Повод для разговора
Дебора Чил








Безмятежный мир Грейс Кинг неожиданно дал трещину. Героиня романа с ужасом узнает, что у ее мужа есть юная любовница. Годы семейного счастья остались позади.

Отныне она сама будет распоряжаться своей судьбой. Жизнь требует перемен. И если Грейс захочет, то даст каждому повод для разговора.






Дебора Чил

Повод для разговора





Помнишь…?


— Помнишь ту ночь, когда ты сказала мне, что мы зачали Каролину? — робко спросил Эдди у Грейс. — Помнишь, ты сказала, что поняла это? В ту ночь? Что ты почувствовала это? Я тоже почувствовал это. Я хотел сказать тебе об этом.

— Хорошо, — произнесла Грейс, ощущая его дыхание на своем лице.

— А помнишь, когда я предложил тебе выйти за меня замуж? Я не думал, что ты скажешь «да».

У нее каждый раз начинало болеть сердце при мысли об этом.

— Но я согласилась, — тихим шепотом напомнила она ему.

— Знаю. А ты не считаешь, что мы могли бы начать все сначала?

Грейс пыталась разглядеть его глаза в темноте, вспоминая, как это было тогда.

— Ты помнишь это? — Эдди взял ее лицо в свои ладони и поцеловал ее. У нее забилось сердце, и она застонала от страсти.

— Я все помню, Эдди, — сказала она, прижимая его к стене. — Все…




Глава 1


Несколько раз по утрам Грейс Кинг Бичон просыпалась, видя себя во сне восемнадцатилетней, скачущей вдоль берега в Хилтон Хеде. Если не считать нескольких целеустремленных бегунов и случайного прохожего, вставшего так рано и выгуливающего собаку, бесконечное пространство побережья принадлежало ей одной на час или два. А потом она присоединится к своей семье в гостинице, где они остановились. Она до сих пор помнила, какой свободной и ничем не обремененной чувствовала себя тогда. Солнце всходило над Атлантическим океаном, сильный бриз дул ей в лицо, и перед ней простиралось все ее будущее. Все мечты казались осуществимыми, не было препятствий, которые трудно было бы преодолеть. Возможности рисовались столь же обширными и безграничными, как вода, набегающая на влажный розовый песок под копытами ее коня.

Грейс почти все свое время проводила возле лошадей, но не могла припомнить, когда она в последний раз выезжала верхом одна, просто ради удовольствия. Она несколько лет не была на берегу океана. У нее почти не оставалось времени подумать, что сулит следующий час, не говоря уж о том, чтобы размышлять о давних, несбывшихся девичьих мечтах.

Особенно сейчас, когда до соревнований за Главный приз оставалось всего несколько дней, Грейс часто приходилось останавливаться и спрашивать себя, что же ей делать дальше. Сегодняшнее утро не стало исключением. Она уставилась в зеркало, почти не замечая отражения в нем двадцативосьмилетней женщины с огромными карими глазами, красиво очерченным ртом и копной упрямых длинных темных волос, которые она заплетала в аккуратную французскую косу. Не замечая собственной красоты, она критически разглядывала поблекшую белую футболку, брюки для верховой езды, сапоги и короткую нитку фамильного жемчуга.

Она вспомнила о бусах в последний момент, как бы отдавая дань собранию благотворительного общества, на котором ей предстояло присутствовать позже в то утро. Все остальные будут одеты как подобает прилично воспитанным женщинам Юга, каковыми они и являлись, включая и саму Грейс. Но, работая управляющей конюшнями на одной из самых крупных в стране племенных ферм, ей трудно было появляться на работе в элегантной цветной юбке и в туфлях на высоких каблуках.

На большинстве женщин ее наряд смотрелся бы нелепым. Но Грейс Кинг Бичон не была похожа на других женщин. Она двигалась с легкостью и уверенностью профессионального спортсмена. Брюки для верховой езды облегали ее, как вторая кожа, она до сих пор выглядела достаточно молодо, чтобы быть избранной королевой на весеннем выпускном балу. Она же замечала только мельчайшие морщинки, начинающие появляться под глазами, пятно на футболке, которое не выводилось ни одним отбеливателем, изрядно поношенные сапоги, явно нуждавшиеся в хорошей чистке.

Грейс рассеянно коснулась жемчужных бус — свадебного подарка ее матери — и попыталась вспомнить, о чем она хотела поговорить на собрании. Что-то насчет книги по кулинарии…

— Итак, какие у тебя планы на сегодня? — Лицо мужа возникло за ее спиной в зеркале.

— Черт! — вскрикнула она, испуганная его внезапным появлением. — Черт возьми, Эдди! Ты можешь издавать хоть какой-нибудь звук или шум, когда приближаешься?

Он рассердился, шагнул к зеркалу, чтобы поправить галстук:

— Грейс! Прекрати так выражаться! О Господи, ты доведешь меня до сердечного приступа.

Она искоса, отвлеченно и оценивающе, посмотрела на него, как это делают давно женатые люди, которые почти перестают замечать друг друга. В неполных тридцать пять ему все еще был присущ юношеский энтузиазм и неугасимая энергия, которые привлекли ее внимание, когда подруга по университетскому женскому клубу указала на него, танцующего сиртаки. В лагере за Эдди Бичоном бегали чуть ли не все девушки. Эдди был совсем не в ее вкусе, но он улыбнулся ей какой-то дьявольской улыбкой, пригласил на танец, и она тотчас же влюбилась в него без памяти.

— Мне надо съездить на ферму, — сказала она. — Папа хочет зачем-то встретиться со мной и Хэнком, чтобы поговорить о Гран-При.

— О чем? — спросил он, возясь с галстуком.

Она знала, что он спрашивает только из вежливости. Она могла бы сказать ему, что отец попросил ее проехать верхом обнаженной на открытии соревнований, и он, скорее всего, не моргнул бы и глазом.

Она перекрутила резинку на конце косы и сказала:

— Ему просто нравится начинать воспитывать нас каждый год примерно в это время. Это позволяет ему чувствовать собственную власть.

Эдди кивнул, но мысленно явно переключился на что-то другое. За исключением тех случаев, когда это диктовалось необходимостью, или когда он обязан был дважды в год появиться на показательных конных выступлениях, их дела редко пересекались. Но это было и к лучшему. Их совершенно разные интересы, вероятно, и охраняли их супружество от того, чтобы оно стало постылым.

Отходя от зеркала, он спросил:

— Где постреленок?

Грейс взглянула на приемник с часами возле их постели: опять опаздывает.

— Ей пора бы одеться, — пробормотала она. Особенно сегодня, когда ее стол завален всякими бланками, ей хотелось начать пораньше. — Каролина, что ты делаешь? — крикнула она в коридор.

Как будто ожидая вопроса, их дочь вбежала в дверь, застегивая блузку:

— Собираюсь, — пропела она. — Я поеду кататься верхом?

Грейс быстро поцеловала Каролину в макушку, когда та проскочила мимо нее:

— Если у нас хватит времени.

Каролина была миниатюрной копией Грейс — такие же большие глаза, полный ротик и упрямство — и она была рождена для верховой езды. От отца она унаследовала резвость и несомненно была папиной дочкой.

— Эй, постреленок! — У Эдди и Каролины была особая манера общения. — Где ты была всю ночь?

— Спала! — Она захихикала и прыгнула в его раскрытые объятия.

— И что тебе снилось? — спросил он, кружа ее по комнате.

— А как ты думаешь? — ответила она вопросом на вопрос.

Грейс позволила себе мгновенную роскошь полюбоваться на дочь и мужа — две самые яркие звезды в ее вселенной. Их общество взаимного обожания было клубом, из которого она была подчеркнуто исключена, но такое положение вещей только изредка раздражало Грейс. Ее взаимоотношения с собственным отцом были сложными, она всегда была ближе к матери. Глядя на Каролину, смеющуюся в объятиях Эдди, она испытала приступ зависти к тому, чего у нее никогда не было с Вилли.

Эдди нежно обнял дочь, поцеловал в последний раз, затем опустил ее на пол.

— Эй, — обратилась Грейс, когда Каролина умчалась из комнаты. — Я должна сегодня свозить ее в магазин Миллера на примерку костюма для верховой езды. Хочешь встретиться с нами там, а потом вместе пообедаем?

Эдди с сожалением покачал головой:

— Не получится. У меня совещание, с которого мне не выбраться. Хочешь, встретимся пораньше?

— Не могу. У меня собрание благотворительного общества. Они избрали меня председателем комитета по подготовке книги по кулинарии.

— А завтра?

— Завтра — суббота, — напомнила она ему.

— У меня гольф.

Как будто она этого не знала. Эдди играл в гольф все с теми же тремя приятелями по колледжу каждую субботу по утрам с тех пор, как они поженились.

— Как насчет понедельника? — спросил он.

Грейс пожала плечами:

— Если я смогу так долго морить ее голодом.

Понедельник ее устраивал, но лучше бы сегодня. Грейс сомневалась, поймет ли он почему, даже если она попытается объяснить ему.

Покупка Каролине костюма для верховой езды в магазине Миллера была чем-то вроде ритуала, особым случаем, который ей хотелось отпраздновать втроем. Гран-При в этом году станут ее первыми состязаниями на национальном уровне, большим шагом вперед для юной наездницы, даже столь совершенной, как Каролина. Грейс хотелось, чтобы дочка познала все перипетии этих соревнований, каждое мгновение этого события.

— Ладно, — сказал Эдди, слишком занятый поисками своего портфеля, чтобы заметить разочарование на ее лице. — Позвони Джун, и пусть она впишет это в мой распорядок дня. Ты собираешься сегодня готовить ужин?

Она не загадывала так далеко вперед. До ужина еще несколько часов, а ей слишком много предстояло сделать до этого.

— Еще не знаю. А ты будешь здесь?

— Я позвоню тебе, — бросил он, взглянув на часы.

— Ладно.

Пора ехать, а то они оба опоздают. Казалось, их жизни уже очень давно расписаны по часам. И как это они стали такими занятыми, что ей приходится звонить секретарше мужа, чтобы назначить обед с ним? Может, настала пора пользоваться карандашом Джун, чтобы условиться, когда им заняться любовью?

Она вздохнула и вышла на крыльцо. Для конца осени было тепло, даже для Южной Каролины. Легкий ветерок, дующий с запада, шелестел в ветвях раскидистых испанских дубов, окружавших дом, который она с таким старанием отреставрировала в послевоенном стиле середины девятнадцатого века.

Родители Эдди купили им дом в честь рождения Каролины и великодушно предложили оплатить услуги собственного дизайнера интерьеров миссис Бичон. Но Грейс настояла на том, что сделает все сама. Она тщательно изучила по фотографиям внутреннее убранство и картины того периода, подолгу разглядывала образцы красок и тканей, эскизы подрядчиков, будто в них таился ключ к счастью. Ее усилия были оценены по достоинству, и дамы из исторического общества стали умолять позволить включить дом в их ежегодный осенний тур по домам и плантациям.

Польщенная просьбой, Грейс, тем не менее, решительно отказалась. Она содрогалась от перспективы, что незнакомые люди станут ходить по комнатам, поглаживая ее мебель, суя нос в укромные уголки ее семейной жизни, как если бы они являлись трехмерными фигурами в музее-диараме.

Грейс с любовью занималась убранством дома. Она была слегка смущена, узнав, что хвалебные речи в ее адрес произносятся повсюду. Ей просто хотелось создать уютный дом для своей семьи, место, где могли бы собираться люди, смеяться и радоваться вместе. Дом, наподобие того, в котором выросла она.

Грейс взглянула на лес, обрамлявший дальний край их владений. Солнце только что поднялось над деревьями, которые лишь недавно начали утрачивать буйные краски осени. Она понаблюдала, как белочка перебежала лужайку и исчезла в лесу. Начинался великолепный день — редкостный дар богов. У нее мелькнуло безумное желание схватить Эдди за руку и скрыться с ним в лесу, плюнув на все их обязанности.

Вместо этого она поцеловала его на прощание, спустилась вслед за ним по ступеням крыльца, и они разошлись по своим машинам. Он сел в свой мерседес, она — в джип. С точностью хорошо отрепетированного балета они одновременно двинулись по дорожке. Вдруг Грейс осознала, что чего-то не хватает для полноты картины. Ругая себя, она резко нажала на тормоза и дала задний ход к дому.

О чем она думает сегодня? Грейс поспешила на крыльцо и открыла входную дверь. Чувство вины возросло в геометрических пропорциях, когда ее в прихожей враждебно встретила Каролина. Дочь метнула сердитый взгляд на Грейс, лицо ее выражало оскорбленное возмущение.

О Господи! Какая она ужасная мать, раз ушла из дома, совершенно забыв о дочери.




Каролине было проще простить мать, чем той простить себя. Пока Каролина щебетала о новом костюме для верховой езды, Грейс продолжала укорять себя за рассеянность. Они уже выехали на дорогу, ведущую к дому ее родителей, находившемуся неподалеку от их собственного дома. Надпись над воротами послужила еще хоть и небольшим, но дополнительным источником раздражения. Под нарисованным силуэтом породистого коня со стройными ногами были слова: «Фермы Кинга». Под ними, буквами чуть поменьше, надпись гласила: «Владелец — Вилли Кинг». В третьей строке еще мельче было написано: «Тренер — Хэнк Корриган».

