого и серого цвета. Кровать была огромная, с роскошным балдахином из желто-зеленого шелка, украшенного длинной золотистой тесьмой. Видно было, что все это очень старинное, пожалуй, даже прошлого века.

Остальная обстановка была попроще, но тоже красивая. Изогнутые деревянные стулья с сиденьями, обитыми ярко-желтым атласом, большой позолоченный шезлонг, резной туалетный столик и большой шкаф для одежды. На маленьком столике возле кровати стояли несколько маленьких фарфоровых сосудов, лампа, свеча и гипсовый ящичек, украшенный золотом. Она смотрела то на одно, то на другое, разглядывая все с восхищенным любопытством ребенка, которому в музее разрешили трогать руками предметы.

А она-то думала, что Кристофер живет в обычном доме! Она вздрогнула при мысли о нем и уткнулась лицом в атласную подушку. Он причинил ей сильную боль. Почему он с ней так обошелся? Или, может быть, его брат солгал? Может быть, они узнали о его намерении жениться на ней и решили разлучить их? Надо держать ухо востро; может быть, за ужином ей удастся что-нибудь узнать.

В условленное время тоненькая, нервная девушка лет девятнадцати или двадцати, представившаяся Бонни, пришла в комнату, чтобы проводить Мэри к ужину.

Было заметно, что Бонни — деревенская девушка, которую научили вести хозяйство; она была молчалива и озабочена тем, как бы получше услужить, суетилась и волновалась. Мэри чувствовала себя с ней спокойно, и ей не было так стыдно за свои поношенные платья. Но ей было трудно решить, что надеть. Наконец она выбрала черное платье, принадлежащее когда-то миссис Эвертон и ушитое на два размера.

На него Мэри прикрепила единственное украшение, которое у нее было, — шотландскую брошь с гербом своей матери. С тоской и нежностью она погладила ее. Если бы только она могла придать ей смелости!

Бонни провела ее вниз, в гостиную, где ее ожидали двое. Один из них был лорд Сент-Джон, необычайно привлекательный в строгом бархатном костюме малинового цвета, с рубинами в булавке галстука и на пальце. С ним была худощавая, казавшаяся чем-то озабоченной блондинка в изысканном платье из шелка и шифона, голубом, как и ее глаза. Мэри подумала что это, должно быть, жена лорда Стивена Хантигдона.

Лорд быстро встал, когда вошла Мэри, что свидетельствовало о его хороших манерах. Она медленно подошла к ним по огромному обюссонскому[4 - Обюссон — город во Франции знаменитый своими коровами.] ковру, едва замечая красоту бежевого ворса под ногами, стены кремового цвета, голубые шелковые шторы, белые дверные косяки и потолок.

— А, мисс Макгрегор. Мама, позволь представить тебе мисс Мэри Макгрегор, это — леди Хелен Хантингдон, мать виконта Кортли, с которым вы уже знакомы.

В глазах Хелен мелькнуло любопытство. Мэри сразу же поняла, что этой женщине не рассказали о причине ее приезда. Она протянула вялую руку, которой Мэри слегка коснулась; затем посмотрела на ее черное платье, выпятив губу, и сказала:

— Очень рада познакомиться с вами. А где вы познакомились с моим сыном?

— В доме семьи Эвертонов, — быстро ответила Мэри.

Лорд Стивен прервал их, видимо боясь, что она еще что-нибудь скажет.

— По-моему, наш ужин уже готов и мы можем идти, мама.

Он взял леди Хелен под руку, а Мэри пошла вслед за ним. Он усадил Мэри слева от себя, а леди Хелен справа за длинным, великолепно сервированным столом в огромной комнате. Для Мэри это выглядело так, как будто они были единственными прибывшими гостями из сотни приглашенных!

Мэри не пришлось много говорить, потому что леди Хелен болтала и болтала, легко перескакивая с темы на тему, как будто она привыкла брать разговор в свои руки. Она говорила о садах, о своем малоприятном визите к жене Приходского священника, о своем неодобрении поведения современных молодых людей, о скуке, наступившей после свадьбы сына.

Сказав это, она вдруг повернулась к Мэри.

— Наверное, вы ехали на свадьбу и опоздали? Как печально. Было очень весело, смею вас заверить! Приехал весь светский Лондон, а человек сто гостили здесь всю неделю.

— Сорок, мама, — поправил ее Стивен своим глубоким, спокойным голосом и щелкнул пальцами, чтобы лакей убрал тарелки.

— Вы ведь ехали на свадьбу, мисс Макгрегор, — настаивала леди Хелен.

— Да, я ехала на свадьбу, — ответила Мэри и осторожно взглянула на лорда Сент-Джона. Она с удивлением отметила, что краска начала приливать к его щекам, и он перевел разговор на сады, спросив мачеху, что она намеревается посадить летом возле рвов, окружающих замок.

Подали вина, но Мэри отказалась. После долгого изысканного ужина они перешли в небольшую гостиную. Леди Хелен расслабленно прилегла на длинную тахту и пригласила Мэри сесть рядом с ней. Лорд Стивен, слегка помедлив, присоединился к ним.

Леди Хелен продолжала разглагольствовать о свадьбе. Было очевидно, что это первое такое большое событие для нее за многие годы. Если бы даже Стивен Хантингдон очень постарался, и то он не смог бы найти более убедительных доказательств тому, что его брат по отцу действительно женился, так как леди Хелен не забыла даже самых крошечных деталей.

Она описывала платье «милой Георгианы», ее белую вуаль, снаряжение для свадебной поездки…

— В Бат, моя дорогая, можете себе представить! Георгиана хотела поехать в Бат, хотя Кристофер настаивал на Лондоне. Но он уважил желание новобрачной. Однако, если он намерен и дальше продолжать вести себя подобным образом, баловать жену, я уверена, что он окажется у нее под каблуком. Хотя она обожает моего дорогого мальчика и, вне всякого сомнения, готова повиноваться и признать его своим господином, как оно и должно быть. Такая милая девушка. Я так счастлива за своего сына.

— Как скоро они собираются возвратиться из своего свадебного путешествия, мадам? — спросила Мэри.

— О, через несколько недель, — рассеянно сказала леди Хелен и начала вспоминать свое собственное свадебное путешествие, которое было много лет назад. Она даже помнила, как она плохо себя чувствовала, когда ее дорогой муж настоял на путешествии через Ла-Манш и далее в Париж.

— Хотя Париж мне очень понравился, такой милый и прелестный.

Мэри мельком взглянула на лорда Сент-Джона и заметила, что он внимательно наблюдает за ней из-под полуприкрытых век. Эти карие глаза могут быть острыми и проницательными, поняла она.

— А твоя свадьба, дорогой Стивен, была бы еще более элегантной и изысканной, — сказала леди Хелен, забыв вдруг о красотах Парижа. — Если бы только милая Анжела была жива! Ее все любили. Они планировали шикарное празднество, моя дорогая мисс Макгрегор! Вся округа была приглашена.

Мэри вздрогнула. Она наблюдала за лицом Стивена, и, когда его мачеха произнесла эти слова, Мэри увидела, как оно изменилось, изменилось сильно и неожиданно. Грусть, гнев, ярость пробежали по нему, карие глаза широко раскрылись, затем плотно зажмурились, а губы изогнулись, как от боли. Это переплетение эмоций поразило Мэри.

Леди Хелен прикоснулась к руке Мэри и обратила ее внимание на прелестный портрет на боковой стене.

— Вот она, дорогая Анжела, — Анжела Террент, такая красавица!

Мэри внимательно посмотрела на портрет красивой белокурой девушки и как бы почувствовала на себе взгляд ее умных голубых глаз. На ней было великолепное голубое платье из тончайшей материи, ниспадавшее с ее плеч, подобно кусочку неба, спустившемуся отдохнуть на землю. Художник изобразил девушку в полный рост, и видна была ее стройная фигура, осиная талия, изящные руки, держащие цветы. Она выглядела высокой, величественной, и в то же время в ней ощущалась та мягкость и красота, которая невольно привлекает внимание и завораживает.

— Что с ней случилось? — непроизвольно спросила Мэри и взглянула на Стивена.

Он наконец открыл глаза и посмотрел на портрет. Во взгляде его смешалось сожаление, гнев и нечто другое, чему Мэри затруднялась дать определение.

— Она умерла, — коротко ответил он и встал. — Мисс Макгрегор, вы, должно быть, очень устали. Я позвоню слуге, чтобы он проводил вас в вашу комнату.

— Умерла буквально за несколько дней до свадьбы, — сказала леди Хелен. — О, какая милая была девушка, такая остроумная, такая добрая. И умереть вот так…

— Довольно! — перебил Стивен и зазвонил в колокольчик.

Черты его лица заострились, оно стало суровым, и, если бы не загар, подумала Мэри, было бы видно, как он побледнел. Румянец сошел с его щек. Ожидая, он заложил свои большие руки за спину.

Лорд холодно пожелал ей доброй ночи, и, выйдя из комнаты, Мэри услышала, как он сказал леди Хелен:

— Мне бы хотелось, чтобы ты не говорила об этом! Ты знаешь, я этого очень не люблю!

— О, мой дорогой мальчик, это было год назад, больше чем год назад. Ну хорошо, не буду…




На следующее утро за завтраком Мэри встретила еще одного члена этой странной семьи, очевидно загостившегося после свадьбы.

Мистер Лэнс Террент, виконт Гревиль, представился Мэри сам, так как они первыми спустились к завтраку. За копченой сельдью и ветчиной он непринужденно рассказывал ей о своей жизни. Она с удовольствием слушала этого любезного блондина.

— Моя сестра Анжела была самой красивой женщиной в мире, — наконец сказал он, и тут она поняла, почему его имя показалось ей знакомым.

— О да, она должна была выйти замуж за лорда Сент-Джона, — сказала Мэри, на секунду забыв о чае. — Ее портрет висит в голубой гостиной…

— Да. О, это было так ужасно! Видите ли, я обнаружил ее в саду, — сказал он и на какое-то мгновение показался ей не уравновешенным и вежливым юношей, а человеком, терзаемым страданием, — Анжела… окровавленная, с перерезанным горлом…

Мэри непроизвольно приложила руку к шее.

— С… перерезанным… горлом?.. — задыхаясь, спросила она и уставилась на этого модно одетого молодого человека в сюртуке и широком белом галстуке.

— Да. Она была убита. Никто не знал ни почему, ни как, ни кто это сделал. Мы так и не выяснили. — Он прижал свою тонкую белую руку к лицу и медленно провел вниз, как будто надевал маску. — Но мне не следует ни о чем таком говорить, — мрачно добавил он. — Стивен этого не выносит.

— Но мне очень… интересно, — сказала Мэри. Она твердо решила побольше узнать о странном лорде Сент-Джоне, который управлял замком такой же железной рукой, какой его предки, очевидно, сражались с англичанами сотни лет назад. — Скажите… действительно никаких улик, никаких следов?

— После завтрака я покажу вам то место, где я нашел ее, — сказал виконт с мрачным удовлетворением. — Я расскажу вам все… только чтобы Стивен не знал. Он бранит меня, если я говорю об этом.

Тут вошли Стивен, леди Хелен и несколько других гостей, задержавшихся после свадьбы, как поняла Мэри, когда их знакомили. Но они ничуть не удивились, узнав, что она ехала на свадьбу и опоздала.

— Да, действительно, — сказала одна леди из Лондона, — все так внезапно решилось. Приглашения были разосланы лишь за месяц до свадьбы.

Лэнс впал в молчание, очевидно свойственное ему, и Мэри тоже безмолвствовала. В своем выцветшем тесном голубом платье, которому было уже три года, она сознавала, что выглядит жалкой среди присутствовавших леди в изысканных туалетах.

После завтрака Лэнс повел ее в сад. Стивен наблюдал, как они уходили, слегка нахмурившись, но ничего не сделал, чтобы остановить их. Лэнс быстро шел вперед, мимо таких уголков сада и цветников, где она обязательно бы остановилась.

— Нет, нет, не здесь. Это было ниже, возле утесов, — нетерпеливо сказал он, — возле моря.

По дороге Лэнс подробно рассказывал, как он нашел безжизненное тело своей сестры. Мэри уже содрогалась от ужаса, когда они подходили к тому месту.

— Ну вот, пришли, — сказал он, — это было вон там, возле куста… О боже! Она там! Я ее вижу! — закричал юноша и в ужасе закрыл лицо руками.

Мэри сделала шаг вперед, затем еще один.

— Нет, это собака… мертвая…

Лэнс содрогнулся, затем постарался взять себя в руки и пошел вперед, чтобы посмотреть.

— Боже мой, это Командир, — хрипло сказал он. Нагнулся, потрогал собаку, затем выпрямился. Его рука была в крови, тонкое лицо побелело и стало напряженным.

— Это любимая собака Стивена! О боже! Зачем кому-то понадобилось убивать ее?!

Они вернулись в замок, и Мэри скрылась в своей комнате, а Лэнс пошел уведомить Стивена о происшествии. Мэри стояла у окна, глядя на великолепный вид сада и моря. Люди бегали взад и вперед по клумбам и белым камням, осматривая их. Один завернул во что-то тело большой сторожевой собаки и унес. Мэри продолжала смотреть.

Она устала и чувствовала беспокойство. Слишком много произошло с ней неожиданностей после долгих, монотонных лет ее работы гувернанткой. Она подумала о возвращении к той жизни, которую вела, и по ее телу невольно пробежала дрожь. Она была до глубины души потрясена жестокостью молодого Кристофера Хантигдона. Он написал ей письмо, просил приехать, а сам тем временем готовился к собственной свадьбе, приглашая гостей из Лондона, а для его невесты шили свадебное платье! Что же он за человек, в самом деле; и что за человек его брат по отцу — Стивен?

Оба казались холодными и бессердечными людьми, прикрывшимися масками обманчивого обаяния. Мэри недоумевала, почему Анжела Террент была убита и кто сделал это. Неужели Стивен? Может быть, поэтому он не позволял, чтобы об этом говорили в его присутствии?

Она увидела, как унесли собаку и все разошлись. Сад наконец опустел и сиял своей красотой в лучах поднимавшегося солнца.

Некоторое время она стояла недвижимо, затем встрепенулась, почувствовав озноб и тревогу. В комнате было довольно тепло.

«Должно быть, я простудилась во время этого долгого путешествия в дождливую погоду», — подумала она.

Она накинула теплый шерстяной плед, принадлежавший еще ее матери. Материя была зеленоватого цвета с золотистыми и белыми полосками. Мэри почувствовала себя тепло и уютно и надела еще и брошь.

За обедом она сидела молча, в то время как гости сплетничали и неохотно, как это обычно делают праздные люди, обсуждали, как они разъедутся по домам. Стивен Хантингдон был вежлив с ними, но держался на расстоянии, как бы желая, чтобы они побыстрее уехали.

После обеда Мэри отдохнула, заснув здоровым сном, но, проснувшись, почувствовала себя еще хуже, ей было одновременно и жарко и холодно, у нее начался кашель, который она пыталась скрыть, разговаривая с горничной, но девушка сказала:

— Я принесу вам горячего чаю с медом и лимоном, это вам поможет, мисс.

Мэри была рада такому вниманию, но сомневалась, что это ей поможет. Она была истощена после долгих лет недоедания и тяжелой работы. Теперь она чувствовала себя слабой и разбитой, и ее силы, казалось, были на исходе. Вечером после ужина она рано вернулась в свою комнату, робко отказавшись от партии в вист и заметив, что никто, казалось, особенно не горевал, когда она собралась уходить. Она уходила с грустным ощущением, что в мире нет никого, кому было бы хоть немного небезразлично, живет ли она на свете или нет.

«Даже Командир, собака, и та привлекла к себе больше внимания, чем я», — горько подумала девушка.

В эту ночь Мэри чувствовала к себе острую жалость. Перед тем как заснуть, она даже немножко всплакнула, что было ей совершенно несвойственно. У нее был сильный, решительный характер, и обычно ничто не могло надолго лишить ее хорошего настроения. Чувство юмора всегда приходило ей на выручку.

Спустившись на следующее утро к завтраку, она увидела, что лорд Сент-Джон опередил ее. Когда она вошла в комнату, он приблизился к ней и тихо сказал, хотя, кроме слуг, никого поблизости не было:

— Мне бы хотелось видеть вас в своем кабинете после завтрака, мисс Макгрегор.

— Да, сэр, — привычно ответила она.

Затем пришел Лэнс Террент, и его лицо оживилось, когда он увидел Мэри.

— А, мисс Мэри, вы сегодня рано, — жизнерадостно заметил он. Они дружески болтали за чаем с колбасой и пирожными, и ей доставил некоторое удовольствие тот факт, что Стивен несколько раз сердито посмотрел на них.

Больше никто не пришел на завтрак, пока они были в комнате. Когда они поели, Мэри смиренно последовала за лордом Стивеном в его кабинет. Он открыл дверь и отступил в сторону, чтобы пропустить девушку, а затем решительно закрыл ее за собой. Он указал ей на стул около своего стола, и, пока она садилась, обошел стол, чтобы сесть в огромное кресло напротив нее.

— Значит, так, — рассеянно произнес он и передвинул какие-то бумаги. — Мисс Макгрегор, кое-кто из гостей едет послезавтра в Лондон. Я подумал, что вы могли бы поехать вместе с ними в одном из моих экипажей, я дам вам несколько рекомендательных писем. Если вы скажете мне поточнее, какую работу вы выполняли…

Она отвечала на его деловитые вопросы с растущей горечью. Она надеялась к этому дню уже быть желанной и нежно любимой женой. Вместо этого ей придется опять начать работать, быть гувернанткой, рабыней для кого-то, кого она еще не знает. Опять к ней будут относиться с пренебрежением, опять будут помыкать ею. Работа с раннего утра до поздней ночи.

Она почувствовала беспокойство и нетерпеливо откинула со лба свои рыжие волосы.

— Вам, наверное, понравится Лондон, — ровным тоном сказал лорд Сент-Джон, не отрывая глаз от большого белого листа бумаги, на котором он быстро и с озабоченным видом что-то писал. — Там вы сможете поступить на службу в какую-нибудь большую семью.

Вам будут платить значительно больше, чем вы получали раньше.

Она прикусила губу. Ей платили так мало, что если бы Кристофер не прислал те десять гиней, она не смогла бы приехать в карете. Все ее страдания, вся ее душевная боль и унижение, казалось, поднялись в ней.

— О да, сэр, полагаю, я смогу получать большое жалованье, — сказала она с таким сарказмом, что он поднял голову и с некоторым удивлением посмотрел на нее своими карими глазами. — Я пойду к прокурору, когда приеду в Лондон, — добавила она.

— К прокурору, — повторил он и положил ручку.

Его большие руки, лежащие на столе, сжались, сцепленные пальцы побелели, и он буквально пронзил ее взглядом. Но она не испугалась. Она вздернула маленький подбородок и ответила ему не менее пронзительным взглядом. Точно так же они смотрели друг на друга, когда она только приехала.

— Да, сэр, я слышала, в Лондоне любят истории о том, как мужчина обещает жениться и обманывает бедную служанку, а затем бросает ее. У меня, вы ведь знаете, есть два письма.

Тягостное молчание повисло в комнате. Он пристально посмотрел на нее, и на его щеках стала появляться краска, а в глазах — ярость. Она так же свирепо смотрела на него зелеными глазами, хотя руки у нее на коленях судорожно сжимались.

— Вы… подадите… прошение… в суд?.. — медленно спросил Сент-Джон.

Она не знала всей процедуры. Она лишь слышала сплетни, когда какая-то девушка забеременела от друга мистера Эвертона и это дело попало в газеты. Но слова «подать прошение в суд» казались подходящими в данной ситуации.

— Да, милорд, я подам прошение. О том, как ваш брат обошелся со мной, напишут в газетах. — Она чувствовала головокружение, близкое к обмороку, но была непреклонна. — Он обещал жениться на мне. Он вызвал меня сюда. Я хочу получить то, за чем я сюда приехала! Не должность гувернантки в каком-то незнакомом доме, где меня могут даже ударить, если захотят!

— А что, Эвертоны били вас? — холодно спросил он.

— Да, сэр, когда я была девчонкой, пока не научилась держать свой шотландский язык за зубами.

— Понятно. Так, мисс Макгрегор, ну а что если я предложу вам место здесь? Вы могли бы быть здесь гувернанткой. В настоящее время, конечно, в ваших услугах особой нужды нет, но со временем, полагаю, появятся дети… Это было бы вам работой на всю дальнейшую жизнь…

Но, предлагая ей это, он сам, казалось, понимал, как было бы странно, если бы Мэри согласилась на должность гувернантки в доме человека, за которого собиралась выйти замуж.

— Нет, сэр, только не это. Я не собираюсь быть гувернанткой детей Кристофера, — сказала она, встряхнув рыжими кудрями; ее зеленые глаза сверкнули. — За кого вы меня принимаете? Вы что, думаете, я буду смиренно ютиться здесь, под этой крышей, ухаживая за его детьми, в то время как собиралась жить здесь как его жена?

Лорд Сент-Джон изучающе глядел на нее, задумчиво поджав губы; его взгляд блуждал, казалось, где-то далеко. Он как будто смотрел сквозь нее, с раздражением отметила Мэри.

Наконец Сент-Джон заговорил.

— У вас хорошее воспитание, — каким-то странным тоном сказал он, — Вы красивы… или могли бы быть… красивой, в соответствующей одежде и при должном уходе. Ну хорошо. А что если я вам предложу другой брак, такой же или даже лучше? Что если я попрошу вас стать моей женой?

Она подумала, что он издевается, хочет проверить ее; сильно покраснела и рассердилась.

— О, сэр, я, конечно, сразу же согласилась бы, — язвительно сказала она. — Это такая честь для меня, что я не в силах отказаться! Я прямо-таки потрясена…

К ее удивлению и даже ужасу, Мэри увидела, что он встает. Его лицо было бесстрастно, но ей показалось, что она уловила на нем оттенок гнева. Его глаза были непроницаемы.

— Ну что ж, очень хорошо, что вы согласны. Я сделал вам предложение, и вы его приняли. Может быть, следует уведомить моих гостей? Наших гостей? Возможно, те, кто собирается возвращаться в Лондон, согласятся остаться и быть свидетелями. Мы, я думаю, поженимся немедленно. — Он обошел вокруг стола и приблизился к ней.

Она уставилась на него, парализованная охватившими ее чувствами. Она не в силах была ни двигаться, ни говорить, когда он взял рукой ее маленький круглый подбородок. Он наклонился с высоты своего роста и прикоснулся к ее рту своими твердыми губами.

Когда он целовал ее, его губы были холодны, она поняла, что он был в бешенстве, но сохранял полный контроль над собой.




Глава 3


Мэри стояла, разглядывая свое отражение в зеркале, а миссис Рэмзи в это время подгоняла по ее фигуре белое атласное платье. Мэри не узнавала себя.

Предыдущие два дня, казалось, пролетели в каком-то лихорадочном бреду. Она пыталась объяснить лорду Стивену, что восприняла его слова как шутку, что не собирается выходить за него замуж, что она уедет в Лондон. Но он ничего не хотел слушать.

Он представил ее гостям и мачехе как свою будущую жену. Все были ошеломлены, а чуть позже в приятном возбуждении вполголоса сплетничали о ней даже в ее присутствии. Стивен, едва сдерживающий ярость, стал еще холоднее и надменнее.

Самой доброй оказалась миссис Рэмзи. Именно она нашла белое бальное платье, принадлежавшее родной матери Стивена, ушила его в поясе и немного укоротила. Теперь оно сидело на девушке как влитое. Миссис Рэмзи также нашла длинный белый шарф из брюссельского кружева, который можно было использовать как фату. Именно миссис Рэмзи успокоила Мэри, велела горничной Бонни помочь ей и нашла еще два платья, дневное и вечернее, которые также подогнала Мэри по фигуре.

Даже сейчас, в день свадьбы, Мэри все еще не верила в то, что произошло, на ее щеках играл румянец, и она глядела вокруг блестящими невидящими глазами. Венчание произойдет в часовне в одиннадцать. Вчера приезжал священник, чтобы подготовить их.

Раздался стук в дверь, и Бонни пошла открыть. Пришел молодой слуга с бархатным футляром в руках.

— От моего господина — его невесте, — церемонно сказал он, но его глаза оживленно и с любопытством оглядывали Мэри в ее белом атласном платье с кружевами. Ее юбки взметнулись, когда она отвернулась от зеркала.

Взволнованная Бонни присела в реверансе, подавая Мэри голубой футляр. Девушка неуверенным движением открыла его и замерла, удивленная его содержимым. На белой обивке из бархата и шелка лежало великолепное ожерелье из розово-белого жемчуга, а также длинные жемчужные серьги и кольцо с большой жемчужиной.

— Жемчуг Хантингдонов, миледи, — сказала миссис Рэмзи.

— Я… пока еще… не миледи, — тихо и хрипло сказала Мэри, у нее болело горло после ночного кашля. Она помассировала горло рукой, все еще не отводя глаз от прекрасного жемчуга. Верно ли говорят, что жемчуг — к слезам?

— Все начнется через два часа, — весело сказала миссис Рэмзи. Она нагнулась и тщательно расправила полоску белого кружева на платье Мэри. — Ну-ка, дайте я на вас посмотрю, миледи.

После того как экономка окинула ее критическим взглядом, Мэри повернулась и посмотрела на себя в зеркало. Сказочная белая материя колыхалась вокруг нее. Низкий лиф платья обрамлял ее шею и плечи молочного цвета и выгодно подчеркивал изгибы ее округлой груди. Ее рыжие волосы были тщательно уложены и доведены до сверкающего великолепия. Распущенные, они ниспадали по плечам, и это шло ей гораздо больше, чем строгая прическа гувернантки.

Миссис Рэмзи одела на Мэри ожерелье и серьги. Затем Мэри примерила кольцо, оно было велико только самую малость.

— Я… не могу… поверить, — сказала она как бы себе.

— Так бывает в волшебной сказке, — нарушила молчание Бонни с сияющими радостью глазами, — как Золушка и ее принц. Вы приезжаете сюда, он сразу же в вас влюбляется и…

— Бонни, довольно, — мягко прервала ее миссис Рэмзи.

— Да, мадам, — кротко ответила Бонни.

Мэри подумала, что все это совсем не похоже на сказку. Она угрожала подать в суд на семью Хантингдонов, и лорд Сент-Джон, когда его честь оказалась под угрозой, сделал то, что, как он полагал, обязан был сделать. Неудивительно, что он ненавидит ее. Она слегка дрожала, думая о том, что будет дальше. Что она наделала? Зачем она согласилась на это странное предложение? В принципе она и не согласилась, ее принудили, подумала она, слегка нахмурив брови.

Миссис Рэмзи принесла длинный шарф из брюссельского кружева и вместе с горничной тщательно закрепила его на голове девушки. Несколько мгновений он вздымался вокруг нее, затем лег на ее сверкающие золотисто-рыжие кудри и обнаженные белые плечи.

Мэри чувствовала себя потерянной за белым кружевом, вглядываясь в окружающий мир как сквозь туман. «Что же я делаю?» — опять подумала она, несчастная и испуганная. Должно быть, она еще не оправилась от простуды и чувствовала себя слишком слабой, чтобы сопротивляться силам, которые неумолимо толкали ее к этому замужеству. Где же ее сильная воля? Ее шотландское мужество? Ее гордость?

Опять стук в дверь. Она нервно вздрогнула. Когда Бонни открыла, вошел один из гостей, мужчина средних лет, который должен был повести Мэри к месту венчания. Он был в голубом бархатном костюме, изысканные сапфировые украшения на воротнике сорочки и перстни на руках мерцали и переливались. Оглядел девушку, доброжелательно улыбнулся и сделал ей несколько комплиментов, искренность которых она сразу же почувствовала. Он говорил это не только ради Стивена Хантингдона.

— А, прекрасная невеста! Моя дорогая, как очаровательно вы выглядите! Можно понять нетерпение Стивена. — Он подставил ей локоть, и она робко за него взялась. Он дружески погладил Мэри по руке, как будто понимая, как она взволнованна.

Он сопровождал ее по лестнице, а Бонни и миссис Рэмзи шли позади. Они спускались ниже и ниже в подземные этажи замка, в часовню.

Возле двери часовни в прохладном воздухе она почувствовала сильный запах цветов. По ее телу пробежала дрожь. До этого момента она двигалась и жила как во сне; теперь это становилось реальностью. Она видела лорда Сент-Джона, стоявшего перед деревянным алтарем, освещенном свечами, видела свечи, сиявшие вдоль стульев, на которых сидели гости. Кроме тех, кто гостил в замке, также были люди из деревни, всего около двадцати пяти человек. Леди Хелен сидела на почетном месте в первом ряду.

Мэри пристально глядела на покрытый ковром проход перед ней и чувствовала, что не может двинуться с места. «Я сошла с ума! — мелькнула у нее дикая мысль, — Что я здесь делаю? Я не могу выйти за него замуж! Я совсем не знаю его!» Орган заиграл другую мелодию. Она вдруг осознала, что он звучал все это время. Теперь исполняли что-то вроде марша, и она чувствовала, как высокий мужчина рядом с ней слегка подталкивает ее вперед. Она машинально пошла по проходу в ногу с ним. Ее ноги невольно дрожали, а руки были холодны как лед.

Она услышала шорох одежды, когда гости повернулись, чтобы посмотреть на нее. Ее появление в сверкающем белом платье и в белой кружевной фате вызвало одобрительный шепот.

Когда она приближалась к алтарю, Стивен Хантингдон повернулся. Он посмотрел на нее сверху вниз, когда она подошла и встала рядом. Мэри показалось, что он вздрогнул, когда она нечаянно задела его. Ее бросало то в жар, то в холод в прохладной часовне. Цветы на алтаре были белые и темно-красные; корзины, в которых они находились, обвивали желто-зеленые гирлянды листьев. На алтаре стояли золотые подсвечники и алтарные сосуды: желто-зеленый, золотой и темно-красный — это были цвета замка Сент-Джон, теперь она это знала. Но она должна слушать, что говорит священник. Он произносил слова медленно, отчетливо, время от времени посматривая на них. Она не могла сосредоточиться на том, что он произносил.

Лэнс Террент, виконт Гревиль, стоял рядом с лордом Сент-Джоном как шафер. Он выглядел очень красивым в голубом бархатном костюме. Мэри опять взглянула на Стивена. На нем был бархатный костюм малинового цвета с золотой отделкой, на шее и на запястьях — огромные рубины, которые он очень любил.

А она… она выдает себя за другую, подумала девушка, словно в лихорадочном бреду. В белых кружевах и атласе, в жемчугах… можно подумать, что она леди, а не гувернантка. Всего две недели назад она ночи напролет просиживала с больным ребенком, уставая до такой степени, что, когда он кашлял, у нее не было сил подняться. А утром, вместо того чтобы отдыхать, ей приходилось заниматься уроками с мальчиком постарше, стоять на холодном ветру, присматривая за играющими малышами, помогать прачке, и уже часам к двум дня она падала с ног от усталости.

Мэри слегка покачнулась. Стивен уверенно взял ее за руку, и она своими ледяными пальцами почувствовала его тепло. Его спокойствие приободрило ее.

Она шепотом отвечала на вопросы, слышала уверенный, глубокий голос Стивена. Но смысл слов почти не доходил до ее сознания. Наконец Стивен повернулся к ней, откинул белую вуаль и приблизил к ее лицу свое. Она посмотрела в его карие глаза и подумала, что он сердит и… нечто другое… но ей не удавалось понять, какие еще чувства он испытывает.

Он нагнулся ниже, она закрыла глаза и покачнулась. Но он крепко держал ее, обвив одной рукой тонкий стан, а другой взяв ее за руку. Его теплые губы медленно прикоснулись к ее губам. Затем он выпрямился.

Они вернулись наверх, в теплую гостиную, где уже был накрыт роскошный ужин. Она сидела рядом со Стивеном, справа от него, ее тонкие как паутинка юбки раскинулись по ногам. Ее бокал с вином наполнялся вновь и вновь, по мере того как произносились тосты. Напротив Мэри сидела леди Хелен, грациозная и приятно возбужденная; она с интересом слушала Лэнса Террента, весело болтавшего и перескакивавшего с одной истории на другую.

— Мне, право же, очень приятно, — сказал он. — Я всегда любил старину Стивена, думал, что он женится на Анжеле. Но мне нравишься и ты, Мэри. Надеюсь, ты будешь счастлива со Стивеном. Он хороший парень, а ты похожа на Анжелу: красивая, хотя не такая красивая, как моя Анжела, — торопливо добавил он и сделал жадный глоток из бокала с шампанским. Его голос изменился. — Она была так прекрасна…

— Гревиль, — мягко перебил его Стивен, — не говори о старом, те дни прошли и забыты. Сегодня такой день, когда надо подумать о нашем будущем — моем и Мэри.

Первый раз Стивен произнес их имена вместе. У Мэри было странное чувство, похожее на внезапно пришедшее счастье. Она была замужем за этим странным человеком, за этим красивым, мужественным человеком с глубоким шрамом на левой щеке. Теперь она знала, что он получил его в морском бою, когда на его корабль напали пираты и он сражался на, саблях и врукопашную со свирепыми полуобнаженными дикарями.

Однако она все еще многого не знала о нем, но ничего, узнает, и причем скоро, подумала она с чувством, похожим на страх.

Лэнс все еще продолжал говорить заплетающимся языком:

— Ты прелестная девушка, Мэри. Красивая и умная. Умная, как моя Анжела. Две девушки одного типа, хотя у тебя рыжие волосы. Ловко же ты, Сент-Джон, ловишь их на удочку, должен заметить. Прелестные девушки. Надеюсь, ты будешь очень счастлив.

Мэри видела, что Стивена это все больше и больше раздражает. Его карие глаза уже смотрели сердито. Она видела, как он рукой судорожно сжал свое колено.

Встал еще один гость и произнес еще один тост. Она слушала, улыбалась и кивала, но ей очень хотелось уйти и лечь. Она очень устала, и у нее кружилась голова; горло перехватил приступ кашля, но она подавила его, глотнув шампанского, отчего ей стало еще хуже.

Наконец ужин закончился и они встали, чтобы перейти в другую гостиную. Она знала, что теперь все по очереди будут поздравлять их, будут пить, смеяться, болтать, с любопытством глядеть на нее и сплетничать.

Она устало отвернулась на мгновение, когда Стивен тихо заговорил о чем-то со своей мачехой. Мэри сделала два неуверенных шага, а затем, подобно сломанному цветку, упала на малиновый французский ковер; ее сознание затуманилось, и она провалилась в небытие.

Ей казалось, что ее поднимает и несет волна; нет, это ветер; нет, это сильные мужские руки. Щекой, прижатой к чему-то теплому, она почувствовала биение сердца. Она зашевелилась, застонала и попыталась открыть глаза.

— Лежи спокойно, Мэри, — произнес чей-то уверенный голос. Она вздохнула и расслабилась. Это было гораздо легче, чем сопротивляться.

Ее несли вверх по лестнице, затем по коридору. Она слышала приглушенные голоса, озабоченные, заинтересованные. Один из них, казалось, был голос миссис Рэмзи.

Ее положили на что-то мягкое. Это было так приятно и спокойно, что она, не открывая глаз, опять потеряла сознание.

Время как будто остановилось. Она лишь смутно чувствовала, как чьи-то сильные руки массируют ее объятое жаром тело; как сквозь сон до нее доносились голоса; кто-то бережно прикасался к ее горячему лбу. Она неясно слышала шум ветра, гул моря, бившегося об утесы. Все это успокаивало ее.

Шло время, но ей не надо было вставать и бежать выполнять чьи-то распоряжения. Она могла неподвижно лежать, давая отдых своему ноющему телу. И ей не хотелось вставать вообще. Ее бросало то в жар, то в холод, она кашляла, и кто-то давал ей мед и лекарства. Чья-то твердая рука погладила ее по лбу, и послышался голос:

— Ну как, ей лучше, миссис Рэмзи?

— О, сэр, пока нет. Она очень больна, сэр. Боюсь, как бы болезнь не затронула легкие. Надо позаботиться о том, чтобы этого не случилось.

Голоса удалялись. Она не могла открыть глаза, она так устала. До нее откуда-то издалека доносился тонкий голосок Бонни, а также успокаивающее бормотание миссис Рэмзи.

Мэри отчетливо услышала, как горничная сказала:

— Будет лучше, если милорд пока не будет приходить.

— Тише! Ты не понимаешь…

Дальше Мэри не слышала. Она была очень удивлена, ей хотелось возразить, но она не могла. Почему, почему будет лучше, если он не придет? Почему Бонни так сказала?

Наконец однажды утром Мэри проснулась и открыла глаза. Она медленно подняла руку, не понимая, где находится. Озадаченная, она огляделась вокруг и увидела, что лежит в какой-то странной комнате — зеленой с темно-красной и золотой отделкой, раза в два больше, чем спальня, которую она занимала раньше. Через открытую дверь ей была видна ванная комната, белая с золотом. Еще одна открытая дверь вела в зелено-красную гостиную с изысканной мебелью. Мэри нахмурилась, недоумевая, затем начала вспоминать.

Она стала женою лорда Сент-Джона, хозяина этого замка. А Бонни сказала, что будет лучше, если он не придет. Мэри лежала, размышляя об этом. Затем она заметила цветы. Возле ее кровати стояла ваза с яркими, прелестными весенними цветами, от которых исходил тонкий аромат. Туалетный столик украшала темно-красная китайская ваза с изображенным на ней золотым драконом, который как бы пытался влезть на нее. В вазе благоухали белые розы. Она увидела корзины с цветами и в гостиной.

Тихо вошла миссис Рэмзи, и в ее живых глазах сразу же зажегся радостный огонек.

— Вы проснулись, миледи! — радостно сказала она. Подойдя к кровати, она пощупала лоб Мэри. — И жар прошел…

Тут появился лорд Стивен с непривычно мягким и озабоченным выражением на лице. Он подошел к кровати и внимательно посмотрел на Мэри.

— Вам лучше, моя дорогая?

