Эпицентр бури
Джек Хиггинс


Син Диллон #1






Британская и французская службы безопасности противостоят Саддаму Хусейну, ИРА, КГБ. Наемный убийца Диллон должен убить Маргарет Тэтчер во Франции в 1991 году по пути в аэропорт. Он обходит все ловушки спецслужб, не поддается на самые хитроумные провокации. Кажется, что деньги за заказное убийство уже у него в кармане…






Джек Хиггинс

Эпицентр бури


Памяти моего деда Роберта Белла, кавалера военной медали, доблестного солдата







Подули ветры с небес.

Исполни все, что задумано.

Да будет с вами Бог.

    

Закодированное послание по радио Ирака. Багдад, январь 1991 г.









Артиллерийский обстрел в 10 часов утра в четверг 7 февраля 1991 года дома номер десять по Даунинг-стрит, когда там заседал кабинет, теперь уже стал историей. Он до сих пор так и не нашел сколь-либо удовлетворительного объяснения. Возможно, все происходило примерно так…




I


Уже почти стемнело, когда Диллон вышел из аллеи и остановился на углу. Со стороны Сены дул ветер, шел дождь со снегом; было холодно для января в Париже. На нем был бушлат, кепка, джинсы и грубые ботинки. Совсем как у моряка, сошедшего с одной из барж, бегающих по реке. Однако он не принадлежал к их числу.

Диллон раскурил сигарету, прикрыв спичку ладонями, постоял какое-то время в тени, посматривая на огни небольшого кафе на другой стороне площади, мощенной брусчаткой. Потом отбросил сигарету, засунул руки глубоко в карманы и пошел через площадь.

В темноте у входа в кафе стояли два человека, наблюдая за его действиями. Один из них прошептал: «Это должен быть он» — и сделал шаг вперед.

Но другой задержал его:

— Не двигайся, дай ему войти.

Диллон, чутье которого обострилось за годы прожитой им необычной жизни, чувствовал их присутствие, но ничем этого не выдал. Он задержался у входа, просунул левую руку под бушлат, убедился, что вальтер находится за поясом его джинсов, за спиной, открыл дверь и вошел.

Это был кабачок, типичный для этого района: полдюжины столиков со стульями, оцинкованная стойка бара, за ней, вдоль расколотого зеркала, шеренга бутылок. Задняя дверь замаскирована висячей шторой из шариков.

Бармен, очень старый человек с седыми усами, был одет в спортивный пиджак с обтрепанными рукавами и рубашку без воротничка. Он положил на стойку журнал, который читал, и поднялся со стула:

— Чем могу служить?

Диллон расстегнул бушлат и положил кепку на стойку. Он был невысок ростом, не больше 165 см, со светлыми волосами и глазами, которые, как показалось бармену, не имели вообще никакого цвета, но были такими холодными, что старику стало не по себе. По спине побежали мурашки, его охватил необъяснимый страх. Диллон улыбнулся. Перемена была разительной — посетитель стал внезапно излучать тепло и очарование. Его французский, когда он заговорил, был превосходен:

— Найдется ли в этом доме такая вещь, как полбутылки шампанского?

Старик взглянул на него с удивлением:

— Шампанского? Вы, должно быть, шутите, мсье. У меня есть только два вида вина: красное и белое.

Он поставил на стойку две бутылки. Вино было такого низкого качества, что бутылки были закупорены не пробками, а закрыты завинчивающимися колпачками.

— Хорошо, — сказал Диллон. — Я беру белое. Дайте мне стакан. — Он натянул кепку и сел за столик у стены, откуда ему были видны и вход, и дверь за ширмой. Открыв бутылку, налил в стакан вина и попробовал. — Какой же выдержки это вино? Его, видно, сделали на прошлой неделе? — спросил он у бармена.

— Но… мсье… — Старик выглядел смущенным.

— Да ладно. — Диллон закурил новую сигарету, откинулся на стуле и стал ждать.

Прямо за ширмой, подглядывая через нее, стоял человек лет пятидесяти-шестидесяти, среднего роста, с несколько порочным лицом. Меховой воротник темного пальто он поднял, чтобы защититься от холода. Он выглядел как преуспевающий бизнесмен: одежда, золотые часы «Роллекс» на левой руке. Человек этот являлся старшим торговым атташе при советском посольстве в Париже. И одновременно полковником КГБ по имени Джозеф Макеев.

Его более молодого спутника с черными волосами, в дорогом шерстяном пальто, который заглядывал через плечо русского, звали Мишель Арон. Он прошептал на французском:

— Удивительно. Он не может быть нашим человеком. Он выглядит никем.

— Серьезная ошибка, которую совершали многие люди, думая так, Мишель, — сказал Макеев. — Подожди и убедишься сам.

Звякнул колокольчик. Наружная дверь распахнулась, впустив порыв ветра с дождем. В кафе вошли два человека, которые дожидались у входа, когда Диллон пересекал площадь. Один из них был высоким, бородатым, с уродливым шрамом на лице, тянувшимся до правого глаза. Другой был значительно ниже. Оба были одеты в бушлаты и рабочую одежду. Их вид соответствовал их характерам: они были опасны.

Они остановились у стойки бара, и старик забеспокоился.

— Не бойся, — сказал тот, что помоложе. — Мы хотим только выпить.

Высокий повернулся и посмотрел на Диллона.

— Кажется, у этого парня есть то, что нам нужно. — Он подошел к столику, взял стакан Диллона и отпил из него. — Мсье не возражает, правда?

Не вставая со стула, Диллон поднял левую ногу и ударил бородатого под колено. Тот рухнул, задохнувшись от боли и хватаясь за стол. Диллон встал. Бородач с трудом поднялся и опустился на один из стульев. Его приятель выхватил из кармана нож, нажал на пружину, выкинув кинжальное лезвие. В то же мгновение Диллон левой рукой вытащил вальтер.

— Руки на стойку! Господи, эти подонки никогда ничему не научатся. А теперь подними на ноги этот кусок дерьма и мотайте отсюда, пока я в хорошем настроении. Кстати, вам понадобится пункт «скорой помощи» в ближайшей больнице. Кажется, я выбил ему коленную чашечку.

Коротышка подошел к своему приятелю и с трудом поднял его на ноги. Некоторое время они стояли молча. Лицо бородача было искажено от боли. Диллон подошел к двери и открыл ее. Дождь на улице продолжал лить как из ведра.

Когда они проскользнули мимо него, Диллон сказал им «спокойной вам ночи» и захлопнул дверь. Продолжая держать вальтер в левой руке, зажег сигарету спичкой со стойки бара и улыбнулся старому бармену, который выглядел страшно напуганным.

— Не волнуйся, папаша, это не твоя проблема. — Он прислонился к стойке и произнес по-английски: — Все в порядке, Макеев. Я знаю, что вы там, так что выходите.

Ширма раздвинулась, и появились Макеев с Ароном.

— Мой дорогой Син, рад видеть вас снова.

— Ну не чудо ли вы? — сказал Диллон с чуть заметным ирландским акцентом. — Сначала пытаетесь изрешетить меня, а следом проявляете любезность и радушие.

— Это было необходимо, Син, — ответил Макеев. — Мне надо было доказать кое-что моему другу. Разреши мне представить его.

— Нет нужды, — сказал ему Диллон. — Я видел его фотографии довольно часто. Не на финансовых страницах газет, а в светских журналах. Мишель Арон, не так ли? Человек со всеми деньгами мира.

— Не совсем, мсье Диллон. — Арон протянул руку, но Диллон не принял ее.

— Оставим любезности, мой друг, а пока прикажи тому, кто стоит за этой ширмой, выйти оттуда.

— Рашид, сделай то, что он говорит, — крикнул Арон и успокоил Диллона: — Это только мой помощник.

У вышедшего из-за ширмы молодого человека было смуглое лицо, выражавшее подозрительность. Одет он был в кожаную куртку с поднятым воротником, руки засунуты глубоко в карманы.

Диллон узнал профессионала с первого взгляда.

— Все на стол, — приказал он и повел вальтером. Рашид заулыбался и вытащил руки из карманов. — Что ж, а теперь я пошел, — заявил Диллон. Он повернулся и открыл дверь.

Макеев промолвил:

— Син, будьте благоразумны. Мы хотим только поговорить о деле.

— Прости, Макеев, но мне не нравится, как ты работаешь.

— Даже за миллион, мсье Диллон? — спросил Мишель Арон.

Диллон остановился, повернулся и бросил на него спокойный взгляд. Потом улыбнулся, вновь полный очарования.

— В фунтах стерлингов или в долларах, мсье Арон? — спросил он и, не дожидаясь ответа, вышел на улицу под дождь.

Когда дверь захлопнулась, Арон сказал:

— Мы его потеряли.

— Вовсе нет, — ответил Макеев. — Он странный тип, поверь мне. — Он повернулся к Рашиду: — Телефон?

— Да, полковник.

— Хорошо. Ступай за ним. Прилипни к нему, как пластырь. Когда он сядет, позвони мне. Мы будем на авеню Виктора Гюго.

Рашид молча вышел. Арон достал бумажник, извлек купюру в тысячу франков и положил ее на стойку бара. Обратившись к совершенно ошарашенному бармену, он сказал:

— Мы очень признательны, — повернулся и вышел вслед за Макеевым.

Усевшись за руль черного «мерседеса», он сказал русскому:

— Он не колебался ни секунды!

— Син Диллон — удивительный человек, — произнес Макеев, когда они тронулись. — Первый раз он взялся за оружие в ИРА[1 - ИРА — Ирландская республиканская армия. — Прим. перев.] в тысяча девятьсот семьдесят первом году. Двадцать лет, Мишель, двадцать лет! И за все эти годы он ни разу не познакомился с тюремной камерой. Он был замешан в деле Маунтбаттена и стал слишком «горячим орешком» для своего собственного народа, поэтому перебрался в Европу. Как я говорил вам, он работал для всех: для Организации освобождения Палестины, «Красных бригад» в Германии, Национального движения басков, ЕТА.[2 - ЕТА — террористическая организация басков. — Прим. перев.] Он убил для них испанского генерала.

— И для КГБ?

— Конечно. Он работал на нас много раз. Мы всегда используем лучших исполнителей, а Син Диллон именно такой. Он говорит на английском и ирландском (но не таком, который вызывает ваше раздражение), свободно владеет французским и немецким, прилично арабским, итальянским и русским.

— И никому не удалось поймать его за двадцать лет! Разве может кто-то быть настолько везучим?

— Дело в том, что он обладает удивительным даром артиста, друг мой. Вы можете назвать его гениальным. Когда он был еще мальчиком, отец забрал его из Белфаста в Лондон, где он получил стипендию для учебы в Королевской академии драматического искусства. Он даже работал в Национальном театре, когда ему было девятнадцать или двадцать лет. Я не встречал никого, кто мог бы так изменять свой внутренний и внешний облик с помощью поведения и жестов. Гримом он пользуется очень редко, хотя надо признать, что делает это мастерски, когда захочет. Он легенда, о которой службы безопасности большинства стран предпочитают молчать, потому что не могут описать его и не знают, кого ищут.

— А что же англичане? В конце концов, они должны быть экспертами в том, что касается ИРА.

— И они бессильны. Повторяю, он ни разу не попался, ни разу. В отличие от многих друзей по ИРА, он никогда не искал популярности в средствах массовой информации. Я сомневаюсь, чтобы где-то вообще попадалась его фотография, за исключением любительских снимков в детстве.

— А когда он был артистом?

— Возможно, но это ведь было двадцать лет назад, Мишель.

— И вы думаете, он может взяться за это дело, если я предложу ему достаточно денег?

— Нет, одних денег этому человеку никогда не было достаточно. Для Диллона важнее всего сама работа. Как лучше объяснить вам… Для него важно, насколько интересно дело. Он человек, для которого важна сама игра. То, что мы ему предлагаем, новая роль. Скажем, театр на улице. Но все же театр. — Он улыбнулся, когда «мерседес» влился в поток машин, двигающихся вокруг Триумфальной арки. — Давай подождем и посмотрим. Подождем звонка от Рашида.




В это время капитан Али Рашид находился возле Сены, в конце небольшой пристани. По-прежнему шел очень сильный дождь вперемешку с мокрым снегом. У собора Парижской Богоматери горели прожекторы, создавая иллюзию серебряной вуали. Он видел, как Диллон прошел по узкому молу до здания на сваях, подождал, пока он войдет, и последовал за ним.

Сооружение было довольно старым, построенным из бревен, барж и лодок. Вывеска над дверью гласила: «Черный кот». Он осторожно заглянул в окно. Внутри был бар и несколько столов, как в любом кафе. Единственным отличием было то, что здесь кормили. На табуретке у стены сидел человек и играл на аккордеоне. Обычное парижское кафе… Диллон стоял у стойки бара и разговаривал с молодой женщиной.

Рашид повернул обратно, дошел до конца мола, прислонился к перилам под крышей небольшой террасы и набрал на своем радиотелефоне номер дома Арона на авеню Виктора Гюго.

Раздался легкий щелчок взводимого курка, и Диллон больно ткнул стволом вальтера в правое ухо Рашида.

— Ну а теперь, приятель, несколько вопросов, — прошипел он. — Кто ты?

— Меня зовут Рашид, — ответил молодой человек. — Али Рашид.

— А что ты из себя представляешь? Организация освобождения Палестины?

— Нет, мсье Диллон. Я капитан иракской армии, мне поручено охранять господина Арона.

— А Макеев и КГБ?

— Скажем так: он на нашей стороне.

— По тому, как идут дела в Персидском заливе, вам действительно нужен кто-нибудь на вашей стороне, старина.

В этот момент Рашиду ответили по телефону.

— Разговаривай спокойно! — приказал Диллон.

Макеев спросил:

— Рашид, где он?

— Прямо тут, около кафе на реке, недалеко от собора Парижской Богоматери, — сообщил Рашид, — а дуло его вальтера в моем ухе.

— Дай мне его, — приказал Макеев.

Рашид передал телефон Диллону, который сказал:

— Ну что теперь скажешь, старый педераст?

— Миллион, Син. Фунтов, если ты предпочитаешь эту валюту.

— И что я должен буду делать за такие деньги?

— Дело, какое выпадает раз в жизни. Пускай Рашид привезет тебя сюда, и мы все обсудим.

— Так не пойдет, — сказал Диллон. — Я думаю, будет лучше, если ты заведешь тачку, приедешь сюда и заберешь нас сам.

— Ладно, — согласился Макеев, — где ты?

— На левом берегу, напротив собора. Маленький трактир на молу под названием «Черный кот». Мы будем ждать. — Он опустил вальтер в карман и передал телефон Рашиду.

Тот спросил:

— Значит, он приедет?

— Конечно, приедет. — Диллон улыбнулся. — А теперь мы пойдем внутрь и выпьем по стаканчику в тишине.




В гостиной на первом этаже дома на авеню Виктора Гюго с видом на Булонский лес Жозеф Макеев положил телефон и подошел к кушетке, на которой лежало его пальто.

— Это был Рашид? — спросил Арон.

— Да. Он сейчас с Диллоном в одном местечке на берегу реки. Я еду за ними.

— Я поеду с вами.

Макеев натянул на себя пальто.

— Нет необходимости, Мишель. Вы останетесь на связи. Мы не задержимся.

Он вышел. Арон взял сигарету из серебряной шкатулки и закурил, потом включил телевизор. Шли новости. Прямой репортаж из Багдада показывал, как истребители-бомбардировщики британских Королевских ВВС бомбят на небольшой высоте. Это сильно разозлило Арона. Он выключил телевизор, налил себе коньяку и сел у окна.

Мишелю Арону было сорок лет, и он был удивительным человеком — по любым меркам. Родился в Багдаде. Его мать была француженкой, отец — военным офицером Ирака. Бабушка по материнской линии была американкой. От нее его мать унаследовала десять миллионов долларов и несколько нефтяных вышек в Техасе.

Мать умерла в год, когда Арон окончил Гарвардский университет, оставив сыну все, что имела, так как его отец, ушедший в отставку в чине генерала иракской армии, был счастлив провести свои последние годы в старинном семейном доме в Багдаде среди своих книг.

Подобно большинству крупных бизнесменов, у Арона не было академического образования. Он не знал ничего ни о финансовом планировании, ни об управлении бизнесом. Он частенько повторял: «Когда мне нужен новый бухгалтер, я покупаю нового бухгалтера».

Дружба Арона с Саддамом Хусейном была естественным следствием того факта, что иракского президента поддержал в его первые дни вступления в политику отец Арона, бывший важным членом партии баасистов. Это обстоятельство дало Арону привилегированные позиции в разработке нефтяных залежей страны, принесло ему неисчислимые богатства.

«После первого миллиарда вы перестаете считать деньги» — это была его любимая поговорка. А теперь он оказался перед катастрофой. Не только обещанные богатства кувейтских нефтяных залежей уплывали у него из рук, но и та часть имущества, которая находилась в Ираке, могла быть потеряна в результате массированных воздушных налетов коалиции, которым подвергали его страну с 17 января.

Он не был дураком и понимал, что игра закончена, а возможно, и не начиналась вообще, что мечта Саддама Хусейна неосуществима. Как бизнесмен, он анализировал и старался предугадать результаты, понимая, что у Ирака не очень большие шансы выиграть в наземной войне, которая в конце концов обязательно начнется.

Сам Арон был далек от банкротства. У него были акции нефтяной промышленности США, а тот факт, что у него было французское гражданство, создавало Вашингтону известные проблемы. Кроме того, он владел судоходной империей и огромным количеством недвижимости в различных столицах мира. Но дело было не в этом. Он разозлился, когда включил телевизор и увидел, что происходит в Багдаде каждую ночь; он был патриотом, что удивительно для человека столь эгоцентричного. Но было и еще одно обстоятельство, гораздо более важное: его отец погиб при бомбежке Багдада на третью ночь войны в воздухе.

В его жизни существовала важная тайна: в августе, вскоре после вторжения в Кувейт иракских вооруженных сил, Арона вызвал сам Саддам Хусейн. Сидя теперь во Франции у окна со стаканом коньяку в руке, он смотрел на Булонский лес в вечернем освещении и вспоминал ту встречу с Хусейном.

Его везли по улицам Багдада в армейском лендровере в полной темноте; шла учебная противовоздушная тревога. Водителем был молодой капитан службы безопасности по имени Рашид, с которым он встречался раньше. Он был из числа новобранцев, подготовленных англичанами в Сандхерсте. Арон дал ему английскую сигарету и закурил сам.

— Как вы думаете, предпримут они что-нибудь?

— Американцы или англичане? — Рашид был осторожен. — А кто их знает? Они, конечно, среагируют. Президент Буш, кажется, занимает жесткую позицию.

— Нет, вы ошибаетесь, — сказал Арон. — Я встречался с этим человеком лицом к лицу дважды на мероприятиях с Белом доме. Он то, что наши американские друзья называют «хороший парень». В нем нет стали.

Рашид пожал плечами:

— Я простой человек, господин Арон, солдат, и, вероятно, смотрю на вещи просто. Этот человек в двадцать лет был боевым летчиком на флоте, долго служил в армии, его сбили над Японским морем, и он выжил, получив крест «За летные заслуги». Я бы не стал недооценивать такую личность.

Арон нахмурился:

— Да нет же, друг мой, американцы не собираются посылать на другой конец земного шара армию для защиты одного маленького арабского государства.

— Разве не это сделали британцы в войне за Фолклендские острова? — напомнил Рашид. — Они совсем не ожидали такой реакции в Аргентине. Конечно, за ними, я имею в виду британцев, была решительность госпожи Тэтчер.

— Чертова баба! — буркнул Арон и откинулся на спинку сиденья. Они въехали в ворота президентского дворца, и он почувствовал внезапную слабость.

Арон проследовал за Рашидом по великолепным мраморным коридорам. Молодой офицер шел впереди с фонариком в руке. Арон испытывал странное, даже жутковатое ощущение, следуя за пятном света на полу и слушая эхо шагов. Наконец они остановились перед богато украшенной дверью, по обе стороны которой стояли часовые. Рашид открыл ее, и они вошли.

Саддам Хусейн был один. Он сидел за большим столом, освещенным лампой под абажуром. Хусейн писал медленно и тщательно. Он поднял голову, улыбнулся и положил ручку.

— Мишель… — Он обошел стол и обнял Арона, как брата. — Что отец? Он здоров?

— В прекрасной форме, мой президент.

— Передай ему от меня привет. Ты выглядишь хорошо, Мишель. Париж тебе подходит. — Он снова улыбнулся. — Кури, если хочешь. Я знаю, ты это любишь. Доктора, к сожалению, сказали мне, что я должен бросить курить, иначе…

Он снова сел за стол, а Арон расположился напротив, уверенный, что Рашид стоит у стены, в темноте.

— Париж прекрасен, но мое место теперь здесь — в эти трудные времена.

Саддам Хусейн покачал головой:

— Это не так, Мишель. У меня много солдат, но таких, как ты, мало. Ты богат, известен, принят в самых высоких кругах в любой стране мира. Более того, благодаря твоей любимой матери, вечная ей память, ты не только иракец, но и французский гражданин. Нет, Мишель, я хочу, чтобы ты был в Париже.

— Но почему, мой президент? — удивился Арон.

— Потому что в один прекрасный день я могу потребовать от тебя выполнить для твоей страны то, что сможешь сделать ты один.

Арон сказал:

— Вы можете положиться на меня, и вы это знаете.

Саддам Хусейн поднялся, подошел к ближайшему окну, открыл ставни и вышел на террасу. Сигнал отбоя воздушной тревоги звучал в городе, и в окнах стал загораться свет.

— Я все еще надеюсь, что наши друзья в Америке и Великобритании останутся в своих домах, но если нет, то… — Саддам пожал плечами. — Тогда мы будем вынуждены драться с ними в их собственных домах. Помнишь, Мишель, что Пророк говорит в Коране: «В одной сабле больше правды, чем в десятке тысяч слов». — Он помолчал, потом продолжил, все еще глядя на город: — Один снайпер в темноте, Мишель, будь то британский парашютист-десантник или израильтянин, погоды не сделает, но какой бы это был успех — смерть Саддама Хусейна.

— Аллах не допустит этого, — сказал Мишель Арон.

Саддам повернулся к нему.

— Все в его воле, Мишель. Но ты понимаешь, о чем я говорю? То же самое касается и Буша, и госпожи Тэтчер. Это стало бы доказательством того, что моя рука достанет кого угодно. Окончательный удар. — Он помолчал. — Сможешь ли ты устроить все, если будет необходимо?

За всю свою жизнь Арон еще никогда не был так взволнован.

— Я надеюсь, мой президент. Все возможно, особенно когда достаточно денег. Это был бы мой подарок вам.

— Хорошо, — Саддам кивнул головой. — Ты вернешься в Париж немедленно. Капитан Рашид будет тебя сопровождать. У него будут подробные данные о некоторых кодах, которые мы используем в радиопередачах. Такой день может вообще не наступить, Мишель, но если он наступит… — Хусейн пожал плечами. — У нас есть друзья в нужных местах. — Он повернулся к Рашиду: — Этот полковник КГБ в советском посольстве в Париже, как его?..

— Полковник Жозеф Макеев, мой президент.

— Да, — Саддам Хусейн обратился к Арону. — Подобно многим людям его сорта, он не в восторге от перемен, происходящих сейчас в Москве, и окажет любую помощь, которая будет в его силах. Он уже выразил свою готовность. — Саддам обнял Арона. — Теперь иди. Я должен поработать.

Свет все еще не был включен во дворце, и Арон, спотыкаясь, вышел в темноту коридора, следуя за лучом фонарика в руках Рашида.




По возвращении в Париж Арон постарался хорошо узнать Макеева, поддерживая знакомство и встречаясь главным образом на различных мероприятиях, организуемых посольством. Саддам Хусейн был прав. Русский был на их стороне, он испытывал острое желание сделать все, что могло бы создать проблемы для Соединенных Штатов и Великобритании.

Новости из дома были, конечно, плохие. Союзники собрали гигантскую армию. Кто бы мог подумать? На рассвете 17 января началась воздушная война. Одна беда догоняла другую, ждали наступления на суше.

Он налил себе еще коньяку, вспоминая отчаянную ярость, которая охватила его при известии о смерти отца. Он никогда не был религиозным в душе, но на этот раз нашел в одном из парижских переулков мечеть и стал молиться. Однако облегчение не приходило. Чувство бессилия терзало его душу. А потом наступило утро, когда Али Рашид ворвался в громадную, богато обставленную гостиную с блокнотом в руке. Его лицо было бледным и возбужденным.

— Он пришел, господин Арон, сигнал, которого мы ждали. Я его только что услышал по радиопередатчику из Багдада. Подули ветры с неба. Исполни все, что запланировано. Да будет с вами Бог.

Арон с изумлением глядел на блокнот, рука задрожала, когда он взял его, а голос сделался хриплым:

— Президент был прав. Этот день пришел.

— Совершенно верно, — сказал Рашид. — Исполни все, что запланировано. Работа началась. Я свяжусь с Макеевым и организую встречу с ним как можно скорее.




Диллон стоял у французского окна[3 - Двустворчатые застекленные двери большого окна, выходящего обычно на балкон или террасу. — Прим. перев.] и смотрел на Булонский лес. Он тихонько насвистывал странную невеселую мелодию.

— Это, должно быть, то, что агенты по продаже домов называют привилегированным местечком.

— Могу я, господин Диллон, предложить вам что-либо выпить?

— Бокал шампанского не будет лишним.

— У вас есть любимая марка?

— А вы человек, у которого есть все?.. — спросил Диллон. — Хорошо, «Круг» подойдет, но не очень старое. Я предпочитаю из смешанного винограда.

— Я вижу, вы человек со вкусом. — Арон кивнул Рашиду. Тот открыл боковую дверь и вышел.

Диллон расстегнул бушлат, достал сигарету и закурил.

— Итак, тебе нужны мои услуги, как передала мне эта старая лиса. — Он кивнул в сторону Макеева, который устроился возле камина, чтобы согреться. — Дело, которое выпадает раз в жизни, и за миллион фунтов. Что же я должен буду сделать за это?

В гостиную быстро вошел Рашид с шампанским в ведерке и тремя бокалами на подносе. Он поставил все это на стол и начал открывать бутылку. Арон сказал:

— Я не совсем уверен, но это должно быть что-то особенное. Что-то такое, что докажет миру, что Саддам Хусейн может нанести удар в любом месте.

— Он нуждается в этом, бедный старый педрила, — засмеялся Диллон. — Дела идут не слишком хорошо. — Когда Рашид наполнил три бокала, ирландец добавил: — В чем дело, сынок? Разве ты не присоединишься к нам?

Рашид улыбнулся, а Арон заметил:

— Несмотря на учебу в Винчестере и Сандхерсте, мсье Диллон, капитан Рашид остается очень правоверным мусульманином. Он не прикасается к алкоголю.

— Ну, тогда за твое здоровье. — Диллон поднял свой бокал. — Я уважаю людей с принципами.

— Речь идет о большом деле, Син, нет смысла устраивать маленький шум. Мы не просим, например, взрывать в Белфасте пятерку парашютистов британской армии, — сказал Макеев.

— А, так вы хотите Буша, не так ли? — улыбнулся Диллон. — Президент Соединенных Штатов лежит на спине, сраженный пулей?

— А что, это слишком безумный план? — спросил Арон.

— На этот раз да, сынок, — сказал ему Диллон. — Джордж Буш выступает не только против Саддама Хусейна, он против арабов. Конечно, это полнейшая чепуха, но такой точки зрения придерживаются многие арабские фанатики: группировки вроде «Хезболлах», Организации освобождения Палестины или такие, как боевики из «Гнева Аллаха». Я знаю, как работают их мозги. Я помогал обучать людей «Хезболлах» в Бейруте. Я работал на Организацию освобождения Палестины.

— Вы хотите сказать, что сейчас никто не сможет даже приблизиться к Бушу?

— Почитайте газеты. Любой, кто хоть выглядит похожим на араба, не допускается в эти дни на улицы Нью-Йорка или Вашингтона.

— Но вы, господин Диллон, совершенно не похожи на араба, — сказал Арон. — У вас даже волосы светлые.

— Таким же был и Лоуренс Аравийский, а он обычно успешно выдавал себя за араба. — Диллон покачал головой. — Поверьте мне, у президента Буша лучшая охрана в мире. Стальное кольцо вокруг, а кроме того, он собирается оставаться дома, пока не закончится вся эта операция в Персидском заливе. Помяните мое слово.

— А что насчет их государственного секретаря Джеймса Бейкера? — спросил Арон. — Он ездит по всей Европе, осуществляя так называемую «челночную дипломатию»…

— Да, но проблема в том, чтобы заранее знать время. Вы узнаёте, что он был в Лондоне или Париже, когда он уже покинул эти города и они показывают его по телевидению. Нет, забудьте об американцах.

Наступила тишина, Арон выглядел угрюмым. Макеев первым нарушил молчание:

— Позволь тогда, Син, воспользоваться твоим профессиональным опытом. Где самое слабое звено в службах безопасности национальных лидеров?

Диллон громко рассмеялся:

— О! Я думаю, что ваш человек, имея за плечами Винчестер и Сандхерст, может ответить на этот вопрос.

Рашид улыбнулся:

— Он прав. Британцы, вероятно, сильнее всех в мире по тайным операциям. Успех их парашютно-десантного полка специального назначения говорит сам за себя, но в других областях… — Он покачал головой.

— Их главная проблема — бюрократия, — сказал им Диллон. — Британская служба безопасности имеет две основные секции, которые большинство людей все еще называют Ми-15 и Ми-16. Секция Ми-15 или Д-15, чтобы быть точным, специализируется на контрразведке в Великобритании. Другая работает за рубежом. Есть еще специальное отделение Скотланд-Ярда, которое привлекают во всех случаях, когда требуется произвести арест. В Скотланд-Ярде имеется также антитеррористический отряд. Существуют подразделения армейской разведки. Все стекается туда, а органы безопасности держат друг друга за горло, и вот тут, господа, у них и начинают проскальзывать ошибки.

Рашид долил ему шампанского.

— И вы хотите сказать, что это снижает безопасность их лидеров? Например, королевы?

— Послушай, — ответил Диллон. — Не так много лет тому назад королева проснулась в Букингемском дворце и обнаружила постороннего, сидящего на ее кровати. А помните, лет шесть тому назад Ирландская республиканская армия почти захватила Маргарет Тэтчер и весь кабинет в отеле Брайтона, когда там проходил съезд консервативной партии? — Он поставил свой бокал и зажег новую сигарету. — Британцы очень старомодны. Они любят, чтобы полицейский носил форму и они бы знали, кто он такой. И терпеть не могут, когда им говорят, что́ они должны делать: это касается и министров, которые считают совершенно безопасным вышагивать по улицам от своих домов в Вестминстере до парламента.

— К счастью для всех нас, — сказал Макеев.

— Совершенно верно, — подтвердил Диллон, — они даже должны обращаться мягко с террористами, до определенной степени, конечно, в отличие от французской службы безопасности. Боже, если бы эти парни поймали меня, они заставили бы меня распластаться на полу и присоединили бы к моим яйцам электричество прежде, чем я бы осознал, что происходит. Но даже они совершают иногда ошибки.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Макеев.

— Есть у тебя вечерняя газета?

— Конечно, я только что ее читал, — сказал Арон. — Али, она на моем столе.

Рашид вернулся с экземпляром «Пари суар». Диллон сказал:

— Вторая страница. Прочти. Это тебя заинтересует.

Он пил шампанское, пока Рашид читал вслух статью.






Госпожа Маргарет Тэтчер, до недавнего времени премьер-министр Великобритании, остается на ночь в Шуази в качестве гостя президента Миттерана. Они продолжат переговоры утром. Она выедет в два часа на запасной аэродром военно-воздушных сил в Валентоне, откуда на самолете Королевских военно-воздушных сил вернется в Англию.





— Невероятно, не так ли, что они позволили дать такое сообщение в прессе. Но я уверен, что все лондонские газеты опубликуют это сообщение.

Наступила полная тишина, потом Арон произнес:

— Вы не предлагаете?..

Диллон сказал Рашиду:

— У тебя должны быть дорожные карты. Принеси их. — Рашид быстро вышел.

Макеев изумился:

— Боже мой, Син, даже ты не…

— Почему нет? — спокойно ответил Диллон и повернулся к Арону. — Я полагаю, вам нужно что-то крупное, сильный удар? Подойдет вам Маргарет Тэтчер или мы здесь в игрушки играем?

Прежде чем Арон успел ответить, Рашид вернулся с двумя или тремя дорожными картами. Он развернул одну из них на столе, и они склонились над ней, все, кроме Макеева, который остался у камина.

— Вот Шуази, — сказал Рашид, — тридцать миль от Парижа. Вот здесь аэродром военно-воздушных сил в Валентоне, до него всего семь миль.

— Есть у тебя карта более крупного масштаба?

— Да. — Рашид развернул другую карту.

— Хорошо, — бросил Диллон, — здесь видно, что Шуази и Валентон связывает только одна сельская дорога, тут, за три мили до аэродрома, — железнодорожный переезд. Прекрасно!

— Для чего? — спросил Арон.

— Засада. Послушайте, я знаю, как организуются такие поездки. Будет один автомобиль, от силы два, и эскорт. Может быть, полдюжины полицейской охраны на мотоциклах.

— Боже! — прошептал Арон. — Да, это хорошо. Не много надо будет в этом случае. Может сработать. Быстро, очень просто. Как говорят британцы, просто, как отрезать кусок пирога.

Арон повернулся за поддержкой к Макееву, который пожал плечами.

— Он вполне серьезен, Мишель. Скажите, то ли это, что вам нужно, решайте.

Арон глубоко вздохнул и снова повернулся к Диллону.

— Хорошо, — сказал он.

— Вот и прекрасно, — спокойно ответил Диллон. Он взял со стола лист бумаги и карандаш и быстро написал на нем несколько цифр. — Это номер моего счета в Цюрихском банке. Вы переведете миллион фунтов завтра утром.

— Заранее? — спросил Рашид. — Не много ли вы хотите?

— Нет, старичок, это ваши люди требуют слишком многого, а правила изменились. При успешном завершении операции я хочу еще один миллион.

— Послушайте, — начал Рашид, но Арон поднял руку. — Прекрасно, господин Диллон, цена небольшая. Что мы должны теперь сделать для вас?

— Мне нужны деньги на расходы. Я полагаю, такой человек, как вы, держите дома много этих вонючих бумажек.

— Очень много! — Арон улыбнулся. — Сколько вам надо?

— Можете вы дать мне доллары? Скажем, двадцать тысяч?

— Конечно. — Арон кивнул Рашиду, который пошел к дальней стене комнаты, отодвинул в сторону большую картину, скрывавшую стенной сейф, и начал его открывать.

Макеев спросил:

— А что я могу сделать?

— Помнишь старый склад на улице Хельер, которым мы пользовались раньше? У тебя сохранился ключ?

— Разумеется.

— Хорошо. У меня много вещей, которые необходимо убрать туда. А для этого дела мне нужен легкий пулемет с треногой. «Хеклер и Кох», М-60 или что-нибудь в этом роде. — Он взглянул на часы. — Восемь часов. Надо, чтобы он был там к десяти. Хорошо?

— Разумеется, — подтвердил Макеев.

Рашид вернулся с небольшим чемоданчиком.

— Двадцать тысяч. К сожалению, в стодолларовых купюрах.

— Есть какая-либо вероятность, что можно проследить, как они сюда попали?

— Нет, — заявил категорически Арон.

— Хорошо. Я заберу карты.

Он подошел к двери, открыл ее и начал спускаться в зал по лепившейся к стене лестнице. Арон, Рашид и Макеев последовали за ним.

— И это все, господин Диллон? — спросил Арон. — Больше мы ничего не можем сделать для вас? Вам не нужна помощь?

— Когда она понадобится, я найду ее в уголовном мире, — сказал Диллон. — Честные мошенники, работающие за деньги, обычно более надежны, чем политические фанатики. Не всегда, но в большинстве случаев. Не беспокойтесь, вы услышите обо мне — так или иначе. Теперь я ухожу.

Рашид распахнул дверь. В комнату ворвался дождь с мокрым снегом. Диллон натянул на голову кепку и заметил:

— Мерзкая ночь для такой работы.

— Один вопрос, мсье Диллон, — сказал Рашид, — что будет, если ничего не получится? Я имею в виду, что вы получите заранее ваш миллион, а мы…

— Не получите ничего? Не думай об этом, старичок. Я обеспечу другую цель. Всегда остается новый премьер-министр, этот Джон Мейджор. Я полагаю, что его голова на блюде тоже очень понравится вашему хозяину, там, в Багдаде.

Он вновь улыбнулся и вышел под дождь, захлопнув за собой дверь.




II


Диллон уже во второй раз за этот вечер остановился возле «Черного кота» на краю небольшого мола. Кафе было почти пустым. В углу, держась за руки, сидели молодой человек и женщина. Перед ними на столе стояла бутылка. Музыкант тихо играл на аккордеоне, переговариваясь при этом с человеком за стойкой. Это были братья Жобер, второсортные гангстеры парижского преступного мира. Им пришлось ограничить свою активность с тех пор, как Пьер (тот, что стоял за стойкой) лишился три года назад левой ноги в результате автомобильной аварии, случившейся после вооруженного ограбления.

Диллон открыл дверь и вошел. Второй из братьев, Гастон, перестал играть и обратился к вошедшему:

— А, мсье Рокар, уже вернулись?

— Привет, Гастон. — Диллон пожал ему руку и поприветствовал бармена: — Привет, Пьер.

— Послушайте, я все еще помню ту вашу милую ирландскую мелодию. — Гастон взял несколько аккордов.

— Молодец, — похвалил Диллон. — Настоящий артист.

Молодая пара поднялась и вышла из кафе. Пьер достал из холодильника полбутылки шампанского.

— Полагаю, мой друг, вам, как всегда, шампанского? Ничего особенного нет, но мы ведь бедные люди.

— Ты хочешь, чтобы я вас пожалел?

— Чего вы хотите от нас? — поинтересовался Пьер.

— Я хочу предложить вам небольшое дельце. — Диллон указал головой на дверь. — Лучше бы вы ее закрыли.

Гастон положил аккордеон на стойку, закрыл дверь на щеколду, потом опустил жалюзи. Вернувшись, сел на табурет:

— Итак, друг мой?

— Вы, ребята, могли бы получить большие деньги. — Диллон открыл портфель, достал дорожную карту и показал братьям пачки стодолларовых банкнот. — Двадцать тысяч баксов. Десять сейчас и десять после успешного завершения дела.

— Боже! — воскликнул Гастон с трепетом. Но Пьер не проявил особого волнения.

— И что мы должны сделать за эти деньги?

Диллон всегда считал, что лучше держаться по возможности ближе к правде. Он развернул дорожную карту на стойке.

— Меня нанял Корсиканский союз, — сказал он, назвав преступную организацию, вызывающую наибольший страх во Франции, — чтобы решить одну небольшую проблему. Вы можете считать, что речь идет о деловом соперничестве.

— Понятно, — отметил Пьер. — И вам надо решить эту проблему?

— Совершенно верно. Люди, о которых идет речь, будут проезжать по этой дороге по направлению к Валентону завтра, вскоре после двух часов. Я намерен взять их вот тут, у железнодорожного переезда.

— А как это будет сделано? — поинтересовался Гастон.

— Очень простая засада. Вы все еще занимаетесь транспортом, не так ли? Краденые автомобили, грузовики?

— Вы же знаете. Вы покупали их у нас не один раз, — ответил Пьер.

— Пара фургонов у вас найдется? Не слишком трудно?

— А что потом?

— Мы отправимся к этому месту сегодня вечером. — Он взглянул на свои часы. — Прямо отсюда, в одиннадцать часов. Дорога займет всего час.

Пьер покачал головой:

— Послушайте, это будет мне не по силам. Я стал слишком стар для перестрелки.

— Прекрасно, — отпарировал Диллон. — Сколько человек ты убил, когда был в спецназе?

— Я тогда был моложе.

— Мы все стареем, я полагаю. Никакой перестрелки. Вы оба вступаете в игру и тут же выходите из нее. Все кончится так быстро, что вы даже не успеете понять, что происходит. И никаких проблем. — Он вынул из портфеля несколько пачек стодолларовых банкнот и положил их на стойку бара. — Десять тысяч. Договорились?

Как обычно, жадность взяла верх. Пьер сгреб деньги.

— Да, приятель, я думаю, мы договорились.

— Хорошо. Я вернусь в одиннадцать. — Диллон закрыл портфель.

Гастон распахнул дверь, и ирландец ушел.

Гастон спросил, повернувшись к брату:

— Что ты думаешь?

Пьер налил в два стакана коньяк:

— Я думаю, наш друг Рокар очень большой врун.

— И очень опасный человек, — добавил Гастон. — Что будем делать?

— Поживем — увидим. — Пьер поднял свой стакан. — Твое здоровье.




Диллон преодолел весь путь до склада на улице Хельер пешком, сворачивая с одной улицы на другую и то и дело скрываясь в темноте, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Он уже давно был убежден в том, что во всех революционных политических группировках проблемы возникают потому, что они раздираются фракционной борьбой и наводнены информаторами, и что это особенно верно, когда речь идет об Ирландской республиканской армии. Именно поэтому, как он и сказал Арону, он предпочитал пользоваться услугами профессиональных уголовников всякий раз, когда нуждался в помощи. Он обычно называл их «честными мошенниками, работающими за деньги». К сожалению, не все они были такими, а поведение Пьера озадачивало.

В больших двойных дверях склада имелась небольшая скрытая дверь. Диллон отомкнул запор, открыл ее и вошел внутрь. Здесь стояли два автомобиля: седан «рено» и «форд-эскорт», а также закрытый брезентом полицейский мотоцикл «БМВ». Он убедился, что все в порядке, и поднялся по деревянной лестнице в квартиру на втором этаже. Она не была его единственным домом. У него имелась также приспособленная для жилья баржа на реке, но иногда эта квартира была ему нужна.

На столе в маленькой гостиной лежала брезентовая сумка, а на ней записка всего из двух слов: «Как заказано». Он улыбнулся и раскрыл сумку. В ней лежал «калашников» последней модели. Его тренога была сложена, ствол снят, чтобы пулемет было удобнее переносить. В сумке лежали две большие коробки с лентами. Диллон открыл ящик шкафа, взял сложенную простыню и положил ее в сумку. Потом застегнул молнию, поправил вальтер на поясном ремне и спустился вниз с сумкой в руке.

Он запер за собой дверь и пошел по улице. Как обычно в таких случаях, его все больше охватывало волнение. Это было для него самое лучшее чувство на свете, и он испытывал его всегда, когда шла игра. Он повернул на другую улицу, прошагал несколько минут, остановил проезжавшее такси и сказал шоферу, чтобы тот отвез его к «Черному коту».




Заговорщики выехали из Парижа в двух фургонах «рено», совершенно одинаковых, за тем лишь исключением, что один был черным, а другой белым. Гастон ехал первым. Диллон сидел рядом с ним. Пьер следовал за ними. Было очень холодно, шел снег с дождем. Но снег сразу же таял. Гастон и Диллон почти не говорили. Ирландец откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, так что француз думал, что он спит. Близ Шуази фургон занесло.

— Боже милостивый! — воскликнул Гастон и вцепился в баранку.

— Осторожнее, — проворчал Диллон. — Совсем не время свалиться в канаву. Где мы?

— Только что проехали поворот на Шуази. Уже недалеко.

Диллон выпрямился. Снег теперь покрывал кусты вдоль дороги, но не саму дорогу.

— Проклятая ночь, — продолжал Гастон. — Надо же, чтобы так не везло!

— Думай о тех прекрасных долларовых бумажках, — обратился к нему Диллон. — Это поможет тебе добраться до места.

Внезапно снег прекратился, небо очистилось, и на нем показался месяц. Впереди, у основания холма, светился красный фонарь железнодорожного переезда. У дороги стоял какой-то старый заброшенный дом. Его окна были забиты досками, а перед ним лежала куча чуть присыпанного снегом гравия.

— Остановись здесь, — распорядился Диллон. Гастон притормозил, остановил машину и заглушил мотор. Пьер подъехал в белом «рено», с трудом — протез мешал ему — вылез и присоединился к ним.

Диллон стоял, рассматривая переезд, находившийся всего в нескольких метрах от них.

— Превосходно. Дай мне ключи, — сказал он. Гастон передал ему ключи. Ирландец открыл заднюю дверцу фургона, где лежала сумка. Он расстегнул ее, вытащил «Калашников», умело поставил на место ствол. Потом установил пулемет так, чтобы ствол глядел на заднюю дверцу, снарядил коробку с патронами и заправил ленту в патронник.

— Нечего сказать, дьявольская штучка, — произнес Пьер.

— Пули калибра семь и две десятых миллиметра, трассирующие и бронебойные, — пояснил Диллон. — Высокая убойная сила. «Калашников». Я видел, как один такой разнес на куски лендровер, полный британских парашютистов.

— Да… — протянул Пьер. И, не дав Гастону, открывшему уже было рот, произнести ни слова, положил руку ему на плечо и спросил: — А что в другой коробке?

— Еще патроны, — сказал Диллон.

Он достал из сумки кусок брезента, накрыл им пулемет и запер заднюю дверцу. Потом сел за руль, завел мотор, проехал несколько метров, поставил фургон так, чтобы его хвост был направлен под углом к переезду, вышел из машины и запер боковую дверцу. Облака закрыли месяц, опять пошел дождь со снегом, но на этот раз снега было больше.

— Выходит, вы оставляете фургон здесь? — спросил Пьер. — А что, если кто-нибудь им заинтересуется?

— Ну и что из того? — Диллон наклонился к заднему колесу, вытащил из кармана нож, выпустил лезвие и воткнул его в покрышку. Послышалось шипение выходящего воздуха, и колесо быстро осело.

Гастон одобрительно кивнул:

— Умно. Если кто-нибудь станет проявлять любопытство, он тут же поймет, что произошла авария.

— А что делать нам? — спросил Пьер. — Что бы вы хотели?

— Очень просто. Сразу же после двух часов дня Гастон подгонит сюда белый «рено» и заблокирует им дорогу у переезда. Не железнодорожный путь, а только дорогу. Выйдет из машины, запрет дверцу, а потом смотается оттуда. — Он повернулся к Пьеру. — Ты на своей машине заберешь Гастона и прямым ходом — в Париж.

— А как же вы? — поинтересовался Пьер.

— Я уж буду здесь дожидаться в оставленном фургоне. Я разберусь во всем сам. А теперь обратно в Париж. Вы можете высадить меня у «Черного кота», и на этом все. Вы меня больше не увидите.

— А остальные деньги? — поинтересовался Пьер, усевшись за руль, пока Гастон и Диллон тоже садились в машину.

— Вы их получите, не беспокойтесь. Я всегда держу свое слово и надеюсь, что и другие поступают так же. Дело чести, приятель. А теперь — в путь.

Откинувшись назад, Диллон закрыл глаза. Пьер бросил взгляд на брата, завел мотор и поехал.

Когда они подъехали к «Черному коту», часы показывали ровно половину второго. Напротив трактира был запирающийся на замок гараж. Гастон открыл ворота, и Пьер въехал внутрь.

— Я исчезаю, — произнес Диллон.

— Вы не зайдете? — спросил Пьер. — Гастон может отвезти вас домой.

Диллон улыбнулся:

— За всю мою жизнь еще никто никогда не подвозил меня до дому.

Он ушел, свернув в ближайший переулок. А Пьер сказал брату:

— Следуй за ним и смотри не упусти.

— Но почему?

— Потому что я хочу знать, где он обитает, вот почему. Это дело плохо пахнет, Гастон, воняет, как тухлая рыба. Так что давай не задерживайся.




Диллон быстро переходил с улицы на улицу, следуя своему обычному правилу конспирации. Однако Гастон, вор с детства и специалист в таких делах, ухитрялся оставаться у него на хвосте, не слишком приближаясь. Диллон намеревался вернуться к складу на улице Хельер. Остановившись на углу, чтобы зажечь сигарету, он оглянулся и мог бы поклясться, что заметил какое-то движение. И он не ошибся — это был Гастон, шмыгнувший в ближайший подъезд.

Для Диллона даже малейшего подозрения было достаточно, чтобы настроиться на определенный лад. Весь вечер его не покидало чувство недоверия к Пьеру. Он повернул налево и зашагал по тротуару обратно к реке, вдоль выстроившихся у обочины грузовиков с засыпанными снегом стеклами. Поравнявшись с маленькой дешевой гостиницей, где обычно проводят ночь проститутки и водители грузовиков, он остановился, открыл дверь и вошел внутрь.

Портье был глубокий старик в пальто и шарфе, спасавших его от холода. Глаза у него слезились. Отложив книгу, он протер глаза:

— Мсье, чем могу служить?

— Я привез груз из Дижона пару часов назад. Собирался отправиться обратно сегодня же вечером, но проклятый грузовик забарахлил. Мне нужна постель.

— Тридцать франков, мсье.

— Вы шутите. Я смоюсь отсюда на рассвете.

Старик пожал плечами.

— Хорошо. Вы можете получить восемнадцатый номер на втором этаже за двадцать. Но белье на кровати не будет меняться.

— А когда это делается, раз в месяц? — Диллон взял ключ, заплатил двадцать франков и поднялся по лестнице.

Комната выглядела преотвратно, как он и ожидал, даже в тусклом свете коридора. Он закрыл дверь, с трудом пробрался в темноте к окну и осторожно выглянул. Под деревом у реки он заметил движение. Появился Гастон Жобер и быстрыми шагами пошел вдоль тротуара.

— О Боже… — прошептал Диллон, зажег сигарету и улегся на кровать, обдумывая создавшееся положение.




Дожидаясь возвращения брата, Пьер сидел за стойкой бара «Черного кота» и листал «Пари суар», надеясь отыскать что-нибудь для своих дел. Он наткнулся на сообщение о предстоящей встрече Маргарет Тэтчер с Миттераном. Его затошнило, он с ужасом прочитал сообщение еще раз. В это мгновение дверь отворилась и поспешно вошел Гастон.

— Что за ночь! Я промерз до костей. Дай мне коньяку.

— Держи. — Пьер плеснул коньяку в стакан. — Можешь прочитать эту интересную новость в «Пари суар», пока будешь пить.

Гастон последовал совету брата и тут же поперхнулся.

— Боже, она же остановилась в Шуази!

— И улетает с того самого старого аэродрома в Валентоне. Выезжает из Шуази в два часа. Сколько надо времени, чтобы добраться до того железнодорожного переезда? Минут десять?

— О Господи! Нет. Мы погибли. Это не наше дело, Пьер. Если это случится, все полицейские Франции будут подняты на ноги.

— Но этого не произойдет. Я знал, что этот ублюдок принесет нам несчастье. В нем всегда было что-то странное. Тебе удалось проследить его?

— Да, он поболтался вначале по улицам и приземлился в той блошиной дыре, которую держит старый Франсуа возле реки. Я видел через окно, как он снял номер. — Гастон поежился. — Но что мы будем делать? — Он почти всхлипывал. — Это конец, Пьер. Они запрут нас, а ключ выбросят в мусорный ящик.

— Нет, они так не поступят, — успокоил его Пьер. — Если мы выдадим его, они этого не сделают. Они будут слишком благодарны нам. Кто знает, может быть, даже и вознаграждение дадут. Скажи-ка номер домашнего телефона инспектора Савари.

— Он уже в постели.

— Естественно, в постели, забавляется со своей старой женой, как должны, дурень, поступать все порядочные детективы. Мы должны его поднять.




Инспектор Жюль Савари проснулся, чертыхаясь. У его кровати продолжал звонить телефон. Он был один. Его жена уехала на неделю к своей матери в Лион. Ночь у него выдалась неспокойной: два вооруженных ограбления и нападение на женщину. Ему только что удалось заснуть.

Он поднял трубку:

— Савари слушает.

— Это я, инспектор, Пьер Жобер.

Савари взглянул на стоявшие у кровати часы.

— Помилуй Бог, Жобер, ведь сейчас половина третьего ночи.

— Я знаю, инспектор, но у меня кое-что чрезвычайно важное для вас.

— У тебя всегда так. Так что пусть подождет до утра.

— Я так не думаю, инспектор. Мое сообщение сделает вас самым известным полицейским во Франции. Такое бывает раз в жизни.

— Ну, выкладывай свою историю.

— Маргарет Тэтчер. Она остановилась в Шуази на ночь. Сегодня в два часа дня выезжает в Валентон. Не так ли? Я могу рассказать вам все о человеке, который намерен сделать так, чтобы она никогда не попала туда.

Жюль Савари еще никогда так быстро не приходил в себя:

— Где ты, в «Черном коте»?

— Да, — подтвердил Жобер.

— Через полчаса буду. — Савари бросил трубку на рычаг, вскочил с кровати и начал одеваться.




В это самое время Диллон решил действовать. Тот факт, что Гастон следил за ним, мог означать просто желание братьев узнать о нем поподробнее. С другой стороны…

Диллон вышел, закрыл на ключ дверь номера, отыскал черную лестницу и осторожно спустился по ней. Внизу имелась дверь, которая довольно легко отворилась и вывела его на двор позади дома. По аллее он вышел на шоссе, пересек его и начал приглядываться к припаркованным грузовикам. Ему приглянулся один, стоявший в пятидесяти метрах от гостиницы. Оттуда был хороший обзор. Достав нож, он начал ковырять им стекло кабины. Через некоторое время оно поддалось, так что Диллон смог просунуть в отверстие пальцы и отжать стекло. Минутой позже он был уже внутри. Решив не рисковать, он не закурил, откинулся на спинку сиденья и стал ждать, подняв воротник и засунув руки в карманы. В половине четвертого четыре автомобиля без опознавательных знаков тихо подъехали к гостинице. Оттуда вышли восемь человек, причем ни один не был одет в форму.

— Оперативная служба, будь я проклят, — тихо произнес Диллон.

Из последней машины вылез Гастон Жобер, поговорил с приехавшими, и все они вошли в гостиницу. Диллон не был зол, нет, он был доволен, потому что все сделал правильно. Он вылез из грузовика, перешел дорогу и направился по ближайшей аллее к складу на улице Хельер.




Французская секретная служба, многие годы известная как СДЕКЕ, была переименована в Генеральную Дирекцию Внешней Безопасности, сокращенно ДЖСЕ. Это было сделано при Миттеране, чтобы смягчить репутацию этой безжалостной организации, девизом которой было: «Не останавливаться ни перед чем». Если судить по результатам, можно уверенно заявить, что в мире мало спецслужб, которые работали бы столь эффективно.

Эта служба была разделена, как и прежде, на пять секций и много отделов. Самой знаменитой, или самой омерзительной (с какой стороны посмотреть на ее деятельность), была пятая секция, больше известная как Оперативная служба: именно она разгромила секретную военную организацию, известную как ОАС.

Полковник Макс Арну был участником всех операций секции. Он самым безжалостным образом расправлялся с оасовцами, хотя и был когда-то парашютистом-десантником в Индокитае и в Алжире. Теперь это был элегантный седой человек шестидесяти одного года, сидевший за столом в своем кабинете на втором этаже в штаб-квартире ДЖСЕ на бульваре Мортьер. Оставалось несколько минут до пяти часов. Арну изучал через свои очки в золотой оправе лежавший перед ним доклад. Он провел ночь в своем загородном доме в сорока милях от Парижа и только что прибыл на службу. Инспектор Савари почтительно смотрел на хозяина кабинета. Арну снял очки:

— Я ненавижу это время суток. Оно напоминает мне Дьен-Бьен-Фу, когда мы все время ждали, что вот-вот наступит конец. Налейте мне еще кофе, пожалуйста.

Савари взял его чашку, подошел к кофеварке, стоявшей на столике, и налил Арну крепкий кофе.

— Что вы об этом думаете, сэр?

— Вы полагаете, что эти братья Жобер сказали нам все?

— Абсолютно все, сэр. Я знаю их много лет. Старший, по имени Пьер, был в ОАС, которая, как он считает, сделала из него специалиста. На самом деле оба они второсортные гангстеры. Они неплохо проворачивают делишки с ворованными автомобилями.

— Так что это дело совсем не по их профилю?

— Совершенно верно. Они признались мне, что в прошлом продавали этому Рокару автомобили.

— Из числа «горяченьких»?

— Да, сэр.

— Конечно, они говорят правду. Об этом свидетельствуют десять тысяч долларов. А что насчет этого Рокара? Вы опытный полицейский, инспектор. Сколько лет он на свободе?

— Пятнадцать, сэр.

— Скажите мне ваше мнение.

— Его физический облик представляет интерес, так как, по словам братьев Жобер, его вообще не существует. Он небольшого роста, не выше 165 см, глаза неопределенного цвета, волосы светлые. Гастон рассказал, что, когда они повстречались впервые, он решил, что этот человек ничего из себя не представляет, а затем он убил в их баре какого-то парня в два раза выше себя ростом за какие-то пять секунд.

— Продолжайте, — Арну закурил сигарету.

— Пьер говорит, что его французский слишком хорош.

— Что он имеет в виду?

— Он не знает. Просто у него всегда появляется ощущение, что с этим человеком что-то не так.

— Он не француз?

— Вот именно. Есть два интересных факта. Он всегда насвистывает странную простенькую мелодию. Гастон ее запомнил, он ведь играет на аккордеоне. Он сказал, что Рокар однажды признался ему, что мелодия ирландская.

— Вот это интересно.

— Еще одно обстоятельство. Когда он собирал пулемет в заднем отсеке «рено» в Валентоне, то сказал парням, что это «Калашников». У него были не просто пули, а трассирующие, бронебойные. Он заявил также, что видел, как один такой пулемет разнес на куски лендровер, заполненный британскими парашютистами-десантниками. Пьер не стал спрашивать, где это было.

