Ее оружие
Джеки Коллинз








Как отомстить за смерть Маргарет Браун, убитой мафией по приказу «крестного отца» Энцио Бассалино за то, что основала популярную организацию «За свободу женщин»?

Сестры и соратницы Маргарет решили, что самым сильным и страшным оружием в борьбе с Бассалино должен стать… секс. Ведь у Энцио — трое сыновей, в которых он не чает души. Вот их-то и взяли «на прицел» три очаровательные героини романа, прочитав который, вы узнаете о том, как удалось осуществить этот план и какой ценой досталась победа.

Для широкого круга читателей.






Джекки Коллинз

Ее оружие





1


— Ни за что не поверю, что вы ни на что другое не способны! Боитесь потерять свой заработок? Крышу над головой? Сбережения? Чушь! Поверьте в себя, в свои силы, забудьте свое прошлое! Ведь пока ты проститутка, ты ничто, ты игрушка в руках мужчин. Наплюйте на всех этих сутенеров! Мы поможем вам! Мы поможем вам встать на ноги! Потом вы будете вспоминать свою прошлую жизнь, как дурной сон…

Маргарет Лоренс Браун говорила уже в течение четверти часа. Во рту у нее пересохло. Она сделала паузу, чтобы перевести дух, и отпила глоток воды из стакана, который предупредительно поставили на импровизированную трибуну. В Центральном парке, где она выступала, собралась довольно внушительная толпа, жадно ловившая каждое ее слово. Подходили все новые и новые слушатели, в основном женщины, мужчин же почти не было видно.

Выступала женщина лет тридцати, высокого роста, с ярким выразительным лицом, лишенным косметики, обрамленным длинными черными волосами. На ней были джинсы, заправленные в сапоги, на шее — несколько ниток жемчуга. Маргарет Браун, известная американская проповедница, слыла неутомимой поборницей прав обездоленных женщин. Многие из присутствующих уже слышали о ней. Эта не знающая покоя феминистка имела на своем счету уже не одну победу на своем поприще. Часто ее лицо можно было увидеть на экране телевизора. Она уже успела издать три книги, заработав уйму денег, которые все до единого цента вложила в свою организацию, именовавшуюся «За свободу женщин».

Ее первые шаги на поприще спасения проституток вызывали только смех. Но уже три месяца спустя после того, как Маргарет удалось обратить в свою веру тысячи женщин, смех прекратился.

— Вы должны вырваться из этого порочного круга! — продолжала взывать Маргарет.

— Да-а-а-а! — кричала толпа в ответ.

— Вы снова станете полноценными людьми.

— Да-а-а-а! — вторили ей женщины.

— Вы будете свободны!

— Свободны! — эхом отзывалась толпа.

Неожиданно Маргарет покачнулась, ее ноги подкосились и, неестественно поджав под себя руки, она рухнула на землю. Из маленького, аккуратного отверстия в голове Маргарет потекла струйка крови. Толпа же продолжала по инерции возбужденно кричать и топать ногами.

Прошла минута, другая, прежде чем собравшиеся смогли взять в толк, что случилось. Их охватили паника и ужас.

У всех на виду Маргарет Браун была застрелена.




К этому дому в Майами можно было приблизиться, лишь миновав ворота, оснащенные электронной системой контроля. Затем два охранника в форменной одежде, с небрежно засунутыми за пояс пистолетами, тщательнейшим образом обыскивали посетителей.

Алио Маркузи не стоило большого труда пройти эту процедуру. Это был плотный, пожилой мужчина с водянистыми, набрякшими от неумеренного потребления алкоголя глазами и походкой сукотной кошки.

Тихонько напевая себе под нос, он направился к дому. Его тело плотно облегал серый клетчатый костюм, который был ему явно тесен. День был жаркий, на небе ни облачка, и Алис обливался потом в своем одеянии.

На его звонок открыла девушка — угрюмого вида, угловатая итальянка, плохо говорившая по-английски.

— Где Энцио? — спросил он.

Кивком головы она показала в сторону плавательного бассейна.

Хлопнув ее по заднице, Алио направился в глубь двора. Возле бассейна — сооружения поистине гигантских размеров — его встретила Мэри-Энн, ослепительная блондинка, с высоко зачесанными на старый манер волосами, собранными в пучок. Ее голенькую точеную фигурку украшали лишь две узкие белые полоски бикини.

— Чао! — сказала она, хихикнув, поднявшись с коврика ему навстречу. — Я как раз хотела пойти и приготовить себе что-нибудь выпить. Тебе тоже? — Она стояла перед ним, кокетливо поигрывая золотой цепочкой, свисавшей между ее непомерно больших грудей.

Алио, пожирая ее глазами, облизнулся. Он давно ждал того дня, когда она надоест Энцио и тот уступит ее ему — как поступал со всеми теми, кто был у него до нее.

— Если можно, бакарди, и побольше льда. И еще принеси немного жареной картошки, орехов и черных маслин.

Заботливо поглаживая себя по толстому животу, он добавил:

— Маковой росинки с утра во рту не было, дел невпроворот. Где Энцио?

Мэри-Энн сделала неопределенный жест.

— Где-то там, в саду, подрезает розы.

— Ах да, его розы.

Взгляд его скользнул в сторону дома. Он нисколько не сомневался в том, что Роза, жена Энцио, стоит сейчас там, у окна, на своем неизменном посту, прячась за занавеской, и не спускает с него глаз.

Роза Бассалино вот уже в течение пятнадцати лет не покидала свою комнату, не желая никого видеть и слышать. Единственное исключение она делала лишь для своих трех сыновей, в которых не чаяла души. Все остальное время она проводила обычно возле окна, словно ожидая чего-то.

Жеманной походкой Мэри-Энн проследовала к бару и принялась за приготовление напитков. Ей было всего девятнадцать. Последние шесть месяцев она прожила вместе с Энцио — поистине рекорд, если учесть, что столь долго возле него до нее еще никто не задерживался.

Алио опустился в кресло и устало закрыл глаза. Ну и денек выдался!

— Чао, Алио, как дела, дорогой?

Задремавший было Алио очнулся и с каким-то виноватым видом вскочил с кресла.

Перед ним, улыбаясь, стоял Энцио. Ему было шестьдесят девять, но выглядел он намного моложе. Спортивная фигура, потемневшая от загара кожа, сильное, обветренное лицо, прорезанное глубокими морщинами, густые, стального цвета волосы Улыбка обнажала острые белые зубы.

— Дела? Неплохо, грех жаловаться.

Они тепло поприветствовали друг друга, по традиции хлопнув друг друга по плечам. Энцио и Алио были двоюродные братья, и всем, что имел Алио, он был обязан Энцио.

— Хочешь что-нибудь выпить, дорогой? — спросила подошедшая Мэри-Энн, прижалась к Энцио и потерлась о него, словно кошка.

— Нет, иди в дом. Я позову, когда понадобишься.

Мэри Энн послушно повернулась и ушла. Ее покорность, видимо, и была причиной того, что он ее удерживал дольше, чем всех ее предшественниц.

— Ну, что? — вопросительно посмотрел он на Алио.

— О’кей, — ответил тот, — я видел собственными глазами. Чисто сработано. Этот парень от Тони сущий дьявол. Пока они там рты разевали, он смылся. Я прямо оттуда.

Энцио одобрительно покачал головой.

— Что может быть лучше для репутации настоящего мужчины, чем удачный выстрел. Накинь этому парню тысчонку сверху и держи его на примете. Такими, как он, не бросаются. Завалить человека у всех на виду — для этого талант нужен.

— Это точно, — согласился Алио, обсасывая маслину.




— Ей должно быть уже под тридцать, — заметила одна из женщин своей соседке.

— Не меньше, — ответила та.

Две расфуфыренные дамы среднего возраста оценивающе рассматривали Лару Крихтон, только что вылезшую из бассейна клуба «Марбелла». Это была безупречно красивая девушка лет двадцати шести, стройная, загорелая, с мягкими, притягательными грудями и копной выгоревших на затылке волос, стрижкой от лучших парикмахеров, которую могли позволить себе лишь очень богатые люди.

Она растянулась на коврике возле принца Альфы Массерини и громко вздохнула.

— Мне здесь уже порядком надоело, дорогой, не пойти ли нам куда-нибудь в другое место?

Ее спутник рывком поднялся и сел.

— Тебе скучно? — спросил он. — Как ты можешь скучать, если я рядом? Может, я тебе надоел?

Лара снова вздохнула. Это становилось просто невыносимо. Он все больше действовал ей на нервы. Но кем она могла его сейчас заменить? Лара никогда не давала кому-либо отставку прежде, чем не находила подходящую замену. Кого только у нее не было — и герцоги, и принцы, и несколько известных киноактеров, и даже один или два лорда. Удержаться в столь высоких сферах было не так-то просто, а опускаться ниже было не в ее правилах.

— Я тебя не понимаю, Лара, — в голосе принца слышался упрек, — еще ни одна женщина не говорила мне, что ей со мной скучно. Я ж не зануда, я полон энергии и жизни, я ж, по твоим собственным словам, один из столпов общества!

Лара вздохнула еще откровенней. «О господи, помолчал бы уж», — едва слышно пробормотала она. Вот зануда! Она заметила, как его набухшему члену стало тесно в его коротких облегающих шортах. Секс с ним больше всего досаждал ей. С ним все было как-то обыденно, предсказуемо, механически.

— Идем! — Не скрывая гордости за столь откровенное проявление своего мужского достоинства, он потянул ее за руки. — Для начала немного отдохнем и успокоимся, — сказал он, многозначительно подмигивая, — потом прокатимся на «феррари» в горы.

— Ладно.

Она позволила ему поднять себя на ноги, и они пошли, сопровождаемые многочисленными взглядами.

У них были раздельные номера, но, как правило, любовью они занимались в ее номере. Когда же они остановились перед дверью, внутрь она его не пустила.

— В чем дело? — запротестовал он, — посмотри, как поднялся, прямо заглядение!

— Побереги на потом, — сказала Лара как можно мягче, во всяком случае она старалась, чтобы голос ее звучал примирительно. — Я на минутку прилягу и позвоню тебе, как только проснусь. — Не обращая внимание на его протесты, она захлопнула за собой дверь.

Лару охватило внутреннее беспокойство, граничащее с оцепенением, чувством, которое она часто испытывала, будучи замужем за Майклом Крихтоном. После развода это чувство исчезло. И вот снова…

Зазвонил телефон. Она подняла трубку, будучи уверенной, что это Альфа, твердо решив раз и навсегда отшить его. Но звонили из Нью-Йорка.

— Алло?

Ее озадачило, кто это мог знать, где она находится.

— Лара? Лара, это ты? Плохо слышно!..

— Кто это?

— Лара, ты слышишь меня? Это Касс. Случилось ужасное. Маргарет погибла. Они застрелили ее.




2


Маргарет срочно доставили в ближайшую больницу. Она была еще жива, но состояние ее было безнадежное. Ее верные соратницы стояли, столпившись на улице, и молчали.

Внутрь больницы пустили лишь самых близких для Маргарет людей. На их лицах было написано отчаяние от того, что они ничем не могли ей помочь. Слез ни у кого не было — Маргарет ненавидела слезы. Касс Лонг и Рио были самыми близкими подругами Маргарет. Первая была ее секретаршей, доверенным лицом, организатором и вдохновительницей многих ее акций. Вместе с ней она училась в колледже.

Рио Яву Маргарет считала своей самой верной подругой, опорой и надеждой в жизни. Рио являлась соучредительницей организации «За свободу женщин» и активно работала в ней.

Вышедшая из приемного отделения сестра сообщила, что Маргарет делают переливание крови.

Рио обернулась к Касс.

— Где Дюк?

— Едет сюда, — ответила та. Ее лицо было белым, как полотно.

В кабинет проследовало несколько врачей, плотно закрывших за собой дверь.

В коридоре показался еще один человек в белом халате.

— Я могу ее видеть? — спросила его Касс.

— Вы ее родственница? — Он заметил пятна крови на платье стоящей перед ним женщины. (Касс держала голову Маргарет на коленях, пока не прибыла машина скорой помощи).

— Да, — солгала она.

Врач взял ее за руку.

— Предупреждаю, зрелище не из приятных.

Касс прикусила губу, чтобы не выдать волнения.

— Ну, если вы родственница, тогда… Конечно, это против правил, вы понимаете… Ну хорошо, идите за мной.

Врачи предпринимали все, что было в их силах. С помощью двух шлангов Маргарет делали переливание крови, третий был введен в ноздрю. Один из медиков проводил усиленный массаж сердца.

— Скажите, есть хоть какая-нибудь надежда?

Врач покачал головой, взял Касс под руку и вывел из кабинета.

«Господи, кто же мог это сделать?» С того самого момента, когда Маргарет упала на землю, этот вопрос неотрывно преследовал ее.

В уме она перебирала множество различных версий. У Маргарет было немало врагов. Многие ей завидовали — ее положению в обществе, ее неотразимой красоте и молодости. Некоторые не одобряли того, что она делала. Других раздражал ее образ жизни, то, что она жила, как хотела, не обращая ни малейшего внимания на критику и распускаемые о ней сплетни. Последнее время она жила с Дюком К. Уильямсом, чернокожим автором и исполнителем джазовых песен, человеком с темным уголовным прошлым.

Касс он не нравился. Она чувствовала, что он использует Маргарет в своих целях.

Касс знала и о письмах, полных ненависти, которые получала Маргарет. В них ее называли не иначе как «негритянской подстилкой», «проституткой». Были среди них и письма с откровенными угрозами убить ее.

«Лоренс Браун, — писал один из этих ненавистников, — недавно я видел тебя в вечерней передаче Джонни Карсон Шоу. Ты похожа на крысу, я ненавижу тебя! Как я хотел бы, чтобы тебя прихлопнули. Я бы сам с удовольствием влепил тебе пулю!»

Подобные письма приходили почти ежедневно. Маргарет и Касс настолько привыкли к ним, что почти сразу же о них забывали. Лишь телефонные звонки наводили на Касс ужас. Эти приглушенные, явно измененные голоса советовали Маргарет не совать свой нос куда не следует. Незадолго до трагедии угрозы участились из-за того, что Маргарет ввязалась в дела проституток. Еще бы! Ведь она увела от этих негодяев сразу столько девиц, что все эти подонки, содержатели борделей и прочие мафиози, державшие все нити этого грязного бизнеса в своих руках, не на шутку встревожились. Им вдруг стало не хватать проституток, и всякий раз, после очередного выступления Маргарет, хозяева недосчитывались нескольких сотен своих наложниц.

В адрес Маргарет продолжали сыпаться угрозы. От нее требовали покончить с «великой революцией куртизанок», как образно назвал ее деятельность журнал «Нью-Монс-Мэгэзин», поместивший фото Маргарет на обложке и посвятивший этому движению целых шесть страниц…

Дюк с трудом протискивался сквозь толпу собравшихся у входа в больницу, натыкаясь на каждом шагу на полицейских, журналистов и телерепортеров. За Дюком следовали его менеджер и личный пресс-секретарь. Не отвечая на вопросы, они добрались наконец до двери лифта, где путь им преградил полицейский.

— Черт возьми, — вспылил Дюк, — уберите этого типа с дороги, иначе я вытряхну из него душу.

Рука полицейского нервно дернулась к кобуре пистолета.

— Спокойно, Дюк, — быстро вмешался менеджер, — он ведь для охраны Маргарет здесь. Касс, должно быть, уже где-то там, наверху.

Послали за Касс, и та уговорила полицейского пропустить их.

— Как это случилось? — спрашивал Дюк отрывисто. — Они кого-нибудь арестовали? Она будет жить?

— Думаю, что нет, — отрешенно ответила Касс, — она обречена.

Подошла Рио.

— Все кончено, — сказала она, — Маргарет только что скончалась.




3


Мэри-Энн всякий раз забавляло, когда на Энцио, этого могущественного человека, накатывало желание самому приготовить обед. Тогда он выгонял всех из кухни, повязывал фартук и начинал священнодействовать, колдуя над спагетти, чесночным хлебом и своим фирменным соусом «а ля Энцио». Так случилось и сегодня.

— Дорогой, ты такой смешной в этом фартуку прощебетала Мэри Энн. Она была единственной из всех домочадцев, кому Энцио разрешал находиться при этом на кухне, и то в качестве наблюдательницы.

— Ты не хочешь, чтобы твоя малышка Мэри помогла тебе?

«Малышка» — так прозвал ее Энцио. Ей было невдомек, что так он называл и всех ее предшественниц.

— Нет, — решительно покачал Энцио головой, — принеси-ка лучше немного вина.

Принеся вина, Мэри-Энн села на кухонный стол, свесив красивые длинные ноги. На ней было черное, плотно облегающее платье с глубоким вырезом. Энцио лично заботился о ее гардеробе, блюдя один и тот же стиль. Он не разрешал ей носить брюки или юбки и не терпел малейшей небрежности в ее одежде. Мэри-Энн это вполне устраивало. Сравнивая свою теперешнюю жизнь с прошлой, она находила, что быть вместе с Энцио несравненно приятнее, поэтому во всем шла ему навстречу. К тому же она не забывала, что Энцио знаменит, и ее самолюбию льстило, что она принадлежит такому человеку.

— А ну-ка, попробуй!

С гордым видом Энцио поднес к ее рту ложку с дымящимся, острым соусом.

Та послушно открыла рот и тут же громко и жалобно вскрикнула.

— Ай, Нунци, что ты делаешь, ведь горячо же, ты обжег своей малышке рот!

Энцио оглушительно расхохотался. Он был в праздничном настроении, сегодня вечером он готов был смеяться буквально надо всем.

— Какой ты противный, — надулась на него Мэри-Энн, — как ты можешь так поступать с твоей малышкой!

— Ты еще не знаешь, каким я бываю противным. — Энцио обмакнул палец в кипящий соус, облизнул его, хмыкнул довольно и добавил еще немного вина.

— Ты хорошенькая маленькая девочка, оставайся такой, какая ты есть — и все будет в порядке.

Мэри-Энн по-своему очень нравилась ему. Она была глупее, чем большинство ее предшественниц, и никогда не задавала лишних вопросов. Она была в его вкусе, а что касалось секса — то просто безотказна. С этим у него с Мэри никогда не было проблем. Он терпеть не мог, когда его отношения с женщинами превращались в обычную рутину: достаточно привести какую-нибудь из них к себе, как уже через пару недель она начинает считать тебя своей собственностью. И потом эти постоянные дурацкие вопросы, это неуемное любопытство, а то вдруг жалобы на головную боль, когда ему хочется женского тела. Энцио очень гордился тем, что даже теперь, в свои шестьдесят девять лет, он еще в состоянии был один, а то и два раза в неделю обладать женщиной. С удовольствием — и вместе с тем с долей грусти — он вспоминал о тех временах, когда он мог проделывать это до четырех раз за ночь. Да, он был мужчина что надо!

Теперь продолжить традицию должны его сыновья. К тому же у него их трое — здоровые молодые парни в самом соку, его гордость, надежда всей его жизни. Он не сомневался, что они продолжат род Бассалино, а когда он совсем состарится, будут защищать его, как он сейчас защищает их.

Какое счастье, что они пошли не в мать. Энцио считал ее ненормальной. Она все время сидела, запершись в своей комнате, шпионила за всеми, подглядывала из окна и разговаривала только со своими детьми, когда те ее навещали. И все это время она не оставляла попыток сломить Энцио, ждала от него какого-то раскаяния.

Раскаиваться? В чем? Он и не думал об этом. Пусть себе страдает. То, что он делал, касалось только его одного, и ей не было до этого абсолютно никакого дела.

Раньше, когда Энцио был в расцвете сил, он не пропускал ни одной юбки, за что его наградили прозвищем «бычок». Иногда ему приходилось сидеть на голодном пайке. А однажды, когда он забавлялся с женой Винсента зе Хога, одного из своих друзей, он получил пулю в зад, благо в первый и последний раз в своей жизни. «Точно в яблочко», — смеялись за его спиной.

Вообще-то говоря, злые языки немного привирали, рассказывая потом эту историю. Что правда, го правда. Винсент зе Хог действительно пальнул в него, но пуля прошла через ягодицу, не причинив ему никакого вреда. На благополучии Энцио эта история не отразилась никоим образом, зато Винсента зе Хога с того дня стали преследовать всяческие неприятности. Началось с того, что у него сгорел дом, а кончилось тем, что ноги его замуровали в бетонный блок, который затем опустили на дно реки, но все же успели поднять в самый последний момент, когда Винсент уже почти перестал пускать пузыри. С Энцио были шутки плохи!

Вскоре после того случая он познакомился с Розой Вакко Мора, дочерью одного из своих друзей, и женился на ней. Она ему сразу понравилась. Стройная, изящная фигурка, чуть надменное лицо, кроткая и целомудренная, словно итальянская мадонна. Они устроили пышную свадьбу, на которую съехалось бесчисленное множество гостей. Роза была одета в белое кружевное платье, а Энцио блистал в черном атласном фраке, с красной гвоздикой в петлице, в белоснежных туфлях и перчатках. Розе было всего семнадцать, а Энцио уже исполнилось тридцать три.

Эту пару охотно принимали в обществе. Роза, с ее спокойным нравом, выросшая в тепличных семейных условиях, быстро переняла более подвижный образ жизни своего мужа. Ей претила мысль быть домохозяйкой, торчать дома, заниматься только кухней, детьми, да ходить в церковь. Вскоре у них появился первенец, уход за которым полностью возложили на няню. Сама же Роза практически все время находилась в разъездах вместе с Энцио.

Энцио это даже нравилось. Более того — это льстило его самолюбию. Рядом с ним Роза превратилась в красивую, интеллигентную женщину. В то время как другие мужья оставляли своих жен дома, отправляясь на бега, в бары, клубы в обществе своих подруг, Энцио всегда брал Розу с собой, что не могло не вызывать у женщин зависть. Розу приняли в круг его друзей, и те привязались к ней, посвящая ее во все свои дела.

Нередко Энцио сам удивлялся своему счастью, что ему удалось найти такую женщину. Она устраивала его во всех отношениях. Три года спустя после рождения первого сына она подарила ему второго.

У него не было от нее никаких тайн. Она была в курсе всех его дел. На протяжении всех тех лет, когда ему сопутствовал успех, возрастали его авторитет и влияние, причем до такой степени, что он мог убрать с дороги любого, она была рядом с ним, всегда готовая прийти на помощь. И всякий раз, когда ему предстояло расквитаться с очередным обидчиком, он ощущал поддержку Розы. «У Розы смелости и сообразительности больше, чем у любого другого мужчины, — не раз говаривал Алио своим собеседникам. — Это поистине поразительная женщина!»

У Розы было много обожателей, и Энцио знал об этом, чувствуя иногда приливы гордости: ведь это была его жена!

Потом появился третий сын, которого нарекли Анжело. Старшим детям к этому времени уже исполнилось девять и двенадцать лет. Розе ничего не оставалось, как полностью посвятить себя дому. Энцио не возражал. У них был чудесный дом. Энцио считал само собой разумеющимся, что Роза останется там с детьми и будет обживать его.

Потом Розе вдруг разонравились ее прежние друзья. Все они занялись какими-то темными делишками, и ей захотелось окружить себя другими людьми. Неподалеку от их дома находилась вилла, в которой жили актер и его жена, и однажды Роза пригласила их к себе в гости. Потом она познакомилась с семьей банкира, а позже и с семьей Кардвеллов, вращающихся в высшем обществе. Так Роза окружала себя новыми людьми, в то время как старых знакомых она постепенно отваживала от дома.

Энцио это не понравилось. Он уже и сам чувствовал себя здесь лишним. Его деловые поездки стали более продолжительными. Вдобавок он снял тайком небольшую квартирку, шикарно обставил ее и населил целым роем девиц легкого поведения, которых, впрочем, называл не иначе, как «глупыми гусынями». Ведь его чувства к Розе еще не остыли, и иногда его мучил вопрос, почему она так переменилась к нему.

Однажды вечером Энцио явился домой на несколько часов раньше, чем обещал. Он хотел сделать Розе приятный сюрприз в честь двадцать первой годовщины их свадьбы. Ему хотелось поговорить с ней с глазу на глаз, рассказать ей, что у него на душе, вернуть прежнее доверие. Но прием, оказанный ему женой, ошеломил Энцио.

Роза холодно ответила на его приветствие и без обиняков дала понять, что решила развестись с ним. Она выйдет замуж за Чарльза Кардвелла. Ей уже давно известно о его отдельных апартаментах и девицах. Она хочет быть свободной.

Откровенность Розы взбесила Энцио. Променять его на Чарльза Кардвелла, этого двадцатишестилетнего сосунка, это ничтожество без гроша в кармане?!

Но на лице его, однако, не дрогнул ни один мускул.

— Ты спала с ним?

— Да, — ответила Роза коротко. Она никогда не лгала, и ей было незнакомо чувство страха.

Энцио выслушал ее до конца и сделал вид, что дает согласие на развод. Роза ушла к себе в спальню. «Вот это поговорили по душам, — подумал он. Ну нет, со мной эти штучки не пройдут!» Он отдал несколько коротких распоряжений по телефону, и через некоторое время Чарльз Кардвелл был доставлен в его дом.

Бледный, насмерть перепуганный, он предстал перед Энцио в сопровождении четырех дюжих охранников. Изрядно помятый аристократ сперва жалко улыбался и что-то невнятно лепетал, потом попытался повысить голос.

Энцио приказал заткнуть ему рот кляпом, связать и оттащить наверх, в спальню к Розе. Там Энцио стащил ее полусонную с кровати. Она сразу поняла, что они хотят сделать с ее Чарли, и пришла в ужас. Глазами, полными немой мольбы, она смотрела на своего мужа, бессильная что-либо сделать. Она слишком хорошо знала, что Энцио, совершая месть, не знает жалости. Он и теперь был неумолим. Крепко удерживая ее одной рукой поперек груди, он заставил Розу смотреть на происходящее. Блеснули ножи — и Чарльза Кардвелла буквально исполосовали у нее на глазах.




4


Ларе было не так-то просто избавиться от принца Альфы. Они уже шесть месяцев были вместе, и за это время его потребительское отношение к ней, подозрительность и неуемная ревность изрядно надоели ей.

Когда она заявила ему, что ей необходимо срочно уехать в Нью-Йорк, у него хватило ума ровно настолько, чтобы прийти к заключению, что у него появился соперник.

— Кто он? Что он может предложить тебе, чего нет у меня?

— При чем здесь мужчина? — возразила Лара. — Просто мне нужно уехать по семейным обстоятельствам.

— Но ты же сама мне говорила, что семьи у тебя нет.

Лара кивнула.

— Да, говорила, семьи нет, зато есть родственники. — Она чуть помолчала и добавила: — Моя сводная сестра Бет хочет, чтобы я к ней приехала.

— Знаю я этих сестер, — с издевкой в голосе продолжал принц Альфа. — Когда тебе нужно, у тебя вдруг сразу появляется сводная сестра. Но я-то точно знаю, Лара, что за этим скрывается мужчина, я просто уверен в этом.

— Пожалуйста, можешь думать что угодно. Но я твердо решила ехать, и ничто меня не остановит.

— Я поеду с тобой.

— Я не хочу, чтобы ты со мной ехал.

Некоторое время они продолжали препираться, пока он наконец не ушел. Лара упаковала свой чемодан и отправилась в аэропорт, почувствовав облегчение, что избавилась от этого зануды.

Ощущение свободы вновь опьянило ее, вернуло прежнюю уверенность в себе. Куда бы ни отправлялась Лора Крихтон, ее неизменно окружал первоклассный сервис. Она была молода, красива, в прошлом — жена одного из состоятельнейших людей Лондона. Короче говоря, она считала, что относится к тем немногим, кого в прессе называют «сливками общества». Ведь и ее фотографии нередко публиковали на обложках самые роскошные журналы мод, представляя их публике как яркие образцы истинной женственности.

Если бы журналисты к тому же узнали, что у Лары и Маргарет был один отец, но разные матери, это вызвало бы настоящую сенсацию.

Каждая из них была по-своему знаменита, и каждая имела свои причины держать это родство в тайне. Они выросли в разных странах и придерживались различных взглядов на жизнь, но когда им приходилось бывать вместе, в их отношениях неизменно проявлялись особая теплота и нежность. Они безоговорочно доверяли друг другу, и каждая оставляла за другой право поступать так, как та считает нужным.

Их отец Джим Лоренс Браун никогда не был женат на их матерях. Маргарет было всего пять лет, когда умерла ее мать. Отец решил взять с собой девочку в Калифорнию, где он познакомился с одной замужней женщиной, муж которой на год уехал куда-то. Джим поселился с ребенком у этой женщины, и вскоре родилась Лара. Перед возвращением законного мужа мать отдала Лару Джиму, прибавила пять тысяч долларов и сказала, чтобы тот убирался на все четыре стороны.

На эти деньги Джим купил подержанный автомобиль с жилым фургоном, который и стал их домом. Малышка Маргарет вынуждена была почти полностью взять заботы о Ларе на себя. Хотя Джим был добрым отцом, однако домашние дела его мало интересовали, а мыслями он постоянно витал где-то в облаках, целыми днями тешил себя игрой на гитаре или спал. Они переехали в Аризону и остановились на ферме, принадлежащей вдовствующей Мэри Чоусер.

Здесь Маргарет пошла в школу. Она была очень сообразительной и умной девочкой, развитой не по годам.

Вскоре Джиму, однако, сильно надоела такая жизнь. Так долго он не привык засиживаться на одном месте. Дети для него стали настоящей обузой. Именно поэтому он и решил спихнуть их Мэри, женившись на ней. Она была старше его, пухленькая и всегда улыбающаяся. Вспоминая об этой женитьбе, Маргарет объясняла ее тем, что отец хотел хоть как-то пристроить своих дочерей. Для себя же вопрос с отъездом он считал делом решенным. Ровно через месяц после свадьбы он и исчез.

Маргарет уже исполнилось к тому времени девять лет. Беглый отец оставил лишь прощальное трусливое письмо, полное извинений, и пятьсот долларов, вложенных в конверт.

Вскоре Мэри родила и собственную дочь, Бет, зачатую Джимом, о существовании которой он так и не узнал.

После этого жизнь на ферме в корне изменилась. Здесь чувствовалось отсутствие мужчины, который бы держал все в своих руках и следил за тем, чтобы все работали как следует. Ферма постепенно пришла в упадок. Мэри чувствовала себя разбитой и усталой, грудной ребенок отнимал у нее последние силы. Деньги иссякли, а вместе с ними исчезла и улыбка с лица Мэри, столь привычная для нее прежде.

Маргарет отдали в интернат, а Л ару Мэри отослала в Англию к своим родственникам, так что сводные сестры потеряли друг друга из виду на целых десять лет. Маргарет это время училась в колледже, а Лара стала известной лондонской фотомоделью.

Приемная мать Мэри жила с их младшей сестричкой Бет в маленькой квартирке. Она устроилась на работу, чтобы не подвергать лишениям Бет, которая в свои десять лет училась в школе. Маргарет всячески старалась помочь Мэри, хотя ей и самой приходилось очень туго — образование в колледже стоило недешево, но она твердо решила доучиться до конца.

Лара победила на конкурсе, устроенном одним из журналов, и была награждена поездкой в Голливуд. В свои шестнадцать лет девушка выглядела уже настоящей красавицей. Правда, это не была еще та ослепительная красота, которую она обрела позже.

Встретившись с сестрой, приехавшей в цитадель мирового кинематографа, Маргарет нашла Лару счастливой, какой-то до неузнаваемости английской, с ее европейскими акцентом и всеми манерами поведения. Они проводили выходные дни вместе, и к ним сразу же вернулась та доверительность, которая существовала между ними в детстве. Их не разделило то, что пути в жизни, выбранные ими, были так несхожи. Расставшись, они время от времени переписывались, звонили друг другу, но встречи их были крайне редкими.

Бет исполнилось пятнадцать, когда Мэри умерла от рака, и хотя каждая из сестер предлагала ей жить у себя, девочка отказалась, предпочтя независимость. Позже они узнали, что Бет примкнула вместе со своим другом к какой-то коммуне хиппи. Впрочем, это не вызвало у Маргарет возражений. Она уже с головой ушла в свой проект спасения женщин. Вскоре должна была выйти в свет ее первая книга «Женщины и равноправие». На небосклоне общественной жизни начала восходить ее звезда.

Вернувшись в Лондон, Лара познакомилась там вскоре с Майклом Крихтоном и вышла за него замуж. Отец его принадлежал к одному из богатейших родов в Европе, и Майкл был единственным наследником всего отцовского достояния.

Увы, замужество Лары продлилось недолго, всего один год, которого, впрочем, хватило, чтобы Лара стала знаменитой. Редкий номер «Вуменс-Веер-Дейли» или «Вегью» обходился без того, чтобы там не поместили ее фото или не посвятили ей несколько строк, например, о том, во что она была одета на великосветских раутах.

Даже в те трагические для сестер дни весть о прибытии Лары Крихтон в Нью-Йорк отодвинула на второй план главную тему дня — убийство Маргарет Лоренс Браун. Толпы репортеров устремились в аэропорт Кеннеди.

Лара предстала перед ними в брючном костюме от Ив Сен Лорана, в большой широкополой шляпе и модных солнцезащитных очках с огромными стеклами, скрывавшими ее холодные зеленые глаза. На левой руке красовались элегантные часики от Картье с черным циферблатом, которые прекрасно гармонировали с дорогими браслетами на запястье от фирмы Гуччи. Она задержалась на короткое время перед репортерами, дав себя сфотографировать.

— Что вас привело сюда, мисс Крихтон? — спросил один из них с любопытством.

— Дела, — без тени улыбки ответила Лара, — сугубо личные дела.

Прямо у трапа ее ждал лимузин. Она опустилась на заднее сиденье и с облегчением откинулась на спинку. По дороге в город на нее нахлынули воспоминания о ее последней встрече с Маргарет. В тот раз она была проездом в Нью-Йорке, прилетев всего на два съемочных дня. Как обычно, Маргарет, пригласила ее к себе, но Лара с трудом выкроила время, чтобы нанести ей визит в промежутке между ленчами на студии и процедурой по эпиляции волос на ногах в косметическом салоне «Элизабет Арден».

Увидев Маргарет, она неодобрительно поцокала языком.

— Послушай, при твоих данных ты могла бы выглядеть просто отпадно!

Маргарет усмехнулась, а сестра между тем продолжала, вполне серьезно.

— Скоро я стану большим человеком в одном из крупных парфюмерных концернов, — Лара подняла кверху палец. — И тогда я обязательно пришлю тебе целый короб духов, губной помады, румян и прочую, как ты говоришь, «штукатурку».

— Нет уж, мажься сама, сколько тебе влезет, — засмеялась Маргарет. Они давно подтрунивали друг над другом, что касалось их косметических вкусов, но делали это всегда дружелюбно.

— Ну, что у тебя новенького? — спросила Маргарет, подавая коктейль. И Лара, как на исповеди, выложила, помнится, ей все, что у нее накопилось на душе, ничего не скрывая и не утаивая. Битый час она без умолку трещала о своих проблемах, о прилипчивом принце Альфе, о каких-то бумагах, которые она собиралась продать, о ее новом кольце с изумрудом, не сказав в общем-то ничего важного и смутно понимая это.

«Обычный треп». Лару даже передернуло от этой мысли, когда она, сидя в машине, вспомнила о том разговоре. Сама она ведь никогда по-настоящему не интересовалась делами Маргарет. Ей никогда и в голову не приходило спрашивать ее об этом. Какой ограниченной она, должно быть, показалась тогда бедной Маргарет, какой эгоистичной, погрязшей в своих ничтожных делишках! А ведь Маргарет всегда терпеливо слушала ее, не перебивая, как будто времени у нее было навалом. Это у нее-то, боровшейся за свое правое дело не на жизнь, а насмерть. Почему же всегда гак поздно выясняется, как дорог тебе был человек?




5


Бет в тот трагический день добралась до Нью-Йорка на поезде. В этом городе она была впервые, да и вообще до этого случая она ни разу никогда не покидала свою «хипповую» коммуну, ставшую ей как бы родным домом. Ей было уже двадцать — симпатичная девушка с нежной, белой кожей, со светлыми, густыми волосами, достигавшими талии. Бет никогда не красилась, и в ее лице, привлекавшем большими голубыми глазами и чувственными губами, было что-то детское.

Одета она была, как и подобает настоящей хиппи: длинное индейское платье, заштопанное в нескольких местах, на босых ногах ременные сандалии, на шее множество тонких кожаных шнурков, на которых болтались раскрашенные вручную бусы и всевозможные подвески. Шею, почти врезаясь в нее, плотно облегала тонкая золотая цепочка с золотым крестиком, на котором были выгравированы слова: «Любовь — Мир — Маргарет».

Через плечо Бет была перекинута большая мягкая сумка из сыромятной козьей кожи, где лежали все ее пожитки — зубная щетка, джинсы, свежая рубашка, но главным образом книги. Вещизм был чужд ей, но книги — это была ее страсть.

— Не угостишь ли стаканчиком вина, крошка попытался подвалить к ней какой-то подвыпивший тип, — а я тебе за это отколю в постели номерочек.

Не удостоив его вниманием, погруженная в свои мысли, она пошла дальше. Маргарет на ее месте наверняка бы пообещала оторвать ему член, а Лара бы просто фыркнула.

Они договорились встретиться с Касс прямо на вокзале, возле справочной. Но поезд пришел несколько раньше, и поскольку у нее не было желания там торчать, она решила сама отправиться на поиски Касс.

Бет никак не могла поверить в случившееся. У нее просто не укладывалось в голове, что Маргарет нет в живых. Ведь ее старшая сестра была такой доброй, умной. Правда, она была неуступчивой, не зарилась ни на что чужое, но и своего не отдавала никому. Да, так уж ее душа была устроена. Но как иначе Маргарет могла выжить в этих джунглях?

Последний раз Бет видела ее примерно с полгода назад. Тогда Маргарет приехала к ней в коммуну вместе с Касс на несколько дней. Все были рады ее приезду. Сестра привезла новые книги, пластинки, игрушки для детей — настоящие игрушки, а не какое-то барахло. Всего в коммуне было десять детей, за которыми ухаживали все ее члены — пять женщин и восемь мужчин, живших здесь же. Там же был и ребенок, рожденный Бет, четырехлетняя девочка.

Маргарет всегда находила себе занятие, когда приезжала в коммуну — на ферме всем хватало работы. Ей было все равно, скоблить ли полы, работать ли на кухне или в саду. По ее словам, физическая работа помогала ей отвлечься от монотонности своих городских занятий, отдохнуть от них.

Перед ее отъездом хиппи устроили ей настоящий праздник, с музыкой, с игрой в салки. В конце праздника расчувствовавшаяся Маргарет уединилась с Клашером в его комнатенке, с этим маленьким, невзрачным человечком, никак не отвечавшем ее запросам. Маргарет тоже считала, что сексуальное побуждение должно быть свободным, без каких-либо вериг привязанности, ревности или принуждения. На следующее утро, прощаясь, она подарила Бет упомянутую золотую цепочку, поцеловала сестру и шепнула на ухо: «Какое счастье, что ты здесь живешь, здесь просто великолепно!»

Бет улыбнулась ей своей широкой детской улыбкой и попросила поскорее навестить ее снова.

— В конце лета, — пообещала Маргарет.

И вот на исходе лета Бет сама оказалась в Нью-Йорке. Она не знала, как долго здесь пробудет, но чувствовала, что она здесь нужна.




Энцио сидел в своем кабинете и говорил по телефону, улыбаясь и довольно кивая головой. Да, да, дела снова принимают нормальный оборот. Он оказался прав. Его решение было единственно правильным. Даже если бы он вообще отстранился от дел, они неизбежно настигли бы его, когда ситуация дозрела бы до решительного сражения…

Чепуха, и не стоит обращать внимания, что его старший сын Фрэнк тоже мямлит что-то такое, вроде того как вынуть эту «занозу». Разве он в этих делах что-нибудь смыслит? Для своих тридцати шести лет он неплохой бизнесмен, но когда дело касается принятия кардинальных решений, ему покуда не хватает твердости…

Что толку от угроз? Единственно правильными остаются «хирургические» методы, как в добрые старые времена. Что? Разве не так?