— Да. Я… долго… болела?

Она удивилась своему слабому голосу, а также худобе белой руки на зеленом покрывале.

— Почти неделю. Ну и напугали же вы нас! Доктор сказал, что вы простудились еще до свадьбы и организм ваш был истощен. Он порекомендовал успокоительные препараты и постельный режим еще на неделю.

Он вдруг протянул свою большую руку и погладил Мэри по голове, откинув с ее лба золотисто-рыжие волосы. Она пристально посмотрела на него, и ее глаза казались необычно большими и зелеными на бледном лице. Он дружески улыбнулся ей.

— Спасибо… за… цветы, — сказала она, теряясь и не находя слов под его взглядом.

— Не за что. Я рад, что вы их заметили. Вы некоторое время бредили и упоминали цветы, кровь и похороны, насколько я разобрал. — Он улыбнулся, но его карие глаза оставались серьезными.

Мэри покачала головой.

— Не помню, — просто сказала она.

— Оставляю вас, отдыхайте. Доктор зайдет еще раз после обеда. — И он ушел.

Доктор предупредил ее, чтобы она оставалась в постели до тех пор, пока не почувствует в себе достаточно сил, но в голосе его звучало удовлетворение тем, что она начала выздоравливать. Это был добродушный пожилой человек, замученный многочисленными пациентами в деревне, но знающий, здравомыслящий и деликатный.

В тот вечер ее пришла проведать леди Хелен. Она болтала и болтала, пока не вошел Стивен и не увел ее с собой. У Мэри создалось такое впечатление, что леди Хелен чувствовала себя одинокой и ей нравилось разговаривать с людьми.

Той же ночью у Мэри опять был жар. Она пробудилась от беспокойного сна и услышала приглушенные, доносившиеся будто бы издалека голоса и стук колес повозок. «Откуда взяться повозкам возле утесов», — подумала она.

Лежа с открытыми глазами какое-то время, она наконец встала и подошла к высокому окну.

Еще раньше она обнаружила, что ее новые апартаменты примыкают к апартаментам мужа и находятся в том же крыле замка, в котором была комната, отведенная ей в день приезда. Отсюда были видны сад и белые утесы.

Откинув тяжелые портьеры, она вглядывалась в темноту. От луны оставался лишь тоненький серп. Она задумчиво глядела на сад, ни о чем особенно не думая, но вдруг чьи-то голоса снова насторожили ее. Она наклонилась вперед, безуспешно пытаясь увидеть, откуда они исходят. Она определенно слышала мужские голоса и легкий, приглушенный стук колес повозок. Она знала, что вымощенная булыжником дорога ведет к конюшням. Может быть, уже наступило раннее утро и кто-нибудь привез продукты из деревни?

Она отошла от окон, бегло оглядев сад, лишь едва видневшийся в темноте ночи. Подойдя к кровати, она задела маленький столик и вспомнила, что на нем стоят золотые часы, нагнулась и посмотрела на циферблат.

От удивления ее глаза широко открылись. Было двадцать минут четвертого.

Почему вдруг кому-то понадобилось доставлять продукты в такое неподходящее время?

Она стояла, погруженная в глубокие раздумья, до тех пор, пока не почувствовала, что ей холодно. Она скользнула в кровать и тщательно завернулась в одеяла. Ее ночная рубашка была не та практичная, тяжелая, шерстяная, которую она обычно носила, а тонкая, атласная, бледно-кремового цвета и с кружевами. Она продолжала мерзнуть, пока наконец не согрелась и не уснула.

Утром она размышляла о том, что слышала ночью, но так и не смогла понять, что же произошло. Она даже подозревала, что все это могло ей померещиться в рецидиве лихорадки, но в глубине души знала, что это не так.




Глава 4


Мэри зевнула и потянулась в широкой кровати. Она чувствовала себя такой свежей и бодрой, что с нетерпением подумала о том, как встанет и пойдет осматривать огромный замок. В конце концов, это было ее владение.

Она улыбнулась, вспомнив реверансы Бонни, ее обращение к ней «миледи», то, как миссис Рэмзи принесла ей меню, а потом советовалась с ней насчет новых штор и перестановки мебели в комнатах для гостей.

Тихо открылась дверь, и заглянул лорд Стивен. Увидев, что она лежит с открытыми глазами, он улыбнулся и вошел, закрыв за собой дверь. Он не постучался, так как вошел из своей комнаты.

Сегодня ей это почему-то не понравилось. Она не замечала этого, когда была больна; позже, начав выздоравливать, — не придала значения. Но теперь она совершенно здорова, размышляла она, и это ее спальня, и он не имеет права…

Но он ее муж. Они состояли в браке. Она лежала совершенно неподвижно, пока Стивен приближался к кровати, затем, когда он подошел совсем близко, посмотрела на него. Он нес большой букет белых и красных роз. Наклонившись над ней, положил цветы и прикоснулся рукой к ее лбу.

— За последние четыре дня температура нормальная, — с удовлетворением отметил Стивен. — Думаю, сегодня после обеда вы могли бы ненадолго встать с постели, моя дорогая. Как насчет того, чтобы спуститься в одну из гостиных и попить чаю?

— О, с удовольствием! Я как раз думала о том, как надоедает постоянно лежать! Мне бы очень не хотелось стать инвалидом. — Она чувствовала, что ее охватывает дрожь. Его взгляд сверху вниз смущал ее.

Он смотрел на ее лицо, на шею, видневшуюся из-под кружев бледно-зеленой сорочки. Миссис Рэмзи поступила очень разумно, переделав Мэри по фигуре несколько сорочек покойной матери Стивена. Теперь у Мэри не было в них недостатка. К ней также перешли несколько платьев более дорогих и красивых, чем она когда-либо видела. Этим утром миссис Рэмзи расчесывала ее рыжие вьющиеся волосы до тех пор, пока они вновь не засияли и не ожили; длиной они доставали до пояса. Мэри неловким движением натянула одеяло и прикрыла им шею. Ей было тепло, пожалуй, даже чересчур, и лицо слегка горело. Она подумала, что у нее опять начался жар.

— Как девичья фамилия вашей матери? — вдруг спросил Стивен.

От удивления Мэри широко открыла глаза.

— О… она была из рода Брюсов, — с достоинством сказала девушка, — а мой отец, конечно, Макгрегор. Семьи не одобряли этот брак, и мои родители сбежали в Англию. Но мы шотландцы!

Он улыбнулся, как будто ему нравилась ее независимость, ее сверкающие глаза.

— Я предполагал что-то в этом роде, — серьезно сказал он. — Брюс и Макгрегор. Неплохое сочетание. Неудивительно, что у вас своеобразный характер и сильная воля.

Мэри подняла голову.

— Да, это уж точно, — гордо сказала она.

— Хорошо. Мне нравятся сильные духом женщины. Но я не об этом хотел поговорить. Сегодня или завтра должны вернуться Кристофер и Георгиана. В каких комнатах вы хотите, чтобы они жили?

Она рывком села. Он избегал смотреть ей в глаза. Он вежливо предупреждал ее, вот в чем было дело.

— О… а какие комнаты… у него… были… раньше?

— Те, что возле апартаментов его матери. По-моему, они ему нравились. Вы можете посоветоваться с миссис Рэмзи о том, подойдут ли ему и его жене эти апартаменты плюс такие же напротив.

— Я спрошу ее, — бесцветным голосом пообещала Мэри.

— Хорошо. — Он двинулся к двери, казалось испытывая облегчение. Тут она поняла, что он для того и пришел, чтобы сообщить ей новость о возвращении Кристофера. Возможно, он думал, что она все еще любит его.

Мэри лежала, размышляя над ситуацией. А в самом деле, какие чувства она испытывает к Кристоферу? Гнев, разумеется. Ярость. Было желание отомстить за уязвленную гордость. За боль, которую он ей причинил…

Теперь ее мужем стал Стивен, человек более высокого социального положения, чем его младший брат по отцу, и он делал все возможное, чтобы успокоить ее раненое самолюбие. Как только она достаточно оправилась, чтобы принимать решения, он начал считаться с ее мнением в делах, касавшихся домашнего хозяйства, и следил, чтобы с ней советовались даже в том, что могло затрагивать интересы его мачехи.

Некоторое время спустя вошла миссис Рэмзи. Мэри очень спокойно спросила ее о комнатах для Кристофера и его жены. Экономка пообещала все подготовить. Но Мэри была почти уверена, что все и так уже сделано и ее одобрение лишь простая формальность. Тем не менее миссис Рэмзи была с ней, как всегда, учтива и, казалось, оценила тот факт, что Мэри посоветовалась с ней и все одобрила.

Вскоре пришла Бонни и помогла Мэри одеться. Миссис Рэмзи достала из шкафа красивое зеленое шелковое платье и теплый бархатный жакет такого же цвета. Мэри невольно обрадовалась, видя, что все это очень ей к лицу, хотя и была еще довольно бледна. Ее роскошные рыжие волосы были перехвачены сзади зеленой бархатной лентой и волнами спадали до самого пояса — по-домашнему, но красиво. И так было легче переносить все еще не окончательно прошедшую ноющую боль в голове.

Миссис Рэмзи помогла ей сойти по лестнице. Там уже ждал слуга, который почтительно проводил ее в зеленую гостиную и усадил на тахту. Это была большая, выглядевшая официальной комната с зелеными занавесками, стульями и диванами с зеленой обивкой и со множеством украшенных резьбой безделушек на маленьких столах с мраморными крышками.

Мэри облокотилась на подушки со вздохом облегчения. После дней, проведенных в постели, она чувствовала себя слабее, чем предполагала. Теперь ей было приятно полулежать на тахте под легким покрывалом. Скоро вошел Стивен, показавшийся ей как никогда очаровательным, и сел рядом с ней.

Услышав чьи-то шаги, Мэри напряглась и сжалась, думая, что идет Кристофер, но оказалось, что этого человека она никогда не видела.

— Моя дорогая, позвольте вам представить того, кто управляет этим поместьем, — сказал Стивен, — Эван Бэссет. Эван, это Мэри Маргарет, новоявленная леди Мэри.

Он весьма непринужденно познакомил их друг с другом. У Мэри было чувство нереальности происходящего, когда она протянула руку этому человеку с проседью в густой шевелюре. Он доброжелательно улыбнулся, как будто ощущал, что она еще не привыкла к своему новому положению и стесняется. Прикоснулся губами к ее руке. Ростом он был около шести футов, строен, хорошо одет: в желто-коричневых брюках и коричневом бархатном пиджаке, на пальце — кольцо с гербом.

— Моя дорогая леди Мэри. Разрешите сказать вам «добро пожаловать». Единственное, о чем я сожалею в связи с этим чудесным событием, — что я был в отъезде и не смог присутствовать на празднестве. Стивену нужна была жена, настоящая леди, и вы подходите для этого… как нельзя лучше.

— Благодарю вас, — с признательностью сказала Мэри, улыбаясь. Она слышала о Бэссете от миссис Рэмзи и слегка побаивалась его; она представляла его себе чуть ли не образцом добродетели и совершенства. Экономка постоянно говорила, что мистер Бэссет должен знать о том-то и о том-то, что по такому-то вопросу с ним надо посоветоваться, что у мистера Бэссета может быть свое мнение, как и что сделать. Мэри отметила, что он очень вежлив и тактичен. — Полагаю, мне часто придется обращаться к вам за советом.

Он кивнул как будто самому себе на какую-то невысказанную мысль и спокойно посмотрел ей в глаза.

— Все, что в моих силах… стоит вам лишь сказать, миледи. Я служу Хантингдонам — надеюсь, верой и правдой — много лет. Полностью к вашим услугам.

Стивен с нежностью положил руку на его плечо, и тот, слегка приподняв брови, взглянул на него. Они, казалось, очень дружили, и было заметно, что с Бэссетом Стивен чувствовал себя спокойнее, чем с леди Хелен.

— Мой отец, Мэри, покойный лорд Сент-Джон, последние десять лет жизни был инвалидом, — сказал Стивен. — Если бы не Эван Бэссет управлял поместьем, пока я служил, то, боюсь, все пришло бы в запустение.

— Ну, это неверно, — отрывисто сказал управляющий, но было видно, что ему очень приятно слышать похвалу. На его загорелом лице появился легкий румянец. — Вернувшись со службы, ты бы прекрасно со всем справился, я уверен в этом. Но, конечно, твоя служба во флоте Его Величества помогла нам разгромить Бони[5 - Бонапарта.]… — они стали вспоминать о прошедшей войне, о бегстве Наполеона, о ста днях.

Разговор перешел на темы военные, технические, и Мэри довольствовалась тем, что просто молча лежала. Вдруг в комнату вошли люди, и она опять почувствовала себя крайне неловко. Прежде всего потому, что появился Кристофер. С ним была довольно полная и отнюдь не блиставшая красотой темноволосая молодая женщина и сияющая леди Хелен в ярко-голубом платье, затмевавшим простенькое одеяние ее спутницы.

— А вот и наша леди Мэри, — вскричала леди Хелен. — Как я рада, дорогая, что вы встали на ноги после болезни! — добавила она, игнорируя тот факт, что Мэри лежала. Разговаривая, она увлекалась и часто не замечала, что происходит в действительности.

— Мэри, дорогая, позвольте представить вам моего сына Кристофера, виконта Кортли, и его жену Георгиану Демерест… О Боже, когда же я привыкну называть ее Георгианой Хантингдон. Мои дорогие, это жена Стивена!

Георгиана нервно, даже как-то судорожно улыбнулась Мэри и повернулась к своему мужу. Кристофер смотрел на Мэри понимающим, лукавым взглядом. Она сжалась, когда виконт склонился над ее рукой и прикоснулся к ее пальцам поцелуем чуть более долгим, чем предписывали хорошие манеры. Она немного резко отдернула руку и поймала взгляд Стивена, задумчиво и внимательно следившего за ее лицом. Покраснела ли она? Она не знала — лишь чувствовала, что ее щеки горели.

— Здравствуйте, — тихо сказала Мэри.

— Но вы, конечно, уже знакомы с Кристофером! Вы ведь сказали, что приехали на его свадьбу, — продолжала щебетать леди Хелен.

Эван Бэссет изучающим взглядом смотрел на них, слегка сдвинув брови; похоже, ничто не ускользало от его внимания; но Мэри была больше озабочена тем, как ее муж взглянул на нее, затем на Кристофера. «Более неловкой ситуации трудно представить», — с раздражением подумала она.

Принесли чай, и Мэри попросила Георгиану помочь ей разлить его. Та сделала это с некоторой неловкостью. Леди Хелен одобрительно наблюдала, иногда поправляя невестку тихим голосом, который все же действовал безотказно. Свекровь, очевидно, задалась целью ее воспитывать.

Чай, беседы, новая комната, компания, к которой она не привыкла, — все это в совокупности скоро утомило Мэри. Она извинилась и собралась уйти к себе. Стивен настоял на том, чтобы проводить ее, и хотел донести на руках, но она отказалась.

— Право же, не стоит! — торопливо сказала она. — Я прекрасно себя чувствую, и к тому же уверена, что теперь я гораздо тяжелее, если учесть, сколько еды миссис Рэмзи заставляла меня съесть.

— Я могу отнести ее, — нахально предложил Кристофер и засмеялся, увидев неодобрительные взгляды Эвана Бэссета и Стивена.

Она поднималась по лестнице, поддерживаемая мужем по руку.

— Дерзкий щенок, — холодно сказал он и посмотрел на жену.

Она промолчала, чувствуя, что ничего не следует говорить.

— Вы действительно устали, Мэри, — довольно резко спросил он, — или вас переполняют эмоции после встречи с Кристофером?

— Никакие эмоции меня не переполняют, — спокойно ответила она, — во всяком случае, пока. Но если бы я что-то и чувствовала, в любом случае вас это не касается!

— Неужели? Да нет, как раз меня-то это касается. Вы, кажется, забыли, что вы моя жена! — Они дошли до верха и направились к своим апартаментам. Он не только не отпускал ее, а даже сильнее сжал ее руку.

— Это был брак по расчету, — подсказал ей опрометчивые слова ее горячий шотландский нрав. — И для вас, и для меня. И хватит об этом.

Гнев заполыхал в его глазах. Он открыл дверь комнаты и провел Мэри внутрь.

— Я отношу эти слова на счет вашей болезни и слабости и не желаю ссориться, — холодно сказал он, сверкнув на нее сердитыми карими глазами. — Сначала думайте, когда говорите со мной, леди Мэри! Я не терплю, когда мне перечат и противятся. Как-нибудь мы детально обговорим все это и найдем приемлемое решение. Ну а сегодня… вам лучше всего отдохнуть. — И он вышел.

Она была удивлена, осознав, что дрожит.

То, что он не любит, когда ему не подчиняются, оказалось не пустыми словами. Мэри поняла это очень скоро, на следующей неделе, когда достаточно окрепла, чтобы чаще выходить из своей комнаты. Он отдавал четкие указания и требовал, чтобы их немедленно исполняли.

Лишь Кристофер мог безнаказанно не подчиняться ему. Как-то раз, получив от Стивена какое-то распоряжение, он засмеялся и дерзко сказал:

— Ты не на капитанском мостике, Стивен! Ты что, выкинешь меня за борт, если я съезжу на эту ферму не сегодня, а завтра? На сегодня я запланировал показать Георгиане моих лошадей.

Какое-то мгновение Мэри думала, что Стивен придет в ярость. Но его сурово сдвинувшиеся брови разгладились, налившийся было кровью шрам посветлел, и он улыбнулся.

— Ну ладно, молокосос. Но завтра поезжай туда обязательно. Эту ферму надо осмотреть, и отчет о состоянии дел там должен быть у меня к концу недели.

Однажды Мэри случайно подслушала, как Стивен бранил конюха за плохое обращение с лошадью, и была ошеломлена выражениями, которые он употребил, а особенно — подробным, детальным описанием того, что он собирался сделать с этим человеком, если что-либо подобное когда-нибудь повторится. В другой раз он за какое-то упущение грубо накричал на дворецкого, и тот, обычно степенный и уравновешенный, трясся от страха. Она тут же вмешалась, потому что знала о происшедшем больше, чем Стивен.

— Право же, милорд, Уэнрик совсем не виноват, — спокойно сказала она. — Я сама слышала, как он давал указание насчет вина. Просто слуга принес не те бутылки и охладил их. Вот и пришлось их использовать.

Стивен повернулся к ней, а Уэнрик широко раскрыл глаза, удивляясь ее вмешательству.

— Не вмешивайся, Мэри! — сердито сказал Стивен. — В его обязанности входит следить за тем, чтобы все было как надо. Вино было плохим!

— Ну, значит, теперь я буду помогать следить за тем, чтобы приносили что нужно, — сказала Мэри, бесстрашно глядя ему в лицо и сдвинув брови точно так же, как делал он. — Давай я осмотрю погреба и буду планировать карты вин, как и меню. Ты можешь доверять моему вкусу по этой части, так как Эвертоны были очень привередливы в винах и тратили на это очень много!

Какое-то мгновение она боялась, что Стивен «выбросит ее за борт», как шутливо выразился Кристофер, но строгое выражение тут же сошло с его лица, он неохотно кивнул и согласился. На следующее утро она прошла с дворецким по погребам и провела инвентаризацию.

Уэнрик, казалось, был чем-то встревожен и вел себя как-то беспокойно. Она не понимала почему, пока не спустилась в погреба и не огляделась вокруг.

Огромное количество бочек с бренди лежали на каменном полу. Стены были уставлены стеллажами, полными бутылок с белым, розовым, красным вином, портвейном, хересом, кларетом, бургундским, белым сотерном, изысканнейшими французскими винами и коньяками.

Их, должно быть, везли контрабандой, подумала она, но ничего не сказала. Дворецкий несколько расслабился и успокоился, когда Мэри деловым тоном заговорила о достоинствах одного вина по сравнению с другим при подаче их к различным блюдам.

Она заметила даты на бутылках. Некоторые были приобретены во времена Наполеона. Другие — гораздо более старые и, должно быть, принадлежали еще к коллекции покойного хозяина. Но большую часть приобрели недавно.

Вряд ли эти бутылки в таком количестве и с такими этикетками могли быть добыты другим путем, кроме контрабанды! Она и раньше подсознательно отмечала качество и количество коньяка и французских вин за обеденным столом, но не придавала этому значения. Теперь она начала понимать и почувствовала к Стивену нечто вроде презрения.

Он сражался на море с войсками Наполеона… а дома покупал у контрабандистов товары. Это была скрытая финансовая поддержка Наполеона в его диких авантюрах, которые принесли столько горя английским и шотландским семьям. Она подумала о тех несчастных людях, вернувшихся с войны без ног, без рук, с изуродованными телами и искалеченной психикой, о тех, кто спасся из мучительного плена. Она подумала о мужчинах, которые вообще не вернулись, о страданиях семей, оставшихся без мужей, сыновей, отцов, и почувствовала гнев, от которого кровь бросилась ей в голову.

Она вернулась к себе в комнату, чтобы обо всем подумать. Стивен имел в Лондоне репутацию повесы. Он был игрок и волокита, она знала это по намеку его брата Кристофера, а также болтовне леди Хелен. Она не допустит, чтобы он совершенствовал свой вкус таким образом. Он, наверное, думает, что ему все дозволено.

За чаем в тот день Мэри твердо решила пока сдерживать свои чувства. Стивен сам завел разговор о винах и с гордостью спросил ее, что она думает об их коллекции.

— О, милорд, она действительно прекраснее всех, которые я когда-либо видела, хотя мои познания в этой области не так уж и обширны, — сказала она, не отрывая взгляда от красивой чайной чашки белого фарфора, украшенной красными розами на зеленых стеблях. Она аккуратно налила Стивену чаю в изящную французскую чашку и опять почувствовала гнев, ее глаза метали молнии, когда она посмотрела ему в лицо.

Он встретился с ней взглядом, затем протянул большую загорелую руку и с озадаченным выражением лица взял чашку.

Эван Бэссет, покачивая блюдцем с хрупкой чашкой, безмятежно заметил:

— Я думаю, покойный хозяин был знаток в этих делах. Некоторые вина, которые он собрал, сейчас, должно быть, почти невозможно достать, и стоят они бешеных денег! Эта большая честь для твоих гостей, Стивен, когда ты угощаешь их такими винами, хотя кое-кто и не способен оценить их достоинства!

— Лично я знаю лишь, нравится мне вино или нет, — сказал Кристофер, и они с женой чему-то засмеялись. Он стоял, наклонившись над ее стулом, и поглаживал рукой ее шею, не сводя, однако, глаз с Мэри. Она же старалась не смотреть на него. В нем чувствовалось какое-то странное раздражение, граничившее чуть ли не с безумием, как будто он сожалел о своей женитьбе.

Мэри постоянно сталкивалась с чем-то, что озадачивало и тревожило ее. У нее вошло в привычку перед полуднем в одиночестве ездить верхом на лошади, которую Стивен заботливо выбрал для нее в своей конюшне. В эти часы, скача галопом на Бэтси, она развеивала свое плохое настроение.

Мэри возобновила знакомство с мистером Джонсом, бакалейщиком из близлежащей деревни. Ей нравился его сдержанный юмор, она советовалась с ним, где закупать большие партии продовольствия для замка. Она нередко разговаривала с хозяином гостиницы и ценила его доброту. Она не забыла, как он был любезен и внимателен к ней в тот странный, тяжелый день, когда они встретились.

Сидя в зале гостиницы за поздним утренним чаем, она иногда слышала разговоры клиентов, которые, постепенно привыкнув к ней, тихо сидящей в одиночестве или разговаривающей с хозяином, стали более откровенны в речах.

Слыша обрывки разговоров о контрабанде, убийстве на торфяных болотах и подобных вещах, она продолжала задумчиво глядеть на свою чашку и мало говорила сама. Все большее и большее беспокойство охватывало ее.

Однажды утром фермер из деревни был найден мертвым возле утесов милях в десяти от замка. На следующий день она специально поехала в деревню, чтобы что-нибудь разузнать.

В гостинице, как обычно, сидя за чашкой чая, она слышала возбужденные разговоры о происшедшем. Мэри внимательно слушала, затем подозвала хозяина гостиницы. Он подошел к ней своим обычным неторопливым шагом.

— А что думают о том, кто совершил убийство, мистер Эшвуд? — небрежно спросила она. — Кто-то из местных?

Он заговорил тихим, многозначительным тоном, мрачно глядя на нее.

— Боюсь, что это контрабандисты, леди Мэри, — прошептал он. — И на этом наши беды не кончатся. Слишком долго все это продолжается; конец будет плохим для всех нас. Неужели никак нельзя покончить с контрабандой?

Она изумленно посмотрела на него, забыв, что притворялась незаинтересованной.

— Откуда мне знать, сэр? — раздраженно ответила она. — Вы так спрашиваете, как будто я могу знать ответ.

— А вы не знаете? Ну да, пожалуй, нет. Но вы девчонка сообразительная, — задумчиво сказал хозяин, затем вдруг покраснел. — О, простите меня, миледи, я забылся. Я не хотел так говорить. Но вы… будто одна из нас. Вы все понимаете. Не то что те, из замка, вечно задирают нос.

— Я никогда не забуду, как вы были добры ко мне, когда я приехала, мистер Эшвуд, — твердо сказала она, подтверждая свои слова кивком рыжей головы. — Не извиняйтесь за то, что говорили со мной откровенно. Я ценю честность превыше всего. Да, превыше всего, — почти про себя добавила она. Она молча сидела с чашкой в руке и в сотый раз спрашивала себя: мог ли Стивен быть замешан в контрабанде? Мог ли он сам быть контрабандистом, а не только покупателем французских вин?

И если Стивен был замешан в этом, знал ли он об убийстве фермера? Нет, на самом деле, участвовал ли он в контрабанде? Может быть, он всем этим руководит? Стивен — сильный человек, настоящий лидер. Он привык командовать людьми, привык, чтобы ему подчинялись.

Эта мысль наполнила ее новыми страхами. Ведь он был ее мужем, ее покровителем и господином. Хотя он ничего в связи с этим не делал и их брак оставался фиктивным браком по расчету; когда он смотрел на нее, она иногда думала, что ее свобода долго не продлится. В голове ее началась путаница, она была в таком замешательстве, что сама не знала, чего хочет. Она лишь чувствовала, что никогда не сможет ни полюбить, ни покориться воле человека, который мог быть таким чудовищем, чтобы спокойно относиться к убийству.




Глава 5


За ужином в тот вечер зашел разговор об убийстве фермера, и возникло много различных гипотез. Эван Бэссет считал это делом рук какого-то ревнивого мужа.

— Хоть они и ведут себя тихо и спокойно, — говорил он, слегка усмехаясь, — но женщины, особенно молодые, не прочь пофлиртовать. Держу пари, этот фермер ошибся в выборе объекта страсти, и разгневанный муж счел, что таким образом избавится от волнений и хлопот.

Георгиана, новобрачная, покраснела:

— О нет, это невозможно. Я жила в тех местах всю жизнь, и…

— …и родители надежно прятали тебя от всего вокруг, — закончил за нее Кристофер и похлопал ее по руке. Он был согласен с Эваном. — Нет, если бы это были контрабандисты, мы бы уже что-нибудь услышали об этом. Слухи к нам в замок всегда доходят, а, мама?

— Я обращаю мало внимания на эти грязные истории, — сказала леди Хелен и сделала жадный глоток из стоявшего перед ней бокала с французским вином. — Для меня они все неотесанные деревенщины. Одним меньше — экая важность…

Глаза Мэри полыхнули огнем и встретились с глазами мужа, сидевшего на противоположном конце длинного стола, уставленного сверкающими приборами. Над хрусталем и стеклом, над изысканным серебряным кубком с белыми и красными розами встретились их взгляды.

— Я надеялся, — глубоким голосом сказал Стивен, задумчиво двигая по столу серебряный нож, — что после поражения Наполеона контрабанда прекратится из-за отсутствия рынка. Но акцизные сборы не отменены, и, похоже, люди всегда будут контрабандно торговать ценными предметами, легкими для транспортировки, пока есть готовый рынок и высокая прибыль. И это нередко является причиной убийств и других преступлений.

— О, Стивен! — вскричал Эван Бэссет с жаром. — Это же глупо! В округе и не пахнет контрабандой. Я бы обязательно что-нибудь услышал об этом, уверяю тебя! К нам обратились бы, чтобы сбыть что-нибудь; я бы им тогда показал!

— Знаю, Эван. И, возможно, именно поэтому к нам и не обращались, — сказал Стивен, все еще глядя в глаза Мэри. Ей было интересно, что он прочел в ее взгляде. — Я решительно против контрабанды, однако боюсь, что она будет продолжаться. Рынок внутри страны для этого существует, я почти уверен; и, пожалуй, даже не далее чем в Лондоне.

Она посмотрела на него скептически. Как он может говорить таким осуждающим, суровым тоном, когда его собственный подвал полон контрабандных товаров? Его лицемерие вызывало у нее отвращение.

Она повернулась к стоявшему рядом дворецкому.

— Уберите со стола и принесите сладкое, — сказала она так резко, что Уэнрик посмотрел на нее с удивлением.

В зеленой гостиной после ужина она разлила всем кофе, пытаясь сдерживать свое негодование. Ужасно было то, что Стивен, по всей видимости, был связан с контрабандистами, по крайней мере покупал у них очень многое. Но то, что он все отрицал и так ханжески рассуждал об этом, не заслуживало ничего, кроме презрения!

Вскоре она извинилась и ушла в свою комнату. Раздевшись с помощью Бонни и отпустив девушку, она надела бледно-зеленую шелковую ночную сорочку с кружевами, а поверх нее — кружевной домашний халат такого же цвета. Она не устала. Ярость кипела в ней. Она подошла к окну и стала глядеть в сад, на море, шумевшее за ним. Вот оттуда они и пришли, подумала она. Она вспомнила стук колес повозок, который слышала ночью. Вероятно, это контрабандисты доставляли очередную партию товара! А Стивен с жаром говорил о том, как ужасен их промысел!

Открылась дверь. Она резко обернулась и, когда вошел ее муж, уже стояла лицом к нему в обрамлении зеленых штор. Он был суров. Уходя, Бонни оставила около кровати подсвечник; других источников света в комнате не было. Дрожавшие огоньки освещали кружевной халат Мэри, ее длинные рыжие волосы, ее маленькое лицо, вызывающе обращенное к мужу.

— Я давно собиралась поговорить с вами насчет того, как свободно вы входите в мою спальню, — решительно сказала она, прежде чем он вымолвил слово. — Мне бы хотелось, чтобы вы стучались и спрашивали моего разрешения!

— Да… уж, — сказал он и подошел ближе, остановившись примерно в метре от нее. Она все еще стояла возле окна. — По-моему, вы очень сердитесь. Почему?

Она откинула голову, встряхнув ее так, что ее рыжие волосы взметнулись. Он протянул руку, будто бы непроизвольно сжал в ней прядь ее волос. Она шагнула в сторону, и его рука вернулась на свое место. Он пристально посмотрел на нее, слегка прищурив глаза.

— Вы очень красноречиво обличали контрабанду, — яростно сказала Мэри, — в то время как ваши погреба всегда полны французских вин и коньяков.

— Это осталось от отца, — медленно сказал он.

— Бутылки с прошлогодними датами? Правдоподобная басня, ничего не скажешь! — И она с вызовом посмотрела на него, — Нет, вы извлекаете пользу из контрабанды! Я сама в этом убедилась! И вы способны сидеть там, за столом с семьей и гостями, и распространяться о том, какая ужасная вещь контрабанда! Да, да, не пытайтесь обмануть меня! У меня есть глаза!

Повисло долгое, тягостное молчание. Он не казался сердитым, а, видимо, о чем-то напряженно размышлял. Его глаза изучающе бродили по ее лицу, шее, одежде. Она была напряжена, как натянутый лук, и кулаки ее, которые она держала перед собой, судорожно сжимались.

— Последние годы я провел во флоте, — наконец сказал Стивен очень спокойно и таким тоном, который должен был бы убедить ее. — И вы думаете, что я могу хладнокровно относиться к контрабанде, которая принесла такой барыш Наполеону… и стоила нашим парням жизней, рук, ног, глаз… и вы думаете, я сражался бы так, если бы…

— Вы сражались! — дерзким и насмешливым тоном сказала она и прижала руки к вздымавшейся груди. — Вы — сражались! Вы, скорее всего, проводили свои сражения в портовых гостиницах и тавернах, с первыми попавшимися девками! Не могу представить вас на палубе корабля с саблей в руке! Я слышала о вашей репутации среди женщин! Мужчины, которых я знаю, сражавшиеся с Бони, ни за что не участвовали бы в какой бы то ни было контрабанде и не потратили бы ни фунта на покупку французского вина у преступников…

— Вы… осмеливаетесь говорить это… мне… — Он шагнул вперед и обхватил ее за талию. Она попыталась вырваться. Он прижал ее к себе, и она почувствовала жар его тела. Он склонился к ее лицу, но она в ярости отвернулась. «Он хочет наказать меня, — подумала она, — самым унизительным способом — поцелуями против моей воли».

Она оказалась права. Он схватил ее за густые рыжие волосы на затылке и с силой повернул ее лицо к себе. Его чувственные губы приблизились.

Она открыла рот, оскалив белые ровные зубы.

— Если ты укусишь меня, Мэри, я побью тебя! — Он пробормотал эти слова, уже почти прижавшись к ее губам, затем последовал долгий глубокий поцелуй. Его губы были горячими, неистовыми; он все сильнее прижимал ее к себе. Он приподнял Мэри над полом, и ее ноги повисли в воздухе.

Он понес ее к кровати и почти кинул на нее. Затем лег сам, прижимая девушку к покрывалу. Она пыталась бороться с ним, оттолкнуть, но в его объятиях становилась беспомощной, как маленький ребенок. Его руки оказались крепче железа; от его прикосновений к ее груди она все больше слабела. Он расстегнул кружевной халат и уже подбирался к шелковой ночной сорочке.

Она извивалась и кричала, пытаясь вырваться:

— Отпусти меня… Скотина, животное… Отпусти меня! Я ненавижу тебя… Ненавижу!

Он не слушал, все крепче прижимая ее к кровати. Его губы скользили от ее шеи до белой груди, с которой его рука уже стягивала зеленое кружево.

Она боролась с ним, но ничего не могла сделать. Он целовал ее с неистовой страстью, которая ее сначала напугала, а его руки властно бродили по всему ее телу. К своему стыду, она чувствовала, что слабеет.

Затем его желание замедлилось — он понял, что она начинает сдаваться. Когда она перестала бороться, покорившись его воле, он стал более спокоен. Она испытывала незнакомые ощущения: прикосновения его тела, нежность ласкающих губ и то, что они вдвоем лежали обнаженными в постели. Больше Мэри не могла сопротивляться.

Она совсем ослабла, у нее слегка кружилась голова.

Какие-то непривычные чувства вторгались в ее мозг, сердце, тело. Она не хотела больше бороться. А когда он схватил ее безвольные белые руки и обвил ими свою шею, прижавшись к ней, она сдалась окончательно.

Она уже не могла себя сдерживать. Ей никогда еще не было так хорошо; она будто бы чувствовала себя другим человеком. Она всхлипывала и металась, а он был рядом, поворачивая и поднимая ее, заставляя выполнять свою волю и делать все, что он хочет.

Когда он наконец взял ее, она закричала от наслаждения под нахлынувшим вихрем эмоций. Он шептал ей странные, бессвязные слова, вынуждая ее отвечать ему… И она отвечала, не могла не отвечать. Все ее тело дрожало, исступленно реагируя на его объятия, и он удовлетворенно засмеялся, когда все свершилось.

В себя она пришла нескоро. Она беспомощно лежала в его объятиях, а он, по-видимому, спал. Она чувствовала апатию и дремоту.

Некоторое время спустя он проснулся и снова прижал ее к себе. Слабая и сонная, она совсем не сопротивлялась. Они повторили то, что уже было, а затем крепко уснули.

Позже, когда она проснулась, он уже ушел. Она робко протянула руку и с изумлением почувствовала, что разочарована тем, что его нет.

Что она наделала? Она не собиралась сопротивляться. Она предполагала, что, если он будет настаивать на своих супружеских правах, она будет игнорировать его, лежать неподвижно и не поддастся ему ни морально, ни физически, если он только не применит силу. Она поклялась, что ему придется дорого заплатить, если он что-нибудь с ней сделает.

Она пришла в ярость, когда осознала, что все уже произошло. Ненавидела себя за то, что так легко сдалась; нет, больше чем сдалась, ответила страстью на страсть. Неудивительно, что он смеялся!

Утром она долго лежала в горячей ванне, и легкая боль в ногах и руках исчезла. Бонни надела на нее белое миткалевое платье, украшенное зелеными лентами, и восхищенно сказала, что это цвет глаз Мэри. Она хотела распустить ей волосы, но та, смущаясь, настояла на том, чтобы их перевязали ленточкой на затылке.

Стивен опоздал к завтраку, чего с ним обычно не случалось. Когда он наконец пришел, Мэри заканчивала; остальные ненамного от нее отстали. Кристофер поддразнивал его:

— Я и не знал, что ты так любишь поспать, Стивен, разве что после поездок. Но сейчас-то с чего бы тебе уставать?

Стивен слегка покраснел, что было ему несвойственно, но остался спокоен.

— Долго катался на лошади, — сказал он и сверкнул глазами, встретившись взглядом с Мэри.

Она почувствовала, что краска гнева приливает к ее лицу. Он дразнит ее, намекая на ночь, проведенную вместе? Если так, то это очень безнравственно с его стороны! Она ниже склонилась над чашкой. Когда леди Хелен встала из-за стола, Мэри неловко пробормотала извинения и тоже ушла.

Она занималась какими-то домашними делами, но мысли ее были далеко. Все большее и большее раздражение охватывало ее. «Стивен так легко добился победы! Он, должно быть, очень гордится собой, — горько подумала она. — Он и Кристофер — два сапога пара…».

