Обреченный на смерть
Джейн К. Клиланд


Джози Прескотт #1


Кому и зачем понадобилось убивать мистера Гранта — респектабельного пожилого джентльмена, много лет прожившего в маленьком городке Новой Англии?

Шеф местной полиции Альварес, ведущий расследование, приходит к выводу: преступник охотится за тремя бесценными картинами, которые Грант, по слухам, незаконно приобрел во время Второй мировой войны.

Существовали ли эти шедевры в действительности?

Чтобы удостовериться в этом, он вынужден подключить к расследованию известного эксперта Джози Прескотт.

Однако вскоре выясняется, что на ноже, которым убили Гранта, остались отпечатки пальцев Джози.

Теперь именно она — главная подозреваемая.

И чтобы доказать свою невиновность, ей необходимо вычислить настоящего убийцу…


Джейн К. Клиланд

ОБРЕЧЕННЫЙ НА СМЕРТЬ


Посвящается Джоу


Благодарность


Автор благодарит за информацию и помощь, предоставленную Дейлом Хинманом, кладезем криминальной информации, и Хансом ван ден Ньивендейком, экспертом в области отпечатков пальцев. Также огромное спасибо Мари Энн Эклс, Сьюзен А. Шварц, Деборе Миллер и Кэти Шединг. Особая благодарность Бену Севиеру, моему редактору, за его мудрые замечания и Дениз Марсил, моему агенту, за ее мудрые советы.


Авторское замечание


Это произведение является художественным вымыслом. Все персонажи и события вымышленны. Хотя в Нью-Хэмпшире и существует прибрежный район, города под названием Роки-Пойнт там нет, кроме этого, я позволила себе еще ряд географических вольностей.


Глава 1


— Эрик! — позвала я сердито из-под стола.

— Да! — раздался сверху его довольный голос.

— Разве я не говорила тебе натереть его льняным маслом?

— Я натер.

— А ножки? — Я выбралась из-под стола и вытерла руки о джинсы.

— Я думал, что все сделал, — принялся он увиливать.

Но у меня не было настроения для таких игр — сегодня я устала. Сдерживая желание спустить на Эрика всех собак, я напомнила себе, что он всего лишь девятнадцатилетний парень, у которого нет опыта работы, зато есть желание учиться, он надежный и по большому счету честный человек и что общение с ним не лишено приятности. В общем, как говорится, подающий надежды сотрудник. Поэтому я смягчила выговор улыбкой:

— Эрик, я только что осмотрела стол. Ты не обработал внутренние поверхности ножек. Любой, кто захочет купить этот стол, обязательно поинтересуется его состоянием. И если покупатель готов заплатить те деньги, на которые я рассчитываю, он не побрезгует встать на четвереньки и обнюхать его.

Парень наконец-то смутился. Дубовый стол с золотисто-коричневой отделкой был выполнен в стиле времен испанских католических миссий и относился к началу двадцатого столетия. Натертый маслом, он выглядел по-настоящему роскошным. Прекрасный образец столярного искусства.

— Пойми, — продолжала я, — небрежная работа вредит нашей репутации. Из-за твоей халтуры потенциальный клиент подумает, что, может, мы его обманываем: вместо старинной вещи предлагаем современную подделку. Или решит, что мы обмазали стол маслом для того, чтобы скрыть, как плохо за ним ухаживали. Ты понял?

— Ага, — ответил Эрик, смущенно улыбнувшись. — Извини, я просто очень торопился.

— Напрасно. Я плачу тебе по часам, поэтому постарайся не спешить, когда занимаешься чем-то вроде этого.

— Ладно.

Я снова улыбнулась, на этот раз искренне.

— Но это не значит, что теперь можно вообще не торопиться. Я всегда «за», если работа сделана быстро, — ты ведь знаешь, я не люблю, когда тянут резину.

— Еще бы мне этого не знать, — ухмыльнулся он в ответ.

— Джози! — Голос Гретчен эхом разнесся по складу. — Джози? Ты где?

— В секции Уилсона! — откликнулась я.

Так на сегодня называлась та часть склада, где мы разместили имущество Уилсона для того, чтобы составить каталог и подготовить вещи к показу, предваряющему аукцион; показ должен был пройти в ближайшую пятницу.

— Тебя хочет видеть полицейский.

— Что? — испуганно переспросила я.

— Шеф полиции, — уточнила Гретчен, словно это проясняло ситуацию.

Оставив Эрика разбираться со столом, я быстро направилась к выходу, клацая о бетонный пол каблуками нечищеных высоких ботинок. Возле двери стоял высокий широкоплечий седой мужчина. На вид ему было около сорока. Смуглое лицо было похоже на маску. В предчувствии недоброго сердце у меня тревожно забилось. В последний раз, когда полицейский захотел со мной поговорить, моя жизнь едва не пошла прахом.

Рядом с шефом полиции стояла Гретчен, которую трудно было не заметить из-за ярко-рыжих волос, каскадом падающих на ее плечи. В широко распахнутых зеленых глазах Гретчен читалось страстное желание поделиться большой новостью, от возбуждения на безупречном бледном лице даже выступил легкий румянец.

— Здравствуйте. Я Джози Прескотт.

— Шеф полиции Альварес. Мы могли бы где-нибудь поговорить?

— Конечно. — Мой внутренний детектор опасности немедленно забил тревогу. — Что случилось?

— Я шеф полиции Роки-Пойнта. — Он вытащил потертый кожаный чехол и показал мне жетон.

Роки-Пойнт, город с почти стотысячным населением, располагался примерно в десяти милях к югу от Портсмута, заняв три мили у нью-хэмпширской береговой линии, которая протянулась на восемнадцать миль.

— В чем дело? — удивилась я.

— У меня к вам несколько вопросов… Не лучше ли нам поговорить с глазу на глаз?

— Разумеется… Гретчен, — обратилась я к помощнице, — возвращайся к работе.

Когда она ушла, я провела Альвареса к большим пустым ящикам, сваленным, словно груда кирпичей, в углу склада.

— Здесь вам удобно?

— Вполне.

Отсюда отлично был виден весь склад, вся мебель, относящаяся к разным периодам и находящаяся в разном состоянии. Случайному человеку зрелище могло показаться хаосом, но, на мой взгляд, здесь царил идеальный порядок. Поступающие вещи мы сортировали. На те, что были в исправности, наводили лоск, чтобы выставить на аукцион, как правило, устраиваемый тут же. А рухлядь, способную привлечь внимание знатоков, почти не трогали, ее мы сбывали на еженедельных распродажах. К моменту появления Альвареса склад был забит наполовину, что меня радовало: у нас была работа и перспектива на ее продолжение.

— Итак, — сказала я. — Мы одни. Что случилось?

— Вы были знакомы с Натаниэлем Грантом? — Предложение прозвучало скорее как обвинение, чем как вопрос.

— Была?

— Так да или нет?

— Но почему в прошедшем времени…

— Вы не слышали последние новости?

— Какие?

— Где вы были этим утром?

Его обвинительный тон привел меня в ярость, я ощетинилась, позабыв о своей недавней растерянности и желании узнать, что происходит. Решив прекратить эту игру в кошки-мышки, я уставилась на него, давая понять, что не пророню ни слова, пока он не объяснит, в чем дело.

— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, — тихо попросил он после затянувшейся паузы. Его спокойствие резко контрастировало с охватившим меня волнением. — Где вы были этим утром?

Мне вспомнилась присказка отца, которую он, бывало, ронял, когда отправлялся на трудную деловую встречу: «Лучшая защита — нападение».

— Я не скажу ни слова, пока не узнаю, в чем дело, — отчеканила я.

Альварес, который был примерно на две головы выше меня, шагнул вперед и оказался совсем близко. Подозреваю, он сделал это для того, чтобы напугать меня. И надо признаться, ему удалось достичь своей цели. Я почувствовала, как у меня вспотели ладони. Меня затрясло, впрочем, не столь сильно, чтобы он заметил.

— Утром Натаниэля Гранта убили, — сообщил он.

— Мистера Гранта убили? — переспросила я, не в силах поверить в то, что услышала.

— Да. — Альварес впился в меня взглядом.

Глаза защипало от навернувшихся слез. Тяжело сглотнув, я быстро смахнула слезы рукой.

— Бедный мистер Грант, — пролепетала я. — Как это случилось?

— Я надеялся, что вы поможете мне в этом разобраться.

Я отвернулась, чтобы скрыть слезы, которые все-таки покатились по щекам. Слова комом застряли в горле.

— Кажется, вы неплохо его знали.

Я замотала головой, глотая слезы и вытирая щеки рукой. Зная за собой привычку принимать все близко к сердцу, я давно научилась контролировать свои чувства. Отец всегда говорил мне: «Не важно, что ты чувствуешь, Джози, главное — никому этого не показывать. В бизнесе чем больше ты откроешься, тем больше потеряешь».

И я твердо следовала этому правилу, когда работала в Нью-Йорке на крупный аукционный дом «Фриско», пока не оказалась на месте главного свидетеля обвинения по делу о махинации с ценами, выдвинутого против моего босса. Меня доконал не столько сам процесс, который действительно стоил мне немалых нервов, сколько поведение моих коллег. Меня начали игнорировать даже те, кому я полностью доверяла. Меня избегали, словно я была прокаженной, и очень скоро вынудили уйти из компании. А через месяц не стало отца, и мой мир рухнул.

Хотя я почти оправилась, мне с огромным трудом удавалось сдерживать свои чувства — точнее, я совершенно не могла их контролировать. Я словно превратилась в сплошной комок нервов.

Пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний, я встряхнула головой и, взглянув на Альвареса, выдавила улыбку.

— Понимаю, глупо себя так вести. Ведь я практически не знала мистера Гранта. Мы познакомились всего пару недель назад. И поглядите, что со мной творится! — Я вытерла вновь набежавшие слезы. — Просто новость оказалась шокирующей. Он был очень милым человеком.

— Расскажите о нем, — попросил Альварес, прислонившись к бетонной стене.

Я помолчала, соображая, с чего начать.

— Он был похож на Санта-Клауса, как его обычно представляют: такие же борода, живот и жизнерадостность, только он был небольшого роста и слегка усохший.

— Как вы познакомились?

— Он хотел продать часть своей мебели и кое-какие изящные вещицы.

— Ни с того ни с сего?

— Не совсем. Понимаете, его жена умерла около трех месяцев назад. А дом, в котором они жили, огромный. Впрочем, вам это известно. Так вот, мне показалось, он хотел переехать в дом поменьше.

— Ладно, а где вы были этим утром? — с мягкой настойчивостью повторил Альварес.

— Это когда… когда его убили?

— Медэксперты пока устанавливают время смерти.

Я кивнула.

— Я просто не могу поверить… Мистера Гранта убили… Простите… Хорошо… Дайте подумать… — Я вздохнула. — Сюда, — я обвела рукой склад, — я приехала около восьми утра и провозилась здесь примерно до одиннадцати десяти — одиннадцати пятнадцати. Потом я отправилась к мистеру Гранту и была у его дома в половине двенадцатого. Мы договорились с ним о встрече, но дома его не оказалось.

— Как вы это узнали?

— Мне никто не ответил, хотя я долго звонила в дверь. Потом я обошла дом и постучалась на кухню. Я даже заглянула в окна, но ничего не увидела.

— И что вы тогда сделали?

— Я решила, что мистер Грант перепутал день. В его возрасте это не редкость.

Альварес согласно кивнул.

— И что потом?

Я пожала плечами:

— Немного посидела в машине. А без пятнадцати двенадцать снова позвонила в дверь на случай, если в первый раз он просто не услышал. Потом оставила ему сообщение на автоответчике и вернулась на работу. Я собиралась перезвонить ему попозже, потому что не была уверена, что он знает, как пользоваться автоответчиком. — Я улыбнулась сквозь слезы. — Он был прекрасным человеком. Что произошло?

— Мы еще не знаем. А вы?

— Я? Ничего.

— Уверен, что это не так. Вы были с ним знакомы, и вы были у его дома этим утром. Может, будет лучше, если вы проедете со мной в полицейский участок?

— Зачем? — мгновенно насторожилась я.

— Чтобы ответить на другие вопросы.

— Я не могу. У меня много работы.

— Боюсь, придется. Это очень важно. Мне действительно нужна ваша помощь.

Я задумалась о том, как поступить. Я не до конца разобралась с имуществом Уилсона, а до предварительного показа оставалось всего лишь два дня. Впрочем, с разборкой вполне могла справиться и Саша, которая как дипломированный историк-искусствовед занималась у нас оценкой вещей. Эрик после выволочки наверняка станет работать старательнее. Ну, а Гретчен? Она будет, как всегда, держать оборону. Так что препятствий к посещению участка у меня не было. Тем не менее я сказала:

— Думаю, мне лучше позвонить адвокату.

— Почему бы не попросить его встретиться с вами в участке? — предложил Альварес.

— Пусть он сам решит.

— И кто ваш адвокат?

Я задумалась, к кому бы обратиться. По работе мне постоянно приходилось общаться с адвокатами, но еще ни разу я не обращалась к ним за личной надобностью.

Макс Биксби первым пришел мне на память. Я познакомилась с ним сразу, как переехала в Портсмут. Он был тогда очень дружелюбен, и после отличался вежливостью, никогда не отказывал в помощи.

— Я позвоню Максу Биксби, — решила я.

— Он хороший человек, — согласился полицейский.

Я направилась в офис, чтобы поговорить с Гретчен. Возле двери я остановилась и оглянулась на Альвареса. Тот провожал меня темным взглядом и, казалось, видел насквозь.

— Могу я вас кое о чем спросить?

— Конечно. Но не обещаю, что отвечу.

Я кивнула. Неожиданно на глаза снова навернулись слезы. «Как некстати!» Я отвернулась и смахнула их.

— Как его убили? — тихо спросила я.

— Мы это выясняем, — покачал он головой.

Я закрыла глаза.

— Он был дома?

— Да.

— Один?

— Да.

— Этим утром?

— Возможно.

Меня охватила дрожь. Бедного старика бросили умирать одного в собственном доме.


Мне не удалось застать Макса на работе, поэтому я позвонила ему домой. В трубке было слышно, как плачет ребенок, а женский голос что-то громко ему выговаривает.

— Прости, что беспокою тебя дома.

— Все в порядке. Я буду рад, если появится предлог, чтобы выбраться отсюда, — рассмеялся он. — Тихий семейный обед обернулся криками и слезами.

— Послушай, Макс, извини, что беспокою тебя в неурочное время, но мне нужна твоя помощь. Кажется, у меня неприятности, — перешла я к делу.

— Рассказывай, — велел он, и я послушно описала ему все, что произошло сегодня утром.

— Молодец, что позвонила, — сказал он, когда я закончила. — Я встречу тебя около участка через полчаса. Подожди меня на парковке.

Альвареса я застала там же, где и оставила, он стоял возле ящиков и с интересом разглядывал помещение. Я передала ему слова Макса, и он кивнул:

— Хорошо, тогда встретимся через полчаса.

Наблюдая за тем, как он уходит, я чувствовала себя маленькой и потерянной.


Мы стояли возле песчаных дюн и разговаривали, глядя на простирающийся перед нами океан. Адвокатов принято недолюбливать, однако на Макса это правило не распространялось. Он держался по-отечески, но не донимал опекой, он был прямолинеен, но не допускал оскорбительных выпадов. Чем-чем, а занудством он не отличался. Из-за твидового пиджака и галстука-бабочки, а также утонченных, почти аристократичных манер он казался несколько старше своих сорока пяти лет.

— Если я говорю тебе не отвечать на вопрос, молчи. Прекращай говорить сразу, как только я подам знак. Если ты не уверена относительно ответа, сначала шепотом обсуди его со мной, — инструктировал он меня. — Если ты знаешь ответ и я тебя не остановил, отвечай только на то, о чем спросили. Не давай никакой лишней информации. Чем короче будет твой ответ, тем лучше. Постарайся вообще отвечать односложно.

— А что, если я не смогу ответить односложно? Вдруг он спросит о моем впечатлении или о чем-то в этом роде?

— Если я тебя не останавливаю, попытайся ответить как можно короче. Не слишком распространяйся.

Я согласно кивнула. Океан был неспокоен. Пенистые бутылочно-зеленые волны казались огромными. Небо было затянуто тучами. Надвигался шторм.

Макс назвал сумму своего гонорара, и я обрадовалась, что моих сбережений хватит на оплату его услуг. Мы пересекли улицу и двинулись к полицейскому участку. Здание возвели совсем недавно, около двух лет назад, островерхой крышей серебристого оттенка оно было похоже на большинство прибрежных строений.

Альварес вышел нам навстречу, распахнув болтающиеся туда-сюда деревянные двери. Придержав их, он пропустил нас в участок.

— Спасибо, что пришли. Макс, как твои дела? — спросил он.

— Все хорошо. Спасибо, — ответил адвокат. — А как у тебя? Последний раз мы виделись на пикнике прошлым летом.

— Неплохое было времечко, правда? Кати, — позвал он, — мы будем в комнате для допросов.

Откуда-то моментально выскочила крупная блондинка.

— Вы видели записки, которые я вам оставила? Вам звонили. — Она протянула ему розовые листы, которые раньше широко использовали для записи телефонных сообщений. Заметив нас, она вопрошающе уставилась на Альвареса.

— Это Джози Прескотт, — ответил он на ее немой вопрос. — А это адвокат Макс Биксби. Мы будем во второй комнате. Хотите кофе, чай со льдом или еще чего-нибудь? — обратился он уже ко мне.

— Нет, спасибо, — отказалась я.

— А ты? — спросил он у Макса.

— Я тоже ничего не хочу, спасибо.

Альварес провел нас по короткому коридору в унылую комнату, угол которой был забран металлической сеткой.

— Жутковатое зрелище, — кивнула я в сторону клетки.

— Не спорю. Но наши гости иногда бывают крайне несдержанными, и тогда без нее не обойтись.

— Я так и подумала.

— Садитесь. Я сейчас вернусь.

Стулья оказались жесткими и крайне неудобными. Я села так, чтобы не видеть клетки. Макс, расположившийся напротив меня, извлек из портфеля желтый блокнот. Облокотившись на оцарапанную поверхность деревянного стола, я уставилась на свои ладони. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом переворачиваемых страниц. Поэтому резкий щелчок захлопнувшегося замка прозвучал для меня как выстрел. Я резко вскинула голову и почувствовала себя птичкой, угодившей в клетку.

Часов у меня не было. Я перестала их носить, поскольку они то и дело мешали мне во время работы. Я не знаю, сколько времени мы с Максом просидели в одиночестве. Мне показалось, что очень долго, но из-за не покидавшего меня ощущения нереальности всего происходящего, вполне допускаю, что наше ожидание продлилось не более нескольких минут.

— Извините, что заставил вас ждать, — сказал Альварес, вернувшись с какими-то бумагами. — Мне передали предварительное заключение медицинского эксперта. Но прежде чем мы начнем, вы позволите мне включить запись?

— Запись? — переспросила я.

— Магнитофон. Это избавит меня от писанины.

Я взглянула на Макса, и тот согласно кивнул.

— Мы не против. Полагаю, мы потом получим расшифровку записи? — уточнил Макс.

— Конечно.

Полицейский быстро водрузил на стол маленький аппарат и утопил в корпусе кнопку. Вспыхнула красная лампочка, и раздался стрекочущий звук. Альварес объявил наши имена, дату и время допроса.

— Я ценю, что вы согласились помочь нам, — начал он. — И хотя это простая формальность, но прошу вас расписаться в том, что вам сообщили о ваших правах. — Альварес подтолкнул к Максу какой-то лист и зачитал мне «права Миранды».[1 - «Права Миранды» — право молчать, право иметь адвоката и право не говорить ничего против себя.]

Внезапно мне стало душно. Но я заставила себя выслушать Альвареса, и когда он спросил, все ли мне понятно, я ответила: «Да». Макс кивнул, давая понять, что все в порядке и можно расписываться. Но отец учил меня никогда не подписывать того, что не прочитано лично. Поэтому прежде чем поставить свое имя на документе, я тщательно ознакомилась с его содержанием.

— Хорошо, — сказал Альварес. — Итак, предварительный отчет медицинского эксперта.

— Какое он сделал заключение? — спросил Макс.

— Она. Доктор Янг сказала, что смерть наступила сегодня утром.

— Когда?

— Между девятью и двенадцатью часами. Точнее ей не удалось установить.

— Боже! — воскликнула я. — У меня были подозрения, что он умирал в то время, пока я топталась у его дверей, а теперь вы говорите, что так все и было!

У меня на глазах снова выступили слезы, и я не стала их сдерживать.

— Ничего не говори, — прошептал Макс и мягко похлопал меня по руке.

— Я послал офицера, чтобы он проверил кое-какие факты, — сменил тему Альварес и посмотрел на меня. — Мы нашли запись о встрече в ежедневнике, который лежал на кухонном столе открытым на сегодняшней дате. Очевидно, Грант не забыл о том, что вы должны были с ним встретиться.

— Бедный мистер Грант, — покачала я головой.

— А ваше сообщение все еще на его автоответчике. Судя по всему, его так и не прослушали.

— От чего он умер? — спросил Макс.

— Джози, а что вы можете сказать об этом? Вы знаете?

— Что? — ужаснулась я, когда до меня дошел смысл вопроса: Альварес полагал, что я что-то знаю об убийстве.

— Вы знаете, как умер мистер Грант? — повторил он вопрос.

— Конечно же, нет.

— Пожалуйста, — напомнил о себе Макс, постучав ручкой по столу, — просвети нас.

— Мистера Гранта ударили ножом.

— О Боже! — выдохнула я и снова заплакала. — Это ужасно.

Неожиданная мысль заставила меня повернуться к Максу и тихо спросить:

— Но как полицейские узнали, что его убили?

Макс кивнул и громко задал мой вопрос Альваресу. Тот, не сводя с меня глаз, откинулся на спинку стула и покачался на задних ножках.

— Его дочь позвонила нам из Массачусетса и попросила проведать его.

— Но почему? — Я перевела взгляд с Альвареса на Макса и обратно. — Я не понимаю.

— Ей позвонил его адвокат. Мистера Эппса беспокоило, что кто-то уже давно пытается с помощью обмана вынудить мистера Гранта продать принадлежащие ему ценные вещи. Услышав про это, дочь, естественно, заволновалась и начала немедленно звонить отцу, но не смогла его добудиться. Ее сообщения также есть на автоответчике. Она позвонила соседу, но того не оказалось дома. Она пыталась еще несколько раз дозвониться отцу или соседу, но безуспешно. В конце концов она позвонила нам.

— Кто-то пытался обмануть мистера Гранта?! Но это же просто ужасно! Кто способен на такое? Адвокат сказал, кто это?

— Да. Он сказал дочери Гранта, что этой мошенницей является Джози Прескотт.


Глава 2


Я воззрилась на Альвареса, не в силах вымолвить ни слова. Сказанное им никак не укладывалось у меня в голове. Я видела, что он ожидает моей реакции на свое откровение. Но я ничего не чувствовала. Во мне все заледенело. Я не могла даже думать.

Мошенница. Эппс назвал меня мошенницей! Я затрясла головой, мои надежды на светлое будущее рухнули. «Все напрасно», — подумала я, сражаясь со слезами. Я знала, что не следует рассчитывать на слишком многое.

Я поняла это в те нелегкие дни, когда дело о махинациях с ценами попало в СМИ благодаря тому, что я согласилась надеть жучок и записать, как мой босс договаривается с главным конкурентом. Меня буквально передергивало при воспоминании о том, как я появилась на работе, ожидая рукоплесканий за срыв тайного сговора. Я была слишком наивной, полагая, что коллеги будут восхищаться мной. Даже когда стало ясно, что этого не произойдет, я продолжала упорно искать их одобрения. Да, я усвоила на собственном горьком опыте: одного желания для успеха недостаточно, что бы там ни твердили тренеры футбольных команд-победительниц или гуру с голубых экранов. Тогда меня назвали предательницей, теперь — мошенницей. Я мошенница!

Вдохнув поглубже, я напомнила себе об обещании, которое дала, проезжая мимо «Фриско» на взятом в аренду фургоне, направляясь из Нью-Йорка в штат Нью-Хэмпшир, — я больше никогда не буду принимать желаемое за действительное. Оцепенение тотчас с меня слетело, и я едва не задохнулась от нахлынувшего гнева.

— Мошенница? — в ярости рявкнула я.

Макс попытался меня утихомирить:

— Так сказал Эппс.

— Бритт Эппс? — уточнила я, отмахнувшись от Макса.

— Да.

— Ах он мерзавец!

— Джози, — предпринял Макс новую попытку, — замолчи.

— Вы его знаете? — спросил Альварес.

— Джози, — почти умоляюще прошептал мне Макс, — ничего не говори.

— Макс, я хочу ответить. Да, я его знаю. Я считала, что мы друзья. Или что-то вроде этого. Партнеры по бизнесу. Он действительно мне нравился. Вы себе это представляете? — Я была вне себя от возмущения. — Это просто невероятно! Мошенница? Он назвал меня мошенницей?

— Да, — ответил Альварес.

В его голосе послышалась жалость, из-за которой мне стало совсем плохо. Мне была ненавистна сама мысль, что я могу оказаться в жалком положении.

— Как близко вы с ним знакомы? — спросил Альварес.

— Трудно сказать. Я встречала его то там, то здесь на благотворительных мероприятиях и на встречах местной бизнес-ассоциации. Я пыталась привлечь его внимание к своей компании. Я новичок в городе, точнее, я здесь уже два года, но по местным меркам я все еще считаюсь пришлой. Поэтому я стараюсь встречаться с людьми. В любом случае большая часть моего бизнеса зависит от рекомендаций адвокатов, а он один из наиболее уважаемых в городе. Поэтому ничего удивительного, что я пыталась с ним встретиться. Но мне это так и не удалось. Я думала, что все дело в нестыковке наших расписаний. И вдруг он называет меня мошенницей! С какой стати? Я просто не могу в это поверить.

— Почему? Разве на его месте вы бы не ожидали, что на дом, в котором полно ценных вещей, слетятся нечистые на руку дельцы? Разве не естественно родственникам беспокоиться о старых людях, которые решили продать свое имущество?

— Согласна, все, что вы говорите, правда, но я не являюсь таким дельцом, и Эппс знает об этом! У меня безупречная репутация, я немало потрудилась над тем, чтобы заслужить ее, любой, кто знаком со мной, знает, что я не мошенница!

— Я спрошу его об этом, — сказал Альварес. — Кто познакомил вас с Грантом?

Я поерзала на стуле, ища более удобное положение для разболевшейся спины.

— Так как же произошла встреча?

— Здесь есть что-нибудь, о чем я должен знать? — прошептал Макс, прикоснувшись к моей руке. — Замешаны ли здесь личные отношения? Что-то необычное?

— Нет. Все абсолютно открыто, — так же тихо успокоила я его.

Он кивнул, разрешая ответить.

— Мистер Грант мне позвонил.

— Откуда он узнал о вас?

— Откуда, как вам кажется, он узнал о вас? — вмешался Макс, выделив интонацией слово «кажется».

— Справедливо, — согласился Альварес. Судя по его голосу, он расслабился, как будто в его распоряжении была куча времени.

— Он нашел мое имя в брошюре НХООА.

— Что это?

— Нью-Хэмпширское общество по оценке антиквариата. Это профессиональная ассоциация. Я ее член. И я местная. Насколько мне известно, я единственный антиквар, которому он позвонил.

— Чистое везение? — поинтересовался Альварес. — Или случайность?

— Я не знаю, — пожала я плечами. — Нет ничего необычного в том, чтобы выбрать оценщика, который живет поблизости.

Он кивнул:

— Итак, Грант позвонил, и вы договорились о встрече?

— Конечно.

— И что произошло дальше?

— Попав в его дом, я сразу поняла, какая мне привалила удача. Вы видели, чем он владел?

— Да, но не придал этому значение. А разве это было что-то особенное?

— Исключительное. Взявшись описывать, я даже не знала бы, с чего начать. У него был шахматный столик восемнадцатого века, выполненный из американского дуба и инкрустированный красным и розовым деревом. Изумительная работа. Три картины Жюля Тавернье,[2 - Тавернье, Жюль (1844–1889) — американский пейзажист и жанровый художник. — Примеч. пер.] садовые пейзажи. Серебряный чайный сервиз Пола Ревере.[3 - Ревере, Пол (1734–1818) — американский ремесленник, серебряных дел мастер, ставший одним из самых известных героев войны за независимость США.] Черт, у него были стулья эпохи Людовика XV в отличном состоянии и с оригинальной обивкой. Серьезно.

— О какой сумме идет речь?

— Трудно сказать. Некоторые из предметов не выставлялись на аукцион уже целое поколение. Другие, возможно, бесценны вследствие уникальности.

Альварес присвистнул.

— И при этом у него были замки, которые можно открыть с помощью кредитной карточки.

— Да, — согласилась я. — Невероятно.

— Как он отнесся к вашей оценке?

— Я не делала официальной оценки. Никаких письменных заключений. Я даже ничего тщательно не осматривала. Я просто увидела достаточно, чтобы понять: я хочу это.

— И как он на это отреагировал?

— Наверное, вы не поверите, но, оказалось, сами вещи его не слишком интересовали. Например, я пришла в восторг от шахматного столика. А он лишь сказал, что жена купила его в Бостоне пятьдесят лет назад. Он вообще не хотел говорить о столе. Он хотел рассказать о своей жене. Как он встретился с ней во время войны. Второй мировой войны. Это была настоящая история любви. — Я грустно покачала головой. — Он отказался от аукциона. Он сказал: «Слишком долгий процесс».

— Звучит не слишком разумно.

— Да, но в этом не было ничего необычного. Некоторые люди после смерти супруга или супруги… — Я запнулась. — Я просто не могу в это поверить. Мистер Грант был милым стариком. И Эппс знает, что я не мошенница. Это просто не лезет ни в какие ворота. — Разрываясь между недоумением и обидой, я снова расплакалась.

— Итак, если он отказался от аукциона, то чего же хотел от вас?

— Он хотел, чтобы я все купила.

— За сколько?

— Не знаю. В любом случае мне было это не по карману. Но он согласился передать мне все на консигнацию.[4 - Консигнация — форма комиссионной продажи товаров.] Я пообещала, что продам вещи в течение месяца.

— Месяца? Довольно короткий срок, вам не кажется?

— Нереально короткий. Мне пришлось бы привлекать сторонних экспертов, заниматься рекламой.

— К чему такая спешка?

— Не знаю. Он упомянул, что ожидает родственников. Возможно, он хотел все распродать до их приезда.

— Из-за того, что им не понравилась бы распродажа?

— Он не объяснил причины, — пожала я плечами.

— Вам не показалось необычным его желание все продать?

— В принципе нет. Конечно, это было немного странно. Но в определенном смысле каждая распродажа удивительна. Не существует такого явления, как «нормальная» распродажа.

— Почему он на это пошел?

— Откуда мне знать?

— Вы правы. Но вы можете предположить?

Я бросила взгляд на Макса.

— Только если вы будете помнить, что Джози исходит из чисто теоретических предположений, — сразу отреагировал он. — Она уже сказала, что не знает ничего конкретного о мотивах, которыми руководствовался мистер Грант. Идет?

— Принято, — согласился Альварес.

Макс кивнул, разрешая мне продолжать. Я помолчала, собираясь с мыслями.

— Люди решаются на распродажу по множеству причин.

— Например?

— Чтобы уменьшить налог на имущество. Или чтобы выручить наличные для оплаты обучения в колледже. Порой им нужны деньги, чтобы отправиться в кругосветное путешествие. А иногда они надеются таким образом избежать раздоров между родственниками. Некоторым просто надоедает обстановка, и они хотят поменять ее. Другие пытаются начать жить с чистого листа, скажем, после развода. Случается, к распродаже толкает горе: люди стремятся избавиться от вещей, которые напоминают о чем-то или о ком-то навсегда утраченном, это подходит к ситуации мистера Гранта. — Я пожала плечами. — Но какими бы ни были его причины, он не походил на человека, испытывающего трудности.

— Что вы имеете в виду?

— Мне не показалось, что он отчаянно нуждается в деньгах или сожалеет о принятом решении. Он был общительным и веселым всякий раз, когда мы с ним виделись.

Альварес кивнул.

— А вы не спрашивали его, зачем ему распродажа?

— Нет. Никогда. Мне достаточно узнать ситуацию в целом, чтобы понять, следует ли проявлять радость или вести себя сдержанно. Я не привыкла совать нос в чужие дела.

— Ну, вы можете хотя бы предположить? Да-да, я помню, что вы не знаете ничего конкретного, — быстро добавил он, бросив взгляд на Макса. — Мне интересно, каким было ваше общее впечатление. Как вам кажется? Какая все-таки причина вынудила мистера Гранта пойти на такой шаг?

— Я бы хотела вам помочь, но увы. Я действительно ничего не знаю. Впрочем, выяснять это — не входит в мои обязанности. Я приняла на веру его слова, как и любого в подобных обстоятельствах. Он хотел распродать свои вещи. Я хотела заключить с ним сделку. Вот и все.

Постукивая ручкой о край стола и откинувшись на спинку стула, Альварес обдумал мои слова.

— Ну что ж, хорошо. И сколько раз вы бывали в доме?

— Три раза. Первый, когда мы встретились, чтобы обсудить его предложение, второй, когда я описала и сняла на видео продаваемые им вещи, и третий, когда сообщила ему свои условия. Сегодня мы должны были встретиться, чтобы оформить сделку. По телефону он сказал, что готов подписать договор.

Неожиданно раздался щелчок. Это отключился магнитофон. Альварес извлек кассету, перевернул ее, снова вставил и нажал на кнопку записи.

— О чем вы разговаривали во время ваших визитов? — спросил он.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, он любил поболтать, не так ли? Наверное, он показывал вам фотографии своих внуков или говорил о том, что собирается делать с полученными деньгами. О чем конкретно он рассказывал?

— Ничего такого. Он всегда спрашивал у меня, как я себя чувствую, и интересовался моим бизнесом. Мы говорили о погоде и инфляции, ничего конкретного. А когда я начала составлять опись, он вообще удалился из комнаты.

— А почему вы занимались описью одна? Разве нельзя было пригласить помощника? Так дело пошло бы быстрее.

— Разумеется. Но договор еще не был подписан, и я опасалась, что сделка сорвется, если человек, которого я приведу, не понравится мистеру Гранту. Поэтому я все делала сама.

— Мистер Грант что-нибудь рассказывал о себе? Например, об обеде с другом, или о визите в кофейню, или о покупке газеты в магазине на углу? Что-нибудь вроде этого.

На минуту я задумалась.

— Нет, такого не рассказывал. Но он обмолвился насчет своего возраста. В первый раз, когда мы встретились, он попросил не считать его развалиной — это его собственные слова — только потому, что он старик. Как-никак он до сих пор водит машину и может с точностью до пенни свести свои доходы и расходы. Здесь мы посмеялись, потому что последнее мне никогда не удавалось. — Воспоминания вызвали у меня легкую улыбку. — Он даже в шутку предложил мне взять его к себе бухгалтером: сказал, что вычисления — это его конек. И признаться, пообщавшись с ним, я этому поверила. Вопросы, которые он задавал по поводу моего бизнеса, говорили о его остром уме.

Альварес кивнул и на какое-то время замолчал. Когда он снова на меня посмотрел, я твердо встретила его взгляд. Внешне он напоминал человека, который привык один на один сталкиваться со стихией, сурового и готового к любым трудностям. Казалось, он из тех, на чью честность и порядочность можно положиться. Но жизнь научила меня не доверять внешности. Иногда люди специально пользуются своей привлекательностью, чтобы добиться желаемого.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Хорошо.

— Хотите кофе?

Вместо ответа я поинтересовалась, который час, и удивилась, узнав, что еще нет и трех. Мне казалось, что я пробыла в комнате для допросов ужасно долго.

— А как насчет мартини? — озвучила я свое тайное желание.

— Чего нет, того нет, мадам.

— А жаль. В такой день не помешал бы глоточек мартини.

— Пожалуй, — согласился он. — Теперь давайте разберемся с другим вопросом. У вас когда-нибудь брали отпечатки пальцев?

Я вздрогнула, словно Альварес без предупреждения содрал присохший к ране бинт, и, чтобы не выдать испуга, поспешила закрыть глаза.

«Да, — ответила я мысленно, — брали». В тот день — это был вторник, — когда, как и все новые сотрудники, я проходила всестороннюю проверку в службе безопасности «Фриско». Конечно, я тогда сильно волновалась, но все прошло хорошо. Мне не хотелось сообщать об этом Альваресу. Мне вообще не хотелось говорить о прошлом. Изливать душу, рассказывая о том, как я любила свою работу и как это было больно, когда меня вынудили ее оставить. Распространяться об участии в громком скандале… Я подумала, а не солгать ли ему на том основании, что ложь не является ложью, если требуемая информация не имеет никакого отношения к делу. Однако я понимала: Альварес не может не знать, что такая компания, как «Фриско», торгующая антиквариатом и предметами искусства, берет отпечатки у каждого нового сотрудника. И я решила не солгать, а умолчать. Что мне там советовал Макс? Не проявлять инициативы и не говорить того, о чем не спрашивают? Подходит.

В памяти всплыли слова отца: «Остановись, вдохни, подумай». Он говорил так всякий раз, когда я намеревалась кинуться в какую-нибудь авантюру. И теперь это помогло мне успокоиться и взять себя в руки.

Я глубоко вдохнула и открыла глаза. Лицо Альвареса было непроницаемым, лишь его взгляд продолжал меня упорно сверлить.

Макс откашлялся и наклонился ко мне:

— Ты в порядке?

Я выдала самую лучшую свою улыбку и сказала:

— Не волнуйся. — Затем я обратилась к Альваресу: — Простите, я просто опешила от вашего вопроса.

— Это значит «да»? В прошлом у вас брали отпечатки пальцев? — спросил он снова.

— Ничего себе вопросы! — заявила я с притворным возмущением.

— Я не имел в виду ничего плохого. У людей берут отпечатки по разным причинам. Например, для проверки благонадежности.

Я сделала вид, будто расслабилась, и, небрежно пожав плечами, призналась:

— Да, один раз. Когда устраивалась на работу.

— Значит, с процедурой вы знакомы, — констатировал он.

— Вы хотите взять у меня отпечатки?

— Да, они нам нужны.

— Зачем? — вмешался Макс.

— Джози бывала в доме, осматривала вещи, прикасалась к ним, и нам необходимо знать, какие из отпечатков принадлежат ей.

— Мы должны это обсудить.

— Да ладно тебе, Макс, — сказал Альварес. — Ты ведь знаешь, я могу добиться этого через суд.

Поглядев на него, Макс наклонился ко мне и прошептал:

— Ты прикасалась к чему-нибудь, о чем им лучше не знать?

— Нет, — ответила я тихо и недоуменно покачала головой. — Макс, я не сделала ничего предосудительного!

Он похлопал меня по руке и заявил Альваресу:

— Мы согласны.

— Тогда давайте побыстрее с этим закончим. — Альварес поднялся со стула.

— И потом мы наконец расстанемся? — спросила я.

— Да. До завтра.

— Почему «до завтра»?

— Завтра я буду располагать большим количеством информации. Вы будете на месте?

— Да, я буду на складе. Нам надо многое подготовить для предварительного показа в пятницу и к обычной распродаже в субботу. — Я встала и потянулась.

— Как насчет того, чтобы встретиться около двенадцати? — обратился он к Максу.

— Хорошо, — ответил адвокат.

— И что случится к тому времени? — Я хотела знать и одновременно боялась услышать ответ.

— Тогда я буду знать, есть ли у меня к вам новые вопросы, — сказал он и повел нас в другую комнату.

Пересекая холл, я заметила Кати, наполнявшую кружку кофе из аппарата. Пока Альварес методично снимал мои отпечатки, я наблюдала за тем, как Кати немного отпила и вернулась к своему столу, не обращая на нас никакого внимания. Макс стоял рядом со мной и молчаливо следил за следственными действиями.

После того как я помыла руки, Альварес проводил нас к выходу. Когда он открыл дверь, нам в лицо ударил поток свежего ледяного воздуха. И я сразу почувствовала себя лучше.

— Вот. — Альварес протянул мне свою визитку. — Возьмите. Если вспомните что-нибудь, позвоните мне.

Я спрятала карточку в сумку.

— Я бы тоже хотел иметь одну. — Макс протянул руку за визиткой и, обернувшись ко мне, добавил: — Если ты вспомнишь что-нибудь, не вздумай звонить ему. Звони мне.


Возвращаясь назад, в Портсмут, я чувствовала себя как никогда одинокой, мне было по-настоящему страшно. Ничего хорошего это не предвещало. «Кончай психовать!» — приказала я себе и решила взбодриться рюмкой мартини и заодно помянуть бедного мистера Гранта. Я позвонила Гретчен и сказала, куда и почему направляюсь.

— Не волнуйся, — заверила она. — У нас все под контролем.

Спасибо, Гретчен. Но там еще столько работы.

— Саша уже закончила каталог Уилсона. Она сейчас в офисе занимается каким-то исследованием.

Я сразу вообразила, как Саша что-то сосредоточенно читает с монитора компьютера, накручивая на палец прядь волос и покусывая губы. Она защитила докторскую по истории искусства, и исследования были ее любимой частью работы.

— Посмотрим, может, я сегодня еще и приеду.

— Не надо. — Материнский инстинкт Гретчен взял верх над практичностью деловой женщины.

* * *


По дороге в город я снова разревелась. Сначала я решила, что это из-за смерти мистера Гранта, но потом поняла, что это далеко не так. Конечно, мне было жаль, что умер такой добрый человек, но, если честно, я недостаточно хорошо его знала, чтобы так сильно горевать, и, значит, плакала из-за чего-то еще — возможно, из-за воспоминаний об отце.

После его смерти прошло уже около четырех лет, но я до сих пор болезненно ее переживала. Каждый день я чувствовала, как мне его не хватает. Он был моим лучшим другом и единственным родным человеком. Мне было тринадцать, когда от рака умерла мама, но даже ее смерть не была для меня таким тяжелым ударом, каким стала потеря отца. Когда умерла она, у меня хватило сил ее отпустить.

Опустив боковое стекло, я с наслаждением подставила лицо тугим порывам воздуха. Освежающая прохлада помогла мне прогнать тоскливое настроение. Неожиданно я с улыбкой вспомнила, какой счастливой я была, когда после окончания колледжа получила работу во «Фриско»: сбылись мои мечты. Лишь одно отравляло мою радость — мысль, что я должна расстаться с отцом, оставить его в Бостоне. Я даже полушутя ему заявила, что он обязан переехать в Нью-Йорк.

— Джози, детка, — ответил он, — не бери в голову. Ты ведь едешь в Нью-Йорк, а не на Марс.

И я поехала. Следующие десять лет он приезжал ко мне почти каждый месяц, чтобы поддержать и помочь советом, так как мне трудно было освоиться в довольно сложной и совершенно незнакомой среде. Мы с отцом стали настоящей командой.

И так было до самой его смерти. Она оставила в моем сердце и жизни пустоту, которую не смог заполнить даже Рик, мой тогдашний бойфренд. Я рассталась с ним через неделю после похорон отца.

Неожиданно я осознала, как давно все это было. Я едва смогла вспомнить, как выглядел Рик. И мысли об отце уже редко вызывали у меня слезы. Похоже, я полностью оправилась от этого удара. Я с сожалением вздохнула. Мне показалось: чем слабее мое горе, тем больше я теряю отца.

— Папочка, — прошептала я, изо всех сил стискивая руль. — Пожалуйста, поговори со мной. Скажи, что мне делать.

А потом я догадалась. Я оплакивала не мистера Гранта и не отца. Я плакала потому, что чувствовала себя щепкой, которую подхватил и закрутил речной поток и которая не знала, как из него выбраться.


Я сидела в «Голубом дельфине» и размышляла, хочу есть или нет. Джимми, рыжеволосый бармен с круглым лицом, усыпанным веснушками, предложил мне миску с орешками, но я подумала, что мне хочется чего-то более существенного. Стакан с мартини покоился в моих ладонях — мне нравилось ощущать его тяжесть. Я сделала маленький глоток горьковатой обжигающей жидкости.

— Пожалуй, я буду рада креветкам, — сделала я заказ. — Спасибо, Джимми.

Мягко играла старая мелодия Джорджа Бенсона. Посетителей было немного. Разбившись на три группки, они разместились у полукруглого окна, выходившего на Пискатакуа[5 - Пискатакуа — река длиной 19 км, разделяющая штаты Мэн и Нью-Хэмпшир.] и Портсмутскую гавань. Их разговор сливался в невнятный гул. Дрожащий свет расставленных вдоль барной стойки свечей, словно сквозь призму, преломлялся в моем стакане. Наблюдая за игрой света, я погрузилась в размышления об убийстве.

— Вы Джози Прескотт? — вдруг раздалось у меня за спиной.

Развернувшись на табурете, я чуть не столкнулась нос к носу с упитанным коротышкой, который, казалось, только-только достиг совершеннолетия.

— Да, это я.

— Уэс Смит, — протянул он руку.

Я вежливо пожала ее.

— Газета «Звезда побережья». — Смит подал мне визитку.

— В самом деле?

Я взяла карточку и прочитала, что мой незваный собеседник является репортером.

— Почему вас это удивляет? — поинтересовался Смит.

— Я никогда раньше не встречала репортеров.

— Могу я присоединиться к вам?

— Конечно, — пожала я плечами.

— Спасибо, — улыбнулся он и уселся на соседний табурет.

— Как поживаешь, Уэс? — спросил Джимми, подойдя к нам. — Что будешь пить?

— Чашку кофе.

— Сейчас будет готова.

— Довольно неприятная история, — обратился Смит ко мне. — Я имею в виду убийство.

— О да, — согласилась я.

— У меня к вам пара вопросов.

— Ко мне?

— Да, ведь вы в нем замешаны…

— Что за ерунда!

Страх, который мне удалось заглушить с помощью мартини, всколыхнулся во мне с новой силой.

— Но мне так сказали.

— Не понимаю, о чем вы.

— Разве вас не допрашивали в течение часа в полицейском участке Роки-Пойнта?

— Я бы не назвала это допросом, скорее это была беседа. Но не об этом речь. Откуда вам это известно?

— Из достоверного источника, — ответил он с нескрываемым удовольствием.

— Но как вы меня узнали?

— Заглянул на веб-сайт вашей компании. Там очень хорошая ваша фотография.

— А как вы узнали, что я здесь?

— Поговорил с женщиной из вашего офиса, и она сказала, где вас искать.

Скорее всего это была Гретчен. Следовало бы рассердиться на нее: ни к чему распускать язык с посторонним человеком, но, если честно, мне было наплевать, кто и что обо мне говорит. Я слегка улыбнулась, вспомнив слова мамы о том, как девушка портит свою репутацию. Возможно, она была права, но я не возражала бы против подобной репутации. Мне вспомнились весенние каникулы, Марди-Гра, когда я училась в колледже. Мой тогдашний парень купил мне футболку, на которой было написано: «Хорошие девочки отправляются в рай, а плохие девчонки — в Новый Орлеан». Я так обожала ее, что заносила почти до дыр.

— И что вы хотите у меня узнать? — спросила я, когда Джимми прервал мои приятные воспоминания и поставил передо мной тарелку.

Выдавив сок из ломтика лимона, изящно завернутого в кусочек марли, я взяла креветку и обмакнула ее в пряный соус. Вкуснотища.

Смит внимательно оглянулся по сторонам. Рядом с нами не было ни души. Тем не менее он понизил голос до шепота:

— О чем вас спрашивал шеф полиции Альварес?

— Не думаю, что могу ответить на этот вопрос.

— Почему?

Я ухмыльнулась и одарила его взглядом, означающим: «Не прикидывайся дурачком».

— Серьезно, — рискнул он настоять.

— Я не слишком разбираюсь в работе полиции, — ответила я, беря другую креветку. — Но уверена, вряд ли Альварес хочет, чтобы я обсуждала детали расследования с репортером.

— Наша газета собирается напечатать статью об этом деле. Разве вы не хотите, чтобы люди узнали вашу точку зрения на происходящее?

— Вы хотите написать, что я подозреваемая?

— Возможная подозреваемая.

— Это безответственно и возмутительно! Я не подозреваемая.

— Откуда вы знаете?

Я уставилась на него, не зная, что сказать. Словно утопающий за соломинку, я схватила стакан и залпом выпила вторую порцию мартини. Я давно заметила: чем больше его пьешь, тем лучше он становится на вкус. Затем в полном молчании я начала медленно поглощать креветки, старательно обдумывая, что же мне делать или сказать.

— Почему вы решили, что я подозреваемая? — наконец произнесла я, с облегчением заметив, что голос не выдает ни смятения, ни отчаяния.

— Отвечаете вопросом на вопрос? — улыбнулся Смит. — Ладно, сойдет и так. Если не ошибаюсь, вы были первым человеком, к которому полиция обратилась с вопросами. С вами беседовали, — он сделал акцент на последнем слове, словно передразнивая меня, — в комнате для допросов, и вы провели там более двух часов. Как говорится, нет дыма без огня… — Он пожал плечами.

Его речь натолкнула меня на мысль, что, возможно, мои проблемы намного серьезнее, чем я думала.

Не сказав более ни слова, я подала Джимми знак принести мне счет. Пока он его готовил, я доела креветки. Смит попытался что-то сказать, но я проигнорировала его усилия. Расплатившись, я покинула бар.

Забравшись в машину, я вытащила мобильный, собираясь позвонить Максу. Роясь в сумочке в поисках записной книжки, я наткнулась на визитку Альвареса. Положив ее на колени, я быстро нашла то, что искала, и позвонила в офис Макса. Бодрый голос радостно сообщил, что его нет на месте. Тогда я попыталась найти его дома, но наткнулась на автоответчик и отключилась. Мобильный адвоката, в свою очередь, отправил меня на голосовую почту, и там я оставила сообщение. Взгляд снова упал на визитку Альвареса. Поддавшись импульсу, я быстро набрала номер его мобильного телефона.

— Альварес! — рявкнул он после второго гудка.

— Это Джози Прескотт.

— А, здравствуйте.

Мне показалось, что тон полицейского стал немного мягче, теплее, и я почувствовала облегчение. Может, стоит доверять своему внутреннему голосу? Может, лучше поговорить с Альваресом откровенно?

— Я хотела кое-что спросить.

— Давайте.

— Уэс Смит из «Звезды» пытался взять у меня интервью.

— Вот как? И что вы ему сказали?

— Ничего. Но он сказал, что завтра в газете появится заметка об этой истории и что меня назовут возможной подозреваемой. Вот я и хочу спросить: вы действительно полагаете, будто я…

Альварес тяжело задышал в трубку.

— Где вы? — спросил он.

Мне вспомнилось, как Смит упрекнул меня за то, что я отвечаю вопросом на вопрос. А ведь я это делала, желая избежать прямого ответа. Мне стало опять страшно, и я задрожала, как от холода.

— А в чем дело?

— Нам следует поговорить о сложившейся ситуации.

— Я должна пригласить Макса.

— Да, думаю, он вам понадобится.

Меня охватил ужас. Фактически Альварес заявил, что считает меня убийцей. Услышав сигнал входящего звонка, я сказала полицейскому, что мне пора, и переключилась. Звонил Макс. Я торопливо рассказала ему о Смите и об Альваресе.

— Где ты?

— В своей машине. В Портсмуте.

— Оставайся там. Я сейчас тебе перезвоню.

В ожидании звонка я принялась наблюдать за прохожими. Вот смеющаяся парочка влюбленных, гуляют, держась за руки и тесно прижавшись друг к другу. Вон две женщины, ненадолго остановились, увлеченные разговором, и вновь двинулись вниз по улице. Там мужчина с собакой, боксер рвется вперед и хозяин с трудом его удерживает. Тут старушка медленно хромает. Наконец телефон зазвонил.

— Джози, это я, — известил Макс. — Во-первых, больше никогда не звони Альваресу, только мне. Договорились?

— Хорошо, — помрачнела я, поняв, что сваляла дурочку.

— Во-вторых, Альварес поступил профессионально, отказавшись назвать тебя подозреваемой. Это хороший знак. Но, откровенно говоря, для тебя ничего не меняется. Если ты и не являешься подозреваемой в прямом смысле, то все равно представляешь для полиции интерес. Мы договорились встретиться завтра в двенадцать. Я заеду за тобой в офис в одиннадцать тридцать, и мы сможем поговорить по дороге.


В назначенный час мы прибыли в участок, Кати взглянула на нас, но ничего не сказала. Альварес в это время копался в картотеке. Увидев нас, он задвинул ящик, поздоровался и отвел нас в ту самую комнату, где мы были вчера, и я уселась на тот же самый стул.

— Имеется новая информация, — сказал Альварес Максу.

— Какая именно?

— Относительно отпечатков. — Он выдержал паузу и продолжил, по-прежнему обращаясь к адвокату: — Как мы и предполагали, Джози серьезно подходит к своему делу. Мы нашли отпечатки ее пальцев даже на ножках мебели, на обороте картин и внутри ящиков.

— Этого стоило ожидать, — заметил Макс. — Она профессиональный оценщик.

— Не спорю, — кивнул Альварес. — Но мы нашли отпечатки и там, где их быть не должно.

— Правда? — удивился Макс. — И где же?

— На ноже, которым убили Натаниэля Гранта.


Глава 3


— Джози. — Макс вцепился в мое плечо, не сводя взгляда с Альвареса. — Не говори ни слова.

— Но я могу это объяснить, — запротестовала я.

— Молчи.

Он выглядел таким мрачным и решительным, что меня охватил благоговейный трепет. Я слегка кивнула, давая понять, что сделаю все, как он сказал.

В ответ он снова сжал мое плечо. Я так и не поняла, то ли он пытался меня поддержать таким образом, то ли благодарил за сотрудничество. Тем временем Макс повернулся к Альваресу и, взяв ручку, спокойным голосом уточнил:

— Отпечатки на ноже?

— Да, — кивнул полицейский.

— Где именно?

— На рукоятке.

— Это установлено точно?

Альварес заглянул в свои записи.

— Согласно данным экспертизы, большинство отпечатков не имеют достаточной четкости, чтобы можно было определить, кому они принадлежат. Но имеется один четкий отпечаток указательного пальца правой руки Джози. Шестьдесят процентов совпадения.

— И что это означает? — спросила я.

— Что на ноже точно есть ваш отпечаток.

Макс успокаивающе похлопал меня по плечу:

— Судя по заключению, отпечатки пытались стереть.

— Вполне вероятно, — согласился Альварес.

— Хорошо. Ты не мог бы оставить нас на минуту? Я хочу поговорить со своей клиенткой один на один.

— Конечно. — Полицейский со скрежетом отодвинул стул, встал и вышел, закрыв дверь.

Раздался щелчок замка, который еще вчера заставил меня вздрогнуть. Откашлявшись, Макс открыл свой блокнот на чистой странице.

— Итак, Джози, — приготовился он записывать, — объясни, как твои отпечатки оказались на ноже.

В ответ я уставилась на свои колени, не в силах связать двух слов. Теперь, когда мне разрешили говорить, единственное, что пришло мне на ум, — это гневный протест. Хотелось кричать, ругаться и стучать кулаком по столу.

— Джози, поторопись. У нас не так много времени, — предупредил Макс, и это помогло мне собраться с мыслями.

— Я должна говорить шепотом? — спросила я, памятуя об его инструкции.

— Нет. Когда мы наедине, ты можешь говорить нормальным голосом.

— Хорошо. — Я помолчала, решая, с чего начать. — Это случилось на прошлой неделе в четверг, во время моего второго визита. Мы договорились о нашей следующей встрече, и я собралась попрощаться, как вдруг мистер Грант предложил мне выпить чаю. Я согласилась, и мы отправились на кухню. Я подумала, что это очень мило с его стороны, и решила ему помочь нарезать пирог. — Меня передернуло. — Наверное, это был тот самый нож, которым… Тот самый нож…

— А как это происходило? — перебил Макс, не позволяя мне поддаться эмоциям.

— Что именно?

— Ну… — Макс забарабанил ручкой по блокноту. — Он дал тебе этот нож или ты сама его взяла?

— Я взяла его в стойке для ножей.

— Зачем ты это сделала? Ведь обычно ты не заходишь к людям на кухню и не хватаешься за их ножи.

— Нет-нет! — воскликнула я. — Все было совсем не так. Я не хваталась за нож. Когда мы пришли на кухню, мистер Грант уже все приготовил.

— В каком смысле?

— Ну, он расставил чашки с блюдцами, ложечки, маленькие тарелочки и пирог. Он заварил чай и водрузил чайник на стол вместе с сахарницей.

— Хорошо. И что случилось потом?

— Он начал выдвигать ящики и рыться в них в поисках ножа для пирога. В конце концов он сказал, что не может его найти. Хотя его это совсем не расстроило. Мы просто поговорили о том, как это странно, когда вещи исчезают сами собой. Я рассказала ему о своем отце. О том, что и у нас вещи порой оказывались не на своих местах. Например, случалось, что после изнурительных поисков мы находили консервный нож не в верхнем ящике стола, а в нижнем. Папа обычно во всем винил Оскара, привидение. Мистер Грант рассмеялся и сказал, что это вполне разумное объяснение.

— И что потом? — кивнул Макс.

— Я сказала, что мы можем обойтись любым ножом. Но для него было важно воспользоваться именно ножом для пирога. Он говорил, что его жена была очень щепетильна в этом отношении: правильная вилка для пикулей, соответствующая ложка для желе. Но в конце концов он сдался и попросил меня взять нож из стойки на столе. И я взяла первый, какой попался под руку. Мы посмеялись над моим выбором, потому что он оказался огромным: лезвие около двадцати сантиметров в длину! — На мгновение я отвела взгляд в сторону, вспомнив, каким жизнерадостным был смех у мистера Гранта. — Он даже пошутил, — тихо продолжила я. — Сказал, что купил этот пирог без скидки, поэтому ему лучше оказаться свежим.

Макс с сочувствием покачал головой:

— А что было после чаепития?

— Я помогла ему сложить грязную посуду в посудомоечную машину и вытереть со стола. Нож я вымыла вручную. — Я вспомнила, как стояла возле огромной раковины и наслаждалась видом океана из окна. — Я смотрела на волны и вытирала нож. Как оказалось, не слишком хорошо… Потом засунула его на прежнее место в стойке.

Не выдержав, я снова расплакалась и не могла остановиться, пока слегка не прижала пальцы под глазами. Когда слезы прекратились, я, шмыгая носом, удалила платком влажные дорожки на щеках. Макс похлопал меня по плечу и вернулся к своим записям.

— Что ж, Джози, я не хочу тебя обманывать. Очевидно, Альварес считает тебя подозреваемой.

— Но я клянусь…

Макс, подняв руку, прервал меня:

— Посмотри на это с его точки зрения. Ты там была. На ноже есть твои отпечатки пальцев. Насколько мне известно, теперь Альварес постарается найти мотив. Его интересует, за что ты могла убить мистера Гранта. Какая выгода была тебе от его смерти. И возможно, пока он не сумеет ответить на эти вопросы, он не станет выдвигать против тебя обвинения в убийстве.