Дела идут не так уж плохо. Не прошло и двух недель с того дня, как с Маргарет Лоренс Браун было покончено, а неприятности уже практически прекратились. Потеряв свою наставницу, проститутки быстро успокоились, вмиг растеряв весь свой боевой пыл. Одна за другой беглянки возвращаются к своим хозяевам, забыв о прежних побоях и оскорблениях. Призрачная свобода обернулась их поражением…

Энцио был в прекрасном настроении. Он заказал для Мэри Энн длинное пальто из шиншиллы, которое было ей доставлено в течение нескольких часов. Энцио чувствовал себя именинником. Мэри, правда, не знала, какое событие они праздновали, но она всегда охотно поддерживала любые причуды Энцио.

— Ах ты мой итальянский суперлюбовничек, — ворковала она, — ах ты мой суперменчик!

— А ты мой сочный, лакомый кусочек, — отвечал он, смеясь, — мой любимый лазанский сырочек!

Ему доставляло удовольствие смотреть на нее, на ее желанное, красивое тело, высокие большие груди, шелковистую кожу и пухлый рот. Еще какое-то время он побережет ее для себя, пока не надоест…




6


Все звали ее Лола, хотя настоящее ее имя было другим. Ее худоба и неряшливый вид, черные, как уголь, «стреляющие» глаза, маленькие груди сразу выдавали в ней непритязательную проститутку. Лола была голодна, нервничала и беспрестанно грызла ногти. Вдобавок она, по всем признакам, была наркоманка, о чем, например, свидетельствовали многочисленные отметины от уколов на локтевых сгибах ее рук. Лет же ей было всего девятнадцать.

По всему видно было, что ее только что побили. Не так чтобы очень — подумаешь, всего пара синяков. Зато след от погашенной на ее спине горящей сигареты не бросался в глаза, но напоминал ей самой, что могло быть и хуже.

Она знала, что все так и кончится. Лола жила с Чарли Мейлером, одним из молодчиков Тони, который и убил Маргарет.

Лола торопливо шла, почти бежала вниз по улице. На ней была короткая юбка, на ногах летние сапоги со шнуровкой, свитер в обтяжку. Наспех подведенные ресницы и спутанные, всклокоченные волосы говорили о том, что времени на сборы у нее не было. Чарли вышвырнул ее из койки. «Давай собирайся да поживее, работать надо! Вернешься, может, сходим в кино. Меньше пары сотенных не приноси!»

Она две недели торчала дома, и Чарли до нее не было никакого дела. Опьяненный успехом, он все время где-то шлялся. Тони был им доволен, решив держать его при себе.

Она знала, что рано или поздно Чарли ее бросит. Дела его шли в гору, и он не хотел обременять себя ею. Ну и черт с ним! Она знала, что ей делать.

Какой-то прохожий загородил ей дорогу и ухватил за локоть. Она вырвалась.

— Нет, — резко выдохнула она, — сегодня я не работаю.

Она заспешила дальше, время от времени оглядываясь, чтобы убедиться, что за ней нет слежки.

В ее руке был зажат обрывок газеты, на котором был указан нужный адрес. Она замедлила шаг и еще раз взглянула на него.

— Куда спешишь, крошка? — окликнул ее очередной прохожий, нетвердо стоявший на ногах.

— Отвали! — отрезала она.

Подойдя к указанному в адресе дому она не сразу решилась войти внутрь. Некоторое время она стояла, раздумывая, на дорожке, ведущей к нему. Если бы не Сьюзен, ее младшая сестра…

Будь что будет! Сердито плюнув под неги, она решительно направилась к двери.

— Мне нужна Касс Лонг, — сказала она. — Мы с ней, правда, не договаривались… Скажите ей, пожалуйста, что мне нужно повидать ее по срочному делу.

Портье, пожилой, угрюмый человек, окинул ее с головы до ног и снял трубку. Разговаривая с Касс, он неотрывно рассматривал ноги Лолы.

Касс велела пропустить ее. Она привыкла к тому, что после гибели Маргарет к ней приходило много посетительниц. Она угощала их кофе, расспрашивала о том и о сем, дарила им фотографию Маргарет с надписью «Мир да любовь!» В каком-то смысле ее утешало, что так много людей переживают смерть Маргарет.

Дверь открыла Бет. Она пригласила Лолу в кухню и предложила ей выпить. От ее внимания не ускользнуло, что перед нею наркоманка.

— Извините… Нет, не подумайте… Мне от вас ничего не надо, — начала Лола, — мне нужно кое-что вам сообщить. Много времени я у вас не займу.

В кухню вошла Касс. У нее были темные круги под глазами, выглядела она очень устало.

— Я пришла сюда не за помощью, — сбивчиво начала Лола, волнуясь. — Мне не нужны деньги, сочувствие и все такое. Вы видите, кто я, да я этого и не скрываю. Маргарет дала нам надежду — меня ей, правда, не удалось бы поднять на ноги, я человек пропащий, но у меня была сестра совсем еще ребенок, — черт побери, у меня просто слов нет, чтобы все это выразить! — Она запнулась, вытерла нос тыльной стороной ладони. — Короче, это был один из людей Тони, кто — не имеет значения, он действовал по его поручению… Да это, в общем-то, было сделано и не по воле самого Тони. Человека, который отдал приказ, зовут Энцио Бассалино… Это он заварил всю эту кашу… Он один за все и в ответе. Живет он в Майами. Официально он нигде не работает, но они все у него в руках. Это он виновен в убийстве Маргарет, а не тот, кто стрелял.

Касс не вымолвила ни слова. Она нисколько не сомневалась, что девушка говорит правду.

— Мне нужно идти. — Лола повернулась к выходу, собираясь уходить.

— Ты расскажешь об этом полиции? — спросила Касс.

— Н-е-е-е-т, — протянула, мотая отрицательно головой, Лола. — Лишняя трата времени. Да и опасно это. Половина из них на крючке у Бассалино. Если вы хотите достать его, то придумайте что-нибудь сами.

— Как это? — не поняла Касс.

— У вас есть головы на плечах, вы сообразительные, у вас есть связи… — Лолу вдруг начало трясти, было видно, что она на что-то решилась.

— Того типа, который стрелял, я возьму на себя, но настоящий убийца, повторяю, Бассалино… Я всегда так восхищалась Маргарет… Вы должны покарать этого негодяя!

— Может, ты еще немножко задержишься? — предложила Касс. Она хотела позвать Дюка или Рио, кого-нибудь, кто мог бы разобраться во всем этом лучше, чем она.

Лола опять отрицательно покачала головой.

На улице было уже темно. Выйдя из дома, проститутка пошла в сторону Таймс-Сквер. Сейчас ей в общем-то не обязательно было снимать клиента, но что-то побуждало ее к этому.

Заняв выжидательную позицию в фойе кинотеатра, она подкараулила момент и направилась к первому же одинокому мужчине, появившемуся поблизости.

Это был болезненного вида субъект средних лет, видимо, простуженный, с лающим кашлем. Они переговорили и быстрым шагом пошли к ближайшей гостинице. Он настоял на том, чтобы войти туда первым. Чуть позже она последовала за ним.

Комната была крошечная. У стены стояла кровать. Постель была разобрана.

Лола начала раздеваться. Клиент пожелал, чтобы она не снимала обувь. Сам же он раздеваться не слал, а лишь, расстегнув брюки, выпростал член.

Потом он приник к ней. Лола отсутствующим взглядом смотрела в потолок. Она почувствовала себя спокойно и расслабленно, думая о своем. Теперь она знала, что ей следует делать…

Он удовлетворился довольно быстро. Лола взяла деньги и ушла. Спокойной и твердой походкой она направилась домой.

Чарли спал. Лола прошла на кухню, открыла банку колы и сделала несколько глотков. Холодная жидкость приятно обожгла горло. Потом пошарила рукой за холодильником, достала револьвер, который Чарли там обычно хранил, и проверила его. Он был заряжен. Лола привинтила глушитель. Она прекрасно разбиралась в оружии.

Затем она на цыпочках прошла в спальню, включила свет и окликнула Чарли. Тот проснулся не сразу, наконец открыл глаза, приподнялся и опешил, увидев направленный на него ствол пистолета.

— Какого черта… — начал было он, взяв себя в руки.

Глухо щелкнул выстрел. Пуля попала Чарли в ногу, и Лола с удовлетворением услышала шлепок от ее удара.

С лицом, исказившимся от боли и гнева, он попытался встать, но тут она выстрелила ему в пах.

Чарли взвыл от боли.

Третья пуля угодила точно в сердце. Он сполз на пол и затих.

Лола бросила револьвер рядом с ним и вышла из номера. Лифт поднял ее на самый верх, на сорок пятый этаж. Оттуда она выбралась па крышу. Не раздумывая, она шагнула к самой кромке и бросилась вниз.

Лола упала на решетку ограды, пронзившей насквозь ее тело, но умерла не сразу. Она скончалась в машине скорой помощи по дороге в больницу.




7


— Ну что ж, будем считать, что решено? — Рио вопросительно обвела взглядом собравшихся в ее комнате. — Но смотрите, чтобы кто-нибудь потом не поджал хвост и не слинял. Знайте, что обратной дороги нет, только вперед! — Она в упор посмотрела на Лару. — А то ведь некоторые из нас, когда им что-то не по нутру, так и норовят смыться в свой райский уголок, к своим пай-мальчикам из высшего общества!

Лара вспыхнула, но ответила твердо и с достоинством:

— Послушай, Рио, я отнюдь не считаю, что это дело для меня лишь минутная прихоть. Маргарет была мне сестрой, и, сколь бы разными мы ни были, я любила ее не меньше, чем вы. Я знаю, что от меня требуется, и будь спокойна, я это сделаю очень даже неплохо.

— Рио имела в виду другое, — заметила Касс, — просто у нас у всех немного сдали нервы. Любой на нашем месте чувствовал бы себя не лучше после того, что мы пережили в последнее время. Но теперь, когда мы обо всем договорились и все решили, у нас все должно пойти на лад.

— И все же я думаю, что мой план лучше!

Дюк Уильямс неожиданно поднялся, его фигура угрожающе нависла над остальными.

— Твой план! — передразнила его Рио. — Как же! Знаем, что ты собираешься сделать. «Доброе утро, господин Бассалино! Мне известно, что это вы отдали приказ убить Маргарет. Не желаете ли пройти со мной, мистер злодей, сейчас я собственными руками вытрясу из вас душу!» Дюк, у тебя не мозги, а навоз в голове. Это же гангстер! Стоит тебе только возникнуть у него на горизонте, как они разворотят тебе твою тощую задницу. И если даже тебе удастся добраться до него, что тогда? Убьешь его? Ты думаешь, этого достаточно? Черт побери, да что значит для него быть убитым? Просто убить его — мало! Наш план — это единственная возможность поразить его в самое сердце, выжечь все его гнилое нутро.

— Рио, черт возьми, ты живешь, как все, кто слаб на передок. И этим же местом думаешь, соответственно. Покрутить задом здесь, потрахаться там, а дальше что? Этим ты решила удивить таких прожженных парней?

— И все же я уверена, что у нас получится, — возразила ему Рио.

— У тебя это, может, и получится, посмотри на себя, сексопилку! У Лары, пожалуй, тоже выйдет. Я ее, правда, похуже знаю, но выглядит она отпадно. А о Бет ты подумала? Ведь эти стервятники просто растерзают ее, разорвут на части!

В разговор вмешалась Бет.

— Дудки! Я смогу это сделать. — Она решительно смотрела на Дюка широко открытыми голубыми глазами. — Я хочу и сделаю это.

— Все, хватит болтать, решено! — подвела черту Рио. — Решено окончательно и бесповоротно. Завтра же и начнем.




«Чертовы бабы, — ругался Дюк про себя, наконец-то выбравшись на воздух после утомительного заседания. — Проклятое бабье!» Он сел в свой белый «роллс-ройс», припаркованный перед домом Касс под знаком, запрещающим стоянку. С раздражением ткнул кассету в стереопроигрыватель. Случайно это оказалась запись диска «Дюк К. Уильямс поет Дюка К. Уильямса». Первая вещь называлась «Душа, кремень и Маргарет». Он посвятил ее этой необыкновенной женщине, которой теперь нет на свете. Но, боже, какая же она все-таки была упрямая! И какой темперамент! Настоящая дикая кошка, в постели и вообще… Если бы только она его слушалась…




«Оставь это, — постоянно твердил он ей, — не связывайся с мафиози! Пару проституток ты, может, и спасешь, ну, а дальше что? Одной проституткой больше, одной меньше — все едино, все дерьмо!»

В ответ она только улыбалась ему своей теплой, манящей улыбкой, отмахиваясь от его предостережений.

Он уже смутно мог восстановить в памяти, как все это началось. Помнится, он неожиданно для самого себя оказался в затруднительном положении. Его стали преследовать сплошные неприятности. Появились долги. По его масштабам, сущий пустяк — каких-то там двести тысяч. Чтобы собрать необходимую сумму, ему достаточно было выпустить новый диск или попеть пару недель на курорте в Майами.

Сложилось, однако, так, что самый крупный долг надо было вернуть к точно обусловленному сроку, а платить было нечем. Он только что выплатил огромную сумму своей первой жене, а остальных денег хватило лишь на текущие расходы. А жить Дюк Уильямс любил на широкую ногу.

Деньги он задолжал нескольким боссам из Лас-Вегаса. Они не сомневались, что он в состоянии с ними расплатиться. Порой звезды шоу-бизнеса проигрывали за игорными столами весь свой гонорар, еще не успев получить его, и в этом не было ничего удивительного. Так что у этих денежных мешков не было причин для беспокойства. И вот сведения о назревающем скандале каким-то образом просочились в печать, что грозило повредить популярности Дюка и пошатнуть его дела.

Недолго оставалась тайной и его связь с Маргарет Лоренс Браун, которая была не менее знаменита, чем он сам. Газеты и журналы стали пописывать об их отношениях, как будто речь шла всего-навсего о рекламе первоклассного жаркого, а не о живых людях с их мыслями и чувствами.

А тут еще Маргарет вбила себе в голову сумасбродную идею спасения забитых сильным полом женщин. Мало того, что она взбаламутила всех домохозяек из Нью-Йорка, так поди ж ты, добралась и до проституток! А если Маргарет что-то втемяшилось в голову, то она этого добивалась.

Кампанию по спасению женских душ она развернула с умом, планомерно ведя свое наступление. Правда, вначале над ней лишь подсмеивались. Спасать проституток? Чего надумала!

Дюк тоже воспринял эту затею Маргарет скептически. Зачем ей все это нужно? У них все так хорошо начиналось, он буквально восхищался этой женщиной, но и не предполагал, что она может обладать таким влиянием.

И вдруг все эти скептики примолкли, зато дела Дюка после пары анонимных телефонных звонков круто пошли под гору. «Вправь мозги своей бабе, и тогда можешь считать, что ты нам ничего не должен». То было вначале. Но с каждым днем угрозы звучали все настойчивей. Правда, и сам Дюк старался изо всех сил, чтобы убедить Маргарет свернуть свою кампанию. Та, однако, ничего и слышать не хотела об этом.

В конце концов он заплатил свой долг, те двести тысяч, чтобы избавиться хотя бы от части свалившейся на него беды. Деньги он занял у своего старого друга Боско Сэма, торговца наркотиками. Угрозы по телефону немедленно прекратились; но неделю спустя Маргарет была застрелена.

Дюк жаждал мести не меньше, чем Рио и Касс и обе сестры Маргарет, о существовании которых он до ее смерти ничего не знал. Правда, после их совместного заседания, когда он их послушал, он нисколько не сомневался, что их план провалится. Эго ж надо! Эти бабенки решили растлить и тем самым — подумать только! — психически изничтожить сыновей Энцио Бассалино, и заодно таким образом доконать и самого папашу Энцио!

Какой вздор!

Ни черта у них из этого не получится! У них нет ни малейшего шанса.

Ладно, пусть тешатся своими играми, пока он не запустит в действие свой собственный план.




8


Он был немного смугл, высок и красив — типичный зажиточный итало-американец. Когда он улыбался, — а улыбка почти не сходила с его губ — обнажался безупречный ряд белых зубов. У него были влажные карие глаза, слегка вьющиеся черные волосы. На вид ему было лет тридцать с небольшим. Он любил носить черные итальянские костюмы, шелковые рубашки и изготовленную на заказ обувь. Ник Бассалино одевался только в самое лучшее, что могла предложить реклама модной одежды.

И жил он со вкусом и размахом, в большом доме, стоявшем на одном из холмов в окрестностях Голливуда. Ник не был актером, хотя получал не раз предложения сняться в кино благодаря своей весьма привлекательной внешности. Лишь опытный специалист, изучая ее внимательно, мог отметить, что зубы Ника выправлены опытным дантистом, форма носа улучшена пластической операцией, а черные, как смоль, волосы слегка подкрашены.

Ник был главой фирмы «Варехаузинг Инкорпорейтед». Она имела обширное поле деятельности, включая дела, связанные с кражей легковых и грузовых автомобилей. В своем роде это была крупнейшая фирма на Западном побережье. Имея такого отца, как Энцио Бассалино, Ник был обеспечен мощной поддержкой с тыла.

Рядом с Ником неизменно видели Эйприл Крофорд, стареющую кинозвезду, уже четыре раза побывавшую замужем. Начинающих актрис и прочую мелочь, подвизавшуюся при Голливуде, Ник просто не замечал. Он всегда старался быть в центре внимания, где бы ни появлялся, а в Голливуде вернейшим средством для этого было показываться с какой-нибудь примадонной.

Они уже год жили вместе, и этот из союз — что касалось общественного мнения — был полезен как для него, так и для нее.

Эйприл считала большим достоинством Ника уже то, что у него самого были деньги и он не жил за ее счет. К тому же он хорошо выглядел и не был юнцом, что избавляло ее от возможных насмешек обывателей. Он хорошо ладил со всеми ее друзьями: как с мужчинами, так и с женщинами. И что для Эйприл было самым главным — он оказался великолепным в постели.

Что касалось Ника — то он просто наслаждался такой великосветской связью. Ведь благодаря этому он вошел в круг киношной богемы, его фотографии время от времени появлялись на страницах журналов, что, по его мнению, ставило его в разряд людей самого высокого ранга.

Он не мог понять, почему его отец так невзлюбил Эйприл. Энцио частенько названивал ему, вправляя мозги.

— Ну что, как дела у тебя с твоей старухой? Не мог найти ничего получше? Ты хочешь, чтобы над нашей фамилией смеялись?

— А ты хочешь, чтобы со мной рядом была какая-нибудь смазливая юная дурочка? — отвечал ему Ник.

— А почему бы и нет? Разве плохо, когда рядом с тобой молодая бабенка с упругим бюстом, на которую зарятся другие мужики, а владеешь ею ты?

— Ах, ничего ты не понимаешь… — возражал Ник всякий раз. Его воротило от папашиных аргументов.

— Ну, конечно, где уж мне, старику, понять. Но этот старик, который, как ты говоришь, понять ничего не может, кое-чего все же добился в этой жизни, так что тебе грешно жаловаться, что ты мой сын.

— Ну, хорошо, хорошо, забудь это. Я отобью тебе телеграмму, когда у нас все будет кончено.

— Ну, и негодяй же ты! — подытоживал обычно разговор Энцио, и они оба смеялись.

Между ними существовала более чем родственная связь — это была любовь, нерушимая, гордая любовь, которая объединяет итальянскую семью.

Энцио — как бы ни складывалась его личная жизнь — всегда оставался для своих сыновей прекрасным отцом. Он почти полностью взял на себя их воспитание, когда здоровье их матери вконец расстроилось после истории с Чарли. Ником он был доволен, особенно его деловой хваткой. Этот знал, что почем, и те, кто хотел вступить с ним в дело, крепко подумывали вначале о том, стоит ли с ним связываться. Ник был действительно достойным сыном Энцио Бассалино.




Ник и Эйприл жили в разных домах, но Эйприл всегда хотела, чтобы по выходным дням Ник был рядом с ней. Это была хорошо сохранившаяся блондинка сорока лет, маленькая, стройная, всегда безукоризненно одетая и причесанная. Глядя на нее со стороны, ей можно было дать не больше тридцати, но вблизи мелкие, усталые морщинки и наметившиеся мешки под глазами выдавали ее истинный возраст.

— Ну, ты готов? — спросила Эйприл, войдя в комнату Ника.

— Для тебя я всегда готов, моя сладкая! — ответил Ник, заключив ее в свои сильные объятья так, что она вскрикнула от неожиданности и восхищения.

Когда в свои восемь лет Ник впервые увидел ее на экране, он тут же влюбился.

— Давай сегодня пораньше вернемся домой с этой вечеринки, — предложила Эйприл. Несмотря на четыре замужества и множество былых любовников, она еще ни разу не испытывала столько радости от близости с мужчиной, сколько с Ником.

— Как прикажешь!

— По мне бы лучше туда вообще не ездить. Может, позвонить ей?.. Она поймет…

— Не думаю, — откликнулся Ник, одеваясь. — Мы ведь уже собрались, к тому же ты и выглядишь сегодня просто великолепно, прямо как куколка!

Ему ни в коем случае не хотелось пропустить великосветскую вечеринку у Джанины Джеймсоне. Они поехали к ней в черном «мерседесе» Ника. На Эйприл было светло-голубое, усеянное блестками платье. Несколько блесток пристало и к пиджаку Ника, и он с недовольной миной стряхнул их.

— Пожалуйста, не трись об меня в этом платье! — предупредил он. Ник ревностно следил за своей одеждой.

— Ты привередничаешь! — засмеялась Эйприл, — но я все равно люблю тебя.

На вечеринке собралось множество знаменитостей, со многими из которых они были уже знакомы. Через минуту Ник уже стоял в их окружении.

Когда он чуть позже подошел к стойке бара и заказал коктейль, на его плече повисла полногрудая девица, молодая кинозвезда, с которой Ник однажды трахнулся еще до знакомства с Эйприл.

— Ну, как дела, Ники-Тики? — спросила девица, все сильнее прижимаясь к нему своим бюстом. — Еще не бросил свою старушку? Смотри, моя дверь всегда для тебя открыта.

— Интересно, что ты будешь делать, когда твои титьки обвиснут? — холодно заметил Ник. — Лучше бы загодя устроилась на курсы машинисток, чем шляться по вечеринкам да приставать к мужикам. Тебе в самый раз подумать об этом!

— Сосал бы ты… — со злостью отпарировала, та, отстраняясь от него.

— Извини, меня ждет дама, — сказал Ник вполне дружелюбно.

По части спиртного Эйприл, как всегда, не знала меры. После четвертого стакана виски у нее начали заплетаться язык и ноги, лицо приняло пьяное выражение. Казалось, еще немного — и она вырубится.

Ника это злило. Сам он никогда много не пил, поскольку его профессия постоянно требовала от него ясной головы. Обычно Ник употреблял только тонизирующие напитки. Сколько раз он уговаривал Эйприл, чтобы она перешла на более легкие напитки, которые сам же для нее и готовил. Но его усилия были тщетны, она не пропускала ни одного подноса, который проносили мимо нее, чтобы не взять с него очередной бокал.

Сегодняшняя вечеринка не стала исключением, и вскоре Эйприл напилась в стельку.

Ник по своему опыту знал, что в таких случаях от нее следовало держаться подальше: в пьяном состоянии Эйприл вела себя агрессивно, от нее можно было ждать всего, что угодно.

Он как раз беседовал со знакомой журналисткой, подвизавшейся на скандальной хронике, когда взгляд его неожиданно задержался на девушке, стоявшей в окружении своих подруг у бара. Она была среднего роста, с загорелой, оливкового Цвета кожей и копной вылинявших на солнце волос с каштановыми прядями. Ее обворожительные формы облегало белое платье с глубокими боковыми вырезами, доходившими почти до талии. Это была самая красивая девушка, которую Нику приходилось когда-либо видеть в своей жизни.

— Кто это? — спросил он у своей собеседницы.

Журналистка едва заметно улыбнулась, спросила с ехидцей:

— Не боитесь, что Эйприл узнает, что вы интересуетесь этой девушкой? Это Лара Крихтон, одна из юных богатеньких курочек, на которых так падки журналы мод.

Ник тут же переменил тему.

Что касается Лары, то она уже давно наблюдала за ним, сначала из глубины зала, а затем расположившись возле стойки бара таким образом, чтобы оказаться в поле его зрения. Сразу как только он появился, она узнала его, поскольку заранее изучила его фотографию. Кроме того, она уже успела выудить кое-какие сведения о нем, по крайней мере, была прекрасно осведомлена о его отношениях с Эйприл Крофорд. От Лары не укрылось, как он посмотрел на нее через весь зал и потом о чем-то спросил у своей собеседницы.

Все оказалось тривиально просто. Впрочем; Ларе на первых порах в таких делах всегда везло. Для нее было привычным, что мужчины оборачиваются ей вслед. Они пялились на нее, еще когда она была совсем ребенком. Смазливой и хорошенькой, ей ничего не стоило вить веревки из бездетной четы, к которой ее отправила Мэри Чоусер на воспитание в Лондон. Те буквально обожали ее, и хотя испытывали нехватку денег, баловали ее без всякой меры.

Да, Лара привыкла к тому, что на нее везде обращали внимание. В четырнадцать лет она оставила школу и увлеклась хореографией, стала работать над пластикой своего тела, не оставляя без внимания и изучение языков. Приняв участие в конкурсе красоты, организованном одним из журналов мод, Лора неожиданно выиграла его, получив в качестве приза поездку в Голливуд. Эго был вдвойне счастливый выигрыш, потому что она могла таким образом встретиться с любимой сестрой Маргарет.

После возвращения в Лондон Ларе посыпались предложения от фирм поработать у них высокооплачиваемой манекенщицей. Она начала с демонстрации одежды, а вскоре, став известной фотомоделью, научилась менять свою внешность, словно хамелеон, что считается весьма ценным качеством для хорошей фотомодели. Если было нужно, она умела преображаться то в маленькую девочку, то в интеллигентную даму или секс-бомбу, а то и вовсе «ниспуститься» до невзрачной золушки. Дар перевоплощения был у Лары в крови, она владела этим искусством в совершенстве.

Все шло так, как она хотела. Лара вся отдалась обретенной профессии, она не назначала свиданий, придерживалась диеты, блюла свою форму, отводя на сон не менее восьми часов.

И она все больше хорошела, хотя не только собственная красота заботила ее. Для самоусовершенствования она специально выбирала для общения таких мужчин, от которых могла подробно узнать об источниках изысканного мужского «кайфа» — о винах, о бегах и тотализаторе, об игре в баккара или шмедефер. Однако в постель к себе она их не пускала, поскольку считала, что еще не встретила того мужчины, который мог бы преподать ей и урок секса.

Когда ей исполнилось двадцать, она встретила Майкла Крихтона и сразу поняла, что это именно тот, за кого она выйдет замуж. Он хорошо выглядел, был молод и, как все люди его круга, очень избалован. Поклонницы следовали за ним по пятам. После первой встречи с ним, когда Майкл ни чем не выделил ее из толпы своих обожательниц. Лара поняла, что затеряется в ней, если не призовет на помощь вся свою сообразительность.

Свой план Лара продумала до мелочей: она решила отклонять все его приглашения и при этом активно поддерживать контакт с его друзьями, появляясь всякий раз там, где находился и он.

Эдди Стефен Кейс, лучший друг Майкла, влюбился в нее без оглядки и сделал ей предложение. Лара, однако, и думать не хотела о том, чтобы отказаться от намеченного плана и удовольствоваться синицей в руках.

Так прошло несколько месяцев, прежде чем она смогла завоевать расположение Майкла. Кончилось тем, что он внезапно воспылал к ней любовью, зафрахтовал самолет и умчал ее на Гаити, где и была совершена помолвка. Падкая на сенсации пресса немедленно окрестила их «счастливой парой».

Замужество продлилось недолго, всего один год. Этот единственный год пребывания в ранге известных леди и сделал Лару знаменитой. Они оба хотели развода, поскольку считали, что супружеская жизнь с ее взаимными обязательствами ограничивала их свободу. Но расстались они друзьями. Майкл согласился платить ей щедрое содержание, после чего Лара уехала в Мексику, где вскоре получила извещение о разводе. Успокоенная за свое будущее, свободная и уверенная в себе, она отправилась Акапулько. На этом лучезарном курорте она и подцепила своего первого принца, такого же итальяшку, как и этот Альфа Массерини. С тех пор она объездила весь свет, останавливаясь в самых фешенебельных отелях и подчиняя себе самых отборных великосветских самцов.

Лишь после гибели Маргарет Лара стала задумываться над своей жизнью. Что же она делает с собой? Почему же эта погоня за роскошью, тугими кошельками, это неуемное желание все время вращаться в мире истеблишмента, быть все время на виду заслонили от нее все остальное? Почему ей так важно, чтобы в каждом аэропорту ее непременно встречали фоторепортеры, чтобы всякий, пускай даже завалящий журнал мод писал о ней? Зачем она окружает себя прожигателями жизни и сама уподобляется им? К чему это неуемное тщеславие?..

Когда она сейчас думала об этом, собственная жизнь казалась ей такой поверхностной, невзрачной. Смерть Маргарет, встреча с ее друзьями в Нью-Йорке как-то сразу заставили ее осознать все это. Она твердо решила порвать со своим прошлым, она была готова на все, что в ее силах, чтобы вернуть уважение к самой себе. Месть за смерть Маргарет предоставляла для этого прекрасную возможность.

Самую идею мести продумывала Рио. Месть о кровавом возмездии стазу отпала. На убийство они не были способны — да и какие из них убийцы? К тому же подонок, сразивший Маргарет, уже сам был мертв, получив пулю в свои гениталии. А вот с главарем гангстеров они поступят по-другому. «Возмездие, как в лучших романах», — так рисовала себе эту картину Рио. Маргарет понравилось бы.

По следу Энцио Бассалино были пущены три частных детектива, которым вменялось выяснить все, чем он дышит. И как оказалось, единственной радостью, которой он действительно дорожил больше всего на свете; были три его сына — Фрэнк, Ник и Анжело. Стало быть, достаточно было овладеть этим сыновьим «трезубцем», чтобы поразить им отца-циклопа наповал.




Лара пришла на вечеринку к Джанине Джеймсоне вместе с Зузи и Лесом Ларсонами, молодой четой, примечательной лишь тем, что мать Леса считалась одной из состоятельнейших женщин. Лара была уверена, что встретит там Ника, поскольку знала, что он и Эйприл Крофорд не пропускают ни одного подобного раунда. То, что удобный случай подвернулся так быстро, было просто божьим провидением.

— Ты не знаешь, кто это там, слева? — как бы невзначай спросила она Зузи, чтобы заодно и выяснить ее реакцию.

— А, это Ник, — засмеялась та, — друг Эйприл Крофорд. На других девочек он и не смотрит. Он, по-моему, от нее без ума, таскается за ней, как теленок. А почему ты спрашиваешь? Он что, тебе понравился?

Лара сделала вид, что не расслышала, продолжая:

— Он актер?

— Нет, он занимается какими-то темными делишками. Лес говорит, что он гангстер. — Зузи хихикнула. — Я вижу, он тебе все же приглянулся.

— Да нет, нисколько, — ответила Лара, притворно позевывая, — какой-то он весь лощеный, углаженный и безукоризненный, от брюк до шевелюры.

— Точно, — кивнула Зузи. — Но повторяю, он занят. К тому же он вообще не твой тип.

Последнее замечание Зузи Лара оставила без внимания.

Вечер был на редкость скучным, до того, что и впрямь хотелось зевать. Сэмми Альберт, актер и известный бабник, безнадежно тужился уговорить Лару незаметно улизнуть с ним и отправиться в дискотеку. В который раз она уже отказывала ему, но тот был неутомим, ходил за ней по пятам, канюча о своем.

И тут в голову ей пришла удачная мысль: а что если он познакомит ее с Эйприл Крофорд? Повинуясь Ларе, Сэмми незамедлительно подвел ее к Эйприл и представил. Та стояла с покрасневшими, набухшими глазами и размазанной по щекам губной помадой.

Лара приветливо улыбнулась, не забыв сделать несколько комплиментов. Они разговорились, благо у них нашелся общий знакомый из Рима. Тут, как и следовало ожидать, рядом с ними вскоре появился Ник. Наметанным движением руки он успел отобрать у Эйприл чуть ли не до краев наполненный стакан. При этом вино расплескалось и попало ей на платье, но захмелевшая примадонна этого и не заметила.

— Милочка, вы разве не знакомы с Ником Бассалино? — Эйприл любовно погладила Ника по плечу. — А это наша Лара… Лара?..

— Крихтон, — подсказала Лара, открыто взглянув на Ника и с чувством ответив на его крепкое рукопожатие. Его карие глаза смотрели на нее заинтересованно и приветливо.

— А не пойти ли нам всем вместе на дискотеку? — снова возник Сэмми. — Ник, Эйприл, что же вы молчите? Лара никак не соглашается!

— Прекрасная идея! — подхватила Эйприл. — Я очень хочу танцевать! Как бы ни было хорошо у Джанины, но ее вечеринки скоро начинают изрядно надоедать.

— Так как же, вы идете? — не отставал Сэмми от Лары.

Та кивнула.

— Мне нужно только быстренько переговорить с Зузи и Лесом, — сказала она.

— Ну, как она вам? — спросил Сэмми, когда ара отошла. — Она просто потрясна!

Эйприл нервно засмеялась.

— Мой дорогой Сэмми, всякий раз, когда ты знакомишься с новой девочкой, ты повторяешь то же самое, да только запала твоего хватает всего лишь на одну неделю.

— С такой девочкой и неделя была бы для меня неслыханным счастьем!

Этот обмен мнениями прервала вернувшаяся Лара.

— Ну что, пошли?

Все направились к выходу. Лара и Сэмми поехали впереди на «Мазерати», а Эйприл и Ник последовали за ними на «мерседесе».

— Я мог бы играючи оторваться от них! — Сэмми вопросительно взглянул на Лару. — Мы могли бы отправиться ко мне. Ты как насчет травки? У меня есть чудо что такое. Полнейший кайф.

— Я завязала, — ответила Лара.

— Понятно.

Сэмми растерялся, не зная, что говорить дальше. Еженедельно поклонницы заваливали его грудой писем, даже не мечтая попасть к нему в дом. А эта гордая!.. Он даже не помнил, когда ему в последний раз дали отлуп.

Дискотека как всегда была забита битком, но для таких звезд, как Эйприл и Сэмми, служители заведения быстро нашли свободный столик: к знаменитостям здесь — как и везде! — всегда относились с особым почтением.

Эйприл тут же потребовала себе двойной виски и потащила Сэмми танцевать.

— Они старые друзья, — поспешил объяснить Ник. — Сэмми снимался в своем первом фильме вместе с Эйприл.

— О’кей, — улыбнулась Лара, — не вижу в этом ничего особенного, а вы?

— Ну что вы, конечно нет! Мне нравится, когда Эйприл веселится, ей это так идет, и вообще она потрясная женщина, в ней столько энергии, настоящая тигрица!

Лара изучающе посмотрела в его лицо, чтобы убедиться, действительно ли он говорил то, что думал. Судя по всему, Ник говорил эго всерьез, о чем свидетельствовала его горделивая улыбка, с которой он наблюдал за танцующей Эйприл.

— Они, должно быть, одного возраста, — вскользь заметила Лара.

— Наверное, — ответил Ник, — пожимая плечами, — разве дело в возрасте? У Эйприл в одном мизинце столько энергии, сколько во всем моем геле!

«Эйприл то, Эйприл это. Нет, Ника Бассалино будет не так-то просто взять», — сделала для себя вывод Лара. Она привыкла к тому, что мужчины лежали у ее ног — как женатые, так и холостые. Одним из любимейших афоризмов Лары, который она же сама и придумала, был такой: «Мужчины, что проститутки, — их можно иметь всегда». И как Лара убедилась на своем опыте, стоило ей только захотеть, как она могла иметь любого из них. Не то, чтобы их перебывало у нее слишком много, зато каких! Взять, например, герцога, с которым она жила два года, или эту кинозвезду — правда, его хватило лишь на несколько месяцев. Год за ней волочился барон, вроде бы потомок немецких кайзеров, полтора года — английский лорд, которого она променяла затем на греческого судовладельца. И наконец принц Альфа Массерини. Он, казалось, обладал всеми теми качествами предыдущих ее обожателей, которые она ценила: респектабельной внешностью, как у киногероя, состоятельностью судовладельца, юношеской пылкостью английского лорда и великосветским шармом герцога. Ни при близком знакомстве оказался обыкновенным эгоистом. «Впрочем, как и я сама», — подумала Лара и рассмеялась.

— Что вас так рассмешило? — спросил Ник.

— Да просто так, вам это неинтересно.

Она медленно, как бы стряхивая воспоминания, покачала головой, и ее длинные, густые волосы, рассыпавшись, закрыли ей лицо.

Он коротко окинул ее взглядом. Да, красотой эту крошку бог не обидел. Но для Голливуда, который кишмя кишит молодыми красотками, так что глаза разбегаются, одной красоты мало. В Голливуде красоту надо еще уметь преподнести, показать товар лицом!

Вот Эйприл это удалось — сразу чувствовался класс, какая-то изысканность, эксклюзивность. В своем роде она была признанным авторитетом, который и помог открыть ему доступ в высшие сферы кинематографической богемы, к тем людям, которых он боготворил с детства. Ставить под удар свои отношения с Эйприл ради какой-то любовной интрижки? Ну нет! Если он хоть раз попадется, эта ревнивица покажет ему небо в алмазах!

— Надеюсь, вы завтра придете на вечеринку, которую устраивают Зузи и Лес в мою честь? — спросила Лара.

— Знаете, эти вопросы у нас решает Эйприл, а поскольку она не пропускает ни одной такой вечеринки, мы наверняка там будем.

Лара улыбнулась, посмотрела на него ясными широко открытыми глазами.

— Великолепно! — проговорила она. А про себя подумала: «Какой же он все-таки тупой и ограниченный!»




9


Фрэнк Бассалино был старшим сыном Энцио, и очевидно поэтому отец был привязан к нему больше, чем ко всем остальным. Именно Фрэнку Энцио, решив отойти от дел, доверил руководство основными своими предприятиями.

«Настанет время, — любил повторять Энцио, — и этот юноша станет настоящим мужчиной».

Фрэнк хорошо ладил со всеми компаньонами Энцио. А это были люди битые, сноровистые в делах и острые на язык. Впрочем, и Фрэнк был не лыком шит. В чем-то он даже превосходил Энцио, вероятно потому, что родился и вырос в итальянских кварталах Нью-Йорка с их волчьими законами; во всяком случае, он был напрочь лишен чувства жалости, которое в какой-то мере было иногда свойственно Энцио, уроженцу Сицилии.

Мало кто решался тягаться с Фрэнком в деловом соперничестве. Ему уже было тридцать шесть лет, а двадцать из них он проработал под началом своего отца, досконально изучив все тонкости их промысла, в каковой входили сбор податей, проституция, игорный бизнес, похищение заложников и многое другое. Более того, ему пришлось самому пришить одного типа, попавшего в черный список, причем сделал он это с Удовольствием. Энцио счел, что подобное занятие для Фрэнка слишком опасно и рискованно и отсоветовал продолжать в том же духе.

Фрэнк был большой охотник до женщин. Сколько их перебывало у него — одному богу известно! Он менял их как грязные, использованные воротнички у своих рубашек, пока ему не попалась на глаза фотография его кузины Анны-Марии с Сицилии. К тому времени ему исполнилось двадцать девять. Ей было всего четырнадцать, и она ни слова не говорила по-английски. Отец заплатил ее родителям выкуп, увез девочку в Америку, где вскоре Фрэнк и женился на ней.

Теперь ей уже двадцать один. Она так и не научилась правильно говорить по-английски, жила с мужем и четырьмя детьми в отдельном доме в Квинсене и ждала пятого ребенка. Фрэнк изменял ей лишь изредка. Когда ему приспичивало, он обычно прибегал к услугам какой-нибудь проститутки.

Взять его на себя решилась было Рио, но ее отговорили. Она, как рассудили подруги, была явно не в его вкусе, и вообще далеко не его тип. У Фрэнка могла иметь шансы лишь та из них, которая дышала свежестью и молодостью, покоряла чистотой и невинностью, словом, та, которая могла бы напомнить ему его жену такой, какой она впервые предстала перед ним, приехав в Америку.

Для этой роли больше всего подходила Бет.

Вскоре представилась прекрасная возможность проникнуть в дом Фрэнка. Супругам нужна была няня, которая обучала бы детей английскому языку. Фрэнк дал объявления об этом в три посреднические конторы по трудоустройству, но ни одна из предложенных ему кандидатур его пока не устраивала — это были либо черные, либо мексиканки.