Мэри заметила, что в последнее время леди Хелен стала насмехаться над ней, особенно когда дело касалось меню. Блюда были не те, которые она бы планировала, не раз говорила она и как-то многозначительно заметила, что всегда будет рада дать совет по поводу того, что обычно хозяйки подают к столу. Георгиана начала разговаривать тем же тоном, что и свекровь, и расхаживала задрав нос, роняя колкие замечания о гувернантках, претендующих на нечто, чего они недостойны. Ни леди Хелен, ни Георгиана не осмеливались говорить ничего подобного в присутствии Стивена, но без колебаний делали это перед Кристофером и Эваном Бэссетом. Кристофер обычно усмехался, будто в ответ на хорошую шутку. Эван Бэссет в такие моменты выглядел обеспокоенным и серьезным, но молчал. У него не то положение, чтобы защищать ее, думала Мэри.

За ланчем леди Хелен опять начала критиковать вина. Мэри подала белое вино к жареному ягненку.

— Я всегда подаю к ягненку красное или легкое розовое, — вздохнув, сказала леди Хелен. — Право же, моя дорогая, вам пора начать прислушиваться к моим советам.

— А по-моему, очень вкусно, — сказал Стивен, выходя из задумчивости. Он отхлебнул немного из своего бокала и добавил: — Да, сухое белое вино. Прекрасно.

Леди Хелен поджала губы:

— Мой дорогой лорд Сент-Джон, вы провели так много времени на кораблях, где вина всегда скверные, что не можете больше считаться специалистом по этой части. — И она немного посмеялась, как бы давая ему понять, что шутит, но в ее голубых глазах стояла злоба.

— Дайте Мэри шанс, со временем она научится, — весело, настаивающим тоном сказал Кристофер и нежно похлопал Георгиану по руке, но смотрел в это время на Мэри, на ее лицо и белую шею. — Тому, кто так красив, многое можно простить, — добавил он.

Стивен неодобрительно посмотрел на брата, сжав губы, затем его взгляд быстро перескочил на жену.

Заботы, всегда заботы и неприятности, подумала Мэри. Им нравится сидеть, смеяться и создавать проблемы, этим Хантингдонам; им нравится смеяться над ней и дразнить ее. Она все делала как надо, она просмотрела книги о винах, посоветовалась с миссис Рэмзи, бакалейщиком, Уэнриком; она сделала все, что могла. Но они не ценили ее усилий.

И Стивен смеялся над ней прошлой ночью, потому что она так легко сдалась ему, с первого же раза. Он, должно быть, считает ее легкодоступной. Сначала она приехала, когда ее позвал Кристофер, который тем временем уже женился и уехал. Затем она уступила натиску Стивена. Теперь она позволяет помыкать собой его мачехе, брату, даже Георгиане.

Она крепко сжала губы, ей хотелось придумать какую-нибудь утонченную месть…

Она услышала, как Эван Бэссет говорит что-то о контрабанде:

— …финансировали Наполеона; они контрабандно ввозили золотые гинеи в трюмах кораблей…

Дальше она не стала слушать. У нее появилась идея.

После ланча она пошла к Стивену в кабинет. Подойдя к двери, она постучалась и после ответа вошла.

— Тебе не обязательно стучать, Мэри, моя дорогая, — любезно сказал он, встав, когда она вошла.

Она покраснела, вспомнив, как прошлой ночью бранила его за то, что он входит к ней без разрешения. Болезненная тема.

— Я пришла, чтобы попросить немного денег, — отрывисто сказала она.

Он с удивлением посмотрел на нее.

— О, конечно, моя дорогая. Я открыл на твое имя счета в Лондоне. Можешь покупать все, что душе угодно. Да и в деревне ты можешь купить все, что захочешь. Любой лавочник с удовольствием обслужит тебя…

— Мне нужно несколько гиней, десять гиней, — сказала она уже более спокойно. Ее маленькие кулаки были прижаты к бокам.

— Да, конечно. Он выдвинул ящик, доверху забитый золотыми монетами. Взял горсть и протянул ей. — Бери сколько нужно, — сказал он.

Мэри покачала головой.

— Только десять гиней, — настойчиво повторила она. От вида ящика, полного золотых монет, у нее слегка закружилась голова. Кристофер прислал ей десять гиней, чтобы она приехала к нему. Деньги не имели для нее никакого значения. Но для нее деньги были всем. Она думала, что, раз он прислал эти десять гиней, значит, он любит ее, она нужна ему и он будет ее покровителем. Теперь она знала, что деньги ничего или почти ничего для него не значили, во всяком случае не десять гиней. Недавно он просадил на бегах целую тысячу.

Она не хотела прикасаться к руке Стивена, протянутой к ней с горстью монет. Наконец он положил монеты на стол и повторил:

— Бери сколько нужно.

Она отсчитала десять гиней и взяла их.

— Спасибо, — сдавленно сказала она и повернулась, собираясь уходить.

— Мэри. Вино сегодня днем мне понравилось. Уверен, ты выбрала как раз то, что нужно, — сказал он.

Она не повернулась. Он просто успокаивал ее, а сам, возможно, смеялся за ее спиной.

— Спасибо, сэр, — сказала она чопорным тоном миссис Рэмзи и, уходя, оскорбленно хлопнула дверью.

Она рано пришла к чаю в голубую гостиную. Горничная вкатила тележку с серебряным подносом и расставила на столе чашки. Стиснув руки на коленях, Мэри ждала, пока придут остальные. Сегодня у нее с собой был маленький шелковый кошелек, раньше принадлежавший матери Стивена. Все, что у нее есть, подумала она, досталось ей от кого-то другого. Ожидая, она чувствовала жалость к себе, но сердце ее было исполнено гнева и решимости.

Вошла Георгиана. Увидев Мэри, она секунду поколебалась, а затем села возле окна, будто бы решила не иметь с ней ничего общего. Мэри стиснула зубы. Она не предлагала Георгиане чая, зная, что, пока нет Кристофера, та не очень вежливо откажется.

Наконец пришли леди Хелен и Кристофер, а затем Эван Бэссет. Стивен явился последним. Он вбежал, извиняясь, выглядел усталым и на ходу застегивал свой бархатный пиджак. Она вспомнила, что он собирается ехать на одну из ферм.

Она молча разливала чай, и горничная разнесла чашки. Она подождала, пока всех обслужили, и разговор стал общим и более оживленным.

Наконец Мэри открыла шелковый кошелек и достала оттуда гинеи.

— Кристофер, — громко и отчетливо сказала она. Он сразу же повернулся к ней. Она протянула ему монеты, и он машинально взял их, посмотрев на них уже в своей руке. — Я должна извиниться за то, что не вернула тебе деньги раньше, — сказала она.

Он густо покраснел и попытался вернуть ей монеты, как будто они жгли ему руку.

— Ты мне ничего не должна, Мэри, — сказал он. Стивен встал со своего большого стула и шагнул к ним.

— Ты забыл. Ты послал мне десять гиней, чтобы я приехала и вышла за тебя замуж, — четко и внятно произнесла она ледяным от ярости тоном. Она пристально смотрела прямо на Кристофера, игнорируя остальных, которые сразу же замолчали.

— Я этого не делал, — с беспокойством в голосе сказал он, отворачиваясь и слегка посмеиваясь. — Ты сошла с ума?

Мэри медленно достала письмо и развернула его. Георгиана побелела, затем покраснела. Леди Хелен издавала короткие нечленораздельные слова:

— Ах, ах, ой, ой, что это, что происходит?..

— Быстро же ты забыл, Кристофер, — холодно сказала Мэри. — Мы познакомились с тобой у Эвертонов. Ты просил меня стать твоей женой. Вернувшись в Корнуолл, ты послал мне десять гиней и написал, чтобы я приехала к тебе. А приехав, я обнаружила, что ты женился и уехал в свадебное путешествие. Давай я напомню тебе… Я прочту твое письмо вслух… — Она подняла письмо и начала читать некоторые отрывки. Он встретит ее… Они поженятся…

Кристофер начал смеяться:

— Прекрати, Мэри. Прекрати! Ты смущаешь мою жену! Что было, то прошло…

Стивен резко сказал:

— Хватит, Мэри. Я не потерплю, чтобы ты это читала…

Георгиана заплакала и выбежала из гостиной. Леди Хелен встала, взволнованно и невнятно причитая, и начала расхаживать по комнате. Эван Бэссет долгим и задумчивым взглядом посмотрел на Мэри, затем на Стивена и вышел из комнаты.

Мэри сложила письмо и положила его в кошелек. Теперь, когда месть состоялась, ей было немного не по себе. Она причинила боль Георгиане, а не Кристоферу. Его это, казалось, ничуть не задело. Да, с него все как с гуся вода, подумала она. Вот он уже опять смеялся и пожимал плечами.

— Какой глупостью было… поймать меня на слове и приехать сюда, — беззаботно сказал он. — Тем не менее я польщен, что ты меня так любила, что приехала ко мне. Я всегда буду помнить это, дорогая Мэри! — У него хватило наглости взять ее за руку.

Она отдернула руку, глядя на него свирепо, как разъяренная тигрица. Но вмешался Стивен.

— Довольно, Кристофер, — ледяным тоном сказал он. — Теперь она моя жена.

— Ну и прекрасно, — ответил Кристофер, сел на стул и взял чашку. Его упрямые карие глаза злобно сверкали, когда он взглянул на Мэри. — Ну и прекрасно, дорогой брат!

Она допила свой чай, не обращая внимания на то, что он остыл. Чуть позже она энергично принялась за работу вместе с миссис Рэмзи, планируя переделку комнат, руководя штопкой белья, составляя меню на следующую неделю. Она не хотела оставаться наедине со своими мыслями.

За ужином Кристофер был необычайно весел, отпускал шуточки, притворяясь, что не замечает покрасневших глаз жены. Леди Хелен почти все время молчала, а с Мэри вообще не разговаривала. Георгиана шмыгала носом и вытирала его платком, Стивен явно был раздражен. Он сердито смотрел на подносимые блюда и грубо разговаривал с дворецким и слугами, которые осмеливались обратиться к нему. Только Эван Бэссет, казалось, находился в своем обычном настроении и безмятежно говорил о второстепенных делах, касавшихся управления поместьем. Мэри чувствовала благодарность к нему за его спокойствие. Сама же она испытывала горький стыд.

После ужина, разлив кофе, она ушла в комнату миссис Рэмзи. Добрая женщина, казалось, понимала, в каком неприятном положении находилась Мэри, и старалась, чтобы не возникали паузы, давала ей советы о том, какие продукты и когда следует заказать из Лондона, и о прочих домашних делах.

Наконец Мэри вернулась в свою комнату, где ее терпеливо ждала Бонни. С помощью девушки она переоделась в бежевую шелковую ночную сорочку с кружевами и халат. Затем Бонни ушла.

Чуть позже Мэри задула свечи, сняла халат и скользнула в постель. Она с наслаждением устроилась поудобнее и подумала, что может немного поплакать и смягчить сердечную боль. Она совершила большую ошибку, руководствуясь побуждениями своего горячего шотландского нрава вместо здравого смысла. Она причинила боль не тому, кому хотела.

Тут открылась дверь, затем снова закрылась. К ее кровати приближался Стивен. Он сбросил халат и, прежде чем она успела открыть рот и вымолвить хоть слово, он уже лег в постель рядом с ней.

— Беда с тобой, моя озорная леди! — отрывисто сказал он. И, заключив ее в объятия, добавил: — Ты лишь вызвала лишние неудобства и заботы, потому что…

Он не договорил, так как уже прижался губами к ее губам.




Глава 6


На следующий день миссис Рэмзи пришла к Мэри в сильном волнении. Приехала карета из Лондона, сообщила она, и в ней пакеты для миледи. Она спросила, принести ли их в ее комнаты и помочь ли распаковать их.

Мэри согласилась, слегка удивившись.

— Но я ничего не заказывала, — все же возразила она. — Может быть, это для леди Хелен?

— Нет, миледи, нет! Это для вас. — И миссис Рэмзи поспешила наверх, шелестя атласными юбками. Мэри последовала за ней, но ей пришлось почти бежать по коридору, чтобы не отстать от миссис Рэмзи.

В зелено-малиновой комнате действительно было множество свертков и пакетов. Бонни вертелась вокруг них, не смея ни к чему прикоснуться без разрешения; ее болезненно-желтые щеки порозовели.

— Ну и ну! — изумилась Мэри. — Что это?

— Ваша новая одежда! — вскричала Бонни. — Одежда, которую лорд выписал для вас из Лондона!

— Ну, Бонни, скажу я тебе, — рассердилась миссис Рэмзи. — Ты готова выболтать любой секрет! Ну ладно, что сделано, то сделано. Лорд Стивен заказал для вас много одежды, и — вот она. Надеюсь, что все придется впору, да и цвета должны подойти! Он очень тщательно старался выбрать вещи нужных расцветок.

Мэри зажмурилась на мгновение, затем слабым голосом сказала Бонни, что можно начинать распаковывать, и с растущим удивлением наблюдала за появлявшимися вещами. Она начала чувствовать приятное возбуждение, радость и некоторый стыд за свои мысли. Стивен и в самом деле старался, приобретая одежду для нее; он тщательно продумал, что может ей понравиться.

Там были белые муслиновые платья, в точности подходившие ей по размеру, с голубыми, розовыми, желтыми, зелеными лентами; соломенные, фетровые, кружевные, бархатные шляпки изумрудно-зеленого, лимонно-желтого и кремового цветов; бальные платья: одно из полупрозрачной желтой материи, отделанное тончайшим кружевом; другое из сиявшего изумрудной зеленью атласа; третье — из темно-розового бархата, мягкого, как шерсть котенка; и еще одно — серебряное с белым, украшенное мелким бисером, сверкавшим в свете свечей.

И были также пледы: от Брюса и от Макгрегора. Она издала восторженный возглас, развернув их. Как раз то, что ей нужно, из шерсти и шелка в клетку. На брюсовском пледе чередовались широкие красные и зеленые полосы и узкие золотые и белые. К нему прилагалась брошь с изображением розмарина.

Макгрегоровский плед был почти такой же, но без золотых полос. На броши была изображена сосна. Сколько же хлопот все это доставило Стивену, подумала она, удивляясь своему восторгу и сильным эмоциям, которые испытывала. Он так ненавязчиво, как бы между прочим осведомился о клане, к которому принадлежала ее мать, и запланировал этот восхитительный сюрприз для Мэри. Теперь она впервые в своей жизни могла носить шотландские пледы своих кланов, да к тому же поверх абсолютно новых платьев.

Но это было не все. В свертках оказалось также белье: льняное, из нежного шелка, кружевное; белого, кремового и серого цветов. Были также домашние платья и халаты: зеленые, бежевые, белые — с кружевами, ниспадавшими с широких рукавов. Множество чулок, дюжина пар туфель, ботфорты для верховой езды из нежной гессенской кожи, зеленый костюм для этой же цели и еще один, но уже благородно черного цвета, а также франтоватые шляпы с перьями в тон костюмам.

Бонни и миссис Рэмзи сделали большую часть работы по распаковке. Мэри все еще сидела возле пледов, любовно поглаживая их и мысленно прося у Стивена прощения за все неприятные минуты, которые она, возможно, когда-либо ему доставляла. Все это время он готовил этот подарок! Должно быть, она ему все же немного нравится, подумала она, затем вспомнила ночи, проведенные в его объятиях, и жаркая краска бросилась ей в лицо. Да, она ему нравилась. Пожалуй, даже очень, иначе он не сделал бы этого.

Днем она надела брюсовский шелковый плед и пришла в нем к чаю. Когда она сбежала вниз по лестнице, Стивен как раз вошел в комнату. Она порывисто бросилась к нему, забыв обо всем, и раскинула руки, демонстрируя себя и лучезарно улыбаясь ему.

— О Стивен, эта одежда!.. Все эти платья… мои пледы! Спасибо тебе огромное-преогромное!

Он поймал ее за руки, покачал их и улыбнулся. Он выглядел таким спокойным и беззаботным, каким она его раньше не видела. Увидев, как он улыбается и как сияют его глаза, она удивилась, как она могла считать его суровым и бездушным. Он наклонился и прикоснулся к ее губам легким поцелуем.

— Тебе невероятно идет это платье, моя Мэри, — сказал он. — Ты выглядишь цветущей, как… как шотландская роза. — Он запнулся на собственном комплименте, и легкий румянец чуть тронул его щеки. Бесконечное мгновение стояли они, не сводя друг с друга глаз. Затем вошел слуга, и так мало знакомое им ощущение счастья развеялось. Они прошли в гостиную к чаю, вышагивая степенной поступью. Но в сердце Мэри пела птица счастья. Леди Хелен обронила несколько замечаний по поводу ее платья и, похоже, начала понемногу оттаивать. Она принялась болтать о современной моде, о своем последнем визите в Лондон, и чай в тот день прошел веселее. Стивен тоже вел себя менее напряженно и говорил о том, что как-нибудь в ближайшее время обязательно возьмет Мэри с собой в Лондон.

Следующие несколько дней Мэри была очень занята. Стивен решил дать бал, чтобы представить ее местному джентри[6 - Нетитулованное мелкопоместное дворянство. — Примеч. пер.]. Она пошла за консультацией к Эвану Бэссету в его кабинет, находившийся возле кабинета Стивена. У него был еще один — в отдельном крыле замка, целиком занятом его апартаментами. Однако Мэри была предупреждена, что то крыло принадлежит ему (по распоряжению покойного хозяина) и никто не осмеливается входить туда без приглашения.

— Ему действительно необходимо уединение; у него такие важные проблемы. Покойный хозяин говорил, что у Эвана должно быть все, что он захочет, за его большие заслуги и ту пользу, которую он приносит поместью, — объяснила миссис Рэмзи. — Многие годы вся работа лежала на нем, пока Стивен не вернулся с войны.

Их разговор протекал спокойно и по-деловому. Эван Бэссет, видимо, знал все о деревне и окрестностях как свои пять пальцев и весьма обдуманно советовал ей, кого пригласить и какие мероприятия планировать. Было решено днем устроить чаепитие на лужайке в саду, а вечером — бал в огромном танцевальном зале и примыкающих к нему комнатах замка.

Бэссет был немного суховат, но любезен и внимателен. Мэри чувствовала, что может доверять ему.

— У меня некоторые сомнения насчет вин, мистер Бэссет, — сказала она. — Леди Хелен критикует мой вкус, и…

— Я буду рад дать вам совет в любое время, — ответил мистер Бэссет, приглаживая свои седеющие волосы. — Но мне кажется, что вам не стоит особенно беспокоиться. С позволения сказать, леди Хелен частенько ищет что-нибудь, что можно покритиковать. И насчет вин у нее традиционные представления: белое — к рыбе, красное — к мясу и так далее. Пока удовлетворен лорд Стивен, не сомневайтесь и будьте спокойны, потому что он лучше нее разбирается в винах. Ну а что касается бала… Я бы посоветовал подавать разнообразные напитки. Кое-кто из молодежи любит пунш из шампанского с фруктами. Людям постарше нравится розовое или белое шампанское или бренди. Уэнрик мог бы назначить двоих слуг, чтобы подавали только вина, а трое других заботились бы о легкой закуске.

Они обсуждали дела вполне дружелюбно, и она наконец почувствовала себя спокойно, выйдя из его кабинета. Он казался таким уверенным в том, что все пройдет хорошо.

Так все и получилось. В этот вечер на Мэри было ее новое лимонно-желтое бальное платье с роскошными юбками чуть более темного золотистого цвета и комплект украшений с топазами. Густые рыжие кудри Мэри удерживала золотая диадема, от чего волосы сияли и переливались. В ее изящных ушах поблескивали длинные серьги с топазами. На правой руке сверкало огромное кольцо с топазом, а на левой — с бриллиантом и изумрудом, подаренное мужем.

Стивен улыбнулся от удовольствия, увидев ее. Сам он облачился в малиновый костюм с золотой отделкой.

— Прекрасно выглядишь, Мэри, — сказал он. — Я буду счастлив, если ты пообещаешь танцевать сегодня только со мной!

— Ты великолепна, Мэри, ты будто расцвела с тех пор, как приехала сюда, — послышался за его спиной голос Кристофера, во все глаза смотревшего на нее. — Она украшение замка, не так ли, Стивен?

Тот резко отвернулся.

— Да, конечно, — холодно сказал он.

— Благодарю вас обоих, — произнесла Мэри, но почувствовала себя неловко под взглядом Кристофера. Он уже навеселе, подумала она, и слуги шептались, что они поссорились с женой. Он был в беспечном расположении духа.

На несколько дней приехал Лэнс Террент, виконт Гревиль. Мэри радостно поздоровалась с ним. Он был так мил, когда не чувствовал недомогания. Он сыпал комплиментами, и Мэри было очень приятно, когда он лестно отозвался о ее внешности. Она несколько раз танцевала с ним.

Первый танец был отдан Стивену. Когда он обвил рукой ее талию, у нее вдруг появилось странное ощущение — приятное возбуждение, сочетающееся с тяжестью в груди и затрудненным дыханием. Может, она устала после всех волнений? Или в зале было слишком жарко?

Он закружил ее в танце, после которого отвел передохнуть и усадил рядом с Кристофером. Тот немедленно пригласил ее на следующий танец. Стоявшая рядом с ним Георгиана, нездоровый цвет лица которой невыгодно подчеркивался голубым платьем, бросила на Мэри грустный взгляд, из-за чего та рассердилась на Кристофера.

Она обрадовалась, когда ее снова пригласил Лэнс Террент. Он начал рассказывать, как красива была Анжела на балу, который Стивен устроил, чтобы ввести ее в общество. На ней было прелестное серебряно-голубое платье, гордо сказал брат, и глаза всех присутствующих были направлены только на нее.

— Наверное, она была очень красива, — сказала Мэри, не зная, почему ей было трудно произнести эти слова.

— Она была прекраснейшей женщиной в мире. Стивен очень любил ее, — вздохнул Лэнс, помрачнев. — Вы знаете, в ту ночь, когда ее нашли мертвой, она отсутствовала несколько часов, и мы искали ее. Ее никто не видел после чая. У нас не было ни малейшего представления, куда она ушла. Но на ее туфлях был песок.

Мэри вздрогнула и посмотрела на него.

— Песок? — спросила она. В голову ей приходило лишь побережье у подножия утесов. Но Анжелу нашли на вершине, а не внизу.

Позже Лэнс опять пригласил ее. Он уже немного выпил и продолжал болтать о своей сестре. Очевидно, бал отчетливо напомнил ему об утрате. Мэри слушала, пытаясь узнать еще какие-нибудь детали, но он лишь повторял, какой красивой была Анжела, какой умной, какой милой и как ее все любили. Кроме тех, кто убил ее, подумала Мэри.

Кристофер тоже выпил, но его шаги были потверже, когда он пригласил ее. Под конец танца он заметил:

— Что-то здесь душновато. Слушай, пойдем на террасу, подышим воздухом, Мэри. Или тебе кажется, что там слишком прохладно?

— Да нет, отчего же? Майский воздух достаточно теплый, — ответила она, радуясь возможности выйти на террасу. Но она тут же поняла свою ошибку, так как в темноте Кристофер обхватил ее руками за талию.

— Мэри, ты так прекрасна, — хрипло сказал он и попытался притянуть ее к себе для поцелуя. Она оттолкнула его, прилагая все силы, но он был гораздо сильнее.

— Отпусти меня, — тихо сказала она, так как на террасе, в нескольких шагах от них, стояли гости.

— Не отвергай меня, Мэри, — прошептал он ей на ухо. — Я знаю, каково тебе со стариной Стивеном. Он ведь довольно холоден, правда? Мы можем снова стать друзьями. Как в старые добрые времена. Мы могли бы встретиться в одной из комнат наверху — никто не узнает…

Она ни секунды не раздумывала. Взыграл ее шотландский нрав: она подняла руку и влепила Кристоферу пощечину.

Он сразу же отпустил ее, но, убегая от него в танцевальный зал, она услышала, что он смеется. Он последовал за ней, прижав руку к щеке. Повернувшись и гневно взглянув на него, она увидела на его щеке ярко-красный отпечаток своей ладони. Оглядевшись, она заметила, что Стивен пристально смотрит на них из другого конца зала. Он стоял там с женой сквайра.

Мэри была в ярости. Кристофер оскорбил ее и относился к этому как к чему-то само собой разумеющемуся! Что с ним случилось? Может, он хотел заставить Георгиану ревновать? Или пытался разозлить Стивена? Или он сделал это лишь для того, чтобы позабавиться? Завести с ней интрижку! Это ужасно!

Оскорбление — вот как это следует называть, думала она, танцуя с кем-то. У него было намерение оскорбить ее. Он с таким пренебрежением относился к ней — «маленькой гувернантке», которой он притворно объяснился в любви, которую пригласил к себе, а потом бросил, — что от него вполне можно ожидать такого поведения. Она осмелилась показать его двуличность всем: жене, матери и брату. И, оскорбляя ее, он мстил ей, хотел показать всем, что она легкодоступная.

Как он посмел!

И на следующий день она все еще была в ярости. Она встала рано, чтобы не встречаться с гостями, позавтракала в одиночестве в своей комнате, а затем выехала на прогулку на своей любимой кобыле Бэтси, горячий нрав которой то и дело заставлял ее пускаться в галоп.

Как только Мэри выехала на вересковую пустошь, она перестала понукать лошадь, предоставив ей самой выбирать путь. Наконец она немного развеялась и почувствовала себя спокойнее. Кристофер хотел причинить ей вред, подумала она. Он готов разрушить их брак, если бы мог. Из одной лишь злости.

А она? Что она теперь чувствовала по отношению к Стивену? Она подумала о том, как груб и холоден он был сначала, а также о нежности, появившейся между ними. Она подумала о том, как он целовал ее в постели по ночам, как держал в руках, как нежно обладал ею до тех пор, пока страсть не охватывала его. Тогда он становился резким и порывистым, но все равно оставался ласковым.

Жаркая волна нахлынула на нее при мысли о Стивене в постели с ней. Он заставлял ее испытывать такие ощущения, о которых она и не мечтала. И на балу, когда он обвил рукой ее стан и притянул к себе, она оказалась чуть ли не в полуобмороке от необычного чувства, охватывающего ее. Что это было? Она никогда прежде ничего подобного не испытывала.

Она придержала лошадь, и та пошла шагом по вересковой пустоши по направлению к опушке леса возле фермы.

Глаза Мэри мечтательно прикрылись, губы подрагивали в улыбке. Стивен, думала она, Стивен… Стивен. Такой сильный, такой своенравный, такой суровый и в то же время чуткий и отзывчивый. Он так привык командовать, что продолжает делать это даже в постели!

Она нетерпеливо подняла голову. О, она с ума сошла! Она же ненавидит и презирает Стивена. Он разыгрывал из себя блестящего офицера флота его величества, сражавшегося против Наполеона. А сам все это время занимался контрабандой или по крайней мере извлекал из нее выгоду. И он мог так лгать и притворяться, кипя благородным негодованием…

Она подняла поводья и перевела Бэтси на рысь. Впоследствии она так и не могла до конца понять, что же произошло. Она въехала в лес, и сияние солнца на открытом пространстве резко сменилось сумерками. Бэтси вдруг споткнулась обо что-то, и Мэри, не успев пробудиться от грез, вылетела из седла и едва не приземлилась прямо на голову, чуть не сломав себе шею.

Она лежала, ошеломленная и оглушенная, уткнувшись лицом в толстый слой сосновых иголок. Наконец она понемногу начала приходить в себя и повернула лицо в сторону, чтобы легче дышать. Но после такого падения это было нелегко. У нее сильно болели бок и плечо. Ей не хотелось двигаться.

— Эй, вы, там! Эй! — раздался грубый низкий голос. Над ней кто-то склонился, видна была тень. Мэри не двигалась и, увидев перед своими глазами чьи-то грязные ботинки, зажмурилась.

— Эй… вы ушиблись?

— Да, — с трудом выдавила она.

Человек присел на корточки рядом с ней и осторожно разогнул ее руки и ноги. Но она едва сдерживала крик боли, пока он не прекратил.

— Только ушибы, — пробормотал он.

Мэри пристально посмотрела на его угрюмое лицо. Один из местных фермеров, подумала она.

— Ну, леди Мэри, ничего не поделаешь. Я, пожалуй, отнесу вас к себе домой, — просто сказал он, — Моя жена знает, что надо делать.

Она слабо кивнула.

— А моя… лошадь?

— Поблизости нет никакой лошади. Наверное, она ускакала домой.

Он осторожно взял ее на руки и понес. Она была в полубессознательном состоянии от боли и шока и закрыла глаза. Ей показалось, что нес он ее долго. Затем послышались голоса: детский, потом женский голос. Мужчина внес ее в дом, где царил полумрак, и положил на жесткую тахту.

Над ней склонилась маленькая женщина с добрым лицом. Было заметно, что у нее скоро будет ребенок. Мальчик лет десяти и еще один, чуть младше, дергали ее за юбку. Из-за ее спины девочка лет трех с серьезным лицом смотрела на Мэри.

Женщина робко расстегнула ей платье и ощупала ее руку и плечо.

— Похоже на растяжение — вон как распухло. Джереми, — сказала она мужу мелодичным голосом, — тебе бы надо сообщить в замок, чтобы прислали карету. Просто так ее нести нельзя, слишком больно.

Джереми кивнул и вышел, громко топая. Женщина устроила Мэри поудобнее, натерла мазью ее плечо, руку, бок и бедро, затем принесла чаю.

Джереми вернулся довольно быстро. Женщина (ее звали Анна) отрывисто спросила, как обстоят дела, Мэри слышала их шепот:

— Мистер Джейсон… он поедет в ту сторону и даст им знать, — сказал фермер. — Черт бы их побрал, опять они оставили записку возле конюшен. Хотят, чтобы я не запирал их сегодня ночью.

— О… нет, Джереми! О нет, нет… — И Анна начала тихо всхлипывать.

— Будь они прокляты! Я не сделаю того, что они мне говорят, пошли они все!..

— Но если ты этого не сделаешь, они тебя тоже убьют!

Эти слова, сказанные мелодичным голосом, но с горестными интонациями, наполнили Мэри ужасом. Она лежала с закрытыми глазами, притворяясь спящей, пока они шептались. Джереми в конце концов уступил мольбам жены и сказал, что оставит конюшни открытыми.

Мэри была очень озадачена и встревожена, но не осмелилась показывать этого. Они ведь не хотели, чтобы она их слышала. Маленькая девочка подошла, села рядом с ней и с важным видом потрогала ее лоб. Мэри открыла глаза и с улыбкой посмотрела на ребенка. Та улыбнулась в ответ.

Вошла Анна Шоу, вытирая глаза.

— Люсиль, не беспокой леди, — довольно строго сказала она.

Девочка тоненьким голоском произнесла:

— Я ей нравлюсь, мама.

— Да, — прошептала Мэри, — ты мне… нравишься… Люсиль.

Девочка успокаивающе погладила Мэри по голове.

Вскоре подъехал экипаж. Мэри думала, что из замка за ней пришлют конюха или Уэнрика. Но в комнату широкими шагами вошел Стивен, пригнув голову под низкой притолокой. Он сразу же увидел жену и быстро подошел к ней с озабоченным лицом.

— Мэри, что, черт побери, с тобой случилось? Ты… ты сильно ушиблась? — И он, склонившись над ней, откинул со лба ее рыжие волосы.

— Кобыла… Бэтси… упала…

— Она зацепилась за проволоку, натянутую на тропинке, — неожиданно пробурчал Джереми Шоу. Он и Стивен в недоумении уставились друг на друга.

— Проволока… на тропинке… — медленно повторил Стивен и нахмурился.

— Наверное, предназначалась для кого-то другого, — предположил фермер и сцепил руки за спиной. В комнате ненадолго воцарилось молчание.

— Попозже я вернусь. Вы покажете мне это место, — решительно сказал Стивен и кивнул хозяевам. — Спасибо, что позаботились о моей жене. Я благодарен вам.

Он взял Мэри на руки и вышел на улицу, к экипажу. Он усадил ее и бережно закутал в плащ. Она заметила, что Анна Шоу отшатнулась от него и почти все время молчала. Мальчики, подражая отцу, заложили руки за спину и с важным видом наблюдали, как Стивен и Мэри уезжали.

Только маленькая Люсиль, когда Мэри помахала на прощание, улыбнулась и помахала в ответ. Мэри заметила выражение их лиц. С ней они были любезны, почти дружелюбны. Но Стивен… Его они боялись. Это было видно по их лицам, вызывающему поведению, по взглядам искоса.

— Ну а теперь расскажи мне, что произошло, — сказал Стивен.

Она откинула голову и закрыла глаза.

— Я ехала… по вересковой пустоши… — устало начала она. Она мало что могла рассказать о случившемся, но по ее ссадинам и так все было ясно.

Стивен принес Мэри в ее комнату и послал за миссис Рэмзи и Бонни. Они вымыли ее в горячей воде, чтобы выявить повреждения, и уложили в постель, то и дело сокрушенно восклицая при виде ее ссадин и синяков. Мэри была рада лечь, выпить чаю с успокоительной микстурой и уснуть после пережитого потрясения.

У нее мелькнула мысль, что позже она поразмыслит над всем услышанным. Конюшня, которую надо было оставить незапертой; проволока, натянутая на тропинке, предназначенная для кого-то другого. Могло быть совершено еще одно убийство — почему, почему, с какой целью? Она должна это выяснить.




Глава 7


У Мэри мало возможностей что-либо выяснить. Два дня она лежала прикованная к постели и еще целую неделю не выходила из замка. Ее ушибы болели, и она еще не вполне оправилась от шока. Стивен был очень обеспокоен ее состоянием.

Она пыталась расспросить Бонни, но девушка как-то странно помрачнела и притихла, явно боясь говорить. Мэри прекратила расспрашивать ее. Съездив на место, где все произошло, и увидев проволоку, натянутую между двумя деревьями, он обсудил с женой случившееся. Сказал, что не понимает, для кого предназначалась западня. Никто не мог знать, что она поедет этой дорогой.

Мэри сказала, что тоже так думает. Она никого не видела и не слышала. Но мысли ее были далеко — она думала о Стивене, о том, как бывает хорошо, когда он любит ее. Она, конечно, не сказала ему об этом; лишь призналась, что действительно была рассеянна и не смотрела по сторонам, когда ехала верхом.

— Ты не должна больше ездить верхом одна, — твердо сказал он. — Если меня нет, бери с собой одного из конюхов для сопровождения.

Она с нетерпением ждала его визитов, лежа в постели или на кушетке в желто-зеленой гостиной. Объехав поместье, он возвращался, садился рядом с ней и с увлечением говорил о важных, близких его сердцу делах.

Она теперь все больше и больше чувствовала себя его женой. Он доверял ей. Рассказывал об арендаторах, о проблемах на ферме, о сквайре и его идеях или о приходском священнике. Казалось, проблем становилось все больше и больше, и люди приходили к нему, как раньше к его отцу.

После одного из таких визитов Стивен вдруг провел рукой по своим густым темным волосам, потер щеки и признался:

— Легче руководить кораблем, чем хозяйством. И становится все сложнее. На корабле отдаешь команду, решаешь какой-нибудь вопрос, и все. А тут мне нужно принимать во внимание, что подумает священник, или что скажет мистер такой-то, или не будет ли возражать клиент, или как вопрос того или иного рода принято решать. О Боже!

Сидя опершись спиной на подушки, она понимающе усмехнулась; ее забавляло его раздражение.

— Выходит, мир не таков, чтобы ты мог управлять им, Стивен? Какой ужас! Может быть, через год-два ты наведешь везде порядок и дисциплину, как это делал в своей рубке!

Он бросил на нее сердитый взгляд, смягченный возвратившимся к нему хорошим настроением.

— Моя озорная леди, — вдруг сказал он и, наклонившись, запечатлел нежный поцелуй на ее щеке. — Будь ты матросом, ты бы никогда не подчинилась, ручаюсь! Я бы не взял тебя даже корабельным гардемарином! Три четверти времени ты проводила бы на гауптвахте!

Она опять усмехнулась, зная, что покраснела от его действий и слов и от того, как он посмотрел на нее.

— Да, мною не так-то легко командовать, как вашими гардемаринами, сэр!

Он сделал гримасу и взял ее за руки:

— Да, это верно, Мэри. Возможно, поэтому я и рад, что выбрал тебя в жены. Будет приятно приручить тебя.

— Приучить меня! — Она села, возмущенно вздернув подбородок, и увидела, что он наблюдает за ней внимательным и одновременно дразнящим взглядом — И не надейтесь на это, сэр! Я из рода Макгрегоров!

— Ты — Хантингдон, — мягко поправил он ее, хотя спокойствие в его голосе таило в себе некоторую угрозу. — В свое время ты будешь у меня как шелковая ручаюсь! Однако я рассказывал тебе о семье Шоу. По-моему, миссис Шоу скоро должна разрешиться от бремени. Не хочешь ли съездить туда завтра, если чувствуешь себя достаточно хорошо?

Он сменил тему, но она не забыла того, что он сказал. Приручить ее, ну и ну! Ему придется помучиться, и все равно он поймет, что эта задача ему не по силам!

Стивен стал брать ее с собой, когда ездил по хозяйственным делам. В пути он объяснял ей некоторые проблемы. Она находила их более чем интересными, просто захватывающими. Она все чаще приходила к нему в кабинет после таких поездок, чтобы обсудить их, уточнить местонахождение ферм, которые они посетили; спрашивала о людях, которые там жили, иногда интересовалась подробностями ухода за полями. Он всегда очень охотно рассказывал обо всем, и теплота его тона свидетельствовала, что ему это приятно.

Немало времени они проводили, обсуждая и планируя будущее поместья. Вернувшись с войны, Стивен обнаружил, что несколько ферм находятся в запущенном состоянии, так как у Эвана Бэссета, заметил он, было более чем достаточно работы: в его ведении был замок, окрестные леса, несколько ферм. Управление должным образом всеми фермами не оставило бы обоим времени ни для чего другого.