Грейс все ждала, когда будет добавлена четвертая строка: «Грейс Кинг Бичон — управляющая конюшнями». Слишком гордая, чтобы просить и подвергаться риску, что отец откажет ей, она знала, что скорее черт околеет, чем Вилли сам додумается до этого. Отец часто бывал недогадлив, это было характерно для их отношений. Он полагался на ее опыт, доверял ее суждениям, но крепко держал в руках бразды правления, как если бы хотел оседлать дикого жеребца.

Грейс знала, что без ее помощи отцу пришлось бы туго. Фермы Кинга являлись семейным делом: ее мать вела бухгалтерию, младшая сестра, Эмма Рэй, занималась продажами с аукциона и делами, связанными с недвижимостью. Но Грейс интуитивно понимала лошадей, превосходя этим даже обширные познания Вилли. Она не в первый раз подумала, что, будь у Вилли сын, скорее бы отец добавил имя сына к надписи на воротах. Затем она напомнила самой себе, и тоже не впервые, что перемены происходят медленно, особенно на Юге.

Длинная, извилистая дорожка, обрамленная дубами и ореховыми деревьями, вела к конюшне, а дальше — к дому, где прошло ее детство. Грейс еще не успела окончательно остановить машину, а Каролина уже выскочила из джипа и помчалась к конюшне. Грейс не остановила ее. Она помнила себя в восемь лет, помнила, как была до безумия влюблена в коня по кличке Бутс, даже носила его фотографию в бумажнике и не могла лечь спать, не поцеловав его на прощание.

Прежде чем отправиться в город, они заскочат в родительский дом поздороваться с ее матерью. Но шум и суета возле конюшни привлекли ее внимание. С полдюжины мужчин усердно трудились там. Двух из них она знала всю жизнь, с другими была знакома примерно полжизни или больше. С грубым и вспыльчивым Вилли Кингом не так уж легко было работать. Но его все знали как честного и справедливого человека, он обращался со своими работниками так же хорошо, как и с выигрывающими призы лошадьми, которых он разводил и тренировал. Нанявшись однажды к нему на работу, люди не уходили, если только у них не возникало очень основательной причины для этого.

— Эй, Даб, — окликнула Грейс одного из мужчин.

Даб — невысокого роста, с красным лицом, когда-то давно он подхватывал ее к себе на плечи и нес к лошадям — приветливо улыбнулся:

— Доброе утро, Грейс.

— Гарри, — обратилась она к одному из конюхов. — Поезжай около половины пятого на трейлере к Максам и забери Каприза, принадлежащего Джо. Шейла поедет туда с тобой и поможет справиться с ним.

Гарри поднял глаза от уздечки, которую чистил:

— Да, мэм.

— Перед отъездом скажи Хэнку, чтобы он был здесь, — сказала она ему.

Он кивнул:

— Нет проблем.

Она махнула рукой остальным и остановилась на минутку погладить лошадей, которых выводили из конюшни, чтобы почистить. Затем она вошла в конюшню, где в кабинете на столе ее ждала гора бумаг.




Каролина уселась на стремянку так, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с глазами ее любимого коня. Пластинка с надписью на двери говорила, что стойло принадлежит лошади по кличке Серебряные Колокольчики. Но из-за серебристо-серого окраса и розового носа все стали звать его Опоссумом, именно это имя сейчас нежно нашептывала ему на ухо Каролина, лаская его морду.

Красивое животное, с длинной, изящно изогнутой шеей и широкой грудью, он являлся отпрыском двух скаковых лошадей, завоевавших множество призов, и уже начал оправдывать ожидания как наследник чемпионов. Но чувства Каролины к нему не имели ничего общего с его родословной. Для нее это была любовь с первого взгляда, возникшая между годовалой девочкой и только что появившимся на свет жеребенком, распростершимся на соломе, неспособным даже стоять на своих слабых ножках.

Ее ровесники кормили животных лакомствами, воображая их лучшими друзьями или братьями, с которыми они делились своими страхами и сокровенными тайнами. Каролина нашептывала свои сердечные тайны на ухо Опоссуму и мечтала о том дне, когда она помчится верхом на нем на состязании. В последнее время это стало предметом спора между Каролиной и ее матерью.

— Опоссум, — шептала она, потчуя его морковкой и представляя себя гордо сидящей на его спине.

Он обнюхивал ее карманы в поисках сладостей, которые привык находить там. В это время большая дверь в дальнем конце конюшни распахнулась — Вилли Кинг быстро приближался к своей внучке.

— Я поймал тебя! — провозгласил он смеясь, его голубые глаза светились улыбкой, которая всегда находилась у деда для внучки. — Ты хочешь подкупить Опоссума?

— Привет, дедушка! — радостно воскликнула она.

Он посмотрел, как она дала Опоссуму еще морковку, и покачал головой:

— Мисс Лили приревнует и сбросит тебя на арене, — предупредил он. — Лучше приберечь лакомства для той лошади, на которой ты собираешься ехать.

Стоя на стремянке, Каролина была почти одного роста с дедом. Она внезапно повернулась к нему и ухватилась за его жилет.

— Дедушка! Ну почему? Пожалуйста, позволь мне! — начала просить она, решив сделать его своим союзником. — Я не хочу кататься на маленькой лошадке! Я хочу ездить верхом на коне! Есть ребята помладше меня, а им это разрешают.

Он смотрел на нее, видя в ней копию своей старшей дочери. Она была совершенно такой же упрямой, как и Грейс. Обычно он позволял ей все, что она просила, часто подсовывая сладости за спиной ее родителей. Но сейчас Грейс должна была решать, на какой лошади Каролине выступать на состязаниях, и на этот раз он был полностью на стороне дочери.

— Подожди минутку, милая. Прежде всего, ты можешь одержать победу над мисс Лили. — Он снял внучку со стремянки, она уцепилась ногами за деда. — О, Боже милостивый, — простонал он, стараясь удержать ее. — Позволь мне опустить тебя на землю.

В ответ Каролина только еще крепче сжала его ногами. Он поморщился, но она отказывалась ослабить свою железную хватку.

— Вот видишь? Видишь, какая я сильная? — спросила она.

Он на самом деле начинал ощущать боль. Теперь настал его черед умолять.

— Милая, мне надо опустить тебя! Сжалься над стариком!

Достигнув желаемого, она спрыгнула на пол. Вилли глубоко вздохнул, потирая талию.

— И потом: конь слишком велик для тебя, — сказал он, переключаясь на свою излюбленную тему. — Тебе следует научиться трезво оценивать свои возможности.

— Сколько лет было маме, когда она победила на Солнечной Девочке? — перебила его Каролина.

— Девять. — Дед улыбнулся. Он так гордился Грейс в тот яркий сентябрьский день, ставший началом длинной вереницы побед, что потерял им счет, но первую он не забудет никогда.

— А сколько она весила? — скептически спросила Каролина.

— Я уже не помню, дорогая.

Но ребенок оставался непреклонным! Она слишком мала, чтобы понимать разницу между риском и выбором. Мисс Лили идеально подходит по габаритам такой малышке, как Каролина. У девочки еще масса времени впереди, чтобы ездить на больших лошадях.

— А теперь перестань выдумывать! Ты должна решить этот вопрос с мамой. Ты уже говорила с ней?

— Да, — она надула губки.

— И?

Она сердито взглянула на него:

— Неужели я стала бы умолять тебя, если бы она согласилась? Вы только посадите меня на этого коня, и я выиграю детские соревнования по классической езде! И почему все считают, что знают, когда я буду готова? — требовательно спросила она, возмущенно повышая голос. — Только я могу сказать, когда буду готова! А я готова! И вы все выводите меня из терпения!

Даб вошел в конюшню и услышал конец ее гневной речи. Он обменялся удивленными взглядами с Вилли, и Каролина вдруг поняла, что вышла за пределы хороших манер. Она была ребенком, а детям не положено кричать на старших. Она замолчала и поджала губы, ожидая упреков деда.

Но Вилли усмехнулся, сохраняя хорошее настроение. С годами он стал мягче, проявляя большую снисходительность к своей единственной внучке, чем когда-то к дочерям.

— Кого она тебе напоминает?

Даб потер подбородок.

— Это невероятно.

— Иди, дай руку Дабу и веди себя хорошо, — сказал Вилли. — А мне надо поговорить с твоей мамой.

Обрадовавшись, что ее не стали ругать, Каролина повернулась и направилась к выходу.

— Эй! — крикнул Вилли. — Вернись и поцелуй своего дедушку. Хотя следовало бы побить тебя за такое поведение.

Он поднял руку. Но Каролина знала, что дед никогда не исполнит свою угрозу, и даже не моргнула глазом, когда Вилли подхватил ее на руки, чтобы поцеловать.

Этот ребенок стал самым лучшим подарком ему от дочери. Быть дедом означало только радость и никаких обязанностей. Он снова ухмыльнулся, когда она тайком сунула Опоссуму еще одну морковку и посмотрела на Вилли украдкой. Если она так часто будет кормить этого коня, то вскоре он станет слишком жирным для соревнований. Но остановить Каролину невозможно. Она как и мать — из рода победителей. Это у нее в крови.

Его главный тренер въехал в конюшню на коне, напомнив Вилли о делах.

— Эй, Хэнк! — приветствовал он тренера. — Как жизнь?

Хэнк Корриган соскочил с коня и передал поводья Дабу. Каролина последовала за ним. Хэнк искоса осторожно взглянул на своего хозяина.

— Хорошо, — ответил он. — Великолепно.

Подтянутый мужчина чуть за сорок, с лицом, изборожденным морщинами, свойственными человеку, всю жизнь проработавшему на свежем воздухе, он был одним из лучших тренеров, которого можно нанять за деньги. Но у Вилли имелась скверная привычка угадывать его мысли, и эти двое часто не ладили друг с другом. По опыту Хэнк знал, что если Вилли сбивается с дружелюбного тона, значит, он готов сделать то, что не понравится Хэнку.

— Хорошо! — оживился Вилли. — Грейс хочет увидеться с тобой.

— Сейчас?

— Чуть позже. Мне надо минутку поговорить с ней. После этого.

— Да, сэр, — сказал Хэнк.

Вилли шел через конюшню к кабинету дочери чувствуя, как Хэнк смотрит ему вслед. Вилли принял решение, и у него не оставалось сомнений на этот счет. Он слишком долго ждал этого шанса, чтобы не ухватиться за него. Конечно, Хэнк огорчится, даже рассердится. Но Вилли считал, что в его возрасте он заслужил право перестать беспокоиться о мнении кого-то еще. И, черт возьми, разве это не его ферма?

Он решительно вошел в кабинет Грейс и остановился перед ее столом.

Грейс перевела на него взгляд от стопки вступительных анкет участников Гран-При, на которых требовалась ее подпись. Она подумала, на что же нацелился отец сегодня утром?

В шестьдесят пять он все еще оставался одним из самых красивых мужчин, каких она когда-либо видела в жизни, — с развевающимися белыми волосами, с тонкими чертами лица, ставшими с возрастом совершенными, и энергией, которой могли бы позавидовать мужчины намного моложе его. «Состарился до совершенства», — любил он говорить о себе.

Она нежно любила отца и уважала приобретенные им с годами знания по выращиванию лошадей. Но он часто действовал под влиянием порыва, предоставляя ей или Эмме Рэй расхлебывать последствия его припадков безумия. Непреклонный блеск в его голубых глазах служил предупреждением, что он собирается подбросить ей очередную провокацию.

— Привет, папочка, — поздоровалась она.

Вилли захлопнул дверь кабинета.

Она подумала: «Да-да, это действительно нечто серьезное…» — и настроилась на плохие известия.

Не было ни «с добрым утром», ни легкой болтовни о Каролине или о погоде. Вилли приступил прямо к делу.

— Имеющего Сердце выставили на продажу на прошлой неделе.

— Да?

— Ну тот, из Калифорнии, конь Джеми Джонсона. Он победил в сентябре на состязаниях по классической езде в Хэмптоне.

— Я знаю эту лошадь. Сколько он просит?

— Сто пятьдесят тысяч.

Почти даром. Она думала, не меньше двухсот тысяч.

— И все? Что с ним?

Вилли покачал головой:

— Ничего. Джонсону приходится продать его из-за развода. Во всяком случае… — он ухмыльнулся, как маленький мальчишка, которого застали сующим руку в банку с вареньем, — я купил его.

— Что ты сделал? — Должно быть, он шутит… но Вилли никогда не шутил на тему покупки лошадей.

Он скрестил руки на груди, как бы защищаясь от ее гнева:

— У меня предчувствие насчет него. Думаю, это — его год. Над ним так и написано: «Чемпион Гран-При». И…

Этой паузы оказалось достаточно, чтобы она смогла догадаться, что худшее впереди.

— Я собираюсь скакать на нем, — с вызовом произнес он.

Его заявление заставило ее вскочить со стула:

— Но, папа, даже не обсудив это с нами?

— Тут нечего обсуждать. — Он знал, что бросил бомбу. У Вилли в этом был большой опыт. Он замолчал, предоставляя Грейс возможность переварить информацию.

Сколько раз, подрастая, она слышала эту фразу — «Тут нечего обсуждать». Как часто Вилли назначал себя и арбитром, и судьей, и присяжными в суде, где дело закрывалось прежде, чем у нее появлялся шанс отстоять свое мнение?