— Так что вы, инспектор, усматриваете здесь присутствие ИРА? А что вы предприняли в связи с этим?

— Приказал вашим людям, полковник, достать альбомы фотографий. Братья Жобер просматривают их сейчас.

— Превосходно. — Арну встал и на этот раз сам налил себе кофе. — Что вы думаете о случившемся в гостинице? Вы полагаете, что его спугнули?

— Возможно, но необязательно. С кем мы имеем дело? Настоящий «профи» собирается использовать шанс, который выпадает лишь раз в жизни. Может быть, он просто проявил сверхосторожность, чтобы быть уверенным, что за ним никто не следит. Я сам не стал бы доверять Жоберам ни на грош. Почему должен доверять он? — Савари пожал плечами.

Макс Арну сказал жестко:

— Есть еще что-то? Выкладывайте.

— У меня плохое предчувствие, касающееся этого парня, полковник. Я думаю, что он необычный человек. По-моему, он мог использовать трюк с гостиницей, так как подозревал, что Гастон следит за ним. Кроме того, он хотел выяснить: братья Жобер просто любопытны или тут что-то большее?

— Так вы считаете, что он мог быть где-то на улице и наблюдать за прибытием наших людей?

— Вполне вероятно. С другой стороны, может быть, он и не знал, что Гастон следил за ним. Возможно, трюк с гостиницей — обычная мера предосторожности. Такой трюк применяли маки в последней войне.

Арну кивнул головой, соглашаясь:

— Верно. Давайте посмотрим, не закончили ли они. Позовите их.

Савари вышел и вернулся с братьями Жобер. Они были напуганы.

— Ну? — произнес Арну.

— Неудача, полковник. Его нет ни на одной фотографии.

— Ладно. Ждите внизу. Вас отвезут домой. Мы вызовем вас снова позднее.

— Но для чего, полковник? — спросил Пьер.

— Для того чтобы твой брат мог поехать в Валентин на «рено», а ты мог последовать за ним в автомашине, как вам приказал Рокар. А теперь пошли вон.

Они поспешно ретировались. Арну обратился к Савари:

— Мы проследим, чтобы госпожа Тэтчер была доставлена в безопасности по другой дороге. Жаль, что придется разочаровать нашего друга Рокара.

— Если он там появится, полковник.

— Никогда не знаешь, может и появиться. Вы хорошо поработали, инспектор. Думаю забрать вас к себе в Пятую секцию. Вы не будете против?

Будет ли он против? Савари чуть не задохнулся от избытка чувств:

— Сочту за честь, мсье.

— Хорошо, ступайте примите душ и позавтракайте. Увидимся позднее.

— А вы, полковник?

— Я, инспектор? — Арну рассмеялся и взглянул на свои часы. — Пятнадцать минут шестого. Сейчас позвоню в Британскую службу безопасности в Лондоне. Потревожу сон своего очень старого друга. Если кто-то и может помочь нам с нашим таинственным клиентом, то только он.




Генеральная дирекция Британской службы безопасности занимает большое здание из белого и красного кирпича недалеко от гостиницы «Хилтон» на Парк-Лейн, многие отделы размещены по всему Лондону. Специальный номер, по которому позвонил Макс Арну, принадлежал секции, известной как Группа Четыре и располагавшейся на четвертом этаже министерства обороны. Она была создана в 1972 году для ведения дел, касающихся терроризма и подрывной деятельности на британских островах. Она подчинялась напрямую премьер-министру. С момента создания ею руководил один и тот же человек, бригадир Чарльз Фергюсон. Он спал в своей квартире на площади Кавендиш, когда его разбудил звонок телефона, стоявшего возле кровати.

— Фергюсон слушает, — сказал он, мгновенно очнувшись от сна, так, как это умеют делать только профессионалы.

— Париж, бригадир, — произнес голос в трубке. — Вне всякой очереди. Вызывает полковник Арну.

— Соедините и затрите запись.

Фергюсон сел. Это был крупный неряшливый человек шестидесяти пяти лет, со спутанными седыми волосами и двойным подбородком.

— Чарльз? — спросил Арну по-английски.

— Мой дорогой Макс. Что заставило тебя позвонить в такой неурочный час? Тебе повезло, что я все еще работаю. Новые власти собираются избавиться от меня, как и от всей Группы Четыре.

— Какая чепуха!

— Я знаю, но генеральному директору никогда не нравилось, что у меня все эти годы была абсолютная независимость. Что я могу сделать для тебя?

— Госпожа Тэтчер осталась на ночь в Шуази. Мы располагаем данными, что ее собираются убить завтра по пути к аэродрому в Валентоне.

— Помилуй Бог!

— Все меры приняты. Леди поедет домой другим путем. Мы еще надеемся, что человек, планирующий убийство, все-таки появится, хотя я в этом сомневаюсь. Однако мы будем ждать его во второй половине дня.

— Кто он? Мы его знаем?

— Судя по сведениям наших информаторов, мы подозреваем, что он ирландец, хотя его французский настолько хорош, что он может сойти за француза. Дело в том, что замешанные в этом деле лица просмотрели все наши снимки членов ИРА, но безрезультатно.

— Есть у вас его описание?

Арну рассказал все, что ему сообщили.

— Боюсь, что этого мало.

— Я проведу компьютерную проверку и свяжусь с тобой. Расскажи мне всю историю.

Арну поделился с ним всем, что знал об этом деле. Когда он закончил, Фергюсон сказал:

— Вы его упустили, старина. Готов поспорить с тобой на обед в ресторане «Савой грилл» в следующий раз, когда ты сюда приедешь.

— У меня предчувствие в отношении этого человека. Я думаю, что он исключительная личность.

— И все же его нет в ваших досье, а мы ведь снабжаем вас новейшими данными.

— Я знаю, — ответил Арну. — Ты наилучший эксперт по ИРА, что же нам делать?

— Вот тут ты ошибаешься. Самый большой эксперт по ИРА сейчас у вас, в Париже. Это Мартин Броснан, наш ирландско-американский друг. Ведь он таскал на себе пистолет для них до тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Я слышал, что он был профессором кафедры политической философии в Сорбонне.

— Ты прав, — заметил Арну. — Я совсем забыл о нем.

— Теперь он очень респектабельный человек. Пишет книги и живет неплохо на те деньги, которые оставила ему мать. Она умерла в Бостоне пять лет назад. Если у тебя какая-то чертовщина, то он именно тот человек, который может в ней разобраться.

— Спасибо за подсказку. Но для начала мы посмотрим, что произойдет в Валентоне. Я буду поддерживать с тобой связь.

Фергюсон положил трубку, нажал кнопку на стене и встал с кровати. Через минуту дверь открылась и вошел его слуга, индус, бывший гурка. Он накинул на Фергюсона халат поверх пижамы.

— Срочное дело, Ким. Я позвоню капитану Таннер и попрошу ее приехать сюда. Потом приму ванну. Завтрак после того, как она приедет. — Ким вышел. Фергюсон взял трубку и набрал номер: — Мэри? Говорит Фергюсон. Крупное дело. Я хочу, чтобы через час вы появились у меня на площади Кавендиш. Да, наденьте форму. В министерстве обороны, в одиннадцать. Вы всегда производите на них сильное впечатление при полном параде.

Он положил трубку и направился в ванную, чувствуя себя совершенно проснувшимся и в прекрасном настроении.




Было половина седьмого, когда такси подобрало Мэри Таннер у ступенек дома на площади Лоундес, где находилась ее квартира. Шофер был поражен ее видом, как большинство людей, видевших ее в форме. Она была в форме капитана женской службы Королевских войск. Слева на груди красовались крылышки пилота военно-воздушных сил. Под ними колодка медали Георга — награды за храбрость, очень высоко ценимой, и колодки за участие в кампании в Ирландии и за службу в миротворческих силах Организации Объединенных Наций на Кипре.

Мэри была девушкой двадцати девяти лет, невысокого роста, с коротко стриженными черными волосами и большим армейским стажем. Ее отец был врачом. Она получила диплом специалиста по английскому языку в Лондонском университете, пробовала преподавать, но ей это не понравилось. Тогда она пошла в армию. Большая часть ее службы проходила в военной полиции. Какое-то время на Кипре и три срока в Ольстере. События в Дерри принесли ей медаль Георга, шрам на левой щеке и привлекли внимание Фергюсона. Вот уже два года она была его помощницей.

Мэри расплатилась с таксистом, взбежала по лестнице на второй этаж и открыла дверь квартиры своим собственным ключом. Фергюсон сидел на диване возле камина в элегантной гостиной с салфеткой под подбородком, а Ким подавал ему вареные яйца.

— Как раз вовремя, — сказал он. — Что бы вы хотели?

— Чай «Эл Грей», пожалуйста, Ким, поджаренный хлеб и мед.

— Должны следить за фигурой?

— Слишком рано, чтобы плотно есть, даже вам, бригадир. А теперь, что случилось?

Он рассказал ей, продолжая есть. Ким принес чай и хлеб. Она села напротив, внимательно слушая. Когда он закончил, Мэри сказала:

— Этот Броснан… Я никогда не слышала о нем.

— Это было еще до вас, моя дорогая. Ему теперь должно быть около сорока пяти. В моем кабинете вы найдете досье на него. Родился он в Бостоне, в одном из нечистоплотных богатых американских семейств, входивших в высшее общество. Его мать родом из Дублина. Он вел порядочную жизнь, учился в Принстоне, получил степень, а затем все испортил, записавшись добровольцем во Вьетнам в качестве солдата. Я думаю, что это было в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, когда он стал десантником-парашютистом. Уволился он в звании сержанта и имел много наград.

— А что в нем такого особенного?

— Он мог избежать Вьетнама, оставаясь в университете, но не сделал этого. Он записался в армию рядовым, что крайне необычно для человека с его социальным положением.

— Вы просто старый сноб. Что произошло потом?

— Он отправился в Дублин, в колледж Святой Троицы, для работы над докторской диссертацией. Кстати, он протестант, а его мать была ревностной католичкой. В августе шестьдесят девятого года он посетил дядю по материнской линии, священника в Белфасте. Помните, что тогда произошло? Как все началось?

— Протестантские «оранжевые» толпы сжигали католиков? — спросила Мэри.

— А полиция ничего не предпринимала. Толпа сожгла церковь дяди Броснана и пошла по дороге водопадов. Горстка старых членов ИРА с ружьями и пистолетами задержала ее. Но, когда одного из них подстрелили, Броснан взялся за свое ружье. Полагаю, инстинктивно, учитывая Вьетнам и все такое.

— И с тех пор он стал на их сторону?

— Да, совершенно. Вы должны помнить, что в те первые дни в этом движении было много людей, подобных ему, людей, веривших в свободу Ирландии и всякое такое.

— Простите, сэр. Я видела слишком много крови на улицах Дерри, чтобы оправдывать его.

— Да, я тоже не собираюсь делать из него святого. Он убил в свое время несколько человек, но в грудь, а не в спину. Это я должен отметить. Он стал очень знаменит. Во Вьетнаме он спас жизнь французского военного фотографа по имени Анн-Мари Оден после того, как упал вертолет. Довольно романтичная история. Она появилась в Белфасте, и Броснан в течение недели знакомил ее с подпольным движением. В результате она напечатала в журнале «Лайф» серию фотографий о «доблестных ирландских борцах». Вам знакомы такие штучки.

— Что произошло после этого?

— В тысяча девятьсот семьдесят пятом он отправился во Францию договориться о поставке оружия. Оказалось, что это ловушка, полиция ждала его. К сожалению, он застрелил одного из полицейских, и его приговорили к пожизненному заключению. В семьдесят девятом он освободился из тюрьмы — с моей помощью.

— Но зачем?

— Еще до вашего появления здесь существовал некий террорист, которого звали Фрэнк Барри. Начал карьеру в Ольстере с небольшой группировкой, называвшейся «Сыны Эрина». Потом присоединился к европейскому террористическому кругу. Он был подлинный гений зла, если такой вообще существовал на земле. Сделал попытку убить лорда Каррингтона на пути во Францию, когда тот был министром иностранных дел. Французы замяли это дело, но наш премьер-министр был взбешен. Он отдал мне прямой приказ изловить Барри чего бы это ни стоило.

— Теперь я понимаю. Вам был нужен для этого Броснан?

— Поручил вору поймать другого вора, и он доставил его нам.

— А потом?

— Он вернулся в Ирландию и получил звание доктора.

— А эта Анн-Мари Оден? Они поженились?

— Насколько мне известно, нет. Но она оказала ему еще большую услугу. Ее семья принадлежит к одному из старейших родов во Франции и чрезвычайно влиятельна в политической жизни. Его наградили орденом Почетного легиона за ее спасение во Вьетнаме. Во всяком случае, ее усилия принесли плоды пять лет тому назад. Президент Миттеран помиловал его. Он снова стал чистым как стеклышко.

— Так он и очутился в Сорбонне? Он, очевидно, единственный из всех профессоров, который убил полицейского?

— После войны там было несколько человек, сделавших то же самое во время войны, в Сопротивлении.

— Разве леопард меняет когда-либо окраску? — спросила Мэри.

— Вы слишком недоверчивы. Как я уже говорил, вы найдете его досье в моем кабинете, если хотите узнать о нем больше. — Фергюсон протянул ей листок бумаги. — Это описание таинственного человека. Не так уж много, чтобы двигаться дальше, но пропустите его на всякий случай через компьютер.

Она вышла.

Вошел Ким с экземпляром «Таймс». Фергюсон быстро пробежал заголовки и перевернул страницу. На второй странице его внимание немедленно привлекло сообщение о визите госпожи Тэтчер во Францию, которое до этого появилось в «Пари суар».

— Ну, Макс, — тихо произнес он, — желаю тебе удачи. — С этими словами он налил себе еще одну чашку кофе.




III


Утром в Париже стало значительно теплее, к обеду снег почти растаял. За городом тоже прояснилось, снег лежал лишь местами на кустарнике вдоль шоссе. Диллон ехал в Валентон, держась боковых дорог. Он сидел на мотоцикле «БМВ», который взял со своего склада. Одет он был как полицейский почетного эскорта: каска, защитные очки, автомат МАТ-49 на груди черного форменного плаща.

Конечно, это безумие ехать туда, но он не мог устоять перед возможностью посмотреть бесплатный спектакль. Он остановился на узкой проселочной дороге возле ворот, ведущих на ферму, и, сверившись по карте, пошел пешком по дорожке через лесок до невысокой ограды на холме, сложенной из камней. Внизу, примерно метрах в двухстах перед ним, был железнодорожный переезд. Черный «рено» все еще стоял там, где он его оставил. Нигде ни души. Минут через пятнадцать прошел поезд.

Диллон посмотрел на часы. Они показывали четверть третьего. Направив цейсовский бинокль в сторону переезда, он увидел, как белый «рено» спустился по дороге, развернулся и заблокировал переезд. За ним следовал «пежо» с Пьером за рулем. Пьер уже начал давать задний ход, чтобы развернуться, когда к нему подбежал Гастон. «Пежо» был старой модели, выкрашенный в ярко-красный и кремовый цвета.

— Очень недурно, — пробурчал тихонько Диллон, видя, как «пежо» укатил вверх по дороге. — Теперь дело за кавалерией. — Он закурил.

Минут через десять по дороге спустился большой грузовик. Он встал, не имея возможности проехать. На его высоких парусиновых боках было намалевано: «Стейнер электроникс».

— Электроника, мать вашу… — произнес Диллон.

Дуло пулемета высунулось из грузовика, открыв огонь по «рено». Когда стрельба прекратилась, Диллон вынул из кармана черный пластиковый электронный детонатор, включил его и вытянул антенну.

Из грузовика выпрыгнула дюжина человек в черных комбинезонах и пластиковых касках. У каждого в руках были укороченные автоматы. Когда они приблизились к «рено», Диллон нажал кнопку детонатора. Настроенный на самоликвидацию заряд во второй черной коробке (Пьеру он сказал, что там дополнительные патроны) мгновенно взорвался, развалив на части весь фургон. Куски корпуса медленно плыли по воздуху. Несколько человек лежали на земле, другие бежали в поисках укрытия.

— Вот вам, господа, кушайте на здоровье, — провозгласил Диллон.

Он вернулся по дорожке через лесок, сел на «БМВ» и укатил.




Диллон открыл дверь сарая на улице Хельер, сел на мотоцикл, заехал внутрь и припарковал его. Когда он повернулся, чтобы закрыть дверь, сверху его окликнул Макеев:

— Полагаю, ничего не вышло?

Диллон снял каску.

— Боюсь, что так. Братья Жобер донесли на меня.

Когда он стал подниматься по лестнице, Макеев сказал ему:

— Маскировка, вот что мне нравится. Полицейский всегда остается для людей просто полицейским. Они никогда ничего не могут добавить, описывая внешность.

— Верно. Несколько лет тому назад я недолго работал с великим ирландцем, которого звали Фрэнк Барри. Когда-нибудь слышали о нем?

— Конечно. Как Карлос.

— Он был лучше Карлоса. Его убили в семьдесят девятом. Я не знаю кто. Фрэнк часто использовал образ полицейского почетного эскорта. Удобно играть роль почтальона. Никто никогда не обращает внимания на почтальона.

Он прошел за русским в гостиную.

— Расскажи мне, — попросил Макеев.

Диллон рассказал ему обо всем. Потом добавил:

— Была возможность использовать этих двоих. Но она сорвалась. Вот и все. Больше не о чем говорить.

— И что теперь?

— Я же сказал вчера вечером, что обеспечу другую цель. Я имею в виду все эти деньги. Мне уже пора подумать о своей старости.

— Ерунда, Син. Тебе нет никакого дела до своей старости. Игра доставляет тебе удовольствие и возбуждает.

— Может быть, ты и прав. — Диллон закурил. — Я знаю одно — мне не нравится проигрывать. Я придумаю что-нибудь для вас, заработаю свои деньги и расплачусь с долгами…

— Братья Жобер? Стоят ли они этого?

— О да, — заявил Диллон. — Дело чести, Жозеф.

Макеев вздохнул:

— Я ухожу, повидаюсь с Ароном, сообщу ему печальную новость. Буду держать с тобой связь.

— Здесь или на барже. — Диллон улыбнулся. — Не беспокойся, Жозеф. Я еще никогда не проваливался, когда твердо решал что-то сделать.

Макеев спустился по лестнице. Его шаги гулко разносились по сараю. Потайная дверка захлопнулась за ним.

Диллон вернулся в длинную комнату, насвистывая свою любимую мелодию.




— Я ничего не понимаю, — сказал Арон. — По телевидению об этом не было сказано ни слова.

— И не будет. — Макеев отвернулся от окна, выходящего на авеню Виктора Гюго. — Французы будут придерживаться версии, что ничего не произошло. Сама мысль о том, что госпожа Тэтчер могла подвергаться риску на французской земле, расценивалась бы как национальное оскорбление.

Арон побледнел от гнева.

— Этот ваш специалист провалил дело. Слишком много разговоров, Макеев, а результатов — ноль. Хорошо, что я сегодня утром не перевел эти десять миллионов на его счет в Цюрихе.

— Но ведь вы согласились! Он в любой момент может позвонить и проверить, переведены ли ему деньги.

— Мой дорогой Макеев, на депозите этого банка у меня пятьсот миллионов долларов. Учитывая, что я могу перевести свои капиталы в другой банк, управляющий с большой готовностью согласился на маленький обман, когда Рашид разговаривал с ним сегодня утром. Когда Диллон позвонит, чтобы проверить, как обстоят дела, ему подтвердят перевод денег на его счет.

— Человек, с которым вы имеете дело, чрезвычайно опасен, — заметил Макеев. — Если он обнаружит…

— Кто скажет ему? Конечно, не вы. Ему заплатят в конце концов, но только в том случае, если он добьется результата.

Рашид налил ему чашку кофе и обратился к Макееву:

— Он обещал альтернативную цель, упомянул британского премьер-министра. Какие у него планы?

— С ними свяжутся, когда он примет решение.

— Разговоры… — Арон подошел к окну и встал, потягивая кофе. — Одни разговоры.

— Нет, Мишель, — покачал головой Макеев. — Вы совершенно не правы.




Квартира Мартина Броснана находилась на набережной Монтебелло, напротив острова Сите. Отсюда открывался самый прекрасный вид на собор Парижской Богоматери. До Сорбонны можно было дойти пешком, что очень нравилось Броснану.

Когда он отправился домой, часы только что пробили четыре. Он был высокого роста, с широкими плечами и темными волосами без седины, несмотря на сорок пять лет. Волосы были слишком длинные, и это придавало ему вид отчаянного гуляки из шестнадцатого столетия. Одет он был в старомодный плащ. Полностью его имя звучало так: Мартин Аодх Броснан. Имя Аодх было ирландским вариантом имени Хью. Его ирландское происхождение выдавали высокие скулы и серые глаза.

Опять похолодало, и он съежился, свернув за угол на набережную Монтебелло, и быстро зашагал вдоль дома. Весь дом принадлежал ему, и он занял самую лучшую угловую квартиру на втором этаже. Строительные леса шли до пятого этажа, где проводились какие-то ремонтные работы.

Он уже собирался подняться по ступеням, ведущим к роскошному подъезду, и тут кто-то позвал его:

— Мартин!

Он взглянул вверх и увидел Анн-Мари Оден, перегнувшуюся через балюстраду террасы.

— Откуда, черт возьми, ты взялась? — воскликнул он пораженно.

— С Кубы. Только что приехала.

Мартин взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступени. Она открыла дверь, чтобы впустить его. Он схватил ее на руки и отнес обратно в прихожую.

— Как чудесно видеть тебя. Но почему Куба?

Она поцеловала его, помогла снять плащ.

— О, у меня было довольно сложное задание от журнала «Лайф». Пойдем на кухню. Я приготовлю тебе чай.

Предложение приготовить ему чай было любимой шуткой Оден. Дело в том, что он терпеть не мог кофе, как это ни странно для американца. Мартин закурил сигарету, сел за стол и стал наблюдать, как она ходит по кухне, эта холеная женщина, его ровесница, выглядевшая лет на двенадцать моложе, с коротко стриженными волосами, такими же темными, как у него самого.

— Ты выглядишь чудесно, — сказал он, когда она принесла чай, попробовал и удовлетворенно кивнул головой. — Великолепно. Ты научилась его заваривать в тысяча девятьсот семьдесят первом году в Южном Арме,[4 - Арма — провинция в Северной Ирландии. — Прим. перев.] где мы с Лиамом Девлином знакомили тебя с трудной работой ИРА.

— Как поживает старый плут?

— Все еще живет в Килри, в окрестностях Дублина. Читает иногда лекции в колледже Святой Троицы. Утверждает, что ему семьдесят, но это явная ложь.

— Такие люди, как он, никогда не стареют.

— Ну, ты тоже еще ничего себе, — сказал Броснан. — Почему мы не поженились?

Это был ритуал, он задавал этот вопрос много лет, теперь это стало шуткой. Было время, когда они были любовниками, но вот уже несколько лет они просто друзья. Нельзя сказать, что их отношения были тривиальными. Он был готов умереть за нее, как в болотах Вьетнама, когда они встретились в первый раз.

— Теперь, когда мы покончили с любезностями, расскажи мне о новой книге, — попросила она.

— Философия терроризма. Очень скучная. Не много найдется людей, которые ее купят.

— Жаль. Она написана специалистом в этой области.

— Это неважно. Знание истоков все равно не заставит людей поступать по-другому.

— Ты циник. Ладно. Давай выпьем божественный напиток.

Она открыла холодильник и взяла бутылку шампанского «Круг».

— Год разлива не указан?

— Еще чего!

Они перешли в огромную великолепную гостиную. Над мраморным камином висело зеркало в богато украшенной резьбой позолоченной раме. Везде стояли цветы. Большой рояль, удобные мягкие диваны и огромное количество книг. Она оставила открытыми французские окна, выходящие на балкон. Броснан подошел и закрыл их.

Анн-Мари откупорила шампанское, достала из шкафа два бокала. В это время раздался звонок у входной двери.

Открыв, Броснан увидел стоявших у порога Макса Арну и Жюля Савари, а за их спинами братьев Жобер.

— Профессор Броснан? — уточнил Арну. — Я полковник Макс Арну.

— Мне прекрасно известно, кто вы, — ответил Броснан. — Оперативная служба, не так ли? Что все это значит? Мое прошлое достает меня?

— Не совсем так. Нам нужна ваша помощь. Это инспектор Савари, а эти двое — братья Жобер, Гастон и Пьер.

— Тогда вам лучше войти, — сказал Броснан, заинтересовавшись вопреки здравому смыслу.

Братья Жобер по приказу Арну остались в прихожей, а они с Савари вошли следом за Броснаном в гостиную. Анн-Мари повернулась, слегка нахмурившись. Броснан представил ей вошедших.

— Очень рад. — Арну поцеловал ей руку. — Я давно восхищаюсь вами.

— Мартин, — она выглядела взволнованной, — ты ни во что не впутался?

— Конечно, нет, — заверил он. — Что я могу сделать для вас, полковник?

— Речь идет о национальной безопасности, профессор. Мне неудобно говорить это, но мадемуазель Оден довольно известный фотожурналист.

Она улыбнулась:

— Полное благоразумие, полковник. Даю вам слово.

— Нам посоветовал обратиться к вам бригадир Чарльз Фергюсон из Лондона.

— Этот старый дьявол? Какого рожна ему нужно от меня?

— Потому что вы, профессор, лучший специалист по ИРА. Разрешите, я расскажу… — Полковник рассказал о последних событиях, стараясь быть кратким. — Видите ли, профессор, — сказал он в заключение, — братья Жобер просмотрели наши альбомы по ИРА и не нашли там этого человека. А Фергюсону не удалось идентифицировать его по краткому описанию, которое мы ему представили.

— Да, действительно проблема.

— Друг мой, этот человек не простой террорист. Он должен быть большим артистом, чтобы сделать подобную попытку. Мы же знаем о нем только то, что он ирландец и свободно говорит по-французски.

— Чего вы ждете от меня?

— Поговорите с братьями Жобер.

Броснан бросил взгляд на Анн-Мари, пожал плечами и сказал:

— Хорошо, давайте их сюда.

Он сидел на краю стола, потягивая шампанское. Жоберы стояли перед ним, чувствуя себя неловко в этой роскоши.

— Сколько ему лет? — спросил Броснан.

— Трудно сказать, мсье, — ответил Пьер. — Он меняется каждую минуту. Как будто в нем не один человек. Я бы сказал — ближе к сорока годам.

— Лицо, фигура?

— Маленький, светлые волосы.

— Он никак не выглядит, — вмешался Гастон. — Мы думали, что он пустышка, а он однажды вечером чуть не убил здоровенного громилу в нашем кафе.

— Хорошо. Он маленький, светловолосый, около сорока лет и может постоять за себя. Какие у вас основания считать, что он ирландец?

— Когда он собирал «Калашников», то проговорился, что видел, как такой пулемет разнес на куски лендровер, набитый английскими парашютистами.

— Это все?

Пьер нахмурился. Броснан достал из ведерка бутылку шампанского. Гастон произнес:

— Нет. Есть еще кое-что. Он всегда насвистывает один странный мотивчик, несколько мрачноватый. Мне удалось подобрать его на своем аккордеоне. Он сказал, что этот мотив ирландский.

Лицо Броснана застыло. Он стоял неподвижно с бутылкой в одной руке и бокалом в другой.

— И ему нравится это питье, мсье. — Пьер указал на бокал.

— Шампанское? — спросил Броснан.

— Да, он предпочитает шампанское всему прочему, а его любимой маркой является «Круг».

— Без выдержки?

— Да, мсье. Он говорил нам, что отдает предпочтение вину из смешанного винограда.

— Этот ублюдок всегда его любил.

Анн-Мари положила руку на плечо Броснана:

— Ты знаешь его, Мартин?

— Почти наверняка. Сможешь изобразить тот мотив на рояле? — он обращался к Гастону.

— Попытаюсь.

Гастон поднял крышку, слегка попробовал пальцами клавиши. Потом сыграл одним пальцем начало мелодии.

— Достаточно. — Броснан повернулся к Арну и Савари. — Старая ирландская народная песенка «Жаворонок в ясном небе». Вас, господа, ожидают неприятности, потому что человек, которого вы ищете, не кто иной, как Син Диллон.

— Диллон? — переспросил Арну. — Конечно! Человек с тысячей лиц, как однажды кто-то назвал его.

— Небольшое преувеличение, — заметил Броснан. — Хотя в принципе верно.

Они отправили братьев Жобер домой, а Броснан и Анн-Мари сели на диван напротив Арну и Савари. Инспектор делал пометки, слушая рассказ американца.

— Его мать умерла при родах. Думаю, это было в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Его отец был электриком. Он поехал работать в Лондон, так что Диллон ходил в школу там. У него был удивительный актерский талант, он был просто гениален. Мог меняться на ваших глазах: сожмет, например, плечи и сразу становится старше лет на пятнадцать. Удивительно!

— Так что, вы хорошо его знали? — спросил Арну.

— В Белфасте, в славные старые денечки еще до того, как он добился стипендии для учебы в Королевской академии драматического искусства. Он оставался там всего год, так как они ничему не могли научить его. Он сыграл одну или две роли в Национальном театре, ничего серьезного. Не забывайте, что он был тогда очень молод. В тысяча девятьсот семьдесят первом году его отец, который вернулся домой в Белфаст, был убит британским патрулем. Попал случайно в перестрелку и погиб.

— Диллон тяжело пережил смерть отца?

— Можно сказать, что да. Он предложил свои услуги Временной ирландской республиканской армии, понравился им: был умен, имел способности к языкам. Его послали в Ливию на пару месяцев в один из лагерей, где готовят террористов. Он прошел там ускоренный курс обучения обращению с оружием. Больше там ничему не учили. Диллон никогда не менял принятых решений. Один лишь Бог знает, скольких людей он убил.

— Выходит, он все еще работает на ИРА?

Броснан покачал головой.

— Нет, вот уже несколько лет. Он все еще считает себя солдатом, но думает, что руководство состоит из группы старух и они не могут им командовать. Он убил бы даже папу римского, если бы полагал, что это необходимо. Ему нравится делать то, что, по его мнению, наносит вред противнику. Говорят, он был замешан в деле Маунтбаттена.

— А потом? — спросил Арну.

— Бейрут, Палестина. Много сделал для Организации освобождения Палестины. Большинство террористических групп пользовалось его услугами. — Броснан покачал головой. — Вас ожидают крупные неприятности.

— Поясните.

— Он использовал сейчас эту пару негодяев, братьев Жобер. Он всегда так делает. На этот раз не сработало. Но он знает слабость всех революционных организаций и движений: они управляются горячими головами или провокаторами. Вы называете его человеком без лица, и это справедливо, я сомневаюсь, что вы найдете его фотографию в каком-нибудь досье. А если и найдете, вам это ничего не даст.

— Зачем он все это делает? — спросила Анн-Мари. — Не с политической целью?

— Потому что ему это нравится, — сказал Броснан. — Потому что он не такой, как все. Не забывай, он актер, это его жизнь, и он очень талантлив.

— Мне кажется, вы его не очень любите, — заметил Арну. — Я имею в виду личные счеты, конечно.

— Много лет тому назад он попытался убить меня и одного моего хорошего друга, — ответил Броснан. — Это что-нибудь объясняет?

— Конечно, это достаточно серьезная причина. — Арну и Савари встали. — Мы должны идти. Я хочу передать все это бригадиру Фергюсону как можно скорее.

— Прекрасно, — сказал Броснан.

— Я надеюсь, профессор, что мы можем рассчитывать на вашу помощь в этом деле?

Броснан взглянул на Анн-Мари. Лицо ее было напряженным.

— Послушайте, — обратился он к Арну. — Я поговорю с вами снова, если это поможет. Но я не хочу быть замешанным лично. Вы, полковник, знаете, кем я был, и что бы ни случилось, я не пойду на подобные дела снова. Много лет назад я дал кое-кому такое обещание.

— Прекрасно понимаю, профессор. — Арну обернулся к Анн-Мари. — Получил истинное удовольствие от встречи с вами, мадемуазель.

— Я вас провожу, — сказала она и направилась к двери.

Когда она вернулась, Броснан стоял у открытого окна с сигаретой в руке и смотрел на Сену. Он обнял ее.

— Все в порядке?

— О да, превосходно. — Она прижала голову к его груди.




Фергюсон сидел у камина в своей квартире на площади Кавендиш, когда зазвонил телефон. Трубку подняла Мэри Таннер. Через минуту она подошла к Фергюсону и сказала:

— Звонили с Даунинг-стрит, вас хочет видеть премьер-министр.

— Когда?

— Сейчас, сэр.

Фергюсон поднялся, снял очки, которые надевал для чтения.

— Вызовите машину. Вы поедете со мной и подождете.

Она подняла трубку телефона, быстро отдала приказ, положила трубку и обратилась к шефу:

— О чем, по-вашему, пойдет речь, бригадир?

— Я не знаю. О моей близкой отставке или вашем возвращении к более мирным обязанностям. Или же об этом деле во Франции. Теперь ему уже все доложили. Во всяком случае, мы это скоро узнаем. — Он первым вышел из комнаты.

У входа на Даунинг-стрит они прошли проверку. Мэри Таннер осталась в машине, а Фергюсон вошел в самую известную в мире дверь дома под номером десять. Там было спокойно, особенно по сравнению с прошлым разом, когда он был там на рождественском приеме, устроенном госпожой Маргарет Тэтчер для своих сотрудников в колонном зале. На прием были приглашены даже уборщицы, машинистки и служащие — другая сторона характера «железной леди».

Он сожалел о ее уходе, но это был свершившийся факт. Он вздохнул, поднимаясь за молодым помощником по главной лестнице, увешанной копиями портретов многих великих людей прошлого: Пила, Веллингтона, Дизраэли и многих других. Когда они вошли в коридор, молодой человек постучал в дверь и открыл ее.

— Бригадир Фергюсон, господин премьер-министр.

В прошлый раз, когда Фергюсон был в этом кабинете, это была женская комната — везде чувствовалась женская рука. Теперь же все выглядело по-иному, более строго. Хотя явных перемен не было, Фергюсон их остро ощущал.

На улице сгущались сумерки. Джон Мейджор изучал какой-то доклад. Ручка в его руке быстро бегала по бумаге.

— Извините меня, бригадир. Это займет всего минуту, — произнес он.

Такая любезность удивила Фергюсона: проявление хорошего воспитания не слишком присуще главам государств. Мейджор подписал документ, отложил его в сторону и откинулся в кресле. Это был приятный, седеющий человек в роговых очках, самый молодой премьер-министр двадцатого столетия. Почти неизвестный широкой публике в тот момент, когда он занял место Маргарет Тэтчер, Мейджор заявил о себе как о настоящем лидере во время кризиса в Персидском заливе.

— Садитесь, пожалуйста, бригадир. У меня жесткий график, поэтому перейду сразу к делу. Событие, касающееся госпожи Тэтчер во Франции. Оно вызывает сильное беспокойство.

— Действительно, господин премьер-министр. Надо благодарить Бога, что все кончилось таким образом.

— Да, но это, кажется, скорее везение, чем результат работы спецслужб. Я имел разговор с президентом Миттераном, и он согласился, что в наших общих интересах, особенно при нынешней ситуации в Персидском заливе, усилить охрану.

— Что скажет пресса, господин премьер-министр?

— До журналистов ничего не дойдет, бригадир. Я знаю, что французам не удалось поймать террориста?

— По моим данным — нет. Полковник Арну из Оперативной службы постоянно держит меня в курсе дела.

— Я разговаривал с госпожой Тэтчер, и она напомнила мне о вас, бригадир. Если не ошибаюсь, секция службы разведки, известная как Группа Четыре, была создана в тысяча девятьсот семьдесят втором. Она подчинена только премьер-министру и занимается особыми случаями терроризма и подрывной деятельности?

— Именно так.

— То есть вы работали с пятью премьер-министрами, если считать и меня тоже.

— Это не совсем точно, как раз сейчас у нас возникли проблемы.

— О, я знаю. Людям из службы безопасности никогда не нравилось ваше существование, бригадир, слишком похоже на личную армию премьер-министра. И они полагали, что перемена в доме десять по Даунинг-стрит дает им хороший шанс избавиться от вас.

— Боюсь, что так, господин премьер-министр.

— Этого не будет. Я говорил с генеральным директором службы безопасности. Так что вопрос улажен.

— Не нахожу слов, чтобы выразить свою признательность.

— Хорошо. Ваша главная задача — поймать того, кто стоит за французским делом. Если он из ИРА, тогда это наше дело. Вы согласны?

— Полностью.

— Хорошо. Идите и занимайтесь своим делом. Держите меня в курсе всех событий, пусть даже самых незначительных.

— Непременно, господин премьер-министр.

Дверь открылась. Как по волшебству появился помощник, чтобы проводить Фергюсона. Мейджор уже работал над другой бумагой, когда за бригадиром закрылась дверь и он начал спускаться по лестнице.

Когда лимузин отъехал от дома, Мэри Таннер наклонилась и подняла стекло, отделявшее салон от водителя.

— Что случилось? О чем был разговор?

— О французском деле. — Фергюсон задумался. — Вы знаете, в нем действительно что-то есть, в этом новом премьер-министре.

— О, перестаньте, сэр, — попросила Мэри. — Вы действительно думаете, что мы сможем выдержать новое правительство после всех этих лет правления тори?

— Вы прекрасны, когда выступаете как представитель пролетариата. Ваш дорогой старый отец, да упокоит Господь его душу, был профессором хирургии в Оксфорде, ваша мать владеет половиной Херсфордшира. Ваша квартира на площади Лоундес стоит миллион, не так ли? И почему это дети богачей обычно такие нарочито «левые», хотя и продолжают настаивать на обедах в «Савое»?

— Вы преувеличиваете.

— Серьезно, моя дорогая, я работал на премьер-министров лейбористов и консерваторов. Окраска политика не имеет значения. Маркиз Солсбери, когда он был премьер-министром, Гладстоун, Дизраэли решали те же проблемы, которые стоят сегодня перед нами. Фенианы,[5 - Фенианы — члены тайной ирландской организации. — Прим. перев.] анархисты, взрывы бомб в Лондоне. Разница только в том, что тогда в бомбах был динамит, а не семтекс. А сколько покушений было на жизнь королевы Виктории! — Он рассеянно смотрел на машины, двигавшиеся по Уайтхоллу к зданию министерства обороны. — Ничего не изменилось.

— Хорошо, довольно лекций. Так что произошло? — спросила Мэри.

— Произошло то, что мы снова в деле. Думаю, можно отменить наш переезд в военную полицию.

— Черт возьми! — закричала она и бросилась на шею Фергюсону.




Кабинет бригадира находился на четвертом этаже министерства обороны и выходил на авеню Конной Гвардии. Из него открывался вид на набережную Виктории и Темзу. Едва он уселся за стол, как торопливо вошла Мэри.

— Закодированное сообщение по факсу от Арну. Я пропустила его через аппарат. Вам оно не понравится!

Это было краткое изложение встречи Арну с Мартином Броснаном и данные на Сина Диллона.

— Боже мой! — проговорил Фергюсон. — Хуже и быть не могло! Он похож на призрак, этот парень. Существует он на самом деле или нет? Такой же мерзавец, как Карлос, но совершенно неизвестный средствам массовой информации или широкой публике, нам не за что даже зацепиться.

— Но у нас все же есть кое-что, сэр.

— Что именно?

— Броснан.

— Верно. Но захочет ли он помогать? — Фергюсон встал и подошел к окну. — Я пытался однажды заставить Мартина кое-что сделать для меня. Он и близко не подошел к делу. — Потом он повернулся к Мэри и улыбнулся. — Понимаете, все дело в его приятельнице, Анн-Мари Оден. Она ужасно боится, чтобы он не занялся прежними делами.

— Я могу это понять.

— Оставим это. Надо написать докладную премьер-министру о последних новостях, только короче.

Она достала ручку и стала писать под его диктовку.

— Что-нибудь еще, сэр? — спросила она, когда Фергюсон закончил.

— Не думаю. Напечатайте два экземпляра: один в дело, другой премьер-министру. Направьте экземпляр в дом десять с курьером, прямо в руки премьера.

Мэри отпечатала докладную, потом по коридору прошла в машбюро и копировальную комнату. Такие комнаты были на каждом этаже, все сотрудники прошли специальную проверку. Когда она вошла, ротатор был включен. На нем работал мужчина лет пятидесяти пяти, седой, в армейских очках в металлической оправе. Рукава его рубашки были закатаны до локтей.

— Привет, Гордон, — сказала она. — Срочно, на самой лучшей машинке. Один экземпляр в личное досье. Вы можете сделать это немедленно, прямо сейчас?

— Разумеется, капитан Таннер. — Он быстро пробежал глазами бумагу. — Через пятнадцать минут я принесу вам их сам.

Когда Мэри вышла, он сел за машинку, глубоко вздохнул, чтобы успокоить нервы, и прочел гриф: «Только для премьер-министра». Гордон Браун служил в органах разведки двадцать пять лет и дослужился до унтер-офицерского звания. Достойная, хоть и незаметная карьера, увенчанная орденом Британской империи и предложением работать в министерстве обороны после ухода в отставку. Все шло хорошо, пока не умерла от рака его жена. Они были бездетны, и он остался один в этом холодном мире в свои пятьдесят пять лет. И тогда произошло нечто удивительное.

В министерство обороны все время присылали приглашения на приемы из разных посольств в Лондоне. Часто он оставлял один из билетов для себя. Это давало ему возможность убить время. На художественной выставке в посольстве ФРГ он встретился с Таней Новиковой, секретарем-машинисткой советского посольства.

Они понравились друг другу. Ей было тридцать, и она не была особенно хорошенькой, но, когда она пустила его в свою постель, для него как будто открылся новый мир. Браун никогда не знал такого секса и сразу попался на крючок. Потом начались вопросы о его работе, обо всем, что делается в министерстве обороны. Внезапно она охладела. Гордон ее не видел, был обескуражен, чуть не сошел с ума. Он позвонил ей на квартиру. Вначале она говорила холодно, отчужденно, а потом спросила, занимается ли он чем-нибудь интересным.

Он понимал, что происходит, но ему было наплевать. Через него проходила серия докладных об изменениях в британской армии в связи с политическими переменами в России. Легко было снять лишние копии. Когда он принес их к ней на квартиру, все стало на свои места. Она доставила ему такое удовольствие, какого он никогда раньше не испытывал.

С тех пор он делал все, что она просила: делал копии любых документов, которые могли интересовать ее. «Только для премьер-министра»! Как она будет благодарна ему за такой материал! Он закончил печатать и снял две лишние копии. Одну для себя. Он завел для них специальную папку в одном из ящиков комода в своей спальне. Другая копия предназначалась для Тани Новиковой, которая, конечно, была не секретарем-машинисткой советского посольства, как она сказала вначале, а капитаном КГБ.




Гастон открыл дверь гаража напротив «Черного кота», и Пьер забрался за руль старого кремово-красного «пежо». Его брат устроился на заднем сиденье, и они отъехали.

— Я все думаю, а что, если они не схватят его? Он может найти нас, Пьер?

— Чепуха, — заверил его брат. — Он давно смотался, Гастон. Какой дурак будет крутиться здесь после того, что случилось? Нет, прикури мне сигарету и заткнись. Мы хорошо пообедаем и отправимся в «Занзибар». Там все еще устраивают стриптиз эти шведские сестрички.

Стрелки часов показывали восемь. Улицы в этом районе были тихими и безлюдными, люди сидели по домам из-за сильного холода. Они подъехали к небольшой площади, и внезапно за ними увязался, сигналя фарами, человек на мотоцикле в форме полицейского почетного эскорта.

— У нас на хвосте полицейский, — занервничал Гастон.

Полицейский поравнялся с машиной, неузнаваемый в каске и защитных очках. Он показал им, чтобы они остановились.

— Наверное, послание от Савари, — сказал Пьер и остановил машину у обочины.

— А может быть, они схватили его? — проговорил возбужденно Гастон.

Полицейский остановился за ними, поставил свой мотоцикл на подставку и подошел. Гастон открыл заднюю дверь и высунулся из машины.

— Поймали они этого ублюдка? — спросил он.

Диллон достал вальтер с глушителем Карсвелла из внутреннего кармана своего плаща и дважды выстрелил ему в сердце. Поднял вверх очки и повернулся. Пьер перекрестился:

— Это вы?

— Да, Пьер, отдаю должок.

Вальтер кашлянул еще два раза. Диллон сунул его обратно в карман, забрался на «БМВ» и укатил. Пошел слабый снежок, на площади по-прежнему было совершенно тихо. Прошло не менее получаса, пока полицейский, обходивший свой участок, обнаружил трупы.




Квартира Тани Новиковой находилась недалеко от советского посольства, в стороне от Бейсуотер-Роуд. У нее был тяжелый день, и она собиралась рано лечь спать. Было почти половина одиннадцатого, когда раздался звонок в дверь. Таня вытиралась после ванны. Натянув халат, она спустилась вниз.

Вечерняя смена Гордона Брауна закончилась в десять. Он не мог дождаться, когда сможет попасть к ней. Как всегда, оказалось трудно припарковать «форд-эскорт». Он стоял перед дверью и нетерпеливо нажимал на кнопку, страшно возбужденный. Когда она открыла дверь и увидела его, то пришла в ярость и втащила его внутрь.

— Я говорила, чтобы ты никогда не приходил сюда, Гордон, ни при каких обстоятельствах.

— Но это особый случай, — залепетал он. — Взгляни, что я тебе принес.

В гостиной она взяла у него большой конверт, раскрыла и вытащила документ. «Только для премьер-министра». Когда она прочла его, ее возбуждению не было предела. Непостижимо, как этот болван смог достать ей такой ценный документ. Его руки обнимали ее за талию, скользя к груди. Она чувствовала его возбуждение.

— Это хороший материал, правда? — спросил он.

— Прекрасный, Гордон. Ты просто молодец.

— Правда? — Он обнял ее сильнее. — Значит, я могу у тебя остаться?

— О, Гордон, какая жалость! У меня сегодня ночная смена.

— Пожалуйста, дорогая. — Он дрожал, как кролик. — Хоть на несколько минут…

Таня понимала, что должна сейчас сделать его счастливым. Она положила документ на стол, взяла его за руку.

— Четверть часа, Гордон, это все, что я могу. А потом ты уйдешь.

С этими словами она повела его в спальню.




Проводив гостя, Таня поспешно оделась, думая, что предпринять. Она была стойким, преданным коммунистом. Такой ее воспитали, такой она и умрет. Больше того, она служила в КГБ по убеждению. Он её вырастил, дал ей образование, положение в их мире. Для молодой женщины она была удивительно старомодна. Она не принимала ни Горбачева, ни этих дураков из «Гласности», которые его окружали. К сожалению, многие в КГБ поддерживали его, и среди них ее начальник в посольстве, полковник Юрий Гатов.

«Как он отнесется к подобному сообщению? — раздумывала она, выйдя на улицу. — Какой будет реакция Горбачева на неудавшееся покушение на госпожу Тэтчер? Вероятно, гнев — такой же, какой должен испытывать британский премьер-министр. А если так отреагирует Горбачев, можно не сомневаться в реакции полковника Гатова. Так что же делать?»

Когда она шла по замерзшему тротуару Бейсуотер-Роуд, ей пришла в голову мысль о человеке, который может проявить к этому материалу интерес не только как ее единомышленник. Он к тому же находится в центре событий — в Париже. Это ее бывший начальник, полковник Жозеф Макеев. «Решено. Макеев решит, как лучше использовать эту информацию». Она повернула на улицу Кенсингтон-Палас-Гарденз и вошла в советское посольство.

Случилось так, что в тот вечер Макеев долго работал в своем кабинете. Вошел его секретарь и доложил:

— Звонок из Лондона по специальному телефону от капитана Новиковой.

Макеев поднял трубку красного телефона.

— Таня! — произнес он голосом, в котором прозвучали теплые нотки: они были любовниками те три года, когда она работала на него в Париже. — Что я могу для тебя сделать?

— Я полагаю, что некоторое время назад у вас произошел инцидент, затрагивающий интересы империи? — сказала она.

Это была старая кодовая фраза КГБ, ее использовали, когда речь шла о покушениях на первых лиц Великобритании.

Макеев тут же насторожился.

— Это правда. Обычное происшествие, правда, без какого бы то ни было результата.

— Вас это интересует?

— Очень!

— Вам направлена по факсу закодированная информация. Я буду у себя в кабинете, если вы захотите переговорить со мной.

Таня Новикова положила трубку. У нее был свой аппарат, по которому она могла передавать закодированные сообщения. Она подошла к нему, быстро напечатала нужную информацию, проверяя на экране, чтобы не допустить ошибки. Она добавила личный номер Макеева, вставила донесение в аппарат и подождала. Через некоторое время пришел сигнал о том, что информация доставлена по назначению. Она поднялась со стула, закурила, подошла к окну и стала ждать.

Направленная Таней информация была получена в шифровальной комнате парижского посольства. Макеев стоял там, с нетерпением ожидая ее прибытия. Наконец оператор передал ему листок. Полковник заправил его в аппарат расшифровки и вставил в него свой личный ключ. Ему не терпелось прочесть полученное сообщение, и он начал читать на ходу, в коридоре. Он был взволнован так же, как и Таня, когда увидел слова «Только для премьер-министра». Устроившись за столом, прочитал еще раз. Подумав несколько минут, он протянул руку к красному телефону.

— Ты правильно поступила, Таня. Это моя проблема.

— Я так рада…

— Гатов знает?

— Нет, полковник.

— Вот и прекрасно.

— Могу я сделать что-нибудь еще?

— Очень многое. Разрабатывай своего агента. Сообщай мне немедленно все, что узнаешь. Для тебя может быть еще одно поручение. Один мой друг приезжает в Лондон. Особый друг, ты читала о нем.

— Буду ждать звонка.

Она положила трубку, совершенно воодушевленная, и пошла в столовую.

В Париже Макеев посидел какое-то время молча, нахмурив брови. Потом взял телефон и позвонил Диллону. Ирландец ответил не сразу.

— Кто это?

— Жозеф, Син. Я еду к тебе. Это очень важно.

Он положил трубку, надел пальто и вышел.




IV


В тот вечер Броснан и Анн-Мари пошли в кино, а потом в небольшой ресторанчик на Монмартре под названием «Английская площадка». Он давно был облюбован Броснаном, потому что, несмотря на название, здесь прекрасно готовили тушеное мясо по-ирландски с луком и картошкой. Посетителей было мало.

Не успели они расправиться с мясом, как появился Макс Арну. С ним был Савари.

— Снег в Лондоне, снег в Брюсселе, снег в Париже. — Арну стряхнул снег с рукава и расстегнул пальто.

— Ваше появление здесь означает, что вы следили за мной? — произнес Броснан.

— Вовсе нет, профессор. Мы зашли к вам на квартиру, и консьерж сказал нам, что вы ушли в кино. Он был так любезен, что назвал три или четыре ресторана, в которые вы могли пойти. Это второй, куда мы пришли.

— В таком случае присаживайтесь и выпейте коньяку и кофе, — пригласила их Анн-Мари. — Вы выглядите замерзшими.

Они сняли пальто, и Броснан кивком головы подозвал официанта, который быстро подошел и принял заказ.

— Мне очень жаль, мадемуазель, что я испортил ваш вечер, но это очень серьезно, — сказал Арну. — Произошло ужасное событие.

Броснан закурил.

— Давайте, не тяните.

Ответил Савари:

— Около двух часов назад патрульный полицейский обнаружил тела братьев Жобер в автомобиле на площади недалеко от «Черного кота».

— Вы хотите сказать, что их убили? — прервала его Анн-Мари.

— Да, мадемуазель. Их застрелили в упор.

— По две пули в сердце? — спросил Броснан.

— Да, профессор, патологоанатом сказал нам это сразу, как только начал осмотр. Мы не стали ждать конца осмотра. Но как вы узнали?

— Без сомнения, это Диллон. Так поступает любой настоящий профессионал, полковник. Вы должны были бы знать это. Нельзя стрелять один раз, только два, чтобы жертва не сумела выстрелить в вас.

Арну помешал свой кофе.

— Вы ожидали такой развязки, профессор?

— О да. Он все равно отыскал бы их рано или поздно. Любопытный человек. Всегда держит слово и ожидает того же от тех, с кем имеет дело. Он называет это делом чести. По крайней мере, так он поступал раньше.

— Могу я задать вам вопрос? — спросил Савари. — Я работаю в полиции пятнадцать лет. Видел много убийц, и не только гангстеров, для которых убийство — часть их работы, но и, например, ублюдка, который убил свою жену за то, что она изменяла ему. Диллон совершенно ни на кого не похож. Что я имею в виду? Его отец был убит английскими солдатами, поэтому он вступил в ИРА. Я могу это понять, но не то, что было потом. Целых двадцать лет. Все эти операции, даже в чужих странах. В чем здесь дело?

— Я не психиатр, — ответил Броснан. — Они засыпали бы вас причудливыми терминами, назвав его психопатом и даже покруче. Я видел подобных ему людей во Вьетнаме в отрядах специального назначения, некоторые из них были хорошие парни, но когда они начали убивать, с ними произошло то, что случается с людьми, принимающими наркотики. Они стали чокнутыми. Они начинали убивать даже тогда, когда в этом не было никакой необходимости. И делали это совершенно хладнокровно. Там, во Вьетнаме, люди были для них предметами, а не живыми существами.

— Вы думаете, что то же произошло с Диллоном? — спросил Арну.

— Такое случилось даже со мной, полковник, — мрачно сказал Мартин Броснан.

Наступила тишина. Наконец Арну прервал молчание:

— Мы должны поймать его, профессор.

— Я знаю.

— Значит, вы поможете нам?

Анн-Мари взяла его за руку, на ее лице был испуг. Она повернулась к полицейским и произнесла с отчаянием и злобой:

— Это ваша проблема, а не Мартина.

— Все будет в порядке, — успокоил ее Броснан. — Не тревожься. — Он повернулся к Арну: — Я дам вам любой совет, любую информацию, которая может помочь, но сам лично не приму участия. Извините, полковник.

— Вы сказали нам, что он пытался убить вас однажды, вас и вашего друга, — напомнил Савари.

— Это было в семьдесят четвертом. Мы работали на этого моего друга, человека по имени Девлин, Лиам Девлин. Он был, что называется, старомодным революционером. Считал, что можно бороться, как в былые времена: подпольщики против регулярных войск. Что-то типа Сопротивления во Франции во время войны. Ему не нравились бомбы, бесшумные пистолеты, вы понимаете?

— И что случилось? — заинтересовался инспектор.

— Диллон нарушил приказ, и бомба, предназначавшаяся полицейскому патрулю, убила полдюжины детей. Мы преследовали его, и он попытался избавиться от нас.

— Но ему это не удалось?..

— Мы не были просто любителями. — Голос Броснана вдруг изменился, стал более грубым, циничным. — Он продырявил мне плечо, а я всадил ему пулю в руку. Тогда-то он впервые и исчез, очевидно, где-то в Европе.

— И вы его больше не встречали?

— Я был в тюрьме, инспектор, четыре года, с тысяча девятьсот семьдесят пятого, на острове Бель. Но вы отвлекаетесь от сути. Он работал некоторое время с человеком по имени Фрэнк Барри, еще одним ренегатом ИРА, подвизавшимся на европейской сцене. Страшный человек этот Барри. Вы помните его?

— Да, профессор, конечно, — ответил Арну. — Помнится, он пытался совершить покушение на лорда Каррингтона, британского министра иностранных дел, во время его визита во Францию в тысяча девятьсот семьдесят девятом, в очень похожих обстоятельствах, очень похожих на этот недавний случай.

— Вероятно, Диллон пытался скопировать ту операцию. Он обожал Барри.

— Которого вы убили, насколько я помню?

— Извините меня, — сказала вдруг Анн-Мари. Она вскочила и направилась в дамскую комнату.

— Мы расстроили ее, — заметил Арну.

— Она беспокоится за меня, полковник, боится, что обстоятельства могут снова вложить пистолет в мою руку и я покачусь на самое дно.

— Да, я понимаю, друг мой. — Арну встал и застегнул пальто. — Мы отняли у вас много времени. Передайте мои извинения мадемуазель Оден.

Савари сказал, прощаясь:

— За ваши лекции в Сорбонне, профессор, студенты должны любить вас. Уверен, у вас всегда полная аудитория.

— Всегда, — ответил Броснан.

Он смотрел, как они уходят. Вернулась Анн-Мари.

— Прости, что так получилось, дорогая, — обратился он к ней.

— Это не твоя вина. — Она выглядела уставшей. — Я думаю, мне лучше пойти домой.

— Ты не вернешься в мою берлогу?

— Сегодня нет. Возможно, завтра.

Официант принес счет, на котором Броснан поставил свою подпись, помог им надеть пальто и проводил до дверей. На улице снег тихо сыпался на булыжную мостовую. Мари поежилась и повернулась к Броснану:

— Ты изменился, Мартин, когда разговаривал с ними. Ты снова становишься тем человеком.

— Тебе так показалось? — спросил он, зная, что девушка права.

— Я возьму такси.

— Позволь мне поехать с тобой.

— Нет, лучше не надо.

Он смотрел, как она уезжает, потом повернулся и зашагал в другую сторону. В его голове были мысли только о Диллоне: «Где он сейчас и что делает?»