Мэри часто порывалась сказать, что, если бы его брат Кристофер больше помогал ему, все было бы гораздо легче. Но ей было трудно говорить со Стивеном о Кристофере, ведь она приехала, чтобы выйти замуж за него, а вышла за Стивена. Тот всегда внимательно наблюдал за ее поведением, когда Кристофер входил в комнату: как они разговаривали друг с другом, как Кристофер поддразнивал ее или оказывал ей знаки внимания, игнорируя жену.

Мэри же, в свою очередь, все еще негодовала при мысли о том оскорблении, которое ей нанес Кристофер. Она старалась никогда не оставаться с ним наедине.

Несколько дней спустя, когда они проезжали мимо дома Джереми Шоу, его маленький сын подбежал к карете.

— Доктора… доктора! — задыхаясь, почти прокричал он с расширенными от испуга глазами. — У мамы сильные боли.

Стивен взял его в экипаж, и они вернулись к дому Шоу. Войдя, они увидели Джереми, склонившегося над женой, у которой начались предродовые схватки и она пронзительно кричала. Дети громко плакали от страха и от сочувствия.

— Если ты съездишь за доктором, я останусь здесь и присмотрю за Анной, — отрывисто сказала Мэри, сразу же начиная хлопотать на кухне. — Джерри, детка, уведи-ка братишку и сестренку на улицу, но не уходите далеко. Ребенок вот-вот должен родиться, я уверена. С мамой все будет в порядке.

Стивен все еще не решался уйти, на лице его выражалось беспокойство.

— Мэри, а ты знаешь, что и как надо делать? — спросил он, стараясь не смотреть на искаженное от боли лицо женщины, корчившейся на кушетке. — Ей так больно…

— О, я шесть раз помогала рожать миссис Эвертон и не только ей. Один из докторов сказал, что мне следовало бы стать медсестрой, — гордо произнесла она, закатывая рукава. — Ну-ка, мистер Шоу, если вы принесете несколько простыней, мы…

Стивен вышел, и Мэри занялась женщиной. Ребенок начал появляться, но он шел неправильно. Мэри сжала губы. Это будет трудно.

Она видела только один такой случай и слышала, как женщины вокруг мрачным шепотом высказывали свои опасения. Но опытный, терпеливый доктор помог роженице, и все прошло благополучно. Мэри заговорила со сжавшейся от боли женщиной:

— Анна, сейчас я попробую исправить положение, прежде чем ребенок родится. Вы доверяете мне?

— О… да… леди… Мэри… да… — задыхаясь, проговорила Анна. Ее всю скрутило от боли. — А что… случилось?

— Он идет не так, как положено, — спокойно ответила Мэри. — Но я попробую развернуть этого упрямца, — шутливо добавила она.

Она действовала осторожно, помня, как это делал доктор, и, к ее радости и к облегчению Анны, ребенок начал поворачиваться.

Джереми Шоу беспомощно наблюдал, приносил свежие простыни и горячую воду. Наконец последовала пауза, и Анна расслабилась. Мэри опустилась на колени возле кровати, наблюдая, ожидая.

Подъехал Стивен. Она услышала, как он вошел; донесся голос доктора:

— Ну-ну, незачем спешить, я не раз имел дело с подобными случаями…

Мэри нахмурилась. Когда вошел доктор, она обернулась. Она уже дважды встречалась с ним, и хорошего впечатления он на нее не произвел. Сейчас его лицо было в красных пятнах, он нетвердо стоял на ногах, и от него исходил сильный запах алкоголя.

Она с отвращением посмотрела на него, когда он поставил свой чемоданчик и подошел к кровати. Он даже не вымыл грязных рук. Мэри насторожилась.

— Вам надо вымыть руки, доктор, — твердо заявила она.

— Это чистая грязь. Я работал на ферме, — сказал он и наклонился над женщиной. Мэри шлепнула его по рукам, и он убрал их.

— Вы не прикоснетесь к ней в таком состоянии! — закричала она, проявляя всю непреклонность своего шотландского нрава. — И как вы посмели прийти принимать роды в таком позорном состоянии? Почему вы так пьете? Вы не уважаете свою профессию?

Доктор уставился на нее, скорчив гримасу, лицо его покраснело еще сильнее. Стивен встревоженно смотрел на них обоих пристальным и мрачным взглядом. Джереми Шоу застыл у изголовья кровати. Глаза Анны были закрыты; она почти потеряла сознание от боли.

— Не говорите так со мной, миссис! — грубо сказал доктор. — Меня нанял Эван Бэссет, и мой хозяин — он! Имейте это в виду!

Джереми Шоу очнулся от оцепенения:

— Не слушайте ее, — его голос звучал странно, умоляюще. — Мы будем рады, если вы поможете нам, доктор…

Мэри даже зажмурилась от изумления.

— Помочь принять роды? Ну уж нет! — в ярости сказала она. — Ребенок рождается не в обычном положении. Ему нужна помощь хорошего врача, а не качающегося пьяницы!

— Я доктор, — сказал он и опять наклонился, протягивая руки к измученному телу Анны.

Мэри снова оттолкнула его, на этот раз встав и глядя ему в лицо. Она уперлась кулаками в бедра и откинула назад рыжие волосы.

— Вы не годитесь для работы доктора, — отчетливо произнесла она. — Стивен, тебе следует уволить его! Я слышала о том, как он лечит; лучше уж вообще обойтись без медицинской помощи, чем доверить что-нибудь этому.

Стивен встрепенулся, шагнул вперед и серьезно спросил:

— Ты действительно так думаешь, Мэри? Он совсем не может помочь?

— Да, я так думаю, — смело заявила она. — Я все сделаю без него. Приму ребенка, и приму как положено. Но только не в присутствии этого пьяницы!

— В таком случае, вы уволены, доктор, — спокойно сказал Стивен тем зловеще холодным тоном, от которого многие содрогались. — Уходите отсюда. От перегара, исходящего от вас, можно задохнуться!

Доктор попытался вырвать свой локоть из крепко державшей его руки лорда. С красным лицом и выпученными глазами он прошипел с угрозой:

— Вы еще об этом пожалеете. Вот погодите, Эван Бэссет узнает об этом! Меня нанял он!

— Он не хозяин Сент-Джона, — холодно заявил Стивен Хантингдон. — Здесь хозяин я, если вам надо напоминать об этом. — И он вывел доктора за дверь. Тот все еще бушевал:

— Вы еще пожалеете об этом! Пожалеете! Вот Эван Бэссет узнает…

Когда его крики затихли, заговорил Джереми Шоу:

— Зря вы это сделали, миледи. Я понимаю, вы хотели как лучше, но моя Анна… и вся деревня… О Боже, что же теперь будет?

Мэри с удивлением посмотрела на фермера.

— Вы что, верите его угрозам? Что он может сделать? Здесь хозяин — лорд Стивен, вы же знаете!

Он бросил на нее какой-то странный, затравленный взгляд, но тут снова закричала Анна, изогнувшись в потугах. Мэри быстро повернулась к кровати и склонилась над женщиной. Она успокоила ее, дала ей в руки подушку, в которую та судорожно вцепилась, и начала помогать ребенку, на этот раз, видимо, твердо решившему выбраться из чрева матери. Мэри с облегчением увидела, что теперь он идет как надо, головкой вперед. Через несколько минут она держала в руках пронзительно пищавшее красное тельце.

Она передала мальчика Джереми, который, казалось, знал лишь, как надо держать его. Теперь Мэри могла позаботиться о роженице. Обессиленная Анна сделала несколько глотков чая из принесенной ей чашки и, поглядев на сына, погрузилась в глубокий сон.

Мэри искупала ребенка и натерла его маслом. С улицы донеслись голоса, и вскоре вошел Стивен и с ним две женщины. Мэри успокоилась, увидев, что это жена сквайра и одна женщина из деревни.

Миссис Демерест, здравомыслящая, склонная к полноте, лицом очень походила на свою дочь Георгиану, но казалась более уравновешенной и рассудительной. Она сказала бодрым и решительным тоном:

— Мы услышали в деревне, что у Анны Шоу начались схватки, вот мы и пришли, чтобы помочь. Однако, я гляжу, леди Мэри уже все сделала. — И она снисходительно, но с одобрением посмотрела на спящую мать и на пухленького малыша, которого Мэри заворачивала в одеяло.

Мэри устало улыбнулась:

— Слава богу, что он родился, миссис Демерест, сначала он шел не в том положении, а это связано с затруднениями, как вы, наверное, знаете. Я повернула его, и все кончилось благополучно.

Миссис Демерест была удивлена. Женщина из деревни также покачала головой от изумления.

— Мало кто это умеет, — сказала она, с уважением посмотрев на Мэри. — Давайте я возьму ребенка. Вы выглядите уставшей. — И обе женщины уверенно и спокойно стали заботиться о новорожденном.

Она ушла вместе со Стивеном и только в экипаже откинулась на спинку сиденья с глубоким вздохом облегчения.

— Спасибо тебе за то, что ты уволил этого безграмотного коновала, — сказала она.

Стивен усмехнулся:

— Я думаю, это ты его уволила, Мэри, — ответил он, лукаво глядя на жену. — Похоже, ты теперь хозяйка Сент-Джона.

Она рискнула нежно шлепнуть его по руке, а он вместо ответа крепко обнял ее.

— Ты всегда поддразниваешь меня, — сказала она, чувствуя себя спокойно и уютно. — О, как я устала! Кажется, после всего этого я могу проспать неделю. Но мальчик родился прекрасный, да и у Анны, думаю, все будет в порядке.

Дальше ехали молча, и, когда показались огромные ворота замка Сент-Джон, глаза Мэри уже слипались. Войдя к себе, она в изнеможении упала на кровать и проспала несколько часов.

Проснулась она как раз к вечернему чаю. Накинув один из своих любимых шотландских пледов, она спустилась в столовую. Там уже сидели леди Хелен и Георгиана. Обе поздоровались с ней дружелюбнее и теплее, чем обычно.

— Я слышала, вы очень помогли при трудных родах, — сказала Георгиана, заливаясь румянцем от того, что осмелилась заговорить. — В записке, присланной со слугой, мама написала, что, если бы не вы, ребенок Анны мог бы умереть и это было бы ужасно. Мама говорит, что вы проявили большую опытность.

— Ну, не знаю… — произнесла Мэри, отнесясь к этой похвале спокойно, хотя она и удивила ее. Сев за стол, она спросила: — Насколько я понимаю, ваша матушка не будет с нами ужинать? Она, наверное, занята, помогая семье Шоу.

— Да, она не придет сегодня вечером и просит извинить ее. Вы произвели на нее большое впечатление, Мэри. Она не часто так тепло отзывается о чьей-либо подобной работе. Помню, как-то раз… — и она начала весело рассказывать историю, произошедшую в деревне. Это был тот редкий случай, когда она говорила легко и жизнерадостно. Мэри была рада видеть в ней такую перемену, так как чаще Георгиана сидела молча, чувствуя себя неловко в присутствии мужа.

Вошел Эван Бэссет и направился прямо к Мэри:

— Я должен извиниться за доктора, леди Мэри. Он был пьян; я его уже предупреждал на этот счет. Он теперь порядком напуган, и это пойдет ему на пользу. Ручаюсь, он больше никогда не осмелится повторить что-либо подобное.

Мэри холодно улыбнулась. Она не могла забыть грубость доктора, его угрозы, а особенно его грязные руки и то состояние, в котором он собирался выполнять свои обязанности.

— Это уже не должно нас волновать, мистер Бэссет. Он не будет больше никого лечить в этом графстве! Стивен уволил его.

— Но… вы, уж пожалуйста, заступитесь за него, — серьезно произнес мистер Бэссет, с беспокойством глядя на Мэри. Он опытный доктор, и у него хорошие рекомендации.

Одна из горничных, прислуживавших за чаем, уронила тарелку с бутербродами. Мэри не обратила никакого внимания, но мистер Бэссет повернулся и сердито посмотрел на девушку. Мэри нахмурилась:

— У меня сложилось определенное мнение: этот человек неспособен должным образом выполнять свою работу, — решительно сказала она. — Нет, я не стану за него заступаться. Я попросила Стивена уволить его. Он должен уехать и как можно скорее. Лучше некоторое время вообще обойтись без доктора, чем рисковать чьим-либо здоровьем из-за этого пропойцы. В округе есть акушерки, а мы как можно скорее найдем хорошего врача.

— Но этот человек проработал здесь двенадцать лет! — возразил Эван Бэссет, и его лицо покраснело. — Я прошу вас, леди Мэри…

В комнату вошли Стивен и Кристофер и сразу включились в спор. Георгиана с волнением слушала, ее пухлые щеки порозовели, а глаза стали задумчивыми.

Мнение Кристофера прозвучало грубовато:

— Я бы не доверил этому так называемому доктору ухаживать за лошадью моего врага, выступающей против моей на скачках! Нет, нет, даже враг заслуживает лучшей участи.

— Он всегда был таким? — вскользь осведомился Стивен, беря чашку, которую Мэри ему протянула. Они на мгновение встретились взглядами, и она поняла, что ему это дело далеко не безразлично.

— Нет, конечно же нет! — воскликнул Эван Бэссет.

— Да, много лет, — резко сказал Кристофер.

— Да, он всегда такой — просто ужас, как говорит папа, — вдруг добавила Георгиана. — Я рада, что он уезжает. Он как-то приходил лечить меня, и мне было так больно, что слезы текли в три ручья. Больше я его к себе не подпущу, хоть буду умирать! — И она густо покраснела.

— Значит, он уедет, а мы наймем другого, более подходящего доктора, — спокойно сказал Стивен, подходя к своему любимому большому стулу и усаживаясь. Он взял поднос с бутербродами у нервничавшей горничной, которая перед этим уронила его. — И довольно об этом. Кристофер, как сегодня пробежала твоя лошадь?

Лицо Кристофера просветлело. Он сел рядом со Стивеном и начал распространяться о том, как хорошо бежала лошадь и какие надежды он на нее возлагает. Эван Бэссет с мрачным лицом тихо сидел рядом с ними и почти не говорил. Прежде чем он ушел, Мэри с облегчением отметила, что он немного успокоился. Возможно, доктор — его друг и Эвану очень неприятно, что тот теряет работу. Она надеялась, что мистер Бэссет не затаит на них зла, Стивен, судя по всему, высоко его ценил.

В эту ночь Стивен пришел к Мэри, и они любили друг друга. Он был очень нежен и внимателен.

Теперь, лежа в его объятиях, она начала представлять себе, что она чувствовала бы, если бы у нее был от Стивена ребенок. Когда она держала в руках новорожденного сына Анны, в ней проснулись материнские чувства. Хотелось ли ей иметь от него ребенка?

Да, подумала она. Мальчика. Похожего на отца, с такими же темными вьющимися волосами и карими глазами, спокойно глядящими на нее, или с быстрой, замечательной улыбкой Стивена. Она повернулась к нему и прижалась лицом к его плечу; он сразу понял ее чувство, прошептал: «Моя Мэри?» — и притянул ее к себе. Он никогда не говорил ей, что любит ее, и она даже начала тревожиться по этому поводу.

Хоть бы он не был замешан в контрабанде! Если бы она только могла быть уверена в нем, могла узнать, каков же он на самом деле! Но она понимала, что знает о Стивене лишь то, что лежит на поверхности. Он прекрасно знал, как Эван Бэссет отреагирует на увольнение доктора, и все-таки действовал на первый взгляд справедливо. Но что за этим крылось? Что он думает о страхе и унынии Джереми Шоу по поводу увольнения явно ни на что негодного доктора?

Анна была не в том состоянии, чтобы сопротивляться доктору. Но Джереми готов был позволить ему прикоснуться к жене, которую безусловно обожал. Почему? Мэри думала и думала, и Стивен заметил ее рассеянность.

— Мэри, ты где витаешь? — прошептал он, склонившись к ней.

— Я здесь, — просто ответила она и обвила руками его шею.

— Тогда не покидай меня, — сказал он и легко прикоснулся к ее губам своими. — Я не позволю тебе покинуть меня, даже в мыслях! Поцелуй меня.

В голове у нее закружился вихрь, и она забыла обо всех в мире, кроме него.




Глава 8


Мэри очень удивилась, когда Стивен неожиданно уехал на несколько дней куда-то далеко по делам, касавшимся какой-то недвижимости, запущенной в последние годы. Она ощущала одновременно тревогу и уныние. Отчего бы это?

Ей следовало бы чувствовать облегчение, строго говорила она себе. Он был так властен и надменен, упрям и своенравен, и она должна быть довольна тем, что несколько дней отдохнет от него. Но на душе у нее было невесело. Ей очень не хватало его. По ночам в полусне она непроизвольно протягивала руку, желая прикоснуться к нему, а обнаружив, что его нет, просыпалась и некоторое время не могла заснуть.

Днем она нередко ловила себя на том, что направляется в его кабинет с каким-то вопросом, тихонько стучит в дверь и не слышит ответа. Она проскальзывала внутрь, подходила к его столу, иногда на несколько минут садилась на его стул, глядя на планы поместья, думала о Стивене, скучая по нему, гадая, скучает ли и он о ней.

Кристофер очень надоедал ей. В некоторые дни в него, казалось, вселялся дьявол. Несмотря на всю свою любовь и привязанность к лошадям, он, не жалея их, как сумасшедший скакал целыми днями; был груб с матерью и женой. Лишь когда Георгиана начинала плакать, он вроде бы раскаивался. Безжалостно подтрунивал над Мэри, наблюдая за ее реакцией плутовским, шаловливым взглядом.

И по-прежнему домогался ее любви. Она изумлялась его грубости, его дерзости. Однажды он подошел к ней в саду, где она давала садовникам указания насчет клумб. Когда она отошла и двинулась вдоль кустов роз, критическим взглядом изучая их, он подошел к ней и самоуверенно зашагал рядом.

— Ты подобна шотландской розе, Мэри: колючей, но такой красивой и благоухающей! — сказал он, и дьявольский огонек вспыхнул в его глазах. Она даже вздрогнула. С шотландской розой ее сравнивал Стивен, подумала она. Это было для них чем-то интимным, и ей не хотелось, чтобы какой-то другой мужчина так же называл ее.

— Спасибо, Кристофер, я польщена, — сказала она таким ледяным тоном, что он резко отпрянул от нее и, покачав красивой головой, засмеялся, а затем заговорил умоляющим тоном, взяв ее под руку, хотя она и пыталась вырваться:

— Мэри, Мэри, ты дразнишь меня. Ты не любишь Стивена, ты ведь любишь меня. Сейчас он в отъезде. Почему бы нам не встретиться в одной из верхних зал? Мы могли бы пройти в одну из спален…

Она в ярости выдернула руку и в ярости повернулась к нему:

— Ты опять меня оскорбляешь! Как ты смеешь! Я не желаю иметь с тобой никаких дел, мерзавец! Если Стивен узнает…

— Но ведь ты не скажешь ему, а? — сказал он, передразнивая ее шотландский акцент, и опять схватил ее за руку. — О, когда-нибудь ты все-таки сдашься, моя милая Мэри! Ты все еще любишь меня, я знаю!

Она пристально посмотрела на него, и ее губы презрительно скривились:

— Нет не люблю, — решительно сказала она, — и никогда не любила. Ты был для меня средством спасения от непосильной работы! Вот и все. Ради этого я вышла бы и за самого дьявола…

Искорка снова промелькнула в его глазах.

— Что ты и сделала. Не поэтому ли ты вышла замуж за Стивена? Потому что была в таком отчаянии, что согласилась бы на брак с самим дьяволом? Если бы ты только знала Стивена, его истинное лицо, его жестокость…

Она повернулась и побежала прочь от него, не желая слушать его слов. Дома она принялась за свои дела, испытывая чувство, близкое к отчаянию. Она пыталась вычеркнуть из памяти тот искренний тон, которым Кристофер произнес последние слова. Он говорил то, что действительно думал; он был уверен, что Стивен постоянно играет роль, что на самом деле он жестокий дьявол…

Таков ли он? Она знала, что Стивен умеет притворяться, она видела, как он скрывал свой гнев, сдерживал собственные эмоции, чтобы не терять контроль над окружающими, прятал свои чувства от Эвана Бэссета, чтобы не осложнять ситуации. Да, он мог быть жестоким. Он хотел поступать по-своему и твердо решил всегда добиваться этого.

За обедом Кристофер много пил. Леди Хелен попыталась поддразнить его, намекая, чтобы он прекратил прикладываться к бокалу, но он нагрубил и ей и жене и выбежал из комнаты.

Ближе к вечеру, когда Мэри собиралась накрывать стол к чаю в зеленой гостиной, к ней подошел слуга:

— Миледи, один фермер хочет видеть вас, — извиняющимся тоном пробормотал он. — Он говорит, что это срочно, и настаивает на том, чтобы немедленно встретиться с вами. Я отошлю его, если вы не желаете.

— Да нет, отчего же? Я встречусь с ним, — спокойно сказала она. — Георгиана, я ненадолго отлучусь. Разлей, пожалуйста, за меня чай.

Георгиана подошла и, довольная, села за стол. Кроме нее была лишь леди Хелен, и они прекрасно ладили друг с другом.

Мэри проследовала за слугой в маленький холл, который помнила еще со дня своего приезда. Там она увидела Джереми Шоу, беспокойно переминавшегося с ноги на ногу.

— Мистер Шоу! Что-нибудь с Анной? Я сейчас же поеду…

— Нет, нет, миледи. Дело не в ней. — Его унылое лицо немного оживилось. — У нее и у ребенка все в порядке. Заходите как-нибудь взглянуть на него.

— С удовольствием. Мой муж сейчас в отъезде. Когда он вернется, мы обязательно навестим вас.

— Да, да. Но я не поэтому хотел так срочно встретиться с вами, миледи. — Его лицо опять помрачнело. Он машинально сжимал пальцы и разжимал их. — Дело в том… в общем, с Боствиками кое-что произошло, миледи. Я обещал им, что поговорю с вами и вы сможете исправить положение.

— Постараюсь. Так что же случилось, мистер Шоу? — Она предложила ему присесть, но он затряс головой. Видно было, что он очень нервничает.

— Это молодой хозяин, мистер Кристофер, — сказал он. — Сегодня днем он был пьян и в ярости, иначе бы он никогда такого не сделал, я уверен, миледи. Но что сделано, то сделано, ущерб нанесен.

— Что он сделал? — резко спросила она.

— Он пришел к Боствику, чтобы осмотреть его дом и землю. И Боствик сказал ему, что и почва неважная, и крыша протекает. А мистер Кристофер… он привязал к крыше веревку и стащил ее, сказал, что ремонт уже сделан, и собрался уезжать. Но Боствик крикнул ему вслед что-то насчет его опьянения, и молодой хозяин достал свой дробовик и перестрелял всех коров.

— Боже мой! — произнесла Мэри, сильно рассерженная. — Какой дурак! Он… — она вдруг замолчала и плотно сжала губы, не давая вырваться гневным словам. Она могла себе это представить: Кристофер, взбешенный ее отпором и одуревший от выпивки, смеющийся над бедностью фермера и его семьи. — Боствики… они живут к югу от вашей фермы, у них четверо детей?

— Да, миледи, они самые. — Джереми Шоу с любопытством наблюдал за ней, ожидая ее ответа и замерев. Он был далеко не уверен, что она поможет, и она это знала. С тревогой он ждал ее решения.

— Справедливость будет восстановлена, мистер Шоу. Пока же не могли бы вы приютить эту семью на несколько дней, чтобы они не пострадали от непогоды. Их питание будет оплачено немедленно. Я прослежу, чтобы крышу починили и дали им других коров. Скажите мистеру Боствику, что я навещу его завтра утром.

Джереми пристально смотрел на нее с высоты своего роста. Наконец он медленно кивнул:

— Да, миледи. Все будет исполнено. Благодарю вас, миледи.

Мэри проводила его до двери, мимо вертевшегося поблизости слуги. У нее было ощущение, что все слуги уже знают о случившемся. В большинстве своем это были местные жители, из деревни, а она знала, что сплетни распространяются так же быстро, как лесной пожар.

Она вернулась к чаю и стала ждать. Но Кристофер не пришел. Не явился он и к обеду, а когда она расспросила его камердинера, тот признался, что хозяин лежит в постели совершенно пьяный. Мэри решила подождать до утра, хотя это отнюдь не улучшило ее настроения.

Они встретились лишь поздним утром, когда он спустился перекусить. Она вошла в столовую, села на свое место, налила чашку чая и подождала, пока он закончит завтрак, затем сказала:

— Кристофер, мне рассказали о том, что произошло у Боствиков: как ты снес крышу и перестрелял коров.

Он злобно посмотрел на нее, но показался ей лишь маленьким набедокурившим мальчиком.

— Ну и что? Стивен все уладит.

— Нет, мы не будем ждать его возвращения, — продолжала она, и спокойствие ее тона звучало зловеще. — Ты все исправишь сам. У Стивена и без того достаточно проблем. Ты нанес ущерб, ты и возместишь его.

Он проворчал:

— Ты с ума сошла. Ты что, полагаешь, что я полезу чинить крышу? Представляю себя на крыше их дома настилающим солому или чем там они ее покрывают.

— Конечно нет, у тебя бы ничего не получилось, — колко сказала она. — Но ты сейчас же найдешь кровельщиков. Ты позаботишься, чтобы работа была сделана как следует и немедленно! Ты поедешь на рынок с мистером Эшвудом, хозяином гостиницы, и он поможет тебе выбрать коров взамен тех, которых ты убил. И за все это ты заплатишь из собственного кармана! А я прослежу, чтобы все было начато сейчас же и закончено до приезда Стивена.

Они яростно заспорили. Слуга было зашел в комнату, но тут же попятился и оставил их вдвоем. Лицо Кристофера покраснело, он пытался доказать, что это унизительно. Мэри с удовлетворением ответила, что весьма надеется на это.

— И, кроме того, ты извинишься перед мистером и миссис Боствик за причиненные им неудобства, за свою наглость и невоспитанность. Я тоже буду там и прослежу, чтобы ты извинился как следует, с подобающей учтивостью!

— Не стану я извиняться перед этим чертовым фермером, — в бешенстве прошипел Кристофер. — Вот погоди, приедет Стивен! У него будет что сказать тебе по поводу твоего поведения! Он не терпит, чтобы со мной так обращались!

— Пока Стивена нет, хозяйка — я, и только я здесь распоряжаюсь, — сказала Мэри, чувствуя себя далеко не так уверенно, как прозвучали ее слова. — Ты сделаешь то, что я тебе говорю!

Он подчинился, но очень неохотно.

Она ехала в своем экипаже, ее сопровождали конюх и слуга. Кристофер обогнал их верхом и мрачно ждал возле формы Шоу. Когда она подъехала, вся семья Боствиков вышла из дома. Мэри настояла на том, чтобы извинение Кристофера перед ними прозвучало в форме «простите великодушно», что привело его в ярость, а фермеров — в изумление. Затем она пригласила мистера Боствика в карету, и Они поехали в деревню. Там были наняты кровельщики, которым было велено приняться за работу рано утром следующего дня.

Там же они посоветовались с мистером Эшвудом, который, как ни старался сохранить равнодушие на лице, но, когда он пообещал помочь Кристоферу и мистеру Боствику выбрать хороших коров на ярмарке в пятницу, в его глазах мелькал веселый огонек.

Вечером за ужином Кристофер, не жалея красок, описал матери и жене все, что он делал в этот день, чем снискал их сочувствие. Леди Хелен была оскорблена и возмущена и открыто пригрозила рассказать обо всем Стивену, когда он вернется.

— Расскажите, леди Хелен, расскажите, — язвительно сказала Мэри. — Я уверена, что надо наконец раскрыть ему глаза на поведение вашего сына. Стивен был сверх всякой меры снисходителен к нему. Кристоферу необходима дисциплина — то, о чем он до сих пор, по-моему, не имел понятия.

Георгиана разрыдалась и вышла из комнаты. Кристофер осыпал Мэри сердитыми упреками, леди Хелен холодно и грубо сказала примерно то же самое, и, не закончив ужина, оба стремительно покинули комнату. Сладкое Мэри ела в уютном одиночестве, с мыслью, что так по крайней мере спокойнее.

После ужина, когда она пила кофе в зеленой гостиной, к ней пришел Эван Бэссет.

— Леди Мэри, я не стану упрекать вас, как другие. Но подумали вы, какие опасные последствия могут иметь ваши действия? Кристофер — парень с сильной волей, и Стивен всегда его обожал. Вы настроите своего мужа против себя, одерживая над ним верх при разногласиях.

Мэри помолчала, затем спокойно произнесла:

— Кристофер натворил бед, и это должно быть исправлено.

Они еще некоторое время поговорили об этом, потом о фермах. На нее произвели впечатление его рассудительность и здравомыслие в вопросах отношений с людьми. Они разговаривали более часа, затем он извинился и вернулся в свои апартаменты, занимавшие целое крыло замка.

Следующий день был одним из самых тяжелых в жизни Мэри. Она заставила мрачного, едва сдерживающего бешенство Кристофера опять поехать с ней, чтобы наблюдать за работой кровельщиков, хотя те разбирались в этом гораздо лучше кого бы то ни было из обитателей замка. Пока Кристофер с сердитым лицом слонялся вокруг, Мэри пошла с миссис Боствик на огороды, и они рассуждали об овощеводстве, о воспитании детей, о коровах с такой серьезностью, как будто ничто в мире, кроме этого, не имело особого значения.

Несколько раз приходил Джереми Шоу, наблюдая, затем опять возвращался на свою ферму. Казалось, будто что-то его угнетало и весь мир давил на него тяжким грузом.

На закате дня, когда они вернулись в замок к вечернему чаю, Кристофер свирепо повернулся к Мэри:

— Надеюсь, теперь ты удовлетворена моим унижением? Я немедленно уезжаю в Лондон! Некоторое время ты меня не увидишь…

— О нет, Кристофер, — ответила она, спокойно передавая чашку с чаем трепетавшей Георгиане, — Тебе еще кое-что осталось сделать: купить коров в пятницу, проследить за починкой крыши, да и Стивен просил тебя съездить еще на две фермы и подготовить к его приезду отчет о состоянии дел.

Семь бед — один ответ, подумала она с каким-то даже весельем. После недолгого спора разгневанный Кристофер вышел из комнаты. Она порадовалась, что теперь он нескоро повторит свои амурные домогательства. Пожалуй, сейчас он ее уже возненавидел!

Но спокойствия все равно не было. Леди Хелен начала резко и грубо отчитывать ее за то, как та обращается с ее обожаемым сыночком, Георгиана вставляла упреки, и оставшееся время, что они провели за столом, Мэри чувствовала себя очень неприятно.

Она подумала об Эване Бэссете. Поддавшись порыву, она прошла в дальний конец крыла, которое он занимал, и постучала в огромную дверь. Ей открыл камердинер. Этого человека она видела редко, так как он прислуживал своему хозяину только в этих комнатах.

— Я хотела бы видеть мистера Бэссета.

Он, казалось, поколебался. Когда Мэри шагнула внутрь, за его спиной возник Эван.

— Никто не должен заходить сюда, леди Мэри, — довольно резко сказал он, сильно покраснев. — Я не разрешаю…

Но она уже увидела громадную, роскошную комнату.

— О… что… что это? — открыв рот от изумления, произнесла она. Ее глаза расширились. Огромная комната была полна атласной мебели, восхитительных картин, маленьких деревянных столиков, уставленных драгоценными изделиями из жадеита, тикового дерева и слоновой кости. Ее взгляд перебегал с одного сокровища на другое.

— Вот это да!.. Мистер Бэссет… да вы живете роскошнее, чем… — она резко замолчала и пристально посмотрела ему в лицо.

Он был красный как рак, а глаза гневно сверкали.

— Вы не имели права входить сюда, — почти грубо сказал он. — Эти апартаменты мне предоставил покойный хозяин…

— И все фамильные реликвии? — ядовито спросила она, указывая на портрет на стене. Это был прекрасно выполненный портрет женщины. По сходству она узнала мать Стивена. Рядом висел портрет мужчины, как две капли воды похожего на Стивена. — Почему портреты его отца и матери висят в ваших апартаментах? А эти драгоценности…

Она увидела застекленный шкаф у стены и подошла к нему. Не веря собственным глазам, она смотрела на открытые футляры, полные жемчуга, бриллиантовых колье, гранатов, рубинов, сапфиров, изумрудов, больших по размеру и более великолепных, чем даже те, которые дарил ей Стивен.

Она повернулась и посмотрела на шелковую и бархатную мебель; диваны и стулья из темно-красного полированного дерева; столы, инкрустированные дорогим узорчатым мрамором, со статуэтками из слоновой кости и золота, шкатулками с замечательной резьбой, фарфоровыми безделушками.

— Здесь больше сокровищ, чем во всем остальном замке, мистер Бэссет, — ровным тоном сказала она. — Как вы это объясните? Это награда вам за годы службы предыдущему хозяину и нынешнему?

Лицо его медленно бледнело и вскоре приняло обычное спокойное и безмятежное выражение. Легкая улыбка заиграла на его губах.

— А вы неглупы, леди Мэри. Я знал, что рано или поздно вы раскроете мою тайну, хотя и не рассчитывал, что у меня будет так мало времени, чтобы узнать, что вы за человек. Но мне кажется, кое-что я все-таки узнал и думаю, что могу доверять вам.

— Доверять мне? Вы хотите, чтобы я не говорила Стивену, что большинство семейных драгоценностей находятся здесь, у вас? — язвительно осведомилась она. — Во сколько же вы оценили мой характер, мистер Бэссет? Вы все равно не купите моего молчания!

— Я и не собираюсь. Давайте лучше я вам покажу самые прелестные вещи из этой коллекции и кое-что объясню.

На его лице появилась уже настоящая улыбка, когда он взял Мэри за руку и подвел к стеклянному шкафу.

— Разумеется, это сокровища Хантингдонов. Хотите узнать, как они у меня оказались? Так слушайте. Их уже везли в карете в Лондон, чтобы продать! Для покойного хозяина они так мало значили, а леди Хелен вдруг выразила желание иметь кое-что… сущую безделицу. И он велел отвезти их и продать! Я спас их, прислал взамен деньги и начал собирать ценные вещи этой семьи, Я увидел, что они нисколько не ценят редчайшие картины. Позвольте показать вам портрет одного из предков лорда Стивена, выполненный Рейнольдсом. — И он подвел Мэри к картине.

Она с трудом дышала от изумления, по мере того как он показывал ей один предмет за другим. Некоторые были перехвачены по дороге к месту продажи, другие пылились и ржавели в мансардах, серебро и фарфор вообще были заброшены и забыты.

— Я работал у Хантингдонов с детства, с тех пор, как осиротел, — сказал Бэссет, усадив наконец Мэри на темно-красную бархатную тахту и отдав ей в руки футляр с превосходными изумрудами, чтобы она на них взглянула, — Я любил их как родных. Они были ко мне щедры беспечной, небрежной щедростью, свойственной лишь им. Я был одним из них, но в то же время и не совсем. Я решил сохранять для них фамильные ценности. И вы, леди Мэри, поможете мне.

Она прикоснулась пальцами к прекрасным изумрудам; ее последние сомнения исчезли.

— Но… как? Что я могу сделать, мистер Бэссет?

— Держать все в секрете, — ответил он. — Помогать мне сохранить сокровища для тех, кто их оценит, Кристофер, например, не из тех. Он продал бы герб Сент-Джонов за хорошую лошадь… да, да, не смотрите на меня с таким изумлением! Разве вы не знали, что он отправил на продажу фамильный герб из жадеита с бриллиантами, когда ему захотелось купить кобылу? Да, этот герб здесь, у меня.

И он принес его ей. Мэри вздохнула и покачала головой, убедившись теперь, против собственной воли, что это правда.

— И Стивен позволил ему это?

— Лорд Стивен так же мало интересуется подобными вещами, как и покойный хозяин, а Кристофера это волнует еще меньше. Фамильные реликвии ничего для них не значат. Они импульсивны, действуют под влиянием сиюминутных порывов. Они скорее склонны тратить деньги на земли, лошадей или на игру в парижских казино. Да, мой покойный хозяин и леди Хелен часто ездили в Париж, проматывая там целые состояния, и возвращались такими веселыми, как будто выиграли!

— Какая ужасная, как будто умышленная расточительность! — прошептала Мэри, до глубины своей бережливой и экономной шотландской души шокированная всем, что ей открылось. — Как они могли? Но все же… они щедры и великодушны ко мне. Все эти платья, драгоценности, шляпки…

— Да, они щедры, это верно. Слишком щедры. Они однажды чуть не подарили портрет ее величества королевы Елизаветы какому-то случайному гостю, — добавил он, морщась как от боли. — Я спас этот шедевр, спрятав и сказав, что его не могут найти! И он находится в моей спальне и будет там до тех пор, пока я не смогу вернуть его. Миледи, простите меня, если это покажется вам дерзким, но я надеюсь, вы научите своих сыновей быть более заботливыми и внимательными к своему наследству! Вы можете сделать это; я вижу, что вы относитесь с любовью и уважением к таким вещам, хотя они и преходящи. Я чувствую, что они — ощутимые символы большого старинного рода. Вы поможете мне сохранить эти сокровища?

Она пообещала ему и покинула роскошные апартаменты в очень странном, даже растерянном состоянии. Мистер Бэссет прав, Хантингдоны расточительны сверх всякой меры, совершенно не думают о бесценных реликвиях и готовы раздаривать их любому, кто бы ни попросил об этом. Члены этого семейства своенравны, безрассудны, склонны к риску и азарту, скрытны, непредсказуемы, легко поддаются переменам настроения под влиянием каких-то потаенных внутренних струн.

Стивен вернулся, когда коровы были уже куплены и крыша починена. Его встретил Кристофер, уже имевший наготове историю своих страданий, и леди Хелен, тоже не жалевшая красок, желая помочь сыну. Даже Георгиана вступила в разговор, чтобы выразить свое возмущение действиями Мэри. Та восприняла это с внешним спокойствием.

Выслушав их историю, Стивен повернулся к Мэри, его глаза метали молнии:

— Я не допущу, чтобы с моим братом так обращались! Ты очень плохо поступила, заставив его унижаться на глазах у всех!

Она ответила ему таким же свирепым взглядом.