Слезы отчаяния текли у нее по щекам, и она бросалась за утешением к матери. Реакция матери всегда была одинаковой: она вытирала слезы Грейс слегка надушенным носовым платком, обнимала ее и объясняла, что папе необходимо думать, что он действует по-своему, потому что он совершенно уверен в своей правоте. «У мужчин забавное представление о том, что они несут ответственность за все», говаривала Джорджия Кинг, наливая Грейс стакан чая со льдом. Не стоит сражаться с этой точкой зрения, можно победить более утонченными способами.

И это было правдой: несмотря на то что Вилли громогласно объявлял свое решение, подобно пророку из Ветхого Завета, провозглашающего слово Божие израильтянам, она и Эмма Рэй обычно делали или покупали то, что он сначала запрещал им.

На сей раз дело обстояло иначе. Это касалось не только ее и Вилли. На кон ставилось слишком многое: деньги, эгоизм, репутация ферм Кинга, давнишние отношения с ценным служащим, которого не легко заменить. Придется долго и ласково уговаривать и утихомиривать Хэнка Корригана, когда он узнает о решении Вилли, а это не входило в планы Грейс.

— О Господи, папочка! О чем ты говоришь? А как насчет Выкупа? Хэнк собирается…

Дверь неожиданно распахнулась. В кабинет вошла Каролина:

— Мам? Даб сказал, что я могла бы…

— Не сейчас, милая! — сказала Грейс, решительно выставляя ее из кабинета и захлопывая за ней дверь.

— Выкуп не готов, — продолжал Вилли, словно их и не прерывали. — У меня нет такого предчувствия насчет него.

Ему даже в голову не пришло посоветоваться с ней или с Хэнком!

— А чем мы занимались последние пять лет? Этот год был удачным для Выкупа, — напомнила она отцу.

Вилли свирепо глянул на нее. Она посмела сомневаться в его авторитете.

— Хватит! — отрезал он. — Теперь послушай, я занимался этим, когда тебя еще кормили с ложечки! Я делаю то, что считаю нужным!

В голове у Грейс замелькал калейдоскоп гневных ответов. Ей хотелось высказать ему все, что она думает: что он своевольный, эгоистичный, недальновидный. Ей хотелось бросить в него стопку анкет, выскочить из кабинета, и пусть он сам расхлебывает заваренную им кашу. Вместо этого она попыталась урезонить его.

— Папа, у Хэнка нет времени заниматься другой лошадью перед самым началом выступлений.

— Ему и не надо, — сказал Вилли, немного утихомирившись. — Джеми Джесон сам готовит его. Он собирается работать с ним до окончания состязаний. Это было частью сделки. Он приезжает завтра с конем, а остальные лошади из его конюшни прибудут позже. Всего их будет четырнадцать. Скажи Дабу, чтобы нанял дополнительно столько конюхов, сколько потребуется.

— Ты собираешься соревноваться с Хэнком на Выкупе? — не в силах поверить, спросила она.

— Нет, — он нахмурился, досадуя на Грейс: почему она не верит, что он говорит дело. — Мы не собираемся выставлять Выкупа. Не в этом году. Он может подождать до следующего года.

Грейс ухватилась за край стола, чтобы не упасть. За пять лет ее пребывания на посту управляющего конюшнями, Вилли не раз высказывал весьма нелепые суждения. Но среди всех ослиных глупостей эта превзошла все остальные. Если бы она не знала его так хорошо, то подумала бы, что у Вилли развивается старческое слабоумие.

— Это совершенно немыслимо! Давай выставим их обоих, — настойчиво уговаривала она.

— Дорогая, когда ты займешь мое место, можешь делать все, что захочешь.

Это еще одна фраза, которую Грейс слишком часто слышала от него. Он был бы ошеломлен и сражен, если бы она сказала ему правду. Она могла бы пройти по этой земле в темноте в безлунную ночь и никогда бы не заблудилась. Смешанные ароматы магнолий, сена и лошадей были ей знакомы так же, как запах кожи ее дочери. Но она никогда не хотела владеть фермой.

Она согласилась стать управляющей конюшнями только потому, что казалось глупым нанимать кого-нибудь постороннего, который не смог бы выполнять эту работу даже вполовину так хорошо, как она. Но прежде чем состариться, Грейс еще найдет что-то свое, чего она не смогла сделать из-за того, что была дочерью Вилли Кинга и миссис Эдди Бичон. Проработать здесь всю оставшуюся жизнь? Спасибо, нет, благодарю.

— Папа, — мягко сказала она, — Хэнк уйдет.

— Ну, милая, тебе предоставляется хорошая возможность применить свое знание людей. Проследи, чтобы этого не случилось. Слышишь меня? Ты понимаешь?

Ей не хотелось поддаться на его льстивые речи:

— Ты не можешь поступить так. Это несправедливо!

— Все решено, — сказал он. — Свыкнись с этой мыслью. — Он открыл дверь и вышел из кабинета, прежде чем она успела добавить хоть слово.

Она представила, как тоже уйдет с работы. Это послужит Вилли хорошим уроком, если она и Хэнк уйдут вместе. Эта мысль на мгновение показалась очень привлекательной. Но она не могла поступить так по отношению к своему отцу, который предоставил ей столько чудесных возможностей и так часто поддерживал ее.

Она стукнула рукой по столу и выругалась:

— Чертов сукин сын! Черт! Черт подери! Черт подери!

Дверь распахнулась, и Вилли заглянул в комнату:

— Следи за своей речью! — сказал он.

Насвистывая, он прошел мимо площадки для чистки лошадей перед выходом из конюшни.

— Эй, Хэнк, — весело махнул он тренеру. — Теперь она может принять тебя.




Следующие несколько минут оказались даже более неприятными, чем Грейс предполагала. Едва она успела пробормотать объяснения, как Хэнк взорвался потоком ругательств, более длинных и громких, чем ее собственные.

— Ладно, черт возьми, тогда я ухожу! Мне не нужно это дерьмо! — крикнул он, вылетая из ее кабинета и устремляясь к выходу.

— Хэнк, подожди, — завопила Грейс. Уже опаздывая на собрание благотворительного общества, она побежала за ним, надеясь заключить хоть временное перемирие.

— Хоть бы этот сукин сын погиб в автомобильной катастрофе! — прорычал он, когда Грейс догнала его.

— Я понимаю, Хэнк, — согласилась она, даже не пытаясь скрыть свое смущение. — Возьми себя в руки. Ты только послушай…

— Нет! — Он показал ей фигу. — Ты послушай! Я не собираюсь сидеть и ждать, в то время как этот сукин сын разрушает мою карьеру! Это шанс для Выкупа! Именно этот год! Я это знаю, как свои…

— Он может изменить свое мнение, когда лошадь прибудет сюда, — вставила Грейс. — Ты же его знаешь!

Хэнк резанул ладонью воздух, выкрикивая:

— Я только знаю, что протирал задницу с восхода до заката на этого сукина сына, а теперь он так по-свински поступает! Ну так пусть поцелует мой зад!

Отчаявшись погасить его гнев, она взмолилась:

— Хэнк, пожалуйста! Дай мне время! Может быть, я смогу заставить его понять!

— Черта с два, — с горечью произнес он.

Грейс представила, каково ей будет в одиночку заниматься всеми сложными приготовлениями к приближающимся состязаниям на Главный приз, и чуть не расплакалась:

— Ты не можешь так поступить со мной! — завыла она.

Позади них затормозила машина.

— Грейс! — Ее сестра высунула голову в окошко и спросила: — Папа там?

— Нет, — ответила Грейс и тотчас же снова стала умолять тренера:

— Пожалуйста, ради Бога, Хэнк. Дай мне время! Я… что-нибудь придумаю!

Он сердито сверкнул на нее глазами, затем пошел обратно в конюшню, бормоча под нос проклятия. Грейс не винила его: ее обещание звучало для нее самой столь же неубедительно, как, должно быть, и для него. Но она обязательно что-нибудь придумает. Она не собирается терять Хэнка Корригана даже ради такого прекрасного коня, как Имеющий Сердце.

— Грейс, постой секунду! — прокричала Эмма Рэй, тормозя прямо за ее спиной.

— Не могу! — Грейс покачала головой, садясь в свою машину и ища ключи. — У меня собрание благотворительного общества. — Внезапно пораженная ужасной догадкой, она повернулась лицом к сестре. — Ты знала об этом, Эмма Рэй? — спросила она.

— Что? Насчет коня?

Злость и отчаяние Грейс достигли точки кипения.

— Большое спасибо, что предупредила! — крикнула она сестре.

Но Эмму не легко было сразить.

— Эй, проверь свой автоответчик, Грейс! — крикнула она в ответ.

Черт! Красный свет мигал на автоответчике, когда она уходила из дома, но ей было некогда прослушать сообщение. А оно могло бы помочь ей подготовиться к заявлению Вилли. Ее неосведомленность сыграла в его пользу.

Грейс склонила голову на руль и подумала, почему у нее не получается делать так, чтобы проблемы ее жизни не наслаивались одна на другую. И как это удается другим женщинам? Ей хотелось бы затронуть эту тему на собрании благотворительного общества, но, кажется, именно такой вопрос был бы там совершенно неуместен. Если у женщин возникали проблемы, они ни в коем случае не признавались в этом, особенно друг другу.

Улыбнувшись и представив себе дам из общества, объединившихся в группу поддержки, она включила зажигание и стала задним ходом выезжать на дорожку.

— Грейс! Подожди! — продолжала кричать Эмма Рэй.

Грейс решила не останавливаться и понеслась по дорожке. Сейчас у нее не было ни времени, ни желания, чтобы тратить еще хоть секунду на обсуждение безумного решения Вилли и планов того, как она собирается все исправить.

Доехав до главной дороги, она нажала на тормоз и услышала звуковой сигнал прозвучавший достаточно громко, чтобы заставить ее взглянуть в зеркало заднего обзора. Это опять была Эмма Рэй, машущая ей из открытого окна. Передняя дверца машины распахнулась, Каролина выскочила и побежала догонять Грейс.

— О Боже! — второй раз за это утро Грейс забыла свою дочь. Она — ужасная мать. Бедная Каролина! У нее наверняка разовьются всякие комплексы. Ребенок может быть травмирован на всю жизнь!

Грейс потерла пальцами лоб.

— Господи, помоги мне, — пробормотала она и постаралась утешить себя мыслью, что с этого момента день может стать лучше.




Глава 2


Благотворительное общество обосновалось в привлекательном, элегантно меблированном здании в центре исторического квартала города, где большинство домов было построено в начале девятнадцатого века. Общество было основано в 1893 году, когда десять великодушных дам из нескольких лучших семейств города решили оказывать помощь нуждающимся и больным. В первые годы существования общества его членами могли стать только те, кто проживал в стране на протяжении не менее двух поколений. Хотя руководители общества до сих пор содрогались при мысли о том, что янки вступили в их ряды, в последние годы дамы были вынуждены пересмотреть нормы морали и распространить членство на некоторых относительно новых жителей города.

Тем не менее благотворительное общество до сих пор считалось одной из самых почетных и престижных организаций. Обе бабушки Каролины состояли в нем, а ее мать и тетя Рэй продолжали активную деятельность. Некоторые традиции были слишком важны, чтобы пренебрегать ими. Даже Эмма Рэй, которой, казалось, доставляло удовольствие нарушать правила, принарядилась подобающим образом для ежегодного вечера в саду в честь новых членов и дала клятву, обязывающую ее соблюдать принципы благотворительного общества. Грейс получила приглашение вскоре после того, как ей исполнился двадцать один год. Она с радостью восприняла оказанную ей честь и исправно являлась на собрания, даже если они нарушали ее планы.

Большая, отделанная деревом комната, прежде служившая библиотекой семье, передавшей дом обществу, была до отказа наполнена женщинами от двадцати одного года до восьмидесяти лет. Для многих из них собрания общества являлись средоточием общественной жизни, предлогом выбраться из дома, повидать подруг, посплетничать, продемонстрировать новый наряд. Грейс радовалась, если ей удавалось на несколько минут встретиться с Люси Бейлс, ее лучшей школьной подругой. В перерыве собрания можно было перекусить и выпить прохладительные напитки.

Сегодня, как часто случалось в последнее время, Грейс чувствовала, что ее мысли витают далеко от докладов выступающих. Ей никак не удавалось сосредоточиться на планах Барбаранеллы Колдуэлл по подготовке весенней распродажи, она могла думать лишь о том, как разрешить конфликт между Вилли и Хэнком.

Грейс надеялась, что сегодня Эдди будет ужинать дома и она сможет попросить у него совета. Не так давно она прочла статью в журнале «Космополитен», в которой задавали вопрос: «Вы бы вышли замуж за человека, очень похожего на дорогого старого папочку?». «Вполне близко к этому», — решила она, просмотрев прилагаемый перечень вопросов: оба, и Эдди и Вилли, были красивыми, властными мужчинами, привыкшими настаивать на своем, особенно в отношениях с женщинами. Ну, что же, прекрасно. Если они так похожи, Эдди сможет подсказать ей, как справиться с отцом.