Бет решила действовать. Она сменила свое индейское одеяние на простую юбку с блузкой, тщательно зачесала назад волосы, собрав их в аккуратный пучок, слегка подрумянила лицо и, прихватив с собой поддельные рекомендательные письма, отправилась по известному ей адресу.

Девушка-служанка провела ее в жилую комнату и попросила подождать. Комната была обставлена в старомодном стиле, с картинами на религиозные сюжеты и потертой мебелью.

Бет пришлось прождать примерно полчаса, пока наконец в сопровождении жены не появился хозяин.

Это был высокий, широкоплечий мужчина, с черными волосами и карими глазами, с горбинкой, отнюдь не портившей линию носа. Тонкие, поджатые губы свидетельствовали о капризном характере. Те, кому нравился такой тин мужчины, сочли бы его даже привлекательным.

Но у Бет Фрэнк вызвал ненависть с первого же взгляда. Она знала эту породу, этих здоровяков, самодовольных громил, не ведающих жалости и уповающих на свое главное оружие — грубую физическую силу.

До сих пор перед ее глазами стояла картина той страшной ночи в коммуне, когда пьяная орава таких же вот верзил заявилась к ним на ферму, перевернув все вверх дном. Их было человек десять, один пьянее другого.

Горланя песни, улюлюкая, они вкатили на ферму на двух машинах. Помощи ждать было не от кого: ферма находилась далеко от дороги, кругом ни души. Дверь в дом никогда не запиралась, и эта пьянь сразу же ввалилась туда. Старую овчарку Рекса они пинали до тех пор, пока она не осталась лежать неподвижно. Затем, вытащив девочек из коек, эти ублюдки изнасиловали их по очереди. После этого, заливаясь смехом, начали избивать ребят, издеваясь и обзывая их самыми непотребными словами.

— Мы покажем вам, стервецы, как шляться без дела, трясти своими патлами! — орали они, преисполненные «праведного» негодования, давая понять, что именно им будто бы вверено право учить других, как надо жить.

— Если бы ты была моя дочь, — прошипел один из них, дохнув в лицо Бет зловонным перегаром и толкая ее в грудь, — я бы так надрал тебе задницу, что ты бы у меня неделю не смогла сесть.

Напоследок они обрезали ребятам волосы, грубо орудуя садовыми ножницами. Максу пришлось после этого накладывать шестнадцать швов на коже головы.

И хотя все это случилось два года назад, Бет все еще продолжали преследовать ночные кошмары, связанные с этим разбойным нападением, и всякий раз, когда она видела людей вроде Фрэнка, она испытывала глубокое отвращение. Сегодня же ей стоило немалых усилий скрыть это от ее будущего хозяина.

— Гм, — хмыкнул Фрэнк, смерив ее взглядом с ног до головы. — По-моему, вы еще слишком молоды для этой работы?

— Мне уже двадцать, — отпарировала Бет, — и последние три года я работала с детьми. Вы прочитали рекомендательные письма?

Фрэнк кивнул. Ему в общем-то импонировали эта скромная молодая, довольно красивая девушка. Во всяком случае, она не шла ни в какое сравнение с теми, кого ему присылали до сих пор из агентства. Детям она наверняка понравится, этот ангел во плоти.

— Хорошо, раз вы хотите работу, то вы ее получите. Думаю, вас устроят сто долларов в педелю, уютная комната, питание и два свободных вечера в неделю. Хотите взглянуть на детей?

— Да, конечно, охотно.

— А это моя жена, Анна-Мария… — Фрэнк повернулся к своей жене, стоявшей у него за спиной, робкой, черноволосой женщине, со слегка одутловатым лицом и животом на последнем месяце беременности, и, подтолкнув ту, добавил: — Познакомься, это… простите, не знаю вашего имени…

— Меня зовут Бет.

— Бет? Прекрасное имя! А это миссис Бассалино. Она не в ладах с английским, и было бы неплохо, если бы вы и ее немного подучили. Она проведет вас к детям и покажет все остальное. Если возникнут проблемы, обращайтесь прямо ко мне, но учтите, что я человек занятой, так что постарайтесь, чтобы проблем было не слишком много. Когда вы могли бы начать?

— Завтра.

— Прекрасно. Кстати, моя жена вот-вот должна разрешиться, так что здесь тоже нам может понадобиться ваша помощь.

Он улыбнулся им обеим, бросил еще раз взгляд на Бет и удалился.




10


Чтобы не обострять отношений с семейством Кампаро, Энцио отправил Анжело в Лондон. Пусть там побудет какое-то время, пока все не уляжется. Джина Кампаро за это время пойдет под венец, а после свадьбы, пару месяцев спустя, когда все утихомирится, Анжело сможет спокойно вернуться домой.

В глубине души Энцио вся эта история даже забавляла. Анжело был весь в него: когда-то он сам в его возрасте не пропускал ни одной юбки.

Но на сей раз этот негодник действительно вляпался в дурную историю, и если бы он не был его сыном, вполне возможно, что его нашли бы однажды на дне Ист-Ривер, замурованным в цементный блок. Трахнуть девчонку никому не возбраняется, но не на ее же помолвке с другим. Или уж, если делаешь это, то, по крайней мере, не дай себя застукать ее жениху и брату! И главное, выбрал-то кого — дочку самого опасного для семьи Бассалино соперника! Что из того, что Энцио был с ним на короткой ноге. Правильно, что он отправил сына в Лондон. Заодно пусть присмотрит там за теми казино, которые ему принадлежали. А пока нужно будет приложить все усилия, чтобы вытащить этого паршивца из дерьма.

Наградил же его бог остолопом! А еще говорят о наследственности! Сплошное разочарование! Где та хватка и честолюбие, столь характерные для рода Бассалино? Где та твердость и решительность в делах?

Впрочем, зачем же так кипятиться? Парню только двадцать четыре, совсем еще дитя. Впереди достаточно времени, чтобы образумиться, думал про себя Энцио. Правда, он в его годы был уже правой рукой самого Крейзи Маркоса и уверенно глядел в будущее.

В Нью-Йорке Анжело работал вместе с Фрэнком.

«Ну и ленивый же этот балбес! — жаловался тот отцу. — Ты его посылаешь к владельцу кабака, чтобы вытрясти из него деньгу, а он вместо этого заваливается с какой-нибудь бабой в койку, и тебе нужно посылать кого-нибудь другого вместо него. У него одни бабы на уме».

Подумав, Энцио тогда отправил младшего отпрыска на Западное побережье, к Нику. Но не тут-то было! Там Анжело приударил за смазливой киноактрисой, и его шашни кончились тем, что ее продюсер отделал его до полусмерти. Горе да и только! А парень, между тем, не образумился. Снова вляпался в дерьмо. Что с ним было делать?

«Смотри, не подкачай там в Лондоне, покажи, на что ты способен, — наставлял перед отъездом своего младшего Энцио. — Пусть знают, что Бассалино нужно уважать. Трахайся, сколько тебе влезет, но не забывай, что главное — это деньги. У нас там неплохие перспективы, чтобы развернуться, вот ты и возьми это дело под свой контроль, выжми из него все, что только возможно. Для начала поработай со «Стивесто», они тебя введут в курс дела».

Анжело пожал плечами. Очень надо — зарабатывать деньги! У них в семье их куры не клюют, обожраться ими, что ли? А что касается уважения к роду Бассалино, то пусть об этом позаботятся Фрэнк и Ник, у них это лучше получается.

Вслух же эти мысли Анжело предпочел отцу не высказывать. Ссориться с ним было опасно. Однажды он уже было высказал свое нежелание заниматься делами фирмы Бассалино, мотивируя это тем, что ему хочется стать актером или музыкантом. Тогда ему было всего шестнадцать. Отец мигом вправил ему мозги — вздул ремнем и запер на две недели в комнате. С тех пор Анжело больше не «возникал» со своими желаниями и мыслями.

Лондон Анжело сразу понравился. Прекрасный город! Много красивых девочек, гостеприимные люди. Можно было в любое время ходить по улицам и не бояться, что тебя отметелят или ограбят. Ему сняли квартиру со всеми удобствами, и вскоре он приступил к работе в фирме «Сгивесто». Работа была не пыльная — приглядывать за двумя казино и следить за тем, чтобы все было в порядке.

Анжело чувствовал себя на седьмом небе. Каждую неделю он снимал новую девочку. Сексуальный контакт стал для него чем-то вроде чашки кофе за завтраком или утренней зарядки.

В отличие от своих дюжих братьев, Анжело был худощавым, почти тщедушным, с острыми, костлявыми чертами лица и длинными, густыми, взлохмаченными волосами. В его облике сквозила какая-то неряшливость. К тому же эти усы и бороденка «а ля Че Гевара»…

— Ну и вид у тебя, как у задрипанного коммуниста, — часто возмущался Энцио. — Тебе что, трудно постричься да купить себе приличный костюм? Посмотри на своих братьев! Почему ты не хочешь выглядеть опрятным, элегантным, как они?

Анжело пропускал эти слова мимо ушей и продолжал относиться к своей внешности, как ему заблагорассудится. В этом, увы, он видел единственную возможность хоть в чем-то проявить свою самостоятельность.




Похоже было, что в лондонском аэропорту Хитроу собралась вся пресса, чтобы встретить Рио Яву, знаменитую звезду авангардистского кинематографа. Эта матрона, мать четверых детей различного цвета кожи, последнее время имела просто бешеную популярность. Особую пикантность ее имиджу придавало то обстоятельство, что она соглашалась демонстрировать перед объективами модели секс-белья, принимая при этом самые откровенные позы. Где бы она пи появлялась, скабрезная слава всегда опережала ее.

Она была высокого роста, чуть больше метра восьмидесяти, тонкая, худая, как спичка, с продолговатым, несколько драматического выражения, лицом, казавшимся еще более вытянутым, как у паяцев, из-за обритых бровей и длинных, загнутых кверху ярко-рыжих накладных ресниц. Она родилась в южной Луизиане и унаследовала от своих древних предков из племени чероки частичку индейской крови.

Когда ей было восемнадцать, юную наркоманку, пристрастившуюся к героину, обнаружил когда-то в одной из клиник Билли Экспресс, снимавший в ту пору ленты о наркоманах и, в частности, фильм под названием «Давай уколемся!». Его камера неотступно следовала за ней все то время, которое она находилась на излечении, фиксируя каждый ее шаг, каждое ее слово. Однако, одними съемками дело не ограничилось. Там же, в клинике, Рио забеременела от Билли и там же, в клинике, родила. Роды, конечно, были тоже засняты на пленку. Наутро, после премьеры фильма, Рио проснулась знаменитой.

Билли был богат. Он сколотил свое состояние большей частью на порнографических фильмах, когда его неуемная эротическая фантазия била через край. Он забрал Рио из клиники к себе и ввел в свое общество. Жили они в довольно импозантном доме в Нью-Йорке вместе с матерью Билли.

Рио была бесконечно благодарна ему за то, что он вырвал ее из той трясины, которая почти что засосала ее. Отныне она всегда будет рядом с ним, решила она.

Что касается секса, то и здесь потребности Билли и Рио в основном сходились. Ее вовсе не смущала его бисексуальность. Напарником Билли в этих делах был молодой китаец по имени Ли, живший у них на правах приживалы. Он всякий раз делил постель с Билли, когда этого не могла делать Рио, причем на ее глазах. А когда однажды распаленная Рио решила и сама отведать Ли, то Билли не смог сдержать профессионального зуда и не заснять эту «интимную» сценку на пленку.

Кончилось тем, что Рио снова забеременела, теперь уже, возможно, от Ли, что вызвало бурю восторга у Билли. Он обожал детей. Весь верхний этаж он превратил в детскую, смахивавшую на магазин игрушек. Как и положено, через девять месяцев Рио родила, да к тому же двойняшек, действительно двух китайчат.

Все были безмерно счастливы — Рио, Билли, его тихая, непритязательная мать, Ли, дети и все их знакомые. Билли продолжал снимать свои сумасбродные фильмы. Дик с Рио устраивали пышные, шумные вечеринки, пребывая в какой-то сладостной, опьяняющей эйфории.

На одной из таких вечеринок Рио и познакомилась с Ларри Болдингом, почтенным сенатором в возрасте неполных сорока лет, слывшим добропорядочным семьянином. Его загорелое, мужественное лицо, обворожительная улыбка, выразительные глаза, безупречная внешность поразили Рио с первого взгляда. Она буквально потеряла из-за него голову.

— Я обязательно должна заполучить его! — доверительно шепнула она Билли, тем более что раскованность и предельная откровенность были первейшей заповедью их интимного союза.

— Это делается очень просто, — ответил тот, — подсыпь ему этого порошочка в бокал.

Но она заартачилась и решила этого не делать. Ничего «такого» подсыпать она ему не будет, а добьется, чтобы он сам ее захотел.

Сказано — сделано, но ей и впрямь стоило немалых усилий, чтобы затащить его в одну из комнат, недоступных для гостей, и еще больше — чтобы раздеть его. Ох, как трогательно он выглядел в своих белых трусиках и нижней рубашке! Но тогда ему любовной прелюдии не потребовалось — он был склонен действовать напрямик…

Их роман длился всего три месяца, и все это время они были вынуждены держать свою связь в тайне, поскольку Ларри был женат и огласка могла ему навредить. Она сдуру слепо верила всему, что он ей наговорил. Будто, к примеру, с женой он не разводится только потому, что это может погубить его карьеру. Пойманная на удочку, Рио заявила Биллу, что не желает дальше жить с ним, съехала от него и сняла себе квартиру в городе, тем более, что Ларри советовал ей это сделать. Добряк Билли дал ей денег, оставив детей у себя. Рио не возражала, поскольку они договорились, что она в любой день сможет навещать их. Чуждый любой конфронтации, Билли был на редкость покладист и хотел, чтобы она непременно снялась в его новом фильме — как-никак она была суперзвездой!

Заполучив Рио в полную собственность, Ларри не пожелал, чтобы она работала. Ему было нужно, чтобы она всегда была у него под рукой и полностью принадлежала ему. Ничто не должно было мешать ему обладать ею в любой момент, когда бы он того ни пожелал.

И за это Рио по-настоящему влюбилась в него. Она выполняла в постели все его желания, была готова для него на все. Рио преобразилась, полностью отказалась от наркотиков, избегала вечеринок и попоек. Даже внешне она стала выглядеть по-другому и была хороша даже без парфюмерии и экстравагантной одежды.

Однако Ларри стал появляться у нее все реже и реже, а затем и вовсе забыл к ней дорогу.

Для Рио это было настоящим потрясением. Все попытки как-то связаться с ним оказывались тщетными — подступы к Ларри охраняло целое войско его секретарей и прочей челяди, так что у нее не нашлось даже возможности сообщить, что она ждала от него ребенка. Отчаявшись, Рио вскрыла себе вены, но, к счастью, ее, уже полумертвую, вовремя обнаружила соседка…

После всех этих потрясений судьба, словно сжалившись над ней, послала ей встречу с Маргарет. И все же прошло еще немало времени, прежде чем Рио разобралась в своих чувствах к Ларри Болдингу. Выстраданная любовь переросла в ее душе в глубокое отвращение не только к Ларри, но и ко всем тем мужчинам, которые видят в женщинах лишь объект удовлетворения собственной похоти. Она внимательно прислушивалась к тому, что говорила ей Маргарет о положении многих несчастных женщин и во всем с нею соглашалась.

После рождения ребенка Билли предложил ей вернуться к нему. Она отказалась, твердо решив, что возврата к прошлому не будет. Но детей Рио хотела забрать к себе. Билли же был категорически против. Дело дошло до суда. Билли призвал в свидетели всех ее былых «дружков», наперебой старавшихся представить никудышной матерью, да и сам Билли вылил на нее в присутствии всех собравшихся целый ушат помоев. Но Рио все же выиграла это сражение, и во многом благодаря выступлению в суде Маргарет, которое по сути и решило исход дела.

Это был один из самых скандальных процессов последнего времени, во всяком случае, если судить по тому резонансу, который он вызвал в обществе. Парадоксально, но этот скандал сделал Рио прекрасную рекламу — у нее не стало отбоя от предложений сниматься в кино. Каждый продюсер непременно хотел заполучить ее в свой фильм. Работа снова захлестнула ее, не оставляя пи времени, ни желания оглядываться назад…

И вот теперь Рио, популярная звезда экрана прибыла в Лондон с никому не ведомой здесь, но совершенно определенной целью. В перекрестке ее прицела был Анжело Бассалино.




11


Хотя Дюк и Боско Сэм были старыми друзьями (они сидели в школе за одной партой), последний и слышать не хотел ни о какой-либо отсрочке и настаивал на том, чтобы Дюк вернул ему долг, Да к тому же с процентами. Денег же у Дюка в Данный момент просто не было.

Он целыми днями бесцельно слонялся по Нью-Йорку. Жил он по-прежнему в квартире, которую он снял еще вместе с Маргарет.

— Черт побери, Дюк, да встряхнись же ты наконец, нам нужно ведь что-то делать! — не отставал от него его менеджер.

— Отмени все, что запланировано, — отмахивался Дюк, — ты же видишь, что мне нужно хоть немного времени, чтобы прийти в себя, у меня сейчас голова кругом идет, ни черта не соображаю!

Менеджеру действительно пришлось отменять многие контракты, среди которых были и турне по Европе, и ряд записей пластинок, причем некоторые из контрагентов пригрозили Дюку судом.

Последнее время Дюк не заработал ни цента, а гонорар, который он получил от прежних записей, целиком перекочевал в карман его первой жены, иначе говоря, к его «бывшим детям», которых Дюк так называл потому, что по настоянию жены и решению суда ему запрещалось навещать детей.

Дюк позвонил Сэму.

— Слушай, нам нужно встретиться!

— Верни сначала мои деньги! — ответил тот, добавив покровительственным тоном. — Если бы это был не ты, Дюк…

— Давай встретимся! — настаивал Дюк. — У меня есть для тебя дельное предложение, думаю, оно тебе понравится.

— О’кей, о’кей, нам, неграм, нужно держаться вместе!

Они встретились у входа в зоопарк. Боско Сэм: не любил встречаться в укромных уголках, такое уж было у него правило. Все его важные встречи происходили в людных местах.

— Здесь нам ни минуты не дадут поговорить спокойно, — озираясь с опаской вокруг, проворчал Дюк. Однако стояло холодное октябрьское утро, и Центральный зоопарк был в этот час почти безлюден.

— Да, неуютное местечко, — согласился Боско Сэм, — но оно, пожалуй, сейчас единственное, где еще можно без помех обсудить наши дела.

— Слушай, — начал Дюк, когда они стали прохаживаться взад-вперед вдоль клеток с обезьянами. — Ты, я слышал, хочешь состыковаться с Краунами, и я знаю, что вы обо всем договорились. Насколько мне известно, речь идет о том, чтобы взять за горло Фрэнка Бассалино, не так ли? Ну что ж, давно пора ему рога обломать! А что если я проверну за вас это дело? Возьму на себя Фрэнка, его братьев, Энцио, всю эту банду?

— Ты? — изумился Боско Сэм и рассмеялся.

— Чего ты ржешь, стебанулся, что ли? — Дюк недовольно посмотрел на него.

Но Боско Сэма уже буквально корчило от приступов смеха.

— Слушай, — снова начал Дюк, когда приятель чуть угомонился, — я не собираюсь вешать тебе лапшу на уши, я тебе серьезно говорю. За двести тысяч щебенки, что я тебе должен, тебе и пальцем не придется шевельнуть. Тебе и всем остальным, вам не придется марать руки, уловил? Когда дело будет сделано, пусть себе «полипы» подозревают вас, сколько им вздумается, пусть забирают к себе в участок — доказать-то им ничего не удастся! Вам нечего бояться, совесть ваша будет чиста. Само собой разумеется, что о нашем разговоре никому ни слова.

— Гм, — задумчиво хмыкнул Боско Сэм, — гм…

— Не волнуйся, все будет устроено наилучшим образом, вот увидишь! Тебе же останется лишь спокойненько ждать, когда они взлетят на воздух, ждать и знать, что ты чист и бояться тебе нечего.

Боско Сэма снова разобрал смех.

— Ну, ты даешь! И все-таки, скажу я тебе, мужик ты классный, настоящая звезда, прожженный, как пуэрториканский член!

— Я посвящу этому пару песенок, когда твоя дочь будет выходить замуж.

— Ей всего десять, долго ждать придется.

— Ничего, я подожду, позовешь меня, когда потребуюсь. Ну, так как, договорились?

— Я дам тебе знать. Но учти, мне нужны факты, иначе ничего не выйдет. Кого возьмешь в помощники?

— Есть у меня пара людей на примете.

Боско Сэм сплюнул.

— Возьми Лероя Езус Баулса! Он тебе, конечно, станет в копеечку, но эта черная бестия не знает страха.

Одна из обезьян в зоопарке вдруг издала громкий торжествующий крик. Дюк с руганью отпрыгнул от клетки, к которой беспечно прислонялся:

— Эта стерва обоссала меня с головы до ног!




12


Медленно, но верно Лара начала опутывать Ника своими сетями.

После той встречи они увиделись с ним в следующий раз на упомянутой вечеринке, устроенной в ее честь Зузи и Лесом, а затем еще раз на премьере нового фильма Битти Уоррена.

Лара продолжала встречаться и с Сэмми Альбертом, мягко пресекая, однако, его попытку сблизиться покороче, поскольку и в мыслях не допускала заниматься сексом с первым встречным ради пустого времяпрепровождения. Она отвела ему совершенно определенную роль, и он, сам того не подозревая, служил ее целям. По ее предложению Сэмми пригласил Эйприл и Ника пообедать вместе.

Твердо уверенный в том, что уж сегодня-то вечером она поддастся ему, Сэмми пребывал в прекрасном настроении. Лара была одета в черный бархатный жакет от Ив Сен-Лорана. Под жилетом — черная, застегнутая на все пуговицы, но почти прозрачная шифоновая блузка. На сей раз Лара обошлась без бюстгальтера, чтобы добиться неотразимого сексуального эффекта. Дело в том, что при каждом ее движении жакет слегка распахивался, приоткрывая безукоризненной формы груди, а затем снова кокетливо прикрывал их.

«Ты их видишь и вроде бы не видишь», — так прокомментировал этот волнующий эффект Сэмми в самом начале вечера. Издали наряд Лары выглядел чопорно-элегантным, тогда как вблизи был до дерзости смелым. Ник и Эйприл, преодолевая какую-то охватившую их скованность и неловкость, принялись за еду. Время от времени Эйприл делала Нику колкие замечания. Разумеется, шепотом, потому что на трезвую голову считала для себя невозможным потерять над собой контроль, тем более устроить открытую сцену ревности и тем самым поставить свой авторитет под удар.

Однако шампанское, которого потребовал подать все более распалявшийся Сэмми, сделало свое дело, и Эйприл не удержалась, чтобы не выпустить когти.

— Перестань пялиться на ее проклятые сиськи! — прошипела она Нику.

Ник, которому стоило большого труда, чтобы не смотреть на Лару, почувствовал себя оскорбленным.

— Только, пожалуйста, без сцен, — пробормотал он.

Эйприл взвилась.

— Пожалуйста, без сцен! — передразнила она его. — Ты что это, друг мой, забыл, с кем говоришь?

— С тобой, с кем же еще, а с тебя на сегодня хватит! — сказал Ник, перехватив ее руку у запястья, когда она в очередной раз потянулась к бокалу. Побелев от злости, она попыталась высвободить руку, при этом шампанское расплескалось и попало ей на рукав платья.

— О, боже! — Лара первая оказалась возле нее и вытерла рукав салфеткой. — Надеюсь, пятна не останется.

— Шут с ним, это платье мне надоело, — сказала Эйприл. Она снова взяла себя в руки и даже улыбнулась. — Ник, ты иногда бываешь такой неловкий! — После этого язвительного замечания она повернулась к Сэмми, сидевшему возле нее с другой стороны.

Лара посмотрела на Ника, сочувственно улыбнувшись ему. Тот улыбнулся в ответ, и взгляд его снова невольно скользнул к ее груди. Уж если ему из-за таких пустяков делают упреки, то он теперь просто назло станет глядеть на то, что ему нравится. Она снова взглянула на него, на этот раз без улыбки. Взгляд ее был как бы изучающим и вместе с тем провоцирующим.

Ник вдруг почувствовал, что брюки стали тесны ему в паху. Этого не бывало с ним давно, потому что с годами он научился контролировать свои позывы. Но сейчас он был бессилен сделать это. Боже мой, какая женщина! И как, черт побери, он из-за нее торчит! За тот год, что он прожил с Эйприл, ему довелось всего раза два «расслабиться» на стороне. Сперва это случилось во время его деловой поездки в Лас-Вегас, где его потянуло к стандартной наружности девушке из варьете, обладавшей, однако, божественными ногами. В другой раз он подцепил какую-то девицу на пляже. Ни та, ни другая, разумеется, не знали, кто он и чем занимается, поэтому он не боялся, что его похождения когда-нибудь дойдут до Эйприл.

— Пошли в дискотеку! — возник любитель танцев Сэмми.

— Сэмми, ты прелесть! — воскликнула Эйприл, успевшая, между тем, выцедить очередной бокал шампанского и постепенно входившая в раж.

Ник больше не пытался удерживать ее. Пусть сегодня сама следит за собой, пусть надерется до бесчувствия. Завтра утром она об этом пожалеет.

В дискотеке они заказали еще шампанского, и Лара, к своему удивлению, отметила, что выпил даже Ник, чего раньше за ним не водилось.

Она танцевала с Сэмми, и его манера двигаться, дергающаяся, доходящая до неприличия, шокировала ее. Да, американские мужчины все-таки не то, что европейцы — те, по крайней мере, умеют вести себя прилично во время танцев. Сэмми нелепо прыгал вокруг нее, словно теленок на весеннем лугу.

Когда они вернулись к своему столику, Эйприл предложила ей пройти с ней в дамскую комнату. Лара поднялась и пошла за ней следом; до сих пор отношения между ними были в общем самые дружеские.

— Мне кажется, моя дорогая, вы правы, никакого пятна не осталось, видите? Оно уже высохло. У вас есть расческа? — спросила Эйприл.

Они стояли друг возле друга перед широким зеркалом, занимавшим почти всю стену, внимательно рассматривая себя и поправляя свои туалеты. Эйприл спокойно могла бы сойти за мать Лары, сама же она этого не замечала. Она находила свое собственное отражение в зеркале таким же красивым и юным, как и у той девушки, что стояла рядом с ней.

— Ну не прелесть ли Сэмми? — продолжала Эйприл, продолжая рассматривать себя. — Такой забавный! Вы, должно быть, понимаете, как вам повезло?

— Я не совсем понимаю… — ответила Лара.

— Да, моя дорогая, женщины от него без ума, но на сей раз, я вижу, вы ему вскружили голову.

Лара скривила рот в улыбке, угадывая, что за этим сейчас последует.

— Настоящих мужчин в этом городе раз, два и обчелся! — продолжала Эйприл, деликатно икая. — Уж я-то знаю, я за четырьмя из них была замужем. Возьмите, например, Ника хорошо выглядит, а каков в постели! Он больше, чем просто хороший любовник. Между нами говоря, у меня несколько повышенные требования к мужчине, вы меня понимаете?

Лара кивнула:

— Я вас прекрасно понимаю. — То, что Эйприл хотела сказать, означало: оставайся со своим Сэмми и оставь Ника в покое!

— Ваша блузка мне очень нравится, милочка, вы непременно должны мне сказать, где вы ее купили. Ник не очень-то реагирует на грудь, скорее вот на это. — Эйприл приподняла свою юбку и оголила свои все еще очаровательные ноги. — Но такая блузка мне нужна, хотя я сомневаюсь, что он позволит мне бегать с оголенным бюстом. В этом отношении он такой щепетильный, это у него чисто итальянское. Но довольно, нас ждет шампанское!

Лара задержалась еще на некоторое время в туалетной комнате. Уж ей-то Эйприл могла не рассказывать, что такое итальянские мужчины. Они становятся щепетильными лишь после того, как женятся на тебе. Собирался ли Ник жениться на ней? Для ее возраста она еще очень недурно выглядела, к тому же была знаменитостью. Ее имя стояло в одном ряду с такими звездами, как Лана Тэрнет, Эва Гарднер… Лара уже довольно много знала о Нике, но ей нужно было выяснить целую уйму подробностей.

Когда она вернулась к остальным, Эйприл в это время танцевала с Сэмми. Лара сняла жакет, и Ник снова не мог оторвать взгляд от ее груди.

— Хотите танцевать? — предложил он.

Лара кивнула. Они поднялись, и Ник, взяв ее под руку, повел к площадке, битком забитой танцующими. В зале гремел зонг Кэртиса Мэйфилда.

Глядя друг другу в глаза, они двигались в такт музыке, повторяя весь набор относящихся к танцу ритуальных движений. Он танцевал хорошо, держался прямо и непринужденно. Музыка играла так громко, что разговаривать было просто невозможно. Потом оркестровый грохот вдруг сменился медленной, плавной, чувственной мелодией Исаака Гайеса «Никогда не говори «прощай».

Ник смотрел на Лару своими карими глазами, в которых сквозило откровенное желание. Он медленно привлек ее к себе, и его ногти впились в ее бархатную кожу, просвечивающуюся сквозь паутину блузки. Лара выдержала его взгляд, а когда она оказалась совсем близко от него, то физически ощутила его возбуждение, которое она в нем вызывала. Музыка, близость мужчины подействовали на нее так, что она на какое-то мгновение захотела забыть все, слиться с ним, видеть и ощущать только его одного. Она дала волю своему чувству и тесно прижалась к Нику.

— Эй, Беби, послушай, у меня нет слов, чтобы сказать тебе, как мне хорошо с тобой, — пробормотал он, — мне нет нужды тебе это доказывать, ты и сама все видишь и знаешь, с того самого момента, когда мы с тобой увиделись в первый раз.

Она слегка отстранилась от него, посмотрела ему в глаза и медленно покачала головой.

— Нам нужно с тобой увидеться, — продолжал Ник. — Давай завтра вместе пообедаем? Ну, скажем, где-нибудь на пляже, где не так много народу и где нам никто не мог бы помешать.

— Нет уж, извини! — сказала Лара, полностью отстранившись от него, так что они перестали танцевать и остались стоять на площадке среди колышущейся толпы. — Лично я могу встретиться с тобой где угодно и когда угодно, мне бояться некого!

Ник снова привлек ее к себе.

— Но послушай, девочка, ты же знаешь, что у меня Эйприл, она милая, добрая, хорошая женщина, и я ни в коем случае не хотел бы ее обидеть.

— Вот и не обижай! — уколола она его. Она снова взяла себя в руки.

— Только не надо так! — сказал Ник. — Ты же чувствуешь то же самое, что и я, я вижу. Если бы я мог снять сейчас твои узкие трусики, я бы доказал тебе, что…

Лара оборвала его на полуслове. Она зазывающе смотрела на него широко раскрытыми зелеными глазами.

— Нисколько в этом не сомневаюсь! Тогда давай возьмем и сейчас же уйдем отсюда. Ты скажешь Эйприл «до свидания», я поцелую Сэмми в щечку — и все дела! Вот тогда я сама сниму для тебя свои узкие трусики…

— Ну, и дрянь же ты! — разозлился Ник.

Ее зеленые глаза вспыхнули.

— А ты лучше? Просто я честно сказала тебе то, что думала. Если уж мы так жаждем друг друга, то что нам может помешать быть вместе?

— Ты же знаешь, что!.. — застонал он.

— Да, но это твоя проблема, тебе и решать! — Лара покинула танцплощадку и присоединилась к остальным. Такого удачного начала она и не ожидала.




13


Единственным днем, когда Бет могла видеть Фрэнка, было воскресенье. Похоже, что он вообще бывал дома только по воскресеньям. На неделе он вставал раньше всех и уходил еще до того, как все просыпались, возвращался же поздно ночью, когда весь дом уже спал.

В этот день Фрэнк полностью посвящал себя детям. Утром он уходил с ними гулять в парк и возвращался только к обеду. После обильного обеда, состоящего из множества различных мучных блюд — Анна-Мария готовила сама — он увлеченно играл с ними, отдаваясь им весь без остатка. Он был хорошим отцом, если таковым можно назвать человека, уделявшего своим детям всего лишь один день в неделю.

Его жена Анна-Мария — спокойная, несколько туповатая и ограниченная женщина — не проявляла особого интереса к Бет, как, впрочем, их занятиям с нею английским языком. Фрэнк и дети говорили с ней по-итальянски, а поскольку они составляли весь смысл ее жизни, то она считала, что знать английский ей совсем не обязательно. Она целыми днями только и делала, что пекла, шила или писала письма своим родным в Сицилию. Дом она покидала крайне редко.

Бет все больше тяготилась своей работой, казавшейся ей крайне нудной и скучной. Дети, правда, были хорошо воспитаны и послушны. Она занималась с ними один час в день английским, и это доставляло им удовольствие, даже самым маленьким. Других дел у Бет не было. Дети постарше ходили в школу. Двухлетнюю девчушку она укладывала после обеда поспать. Время от времени она прибирала на место разбросанные игрушки. Вот и все ее заботы.

Две недели спустя Бет встретилась с Касс.

— Боюсь, что ничего у меня не получится, — сказала она ей. — Я его просто не вижу!

Касс кивнула:

— Я вообще считаю, что все это дурацкая затея. Думаю, что тебе нужно дать задний ход, ни к чему тебе все это.

Бет тут же подумала о своей коммуне, о своем ребенке, о друзьях. Ей так хотелось согласиться с Касс, собрать свои пожитки и исчезнуть. Но это означало бы, что она потерпела поражение, а ей вовсе не хотелось капитулировать. Она обязана довести свое дело до конца, чем она хуже своих сестер?

— Как дела у Лары и Рио, от них что-нибудь слышно? — спросила она.

— По-моему, у них все идет хорошо, — ответила Касс. — Сегодня вечером я встречаюсь с Дюком. Я ему скажу, о чем мы сейчас говорили, он наверняка согласится. Тебе нужно выйти из игры!

— Но почему же? — Лицо Бет порозовело. — Я сестра Маргарет или нет? Я тоже хочу участвовать в возмездии, как и другие!

— Бет, ты совершенно не подходишь для этого, я с самого начала говорила!

— Но я уже ввязалась в это и должна довести все до конца.




В тот вечер Бет решила во что бы то ни стало дождаться Фрэнка. Она специально надела длинную, белую ночную сорочку с рюшками, расчесала свои прямые белые волосы и распустила их. Сегодня он должен обязательно обратить на нее внимание. Она выглядела очень юной и привлекательной.

Из окна своей комнаты Бет могла видеть главный подъезд дома. В два часа ночи к дому подъехала машина, в которой сидели три человека. Двое из них вышли и направились к входной двери подъезда. Затем один из них вернулся, сел в машину, и она уехала. Итак, Фрэнк вернулся.

Бет продолжала неподвижно стоять у окна, покусывая пересохшие от страха губы. Она знала все привычки Фрэнка и по звуку его шагов могла определить, что он делает. Вот он прошел в свою комнату, переоделся и пошел на кухню, где всегда сам себе готовил кофе и поджаривал гренки.

Еще одна машина с переключенными на ближний свет фарами медленно проехала мимо дома. В ней сидели двое мужчин. Фрэнк, похоже, держал резервную охрану, следившую за его телохранителями.

Бет все еще стояла у окна, зябко поеживаясь. А что если она сейчас пойдет на кухню, а он захочет ее? Что тогда? Она понятия не имела, как вести себя с такими крупными мужчинами. Вот Лара или Рио — это другое дело, видали они таких фрэнков и им подобных! А вот для Бет Фрэнк Бассалино был слишком крепкий орешек. Что же все-таки ей делать? Она должна что-нибудь придумать. Но что? Как ей заставить его клюнуть на приманку и заглотнуть крючок? Нужно наконец сделать первый шаг. И именно сегодня, сейчас…

Она подумала о Маргарет и о том человеке, который отдал приказ убить ее. И это придало ей решимости и хладнокровия.




Фрэнк сидел на кухне, глубоко задумавшись, глядя прямо перед собой в пустоту. Кругом одни проблемы, куда ни глянь! «Полипы», те наседают: гони больше денег, не то неприятностей не оберешься! Банда Крауна совсем распоясалась — тоже нужно предпринять что-то. Энцио уже сбил мозги набекрень своими звонками, постоянными упреками. Насадил кругом своих шпионов. Тоже мне! Уверяет, что отошел от дел, а сам все туда Я же, все сует свой нос не в свои дела!

Думал Фрэнк и о том, сколько у него прибавилось проблем и со сбором податей с ресторанов и салунов, находящихся под его «защитой». Кое-кто из их владельцев, пользуясь его трудностями, вздумал избавиться от его опеки.

В последнее время у его ребят произошло несколько неприятных инцидентов, и некоторые крысы из питейных и обжорных заведений осмелились задавать вопрос, почему, собственно, они должны платить дань одновременно и полиции, и Фрэнку Бассалино, если это все равно не избавляет их от всякого рода вымогателей, а то и вообще от опасности взлететь на воздух?

Фрэнк не без основания полагал, что этот «бунт» дело рук организации черных, руководимой Боско Сэмом, королем наркобизнеса. Ему стало известно, что Боско Сэм замыслил план внедрения в бизнес Бассалино и людей Крауна.

Фрэнк дал понять черномазому, что готов сесть с ним за стол переговоров и обсудить все вопросы. А пока тот чесался, прикидывая что к чему, Фрэнку удалось убедить владельцев подопечных салунов и ресторанов в том, что в их же собственных интересах следует, как и прежде, производить отчисления в пользу Фрэнка. В общем, пока бунт он утихомирил.

К досаде Фрэнка у него появилась и проблема, так сказать, личного характера, которую доставила ему Анна-Мария, с ее огромным животом. Иногда он места себе не находит из-за того, что не с кем как следует потрахаться. Недавно у него на этой почве вышла неприятная история. Пару недель назад он нанял для Анны-Марии новую служанку, Эстер. Поскольку Эстер знала, что он за человек, то и Фрэнк полагал, что у нее нет иллюзий в отношении того, что ее могло ожидать. Это была темноглазая, полногрудая девушка с пышными бедрами. Так вот, Фрэнк однажды просто-напросто развернул ее к себе задом, наклонил вперед, вставил член и сделал примерно десять медленных толчков. На этом неожиданно весь его секс и закончился. Раздосадованный, он запрокинул ей голову назад, и принялся ее бить, мять груди и шлепать по ягодицам.

Не в силах больше выносить побои, девушка начала защищаться, что распалило его еще больше и доставило ему удовольствие. Эстер стала громко кричать, звать на помощь полицию, из ее расквашенного носа текла кровь.

Фрэнку потребовалось немало времени, чтобы успокоить ее. Раздосадованный и расстроенный, он ушел к себе в комнату.

Эта история не предвещала ничего хорошего, потому что, вероятнее всего, не укрылась от Анны-Марии. С тех пор прошло две недели, а он все никак не мог придумать, как ему загладить вину перед своей женой. Как она сильно изменилась! А ведь была такой желанной, такой молодой и невинной. Разве он стал бы изменять ей, будь она сейчас такой, как прежде? Появление Бет прервало его размышления как раз на этом месте.

— Извините, пожалуйста, — сказала она, — я не знала, что здесь кто-то есть. Я не могла заснуть, и вот решила пойти на кухню и разогреть себе немного молока.

— Теплое молоко пьют лишь старые девы, — медленно процедил Фрэнк. Раньше он не замечал, что Бет такая красивая.

Она нервно засмеялась, открыла холодильник, достала молоко и перелила в кастрюлю. Фрэнк молча наблюдал за ней, за каждым ее движением. Он заметил, что она совсем не красилась. Фрэнк терпеть не мог крашеных женщин. Они всегда напоминали ему тех похотливых, грязных проституток в черных бюстгальтерах и засаленных чулочных подвязках, которых так обожал Энцио. Отец привел Фрэнка к ним в первый раз, когда ему исполнилось тринадцать. Этой мерзости он никогда не забудет и не простит.

— Как с работой, все в порядке?

— Да, мистер Бассалино, спасибо, — ответила Бет, нервно помешивая ложкой молоко. Она наклонила голову, и прядь нежных волос упала ей на лицо.

— Как дети, не балуются?

— Они очень милые, — ответила она. Бет повернула голову, чтобы посмотреть на него, и ему понравилось ее чистое, свежее лицо. От ее внимания не ускользнуло, что он ее хочет. Если бы она только могла побороть в себе отвращение!

— Ты очень хорошенькая, — сказал Фрэнк. — Для чего тебе нужно прятаться и нянчиться с детьми?

— Я люблю спокойную жизнь.