— Я была ответственна за все, пока, вы, милорд, были в отъезде. А он причинил очень большой вред тем людям, забота о которых лежит на нас. Вы избаловали, испортили его, но из-за этой испорченности не должна страдать семья с четырьмя маленькими детьми.

Стивен пристально смотрел, как она села на зеленую тахту, и не притронулась к чашке чая.

— Все можно было уладить, не унижая парня, — все еще холодно сказал он.

— Этому парню двадцать четыре года, милорд. Ему уже давно пора бы принять на себя бремя ответственности за свои поступки и не считать его тяжким, — решительно и внешне спокойно сказала Мэри, но внутри у нее все дрожало. Она не хотела, чтобы Стивен сердился на нее.

Больше она ничего не сказала в свою защиту. Она нисколько не раскаивалась в том, что действовала именно так, а не иначе. Ей было лишь жаль, что это могло создать отчужденность между ней и Стивеном.

За ужином Кристофер продолжал на высоких тонах выплескивать свою ярость, и леди Хелен тоже была груба с Мэри, пока наконец Стивен не оборвал их:

— Довольно! Больше ни слова об этом деле; я все сам узнаю завтра. Боже мой, может ли, в конце концов, уставший человек спокойно отдохнуть?

Они охотно замолчали, явно уверенные в том, что он целиком на их стороне, но продолжали искоса поглядывать на Мэри, безмолвно сидевшую на своем конце стола.

На следующий день Стивен выехал из замка рано утром. Вернулся он в глубокой задумчивости, позвал Кристофера к себе в кабинет и долго там с ним разговаривал. Молодой человек вышел оттуда бледный и дрожащий. Стивен же поднялся в комнату к Мэри, где она работала с амбарными книгами и счетами, касавшимися поместья и замка. Когда он вошел, она отложила ручку и вопросительно посмотрела на него. Глядя на нее, Стивен сказал:

— Ты была права, Мэри. Я испортил парня. Ему и в голову не пришло, что он оставляет эту семью без крыши над головой. И без коров, а в семье четверо маленьких детей. Если бы ты не сделала всего того, что сделала, им бы пришлось очень туго. Я поговорил с Кристофером и думаю, что он не будет больше вести себя так безрассудно.

Она удивилась и его решительным словам, и в особенности тому, что он принял ее сторону в этом деле. Он улыбнулся своей необычайно милой улыбкой и заглянул ей в глаза.

— Моя Мэри, неужели ты думала, что я сочту твои действия несправедливыми? — Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Он не пришел к ней предыдущей ночью, и она не знала, сердился ли он на нее или просто устал после долгой поездки.

— Ну-ка, теперь давай расскажи мне, какими еще делами ты занималась в мое отсутствие!




Глава 9


Некоторая натянутость и холодность ощущалась в замке несколько дней. Стивен не приходил к Мэри ночью, и она не спала, гадая, действительно ли он сердится на нее. Конечно, он был очень занят, но она не могла понять, то ли он слишком уставал, то ли сердился на нее. А может быть, она надоела ему.

Она не понимала, почему ее сердце так сжималось при этой мысли. Она только знала, что не может заснуть; она металась и ворочалась, откидывала одеяла и снова укрывалась, чтобы согреться.

Ей было обидно, что она стала зависеть от Стивена. Она никогда не хотела так связывать свою жизнь с тем или иным человеком, даже с мужем. А обстоятельства их брака — брака по злобе и расчету — исключали всякие мысли о нежности и любви.

Однажды Стивен попросил Мэри поехать с ним на одну далекую ферму, чтобы поговорить с женой фермера. Он был уверен, что там такие трудности, с которыми он один не справится. Мэри, польщенная его доверием, с радостью согласилась. Она, Стивен и Эван Бэссет обсудили это, Эван ввел их в курс дела, рассказал о характере фермера и его жены. Он считал, что этот человек находится под впечатлением от недавней смерти своего старшего сына.

— Парень ушел с рыбаками, хотя ему было только пятнадцать лет, и утонул в одну из первых же ночей. Отец не может себе простить, что отпустил сына, да и жена его тоже очень горюет. Они почти не разговаривают ни друг с другом, ни с кем-либо еще. Жизнь рыбака вообще трудная. Парень был слишком молод для этого, кроме того, слаб здоровьем.

— Тогда я не знаю, что смогу тут сделать, — вздохнула Мэри, всем сердцем желая им помочь.

— Если кто и может им помочь, так это вы, леди Мэри, — сказал Эван Бэссет.

Стивен ослепительно улыбнулся ей своей милой улыбкой, и ее сердце затрепетало. Они оба доверяли ей и, казалось, нуждались в ее помощи. Что ж, она попробует.

Они взяли самый лучший экипаж и любимых лошадей Стивена. Дорога прошла легко; они посетили ферму и уехали оттуда чрезмерно озадаченные.

— Она со мной вообще не хотела говорить, — задумчиво сказала Мэри. — Стивен, она выглядела испуганной, с чего бы ей бояться меня?

— Не знаю, Мэри, не знаю.

Его внимание, казалось, было полностью занято лошадьми, но Мэри знала, что он озадачен.

До замка оставалось еще два часа езды. Она откинулась на сиденье и наслаждалась хорошей скоростью и присутствием мужа. Оба молчали, занятые каждый своими мыслями. Наконец Мэри обратила внимание на сгущающиеся облака.

— Стивен, почему так быстро темнеет?

Он поднял голову и огляделся вокруг.

— О, Боже! Это надвигается наша знаменитая гроза, — сказал он, посмотрев на небо, — Дорогая, боюсь, нам придется намокнуть. Сейчас я приторможу и достану накидку.

Он сделал это, и они поехали дальше, но вскоре гроза настигла их.

Было довольно поздно, и уже смеркалось. Небо стало совершенно черным, слышались раскаты грома, и на западе сверкала молния. Лошади в страхе становились на дыбы и ржали. Стивен уверенно держал их, покрикивал, но его голос то и дело тонул в неистовстве бури. А затем хлынул проливной дождь, и за несколько секунд они насквозь промокли. Мэри держала накидку над их головами, пока Стивен гнал лошадей по уже знакомым дорожкам. Но до замка все еще оставалось более получаса езды.

Особенно яркая вспышка молнии заставила одну из лошадей встать на дыбы, а остальные рванулись вперед. Стивен сбавил скорость до медленного шага, но было видно, что его руки очень устали от вожжей. Он жмурился и то и дело поглядывал вокруг на бушующую стихию.

— Нам придется поехать по лесной дороге, это опасно, — пробормотал он скорее самому себе.

Мэри напряглась и ничего не ответила. С ней Стивен, они вместе встретят опасность. Она удивлялась собственному спокойствию. Обычно гроза с молниями приводила ее в ужас.

В лесу было темно, хоть глаз выколи. И только молнии помогали Стивену разглядеть дорогу. Но лошади были напуганы до предела и рвались снова и снова, настолько же чувствительные и возбудимые, насколько и чистокровные. Мэри пыталась смотреть вперед, но почти ничего не могла увидеть. Вдруг ей показалось, что впереди замаячило что-то белое. Наверное, это только ее воображение. Хотя нет, она действительно что-то заметила.

— Стивен, — начала было она, — там что-то, что-то на…

Когда белая фигура, похожая на привидение, неожиданно появилась на дороге перед ними, лошади в страхе взвились на дыбы, заржали и рванулись вперед. Вожжи оборвались, лошади обезумели и понесли.

Сквозь лес, по дороге, под деревьями, они понеслись очертя голову. Мэри хотелось кричать от страха, но она только крепче прижалась к плечу мужа. Он старался удержать поводья, но лошади были уже неуправляемы. Он бросил вожжи, схватил жену за руку и сказал ей на ухо:

— Нам придется спрыгнуть, Мэри. Сейчас. Когда я скажу тебе, подбери юбки и прыгай, я прыгну за тобой. Вон там, на дороге, поворот. Готова? Прыгай, Мэри! Мэри, прыгай!

Он подтолкнул ее, она соскочила на землю и, задыхаясь, упала на руки. В ее ладони впились сосновые иглы, она почувствовала боль в левом запястье, как будто что-то сдвинулось. Экипаж скрылся за поворотом. Мэри ощутила себя покинутой и чуть не закричала от отчаянья.

Затем подбежал Стивен и присел на корточки возле нее. Она не могла даже разглядеть его лица, так было темно. А дождь продолжал упорно лить на них, от его потоков не спасала даже крона огромных деревьев.

— Мэри, ты ушиблась, Мэри?.. — Она почувствовала, как его руки настойчиво ощупывали ее.

— Моя рука, левая рука, — выдавила она задыхаясь.

— Моя любимая, бедняжка! Мы пойдем в охотничий домик, это недалеко; я помогу тебе. — Он поднял ее на ноги, и они пробежали несколько сот метров под проливным дождем. Она подумала, что никогда раньше не была так рада никакому укрытию, как этому грубо сработанному деревянному домику, возникшему перед ними.

Стивен толкнул дверь, и она открылась.

— Ее никогда не запирают, — отрывисто сказал он и втянул Мэри за собой. Зайдя, она сказала:

— Здесь пахнет дымом.

— Сейчас я зажгу огонь, Мэри, ты насквозь промокла! Ну-ка иди сюда, грейся. Скоро рассвет. — И он встал на колени возле уже разложенных дров в камине и подпалил их. Она заметила, что некоторые бревна наполовину прогорели, и легко занялись. Значит, они были сухими. Это озадачило ее. Она принюхалась. Дым? Да, табачный дым. Пахло табачным дымом. Она повернулась, чтобы сказать об этом Стивену, но он ушел в соседнюю комнату.

Она пошла за ним. Он был в одной из спален и доставал одеяла.

— Постель, к счастью, есть. Мэри, раздевайся. Вот полотенце, вытрись. И волосы у тебя мокрые. Ты простудишься. — Он подошел к ней и помог расстегнуть плащ.

— Ты промок, Стивен. Тебе бы тоже не мешало раздеться…

— Сначала ты, Мы вытрем тебя и уложим в постель. Когда мы обсохнем, я приготовлю чай. Здесь в кухне должны быть запасы: у нас всегда полный комплект.

Он помог ей расстегнуть платье, ее пальцы не слушались: левое запястье уже сильно распухло. Стивен осмотрел ее руку и сказал с сожалением:

— Ты действительно что-то повредила, Мэри. Это я виноват. Мне надо было спрыгнуть первым и поймать тебя. Но тогда, возможно, у тебя не хватило бы духу выпрыгнуть…

— Не упрекай себя, Стивен. Только так нам и следовало действовать. Если бы я не упала так неуклюже, все было бы хорошо, — заключила она.

Он снял с нее платье, затем все остальное. Она увидела и кожей почувствовала его горящий взгляд. Она смутилась, хотя в принципе снять мокрую одежду было необходимо. Стивен принес полотенце и энергично растирал ее, пока она не согрелась.

— Жаль, что возле твоей кровати нет вешалки, — сказал он, когда она обсохла. — Ложись в постель, и давай я приведу в порядок твои локоны.

Она легла, с удовольствием накрывшись одеялами. Он стоял над ней и вытирал ей волосы полотенцем.

— Давай я сама это сделаю, Стивен. А ты снимай мокрую одежду, пока не простудился.

— Сейчас, — спокойно сказал Стивен и начал раздеваться. Она вытирала волосы, стараясь не смотреть на мужа. Огонь камина в соседней комнате немного освещал спальню, и Мэри отчетливо видела его загорелое тело, мускулистые руки и ноги, грудь, поросшую волосами. Она хотела отвернуться, но не смогла.

Наконец она откинула голову, распустив волосы по подушке. Она устала, болела рука. Стивен подошел к кровати, обмотав полотенце вокруг бедер.

— Хочешь чаю, Мэри? Приготовить?.. — Вдруг он наклонился и медленно стянул с нее одеяло, глядя жадными глазами.

— Мэри, — хрипло сказал он. — Мэри, моя Мэри.

Полотенце было отброшено, как, впрочем, и мысли о чае. Он скользнул в постель рядом с ней и обнял. Она почувствовала теплоту его тела, когда он прижался к ней.

Она смутилась от неожиданности. Его движения были такими страстными. Она прижимала руки к его груди, не давая ему приблизиться. Робко глядела в глубину его карих глаз, потемневших от желания:

— В конце концов, мы женаты, — сказал он с легкой многозначительной улыбкой. — У нас ведь не свидание любовников!

— Разве? — спросила она мечтательно.

— Нет, мы женаты, и ты принадлежишь мне…

— Я думала, вы забыли, милорд!

— Что? — спросил он. Его губы были прижаты к ее шее, и вопрос прозвучал приглушенно. Она почувствовала, как его руки гладят ее.

— Милорд… я думала… Вы забыли… что мы женаты… Вы не были… в моей постели… уже… о, Стивен… — Она уклонялась от его ласк.

— Моя озорная леди, — хрипло прошептал он. — Моя озорная… леди! Ты всегда… дразнишь… и мучаешь… меня… но ты… заплатишь… за свои… издевательства…

Он прильнул к ней и взял ее так неистово, так страстно, что она совсем забыла про грозу, бушевавшую снаружи.

«Раньше он никогда так не делал», — подумала она, пока еще могла думать.

Это было подобно танцу, когда музыка и эмоции заставляют человека забыть обо всем в окружающем мире. Когда внутренний ритм диктует насущную необходимость двигаться, танцевать, поворачиваться и эмоции бьют ключом в унисон и не нужно ни говорить, ни просить, ни отвечать, а тела сливаются в одно.

И мгновенная реакция на мгновенный импульс; тело, отвечающее на тепло, и время скользит так, как будто оно растаяло под ними. Гроза бушевала, Мэри слышала ее завывание в трубе. Но это ничего не значило. Ничего. Ветер, дождь, молния и гром казались ничем по сравнению с той бурей, которая бушевала внутри них.

Это продолжалось долго, очень долго, но казалось, что всего несколько мгновений, несколько секунд. Когда наконец он затих рядом с ней, она была рада лежать и слушать дикое биение его сердца, постепенно успокаивающееся. И она уснула под это мерное, сильное биение, подобное вечному морскому прибою.




Глава 10


Утром солнце сияло так ярко и жизнерадостно, как будто и не было бури, свирепствовавшей накануне. Высунувшись из окна, Мэри увидела всю прелесть леса, освеженного дождем, ковры бледно-желтых, розовых и белых майских цветов, зелень травы и мокрые темно-коричневые сосновые иголки. Все напоминало сказочный мир.

Стивен принес ей одежду и помог одеться. Она двигалась неловко: ее левое запястье сильно распухло и рука не работала. Он неотрывно смотрел на жену, помогая ей надеть высохшее белье, затем одел ей через голову платье и аккуратно застегнул. Перед этим она вымылась в горячей воде, которую он принес. Он настоял, будто молодой любовник, помочь ей и в этом, хотя она смущалась и протестовала.

Ее рыжие локоны спутались в клубок. Она нашла в ридикюле гребешок и попыталась хоть как-нибудь привести их в порядок. Но ее распухшая рука и одеревеневшее левое плечо не позволили ей это сделать. Стивен, уже одетый, несколько секунд наблюдал за ней.

— Ну-ка дай я попробую, — наконец сказал он и взял у нее гребень. Медленно провел им по спутанным волосам, тщательно раздвигая пряди; он делал это так бережно, что она не чувствовала никакой боли. Когда волосы приняли свой прежний вид, он сказал.

— Может быть, попробуешь уложить их сама?

Попытавшись поднять левую руку, Мэри сморщилась от боли и покачала головой.

— Не могу. Пусть будут распущены, Стивен: здесь меня никто не увидит.

— Кроме меня, а мне очень нравятся твои кудри, они придают тебе особую прелесть, — сказал он и, просунув руки под ее волосы, погладил по щекам. Он посмотрел ей в лицо, казалось, внимательно и страстно.

Вот теперь она поняла. Она поняла, что любит его. Неистово и беззаветно. Она любит его, хотя совсем его не знает, не понимает; хотя ее возмущает его властность, хотя она сопротивлялась ему всегда, когда могла. Она любит его со всей силой, страстью и безумной преданностью, на которую только способна.

«Как это случилось?» — пыталась вспомнить она, теряя самообладание от его жадных поцелуев. Полюбила ли она еще тогда, когда впервые увидела его холодный, надменный взгляд? Не желала ли она его любви уже тогда?

Или это случилось позже, когда она уже испытала на себе его доброту и великодушие? Когда он во время, ее болезни пришел проведать ее, посмотрел на нее и, откинув ее рыжие волосы со лба, спросил, как она себя чувствует? Или это произошло, когда он защищал ее от шуточек Кристофера и пренебрежения со стороны обеих женщин, делая это так ненавязчиво, что она едва сознавала, что это делал он. Может быть, она полюбила его, когда впервые узнала как мужчину, поняла, как он нежен в любви и в то же время властен? Когда она полностью покорилась его чарам? Она не знала.

Любовь была посеяна в ней и росла в темноте, и она не знала про нее до того момента, когда чувство распустилось и расцвело. «Цветущая шотландская роза», — однажды сказал он, и теперь она осознала это.

— Мне ужасно не хочется уходить отсюда, — шептал Стивен, целуя ее щеки и шею, — мы совершенно одни… здесь… это прекрасно. Мне нравится быть с тобой вдвоем, Мэри, моя Мэри. Никто нам не помешает… В мире нет ни единого живого существа, кроме нас.

Она хотела ответить, но не могла. Ее любовь была безмолвной; она чувствовала робость и боялась сказать что-либо, что могло спугнуть очарование момента. Когда он отпустил ее, она отвернулась и неуверенным жестом откинула назад волосы.

— Я приготовлю чай, — деловито сказал Стивен. — Затем мы отправимся в обратный путь. Можно найти повозку у какого-нибудь фермера.

— Да… можно… найти повозку, — выдавила она, шагая впереди него в соседнюю комнату, зная, что он идет сзади, зная, что он смотрит на нее.

Они выпили чаю и съели несколько сухих бисквитов, кроме которых в шкафу почти ничего не оказалось; затем она надела плащ, подняла капюшон, и они вышли. Тропинка вилась по ухабам, и Стивен поддерживал Мэри.

Они шли медленно. Солнце поднималось все выше, и его тепло вытесняло прохладу раннего утра. Мэри увидела желтую примулу у ограды фермы; цветы, казалось, были ярче, чем обычно. Пятна диких фиалок, застенчиво выглядывавших из зеленых листьев, казались красивее, чем когда-либо раньше. А крошечные дикие розовые и белые анемоны были особенно прелестными и изящными.

Да, это была любовь — магия, которая делает мир в тысячу раз красивее! Любовь сделала весенние краски ярче; усилила сияние солнца и добавляла искр зеленой траве, покрытой росой. Любовь сделала прикосновение руки более желанным, более нежным и чистым, а от каждого воспоминания захватывало дух.

— Далеко еще? — спросила она, хотя ей было все равно. Она, пожалуй, даже хотела, чтобы эта прогулка никогда не кончалась.

— Часа два — два с половиной ходьбы, Мэри. Однако, по-моему, на дороге скоро появятся повозки, — Он посмотрел по сторонам. — Ты очень устала, любовь моя?

— Нет, совсем не устала, я хорошо поспала, — сказала она и глупо покраснела. Он успел заметить краску, прилившую к ее щекам, и коснулся ее лица свободной рукой.

— Я должен извиниться за эту ночь, — пробормотал он с озорными искорками в карих глазах, — мне следовало дать тебе отдохнуть. Но тут есть и твоя вина: ты такая очаровательная, что с тобой невозможно расстаться!

— Стивен! — прошептала она, на мгновение отвернувшись от него; в его глазах было столько понимания, и они были такими родными. Она тихонько засмеялась.

Ее дыхание стеснилось, и она почувствовала частое биение своего сердца.

Они одновременно услышали стук лошадиных копыт и посмотрели вперед, на изгиб дороги. Из-за поворота по направлению к ним выехал экипаж, запряженный двумя великолепными лошадьми.

— Эван Бэссет, — сказал Стивен бесцветным тоном, — это хорошо, нам не придется идти пешком.

Мэри почувствовала облегчение и в то же время острое разочарование. Она ничего не имела против того, чтобы немного пройтись; ей даже хотелось идти вместе со Стивеном долго-долго. Теперь здесь будет третий человек, и приятное шаловливое подтрунивание друг над другом закончится. Вернется официальность, и эта ночь будет забыта Стивеном. Она знала, что сама никогда ее не забудет. Эван Бэссет остановился рядом с ними, привязал поводья к столбу, слез и сразу начал их расспрашивать:

— Где вы были? Что случилось? Когда мне сказали сегодня утром, что лошади вернулись, я был в ужасе. Эта буря прошлой ночью… она вас застигла?

— Ну, ну, Эван, не так быстро, — спокойно сказал Стивен, — давай отвезем Мэри домой. Для нее это было тяжелым испытанием, и, кроме того, она повредила себе руку. — Он подсадил Мэри в экипаж, затем вспрыгнул сам и сел рядом с ней. Эван подождал, пока они уселись, занял место рядом со Стивеном и взял в руки вожжи.

— Так что же все-таки случилось? — снова спросил он. — Когда я услышал, что Звезда и Гром вернулись домой, причем экипаж весь ободран, я очень волновался. Какой-нибудь несчастный случай?

Стивен почти не колебался с ответом, и Мэри едва уловила паузу.

— Да, конечно. Гроза испугала лошадей. От сильного раската грома они рванулись, оборвали поводья и понесли. Я заставил Мэри выпрыгнуть, потом выпрыгнул сам и вернулся к ней. Увидел, что она повредила себе запястье и ее всю трясет. Я вспомнил об охотничьем домике, и мы под дождем добежали до него.

— Вы, должно быть, насквозь промокли! — воскликнул Эван, — Удивительно, как вы еще не простудились.

— Мы быстро согрелись и обсохли, — сказал Стивен без всякого выражения. — Мы разожгли огонь, и там были одеяла.

— Прекрасно. А пища? Или чай?

— Чай, но еды мало. Надо бы пополнить запасы, Бэссет.

— Хорошо. Я прослежу за этим.

Пока мужчины разговаривали, Мэри думала. Она ведь действительно почувствовала запах табачного дыма этой ночью. И в камине незадолго до их прихода горел огонь.

И еще одна деталь беспокоила ее.

— Я удивлена, что лошади вернулись только сегодня утром. Судя по их прыти, — невинным голосом объяснила она, — я думала, что они вернутся в конюшни гораздо быстрее — за полчаса, пожалуй.

Последовала короткая пауза. Мэри не видела лица Бэссета. Она поглядела на Стивена, он же пристально вглядывался вперед, как будто его интересовал только вид, открывавшийся вдали.

— Ах, лошади, — протянул Эван. — Да, конюхи в конце концов сказали мне, что они вернулись ночью. Можете быть уверены, я сделал им выговор за то, что они мне не сразу сообщили об этом. Вообще-то я сам приехал за полночь. Я был с Фрезерами, хозяевами, вы должны помнить их.

— Да-да, помню, как они там?

— Неважно. Я обо всем вам попозже расскажу. Но о лошадях мне сообщили только сегодня утром, когда я пошел в конюшни. Увидев, в каком состоянии экипаж, а потом узнав, что вы оба не вернулись, я был чуть ли не в шоке. Этот нерадивый дворецкий должен был послать конюхов на поиски.

— Я поговорю с Уэнриком, — невыразительным тоном сказал Стивен.

— В последнее время он стал довольно небрежно относиться к своим обязанностям, — нерешительно сказал Бэссет. — Я заметил, что он тяжеловат на подъем и невнимателен кое в каких делах. Я сам могу с ним поговорить, если хотите, милорд.

— Не нужно, этим займусь я, Бэссет, — сказал Стивен, — у тебя и так достаточно дел, ты не обязан отвечать за каждую мелочь. Моя благодарность к тебе может лечь на меня тяжким грузом, — сказал он и слегка улыбнулся.

Мэри молчала. Она откинулась назад, защищенная рукой Стивена, обвивавшей ее, и предоставила мужчинам говорить о делах. Сама же погрузилась в раздумья.

Лошади вернулись в конюшни ночью, но никто не послал на поиски пропавших пассажиров поломанного экипажа. А ведь Уэнрик никогда не был небрежен, а внимателен и добросовестен.

Эван Бэссет сказал сначала, что лошади вернулись утром. Затем он стал утверждать, что его не уведомили, что они вернулись ночью. Где же правда? Может быть, он защищал кого-то?

Стивен сказал Бэссету, что гроза напугала лошадей. Она их действительно напугала, но не молния и гром, а белая фигура, похожая на привидение, заставила лошадей очертя голову броситься домой, не обращая внимания на наезженную колею. Почему он не упомянул об этом? Он не видел ее? Или решил не говорить Бэссету о ней?

И этот табачный дым в домике, и огонь, который горел, а затем был погашен. А отсутствие еды в шкафу? Кто-то был там до них, был долго, возможно, несколько часов.

Он ждал? Ждал их?

Легкий холодок страха и подозрения пробежал по ее прямой шотландской спине.

Кто-то намеревался убить их, и это почти удалось. Если бы она была одна или если бы Стивен не принял решения так быстро, лошади могли бы разбить экипаж вместе с ними. Их могло бы выбросить из экипажа, и они бы погибли.

Погибли.




Глава 11


Мэри вновь посмотрела на лицо Стивена. Он был чем-то обеспокоен. Это не игра воображения, подумала она, сидя напротив него за длинным сверкающим столом. Ей было знакомо это серьезное, озабоченное выражение его лица, эта тень, набегавшая в подобные моменты на карие глаза.

Гости ничего не замечали. Эван Бэссет обволакивал очарованием Георгиану, которая, выйдя замуж, обрела больше уверенности в себе, отвечала с необычным блеском и остроумием. Кристофер лениво наблюдал за ними и слегка улыбался, слушая, как они подшучивали друг над другом. Леди Хелен болтала со своей любимой подругой миссис Демерест. Сквайр Демерест смотрел то на свою Георгиану, то на очаровательное личико другой гостьи — подруги его дочери из Лондона.

В течение последних нескольких дней жизнь протекала на удивление тихо и мирно. Запястье Мэри заживало медленно, и, хотя ее плечо болело сильнее, чем она предполагала, все-таки понемногу заживало и оно. Иными словами, единственное серьезное последствие того происшествия заключалось в беспокойстве Мэри об их со Стивеном безопасности.

Знал ли Стивен или хотя бы догадывался, что кто-то пытался убить их? Она не говорила с ним об этом; несколько раз пыталась сделать это, но колокольчик тревоги звонил в ее душе и останавливал. Стивен стал двуликим: пылкий любовник — и странный, задумчивый, нахмуренный человек, отдававший отрывистые приказания. Она так и не могла понять, какой же он на самом деле.

«Я не знаю его, совсем его не знаю», — подумала она и вдруг поймала его взгляд, брошенный вдоль длинного стола, сверкавшего китайским фарфором, хрупким стеклом и серебряными вазами с красными, белыми и желтыми розами; он улыбнулся жене, и это интимное, такое родное, выражение его лица заставило ее покраснеть даже на большом званом ужине. Она оглядела стол и встретилась глазами с Эваном Бэссетом, дружески подмигивавшем ей; ей казалось, что он знает, какие тяжелые мысли одолевают ее, и от этого становилось спокойнее. Бэссет хорошо принял ее с самого начала.

А другие не приняли и даже сейчас не принимали. Она увидела, как леди Хелен посмотрела на нее, затем в сторону, высоко подняв голову. «Странная Женщина», — в который раз подумала Мэри. Она могла быть дружелюбной, приятной, свободно давать советы, хотели того люди или нет. И тут же могла стать холодной, надменной, делать колкие замечания по поводу «неподобающего» прошлого Мэри, ее неспособности управлять замком и вести хозяйство; могла намекнуть и на то, что Мэри — неважная хозяйка. Имелось в виду, видимо, то, что под ее надзором из Георгианы получилась бы гораздо лучшая леди, чем из Мэри.

У Мэри мелькала мысль, что она готова бросить все это и жить со Стивеном где-нибудь в маленьком домике. Она посмотрела вниз на сияющую белую фарфоровую тарелку, украшенную по ободу яркими красными розами и зелеными листьями. Но Стивен был Стивеном Хантингдоном, лордом Сент-Джоном, хозяином замка Сент-Джон, и она юридически была хозяйкой этого замка. Так что другой жизни у нее быть не могло.

Она должна справиться, она должна учиться, бороться и не унывать, иногда потихоньку спрашивая совета у миссис Рэмзи.

Еще одно обстоятельство беспокоило ее. Леди Хелен несколько раз говорила, что Стивен привык приглашать гостей как из Лондона, так и из окрестных поместий. Но с тех пор, как они поженились, он не приглашал никого. Не потому ли, что ему было стыдно за то, как ведется хозяйство в его замке или он стыдился своей жены?

Он женился на ней, чтобы спасти свою честь. Жалел ли он об этом? Может быть, ему нравилось ее тело, но было стыдно за ее манеры и за нее вообще?

Она опустила голову, когда волна печали и раскаяния нахлынула на нее. Она вполне ясно дала ему понять, что он ей нравится, что ей хорошо с ним. Но он никогда сам не говорил, что любит ее, поэтому и она ему этого не говорила. А теперь, теперь, когда она сомневалась в нем, сомневалась, действительно ли он хотел жениться на ней, она чувствовала себя еще несчастнее.

У нее тоже есть своя гордость, горячая шотландская гордость ее крови. Но никуда нельзя деться от того факта, что она действительно была горничной, гувернанткой, служанкой у Эвертонов. Она прибыла сюда с десятью гинеями, посланными ей, чтобы она приехала и вышла замуж за человека, который ее и не ждал. Неудивительно, что Стивену было стыдно знакомить ее со своими друзьями.

Единственные гости, которых они принимали дома, были люди из деревни или друзья сквайра и приходского священника. Мэри подняла голову, когда дворецкий остановился рядом с ней. Она кивнула, когда он спросил что-то о следующем блюде. Ну вот, опять ее мечтательность вызывала осуждение гостей, подумала она, когда леди Хелен бросила на нее суровый взгляд. Эта женщина, легкомысленная и капризная, тем не менее очень серьезно относилась к соблюдению этикета, и пятиминутная задержка очередного блюда была для нее серьезным происшествием.

Мэри была рада покинуть стол и перейти в желто-зеленую гостиную. Она подала кофе дамам, а когда мужчины присоединились к ним, налила им хереса и бренди. Она чувствовала себя спокойнее с подносом в руках, негромко давая указания лакею и переговариваясь с дамами.

Она была вне их круга. Она никогда не будет к нему принадлежать, вдруг в отчаянии подумала она.

И когда Стивен сказал, что опять уезжает на несколько дней, это стало горькой кульминацией этого мучительного вечера. Она отвернулась, сидя за туалетным столиком и причесывая свои золотисто-рыжие волосы в последний раз, перед тем как лечь спать.

— О, ты правда уезжаешь? — уныло спросила она. — Куда, Стивен?

Она заметила его легкое колебание и запомнила это, сама не зная почему.

— О, на запад, Мэри, у меня там кое-какая недвижимость, которая сильно запущена. Дело в том, что у моего отца было мало времени или сил, чтобы должным образом заботиться о некоторых отдаленных участках поместья. Я должен решить, нанять ли мне человека, чтобы он присматривал за ними, или послать туда Эвана или Кристофера. Нельзя пускать такие дела на самотек.

— Конечно, Стивен. — От нее не ускользнуло, что он не сказал, что это за недвижимость и где она находится. С неожиданной вспышкой ревности она вдруг подумала, нет ли у него любовницы, к которой он и едет.

Она знала, что он заметил это, знала по тому, как он поднял ее, прижал к себе и медленно пошел вместе с ней, давая ей время на ответ.

— Мэри, ты устала? — спросил он наконец.

— Нет, нет, Стивен. — Она обвила руками его шею и прильнула к нему; капли слез повисли у нее на ресницах. Она надеялась, что он не заметит ее печали. Она будет очень скучать по нему.

Он уехал на следующий день рано утром на своем любимом жеребце. Мэри наблюдала, как он уезжал. Он помахал ей, и она ответила ему тем же, а затем энергично занялась делами. Надо много работать, чтобы дни пролетели быстрее.

Несколько дней она работала так много, что миссис Рэмзи была озабочена этим и просила ее не перетруждать себя, особенно с опухолью на руке, которая еще не спала.

Однажды, дня через три, Бонни пришла в ее спальню. Это было на исходе дня, перед самым ужином, и Мэри размышляла, надеть ли ей белое платье или зеленое с розовыми ленточками. Розовый цвет, как ни странно, прекрасно гармонировал с ее золотисто-рыжими волосами; это был бледно-розовый цвет, как у роз в саду. Надеть ли ей это платье или подождать и надеть его, когда Стивен вернется? Она опять задумалась о том, где он и что делает; скучает ли он по ней или развлекается в обществе другой женщины.

Бонни, выглядевшая очень взволнованной, украдкой шепнула:

— Миледи, там человек… он хочет… поговорить с вами…

— Где, Бонни, в гостиной?

— Нет, нет, о, пожалуйста, не думайте обо мне плохо… я согласилась только потому, что я… я очень волнуюсь… о, пожалуйста, поговорите с ним…

Мэри пристально глядела на горничную, на ее бледное лицо и дрожащие руки.

— В чем дело, Бонни? — приветливо спросила она. Ей подумалось, не попала ли девушка в беду. Она была трудолюбива, редко покидала замок, казалась серьезной, но иногда… — Вы больны, вы себя плохо чувствуете?

Девушка покраснела.

— О нет, миледи, дело не в этом! Дело не во мне, нет, нет. Это один человек хочет видеть вас. Сегодня вечером, я прошу вас, в саду, возле утеса. Никто не будет знать.

Мэри нахмурилась. Неужели это Кристофер, пытавшийся назначить ей свидание? Она даст ему пощечину, чтобы он выбросил подобные мысли из головы, подумала она сердито.

— Какой человек? — холодно спросила она.

— Ну пожалуйста, миледи, — прошептала Бонни. — Это Джереми Шоу. У него есть что вам сказать и спросить у вас. Это тайна, — произнесла Бонни, запинаясь и растягивая слова, и Мэри поняла, что дело серьезное: девушка всегда старалась говорить четко и внятно.

— Джереми Шоу. Понятно. Ну хорошо. Во сколько и где?

Бонни слегка расслабилась, но ее руки еще какое-то мгновение подрагивали.

— Я отведу вас к нему и буду стоять рядом, миледи. Как стемнеет, возле утеса, рядом со старой сосной. Вы пойдете?

— Да, пойду.

Бонни с облегчением вздохнула.

— Тогда я скажу ему об этом, я обещала. О… никто не должен знать! Будут неприятности, ужасные неприятности, если кто узнает…

— Я никому не скажу, — твердо сказала Мэри и сама удивилась тому, как легко она это пообещала.

Она разлила чай, поговорила с немногими пришедшими гостями, с возрастающим нетерпением ожидая момента, когда она их покинет. Наконец она извинилась, сказала что-то насчет усталости и ушла.

В своей комнате она переоделась в темно-серое, почти черное платье и сверху надела свой старый черный плащ, накинув на голову капюшон, чтобы скрыть волосы. Бонни пришла к ней и тайком провела через задний выход, сквозь темные коридоры кухни, во двор возле конюшен и затем в сад.

Они прокрались мимо замка. Изнутри, из-за двустворчатого окна, доносился голос Кристофера; было слышно, как говорит и хихикает Георгиана, а также звонкий смех леди Хелен. Они разговаривают и смеются более раскованно, подумала Мэри, когда ее нет с ними. Бонни вела ее вглубь сада, мимо роз и тюльпанов.

Они вышли к утесам, на белом фоне которых четко выделялась сосна. Там их ждал Джереми Шоу, они видели его высокую фигуру в рабочей одежде, прислонившуюся к стволу дерева.

Мэри была в нерешительности; он тихо сказал:

— Присядьте, пожалуйста, миледи, я буду говорить, а вы послушайте немножко. Присядьте, пожалуйста. — И он указал рукой на траву рядом с ним.

— Я подожду здесь, — прошептала Бонни и исчезла в темноте.

Мэри села на траву. В ней росло ощущение нереальности происходящего.

— О чем пойдет речь? Об Анне? — спросила она, хотя знала, что это не так.

Он покачал головой. Его зубы забелели в темноте, когда он улыбнулся.

— Нет, у нее и ребенка все в порядке. Я должен предостеречь вас, потому что не могу сказать об этом хозяину. Я не уверен в нем, миледи.

Дрожь пробежала по ее телу.

— Говорите.

Он подвинулся к ней поближе.

— Тот случай с вами и хозяином, тогда, в грозу, — пробормотал он, его язык едва слушался его, — не случайность.

Последовала пауза. Она спокойно сказала:

— Я так и думала. Я видела белую фигуру, похожую на привидение, которая испугала лошадей. Если бы мы не выпрыгнули из экипажа, могли бы погибнуть. А откуда вы знаете?

— Говорят, — быстро сказал он, — Люди говорят. Опасность. Вы в опасности. Вы стоите у кого-то на пути.

— У кого-то на пути? У кого? Кто пытается убить нас?

Он успокаивающе погладил ее по руке.

— Пока не знаю, миледи. Когда узнаю, скажу вам. Но они не станут со мной разговаривать.

— Они? Кто?

— Контрабандисты, — ответил он.

— Это… значит, это касается контрабанды? Бочки, которые стоят в замке? Бренди и французские вина…

— А также чай и табак, — добавил он. — Они ввозятся, а золото вывозится.

Сидя на холодной траве, Мэри почувствовала, что ее начинает знобить. С моря поднимался ветер; она слышала, как колотится ее сердце.

Шоу прошептал:

— Сегодня кое-что повезут. Я пойду посмотрю. Хочу увидеть, кто в этом замешан. Пока не знаю, я держусь в стороне. Я думал, что, если чего-то не знаю, это меня не касается. Но это не так, они преследуют меня, хотят забрать моих лошадей, говорят мне, чтобы я оставил конюшни незапертыми. Они угрожают моей жене и детям, они пытаются причинить нам зло. Но у них отпадет охота делать это, когда я кое-что про них узнаю!