Баржа Диллона стояла на приколе в небольшом заливчике у набережной Святого Бернара. В основном здесь стояли моторные катера, прогулочные суда, покрытые на зиму брезентом. Внутри баржа была оборудована на удивление роскошно: салон облицован красным деревом, два прекрасных дивана, телевизор. За ним располагалась каюта, служившая ему спальней, к которой примыкала небольшая душевая. Кухня была с другой стороны, небольшая, но очень современная. Здесь было все, чего могла пожелать душа хорошего повара. Диллон стоял, ожидая, когда закипит чайник. Он услышал шаги на палубе, выдвинул ящик шкафа, достал вальтер, снял его с предохранителя, засунул за пояс и вышел.

Макеев спустился по трапу и вошел в салон. Отряхнувшись от снега, снял пальто.

— Что за ночь! Проклятая погода.

— Хуже, чем в Москве? — спросил Диллон. — Хочешь кофе?

— Пожалуй.

Макеев налил себе коньяку из бутылки, стоявшей на буфете. Ирландец вернулся с двумя большими фарфоровыми кружками.

— Что случилось? — поинтересовался Диллон.

— Прежде всего, мне донесли, что братья Жобер мертвы, убиты. По-моему, очень мудрое решение…

— Перефразируя бессмертную фразу из старой картины Джеймса Кэгни, это их ожидало. Что еще?

— Всплыл старый друг из твоего туманного прошлого, некий Мартин Броснан.

— Святая Богородица! — Диллон на мгновение застыл. — Мартин? Мартин Броснан? Из какого проклятого места он вылез?

— Он живет здесь, в Париже, недалеко от тебя: вверх по реке, на набережной Монтебелло, в угловом доме напротив собора Парижской Богоматери. Очень импозантный подъезд. Отсюда можно дойти пешком. Ты не ошибешься, на фронтоне здания — леса: какие-то ремонтные работы.

— Очень подробное описание, — сказал Диллон. — Почему ты мне это говоришь?

Он взял из буфета бутылку виски «Бушмилз» и плеснул себе в кружку.

— Идя к тебе, я посмотрел на этот дом.

— Какое отношение все это имеет ко мне?

Макеев рассказал ему все: про Макса Арну, Савари, Таню Новикову в Лондоне.

— Итак, — сказал он в заключение, — мы знаем, что собираются делать наши друзья.

— Эта девица, Новикова, может оказаться очень полезной для меня, — заметил Диллон. — Будет она играть по нашим правилам?

— Нет проблем. Она работала на меня несколько лет. Очень умная молодая женщина. Как и я, она не в восторге от перемен, происходящих сейчас у нас дома. Ее начальник — другое дело. Полковник Юрий Гатов. Всей душой за перемены. Один из «новых».

— Да, она может быть полезной, — повторил Диллон.

— Следует ли понимать тебя так, что ты собираешься в Лондон?

— Когда я решу, обязательно сообщу тебе.

— А Броснан?

— Я могу пройти мимо него по улице, и он не узнает меня.

— Ты в этом уверен?

— Жозеф, я могу пройти мимо тебя, и ты меня не узнаешь. Ты ведь никогда не видел, как я меняюсь, не так ли? Ты приехал на своей машине?

— Конечно, нет. На такси. Назад поеду так же.

— Я надену пальто и немного пройдусь с тобой.

Диллон вышел. Макеев застегнул пальто, налил себе коньяку. Сзади послышался какой-то звук. Он обернулся. Перед ним стоял сгорбившийся Диллон в кепке и плаще. Даже его лицо казалось другим. Выглядел он лет на пятнадцать старше. Перемена была невероятной.

— Черт, это поразительно! — воскликнул Макеев.

Диллон выпрямился и усмехнулся:

— Жозеф, старина, если бы я остался в театре, то теперь был бы уже королем сцены. Пошли.

Снег только слегка прикрыл землю, проходившие по Сене баржи и освещенный прожекторами собор Парижской Богоматери, который как бы плыл в ночи. Они дошли до набережной Монтебелло, не встретив ни одного такси. Макеев сказал:

— Вот и жилье Броснана. Ему принадлежит вся эта часть дома. Кажется, мать оставила ему богатое наследство.

— Это точно? — спросил Диллон, вглядываясь через оплетавшие дом леса.

— Квартира номер четыре, угловая, на втором этаже, — уточнил Макеев.

— Он живет один?

— Не женат, у него есть приятельница по имени Анн-Мари Оден…

— Военный фотограф? Я видел ее однажды в семьдесят первом, в Белфасте. Броснан и Лиам Девлин, мой тогдашний шеф, дали ей возможность познакомиться с людьми из ИРА.

— Ты с ней встречался?

— Лично нет. Они живут вместе?

— Не похоже.

Из переулка появилось такси, ехавшее в их направлении. Макеев поднял руку.

— Мы поговорим завтра.

Такси отъехало, и Диллон был уже готов повернуть обратно, как вдруг из-за угла вышел Броснан. Диллон сразу узнал его.

— Эй ты, Мартин, старый ублюдок, — тихо сказал Диллон.

Броснан поднялся по ступенькам и вошел в дом. Диллон улыбнулся и пошел на баржу, насвистывая свой любимый мотив.




Фергюсон собирался уже лечь спать, когда зазвонил телефон. Арну сказал:

— Плохие новости. Он расправился с братьями Жобер.

— Неужели? — Фергюсон задумался. — Он, по-видимому, времени не теряет.

— Я виделся с Броснаном и просил его принять участие в этом деле. Сожалею, но он отказался. Сказал, что будет давать нам советы, ну и прочая чепуха, но прямого участия принимать не хочет.

— Ерунда, — заявил Фергюсон. — Нам это не подходит. Когда тонет корабль, то все берутся за насосы, а наш корабль тонет слишком быстро.

— Что вы предлагаете?

— Думаю, мне придется приехать и увидеться с ним. Я не знаю, когда смогу вырваться. Надо уладить кое-какие дела. Возможно, сегодня во второй половине дня. Мы дадим вам знать.

— Прекрасно. Вы сняли камень у меня с души.

Фергюсон посидел немного, обдумывая происшедшее, потом позвонил на квартиру Мэри Таннер:

— Полагаю, вы тоже надеялись спокойно лечь и выспаться, встав так рано сегодня утром? — сказал он.

— У меня была такая надежда. Что-нибудь случилось?

Он ввел ее в курс дела и добавил:

— Думаю, нужно ехать завтра, обсудить кое-что с Арну, а потом поговорить с Броснаном. Надо постараться, чтобы до него дошло, насколько все это серьезно.

— Вы хотите, чтобы я поехала с вами?

— Естественно. Я не смогу там разобраться даже в меню, а одним из преимуществ полученного вами дорогого образования является свободное владение французским языком. Свяжитесь с офицером транспортного отдела министерства и скажите, чтобы к завтрашнему дню подготовили реактивный «леар».

— Я все сделаю. Что-нибудь еще?

— Жду вас завтра утром на работе, и не забудьте свой паспорт.

Фергюсон положил трубку, лег в постель и выключил свет.




Вернувшись на баржу, Диллон вскипятил чайник, налил немного виски в кружку, добавил лимонного сока, сахару, кипятку и пошел в салон, отпивая на ходу горячую смесь. «Боже, Мартин Броснан, через столько лет!» Мысленно Диллон перенесся в прошлое, когда он работал с американцем и Лиамом Девлином, его старым командиром. Девлин, живая легенда ИРА. Бурные, восхитительные дни, столкнулись лоб в лоб со всей мощью британской армии. Никогда уже не будет ничего подобного в его жизни.

На столе лежала стопка лондонских газет, которые он купил в киоске на Лионском вокзале: «Дейли мейл», «Экспресс», «Таймс» и «Телеграф». Больше всего его интересовали политические новости, но статьи во всех газетах были похожи одна на другую. Кризис в Персидском заливе, воздушные налеты на Багдад, предположения о том, когда начнется сухопутная война. И конечно, фотографии. Премьер-министр Джон Мейджор перед домом номер десять по Даунинг-стрит. Британская пресса была просто удивительна. Здесь были рассуждения о безопасности, предположения о возможных нападениях арабских террористов и статьи с подробными картами и планами улиц в районе, окружающем Даунинг-стрит. А вот еще фотографии премьер-министра и членов кабинета, идущих на заседание по военным проблемам. Это явно Лондон. Он сложил газеты, допил свой пунш и лег спать.




Утром, придя в свой кабинет, Фергюсон тут же продиктовал очередную краткую докладную записку премьер-министру о последних событиях и о своей поездке в Париж. Мэри отнесла черновик в копировальную комнату. Ночью дежурила Алиса Джонсон, вдова, чей муж был убит на Фолклендских островах. Она тут же отпечатала докладную и заправила ее в копировальную машину. В этот момент в комнату вошел Гордон Браун. Его смена была разбита на две части: три часа, с десяти утра до часа дня, и еще четыре — с шести до десяти вечера. Он поставил свой портфель и снял пиджак.

— Алиса, вы можете идти домой. Есть что-нибудь срочное?

— Только документ для капитана Таннер. Это для дома номер десять. Я сказала, что занесу его ей.

— Я сделаю это. Идите домой.

Она передала Брауну оба экземпляра документа и начала убирать свой стол. Не было никакой возможности сделать еще одну копию. Но он в любом случае мог прочесть документ и сделал это, идя по коридору к кабинету Мэри Таннер. Когда он вошел, она сидела за столом.

— Вот доклад, который вы ждете, капитан Таннер. Нужно вызвать посыльного?

— Нет, спасибо, Гордон. Я сама это сделаю.

— Что-нибудь еще, капитан?

— Нет, ничего. Я убираю стол. Мы с бригадиром Фергюсоном отправляемся в Париж. — Она взглянула на часы. — Мне пора, мы должны вылететь из Гатвика в одиннадцать.

— Надеюсь, поездка будет приятной.

Когда Браун вернулся в копировальную комнату, Алиса Джонсон все еще собиралась.

— Послушайте, Алиса, — сказал он, — вы не могли бы немного задержаться? Я только что вспомнил об одном важном деле. Я потом компенсирую вам это время.

— Конечно, — ответила она. — Не волнуйтесь.

Он надел пиджак, быстро спустился по лестнице в столовую и зашел в одну из телефонных будок. Таня Новикова была в этот момент дома только потому, что накануне вечером ушла из посольства очень поздно.

— Я просила тебя не звонить мне сюда. Я позвоню тебе сама, — резко сказала она.

— Я должен тебя увидеть. Буду свободен в час дня.

— Это невозможно.

— Я только что видел другой доклад. То же дело.

— Понимаю. Ты сделал копию?

— Нет, я не смог, но мне удалось прочесть его.

— О чем там речь?

— Расскажу тебе во время обеда.

Она поняла, что должна поставить его на место. Ее голос стал холодным и жестким:

— Не трать без толку мое время, Гордон, я занята. Думаю, нам лучше закончить этот разговор. Может быть, я как-нибудь позвоню тебе, если будет время.

Он мгновенно впал в отчаяние:

— Нет, нет! Позволь мне сказать тебе. Там было совсем немного текста. Два французских уголовника убиты, как полагают, человеком по имени Диллон. Да, еще бригадир Фергюсон и капитан Таннер вылетают в Париж на реактивном самолете «леар» в полдень.

— Зачем?

— Они надеются уговорить этого человека, Мартина Броснана, помогать им.

— Хорошо, — сказала она — Ты молодец, Гордон. Увидимся сегодня вечером у тебя дома, в шесть часов. Не забудь принести график своей работы на следующую пару недель. — С этими словами она положила трубку.

Браун поднялся наверх совершенно счастливый.




Полет Фергюсона и Мэри Таннер прошел превосходно, они приземлились на аэродроме Шарль де Голль около часу дня. В два часа они уже были в кабинете Арну в штаб-квартире ДЖСЕ на бульваре Мортьер.

Он слегка обнял Фергюсона и сказал:

— Чарльз, старый мошенник, почему ты так долго не был у нас?

— Ладно, довольно французских штучек. Сейчас ты начнешь меня целовать в обе щеки. Это мой помощник, Мэри Таннер.

На ней были элегантные брюки от Армани темно-коричневого цвета и пара прелестных коротких сапожек от Маноло Бланика. Бриллиантовые сережки и маленькие золотые часики «Роллекс» довершали картину. Для девушки, которая не претендовала на особую привлекательность, она выглядела прелестно. Арну, умевший ценить в человеке класс, поцеловал ей руку.

— Капитан Таннер, мы много о вас слышали, — галантно произнес он.

— Надеюсь, только хорошее, — ответила она по-французски.

— Хватит, — сказал Фергюсон. — Довольно любезностей, давайте спустимся на землю. Что Броснан?

— Я говорил с ним сегодня утром, и он согласился встретиться с нами в три часа у себя дома. Время обеда, друзья мои, у нас прекрасная столовая, туда ходят все, начиная с директора и кончая рассыльным. — Он открыл дверь. — Пойдемте, может быть, это не самая лучшая кухня в Париже, но точно самая дешевая.




В салоне своей баржи Диллон наливал в бокал шампанское, изучая крупномасштабную карту Лондона. Вокруг к стенам были приколоты статьи и сообщения из газет, касающиеся дома номер десять, Персидского залива и деятельности Джона Мейджора. Были там и фотографии этого самого молодого премьер-министра XX века. Казалось, его глаза следят за Диллоном.

— Я тоже положил на тебя глаз, приятель, — тихо произнес Диллон.

Из всех сообщений его больше всего заинтересовали регулярные ежедневные заседания британского кабинета по военным вопросам в доме номер десять. «Все эти подонки вместе, в одном месте. Что за мишень! Сделать все, как в Брайтоне, и поставить точку, уничтожив весь кабинет министров. Но реальна ли его затея? Его стали называть крепостью Тэтчер после того, как эта грозная леди так ужесточила меры безопасности». На палубе послышались шаги. Он выдвинул ящик стола, где лежал смит-вессон 38-го калибра. Вошел Макеев, и Диллон успокоился.

— Я мог бы позвонить, но решил, что лучше переговорить с тобой лично, — сказал русский.

— Что у тебя?

— Я принес несколько фотографий нынешнего Броснана. А это его подружка Анн-Мари Оден.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Я получил новую информацию от Тани Новиковой. Очевидно, сюда прилетят бригадир Фергюсон и его помощница, капитан Мэри Таннер. Они должны были вылететь из Гатвика в одиннадцать. — Макеев взглянул на часы. — Сейчас они, наверное, уже у Арну.

— Цель?

— Настоящая их цель — увидеться с Броснаном и попытаться уговорить его помочь им искать тебя.

— Вот как? — Диллон мрачно улыбнулся. — Мартин превращается в серьезную помеху. Придется что-то предпринять.

Макеев кивнул в сторону газетных вырезок на стенах:

— Твоя личная галерея?

— Просто стараюсь поближе познакомиться с этим человеком. Не хочешь выпить?

— Нет, спасибо. — Внезапно Макеев почувствовал себя неуютно. — У меня дела. Буду поддерживать с тобой связь.

Диллон налил себе еще шампанского, отпил немного, потом отставил бокал, прошел на кухню и вылил всю бутылку в раковину. Непонятная расточительность, но он всегда был импульсивен. Он вернулся в салон, закурил, посмотрел на развешанные по стенам вырезки, но мысли его возвращались к Мартину Броснану. Взяв фотографии, которые принес ему Макеев, он приколол их рядом с газетными вырезками.




Анн-Мари была на кухне, а Броснан работал за столом над лекцией. Раздался звонок в дверь. Мэри поспешила открыть, вытирая на ходу руки полотенцем.

— Это, должно быть, они, — сказала она. — Я их впущу. Не забудь о своем обещании. — Она слегка дотронулась до его шеи и вышла. Из прихожей послышались голоса, и она вернулась с Фергюсоном, Арну и Мэри Таннер. — Я приготовлю кофе, — сказала Анн-Мари и ушла на кухню.

— Мой дорогой Мартин! — Фергюсон протянул руку. — Как давно мы не виделись.

— Поразительно, — заявил Броснан. — Мы видимся лишь тогда, когда вам что-нибудь нужно от меня.

— Вы не знакомы с моей помощницей. Это капитан Мэри Таннер.

Броснан быстро окинул ее взглядом: маленькая брюнетка со шрамом на левой щеке. Она ему понравилась.

— Вы что, не могли подыскать работу получше той, которую предложил вам этот рамолик? — спросил он.

Странно, но она чувствовала слабое головокружение в обществе этого сорокапятилетнего мужчины со слишком длинными волосами и лицом человека, видевшего в жизни слишком много плохого.

— Сейчас депрессия, и надо хвататься за то, что подворачивается, — ответила она, не отнимая руки.

— Хорошо. Вступление окончено, пора переходить к делу, — заявил Фергюсон.

Арну подошел к окну, Фергюсон и Мэри устроились на диване напротив Броснана.

— Макс сказал мне, что он говорил с вами вчера вечером после того, как были убиты братья Жобер, — обратился к Броснану Фергюсон.

Вошла Анн-Мари с кофе на подносе.

— Совершенно верно, — ответил Броснан.

— Он сказал мне, что вы отказались помочь нам?

— Это слишком сильно сказано. Я сказал, что сделаю все, что могу, но не хочу быть вовлеченным в непосредственные действия. Если вы приехали для того, чтобы заставить меня изменить решение, то вы напрасно теряете время.

Анн-Мари разлила кофе в чашки. Фергюсон спросил:

— Вы согласны с ним, мисс Оден?

— Мартин давно отошел от такой жизни, бригадир, — ответила она, тщательно подбирая слова. — И я не хочу, чтобы он снова ступил на этот путь, каковы бы ни были причины.

— Но вы, конечно, понимаете, что такой человек, как Диллон, должен быть остановлен.

— Пусть это сделают другие. Почему обязательно Мартин? — Она расстроилась и разозлилась. — Это ваше дело, людей вашей профессии. За работу вам платят деньги.

Макс Арну поднялся и взял чашку кофе:

— Профессор Броснан в особом положении в этом деле. Вы, мадемуазель, должны учитывать это. Он близко знал Диллона, работал с ним не один год. Он может оказать нам огромную помощь.

— Я не хочу видеть его с пистолетом в руке, — заявила она. — А именно к этому идет дело. Если он только начнет, конец будет один. — Она так разволновалась, что повернулась и ушла на кухню. Мэри Таннер пошла следом и прикрыла дверь. Анн-Мари стояла у раковины, обхватив себя руками. На лице у нее было страдание. — Они не понимают. До них… до них не доходит то, о чем я говорю.

— Я понимаю, — спокойно сказала Мэри. — Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду.

Анн-Мари начала всхлипывать. Мэри подошла и обняла ее.

Броснан открыл окно, вышел на террасу и встал у лесов, вдыхая полной грудью прохладный воздух. К нему подошел Фергюсон:

— Мне жаль, что мы расстроили ее.

— Не врите. Для вас важна только цель, вы всегда так поступали.

— Он страшный человек, Мартин.

— Я знаю, — согласился Броснан. — Этот маленький ублюдок затеял действительно мерзкое дело. Мне надо закурить.

Он вошел в комнату. Арну сидел у камина. Броснан нашел пачку сигарет, помедлил, потом открыл дверь на кухню. Анн-Мари и Мэри сидели напротив друг друга, держась за руки через стол.

Мэри повернулась к нему.

— С ней все будет в порядке. Оставьте нас пока.

Броснан вернулся на террасу, закурил сигарету и прислонился к балюстраде.

— Она выглядит совсем как леди, эта ваша помощница, — обратился он к Фергюсону. — Тот шрам на ее левой щеке… Шрапнель? Откуда он?

— Она проходила службу в качестве лейтенанта военной полиции в Лондондерри. Какой-то парень из ИРА ехал на автомобиле, начиненном взрывчаткой, мотор у него заглох. Он бросил машину у обочины и дал стрекача. К несчастью, машина остановилась возле дома престарелых. Мэри в это время проезжала мимо в лендровере. Какой-то прохожий сообщил ей. Она вскочила в машину, отпустила тормоз и ухитрилась пустить ее самоходом вниз по дороге до какого-то пустыря. Машина взорвалась, когда Мэри побежала.

— Слава Богу!

— Да. Я согласен с вами. Когда она выписалась из госпиталя, то получила строгий выговор за нарушение инструкций и медаль Георга за храбрость. Я взял ее к себе.

— Какая кругом тишина. — Броснан вздохнул и швырнул вниз свою сигарету.

В это время к нему подошла Мэри Таннер.

— Она решила полежать.

— Хорошо, — сказал Броснан. — Пойдемте в комнату. — Они вошли и сели на диван. Броснан закурил новую сигарету. — Давайте закругляться, — предложил он. — Что вы хотели мне сказать?

Фергюсон обратился к Мэри:

— Твоя очередь, дорогая.

— Я просмотрела досье, проверила все, что есть в компьютере. — Она раскрыла свою коричневую сумочку и достала фотографию: — Единственное изображение Диллона, которое мы смогли найти. Его пересняли с группового снимка, сделанного в Королевской академии драматического искусства двадцать лет назад. Эксперт из нашего департамента увеличил фото.

Снимок был нечетким, крупнозернистым, лицо совершенно незапоминающееся — просто какой-то молодой парень.

Броснан вернул снимок:

— Бесполезно. Даже я не мог бы его узнать.

— Это, без сомнения, он. А вот этот парень — справа от него — сделал карьеру на телевидении. Он уже умер.

— Диллон?..

— Нет, рак желудка. В тысяча девятьсот восемьдесят первом к нему обратился один наш человек, и он подтвердил, что на фотографии рядом с ним стоит Диллон.

— Единственное фото, которое мы имеем, но от него никакого проку, — заявил Фергюсон.

— Вы знали, что у него есть права военного и гражданского пилота? — спросила Мэри.

— В первый раз слышу, — ответил Броснан.

— Согласно сведениям одного из наших информаторов, он получил их в Ливане несколько лет тому назад.

— Почему ваши люди занялись этим делом в восемьдесят первом? — поинтересовался Броснан.

— Это действительно любопытно, — заметила Мэри. — Вы рассказали полковнику Арну, что он поссорился с ИРА, ушел из организации и присоединился к международному террористическому сообществу.

— Все правильно.

— Кажется, они приняли его обратно в тысяча девятьсот восемьдесят первом. У них были неприятности с английскими спецслужбами. Слишком много арестов, что-то в этом роде. Через осведомителя в Ольстере мы узнали, что Диллон действовал какое-то время в Лондоне. На его счету, по крайней мере, три или четыре акции: две машины со взрывчаткой, убийство осведомителя в Ольстере, который вместе с семьей был под охраной властей.

— И мы не смогли даже приблизиться к нему, — добавил Фергюсон.

— И не сумеете, — сказал Броснан. — Я повторю еще раз. Он гениальный актер. Он может преобразиться прямо у вас на глазах без грима, не меняя одежду. Вам надо увидеть это собственными глазами, чтобы поверить. Представьте теперь, что он может сделать, используя грим или покрасив волосы в другой цвет. Помните, я говорил вам, что его рост всего 165 сантиметров. Я был свидетелем того, как он переоделся женщиной и дурачил солдат, патрулировавших Белфаст.

Мэри Таннер наклонилась вперед, внимательно вслушиваясь.

— Продолжайте, — тихо попросила она.

— Хотите знать другую причину, по которой вам никогда не удастся поймать его? Он действует под разными именами. Меняет цвет волос, проделывает трюки с гримом, а потом фотографируется. Эти-то снимки и попадают на его фальшивые паспорта или другие документы, удостоверяющие личность. У него их целая коллекция. Так что, когда ему нужно куда-то попасть, он превращается в человека, который изображен на фотографии.

— Гениально! — воскликнул Арну.

— Вот именно. Так что не ждите толку от телевизионных или газетных объявлений типа: «Вы видели когда-нибудь этого человека?» Где бы он ни был, он легко уходит на дно. Если он действует в Лондоне и ему нужны, например, деньги или оружие, он просто выдает себя за обычного уголовника и пользуется услугами преступного мира.

— Вы считаете, что он не пойдет ни на какой контакт с ИРА? — уточнила Мэри.

— Думаю, нет. Может быть, с кем-то, кто был в глубоком подполье несколько лет, кому он полностью доверяет. А таких людей на земле единицы.

— В этом деле есть еще один аспект, которого никто не затронул, — отметил Арну. — На кого он работает?

— Конечно, не на ИРА, — заявила Мэри. — Мы осуществили компьютерную проверку, поддерживаем связь с полицией Ольстера и разведывательной службой британской армии. Никто даже не слышал о попытке покушения на госпожу Тэтчер.

— Я верю этому, — сказал Броснан. — Хотя никогда нельзя быть уверенным до конца.

— Конечно, есть еще иракцы, — заметил Фергюсон. — Саддам с радостью взорвал бы всех и каждого сейчас.

— Верно. Но не забывайте про «Хезболлах», ООП, «Гнев Аллаха» и некоторые другие организации, более умеренные. Он работал на всех, — напомнил присутствующим Броснан.

— Да, — согласился Фергюсон. — Но проверка через наши источники такого количества организаций заняла бы слишком много времени, а я не думаю, что оно у нас есть.

— Вы думаете, он сделает новую попытку? — спросила Мэри.

— Ничего конкретного, дорогая, но я всю жизнь занимаюсь этими делами. Я всегда руководствовался своим инстинктом, и на этот раз он мне подсказывает, что продолжение будет.

— Я не в состоянии помочь вам. Я сделал все, что мог. — Броснан встал.

— Вы хотели сказать: это все, что вы готовы сделать… — уточнил Фергюсон.

Они вышли в прихожую, и Броснан открыл дверь.

— Я полагаю, вы возвращаетесь в Лондон? — обратился он к Фергюсону.

— Я не знаю. Может быть, мы останемся и вкусим прелестей парижской жизни. Я не останавливался в «Рице» после реконструкции.

— Это здорово ударит по нашим финансам, — сказала Мэри Таннер и протянула руку: — До свидания, профессор Броснан, было очень приятно познакомиться.

— До свидания, полковник. — Он поклонился Арну и закрыл дверь.

Когда Броснан вернулся в гостиную, Анн-Мари вышла из спальни. Ее лицо было усталым и бледным.

— Ты что-нибудь решил? — спросила она.

— Я дал тебе слово. Я помог им всем, чем мог. Теперь они ушли, и поставим на этом точку.

Она выдвинула ящик стола. Там лежали ручки, конверты, писчая бумага и марки. Она заметила мощный 9-миллиметровый браунинг, смертоносное оружие, которое предпочитают британские коммандос.

Она не произнесла ни слова, задвинула ящик и спокойно посмотрела на него.

— Я приготовлю кофе, — сказала она и ушла на кухню.




В автомобиле Арну обратился к Фергюсону:

— Ты его потерял. Он больше ничего не будет делать.

— Я бы не был так категоричен. Мы обсудим все это за обедом в «Рице». Надеюсь, ты присоединишься к нам? В восемь часов. Хорошо?

— С удовольствием, — ответил Арну. — Группа Четыре, должно быть, богаче моего несчастного департамента.

— А это все за счет Мэри, — сказал Фергюсон. — Как-то на днях она бросила в меня вот этот удивительный кусочек пластика, который выдала ей компания «Америкэн экспресс». Платиновая карточка! Видел ты когда-нибудь такое, полковник?

— Проклятие! — бросила Мэри.

Арну откинулся назад и расхохотался.




Таня Новикова вышла из ванной комнаты в квартире Гордона Брауна в Камдене, расчесывая волосы. Она набросила на себя халат.

— Ты должна идти? — спросил он.

— Да. Пойдем в гостиную. — Таня надела пальто и повернулась к нему. — Больше не приходи ко мне на Бейсуотер, даже не звони. Ты показал мне свой график. Весь следующий месяц у тебя одни двойные смены. Почему?

— Их никто не любит, особенно те сотрудники, у которых есть семьи. Для меня это не проблема, так что я согласился. Кроме того, за них платят больше.

— Так что ты обычно освобождаешься в час дня и начинаешь снова в шесть вечера?

— Да.

— У тебя есть дома автоответчик?

— Да.

— Хорошо. Мы сможем поддерживать связь таким образом.

Она пошла к двери, но он схватил ее за руку:

— Когда я увижу тебя?

— Сейчас мне это трудно, Гордон. Мы должны быть осторожны. Если у тебя не будет срочной работы, постарайся возвращаться домой между сменами. Я сделаю, что смогу.

Он с жадностью поцеловал ее:

— Дорогая…

Таня оттолкнула его:

— Мне надо идти, Гордон.

Она открыла дверь, спустилась по лестнице и вышла на улицу.

Было по-прежнему очень холодно, и она подняла воротник пальто.

— Господи, что приходится делать во имя России, — проговорила она вслух, завернула за угол и остановила такси.




V


Вечером сильно похолодало: из Сибири на Европу надвигался циклон. Замерзал даже снег. Броснан подложил дров в камин. Было около семи вечера.

Анн-Мари, лежавшая на диване, пошевелилась и села.

— Мы будем есть дома?

— Думаю, да, — сказал он. — Погода отвратительная.

— Ладно. Посмотрю, что можно приготовить.

Броснан включил новости. Снова воздушные налеты на Багдад, но пока никаких признаков начала войны на суше.

Он выключил телевизор. Анн-Мари вернулась из кухни и взяла со стула пальто.

— Твой холодильник, как всегда, пуст. Вряд ли тебя устроит кусок засохшего сыра, одно яйцо и полкоробки молока. Я схожу в магазин.

— Я пойду с тобой.

— Брось, — возразила она. — Зачем страдать обоим? Я быстро вернусь.

Она послала ему воздушный поцелуй и ушла. Броснан открыл французское окно и вышел на террасу. Он стоял там, поеживаясь от холода, потом закурил сигарету и стал смотреть вниз. Через минуту она вышла из подъезда и пошла по тротуару.

— До свидания, дорогая, — крикнул он шутовским тоном. — Расставание всегда так печально!

— Идиот! — крикнула она в ответ. — Вернись в комнату, а то еще схватишь воспаление легких!

Она пошла дальше, осторожно ступая по скользкому асфальту, и скрылась за углом.

В этот момент зазвонил телефон. Броснан повернулся и быстро вошел в комнату, оставив окно открытым.




Диллон перекусил в маленьком кафе, куда он часто наведывался. Возвращаясь на баржу, он прошел мимо дома Броснана. Он задержался на другой стороне улицы, дрожа от холода, хотя был в плаще и вязаной шапочке, натянутой на уши. Он стоял, размахивая руками, и смотрел на освещенные окна квартиры.

Когда из подъезда вышла Анн-Мари, он тотчас узнал ее и спрятался в тени. На улице было пусто, и, когда Броснан обратился к девушке, Диллон услышал каждое слово, которое тот произнес. И мгновенно решил, что она ушла совсем. Когда Анн-Мари скрылась за углом, Диллон быстро перебежал через улицу, убедился, что вальтер на месте, посмотрел по сторонам, проверяя, нет ли кого поблизости, и начал взбираться по лесам.




Звонила Мэри Таннер:

— Бригадир Фергюсон хотел бы знать, сможет ли он увидеться с вами утром, перед своим возвращением в Лондон?

— Это ничего вам не даст, — сказал ей Броснан.

— Да или нет? — настаивала Мэри.

— Хорошо, — сказал он неохотно. — Если это так необходимо.

— Я понимаю вас, профессор. Кстати, как Анн-Мари?

— Она сильная женщина, война для нее привычнее горячего ужина. Поэтому меня всегда удивляет ее отношение к моим делам.

— О Господи, — вздохнула Мэри, — Вы, мужчины, бываете иногда круглыми идиотами. Она любит вас, профессор, вот и все. Увидимся утром.

Броснан положил трубку. Вдруг потянуло холодом: огонь в очаге ярко вспыхнул. Броснан оглянулся и увидел Сина Диллона, стоявшего в открытом окне с вальтером в левой руке.

— Да благословит нас Господь, — сказал он.




Магазинчик в переулке принадлежал индусу, господину Пателю. Он проявил к Анн-Мари невероятную почтительность: шел за ней с корзиной, пока она обходила полки, отбирая продукты — длинный батон, молоко, яйца, сыр «бри», замечательный пирог.

— Его испекла моя жена своими руками, — уверял он. — Две минуты в микроволновой печке — и у вас превосходная еда.

Анн-Мари рассмеялась:

— Тогда нам остается только добавить большую банку икры и кусок лососины холодного копчения.

Он тщательно упаковал ее покупки.

— Я запишу на счет профессора Броснана, как всегда?

— Спасибо, — сказала она.

Он открыл ей дверь.

— Пожалуйста, мадмуазель.

Анн-Мари отправилась обратно по покрытому льдом тротуару, почувствовав внезапно необъяснимый прилив сил.




— Боже, Мартин, время было к тебе благосклонно.

Диллон стянул зубами перчатку с правой руки и нащупал пачку сигарет в своем кармане. Броснан, стоявший в метре от ящика стола, где лежал его браунинг, сделал чуть заметное движение.

— Спокойно, — Диллон поднял вальтер. — Сядь на диван и положи руки за голову.

Броснан молча повиновался.

— Ты наслаждаешься, Син?

— Да, наслаждаюсь. Как поживает твой друг, этот старый педераст Лиам Девлин?

— Жив и здоров. Все еще в Килри, недалеко от Дублина, да ты ведь и сам знаешь.

— Знаю.

— Дело в Валентоне, — небрежно сказал Броснан. — Очень скользкое дело, Син. Связаться с парой бродяг вроде братьев Жобер! Ты теряешь класс!

— Ты так думаешь?

— Вероятно, речь шла о больших деньгах?

— Очень больших, — подтвердил Диллон.

— Надеюсь, ты получил свои деньги вперед?

— Очень забавный у нас разговор. — Диллон начал раздражаться.

— Одна деталь меня просто заинтриговала, — продолжил Броснан. — Что ты хочешь от меня теперь, после всех этих лет?

— Я знаю про тебя все, — ответил Диллон. — Как они выкачивали из тебя сведения обо мне. Полковник Арну, этот старый подонок Фергюсон и девка, что у него на подхвате, некая капитан Таннер. Нет ничего, чего бы я не знал. Видишь ли, Мартин, у меня есть хорошие друзья, которые много знают.

— Вот как. И они были рады, когда ты сел в лужу с госпожой Тэтчер?

— Это была проба пера — вдруг получится? Я обещал им замену. Ты ведь знаешь, как это делается…

— Конечно, а еще я знаю, что ИРА не платит за «попытки» и никогда этого не делала.

— Кто тебе сказал, что я работаю на ИРА? — усмехнулся Диллон. — Сейчас многие хотели бы нагадить англичанам.

Броснан сообразил и решил проверить свою догадку.

— Багдад? — спросил он.

— Извини, Мартин. Этого я тебе не скажу.

Броснан продолжил игру:

— Да ладно тебе. Саддам получил сильный удар. Война для него может плохо обернуться. Ему позарез необходимо что-то сделать.

— Перестань. Ты всегда был занудой.

— Президент Буш в Вашингтоне, так что остаются англичане. Тебе не удалось покушение на самую известную женщину в мире, кто будет следующим? Премьер-министр?

— Тебе не надоело гадать, приятель?

— Но я прав, не так ли?

— Черт с тобой, Броснан. Ты всегда был умным ублюдком, — взорвался Диллон.

— Тебе никогда не удастся сделать это, — заявил Броснан.

— Ты так считаешь? Мне придется доказать, что ты ошибаешься.

— Как я уже сказал, ты теряешь чутье, Син. Эта грубая попытка убрать Тэтчер… Она напоминает мне дельце, которое организовал старый Фрэнк Барри в семьдесят девятом, когда он пытался убить британского министра иностранных дел лорда Каррингтона по дороге в Сент-Этьен. Я удивился, узнав, что ты использовал тот же план, но ведь ты всегда считал, что Барри был особенным человеком, не так ли?

— Он был лучшим из всех.

— И в конце концов стал самым мертвым, — добавил Броснан.

— Да. Но тот, кто убил его, смог сделать это, только нанеся удар в спину, — огрызнулся Диллон.

— Неправда, — улыбнулся Броснан. — Мы стояли с ним лицом к лицу, насколько я помню.

— Ты убил Фрэнка Барри?! — прошептал Диллон.

— Кто-то должен был это сделать. Так обычно поступают с бешеными собаками. Кстати, я работал тогда на Фергюсона.

— Ты ублюдок! — Диллон поднял вальтер и тщательно прицелился. В это мгновение дверь открылась и вошла Анн-Мари с пакетами в руках.

Диллон метнулся в ее сторону.

— Берегись! — крикнул Броснан и упал на диван.

Диллон дважды выстрелил в диван. Анн-Мари закричала, но не от страха, а от ярости. Она уронила пакеты и набросилась на него. Диллон попытался освободиться от нее и протиснуться к окну. Броснан дополз до стола, дотянулся до ящика. Анн-Мари вцепилась ногтями в лицо Диллона, он выругался и оттолкнул ее от себя. Она ударилась спиной о перила и упала вниз.

Броснан выдвинул ящик стола, сбросил на пол лампу и в наступившей темноте потянулся за браунингом. Диллон быстро выстрелил еще три раза и, наклонившись, бросился к двери. Броснан выстрелил дважды, но было слишком поздно — дверь захлопнулась. Он встал, выбежал на террасу и посмотрел вниз. На тротуаре лежала Анн-Мари. Он вихрем промчался через гостиную, рванул дверь и, перепрыгивая через ступеньку, полетел вниз. Шел снег. Диллона и след простыл. Ночной консьерж стоял на коленях возле Анн-Мари. Он взглянул на Мартина:

— Здесь был мужчина, профессор, с пистолетом. Он убежал туда, через дорогу.

— Неважно, — Броснан сел на землю и стал качать девушку на руках. — «Скорую помощь», и побыстрее, — крикнул он портье.

Снег усилился. Броснан прижал к себе Анн-Мари и стал ждать «скорую».




Фергюсон, Мэри и Макс Арну наслаждались великолепием ресторана гостиницы «Риц». Они открыли уже вторую бутылку шампанского, и бригадир был в прекрасном настроении.

— Кто это сказал: если человеку надоело шампанское, значит, ему надоела жизнь? — спросил он.

— Несомненно, он должен был быть французом, — заметил Арну.

— Вполне возможно. Я думаю, что пришло время поднять бокал за ту, которая устроила нам этот пир. — Он поднял свой бокал. — За вас, Мэри, любовь моя.

Она собиралась ответить, по вдруг заметила в зеркале инспектора Савари, который что-то говорил метрдотелю.

— Думаю, это вас, полковник, — обратилась она к Арну.

— Что случилось? — Он оглянулся, встал и, пробравшись между столиками, подошел к Савари. Они поговорили несколько минут, бросая взгляды в их сторону.

Мэри сказала:

— Я не знаю, как вы, сэр, но я предчувствую что-то плохое.

Не успел он ответить, как вернулся Арну. Его лицо было мрачным.

— Боюсь, у нас ужасные новости, — произнес он.

— Диллон? — спросил Фергюсон.

— Он только что посетил Броснана.

— И что произошло? — нетерпеливо спросил Фергюсон. — С Броснаном все в порядке?

— Да. Была перестрелка. Диллон улизнул. — Арну тяжело вздохнул. — Мадемуазель Оден в больнице святого Луи. Из того, что сказал мне Савари, я понял, что дела ее плохи.




Приехав в больницу, они нашли Броснана в комнате для посетителей на третьем этаже. Он шагал взад и вперед с сигаретой во рту. Его глаза напоминали глаза дикого зверя. В них была такая ярость, какой Мэри Таннер еще никогда не видела.

Она первой подошла к нему.

— Мне так жаль…

— Что произошло? — спросил его Фергюсон.

Коротко, холодным тоном Броснан рассказал им все.

Когда он закончил, в комнату вошел высокий седеющий мужчина в хирургическом комбинезоне. Броснан быстро повернулся к нему:

— Как она, Анри? — Повернувшись, он представил его: — Профессор Анри Дюбуа, мой коллега по Сорбонне.

— Ничего хорошего, дружище, — сказал Дюбуа. — Повреждения левой ноги и позвоночника довольно серьезные, но больше всего меня беспокоит травма черепа. Ее сейчас готовят к операции. Я сейчас начну.

Он ушел. Арну обнял Броснана за плечи.

— Пойдем выпьем кофе. Думаю, эта ночь будет длинной.

— Но я пью только чай, — беспомощно ответил Броснан. Его лицо было бледным, с темными кругами вокруг глаз. — Никогда не любил кофе. Странно, правда?

На первом этаже было небольшое кафе для посетителей. В этот поздний час там было пусто. Савари ушел, чтобы заняться формальностями. Остальные сели за угловой столик.

— Я понимаю, ваши мысли сейчас заняты совсем другим, но все же вспомните, может быть, есть еще какие-то детали? — обратился Фергюсон к Броснану. — Что он вам говорил?

— О, многое. Он работает на кого-то, но определенно не на ИРА. Ему платят, и, судя по его хвастовству, большие деньги.

— Есть у вас какие-нибудь соображения на этот счет?

— Когда я назвал Саддама Хусейна, он разозлился. Мне кажется, вам не стоит ломать голову дальше. Интересная деталь. Ему известно о вас все.

— О всех нас? — спросил Арну. — Вы уверены?

— Абсолютно. Он хвастался этим. — Потом, обернувшись к Фергюсону, добавил: — Он знал даже, что вы и капитан Таннер находитесь в Париже, чтобы выудить у меня информацию. Так он выразился. Он заявил, что у него есть верные друзья. — Мартин нахмурился, пытаясь вспомнить точно. — Друзья, которые могут раздобыть любые сведения.

— Он так сказал? — Фергюсон бросил взгляд на Арну: — Это не может не вызвать беспокойства.

— Есть и другая проблема. Он назвал дело с Тэтчер одной из попыток, сказав, что у него есть запасная мишень.

— Продолжайте, — сказал Фергюсон.

— Мне удалось вывести его из терпения, задев самолюбие словами о том, как неумело была организована попытка покушения в Валентоне. Думаю, скоро вы убедитесь, что эта мишень — британский премьер-министр.

— Вы уверены? — спросила Мэри.

— Да, — Броснан кивнул головой. — Я подцепил его, сказав, что ему никогда не удастся этого сделать. Он вышел из себя и заявил, что докажет, что я ошибаюсь.

Фергюсон посмотрел на Арну и вздохнул:

— Теперь мы знаем. Мне следует поехать в посольство и поднять на ноги всех наших людей в Лондоне.

— Я сделаю то же самое здесь, — сказал Арну. — Должен же он когда-то выехать из Франции. Мы предупредим все аэропорты и паромные службы. Обычная процедура, но сделаем все максимально осторожно.

Они поднялись. Броснан сказал:

— Вы просто потеряете время. Вам его не поймать обычными методами. Вы даже не знаете, кого искать.

— Вероятно, Мартин, — ответил Фергюсон. — Но мы должны постараться сделать все, что в наших силах, не так ли?

Мэри Таннер проводила их до дверей.

— Послушайте, бригадир. Если я вам не нужна, я бы предпочла остаться.

— Конечно, дорогая. Увидимся позднее.

Она подошла к буфету и взяла две чашки чаю.

— Французы удивительные люди, — вздохнула она. — Они полагают, что мы без ума от чая с молоком.

— Я пью всякий, — сказал он и предложил ей сигарету, — Фергюсон рассказал мне, как вы заработали этот шрам на щеке.

— Память об Ирландии, — она пожала плечами.

Броснан чувствовал отчаянную неловкость.

— Ваша семья? Она живет в Лондоне?

— Мой отец был профессором хирургии в Оксфорде. Некоторое время тому назад он умер. От рака. Моя мать еще жива. У нее поместье в Херсфордшире.

— Есть братья и сестры?

— Мой брат был на десять лет старше меня. Его застрелили в Белфасте в тысяча девятьсот восьмидесятом. Снайпер убил его на плоскогорье Дивиса. Он был капитаном морской пехоты.

— Извините меня.

— Прошло много времени…

— Я думаю, вы не очень-то любите таких, как я…

— Фергюсон рассказал мне, как вы попали в ИРА после Вьетнама.

— Просто еще один чертов янки сунул свой нос куда не следовало. Именно так вы думаете? — Броснан вздохнул. — Тогда это представлялось мне справедливой борьбой, и это так и было, не будем кривить душой. Я всей душой отдался этому, действовал очень активно пять долгих и кровавых лет.

— А как вы теперь смотрите на проблему?

— Ирландия? — Он криво усмехнулся. — Теперь я думаю, что испытывал бы удовольствие, глядя, как она погружается в море. Пойдемте, надо размять ноги.

Он поднялся и первым вышел из кафе.




Диллон был на кухне и подогревал чайник, когда зазвонил телефон. Он услышал голос Макеева:

— Она в больнице святого Луи. Нам пришлось проявить осторожность, когда мы наводили справки, но, по сведениям моего информатора, она в критическом состоянии.

— Проклятие, — ответил Диллон. — Что бы ей было не протягивать ко мне руки!

— Это может наделать чертовски много шума. Я лучше зайду к тебе.

— Жду тебя.

Диллон налил в таз горячей воды и пошел в ванную. Вначале он снял с себя рубашку, потом достал портфель из шкафчика под раковиной. Внутри он хранил целую пачку паспортов, везде была его фотография, но разные фамилии. Там же лежал прекрасный набор грима.

Годами он ездил в Англию, и почти всегда через Джерси, один из нормандских островов, принадлежащих Англии. Попав туда, британский подданный не нуждался в паспорте для полета в Англию. Так же обстояло дело с французскими туристами, проводящими отпуск в Джерси. На этот раз он выбрал паспорт на имя Анри Жако, торговца автомобилями из Ренна.

Он отыскал водительские права, выданные в Джерси на имя Питера Хилтона, уроженца Сент-Хельера, главного города острова. На водительских правах острова Джерси, в отличие от обычных британских, имелась фотография. Он давно понял, что всегда нужно иметь при себе достоверный документ. Нет ничего лучше, чем дать возможность сравнить собственное лицо с фотографией на документе. В этом весь фокус.

Диллон развел черную краску для волос в теплой воде и стал втирать ее щеткой в свои светлые волосы. Удивительно, как он изменился, перекрасив волосы. Он высушил их феном и зачесал назад, намазав брильянтином. Потом выбрал пару очков в роговой оправе со слегка затемненными стеклами. Он закрыл глаза и постарался войти в роль, а когда открыл их, из зеркала на него глядело лицо Анри Жако. Это было просто необыкновенно. Диллон закрыл портфель, засунул его обратно в шкаф, натянул рубашку и вошел в гостиную, взяв с собой паспорт и водительские права.

Как раз в это время пришел Макеев.

— Боже! Я вначале подумал, что это кто-то другой.

— Так оно и есть, — сказал Диллон. — Анри Жако, торговец автомобилями из Ренна, еду в Джерси, чтобы провести там зимний отпуск. На катере на подводных крыльях из Сен-Мало. — Он протянул водительские права. — Он также житель Джерси, Питер Хилтон, бухгалтер из Сент-Хельера.

— Тебе нужен паспорт, чтобы добраться до Лондона?

— Нет, поскольку я житель Джерси. Это британская территория. Водительские права подтверждают это. Фото на документе всегда делает людей счастливее. Они думают, что знают, кто вы такой, даже полицейские.

— Что произошло сегодня вечером, Син? Что случилось на самом деле?

— Я решил, что настало время рассчитаться с Броснаном. Видишь ли, Жозеф, он знает меня слишком хорошо. Знает меня так, как не знает никто другой, и это опасно.

— Понимаю. Он умный человек, этот профессор.

— Более того, Жозеф, он понимает, какие я буду делать ходы, понимает ход моих рассуждений. Он такой же, как и я. Мы жили в одном мире, а люди не меняются. Неважно, что он думает сейчас, в глубине души он остался все тем же боевиком ИРА, который вызывал у людей такой страх в старые добрые времена.

— Так ты что, решил убрать его?

— Это был порыв. Я проходил мимо его дома, увидел, как из подъезда вышла женщина. Он окликнул ее. По их словам я решил, что она ушла и не вернется. Так что я использовал шанс и поднялся по строительным лесам.

— Что дальше?

— Я напал на него.

— Но не убил?

Диллон рассмеялся, сходил на кухню и вернулся с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Откупорив бутылку, он сказал:

— Мы встретились с ним лицом к лицу после всех этих лет. Нам было о чем поговорить.

— Ты не сказал ему, на кого сейчас работаешь?

— Конечно, нет, — спокойно соврал Диллон и наполнил бокалы. — За кого ты меня принимаешь?

Он протянул бокал Макееву, и тот сказал:

— Я имел в виду, что если бы он знал, что у тебя есть еще одна мишень, что ты намерен «взять» Мейджора… — Макеев пожал плечами. — Это означало бы, что Фергюсон будет в курсе дела, что сделало бы твою миссию в Лондоне невозможной. И тогда Арон может отказаться от всей затеи.

— Он не знает. — Диллон отпил шампанского. — Так что Арон может быть спокоен. Кроме того, я хочу получить этот второй миллион. Кстати, я проверил в Цюрихе. Деньги перевели на мой счет.

Почувствовав некоторое смущение, Макеев быстро сказал:

— Естественно. Итак, когда ты едешь?

— Завтра или послезавтра. Я подумаю. А пока ты можешь кое-что организовать для меня. Эта Таня Новикова в Лондоне… мне будет нужна ее помощь.

— Никаких проблем.

— Во-первых, у моего отца был племянник в Белфасте, теперь он живет в Лондоне. Его зовут Данни Фахи.

— Член ИРА?

— Да, но не боевик. Глубоко законспирирован. Мастер на все руки, работает в легкой промышленности. Я использовал его в тысяча девятьсот восемьдесят первом, когда делал для них кое-что в Лондоне. Тогда он жил в доме номер десять по улице Титч, в Килбурне. Я хочу, чтобы Новикова нашла его.

— Что еще?

— Я должен где-то остановиться. Она может организовать это для меня? Полагаю, она не живет в посольстве?

— Нет, у нее квартира недалеко от Бейсуотер-Роуд.

— Я бы не хотел жить там, тем более постоянно. Новикова может быть под наблюдением. Специальное отделение Скотланд-Ярда частенько берет под колпак сотрудников советского посольства.

— Теперь все изменилось, — улыбнулся Макеев. — Благодаря нашему идиоту Горбачеву мы все сегодня изображаем друзей.

— Все же я бы предпочел остановиться в другом месте. Я зайду к ней, но только один раз.

— Есть одна проблема, — сказал Макеев. — Боюсь, что она не сможет помочь тебе ни со взрывчаткой, ни с оружием. Возможно, пистолет она тебе добудет, но это все. Я уже говорил тебе, что ее начальник, полковник Юрий Гатов, резидент КГБ в Лондоне, — человек Горбачева и очень расположен к нашим британским друзьям.

— Об этом не волнуйся, — успокоил его Диллон. — У меня есть свои люди, но понадобятся дополнительные оборотные средства. Если я подвергнусь таможенному досмотру в Джерси при посадке на лондонский рейс, нельзя, чтобы меня задержали с крупной суммой денег в чемодане.

— Я уверен, что Арон сможет устроить это.

— Тогда все в порядке. Я хотел бы встретиться с ним еще раз до отъезда. Лучше всего сделать это завтра утром. Устрой это, хорошо?

— Хорошо. — Макеев застегнул пальто. — Я буду держать тебя в курсе событий в больнице. — Подойдя к лестнице, он обернулся: — Еще один вопрос. Положим, тебе удастся провернуть это дело. Начнется безжалостная охота. Как ты намерен выбраться из Англии?

Диллон улыбнулся:

— Это как раз то, о чем я собираюсь сейчас подумать. Увидимся завтра утром.

Макеев поднялся по трапу. Диллон налил себе еще бокал шампанского, закурил сигарету и сел за стол, поглядывая на вырезки на стенах. Он дотянулся до стопки газет и журналов, просмотрел их и наконец нашел то, что ему было нужно: старый номер журнала «Пари Матч» за прошлый год. На обложке был портрет Мишеля Арона. В номере была напечатана семистраничная статья, посвященная его вкусам и привычкам. Диллон закурил еще одну сигарету и начал просматривать статью.




Был час ночи. Мэри Таннер сидела одна в комнате для посетителей, когда туда вошел профессор Анри Дюбуа. Он сгорбился и выглядел очень уставшим. Он опустился в кресло и закурил сигарету.

— Где Мартин? — спросил он.

— Кажется, единственный близкий родственник Анн-Мари — ее дед. Мартин пытается связаться с ним. Вы знаете его?

— Кто же его не знает, мадемуазель? Это один из самых богатых и могущественных промышленников Франции. Он очень стар. Думаю, ему исполнилось восемьдесят восемь. Однажды он был моим пациентом. В прошлом году с ним случился удар. Не думаю, что Мартин быстро доберется до него. Он живет в семейном поместье, Шато Веркор. Это в двадцати милях от Парижа.

Вошел Броснан, постаревший за эту ночь. Увидев Дюбуа, он встрепенулся и нетерпеливо спросил:

— Как она?

— Не буду обманывать, дружище. Не очень хорошо, даже плохо. Я сделал все, что мог. Теперь мы должны ждать.

— Могу я видеть ее?

— Подождите немного. Я скажу, когда это будет возможно.

— Вы остаетесь?

— Да, конечно, попытаюсь поспать пару часов на кушетке в своем кабинете. Вам удалось связаться с Пьером Оденом?

— Нет. Пришлось разговаривать с его секретарем Фурньером. Старик ведь прикован к коляске. Он теперь совсем как ребенок.

Дюбуа вздохнул:

— Я так и думал. Увидимся позже.

Когда он ушел, Мэри сказала:

— Вы тоже можете немного поспать.

Мартин мрачно улыбнулся:

— Я чувствую себя так, как будто вообще больше никогда не смогу уснуть. Ведь виноват-то во всем я.

Его лицо выражало отчаяние.

— Как вы можете так говорить?

— Кто я такой, вернее, кем я был? Если бы не мое прошлое, ничего подобного не произошло бы.

— Вы не можете обвинять себя, — возразила Мэри. — В жизни все не так.

На столе зазвонил телефон. Она сняла трубку, недолго поговорила и повернулась к Мартину.

— Это Фергюсон. — Она положила руку ему на плечо. — Пойдемте, ложитесь вот здесь. Просто закройте глаза. Я не уйду и сразу разбужу вас, как только придет доктор.

Неохотно он лег, закрыл глаза и сразу погрузился в тяжелый сон. Мэри Таннер села рядом, думая о своем и прислушиваясь к его спокойному дыханию.

После трех пришел Дюбуа. Как будто почувствовав его присутствие, Броснан мгновенно проснулся и сел.

— Что с ней?

— Она пришла в себя.

— Могу я ее видеть? — Броснан встал.

— Да, конечно.

Когда он двинулся к двери, Дюбуа взял его за руку.

— Мартин, дело плохо. Думаю, вам следует готовиться к самому худшему.

— Нет, — задохнулся Броснан. — Это невозможно!

Он побежал по коридору, открыл дверь ее палаты и вошел. Возле кровати сидела медсестра. Анн-Мари была очень бледна, голова обмотана бинтами, что делало ее похожей на молодую монашку.

— Я подожду за дверью, мсье, — сказала сестра и вышла.

Броснан сел, взял ее за руку, и Анн-Мари открыла глаза. Она посмотрела на него отсутствующим взглядом, потом вдруг узнала и улыбнулась.

— Мартин! Это ты?

— Кто же еще? — Он поцеловал ее руку.

Дверь приоткрылась, и в палату заглянул Дюбуа.

— Твои волосы. Они слишком длинные, до смешного длинные. — Она протянула руку, чтобы потрогать их. — Во Вьетнаме на болоте, когда вьетконговец собирался застрелить меня, ты появился из зарослей тростника, как средневековый воин. У тебя и тогда волосы были ужасно длинные, а на голове была повязка.

Она закрыла глаза.

— Отдохни теперь, не надо разговаривать, — сказал Броснан.

— Но я должна. — Анн-Мари опять открыла глаза. — Пусть он уйдет, Мартин. Обещай мне. Не делай этого. Я не хочу, чтобы ты опять стал тем, кем был раньше. — Она схватила его руку с поразительной силой. — Обещай мне.

— Даю тебе слово, — поклялся он.

Она опять устремила взгляд в потолок.

— Мой дорогой дикий ирландский мальчик. Я всегда любила тебя, Мартин, и никого больше.

Ее глаза медленно закрылись. Монитор, стоявший возле кровати, запищал. Через секунду Анри Дюбуа был ужа в палате.

— Подожди там, Мартин. — Он вытолкнул его в коридор и закрыл дверь.

Мэри стояла возле двери.

— Что, Мартин? — спросила она.

Он уставился на нее невидящими глазами. Открылась дверь палаты, и появился Дюбуа.

— Мне очень жаль, — произнес он. — Боюсь, что она умерла.




На барже зазвонил телефон. Диллон мгновенно проснулся.

— Боюсь, что она умерла, — сказал Макеев.

— Черт! — воскликнул Диллон. — Это не входило в мои планы.

— Что теперь? — спросил Макеев.

— Думаю, я уеду сегодня во второй половине дня. В создавшемся положении так лучше. Что с Ароном?

— Он будет ждать нас в одиннадцать часов.

— Хорошо. Он знает, что произошло?

— Нет.

— Пусть остается в неведении. Я встречусь с тобой за несколько минут до одиннадцати.

Он положил трубку на рычаг, откинулся на подушки. Анн-Мари Оден. Какая жалость. Он никогда не убивал женщин. Один-единственный раз, но та предательница… она заслужила это. С Анн-Мари произошел несчастный случай, но он мог предвещать неудачу, и Диллон беспокоился. Он загасил сигарету и попытался заснуть.




В начале одиннадцатого Мэри Таннер впустила Фергюсона и Арну в квартиру Броснана.