Молоко начало закипать. Бет, словно зачарованная, смотрела, как оно пенится, пузырится, поднимается кверху, перехлестывает через край, и не заметила, как немного горячей пены пролилось ей на руку.

От неожиданной боли она вскрикнула.

Фрэнк хотел было сказать: «Какого черта!», но сдержался и, увидев ожог, пришел ей на помощь, смазав спиртом больное место.

— Мне очень жаль! — Она взглянула на него своими синими, испуганными глазами. — Я заговорилась с вами и отвлеклась…

Они стояли так близко друг к другу, что она чувствовала запах его тела, и ей хотелось повернуться и убежать. Однако вместо этого она придвинулась к нему еще ближе, и тот, не владея собой, схватил ее под руки, поднял, как ребенка, и поцеловал — сначала нежно, потом все крепче и требовательней.

Она не произнесла ни слова, лишь сомкнула свои сухие губы, слегка скривившиеся от отвращения.

— Боже мой! — воскликнул он, — ты такая легкая, будто пушинка, и совсем не умеешь целоваться. Сколько тебе лет?

В его руках она чувствовала себя, словно пойманная птичка. Он был такой сильный, что, казалось, без труда раздавит ее, если захочет.

— Мне уже двадцать, — прошептала она.

— Ты когда-нибудь была с мужчиной?

— Мистер Бассалино, вы делаете мне больно, пожалуйста, отпустите меня.

Фрэнк послушно отпустил ее.

— Ты знаешь, что я хочу сделать с тобой? — спросил он хриплым голосом.

Бет кивнула и быстро опустила глаза.

— Хорошо, тогда иди в свою комнату, не бойся, никто тебя не увидит. Раньше тебе уже приходилось это делать?

Он надеялся, что она скажет нет. После Анны-Марии ему больше ни разу не встречались девственницы. Да и откуда? Все женщины, с которыми ему приходилось иметь дело, были проститутками.

— Я уже не девушка, — ответила Бет. Она легко произнесла эти заученные слова. — Это случилось, когда я была еще совсем маленькая — всего двенадцати лет. С моим отчимом — он был пьяный. Я тогда не понимала, чего он хотел от меня! Потом у меня родился ребенок. С тех пор у меня никого не было.

Фрэнк молча слушал ее. Она ему очень нравилась. Один раз с пьяным родственником — это не в счет. И потом, ей было тогда всего двенадцать. Его рука скользнула к поясу ее ночной рубашки.

— Мистер Бассалино, я не могу так! — Она смотрела на него широко раскрытыми от испуга глазами. — Ваша жена, дети… Это нехорошо…

— Я тебе заплачу. — Он смотрел на нее, не отрываясь, — Сто долларов, прямо в руки. Согласна?

Она замотала головой.

— Мне кажется, вы не понимаете меня. Вы такой привлекательный, но обстоятельства не позволяют. Я у вас на службе, вы и ваша жена мне доверяете. И если мы с вами… Ну, вы понимаете, что я имею в виду, — какими глазами я завтра утром буду смотреть на миссис Бассалино, на вас, на все это?..

Фрэнка глубоко тронула ее порядочность. Слишком мало ему попадалось людей, способных испытывать угрызения совести. Но плотские желания все еще превалировали над здравым рассудком и сентиментальностью Фрэнка.

— А что ты будешь делать, если я тебя прогоню?

Бет снова отрицательно замотала головой. При этом ее рассыпавшиеся по лицу мягкие, светлые волосы просто очаровывали его. Как бы он хотел обвить ими свои бедра, другие, самые чувствительные места своего тела… Он непременно Должен добиться ее. С ней — он был уверен в этот Момент — его ждет неземное блаженство.

— Так чего же ты хочешь? — спросил он. Фрэнк по своему опыту знал, что люди всегда чего-то хотят.

— Мне ничего не нужно, — ответила она просто и мягко. — С самого начала, как только я увидела вас, я поняла, что мне не нужно было принимать ваше предложение. Вы первый мужчина, о ком я могла сказать себе, что он не такой, как все, что он меня поймет. Вы первый мужчина, которого я хотела бы иметь… Но поскольку вы женаты, ничего из этого не выйдет.

Фрэнк снова обнял ее своими сильными руками, целуя ее лицо, губы, шею, скользя руками по ее телу. Все ее попытки вырваться были тщетны — он был еще сильнее чем тот, который изнасиловал ее.

Бет не могла больше сопротивляться и даже почувствовала какое-то облегчение от того, что скоро это свершится. Он ее хочет, все идет так, как она задумала и рассчитала.

Она почти не почувствовала, как он поднял ее на руки и понес в ее комнату. «Все в порядке, — бормотал он, — все идет хорошо, ничего не бойся!» Хорошо, что она накануне своего выхода на кухню покурила травки, запасенной на экстремальный случай, когда надо все перетерпеть. Это ее расслабило, сняло остроту восприятия всего происходящего…

Он снял с нее рубашку, запер дверь и торопливо разделся. «Я не сделаю тебе больно, — несвязно бормотал он, — тебе не будет больно, как в предыдущий раз».

Она подалась чуть назад под тяжестью его тела и плотно закрыла глаза, как только он раздвинул ей ноги. А потом, когда она почувствовала его — страх и напряжение у нее как рукой сняло. Бет с трудом удержалась, чтобы не расхохотаться: природа наделила грозного Фрэнка членом не больше, чем те, что бывают у десятилетних мальчишек.




14


Войдя в ресторан, Лерой Езус Баулс остановился в дверях, медленно обводя взглядом сидевших в зале гостей, пока не остановился, наконец, на человеке, занимавшем отдельный столик в углу.

Он решительно двинулся в этом направлении, но владелец ресторана, раскрыв рот, бросился ему наперерез, чтобы втолковать пришельцу, что свободных мест нет. Как же! У нас приличный ресторан, и присутствие черных здесь считается нежелательным, даже если они хорошо одеты и всем своим видом, как например Лерой, показывают, что при деньгах.

Но прежде чем владелец ресторана подоспел к нему, Лерой, нагнувшись, успел положить на пол какой-то пакет и толкнуть его ногой в сторону человека, сидевшего в углу. После этого пришелец круто развернулся и молниеносно исчез.

Владелец ресторана испуганно схватился за голову, потом кинулся в угол, куда был отфутболен пакет. Если бы он знал, что он делает…

В тот же вечер телевидение представило подробный репортаж с места происшествия: «В «Меджик Гардене», известном ресторане в Манхеттене, было совершено покушение с применением взрывного устройства. При этом погибло четырнадцать человек, двадцать четыре ранено. Полиция начала расследование сразу по нескольким направлениям».

Лерой прослушал сообщение и, ругнувшись про себя, включил телевизор.

— Что ты сказал, мой сладкий? — спросила его ослепительная чернокожая красавица. Ей было неполных двадцать. Это была девица с вьющимися, каштанового цвета волосами, огромными карими глазами, словом, экстра-класс.

— Ничего, — ответил Лерой, — ничего такого, что тебя могло бы заинтересовать.

— Меня волнует все, что касается тебя, — прошептала девушка, прижавшись к его спине и гладя его волосы.

Он нетерпеливо передернул плечами, отстраняясь от нее. Эх, кабы найти ему такую девочку, которая бы не совала нос в его беспокойные дела! А эти все лезут и лезут, куда их не просят.

Лерою было двадцать два, рост метр девяносто, худощавый, но очень сильный. Правильные черты лица он унаследовал от своей матери, шведки по национальности, а коричневые глаза и темную, шоколадного цвета кожу, от отца, выходца с Ямайки.

Одевался Лерой всегда безукоризненно — костюм, жилетка, шелковые рубашки. Носки и трусы он носил тоже из натурального шелка.

Он во всем предпочитал черный цвет — в одежде, выбираемых им женщинах, машинах, мебели. Это казалось почти наваждением, но объяснялось довольно просто: мать привила ему вкус ко всему дорогому, и она же своим воспитанием на всю жизнь перекрыла ему дорогу к белым.

— Может, сходим сегодня в кино? — предложила чернокожая девушка, — на ночной сеанс. Мне завтра не нужно на работу, так что…

— Ничего не выйдет, Мелани, — спокойно ответил Лерой, — мне сегодня еще предстоит работа.

— Кем ты работаешь? — продолжала выспрашивать Мелани. Она знала его всего три недели, а спать с ним начала две недели назад. Знала ж она о нем лишь то, что у него роскошная квартира, куча денег и что с ним интересно.

— Повторяю, не будь слишком любопытной, — сказал Лерой бесстрастным тоном. — Переговоры, всякие там дела — тебя это абсолютно не касается!

— Ах, какой ты! — Мелани помолчала немного, а затем снова спросила: — Когда тебе нужно уходить?

— Не сейчас, чуть позже.

— Если хочешь, я подожду тебя здесь, буду согревать тебе постель. Мне завтра утром все равно не нужно рано вставать, так что я могла бы остаться на всю ночь. Ты хочешь, чтобы я осталась?

— Я всегда этому рад, но не сегодня.

На глазах у Мелани выступили слезы.

— Я чувствую, что у тебя появилась другая, — запричитала она, — ты с ней договорился, потому и уходишь!

Лерой вздохнул. Какие все-таки они все одинаковые, просто удивительно. Почему бы ему наконец не найти такую девочку, которая бы не болтала зря, а понимала его. Он всегда очень тщательно выбирал себе подруг. Никаких проституток, наркоманок!

Он встречался только с манекенщицами, актрисами или певицами. Мелани, например, появилась недавно на обложке журнала «Коспомолитэн», а та девушка, что была до нее, оказалась второй на конкурсе «Мисс черная Америка». Черт бы их побрал с их титулами!

— Только этого не хватало! — рассердился Лерой, когда Мелани разразилась рыданиями. — Ну посмотри, твои красивые глазки покраснеют, и краска размажется, а я этого терпеть не могу.

— Так я останусь? — спросила Мелани, вся в слезах.

Лерой покачал головой.

— Сколько раз тебе нужно повторять, в другой раз! Сегодня я занят, у меня дела.




15


Рио притягивала к себе сексопилов и лесбиянок, как сука кобелей во время течки. Они роились вокруг нее небольшими крикливыми группками, экстравагантно разодетые, впадающие в эйфорию от всякого исходящего от нее пустяка, злые на язык и охочие до сплетен.

Рио вся эта раболепная свита нисколько не смущала. Она прекрасно уживалась со всей этой оравой, будучи уверенной, что в каждом этом сумасбродном типе есть доброе начало.

Только с достойными, порядочными мужчинами ей почему-то всегда было трудно. Можно сказать, что ей просто не везло на них. Как например с Ларри Болдингом. Она находила, что они оба были просто напичканы дурацкими предрассудками, неискренностью и прочим дерьмом. От сознания этого она становилась колючей, раздражительной и резкой.

Прежде Рио никогда не приходилось бывать в Лондоне, но там у нее было много друзей, всегда с нетерпением ожидавших, когда же наконец она навестит их. Например, Пичис — не то мальчик, не то девочка — сказочно красивая блондинка, ныне работающая дамской моделью и превратившаяся в таковую в результате операции по изменению пола. Или Перри Эрнандо, исполнитель мексиканских песен и гомосексуалист, постоянно шныряющий по Лондону в поисках новых «талантов» в своем духе.

Вместе с остальными они завалились к ней в номер, притащив с собой дюжину шампанского и какую-то сногсшибательную травку для курения, которую поставляла им одна безымянная американка. Затем вся компания вместе с Рио отправилась в ресторан «Трэмп», по словам Пичис и Эрнандо, единственное местечко, куда в Лондоне и стоило пойти. Это было для Рио как нельзя кстати. Именно туда она и собиралась сегодня наведаться. Насколько ей было известно, этот ресторан был излюбленным местом времяпрепровождения Анжело Бассалино, где он обычно появлялся с дамами своего сердца. Рио уже успела собрать о нем достаточно обширную информацию, уделив время доскональному изучению его привычек. Она выяснила, что на сегодняшний день у него были по крайней мере три женщины: первой из них была не бог весть какая известная актрисочка, блондиночка, худая, как жердь; второй — замужняя матрона, обладательница четырех детей и жирного, как боров, богатого мужа; третьей — чернокожая девица крупье, крутившая рулетку в одном из казино.

Анжело, как видно, любил женщин просто за то, что они были женщины, самки, невзирая ни на рост, ни на фигуру, ни на цвет кожи, уж не говоря об интеллекте. В этом отношении у него не было никаких комплексов. Подобный тип мужчины встречается чаще, чем можно себе представить.

Уяснив это, Рио решила действовать по ситуации и отказалась от какого-либо конкретного плана действий. Она чувствовала себя уверенно и ничуть не сомневалась в успехе. Уж в ком-ком, а в людях она разбиралась. Стоит ей только захотеть — и она вскружит голову любому. Уж она-то всегда сообразит, на что подцепить Анжело.

Эх черт, зря она, наверное, вовлекла в осуществление своего плана Бет и Лару! Рио одна вполне могла бы управиться со всеми этими тремя ублюдками — Фрэнком, Ником и Анжело. Откуда Ларе — и уж тем более Бет! — знать, как найти их слабые места, как бить их в эти болевые точки до тех пор, пока они не загнутся или не превратятся в жалкую труху. Конечно, затащить их в постель — на это Лары и Бет еще хватит, но на этом все и закончится. Нет настоящего хладнокровия. Вот Маргарет — это совсем другое дело, та бы наверняка справилась. Это была сущая ведьма, искушенная буквально во всем…

Рио хорошо помнила, при каких обстоятельствах они встретились с Маргарет в первый раз. Стояла зима. Дул холодный, пронзительный ветер. И еще Рио помнила, что в тот день ей ужасно хотелось спалить дом, в котором она жила. Это была сумасбродная идея, но в тот момент она была готова на все.

Да, поначалу Рио казалось, что это был бы наилучший финал разыгравшейся тогда трагедии: будущее — все пожирающее огромное пламя! Но потом Рио вспомнила о людях — других людях, живущих в этом же доме — и все задуманное показалось ей абсолютной бессмыслицей, включая и ее прощальное письмо к Ларри Болдингу, которое также пожрало бы беспощадное пламя. Этот тип еще поплатится! Она и мертвая доберется до него и — будь она проклята! — до его политической карьеры!

Рио тщательно сделала тогда макияж, экстравагантно расцветив лицо экзотической косметикой, надела плотно облегающее красное платье от Гальстона. В конце концов, она была суперзвездой, а звездам не подобает бесследно исчезать с небосклона. Пусть все запомнят этот ее последний час!

Мозг ее был затуманен наркотическим кайфом — так ей легче было отправиться в свое последнее путешествие.

Было уже три часа утра, когда Рио врубила какую-то дикую музыку на полную громкость. Она достала опасную бритву, оставленную у нее Ларри — он терпеть не мог электробритвы — и откинула лезвие. Затем сделала глубокие надрезы на запястье сначала правой, а потом и левой руки. Боли она не ощущала. Словно зачарованная, она смотрела на то, как кровь, вспучиваясь, бежала из порезов, стекала на платье. Рио заливалась бессмысленным смехом. Окружающее потеряло для нее всякую цену, отошло куда-то в сторону — никаких тебе обязательств, никаких забот, ничего!

Она продолжала смеяться, пока не потеряла сознание и не упала на пол. Кровь из вскрытых вен продолжала струиться на белый чистый ковер.

То, что произошло дальше, воссоздавалось потом в ее сознании, словно через пелену тумана. Помнится, сначала она увидела озабоченное лицо какой-то женщины, склонившейся над ней. Потом она почувствовала, как ее подняли и понесли. Она слышала приглушенные голоса, доносившиеся откуда-то издалека. И наконец она очнулась. Сколько же дней она пролежала? Два, три? Женщина сидела за столом, рядом с ее кроватью и что-то писала. Дужки ее сдвинутых на лоб очков с дымчатыми стеклами придерживали пряди длинных черных волос, чтобы те не спадали ей на лицо.

Рио не могла пошевелиться. Она лежала на какой-то странной кровати, в незнакомой комнате, с забинтованными по локоть руками.

Слабым голосом она позвала. Молодая дама подняла голову и посмотрела на нее своими зелеными глазами. Ее лицо, лишенное косметики, полные губы понравились Рио с первого взгляда — нельзя сказать, что оно было красиво или даже привлекательно, но оно излучало тепло и доброту. Рио не могла понять, как она здесь очутилась, что все это значит?

По лицу Маргарет скользнула улыбка. Она поднялась — высокая, с маленькими грудями, одетая в джинсы и просторную спортивную майку с короткими рукавами и треугольным вырезом.

— Ну, мне кажется, ты выкарабкалась, — произнесла она хрипловатым голосом. — Твоя жизнь висела на волоске, но что-то подсказывало мне, что с тобой будет все о’кей. Кстати, меня зовут Маргарет, я живу по соседству с тобой. Твое счастье, что я вовремя проснулась из-за грохота в твоей комнате. Обычно ведь у тебя бывало тихо, вот я и решила посмотреть, в чем дело. Знаешь, там можно было бы сделать потрясающее фото для прессы — ты лежишь вся в красном — платье, кровь — и все это на белом ковре! Прямо-таки жаль было тебя спасать. Но, детка, стоило ли такое делать из-за какого-то типа? — Маргарет укоризненно покачала головой. — Твой Ларри Болдинг дерьмо! Мне не обязательно знать его лично, чтобы прийти к такому выводу, но, судя по состоянию, до которого он тебя довел, я уверена, что он действительно дерьмо. Детка, разве можно из-за таких вот типов бросаться жизнью?

Рио пришлись по душе доводы Маргарет, выраженные очень убедительно и просто. Больная пробыла у нее две недели, а затем снова вернулась в свою квартиру. И за эти две недели она узнала о жизни больше, чем за все предыдущие годы.

Маргарет относилась к тем редким людям, которые готовы жертвовать собой ради других. Казалось, главной целью ее жизни было творить добро для своих ближних, и всю свою энергию она действительно отдавала этому. Ее всегда охватывало жгучее негодование, когда она видела, что к женщинам относятся, как к людям второго сорта. Покончить с этим — вот конкретная задача, которую она ставила перед собой и своими единомышленниками. При этом Маргарет не ограничивалась красивыми словами, статьями и декларациями, подобно другим поборникам женского равноправия, а шла к униженным, говорила с ними обо всем прямо и откровенно, делала для них все, что было в ее силах.




В сумрачном свете ресторана Рио, сидевшей за столиком в уютной нише, было достаточно удобно наблюдать за посетителями, оставаясь незаметной. Наконец, она увидела, как вошел Анжело в сопровождении маленькой худой блондинки. Рио долго, изучающе, разглядывала его, а затем решительно встала и прямиком направилась к его столику, усевшись напротив.

— Эй, Анжело! — В ее голосе звучал вызов. — Правда ли говорят, что ты считаешься лучшим жеребцом в этом городе?

У Энцио в тот день состоялись три телефонных разговора. Первым делом он позвонил Фрэнку в Нью-Йорк.

— Я собираюсь к тебе наведаться, — сразу начал он, — как погода?

Фрэнк сразу понял, что отца интересует вовсе не погода.

— А что погода? Как всегда, — ответил он с наигранным безразличием.

Он знал, что ФБР наверняка прослушивает его телефон.

— Я приеду в любом случае, — буркнул Энцио. — Гостиница и все прочее, как обычно, за тобой. Так что изволь обо всем позаботиться.

— Не думаю, что тебе сейчас стоит приезжать, — ответил Фрэнк, пытаясь скрыть свое раздражение. Почему отцу всякий раз нужно вмешиваться в его дела?

Но Энцио настаивал на своем.

— Я хочу повидать своих внуков, а потом мне нужно уладить кое-какие дела. Понимаешь, что я имею в виду?

— Понимаю.

Фрэнк точно знал, что отец хотел этим сказать: Энцио имел в виду панику, поднявшуюся после взрыва бомбы в «Мэджик Латерн». Но Фрэнк уверенно владел ситуацией. Первым делом он срочно организовал несколько митингов протеста и затребовал необходимую ему информацию.

Вначале его подозрение пало на Боско Сэма, затем на людей Крауна, но некоторые факты говорили против этого. В тот вечер, когда взорвалась бомба, его адвокат Томазо Виторелли встречался со своим осведомителем в том самом ресторане.

Энцио положил трубку. Он знал, что Фрэнк наверняка остался недоволен его звонком. «Конечно, Фрэнк и один может справиться с этим делом, — думал Энцио. — Однако небольшое подкрепление не помешает. И вообще, что плохого в том, что Энцио Бассалино появится в Нью-Йорке?»

Банда Крауна пыталась закрепиться в некоторых сферах их бизнеса, что ей, к счастью, не удалось, но создала для клана Бассалино дополнительные трудности. Это во-первых. А во-вторых, возникали проблемы со сбором податей. Энцио считал, что без его присутствия Нью-йоркскому филиалу их фирмы сейчас не обойтись. Он был уверен, что с его прибытием все проблемы разрешатся. Может даже, ему удастся все уладить при личной встрече с Рицци Крауном, как-никак они знали друг друга столько лет, почему бы и нет?

Второй звонок адресовался Нику в Лос-Анжелес.

— Что новенького? — как обычно спросил Энцио.

Ник коротко поведал ему о последних новостях.

— Да, так, хорошо. — Энцио откашлялся и привычно сплюнул в пепельницу, стоявшую на его письменном столе. — Завтра я лечу в Нью-Йорк, было бы неплохо, чтобы и ты на пару дней туда заглянул.

— А это для чего? — Ник не выразил ни малейшего желания покидать Западное побережье.

— Было бы неплохо, если бы ты приехал, — нетерпеливым голосом повторил Энцио. — На месте все и узнаешь.

— О, боже… — пробормотал Ник.

— Что боже? — взорвался Энцио. — Не можешь расстаться на пару дней со своей старухой? Она что, и дня не проживет без твоего члена?

— Ну, раз нужно — я приеду, — нехотя согласился Ник. — А что, не такая уж плохая идея слетать в Нью-Йорк. Можно взять с собой Лару, так что и Эйприл ничего не узнает.

— О’кей, о’кей, я еще позвоню тебе. — Энцио не терпелось закончить разговор.

Ник, по его мнению, был дурак. Вообще Энцио считал дураком всякого мужчину, который шел на поводу у женщины. Он всегда похвалялся тем, что сам ни одной женщине никогда не позволял сесть себе на голову. Баба есть баба — и этим все сказано, а их кругом хоть пруд пруди. Используй их, прежде чем они начинают приставать к тебе, как банный лист, и предъявлять претензии, это означает, что самая пора давать им отставку.

В комнату, жеманно ступая, вошла Мэри-Энн. Как обычно, она была в бикини, с высоко зачесанными назад волосами, собранными в узел. Она остановилась перед Энцио, молча отколупывая лак с ногтей, пока он не спросил ее:

— Ну, в чем дело?

— Алио пришел, — сказала она, — он там, внизу, у бассейна. Он попросил сандвич, а повар куда-то ушел.

— Ну так сделай ему сама, — буркнул Энцио, недовольный, что его очередной разговор по телефону с Анжело откладывается.

— Какой ему сделать? — глупо спросила она.

— Откуда я знаю, спроси у него. — Она все больше начинала надоедать ему, даже ее большие груди уже не привлекали его, как прежде.

— Кажется, у нас есть сыр, — вслух размышляла Мэри-Энн, — и огурцы. Ты не знаешь, он любит огурцы? — продолжала она.

— Черт побери, почем я знаю? — вдруг взорвался Энцио. — Вон отсюда, мне нужно позвонить!

Мэри-Энн будто ветром сдуло.

Как было бы хорошо, если бы Роза не свихнулась, не сидела бы запершись в своей комнате, — мелькнуло у него в голове. — Женщину старой закалки невозможно заменить никакой смазливой куклой, тем более женщину, которая многие годы была ему опорой. Было бы намного лучше содержать постельных подружек в отдельных номерах и навещать их по мере надобности, там и выслушивать их болтовню, если придет охота их слушать.

Совсем неплохая идея найти в Нью-Йорке замену Мэри-Энн, решил Энцио, вспомнив о предстоящей поездке.

Наконец он дозвонился до Лондона, но Анжело не оказалось дома. Не было его и в казино. Наверняка лежит где-нибудь с бабой, ни о чем другом он и думать не может. Энцио ухмыльнулся. В его годы он был точно таким же.

Когда он был в возрасте Анжело и орудовал в Чикаго, ему принадлежал весь мир. И какой эго был мир! Волнующий, щекочущий нервы, не то что нынешний. Имя Бассалино занимало в иерархии этого мира такое же место, что и имена Аль-Капоне, Лего Даймона, О’Банниона. Энцио вздохнул, вспомнив свои молодые годы. Теперь все по-другому, все творится под покровом легальности.

Алио — вот кто еще помнит то золотое времечко. Он с самого начала был с ним вместе. Энцио рассмеялся про себя и продолжал еще смеяться, когда спускался вниз, к бассейну. Не забыл ли Алио, как они хотели подкупить шефа их любимого ресторана, чтобы тот подсыпал мышьяку в суп их заклятому врагу? Шеф не согласился и был вынужден бежать из города. До сих пор Энцио получает от него регулярно свои любимые, необычайно вкусные мясные клецки.




16


Они встретились в самолете, словно заговорщики. Ник прошел в салон первого класса и тщательно проверил, нет ли среди пассажиров его Знакомых или друзей Эйприл. Убедившись, что все в порядке, он сел в кресло возле Лары.

Она была одета во все белое и выглядела неотразимо. Он даже сказал себе, что ради удовольствия показаться на людях с такой женщиной стоит рисковать.

Лара четко и недвусмысленно заявила ему, что не собирается тайком встречаться с ним в Лос-Анжелесе и поставила его перед выбором: или она, или Эйприл. О каком же выборе могла идти речь, если он собирался жениться на Эйприл! Лара появилась в его жизни не в самый подходящий момент. Единственное, что ему было нужно, это встречаться с ней, но он меньше всего хотел ставить на карту свою судьбу, которая принадлежала Эйприл.

Предложение Энцио выехать на пару деньков в Нью-Йорк в самый раз подходило для планов Ника в отношении Лары. Как бы между прочим, он обмолвился ей, что собирается туда лететь, и попросил сопровождать его. Неожиданно для него она согласилась.

— Но Эйприл ничего не должна знать об этом, — торопливо добавил он, и, чтобы успокоить его, она ему это пообещала.

Ник был уверен, что он все продумал, предусмотрел и никто ни о чем не догадывается. Они порознь добрались до аэропорта, порознь поднялись на борт самолета и так же порознь покинут его по прибытии. Кому придет в голову, что они отправились в поездку вместе?

У Лары был свой апартамент в Нью-Йорке, а Ник остановился с Энцио в гостинице. Нью-Йорк так огромен, что заблудиться в нем можно запросто. Это тебе не Лос-Анжелес, где даже помочиться нельзя, чтобы об этом никто не узнал.

Единственное, чего Ник хотел, так это отдаться своему влечению к Ларе, нисколько не боясь, что откуда-то вдруг появится Эйприл. Через день или два он ею насытится. Конечно, Лара была удивительно красивой, интересной и обаятельной, но это была далеко не Эйприл Крофорд. Эйприл была звезда, и этим все сказано.




Фрэнк был настойчив. После той первой ночи он взял за обыкновение тут же подниматься в комнату Бэт, как только возвращался домой. Он отмел все ее возражения, успокоил и заверил, что Анна-Мария спит очень крепко.

Она терпела его визиты, его поцелуи и объятия, его жадную торопливость, когда он имел ее. Несмотря на отвращение, которое Фрэнк в ней вызывал, Бет было его все-таки жаль. Правда, он олицетворял как раз то, что она ненавидела, и все же добрая Бет чувствовала, что он по-своему одинок, и это вызывало у нее сочувствие. Видимо, злая шутка, которую сыграла с ним природа, наделив его прямо-таки детскими гениталиями, сделала его так легко ранимым. Теперь было понятно, почему ему нужна была такая девушка, как Бет, которую он считал неопытной, неспособной критиковать его или провести сравнения. Она полностью отвечала его представлениям о желанной женщине: такая нежная, скромная, отзывчивая. К тому же ей успешно удалось разыграть детскую невинность, которая так очаровала его.

Он делал ей небольшие подарки. Однажды вечером принес ей дешевенький браслет, в другой раз — фунт земляники, которую сам же и съел. Он был эгоистичным в любви, думал только о собственном удовлетворении и забывал о ней. У него это никогда не длилось долго, как правило минут десять, и всегда по одному и тому же сценарию. Ему нравилось, что она ждала его в постели, и он каждый раз требовал, чтобы она была в той самой белой ночной рубашке, в которой отдалась ему в первую ночь. Вначале он гладил несколько минут ее груди, брал соски в рот. Почувствовав, что готов к совокуплению, он успевал сделать всего несколько толчков и на этом все неприятности для Бет заканчивались.

Спустя примерно неделю, после начала интимных встреч, он предложил снять для нее отдельную комнату в городе. Но за это же время у нее созрел план, как сделать так, чтобы жена Фрэнка застала их вместе.




Лара позвонила Касс, как только вошла в свою нью-йоркскую квартиру.

— У меня все прекрасно! — сообщила ей Лара. — Если Эйприл узнает о нашем с Ником вояже в Нью-Йорке, его шансы на брак с нею считай пропали. Она слишком горда, чтобы терпеть рядом с собой неизвестно кого. И что самое интересное — я с ним даже ни разу не спала. — Немного помолчав, она спросила: — Как дела у Бет?

— Не знаю. Неделю назад я говорила с ней, мне она показалась расстроенной. Я попыталась отговорить ее, предложила выйти из игры, но она и слышать ничего не хочет. Я за нее очень беспокоюсь.

— Да, она совсем еще ребенок. — Лара тоже с тревогой думала о своей младшей сестре, которую она почти совсем не знала. — Я думаю, мы должны настоять на том, чтобы она прекратила все это. В конце концов, у нее ребенок в коммуне, и мы должны убедить ее в том, что ей сейчас нужнее быть с ним, чем заниматься осуществлением наших авантюрных планов.

— Ты права, — согласилась с ней Касс, — я попытаюсь еще раз дозвониться до нее.

— А что слышно от Рио? Есть какие-нибудь новости?

— Я получила от нее телеграмму: «Успех обеспечен». Мы договорились с ней созваниваться каждую среду. Что касается Бет, то если я завтра не дозвонюсь до нее, то сама приеду к ней под видом родственницы или что-то в этом роде.

— Хорошо, — согласилась Лара. — Энцио Бассалино сейчас здесь, в Нью-Йорке, потому, кстати, и я здесь.

— Боже мой, только бы Дюк не догадался, он все время твердит о каком-то единственно верном пути. Как бы чего не натворил…

— Единственное, на что он способен, так это убивать. Наш путь лучше. — Лара сама удивилась своему хладнокровию.

Она положила трубку, прошла в ванную и расчесала свою пышную гриву. Рассматривая себя в зеркале, она отметила, что выглядит усталой, под темно-зелеными глазами наметились легкие полукружия. Лара все время думала о Бет, казавшейся ей совсем еще ребенком, не знающим жизни. Всю свою жизнь девчонка провела в своей коммуне, вдали от этого сложного и жестокого мира, а теперь вынуждена торчать в доме прожженного мафиози. Но она решила, что ею все-таки должна заняться Касс, которая вытащит ее оттуда.

Лара поразмышляла немного и о Нике. Он глуп, это точно. Не интеллигентен — внешний лоск не в счет. Высокомерен — нельзя отрицать. Но что самое странное — он ей понравился. Она испытывала к нему симпатию, и это не имело никакого отношения к его деньгам, положению или могуществу его клана. Все было бы намного проще, не появись у нее к нему это непрошеное чувство. Но как бы то ни было, у нее было задание, и ничто ей не помешает выполнять его, тем более, если Бет все же выйдет из игры.




Фрэнк прибыл к отцу в гостиницу в сопровождении Голли и Сегала. Это были его постоянные телохранители, бдительная охрана, чьим заботам была поручена его личная безопасность.

Отец тепло приветствовал Фрэнка. Они обнялись и поцеловались, как это принято у итальянцев, заброшенных судьбой с далекой родины на чужбину.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал Энцио, — а как дела у малышки, скоро ли позовешь на крестины? — Свекор очень любил Анну-Марию.

— С нею все в порядке, — с готовностью доложил Фрэнк, хотя в мыслях своих он был не с женой, а с Бет.

— А твои сорванцы? Они-то рады будут приезду их дедушки?

— Ну, конечно, па! Мы ждем тебя сегодня к ужину. Анна-Мария приготовит спагетти по твоему любимому рецепту.

— Отлично! — Энцио помолчал немного, потом лицо его приняло серьезное выражение, — Меня очень обеспокоили последние сообщения, очень и очень.

Фрэнк, шокированный неприятной интонацией сказанного, отвернулся к окну и уставился вдаль.

— Все, отец, находится под контролем, — ответил он раздраженно.

— Хотел бы я быть уверен, что и Томазо Виторелли думает точно так же. — Энцио сказал это уже мягче, но затем голос его снова стал резким. Мы должны расправиться ними, Фрэнк! Я приехал сюда не развлекаться. — Он возбужденно размахивал руками. — Сегодня вечером поговорим об этом после ужина, когда прибудет Ник.




17


Дюк Уильямс был весьма доволен. Акция в «Мэджик Лантерне» прошла очень успешно. Томазо Виторелли, важная птица в организации Бассалино, оказался в результате выключен из игры, а среди содержателей других ресторанов и клубов, кто не хотел, чтобы и с ними произошло то же самое, возникла паника. Это было великолепное начало мести за смерть Маргарет.

Доволен был содеянным и Лерой Езус Баулс — это ведь была его идея. Ради такого успеха Дюк был готов отстегнуть ему целую кучу бабок, действительно целую кучу. Превосходно! Для него, молодого человека, который ничего в жизни не получал даром, все складывалось как нельзя лучше.

Его мать, шведка по национальности, была проституткой, а его чернокожий отец — сутенером. Не удивительно, что парнишка, чуть оперившись, постарался как можно быстрее исчезнуть из дома. Для него родители не существовали, и если бы они вообще провалились в тартарары, он бы нисколько не огорчился.

Поскольку он уже в юные годы выглядел очень привлекательно, у него, как правило, не было проблем с кем переспать. Ну, а если бы он захотел пойти по стопам своего отца, то предложения от «пауков», держащих нити сутенерства в своих лапах, не заставили бы себя ждать. Но Лерой не хотел связывать себя с торговлей женщинами, питая к этому бизнесу вполне понятное отвращение.

Впрочем, парень был далеко не ангел. Он присоединился к одной уличной банде, причинявшей немало беспокойства в своем районе мелкими кражами, нападениями, грабежами и прочим. После раздела добычи на его долю перепадали какие-то крохи. Лерой понял, что ему нужно поискать что-нибудь получше.

Он решил, что торговля наркотиками была как раз тем, что ему нужно. Он уже сам пробовал курить гашиш, но ему не понравилось. Ну, что ж, тем лучше, если его это не привлекает. В наркобизнесе нужно всегда иметь ясную голову и быть свободным от пагубного пристрастия. Он собственными глазами видел, что делают наркотики с людьми, как они их корежат, как выворачивают наизнанку. Это ему было ни к чему. А вот торговля зельем — это нечто другое, на этом можно было неплохо заработать.

Лерой хорошо разбирался в людях. Он был молод, красив и предприимчив. Он выбрал себе район, где надеялся развернуть свою деятельность, занял у своего друга немного денег и приступил к своему бизнесу.

Вскоре он заметил, что наступает кому-то на пятки. Местность, которую он себе выбрал, уже была в чьих-то крепких руках. Ему намекнули, чтобы он исчез, но он не испугался, а с первой же выручки приобрел себе револьвер. Те, кто принял его за какого-то «голубого» или наркомана, которого можно без труда отшить, жестоко поплатились. Из троих его конкурентов, которые считали, что он наступает им на пятки, через месяц все трое оказались трупами. После этого Лерой завернул свой револьвер в целлофан, привязал к камню и бросил в реку — он понимал, что оружие умеет говорить на допросах своим предательским языком.

Так он занимался торговлей целый год, полностью посвятив себя этому опасному занятию. Он работал один, заботясь лишь о том, чтобы поставщики были надежными. Отправлять кого-то к праотцам он больше не собирался, тем более что теперь никто ему не мешал, и имя его уже приобрело известность в мире наркобизнеса. Он не стремился стать королем в этом мире, напротив — следил лишь за тем, чтобы не встать кому-нибудь поперек дороги. Жил он один в меблированной комнате и выходил только на дело. Деньги расходовал крайне экономно. К концу года Лерой скопил довольно значительную сумму. Он купил себе черный «Мерседес», заказал в ателье несколько костюмов и обставил свою квартиру черной кожаной мебелью.

Глядя на этого преуспевающего молодого человека, нельзя было поверить, что ему всего лишь семнадцать лет. Лерой считал, что теперь ему потребуется больше денег, чтобы поддерживать возросший уровень жизни, поэтому заставил двух своих друзей работать на него на своем участке, а сам залез на чужую территорию.

Уже через несколько дней он получил известие, что сам знаменитый Боско Сэм предлагает ему переговоры, и поскольку в здешней округе было уже немало людей, кому Лерой оказался помехой, и дело становилось все более опасным, он решил принять предложение Сэма.

Они сумели договориться. Лерою следовало вернуться туда, где он начинал свой бизнес, а за это Боско Сэм обещал устроить ему пару выгодных сделок, способных принести больше денег, чем дает торговля наркотиками.

Для начала Сэм дал ему поручение устроить три взрыва. Лерой провел все три операции безукоризненно. Теперь ему открылся путь наверх, ибо он отныне и сам был «в авторитете». Он нисколько не жалел, что связался с Боско Сэмом.

Прошло четыре года, и Лерой Езус Баулс стал первым человеком в своей новой профессии. Он давно перестал заниматься наркобизнесом. Все свободное от операций время он посвящал изучению взрывчатых веществ, электроники, конструированию бомбы замедленного действия. Взорвать самолет, заложить бомбу в банк, которая должна взорваться, скажем, недели через три не было такого дела, которое оказалось бы не по плечу Лерою. Он был «свободный террорист». Лучший в своем роде.

За ним ходила слава человека, не ведающего страха. Но всякий риск, которому он до сих пор подвергал себя, опирался на тонкий расчет, практически исключавший провалы, и Лерой гордился этим. Теперь он ждал нового задания. Дюк Уильямс скажет ему, когда снова приступить к делу, а уж Лерой-то Езус Баулс, как всегда, не подведет.




18


Анжело снимал в Мэйфэре небольшую квартирку, состоящую из жилой комнаты, спальни, кухни и ванной. Обставляя ее, он щедро потратился на оборудование спальни, где на черных стенах были развешаны тигровые и леопардовые шкуры, пол был выстлан толстыми вьетнамскими коврами, а потолок представлял собой мозаику из цветных зеркал. Основное внимание он уделил постели, снабженной электроприводом. При нажатии кнопки она начинала медленно вращаться. С помощью других кнопок включались телевизор или стереосистема. Даже кофемолка, по прихоти хозяина, имела дистанционное управление.

— Нравится тебе моя халупа? — с гордостью спросил Анжело.

Рио окинула его убранство презрительным взглядом.

— Ты бы лучше достал водяную кровать, беби, — коротко прокомментировала она.

Оба напились, как старые друзья, хотя их знакомство в ресторане состоялось всего несколько часов назад. После первой же задорной реплики Рио, нагло подсевшей за его столик, Анжело возбудился настолько, что поспешил спровадить блондинку, с которой пришел, и затесался в группу знакомых Рио. Она, однако, обращалась с ним холодно, спихнула его Пичису и громко отпускала сальные шуточки насчет несостоятельности некоторых мнимых «половых гигантов», особенно итальяшек.

Эксцентричная, разодетая в пух и прах, и так высокая, да еще в туфлях на вызывающе высоких каблуках, она находилась в центре всеобщего внимания, возвышаясь надо всеми, как скала.

Рио выплясывала на крошечной, переполненной танцующими площадке с большим азартом, и ее платье из полупрозрачного хлопка больше обнажало, чем скрывало то, что под ним находилось. Серебряные браслетки, рядами нанизанные на обеих руках, позвякивали при каждом ее движении.

Рио была вызывающе накрашена, а ее собственные волосы длинные и черные, как у индианки, были подобраны и спрятаны под ярко-красным африканским париком.

Ома танцевала со всеми подряд, и каждый мужчина получал от нее заряд чувственности и возбуждения в необычайно концентрированных дозах. Анжело довольствовался тем, что продолжал сидеть и наблюдать за ней. Он знал, что после всего этого веселья она пойдет к нему домой, ведь ее дерзкая реплика, ставшая поводом для знакомства, звучала не иначе как откровенный вызов.