— Они… перевозят что-то… сегодня вечером? — в ужасе прошептала она.

— Да, миледи, под другими утесами, с полмили отсюда. Судя по приливу, это будет сегодня, Сегодня после обеда я видел подплывавшие корабли. Я хотел предупредить вас сегодня, потому что, если они меня сегодня поймают, я уже не смогу предупредить вас завтра.

Леденящая волна страха захлестнула ее. Он, привыкший все преуменьшать, спокойно говорит о том, что сегодня ночью его могут убить. Он намерен драться, драться любым оружием, которое попадется под руку. Он намерен застать контрабандистов за их черным делом, наблюдать за ними, угрожать им. Это было очень опасно.

Но если он увидит их и скажет Стивену, тот со своими связями, конечно, сможет помешать преступникам причинить зло Джереми и Анне Шоу и их детям. Кроме того, она и Стивен тоже были в опасности. Она сама посмотрит, кто это, и расскажет Стивену…

— Возьмите меня с собой, — решительно сказала она, — мы вместе будем наблюдать. Мы должны двигаться очень тихо, чтобы нас не заметили. Таким образом мы узнаем, кто занимается контрабандой, и сможем принять меры. Мы заявим об этом в полицию…

— Нет… Нет, миледи… Не вы… Вам нельзя идти… — волнуясь, он заговорил громко, и она приложила палец к губам.

— Мы попробуем добыть доказательства, если сможем, и я сообщу обо всем мужу, когда он вернется. Власти должны знать, что происходит. Я не хочу, чтобы вы связывались с этими бандитами, Джереми. Их будет много…

Он опустил голову и мрачно сказал:

— Они угрожают мне и моей семье! Этого нельзя допустить.

— Я знаю, знаю. Но человек в одиночку мало что может сделать. Мы должны объединиться, чтобы победить их. Вместе мы сильны! Не может быть, чтобы они все занимались контрабандой добровольно. Некоторых из них наверняка принудили.

— Многих, очень многих, но если об этом станет известно, то им грозит тюрьма.

— Поэтому мы должны все увидеть своими глазами. Когда вы собираетесь отправиться туда?

— Как только луна скроется за облаками.

Они тихо сидели и ждали. Похоже, он примирился с тем, что Мэри намерена пойти вместе с ним. Она же чувствовала себя как во сне. Все казалось каким-то кошмаром, от которого она никак не могла избавиться. Во что она хочет вмешаться? Если бы только Стивен был дома и она могла посоветоваться с ним… Но, с другой стороны, если бы он действительно был дома, стала бы она говорить с ним об этом?

Джереми слегка коснулся ее руки.

— Пора идти, — прошептал он. — Я велю Бонни возвращаться в замок, если вы доверяете мне и готовы пойти со мной одна.

— Я доверяю вам, — твердо сказала Мэри.

Он кивнул и пошел, похожий на черную тень, туда, где ждала девушка. Они пошептались, и Бонни ушла. Мэри поймала себя на мысли, что ей интересно, как часто эта девушка встречалась с кем-нибудь из деревни; не для любовной интрижки, а для более серьезного дела — например, обменяться новостями о преступлениях и тому подобном.

Она встала, отряхнула юбку и плащ. Ноги у нее слегка затекли от долгого сидения на траве. Но сейчас она должна забыть обо всем, кроме необходимости соблюдать меры предосторожности. Она последовала за Джереми в глубь сада, и бесшумно они шли около мили. Когда они подошли ближе к меловым утесам, где извивалась узкая бухта с пристанью для небольших судов, Джереми жестом велел ей прижаться к земле. Она начала различать неясные голоса, скрипение повозок. Послышался звук тяжелых шагов. Джереми схватил ее за руку и резко дернул вниз.

Они лежали, растянувшись на траве. Она набралась духу и приподняла голову. С края обрыва, где они находились, можно было увидеть бухту и часть побережья.

Когда ее глаза привыкли к царившему мраку, она начала различать отдельные предметы. В бухте на рейде стоял парусный корабль. Чуть ближе несколько лодок деловито сновали туда-сюда между берегом и кораблем. Люди в темной одежде работали молча: гребли, разгружали лодки, передавали громоздкие тюки на берег. Она видела такие огромные бочки, что люди сгибались под их тяжестью. Большие бутылки с бренди, бочонки с вином, элем и многое другое, что ввозится контрабандой. Пакеты табака и чая. Вокруг маленького костра на берегу несколько человек пересчитывали маленькие свертки. Их лица скрывали черные шарфы и шляпы.

Джереми пристально наблюдал за всем этим, пытаясь узнать хоть кого-нибудь, и Мэри делала то же самое. Но пальто, шарфы и шляпы не позволяли этого сделать.

Через некоторое время Джереми дотронулся до ее руки и показал куда-то в сторону. Она кивнула, и они очень осторожно проползли на локтях и коленях несколько метров к другому месту, около тропинки, которая вела к утесу. Это было опасно, но оба чувствовали необходимость увидеть лица тех, кто поднимался по тропинке с грузом к ожидавшим их повозкам.

Мэри и Джереми притаились в зарослях кустарников. Об один из них, стелившийся особенно низко, она ободрала лицо, но не издала ни звука. Люди проходили совсем рядом, некоторые буквально в трех метрах от их укрытия. Джереми с поднятой головой и тревожным мрачным лицом высматривал знакомые лица.

И тут она начала узнавать лица под шляпами. Фермер, которого она знала, с одной из ферм Стивена. Человек из деревни. Помощник бакалейщика. Мальчик посыльный из придорожной гостиницы. Двое мужчин из кузнечной мастерской. Они постанывали под тяжестью бочек и громоздких тюков. Они несли их к повозкам, где другие ждали их, чтобы взять груз и уехать. В повозки были запряжены тяжелые ломовые лошади.

Теперь она поняла, почему Джереми приказывали не запирать конюшни на ночь. Им нужны были именно его лошади для этой работы. Все знали, что лошади из его табуна сильнее и годятся для перевозки тяжелых грузов. Да, в эту ночь лошади им действительно были нужны! Им привезли тяжелые грузы, которые надо было развезти по окрестностям, спрятать от таможенных агентов и затем доставить дальше, клиентам.

Затем какой-то человек прошагал совсем рядом с ними, громко топая огромными башмаками. Мэри сжалась и отпрянула, приникнув лицом к земле. Она услышала, как этот человек грубо выругался, когда бочонок на его плечах покачнулся.

Джереми схватил Мэри за руку, собираясь убрать ее с опасного места. Послышалось сердитое ругательство, кто-то подошел и поймал уже падавший бочонок.

— Этот груз дорогой, с ним осторожнее, — послышался голос, и оба проследовали дальше.

Мэри едва дышала. Их чуть не обнаружили. В груди она ощущала тяжесть от колотившегося сердца. Она перевела дыхание. Рядом с ней тяжело дышал Джереми, опустивший голову на руки.

Когда они опять остались одни, Джереми придвинулся ближе к Мэри и прошептал:

— Я сползаю назад, посмотрю, свободен ли путь: нам лучше уйти. Я увидел достаточно. Вы тоже?

Она кивнула и прошептала:

— Да нам надо… уходить…

— Подождите здесь, я вернусь за вами. — И он уполз. Она прижалась ближе к земле, постепенно успокаиваясь после испуга.

Затем она услышала другой звук: кто-то шел в легкой обуви, шел осторожно, крадучись. Она потихоньку подняла голову и увидела человека, подходившего к тропинке; в руках у него ничего не было. Высоко подняв голову, он внимательно вглядывался в темноту. Даже под шляпой она узнала его…

Стивен!

Это имя чуть не вырвалось у нее с криком. Она конвульсивно прижала руку ко рту, готовому выдать ее. Широко раскрыв глаза, Мэри смотрела на него. Да, это не ошибка. Это был ее муж. Стивен, идущий по тропинке без груза на плечах. Стивен, идущий осторожно, но в то же время легко и уверенно, как он шел бы по своему собственному саду.

А почему бы и нет? Это была его земля, его утес!

Она почувствовала жжение в груди, ей хотелось плакать, просить, умолять его. Но вместо этого она безмолвно продолжала лежать, окоченев от боли и шока. Стивен. Один из них. И со своим характером он наверняка был одним из главарей. Может быть, самым главным.

И он ходил здесь один и наблюдал.

«Деловая поездка, чтобы позаботиться о недвижимости… О Боже!» — исступленно подумала она. Стивен, человек, которого она полюбила, — главарь контрабандистов. Человек, с кем она была близка. Тот, которого она обожала за внимательность и нежность, за те в высшей степени приятные мгновения, которые она с ним испытала.

И он отдавал приказы об убийствах! Она подумала о тех людях, которые умерли, об угрозах Джереми Шоу, его жене Анне и их детям.

Стивен… Возможно ли такое? Он выручил Анну, когда она должна была родить, а неделю спустя жестоко приказывает им повиноваться под угрозой смерти. Кто же он? Человек или дьявол? Способен ли он на убийство? Может ли он отдать приказ убить? Неужели доход от контрабанды так велик? Почему? Может быть, ему нравятся приключения? Да, она знала, что они ему нравятся. Может быть, он все это делал ради острых ощущений?

Она лежала и смотрела, как ее любимый проходит мимо, шагает по тропинке в легкой, не производящей шума обуви. Она смотрела на него, пока он не прошел дальше, в сторону повозок, и не исчез за поворотом дороги.

Она вздрогнула, ужасно испугавшись, когда кто-то прикоснулся к ее ноге. Она обернулась и увидела встревоженное лицо Джереми. Он поманил ее за собой.

Напряжение ее слегка спало, и она поползла назад, вслед за ним. Он снова и снова делал ей знаки, чтобы она вставала, и они ползли между кустами по направлению к дороге, по которой пришли; все дальше и дальше от того утеса. Джереми довел ее до замка. Луна скрылась, но по поднимавшемуся свежему ветру и просветлению на востоке она догадалась, что близится рассвет. Да, долго они отсутствовали, целую вечность, подумала она.

Шоу проводил ее до задней двери замка. Даже кухарки еще не встали. Бонни ждала там и отперла ей дверь. Ее бледное лицо выражало тревогу. Было видно, что, пока они отсутствовали, она не спала.

Джереми судорожно сжал руку Мэри.

— Благодарю вас, миледи, — прошептал он. — Мы еще поговорим о том, что нужно делать… Сегодня я видел людей… кое о ком я и подумать не мог такого…

— Многих из них заставили, Джереми, — ответила она. — Надо все тщательно взвесить и обдумать, чтобы решить, кому… мы можем… доверять…

Он нахмурился и кивнул. Когда он ушел, Бонни провела свою измученную хозяйку по лабиринту коридоров, залов и лестниц в то крыло замка, где были ее комнаты.

Безвольно опустив руки, Мэри стояла в великолепной гостиной и отсутствующим взглядом смотрела вокруг. То, что она видела в эту ночь, казалось нереальным, фантастическим.

— Бонни, я приму горячую ванну и пойду спать. Если кто-нибудь спросит обо мне, скажи, что я чувствовала недомогание ночью и не могла уснуть. Я встану поздно. Миссис Рэмзи и остальным ничего не говори. Я доверяю тебе, и запомни, что от тебя зависит моя жизнь и жизнь Джереми, — предупредила она.

Девушка кивнула с несчастным выражением лица.

— Да, миледи. Вы добры к нам. И наши жизни зависят от вас. Нам нельзя подводить друг друга, — сказала она так же твердо, как и шотландская леди.

Они обе кивнули: корнуоллка и шотландка. Они понимали друг друга. Они жили по одному и тому же кодексу чести.

Мэри легла, но долго не могла заснуть. О многом ей надо было поразмыслить, в том числе и о том, от чего так болело сердце. Ее муж был не в далеком поместье, а там, с контрабандистами.




Глава 12


Через два дня Стивен вернулся из своей «поездки», и Мэри, еле сдерживаясь, выслушала его краткий рассказ о состоянии дел в дальних усадьбах.

Она знала, что он лжет. Она собственными глазами видела его на вершине утеса вместе с контрабандистами.

Она старалась вести себя естественно, но ее напряженность бросалась в глаза. Стивен то и дело посматривал на нее с озадаченным видом, когда она вела себя особенно натянуто и холодно. Она с беспокойством думала о том, что делать. Если обратиться к властям, это будет означать, что она доносит на собственного мужа.

Да и, возможно, местное правосудие подкуплено. В таком случае как ей, так и Джереми грозили крупные неприятности. Они могли просто исчезнуть, и их трупы никто не нашел бы, да и не стал бы искать. Она глубоко вздохнула. Стивен повернулся к ней, едва она села на диван, сосредоточившись на каких-то счетах.

— Мэри, судя по твоему голосу, ты уже устала от дел! Почему бы их не отложить? Пойдем прогуляемся в сад.

Она попыталась улыбнуться и покачала головой:

— Мне надо все это закончить к полудню. Миссис Рэмзи после обеда пойдет в деревню…

— Я не хочу быть связанным каким-либо распорядком, — сказал он и засмеялся. В конце концов он уговорил ее пойти с ним в сад. Солнце лучезарно сияло на розовых кустах, на свежевскопанной земле, где садовники уже сажали летние цветы.

Они шли прогулочным шагом и разговаривали. Одной рукой Стивен слегка обнимал ее.

Он указал на куст сверкающих желтых роз.

— Вот как ты выглядишь в моих глазах, Мэри, — нежно сказал он. — Сияние и прелесть.

Она отвернулась. Он рукой взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе. Она посмотрела в его красивые глаза, наполненные страсти. Неужели эти глаза так могли лгать? Она внимательно изучала их, а он наклонялся все ниже и ниже. Мэри закрыла глаза, и он прикоснулся к ее губам легким поцелуем.

Она снова почувствовала, как чудесное возбуждение пробегает по ее телу. Ему достаточно было лишь взглянуть на нее, прикоснуться, слегка поцеловать, и она становилась беспомощной и беззащитной.

Он поднял голову и повел Мэри дальше.

— Бал у сквайра, по-моему, обещает быть занятным. Что ты наденешь, моя Мэри? Желтое платье?

— Если оно тебе… нравится, Стивен, — нерешительно сказала она, так как уже несколько раз его надевала.

— Что бы тебе хотелось надеть? Мне нравится желтое.

— О… я думала, что, пожалуй… ну ладно, я надену то, что ты хочешь.

— Нет, скажи мне, что тебе хотелось бы надеть?

— То, новое, изумрудно-зеленое, которое ты на прошлой неделе прислал из Лондона, — выпалила она, смутившись. — Зеленый цвет больше… идет мне.

То платье было сделано из тончайшего материала ярко-зеленого цвета, цвета, который она очень любила. Его украшали жемчужины и сверкающие камешки. Юбки были широкими и пышными, а прелестный, обтягивающий корсаж как бы манил, чтобы к нему прикоснулись.

— Не могу себе представить, чтобы какой-то цвет шел тебе больше, чем желтый, но я готов предоставить выбор твоему вкусу, — беззаботно сказал Стивен, улыбаясь. — Я и забыл, что заказывал зеленое платье. Долго оно шло?

— Около двух недель, милорд, — сквозь зубы произнесла она. Почему он забыл? Был занят более важными делами? Контрабанда, убийства? Или любовница? Ее опять пронзила вспышка ревности. Он что, и тогда ей солгал о том, куда ездил, кого видел?

— «Милорд»! Почему ты называешь меня «милорд»? — спросил он таким тоном, как будто его это забавляло, и его рука еще крепче обняла ее за талию. Вдруг позади них раздался громкий голос, заставив их обоих вздрогнуть.

Это была леди Хелен:

— Это неприлично!

Они повернулись и подождали, пока она подойдет к ним. Ее холодный взгляд, казалось, пронзил Мэри насквозь.

— Что неприлично? — спросил Стивен, несколько озадаченный.

Леди Хелен кивнула на них:

— Идти вместе… Обнимать ее… Так лакеи со своими девчонками гуляют в Лондонском парке!

Стивен разразился громовым хохотом. Мэри хотела отстраниться от него, но он сильнее прижал ее к себе:

— А почему бы и нет? Неужели только лакеи могут любить своих девушек? Почему бы мне не пройтись по собственному саду, обняв собственную жену? Разве она менее красива, чем какая-либо другая девушка? Нет, Мэри, не отходи! К черту всякие приличия! Я многие годы ждал девушку, похожую на тебя, чтобы жениться на ней. Теперь мое желание исполнилось, и я буду гулять с ней где и когда захочу, мадам, — добавил он, обращаясь к мачехе, и в его глазах вспыхнула дьявольская искорка, делавшая его лет на десять моложе.

Леди Хелен сурово покачала головой, что резко контрастировало с кокетливым завитком белокурых волос на ее морщинистом лбу. Этикет и всякие условности были для нее важнее всего… кроме пылкой любви к единственному сыну, подумала Мэри. Леди Хелен часами учила Георгиану, как надо делать то-то и то-то, как нужно ходить, говорить, здороваться. Содержание разговора не имело значения, главное — манера, в которой он должен вестись.

— Мы говорили о бале у сквайра, — сказал Стивен умиротворяющим тоном. — Ну-ка, мама, расскажи, кто должен там быть. Ты ведь всегда все знаешь.

Она сменила гаев на милость и любезно соизволила пройтись с ними по саду. Сплетни о предстоящем бале перемежались у нее с критическими замечаниями в адрес Мэри о состоянии роз, о кустарниках возле озера, за которыми не ухаживали, о деревьях возле утеса, некоторые из них надо было выкопать или пересадить.

Мэри нравились дикие кустарники, деревья, форму которым придавали неистовые ветра с моря, и она не собиралась ни пересаживать, ни выкапывать их, кроме разве что засохших.

Она молча слушала, кивала, уже решив про себя действовать так, как сама считает нужным. Но ей не хотелось, чтобы леди Хелен шла с ними и портила им удовольствие. Стивен в конце концов убрал руку с талии Мэри и лишь слегка придерживал ее под локоть. Слушая непринужденный разговор леди Хелен со Стивеном, Мэри чувствовала, что ею пренебрегают, что ее игнорируют.

Леди Хелен столько лет была хозяйкой замка. Вероятно, ей стоило немалых усилий уступить эту позицию, решила Мэри, пытаясь быть снисходительной и чуткой. Она, наверное, думала, что Стивен никогда не женится, что ее родной сын Кристофер унаследует все. Она одобряла женитьбу Кристофера на состоятельной и такой послушной девушке. Это означало бы, что она останется хозяйкой замка и будет с важным видом решать все вопросы. Но теперь, когда Мэри стала женой Стивена, лорда Сент-Джона, леди Хелен оказалась не у дел и испытывала все большую и большую досаду. Это вполне явно проскальзывало в ее поведении и речи.

Она все еще довольно резко разговаривала с Мэри, показывая тем самым, что многим недовольна. Придиралась к каждой мелочи. При малейшей возможности считала нужным заметить, как сама решила бы тот или иной вопрос. Мэри выслушивала эти советы со всем спокойствием, на которое была способна, но пользовалась только теми из них, которые считала правильными, а на остальные не обращала внимания. Она чувствовала, что сейчас ее шотландский нрав необходим ей более, чем когда бы то ни было. Она утонула бы в безбрежном море этикета и хороших манер, если бы иногда не говорила решительное «нет» в ответ на некоторые идеи леди Хелен.

Тем не менее было тягостно слушать ее бесконечные поучения, ее замечания о том, как плохо Мэри руководила горничными, о том, как миссис Рэмзи делала что-то не так…

После всего этого бал казался приятным событием. Мэри в конце концов решила надеть изумрудно-зеленое платье, и Стивен одобрил ее выбор. Он пришел к ней в комнату, когда она укладывала волосы.

— Дай-ка посмотрю на тебя, Мэри… Да, мне нравится! Ты прекрасна!

Услышав похвалу, она встала и, повернувшись, засмеялась, чтобы скрыть смущение.

— Вам нравится, милорд? — притворно-застенчиво спросила она.

— Не уверен, — важно ответил он. Бонни с удивлением широко открыла глаза. Он засмеялся. — Пожалуй, даже нет, не нравится! Все мужчины захотят танцевать с тобой, а я хотел бы приберечь тебя для себя! Нет, сегодня ты определенно слишком красива. Неужели ничего нельзя сделать? Может быть, мне растрепать твои волосы? — И он шутливо протянул руку к ее тщательно уложенным локонам. Бонни даже вскрикнула при мысли о том, что все ее труды сейчас пойдут прахом, а Стивен рассмеялся.

— Нет, нет, Стивен, я не буду готова вовремя, если ты испортишь мою прическу, — степенно сказала Мэри и опять села перед зеркалом. Пышные юбки взметнулись, и она аккуратно пригладила их. Но они все равно вздувались и колыхались прелестными волнами темно-зеленого шелка, усеянными сверкающими камешками и жемчужинами.

Стивен принес с собой фамильные хантингдоновские изумруды. Он открыл бархатные футляры, достал из одного из них восхитительное ожерелье из жемчуга и изумрудов и надел его на жену. Подвеска на ожерелье представляла собой огромный изумруд размером с голубиное яйцо, сиявший и сверкавший на шее Мэри. Стивен надел ей на правую руку кольцо с огромным камнем, а на левую — браслет. Длинные изумрудные серьги она надела сама.

— С тебя в таком виде только портрет писать, Мэри, — сказал он и, наклонившись, поцеловал ее белое обнаженное плечо, Портрет… Подумав об этом, она вдруг осознала, что портрета Анжелы Террент не было на прежнем месте.

Он исчез, и она только сейчас поняла, что он больше не висит в той гостиной, где она его впервые увидела. Прелестная Анжела Террент, белокурая и голубоглазая, в прелестном голубом атласном платье. Ее портрета не было. Когда его сняли? Мэри наморщила лоб, пытаясь понять, почему она этого не замечала, и вспомнила, что на его месте висит какой-то нейтральный английский пейзаж.

Стивен заботливо накинул зеленый бархатный плащ на плечи Мэри и вывел ее на улицу. Они были одни в экипаже, направлявшемся к огромной резиденции сквайра на окраине деревни. Остальные гости обогнали их в другом экипаже. Если учесть, какими огромными были юбки у женщин, места в одном экипаже было явно недостаточно. Леди Хелен заявила об этом так категорично, как будто открыла новый закон природы.

Стивен со смехом вспомнил об этом и добавил:

— Кроме всего прочего, мне лишний раз хотелось побыть с тобой наедине. Я говорил тебе, что ты очень красива?

Она попыталась ответить таким же непринужденным и шутливым тоном, каким говорил он, хотя ее сердце сильно забилось.

— О, сэр, боюсь, что нет. Вы, должно быть, считаете меня заурядной неряшливой девчонкой, раз не говорили, что я красива!

— Не больше двух раз в день с тех пор, как мы поженились, — сказал он и властно взял ее за руку. Сняв тонкую перчатку, приложил ее руку к своим теплым губам и провел ими от пальцев до запястья, затем обратно. — Я был очень невнимателен к тебе, прости меня, моя Мэри. Теперь я буду говорить тебе четыре раза в день, как ты красива. Какая ты прелестная… нежная и очаровательная… — добавил он глубоким и страстным тоном. — Сказать тебе, что я люблю тебя больше всего на свете?

— Стивен, — покраснев, сказала она упрекающим тоном, радуясь, что в темноте экипажа он не мог увидеть ее вспыхнувшие щеки.

Он наклонился к ней через пышные юбки и зашептал о том, как он ее любит, и затем поцеловал в шею долгим поцелуем. Ее сердце было готово выпрыгнуть из груди, когда она наконец отпрянула от него.

— Вот мы и приехали, — сказал он с явной ноткой разочарования в голосе. Мэри даже не заметила, как экипаж остановился перед ярко освещенным входом в огромный дом сквайра.

Войдя, они услышали смех и музыку. Сквайр с лучезарной улыбкой на красном лице встретил их возле входа и провел в бальную комнату. Кто-то снял плащ с плеч Мэри, и она под руку со Стивеном пошла навстречу завистливым взглядам и притворно-вежливым улыбкам местных красавиц. В этот момент она испытывала какое-то странное чувство, похожее на гордость. Как часто у Эвертонов она стояла, опершись на перила, и наблюдала, как входят гости, мечтая хотя бы на один танец опуститься и постоять где-нибудь в уголке! А теперь она идет под руку с самым могущественным лордом в этих краях. Она — его жена, и на ней платье изумрудного цвета и фамильные драгоценности.

Не успела она опомниться от своих радостно-грустных мыслей, как Стивен закружил ее в вальсе. Он улыбался, крепко прижимая ее к себе, и неохотно расстался с ней, когда сквайр попросил оказать ему честь и потанцевать с ним.

Она думала, что теперь Стивен покинет ее и будет танцевать с другими. Но, хоть он и оставлял ее, чтобы отдать долг вежливости другим дамам, он часто возвращался к ней и любезно приглашал ее снова и снова, не давая никаких шансов другим гостям. Это вызывало неодобрительный шепот, хмурые взгляды и откровенно колкие замечания со стороны многих мужчин, но лорд был твердо намерен сам танцевать с Мэри.

— Почему я не могу танцевать со своей женой? — ответил он одной гостье, которая осмелилась, хоть и шутливо, но упрекнуть его. — Из всех женщин здесь она самая красивая. Танцует, как фея, и благоухает, как шотландская роза. Так что… — И он, улыбаясь, продолжал танцевать с Мэри.

У нее никогда еще не было такого прекрасного вечера. Она чувствовала, что ее любят, даже обожают, о ней заботятся, ее ценят. Он подал ей холодного шампанского, попросил, чтобы принесли шаль, и они сели возле высокого открытого окна, начинавшегося от пола. Чуть позже он провел жену к столу и заботливо подкладывал ей на тарелку изысканнейшие лакомства, внимательно следя за тем, что ей особенно нравилось.

После ужина танцы стали более утонченными и сентиментальными. В основном исполнялись медленные вальсы, и Мэри в крепких объятиях Стивена кружила и кружила по огромной бальной комнате. Другие танцующие казались не более чем бледным ее отражением, они были подобны неясным теням на ее фоне. Всё казалось ей нереальным, кроме руки Стивена, обвивавшей ее, его теплого тела, когда он на мгновение прижимал ее к себе, поворачиваясь и покачиваясь вместе с ней.

Он шептал ей на ухо нежные, горячие слова, которые заставили бы ее покраснеть, если бы она не была так разгорячена танцами и шампанским, если бы у нее так не кружилась голова от счастья быть с ним.

И не произошло ничего, что могло бы омрачить ей удовольствие. У нее то и дело мелькала мысль, что так не может долго продолжаться, что все скоро кончится, что кто-нибудь разлучит их. Скажет что-нибудь резкое, неприятное, попробует поставить ее на место, напомнить, что она всего лишь гувернантка, что она не принадлежит…

Но ничего такого не произошло. Когда она танцевала с другими мужчинами, они были вежливы, учтивы, льстивы. Кристофер очень редко попадался ей на глаза. Он и Георгиана смешались с толпой молодежи.

Наконец этот прекрасный вечер подошел к концу. Подъехал их экипаж, и они стали прощаться.

— Прелестный вечер, — сказала Мэри хозяйке, миссис Демерест.

— О, я так рада, что вам понравилось, моя дорогая! — ответила жена сквайра. — Если бы только шампанское не кончилось, креветки были получше… да и сквайр говорит, что молодые люди развлекаются слишком шумно…

Мэри удивленно посмотрела на нее. Все было в порядке, подумала она и с теплотой в голосе сказала:

— Это был превосходный вечер.

Как только она сели в экипаж, Стивен обнял ее.

— Наконец-то мы одни, — сказал он. — Я уж думал, что этот момент никогда не наступит. — Он наклонился и прижался губами к изгибу ее обнаженного плеча. — Вот это место манило меня весь вечер. И еще… вот здесь… — И он запечатлел еще один поцелуй на ямке у основания ее шеи.

Экипаж мягко вез их сквозь темноту. Мэри полулежала в руках мужа и думала о том, как она счастлива. Какое невероятное блаженство охватывает ее, когда они остаются одни!

Они уже подъехали к замку, но Стивен не хотел отпускать ее. Они отправились в сторону от входа и некоторое время шагали по влажной траве. Он шел рядом и то и дело поворачивался и прижимал ее к себе, целовал и обнимал.

Они то разговаривали, то молчали, медленно двигаясь мимо душистых роз и флоксов, В замке горел свет, но в темноте сада они были одни. Она услышала, как засмеялся Кристофер, как леди Хелен что-то сердито сказала ему, затем засмеялась тоже; доносился полушепот Георгианы. Наконец все умолкло и наступила тишина.

— Пора домой, уже поздно, — сказал Стивен. Бросив взгляд над его плечом, она заметила какое-то движение. Кто-то шел по саду. Она собралась было заговорить, но он добавил: — Ты не слишком устала, любовь моя? Я могу прийти к тебе сегодня ночью?

— О… да, да, Стивен, — прошептала она, и он снова обнял ее. Они целовались, шептали друг другу слова любви, и она почти забыла про ту тень. Затем они зашли в замок и поднялись в свои апартаменты.

Проснувшись ночью, она вспомнила ту фигуру. Был ли это Кристофер, гулявший в одиночестве по саду? Но фигура была не похожа на него и двигалась не так легко и проворно, как он, а медленно и зловеще. На ней был темный плащ…

У Мэри перехватило дыхание. Эта фигура… Она приближалась к ним! Теперь Мэри вспомнила, что тень шла по направлению к ним, когда они повернули в замок. Стивен вдруг начал проявлять нетерпение и шутливо поторапливать ее.

Но фигура следовала за ними. Мрачная и зловещая. Объятая страхом при мысли об этом, Мэри задрожала и плотнее укуталась в одеяло. Стивен рядом с ней спал, и ей не хотелось будить его.

Как все-таки мало она его знает, подумала Мэри и поправила на нем одеяло. У нее не было точного представления о том, каков же он на самом деле. Ока знала лишь, что любит его.

Но она не могла рассказать ему о своих страхах. Не могла сказать о тени, которая шла за ними. Не могла спросить его, почему он был на утесе вместе с контрабандистами. Не могла поинтересоваться, куда он ездил. Любит ли он ее? Она знала, что ему нравится ее тело… Только ли для этого она ему нужна?




Глава 13


Мэри нехотя пробуждалась. Она чувствовала запах дыма. Ей снился тот охотничий домик, в котором пахло дымом.

Затем она окончательно проснулась, широко раскрыла глаза и села. Стивен уже вставал с кровати. Когда она поднялась, он повернулся.

— Мэри, я чувствую запах дыма! — коротко сказал он.

— Я тоже. Откуда он идет?

Он схватил халат, торопливо надел его и босиком выскочил из комнаты. Она накинула сорочку, надела домашние туфли и прошла вслед за ним в его гостиную. Серый дым валил из спальни Стивена. Она закричала и неистово зазвонила в колокольчик для вызова слуг. Она дергала за шнур, пока наконец не услышала торопливые шаги в коридоре. Она распахнула дверь в спальню, но Стивена не было видно за клубами дыма.

— Он там! — закричала она Уэнрику, прибежавшему первым. Его седые волосы были всклокочены, а из-под халата виднелась ночная рубашка.

Он уже подбежал к двери, когда они увидели Стивена, выходившего оттуда. Он что-то тащил за собой по полу. Прибежавшая миссис Рэмзи и Мэри увидели, что это человек. Стивен осторожно положил его и повернулся к жене. На его закопчённом лице явно читалось потрясение.

— Мой камердинер, — безжизненным голосом сказал он. — Позаботься о нем, Мэри. — И он вернулся в свою спальню.

Мужчина неподвижно лежал ничком. Мэри подошла и, не веря своим глазам, посмотрела на него. В тусклом свете она увидела нож, торчавший из его спины. Кровь вокруг раны уже начала засыхать.

Миссис Рэмзи встала на колени рядом с ней и прикоснулась ко лбу камердинера.

— Мертв около часа или даже меньше, — сказала она. — Он все еще теплый. — Они с ужасом уставились друг на друга.

Камердинер был спокойным, опытным, молчаливым, человеком, хорошо и быстро делавшим свою работу, Стивен очень любил его. Этот человек был рядом с ним более двадцати лет, об этом как-то раз Стивен рассказывал Мэри. Он был вместе с ним во флоте, они сражались плечом к плечу, когда на них напали пираты. Он ухаживал за Стивеном, когда тот болел или был ранен. Вбежала Бонни, еще более бледная, чем обычно. Посмотрев на них троих, она негромко вскрикнула как от боли.

— Нет… О Боже мой… Нет, нет, — задыхаясь, произнесла она наконец и зарыдала.

Торопливо вошел Кристофер в халате, соскальзывавшем с плеч. Его темные волосы растрепались. Георгиана была рядом с ним и почти одновременно подошла к леди Хелен. Мэри в изумлении смотрела на нее. В изящном ночном халате женщина выглядела так же безупречно, как и всегда, и сохраняла свою гордую осанку. Ее волосы были ровно уложены, как будто она и не ложилась. Даже тот нелепый белокурый завиток по-прежнему торчал над ее лбом.

— Что случилось? В чем дело, Мэри? — резко спросил Кристофер.

— Он мертв, — ответила она и встала. Стивен все еще был в спальне. Остальные начали передавать друг другу ведра с водой, в спешке расплескивая ее. Они передавали их кому-то, кто был внутри… Стивен!.. Он все еще там… Я должна пойти… Она попыталась пробежать мимо Уэнрика, но он схватил ее и с силой, которой она не ожидала, удержал.

— Нет, миледи! Не ходите туда! Оставайтесь здесь. Он скоро выйдет. Огонь уже почти потушен, — озабоченно говорил он, вглядываясь в комнату, полную дыма. Мэри пристально посмотрела туда же, стараясь найти Стивена, но видела лишь темно-серую фигуру, заливавшую водой еще пылающие кое-где огненные языки. Наконец он вышел, устало опустив плечи; его лицо было черным от сажи. Он сразу же направился к камердинеру, встал на колени рядом с ним и осторожно коснулся его.

— Мертв. Никакой надежды, — сказал он, и в его мрачном тоне слышалась мука. — Бедняга! Зачем кому-то понадобилось убивать его? — Он медленно вытащил нож, посмотрел на него и положил на пол. Затем перевернул тело на спину.

Мэри, стоявшая рядом со Стивеном, непроизвольно зажала рот рукой. Мертвые глаза камердинера были открыты и, казалось, пристально глядели на них. Стивен положил руку на веки мертвеца и медленно закрыл их. Видимо, эту печальную процедуру он выполнял не в первый раз.

Наконец он встал.

— Сейчас мы ничего не можем сделать, — сказал он и, оглядевшись вокруг, казалось, удивился, что в гостиной собралось столько людей. Он задумчиво посмотрел на Кристофера, на леди Хелен, на остальных, словно видел их впервые. Его взгляд из-под покрасневших век на черном, закопченном лице был испытующим и пронзительным. — Где Эван Бэссет? — спросил он.

Бонни нервно вздрогнула, пробормотала: «Спаси нас, Боже» — и перекрестилась. Она все еще не могла оторвать глаз от камердинера на полу.

— Он спит в дальнем крыле; должно быть, ничего не слышал, — спокойно сказала миссис Рэмзи.

Уэнрик и Стивен вернулись в спальню, чтобы убедиться, что пламя погашено. Мэри слышала, как они негромко переговаривались. Миссис Рэмзи все еще стояла на коленях возле камердинера, скорбно вглядываясь в его мертвое лицо, слегка искаженное, но спокойное. Дрожащая Бонни стояла рядом, ее руки тряслись.

Кристофер и Георгиана стояли рядом. Она плакала от страха, а он успокаивающе обнимал ее. Он тоже неотрывно смотрел на камердинера, и его лицо было странно задумчивым. Леди Хелен стояла чуть поодаль, оглядывая комнату, как будто ущерб от дыма беспокоил ее больше, чем смерть слуги.

— Все надо тщательно проветрить, — сказала она как бы самой себе, — а драпировку в спальне заменить. И камердинера тоже заменить, подумала Мэри. Но как может кто-то заменить старого слугу, которому так доверял и с которым разделил так много лет Стивен. Она видела тот взгляд, который он бросил на мертвого, — взгляд, полный грусти и безмерной тоски. Эта смерть глубоко потрясла его.

Уэнрик и лорд Сент-Джон вернулись, разговаривая, как старые друзья, и Уэнрик распорядился, чтобы тело унесли в подземный склеп. Остальные начали медленно расходиться. Миссис Рэмзи спросила у Мэри, не нужна ли ее помощь. Та отказалась, сказав, что они поговорят утром.

Когда все ушли, Стивен пошел в ванную комнату Мэри. Его собственная была полна дыма и залита водой. Он тщательно вымылся, надел чистый ночной халат и вернулся к кровати. Но вместо того, чтобы лечь, он сел на край и о чем-то глубоко задумался.

Мэри, конечно, не спала, хотя и чувствовала себя очень усталой. Несколько минут она молча лежала, глядя на его спину, затем протянула руку и прикоснулась к нему:

— Стивен. Это ведь не несчастный случай? Это… убийство?

Он повернулся и кивнул. При тусклом свете свечи она увидела его суровое, искаженное лицо.

— Да, — угрюмо ответил он. — Убийство. И убийца на свободе.

— Но… кто? — прошептала она.

— Это как раз то, чего я пока не знаю. То, что я должен выяснить. Ах, Мэри, я долго ждал и боялся этого, — добавил он каким-то странным голосом и тяжело вздохнул. Он вытянулся на кровати, прикрыв длинные ноги одеялом. — Если бы я этой ночью не пришел к тебе, Мэри, — медленно произнес он, — воз-можно, был бы сейчас мертв… с ножом… в груди.

У нее перехватило дыхание. Какое-то мгновение она молчала, а потом сказала:

— Да… похоже… что так… Стивен. Боюсь, что ты прав. — И потянулась к нему, схватив его за руку.

Он успокаивающе погладил ее по плечу:

— Ладно, моя Мэри, не мучайся. Мы живы, и к тому же я ведь, знаешь ли, старый солдат. Морской волк. Меня так просто не возьмешь.