— Как он? — спросил бригадир.

— Он старается занять себя делом. Дед Анн-Мари болен, и Мартин уточняет детали похорон с его секретарем.

— Так скоро? — удивился Фергюсон.

— Завтра, в семейном склепе в Веркоре.

Она первой вошла в гостиную. Броснан стоял у окна, глядя в никуда. Он обернулся. Руки засунуты в карманы, лицо бледное и осунувшееся.

— Ну что? — спросил он.

— Сообщить нечего, — сказал ему Арну. — Мы оповестили все порты и аэродромы, приняв, конечно, меры предосторожности. — Он заколебался. — Мы считаем, что будет лучше ничего не сообщать об этом прессе, профессор. Я имею в виду несчастье с мадемуазель Оден.

Как это ни странно, им показалось, что Броснана не задели эти слова.

— Вы его не поймаете. Его надо искать в Лондоне, и лучше вам поторопиться. Вероятно, он уже на пути туда, а в Лондоне вам нужен я.

— Вы хотите сказать, что поможете нам? Вы включитесь в это дело? — уточнил Фергюсон.

— Да.

Броснан закурил, открыл застекленную дверь и вышел на террасу. Мэри подошла к нему.

— Но вы не можете, Мартин, вы дали клятву Анн-Мари.

— Я солгал, — сказал он спокойно, — чтобы дать ей уйти спокойно. Там нет ничего, только мрак.

Его лицо окаменело, глаза стали холодными. Это было лицо незнакомого человека.

— О Боже! — прошептала Мэри.

— Я его достану, — произнес Броснан. — Я увижу его мертвым, даже если это будет моим последним земным деянием.




VI


Было почти одиннадцать, когда Макеев подъехал к дому на авеню Виктора Гюго. Его шофер остановил машину у тротуара, и, когда он выключил мотор, дверца отворилась и на заднее сиденье забрался Диллон.

— Лучше не надевайте ботинки, сшитые на заказ, — проговорил он. — Всюду такая слякоть.

Он улыбнулся, а Макеев наклонился, чтобы поднять стекло, отгораживающее их от водителя.

— Ты в хорошей форме, учитывая создавшееся положение, — сказал Макеев.

— А почему бы и нет? Я просто хотел удостовериться, что ты ничего не сказал Арону про эту Оден.

— Конечно, не сказал.

— Хорошо, — улыбнулся Диллон. — Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь испортил все дело. Пойдем к нему.

Дверь им открыл Рашид. Арон ждал их в своей великолепной гостиной.

— Валентон, господин Диллон, очень разочаровал меня.

— Ничто не совершенно в этом мире, — сказал Диллон. — Вы должны это знать. Я обещал вам другую мишень и намерен поразить ее.

— Британского премьер-министра? — спросил Рашид.

— Верно, — подтвердил Диллон. — Я уезжаю в Лондон сегодня же и полагаю, что нам следует поговорить.

Рашид посмотрел на Арона, который сказал:

— Конечно, господин Диллон. Чем мы можем помочь вам?

— Во-первых, мне понадобятся деньги на расходы. Тридцать тысяч долларов. Я хочу, чтобы вы устроили это через кого-нибудь в Лондоне. Наличными, естественно. Полковник Макеев уточнит детали.

— Это просто.

— Во-вторых, возникает вопрос: как я выберусь из Англии после успешного завершения операции?

— В ваших словах я слышу полную уверенность в успехе, господин Диллон, — заметил Рашид.

— Пускаясь в путешествие, надо быть оптимистом, сынок, самое трудное в любой операции — я убедился в этом за долгие годы — это не добиться успеха, а унести потом ноги, сохранив невредимой свою шкуру. Я объясню: если я «достану» для вас премьер-министра, главной проблемой для меня будет выбраться из Англии, и вот здесь в дело вступите вы, господин Арон.

Вошла служанка. Арон подождал, пока она поставит чашки на стол и разольет кофе. Когда она вышла, он сказал:

— Поясните, пожалуйста.

— В число моих талантов входит умение управлять самолетом. Я знаю, что такими же способностями обладаете и вы. Если верить статье в «Пари Матч», которую я внимательно прочел, вы купили поместье в Нормандии — Шато Сен-Дени, расположенное примерно в двадцати милях к югу от Шербура, на побережье?

— Совершенно верно.

— В статье говорится, что вам очень нравится это место, уединенное и нетронутое, как будто вышедшее из восемнадцатого века.

— Это так. Но к чему вы все это говорите, господин Диллон? — вмешался Рашид.

— Там также было сказано, что в поместье есть своя взлетная полоса и все знают, что господин Арон прилетает туда из Парижа, когда ему вздумается, и сам пилотирует свой самолет.

— Все точно, — подтвердил Арон.

— Хорошо. Тогда поступим следующим образом. Когда я буду близок к завершению дела, то дам вам знать об атом. Вы прилетите в Сен-Дени. А я прилечу из Англии и присоединюсь к вам после того, как дело будет сделано. Вам нетрудно будет устроить мою дальнейшую транспортировку.

— Но как? — спросил Рашид. — Где вы найдете самолет?

— В Англии много авиационных клубов, сынок, они дают напрокат самолеты. Я просто улетучусь с географической карты, исчезну. Назовите это как хотите. Вы же пилот и должны знать, что одна из самых сильных головных болей любых властей — это неконтролируемое воздушное пространство. Как только я приземлюсь в Сен-Дени, вы сможете сжечь эту проклятую штуку. — Он перевел взгляд с Рашида на Арона. — Мы договорились?

Ответил ему Арон:

— Конечно. Есть еще что-нибудь?

— Макеев даст вам знать. Теперь мне пора идти. — Диллон повернулся к двери.

Выйдя на улицу, он остановился на тротуаре возле автомобиля Макеева. Шел легкий снежок.

— Теперь все, — сказал он. — Мы не должны больше встречаться, по крайней мере некоторое время.

Макеев передал ему конверт.

— Домашний адрес и номер телефона Тани. — Он взглянул на свои часы. — Я не смог связаться с ней сегодня утром. Оставил сообщение, что хочу переговорить с ней в полдень.

— Хорошо, — ответил Диллон. — Я позвоню тебе из Сен-Мало до того, как уеду на Джерси. Просто чтобы удостовериться, что все в порядке.

— Я подвезу тебя, — предложил Макеев.

— Не надо, спасибо. Я хочу пройтись. — Диллон протянул ему руку. — До встречи, до счастливой встречи.

— Удачи тебе, Син.

Диллон улыбнулся:

— Тебе это тоже не помешает. — Он повернулся и ушел.




Макеев разговаривал с Таней по спецтелефону.

— Мой приятель зайдет повидать тебя, — сказал он. — Вероятно, сегодня поздно вечером. Это человек, о котором мы говорили.

— Я позабочусь о нем, полковник.

— Поверь мне, тебе еще не приходилось заниматься более важной операцией. Кстати, ему будет нужна другая крыша. Устрой так, чтобы она была недалеко от твоей квартиры.

— Конечно.

— Еще я хочу, чтобы ты проследила за этим человеком. — Он сообщил ей приметы Данни Фахи.

Когда он кончил, она сказала:

— Не волнуйтесь. Что еще?

— Да, он предпочитает виски «Уолтерс». Будь осторожна, дорогая. Я буду тебе звонить.




Когда Мэри Таннер вошла в номер «люкс» гостиницы «Риц», Фергюсон пил чай у окна.

— А, вот и вы, — сказал он. — Я недоумевал, что вас могло задержать. Нам пора трогаться.

— Куда? — спросила она.

— Обратно в Лондон.

Она глубоко вздохнула.

— Я не поеду, бригадир, я остаюсь.

— Остаетесь? — удивился он.

— На похороны. Они состоятся в Шато Веркор завтра утром в семь часов. В конце концов, он собирается делать то, чего вы от него добивались, так разве мы не должны оказать ему поддержку?

Фергюсон поднял руки.

— Сдаюсь, вы победили. Однако мне необходимо вернуться в Лондон сейчас же. Вы можете остаться, если хотите, и вернетесь завтра во второй половине дня. Я распоряжусь, чтобы «леар» забрал вас обоих. Этого достаточно?

— Не вижу оснований говорить «нет». — Она улыбнулась и потянулась к чайнику. — Еще чаю, бригадир?




Син Диллон сел в экспресс до Ренна и в три часа пересел в поезд до Сен-Мало. Туристов было немного. Сезон кончился, непогода, царившая в Европе, разогнала тех, кто все-таки приехал. На катере до Джерси было не больше двадцати пассажиров. Он сошел в Сент-Хельере и на набережной Альберта взял такси до аэропорта.

Он был готов к неприятностям. Чем ближе они подъезжали, тем гуще становился туман. Это часто случалось на Джерси, но это еще не конец света. Ему подтвердили, что оба вечерних рейса до Лондона отменены. Он вышел из здания аэропорта, сел в другое такси и сказал водителю, чтобы тот отвез его в приличную гостиницу.

Через тридцать минут Диллон позвонил Макееву в Париж.

— Извини, но я не смог позвонить из Сен-Мало. Опоздал поезд. Я тогда не успел бы на катер. Связался с Новиковой?

— Да, — ответил русский. — Все в порядке. Надеюсь на встречу с тобой. Где ты сейчас?

— Дыра на Джерси, которую здесь называют гостиницей «Горизонт». На острове туман. Надеюсь выбраться отсюда утром.

— Уверен, что тебе это удастся. Держи меня в курсе.

— Я так и сделаю.

Диллон повесил трубку, надел пиджак и спустился вниз, в бар. Он слышал, что ресторан «Грилл» в этой гостинице очень хорош.

Через некоторое время к нему подошел симпатичный итальянец и сказал, что он метрдотель Аугусто. Диллон взял меню, заказал бутылку шампанского и расслабился.




Примерно в то же время в дверь квартиры Броснана на набережной Монтебелло позвонили. С большим стаканом шотландского виски в руке Мартин открыл дверь и увидел на пороге Мэри Таннер.

— Привет, — сказал он. — Это сюрприз.

Она взяла у него стакан и вылила содержимое в горшок с цветком, стоявший в углу у двери.

— Это вам не поможет, — заявила она.

— Ну, раз вы так считаете… Что вы хотите от меня?

— Я думала, что вы один, и решила, что это не лучшее решение. Фергюсон говорил с вами, прежде чем уехать?

— Да. Он сказал, что вы остаетесь. Сказал, чтобы мы приехали завтра после обеда.

— Хорошо, но это не решает проблему сегодняшнего вечера. Думаю, у вас весь день не было во рту ни крошки, так что я предлагаю пойти куда-нибудь поесть, и не говорите, пожалуйста, «нет».

— Я даже не смел мечтать об этом, капитан, — произнес Броснан, отдавая ей честь.

— Не валяйте дурака. Где-нибудь поблизости есть заведение, в котором вы любите бывать?

— Конечно, дайте мне надеть пальто, и я к вашим услугам.




Это было типичное парижское бистро. Оно находилось рядом в переулке. Простое, без претензий, разгороженное на кабинки, чтобы было уютнее, с запахами готовящейся на кухне еды. Мартин заказал шампанское.

— «Круг»? — спросила она, когда официант принес бутылку.

— Они меня знают.

— Вы всегда пьете шампанское?

— Несколько лет тому назад я получил пулю в живот. Это доставило мне много неприятностей. Доктора запретили пить, особенно красное вино. А с шампанским все было в порядке. Вы обратили внимание на название этого местечка?

— «Прекрасная Аврора».

— Так же называлось кафе в «Касабланке». Хэмфри Богарт… Ингрид Бергман… — Он поднял свой бокал. — Они смотрят на вас, детка.

Они посидели некоторое время молча, радуясь друг другу. Потом Мэри спросила:

— Можем мы поговорить о деле?

— Почему бы и нет? Что вас волнует?

— Что будет дальше? Диллон везде легко исчезает, как в дремучем лесу. Вы сами говорили об этом. Как же вы собираетесь отыскать его?

— У него есть одно слабое место, — поделился с ней Броснан. — Он и близко не подойдет ни к кому из ИРА, боясь предательства с их стороны. Это оставляет ему только одну возможную среду, где он может получить помощь, — преступный мир. Он достанет там все: оружие, взрывчатку, даже физическую помощь. Он отправится в совершенно определенное место, и вы знаете, где оно находится.

— В восточной части Лондона?

— Да, почти такое же романтичное местечко, как «маленькая Италия» в Нью-Йорке или Бронкс.[6 - Бронкс — квартал в Нью-Йорке, где живут в основном иммигранты. — Прим. перев.] Там действовала банда братьев Крей, которая больше других напоминала голливудских гангстеров, и банда Ричардсона. Вы много знаете о восточной части Лондона?

— Я думала, что все это дело прошлое.

— Вовсе нет. Крупные бандиты, «губернаторы», как их называют, действуют почти законными путями, но все старомодные преступления — кражи, ограбления банков, машин, перевозящих деньги и ценности, — все это осталось прерогативой тех же банд. Все они семейные люди, и смотрят на свое дело как на бизнес. Если вы окажетесь у них на пути, они убьют вас.

— Очень мило!

— И все знают, кто они такие, в том числе и полиция. Именно в этом обществе Диллон и будет искать себе помощников.

— Послушайте, — сказала она, — но это ведь очень спаянная компания.

— Вы правы, но, видите ли, у меня случайно есть «пропуск» туда.

— Но как, черт возьми, вам это удалось?

Он налил ей еще шампанского.

— В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом во Вьетнаме, во времена буйной и глупой юности, я был коммандос. Я сформировал отделение спецназа для проведения операций в Камбодже, причем совершенно нелегально. Я набирал людей из всех подразделений, и это были парни экстра-класса. У нас было даже несколько морских пехотинцев. Там я встретился с Харри Фладом.

— Харри Флад? — повторила она и нахмурилась. — Почему-то это имя кажется мне знакомым.

— Вполне возможно. Я объясню. Харри мой ровесник. Родился в Бруклине. Его мать умерла родами. Его растил отец, который умер, когда Харри было восемнадцать. Он завербовался в морскую пехоту, чтобы было на что жить. Его отправили во Вьетнам, где я его и встретил. — Броснан рассмеялся. — Я никогда не забуду нашу первую встречу: в вонючем болоте по шею в дельте Меконга.

— Звучит довольно забавно.

— Это еще не все. Он получил Серебряную звезду и Военно-морской крест. В шестьдесят девятом, когда я выбрался оттуда, ему оставался еще год. Его послали в Лондон, в охрану посольства. Он был уже сержантом, тогда-то это и случилось.

— Что он сделал?

— Однажды вечером он повстречал девушку в старом бальном зале лицея. Девушку звали Джин Дарк. Это была милая хорошенькая девушка двадцати лет в ситцевом платье. Но была одна особенность: ее семья — настоящие гангстеры, или, как их называют в восточной части Лондона, настоящие негодяи. Ее отец был главой маленькой империи на берегу реки и даже пользовался такой же известностью, как братья Крей. Он потом умер.

— И что случилось? — Мэри была заинтригована.

— Мать Джин пыталась взять дело в свои руки. Ее все называли мамаша Дарк. Но у них возникли трудности: активизировались конкурирующие банды или что-то в этом роде. Харри и Джин поженились. Харри ушел со службы, остался в семье и вошел в дело. Убрал конкурентов, вы понимаете…

— Вы хотите сказать, что он стал гангстером?

— Выражаясь изящно, да. На самом деле больше чем гангстером. Он стал одним из самых крупных «губернаторов» восточной части Лондона.

— Господи, теперь я вспомнила. Ему принадлежат казино. Этот человек заправляет всеми делами на побережье Темзы.

— Верно. Джин умерла от рака пять или шесть лет назад. Ее мать умерла задолго до нее. Харри продолжил дело.

— Он теперь британский подданный?

— Нет, он никогда не отказывался от своего американского гражданства. Власти не могли выслать его, потому что у него не было уголовного прошлого. Ни разу не был в тюрьме, ни единого дня.

— Он все еще гангстер?

— Это зависит от того, что вы вкладываете в это слово. Он много чего натворил, однако избежал наказания. Но его люди совершали в основном старомодные преступления.

— То есть ничего отвратительного: ни наркотиков, ни проституции? Просто вооруженные грабежи, так называемая «защита» и тому подобные вещи?

— Не надо так. Он владеет казино, его деньги вложены в электронную промышленность, строительный бизнес. Он владеет половиной Ваппинга и почти всем побережьем реки. Все исключительно в рамках закона.

— И все еще гангстер?

— Скажем так: он остается «губернатором» для многих жителей восточной части Лондона. Они зовут его янки. Он вам понравится.

— Понравится? — Она посмотрела на него с изумлением. — Когда мы с ним встретимся?

— Как только я сумею договориться. Все, что происходит в восточной части Лондона, становится известным Харри или его людям. Если кто-то и может помочь мне поймать Сина Диллона, то этот человек он.

Появился официант и поставил перед ними горшочки с луковым супом.

— Хорошо, — сказал Броснан, — давайте есть. Я умираю от голода.




Харри Флад свернулся в углу ямы, обхватив себя руками, чтобы сохранить тепло собственного тела. Он был голый по пояс и босой. На нем были только штаны. Яма была небольшой, всего несколько квадратных футов, а дождь лил без остановки через бамбуковую решетку, находившуюся высоко над его головой. Иногда вьетконговец смотрел на него сверху, показывая посетителям «собаку-янки», который сидел на корточках в своем собственном дерьме, давно привыкнув к зловонию.

Ему казалось, что он сидел в этой яме всегда, время для него перестало существовать. Никогда он не испытывал такого безысходного отчаяния. Дождь усилился, вода лилась водопадом, быстро заполняя яму. Он теперь стоял, а вода доходила ему до груди. Она хлестала через его голову, и он уже не чувствовал дна, барахтаясь, чтобы удержаться на плаву, борясь за каждый глоток воздуха и цепляясь за края ямы. Внезапно чья-то рука схватила его за руку, рука сильного человека, который вытащил его из воды — теперь он снова мог дышать.

Харри Флад проснулся и сел на постели. Он часто видел этот сон после возвращения из Вьетнама. Хотя это было чертовски давно. Обычно сон обрывался, когда он начинал тонуть. Вытаскивающая его рука снилась впервые.

Он потянулся за часами: было почти десять. Обычно он ложился поспать в начале вечера, прежде чем отправиться в какой-нибудь клуб. На этот раз он проспал слишком долго. Он надел часы, поспешил в ванную и принял душ. Начав бриться, он заметил седину в своих темных волосах.

— Это случается со всеми, Харри, — сказал он тихо себе под нос и улыбнулся.

Он всегда улыбался, хотя любой, кто присмотрелся бы к нему повнимательнее, заметил бы в его улыбке что-то похожее на мировую скорбь. Это была улыбка человека, который разочаровался в жизни. У него было симпатичное, но жесткое лицо, развитая мускулатура и широкие плечи. «Совсем неплохо для сорока шести лет», — так он обычно говорил сам себе хотя бы раз в день для собственного успокоения. Он надел черную шелковую рубашку, застегнув ее на все пуговицы, но не надев галстука, облачился в просторный костюм от Армани из темно-коричневого плотного шелка и оглядел себя в зеркале.

— Снова в путь, малыш, — сказал он и вышел.

Квартира Харри Флада была огромной и являлась частью складов на Кейбл-Варф. Кирпичные стены гостиной были покрашены в белый цвет, деревянный пол покрыт лаком, везде были разбросаны индейские коврики. Тут же стояли удобные диваны, бар со стойкой и рядами бутылок разнообразнейших напитков. Они предназначались только для гостей, так как сам он никогда не пил спиртного. У дальней стены стоял большой письменный стол, а над ним висели полки, забитые книгами.

Он открыл створки французского окна и вышел на балкон, с которого открывался вид на реку. Было очень холодно. Мост был справа, а сразу за ним виднелся освещенный прожекторами лондонский Тауэр. Мимо него вниз по реке проплыл пароход. Его огни в темноте были такими яркими, что он мог видеть, как по палубе снуют члены команды. Вид реки всегда вызывал у него бодрящее чувство. Харри глубоко вдохнул холодный воздух.

В дальнем конце гостиной открылась дверь, и в комнату вошел Мордекай Флетчер: сто восемьдесят сантиметров роста, светлые волосы, аккуратно подстриженные усы. На нем был хорошо сшитый спортивный пиджак и галстук. Но внешность его была далеко не заурядной: вокруг глаз шрамы, нос, сломанный не один раз, приплюснут.

— Ты встал? — спросил он глухим голосом.

— А то ты не видишь, — ответил Флад. Мордекай был его надежной правой рукой вот уже пятнадцать лет — боксер-тяжеловес, у которого хватило здравого смысла уйти с ринга до того, как из его мозгов сделают гоголь-моголь. Он зашел за стойку бара, налил в стакан минеральной воды «Перье», добавил льда и лимона и подал Фладу.

Тот взял стакан, не сказав спасибо.

— Господи, как я люблю эту старую реку! Что-нибудь случилось?

— Заходил ваш бухгалтер. Надо было подписать несколько бумаг по реконструкции рынка. Я сказал, чтобы он оставил бумаги до утра.

— Это все?

— Морис звонил из клуба «Эмбесси». Он сказал, что туда заходил перекусить Джек Харвей с этой сукой, своей племянницей.

— Мирой? Что еще?

— Морис сказал, что Харвей спрашивал, будете ли вы там позже. Сказал, что вернется попытать счастья за столом. — Мордекай помедлил, но все-таки продолжил: — Вы знаете, Харри, что нужно этому ублюдку и избегаете его поэтому?

— Мы этим не торгуем, Мордекай, и не собираемся быть его партнерами. Харвей — самый большой мошенник в восточном Лондоне. По сравнению с ним братья Крей просто детишки из детского сада.

— Я считал, что этот титул ваш, Харри.

— Я никогда не имел дела с наркотиками, Мордекай, никогда не был сутенером, и ты это знаешь. Ладно, я действительно был негодяем когда-то, как и ты.

Он прошел в гостиную, подошел к столу и взял в руки фотографию в серебряной рамке, которая всегда там стояла.

— Все эти проклятые месяцы, когда умирала Джин, мне все было безразлично. — Флад покачал головой. — И ты знаешь об обещании, которое она заставила меня дать ей перед смертью, — покончить с прошлым.

Мордекай закрыл окно.

— Я знаю, Харри. Джин была необыкновенная женщина.

— Вот почему я встал на этот путь. И разве я был не прав? Ты знаешь, сколько стоит вся наша фирма? Почти пятьдесят миллионов. — Он ухмыльнулся. — Так что пусть Джек Харвей и подобные ему пачкают руки, если им это нравится.

— Да, но для большинства людей в восточном Лондоне вы все еще «губернатор», Харри. Вы все еще «янки».

— Я не жалуюсь. — Флад открыл гардероб и достал оттуда темное пальто. — Временами это здорово помогает делу, я знаю. А теперь пошли. Кто сегодня за рулем?

— Чарли Солтер.

— Хорошо.

Мордекай помедлил.

— Мне взять пушку, Харри?

— Ради Бога, не надо, Мордекай. Мы же теперь законопослушные граждане. Я твержу тебе об этом без конца.

— Но Харвей этого не понимает, вот в чем беда.

— Оставь его мне.

Они спустились в бывшем грузовом лифте вниз, в помещение склада, где их ждал черный «мерседес». Прислонившись к дверце, Чарли Солтер читал газету. Это был маленький жилистый человек в серой форме. Он быстро сложил газету и открыл заднюю дверцу машины.

— Куда, Харри?

— В «Эмбесси», и поезжай осторожно. Сегодня вечером кругом лед, а я хочу просмотреть газету.

Солтер сел за руль. Мордекай устроился рядом с ним, протянул руку к кнопке и закрыл дверь. Двери склада открылись, и они повернули к набережной. Флад развернул газету, откинулся на сиденье и начал читать, как развиваются события в Персидском заливе.

Клуб «Эмбесси» был всего в полумиле от квартиры Флада, на Ваппинг-Хай-стрит. Его открыли только шесть месяцев назад, это было частью проекта застройки бывших складов, осуществлявшейся их собственником, Харри Фладом. Стоянка машин, находившаяся на боковой улочке позади клуба, была забита машинами. В маленькой будке сидел сторож, старый негр.

— Ваше место, господин Флад, я не занимал, — сказал он, выходя из будки.

Флад вышел из машины вместе с Мордекаем, вытащил из кармана бумажник, а Солтер поставил машину на место. Он вынул пятифунтовую банкноту и отдал ее старику:

— Смотри не закути, Фредди.

— На это? — заулыбался старик. — Сегодня я на них не смогу купить даже женщину на задворках трактира. Инфляция — ужасная вещь, господин Флад.

Флад и Мордекай засмеялись и пошли по переулку, где их нагнал Солтер. Свернув за угол, они подошли к входу. Внутри было тепло и роскошно: пол был выложен черными и белыми плитками, стены облицованы дубовыми панелями, на них висели картины, написанные маслом. Как только гардеробщица взяла у них пальто, к ним поспешил человек невысокого роста в вечернем костюме. У него был ярко выраженный французский акцент.

— Какая радость видеть вас, господин Флад. Вы будете ужинать?

— Думаю, да, Морис. Но вначале мы оглядимся. Харвея еще нет?

— Пока нет.

Они спустились по лестнице в главный зал ресторана. Там была похожая обстановка: деревянные панели, картины, отгороженные друг от друга столики, кожаные стулья. Зал был заполнен, официанты трудились вовсю. На небольшом возвышении в углу играло трио музыкантов, там же находилась небольшая площадка для танцев.

Морис проследовал между столиками и открыл дверь, обитую кожей, которая вела в игорный зал заведения. Там было полно народу. Люди сидели вокруг рулетки, все места за столами были заняты.

— Много мы теряем? — Флад посмотрел на Мориса.

— И проигрываем и выигрываем, господин Флад. В результате, как правило, все выравнивается.

— Во всяком случае, игроков много.

— Но нет ни одного араба, — заметил Мордекай.

— Они приуныли, — сказал Морис. — Из-за этого переполоха в Персидском заливе.

— А вы бы не приуныли? — ухмыльнулся Флад. — Пошли, пора поесть.

У него было свое место в углу, возле оркестра, откуда был виден весь зал. Он заказал лососину холодного копчения, яичницу и минеральную воду «Перье». Потом достал из старого серебряного портсигара сигарету «Кэмел». К английским сигаретам он так и не смог привыкнуть. Мордекай дал ему прикурить и прислонился к стене. Флад сидел, рассеянно следя за тем, что происходит в зале. Он переживал один из тех мрачных моментов, когда человек спрашивает себя, для чего вообще существует жизнь.

Чарли Солтер спустился по ступенькам и быстро пошел между столиками к Фладу.

— Джек Харвей и Мира только что пришли, — сообщил он.

Харвею было пятьдесят лет. Он был среднего роста, слегка полноват, чего не мог скрыть даже темно-синий костюм, сшитый на заказ. Он был лыс, а его мясистое невзрачное лицо наводило на воспоминания о ком-то из римских императоров.

Его племяннице Мире было тридцать, но выглядела она гораздо моложе. Ее блестящие черные волосы были собраны в пучок при помощи гребня с брильянтами. На лице никакой косметики, только губы накрашены кроваво-красной помадой. На ней были разукрашенный блестками жакет, и черная мини-юбка от Джанни Версаччи и черные туфли на очень высоком каблуке: она была очень маленькая, не выше ста пятидесяти сантиметров. Она выглядела очень привлекательно, и мужчины оглядывались на нее. Мира была правой рукой своего дяди, имея диплом Лондонского университета по теории бизнеса, она оставалась такой же безжалостной и беспринципной, как дядя.

Флад не поднялся, ожидая, когда они подойдут.

— Харри, старина! — сказал Харвей и сел за стол. — Ты не возражаешь, если мы присоединимся к тебе?

Мира наклонилась и поцеловала Флада в щеку.

— Вам нравятся мои новые духи, Харри? Стоят целое состояние! Но Джек говорит, что они возбуждают и хорошо пахнут.

— Его слова для тебя много значат, не так ли? — заметил Флад.

Она села по другую сторону от Флада. Харвей взял сигару, отрезал кончик и взглянул на Мордекая.

— Послушай, где твоя проклятая зажигалка?

Мордекай достал зажигалку и поднес огонь Харвею, не моргнув глазом.

— Можно ли получить выпивку? — спросила Мира. — Мы знаем, что вы, Харри, не пьете, но подумайте об остальных, о нас, бедных прохвостах.

В ее речи слышался небольшой акцент кокни, совсем чуть-чуть, что придавало ей своеобразную пикантность. Она положила свою руку на его колено, и Флад спросил:

— Коктейль с шампанским? Это вы хотите?

— Для начала сойдет и это.

— Только не для меня, я не могу пить эту мочу, — сказал Харвей. — Шотландский виски и содовая. Большой стакан.

Морис, который стоял поблизости, передал заказ официанту, потом наклонился к Фладу и спросил шепотом:

— Ваша яичница, господин Флад?

— Давайте ее сюда, — ответил Флад.

Морис ушел и через минуту появился официант с серебряным подносом. Он снял крышку и поставил тарелку перед Фладом, который тут же начал есть.

Харвей спросил:

— Харри, я никогда не видел, чтобы ты ел настоящую еду. У тебя что-нибудь не в порядке?

— Не в этом дело, — ответил Флад. — Еда не представляет для меня особого интереса, Джек. Когда я пареньком был во Вьетнаме, вьетконговцы держали меня некоторое время в яме. Я научился тогда довольствоваться совсем малым. Потом я получил пулю в живот. Потерял восемнадцать дюймов кишок.

— Вы должны будете как-нибудь показать мне свой шов, — заявила Мира.

— У всего есть своя хорошая сторона. Если бы не этот выстрел, то Корпус морской пехоты не отпустил бы меня на это прекрасное место в охране лондонского посольства.

— И ты не встретил бы Джину, — добавил Харвей. — Я помню тот год, когда вы поженились, Харри, год, когда умер ее старый отец, Сэм Дарк… — Он покачал головой. — Он стал некоронованным королем восточной части Лондона после того, как посадили братьев Крей. А Джин! — Он вновь покачал головой. — Какой успех! Парни стояли в очереди, добиваясь ее внимания. Среди них был даже гвардейский офицер, лорд. — Он повернулся к Мире: — Настоящий.

— А она вышла замуж за меня, — сказал Флад.

— Она могла бы выбрать и хуже, Харри. Я имею в виду, что ты помог ей, чтобы дела шли хорошо, особенно после того, как умерла ее мать. Мы все знаем это.

Флад отодвинул тарелку и вытер рот салфеткой.

— Вечер комплиментов, Джек? Теперь выкладывай, зачем ты действительно пришел.

— Ты знаешь, что мне нужно, Харри. Я хочу вступить в дело. Казино, теперь их четыре, и сколько клубов, Мира?

— Шесть, — сказала она.

— И все эти сооружения на реке, — продолжил Харвей. — Ты должен поделиться пирогом.

— Есть одна неувязка, Джек, — ответил ему Флад. — Я законный бизнесмен, и уже давно, а ты… — Он покачал головой. — Плут всегда останется плутом.

— Ты, ублюдок янки! Ты не можешь говорить со мной подобным образом.

— Я это только что сделал.

— Мы в деле, Харри, хочешь ты этого или нет.

— Попробуй, — заявил Флад.

Солтер пересек зал и прислонился к стене рядом с Мордекаем. Тот сказал ему что-то шепотом, и Солтер ушел.

Мира сказала:

— Послушайте, Харри, он говорит действительно серьезно. Так что будьте благоразумны. Все, чего мы хотим, это участвовать в деле.

— Вы входите со мной в дело и попадаете в производство компьютеров, строительный бизнес, клубы и игорные дома, — ответил ей Флад. — А я участвую вместе с вами в сводничестве, проституции, наркобизнесе и так называемой «защите». Даже если бы я трижды в день принимал душ, обтирался одеколоном, то и тогда бы не чувствовал себя чистым.

— Ты подонок, янки! — Она подняла руку, но Флад тут же схватил ее за запястье.

Харвей встал:

— Оставь, Мира, оставь. Пойдем. Я еще поговорю с тобой, Харри.

— Надеюсь, этого не будет, — сказал ему Флад.

Они ушли, а Мордекай склонился к Фладу:

— Он просто мерзкий кусок грязи. От него и его приятелей меня просто тошнит.

— Он ничем не брезгует, — сказал Флад. — Не пыхти, Мордекай, и достань мне чашку кофе.




— Свинья, — произнес Джек Харвей, когда они шли по тротуару к своей машине. — Я отправлю его в ад за то, что он так разговаривал со мной.

— Я тебе говорила, что мы просто теряем время.

— Да. — Он натянул перчатки на свои большие руки. — Значит, придется показать ему, что мы не шутим.

Темный фургон стоял в конце улицы. Когда они подошли, зажглись боковые фары. Молодому человеку, глянувшему из-за руля машины, было лет двадцать пять. У него было жесткое лицо и угрожающий вид в черной кожаной летчицкой куртке и кепке.

— Господин Харвей… — сказал он.

— Молодец, Билли, как раз вовремя. — Харвей обернулся к племяннице: — Я не думаю, что ты встречалась с Билли Ватсоном, Мира.

— Нет, мы не знакомы, — проговорила она, окинув его взглядом.

— Сколько человек у тебя в машине? — спросил Харвей.

— Четверо, господин Харвей. Я слышал, что этот Мордекай Флетчер просто зверь. — Он поднял бейсбольную биту. — Эта штука охладит его.

— Никакой стрельбы, я предупредил тебя.

— Да, господин Харвей.

— Все, что требуется, это хорошая взбучка и, может быть, пара сломанных ног. Займитесь этим. Он должен выйти когда-нибудь.

Харвей и Мира прошли дальше по тротуару.

— Пятеро? Ты думаешь этого достаточно? — спросила она.

— Достаточно? — Он хрипло рассмеялся. — Кто он, по-твоему, такой? Сэм Дарк? Тот был действительно силен, а этот проклятый янки… Они его изуродуют. Поставят его на костыли месяцев на шесть. Они крепкие парни, Мира.

— Ты уверен? — спросила она.

— Теперь пойдем, а то я окоченел, — проговорил он и свернул на стоянку для машин.




Примерно через час Харри Флад собрался уходить. Когда гардеробщица помогала ему надеть пальто, он обратился к Мордекаю:

— Где Чарли?

— Я послал его пару минут тому назад разогреть машину. Я думаю, идет зима, Харри, и скоро эта проклятая Темза покроется льдом.

Флад засмеялся, они спустились по ступенькам и пошли по тротуару. Все произошло очень быстро. Задние дверцы фургона, припаркованного на другой стороне улицы, быстро открылись, и оттуда выскочили несколько парней. Они бросились к Харри и Мордекаю. У них в руках были бейсбольные биты. Первый замахнулся, но Мордекай поднырнул, блокировал удар и перебросил его через бедро на ступени, ведущие в подвал сзади него.

Четверо других остановились, потом окружили их, готовые нанести удар.

— Так дело не пойдет, — сказал Билли Ватсон. — Надо ломать ноги.

Сзади них раздался выстрел. Он прозвучал очень громко в морозном воздухе. Еще один выстрел. Бандиты обернулись и увидели Чарли Солтера, появившегося из темноты и перезаряжавшего свой обрез.

— А ну-ка, бросьте биты, — сказал он, — если не хотите все подохнуть тут.

Они мгновенно повиновались. Мордекай подошел, посмотрел на них и схватил ближайшего за волосы.

— На кого вы работаете, сынок? — рявкнул он.

— Я не знаю, мистер.

Мордекай перевернул его и протащил под оградой так, что заостренные шипы прошли в сантиметре от его лица.

— Я спрашиваю, на кого вы работаете?

Парень тут же раскололся:

— Джек Харвей. Нам заплатили. Нас втянул Билли.

— Ты, ублюдок! Еще поплатишься, — взорвался Билли.

Мордекай взглянул на Флада, который кивнул ему.

— Ты останешься, — сказал он Билли. — Остальные пусть сматываются.

Они повернулись и побежали. Билли Ватсон стоял, злобно глядя на них. Солтер заявил:

— Этому парню требуется хорошая взбучка.

Билли внезапно схватил одну из бейсбольных бит и поднял ее, обороняясь.

— Ладно. Давай, Харри Флад, важная птица! Сам ты ведь ничего не можешь, да, приятель?

Мордекай сделал шаг вперед, но Флад сказал:

— Не надо. — И направился к Билли сам. — Хорошо, сынок, давай.

Билли взмахнул битой. Флад уклонился, схватил его за запястье правой руки и скрутил. Билли вскрикнул, выронил биту, американец развернулся и нанес локтем сильный удар ему в лицо. Билли упал на колено.

Мордекай поднял бейсбольную биту.

— Не надо, — сказал Флад. — Он свое получил, пошли.

Флад закурил, и они пошли по улице.

— А что с Харвеем? Вы собираетесь пришить его? — спросил Мордекай.

— Я подумаю, — ответил Флад.

Они перешли улицу и вошли на стоянку.




Билли Ватсон собрался с силами, поднялся и постоял немного, покачиваясь и ухватившись за ограду. Шел снег. Он повернулся и побрел, прихрамывая, через дорогу к фургону. Когда он обогнул машину и подошел к дверце, из аллеи вышла Мира Харвей, придерживая рукой поднятый воротник шубы.

— Все пошло не по плану, правда?

— Мисс Харвей? — проворчал он. — Я думал, вы ушли.

— После того как дядя высадил меня, я взяла такси и вернулась. Мне хотелось посмотреть спектакль.

— Вы хотите сказать, что ждали, что все произойдет именно так?

— Боюсь, ты прав, солнышко. Мой дядя иногда делает ошибки, слишком поддается эмоциям. Ты действительно думаешь, что пять таких молодчиков, как ты, смогут справиться с Харри Фладом? — Она открыла дверцу машины и толкнула его туда. — Давай, подвинься. Машину поведу я.

Она забралась на место водителя, ее шуба расстегнулась, а мини-юбка задралась.

— Но куда мы едем? — спросил Билли.

— Ко мне. Тебе, солнышко, нужна хорошая горячая ванна.

Левой рукой она сильно ущипнула его, включила зажигание и тронулась с места.




VII


Самолет из Джерси прибыл в Хитроу вскоре после одиннадцати утра на следующий день. Доставка багажа заняла полчаса, и Диллон ждал свой чемодан, сидя с газетой в руке и покуривая. Военная удача была на стороне сил коалиции. Несколько самолетов было сбито в Ираке, зато последствия воздушных налетов были ужасны.

Взяв чемодан, Диллон поднялся и пошел на выход.

Ему пришлось ждать: одновременно приземлились сразу несколько самолетов. Таможенники почти никого не досматривали в это утро, у Диллона они тоже ничего не нашли. В его чемодане было немного белья и туалетные принадлежности, а в портфеле несколько газет. В бумажнике лежали две тысячи долларов в сотенных купюрах, но в этом не было ничего предосудительного. Свой французский паспорт он уничтожил в гостинице еще на Джерси. Обратного пути нет. Во Францию он будет возвращаться другим путем, а пока вполне достаточно водительских прав на имя Питера Хилтона.

Он поднялся на эскалаторе наверх и встал в очередь к окошку, чтобы обменять пятьсот долларов на фунты. Потом он повторил эту операцию в трех других окошках, спустился вниз и пошел на стоянку такси, тихонько насвистывая любимую мелодию.

Диллон велел таксисту везти его на вокзал Паддингтон. Там он оставил чемодан в камере хранения. Потом позвонил Тане Новиковой по номеру, который дал ему Макеев, надеясь застать ее дома. Но ему ответил автоответчик. Он не стал оставлять никакого послания, вышел, подозвал такси и поехал в район Ковент-Гардена.

В затемненных очках, полосатом галстуке и темно-синем плаще он выглядел очень респектабельно.

— Ужасная погода, сэр. Думаю, скоро будет сильный снегопад, — сказал водитель.

— Я бы не удивился, — ответил Диллон с простонародным акцентом.

— Вы живете в Лондоне, сэр?

— Нет, приехал в город по делам на несколько дней. Я был за границей некоторое время, — не задумываясь, ответил Диллон, — в Нью-Йорке. Не был в Лондоне очень давно.

— Много перемен. Совсем не то, что было раньше.

— Я так и думал. Я прочел как-то на днях, что теперь даже нельзя прогуляться по Даунинг-стрит.

— Это верно, сэр. Госпожа Тэтчер установила новую систему безопасности, ворота поставили в конце улицы.

— Правда? — спросил Диллон. — Я бы хотел посмотреть.

— Мы можем поехать этим путем, если хотите. Я провезу вас до Уайтхолла, а вернемся коротким путем до Ковент-Гардена.

— Это меня устраивает.

Диллон откинулся на сиденье, закурил и стал наблюдать. Они проехали Уайтхолл от Трафальгарской площади, миновали Хорс-Гардз, где два конных гвардейца несли караульную службу с саблями наголо. Из-за холода они были в шинелях.

— Лошадям, должно быть, чертовски холодно, — произнес таксист и добавил: — Подъехали, сэр. Вот она, Даунинг-стрит. — Он сбавил скорость. — Останавливаться здесь нельзя. Иначе тут же подойдут полицейские и спросят, что вы здесь делаете.

Диллон посмотрел в конец улицы.

— Так вот они, эти знаменитые ворота?

— «Шутка Тэтчер» — так называют это некоторые трепачи, но я скажу: она всегда права. Проклятая ИРА наделала достаточно бед в Лондоне за последние несколько лет. Стрелять таких надо. Вас устроит, сэр, если я высажу вас в Лонг-Акре?

— Вполне, — сказал Диллон и откинулся на сиденье, думая о мощных воротах, перегородивших вход на Даунинг-стрит.

Такси подъехало к тротуару. Диллон протянул десятифунтовую купюру.

— Сдачи не надо, — сказал он, повернулся и быстрым шагом пошел по Лантли-стрит.

В районе Ковент-Гардена было, как всегда, полно народу. Люди были тепло одеты из-за непривычного холода и были похожи скорее на москвичей. Диллон влился в толпу и наконец нашел то, что ему было нужно: в аллее, возле Нилс-Ярда, он увидел маленький магазинчик театральных принадлежностей. Его витрина была забита старыми масками и наборами грима. Когда он вошел, прозвенел дверной колокольчик. Из-за занавески, скрывавшей заднюю часть магазина, вышел мужчина лет семидесяти, с совершенно седыми волосами и круглым мясистым лицом.

— Чем могу служить? — спросил он.

— Мне нужен грим. Что у вас есть в коробках?

— Очень хорошие наборы, — сказал старик. Он достал одну коробку и раскрыл ее на прилавке. — Этими наборами пользуются в Национальном театре. Вы артист?

— Только любитель, играю в драматическом кружке при церкви. — Диллон посмотрел содержимое коробки. — Прекрасно. Добавьте еще губную помаду ярко-красного цвета, черную краску для волос и растворитель.

— Вы часто приезжаете в город? Мое имя Клейтон. Я дам вам свою визитную карточку на случай, если понадобится что-то еще. — Он достал все, что потребовал Диллон, положил в коробку с гримом и упаковал ее. — Тридцать гиней наличными, и не забывайте, если вам что-нибудь еще понадобится…

— Я не забуду, — успокоил его Диллон и вышел, насвистывая.




В деревне Веркор шел снег. Траурный кортеж спускался по дороге от замка. Несмотря на погоду, жители деревни вышли на улицу. Мужчины стояли, сняв головные уборы, провожая Анн-Мари Оден в ее последний путь. За катафалком ехали только три машины. В первой сидели старый Пьер Оден и его секретарь, во второй некоторые старые слуги. Следом ехали Броснан и Мэри Таннер с Максом Арну. Они прошли между надгробными плитами и подождали, когда старика извлекут из автомобиля и усадят в коляску. Когда его вкатили в церковь, все пошли следом.

Это была обычная, очень старая деревенская церковь с выкрашенными белой краской стенами. И внутри было холодно, очень холодно. Броснан совсем замерз. Он сидел, вздрагивая время от времени и плохо понимая, что происходит. Он поднимался со скамьи и становился на колени вместе с остальными. И только когда служба закончилась и все встали, а гроб понесли по проходу, он почувствовал, что Мэри Таннер держит его за руку.

Они прошли через кладбище к семейному склепу. Он был построен из серого гранита и мрамора, размером с небольшую часовню, с острой готической крышей. Дубовые двери были открыты. Священник остановился, чтобы дать усопшей последнее благословение. Гроб внесли в склеп. Секретарь развернул коляску и повез ее мимо них по дорожке. Старик сидел согнувшись, его ноги были укутаны плодом.

— Мне так его жалко, — сказала Мэри.

— Напрасно. Он даже не знает, какое сейчас время суток, — ответил ей Броснан.

— Не могу в это поверить…

Она прошла к машине и погладила старика по плечу.

— Теперь, друзья мои, в Париж, — заявил Арну.

— А потом в Лондон, — добавил Броснан.

Мэри взяла Броснана под руку, и они пошли к своей машине.

— Завтра, Мартин, только завтра, и лучше не спорьте со мной.

— Хорошо, — сдался он, — пусть будет завтра.

Он сел на заднее сиденье и откинулся на спинку, почувствовав внезапно такую усталость, что закрыл глаза. Мэри сидела рядом с ним. Арну сел за руль, и машина тронулась.




В начале седьмого Таня Новикова услышала звонок в дверь. Она спустилась вниз и открыла. За дверью стоял Диллон с чемоданом в одной руке и портфелем в другой.

— Жозеф передает вам привет.

Она была поражена. После разговора с Макеевым она просмотрела досье, составленное лондонской резидентурой КГБ, чтобы узнать о Диллоне как можно больше. Таня была поражена его прошлым и предполагала увидеть зловещего героя. А вместо него появился человек невысокого роста, в плаще и очках с затемненными стеклами.

— Вы Син Диллон? — спросила она.

— К вашим услугам.

— Вам лучше войти.

Женщины никогда особенно не интересовали Диллона. Иногда он, конечно, вынужден был общаться с ними для удовлетворения потребностей, но сердце его оставалось холодным. Идя за Таней Новиковой вверх по лестнице, он отметил, что у нее хорошая фигура, а черный брючный костюм очень идет ей. Ее волосы были стянуты на затылке бархатным бантом. Когда они вошли в гостиную и Таня обернулась к нему, он понял, что девушка простовата.

— Вы доехали нормально? — спросила она.

— Да. Я задержался вчера вечером на Джерси из-за тумана.

— Не хотите выпить?

— Спасибо, я с удовольствием выпил бы чаю.

Она выдвинула ящик стола, достала вальтер, две запасные обоймы и глушитель Карсвелла.

— По словам Жозефа, вы предпочитаете именно вальтер.

— Совершенно верно.

— Я подумала также, что вам может понадобиться вот это. — Она передала ему сверток. — Говорят, что он отражает пулю калибра 0,45, выпущенную в упор. Из титанового сплава с добавлением нейлона.

Диллон развернул сверток. Ничего похожего на тяжелый бронированный жакет. Он был похож на небольшой жилет, укрепленный металлическими пластинками.

— Превосходно, — одобрил Диллон и положил его в свой портфель вместе с вальтером. Он расстегнул плащ, закурил сигарету и встал в дверях кухни, наблюдая, как она готовит для него чай. — У вас очень удобная квартира — близко от посольства.

— О да, можно ходить пешком. — Она принесла чай на подносе. — Я заказала для вас комнату в небольшой гостинице прямо за углом, на Бейсуотер-Роуд. Там часто останавливаются на ночь люди, путешествующие по торговым делам.

— Хорошо. — Он пил чай маленькими глотками. — Перейдем к делу. Что с Фахи?

— Пока неудачно. Он переехал несколько лет тому назад из Килбурна куда-то в Финчли. Прожил там всего год и переехал снова. Здесь мои сведения обрываются. Но я найду его. Мой человек занимается этим делом.

— Вы должны. Это чрезвычайно важно. В резидентуре КГБ в Лондоне все еще есть подразделение по подделке документов?

— Конечно.

— Хорошо. — Он достал свои водительские права, выданные на Джерси. — Мне нужны права пилота на то же имя и с тем же адресом. Вам понадобится фотография. — Он сунул палец в пластиковую обложку водительских прав и вытащил две карточки: — Всегда полезно иметь запас.

Таня взяла одну из фотографий и прочла:

— «Питер Хилтон, Джерси». Могу я поинтересоваться, зачем вам это нужно?

— Затем, что, когда наступит время сматываться отсюда, я хочу улететь, но вряд ли удастся арендовать самолет, если у меня не будет прав, выданных департаментом гражданской авиации. — Он налил себе еще чаю. — Скажите вашему специалисту, что мне нужны надежные документы, дающие право управлять двухмоторным самолетом.

— Я это запишу. — Она открыла свою сумочку, достала конверт, вложила в него фотографию и сделала пометки на конверте. — Что-нибудь еще?

— Да, мне нужны полные данные о системе защиты дома десять по Даунинг-стрит.

У Тани перехватило дыхание.

— Так, значит, это ваша мишень?

— Не совсем так. Меня интересует его обитатель. Но не в этом дело. Удастся ли вам получить распорядок дня премьер-министра?

— В зависимости от того, что именно вас интересует. Каждый день бывают определенные мероприятия. Например, обсуждение в палате общин. Конечно, сейчас возникает много проблем в связи с Персидским заливом. Каждое утро в десять часов кабинет обсуждает военные вопросы.

— На Даунинг-стрит?

— Да, в зале заседаний кабинета министров. Но у премьера бывают и другие мероприятия в течение дня. Вчера, например, он выступал по радио с обращением к войскам в Персидском заливе.

— Запись делали в здании «Би-би-си»?

— Нет, у них своя штаб-квартира в Бридж-Хаус. Это недалеко от Паддингтонского вокзала, да и отсюда тоже.

— Интересно, какая у него охрана?

— Небольшая, поверьте мне. Несколько детективов и все. Англичане просто не в своем уме.

— Но они чертовски хорошо работают. Расскажите мне об этом вашем осведомителе, который добыл информацию о Фергюсоне.

Таня сообщила Диллону о своей связи с Гордоном Брауном. Когда она закончила, он одобрительно кивнул:

— Вы здорово его зацепили, и даже тратиться не пришлось!

— Пожалуй, вы правы.

— Будем продолжать в том же духе. — Диллон поднялся, застегнул плащ. — А теперь мне, пожалуй, пора в гостиницу.

— Вы ели что-нибудь?

— Нет.

— Вот что. Рядом с гостиницей есть прекрасный итальянский ресторан «У Луиджи». Одно из маленьких семейных заведений. Вы устроитесь в гостинице, а я пойду в посольство. Проверю, что у нас есть об охране дома на Даунинг-стрит, и посмотрю, нет ли чего-нибудь нового о Фахи.

— И не забудьте о правах пилота.

— Я займусь этим.

— Они нужны мне через двадцать четыре часа.

— Хорошо.

Таня надела пальто и шарф, спустилась по лестнице, и они пошли по улице. Тротуары были покрыты льдом. Она взяла его под руку и донесла портфель до самой гостиницы.

— Увидимся через час, — сказала она и ушла.




Гостиница была заведением, которое в конце викторианской эпохи служило одновременно процветающим трактиром и гостиницей. Теперешние владельцы сделали все, что могли, чтобы придать заведению современный вид, но возможностей у них явно не хватало. Буфет, слева от холла, был очень скромный. Там сидело человек шесть постояльцев. За конторкой Диллон увидел старика с лицом, похожим на череп, в поношенной коричневой форме. Не торопясь, он занес фамилию Диллона в книгу регистрации и протянул ему ключ. Было совершенно очевидно, что чемодан ему придется нести самому.

Комната не обманула его ожиданий: две кровати, дешевые покрывала, душ, телевизор со счетчиком. На столе чайник, а в корзиночке пакетики с кофе, чаем и порошковым молоком. «Ладно, — подумал он. — Это ненадолго». Он раскрыл портфель и начал раскладывать вещи.




Джек Харвей владел похоронным бюро в Уайтчепеле. Это было солидное предприятие, приносящее хороший доход, потому что, как любил шутить Харвей, «мертвые всегда с нами». Контора находилась во внушительном четырехэтажном здании викторианской эпохи, заново отделанном. Мира, занимавшая верхний этаж с террасой на крыше, с удовольствием управляла им. У Харвея был кабинет на втором этаже.

Джек велел шоферу подождать, поднялся по ступеням и позвонил. Ему открыл ночной сторож.

— Моя племянница у себя? — спросил он.

— Думаю, да, господин Харвей.

Харвей прошел через главный зал, где были выставлены гробы, и пошел по коридору. По обе стороны располагались маленькие часовенки, в которых родственники могли попрощаться с усопшими. Он поднялся еще на два пролета и позвонил в дверь Миры.

Предупрежденная звонком привратника, она уже ждала его и тут же открыла дверь.

— Дядя?..

Не останавливаясь, он прошел мимо нее. На Мире было короткое платье, расшитое золотом, черные чулки и туфли на шпильке.

— Ты куда-то собираешься? — спросил он.

— В дискотеку.

— Забудь об этом. Ты виделась с нашими консультантами по финансам? Могу я как-нибудь зацепить Флада, не нарушая закон? Как там у него с арендой?

— Абсолютно ничего, — заявила Мира. — Мы все тщательно прочесали. Ни-че-го!

— Ладно. Тогда придется «достать» его другим путем — покруче.

— Но это как раз и не сработало вчера вечером, не так ли?

— Я использовал дерьмо, кучку каких-то сопляков, которые не заслуживают даже того, чтобы о них говорили.

— Что же ты намерен делать?

— Что-нибудь придумаю.

Когда он повернулся к двери, в спальне вдруг раздался какой-то шорох.

— Послушай, кто это там? — Он распахнул дверь и увидел Билли Ватсона, который стоял, затравленно озираясь. — Господи! — сказал он Мире. — Мерзость какая! Ты только и думаешь, что у кого в штанах.

— По крайней мере, это естественно.

— Трахаться с тобой? — Он выругался.

— Да, он еще этим займется.

Харвей быстро спустился по лестнице.

— Ты, похоже, никому не даешь спуску? — сказал Билли, обращаясь к Мире.

— Дорогой, это дом мертвецов, — заявила она, беря свою шубу и сумочку. — Они лежат в своих гробах внизу, но мы-то живые. Все очень просто. Пользуйся тем, что дает тебе жизнь. А теперь пошли.




Войдя, Таня увидела Диллона за угловым столиком. Он пил «Боллинжер», единственное приличное шампанское, которое было в карте вин ресторана «У Луиджи». Старый Луиджи лично приветствовал ее как постоянную посетительницу. Она села за столик Диллона.

— Шампанское? — спросил он.

— Почему бы и нет? — Она взглянула на Луиджи. — Мы сделаем заказ позднее.

— Еще об одном мы не поговорили — деньги на расходы. Тридцать тысяч долларов. Это должен был устроить Арон, — сказал Диллон Тане.

— Об этом позаботились. Завтра со мной свяжется доверенный человек Арона в Лондоне.

— Хорошо. Что у вас есть для меня?

— Ничего о Фахи. С правами все будет в порядке.

— А номер десять?

— Я просмотрела досье. Раньше можно было спокойной пройтись по Даунинг-стрит. Но ИРА была так близка к тому, чтобы взорвать весь кабинет министров на конференции консервативной партии в Брайтоне несколько лет тому назад, что изменился подход к обеспечению безопасности. Сыграли свою роль и взрывы бомб в Лондоне, и нападения на мирных граждан.

— Что еще?

— Зеваки обычно останавливались на противоположной стороне улицы, напротив дома десять, чтобы посмотреть, как приезжают и уезжают люди, занимающие самые высокие посты в государстве. Но теперь все не так. В декабре восемьдесят девятого Тэтчер ввела новые меры обеспечения безопасности. Фактически теперь эта часть улицы представляет собой крепость: железная ограда выше трех метров; ворота, кстати, в неовикторианском стиле, — хороший подарок от «железной леди».

— Да, я видел их сегодня.

Луиджи крутился поблизости. Они оборвали разговор и сделали заказ: суп по-итальянски, телячьи отбивные, картофельное соте и салат из зелени.

Таня продолжила:

— В некоторых кругах ее обвинили в том, что она стала жертвой параноидального страха. Чепуха, конечно. Эта леди никогда и ничего не боялась в жизни. Во всяком случае, по другую сторону ворот находится стальной щит, который мгновенно опускается, если какая-то машина попытается проникнуть туда без разрешения.

— А само здание?

— Во все окна вставлены специально закаленные стекла, даже в георгианские. Сетчатые занавеси представляют собой воистину чудо современной науки — они предохраняют от взрыва.

— Вы действительно хорошо изучили проблему.

— Удивительно, но все, что я вам сейчас рассказала, было в английских газетах и журналах. Британская пресса ставит свободу слова выше любого другого соображения. Она просто отказывается считаться с возможными последствиями, касающимися безопасности. В подборке любой крупной британской газеты в любой библиотеке вы найдете подробное описание внутреннего устройства дома номер десять, загородного дома премьер-министра в Чекерсе и даже Букингемского дворца.

— А можно проникнуть туда под видом какого-нибудь служащего?

— Раньше — запросто. Доставка продуктов для всяких мероприятий осуществляется обычными фирмами. Так же обстоит дело с уборкой. Но они очень строго проверяют всех допускаемых к этой работе людей. Бывают, конечно, и промахи. Например, однажды водопроводчик, работавший у министра финансов в доме одиннадцать, открыл какую-то дверь и оказался в доме десять, где долго бродил в поисках выхода.

— Звучит как анекдот.