Меня словно оглушили. Было что-то нереальное в том, что я сижу в полицейском участке и слушаю прозаичное описание шаткого положения, в котором оказалась. Меня хотят обвинить в убийстве. Я недоверчиво покачала головой.

— Но если он найдет мотив, который покажется ему убедительным, — между тем продолжал Макс, — нам придется приготовиться к тому, что он действительно выдвинет против тебя обвинение.

— Это невероятно, — ответила я.

— Джози, надеясь на лучшее, готовься к худшему.

Я часто слышала эти слова от отца, и сейчас, когда их произнес Макс, они моментально меня успокоили. Но это состояние обманчивого покоя продлилось недолго, оно сменилось глубокой печалью, вслед за которой накатил безграничный ужас. Охватившая меня паника грозила смести все доводы рассудка. Вцепившись в стол, я быстро сморгнула слезы, вызванные бессильным клокотанием гнева. Я не могла себе позволить думать об отце. Только не в сложившейся ситуации. Сосредоточившись на том, чтобы выровнять дыхание, я старательно отодвинула в сторону все мысли об отце и постаралась успокоиться.

— И что теперь? — спросила я.

— Теперь мы попытаемся обойти Альвареса и первыми получить ответы на его пока невысказанные вопросы. Скажи, тебе была выгодна смерть мистера Гранта?

Я покачала головой:

— Ни в коем случае. Подумай сам, с его смертью я лишилась больших денег. Это была сделка, о которой мечтает любой антиквар.

— Если только она не уплыла из твоих рук. Если только мистер Грант не сказал тебе вчера утром, что он передумал.

— И что тогда?

— Тогда ты разозлилась и пырнула его ножом.

Мне показалось, что меня со всего размаху ударили о стенку. Слова Макса поразили меня настолько, что я в очередной раз онемела. То, что он сказал, вполне могло быть правдой. Я испугалась.

— Итак? — прищурился Макс.

— Я не знаю, — выдавила я, и мой голос предательски дрогнул. — Это звучит логично, но ничего подобного не случилось.

— Ты можешь это доказать?

— Разумеется, не могу. Как можно доказать то, чего не было? Вчера мы должны были подписать соглашение. Я уже рассказала, что произошло, когда я там появилась.

— Конечно, я все понимаю. Но в том-то и загвоздка. — Макс постучал ручкой по блокноту и задумчиво уставился в пространство, словно пытаясь что-то разглядеть. — Возможно, прямо сейчас Альварес проверяет именно эту версию. И если он найдет доказательства, что клиент отказался заключить с тобой договор, у него появится мотив.

— И что мне делать? — спросила я тихо.

— Говорить правду. Так же, как ты делала это и раньше. Продолжай говорить, что ты не виновата. Альварес — хороший человек. Он не стремится любой ценой тебя засадить.

Я кивнула.

— Хочешь еще о чем-нибудь спросить?

— Нет.

— Тогда, думаю, самое время позвать Альвареса. И помни: говори только правду. Чем короче будут твои ответы, тем лучше. Расскажи ему всю историю, в том числе и о том, как нож оказался у тебя в руках.

Он кликнул Альвареса. Тот вошел и попросил разрешения записать на магнитофон мои объяснения; Макс согласился. Полицейский аккуратно заправил кассету в магнитофон. Я безучастно наблюдала за происходящим. Казалось, будто я сижу в кинозале и смотрю дурацкий триллер. Наконец Альварес поинтересовался:

— Вы готовы?

Я взглянула на Макса, и он жестом показал, что я могу начинать. Во время рассказа я не отрываясь смотрела на Альвареса в надежде понять, о чем он думает. Он же кивал, словно подбадривая меня, и даже слегка улыбнулся, когда я дошла до Оскара. Я с облегчением решила, что он мне верит и, значит, мое оправдание не за горами.

— Давайте проверим, насколько хорошо я все понял, — предложил Альварес, когда я закончила рассказ. — Вы пили чай, а потом, следуя указаниям мистера Гранта, сложили чашки, блюдца и тарелки в посудомоечную машину. Верно?

— Да, все так.

— А почему вы не положили в машину и нож?

Красивое лицо стало непроницаемым. Я поняла, что Альварес либо считает, будто я лгу, либо пытается загнать меня в ловушку. Я разозлилась и резко ответила:

— Нельзя класть хороший нож в посудомоечную машину. Его следует мыть вручную.

Мой тон его ни капельки не задел.

— Вам сказал это мистер Грант?

— Нет, в этом не было необходимости. Это известно каждому.

Альварес задумался. В комнате повисла тишина, которую нарушало лишь мягкое стрекотание магнитофона.

— Что-нибудь еще? Или мы можем уйти? — прервал затянувшееся молчание Макс.

Альварес остановил запись.

— Как насчет того, чтобы встретиться еще раз, завтра утром? — спросил он.

Прежде чем Макс успел ответить, я дотронулась до его локтя и прошептала:

— Я не могу. Мне нужно готовиться к распродаже в субботу, а завтра у меня начинается предварительный показ вещей Уилсона.

— В какие часы вы будете работать?

— К распродаже я начну готовиться около семи. А показ начнется в десять утра и продлится до девяти вечера. Аукцион и распродажа пройдут в субботу.

— Как я понимаю, тебя ожидает парочка хлопотливых дней?

— Это точно, — согласилась я, хотя подобное определение было явно неточным. Мне предстояло два дня от рассвета и до позднего вечера крутиться как белке в колесе.

— Держи свой мобильный включенным и при себе. Даже когда спишь. Договорились? — Настойчивость Макса ощущалась даже в шепоте.

— Хорошо.

— И никаких отговорок. Я собираюсь пообещать, что мы будем доступны в случае необходимости. Не делай из меня лжеца, хорошо?

— Обещаю, телефон всегда будет со мной. — Я вцепилась в край стола. Легкая злость укрепляла мою решимость сдержать обещание.

— Завтра мы не сможем, — сказал Макс и объяснил ситуацию. — Мой мобильный будет включен, и мы с Джози договорились о том, что в случае необходимости я смогу с ней связаться. Думаю, у тебя есть мой номер, но на всякий случай вот, держи. — Он извлек из кармана пиджака визитную карточку и передал полицейскому.

Альварес взял карточку, но посмотрел на меня. Я встретилась с ним взглядом. Трудно было сказать, о чем он думает. Мне пришло в голову, что скорее всего он решал: то ли арестовать меня немедленно, то ли отпустить в надежде, что я выдам себя какой-нибудь неосторожностью. Поэтому представляете, какая гора свалилась у меня с плеч, когда он повернулся к Максу и сказал:

— Хорошо. — Затем он обратился ко мне: — Вы никуда не собираетесь уезжать?

— Конечно, нет.

Альварес кивнул и поднялся.

— Тогда все в порядке. Вы свободны.

В холле вместо Кати оказались двое молодых полицейских. Они вылупились на меня как на диковинку. Я не чаяла, как поскорее выскользнуть за двери. Лишь когда машина Макса тронулась и полицейский участок скрылся из виду, я почувствовала себя действительно свободной.

* * *


Пока мы ехали, я смотрела на океан. Был прилив, и волны набегали на песчаные дюны.

— Макс…

— Да?

— Я тут подумала…

— И о чем?

— Может, я была не единственным антикваром, с которым связывался Грант. Может, ты был прав, говоря о неудавшейся сделке как о мотиве преступления, только эта сделка сорвалась не у меня, а у кого-то другого.

— Интересная версия, — согласился Макс. — О какой сумме вообще идет речь? Для любого, кто бы не заключил эту сделку.

— Кто знает? Мистер Грант хотел продать вещи, за которые на аукционе можно было выручить по крайней мере сотни тысяч. Возможно, больше миллиона. Это значит, что дилер получил бы десятки или даже сотни тысяч долларов комиссионных. Плюс широкая известность как серьезного игрока.

— Мда, за это вполне можно пойти на убийство.

— Конечно. Любопытно, полиция нашла отпечатки только моих пальцев?

— На ноже?

— На нем и на всем остальном. Ведь, если имеются другие отпечатки на ножках столов, например, значит, кто-то еще оценивал мебель. Разве у него не появился бы веский довод в пользу убийства, посчитай он, что я близка к заключению сделки?

— Пожалуй, в твоих рассуждениях есть смысл. Впрочем, кроме отпечатков, существует и иной способ определить потенциального конкурента. Распечатки телефонных звонков. С их помощью можно выяснить, пытался ли мистер Грант связаться с каким-нибудь аукционистом, кроме тебя. Звонил ли он этому дилеру или дилер звонил ему.

— Отличная идея! — воскликнула я с энтузиазмом. — Нужно предложить шефу Альваресу проверить телефонные переговоры мистера Гранта.

— Пока не время. Идеи не плохи, но, думаю, нам не следует торопиться.

— Почему?

— А вдруг в обоих случаях — и с отпечатками в специальных местах, и с телефонными звонками — ответ будет отрицательный? — Макс бросил на меня быстрый взгляд.

Признаться, мне это не пришло в голову, потому что я знала о своей невиновности и, следовательно, была убеждена, что кто-то другой совершил преступление.

— Ты прав, — со вздохом признала я. — Но неужели ничего нельзя сделать, чтобы защитить себя?

— С точки зрения стратегии ты и не должна защищаться, ведь обвинение тебе не предъявлено. А вот когда это произойдет, мы наймем частного детектива, и он проведет собственное расследование. В данной ситуации Альварес нам не враг, но было бы ошибкой раскрывать перед ним все карты. Помнишь, что я говорил? Отвечай как можно короче.

— Спасибо, Макс.

Возможность независимого расследования приободрила меня. Я помнила, что в жизни надо надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Но очень сложно следовать этой философии, когда ты вынуждена сидеть и ждать, что полиция решит, виновна ты или нет. И я начала мысленно готовиться к худшему.

Несколько минут мы проехали молча. Когда показался дом Гранта, надежно укрытый за самшитовой изгородью, я подумала вслух:

— Кто теперь получит этот контракт?

— Все зависит от желания наследника. Может, он вообще откажется от продажи.

— А мы можем это узнать?

— Без проблем. Я спрошу у Эппса.

У меня затекли мышцы спины и шеи. Я подвигала плечами вверх и вниз и испытала такое облегчение, словно несколько часов просидела в холодильнике и вдруг выяснила, что дверь не заперта и путь в солнечный теплый день открыта. Теперь у нас с Максом был план. Впервые с тех пор, как Альварес возник на пороге склада и в моей жизни, я почувствовала себя хорошо.

И все же тревога не покинула меня. «Надейся, — сказала я себе, — но будь готова к разочарованиям».


Я вернулась на склад около двух часов. Гретчен говорила по телефону, прижав трубку к уху плечом. Взлохмаченные волосы свисали чуть ли не до пояса. Вряд ли выбранная поза была удобной, но на речи Гретчен это не отражалось — она говорила со свойственной ей легкостью и дружелюбием. Остановившись рядом, я стала терпеливо дожидаться, пока она закончит разговор.

— Да, показ состоится, — заверила она собеседника. — Что вы, никаких изменений. Да-да. Правильно. Вход лишь для зарегистрированных участников. Все правильно. Да, сэр. Аукцион в субботу, начало в два.

Я вспомнила, как познакомилась с Гретчен. Это случилось в четверг, через день после того, как я договорилась насчет склада. В восемь утра я подъехала к главному входу. Гретчен стояла у дверей, одетая в темно-синий костюм, белую блузку и туфли на высоких каблуках. В руках у нее была газета «Звезда побережья», открытая на разделе объявлений. Оценив наряд Гретчен, я приняла ее за перспективную клиентку. Она же одарила меня ослепительной улыбкой и сказала:

— Привет! Вы Джози Прескотт? Я здесь из-за работы. Я хотела быть первой. Мне это удалось?

Через сорок пять минут я наняла ее. Признаюсь, это был импульсивный поступок для такого методичного человека, как я. Особенно если учесть, что Гретчен оказалась скрытной на грани таинственности. Она сказала, что приехала в Портсмут из маленького городка с севера штата, но когда я поинтересовалась, какого именно, она закатила глаза и сказала: «Пожалуйста, не допытывайтесь, я наконец-то вырвалась из него, и не хочу о нем вспоминать». И снова одарила меня сияющей улыбкой.

Убедившись в ее секретарских навыках, легком нраве и покоряющем очаровании, я усомнилась, не слишком ли все хорошо, чтобы быть правдой. Поэтому сделала себе пометку проверить ее рекомендации.

— Надеюсь встретиться с вами на следующей неделе, — начала было я и запнулась, увидев, как растаяла ее улыбка, а в глазах появилось отчаяние.

Она потянулась через стол и коснулась моей руки.

— Возьмите меня на работу. Я сделаю все для процветания вашей компании. Обещаю вам. Я честная и трудолюбивая. Вы не пожалеете. Только примите меня на работу прямо сейчас. Пожалуйста.

— Почему? Зачем такая спешка?

— Я только что переехала. Мне нужна работа. А эта работа именно та, которую я хочу.

Я задумалась. Она казалась идеальной кандидатурой.

— Гретчен, почему вы переехали? Вы ничего от меня не скрываете? — тихо, но твердо спросила я, вглядываясь ей в лицо, ища там хотя бы малейший намек на обман.

Она покачала головой:

— Что вы, нет, ничего такого. Я просто хочу начать все с чистого листа.

— Почему здесь? Антикварный склад — не лучшее место для нового старта.

— А почему бы нет? Вы начинаете новое дело, и я начну. Вместе мы достигнем многого.

Несмотря на вопль внутреннего голоса, что однажды я пожалею о содеянном, я уступила ее напору. С тех пор прошло два года, и пока все было в порядке. Хотя мне до сих пор неизвестно, где она жила до того, как появилась на моем горизонте.

Наконец Гретчен повесила трубку.

— Привет, подруга. Как дела? — спросила я.

— Все хорошо. А как ты?

— Чувствую себя немного разбитой, но в целом неплохо. Как у нас здесь обстоят дела?

Гретчен улыбнулась:

— Работа кипит. Саша закончила каталог и хочет, чтобы ты его проверила, прежде чем она отдаст его на размножение. — Потянувшись, она взяла с другого конца стола стопку бумаг, скрепленных черным зажимом, и протянула мне. — Для участия в аукционе уже зарегистрировалось более сотни человек, и звонки продолжают поступать.

— Больше сотни? — опешила я. — Это почти вдвое больше, чем в прошлый раз. Вот это да! Не думаю, чтобы вещи Уилсона могли вызвать подобный ажиотаж.

Гретчен согласно кивнула и отвела взгляд.

— Наверное, им просто любопытно.

— Ты о чем?

— Среди участников зарегистрировалось несколько репортеров. Полагаю, это из того дела… Ну, ты знаешь… Убийство Гранта.

Меня словно ударили под дых. Тем не менее я откинула волосы со лба и кивнула:

— Пожалуй, ты права. Тебе уже звонили репортеры?

— Да, но я говорила им: «Без комментариев», — и они отваливали.

— Хорошо. Так и продолжай, — сказала я и, помолчав, добавила: — Спасибо, Гретчен.

Она небрежно махнула рукой:

— Не за что. Кстати, мы остались без Мэя и Гари.

— Что случилось?

— Грипп.

— Господи! Не одно, так другое. Кто же будет помогать на субботней распродаже?

— Я позвонила Питеру.

— Спасибо, Гретчен. Не знаю, что бы я без тебя делала.

— Не за что, — смутилась она. — Ну, и какие последние новости?

— Как тебе сказать… — Желания вдаваться в подробности не было. — Мне повезло оказаться в неправильное время в неправильном месте.

Она понимающе кивнула с сочувствующей гримаской на лице, но прежде чем смогла хоть что-нибудь сказать, зазвонил телефон.

— Где сейчас Эрик и Саша? — спросила я прежде, чем она успела поднять трубку.

— Готовятся к аукциону.

— Хорошо. Тогда я к ним. Что-нибудь еще?

Она отрицательно покачала головой и, подняв трубку, выдала обычное приветствие: «Компания „Прескотт“. Чем я могу вам помочь?»

Звонил очередной желающий попасть на аукцион. При других обстоятельствах я была бы на седьмом небе от такого наплыва участников. Но не сейчас. Я понимала: некоторых влечет на аукцион не желание что-нибудь купить, а возможность поглазеть на меня и задать дурацкий вопрос. Я так и видела молодых амбициозных репортеров, пихающих мне в лицо микрофоны. Меня потихоньку начало охватывать раздражение, дополняемое страхом перед наглыми журналистами.


Я шла по складу, направляясь туда, где обычно проводились торги. Мы обособили раздвижными перегородками дальний левый угол склада. Простым нажатием кнопки серое бетонное помещение превращалось в элегантный просторный зал. Я сама придумала дизайн и планировку. Согласитесь, довольно остроумный способ трансформировать огромное производственное помещение в привлекательную и удобную комнату для проведения торгов. Остроумный, но дорогой.

Звук моих шагов, до этого эхом разносившийся по складу, мгновенно притих, когда я ступила на темно-красный ковролин, который покрывал бетонный пол. Прямо передо мной у дальней стены находилась низкая платформа с черными блестящими пластмассовыми боками. Место перед подиумом было отведено для участников торгов. Наружные бетонные стены справа и впереди меня были выбелены. Тяжелые бордовые занавеси из парчи свисали с огромных черных металлических колец, нанизанных на двухдюймовые трубы, также выкрашенные в черный цвет. Занавеси тянулись от подиума до самой задней стены и вдоль дальней стены от угла до раздвижных перегородок. В субботу, когда импровизированные стены займут свое место, эта часть склада должна была преобразиться в антикварную гавань, удовлетворяющую самый изысканный вкус. Все выглядело готовым к завтрашнему мероприятию, было необходимо лишь запастись дополнительными стульями.

Подойдя ближе, я заметила Сашу, дававшую указания Эрику и трем нашим временным помощникам, которые носили и расставляли вещи в пронумерованных и огороженных канатами секциях.

— Несите туда. — Саша указала на секцию, помеченную номером 12.

Двое мужчин послушно подхватили тяжелый кедровый сундук с медной отделкой, сделанный в России в девятнадцатом веке. Саша сверилась со списком, дабы убедиться, что номер секции и номер лота совпадают.

Помахав мне в знак приветствия, она направилась в мою сторону, пока Эрик проверял, не выступает ли сундук за линию, по которой пройдет раздвижная стена.

— Мы неплохо поработали, — сказала Саша.

— Вижу, — улыбнулась я.

Эрик извлек из сундука лоскутное одеяло с изображением маяка — изумительное рукоделие, выполненное в восемнадцатом веке кем-то из местных умельцев, — и накинул его на черный металлический каркас. Саша задержалась и аккуратно расправила каждую складку, открывая панораму с безупречной перспективой и завораживающие по точности исполнения детали. Крохотные чайки, сделанные из маленьких кусочков белой и серой ткани и пришитые едва заметными стежками, казалось, трепыхали крыльями на фоне бледно-голубого неба. Из этого одеяла мог получиться впечатляющий фон для сундука.

Уверена, моей маме оно обязательно понравилось бы. Мама ценила мастерство во всем. Если бизнесу я училась у отца, то от нее мне досталась способность видеть и ценить качество. Разве могла я забыть те часы, которые мы провели с ней в музеях!

Я отлично помню, как в «Пибоди» в Кембридже мы еле оторвались от созерцания коллекции стеклянных цветов. В Музее Изабеллы Стюарт Гарднер в Бостоне мы восхищенно перешептывались о странном и эклектичном смешении драгоценностей, выставленных в витринах. Когда мне было одиннадцать, мы отправились в Нью-Йорк, чтобы посетить его музеи, и первые два дня провели в «Метрополитен», где я с благоговейным трепетом взирала на один шедевр за другим.

Тогда я пришла в восторг от кошки на картине Джорджа Калеба Бингема[6 - Бингем, Джордж Калеб (1811–1879) — американский художник.] «Торговцы мехами на Миссури»; меня поразили ярко-желтые и красные цвета на самом раннем из известных образцов непальской живописи на холсте (1100 год); я удивилась, что статуя, созданная почти пять тысяч лет назад, уцелела до наших дней. Каждое мгновение было наполнено для меня изумлением от открытия чего-то нового, но лишь на третий день поездки моя жизнь изменилась навсегда.

В тот день с востока дул холодный зимний ветер, который заставлял нас опускать головы, пока мы торопливо шли по Мидтаун-стрит, спеша попасть в Музей современного искусства.

— Джози, — сказала мама, глядя сквозь слезы на «Авиньонских девиц» Пикассо. — Наверное, было бы чудесно провести жизнь в окружении такого великолепия. Как по-твоему?

— Да, — согласилась я и поклялась, что посвящу свою жизнь работе лишь с красивыми вещами.

И, глядя сейчас на лоскутное одеяло, я с горделивой улыбкой подумала: «Если бы мама могла меня сейчас увидеть».

— Привет, Джози! — окликнул меня Эрик. — Правда, здорово выглядит?

— Даже лучше! Вы просто молодцы! Сколько вам еще осталось?

— Четыре лота. — Эрик провел рукой по лбу, стирая капельки пота. — По-моему, неплохо поработали.

— Не то слово. Поработали вы отлично.

Я дала указания насчет стульев, похвалила Эрика и, пообещав Саше как можно скорее просмотреть каталог, ушла.

Не успела я добраться до винтовой лестницы, ведущей к моему личному офису, откуда я обычно и следила за работой склада, как мне на пейджер пришло сообщение от Гретчен.

— Что случилось? — спросила я, войдя в офис.

— Макс Биксби ждет тебя на второй линии.

Я взяла трубку.

— Это Джози.

— Какой номер твоего факса? — даже не поздоровавшись, спросил Макс.

Я ответила и поинтересовалась:

— А в чем дело? Ты мог бы узнать его у Гретчен.

— Эппс кое-что прислал мне по факсу, и я хочу, чтобы ты на это взглянула. Только ты.

— Понятно.

В груди заворочалось глухое беспокойство. Когда заработал факс, я спросила:

— Ты хочешь, чтобы я перезвонила после того, как посмотрю это?

— Нет, я лучше подожду.

Позади меня зазвонил телефон. Гретчен подняла трубку. Это был очередной желающий попасть на завтрашний показ, но я не слышала, о чем она с ним говорила. Все мое внимание было приковано к единственному листочку, выползающему из факса.

У меня в руках была копия письма, датированного прошлой пятницей, то есть следующим днем после моего чаепития с мистером Грантом. Письмо было подписано Бриттом Эппсом и выполнено на фирменном бланке его юридической фирмы. На мгновение мое сердце перестало биться. Эппс рекомендовал Натаниэлю Гранту Барни Трюдо.

— Я прочла, — сообщила я Максу.

— Ты знаешь этого Барни Трюдо?

— Конечно.

— Он антиквар из Эксетера,[7 - Эксетер — город в США, штат Нью-Хэмпшир.] не так ли?

— Да.

— Что тебе о нем известно?

Постаравшись абстрагироваться от чувств, которые вызывали у меня старина Барни и его стервозная женушка, я заявила, что Трюдо очень уважают в кругу антикваров.

— Он является главой НХООА.

— Эта та профессиональная ассоциация, которую ты упоминала?

— Да. — Я пожала плечами. — Это довольно престижная должность.

— Значит, рекомендация Эппса не была чем-то из ряда вон выходящим?

— Черт, конечно, нет. Скорее, он самый очевидный выбор. Не обязательно хороший, но явно менее рискованный.

— То есть?

— Между нами, Барни — большой лентяй. Он не слишком любит утруждать себя исследованиями, поэтому упускает массу возможностей увеличить прибыль своих клиентов.

— То есть он уважаем, но некомпетентен?

— Я бы не сказала, что он некомпетентен. У него великолепная эрудиция, и он потрясающий посредник в делах. Просто ему лень лишний раз пошевельнуть пальцем. Он поручает заниматься поисками и исследованиями своей жене или другим людям, которые ничего в этом не смыслят, и никогда не дает себе труда проверить или исправить их работу.

— Откуда ты это знаешь?

— Пару раз я кое-что у него покупала, но не из-за низкой цены. Просто описания, данные в каталоге, были неточными, и это позволило мне заключить фантастические сделки. Я бы ни за какие коврижки не согласилась стать его клиентом, но другие охотно пользуются его услугами. Он умеет общаться с людьми. И они его обожают. А он… Мне кажется, ему наплевать не только на ценность доверенных ему вещей, но и на выгодные сделки.

— Почему же Эппс рекомендовал его?

Я презрительно фыркнула:

— Потому что с ним меньше риска. Разве ты не видишь? Он президент ассоциации антикваров. Он обладает представительной внешностью. Прости мой цинизм, но, с точки зрения такого адвоката, как Эппс, совершенно не важно, насколько хорошо он делает свою работу. Главное, чтобы клиент не вернулся к нему с жалобой. Но какое это имеет отношение к нашему делу?

— Прямое, — помолчав, ответил Макс. — По словам Эппса, Грант попросил его подыскать надежного антиквара. Как видно из письма, тот выбрал Трюдо. Отсюда напрашивается вывод: мистер Грант предпочел тебя другому дилеру, и ты была близка к тому, чтобы лишиться сделки.

— То есть ты намекаешь, что из-за этого письма Альварес может решить, что у меня был мотив для убийства мистера Гранта?

— Да, но боюсь, все обстоит еще хуже. По словам Эппса, письмо было лишь формальностью. Он посоветовал Трюдо мистеру Гранту еще по телефону, когда тот впервые обратился к нему с этой просьбой.

— Что? — потрясенно вскрикнула я.

— Он сказал, что мистер Грант был очень благодарен за его рекомендацию.

— Когда это случилось?

— По словам Эппса, две недели назад.

Я быстро провела в уме нехитрый подсчет. Получалось, это произошло тогда же, когда я сама познакомилась с мистером Грантом. Меня охватила слабость. Закрыв глаза, я прислонилось к столу.

— Я не могу в это поверить, — пробормотала я. — Это настоящее безумие.

— Почему? Разве мистер Грант поступил неразумно, обратившись за консультацией к нескольким экспертам?

— Да, ты прав. Просто я и понятия об этом не имела. Он вел себя так, что я и подумать об этом не могла. — Неожиданно мне пришла мысль, от которой я испуганно распахнула глаза и села. — Погоди! Это означает, что я не единственная подозреваемая.

— Да, если сбросить со счетов, что ты была у дома Гранта тем утром, когда его убили. И что, по словам Эппса, Барни был довольно близок к заключению сделки.

— Откуда такая уверенность? — поинтересовалась я с завидным спокойствием, которого на самом деле не испытывала.

Макс на мгновение замялся.

— Трюдо рассказал Эппсу, в какой восторг его привел Ренуар. Он был без ума от счастья, что мистер Грант согласился продать его лично ему.

— Ренуара?

— У меня где-то было название картины… — В трубке послышался шорох перебираемых бумаг. — Ага, вот оно. «Три девушки с кошкой». Эппс сказал, Трюдо хотел купить эту картину в подарок своей жене на день рождения.

Мне показалось, что земля вот-вот уйдет у меня из-под ног, я в отчаянии облокотилась о стол.

Ничего не подозревающая Гретчен, закончив разговор по телефону, встала и принялась рыться в ящике с картотекой. Стараясь не обращать на нее внимания, я сосредоточилась на Максе.

— Макс.

— Что?

— У мистера Гранта не было Ренуара.

Помолчав, Макс предположил:

— Может, он уже продал его Трюдо.

— Или Барни врет.

— Не исключено.

— О Господи! — Меня осенила новая идея. — Если у мистера Гранта была картина Ренуара, то он ее наверняка где-то прятал, потому что я ее не видела.

— Возможно, ты права.

— Поэтому нам нужно найти тайник в доме Гранта.

— У него был сейф?

— Если и был, то не обычный, иначе я бы заметила.

— Придется попросить Альвареса обыскать дом.

— Не обязательно, — уверенно возразила я. — Я знаю, как отыскать тайник.

— Как?

— Видеозапись. Помнишь? Я записала на видео каждый дюйм этого дома!


Глава 4


Как только я повесила трубку, в офис вошел Эрик, весь чумазый, в грязной футболке. Было видно, что он устал.

Я насилу выдавила улыбку и сказала как можно более беззаботным тоном:

— Боже, если бы я знала тебя хуже, то решила бы, что ты работал.

— Ага, — ухмыльнулся он. — Так, по мелочам. Что-нибудь еще?

— Вы все расставили? А Саша все проверила?

— Ага, я уже отпустил ребят, которые нам помогали.

— Молодцы, хорошо поработали, — кивнула я ему и обратилась к Гретчен: — Для Эрика есть еще какая-нибудь работа?

Она отрицательно помотала головой:

— Нет. На сегодня мы все закончили.

— Ты слышал эту женщину? Гуляй.

Эрик помахал рукой и вышел, сказав, что будет завтра в восемь утра. В окно я увидела, как он направился к своему старенькому пикапу, уселся за руль и выехал со стоянки, предварительно, как и положено, включив поворотники, хотя ни позади него, ни на дороге не было ни одной машины. Я улыбнулась. Парень был из тех, кто не нарушает правила даже тогда, когда его никто не видит. Судя по тому, в какую сторону пикап свернул, я решила, что Эрик поехал домой, в Довер, маленький городок в двенадцати милях к северо-западу от склада. Однажды мне довелось проезжать мимо его дома, старого, навевающего депрессию обветшалого здания в викторианском стиле. Он жил вместе с вдовой матерью и двумя собаками, которых просто обожал, — черным лабрадором по кличке Джет и немецким короткошерстным пойнтером Руди. Однажды я даже поговорила с его мамой, когда та позвонила, чтобы напомнить ему купить немного картошки. У нее был раздраженный и усталый голос: наверное, она была не очень расположена к разговорам с начальницей сына.

Я взяла каталог, отложенный для меня Гретчен, и сказала ей:

— Ты тоже не задерживайся сегодня. Завтра нас ждет еще тот денек.

— Хорошо, только закончу реестр по завтрашнему показу и сделаю несколько звонков относительно распродажи.

— Ладно. Я буду в офисе. — Я вышла, оставив ее переносить имена из своих записей в электронную таблицу.

Прежде чем отправиться в офис, я решила осмотреть место завтрашнего показа. Эта небольшая прогулка заставила меня слегка понервничать. Огромное складское пространство выглядело сумрачным, даже несмотря на горящие под потолком люминесцентные лампы. Мало того, из-за этих ламп оно казалось холоднее, чем было на самом деле. Вокруг не было ни души. Мне вдруг почудилось, что тени шевелятся, словно живые. По спине пробежала дрожь. Я радостно вздохнула, когда добралась до выставочной зоны и щелкнула выключателем. Подвешенные к потолку люстры и прикрепленные к стенам бра зажглись. Мягкое освещение и толстый бордовый ковер делали этот уголок по-домашнему уютным и теплым.

Я прошла вдоль прохода. Лоты были пронумерованы. Товары расставлены, протерты от пыли и снабжены табличками. Эрик добавил для посетителей ряд стульев и старательно его выровнял. С подиума свешивался транспарант с фирменным логотипом. Возле боковых дверей размещались регистрационные столы. Остановившись возле подиума, я окинула взглядом театр завтрашнего действа и преисполнилась гордости за себя. Да, я многого достигла с тех пор, как вылетела из «Фриско». Погасив свет, я направилась в офис.

В углу конторы стоял огромный бамбуковый шкаф с телевизором и видеоаппаратурой. У меня сразу зачесались руки просмотреть запись, сделанную в доме Гранта, но работа прежде всего. Тяжело вздохнув, я погрузилась в чтение каталога и почти до шести вечера вылавливала опечатки, несоответствия в формате и прочие неточности.

Когда я закончила проверку, в кабинет заглянула Саша.

— Гретчен просила передать, что она уходит.

— Хорошо.

— Как ты?

На мгновение у меня возникло желание излить ей душу. Без отца и нью-йоркских друзей я чувствовала себя очень одинокой. Уйдя с головой в бизнес, я отодвинула личную жизнь на задний план. Лишь иногда я пыталась представить, каково это быть замужем, когда дома тебя ждет человек, готовый выслушать и поддержать.

Несомненно, Саша обладала блестящим умом и инстинктом настоящего коллекционера. Но было бы глупо ей довериться. Несмотря на проницательность и хорошее образование, она была из разряда испуганных серых мышек, которые нуждаются в постоянном одобрении, потому что убеждены, что заслуживают одной критики. Только говоря об искусстве, она обретала уверенность и блистала красноречием. В остальное время ее снедало беспокойство. Оно проявлялось и в привычке теребить прядь мягких каштановых волос, и в неумении смотреть людям прямо в глаза. Довериться ей — означало пойти на риск, а я не могла себе этого позволить. Надави на нее кто-нибудь посильней — она сломается и выдаст любой секрет.

Поборов неуместное желание пооткровенничать, я ответила:

— Все в порядке. Спасибо тебе.

«Лучше солгать, чем выказать слабость». Интересно, что бы сказал отец насчет этого постулата, подумала я.

А Саша кивнула на каталог и спросила:

— Ну, и как он тебе?

— Отличная работа.

— Спасибо, — смущенно пробормотала она, заливаясь ярким румянцем и опустив голову, — ее обычная реакция на похвалу.

Я указала на несколько опечаток, и Саша повинно прошептала:

— Прости. Сейчас все исправлю и отнесу каталог на размножение.

— Отлично.

Она вышла и спустилась по лестнице, звонко стуча каблуками о ступеньки. Потом наступила тишина. Я осталась одна.


Видеозапись меня огорчила. Некоторые вещи, такие как инкрустированный шахматный столик, напомнили, как мило мы беседовали с мистером Грантом об истории его приобретений. Теперь облик жизнерадостного Санта-Клауса представлялся мне ширмой, за которой прятался плохой серый волк с огромными острыми клыками.

Впрочем, я допускала, что сужу о нем пристрастно. В конце концов, мистер Грант ничем мне не был обязан и мне не на что было жаловаться. Если он воспользовался моей оценкой, чтобы выгодно поторговаться с Барни, что ж, он имел на это право, и, говоря откровенно, с его стороны это был довольно умный ход.

Я не могла притвориться, что меня совсем не задело его поведение, но я могла извлечь из произошедшего хороший урок. Воспользовавшись моей наивностью, он получил профессиональную консультацию. Я по-прежнему была убеждена в его искренней симпатии ко мне, но теперь поняла: личные отношения в бизнесе не имеют никакого значения. Прав был отец, говоря: «Не будь такой глупой, Джози. Все дело в деньгах. Если кому-то невыгодно вести с тобой дело, он и не будет, как бы ты ему ни нравилась».

Было приятно вспомнить отцовское наставление. Оно помогло мне справиться с обидой и подойти к просмотру кассеты с большей объективностью.

Как я и утверждала, никакого Ренуара не было и в помине, как не было и пустого места на стене, где картина могла бы висеть. Значит, на тот момент либо кто-то уже приобрел картину (не исключено, что Барни), либо оба — и Барни и Эппс — лгали, либо картина хранилась в тайнике.

Я приостановила запись и задумалась, зачем мистеру Гранту прятать полотно. У него были выставлены на всеобщее обозрение три серебряных чайных сервиза восемнадцатого века и две квадратные китайские фарфоровые бутылки семнадцатого века в отличном состоянии, не говоря об огромном количестве других бесценных или почти бесценных вещей. Он каждый день пользовался столовым гарнитуром, выполненным из идеально подобранного розового дерева. Зачем ему прятать одну-единственную картину? Внутренний голос подсказал мне, что дело не в ее ценности. Имелась какая-то иная причина.

И тут меня осенило: а вдруг картину украли? Я развернулась к компьютеру и вошла в Интернет. Отыскав сайт Интерпола, я щелкнула «мышью» по списку похищенных произведений искусства, ввела название картины и имя художника и запустила поиск. Ничего.

И что теперь? Я не только не сумела выяснить, действительно ли у мистера Гранта была эта картина, но и понять, с какой стати ее прятать. Я раздраженно встряхнула головой и вспомнила о первоначальной задаче. Не важно, являюсь ли я случайной жертвой или меня намеренно оклеветали, самое главное сейчас — вооружиться информацией.

Еще раз просмотрев кассету, я насчитала двадцать три картины. Ни одна из них и близко не стояла к Ренуару по известности или значению. Да что там Ренуар! Все эти картины были пустяками по сравнению с теми сокровищами, которые находились в доме. Я даже авторов их не знала, за исключением Жюля Тавернье. У мистера Гранта было три его пейзажа. Единственное, что в них потрясало, — это по-современному черные рамы.

Я снова залезла в Интернет и выяснила, сколько сегодня дают за Тавернье. Картины были премилые, но стоили не больше 7–8 тысяч долларов. Гроши на фоне миллионов, которые предлагали за Ренуара.

Остальные двадцать картин ничем особым не отличались. Любая из них могла служить отличным прикрытием для сейфа, вделанного в стену. Ведь картину легко было вытащить из рамы, свернуть в рулон и засунуть в ящик.

В течение часа, пока проигрывалась кассета, я под собственные разглагольствования «прятала» картину то в спинку виндзорского кресла, то за гобелен семнадцатого века, изображающий птичек в гуще зарослей. Когда дошла очередь до двухтумбового английского стола восемнадцатого века, я вдруг заметила, что у него отсутствует навесная дверца от шкафчика.

Я мгновенно остановила запись и чуть ли с открытым ртом воззрилась на экран, пытаясь упорядочить нахлынувшие мысли. Независимо от того, имелся ли в доме мистера Гранта стенной сейф или нет, я была готова побиться об заклад, что нашла тайник. Мою догадку надо было проверить. Причем немедленно.


— Макс! — прокричала я в телефонную трубку. — Я кое-что нашла!

— Рассказывай, — велел он под аккомпанемент отдаленного детского смеха.

— Я только что просмотрела кассету. Старый двухтумбовый письменный стол. Обычно у такого под крышкой есть отдельный шкафчик. Не то чтобы секретный: навесная дверца на виду, скорее полусекретный, поскольку обнаружить его можно, только встав на четвереньки.

— И у этого стола он был? — с пробудившимся интересом спросил Макс.

— Нет. Во всяком случае, мне так показалось. Но, просматривая кассету, я заметила место, где он вполне мог бы находиться. У некоторых подобных столов шкафчики спрятаны за деревянными панелями. Готова поспорить, что у мистера Гранта был именно такой стол. Макс, это идеальное место, чтобы спрятать картину.

— Погоди, ты хочешь сказать, что уверена в существовании шкафчика, которого не видела? Я прав?

— Абсолютно. Во всяком случае, не мешало бы проверить. Кроме того, я знаю, где еще можно поискать картину.

— Например?

— Например, за гобеленами или в креслах.

— Ну что ж, ты неплохо поработала, Джози.

— Спасибо. И что теперь?

Я задержала дыхание, ожидая ответа. В голове у меня царила полная сумятица. Я никак не могла взять в толк, зачем мистеру Гранту понадобилось прятать картину и, если он действительно это сделал, как находка картины отразится на моей судьбе. Все, что мне оставалось, — ждать решения Макса, он-то должен был разрешить мучившие меня вопросы.

— Теперь надо подумать, как повлияет на твою ситуацию известие о том, что мы знаем про Ренуара.

— И как, по-твоему?

Он помолчал.

— Думаю, стоит ввести Альвареса в курс дела.

— Ты уверен?

— Альварес уже знает о Ренуаре и об отношениях между Эппсом и Барни Трюдо. Мы ничего не потеряем, открыв, что и нам это известно, зато получим основание для просьбы тщательно осмотреть дом.

— Ладно, будь по-твоему.

Я наконец поняла, словно собрала в картинку разрозненные пазлы, что, поделившись с Альваресом идеей относительно тайника, мы превратимся в союзников следствия. В тех, кому нечего скрывать и кто готов помочь.

— Я перезвоню, — сказал Макс и повесил трубку.


Макс перезвонил через десять минут, на сей раз детский смех звучал в трубке громче.

— Хорошие новости. Альварес заинтересовался. Он согласился встретиться с нами через полчаса у черного входа в дом Гранта.

— Ура! — возопила я от радости. — Наконец-то мы хоть что-то предпримем!

— Я заеду за тобой через пятнадцать минут. Хорошо?

— А тебя это не затруднит? Я слышу смех…

— Не волнуйся, Джози, ничего серьезного. И прошу тебя: придерживайся тех же правил, что и во время предыдущих встреч с Альваресом. Не спеши делиться информацией. Отвечай на вопросы как можно короче. Помни: Альварес не является твоим адвокатом.

Моя эйфория растаяла без следа.

— Поняла.

Я выключила компьютер и перемотала кассету. Потом погасила свет в офисе и начала спускаться по лестнице. В голове роились мысли о предстоящей вылазке, и мне не терпелось поскорее приступить к поискам. Вдруг откуда-то снизу донесся шорох, и я подумала, что это Саша вернулась с размноженным каталогом.

Я хотела позвать ее, но прикусила язык, заметив неясную тень позади ящиков, возле которых мы разговаривали с Альваресом, сердце замерло от страха. Саше нечего там было делать. Ее вообще не должно быть на складе. Часы показывали начало девятого — она не могла так быстро обернуться с каталогом.

На цыпочках я вернулась наверх и притаилась в углу лестницы, откуда был хорошо виден весь склад. Напряженно прислушалась. Мертвая тишина. И обозрела раскинувшийся подо мной полумрак. Никого. Однако желания покинуть укрытие у меня не возникло.

Может быть, это Эрик, подумала я. Он часто передвигал ящики, наводя порядок. Но только не в это время. И не в этот день. Он уехал домой час назад, грязный и уставший.

Я почувствовала себя круглой дурочкой. Откуда кому-то взяться на складе, когда все ушли? Устыдившись того, что устроила переполох на пустом месте, я собралась выйти из укрытия, и тут внизу снова раздался шорох. Полагаясь на инстинкт самосохранения, я застыла как вкопанная. Значит, этот звук не был игрой моего воображения. Я действительно слышала, как кто-то будто провел тряпкой по деревянной поверхности.

Благодаря высокому потолку шорох эхом разлетелся по складу. И я усомнилась, что источник звука находится у ближайших ящиков. Прижавшись к стене, я снова оглядела помещение. Нет, ничего подозрительного.

Я нервно сглотнула. Сердце так и норовило выскочить из груди. «Пошло оно все к черту!» — разозлилась я. Возможно, шорох был вызван простой осадкой фундамента, а тень мне только померещилась. Проклиная тревогу, которая впилась в меня, словно клещ, я вышла из укрытия. Мне надоело шарахаться от каждой тени и трястись из-за каждого шороха. Я сама виновата в том, что так перепугалась. Я расправила плечи, гордо вздернула подбородок и не спеша начала спускаться.

Щелкнул замок. Я окаменела. Дверь. Кто-то тихонько ее запер. Вышел? Или, наоборот, вошел?

С бешено колотящимся сердцем я осторожно двинулась к кабинету Гретчен. Остановившись на пороге, я внимательно обежала глазами каждый угол. Вроде все на своих местах. По дороге к двери на улицу я глянула в окно. За пределами склада царила кромешная тьма. Ни луны, ни звезд, ни света фонарей на парковке.

Только я потянулась к дверной ручке, как новый звук заставил меня замереть. На этот раз тишину разорвал густой рокот. Я быстро оглянулась по сторонам и убедилась, что он доносится с улицы. Слава Богу, подумала я. Значит, здесь мне ничего не грозит.

Через секунду склад озарился светом фар. Я торопливо выглянула в окно. Прямо на меня ехала машина. Я в ужасе отпрянула, решив, что на складе действительно побывал посторонний человек и что он зачем-то вернулся.


Глава 5


Набравшись мужества, я еще раз посмотрела в окно и с облегчением узнала машину Макса. Повозившись с замком, я настежь распахнула дверь и выскочила в туманную ночь.

— Джози, — улыбнулся Макс и опустил стекло. — Ты готова?

— Макс… — Я шагнула вперед и остановилась.

Я не знала, что сказать или хотя бы с чего начать. Усталое лицо Макса служило убедительным доказательством того, что просьбой поучаствовать в моей авантюре я злоупотребила не только преданностью адвоката своему делу, но и его добротой и терпением.

— Что случилось? — Улыбка исчезла с лица Макса, едва он взглянул на меня.

— Кто-то… Мне кажется, кто-то проник на склад, — сказала я как можно спокойнее.

Он вылез из машины, и я заметила, что он до сих пор одет в твидовый пиджак и галстук-бабочку.

— Ты уверена?

— Я слышала какой-то звук и заметила чью-то тень.

— Боже! — В его голосе послышалась тревога. — Ты в порядке?

— Думаю, да.

— Уверена? — Он приблизился ко мне.

Не выдержав его пристального взгляда, я отвела глаза в сторону.

— Со мной все хорошо, меня просто слегка трясет.

— Это был взлом?

— Может быть. Хотя нет. Вероятно, он просто вошел. Дверь была незаперта.

— Когда это случилось?

— Только что.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Конечно. — Я попыталась улыбнуться, мне не хотелось его излишне беспокоить.

— Пойдем посмотрим.

— Хорошо.

Он двинулся на склад. Я следовала за ним по пятам, щелкая выключателями. Остановившись в центре склада, мы начали внимательно оглядываться и прислушиваться к малейшему шороху.

— По-моему, звук раздавался оттуда. — Я указала на груду ящиков.

— Не вижу ничего странного. А ты?

— Нет. Наверное, мне показалось.

— Хорошо, если так. Давай-ка все здесь осмотрим, чтобы быть до конца уверенными.

— Ладно. И спасибо.

Заглянув во все углы и прочесав каждый проход между стеллажами, мы поднялись по лестнице к моему офису. Макс подергал все двери и убедился, что они заперты. Наконец мы вернулись к выходу.

— Спасибо, Макс. Теперь я чувствую себя намного спокойнее. — Я сняла пальто с вешалки. — Идем?

Он кивнул в сторону сигнализации:

— Она была отключена?

— Да. Ее включает тот, кто последним уходит с работы.

— Сегодня последней была ты.

— Надеюсь. — Я попыталась усмехнуться.

— Это не шутки, Джози, — предостерег Макс. — Кто-то действительно мог проникнуть на склад и уйти до того, как я приехал.

— И как бы он это проделал? Ведь с того места, откуда я наблюдала, все видно. И мышь не проскочила бы незамеченной.

— Ты сказала, что снова поднималась по лестнице. А она винтовая, значит, ты периодически поворачивалась к складу спиной, — объяснил он. — Кроме того, как бы тихо ты ни ступала, звук твоих собственных шагов вполне мог заглушить чей-то шорох.

Я понурилась:

— Наверное, ты прав.

— Ладно, закрывай дверь.

Я пробежала пальцами по кнопкам, набирая код. Зеленый свет лампочки сменился на красный. Я вышла на улицу. Макс вышел вслед за мной, захлопнул дверь и подергал ручку, чтобы убедиться: дверь действительно заперта.

Пока мы шли к его машине, он взял у меня пальто и накинул мне на плечи. Потом, словно желая поддержать, бережно подхватил меня под локоть. Я не нуждалась в подобной заботе, но по достоинству оценила и тот и другой жест. Проявление старомодной обходительности вызывало у меня прилив благодарности даже в те дни, когда я умела держать свои эмоции в крепкой узде. Теперь же, когда из-за постоянного стресса я ощущала себя как никогда уязвимой, мужская галантность оставила у меня впечатление отеческой опеки. С теплой улыбкой я вспомнила, как жила вместе с отцом в пригороде Бостона. Он, бывало, говорил: «Если у твоего кавалера не хватает воспитания, подвезя тебя к дому, выйти и открыть перед тобой дверцу машины, посигналь, я лично провожу тебя до крыльца». О, папочка!

Когда мы подошли к машине, Макс открыл дверцу, покопался в салоне и потянул за какой-то рычажок. Спинка пассажирского кресла откинулась. Усевшись, я распласталась на сиденье, как в шезлонге.

— Ты выглядишь уставшей, — сказал Макс, пока я устраивалась поудобней. — Отдохни маленько.

— Вообще-то я собиралась сама сесть за руль, — возразила я. — Ты тоже выглядишь усталым.

— Со мной все в порядке. Спи.

По укоренившейся привычке не показывать своей слабости я хотела продолжить спор, но внезапно осознала, что могу полностью довериться Максу. Поэтому вместо того чтобы выдвинуть заготовленный аргумент, я сказала:

— Слушаюсь, доктор, — и, помолчав, добавила: — Макс, спасибо тебе за помощь. Завтра мне предстоит тяжелый день. И мне будет легче его пережить, если сегодня мы найдем Ренуара.

— Пожалуйста. А теперь отдыхай.

Я погрузилась в дрему, убаюканная ровным гудением мотора. Когда Макс стал набирать номер на мобильном телефоне, я приоткрыла глаза. Мы уже ехали в южном направлении по шоссе I-95.

— Ты кому? — спросила я.

— Альваресу.

Я снова закрыла глаза, но навострила уши.

— Джози показалось, что она что-то услышала на складе. Мы все осмотрели, но не нашли ничего подозрительного, — сообщил Макс полицейскому. — Хорошо… Ладно… Хорошо, я ей передам… Мы будем на месте через десять минут.

В машине было тепло. Меня охватило странное чувство, словно я плыву среди облаков, избавившись от всех забот и обязательств. Утомленное сознание регистрировало лишь слова Макса и гул мотора.

— Джози? — тихо спросил он, думая, что я уснула.

— Да?

— Шеф Альварес собирается завтра прислать нескольких экспертов, чтобы они осмотрели склад.

— Не стоило его беспокоить, — запротестовала я.

— Перестань быть такой чертовски благовоспитанной.

— Как скажешь, — улыбнулась я, не открывая глаз.


Немного погодя я выровняла спинку кресла и села. Свет фар прорезал туман. Мы все ближе подъезжали к океану, и я становилась все мрачнее и мрачнее. Только сейчас до меня стала доходить пугающая реальность произошедшего сегодня вечером. То, что Альварес решил прислать своих людей, означало, что он серьезно воспринял вероятность чужого проникновения на мою территорию.

— Макс?

— Да?

— Как, по-твоему, что происходит?

— Что конкретно ты имеешь в виду?

— Ситуацию в целом.

— А ты что думаешь?

— Такое ощущение, будто брожу в тумане. Ненавижу, когда не могу понять, что вокруг происходит.

— Давай попробуем рассуждать логически. Забудем об убийстве мистера Гранта. Допустим, эти два события ничем не связаны друг с другом… Зачем кому-то понадобилось проникать на твой склад?

Я задумалась: «И верно, зачем? И знал ли этот человек, что я нахожусь там?»

— Может, это была попытка ограбления? — предложила я правдоподобное объяснение.

— Возможно, — с изрядной долей сомнения согласился он. — Хотя верится с трудом. Довольно странная попытка.

— Особенно если учесть, что ничего не пропало.

— Тогда какие еще имеются версии?

— Может, мне хотели помешать что-нибудь продать? Но в этом случае можно было просто обратиться ко мне напрямую. Такое случается довольно часто.

— В самом деле?

— Конечно. Не далее как на прошлой неделе ко мне в офис пришла женщина и попросила продать ей серебряный чайный сервиз, который я собиралась выставить на аукцион. Оказалось, он принадлежал ее прабабушке и после долгих мытарств попал в хозяйственный магазин ее кузины. Когда магазин разорился, владелец закладной отправил все его содержимое мне для распродажи, в том числе и этот сервиз.

— И что было дальше?

— Я продала сервиз ей, — пожала я плечами.

— Сколько ты взяла за него?

— Мы сторговались. Я назвала сумму, которую ожидала получить, а она предложила цену пониже. Я не стала упираться.

— Ты считаешь, причина вторжения такая?

— Понятия не имею. Хотя вряд ли. Лучшее, чем я сейчас располагаю, — это имущество Уилсонов. Но ни один из их родственников не проявил к нему интереса. Аукцион был заказан душеприказчиком миссис Уилсон. Она оставила все благотворительной организации, не помню ее название, а та явно мечтает лишь о хорошей выручке.

— Что ж, пожалуй, причина не в этом. И что у нас остается, если не попытка кражи и не желание заполучить нечто конкретное?

— Не знаю, — ответила я, раздраженная своей беспомощностью.

— Не унывай. Может, Альварес сумеет в этом разобраться, когда его люди осмотрят склад.

Макс просигналил и свернул налево, на Танни-роуд. Я попыталась прогнать мрачные мысли, но их, наоборот, стало больше. К тому времени как мы затормозили позади машины Альвареса, я чувствовала себя уставшей, злой, испуганной и беззащитной.


Мы остановились в грязном переулке позади дома. Отсюда был слышен неспешный плеск океанских волн. Начинался прилив. Вечер обещал быть тихим. Несмотря на туман, шторма не предвиделось.

Я поздоровалась с Альваресом. В джинсах и голубом свитере он выглядел менее строгим, чем в форме.

— Привет, — ответил он. — Вы в порядке?

— Слегка испугана, — призналась я.

Он кивнул:

— Я утром приеду к вам на склад, и мы все осмотрим.

— Спасибо.

Открыв калитку, мы прошли в сад. Я взглянула на обшитый досками дом, который на своем веку пережил не один шторм, и насчитала на его крыше четыре трубы. Справа виднелась часть широкого крыльца. Альварес повел нас по извилистой забетонированной дорожке, покрытой трещинами. Вдоль нее росли густые почти двухметровые кусты сирени. Сучковатые ветки были голыми, но в мае с них будут тяжело свисать белые и сиреневые гроздья цветов, распространяя вокруг себя запах старых денег.

Мы с Максом остановились поодаль от свежеокрашенной красной двери, пока Альварес в тусклом свете бледной луны перебирал ключи, висевшие на огромной связке. Выбрав нужный, он разрезал им желтые полицейские полоски, крест-накрест пересекавшие вход, и приклеенный к ручке двери официальный документ.

Открыв дверь, он нащупал выключатель, и маленькую прихожую слабо осветила лампочка под потолком. Мы вошли в дом, и меня охватила грусть. Здесь уже чувствовалась неприятная атмосфера, которая обычно поселяется там, где недавно кто-то умер. Впрочем, так оно и было.

Легкая дрожь пробежала у меня по спине.

Следуя за Альваресом, я прошла в старомодную буфетную, а оттуда на кухню. Шествие замыкал Макс. Когда мы проходили мимо огромной раковины, я взглянула на стойку для ножей. Одна ячейка пустовала, та самая, откуда я вытащила нож, чтобы нарезать пирог к чаю.

Я отвела взгляд.

— Он ведь в кабинете, не так ли, Джози? — спросил Альварес.

— Да, рядом с гостиной.

Мы прошли по пустому дому и оказались в комнате, отделанной деревянными панелями. Стеллажи в ней были заставлены книгами в кожаных переплетах. Я не переписывала их по отдельности, но не смогла побороть искушение и пролистать некоторые, в том числе брошюру о черной магии с аннотацией доктора Самюэля Джонсона.

Миновав темно-зеленое мягкое кресло с низкой спинкой, я остановилась перед столом. У него действительно было предусмотрено довольно большое пространство для ног, чтобы даже очень крупному человеку было удобно за ним сидеть. Оказалось, не так уж и просто отыскать под ним секретный шкафчик. Макс и Альварес зажгли все имеющиеся в комнате лампы — две на самом столе и четыре на соседних столиках. Но в комнате не стало намного светлее.

— Держите. — Альварес протянул мне огромный фонарь, который он захватил из своего внедорожника.

— Спасибо, но у меня свой, — отказалась я.

Сидя на полу, я внимательно осмотрела углы и щели, освещая их мини-фонариком, который всегда носила на поясе.

Ключом к разгадке послужил маленький рельефный цветок, вырезанный из дерева и прикрепленный к левой стороне стола. Когда я поняла его назначение, в ушах у меня бешено запульсировала кровь, от выброса адреналина я ощутила невероятный прилив энергии.

— Кажется, я нашла. — От возбуждения у меня дрогнул голос.

Мужчины наклонились и принялись наблюдать за тем, как я работаю, хотя сомневаюсь, что они были способны хоть что-нибудь разглядеть. В комнате царил полумрак.

Сначала я потянула фриз в виде розы на себя. Бесполезно. Потом нажала на него. Тот же результат. Наконец я осторожно повернула фриз влево, мысленно повторяя стишки о вентилях, которым в детстве научил меня отец: «Вправо — затянешь, влево — ослабишь». Когда роза дошла до упора, задняя панель поддалась вперед и, скользнув как по маслу, открыла идеально ровное отверстие. Итак, приступим, подумала я и вслух спросила:

— Ну что, готовы?

— Продолжайте, — велел Альварес.

Сделав глубокий вдох, я посветила фонариком в обнаруженное отверстие и внимательно его осмотрела. Пусто. В тайнике ничего не было.

Для меня это стало последней каплей в потоке сегодняшних событий. Не выдержав разочарования, я разрыдалась. Я была так уверена, что мы найдем здесь Ренуара! Проглотив комок в горле, я хрипло выдавила:

— Ничего.

— Вы уверены в этом? — сухо спросил Альварес.

Я заглянула еще раз. Да, тайник был совершенно пуст. Меня посетила новая идея. А нет ли в нем секретного местечка? Раньше мне не доводилось слышать о тайнике внутри тайника. Но это не означало, что его не может быть. Я просунула руку в ящик и постучала фонариком по стенкам. Тщетно.

Поднявшись с колен, я сказала:

— Похоже, здесь ничего нет. — Потом обвела рукой комнату. — Посмотрите на это место. Если здесь и есть тайник, он может быть где угодно. Под любой из этих панелей. Или в креслах. Или еще где-нибудь. Но в потайном ящике стола Ренуара нет.

Мы пробыли в доме всего десять минут. Но их хватило, чтобы вдребезги разнести затеплившуюся у меня надежду.


Глава 6


Мы вышли из дома Гранта. Воздух был пронизывающе холодным и сырым, словно на дворе стоял ноябрь, а не март.

— Я сам отвезу Джози до ее машины, так что можешь ехать домой, — предложил Альварес адвокату.

— Ты уверен? — переспросил тот.

— Конечно.

— Не падай духом, — уже из машины посоветовал мне Макс, выглянув из открытого окна.

— Со мной все в порядке, — солгала я.

— Завтра будет новый день.

— Не сомневаюсь. — Я улыбнулась, демонстрируя бодрость духа, и, как ни странно, почувствовала себя лучше. — Со мной все хорошо. Честное слово.

— Спасибо, что согласился присмотреть за Джози, Тай, — бросил полицейскому на прощание Макс.

— Тай? — удивилась я.

— Да, так меня зовут, — подтвердил Альварес.

Интересно, а каково полное имя? Тайрон? Я взглянула на него. Он не был похож на Тайрона. Мы молча наблюдали за тем, как задние габаритные огни машины Макса исчезают за поворотом. Как только они скрылись из виду, я почувствовала на себе взгляд Альвареса, но не прореагировала. Мое внимание было приковано к ступеньке, на которую мне предстояло вскарабкаться, чтобы попасть во внедорожник.

— Мда, непростая задача, — заметила я.

— Какая именно?

Судя по тону, Альварес решил, что я говорю о расследовании.

— Ваше транспортное средство, — пояснила я.

— Вы можете называть его как угодно. Я называю его автомобилем, — почему-то обиделся он.

— Пусть так. У вашего автомобиля слишком высокая ступенька.