Она хотела сказать, что камердинер тоже был морским волком, но его убили. Нелегкой, наверно, была эта смерть. Она содрогнулась, и он, почувствовав это, крепко обнял ее.

Мэри притворялась спящей, надеялась, что он расслабится и тоже заснет, но, лежа рядом с ним, она чувствовала, как напряжено его тело. Они не могли так просто опять заснуть. Смерть пронеслась мимо них, задев леденящими крыльями.

Казалось, утро никогда не наступит. Рассвет был серым и холодным, тучи обещали дождь, что соответствовало настроению, все еще царившему в замке.

Мэри слышала, как слуги взволнованно шепчутся, но не упрекала их. В этот день у нее не хватило бы духу бранить кого-либо из них.

Утром Бонни пришла к ней, чтобы помочь умыться и одеться. У девушки были такие красные глаза и опухшие веки, будто она проплакала всю ночь, вместо того чтобы спать. Она была молчаливее, чем обычно.

Уэнрик двигался, как усталый старик. Слуга не отпускал игривых замечаний в адрес горничной. За завтраком леди Хелен молчала, склонившись над своей чашкой. Она ничего не ела, а лишь жадно пила чай.

Мэри сидела, глубоко задумавшись, как, казалось, и все остальные.

Нет, Стивен к этому непричастен, она знала это. Он никогда не убил бы человека, который преданно служил ему двадцать лет. Они были близкими друзьями, как мужчины, вместе сражавшиеся со смертью.

Убивать камердинера из-за денег не было смысла. Тогда из-за чего же? Почему все-таки его убили?

Кто-то пробрался в спальню Стивена, думая, что он там, и обнаружил камердинера, спящего на кровати, которая стояла рядом. Должно быть, он разбудил его, тот боролся… И был заколот в спину длинным смертоносным ножом.

То, что без борьбы не обошлось, было очевидно даже после пожара. Столы были перевернуты, лампы разбиты, ковер запачкан кровью.

Кто-то проник в его комнату, думая, что после долгого танцевального вечера он слишком устанет, чтобы спать со своей женой. Они не знали, что его сексуальные силы так мощны, с шотландским юмором подумала Мэри, они не рассчитывали, что танцы не уменьшат, а усилят их супружеские чувства.

Если бы Стивен не пришел к ней…

Мэри вздрогнула и побледнела. Если бы этой ночью она отказала ему, теперь она была бы уже вдовой. Она посмотрела на мужа и возблагодарила Бога за то, что Стивен пришел к ней этой ночью. Это, очевидно, спасло ему жизнь.

Но кто же это сделал? Она взглянула на леди Хелен, когда та жестом приказала слуге подлить ей чаю. Она была, как обычно, изысканно одета, но под румянами и пудрой можно было разглядеть ее бледность, хотя ее прическа не изменилась.

И белокурый завиток — точь-в-точь как на балу. Как будто она и не ложилась спать.

Как будто она ходила взад-вперед по комнате.

Или прошла по коридорам в спальню человека, стоявшего между ее сыном и огромным наследством!

— Кушай, мама, что-то ты сегодня ничего не ешь, — сказал вдруг Кристофер. Леди Хелен вздрогнула, и чашка в ее руке задрожала. Она посмотрела на сына, попыталась улыбнуться, но ее губы дрожали.

— Да, мама, съешьте чего-нибудь. Это, конечно, шок для всех нас, но надо держаться. Я поговорю с отцом, — сказала Георгиана с неожиданной решимостью в голосе. — Он должен знать об этом.

Стивен заерзал на стуле.

— Я собираюсь поговорить с ним сегодня же. Кристофер, мне бы хотелось, чтобы ты поехал с нами. Об этом надо заявить в полицию, и понадобится еще один свидетель.

— Да, сэр, — сказал Кристофер необычно смиренным тоном. Он не поднимал глаз от своей тарелки, хотя, как и его мать, почти не притронулся к еде.

Леди Хелен нежно смотрела на него любящими глазами.

— Не ходи, если тебе это неприятно, мой дорогой, — сказала она. — Это дело Стивена, он обо всем позаботится.

— Я должен помочь, мама, — ответил он и улыбнулся. — Отец поступил бы так же, я уверен. Мы должны найти мерзавца, который совершил это ужасное преступление.

Леди Хелен даже не упрекнула его за грубое слово. Она лишь чуть кивнула своей седовато-белокурой головой.

— Ты очень похож на своего отца, — сказала она с легким вздохом. — Так похож, мой дорогой! Иногда, когда я смотрю на тебя, передо мной сразу возникает его образ. Ну а Стивен больше пошел в мать. — И нотка недовольства появилась в ее голосе. — Она была смуглая, как испанка.

Легкая ирония появилась в карих глазах Стивена. Мэри вспомнила портрет его отца и подумала, что леди Хелен не права, Стивен больше похож на отца, чем на мать. А Кристофер как раз наоборот. Но леди Хелен предпочитает считать, что Кристофер похож на ее дорогого покойного мужа, который так ужасно испортил и избаловал его.

Может быть, здесь и крылась разгадка? Мэри вдруг насторожилась и дала волю предположениям, тщательно анализируя их. Леди Хелен обожала своего единственного сына; по ее мнению, ничто не могло быть слишком хорошо для него. Если бы она могла, она подарила бы ему весь мир… Но он был всего лишь младшим братом по отцу лорда Сент-Джона. Если бы Стивен умер… без наследников замок и земли полностью перешли бы к Кристоферу.

Он стал бы тогда лордом Сент-Джоном.

Желала ли этого леди Хелен достаточно сильно, чтобы решиться на убийство? Могла ли ее безудержная любовь к сыну зайти так далеко? Завися от Стивена материально, она внешне неплохо относилась к нему, но Кристоферу она дарила всю свою властную, всепоглощающую любовь. Она даже выбрала ему жену — кроткую девушку, которой могла командовать.

Способна леди Хелен на убийство ради сына?

Вошел слуга и, наклонившись, прошептал что-то Стивену. Мэри уловила несколько слов: «Мистер Бэссет… Чуть позже… Кабинет…»

Стивен кивнул, его лицо помрачнело и застыло.

— Я встречусь с ним в половине десятого, — отрывисто сказал он.

Мэри вспомнила сцену в гостиной и лицо Бонни, искаженное от ужаса. Что знала эта девушка? Было ли все это связано с деревней, с контрабандистами?

Выяснить, как погиб камердинер и от чьей руки, было не главным.

Жизненно важным было узнать, почему этот человек был убит.

Куда могла она пойти в поисках ответа? Мэри долго сидела, погруженная в размышления. Ее чай остыл, еда осталась нетронутой. Стивен встал из-за стола. Он остановился рядом с ней и, поцеловав ее холодную щеку, сказал, что будет ждать ее в своем кабинете в десять часов. Она кивнула.

— И съешь что-нибудь, моя дорогая. Тебе надо подкрепиться, — тихо добавил он и коснулся ее щеки длинными, сильными пальцами.

Она опять кивнула и попыталась улыбнуться. Как только он вышел из комнаты, леди Хелен резко спросила:

— Вы больны, моя милая? Я вот все думаю, не заболели ли вы. — И ее глаза откровенно скользнули по груди и талии Мэри.

Мэри почувствовала, что густо краснеет, особенно когда Кристофер и Георгиана также уставились на нее. Не хотят, чтобы она родила наследника. Не хотят, чтобы она вмешивалась в их планы на будущее.

— Нет, благодарю вас, со мной все в порядке, леди Хелен, — вежливо сказала она. — Просто сказывается напряжение прошедшей ночи… как и на всех, по-моему. — Она жестом велела подлить чаю себе и леди Хелен.

Леди Хелен подождала, пока чашка наполнится, и начала пить. Георгиана беспокойно ерзала, ожидая конца завтрака. Мэри в конце концов съела несколько кусочков и встала из-за стола.

Она удалилась в маленькую гостиную, в которой они с миссис Рэмзи часто обсуждали домашние дела. Она хотела привести свои мысли в порядок перед разговором со Стивеном.

Но что она могла сказать? Как она могла признаться теперь, что видела его на утесе с контрабандистами? Как она могла спросить его, не связано ли убийство камердинера с его контрабандными делами?

Она не могла.

Она сидела, сложив руки на коленях. На ней было белое муслиновое платье с зелеными ленточками. На ее пальцах сверкали бриллианты, на запястье — браслет с Прекрасным изумрудом. На ней была бриллиантовая брошь, изящные туфли; ее тело ощущало нежную ткань платья.

И все же она чувствовала себя несчастной, потому что не знала, во что ей верить.

Ее муж, возможно, убийца, главарь шайки контрабандистов. Может быть, его камердинера убили, потому что он слишком много знал? Или чтобы причинить боль Стивену? Возможно, кто-то хочет отомстить ему.

Как она может защитить его? Следует ли ей защищать его, если не исключено, что он сам убийца? Если нападение прошедшей ночью было местью за то, что он кого-то убил? Она закрыла лицо руками и застонала. Она ничего не знает. Ничего.




Глава 14


Пробило десять часов, и Мэри пошла по длинному коридору, мимо семейных портретов на стенах, в кабинет мужа. Ей хотелось постоять у каждого портрета и изучить лица, выискивая сходство с мужем, но она знала, что тогда упустит момент, и не успеет поговорить со Стивеном наедине.

Ее начали обуревать какие-то странные предчувствия, порожденные проницательным шотландским умом и интуицией. Что-то должно было случиться.

Приблизившись к полуоткрытой двери, она услышала громкие спорящие голоса. Она остановилась, но затем все же вошла, объятая тревогой. Переступив порог, она увидела Стивена, стоявшего за своим столом лицом к Кристоферу. Оба раскраснелись от волнения и смотрели в глаза друг другу с одинаковой решимостью.

— Но это же сумасшествие! — горячился Кристофер, протестующе подняв кулак. — Переезжать со всеми вещами завтра…

— Всего несколько ящиков. Белье и продукты там есть, — сказал Стивен. — Ты сделаешь, как я тебе говорю! Я уже говорил тебе об этом раньше; ты мог бы подготовить свою жену к этому! Если я что-то сказал, значит, так оно и будет!

— Но ты всего лишь неделю назад предложил нам жить там! — закричал Кристофер, в ярости колотя кулаком по столу. — Ты сказал, что когда-нибудь мы, возможно, захотим переехать туда и использовать этот дом как резиденцию! Ты предложил мне титул виконта вместе с этим домом! Но нам и здесь неплохо! Георгиана еще не может управлять домом, ей нужно…

— С вами будет леди Хелен. Она поможет твоей жене по хозяйству, пока Георгиана не будет готова принять на себя все обязанности. — В голосе Стивена послышались холодные, непреклонные нотки. Он резко повернул голову, когда вошла Мэри, но взгляд его не смягчился. Он смотрел на нее так же холодно, как и на своего сводного брата. — А, Мэри, входи. Я вот прошу Кристофера быть завтра готовым к переезду.

Она в недоумении уставилась на него, затем на Кристофера.

— Завтра? — вопросительным тоном спросила она. — Но, право же, Стивен, это уж слишком…

И она почувствовала такое же замешательство, как и Кристофер. Молодой человек стремительно выбежал из комнаты, вероятно, чтобы посоветоваться с женой и матерью. Она медленно подошла к столу и посмотрела на Стивена. Стараясь не смотреть ей в глаза, он медленно и тяжело опустился на стул.

— Тот дом в плачевном состоянии, — довольно мрачно сказал он, пристально, глядя на бумаги перед собой. — Осматривая его на прошлой неделе, я был поражен. Усадьба пришла в полнейшее запустение. Я хочу, чтобы Кристофер немедленно переехал в Пенхерст и взял на себя заботы о нем.

Ей хотелось возразить, но она прикусила губу. Это было бесполезно в его теперешнем настроении. Она была совершенно сбита с толку. До Пенхерста — целый день езды верхом. В экипаже это займет у Кристофера, его матери и жены почти два дня. И все упаковать и выехать завтра… Она медленно села напротив Стивена и в ожидании сложила руки.

Он наконец поднял глаза, но смотрел куда-то вдаль, а не на нее.

— Если ты поможешь им с переездом, я буду благодарен тебе, Мэри, — сказал он властно и спокойно. Он выглядел так же, как, по ее мнению, выглядел бы, отдавая приказ готовить корабль к бою.

— Конечно, Стивен, — сказала она. — Я попрошу, чтобы миссис Рэмзи тоже помогла. Наверное, они возьмут с собой только одежду и личные вещи?

Ее понимание, казалось, принесло ему некоторое облегчение.

— Да, конечно. Нет необходимости везти с собой предметы домашнего обихода. В Пенхерсте все есть. Дом хорошо обставлен, — добавил он и, взяв со стола какие-то бумаги, протянул ей. Она успела подумать, что сначала он сказал, что усадьба в плачевном состоянии, а теперь говорит, что там все в порядке! Он противоречил сам себе, и уже одно это свидетельствовало о том, в каком он смятении, обычно такой логичный и последовательный.

Она просмотрела бумаги, только чтобы чем-нибудь занять руки и глаза. Это была опись дома, инвентаря и участка в Пенхерсте, выглядела она очень внушительно и отнюдь не свидетельствовала о запустении усадьбы, из-за которого Стивен решил ускорить переезд.

— А… Кристофер… и остальные… надолго туда едут? — спросила она с напускной незаинтересованностью, переворачивая страницу со списком кухонной утвари.

— Это зависит, от того, насколько быстро будет наведен порядок. Но в любом случае, если они скоро вернутся сюда, я буду считать это лишь коротким визитом. Теперь они будут жить там постоянно, я давно так запланировал. Принцип, по которому я действую, — и тут нотка юмора появилась в его голосе, — заключается в том, что ни в одном, даже самом большом доме, недостаточно места больше чем для одной хозяйки. А здесь хозяйка ты, а не леди Хелен.

Мэри быстро подняла голову, встряхнув рыжими кудрями, и увидела, что он слегка улыбается той знакомой улыбкой, которая разглаживала складки у его рта и делала его менее суровым. Его карие глаза как бы предлагали ей тоже улыбнуться этой шутке вместе с ним и давали понять, что он знает, как трудно ей иногда приходится с леди Хелен.

— Спасибо, Стивен, — довольно робко сказала она. — Но я… я не понимаю этой спешки… право же, можно подождать несколько дней или неделю, даже месяц. У них должно быть время, чтобы собраться…

— И я как раз об этом, — раздался резкий, сердитый голос леди Хелен, торопливо вошедшей в кабинет. За ней, чуть отстав, шли Кристофер и Георгиана. — К чему такая спешка, Стивен? Похоже, ты озабочен тем, как бы избавиться от нас! Не могу понять…

Тут последовал ожесточенный спор, и Стивен, забыв об учтивости, употребил несколько грубых слов, которых было бы лучше не произносить, подумала Мэри. Леди Хелен, внешне невозмутимая, была глубоко оскорблена и обижена. Мэри поймала взгляд ее голубых глаз, брошенный на пасынка, — взгляд, полный печали и недоумения. Он всегда обращался с ней в высшей степени вежливо и почтительно. Что на него нашло? Леди Хелен резко и сердито задала ему вопрос, прежде чем выйти из кабинета.

Вызвали экономку, и она, горничные и слуги начали собирать вещи. Те трое, для кого все это делалось, метались вокруг, слишком расстроенные, чтобы помогать, и лишь мешали. За ужином в тот вечер царила такая напряженность, что Мэри была очень рада, когда он закончился. Никто и не вспомнил о кофе. Стивен торопливо вернулся в свой кабинет и заперся там. Остальные разошлись по своим комнатам, чтобы наблюдать за упаковкой вещей.

На следующее утро они уехали. Эван Бэссет пришел проводить их. У него с леди Хелен был долгий конфиденциальный разговор, прежде чем она села в экипаж. Стивен был мрачен, держался поодаль. Леди Хелен выглядела так, как будто сейчас расплачется, как, впрочем, и Георгиана, а Кристофер был в явном смятении.

Когда экипажи отъехали, громыхая по длинной аллее, Мэри пошла в зеленую гостиную, чтобы обо всем поразмыслить. Она выпила еще чаю, но толстая паутина, которая, казалось, обволакивала ее мозг, не исчезла.

Что случилось со Стивеном? Почему он так сделал? Он ведь любил Кристофера, потакал ему во всем и ужасно избаловал. Ему нравилась Георгиана, он, как ребенка, гладил ее по голове. Он считался с мнением леди Хелен, казалось, был привязан к ней, редко упрекал или критиковал ее, даже когда она выговаривала его собственной жене.

Почему он выгнал их? По-другому это и не назовешь, подумала она.

Она почувствовала, что мурашки пробежали по ее телу, и поняла, что это от страха. Она боялась Стивена. Он так странно себя вел… И она не могла избавиться от воспоминания о том, как он шел ночью по тропинке на утесе, возвращаясь оттуда, где были корабли контрабандистов. Может быть, кто-то обнаружил, что он занимается контрабандой?

Или… она конвульсивно дернулась и протянула руки к камину… Он заметил ее на утесе? Может быть, в этом все дело? Возможно, он решил, что, хоть ему и нравится ее тело, он должен избавиться от возможной угрозы своим делам? Он…

О, Боже всевышний, подумала Мэри. Стивен сумасшедший? Он убьет ее? Он выгнал их… убрал с дороги… чтобы не было свидетелей?

Он тихо и расчетливо собирается убить ее?

Она сидела, охваченная ужасом, пристально глядя на огонь. Наконец, мучаясь сомнениями, заставила себя встать. К кому она может обратиться? К сквайру? Поверит ли он ей? Практичный, упрямый человек, который верит только тому, что у него перед носом? Нет.

Приходской священник? Смиренный и кроткий, боящийся собственной тени? Нет.

Ни один человек в деревне не осмелится подняться против лорда, как бы независимо он себя ни чувствовал в собственном владении. Даже хозяин гостиницы.

Эван Бэссет. Вспомнив о нем, она вдруг испытала такое облегчение. Он такой спокойный, такой компетентный. И он знает эту семью много лет.

Она накинула на плечи шарф и почти побежала по длинным коридорам и залам, через огромный главный зал, в другое крыло, где были апартаменты Эвана Бэссета. Она настойчиво постучала в большие деревянные двери.

Бэссет сам открыл ей, взял ее холодную руку и ввел в комнату. Его лицо было мрачным.

— Моя леди Мэри, — спокойно сказал он, — входите. Вот здесь, у камина, теплее.

Она подошла и протянула руки к теплым языкам пламени. Ей было холодно, несмотря на толстую шаль.

— Мистер Бэссет, — с тревогой сказала она, — я вас долго не задержу…

— Вы хотите поговорить о вашем муже и о том, что он делает, — спокойно сказал он и кивнул седеющей головой: — Да, я вижу, что происходит.

Мэри пристально и вопрошающе посмотрела на него, чуть приоткрыв рот.

— Он… он… сумасшедший? — выдавила наконец она этот ужасный вопрос.

Он не ответил. Его губы лишь плотнее сжались, а брови хмуро сдвинулись.

— Вам лучше всего покинуть замок, — наконец сказал он после долгой паузы. Его голос звучал устало.

— Покинуть? Мне… покинуть? А… почему он прогнал их?

— Не знаю, леди Мэри. Но вы красивы и молоды. Молоды, как… Анжела, — сказал он, и схожесть их мыслей заставила Мэри замереть от страха. Анжела… окровавленная, мертвая… — Вы должны уехать. Вам небезопасно оставаться здесь. Уезжайте. Уезжайте сегодня вечером. Уезжайте сейчас!

— Что? Как я могу… Но ответьте же на мои вопросы! Он сумасшедший? Почему он прогнал Кристофера? Он ведь любит брата! Он всегда так баловал его…

— То же самое делал его отец, — сказал Эван Бэссет. Он подошел к столу и, выдвинув ящик, достал оттуда бархатный мешочек.

Он подошел к ней и вложил маленький тяжелый мешочек в ее руку.

— Вот деньги, здесь более чем достаточно на ближайшее время. Поезжайте в Лондон; возьмите с собой вашу горничную. Поселитесь в каком-нибудь приличном месте. А я буду посылать вам деньги — столько, сколько потребуется. Уезжайте от него.

— Уехать… от Стивена? — Деньги жгли ей руку, но она не могла бросить их. Она пристально смотрела на Бэссета, не в состоянии понять выражение его лица. Его веки тяжело нависли над усталыми глазами.

— Уезжайте от него. Добейтесь развода. Это можно сделать в Лондоне. Но вы должны действовать как можно быстрее… Уезжайте сегодня. Велите горничной упаковать самое необходимое и уезжайте! Я прикажу, чтобы подали лошадей, и тут есть еще один удобный экипаж. Вы можете взять его. Все будет готово через два часа, я обещаю вам!

Слишком много всего неожиданного свалилось на нее. Она покачала головой.

— Нет, нет, вы не можете… не может быть, чтобы вы действительно считали, что мне следует уехать от Стивена, развестись с ним! Как же так… ведь никто не разводится!

— Если ситуация отчаянная, это возможно, — холодно и многозначительно сказал он. — А если вы останетесь… вы можете погибнуть, леди Мэри! Уезжайте, уезжайте, пока вы еще живы, пока на вашем юном, свежем лице еще играют чувства, пока ваши глаза могут смотреть на мир…

Он положил руку на плечо Мэри и повернул ее к двери.

— Уезжайте, — настойчиво повторил он. — Уезжайте! Я подготовлю экипаж через два часа! Уезжайте!

Она ушла от него еще более ошеломленная и еще в большем замешательстве, чем когда пришла. Она надеялась, что он лишь посмеется над ее страхами и спокойно, логично объяснит поведение Стивена, возможно, даже прочтет ей нудную лекцию о плохом состоянии усадьбы Пенхерст. Вместо этого… требование уехать, развестись со Стивеном. Взять деньги и отправляться через два часа! Это просто невозможно!

В ней начало подниматься раздражение. Она поняла это и скинула шаль. Ей стало жарко от раздражения и гнева. Что происходит? Она выяснит это! Выяснит, хотя ей грозит опасность. Обязательно выяснит!

Она пошла в кабинет Стивена и остановилась перед закрытой дверью. Распахнув ее, неожиданно оказалась лицом к лицу с ним, стоявшим в другом конце комнаты. Ее глаза расширились, когда она увидела, что на куче бумаг на столе лежит большой пистолет. Черный и блестящий! Более тусклый цвет рукоятки свидетельствовал о том, что его использовали. Это был его еще армейский пистолет. Рука Стивена, до этого тянувшаяся к оружию, легла на кипу бумаг.

— В чем дело. Мэри? — отрывисто спросил он, не двигаясь. Она изучающе глядела в его холодные карие глаза.

— Сэр, я бы хотела получить разумное, правдивое и удовлетворительное объяснение вашим действиям! Я ходила к Эвану Бэссету, а он, вместо того чтобы объяснить мне что-либо, посоветовал уехать в Лондон! Он дал мне вот это, — она показала мешочек с деньгами, — сказал, чтобы я развелась с вами! Сэр, я желаю знать…

Он медленно встал и, обойдя вокруг стола, подошел к ней. Она непроизвольно отшатнулась, но когда он взял у нее мешочек, замерла. Лорд открыл его, потрогал деньги пальцем и опять закрыл.

— На первое время достаточно, — сказал он, — Хотя можешь взять и еще. Пусть Бонни поедет с тобой, она хорошая, разумная девушка, — И он вложил деньги в ее бессильно повисшую руку.

Она продолжала пристально смотреть на него.

— Сэр, я спрашиваю вас, в своем ли вы уме? — отчетливо произнесла она оскорбленным и яростным тоном. Ее глаза метали молнии, — Вы сумасшедший? Что за всем этим кроется? Почему вы прогнали Кристофера? Не было никакой необходимости отправлять его так срочно…

— А может быть, я ревную тебя к нему, — сказал Стивен, но улыбки на его лице не было. Его карие глаза сверкали, — Сейчас не нужны никакие объяснения, Мэри. Ты сделаешь то, что я тебе говорю! Поезжай в Лондон и жди меня там. Я приеду, когда смогу. Или же, если не приеду, сделай, как… как сказал Эван Бэссет. Получи развод. Забудь меня. Юристы обо всем позаботятся. Я написал их адреса. Вот. — И он сунул ей в руку листок бумаги.

Она смотрела на него еще более озадаченно. Он хочет, чтобы она уехала? Хочет, чтобы она развелась с ним? Может быть, он действительно сошел с ума или она ему в конце концов надоела?

— Но… но, Стивен, — сказала она, и пламя, бушевавшее в ней, вдруг погасло. Она почувствовала себя одинокой, покинутой. Ей было так тепло и уютно с ним, она чувствовала, что ее любят и обожают. Теперь же… вдруг… Сознание того, что она потеряла его, было так мучительно, что она не могла думать ни о чем другом. Она прошептала: — Я тебе… уже… надоела?

— Можешь так считать, — резко сказал он и вернулся к своим бумагам. — Бэссет говорил что-нибудь об экипаже для тебя?

Ничего не видя вокруг, она повернулась к двери и стремительно выбежала из кабинета. Он не окликнул ее. Она, шатаясь и спотыкаясь, шла по тому же самому коридору, по которому только что шла в другую сторону, высоко подняв свою гордую голову. Ей хотелось плакать, но слез не было. Она была слишком ошеломлена.

Она поднялась в свои апартаменты и стояла, оглядывая комнаты, где познала счастье, которого не испытывала никогда раньше в своей жизни, полной тяжелого труда. Ночи вместе с ним… Дни, проведенные в мечтах о нем… Добродушное подтрунивание друг над другом, цветы, подарки, влюбленные взгляды… Вот и настал всему конец. Она стояла, закрыв глаза, с ощущением, что ее сердце разрывается на части. Медленно прижала руку к груди, но тяжесть не уходила.

Стивен, думала она. Стивен. Она не могла произнести его имя вслух. Она любила его, но он уже пресытился ею. Он так сказал. Она ему… надоела! Вот и все. Кончено. Настал конец мечте — той хрупкой, робкой мечте, которая едва успела появиться в ней, подобно маленькой частичке мерцающей радуги в летнем воздухе. Нет ее больше.

Она вспомнила длинный неровный шрам на его левой щеке и пожалела о том, что лишний раз не поцеловала его в ту последнюю ночь, которую они провели вместе. Она подумала о том, каков он в постели, но вспоминать об этом для нее мучительно! Даже тогда он знал, что она ему надоела, даже обнимая ее, целуя, шепча ей страстные слова. Она потрогала кольца на левой руке и обнаружила, что они сидят слишком плотно, чтобы их можно было снять. Сможет ли она вытерпеть душевную боль, с которой будет снимать кольца, надетые им? Нет, не сможет до тех пор, пока не сбросит те цепи, которыми он опутал ее тело, ее душу, ее разум.

Он владел ею безраздельно… Но она ему была больше не нужна. Она любила его всем сердцем, обожала… Но ему уже не нужна ее любовь.

— Миледи, — раздался шепот Бонни. Мэри медленно, как будто движения причиняли ей боль, повернулась. Она чувствовала, что все ее суставы одеревенели, как в ту ночь, когда она лежала на утесе и наблюдала за контрабандистами. Ей было холодно, все тело ныло, но сильнее всего болела сердечная рана.

Смертельная рана. Какой смысл уезжать? Ну и что, если он убьет ее? Он уже смертельно ранил ее, подумала она.

— Я должна собрать ваши вещи, миледи, — сказала Бонни, и у нее задрожали губы, — и ехать с вами… в Лондон, — Ее слова прозвучали как приговор к тюремному заключению.

— Да, Бонни. Возьми лишь самое необходимое, — сказала Мэри и была поражена спокойствием своего голоса. — Упакуй также и свои вещи в отдельный чемодан. Экипаж скоро будет готов. Пусть слуги принесут сюда три чемодана.

Бонни молча укладывала вещи. Мэри внутренне благодарила ее за проявленный здравый смысл, и сама уложила кроме всего прочего несколько ювелирных изделий. Брошь своей матери, несколько подарков, преподнесенных Стивеном лично ей. Фамильных драгоценностей она не тронула. Она взяла лишь то, что могло принадлежать ей одной. Хотя какое это имело значение? Зачем трупу украшения? Мертвец с изумрудным ожерельем выглядит ненамного лучше, чем без него.

Дикие мысли мелькали у нее, даже когда она спокойно давала распоряжения слугам, Бонни и миссис Рэмзи. Экономка была явно взволнованна и расстроена всем происходящим и суетилась вокруг, совершенно непохожая на себя — обычно ловкую и спокойную.

Стивен даже не пришел, чтобы попрощаться с ними. Он лишь прислал с дворецким еще один пакет с деньгами и просил сказать ей, чтобы она встретилась с юристами, как только приедет в Лондон! Мэри в недоумении уставилась на дворецкого, передавшего ей этот совет, такой неуместный в данной ситуации, встряхнула головой и села в экипаж. Она неотрывно смотрела назад, но Стивен так и не появился в окне, насколько она могла видеть.

Бонни ничего не говорила, лишь вытирала глаза белым платком и тихо всхлипывала, горюя о себе и о своей хозяйке. Кучер тоже молчал, даже не покрикивал на лошадей, а пожилой слуга, посланный с ними, был нем как могила. Мэри невольно удивилась их готовности уехать куда-то так неожиданно.

Не заезжая в деревню, они повернули на огибавшую ее дорогу. Мэри смотрела на пейзаж, становившийся все менее знакомым, и ей как никогда было больно. Она покидала Стивена, экипаж быстро увозил ее от него. Не может быть… Это невозможно…

Невозможно.

Наконец после нескольких часов бездействия ее рассудок заработал. Она встряхнула головой. Руки ее безвольно лежали на коленях; она сняла перчатки и медленно покрутила кольца. Думай, думай, Мэри, приказывала она себе. Ты устала, тебе плохо, но думай. Что же случилось? Каких деталей не хватает в общей картине?

Почему Стивен действовал так, а не иначе? Почему Эван Бэссет так настойчиво советовал ей уехать? Почему, почему, почему? В чем кроется причина?

«И почему, — упрекнула она себя, — ты едешь в Лондон, в то время как твое сердце осталось там, с ним? Почему ты сбежала при первом же резком слове, сказанном им тебе? Или ты не привыкла к трудностям?»

Кто же решает проблему, убегая от нее?

Эти же самые слова говорил ей отец: «Как ты можешь разрешить проблему, моя Мэри, убегая от нее? Нет, встречай ее смело. Думай, Мэри, думай и решай ее!»

Они ехали уже почти два часа. Почему, почему она так покорно едет в Лондон? Она снова и снова задавала себе этот вопрос, но не могла найти ответа.

Бонни опять всхлипнула, приложила платок ко рту и пробормотала извинение. Мэри рассеянно кивнула и посмотрела на девушку. Бонни была смышленой и тоже не видела смысла в их отъезде.

Почему она так послушно делает то, что ей велели? Почему она не шевелит своими данными Богом мозгами и не ищет ответ сама? Она сжала губы. Душевная боль постепенно утихала. Странность всего произошедшего все больше и больше поражала ее.

Нет, Стивен был сам на себя не похож. Да, он всегда был непреклонен, отдавал распоряжения и требовал, чтобы их выполняли. Но все же… он был добр к своей мачехе, обожал брата, был нежен с Мэри. И вдруг… такая неожиданная перемена! В один день! Сразу после убийства камердинера!

Мэри нахмурилась, Не в том направлении она едет, чтобы раскрывать какие-либо тайны. Она протянула руку и громко постучала по крыше экипажа.

Лошади остановились. Слуга слез и подошел к окну.

— Слушаю вас, миледи? Вам что-нибудь нужно? — озабоченно спросил он.

— Да, Гроувз, Скажи Фостеру, чтобы он повернул назад. Мы возвращаемся, — спокойно ответила она.

Слуга в недоумении смотрел на нее. Она услышала, как Бонни затаила дыхание.

— Мы… возвращаемся… миледи? — медленно спросил он. — Но хозяин сказал, что мы должны отвезти вас в Лондон. И как можно быстрее.

— Я сказала, мы возвращаемся. Воз-вра-щаемся, — отчеканила она и с иронией в голосе добавила: — На полной скорости. — Она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

Слуга передал приказ кучеру. Тот развернул лошадей, и экипаж двинулся назад, по направлению к замку Сент-Джон. Мэри почувствовала огромное облегчение. Они возвращаются. Возможно, ей придется опять уехать, но она не уедет без достаточных на то оснований, твердо сказала она себе.

Стивену придется поговорить с ней. Он должен будет убедить ее в своей правоте. Ей надо знать наверняка, что она ему больше не нужна… Прежде чем она окончательно уедет.

В конце концов, она была гувернанткой, подумала Мэри с шотландским юмором. Она бы не позволила уволить себя без достаточных оснований! И она также не допустит, чтобы ее отстраняли от обязанностей жены лорда без веской причины!

Она сидела спокойно, стараясь скрывать свою все растущую тревогу и нетерпение, прислушиваясь к стуку копыт лошадей, рысью бежавших в конюшни замка. Они тоже понимают, что возвращаются домой, подумала она.

Домой. Домой. Его дом — это и ее дом, и никогда не будет по-другому.

Два часа показались ей бесконечными, но наконец, выглянув из окна, она увидела башни замка Сент-Джон, и никогда еще они не выглядели для нее такими привлекательными. Лошади перешли почти на галоп, взбираясь на холм. Наконец экипаж остановился у подножия длинной лестницы, ведущей в замок.

С помощью слуги Мэри спрыгнула на землю. Подобрав юбки, она почти взлетела вверх по длинной лестнице, не дождавшись Бонни. Дверь была открыта, и она вошла. Стоя посреди огромной прихожей, она огляделась. Где Уэнрик? Где дежурный слуга! Ни того, ни другого не было.

Она с растущим недоумением осматривалась вокруг. Никого не было видно. Будто какой-то злой дух взмахнул волшебной палочкой — и все исчезли! Она не могла найти Стивена ни в его кабинете, ни в гостиных. Его бумаги лежали аккуратной стопкой на столе, и непохоже было, чтобы к ним кто-то притрагивался. Исчезла и миссис Рэмзи; ни один слуга не откликнулся на ее нетерпеливый зов.

Мэри вернулась к двери и увидела, что ни экипажа, ни Бонни, ни обоих слуг не было. На нее накатила тревожная волна страха. Как могло случиться, что все так быстро исчезли? Очень странно…

Паника охватила ее. Подобрав юбки, она побежала по огромному, отдававшему эхом старому замку, по длинным коридорам в то крыло, где жил Эван Бэссет. У нее мелькнула смутная мысль, что, если бедствие обрушилось на остальную часть замка, его оно могло не затронуть.

Подбежав к огромным деревянным дверям, она изо всех сил заколотила по ним. После долгой, показавшейся ей бесконечной паузы двери медленно открылись. К ее облегчению, Эван Бэссет был дома. Он улыбался и выглядел так естественно, что она не могла удержаться от ответной улыбки и порывисто выпалила:

— Как я рада, что вы здесь! Я так испугалась! Нигде никого нет…

— Я слышал, как вы вернулись, леди Мэри, — совершенно спокойно сказал он. — Входите, входите. Устраивайтесь поудобнее, а я прикажу, чтобы подали чаю. Вы долго ехали на холодном ветру… И все впустую.

— Благодарю вас, — сказала она, слегка озадаченная его радушием. Он открыл еще какую-то дверь и, когда она подошла поближе, вдруг резко втолкнул ее внутрь и запер.

Она повернулась и закричала, но услышала, как он смеется за дверью.

— Эван! — позвала она. — Мистер Бэссет… В чем дело, сэр! Что вы де…

Тут она увидела его.

Своего мужа. Стивена, лежащего на полу с окровавленными лицом и головой. Он лежал распростершись и, казалось, был мертв. Как камердинер. Только глаза его были закрыты. Она пронзительно вскрикнула и упала на колени возле него.

— Стивен, Стивен, — стонала она и, подобно слепому, ощупывала его лицо и голову. Она чувствовала тепло, не холод. Он умер недавно?

— О, Боже, Боже, помоги мне, помоги мне, Боже… — Она робко, с надеждой прикоснулась к его шее. Да, пульс был… отчетливый, ровный пульс.

Жив. Но… его голова вся в крови… Она застонала, слегка приподняла его и облокотила на себя. Ее охватила радость. Он жив. Жив. Но почему их заперли здесь? Что произошло? Она подумала, что сойдет с ума, если не получит объяснения всему этому.




Глава 15


Стивен, казалось, начал легче дышать. Мэри осторожно положила его на ковер и огляделась. Они были заперты в изысканно обставленной спальне с французским ковром, бархатной драпировкой и огромной кроватью с балдахином, украшенной золотом. Мэри поморщилась. Встав, она прошла в ванную комнату, намочила несколько полотенец и вернулась к Стивену.

Она склонилась над ним, затем села рядом и, положив его голову на свои колени, начала обтирать ее, нежно шепча:

— Стивен, Стивен, дорогой! Очнись! Любовь моя… ты слышишь меня, Стивен!

Наконец он открыл глаза, посмотрел на нее, и его темно-коричневые брови поднялись. Затем глаза его прояснились и засияли:

— Мэри, это ты?

— Да, Стивен. Ты помнишь, что случилось?

— Ты уехала от меня, — медленно, как бы во сне сказал он, обычно говоривший четко и отрывисто. — Экипаж… укатил… по аллее…

— Я вернулась, — сказала она. — Я была полна сомнений и должна была поговорить с тобой, найти ответы…

— Моя Мэри, — тихо произнес он, и она прижалась к его щеке.

Она почувствовала, что он напрягся. Заворочался, приложил руку к голове.

— Эван Бэссет, — пробормотал он. Оглядевшись, он сел и выругался: — Будь проклят этот Эван. Ублюдок. Мне пришлось драться с ним… Я подозревал…

— Что подозревал, Стивен? — спросила она, — Он запер нас здесь. Где все слуги?