— Совсем недавно служащие одной фирмы, нанятые для очистных работ, причем они прошли проверку, оказались обладателями фальшивых документов. Некоторые имели даже разрешение работать в министерстве внутренних дел и других министерствах.

— Так, все, что вы говорите, означает, что случаются ошибки.

— Совершенно верно. — Она поколебалась, потом спросила: — Вы имеете в виду что-то конкретное?

— Снайперская винтовка, выстрел с крыши дома напротив, когда он будет выходить из двери?.. Нет. Это не годится. У меня действительно еще нет четкого плана сейчас, но я что-нибудь придумаю. Я всегда нахожу решение.

Официант принес заказанный ими суп.

— Запах замечательный, им одним можно насытиться. Давайте начнем.

После ужина Диллон проводил Таню до двери ее дома. Шел легкий снежок, было очень холодно.

— Такая погода должна напоминать вам о доме.

— О доме? — Она растерянно посмотрела на него, потом рассмеялась. — Вы имеете в виду Москву? — Она вздохнула: — Это было так давно. Не хотите подняться?

— Нет, спасибо. Уже поздно, и я хочу спать. Завтра утром я буду в гостинице, скажем, до полудня. Вряд ли я останусь там обедать. Вернусь после двух, так что вы сможете меня найти.

— Хорошо, — сказала она.

— Тогда до свидания.

Она закрыла дверь. Диллон повернулся и ушел.

Когда он свернул за угол и вышел на Бейсуотер-Роуд, из подъезда дома напротив вышел Гордон Браун и взглянул на Танины окна. В квартире зажегся свет. Он постоял немного, потом вздохнул и пошел прочь.




На следующее утро температура в Париже поднялась на несколько градусов и снег начал таять. Около полудня Мэри и Арну подъехали в черном «ситроене» полковника и подобрали Броснана. Он ждал их возле своего дома на набережной Монтебелло в плаще, твидовой кепке и с чемоданом в руке. Шофер уложил чемодан в багажник, а Броснан устроился на заднем сиденье.

— Что-нибудь есть? — спросил он.

— Абсолютно ничего, — ответил полковник. — Я уверен, что он уже там. А что Фергюсон?

Мэри взглянула на свои часы:

— Он должен сейчас быть у премьер-министра, чтобы предупредить его о серьезности ситуации.

— Это, по-видимому, все, что он может сделать, — заметил Броснан. — Ну и поставить в известность другие секретные службы.

— А что предпримете вы, друг мой? — спросил Арну.

— Нам известно, что он работал в Лондоне на ИРА в тысяча девятьсот восемьдесят первом. Я уже говорил Мэри — ему придется использовать свои связи в преступном мире, чтобы достать все необходимое. Он всегда так действует и на этот раз поступит так же. Поэтому я должен увидеться с моим старым приятелем Харри Фладом.

— Этим грозным господином Фладом? Капитан Таннер рассказывала мне о нем. Но что, если он не сможет помочь?

— Есть еще варианты. В Ирландии — в Килри, недалеко от Дублина, — живет мой старый друг Лиам Девлин. Нет ничего, чего бы он не знал о деятельности ИРА за последние несколько лет, в том числе и о боевиках. Таковы мои соображения. — Броснан закурил и откинулся на сиденье. — Я доберусь до этого подонка — так или иначе. Я достану его.

Шофер отвез их в конец аэродрома Шарль де Голль, где стояли личные самолеты. «Леар» ждал их на площадке в полной готовности. Не понадобилось никаких формальностей. Все было сделано заранее. Шофер поднес чемоданы к самолету, где стоял второй пилот.

— Капитан, — обратился Арну к Мэри, — если вы позволите… — Он легко поцеловал девушку в обе щеки. — А вы, дружище, — обратился он к Броснану, — не забывайте, что всякий раз, когда отправляешься в путь, чтобы отомстить, надо вырыть две могилы.

— Философствуете, полковник? — сказал Броснан. — Это в ваши-то годы? До свидания.

Они пристегнули ремни. Второй пилот поднял трап, закрыл дверцу и прошел в кабину.

— Вы знаете, Арну прав, — заметила Мэри.

— Я знаю. Но ничего не могу поделать.

— Я понимаю вас, поверьте, — сказала она, и в этот момент самолет взлетел.




Когда Фергюсона привели в кабинет, премьер-министр стоял у окна с чашкой в руке. Он повернулся и улыбнулся:

— Чай всегда освежает, бригадир.

— Часто говорят, господин премьер-министр, что именно благодаря чаю мы смогли выстоять в этой войне.

— По крайней мере, он помогает мне справиться с лавиной дел. Как вы знаете, каждое утро в десять я провожу заседание кабинета по военным вопросам. Кроме того, есть срочные вопросы, связанные с Персидским заливом.

— И повседневная работа по управлению страной, — добавил Фергюсон.

— Да, мы делаем все, что можем. Никто еще никогда не говорил, что политика — легкое дело, бригадир. — Он поставил чашку на стол. — Я прочитал ваш последний доклад. Вы полагаете, что этот Диллон где-то здесь, в Лондоне?

— Мы пришли к такому мнению, господин премьер-министр, из-за того, что он сказал Броснану.

— Вы предупредили все спецслужбы?

— Конечно, но, видите ли, мы не можем описать его. Есть, правда, некоторые данные: небольшого роста, светлые волосы и тому подобное. Но Броснан считает, что теперь Диллон выглядит совершенно по-другому.

— Может быть, нам стоит использовать прессу?

— Да, это мысль, — сказал Фергюсон, — но я сомневаюсь, что будет какой-нибудь результат. Что они могут написать? Что в интересах проводимого расследования полиция хотела бы связаться с человеком по имени Син Диллон? Но у него уже другое имя. Что касается его внешности, мы не знаем, как он сейчас выглядит, а если бы и знали, это все равно ничего бы не дало.

— Бог мой! Да вы готовый журналист, Фергюсон! — Премьер-министр громко рассмеялся.

— Конечно, мы могли бы дать трагические заголовки, например: «Шакал из ИРА подбирается к премьер-министру».

— Нет, никакой подобной чепухи, — твердо сказал Мейджор. — Кстати, насчет вашего предположения, что за этим делом может стоять Саддам Хусейн: ваши коллеги из разведывательной службы с этим не согласны. Они придерживаются твердого мнения, что это дело ИРА. Должен сказать вам, что они разрабатывают именно этот след.

— Ну, если Специальная служба полагает, что они найдут его, посещая ирландские трактиры в Килбурне, это их дело.

В дверь постучали, и вошел помощник.

— Через пятнадцать минут, господин премьер-министр, вы должны быть в «Савое», — напомнил он.

Джон Мейджор обворожительно улыбнулся:

— Еще один бесконечный официальный завтрак, бригадир, с салатом из креветок на закуску…

— И фрикасе из кур на горячее, — добавил Фергюсон.

— Найдите его, бригадир, — сказал премьер-министр. — Найдите его для меня.

Помощник проводил Фергюсона из кабинета.




Получив хорошие новости для Диллона, Таня решила, что бесполезно идти к нему в гостиницу раньше двух, и направилась домой. Когда она доставала ключ из сумочки, улицу перешел Гордон Браун.

— Я надеялся, что смогу застать тебя, — сказал он.

— Господи! Гордон, ты сошел с ума!

— А что делать, если появляется что-то важное, о чем ты должна знать? Нельзя ждать, когда ты со мной свяжешься. Может быть слишком поздно. Так что я лучше войду, хорошо?

— Нет. Я должна быть в посольстве через тридцать минут. Мы выпьем по рюмочке, и все.

Она повернулась и пошла к трактирчику на углу, не дав ему сказать больше ни слова. Они устроились в углу в небольшой кабинке. До них доносился неясный гул голосов посетителей. Браун заказал пиво, а Таня — водку с тоником.

— Что ты достал для меня? — спросила она.

— Я мог бы задать тебе тот же самый вопрос…

Таня резко встала, но он взял ее за руку:

— Извини, не уходи, пожалуйста.

— Тогда не будь идиотом! — Она села. — Давай выкладывай.

— Фергюсон утром встречался с премьер-министром. Вернулся к себе в кабинет в половине первого, я еще был на работе. Он продиктовал сообщение Алисе Джонсон, одной из доверенных машинисток, которые работают со мной. Это было сообщение для досье.

— Ты достал копию?

— Нет, но я проделал то же, что и в прошлый раз. Взял его, чтобы отнести к нему в кабинет, и по дороге прочитал. Капитан Таннер осталась в Париже с Броснаном на похороны какой-то француженки.

— Анн-Мари Оден? — уточнила она.

— Они прилетают сегодня. Броснан обещал полное сотрудничество. Все отделения спецслужб извещены о Диллоне. По указанию премьер-министра, не будет никаких сообщений в газетах. У меня сложилось впечатление, что он велел Фергюсону продолжать заниматься этим делом.

— Хорошо, — сказала Таня. — Очень хорошо, тебе надо следить за этим, Гордон. Но я должна идти. — Она стала подниматься, но он схватил ее за запястье:

— Я видел тебя вчера вечером… около одиннадцати. Ты возвращалась к себе с каким-то мужчиной.

— Ты следил за моей квартирой?

— Я часто это делаю по пути домой.

Она пылала от гнева, пытаясь сдержаться.

— Если ты говоришь правду, то знаешь, что этот человек — мой коллега из посольства и он не заходил ко мне, а просто проводил. А теперь пусти меня, Гордон.

Она высвободила руку и ушла, а Гордон, совершенно расстроенный, прошел в бар и заказал еще пива.




Когда Таня постучала в дверь комнаты Диллона, он открыл почти сразу. Она быстро вошла.

— Вы выглядите очень довольной, — сказал он.

— У меня есть на это основания.

Диллон закурил сигарету.

— Ну расскажите.

— Во-первых, я разговаривала со своим «кротом» из Группы Четыре. Фергюсон только что виделся с премьер-министром. Они считают, что вы здесь. Извещены все спецслужбы. Броснан и капитан Таннер летят из Парижа. Броснан согласился на сотрудничество.

— А Фергюсон?

— Премьер-министр сказал, чтобы в печати ничего не было. Велел ему принять все меры, чтобы достать вас.

— Приятно, когда в тебе нуждаются.

— Во-вторых, — она открыла сумочку и достала книжечку, похожую на паспорт. — Права на управление самолетом, выданные департаментом гражданской авиации на имя Питера Хилтона.

— Это здорово, — сказал Диллон и взял у нее права.

— Да. Мастер сделал все по высшему разряду. Я передала ему все ваши требования. Он сказал, что это будут коммерческие права. Очевидно, вы имеете право быть инструктором.

Диллон проверил фотографию и внимательно посмотрел все страницы.

— Прекрасно. Лучше и быть не могло.

— И это еще не все, — продолжила Таня. — Вы хотели знать, где находится Даниель Морис Фахи?

— Вы нашли его?

— Да, но он живет не в Лондоне. Я принесла дорожную карту. — Она развернула ее. — У него ферма вот здесь, в местечке под названием Кадж-Энд, в Сассексе. Это в двадцати пяти-тридцати милях от Лондона. Вы едете по дороге через Доркинг до Хоршама, потом прямо на природу.

— Откуда вам все это известно?

— Оперативному сотруднику, которому я дала поручение, удалось напасть на его след вчера после обеда. Но он долго осматривал место, сидел в трактире в ближайшей деревне, чтобы расспросить жителей, и задержался. Он попал в Лондон только после полуночи. Так что я получила сведения лишь сегодня утром.

— Ну и что?

— Он рассказал, что ферма стоит в стороне от дороги, рядом речка Арун. Местность болотистая. Деревня называется Доксли. Ферма расположена в миле на юг от нее. Там есть указатель с названием.

— Ваш сотрудник просто молодец.

— Он еще молодой и хочет продемонстрировать усердие. Он узнал из разговоров в трактире, что у Фахи несколько овец, он чинит сельскохозяйственные машины.

Диллон утвердительно кивнул.

— Это разумно.

— Есть одна деталь, довольно неожиданная. С ним живет девушка, кажется, его внучатая племянница. Мой человек видел ее.

— И что он сказал?

— Что она заходила в трактир за пивом. Ей около двадцати, ее имя Анжела, Анжела Фахи. По его словам, она выглядит как крестьянка.

— Превосходно. — Он поднялся и потянулся за своим пиджаком. — Я должен поехать туда немедленно. У вас есть машина?

— Есть, но только малолитражка. Легче парковаться в Лондоне.

— Это неважно. Вы сказали, до фермы не больше тридцати миль. Могу я взять ее?

— Конечно. Она в гараже, в конце улицы. Я покажу вам.

Он надел плащ, открыл портфель, достал вальтер, вставил обойму и положил пистолет в левый карман. Глушитель он положил в правый.

— На всякий случай, — сказал он, и они вышли.

Машина оказалась хорошего качества — «мини-купер» черного цвета с золотой отделкой.

— Прекрасно, — сказал Диллон. — Я поехал.

Он сел за руль, и Таня спросила:

— Почему так важен этот Фахи?

— Он механик, мастер на все руки, гениальный мастер по изготовлению бомб, уже несколько лет назад залег на дно. Он помогал мне, когда я работал здесь в восемьдесят первом, хорошо помогал. К тому же он двоюродный брат моего отца. Я знаю его с детства. Между прочим, вы ничего не сказали мне о деньгах.

— Я должна получить их сегодня вечером, в шесть часов. Все очень таинственно! «Мерседес» остановится на углу Бранкастер-стрит и Таун-Драйв. Это недалеко отсюда. Я должна сказать: «Холодно, даже для этого времени года», — и водитель передаст мне портфель.

— Господи помилуй! Он, должно быть, слишком часто смотрит телевизор, — сказал Диллон и со словами: «Я свяжусь с вами» — отъехал.




С Даунинг-стрит Фергюсон отправился в свой кабинет в министерстве обороны, чтобы дополнить новыми данными свое досье по Диллону и расчистить свой стол от поступивших бумаг. Как правило, Фергюсон предпочитал работать дома. Поэтому он вернулся на площадь Кавендиш, сказал Киму, чтобы тот приготовил ему яичницу с беконом, и стал просматривать «Таймс». В это время раздался звонок в дверь, и Ким впустил Мэри Таннер и Броснана.

— Мой дорогой Мартин! — Фергюсон встал и пожал ему руку. — Итак, мы снова вместе.

— Кажется, так, — ответил Броснан.

— Как похороны? — поинтересовался Фергюсон.

— Похороны как похороны, — резко сказал Броснан и закурил сигарету. — Как дела? Что происходит?

— Я снова был у премьер-министра. Не должно быть никаких сообщений в прессе.

— Тут я с ним согласен. Это бесполезно.

— Были поставлены в известность все соответствующие спецслужбы, включая, конечно, Специальное отделение. Они сделают все, что в их силах.

— Я на это не очень рассчитываю, — отмахнулся Броснан.

— Кстати, — вступила в разговор Мэри. — Мы знаем, что он угрожал премьер-министру, но понятия не имеем, что конкретно он намерен сделать и когда. Мы должны быть готовы к тому, что он может что-то предпринять даже сегодня вечером.

Броснан покачал головой:

— Нет, я думаю, что сегодня ничего не произойдет. Такие вещи требуют времени. Я знаю.

— С чего вы собираетесь начать? — спросил Фергюсон.

— С моего старого приятеля Харри Флада. Когда Диллон был здесь в восемьдесят первом, он, вероятно, использовал свои связи в уголовном мире, чтобы добыть все необходимое. Харри, может быть, удастся раскопать что-нибудь.

— А если нет?

— Тогда я позаимствую ваш «леар», слетаю в Дублин и поговорю с Лиамом Девлином.

— А… да… — произнес Фергюсон. — На кого из них больше надежды?

— Когда Диллон отправился в Лондон в тысяча девятьсот восемьдесят первом, он сделал это по чьему-то приказу. Если Девлину удастся узнать, кто заказывал музыку, мы получим нить, которая приведет нас куда-нибудь.

— Логично. Вы встретитесь с Фладом сегодня вечером?

— Надеюсь.

— Где вы остановились?

— У меня, — сказала Мэри.

— На площади Лоундес? — У Фергюсона поползли вверх брови. — Правда?

— Послушайте, бригадир, не будьте старым папочкой-эгоистом. У меня, если вы помните, четыре спальни с ванной. Профессор Броснан получит одну, запирающуюся изнутри.

Броснан рассмеялся:

— Ладно, пойдемте отсюда. Увидимся позже, бригадир.

Они воспользовались машиной Фергюсона. Мэри опустила стекло, отделяющее их от водителя, и сказала:

— Вы не думаете, что следует позвонить вашему приятелю?

— Вероятно, вы правы. Мне нужно уточнить номер телефона.

Она достала блокнот из сумочки.

— У меня он записан. Его нет в телефонном справочнике. Итак… Кейбл Варф. Это в Ваппинге.

— Очень удобно.

— А вот и номер телефона. — Мэри передала ему трубку.

— Вам нравится отдавать приказы, — заметил он и набрал номер.

Ответил Мордекай Флетчер. Броснан сказал:

— Харри Флада, пожалуйста.

— Кто его просит?

— Мартин Броснан.

— Профессор?! Это Мордекай. Мы ничего не слышали о вас… сколько?.. три или четыре года… Боже, как он обрадуется!

Через секунду в трубке загрохотал голос:

— Мартин?

— Харри?

— Не могу поверить, ты что, вернулся из прошлого, чтобы преследовать меня, подонок?




VIII


Поездка Диллона из Лондона не заняла много времени. Хотя поля, придорожные кусты и деревья были слегка припорошены снегом, дорога была абсолютно сухая, а машин было не очень много. Он доехал до Доркинга за полчаса, миновал его и быстро добрался до Хоршама. Проехав еще пять миль, он остановился у заправочной станции.

Пока механик заливал бензин в бак его машины, Диллон достал свою карту.

— Вы знаете местечко по названию Доксли?

— Через полмили дальше по дороге справа будет указатель «Гримторп». Это аэродром, не доезжая до которого, вы увидите другую табличку — с надписью «Доксли».

— Так это недалеко отсюда?

— Может быть, три мили, но это ужасная дыра. — Механик усмехнулся, взяв у Диллона деньги. — Там не на что смотреть, мистер.

— Хотел просто посмотреть. Приятель сказал мне, что там сдается домик на уик-энд.

— Странно, я ничего не слышал об этом.

Диллон уехал. Через несколько минут он добрался до указателя на аэродром, свернул на узкую дорогу и увидел табличку с надписью «Доксли». Дорога стала еще уже. По обе стороны была высокая насыпь, закрывавшая боковой обзор. Так продолжалось до тех пор, пока машина не поднялась на вершину небольшого холма. Диллон увидел перед собой пустынную местность, слегка припорошенную снегом. Кое-где росли деревья, дальше шли огороженные поля и болото, спускавшиеся к реке. Примерно в миле от реки Диллон заметил около дюжины домов под красными черепичными крышами и маленькую церквушку. По всей вероятности, это и была деревня Доксли. Диллон начал спускаться, съехал в долину, где росли деревья, и заметил ворота, сделанные из пяти жердей. Они были распахнуты, а на заборе висела потемневшая от времени доска с надписью: «Ферма Кадж-Энд».

Дорога пролегала между деревьев, она привела его прямо к ферме. Несколько кур бродили по двору. Дом и два больших сарая (или хлева) составляли хутор. Все выглядело очень запущенным, как если бы рука человека годами ни к чему не притрагивалась. Но Диллону было известно, что многие сельские жители предпочитают жить именно так. Он вышел из машины, подошел к двери, постучал, потом попробовал открыть. Она была заперта. Он повернулся и направился в ближайший сарай. Его деревянные двери были открыты. Внутри стояли фургон фирмы «Моррис» и «форд» на кирпичах вместо колес. Кругом лежали сельскохозяйственные орудия.

Диллон достал сигарету. Когда он собрался прикурить, прикрыв огонек ладонями, за его спиной раздался голос:

— Кто вы? Что вам здесь нужно?

Он обернулся и увидел девушку, стоявшую в дверях. На ней были мешковатые штаны, заправленные в резиновые сапоги, толстый свитер под старой теплой курткой и плоский вязаный берет, какие носят в рыбацких поселках на западном побережье Ирландии. В руке у нее был двуствольный обрез. Как только он шагнул к ней, она взвела курок.

— Оставайтесь на месте! — У нее был сильный ирландский акцент.

— Вы, должно быть, Анжела Фахи? — сказал он.

— Да, Анжела, ну и что из того?

Танин оперативник был прав: она действительно выглядела как молодая крестьянка — с широкими скулами, вздернутым носом и какой-то свирепостью на лице.

— Вы действительно выстрелите из этой штуковины?

— Если вы меня вынудите.

— Жаль, я просто хотел повидать двоюродного брата моего отца, Данни Фахи.

Девушка нахмурилась:

— А вы-то сами кто, черт возьми?

— Меня зовут Диллон, Син Диллон.

Она хрипло рассмеялась:

— Это грязная ложь. Вы даже не ирландец. Син Диллон умер, все это знают.

Диллон произнес с характерным для жителя Белфаста акцентом:

— Украсть биографию великого человека, дорогая! Все, что я могу сказать, — слухи о моей смерти здорово преувеличены.

Она опустила ружье.

— Святая Мария! Вы — Син Диллон?

— Собственной персоной. Внешность может быть обманчивой.

— О Боже! — сказала она. — Дядя Данни говорит о вас все время, но мне всегда казалось, что в этих историях нет ничего реального. И вот вы здесь.

— Где он?

— Отремонтировал машину хозяина трактира и час назад уехал, чтобы отогнать ее. Сказал, что обратно придет пешком. Я не удивлюсь, если он останется там выпить.

— В это время дня? Разве трактир не закрыт до вечера?

— Это по закону, господин Диллон, но не в Доксли. Они никогда не закрываются.

— Тогда поехали за ним.

Девушка положила обрез на лавку, забралась в машину и уселась рядом с ним. Когда они тронулись, Диллон спросил:

— Что вы можете рассказать о себе?

— Я выросла на ферме, в Галвее. Моим отцом был Майкл, племянник Данни. Он умер шесть лет назад, когда мне было четырнадцать. Через год моя мать снова вышла замуж.

— Дай я сам расскажу, — перебил Диллон. — Вы не сошлись характерами с отчимом?

— Что-то вроде этого. Дядя Данни приезжал на похороны моего отца. Там я его и увидела, и он мне понравился. Когда стало очень тяжело, я ушла из дому и приехала сюда. Он очень обрадовался, написал моей матери, и она согласилась, чтобы я осталась здесь. Была рада избавиться от меня.

В ее словах не было никакой жалости к себе, и Диллон почувствовал к ней нежность.

— Говорят, худа без добра не бывает.

— Я подумала и сообразила, — обратилась она к Диллону. — Если вы двоюродный брат Данни, а я его внучатая племянница, тогда мы кровные родственники, разве не так?

Диллон рассмеялся:

— В какой-то степени.

Казалось, она пришла в восторг. Откинувшись на сиденье, она прошептала:

— Я, Анжела Фахи, родственница величайшего солдата ИРА.

— Есть люди, которые не согласятся с такой оценкой, — сказал Диллон, когда они доехали до деревни и он остановил машину возле трактира.

У деревни был запущенный вид: не больше пятнадцати пришедших в упадок домов, нормандская церковь с башней и большое кладбище. Трактир назывался «Зеленый человек», и даже Диллону пришлось нагнуться, чтобы войти. Потолок был очень низкий, с балками. Пол был сделан из тяжелых каменных плит, истертых годами. Стены выкрашены в белый цвет. Человеку в рубашке с короткими рукавами, стоявшему за стойкой бара, было не меньше восьмидесяти. Он поднял голову, и Анжела спросила:

— Он здесь, господин Дальтон?

— У камина, пьет пиво, — откликнулся старик.

В широком очаге, сложенном из камня, горел огонь. Перед ним стоял стол и деревянная скамья. За столом сидел Данни Фахи и читал газету. Перед ним стоял стакан. Это был человек лет шестидесяти пяти, с неопрятной седеющей бородой, в матерчатой кепке и старом твидовом костюме.

— Я привела человека, который хочет тебя видеть, дядя Данни, — обратилась к нему Анжела.

Он взглянул сначала на нее, потом на Диллона с удивлением на лице:

— Что я могу сделать для вас, сэр?

Диллон снял очки.

— Да благословит Бог всех нас, — произнес он с белфастским акцентом, — и особенно тебя, старый подонок.

Фахи побледнел, как мертвец, потрясение было слишком сильным.

— Господи помилуй! Это ты, Син, а я думал, что ты давно сыграл в ящик!

— Как видишь, нет, я здесь, перед тобой. — Диллон достал из бумажника пятифунтовую банкноту и передал ее Анжеле: — Пару виски, предпочтительно ирландского.

Она вернулась к бару. Диллон повернулся. У Данни Фахи были на глазах слезы. Он крепко обнял Диллона.

— Боже мой, Син! Я не могу выразить, как я рад тебя видеть!




Гостиная в доме Фахи была неопрятной и захламленной, со старой мебелью. Диллон сидел на диване, а Фахи растапливал камин. Анжела на кухне готовила еду. Кухня была без дверей, и Диллон видел, как она там суетится.

— Как тебе жилось, Син? — Фахи набил трубку и закурил ее. — Десять лет прошло с тех пор, как ты куролесил в Лондоне. Да, парень, ты заставил британцев призадуматься.

— Я не смог бы это сделать без тебя, Данни.

— Прекрасные деньки! А что случилось потом?

— Европа, Ближний Восток. Я все время был в движении. Много работал для ООП. Даже научился летать.

— Действительно?

Вошла Анжела и поставила на стол тарелки с яичницей, поджаренной с беконом.

— Ешьте, пока не остыло. — Она вернулась с подносом, на котором стояли чайник, молоко, три кружки и тарелка с хлебом и маслом. — Простите, что нет ничего более существенного, но мы не ждали гостей.

— Для меня и это хорошо, — сказал ей Диллон и начал жадно есть.

— Теперь, Син, ты здесь и одет как английский джентльмен. — Фахи повернулся к Анжеле: — Разве я тебе не говорил, что за актер этот человек? Все эти годы до него не смогли дотронуться даже пальцем, ни разу.

Она энергично закивала головой, радостно глядя на Диллона. От возбуждения она изменилась в лице:

— Вы теперь в деле, господин Диллон, я имею в виду ИРА?

— Скорее в аду наступят прохладные дни, чем я стану работать на эту шайку старперов, — заявил Диллон.

— Но ведь ты над чем-то мозгуешь сейчас, Син? — сказал Фахи. — Я вижу. Давай выкладывай.

Диллон закурил сигарету.

— Что, если я скажу тебе, что работаю на арабов, Данни, на самого Саддама Хусейна?

— Господи, Син, почему бы и нет? Ну, и что он хочет чтобы ты сделал?

— Он жаждет сейчас нанести удар. Что-нибудь из ряда вон выходящее. Америка слишком далеко. Остаются британцы.

— Ничего не может быть лучше, — глаза Фахи заблестели.

— На днях Тэтчер приезжала во Францию для встречи с Миттераном. Я собирался нанести удар на пути к аэродрому. Прекрасно все было подготовлено — тихая проселочная дорога и все такое, но тот, кому я доверился, выдал меня.

— А разве это не всегда так? — буркнул Фахи. — Так что теперь ты ищешь другую мишень? Кто, Син?

— Я думаю о Джоне Мейджоре.

— Новом премьер-министре? — спросила Анжела с трепетом. — Вы не осмелитесь.

— Конечно, осмелится! Почему бы и нет? Ребята почти достали все это проклятое британское правительство в Брайтоне, — ответил ей Фахи. — Продолжай, Син. В чем твой план?

— У меня его нет, Данни, вот в чем дело. Но за это столько заплатят, что ты и представить себе не можешь.

— Это тоже довод в пользу того, чтобы добиться успеха. Так что, ты пришел к дяде Данни за помощью? — Фахи подошел к буфету и вернулся с бутылкой виски «Бушмиллз» и двумя стаканами. Наполнив их, он обратился к Диллону: — Есть у тебя какая-нибудь идея?

— Нет еще, Данни. Ты все еще работаешь для ИРА?

— Я в глубоком подполье. Это был приказ из Белфаста, причем так много лет тому назад, что я уже забыл когда. С тех пор — ни одного известия. Мне все надоело до чертиков, и я поселился здесь. Меня это устраивает: природа, здешние люди… Они никуда не лезут. Я устроился неплохо, занимаюсь ремонтом сельскохозяйственных машин и ухаживаю за овцами. Мы счастливы здесь, Анжела и я.

— И тебе до чертиков скучно. Кстати, ты помнишь Мартина Броснана?

— Да, конечно. Вы были врагами.

— Недавно я столкнулся с ним в Париже. Вероятно, он объявится в Лондоне, чтобы найти меня. Он будет работать на британские спецслужбы.

— Ублюдок! — Фахи нахмурился и набил табаком свою трубку. — Кажется, я слышал забавную историю о том, как несколько лет назад Броснан пробрался в дом десять по Даунинг-стрит под видом официанта и никак это не использовал?

— Я тоже слышал эту историю. Сказки! Сегодня никто не проникнет туда ни под видом официанта, ни каким-то еще образом. Ты знаешь, они заблокировали всю улицу. Дом превращен в крепость. Туда пути нет, Данни.

— Всегда найдется путь, Син. Я читал на днях в журнале, как большая группа из французского Сопротивления сидела в гестапо. Их камеры находились на первом этаже, а гестаповцы располагались на втором. Маленький самолет Королевских военно-воздушных сил «москито» подлетел к зданию на высоте пятидесяти футов и сбросил бомбу, которая отскочила от мостовой и влетела через окно второго этажа, убив всех проклятых гестаповцев. Маки, находившиеся на первом этаже, сумели освободиться и убежать.

— Какого черта ты мне рассказываешь все это? — спросил Диллон.

— Я хочу сказать, что я очень верю в бомбы и в баллистику. Ты можешь заставить бомбу лететь куда угодно, если знаешь свое дело.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовался Диллон.

— Пойдем: покажи ему, дядя Данни, — попросила Анжела.

— Что показать?

Данни встал, вновь раскурил трубку.

— Ладно, пошли. — Он повернулся и пошел к двери.

Фахи открыл дверь второго сарая и вошел внутрь. За ним последовал Диллон. Помещение было огромным, дубовые балки поддерживали круто поднимающуюся вверх крышу. На сеновал вела лестница. Кругом лежали детали сельскохозяйственных машин. Тут же стоял сравнительно новый «лендровер» и старый мотоцикл «БСА-500сс» в прекрасном состоянии.

— Какая красота! — не удержался Диллон, испытав настоящее восхищение.

— Купил его подержанным в прошлом году, думал обновить и заработать на этом, но он меня покорил, и я не расстанусь с ним. Он не хуже «БМВ».

В самом темном углу стояла еще одна машина. Фахи включил свет, и перед ними возник белый фургон «форд-транзит».

— Ну, — сказал Диллон. — А где же это «особенное»?

— Подождите, господин Диллон, — сказала ему Анжела. — Это действительно кое-что особенное.

— Не то, что ты видишь, — добавил Фахи.

Его лицо выражало крайнее возбуждение, даже гордость, когда он открыл дверцу. За ней находилось сооружение из трех металлических труб, прикрепленных к полу болтами и поднимающихся под углом к крыше.

— Мортиры, Син, совершенно такие же, как парни использовали в Ольстере.

— Ты хочешь сказать, что эта штука работает?

— Нет, черт возьми. У меня нет взрывчатки. Она будет действовать — это все, что я могу сказать.

— Объясни мне.

— Я приварил к полу стальную платформу, чтобы уменьшить отдачу, и приварил трубы друг к другу. Эти стандартные металлические детали можно приобрести где угодно. Электрические часовые механизмы можно купить в любом магазине «Сделай сам».

— Как она действует?

— Когда ее включишь, останется еще минута, чтобы выскочить из фургона и убежать. Крыша вырезана. Это просто полиэтиленовая пленка, закрывающая дыру. Ты видишь, я покрасил ее в тот же цвет, что и фургон. Таким образом получился свободный проход для мортир. Я еще сделал дополнительное маленькое устройство, соединенное с часовым механизмом, которое разрушит сам фургон после выстрела.

— А где эти мортиры?

— Здесь. — Фахи подвел его к верстаку. — Стандартные баллоны для кислорода.

На верстаке лежало несколько баллонов, их днища были вырезаны.

— Что для них нужно? Семтекс?[7 - Пластиковая взрывчатка, изобретенная и изготовляемая в Чехо-Словакии. Пользовалась большой популярностью у террористов всех стран. — Прим. перев.] — спросил Диллон.

— Думаю, примерно двенадцать фунтов на каждый баллон будет достаточно, но его нелегко достать здесь.

Диллон закурил и обошел вокруг фургона. Его лицо было совершенно спокойным.

— Ты непослушный мальчик, Данни. Движение велело тебе оставаться в глубоком подполье.

— Я уже говорил тебе. Сколько лет прошло с тех пор? — запротестовал Фахи. — Человек может свихнуться.

— Так что ты нашел себе занятие?

— Это было нетрудно, Син. Ты знаешь, что я работал несколько лет в легком машиностроении.

Диллон стоял, глядя на фургон. Анжела спросила его:

— О чем вы думаете?

— Я думаю, что он проделал хорошую работу.

— Не хуже всего того, что они делали в Ольстере, — добавил Фахи.

— Может быть. Но они не были очень точными.

— Они сработали как в сказке при нападении на полицейский участок в Ньюири шесть лет тому назад. Погибли девять полицейских.

— А во всех других случаях? Они не могли разрушить даже дверь амбара. Кто-то из ребят подорвался одной из этих штук в Портдауне. Небольшая неточность — и промах.

— Я сделаю не так. Можно наметить цель по крупномасштабной карте, заранее осмотреть район, установить там фургон, и все будет в порядке. Знаешь, я думаю, что приваренные к кислородным баллонам крылышки, что-то вроде поплавков, сделают их более устойчивыми в полете. Хороший большой поворот в воздухе, потом снижение — и целый мир полетит к чертям. Не помогут никакие службы безопасности. Я думаю, что вряд ли ворота пригодятся, если они перелетят их?

— Вы говорите о Даунинг-стрит? — спросил Диллон.

— А почему бы и нет?

— Они собираются каждое утро в десять часов в зале заседаний кабинета министров. Так называемый «военный кабинет». Вы достанете не только премьер-министра, но практически все правительство.

Фахи перекрестился.

— Святая Богородица! Это был бы шанс всей моей жизни.

— О тебе, Данни, сложили бы песни. Эти песни о Данни Фахи распевали бы в барах по всей Ирландии даже через пятьдесят лет.

Фахи ударил сжатым кулаком по ладони:

— Пустые слова, Син. Они ничего не стоят без семтекса, а его невозможно здесь достать.

— Не будь так уверен в этом, Данни. Должен быть источник. Теперь пойдем выпьем виски и попробуем разобраться с этим делом.

Фахи развернул на столе крупномасштабную карту Лондона и стал рассматривать ее через лупу.

— Вот, это надо делать отсюда, — сказал он. — Авеню Хорс-Гардз, идет от набережной Виктории, мимо министерства обороны.

— Да, — кивнул головой Диллон. — Мы оставим наш «форд» на углу. Я заранее разведаю местность, чтобы определить траекторию полета. И тогда мортиры с взрывчаткой пролетят над этими крышами по большой дуге и упадут на дом десять по Даунинг-стрит! — Он положил карандаш рядом с линейкой. — Хотел бы я видеть, как все это произойдет.

— Я тоже, — произнес Фахи.

— А сработает все это, господин Диллон? — спросила Анжела.

— О да! Я думаю, это действительно может сработать. Десять часов утра, взрыв — и весь паршивый кабинет уничтожен. — Он начал смеяться. — Это великолепно, Данни, великолепно. — Он схватил Фахи за руку. — Ты пойдешь со мной?

— Конечно!

— Прекрасно! Большие, очень большие деньги, Данни. Я обеспечу твою старость. Роскошная жизнь. Испания, Греция — любое место, куда ты захочешь поехать. — Фахи свернул карту, а Диллон продолжил: — Я остаюсь на ночь. Мы поедем в Лондон завтра и все осмотрим. — Он улыбнулся и закурил. — Это здорово, Данни. Просто замечательно. Расскажи мне теперь об этом аэродроме возле Гримторпа.

— Просто заброшенное место. Всего в трех милях отсюда. Для чего тебе нужен этот Гримторп?

— Я тебе говорил, что научился водить самолеты на Ближнем Востоке. Прекрасный способ быстро смотаться. А теперь скажи, в каком состоянии находится это место.

— Это давняя история. Там был летный клуб в тридцатые годы. Затем Королевские вооруженные силы использовали его как заправочную станцию во время битвы за Британию. Они построили три ангара. Несколько лет тому назад кто-то попытался восстановить там клуб. Есть заасфальтированная взлетная полоса. Но дело провалилось. Три года назад там появился один парень — Билл Грант. У него два самолета. Это все, что я знаю. Его фирма называется «Воздушное такси Гранта». Недавно я слышал, что дела идут неважно. От него ушли два механика, так как клиентов было мало. — Он улыбнулся. — У нас депрессия, Син, и она затрагивает даже богатых.

— Грант живет там?

— Да, — ответила Анжела. — У него была приятельница, но она уехала.

— Я думаю, мне стоит увидеться с ним, — сказал Диллон. — Может быть, ты проводишь меня, Анжела?

— Конечно.

— Хорошо. Но вначале мне надо позвонить.

Он позвонил Тане Новиковой на квартиру. Она ответила сразу.

— Это я, — сказал Диллон.

— Все прошло хорошо?

— Удивительно. Я расскажу вам завтра. Вы достали деньги?

— Да, все в порядке.

— Хорошо. Я буду в гостинице в полдень. Остаюсь на ночь здесь. Пока. — Он положил трубку.




Броснан и Мэри Таннер поднялись в грузовом лифте вместе с Чарли Солтером. Мордекай ждал их. Он потряс руку Броснана:

— Рад видеть вас, профессор, очень рад. Харри сидел как на углях, поджидал вас.

— Мэри Таннер, — представил Броснан. — Тебе следует быть любезным с ней. Она армейский капитан.

— Очень рад, мисс. — Мордекай пожал Мэри руку. — Я проходил службу в гренадерском полку, но сумел дослужиться только до ефрейтора.

Он провел их в гостиную. Харри Флад сидел за столом, просматривая какие-то счета. Он поднял глаза и тут же вскочил на ноги.

— Мартин! — Он выбежал из-за стола и обнял Броснана, засмеявшись от удовольствия.

Броснан сказал:

— Мэри Таннер, армия, Харри, прекрасный стрелок, так что будь осторожен. Я работаю на бригадира Чарльза Фергюсона из британской разведки, а она его помощник.

— Тогда я буду держать себя в руках. — Флад поздоровался с ней за руку. — Теперь идите сюда и давайте выпьем, а Мартин расскажет мне, что все это значит.

Они уселись на диван в углу кабинета, и Броснан выложил ему все до мельчайших деталей. Мордекай стоял, прислонившись к стене, и слушал с совершенно невозмутимым видом.

Когда Броснан закончил, Флад спросил:

— И чего же ты хочешь от меня, Мартин?

— Он всегда использует уголовный мир, Харри. Там он находит все, что ему требуется. Не только физическую силу, но и взрывчатку, оружие. Он поступит так же и на этот раз. Я уверен в этом.

— И ты хочешь узнать, к кому он обратится?

— Точно.

Флад посмотрел на Мордекая:

— Что ты думаешь?

— Я не знаю, Харри. Я хочу сказать, что есть много законных торговцев оружием, но вам нужен тот, кто захотел бы снабжать оружием ИРА.

— Есть такой на примете?

— Нет, не думаю, сэр. Я полагаю, что большинство настоящих прохвостов в восточной части Лондона без ума от Мэгги Тэтчер и носят трусы с изображением британского флага. Они не захотят, чтобы ирландские старикашки бросали бомбы в парней из Харроу. Конечно, мы можем навести справки.

— Сделай это, — сказал Флад. — Закинь удочку сейчас же, но осторожно.

Мордекай вышел, а Харри Флад потянулся за бутылкой шампанского.

— Ты еще пьешь? — спросил Броснан.

— Нет, старина, но почему бы тебе не выпить? Ты можешь выложить мне все, что произошло за последние годы, а потом мы отправимся в «Эмбесси», один из моих лучших клубов, и поедим.




Примерно в то же время Син Диллон и Анжела Фахи ехали по темной проселочной дороге из «Кадж-Энд» в Гримторп. Свет фар выхватывал из темноты снежок и лед на растущих по обочинам кустарниках и деревьях.

— Красиво, правда? — сказала Анжела.

— Думаю, да.

— Мне нравится здесь… природа, ну и все остальное. Мне нравится дядя Данни. Он действительно хорошо ко мне относится.

— Это понятно. Ты выросла на природе, где-то там в Галвейе.

— Там было не так. Скудная земля. Надо было здорово потрудиться, чтобы заработать на жизнь, и это отражалось на людях, например, на моей матери. Все было так, как если бы была война, и люди проиграли ее, и нет ничего впереди, на что можно было бы надеяться.

— У тебя здорово подвешен язык, малышка, — сказал ей Диллон.

— Моя учительница английского говорила то же самое. Она сказала, что если я поработаю как следует и буду учиться, то смогу найти любую работу.

— Это, должно быть, приятно слышать.

— Но это не принесло мне ничего хорошего. Мой отчим видел во мне батрачку для фермы. Вот почему я ушла оттуда.

Фары высветили указатель с надписью «Аэропорт Гримторп». Краска с нее осыпалась. Диллон свернул узкую асфальтовую разбитую дорогу. Очень скоро они подъехали к аэродрому. Там стояли три ангара, старая контрольная башня, пара домиков из гофрированного металла. В окне одного из них горел свет. Диллон поставил свою машину рядом с джипом, припаркованным возле домика. Когда они вышли из машины, дверь открылась и на пороге показался мужчина.

— Кто там?

— Это я, господин Грант, Анжела Фахи. Я привезла человека, который хотел бы поговорить с вами.

Грант, как и большинство летчиков, был небольшого роста, жилистый. На вид ему было лет сорок пять. Одет он был в джинсы и старую летную куртку типа тех, которые носили летчики американских самолетов во вторую мировую войну.

— Тогда заходите.

Внутри домика было тепло от печи, отапливаемой углем. Ее труба выходила прямо через крышу. Грант, очевидно, использовал этот домик как жилое помещение. На столе стояли остатки ужина. Возле печки стояло старое мягкое кресло, сидя в котором можно было смотреть телевизор, находившийся в углу. Под окнами с другой стороны находился длинный стол с наклонной крышкой, на нем лежало несколько карт.

— Это друг моего дяди, — сказала Анжела.

— Хилтон, — назвал себя Диллон. — Питер Хилтон.

Грант протянул руку, поглядывая на него настороженно:

— Билл Грант. Я не должен вам деньги, надеюсь?

— Насколько я знаю, нет. — Диллон снова изображал простака.

— Это приятно меняет дело. Чем могу служить?

— Мне понадобится самолет через несколько дней. Хотел только узнать, сможете ли вы сделать это для меня, прежде чем обратиться в другое место?

— Ну, это зависит…

— От чего? Если у вас есть самолет, я возьму его.

— У меня их два. Единственная проблема состоит в том, как долго банк позволит мне сохранять их. Вы хотите посмотреть?

— Почему бы нет?

Они вышли и прошли в конец ангара. Грант открыл маленькую дверку, и они вошли внутрь. Он подошел к стене, нашел выключатель и зажег свет. Перед ними стояли два самолета, оба двухмоторные.

Диллон подошел к ближайшему и сказал:

— Я знаю эту крошку, это «чессна-конкест». А другой?

— «Навайо-чифтейн».

— Если дела обстоят так неважно, как вы сказали, то с топливом?..

— Я всегда держу свои самолеты заправленными, господин Хилтон, баки всегда полны. Я слишком опытен, чтобы поступать иначе. Никогда заранее не знаешь, когда может подвернуться работа. — Он печально улыбнулся. — Я буду откровенен. При теперешней депрессии не так много желающих нанимать самолет. Куда вы хотите, чтобы я отвез вас?

— Видите ли, я думал на днях прокатиться сам. Не знаю только, когда именно.

— У вас есть права? — Грант посмотрел на него с подозрением.

— О да! Полные. — Диллон достал летные права.

Грант быстро просмотрел их и вернул ему.

— Вы можете управлять любым из этих двух, но я предпочел бы вести сам, просто чтобы быть уверенным, что все будет в порядке.

— Это не проблема, — заявил спокойно Диллон. — Я хотел полететь на запад. Корнуолл. Там в Ландс-Энд есть аэродром.

— Я его хорошо знаю. Взлетная полоса травяная.

— Там поблизости живут мои друзья. Вероятно, я захочу остаться там на ночь.

— Это меня устраивает. — Грант выключил свет, и они вернулись в домик. — В какой области вы работаете, господин Хилтон?

— Финансы, бухгалтерские дела и тому подобное.

— Вы примерно знаете, когда захотите полететь? Должен сказать, что аренда будет дорогой. Примерно две тысячи пятьсот фунтов. С полдюжиной пассажиров это не так уж дорого, но для одного…

— Меня это устраивает, — сказал Диллон.

— Кроме того, у меня будут расходы на гостиницу и всякое такое…

— Не беспокойтесь. — Диллон достал из бумажника десять банкнот по пятьдесят фунтов и положил их на стол. — Здесь пятьсот как задаток. Я арендую самолет в ближайшие четыре-пять дней. Я позвоню вам сюда и дам знать о времени и дне.

Лицо Гранта просветлело, когда он собирал со стола деньги.

— Прекрасно. Могу я предложить вам кофе или, может быть, хотите выпить?

— С удовольствием, — ответил Диллон.

Грант пошел в кухню, располагавшуюся в дальнем конце домика. Они слышали, как он наливает чайник. Диллон приложил палец к губам, подмигнул Анжеле и подошел к картам, лежавшим на столе. Он быстро перебрал их, нашел карту пролива Ла-Манш и французского побережья. Анжела стояла рядом, следя, как он ведет пальцем по побережью Нормандии. Он нашел Шербур и стал продвигаться на юг. Вот и Сен-Дени, и посадочная полоса указана. Диллон сложил карту и положил всю пачку на прежнее место. Грант наблюдал за ними из кухни через открытую дверь. Когда чайник вскипел, он быстро сделал кофе в трех кружках и принес их в комнату.

— Погода не причиняет вам больших неприятностей? — спросил Диллон. — Снег?

— Пока нет, но, если снег вдруг покроет землю, будет хуже, — ответил Грант. — Это может затруднить посадку на травяной полосе к Ландс-Энд.

— Будем надеяться на лучшее. — Диллон поставил на стол кружку. — Нам, пожалуй, пора возвращаться.

Грант пошел проводить их до двери. Они сели в свою машину и уехали. Он помахал им рукой, закрыл дверь, подошел к столу и взял карты. Он был уверен, что Диллон смотрел третью или четвертую карту сверху. «Общий район пролива и французское побережье».

Он нахмурил брови и тихо произнес:

— Интересно, во что это вы играете, мистер?




Когда Диллон и Анжела ехали обратно по темной дороге, она спросила его:

— Вы ведь не в Ландс-Энд, а в Сен-Дени, в Нормандию, хотите лететь?..

— Это наш секрет, — ответил он и прикрыл левой рукой ее ладони, держа руль правой. — Могу я попросить тебя об одной вещи?

— О чем угодно, господин Диллон.

— Давай сохраним это в секрете, ненадолго. Я не хочу, чтобы Данни беспокоился. Ты водишь машину, ведь так?

— Конечно, вожу. Я сама отвожу овец на рынок в фургоне.

— Скажи, хотела бы ты завтра утром поехать в Лондон со мной и Данни?

— Очень, правда!

— Хорошо. Значит, решено.

Дальше они ехали молча, и ее глаза блестели в темноте.




IX


Утро следующего дня выдалось холодным и свежим — настоящий зимний день. Но дорога была чистой, когда они выехали в Лондон. Анжела и Данни Фахи ехали следом за Диллоном в фургоне. Девушка сидела за рулем. Она вела машину очень умело. Син все время видел их в зеркале. Фургон висел у него на хвосте до самого Лондона. Когда Диллон остановился на обочине Бейсуотер-Роуд, у него в уме созрел почти весь план операции. Он вышел из «мини-купера» и открыл двери Таниного гаража. Анжела и Данни остановились рядом.

— Въезжайте в гараж, — сказал он. Анжела так и сделала. Когда они вышли, Диллон закрыл двери и сказал: — Запомните эту улицу и гараж. На всякий случай, если потеряете меня. Понятно?

— Не волнуйтесь, господин Диллон, конечно, я запомню, — успокоила его Анжела.

— Хорошо. Это очень важно. А теперь садитесь в «мини». Мы немного покатаемся.




Харри Флад сидел за столом в своей квартире на Кейбл-Варф, проверяя счета казино за прошлую ночь, когда вошел Чарли Солтер с кофе на подносе. Зазвонил телефон. Коротышка поднял трубку и передал ее Фладу:

— Профессор.

— Мартин? Как дела? Вчерашний вечер доставил мне большое удовольствие. Эта леди Таннер удивительное существо.

— Есть новости? Тебе удалось что-нибудь сделать? — спросил Броснан.

— Пока нет, Мартин. Погоди минутку. — Флад прикрыл трубку рукой и обратился к Солтеру: — Где Мордекай?

— Ходит по людям, Харри, как вы ему велели, и осторожно наводит справки.

Флад сказал Броснану:

— Извини, старик, мы делаем все, что можем, но потребуется время.

— Которого у нас нет, — ответил тот. — Хорошо, Харри, я знаю, что ты стараешься. Я тебе еще позвоню.

Броснан стоял у стола Мэри Таннер в гостиной ее квартиры на площади Лоундес. Он положил трубку, подошел к окну и закурил сигарету.

— Есть что-нибудь? — спросила она, входя в комнату.

— Боюсь, ничего. Как только что сказал мне Харри, потребуется время. Я был дураком, думая, что может быть иначе.

— Попытайтесь быть терпеливым, Мартин. — Она положила руку ему на плечо.

— Но я не могу, — возразил он. — У меня такое состояние, которое трудно объяснить. Как будто бушует буря и ты все время ждешь, когда же наконец грянет гром, страшный гром. Ждешь, зная, что это обязательно случится. Я знаю Диллона, Мэри. Он сейчас не теряет времени. Я уверен в этом.

— Что вы собираетесь предпринять?

— Фергюсон будет на площади Кавендиш сегодня утром?

— Да.

— Тогда поедем, надо увидеться с ним.




Диллон остановил машину возле «Ковент-Гардена». Справившись в ближайшем газетном киоске, они зашли в магазин, расположенный неподалеку, который специализировался на торговле картами и планами. Диллон просмотрел крупномасштабные карты центральной части Лондона, изданные английским государственным картографическим управлением, и остановился на карте района Уайтхолл.

— Посмотри сюда, — прошептал Фахи. — Можно измерить размеры садика у дома номер десять с точностью до половины дюйма.

Диллон купил карту, которую продавец туго скатал и вставил в картонный футляр. Они вернулись к машине.

— А что теперь? — спросил Данни.

— Мы проедемся на машине и посмотрим обстановку.

— Годится.

Анжела села на заднее сиденье, а Фахи рядом с Диллоном. Они поехали в сторону реки и свернули на авеню Хорс-Гарда. Диллон притормозил, прежде чем свернуть на Уайтхолл и двинуться к Даунинг-стрит.

— Кругом полно полицейских, — заметил Данни.

— Это чтобы не позволять машинам останавливаться здесь.

Слева от них к обочине тротуара подъехала машина. Объезжая ее, они заметили, что водитель изучает карту.

— Наверное, турист, — сказала Анжела.

— Посмотри, что происходит, — бросил Диллон.

Она обернулась и увидела, как двое полицейских приблизились к той автомашине. Одно слово — и машина тронулась с места.

— Они не теряют времени, — произнесла Анжела.

— Даунинг-стрит, — объявил через минуту Диллон.

— Посмотрите на эти ворота, — восхищенно сказал Данни. — Мне нравится готический стиль. Да, они проделали хорошую работу.

Диллон влился в общий поток машин и объехал парламентскую площадь, повернув обратно к Трафальгарской площади.

— Мы возвращаемся на Бейсуотер, — сказал он. — Запомните дорогу, по которой я поеду.

Он выбрался из потока на Трафальгарской площади, проехал через Арку адмиралтейства по улице Молл, обогнул памятник королеве Виктории за Букингемским дворцом, поехал по Конститюшен-Хилл, добрался до Мраморной арки через Парк-Лейн и свернул на Бейсуотер-Роуд.

— Это довольно просто, — заявил Данни.

— Хорошо, — откликнулся Диллон. — Тогда поехали — выпьем по чашке хорошего чаю в моей ужасной гостинице.




— Вы начинаете проявлять слишком большое беспокойство, Мартин, — сказал Фергюсон.

— Это из-за того, что приходится ждать, — объяснил Броснан. — Флад делает все, что может. Я знаю это. Но я не думаю, что время работает на нас.

Фергюсон стоял у окна, держа в руке чашку. Сделав глоток чаю, он обернулся:

— И что вы предлагаете?

Броснан немного помедлил, бросил взгляд на Мэри, потом сказал:

— Я хотел бы поехать в Килри, к Лиаму Девлину. У него могут быть соображения на этот счет.

— Да уж, идей у него всегда хватало. — Фергюсон обратился к Мэри: — Что вы думаете?

— Я считаю, что это разумно, сэр. Во всяком случае, поездка в Дублин не такое уж сложное дело. Всего час с четвертью лету с Хитроу.

— Дом Лиама всего в получасе пути от города, — добавил Броснан.

— Хорошо, — сказал Фергюсон, — вы меня убедили. Но летите с Гатвика и на «леаре». Вдруг что-то случится и вам надо будет быстро вернуться в Лондон.

— Спасибо, сэр, — поблагодарила Мэри.

Когда они подошли к двери, Фергюсон добавил:

— Я позвоню старому бандиту, чтобы предупредить его.

Он подошел к столу и снял трубку.

Когда Броснан и Мэри спустились по лестнице, он сказал:

— Слава Богу! Наконец-то я чувствую, что мы что-то делаем.

— А я наконец-то увижу великого Лиама Девлина, — произнесла Мэри и первой направилась к автомобилю.




Диллон, Анжела и Фахи сидели за угловым столиком в маленьком кафе и пили чай. У Фахи на коленях лежала развернутая карта, которую купил Диллон.

— Это удивительно, — произнес он. — Какие подробности они приводят… Все детали!

— Можно сделать то, о чем ты говорил, Данни?

— О да! Не беспокойся. Ты помнишь тот угол между Хорс-Гардз и Уайтхоллом? Это место подходит, немного под углом. Я вижу его с закрытыми глазами, могу точно определить расстояние от того угла до дома номер десять по этой карте.

— Ты уверен, что тебе не помешают здания на пути?

— Конечно. Я же сказал тебе, Син, траектория — научное понятие.

— Но там нельзя останавливаться, — вмешалась Анжела. — Мы видели, что случилось с той машиной. Полиция оказалась рядом в считанные секунды.

Диллон повернулся к Фахи:

— Что скажешь, Данни?

— Этого времени будет достаточно. Все заранее рассчитано, Анжела. Нажимаешь на кнопку, включаешь аппаратуру, выскакиваешь из фургона, а мортиры начнут стрелять через минуту. Ни один полицейский не успеет остановить это.

— Но что будет с вами? — спросила она.

Ответил Диллон:

— Послушай. Рано утром мы выедем из Кадж-Энд. Ты, Данни, в «форд-транзите», а Анжела и я в фургоне. Сзади в фургоне будет мотоцикл. Анжела поставит «моррис», как сегодня, в гараж в конце улицы. У нас будет доска, по которой я смогу выкатить на землю мотоцикл.

— И ты поедешь за мной?

— Я буду прямо у тебя на хвосте. Когда мы подъедем к пересечению Хорс-Гардз и Уайтхолла, ты нажмешь на кнопку, выскочишь, прыгнешь на заднее сиденье мотоцикла, и мы укатим оттуда. Кабинет собирается каждое утро в десять. При удаче мы сможем достать всех.

— Господи, Син, они никогда не узнают, что обрушилось на них.

— Мы помчимся обратно на Бейсуотер, где Анжела будет ждать нас в гараже с «моррисом». Вкатим мотоцикл в фургон — и только нас и видели. Мы будем в Кадж-Энд, а они займутся тушением пожара.

— Это блестяще, господин Диллон! — воскликнула Анжела.

— Маленькое «но», — заметил Фахи. — Без этой проклятой взрывчатки у нас не будет никаких бомб.

— Оставь это мне, — сказал Диллон. — Я достану тебе взрывчатку. — Он поднялся. — У меня еще дела, а вы возвращайтесь на ферму. Я свяжусь с вами.

— Когда это будет, Син?

— Скоро, очень скоро. — Диллон улыбнулся, и они вышли.




Таня постучала в его дверь точно в полдень. Он открыл и спросил:

— Вы принесли?

Она поставила на стол портфель, который держала в руке, открыла его и показала тридцать тысяч долларов, которые он просил.

— Хорошо. Мне сейчас нужно десять тысяч на расходы.

— Что делать с остальными?

— Я сдам их внизу. Они могут положить ваш портфель в сейф гостиницы.

— Вы что-то придумали, как я вижу? — Она посмотрела на него, явно волнуясь. — Что произошло на этой ферме?

Диллон рассказал ей подробно весь план действий.

— Что вы на это скажете? — спросил он, закончив рассказ.

— Невероятно! Событие века! Но как же вы достанете взрывчатку? Вам необходим семтекс.