— Ничего подобного, — парировал он. — Это вы не вышли ростом.

— Неправда. У меня нормальный рост.

— Нормальный — это какой?

— Что? Я не коротышка. Мой рост метр пятьдесят пять.

Он открыл дверцу, и я залезла в салон.

Усевшись за руль, он предложил:

— Если хотите вздремнуть, то не стесняйтесь.

— Неужели я выгляжу такой вымотанной?

— Да.

— А вы?

— Что я?

— С вами все будет в порядке?

— О чем это вы? — Он искоса бросил на меня взгляд.

— Ну, может, мне лучше с вами поговорить, пока вы будете вести?

— Нет, не надо. Интересно, что у вас за друзья, если вы боитесь вздремнуть при них?

— Я просто хотела быть вежливой.

— В этом нет необходимости. Сейчас вам нужно просто отдохнуть.

Усталость действительно накатила на меня, словно снежная лавина. Я не заметила, как уснула. Когда Альварес разбудил меня, тихо позвав по имени, я очнулась с ощущением, что в голове у меня сплошной туман.

— Где мы?

— Возле вашего дома.

Я посмотрел в окно. Справа возвышался ветхий дом, который я арендовала. Я не считала его своим домом. Он был для меня всего лишь ночлегом.

Я не очень любила возвращаться в темный дом, поэтому всегда оставляла в спальне зажженный ночник. Зевнув, я потянулась и бросила взгляд на верхнее окно — из него лился золотистый свет.

— Стойте… — Я стряхнула остатки сна. — А где моя машина?

— Там, где вы ее оставили. Я заеду за вами утром и подвезу до работы.

— О нет, это уже слишком. Со мной все в порядке. Я могла бы доехать сама.

— Конечно, только вы отключились еще до того, как я выехал на шоссе. Я все равно собирался завтра доставить к вам на склад бригаду экспертов. Я могу захватить вас по дороге.

— Вам не трудно?

— Нисколько. Я живу поблизости.

— Правда? И где?

— На Фокс-Пойнт-роуд.

— И в самом деле рядом.

— Я же говорю. Итак, я заеду за вами? В семь нормально?

— Да.

— Вот и хорошо.

— Спасибо.

Не знаю, услышал ли он это, потому что выскочил из машины и в несколько шагов преодолел расстояние до дверцы с моей стороны.

— Вы спрыгнете? Или мне вас спустить на руках?

— Спасибо, я спрыгну, — ответила я, в глубине души желая, чтобы он подхватил меня на руки.

Спрыгнув со ступеньки как девочка, я помахала ему на прощанье и направилась к крыльцу дома.

Я хотела пригласить его в гости, но передумала, приказав себе не делать глупостей. Я была уверена, что он совершенно ко мне равнодушен и что мой порыв является не более чем женской реакцией на присутствие сильного красивого мужчины. Однако заходить в одиночку в пустой дом тоже не хотелось.

«К черту все», — мысленно сказала я, добравшись до крыльца, и обернулась.

Альварес по-прежнему стоял возле открытой дверцы машины. Свет из кабины подсвечивал грубоватое лицо и темные волосы, образуя некое подобие нимба.

— Хотите зайти? — спросила я.

— Хочу, — признался он и, помолчав, добавил: — но не могу. Не сегодня.

Мне осталось только кивнуть ему в ответ и открыть дверь.


На следующее утро, сидя рядом с Альваресом, я чувствовала себя немного неловко. Но разговор крутился вокруг погоды и предстоящего хлопотливого дня, и, поддавшись невозмутимости собеседника, я постепенно успокоилась.

Когда мы подъехали к складу, я поблагодарила Альвареса за проявленную любезность.

— Всегда пожалуйста, — то ли небрежно, то ли насмешливо ответил он.

У меня не было времени разбираться в его интонации. Уже через несколько минут я мечтала лишь об одном — научиться чудесным образом находиться одновременно в нескольких местах.

Около восьми я заметила Уэса Смита. Репортер «Звезды побережья», который не так давно выпытывал у меня подробности дела об убийстве мистера Гранта, пытался раскрутить на интервью девушку, нанятую мной на период распродажи.

— Уэс, — расплылась я в фальшивой улыбке. — Как дела?

— Неплохо.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Спасибо, что не ославили меня как возможную подозреваемую.

Он пожал плечами:

— Все впереди. Пока я провожу расследование, проверяю факты.

— Вижу. И что вы ищете сейчас?

— Я просто поинтересовался у Иоланды, как эта не слишком приятная для вас шумиха отразилась на вашем бизнесе.

— Шумиха? Вы мне льстите, Уэс, вы просто дьявол-искуситель. Придется попросить вас уйти.

— У меня только пара вопросов.

— Извините, но у нас много дел. — Я одарила его второй улыбкой, не менее искренней, чем первая. — Вы, мой друг, нам мешаете.

— Вы пытаетесь меня выставить? — Он приподнял брови, корча из себя крутого парня.

Продолжая улыбаться, я покачала головой:

— К сожалению, да. Позвольте вас проводить.

Я взяла его за локоть и отвела к воротам из металлической сетки. Они запирались на ночь, но в семь тридцать открывались, чтобы сотрудники могли попасть на склад. Похоже, именно этим путем Смит и проник сюда.

Он воспринял мои действия на удивление легко. Выйдя за ворота, он направил на меня пистолет, сложенный из двух пальцев, и сказал:

— Первый раунд за вами. Но следующий будет за мной.

Я ничего ему не ответила, лишь улыбнулась, довольная тем, что удалось от него избавиться и при этом не обидеть. Мой бизнес нуждался в хорошей прессе, поэтому, разозлив репортера, я совершила бы не самый мудрый шаг в своей жизни.

В девять часов я прошла в зал, где должен был состояться показ, и наткнулась на толпу у регистрационных столов. Гретчен пожаловалась, что ее лэптоп не работает.

— Что с ним? — спросила я.

— Не могу открыть базу.

Я перезагрузила агрегат, но проблемы не решила.

— А как твой рабочий компьютер?

— На диске есть резервная копия.

— Хорошо. С лэптопом разберемся позже. Сейчас главное — провести регистрацию.

Выключив лэптоп и спрятав его под стол, я села рядом с Гретчен, чтобы ускорить регистрацию посетителей. Показ должен был начаться ровно в десять. Компания «Прескотт» славилась пунктуальностью, и я не имела права рисковать ее репутацией.

Четвертой в очереди оказалась Марта Трюдо, жена любимого Эппсом антиквара Барни. Я вежливо, но без особой теплоты в голосе поприветствовала ее.

— Вижу, тебя можно поздравить с выигранной сделкой на имущество Уилсона, — произнесла Марта покровительственным тоном.

— Спасибо, Марта. — Я заскользила пальцем по списку. — Как дела у вас с Барни?

— Хорошо. Он приедет попозже. А вы добавили освещения в вашу очаровательную маленькую комнату?

Каждое ее слово было призвано оскорбить меня. Она намекала на то, что такая важная персона, как Барни, не слишком интересуется деятельностью такой захудалой фирмы, как моя. Причем все эти гадости были поданы в столь вежливой манере, что и не подкопаешься.

В ответ я сделала то, что и всегда делаю в затруднительном положении. Я подумала: «А как бы отец поступил на моем месте?» Однажды он рассказал, как урезонил саркастичного человека. Он проигнорировал возмутительный тон, ответив лишь на содержание речи. Я решила применить его тактику к Марте. Во всяком случае, этот вариант был лучше моего. Меня так и подмывало врезать по холеной морде.

— Надеюсь, Марта, освещение тебе понравится. Обязательно сообщи, если с ним будет что-то не так, — заявила я с притворной озабоченностью. — Меня радует, что ты находишь наш зал очаровательным. — Я ослепила ее улыбкой и повернулась к следующему человеку: — Добро пожаловать на показ.

Марта поджала губы, чем доставила мне неизъяснимое удовольствие.

В десять, как заведено, мы открыли презентацию. Я оставила Гретчен за главную и задумалась о дальнейших действиях.

Мне хотелось, с одной стороны, понаблюдать за Мартой, с другой — проверить, насколько подготовлена завтрашняя распродажа. А еще мне хотелось узнать, каковы успехи Альвареса и его команды. Взвесив все «за» и «против», я решила, что Марта только вызовет у меня раздражение, а Эрик сам позовет, если ему понадобится моя помощь. Я направилась к полицейским.

Шеф полиции просматривал свои записи недалеко от ящиков. Над дощатой грудой склонялся эксперт, одетый в хаки, жилет и резиновые перчатки. Часом раньше Эрик подтвердил, что вся тара на месте.

— Привет, — сказала я подойдя. — Есть какие-нибудь новости?

— Пока нет. — Альварес оторвался от блокнота. — Вы сказали, что слышали шум где-то здесь, верно?

— Мне так показалось, хотя я не уверена. Звуки здесь разносятся далеко.

— Мы заметили. Впрочем, за этой кучей удобно прятаться, поэтому мы решили начать с нее.

Я кивнула и отправилась в офис. Прослушала голосовую почту, просмотрела бумажную, среди которой преобладали счета, и пробежала глазами по списку участников аукциона. Не прошло трех-четырех минут, как до меня донесся возбужденный голос эксперта:

— Шеф, вы только посмотрите на это!

Альварес что-то ответил. Я чуть не кубарем скатилась с лестницы и очутилась позади него, когда он подошел к ящикам.

— Вот здесь. — Эксперт указал на упаковку, стоявшую в середине последнего ряда, и добавил: — В остальных ничего нет.

— И что это? — спросил Альварес.

Эксперт пожал плечами. Тогда полицейский обратился ко мне:

— Джози? А вы что думаете?

— Я никогда раньше этого не видела, — покачала я головой.

— Что ж, давайте взглянем.

Альварес натянул резиновые перчатки и достал из ящика длинную белую картонную трубку. Сняв пластиковую крышку, он извлек из тубуса холст, скатанный в рулон.

Эксперт подошел ближе, а я, наоборот, попятилась и прижалась лопатками к бетонной стене. Альварес встряхнул холст за края, и тот мгновенно развернулся. Нашим глазам предстало красочное изображение трех девушек; сидя под деревом, они играли с кошкой.

— Боже мой, — прошептала я. — Ренуар.

Причина, по которой кто-то залез на склад, открылась во всей красе. Но возник другой вопрос: зачем он подкинул мне картину стоимостью в миллионы долларов? От замешательства и страха я похолодела, ощутив себя во всех смыслах припертой к стенке.


Глава 7


Было одиннадцать, когда Макс присоединился ко мне в комнате для допросов полицейского участка Роки-Пойнт, а я приняла твердое решение сама во всем разобраться.

— Они не собираются предъявлять тебе обвинение, — поздоровавшись, сообщил мне Макс и сел на стул.

— Хорошая новость, — откликнулась я.

— Альварес скоро придет. Он собирается задать тебе несколько вопросов о картине. Но прежде ты должна сказать правду. Всю правду. Ты знаешь, как картина попала на склад?

— Нет.

— У тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, зачем кому-то понадобилось оставлять ее там?

— Нет.

— А раньше ты ее видела?

— Нет, никогда.

— Хорошо. — Он улыбнулся и через стол похлопал меня по руке. — Джози, у тебя все будет в порядке. Мы во всем разберемся.

Все-таки Макс — замечательный человек.

— Спасибо, надеюсь на это. — Я помолчала. — Помнишь, как ты сказал, что нам следует повременить с частным детективом?

— Да.

— Ты до сих пор так считаешь?

— Да. Мы оставим этот вариант на случай, если тебе предъявят обвинение. Но даже в этом случае я не уверен, что он нам нужен.

— Ты говоришь о сборе доказательств. А я — о том, чтобы разобраться в происходящем.

— Джози, я понимаю твое нетерпение. Но это не слишком хорошая идея. Ты лишь покажешь, что тебя это беспокоит.

— Ну и что? Что плохого, если люди заметят это? Может, они поймут, что я твердо настроена узнать правду?

Макс задумался. Уверена, он подыскивал слова, которые помогли бы ему втолковать мне то, что казалось ему очевидным.

— Этим ты продемонстрируешь свой страх. И как только люди его учуют, тебе конец. В их глазах ты будешь выглядеть отчаявшимся человеком. — Он решительно встряхнул головой. — Поэтому позволь заниматься расследованием полиции, она очень ответственно подходит к своей работе.

— Макс, — вздохнула я, — у меня такое впечатление, что и мы, и полиция постоянно отстаем на один шаг.

— Джози, я знаю, как это тяжело, но тебе нужно поверить в систему. Всему свое время.

После деликатного стука дверь приоткрылась и в проем просунулась голова Альвареса.

— Я могу войти?

— Конечно, — ответил Макс, уверенный, что ему удалось убедить меня в своей правоте.

Но он ошибался. Макс сколько угодно мог думать, что нам лучше сидеть и ничего не предпринимать до тех пор, пока против меня не выдвинут обвинения, но я так не считала. Я больше не хотела ждать. Его объяснения казались мне абсолютно нелепыми. Поэтому, плюнув на стратегию, я решила действовать по-своему.

Альварес устроился за столом и включил магнитофон.

— Вы в порядке?

— Да, — ответила я, убрав упавшие на глаза волосы.

Кивнув, он, как обычно, нажал на кнопку записи, назвал день, время и место допроса и зачитал мне мои права. Пока он произносил заученные слова, я внимательно изучала его лицо. Казалось, оно состоит из одних углов и резких линий. Брови, сурово сдвинутые над глубоко посаженными глазами, прямой нос, скулы, словно вылепленные скульптором, и волевой подбородок. Лишь оспинки — следы от юношеских угрей своей округлой формой нарушали эту странную гармонию. Впрочем, они были не слишком заметны из-за легкой щетины. Бьюсь об заклад, Альварес был из тех мужчин, которые всегда выглядят так, словно им не мешало бы побриться.

Закончив с чтением прав, он протянул мне бланк, где они были перечислены, и я в очередной раз поставила подпись лишь после того, как прочитала документ.

— Итак, что вы знаете о Ренуаре? — начал он.

— Ничего.

— Вы никогда не видели его?

— Нет.

— Вам никто о нем не рассказывал?

— Нет.

— Значит, вам известно только то, что вам рассказал я?

— Да. Я не прикасалась к этой картине. Никогда.

Альварес кивнул.

— Как вы считаете, каким образом картина оказалась у вас на складе?

— Не знаю, — покачала я головой.

— Хорошо, поговорим о другом. У вас было время осмотреть склад и кабинеты, чтобы выяснить, все ли на месте?

— Нет, у меня не было времени осмотреть все. Я лишь заглянула туда, где выставлены лоты. Уверена, что мы — я или Саша, которая руководила подготовкой аукциона, — заметили бы, пропади в секциях хоть какая-нибудь мелочь. Но этого недостаточно. Очень многое из того, чем я торгую, маленького размера, поэтому собрано в партии. Их я не проверяла. — Я обреченно развела руками. — Нет, я не могу утверждать, что все в порядке.

— А как вы учитываете товар?

— Мы используем штрих-код. Я только завтра смогу сказать, пропало ли что-нибудь из того, что выставлено на распродажу.

— Штрих-код? — удивился Альварес. — Вы что, «Уол-март»?[8 - «Уол-март» — сеть универсальных магазинов, где продаются товары по ценам ниже средних.]

Я скупо улыбнулась:

— Хотелось бы. Просто сегодня программное обеспечение стоит недорого, и оно просто в обращении.

— Сообщите мне сразу, как только проведете учет товара. Хорошо?

— Конечно.

— И не забудьте про офисную технику: компьютеры и тому подобное.

— Хорошо.

— У вас есть сейф?

— Да.

— Вы его проверили?

— Еще нет.

— Что в нем?

— Кое-какие коллекционные ювелирные украшения. Я не выставляю в открытую продажу ценные изделия. Только бижутерию.

— Почему?

— Драгоценности слишком трудно оценить и слишком легко украсть.

— И что же вы делаете с наиболее ценными экземплярами?

— Я продаю их оптом специалисту из Нью-Йорка.

— И как это происходит?

— Мне кажется, мы слегка отклонились от темы, — вмешался Макс.

Альварес лишь пожал плечами:

— Пока мы не разберемся, что происходит, нельзя сказать, что относится к делу, а что нет.

— Понятно. — Макс жестом позволил мне ответить на вопрос.

— Когда у меня появляется что-нибудь стоящее, я звоню в Нью-Йорк, и ювелир приезжает. Иногда он сам звонит и предупреждает, что будет в моих краях.

— И тогда он заезжает к вам?

— Да.

— А потом?

— Я показываю ему украшения, и он покупает их за наличные. Сумму я указываю в декларации как прибыль и выплачиваю налоги.

— Я в этом и не сомневался, — улыбнулся Альварес. — Откуда вы знаете, что можете ему доверять?

— Я очень давно его знаю. Он пользуется хорошей репутацией. Кроме того, — я пожала плечами, — не забывайте, я знаю, откуда взялись драгоценности, которые я продаю, и мне известно, какие из них представляют ценность. Хотя я и не являюсь экспертом, — добавила я со сдержанной улыбкой, — моих знаний хватает, чтобы не попасться на удочку.

Альварес одобрительно кивнул.

— Когда вы сможете проверить содержимое сейфа?

— Сегодня. Я проверю его, когда вернусь на работу.

— И еще кое-что. Какой у вас размер обуви?

— Обуви? — невольно вырвалось у меня, поскольку я не была уверена, что правильно расслышала.

— А в чем дело? — одновременно со мной спросил Макс. Видя, что Альварес не торопится отвечать, он добавил: — Ну же, просвети нас.

Полицейский немного помолчал.

— Мы обнаружили отпечатки ног. Я хочу вычеркнуть Джози из списка подозреваемых, — ответил он Максу и обратился ко мне: — Итак, какой у вас размер?

— А какого размера отпечаток? — снова вмешался Макс.

— Сороковой, — без колебаний доложил Альварес.

У меня словно гора свалилась с плеч. Макс наклонился ко мне и прошептал:

— Какой у тебя размер?

— Тридцать шестой, — улыбнулась я.

— Отлично. — Он похлопал меня по плечу. — Можешь отвечать.

Я выпрямилась и взглянула на полицейского:

— У меня тридцать шестой размер. Вы действительно снимете с меня подозрения?

— Возможно, возможно…

Я почувствовала, как рушатся мои надежды.

— Мы еще до конца не разобрались с тем, что обнаружили.

— То есть? — спросил Макс.

— Мы знаем, что след оставлен ботинком сорокового размера. Но мы не знаем размер ноги того, кто надел эту обувь. Может, это была Джози.

Меня передернуло от подобного предположения.

— Насколько точными являются ваши данные о размере?

Альварес замолчал, вероятно, решая, как многое он может раскрыть.

— Мы нашли два частичных отпечатка ног позади ящиков, а также множество других следов, которые основательно затоптаны и потому бесполезны. Эксперты сказали, что они экстраполировали данные, чтобы вычислить размер ноги.

— И все-таки, — продолжил настаивать Макс. — Похоже, что не Джози оставила эти следы.

— Возможно, и тогда она не замешана. Но дело в том, что мы не знаем, в чем именно она не замешана. Ведь она действительно могла оставить эти следы. Мы еще ни в чем не уверены.

Макс начал было спорить, но Альварес поднял руку и заставил его замолчать.

— Макс, ты же знаешь, как это бывает. Следы могут оказаться полугодовой давности либо вообще не иметь к делу никакого отношения, и тогда Джози по-прежнему останется под подозрением. — Он повернулся ко мне: — Чтобы проанализировать все варианты, нам нужно знать, какой размер обуви у ваших сотрудниц.

На мгновение я задумалась.

— Вряд ли у кого-нибудь из них сороковой размер. Гретчен и Саша не отличаются высоким ростом.

— По словам ребят из лаборатории, здесь не существует прямой связи. Случается, крупная женщина имеет маленькие стопы, и наоборот.

— Хм, бывает.

— У тебя есть гипотеза, почему были оставлены эти следы? — поинтересовался Макс.

— Весна — вокруг грязь, — пожал плечами Альварес.

— А вчера еще было сыро, — напомнила я.

— Трудно сказать, как давно их оставили.

Полицейский упорно не желал меня обнадеживать.

— Но ты все же допускаешь, что они имеют отношение к делу? — уточнил Макс.

— Мы как раз это проверяем, — ответил ему Альварес и обратился ко мне: — Кто у вас моет пол?

— Команда уборщиков. Я нанимаю их со стороны, в одной фирме.

— Какой?

— «Уборщики от Мейкона».

Он сделал пометку в блокноте.

— Вы помните, когда в последний раз мыли пол в этой секции?

— Честно говоря, нет.

— Хорошо, я сам выясню.

— Ты сказал, что эксперты нашли частичные отпечатки ног. Они еще на что-нибудь пригодны, кроме определения размера обуви? — спросил Макс.

— Вероятно. Мы можем определить фирму и модель.

— Да? И что это за обувь? — поинтересовалась я.

Альварес снова помолчал, прежде чем ответить.

— Детали прорабатываются. Но совершенно точно установлено, что это кроссовки. Кто-нибудь из ваших сотрудниц их носит?

— Насколько мне известно, нет. Саша предпочитает практичную обувь — мягкие туфли на шнуровке, мокасины или что-то в этом роде. А Гретчен, как правило, носит обувь на каблуках. Она любит стильно одеваться.

— И вы носите высокие ботинки.

— Да. Иногда я тоже надеваю туфли на каблуках. Но даже в этом случае меня трудно назвать модницей.

Альварес улыбнулся, но промолчал.

— У тебя есть еще какие-нибудь вопросы к Джози? — нарушил Макс повисшую паузу.

Полицейский постучал ручкой по блокноту.

— Пожалуй, нет.

— Ну и хорошо. — Макс поднялся, со скрежетом отодвинув стул.

— Вы не собираетесь покидать город? — обронил напоследок Альварес.

Я нервно сглотнула.

— Нет, не планирую.


Мы стояли возле наших машин и смотрели на океан. Сине-зеленые волны с тихим шелестом набегали на берег. Неожиданно Макс меня ошарашил:

— Будь готова к обыску.

— С какой стати? — оскорбилась я.

— Полиция обнаружила на твоей территории украденную картину. Наверняка она захочет проверить, не найдутся ли там кроссовки, чей рисунок на подошве соответствует найденным отпечаткам. Такова проформа.

Спокойный тон Макса резко контрастировал с негодованием, которое мне едва удавалось сдерживать.

Не обращая внимания на мое возмущение, он поинтересовался:

— У тебя есть что-нибудь незаконное? Порнография? Оружие? Кокаин? Что-нибудь в этом роде?

Я сразу вспомнила о пистолете в ящике ночного столика. Отец научил меня стрелять, когда я была подростком. Он советовал бояться не оружия, а людей, которые неправильно его используют. Он не был коллекционером, но оружие ему нравилось. Он уважал его элегантную простоту. Готовясь к переезду, я продала всю его коллекцию, оставив лишь «браунинг». Я давно хотела получить разрешение на него, но так и не собралась.

— У меня есть пистолет, но нет разрешения на его хранение.

— И все?

— Да.

Макс подергал себя за мочку уха и снова обратил взгляд на океан.

— Полицейские обыщут и дом, и склад.

— И что мне делать?

— Забавное совпадение. У тебя есть пистолет, а я как раз собирался его приобрести. Власти подумывают разрешить носить оружие при условии, что оно будет не на виду. Если они примут такой закон, я куплю пистолет для Салли, чтобы жена носила его в сумочке. Ты же знаешь, я почти всегда на работе.

— Да, знаю, — подтвердила я, не понимая, к чему он клонит.

— И какой у тебя пистолет?

— «Браунинг», калибр 9 мм.

— Он тебе нравится?

— Да.

— Почему?

— Он принадлежал моему отцу. Сентиментальная привязанность, если угодно. Кроме того, он стреляет без осечки и очень удобно лежит в руке.

— А ты не могла бы его показать?

— Конечно, — ответила я без улыбки. Разговор напоминал какую-то игру, и я серьезно исполняла навязанную роль.

— Может, занесешь его сегодня ко мне в офис?

— Без проблем.

Мы договорились, что оружие я доставлю ему в офис в течение часа.

— Когда проверишь сейф, позвони не на мобильный Альвареса, а в полицейский участок, хорошо?

— Ясно.

— Не проси позвать его к телефону. Просто оставь сообщение. Поняла?

— Да.

— И если что-нибудь пропало, извести меня.

Я заверила, что сделаю все, как он сказал, и поблагодарила за помощь.

Мы расселись по машинам, и Макс помахал мне, предлагая ехать первой. Заведя мотор, я медленно двинулась вдоль береговой линии. Солнце пыталось пробиться сквозь густую пелену облаков, и когда ему это удавалось, весь океан вспыхивал золотым сиянием. Ехавший позади меня Макс, просигналив, свернул на шоссе, по-видимому, возвращаясь в свой офис. Я же продолжила путь по проселочной дороге и вскоре добралась до дома.

Было странно оказаться здесь в неурочное время. Вдали от побережья солнце светило ярче. Взбежав по узкой лестнице, я нашла пистолет и положила его в холщовую хозяйственную сумку. Через полчаса на моих глазах Макс запечатал «браунинг» в конверт, прикрепил к конверту этикетку, подписал ее и убрал оружие в сейф.


Было настоящим облегчением вернуться на работу. Гретчен, как обычно, сидела в офисе. Ее медные волосы победно сияли под солнечными лучами, косо падавшими сквозь огромное окно.

Я поприветствовала секретаршу и спросила:

— Как наши дела?

— Все в порядке.

— Ты просто умница, — искренне похвалила я.

— Спасибо, но это ведь не только моя заслуга. Мы все постарались. А что новенького о Ренуаре?

— Ничего определенного. Кстати, понимаю, это звучит глупо, но… Какого размера у тебя обувь?

— Тридцать девятого. А зачем тебе это?

— Долго объяснять. Как-нибудь в другой раз, хорошо?

— Ладно, — согласилась она, давая понять, что в этот раз она готова мне уступить.

— А где остальные? — поинтересовалась я.

— Саша на показе. Я только что с ней говорила. Она сказала, там стало поспокойней. Эрик с помощницами почти закончил расставлять изделия из стекла. Кажется, он сказал, что потом примется за репродукции.

Я кивнула:

— Звучит неплохо. Я на секундочку поднимусь в свой кабинет, а потом буду вся в вашем распоряжении. Ты уже поела?

— Мы с Сашей по очереди пообедали.

— Тогда закажи мне пиццу. Я голодна, как волк.

— Тебе больше ничего не нужно?

— Не сейчас. Спасибо.

Поднявшись к себе, я проверила напольный сейф. Убедившись, что все на месте, я позвонила в полицию. Трубку подняла Кати и равнодушно записала мое сообщение для начальника. Наверное, на тех самых розовых листах, которые она всучила Альваресу при нашей первой встрече.

Я достала из ящика бутылку с водой, открыла ее и откинулась в кресле. Меня по-прежнему одолевал страх, однако намерение взять ситуацию под свой контроль помогло мне расслабиться.

— Боже! — Я резко выпрямилась, когда поняла, с чего могу начать собственное расследование. — И почему я не подумала об этом раньше?

Едва я успела развернуться к компьютеру, как позвонила Гретчен и сказала, что прибыла пицца. Голод оказался сильнее желания проверить догадку, и я отправилась вниз, чтобы перекусить.

В кабинет я вернулась уже полностью погруженная в размышления о краже. Раньше я ознакомилась с сайтом Интерпола и выяснила, что картина, принадлежащая мистеру Гранту, не находится в розыске. Но мне и в голову не пришло пошарить информацию о ней. Я уселась за компьютер, зашла в поисковик и набрала название произведения и имя художника.

— Тебе помочь? — Голос Гретчен вывел меня из задумчивости.

Я взглянула на нее. У меня не было причин ей не доверять, но она была чересчур болтлива. Еще начав на меня работать, она со смехом призналась, что обожает сплетни и слухи. На ее взгляд, это был милый недостаток, свойственный всем женщинам.

По моему мнению, дело обстояло серьезнее. Сплетни были для нее не просто хобби — манией. Каждый ленч она проводила за порцией салата и за просмотром сайтов, освещающих жизнь знаменитостей. А раз в неделю, когда на прилавке киоска появлялись свежие выпуски бульварных таблоидов, она приправляла салат ими.

Однажды она показала мне первую страницу какой-то газетенки. Там красовалась фотография новорожденного очередной знаменитости. Вес ребенка, казалось, достигал девяти килограммов.

— Разве не ужасно? — осведомилась она.

Я взглянула на этот явный фотомонтаж. Он был действительно ужасен.

— Интересно, как они его сделали? — хмыкнула я.

— Ты о снимке? Думаешь, фальшивка? Ты что! Все чистая правда. Это уродство, редкий побочный эффект от лекарств, которые его жена принимала во время беременности. Разве это не ужасно?

Я внимательно посмотрела на девушку. Неужели она и впрямь во все это верит? И поняла. Да! Она не сомневается, что огромный младенец настоящий. Если бы я спросила, почему другие газеты и телевидение не упомянули об этой патологии, она бы шепотом сообщила, что это все результат заговора фармакологических компаний.

Мне совершенно не хотелось затевать спор, поэтому я лишь неопределенно улыбнулась и сказала:

— Кто знает! Ладно, я уехала к Финкелштейнам, вернусь в два. — И сбежала, оставив ее с открытым ртом.

Я не разделяла увлечения Гретчен, но и не осуждала его. Моя мама втайне любила читать таблоиды, ради этого она специально задерживалась возле кассы в продуктовом магазине. Тогда мы с отцом обменивались понимающими взглядами и делали вид, что нам что-то нужно в другом отделе, давая ей время удовлетворить любопытство.

А когда мама оказалась прикованной к постели, отец покупал ей всю желтую прессу, начиная от бульварных газет и кончая глянцевыми женскими журналами, которая только попадалась ему на глаза. Снимки и истории из жизни знаменитостей помогали ей переносить боль.

Пристрастие Гретчен к сплетням вынудило меня сохранить свои тайны при себе. Кроме всего прочего, она была очень молода, а молодости свойственна неосмотрительность.

— Нет, я справлюсь сама, — сказала я.

— Точно?

— Конечно. Спасибо.

— Тогда я схожу посмотреть, не нужна ли Эрику помощь, ладно?

— Хорошо.

Поисковик выдал мне восемьдесят девять сайтов от художественных музеев, магазинов постеров, энциклопедических издательств и университетских отделений по истории искусства. На одном сайте отслеживалась судьба художественных произведений, похищенных нацистами в годы Второй мировой войны. Я щелкнула по ссылке.

Согласно данным швейцарской организации, картина «Три девушки с кошкой» в числе семи полотен в 1939 году покинула дом семьи Брендер в обмен на обещание выдать выездные визы. Согласно скрупулезным записям нацистов, обнаруженным после войны, картины были складированы в амбаре в ожидании дальнейшей участи. Однако по непонятным причинам визу получила лишь Хельга Брендер, которой в то время был двадцать один год. С тех пор никто не видел ни прочих членов семейства, ни картин.

Зазвонил телефон. Я была настолько поглощена чтением, что едва не прозевала звонок.

— Компания «Прескотт». Чем могу вам помочь?

— Это вы проводите распродажу? — спросила незнакомка. — Как к вам доехать?

Покончив с объяснениями и повесив трубку, я снова погрузилась в чтение. После войны, в 1957 году, Хельга Брендер, которая к тому времени стала женой некоего Мейсона и жила в Лондоне, обратилась с просьбой к правительству Австрии найти и вернуть пропавшие полотна. Австрийские чиновники, конечно, пообещали сделать все возможное, но так и не известно, предприняли для этого какие-нибудь шаги или просто зарегистрировали прошение. Почти пятьдесят лет спустя поиски продолжил Мортимер Мейсон, сын Хельги. Он и был указан на сайте в качестве контактного лица.

Ошеломленная полученными сведениями, я уставилась в пространство.

— Все идет отлично! — влетела Гретчен, но, заметив мое состояние, запнулась и склонила голову набок. — С тобой все в порядке?

— Что? — встрепенулась я, с трудом переключая на нее внимание.

— Ты себя нормально чувствуешь? А то у тебя довольно странный вид.

— Да, со мной все хорошо. — Я быстро внесла ссылку в «Избранное» и вышла из Сети. — Как там Эрик?

— Хорошо. Он сказал, что ему не нужна помощь.

— Замечательно, — кивнула я.

— Звонки были?

— Всего один. Женщина просила рассказать, как к нам доехать.

Гретчен уселась за свой стол и вскоре быстро застучала по клавиатуре компьютера. Потом раздался телефонный звонок, и она, как обычно, на него ответила.

А я продолжала пребывать в прострации из-за того, что мистер Грант оказался владельцем Ренуара, украденного нацистами. С одной стороны, вполне вероятно, что сделка была законной. Он мог ничего не знать об этой неприглядной истории. Но с другой стороны, он был слишком умным и опытным бизнесменом, чтобы купить многомиллионную вещь, не проверив ее подлинности. А поскольку он не упомянул о Ренуаре в ходе наших бесед, то скорее всего он был в курсе приключений картины. «Либо сам украл, либо приобрел у вора, — твердила я мысленно и тут же возражала себе: — Не может быть».


Глава 8


Вытерев руки о маленькие салфетки, которые прилагались к пицце, я поблагодарила Гретчен за обед и сказала:

— Если кто-то захочет есть, пусть не стесняется.

Я чувствовала, что мне пора выбираться из ситуации, которая все больше напоминала трясину. Но как это сделать? Прикинув, не позвонить ли Мортимеру Мейсону, заявленному в качестве законного владельца Ренуара, я отвергла эту идею, благо не имела ни малейшего представления, что ему сказать или о чем его спросить. По той же причине мысль отправиться в Лондон и встретиться с ним лично вызвала всплеск радостного возбуждения, но и только.

По пути к месту завтрашней распродажи я остановилась возле ящиков, по-прежнему обвитых желтыми полицейскими лентами. Последствия противозаконного вторжения на склад напомнили мне о необходимости быть осторожной. Пока не ясно, что происходит, лучше держать свое расследование в секрете, подумала я.

Вернувшись в офис и заслонив монитор от всевидящего ока Гретчен, я удалила ссылку, которую минут десять назад добавила в «Избранное». Помедлив, я за компанию очистила папку временных интернетовских файлов. Теперь оставалось надеяться, что полиция не изымет компьютер для проверки. «А впрочем, не важно. Пусть специалист без труда отследит мои манипуляции по жесткому диску. Зато шпион, менее сведущий в вопросах электроники, ничего не узнает», — утешилась я.


В аукционном зале я с удовольствием обвела взглядом товары, лежащие на столах.

Еженедельные торги составляли главную статью моих доходов. Поскольку выставляемые вещи были обычно недорогими, прибыль зависела от объема продаж. Я лишь отчасти следовала завету отца: «Покупай за цент, продавай за доллар». Я покупала задешево, но продавала ненамного дороже. Распродажи низко котировались в антикварном бизнесе, и, устанавливая цены, не следовало об этом забывать. Приблизительно месяц назад я стала свидетельницей следующей сцены. Средних лет женщина демонстрировала подруге стеклянную солонку марки «Сандвич», которую только что приобрела у нас за двадцать один доллар. «Не могу поверить, как мне повезло! — шептала она. — Наверное, они просто ошиблись». Вот так, продав всего одну вещицу, мы заполучили преданную клиентку.

В глубине зала я заметила Полу Тернер, которая внимательно сортировала коробки с репродукциями. Она была студенткой-второкурсницей в университете Нью-Хэмпшира и подрабатывала у меня уже два года на распродажах. Девушка серьезно относилась к своим обязанностям, и я ценила ее усердие и трудолюбие.

Пола была одета в джинсы с заниженной талией и обрезанную белую футболку, на которой красовалась надпись: «Чертей в аду не осталось… Они все перебрались в Руанду». На лице не было ни грамма косметики, прямые светлые волосы свободно падали на плечи. Но самое главное — у нее были на удивление маленькие стопы. Сороковым размером тут и не пахло.

— Привет, Пола, — сказала я, подходя к ней.

— Привет, Джози.

— Как, справляешься?

— Вроде бы.

— Ты не видела Эрика?

— Да. — Она махнула в сторону парковки. — Он там.

Со вновь вспыхнувшим беспокойством я увидела, что Эрик стоит за воротами склада и, покуривая, болтает с Уэсом Смитом. Репортер начал превращаться в настоящего преследователя.

— Еще увидимся, — бросила я девушке и, притворившись беспечной, направилась к воротам. — Привет, — сказала я Эрику и одарила репортера фальшивой улыбкой. — Уэс, давно не виделись. Как дела?

— Вот, познакомился с Эриком.

— Эрик, у тебя найдется секунда для меня?

— Конечно. — Он затушил ногой окурок и, согласно нашей договоренности, подобрал его.

Мы прошли мимо двух незнакомых девушек, которые обсуждали, как разместить на столе китайские вазы. Похоже, это были временные помощницы, приглашенные Гретчен.

— Чего от тебя хочет Уэс? — спросила я без предисловий.

Эрик выбросил окурок в коробку с мусором.

— Не знаю. Когда ты подошла, он успел только представиться.

— Я не имею права диктовать тебе, с кем и о чем разговаривать. Поступай как знаешь. Я лишь прошу: если ты будешь давать интервью, то постарайся не врать. И пожалуйста, сообщи мне, что именно ты сказал. Хорошо?

— Да. Но я совсем не хочу давать интервью.

— Тогда не разговаривай с репортерами.

— Это не так-то просто, — смущенно признался Эрик. — Они шагу не дают ступить, все время пристают с вопросами.

Его смущение напомнило мне, насколько он юн и неопытен. Поэтому я кивнула и сказала:

— Что поделать, настойчивость — их профессиональная черта. Отвечай им: «Без комментариев». Повторяй это снова и снова. В конце концов они от тебя отвяжутся. Ты не обязан с ними сотрудничать.

— Здорово! Думаю, у меня это получится.

— А еще ты всегда можешь сказать, что им лучше обратиться ко мне.

— Ага, годится.

— Ну и хорошо. Как идет подготовка к распродаже?

— Неплохо. Но у нас еще дел по горло.

— Ладно, тогда иди работать. Если захочешь сделать перерыв на обед, попроси у Гретчен пиццы.

— Я зайду к ней попозже.

Проводив его взглядом, я посмотрела на Смита. Тот, стоя у ворот, разговаривал по мобильному телефону. При желании Уэс был способен помочь мне в расследовании. Поразмыслив, можно ли довериться репортеру, я решила: черт возьми, а почему бы и нет? И, развернувшись, двинулась к воротам.

При виде меня Смит с улыбкой убрал телефон в карман.

— Я знал, что рано или поздно вы прозреете. Итак, готовы поговорить? — поинтересовался он.

— Можно сначала я кое-что у вас спрошу? — деловым тоном осведомилась я.

— Попытайтесь.

— Что означает выражение «не для печати»?

— Зачем это вам?

— Отвечаете вопросом на вопрос, да? — усмехнулась я.

— Mea culpa,[9 - Моя вина (лат.).] — рассмеялся он. — «Не для печати» означает, что я без вашего разрешения не могу ни цитировать, ни использовать в каких-либо иных целях сказанное вами. А почему вы спрашиваете?

— Наш разговор не для печати?

Он склонил голову набок и, прищурясь от яркого солнца, посмотрел мне в глаза. Погода стояла замечательная, и было приятно понежиться под ласковыми лучами. Иллюзия наступления настоящего тепла выглядела убедительной.

— Хорошо. По рукам.

— Мне нужно кое-что выяснить, но я не знаю, как это сделать. Зато уверена, вы в этом большой дока. Если вы согласитесь мне помочь в личном порядке, я обещаю дать вам эксклюзивное интервью по делу Гранта после того, как все выяснится.

— Из того, что я слышал, все выяснится с вашим арестом.

Я покачала головой и замолчала, пытаясь сообразить, не подстроил ли он ловушку. Не сумев, я решила играть в открытую.

— Я не убивала его. Но независимо от того, как будут развиваться события, я сдержу свое слово относительно интервью.

— И кто решит, что все разъяснилось?

— Мы. Я не намерена придираться к мелочам.

Он долго думал, глядя мне в глаза.

— Что вы хотите расследовать?

— Не для печати?

— Вам не обязательно постоянно спрашивать об этом. Все останется между нами до тех пор, пока вы не скажете обратное, или пока я не попрошу у вас разрешения предать информацию огласке, а вы согласитесь. По рукам?

— Обещаете?

Он возвел очи к небесам:

— Господи, да. Ну, что там у вас? Неужели старик Грант украл алмаз Хоупа?[10 - Алмаз Хоупа — крупный (45,5 карата) бриллиант насыщенного синего цвета; по преданию, украшал статую индийской богини Ситы, но был похищен, поэтому приносит несчастье тому, кто им владеет.]

— Тогда договорились, — проигнорировала я его предположение, которое могло оказаться ближе к истине, чем он думал. — Мне нужно знать все о мистере и миссис Грант: где родились, как встретились. Школьные годы. Друзья. Дети. Все. Вплоть до нынешнего дня.

— Но зачем?

— Сейчас у меня нет времени объяснять. Но позже я обязательно это сделаю. И еще.

— Да?

— Вы можете получить доступ к распечаткам телефонных звонков?

— Чьих?

— Мистера Гранта.

Он присвистнул.

— Не лучше ли все объяснить сейчас?

— Я сказала, позже. Итак, сможете? У вас есть для этого связи?

— Местные, междугородние, международные?

— Все.

Он не ответил. Глядя на меня, он определенно что-то прикидывал в уме.

— Вы можете это сделать? — повторила я.

— Попробую, — наконец решился он.

Я облегченно вздохнула:

— Отлично. И когда у вас будет информация?

— Черт, я даже не знаю, смогу ли ее достать, а вы спрашиваете когда!

— Тогда дайте мне знать, как только ее получите, — сознательно не заметила я его восклицания.

— Джози, — позвал меня Эрик со склада.

Я обернулась и рукой прикрыла глаза от слепящего солнца.

— Что?

— Тебя ищет Гретчен.

— Скажи, что я иду, — попросила я Эрика и снова повернулась к Уэсу: — Позвоните мне.


Скрестив руки на груди и поджав губы, Гретчен являла собой олицетворение праведного гнева.

— Ты только взгляни на это, — протянула она мне голубую папку.

Я кивнула, приветствуя Альвареса, который с каменным выражением на лице стоял, прислонившись к дверной раме, и углубилась в чтение.

В папке оказалось разрешением суда на проведение у меня обыска.

— Свяжи меня с Максом, пожалуйста, — попросила я Гретчен.

Она промаршировала к телефону, а я повернулась к Альваресу и спросила:

— Что вы намерены искать?

— У вас есть опись товара?

— Большей части. Хотя не могу поручиться за ее абсолютную точность. Но мы старались. — Я снова обратилась к Гретчен: — Когда дозвонишься, распечатай опись для шефа Альвареса.

— Еще нам нужно осмотреть офисную технику, — сказал он.

— Ради Бога, — выдавила я, в душе ненавидя сложившуюся ситуацию. — Сейчас у нас проходит предварительный показ. Надеюсь, вы ему не помешаете.

— Мы постараемся.

Альварес принялся что-то обсуждать с полицейскими, стоящими неподалеку.

Гретчен передала мне трубку и начала сердито стучать по клавишам компьютера.

— Ты в порядке? — раздался в трубке голос Макса.

— Да.

— В ордере упоминаются и дом и склад?

Я раскрыла папку и перечитала документ.

— Да. И машина.

— Ладно, я сейчас попрошу Альвареса, чтобы его люди по возможности оставили все вещи на своих местах. И спрошу, не возражает ли он, чтобы ты присутствовала при обыске в твоем доме. Хорошо?

— Да.


Альварес привез с собой целую команду. Трое полицейских хозяйничали на складе, двое суетились возле моей машины и двое поджидали меня в патрульной машине. Оставив шефа полиции и иже с ним под бдительным присмотром возмущенной Гретчен, я направилась к патрульной машине и устроилась на заднем сиденье. Когда мы выезжали со стоянки, я оглянулась и увидела, как парень в форме распахивает багажник в моем автомобиле.

Полицейские, с которыми я ехала, говорили друг с другом, но так тихо, что я не сумела разобрать ни слова. За рулем сидел полный лысоватый негр средних лет, а рядом с ним размещалась высокая худая рыжеволосая женщина, которой было чуть за тридцать.

— Здесь, — окликнула я водителя, когда мы подъехали к моему дому.

Он тут же свернул на посыпанную гравием подъездную дорожку.

Я до сих пор не видела, как проводится официальный обыск, поэтому взирала на происходящее с мрачным любопытством. Полицейские открывали шкафы, ящики и коробки, передвигали вещи, будто рассчитывали напасть на тубус с еще одной краденой картиной. Они заглядывали под мебель, протыкали мягкие сиденья длинными узкими, похожими на иглу, инструментами, поднимали матрасы.

— У вас есть гараж? — спросила меня женщина.

— Нет.

— Сарай или что-нибудь в этом роде?

Я отрицательно помотала головой. Вместе с ними я вышла из дома и обошла сад. За домом сыскари осмотрели пустой подвал и заглянули на крошечный чердак. На этом обыск закончился.


Меня высадили у бокового входа на склад. Я увидела, как Эрик разговаривает с Полой и как две временные помощницы устанавливают витрину из плексигласа в секции кукол. Обогнув ограждение, я появилась на складе через главный вход.

— Полиция все еще здесь? — спросила я у Гретчен.

— Да, — ответила она с нескрываемым презрением.

— Они просто делают свою работу, — пожала я плечами.

— Ну и пусть. Ненавижу копов.

Меня позабавило, что она возмущается обыском моей собственности. Предупрежденная Максом, я сохраняла философское спокойствие. Интересно, подумала я, что ее беспокоит: сострадание или собственное благополучие? Ведь попади я под арест, она останется без работы.

Гретчен протянула мне записку. Дана Кэбот и ее дочь Миранда ждали моего звонка в портсмутском отеле «Шератон». В записке значились номер телефона и номер комнаты.

— И кто они такие?

Гретчен оглянулась. Убедившись, что нас никто не подслушивает, она все равно понизила голос:

— Дочка и внучка мистера Гранта.

— Ты шутишь! — удивилась я. — И чего они хотят?

— Не знаю. Миссис Кэбот лишь сказала, что хотела поговорить с тобой. И добавила, что это очень важно.

Я недоверчиво уставилась на клочок бумаги. Адвокат мистера Гранта Эппс сказал ей, что я мошенница. «Что же ей от меня понадобилось?» — с тревогой подумала я.


Глава 9


— Сделай доброе дело, — попросила я Гретчен, протягивая записку. — Позвони им и спроси, могу ли я связаться с ними после показа, около половины десятого.

Гретчен кивнула и взяла листок.

— Есть еще какие-нибудь новости? — поинтересовалась я.

— He-а. Саша сказала, что с показом все тип-топ.

— Вот и отлично. Ладно, я буду здесь поблизости.

Я направилась на склад, но притормозила, услышав непонятный шорох. Пойдя на звук, я наткнулась на Альвареса. Следуя указаниям, которые мне дал Макс, я не стала вмешиваться в работу полицейских. Я отошла в сторону и с тревогой принялась наблюдать за тем, как Альварес выборочно снимает с полки предметы и громко зачитывает номер над штрих-кодом, а его напарник сверяется с описью.

Конечно, я знала, что у меня нет краденых вещей, но не была уверена, что «доброжелатель», который подкинул мне Ренуара, не оставил дополнительного сюрприза.

Заметив меня, Альварес что-то сказал полицейскому, тот кивнул в ответ и направился в глубь склада. Альварес подошел ко мне.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Более или менее, — солгала я и, помолчав, призналась: — Это похоже на ночной кошмар.

Он кивком выразил мне соболезнование.

— Мы скоро закончим и уедем.

— Я не об обыске.

— Понимаю.

Я взглянула на него, и меня снова потянуло к нему как магнитом. И дело было не только во внешности, хотя я и находила привлекательными его грубоватые черты. Я испытывала к нему необъяснимое доверие. Мне казалось, что мы можем стать друзьями.

— Вы не против, если я кое-что у вас спрошу?

— Конечно.

— Вы проверили график работы уборщиков из «Мейкона»?

— Да.

— И?..

— Они мыли полы около ящиков два дня назад.

— То есть следы были оставлены в течение двух последних дней?

— Верно.

— И что, это может быть зацепкой?

— Не знаю.

— А стенной сейф в доме Гранта вы нашли?

— Нет. Мало того, мы обследовали всю мебель, облазали все полы, обнюхали все щели, но ничего не нашли.

Я встряхнула головой, выдав свое замешательство.

— А с дочерью мистера Гранта вы не встречались?

— А почему вы спрашиваете?

— Да так. Из любопытства. — Я прекрасно помнила предупреждение Макса не делиться информацией.

— Да, я встречался с Даной Кэбот.

— Ну, и как она?

— Джози, вы что-то замышляете? Вы хотите попробовать заполучить этот контракт?

— Еще не знаю, — пожала я плечами. — А вы считаете, это возможно?

Сама-то я сомневалась, что миссис Кэбот горит желанием осчастливить меня работой.

— Вы знаете, что Эппс рекомендовал Гранту Барни Трюдо? — спросил Альварес.

— Да, но попытка не пытка. Возможно, я попробую перехватить инициативу.

— В таком случае я могу вам кое-что сказать, хотя не знаю, будет ли вам от этого какой-нибудь прок.

Я убрала волосы со лба и улыбнулась.

— И что же?

— Она хочет привлечь для распродажи имущества фирму из Нью-Йорка.

— С ее стороны весьма разумное решение.

— Из-за стоимости вещей?

— И поэтому тоже. Если она хочет продать все оптом, ей просто необходимо связаться с фирмой, которая в состоянии выложить сразу большую сумму денег. А я имела в виду уникальные вещи. Чтобы определить их реальную стоимость, потребуется провести не одну экспертизу.

— Что ж, желаю вам удачи.

Я с улыбкой сказала:

— Спасибо. — И, помолчав, добавила: — А что миссис Кэбот известно о Ренуаре?

Прежде чем ответить, он пронзил меня внимательным взглядом.

— Мы выясняем это.

— Джози? — издалека позвала меня Гретчен.

— Я здесь! — отозвалась я и вышла в главный коридор, чтобы она меня увидела.

Подойдя к нам, Гретчен окатила Альвареса ледяным презрением и вручила мне записку, в которой было написано: «У тебя назначена встреча с Кэбот в 9.30 в кафетерии отеля».

— Пожалуйста, извините нас, — сказала я Альваресу. — Дела.

Он кивнул и направился в ту сторону, куда прежде удалился его напарник. Он двигался уверенно и целенаправленно. Когда он отошел на приличное расстояние, я повернулась к Гретчен:

— Встретиться с ними? Я думала, речь только о звонке.

— Миссис Кэбот сказала, что хочет поговорить по поводу имущества мистера Гранта, — прошептала Гретчен. — Мне показалось, тебе полезно с ней встретиться.

Я кивнула, соглашаясь:

— Молодец, ты все сделала правильно.

Я мало верила в то, что родные мистера Гранта задумали поручить мне распродажу его имущества, но не желала упустить шанс выяснить парочку моментов из жизни семьи Грантов.


Добравшись наконец до зала, где проходил предварительный показ, я застала там Барни Трюдо. Он стоял перед парой раздвижных столиков из красного дерева с ножками, изогнутыми в форме львиных лап. Столики относились к эпохе Георга II. Барни, сцепивший руки за спиной, напоминал военного в отставке. Ему было около пятидесяти. Он отличался крупным телосложением, непринужденными манерами и улыбчивостью. Но улыбка редко отражалась в его глазах, а доброта казалась наигранной. Подойдя к нему, я заставила себя улыбнуться, помня, что внешняя беззаботность является важным инструментом в бизнесе. Отец всегда говорил: «Чем сложнее проходят переговоры, тем важнее не дать понять, насколько они тебя волнуют».

— Барни, я рада, что тебе удалось к нам выбраться.

— Привет, Джози. — Он протянул мне руку. — Я бы ни за что не пропустил показа. Ты отлично все устроила.

— Спасибо.

— Каким годом ты датировала эти столы? 1750-м?

— Да, почти. 1745-м.

Он кивнул:

— Красивые.

— О да.

— За сколько, по-твоему, они уйдут?

— Надеюсь, за очень большую сумму, — улыбнулась я.

Он улыбнулся, показав, что оценил мой ответ, а затем заметил:

— Не правда ли, ужасно то, что случилось с мистером Грантом?

— Конечно, — согласилась я.

— Насколько я слышал, тебя вызывали в полицию. — В его голосе прозвучало сочувствие.

— Да, — призналась я и насторожилась.

Общение с Барни постоянно приводило меня в замешательство. И я понимала, что разговор об его отношениях с мистером Грантом, который я собиралась начать, вряд ли станет исключением из правила. Тем не менее я рискнула.

— И как все прошло? — спросил он.

— Думаю, нормально, — пожала я плечами. — Не так уж и много я могла им рассказать. А ты?

— Что я?

— Разве ты не встречался с полицией по поводу мистера Гранта?

— Ах это. Да, ненадолго. — Он покачал головой. — Это так печально.

— А чем ты для него занимался?

— Для мистера Гранта? Мы обсуждали вопросы, связанные с его имуществом.

— Правда? — удивилась я, изо всех сил стараясь выглядеть наивной дурочкой. — И какие именно?

— Я так до конца и не понял. Мы не успели далеко продвинуться. Но его адвокат Бритт Эппс упомянул, что Грант хочет продать пару вещей. Ты знакома с Бриттом?

— Мы встречались.

— Отличный парень.

— А ты знаешь, что именно хотел продать мистер Грант?

— Не совсем. В основном с ним разговаривала жена.

— С мистером Грантом? Или с Эппсом?

— С мистером Грантом. Марта была без ума от старика. Между ними сложилось полное взаимопонимание. — Он печально покачал головой.

Слова о том, что мистеру Гранту понравилась Марта Трюдо, вызвали у меня прилив злобы. Я сжала пальцы с такой силой, что ногти впились в ладони. Пришлось напомнить себе, что клиент мертв и ревновать его не имеет смысла. А Барни продолжал смотреть на меня с улыбкой доброго, заботливого дядюшки. И я в очередной раз пожалела, что не умею читать мысли. Интересно, чего он добивается? Вытянуть из меня что-то? Но что именно?

Еще мне бы хотелось узнать, что он нашел в Марте. Их отношения ставили меня в тупик. Как Барни мог ее выносить? Она была грубой, агрессивной и жадной. Единственное разумное объяснение, которое я смогла найти, — она специально играла эту роль. Она была его тараном и громоотводом. Всякий раз, когда ситуация усложнялась, например, в разгар борьбы за лучшее место на антикварной ярмарке, Барни исчезал, вместо него на арене появлялась Марта. В результате Барни сохранил репутацию дружелюбного и открытого парня, а она превратилась в его антипод или, как сказал бы отец, мировую стерву. «У каждого руководителя под рукой всегда есть мерзавец, которого все ненавидят», — говорил он. И советовал распознавать подобные личности на переговорах, приветствовать их улыбкой и сердечным рукопожатием и держать ухо востро.

Внезапно я сообразила, что Барни дожидается моего ответа по поводу гармоничных отношений между Мартой и мистером Грантом.

— Он действительно был милым человеком, — поспешила я сказать.

— Да. И как ужасно умер.

Я вздохнула.

— Кошмарная смерть. Ты когда видел его последний раз?

— Всего за несколько дней до смерти.

— А Марта?

— Тоже. А ты? Я слышал, ты встречалась с ним буквально накануне.

«Какой черт распространяет эти слухи?» — мелькнуло у меня в голове.

— Нет. Мы договорились о встрече, но, полагаю, он был уже мертв к тому времени, когда я приехала. — Я задрожала.

— Ясно.

Мы замолчали. Почему он как воды в рот набрал, не знаю. Что касается меня, то я просто не знала, что сказать. В конце концов я спросила как можно более беспечно:

— Итак, собираешься завтра поторговаться за эти столы?

Он улыбнулся и подмигнул:

— Не исключено.

Я знала — и ему было известно об этом, — что скорее всего он не будет участвовать в торгах. Наша экспертиза, в отличие от тех, что проводила Марта, была точна и всестороння, поэтому рассчитывать на низкую цену он не мог.

Он прошел дальше и остановился возле белой нефритовой брачной чаши, датированной серединой 1700-х годов.

— Лакомый кусочек, — сказал он.

— Лучшее из всего, что здесь есть, — согласилась я.

Он наклонился, чтобы получше рассмотреть чашу. Ее покрывал замысловато вырезанный узор из хризантем, астр и бамбука, она представляла собой почти безупречный образец тонкого мастерства эпохи правления императора Цяньлуна.

По правде говоря, я не ожидала выручить много за раздвижные столы — при большом везении, долларов 750. Но чаша была уникальна и могла принести до 50 000 долларов. И я с гордостью подумала, что именно мне доверили ее продажу.


В девять вечера мы с Сашей распрощались с последними посетителями. Полиция к тому времени закончила обыск, и я почувствовала себя реабилитированной, когда Альварес сообщил, что ни на складе, ни дома, ни в машине полиция не нашла ничего подозрительного. Я рассказала об этом Максу, и по его мнению, это был хороший признак.

Саша тяжело опустилась на стул возле регистрационного стола и, скинув мокасины, облегченно пошевелила пальцами — она провела на ногах более двенадцати часов.

Я взглянула на ее туфли и мысленно ахнула.

— У тебя сороковой размер?

— У меня?

— Да.

— А что?

— Просто интересно.

Она пожала плечами:

— Это зависит от обуви. Обычно я выбираю тридцать девятый или сороковой.

— Узкая колодка?

— Да.

Хотя размер ее стопы и соответствовал найденным отпечаткам, я была уверена в ее невиновности. У меня не укладывалось в голове, что Саша может быть причастна к преступлению. Она не отличалась большими амбициями. Казалось, ее не волнуют ни деньги, ни политика, ни религия, ни даже люди. Все, что ее занимало, — это искусство. «Искусство? — насторожилась я. — Значит, Ренуар не оставил бы ее равнодушной».

— Что ты думаешь о сегодняшнем показе? — Я постаралась подальше запихнуть подозрения.

— Он вызвал большой интерес. Пришло много народу, — ответила она зевая. — Но были и такие, кто явился по другому поводу.

— И кто же?

— Какая-то дамочка по имени Берти из «Ежемесячника Нью-Йорка».

— «Ежемесячника Нью-Йорка»? Зачем ему понадобилось присылать репортера?

— Она сказала, что готовит статью о скандалах в мире антикварного бизнеса. Наверное, собирается писать об убийстве Гранта.

— О Господи! Только этого мне не хватало. Что ты ей сказала?

— Ничего. Я позволила ей остаться, потому что она зарегистрировалась, но не разговаривала с ней. Я все время делала вид, что очень занята.

— Молодец, — одобрительно улыбнулась я.

— Я просто не могла придумать ничего другого, чтобы избавиться от нее, — пожала плечами Саша.

Я сочувственно покачала головой:

— Ну ладно, все закончилось. Ты домой?

— Да. Приму горячую ванну и лягу спать.