Голос постепенно просочился в ее сознание. Она вновь настроилась на происходящее и услышала, как председатель общества Норма Леггет провозгласила:

— …И большое спасибо Джесси Гэйнс и ее мужу, Хэппи, за прекрасно выполненную работу. Они заново покрасили детский изолятор и сделали там чудесную роспись на стенах!

Она присоединилась к аплодисментам в адрес Джесси, которая мурлыкала от удовольствия, что их работу так высоко оценили. Затем Норма продолжила:

— А теперь перейдем к вопросу о нашей эпохальной книге по кулинарии. Я знаю, мы все хотим, чтобы она стала лучшей из всех, поэтому попрошу председателя комитета ввести нас в курс дела. Грейс?

Она, конечно же, забыла, что ей предстояло дать отчет о подготовке этой чертовой книги по кулинарии. Ведь именно поэтому она сидела за председательским столом вместе с другими председателями комитетов. Грейс перестала теребить свои жемчужные бусы, встала и постаралась не чувствовать себя глупо, явившись в брюках для верховой езды, когда все остальные пришли на собрание принарядившись.

— Ну, — начала она, пытаясь припомнить, что же ей надо было сказать им. Она мысленно представила календарь и затем вспомнила. — Последний срок представления рецептов 2 декабря, желательно, чтобы они были в отпечатанном виде.

Аудитория дружно застонала: лишь немногие женщины умели печатать. Их последняя книга по кулинарии изобиловала ошибками, потому что машинистка неправильно прочла многие рецепты. После множества нареканий по поводу завтраков и званых ужинов, испорченных пересоленными или слишком сладкими блюдами, а также исполнявшимися пирогами, благотворительное общество было вынуждено опубликовать публичное извинение. Руководство не собиралось повторять ту же самую ошибку.

— Если вы хотите ставить сокращения везде, где в приготовлении овощей используется свиной жир или сало, то следует подумать, как это лучше сделать, — продолжала Грейс. — Меня просила напомнить об этом Нелли Мак-Гихи, потому что ее муж сейчас поправляется после тройного шунтирования. Кроме того, до окончания Гран-При меня будет замещать Люси, так как я буду по горло занята лошадьми. Думаю, это все.

Люси покачала головой:

— Имена, — подсказала она.

Грейс недоумевающе посмотрела на нее:

— Что?

— Имена! — повторила Люси.

— О, да. Ну, комитет считает… — Грейс заколебалась, как лучше представить то, что вызовет массу разногласий. — Мы просмотрели множество книг по кулинарии… и мы всегда подписывались под рецептами нашими фамилиями по мужу. Теперь же предлагается на выбор — подписываться девичьей фамилией или фамилией по мужу. Это все.

Несколько женщин помоложе зааплодировали. Остальные встретили ее заявление хмурыми взглядами, затем воцарилось напряженное молчание.

— Я всегда считала, что следует соблюдать традиции. — Эдна Картер выступила в поддержку сложившейся практики.

Женщины принялись громко обсуждать предложение Грейс, высказывая противоположные точки зрения. Они напомнили Грейс стаю крикливых гусынь.

— Это не так уж и прилично, Эдна.

— Надин Гестер, подруга матери Грейс, бросилась защищать Грейс:

— Это выглядит старомодно. Я не понимаю, почему в книге по кулинарии должно стоять имя Гарри. Он ни разу и пальцем не шевельнул, чтобы приготовить что-либо.

— А как же традиции? — заныла Китти Коулмен, одна из ровесниц Грейс, которая назвала старшую дочь в честь Скарлетт О'Хара.

— Зачем продолжать соблюдать традицию, которая глупа и оскорбительна для нас? У меня есть имя, и я хочу, чтобы оно было в этой проклятой книге по кулинарии, — громко заявила Люси.

Барбаранелла, как обычно, нацепившая на себя слишком много дорогих украшений и чересчур ярко накрашенная, вскочила на ноги, но зашаталась, подтверждая слухи о том, что она по утрам смешивает свой апельсиновый сок с изрядной дозой водки.

— Мне бы хотелось знать, — потребовала она, — если там не будет указано мое полное имя — миссис Франклин Дж. Колдуэлл, III — как, черт подери, кто-либо узнает, что это я? Я имею в виду, кто такая Барбаранелла Колдуэлл?

— Вы хотите… — заворчала Лорен Райнер.

— Заткнись, Лорен, — зашипела Барбаранелла, плюхаясь обратно на стул.

— А что, если нам поставить наши имена в скобках после фамилий по мужу? — предложила Мэри Джейн.

Надин с презрением воскликнула:

— Как послесловие. Да, выглядит действительно по-современному.

Грейс так и подмывало зажать уши руками и крикнуть, чтобы они замолчали. Идея заговорить об этом принадлежала в основном Люси, но чем больше она слышала доводов за и против, тем яснее становилась ее собственная позиция. «Миссис Эдди Бичон» вовсе не отражало, кем была она. У нее имелось собственное имя, отражавшее ее личность, и Грейс гордилась им.

Она подняла руку, прося слова.

— Моим именем будет Грейс Кинг Бичон, — заявила она. — И меня не волнует, как поступят другие!

— Ну, ладно, ладно, — примирительно произнесла Норма, имеющая богатый опыт по восстановлению согласия среди членов общества. — Давайте все успокоимся. Мы не собираемся окончательно решать эту проблему сегодня. Если больше нет вопросов, то собрание объявляется закрытым. — Она одарила дам очаровательной улыбкой и звонко захлопала, как бы отдавая дань их трудам на благо общества.

Однако эту тему нелегко было положить на полку. Дискуссия продолжалась, даже когда дамы начали расходиться.

— Черт, я горжусь, что ношу имя мужа. Я считаю моим самым большим достижением тот факт, что я все еще замужем за этим старым козлом, — заявила Барбаранелла.

Грейс и Люси взглянули друг на друга.

Покачивая головами, они вслед за остальными вышли из комнаты. Небольшая группа женщин стояла в холле, охая и ахая над браслетом с бриллиантами и сапфирами на запястье Эдны.

— Боже! Или ты слишком хороша, или он вел себя поистине плохо, — пошутила Барбаранелла.

Лорен понимающе подмигнула:

— За этим кроется большая вина.

— Он купил его у Калхауна. Хотите, я выясню, сколько он стоит? — предложила Мэри Джейн.

Эдна ухмыльнулась, протягивая руку, чтобы все могли полюбоваться:

— Говорю вам, чем он больше шалит, тем лучше подарок ко дню рождения.

— Ну, если так, то нам тоже можно надеяться на бриллианты, криво усмехнулась Люси, отходя вместе с Грейс от группки женщин.

— Говори за себя, — сказала Грейс. Возможно, у Энди Бейлса и было время, чтобы изменять Люси, но отец Эдди слишком усердно загружал его делами по недвижимости, чтобы у того еще оставалось время на любовную интрижку.




Подвал дома, служивший когда-то местом, где спали рабы, был переделан в комнату для игр. Сегодня из-за конференции учителей Каролина не пошла в школу, и комната была полна детей и мам, зашедших за ними.

— Привет, тетя Рэй! Я не видела, как вы вошли! Как поживаете? — Грейс приветствовала свою тетушку, которая торопливо приближалась к ней, ведя за руку Каролину.

Тетя Рэй, младшая сестра ее бабушки по материнской линии, была подвижной старушкой семидесяти пяти лет, с острым языком. Она ежедневно ездила верхом почти в любую погоду, три раза в неделю раздавала подарки в магазине благотворительного общества и не давала покоя докторам бесконечным перечислением симптомов своих болезней, каждый из которых звучал фантастичнее прежнего.

— О, прекрасно, насколько это возможно, — ответила она, умудряясь жаловаться, что борется с какой-то новой неустановленной болезнью. — Знаешь, звонила твоя мама. Она хочет изменить меню на праздновании Гран-При.

Грейс вдруг поняла, что уехала с фермы, так и не навестив мать. Джорджия, вероятно, хотела поговорить с ней о приеме, который они всегда устраивали у себя в последний вечер состязаний.

— Зачем? Всем и так нравится, — сказала она, ругая себя за забывчивость.

Тетя Рэй пожала плечами:

— Твоя мать хочет креветок. Она говорит, что ей до смерти надоели ветчина и мясо, зажаренное на вертеле. Их подавали в течение тридцати пяти лет, и я не понимаю, почему они ей вдруг надоели. — Резко изменив тему, она погладила Каролину по голове со словами: — Привези как-нибудь это маленькое сокровище ко мне на ленч.

— Мам, — раздраженно произнесла Каролина.

Грейс схватила Каролину за руку:

— Я должна отвезти ее к миссис Пинкертон, чтобы подобрать костюм для верховой езды. Я обещала, — сказала она тете Рэй.

Тетушка вовсю заулыбалась Каролине:

— О, это прекрасно! На ком ты будешь выступать?

— На Опоссуме, — ответила Каролина одновременно с матерью, сказавшей: «На Мисс Лили».

Грейс закатила глаза:

— Нет, юная леди. Мы тысячу раз обсуждали это.

— Это потому, что у меня не хватает зубов? — сердито спросила Каролина.

— Я не собираюсь возвращаться к этой теме, — твердо заявила Грейс.

Каролина надула губки:

— Но почему?

— Потому. — Она заставила Каролину замолчать непреклонным взглядом, потом повернулась к тетушке Рэй и сказала: — Нам пора идти. Я терпеть не могу выяснять отношения с моим ребенком на людях.

Тетя Рэй крепко обняла Каролину. Затем она наклонилась и шепнула ей на ухо мудрые слова, которые говорила Грейс, когда той было примерно столько же лет:

— Тебе нужно уговорить их.




Деловой район города располагался по краям старинного центра девятнадцатого века. Несколько современных небоскребов стояли с видом на реку, как преграда из стекла и стали, препятствовавшая настоящему все глубже вторгаться в прошлое и сливаться с ним. Большинство зданий построили во времена детства Грейс, и всегда, направляясь в деловую часть города, она испытывала приступ ностальгии по старым и ветхим складам, в которых когда-то хранились урожаи хлопка зажиточных фермеров и владельцев плантаций.

— Смотри в оба и ищи место для стоянки, милая, — сказала она Каролине, когда они приблизились к месту, где с ее рождения находился магазин принадлежностей для конного спорта Миллера.

— Фу. Это звучит вульгарно, мам, — фыркнула Каролина, всю дорогу мечтавшая стать победительницей Гран-При.

Грейс улыбнулась:

— Знаю, но бабушка часто говорила так мне, и теперь это вошло в привычку. Она также говаривала: «А я буду приглядывать за тобой».

— Грубо, — сказала Каролина в тот момент, когда они остановились на красный сигнал светофора. — Почему у зданий этажи? — спросила она.

— Что ты имеешь в виду? — Грейс искоса взглянула на дочь, которая осторожно ковыряла в правой ноздре указательным пальцем. — Не ковыряй в носу, дорогая.

Каролина изогнула шею, чтобы лучше разглядеть здания:

— Почему говорят, что они двадцатиэтажные или пятидесятиэтажные? — переспросила она.

— Хороший вопрос. Точно не знаю. Давай посмотрим вот на этот дом, — сказала Грейс, ища свободное место на левой стороне улицы.

И тут она увидела Эдди, стоящего спиной к ней, он любовался своим отражением в зеркальном фасаде одного из небоскребов. Но прежде, чем она успела окликнуть его, из здания вышла молодая женщина в красном креповом костюме, быстро приблизилась к Эдди и слегка дернула его за ухо. Он повернулся и улыбнулся молодой женщине, затем обнял ее за талию, прижал к себе и одарил долгим поцелуем.

Эдди шепнул что-то женщине на ухо, и она обняла его за плечи. Грейс раскрыла рот от изумления, словно наблюдая любовную сцену в фильме, она ждала, что они станут делать дальше.

Вдруг до нее дошло, что она не должна позволить Каролине увидеть отца. Стараясь сохранять спокойный тон, Грейс указала на знак на другой стороне улицы и спросила:

— Что написано на этой табличке, божья коровка? Ты можешь прочесть надпись?

Она быстро бросила взгляд в сторону Эдди и женщины, они шли, взявшись за руки, и смотрелись вместе очень мило.

— Юн… Юн… Ай… Он. Онион. Онион-стрит, — выговорила Каролина, в то время как Эдди остановился, снова целуя спутницу. Та кивнула, как бы соглашаясь на что-то, предложенное им ранее, и они повернули на стоянку за зданием.

— Нет, милая. Юнион. Это — Юнион-стрит, — тихо поправила она дочь.

Эдди с женщиной уже исчезли, но Грейс никак не могла оторвать взгляд от того места, где она только что видела их целующимися. Грейс была не в состоянии даже нормально дышать. Она судорожно глотала воздух, но не могла его вдохнуть. У нее было такое ощущение, что из ее легких вырвался весь воздух, это же она испытала однажды, упав со скачущей во весь опор лошади и ударившись грудью о камень.

— Мам, зеленый свет означает, что можно ехать, — нетерпеливо сказала Каролина.

Позади нее раздался звуковой сигнал. Грейс наконец отдышалась. Она уставилась на свои руки, вцепившиеся в руль. Какое-то мгновение она не могла сообразить, что от нее требуется, но затем вспомнила. «Поезжай», — приказала она себе, сняла ногу с тормоза и с силой нажала на педаль газа. Машина рванулась через перекресток.

— Юнион, — произнесла Каролина, повторяя слово с надписи на табличке.