— Все будет в порядке. Когда я работал в Лондоне в восемьдесят первом, то обычно имел дело с человеком, у которого было полно семтекса. — Он рассмеялся. — Фактически он имел доступ к чему угодно.

— Кто он? Как вы можете быть уверены, что он еще здесь?

— Мошенник по имени Джек Харвей. Я нашел его.

— Но… я не понимаю…

— Среди прочего он занимается похоронными делами в Уайтчепеле. Я просмотрел желтые страницы,[8 - На желтых страницах справочника напечатаны телефоны и адреса предприятий сферы обслуживания, магазинов и т. д. — Прим. перев.] он все еще фигурирует там. Кстати, могу я еще воспользоваться вашим «мини»?

— Конечно.

— Хорошо. Я поставлю его где-нибудь на улице. Хочу, чтобы тот гараж был свободен. — Диллон надел пальто. — Теперь пойдем перекусим, и я отправлюсь к нему.




— Полагаю, вы прочитали досье на Девлина? — спросил Броснан Мэри Таннер, когда они ехали через центр Дублина. Они пересекли реку на набережной Святого Георга и поехали дальше на другую сторону города. За рулем сидел шофер посольства.

— Да, — ответила Мэри. — Все это правда? Эта история о его участии в попытке немцев убрать Черчилля во время войны?

— Истинная правда.

— Тот самый человек, который помог вам выбраться из французской тюрьмы в тысяча девятьсот семьдесят девятом?

— Это был Девлин.

— Но, Мартин, он говорит, что ему семьдесят. Этого просто не может быть!

— Несколько лет — пустяк, когда речь идет о Лиаме Девлине. Скажем так. Вы сейчас увидите самого удивительного человека за всю вашу жизнь. Ученый, поэт, солдат ИРА…

— Последнее — не лучшая для меня рекомендация, — отпарировала она.

— Я знаю. Но не путайте Девлина с тем барахлом, который использует сегодня ИРА.

Броснан ушел в себя, став серьезным. Машина катила по Ирландии, оставив позади город.

Владение называлось «Килри коттедж». Оно было расположено на окраине деревни, рядом с монастырем. Это было стильное одноэтажное здание с готическими скатами крыши и окошками в свинцовых переплетах по обе стороны крыльца. Они укрылись там от небольшого дождя, пока Броснан дергал за веревку старомодного дверного колокольчика. Послышались шаги, и дверь отворилась.

— Сто тысяч приветов, — сказал Лиам Девлин по-ирландски и обнял Броснана.

Внутренность дома была выдержана в викторианском стиле. Большая часть мебели сделана из красного дерева, обои по рисункам Уильяма Морриса. На стенах много картин кисти Аткинсона Гримшоза, причем все подлинники.

Лиам Девлин вынес из кухни поднос с чаем.

— Моя экономка приходит только по утрам. Одна из послушниц соседнего монастыря. Они нуждаются в средствах.

Мэри Таннер была совершенно озадачена. Она ожидала увидеть старика, а перед ней был человек среднего возраста в черной шелковой итальянской рубашке, черном пуловере, серых брюках по последней моде. Темные волосы, еще достаточно густые, были, очевидно, когда-то совершенно черными. Лицо бледное, но Мэри решила, что это природная бледность. Голубые глаза были необыкновенно привлекательны, как и постоянная ироничная улыбка: казалось, Девлин смеется над миром и над собой.

— Вы работаете у Фергюсона, девушка? — обратился он к Мэри, разливая чай.

— Совершенно верно.

— Этот случай в Дерри несколько лет назад, когда вы убрали машину с бомбой… Достойно похвалы.

Она почувствовала, что краснеет.

— Ничего особенного, господин Девлин, я просто должна была сделать это.

— Мы все много чего должны, но важно то, что мы делаем. — Он обернулся к Броснану: — Анн-Мари. Плохое дело, сынок.

— Я хочу достать его, Лиам, — твердо заявил Броснан.

— Для себя или для дела? — Девлин покачал головой. — Отбрось личное дело в сторону, Мартин, или наделаешь ошибок, а этого ты не можешь позволить себе, имея дело с Сином Диллоном.

— Да, знаю, — проговорил Броснан. — Я знаю это.

— Он намерен нанести удар по этому парню, Джону Мейджору, новому премьер-министру?

— А как, по вашему мнению, господин Девлин, он, скорее всего, сделает это? — спросила Мэри.

— Принимая во внимание то, что я слышал о мерах безопасности в эти дни вокруг дома десять на Даунинг-стрит, я не думаю, что у него много шансов проникнуть туда. — Он посмотрел на Броснана и усмехнулся: — Я вам кое-что расскажу, дорогая. Я помню, как молодой парень, мой знакомый по имени Мартин Броснан, проник в дом десять, изображая официанта на одном из приемов. С тех пор не прошло и десяти лет. Он оставил розу на письменном столе премьер-министра. Естественно, кабинет принадлежал тогда женщине.

Броснан откликнулся:

— Все это в прошлом, Лиам, а что сегодня?

— Он будет действовать, как всегда, используя контакты в преступном мире.

— Не в ИРА?

— Я сомневаюсь, чтобы ИРА была как-то связана с этим.

— Но так было в прошлый раз, когда он работал в Лондоне десять лет тому назад.

— Ну и что?

— Я подумал, что если бы мы знали, кто его нанял на этот раз, то это помогло бы.

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Дам тебе ниточку, рассказав, с кем он работал в Лондоне.

— Хорошо, шанс небольшой, но он единственное, что у нас есть, — сказал Броснан.

— Есть еще твой приятель Флад в Лондоне.

— Я знаю. Он нажмет на все рычаги. Но ему нужно время, а у нас его не много.

Девлин кивнул головой.

— Хорошо, сынок, оставь это мне, я посмотрю, что можно сделать. — Он посмотрел на часы. — Один час. Мы съедим по бутерброду и, возможно, выпьем «Бушмиллза». Потом вы можете отправиться на вашем «леаре» обратно в Лондон. Я свяжусь с вами в ту же минуту, как только что-то узнаю.




Диллон припарковал машину за углом, недалеко от похоронного заведения Харвея в Уайтчепеле, и пошел, взяв с собой портфель. Все шло прекрасно. Он нажал на кнопку звонка, и дневной привратник открыл ему дверь.

— Господин Харвей, — солгал веселым голосом Диллон. — Он ждет меня.

— Через зал мимо часовен для прощания с усопшими и вверх по лестнице. Его кабинет на втором этаже. Ваше имя, сэр?

— Хилтон. — Диллон осмотрелся, его взгляд обежал выставленные гробы и цветы. — Не так много дел?

— Вы имеете в виду торговлю? — швейцар пожал плечами. — Депрессия…

Диллон пошел через зал, остановился и заглянул в одну из часовенок, убранную цветами в горшочках и свечами. Он вошел и посмотрел на тело мужчины средних лет, одетого в черный костюм, со сложенными руками на груди и загримированным лицом.

— Бедный подонок, — пробормотал он и вышел.

У конторки швейцар поднял трубку телефона:

— Мисс Мира? Посетитель. Господин Хилтон. Говорит, что у него назначена встреча.

Диллон открыл дверь в приемную Харвея и вошел. Здесь не было никакой конторской мебели. Только пара растений в горшках и несколько кресел. Открылась дверь внутреннего кабинета, и вошла Мира. На ней были черные облегающие брючки, черные сапоги и красный, до колен, кафтан. Она выглядела очень броско.

— Господин Хилтон?

— Совершенно верно.

— Я Мира Харвей. Вы сказали, что у вас назначена встреча с моим дядей.

— Разве?

Она небрежно оглядела его с головы до ног. В этот момент за его стеной открылась дверь и вошел Билли Ватсон в черном костюме. Все это было, очевидно, заранее отрепетировано. Билли прислонился к двери с угрожающим видом и скрестил руки.

— Так чего же вы хотите? — спросила Мира.

— Это я скажу господину Харвею.

— Выбрось его вон, Билли, — приказала она и повернулась к двери.

Билли грубо положил руку на плечо Диллона. Син наступил Билли на подъем правой ноги, повернулся и нанес боковой удар наружной стороной кулака по его виску. Билли закричал от боли и свалился в одно из кресел.

— Он не очень-то силен, ваш парень, — сказал Диллон.

Он раскрыл свой портфель, вынул десять стодолларовых банкнот, стянутых резинкой, и швырнул их Мире. Она не успела поймать пачку и была вынуждена нагнуться, чтобы поднять ее с пола.

— Посмотрите на это, и все они новенькие, — сказала она.

— Да, новые деньги всегда хорошо пахнут, — заметил он. — Теперь скажите Джеку, что его старый приятель хотел бы показать ему еще много таких же бумажек.

Она постояла какое-то время, глядя на него сузившимися глазами, потом повернулась и открыла дверь в кабинет Харвея. Билли попытался подняться, но Диллон сказал ему:

— Я бы не советовал тебе делать это.

Билли вновь опустился в кресло. Дверь отворилась, вошла Мира:

— Хорошо, он примет вас.

Кабинет имел на удивление деловой вид. Стены были обшиты дубовыми панелями, на полу лежал шелковый зеленый ковер. Газовый камин выглядел как настоящий, с огнем в стальной корзинке. Харвей сидел за массивным дубовым столом с сигарой в зубах. Перед ним лежала тысяча долларов. Он спокойно окинул взглядом Диллона.

— Мое время ограничено, так что не ходи вокруг да около, сынок. — Он поднял банкноты. — Еще столько же?

— Да.

— Я тебя не знаю. Ты сказал Мире, что мы старые приятели, но я никогда раньше тебя не видел.

— Много лет тому назад, Джек, а точнее сказать, десять лет. Я тогда выглядел иначе. Был здесь по делу из Белфаста. Мы вместе делали бизнес, ты и я. Ты на этом хорошо заработал, насколько я помню. Все те восхитительные доллары, собранные людьми в Америке, симпатизирующими ИРА.

— Куган. Майкл Куган, — догадался Харвей.

Диллон снял очки.

— Собственной персоной, Джек.

Харвей медленно кивнул и обратился к своей племяннице:

— Мира, это мой старый друг, господин Куган из Белфаста.

— Понимаю, — кивнула она, — один из тех.

Диллон закурил и сел, поставив портфель рядом с собой на пол.

— Ты тогда прошелся по Лондону, как чертов Аттила. Я должен был взять с тебя больше за товар.

— Ты назвал цену, и я заплатил, — сказал Диллон. — Что может быть честнее?

— А что на этот раз?

— Мне нужно немного семтекса, Джек. Я мог бы обойтись сорока фунтами, но не меньше. Лучше пусть будет пятьдесят.

— Тебе не очень много нужно, не так ли? Эта штука на вес золота. Очень строгий контроль властей.

— «Боллокс», — уточнил Диллон. — Он идет из Чехословакии в Италию, Грецию и дальше в Ливию. Он есть везде, Харвей. Ты знаешь это, и я это знаю, так что не теряй напрасно время. Двадцать тысяч долларов.

Он раскрыл портфель и выбросил на стол пачку за пачкой еще девять тысяч долларов. Он ждал, не закрывая портфель, и тогда Харвей улыбнулся.

— Это будет стоить тебе тридцать.

Диллон захлопнул портфель.

— Не могу, Джек. Сумею достать двадцать пять, но не больше.

Харвей согласно кивнул головой:

— Хорошо. Когда тебе это нужно?

— Через двадцать четыре часа.

— Думаю, что сумею устроить это. Где мы можем найти тебя?

— Ты говоришь глупости. Я сам свяжусь с тобой.

Диллон встал. Харвей вежливо спросил его:

— Не можем ли мы сделать для тебя еще что-нибудь?

— Пожалуй, — сказал Диллон. — Ты можешь сделать мне подарок. Мне не помешал бы еще один пистолет.

— Нет проблем, старина. — Харвей оттолкнул назад стул, выдвинул второй ящик правой тумбы своего стола: — Выбирай.

Там лежали пистолеты: смит-вессон 38-го калибра, чехословацкая ческа и итальянская беретта. Диллон выбрал беретту. Он проверил затвор и опустил пистолет в карман.

— Этот сгодится, — сказал он.

— Женская штучка, но твое дело, — заметил Харвей. — Ждем тебя завтра.

Мира открыла дверь.

— Честь имею, мисс Харвей. — Диллон быстро прошел мимо Билли и вышел.

— Хотел бы я переломать ноги этому маленькому ублюдку, — проворчал Билли.

Мира потрепала его по щеке:

— Успокойся, солнышко. Стоя на ногах, ты беспомощен. Ты приходишь в себя только в горизонтальном положении. Теперь ступай и поиграй со своим мотоциклом или займись чем-нибудь еще.

Она вернулась в кабинет дяди.

Диллон остановился, сойдя с лестницы, и переложил беретту в портфель. Единственное, что может быть лучше одного пистолета, это два пистолета. Он быстрым шагом направился к «мини-куперу».

— Я не стала бы доверять ему ни на грош, — заявила Мира.

— Жестокий маленький подонок, — сказал Харвей. — Когда он был здесь по заданию ИРА в тысяча девятьсот восемьдесят первом, я снабдил его оружием, взрывчаткой, всем необходимым. Ты тогда ходила в колледж, а не занималась бизнесом. Так что ты, вероятно, не помнишь его.

— Куган его настоящее имя?

— Конечно, нет. Да это черт на колесах. Тогда мне доставлял много хлопот Джордж Монтойя из Бермондсея по кличке Джордж-испанец. Куган убрал его для меня однажды ночью, его и его брата. Возле бара «Фламенко». Он сделал это бесплатно.

— Действительно? Но где мы достанем для него семтекс?

Харвей рассмеялся, выдвинул верхний ящик стола и достал связку ключей.

— Я покажу тебе. — Он вышел, пошел по коридору и открыл ключом дверь. — Здесь то, о чем даже ты не знаешь, дорогая.

Все стены комнаты были заняты полками с коробками. Он положил руку на среднюю полку у дальней стены, и она отодвинулась. Харвей нащупал выключатель и зажег свет. Перед ними была комната, полная сокровищ — оружие всех калибров и мастей.

— Боже мой! — восхитилась Мира.

— Все, что душа пожелает, все есть. Автоматы, штурмовые винтовки АК, автоматические винтовки М-15. — Он кашлянул. — И семтекс. — На столе лежали три картонные коробки. — В каждой из них пятьдесят фунтов, — пояснил он.

— А почему ты сказал ему, что на это может понадобиться время?

— Чтобы он попрыгал. — Они вышли, и он закрыл все на ключ. — Могу вытащить из него еще несколько сотен.

Когда они вернулись в его кабинет, Мира спросила:

— Что, по-твоему, у него на уме?

— Меня это совершенно не интересует. Не понимаю, почему это волнует тебя. Ты внезапно стала вонючей патриоткой или как?

— Нет, что ты. Мне просто любопытно.

Он отрезал кончик сигары.

— Послушай, у меня появилась мысль. Было бы здорово, если бы этот маленький педераст убрал для меня Харри Флада. — И он разразился хохотом.




В начале седьмого, когда Фергюсон уже собирался уходить, в его кабинете зазвонил телефон. Это был Девлин.

— Послушай, ты, старый педераст, у меня есть новости.

— Выкладывай, — откликнулся Фергюсон.

— Руководителем Диллона в Белфасте в восемьдесят первом был человек по имени Томми Мак-Гир. Помнишь его?

— Да, конечно. Разве его не застрелили несколько лет тому назад? Что-то вроде сведе́ния счетов в ИРА?

— Так говорили, но он все еще действует там под другим именем.

— И каким же именно?

— Я еще должен узнать это. Должен повидаться с людьми в Белфасте. Отправлюсь туда вечером на машине. Я полагаю, кстати, что мое участие в этом делает меня официальным сотрудником Группы Четыре? Хочу сказать, что мне не хотелось бы оказаться в тюрьме, в мои-то годы.

— Ты будешь полностью защищен, даю тебе слово. Что мы должны сделать?

— Думаю, если Броснан и твоя капитан Таннер хотят принять участие в деле, они могли бы прилететь утром в Белфаст и ждать меня в баре гостиницы «Европа». Скажи Броснану, чтобы он назвал себя старшему клерку. Я свяжусь с ними в полдень.

— Я приму меры, — сказал Фергюсон.

— Еще одно. Ты не думаешь, что мы оба несколько староваты для игр подобного рода?

— Говори за себя, — заявил Фергюсон и положил трубку на рычаг. Он сидел, обдумывая услышанное. Потом вызвал секретаря и позвонил Мэри Таннер на ее квартиру на площади Лоундес. Когда он с ней разговаривал, вошла Алиса Джонсон с блокнотом и карандашом. Он жестом предложил ей сесть и продолжил разговор с Мэри: — Итак, вы отправитесь рано утром. Думаю, снова с Гатвика. На «леаре» вы будете там через час. Вы сегодня с кем-нибудь ужинаете?

— Харри Флад предложил Речную комнату в «Савое». Ему нравится оркестр, который там играет.

— Звучит заманчиво.

— Не хотите присоединиться к нам, сэр?

— С удовольствием.

— До встречи. В восемь часов.

Фергюсон положил трубку и повернулся к Алисе Джонсон.

— Краткая записка. Только для премьер-министра. Особое досье. — Он быстро продиктовал докладную, изложив в ней последние события, включая разговор с Девлином. — Один экземпляр для премьер-министра, и предупредите посыльного. Обычную копию для меня и копию для досье. Поторопитесь и принесите их мне на подпись. Я должен уйти.

Она поднялась и быстро пошла в копировальную комнату. Гордон Браун стоял у машины.

— Я думал, он уже ушел, — сказал Браун.

— Я тоже. Но он только что дал мне еще одно поручение. Еще раз «Только для премьер-министра».

— Правда?

Алиса быстро застучала по клавишам. Закончив через две минуты, она встала.

— Ему придется подождать. Я должна пойти в туалет.

— Я сниму за тебя копии.

— Спасибо, Гордон.

Она вышла. Уже открыв дверь в туалетную комнату, Алиса сообразила, что оставила на столе свою сумочку. Она поспешила обратно. Дверь была открыта, и она увидела Гордона. Он стоял у копировальной машины и читал копию докладной записки. К ее изумлению, он сложил листок, сунул в карман и стал поспешно снимать другую копию.

Алиса была потрясена, она не знала, что делать. Вернувшись по коридору к туалету, она вошла и постаралась взять себя в руки. Через некоторое время Алиса успокоилась и возвратилась.

Докладная записка и копия для досье лежали на ее столе.

— Все готово, — сказал Браун. — Я вызвал курьера.

Ей удалось изобразить на лице улыбку.

— Я отнесу их на подпись.

— Хорошо. А я спущусь вниз, в столовую. Пока.

Алиса прошла по коридору, постучалась в дверь Фергюсона и вошла. Бригадир сидел за столом и что-то писал. Подняв на нее глаза, он сказал:

— Вот и хорошо. Я подпишу, и вы можете отправить их сразу же, один экземпляр — для премьер-министра, на Даунинг-стрит.

Она затрепетала, и Фергюсон нахмурился.

— Моя дорогая Алиса, что случилось?

Она рассказала ему все. Фергюсон сидел с каменным лицом, а когда она кончила, протянул руку к телефону.

— Специальную службу, инспектора-детектива Лейна. Бригадир Фергюсон, Группа Четыре. Сверхсрочно, никакой задержки. Сейчас, в мой кабинет. — Положив трубку, обратился к Алисе: — Вот что вы сделаете теперь. Вернитесь в кабинет и ведите себя так, как будто ничего не случилось.

— Но его там нет, бригадир. Он ушел в столовую.

— Да? — переспросил Фергюсон. — С чего бы это?




Когда Таня услышала голос Гордона Брауна, она ужасно разозлилась.

— Я ведь предупреждала тебя, Гордон.

— Да, но это срочно.

— Где ты?

— В столовой министерства. Я достал еще один доклад.

— Это важно?

— Очень.

— Прочти мне.

— Нет, я принесу его, когда закончится смена, в десять.

— Я приду к тебе домой, Гордон, обещаю, но я должна знать сейчас, что ты достал. Если не хочешь говорить, то не смей мне больше звонить!

— Хорошо. Я прочту.

Когда он закончил, Таня сказала:

— Молодец, Гордон, до вечера.

Он положил трубку и повернулся, складывая листок. Дверь в будку резко распахнулась, и Фергюсон выхватил документ у него из рук.




X


Диллон был в своем номере, когда ему позвонила Таня.

— Я получила горячие новости. Вас начинают искать в Белфасте.

— Расскажите подробнее, — попросил он.

Закончив, она спросила:

— Есть во всем этом какой-то смысл?

— Да, — сказал он. — Этот парень, Мак-Гир, был важной фигурой в те времена.

— Он ведь уже умер, разве нет? Или еще действует?

— Девлин сказал правду. Было дано сообщение о его смерти, якобы в результате борьбы в Движении, но это была просто «липа», чтобы помочь ему «лечь на дно».

— Если они найдут его, это создаст для вас проблемы?

— Может быть, если я не найду его первым.

— А как это сделать?

— Я знаю его сводного брата, парня зовут Масей. Он должен знать, где найти брата.

— Но это значит, что вам придется поехать в Белфаст.

— Это не так сложно. Час с четвертью на самолете «Бритиш эруэйз». Я не знаю, когда вылетает последний самолет. Мне надо навести справки.

— Одну минуту. У меня есть расписание всех внешних рейсов этой компании. — Таня открыла ящик стола, взяла справочник и нашла расписание рейсов на Белфаст. — Последний рейс в восемь тридцать. Вам не успеть. Уже без четверти семь. Невозможно добраться до Хитроу вечером, учитывая скопление машин на дорогах, да еще при такой погоде. В лучшем случае на это уйдет час, может быть, полтора часа.

— Я знаю, — сказал Диллон. — А утром?

— Тоже в половине девятого.

— Придется встать пораньше.

— Это разумно?

— А что вообще разумно в нашей жизни? Я справлюсь, не беспокойтесь. Буду держать вас в курсе дела.

Он положил трубку, подумал немного, потом позвонил в «Бритиш эруэйз» и зарезервировал место на утренний рейс с оплатой обратного рейса без указания номера. Закурив сигарету, он подошел к окну. «Она спросила, разумно ли это», — промелькнуло у него в голове, и он попытался вспомнить, что знал о нем Томми Мак-Гир в восемьдесят первом году. «Ничего о Данни Фахи. Это точно, Фахи не был в деле в то время. Это был частный случай. Но с Джеком Харвеем все было иначе. Именно Мак-Гир дал ему Харвея как поставщика оружия».

Диллон надел куртку, достал из шкафа плащ и вышел. Через пять минут он подозвал такси на перекрестке и велел водителю отвезти его в Ковент-Гарден.




Гордон Браун сидел напротив Фергюсона в полумраке. Он никогда еще не был так напуган.

— Я не хотел ничего плохого, бригадир, клянусь вам.

— Тогда зачем ты снял копию с этого доклада?

— Просто на меня что-то нашло. Глупо, конечно, но я был так заинтригован грифом «Только для премьер-министра».

— Ты, конечно, понимаешь, что наделал, Гордон? Человек с таким послужным списком… Все эти годы в армии… Тебя могут теперь уволить.

Инспектор-детектив Лейн из Специальной службы, человек сорока лет в мятом твидовом костюме и очках, был похож на школьного учителя. Он обратился к Гордону:

— Я снова спрашиваю вас, господин Браун, — он наклонился над столом, — снимали ли вы копии раньше?

— Нет, никогда. Клянусь вам.

— Вас никогда не просило сделать это какое-то другое лицо?

Гордону удалось изобразить возмущение:

— Боже мой, инспектор, это же измена! Я был старшим сержантом в разведке!

— Да, господин Браун, нам это известно, — сказал Лейн.

Зазвонил внутренний телефон. Фергюсон снял трубку. Это был сержант Маки из службы Лейна:

— Я здесь, бригадир. Только что вернулся из квартиры в Камдене. Я думаю, вам и инспектору стоит выйти ко мне.

— Спасибо. — Фергюсон положил трубку. — Я думаю, мы дадим тебе время все обдумать, Гордон. Инспектор…

Он кивнул Лейну, поднялся и направился к двери. Лейн последовал за ним. Маки стоял в приемной, все еще в плаще и шляпе, с пластиковой сумкой в руке.

— Вы нашли что-нибудь, сержант? — спросил Лейн.

— Можно так сказать, сэр. — Маки вынул из пакета картонную папку и раскрыл ее. — Довольно интересная коллекция.

Копии докладных записок были подколоты тщательно по порядку. Сверху была последняя докладная записка премьер-министру.

— Боже, бригадир, он занимался этим делом довольно долго, — обратился Лейн к Фергюсону.

— Очевидно, так. Но с какой целью?

— Вы считаете, что он на кого-то работает, сэр?

— Без сомнения. Операция, которой я занимаюсь в настоящее время, очень деликатного свойства. Было совершено покушение на одного человека, работающего на меня, в Париже. Погибла женщина. Мы удивлялись, каким образом вышел на них преступник. Теперь мы знаем. Подробности этих докладов попали к третьей стороне. Это, несомненно, так и было.

Лейн утвердительно кивнул головой:

— Тогда нам надо поработать с ним.

— Нет, на это у нас нет времени. Давайте поступим по-другому. Просто дадим ему возможность уйти. Он простой человек, и думаю, что он сделает простую вещь.

— Правильно, сэр. — Лейн повернулся к Маки: — Если вы его потеряете, снова будете бить ноги по мостовой в Брикстоне, и я с вами, поэтому пойдем вместе.

Они торопливо пошли к выходу, а Фергюсон открыл дверь и вернулся в свой кабинет. Он сел за стол.

— Плохо ваше дело, Гордон.

— Что со мной будет, бригадир?

— Я должен подумать. — Он взял копию докладной записки. — Сделать такую невероятную глупость! — Фергюсон вздохнул. — Иди домой, Гордон, иди домой. Встретимся утром.

Гордон Браун не мог поверить своему счастью. Он ухитрился открыть дверь, вышел и быстро направился в гардеробную для персонала. В голове его билась судорожная мысль: «Я выбрался из самой большой опасности за свою жизнь. Это был бы конец всему. Не только карьере и пенсии. Тюрьма. Решено: с этим покончено, и Таня должна будет смириться». Он спустился по лестнице и пошел на стоянку, натягивая на ходу пальто, отыскал свою машину и через несколько минут уже поворачивал на Уайтхолл. Маки и Лейн следовали за ним в автомобиле сержанта. «Форд-капри» не имел никаких опознавательных знаков.




Диллон знал, что в районе Ковент-Гарден магазины открыты до поздней ночи. На улицах было много народу, несмотря на холод. Он торопился в театральный магазин Клейтона возле Нилз-Ярда. В окне был свет, дверь открылась, когда он нажал на ручку. Прозвенел дверной колокольчик.

Клейтон вышел из-за ширмы и улыбнулся:

— А, это вы. Чем могу служить?

— Парики, — сказал ему Диллон.

— У меня прекрасная коллекция вон там.

Продавец сказал правду. Здесь были всякие парики: короткие, длинные, завитые, светлые, рыжие. Диллон выбрал седой, с длинными, до плеч, волосами.

— Понимаю, — сказал Клейтон. — Собираетесь изображать старуху?

— Что-то в этом роде. Мне нужна и одежда, ничего оригинального, лучше подержанная.

— Сюда, пожалуйста.

Диллон прошел вслед за Клейтоном за ширму. Там были вешалки с одеждой, груда тряпья была навалена в углу. Он быстро порылся в куче и остановился на длинной коричневой юбке с эластичным поясом и мешковатом плаще, который доходил ему до щиколоток.

— Кого вы собираетесь играть? Старую мамашу Рили или плохую леди?

— Вы бы удивились, если бы я сказал вам, — сказал Диллон. Он взял еще пару джинсов, которую заметил сверху, порылся в горе обуви и отобрал себе пару спортивных ботинок, которые явно знавали лучшие времена.

— Этого достаточно, — сказал он. — О, и это тоже. — Он снял с подставки поношенную шаль. — Засуньте все это в пару пластиковых мешков. Сколько с меня?

Клейтон начал упаковывать отобранные Диллоном вещи.

— Вообще-то, я должен был бы поблагодарить вас за то, что забираете барахло. Но мы все должны на что-то жить. Для вас — десять гиней.

Диллон заплатил и взял сумки.

— Большое спасибо.

Клейтон открыл ему дверь.

— Желаю хорошего спектакля, приятель, покажи им.

— О, я так и сделаю, — сказал Диллон и быстро пошел на перекресток, подозвал такси и велел водителю отвезти его обратно в гостиницу.




Когда Таня Новикова спустилась вниз, услышав звонок, открыла дверь и увидела стоявшего там Гордона Брауна, она сразу почувствовала, что произошло что-то ужасное.

— Что это значит, Гордон? Я же сказала, что сама приду к тебе.

— Я должен видеть тебя, Таня. Это очень серьезно. Случилось нечто кошмарное.

— Успокойся, — сказала она. — Возьми себя в руки. Пойдем наверх, там ты мне все расскажешь.




Лейн и Маки остановились в конце улицы, инспектор связался с Фергюсоном по телефону из автомобиля и сообщил ему адрес:

— Сержант Маки осмотрел дверь, сэр. На табличке значится: «Мисс Таня Новикова».

— О Боже… — промолвил Фергюсон.

— Вы ее знаете, сэр?

— Известна как секретарь советского посольства, инспектор. На самом деле она капитан КГБ.

— Это значит, что она из службы полковника Юрия Гатова, сэр. Он возглавляет лондонскую резидентуру.

— Я не уверен в этом. Гатов — человек Горбачева, очень прозападный. А эта женщина, Новикова, по моим сведениям, консервативнее, чем Чингисхан. Я был бы крайне удивлен, если бы оказалось, что Гатов знал о комбинации.

— Собираетесь сообщить ему, сэр?

— Нет. Посмотрим вначале, что она скажет. Нам нужна информация.

— Мы войдем, сэр?

— Нет. Подождите меня. Я буду там через двадцать минут.




Таня осторожно посмотрела через занавески. Она увидела Маки, стоявшего у машины в конце улицы, и этого оказалось достаточно. Она могла вычислить полицейского в любой стране мира. В Москве, Париже, Лондоне — везде они были одинаковы.

— Расскажи мне еще раз, Гордон, расскажи точно, что случилось.

Гордон Браун начал подробно рассказывать. Таня внимательно слушала. Когда он закончил, она одобрительно кивнула головой.

— Нам повезло, Гордон, очень повезло. Пойди на кухню и приготовь нам по чашке кофе. Мне надо сделать пару звонков по телефону. — Она сжала его руку. — Потом мы здорово проведем время вдвоем.

— Правда? — Его лицо просветлело, и он вышел.

Таня взяла трубку и позвонила Макееву на его парижскую квартиру. Довольно долго никто не отвечал, и она уже была готова положить трубку, когда на другом конце подняли трубку.

— Жозеф, это Таня.

— Я принимал душ. С меня течет прямо на ковер.

— У меня всего несколько секунд, Жозеф. Я просто хотела попрощаться с вами. Меня провалили. Моего «крота» раскрыли. Они могут постучать в дверь в любую минуту.

— Боже мой! — сказал он. — А Диллон?

— Он в безопасности. Вся схема работает. То, что планирует этот человек, взорвет весь мир.

— Но ты, Таня?

— Не беспокойтесь. Я им живой не дамся. Прощайте, Жозеф.

Она положила трубку, закурила сигарету, потом позвонила в гостиницу и попросила соединить ее с номером Диллона. Он сразу ответил.

— Это Таня. У нас беда.

Диллон был совершенно спокоен.

— Очень плохо?

— Они зацепили моего «крота», отпустили его, и этот бедный идиот направился прямо сюда. Я видела людей из Специальной службы в конце улицы.

— Понятно. Что вы собираетесь делать?

— Не беспокойтесь. Меня здесь скоро не будет, и они ничего от меня не узнают. Одно обстоятельство. Они знают, что Гордон сообщил мне содержание докладной, посланной сегодня вечером. Фергюсон поймал его, когда он был в телефонной будке в столовой министерства.

— Понимаю.

— Обещайте мне одну вещь, — попросила Таня.

— Что именно?

— Взорвите их, всех до одного.

Раздался звонок в дверь. Она сказала:

— Я должна идти. Удачи, Диллон.

Когда она положила трубку, вошел Гордон с кофе.

— Это звонили в дверь? — спросил он.

— Да, будь добр, Гордон, посмотри, кто там.

Он открыл дверь и начал спускаться по лестнице. Таня глубоко вздохнула. Умереть было нетрудно. Дело, в которое она верила, всегда было главным в ее жизни. Она загасила сигарету, выдвинула ящик стола, достала пистолет Макарова и выстрелила себе в правый висок.

Гордон Браун был уже в середине лестницы. Он повернулся, взбежал по лестнице и ворвался в комнату. Увидев Таню, лежавшую у стола с пистолетом в правой руке, он издал ужасный вопль и опустился на колени.

— Таня, дорогая моя, — бормотал он.

Когда Браун услышал, что внизу начали вышибать дверь, он понял, что надо делать. Выхватил пистолет Макарова из Таниной мертвой руки, поднял его дрожащей рукой. Он сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться, и нажал на курок в тот момент, когда входная дверь распахнулась и Лейн с Маки бросились вверх по лестнице. За ними шел Фергюсон.




В конце улицы собралась небольшая толпа, проявлявшая обычное праздное любопытство. Диллон смешался с зеваками, подняв воротник пальто и засунув руки в карманы. Пошел легкий снежок. Он видел, как в «скорую помощь» погрузили покрытые одеялами носилки. Машина уехала. Фергюсон постоял некоторое время на тротуаре, переговариваясь с Лейном и Маки. Диллон сразу узнал бригадира, ему показывали его фотографию много лет назад. Лейн и Маки были, несомненно, из полиции.

Потом Фергюсон сел в машину и уехал. Маки вернулся в квартиру, а Лейн тоже укатил. Их уловка была очевидной: Маки остался ждать на случай, если кто-то придет к Тане. В одном Диллон был уверен: Таня Новикова мертва, как и ее приятель. Он также понимал, что она принесла себя в жертву, спасая его.

Он вернулся в гостиницу и позвонил Макееву в Париж.

— У меня плохие новости, Жозеф.

— Таня?

— Откуда ты знаешь?

— Она звонила. Что произошло?

— Ее провалили, вернее, провалился ее «крот». Она застрелилась, Жозеф, чтобы не попасть к ним в руки. Леди, целиком посвятившая себя делу.

— А «крот»? Ее приятель?

— Сделал то же самое. Я только что видел, как их тела загружали в машину «скорой помощи». Там был Фергюсон.

— Как это отразится на тебе?

— Никак. Я улетаю утром в Белфаст, чтобы обрубить все хвосты.

— А потом?

— Я удивлю тебя, Жозеф, тебя и твоего арабского друга. Что ты скажешь обо всем британском кабинете?

— Боже мой, ты это серьезно?

— Совершенно серьезно. Я очень скоро свяжусь с тобой.

Он положил трубку на место, надел пиджак и спустился в бар, насвистывая любимую мелодию.




Фергюсон сидел за столиком в баре ресторанчика недалеко от улицы Кенсингтон-Парк-Гарденс, где располагалось советское посольство, и поджидал полковника Юрия Гатова. Вскоре появился русский, высокий человек с седыми волосами в пальто из верблюжьей шерсти. Гатов казался взволнованным. Заметив Фергюсона, он поспешил к нему.

— Чарльз, я не могу поверить. Таня Новикова мертва? Но почему?

— Юрий, мы знаем друг друга больше двадцати пяти лет, раньше мы были противниками. Сейчас я иду на риск, надеясь, что вы действительно хотите перемен, хотите положить конец противостоянию Востока и Запада.

— Вы знаете, что это именно так.

— К сожалению, не все в КГБ думают так же, и Таня Новикова была из их числа.

— Она была сторонницей жесткой линии, это правда, но что вы хотите этим сказать, Чарльз?

Фергюсон рассказал ему о Диллоне, о попытке покушения на Тэтчер, о Гордоне Брауне, Броснане — обо всем.

— Этот дикарь из ИРА намерен совершить покушение на жизнь премьер-министра? Вы это хотите сказать? И Таня была с ним связана? — спросил Гатов.

— Да, непосредственно.

— Чарльз, я ничего не знал. Клянусь вам.

— Я верю, старина. Но она должна была быть с кем-то связана. Я имею в виду, что она ухитрялась передавать чрезвычайно важную информацию Диллону в Париж. Таким образом он узнал про Броснана и так далее.

— Париж… — задумался Гатов, потом сказал: — Да, это мысль. Вы знали, что она работала три года в Париже, до того как ее перевели в Лондон? Помните, кто возглавляет резидентуру КГБ в Париже?

— Конечно. Жозеф Макеев, — ответил Фергюсон.

— Вот уж кто не человек Горбачева. Он из старой гвардии.

— Это многое объясняет, — заметил Фергюсон. — Но мы никогда ничего не докажем.

— Верно, — согласился Гатов. — Но я все же позвоню ему, чтобы он поволновался.




Макеев не успел отойти далеко от телефона.

— Макеев слушает.

— Жозеф? Говорит Юрий Гатов. Я из Лондона.

— Юрий? Вот сюрприз! — сказал Макеев, сразу насторожившись.

— У меня печальные новости, Жозеф. Таня, Таня Новикова…

— Что с ней?

— Она покончила сегодня с собой вместе со своим приятелем, служащим министерства обороны.

— Боже мой! — Макеев старался найти нужный тон, чтобы не вызвать подозрений.

— Он снабжал ее секретной информацией. У меня только что была встреча с Чарльзом Фергюсоном из Группы Четыре. Ты знаешь Чарльза?

— Конечно.

— Я был просто потрясен. Должен тебе сказать, что я ничего не знал о ее делах. Она работала на тебя три года, Жозеф, так что ты знаешь ее лучше всех. Есть у тебя какие-нибудь соображения по этому поводу?

— Боюсь, что нет.

— Если что-нибудь придет тебе в голову, дай мне знать.

Макеев налил себе виски, подошел к окну и стал смотреть на замерзшую парижскую улицу. На секунду у него возникло желание позвонить Мишелю Арону, но какой в этом смысл? Он вспомнил, как Таня говорила: «Пусть сгорит весь мир», она любила эту фразу.

Он поднял свой стакан.

— За тебя, Диллон, — тихо сказал он. — Посмотрим, сумеешь ли ты это сделать.




Было около одиннадцати вечера. В Речной комнате ресторана «Савой» все еще играл оркестр. Харри Флад, Броснан и Мэри собирались уходить, когда наконец появился Фергюсон.

— Если мне когда-то и нужно было выпить, так именно сейчас. Шотландского виски, очень большую порцию.

Флад подозвал официанта и сделал заказ.

— Что случилось, черт возьми? — спросила Мэри.

Фергюсон быстро рассказал им о том, что произошло за этот вечер. Когда он закончил, Броснан подвел итог:

— Это многое проясняет, но, к сожалению, не приближает нас к Диллону.

— Должен отметить еще одну деталь, — заговорил Фергюсон. — Когда я арестовывал Брауна в столовой министерства, он говорил по телефону и держал в руке копию докладной записки. Я полагаю, что он разговаривал с этой женщиной, Новиковой.

— Понимаю, к чему вы клоните, — заметила Мэри. — Вы думаете, что она могла передать полученную информацию Диллону?

— Возможно, — ответил Фергюсон.

— И что вы предполагаете? — спросил Броснан. — Что Диллон отправится в Белфаст?

— Скорее всего. Для него это достаточно серьезная опасность.

— Тогда не стоит упускать шанс, — обратился Броснан к Мэри. — Выезжаем завтра рано утром. Нам лучше уйти сейчас же.

Все встали и направились через зал к выходу. Броснан и Фергюсон вышли первыми и остановились, продолжая разговор.

— Вы высокого мнения о нем, не так ли? — спросила Мэри у Флада.

— О Мартине? — Он кивнул головой. — Вьетконговцы держали меня в яме неделями. Когда начинался сезон дождей, яма наполнялась водой и мне приходилось стоять всю ночь, чтобы не утонуть. Вши, черви и прочие прелести. И вот однажды, когда было настолько плохо, насколько это вообще возможно, протянулась рука и вытащила меня оттуда. Это был Мартин с повязкой на голове, волосами до плеч и лицом, размалеванным, как у индейцев-апачей. Он особенный человек.

Мэри посмотрела на Броснана.

— Да, — сказала она, — эти слова очень точно характеризуют его.




Диллон заказал такси на шесть часов утра к гостинице. Он ждал на ступеньках с чемоданом в одной руке и портфелем в другой. На нем были костюм, плащ, полосатый галстук и очки — все, как на фотографии Питера Хилтона, украшавшей водительские права с Джерси и права на управление самолетом, документы, которые были при нем для удостоверения личности. В чемодане лежали туалетные принадлежности и вещи, которые он приобрел в магазине Клейтона в Ковент-Гардене. Все было тщательно сложено. Он положил туда полотенце, взятое в гостинице, носки и трусы. Все выглядело совершенно обычно, и даже наличие парика легко было объяснить.

Когда подъехало такси, Диллон велел водителю отвезти его на аэродром. Дорога до Хитроу не заняла много времени в этот ранний час. Он вышел из такси, получил заказанный заранее билет, оформил багаж и получил посадочный талон. У него не было с собой оружия. При существующей на этих рейсах системе проверки не было никакой возможности пронести оружие.

Диллон взял пачку газет, поднялся в ресторан на галерее и заказал плотный английский завтрак. Он начал просматривать газеты, останавливаясь на сообщениях из Персидского залива.




В Гатвике снег припудрил землю у взлетной полосы. Когда «леар» оторвался от земли и выровнялся, Мэри спросила:

— Как вы себя чувствуете?

— Я не совсем уверен, — сказал Броснан. — Прошло много времени с тех пор, как я был в Белфасте. Лиам Девлин, Анн-Мари… Это было так давно.

— А Син Диллон?

— Не беспокойтесь. Я его не забыл и никогда не забуду.

Он повернулся и уставился в окно, а самолет уже прошел через облака и повернул на северо-запад.




Диллон не знал, что, когда его самолет коснулся бетона в аэропорту Алдергроув в окрестностях Белфаста, Броснан и Мэри уже приземлились и были на пути к гостинице «Европа». Полчаса он ждал, пока доставят багаж. Получив свой чемодан, он устремился к зеленому коридору и влился в поток прилетевших пассажиров. Таможенники останавливали некоторых для досмотра, но он не попал в их число и через пять минут вышел из здания аэропорта и сел в такси.

— Англичанин, я не ошибся? — спросил водитель.

Диллон заговорил с ирландским акцентом:

— А что, похож?

— Господи, извините. Куда едем?

— Я бы хотел попасть в гостиницу на Фолз-Роуд, поближе к Крейг-стрит.

— Вы там много не получите.

— Места моей молодости, — объяснил ему Диллон. — Я уже несколько лет работаю в Лондоне. Оказался здесь по делу на одну ночь. Думал, будет приятно увидеться со старыми приятелями.

— Решайте сами. Есть «Дипден», но это то еще местечко, скажу я вам.

Проехал бронированный автомобиль, а когда они повернули на главную дорогу, то увидели армейский патруль.

— Ничего не изменилось, — сказал Диллон.

— Точно, хотя многие парни еще даже не родились, когда началась заваруха. Я все думаю, куда мы идем? Еще одна Столетняя война?

— Один Бог знает, — произнес набожно Диллон и развернул газету.

Водитель оказался прав. «Дипден», высокое здание в викторианском стиле, находился в маленьком переулке близ Фолз-Роуд. Диллон расплатился с водителем, вошел и оказался в запущенном холле со старым ковром на полу. Когда он дернул за колокольчик, висевший над стойкой, появилась полная, похожая на домохозяйку женщина.

— Могу помочь, дорогой?

— Комнату, — сказал он. — На одну ночь.

— Прекрасно. — Она подтолкнула к нему регистрационную книгу и сняла с доски ключ. — Номер девять на втором этаже.

— Заплатить сейчас?

— Обычно я беру деньги вперед, но сейчас в этом нет необходимости. Я всегда узнаю джентльмена.

Он поднялся по лестнице, нашел номер и открыл дверь ключом. У комнаты был запущенный вид, как он и ожидал. Узкая, с металлической сеткой кровать, комод. Он поставил чемодан на стол и вышел, закрыв дверь на ключ. Пойдя по коридору в другую сторону, нашел черную лестницу, которая вывела его в грязный дворик. Дальше улочка петляла между заброшенными домами, но это совершенно не удивило Диллона. Это был район, который он знал как свои пять пальцев. В свое время он доставлял здесь британским солдатам адские муки. Он двинулся вниз, с улыбкой на лице вспоминая прошлое, потом свернул на Фолз-Роуд.




XI


— Я помню, как открывалось это заведение в семьдесят втором, — сказал Броснан Мэри. Он стоял у окна номера на седьмом этаже гостиницы «Европа» на Грейт-Виктория-стрит рядом с железнодорожным вокзалом. — Некоторое время эта гостиница была главной мишенью бомбометателей ИРА.

— Вы, конечно, не были в их числе?

В вопросе прозвучал легкий сарказм, но он не обратил на это внимания.

— Конечно, нет. Мы с Девлином слишком любили здешний бар. Были его постоянными посетителями.

Мэри рассмеялась:

— Какая чепуха. Вы серьезно думаете, что я поверю, будто вы с Лиамом открыто сидели в баре, когда британская армия охотилась за вами по всему Белфасту?

— Иногда мы ходили и в ресторан. Пошли, я покажу вам. Лучше взять с собой пальто, вдруг будут какие-нибудь новости…

Когда они спускались в лифте, она спросила:

— Вы ведь не вооружены?

— Нет.

— Хорошо. Это лучше во всех отношениях.

— А вы сами?

— Конечно, у меня есть оружие, — сказала она спокойно. — Но я другое дело. Я действующий офицер Королевской армии в зоне активных действий.

— Ну и что у вас есть?

Мэри открыла сумочку и позволила ему взглянуть на свое оружие. Это был маленький автоматический пистолет, немногим больше ее ладони.

— Что это? — спросил Броснан.

— Довольно редкая вещица, старый кольт-0,25. Я его достала в Африке.

— Не похоже на оружие на слонов.

— Нет, но он хорошо работает. — Она горько улыбнулась. — Пока вы еще в состоянии стрелять.

Двери лифта открылись, и они пошли через холл гостиницы.




Диллон быстро шел по Фолз-Роуд. Ничего но изменилось, совершенно ничего. Все было как в старые времена. Он дважды видел патрульные машины с солдатами, один раз мимо него проехали два армейских бронетранспортера, но никто не обращал на них внимания. Наконец он нашел то, что искал, на Крейг-стрит, в миле от гостиницы. Это был маленький, выходящий на две улицы магазин с железными ставнями на окнах. Над входом висели три бронзовых шара, означавшие, что здесь находится ломбард или лавка ростовщика. На вывеске было написано: «Патрик Масей».

Диллон открыл дверь и вошел в темное тихое помещение. Магазин был забит самыми разнообразными предметами: телевизорами, видеомагнитофонами, часами. Была здесь даже газовая плита и чучело медведя в углу. Вдоль прилавка была сооружена сетка, за ней на табурете сидел человек с увеличительным стеклом ювелира на одном глазу, ковырявшийся в часах. Ему было за шестьдесят, лицо серое, бледное. Он поднял голову:

— Чем могу служить?

— Ничего не меняется, Патрик. Здесь даже пахнет так же, — сказал Диллон.

Масей вынул лупу и нахмурился:

— Я вас знаю?

— А как же, Патрик? Помнишь ту жаркую ночь в июне семьдесят второго, когда мы подожгли склад «оранжевого» Стюарта и застрелили его и двух его племянников, когда они выскочили на улицу. Дай вспомнить, нас там было трое. — Диллон взял сигарету и медленно раскурил ее от зажигалки. — Там был ты, твой сводный брат Томми Мак-Гир и я.

— Пресвятая Богородица, Син Диллон! Ты ли это?

— Собственной персоной, Патрик.

— Господи, Син, я никогда не думал, что увижу тебя снова в этом городе. Я думал, ты…

Он замялся, и Диллон спросил:

— Думал что, Патрик?

— Что ты в Лондоне или где-нибудь еще, — пролепетал Патрик, заикаясь.

— А откуда у тебя такие мысли?

Диллон подошел к двери, запер ее и опустил жалюзи.

— Что ты делаешь? — спросил Масей с тревогой.

— Я просто хочу по-дружески поболтать, старина Патрик.

— Нет, Син, нет! Я не связан с ИРА, уже давно.

— Ты знаешь, как они говорят, Патрик: можно войти, но выхода нет. Кстати, как поживает Томми?

— А… Син, я думал ты знаешь. Бедный Томми мертв уже пять лет. Застрелили свои. Глупая ссора между Провосом и одной из отколовшихся группировок. Предполагали, что это была ИНЛА.

— Это правда? А ты случайно не видел кого-нибудь из старых приятелей в эти дни? Например, Лиама Девлина?

Диллон попал в точку: Масей не смог скрыть испуг.

— Лиама? Я не видел его с семидесятых.

— Да ну? — Диллон поднял крышку в конце прилавка и обошел его. — Какой же ты ужасный врун! — Он ударил его по лицу. — Теперь ступай туда, — сказал он и втолкнул его в каморку за ширмой.

Масея охватил ужас.

— Я ничего не знаю!

— О чем? Я еще ни о чем тебя не спрашивал, но хочу сказать тебе пару слов. Томми Мак-Гир не умер. Он живет где-то здесь, в этом прекрасном городе, под другим именем. И ты мне скажешь где именно. Во-вторых, Лиам Девлин навещал тебя. Я прав, не так ли? — Масей помертвел от страха, а Диллон опять ударил его по лицу. — Так я прав?

Масей был сломлен.

— Пожалей меня, Син, пожалуйста. Мое сердце… у меня может быть приступ.

— Да, если ты будешь упрямиться. Обещаю тебе это.

— Хорошо. Девлин был здесь рано утром и спрашивал про Томми.

— Сказать тебе, что он говорил?

— Пожалуйста, Син… — Масея трясло. — Я болен.

— Он сказал тебе, что старый скверный Син Диллон на свободе, в Лондоне, что он хочет помочь схватить его и что не может быть лучшего источника информации о нем, чем старый приятель Диллона Томми Мак-Гир. Я прав?

Масей кивнул:

— Да.

— Ладно, уже лучше. — Диллон закурил еще одну сигарету и указал на большой старомодный сейф в углу: — Там ты хранишь оружие?

— Какое оружие, Син?

— Перестань, не делай из меня идиота. Ты годами торговал оружием. Открой сейф.

Масей достал ключ из ящика стола, подошел и открыл сейф. Диллон оттолкнул его в сторону. Внутри было несколько пистолетов: старый вебли, пара револьверов, смит-вессон. Один пистолет заинтересовал его — американский армейский автоматический кольт-0,45. Син взял его в руки и проверил, заряжен ли он.

— Превосходно, Патрик. Я знал, что могу положиться на тебя. — Он положил пистолет на стол и сел напротив Масея. — Итак?..

Лицо Масея стало пепельным.

— Мне плохо.

— Ты почувствуешь себя лучше, когда скажешь мне. Давай выкладывай.

— Томми живет совершенно один, в полумиле отсюда, на Канал-стрит. Он устроился в старом складе, в конце улицы. Зовет себя Келли, Джордж Келли.

— Я прекрасно знаю этот район, каждый сучок, каждый камень.

— Девлин спросил номер телефона Томми и сразу позвонил ему. Он сказал, что им нужно увидеться, что это касается Сина Диллона. Томми согласился встретиться с ним в два часа.

— Ладно, — сказал Диллон. — Видишь, как все просто? Теперь я смогу навестить его до того, как это сделает Девлин, и мы поговорим о прошлых временах. Только я не буду беспокоить его по телефону. Лучше удивлю. Так интереснее.

— Тебе не удастся войти, — заявил Масей. — Это можно сделать только через переднюю дверь, все остальные приварены. Он уже несколько лет явный параноик. До смерти боится, что кто-то собирается убить его. Но ты не войдешь и через переднюю дверь. Везде установлены камеры.

— Всегда есть выход из положения, — произнес Диллон.

— Для тебя — всегда. — Масей рванул ворот рубашки, он задыхался. — Таблетки, — прошептал он, выдвигая ящик стола. Но пузырек, который он достал, выпал из его рук. Он откинулся на спинку стула. Диллон встал, обошел стол и поднял пузырек.

— К сожалению, Патрик, как только я выйду за дверь, ты позвонишь Томми, а меня это не устраивает.

Он подошел к камину и бросил пузырек с таблетками на пылающие угли. За его спиной раздался грохот. Диллон обернулся и увидел, что Масей свалился на пол. Он постоял над ним немного. Лицо Масея стало пурпурным, ноги дергались. Внезапно он резко выдохнул, голова упала набок, и он затих.

Диллон положил кольт в карман, прошел через магазин, открыл дверь, захлопнул ее на внутренний замок, оставив жалюзи опущенными. Через мгновение он повернул за угол на Фолз-Роуд и быстро, как только мог, пошел обратно к гостинице.

Диллон вывалил содержимое чемодана на кровать в комнате своей захудалой гостиницы, потом снял с себя одежду. Прежде всего он надел джинсы, старые спортивные ботинки и толстый джемпер. Потом натянул парик. Сев перед зеркалом небольшого туалетного столика, он стал расчесывать седые волосы так, чтобы они приобрели неряшливый и запущенный вид. Он повязал на голову шаль и посмотрелся в зеркало, потом натянул юбку, которая доходила ему до щиколоток. Довершил дело старый плащ, который был слишком длинным для него.

Диллон встал перед гардеробом и оглядел себя в зеркале целиком. Закрыв глаза, он вошел в образ персонажа, и, когда он их открыл снова, это уже не был больше Диллон. На него из зеркала глядела дряхлая, разбитая горем нищенка.

Ему почти не понадобился грим, только тон, чтобы придать лицу болезненный вид, да мазок ярко-красной губной помады. Вся его внешность стала ужасно грубой, но он именно этого и добивался. Он достал из портфеля полбутылки виски, налил немного в сложенные чашечкой ладони, похлопал себя ими по лицу, потом плеснул виски на плащ. Диллон положил в пластиковую сумку кольт, пару газет и бутылку виски. Теперь он был готов.

Бросив последний взгляд на эту странную, кошмарную старуху в зеркале, он прошептал:

— На выход, — и двинулся к двери.

Все было спокойно, когда он спустился по задней лестнице и вышел во дворик. Он осторожно закрыл за собой дверь и направился к калитке, которая вела на улочку. Когда он дошел до нее, дверь гостиницы отворилась и грубый голос крикнул:

— Эй, ты что там делаешь?

Диллон повернулся и увидел повара в грязном белом фартуке, который совал в мусорный бак картонную коробку.

— Катись ты… — пробормотал Диллон.

— Пошла, пошла. Вали отсюда, ты, старая тряпичница, — заорал он.

Диллон закрыл за собой калитку.

— Десять из десяти, Син, — сказал он тихо и вышел на улочку.

Он повернул на Фолз-Роуд и пошел, пошатываясь, по тротуару. Вел он себя так странно, что люди уступали ему дорогу, чтобы не столкнуться с ним.




Около часа дня Броснан и Мэри Таннер сидели в баре «Европы» и собирались обедать. К ним подошел швейцар.

— Господин Броснан?

— Совершенно верно.

— Ваше такси пришло, сэр.

— Такси? — удивилась Мэри. — Но мы его не заказывали.

— Заказывали, — перебил ее Броснан.

Он помог ей надеть пальто, и они пошли за ним через холл вниз, к центральному входу, к такси, стоявшему у тротуара. Броснан дал привратнику фунт стерлингов, и они сели в машину. Водитель был в твидовой кепке и старом плаще. Мэри Таннер опустила стекло.

— Полагаю, вы знаете, куда мы едем? — спросила она.

— О, разумеется, знаю, моя дорогая. — Лиам Девлин улыбнулся ей через плечо. Он включил зажигание, и машина тронулась.

Часы только что пробили половину второго, когда Девлин повернул такси на Канал-стрит.

— Это в конце улицы, — сказал он. — Мы оставим машину во дворе.

Они вышли, вернулись на улицу и подошли к подъезду.

— Ведите себя спокойно, за нами наблюдают, везде камеры, — предупредил Девлин и потянулся к кнопке звонка у массивной, обитой железом двери.

— Не очень-то похоже на дом, — заметила Мэри.

— С таким прошлым, как у него, Томми Мак-Гиру нужна крепость, а не уютный дом-особняк в каком-нибудь красивом поместье. — Девлин повернулся к Броснану. — У тебя есть оружие, сынок?

— Нет, — ответил Броснан. — Но у нее есть. Полагаю, что и у тебя оно тоже есть?

— Назови это врожденной осторожностью или дрянной благоприобретенной привычкой.

— Это ты, Девлин? — прозвучал голос из микрофона над дверью.

— А кто же еще, ты, глупый педрила? Со мной Мартин Броснан и его приятельница, леди. Мы замерзаем, так что открывай дверь.

— Вы слишком рано. Мы договорились на два часа.

Они услышали шаги за дверью; она открылась, и на пороге показался высокий, бледный как мертвец человек лет шестидесяти пяти. На нем был толстый пуловер и мешковатые джинсы, в руках он держал автомат стерлинг.

Девлин протиснулся мимо него и пошел внутрь дома.

— Что ты собираешься делать с этой штукой? Начать новую войну? — спросил он.

Мак-Гир закрыл дверь и задвинул засов.