— Звучит аппетитно, — в шутку позавидовала я и вспомнили, что за весь день не съела ничего, кроме пары кусков пиццы. — Что ж, пора по домам.

Пока я включала сигнализацию, Саша уселась в свою малолитражку и выехала со стоянки.

Оставшись в одиночестве, я разревелась. Во всем была виновата репортерша из «Ежемесячника Нью-Йорка». Ее имя воскресило в памяти эпизоды, связанные со скандалом вокруг «Фриско». После ареста моего начальника, когда судебные разбирательства еще не начались, я открылась сослуживице, что являюсь тайной осведомительницей полиции.

Двумя часами позже меня по дороге в закусочную поймала Берти. Я не обмолвилась с ней ни словом, даже не сказала традиционное «Без комментариев». Тем не менее спустя несколько часов она выступила на местном телевизионном канале с «эксклюзивным репортажем». В итоге я оказалась в настоящей осаде. Берти и другие репортеры стали моими спутниками на все три месяца, пока шел суд. Я ни разу с ними не разговаривала. Ни разу. Я даже не поднимала на них глаза.

Коллеги обливали меня ледяным презрением. Казалось, это я, а не мой начальник по уши в грязи. Я хотела с ними объясниться. Но они старательно меня избегали. Это было невыносимо.

В те дни я поняла, почему во многих культурах остракизм использовался как наказание: он служил мощным средством насаждения единомыслия.

Горький урок пошел мне впрок. Больше я ни с кем, кроме отца, не откровенничала. И вот, его давно нет, а мне снова угрожает общественный бойкот.

Я долго простояла у дверей, борясь с нахлынувшим страхом. Это было не просто — стресс, голод и усталость подорвали душевные силы. Справиться со слезами мне помогла злость. Я рассердилась на тех, кто вольно или невольно тащил меня в ужасное, несправедливое прошлое. Я встряхнулась, размяла затекшие мышцы спины и шеи и подумала: «Любопытно, чего хотят от меня Кэботы? Почему им не терпится повидаться со мной?» Крошечная надежда на заключение контракта взбодрила меня сильнее, чем массаж. Я вспомнила наставления адвоката.

Пока машина прогревалась, я позвонила Максу и застала его дома. Голос звучал устало, но, как всегда, любезно.

— Макс, я собираюсь встретиться с дочерью и внучкой мистера Гранта.

— Молодец, что сообщила. Зачем они хотят тебя видеть?

— Дочь сказала, что намерена поговорить об имуществе мистера Гранта.

Последовало долгое молчание, после чего он спросил обыденным тоном:

— Очень неожиданно, не так ли?

— Да, — призналась я.

— Где ты с ними встречаешься?

— В кафетерии «Шератона».

— И что ты думаешь по этому поводу?

— Хм, мне любопытно.

Снова последовала долгая пауза.

— Если они начнут спрашивать про убийство, не отвечай. Ни при каких обстоятельствах. Скажи, что ты ничего не знаешь или что тебе запрещено говорить на эту тему.

— Хорошо.

— В случае затруднения звони. Поняла?

— Спасибо, Макс.

Выезжая со стоянки, я вдруг испугалась, что Кэботы обвинят меня в смерти мистера Гранта. Боже, только этого мне не хватает!


Глава 10


Красные габаритные огни едущих впереди машин, плавно покачиваясь то вверх, то вниз, ввели меня в своеобразный транс. Словно загипнотизировали. День выдался тяжелым — я устала, хотела есть, извелась от беспокойства. Прибыв в Портсмут и добравшись до ярко освещенной парковки отеля, я немного посидела в машине. Второе дыхание не открылось, но голова немного прояснилась.

Я быстро нашла кафетерий, который в этот час был практически безлюдным, и остановилась возле стойки менеджера. Ко мне подошла крупная женщина с вьющимися серебристо-голубыми волосами.

— У меня здесь назначена встреча с Кэботами, — сказала я.

— Они вас ждут, милочка.

Она подвела меня к огромному окну: за столиком под высокой пальмой сидели напротив друг друга две женщины. Седая симпатичная смуглая дама лет шестидесяти пила маленькими глотками кофе. Особа примерно моего возраста потряхивала высоким стаканом, в котором плескались остатки чего-то похожего на чай. Во всяком случае, я расслышала, как кусочки льда глухо позвякивают при каждом ударе о стекло. Женщины сохраняли молчание, словно были совершенно не знакомы.

— А вот и она, милочки, — провозгласила менеджер, кладя на стол меню.

— Здравствуйте, я Джози Прескотт.

Обе женщины мгновенно впились в меня глазами. Под их пристальными взглядами я почувствовала себя замарашкой. Пожалуй, мне не следовало заявляться на эту встречу сразу после длинного рабочего дня. На мне были потертые ботинки и грязные растянутые джинсы. Из расстегнутой у ворота фланелевой рубашки выглядывала неказистая футболка.

— Я Дана Кэбот, — холодно представилась пожилая женщина. — А это моя дочь Энди, точнее, Миранда.

— Привет, — ответила я.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — с той же холодной учтивостью предложила мне миссис Кэбот.

Ее дочь откинулась на спинку стула, продолжая сверлить меня взглядом. Судя по тому, как яростно она трясла стаканом, ее что-то злило. Наконец она переключила свое внимание на менеджера. Показав стакан, она велела:

— Повторите.

— А вам, милочка? — спросила у меня менеджер.

— Подождите минуточку, — ответила я, присаживаясь и разглядывая будущих собеседниц.

Они не были похожи. Дана Кэбот выглядела как человек, привыкший тщательно ухаживать за своей внешностью и одеваться в дорогих магазинах. А Энди Кэбот казалась истощенной болезнью.

— Вы голодны? — поинтересовалась миссис Кэбот.

— У меня не было времени поесть. Поэтому, если не возражаете, я перекушу.

— Что вы, — вежливо испугалась она, — конечно, нет.

Я принялась изучать меню, иногда исподтишка бросая на них взгляды. Миссис Кэбот напоминала богатую матрону, которой мало о чем приходилось беспокоиться в жизни. Энди была слишком худой — такая худоба, как правило, является следствием либо хронического недуга, либо длительного употребления наркотиков. У нее были мутные глаза и землистого оттенка кожа, она казалась обиженной на весь мир. Сидя рядом с ней, мне невольно хотелось отодвинуться, чтобы не подцепить заразу, изводящую ее.

— Примите мои соболезнования по поводу смерти мистера Гранта, — прервала я молчание. — Я недавно познакомилась с ним, но мы очень много общались в течение прошлой недели. Он был приятный собеседник.

— Благодарю, — ответила миссис Кэбот. — У моего отца было много хороших качеств. — Она откашлялась. — Вас, наверное, удивило мое предложение встретиться?

— Помощница сказала мне, что вы хотите поговорить об имуществе вашего отца.

— Да. — Она быстро глянула на Энди. — Вы видели дом?

— Да. Там очень красиво. Я имею в виду не только антиквариат. Но и здание, сад. Все.

Она кивнула.

— Забавно, что, будучи в Нью-Хэмпшире, нам приходится останавливаться в отеле. Но у нас не хватило мужества переступить порог дома после того, как… — Она запнулась.

— Я понимаю.

Подошла официантка с напитком для Энди и кофейником, из которого она вновь наполнила чашку миссис Кэбот. Я заказала себе гамбургер и воду безо льда. Мне отчаянно хотелось мартини, но я знала, что усну после первого глотка.

Энди нетерпеливо заерзала на стуле, выказывая то ли раздражение, то ли презрение. Я сочла, что она воспринимает мой неряшливый облик как личное оскорбление, и решила извиниться.

— Прошу прощения за внешний вид, — сказала я. — Но у меня не было времени переодеться.

— Что вы, какие мелочи. Мы все понимаем и рады, что вы вообще согласились с нами встретиться, — сказала миссис Кэбот.

Я ничего не ответила, ожидая, растопят или нет вежливые слова матери антипатию Энди. Но та лишь грохнула стаканом об стол и выразительно посмотрела на мать. Завладев ее вниманием, Энди покрутила пальцами, словно сигнализируя: «Не тяни. Переходи к делу».

— Отец говорил с вами о продаже? — тут же спросила миссис Кэбот, и у меня сложилось впечатление, что она безропотно исполняет все прихоти дочери.

— А почему вас это интересует? — увильнула я от прямого ответа.

Интуиция подсказывала мне, что так будет лучше. Возможно, мне не нравилось нетерпение Энди. Или осторожной меня делало предупреждение Макса. Как бы то ни было, я чувствовала, что раскрываться не стоит.

Миссис Кэбот отпила кофе.

— Я должна решить, что делать с имуществом отца. Поэтому я хочу узнать, как он собирался им распорядиться. Думаю, это поможет мне принять правильное решение.

Признаться, я не поняла, какая связь между ее планами и пожеланиями мистера Гранта. Наверное, она была склонна к сентиментальным жестам.

— Вы хотите все продать? — изобразила я фальшивое замешательство.

— Возможно. Вы видели все, чем владел мой отец?

— Не знаю, как насчет всего, но кое-что я видела. И если вы надумаете продавать вещи, я бы с удовольствием приобрела их или выставила на аукцион. То, что я видела, было уникальным, поэтому уверена: вы сможете выручить хорошие деньги от продажи.

— Если я решусь продать и если я попрошу вас помочь, как это будет происходить?

От необходимости ответить сразу меня спас официант, который принес мой гамбургер и спросил, не хотим ли мы еще чего-нибудь. Я попросила кетчуп, и он извлек его из кармана своего передника.

— Вам известно, где ваш отец приобретал антиквариат?

— А какое это имеет значение? — удивилась миссис Кэбот.

Кажется, она тоже предпочитает не раскрывать карты, подумала я.

— Это значительно облегчило бы экспертизу.

Отчасти мое объяснение соответствовало правде. Но в большей степени я хотела выяснить, как Ренуар попал к мистеру Гранту.

— К сожалению, я знаю немного. Я уехала из дома сорок лет назад, когда вышла замуж.

Я в разочаровании покачала головой. Что ж, все правильно. Немало времени утекло с тех пор, как картину спрятали в австрийском амбаре. Девичьи воспоминания стерлись, свидетели умерли.

— Сколько вы готовы дать за имущество? — вмешалась в разговор младшая Кэбот.

— Энди! — протестующе воскликнула мать.

— Да ладно, ма. Тоже мне проблемы! Итак, сколько?

— Не знаю, — спокойно ответила я миссис Кэбот и выдавила кетчуп на булку. — Вы же знаете, ваш отец не успел официально нанять мою фирму. Поэтому я не делала окончательной оценки. Но если вы хотите, я могу это сделать. И потом либо назову сумму, которую вы сможете получить на аукционе, либо предложу обсудить другие варианты, например, такие как договор о продаже в рассрочку.

— И сколько времени у вас это займет? — раздраженно спросила Энди.

— Несколько дней, — ответила я, вспомнив о видеокассете.

— А сколько вы берете за оценку?

— Полагаю, письменный отчет вам не нужен, — пожала я плечами. — А мне так и так потребуется провести экспертизу. Так что оценка будет бесплатно.

— Спасибо. Вы очень добры, — сказала миссис Кэбот. — Но я хотела спросить еще кое-что… Вы знакомы с адвокатом моего отца мистером Эппсом?

— Да.

— Мне немного неловко, но я должна это знать. Не могли бы вы кое-что объяснить… Точнее, я хотела спросить… Вы знали, что мистер Эппс порекомендовал моему отцу мистера Трюдо, чтобы тот помог ему продать некоторые вещи?

Я почувствовала, как Энди впилась в меня глазами, и посмотрела на нее. Полный неприязни взгляд был нацелен на меня, словно жерло пистолета. Я разозлилась: «Черт побери, что я ей такого сделала?» — и обернулась к миссис Кэбот.

— Нет.

— А что вы думаете о Барни Трюдо? — спросила она.

Я пожала плечами:

— Он пользуется большим уважением среди антикваров.

— Допустим, мы должны выбрать кого-то из вас. Почему ваши услуги были бы для нас предпочтительней?

Я откусила и пожевала. Гамбургер был до умопомрачения вкусным.

— Признаться, я не знаю, как ответить на ваш вопрос, чтобы не показаться нескромной, — улыбнулась я.

Однажды отец раскрыл мне секрет, каким образом следует расхваливать себя перед клиентами. Он сказал, что главное — избегать слов, которые звучат как рекламный треп, нужно придерживаться голых фактов. И быть максимально сдержанной.

— У Барни хорошая репутация, но нет квалифицированного эксперта. Моя же фирма гарантирует вам справедливые расценки. А в остальном буду рада предоставить свои рекомендации.

Меня начало неимоверно клонить ко сну. Я еще раз откусила гамбургер, давя зевоту.

Энди щелкнула языком и отвернулась, демонстрируя, насколько неубедительными показались ей мои доводы. При других обстоятельствах я бы не оставила безнаказанной подобную грубость. Но сейчас мне было просто жаль миссис Кэбот.

— Нас интересуют деньги, — заявила Энди, глядя в окно. — Если мы предложим вам работу, когда будут деньги?

— Это зависит от того, что вас устроит: единовременная продажа, консигнация или аукцион.

— Энди, — ласково сказала ее мать, — давай не будем забегать вперед.

Энди резко отодвинула свой стул.

— Как угодно, только не надо все усложнять. Пусть каждый из антикваров проведет экспертизу и сделает нам предложение. Мы выберем того, кто назначит самую высокую цену. Точка. — Она поднялась и, повернувшись к матери, добавила: — Когда ты закончишь, я буду в номере. — Источая злобу, она вылетела из ресторана.

— Пожалуйста, извините мою дочь. Она никогда не отличалась терпением.

Я сразу узнала прозвучавшую в ее голосе глухую тоску и притаившуюся в глубине глаз боль. Мой отец тоже умер совершенно неожиданно, поэтому я догадывалась, что она чувствует.

Потрясение, вызванное его смертью, было настолько глубоким, что я до сих пор ощущаю себя одинокой. Только недавно у меня стали появляться проблески надежды на счастье. А миссис Кэбот еще не оправилась от шока.

— Ничего, все будет в порядке, — утешила я ее.

— Я просто не знаю, что делать, — прошептала она.


Домой я добралась лишь в одиннадцать. Приняв душ и закутавшись в любимый розовый махровый халат, я прошла на кухню, забралась с ногами на диван, который стоял у окна, и наконец приложилась к стакану с вожделенным мартини. Бледно-желтый прохладный джин подействовал на меня успокаивающе.

Разглядывая залитый серебряным светом луг на окраине густого леса, я вдруг подумала, что Энди вполне может быть замешана в деле с Ренуаром и даже в смерти своего деда. Мне не хватило воображения увидеть, как миссис Кэбот пробирается на склад и прячется за ящиками, зато я легко представила себе в подобной ситуации Энди. Только зачем ей это? Или она действительно замешана в убийстве? Нет, вряд ли. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я вспомнила ее сверкающие злобой глаза и искривленные в презрительной улыбке губы. Или правда?

Я сделала следующий глоток и тут сообразила, что детектив из меня никудышный, иначе я обязательно обратила бы внимание на ее стопы. Строить версии, не зная, носит ли она туфли сорокового размера, было бессмысленно.

Я поняла, что пора заканчивать с доморощенным расследованием.

— Цыпленок, — произнесла я вслух и улыбнулась. — Завтра вечером или в воскресенье я приготовлю цыпленка по-монтерейски.

Я обожала готовить. Возня у плиты поднимала мне настроение.

Когда мне исполнилось тринадцать, мама — за день до своей смерти (она умерла от рака легких) — торжественно вручила мне коробку с карточками, хранящими тайну семейных блюд. Я быстро разобралась в кулинарных рецептах и даже сумела найти такие пропорции, чтобы готовить сначала на двоих, а потом и на одного. На одну.

Помечтав о цыпленке по-монтерейски, я от нечего делать вернулась к прежним размышлениям. Потягивая мартини, я задумалась о пейзажах Жюля Тавернье, которые висели в кабинете у мистера Гранта.

Я слышала такую историю: некий владелец драгоценного полотна, желая понадежнее его спрятать, нанял живописца, и тот зарисовал картину. Когда опасность миновала, живописец смыл свои художества. Но Тавернье умер в конце девятнадцатого века. Вряд ли у него был повод зарисовывать полотно знаменитого современника. И все же меня не покидала мысль, что с пейзажами что-то не ладно. Ведь по сравнению с тем, чем обладал Грант, они были наименее ценными. В то же время они выделялись на фоне немногочисленных репродукций, украшавших стены дома. Казалось странным это совмещение настоящих сокровищ и относительных дешевок, подлинников и копий.

Так я и сидела у стола, потягивая мартини и глядя на залитую лунным светом ночь. Внезапно мне пришла на ум милая чепуха, которую отец произносил, поднимая бокал: «За серебристый свет луны во мраке ночи». Я повторила его слова, отсалютовала стаканом и с радостью заметила, что в этот раз избежала слез. Прогресс, констатировала я и подумала, что от меня до Альвареса напрямик каких-то пять миль. Улица, на которой он жил, лежала по ту сторону луга, между березово-кленовой рощей и речонкой под названием Найт-Бранч.

Мне очень захотелось узнать, спит он сейчас или смотрит в окно, вспоминая обо мне. В глазах защипало от слез, когда я осознала, насколько меня тянет к нему. Выходит, я еще не разучилась реагировать на мужчин. От счастья, что это так, я расплакалась.

В полночь, расправившись со второй порцией мартини, я почувствовала, что готова спокойно отойти ко сну. Только я собралась встать, как тишину разорвал резкий телефонный звонок. В испуге я чуть не свалилась с дивана.

— Алло, — подняла я трубку, ожидая очередных неприятностей.

— Привет. Это Уэс. Надеюсь, я звоню не слишком поздно.

— Нет, я еще не ложилась.

Ничего себе, промелькнуло у меня в голове, а этот парень быстро работает. Неужели он уже что-то раскопал?

— Я насчет интервью, о котором мы говорили. Если вы вдруг передумали, завтра утром я буду в газете после девяти.

— О чем это вы?

— Ну, помните, интервью.

— Какое интервью?

У меня возникло ощущение, что я оказалась в комнате кривых зеркал. Неужели я сошла с ума и согласилась дать интервью Уэсу Смиту? Не может быть.

— Вчера вы сказали, чтобы я вам позвонил.

Только после этих слов я сообразила, что он шифруется на случай, если телефоны прослушиваются. Его осторожность показала мне, какую я допустила глупость, не предусмотрев подобную опасность.

— Ха-ха, Уэс! — подыграла я ему. — Я уже сказала, никаких интервью. Кроме того, из-за аукциона у меня завтра совершенно не будет времени.

— Во сколько начинается аукцион?

— На складе я должна быть к девяти.

— Хорошо, в семь я буду у закусочной «Портсмутские обеды».

— Это возле кольца? — уточнила я и усмехнулась, подумав, что из нас получились скверные конспираторы: тому, кто, возможно, подслушивал разговор, требовалось быть совсем тупым, чтобы не догадаться, о чем идет речь.

— Ага, она там, — подтвердил репортер.

— Что ж, повторяю: я не намерена обсуждать убийство мистера Гранта, — заявила я специально для потенциального слухача: пусть посмеет обвинить меня во вмешательстве в официальное расследование!

— Понятно, — ответил Уэс. — Ну, хотя бы запишите номер моего мобильного.

Голос у него звучал уверенно, даже несколько возбужденно. Это могло означать только одно — он добыл информацию, которая должна была мне очень понравиться.

С довольной улыбкой я поднялась в спальню и провалилась в сон.


Глава 11


В семь утра я въехала на стоянку закусочной «Портсмутские обеды». Уэс поджидал меня, прислонившись к борту старенькой синей «тойоты». Небо плотно затягивали облака, и на улице было довольно холодно, поэтому его шерстяной жакет в черно-красную клетку был застегнут на все пуговицы.

Уэс подал мне знак, и я притормозила перед входом в закусочную. Когда я опустила окно, он прошел мимо меня, обронив в асфальт:

— Припаркуйтесь и возвращайтесь. Поедем на моей машине.

— Куда?

— Увидите.

Сзади он казался полнее, чем спереди. Без строгой диеты он к тридцати рисковал совсем располнеть.

Я припарковалась и поспешила к его машине.

В салоне царил бардак. На полу валялись скомканные стаканчики из-под кофе, конфетные обертки и пакеты из закусочных, на заднем сиденье между потертым портфелем и разбитой коробкой для хранения лазерных дисков размещался портативный проигрыватель.

Забравшись на водительское место, Уэс смел крошки с пассажирского сиденья. Я осторожно села и пристегнулась ремнем безопасности, сморщив нос от отвращения, когда дотронулась до чего-то липкого.

Вдавив педаль газа, Уэс погнал с такой скоростью, словно мы участвовали в ралли. Всякий раз, когда перед нами появлялась неторопливо едущая машина или загорался красный свет, ему приходилось со всей силой жать на тормоз. Это повторялось снова и снова. Вскоре меня начало мутить от его езды. Просто чудо, что мы в целости и сохранности добрались до Портсмутского кольца — дороги с круговым движением. Затем Уэс повернул на юг, на дорогу I-95, а на следующем выезде свернул на восток, к океану.

— Если нам еще далеко ехать, — не выдержала я, — разрешите мне сесть за руль.

— А в чем дело?

— Вы ведете как сумасшедший.

На его лице отразилось изумление.

— Неужели? А мне казалось, я отличный водитель.

— О Боже! Притормозите. Вы самый обыкновенный дерганый водила. И если вы не прекратите гнать, меня стошнит.

— Ладно, ладно.

Он снизил скорость до разумных пределов, но его шоферская ухватка ничуть не изменилась: машину дергало и кидало из стороны в сторону. Я поудобнее ухватилась за поручень над головой.

Через пятнадцать минут Уэс остановился у кромки песчаных дюн. Судя по серым тяжелым облакам, собирался дождь. Я какое-то время посидела, вцепившись в приборную доску, наслаждаясь покоем и безопасностью.

— Уф! Что бы вы там ни разнюхали, надеюсь, это стоит нашего головокружительного путешествия.

Он хмыкнул.

— Вы всегда столь раздражительны до завтрака или только в компании нового знакомого?

— О Боже, избавь меня от малолетних гонщиков!

— Мне двадцать четыре, — возразил он.

— Да? А держитесь как четырнадцатилетний.

— А вы ведете себя как старуха, которой кажется, что все вокруг чересчур молоды.

— Вы привезли меня на пляж, чтобы сказать гадость?

— Конечно, нет. — Он распахнул дверцу и вылез из машины. — Это бонус за ваше согласие прокатиться со мной. Ладно, не заводитесь. Пойдемте. — Он протянул мне портативный проигрыватель, который достал с заднего сиденья. — Держите.

— Что вы задумали? — начала было я, но он скрылся из виду.

Выйдя из машины, я увидела, как он вынимает из багажного отделения не слишком чистое шерстяное покрывало и потрепанный красно-белый переносной холодильник.

— Готовы? — поинтересовался он, заперев багажник.

— К чему?

— Загорать.

Он принялся карабкаться на дюну. Мне ничего не оставалось, как вздохнуть и, пожав плечами, последовать за ним.

Уэс выбрал довольно ровное местечко в трех метрах от линии прибоя. Расправив покрывало, он расстелил его и, усевшись, предложил мне жестом присоединиться. Со стороны потемневшего океана дул пронзительно холодный ветер. Я поежилась, подняла воротник куртки, зябко потерла руки и опустилась на подстилку.

Поверхность океана была иссечена белой пеной. Слева в сотне ярдах от нас какой-то человек, сидя на раскладном, стуле, напряженно глядел на воду. Справа, тоже в отдалении, мужчина играл с золотистым ретривером. Он бросал палку, и собака пулей срывалась с места, найдя палку, она радостно неслась обратно и клала ее у ног хозяина.

Уэс включил проигрыватель. Из динамиков полилась песня «Вознеси меня до луны» в исполнении Фрэнка Синатры.

— Не думаю, что на вас есть жучки, — прошептал Уэс, наклонившись ко мне, — но не хочу рисковать. Если мы будем говорить шепотом, то из-за шума океана и музыки нас точно не смогут подслушать.

— Вы серьезно считаете, что ко мне могли прицепить жучок? Вы просто помешались от фильмов про шпионов, — недоверчиво, однако шепотом ответила я.

Уэс откинулся назад, опершись на руку.

— Может, вы и правы. Но что вам стоит понизить голос?

— Да ради Бога, — пожала я плечами.

Он вытащил из холодильника термос, два пластиковых стаканчика и коробку с пончиками. Я взяла пончик, покрытый медовой глазурью, и начала отщипывать от него маленькие кусочки. Для меня это было скорее десертом, чем едой. Уэс откусил чуть ли не половину пончика, покрытого шоколадной глазурью, и вытер перепачканные щеки тыльной стороной ладони.

— О чем вы хотите услышать в первую очередь? — спросил он. — Телефонные звонки, отпечатки или прошлое Грантов?

— Не важно. Начните со звонков. Кстати, откуда у вас сведения?

— Из первоисточника.

— То есть?

— У меня информатор в полиции.

Я кивнула.

— Ну, так кто звонил мистеру Гранту в последнее время?

— Практически никто, — разочаровал меня Уэс.

— Что значит «практически»?

— Несколько раз звонила дочь, вдова по имени Дана Кэбот, живущая в Бостоне. Его сосед. Его адвокат Эппс. Еще было два деловых звонка. — Он пожал плечами. — Кроме этих людей, в последнее время ему звонили только вы и антиквар Барни Трюдо.

— А что за деловые звонки?

Уэс полез в карман жакета и вытащил разлинованный листок бумаги, сложенный в маленький квадрат. Развернув его, он зачитал:

— Один звонок был от его врача. Другой из кондитерской «Тягучая ириска». — Он положил листок себе на колени.

— Кажется, в них нет ничего необычного? — заметила я.

— По крайней мере для меня. Но полиция занимается их проверкой.

— А вам известно, что полиция узнала?

Он поджал губы.

— Нет.

— Источник не рассказал вам об этом?

— Источник сказал, что подробности ему неизвестны.

— И вы поверили?

Уэс развел руками и взглянул на меня, как бы говоря: «Я знаю не больше вашего». Потом он улыбнулся и сказал:

— Я работаю над этим.

Я кивнула. Трудно представить, чтобы звонки из кондитерской или от врача имели хоть какое-то отношение к убийству. Первый, возможно, касался распродажи, а второй скорее всего был обычной процедурой.

— А мистер Грант кому-нибудь звонил?

— Только вам, Трюдо и своему адвокату.

— А дочери?

— Нет, ни единого звонка.

— А со своим адвокатом, мистером Эппсом, он часто общался?

— Непохоже. Была лишь пара звонков, да и те в начале месяца. А на прошлой неделе они вообще не разговаривали по телефону.

— А что насчет Барни? Когда он звонил Гранту или тот ему в последний раз?

Уэс улыбнулся:

— Вы сидите? Вот и хорошо, не далеко будет падать от удивления. Трюдо звонил старику в семь тридцать две вечера. Накануне своей смерти.

— Накануне вечером, — повторила я и повернулась к океану, чтобы скрыть волнение.

Волны набегали на берег и медленно отступали.

— И о чем же они беседовали?

— Договаривались перенести встречу на другое время.

— Какую встречу?

— Вы знали, что мистер Грант вел ежедневник?

— Да. Он записал в нем время нашей встречи.

— Верно. Так же, как и время встречи с Трюдо. Оказывается, они тоже должны были встретиться тем утром.

— Вы шутите!

— Нет, встреча была назначена на девять. Только, по словам Трюдо, он позвонил и перенес ее на другое время.

— Откуда вы это знаете?

— По словам моего источника, Трюдо сказал, что мистер Грант согласился перенести встречу на три часа.

— Зачем ему понадобилось менять все в последнюю минуту?

— Кажется, из-за заседания членов правления ассоциации, которую он возглавляет.

— Но он не мог узнать о заседании лишь накануне вечером, — возразила я.

Уэс пожал плечами:

— Похоже, он дал маху и назначил две встречи на одно и то же время.

— А были какие-нибудь звонки в день убийства мистера Гранта?

— Да. От вас, его дочери и его соседа. И все.

— В таком случае как Барни узнал, что мистера Гранта убили?

— Не знаю. Разве это так важно?

— Мне просто интересно, появился ли он вообще в тот день возле дома Гранта. Как-никак они договаривались встретиться.

Видно, мое замечание зацепило Уэса, потому что он вытер испачканные шоколадом пальцы о джинсы и что-то черкнул на листке бумаги.

— Отличный вопрос, — сказал он. — Я проверю это.

— А что насчет отпечатков?

— Ваши были повсюду. Нашлись и пальчики Трюдо, правда, их было поменьше.

— Стало быть, я более серьезно подхожу к экспертизе, — улыбнулась я.

— Буду иметь это в виду, когда решу продавать свои семейные ценности.

— У вашей семьи есть ценности?

— Черт, нет. Это просто шутка.

— Жаль. Я бы могла заключить с вами неплохую сделку.

Мы обменялись понимающими улыбками.

— В доме нашли и другие следы. Но они принадлежат людям, чье появление в доме не вызывает подозрений. Например, давние отпечатки пальцев жены мистера Гранта, отпечатки уборщицы, регулярно приходившей навести в доме порядок, посыльного из продуктового магазина. Остался лишь один набор пальчиков, которые полиция обнаружила в гостиной и не сумела идентифицировать.

— Неужели полиция даже не предполагает, кто их оставил?

— Во всяком случае, мне об этом неизвестно. Они принадлежат, судя по всему, женщине. Хотя и не исключается мужчина с маленькими ладонями.

— А вам не кажется странным, что в доме не было найдено отпечатков пальцев других людей? А как же его дочь или внучка? Другие посыльные? Или друзья?

— Полагаю, он жил довольно замкнуто.

Я задумалась: «А чьи отпечатки нашли бы в моем доме?» Я любила, чтобы в доме был порядок, но не была помешана на чистоте. Значит, где-то наверняка сохранились отпечатки пальцев отца, например, на стуле в столовой — он часто лениво барабанил по его спинке, пока я накрывала на стол.

— Мистер Грант что-нибудь еще планировал на утро? — спросила я, отгоняя воспоминания. — Кроме встречи со мной?

— В еженедельнике записана только встреча с Барни Трюдо в девять.

— Разве они не перенесли ее?

— Так утверждает Трюдо, но в ежедневнике нет никаких исправлений.

— Может, мистер Грант не успел это сделать.

Мне снова стало грустно от мысли о его смерти.

Я вспомнила, как однажды сама напутала с расписанием и обнаружила это, только оказавшись на улице. Я поспешила вернуться и извиниться за ошибку. Грант сказал, что ничего страшного. Он при мне стер ошибочную запись и перелистал еженедельник в поисках нужной даты. Найдя, он провел загрубевшим пальцем вниз по странице, нашел нужное время, быстро вписал против него мое имя остро заточенным карандашом и улыбнулся.

— Теперь мы никогда не узнаем правды, — прервал мои воспоминания Уэс.

— Пожалуй. А может, она и не столь важна в данном случае. Ведь Барни тем утром был на заседании, верно?

— Да.

Солнце сумело прорваться сквозь плотную пелену облаков и залило пляж ярким светом. Раздался радостный собачий лай. Я оглянулась и увидела, как собака с хозяином лезет по дюнам. Я откусила от пончика. Кофе успел немного остыть, и я пригубила его без страха обжечься.

— А как насчет прошлого мистера Гранта? Вы что-нибудь узнали о нем или его семье?

Уэс кивнул:

— Еще бы. На самом деле там целая история. Он родился в Канзасе и был единственным сыном преуспевающего владельца ранчо. Уехал на восток в частную школу и после этого никогда не возвращался на Средний Запад.

— Грант был на войне?

— Да. Он поступил на военную службу в 1942 году, его часть долгое время размещалась во Франции. Именно тогда он познакомился с будущей женой. Согласно всем данным, она была еще той особой. То ли француженка, то ли бельгийка, никто точно не знает.

— То есть как «никто точно не знает»?

Он развел руками:

— Известно только, что ее звали Иветта. По крайней мере она сама себя так называла. Но я не смог ничего откопать относительно ее девичьей фамилии.

— Разве такое возможно? И что это значит?

— Может быть, и ничего. Может, она была еврейкой в бегах. Или, наоборот, симпатизировала нацистам. В то время у человека было предостаточно причин, чтобы изменить имя и начать жизнь заново.

Я задумалась о своей секретарше, глядя на солнечные блики, весело мигающие на песке и на море. Она тоже однажды захотела начать все сначала или, как она выразилась, с чистого листа. Интересно, это ее настоящее имя, или она изменила его, как жена Гранта? Я встряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Какая разница! Для меня она есть и останется Гретчен, и я благодарна, что желание все начать заново привело ее ко мне.

Сделав еще один глоток кофе, я спросила:

— А чем мистер Грант занимался после войны?

— Он осел в Роки-Пойнт и открыл малярное предприятие.

— И?..

— И сделал состояние. Те, с кем я общался, утверждали, что он был безжалостным сукиным сыном, но при этом всем нравился. Он был из тех людей, которые смогли бы продать тюльпаны датчанам. У него был неплохо подвешен язык, и он умел торговаться. Но ухо с ним лучше было держать востро.

— Востро?

— Понимаете, он был из тех дельцов, которые не упускают ни единой мелочи, если она сулит им выгоду. Он встал на ноги благодаря тому, что сумел заполучить федеральные подряды, и вскоре его фирма стала крупнейшей в Новой Англии, а потом он продал ее национальной компании. С тех пор прошло пятьдесят лет.

Именно таким я и знала мистера Гранта: обаятельным и практичным.

— Каково было его состояние? — поинтересовалась я.

Уэс заглянул в шпаргалку, лежавшую на коленях.

— Точно никто не знает, но если говорить приблизительно, то около тридцати миллионов.

— Ничего себе!

— Вот-вот, ничего вам.

Я вспомнила о вчерашней встрече с Кэботами.

— Его дочь является единственной наследницей?

— Нет. Наследство поделено между нею и внучкой. Они единственные, кому достанется его состояние.

— Разве у него нет других родных? Ни братьев, ни сестер, ни дядюшек, ни тетушек, ни кузенов с кузинами?

— Никого. У мистера Гранта была сестра, но она умерла подростком в Канзасе. А что касается миссис Грант… Кто знает, была ли у нее родня. Пока таких не объявилось.

Я кивнула, поняв нетерпение Энди. Пятнадцать миллионов сулили ей огромную свободу. Наверное, они приглушали скорбь по умершему родственнику. Я, как и Энди, была единственным ребенком в семье, мои родители также не имели ни братьев, ни сестер. Так что у нас с Энди было кое-что общее.

— Есть еще что-нибудь интересное? — спросила я.

— Кое-что о разрыве между миссис Кэбот и ее родителями после того, как она окончила школу. Она ушла из дома, чтобы выйти замуж, в… минуточку… в 1964 году. Кажется, они с отцом довольно сильно поругались тем летом после ее выпуска.

— Из-за чего?

— Этого никто не помнит. Ссора началась на пляже и продолжалась по дороге домой. Потом Дана упаковала две сумки и ушла, несмотря на просьбы и причитания матери.

Я в раздумье засмотрелась на Уэса. Могла ли ссора сорокалетней давности иметь какое-нибудь отношение к смерти мистера Гранта? Сомнительно. Я повернулась к океану и взглянула на сверкающие под солнцем пенные гребни волн. Макс как-то спросил у Альвареса, почему он так подробно расспрашивает о ювелирных украшениях в моем сейфе. Тот ответил: «Пока неясно, что происходит, и трудно сказать, какая вещь имеет отношение к делу, а какая — нет». Уход Даны из дома был настолько бурным, что люди вспомнили о нем спустя сорок лет. Последствия такого события могли наложить отпечаток не на одном поколении Грантов.

— Печально, когда между родителями и детьми пролегает пропасть, — сказала я.

— Ну да, — равнодушно пожал плечами Уэс. — Наверное. Но бьюсь об заклад, что пятнадцать миллионов способны исцелить любые раны.

— Не будьте таким циничным, — упрекнула я его. — Это действительно грустно.

— Конечно, мэм.

— Честно говоря, информации так много, что у меня голова идет кругом. Я никак не могу решить, что из всего этого является важным.

— Я тоже. Но моя задача — лишь предоставлять факты. Голые факты.

— Точно подмечено.

— Кроме того, это еще не все.

— Неужели?

Воздух слегка прогрелся, и Уэс помедлил с ответом, расстегивая жакет. Я последовала его примеру и расстегнула куртку. Он предложил мне еще кофе, и я протянула ему стаканчик. Мне он налил по моей просьбе немного, а себе — до краев. Динамики проигрывателя дрожали от оглушительных звуков песни «Звездная пыль».

— Как насчет второго пончика? — спросил Уэс.

— Нет, спасибо. — Я не доела первый, и он сиротливо лежал рядом со мной на салфетке. — Ну, и какие факты вы еще припасли?

— Кажется, миссис Грант была прижимистой особой. Она подробно записывала, когда и на что тратились деньги.

— Так уж и подробно?

— Да. На бытовые электроприборы, антиквариат, сухую чистку, молоко, хлеб, бензин… На все.

— Ничего себе.

— Вам не кажется это мелочностью?

— Возможно, она выросла в нищете. Или потом ее испытала.

— А, ну да, может быть. Но суть не в этом. Главное, все записи она делала в огромных бухгалтерских книгах.

— И что?

— Полицейские тщательно их изучили и обнаружили, что пропали три вещи.

— Какие?

— Картины. Ренуара, Сезанна и Матисса.

— Вы шутите?

— Нет.

— Как назывались картины Сезанна и Матисса?

Он сверился со шпаргалкой.

— «Яблоки и виноград в синей чаше». Это Сезанн. И «Нотр-Дам утром». Матисс.

Я встряхнула головой:

— Только подумать… Ренуар, Сезанн и Матисс!

— Вы хотите сказать, у Гранта был хороший вкус?

Я хмыкнула, давая понять, что вопрос неуместен.

— Когда были куплены картины?

— В сентябре 1945 года.

— У кого?

Уэс покачал головой:

— Не указано. В гроссбухе стоят лишь инициалы. Наверное, миссис Грант не считала нужным их расшифровывать, благо хорошо знала продавца. Мой источник утверждает, что картины были приобретены у «А.З.».

— Звучит, как автозаправочная станция. А картины купили одновременно?

— Ага.

— Не представляю, как можно было заниматься коллекционированием, когда вокруг шла война.

— Всякое бывает. В то время царил настоящий хаос. Может, Грант выручил друга, который нуждался в деньгах.

Я кивнула, позволяя Уэсу решить, что он сделал ценное замечание. Сама-то я не сомневалась, что Сезанн и Матисс так же, как и Ренуар, были украдены у семейства Брендер. Но делиться этой информацией мне пока не хотелось. Она была моей единственной козырной картой в этом деле. Не стоило раскрывать ее раньше времени.

— Сколько Грант выложил за картины?

— По десять тысяч за каждую. Наличными американскими долларами.

— Вот это да! Неужели наличными?

— Конечно. Уверен, в конце войны в Европе большинство сделок осуществлялись за наличные.

— Наверное, вы правы. Но почему в американских долларах?

— Полагаю, они уже тогда высоко котировались.

— Интересно. — Я помолчала, размышляя. — Но десять тысяч долларов — это же мизер за такие шедевры. Даже шестьдесят лет назад они стоили гораздо больше. Сколько это будет в переводе на современные доллары?

Уэс глянул на листок.

— Приблизительно сотня штук баксов.

— Невероятно. Сто тысяч за каждую картину!

— Дешево, что ли?

— Не то слово! — изумленно распахнула я глаза.

— А сколько они стоят сегодня?

— Я не знаю точной цифры, для этого нужно провести исследование. Да и вариантов масса. Но на аукционе 1999 года Сезанна продали более чем за шестьдесят миллионов.

Уэс недоверчиво уставился на меня:

— Вы серьезно?

— Конечно. Поэтому если сегодня кто-то приобретет Сезанна за сотню тысяч долларов, я поздравлю его с чертовски выгодной сделкой.

— Но мы же не знаем, сколько стоил Сезанн в то время.

— Почему? — возразила я. — Если мне не изменяет память, в середине сороковых годов полотна импрессионистов продавали за несколько сотен тысяч долларов.

— Другими словами, можно предположить, что Грант получил картины фактически даром.

— Как знать! Иногда ценность художественных произведений растет в геометрической прогрессии, иногда цены остаются неизменными, а иногда и падают. Это чистой воды коммерция. Произведение искусства стоит ровно столько, сколько за него готов отдать покупатель, и не больше.

— Как же вы тогда устанавливаете цены?

— Все зависит от обстоятельств. Насыщен ли рынок подобными предметами, сколько они стоили на последней распродаже, не случилось ли с ними чего-нибудь экстраординарного… Например, если мастерская отличного художника сгорела дотла вместе с половиной его работ, цена тех, что сохранились, взлетит до небес. А если его стиль вдруг вышел из моды, то, наоборот, грохнется. Сезанн, проданный несколько лет назад за шестьдесят миллионов, может и сегодня стоить не один миллион даже при условии, что шестьдесят миллионов были своего рода отклонением. Я хочу сказать: не зная точно, сколько стоил Сезанн во время войны, нельзя определить, приобрел его Грант за бесценок или нет.

— А Матисс? Сколько сейчас стоит он? — продолжил допытываться Уэс.

— Не знаю, — отмахнулась я. — Много.

Репортер прилег на покрывало и тихо присвистнул.

— Оказывается, порой мы многого не знаем о наших соседях.

— Верно, — согласилась я. — Заставляет задуматься, правда?

— Как вы считаете, откуда в то время Грант смог достать тридцать тысяч наличными?

— Кто знает? Разве вы не сказали, что его родители были состоятельными людьми?

— А ведь и правда, преуспевающими владельцами ранчо. — Уэс потянулся. — Итак. — Он сел и спрятал шпаргалки в карман. Затем подмигнул мне и улыбнулся. — Как, по-вашему, я заслужил право на эксклюзивное интервью?

— А тик не помешает вам его взять?

— Какой такой тик? — обиделся он.

Я подмигнула ему.

Он смутился.

— Ладно, забудь об этом. Итак, я справился?

— Конечно. Вы не просто справились, вы все сделали на отлично, — искренне похвалила я.

Он действительно проделал огромную работу, за короткий срок вытащив на божий свет множество фактов. Я была просто потрясена его пронырливостью.

С кривой ухмылкой он протянул мне раскрытую ладонь. Я хлопнула по ней и закатила глаза: «О Боже, эти современные детишки!»

— Готова? — спросил он.

— Давно.

Он поднялся, схватил мой надкусанный пончик и закинул его в холодильник. Я, встряхнув, очистила покрывало от песка. Мы двинулись через дюны к машине под песню Синатры «Они не могут отнять у меня этого».


Дорога в Портсмут была не менее ужасной, чем дорога к пляжу. Уэс проскочил на красный свет в центре города, я уставилась в окно, ожидая увидеть патрульную машину, но вместо нее заметила серебристый фасад, на котором красовалась надпись: «Тягучая ириска». Это был кондитерский магазин, который всплыл в распечатках телефонных звонков мистера Гранта. Забавно, раньше я его не замечала. Наверное, потому, что не слишком любила сладкое.

Я оглянулась на магазин. Он был еще закрыт. Впрочем, пустынным был весь квартал, наполненный заведениями, ориентированными на туристов. Оно и понятно — март. В июле даже в воскресное утро здесь будет бурлить жизнь.

— И каков наш следующий шаг? — спросила я.

— Я доведу до конца начатое. — Уэс похлопал по карману со шпаргалкой. — А вы что намерены делать?

— Даже и не знаю. Столько всего надо обдумать. Вы позвоните мне, если узнаете что-нибудь новенькое?

Он пообещал. Высадив меня перед моей машиной, он сказал:

— Знаете, а я вам верю.

— В чем?

— В том, что вы не убивали мистера Гранта.

Горло свело спазмом — так меня тронула его вера в мою невиновность. Сглотнув, я с улыбкой коснулась его плеча:

— Спасибо, Уэс. Ваша поддержка многое для меня значит.


Проводив репортера взглядом, я направилась в закусочную — пошла на поводу у своего желудка, издававшего голодное урчание.

Усевшись около стойки и заказав яичницу с беконом, я прикрыла глаза. Рядом гудели голоса, шелестели газетные полосы, громыхали кофейные кружки. Я словно попала в кокон, образованный размеренным ходом жизни. Почувствовав себя спокойно и уютно, я сосредоточилась на информации, полученной от Уэса.

Чем дольше я размышляла над ней, тем сильнее меня охватывала тревога. Она заставляла меня куда-то бежать, что-то делать. Единственное, что меня удерживало на месте, — это незнание, куда бежать и что делать.

Казалось, будто я случайно забрела на сцену в разгар спектакля и в испуге озиралась, не понимая, что вокруг происходит.

Открыв глаза, я сделала большой глоток апельсинового сока. На фоне обыденной обстановки, царящей в закусочной, события последних дней представлялись абсурдными.


Глава 12


На склад я прибыла в половине десятого. Поздоровавшись на бегу с Гретчен, я влетела в свой кабинет и начала быстро переодеваться в «униформу». В день, когда у нас проходил аукцион, я, как и каждый сотрудник, в том числе и временный, надевала темно-малиновую футболку с надписью на грудном кармане «Антикварные товары Прескотт», выполненную маленькими белыми буквами, черные брюки и туфли.

Только Том Маклафлин, приглашенный на день аукционист с севера штата, мог одеваться как ему угодно. Когда он в первый раз приехал поработать на меня — это было около восемнадцати месяцев назад, — я спросила, не хочет ли он надеть фирменную майку. Его кислая мина была красноречивее любых слов.

Заправляя футболку, я сбежала вниз по лестнице и направилась прямиком к торговому залу. Кажется, у Саши все было под контролем.

— Готова? — спросила я, входя через заднюю дверь.

— Насколько это в моих силах, — попыталась улыбнуться Саша.

Ей была внове возложенная на нее ответственность, и, несмотря на некоторую нервозность, она была решительно настроена сделать все на высшем уровне.

— Ты справишься, — сказала я, отвечая на скрытое за ее словами волнение.

— Спасибо. — Ее губы тронула легкая улыбка.

— В мое отсутствие ничего не случилось?

— Кажется, нет. Мы готовы открыться точно в назначенное время. Катрина снаружи, отмечает ранних пташек.

Я кивнула:

— Хорошо.

Катрина работала у меня уже год. Она должна была помогать Саше регистрировать участников аукциона, раздавать каталоги, записывать победивших на торгах покупателей и выполнять отдельные поручения.

— А вон и Том. — Саша ткнула пальцем в сторону подиума.

Том стоял, сердито разглядывая каталог. Как и обычно, он облачился в мятый коричневый костюм. Меня совершенно не беспокоила его угрюмость, в которой он пребывал до или после аукциона. Как только ему в руки попадал деревянный молоточек, он преображался. Казалось, он без всяких усилий дирижировал толпой. Источая доброжелательность и уверенность, он искусно подстегивал азарт потенциальных покупателей. Кивнув Саше, я направилась к подиуму и окликнула Тома. Тот обернулся с явным неудовольствием.

— Вам ничего не нужно? — спросила я.

Он фыркнул.

— Чек на миллион долларов.

— Я бы от него тоже не отказалась, — вежливо улыбнулась я. — Вижу, у вас уже есть каталог.

— Это вы занимались экспертизой?

— Нет. Саша. Она же делала описание.

— Хорошая работа.

Для тех, кто знал этого человека, такие слова были наивысшей похвалой.

Я благодарно ему улыбнулась.

— Саша и Катрина будут здесь весь день на случай, если вам что-нибудь понадобится.

Кивнув, он махнул каталогом, предлагая мне убираться. Сказав Саше, что я еще загляну, я ушла. Прежде чем отправиться на аукцион, я завернула к офису и просунула голову в дверь:

— Гретчен, я собираюсь пойти проверить, все ли готово. Для меня ничего нет?

— Есть. — Она поднялась со стула и повернулась ко мне лицом. Несмотря на фирменную футболку, она выглядела, как всегда, стильно. — Здесь миссис Кэбот. Она хочет с тобой поговорить.

Миссис Кэбот? Дочь мистера Гранта? На мгновение у меня вспыхнула надежда, что она решила остановить свой выбор на мне. Я едва не задохнулась от этой мысли, но подавила желание заулюлюкать и завизжать, молотя по воздуху ногами. «Джози, возьми себя в руки, — предостерегла я себя. — Остановись, вдохни и подумай». Я последовала собственному совету и более или менее успокоилась.

Миссис Кэбот сидела в мягком кресле, предназначенном для посетителей, и крепко сжимала в руках сумочку.

— Миссис Кэбот, — улыбнулась я, подходя к ней. — Не ожидала вас здесь увидеть.

У нее были слегка покрасневшие и блестящие от слез глаза.

— Здравствуйте, — сказала она тихо и поднялась мне навстречу. — Простите, что отвлекаю вас от дел.

— Что вы, ничего подобного. Вы уже познакомились с Гретчен? — спросила я.

— Да, — кивнула миссис Кэбот и слегка улыбнулась.

— Не желаете кофе? — спросила Гретчен.

— Нет, спасибо.

— Вы уверены? — переспросила я.

— Спасибо, я ничего не хочу.

— Чем я могу вам помочь?

Миссис Кэбот откашлялась.

— Я надеялась… У вас не найдется для меня несколько минут?

— Конечно.

На ее лице отразилось такое облегчение, что мне даже стало любопытно.

Я хотела пригласить ее снова сесть, но она бросила в сторону Гретчен весьма красноречивый взгляд.

— Давайте поднимемся ко мне в кабинет. Там вам будет удобнее. И нас никто не побеспокоит.

— Спасибо.

Направив миссис Кэбот вверх по лестнице, я на пару секунд задержалась.

— Гретчен, ты не могла бы найти Эрика и проверить, все ли у него в порядке? — попросила я секретаршу.

— Не волнуйся, я все сделаю, — ответила она.

Мои приоритеты резко изменились. Самым важным стал разговор с миссис Кэбот.


Миссис Кэбот, одетая в великолепный синий костюм, восседала на ярко-желтом двухместном диване. Я молча уселась в кресле, которое стояло рядом, предоставляя ей первой начать разговор.

— Для меня было непросто прийти сюда, — тихо сказала она.

— Я вижу, как вы расстроены. Вы уверены, что не хотите чаю? Или немного воды?

Она покачала головой и откашлялась.

— Я пришла попросить вас о помощи. Мне сложно рассчитывать на ваше согласие, и я пойму, если вы откажетесь. Но я подумала… Мне показалось…

Она опустила глаза и принялась нервно крутить золотое обручальное кольцо. Женщина, которая после смерти мужа носит обручальное кольцо, наверняка была счастлива в браке, решила я.

— Пожалуйста… — продолжила миссис Кэбот. — Я надеялась, что вы… То есть я прошу вас… Я пришла, потому что не знаю, к кому мне еще обратиться, — торопливо закончила она, словно боялась передумать.

— Помочь вам в чем? — осторожно уточнила я.

— Во-первых, я должна вас сразу предупредить, что не собираюсь предлагать вам заниматься распродажей имущества моего отца. Я решила пригласить для этого нью-йоркскую фирму «Добсон».

Разочарование было настолько сильным, что я поспешила отвести взгляд. В сознании прозвучало предупреждение отца: «Не показывай людям, что ты расстроена постигшей тебя неудачей», оно помогло мне выдержать удар и вновь с улыбкой взглянуть ей в глаза.

— Я все понимаю. Нужно провести серьезные экспертизы. «Добсон» обладает высококлассными специалистами.

Она кивнула:

— Но ваша роль в этом деле будет ключевой и гонорар соответствующий.

Я в изумлении уставилась на нее:

— За что гонорар?

— За помощь.

— Какую? — насторожилась я, заподозрив, что она пытается меня подкупить.

Чем дольше она будет ходить вокруг да около, тем больше неприятностей стоит ждать от ее предложения, подумала я.

— Очень важно, чтобы вы поняли, почему я выбрала именно вас. Насколько я знаю, вы не так давно переехали сюда из Нью-Йорка. Я навела о вас справки. И здесь, и в Нью-Йорке. Вы пользуетесь отличной репутацией.

— Благодарю вас, — выдавила я.

Определенно подкуп, промелькнуло в голове. Еще бы догадаться, за какую подлость.

— Я собираюсь заплатить вам не только за ваши знания, но и за честность. Меня поразило то, что вы сделали, помогая полиции во время судебного разбирательства, а потом не побоялись выйти и дать показания.

Мне показалось, что она искренне восхищается моим поступком. Возможно, она и не собирается меня подкупать, подумала я с облегчением и даже испытала прилив доверия к ней. Но полностью расслабиться я себе не позволила и сочла за лучшее промолчать в ответ на похвалу.

После затянувшейся паузы она продолжила:

— Шеф полиции Альварес сказал, что, вероятно, к завтрашнему дню его люди закончат работу.

— Какую работу?

— Расследование.

— Значит, вам разрешат забрать тело?

— Да.

— И вы сможете его похоронить.

— Верно. Похороны назначены на понедельник.

Я покачала головой, выражая сочувствие.

— Еще он сказал, что эксперты закончили изучение места убийства.

— Значит, вы сможете попасть в дом?

— Да. — Она закашлялась. — Всем так этого не терпится.

Я из деликатности помедлила с ответом.

— Вы говорите о своей дочери?

Она слегка кивнула и робко улыбнулась.

— Ненавижу, когда меня подгоняют. Дочь называет меня нерешительной, но она не права.

— Вы просто предпочитаете сначала все обдумать, а потом действовать, — поддержала я ее.

— Вот именно. — Она улыбнулась более уверенно. — Я действительно не склонна к импульсивным поступкам. Это никогда не было в моем характере.

Мне вспомнился ее разрыв с родителями сорок лет назад. Было ли это неожиданным решением? Или она давно планировала уехать и лишь воспользовалась скандалом? Мне хотелось спросить ее об этом, но время было не слишком подходящим для таких расспросов.

— Впрочем, это не важно, — сказала она, переключаясь на другую тему. — Я хочу рассказать вам о списках, которые вела моя мама.

Я ждала, что она скажет дальше.

— Отец вам показывал ее бухгалтерские книги? С описью?

— Нет.

— Значит, он показывал их только мистеру Трюдо, — кивнула она.

Я неопределенно пожала плечами.

— О, не подумайте, что это говорит в его пользу.

— Я не понимаю.

— Конечно же, нет. — Она вздохнула и слегка поерзала на месте. — Я знала о существовании этих бухгалтерских книг. Знала всю свою жизнь. Я видела, как мама каждый вечер вносит в них новые записи. — Она грустно покачала головой. — Она записывала туда каждую мелочь. Это было ее навязчивой идеей. — С этими словами она открыла сумочку и вытащила соединенную скрепкой и свернутую втрое пачку бумаг. — Это копии с бухгалтерской книги, в которой перечислены предметы домашнего обихода. Как вы увидите, большую часть списка составляет антиквариат.

Она протянула мне бумаги, испещренные красивым ровным почерком. Я взяла их и пролистала. Первая запись была сделана 3 апреля 1943 года, последняя — 15 марта прошлого года.

Я подняла глаза.

— И что вы хотите от меня? — тихо спросила я.

— Я хочу, чтобы вы проверили правильность описания вещей и их наличие.

— Другими словами, вы хотите, чтобы я провела детальную экспертизу?

— Да. Я хочу, чтобы вы убедились, что все перечисленное моей матерью находится в целости и сохранности, что ее список полон и точен. И еще я хочу знать, сколько, по вашему мнению, я смогу получить от продажи всего этого.

— Я смогу назвать лишь приблизительную сумму.

— Этого будет достаточно, — согласилась она.

— А что вы собираетесь делать с информацией?

— Убедиться, что «Добсон» делают свою работу на совесть.

Я прикинула: а правда ли то, что она говорит? Нет ли у нее добавочного мотива? Разумеется, это был умный ход с ее стороны — заказать параллельную экспертизу. Подобная практика гарантирует честность оценки. Но в сложившейся ситуации мне следовало быть вдвойне осторожной.

— Почему вы не хотите обратиться к мистеру Трюдо? Ведь ваш отец показал ему список.

Она ответила не сразу.

— Я не могу этого утверждать, но меня беспокоит, что отец… Вероятно, он думал, что мог бы… — начала она запинаться, пока не стряхнула с себя остатки нерешительности. — Полагаю, он договаривался с мистером Трюдо о тайной продаже, чтобы избежать выплаты налогов. У меня нет стопроцентной уверенности, но, зная отца, я допускаю такую возможность. Я не знакома с мистером Трюдо, поэтому не стану утверждать, что он способен на незаконные действия. Но я хорошо знаю отца и могу подтвердить, что он не раз и не два обходил правила.

— Подумать только.

— Да, это так, — кивнула она. — К сожалению.

Она считала свою дочь нетерпеливой, когда, по сути, та была настоящей фурией. Непорядочность отца вызывала у нее лишь сожаления. Она явно обладала талантом преуменьшать очевидное.

Взглянув еще раз на документ, я задумалась об исчезнувших Сезанне и Матиссе. Знает ли она об этом? Скорее всего да. Полиция должна была ей сообщить. Тогда зачем она хочет услышать это от меня?

— А если что-нибудь пропало? — спросила я.

Она впилась в меня тяжелым взглядом.

— Я уверена, что вы найдете.

Я опешила. Неужели она полагает, будто я могу сделать то, что не под силу полиции? Я открыла было рот, чтобы разочаровать ее, и тут меня осенило. Наверное, она думает, что картины спрятаны в таком месте, о котором может догадаться только антиквар.

— Полиция сказала вам, что я помогала искать Ренуара?

— Нет. А что вы сделали?

— Я вспомнила, что видела у вашего отца старинный двухтумбовый письменный стол. В таком столе обычно имеется потаенный шкафчик. Я его нашла, но картины в нем не оказалось.

Медленно, словно взвешивая каждое слово, она сказала:

— Но в доме могут быть и другие тайники.

Я кивнула. Мы молча воззрились друг на друга, и меня поразило, с каким самообладанием она держится. Чтобы разрядить обстановку, я встала, подошла к столу и взяла бутылку воды. Отпив из нее, я посмотрела в окно на огромный раскидистый клен со сломанной ветвью. Прошлым летом во время грозы я опасалась, что ранение смертельно.

— Энди знает, что вы меня нанимаете? А «Добсон»? — спросила я, стоя спиной к миссис Кэбот.

— Нет. Я подумала, будет лучше… что… я потом все объясню… Нет.

Я промолчала, не зная, что и сказать. В одном я была уверена: если ей известно, где спрятаны картины, то она ни за что не признается в этом. Достань она их сама, Энди потребует продать полотно в обход закона; помоги она мне найти его, девушка изведет ее попреками. Только я могла обеспечить ей мир с дочерью и поступить по совести.

— Спасибо, что разъяснили ситуацию, — повернулась я к ней. — Я согласна. — Ее лицо просветлело.

— Благодарю вас. Я вам очень признательна. Я извещу о вас «Добсона». И чего бы мне это ни стоило, я не позволю Энди вам мешать, — сказала она, смущенно покашливая.