Он откинулся назад и наслаждался зрелищем. В его голове пробуждались воспоминания. Память вернула его на несколько лет назад в Нью-Йорк. Тогда он работал у своего брата Фрэнка. И вот однажды его послали к Билли Экспрессу передать пакет. «Лично в руки», — настойчиво повторял ему Фрэнк.

Билли не оказалось дома, и Анжело сказали, чтобы он подождал. Это ему не понравилось, потому что у него не было ни малейшего желания играть роль мальчика на побегушках. И все же он остался ждать. Вдруг откуда-то до его слуха донеслись какие-то звуки, совершенно определенные и недвусмысленные, и он решил подобраться поближе, туда, откуда они доносились. Он осторожно подкрался к одной из дверей. Звуки доносились из комнаты, смежной с кабинетом, где его попросили подождать Билли. Анжело осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

На полу, в объятиях какого-то типа, скорее всего китайца, лежала Рио. Она была абсолютно голая.

В то время как китаец делал свое дело совершенно спокойно, Рио в ответ на каждое его движение громко стонала. Периодически ее любовник совершал такие фрикции, будто хотел зарыться в ее тело поглубже, но затем отстранялся от нее и на время застывал неподвижно до следующей серии коротких толчков. Рио это доводило до безумия. Вдруг она дернулась ему навстречу, обвила его спину длинными белыми ногами и начала безудержно кричать.

Анжело быстро закрыл дверь. Распиравшей его брюки энергии было больше, чем у тысячи китайцев, и как только он отдал пакет Билли Экспрессу, то прямиком отправился в дом не слишком дорогой проститутки Клариты, чтобы поскорее высвободить эту энергию.

Анжело навсегда запомнил эту сцену. И вот теперь Рио Ява в Лондоне, в его квартире, а он так же страстно желает эту женщину, как тогда, в тот памятный день.

Рио, словно прочитавшая его мысли, томно потянулась, сделала несколько ловких движений, и платье ее соскользнуло на пол. Под ним ничего не оказалось, и теперь она стояла перед Анжело в одних лишь туфлях на высоченных каблуках и в парике. Она была очень худая, почти костлявая, груди в обычном смысле, казалось, полностью отсутствовали, но зато выделялись невероятно черные и твердые на ощупь соски, торчащие в стороны. В кругах приверженцев «голубого кино» эти соски были хорошо известны, потому что Билли Экспресс заснял их буквально во всех ракурсах, и они были почти так же знамениты, как и супы Энди Ворхолс Кэмпбелла.

Анжело приглушил свет до интимно-красного и поставил кассету с Джеймсом Брауном. Не теряя времени, пока не угасла эрекция, он быстро сбросил свою одежду. Взгляд Рио скользнул по его телу сверху вниз.

— И это все? — спросила она с насмешкой.

Анжело улыбнулся, не совсем понимая, что она имела в виду. Его член стоял хорошо, вряд ли насмешка Рио относилась на этот счет. С его помощью он не раз вырывал у женщин всевозможные «о-о-х» и «а-а-х» и не помнил случая, чтобы кто-то посмеивался при близком знакомстве с этой штукой.

— Ну, дружок, с чего же начнем? — Голос ее звучал все так же насмешливо.

Анжело приблизился к ней. Он хотел, чтобы она сняла свои туфли — без них Рио была с ним примерно одинакового роста.

Они, казалось, давали ей какое-то преимущество, и это не нравилось ему.

Слушая Джеймса Брауна, Рио расставила ноги и, в такт музыке, вращала бедрами под безумные звуки «Секс-машины».

— Слушай, — сказал он, — сними туфли!

— Мне нравятся мои туфли, мой сладкий, — ответила ему Рио, нарочито растягивая слова и подражая южному говору, — они придают мне чувство превосходства и шарм некоторой вульгарности, словом, создают мне то самое настроение, которое необходимо, чтобы проглотить таких невоспитанных маленьких птенчиков, как Анжело Бассалино.

Он схватил ее за талию.

— Ну, покажи, покажи-ка мне, на что ты способен, — подзадоривала она на том же слэнге.

Они сплелись стоя и задвигались в одинаковом ритме.

Рио задорно подхватила мелодию Джеймса Брауна и стала потихоньку вторить «Секс-машине» вслух, в то время как Анжело продолжал сжимать ее все крепче, оттесняя к постели. Даже когда он опрокинул ее на кровать, она все еще продолжала напевать: «Давай вместе, — ну давай же, беби!»

Он бросился на нее, но прежде чем он осознал, что с ним произошло, она сдвинула свои ноги вместе, удерживая его между ними, и единственным коротким движением подала бедра вверх. Давление оказалось таким сильным, что он моментально получил полное удовлетворение.

— Эй, беби, — воскликнула она, — ты что, кролик? — Ее смех нарастал, в то время как Анжело отвернулся и, все еще не веря случившемуся с ним, пытался сообразить, как же это произошло. Он только что вошел в нее — и вдруг все сразу кончилось. Эта баба защемила его словно тисками и в считанные секунды выкачала, опустошила полностью.

Рио, безудержно хохоча, каталась по постели.

— Как долго будет продолжаться эта пауза? — спросила она наконец с упреком. Потом коротким движением сорвала с головы парик и распустила свои блестящие, черные волосы.

К чести Анжело следует сказать, что эрекция вскоре снова вернулась к его члену. Анжело всегда гордился своей неутомимостью, тем, что умел контролировать себя. Совокупление он мог продолжать так долго, сколько того хотел. Тело должно слушаться рассудка — вот в чем заключалась тайна мужской силы. А на этот раз его рассудок был, по-видимому, слишком сильно занят Рио с того самого момента, когда он впервые увидел ее.

Он провел языком по ее грудям.

— Давай лучше трахаться, — сказала она, — для этого я сюда и пришла. А полизаться у нас будет еще время. Она перевернулась на живот, и он вошел в нее сзади. Когда он проник достаточно глубоко, она снова сдвинула ноги вместе и дернулась бедрами, подняв их на несколько сантиметров вверх. И опять его вмиг разобрало необъяснимое блаженное ощущение, и он снова почувствовал невероятное давление. Уже никакой рассудок, призываемый беднягой на помощь, не смог удержать от досрочного извержения.

— Боже мой! — сердито воскликнула Рио, — когда ты в последний раз спал с женщиной.

Анжело был обессилен. Словно оглушенный, он лежал на постели, закрыв глаза. В его затуманенном мозгу пронеслась спасительная мысль: «Пять минут сна — и я снова буду в полном порядке». До него все еще доносился голос Джеймса Брауна: «Это мир мужчины, мужчины, мужчины…» Анжело заснул…

Улыбаясь, довольная собой, Рио поднялась и оделась. Начало было положено, и неплохое. Она нахлобучила свой парик и, тихонько напевая, задвигалась в такт музыке на своих немыслимых каблуках. Потом достала коричневую губную помаду и написала на зеркале в ванной: «Похоже, это была шутка!» С тем и ушла.




19


Мэри-Энн была в восторге, что Энцио решил взять ее с собой в Нью-Йорк. Она ни за что никому не созналась бы — кроме как самой себе, естественно, — что в Майами ей было смертельно скучно. Ей претил не столько сам Майами, сколько тот факт, что она не имела права одна выходить в город, а посетители, которые приходили в дом, были исключительно люди пожилые. И, конечно, ей было не по себе из-за странной женщины, которая постоянно стояла у окна напротив и глазела в ее сторону. Ей действовало на нервы, что пара черных безумных глаз неотступно следят за ней.

— Кто это? — испуганно спросила Мэри-Энн, когда она впервые переступила порог этого дома.

— Забудь об этом, — резко ответил Энцио, — просто не обращай внимания и смотри, чтобы я тебя возле этой комнаты больше не видел!

Мэри-Энн не стала задавать лишних вопросов, однако это не помешало ей выспросить девушку служанку, которая дважды в день приносила в эту комнату еду.

Девушка была итальянка. Говорить на эту тему она боялась, но все же Мэри-Энн удалось узнать, что это была помешавшаяся рассудком жена Энцио и что она никогда не покидает своей комнаты.

Вначале Мэри-Энн ее боялась, но прошли недели, а за ними и месяцы, и она забыла про эти безумные глаза, стараясь их просто не замечать. Тем не менее она считала, что Энцио поступает порядочно, оставляя свою старуху у себя дома вместо того, чтобы отправить ее в дом умалишенных.

Мэри-Энн запланировала много дел в Нью-Йорке. Она хотела купить себе пару новых платьев, посмотреть некоторые шоу и пообедать в лучших ресторанах.

Но как только они прибыли в Нью-Йорк, Энцио запер ее в номере и сказал, чтобы она оттуда не выходила, пока он не даст ей знать о себе.

Они прибыли утром, а теперь уже было семь часов вечера, но он все не появлялся. Мэри-Энн было скучно, она хотела есть и вообще ей все это надоело. Надувшись, она сидела на кровати, положив ногу на ногу и рассматривая своими небесно-голубыми глазами узор на матовом стекле гостиничной двери.

Она не услышала стука в дверь, а только увидела, как в комнату вдруг ввалился Алио Маркузи.

— А, это ты, — недовольно проговорила она. — Где Энцио?

Алио улыбнулся. Он заранее принял ванну и облачился в свой новый голубой костюм. Его редкие волосы были прилизаны бриллиантином. Он был доволен собой и тем, что произошло. Энцио сдержал слово. Мэри-Энн оказалась в ауте. В Лос-Анжелесе ее ожидало новое место службы. Всякий раз, когда Энцио оставлял свою очередную подругу, он уступал ее для утехи Алио. Так было в течение последних тридцати лет. Иногда девицы протестовали, особенно те из них, которым Энцио очень нравился, но, поартачившись, смирялись. Самому Алио в обычных условиях найти себе женщину было трудно.

— Он не придет, — сказал Алио слащавым голосом, — но велел тебе кое-что сообщить…




20


На столе в доме Фрэнка Бассалино стояли свечи. За столом сидели — смирно и прямо, подобно этим самым свечам, его умытые, начищенные и наглаженные дети, одетые по-праздничному. Фрэнк уступил место главы семейства за столом своему отцу, а сам сел справа от него. Напротив него, не скрывая своего волнения, сидела Анна-Мария.

Ник смеялся и шутил с двумя самыми маленькими. Он не хотел было приходить, мечтая провести весь вечер с Ларой, но Энцио настоял на своем, а отец был человеком, с которым лучше не ссориться. Пришлось договориться с Ларой, что они встретятся позже. Она нисколько не обиделась, а только улыбнулась и сказала:

— Ну, конечно, я понимаю тебя, прежде всего нужно думать о семье.

Эйприл в подобном случае бушевала бы и ругалась целую неделю, отметил Ник про себя. Его мысли и за праздничным обедом были подчинены предмету его страстного увлечения.

— Точно говорю тебе, — грубым голосом вещал Энцио, обращаясь к Фрэнку, — Анна-Мария готовит спагетти лучше всех в городе, ты можешь действительно считать себя счастливчиком! — Энцио прервал свою тираду, чтобы отрыгнуть. — Но кое-что я бы ей посоветовал насчет улучшения соуса: пусть впредь добавляет побольше специй и крепкого вина…

Анна-Мария нервно засмеялась. Фрэнк посмотрел на Бет, которая вошла, чтобы помочь самому младшему из его сыновей справиться с обедом, и заметил, что она убрала свои длинные волосы, обычно спадавшие на лицо, собрав их в пучок. «Сколько Анне-Марии понадобится времени, чтобы заснуть? — промелькнуло у него в голове, — Как скоро я смогу снова заключить Бет в свои объятья?» Его правая щека нервно подергивалась. После ужина они еще будут обсуждать деловые вопросы, и болтовня наверняка затянется…

Наконец Энцио проводил Анну-Марию с внуками из столовой и остался с сыновьями. Он потягивал самбуку из маленького стакана и глядел при этом неотрывно на Фрэнка, в то время как тот говорил о возникших у него столкновениях со строптивыми данниками.

— Люди быстро понимают, когда босс дает слабину, — проворчал он недовольным голосом.

— Это ты мне говоришь? — воскликнул Фрэнк, чувствуя, как внутри у него поднимаются гнев и разочарование.

— Если тебя в нашем деле кто-то щелкнул по носу, ты должен тут же дать сдачи, а не заниматься тянучкой.

— Я пытался выявить инициаторов.

— Плевать на это! — не сдержавшись, закричал Энцио. — Не все ли равно, кто виноват? Навались на них на всех разом, и тот, кто виноват, тоже свое получит. Не ослабляй хватку, Фрэнк, иначе мы все однажды загремим под фанфары.




Словно неприкаянная, Лара бродила по своей квартире. Она ненавидела все вокруг — потолки, задрапированные шелком, стены, оформленные с изысканным вкусом, свой любимый круглый столик, где был расставлен целый набор экзотических миниатюрных шкатулок.

В эти часы единственным местом, где Лара чувствовала себя по-настоящему дома, была ванная. Здесь, среди баночек с гримом, зеркал, аэрозолей и щеток, она могла отключиться от сонма противоречивых мыслей, расслабиться.

Ей пришла идея срочно продать квартиру, как только ее история с Ником закончится. Она больше не видела смысла в том, чтобы окружать себя предметами, отвечающими только ее представлениям о вкусе и шокирующими постороннего.

Но когда же, когда дело с Ником закончится? Может, оно только теперь и началось?

Иногда сомнения раздирали Лару на части. Удастся ли разработанный ими план? Действительно ли Ник будет переживать, если его выгонит Эйприл? А если Лара его после этого пару недель поутешает, а затем бросит, что тогда? Даже если Ник будет убит горем, то каким образом это скажется на этом чудовище Энцио?

Лара вздохнула. Тогда она просто подчинилась порыву помочь осуществлению идеи Рио, этот замысел казался Ларе безупречным, но теперь… Теперь Лара в этом не была уверена. Может быть, все-таки прав был Дюк?

Лара приготовилась к встрече с освободившимся наконец от семейных ритуалов Ником в «Ле Клубе». Она надела черное трикотажное платье, облегавшее тело, словно змеиная кожа, и имевшее выразительный вырез на спине. К нему она подобрала жемчужное ожерелье из Афганистана и тонкие серебряные браслеты, унизывавшие руки до локтей.

Лара настроилась на то, что развязка должна была произойти сегодня же. Она пригласит Ника к себе домой, затащит в постель и будет охмурять до тех пор, пока он сам не прочтет сплетни о себе из утренних газет. Чем позже ему позвонит взбешенная ими Эйприл, тем лучше.

Вновь восхищенная оригинальностью всех деталей их плана, Лара коротко рассмеялась. Впрочем, наверное, Маргарет не одобрила бы их затею: ей было бы стыдно за то, что в основе осуществления всего этого плана оказался секс.

Зазвонил телефон.

— Лара? Лара, это ты?

— Альфа? Откуда ты знаешь, что я здесь?

— Я каждый день названиваю тебе, все хочу застать, но тебя где-то носит, — сказал принц обиженным тоном. — Каждый день трезвоню безрезультатно. Я просто схожу с ума!

— Очень сожалею, но мне нужно было срочно двинуть на Западное побережье.

— Но Лара, Лара, — вздохнул он, — ты все-таки должны была мне сообщить.

— Я же сказала тебе, мне очень жаль, — коротко отрезала она.

— Ну хорошо, наконец-то я все-таки застал тебя, давай забудем это. — Принц Альфа давно усек, что препирательством с такой женщиной он ничего не добьется. — Ты хочешь, чтобы я приехал?

— Нет.

— Ну хорошо, тогда прилетай ты. Завтра. Я встречу тебя в аэропорту в Риме, а потом мы отправимся вместе в Гстаад, к «Бэкгаммону», играть.

— Нет.

— Лара, золотко, но теперь я действительно рассержусь.

— Подожди еще немного, и может быть я смогу вырваться.

— Через сколько дней?

— Не требуй от меня точной даты, позвони хотя бы завтра снова. — Она быстро положила трубку и уже не обращала внимания на телефон, даже когда он снова зазвонил.

«Этот еще суется в такой момент под руку», — подумала Лара. Впрочем, принц Альфа всю свою жизнь был избалованным эгоцентриком, поэтому ему такое обращение с ее стороны пойдет только на пользу, — ведь он сам так обращается с людьми. А кроме того, Лара не собиралась из-за него опаздывать на встречу с Ником.




21


Анжело названивал Рио уже раз десять, прежде чем она сняла наконец трубку.

— Слушай, — выпалил он напрямик — я хотел бы поговорить с тобой по поводу недавнего.

— Не извиняйся, — ответила Рио, сопровождая свои слова тихим гортанным смешком, — я могу понять тебя, я очень понятливая леди.

— Могу я тебя увидеть сегодня вечером?

— Послушай-ка, дружок! Понять-то и посочувствовать тебе я могу, но дальше-то что? Видно, мы из разного теста сделаны.

— То, что произошло недавно, было просто недоразумением, — вспылил Анжело. — Я не хочу задаваться, но…

Рио оборвала его на полуслове:

— Ты сладкий, маленький, резвый мальчик. Ты хорош для молоденьких девочек, которым, может, и достаточно быстренько потрахаться, но, мой дорогой, ты и я, — мы совсем не подходим друг для друга.

Анжело чувствовал, что его громкая слава поставлена на карту.

— Но послушай, я могу тебе объяснить, что произошло прошлый раз, это было…

— Да, да, это было… — сказала Рио и положила трубку.

Анжело же с треском швырнул ее на рычаг и готов был зарыдать. Как может эта наркоманка, эта шлюха так обращаться с ним! Он хотел видеть ее немедленно и доказать ей, на что способен. Он не мог принять в свой адрес то, что она посчитала его слабаком. Он был превосходный любовник, и об этом искренне твердили ему многочисленные женщины, с которыми он спал. Он мог трахаться часами и при этом нисколько не терять над собой контроль.

Анжело снова потянулся к телефону и набрал номер своей замужней подруги.

— Приезжай ко мне, и немедленно, — процедил он в трубку.

— Я не могу, семейные проблемы.

Скорчив гримасу отчаяния, он заметался по комнате, как загнанный зверь. Неужто его уже и в грош не ставят?

Он набрал номер другой своей подруги, работавшей в казино. Эта через час уже была у него, и он сразу же потащил ее в постель. Два часа он доводил ее до экстаза, но даже когда он выпроваживал свою гостью за дверь, все равно не чувствовал пресыщения. Анжело снова позвонил Рио.

— Ты очень навязчив — сказала она, — а мне навязчивые типы не нравятся, я их просто терпеть не могу. — Она взглянула на часы, было уже шесть. — Хорошо, приезжай, только поторопись. — Она положила трубку и покинула квартиру.

Анжело ждал битый час перед ее дверью, за которой, несмотря на все его отчаянные звонки, была полная тишина. Он задыхался от бешенства. За кого она его принимает?

Наконец он отправился в бар за углом и принял несколько стаканчиков. Потом он стал снова звонить — то по телефону, то в дверь, и опять никакого ответа.

Он выпил еще две порции виски. Анжело не имел пристрастия к спиртному, он больше предпочитал гашиш. Когда он наконец забрел в казино, то едва держался на ногах и вел себя просто вызывающе. К счастью, Эдди Феррантино вовремя отправил его домой.

Но и дома Анжело не успокоился. Он позвонил своей подруге, и они пошли в «Трэмп». И тут он увидел Рио, которая сидела в окружении ее так называемых друзей.

— Ты бестия, — прошипел он.

— А ты дерьмовый любовник, — в тон ему ответила она.

— Пошли ко мне сейчас же, и я заставлю тебя проглотить свои слова, — настаивал он.

— Я предпочла бы проглотить что-нибудь посущественнее, чем просто слова, — сказала она, язвительно улыбаясь.

— Ты получишь вдобавок кое-что другое, — пробормотал он. Было видно, что он надрался.

— Ну хорошо, идем, — уступила наконец Рио.

Они взяли такси. Как только они переступили порог его квартиры, Рио тут же сбросила с себя одежду.

Анжело почувствовал, что допустил ошибку. От выпитого его развезло, и он чувствовал себя измотанным.

— Ну что? — Рио вызывающе смотрела на него, уперев руки в бедра и расставив ноги, — Раздевайся, любовничек!

Она помогла ему снять одежду, и казалось, от ее прикосновений возбудился бы и мертвый. Но «покойник» даже не шевельнулся. Анжело готов был со стыда сгореть, но ничего не мог поделать.

Рио презрительно рассмеялась.

— Сообщи мне, беби, когда ты повзрослеешь и поумнеешь!

Она оделась и ушла.




22


Было совсем поздно, когда Ник сумел выбраться из дома брата. Семья Бассалино долго обсуждала различные проблемы, которым, казалось, не будет конца. В глубине души Ник считал, что его все это не очень-то касалось, поскольку у него в Калифорнии дела шли неплохо. А уж нападения и убийства в Нью-Йорке тем более не имеют к нему никакого отношения.

Когда он намекнул на это, Энцио буквально взбесился.

— Дурак, — заорал он на Ника, — то, что сегодня происходит здесь, завтра ты будешь пожинать у себя, там! Ты думаешь, что тебя убережет твой ангел-хранитель? Какой кретинизм!»

Они оба, и Энцио, и Фрэнк, злились на него и за то, что он прилетел сюда без охраны.

— Не смей в Нью-Йорке и шагу ступить без телохранителей! — кричал на него Энцио, а Фрэнк с готовностью поддержал мнение отца. Они отправили водителя и машину, которую Ник взял напрокат в аэропорту, и предоставили ему другую, с двумя телохранителями Фрэнка. «Как-то почувствует себя Лара, садясь с ним в такой броневик, да еще в обществе вооруженной охраны, которая чего доброго будет занимать посты и перед дверью ее квартиры», — подумал Ник.

Было уже очень поздно, когда он появился в «Ле Клубе». Лара сидела в группе людей, которых Ник, к счастью, не знал. Она его представила, хотя он предпочел бы остаться инкогнито. Чем меньше людей знали, кто он, тем лучше.

Он окинул взглядом присутствующих в зале и, не обнаружив ни одного знакомого лица, остался доволен. Во всяком случае, он был с Ларой здесь не наедине и можно было предположить, что они оказались здесь вместе случайно.

Успокоившись, Ник слегка расслабился. Лара, как всегда, выглядела неотразимо. Ему хотелось дотронуться до нее, заключить ее в объятия и не отпускать. Нику надоело видеть ее только на Дискотеках или вечеринках. Под столом он положил руку на ее колене. — Пойдем? — шепнул он.

— Ты же только что пришел, — пожурила его Лара, улыбаясь. — Это было бы невежливо.

— Послушай, — он крепче сжал ее колено, — мне до них всех…

— Неужели? — переспросила Лара, смеясь. — Боже мой, как смена климата подействовала на тебя. Пошли лучше танцевать!

У него не было ни малейшего желания танцевать. Единственное, чего он хотел, так это уйти отсюда.

Но Лара потянула его за собой на танцплощадку и прижалась к нему. Он чувствовал, как в нем нарастает возбуждение, и представлял себе, какое блаженство ожидает его. К черту все эти страхи, связанные с Эйприл! В конце концов она ему не жена, и он свободный человек.




В Нью-Йорке Энцио давно облюбовал итальянский ресторан, который назывался «Пиноккиос». Каждый раз, когда он появлялся в этом городе, ему устраивали королевский прием. Ресторан содержала семья — мать, отец, две дочери и сын. Они угадывали все желания Энцио наперед, а в те вечера, которые он здесь проводил, столики предоставлялись только тем посетителям, которые были ему приятны.

За одним из этих столов сидел Коста Геннас — маленький потливый человечек с гнилыми зубами и угреватой кожей. Как-то не укладывалось в голове, что такой мерзкий тип восседал в ресторане за одним столом с тремя красивыми девушками.

Он жевал конец короткой, толстой сигары и потягивал виски через специальную серебряную соломинку. Все молчали. Девушки, каждая из которых была по-своему красавицей, смотрели прямо перед собой, словно уставившись в одну точку. Они были одеты в старомодные платья. Хотя их волосы были одинаково зачесаны назад, они ничуть не походили друг на друга уже потому, что различались по цвету кожи.

Когда появился Энцио, Коста Геннас резво вскочил со своего места. Энцио коротко кивнул ему на ходу и продефилировал мимо. Прошел целый час, прежде чем он подозвал Косту к своему столу и пригласил сесть.

— Из всех трех мне больше нравится блондинка, — сказал Энцио, — кто она?

— Девятнадцать лет, — поспешно доложил Коста, — приятная девочка, умеет работать. У нас она уже месяца два. Была замужем за одним типом. Когда он ее бросил, она сообразила, что у нее есть и получше возможность заработать на жизнь. Мы намечали использовать ее в Бразилии, там она, наверняка, произвела бы фурор. Но когда я узнал, что вы ищете что-то особенное, я ее попридержал…

— Она в порядке? — спросил Энцио.

— В порядке ли она? — эхом отозвался Коста, с деланным изумлением обводя взглядом всех семерых охранников Энцио. — Меня еще спрашивают, в порядке ли она! Разве я когда-нибудь…

— Ну хватит, — резко оборвал его Энцио. Ему не нравился Коста, он никогда ему не нравился. Но Коста всегда доставлял ему лучших девочек, и ему был точно известен его вкус. — Пригласи ее сюда, — проворчал он.

Девушка, плавно покачивая бедрами, подошла к его столику. Она заметно волновалась и тем не менее довольно мило улыбнулась Энцио, когда он пригласил ее сесть рядом с ним. Он внимательно рассматривал ее несколько заостренное, но тонкое и прекрасное лицо, на котором прежде всего выделялись полные, ярко-красные губы. Ее не портили даже едва угадываемые веснушки, которые она пыталась тщательно скрыть посредством косметических ухищрений. Тем более фигура у нее была что надо.

— Как тебя зовут? — по-отечески приветливо спросил Энцио.

— Мириам, — прощебетала девушка голосом Мерилин Монро.

— Хорошо, Мириам, — сказал Энцио, и глаза его жадно впились в ложбинку между ее грудей, — а что ты скажешь, если я приглашу тебя поселиться в моем доме в Майами?..




Анна-Мария заводила будильник всегда ровно на шесть утра. После звонка будущая роженица не без труда поднималась и, тяжело ступая, отправлялась в темноте на кухню. Ей нравилось сидеть здесь ранним утром, пить горячий чай и любоваться рассветом. Она всегда неохотно доверяла приготовление завтрака кому-нибудь другому. Ей доставляло удовольствие все эти традиционные блюда делать по утрам самой — варить густую овсяную кашу, поджаривать хлеб, с которым она подавала к столу домашний сливовый мармелад. В семь часов, когда все выходили к завтраку, он был у Анны-Марии уже готов.

Она была еще очень молодая, но после четырех беременностей ноги ее отяжелели, а тело раздалось до неприличия. Ей не терпелось поскорее разрешиться пятым ребенком, потому что Фрэнк всегда отстранялся от нее, когда она беременела, никогда ее не ласкал и даже избегал смотреть в ее сторону. Он ничего не говорил, но она и так все понимала. Это обижало и приводило ее в уныние — ведь в конце концов он сам хотел иметь много детей.

Анна-Мария накинула утренний халат. Она чувствовала себя неважно и надеялась, что, может быть, сегодня она разродится. Вчерашний день был таким суматошным. Как и всегда, во время приезда Энцио, много пришлось повозиться с приготовлением его любимых блюд. Кроме того, дети расшалились больше обычного, а Фрэнк был какой-то нервный и в плохом настроении. Все это отняло у нее много душевных и физических сил, и показалось, что она едва легла в кровать, как уже начался новый день.

Шаркая ногами, она добрела до кухни, включила свет и — не веря своим глазам — уставилась на Фрэнка, наклонившегося над Бет. Та лежала на спине поперек стола. Лицо Фрэнка было багровым, он учащенно дышал, двигая бедрами с каким-то ожесточением. Он был одет, а Бет лежала голая — ее белая ночная рубашка лежала на полу.

Анна-Мария ухватилась за крест, висевший у нее на шее, ее глаза расширились от ужаса и боли.

— Проклятье! — задыхаясь, вскричал Фрэнк. Он уже почти достиг апогея, но Бет тут же выскользнула из-под него, едва зажегся свет.

— Ах ты дрянь! — заорал он па Анну-Марию, — ах ты дерьмо проклятое, ты вздумала шпионить за мной! — Его лицо стало еще багровее от гнева.

Анна-Мария развернулась, чтобы поскорее уйти, но было уже поздно. Вне себя от ярости, Фрэнк, занеся кулаки, кинулся за ней. Он настиг ее — и после первого же удара она свалилась на пол. Фрэнк нагнулся над ней, замахнувшись для нового удара.

То, что увидела Бет, ошеломило ее. Этого она никак не ожидала. Когда она переставляла стрелки будильника в спальне Анны-Марии, то рассчитывала только скомпрометировать его перед женой и имела в виду обычные в таких случаях последствия. Но Бет никак не думала, что Фрэнк, которому подобало смутиться, пасть на колени и молить жену о прощении, даст волю своей звериной ярости.

Некоторое время она стояла в оцепенении, потом до нее дошло, что нужно спасать Анну-Марию. Она кинулась к нему, пытаясь оградить Анну-Марию от сыпавшихся на нее ударов. Она умоляла Фрэнка остановиться.

Наконец Фрэнк осознал, что он натворил, и остановился.

— Боже мой! — застонал он, — боже мой!

Анна-Мария неподвижно лежала на полу, и Бет даже подумала, что она мертва. Но когда она наклонилась к ней, то услышала ее слабое дыхание, и, не спрашивая разрешения у Фрэнка, вызвала карету скорой помощи.

Когда машина прибыла, Фрэнк плакал и, положив голову Анны-Марии себе на колени, раскачивался из стороны в сторону, пока его не оттеснили от несчастной дюжие санитары.

«Она упала с лестницы», — соврал он им. Они же обменялись многозначительными взглядами друг с другом — уж им-то не впервой приходилось слышать подобные россказни…

Внезапно очнувшись, Анна-Мария начала беспрерывно стонать, потом стоны перешли в душераздирающие, нечеловеческие вопли.

— Везите ее скорее в больницу! — поторопила Бет санитаров, — кажется, у нее начались роды.




23


В невыразительных глазах Лероя Езус Баулса не было ни проблеска какого-либо интереса, когда он увидел, как к подъезду дома Фрэнка Бассалино подъехала карета скорой помощи. Он продолжал жевать резинку, столь же медленно и методично. Затем вытащил ее изо рта, слепил из нее шарик и начал катать между пальцами.

Сейчас ему не составляло ни малейшего труда убрать Фрэнка Бассалино. Спокойный прицельный выстрел между глаз — и дело сделано? Пока эти шныряющие вокруг головотяпы (очевидно, телохранители Фрэнка) очухаются, Лероя и след простынет.

Убрать Фрэнка несомненно легче, чем старика. Тот знает, как нужно защищаться. Везде, Где бы он ни появлялся, его люди окружают Энцио стеной. Конечно, он строит свою защиту на старый манер, и это, с позиции ассов современного террора, оставляет немало возможностей подобраться к объекту и провести акцию.

Лерой только зевнул. Жаль, что сейчас он не может проявить себя в деле. Приходится пока только приглядываться, примериваться и ждать, когда Дюк Уильямс отдаст ему приказ…

Лерой выбросил жвачку. На его лицо пала тень задумчивости. Проблем все-таки немало, и от него потребуется максимум изобретательности, чтобы убрать этих Бассалино. Впрочем, когда дело дойдет до исполнения акции, он не растеряется — все учтено до мелочей. Размышляя об этом, он медленно зашагал к грузовому такси, взятому им накануне напрокат. Одет Лерой был неброско, а на его спортивной рубашке была отчетливо видна надпись «Саймонс Лайненс», название прачечной. Сев в машину, он нахлобучил черную кожаную кепку и надел солнечные очки с желтыми светофильтрами.

«Барбарелизеллис» был большой ресторан с баром, расположенный на одной из главных улиц. Лерой остановился прямо перед ним и вышел. Он вытащил из багажника большую корзину с бельем и с трудом внес ее в подсобку ресторана.

За кассой сидела девушка и подсчитывала счета, а какой-то морщинистый старик равнодушно подметал веником пол.

— Доброе утро! К вашим услугам — «Саймонс Лайненс». Мне что-нибудь забрать? — певучим голосом проговорил Лерой.

Девушка продолжала считать, не поднимая головы. Она работала здесь всего неделю.

— Не имею понятия, — сказала она, — еще никого нет. Поставь гуда, на стол.

— Хорошо. — Насвистывая что-то, он подтащил корзину к столу возле окна. Старик, подметавший пол, не обратил на него ни малейшего внимания. — Я завтра забегу к вам, — сказал Лерой.

— О’кей, — ответила девушка равнодушным голосом. И Лерой, продолжая насвистывать, покинул заведение.

Когда он отъехал на несколько кварталов от заведения, он услышал взрыв.

Странное, почти неосознаваемое чувство удовлетворения охватило его. Он бережно освободил от обертки новую жевательную резинку, сунул ее за щеку и направился к новой цели.

Это был «Мэннис», ночной клуб. Подъезд к нему со стороны улицы был полностью загорожен машинами. Лерой вытащил еще одну корзину с бельем и потащил ее внутрь с черного хода. Он был открыт, но похоже, в столь ранний час здесь никого не было, во всяком случае, он никого не встретил. Лерой миновал со своей корзиной в руках ряд грязного вида кабин-раздевалок, пересек танцплощадку и поставил ношу на стол.

Он слегка вспотел, поскольку корзина была довольно-таки тяжелой, а надо было спешить, ибо времени оставалось совсем немного, чтобы успеть уйти. Он уже развернулся, как вдруг открылась дверь дамского туалета и чей-то голос спросил его:

— Эй, приятель, ты чего здесь делаешь?

Лерой улыбнулся.

— «Саймонс Лайненс» — сказал он.

Окликнувшая его особа, переваливаясь, как утка, подошла к нему. Это была толстая пожилая женщина, вероятно уборщица, а за нею следовала маленькая, с интересом поглядывающая вокруг девочка. Лерой смутился, потому что обе они были темнокожие.

— Мы не имеем никаких дел с «Саймонс Лайненс», — сказала женщина, — так что выметайся отсюда со своей корзиной, да поживее!

Лерой быстро втянул на часы. Времени оставалось в обрез. «Дело дрянь, — пронеслось у него в мозгу. — Дело дрянь, дрянь, дрянь! Не теряй голову и уноси ноги пока не поздно». Но он не двинулся с места. Ведь это были свои люди. Негоже было черному убивать черных. Лерой постарался ответить как можно спокойнее:

— Очень жаль, мэм, но тогда вам нужно пойти со мной и сказать об этом водителю машины лично!

Женщина посмотрела на него недоверчиво и сказала девочке:

— Ты останешься здесь, Вера Мэй, и чтобы ничего здесь не трогала, слышишь?

Лерой был потрясен таким оборотом дела и лихорадочно размышлял. Может, сказать ей всю правду?

Во всяком случае, нельзя было терять ни секунды. Недолго думая, он схватил девочку на руки и помчался с нею к выходу. Девочка начала кричать. Лерой оглянулся назад. Старуха в паническом страхе, отчаянно размахивая руками, гналась за ним.

Его секундомер, заключенный в тренированном сознании, начал отсчет — 60, 59, 58… Бежать к машине было уже поздно, теперь она взлетит на воздух вместе с домом… 45, 44, 43… Наконец опасная зона осталась позади.

— Да заткнись же ты! — прикрикнул он на раскричавшегося ребенка и мгновенно прикинул, что старуха теперь тоже была достаточно далеко от опасного места.

Лерой мчался вниз по улице, прижав к себе девочку, и слышал, как старуха кричала: «Держите его, он украл мою внучку, мою маленькую Веру Мэй!»

Прохожие оглядывались на Лероя, но никто из них даже не пытался задержать его. Ведь эго был Нью-Йорк, где людям нет никакого дела до других.

На углу улицы он остановился и прислушался. Каждую секунду должно было рвануть. Он опустил девочку на землю, сказав: «Стой здесь и никуда не уходи!» На сердце немного отлегло, и он кинулся в сторону метро, проклиная себя за собственную глупость.

Потом прогремел взрыв. Старуха и ребенок застыли на месте, в то время как прохожие ринулись в ту сторону, откуда он раздался. Лерой сбежал вниз по лестнице в метро. Там в мужском туалете он сорвал с себя футболку с дурацкой надписью, кепку и очки. Да, сегодня утром он славно поработал. Бассалино запомнит этот денек. А Дюк Уильямс будет на седьмом небе от радости.




24


Анжело охватило странное чувство, незнакомое ему ранее. Оно словно ком сжимало ему горло. Он больше ни о чем другом не мог и думать, кроме как о Рио Яве.

«Неужели это любовь?» — с горечью думал он. Но прокручивая в памяти события, понимал: нет, эта настойчивая, снедающая его страсть не могла быть любовью. Рио не была красивой, и она даже не очень молода. Это была просто-напросто опытная сексопилка, длинная как жердь, наглая индианка, изощренная и циничная.

Он решил забыть ее.

Из Нью-Йорка ему позвонил отец. Из разговора явствовало, что у семьи Бассолино кругом проблемы, куда ни погляди. Дело дошло даже до писем с угрозами. Поэтому Анжело лучше не показываться на улице без телохранителей.

— Перестань, ты преувеличиваешь, — осмелился возразить отцу Анжело. То, что ему на это ответил Энцио, было сродни остервенелым репликам из доброго старого фильма о гангстерах. Впрочем, успокоившись, Энцио резюмировал:

— Читай газеты, недотепа, кругом одни покушения! Ты мой сын, и, взявши тебя за глотку, смышленые люди могут вытрясти из нас кругленькую сумму денег. Я дал указание Стивестам, чтобы тебе приставили телохранителя. Вот так-то сынок!

Анжело застонал.

— Но послушай…

— Нет уж, послушай ты! До меня дошли слухи, что ты шляешься напропалую по бабам и пьянствуешь. Возьми себя в руки, не то я заберу тебя к себе. Ты этого хочешь?

Анжело проглотил готовую было сорваться с языка дерзость. Ему было неплохо в Лондоне. Чем дальше он находился от своих, тем вольготнее он себя чувствовал. Поэтому, выбирая — охранник или Майами, — он выбрал первое.

К нему действительно вскоре приставили человека по имени Шифти Фляй. Анжело злило, что теперь тот везде и всюду неотступно следовал за ним по пятам, но возвращение под опеку Энцио не шло с этим ни в какое сравнение.

Шифти Фляй вполне соответствовал своему имени и провести его было просто невозможно. У него были маленькие, колючие водянистые глазки. Под серым пиджаком его поношенного костюма оттопыривался револьвер в пропотевшей кобуре, согреваемой под мышкой. Настырность телохранителя выводила Анжело из себя. «Прямо наваждение какое-то», — жаловался он Эдди Феррантино. Тот смотрел на него непроницаемыми глазами, внутренне удивляясь, что у Энцио Бассалино мог быть такой бездарный и никчемный сынок. «Будь умненьким и послушным мальчиком и делай то, что тебе говорит твой папа», назидал он с еле скрываемой насмешкой.

К черту их подковырки о «послушном мальчике». Анжело все осточертело. Сначала Рио, а теперь вот и этот гуда же! Что они себе позволяют?

Невзирая на слежку и неизбежные доносы отцу, Анжело продолжал встречаться со своими многочисленными подружками, и каждый раз доказывал себе и им, на что он способен. Они не жаловались. Он заставил себя не звонить больше Рио. Дерьмовая баба. С него хватит. Его аппетит к ней уже пропал.

Но от самовнушений легче не стало. Он выдержал неделю, а затем все-таки позвонил ей.

— Привет, Рио, это Анжело.

— Какой Анжело?

«Вот сучка! Что вытворяет, дерьмо! — возмутился про себя отвергнутый воздыхатель.

— Анжело Бассалино.

— Постой, дай мне подумать, я что-то не припоминаю, чтобы у меня был знакомый с таким именем…

Он судорожно хохотнул.

— Брось свои шутки. Я думаю, хороший ужин вдвоем нам не помешает.

— О, я люблю хорошо поесть. Каждый вечер я вкусно ужинаю, а ты?

— Я тоже.

— Почему же ты тогда еще дома? Смотри, не прозевай свою трапезу! — И с тем Рио положила трубку.