Он изменяет ей. Этот сукин сын завел любовную интрижку. Не может быть! И все же это было так. Она собственными глазами видела, как он целовал другую женщину. Какие ей еще нужны доказательства?




Машина отъехала в тот момент, когда Грейс остановилась перед магазином Миллера. Ей каким-то чудом удалось припарковать машину и последовать за Каролиной в магазин. Она как-то умудрилась найти слова и поздороваться с владелицей, миссис Пинкертон, не разрыдавшись и не бросившись в объятия этой женщины. К счастью, кажется, ни дочь, ни миссис Пинкертон не заметили, как дрожит ее голос. Каролина была слишком возбуждена предстоящей примеркой, а миссис Пинкертон была глуха на одно ухо и почти ничего не слышала.

Крошечная старушка, миссис Пинкертон, унаследовала магазин от родителей и одевала всех в округе, кто когда-либо носил костюмы для верховой езды, включая Грейс и Эмму Рэй. Она всегда любила девочек Кинга, и Каролина не стала исключением. Миссис Пинкертон тотчас же потащила девочку наверх примерять костюм, в то время как Грейс зарылась лицом в жакеты для наездниц и попыталась взять себя в руки.

— Дорогая, поднимайтесь посмотреть, все ли в порядке, — позвала ее миссис Пинкертон через несколько минут.

Одна часть Грейс все еще оставалась в машине, наблюдая, как Эдди шепчет что-то на ухо женщине — жест столь интимный и знакомый, она чуть ли не слышала его слова. Вторая половина покорно тащилась наверх по стершимся деревянным ступеням к примерочной, совершенно не изменившейся за все годы, с тех пор как Грейс была такая, как теперь Каролина.

Грейс чуть не задохнулась, увидев Каролину, стоящую перед трехстворчатым зеркалом.

— Надо немного забрать в спине, — говорила миссис Пинкертон, закалывая булавками спинку жакета.

Одетая в элегантный черный костюм для верховой езды, Каролина выглядела как красивая взрослая женщина с телом ребенка. Грейс моментально забыла о своих несчастьях и обрадовалась, увидя, что Каролина сделала маленький шаг к взрослению.

— Пожалуйста, можно мне примерить и сапоги? — попросила Каролина, возвращая Грейс к реальности.

Они уже обсуждали этот вопрос, почти так же часто, как и спорили о том, на ком будет выступать Каролина, на Опоссуме или на Мисс Лили.

— Милая, они такие дорогие, а твои маленькие ножки так быстро растут! — неуверенно произнесла Грейс.

Как будто почувствовав, что мать начинает колебаться, Каролина принялась уговаривать ее:

— Но зачем тратить такие деньги на костюм и при этом экономить на сапогах?

Грейс так и подмывало согласиться. Ей захотелось купить дочери сапоги, чтобы хоть как-то смягчить боль, причиненную тем, что Эдди изменил ей. Но его грех не должен быть на ее совести. Если кому-то и надо заглаживать вину, так это Эдди.

— Могу я воспользоваться вашим телефоном? — спросила Грейс, слишком возбужденная, чтобы откладывать неизбежную конфронтацию.

Миссис Пинкертон указала в конец магазина:

— Он там, в кабинете.

— Почему мы всегда должны звонить папе, когда хотим что-нибудь купить? — заныла Каролина.

Грейс отказалась отвечать на вопрос, только хмуро взглянула на дочь и пошла в кабинет выяснять отношения с Эдди.

— Ты бы только видела свою маму и свою тетю Эмму, когда они были в твоем возрасте, — сказала миссис Пинкертон, возясь с рукавом жакета Каролины.

— А они ездили на тех лошадях, на которых хотели? — поинтересовалась Каролина.

— О да! — миссис Пинкертон улыбнулась от приятных воспоминаний. — Твой дедушка сажал их на любого большого коня, и они мчались во весь опор.

— Я так и знала, — победоносно заявила Каролина, беря на вооружение эту новую информацию для следующей схватки в борьбе за Опоссума. Она прихорашивалась, глядя в зеркало, и представила себя там в новом костюме и сапогах, верхом на Опоссуме, занявшей первое место в юношеских зимних состязаниях по классическим скачкам с препятствиями.




Небольшой, аккуратно меблированный кабинет миссис Пинкертон напоминал картинную галерею местного искусства верховой езды. Стены украшали фотографии в рамках многих наездников, которых она одевала в своем магазине на протяжении сорока с лишним лет.

Снимая трубку, Грейс отыскала фотографию своего отца верхом на коне, от которого происходил Выкуп. На другой была она и Эмма Рэй — в одинаковых костюмах, с косичками, они держали за уздечки своих коней и улыбались в камеру.

Грейс не помнила, как миссис Пинкертон фотографировала их, но она не забыла эти костюмы — рождественские подарки от родителей, ей было тогда восемь лет, а Эмме — пять. Ей так понравились жакет и брюки, что она целую неделю ложилась в них спать, пока Эмма не наябедничала их матери, и Джорджия не отругала Грейс, что она — такая глупая девочка.

Именно в тот год она познакомилась с Черной Красавицей и с Уолтером Фарли. В тот год она решила, что хочет стать жокеем или ветеринаром, когда вырастет. Она вгляделась в фотографию, желая рассмотреть, что у нее было на ногах. Миссис Пинкертон являлась энтузиасткой и хроникером конного спорта, но никудышным фотографом. Изображение было не в фокусе, слишком расплывчатым, чтобы разглядеть, из какого материала были сделаны сапоги.

Грейс закрыла глаза и неожиданно вспомнила — Вилли пообещал купить ей кожаные сапоги, о которых она мечтала, если она завоюет первый приз на летних юношеских состязаниях по классической езде. Но ее лошадь споткнулась на последнем препятствии, и она заняла второе место. После этого Грейс проплакала несколько ночей, сожалея о сапогах больше, чем о проигрыше. В то лето ей исполнилось девять, на год больше, чем Каролине.

У нее тряслись руки, когда она набирала номер Эдди. Грейс прослушала два гудка и собиралась положить трубку, когда телефонистка ответила:

— Компания Бичон.

— Контору Эдди Бичона, пожалуйста, — сказала Грейс, погружаясь в кресло миссис Пинкертон.

Она мысленно умоляла мужа: «Будь там. Или где-нибудь поблизости».

— Контора Эдди Бичона, — произнесла секретарь Эдди, неизменно веселая женщина средних лет, которая, вероятно, не возражала бы забирать костюмы Эдди из химчистки или выполнять множество других его личных поручений.

— Привет, Джун. Это Грейс. Могу я поговорить с Эдди? — спросила она еле слышным, высоким голосом.

— Миссис Бичон, его нет. Он сказал, что будет на каком-то совещании до конца дня.

Грейс попыталась разобрать по тону Джун, что было той известно. Звучала ли в ее голосе жалость к обманутой жене, какую может себе позволить только преданная секретарша?

— Он сказал, где оно состоится? — насколько возможно небрежно спросила Грейс.

— Нет, мадам, этого он не говорил. Если он позвонит сюда, передать ему, чтобы позвонил вам?

Грейс представила Эдди, лежащего обнаженным в постели рядом с молодой женщиной в каком-нибудь гостиничном номере, и как ему передают, что жена пыталась дозвониться до него.

— Нет, — ответила Грейс. Она совершенно не хотела, чтобы он звонил ей. Она бросила трубку и пошла покупать Каролине пару безумно дорогих кожаных сапог.




Весь остаток дня Грейс провела как на автопилоте. Никто, даже пристально наблюдающий за ней, не догадался бы, что ее сердце разбивается на крошечные, пропитанные ядом, острые осколки гнева, скорби, презрения и злости. Она спрятала свои чувства глубоко в подсознание и продолжала вести себя так, будто ее мир не разлетался на части из самой сердцевины, как если бы увиденное на улице, было для нее нормальным, повседневным явлением. Они обедали с Каролиной, когда она вспомнила, что даже не проверила автоответчик, а вдруг Эдди захочет присоединиться к ним. Не то чтобы это волновало ее. Грейс решительно не собиралась кормить его. Пусть этот ублюдок сам заботится о себе.

Она оттолкнула тарелку, к которой так и не притронулась, подошла к автоответчику и включила магнитофон. Она нетерпеливо нажимала на «ускоренную перемотку», прослушивая в каждом сообщении только суть.

— …поэтому мне потребуется помощь при проверке рецептов для книги по кулинарии. Кроме того, я набрала десять фунтов… — Это была Люси, позвонившая, должно быть, утром до собрания.

Следующей звонила Шейла Мак: «Я подумала, может, ты попросишь своих подруг из благотворительного общества принять участие в церемонии открытия Гран-При. Костюмы есть».

Она нажала на «ускоренную перемотку», затем снова включила на середине сообщения Эммы Рэй насчет Имеющего Сердце: «…своего рода сделка; парень запросил пять, но конь продается, как обозначено в постановлении бракоразводного процесса, поэтому отец скостил цену вдвое. Что я могу сказать, Грейс? Отец упрям как осел, и это явилось для меня огромным сюрпризом. Я позвоню тебе, если выясню что-нибудь еще».

Частички ее жизни, записанные голоса, которые, казалось, ничего не добавляли к тому, что ей известно. Грейс вновь нажала на «ускоренную перемотку», потом нажала на «воспроизведение» и нашла сообщение от Эдди.

«…Отец хочет, чтобы я поехал ужинать с этими клиентами, так что буду дома к одиннадцати. Поцелуй за меня постреленка. Пока».

Она перемотала к началу: «Привет, Грейс. Это я, — услышала она. — Это совещание продлилось дольше, чем я думал, а сейчас отец хочет, чтобы я…»

Грейс выключила, не желая слушать ложь дважды. Перематывая ленту, она взглянула на Каролину, которая в мечтах представляла картину, видимую только ей одной, тыкая при этом вилкой в тарелку. Девочка тихо разговаривала сама с собой, как это часто делают дети, говоря в уме за двоих.

Бедная Каролина. Они все время собирались подарить ей братика или сестричку, но никогда не подворачивалось подходящего момента. Они так долго откладывали этот вопрос, что он отпал сам собой, и сейчас, устало бродя по дому, Грейс размышляла, почему так случилось. Может быть, ей не следовало так тщательно избегать этого. Возможно, в какой-то степени эта нерешенная проблема и привела Эдди в объятия другой женщины. Или, вполне вероятно, это вообще не имело ни малейшего значения, а просто Эдди был одним из тех мужчин, жен которых она всегда жалела.




Грейс ничего не могла делать, только ждать возвращения мужа домой, поэтому она легла немыслимо рано для вечера пятницы и притворилась читающей журнал. Два часа спустя явилась Каролина в ночной рубашке и сапогах для верховой езды, хныча, что ей приснился плохой сон и она хочет к мамочке. Обрадовавшись компании, Грейс откинула покрывало и уложила ее в постель на место Эдди.

Она слышала, как дыхание дочери постепенно замедлялось, становилось ровным по мере того, как та расслаблялась и погружалась в сон. Одну ручку девочка положила под голову, другую — поверх покрывала ладошкой вверх, как бы ожидая, что кто-то возьмет ее за руку. Грейс провела пальцами по раскрытой ладошке Каролины, прослеживая линию жизни до того места, где она подходила к указательному пальцу.

Во сне дочка выглядела совершенно умиротворенной и довольной. Ей хотелось дождаться отца и показать ему новые сапожки, но Грейс не разрешила, сказав, что Эдди вернется поздно. Девочка попросила маму обязательно передать папе, чтобы тот поцеловал ее на ночь, когда придет домой. Обещая выполнить ее просьбу, Грейс представила себе женщину в красном креповом костюме, тянущуюся губами к губам Эдди.

Грейс снова взяла журнал и стала листать страницы, постоянно прислушиваясь. Она вдруг представила браслет Эдны, который, по предположениям, являлся компенсацией за измену. Что тогда сказала Люси? «Если так, то нам тоже можно надеяться на бриллианты».

«Нам». Намек был как удар кулаком в живот. Сегодня Эдди не в первый раз изменил ей. Просто она впервые застукала его. Люси чуть ли не призналась, что знает, что Эдди путается с другой женщиной… или женщинами? Сколько их было? Как давно это продолжается? Кому это известно, кроме Люси? А может, лишь одна Грейс не знала об этом?

Грейс посмотрела на часы: без одной минуты одиннадцать. Какой же она была дурой, веря его рассказам о деловых ужинах и собраниях, затянувшихся до поздней ночи. Глупая, наивная дурочка, сидящая дома, как пай-девочка, в то время как ее муж изменяет ей.

Часы показали одиннадцать. Она вскочила с постели. К черту! Она не могла больше сидеть и ждать, когда он явится. Грейс не представляла, куда поедет, что сделает, когда доберется туда. Она знала только, что потребуется намного больше, чем браслет, чтобы все встало на свои места.




Каролина была растеряна, хотя и возбуждена новизной того, что ее разбудили среди ночи, чтобы ехать по темным улицам города. Она все время спрашивала маму, куда они едут. Но Грейс только говорила ей:

— Не волнуйся. Сама увидишь.

Должно быть, они отправились на поиски приключений — решила девочка. Возможно, они будут искать сокровища. Иначе зачем ее мама так внимательно вглядывается в ночь, будто ищет что-то или кого-то?