Я кивнула, удивляясь, каким образом она собирается остановить Энди, если той взбредет в голову вмешаться. «Возможно, она распоряжается всеми деньгами и использует их, чтобы контролировать дочь, подумала я. Представляю, как это бесит Энди! Одному Богу известно, что она устроит, когда доберется до своей половины дедушкиного состояния. Бедная миссис Кэбот.»

Неожиданно я подумала об Эрике, который тоже нуждался в деньгах. Я вспомнила, как однажды проезжала мимо его дома и увидела женщину, подметавшую дорожку. Это была его мама. Я помахала ей рукой, а она почему-то проводила меня сердитым взглядом. Вернувшись на склад, я рассказала об этом Эрику.

Он смутился и стал объяснять:

— Мама очень много работает по дому и устает. Я хотел бы отремонтировать дом, но ты же знаешь, сколько все сейчас стоит.

— Я не заметила ничего, что нуждается в ремонте, — вежливо ответила я, раскаиваясь, что завела этот разговор. — Я заметила лишь, какой большой и красивый у вас дом. А яблони! Я бы не отказалась от яблочного пирога.

— О да! Яблочные пироги у мамы получаются — пальчики оближешь.

Любопытно, что бы он сделал, унаследуй большое состояние, подумала я. Стал бы он ремонтировать дом и покупать маме разные красивые вещи? Или же просто, как многие девятнадцатилетние юнцы, покинул бы надоевшую развалюху и вздорную женщину, которой он так дорог?

Отец как-то сказал, что за деньги счастья не купишь, только свободу. Весь фокус в том, чтобы решить, что делает тебя свободным. И я не знала, как бы Эрик ответил на этот вопрос. Иногда мне кажется, что я многого о нем не знаю, о его скрытых сторонах. Хотя чаще всего я считаю, что он такой, каким кажется, — любящий сын, милый паренек с золотыми руками, который обожает собак, и способный работник, лишенный честолюбия.

И тут я вспомнила, что миссис Кэбот ждет моего ответа.

— В таком случае я начну в понедельник, — сказала я.

— Насчет оплаты… О каких суммах идет речь в таких случаях?

— В идентификации вещей нет ничего сложного. Намного труднее определить их подлинность. А чтобы выяснить их стоимость, потребуется много времени, внимание к деталям и проницательность. Что же касается поиска пропавших вещей, если такие обнаружатся, то эта задача может оказаться вообще невыполнимой.

Она кивнула и на какое-то время задумалась.

— Как насчет аванса в двадцать пять тысяч долларов?

Я чуть не поперхнулась. Столько моя компания не зарабатывала даже в лучшие свои месяцы.

— Для начала, пожалуй, неплохо, — выдавила я. — А какова окончательная оплата?

— К тому времени, когда вы закончите, думаю, вы будете в состоянии сами ее определить. Поэтому просто выставите мне счет, и я его оплачу.

— Я не запрошу лишнего.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась она. — Разве вы забыли? Я наводила о вас справки.

Пока она выписывала чек, я отпечатала стандартное соглашение. Она внимательно с ним ознакомилась и, не задавая вопросов, подписала его. Она также передала мне ключ от дома мистера Гранта и письмо, в котором мне и моим сотрудникам давала право входить туда в любое время.


Мы вышли на улицу и остановились. Погода была замечательная. Выбравшись из облачного плена, ярко светило солнце. На парковке уже стояло около двух дюжин автомобилей, что было хорошим знаком, ибо аукцион только начался.

— Вы не против, если я позвоню вам в понедельник вечером? — спросила я.

— Да, конечно. Я останусь в городе до вторника.

— А потом вернетесь в Бостон?

— Да, на Честнат-Хилл, — подтвердила она, назвав зажиточный район на западе города.

Перед нами затормозил черный лимузин, из него, не заглушив двигатель, выскочил невысокий водитель-азиат. Он вежливо мне кивнул и распахнул заднюю дверцу для моей собеседницы.

— Ваша дочь тоже живет в Бостоне?

— Нет, в Нью-Йорке. А что?

— Так просто. Вы не возражаете, если я загляну в дом завтра?

— Пожалуй, вам будет лучше спросить об этом у полиции.

— А я могу обратиться к ним напрямую?

— Да, конечно. Здесь вы являетесь моим представителем.

Я улыбнулась:

— Благодарю вас, миссис Кэбот. Я не подведу вас.

— Я знаю.

— В каком номере вы остановились в «Шератоне»?

— Триста девятнадцатом.

Она шагнула к машине. Когда она садилась, я обратила внимание на размер ее туфель. Полагаю, она носила тридцать восьмой.

— По-вашему, сколько это займет у вас времени? — спросила она.

Я не поняла, что она имеет в виду: составление описи, определение подлинности, уточнение стоимости или поиск пропавших картин.

— Если все на месте и соответствует описанию, то опись займет пару дней. На проверку подлинности уйдет от недели до десяти дней. Оценка займет еще две-три недели. — Я пожала плечами и шутливо добавила: — А впрочем, сами понимаете, если бы, да кабы… Человек предполагает…

— Да, конечно. Я понимаю. Но вы же знаете, время не ждет. Уверена, вы постараетесь сделать все как можно быстрее.

Я согласно кивнула.

— Реально я рассчитываю, что на все про все уйдет от месяца до шести недель. Но я постараюсь по возможности ускорить процесс.

Уэс сказал, что полиция составила свою опись. Интересно, известно ли ей об этом?

— Но кое-что могло бы помочь мне сэкономить время, — сказала я, поражаясь своей наглости. — Вы не в курсе: у полиции есть опись имущества?

— Спросите у шефа Альвареса. Как я уже сказала, вы являетесь моим представителем.

Мы пожали друг другу руки. В ее отношении чувствовалось нечто большее, чем подтверждение делового соглашения с новым партнером. В ней ощущалась какая-то мрачная покорность, как будто она следовала лучшему пути, который смогла найти, но это не означало, что он полностью ее устраивал. Я вдруг сообразила, что любые мои находки будут для нее плохой новостью. Если я найду картины, Энди будет рвать и метать. Если нет, она все равно будет в бешенстве и, возможно, обвинит меня или других в их похищении. Таким образом, скандал был гарантирован независимо от результатов моих поисков.

Я постояла какое-то время, провожая взглядом отъезжающую черную машину. И, уже заходя на склад, подумала: интересно, как миссис Кэбот планирует утихомирить Энди, когда придет время.


— Хорошие новости? — спросила Гретчен, как только я возникла на пороге офиса.

Мои губы невольно растянулись в довольной усмешке.

— Хотя нам и не досталась распродажа, зато нас наняли все оценить.

— Ура! Это же здорово!

— Да, и еще очень интересно. Уверена, Саша будет в восторге.

— Мои поздравления.

— Мы все их заслужили, — запротестовала я. — Ладно, что там с аукционом? Открылся вовремя?

— Минута в минуту.

— Отлично. Не могла бы ты сходить и спросить у Тома, не хочет ли он кофе?

— Ладно, — сказала она хнычущим тоном. — Но только ради тебя.

— Он не такой уж и ужасный, — возразила я.

— Нет, он такой, — засмеялась она. — Он неотесанный болван! Но он ведь наш болван, верно?

— Он хорошо знает свое дело, — подтвердила я. — А мне лично плевать на его характер. Главное, он здорово нам помогает.

— Знаю, знаю. Больше никогда никому ничего про него не скажу, даже в шутку. Только тебе.

Я не в первый раз поразилась ее преданности.

— Тогда ладно, — ответила я, улыбнувшись, и шепотом добавила: — Только между нами. Он и в самом деле еще тот болван.

Она рассмеялась, и я наградила ее улыбкой за легкий и веселый нрав. Что бы я без нее делала?!


Я двинулась к Эрику. Он исполнял обязанности дежурного менеджера, что было тяжелым испытанием для такого молодого парня. Я доверяла ему, но полагала, что не следует надолго оставлять его одного.

Отец всегда был за то, чтобы возлагать ответственность на молодежь. Начав работать во «Фриско», я удивилась: как мне, неопытной двадцатиоднолетней пигалице, доверяют весьма ценный антиквариат и не менее ценных клиентов? Отец тогда отчеканил: «Страна доверяет свою безопасность восемнадцатилетним юнцам. Пока эта стратегия себя оправдывает».

При входе в зал я услышала голос Марты Трюдо, она в очередной раз демонстрировала отвратительный характер.

— Здесь какая-то ошибка, — резануло меня ее заявление.

— Привет, Марта, — улыбаясь, подошла я к ней.

— А, Джози. Я рада, что ты пришла. У тебя здесь явно что-то не так с ценами.

— В самом деле? Странно, мы очень старались подобрать их как можно точнее. А что именно тебя беспокоит?

— Табурет. Почему он оценен так, словно сделан Людовиком XVII?

Ее презрительная усмешка и лицемерный гнев определенно понуждали меня к рукоприкладству.

Я взглянула на маленький бамбуковый табурет. На ярлыке, который был привязан к ножке, указывалось, что это копия. И стоил он всего двенадцать долларов. Будучи подлинником, датированным приблизительно 1890 годом, табурет такого размера и качества обошелся бы покупателю в десять раз дороже. Марта, как всегда, показала свою грубость и невежество. Я в который раз озадачилась, чем же она прельстила Барни. И тут меня осенило. Да она стремится сорвать аукцион!

Краем глаза я заметила Барни. Он стоял к нам спиной возле коробки с репродукциями и, казалось, был полностью поглощен разговором с Полой Тернер. Барни наверняка пытался вытянуть из нее имена моих поставщиков, но я не слишком обеспокоилась: Пола не могла выдать того, чего не знала.

Зато Альварес, который околачивался возле секции с механическими игрушками, меня действительно встревожил. Его присутствие грозило гораздо большими неприятностями, чем был способен доставить Барни со своей женушкой. Я быстро оглянулась по сторонам, стараясь выяснить, знают ли покупатели, кто он такой, и если да, то как воспринимают его появление. Одновременно я попыталась сообразить, надо ли позвонить Максу и сообщить о неожиданном визите.

Ничего не выяснив и не сообразив, я решила разобраться с Мартой и ее попыткой раздуть скандал. Заставив себя улыбнуться, я вежливо спросила:

— Разве ты не заметила слово «копия»?

— Все равно цена слишком высокая! — взвизгнула она.

Я склонила голову набок и улыбнулась, давая понять, что вижу ее насквозь и не позволю сорвать аукцион.

— В таком случае не покупай табурет, — мирно сказала я.

Но Марта не желала сдаваться.

— Он не стоит и пяти долларов, но я не взяла бы его и за пять центов, потому что он в ужасном состоянии. И еще…

Я развела руками:

— Хозяин — барин, — и посмотрела на Альвареса, который изо всех сил притворялся, будто не замечает меня, хотя я чувствовала, что он за мной наблюдает, и на Барни с Полой.

Затем я окинула взглядом всю территорию. Среди рядов не спеша расхаживали около пятидесяти человек — вполне нормальное количество для субботы в такой час.

Альварес переместился к секции посуды и с интересом уставился на набор из нержавеющей стали, предназначенный для бара и датированный серединой прошлого века.

— Марта, извини, меня зовут, — прервала я скандальную собеседницу на полуслове и направилась прямиком к полицейскому. — Привет.

— Джози, как у вас тут здорово!

Я почувствовала, что между нами снова возникло притяжение, но предпочла проигнорировать это чувство.

— Интересуетесь посудой?

— Вообще-то не очень. — Он одарил меня широкой ухмылкой.

— Тогда что вы здесь делаете? — Я не ответила на его улыбку.

— А разве это закрытое мероприятие?

— Открытое, но вы не ответили на мой вопрос.

Он помолчал и сказал:

— Это единственный ответ, который я могу вам дать прямо сейчас.

— Следует ли мне позвонить Максу?

— Зачем? Чтобы выгнать меня с распродажи?

— Не играйте со мной в прятки. Я очень зла.

— Вижу, но не понимаю, из-за чего.

— Ладно, прощайте. У меня куча дел.

Я развернулась и зашагала к Эрику, который стоял за кассовым аппаратом, но по дороге не выдержала и оглянулась. Альварес, застыв на месте, наблюдал за мной.

— Эрик, привет! — окликнула я парня, подойдя к кассе. Из моих служащих только он и Гретчен имели право принимать деньги за покупки. У нас была заведена десятипроцентная скидка для антикваров, в чьей честности мы не сомневались. Однако к концу распродажи мы распространяем эту скидку на всех покупателей, чтобы избавиться от залежалого товара вроде разрозненного собрания сочинений малоизвестного автора.

Эрику помогала временная сотрудница. В настоящий момент она аккуратно заворачивала в старые газеты предметы из сервиза марки «Сандвич». Со смешанным чувством удовлетворения и озабоченности я увидела, что возле кассы выстроилась целая очередь.

— Что у вас? — обратилась я к человеку, стоявшему к кассе ближе остальных.

Он подал мне посеребренный поднос 70-х годов, оцененный в четыре доллара. Прежде чем просканировать штрих-код, я бросила взгляд в сторону мебельной секции и очень обрадовалась, не увидев ни Марты, ни Барни, ни Альвареса. Сделав вывод, что троица, угрожавшая сорвать аукцион, покинула склад, я почувствовала себя намного лучше, словно сама умудрилась ее спровадить.


Ликвидировав очередь у кассы, я вернулась в офис. Гретчен разговаривала по телефону. Я услышала, как она убеждает нашего лучшего поставщика немедленно приехать.

— Это Рой? — уточнила я, когда Гретчен повесила трубку.

— Ага. Он говорит, что у него есть несколько интересных книг.

— Отлично. А ты уже сделала копию записи в доме Гранта?

Как и полиция, мы дублировали подобные кассеты. Так, на всякий случай.

— Да, все готово.

— Тогда сделай дополнительную копию для Саши, ладно?

— Считай, что она у тебя в кармане.

— И вот еще что. — Я показала ей страницы, которые мне оставила миссис Кэбот. — Отксерокопируй по экземпляру для каждого из нас.

— Хорошо. — Она взяла страницы.

— Да, и время от времени проверяй Эрика. Минуту назад у него возле кассы образовалась очередь. Если такое повторится, тебе придется ему помочь.

— Без проблем.

— Я поднимусь в кабинет. Если не спущусь к часу, позвони мне, ладно? Не забудешь?

— Может, лучше принести сандвич?

Устраивая публичные мероприятия, мы заказывали еду на весь персонал. В обязанности секретарши входила доставка ее до каждого рта. Так что Гретчен хотела решить сразу две задачи — напомнить мне о времени и не дать умереть с голоду. О, нянька моя и спасительница!

— Отличная идея.


Поднявшись в кабинет, я позвонила Максу. Он ответил по мобильному телефону. Судя по всему, он куда-то ехал, поскольку в трубке были слышны уличные шумы. Я предположила, что он отправился на прогулку с детьми.

— Макс, — сказала я, — у меня только пара вопросов.

— Хорошо. Я слушаю.

— Миссис Кэбот наняла меня провести оценку имущества мистера Гранта, прежде чем отправить все на аукцион в Нью-Йорк.

— И что ты думаешь об этом?

— Это великолепный шанс.

— В таком случае я рад за тебя.

— Кроме того, она разрешила мне посетить дом своего отца. Как ты думаешь, полиция не рассердится, если я это сделаю?

Помолчав, он ответил:

— Я свяжусь с Альваресом.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Что еще?

— Ты не мог бы узнать у него, составляла ли полиция опись имущества мистера Гранта и сравнивали ли ее со списком миссис Грант? Я хочу знать, все ли вещи на месте.

— Хорошо. Еще что-нибудь?

— Вообще-то это довольно забавно, но… Альварес только что был здесь.

— Где?

— На складе. Ходил и разглядывал вещи, которые мы продаем.

— Он что-нибудь сказал?

— Он вел себя так, словно его интересует только распродажа. Но я ему не поверила.

— Я спрошу его об этом, когда позвоню.

— Спасибо, Макс. Ах да, еще одна вещь. Ты спросил у Эппса о наследниках мистера Гранта?

— Да, это дочь и внучка. Каждая получает половину его состояния. Разве я не сказал тебе?

— Не припоминаю. А впрочем, это не важно. Так, простое любопытство.

Я позволила себе расслабиться: Уэс не солгал по поводу наследников, а значит, и все остальные его сведения верны.


Я включила компьютер. Когда он загрузился, я зашла на тот сайт, который сообщил мне, что Ренуар мистера Гранта краденый. От нетерпения сердце у меня бешено колотилось. Я ввела в поисковик название картины — «Яблоки и виноград в синей чаше» и имя художника — «Сезанн». Через несколько секунд на экране появилась нужная мне информация.

Я откинулась на спинку кресла и принялась читать. По данным сайта, полотно было собственностью венского коллекционера и бизнесмена Клауса Вейнера и его жены Евы, они вынуждены были продать его в 1939 году, чтобы заплатить «еврейский налог», введенный нацистами. На сайте просили всех, кому что-либо известно о картине, связаться с Джонатаном Мэттьюсом, работником траст-отдела «Империал банкер траст», частного банка в Далласе, сулили вознаграждение в один миллион долларов за возвращение картины в целости и обещали не задавать лишних вопросов.

Открыв бутылку с водой, я задумалась о том, этично ли предлагать деньги за возвращение украденного. Не поощряет ли это к дальнейшему воровству? После недолгих размышлений я пожала плечами и сняла вопрос, как не имеющий к делу никакого отношения. Тем более что подобное вознаграждение практикуется испокон веков.

Я снова наклонилась к компьютеру и напечатала в поисковике «Матисс» и «Нотр-Дам утром». И снова в яблочко. На сайте было сказано, что картина принадлежала семье Роузен, которая в 1937 году одолжила ее небольшому музею в Кольюре, французском городке на Средиземноморье. В феврале 1941 года хранитель сообщил, что ее украли вместе с семнадцатью другими полотнами. Никаких объяснений относительно кражи музей не предоставил. Связаться по поводу картины предлагали с Мишелем Роузеном. В адресе указывалось, что он проживает в 6-м парижском округе.

Три картины, три воровства. У меня появилось законное основание заняться поисками пропавших полотен. «Господи, скорей бы наступил завтрашний день!» — подумала я. Во мне все зудело от охотничьего азарта. Будь моя воля, я немедленно понеслась бы в дом Грантов. Я глубоко вздохнула и занялась решением насущных проблем.

Мне нужно было, во-первых, сформулировать задание для Саши, во-вторых, составить план предстоящей работы, в-третьих, определить способ исследования: или я сверяюсь с неким количеством источников, или набираю какой-то объем информации, или ищу ответы на конкретные вопросы. Без всего этого начинать экспертизу не имело смысла. Не ограниченная рамками, она могла растянуться на годы.

Я положила перед собой лист бумаги, взяла ручку и тут осознала, насколько мне страшно. Да, я боялась обследовать антиквариат мистера Гранта. В глубине души я была уверена, что экспертиза приведет меня к убийце.


Глава 13


Этот день закончился настоящим триумфом. Мы продали все, что выставили на аукцион, и выручили даже больше, чем предполагали. Душеприказчица владельца имущества, выставленного на аукцион, была очень довольна. А Берти из «Ежемесячника Нью-Йорка», заявившаяся сюда в надежде откопать что-нибудь скандальное, отправилась восвояси налегке.

Распродажа прошла не менее удачно. И хотя мы не получили больше обычного, зато три человека договорились с нами о сбыте разного домашнего скарба, чтобы самим не возиться с гаражными распродажами. Любой, кто крутится в антикварном бизнесе, скажет вам, что намного сложнее приобрести стоящую вещь, чем ее продать. Поэтому перспектива обзавестись товаром — это все, что нужно, чтобы антиквар закончил день не просто хорошо, а превосходно.

Макс позвонил около семи вечера.

— Мне только-только удалось дозвониться до Альвареса, — сказал он.

— И?..

— Ты можешь спокойно отправляться в дом Гранта в любое время.

— Отлично.

— Он упомянул, что время от времени дом навещает патруль, поэтому ты серьезно облегчишь себе жизнь, если запасешься письменным разрешением.

— У меня есть письмо от миссис Кэбот.

— Хорошо. Отправь мне копию факсом и носи оригинал с собой. Еще… Я спросил насчет описи.

— И?..

— Все на месте за исключением двух картин. Как я понял, ты уже видела бухгалтерскую книгу миссис Грант?

— Да.

— Значит, тебе известно о Сезанне и Матиссе?

— Да.

— Что ж, эти две картины — единственное, что не нашли.

Я была готова к подобной новости и еще раз убедилась, что источник Уэса, кем бы он ни был, не зря ест с его руки хлеб.

— Это просто невероятно, да?

— Немного, — сухо ответил Макс.

— Ясно.

— Я также спросил, что ему понадобилось у тебя сегодня.

— И что он сказал?

— Сказал, ему нравится бывать на распродажах.

Я задумалась.

— Ты ему поверил?

— Конечно. Почему бы и нет? Я тоже люблю распродажи. А ты бы видела мою жену!..

— Даже не знаю… Альварес не похож на человека, которому интересно проводить время таким образом.

— Ну, какие бы ни были у него причины, на твоем месте я бы не стал волноваться из-за его посещения.

— Как скажешь, — согласилась я прекратить спор, хотя доводы Макса меня не убедили. — Есть еще какие-нибудь новости? Он ничего не сказал о том, как продвигается расследование?

— Ничего, кроме того, что полиция имеет несколько многообещающих зацепок.

— А как ты думаешь, что это может быть? — насторожилась я, почувствовав скрытую угрозу.

Макс наверняка пожал плечами, когда сказал:

— Думаю, ничего особенного.

Я представляла, как он в любимом костюме и галстуке-бабочке сидит в кресле, хмуря брови, и захотела оказаться рядом с ним, чтобы дотронуться до его локтя и поблагодарить за то, что он не дает мне потеряться в этой незнакомой и пугающей ситуации.

— Спасибо, Макс. За все.

Мы договорились созвониться в понедельник после того, как я побываю в доме Гранта, и расстались.

В офис вошла Саша.

— Мы все закончили, — устало сказала она.

— Ты отлично сегодня справилась.

Она потупилась и принялась теребить прядь волос — верный признак смущения.

— У нас новый проект, — поспешила я сменить тему разговора.

— Да? И какой?

— Имущество Гранта. Миссис Кэбот, дочь мистера Гранта, наняла нас, чтобы мы проверили подлинность и оценили стоимость раритетов. Мы будем работать вместе, но основная тяжесть экспертизы ляжет на твои плечи.

— Так это же здорово! — воскликнула она с загоревшимися от предвкушения глазами, мгновенно позабыв про усталость.

— Перво-наперво тебе следует посмотреть видеозапись, которую я сделала в доме мистера Гранта, и ознакомиться с реестром, который составляла миссис Грант. Успеешь до понедельника?

— Конечно. Это же так интересно! Спасибо тебе, Джози.

— Пожалуйста. Я тоже от этого в восторге. Давай встретимся у дома Грантов в понедельник в девять утра. Согласна?

— Конечно. Я буду там ровно в девять.

— Хорошо. Запиши адрес.

Она улыбнулась и еще раз поблагодарила меня. С ее точки зрения, я предложила ей сущий деликатес. Было очевидно, что она с удовольствием проведет уик-энд за изучением описи и кассеты. Что ж, мне очень повезло с Сашей!


В воскресенье я проспала до полудня. Открыв глаза, я не сразу сообразила, какой наступил день и где я нахожусь. Но виной тому был не сладкий сон, а накопившаяся за неделю усталость. Только приняв контрастный душ и съев любимый омлет с помидорами и луком, я почувствовала, что пришла в норму.

В три часа, одевшись в джинсы и легкую трикотажную рубашку, я отправилась к дому Гранта, планируя на обратном пути заехать в продуктовый магазин и купить все необходимое для приготовления цыпленка по-монтерейски. Я выбрала дорогу вдоль побережья, радуясь возможности насладиться красивым пейзажем.

День был теплый. Яркое солнце напоминало о приближающемся лете. Ласковый бриз надувал паруса шлюпок. Я еще никогда не ходила под парусами и решила обязательно этому научиться после того, как разъяснится ситуация со смертью мистера Гранта. А почему бы и нет?

Проезжая через город, я заметила, что двери «Тягучей ириски» распахнуты. Повинуясь неожиданному импульсу, я развернулась и припарковалась около кондитерской. Уэс сказал, что незадолго до убийства кто-то звонил из нее мистеру Гранту. Я была не прочь узнать зачем.

Выбравшись из машины, я оглянулась по сторонам. Мейн-стрит была пустынна, лишь несколько автомобилей стояли напротив магазинов.

Витрина «Тягучей ириски» была оформлена в виде пляжа. Пол усеивал песок, на нем размещались миниатюрные шезлонги. Жевательные конфеты, подвешенные к потолку нейлоновыми нитками, изображали пушистые облака. Все выглядело одновременно глупо и забавно.

Я собралась с духом и вошла в кондитерскую. Мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы глаза привыкли к легкому полумраку.

Стоящая за прилавком блондинка снимала с верхней стенной полки маленькую белую коробку конфет.

— Привет, — окликнула я ее.

— Здравствуйте, — бросила она через плечо.

Заполучив коробку, она развернулась, и я чуть не упала от удивления.

— Пола!

— Джози? — не менее меня удивилась она.

Да, это была та девушка, которая работала у меня на распродажах и носила футболки с надписями, выражающими ее мнение о насущных проблемах современности.

— Я не знала, что ты здесь работаешь.

Она скорчила презрительную гримаску:

— Семейный бизнес.

— Понятно, — улыбнулась я.

Мне захотелось сказать ей что-нибудь приятное. Людям нравится, когда об их семейном бизнесе отзываются хорошо, даже если они его стесняются.

— Витрина выглядит очень мило, — сказала я.

— Спасибо. Это мама постаралась. Она из тех, кто обожает вязать крючком и шить платья по лекалам из дамских журналов. Поэтому наша витрина всегда выглядит мило.

В отличие от меня она произнесла слово «мило» с такой интонацией, словно оно было ругательством. Мне сразу вспомнился случай, произошедший лет двадцать назад. Мы с мамой побывали в Музее Нормана Рокуэлла,[11 - Рокуэлл, Норман (1894–1978) — американский художник и иллюстратор.] расположенном в Стокбридже, в двух часах езды на запад от Бостона.

— Джози, дело не только в мастерстве художника, — сказала тогда мама. — Несомненно, Рокуэлл обладал блестящей техникой. Но это не все. Главное, психологизм. Ему удавалось очень точно передать настроение людей. Смотришь на его картины и понимаешь, что чувствует тот или иной персонаж. Это изумительный талант.

С того дня я полюбила Нормана Рокуэлла. Меня раздражали так называемые тонкие ценители прекрасного, которые цедили, рассматривая его иллюстрации: «Банально, скучно». Похоже, Пола принадлежала к их числу. Что ж, тем хуже для нее. А Рокуэлл наверняка с большим сочувствием изобразил бы ее маму в момент, когда та гордо взирает на плод своих дизайнерских потуг.

На сей раз футболка Полы гласила: «Не лезьте ко мне со своей религией». И все-таки я решила пояснить, что именно подразумевала под словом «мило», отмежеваться, так сказать.

— Мне очень понравилась витрина.

Пола на мгновение растерялась. Очевидно, она не привыкла получать щелчки по носу.

— О, конечно. Я передам маме. Ей будет приятно.

— Значит, вы продаете ириски? — улыбнулась я.

— Не только. Мы торгуем всевозможными домашними сладостями.

— Могу я кое-что у тебя спросить?

— Да, конечно. — Она положила на прилавок коробку конфет.

— Ты знаешь о мистере Гранте, которого убили?

— Да, я слышала. Это ужасно.

— Он был вашим клиентом?

— Клиентом? Не думаю. Не знаю. А что?

— А ты была с ним знакома?

На ее лице отразилось искреннее удивление.

— Нет. А в чем дело?

Чтобы ничего не объяснять, я пожала плечами:

— Да так. Я просто подумала: раз он местный, то мог бывать у вас.

В магазин вошел мужчина, держа на руках девочку лет семи-восьми. Оба смеялись.

— Привет, — сказала Пола новым посетителям.

— Привет, — ответила малышка. — Ой, папочка, гляди… — И она указала на конфетное облако в витрине.

Чувствуя, что пора уходить и нужно как-то обосновать свое появление здесь, я спросила, можно ли купить коробку, лежащую на прилавке. Получив разрешение, я протянула Поле деньги, забрала коробку и пошла вон. В дверях я обернулась и похвалила Полу за работу на распродаже.

Она явно не ожидала этого.

— Спасибо.

— Увидимся в следующую субботу.

— Обязательно. — Губы Полы тронула робкая улыбка.

Забравшись в машину, я положила конфеты на соседнее сиденье и только тут заметила на коробке трогательные в своей высокопарности слова: «Честь изготовления принадлежит семье Тернер».

Легкий ветерок донес соленый запах океана, и я решила прогуляться пешком до дома мистера Гранта. По моим подсчетам, до него было не больше двух миль — как раз столько, чтобы хорошенько размять ноги. В воскресенье ограничения на парковку не действовали, поэтому я могла оставить машину там, где она сейчас находилась.

Я вылезла из машины, заперла ее и двинулась на юг, оставляя океан по левую руку. По дороге я задумалась о Поле. Я поняла, что до сего дня ничего о ней толком не знала, потому что всегда воспринимала ее как функцию, а не как личность. Это было вызвано скорее привычкой, нежели желанием держать подчиненных на расстоянии. «Правильно ли я поступаю, соблюдая профессиональную дистанцию? — спросила я себя и раздраженно тряхнула головой. — Откуда мне знать!»

Зато теперь я кое-что узнала о Поле, например, то, что она, будучи претенциозной особой, не брезговала заниматься семейным бизнесом. Это свидетельствовало о ее привязанности к родным и не удивило меня. Странным показалось другое: моя сотрудница работала в заведении, телефон которого значился в полицейском списке.


Дом Гранта олицетворял собой благодатные старые времена. Построенный в 1920 году, он прекрасно сохранился до наших дней. Приблизившись к дому, я заметила темнокожего копа, сидящего на крыльце. Он тихо раскачивался на стареньком кресле из необработанного дерева. Стиль «Адирондак», машинально определила я, а потом признала и полицейского. Он проводил обыск у меня дома. Его живот был таким огромным, что, казалось, вот-вот вывалится из брюк. При нашей первой встрече он представился, но я позабыла его имя.

— Здравствуйте, — сказала я, ступив на выложенную плитами дорожку.

Он встал, подтянул штаны и шагнул мне навстречу.

— Я Джози Прескотт. Мы с вами уже встречались.

— Да, я помню вас.

— Мне разрешили зайти в дом.

— У вас есть доверенность владельца?

Я достала из сумки письмо миссис Кэбот. Полицейский медленно его прочитал, зачем-то глянул на обратную сторону и вернул мне.

— Вы хотите зайти сейчас?

— Да. Если это можно.

— Пожалуйста. — Он пожал плечами. — Я просто исполняю свои обязанности.

Я не сомневалась, что ему интереснее расслабляться в удобном кресле под теплыми лучами весеннего солнышка, чем заниматься проверкой, но кивнула, подтверждая его служебное рвение.

— Я собираюсь тут осмотреться.

— Хорошо, мне нужно сейчас уехать, но я вернусь. Вы долго намерены здесь пробыть?

— Пока не знаю. Думаю, что не очень.

Я проводила его взглядом до переулка. Похоже, он припарковался там. Услышав рокот мотора, я поняла, что он уехал, и огляделась. Сад выглядел ухоженным, газон перед домом был недавно подстрижен. Вероятно, служба по озеленению продолжала следить за состоянием двора. Случайный прохожий ни за что бы не догадался, что в доме никто не живет.

Я наудачу обошла участок. Увы! Ни отпечатков обуви сорокового размера на свежевскопанной земле, ни скворечников, достаточно просторных, чтобы вместить скатанные в рулон полотна. Разочарованная, я поднялась на крыльцо и, отперев дверь ключом, который мне дала миссис Кэбот, прошла в холл.

В доме царила тишина. Казалось, время здесь остановилось. Впрочем, так оно и было. Маятник больших напольных часов висел неподвижно.

Я подошла и осмотрела часы. В высоту они достигали более двух метров и представляли собой красивый образец изделий в стиле «Королева Анна», я отнесла их к 1785 году. Футляр из орехового дерева был отполирован до глянцевого блеска. Верхняя часть с плоской крышей на витых столбиках была выполнена в виде арки, задник, расписанный вручную, показывал разные фазы Луны. По основанию часов, почти у пола, шла надпись: «Якоб Спанглер, Йорк».

Я благоговейно провела пальцами по шелковисто гладкой поверхности часов и повернулась к кухне. Мне стало настолько жутко, что я даже подумала, не уйти ли совсем. Но чувство долга не позволило мне сделать это: требовалось восстановить в памяти планировку дома, чтобы эффективно руководить действиями Саши.

Я прошлась по всем комнатам. Окна заслоняли старомодные жалюзи. Полумрак был пропитан затхлым запахом, который быстро появляется в нежилых помещениях. На паркетном полу и мебели лежал тонкий слой пыли. Тоска, словно саван, начала окутывать меня.

Я спустилась в подвал и включила лампочку, висевшую под потолком. Внимание привлек дорожный сундук, обтянутый мягкой, как масло, козлиной кожей. Он стоял на деревянном настиле толщиной примерно пятнадцать сантиметров. Судя по виду, он был сделан в двадцатых годах прошлого века. Мне доводилось раньше обследовать нечто подобное. Сундук делился лотком на две секции. Высота верхней составляла около полуметра, нижней — от метра двадцати до метра восьмидесяти. Мистер Грант использовал его для хранения старой одежды.

Я присела на корточки и, подсвечивая себе фонариком, осмотрела нижнюю часть кофра. Память меня не обманула: спереди в десяти сантиметрах от днища я нашла то, что искала. Два углубления, а в них металлические скобы.

Сердце затрепыхалось от радостного предчувствия. Передо мной было идеальное место для сокрытия картин. Просунув пальцы под скобы, я потянула на себя. Ящик не поддался. Пришлось потянуть сильнее. Ящик выдвинулся и…

Меня охватило дикое разочарование. Но на сей раз оно вызвало не потоки слез, а взрыв гнева. Я с грохотом задвинула пустой ящик, выпрямилась и огляделась. Подвал напоминал лабиринт из маленьких комнат. Вдохновленная неудачей, я двинулась по нему.

В одной комнате размещалась поломанная техника, в другой — стиральная машина и сушилка, в третьей — стеллажи, отягощенные банками с вареньем и маринованными огурцами.

В последней комнате стоял исцарапанный стол со стулом, нуждавшийся в починке. На столе рядом с перегоревшей лампой лежали треснутое фарфоровое блюдо и пластиковый контейнер, полный шурупов и гвоздей. О стол опирался фанерный лист в черной раме.

Не обнаружив ни единой вещи, достойной аукциона, я погасила свет и собралась подняться по лестнице, как вдруг услышала скрип. Сердце на мгновение замерло, а потом забилось с такой силой, что мне едва не стало плохо. Я застыла как вкопанная.

Скрип не повторился.

Тогда я обратилась к себе: «Не будь дурочкой, ты же прекрасно знаешь, что паркет порой издает скрип после того, как на него наступить. Так что ты сама виновата, что под тобой стонут дощечки». Мысль, что всему виной набранный мною килограмм-другой, развеселила меня и заставила забыть, что пол в подвале бетонный, а наверху я была минут пятнадцать назад.

Я прошла половину лестницы, когда раздался щелчок дверного замка. Я вообразила, что в дом кто-то вошел, и со страху чуть не скатилась с лестницы. Вцепившись в перила, я напрягла слух и убедилась, что в доме действительно кто-то есть: уверенные шаги быстро направлялись в сторону кабинета.

Воспользовавшись тем, что кабинет находится далеко от меня, я двинулась наверх, стараясь ступать как можно тише. Ботинки, казалось, налились свинцовой тяжестью. Переставляя их со ступени на ступень, я пыталась определить, кто смел столь бесцеремонно расхаживать по дому. Абсолютно точно это была не миссис Кэбот. Она заверила, что будет держаться на отшибе и от меня, и от дома. А может, это чернокожий полицейский? Было бы неплохо.

Я оставила дверь в подвал распахнутой, чтобы не привлекать к себе внимание даже тихим щелчком, и прислушалась. Со стороны кабинета доносились разнообразные звуки: то хлопанье дверец, то грохот передвигаемой мебели, то приглушенные ковром удары от падения уж не знаю чего. Кто бы ни хозяйничал в кабинете, он явно не был стражем порядка.

Я подумала позвонить по «911», но отказалась от этой идеи из опасения, что произведу много шума, ища в сумке телефон и прося о помощи.

Целью моей жизни стало выбраться из дома. Я направилась к черному ходу. Благополучно проскользнув в коридор, я перевела дух. И рано: в коридоре стояла кромешная темнота. Страх с новой силой навалился на меня. Сердце застучало, словно отбойный молоток, по щекам потекли слезы. Я вытерла лицо ладонями и заставила себя сосредоточиться на основной проблеме, отбросив мысли о том, что сулит мне встреча с буйным незнакомцем.

Я включила фонарик, подбежала к двери, повернула ручку и толкнула дверь. Бесполезно. Я повторила эксперимент. Тот же результат. В отчаянии я уставилась на дверь и заметила щеколду. Я повернула и ее, но дверь по-прежнему не желала открываться. Я нагнулась и посветила на ручку. Под ложечкой неприятно засосало. Дверь закрывалась на ключ. Я почувствовала себя мышью, угодившей в ловушку.

Выключив фонарик, я двинулась назад, держась за стену.

Осторожно выглянув из-за угла, я едва сдержалась, чтобы не кашлянуть: от страха у меня запершило в горле.

Не увидев ничего подозрительного, я проскользнула на кухню и тут снова услышала решительные шаги. Судя по звуку, кто-то шел в мою сторону. В суматохе я бросилась к дверям, ведущим в буфетную. Не зная, что делать дальше, села у дверей на корточки и обхватила голову руками.

Наверное, от страха у меня обострился слух. Я уловила, как к дому подъехала машина. Шаги изменили направление и двинулись к черному ходу. Щелкнул замок, хлопнула дверь, взревел мотор и наступила тишина. Я продолжала сидеть у двери, сжавшись в комок. Слезы градом катились по щекам.

Затем раздался крик:

— Джози!

Я узнала голос Альвареса.

И меня прорвало. Я осела на пол и разревелась.

Успокоившись, я увидела выцветшие джинсы и коричневые ботинки. Сил, чтобы поднять голову, у меня уже не было.

— Что случилось? — спросил Альварес.

— Здесь кто-то был, — прохрипела я. — Они только что отъехали.

— Вы в порядке?

Я кивнула. Не успела я прокашляться, как Альварес исчез, бросив мне:

— Оставайтесь на месте.

Я послушно замерла. Спустя несколько минут, наполненных топотом и дверным хлопаньем, он снова появился передо мной.

— Вы можете сказать, что случилось? — спросил он и опустился на корточки.

Мне было очень неприятно от того, что он застал меня в таком состоянии. Это было просто унизительно.

— Я не знаю. Здесь кто-то был. Я услышала шум и запаниковала. Попыталась выбраться наружу, но у меня не получилось. — Я шмыгнула носом. — Со мной такое впервые. Вы, наверное, считаете меня истеричкой.

— Нет, что вы, — заверил он и, поддерживая за локоть, помог мне подняться. — Идемте, я налью вам воды, и потом вы расскажете, что здесь произошло.

Я покорно последовала за ним. Пока он рыскал по шкафчикам в поисках стакана, я высморкалась в платок. Наконец он нашел стакан, наполнил его водой и протянул мне.

— Спасибо. — Я взяла стакан и сделала глоток.

— Я вызвал подкрепление. Оно прибудет с минуту на минуту. Сейчас я намерен позвонить в участок и вызвать ребят из лаборатории. Оставайтесь на месте.

— Не хочу показаться трусихой, но…

Альварес улыбнулся:

— Хорошо, идемте со мной. Только, пожалуйста, ни к чему не прикасайтесь.

Входная дверь была распахнута настежь.

— Насколько я понял, вы заперли дверь, когда вошли, — сказал Альварес.

— Конечно.

— А когда вы пришли, дверь была заперта?

— Разумеется. Мне пришлось воспользоваться ключом, чтобы ее открыть.

Альварес кивнул, кому-то позвонил и отдал несколько распоряжений. Потом мы вместе прошли в кабинет и осмотрели его. Книги аккуратными рядами стояли на стеллажах, пресс-папье лежало ровно в центре письменного стола, кресла занимали то же положение, что и раньше.

— Здесь что-нибудь изменилось? — спросил Альварес.

— Нет. Но он здесь был, хотя и недолго.

— Ясно.

Он жестом предложил мне выйти из кабинета. Мы остановились в холле.

— Откуда вы узнали, что я здесь? — поинтересовалась я.

— Мне сказал Грифф.

— Грифф?

— Полицейский, который охраняет дом.

— А, я просто забыла, как его зовут. А почему вы решили сюда заглянуть?

Помолчав, он ответил:

— Обычная проверка.

«Неужели за мной следит?» — подумала я. На аукционе я была в бешенстве от мысли, что он меня преследует. Но сейчас мне почему-то хотелось верить, что он действительно проверял дом, а не пытался в чем-то меня уличить. Полагаю, мое доверие к нему объяснялось расслаблением после мощнейшего выброса адреналина.

— Давайте присядем, — предложил он.

Мы прошли в гостиную. Я устроилась в кресле, обитом во французском провинциальном стиле ситцем в сине-желтый рисунок из ирисов. Он прислонился к дверному косяку.

— Надеюсь, вы уже оправились и можете рассказать, что вы здесь делаете. Итак?

Я не уловила в его голосе обвинительной нотки. Наши взгляды встретились. Я снова почувствовала, как меня влечет к нему, причем намного сильнее, чем раньше. Теперь мне нравились не только его внешние данные, но и поступки. Тревога, страх, подозрительность — все это отступило, и появилось удивительное ощущение, которое трудно описать и которое легко поймет любая женщина, очарованная мужчиной.

Резкий гудок автомобильного клаксона разрушил идиллию. Я отвела взгляд.

— Итак, — повторил Альварес. — Что вы здесь делаете?

Я пожала плечами:

— Готовлюсь к завтрашнему дню.

— А что будет завтра?

— Мы с Сашей начнем оценку имущества. Вы же слышали об этом, не так ли? Миссис Кэбот наняла меня.

Он кивнул:

— Да, Макс сказал мне об этом. Поздравляю.

— Спасибо. — Я улыбнулась.

— А теперь как можно точнее вспомните, где вы были и что слышали.

— Наверное, сначала мне следует позвонить Максу.

— Конечно, — согласился Альварес. — У вас есть телефон?

— Да. — Я сходила к буфетной за брошенной сумкой.

Макс ответил после первого гудка.

— Макс, прости, что беспокою тебя в воскресенье.

— Все в порядке, Джози. Что случилось?

— Я в доме Гранта вместе с шефом полиции Альваресом. Сейчас со мной все хорошо. Но раньше, до Альвареса, кто-то залез в дом, и я чуть не умерла от страха. Альварес хочет меня расспросить, поэтому я решила, что мне следует позвонить тебе.

— Залез в дом?! С тобой действительно все в порядке?

— Да-да, со мной все прекрасно. Я ничего не видела. Я лишь слышала шаги, но они испугали меня до полусмерти. Потом появился Альварес и нашел меня зареванной и свернувшейся калачиком. Чувствую себя очень неловко.

— Дай мне с ним поговорить.

Судя по тону, Макс не нашел ничего забавного в том, что со мной произошло.

Я протянула трубку полицейскому.

— Альварес слушает, — произнес тот.

Я вновь уселась в кресло.

— Кажется, она в порядке. Она была просто напугана… Я еще не проверял… Понял… Я пересмотрю систему охраны… Да, полностью. Хорошо… Ладно… Передаю.

Я взяла трубку.

— Ты знаешь, зачем кому-то понадобилось незаконно вламываться в дом?

— Нет. Впрочем, есть кое-какие догадки.

— А именно?

— Я могу отвечать прямо? — Я взглянула на Альвареса, который пристально за мной наблюдал.

— Нет. Отойди так, чтобы ты его видела, но он не мог тебя слышать.

Я повторила указания Макса Альваресу, и тот вышел из дома. Сквозь окно на кухне я наблюдала за тем, как он медленно направился в сторону океана. Он так и остановился: спиной ко мне, засунув руки в карманы. Я сказала Максу, что теперь нас никто не подслушивает.

— Итак, почему?

— Возможно, чтобы найти пропавшие картины.

— Понятно. Что ж, вполне может быть. — Адвокат задумался. — А почему кому-то понадобилось проникать в дом, когда ты там была?

— Не знаю. Я была в подвале, поэтому вряд ли меня было слышно. Да и видно: лампочки в подвале очень тусклые.

— А как же машина?

— Я ее оставила в городе и пришла пешком.

— Это многое объясняет, — согласился Макс. — А ты не слышала, как подъехала машина?

— Нет. Я же была в подвале.

— До того, как спустилась в подвал.

— Нет.

— Ты что-нибудь видела? Тень, отражение в зеркале… Что угодно.

— Ничего.

— А что ты слышала?

— Сначала я слышала скрип, потом щелчок замка, потом шаги.

— И куда они направлялись?

— Судя по звуку, в кабинет, но я не могу это утверждать стопроцентно.

— Это все?

— Еще я слышала, как кто-то ходит по комнате, хлопает дверцами, может быть, переворачивает кресла. Потом шаги направились в сторону кухни.

— А потом?

— Вот потом я услышала, как к дому подъехала машина, снова щелкнул замок и хлопнула дверь и машина уехала.

— И что дальше?

— Ничего. У меня случилась истерика.

— Все?

— Да.

Макс замолчал. Полагаю, он переваривал то, что я ему рассказала.

— Что ты делала в подвале?

— Осматривала вещи.

— И что это за вещи?

— Рухлядь. Для аукциона ничего не годится.

— Хорошо. Можешь рассказать Альваресу то, что рассказала мне. Если он начнет спрашивать о чем-то, помимо случившегося в доме, не отвечай. Я сказал ему, что проинструктирую тебя, поэтому просто скажи, что хочешь дождаться меня. А если ему нужно больше информации, то мы можем встретиться завтра. Идет? Тебе понятно?

— Да. Спасибо, Макс.

— Помни: ответы должны быть как можно короче. Лучше всего отвечать односложно.

— Я помню.

Я отключила телефон и положила его в сумку. Потом вышла на улицу и, когда Альварес обернулся, улыбнулась ему.

— Я в полном вашем распоряжении.

Прежде чем он успел ответить, раздался вой полицейских сирен, рядом с домом притормозили две патрульные машины, озарив вечерние сумерки мигающими красными огнями.


Глава 14


После того как Альварес закончил меня расспрашивать, он сказал, что отойдет на минуту поговорить с главным криминалистом, а потом подвезет меня к моей машине.

— Хорошо, — не стала я возражать.

Я была рада этому предложению, так как меня до сих пор потряхивало от пережитого страха. Со стыдом признаю, что живущая во мне бунтарка не горела и не горит желанием разгуливать по темным окрестностям в одиночестве.

Мы молчали под уютное гудение мотора и мягкий плеск набегающих на берег волн.

Когда мы добрались до торгового района, «Тягучая ириска» уже не работала. Моя машина была единственной припаркованной поблизости.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Альварес.

— Неловко.

— Не стоит. Почему вы должны расстраиваться из-за того, что кто-то забрался в дом, где недавно убили человека?

— Наверное, вы правы, не стоит. В таком случае со мной все в порядке.

— Вы держались молодцом, — ободрил он меня.

— Мне так не показалось. Раньше я неплохо умела держать себя в руках. А взгляните на меня теперь. Устроила истерику.

— Боже, Джози! Вы слишком многого требуете от себя.

Отец тоже мне это говорил. Говорил, чтобы я перестала судить себя слишком строго. Было что-то успокаивающее в том, что Альварес повторил его слова.

— Спасибо, — улыбнулась я. — И за поддержку, и за то, что подвезли.

— Не боитесь остаться одной?

К горлу подступили слезы, но я не позволила себе разрыдаться и придала голосу уверенный тон.

— Конечно, нет.

Помедлив, он сказал:

— Если с вами что-нибудь случится, не тяните. Сразу мне позвоните. Даже если это произойдет среди ночи. Вы меня поняли?

От столь настойчивой заботливости у меня мурашки пробежали по спине. Я пристально посмотрела на него. Но слабый лунный свет выхватывал лишь общие очертания лица, и я не сумела разглядеть выражение его глаз.

— Да.

— Вот. — Он вытащил из кармана свою визитку. — Возьмите. Это номер моего телефона. Пусть будет у вас под рукой.

Я послушно взяла карточку и спрятала ее в своей сумке. Немного помолчав, я спросила:

— Вы уже знаете, как он проник в дом?

— Похоже, он просто вскрыл дверь.

— Неужели это так легко? — недоверчиво покачала я головой.

— Ничего удивительного. Замок, кажется, не меняли с самой постройки дома. Кредитная карточка справилась бы с ним без проблем.

— Но задняя дверь была заперта на ключ.

— Да, — кивнул он. — Очевидно, мистер Грант не слишком часто ею пользовался.

— Правда? А как вы узнали, что эта дверь заперта на ключ?

— В этом и заключается моя работа, — помедлив, ответил он. — Выяснять разные факты. Вроде тех, что все посыльные из продуктового магазина по требованию мистера Гранта приходили только с парадного входа.

Я кивнула:

— Не правда ли, забавно? Мы оба занимаемся одним и тем же. Нам платят за то, чтобы мы выясняли правду.

— Тем же, да не совсем.

— Верно, — согласилась я. Потом вспомнила его слова насчет замка. — Мне следует сказать миссис Кэбот, чтобы она поменяла замок?

— Обязательно. Я и сам собирался ей об этом сказать. Мы обеспечим охрану дома до конца расследования. Но может, она захочет поставить сигнализацию. Хотя бы на то время, пока не вывезут вещи.

— Полагаю, это произойдет очень скоро. Возможно, через неделю «Добсон» отправит все вещи на склад в Нью-Йорке. Там эксперты фирмы смогут провести собственное исследование. — Я замолчала и добавила: — Ну, думаю, мне пора.

— Вы сможете доехать до дома?

— Конечно. Признаться, я рада убраться подальше от дома Гранта. — Про себя я уже решила, что никогда больше не останусь в этом доме одна. — Когда вы сказали, что собираетесь обеспечить охрану дома, вы имели в виду, что разместите там своих людей?

— А что?

— Можете считать меня сумасшедшей, но мне совсем не хочется снова оказаться там одной. А тем более оставлять там Сашу.

— Наверное, вы правы. Я позабочусь, чтобы в ближайшее время там обязательно кто-нибудь находился.

— Это хорошо. Мы планировали завтра утром приступить к оценке. Вы не возражаете?

— Конечно, нет. Специалисты почти закончили свою работу и скоро уедут из дома. Я предупрежу дежурного, что вы приедете.

— Спасибо. Что ж, тогда…

— Если я буду вам нужен, — прервал он меня, — позвоните. Хорошо?

— Я поняла, — успокоила я его, испытывая одновременно благодарность за его беспокойство и неловкость из-за своего эмоционального срыва.

Он обошел машину и придержал дверцу, помогая мне выбраться из салона. Заведя мотор, я махнула ему рукой. Он, кивнув, отошел в сторону. Уже отъехав и повернув на север, я бросила взгляд в зеркало заднего вида — он продолжал стоять и смотреть мне вслед.


По дороге домой я заехала в магазин и накупила продуктов на полсотни долларов. Дома я поставила диск с «Временами года» Вивальди и приготовила себе мартини. Потом поджарила бифштекс и съела его с ломтиками помидора прямо у кухонной стойки.

Поужинав, я почувствовала себя намного лучше. Несмотря на то что время приближалось к десяти вечера, я решила взяться за цыпленка по-монтерейски. Спать мне определенно еще не хотелось, а цыпленок гораздо вкуснее, если перед отправкой в духовку всю ночь промаринуется в холодильнике. Когда позвонил Уэс, я как раз терла пармезан в сухари.

— Привет, — сказал Уэс. — Согласны встретиться завтра на том же месте и в то же время?

— И что вы для меня приготовили?

— Новую коробку с пончиками.

— О, только не пончики! — театрально взмолилась я и уточнила: — В семь? На пляже?

— Ага.

— В этот раз за руль сяду я.

— Ха-ха-ха!

— До встречи.

Я вернулась к разделанным куриным грудкам, но уже без прежнего азарта, его место заняло желание узнать, что на сей раз откопал Уэс. Я перебрала в голове все, что мне было известно об убийстве мистера Гранта и пропавших картинах. Куда же он мог спрятать полотна? Не удивлюсь, если окажется, что я не раз проходила мимо них, даже не подозревая об их существовании.

Я ополоснула руки от жидкого теста, которым обмазала куриные грудки, и плотно накрыла сотейник целлофаном. Когда я ставила плоды своих стараний в холодильник, мне на глаза попалась коробка с яйцами, и я улыбнулась. Завтра я продемонстрирую Уэсу, что питаться можно не только пончиками.

Через двадцать минут сваренные вкрутую яйца и фруктовый салат, предназначенные для завтрашнего пикника на пляже, были уложены в пластиковые контейнеры. Наведя порядок на кухне и включив посудомоечную машину, я отправилась в кровать, продолжая мысленно перебирать места, которые могли бы послужить тайником.

Несмотря на усталость, быстро мне уснуть не удалось. Во мне все кипело от нетерпения что-то сделать и желания что-то узнать. В конце концов, проворочавшись с боку на бок, я запуталась в простыне и оставила попытки уснуть.

Включив ночник и полежав немного, я решила почитать. Моей настольной книгой является «Вдова поневоле» Джорджетт Хейер. Раскрыв любимый роман на середине, я углубилась в чтение и через некоторое время поймала себя на том, что думаю совсем не о сюжете, а о пропавших полотнах. Так повторилось не раз и не два. Лишь в два часа ночи меня осенила долгожданная разгадка.

Отложив книгу, я поудобней устроилась на кровати и тщательно все обмозговала. Наконец я одобрительно кивнула. Я действительно поняла, где и как были спрятаны картины.

А еще я разработала план, как их защитить.

Довольная собой, я улыбнулась и под унылое совиное уханье провалилась в глубокий сон.


Разбудило меня противное пиканье будильника. Мне пришлось несколько раз его утихомиривать, прежде чем я сумела вытащить себя из постели. Бледный рассвет осторожно пробирался сквозь занавески. Я взглянула на часы. Они показывали начало шестого. Я в панике понеслась под душ.

До встречи с Уэсом я хотела успеть найти картины, перепрятать их в надежное место и оформить протокол, чтобы использовать его в процессе оценки. Для этого мне следовало попасть в дом Гранта в половине шестого.

Но как я ни торопилась, выдержать график мне не удалось. Было без пятнадцати шесть, когда я подъехала к дому. На крыльцо вышел полицейский, которого я встречала раньше в участке. Он выглядел усталым.

Я улыбнулась ему и поздоровалась.

— Я Джози.

— Да, я знаю. Шеф Альварес предупредил о вашем приходе.

— А вы?..

— Офицер О'Хара.

— Могу я войти?

— Да, разумеется. — Он отошел в сторону, пропуская меня в дом.

— Знаете, — оглянулась я на него с улыбкой, — я рада, что вы здесь.

На мгновение на его лице отразилось удивление. Вероятно, ему была привычнее людская неприязнь, чем слова благодарности. Или он считал меня коварной преступницей, решившей убедить честного стража порядка в своей невиновности.

— Я не стану вам мешать, но буду поблизости, — сухо предупредил он.

— Хорошо.

Я прикрыла за собой дверь и глянула ради любопытства в окно. О'Хара уселся на скамейку и с удовольствием вытянул ноги.

Не теряя более секунды даром, я поспешила в кабинет, включила свет и, захватив стул, подошла к картинам Тавернье. Встав на стул, я сняла полотно, которое ближе всех висело к дверям, и осторожно опустила его на ковер. Спустившись со стула, я зажгла фонарик и принялась изучать раму с обеих сторон. В ней не было ничего необычного, кроме толщины. Второй Тавернье имел точно такую же оправу. И третий. Единственная разница между рамами заключалась в их весе. Третья картина была значительно легче предыдущих.

Идея, подсказанная путешествием в подвал, оказалась верна. Теперь я знала, где находился Ренуар до того, как его подкинули мне на склад.

Я вернулась к первой картине и попыталась вытащить полотно, спрятанное за Тавернье. Напрасно. Рама казалась несокрушимым монолитом.

Я села на колени и начала ощупывать раму миллиметр за миллиметром. Наконец пальцы набрели на пластмассовый квадратик. Я посветила фонариком и увидела кнопку. Черную кнопку на черной раме. Я испытала такую гордость, словно посрамила всю китайскую философию.

Я нажала кнопку, и фанерный задник рамы выдвинулся. Я потянула за него и ахнула:

— Сезанн.

Сочетание синего кобальта и приглушенных оттенков оранжевого кадмия и зеленой краски было нереально красивым. Мне пришлось встряхнуть головой, чтобы очнуться от душевного потрясения.

С улицы послышались шаркающие шаги, напомнив, что офицер О'Хара может в любой момент войти в дом. Я положила Сезанна на ковер и достала из другой картины Матисса. Это полотно тоже было прекрасно — сложная перспектива, яркие цвета.

Мне не составило труда отделить холсты от фанеры и скатать их. Заправив картонные задники, я повесила Тавернье на место. Определенно, снимать эти картины было гораздо проще.

Проходя через холл, я снова глянула в окно. О'Хара на скамейке курил, любуясь океаном. Я быстро направилась к подвалу, прижимая к груди драгоценные рулоны.

В подвале меня охватила легкая дрожь то ли из-за резкой смены температуры, то ли из-за радостного возбуждения.

Положив рулоны на пол, я присела возле дорожного сундука и выдвинула нижнее отделение. Затем я развернула полотна и стопкой положила их на днище, забранное тиком в мелкий цветочек. После этого я задвинула ящик и проверила, чтобы ручки полностью утопали в кожаной обивке сундука.

Поднявшись на ноги, я почувствовала головокружение и несколько раз медленно вздохнула и выдохнула. Все. Теперь нужно было срочно ехать в офис.

Я двинулась на выход, гадая, сам ли мистер Грант сколачивал хитроумные рамы или заказывал у кого-нибудь. Во всяком случае, судя по мастерской, прятать краденое ему никто не помогал. Не удивлюсь, если в чулане или на чердаке обнаружатся три обычные позолоченные рамы, подумала я.

И тут меня бросило в жар. Я вспомнила про Ренуара, найденного на моем складе. Мысль лихорадочно заработала.

Мистер Грант вел переговоры о продаже «Девушек». Очевидно, его не устроили предложенные условия, и он отказал покупателю. Тогда покупатель с досады убил его и забрал полотно.

Убийца был уверен, что о Ренуаре, кроме него, никто не знает и что он сможет безнаказанно наслаждаться плодом преступления. Наверняка для него стало ударом известие, что вторично украденное полотно не составляет тайну тайн. Ренуар превратился в чрезвычайно опасную улику, и убийца решил ловко от нее избавиться, подкинув на мой склад и тем самым переложив на меня всю вину.