— Я тоже отослал их. Подальше от опасности. Я начал подозревать Бэссета. Боюсь, что он главарь контрабандистов, Мэри, и убийства тоже дело его рук. Я хотел разобраться с ним, не подвергая никого опасности…

— И поэтому ты нас всех отослал. — На сердце у нее стало легко и спокойно и даже Бэссет казался теперь не так страшен. Она быстро спросила: — Твоя голова… Стивен… он ранил тебя…

— Он ударил меня сзади. Я так глупо попался! Повернулся к нему боком, — и он ударил меня… теперь я вспомнил. — Он поднял руки к голове. — Я в порядке. Мы должны поговорить с ним, он благоразумный человек…

Мэри прикусила губу. Действия Эвана Бэссета говорили совсем о другом. Как может убийца быть благоразумным? Она молча наблюдала, как Стивен протирает лицо влажным холодным полотенцем. На лбу у него зияла довольно большая рана, которая опять стала кровоточить.

Когда Стивен осторожно пощупал свою голову, Мэри встала.

— Ну-ка, дай мне взглянуть, — сказала она и внимательно осмотрела рану. — Дело нешуточное, Стивен, — спокойно сказала она. — Кровь еще идет, и кожа лопнула на целый дюйм, даже больше. Давай я…

— Нет, не сейчас. — Он твердо отстранил ее. — Я должен поговорить с Бэссетом. Надо уладить это дело. Ему, конечно, придется уехать. — Он тяжело вздохнул. — Отец так доверял ему… И я тоже… сначала. Когда только вернулся с войны. Затем начали происходить разные странные мелочи, они накапливались… Люди боялись нас обоих, хотя меня почти и не знали. Я должен был выяснить, почему они боятся. Но никто не хотел говорить со мной об этом. Даже слуги вели себя настороженно, те, кто давно здесь жил.

— Он много лет делал что хотел. Должно быть, он почувствовал, что земля уже принадлежит ему или находится под его контролем, — медленно произнесла Мэри, и в глазах ее появилась тревога. «А я-то сомневалась в Стивене, — подумала она. — Увидела его на утесе и тут же заключила, что он главарь шайки контрабандистов. А им, конечно, все это время был Эван Бэссет».

— Я должен узнать… — начал Стивен, но тут дверь, щелкнув, отворилась, и на пороге возник Эван Бэссет. В его руке матово поблескивал большой пистолет.

Он посмотрел на них и улыбнулся своей обычной приятной и спокойной улыбкой:

— Ну, я гляжу, вы неплохо себя чувствуете, мило беседуете. Идите-ка со мной. Пора, знаете ли, положить конец всему этому.

У Мэри перехватило дыхание. Он ненормальный! Весьма похоже: стоит, как ни в чем не бывало, с этим ужасным пистолетом в руке, спокойный, как обычно, глаза блестят… Она взяла Стивена за руку, чтобы остановить его, уже собиравшегося шагнуть вперед.

— Надо заметить, вы довольно странно себя ведете, мистер Бэссет, — сказала она так же спокойно, как и Эван. Она почувствовала, как напряглась рука Стивена под ее пальцами, и плотнее сжала ее. — Не ответите ли вы нам хотя бы на несколько вопросов? Это вряд ли займет у вас много времени.

Он пожал плечами:

— Времени у нас предостаточно, моя дорогая леди Мэри. Я, право же, сожалею, что должен убить вас. Я ведь предлагал вам уехать в Лондон, не стоять у меня на пути. Вам надо было уехать! И ждать меня.

— Ждать вас, сэр! — широко раскрыв глаза, спросила она. — Значит, вы приехали бы ко мне?

— Ты самодовольный ублюдок! — яростно взорвался Стивен. — Как ты смеешь думать, что тебе удастся захватить мои земли, мою жену?…

— О да, — мечтательно произнес Эван Бэссет. Он продолжал стоять на пороге с пистолетом в руке. — Я давно это планировал. Я избавлюсь от тебя, Стивен! Ты слишком мешаешь мне. Тебе надо было оставаться в Лондоне и предоставить мне распоряжаться делами здесь, как я это делал при твоем покойном отце! Он никогда ни во что не вмешивался!

— И когда я… был в Лондоне… играл, ты никогда не упрекал меня, — медленно, задумчиво сказал Стивен. — Я вернулся с войны с горечью в сердце, разочарованный, злой, готовый на любые безрассудства. И ты поощрял меня. Да, ты хотел, чтобы я стал повесой, бездельником, а ты в это время делал бы все, что хотел. А когда я приехал сюда, здесь постоянно были вечеринки, азартные игры, женщины, чтобы отвлечь меня. И Анжела…

— Да, Анжела. Боюсь, что она была умнее тебя. Ее прекрасные глаза слишком многое увидели, и мне пришлось избавиться от нее. Весьма печально. Мне было очень жаль убивать ее, уверяю тебя. Да еще эта твоя собака, Командир. Он постоянно крутился вокруг, принюхивался, лаял. Как и Анжела, пытаясь вынюхать, выяснить, что происходит.

— Значит… вы убили Анжелу, — резко сказала Мэри, чувствуя, как рука Стивена все больше напрягается. Его ярость нарастала, и она боялась, что он преждевременно совершит какую-нибудь глупость. — А камердинер? Его убили тоже вы?

— Да. Вообще-то я хотел убить Стивена, но он находился со своей очаровательной женой. Вы, право же, спутали мне все карты, леди Мэри! У вас слишком зоркие глаза. Они — ваш враг. И вы ведь ходили на утесы и видели контрабандистов, не так ли? Одному из моих агентов показалось, что он видел, как вы возвращались в то утро.

— Да, я видела этих людей… контрабандистов. Но не вас, Эван Бэссет, — сказала она. — И я не подозревала вас… до этого момента.

Стивен стоял, тяжело дыша и почти рыча от ярости. Мэри изо всех сил сжала его руку.

— Значит, вы собирались убить Стивена, а вместо этого убили камердинера. И Анжелу вы убили… чтобы помешать ей что-нибудь узнать и рассказать Стивену. И собаку. А что вы собирались сделать с остальными? — спросила она, будто бы из праздного любопытства. Но ей очень хотелось это знать. Она обязательно хотела выяснить, что планировал этот сумасшедший.

— О, я намеревался убить и Кристофера, но лорд Стивен отослал его. Но мне удастся все сделать, когда они приедут сюда на ваши похороны. Думаю, с ними произойдет несчастный случай, когда они будут ехать в экипаже. — Тут он улыбнулся. — Я убью вас и устрою пожар в какой-нибудь комнате… А! Пожалуй, в вашей спальне. Да, это как раз то, что нужно. От ваших трупов ничего не останется, какая жалость! Думаю, я еще и всплакну на ваших похоронах. Затем с Кристофером что-нибудь случится, его жена и леди Хелен умрут вместе с ним. А я останусь управлять поместьем, безо всяких наследников. Долго будет не ясно, за кем закрепится право собственности, а я тем временем буду всем распоряжаться и делать что захочу.

И он радостно засмеялся, как будто все эти планы доставляли ему огромное удовольствие.

Стивен почти спокойно сказал:

— А контрабанда? Для чего, когда у тебя было столько денег, фамильные драгоценности, картины…все это богатство… Зачем еще заниматься контрабандой, Эван? Ты такой жадный?

Бэссет нахмурился.

— Жадный? О нет. Я занимался этим много лет, всю войну. Наполеону позарез было нужно английское золото, И здесь, кроме того, хорошо налаженный рынок для чая, бренди, табака. Все это и сейчас продолжается. А ты, милорд Стивен… ты считал себя таким величественным и внушительным, командуя сотней человек! У меня же их больше! У меня более двухсот человек, немедленно исполняющих то, что я прикажу! Вся округа у меня вот где… — И он гордо вытянул левую руку и сжал ее кулак. — И они не осмеливаются не подчиняться мне! Иначе расплата — смерть!

В его глазах появился огонек безумья. Мэри содрогнулась и прижалась к Стивену. Он бережно отстранил ее, и она почувствовала, что он уже полностью пришел в себя. Он продолжал разговаривать с Эваном Бэссетом.

— Теперь мне понятно. Ты хотел обладать кроме богатства еще и властью. Да, это достаточное основание. И ты взял драгоценности из комнаты отца и из фамильного склепа. Вот почему я никак не мог их найти. Ты сказал, что отец заложил их. Я решил найти их и послал своих агентов на поиски здесь и за границей, но драгоценности как в воду канули. Тогда я и начал подозревать тебя.

— Я так и думал. Мои агенты доложили мне о твоих поисках! — И Бэссет, повернув голову, засмеялся над Мэри, смотревшей на него, широко раскрыв глаза. — О, моя дорогая леди Мэри, вы верили всему, что бы я ни говорил! Как легко вы проглотили мою ложь о…

И тут Стивен прыгнул на него, застав его врасплох.

Он пытался вырвать пистолет, который вдруг выстрелил с оглушительным грохотом, Бэссет бросил его, и у них со Стивеном завязалась схватка. Было видно, что Эван силен, и Мэри знала это.

Она отскочила назад и, задыхаясь от волнения, наблюдала за борьбой. Лицо Стивена было мрачным и решительным. От напряжения из его раны на лбу побежала струйка крови. Бэссету удалось вытащить из-за пояса нож.

— Нет… нет… берегись, Стивен… — вскрикнула Мэри… но было уже слишком поздно.

Нож вошел Стивену в плечо и он застонал и отшатнулся. Бэссет схватил с пола пистолет и перезарядил его, яростным взглядом наблюдая за Стивеном.

Тот опять бросился на него, хотя нож торчал у него в плече. Бэссет схватил Мэри и, держа ее перед собой, приставил пистолет к ее виску.

— Один шаг — и я убью ее, — злобно прошипел он.

Стивен остановился, затем очень спокойно сказал:

— Бэссет, сейчас я осторожно вытащу нож, брошу его на пол. Он причиняет мне боль.

— А мне наплевать, — сказал Бэссет, но Стивен под его настороженным взглядом все же аккуратно вытащил нож и бросил его на пол. Кровь хлынула из раны и потекла по разорванному пиджаку Стивена.

— Ты разозлил меня, — каким-то странным, зловещим тоном сказал Эван Бэссет. Голос его стал выше, и в нем зазвучало что-то необычное. — Пожалуй, так просто я тебя не убью. Смерть твоя не будет легкой. Что бы с тобой сделать? О… все, придумал. Иди.

Он кивнул в сторону двери.

— Ну и дальше что? — спросил Стивен.

— Делай, что тебе приказывают! — Эван так сильно прижал ствол пистолета к голове Мэри, что она съежилась. Другой рукой он стиснул ее предплечье, и оно онемело. — Иди впереди нас, медленно! Делай, что я говорю! Здесь я командую!

Стивен долгим взглядом посмотрел на Мэри, затем кивнул и пошел впереди них. Эван Бэссет подталкивал Мэри, крепко держа ее за руку, и они двинулись вслед за Стивеном. Они прошли через роскошно обставленные апартаменты. Она видела, что Стивен узнает портреты, драгоценности в застекленных шкафах, книги, фарфор.

— Вот, значит, куда все ушло, — спокойно сказал он. — Да, всегда интересно, когда тайна вдруг раскрывается.

— Тебе недолго осталось жить, как раз, чтобы… Можешь думать обо всем этом, когда будешь умирать! — И Бэссет злобно усмехнулся. Мэри не понимала, что он имеет в виду. Как он собирается убить их?

Он подвел их к лестнице ведущей куда-то вниз. Стивен, повинуясь его приказу, медленно открыл дверь и остановился, поджидая их. Когда они начали спускаться по узким каменным ступеням, до них стали доноситься голоса. Они вошли в подвалы замка.

Голоса приблизились — спорящие, сердитые. Слышались звуки тяжелых бочек, передвигаемых по полу.

Они прошли через один огромный погреб в другой и остановились. Впереди Мэри увидела две комнаты, полные людей, бочек, тюков и свертков. Мужчины с ферм, из деревни… Джереми Шоу!

Они уставились друг на друга. Джереми выглядел смущенным. В руках он держал огромный бочонок. Он осторожно поставил его на полку, затем повернулся и скрестил руки на груди. Он с ними, он один из контрабандистов, с тоской подумала Мэри. Но… так ли это? Взгляд его был каким-то странным, как будто он о чем-то предупреждал ее.

— Взгляните на мои новые трофеи, — раздался громкий голос Эвана Бэссета. Он сильно толкнул ее вперед, и она упала на каменным пол. Стивен рванулся к ней, но был остановлен Бэссетом: — Пусть лежит! Парни, смотрите, кого я привел. Хозяин замка, ваш хозяин — и он в моей власти! Что мне сделать с ним? Скажите, как мне убить его. Зрелище будет что надо.

Голоса смолкли. Несколько долгих секунд стояла мертвая тишина. Мужчины переглядывались. Мэри с трудом приподнялась и отползла в конец комнаты, надеясь, что будет вне поля зрения Эвана Бэссета. Она очутилась у ног каких-то фермеров и видела перед собой их грубые ботинки. Сзади нее находились тяжелые стеллажи, предназначенные для бочонков с бренди. Она осторожно приподнялась и села на первую полку.

— Ну… скажите же мне… Как они должны умереть? Это враги, они мешают нашему делу. Всюду суют свой нос, — нетерпеливо сказал Бэссет, небрежно подняв пистолет и помахав им. Мэри заметила, что люди вздрагивали и избегали смотреть ему в глаза. Они боялись его, кроме Джереми Шоу, который так же твердо смотрел на Бэссета, как и тот на него.

Наконец один из мужчин разразился грубым смехом:

— Пытка, Бэссет. Как насчет пытки? — Бормотание, хмурые взгляды; затем послышались выкрики.

— Да, да, пытка и смерть! Ишь чего захотели, мешать нам!

— Значит, пытка. Отлично! — с удовлетворением сказал Бэссет, и в его глазах опять запечатлелось безумие. — Я предоставляю вам возможность по очереди поиграть каминными щипцами и кочергой! Разожгите огонь! Пусть они повизжат! Я люблю, когда кто-нибудь громко визжит! Пусть аристократы, которые живут за наш счет, попробуют сами, чему подвергают нас, когда мы им не повинуемся? Огнем их! Огнем!

Тут вдруг громко заговорил Стивен:

— Разве мой отец когда-нибудь жестоко обращался с вами? Если он и сделал что-либо плохое, так это то, что поставил этого человека управлять хозяйством! Это была страшная ошибка! Но мой отец никогда не причинял зла. А что касается меня… Я сражался за вас против французов! Я дрался на кораблях вместе с такими же, как вы, и некоторые из вас тоже воевали! Мы разбили Наполеона… а он в это время наживался на наших ранах!

— Да, да, это верно… — пробормотал кто-то, но стоявший рядом тут же заставил его замолчать.

Мэри во все глаза смотрела на мужа. Она подумала, что он еще никогда не выглядел так величественно, хотя его бархатный пиджак был порван, лицо в крови, а руки — в грязи. В его глазах полыхал огонь.

— Мы ведь уже дрались вместе. Так сразимся же еще раз! С этим новым тираном, который превращает вас в рабов, держит вас железной хваткой и мучит ваши тела и души! Он угрожает вашим женам и детям, убивает ваших друзей! Сколько же вы намерены терпеть.

Эван Бэссет ударил его. Стивен резко отступил в сторону и, повернувшись, встал к нему лицом, бесстрашно глядя на него. Пистолет Эвана был направлен точно в сердце Стивену. Увидев, что никто из мужчин не двинулся с места, Мэри закричала:

— Что же вы за люди, вы, англичане? Вы что, так и будете целовать свои оковы и кнут, который хлещет вас? Бейте его! Сражайтесь за свою свободу! — Ее звонкий голос пронесся по каменным подвалам.

Никто не двинулся; тишина была зловещей. Стивен стоял лицом к лицу с Бэссетом, напрягшись, словно перед прыжком. Увидев это, Мэри в неистовстве вскочила. Он готов рискнуть, несмотря на то, что пистолет направлен на него…

— Англичане! Сражайтесь за свою свободу! — опять закричала она. — Вы свободные люди, так сбросьте же с себя ярмо рабства! Вы что, так и будете все время кого-то бояться, выполнять то, что вам прикажут? Так и будете заниматься контрабандой, подчиняясь шантажу и угрозам? Где ваше мужество? Выходит, вы, англичане — нация трусов? Тогда я рада, что родилась шотландкой, раз англичане такие!

Послышалось бормотание, недовольное ворчание. Некоторые двинулись было вперед, затем в нерешительности остановились.

Тут зазвучал громкий голос Джереми:

— Я на ее стороне! Я с ней. Долой рабство! Вперед, ребята! Деритесь за свою свободу! — И этот огромный человек шагнул вперед.

Кто-то попытался кинуться на него, но он схватил противника и, подняв, швырнул в толпу, застав всех врасплох. Раздались крики, и началась кровавая свалка. Мэри держалась в стороне, пробралась к полкам и взяла стоявшую под рукой полупустую бутылку бренди, оставленную кем-то из контрабандистов.

Затаив дыхание она наблюдала за людьми, сцепившимися друг с другом. Она видела, как Джереми убеждает своих друзей драться с теми, кто все еще был на стороне Бэссета. У Мэри мелькнула мысль, что можно точно определить, кто из них контрабандист, а кто против. Многих, должно быть, вовлекли насильно.

Джереми Шоу с размаху швырнул кого-то на бочки с бренди, и тот обмяк и сполз на пол. Мэри увидела, как один из дерущихся пробрался к Джереми, и они вдвоем, спина к спине, победили четверых. Ее шотландское сердце билось все быстрее и быстрее при виде этой яростной битвы.

Затем ее внимание переключилось на мужа. Он и Бэссет молча боролись, почти не двигаясь с места. Стивен старался завладеть пистолетом Бэссета, и она видела, как ствол пистолета, сжатого двумя загорелыми руками, колеблется то в одну, то в другую сторону.

Вперед, назад, на потолок, вниз, на одного из них, затем на другого. Едва дыша, она ждала, наблюдала, не в состоянии пошевелиться. Их разделяла дерущаяся толпа, но голова Стивена возвышалась над ней, и Мэри видела… видела, молилась и горячо надеялась, что ее муж победит…

Пистолет выстрелил. Она затаила дыхание… прижала руку к горлу, глядя на них… Если побежденным окажется Стивен, если он умрет, она умрет вместе с ним, подумала Мэри и поняла всю силу своей любви. Если он умрет, она не сможет больше жить.

Тела противников разомкнулись. Она видела руку Стивена, устало поднимавшуюся к его окровавленному лицу. Он откинул назад волосы, вытер лоб, неуверенно повел головой. Она подумала, что он падает, и застонала.

Но падал Бэссет. Падал вперед. Падал медленно, прижав руки к животу. Его глаза стали пустыми и невидящими.

— О, Боже на небесах, — прошептала Мэри. — Боже… благодарю тебя…

Бэссет наконец упал, и люди рядом с ним, увидев это, недоверчиво уставились на него. Стивен наклонился и пощупал пульс на его шее.

Вновь выпрямившись, он громко закричал, будто после морской битвы:

— Все кончено, парни! Этот ублюдок мертв! Сложите оружие и сдавайтесь!

Лица повернулись к нему, драка начала затихать, затем и вовсе прекратилась. Противники, ругаясь, побросали свое оружие: бутылки, деревянные палки, топоры. Все было кончено. Эвану Бэссету и всем его интригам и кровавым замыслам пришел конец.




Глава 16


Яркая голубизна июня сменилась позолотой июля, а Стивен все еще не выздоровел. В раны попала инфекция, и несколько недель он был серьезно болен. Мэри преданно ухаживала за ним. Сердце ее было объято тревогой. По ночам она вставала, дежурила возле его кровати, ворчала на него, когда он пробовал двигаться.

Она забыла, что такое робость, застенчивость. Она снимала с него мокрые рубашки, когда жар, казалось, выжимал всю влагу из его исхудавшего обессиленного тела. Она мыла его теплой водой, затем прохладной водой, чтобы снизить температуру. Она бинтовала его раны, как ее научил доктор, и почти не спала по ночам, ухаживая за ним.

Часто приходила леди Хелен и отсылала Мэри, желая сама позаботиться о пасынке. Только в эти часы Мэри отдыхала. Теперь она доверяла этой женщине больше, чем когда бы то ни было раньше.

Как только Кристофер услышал обо всем, что случилось, он примчался к ним верхом, Он осыпал Стивена упреками, в ярости от того, что тот не дал ему возможности участвовать в произошедших событиях.

После этого приехали в экипаже леди Хелен и Георгиана и опять поселились в замке. «Но лишь на время», — сказала Георгиана с какой-то новой для нее твердостью в голосе. Она вкусила всю прелесть положения хозяйки собственного дома и ни за что не хотела отказываться от нее.

Семья была дружна, как никогда раньше. Пока Мэри ухаживала за мужем, Георгиана руководила слугами. Леди Хелен помогала им обоим с необычайной кротостью, мягкостью, в которую Мэри едва могла поверить. А Кристофер на это время взял на себя дела Стивена. Ежедневно он ездил осматривать фермы, поля, решал все проблемы.

И их труды были наконец вознаграждены. Стивен уже мог вставать на несколько часов в день. Как только разрешил доктор, Мэри начала выводить его в сад, и он лежал там в шезлонге, наслаждаясь свежим воздухом и сиянием солнца. Некоторое время он был так слаб, что едва мог поднять безвольно висящую руку. У Мэри при виде этого щемило сердце, и она была готова накричать на кого-нибудь, чтобы скрыть слезы.

Бонни выполняла свои обязанности с невиданным воодушевлением. Миссис Рэмзи ходила улыбающаяся и что-то мурлыкала себе под нос. Двух слуг и трех конюхов уволили за то, что они тайно помогали Бэссету. Остальные были вполне надежными, как сказал Уэнрик, который, как казалось, знал гораздо больше, чем осмеливался говорить.

Вся округа как будто освободилась от опутывающих ее ужасных щупальцев страха. Мистер Эшвуд, хозяин гостиницы, был послан поговорить с Мэри. Он рассказал ей все, что люди знали или о чем-то догадывались. Бакалейщик мистер Джонс стал ее надежным союзником. Он заверял ее, что все они теперь ее верные слуги на всю жизнь за то, что она для них сделала.

Мистер Эшвуд сказал:

— Бэссет многие годы создавал и укреплял свою власть. Могли ли мы подумать, что новому хозяину будет небезразлично, что с нами происходит! Что у него ни спроси, он все пожимает плечами да отворачивается. Было известно, что к его столу подают контрабандные вина, что он курит контрабандный табак. Могли ли мы точно знать, что у него за характер? Но вы, леди Мэри, вы с самого начала были не такая, как все. Вы заботились о нас, мы это чувствовали и говорили между собой о том, что могут произойти перемены.

— Эх, если б вы сразу мне все рассказали, — без упрека в голосе сказала она. — Я понимаю, вы боялись. Только Джереми Шоу отважился говорить об этом.

— Да, он сильный человек, умеет за себя постоять, — сказал мистер Эшвуд. — Но ему тоже угрожали, и мы не были уверены, что его в конце концов не сломят. Мы видели и сильных людей, которые уступали, когда угрожали их женам и детям.

Как то раз в середине июля, когда Стивен лежал в саду, пришел какой-то старый моряк. Он приехал из деревни вместе с бакалейщиком, на переднем сиденье рядом с ним, как когда-то Мэри. С гордо поднятой головой он прошел в сад. Левый рукав его был пуст и покачивался на ветру. По его глазам Мэри поняла, что он не уверен, желанный ли он гость.

Она встретила этого человека возле куста роз.

— Добро пожаловать, мистер Паркс. Мистер Эшвуд сказал, что вы хотите видеть лорда Стивена. — И, приветливо улыбнувшись ему, она взяла гостя за руку.

— О да, — ответил он, глядя вперед, туда, где лежал в шезлонге Стивен, — Я сказал, что хочу поговорить с моим капитаном. Мы вместе сражались на «Смелом», мадам… то есть миледи.

— Да, я слышала. Пойдемте.

И она подвела его к Стивену, который уже пытался встать, но из-за слабости это ему не удавалось.

— Нет, нет, ложитесь, ложитесь, — запротестовал седой моряк. — Ваши раны, должно быть, болят так же, как болели мои пару лет назад.

— Я помню тебя, Паркс, — сказал Стивен, улыбаясь и протягивая слабую руку. — Ты дрался как два дьявола. Мне было очень жаль расставаться с тобой.

— Мне — не меньше, — ответил тот.

Он наконец сел, и они начали разговаривать. Мэри оставила их и, придя часа два спустя, была удивлена, увидев, что они все еще предаются воспоминаниям, а у Стивена улучшился цвет лица и засверкали глаза.

Увидев ее, моряк тут же встал.

— Ой, однако, засиделся я тут у вас, — извиняющимся тоном сказал он. — Я вообще-то собирался зайти минут на пять… Но прошло уже, по-моему, больше.

— Приходи еще, — сказал Стивен. — Нам еще о многом нужно поговорить. Я так и не узнал, что произошло в ту ночь в Лиссабоне. Жаркая, должно быть, была драка, судя по состоянию тех, кто возвращался.

— О да, битва была что надо, — сказал Паркс, собираясь уходить, с явной неохотой. Слегка покачиваясь, он пошел вдоль кустов роз к выходу, где мистер Джонс терпеливо ждал его в повозке.

Слухи распространялись по округе. Приходили разные люди, иногда по двое сразу. Приходили обычно после обеда, когда Стивен сидел в саду. Несколько раз заходил Джереми Шоу. Сначала он чувствовал себя неловко, но со временем становился все более открытым и дружелюбным. Разговоры с ним касались проблем, связанных с фермами, и Мэри подумала, что его, похоже, прислали к ним как представителя.

Приходили люди из деревни, с ферм, старые флотские знакомые Стивена, забегавшие, по их словам, чтобы шепнуть ободряющее словцо. Сначала не уверенные, захочет ли он говорить с ними, постепенно они чувствовали себя свободнее, обсуждали разные проблемы.

Закончился июль, и в августе Стивен наконец был в состоянии и ходить. С Кристофером у них было много долгих разговоров, и было решено, что тот вернется в Пенхерст и будет управлять им. «Георгиана спит и видит собственный дом, в котором она будет хозяйкой!» — сказал Кристофер, да и ему самому, как оказалось, было не менее приятно получить в свое полное распоряжение несколько акров земли. В его манере вести себя появилась какая-то целеустремленность.

Однажды днем они все вместе сидели в саду и пили чай. Стивен решительно отказался от шезлонга и сидел на стуле. Мэри разливала чай, Георгиана разносила тарелки. Леди Хелен важным голосом заметила, что отнюдь не возражает против того, чтобы ее обслуживали, потому что она все утро болтала с женой приходского священника и ужасно устала.

Георгиана осмелилась засмеяться. Ее лицо посветлело, приобрело какой-то новый оттенок, и в ее манере поведения стало больше уверенности, подумала Мэри.

— Ой, мама, вы ведь так любите посплетничать. Как вы можете от этого устать?

— Мы попробовали разрешить все проблемы сразу, — с сожалением в голосе сказала леди Хелен. Все засмеялись.

— Смейтесь, смейтесь! Но это действительно довольно утомительное занятие.

— О, у нас ведь куча нерешенных проблем в Пенхерсте, — поддразнивающим тоном сказал Кристофер. — Мама, когда решишь все проблемы здесь, можешь начинать в нашем новом доме. Тебе надо только придумать, как бы пооригинальнее это сделать!

— Негодный мальчишка, — нежно сказала леди Хелен. — С каждым днем ты все больше становишься похож на отца. Ну а Стивен, конечно, пошел в свою мать…

Теперь уже засмеялась Мэри. Все повернулись и посмотрели на нее.

— Да нет, не в мать, — с воодушевлением сказала она. — Он точная копия своего отца — такой же упрямый, своенравный, властный и сильный.

Тут она густо покраснела и склонилась над чашкой под лукавым взглядом Стивена.

— Может быть, вы и правы, дорогая, — неожиданно сказала леди Хелен, кивая своей седовато-белокурой головой. — Если вспомнить, как он отослал нас отсюда безо всяких объяснений! У меня сердце сжимаюсь при мысли о том, что он может быть таким холодным и суровым. Но мне следовало бы знать, что он похож на своего отца и думает о нас больше, чем о себе.

— А я все никак не могу простить тебя, Стивен, — сказал Кристофер, вытягивая длинные ноги. — Я пропустил такую первоклассную драку! Если бы я был здесь, ты, скорее всего, не получил бы этих ран!

— Да, но вместе со мной дралась моя прекрасная шотландская жена, — шутливо сказал Стивен, с улыбкой глядя на Мэри.

Она подняла глаза, увидела его улыбку и, смутилась.

— Слышала бы ты ее речь перед теми людьми! Это было грандиозно! Если бы она была помощником на моем корабле, мы выиграли бы все битвы в два раза быстрее!

— Да, у Мэри сильный характер, — отметила леди Хелен, — Ты сделал правильный выбор, Стивен. Ты бы никогда не чувствовал себя счастливым со слабовольной, покорной женой.

— Да, но я намерен укротить ее, — дерзко сказал он. — Она все еще слишком упряма, чтобы угодить моему вкусу!

Мэри еще сильнее покраснела. Ее взволновала неожиданная похвала леди Хелен, а в шутливой угрозе Стивена крылись перспективы на будущее, о которых она не осмеливалась и думать.

Последний раз они разговаривали по душам еще до ее спешного отъезда из замка. С тех пор они не были близки. Он был слишком слаб и болен, чтобы нуждаться в чем-либо, кроме ухода за собой.

Какие же чувства он на самом деле к ней испытывает? Во время их последнего откровенного разговора она спросила его о том, не надоела ли ему, и он не отрицал этого. Краска сошла с ее лица, и она вдруг почувствовала усталость и тревогу.

Георгиана тактично сменила тему и завела со Стивеном и Кристофером разговор о проблемах, связанных с Пенхерстом. Мэри молча слушала и думала о том, как они все изменились. Они стали… дружелюбными. Откровенными. Как будто все нашли свое настоящее место в жизни и теперь могли разговаривать как союзники, а не как враги.

— Ты намерен нанять управляющего? — спросил Кристофер некоторое время спустя. — Бэссет ведь действительно делал огромную работу. Не представляю, как один человек может со всем этим справиться. И, кроме того, есть еще дальние усадьбы.

Стивен поморщился.

— Должно пройти какое-то время, прежде чем я опять смогу кому-либо доверить все это, — с. какой-то неприязнью сказал он.

Леди Хелен задумчиво произнесла:

— Сын одного моего друга, лорда Кристофера, сейчас распродает свое имущество. Он весьма опытный человек и очень тоскует по земле. Он потерял на войне ногу. Пожалуй, он смог бы… он человек чести, хотя у него нет денег…

— Хм, Кардриф. О нем я не думал, — сказал Стивен, будто бы размышляя о чем-то. — Насколько я помню, их дед просадил все состояние на азартных играх. Может быть, и внук такой же…

— Ничего подобного, — сказал Кристофер. — Не притрагивается к картам, гордый, как Люцифер. Я давно его знаю и ручаюсь за него, Стивен.

— Я приглашу его и поговорю с ним. Значит, он интересуется землей?

— Помешан на этом. Постоянно пропадает на охоте, на рыбалке. Землю щупает пальцами, — сказал Кристофер. — Я собирался свозить его в Пенхерст, чтобы он взглянул на земли возле моря. Возможно, он сможет что-нибудь придумать.

Они серьезно и доброжелательно обсуждали этот вопрос. Когда чаепитие закончилось, Мэри встала, чтобы пойти взглянуть на кусты роз.

— Куда ты, Мэри? — спросил Стивен со своего места.

— Розы. Мне кажется, белые на следующий год надо пересадить. Садовник сказал…

— Подойди сюда.

Мэри остановилась. Она повернулась и вопросительно посмотрела на него. Почему он говорит с ней таким настойчивым, повелительным тоном?

Не двинувшись с места, она спросила:

— У тебя болит голова, Стивен? Я думала, рана уже зажила. Сейчас я принесу мазь…

— Иди сюда, Мэри, — сказал он еще более холодным тоном и нахмурился.

Она прикусила губу.

— Чего ты хочешь?

— Мэри, если ты заставишь меня повторить в третий раз, ты пожалеешь об этом!

Она сердито посмотрела на него и неохотно подошла. Он властно протянул руку. Когда она оказалась достаточно близко, он притянул ее к себе. Она стояла рядом с его стулом и смотрела на него сверху вниз.

— Ты все такая же упрямая, моя Мэри? — нежно спросил он. — Когда же ты научишься повиноваться?

Она внимательно взглянула на него, пытаясь определить, не шутит ли он. Она не была уверена. Пристально, робко смотрела она на него. Неожиданно он посадил ее к себе на колени. Она попыталась встать, но он крепко обвил ее руками.

— Сиди, — приказал он. — Я хочу поговорить с тобой. Каждый раз, когда я начинаю с тобой разговаривать, ты вдруг вспоминаешь про какую-нибудь ерунду, которую надо сделать, и убегаешь. Нет, теперь я тебя не отпущу!

— Твое плечо опять начнет болеть, — сказала она, поворачиваясь, чтобы ослабить объятие. Ее сердце глухо колотилось.

— Я хочу поговорить с тобой, — уже спокойнее сказал он, не отпуская ее. Он немного повернул Мэри, чтобы лучше видеть ее лицо. Она опустила голову.

— Посмотри на меня, моя дорогая. В тот день, когда я велел тебе покинуть замок и ехать в Лондон, ты сразу же подчинилась. Почему?

— Почему… сэр? — слабым голосом спросила она. — Вы велели мне…

— Но ты никогда так быстро не выполняла мои распоряжения, — с иронией в голосе сказал он, и ехидная улыбка появилась на его губах. — Так почему же ты уехала? Я ожидал долгих споров. Вместо этого ты сразу же подчинилась и уехала в Лондон, чтобы добиться развода… Все как я велел! Почему, Мэри?

Она отчетливо вспомнила тот день. Сейчас, сидя у него на коленях и думая об этом, она снова почувствовала ту душевную боль, то страдание, которое испытала, осознав, что вдруг надоела ему, что он устал от нее.

— Почему же, Мэри? — опять спросил он.

Она подняла голову, посмотрела в его карие глаза и тут же снова отвернулась.

— Видите ли… сэр… — неуверенно произнесла она. — Я думала… я почувствовала… в общем… что надоела вам… А я не из тех, кому можно просто так сказать, что… надоела…

— Ты мне надоела? — ласково спросил он. — Кто сказал, что ты мне надоела?

— Вы сказали! — решительно ответила она. — Вы сказали, что… я надоела вам… что все кончено…

— Никогда я такого не говорил. Ты задала вопрос, а я ответил, что ты можешь думать все, что захочешь. Я не говорил, что ты надоела мне. А ты подумала… и тебе это причинило боль?

Она молчала, отвернувшись, то краснея, то бледнея. Он нетерпеливо снова встряхнул ее.

— Моя Мэри, я люблю тебя. Может быть, тебя надо отшлепать и отругать, чтобы ты сказала мне то же самое? Да? Мне отшлепать тебя? Или мне следует зацеловать тебя до такой степени, чтобы твое лицо смягчилось, как это бывает, когда мы с тобой любим друг друга, чтобы ты растаяла, и мы стали единым целым? Надо мне это делать?

Она затаила дыхание, затем уткнулась лицо ему в плечо, стиснув руками его локти.

— Нет, — раздался ее приглушенный голос.

— Что — нет?! Не нужно заниматься любовью, чтобы ты призналась мне в любви? — прошептал он ей на ухо и страстно поцеловал. — Мэри… Скажи мне, что любишь меня, иначе мы будем заниматься любовью прямо сейчас, здесь, в саду — прекрасное зрелище для тех, кому взбредет в голову взглянуть в окно! Я уже устал от твоих уверток! Скажи мне… Или…

— А ты… любишь меня? — прошептала она, обхватив руками его шею. Она все еще не могла поверить в это, ей казалось, что это сон, хотя ее сердце неистово билось рядом с его сердцем.

— Нет, сначала ты, — властно приказал он и, сжав ее лицо руками, приблизил к своему. Легкая улыбка торжества появилась на его губах, раньше целовавших ее так часто… но все же недостаточно. — Говори… Сейчас же!

— Я… люблю… тебя… Стивен, — наконец прошептала Мэри. И не успела она договорить, как он крепко поцеловал ее.

— Ну наконец-то! Я уж думал, что ты никогда этого не скажешь. Ну и упрямая же ты жена, право слово! Мэри, я полюбил тебя в тот самый первый день, когда увидел тебя в дверях моего кабинета. Тебя, с твоим усталым лицом, измученными глазами, взъерошенными рыжими волосами… и с этим высоко поднятым упрямым шотландским подбородком, с маленькими стиснутыми кулаками… Я сразу же полюбил тебя — девушку с непреклонным характером, сильной волей, живым умом и к тому же такую милашку… — Он шептал эти слова ей в губы, между поцелуями.

— О… нет! Ты не полюбил меня… сразу… Ты был резок и холоден… — удалось произнести ей. — Ты… вообще не любил меня… Ты был… груб со мной…

— Ну вот, опять ты споришь, не повинуешься. Как же мне приручить тебя? — шутливо сказал он, и она услышала биение его сердца, а потом и почувствовала это грудью, когда он прижал ее к себе. — Я знаю только один способ, как покорить тебя… и сейчас, дорогая моя, я этим и займусь!

— Это как? — Она, вызывающе встряхнула головой.

Он засмеялся и, наклонившись, прошептал ей на ухо, каким образом намеревался покорить ее. Но в движениях его рук теперь уже чувствовалась нежность, он бережно прижимал ее к себе, и она радостно слушала как бешено бьется его сердце от любви к ней. Теперь она это твердо знала.

Как прекрасно, думали они, — обрести наконец счастье после стольких испытаний!


notes




1


Корнуолл — графство в Великобритании. — Примеч. пер.




2


Фут — 304,8 мм.




3


Дюйм — 25,4 мм.




4


Обюссон — город во Франции знаменитый своими коровами.




5


Бонапарта.




6


Нетитулованное мелкопоместное дворянство. — Примеч. пер.