— Только если меня вынудят. — Он подозрительно оглядел их. — Мартин? — Он протянул руку. — Прошло так много времени. Что до тебя, старый ублюдок, — обратился он к Девлину, — что бы ни держало тебя на этом свете, пора тебе отваливать. Мир станет намного чище. — Он окинул взглядом Мэри. — А вы кто, леди?

— Друг, — сказал ему Девлин. — Так что давай прекращай допрос.

— Ладно, идите сюда.

Склад внутри был совершенно пуст. Только у одной стены стоял фургон. Стальная лестница вела на площадку, находившуюся высоко под крышей — там когда-то были кабинеты со стеклянными стенами. Мак-Гир шел впереди. Он свернул в первую кабину на площадке. Там стояли стол, скамья и новейшее телевизионное оборудование. Один экран показывал то, что происходит на улице, другой — у входа. Он положил автомат на стол.

— Ты здесь живешь? — спросил Девлин.

— Наверху. Я превратил бывшую кладовку в квартиру. Теперь выкладывай, Девлин. Чего ты хочешь? Ты упоминал Сина Диллона.

— Он снова на свободе, — сказал Броснан.

— Я думал, что он сдох! Хочу сказать, это было так давно.

Мак-Гир закурил сигарету.

— В любом случае, какое отношение это имеет ко мне?

— Он пытался убрать Мартина в Париже. Вместо него убил его подружку.

— Боже мой, — произнес Мак-Гир.

— Теперь он на свободе, в Лондоне, и я хочу достать его, — подал голос Броснан.

Мак-Гир еще раз посмотрел на Мэри.

— А какое отношение к этому имеет она?

— Я капитан британской армии, — сказала она резко. — Моя фамилия Таннер.

— Черт, Девлин, кого ты привел? — закричал Мак-Гир.

— Все в порядке, — успокоил его Девлин. — Она не собирается арестовывать тебя, хотя, если станет известно, что Томми Мак-Гир все еще жив, он может получить свои двадцать пять лет.

— Ты ублюдок! — возмутился Мак-Гир.

— Будь благоразумен, — спокойно сказал Девлин. — Просто ответь на несколько вопросов и можешь оставаться Джорджем Келли.

Мак-Гир поднял руку, как бы защищаясь, и сказал:

— Ладно. Я понял. Что вы хотите знать?

— Тысяча девятьсот восемьдесят первый. Серия взрывов в Лондоне, — обратился к нему Броснан. — Ты был командиром Диллона.

Мак-Гир взглянул на Мэри:

— Да, это так.

— Мы знаем, что у Диллона могут сейчас возникнуть проблемы с оружием и взрывчаткой, господин Мак-Гир, — сказала Мэри. — Нам дали понять, что он предпочитает в подобных ситуациях обращаться к уголовникам. Так ли это?

— Да, обычно он действовал именно так, — неохотно ответил Мак-Гир и сел.

— Есть у вас какие-нибудь соображения о том, кого он использовал в Лондоне в восемьдесят первом году? — настаивала Мэри.

Мак-Гир обернулся к ней с затравленным видом:

— Откуда я могу знать? Это мог быть кто угодно.

Вмешался Девлин:

— Ты лжешь, ублюдок, ты что-то знаешь. Я чувствую это.

Девлин вытащил из кармана плаща старый люгер и приставил дуло к переносице Мак-Гира:

— Быстро! Говори, или я…

Мак-Гир отпихнул пистолет в сторону.

— Хорошо, Девлин, твоя взяла. — Он закурил. — Он имел дело в Лондоне с человеком по имени Джек Харвей, большой человек, настоящий гангстер.

— Видишь. Не так уж это трудно, правда? — усмехнулся Девлин.

Раздался громкий стук в дверь. Они взглянули на экран и увидели старую нищенку на ступеньках. Ее голос был хорошо слышен в переговорном устройстве:

— Вы хороший человек, господин Келли. Не могли бы вы подать бедной женщине гинею?

— Исчезни, ты, старая кошелка, — сказал ей Мак-Гир через микрофон.

— О Боже, господин Келли. Я умру здесь у вас на ступеньках, сейчас так холодно! И вам будет стыдно перед всем светом!

Мак-Гир поднялся:

— Я пойду и избавлюсь от нее. Через минуту вернусь… — Он быстро спустился по лестнице, достал пятифунтовую банкноту из старого бумажника и подошел к двери. Открыв дверь, он протянул ей деньги. — Возьми и убирайся.

Диллон вытащил руку с кольтом из пластиковой сумки.

— Пятерка! Томми, друг, ты стал щедрым к старости! Быстро внутрь!

Он втолкнул его и закрыл дверь. Мак-Гир был в ужасе.

— Послушай… Что тебе нужно от меня?

— Возмездие, — сказал Диллон. — Ты платишь за свои грехи, Томми, мы все это делаем. Помнишь ту ночь в семьдесят втором, когда мы — ты, я и Патрик — застрелили Стюартов, выскочивших из огня?

— Диллон? — прошептал Мак-Гир. — Это ты? — Он повернулся к лестнице. — Девлин! — закричал он.

Диллон дважды выстрелил ему в спину, раздробив позвоночник.

Мак-Гир упал лицом вниз.

Когда Диллон уже открывал дверь, на площадке появился Девлин с люгером в руке и тут же открыл стрельбу. Диллон быстро выстрелил три раза, разбив стекло кабины. Потом выскочил на улицу, захлопнув за собой входную дверь.

Когда он пошел по улице, два полосатых лендровера (в каждом сидело четверо солдат), привлеченные звуками выстрелов, свернули с главной дороги и поехали в его сторону. Хуже ничего быть не могло, но Диллон не растерялся. Он сделал вид, что поскользнулся, и бросил кольт через решетку вниз, в водосток.

Когда он поднялся, кто-то крикнул ему:

— Стой на месте!

Это были десантники в защитной форме, теплых куртках и красных беретах, с автоматами наперевес. Диллон разыграл перед ними лучший в своей жизни спектакль. Он заковылял, причитая и подвывая, и стал цепляться за командира, молоденького лейтенанта.

— Господи Иисусе, сэр. Там, в этом складе, происходит что-то ужасное. Я спряталась от холода, а эти парни вышли и стали стрелять друг в друга.

Молодой офицер, почувствовав запах виски, оттолкнул его.

— Посмотри, сержант, что там у нее в сумке.

Сержант обыскал сумку.

— Бутылка и несколько газет, сэр.

— Ладно, ступай и подожди там. — Офицер подтолкнул Диллона к тротуару и взял громкоговоритель из машины. — Эй, вы, в доме! — приказал он. — Выбросьте оружие в дверь, потом выходите с поднятыми руками. Даю две минуты, или мы войдем, чтобы достать вас.

Все члены патруля заняли боевое положение и сконцентрировали внимание на входе. Диллон ухитрился шмыгнуть во дворик, повернулся и побежал мимо такси Девлина. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы отыскать крышку канализационного колодца. Он поднял ее и стал спускаться по железной лестнице, поставив на место крышку. Именно таким путем он много раз уходил от британских солдат в прошлые годы и прекрасно знал систему канализационных путей в районе Фолз-Роуд.

Туннель был небольшой и очень темный. Он пополз по нему, слыша журчание воды, и выбрался на наклонный спуск большего, главного, канала канализационной системы. Он знал, что от него есть ответвления, которые ведут на Белфаст-Лоу.

Диллон стянул с себя юбку, парик и бросил их в воду, тщательно вытер шалью губы и лицо и отправился дальше вдоль туннеля. Он увидел железную лестницу и стал подниматься по ней к свету, пробивавшемуся через отверстия в чугунной крышке колодца, немного подождал и отодвинул ее. Он оказался на булыжной мостовой недалеко от канала. На другой стороне улицы стояли ветхие деревянные дома. Поставив крышку колодца на место, он заторопился к Фолз-Роуд.




В помещении склада молодой офицер стоял возле тела Мак-Гира и изучал удостоверение сотрудника Разведывательного управления, принадлежащее Мэри Таннер.

— Оно настоящее, — сказала она. — Вы можете проверить.

— А эти двое?

— Они со мной. Послушайте, лейтенант. Вы получите все разъяснения от моего начальника, бригадира Чарльза Фергюсона, в министерстве обороны.

— Хорошо, капитан, — сказал он примирительным топом. — Я только выполняю свои обязанности. Вы знаете, теперь не старые времена. Мы работаем с компьютерной системой РУК.[9 - РУК — Королевская ольстерская полиция. — Прим. перев.] Каждая смерть должна быть тщательно расследована, иначе тебе здорово попадет.

Вошел сержант.

— Полковник на проводе, командир.

— Хорошо, — ответил молодой лейтенант и вышел.

— Ты думаешь, это был Диллон? — обратился Броснан к Девлину.

— Чертовски много совпадений, чтобы это был другой человек. Нищенка? — Девлин покачал головой. — Кто бы еще додумался? Только Диллон способен на это.

— Вы хотите сказать, что он специально приехал сюда из Лондона? — спросила Мэри.

— Он знал через Гордона Брауна, что́ мы собираемся делать, и рассчитал, сколько времени займет полет от Лондона до Белфаста, — заметил Броснан. — Час с четвертью.

— Значит, он должен вернуться обратно, — сказала Мэри.

— Может быть… — Лиам Девлин покачал головой. — Но ничего нельзя знать наверняка, девушка. Вы в этом еще убедитесь. Мы имеем дело с человеком, который ускользал от полиции в течение двадцати лет во всех странах Европы.

— Ладно, но сейчас настало время поймать этого подонка. — Она посмотрела вниз на тело Мак-Гира. — Не очень приятное зрелище, согласны?

— Насилие, убийство! Скоро можно будет распить бутылку только с дьяволом, — ответил ей Девлин.




Диллон вошел в гостиницу через заднюю дверь ровно в четверть третьего и быстро прошел в свой номер. Он стянул с себя джинсы и джемпер, положил их в чемодан и засунул его в буфет над гардеробом. Быстро умылся, надел белую сорочку и галстук, темный костюм и синее пальто. Через пять минут он уже спускался по черной лестнице с портфелем в руке. Он прошел по улочке, свернул на Фолз-Роуд и быстро зашагал вниз. Не прошло и пяти минут, как ему удалось взять такси. Он велел водителю отвезти его в аэропорт.




Фамилия старшего офицера военной разведки по району Белфаста была Мак-Леод. Он был явно раздражен создавшейся ситуацией.

— Это очень неприятно, капитан Таннер, — сказал он. — Мы не можем допустить, чтобы вы приходили сюда, как ковбои, и действовали по своему усмотрению. — Он повернулся и бросил взгляд на Девлина и Броснана. — И вступали в сделку с лицами с весьма сомнительным прошлым. У нас сейчас весьма деликатное положение, мы не можем портить отношения с Королевской ольстерской полицией, которая считает, что это зона их влияния.

— Да, да, конечно… — ответила Мэри. — Ваш сержант был очень любезен и проверил расписание рейсов на Лондон. Есть рейс в четыре тридцать и еще один — в шесть тридцать. Вам не кажется, что неплохо было бы тщательно проверить всех пассажиров?

— Мы не совсем дураки, капитан. Я уже принял меры. Но я уверен, что мне нет необходимости напоминать вам: мы не оккупационная армия. Здесь не объявлено военное положение, и я не могу закрыть аэропорт. У меня просто нет на это права. Все, что я могу сделать, это поставить в обычном порядке в известность полицию и службу безопасности аэропорта, но мы мало что можем объяснить им насчет этого Диллона. — Зазвонил телефон. Он взял трубку и произнес: — Бригадир Фергюсон? Извините, что беспокою вас, сэр. Это полковник Мак-Леод, штаб-квартира в Белфасте. У нас, кажется, возникли трудности.




Диллон, находившийся в аэропорту, вовсе не собирался возвращаться лондонским рейсом. Вероятно, все обошлось бы, но надо быть сумасшедшим, чтобы испытывать судьбу, когда есть другой выход. Было начало четвертого. Он пропустил рейс на Манчестер, но рейс до Глазго в три пятнадцать задерживался. Диллон поспешил к кассе:

— Я надеялся успеть на рейс в Глазго, — сказал он молодой кассирше, — но прибыл слишком поздно. А теперь вот вижу, что он задерживается.

Она нажала на клавишу и взглянула на экран:

— Да, задержка на полчаса, сэр, и много свободных мест. Хотите лететь?

— Да, конечно, — вежливо ответил Диллон и достал из бумажника деньги. Кассирша протянула ему билет.

Не возникло никаких осложнений, когда он проходил контрольный пункт службы безопасности. Содержимое его портфеля было совершенно безобидным. Уже объявили посадку. Он поднялся в самолет и занял место в хвосте. «Все прошло вполне удовлетворительно. Только одно не сработало. Девлин, Броснан и эта женщина прибыли к Мак-Гиру первыми. Жаль. Потому что теперь встает вопрос, что он успел сказать им. О Харвее, например. Надо побыстрее вернуться на всякий случай».

Диллон очаровательно улыбнулся, когда к нему обратилась стюардесса и спросила, не хочет ли он что-нибудь выпить.

— С удовольствием выпью чашечку чаю, — сказал он и достал из портфеля газету.




Мак-Леод отвез Броснана, Мэри и Девлина на аэродром. Они прибыли туда до того, как объявили посадку на лондонский рейс. Инспектор Королевской ольстерской полиции провел их в зал ожидания для вылетающих пассажиров.

— Как видите, всего тридцать пассажиров, и всех мы тщательно проверили.

— Мне кажется, — сказал Мак-Леод, — мы гоняемся за призраком.

Объявили посадку, и Броснан с Девлином встали у двери, всматриваясь в проходящих пассажиров. Когда все прошли, Девлин обратился к Броснану:

— Эй, ты, старый монах, а ты не подумал провести проверку с раздеванием?

— О, ради Бога, пойдемте отсюда, — проговорил нетерпеливо Мак-Леод.

— Сердитый, — кивнул Девлин на полковника, когда тот пошел к выходу. — Его, наверное, сильно пороли розгами в общественной школе. Вы в Лондон?

— Да, нам лучше отправиться этим рейсом, — ответил Броснан.

— А вы, господин Девлин? — спросила Мэри. — С вами будет все в порядке?

— Да, несколько лет тому назад Фергюсон обеспечил меня настоящим «карантинным свидетельством» за услуги, оказанные мной Британской службе безопасности. Со мной все будет хорошо. — Он поцеловал ее в щеку. — Было очень приятно познакомиться с вами, моя дорогая.

— Мне тоже.

— Будьте осторожны с этим парнем. Диллон ужасно ловкая бестия.

Они подошли к залу. Девлин улыбнулся и исчез так внезапно, как будто растворился в воздухе. Броснан глубоко вздохнул.

— Ну что же, летим в Лондон. Пойдемте. — Он взял ее под руку, и они пошли через толпу.




Полет до Глазго занял всего сорок пять минут. Самолет приземлился в половине пятого. В пять пятнадцать был челночный рейс до Лондона. Он взял билет и быстро присоединился к вылетающим пассажирам. Там он первым делом позвонил Данни Фахи в Кадж-Энд. Ответила Анжела.

— Соедините меня с вашим дядей Данни. Это Диллон, — сказал он ей.

Данни взял трубку:

— Это ты, Син?

— Собственной персоной. Я в Глазго, дожидаюсь вылета. Прилечу в Хитроу в половине седьмого. Сможешь приехать и встретить меня? У тебя хватит времени, по-моему.

— Никаких проблем, Син. Я захвачу Анжелу с собой.

— Хорошо. Да, приготовься работать всю ночь. Завтра может стать великим днем.

— Господи, Син…

Но Диллон положил трубку прежде, чем Фахи смог сказать еще что-то.

Потом он позвонил в кабинет Харвея в похоронном бюро в Уайтчепеле. Ответила Мира.

— Это Питер Хилтон, мы встречались вчера. Я хотел бы перекинуться словечком с вашим дядей.

— Его здесь нет. Он уехал в Манчестер по делам. Его не будет до завтрашнего утра.

— Это меня совсем не устраивает. Он обещал мне заказанную штуку через двадцать четыре часа.

— А она здесь, — сказала Мира. — Но я хочу, чтобы вы заплатили наличными.

— Вы достали ее! — Диллон посмотрел на часы, прикинул, сколько времени ему понадобится, чтобы доехать от Хитроу до Бейсуотер и взять деньги, и сказал: — Я буду у вас без четверти восемь.

— Я жду вас.

Когда Диллон закончил разговор, объявили посадку и он присоединился к остальным пассажирам.




Мира, стоявшая у камина в кабинете дяди, приняла решение. Она взяла ключ от секретной комнаты и вышла на площадку.

— Билли, ты там, внизу?

Через минуту он поднялся наверх.

— Вот я.

— Опять ты торчал в комнате с гробами, да? Пойдем, ты мне нужен.

Она пошла по коридору до задней двери, открыла ее и отодвинула ложную стенку. Потом указала на одну из коробок семтекса:

— Отнеси это в кабинет.

Когда они вернулись, Билли спросил, ставя коробку на стол:

— Чертовски тяжелая штука. Что это?

— Это деньги, Билли, а остальное тебя не касается. Теперь слушай, и слушай очень внимательно. Тот коротышка, который грубо обошелся с тобой вчера…

— Ну и что с ним?

— Он появится здесь без четверти восемь, чтобы заплатить мне кучу денег за то, что лежит в этой коробке.

— Ну?

— Я хочу, чтобы ты дожидался на улице с половины восьмого в своем кожаном костюме и на «БМВ». Когда он выйдет отсюда, ты последуешь за ним, Вилли. Если понадобится, то хоть до самого Кардифа. — Она потрепала его по щеке. — А если потеряешь его, солнышко, можешь не возвращаться сюда.




Когда Диллон вышел из здания аэропорта Хитроу, его уже ждала Анжела. Она помахала ему рукой. Шел легкий снежок.

— Рейс из Глазго, — обратилась она к Диллону. — Что вы там делали?

— Выяснял, что шотландцы носят под своими юбочками.

Она засмеялась и повисла у него на руке.

— Вы просто ужасный!

Они дошли до фургона, за рулем которого сидел Фахи.

— Рад тебя видеть, Син. Куда едем?

— В мою гостиницу на Бейсуотер. Я должен выписаться оттуда.

— Вы переедете к нам? — спросила Анжела.

— Да, — Диллон кивнул головой. — Но я должен вначале взять подарок для Данни в похоронном бюро на Уайтчепеле.

— А что там, Син? — поинтересовался Фахи.

— Около пятидесяти фунтов семтекса.

Колеса фургона пробуксовывали, его слегка заносило. Фахи с трудом выправил машину.

— Спаси и помилуй! — вырвалось у него.

В похоронном бюро ночной привратник впустил Диллона через главный вход.

— Вы господин Хилтон? Мисс Мира ожидает вас, сэр.

— Я знаю дорогу.

Диллон поднялся по лестнице, прошел по коридору и открыл дверь кабинета. Мира ждала его.

— Входите, — сказала она.

Она была в черном брючном костюме и с сигаретой в руке. Сев за стол, она постучала пальцами по коробке.

— Вот он. Где деньги?

Диллон поставил портфель на коробку и раскрыл его. Он достал оттуда пятнадцать тысяч и бросил их перед ней, пачку за пачкой. В портфеле осталось пять тысяч долларов, вальтер с глушителем Карсвелла и беретта. Он захлопнул портфель и улыбнулся.

— Приятно иметь с вами дело.

Он взял портфель в одну руку, а коробку в другую. Мира пошла открыть ему дверь.

— Что вы собираетесь делать с этим? Взорвать палату общин в парламенте?

— Это уже сделал Гай Фокс, — сказал он и пошел по коридору к лестнице.

Диллон прошел по обледеневшему тротуару и свернул за угол, где стоял фургон. Билли, с нетерпением ожидавший его в тени, уселся на свой «БМВ» и поехал мимо стоявших у обочины машин вверх по улице, пока не увидел, что Диллон остановился рядом с фургоном. Анжела открыла заднюю дверь, и Диллон положил туда коробку. Она тут же закрыла дверцу, они обошли машину и сели рядом с Фахи.

— Это то самое, Син?

— Да, Данни, пятидесятифунтовая коробка семтекса с заводским клеймом, прямо из Праги. А теперь — быстро отсюда, впереди у нас долгая ночь.

Фахи проехал боковыми улочками и выехал на главную дорогу. Когда фургон влился в поток машин, Билли поехал следом на своем «БМВ».




XII


По техническим причинам «леар» не смог вылететь из аэропорта Альдергроув до половины шестого. Было уже без четверти семь, когда Броснан и Мэри приземлились в Гатвике. Машина, присланная из министерства, ждала их. Мэри позвонила по телефону из машины и нашла Фергюсона в его квартире на площади Кавендиш. Когда Ким провел их к нему, Фергюсон стоял у камина, пытаясь согреться.

— Зверская погода, боюсь, что на нас к тому же движется снежный заряд. — Он сделал глоток чаю из чашки, которую держал в руке. — Наконец-то, дорогая, вы лично поучаствовали в спектакле. Вы, должно быть, испытали волнующее чувство…

— Так тоже можно посмотреть на это.

— Вы абсолютно уверены, что это был Диллон?

— Скажем, так, — ответил Броснан, — если это был не он, то это дьявольское совпадение: кто-то выбрал именно этот момент и именно это место, чтобы застрелить Томми Мак-Гира. Трюк с нищенкой типичен для Диллона.

— Да, совершенно потрясающе.

— Полагаю, его не было в самолете, возвращавшемся в Лондон, сэр, — заметила Мэри.

— Вы хотите сказать, что вы думаете, что его там не было, — уточнил Фергюсон.

— Из того, что я о нем знаю, можно предположить, что этот чертов парень мог выдать себя за пилота. Он, кажется, способен на все.

— Есть еще один рейс на Лондон, сэр, в восемь тридцать. Полковник Мак-Леод заверил, что его тщательно проверят.

— Пустая трата времени. — Фергюсон обратился к Броснану: — Подозреваю, вы согласны со мной, Мартин?

— Увы, да.

— Давайте рассмотрим все это еще раз. Расскажите, что произошло. — Когда Мэри закончила, Фергюсон сказал: — Я недавно проверил расписание рейсов с Альдергроува. Были рейсы на Манчестер, Бирмингем, Глазго. Был даже самолет в Париж в шесть тридцать. Не так уж трудно вернуться в Лондон оттуда. Он будет здесь завтра.

— Всегда есть возможность уплыть морем, — напомнил ему Броснан. — Паром от Ларна до Странраера в Шотландии, а оттуда скорым поездом в Лондон.

— Кроме того, он мог пересечь ирландскую границу, отправиться в Дублин и вернуться любым из дюжины существующих маршрутов, — добавила Мэри. — Это не продвигает нас ни на шаг вперед.

— Интересно, что заставило его совершить эту поездку, — сказал Фергюсон. — Он ничего не знал о вашем намерении отыскать Мак-Гира до вчерашнего вечера, когда Браун раскрыл Новиковой содержание доклада, и все же поспешил в Белфаст, воспользовавшись первой возможностью. Почему?

— Заткнуть рот Мак-Гиру, — заявила Мэри. — Интересная деталь… Наша встреча с Мак-Гиром была назначена на два часа, а мы приехали почти на полчаса раньше. Если бы не это, Диллон добрался бы до него первым.

— Во всяком случае, он не может знать с уверенностью, что́ Мак-Гир рассказал вам и сказал ли он вам вообще что-либо.

— Дело в том, сэр, что Диллон знал: Мак-Гиру кое-что известно о нем, поэтому он предпринял все возможное, чтобы добраться до него. А этим «кое-чем» были, несомненно, сведения о том, что Харвей снабжал его оружием в Лондоне в восемьдесят первом году.

— После того как вы позвонили мне с аэродрома Альдергроув, перед тем как сесть в самолет, я навел справки. И инспектор-детектив Лейн из Специального отделения сказал мне, что Харвей — известный гангстер, крупная птица. Наркотики, проституция и тому подобное. Полиция охотилась за ним многие годы, но безуспешно. К сожалению, теперь он еще и крупный бизнесмен. Недвижимость, клубы, игорные дома и так далее.

— Что вы хотите этим сказать, сэр? — спросила Мэри.

— Что все не так просто, как можно было бы подумать. Мы не можем просто вызвать Харвея на допрос только потому, что умерший человек обвинял его в чем-то, что произошло десять лет назад. Подумайте сами, дорогая. Он спокойно сидел бы перед нами не раскрывая рта, а команда лучших юристов Лондона немедленно добилась бы его освобождения.

— Другими словами, мы стали бы посмешищем в суде? — заметил Броснан.

— Абсолютно верно. — Фергюсон вздохнул. — Мне всегда была близка идея, что, когда речь идет об уголовном мире, единственная возможность добиться правосудия — это собрать всех адвокатов на ближайшей площади и расстрелять их.

Броснан посмотрел в окно на медленно опускавшиеся снежинки.

— Есть и другой путь, — сказал он.

— Полагаю, вы намекаете на вашего друга Флада? — Фергюсон усмехнулся. — Ничто не мешает вам получить от него совет, но я уверен, что вы останетесь в рамках закона.

— Конечно, бригадир. Обещаю вам.

Броснан взял свое пальто.

— Пойдемте, Мэри, навестим Харри.




Следовать за фургоном на «БМВ» не составляло особого труда для Билли. Снег лежал только на обочинах, хотя асфальт был мокрым. Движение было интенсивным на всем пути от Лондона до Доркинга. На дороге Хоршам-Роуд машин было меньше, однако вполне достаточно для того, чтобы прикрывать Билли.

Ему повезло, потому что, когда «моррис» свернул на Гримторп, снег прекратился, небо прояснилось, появился месяц. Билли выключил фару и следовал за «моррисом», выдерживая расстояние, чтобы его не заметили в темноте. Когда фургон свернул к Доксли, он поехал еще осторожнее, остановился на вершине пригорка и увидел, как фургон въехал через ворота на ферму.

Билли выключил мотор, скатил мотоцикл вниз и остановился у деревянной доски с надписью: «Ферма Кадж-Энд». Он прошел по дороге через лесок и смог заглянуть в освещенный сарай на другой стороне двора. Возле «морриса» стояли Диллон, Фахи и Анжела. Диллон повернулся, вышел и пересек дворик.

Билли быстро повернулся, вернулся к мотоциклу и покатил его вниз по дороге. Мотор он завел только тогда, когда удалился на приличное расстояние от фермы. Через пять минут он был уже на шоссе и катил обратно в Лондон.




Диллон позвонил из гостиной на парижскую квартиру Макеева.

— Это я, — сказал он.

— Я беспокоюсь, что с Таней? — спросил Макеев.

— Таня выбрала свой выход. Она это сделала, чтобы они ничего не смогли добиться от нее.

— А это дело, о котором ты говорил, поездка в Белфаст?

— Приняты меры. Все идет нормально, Жозеф.

— Когда?

— Кабинет собирается в десять утра на Даунинг-стрит. Тут мы и ударим.

— Но как?

— Ты прочтешь об этом в газетах. Главное сейчас, чтобы ты напомнил Мишелю Арону, что он должен лететь утром в свое поместье в Сен-Дени. Я надеюсь быть там во второй половине дня.

— Так быстро?

— Я не собираюсь болтаться здесь. А как дела у тебя, Жозеф?

— Я думаю, что смог бы отправиться в Сен-Дени вместе с Ароном и Рашидом.

— Хорошо. До встречи. Не забудь напомнить Арону о втором миллионе.

Диллон положил трубку, закурил сигарету и снова взялся за телефон. На этот раз он набрал номер аэродрома в Гримторпе. Через некоторое время ему ответили:

— Билл Грант слушает. — Голос был как у слегка подвыпившего человека.

— Это Питер Хилтон, господин Грант.

— О, да. Что я могу для вас сделать?

— Речь идет о том путешествии, которое я хотел совершить в Ландз-Энд. Думаю сделать это завтра.

— В какое время?

— Будьте готовы к полудню. Хорошо?

— Да, если не будет снега. В противном случае нас ждут неприятности. — Грант медленно положил трубку, дотянулся до бутылки виски и налил себе порядочную порцию. Потом он выдвинул ящик письменного стола. Там лежал старый армейский пистолет вебли и коробка с патронами 38-го калибра. Он зарядил пистолет и положил его обратно в ящик. — Ладно, господин Хилтон, посмотрим, что вам действительно нужно, — пробормотал он и опрокинул виски.




— Знаю ли я Джека Харвея? — Харри Флад рассмеялся и подмигнул Мордекаю Флетчеру: — Я? А, Мордекай…

Мордекай улыбнулся, посмотрев на Броснана и Мэри, которые стояли, так и не сняв пальто.

— Да, я думаю, мы можем сказать, что знаем господина Харвея достаточно хорошо.

— Садитесь, ради Бога, и расскажите мне, что произошло в Белфасте, — обратился к ним Флад.

Мэри быстро рассказала ему обо всем и спросила:

— Вы считаете возможным, что Харвей был поставщиком оружия Диллону в восемьдесят первом?

— Если речь идет о Джеке Харвее, меня ничто не удивляет. Он и его племянница Мира возглавляют маленькую империю, которая занимается всеми видами криминальной деятельности. Женщины, наркотики, «защита», вооруженные грабежи — все, что угодно. Но оружие для ИРА?.. — Он посмотрел на Мордекая. — Что ты думаешь об этом?

— Он выкопал бы из могилы труп своей бабушки и продал его, если бы думал, что это принесет ему прибыль, — ответил верзила.

— Прямо в точку, — Флад повернулся к Мэри. — Вот вам и ответ.

— Хорошо, — сказал Броснан, — если Диллон использовал Харвея в восемьдесят первом, вполне вероятно, что он использует его снова.

Флад заметил:

— Полиция никогда ничего не сделает с Харвеем на основании таких улик. Вы должны знать это. Он выйдет чистеньким.

— Я полагаю, что профессор имел в виду более тонкий подход, например, выбить показания из ублюдка. — Мордекай проиллюстрировал эти слова ударом кулака по своей ладони.

Мэри повернулась к Броснану. Тот пожал плечами:

— Что еще ты можешь предложить? Никто ничего не добьется от такого человека, как Харвей, обходясь с ним вежливо.

— У меня есть идея, — сказал Харри Флад. — Харвей последнее время оказывал на меня сильное давление, чтобы стать моим партнером. Я могу сказать, что хотел бы встретиться с ним и обсудить это дело?

— Хорошо, — согласился с ним Броснан, — но как можно скорее. Мы не можем прохлаждаться сейчас, Харри.




Мира сидела за столом в кабинете дяди и просматривала счета, когда позвонил Флад.

— Харри? — удивилась она. — Какой неожиданный сюрприз!

— Я надеялся перекинуться парой слов с Джеком.

— Невозможно, Харри. Он в Манчестере на каком-то мероприятии спортивного клуба в «Мидланде».

— Когда он должен вернуться?

— Во-первых, у него здесь есть дело утром. Так что он должен встать рано и успеть на челночный рейс из Манчестера в половине восьмого.

— Так что он будет дома не позже девяти?

— Скорее, в девять тридцать, учитывая движение на дорогах. Послушай, Харри, а в чем дело?

— Я подумал, Мира, может быть, я ошибся… Ну, насчет нашего партнерства… Может быть, Джек прав. Если мы будем вместе, то сумеем многое сделать.

— Я уверена, что он будет рад услышать это.

— Я буду у вас ровно в половине десятого утра со своим бухгалтером, — сказал Флад и положил трубку.

Некоторое время Мира сидела неподвижно, глядя на телефон, потом подняла трубку и позвонила в «Мидланд», попросив позвать к телефону дядю. Джек Харвей, выпивший шампанского и не один стакан виски, был в прекрасном настроении. Он подошел к стойке и взял трубку.

— Мира, любовь моя, что случилось? Пожар или внезапный наплыв мертвецов?

— Еще интереснее. Звонил Харри Флад.

Она рассказала ему о телефонном разговоре, и Харвей тут же протрезвел.

— Итак, он хочет встретиться в половине десятого?

— Да. Что ты думаешь об этом?

— Я думаю, тут какой-то трюк. Почему бы он вдруг передумал ни с того ни с сего? Нет, мне это не нравится.

— Мне позвонить ему и отменить встречу?

— Нет, не нужно этого делать. Я встречусь с ним. Мы только примем меры предосторожности, вот и все.

— Послушай, — сказала Мира. — Звонил Хилтон или как там его, и сказал, что ему нужен его «материал». Он потом появился, заплатил наличными и отправился восвояси. Все правильно?

— Молодец. Что касается Флада, то все, чего я хочу, это устроить ему подобающий прием, так, на всякий случай. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Думаю, да, Джек. Думаю, да.




— Мы встретимся на улице у похоронного заведения Харвея утром около половины десятого, — сказал Харри Флад Броснану. — Я захвачу Мордекая, а вы сможете изображать моего бухгалтера.

— А как же я? — спросила Мэри.

— Мы посмотрим.

Броснан поднялся и подошел к французскому окну, из которого открывался вид на реку.

— Хотел бы я знать, что делает сейчас этот подонок, — сказал он.

— Завтра, Мартин, — откликнулся Флад. — Все получает тот, кто умеет ждать.




Пробило полночь, когда Билли поставил «БМВ» во дворе, позади дома на Уайтчепеле, и вошел в него. Он устало поднялся в квартиру Миры. Она услышала его шаги, открыла дверь и встала на пороге в короткой просвечивающей ночной рубашке.

— Привет, солнышко, ты сделал это? — спросила она.

— Я чертовски замерз, — заявил Билли.

Она пропустила его в комнату, усадила и начала расстегивать молнию на его кожаной куртке.

— Куда он поехал?

Билли достал бутылку виски, налил себе большую порцию и выпил одним глотком.

— Всего час езды от Лондона, Мира, но чертовски скверная дорога за городом.

Он рассказал ей все: про Доркинг, Хоршам-Роуд, Гримторп, Доксли и ферму Кадж-Энд.

— Прекрасно, солнышко. Что тебе сейчас нужно, так это хорошая горячая ванна. — Она прошла в ванную и открыла краны. Когда она вернулась в комнату, Билли спал на кушетке, подогнув ноги. — О Господи, — вздохнула она и, прикрыв его одеялом, отправилась спать.




Когда Макеев постучал в дверь квартиры на авеню Виктора Гюго, ему открыл Рашид.

— У вас есть для нас новости? — спросил молодой иракец.

Макеев кивнул головой:

— Где Мишель?

— Он ждет вас.

Рашид провел его в гостиную. Арон стоял у камина. На нем был черный фрак, он только что вернулся из оперы.

— Что у вас? — спросил он. — Что-нибудь случилось?

— Мне звонил по телефону Диллон, из Лондона. Он хочет, чтобы вы полетели в Сен-Дени завтра утром. Сам он собирается быть там во второй половине дня.

Арон побледнел от сильного волнения.

— Что это? Что он собирается делать?

Он налил коньяку, и Рашид передал рюмку Макееву.

— Он сказал мне, что нападет на британский кабинет на Даунинг-стрит.

Наступила полная тишина. Лицо Арона выражало удивление. Заговорил Рашид:

— Кабинет? Весь кабинет? Это невозможно. Как он мог даже подумать об этом?

— Я не знаю, — ответил Макеев. — Я просто передаю вам то, что он мне сказал: военный кабинет соберется утром, в десять часов, и он нанесет удар.

— О Аллах! — произнес Арон. — Если он сможет сделать это сейчас, в разгар войны, до того, как начнется наступление на суше, воздействие на весь арабский мир будет невероятным.

— Могу себе представить.

Арон шагнул вперед и положил руку на плечо Макеева.

— Сможет ли он, Жозеф, сможет ли он сделать это?

— Он, кажется, уверен в своих силах. — Макеев сбросил с плеча руку Арона. — Я только передаю вам то, что он говорил мне.

Арон повернулся и стал смотреть на огонь. Потом сказал Рашиду:

— Мы вылетаем в девять с аэродрома Шарль де Голль на «ситасьоне». Мы долетим за час.

— Как прикажете, — ответил Рашид.

— Вы можете прямо сейчас позвонить старому Альфонсу в шато. Я хочу, чтобы он убрался оттуда до завтрака. Может взять отпуск на несколько дней. Я не хочу, чтобы он был там в эти дни.

Рашид кивнул головой и ушел в кабинет.

— Альфонс? — удивился Макеев.

— Это сторож. В это время года он там один, если я не приказываю ему пригласить прислугу из деревни. Все они работают по договору.

— Я хотел бы полететь с вами, если вы не возражаете, — сказал Макеев.

— Конечно, нет, Жозеф. — Арон налил еще две рюмки коньяку. — Да простит меня Бог. Я знаю, что не должен пить. Но сегодня можно. — Он поднял свою рюмку: — За Диллона, и пусть все пройдет так, как он задумал.




Был час ночи. Фахи трудился над одним из кислородных баллонов, поставив его на верстак. В сарай вошел Диллон.

— Как идут дела?

— Хорошо. Почти закончил. Этот и еще один. Как погода?

Диллон подошел к открытой двери.

— Снег кончился, но по прогнозу он пойдет снова. Я слышал по телевизору.

Фахи отнес баллон к «форду», забрался в него и очень осторожно поставил его в одну из труб. Диллон наблюдал за его действиями. Вошла Анжела с кувшином и двумя кружками в руках.

— Кофе? — предложила она.

— С удовольствием, — сказал ее дядя. Он взял у нее кружку. Потом она налила кофе Диллону.

— Я думал, — обратился он к девушке, — насчет гаража… Помнишь, я хотел, чтобы ты ждала нас там с фургоном… Теперь я не уверен, что это была хорошая мысль.

Фахи прекратил работать, продолжая держать в руках гаечный ключ, и взглянул на Диллона:

— Почему?

— Там стояла машина русской, с которой я был связан. Полиция, вероятно, узнает это. Если они держат под наблюдением ее квартиру, то могут проверить и гараж.

— И что ты предлагаешь?

— Помните, где я останавливался, гостиницу на Бейсуотер-Роуд? По соседству с ней есть универсам с большой стоянкой для машин во дворе. Мы воспользуемся ею. Это ничего не меняет в нашем плане, — сказал он Анжеле. — Я покажу тебе это место, когда мы приедем туда.

— Как скажете, господин Диллон. — Она осталась, и наблюдала, как Фахи закончил укреплять самодельную бомбу и вернулся к верстаку.

— Я думала, господин Диллон, об этом месте во Франции, о Сен-Дени.

— Что же?

— Вы улетите прямо туда?

— Да.

— А что станет с нами? — спросила она осторожно.

— Она права, Син. — Фахи вытер руки.

— С вами будет все в порядке, с вами обоими, — успокоил их Диллон. — Это дело чистое, Данни, самое чистое из всех, которые я планировал. Никаких выходов ни на вас, ни на это место. Если завтра все сработает, а так и будет, то к половине двенадцатого мы будем уже здесь, далеко от Даунинг-стрит, и на этом все закончится.

— Ну, если ты так говоришь… — буркнул Фахи.

— Да, я уверен, Данни. А если ты беспокоишься о деньгах, то не стоит. Вы получите свою долю. Человек, на которого я работаю, может устроить выплату денег в любом месте. Вы можете получить их здесь, если хотите, или в Европе, это даже лучше.

— Конечно. Ну а деньги, они никогда не значили для меня слишком много, Син. Ты знаешь это. Я просто хочу знать, что будет, если что-то вдруг пойдет не так, есть ли такая вероятность. — Фахи пожал плечами. — Анжела, я о ней беспокоюсь.

— Не беспокойся. Если бы был хоть малейший риск, то я первый предложил бы вам лететь со мной. Но его нет. — Диллон обнял девушку. — Ты волнуешься, да?

— Меня просто выворачивает от предчувствия чего-то ужасного, господин Диллон.

— Иди спать. — Он подтолкнул ее к двери. — Мы выезжаем в восемь.

— Я не сомкну глаз.

— Попытайся. А теперь иди. Это приказ. — Анжела неохотно ушла. Диллон закурил сигарету и обернулся к Фахи: — Нужно чем-нибудь помочь?

— Нет, через полчаса все будет готово. Иди и ложись, Син. А я чувствую себя так же скверно, как и Анжела. Думаю, что уснуть не смогу… Между прочим, я отыскал для тебя старый кожаный костюм мотоциклиста, — добавил Фахи. — Он там, на «БСА».

На мотоцикле лежали куртка, кожаные штаны и высокие ботинки. Они явно долго были в употреблении, и Диллон улыбнулся:

— Напоминают о моей юности. Пойду примерю их.

Фахи оставил работу и потер глаза: он явно устал.

— Послушай, Син. Это обязательно делать завтра?

— У тебя какие-то трудности?

— Я говорил тебе, что хотел бы приварить оперение к кислородным цилиндрам, чтобы придать им бо́льшую устойчивость в полете. У меня на это не остается времени. — Фахи бросил гаечный ключ на верстак. — Мы слишком торопимся, Син.

— Винить за это надо не меня, Данни, а Мартина Броснана и его друзей. Они дышат мне в затылок. Почти взяли меня в Белфасте. Один Бог знает, когда они могут объявиться снова. Нет, Данни, сейчас или никогда.

Диллон повернулся и ушел. Фахи неохотно взял гаечный ключ и продолжил работу.




Одежда оказалась Диллону впору. Он осмотрел себя в зеркале гардероба, застегивая молнию куртки.

— Вы только посмотрите, — сказал он тихо. — Мне снова восемнадцать, когда весь мир был молод и все казалось возможным.

Он расстегнул куртку, снял ее, потом открыл портфель и достал оттуда пуленепробиваемый жилет, который дала ему Таня при их первой встрече. Он натянул его на себя, застегнул крючки и снова надел кожаную куртку. Потом Диллон присел на край кровати, достал вальтер из портфеля, осмотрел его и прикрепил глушитель Карсвелла. Проверив затем беретту, он положил ее на тумбочку у кровати, засунул портфель в гардероб, выключил свет и улегся на кровать, устремив в наступившей темноте взгляд в потолок.

Он никогда не испытывал волнения, ни по какому поводу. Так было и на этот раз, накануне того дня, когда он собирался осуществить самую главную акцию в своей жизни.

— На этот раз ты делаешь историю, Син, — произнес он тихо. — Историю!

Диллон закрыл глаза и через некоторое время заснул.




Ночью опять шел снег. Когда пробило семь, Фахи вышел на улицу проверить состояние дороги. Вернувшись, он застал Диллона в дверях дома с кружкой чая в одной руке и бутербродом с ветчиной в другой.

— Не знаю, как ты можешь есть, — обратился к нему Фахи. — Я не мог проглотить ни крошки. Я сейчас подгоню машину.

— Ты боишься, Данни?

— До смерти.

— Это хорошо. Это дает соответствующий настрой, то состояние, в котором можешь почти все.

Они подошли к сараю и остановились возле «форда».

— Он готов, как и должен был быть, — сказал Фахи.

Диллон положил руку ему на плечо:

— Ты совершил чудо, Данни, настоящее чудо.

К ним подошла Анжела. Она была готова ехать. На ней были ее старые брюки, сапоги, свитер и лыжная теплая куртка, а на голове берет.

— Мы едем? — спросила она.

— Скоро, — ответил Диллон. — А сейчас давай втащим мотоцикл в фургон.

Они открыли задние двери «морриса», поставили доску и по ней вкатили «БСА» внутрь. Диллон укрепил его на подставке, а Фахи засунул в фургон доску. Туда же он положил шлем.

— Это для тебя. Свой я положил в «форд». — Поколебавшись, Фахи спросил: — Ты взял с собой оружие, Син?

Диллон достал беретту из внутреннего кармана черной куртки.

— А ты, Данни?

— Господи, Син, я всегда презирал пистолеты, ты это знаешь.

Диллон положил беретту обратно и застегнул молнию на куртке. Закрыл дверцы фургона и повернулся к сообщникам.

— Все готово?

— Тогда мы можем трогаться? — спросила Анжела.

Диллон посмотрел на часы.

— Нет еще. Я сказал, что мы выезжаем в восемь. Мы не должны оказаться там слишком рано. Есть время выпить еще чашку чаю.

Они пошли в дом, и Анжела поставила чайник на плиту. Диллон закурил сигарету и прислонился к раковине, наблюдая за ней.

— Разве у вас совсем нет нервов? — спросила она. — Я так слышу, как бьется мое сердце.

— Иди посмотри, Син, — позвал Фахи. Диллон вошел в комнату. Телевизор был включен, и утренняя передача была посвящена снегу, выпавшему в Лондоне за ночь. Деревья на городских площадях, статуи, памятники — все было покрыто толстым слоем снега. Даже тротуары.

— Нехорошо, — произнес Фахи.

— Перестань беспокоиться. Сами дороги чистые, — сказал Диллон. Вошла Анжела с подносом в руках. — Хорошая чашка чаю, Данни, с большой порцией сахара, чтобы набраться сил, и мы двигаемся, — сказал Диллон.




В квартире на площади Лоундес Броснан варил яйца и поджаривал хлеб в тостере. Зазвонил телефон. Он слышал, как Мэри ответила на звонок. Через некоторое время она вошла на кухню и сказала:

— Звонит Харри, он хочет поговорить с вами.

Броснан взял трубку:

— Как дела?

— Все в порядке, старина. Просто хотел убедиться, что ты скоро выходишь.

— Как мы поступим?

— Нам придется импровизировать, но, думаю, игра должна быть жесткой.

— Согласен, — сказал Броснан.

— Полагаю, это не доставит Мэри удовольствия?

— Боюсь, ты прав.

— Тогда она не должна участвовать в этом деле. Оставь все мне. До встречи.

Броснан положил трубку и вернулся на кухню, где Мэри уже поставила на стол яйца и поджаренные ломтики хлеба и разливала в чашки чай.

— Что он сказал? — спросила она.

— Ничего особенного. Он просто советовался, как лучше подойти к этому делу.

— Полагаю, вы решили, что лучше всего огреть Харвея по голове толстой палкой?

— Примерно что-то в этом роде.

— А почему бы не начать пытать его, раздробить пальцы, например, а, Мартин?

— Действительно, почему бы и нет? — Он взял ломтик хлеба. — Если потребуется…




Несмотря на раннее утро, из-за плохой погоды движение по Хоршамской дороге в направлении Доркинга и Лондона было медленнее, чем обычно. Анжела и Диллон ехали впереди в «моррисе», Фахи следовал прямо за ними в «форде». Девушка была явно не в своей тарелке. Суставы ее пальцев побелели, так крепко она вцепилась в руль. Но машину она вела прекрасно. Проехали Эпсом, потом Кингстон, пересекли Темзу по мосту Путни. Было уже пятнадцать минут десятого, когда они въехали на Бейсуотер-Роуд, направляясь к гостинице.

— Вот универсам, — показал Диллон. — Въезд на стоянку с той стороны.

Анжела свернула и начала осторожно пробираться по площадке, которая была забита машинами.

— Вон, в самом конце как раз есть место, — показал ей Диллон.

Там стоял громадный трейлер, накрытый чехлом, на котором лежал слой снега. Она поставила фургон рядом с трейлером, а Фахи пристроился поблизости. Диллон выскочил, натянул на голову шлем, обошел фургон и открыл дверцы. Он выкинул сверху доску, забрался в машину и осторожно с помощью Анжелы спустил на землю мотоцикл. Когда он перекинул ногу через сиденье, девушка засунула доску обратно в фургон и закрыла дверцы. Диллон включил зажигание, двигатель завелся с полоборота.

Он взглянул на часы. Было двадцать минут десятого. Син поставил мотоцикл и подошел к «форду», в котором сидел Фахи.

— Запомни, выбор времени чрезвычайно важен, мы не можем кружить по Уайтхоллу, чтобы не вызывать подозрений. Если мы приедем слишком рано, попытайся задержаться на набережной Виктории. Сделай вид, что что-то случилось с мотором, а я остановлюсь, чтобы помочь. Запомни, что от набережной по Хорс-Гардз до пересечения с Уайтхоллом езды всего одна минута.

— Господи, Син… — У Фахи был страшно испуганный вид.

— Спокойно, Данни, спокойно, — сказал ему Диллон. — Все будет хорошо, вот увидишь. А теперь поехали. — Он снова забросил ногу на мотоцикл.

— Я молилась за вас вчера вечером, господин Диллон, — произнесла Анжела.

— Тогда все в порядке. До встречи, — Диллон нажал на газ и пристроился за «фордом».




XIII


Броснан и Мэри подъехали на такси к похоронному заведению на Уайтчепеле. Они расплатились и, осторожно ступая по заснеженному тротуару, подошли к «мерседесу», в котором их уже ждали Флад и Мордекай. За рулем сидел Солтер. Флад открыл дверцу машины и взглянул на часы:

— Почти половина десятого. Мы можем идти прямо сейчас. — Флад достал из нагрудного кармана вальтер, проверил его и обратился к Броснану: — Тебе что-нибудь дать, Мартин?

Броснан утвердительно кивнул:

— Это мысль.

Мордекай открыл отделение для перчаток, достал браунинг и передал его назад:

— Этот подойдет, профессор?

— Господи, — сказала Мэри, — можно подумать, что вы собираетесь начать третью мировую войну.

— Или не допустить, чтобы она началась, — заметил Броснан. — Вам это никогда не приходило в голову?

— Пошли, — обратился Флад к Броснану. Они вышли из машины в сопровождении Мордекая. Мэри было попыталась пойти вслед за ними, но Флад остановил ее: — Не в этот раз, дорогая. Я сказал Мире, что привезу с собой только бухгалтера, за которого выдаст себя Мартин. А Мордекай всегда меня сопровождает. Больше они не ждут никого.

— Теперь послушайте меня, — сказала Мэри. — Мне поручено заниматься этим делом. Я офицер и официальный представитель министерства.

— Браво! — сказал Флад и обернулся к Солтеру: — Посмотри за ней, Чарли.

Он пошел к двери, где Мордекай уже звонил в колокольчик. Дверь открыл швейцар с подобострастной улыбкой на лице.

— Доброе утро, господин Флад. Господин Харвей просил передать вам наилучшие пожелания. Он только что приехал с аэродрома, подождите его, пожалуйста, в приемной.

— Хорошо. — Флад пошел за швейцаром.

Вид этой комнаты соответствовал назначению заведения: темные кожаные кресла, терракотовые стены и ковер. Освещение было электрическое. Из динамиков доносилась тихая музыка.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Броснан.

— Думаю, он действительно только что прибыл из Хитроу, — ответил Флад. — Не беспокойся.

Мордекай вышел в коридор и заглянул в одну из часовенок, предназначенных для прощания с усопшими.

— Везде цветы! Мне это кажется странным в подобном месте. Цветы теперь всегда напоминают мне о смерти.

— Я это не забуду, когда наступит твоя очередь, — сказал ему Флад. — Не будет никаких цветов — по твоей просьбе.




Без двадцати десять «форд-транзит» остановился на набережной Виктории. У Фахи вспотели руки. В зеркале заднего вида он заметил, как Диллон поставил «БСА» на подставку и направился к нему. Он выглянул в окно.

— Ты в порядке?

— Все хорошо, Син.

— Мы останемся здесь, пока будет возможно. Идеальным было бы подождать здесь минут пятнадцать. Если увидишь дорожную полицию, сразу трогайся, я поеду за тобой. Мы проедем по набережной полмили, развернемся и поедем обратно.

— Хорошо, Син. — Зубы Фахи стучали.

Диллон достал пачку сигарет, вынул две сигареты, вложил их в рот, прикурил и передал одну Фахи.

— Это чтобы показать тебе, какой я романтичный дурак, — сказал он и рассмеялся.




Когда Харри Флад, Броснан и Мордекай вошли в приемную, Мира уже ждала их. Она была в черном брючном костюме и сапогах. В руке она держала кипу бумаг.

— Вы выглядите как очень деловая женщина, Мира, — обратился к ней Флад.

— Так и есть, Харри, если учесть всю ту работу, которую я здесь выполняю. — Она поцеловала его в щеку и кивнула Мордекаю. — Привет, мускулистый. — Потом она оглядела Броснана с ног до головы: — А это кто?

— Мой новый бухгалтер, господин Смит.

— Действительно? — Она слегка кивнула. — Джек ждет вас.

Она открыла дверь и провела их во внутренний кабинет.

Огонь в камине ярко горел. Было тепло и уютно. Харвей сидел за столом, покуривая свою обычную сигару. Слева от него на боковой спинке дивана сидел Билли с небрежно перекинутым через колено плащом.

— Рад тебя видеть, Джек, — сказал Харри Флад.

— Правда? — Харвей оглядел Броснана с ног до головы. — Кто это?

— Новый бухгалтер Харри, дядя. — Мира обошла стол и встала рядом с ним. — Господин Смит.

Харвей покачал головой:

— Я никогда не видел бухгалтера, похожего на господина Смита. А ты, Мира? — Он опять повернулся к Фладу: — Я ценю свое время, Харри, чего ты хочешь?

— Диллона, — сказал Харри Флад. — Сина Диллона.

— Диллона? — Харвей изобразил на лице изумление. — А кто такой этот Диллон, черт возьми?

— Человек маленького роста, — вмешался Броснан, — ирландец, хотя может сойти за кого угодно. Вы продали ему оружие и взрывчатку в тысяча девятьсот восемьдесят первом.

— Очень дурно с твоей стороны, Джек, — ухмыльнулся Харри Флад. — Он много чего взорвал в Лондоне, и теперь, мы полагаем, собирается взяться за старое.

— А куда еще ему идти за снаряжением, как не к своему старому приятелю Джеку Харвею? — заметил Броснан. — Полагаю, это логично, не так ли?

Мира крепко сжала плечо дяди, и Харвей, с покрасневшим от гнева лицом, крикнул:

— Билли!

Флад поднял руку:

— Я хотел бы только заметить, что если он прячет под плащом обрез, то я надеюсь, что он взведен.

Билли мгновенно выстрелил через плащ и попал в левую ногу Мордекая, который уже успел выхватить свой пистолет. Флад мгновенно вытащил вальтер и выстрелил в грудь Билли. Тот свалился на диван, успев все-таки всадить пулю из второго ствола в левую руку Флада.

Джек Харвей выдвинул ящик письменного стола и схватил смит-вессон. Броснан выстрелил ему в плечо. На мгновение возникла суматоха. Комната наполнилась дымом и запахом пороха.

Мира наклонилась над дядей, который со стоном опустился в свое кресло. Ее лицо исказилось от гнева.

— Вы ублюдки! — выкрикнула она.

Флад повернулся к Мордекаю:

— Ты в порядке?

— Буду, после того как доктор Азиз займется мной, Харри. Этот маленький подонок оказался шустрым.

Флад, не выпуская вальтер, зажал рану. Через пальцы сочилась кровь. Он взглянул на Броснана:

— Ладно, давай кончать с этим. — Он сделал два шага к столу и навел пистолет на Харвея. — Я всажу тебе пулю прямо между глаз, если ты не скажешь то, что нам нужно. Где Син Диллон?

— Пошли вы…

Флад щелкнул курком. Мира закричала:

— Нет, ради Бога, оставь его. Человек, которого вы ищете, назвался Питером Хилтоном. Это был тот же, с которым дядя имел дело в восемьдесят первом. Тогда у него было другое имя — Майкл Куган.

— Что еще?

— Он купил пятьдесят фунтов семтекса. Забрал его вчера вечером, уплатив наличными. Я велела Билли проследить за ним на своем «БМВ» до самого дома.

— Где это место?

— Здесь. — Она взяла со стола лист бумаги. — Я все здесь записала для дяди Джека.

Флад взглянул и передал бумагу Броснану, ухитрившись улыбнуться, несмотря на боль.

— Ферма Кадж-Энд, Мартин. Звучит обнадеживающе. Пойдем отсюда.

Он пошел к двери. Мордекай ковылял впереди него, оставляя кровавый след. Мира подошла к Билли, который громко стонал. Она повернулась и крикнула им вдогонку:

— Я достану вас, подонки, всех вас.

— Нет, Мира, ничего ты не сделаешь, — оборвал ее Харри Флад. — Если ты в здравом уме, то извлечешь из этого урок и позвонишь вашему личному врачу.

Сказав это, он повернулся и вышел. За ним последовал и Броснан.

Было около десяти, когда они сели в «мерседес». Чарли Солтер сказал:

— Господи, Харри, у нас на коврах везде кровь.

— Давай заводи, Чарли. Ты знаешь куда ехать.

Мэри была встревожена.

— Что там? — спросила она.

— Вот… — Броснан протянул ей листок бумаги с указанием дороги на ферму Кадж-Энд.

— Господи, — сказала Мэри, прочитав запись. — Я, пожалуй, позвоню бригадиру.

— Нет, не надо, — возразил Флад. — Думаю, это наше дело, учитывая все то, через что нам пришлось пройти, в том числе наши раны. Ты согласен со мной, Мартин?

— Безусловно.

— Итак, первое, что мы сделаем, это заедем в тихую маленькую лечебницу в Ваппинге, которую содержит мой хороший друг доктор Азиз, чтобы он позаботился о Мордекае и осмотрел мою руку. После этого — в Кадж-Энд.




Когда Фахи выбрался из потока машин по набережной Виктории и свернул на Хорс-Гардз к министерству обороны, он обливался потом, несмотря на холод. Дорога была мокрой, но снег таял из-за постоянного движения машин. На тротуарах, деревьях и домах по обе стороны улицы лежал снег. Он видел в зеркало Диллона, его зловещую фигуру в черном на мотоцикле. Потом у Фахи наступил момент просветления.

Он остановился на перекрестке Хорс-Гардз и Уайтхолла в точке, которую рассчитал заранее. На другой стороне дороги у Хорс-Гардз-Парад стояли два гвардейца из придворной кавалерии с обнаженными саблями.