Меня затошнило от допущения, что кто-то обошелся со мной таким образом. А когда я сообразила, что человек, убивший из-за одной картины, способен убить и из-за другой, мне стало просто страшно.

Если мистер Грант упоминал о Сезанне или Матиссе во время переговоров, если убийца не знает, что полиция заглянула в бухгалтерские книги миссис Грант, то он до сих пор считает, что можно безнаказанно поживиться чужим добром.

Разумеется, он не осмелится заняться поисками, пока дом находится под охраной. Но стоит полиции уйти, и он проникнет в дом, как сделал это вчера. И чем тогда закончится наша с Сашей экспертиза, большой вопрос.


Было почти половина седьмого, когда я подъехала к складу. Набрав код, я отключила сигнализацию и помчалась в свой кабинет.

Наилучший способ определить стоимость произведения искусства — провести тщательное исследование, ибо решение, основанное на поверхностном осмотре, на голой теории, может оказаться ошибочным. Следует сделать сравнительный анализ состояния вещи, выяснить, пользуется ли она спросом на рынке сейчас и каков был спрос на похожие раньше, ознакомиться с ее историей и так далее, и так далее. А потом — самое главное — выбрать из этих факторов наиболее важный.

Две стены моего кабинета были заняты стеллажами, забитыми разными руководствами и каталогами. Кроме того, мы подписались на несколько сайтов в Интернете, которые отслеживают и сообщают о результатах аукционов по всему миру.

В качестве теста я выбрала напольные часы в стиле «Королева Анна». Мне хотелось увидеть, сколько времени у меня уйдет на определение их цены. Часы вполне подходили для подобного теста, так как являлись типичным образцом имущества Грантов: ценные, но не уникальные.

Отметив время начала работы, я пролистала американские каталоги мебели, составляющие четверть моей деловой библиотеки, и нашла парочку часов, напоминающих те, что стояли в доме Гранта. Одни были проданы в 2003 году антикварной фирмой из Флориды «Антикварные товары Шо». Марк Шо описывал их как «изумительные». Вторые были проданы с аукциона в 2002 году фирмой Барни «Нью-Хэмпширский аукцион Трюдо». М. Тернер описала состояние часов как «очень хорошее».

Большинство антикваров использует слова «отличное» и «новое», чтобы указать на превосходное состояние вещи. Некоторые поэтические натуры употребляют прилагательное «изумительное». Общепринятых терминов в данной сфере не существует, поэтому покупателю необходимо узнать профессиональный жаргон того или иного продавца прежде, чем лезть за кошельком. Слово «изумительное» в данном случае свидетельствовало об идеальном состоянии вещи, «очень хорошее» намекало на незначительный дефект или обычный износ.

По оценке фирмы «Шо», часы стоили девять тысяч долларов, продали их за десять тысяч триста. Фирма «Трюдо» оценила часы в десять тысяч пятьсот, но ушли они всего за шесть тысяч семьсот пятьдесят. Разница оказалась довольно серьезной — Марк Шо обскакал Барни на три тысячи пятьсот пятьдесят долларов, что, вероятно, стало для муженька Марты неприятным сюрпризом.

Огромная разница в цене за похожие товары, как правило, объясняется разницей в их качестве, которое — я знаю по собственному опыту — определить с максимальной точностью очень сложно. Скорее всего состояние часов, проданных Барни, было гораздо хуже, чем состояние тех, что продал Шо. Еще я предположила, что Барни выступал от имени малоизвестного человека, а Шо представлял бывшего губернатора штата Джорджия. И наконец, цена, назначенная Барни, могла быть нечем иным, как капризом или завышенным ожиданием. На экспертизу его фирмы никогда нельзя было полностью положиться: их проводили либо спустя рукава, либо не особо вдаваясь в детали.

На сайте я тоже нашла похожие часы, их состояние описывалось как «отличное». Полгода назад они ушли с аукциона в Пенсильвании за восемь тысяч сто долларов. Первоначально за них просили семь тысяч.

Я сделала вывод: самое меньшее, на что можно рассчитывать, — шесть тысяч семьсот пятьдесят долларов, самое большее — десять тысяч триста. Исходя из этого я решила оценить часы мистера Гранта в семь — девять тысяч. Если Добсону и миссис Кэбот повезет, то в процессе аукциона цена вырастет.

Я составила описание, включила в него предполагаемый расклад цен и взглянула на часы на своем компьютере. На все про все у меня ушло полчаса. Неплохо. В отдельном документе я объяснила свои подсчеты.

Условия протокола были соблюдены: оценка базировалась на изучении сбыта трех однотипных предметов за последние пять лет. Я отправила файл по электронной почте Гретчен и Саше и распечатала его для себя. Удовлетворенно улыбнувшись, я поздравила главу фирмы «Прескотт» с успешным началом работы.


Уэсу я позвонила по дороге и предупредила, что опоздаю. Когда я припарковывалась позади его старенькой «тойоты», часы показывали двадцать минут восьмого. Уэс ждал меня, прислонившись к капоту своей машины и улыбаясь как Чеширский кот.

— Извините за опоздание. — Я поспешила к нему, держа в руке пакет с едой.

— Если бы вы только знали, что я хочу вам сообщить, то поторопились бы, — ответил Уэс и запихнул в рот пригоршню орешков.

— Уэс, хватит меня дразнить. Скажите, в чем дело.

— Подождите, я включу радио.

— Вы до сих пор надеетесь, что я обвешана жучками?

Он тихонько рассмеялся, издавая звуки, напоминающие лошадиное фырканье, и принял очередную порцию орешков.

— He-а, но лучше не рисковать, — сказал он с набитым ртом.

Уэс уселся в машину, оставив дверцу открытой, завел мотор, включил радио и поймал какую-то станцию, транслирующую старые песни. Я устроилась на пассажирском сиденье, расстелила на пыльной приборной доске салфетку, достала из пакета яйца и положила их на подстилку. Потом протянула Уэсу пластмассовую вилку.

— Зачем это? — удивился он.

— Вам не помешает вспомнить, какова на вкус нормальная еда.

— Что вы имеете в виду?

— Ваши конфетки, орешки и пончики. Все это трудно назвать едой. Яйца и фруктовый салат — вот это еда.

Он одарил меня скептическим взглядом.

— Спасибо, — выдавил он, но и не подумал притронуться к моему угощению.

Я пожала плечами и начала чистить яйцо.

Уэс поманил меня пальцем. Я наклонилась к нему. Под аккомпанемент знакомого танцевального ритма «Под мостовой» он прошептал:

— Барни пришел на встречу с мистером Грантом в три часа дня, и об убийстве ему сказал Альварес.

Я мгновенно прикинула: одно из двух — либо Барни говорит правду, и он действительно позвонил мистеру Гранту накануне, чтобы перенести встречу с девяти утра на три часа дня, либо лжет, и звонок был сделан совсем по другой причине.

От мысли, что Барни мог появиться у мистера Гранта в девять утра и убить его, я покрылась гусиной кожей. Времени, чтобы замести следы, у него было предостаточно. Да это, в сущности, и не требовалось. Все, что ему было нужно сделать, — это уйти и вернуться в три часа, притворившись, будто он явился на заранее оговоренную встречу.

В задумчивости я положила яйцо на приборную панель, вылезла из машины и направилась к дюнам. Мне вдруг очень захотелось увидеть океан.

Пенистые волны мерно набегали на песчаный берег.

— С вами все в порядке? — окликнул меня Уэс, высунувшись из машины.

Я не ответила, а просто вернулась и села на прежнее место.

— Ну, и что вы скажете? — поинтересовался Уэс.

— Интересно.

— Именно такого ответа я и ждал.

— О чем вы?

— «Интересно», — передразнил он меня. — Не держите меня за идиота. Скажите честно, о чем вы думаете.

— Я думаю, что это интересно, — упрямо повторила я, стараясь выглядеть и говорить как можно искреннее. — А что, по-твоему, я имела в виду?

— Ну-ну…

Покачав головой, я открыла пластиковый контейнер и съела несколько кусочков ананаса и дыни.

— Что вы еще узнали? — спросила я.

Он тяжело вздохнул.

— Вы мне должны. Вы помните об этом? Причем очень много.

— Уэс, вы же знаете, мы в долгу друг перед другом. И вы обязательно получите то, что вам причитается.

— Очень надеюсь на это.

— Так и будет. А теперь выкладывайте, что там у вас еще.

Он снова вздохнул:

— А, к черту все! Вы помните о тех двух звонках?

— Конечно, — кивнула я. — От лечащего врача мистера Гранта и из «Тягучей ириски».

— Правильно. Ну так вот, доктор звонил мистеру Гранту, чтобы сообщить о результатах анализов, взятых у него неделей раньше.

— И?..

— И… — потянул Уэс, наслаждаясь моментом, — мистер Грант узнал, что у него рак поджелудочной железы в последней стадии.

— Не может быть! Это ужасно.

— Ага. Смертность — девяносто шесть случаев из ста. Очевидно, мистеру Гранту оставалось жить считанные месяцы, может, даже недели.

— Правда?

— Ага.

— Невероятно. Довольно печальные новости.

Я почувствовала себя неуютно, увидев в очередной раз, какая пропасть разделяет реальность и мое представление о ней. Я вспомнила мистера Гранта, стоящего на своей кухне, веселого и энергичного. Трудно было поверить, что этот человек поражен смертельной болезнью. Сейчас не верилось, а тогда и подавно.

Уэс терпеливо дожидался, когда я заговорю.

— И когда был сделан этот звонок? — спросила я.

Репортер вытащил маленький блокнот на пластмассовой спирали.

— Двадцатого марта.

— Как раз перед тем, как мистер Грант позвонил мне, — кивнула я. — Возможно, поэтому он так и торопился все продать.

— Наверное, — согласился Уэс. — Ну а вы? Узнали что-нибудь новенькое?

Я решила, что не будет никакого вреда, если сообщу ему о предложении миссис Кэбот. Во-первых, она не просила меня держать наш договор в тайне. Во-вторых, если сообщение о моей экспертизе появится в печати, то я дополнительно получу хорошую рекламу.

— Только чур, без ссылки на меня, договорились?

— Без проблем. Слушаю.

Я шепотом поведала, что миссис Кэбот наняла меня для параллельной оценки имущества своего отца. О деталях контракта я, разумеется, умолчала.

Новость произвела на Уэса настолько большое впечатление, что он присвистнул.

— Вот это подфартило! А что вы собираетесь делать с Трюдо?

— В каком смысле?

— Старине Барни вряд ли это понравится.

Я спохватилась: действительно.

Барни обладал достаточной властью, чтобы навредить мне. Он мог одним словом, пущенным то там, то здесь развалить мой бизнес. Если Барни и впрямь разозлится из-за этого контракта, нужно будет вспомнить то, что говорил отец насчет конкурентной борьбы, взяла я на заметку. А пока на всякий случай изобразила недоумение:

— Это же всего лишь бизнес.

— Ага, как же, — скривил ироничную гримасу Уэс.

Раздался крик чайки. Я вздрогнула и испуганно посмотрела в окно. Птица, едва не разбившись о воду, взмыла к облакам.

— Возможно, вы правы, — сказала я Уэсу. — Тогда мне пора готовиться к неприятностям.

— А что вы можете сделать?

— Не знаю. Надо подумать.

— Держите меня в курсе, хорошо? Из этого может получиться отличная история.

— Уэс, вы невозможны.

— Спасибо.

— Это не комплимент. Вы похожи на консультанта по ДТП, только и делаете, что выискиваете угодившего в аварию.

— А вы — на людоедку. Чего на меня взъелись? Это просто моя работа. Не я превращаю человека в жертву.

— Простите, вы правы. — Я передернула плечами и попыталась улыбнуться. — Я не хотела вас задеть. По крайней мере вас лично. Это было адресовано вашим собратьям по перу. Мир?

— Да ладно. Лучше вернемся к нашим баранам… Когда вы найдете Матисса и Сезанна, я буду первый, кому вы позвоните, договорились?

Я посмотрела на дюны. Надо было вспомнить, что я чувствовала до того, как нашла картины. Пожалуй, отвечу уклончиво, но с оптимизмом, решила я.

— Скрестите пальцы на удачу, — сказала я, задавив внезапное волнение.

— И тогда вы пообещаете позвонить, да?

— Вы же знаете, я не могу этого обещать.

— Почему? Вспомните, это ведь я сообщил вам о бухгалтерских книгах миссис Грант. Вы моя должница.

— Я расскажу, что смогу и когда смогу. Это все, что я обещаю.

Он громко вздохнул и притворился обиженным. Я рассмеялась.

— Уэс, вы просто что-то с чем-то.

— «Что-то с чем-то»?

— Вы отличный репортер. Настойчивый. Но на сегодня мы закончили. Если только вы не узнали что-нибудь о телефонном звонке из «Тягучей ириски».

— Еще ничего.

— А насчет отпечатков пальцев, найденных в доме мистера Гранта?

— Их до сих пор не идентифицировали, — покачал он головой.

Мы пожали друг другу руки и договорились встретиться, когда у нас будет что обсудить.

* * *


Саши не было. Я воспользовалась возможностью перевести дух. Саша подъехала через пару минут и остановилась позади меня. Вылезая из машины, я заметила коробку конфет из «Тягучей ириски», которая всю ночь провела на пассажирском сиденье.

— Ты любишь ириски? — спросила я у Саши.

— Что?

— У меня есть коробка ирисок, но я их не очень люблю. Поэтому если хочешь, то можешь их взять.

— Конечно. Спасибо, они мне нравятся.

Передавая конфеты, я подумала о Поле. Любопытно, что она обсуждала с Барни на субботней распродаже?

— Ты готова?

— Не могу дождаться! Я знала, что у Гранта имеются уникальные вещи, но не представляла, что их столько!

— О да. Сейчас все увидишь. Для начала я ознакомлю тебя с планировкой дома. А потом мы вместе пройдемся по процедуре исследования. Итак, за дело!

Сашины глаза вспыхнули от радостного предвкушения.

— А ты будешь здесь все время?

— Нет. Мы получили в субботу несколько приглашений. Нужно разведать, что да как. Но если я понадоблюсь, звони. Я всегда на телефоне.

Офицер О'Хара встретил нас на крыльце.

— Привет, — сказал он.

— Здравствуйте, — тихо ответила Саша, глядя себе под ноги.

Я представила их друг другу и начала экскурсию, Саша следовала за мной, не в силах вымолвить и слова. Видеозапись — это одно, а непосредственное восприятие — совсем другое.

Закруглившись с обходом, мы уселись на кухне. Я предложила Саше обследовать комнату за комнатой, начав с холла.

— В подвале ничего интересного нет, разве только лампа, — сказала я. — Не уверена, что она годится для аукциона. Там еще есть кожаный дорожный сундук, но о нем я позабочусь сама. Я уже приступила к экспертизе.

Ложью я отрезала ей путь к моему тайнику.

— Ладно. Я взгляну на лампу попозже.

— Тебе нужен помощник?

— Было бы неплохо. Работы очень много.

— Сейчас устроим. — Я вытащила мобильный и позвонила Гретчен. — Доброе утро. Все в порядке?

— Конечно, — бодро ответила она.

— Пожалуйста, окажи мне услугу. Позвони Дону в Нью-Йорк, — попросила я. — Скажи, что мне для экспертизы на неделю нужен человек. Объясни ему ситуацию и предупреди, что коллекция неоднородная, поэтому требуется специалист широкого профиля. Передай, что я позвоню ему позже. Да, и попроси его прислать человека к завтрашнему дню.

Дон был менеджером по персоналу, помогал музейщикам и искусствоведам находить работу.

— Я все поняла, — заверила меня Гретчен.

Отключив телефон, я обратилась к Саше:

— А теперь давай поговорим насчет протокола.

Выслушав меня внимательно, Саша согласилась с подходом, который я выбрала.

Мы как раз обсуждали формат описи, которым воспользуемся для составления письменной оценки, когда с улицы донесся странный шум. Уютное чувство, что больше я не плетусь в хвосте событий, пошло насмарку.

— Я посмотрю, что там случилось, — сказала я и, подойдя к парадной двери, отдернула занавески.

Энди Кэбот, пугающе худая в облегающем желтом платье из спандекса и французских туфлях на каблуках, кипя от праведного гнева, ругалась с офицером О'Хара. Ее лицо было перекошено от злости.

— Пустите меня! — кричала она. — Это дом моего деда! Вы не имеете права меня останавливать.

Ответ полицейского я не расслышала, поэтому приоткрыла дверь и жестом дала понять Саше, которая начала медленно приближаться ко мне, чтобы она оставалась на месте.

— Я требую, чтобы ко мне вышла эта Прескотт!

— Мэм, успокойтесь, — сказал О'Хара, но его слова возымели обратный эффект.

Энди разозлилась сильнее.

— Не указывайте мне, что делать! Где она?!

Я вышла на крыльцо.

— Я здесь. Чего вы хотите?

Энди попыталась обойти полицейского, но тот загородил ей дорогу рукой.

— Не прикасайтесь ко мне! — взвизгнула она.

К чести О'Хары, он даже не вздрогнул.

— Убирайтесь отсюда немедленно! Вы уволены! — заявила мне Энди.

Удивительное дело: чем больше она распалялась, тем безмятежнее становилась я.

— Боюсь, вы не можете меня уволить, — мягко возразила я. — Я не работаю на вас.

— На меня, мою мать… Это одно и то же! Черт побери, я могу вас уволить! Проваливайте!

Я покачала головой, стараясь понять, что ею движет.

— Не знаю, в чем ваша проблема, мисс Кэбот, но я не собираюсь никуда уходить. У меня есть подписанный документ, дающий мне право находиться в этом доме. А у вас?

— Как вы смеете разговаривать со мной подобным тоном?! — рассвирепела она.

— Офицер О'Хара, — спокойно обратилась я к полицейскому, — я возвращаюсь в дом. Если хотите, я позвоню шефу Альваресу и расскажу, что здесь происходит.

— Да, благодарю вас, — ответил он, неколебимый, как скала.

А Энди в тщетных попытках его обойти провизжала:

— Я тебя достану, мерзавка! Ты не смеешь так со мной поступать!


Глава 15


Саша стояла в дверях кухни, бледная, с широко распахнутыми от страха глазами. Я улыбнулась, чтобы успокоить ее, и сказала:

— Буря в стакане воды. Почему бы тебе не пойти в гостиную и не приступить к делу?

— Ты уверена, что все в порядке?

— Конечно. Просто не обращай внимания на эти крики.

— Ну, если ты так считаешь…

— Да-да. Иди! — Я замахала на нее руками, гоня в холл.

Она медленно двинулась к парадной двери, словно давая мне шанс изменить решение. Когда она наконец ушла, я вытащила мобильный, нашла визитку Альвареса и набрала номер его телефона.

— Альварес, — резко откликнулся он.

— Это Джози.

— Привет. — Тон изменился, словно Альварес слегка расслабился.

— Вы помните, что я сказала вчера насчет истерики?

— Да.

— У меня для вас хорошие новости. Я попала в переделку, но держусь молодцом.

— Приятно слышать. А что за переделка?

— Меня уволили.

— Что? — испугался он.

— Вообще-то не совсем так. Меня уволила Энди, а у нее нет на это права.

— Джози, что происходит?

— Энди Кэбот, внучка мистера Гранта, находится здесь, она в бешенстве и плюется огнем. Она сказала, что я уволена. Я ответила, что она не может меня уволить, потому что я не работаю на нее, и ушла в дом. Офицер О'Хара сейчас пытается удержать ее на крыльце, чтобы она не выставила меня силой.

— Я сейчас приеду. Оставайтесь в доме.

В трубке раздались короткие гудки. Я насмешливо взглянула на свой мобильник.

— Полагаю, вам следует поторопиться.

Обезумевшая Энди продолжала поносить полицейского. Я связалась со справочной и, получив телефонный номер отеля, позвонила миссис Кэбот. Она ответила после нескольких гудков:

— Алло?

— Миссис Кэбот?

— Да.

— Это Джози Прескотт.

— Ах да. Как у вас дела?

— Прекрасно, спасибо, миссис Кэбот. Я в доме вашего отца. Мы с Сашей, моим главным экспертом, приступили к оценке. Вообще-то я позвонила, чтобы сообщить: ваша дочь сейчас здесь.

— В доме? — ахнула она.

— Она буквально рвет и мечет. Вы в курсе, что полиция взяла дом под охрану?

— Да, шеф Альварес уведомил меня об этом вчера вечером.

— Так вот, полицейский пытается удержать Энди. Но ее крики слышны даже на кухне. Она в бешенстве.

— Простите меня, Джози. Это я виновата. Я сказала ей, что наняла вас. Я думала, мне удалось убедить ее, что вы поможете нам все продать с наибольшей выгодой. Мне очень жаль. С вами все в порядке? — Судя по голосу, ей действительно было стыдно за свою дочь.

— Со мной все нормально. Вы не знаете, что ее так разозлило?

Я совсем не хотела об этом спрашивать, но чувствовала, что иначе не смогу понять, с чем имею дело.

Миссис Кэбот ответила после долгого молчания:

— Мистер Эппс, адвокат отца, сказал, когда мы впервые с ним встретились, что у мистера Трюдо есть все необходимое, чтобы помочь нам. Мы тогда только приехали. Думаю, Энди услышала его слова и зациклилась на них.

— Но почему? Что такого сказал Эппс?

Снова помолчав, она спросила:

— Вы знаете, что мой отец попросил мистера Эппса помочь ему продать Ренуара?

— Впервые слышу.

— Мистер Эппс сказал следующее. Мой отец попросил его порекомендовать посредника для тайной продажи Ренуара. Мистер Эппс посоветовал обратиться к мистеру Трюдо. Энди ошеломила сумма, за которую можно продать картину. Еще мистер Эппс сказал, что как-то столкнулся с мистером Трюдо и рассказал ему о желании отца. По его словам, мистер Трюдо настолько заинтересовался картиной, что захотел ее приобрести. Зная отца, могу сказать: ему наверняка понравился мистер Трюдо, ибо намерение купить Ренуара характеризует человека как очень состоятельного. А богатых людей отец ценил так же высоко, как и само богатство.

— Энди присутствовала в течение всего разговора с мистером Эппсом?

— Да. Сразу после разговора она устремилась к телефону, чтобы договориться с мистером Трюдо о продаже полотна, но я ее остановила.

— И почему же вы это сделали?

— Во-первых, мне хотелось как можно больше узнать о том, чем я владею, прежде чем поручать кому-то его продавать. Во-вторых, нужно сначала пройти процедуру подтверждения подлинности завещания, а потом уж действовать.

Я согласно кивнула невидимой собеседнице.

— А Энди видела опись, составленную полицией? Или бухгалтерские книги вашей матери?

— Не думаю. Я ничего ей не показывала. А в чем дело?

Мне не хотелось обвинять Энди в «покушении» на Матисса и Сезанна. Ведь получалось, что она понятия не имеет об их существовании.

Поэтому я проигнорировала вопрос и вернулась к прежней теме:

— Так вы не знаете, почему Энди ополчилась против меня?

— Вас это серьезно задевает?

— Да, простите за прямоту. И за то, что пристаю к вам с этим перед похоронами.

— Ничего, Джози, я ценю вашу прямоту. К сожалению, моя дочь — тяжелый человек. Всегда таким была. В последнее время ее очень интересуют деньги. Больше я ничего не знаю. Думаю, с ней не все в порядке. Достаточно только взглянуть на нее. Мне кажется, у нее какие-то проблемы. Вряд ли она настроена конкретно против вас, скорее она настроена против всего, что мешает ей немедленно получить деньги.

Я вспомнила парня, вместе с которым училась в колледже. Он выглядел и вел себя так же, как Энди. Запавшие щеки, пустые глаза, вспыльчивость и постоянные поиски денег. Парень сидел на метамфетамине. «Может, Энди одержима тем же демоном?» — подумала я.

С улицы донесся звук полицейской сирены. Это приехал Альварес.

— Энди сказала, что я уволена.

— О Боже! Пожалуйста, простите ее, Джози. Разумеется, вы не уволены.

— Спасибо, миссис Кэбот. Я могу сказать полицейским, что ей запрещено заходить в дом?

Помедлив, она ответила:

— Да, конечно.

— Еще раз спасибо. Мне кажется, приехал шеф Альварес, поэтому вынуждена проститься с вами.

— Спасибо за звонок. Я буду в отеле до одиннадцати. Пожалуйста, позвоните мне в случае чего. — Она повесила трубку.

Я прошла в холл.

— Ну, как ты? Скучать не приходится? — спросила я у Саши, скорчив дурашливую рожицу.

— Все в порядке? — прошептала она.

Я еле расслышала ее голос. От нее веяло неуверенностью и страхом. Бедняжка казалась бледной тенью.

— Все замечательно, — ободрила я ее. — Миссис Кэбот подтвердила наше право быть здесь.

Открыв дверь, я выглянула наружу. Альварес стоял ко мне спиной. Громогласные обвинения Энди обрушивались на него с ураганной силой. Альварес не реагировал.

— Ты, чертов мерзавец, я добьюсь, чтобы ты распрощался со своим значком! — проорала ему Энди и перевела взгляд на О'Хару. — И ты поплатишься! Ты лапал меня, больной урод! Сукин ты сын! — Внезапно истерика прекратилась. Энди принялась умолять Альвареса: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, можете не пускать меня в дом деда. Честно, я могу это пережить. Но ведь вам больше не нужен Ренуар, правда? Ваши специалисты изучили его вдоль и поперек. Они, наверное, узнали о нем все, что только можно. Значит, вы с ним закончили, правильно? Ну пожалуйста, верните его нам, и я уйду. Навсегда. Обещаю. Вы больше меня не увидите. Мама сказала, что я могу его забрать, поэтому нет никаких проблем. Ну, что вы скажете? Договорились?

«Определенно метамфетамин», — диагностировала я.

— Шеф Альварес, — прошептала я в щелку. — У меня есть важная информация.

Он склонил голову набок, показав, что услышал меня.

— Подождите здесь. О'Хара, проследи, чтобы она не сделала ни шагу вперед. Понятно?

Раздалось ворчливое подтверждение приказа.

Предупредив Энди, что вернется через минуту, Альварес зашел в холл и проследовал на кухню.

— Итак, что вы хотите сообщить?

— Развлекаетесь с Энди? — улыбнулась я ему.

— Только не сейчас, Джози, — ответил он с полуулыбкой. — Рассказывайте, что узнали.

Я напустила на себя деловой вид, который был под стать его настроению.

— Я только что говорила по телефону с миссис Кэбот. Она по-прежнему хочет, чтобы я провела оценку имущества ее отца, поэтому просит полицию не пускать Энди в дом. Она однозначно заявила, что в сложившейся ситуации у Энди нет никаких прав что-либо требовать.

Альварес кивнул:

— Какой у нее номер телефона?

Я догадалась, что он собирается проверить мое сообщение, но ничуть не обиделась. Напротив, я вытащила свой мобильный и нажала кнопку перезвона. Передав ему трубку, я сказала, чтобы он попросил соединить его с номером 319. Он так и сделал.

— Миссис Кэбот? Да… Мисс Прескотт рассказала о вашем разговоре… Да… Я хотел услышать это от вас самой… Нет… нет… Вы уверены?.. Хорошо… О чем?.. Понимаю… Вы хотите, чтобы она здесь находилась?.. Я вас понял… Простите, что побеспокоил вас… Да… Да… Нет… Все в порядке… Что-нибудь еще?.. Тогда хорошо… Благодарю вас… Да… Я постараюсь… До свидания.

Отдав мне телефон, он двинулся на выход. По дороге он коснулся рукой моего плеча. Я посчитала этот жест за намек на близость.

Проводив Альвареса, я оставила дверь приоткрытой.

— Вы не можете войти, — сказал Альварес Энди. — И не можете забрать Ренуара. Это все. Но вы должны немедленно покинуть территорию не принадлежащей вам частной собственности.

Мне пришлось изо всей силы сдерживаться, чтобы не рассмеяться. Выступление Альвареса было потрясающим.

— Я подам на вас в суд, — взвизгнула Энди.

— Тогда и на нью-хэмпширский суд тоже. — Голос Альвареса звучал спокойно, без намека на сарказм. — Это он ответственен за проволочку с утверждением завещания.

Не произнеся больше ни слова, Энди сорвалась с места и понеслась прочь от крыльца. Маленький шофер поспешил обежать лимузин, чтобы оказаться у задней дверцы раньше ее. Он распахнул дверцу, и девушка нырнула в машину так, словно за ней гнались тысячи чертей.


Мне понадобилось целых пятнадцать минут, чтобы убедить Сашу, что все в порядке. Альварес предупредил меня, что в десять утра Грифф сменит О'Хару и останется до четырех вечера.

— Вы понимаете, что творится с Энди? — спросила я у него.

— Еще бы, — ответил он. — Она вне себя.

— Но почему?

— А как вам кажется?

Я помедлила, не уверенная, стоит ли говорить открыто.

— Думаю, ей не терпится получить деньги, — пожала я плечами.

— Что верно, то верно, — согласился он. — По крайней мере это сомнений не вызывает.

После того как мы поговорили и ни один из нас не сказал ничего, что не было бы известно другому, он ушел.

Сашу я обнаружила в гостиной. Она с фонариком в руке изучала внутреннюю часть инкрустированного шахматного столика, купленного миссис Грант в Бостоне полвека назад.

— Ты в порядке? — спросила я.

— Какая потрясающая работа, — ответила она с благоговейным трепетом и начала выползать из-под стола.

Я остановила:

— Не вставай. Я просто хотела сказать, что уезжаю.

— Ясно, — пробормотала она в огорчении.

— У тебя ведь есть мобильный?

— Да.

— Если я понадоблюсь, позвони мне, — сказала я бодрым голосом. — И помни: полиция рядом. Так что ничего не бойся. Хорошо?

— Конечно.

— Держи телефон поближе. Возможно, я тебе позвоню.

— Ладно.

На пороге комнаты я оглянулась. Саша с лупой в руке изучала крепления столика, выискивая признаки реставрации.


Возвращаясь в Портсмут, я позвонила Гретчен. Зная ее любовь к слухам — касались ли они знаменитостей или простых смертных, — я не удивилась ее настойчивым расспросам о деле Гранта и легко уклонилась от ответа. Я только сказала ей, что Саша работает в доме, и спросила, как дела на складе. Гретчен доложила, что не сумела поймать Дона, но передала ему сообщение через секретаршу. В остальном был полный порядок. Гретчен занималась сверкой квитанций на проданные товары. Буквально перед моим звонком она говорила с профессором из университета Нью-Хэмпшира, и тот согласился передать нам свою библиотеку.

Я обрадовалась. Рой, поставщик, который в субботу предложил нам редкие книги, куда-то пропал. Возможно, его переманил другой антиквар, такое случается часто. Я не знала, есть ли в собрании профессора ценные книги, да и не хотела знать. Люди ожидают увидеть новый ассортимент каждый раз, когда отправляются за покупками. Обманите их ожидания, и они перестанут приходить к вам.

Вернувшись на склад, я схватила ключи от фирменного фургона и снова выскочила. Синий фургон был стареньким, но опрятным и полезным в хозяйстве. Я обзавелась им сразу по прибытии в Портсмут. Он стоил три тысячи долларов — дешево по тем временам. Фургон безропотно развозил нас по антикварным и книжным ярмаркам и местам закупок, правда, им было сложно управлять из-за отсутствия рулевого привода с усилителем, да и размеры его всегда становились проблемой при парковке.

На Церес-стрит я легко отыскала, где живет профессор. И даже нашла недалеко от его дома с террасой свободное местечко для парковки. У меня ушло десять минут, чтобы аккуратно поставить машину. Просто кошмар.

Профессор встретил меня радушно и сразу провел в кабинет. Короткий разговор и быстрый осмотр показали, что библиотека ничего собой не представляет — заурядный набор книголюба.

Выборочно я проверила титульные листы нескольких книг и убедилась, что они не принадлежат книжным клубам. Затем я быстро подсчитала количество книг — десять томов на полке, шесть полок в одном стеллаже, четырнадцать стеллажей, итого восемьсот сорок книг.

Профессор стоял рядом и, заложив руки за спину, наблюдал за моей работой. Он выглядел печальным. Мне было важно уловить его настроение прежде, чем я начну с ним торговаться.

— Вы рады, что скоро уйдете на пенсию? — спросила я. — Куда отправитесь? В Северную Каролину?

— Ну, молодая леди, одно дело — думать о пенсии и составлять планы на нее, и другое — разбираться с вещами, накопившимися за тридцать пять лет, раздаривать одежду, которая мала тебе уже целое десятилетие, или продавать книги, которые ты любишь, совершенно незнакомому человеку. Только не обижайтесь.

— И не собиралась, — улыбнулась я. — Уверена, даже при благоприятных обстоятельствах переезд — тяжелое испытание. А когда он вызывает смешанные чувства, думаю, он вдвойне тяжелее.

— Именно так, — вздохнул профессор.

— Полагаю, вас разочарует мое предложение, но как специалист в области английской литературы вы понимаете, что в вашей библиотеке нет ничего особенного. Это не означает, что вы не любите книги, просто среди них нет ни одной, которая обладала бы ценностью для перепродажи.

— Правда? — удивился он. — А что вы имеете в виду, говоря о ценности?

— Здесь не так много книг, которые я смогу продать дороже, чем за доллар.

— Но у меня много книг о Гражданской войне. — Он указал на стеллаж справа от двери. — Они стоят гораздо больше. Я сам покупал их у букинистов. На обложке до сих пор осталась цена. — Он вытащил одну книгу и показал написанную карандашом пометку «12 долларов».

Я перелистала страницы.

— Ее состояние уже не настолько хорошее, чтобы запросить за нее такую цену. Вы видите? — Я указала на переплет. — Корешок порван, а здесь несколько страниц совсем потрепаны.

— Потому что ее читали. — Профессор начал потихоньку злиться. — Но сама книга по-прежнему замечательная.

— Я понимаю. — Я указала на книги: — Но они всего лишь копии, переиздания. — Я улыбнулась: — У меня самой целые стеллажи таких книг. Извините, как деловой человек я не могу предложить больше двухсот долларов за все.

— Что? — В его голосе прозвучало возмущение.

— Я понимаю, вы любите эти книги. — Я встретилась с ним взглядом и смягчила тон. — Мне жаль, что я не могу предложить вам больше двухсот долларов. Если хотите, попробуйте обратиться к другому антиквару. Но моя цена такова.

Он помолчал, успокаиваясь, и, покачав головой, сдался.

— Просто для меня стало шоком узнать, как мало стоит то, что я так лелеял.

— Это действительно больно, — кивнула я.

— Хорошо, я отдам их вам за триста долларов.

Шок прошел. Началось выторговывание условий. Я это обожала.

Помолчав, словно обдумывая его слова, я отрицательно мотнула головой:

— Извините. Самое большее, на что я могу пойти, — это двести десять долларов.

— Всего на десять долларов больше! Звучит как оскорбление.

— Вы бы так не сказали, знай о моих финансовых возможностях. Я совсем не хотела вас оскорблять. Я увеличила сумму на пять процентов от того, что предложила вначале. По-моему, справедливая сделка.

Он насупился:

— Тогда двести пятьдесят.

Я улыбнулась и направилась к дверям.

— Попробуйте обратиться к кому-нибудь еще, но все, что я могу вам предложить, — это двести десять долларов. Здесь и сейчас. Наличными.

Не успела я переступить порог, как он меня окликнул:

— Погодите.

Я обернулась.

— Я согласен, забирайте.

Он был хорошим человеком. Возможно, он не разбирался в стоимости подержанных книг, но он согласился, чтобы Эрик приехал за ними завтра утром, и радостно помахал мне рукой, когда я отъезжала от его дома.

Возвращаясь на склад, я самодовольно улыбалась. Мне не только удалось значительно пополнить ассортимент подержанных книг, но и не переступить установленный мною же лимит в двадцать пять центов за том. Ей-ей, я неплохо справилась с работой.


Неожиданно для самой себя я решила съездить в церковь. Мне захотелось выказать уважение миссис Кэбот, которая вела свою борьбу в одиночку. Вряд ли, подумала я, моя деловая репутация пострадает от этого поступка.

Я была одета в джинсы, майку и клетчатую фланелевую рубашку. Не слишком подходящий наряд для траурной церемонии. И все-таки я крутанула рулевое колесо.

Зайдя в церковь, я просмотрела имена в гостевой книге и добавила свое. На церемонию, кроме меня, приехало двадцать человек, среди которых я с удивлением обнаружила шефа полиции Альвареса. Я подождала в атриуме до тех пор, пока священник не начал говорить, и проскользнула к ближайшей скамье.

Позади миссис Кэбот сидели Барни и Марта. Барни наклонился и что-то прошептал миссис Кэбот. Та ничего не ответила, зато Энди повернулась к нему и отпустила пару слов, ласковых, надо полагать. Альварес размещался поодаль от них. Заметив меня, он кивнул.

Адвокат мистера Гранта, Эппс, сидел рядом с миссис Кэбот. Почувствовав мой взгляд, он оглянулся и посмотрел на меня с неодобрением. Похоже, адвокат по-прежнему считал меня мошенницей. Потом он отвернулся и стал внимательно слушать священника.

Речь преподобного оказалась настолько проникновенной, что разбередила во мне затянувшиеся раны. Я вспомнила о своих утратах и почувствовала боль. Не дожидаясь конца церемонии, я покинула церковь.

В машине я опустила стекло и подставила лицо холодному ветру. Что-что, а уж это мне было известно: лучший способ заглушить душевную боль — с головой уйти в работу.


Вернувшись на склад, я какое-то время потратила на проверку финансовых документов, накопившихся после дней распродажи. Дела обстояли просто великолепно. Разобравшись с бумагами, я задумчиво посмотрела в окно.

Уэс был прав. Мне следовало подготовиться к атаке со стороны Барни. Он был очень серьезным конкурентом. Благодаря неплохо подвешенному языку и умению заговаривать зубы ему удалось прослыть большим знатоком в области антиквариата. Конечно, не все ему верили, но были и такие, кто прислушивался к его мнению. Хотя бы Эппс. Иначе с какой стати адвокат мистера Гранта считал меня мошенницей?

Упершись мысками ботинок, я выдвинула нижний ящик стола и водрузила на него ноги, устроившись поудобнее. Потом я откинулась на спинку кресла и завела руки за голову. Что бы такое придумать в противовес Барни? С помощью каких оригинальных услуг увеличить приток клиентов и защитить престиж фирмы?

И тут мне пришла мысль, которая заставила меня принять рабочую позу. Бинго! Как насчет услуги экспресс-оценки? Что-то вроде доморощенного варианта телевизионного шоу, идущего по Пи-би-эс. Мы с Сашей могли бы по очереди заниматься этим во время субботнего показа. Наверняка посетителям будет интересно узнать, как с помощью подписных сайтов определяется стоимость того или иного предмета. Подобная демонстрация привлечет не только зевак, но и вызовет доверие к нашим ценам.

Не в силах усидеть на месте, я вскочила и подошла к окну. Предстоящее поражение Барни вызвало у меня злую усмешку. Соперник не располагал специалистами соответствующего уровня, чтобы продублировать мое нововведение. Марта определенно была не в счет.

Тогда скандалы вроде того, что она устроила по поводу табуретки, станут невозможными, подумала я. Мы назовем это «Экспресс-оценкой Прескотт». И не будем брать деньги с человека, который пожелает уточнить цену приглянувшейся вещи.

Я заметалась по кабинету, подхлестываемая идеями. От одних я отмахивалась, другие брала на заметку. Я размышляла над тем, как организовать рекламу новой услуги, каким должен быть киоск, где эта услуга будет оказываться, и какую толпу народа соберет моя затея.

Зазвонил телефон.

— Это Барни Трюдо, — сказала Гретчен, когда я подняла трубку. — Он хочет узнать, можно ли ему заехать и поговорить с тобой. Он сказал, что это очень важно.

— Конечно, — мгновенно отреагировала я на вспыхнувшее любопытство.

Нетерпеливо побарабаня пальцами по столу, я почувствовала, как на смену уверенности и азарту приходит беспокойство. Взглянув на часы в компьютере, я сообразила, что мистер Грант уже предан земле. Человек, который мне нравился и который оказался вором и лжецом. Человек, которого зарезали. «Почему же его убили? — задумалась я. — Чтобы предотвратить продажу картин или сохранить в тайне их историю? Связан ли визит Барни с убийством?» Мое сердце зашлось от страха.

Я прошлась по кабинету, остановилась возле окна, выглянула наружу и снова опустилась в кресло.

Наконец Гретчен сообщила о прибытии Барни. Я попросила ее направить его ко мне и вышла на лестничную площадку.

— Привет, Барни, — выдавила я улыбку.

— Джози, — просиял он, — рад тебя видеть. Обожаю винтовые лестницы! Остроумное пространственное решение.

— Спасибо, Барни. Ты еще не бывал у меня в офисе?

— Не имел такого удовольствия.

— Сейчас получишь.

Я усадила его на желтый диванчик и предложила что-нибудь выпить. Он отказался. Я опустилась в кресло и вцепилась в подлокотники. Так ребенок, оставленный родителями на ночь в темной комнате, хватается за одеяло в надежде, что оно спасет его от Фредди Крюгера.

— Джози. — На лице Барни появилось выражение дружеской озабоченности. — Я здесь потому, что этого требует мой долг. Я хочу тебе помочь.

— В самом деле? — усомнилась я.

— Вся эта ситуация с имуществом Гранта… крайне неприятна. — Он печально покачал головой.

— Не спорю, — осторожно согласилась я, понимая, что его внезапное доброхотство не сулит мне ничего хорошего.

— Насколько я знаю, ты работаешь на миссис Кэбот.

Я решила уклониться от ответа, но потом сообразила, что вилять не имеет смысла. Мой контракт не составлял большого секрета. Кроме того, я сообщила о нем Уэсу, а значит, и всему городу.

— Да, она наняла нас, чтобы провести оценку.

— Это серьезная работа, — кивнул Барни.

— Верно, — улыбнулась я.

— Миранда тревожится за мать. Все-таки Дана — женщина в возрасте.

То, что он назвал дочь миссис Кэбот Мирандой, не превратило наглую ложь в правду. Энди было наплевать на всех, за исключением себя самой. Единственное, что ее волновало, — это деньги.

— Не такая уж она и старая, миссис Кэбот.

— Внешний вид иногда обманчив, — погрустнел Барни.

— Что ты имеешь в виду?

— Боюсь, Миранда собирается опротестовать решение матери относительно имущества мистера Гранта.

Ах вот как она поняла совет Альвареса обратиться в суд? Оригинально.

— Полагаю, она имеет полное право так поступить, но вряд ли кому-нибудь придет в голову усомниться в способности миссис Кэбот вести свои дела.

— Что ж, к нашему с тобой счастью, ни тебе, ни мне не придется с этим разбираться.

— Что правда, то правда, — согласилась я.

— Я пришел по другому поводу. Миранда наняла меня, чтобы я помог ей разобраться с запутанными проблемами, связанными с имуществом.

Я с превеликим удовольствием послала бы его куда подальше, но вместо этого вспомнила предупреждение отца: «Не показывай своих эмоций». За счет огромного напряжения воли я улыбнулась, демонстрируя вежливое любопытство.

— Я подумал, что, объединившись, мы могли бы помочь матери и дочери разрешить их разногласия без судебного разбирательства.

«Каков подлец!» — подумала я, восхищаясь его способностью выдавать свои наглые посягательства за самопожертвование во имя чужого счастья. Я пожалела, что при этом разговоре не присутствует Альварес, он-то, уверена, согласился бы с моей оценкой нелепого, шитого белыми нитками предложения Барни. Впрочем, нет, хорошо, что его не было рядом. Иначе я бы не удержалась от шутки, а заглянув ему в глаза, вряд ли смогла бы удержаться от смеха. Мне и так было трудно удерживать на лице маску профессионального безразличия.

— Спасибо за предложение, Барни. Надеюсь, они разберутся без нас.

Он оставался у меня еще двадцать минут, пытаясь найти слабое место в моей обороне. Но в конце концов сдался.

— Джози, ты просто упрямая юная пташка.

— Ошибаетесь, Барни. Я не упрямая, а принципиальная.

Он рассмеялся и, похлопав меня по плечу, ушел. Но я успела заметить, как похолодел его взгляд. Его нисколько не позабавил мой отказ. «Не повезло тебе, Барни, — подумала я ему вслед. — Очень не повезло. Хоть ты и хитрец, каких мало, но в этот раз тебе ничего не достанется».


Глава 16


Дон, менеджер по персоналу из Нью-Йорка, позвонил, чтобы уточнить, какой именно мне требуется помощник. Я объяснила, что нуждаюсь в человеке, обладающем, помимо серьезных фундаментальных знаний, некоторым усердием и толикой здравого смысла. Рассмеявшись, Дон заверил, что у него есть кое-кто на примете и что он перезвонит мне в течение часа.

Я тяжело вздохнула, сообразив, что посланнику Дона придется детально разъяснять протокол. Как же мне не хотелось этим заниматься!

— Гретчен, — позвонила я по внутренней связи, — принеси мне пустую папку, пожалуйста.

— Сейчас. А как насчет кофе? Я только что сварила.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Было бы неплохо.

Вскоре на лестнице раздалось цоканье каблучков. Я развернулась к двери. Гретчен вошла, сияя улыбкой. Одной рукой она протянула мне кружку с горячим кофе, другой положила на стол темно-красную папку с нашим логотипом.

— Могу я чем-то помочь? — поинтересовалась она.

— Нет, спасибо, — ответила я, принимая кружку. — Это касается исследовательской работы.

— Ладно, дай знать, если тебе что-нибудь понадобится. — Она жизнерадостно махнула мне и удалилась.

На мгновение я задумалась, что же включить в инструкцию для новичка, и начала с описания напольных часов. Потом дала объяснение, как вычислить их стоимость. Учтя тот факт, что помощник, которого пришлет Дон, скорее всего будет не из наших краев, я отдельным текстом изложила причины своего недоверия к исследованиям, проводимым компанией Трюдо. Решив, что лишние сведения не помешают, я отксерокопировала титульные листы двух американских каталогов мебели и страницы с упоминанием аукционов Шо и Барни. Затем я вывела на принтер информацию об аукционе в Пенсильвании.

Я гадала, в какой последовательности разместить этот материал, когда позвонил Макс.

— Привет, Макс. Я как раз подумывала о ленче. Может, присоединишься? Я покупаю.

— Спасибо, Джози, но в другой раз. Звонил Альварес.

Я напряглась в ожидании неприятных новостей.

— Что на этот раз?

— Не знаю. Но он хочет встретиться с нами сегодня.

У меня мгновенно пропал аппетит. Вызов в полицию не сулил ничего хорошего. Меня затрясло, в горле словно появился комок ваты.

— Понятно, — сказала я откашлявшись. — Во сколько?

— В три часа тебя устроит?

— Конечно. Встретимся прямо там, хорошо?

Повесив трубку, я задумалась, чем обусловлена просьба Альвареса. Многочисленные «а что, если» только усилили страх. «Прекрати! — приказала я себе. — Очень скоро все прояснится, вот тогда и психуй в свое удовольствие». Раздался телефонный звонок. Дон предложил мне нанять Фреда Рейнольдса за четыреста долларов в день.

— Он идеальный кандидат, Джози. Молодой, но очень старательный. Умный и все схватывает с полуслова. Правда, он не слишком общительный. Но дай этому мальчику антикварную вещицу и компьютер, и за ним не угонишься.

Я рассмеялась, чувствуя, как от моего плохого настроения не осталось и следа.

— Спасибо, Дон. Ты лучше всех.

Он также сообщил, что Фред уже на пути к нам. Он вылетел самолетом до Бостона, там возьмет машину напрокат, и если не случится ничего непредвиденного, будет у меня сегодня в четыре вечера. Я передала эту информацию Гретчен, и она поспешила снять для нового сотрудника номер в маленькой гостинице в центре Портсмута.

Затем, чувствуя, что страх возвращается, я отпила из бутылки воды и углубилась в работу над протоколом.

Скомпоновав инструкцию, я пробила листы дыроколом и нанизала их на дугообразные стержни папки. Полюбовавшись на дело своих рук, я опустила крышку. Что ж, мне было чем гордиться. У Фреда не должно было возникнуть вопросов о том, что я подразумеваю под термином «профессиональный стандарт».

Я позвонила Саше.

— Как продвигается работа? — поинтересовалась я, когда она ответила на звонок.

— Хорошо. Я сейчас вожусь с софой, на подходе два стола и подставка для комнатных цветов.

— Отлично. Ты быстро работаешь.

— Стараюсь. Здесь дел невпроворот.

— Это точно. Послушай, Дон утверждает, что нашел для нас отличного специалиста в области исследований, молодого парня по имени Фред Рейнольдс. Он приезжает сегодня около четырех часов.

— Здорово.

— Мне надо будет отъехать, возможно, на весь день. Когда Фред появится, введи его в курс дела. Хорошо?

— Ладно. А что насчет протокола?

— Это я взяла на себя. Ты не против встретиться с Фредом завтра в восемь утра в офисе?

— Без проблем.

— Тогда договорись с ним об этом.

— Хорошо.

— Сначала дай ему посмотреть кассету и объясни, какое она имеет отношение к бухгалтерским книгам миссис Грант. А потом я пройдусь с ним по протоколу. Думаю, после этого он сможет приступить к работе.

Повесив трубку, я решила, что будет лучше, если я возьму с собой подготовленный материал и еще раз его просмотрю. Мне не хотелось ударить в грязь лицом перед Фредом.

С папкой под мышкой я спустилась вниз.

Гретчен договаривалась по телефону о встрече для меня. Насколько я поняла из разговора, семейная пара собралась переехать из большого дома в колониальном стиле в Дурхаме в небольшую квартиру на Южной мельничной запруде в Портсмуте после того, как их дети отправились учиться в колледж. Гретчен протянула мне записку, в которой было написано: «Завтра в два часа?»

Я согласно кивнула. Закончив переговоры, Гретчен сказала:

— Думаю, это стоящее предложение.

— Уверена? И что они хотят продать?

— По их словам, много чего. — Она глянула на листок. — Фарфоровый сервиз, ничего особенного. Столовый гарнитур сороковых годов. Журнальные столики. Вырезанные вручную деревянные фигурки. Ширмы из Японии. Бильярдный стол в хорошем состоянии. И коробки со всякими мелочами.

— Здорово! И как они на нас вышли?

— На распродаже. Их сосватал Эрик.

— Отлично. — Я положила листок с их адресом в сумочку. — У Эрика сегодня выходной?

— Ага.

Поскольку по субботам мы работали, в течение недели у каждого был выходной. Эрик обычно отдыхал в понедельник. Гретчен и Саша договаривались между собой, какой день они возьмут, чтобы в офисе всегда кто-то находился.

— А ты когда отдыхаешь?

— В четверг.

— Завтра отправь Эрика к профессору за книгами. И пусть возьмет помощника, там очень много работы.

Кивнув, Гретчен написала себе напоминание и приклеила его на монитор компьютера.

— Я сейчас договорюсь насчет помощника.

— Хорошо. Я ухожу. Когда приедет Фред, проследи, чтобы у него было все необходимое, и проводи его в гостиницу, ладно?

Она посмотрела на меня, словно говоря: «И ты в этом сомневаешься?». Я улыбнулась:

— Конечно, нет.


Я заехала в продуктовый магазин и, покрутившись вокруг салат-бара, выбрала то, чем бы мне хотелось перекусить. Обедать я отправилась на пляж, где и поела, сидя в машине. Еда была вкусной, но не шла ни в какое сравнение с домашней. Я любила готовить и жалела, что рядом нет никого, для кого бы я могла это делать. Мой бывший парень Рик любил мою стряпню, и это было основное его достоинство.

Интересно, как он сейчас поживает. Когда я звонила ему в последний раз, чтобы сообщить, что уезжаю в Нью-Хэмпшир, он ответил, что это неплохая идея и что смена обстановки поможет мне пережить смерть отца. Тогда я никак не отреагировала ни на его жестокий ответ, ни на резкий тон. Его неумение сопереживать было одной из причин, почему мы расстались через месяц после смерти отца, но его уверенность, что я должна подставить ему другую щеку и все простить, до сих пор вызывала у меня недоумение. Я пожелала ему всего хорошего и повесила трубку, впервые испытав настоящее облегчение от нашего разрыва.

Я грустно покачала головой. До сих пор было трудно поверить, что после двух лет безоблачных отношений между нами все так круто изменилось. За какую-то неделю совместные поездки по фермерским ярмаркам сменились мучительными попытками двух незнакомых людей поддержать разговор.

От накативших воспоминаний слезы подступили к горлу, и я уронила голову на руль. Вот я готовлю соус по-ньюбургски, смешивая шерри со сливками, а Рик подходит сзади и обнимает меня за талию. Убрав волосы, он покрывает мою шею поцелуями, и он каждого прикосновения его губ к моей коже меня словно пронзает электрическим разрядом.

Я резко выпрямилась, прогоняя воспоминания. Я не скучала по нему, просто мне хотелось, чтобы рядом был близкий человек. Я потратила годы и уйму душевных сил, чтобы справиться с одиночеством. Но все было напрасно, мне так и не удалось избавиться от депрессии. Казалось, я просто обречена. Я не только была одинока, но надо мной как дамоклов меч висело обвинение в убийстве человека. Слезы обожгли глаза.

В полицейский участок я вошла ровно в три часа.

Макс стоял, прислонившись к стойке, и переговаривался с Альваресом, Кати крутилась возле картотеки. Втроем мы прошли по уже знакомому коридору в комнату для допросов, и я заняла свое привычное место. Не думаю, что я когда-нибудь смогу без содрогания смотреть на клетку в углу.

Когда мы расселись, Альварес включил магнитофон, назвал число, время, наши имена, потом сказал:

— Спасибо, что пришли. Наше расследование продвинулось вперед, и мне бы хотелось поделиться с вами кое-какой информацией.

— Мы тебя слушаем, — ответил Макс.

Откинувшись на спинку стула, полицейский вытянул ноги под столом. Внешне он выглядел как всегда, ничто в его поведении не выдавало, о чем он хотел нам сообщить. Я изнывала от беспокойства, но держала себя в руках, готовясь вынести все, что на меня обрушится.

— Мы больше не подозреваем Джози, если только не появится новая информация, что маловероятно.

— Что? — ошеломленно воскликнула я.

— Мы считаем, что вы не замешаны в убийстве. — Альварес слегка улыбнулся.

Макс сдержанно поздравил меня — положил руку на плечо. У меня по щекам хлынули слезы. Я попыталась их остановить, но тщетно. Тогда я глубоко вздохнула и тут заметила, что держу сиденье стула мертвой хваткой. Я с трудом отцепилась от стула, положила руки на стол и начала сжимать и разжимать кулаки, чтобы расслабиться. Потом, благодарно кивнув, сняла руку Макса с плеча и, выудив из сумки салфетку, вытерла слезы.

По мере того как уходили напряжение и тревога, во мне закипал гнев. Затолкав скомканную салфетку в сумку, я спросила у Альвареса:

— Почему вы мне не позвонили?

— Что вы имеете в виду?

— Нет, это я хочу спросить у вас, что вы имеете в виду. Вы заставили меня сюда приехать лишь для того, чтобы сказать, что больше не подозреваете меня? Вам не кажется, что я была бы не прочь узнать об этом сразу, как только вы пришли к такому выводу? Неужели вам было тяжело поднять трубку и позвонить мне?

В ответ он лишь спокойно пожал плечами, словно считал, что я излишне волновалась.

— Простите. Но мне нужно обсудить с вами еще кое-что, поэтому в любом случае нам надо было встретиться.

Я посмотрела на него и возмущенно встряхнула головой. Его снисходительное отношение к тому, через что мне пришлось пройти в эти дни, еще больше меня разозлило.

— Значит, вам понадобилось поговорить со мной? Как это чутко с вашей стороны совместить свои нужды с моими, — не смогла я удержаться от сарказма.

— Я не это имел в виду, простите. Наверное, я и вправду проявил некоторую черствость, не позвонив вам сразу.

— Некоторую! — возмущенно фыркнула я.

Макс мягко сжал мою руку.

— Джози, он понял, что виноват. Давай не будем зацикливаться на этом.

— Нет, Макс. — Я стряхнула его руку. — Это очень важно. Такое впечатление, что я еще должна поблагодарить вас за то, что вам понадобилось о чем-то со мной поговорить. Ведь иначе когда бы я узнала, что вы сняли с меня подозрения? Завтра? Послезавтра? О, я знаю! Наверное, вы бы попросили Кати при случае мне позвонить, правильно?

— Ну хорошо, Джози, — сказал Альварес. — Я все понял. Я повел себя как бесчувственный чурбан. Я еще раз прошу у вас прощения, и делаю это вполне искренне. Теперь мы можем продолжить?

«Остановись, — велела я себе. — Вдохни. Подумай». Сделав глубокий вдох, я повернулась к Максу и встретилась с его сочувствующим взглядом. Я отвернулась и уставилась в окно. Гнев испарился так же неожиданно, как и возник, оставив меня выжатой, как лимон. Сделав еще один глубокий вдох, я взглянула на Альвареса и слабо ему улыбнулась, предлагая тем самым перемирие. В ответ он тоже улыбнулся.

Я чувствовала себя крайне неловко, не представляя, что дальше говорить или делать. Я снова улыбнулась, на этот раз более уверенно. Альварес также ответил мне улыбкой, и я залюбовалась золотыми искорками, которые вспыхнули в глубине его глаз. Они гипнотизировали, притягивали меня. Казалось, время остановилось. Макс кашлянул и рассеял наваждение. Я отвела взгляд.

— Вы тоже меня извините, — сказала я. — Просто эта ситуация выбила меня из равновесия. Обычно я не устраиваю подобных скандалов.

Альварес улыбнулся:

— Все не так уж и плохо. Меня называли и похуже, чем «бесчувственный чурбан».

— Правда? Когда?

Он заерзал на стуле.

— Если не возражаете, мы поговорим об этом в другой раз.

— Итак, — сменила я тему, испытав удовольствие от его дискомфорта. — Почему вы поверили в мою невиновность?

— Это мы тоже обсудим попозже. Если вы не против, мне бы хотелось обсудить кое-что поважнее.

— Конечно. И что же?

— Я попросил вас приехать, чтобы помочь. Наше расследование достигло того этапа, где нам не обойтись без специалиста.

— Специалиста в чем? — уточнил Макс.

— В оценке.

— Почему вы решили обратиться к Джози?

— Было логичным остановиться на ее кандидатуре. Мы могли бы пригласить эксперта со стороны, но для моего плана лучше, чтобы это была Джози, если, конечно, она согласна нам помочь.

— И что вам нужно?

Альварес откашлялся и неторопливо постучал карандашом по столу.

— Пара вещей. Во-первых, что вам известно о Ренуаре? Если верить записям миссис Грант, три полотна были куплены у кого-то, скрывающегося под инициалами «А.З.». Они вам что-нибудь говорят?

— Минуточку, — прервал его Макс, вытянув руку, чтобы предупредить меня хранить молчание.

Он склонился ко мне и прошептал:

— Ты знаешь, что они означают?