Он послал ей цветы, допустив жест, о котором раньше никогда бы не и не помыслил. Когда они завяли, она отослала их ему обратно, сопроводив запиской: «Странно: все, что исходит от тебя, почему-то быстро опадает».

Хотя Анжело и дальше продолжал ублажать в постели своих подруг и был, как видно, неутомим, он все же не мог не тревожиться по поводу того, что ему за это время никак не удавалось достичь оргазма. Из-за этого его физическое состояние и настроение оставляли желать лучшего. Вдобавок его все больше стало раздражать, что этот отвратительный липкий тип, этот Шифти Фляй, постоянно крутился рядом, не отпуская его от себя ни на шаг.

Что касается Рио, она была довольна тем, как разворачивались события, и тем, что все еще не утратила способности к порабощению мужчин с помощью секса. Единственную осечку она дала в свое время только в отношении Ларри Болдинга, да и то лишь потому, что он слишком опасался за свою жену и свою политическую карьеру.

Ну ничего, она еще «позаботится» о его доброй репутации, дайте только срок! Пока* же у нее, к сожалению, другие неотложные дела. Прошла неделя с тех пор, как она отослала Анжело его увядшие цветы назад. Настало время действовать. Она сняла трубку и набрала его номер. Не сразу взявший трубку Анжело, по-видимому, только что крепко спал.

— Да? — раздался на другом конце провода сонный голос.

— Послушай, — сказала Рио, — мне все еще жаль тебя, и, думается, пришло время показать тебе, как нужно по-настоящему трахаться.

Анжело оторопело молчал.

— Даю тебе последний шанс, — продолжала Рио. — Двигай ко мне, да побыстрее. Я покажу тебе пару приемчиков, которые ты запомнишь на всю свою жизнь! — Она положила трубку.

Сон его как рукой сняло. Через пару минут Анжело уже собрался. Было уже далеко за полночь. Он поспешно набросил на себя какую-то куртку и выскочил через черный ход. Это была ситуация, когда ему нужно было незаметно оторваться от Шифти Фляя.




25


Лара расхаживала по комнате взад и вперед и нервно курила сигарету. Было раннее утро, начинало светать. Город просыпался, и очертания его все более отчетливо проступали в ранних сумерках. Ник еще спал.

И зачем она только ввязалась в эту историю? Что же теперь будет с Ником? Что ни говори, а она поступает слишком жестоко.

Ее руки слегка дрожали, щеки порозовели, волосы спутались. Ларе не хотелось больше продолжать коварную игру. Неужели Ник должен отвечать за преступления, которые совершал его отец? Дюк Уильямс оказался прав, высмеивая Рио с ее сумасбродным планом.

Как бы Лара ни любила Маргарет, но факт оставался фактом: Маргарет мертва — и никакой план, никакая месть не в состоянии вернуть ее к жизни. Конечно, расплата за ее смерть необходима, но пусть ее понесет только Энцио, с которым Дюк обещал разделаться по-своему.

…Они ушли из клуба лишь в три часа ночи.

— Идем ко мне в отель или к тебе? — спросил Ник. Они оба были слегка навеселе.

— Пошли ко мне!

В машине они целовались и болтали всякую чепуху, как школьники.

— Я безумно хочу тебя, моя прелесть! — сказал он и как бы в подтверждение того, что он говорил правду, положил ее руку на выпуклость, обозначившуюся под его брюками.

Внутренне Лара бесилась от мысли, что все это ей доставляет удовольствие, но как только они вошли в ее квартиру, ее смятение улеглось, потому что он сразу заключил ее в объятия, высвободил из платья и, не давая опомниться, овладел ею прямо на полу.

Потом они пошли в спальню, и она снова отдалась ему дважды, прежде чем они уснули.

Как только она могла влюбиться в человека, которого должна ненавидеть? Что скажут другие участницы заговора, когда узнают об этом?

— Как насчет кофе, принцесса? — спросил Ник, прервав ее мысли. Он все еще был не одет, и Лара невольно залюбовалась его стройной фигурой, загорелым телом. Он обнял ее и притянул к себе. Затем медленно расстегнул ее утренний халат, снял его с ее плеч, и он упал к ее ногам.

Она со вдохом откинула голову назад, восторженно принимая его поцелуи. С ней такого еще никогда не было, никогда еще она не чувствовала такого сильного физического влечения к кому-либо, как на этот раз. До сих пор, чтобы с кем-нибудь лечь в постель, у нее всегда имелись веские продуманные причины. С Ником было по-другому. То есть расчет, конечно, был, но она совершенно забыла о нем в эти сладостные минуты.

Ник поднял ее на руки и понес в спальню. «Ты прекрасна, ты восхитительна», — бормотал он.

Она обвила его ногами и крепко прижалась к нему… Рассвет разгорался все ярче. Скоро появятся утренние газеты. Как-то он почувствует себя после этого. Что будет с ним? И что будет с нею?




Бет осталась с детьми Фрэнка. Она ужаснулась при мысли о том, что наделала. Если с ребенком Анны-Марии что-нибудь случится, она не знает, что с собой сделает…

Фрэнк позвонил утром. Голос его звучал странно и отчужденно.

— Забирай свои вещи и уматывай немедленно, — сказал он. — К моему приходу чтобы духу твоего в доме не было!

— Что с ребенком миссис Бассалино, все в порядке? — робко спросила она.

На некоторое время на другом конце провода воцарилось молчание, затем снова раздался резкий и грозный голос Фрэнка:

— Выметайся из моего дома как можно скорее и не оставляй после себя ни адреса, ни следа, потому что если ты мне хоть раз где-нибудь попадешься, я тебя убью.

Было слышно, как он с треском швырнул трубку.

Бет начало знобить. Ей стало очень не по себе, хотя она изо всех сил успокаивала себя.

Она набрала телефон справочной и спросила номер больницы. Бет в общем-то знала, что ей ответят, но хотела быть уверенной до конца.

— Я родственница миссис Бассалино, которую к вам доставили сегодня утром, я хотела бы знать, как ее дела?

— Мне очень жаль, но мы не даем справок по телефону. — В голосе регистраторши было доброе сочувствие. Бет кинулась в свою комнату и быстро собрала вещи. Детей она оставила на попечение служанки. Выйдя из дома, она испытала чувство облегчения, и в лицо ей, словно мягкий морской бриз, повеял легкий освежающий ветер.

Она села в автобус и поехала в больницу. Бег опасалась, что может встретить там Фрэнка, но желание знать, что случилось, пересилило страх.

— Миссис Бассалино скончалась сегодня утром в восемь часов, — сказала ей одна из медсестер. — У нее возникли осложнения из-за неправильного положения плода и других причин… — она обстоятельно обрисовала ей всю картину. — Вы ее близкая подруга? Мне кажется, доктор Воджер охотно поговорил бы с вами.

— А что с ребенком?

— Мы сделали все, что было в наших силах, но к сожалению…

Бет резко развернулась и почти бегом направилась к выходу.

Медсестра попыталась было догнать ее.

— Подождите, не уходите, пожалуйста! Может быть, вы поможете нам разобраться…

Бет мчалась дальше. Она пришла в себя лишь на станции «Гранд Сентрал». Прежде чем сесть в поезд, она позвонила Касс.

— Вы этого хотели? — заключила она свой сбивчивый рассказ с дрожью в голосе. — Но разве этим можно вернуть жизнь Маргарет?..




Они занимались любовью.

— Ты начинаешь исправляться, — смеялась Рио. — Мне кажется, я ошиблась, я тебя недооценивала.

Анжело чувствовал себя на седьмом небе.

В комнате приглушенно звучали чувственные ритмы группы «Стоунз». День только начинал клониться к закату. Они трахались всю вторую половину дня, и на сей раз довольно успешно.

— Я думаю, мы сейчас прервемся и сообразим что-нибудь поесть, — предложила Рио, — У меня есть один услужливый приятель, он нам сейчас доставит что-нибудь вкусненькое.

Она потянулась к телефону и сняла трубку. Анжело откинулся на подушках. Он чувствовал себя превосходно. Они любили друг друга уже несколько часов кряду, а он все еще был в хорошей форме.

— До скорого! — пропела Рио в трубку, завершая малопонятный Анжело разговор. — Ну, конечно, можешь спокойно привести с собой Пичис, думаю, здесь ее ожидает масса удовольствий. — Рио снова запрыгнула на кровать. — Скоро привезут еду, и было бы неплохо принять что-нибудь для поднятия аппетита.

Анжело хотел было позвонить в казино и предупредить, что сегодня вечером он гам не появится, но передумал, потому что этим он снова навел бы Шифти Фляя на свой след. Только этого ему не хватало, чтобы телохранитель торчал перед его дверью!

Не злоупотребляя наркотиками, Рио с удовольствием баловалась ими время от времени. Вот и сейчас, приготовив одну порцию, она поднесла ее к носу Анжело и тот втянул порошок глубоко в ноздри.

— Ты не так уж и плох, — проворковала Рио, — но боже мой, твоя борода, она так щекочет!..




26


Энцио с мрачной миной расхаживал взад и вперед по кабинету врача в больнице.

Фрэнк сидел в кресле, обхватив голову руками.

Энцио то тихо ругался про себя, то вдруг срывался на крик — и тогда поток неописуемой брани обрушивался на голову Фрэнка.

Дверь отворилась, и в комнату вошел доктор Роджер, молодой, устало выглядевший мужчина в очках, с залысинами, с нервными, иногда вздрагивающими руками.

Энцио похлопал его по плечу.

— Доктор, мы знаем, что вы сделали все, что было в ваших силах. Вам не в чем себя упрекнуть.

Доктор Роджер стряхнул с плеча его руку.

— Я не упрекаю себя, — воскликнул он возмущенно, — я ни в чем не упрекаю себя!

Он повернулся к Фрэнку и посмотрел на него пронизывающим взглядом. — К сожалению, я должен сказать, что бедняжка была избита самым безжалостным образом, так что для ребенка не оставалось ни малейшего шанса выжить. Это было фактически двойное…

— Она упала с лестницы, — жалобным голосом поспешил вставить Фрэнк, — я уже говорил вам, что она упала с лестницы.

— Мистер Бассалино, внутренние повреждения в теле вашей жены говорят о том, что это не было падением с лестницы. Она была избита — и это будет записано в медицинском освидетельствовании. — Он презрительно посмотрел на Фрэнка. — Можно с уверенностью сказать, что вас будут допрашивать!

Энцио вплотную подошел к доктору.

— У вас есть семья? — осведомился он.

— Да, — коротко ответил тот.

— Красивая жена, прелестные дети?

— Не думаю, что это имеет ко всей этой истории какое-либо отношение…

— Самое прямое, — прервал его Энцио. — Вы мужчина, у вас есть семья, и вы прекрасно понимаете, что в семье бывают ссоры, ревность. Разве вы не видите, как страдает мой сын? Вы хотите, чтобы ему было еще тяжелее?

— Мистер Бассалино, я исполняю свой долг!

— Конечно, конечно, и я не хочу вам мешать. Я считаю, что профессия врача исключительно важна и благородна, но почему-то мало оплачиваема — вот это действительно плохо, это преступно. Так мало, что вашей жене, вероятно, трудно следить за своей красотой. — Энцио сделал паузу. — Вы понимаете меня, не так ли? Я человек старый, но пока еще не остаюсь равнодушным при виде симпатичного личика — было бы жаль, если бы ваша жена вдруг лишилась своей красоты. — Энцио достал из кармана пачку банкнот, аккуратно перехваченных резинкой. — Здесь тысяча долларов, я думаю, что они вам пригодятся.

Доктор Роджерс помедлил, не решаясь взять протянутые ему деньги.

— Ну что же вы, берите! — видя его нерешительность, проговорил Энцио. Его голос звучал вполне дружелюбно. — Вы ведь хотите, чтобы ваша жена выглядела красивой…




К тому времени, когда принесли газеты, Ник снова уснул. Лара быстро просмотрела их и в одной из них нашла нужную ей статью. Ее автором была известная журналистка, специализировавшаяся на скандальной хронике и обладавшая бойким пером, так что и материал был представлен в соответствующем виде:

«Согласно информации, полученной из достоверных источников, Эйприл Крофорд, эта неувядающая, блистательная кинозвезда сороковых годов, вновь намерена после четырех замужеств связать себя брачными узами, на этот раз с тридцатилетним красавцем Ником Бассалино, бизнесменом из Лос-Анжелеса. Правда, неизвестно одно обстоятельство: знает ли об этом ее намерении сам избранник? Буквально вчера его видели в обществе очаровательной Лары Крихтон, обворожительной двадцатишестилетней красотки из высшего света, когда они поднимались на борт самолета, отлетавшего в Нью-Йорк, а затем оба были замечены танцующими в обнимку в «Ле Клаб», самой престижной дискотеке этого города».

Под текстом была помещена фотография Лары, снятая еще в Акапулько и перепечатанная из «Вэгью». Выглядела она на ней неотразимо. Рядом, видимо для контраста, была помещена специально подобранная фотография Эйприл, где на ее лице ясно читались признаки увядания и усталости.

«Для Эйприл это, несомненно, конец», — подумала Лара… — Такого удара ей не перенести».

Во всей этой истории Лара чувствовала какую-то несправедливость. Она никак не могла предположить, что все это может обернуться и против нее самой. Ник ей нравился. Правда, когда они познакомились, она и мысли не допускала, что способна хоть чуточку увлечься им. И вот это случилось. Ник оказался таким не похожим на всех остальных мужчин, которых она знала до него. Его мужественная внешность удивительным образом сочеталась с чувственностью и нежностью. Как только в нем пробудилась страсть, в его облике не осталось ни тени фальши, и эта естественность подкупила ее…




Рио приготовила сногсшибательные коктейли: она смешала в миксере ром, жженый сахар, белок яйца, сметану, бенедиктин, и все получилось отлично. Когда в дверь позвонили, она сказала Анжело, чтобы тот оставался в постели, а сама в своих любимых туфлях на высоком каблуке, но совершенно голая, направилась к двери.

После обильного секса, сигарет с «травкой» и больших доз спиртного Анжело чувствовал себя почти обессиленным. Но это была усталость приятная. Уж теперь-то Рио не будет издеваться над ним!

Он закрыл глаза. Его охватило какое-то странное состояние, будто он куда-то плыл. Это было незнакомое ему чувство, совсем не такое, какое он испытывал, когда изредка приходилось напиваться. Ему казалось, что душа его отделилась от тела и опустилась в угол комнаты, чтобы наблюдать оттуда за ним со стороны. Это было странно, так странно, что он рассмеялся.

Ему показалось, что в комнату ввалилась целая толпа веселых людей. У них были дружелюбные улыбающиеся лица, и они несомненно радовались его смеху.

Они начали раздеваться. Их одежда разлеталась по комнате и медленно кружилась в воздухе. Все эго здорово забавляло Анжело. У него не было сил, чтобы подняться, но ему этого и не хотелось, потому что ему и так было хорошо.

— Ну что, мой сладкий? — Рио наклонилась над ним, приблизив свое лицо почти вплотную к его лицу, — Ты помнишь Эрнандо и Пичис? Они оба, он и она, пришли навестить тебя.

«Навестить… стить… стить», — эхом отдавалось в его голове, и эти звуки были похожи на индейские волшебные заклинания. Анжело кивнул головой, и ему показалось, что он полностью отделился от своего лежащего безучастно тела и начал скакать по комнате.

Эрнандо положил свою руку на его член, поглаживая его, затем взял его в рот, и Анжело застонал от удовольствия.

Пичис, девица с узким славянским лицом и с густыми русыми волосами, была натурой еще более чувствительной, и это она доказала, после того, как, отодвинув Эрнандо, сама принялась за дело.

Откуда-то со стороны до Анжело долетал смех Рио.

Они перевернули его на живот, и Эрнандо лег ему на спину. Анжело догадывался, что это был мужчина. Ему, впрочем, было все равно, он был ко всему равнодушен. Анжело чувствовал себя на седьмом небе, и когда он достиг апогея, его оргазм был равносилен взрыву атомной бомбы. Удар — и все заволокло гигантским облаком. Сразу после этого Анжело провалился в глубокий сон.




27


Горя желанием немедленно успокоить Эйприл, Ник позвонил ей прямо из спальни Лары и теперь вел нетерпеливым голосом диалог с ее служанкой.

— Ну давай же, Хатти, я знаю, что она дома. Иди и скажи ей, что мне обязательно нужно с ней поговорить, это очень важно!

— Мистер Бассалино, — отвечала ему в который раз Хатти, — это не имеет смысла, она заперлась в своей комнате и никого не пускает!

— Но ты сказала ей, что это я?

— С вами она тем более не хочет говорить.

— Черт побери, Хатти, ты же ее знаешь! Я попробую сегодня же вырваться отсюда и прилечу домой. Сколько бутылок она взяла с собой?

— Мистер Бассалино! Что вы такое говорите! — воскликнула Хатти с притворным негодованием. Она работала у Эйприл уже в течение девятнадцати лет, но предпочитала упорно не замечать, что Эйприл пьет.

— Не оставляй ее без присмотра, Хатти, поговори с ней, объясни ей, чтоб она не верила всему, что пишут в газетах. Я попробую сегодня же вечером вернуться.

Лара, которая, свернувшись калачиком на тахте, лежала в соседней комнате и ждала окончания переговоров, поднялась и с торжествующим выражением лица вошла в спальню.

— Ну, что я говорила? — проговорила она с деланной улыбкой: — Все кончено, не так ли?

— Что кончено? — отрывисто переспросил Ник.

— Назад к мамочке потянуло? Надеюсь, она простит тебе, что ты посмел ее ослушаться.

Ник сокрушенно покачал головой.

— Ах, Лара, от тебя-то я этого не ожидал!

«Он, видите ли, этого от меня не ожидал, — рассерженно подумала про себя Лара. — Боже мой, какая же я была наивная дурочка, думая, что победила его, переспав с ним всего одну ночь! Он оказывается, только и думает о том, чтобы поскорее вернуться к своей Эйприл».

— Когда ты собираешься лететь? — холодно спросила она.

— Точно не знаю, мне еще надо позвонить отцу.

— О, я понимаю, ты полетишь, если тебе разрешит папочка! Если же он скажет, чтобы ты остался еще на одну ночь, то мы могли бы повторить представление, не так ли? Ведь было бы глупо не воспользоваться этой возможностью, раз уж мы оба здесь.

— Послушай! — сказал все еще не одетый Ник, приподнявшись в кровати, — ты разговариваешь, как проститутка, а это тебе не идет. Ты знала, что связывает меня с Эйприл. Я люблю Эйприл Крофорд и намерен на ней жениться.

— Свои оскорбления можешь оставить при себе, — готовая расплакаться, проговорила Лара. — Одевайся и уходи, тебя никто не удерживает.

Ник пожал плечами.

— Если для тебя это что-то значит, то могу сказать, что ночь была волшебной!

— Мне она тоже казалась волшебной, но теперь нет!

— Ты не собираешься вернуться в Лос-Анжелес?

— С тобой? — спросила она с сарказмом.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Нет.

— Когда я смогу тебя увидеть снова?

Лара засмеялась.

— Боже мой, Ник, ты меня действительно удивляешь. То ты говоришь, что без ума от Эйприл и собираешься на ней жениться, то тут же спрашиваешь меня, когда мы увидимся. Ну раз так, то ты меня больше никогда не увидишь!

Он покачал головой.

— Не рассчитывай на это!




Голли и Сегал прибыли в больницу, чтобы забрать совершенно подавленного Фрэнка и отвезти его домой.

— Не сводите с него глаз! — приказал им Энцио, — не отходите от него ни на шаг!

Энцио отдал все необходимые распоряжения относительно похорон. Он же переговорил по телефону и с семьей Анны-Марии, позвонив на Сицилию. Мать и сестра собирались немедленно вылететь самолетом, чтобы присутствовать на похоронах, назначенных на следующий день.

У Энцио никак не укладывалось в голове, как это Фрэнк мог сотворить такое. Именно от Фрэнка он никак не ожидал этого… Избить беременную жену… Видит Бог, это не сошло бы ему с рук. Хорошо, что Энцио оказался здесь и на месте сумел уладить это дело, не допустил, чтобы их фамилия покрылась позором. Никогда и ни при каких условиях он не мог допустить, чтобы Фрэнк, его старший и — как он до сих пор полагал — самый надежный сын, мог совершить нечто подобное.

Не вмешайся он, Энцио, в развитие этих ужасных событий — возмездие не заставило бы себя ждать. Бог не оставил бы такой грех безнаказанным. В определенном смысле Энцио был христианином и твердо верил во всесилие Бога.

Ну и утро же выдалось сегодня! Только что ему донесли о покушениях, совершенных с применением взрывных устройств, на Маннисов и Барбареллисов. Наверняка это дело рук черных ублюдков Боско Сэма. Энцио в этом не сомневался и не собирался оставлять это безнаказанным. Он должен им показать, с кем они имеют дело! Этим покушениям необходимо как можно скорее положить конец, иначе будет поставлено на каргу его доброе имя. Его подзащитные не станут платить ему подати. За что же платить, если он не в состоянии обеспечить их безопасность?

Все утро он пытался дозвониться до Анжело в Лондон, но никак не мог его застать. И где только шляется этот беспутный малый? Энцио негодовал. Не хватало ему этих треволнений в его-то возрасте! Парень сумел улизнуть из-под опеки своего телохранителя, но где его носит, не известно, и в казино он тоже перестал появляться.

Энцио чертыхнулся, когда ему в очередной Раз сообщили по телефону, что дома у Анжело никто не снимает трубку. Энцио знал, что он сделает, как только найдут этого негодника. Он потребует его немедленного приезда на похороны Анны-Марии и оставит его здесь. Не видать ему больше ночных оргий в Лондоне! Возможно, он снова будет работать с Фрэнком, но уж в любом случае останется у семьи на виду, чтобы за ним можно было присматривать.

Наконец-то удалось дозвониться до Ника, который только что появился в гостинице, и Энцио немедленно вызвал его к себе.

— Где ты так долго пропадал? — накинулся на него отец. — Ты должен был присутствовать в больнице.

— Я только что узнал обо всем. Как это случилось?

Энцио с сожалением пожал плечами.

— Несчастный случай. Она упала с лестницы.

— Упала с лестницы? Как же так? А где был Фрэнк? Служанки? Боже мой, не могу поверить!.. Какой ужас…

Энцио кивнул головой.

— Конечно, конечно. Она была беременна, плохо держалась на ногах, вот и упала…

— Жалко, она была просто ангел…

— А ты? — вдруг взорвался Энцио, — где ты пропадал всю ночь, черт тебя побери? Я тебя искал, ты мне был позарез нужен, а ты как сквозь землю провалился! — Энцио сокрушенно покачал головой. — Ты что, ничего не соображаешь, Ник? Мы живем в такое опасное время!

— Я дал о себе знать сразу же, как только вернулся к себе, — оправдывался Ник.

— Вижу, твоя старушка тебе совсем задурила голову, — заметил Энцио сухо, — хорошо еще, что ты ее оставил в Голливуде. Ладно, хватит, времени для разговоров нет, сейчас ты пойдешь к Фрэнку и останешься при нем.

— Вообще-то я хотел вернуться на побережье, без меня…

— Я сказал, хватит! — вскипел Энцио. — Я отказываюсь понимать своих детей! Твой брат потерял жену — твою невестку, ты должен бы плакать, но нет, ты болтаешь, о том, что тебе нужно ехать к своей старухе. Посмотрите на него! Ты никуда не поедешь, а отправишься сейчас же к Фрэнку и будешь его утешать. Ты останешься в Нью-Йорке до конца похорон.

— Когда похороны?

— Не спрашивай меня! — заорал Энцио. — Вон отсюда! — Его сердце бешено колотилось — явный признак того, что он перенапрягся. — Боже праведный, зачем ты послал мне таких слабоумных детей! Ну чем я провинился перед тобой!




28


Дюк Уильямс встретил известие о двух взрывах с радостью и поздравил Лероя.

Позже он наведался к Касс.

— Я хочу сдать квартиру, — заявил он.

Квартира, в которой он прежде жил с Маргарет, принадлежала Касс, но после смерти Маргарет Дюк выразил желание остаться в ней и Касс выполнила за него все необходимые для этого формальности.

Теперь он считал, что пришло время забыть о прошлом. Как только он отомстит за Маргарет, он переедет жить в другое место.

Касс рассказала ему историю о смерти Анны-Марии Бассалино и о том, что Бет вернулась в свою коммуну.

Дюк пожал плечами.

— Я же вам сразу сказал, что не ее это дело.

Касс согласилась с ним.

— Выведи и остальных из этой опасной игры, — настаивал Дюк. — Теперь я сам полностью займусь этим делом. Я знаю, как его лучше провернуть. У меня все на мази, но твои бабы мне могут спутать все карты.

Затем Дюк связался по телефону со своим менеджером.

— Готовь новое шоу, старик, через неделю начинаем работу.

Менеджер пришел в восторг от этой новости.

После этого Дюк позвонил Лерою.

— Можешь начинать. Покончи вначале с Фрэнком на похоронах, затем принимайся за дом. Мне надоело уже ходить вокруг да около. Действуй по плану, как договорились. Бабки для тебя приготовлены.




29


Анжело стоило большого труда продрать глаза, но наконец это ему удалось. Он щурился и тер ладонями слипшиеся, покрасневшие веки, еще не сознавая, что лежит в постели Рио, в ее квартире. Гардины были плотно задернуты, и ему было невдомек, день на улице или ночь.

Анжело чувствовал ломоту во всем теле. Кроме того его допекало какое-то неприятное, доселе ему незнакомое ощущение в анальном отверстии. Боже милостивый! Он медленно и осторожно сел. Черт побери, что это с ним случилось?

Он хорошо помнил, как поехал к Рио на ее квартиру. Помнил, как она его приняла и обласкала, как они курили гашиш, пили коктейли. Что же было потом — этого Анжело не мог восстановить в памяти — сплошной провал, зияющая пустота.

По-прежнему ощущая какую-то скверную перемену в своем теле, он поднялся. Постепенно в его сознании стали всплывать фрагменты происшедшего минувшей ночью, но он еще наделся, что многие из них ему просто приснились.

Анжело захотел в туалет и пошел в ванную. Первое, что он увидел там, были наклеенные на зеркало цветные фотографии, которые до конца рассеяли все его сомнения. Для пущей убедительности фоторепортажа Рио, как и в прошлый раз, оставила надпись, сделанную губной помадой на зеркале: «Продолжай в том же духе! Я сразу поняла, что ты гомик!»

Анжело уставился на фотографии. На них он увидел себя с полноватым, черноволосым мужчиной и очаровательной блондинкой. Только… Да, сомнений не было — это была не девушка, потому что груди у этого создания не было вовсе, зато имелся пенис.

Анжело всегда испытывал отвращение при одном только приближении к нему мужчин, о которых поговаривали, что они «голубые». У него все внутри противилось, когда до него лишь просто дотрагивались, пусть даже дружески хлопая по плечу. И он всегда избегал любых ситуаций, которые могли свести его с гомосексуалистами. И вот случилось непоправимое. На одном из фото он, изогнувшись в неестественной позе, даже улыбался — по-видимому, проделываемое с ним доставляло ему большое удовольствие.

Что будет, если эти фотографии попадут в руки его знакомым, если их увидит его отец!

Он поспешно сорвал их с зеркала, разорвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз.

Сделав это, Анжело вздохнул с некоторым облегчением. Без этих доказательств его грехопадения он почувствовал себя намного лучше.

Почему, собственно, он так испугался? Он ведь не был «голубым», и это может подтвердить чуть ли не половина женщин Лондона!

Все это, конечно, подстроила Рио. Куда она, черт ее побери, запропастилась? Он осмотрел остальные комнаты и убедился, что никого в квартире нет. Без сомнения, она все это подстроила специально. Ну ничего, она за все ответит. Он придумает, как ей отомстить. Настанет и его черед посмеяться над ней.




Ник ушел. Лару охватило беспокойство. Она нервничала. Все шло в принципе так, как она запланировала, и все-таки итог был для нее безрадостным.

Что, если Эйприл простит его и снова вернет себе? Лара считала это маловероятным, но все-таки? Тогда все, что она сделала ради осуществления их плана, потеряет смысл.

Как обидно! Она впервые встретила человека, который пробудил в ней чувства, не зависевшие ни от его счета в банке, ни от его положения! Она наконец-то получила удовольствие от секса. По-настоящему влюбилась!

Но теперь все кончено, и Лара приняла для себя решение. Что бы ни говорили ее сестры и подруги — она сделала все что могла и не станет больше продолжать эту игру. Ни под каким предлогом она уже не встретится с Ником Бассалино. Сейчас она позвонит Касс и скажет ей об этом. Затем свяжется с принцем Альфой в Риме и скажет ему, чтобы он ее поскорее отсюда забрал.




Выполняя волю отца. Ник направился к Фрэнку. Дети старшего брата, как никогда, раскапризничались и вели себя шумно.

— Где воспитательница? — спросил Ник.

— Ее больше нет, — заплетающимся языком ответил Фрэнк. Надломленный, с опущенными плечами, с покрасневшими глазами Фрэнк сидел в кресле и пил неразведенное виски. Он полностью потерял над собой контроль.

— Мне очень жаль, Фрэнк, что все так произошло… — начал Ник. Это было сказано почти искрение, хотя он никогда не испытывал особо теплых чувств к брату. В детстве Фрэнк частенько лупил его, потому что был сильнее. Вдобавок использовал любой повод, чтобы выставить его перед отцом не в лучшем свете, боясь, видимо, что Энцио перенесет на Ника свою особую привязанность, которую он питал к своему первенцу.

Ник перешел в соседнюю комнату; там у окна сидели Голли и Сегал. Этот дом, в котором вечно околачивалась охрана, производил на Ника тягостное впечатление, к тому же был старым и запущенным. Ник с тоской вспоминал свой собственный дом в Лос-Анжелесе, такой белый, большой и просторный, выстроенный по самому современному проекту. Тем более логово всесильного мафиози не шло ни в какое сравнение с роскошным домом Эйприл с озером в саду и бассейном. Да пропади он пропадом, это Нью-Йорк с его грязными улицами и нервными жителями. Они все здесь какие-то бледнолицые, куда-то вечно спешащие. Нет, Ника сюда больше и калачом не заманишь. Он поднялся на второй этаж и попытался еще раз дозвониться до Эйприл. Результат был тот же. Он сообщил Хатти, что с вылетом задержится, и объяснил причину.

— Обязательно скажи ей, почему я задерживаюсь, это очень важно, — внушал он служанке. «Черт побери, Эйприл чего доброго подумает, будто он торчит здесь из-за Лары».

Вспомнив о Ларе, он признался себе, что все было удивительно хорошо. Какая восхитительная девушка! Но красивых девушек в Лос-Анжелесе тоже хоть пруд пруди, куда ни пойдешь, обязательно на них наткнешься. Их много, а Эйприл Крофорд — одна. Она вне сравнения, это настоящая звезда! Ник почему-то был уверен, что она его простит. Он заверит ее, что все это пустые газетные сплетни, которым не стоит придавать значения. Лара оказалась с ним в одном самолете по чистой случайности. Приглашение потанцевать тоже ни о чем не говорит. Ведь танцевал же он с Ларой при Эйприл в Лос-Анжелесе. Во всяком случае, опытная Эйприл сама хорошо знает, как рождаются подобные сплетни, которым безоговорочно верят только идиоты.

Да, Ник был уверен, что все уладится.

Интересно, что сейчас делает Лара? Не бросит ли она трубку, если он ей сейчас позвонит? Он попробовал это сделать, но на другом конце провода никто не отвечал. Будет лучше, если он забудет о ней. Он ее пожелал — и он ее получил! Черт побери, какая же скука торчать здесь, в доме Фрэнка!

— Как здесь насчет картишек? Если ли вообще в этом мавзолее завалящая колода карт? — спросил Ник, обращаясь к Сегалу…




30


Мэри-Энн проснулась в Лос-Анжелесе. Она не могла сразу понять, как она там очутилась. После того, как ввалившийся без стука Алио Маркузи всю ее обслюнявил, к ней неожиданно заявилась другая визитерша, по имени Клэр, и сказала, что ее послали забрать Мэри-Энн из гостиницы.

Она вспомнила далее, что испугалась ослушаться Энцио, приказавшего ждать его здесь, и поделилась своим опасением с Клэр. Но та рассмеялась, назвав ее при этом «золотко».

— Не волнуйся, Энцио в курсе дела. Он хочет, чтобы ты совершила со мной небольшое путешествие.

После этого Клэр ловко воткнула ей в локтевой сгиб иглу — и Мэри-Энн куда-то поплыла, сделавшись совершенно послушной. Она оделась и вышла с Клэр из гостиницы. Они ехали куда-то на машине, затем летели на самолете, потом снова ехали на машине, пока не добрались до какого-то дома. И вот теперь — этот дом, комната и глубокий сон, от которого она только что пробудилась.

Мэри-Энн встала и осмотрелась. Она находилась в спальне, оклеенной обоями оливкового цвета. Ставни на окнах были закрыты, причем ни ставни, ни дверь не открывались.

Она взяла со стола зеркало: ее высоко зачесываемые обычно волосы свисали теперь печальными прядями и спутались, а косметика размазалась.

Сейчас Мэри-Энн могла позволить себе плохо выглядеть, пока вокруг ни души. Но ведь кто-то Может рано или поздно войти. Она поискала свою сумочку и нашла ее на полу. Затем достала косметический набор, тщательно нанесла макияж и поправила прическу. Затем она снова спросила себя, как она здесь вообще оказалась и что все это, черт побери, значит?

За шесть месяцев, что она прожила вместе с Энцио, Мэри-Энн накопила целое состояние. Это были украшения, дамские костюмы, платья, норковое пальто и — самое главное ее достояние — длинная шиншиловая шуба.

Теперь она вспомнила обо всех этих вещах. Эти накопления дадут ей возможность прилично жить в ближайшем будущем — ей не нужно будет нагишом танцевать на сцене, чтобы заработать на пропитание.

Вошла женщина, назвавшаяся Клэр. На вид ей было лет сорок, стройная, хотя несколько мужиковатая.

— Я ничего не понимаю, — сказал Мэри-Энн, — где Энцио? Почему он меня здесь держит?

Клэр улыбнулась.

— Он считает, что тебе нужно развлечься и что Калифорния пошла бы тебе на пользу. Он знает, что у меня здесь куча приятных друзей, с которыми и тебе было бы неплохо познакомиться.

— Почему он сам мне ничего не сказал об этом?

Клэр обняла ее за плечи.

— Энцио говорил мне, что самое лучшее твое качество — что ты не задаешь много вопросов. Ты очень милая, симпатичная девочка, но эту прическу мы лучше сменим.

— Но Энцио нравится именно такая прическа.

— Энцио здесь не появится…

— А что будет с моими вещами? С моей одеждой, украшениями, шубами?

— Не думай об этом, Энцио тебе их перешлет. Будь хорошей девочкой и не усложняй мне работу, тогда все будет хорошо.

При всей своей глупости Мэри-Энн начала потихоньку понимать, что здесь не все ладно.




31


Охранник Шифти Фляй доставил Анжело прямо на борт самолета, отлетавшего в Нью-Йорк.

— Не думай, что мне доставляет большое удовольствие ни на шаг не отходить от тебя, — проворчал он.

— Послушай, старик, — заметил ему Анжело, — поменьше кипятись. Это твоя работа, но я должен сказать тебе, что делаешь ты ее плохо!

Шифти Фляй со злостью посмотрел на него. Он получил от Эдди Феррантино сильную нахлобучку за то, что упустил Анжело.

— Можешь не торчать здесь из-за меня, я не сбегу, — добавил Анжело. Он откинул спинку кресла, вытянулся и закрыл глаза. Может, этот бульдог исчезнет, пока у него глаза закрыты? Когда он их открыл, Шифти Фляя действительно не было.

…Целый день Анжело преследовали сплошные неприятности. Все вдруг обрушились на него с выговорами и упреками. Энцио чертыхал его из Нью-Йорка, Эдди Феррантино — здесь, в Лондоне. Какого черта? Из-за чего они все так на пего взъелись? Что страшного в том, что он, свободный человек двадцати одного года отроду, переспал с бабой, никому при этом не сказав, куда он с ней ушел? Тоже мне, нашли серьезную провинность!

— Вам что-нибудь принести выпить? — услышал он голос стюардессы. Она была красивой, хотя, честно говоря, в ней было что-то кукольное, искусственное.

В другое время при виде ее он сразу же подумал бы о том, чтобы переспать с ней, но сегодня его голова была забита совершенно другим, и он почти не обратил на нее внимания.

— Колу, пожалуйста, — сказал он.

Оба соседних места оказались свободными, и он был рад этому. Позже он сможет растянуться на них и подремать.

Встреча с отцом не сулила Анжело ничего хорошего. Тот наверняка сделает ему выговор по поводу его внешности, поскольку он не нашел времени даже подстричься и зарос так, что стал похож на одного знаменитого рок-певца.

Ох, как осточертели ему вечные отцовские попреки! С каким бы наслаждением он ответил Энцио: «Заткнись», но он знал, что никогда не посмеет этого. Он и сам не знал, каким образом отец нагоняет на него робость, а иногда и заставляет трепетать перед ним.

Огромный лайнер медленно выруливал на взлетную полосу, а мысли Анжело обратились к Рио. Она была настоящей ведьмой, а по внешним данным принадлежала к сорту женщин, которые были недостойны подавать Энцио воду. Анжело же восхищался ею, восхищался ее сумасбродством и раскрепощенностью.

Но у нее определенно были и садистские наклонности, и Анжело не без причин подозревал что она тайком подсыпала ему в коктейль какого-то зелья, от которого его крыша поехала набекрень. Рио, как видно, опять захотелось покуражиться.

Интересно, звонила она ему сегодня или нет? Она наверняка удивится его неожиданному отлету в Нью-Йорк, может, даже подумает, что он сбежал от нее. А почему, собственно, он должен от нее куда-то бежать? У него нет причин скрываться от нее. Ну, если не считать эту историю с «голубыми»… Ну и что? Подумаешь! Даже если и так, то что в том особенного? Большинство мужчин хоть раз в жизни попробовали, что такое гомосексуализм.

Но когда он снова вспомнил это, у него забегали мурашки по телу, а в области желудка появилось странное, непривычное ощущение. Его охватило волнение, которому он никак не мог противиться, и он знал, хотя и не хотел признаться в этом, что не отказал бы себе в удовольствии повторить все снова…




Лара поехала в аэропорт Кеннеди, чтобы встретить принца Альфу. Накануне она позвонила ему и сказала, что он ей нужен. И хотя в Гстааде, где он находился, был в самом разгаре Бекгаммонский турнир, он пообещал ей немедленно прилететь и сделать для нее все, что ей будет нужно.

Встречать принца Лара собралась вовсе не из почтения к нему, а чтобы хоть чем-то себя занять. Ей надоело ходить из угла в угол, как неприкаянной. Она опять хотела окунуться в мир, который был ей так привычен и обеспечивал множество маленьких радостей и удобств. В последнее время она многое передумала, а эго не шло на пользу. От этого появляются морщинки, нарушается сон, появляется чувство вины за то, что она тратит тысячи долларов на платья, в то время как в мире еще полно голодных людей. Принц Альфа должен помочь ей вернуться к ее прежней жизни, он как раз тот человек, который ей сейчас нужен.

В аэропорту она неожиданно нос к носу столкнулась с Ником. Опешившие от негаданной встречи, они какое-то мгновение разглядывали друг друга, затем Лара, спрятав обиду, отражавшуюся в глазах, за любезной улыбкой, протянула ему руку на европейский манер для пожатия и вежливо спросила:

— Ты летишь в Лос-Анжелес?

— Нет, — отрицательно качнул Ник головой, — встречаю брата из Лондона. А ты?

— Подруга прилетает из Европы.

Сказавши «подруга», Лара пожалела об этом.

Было бы лучше прямо сказать: встречаю, мол, своего жениха, принца Альфу Массерини из Рима. На таких безродных итальянцев, вроде Ника, высокие титулы соотечественников всегда производят впечатление.

Всего сутки назад они вместе лежали в постели, а теперь стояли друг против друга, словно чужие, и не знаешь, о чем еще говорить. Ник все время поглядывал на часы, а Лара оглядывалась вокруг, в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых и воспользоваться поводом, чтобы удрать.

— Пойду проверю номер рейса и узнаю, не опаздывает ли самолет, — первым не выдержал! Ник, — Какой у тебя номер рейса? Назови мне, я и его заодно проверю.

Она написала номер на клочке бумаги.

— Жди меня здесь, — сказал он.