Грейс подъехала к бару. Она попыталась разглядеть посетителей через большое окно, выходящее на улицу, но отблески уличных огней мешали ей. Грейс припарковала свой джип во втором ряду, включила мигающие огни и вышла из машины.

— Подожди здесь, милая, — сказала она Каролине.

Забыв о том, что на ней только ночная рубашка, Грейс подошла к окну и стала всматриваться внутрь. Она почти обрадовалась, увидев Эдди, обнимающего одной рукой женщину в красном креповом костюме. Они сидели за переполненным столом вместе с несколькими его друзьями и женщинами, которые казались очень молодыми и вполне могли бы еще учиться в колледже.

Как всегда, нарушив указания матери, Каролина выбралась из машины и присоединилась к Грейс. Она подергала мать за рукав, но Грейс не замечала ее присутствия. Она колотила в окно:

— Эдди, я вижу тебя!

Каролина улыбнулась. Значит, это была игра! Ей тоже захотелось принять в ней участие.

— Эй, папа! Эй! — закричала она, стуча кулачком по стеклу.

Ее голос вывел Грейс из оцепенения.

— Божья коровка! Полезай обратно в машину! — приказала она.

Ее крики были услышаны, пробудив интерес большинства посетителей, включая Эдди, до которого вдруг дошло, что безумная дама с ребенком на улице — его жена.

— О-о, — воскликнул один из его приятелей. — Тебя застукали, дружище.

— Сейчас же выходи сюда, подонок! — выкрикнула Грейс так громко, что Эдди смог расслышать эти слова через толстое оконное стекло.

— О Господи, — пробормотал он, вставая и направляясь к выходу.

— Да. И этого прикололи, — сказал, ухмыльнувшись, второй приятель.

Эдди вылетел из двери, как торпеда, и обрушился на Грейс. Она схватила Каролину, как бы пытаясь защитить себя и ребенка от его гнева.

— Ради Бога, что ты делаешь, Грейс? Ты свихнулась? — завопил он.

— Привет, папочка! Мы приехали за тобой, — пропела Каролина.

Он поцеловал ее в щеку, подхватив из рук Грейс.

— Эй, головастик. Позволь посадить тебя в машину.

Он отнес девочку к джипу и осторожно усадил на заднее сиденье. Затем пошел назад.

— Грейс, сейчас же садись в эту проклятую машину! — сердито приказал он ей.

Грейс сверкнула на него глазами.

— Нет, — отрезала она.

— Ты устраиваешь спектакль! Залезай сейчас же! — Он схватил ее за руку и попытался протащить вокруг джипа к водительскому месту.

Она вырвалась от него.

— Нет! Нет! Это ты устраиваешь спектакль! — кричала она, сжимая кулаки, чтобы сдержать себя и не ударить его.

— Что с тобой, черт возьми?

Теперь она еще больше возненавидела его — за ложь. Он пытался выставить ее чокнутой, создающей неприятности. Какой же глупой он ее считает?

— Я видела тебя, — холодно произнесла она.

Эдди покачал головой:

— О чем ты говоришь?

Его невинное выражение было таким наигранным, что она засмеялась бы, если бы ей так безумно не хотелось плакать.

— Я видела тебя, — повторила она, понизив голос, чтобы Каролина не услышала ее. — На углу Пятой авеню и Юнион-стрит. Ты знаешь, о чем я говорю. Я видела тебя. С девицей в красном креповом костюме. С той, которая там, в баре.

— Милая, я не знаю, что ты видела, но это был не я, сказал Эдди. Он протянул к ней руку, будто его прикосновение могло стать достаточным доказательством того, что он говорит правду.

Она уставилась на него, не веря своим ушам.

— Ты серьезно? Это все, чего я заслуживаю? Ты собираешься просто стоять здесь и лгать мне посреди улицы?

Он был уличен, и они оба знали это.

— Что? Что ты хочешь, чтобы я сказал? — Он пожал плечами, и это еще больше разозлило ее. Она подумала: «Как насчет «прости» для начала?». Но она не собиралась давать ему уроки на тему, как сохранить брак, на который он наплевал с такой легкостью.

— Я хочу, чтобы ты попрощался с Каролиной, — произнесла она, заставляя себя успокоиться.

— Куда ты едешь? — требовательным тоном спросил Эдди.

Она не обязана докладывать ему, ведь он уже давно не говорил ей правду о том, куда отправляется.

— К папочке? — усмехнулся он.

Она снова обошла машину спереди и сказала то, чего не могла раньше даже представить, даже подумать, что способна бросить своему мужу:

— Пошел ты в задницу, Эдди.

Краем глаза она заметила, что в баре у окна собралась толпа зевак. Они внаглую глазели на нее с Эдди, словно смотрели программу по телевизору.

Каролина, перебравшаяся на переднее сиденье, смотрела на них почти с ужасом. Грейс опустила окошко с ее стороны.

— Поцелуй папу на прощание, мой ангел, — сказала она.

— До встречи, аллигатор, — произнес Эдди, наклоняясь, чтобы обнять дочь.

— Пока, аллига… — Она быстро поправила себя: — Я хотела сказать, крокодил.

Девочка так и сидела, повернув голову, устремив взгляд на отца. Когда он исчез из виду, она повернулась к матери.

— Мама? У папы неприятности? — робко спросила она.

Грейс потянулась к ней и сжала ее ручку, которая была влажной и холодной.

— Да, малышка, — сказала она. — У папы очень большие неприятности.




Глава 3


Вилли уже выключил свет и собирался лечь спать, когда услышал, что шины автомобиля прошуршали по дорожке, выложенной гравием, мимо его дома и дальше, к домику-вагончику Эммы Рэй. У него обычно не было привычки шпионить за дочерью, но полночь казалась слишком поздним временем для кого-либо — даже для такой девушки, как Эмма Рэй, — чтобы принимать гостей.

Из окна, выходящего на фасад дома Эммы, он увидел джип Грейс, плавно подъехавший с выключенными фарами. Пока он гадал, почему она тайком приехала навестить сестру в столь странное время, к нему подошла Джорджия и скользнула в его объятия.

Он кивнул головой, чтобы она посмотрела в окно. Они наблюдали, как Грейс взяла на руки Каролину и понесла к Эмме Рэй, ждущей их у раскрытой двери. Грейс приложила палец к губам, как бы прося Эмму сохранять молчание.

— О Боже, — прошептала Джорджия, когда ее дочери исчезли в доме Эммы Рэй.

Грейс была не из тех девушек, которые шляются по ночам, тем более с ребенком. Джорджия могла лишь догадываться о причинах только что увиденного. Но это была правильная догадка, и Джорджия еще долго не спала после того, как Вилли захрапел. Она печально размышляла над тем, какую боль мужчины и женщины причиняют друг другу, и все во имя любви.




В то время как Джорджия ворочалась в своей постели, а Каролина спала в комнате для гостей в домике сестры, Грейс, плача, рухнула на софу и начала описывать события этого дня и вечера. Ей понадобилось много времени, чтобы, прерывая свой рассказ рыданиями, поведать всю эту ужасную историю, начиная с того момента, когда она увидела Эдди, целующего женщину в красном креповом костюме.

Эмма Рэй сидела на другом конце софы, вздыхая от жалости к сестре, будто Грейс рассказала ей, как ее изнасиловали иностранцы. Густые каштановые волосы Эммы летали из стороны в сторону, когда она встряхивала головой и подавала Грейс один платок за другим, чтобы та могла вытереть мокрое от потока слез лицо. Эмма не удержалась от улыбки, представив Грейс в ночной рубашке, осыпающую проклятиями Эдди перед его подружкой и приятелями. Ей хотелось бы присутствовать там и видеть это своими глазами.

Ох уж этот подлец Эдди! Эмма так грохнула по кофейному столику стаканом, что из него во все стороны выплеснулась вода. Шум разбудил ее пса Гувера — большое создание рыжего окраса с кукольными глазами, — мирно спавшего под столом. Он поднял голову, выражая свое возмущение, и гавкнул в знак протеста, прежде чем снова улечься спать.

Наконец поток слов Грейс иссяк, и она погрузилась в задумчивое, мрачное молчание. Эмма вздохнула. Она никогда не верила, что у Грейс с Эдди идеальный брак. А бывает ли такой вообще? Но Эдди в принципе был хорошим парнем, а Каролина — потрясающим ребенком, и Эмма всегда немного завидовала счастью старшей сестры, хотя была ей признательна, понимая, что учится на ошибках Грейс.

Эмма глубоко сочувствовала Грейс. Бедняжка, что ей пришлось пережить сегодня. Для Эдди будет лучше, если их пути не пересекутся в ближайшее время. Она была безумно зла на Эдди за боль, причиненную сестре, ее так и подмывало ударить по его напыщенному, самодовольному лицу.

— Ну, это просто свинство, — возмутилась она. — И именно теперь… Как раз в середине этой проклятой сделки между фермой Уилера с Эдди и его отцом. Если ты сейчас ожидаешь лояльности со стороны нашего папочки…

— О нет! Поверь мне! — с горечью произнесла Грейс. Меня нельзя так просто обмануть. Кроме того, это было не окончательное решение!

Эмма Рэй покачала головой. Грейс, как и ее родители, была мастером в игнорировании правды, даже когда она била прямо в глаза.

— О, Грейс, какой шквал плохих новостей! Я всегда беспокоилась, что случится нечто в этом роде.

— Правда? — Грейс взглянула на сестру. Значит, Люси была не единственной, кто знал, что Эдди изменяет ей. — Но если это так, то почему, черт возьми, ты ничего не говорила?

— А что мне следовало сказать? Что ты выходишь замуж за парня, чье прозвище в колледже было Гончий Пес. И чего же ты ожидала?

Добрая, славная Эмма. Она никогда не умела держать свой проклятый язык за зубами.

— Эмма Рэй! Как ты можешь всегда быть такой чертовски бессердечной? Ты не думаешь, что я чувствую себя идиоткой? Я имею в виду, когда оказалась на той проклятой улице. И что же мне делать? Посмотри на меня! О Господи. Я спрашиваю… что? — Она чуть не разрыдалась вновь, но была слишком сердита… на Эдди, на Эмму Рэй, а больше всего — на себя.

Эмма бросилась к сестре и порывисто обняла ее.

— Ты поступила правильно. Я горжусь тобой, — заверила она Грейс.

Это было слабое утешение, но Грейс чувствовала себя слишком несчастной, чтобы отвергнуть хоть какую-то предлагаемую поддержку. Она боролась с собой, чтобы снова не сломаться. От плача у нее разболелись и распухли глаза. Она склонила голову на плечо Эммы, благодарная, что у нее есть сестра, которой можно поплакаться.

— Я готова убить этого мерзавца, — тихо сказала она.




Свет только начинал переходить от бледно-фиолетового к голубому, когда Эмма Рэй заставила себя встать с постели и побрела готовить кофе. Она терпеть не могла вставать рано, и ей приходилось каждое утро сражаться с собой, чтобы повиноваться призывам будильника. Но ее усилия заслуженно вознаграждались несколькими часами благословенного одиночества, когда тишина утра нарушалась только щебетом птиц над головой и ржанием лошадей в конюшне.

Иногда по утрам она садилась за сосновый стол на кухне и принималась за бумаги. Занятие торгами в их семейном бизнесе вряд ли являлось тем, чем она предполагала заниматься в двадцать пять лет. Но работа была захватывающей и хорошо оплачиваемой, и Эмма Рэй решила продолжать до тех пор, пока могла уживаться с отцом, не разбивая при этом лоб.

Жизнь в доме-вагончике тоже имела свои преимущества. Ей всегда были рады в соседнем доме, если у нее не было настроения готовить, и в то же время она могла наслаждаться окружающей красотой фермы Кинга, не живя при этом под одной крышей с родителями.

Сегодня, как часто по утрам в хорошую погоду, Эмма устроилась на крыльце с чашкой кофе, наслаждаясь тишиной и покоем перед приближающейся бурей. Ей не нужен был магический кристалл, чтобы предсказать, какой Вилли устроит скандал, как только узнает о Грейс с Эдди. Она будто слышала его слова, как если бы он стоял перед ней. «В этой семье никогда не было разводов, и я не потерплю ничего подобного теперь…»

Она ухмыльнулась. Ее отец многого не потерпел бы от своих женщин. Слава Богу, что он не заставлял их всех носить корсеты и чадру.

Грузовик и трейлер стояли перед конюшней. Она догадалась, что грузовик принадлежит Джеми Джонсону, который, должно быть, приехал до восхода солнца. Испытывая любопытство и желая увидеть знаменитого коня, вызвавшего столько споров, Эмма обошла дом и чуть не расхохоталась. Джеми Джонсон прогуливал Имеющего Сердце, демонстрируя его группе зевак, которую составляли несколько конюхов и одна маленькая девочка в ночной рубашке и кожаных сапогах для верховой езды.

Два факта были совершенно очевидными: девочка была дочерью Грейс, а Имеющий Сердце — великолепным конем. Даже при тусклом свете рассвета она видела его длинные черные ноги и темно-коричневый окрас. Эмма прислонилась к перилам и отпила глоток кофе. «Да, действительно, — подумала она. — Эти соревнования вполне могут стать незабываемыми для всех них.»