Дежурный полицейский внезапно обернулся и посмотрел на фургон. Фахи выключил мотор и надел на голову шлем. Когда он вылез из машины и закрыл дверцу на ключ, полицейский окликнул его и поспешно бросился к фургону. Диллон вывернул мотоцикл и подъехал. Фахи перекинул ногу через сиденье, и они проскользнули мимо разинувшего рот полицейского, развернулись и быстро помчались в сторону Трафальгарской площади. Когда Диллон влился в поток движущихся вокруг площади машин, прозвучал первый взрыв, второй, а потом все слилось в сплошной грохот и фургон разлетелся на куски.

Диллон спокойно проехал через Адмиралтейскую арку и продолжил путь по авеню Молл. Через десять минут он повернул на Бейсуотер-Роуд и вскоре оказался на стоянке возле универсама. Как только Анжела увидела их, она вышла из фургона, открыла задние дверцы и поставила доску. Диллон и Фахи закатили мотоцикл в фургон и захлопнули дворцы.

— Она сработала? — спросила Анжела. — Все прошло хорошо?

— Сейчас не до разговоров. Садись и поехали, — сказал ей Диллон. Она молча повиновалась. Диллон и Фахи сидели рядом с ней. Через минуту они уже сворачивали на Бейсуотер-Роуд.

— Возвращайся тем же путем, каким ехали сюда, и не торопись, — приказал Диллон.

Фахи включил радио и стал искать «Би-би-си».

— Ничего нет, — сказал он, — только эта чертова музыка и болтовня.

— Оставь радио включенным и наберись терпения, — успокоил его Диллон. — Скоро ты все услышишь.

Он закурил сигарету и откинулся на сиденье, тихо насвистывая.




В маленькой операционной на столе лежал Мордекай Флетчер. Доктор Азиз, седой индус в очках в круглой металлической оправе, осматривал его бедро.

— Харри, друг мой, я считал, что ты бросил такие дела. И вот снова то же самое, как в ту поганую субботнюю ночь в Бомбее.

Флад сидел на стуле, сняв пиджак. Молодая медсестра, тоже индуска, хлопотала над его рукой. Она отрезала рукав рубашки и теперь прочищала рану. Броснан и Мэри стояли рядом и смотрели.

Флад обратился к Азизу:

— Как он?

— Придется ему остаться на два-три дня. Я могу удалить пули под наркозом, но у него задета артерия. Теперь давай посмотрим тебя.

Он взял руку Флада и полез в рану небольшим пинцетом. Сестра держала перед ним эмалированный лоток. Азиз бросил туда сначала одну, потом другую пулю. Флад сморщился от боли. Азиз вытащил еще одну.

— Это, видимо, все, Харри, но надо сделать рентген.

— Сейчас просто перевяжи и дай мне джина, — сказал Флад. — Я приеду еще раз, позднее.

— Хорошо, если ты так хочешь.

Он умело с помощью сестры перевязал руку, открыл буфет и нашел там пакет с ампулами морфия. Одну из них он впрыснул в руку Флада.

— Как во Вьетнаме, Харри, — произнес Броснан.

— Это снимет боль, — пояснил Азиз Фладу. Сестра помогла ему надеть пиджак.

— Я советую тебе вернуться не позднее сегодняшнего вечера, — добавил доктор.

Сестра подвязала руку Флада, перекинув бинт через шею. Набросила ему на плечи пальто. В это время распахнулась дверь и вошел Чарли Солтер:

— Все полетело в чертям! Только что передали по радио: бомбовая атака на дом десять по Даунинг-стрит.

— О, Бог мой! — воскликнула Мэри Таннер.

Флад повел ее к двери. Обернувшись к Броснану, она сказала:

— Пойдем, Мартин, по крайней мере мы знаем, куда ушел этот подонок.




В это утро кабинет собрался в расширенном составе: присутствовало пятнадцать человек, в том числе премьер-министр. Совещание только что началось в зале заседаний кабинета министров, когда взорвалась первая мортира, пролетевшая двести ярдов от «форда». Взрыв был настолько сильным, что его услышали в кабинете бригадира Чарльза Фергюсона в здании министерства обороны, окна которого выходили на авеню Хорс-Гардз.

— Господи! — воскликнул Фергюсон и бросился к ближайшему окну.

В комнате на Даунинг-стрит разлетелись бронированные стекла, но основной удар приняли на себя специальные сетчатые занавески. Первая бомба оставила в садике большой кратер, выворотив с корнем вишневое дерево. Две другие упали дальше, на Маунтбаттен-Грин, где стояло несколько машин телевидения. Взорвалась только одна. В ту же секунду взлетел на воздух фургон — сработало устройство Фахи.

Удивительно, но большой паники не возникло. Все бросились на пол, некоторые пытались спрятаться под столами. Из разбитых окон дул холодный ветер, слышались отдаленные голоса.

Премьер-министр встал и ухитрился улыбнуться. С невероятным спокойствием он произнес:

— Господа, я думаю, нам лучше продолжить наше заседание в другом месте. — И первым вышел из комнаты.




Мэри и Броснан сидели на заднем сиденье «мерседеса». Харри Флад сидел впереди рядом с Чарли Солтером, который делал все возможное, чтобы ехать максимально быстро в густом потоке машин на дороге.

Мэри сказала:

— Послушайте, мне необходимо переговорить с бригадиром Фергюсоном. Это очень важно. — В этот момент они находились на мосту Путни. Флад повернулся и посмотрел на Проспана. Тот кивнул головой.

— Хорошо, — обратился Флад к Мэри. — Делайте что хотите.

Она воспользовалась телефоном, имевшимся в автомобиле, и позвонила в министерство обороны. Фергюсона там не было. Никто точно не знал, где он может находиться. Она оставила в приемной министерства свой номер телефона и положила на место трубку.

— Он крутится сейчас как сумасшедший, впрочем, как и все остальные, — заметил Броснан и закурил сигарету.

— Запомни, Чарли, Эпсон, потом Доркинг и, наконец, Хоршам-Роуд и вовсю жми на газ, — сказал Флад Солтеру.




Сообщение «Би-би-си», которое услышали в фургоне «моррис», было выдержано в обычной спокойной манере: «Около десяти часов утра была совершена бомбовая атака на дом десять по Даунинг-стрит. Зданию нанесен некоторый ущерб, но премьер-министр и члены кабинета, которые заседали там в это время, не пострадали».

Анжела разрыдалась, и фургон занесло в сторону.

— О Боже! Не может быть! — всхлипнула она. Диллон положил руку на руль.

— Спокойно, девочка, все внимание на дорогу.

Фахи выглядел так, как будто его затошнило.

— Если бы у меня было время приварить это оперение к цилиндрам, все получилось бы по-другому. Ты слишком торопился, Син. Ты позволил Броснану испугать тебя, и это нас погубило.

— Может быть, и так, — заявил Диллон. — Но в конце концов важно только то, что мы промахнулись.

Он достал сигарету, зажег ее и внезапно захохотал.




Арон покинул Париж в половине десятого на реактивном самолете «ситасьон». Он управлял сам, а Рашид сидел на месте второго пилота: так полагалось по правилам полета на таких самолетах. Макеев сидел в кабине и читал утреннюю газету. Арон запросил диспетчера на контрольном пункте аэропорта Маупертус в Шербуре о возможности посадки на частном аэродроме в Сен-Дени.

Диспетчер дал ему разрешение на посадку и добавил:

— Мы только что получили экстренное сообщение. Бомбовая атака на здание кабинета министров на Даунинг-стрит в Лондоне.

— Что произошло? — спросил Арон.

— Это все, что они передали.

Арон взволнованно посмотрел на Рашида и улыбнулся. Рашид слышал слова диспетчера.

— Бери на себя управление и приземляйся, — сказал ему Арон. Он перешел в кабину и сел напротив Макеева. — Только что передали срочное сообщение. Бомбовая атака на дом десять по Даунинг-стрит.

Макеев отбросил газету:

— Последствия?

— Это все, что известно на данный момент. — Арон поднял глаза и воздел руки к небу. — Слава Всевышнему!




Фергюсон стоял возле передвижной радиостанции на Маунтбаттен-Грин с инспектором-детективом Лейном и сержантом Маки. Шел легкий снежок. Группа полицейских-специалистов тщательно обследовала третью бомбу Фахи, которая не взорвалась.

— Плохо дело, сэр, — сказал Лейн. — Как говорили раньше, удар прямо в сердце империи. Я имею в виду, разве можно позволить уйти от наказания за такие дела?

— У нас демократия, инспектор. Жизнь должна продолжаться, и мы не можем превращать Лондон в вооруженную крепость по типу стран восточного блока.

К Маки подошел молодой полицейский с переносным телефоном и что-то ему прошептал. Сержант обратился к Фергюсону:

— Извините меня, бригадир, это срочно. Ваше бюро пытается связаться с вами. Им звонила капитан Таннер.

— Дай сюда. — Бригадир взял телефон. — Фергюсон слушает. Понимаю. Сообщите мне номер.

Он кивнул Маки. Тот быстро достал блокнот и карандаш и записал номер телефона, который продиктовал ему Фергюсон.




«Мерседес» ехал по Доркингу, когда зазвонил телефон. Мэри немедленно сняла трубку:

— Бригадир?

— Что происходит? — спросил он.

— Бомбовый удар по дому номер десять. Это должен быть Диллон. Мы узнали, что он достал пятьдесят фунтов семтекса вчера вечером в Лондоне у Джека Харвея.

— Где вы сейчас?

— Выезжаем из Доркинга, сэр, следуем по Хоршам-Роуд. Мартин, я и Харри Флад. Мы достали адрес Диллона.

— Сообщите его мне. — Он вновь кивнул Маки и повторил вслух то, что говорила Мэри, чтобы сержант мог записать.

Мэри сказала:

— Дорога не очень хорошая, сэр, снег, но мы должны быть на этой ферме Кадж-Энд через полчаса.

— Хорошо. Не надо спешки, Мэри, дорогая. Но не дайте улизнуть этому подонку. Мы окажем вам поддержку, как только сможем. Я буду в своем автомобиле, у тебя есть номер телефона.

— Хорошо, сэр.

Она положила трубку. Флад обернулся:

— Порядок?

— Поддержка в пути, мы не должны позволить ему улизнуть.

Броснан достал из кармана браунинг и проверил его.

— Он не уйдет, — произнес он хмуро. — На этот раз нет.




Фергюсон спокойно сообщил Лейну обо всем, что произошло, и спросил:

— Инспектор, что, по вашему мнению, предпримет Харвей?

— Отправится за медицинской помощью к какому-нибудь связанному с ними врачу в небольшой частной лечебнице, сэр.

— Хорошо, пусть наведут справки, но не вмешивайтесь. Только установите за ними наблюдение. А вот в это местечко Кадж-Энд мы должны отправиться как можно скорее. Ступайте и распорядитесь о машинах.

Лейн и Маки быстро ушли. Фергюсон собирался пойти за ними, но в это время из-за угла дома вышел премьер-министр в темном пальто. С ним был министр внутренних дел и несколько помощников. Он заметил Фергюсона и подошел к нему.

— Дело рук Диллона, бригадир?

— Полагаю, да, господин премьер-министр.

— Довольно точно. — Он улыбнулся. — Слишком точно, чтобы чувствовать себя уютно. Удивительный человек этот Диллон.

— Осталось недолго потерпеть, сэр. Я получил наконец адрес места, где он находится.

— Тогда не буду задерживать вас, бригадир. Действуйте, и как можно быстрее.

Фергюсон повернулся и поспешно удалился.




Дорога через лесок в Кадж-Энд была засыпана толстым слоем снега. Анжела проехала по ней до двора, въехала в сарай и выключила мотор. Наступила полная тишина.

— Что теперь? — спросил Фахи.

— Думаю, нам не помешает хорошая чашка чаю. — Диллон вышел из машины, обошел ее, открыл задние двери и вытащил доску.

— Помоги мне, Данни.

Они спустили «БСА», и Диллон поставил его на подставку.

— Поработал хорошо. Ты, Данни, проделал хорошую работу.

Анжела вышла первой, за ней последовали мужчины.

— У тебя что, вообще нет нервов, Син? — заметил Фахи.

— Я никогда не видел в них особой необходимости.

— Зато у меня они есть, и мне нужно виски, а не какой-то проклятый чай!

Фахи пошел в гостиную, а Диллон поднялся в свою спальню. Он нашел старый вещевой мешок и быстро положил в него свой костюм, плащ, рубашки, ботинки и разные мелочи. Проверил бумажник. Там оставалось около четырехсот фунтов. Потом взял портфель, в котором лежали оставшиеся пять тысяч долларов, и вальтер с глушителем Карсвелла. Он снял предохранитель, чтобы пистолет был готов к немедленному использованию, и положил его обратно в портфель, где лежали водительские права из Джерси и права пилота. Расстегнув куртку, он проверил беретту и засунул ее за пояс кожаных штанов сзади, так, чтобы рукоятка была прикрыта курткой.

Когда он спустился вниз с вещевым мешком и портфелем, Фахи стоя смотрел телевизор. На экране были кадры Уайтхолла под снегом, Даунинг-стрит и Маунтбаттен-Грин.

— Только что показывали, как премьер-министр осматривает нанесенный ущерб. Выглядел он так, как будто его не беспокоит ничего на свете.

— Да, ему здорово везет, — ответил Диллон. Вошла Анжела и протянула ему чашку чая.

— Что теперь будет, господин Диллон?

— Ты сама прекрасно знаешь, Анжела. Я улетаю в синюю даль.

— В это место в Сен-Дени?

— Правильно.

— Хорошо тебе, Син, а мы, значит, остаемся здесь хлебать баланду? — сказал Фахи.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, о чем я говорю.

— Ни у кого ничего на тебя нет, Данни. Ты в безопасности до второго пришествия. За мной охотятся эти педерасты. Броснан и его приятельница, да и Фергюсон, отнесут все это на мой счет.

Фахи отвернулся, а Анжела попросила:

— Не могли бы мы полететь с вами, господин Диллон?

Диллон поставил чашку и взял девушку за плечи.

— В этом нет необходимости, Анжела. Только я должен бежать, но не ты или Данни. Они даже не знают о вашем существовании.

Он подошел к телефону и позвонил на аэродром в Гримсторпе. Грант ответил немедленно:

— Да, кто это?

— Питер Хилтон, старина. — Диллон заговорил голосом человека, окончившего публичную школу. — Порядок с моим полетом? Не слишком много снега?

— На другом конце в Западной провинции все чисто. Хотя могут быть неудобства при взлете здесь. Когда вы собираетесь лететь?

— Я буду у вас через полчаса. Годится?

— Я буду ждать вас.

Когда Диллон положил трубку, он услышал крик Анжелы:

— Нет, дядя Данни!

Диллон обернулся и увидел, что Фахи стоит в дверях с обрезом в руке.

— Это не устраивает меня, Син. — Фахи взвел курки.

— Данни, друг, — Диллон развел руками. — Не делай этого.

— Мы летим с тобой, Син, и поставим на этом точку.

— Твои деньги, ты о них беспокоишься, Данни? Разве я не сказал тебе, что человек, на которого я работаю, может устроить выплату в любом месте?

Фахи охватила дрожь, обрез ходуном ходил в его руке.

— Нет, это не деньги. — Он замялся. — Я боюсь, Син. Боже, когда я увидел все это по телевизору! Если меня схватят, я проведу всю оставшуюся жизнь в тюрьме. Я слишком стар, Син.

— Тогда скажи, почему ты пошел со мной на дело?

— Хотел бы я сам знать почему. Сидел здесь все эти годы, скучал до чертиков. Фургон, мортиры — надо было что-то делать, просто фантазия. А потом появился ты и превратил это в реальность.

— Понимаю, — сказал Диллон.

Фахи поднял обрез.

— Поэтому вот что, Син. Если мы не уходим, не уйдешь и ты.

Рука Диллона нащупала сзади рукоятку беретты. Быстрое движение — и он дважды выстрелил в сердце Фахи, который, спотыкаясь, проковылял в прихожую, ударился о стену и сполз на пол.

Анжела закричала, выскочила и упала на колени возле дяди. Потом медленно поднялась, не отрывая глаз от Диллона:

— Вы убили его!

— Он не оставил мне другого выбора.

Она повернулась, схватилась за входную дверь. Диллон двинулся за ней. Она бросилась через двор в один из сараев и исчезла там. Диллон вошел внутрь и встал на пороге, прислушиваясь. Где-то на сеновале послышался шорох, и оттуда посыпалась соломенная труха.

— Анжела, послушай меня. Я возьму тебя с собой.

— Нет, вы этого не сделаете. Вы меня убьете, как дядю Данни. Вы — кровавый убийца, — проговорила она приглушенным голосом.

Он вытянул левую руку и прицелился в сено.

— А чего ты ожидала? Что, по-твоему, все это было, игрушки?

Она не ответила. Диллон поспешил к дому, переступил через тело Фахи, засунул беретту обратно за пояс, взял портфель и вещевой мешок со своей одеждой, вернулся в сарай и положил вещи на сиденье «морриса».

Потом снова повернулся в сторону сарая:

— Поедем со мной, Анжела. Я никогда не причиню тебе зла, клянусь. — В ответ ни слова. — Тогда иди к черту, — сказал он, сел за руль и уехал по дорожке.

Через некоторое время, когда все затихло, Анжела спустилась по лестнице и направилась к дому. Она села около тела дяди, прислонившись к стене. Ее глаза были пусты. Она не пошевелилась, даже когда услышала звук автомобиля, въезжавшего во двор.




XIV


Взлетная полоса на аэродроме в Гримсторпе была покрыта снегом. Ангар закрыт, не видно ни одного самолета. Единственным признаком жизни был дым, выходивший из трубы чугунной печки. Диллон подъехал к старой диспетчерской и остановил машину. Он вылез, взял вещевой мешок и портфель и направился к двери. Когда он вошел, Билл Грант стоял около печки и пил кофе.

— А, вот вы где, старина. Место выглядело всеми покинутым, — сказал Диллон. — Я уже начал беспокоиться.

— Зря, — заявил Грант. На нем был поношенный черный комбинезон и кожаная куртка пилота. Он достал бутылку шотландского виски и налил немного в свой кофе.

Диллон поставил на пол вещевой мешок, но продолжал держать портфель в правой руке.

— Слушай, а это разумно, старина? — спросил он.

— Я никогда не был особенно разумным, старина. — Грант, казалось, насмехается над ним. — Вот поэтому я и оказался в этой дыре.

Он прошел к столу и уселся за него. Диллон заметил на столе карту пролива Ла-Манш, побережья Нормандии, окрестностей Шербура — ту самую, которую они рассматривали в тот первый вечер с Анжелой.

— Послушайте, старина, я действительно хочу, чтобы мы полетели сейчас. Если вас беспокоит оставшаяся часть платы за полет, я могу заплатить наличными. — Он поднял свой портфель. — Уверен, что вы не будете возражать против американских долларов.

— Нет, но я возражаю против того, чтобы меня считали дураком. — Грант показал на карту. — Никакой не Лендз-Энд. Я видел, как вы исследовали эту карту в тот вечер вместе с девкой. Пролив Ла-Манш и французское побережье. Я хочу знать, в какое дело вы пытаетесь меня впутать.

— Вы действительно ведете себя очень глупо, — сказал Диллон.

Грант выдвинул ящик письменного стола и вынул оттуда старый револьвер вебли.

— Ну, это с какой стороны посмотреть…. А теперь поставьте свой портфель на стол и отойдите назад, пока я проверю, что мы тут имеем.

— Конечно, старина, зачем прибегать к насилию.

Диллон подошел к столу и поставил на него портфель.

В тот же миг он вытащил беретту, наклонился и выстрелил в Гранта в упор.

Грант свалился назад через стул. Диллон убрал беретту на старое место, сложил карту, взял ее под мышку, поднял свой вещевой мешок и портфель, вышел и стал пробираться по снегу к ангару. Он прошел внутрь через маленькую дверцу, отвинтил запор раздвижной двери ангара и обнаружил стоявшие там два самолета. Диллон выбрал «чессну-конкест» просто потому, что она стояла ближе к выходу. Лестница была спущена из дверцы. Он забросил в самолет вещевой мешок и портфель, поднялся и закрыл за собой дверцу кабины.

Диллон устроился на левом сиденье пилота и стал изучать карту. Приблизительно сто сорок миль до взлетной полосы на Сен-Дени. Если не возникнет проблем со встречным ветром, можно будет долететь за сорок пять минут. Конечно, не зарегистрирован официально план полета. Поэтому он появится на локаторе, как призрак, но это неважно. Если он направится прямо в море над Брайтоном, его потеряют из виду в середине пролива, прежде чем кто-нибудь успеет сообразить, что происходит. Трудно будет подойти к Сен-Дени, но если он подлетит к берегу на высоте не больше двухсот метров, то окажется ниже обзора радара аэропорта Мопертус в Шербуре.

Диллон положил карту на сиденье рядом, чтобы ее видеть, и включил один, а потом и второй мотор. Он вывел самолет из ангара и остановился, чтобы внимательно все осмотреть. Грант сказал правду: топливные баки были полны. Диллон пристегнулся и двинулся к концу взлетной полосы.

Развернувшись против ветра, он двинулся вперед, сразу почувствовав сопротивление снега. Усилил тягу до полной мощности и потянул на себя руль. «Конкест» оторвался от земли и стал набирать высоту. Он пошел на разворот, чтобы лететь к Брайтону, и увидел внизу на земле черный лимузин, выезжавший из лесочка.

— Я не знаю, какой дьявол привел вас сюда, — сказал он тихо, — но если вы за мной, то, увы, опоздали.

Диллон развернул самолет по большой дуге и направился в сторону побережья.




Анжела сидела за кухонным столом с кружкой кофе, которую дала ей Мэри. Броснан и Харри Флад с рукой в повязке стояли и слушали. Чарли Солтер прислонился к двери.

— На Даунинг-стрит были Диллон и твой дядя, ты это хочешь сказать? — спросила Мэри.

Анжела кивнула головой.

— Я была за рулем «морриса», в котором находился мотоцикл Диллона. Он поехал за дядей Данни, который был в «форд-транзите». — Девушка, казалось, была в шоке. — Я отвезла их обратно от Бейсуотер, и дядя Данни все боялся, боялся того, что может случиться.

— А Диллон? — спросила Мэри.

— Он улетел с аэродрома в Гримсторпе. Он договорился с господином Грантом, который там заправляет. Сказал, что хочет лететь в Лендз-Энд, но это не так.

Анжела сидела, обхватив кружку руками и уставившись пустым взглядом в пространство.

— Куда он хотел лететь, Анжела, ты знаешь? — тихо спросил Броснан.

— Он показал мне на карте. Это во Франции. Вниз по побережью от Шербура. Там есть взлетная полоса, указанная на карте. Место называется Сен-Дени.

— Ты уверена? — переспросил Броснан.

— О да. Дядя Данни просил его взять с собой и нас, но он не согласился, тогда дядя Данни вышел из себя. Он вошел с обрезом в руках и… — Анжела начала всхлипывать.

Мэри обняла ее.

— Теперь все в порядке, все в порядке.

— Было что-то еще? — допытывался Броснан.

— Я думаю, нет. — Анжела все еще была в шоке. — Он предложил деньги дяде Данни, говорил, что человек, на которого он работает, может расплатиться в любом месте земного шара.

— Он сказал, кто этот человек? — спросил Броснан.

— Нет, он ни разу не говорил этого. — Взгляд ее прояснился. — Он говорил что-то насчет работы на арабов в первый раз, когда появился здесь.

Мэри взглянула на Броснана:

— Ирак?

— Я всегда думал, что это возможно.

— Хорошо, поехали, — сказал Флад. — Надо проверить это место в Гримсторпе. Ты, Чарли, останься здесь с девушкой, — обратился он к Солтеру, — пока не прискачет кавалерия. Мы возьмем «мерседес».

Он повернулся и первым направился к выходу.




В большом зале в Сен-Дени Рашид, Арон и Макеев стоя пили шампанское в ожидании телевизионных новостей.

— Праздничный день в Багдаде, — отметил Арон. — Народ теперь узнает, как силен их президент.

На экране появился диктор, который что-то быстро сказал, потом пошел телерепортаж с места событий. Уайтхолл в снегу, гвардейцы придворной кавалерии, тыловая сторона дома десять на Даунинг-стрит, занавеси, свисающие из разбитых окон, Маунтбаттен-Грин и премьер-министр, осматривающий причиненный взрывом ущерб. Мужчины стояли молча, потрясенные увиденным.

Первым нарушил молчание Арон.

— Ему не удалось, — прошептал он. — Все напрасно, несколько разбитых окон, дыра в стене…

— Была совершена попытка покушения, — возразил Макеев. — Самое сенсационное нападение на британское правительство за всю историю и где — в самом сердце власти!

— Это гроша ломаного не стоит! — Арон бросил бокал в камин. — Нам нужен результат, а его нет. Диллон потерпел фиаско с Тэтчер, но не добился успеха и с премьер-министром. Несмотря на все ваши громкие слова, Жозеф, это только провалы. — Он сел на стул с высокой спинкой у обеденного стола.

— Хорошо, что мы не заплатили ему его миллион фунтов, — сказал Рашид.

— Верно, — согласился Арон. — Но дело не в деньгах. На карту поставлена моя репутация в глазах президента.

— Что мы можем предпринять? — спросил Макеев.

— Что? — Арон посмотрел на Рашида. — Мы окажем нашему другу Диллону очень жаркий прием в прохладный день, не так ли, Али?

— Как прикажете, господин Арон, — ответил Рашид.

— А вы, Жозеф? Вы с нами в этом деле? — обратился к Макееву Арон.

— Конечно, — заверил Макеев, которому ничего не оставалось. — Конечно.

Когда он наливал в свой бокал шампанское, руки у него дрожали.




Когда «мерседес» выехал из-за деревьев в Гримсторпе, «конкест» уже поднялся в воздух и улетел. За рулем был Броснан, рядом сидела Мэри, а Харри Флад разместился на заднем сиденье.

Мэри высунулась из окна:

— Вы думаете, это он?

— Может быть, — сказал Броснан. — Мы скоро это узнаем.

Они проехали мимо ангара, в открытые ворота которого можно было видеть стоявший там «навайо-чифтейн», и остановились возле домиков. Первым вошел Броснан. Он обнаружил Гранта.

— Сюда, — крикнул он.

Мэри и Флад подошли.

— Так что в том самолете был Диллон, — заметила она.

— Очевидно, — угрюмо произнес Броснан.

— Значит, подонок ускользнул от нас, — сказал Флад.

— Не торопитесь, — бросила Мэри. — В ангаре есть еще один самолет.

Она повернулась и выбежала из домика.

— В чем дело? — спросил Флад у Броснана, когда они пошли за Мэри.

— Среди прочих достоинств, леди еще и пилот военно-воздушных сил, — пояснил тот.

Когда они подошли к ангару, дверца самолета была открыта, Мэри сидела в кабине пилота. Она спрыгнула на землю:

— Баки полные.

— Вы хотите лететь за ним? — спросил Броснан.

— Почему бы и нет? При небольшом везении мы быстро будем у него на хвосте. — Она произнесла это холодным решительным тоном, открыла свою сумочку и достала портативный телефон. — Я не позволю этому человеку уйти после всего того, что он сделал. Его необходимо прихлопнуть раз и навсегда.

Она вышла из ангара, вытянула антенну и набрала номер телефона в машине Фергюсона.




Лимузин, возглавлявший конвой из шести машин специального назначения без опознавательных знаков, въезжал в Доркинг, когда раздался звонок Мэри. Рядом с ним сидел инспектор Лейн. Сержант Маки занимал место рядом с водителем.

Фергюсон выслушал сообщение Мэри и принял решение:

— Согласен с вами, вам следует как можно скорее последовать за Диллоном в Сен-Дени. Что вам требуется от меня?

— Поговорите с полковником Арну. Попросите его выяснить, кто владелец взлетной полосы в Сен-Дени, чтобы мы знали, куда попадем. Он, без сомнения, захочет приехать туда сам, но на это уйдет время. Попросите его связаться с властями аэропорта Мопертус в Шербуре. Они могут координировать наши действия, когда я буду над французским побережьем.

— Я сделаю все это немедленно, а вы запишите эти частоты радиоволн. — Фергюсон быстро продиктовал ей данные. — Это позволит вам связаться прямо со мной в министерстве обороны. Если меня не будет в Лондоне, вас все равно свяжут со мной.

— Хорошо, сэр.

— Мэри, дорогая, — добавил Фергюсон, — будьте осторожны. Пожалуйста, будьте очень осторожны.

— Сделаю все, что смогу, сэр.

Она убрала антенну радиотелефона, положила его в сумочку и вернулась в ангар.

— Ложимся на курс? — спросил ее Броснан.

— Он собирается поговорить с Максом Арну в Париже. И устроит для нас связь через аэропорт в Шербуре с тем, чтобы держать нас в курсе всех дел. — Она криво усмехнулась. — Теперь поехали. Было бы неприятно прилететь туда и узнать, что Диллон успел смыться.

Она поднялась в «навайо» и прошла в кабину пилота. Харри влез следом и уселся в одно из кресел кабины. За ним в самолет поднялся Броснан. Он втащил лестницу и сел на место второго пилота рядом с Мэри. Она запустила один, потом другой двигатели, проверила приборы и вывела самолет из ангара. Снова пошел снег. Небольшой ветер поднял снег над дорожкой, самолет проехал до конца взлетной полосы и развернулся.

— Готовы? — спросила она.

Броснан кивнул головой. Мэри продула моторы и потянула руль на себя. Самолет взревел, побежал по полосе и взмыл в серое небо.




Макс Арну сидел за столом в своем кабинете в штаб-квартире ДЖСЕ, просматривая бумаги вместе с инспектором Савари. В это время его соединили с Фергюсоном.

— Чарльз, сегодня утром в Лондоне произошли серьезные события…

— Не смейся, дружище, потому что сейчас все это может свалиться на твою голову, — сказал Фергюсон. — Во-первых, на побережье, вниз от Шербура, есть частная взлетная полоса в местечке Сен-Дени. Кому она принадлежит?

Арну прикрыл рукой трубку и обратился к Савари:

— Проверь по компьютеру, кому принадлежит частный аэродром в Сен-Дени на нормандском побережье. — Савари бросился выполнять задание, а Арну продолжил разговор: — Расскажи мне подробно, Чарльз.

Когда Фергюсон закончил, Макс жестко подвел итог:

— Мы должны на этот раз достать этого подонка, Макс, покончить с ним навсегда.

— Согласен, друг мой.

В кабинет быстро вошел Савари с листком бумаги, который он передал Арну. Тот прочел и присвистнул:

— Взлетная полоса — часть Шато Сен-Дени, собственником которого является Мишель Арон.

— Иракский миллиардер? — Фергюсон жестко рассмеялся. — Все понятно. Устрой, пожалуйста, разрешение на пролет Мэри Таннер, и пусть ей сообщат информацию о Сен-Дени.

— Конечно, друг мой. Я тотчас распоряжусь о самолете и полечу туда сам с бригадой из Службы Пять.

— Хорошей вам всем охоты, — сказал Фергюсон и положил трубку.




Над нормандским побережьем была низкая облачность. Диллон, находившийся в нескольких милях от берега, выбрался из облаков на высоте примерно триста метров. Он снизился и пошел над побережьем на ста пятидесяти метрах над бушующим морем. Полет прошел легко, как в сказке. Не возникло никаких сложностей. Он всегда был хорошим летчиком. Войдя в воздушное пространство над сушей, Диллон увидел Шато Сен-Дени на краю утеса, а за ним, на расстоянии нескольких сотен метров, посадочную полосу. Там также лежал снег, хотя и не так много, как в Англии. Невдалеке он увидел ангар, рядом с ним реактивный самолет «ситасьон». Диллон сделал круг над домом, развернул самолет против ветра и опустил закрылки для посадки.




Арон и Макеев сидели у камина в зале, когда услышали рев самолета над головой. В зал быстро вошел Рашид. Он подошел к французскому окну и открыл створки. Арон и Макеев вышли на заснеженную террасу. В руках Арона был бинокль. В трехстах метрах от них «чессна-конкест» приземлилась на полосу и подрулила к ангару. Развернувшись, самолет остановился.

— Вот и он, — сказал Арон.

Он поднял к глазам бинокль и увидел, как открылась дверца и появился Диллон. Он передал бинокль Рашиду, который, взглянув, протянул его Макееву.

— Я поеду за ним на лендровере, — обратился Рашид к Арону.

— Нет, не надо. — Арон покачал головой. — Пусть этот подонок идет по снегу, он не заслужил лучшего. А когда он доберется сюда, мы его встретим.

Диллон оставил в самолете вещевой мешок и портфель. Дойдя до «ситасьона», он закурил и осмотрелся. На таких самолетах он летал много раз на Ближнем Востоке и предпочитал их всем другим. Докурив сигарету, он тут же вытащил из пачки следующую. Было очень холодно и совершенно тихо. Прошло пятнадцать минут, но за ним никто не приехал.

— Значит, вот как обстоят дела, — пробормотал он и вернулся к «конкесту».

Диллон открыл портфель, проверил вальтер и глушитель, засунул за пояс беретту и, взяв вещевой мешок в одну руку, а портфель в другую, перешел через взлетную полосу и пошел по дорожке через рощу.




Пролетев пятьдесят миль над морем, Мэри связалась с диспетчером в аэропорту Мопертус. Ей немедленно ответили:

— Мы ждали вас.

— Можно ли совершить посадку на взлетной полосе в Сен-Дени?

— Тучи быстро сгущаются. Всего двадцать минут назад облачность была на трехстах метрах. Сейчас уже на двухстах. Советуем приземлиться у нас.

Броснан слышал весь разговор через другие наушники. Он повернулся к ней, очень встревоженный:

— Мы не можем на это пойти, не теперь.

Мэри ответила Шербуру:

— Это очень срочно, я должна посмотреть сама.

— У нас есть сообщение для вас от полковника Арну.

— Прочтите.

— Взлетная полоса в Сен-Дени часть Шато Сен-Дени, принадлежит Мишелю Арону.

— Спасибо, — спокойно сказала Мэри. — Она обернулась к Броснану: — Вы слышали? Мишель Арон!

— Один из самых богатых людей в мире, — сказал Броснан. — И иракец.

— Все сходится, — проговорила она.

Он отстегнул ремень безопасности.

— Я пойду скажу Харри.




Диллон дошел по снегу до террасы, откуда наблюдали за ним трое мужчин. Арон обратился к Макееву:

— Вы знаете, что делать, Жозеф.

— Конечно.

Макеев вынул из кармана автоматический пистолет Макарова и удостоверился, что он в порядке.

— Иди и впусти его, Али, — распорядился Арон. Рашид вышел. Арон подошел к дивану, стоявшему у камина, и взял в руки газету. Потом вернулся к столу, сел, положил газету перед собой, достал из кармана смит-вессон и сунул его под газету.

Рашид открыл дверь, когда Диллон уже поднимался по заснеженным ступенькам.

— Господин Диллон, — сказал молодой капитан. — Так вы сделали это?

— Я бы с удовольствием чего-нибудь выпил, — ответил Диллон.

— Господин Арон ждет вас в доме. Разрешите мне взять ваш багаж.

Диллон поставил на пол свой мешок, но оставил при себе портфель.

— Я оставлю это, — улыбнулся он. — Там то, что осталось от наличных.

Он пошел за Рашидом по огромному коридору, выложенному черными и белыми плитами, и вошел в Большой зал, где Арон ждал его, сидя за столом.

— Входите, господин Диллон, — пригласил он.

— Да благословит Бог всех присутствующих, — ответил ему Диллон. Он прошел через зал к столу и остановился, держа портфель в правой руке.

— Вы не очень-то преуспели, — сказал Арон.

Диллон пожал плечами:

— Что-то вы выигрываете, что-то теряете.

— Мне были обещаны великие дела. Вы собирались поджечь весь мир.

— Возможно, в другой раз.

Диллон поставил портфель на стол.

— В другой раз! — Лицо Арона исказилось от гнева. — Другой раз? Позвольте сказать вам, что́ вы сделали. Вы не только обманули меня, вы обманули Саддама Хусейна, президента моей страны. Я дал слово, мое слово, и из-за вашего провала моя честь оказалась поруганной.

— Что вы хотите? Чтобы я сказал, что сожалею?

Рашид сидел на краю стола и покачивал ногой. Он обратился к Арону:

— При сложившихся обстоятельствах было бы разумно не платить этому человеку.

— О чем он говорит? — спросил Диллон.

— О миллионе задатка, который вы поручили мне перевести в Цюрих.

— Я разговаривал с управляющим, и он подтвердил, что деньги были переведены на мой счет, — заявил Диллон.

— По моему поручению. Вы дурак. У меня миллионы на счете в этом банке. Мне было достаточно пригрозить, что я переведу свои деньги в другое место, чтобы он встал по стойке «смирно».

— Вам не следовало этого делать, — спокойно сказал Диллон. — Я всегда держу данное мной слово, господин Арон, и жду того же от других. Дело чести.

— Чести? И вы говорите мне о чести! — Арон расхохотался. — Что вы думаете об этом, Жозеф?

Макеев, стоявший за дверью, вошел с «Макаровым» в руке. Диллон обернулся, и русский предупредил:

— Спокойно, Син, спокойно.

— А разве я не спокоен всегда, Жозеф? — спросил Диллон.

— Руки на голову, господин Диллон, — скомандовал Рашид.

Диллон подчинился. Рашид расстегнул его мотоциклетную куртку, проверил, не спрятано ли там оружие, но ничего не нашел. Потом его руки ощупали Диллона и обнаружили беретту за поясом.

— Очень хитро, — сказал Рашид и положил оружие на стол.

— Могу я закурить? — Диллон засунул руку в карман, а Арон отбросил в сторону газету и взял смит-вессон. Диллон вынул пачку. — Все в порядке? — спросил он и достал сигарету. Рашид дал ему прикурить. Ирландец стоял, зажав сигарету в углу рта: — И что будет дальше? Жозеф разорвет меня на части?

— Нет, это удовольствие я оставляю себе, — заявил Арон.

— Господин Арон, будем благоразумны. — Диллон начал открывать портфель. — Я верну вам то, что осталось от денег, данных мне на расходы, и мы будем квиты. Что вы скажете на это?

— Вы думаете, что деньги могут поправить дело? — спросил Арон.

— Да нет, — ответил Диллон и, выхватив из портфеля вальтер с глушителем, выстрелил дважды ему в переносицу. Арон опрокинулся навзничь, стул отлетел в сторону, а Диллон, развернувшись, упал на одно колено и послал две пули в Макеева, который сумел сделать всего один неточный выстрел.

Диллон вскочил и повернулся, держа вальтер на изготовку. Рашид держал руки поднятыми.

— Нет необходимости, господин Диллон, я мог бы оказаться полезным вам.

— Вы чертовски правы, вы могли бы быть полезны, — заявил Диллон.

Внезапно он услышал звук пролетавшего над ними самолета. Диллон схватил Рашида за плечо и подтолкнул его к окну.

— Откройте, — приказал он.

— Хорошо. — Рашид выполнил приказ, они вышли на террасу и увидели, как «навайо» приземлился в сгущавшемся тумане.

— Кто бы это мог быть? — спросил Диллон. — Ваши друзья?

— Мы никого не ждали, клянусь вам, — сказал Рашид.

Диллон втолкнул его обратно в комнату, прижав дуло к его шее:

— Арон наверняка держал здесь сейф, надежно спрятанный, такой же, как в квартире на авеню Виктора Гюго в Париже. Не говорите мне, что вы ничего не знаете.

Рашид не колебался ни секунды:

— Он в кабинете, я покажу вам.

— Конечно, покажете. — Диллон подтолкнул его к двери.




Мэри подогнала «навайо» к ангару, поставила его рядом с «конкестом» и «ситасьоном» и выключила зажигание. Броснан был уже в кабине и открыл дверь. Он быстро спустился и подал руку Фладу. За ним спустилась Мэри. Кругом было очень тихо, только ветер поднимал снег над землей.

— «Ситасьон»? — обратилась Мэри к Броснану. — Это не может быть Арну. Для него слишком рано.

— Должно быть, Арон, — сказал Броснан.

Флад показал на следы, оставленные на снегу Диллоном. Они вели в рощу, за которой горделиво возвышался за́мок.

— Вот и объяснение, — промолвил он и зашагал вперед. За ним шли Броснан и Мэри.




XV


Кабинет оказался на удивление маленьким, стены были облицованы панелями светлого дуба. Везде висели портреты вельмож былых времен. Старинный письменный стол стоял у холодного камина. В комнате были телевизор и факс. Одна стена была заставлена стеллажом с книгами.

— Побыстрее, — обратился Диллон к Рашиду, сидя на краешке стола и закуривая сигарету.

Рашид подошел к камину и положил руку на панель справа от очага. Очевидно, там была пружина: панель отошла, открыв небольшой сейф. Рашид покрутил диск с цифрами, подергал за ручку. Но дверца не открылась.

— Вы должны постараться, — сказал Диллон.

— Не торопите меня. — Лоб Рашида покрылся потом. — Наверное, я набрал не ту комбинацию. Позвольте мне попробовать еще раз. — Он взялся за дело, останавливаясь только затем, чтобы стереть левой рукой стекавший на глаза пот. Вдруг раздался щелчок, который услышал даже Диллон. — Наконец-то, — произнес Рашид.

— Хорошо, — сказал Диллон. — Продолжим. — Он вытянул левую руку и направил вальтер в спину Рашида.

Тот открыл сейф, наклонился вперед и вдруг резко обернулся с браунингом в руке. Диллон выстрелил ему в плечо, оттолкнул от себя и дважды выстрелил в спину. Молодой иракец упал на пол лицом вниз.

Диллон мгновение неподвижно постоял над ним.

— Вы никогда ничему не научитесь, люди, — тихо сказал он.

Он заглянул в сейф. Там лежали аккуратные стопки стодолларовых банкнот, французских франков, английских купюр пятидесятифунтового достоинства. Диллон вернулся в Большой зал и взял свой портфель. Вернувшись в кабинет, он поставил портфель на стол, раскрыл его и, насвистывая, стал складывать туда деньги из сейфа. Когда портфель раздулся, он закрыл его. И в этот момент открылась входная дверь.




Броснан первым поднялся по заснеженным ступеням, держа в руке браунинг, который дал ему Мордекай. Он помедлил секунду, потом попробовал открыть дверь. Она сразу распахнулась.

— Не торопись, — предупредил Флад.

Броснан осторожно заглянул в дверь и увидел длинный коридор, а вдалеке лестницу, ведущую наверх.

— Тихо как в могиле, — сказал он. — Я иду.

Когда он вошел, Флад обратился к Мэри:

— Оставайтесь пока здесь. — И отправился вслед за Броснаном.

Двойные двери зала были распахнуты, и Броснан сразу заметил тело Макеева. Он постоял мгновение на пороге, потом вошел, держа браунинг в руке.

— Он был здесь. Интересно, кто этот?

— Еще один там, за столом, — привлек его внимание Флад.

Они обошли стол, Броснан опустился на колено и перевернул труп лицом вверх.

— Ну и ну, — сказал Флад. — Даже я знаю, кто это. Мишель Арон.

Мэри вошла в холл, закрыла за собой дверь и поняла, что ее спутники находятся в зале. Она услышала слабый скрип слева от себя, обернулась и заметила открытую дверь в кабинет. Достав из сумочки кольт, она пошла вперед.

Подойдя к двери, девушка увидела письменный стол и лежащее рядом с ним на полу тело Рашида. Инстинктивно Мэри шагнула в комнату… И тут появился Диллон. Он выхватил из ее руки кольт и сунул его в карман.

— Итак, — сказал он, — какая неожиданная встреча, не правда ли? — И ткнул вальтером ей в бок.




— Но почему он убил его? — удивленно спросил Флад Броснана. — Я не понимаю.

— Потому что этот ублюдок обманул меня. Потому что он отказался платить долги, — услышали они.

Они обернулись и увидели в дверях Мэри и Диллона с вальтером в одной руке и портфелем в другой. Броснан поднял браунинг. Диллон приказал:

— На пол! И толкни его ко мне, Мартин, или она умрет. Ты знаешь, что я не шучу.

Броснан осторожно опустил браунинг на пол и подтолкнул его по паркетному полу.

— Хорошо, — сказал Диллон. — Так гораздо лучше. — Он толкнул Мэри к ним и отправил браунинг носком своего ботинка в гостиную.

— Арона мы опознали, но успокой мое любопытство и скажи, кто вот этот? — Броснан указал на Макеева.

— Полковник Жозеф Макеев, КГБ, резидентура в Париже. Он тот, кто втянул меня в это дело. Консерватор, который не любил Горбачева и то, что тот пытался делать.

— В кабинете еще один труп, — сказала Броснану Мэри.

— Капитан иракской разведки по имени Али Рашид, присматривавший за Ароном, — пояснил Диллон.

— Наемный убийца, вот к чему все свелось, да, Син? Почему ты убил его? — Броснан кивнул на труп Арона.

— Я же сказал вам, он не захотел платить долги. Дело чести, Мартин. Я всегда держу свое слово, ты знаешь это. Он не захотел. Каким образом вам удалось найти меня?

— Женщина по имени Мира Харвей приказала проследить за тобой вчера вечером. Это и привело нас в Кадж-Энд. Ты стал беспечным, Син.

— Так может показаться. Если это успокоит тебя, скажу, что единственной причиной, по которой мы не взорвали к чертям весь британский кабинет, стало то, что ты и твои друзья слишком близко приблизились ко мне. Это заставило меня спешить — роковое обстоятельство. Данни хотел установить стабилизирующее оперение на тех кислородных баллонах, которые мы использовали как бомбы-мортиры. Это совершенно изменило бы картину в плане точности. Но у нас не осталось времени — благодаря тебе.

— Мне так приятно это слышать, — произнес Броснан.

— А как вы нашли меня здесь?

— Эта бедная, разбитая горем молодая женщина рассказала нам, — ответила Мэри.

— Анжела? Я очень сожалею о ней. Хороший ребенок.

— А Данни Фахи и Грант на аэродроме? Ты сожалеешь и о них тоже? — спросил Броснан.

— Они не должны были влезать в это дело.

— Белфаст и убийство Томми Мак-Гира, это тоже вы? — поинтересовалась Мэри.

— Это одно из моих лучших выступлений.

— И вы не вернулись обратно лондонским рейсом? Я права?

— Я полетел в Глазго и сел на челночный рейс до Лондона.

— И что теперь? — спросил Броснан.

— Со мной? — Диллон взял портфель. — Я взял довольно большую сумму наличными в сейфе, у меня несколько самолетов. Мой дом — весь мир. Любое место, кроме Ирака.

— А как же мы? — Харри Флад выглядел совсем плохо, его лицо было искажено от боли. Он высвободил левую руку из перекинутой через шею повязки.

— Да, что будет с нами? — спросила Мэри. — Вы убили всех остальных, что для вас значат еще три трупа?

— У меня нет другого выхода.

— Зато он есть у меня, ты, подонок!

Харри Флад сунул правую руку в повязку, где у него был спрятан вальтер, выхватил его и дважды выстрелил в сердце Диллону. Диллон подался назад, уперся в панель на стене, уронил портфель и съехал на пол, перевернувшись в конвульсии, и внезапно застыл неподвижно на полу лицом вниз. Вальтер и глушитель Карсвелла он все еще крепко сжимал в левой руке.




Фергюсон ехал в своей машине и был уже на полпути от Лондона, когда из кабинета Арона ему позвонила Мэри.

— Мы поймали его, сэр, — просто сказала она.

— Расскажите подробнее.

Мэри рассказала ему все: про Мишеля Арона, Макеева, Али Рашида. Закончила она словами:

— Итак, дело сделано, сэр.

— Да, кажется, так. Я еду в Лондон, только что проехал через Эпсом. Я оставил инспектора-детектива Лейна в Кадж-Энд.

— Что теперь, бригадир?

— Садитесь в самолет и тотчас вылетайте. Помните, вы на французской территории. Я переговорю с Арну завтра. Он займется всем этим. Теперь идите и садитесь в самолет. Свяжитесь со мной в воздухе, и я сообщу вам данные на посадку.

Как только он закончил говорить с Мэри, тут же позвонил в кабинет Арну в штаб-квартире ДЖСЕ. Ответил Савари.

— Говорит Фергюсон. Есть у вас данные о том, когда полковник Арну прибывает в Сен-Дени?

— Погода там не очень хорошая, бригадир. Они совершат посадку на аэродроме Мопертус в Шербуре и проследуют дальше по дороге.

— Он найдет там соперников из последнего акта «Макбета», — сказал Фергюсон Савари. — Так что лучше я все вам поясню, а вы сможете передать эту информацию Арну.




На взлетной полосе видимость была не больше ста метров, с моря надвигался туман. Мэри Таннер вырулила до конца взлетной полосы. Рядом с ней сидел Броснан, а Флад уместился сзади, вглядываясь в кабину пилота.

— Вы уверены, что мы сумеем взлететь? — спросил Флад.

— В таком положении трудно садиться, а не взлетать, — ответила Мэри и пустила «навайо» вперед, прямо на серую стену мглы. Она потянула на себя рулевую колонку, и самолет стал подниматься. Постепенно туман остался внизу, и она повернула самолет к морю, удерживая его на высоте три тысячи метров. Через некоторое время она включила автопилот и откинулась на сиденье.

— С вами все в порядке? — спросил Броснан.

— Да, хорошо. Немного устала, вот и все. Он был такой… такой непосредственный. Я не могу поверить, что его уже нет.

— Он умер, нет сомнения, — сказал Флад радостно, держа в одной руке полбутылки шотландского виски, а в другой неловко сжимая пластиковый стакан. Он уже успел обнаружить ящик со спиртным.

— Я полагал, что ты никогда не пьешь, — удивился Броснан.

— Это особый случай. — Флад поднял свой стакан: — За Диллона. Пусть он поджаривается в аду.




Диллон слышал их голоса, слышал, как закрылась за ними дверь. Когда он повернулся лицом вверх, у него было чувство, что он воскрес из мертвых. Боль в груди была ужасная, что неудивительно: шоковый эффект от выстрела с такого близкого расстояния был очень сильный. Он обследовал два рваных отверстия в своей кожаной куртке, расстегнул ее и положил вальтер на пол. Пули, которые выпустил в него Флад, застряли в жилете, сделанном из сплава титана с нилоном, который дала ему Таня при первой встрече. Он расстегнул застежки, снял жилет и бросил его на пол. Потом поднял вальтер и встал.

Он действительно был некоторое время без сознания, но так всегда бывает после выстрела в упор, даже если на тебе пуленепробиваемый жилет. Он подошел к буфету в кабинете, налил себе виски, посмотрел на тела, на портфель, который лежал на том же месте, куда он его уронил. А когда он услышал звук моторов «навайо», то понял, что убирать все будут французы. Это, в конце концов, была их территория, значит, Арну и его парни из спецназа уже в пути.

Время уходить, но как? Он налил еще виски и стал думать. Есть реактивный самолет Мишеля Арона «ситасьон», но куда он может полететь на нем, не оставляя следа? Нет, наилучшим решением, как всегда, будет вернуться в Париж. Ему всегда удавалось исчезнуть там, как в лесу. Там была его баржа и квартира над складом на улице Хельер. Все, что ему может понадобиться.

Диллон допил виски, взял портфель и заколебался, глядя на жилет с двумя вмятинами. Он улыбнулся и тихо произнес:

— Ты можешь пожевать это, Мартин.

Он распахнул французские окна и постоял немного на террасе, глубоко вдыхая холодный воздух. Потом спустился по ступенькам на лужайку и быстро пошел мимо деревьев, тихонько насвистывая.




Мэри настроила рацию на частоты, которые ей дал Фергюсон. Ее сигнал был немедленно принят в радиокомнате министерства обороны, включилась сложная аппаратура, исключающая запись разговора, и ее соединили с Фергюсоном.

— Мы над проливом, сэр, направляемся домой.

— Мы свяжемся с Гатвиком. Там будут ждать вас. Только что звонил из машины Арну. Он на пути в Сен-Дени. Как я и думал, французы не хотят никакой грязи на своей территории. Арон, Рашид и Макеев погибли в автомобильной катастрофе, Диллон — клиент в общую могилу. Никакого имени, только номер. То же самое и у нас в отношении этого парня, Гранта.

— Но как, сэр?

— Одного из наших докторов уже позвали, чтобы он засвидетельствовал его смерть от сердечного приступа. У нас есть свое собственное заведение для дел подобного сорта со времен второй мировой войны. Квайет-стрит, в северной части Лондона. Там есть и свой крематорий. Грант превратится в пять фунтов серого пепла еще до завтрашнего утра. Никакого вскрытия.

— А Джек Харвей?

— Здесь несколько иначе. Он и молодой Билли Ватсон все еще у нас, в постелях, в частной лечебнице в Хэмпстеде. Особая служба ведет за ними наблюдение.

— Правильно ли я тебя понял, что мы ничего не должны делать?

— Нет никакой необходимости. Харвей не хочет провести двадцать лет в тюрьме за работу на ИРА. Он и его пестрая команда будут держать языки за зубами. Так же, кстати, поступит и КГБ.

— А Анжела?

— Думаю, она могла бы приехать и побыть пока с вами. Я уверен, что вы, дорогая, сможете управиться с ней. Женский подход и тому подобное. — Последовала небольшая пауза, потом он сказал: — Видите ли, Мэри, абсолютно ничего никогда не было.

— Значит, решено, сэр?

— Да, Мэри. Скоро увидимся.

— Что сказал этот старый педераст? — обратился Броснан к Мэри. Она рассказала. Когда она кончила, Флад расхохотался.

— Так этого никогда не было? Восхитительно!

— Что теперь, Мартин? — спросила Мэри.

— Один Бог знает. — Он откинулся назад и закрыл глаза.

Мэри повернулась к Харри Фладу. Он поднял стакан и выпил за ее здоровье.

— Меня не спрашивай, — сказал он.

Она вздохнула, выключила автопилот, взяла на себя управление и направила самолет к английскому побережью.




Фергюсон быстро дописал докладную записку и закрыл досье. Он встал и подошел к окну. Снова пошел снег. Он посмотрел налево, в сторону пересечения Хорс-Гардз и Уайтхолла, где все это произошло. Он устал так, как не уставал никогда. Но нужно было сделать еще одну вещь. Он вернулся к столу и потянулся к спецтелефону.

— Чарльз, я в Сен-Дени, и у нас неприятности, — сказал Арну.

— Расскажи мне, — ответил Фергюсон, у которого засосало под ложечкой.

— Только три тела: Макеев, Рашид и Мишель Арон.

— А Диллон?

— Никаких следов, только довольно странный бронежилет на полу с двумя вмятинами от вальтера.

— О Боже! Ублюдок опять на свободе.

— Боюсь, ты прав, Чарльз. Я, конечно, сообщу в полицию и все другие учреждения, но не могу сказать, что очень на них надеюсь.

— А с чего бы тебе вдруг надеяться? Нам не удалось наложить на Диллона лапу ни разу за все эти двадцать лет. Почему теперь должно быть иначе? — Фергюсон глубоко вздохнул. — Ладно, Макс, буду тебе звонить.

Он вернулся к окну и стал смотреть на падающий снег. Нет смысла вызывать на связь «навайо». Мэри, Броснан и Флад скоро сами услышат эти новости. И все-таки придется сделать еще кое-что. Неохотно он подошел к столу, снял трубку, немного помедлил, потом набрал номер Даунинг-стрит и попросил соединить его с премьер-министром.




Начало смеркаться, снег падал крупными хлопьями. По главной дороге на Кайенн осторожно ехал в старом грузовом «ситроене» фермер Пьер Савиньи из деревни Сен-Жюст, что недалеко от Бейё. Он не заметил, как на дорогу вышел человек в кожаной куртке мотоциклиста и поднял руку.

«Ситроен» вильнул на дороге и остановился. Диллон открыл дверцу кабины и улыбнулся.

— Извините, — сказал он на безупречном французском, — но я прошагал довольно большое расстояние.

— И куда вы направляетесь в такой поганый вечер? — спросил Савиньи, когда Диллон забрался на сиденье.

— Кайенн. Надеюсь попасть на ночной поезд на Париж. Мой мотоцикл сломался. Пришлось оставить его в гараже в Бейё.

— Тогда вам повезло, приятель, — сказал Савиньи. — Я как раз туда и еду. Везу картошку на рынок.

Он включил зажигание, и грузовик поехал дальше.

— Прекрасно. — Диллон достал сигарету, прикурил от своей зажигалки и уселся поудобнее, держа портфель на коленях.

— Вы, очевидно, турист, мсье? — поинтересовался Савиньи, прибавив скорость.

Син Диллон слегка улыбнулся.

— Нет, просто проезжал здесь.

Он откинулся на сиденье и закрыл глаза.


notes



Примечания





1


ИРА — Ирландская республиканская армия. — Прим. перев.




2


ЕТА — террористическая организация басков. — Прим. перев.




3


Двустворчатые застекленные двери большого окна, выходящего обычно на балкон или террасу. — Прим. перев.




4


Арма — провинция в Северной Ирландии. — Прим. перев.




5


Фенианы — члены тайной ирландской организации. — Прим. перев.




6


Бронкс — квартал в Нью-Йорке, где живут в основном иммигранты. — Прим. перев.




7


Пластиковая взрывчатка, изобретенная и изготовляемая в Чехо-Словакии. Пользовалась большой популярностью у террористов всех стран. — Прим. перев.




8


На желтых страницах справочника напечатаны телефоны и адреса предприятий сферы обслуживания, магазинов и т. д. — Прим. перев.




9


РУК — Королевская ольстерская полиция. — Прим. перев.