Как только он ушел, ее охватило неодолимое желание повернуться и убежать. Как все это глупо! Она плотнее запахнула пальто из меха рыси и не сдвинулась с места.

Вскоре Ник вернулся. Еще когда он шагал в ее сторону, она заметила, как на него смотрят женщины. Он относился к тому сорту людей, на которых оглядывались, чтобы убедиться, не тот ли это знакомый актер или певец?

— Мы ждем один и тот же самолет, — объявил Ник, — он опаздывает на два часа. Прости мне мою дерзость, но у нас времени столько, что можно, — например, пойти в отель аэропорта и там предаться любви, безумной любви, забыв обо всем, ну как?

На его губах играла легкая улыбка. Как это понимать, как шутку?

Она холодно улыбнулась в ответ.

— Нет, спасибо.

— Очень жаль.

Ник полностью овладел собой.

— Ты выглядишь чудесно. Жаль, что моя идея тебе не нравится, а ведь еще вчера ты сама этого хотела.

— Как дела у Эйприл?

— Неплохо, — солгал Ник, — все в порядке. Она сообразила, что заметка в газете всего лишь сплетни.

— Ну, пожалуй, не такие уж сплетни.

Ник деланно засмеялся, а в его глазах промелькнул испуг.

— Да, конечно. Но об этом знаем только мы, ты и я, и надеюсь, это останется между нами.

Лара наслаждалась произведенным эффектом.

— Ты так думаешь?

Ник сжал ее локоть.

— Пойдем, я закажу что-нибудь выпить, — произнес он, — не можем же мы торчать здесь целых два часа.

— Я хочу вернуться в город, не люблю долго ждать.

— Тогда у тебя и подавно достаточно времени, чтобы выпить со мной.

Она хотела отказаться, просто повернуться и убежать, поскольку дала себе слово исчезнуть из его жизни. Однако ее тело не хотело слушаться, оно стремилось снова побыть с ним рядом и ощутить его близость.

Он повел ее в бар, где они заняли столик в скрытой от посторонних взглядов уютной нише. Лара заказала шампанское и апельсиновый сок, при этом официант смерил ее таким взглядом, будто перед ним сидела проститутка.

— Я, по-видимому, вынужден буду задержаться здесь еще на пару дней, — заметил Ник. — Мы могли бы, если у тебя нет других планов…

— Что значит «могли бы»? — сердито перебила его Лара. — Еще пару раз встретиться тайком, потешить себя любовью, но так, чтобы Эйприл ничего не узнала?

— Вчера ты ничего не имела против…

— Я не знала, что у тебя поджилки затрясутся, когда ты увидишь наши имена в газете.

— Ты знаешь, какие отношения у меня с Эйприл, я их никогда не скрывал. Но это не может изменить моего отношения к тебе, потому что я от тебя без ума, ты же знаешь. Да и ты то же самое чувствуешь ко мне, не так ли? — Он взял ее руку в свою и крепко сжал ее. — Мы настроены на одну волну, и не нужно бороться против этого. Как было бы просто взять и согласиться с ним. Еще несколько дней божественного секса.

— Ты встречаешь свою подругу, — сказал он, — а я своего брата. И когда мы с этим управимся, я приду к тебе. Никто ничего не узнает, мы будем вдвоем, только ты и я… У тебя есть запасной ключ?

Какая сладкая месть!

— Да, можешь взять его, — сказала Лара и порылась в своей сумочке. — Отличная идея, Ник!




32


Несправедливо с моей стороны винить во всем Бет, размышлял Фрэнк. Разве она виновата в том, что их застала Анна-Мария? Она была такая хорошая девочка, такая милая и добрая. Он очень сожалел, что наговорил ей тогда по телефону грубостей и угроз. Как глупо сего стороны! Она так нужна ему теперь, ему и его детям. Много ли найдешь таких, как она? Такие, как Бет, на дороге не валяются, уж это Фрэнк знал точно. Время маленьких невинных девочек прошло безвозвратно. Сегодня молоденьких пташек интересуют только деньги.

Он обязательно должен найти и вернуть Бет!

Сейчас Фрэнк не мог вспомнить, какая посредническая контора направила ее к нему, и хотя он сделал запрос в каждую из них, разыскать девчонку им так и не удалось. Он вспомнил о своем первом разговоре с ней и про ее рекомендательные письма, которые он так и не прочитал, потому что Бет ему сразу понравилась и не было сомнений, что это порядочная девушка.

Он направил своих людей по ее следу. Кроме того, вполне возможно, что она снова обратится в посреднические конторы, чтобы подыскать новую Работу. Но когда Бет объявится, неизвестно. А пока он вынужден, благодаря собственной глупости, сидеть сложа руки и ждать. Как известно, от бесплодных ожиданий и неопределенности в голову невольно лезут всякие мысли. А предаваться размышлениям, тем более горестным, Фрэнк не любил, предпочитая глушить их на корню. Лучшего средства от этого, чем выпивка, он не знал. Беда была только в том, что приятное состояние забытья охватывало его лишь после того, как он осушал целую бутылку виски. А раз уж он напивался, то, естественно, ему уже было не до работы.

Энцио строго-настрого приказал Сегалу и Голли следить за ним и ни в коем случае не выпускать из дома. Отец считал, что после похорон ему нужно время прийти в себя, а пока взял дела сына в свои руки.

Энцио встретился со своим старым другом Стефано Грауном. Дела у того складывались не блестяще из-за возникших проблем с появлением новых конкурирующих групп (в основном состоящих из черномазых), которые пытались расширить свое влияние на его бизнес.

— Что ты собираешься делать?

Стефано Граун пожал плечами. Он был на пятнадцать лет моложе Энцио, и свои дела пока что полностью держал под контролем.

— Я попробую с ними договориться, — сказал он, — займу их чем-нибудь, может быть, просто возьму кого-нибудь из них в дело.

Энцио презрительно сплюнул. Раньше они лучше понимали друг друга.

— Если ты им что-то пообещал, они захотят еще больше, ты им дашь больше — они захотят взять все!

— Я занимаюсь открытым бизнесом, — сказал Стефано. — Но на прошлой неделе они взорвали два моих супермаркета. Я не могу себе позволить, чтобы люди, которые на меня работают, завтра от страха разбежались. На прошлой неделе я уже и так потерял таким образом тридцать три человека, подумать только — тридцать три! Если так дело пойдет и дальше, то скоро все от меня разбегутся.

Энцио снова сплюнул. Стефано интересовали только его личные дела. О них он только и тараторит, а дать сдачи обидчикам — кишка тонка. Как это не похоже на добрые старые времена.

— Если ты хочешь с ними сотрудничать, — это твое дело, но на мою помощь не рассчитывай, — сказал Энцио, — у меня другие планы.

Стефано покачал головой.

— Я не хочу больше неприятностей. Я плачу налоги. Что нужно от меня Фрэнку?

— Ах, Фрэнк, — тяжело вздохнул Энцио. — У пего сейчас голова другим забита. Ты слышал эту историю с Анной-Марией?

Стефано кивнул.

— Ужасная трагедия.

— Похороны будут завтра. Ты ведь придешь?

Через несколько часов Стефано Грауна нашли мертвым с простреленной головой у входа в его особняк на Риверсайд-Драйв.

— Какой ужас, совсем невозможно стало без опаски передвигаться по городу, — посочувствовал Энцио, когда ему доложили об этом.

По губам Алио Маркузи, находившегося в это время у Энцио, скользнула едва заметная улыбка.




33


— Хелло, Анжело, ты выглядишь великолепно, просто великолепно!

Ник и Анжело тепло обнялись, радостно пожимая друг другу руки. Они действительно были откровенно рады встрече.

Анжело озабоченно провел рукой по своей бороде.

— Представляю, что скажет старик, когда увидит меня.

— Да, ты порядком зарос, — согласился Ник, — но думаю, что хороший парикмахер тебя быстро приведет в порядок.

— О, не стоит, — возразил Анжело, — мне и так нравится.

— Дело твое, — проронил Ник, — мне с тобой не целоваться.

Анжело озабоченно вскинул на него взгляд. Что он хочет этим сказать?

— Как долетел? — осведомился Ник, — как тебе стюардессы? Красивые девочки. До нас дошли слухи, что ты в Лондоне время зря не терял и тамошние красотки ложились под тебя штабелями. Немудрено, ты всегда был порядочный бабник, этакий похотливый козлик. А помнишь, как ты связался с одной киноактрисой, а ее дружок здорово тебе задницу надрал?

— Помню…

— Самое глупое, что ты всегда попадаешься. То тебя любовник застукает, то муж.

Анжело скорчил физиономию, как бы говоря, в нашем деле не без издержек.

— Ну ладно, пошли. Энцио тебя ждет не дождется. Между прочим, не обращай внимания на вооруженный эскорт. Это все идея фикс нашего папаши, он вбил себе в голову, что мы сейчас представляем собой великолепные мишени.

Анжело осмотрелся и заметил невдалеке от себя двух мужчин. Они проследовали за Ником и Анжело к машине и сели на передние сиденья.

Ник не обращал на них никакого внимания. Анжело же, напротив, чувствовал себя довольно неуютно. Ему было бы намного спокойней с Шифти Фляем, чем с этими незнакомыми охранниками, глядя на которых можно было подумать, что они в любой момент готовы открыть пальбу.

— Черт побери, что здесь происходит? — спросил Анжело, как только они с братом оказались в машине. — Почему меня так скоропалительно отозвали из Лондона?

Ник ответил, глядя прямо перед собой в окно.

— Ты ничего не знаешь про Анну-Марию?

— Нет, ничего, а что? Она родила уже?

— Ее уже нет в живых, мой дорогой. Она дома упала с лестницы.

— Упала с лестницы? Как же так? Она что, была больна?

Ник пожал плечами.

— Слушай, уж не Фрэнк ли ее избил? Неужели это дерьмо…

Ник предупредительно качнул головой в сторону охранников и сказал:

— Давай не будем сейчас об этом, поговорим позже.

— Господи милостивый! — воскликнул Анжело. — Я так любил Анну-Марию, она действительно была душевная женщина. Боже мой! Ник, это ужасно!




Энцио все еще отсиживался в доме Фрэнка. Фрэнк располагался на кухне, где возле него неотлучно дежурили Голли и Сегал, и потягивал виски прямо из бутылки, а Энцио и Алио занимали жилые комнаты, тоже охраняемые у черного хода и входной двери. Еще двое охранников находились в отдельных машинах, стоявших перед домом.

«Излишняя осторожность никогда не помешает, — думал Энцио, — особенно сейчас, когда сын Стефано Грауна, похоже, обо всем догадался и надеется отомстить».

— Я не имею к этому никакого отношения! — бушевал Энцио, объясняясь с ним. Джорджио Граун стоял перед ним бледный и не сводил глаз с его переносицы. — Говорю тебе, это дело рук тех самых проклятых черных ублюдков, которых Стефано хотел было взять себе в партнеры.

Но Джорджио Граун ему не верил. Дело в том, что накануне убийства Грауны как раз начали переговоры с некоторыми черными шайками, предложив довольно заманчивые условия, и им не было никакого смысла убивать Стефано.

— Эх, Алио, как нам втолковать Джорджио, что он неправ! Позаботься-ка об этом, — сказал Энцио, мягко улыбаясь. — И еще, друг мой, не забудь, пожалуйста, послать от меня венки к похоронам Стефано.




Распрощавшись с Ником после бара, Лара вернулась в город.

Все в голове у нее перепуталось, она была вне себя от последствий всей этой истории и страшно злилась за то, что впуталась в нее.

Зайдя в свою квартиру, она позвонила Касс.

— На меня больше не рассчитывайте, мне очень жаль, но с меня хватит!

— Я все время пыталась дозвониться до тебя, но никак не могла застать, — ответила Касс. — Ко мне заходил Дюк и сказал, что хочет провернуть это дело по-своему. И еще он хочет, чтобы мы больше не вмешивались. Мне кажется, он прав.

Лара почти не слушала ее.

— Единственное, чего я хочу, это не иметь отныне к этому никакого отношения. То что мы делаем — чистое безумие!

— О’кей, — согласилась с ней Касс, — это действительно оказалось бредовой идеей. Теперь я попробую разыскать Рио. Не знаю точно, что задумал Дюк, но что бы там ни было, а крутиться поблизости от этих Бассалино для нас теперь небезопасно.

— Может быть, она уже в Нью-Йорке? Кстати, Ник встречал Анжело в аэропорту, стало быть, и Рио в Лондоне делать уже нечего… Касс, я, наверное, вернусь в Европу. — Она горько засмеялась. — Буду жить как жила. Привет большой Бет, когда увидишь ее.

Она положила трубку.

Ну, к чему нужно было все это затевать? Ник сорвался с крючка и вернулся в свою стихию. Что касается Фрэнка, то неужели теперь надо радоваться, что его жена вместе с ребенком погибли?

В ванной Лара посмотрела на себя в зеркало. Ей показалось, что она изменилась, только вот в чем? «Я выгляжу ужасно, да, да, ужасно», — думала она. Лара аккуратно наложила косметику, затем опустилась в кресло, уставилась взглядом на дверь и стала ждать принца Альфу.




— Ах ты бродяга! — Энцио сплюнул, прежде чем заключил Анжело в объятья и расцеловал в обе щеки. — Ну, ты и выглядишь, как проклятый коммунист!

Все рассмеялись, и Анжело вынужден был присоединиться к общему хохоту.

— Хорошо оказаться дома после долгого отсутствия, — заметил Энцио. — Когда у тебя неприятности, то лучше всего податься к папочке, в семью.

— Ты прав, — нехотя согласился с ним Анжело, который при нахлынувших неприятностях, напротив, всегда старался быть подальше от дома.

— Ты уже видел Фрэнка? Нет? Иди к нему и вырази свое соболезнование.

Ник и Анжело пошли искать Фрэнка и нашли его на кухне изрядно накачавшимся.

— Хэлло, Фрэнк, мне очень жаль, что все так случилось, — сказал Анжело.

В ответ послышалось лишь несвязное бормотанье.

— Черт, этот дом угнетает меня, — шепнул Анжело Нику, — надеюсь, мне не придется здесь долго торчать.

— Нет, ты остановишься с Энцио в гостинице. Завтра приедут мать и сестра Анны-Марии, они остановятся здесь.

— Какие планы у Энцио насчет меня, долго я буду здесь ошиваться? — повторил Анжело.

Ник пожал плечами.

— Не имею понятия. Завтра похороны, а потом ему взбрело в голову, чтобы мы на выходные дни поехали с ним в Майами, навестить Розу. В эти дни здесь, в Нью-Йорке будет неспокойно, и поэтому отец, естественно, хочет убрать своих детишек отсюда подальше. Он выбрал Майами, а я предпочел бы уехать к себе на побережье.

Анжело почесал бороду.

— Тебе не приходила мысль, что лучше было бы родиться сиротой?..




34


— Ты выглядишь великолепно, — сказал принц Альфа и поцеловал Лару в обе щеки. — Нисколько не изменилась, такая же красивая…

— Прошло всего два месяца.

— Для меня это слишком много. Я очень скучал по тебе. Представь себе, как глупо я выглядел перед друзьями. Они все время поддразнивали меня, отпускали в мой адрес разные шуточки, намекая на то, что ты от меня сбежала. Твои «семейные обстоятельства» затянулись.

— Мне жаль, — спокойно ответила Лара.

— Хорошо, что ты сожалеешь, — сказал принц Альфа, ослабляя свой галстук. При этом он рассматривал в зеркале, висевшем на стене, свое лицо, беспокоясь, не осталось ли на нем следов усталости после утомительного путешествия. — Думаю, ты больше не удерешь от меня.

— Нет, больше не убегу, — пообещала Лара. — В тот раз для меня это было очень важно, а теперь… — Она устало повела плечами. — Ты не голоден? Я могу предложить тебе только яичницу с ветчиной.

— Может быть, пойдем пообедаем куда-нибудь?

— Давай лучше останемся дома. — Она прижалась к нему. — Мы так давно не были вместе…

После любовных утех принц Альфа уснул, Лара как бы подытожила все «за» и «против» близости с ним. Он, несомненно, был хорошим любовником, умелым и расчетливым. Но ее тело, несмотря на разлуку, не соскучилось по нему. Оно осталось холодным. Она чувствовала себя опустошенной. Ей показалось, что она была вещью, которой попользовались и отложили в сторону до следующей надобности.

С Ником все происходило по-другому, все было гак естественно…

Интересно, придет ли он? Она взглянула на часы возле кровати. Было уже поздно, и она очень надеялась, что он не придет. Как глупо, что она отдала ему запасной ключ. Какой ничтожный акт мести!

Принц Альфа сильно храпел, и она никак не могла уснуть. Наконец ей эго все-таки удалось.

Проснулась Лара лишь после того, как вошедший в комнату Ник включил свет и грубо сорвал с них одеяло. Она посмотрела на него заспанными глазами и слабо улыбнулась.

— Хелло, Ник.

— Кто этот человек? — вскричал принц Альфа вне себя от гнева и потянулся за своими шелковыми плавками, брошенными на стул рядом с кроватью.

— Так это и есть твоя подруга? Ну и пташку же ты подцепила, — сказал Ник, качая головой и сверкая взглядом, — хороша птичка!..

Лара не сделала даже попытки прикрыться, а лишь довольно выразительно посмотрела на него вместо ответа.

Принц Альфа накинул на себя халат.

— Что вам здесь нужно? — высоким, срывающимся на фальцет голосом вскричал он.

— Мне здесь ничего не нужно, — ответил Ник и швырнул Ларе ее запасной ключ, — Мне здесь уже ничего не нужно, она даже недостойна того, чтобы ей заплатили.

— Прикройся, — вконец выходя из себя, крикнул принц Альфа Ларе.

— Я и так уже все у нее видел, — холодно сказал Ник, — я исследовал каждый миллиметр тела этой первоклассной шлюхи.

— Что все это значит?! — завопил Альфа.

— Я тоже хотел бы знать, друг мой, я тоже ничего не понимаю. — Ник резко повернулся и хотел уйти, но принц Альфа схватил его за локоть. Ник стряхнул с себя его руку.

— Вы с ней спали? — спросил принц Альфа и снова схватил его за рукав.

— Отстань, приятель, пока у меня не лопнуло терпение, — медленно сказал Ник.

— Нет, вы мне ответьте!

Быстрым движением Ник ударил его коленом в промежность и одновременно нанес удар кулаком в лицо. Принц мешком свалился на пол.

Лара продолжала лежать ни жива, ни мертва. Ник повернулся к ней, хотел что-то сказать, но передумал и вышел…




Фрэнк начисто потерял сон. Сколько ни пытались его унести, он отказывался идти спать и вместо этого опять усаживался на кухне, то и дело прикладываясь к бутылке с виски. Время от времени он засыпал прямо на стуле. После всего случившегося у него в душе что-то надломилось…

Никто с ним больше не заговаривал, его оставили на время в покое. Энцио попытался было вызвать его на разговор о делах, но через короткое время оставил эту затею.

— После похорон тебе нужно взять себя в руки, — проворчал он, — съездишь со мной на пару дней в Майами, повидаешь мать.

«Ни в какой Майами я не поеду, — думал про себя Фрэнк. — Не стронусь с места, покуда не найду Бет».

Как и ожидалось, приехали мать и сестра Анны-Марии. Какое счастье, что они не умели говорить по-английски! После короткого приветствия они оставили Фрэнка в покое, а это было именно то, чего он хотел. Дела фирмы его тоже больше не интересовали — пусть ими занимается Энцио, если ему хочется.

Он подумал о том, что неплохо бы вообще взять отпуск и уехать куда-нибудь на Гавайи или в Акапулько, куда-нибудь, где он мог бы каждую ночь оставаться наедине с Бет. После похорон он ее обязательно разыщет, в этом он не сомневался.




Кипя праведным гневом, Ник покинул квартиру Лары. Как она могла так поступить с ним?

Он направился прямиком в один из лучших борделей Нью-Йорка — ведь должен же он себя как-то успокоить?

Там перед ним расстелили красную дорожку.

Еще бы, Ник Бассалино, сын Энцио и брат Фрэнка — здесь ему всегда устраивали королевский прием.

Хозяйка борделя — скандинавка с пышной грудью и лицом молоденькой девочки — предложила ему свои собственные услуги, но он отказался и выбрал рыжеволосую девицу.

Спустя некоторое время забавы с ней ему надоели, и он надрался до невменяемости.

В конце концов, он добрался до своего номера в гостинице и заснул глубоким сном, успев, правда, предварительно заказать на утро разговор с Эйприл. Ему вызвали Лос-Анжелес, когда он еще крепко спал. С трудом пытаясь открыть глаза, Ник поднес трубку к уху. Некоторое время он слышал треск и пощелкивание в трубке. Во рту ощущался неприятный привкус.

Верная своей хозяйке Хатти сообщила через девушку на коммутаторе, что мисс Эйприл Крофорд нет дома, но Ник попросил связать его непосредственно с Хатти.

— Хэлло, Хат, как дела? Она все еще обижается?

— Разве вы еще не знаете, мистер Бассалино? — Голос Хатти звучал смущенно.

— Что я должен знать?

— Ну как же, ведь мисс Крофорд и мистер Олберт вчера поженились.

Ник не мог вымолвить ни слова.

— Мистер Бассалино, вы слушаете? — раздался взволнованный голос Хатти, — я попросила мисс Крофорд, чтобы она вам позвонила.

Ник положил трубку, вызвал портье и потребовал принести ему газеты. В них он нашел заметку, где черным по белому было написано:

«Сегодня, без всякой огласки, Эйприл Крофорд сочеталась браком с Сэмми Олбертом, тридцатилетним киноактером, знакомым зрителю по фильмам «Порожний рейс», «Тигр» и «Принц Калифорнии». Бракосочетание состоялось в саду отеля Грэхема Стэнли. Счастливчик-муж выразил свое отношение к возрасту своей супруги следующими словами: «Эйприл настоящая леди, и ее возраст меня не интересует…»

Ник с отвращением швырнул газету на пол. Боже мой! Ну и глупая гусыня эта Эйприл! Только сумасшедшая могла выйти замуж за такого ветрогона, такое ничтожество, как Сэмми Олберт. Несомненно, это был припадок безумия, следствие алкогольных паров, ударивших в голову. Впрочем, чего же ожидать от пьющей бабы.

Еще недавно, проигрывая мысленно такой финал в отношениях с Эйприл, Ник не сомневался, что будет убит горем. Сегодня же самое большее, что он почувствовал, было разочарование. Превозносимая им звезда, обладавшая, по его мнению, тонким умом и вкусом, его разочаровала. Ее отчаянный поступок, совершенный, вероятно, назло ему, как ни странно, принес Нику облегчение. Теперь, когда его больше ничто не связывало с Эйприл, он получил свободу, а раз так, го он мог теперь предпринять какие-то шаги в отношении Лары…




35


Лерой Йезус Боулс не курил, потому что считал это вредным для здоровья, а Лерой никогда не делал того, что могло бы пойти ему в ущерб. Само собой, жизнь была для него еще драгоценнее здоровья. Поэтому он не знал, чем объяснить собственное поведение в «Кэннисе». Почему ему взбрело в голову спасать эту старуху с ребенком? Его счастье, что все сошло гладко, но он подвергал себя безумному риску, что было не в его правилах.

Облаченный, как и в прошлый раз, в непривлекательное тряпье разносчика, он припарковал свой пикап, не доезжая одного дома до кладбища. Основной урок, который Лерой рано извлек из опыта своей жизни, заключался в том, что цветной мог разгуливать по Нью-Йорку, где ему заблагорассудится, если только он одет подобающим ему образом. Когда на тебя напялено что-нибудь вызывающее и ты торчишь у всех на виду, то «полипы» тут же хватают тебя за локоть и просят пройти с собой. Если же ты у любого фешенебельного дома околачиваешься, изображая дворника с метлой, то можешь ни о чем не беспокоиться, никому нет до тебя дела.

Лерой припарковал машину в удачном месте: отсюда хорошо было видно, как лимузины, сохраняя дистанцию словно на параде, подъезжали длинной, черной вереницей к кладбищу. Сквозь солнцезащитные очки Лерой без труда различал лица гостей, одетых в траурные костюмы.

Энцио, как всегда, осторожничал и, как смог убедиться Лерой, свел риск до минимума. Он находился в окружении группы пожилых мужчин в одинаковых двубортных костюмах, которые издавна по душе итальянским мафиози. По беспокойно двигающимся рукам можно было понять, что в любой момент они готовы выхватить и пустить в дело то, что у них слегка оттопыривалось под полами пиджаков.

Ник и Анжело подъехали вместе в одной машине. Их сразу же отгородили от толпы зевак такие же «двубортные» типы, и братья остановились в начале аллеи, дожидаясь мать и сестру Анны-Марии, которые находились в следовавшей за ними машине.

Лерой со скучающим выражением лица, какое бывает у отбывающих тяжелую повинность, продолжал сидеть неподвижно, неотрывно наблюдая за всеми, отмечая каждую мелочь.

Искусству ждать он научился очень рано. Первые мудрые слова, которые запали ему в память еще в раннем детстве, были: «Сиди здесь и жди меня, слышишь? Сиди смирно и жди!» Его мать, проститутка, повторяла эти слова каждый раз, когда оставляла его перед дверью гостиничного номера, за которой она скрывалась с каким-нибудь «дядей». Только когда он подрос и догадался заглянуть в замочную скважину, он понял, почему его оставляли ожидать снаружи.

Подъехал Фрэнк, и невольно Лерой так сжал баранку, что у него побелели суставы пальцев. Из всех Бассалино этот был ему больше всего нужен.

Наконец все прошествовали на кладбище — семья, родственники и друзья. Группа из четырех «двубортных» осталась у входа. Они разделились на две пары и встали по обе стороны ворот, внимательно оглядывая все вокруг.

Лерой подождал еще минут десять, не шевелясь, потом вылез из кабины, открыл крышку багажника и вытащил огромный венок. Он бережно обхватил его руками и, держа перед собой, медленно направился с ним к воротам кладбища.

— Ты куда? — загородил ему дорогу один из охранников.

— Специальный заказ для похорон миссис Бассалино.

— Оставь здесь!

— Как хотите.

Лерой прислонил венок к стойке ворот, порылся в своей сумке и извлек оттуда книжечку квитанций.

— Распишитесь, пожалуйста, вот здесь.

Охранник нацарапал неразборчиво свою фамилию, а Лерой помедлил с уходом, словно ожидая чаевых. Потом все же спросил:

— Может, я сам отнесу? Мне велели положить венок на могилу.

— Нет, оставь здесь.

Лерой пожал плечами.

— Мне все равно, это не мои похороны, — буркнул он как бы себе самому под нос и медленно направился к своей машине.

Ровно через восемь минут «двубортных», дежуривших у ворот, разорвало на куски. Лерой, отъехавший всего за три дома, отчетливо услышал грохот взрыва. Он подождал минуту, затем медленно подал свой пикап к прежнему месту, чтобы посмотреть на кутерьму, вызванную взрывом. Потом опять вылез из кабины.

Под мышкой он нес пакет, завернутый в коричневую упаковочную бумагу. В это время послышался вой сирен полицейских машин, к месту происшествия стали стекаться любопытные, и вскоре их собралась целая толпа. Пока зеваки и стражи порядка изучали место взрыва, Лерою не стоило никакого труда положить свой пакет под переднее сиденье машины, на которой подъехал Фрэнк. Шофер находился вместе с остальными на кладбище. Кстати, другие лимузины тоже остались без присмотра, и если бы Лерою было нужно, он смог бы сейчас подкинуть спокойно в каждую машину по пакету. Но сейчас это не входило в планы Дюка Уильямса, а Лерой свято чтил дисциплину при выполнении платных заданий. Насладившись всеобщей сумятицей, он не спеша отчалил с места происшествия.




36


Анжело почувствовал, как всего его корежит страх, от которого у него пересохло горло и побледнела кожа.

Все Бассалино находились уже возле вырытой могилы, когда прогремел взрыв. Анжело инстинктивно бросился на землю и обхватил голову Руками. Боже милостивый, вот это был взрыв! Какой черт принес его в этот проклятый город, когда он мог бы спокойно сидеть себе в Лондоне?

Ник помог ему подняться.

— Спокойно! — ободрял он, — только без паники!

Энцио тотчас послал людей, чтобы выяснить, что произошло. Через несколько минут они вернулись. Была подложена бомба, доложили они.

Энцио взял руководство обороной в свои руки.

— По машинам! Смотреть во все глаза, держитесь группами! Голли, Сегал, оставайтесь с Фрэнком!

На Фрэнка, впавшего в апатию, все это, казалось, не произвело никакого впечатления. Он надрался еще до выезда на похороны, к тому же сунул в карман резервную бутылку, намереваясь закончить день в единственно приемлемом для него состоянии.

— Везите его напрямую в аэропорт, — командовал Энцио людям, сопровождавшим Фрэнка, — ни в коем случае не останавливайтесь у его дома или у гостиницы!

Никто из близких не возражал. Теперь, когда рядом с ними разорвалась бомба, мысль Энцио собрать всех на выходные дни в Майами показалась его родным просто гениальной.

— Я поеду с Фрэнком, — предложил Ник.

— Нет, оставайся пока с Анжело, — приказал Энцио, который заметил, как посерел лицом и напугался его младший сын.

Ник ничего не ответил, он жаждал просто исчезнуть, прежде чем здесь появится полиция. Пусть один Энцио разбирается с этими «полипами». У старика достаточно могущества, чтобы заставить взлететь на воздух целый небоскреб, а ему самому лучше быть отсюда подальше.

Они с Энцио сели в разные машины. Ник опять оказался в обществе младшего брата.

— Эти несчастные парни, — бормотал Анжело, имея в виду охранников, — эти несчастные парни…

— Благодари бога, что тебя не зацепило, — заметил Ник, — ведь не исключено, что эти «шутники» и тебя тоже имели в виду.

— Меня? — изумился Анжело, — почему меня?

— Для тебя, для меня, для Фрэнка — какая разница? Мы же все Бассалино!

Анжело беспомощно замотал головой.

Да, они все Бассалино. А это означает, что груз грехов клана Бассалино лежит на каждом из них по гроб жизни и что они, эти грехи, — не что иное как уличающие родимые пятна, ставшие причиной их вечного беспокойства за свою жизнь и благополучие.

— Как ты думаешь, кто бы это мог сделать?..

— Знаешь что, малыш, у меня сейчас нет ни малейшего желания ни о чем разговаривать. Давай-ка лучше расслабься, покури, если хочешь, «травки», вообще, займись чем-нибудь, но оставь меня сейчас в покое, мне и самому нужно о многом подумать.

Ник закрыл глаза. Весь день он пытался привести свои мысли в порядок, но это ему удавалось с трудом. Поскольку он пил лишь от случая к случаю, после вчерашней попойки у него голова раскалывалась с похмелья. История с Ларой буквально доконала его. Он сообразил, что она все это специально подстроила и непременно хотела, чтобы он застал ее в постели с этим чванливым итальянцем.

Какой слизняк, какой жалкий слизняк! А здорово я ему врезал, он получил свое! Нужно было, конечно, и ее заодно хорошенько вздуть, вспоминал Ник.

Мысли, касающиеся Эйприл Крофорд, вообще не выходили у Ника за рамки забавной шутки. Она со своим Сэмми Олбертом все превратила прямо-таки в забавный анекдот.

Когда машину немного занесло на повороте, Анжело прервал размышления Ника:

— Хотелось бы знать, зачем им нужно было вытаскивать меня из Лондона!

Не успел Ник ответить, как сзади раздался взрыв.

В задней машине ехал Фрэнк.




37


При медицинском освидетельствовании у принца Альфы Массерини нашли перелом переносицы.

— Я подам на этого типа жалобу в суд и заставлю раскошелиться! — заявил он.

Альфа Массерини лежал в загородной частной клинике с гипсовой повязкой на его благородном римском носу и при встрече с Ларой поносил последними словами ночного визитера.

— Ты даже не знаешь, кто это был, — спокойно парировала одну из его тирад Лара.

Принц Альфа разразился руганью по-итальянски, потом сказал обращаясь к ней:

— Лара, ты совершила большую глупость, ты взрослая, но невероятно глупая девочка. А я-то думал о нашем с гобой будущем, но теперь…

Лара поднялась со стула возле его кровати и кивнула головой.

— Ты прав Альфа, ты совершенно прав!

— Куда ты едешь?

Лара пожала плечами.

— Не знаю, может, в Париж, а может быть, в Акапулько.

— Подожди пару деньков, — бодрым голосом проговорил Альфа, — я все прощу тебе, и мы поедем с тобой куда-нибудь вместе.

— Я не хочу, чтобы ты меня прощал, — медленно ответила Лара. — Я не маленький ребенок. Мне очень жаль, что ты пострадал из-за меня. Я считаю, что для нас обоих будет лучше, если мы больше никогда не увидимся.

— Лара! — с испугом воскликнул принц Альфа, — что ты такое говоришь? Я все последние месяцы ждал тебя, строил планы. Моя мать радуется нашему сближению, она хочет с тобой познакомиться. Сначала мы съездим покататься на лыжах, немножко развеяться, потом отправимся в Рим, и я представлю тебя своей семье, чтобы окончательно решить…

— Нет, — прервала его Лара, — между нами все кончено!

Не желая еще раз выслушивать поток проклятий на итальянском языке, которого она не понимала, Лара повернулась и вышла из больничной палаты.

Она чувствовала себя опустошенной и равнодушной ко всему на свете. Она так устала, что единственное, чего ей сейчас хотелось, это добраться до постели и уснуть. Вывести ее из глубокой депрессии мог только душевный разговор с очень близким человеком, таким, например, как Маргарет. Но ее не вернешь…

Выйдя на улицу, она села в нанятую накануне машину, устало закрыла глаза и сказала водителю:

— Домой, едем домой!

— Что в городе сейчас творится — черт ногу сломит, — предупредил ее шофер. — Мафия, похоже, сошла с ума, взрывают друг друга напропалую. В город сейчас лучше бы не ездить.

Лара почти не слышала его: у нее еле хватало сил бороться с одолевавшим ее сном.




От Фрэнка не осталось ничего, что можно было бы положить в гроб и похоронить. Его автомобиль превратился в груду исковерканного железа. Двое людей, случайно оказавшихся рядом с машиной, погибли, многие получили ранения, поскольку взрывная волна выбила окна в окрестных домах и на прохожих обрушился град стеклянных осколков.

Ник сразу понял, что произошло. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что Фрэнку конец. Не теряя ни секунды, он вытянул Анжело за рукав из машины и быстро увел прочь от этого ужасного места.

Анжело буквально онемел от испуга и не мог произнести ни единого звука. Когда братья удалились всего на квартал от места происшествия, мимо них промчались полицейские машины с включенными сиренами.

После того как Ник убедился, что их никто не преследует, он жестами подозвал такси и сказал водителю, чтобы он как можно скорее доставил их в аэропорт.

— Кое-кому я отрублю за это дело член, — сказал наконец Ник.

— Кому…? — не понял Анжело.

— Это мы выясним, обязательно выясним. Еще не было случая, чтобы тот, кто поднял руку на кого-нибудь из Бассалино, выходил сухим из воды.

— Ты говоришь прямо как Энцио.

— Надеюсь, братишка, очень надеюсь, что так и есть.




Когда Рио прилетела в Нью-Йорк, о случившейся трагедии уже сообщили все газеты.

Рио прямиком направилась из аэропорта, на квартиру к Касс. Здесь же оказался и Дюк.

— Это твоя работа? — спросила она его.

Тот пожал плечами.

— Может, моя, а может, и нет. Мы не единственные, кто заинтересован в том, чтобы покончить с Бассалино.

— Только Анжело не трогай, счеты с ним я сама сведу, слышишь?

— Хорошо, — проворчал Дюк, — если ты его первая накроешь…

— Я не собираюсь его ловить, я его по-другому уничтожу. Это был мой план, не так ли?

— Ну да, раньше был твой, но теперь ситуация изменилась.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Скажем так: речь идет о небольшой расовой проблеме…

— Скажите на милость, у него расовая проблема, с ума можно сойти! — воскликнула она.

— Послушай, Рио, у тебя был шанс — и ты его проиграла. Теперь моя очередь делать ставки.

— Смотрите-ка, — снова взвилась она, — и ты думаешь, что я так просто сдалась, раз тебе этого хочется?

— Ты понятливая девочка.

— Бет и Лара отказались от плана, — вмешалась в спор Касс. — Мне кажется, Дюк прав.

Рио резко повернулась к ней.

— Если так, то можешь поцеловать меня в зад.

Взгляд Дюка принял жесткое выражение.

— Жаль, что ты не черная…

— Я пестрая, это смотрится как-то веселее!

Дюк скорчил ироническую гримасу и добавил:

— Ладно, поступай как знаешь, только лучше держись подальше от этих Бассалино, иначе, неровен час, твоя тощая пестрая задница разлетится на куски вместе с ними.




38


Мэри-Энн улыбнулась Клэр, а та сказала:

— Ты меня просто поражаешь, дорогая, у нас все складывается наилучшим образом. Мистер Форбес сказал мне, что был сегодня очень доволен, ну а уж если он доволен, то это кое-что да значит.

— Он пообещал вскоре снова вернуться, — сказала Мэри-Энн и томно потянулась, из-за чего ее короткая белая ночная рубашка задралась и обнажила холмик, покрытый мягкими, кофейного цвета волосами.

Глаза Клер скользнули вниз и вожделенно задержались на нем, при этом она нервно закусила нижнюю губу. Да, с такой подругой у нее не должно быть никаких проблем. Некоторые подобного рода девочки словно созданы для профессии проституток.

Мэри-Энн плюхнулась спиной на кровать и осталась лежать, слегка раздвинув ноги.

— Господи, Клэр, мне так хочется пойти погулять, ужасно надоело торчать здесь взаперти.

— Подожди еще недельку.

— Можешь положиться на меня, — вкрадчивым голосом продолжала Мэри-Энн, — можешь не бояться, я не сбегу, мне здесь нравится, и ты тоже мне нравишься…

Клэр придвинулась ближе к кровати.

— Ты умная девочка. Такая, как ты, может заработать уйму денег. И новая прическа тебе очень идет…

Мэри-Энн улыбнулась.

— Энцио она бы не понравилась.

Клэр опустилась на кровать и как бы невзначай провела пальцами по ноте Мэри-Энн.

— Совсем не обязательно, чтобы Энцио нравилось, не так ли?

Мэри-Энн хихикнула и раздвинула ноги пошире.

— Ты лесбиянка, Клэр? — спросила она невинным голосом.

Поглаживания Клэр стали тверже и настойчивее.

— Я видела слишком много толстопузых импотентов, чтобы иметь другие наклонности, — Она помолчала, потом спросила:

— Ты никогда раньше не пробовала?

В ответ Мэри-Энн снова хихикнула.

— У мистера Форбеса со мной сегодня сначала ничего не выходило, — сказала она, широко раскрыв глаза, — и тогда я сказала ему, что если я попробую все сделать языком, то он у него наверняка встанет…

С горящими глазами Клэр медленно наклонилась к ней.

— У него что, с головой не все в порядке?

Не ответив на вопрос, Мэри-Энн вздохнула, откинулась назад и подчинилась манипуляциям Клэр. Прошло минут пять. Мэри-Энн осторожно сунула руку под кровать и нащупала там ножку, отломанную от стула, которую она заранее там спрятала.

Мэри-Энн осторожно приподнялась так, что ей стал виден затылок Клэр. При этом она притворно застонала, и Клэр заработала еще интенсивнее. Медленно Мэри-Энн подняла ножку стула и со всей силой обрушила ее на затылок Клэр, затем ударила второй, третий раз.

Клэр без звука опустилась на пол возле кровати. Мэри-Энн было жаль, что все так получилось, но она вовсе не собиралась провести лучшие годы взаперти. Избави бог, нет и еще раз нет! С Мэри-Энн такой номер не пройдет. Ишь, что надумали! И это после всех ее самоотверженных трудов, после стольких месяцев сожительства с Энцио? А кто вернет ей ее шиншиловую шубку, ее украшения, платья, норковое пальто? Они стоили денег, много денег, которых хватало бы на покупку небольшого магазинчика, ателье мод или салона красоты. Она с самого начала знала, что путаться с Энцио ей придется не вечно, а потому все заранее распланировала.

Она быстро оделась и вытащила из сумочки Клэр деньги и ключ.

У нее было целое состояние и, черт побери, она непременно вернет его себе, чего бы ей это ни стоило.




39


На следующий день в доме Бассалино в Майами царила особенная суета. Там непрерывно проходили какие-то совещания.