— Нет, — прошептала я в ответ.

— А тебе известно что-нибудь о картинах?

Подумав, я решила сказать правду:

— Да.

— Что именно?

— Это не объяснишь в двух словах.

Макс выпрямился и взглянул на магнитофон. Красная лампочка указывала, что он включен. Тогда Макс сказал Альваресу:

— Нам с Джози надо посовещаться. Если ты не возражаешь, мы выйдем и немножко прогуляемся.

— Конечно, — прищурился Альварес. — Но вы можете остаться здесь, а я выйду, как делал это раньше.

— Просто я хотел немного размять ноги, — ответил Макс.

Полицейский пожал плечами и выключил магнитофон.

— Дайте знать, когда будете готовы продолжить.

Выйдя из участка, мы с Максом пересекли улицу и взобрались на песчаные дюны. Я подобрала плоский серый камень и швырнула его в сторону океана. С запада надвигались плотные облака, и водная гладь была покрыта белыми барашками. Макс потянулся и наклонился вперед.

— Это большое облегчение, правда? — спросил он, выпрямившись.

Я чуть не задохнулась от подступивших к горлу слез.

— Ты даже не представляешь какое. — Я схватила его за руку и прислонилась лбом к его плечу. — Спасибо тебе, Макс.

— Пожалуйста, Джози. — Он похлопал меня по плечу. — И хотя я не знаю, что я такого сделал, но с тобой было приятно работать.

Я улыбнулась, несмотря на полный хаос в душе. Слезы постепенно пошли на убыль, и я повернулась лицом к океану. Воздух, пропитанный солью, пахнул свежестью. Я стояла, вдыхая полной грудью, и ощущала, как ко мне возвращается былая уверенность в себе, а улыбка с каждой секундой становится все шире.

— С чего тебя вдруг потянуло подышать свежим воздухом? — поинтересовалась я.

— Мне просто захотелось подчеркнуть, что теперь мы можем это сделать. На этот раз мы здесь не для допроса. Нас попросили оказать услугу.

— Ничего себе. А ведь правда. — Я снова улыбнулась.

Он пожал плечами и немного смутился:

— Мне хотелось немного позлорадствовать.

Я похлопала его по плечу и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

— Итак, я слушаю тебя.

— Я отыскала информацию обо всех трех картинах. Все они были украдены у еврейских семей перед началом или во время Второй мировой войны. Матисс исчез из маленького музея на Средиземноморье. Остальные два полотна были украдены нацистами.

— Невероятно, — повернулся ко мне Макс, на его лице отразился шок.

— Вот именно, — кивнула я, отвечая не только на его слова, но и на реакцию в целом. — Я знаю, это ужасно. Думаю, именно поэтому меня наняла миссис Кэбот. Ее дочь Энди — безнравственная мегера, она постарается сделать все, чтобы ее мать не смогла вернуть картины законным владельцам. Но если бы их нашла я и открыто объявила о своей находке, тогда у миссис Кэбот не оставалось бы иного выбора.

— Звучит логично, — кивнул он.

— Так вот, я их нашла.

— Что?!

— Я их нашла.

— И где же они?

— Я спрятала их в надежное место.

Помолчав, Макс спросил:

— А почему ты их не покажешь?

Я снова посмотрела на океан, пытаясь упорядочить мысли.

— Как бы это объяснить? По двум причинам. Во-первых, я подумала, что лучше придержать их на случай, если потребуется очистить себя от обвинений. Не спрашивай, как я собиралась это сделать. У меня не было четкого плана. Я просто знала, что эти картины могли оказаться моим последним козырем. Это единственное, о чем знала только я и никто больше. Это было своего рода подстраховкой.

— А другая причина?

— Я хотела сначала сказать миссис Кэбот. Я только сегодня их нашла. Но сегодня она похоронила своего отца. И мне показалось неправильным говорить с ней об этом в такой день. У меня просто язык не повернулся.

— Ты славный парень, Джози. — Макс коснулся моей руки.

— Славный парень?

— Что-нибудь еще? — улыбнулся он.

— Пожалуй, все.

— Где они сейчас?

Мне не хотелось раскрывать их местоположение, но и молчать я не могла. В конце концов, Макс был моим адвокатом. И все же я ответила уклончиво, не вдаваясь в детали:

— В доме мистера Гранта. Я перепрятала их.

Он не стал настаивать на более конкретном ответе. Но поинтересовался:

— Ты уверена, что кто-нибудь не найдет этот тайник?

— Прямо сейчас никто, кроме меня, не имеет доступа в дом, и я устроила все так, чтобы ни один мой сотрудник и близко не подошел к этому месту.

— Джози, мне это не нравится. Думаю, нам лучше сказать об этом Альваресу, чтобы полиция взяла их под охрану. Ты взваливаешь на себя слишком большую ответственность. А вдруг, не дай Бог, с ними что-нибудь случится?

Я кивнула. Мне и в голову не приходило взглянуть на проблему с этой стороны. Он был прав.

— Есть еще один момент. — Я стыдливо опустила глаза.

— Какой?

— За возвращение картин предлагается вознаграждение. Я хочу его получить. Если я верну полотна полиции, то потеряю право на вознаграждение.

— Не волнуйся, я сделаю все, чтобы ты его получила.

— Тогда ладно, — сказала я, соглашаясь сделать так, как он советует.

— Возвращаемся?

— Ты уверен, что мне следует рассказать Альваресу обо всем?

Макс снова сжал мою руку.

— Да. Я защищу твои права.


Альварес выглядел мрачнее тучи. Его взгляд был тяжелым и пристальным. Он был настолько серьезен, что от него даже веяло легкой угрозой. Он спросил, готовы ли мы продолжить, Макс ответил: «Да», — и тут же вспыхнула красная лампочка магнитофона, указывая, что наш разговор снова записывается.

— Джози хочет сделать заявление.

— Я слушаю, — ответил Альварес.

— Прежде чем она начнет, проясним пару моментов. У нее есть кое-какая информация о пропавших картинах, и она собирается поделиться тем, что ей известно.

— Хорошо, — сказал Альварес бесцветным голосом.

— Мы уверены, что картины были украдены. Джози ожидает, что их вернут законным владельцам. За возвращение предложено вознаграждение. Джози хочет получить его.

Повисла тишина, если не считать стрекотания пленки в магнитофоне.

— И?.. — спросил полицейский.

Макс поерзал на стуле.

— И мы хотели бы передать вам картины. Но мы хотим, чтобы вы письменно подтвердили, что без помощи Джози Прескотт вы не смогли бы их найти.

Альварес посмотрел на меня:

— Вы утверждаете, что в настоящий момент знаете, где находятся картины?

— А вы выполните нашу просьбу?

— Когда вы их вернете, я выдам вам расписку об их получении и умолчу о других аспектах ситуации.

— Этого будет достаточно, — согласился Макс, но не я.

Наклонившись к адвокату, я прошептала:

— Мне это не нравится.

— Не волнуйся, это стандартная процедура.

— Ну хорошо, — ответила я, не слишком убежденная его словами.

— Кроме того, у нас будет копия записи. Итак, Джози, — сказал Макс громко. — Расскажи шефу Альваресу, что ты узнала о картинах.

Вдохнув поглубже, я начала:

— Я обнаружила, что все три полотна краденые.

— Как вы это узнали? — спросил Альварес.

— Посмотрела в Интернете.

— Мы тоже проводили проверку через Интернет.

— Вы искали через правоохранительные сайты, ведь так?

— Да.

— Я тоже. Там о картинах ни слова. Я нашла информацию на специализированном сайте, посвященном произведениям искусства, украденным нацистами перед началом и во время Второй мировой войны.

Альварес откинулся на спинку стула и покачал головой:

— О чем вы говорите?

— До этого вы спросили об описи, составленной миссис Грант. Запись указывает, что мистер и миссис Грант купили все три картины у «А.З.», правильно?

— Да. Вы знаете, кто это?

Я отрицательно замотала головой:

— Нет. Может, это человек. А может, галерея. Я не знаю.

— А что вы знаете?

— Картина Ренуара «Три девушки с кошкой» была одной из нескольких картин, взятых из дома Брендеров в Зальцбурге в 1939 году. «Яблоки и виноград в голубой чаше» Сезанна была украдена у уважаемого венского коллекционера и бизнесмена Клауса Вейнера и его жены Евы также в 1939 году, правда, под предлогом так называемого еврейского налога. «Нотр-Дам утром» Матисса принадлежала семье Роузен. В 1937 году они одолжили его небольшому музею в Кольюре во Франции. В феврале 1941 года хранитель музея сообщил, что ее украли, если мне не изменяет память, вместе с семнадцатью другими полотнами. Может быть, их тоже заполучили нацисты. По этому пункту я не могу утверждать что-либо с полной уверенностью. Но я точно знаю, что она была украдена и она принадлежала еврейской семье.

Слушая, Альварес смотрел на меня прищуренными глазами, а когда я закончила, он покачал головой:

— Мы догадывались, что картины краденые. Иначе зачем их так тщательно скрывать?

— Ну, иногда законные владельцы боятся воров, — рискнула я возразить.

— В таком случае вряд ли ваша дверь будет запираться на плохонький замок, — парировал он.

— Да, наверное, — согласилась я.

— Где вы их нашли?

— Они были прикрыты картинами Тавернье.

— И как вам пришло в голову там искать?

— Интуиция плюс везение.

— Где они теперь?

Я взглянула на Макса. Тот кивнул, поощряя меня продолжать.

— Я не буду говорить. Я лучше вам покажу на месте.

— Почему?

— Я хочу получить расписку после того, как передам вам их с рук на руки.

Альварес кивнул:

— Хорошо, после допроса мы сразу отправимся за ними.

— И вы дадите мне расписку?

— Да, прямо на месте. — Он постучал ручкой по столу. — Будет нужно удостовериться в подлинности картин.

— Обязательно.

— Тогда мне надо предупредить эксперта. — Он встал.

— Мне казалось, я ваш эксперт.

— Ваша задача не определение подлинности, а оценка стоимости, — улыбнулся он.

— А кого вы собираетесь пригласить?

— Лео Сноу из Дартмута.

— Да, он настоящий специалист, — согласилась я. — Хороший выбор.

— Я сейчас вернусь. — Альварес остановил запись и вышел из комнаты.

Пока его не было, мы с Максом не проронили ни единого слова. Вернувшись, Альварес включил магнитофон и сказал:

— Я позвонил доктору Сноу. Он приедет утром и захватит с собой все необходимое для проведения экспертизы, так что уже к вечеру мы будем знать наверняка, являются ли картины подлинниками. — Он помолчал. — Джози?

— Да?

— Поздравляю вас с находкой.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Я и сама рада, что нашла их.

Улыбнувшись в ответ, он спросил:

— А как вы устанавливаете стоимость?

— Вы имеете в виду Сезанна или Матисса?

— Вообще.

— Это сложно, — сказала я, имея в виду запутанность процесса.

— Разве?

— Да, это так. Отнеситесь к этому как к последнему оплоту чистого капитализма.

— О Господи!

— А почему ты спрашиваешь? — вмешался Макс.

Альварес изучал нас какое-то время, прежде чем откинуться на спинку стула и с противным скрежетом отодвинуть его от стола.

— У нас есть несколько подозреваемых, и мы надеемся, что вы поможете сузить их круг.

— Кого ты имеешь в виду? — быстро спросил Макс.

— Если наркоманы крадут бриллиантовую брошь и закладывают ее, я знаю, как определить ее цену. Я могу отправить своего человека под прикрытием, и он будет знать, как себя держать во время разговора. А Сезанн и Матисс, — он поднял руки, признавая свое поражение, — нам не по зубам.

— Ты собираешься попросить Джози сделать что-то под прикрытием? — удивился Макс.

— Или научить нас, чтобы мы сами могли это сделать. Здесь возможны разные варианты.

Ни я, ни Макс не проронили ни слова.

— Итак, вы можете рассказать, как определяете цену? — спросил Альварес.

Я вспомнила про руководство для Фреда.

— Смотрите, что у меня есть… Вуаля! — Я вытащила папку из сумки, положила ее на стол и открыла. — Здесь краткое описание процедуры, которой мы придерживаемся. Хотя начинать с нее — все равно что делать через одно место.

Альварес поднял брови.

— А что, — смутилась я, — даже моя мама не брезговала этим выражением. А она была настоящей леди.

Уголки губ Альвареса дрогнули.

— Теперь многое стало понятным. А зачем вы носите с собой эту папку?

— К нам приезжает человек, чтобы помочь управиться с оценкой имущества Гранта. Я составила это руководство для него. Хотела на досуге удостовериться, что все правильно написала.

— Могу я взглянуть? — Альварес взял папку и пролистал ее.

Когда он добрался до компании «Шо», я решила дать пояснения.

— В нашей сфере очень важно обращать внимание на то, как давно совершена сделка. Чем меньше времени прошло с момента продажи, тем более надежными являются данные для сравнения. Я решила ограничиться периодом в пять лет. Видите, как здесь детализированы факторы, с помощью которых определялась подлинность часов? Шо не поленился и рассказал об их истории. Она очень полезна, так как помогает понять, почему их цена оказалась выше, чем у аналогичных часов, проданных приблизительно в то же время.

Кивнув, Альварес пробежался глазами по листу. Перевернув страницу, он спросил:

— А это еще что?

— Информация об аукционе, проведенном Барни Трюдо в 2002 году.

Дойдя до абзаца, критикующего качество экспертизы Барни, Альварес поднял глаза и поинтересовался:

— Зачем вы критикуете Трюдо?

— Потому что сделка имела место быть, — пожала я плечами. — Я злорадствовала. Трюдо продал аналогичные часы, и нам известно, за какую сумму, следовательно, эти данные нужны. Я хотела дать понять новому сотруднику, насколько важно добросовестно подходить к экспертизе.

Альварес закрыл папку.

— Итак, что бы вы предприняли, если бы хотели продать Сезанна или Матисса?

— Я же вам показала, — кивнула я в сторону папки. — Провела бы исследование.

— Ну а навскидку вы можете назвать сумму?

— Миллионы долларов США.

— А точнее?

— В 1999 году Сезанна продали более чем за шестьдесят миллионов, но это было в период интернетовского бума. Сколько сейчас за него дают, я не знаю.

Он кивнул.

— Хорошо, допустим, на аукционе Сезанна оценили в десять миллионов. Сколько бы вы запросили, если бы хотели продать картину втайне от всех? Пять миллионов?

— Ни за что.

— Миллион?

Я задумалась на минуту.

— Вообще-то я никогда с этим не сталкивалась, но, мне кажется, вам пришлось бы скинуть еще больше… Скажем, попросить за нее полмиллиона. Подумайте сами. Вы вынуждены ограничиться определенным сортом состоятельных покупателей, которые согласны не только никогда не выставлять свои картины на всеобщее обозрение, но и молчать о том, что вообще когда-то их видели. Согласитесь, таких не слишком много. Большинство коллекционеров, не в обиду им будет сказано, покупают дорогие произведения искусства, чтобы похвастаться ими перед знакомыми. Без этой возможности произведения искусства теряют для них часть своей притягательности.

— В таком случае кому мистер Грант мог предложить купить ворованные картины?

— Тому, кто любит живопись и готов наслаждаться ею в одиночку. Тому, кто способен выложить крупную сумму наличными. При подобной сделке следует соблюдать особую осторожность, а чек на крупную сумму наверняка насторожит банк, особенно из-за закона о борьбе с терроризмом.

Альварес согласно кивнул.

— Продолжайте, пожалуйста. Что еще вы можете сказать о потенциальном покупателе?

— Я могу предположить цель тайной покупки шедевра. Это может быть страховка от инфляции. Или отмывка неправедно нажитого капитала. — Я улыбнулась. — Короче, ищите парня с огромной суммой наличных под рукой, который хочет выгодно вложить деньги. Или кого-то из мафии. Или антиквара, который водится с подобными людьми.

Альварес побарабанил по столу.

— Что ж, это сужает круг подозреваемых, — сухо сказал он. — Дело вот в чем. Я хочу попросить вас определить стоимость либо Сезанна, либо Матисса и попробовать их продать.

— Что? — воскликнула я. — Кому?

— Давай уточним… — начал было Макс, но Альварес прервал его, подняв руку.

— Как только мы договоримся об участии Джози в этом деле, я посвящу вас во все детали.

— Я не могу посоветовать Джози участвовать в столь опасном деле, — возразил Макс.

Альварес посмотрел на меня.

— Вы будете в безопасности, — заверил он.

Я снова утонула в его глазах. Ах, до чего мне не хотелось возвращаться к мрачной действительности! Я сглотнула.

— Я не совсем поняла. Вы хотите, чтобы я выяснила стоимость одной из картин, и что потом?

Альварес не сразу ответил:

— Помогите нам поймать убийцу.


Глава 17


Я сидела ошеломленная, не зная, что и ответить. Потом повернулась к Максу и мимикой попросила его о помощи.

— Расскажи нам об этом, — откликнулся на мою просьбу Макс.

Прежде чем ответить, Альварес немного покачался на стуле.

— Как я уже сказал, сначала нужно, чтобы Джози выяснила стоимость Сезанна или Матисса на черном рынке.

Макс развел руками и спросил у меня, согласна ли я это сделать.

— Ладно, я попробую, — ответила я.

— Сколько времени вам на это потребуется? — уточнил Альварес.

— Все зависит от того, насколько трудно получить доступ к необходимым данным. В любом случае это займет от двух часов до пары дней.

Он кивнул и постучал ручкой по краю стола.

— Думаю, вы понимаете: чем раньше вы это сделаете, тем лучше.

— Я начну поиск сразу, как мы закончим здесь, — заверила я его. — Для вас важно, какая картина это будет?

— Нет, — покачал он головой.

— И что потом? — поинтересовался Макс.

— Потом мы сделаем предложение, от которого, как я надеюсь, будет нельзя отказаться.

— Кому? — вклинилась я.

Альварес отрицательно замотал головой.

— Всему свое время. — Он поднялся. — Что ж, поехали за картинами. — Потянувшись, он выключил магнитофон и вытащил из него кассету. — Пока нас не будет, Кати сделает с этой записи копию.

Он отправился дать Кати соответствующие указания, а мы с Максом вышли и стали ждать его на улице. За это время тучи плотнее обложили небо и налились свинцовой тяжестью. Наконец Альварес вышел, и мы на его внедорожнике отправились к дому Гранта. На крыльце нас встретил дежурный полицейский — Грифф. Поздоровавшись, мы прошли в дом и спустились в подвал. Я включила тусклую лампочку, подошла к кожаному сундуку и выдвинула из него нижний ящик. Процесс добычи сокровищ выглядел будничным и до разочарования скучным.

Полотна лежали так, как я их и оставляла. Мы стояли и молча разглядывали Сезанна, которого я положила сверху. Альварес свернул в рулон каждую картину и упаковал в брезентовый мешок, который захватил с собой.

Потом он достал из внутреннего кармана куртки расписку, подготовленную Кати. Макс ознакомился с документом и одобрительно кивнул. Под нашим пристальным взглядом Альварес расписался на официальной бумаге и вручил ее мне.

— Пришли копию факсом, — напомнил Макс. — Договорились?

— Обязательно.

Без лишних разговоров мы покинули подвал. Попрощавшись с Гриффом, мы обогнули дом и вышли в переулок. Обратно в участок мы ехали вдоль побережья. Я взглянула на небо. Оно было сплошь затянуто свинцовыми тучами. Стоял март, но я почему-то подумала: быть грозе.


Убрав картины в сейф полицейского участка, Альварес вышел к нам на стоянку. Макс пожал ему на прощание руку, похлопал меня по плечу и направился к своей машине. Мы молча наблюдали за тем, как он выезжает со стоянки и едет в сторону Портсмута.

— Вы в порядке? — спросил Альварес.

Я кивнула. На щеку упала дождевая капля.

— Да. Просто меня не оставляет какое-то странное ощущение.

— Из-за чего?

— Ну, не знаю. — Я пожала плечами. — Из-за картин, которые я вам отдала. Из-за того, что не понимаю, что происходит. Из-за всей этой ситуации.

— Ничего, скоро все прояснится и встанет на свои места.

— Вы уверены?

— Да.

Интересно, подумала я, он действительно так считает или это вежливая отмашка? Ведь не исключено, что он успокаивает нервных женщин с тем же безразличием, с каким я отвечаю «Прекрасно» на вопрос незнакомца: «Как поживаете?»

Я бросила на Альвареса пытливый взгляд и обнаружила, что он пристально смотрит на меня. Нет, решила я, что бы там ни было, но его утешение предназначено лично для меня, он действительно беспокоится обо мне и хочет, чтобы я чувствовала себя в безопасности.

Я улыбнулась ему. Он улыбнулся мне. Так мы и стояли, прислонившись к моей машине, глядя друг на друга и улыбаясь, пока дождь не разошелся.

— Дождь пошел, — констатировала я и сообразила, что оставила зонт в офисе. — Я поеду.

Альварес открыл дверцу, я села за руль. Альварес закрыл дверцу. Я опустила стекло.

— Вы промокнете. Бегите в участок.

— Сейчас. Только дайте слово, что позвоните мне и расскажете, как продвигаются ваши поиски.

Я пообещала, дала задний ход и выехала с парковки. Развернувшись на север, я оглянулась. Альварес стоял посреди стоянки и смотрел мне вслед. Я помахала ему и переключила внимание на дорогу. Дворники еле справлялись с потоком воды, заливавшим ветровое стекло.


На склад я добралась в половине пятого. На улице было темно, как ночью, дождь казался бесконечным.

Гретчен показывала молодому человеку выгородку, где у нас размещались кофеварка, микроволновка и маленький холодильник. Саша стучала по клавиатуре компьютера.

— Ты опять забыла зонт! — заявила Гретчен, когда я влетела в офис.

— Ага, — повинилась я. — А дождь льет как из ведра.

— Из преисподней, — уточнила она, выглянув в окно. — Ты в порядке?

— Да, просто промокла. — Я посмотрела на стоявшего рядом с ней парня.

Он был невысокого роста, сухощавый, на вид ему было лет двадцать пять. На носу у него сидели очки в черной квадратной оправе. Он выглядел как школьный зубрила.

— Вы, должно быть, Фред, — с улыбкой протянула я руку. — Я Джози.

— Здравствуйте, — ответил он так, как будто не был уверен, с кем разговаривает.

— У вас есть все необходимое?

— Да, мне все объяснили.

— Хорошо. Привет, Саша. У тебя все в порядке?

Саша одарила меня мимолетной улыбкой, словно хотела скрыть свою симпатию ко мне, но не сумела справиться.

— Да, все хорошо. — И она снова сосредоточилась на компьютере.

— Ладно, я вас оставлю, у меня есть кое-какая работа. Фред, мы пройдемся с тобой по процедуре исследования завтра утром, хорошо?

— Ладно.

Поднявшись в кабинет, я уселась за столом, чтобы заняться выяснением «левой» стоимости полотен. Поскольку Альваресу было все равно, какую из картин я выберу, я решила остановиться на той, данные по которой окажутся доступнее.

Беглый обзор подписных сайтов показал, что наибольшим спросом пользуются работы Матисса. Значит, «Нотр-Дам утром».

Однако найденная информация привела меня в замешательство. На недавних аукционах полотна Матисса оценивались от одного миллиона долларов до двенадцати. Я поискала в Интернете причину странного разброса цен и через час решила, что пора обратиться за помощью.

Я вспомнила о бывшей коллеге. Она, одна из немногих, продолжала поддерживать со мной отношения, несмотря на скандал и бойкот. Как-то она даже позвонила мне в Нью-Хэмпшир, чтобы узнать, как я устроилась.

— Шелли, — сказала я, услышав в трубке ее голос. — Это Джози.

— Боже мой, Джози, это ты! Как ты? Не могу поверить. У тебя все в порядке? Ты наконец-то решила вернуться? Мы так по тебе соскучились!

Я рассмеялась:

— Ты просто чудо, Шелли! Спасибо. Но я остаюсь в Нью-Хэмпшире. Ты обязательно должна сюда приехать и посмотреть, как я работаю.

— Ну конечно. А еще — как коровы гуляют по улицам.

— Не будь снобом. В Нью-Хэмпшире очень красиво.

— Когда надумаешь приехать, не забудь захватить фотографии.

Мы поболтали о переменах, произошедших в штате «Фриско», ее новой квартире, моей фирме, ее бойфренде, наших планах на отпуск и старых друзьях. Наконец я объяснила, почему ей звоню.

Мгновенно переключившись на деловой тон, она стала настойчиво спрашивать, какую именно картину я пытаюсь оценить. Я старательно уклонялась от прямого ответа. Поняв, что меня не пробьешь, она назвала имя лондонского антиквара, который, по ее словам, был ведущим экспертом в данной области.

Повесив трубку, я удивилась накатившей на меня ностальгии. Я опустила голову и стала ждать, когда пройдет это ощущение утраты. «Прекрати комплексовать, — внушала я себе, — двигайся дальше, не думай об этом». Я встала и помахала руками, чтобы не дать унынию утянуть меня на дно отчаяния. Я напомнила себе, что начала новую жизнь и что вполне ею довольна. Взглянув на часы, я убедилась, что звонить в Лондон поздно, зато самое время позвонить миссис Кэбот. Набрав номер «Шератона», я попросила соединить меня с нею. Ее голос звучал устало.

— Мы уже намного продвинулись с оценкой, — сказала я.

— Благодарю вас, Джози, — ответила она и после короткой паузы добавила: — Энди больше не досаждает вам?

— Раз об этом зашла речь… — начала я, испытывая отвращение к тому, что вынуждена рассказывать матери о предательстве дочери. — Кажется, Энди наняла мистера Трюдо, чтобы тот ей помог.

— Помог в чем?

Я устало облокотилась о стол.

— По его словам, она собирается опротестовать волю вашего отца.

Тишина, последовавшая за моим известием, так затянулась, что я испугалась, уж не онемела ли миссис Кэбот от неожиданности.

— Благодарю за сообщение, — наконец заговорила она.

— Мне очень жаль, — ответила я, не зная, что еще можно сказать в подобной ситуации.

— Завтра утром я уезжаю, как и запланировала. Вы мне позвоните через день или два, чтобы рассказать, как продвигаются дела?

— Обязательно.

— Мои указания остаются прежними. Я позвоню шефу Альваресу перед отъездом. Энди не имеет права заходить в дом моего отца или каким-либо образом вмешиваться в вашу работу. Всего вам доброго.

А лучше — мартини, подумала я, повесив трубку. Я выключила компьютер и спустилась к Гретчен.

Там меня ждал сюрприз в лице Роя, без вести пропавшего в субботу. Поставщик переминался с ноги на ногу возле стола Гретчен, пока Саша просматривала содержимое его трех картонных коробок. Фред сидел за компьютером.

Одежда Роя была перепачкана грязью, речь бурлила как недавний дождь.

— Он сказал, что много мне заплатит. А я ему ответил, что я старик, но не дурак. Я сказал ему, что он может вешать лапшу на уши простакам, а не мне. Я дважды его предупредил: «Нет денег — нет книг». Я не какой-нибудь лох.

— Привет, Рой, — сказала я. — Что случилось?

— Если вы хотите иметь эти книги, платите наличными.

— Конечно. Так же, как и всегда.

— Ага, Барни сказал мне то же самое, но отказался дать зелененькие. Нашел дурака!

Саша стопками выкладывала книги на стол, все они были в кожаных переплетах. Я заприметила тисненные золотом томики Шекспира, два словаря Джонсона из ранних переизданий, медицинский справочник начала девятнадцатого века. Я встретилась с Сашей глазами, в ее взгляде горело откровенное вожделение.

Как правило, книгу в кожаном переплете покупают или для украшения дома, или для пополнения коллекции, или для вложения капитала. Первого покупателя интересует вид корешка, второго — состояние обложки и страниц, третьего — котировка на рынке. «Корешки» мы продавали оптом, спрос на них был постоянным, а выручка — мизерной по сравнению с тем, что приносили раритеты, расходившиеся медленно.

— Сколько? — спросил Рой, попеременно глядя на меня и на Сашу. — Сколько вы мне заплатите? Сколько?

— Мне нужно повнимательнее на них взглянуть, — ответила Саша.

— Мне некогда. Я не могу задерживаться. Вы хотите их получить?

— Конечно, — заявила Саша.

Любому поставщику мы предлагали минимум пять долларов за редкую книгу в кожаном переплете в хорошем состоянии. Книги, принесенные Роем, выглядели неплохо. Я подошла к Саше и прошептала:

— Предложи ему восемь долларов и подними цену до десяти.

— Ты серьезно? Я тоже считаю, что книги того стоят, но опасалась, что ты против.

— Я не против, давай.

Иногда я жалела, что не в моих силах наделить Сашу большей самоуверенностью. Казалось, робость у нее в крови.

На столе лежало пятьдесят семь томов, и все в отличном состоянии. Среди них вроде не было разрозненных собраний сочинений, книг с вырванными страницами или поврежденными переплетами. Рой, пятьдесят лет занимавшийся антикварным бизнесом, прекрасно знал, чего стоит его товар, и быстро взвинтил цену до двадцати долларов за том. Редкий поставщик осмеливался запрашивать такую цену. Тем не менее я из-за спины Роя кивнула Саше, и та, сглотнув слюну, заключила сделку.

Гретчен выскользнула из офиса и прошла в дальний угол склада, где мы держали сейф. Вернувшись, она вручила Рою деньги, он тщательно пересчитал купюры, поблагодарил Сашу и ушел, неловко волоча ноги. Я подумала, что ему не меньше семидесяти пяти лет.

Гретчен вместе с Сашей уложили книги в коробки Роя и отставили их в сторону, чтобы позже изучить их и оценить.

Я попрощалась со всеми и опрометью бросилась к своей машине, забыв взять зонтик. Забравшись в салон, я под мерный стук дворников подождала, пока обогреватель очистит запотевшее ветровое стекло, и поехала в «Голубой дельфин». Мне по-прежнему хотелось мартини, но, памятуя о приступе ностальгии, я решила, что сегодня пить в одиночестве нельзя.


Втиснув машину в крошечный свободный островок на Мейн-стрит, я со всех ног понеслась к ресторану. Под козырьком у входа я отдышалась. Дождь веселился, отбивая на медной крыше чечетку, а я промокла до нитки.

Два часа спустя я под стук дождя допивала вторую порцию мартини. Я пыталась сочинить легенду для лондонского антиквара. Если Шелли я фактически отшила и она не обиделась, то вряд ли такой номер пройдет с незнакомым человеком. Он просто откажется отвечать на мои вопросы. Нужна была веская причина для того, чтобы он разговорился.

Дома под монотонный шум настырного дождя, усугубляющий одиночество, я приготовила цыпленка и вяло умяла любимое блюдо.


Утром, пока Саша и Фред просматривали кассету, сверяясь с записями миссис Грант, я позвонила в Лондон. Когда Йен Каммингс подошел к телефону, я представилась, сказала, что мне его порекомендовала Шелли из аукционного дома «Фриско», и объяснила, в чем моя проблема.

— Ну хорошо, — сказал он. — О каком именно Матиссе идет речь?

— Извините, но я не могу вам этого сказать. Мой клиент еще не совсем уверен насчет продажи. Разумеется, если он решится, то вы будете первым, кому я позвоню.

— И вас интересует возможная цена?

— Да.

— Ну что ж, определить стоимость полотна, о котором не имеешь ни малейшего понятия, сложно, но давайте попробуем. Это масло?

— Да.

— На холсте?

— Да.

— Тематика?

— Городской ландшафт.

— Париж?

— Да.

— Размеры?

Я заглянула в свои записи.

— Семьдесят на пятьдесят два с половиной сантиметра.

— Откуда она взялась?

— Она принадлежала разным ничем не примечательным людям.

— Когда в последний раз ее выставляли на продажу?

— Не знаю. Но в прошлом столетии ее точно не выставляли.

— Ну что ж, я не могу вам ничего гарантировать. Но если бы мне пришлось торговать прямо сейчас, то запросил бы от миллиона трехсот тысяч до миллиона шестисот тысяч фунтов. Предварительно я предложил бы клиенту согласиться на миллион сто тысяч.

Я быстро сделала перерасчет.

— В американских долларах это бы составило приблизительно два миллиона.

— Да. Ну, или чуть больше, если повезет. Самое большее три миллиона долларов.

— Благодарю вас. Вы мне очень помогли.

Я повесила трубку и ненадолго задумалась. Потом я набрала телефонный номер Альвареса и оставила ему сообщение на голосовой почте.

Я уже собиралась спуститься к Гретчен, чтобы пройтись с Фредом по протоколу, когда Саша просунула голову в дверь и спросила, можно ли зайти.

— Конечно. А в чем дело?

— Я хотела показать Фреду каталоги.

— На здоровье. — Я указала на книжный стеллаж.

Они вошли. Саша принялась объяснять парню принцип, по которому мы систематизируем справочную литературу.

— У нас имеется множество каталогов местных антикваров. Согласись, это необходимо, так как мы все имеем дело с одинаковым товаром.

— А вы можете им доверять? — поинтересовался парень.

Хороший вопрос, подумала я.

— Ну, смотря кому, — смутилась Саша. — Как и во всем остальном.

Когда они собрались уходить, я спросила, закончили ли они просмотр кассеты.

— Отчасти, — ответила Саша. — Фред хочет подробнее ее рассмотреть. Поэтому я подумала: может, сначала показать ему, как мы проводим экспертизу? Тогда ему станет понятнее, на что имеет смысл обращать внимание, а на что — нет.

— Хорошо, — сказала я. — Если вы готовы, то приступим.

Они придвинули стулья к моему столу. По мере того как Фред знакомился с содержимым папки, я переходила от одного этапа к другому.

— Это один из местных антикваров? — спросил Фред, показывая на копию титульного листа из каталога Трюдо.

— Да, — подтвердила я.

— Но мы не слишком высокого мнения об уровне его исследований, — добавила Саша, теребя прядь волос. — Я хочу сказать, что мы используем их данные, но я всегда настаиваю на дополнительной проверке.

— Да, это так, — согласилась я. — Обычно исследования проводит Марта Трюдо, и, как правило, они схематичны и ошибочны.

— А это кто? — Фред указал на имя редактора: «М. Тернер».

Я уже собиралась сказать, что не знаю, когда вмешалась Саша:

— Это тоже Марта. Иногда она пользуется своей девичьей фамилией. Думаю, это для того, чтобы их компания выглядела солиднее. Не какое-то семейное предприятие, а настоящий аукционный дом со множеством сотрудников.

Я с изумлением воззрилась на имя, напечатанное на странице. Кусочки мозаики встали на свои места. У Барни была жена, которая проводила большую часть исследований. Которая иногда пользовалась своей девичьей фамилией. Я вспомнила, как Барни на распродаже увлеченно беседовал с Полой. С Полой Тернер. Я была готова поспорить, что она является его племянницей со стороны жены. Так вот откуда взялся телефонный звонок мистеру Гранту из «Тягучей ириски», поняла я. Это звонил Барни. Он заехал в магазин, принадлежащий семье его жены, и воспользовался там телефоном.

Не далее как вчера я узнала от Роя, что у Барни нет денег на покупку полусотни редких книг. А ведь речь шла о сумме, смешной для нашего дела. Получалось, Барни разорен. «Но в таком случае на какие коврижки он рассчитывал приобрести у мистера Гранта Ренуара? — озадачилась я. — А может, он и не собирался покупать картину? Возможно, он хотел заполучить ее даром? В его глазах продажа Ренуара могла стать шансом спасти свой бизнес, уберечь свое детище от краха».

Занятая этими размышлениями, я пропустила увлекательный спор о методах экспертизы, который затеяли Саша и Фред.

— Полагаю, мы во всем разобрались, — прервала я их. — Есть какие-нибудь вопросы?

— Нет, — ответил Фред. — Вы составили очень толковую инструкцию.

— Спасибо за комплимент. Ну, раз вопросов нет, тогда за дело.

Ребята вышли из кабинета, весело болтая. Мне еще не приходилось видеть, чтобы Саша так много и увлеченно разговаривала. «Может, в лице Фреда она встретила свою вторую половинку?» — подумала я.

Когда их голоса затихли в отдалении, я с грустью вспомнила мистера Гранта. Во время каждой нашей встречи он был общительным и добродушным. Он нравился мне, и я уверена, что тоже нравилась ему. У меня перед глазами возник образ Барни. Я с легкостью вообразила его нависающим над старым и больным человеком.

Дрожь неприятным холодком пробежала по спине. Как он мог пойти на убийство?! Подавленная этой мыслью, я разревелась в три ручья и даже не попыталась себя остановить. Пока слезы катились по щекам, я решила, что должна обязательно поговорить с Альваресом.

Неужели Барни убил мистера Гранта, чтобы заполучить Ренуара? Я затрясла головой, удивляясь тому, что не догадалась обо всем раньше, и одновременно борясь с тошнотой, которую вызывала эта догадка.


Глава 18


К тому времени когда Кати позвала Альвареса к телефону, я успела взять себя в руки и вспомнить совет Макса воздерживаться от изложения избыточной информации. Поздоровавшись с Альваресом, я лишь сказала, что узнала приблизительную стоимость одной из картин.

— Мы можем встретиться через час? — спросил Альварес.

Я взглянула на часы. Было половина десятого.

— Конечно, — ответила я. — Если Макс не возражает.

— В таком случае свяжитесь с ним и постарайтесь приехать в участок в половине одиннадцатого.

— Договорились.

Я положила трубку, несколько озадаченная его настойчивостью. Похоже, теперь он готов действовать, решила я и снова принялась звонить.

Макс оказался в своем офисе. Он сказал, что будет ждать меня в полицейском участке в половине одиннадцатого.

— А не могли бы мы встретиться на пятнадцать минут раньше? — попросила я. — Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине.

— Разумеется, — согласился он и шутливо спросил: — На нашем месте? Мне понравились свидания на дюне.

— Мне тоже, — рассмеялась я.

Внизу Гретчен приглашала к нам по телефону кого-то, обладающего, по ее словам, «старинным сервизом из столовых приборов». Это могло означать все, что угодно: от серебряного набора эпохи викторианской Англии до комплекта из нержавейки 70-х годов двадцатого века.

Саша и Фред азартно обсуждали, можно ли по высоте стола определить его возраст. Саша считала высоту одним из параметров оценки, важным, но не основным.

— Не все люди, жившие в прошлом, были маленького роста, — выдвинула она аргумент.

— Но вся мебель изготавливалась в расчете на таких, — возразил Фред.

— Вся? — иронично прищурилась Саша.

— А если стол был сделан по индивидуальному заказу, то время изготовления устанавливается по клейму мастера и датам жизни первого владельца.

— А если кто-то просто взял и подпилил ножки?

— А если стол свалился с луны? Не мели чепухи.

Саша мелет чепуху? Я покачала головой и приготовилась к эмоциональному взрыву. Саша настолько серьезно относилась к своей работе, что любые намеки на обратное звучали для нее не просто оскорблением, а настоящим обвинением. Расплачется, решила я. Или замкнется в себе и будет избегать смотреть Фреду в глаза.

Но Саша рассмеялась. Я остолбенела от неожиданности: Саша смеялась!

— Это не чепуха, — звонко ответила она. — Возможно, и ляп, но не чепуха.

Фред тоже рассмеялся. Они становились друзьями. Между ними возникло удивительное взаимопонимание. А я-то думала, что Саша не способна к нормальному человеческому общению. Как же все-таки я мало разбираюсь в людях, подумала я.

— Вы готовы приступить к работе? — нарушила я их идиллию.

Они оглянулись на меня с таким видом, будто только сейчас заметили, что кроме них в офисе есть кто-то еще.

— Да. — Саша покраснела. — Мы скоро поедем в дом Гранта. Фред хотел узнать: ты не будешь возражать, если он станет работать по вечерам?

— Я по натуре сова, — объяснил он.

— Конечно, не буду, — ответила я. — А как поздно? В одиннадцать? В полночь? Или мы говорим о ночной смене?

Он неопределенно пожал плечами:

— Не знаю. — Было заметно, что он чувствует себя не в своей тарелке. — Я привык работать по ночам. Но если это проблема…

— Что ты, совсем нет. Я просто думаю о том, кто будет закрывать склад после тебя.

— Я могу, — предложила Саша.

— Ты уверена, что не против работать допоздна?

Она снова покраснела.

— Конечно. Это ведь всего несколько дней. А так мы быстрее справимся с работой.

Удовлетворенная ее ответом, я сказала:

— Отлично. Тогда вы сами решите, как будете работать и все здесь закрывать. Хорошо?

Саша кивнула и застенчиво улыбнулась. Тут и Гретчен повесила трубку, и я предупредила ее:

— Я уезжаю. Возможно, вернусь к полудню. В случае чего звони мне на мобильный.

Гретчен посмотрела на меня так, словно хотела спросить, куда я собралась, но я притворилась, что не заметила этого. Мне не хотелось ей говорить, что я снова отправляюсь в полицию по делу об убийстве.


Дождь прекратился, но небо все еще было затянуто тучами. Океан потемнел, а волны вздымались на полуметровую высоту. Береговой песок был испещрен ноздреватыми следами, оставленными дождем. Серое небо и пронизывающий ветер скорее напоминали осень, чем весну.

Наконец подъехал Макс. Выйдя из машины, он пересек улицу и присоединился ко мне на берегу.

— Сегодня холодно, — заметил он.

— Ужасно, — согласилась я.

— Значит, ты выяснила стоимость картины?

— Ага. Для этого мне даже пришлось позвонить в Нью-Йорк и Лондон.

— Ты кому-нибудь сказала, почему тебя это интересует?

— Нет, я не вдавалась в детали.

— Хорошо. Значит, ты готова к тому, о чем собирается попросить Альварес.

— К чему?

— Не знаю. Но определение стоимости картины было лишь частью его плана.

Я кивнула, но промолчала.

— Ну что ж, — сказал Макс философским тоном, — нам остается только подождать и посмотреть.

— Есть еще кое-что.

— О чем ты?

— Думаю, это Барни убил мистера Гранта, — выложила я на одном дыхании.

— Что? — Макс изумленно посмотрел на меня.

Я рассказала о том, что узнала от Роя, о звонке из «Тягучей ириски» и о родственной связи между Барни и Полой.

— «Тягучая ириска»? Звонок? О чем ты говоришь?

Меня словно окатило холодным душем. Я испуганно похлопала ресницами, а потом резко повернулась к океану, спасаясь от его пронзительного взгляда. Я напрочь забыла, что Макс запретил мне совать нос в дела полиции. Но хуже всего то, что, раскрыв карты, я не подумала о последствиях. Теперь без ссылки на Уэса было не обойтись. Но мне совершенно не хотелось предавать доверие репортера.

Я пожала плечами, прикинувшись безвинной овечкой:

— Я от кого-то слышала об этом звонке.

— От кого?

— Ты же знаешь, слухи разлетаются быстро. В любом случае это ведь не важно, правда? Важно то, что никто из служащих кондитерской не звонил мистеру Гранту. Зато Барни вполне мог зайти проведать родственников и заодно воспользоваться их телефоном. И это ни у кого не вызвало бы вопросов.

— И все-таки тебе придется рассказать, как ты узнала о звонке, — помолчав, сказал Макс.

Я вздохнула и отрицательно покачала головой, продолжая смотреть на океан:

— Не могу.

— Тогда приготовься к тяжелому артобстрелу. Альварес будет рвать и метать.

— Может, мне вообще не следует об этом говорить?

Макс на мгновение задумался.

— Давай я возьму разговор на себя и вкратце поделюсь твоими соображениями. Но тебе не следует ничего скрывать, если это может оказаться важным.

— А как же твой совет не делиться лишней информацией?

— Это другое. В ходе экспертизы ты обнаружила связь, про которую Альварес вообще не смог бы никогда узнать. Мы не ведаем, какое она имеет отношение к делу, но считаем своим долгом поделиться ею с полицией.

К горлу подступил ком, а вдоль позвоночника обжигающими иголочками прокатилась ванна страха, заставив меня вздрогнуть. Надеюсь, Макс списал это на холодную погоду, а не на мою слабость.

— И что мне делать?

— Отвечать как можно короче.

Я кивнула, покорившись судьбе. Мы медленно пересекли улицу.


Альварес встретил и проводил нас в знакомую комнату для допросов. Как только мы устроились на стульях и на магнитофоне вспыхнула красная лампочка, я заговорила:

— Самая высокая цена, за которую в этом году Матисс ушел с аукциона, составила двенадцать миллионов долларов, но я бы не стала назначать такую цену нашей картине. Более реальной мне кажется сумма в пределах от одного до трех миллионов.

— Но почему? Почему мы должны отдавать Матисса за какие-то два-три миллиона, если другой ушел за двенадцать?

— Рынок произведений искусства сейчас не очень стабилен. И то, что одна картина ушла за двенадцать миллионов, по-моему, является скорее исключением, нежели правилом. Причины тут могут быть самыми разными. Например, появился излишне ретивый новичок-коллекционер с большой суммой наличных в кармане. Зато картины, проданные позже, ушли всего лишь за сумму от восьмисот тысяч долларов до одного миллиона.

Альварес задумчиво кивнул:

— Значит, в случае тайной продажи…

— В этом случае вам придется сделать скидку, и очень большую. Даже не знаю… — Я пожала плечами. — Думаю, имеет смысл затребовать двадцать пять тысяч долларов в надежде получить хотя бы половину этой суммы.

Альварес недоверчиво покачал головой и постучал ручкой по столу.

— Сумма не слишком впечатляющая.

— Да, не очень, — согласилась я.

— Выдвигая условия сделки, вы бы наложили на нее какие-нибудь ограничения? Ну, знаете, вроде оплаты только наличными.

— О да. Обязательно, — улыбнулась я. — Правда, хочу напомнить, у меня нет непосредственного опыта в таких делах. Просто я тут подумала, что могла бы договориться об электронном переводе денег на оффшорный счет, если покупателя не устраивает оплата наличными.

Альварес кивнул и сделал пометку в блокноте. Пока он писал, в разговор включился Макс:

— Поставщик Джози сообщил ей один факт, который, как нам кажется, вам не мешает узнать.

Полицейский склонил голову набок и посмотрел на меня.

Я передала ему слова Роя и добавила:

— Если Барни разорен, это что-то меняет?

Альварес помолчал и кивнул:

— Спасибо за информацию.

— А вам известно о финансовом состоянии Барни? — поинтересовалась я.

— Это тайна следствия.

— Кстати, — продолжил Макс нейтральным тоном. — Барни является родственником одной из сотрудниц Джози, молодой женщины, которую зовут Пола Тернер. Мы не знаем, имеет ли это хоть какое-то значение, но решили поделиться с вами и этой информацией. Я узнал, что семье Полы принадлежит кондитерский магазин «Тягучая ириска».

Альварес моментально насторожился и впился в меня взглядом.

— Что вы знаете о «Тягучей ириске»?

— Ничего, — ответила я.

— Тогда почему вы считаете важной связь между Барни и магазином?

— Я так не считаю, я лишь подумала, что она могла быть важной. Вот и все.

— Не пудрите мне мозги.

— Я ничего не знаю.

Но он продолжал сверлить меня глазами.

— Почему? — с еще большим нажимом спросил он.

Я с вызовом ответила на его взгляд и вцепилась пальцами в сиденье стула, боясь показать свою слабость и разрыдаться и одновременно готовясь выдержать любые муки. Мысленно я напоминала себе, что не сделала ничего плохого.

— Я сказала вам все, что могла.

Альварес раздраженно грохнул кулаком по столу.

— Джози, хватит ломать комедию, немедленно скажите, что вам известно.

Я подскочила, напуганная неожиданной вспышкой гнева, но тут же сделала глубокий вдох, усмиряя сердце, грозящее разорваться на куски.

— Не кричите на меня, — тихо попросила я.

— Я и не кричу, — громоподобно возразил он.

Мы хмуро уставились друг на друга.

Нашу дуэль прервал Макс, который, откашлявшись, сказал Альваресу:

— Сомневаюсь, что, задавая вопросы таким тоном, ты добьешься хоть какого-то результата.

Альварес повернулся к нему:

— Фактически она заявляет, что в моем департаменте происходит утечка информации. И как, по-твоему, я должен реагировать на сообщение о должностном преступлении?

— При чем здесь должностное преступление? — пожал плечами Макс. — Во-первых, люди любят посплетничать. Во-вторых, не только полиции известно о звонке мистеру Гранту из «Тягучей ириски». Как насчет служащих телефонной компании, Тай?

Я и забыла, что Альвареса зовут Таем, зато отметила, что использование личного имени в самый разгар свары — очень эффективный способ уменьшить накал страстей. Следом я припомнила наставления отца о том, как управлять своим гневом. Он говорил, что, когда собеседник начинает кричать на тебя, надо глубоко вдохнуть, вежливо улыбнуться и заговорить примирительным тоном. «Это его обезоружит, дочка, — внушал мне отец. — Добей его добротой. Он увидит, что ты ведешь себя как лидер, и сникнет».

— Мы еще поговорим об этом, — буркнул Альварес, ткнув пальцем в мою сторону.

Хотя мое сердце по-прежнему бешено колотилось, я кротко спросила:

— У вас есть еще что-нибудь или мы уже закончили?

Альварес, продолжая сверлить меня напряженным взглядом, несколько раз глубоко вдохнул, потом повернулся к Максу и заговорил обычным, ровным голосом. По крайней мере сейчас ему удалось обуздать свой гнев.

— Для дальнейшего расследования нам нужно предложить кое-кому купить Матисса. Я надеюсь, что Джози сделает один звонок, чтобы договориться о встрече, на которой покажет картину и поторгуется о ее цене.

— С подозреваемым в убийстве? — недоверчиво спросил Макс. — Ты просишь Джози сделать что-то незаконное и подвергнуть себя опасности?

— Ей ничего не будет угрожать.

— Откуда ты можешь это знать? Ты превращаешь ее в мишень! Посмотри, что случилось с мистером Грантом, когда он захотел продать Ренуара. Если ты считаешь, что идея настолько замечательная, сам и займись ее осуществлением! Разве ты никогда не работал под прикрытием?

— Только не обижайтесь, я не имею в виду лично вас, — обратился ко мне Альварес. — Но мне кажется легче поверить в нечистого на руку антиквара, чем в такого же шефа полиции.

— Да неужели? — ответила я. — Как будто выпуски новостей не пестрят историями о продажных полицейских!

— Но дело не только в этом. При таком раскладе вероятность успеха намного выше. Доведенные до отчаяния люди не обращают внимания ни на что, кроме того, что им действительно нужно. Подумайте: если в этой ситуации появитесь вы, они воспримут ваше предложение как дар свыше. Но если это сделаю я, то из-за моей должности они решат, что я хочу заманить их в западню.

Я поняла, что он хотел сказать. Когда вы голодны, все, о чем вы можете думать, — это где раздобыть еду. Только богатые люди позволяют себе беспокоиться о том, из чего еда приготовлена, или выбирать, что они в настроении съесть.

— Вы думаете, люди не удивятся, если я предложу сделать что-то незаконное? — спросила я.

— Только без обид.

— Я и не думала обижаться, — нарочито вздохнула я.

Альварес слегка улыбнулся.

— Итак, что вы думаете?

— Я думаю, что ты сошел с ума, — покачал головой Макс. В его голосе были слышны нотки изумления. — Не знаю, что ты планируешь, но я уже слышу, как адвокаты требуют освободить своего подзащитного, так как ты спровоцировал его на преступление.

— Я связался по этому поводу с Мерфи. У нас развязаны руки.

— Мерфи?

— Он самый.

— О ком это вы? — поинтересовалась я.

— Заместителе окружного прокурора, — пояснил Макс.

— Итак, когда нам больше не грозят жалобы в провокации, могу я объяснить?

Макс скрестил руки на груди.

— Хорошо, но маловероятно, что мы согласимся.

— Я понял. Я хочу поймать человека, которого считаю виновным в убийстве, на меньшем преступлении. Потому что как только я его арестую, я смогу на законном основании взять у него отпечатки пальцев, допросить и возбудить дело. Все просто. Вот чего я хочу.

Макс посмотрел на меня. Я задумалась, хватит ли у меня мужества сделать то, о чем меня просят. Мне потребуются уверенность и спокойствие. Я не смогу заплакать, если мне станет страшно. Эта мысль заставила меня занервничать — я знала, что до сих пор не в состоянии контролировать свои эмоции. Но Альварес, хотя имел возможность полюбоваться на меня в моменты моей слабости, похоже, считал, что может положиться на меня. Именно благодаря его вере в меня я поверила в себя. Если я смогу ему помочь, то это станет этапом на пути моего перерождения, подумала я. А успех влечет за собой новый успех. Кроме того, мне вспомнились слова мамы: «Если ты не знаешь, как поступить, поступай правильно».

— Я согласна, — ответила я, внезапно осознав, что все еще держусь за стул, как утопающий за соломинку, и подбодрила себя старой пословицей: «Притворяйся, пока это не станет правдой».

Я надеялась: если не признаюсь в своем страхе, то он исчезнет, и я стану сильной, смелой и жизнерадостной. Я сглотнула подступивший к горлу ком и улыбнулась, добавив:

— Я буду рада вам помочь.

— Погоди, — вмешался Макс. — Я набросаю письмо, в котором ты просишь Джози о помощи и благодаришь за ее согласие. Ты должен будешь его подписать. Это на всякий случай.

— Я сейчас приведу Кати, и ты можешь ей продиктовать, — предложил Альварес. — Тогда оно будет на официальном бланке. — Он повернулся ко мне: — Я с удовольствием его напишу и подпишу, потому что это абсолютная правда.

Я улыбнулась и смущенно прошептала:

— Спасибо.


Глава 19


Мы долго просидели, разбирая детали плана, и я едва не опоздала на встречу с супружеской парой, распродававшей имущество в связи с переездом на квартиру поменьше. Во время обсуждения Макс не вымолвил ни слова.

Около полудня Альварес попросил Кати принести нам сандвичи, и мы поели, продолжая уточнять, что я должна делать и говорить и в какой обстановке. В качестве декораций для будущего спектакля Альварес определил мой склад: в помещении, набитом всякой всячиной, было трудно обнаружить микрофоны и камеры слежения, а также притаившихся полицейских. Кроме того, Альварес сказал, что сейф, в котором мы держим выручку от продаж, ненадежен; для хранения Ренуара нужен более прочный, каковой мне и доставят из участка.

Я чувствовала себя до странности естественно, планируя ложь, которую собиралась произносить. Я не сомневалась, что сумею сыграть роль, отведенную мне Альваресом. У меня даже появилась мысль: «А не перепутала ли я свое призвание? Возможно, из меня получилась бы неплохая аферистка».

В час пятнадцать Альварес дал отбой.

— Ладно, на этом все. Главное — чтобы вы не подкачали, остальное — наша забота.

— Я не подкачаю, — заверила я.

Он проводил нас до стоянки.

— Вас все устраивает? — спросил он на прощание.

— Да. — Я постаралась придать голосу твердость. — Но буду рада, когда все это закончится.

Благодаря тому, что я держала при себе свои опасения, Альварес и Макс повеселели. Они не видели, как я помрачнела, захлопнув дверцу машины и осознав, что на мои плечи взвалена тяжелая ноша, но я обязана была ее выдержать. Я поклялась мысленно, что оправдаю доверие Альвареса. Всю дорогу я подбадривала себя, говоря, что справлюсь.

* * *


Входя в два часа в огромный дом в колониальном стиле в Дурхаме, я задумалась, каково это — покидать такой дом. Что чувствуют его хозяева? Грусть? Или освобождение? Дом был загородной мечтой каждой американской семьи — свежевыкрашенный, расположенный в красивом месте. От него веяло безмятежностью и довольством.

Глубоко вздохнув, я настроилась на работу, хотя больше всего мне хотелось быть рядом с Альваресом и Максом и готовиться к исполнению назначенной роли.

У меня ушел час на то, чтобы составить список вещей, предложенных для продажи. Их неоднозначность осложняла работу. Например, супружеская чета хотела избавиться от софы, но не от подходящих к ней мягких кресел, от всех комодов, но ни от одной кровати, от некоторых, а не от всех безделушек.

По-настоящему ценными во всей этой сборной солянке были коллекция вырезанных вручную деревянных фигурок, кукольный домик девятнадцатого века и маленький коврик племени навахо. Я предложила супругам за все тысячу двести долларов, и они сразу согласились, заставив меня заподозрить, что я предложила им слишком много.

Я дала им расписаться на каждой странице описи и сообщила, что заберем вещи завтра утром.

Возвращаясь на склад, я позвонила Гретчен и спросила:

— Что новенького?

— Много всего. Два звонка с предложением продать домашнюю утварь и одна заявка на проведение аукциона почтовых марок.

— Вот это да! Отлично!

— Мне завтра выйти на работу? Сама видишь, дел по горло.

— Нет, спасибо, я хочу, чтобы ты отдохнула. Мы справимся без тебя несколько часов.

— Ладно, но если нужно, я могу прийти. Поверь, мне милее печатать на компьютере, чем заниматься стиркой и уборкой.

Я рассмеялась.

— Ты просто сокровище, — искренне сказала я. — Саша и Фред там?

— Нет, они в доме Гранта.

— Позвони Саше от моего имени, хорошо? Скажи ей, что на сегодня вечерняя работа отменяется. Они могут остаться завтра, но сегодня у меня кое-что намечается.

— А что?

— Потом тебе скажу, — уклонилась я от прямого ответа. — Эрик на месте?

— Да, хочешь с ним поговорить?

— Лучше передай кое-что. Мне нужно, чтобы завтра утром он вместе с помощником отправился к девяти часам в местечко под названием Дурхам. Пусть возьмет двенадцатифутовый контейнер.

— Вау! — воскликнула она. — Это же здорово! Я прямо сейчас обо всем договорюсь.

— Я сама дам ему указания, когда приеду. Скажи ему, чтобы он заехал утром в офис за деньгами.

— Хорошо, — ответила она.

Мы были постоянными клиентами у фирмы, которая занималась грузовыми перевозками и располагалась всего в миле от нас. Когда нам было необходимо, фирма с радостью отряжала работника, чтобы тот помог Эрику доставить на склад тяжелые вещи.

Когда я добралась до склада, Эрик показал мне, куда сложил коробки с книгами, которые утром забрал у профессора. Я предупредила Эрика, чтобы он завтра проверил по описи наличие вещей, в том числе пересчитал фигурки уток. Иногда случалось, что владелец сначала демонстрировал коллекцию, а потом кое-что придерживал из нее. Как правило, заблаговременно составленная подробная опись имущества, завизированная его хозяином, уберегает от этой головной боли. Но только в том случае, если человек, отвечающий за доставку вещей, внимательно следит за их погрузкой.

В пять часов я без лишних объяснений выпроводила всех со склада. Альварес со своими людьми прибыл, как мы и договаривались, в пять пятнадцать, а обеспокоенный, но смирившийся с моим решением Макс подъехал к складу в шесть. Глядя на адвоката, я поняла, что он является не воином, а мыслителем. Ему явно гораздо приятнее было принимать решения, чем осуществлять их.

В половине седьмого я позвонила по телефону, к которому было подключено записывающее устройство. Альварес вместе с Максом расположились в офисе и приготовились слушать.