Эмма пошла будить Грейс, затем приняла душ и быстро оделась. Когда она в следующий раз выглянула в окно, во дворе уже появился Вилли. Он стоял с Каролиной в нескольких ярдах от остальных; Каролина изображала Грейс, рассказывая ему о стычке своих родителей.

— Грейс, тебе лучше приготовиться. Папа будет здесь секунд через десять, — крикнула Эмма Рэй.

— О, черт! — ругнулась Грейс из другой комнаты, вскакивая с постели.

Эмма увидела, как Каролина побежала повидаться с бабушкой, а Вилли направился к вагончику. Через минуту он уже постучал в дверь и, не дожидаясь, когда ее отворят, вломился внутрь.

— Привет, папочка, вот твой распорядок дня, — весело сказала Эмма. — Аукцион у Траутмана в полдень. В четыре у меня встреча с мистером Йоппом по финансовым вопросам, так что не опаздывай.

Вилли огляделся, ища Грейс:

— Что, черт возьми, здесь происходит? — рявкнул он.

— О чем ты говоришь? — спросила Эмма, отчетливо понимая, как неубедительно звучит ее вопрос.

— Милая, если хочешь преуспеть в делах, тебе следует научиться лгать намного лучше, — сказал он в тот момент, когда Грейс вошла в гостиную с притворно веселым выражением на лице, которое никого не могло обмануть.

— Привет, папа, — она вяло махнула ему рукой.

Вилли бросил красноречивый взгляд на Эмму, означавший: «Убирайся!»

Из-за спины Вилли Эмма молча изобразила сочувствие и сделала знак: «Мужайся!»

— Мне надо уйти по делам, — неохотно произнесла она и оставила их наедине выяснять отношения.

Вилли не стал тратить время зря:

— В чертовой ночной рубашке? Это — правда? — потребовал он ответа.

— Папа… — Она протянула вперед руки, жестом моля его.

— Так ты ведешь себя на глазах у своего ребенка? О Господи, что на тебя нашло?

Эмма Рэй предупредила ее не рассчитывать на поддержку отца. Сколько раз она улыбалась, слыша, как Вилли говорит, что Эдди ему как сын? Но разве она уже не его дочь?

— Папа, пожалуйста, — умоляла она.

— Ты считаешь себя невидимой?

При свете утра она осознала, что можно было бы повести себя иначе в сложившейся ситуации. Но уж если кто-то и должен объяснять свое поведение, так это Эдди.

— У нас возникли проблемы, — нерешительно призналась она.

— У нас? Это у кого? Ведь не он был в проклятом нижнем белье, не так ли?

Она покачала головой.

— Нет. Я имела в виду…

— Как, черт подери, гоняясь по городу нагишом, ты собираешься что-либо решить? Ты хочешь обесчестить всю семью, черт возьми? Ты представляешь, что скажет твоя мать?

На ее месте Эмма Рэй знала бы, как защитить себя от гнева Вилли. Когда Грейс была маленькой, сестра поражала ее способностью бесстрашно бросить вызов их отцу. Он всегда был так чертовски уверен в своей правоте — совсем как Эмма. Никогда прежде она не чувствовала себя настолько правой. Ощущая себя ужасно несчастной, Грейс не очень-то волновалась, одобрит ее поведение Вилли или нет.




Пока Каролина накрывала на стол в столовой к завтраку, Джорджия, Эмма Рэй и Ула, экономка, переживали за Грейс, глядя из окна кухни.

— О Боже. У нее, должно быть, сердце разрывается на миллион частичек, — тихо сказала Джорджия, всматриваясь в дом напротив.

Эмма Рэй налила себе еще чашку кофе и попыталась поправить мать:

— Не сердце, а ее гордость. Ради Бога, не будь сентиментальной.

Но у Джорджии болело сердце за старшую дочь:

— Это просто ужасно. Не могу поверить, что он так поступил. О чем он думал?

— Наверное, о той, с которой думал вместе, — с усмешкой произнесла Эмма. Она подмигнула Уле, дожидаясь, когда смысл дойдет до матери.

Джорджия вздохнула:

— Не будь вульгарной, Эмма Рэй, — сказала она.

Частое использование Эммой неприличных выражений постоянно вызывало конфликты между ними. Джорджия твердо верила, что леди не должна прибегать к грубостям, выражая свои мысли.

Она обожала обеих дочерей, но многого не понимала в Эмме. Хотя обе девочки были темноволосыми, как Вилли, они унаследовали ее черты. Ведь только на прошлой неделе Фрэнк Льюис, их семейный доктор, отметил, что у женщин Кингов очень сильные гены.

Но сходство между ней и Эммой Рэй скрывалось слишком глубоко. У Эммы был свободолюбивый нрав, заставлявший ее делать все по-своему, независимо от того, насколько это было безопасно. Хотя Вилли и насмехался над опасениями жены, что Эмма Рэй так и останется старой девой, Джорджию беспокоило, что младшая дочь вовсе не отличается красотой, а может, мать просто не замечала ее привлекательности. Она подозревала, что мужчин пугает ее прямота и независимое поведение. А с другой стороны, Грейс, которая всегда была идеальной женой и истинной леди, теперь рыдает рядом, потому что Эдди в какой-то момент свихнулся.

Она предупреждающе взглянула на Улу и Эмму Рэй, когда Каролина проскользнула на кухню за столовыми приборами.

— Ложки кладут справа или слева? — спросила она бабушку.

Стремясь поскорее возобновить дискуссию, женщины ответили хором: «Справа».

— И чтобы Грейс так опозорила себя! — воскликнула Джорджия, когда Каролина вышла из кухни. Она достала хлеб и принялась укладывать кусочки в тостер. — Мне просто невыносима эта мысль! О Господи, что нам теперь делать?

Эмме Рэй казалось, что семья ничего не сможет сделать, а Грейс будет чувствовать себя еще хуже, чем сейчас. Ее сестра была не первой женщиной на свете, выставившей себя на посмешище на публике, и уж конечно, не последней. О ней поговорят неделю или две, пока кто-нибудь еще не совершит что-нибудь более сногсшибательное, безумное или недозволенное, и тогда все забудут о Грейс Бичон.

Но Джорджии этого не понять.

— Как бы там ни было, я уверена, что все бесполезно, — заявила Эмма Рэй.

Ула помахала ложкой в ее сторону.

— Мисс Остроумие.

— Ну, я возвращаюсь туда. С нее, пожалуй, достаточно. — Эмма схватила кусок кофейного кекса, испеченного Улой, и ушла.

Джорджия снова подошла к окну и увидела, как Вилли вышел из вагончика. Он и Эмма Рэй пересекали двор навстречу друг другу, как пара гангстеров с Дикого Запада в полнолуние — две родственные души, слишком похожие друг на друга, что было к лучшему, как иногда казалось Джорджии. Они чуть не прошли мимо друг друга, не сказав ни слова, встретившись на полпути между домами, но затем все же остановились.

Джорджия уставилась на Улу:

— О Господи. Что-то сейчас будет.




Эмма Рэй устремила взор на точку на горизонте справа от лица отца:

— Ты вправил ей мозги? — спросила она.

— С ней все будет в порядке, — произнес Вилли, глядя под ноги и вырывая ботинком ямку в земле.

— Она объяснила, что произошло?

Вилли пожал плечами:

— Просто поссорились.

Эмма фыркнула. Как всегда, ей предоставлялось уточнить, что случилось:

— Эдди ухлестывает за какой-то бабенкой, объяснила она на наиболее понятном отцу языке.

Она внимательно наблюдала за выражением его лица, но он даже не моргнул глазом.

— Это точно? — поинтересовался он, продолжая изучать землю под ногами.

— Угу, — ответила она.

— Ладно. Увидимся в полдень, — сказал он.

Эмма Рэй обернулась и проследила, как он возвращается в свой дом. Она знала, что судьба дочерей его волнует. Она уже давно поняла это. Вопрос заключался только в том, когда он сам признается в этом?




— Мне казалось, мы решили, что сначала я поговорю с ней, — проворчала Джорджия.

Вилли, тяжело ступая, вошел на кухню.

Он ухмыльнулся и чмокнул ее в щеку:

— Ну, значит, я тебя обманул, — сказал он, направляясь в столовую завтракать; ему казалось, будто он проделал дневную работу.

— Я серьезно, Вилли!

Она шлепнула его по спине, когда он проходил мимо нее. Невозможно было остановить мужа, если уж он что-то задумал. Ее Вилли неисправим. Всегда был. И всегда будет таким. А другим он был бы ей не нужен.




Телефон в кабинете Грейс прозвонил трижды, прежде чем она нашла в себе силы ответить на звонок. Она нажала на кнопку громкоговорителя.

— Фирма Кинга, — сказала она и подперла голову руками.

Комнату наполнил голос ее лучшей подруги, звучавший с некоторым отчаянием:

— Грейс, это Люси. Я пыталась приготовить этот проклятый ореховый крем, но он выглядит странно.

— Как? — автоматически переспросила Грейс. Люси не являлась хорошей актрисой. Должно быть, известие о ее стычке с Эдди еще не разнеслось по всему городу, а то Люси спрашивала бы вовсе не о креме.

— В крупинку и весь расслаивается.

У Грейс болела голова, а в горле, казалось, застрял ком величиной с арбуз. Она не спала почти всю ночь. А когда наконец вырубилась, ей приснилось, что Эдди арестован за то, что украл Выкупа и продал его девице в красном креповом костюме.

Но жизнь не остановилась только из-за того, что Эдди сошел с ума.

— Там говорится: «Масло должно размягчиться до сметанообразного состояния, потом добавить сахар».

— Я это сделала, — отозвалась ее подруга.

Люси славилась множеством чудесных талантов, но выпечка не входила в их число.

— Ты растопила масло в микроволновой печи?

За этим вопросом последовала долгая пауза. Грейс чуть не рассмеялась и, нарушая молчание, спросила:

— Так ты растопила масло или нет?

— Черт! — только и ответила Люси.

— Начни сначала, — посоветовала ей Грейс.

Люси громко и скорбно вздохнула.

— Пока, — сказала она.

Грейс повесила трубку и вздохнула так же, как Люси. Если бы сейчас ее самой большой проблемой являлся распадающийся на крупинки крем! Хотелось перезвонить Люси и спросить, что она знала об Эдди и не рассказывала ей. Но гордость не позволила Грейс набрать номер. Она не была готова услышать, даже от Люси, что он жил, подтверждая свое прозвище, данное ему в колледже.

Грейс выглянула в окно. Хэнк тренировался на Выкупе, который длинными, мощными скачками брал один барьер за другим. Через открытую дверь кабинета она слышала, как отец беседует с Джеми Джонсоном, которого она знала по его предыдущим приездам на ферму и по другим состязаниям за Главный приз.

— Этот конь — славный малый. Это точно, — с явным воодушевлением сказал Джеми.

— Не волнуйтесь за него, — отозвался Вилли.

Грейс покачала головой. Вилли во многом был не прав: во-первых в последний момент нашел замену Выкупу, который мог бы задать темп и заставить бежать коня Джеми во весь опор, чтобы оправдать затраты на него, во-вторых, обвинял ее, а не Эдди.

— Милая? — Как бы избавляя ее от тяжелых размышлений о Вилли, в дверях неожиданно появилась Джорджия с несколькими учетными и бухгалтерскими книгами в руках. — Привет. Я подумала, что мы могли бы немного позаниматься этими книгами, пока здесь не началась суматоха.

Грейс ожидала появления матери. Она удивилась бы, если бы та не пришла. Но сейчас она меньше всего нуждалась в подбадривающем разговоре с Джорджией:

— Мама. Сейчас неподходящее время. — Она указала на кучу бумаг на своем столе. Все заявки надо до пяти представить в комитет по организации соревнований.

— Ну, тогда просто дай мне счета, и я их сама заполню. — Джорджия села и попыталась сделать вид, что она совершенно не волнуется за дочь.

— Мам…

Голубые глаза Джорджии наполнились слезами:

— Милая, он просто поскользнулся, — заговорила она.

— Мама, пожалуйста, я не хочу говорить с тобой об этом!

— Милая, это случается и в самых благополучных семьях. Это не значит, что он не любит тебя. С решением, которое ты примешь сейчас, тебе придется жить до конца своих дней. И Каролине тоже.

Грейс взяла ручку, надеясь, что Джорджия поймет намек и уйдет. Она не могла слышать речей в защиту Эдди. Не теперь… не от собственной матери. Достаточно того, что Вилли встал на его сторону. Но от матери она ожидала другого.

— Ты закончила? — холодно спросила она.

Джорджия не желала отказываться от своей миссии. Продолжая прижимать к себе учетные книги, она наклонилась вперед через стол:

— У тебя ребенок, который любит своего папу. И он любит ее. И видит Бог, ты не можешь допустить, чтобы это все разрушилось из-за того, что он слегка поскользнулся. Да, он оступился, и каким бы безумием тебе это ни казалось, именно ты должна помочь ему подняться.

— Я не верю своим ушам… — Грейс зажала уши руками, как маленькая девочка, не желающая слушать лекцию матери, произносимую из самых лучших побуждений. Она вздохнула с облегчением, когда ее мать встала, собираясь уходить. Но Джорджия еще не закончила.