Энцио сидел за своим письменным столом, с покрасневшими глазами и тяжело опущенными вниз плечами. Ник, взявший дело Фрэнка в свои руки, стоял возле него. Ник говорил твердым и решительным гоном.

Энцио, казалось, постарел на целых десять лет. Он слушал своего среднего сына, кивал время от времени головой, как бы показывая собравшимся мужчинам, что согласен во всем, что говорил Ник.

Анжело сидел, съежившись, на стуле возле него. По его бледному лицу и дрожащим рукам, которые то и дело подносили ко рту большой бокал с виски, было видно, что его все еще одолевает страх. Сейчас он видел избавление от него только в одном — напиться! Лучше было бы, конечно, выкурить пару сигареток с «травкой», тогда он, наверное, успокоился бы и его руки сразу же перестали бы дрожать. Этого он, однако, себе позволить не мог, так как боялся отца.

Ник был на удивление спокоен. Он хладнокровно, по-деловому отдавал одно указание за другим. Ему была нужна прежде всего информация, и как можно скорее.

— Мне надо сегодня же знать, кто все это устроил. Пять тысяч долларов тому, кто эго раскопает.

Собрание закончилось, и мужчины разошлись.

— Роза… — пробормотал Энцио, — кто-то должен сообщить ей.

Анжело продолжал пить. Какое ему дело до Розы, она никогда для него ничего не значила.

— Я ей все скажу сам, — заявил Ник. Он всегда умел обходиться с ней лучше всех остальных братьев. Он даже мог с нею шутить и смеяться и иногда ему удавалось вызвать на ее обычно безжизненном лице что-то наподобие улыбки.

— Я сейчас же пойду к ней.

Роза сидела на своем обычном месте, на стуле у окна.

Ник подкрался к ней сзади и пощекотал ее.

— Чао, мама!

Он внутренне содрогнулся, увидев, как она похудела за последнее время.

Роза посмотрела на него и слегка кивнула головой.

— Мне очень жаль, мама, что я так долго не показывался, но у меня было очень много дел на побережье. Ты неплохо выглядишь, совсем неплохо.

Ник помнил, какой она была до того, как навсегда заперлась в своей комнате. Он помнил ее притягательную красоту, ее общительность, живой характер и то, с какой легкостью она находила друзей. Его память глубоко запечатлела также и ту страшную ночь, после которой она тронулась рассудком.

Тогда ему было лет шестнадцать, и он весь день провел с одной девочкой. Когда же он пришел вечером домой, у дверей его перехватил Алио и предупредил, что заболела мазь. «Ты будешь спать сегодня в моем доме», — сказал он ему, — Анжело и няня уже там».

Алио не пустил Ника в отцовский дом даже для того, чтобы он смог переодеться и взять хоть что-нибудь из вещей. Он затолкал его в машину и отправил к себе. Две недели Ник не имел возможности появляться дома, а когда он наконец вернулся туда, обнаружил, что мать заперлась в своей комнате и больше ее не покидает…

— Фрэнк погиб, — сказал Ник, — несчастный случай.

Роза повернулась и вопрошающе посмотрела на него. У нее все еще были удивительные глаза, самые необыкновенные, какие ему только приходилось видеть. Эти глаза буквально проникали в душу — такие они были глубокие, светящиеся и выразительные. Сейчас они говорили вместо нее и требовали, чтобы он рассказал все как есть.

— Он попал в аварию, на машине.

Ник обнял ее за плечи. Что он мог еще к этому добавить?




40


— Бей первым, пока они не начали.

Это был приказ, который отдал Лерою Дюк Уильямс.

Получив его, Лерой отправился в Майами. Для путешествия в машине дорога была более чем не близкая, но с оборудованием, которое он имел при себе, нечего было и думать, что его пустят в самолет. Тем более при той кутерьме, которую власти теперь устраивали в аэропортах. Тут тебе и досмотр багажа, и просвечивание рентгеном, и прозванивание металлоискателем — нет, его не подпустили бы и близко к самолету и ночевать скорее всего пришлось бы за решеткой.

Его черный «мерседес» летел по автостраде, не снижая скорости на поворотах. Он чувствовал себя совершенно разбитым, но голова работала четко и ясно. Он еще и еще раз прокручивал в уме все детали давно разработанного им плана.

Несколько дней назад Лерой обследовал дом Энцио. Так как глава клана Бассолино находился в это время в Нью-Йорке, здание и прилегающий к нему участок охранялись менее строго, чем обычно, и потому Лерой сумел досконально научить обстановку.

Особое внимание уделил он охране у ворот, сигнальной системе и сторожевым собакам.

Это было остро захватывающее и опасное дело, своего рода вызов ему, а отвечать на вызовы Лерой любил.




Мэри-Энн купила себе черный парик с длинными волосами, полностью скрывавший ее собственные волосы. Кроме этого она приобрела пару джинсов, футболку, мужскую рубашку и солнечные очки с дымчатыми стеклами. В дамском туалете магазина, где она купила все эти вещи, она переоделась, надела парик, накрасилась. Когда она вышла на улицу, узнать ее было просто невозможно.

Она взяла такси и отправилась в аэропорт, где купила билет до Майами.

Мэри-Энн сильно нервничала. В сумочке Клэр было много денег, и ее наверняка будут разыскивать уже только из-за них, не говоря уже о покушении на убийство сутенерки. Но они ее не найдут!




Ник взял все руководство делами Бассалино в свои руки. Старый Энцио совершенно сник — возраст неожиданно дал знать о себе.

Анжело бесцельно слонялся по дому и нервничал, пока Ник не приказал одному из своих людей дать ему пару сигарет с гашишем, чтобы тот успокоился.

После совещания Ник позвонил в Лос-Анжелес, чтобы узнать как идут дела. Похоже, что все в порядке. Там он поставил толковых людей, на которых мог положиться.

В редкие часы досуга и размышлений перед ним снова и снова вставало лицо Лары. Как странно, что он вовсе перестал думать об Эйприл, словно ее и не было в его жизни.

Старик Энцио, утомленный совещанием, пошел спать, а Анжело играл в саду возле бассейна в карты с телохранителями.

Ник вызвал к себе одного из охранников, стоявших на проходной, чтобы тот в очередной раз доложил о своих наблюдениях. Как выяснилось, особых причин для беспокойства не было. Все же Ник выделил еще одного человека для охраны ворот. Теперь их было трое, с автоматами наперевес, и без особого разрешения никто не мог проникнуть на территорию дома.

Семья Бассалино определенно была у кого-то под прицелом, поэтому Ник и принимал все меры предосторожности, он не любил рисковать.

Освободившись немного от забот, он снял трубку и набрал номер Лары в Нью-Йорке.

Некоторое время к телефону никто не подходил, затем в трубке раздалось тихое «Хелло?».

— Лучше бы я его убил, — медленно произнес Ник вместо приветствия.

Ответом было молчание, поэтому он добавил:

— Если я хоть раз еще кого-нибудь застану в твоей постели, я его убью.

— Ты ему сломал переносицу.

— Да? Неужели?

Лара не могла удержаться or слез. Она была так счастлива снова услышать его голос. Она показалась себе смешной, но ничего не могла с собой поделать.

— Собирайся и езжай в аэропорт, — сказал Ник, — лети ближайшим рейсом в Майами, ты как раз должна успеть на двухчасовой рейс. Некий Мари встретит тебя в аэропорту и доставит прямиком в наш дом.

— Я не могу. Ник, я…

— Никаких отговорок, дорогая, когда прилетишь, поговорим обо всем здесь. Ты мне здесь очень нужна, ты мне действительно нужна…

Положив трубку, Лара смеялась и плакала одновременно.

Она нужна ему, он скучает по ней.

Тихонько напевая про себя, она начала собираться. Она хотела взять с собой лишь самое необходимое.

Неожиданно она вспомнила о предупреждении Касс, о ее словах, которым она не придавала прежде особого значения. Но теперь Лара вдруг глубоко проникла в их смысл. Эта фраза звучала так: «Я не знаю, что Дюк затевает, но уверена, что лучше держаться подальше от семьи Бассалино. Дюк хочет, чтобы вы все вышли из игры, и, по-моему, он прав».

Лара почувствовала, как в ней нарастает страх.

Она быстро набрала номер Касс.

— Что ты имела в виду, говоря о намерениях Дюка? — спросила она.

— Затрудняюсь ответить, — сказала Касс, — но мне кажется, он хочет окончательно рассчитаться с ними.

— Как это, рассчитаться?

— Я не знаю.

Лара положила трубку и набрала номер Дюка. Молчание. Ей нужно срочно ехать к Нику и сказать всю правду, предупредить его об опасности.

В считанные минуты она собралась и вызвала такси.

Только бы успеть! Другой возможности предупредить Ника у нее не было.




Роза сидела в своей комнате в глубокой задумчивости. У нее не было слез, чтобы оплакивать своего старшего сына, гак как она выплакала все свои слезы еще много лет назад.

Конечно же во всем виноват Энцио. Перед нею он всегда и во всем был виноват. Он отнял у нее теперь Фрэнка, потому что знал, что Фрэнк был ее любимым сыном.

Когда она думала об Энцио, то стоило ей только закрыть глаза, как перед ней всплывала каждая мелочь из событий той страшной ночи, когда Энцио и его «ассистенты» устроили кровавую расправу в ее спальне. Они забили Чарли, словно скотину на бойне, и разрезали на куски.

Роза подавила крик, чуть было не сорвавшийся с ее губ от нахлынувших воспоминаний. Она подошла к окну, на свое привычное место, слегка отодвинула занавеску и задумчиво посмотрела в сад — все тот же бассейн, та же трава и те же деревья. Все эти годы она старалась вытеснить из своего сознания весь тот кровавый кошмар, заставить себя ни о чем не думать и сконцентрировать все свои мысли и чувства лишь на этом клочке внешнего мира, открывающемся ей из окна. Мало-помалу она научилась управлять своим сознанием, воспринимая жестокую и грубую явь, как сон.

Но сегодня ей это никак не удавалось. Теперь, глядя на пронизанный солнечным светом сад, на бассейн, выложенный мозаикой, она не находила привычного покоя.

Роза была в своем уме, это она точно знала. Она отгородилась от всего прочего мира лишь для того, чтобы сохранить свой рассудок. Она делала это ради детей, так как не хотела травмировать их души ужасными последствиями той мести… Но теперь, после того как у нее отняли Фрэнка, ей было все равно. Это все Энцио. Если бы не он, Фрэнк был жив.




41


— Анжело, к телефону! — крикнул показавшийся в дверях Алио.

— Меня?

— Да, какая-то женщина, — безразличным тоном произнес тот.

Анжело положил карты, поднялся и направился к телефону, установленному возле бассейна. Интересно, кто бы это мог быть? Он ведь никому не говорил, куда уезжает.

— Если мы сейчас не встретимся, ты многое потеряешь, малюточка! — раздалось в трубке.

— Рио, ты? Привет, дьявольская твоя душа! Ну ты даешь! Откуда ты знаешь, что я здесь?

— Пронюхала! — хриплым голосом засмеялась Рио, — ну так как, мы с тобой друзья?

Впервые за последние дни Анжело почувствовал облегчение.

— Что за вопрос! Но мне нужно с тобой поговорить.

— Со мной… — последовала пауза, — и с моими друзьями?..

— Послушай, дорогуша, тогда со мной это действительно в первый раз получилось!

— Конечно, конечно, не сомневаюсь. И ты хочешь сказать, что тебе эго не понравилось?

Анжело почувствовал минутную слабость от пробежавшего по его телу щекочущего волнения, как только в его памяти всплыли сцены, пережитые им в квартире Рио в Лондоне.

— Ты знаешь, я не из тех, — медленно, с расстановкой ответил он.

— Да брось ты, — с издевкой возразила Рио, — расскажи об этом кому-нибудь другому, только не мне. Я как раз сижу сейчас с двумя очаровательными друзьями, которые буквально сгорают от нетерпения познакомиться с тобой. Ну так как, мы к тебе или ты прискачешь к нам?

От такого предложения его сразу кинуло в жар, у него пересохло горло, и он почувствовал, как узкие брюки вдруг стали тесны ему.

— Нет, сегодня я никак не могу, — ответил он слабым голосом, вспомнив, что Ник строго-настрого запретил ему покидать дом.

— Я здесь лежу вся раздетая и сгораю от нетерпения увидеть тебя, поэтому твое «пег» меня никак не устраивает, — журчала Рио на другом конце провода. — Мои друзья тоже лежат голенькие рядом со мной, им тоже не терпится проделать с тобой все, что ты только пожелаешь. К тому же ты произвел на них неотразимое впечатление, когда я показала им те фотографии, помнишь? Ты ведь не хочешь, чтобы твой папочка полюбовался на них? Так что давай, малыш, собирайся и дуй к нам, да поживее. Запомни адрес…

Она положила трубку. Анжело размышлял, нервно покусывая ноготь на большом пальце. Как же он не подумал, что у фотографий могут быть дубликаты.

Если в начале ему просто хотелось пойти туда, то теперь у него не было другого выхода.




В то же самое время Мэри-Энн ломала голову над тем, как ей проникнуть незаметно в дом Энцио. Ей лучше чем кому-нибудь другому было известно, насколько хорошо работала его охрана. За то время, что она прожила у Энцио, она досконально изучила все приемы, с помощью которых тот избавляет себя от нежелательных посетителей.

Мэри-Энн оставалось рассчитывать лишь на то, что в этом доме она до сих пор не считалась посторонней, ведь сыновья и охрана знали, что она была подругой Энцио, его любовницей. Неделю назад она вместе с Энцио отправилась в Нью-Йорк, уверенная, что с ним же и вернется назад. Вряд ли Энцио счел нужным рассказать кому бы то ни было о том, что решил от нее избавиться, отправив ее в неизвестные края. Дураку понятно, что всю грязную работу по удалению Мэри-Энн и заточению ее в публичный дом он мог поручить только Алио, этому жирному борову.

План, который она наметила, был связан с большим риском, но если ей повезет и на входе окажутся знакомые ей охранники, то она проскочит.




— Я еду в аэропорт, — сказал Ник.

— Я с тобой! — тут же встрял Анжело, сразу усмотрев в этом возможность улизнуть из дома — отправиться вместе с братом в аэропорт, а там как бы случайно потеряться.

— Нет, — решительно заявил Ник. — Ты останешься здесь и заменишь меня в мое отсутствие. Мы же не знаем, что они могут еще выкинуть.

Анжело осекся в нерешительности. Он не хотел затевать с Ником ссору, настаивать или упрашивать, но знал, что должен во что бы то ни стало вырваться в город, пока Ника не будет в доме.




42


Энцио проснулся около пяти утра. Окна его комнаты выходили на бассейн, и Энцио, поднявшись с койки, по привычке подошел к окну и выглянул в сад.

Он чувствовал себя старым и разбитым, как никогда раньше. Через два месяца ему исполнится уже семьдесят. Фрэнку было всего тридцать шесть, мужчина в расцвете сил, ему бы жить да жить.

Ему так хотелось пойти сейчас к Розе, единственной, кто мог бы его понять, разделить с ним его страдание.

Но он знал, что об этом не может быть и речи. Роза поклялась, что никогда в жизни больше не заговорит с ним, а ему было лучше других известно, что раз уж она дала такую клятву, то из нее действительно не вытянешь ни слова.

Может, ему стоит сходить к той девушке, которую для него подыскал Коста Геннас в Нью-Йорке, к этой, как ее там, Мэйбел, нет, Мириам, да, да, Мириам. Он привез ее к себе домой и поселил в той самой комнате, в которой прежде жила Мэри-Энн, но до сих пор еще ни разу не навещал ее.

«Чертовы бабы!» ругнулся Энцио. Те, которых можно было купить, ни на что другое, кроме постели, не годились. Кроме того, сейчас он не испытывал ни малейшего сексуального желания. В его возрасте с этим делом становилось все труднее.

Он снова прилег. Однако воспоминания о покойном сыне отгоняли сои. Фрэнк представлялся ему сначала ребенком, причем в тот самый день, когда у него прорезался первый зубик, потом Энцио отчетливо вспомнил день, когда он учил сына плавать, и даже день, когда он впервые отлупил его. А вот Фрэнку уже тринадцать, и папа впервые ведет его с собой в бордель… Вспоминая это, Энцио тихо смеялся, и на глаза у него наворачивались слезы…

Дверь в его комнату неслышно приоткрылась, и первые мгновения Энцио не мог разглядеть, кто посмел его побеспокоить. Потом он убедился, что это была… Мэри-Энн, собственной персоной! Все было в ее облике как всегда: русые, зачесанные наверх волосы, красные трусики-бикини, длинные ноги и высокая, пышная грудь.

— Привет, мой сладенький, — солнечно улыбаясь, пропела она.

Энцио странно икнул, помотал головой и, ошарашенный, поднялся на постели. Разве он ее не отправлял отсюда? Разве он не давал Алио поручение сбагрить ее куда-нибудь подальше? Ну, погоди, мерзавец!

Покачивая бедрами, Мэри-Энн направилась к нему, расстегивая на ходу бикини.

— Как поживает мой маленький вредный папашечка? — проворковала она.

Энцио чувствовал легкое смущение. Значит, Алио, этот придурок, завалил его поручение. Ну ладно! А вообще-то, сейчас это чудотворное появление Мэри-Энн для него как нельзя кстати, ее-то ему сейчас как раз и не хватает. Эта искусница всегда точно знала, что ему больше по душе, к чему он в данный момент расположен.

И у Энцио как-то сразу прошло ощущение того, что он уже старый и разбитый, он забыл о своем возрасте и почувствовал себя снова молодым Бассалино, настоящим полнокровным жеребцом.

Она вплотную подошла к его кровати и наклонилась над ним. Ее груди соблазнительно покачивались перед его лицом, и Энцио, открыв рот, пытался поймать соски.

Мэри-Энн, нервно хихикая, стала раздевать его, и он с удивлением и радостью почувствовал, как его детородный орган напрягся. Но, когда он, прильнув к ее груди, со вздохом закрыл глаза, она выстрелила ему прямо в сердце.




43


Вскоре после того, как Ник уехал в аэропорт, Анжело улизнул-таки из дома. Сделал он это очень просто. Получив от Ника полномочия старшего в доме, он сел в свой черный «мустанг», подъехал к воротам, приветливо помахал ручкой охранникам — и был таков.

В конце концов, он ведь был сыном Энцио Бассалино, оставленным надзирать за порядком в доме. Кому пришло бы в голову задержать его?

Анжело включил радио. Полилась музыка. Это был Бобби Уомак — как раз то, что надо. От пары сигарет с «травкой» он чувствовал себя прекрасно — был в легком наркотическом опьянении, но ровно настолько, сколько требовалось для хорошего настроения. Трагедия с Фрэнком здорово саданула по его нервам. Взрыв средь бела дня в Нью-Йорке! Он содрогнулся. Чудовищно — вот так, из-за ловко подложенной кем-то бомбы, отправиться на тот свет! Положа руку на сердце, он сознавал, что не очень-то печалится по поводу смерти Фрэнка. Да, он его брат, но Фрэнк всегда относился к нему, как к чужому, и даже от посторонних не укрывалось, что они недолюбливали друг друга.

Мысль о предстоящей встрече с Рио окрыляла его, можно сказать, кружила ему голову. Она сама попросила его приехать к ней. Ему не пришлось накручивать диск телефона, сбивая пальцы, чтобы вымолить у нее возможность увидеться, чтобы еще раз доказать ей, на что он способен. Теперь она сама бегала за ним, жаждала его. Видимое ли дело — прилетела специально в Майами, чтобы только увидеть его!

Анжело прибавил газу. Он не должен заставлять ее ждать, эта завладевшая им дьяволица сама ведь сказала, что ей не терпится увидеть его.

Он увеличил громкость радиоприемника. Диск-жокей представил новую мелодию — ритмический слэнг, затем громким голосом объявил имя исполнителя — Джеймс Браун! Секси, секси, секси!

Анжело засмеялся. Джеймс Браун напомнил ему о его первой встрече с Рио. Тогда, правда, это был зонт «Сексмашина»». Он врубил динамик на полную громкость, так, что музыка совершенно обволокла и затмила его сознание. Он выжал газ до отказа.

Он обратил внимание на знак «стоп», вылетел на огромной скорости на перекресток и врезался в тяжелый грузовик.

Он погиб на месте, а когда подоспела полиция, из разбитой машины все еще продолжала звучать забористая мелодия Джеймса Брауна…




44


— Привет! — Ник взял руки Лары в свои и проникновенно заглянул в ее глаза.

Лара улыбнулась.

— Ты решил сам приехать в аэропорт вместо, как его… кажется Марио?

— Не мог же я сидеть дома и ждать! Тебе еще никто не говорил, что ты самая красивая женщина на свете?

— Я люблю тебя, Ник. Поэтому я здесь.

— Наконец-то я встретил женщину, которой готов поверить. — Он поцеловал ее. — Я тоже люблю тебя, принцесса. У тебя есть с собой вещи?

— Да, один чемодан.

Он взял ее руку в свою, и они медленно направились к выходу, чтобы получить багаж.

— Мне нужно столько рассказать тебе… — начал Ник.

— Мне тоже, Ник, — подхватила она.

— Прекрасно! Времени у нас для этого предостаточно, не так ли?

Он остановился, сжал ее лицо и поцеловал в губы, долго и нежно.

— Я так рад, что ты приехала, моя голубка. Сейчас мы поедем домой, и ты познакомишься с моими родителями, с моей семьей. Правда, сейчас у нас дома не очень весело. Но главное, что ты теперь рядом со мной, обо всем остальном — после, согласна?

Лара кивнула. Конечно, она согласна, она теперь рядом с ним. Слава богу, что у него все в порядке, что с ним ничего не случилось. Лара намеревалась предупредить его об опасности, исходящей от Дюка, рассказать ему всю историю заговора сестер и друзей Маргарет. Но что он скажет, когда ему все станет известно? Нужна ли она будет ему после всего этого, или между ними все будет кончено?

Лара вздохнула. Да, она должна ему все рассказать. Ник был единственным мужчиной, с которым ей действительно было хорошо, а раз уж она решила вверить ему свою судьбу, то между ними не должно быть тайн и неясности.




45


Мэри-Энн на цыпочках вышла из комнаты Энцио. За дверью в коридорчике стоял большой чемодан, в который она плотно упаковала свои вещи. Вещи Мэри-Энн, которые она оставила в своих шкафах перед отъездом с Энцио в Нью-Йорк, были в целости и сохранности, и она несказанно обрадовалась этому.

Ей не стоило никакого труда проникнуть в дом. Достаточно было раздеться. Она, как была в бикини, так и проследовала через парк, словно фея любви, которая царила здесь всегда и никуда и не уезжала. Никому из охраны и в голову не пришло остановить ее.

Она не могла объяснить себе, почему ее дернуло застрелить Энцио. Ничего такого она не планировала. Просто ее подвел маленький, почти бесшумный револьвер, который Энцио как-то подарил ей для собственной защиты и который некстати завалялся в ее сумочке. Но затем в ее мозгу пронеслось: «Негодяй. Ты оставил меня, как безделушку, в Нью-Йорке, разрешил Алио мною попользоваться, закинул меня затем в какой-то бордель в Лос-Анжелесе, будто я уже не человек, а скотина, забрал все мои вещи… Так получи же!»

Но теперь, когда Энцио был мертв, ее охватила дрожь.

Что, если ей не удастся выйти отсюда?

Она устремилась прочь, таща свой тяжелый чемодан по коридору, как вдруг сбоку открылась дверь и на пороге появилась Роза.

Это был первый случай, когда Мэри-Энн носом к носу столкнулась с ней. Еще ни разу она не видела, чтобы эта дверь открывалась.

Роза вышла в коридор, и они посмотрели друг другу в глаза. Черные с проседью волосы Розы были спутаны, в блуждающих глазах горел недобрый огонек. Она взглянула на Мэри-Энн со странной улыбкой, потом занесла нож и ударила им девицу в живот. Не проронив ни звука, Мэри-Энн опустилась на пол. Роза вытащила длинный нож и направилась в комнату Энцио. Тот лежал на своей огромной кровати под одеялом, которое Мэри-Энн предусмотрительно натянула ему до подбородка. Громко смеясь, Роза вонзила в грудь мужа свой нож, ударила им еще и еще раз…

Это был тот самый нож, которым в свое время был убит Чарли.




46


Было уже почти пять, когда Лерой остановил свой «мерседес» неподалеку от дома Бассалино. Он чувствовал, что чересчур сильно устал, потому что сроду не сидел за баранкой столь долго.

Большую часть подготовительной работы близ дома он уже проделал во время своей предыдущей поездки. Поскольку Энцио — как он полагал — находится еще в Нью-Йорке, Лерою не составит труда заявиться в его дом в качестве ремонтника телефониста. Правда, это старый и примитивный прием, но, как ни странно, он обычно срабатывал, особенно, если действительно нарушалась связь. Последнее организовать нетрудно. Для этого достаточно перерезать кабель, подождать минут двадцать, а затем уже позвонить в дверь: «Телефонного мастера не вызывали? Мы получили сигнал, что у вас неисправен телефон». Охрана, конечно, проверит телефон и убедится, что он действительно не работает, потом охрана проверит его документы (а у него подобных удостоверений навалом), затем кивком головы ему позволят войти. Вначале за ним увяжется по пятам какой-нибудь человек, потом ему это наскучит, и Лерой окажется предоставленным самому себе. Вот так должно произойти согласно детально продуманному плану.

Лерой открыл багажник и достал оттуда небольшую холщовую сумку. Он открыл ее, проверил содержимое и затем медленно направился к дому Бассалино.




— Черт побери, ползем, как черепахи! — возмутился Ник, — проклятая дорога!

Они действительно ползли, как черепахи, по автостраде с четырехрядным движением, причем все четыре полосы были полностью забиты табунами разномастных автолюбителей.

Он нетерпеливо прикурил сигарету. Ему бы следовало ждать Лару в доме и не оставлять его без присмотра. К тому же за это время наверняка появились какие-то новые сообщения от агентуры Бассалино, получившей задание выяснить, что еще замышляется против них и кто верховодит нападением.

— Там впереди произошла авария. Похоже, очень серьезная, — сказал ему шофер машины, остановившейся бок о бок с автомобилем Ника. — Проедем это треклятое место — там дорога будет свободней.

Наконец моторы взревели и механическое стадо лавиной тронулось вперед.

— Слава богу! — сказал Ник, пожимая Ларе руку. — Скоро будем дома, беби.




Лерой медленно приближался к дому Бессалино. Не дойдя нескольких метров до ворот, он остановился. Один из охранников вышел из боковой пристройки и выжидательно посмотрел на Лероя. Тот медленно сунул руку в карман.

— Тебе чего? — спросил охранник, схватившись в свою очередь за рукоятку пистолета, торчавшую у него за поясом.

В ту же секунду Лерой выхватил из кармана гранату, выдернул чеку и швырнул ее в сторону сторожки. Сам же молниеносно бросился на землю и почувствовал, как она содрогнулась от взрыва. Он сосчитал до пяти, затем вскочил, схватил свою холщовую сумку и помчался мимо горевшей пристройки в глубь парка.

Он бежал, ловко огибая деревья, при этом видел, как из распахнувшейся двери дома высыпала группа людей, размахивающих револьверами. «Словно стадо глупых баранов», — отметил про себя Лерой.

Под прикрытием деревьев Лерой метнулся к задней стороне дома. До сих пор его никто не обнаружил и никто не подумал даже о том, чтобы спустить собак.

Он быстро подбежал к одному из окон, в считанные секунды открыл концы бикфордова шнура, прикопанного там заранее, и поджег их — сейчас будет грандиозный фейерверк!..

Ай да Лерой! Ай да голова! Вот какие штучки может придумать черный! А теперь прочь отсюда, пока не поздно!

Он помчался в обратном направлении.

Один, два, три, четыре, пять — бумз! Прогремел первый взрыв, затем с интервалами в три секунды — новые взрывы зарядов, заложенных по периметру дома.

Он слишком поздно осознал, что совершил смертельную ошибку, как раз в тот момент, когда увидел свору овчарок, спущенных с цепи. Свою голубую холщовую сумку с кусочками свежего мяса, специально запасенного на такой случай, он забыл возле дома…




47


Касс Лонг находилась дома одна, когда одно из сообщений с телеэкрана буквально пригвоздило ее к месту.

В первый момент она даже обрадовалась, думая, что Маргарет наконец-то отомщена. Но когда она увидела жуткую картину разрушений, показанную камерой с вертолета, эти дымящиеся руины, оставшиеся от бывшего имения Бассалино в результате взрывов, ее охватил ужас от содеянного.

Дом, или вернее то, что некогда было домом, продолжал еще гореть, кругом сновали полицейские и пожарные. Возле бассейна лежали в ряд жертвы трагедии, накрытые простынями.

«Пока еще нельзя окончательно сказать, сколько людей погибло под обломками дома, но можно утверждать, что число погибших наверняка увеличится», — говорил диктор. Он прервал чтение текста, чтобы выслушать новые данные, поступившие на этот час, затем продолжал: «Только что нам сообщили, что, по-видимому, вокруг дома по периметру были заложены заряды, взорванные один за другим через короткие промежутки времени. Позже мы сообщим вам подробности этого происшествия. Энцио Бассалино был знаменит наряду с такими лицами, как Аль-Капоне и Лете Даймонд, словом, считался одной из примечательных фигур Чикаго двадцатых годов. В последние годы он, отстранившись от дел, жил в своем доме в Майами…»

Касс выключила телевизор и уставилась на фотографию Маргарет, висевшую в рамке на стене.

Настало время продолжать дело, начатое Маргарет, смелее идти навстречу униженным и обездоленным, нуждающимся в поддержке.




48


Лара на всю жизнь запомнит тот ужас и панику, которые она пережила в тот день.

Они были всего в нескольких минутах езды от дома Бассалино, когда начали взрываться бомбы.

— Что это? — испуганно спросила она Ника. Взрывы гремели словно раскаты грома.

— Черт побери! — пробормотал Ник. — Давай газу! — закричал он шоферу.

Потом они увидели громадный клуб дыма, а когда подъехали ближе, то и пламя. Ник приказал шоферу остановиться.

— Быстрее возвращайся в аэропорт и посади ее в ближайший же самолет на Нью-Йорк!

Он выскочил из машины и побежал к дому. Взору его предстала ужасающая картина опустошения.

— Ник! — кричала вслед ему Лара, — вернись сейчас же, вернись, не ходи туда! Мне нужно тебе что-то сказать, я прошу тебя…

Но шофер в это время развернулся и помчался в обратном направлении.

— Ник, — сквозь слезы повторяла Лара, — Ник…

Вскоре они были в аэропорту, и водитель сопроводил ее до трапа самолета, отлетающего в Нью-Йорк.

Лара чувствовала себя словно окаменевшей.

В Нью-Йорке она тотчас же отправилась к Касс. Рио уже была там, а чуть позже появился и Дюк.

С сигарой в зубах, весь сияющий, Дюк окинул присутствующих взглядом.

— Ну что ж, все получилось так, как я и планировал, все вышло по-моему! — резюмировал он.

— По-твоему? Скажите пожалуйста! — Рио презрительно сплюнула.

— Важны результаты, только результаты, и ничего более, — упрямо отстаивал свою точку зрения Дюк.

— Ублюдок! — только и нашла что сказать Лара.

— Скажи уж сразу — «черный ублюдок», ты, спесивая проститутка!

— Боже мой, сколько невинных людей пострадало! — простонала Касс.

— Забудь о них, — спокойно возразил Дюк, — Маргарет была в сотни раз дороже, чем каждый из них в отдельности.

— Ты ни черта не понимаешь! — встряхнула головой Рио, — Маргарет никогда не пошла бы на такое. Единственное, к чему она стремилась, это чтобы ее дело не застопорилось и ее усилия не пропали даром.

— А я хотел отомстить за нее, и, как видишь, мне это неплохо удалось. Я все же доконал эту банду Бассалино!




Лара вернулась к себе. Она начала машинально складывать вещи, не давая себе отчета в том, что она делает и куда собирается. Она выплакала все слезы, и теперь находилась в каком-то отрешенном состоянии. Лара не имела понятия, что с нею будет и как ей жить дальше.

Когда зазвонил телефон, она решила не подходить, полагая, что это принц Альфа разыскивает ее. Но затем все-таки сняла трубку.

— Алло?

— Принцесса, ты, слава богу, жива и невредима?

— Ник, это ты? Где ты? С тобой все в порядке?

— Сейчас я не могу с тобой говорить. Ты не можешь себе представить, что здесь творится, просто кошмар… Я сейчас должен оказывать помощь полиции. Нет ни минутки свободной, прости… Боже мой, Лара, вся моя семья — отец, мать… даже Анжело, попавший в аварию… Словом, погибли все до одного… — Голос его дрогнул…

— Завтра я позвоню тебе, жди меня, дорогая!

— Ник, я должна быть с тобой…

— Нет, оставайся дома, принцесса. Как только смогу, я туг же прилечу. До встречи!

После этого короткого разговора Лара еще долго стояла, держа в руках трубку…




49


Боско Сэм и Дюк Уильямс, как и в прошлый раз, договорились встретиться в зоопарке.

— Давай-ка держаться подальше от клетки с этой проклятой обезьяной, — проворчал Дюк, — Знаешь, когда я после того случая надеваю мое меховое пальто, то мне все время кажется, что от него разит обезьяньей мочой!

Смешливый Боско Сэм так и прыснул, с трудом поборов желание расхохотаться на весь зоопарк.

— Чего ты хочешь от меня? — начал Дюк, когда тот успокоился. — Давай выкладывай, браток, да напрямую, мне уже два часа как нужно было уйти «на процедуру» — я договорился об этом с одной очаровательной блондиночкой.

— Дюк, дорогой мой, мы же с тобой обо всем условились.

— Согласен, никто этого и не отрицает.

Боско Сэм достал из кармана плитку шоколада и медленно развернул ее.

— Мы договорились с тобой, что ты уберешь Бассалино, а я за эго прощу тебе твой долг, двести тысяч, так?

— Так.

— О’кей, Фрэнка Бассалино я засчитываю тебе, а остальных разве ты убрал?

— Послушай, но ведь главный-то из них Энцио, не так ли? С ним Лерой проделал работу в лучшем виде!

— Лерой сам пал жертвой целой своры сторожевых собак. То, что от него осталось — и мать родная не узнала бы. Я видел фото, сделанное полицией, — у меня с ними неплохие отношения.

— Но какое это имеет отношение к делу?

— А такое, что Энцио уже был мертв до того как дом взлетел на воздух. Получил пулю в сердце да еще был заколот, как свинья.

Дюк облизал пересохшие вдруг губы.

— Не понял.

— Анжело Бассалино погиб в автокатастрофе — он, стало быть, тоже не в счет, а Ник снова появился в Лос-Анжелесе, живой и невредимый. Так что за тобой все еще сто пятьдесят кусков, приятель!

— Постой, постой, не хочешь ли ты сказать, что…

Боско Сэм решительно прервал его.

— С процентами это составляет ровно двести тысяч. Два дня, Дюк, я даю тебе всего два дня!

— Но это же нечестно! — умоляющим голосом проговорил Дюк, — войди в мое положение!

— Что значит — нечестно? Я поступил с тобой очень даже справедливо. Мне не нужно объяснять, что с тобой произойдет в противном случае. Два дня времени очень даже предостаточно.

— Ну и дерьмо же ты! — разозлился на него Дюк. — Я знаю, ты мне еще в школе завидовал. Не бойся, ты получишь свои деньги!..

— Нисколько не сомневаюсь, парнишка Дюк, нисколько! — согласно кивнул Боско Сэм. — Наличными, и не позже шести вечера. Сегодня! С этими словами он засунул остаток шоколада в рог и засеменил прочь.

У Дюка выступил на лбу холодный пот.

До шести вечера ему ни за что не собрать такую сумму. Это же абсурд.




50


— Ублюдок, который приходит к тебе с расстегнутой ширинкой, чтобы потрахаться за деньги, не способен считать тебя ровней себе! Он, например, ни за что не захочет работать рядом с тобой! Он никогда не согласится с тем, чтобы ты получала наряду с ним одинаковую оплату за одинаковую работу! И вы думаете, что этот похотливый кобель, который буквально раздевает вас глазами на улице, а потом сам же улюлюкает вам вслед вместе с такими же подонками, вы думаете, что ему по душе ваше равноправие, защита вашего достоинства?..

Слушая все это, девицы, пришедшие на фестиваль поп-музыки, одобрительно гудели, выражая таким образом согласие с тем, что говорила Рио Ява, и прерывая ее речь время от времени аплодисментами и дружными возгласами.

— Женщины! Вы что, хотите, чтобы кучка жирных хряков всю жизнь подавляла вас?

Для них мы всего лишь предметы потребления, которые должны хорошо выглядеть, обслуживать их, рожать им детей, в остальном же — сидеть смирно дома и молчать, оставаться в тени и не вякать!..

Рио вновь и вновь брала слово в перерывах между выступлениями поп-групп. В своем завитом, ярко-рыжем парике, с экстравагантным макияжем она и сама выглядела, как поп-звезда.

В течение года Рио продолжала дело Маргарет с такой же самоотверженностью, с таким темпераментом, с какими действовала покойная подруга, причем число слушательниц у нее было уже ничуть не меньше, если даже не больше.

— Настанет день, и я пойду к президенту и открою ему глаза на то, что политика — это вещь грязная и продажная, — говорила она в каждом интервью и вообще всем, кто готов был слушать ее.

— А начну я с Ларри Болдинга, этого сукиного сына, — поясняла она, отвечая на вопросы о ее ближайших целях. — Его карьере придет конец, как только я расскажу всем, что он из себя представляет на самом деле…

Ларри Болдинг, обладавший безупречным имиджем, женатый на очаровательной, элегантной блондинке, отец двух прелестных малышей, выдвинул в то время свою кандидатуру на пост президента.

— Сестры, довольно мириться с этим! — потрясала Рио в воздухе кулаками. — Хватит терпеть унижение! Я уверена, что мы добьемся справедливости!

Толпа одобрительно шумела и топала ногами.

Рио почувствовала удар пули, но устояла на ногах и продолжала, улыбаясь, смотреть на бушующую, восторженно свистящую, орущую и топающую толпу, которую она сумела разбудить.

— Довольно мириться с этим! — попыталась продолжать она, но кровь уже побежала по ее шее вниз, а затем хлынула потоком из горла. Душа ее отлетела от тела.

К этому дому в Коннектикуте можно было приблизиться, лишь миновав ворота, оснащенные электронной системой контроля. Затем два охранника в форменной одежде, с небрежно засунутыми за пояс пистолетами, тщательнейшим образом обыскивали посетителей.

Диксону Грейду не стоило большого труда пройти эту процедуру. Это был человек с холеным лицом, одетый в темный костюм. Его маленькие карие глазки беспристрастно смотрели сквозь стекло очков без оправы.

Придерживая локтем папку для бумаг, он направился к дому.

На его звонок открыла девушка служанка, одетая в черное платье.

— Добрый день, мистер Грейд. Мистер Болдинг ждет вас во дворе у бассейна.

Диксон Грейд поблагодарил легким кивком головы, прошел через коридор, затем вышел через заднюю дверь во внутренний двор и направился к бассейну — сооружению поистине гигантских размеров.

Здесь его встретила Сьюзан Болдинг, очень привлекательная блондинка с гладко зачесанными назад волосами, собранными в пучок. Под ее свободно спадающей блузкой и белыми брюками угадывалась безупречная фигура.

— Привет, Дик, — сказала она, улыбаясь, и поцеловала его в щеку. — Что тебе предложить? Виски? Чай? Кофе?

Диксон вежливо наклонил голову.

— Пожалуйста, кофе, Сьюзан.

Он находил жену Ларри Болдинга очаровательной, но если ты являешься его личным ассистентом, то ничего другого не остается делать, как только констатировать этот факт.

— А где Ларри? — спросил он.

— Где-то гам, в саду, занимается розами. Воскресенье — единственный день, когда он может посвятить себя общению с природой.

Диксон шагал по боковой аллее в указанном направлении, пока не увидел Ларри, играющего на лугу со своими детьми.

— Все в порядке, — доложил Диксон.

— Она… мертва?

Диксон кивнул.

— Можете не беспокоиться, на нас не падет ни тени подозрения. Вы вне всяких подозрений. Нужные люди позаботятся обо всех, кто остался из ее окружения.

Ларри Болдинг вздохнул и похлопал его по плечу.

— Это было нужно для дела, не так ли?

Диксон Грейд согласно кивнул.

— Да, так было нужно.