Когда Барни ответил, меня охватила паника. Я подумала: «Боже, сейчас я буду говорить с убийцей!» Собравшись с духом, я спокойно сказала:

— Барни, это Джози.

И у меня сразу пересохло во рту. Я откашлялась и глотнула воды из стакана.

— Здравствуй, Джози. — Голос Барни прозвучал ровно, в нем не чувствовалась ни радушия, ни раздражения.

— Барни, я нашла кое-что и хотела тебе это показать.

— Что?

— Я не могу говорить об этом по телефону. Я знаю, уже поздно, но не мог бы ты сегодня заехать?

— К тебе на склад?

— Да.

— Судя по твоему тону, это не терпит отлагательств.

— Да. В общем, это что-то особенное, и мне кажется, ты захочешь это купить.

— Что именно?

— Поверь, будет лучше, если мы поговорим об этом с глазу на глаз, — сказала я, подчеркивая каждое слово.

— Ну что ж, тебе удалось меня заинтриговать. Я с удовольствием к тебе заеду.

Я с облегчением закрыла глаза и подумала: «Слава тебе, Господи. Первое препятствие взято».

— Замечательно. Когда тебе удобнее подъехать?

Он помолчал.

— В восемь я приглашен на ужин. Скажем, в семь тридцать, подходит?

— Хорошо.

— Тогда до встречи.

Как только я повесила трубку, у меня выступили слезы облегчения. Я зажмурилась и легко смогла их унять. Вытирая слезы, я услышала, как Альварес поднимается по лестнице.

Когда он вошел в кабинет, я взглянула на него и, улыбнувшись через силу, развела руками и сказала:

— Какие еще будут задания?

— Хорошая работа, Джози. Вы были на высоте.

— Спасибо.

— Давайте еще раз пройдемся по следующему этапу. Где ключи от нашего сейфа?

— В кармане джинсов.

— Покажите мне.

Поднявшись с кресла, я запустила руку в карман и достала желтый блестящий ключ.

— Думаю, будет лучше, если вы подвесите его на брелок с остальными ключами. Это будет выглядеть более естественно.

Я кивнула, соглашаясь, достала из сумочки связку ключей и прицепила золотистый ключ к серебряному кольцу с гравировкой от Тиффани — подарку отца на мой день рождения. После я положила ключи в карман.

— Вы готовы? — спросил Альварес.

— Да, — ответила я и почти поверила в это.

— Макс и остальные переставляют машины в другое место, туда, где их не будет видно. Я хочу, чтобы все были на своих местах к семи часам. Давайте спустимся вниз.

Я двинулась по винтовой лестнице вслед за Альваресом и миновала только что установленный темно-серый металлический шкаф.

Вскоре все заняли «боевые» позиции. Я устроилась на месте Гретчен. Макс с полицейским поднялись в мой кабинет. Альварес проскользнул в чулан и неплотно прикрыл за собой дверь. Потянулось молчаливое ожидание.

Не в силах сидеть без дела из-за нарастающего напряжения, я схватила одну из книг, привезенных Роем, и начала ее изучать. Это оказался том из опубликованного в 1804 году двенадцатитомного собрания сочинений Шекспира. Золотой обрез, раскрашенные вручную иллюстрации. Некоторые страницы были покрыты едва заметными пятнами, но я не огорчилась: все-таки возраст книги перевалил за двухсотлетний рубеж. И потускневшее тиснение на кожаном переплете меня не смутило: блеск легко было восстановить с помощью пчелиного воска, который мы изготавливали по собственному рецепту. А в общем, состояние книги можно было назвать идеальным. Я включила компьютер и запустила поиск информации о похожих собраниях. Через пятнадцать минут я поняла, насколько нам повезло. Не уникальная, но ценная находка.

Я решила откладывать книги в хорошем состоянии. Если наберется достаточное количество, то в следующем году можно будет посвятить им целый аукцион. Написав вводку для каталога и оценив стоимость каждой книги в пределах от пятисот семидесяти пяти до шестисот пятидесяти долларов, я распечатала статью и положила в первый том сборника.

Послышался шелест автомобильных шин. Внутри у меня все оборвалось, я почувствовала себя на грани обморока. Чтобы успокоиться, я закрыла глаза и, глубоко вдохнув, медленно выдохнула. Хлопнула автомобильная дверца, затем раздался звук приближающихся шагов. Глаза я открыла, когда Барни уже входил в комнату.

— Джози, — с улыбкой поприветствовал он меня.

Но его взгляд был непроницаемым, а добродушие выглядело натужным.

— Спасибо, что заехал, Барни, — поднялась я ему навстречу. — И так быстро.

— Пожалуйста.

— Присаживайся. — Я указала на кресло, в котором совсем недавно сидела миссис Кэбот, и сразу перешла к делу. — Я нашла Матисса.

— Какого?

— Оказывается, мистер Грант владел тремя шедеврами — Ренуаром, Сезанном и Матиссом.

Профессиональное вежливое внимание сменилось у Барни настороженностью. Пристально глядя на меня, он спросил:

— Ты серьезно? Мистер Грант?

— Да, — пожала я плечами. — Я нашла Матисса и хочу его продать. А поскольку ты имел дело с произведениями изобразительного искусства, я подумала, что тебя это могло бы заинтересовать.

— Могу я взглянуть на картину?

— Конечно. Иди за мной.

Я провела его к металлическому шкафу, водруженному полицейскими возле винтовой лестницы, вытащила из кармана связку и выбрала нужный ключ. Распахнувшиеся наружу дверцы открыли нашему взгляду две пустые полки, на третьей лежало развернутое полотно Матисса.

Барни вытащил его и поднял на уровень глаз.

— Красивое, правда?

— Да, — согласилась я.

— Нужно будет удостовериться в его подлинности.

Я подумала о докторе Сноу, эксперте, которого Альварес пригласил из Дартмута и который уже подтвердил подлинность картины. «Интересно, Барни когда-нибудь пользовался его услугами?» — мелькнуло у меня в голове.

— Разумеется, — снова согласилась я.

— Если оно окажется подлинником, пожалуй, я мог бы им заинтересоваться.

Барни не отрываясь смотрел на полотно, но что он думал или чувствовал при этом, трудно было понять.

— И сколько ты за него просишь?

— Четверть миллиона.

— Так много? — Барни удивленно вскинул брови.

Забрав холст, я положила его в шкаф и заперла дверцы, а связку ключей сунула в карман. Потом жестом пригласила Барни пройти за мной в секретарскую комнату.

— Можешь сам проверить. Четверть миллиона — это лишь половина той суммы, которую дают за Матисса на большинстве аукционов.

— Но не на черном рынке.

— Тогда откажись, — равнодушно пожала я плечами. — Но такова моя цена.

Он помолчал, а потом сказал:

— Джози, не могу поверить, что мы ведем с тобой такие разговоры.

— Я тоже, — откликнулась я.

— А как же миссис Кэбот?

Я с безразличным видом пожала плечами, но под столом скрестила пальцы.

— На этой картине кровь, и она знает об этом, но ей все равно. А мне нет. Представим, что я современный Робин Гуд.

— Как это?

— Я не хочу, чтобы богатые становились богаче за счет воровства.

— А ты…

— Я небогата, и, полагаю, ты тоже.

— О да, — фыркнул он. — Хотя люди считают нас всех богачами.

— Они не знают наших издержек.

— Верно.

— Что ж, — улыбнулась я. — Такова жизнь.

Он ответил мне улыбкой и собрался что-то сказать, но тут раздался заранее оговоренный телефонный звонок.

— Алло, — подняла я трубку. — Компания «Прескотт». Чем могу помочь?

— Это Саша, — сказала Хатти, сидевшая по долгу полицейской службы наверху, у меня в кабинете. — Можно приехать на склад, чтобы кое-что сделать?

— Когда?

— Через час.

Я отвернулась от Барни, чтобы лучше справиться с ролью.

— Конечно. Без проблем. Сколько, по-твоему, ты здесь пробудешь?

— Не знаю, — растерялась Хатти.

— Ладно, — сказала я, словно она ответила более точно. — До десяти или половины одиннадцатого? Прекрасно. Тогда давай сделаем так: сегодня я не буду включать сигнализацию, а завтра мы снабдим Фреда ключами и кодом.

— Хорошо.

— Пока, увидимся утром! — жизнерадостно попрощалась я и повесила трубку.

Повернувшись к Барни, я извинилась за то, что вынуждена была прервать наш разговор.

— Ничего страшного, — ответил он. Его взгляд стал задумчивым. — Я все равно собирался уходить. Я позвоню тебе завтра. — Он поднялся и направился к выходу.

— Только до полудня.

— А что случится к этому времени?

— Я найду нового покупателя.

Он остановил на мне долгий взгляд, вероятно, что-то соображая. В его поведении обозначилось смятение. Я испугалась. Подавив желание спрятаться под стол, я принялась внимательно наблюдать за тем, как он взвешивает свои варианты и подыскивает ответ.

— Что ж, тогда я постараюсь созвониться с тобой до полудня.

Мы пожали друг другу руки и расстались.

Все получилось именно так, как и планировал Альварес. Я выполнила свою часть работы и почувствовала, как напряжение постепенно меня отпускает.

Я помогла, легко и просто, все закончилось, я имела право расслабиться.

В комнате неслышно появился Альварес. Я вздрогнула, увидев его довольную ухмылку.

— Так держать, Джози, — сказал он, положив ладонь мне на плечо.

— Это оказалось совсем легко, — улыбнулась я в ответ.

Вошел Макс. Морщины беспокойства у него на лице разгладились.

— Как все прошло? — спросил он.

— Все прошло как по нотам, — ответил полицейский, убрав с моего плеча руку. — А теперь вы оба выметайтесь отсюда.

Было довольно странно оставлять свой склад на попечение полиции. Я не знала, чего теперь ожидает Альварес. Он не сказал об этом.

Наверное, предположила я, Барни попытается украсть картину. Сначала я порадовалась, что мне не придется при этом присутствовать, а потом подумала, что впереди у меня тревожная, бессонная ночь.

Мы с Максом попрощались с полицейскими, и я подвезла Макса к его машине.

— Сказать тебе честно, я рад, что мы покончили со своей частью работы, — сказал он. — Не думаю, что из меня вышел бы хороший шпион.

Я рассмеялась:

— Но руководитель шпиона из тебя получился отличный.

Он улыбнулся и вздохнул.

— Наверное, — согласился он, потягиваясь, насколько позволяло пространство салона. — Зато ты, как мне кажется, могла бы смело поменять профессию.

— Спасибо, — усмехнулась я. — У меня и впрямь прорезался талант к обману.

— В таком ракурсе это звучит не слишком хорошо, верно? — захихикал Макс.

— Что правда, то правда. К счастью, я пошла в маму, а она была честной до мозга костей.

Он похлопал меня по плечу, пока я пристраивалась позади его машины.

— Хорошо. Талант талантом, но лучше оставайся такой, как сейчас.

Я кивнула и заправила пряди волос за уши.

— Обещаю.

Когда он распахнул дверцу и стал выбираться наружу, я его окликнула:

— Макс?

Он обернулся.

— А что дальше? Как, по-твоему, будут развиваться события?

Он помолчал, держась за дверной проем.

— Думаю, Альварес его поймает. А ты как считаешь?

Я замотала головой:

— Не знаю. Но мне немного страшно. По правде говоря, мне показалось, что Барни похож на крысу, загнанную в угол.


Глава 20


Как я и ожидала, ночь прошла беспокойно.

Правда, мне удалось немного поспать, но сны были сумбурными и тревожными. И когда я проснулась, меня била дрожь и я не чувствовала себя отдохнувшей. Не в силах больше заснуть, я лежала и думала об Альваресе, о том, сработал ли его план, и если да, то проводит ли он сейчас допрос или решил отложить на завтра. Я представляла, как он сидит в комнате для допросов и пытается не заснуть, но этот образ с легкостью вытеснялся другим, и я видела его спящим дома и начинала гадать, как выглядит его дом. Арендует ли он жилье, вроде меня? Какой мебелью обставлены комнаты? Нравится ли ему стиль «Адирондак», который обычно предпочитают мужчины?

За одной мыслью тянулась следующая, и так продолжалось до половины пятого, когда я наконец смирилась с тем, что не смогу уснуть, и вылезла из кровати. Приняв душ и закутавшись в мягкий розовый халат, я прошла на кухню, сварила кофе, устроилась с дымящейся чашкой в руках на диване и принялась смотреть в сторону луга. Из-за плотного слоя облаков темнота за окном была совершенно непроглядной.

Устав от бесплодного умствования, я позавтракала омлетом, выпила вторую чашку кофе и к шести часам решила отправиться на работу. Надев черные джинсы и темно-красный свитер, я вышла на улицу. Наступало очередное пасмурное весеннее утро. Я глубоко вдохнула холодный по-зимнему предрассветный воздух и завела машину. Дрожа от холода, я вытащила из бардачка маленький пластиковый скребок и очистила от изморози ветровое и боковые стекла.

Проехав три мили, я взглянула на мобильный и обнаружила неотвеченный вызов. Оказалось, Альварес звонил мне, когда я была в душе.

— Проклятие! — прокомментировала я вслух нашу нестыковку.

Затормозив на обочине, я прослушала его загадочное сообщение. «Джози. — Судя по голосу, Альварес был полон энергии. — Прошу прощения, что звоню в такую рань, но я собираюсь проводить допрос и не знаю, когда освобожусь, чтобы еще раз поговорить с вами. Просто я хотел еще раз поблагодарить вас за помощь и сказать, что план сработал. Мы ее взяли».

Я позвонила Альваресу, но попала на голосовую почту.

— Черт!

Я не хотела оставлять сообщение. Я хотела поговорить с ним лично.

Я позвонила в участок. Дежуривший полицейский ответил, что Альварес занят и неизвестно, когда сможет перезвонить. Отключившись, я побарабанила пальцами по рулю, сгорая от нетерпения узнать новости и сердясь на то, что не могу этого сделать. Поддавшись импульсу, я позвонила Максу. Сначала я извинилась, что так рано его беспокою, а потом повторила ему сообщение Альвареса.

— Как, по-твоему, что это значит?

— Не знаю, — протянул он. — А ты уверена, что он сказал «ее»?

— Абсолютно. Судя по всему, он кого-то арестовал.

— Или по крайней мере задержал подозреваемого. Интересно, кто это может быть?

— И мне интересно. Я была на сто процентов уверена, что это Барни.

Помолчав немного, Макс спросил:

— Разве Барни не сказал тебе, что его наняла Энди?

— Энди! — воскликнула я. — Точно, он действительно мне это сказал. Вот это да! Барни мог позвонить Энди и рассказать о Матиссе, а уж она… Но погоди, Макс. Даже если он это сделал, как ей удалось обернуться так быстро?

— О чем ты? Дорога от «Шератона» до склада занимает всего десять минут. Разве она не живет в отеле вместе с матерью?

— Миссис Кэбот вчера должна была вернуться в Бостон. Полагаю, что и Энди убыла в Нью-Йорк в то же время… Хотя ты прав, это только мои предположения. Может, Энди действительно задержалась здесь, чтобы поработать с Барни или начать судебную тяжбу против матери.

— Если Альварес схватил Энди, то это означает, что именно она украла Ренуара и убила своего деда. Тебе не кажется, что обвинение ее в убийстве выглядит немного притянутым за уши?

— Нет. Она сидит на наркотиках.

— Тогда да, — грустно согласился он.

Уловив его настроение, я сказала:

— Это ужасно, правда?

— Даже больше чем ужасно — бессмысленно. Она и так унаследовала бы половину его состояния.

— Может, ей было неизвестно содержание завещания? Я точно знаю, что она не общалась с дедом.

— Пожалуй. И все же.

— Да. Она довольно капризна.

— Может, она страдает от психического заболевания? Что-то вроде раздвоения личности и тому подобное? — предположил Макс.

Я припомнила ее постоянную грубость, периодические истерики, быструю смену настроения, которую мне довелось наблюдать на крыльце дома мистера Гранта.

— Может быть.

На дорогу выскочила белка, и я проводила ее глазами до подлеска.

— Но так или иначе, люди, принимающие наркотики, ведут себя как сумасшедшие.

— Да. Поэтому в принципе не важно, больна она психически или нет.

— Для нас, может быть, и не важно. Но для миссис Кэбот, думаю, очень важно.

В трубке раздался сочувственный вздох. Затем Макс спросил:

— Джози, а какой смысл Энди проникать на твой склад и прятать там Ренуара? Если она убила деда, чтобы заполучить картину, то почему не оставила ее при себе?

— Вот! На такие рассуждения и был расчет. Как тебе следующая версия? Она узнала о Матиссе и Сезанне, а также то, что в день убийства я была возле дома Гранта, и решила пожертвовать Ренуаром, чтобы меня подставить. Осуществись ее план, следствие было бы закрыто, она вступила бы в права наследования, продала бы Сезанна и Матисса и получила бы миллионы. Если бы меня арестовали и даже посадили, у нее были бы полностью развязаны руки.

— В твоей версии что-то есть, — задумался Макс. — Кроме того, как только следствие завершилось бы и суд подтвердил бы подлинность завещания, Кэботы получили бы картину назад. Получился бы гамбит, как в шахматах, понимаешь?

— Вообще-то нет. Я не умею играть в шахматы.

— Гамбит, — начал оживленно объяснять Макс, — это уловка: игрок жертвует фигурой ради получения желательной позиции.

— О, я поняла, что ты имеешь в виду. Ты прав, именно так она и поступила. Она сделала обманный ход, чтобы выиграть партию и взять в качестве приза все три картины. — Я поглядела на пустынную дорогу, голые деревья и безлюдный тротуар. — Постой. Но в конце концов это не сработало.

— Нет, но она старалась. Мне приходилось слышать о куда худших стратегиях.

Меня передернуло от мысли, что некто разрабатывал целую стратегию, чтобы меня достать. Я не сделала Энди ничего плохого, тем не менее она выбрала меня своей мишенью. Глаза защипало от слез, и сердце забилось от нахлынувшей обиды. Я взяла себя в руки и спокойно спросила:

— Макс, как ты думаешь, миссис Кэбот знает о том, что сделала Энди?

— Не знаю, Джози. Ведь мы даже не уверены, виновата ли Энди вообще в чем-нибудь. Мы просто предполагаем.

— Ну да. Я потому спросила, что хочу сказать миссис Кэбот о находке картин и не знаю, стоит ли вдаваться в подробности.

Макс помолчал.

— А разумно ли сообщать ей, что картины найдены? Давай я позвоню Альваресу и спрошу его об этом. И если он разрешит, то прощупай ее сначала. Доверься своим ощущениям. Тогда сама поймешь, о чем говорить с ней, а о чем — нет.

— Мне нравится этот план.

— Только придерживайся голых фактов. Никаких гипотез и комментариев.

Я решительно кивнула:

— Хорошо, я справлюсь с этим.

— Ты что, шутишь? — ответил Макс. — Я видел тебя в действии вчера вечером. Ты можешь сделать что угодно.

Приятно удивленная таким комплиментом, я улыбнулась.


Въехав на стоянку, я увидела Гриффа, охранявшего неизвестно что. Он сказал, что все в порядке и я могу пройти на склад, а он через минуту испарится.

— Мы будем довольно часто к вам заглядывать, — сказал он.

— Зачем?

— Просто чтобы проверить.

— Что проверить?

— Обычное патрулирование. Вам не о чем беспокоиться.

Я поняла, что не добьюсь от него толку, поблагодарила полицию в его лице за непрошеную опеку и направилась к воротам.

Меня охватил суеверный страх. Я прошлась по складу, но не увидела ничего необычного, хотя каких-то несколько часов назад Альварес поймал здесь убийцу. Камеры, микрофоны и металлический шкаф были убраны. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Решив не обращать внимания на непонятное чувство тревоги, я поднялась в кабинет и принялась за работу.

Я набросала письмо для Гретчен, в котором объяснила свою идею насчет услуги «Экспресс-оценка Прескотт» и попросила связаться с Кейт. Я хотела, чтобы эта художница придумала, как нам оформить ларек, какую рекламу дать в газету и как должна выглядеть рекламная листовка, которой мы могли бы снабжать каждого покупателя. Конечно, из-за возможного банкротства Барни больше не представлял для меня серьезной угрозы как конкурент, но я решила все равно дать ход новому делу. Почему бы и не воспользоваться тем, что сулило доступ к хорошему товару и расширяло торговлю? Плюс реакция коллег-соперников обещала быть забавной.

Потянувшись, я взглянула на часы в компьютере. Еще не было и половины восьмого. «Интересно, где сейчас Альварес и чем он занят?» — подумала я, встала, прошлась по кабинету, снова села, но уже через минуту вскочила и опять прошлась по кабинету, только в другом направлении.

Наконец я уселась, решив полностью сосредоточиться на работе, и повернулась к компьютеру. Я сказала Саше, что сама разберусь с кожаным сундуком, и теперь надеялась, что он поможет мне отвлечься от ненужных мыслей, отнимающих силы и время.

Необходимую информацию я нашла довольно быстро. Ее было много. Мягкая и шелковистая кожа обнаруженного в подвале сундука говорила о его качестве, необычайно большие размеры и хорошее состояние заметно выделяли его среди собратьев. По моим подсчетам, его должны были продать за 1750–2000 долларов.

Эрик приехал, когда я заканчивала описание. Он крикнул: «Привет!» — обращаясь ко всем, кто мог бы находиться в этот час на складе. В ответ я прокричала, что сейчас спущусь.

— Привет, Эрик, — сказала я, торопливо сбегая по ступенькам. — Кажется, я не видела тебя целую вечность.

— Ага, и если мы и дальше так будем заняты, тебе придется специально запланировать встречи сотрудников, чтобы мы могли хоть иногда видеться друг с другом.

— Твои слова да Богу в ухо! — рассмеялась я. — Ты готов?

— Да. Осталось только взять деньги и бумаги.

— Я сейчас принесу деньги. Подожди.

Я сходила к сейфу и отсчитала возле него дюжину стодолларовых банкнот. Скоро нам придется заново пополнить запас наличных. Вернувшись в офис, я протянула парню деньги. Он уже хотел запихнуть их в конверт, в котором лежали опись и квитанция, приготовленные Гретчен, но я его остановила:

— Пересчитай, Эрик.

— Да ладно, Джози. Я же знаю, что ты меня не обманешь.

— Верно, но каждый может ошибиться. В том числе и я.

— Ты? Этого не может быть.

— Я польщена, но не откажи мне в одолжении. Всегда пересчитывай деньги. И всегда читай бумаги прежде, чем их подписывать. Я не должна повторять тебе это каждый раз. Когда деньги оказываются у тебя в руках, ответственность за них полностью ложится на тебя. Поэтому относись к этому серьезно.

— Я все понял, — чуть ли не прохныкал Эрик.

— Конечно, но только на словах. А мне важно, чтобы ты усвоил это на деле. Помнишь пословицу «Доверяй, но проверяй»? Вот и следуй ей постоянно. Всегда… даже со мной. Доверяй, но проверяй.

— Хорошо, хорошо. — Преодолев желание закатить глаза, он пересчитал деньги и растянул губы в ухмылке: — Видишь, я знал, что все тип-топ.

— На этот раз да.

— Ну ладно, я понял.

— Тогда отправляйся, — с улыбкой покачала я головой. — Увидимся позже. И не забудь пересчитать проклятых уток!


Из-за того, что мне не терпелось поговорить с Альваресом, все, чем я занималась, казалось мне рутиной. Мне хотелось услышать последние новости. Хотелось узнать детали произошедшего. А вместо этого я оставалась в неведении, дожидаясь ответов и задаваясь новыми вопросами. Меня сжигали любопытство и тревога, и в результате я ни на чем не могла сосредоточиться.

Фред приехал в тот момент, когда я пыталась решить, чем заняться. На нем был серый жилет и черные джинсы. Внешне он выглядел как человек, готовый ко всему, что ему могут поручить, — от бумажной работы в офисе до ползанья на полу, чтобы изучить нижнюю часть шкафа.

— А Саша здесь? — спросил он.

— Еще нет, но думаю, она приедет с минуты на минуту.

Он уселся за выделенный ему стол, и я решила, что сегодня можно съездить поработать в дом Гранта. Саша скоро приедет и сможет поработать за секретаря, а если нет, то у нас есть голосовая почта. Я сказала Фреду, чтобы он не беспокоился о телефоне, дала ему на всякий случай номер своего мобильного и спросила, с какой комнаты мне начать.

Он долго сверялся со своими записями и наконец посоветовал начать с маленькой комнаты наверху, которая использовалась как швейная мастерская. Схватив блокнот и сумку, я уехала.

Макс позвонил, когда я была в дороге.

— Я оставил Альваресу сообщение и спросил, можешь ли ты сказать миссис Кэбот о том, что картины найдены. Он только что мне перезвонил и единственное, что он сказал: «Да». И все.

Я поблагодарила его, и мы сошлись на том, что нам до смерти любопытно, чем занимается Альварес, и главное — с кем.

Подъехав к дому Гранта, я увидела полицейского О'Хару, который несколько дней назад так мужественно сдерживал натиск рассвирепевшей Энди. Он сидел на ступеньке крыльца и курил. Завидев меня, он поднялся, и мы поздоровались.

Через десять минут я уже сидела в швейной мастерской и разглядывала выцветшие фотографии, сложенные в нижнем ящике высокого комода. Среди них мне попалась карточка, на обороте которой было написано: «Мы и Арни Зек, Париж, 1945 год». В бухгалтерских книгах миссис Грант указывалось, что Ренуар, Сезанн и Матисс были куплены у кого-то с инициалами «А.З.». Мне не потребовалось особо напрягать мозговые извилины, чтобы догадаться: передо мной человек, который продал Грантам полотна, украденные у еврейских семей.

Усевшись на пятки, я принялась изучать найденную фотографию. На зернистом черно-белом снимке были запечатлены двое мужчин и женщина, сидящие за столиком возле травяного теннисного корта с выпивкой в руках и с улыбками на устах. Вся троица казалась благополучной и беззаботной. Ни один из мужчин не показался мне знакомым, и я спрашивала себя: если один из них — это мистер Грант, то кто именно?

Я переворошила остальные фотографии. Вряд ли они представляли какую-либо ценность для продажи. Я отложила их в сторону, чтобы потом переслать миссис Кэбот.

Мое внимание снова переключилось на высокий комод из ореха, выполненный в стиле «Чиппендейл». Красивая работа. Я легла на бок, чтобы детально изучить его нижнюю часть, и заметила, что ножки уже реставрировались. Также я заметила, что несколько участков рифленых и скошенных углов слегка отбиты. И все же это был лакомый и желанный кусочек, датированный 1770 годом, и, по моим подсчетам, его следовало продать больше, чем за три тысячи долларов. Если бы его не реставрировали, он мог бы стоить в два раза дороже.

Закончив с комодом, я подумала: «А не позвонить ли мне миссис Кэбот?» Часы на мобильнике показывали половину десятого — для утреннего звонка время вполне подходящее. Поднявшись на ноги, я подошла к окну, из которого открывался замечательный вид на океан.

Я нашла телефонный номер миссис Кэбот и задумалась, что ей сказать. Постояв в нерешительности, я поняла, что мне совсем не хочется звонить прекрасной и стойкой женщине. Когда умер мой отец, я была настолько оглушена переживаниями, что не могла сконцентрироваться ни на чем, кроме мыслей о том, кого я потеряла. «Если с ней происходит нечто подобное, — подумала я, — то в ее сознании даже не отпечатается, что картины обнаружены, а если она и поймет, о чем я говорю, ей будет все равно».

И еще я подумала: «Интересно, знает ли она об Энди? После смерти отца, который не просто умер, а убит, она, без сомнения, раздавлена горем. Как же она вынесет известие, что убийцей является ее собственная дочь?» Я покачала головой, ощутив всю тяжесть страданий, которые грозились обрушиться на нее.

И все же было необходимо сказать миссис Кэбот, что я нашла картины. Украденные полотна надо вернуть. «Сделай это, — внушала я себе. — Поговори с ней и, как посоветовал Макс, просто следуй за ее словами. Если она не захочет слушать подробности, не изводи ее ими».

Я набрала номер и после шести гудков услышала автоответчик. Я тихонько ударила кулаком по оконной раме. После усилий, которые я потратила, чтобы заставить себя сделать этот звонок, было обидно нарваться на автоответчик. Но ничего не поделаешь, пришлось сосредоточиться на сообщении.

— Миссис Кэбот, — сказала я. — Это Джози Прескотт. Я нашла оба полотна — и Матисса, и Сезанна. И у меня есть очень важные новости о них, которыми я хотела бы с вами поделиться. Вы можете перезвонить мне на мобильный в любое время. — Я продиктовала номер.

И тут, довольная оставленным сообщением, я только заметила, что у меня дрожат руки. Этот звонок мне действительно дался нелегко. Я ненавижу разочаровывать людей, которые мне небезразличны. Миссис Кэбот оказалась в числе таких людей.

Мой взгляд остановился на маленьком барометре, висящем на стене. Только я потянулась к нему, как зазвонил мобильный. Миссис Кэбот.

— Извините, что не ответила на ваш звонок сразу, — сказала она. — Мне пришлось выскочить на секунду.

Она по-прежнему разговаривала учтиво.

— Ничего страшного. Спасибо, что так быстро перезвонили.

— Еще мне звонил шеф полиции Альварес, но он оказался недоступен, когда я попыталась с ним связаться. Вы, случайно, не знаете, есть ли какие-нибудь новости?

У меня перехватило горло и бешено заколотилось сердце. Я дважды нервно сглотнула, чувствуя, что готова поддаться панике, так как не знала, что ей ответить. Слава Богу, на ум пришло наставление Макса: «Говори правду, но отвечай коротко». Но правда заключалась в том, что я ничего не знала наверняка. Моя версия пока не подтвердилась фактами.

— Нет, я ничего не знаю. — Я сжала в ладони трубку, от всей души надеясь, что миссис Кэбот не начнет задавать дополнительных вопросов.

— Обычно с Альваресом легко связаться, — заметила она. — Попробую еще раз ему позвонить после нашего разговора.

— Как вы держитесь? — с сочувствием спросила я.

— Все в порядке. Хотя и тяжело, — ответила она после долгой паузы.

— Понимаю, — сказала я, не представляя, что говорить дальше.

Мне хотелось, чтобы она знала, как сильно мне нравился ее отец тем, что смеялся и откровенно наслаждался жизнью накануне смерти. Я решила, что лучше напишу ей. Мне самой было намного легче от фраз на открытках, чем от произнесенных слов. Потому что когда люди говорили со мной, я должна была им отвечать, а на это в первые недели после смерти отца у меня не было сил.

— Мне очень жаль, миссис Кэбот, — выдавила я.

— Благодарю вас, — ответила она, помолчав. — Ну что ж… В сообщении вы сказали, что нашли картины?

— Да. Они были спрятаны в доме, довольно хитроумным способом.

— А где они теперь?

Я сглотнула.

— В полиции.

— Для сохранности?

— Вообще-то не совсем. — Я ненавидела, что именно мне приходится говорить ей об этом.

— Что вы подразумеваете?

— Боюсь, что не все чисто с правом собственности на них. Вернее, есть причины полагать, что они были украдены.

— Понятно, — сказала она таким тихим голосом, что я едва сумела ее расслышать. Потом она откашлялась, но я могла представить ее обеспокоенный взгляд. — Я это подозревала.

— Простите, что принесла вам дурные новости.

— Не стоит, не извиняйтесь. Эта мысль не давала мне покоя на протяжении сорока лет. Лучше знать наверняка, чем изводить себя догадками. У кого их украли?

«Интересно, может, именно ее подозрения привели к той ссоре сорок лет назад?» — подумала я, но не осмелилась спросить. Вместо этого я сказала:

— Мои исследования показали, что каждая из трех картин принадлежала еврейской семье. Перед началом и во время Второй мировой войны картины пропали. Скорее всего их забрали нацисты.

— Какой ужас! — вздохнула миссис Кэбот.

— Да. Очевидно, что они были проданы вашему отцу человеком по имени Арни Зек.

— Он был другом моих родителей в Европе. Я видела его фотографии.

— Да, я нашла одну такую среди кучи других снимков в ящике комода.

— Я и не знала… — начала она и не договорила.

— Мне очень жаль.

— Не стоит. Мне самой следовало разузнать об истории этих картин. А я вместо этого помалкивала. Мне должно быть стыдно. Роберт Льюис Стивенсон был прав, когда писал: «Самая жестокая ложь часто говорится молча». Слишком много секретов я хранила в своей жизни из-за неуместной лояльности. — Она саркастично рассмеялась.

Я промолчала, не зная, что сказать. И прежде чем я нашлась что ответить, миссис Кэбот заявила:

— Все, хватит. Я решила, что больше не позволю дочери употреблять наркотики.

— О чем вы?

— Вчера вечером я устроила «интервенцию».[12 - Интервенция — процедура, применяемая при лечении наркомании.] — Голос осекся, но я успела уловить в нем горделивую нотку.

Я распахнула рот от удивления. Нет, от потрясения.

Я убедила себя в виновности Энди. А она в Бостоне, с матерью. Тогда о ком Альварес сказал: «Мы ее взяли»?! Строить новую версию у меня не было времени — миссис Кэбот ждала продолжения разговора, и я спросила:

— На что похожа «интервенция»?

— На фонтан эмоций. Все организовали специалисты из реабилитационного центра. Мы пригласили нескольких друзей Энди из Нью-Йорка и все вместе сказали ей правду.

— И как она отреагировала?

Я не могла себе представить ничего, кроме локального ядерного взрыва.

— Она расстроилась, — ответила миссис Кэбот.

Полагаю, она в очередной раз сильно преуменьшила.

— И что произошло дальше?

— Она решила попытаться бросить наркотики. — Голос снова сорвался. — Понимаете, цель «интервенции» заключается в том, чтобы наркоман согласился пройти лечение. Слава Богу, она согласилась.

За ее словами я ощутила страх и от всей души ей посочувствовала.

— Наверное, это такое облегчение.

— О да. — Она замолчала, пытаясь справиться с волнением. Когда она откашлялась и вновь заговорила, речь потекла, как всегда, спокойно и вежливо. — Конечно, это только первый шаг очень тяжелого процесса. Но по крайней мере этот шаг в правильном направлении.

Я с сомнением покачала головой. Помня, как вела себя Энди, мне было сложно в это поверить. И все же мне надо было сказать что-то позитивное. Я уставилась на океан. Под цементно-серым небом он казался унылым и бесконечным.

Ничего позитивного не приходило на ум. Интересно, понимала ли сама Энди, сколько страданий она приносит другим? Наконец я сказала:

— Наверное, вам сейчас нелегко приходится.

— Да, пожалуй. Но я уверена, что не окажусь снова в подобной ситуации. Хотя бы потому, что я больше не собираюсь отмалчиваться, будто ничего не происходит.

Мы договорились, что поговорим о ходе оценки через день-другой.

Закончив разговор, я долго стояла возле окна, глядя на океан и пытаясь разобраться в том, что узнала.

Итак, прошлым вечером Энди находилась в бруклинском реабилитационном центре. Я встряхнула головой. Кого же тогда задержал Альварес?


Глава 21


Из-за неизвестности я была словно на иголках и в надежде получить хоть какую-нибудь информацию начала с экстренной меры — звонка Уэсу. Я как раз пыталась убедить себя, что это глупая затея, когда позвонил Макс.

— Мне только что позвонила Кати из полицейского участка Роки-Пойнта и попросила нас приехать для встречи с Альваресом и помощником окружного прокурора Мерфи.

— Наконец-то! И когда?

— Сейчас.

— Как ты думаешь, чего они хотят?

— Полагаю, проверить свидетельские показания.

— Мы пойдем?

— Да.

— Ладно.

— Возможно, это означает, что они уже произвели арест.

— Как по-твоему, кто это?

— Не имею понятия.

— Но это точно не Энди. — Я рассказала ему о том, что узнала.

— Надеюсь, ей удастся покончить с наркотиками.

— Да, я тоже. Это так грустно. Но насчет ареста… Кто же это может быть?

— Полагаю, мы скоро это узнаем.


По дороге я позвонила в офис, но попала на голосовую почту. Удивившись, я взглянула на часы на приборной доске. Десять. Я пришла в замешательство. Это было не в обычае Саши — опаздывать. «Неужели она забыла, что ее будет ждать Фред?» — удивилась я.

Я позвонила Саше домой, и мне ответил автоответчик. Ее мобильный также переводил на голосовую почту. Я не знала, что и думать.

Мне стало страшно. А вдруг с ней что-нибудь случилось? Набрав пин-код, я проверила сообщения на рабочем телефоне. Ничего.

В голову не приходило ни одной причины, почему я не могу с ней связаться. Когда я въехала на стоянку перед полицейским участком, я уже была не на шутку встревожена. Сидя в машине, я снова попробовала соединиться с Сашей. Безрезультатно. Я оставила ей сообщение на домашнем и мобильном телефонах, попросив срочно перезвонить мне на мобильный. Обругав себя за то, что велела Фреду не отвечать на звонки и не взяла у него номер мобильного, я решила подождать до полудня и, если к этому времени Саша не объявится, хорошенько расспросить Фреда, что ему на сей счет известно.

Толкнув дверь, я увидела Макса. Он стоял возле информационной доски и читал объявления. Увидев меня, он улыбнулся. Не успели мы перекинуться парой фраз, как Кати пригласила нас в кабинет, красиво обставленный мебелью из светлой древесины и больше похожий на офис генерального директора, чем шефа полиции. Она предложила нам присесть к столу, что мы и сделали.

— Шеф будет с минуты на минуту, — сказала она и ушла.

Я огляделась. Большой стол был поставлен под углом к окну. Из окна открывался вид на океан. Встроенный стенной шкаф был забит папками, справочниками, скоросшивателями и контейнерами, сплетенными из ивовых прутьев.

— Я сейчас лопну от любопытства, — сказала я.

— Крепись. Скоро мы все узнаем, — улыбнулся Макс.

— Что бы мы ни узнали, это будет для меня шоком. Не забывай, я была уверена, что это Барни.

В комнату вошел Альварес. Он выглядел осунувшимся, но бодрым. От него исходили те же сила и уверенность, что и всегда.

— Спасибо, что сразу приехали, — с улыбкой поблагодарил он. — Только что звонил Мерфи. Сказал, что его задержали на совещании, но он будет здесь через пятнадцать минут.

— Хорошо, — кивнул Макс.

— Пока же я введу вас в курс дела. — Альварес уселся возле стола и обратился ко мне: — Я правильно расслышал? Вы думали, что это Барни?

— Да. А вы разве так не считали?

— Нет, — покачал он головой. — У него было твердое алиби. Кроме того, я считал, что это была женщина. Помните отпечаток ноги, который мы нашли рядом с ящиком, где был спрятан Ренуар?

Кивнув, я бросила взгляд на Макса.

— Помню. Но я подумала, что он не имеет к делу никакого отношения. Сегодня утром, когда вы сообщили, что поймали «ее», мы с Максом стали грешить на Энди.

— Энди? — Альварес в задумчивости подергал себя за мочку уха. — Возможно. Мне и самому она никогда не нравилась. Но ее хватало только на крики и угрозы. Вы видели, как она удирала от меня в тот день у дома Гранта?

— Да, но я подумала, что она могла совершить убийство, когда находилась под воздействием наркотиков.

— Пожалуй, только в этом состоянии она и смогла бы это сделать.

— Но это не она.

— Нет. Откуда вы знаете?

— Я сегодня говорила с миссис Кэбот. Вчера она провела «интервенцию», и Энди легла в клинику.

Альварес кивнул.

— А теперь? Кого вы подозреваете теперь?

Я пожала плечами и снова взглянула на Макса.

— Мы теряемся в догадках, — ответил он за нас обоих.

И тут у меня перед глазами всплыл образ Саши. Такой робкой и непритязательной, такой тихой и замкнутой. «В тихом омуте…» — подумала я и испуганно распахнула глаза. Нет! Не может быть! Потом я вспомнила, что она носит обувь сорокового размера, и у меня защипало в глазах. Я сомкнула веки, чтобы остановить слезы. Еще немного — и я бы упала в обморок.

— Вы не заметили очевидного, — услышала я слова Альвареса.

Я открыла глаза, приготовившись к худшему.

Альварес выглядел так, словно его забавляла наша оплошность. Значит, не Саша, успокоила я себя. Будь это Саша, он бы вряд ли был таким довольным.

— Итак… — начал Альварес и запнулся.

Из коридора донесся шум. Оглянувшись, я увидела, как мимо открытой двери прошествовала Марта. Ее руки были скованы за спиной наручниками, подбородок вызывающе вздернут. Обомлев, я прошептала:

— Марта.

— Конечно, — подтвердил Альварес. — Это было ясно с самого начала.

— Но не для меня, — запротестовал Макс. — Марта Трюдо?

Он, как и я, выглядел потрясенным.

А я испытала приступ стыда за то, что заподозрила Сашу. Я впервые осознала, насколько она стала для меня близким человеком.

— Значит, это Марта, — тихо произнесла я.

— Да, — ответил Альварес, наблюдая за моей реакцией.

— И куда они ее ведут? — спросила я, оправившись от потрясения.

— В камеру, — ответил он.

— Это она убила мистера Гранта?

— Да.

— Из-за картины?

— Да, — кивнул он. — Из-за денег.

— А потом она попыталась подставить меня? Невероятно. Они с Барни не могли конкурировать со мной, и она решила сломать мне жизнь?

— Да, именно так, — согласился он. — Она пыталась убрать вас со своего пути.

— Это отвратительно!

Макс успокаивающе похлопал меня по плечу:

— Все уже закончилось.

— Я просто не могу в это поверить! — Я недоверчиво встряхнула головой. — Против меня строили козни те, кого я хорошо знала, с кем долго сотрудничала. Как вообще такое может быть? Это невероятно. Омерзительно!

— Джози, успокойся, — посоветовал Макс.

Я заставила себя глубоко вдохнуть и выдохнуть.

— Я в порядке, — сказала я и слегка улыбнулась. — В порядке. Я просто не ожидала такого, поэтому так тяжело и восприняла.

— Я могу лишь представить.

— Значит, — попыталась я сосредоточиться на фактах, — для вас это было очевидным с самого начала из-за репутации Марты, чьими руками Барни выполняет всю грязную работу?

— Совершенно верно. — Альварес встряхнул головой. — Барни рассчитывал на ее помощь.

— Меня всегда мучил вопрос, как же он ее выносил. — Я уже совсем успокоилась, теперь меня лишь беспокоило, куда пропала Саша и все ли с ней в порядке.

— Барни были очень выгодны эти отношения, — сухо ответил полицейский. — Она вела себя как заботливая любящая супруга, но только она вкладывала в это понятие намного больше, чем другие жены. Хуже всего то, что у нее отсутствует всякое представление о морали. Никогда не встречал ничего подобного.

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Макс.

Альварес заерзал на стуле.

— Она совершенно ни в чем не раскаивается. Ни в убийстве. Ни в попытке оклеветать Джози. Ни в краже Ренуара. Ни в чем. — Он покачал головой. — Она считает, что тем самым защищала своего Барни, и, если бы понадобилось, она пошла бы на это снова.

Я вздрогнула от нахлынувших на меня воспоминаний. Я как наяву увидела ее неприятные, маленькие, свиные глазки, когда она попыталась на распродаже затеять скандал из-за цены бамбуковой табуретки. Ее тирада, полная сарказма и желания меня оскорбить, до сих пор звучала у меня в ушах. Да, я легко могла представить, как она кого-нибудь убивает. И как проникает на мой склад, чтобы подложить убийственную улику. Она была злом во плоти.

Она пыталась меня подставить не потому, что ненавидела меня, а потому, что я была доступной и желанной целью. Удайся ее затея, она не только ушла бы от ответственности за убийство, но и избавилась бы от серьезного конкурента.

И хотя я привыкла к тому, что она как львица набрасывалась на всех и каждого, чтобы защитить своего любимого мужа, мысль, что в процессе этого она убила старого человека, а затем попыталась разрушить мою жизнь, приводила меня в настоящий ужас.

Я всегда считала Марту королевой среди стерв и теперь лишь качала головой, удивляясь, насколько я оказалась права.


Мой мобильный завибрировал, и, взглянув на него, я увидела номер Сашиного телефона.

Извинившись перед Альваресом и Максом, я отошла к окну и повернулась к ним спиной.

— Саша?

— О, Джози, прости меня.

— С тобой все в порядке?

— Да-да, со мной все хорошо. Понимаешь, я проспала.

— Что? Ты проспала?!

— Да, и потом сломя голову бросилась на работу. Мне стоило позвонить тебе раньше.

— Ничего. Просто это так на тебя не похоже.

— Ну, я довольно поздно легла спать…

«А не провела ли она эту ночь с Фредом? — промелькнуло у меня в голове. — Вот это да! Горячие ночи в старом городке».

— Не переживай, — сказала я. — Главное, что с тобой все в порядке.

Закончив разговор, я помедлила у окна, чтобы скрыть от ожидавших меня мужчин слезы радости. С Сашей воистину все было в порядке. Успокоившись, я обернулась.

— Все нормально? — спросил Альварес, поднимаясь со стула.

— Нет, — улыбнулась я. — Все просто замечательно.

Беседа с помощником окружного прокурора оказалась короткой. Этот коренастый человек лет пятидесяти отличался пунктуальностью и педантичностью. Он пожелал встретиться с нами, чтобы объяснить происходящее, но сделал это на редкость монотонно. Слушать его было настоящей пыткой, и после нескольких минут отчаянных попыток я оставила эту затею. Я знала, что после Макс мне все объяснит.

Когда Мерфи закончил и, собрав свои бумаги, покинул нас, я спросила у Альвареса:

— В суде он выступает лучше, чем здесь?

— Как ни удивительно, но да, — улыбнулся Альварес. — Он хороший обвинитель.

Я покачала головой и тоже улыбнулась:

— Трудно поверить.

— Какими доказательствами вы располагаете? — поинтересовался Макс.

— В основном косвенными, — пожал плечами Альварес. — Но они надежные.

— У вас есть отпечатки следов. А что еще?

— Сегодня состоится пресс-конференция. Поэтому ничего из того, что я сейчас скажу, вы не должны ни с кем обсуждать. Не то чтобы я собираюсь сообщать вам конфиденциальные сведения. Ничего подобного. Все материалы уже переданы стороне защиты. И все же очень важно, чтобы об этом не болтали на каждом углу. Договорились?

Мы с Максом кивнули.

— Конечно, — сказала я. — И как долго нам хранить молчание?

— Пока не пройдет пресс-конференция.

— А когда это случится?

— В четыре. А что? Вы планируете дать интервью?

— Кто знает, — улыбнулась я. — Итак, что еще?

Помолчав, он начал:

— Я рассчитываю на ваше молчание до тех пор, пока мы не сделаем официального заявления. Теперь отвечаю на ваш вопрос. В доме Гранта мы нашли отпечатки пальцев, которые не смогли идентифицировать. В настоящее время установлено, что они принадлежат Марте.

Это же о них говорил Уэс, подумала я и удивилась:

— Разве вы не сличали их во время расследования?

— Нет. А зачем? Антикваром был Барни, а не она. Я даже не обращал на нее внимания, пока не услышал от вас и других людей, что она собой представляет.

Я была вынуждена признать его логику.

— Ясно.

— Мы умолчали о двух отпечатках, которые нашли на тубусе с Ренуаром. Они оказались идентичными тем, что мы не смогли сразу идентифицировать.

— Значит, их тоже оставила Марта, — догадалась я.

— Веские доказательства, — кивнул Макс.

— И еще, — продолжил Альварес. — Мы узнали, что мистеру Гранту незадолго до его гибели кто-то позвонил из «Тягучей ириски». Вслед за этим оттуда же был сделан звонок на мобильный Барни. Парень, который в тот день стоял за прилавком в кондитерской, вспомнил, что по телефону говорила Марта. У нас также имеются показания Джози, что мистер Грант, делая запись в своем ежедневнике, специально пользовался карандашом, чтобы в случае каких-либо изменений легко ее стереть, и что он вносил эти исправления немедленно. Кроме того, Барни сказал Джози, что с Грантом общалась главным образом Марта. Сложите все эти факты и получите, что на самом деле Трюдо не переносили утреннюю встречу, которая была у них назначена на тот день, когда было совершено убийство. А поскольку у Барни железное алиби на это время, получается, что на встречу отправилась Марта. Барни солгал, чтобы прикрыть ее.

— А Барни признался в этом? — удивился Макс.

Альварес презрительно ухмыльнулся:

— Барни извивался, как змея, которой прищемили хвост, но рассказал нам все.

— Не могу в это поверить! — сказала я. — Он втянул в это Марту? Мне казалось, он заботится о ней.

— Насколько я могу судить, — покачал головой Альварес, — это она заботилась о нем, а он лишь пользовался ее заботой.

— Это ужасно. — Меня передернуло от отвращения.

— Любовь — не единственная причина, по которой люди живут вместе. Есть масса других. Никто, кроме супругов, не знает, что каждый из них получает от брака.

— Мне кажется, вы собрали неопровержимые доказательства вины Марты, — сказала я.

— Да, но они базируются на словах Барни. На суде он имеет право не свидетельствовать против жены.

Макс поинтересовался, что думает об этом Мерфи, который будет представлять это дело в суде.

— Он считает, что доказательства более или менее надежны, — пожал плечами Альварес.

— А вы знаете, почему она убила мистера Гранта? — спросила я.

— Только она об этом знает. Но я могу поделиться нашей гипотезой. Мистер Грант сказал Марте, что он собирается нанять вас, и она убила его, чтобы заполучить Ренуара. Иначе говоря, Трюдо сделали это из-за денег. Их финансовое состояние переживает кризис, и им было нужно как можно быстрее раздобыть большую сумму наличных.

— А вы знаете, почему они разорились?

— Кажется, Барни — завзятый игрок.

— Вот как! — воскликнула я. — Тогда понятно, почему у них возникли проблемы с деньгами. Но я все-таки не понимаю, зачем было подбрасывать мне картину.

— Чтобы оклеветать вас. Марта терялась в догадках, почему вас еще не арестовали. Потом сообразила, что без вашего ареста мы рано или поздно выйдем на нее.

— Так она действительно хотела меня подставить? — Я, потрясенная, повернулась к Максу: — Как ты и думал.

Он кивнул. Я объяснила Альваресу:

— Макс считал, что был разыгран гамбит. Тактика, где вы жертвуете чем-то, чтобы добиться хорошей позиции. Но это ужасно, я не верю, что кто-то мог решиться на такую подлость.

— Но с ее точки зрения, она поступила благородно. У Барни были проблемы с бизнесом, и она попыталась их решить быстро и качественно.

— Господи! — ахнула я. — Убийство и очернение безвинного человека как пункты бизнес-плана. Абсолютно дьявольский план!

— Минуточку, — запротестовал Макс. — А что насчет Ренуара? Разве, пожертвовав картиной, Трюдо не остались бы с пустыми руками? Ну, удалось бы им подставить Джози, а дальше что?

— Они надеялись, что Эппс, адвокат Гранта, наймет их для распродажи его имущества. А так как Эппс знал лишь о Ренуаре, они просчитали, что, получив эту работу, найдут Матисса и Сезанна и тайно их продадут прежде, чем Кэботы вступят в права наследования.

— Но как они узнали о Матиссе и Сезанне? — спросила я.

— Мистер Грант показал им бухгалтерские книги своей жены. Барни рассказал мне об этом во время первого допроса. Он даже не понял, какую важную информацию выболтал. Он думал, что просто описывает свою первую встречу с мистером Грантом.

— Интересно, почему мне мистер Грант никогда не показывал этой описи?

— Возможно, он знал о вашей честности.

Я улыбнулась:

— Вряд ли. Ведь Эппс называл меня мошенницей.

— Похоже, он говорил это со слов Марты. Она была готова любым способом избавиться от конкурентки, то есть от вас.

— Даже думать об этом страшно, — вздрогнула я.

— Это точно, — согласился Альварес. — Но, как видите, ей это не удалось.

— Слава Богу, нет. Надеюсь, я смогу убедить Эппса, что я не мошенница.

— Этим утром он сказал, что позвонит вам и извинится.

— Так-так-так, — откинулась я на спинку стула. — Может, мне наконец-то удастся договориться с ним о встрече и еще больше раскрутить свое дело.

— Полагаю, это весьма вероятно, — улыбнулся Альварес.

— Если хочешь, я с удовольствием замолвлю за тебя словечко перед ним, — предложил Макс.

— Спасибо, — с чувством поблагодарила я. — В случае чего я обязательно дам тебе знать.

Альварес проводил нас до стоянки. Солнце пыталось пробиться сквозь облака, и я подумала, что к концу дня у него, возможно, это получится.

— Вы выглядите усталым, — сказала я Альваресу по дороге.

— Есть немножко. Ночь выдалась длинной.

— Марта просто так взяла и явилась на мой склад?

— Ага, одетая во все черное, включая резиновые перчатки. Она прямиком направилась к шкафу и вскрыла его ломом. Наш план сработал безукоризненно.

Он пожал нам руки и направился обратно в участок. Мы с Максом стояли и смотрели ему вслед.

А потом Макс повернулся, вытащил из внутреннего кармана конверт и протянул его мне:

— Вот, держи.

— Что это? — спросила я.

— Заявление, чтобы получить разрешение на оружие, — ответил он. — Заполни его.

Я улыбнулась и взяла конверт.

— Спасибо, Макс. За все.


Уэс позвонил, когда я ехала в офис.

— Я слышал, полиция произвела арест, — сказал он.

— Я тоже кое-что слышала об этом.

— И что еще?

— Только это. А вам что-нибудь известно?

— Ха! Что за вопрос? Конечно, известно.

— Простите меня. Я забылась. Как я могла подумать, что вы чего-то не знаете!

— Итак, выкладывайте. Что знаете вы? — В голосе репортера прозвучала железная настойчивость.

— Я знаю достаточно, так что мы можем договориться об эксклюзивном интервью. Я готова почтить вас своим согласием.

— Где вы?

— В машине, а что?

— Где именно?

— Да зачем вам?

— Чтобы мы могли выбрать место для встречи.

— Только не сейчас. Позже.

— Ни за что. Людей интересует история сейчас, а не позже.

Альварес сказал, что пресс-конференция состоится в четыре, поэтому я предложила:

— В любое время после шести.

— Ну, Джози, — заныл Уэс. — Не делайте со мной этого. Мы заключили сделку.

— Уэс, не морочьте мне голову. Я держу свое слово. Сегодня вечером в шесть в «Голубом дельфине», хорошо?

— Вы платите.

— Вы слишком многого хотите, Уэс, — рассмеялась я. — Ну хорошо.


Разговаривать с Уэсом было изнурительным занятием. Он выжимал из меня все до последней капли, до всего докапывался и допытывался. Он казался ненасытным. Единственное, что помогало мне пережить его дотошный допрос, — это ледяное мартини.

В девять вечера мы вместе вышли из бара и направились на стоянку. Я остановилась возле его машины, чтобы попрощаться с ним, и заметила кое-что знакомое среди беспорядочно разбросанных бумаг и пустых пакетов на заднем сиденье, а именно визитную карточку Альвареса.

Я склонила голову набок и на мгновение задумалась. «Хм, — сказала я себе. — Неужели я нашла его источник информации?» Я вспомнила, как Альварес на меня орал. Его праведное возмущение показалось мне тогда искренним. Но может быть, он пытался таким образом замаскировать свою хитроумную стратегию? Поразмыслив, я решила, что лучший способ контролировать прессу — это служить для нее источником информации. «Так-так, Альварес, — сказала я себе, — да вы, оказывается, еще тот хитрец».


Весь вечер я провела, занимаясь хозяйственными делами. Я убралась в ванной комнате, поменяла постельное белье и приготовила огромную порцию салата. А мои мысли крутились вокруг Марты. Я спрашивала себя, смогу ли я когда-нибудь испытать настолько же сильное чувство. Конечно, я имела в виду не любовь, ведущую к убийству, но всепоглощающую страсть, когда удовлетворение желаний другого человека превращается в счастье, становится образом жизни. «Смогу ли я обрести такую любовь, не потеряв своей личности и не предав свои ценности?» — спросила я себя. И впервые за много лет почувствовала, что смогу.

Мой гнев и тревога прошли. Я перестала страшиться будущего — я начал его предвкушать.


Когда на следующее утро я приехала на работу, Альварес уже поджидал меня, прислонившись к своему внедорожнику. День стоял ясный и солнечный, на улице было тепло, так как за вчерашний день воздух успел достаточно прогреться. Я надела джинсы и кофточку без рукавов, поверх которой накинула большую джинсовую рубашку.

— Привет, — сказал Альварес.

По сравнению со вчерашним он выглядел гораздо лучше.

— Похоже, вам удалось выспаться, — улыбнулась я.

— Да, я спал как убитый.

— Как ваши дела?

— Хорошо. А у вас?

— Замечательно.

— Вообще-то я хотел изменить свой ответ.

— Какой?

— Помните, как я подвозил вас домой? Вы пригласили меня в гости. А я отказался.

Я пристально на него посмотрела. На нем были серо-золотой твидовый пиджак, желто-коричневая рубашка и коричневый галстук. Выглядел он великолепно. Его внимательный взгляд лучился добродушием. Он был высоким, сильным и компетентным в своем деле. Я всегда находила компетентность сексуальной.

— Я помню. Это было минутной слабостью. Она уже прошла. Это было разовое предложение.

— Жаль. Но в любом случае я теперь согласен.

— Вот прямо так?

— Ну, я планировал сначала угостить вас обедом.

Я захохотала. Не знаю почему, но его слова, сказанные с такой искренностью, рассмешили меня до слез. В конце концов мне удалось успокоиться, и я сказала:

— Не смотрите на меня так, или я снова расплачусь.

— Это означает «да»? — с нажимом спросил он.

Я молча посмотрела на него. Я хотела запомнить этот момент, чтобы при желании прокручивать его в памяти снова и снова. А в том, что я захочу вспоминать это событие довольно часто, у меня не было ни малейшего сомнения. Улыбнувшись, я сказала:

— Черт возьми, да.


notes


Примечания


1


«Права Миранды» — право молчать, право иметь адвоката и право не говорить ничего против себя.


2


Тавернье, Жюль (1844–1889) — американский пейзажист и жанровый художник. — Примеч. пер.


3


Ревере, Пол (1734–1818) — американский ремесленник, серебряных дел мастер, ставший одним из самых известных героев войны за независимость США.


4


Консигнация — форма комиссионной продажи товаров.


5


Пискатакуа — река длиной 19 км, разделяющая штаты Мэн и Нью-Хэмпшир.


6


Бингем, Джордж Калеб (1811–1879) — американский художник.


7


Эксетер — город в США, штат Нью-Хэмпшир.


8


«Уол-март» — сеть универсальных магазинов, где продаются товары по ценам ниже средних.


9


Моя вина (лат.).


10


Алмаз Хоупа — крупный (45,5 карата) бриллиант насыщенного синего цвета; по преданию, украшал статую индийской богини Ситы, но был похищен, поэтому приносит несчастье тому, кто им владеет.


11


Рокуэлл, Норман (1894–1978) — американский художник и иллюстратор.


12


Интервенция — процедура, применяемая при лечении наркомании.