— И скажу тебе кое-что еще, — добавила она. — Ты вела себя так, что все будут долго говорить об этом. Ладно, пусть говорят, но с данного момента это — чисто семейное дело. Просто держи голову высоко и улыбайся. Не доставляй им удовольствия. Если тебе захочется поговорить, приходи ко мне.

Она стояла посреди комнаты, ожидая ответа Грейс. Но та была слишком сердита, чтобы говорить. Она плотно сжала губы, боясь того, что может сорваться у нее с языка. Ее родители поставили все с ног на голову, выходит, это она плохо вела себя. Какая несправедливость! Всю свою жизнь она была хорошей девочкой и делала то, чего родители ждали от нее. Они предъявляли к ней высокие требования, и она удовлетворяла их вновь и вновь. Но неужели на сей раз она не заслужила их преданности и понимания?

Джорджия улыбнулась:

— Мы займемся документами в другой раз. Я люблю тебя, милая, — сказала она и затем наконец удалилась.




День все тянулся и тянулся. Грейс казалось, что он никогда не кончится. Каждый раз, когда звонил телефон, она была уверена, что это звонит Эдди, чтобы извиниться. Но всякий раз это оказывался кто-то другой, и она даже не знала, радует ее или огорчает, что на другом конце звучит не его голос. Неужели это не волнует его? Неужели она так мало значит для него, что ему даже не хочется попытаться помириться?

Ей хотелось плакать и кричать, предаваясь боли, но бланки для соревнований надо было заполнить к концу дня, и никто, кроме нее, не мог этого сделать. Она проглотила аспирин от головной боли и заставила себя сосредоточиться. Различные шумы — фырканье лошадей в стойлах, оклики конюхов, голос отца, показывающего Джеми конюшню, — слились в монотонный гул, когда она с головой зарылась в бесконечные, притупляющие мозг вопросы бланков.

Она закончила как раз вовремя, чтобы успеть отвезти бланки заявок в штаб по организации соревнований, включая и заявку на участие Выкупа. Она рискнула пойти наперекор желаниям Вилли, но у нее еще оставалось время, чтобы заставить его изменить свое мнение. Ее не очень-то волновало, рассердится он на нее или нет. Что он может сказать хуже того, что уже сказал сегодня утром?

Только она вернулась в дом Эммы Рэй и пошла взять стакан воды, как услышала крик сестры из гостиной.

— Грейс! — возбужденно позвала она. — Идет Эдди.

— Что? — Она шагнула из кухни и уставилась на Эмму Рэй, как олень, пойманный лучами фар автомобиля.

— Должно быть, папа позвонил ему. Что ты хочешь, чтобы я сделала? Ты хочешь поговорить с ним?

Грейс покачала головой:

— Нет! Я не знаю! — Ее рука метнулась к волосам. Она, наверное, ужасно выглядит. Ей не хотелось, чтобы он застал ее в таком виде. — Где, черт возьми, Каролина?

— Мама отвезла ее к тете Рэй, — ответила Эмма, продолжая наблюдать из окна за Эдди.

— Слава Богу. Но он знает, что я здесь. — Она схватила сумочку. — Задержи его на секунду! — крикнула она через плечо, устремляясь в спальню, чтобы причесаться и подкрасить губы.

Эмма дождалась, когда Эдди постучит, затем подождала немного, прежде чем открыть дверь. Она сложила руки на груди и умышленно заслонила вход в дом. На его лице застыло выражение смирения и беспокойства, но она не купилась на него.

— Она здесь? — спросил он, пытаясь проскользнуть мимо нее в дом.

— Да, — сказала она, понизив голос.

Эдди ухмыльнулся, как бы говоря: «Я знал, что ты будешь на моей стороне».

Эмма Рэй сильно ударила его в пах. Его улыбка мгновенно исчезла, он взвыл и рухнул на пол.

Эмма улыбнулась:

— Я схожу за ней, — снисходительно сказала она, затем прошла через комнату и постучала в дверь спальни. — Грейс? — позвала она. — Тут валяется какой-то мешок с дерьмом… — Она прислонилась к стене в нескольких шагах от своего зятя и с удовлетворением наблюдала, как он стонет и извивается от боли.

Грейс открыла дверь, огляделась, но не увидела его.

— Где? — спросила она.

Странный шум, похожий на вой раненого животного, привлек ее внимание. Она заметила Эдди, свернувшегося в клубок с руками, плотно зажатыми между ног.

— О Боже! — вскрикнула Грейс. Она подбежала и опустилась на колени рядом с ним. — Эмма? Что ты сделала?

Эмма, с трудом сдерживая усмешку, ответила:

— Ты попросила занять его. Он занят тем, что держит свои яйца.

— Проклятие! — выругался Эдди. Он с трудом встал на колени и метнул свирепый взгляд на Эмму Рэй.

— Эдди? С тобой все в порядке? — встревоженно спросила Грейс.

— Нет, черт подери! — рычал он, судорожно глотая воздух, стараясь восстановить дыхание.

— Помоги мне поднять его! — приказала Грейс сестре.

— Нет! — крикнул Эдди Эмме Рэй. — Держись от меня подальше, зараза!

— Не волнуйся. Я не пошла бы так далеко, чтобы помочь тебе подняться.

Несмотря на свою злость на Эдди, Грейс была в ужасе от того, что сделала ее сестра:

— О Боже! Эмма, что на тебя нашло?

— Рассматривай это как удар за твое оскорбленное достоинство, — самодовольно ухмыльнулась ей Эмма.

Грейс так хотелось плакать, что она с трудом выговорила:

— Разве достойно бить кого-либо по яйцам?

— Ну, мне от этого легче.

— Побойся Бога, Эмма, — взорвался Эдди, в конце концов вставая на ноги.

— Действительно, Эм. Я даже не знаю, как это назвать! Грейс отчитывала ее таким же суровым тоном, как Каролину за самые ужасные проступки.

До Эммы Рэй наконец-то дошло, что Грейс на самом деле рассердилась на нее.

— Ладно, дело сделано, — с раскаянием произнесла она.

Но Грейс не собиралась так легко дать ей отвертеться. В ней все кипело от гнева: на Эдди, на себя, на родителей, а теперь даже и на сестру. Она была измучена, смущена и горела желанием хоть чуть-чуть уменьшить боль, наказав кого-то.

Она учила Каролину, что нельзя бить людей, даже если те ударят ее первыми. Она не доверяла телесным наказаниям и почти никогда не шлепала свою дочь, поэтому Грейс сказала:

— Думаю, тебе следует позволить Эдди ударить тебя по руке.

Эдди с изумлением посмотрел на нее:

— Я не хочу бить ее, — сказал он, пытаясь восстановить свое достоинство. — По крайней мере, не по руке.

— А я хочу, чтобы ты сделал это! — резко ответила Грейс и позвала сестру:

— Эмма Рэй, подойди сюда!

Эмма и Эдди обменялись взглядами, молча соглашаясь, что, каким бы безумием это ни казалось, им лучше поступить так, как она приказывает, не то она сорвется и ударится в настоящую истерику.

— Теперь, Эдди, ударь ее так сильно, как тебе хочется, — проинструктировала его Грейс.

Эмма Рэй вытянула вперед руку и приготовилась. Эдди стукнул ее кулаком. Сила удара поразила их обоих. Она отвернула голову, чтобы ни он, ни Грейс не заметили, как она сморщилась от боли.

— Фу, Эд. Я даже ничего не почувствовала, — солгала она.

Он сердито взглянул на нее:

— Ну, я не в лучшей форме.

Грейс теряла терпение.

— Теперь извинись, — приказала она сестре.

Эмма Рэй колебалась. Она была готова возразить. Он дал ей сдачи. Око за око, зуб за зуб… Разве этого не достаточно? Но Грейс все еще выглядела и говорила так, будто вот-вот потеряет последние остатки самообладания.

— Извини, — неохотно сказала Эмма Рэй. — Но не за то, о чем ты мог подумать, — добавила она. Затем, будучи сыта по горло всей этой чертовщиной, она решила оставить их наедине, пусть сами решают свои проблемы.

Она поспешила из дома, даже не попрощавшись. Грейс внезапно охватила паника. Она весь день ждала и боялась этого момента. Теперь она совершенно растерялась. Он не мог сказать ничего, что залечило бы ее боль. Она отвернулась, не желая, чтобы он видел ее страдания. Но Эдди оставался ее мужем. Она все еще любила его. Любила ли?

— Грейс. — Он приблизился и дотронулся до ее руки.

— Что? — отозвалась она сквозь зубы. Она отказывалась испытывать жалость к нему. Она стала жертвой его глупости. Боль причинили ей.

Его пальцы показались Грейс холодными. Она почувствовала его напряжение… и его страх. Он не умел выражать свои чувства. Эдди мог пошутить, заставить человека вести себя непринужденно в их доме, посмеяться с друзьями. Но разговоры никогда не давались ему легко. Его язык оказывался завязан узлом, когда разговор заходил о чем-то серьезном, особенно о чувствах.

— Послушай, я знаю… — начал он.

— Нет, ты не знаешь! — Она развернулась и сердито взглянула на него. — Ты не знаешь, что испытывает человек, когда ему лгут, и ты не знаешь, каково сидеть с ребенком и наблюдать, как твой муж вытворяет что-то с кем-то на улице, и ты не знаешь, что чувствуешь, когда из тебя делают идиотку перед всеми! Так что, пожалуйста, не начинай с «Я знаю», потому что ты не знаешь.

Эдди резко выдохнул, как будто сдерживал дыхание все то время, пока она кричала на него:

— Я собирался сказать, — начал он, тщательно подбирая слова, — что знаю, что виноват на сто процентов, и не виню тебя за безумную выходку.

— Какое утешение, — с горечью произнесла она.

— Грейс…

Он умолял о прощении. Она видела это по его глазам, слышала по его голосу. Он никогда прежде не делал этого за все годы их брака. Они спорили, как и любая супружеская пара, о том, кто виноват, если у них кончилась зубная паста, или могут ли они позволить себе купить новую машину, и у кого есть время, чтобы забрать Каролину с занятий теннисом. Иногда стычки становились более серьезными; обвинения начинались с фраз, наподобие «Ты никогда…» или «Ты всегда…», которые они бросали друг другу. Иногда они так негодовали друг на друга, что переставали разговаривать на день или на два.

Грейс, даже больше, чем Эдди, страдала во время таких молчаний. Она ненавидела ссоры и неизменно делала первый шаг к примирению. Но не на сей раз.

— Я не хочу ничего слышать! — сказала она. — Я не желаю быть жалкой, быть обманутой женой! Я чувствую себя идиоткой! Ты можешь понять это?

Он смотрел на нее, лишившись дара речи от сознания своей вины.

— Что, если бы Каролина увидела тебя? Ты знаешь, как она была близка к этому? — требовательно спросила Грейс.

— Я знаю. Я прошу прощения.

Она верила ему, но все же проговорила:

— Меня не трогают твои извинения! Я не из тех женщин, которые могут просто забыть такое. Это не тот случай. Я хочу, чтобы ты сейчас ушел.

— Я не могу даже ничего сказать? — спросил он, почти разозлившись на нее.

Он все еще не осознал, насколько плохо он поступил с ней. Он предполагал, что она окажется мягче. Более понимающей. Она почувствовала, что начинает колебаться и сказала: — Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал.

— Где постреленок? — поинтересовался он.

— Ее здесь нет, — сказала Грейс, чувствуя себя немного увереннее. — Она с мамой.

— Ты не можешь запретить мне видеть ее, Грейс! — заорал он.

— Я этого и не делаю! Я не знала, что ты приедешь! Не делай из мухи слона. Она у тети Рэй. Если хочешь повидаться с ней, поезжай туда. Я тебе разрешаю.

— Ладно, ты передашь ей, что я люблю ее? — спросил он.

Казалось, он вот-вот расплачется. Она никогда не видела его таким. Затем она вспомнила его целующимся с женщиной в красном креповом костюме.

— А что это значит? — холодно спросила она.

Он посмотрел на нее, как бы не узнавая:

— Господи, — произнес он, качая головой.

Она попросила его уйти, но теперь, когда он шел к двери, ей страшно захотелось удержать его там, пока она не выплеснет всю злобу, боль и чувство обиды, накопившиеся в ней за последние тридцать шесть часов. Ей хотелось громко кричать, неистовствовать и требовать ответа, почему он так поступил с ними. Как он мог так беспечно разрушить брак и семью, построенную ими вместе? Или до него это не дошло? Понял ли он вообще ее?

— Я имела в виду, о Господи, Эдди… — крикнула она. — Ты даже лошадей не любишь!

Он захлопнул за собой дверь и поспешил к своей машине. Эмма Рэй шла обратно к дому.

— Эм, — позвал он.

Она прошла мимо него, не сказав ни слова. Она знала, что он хочет поговорить с ней о Грейс, но она не собиралась становиться его союзницей против своей сестры. И хотя она очень надеялась, что Грейс найдет в своем сердце силы простить Эдди, ей вовсе не импонировало играть роль посредницы между ними.

— Эмма Рэй! — крикнул Эдди.

Она обернулась, не замедляя шага:

— Ты обращаешься ко мне?

— Да!

— Знаешь что? — сказала она, потирая то место на руке, куда он ударил ее, — я не собираюсь помогать тебе решать твои проблемы!




Глава 4


Грейс редко испытывала большую гордость, чем когда видела свою дочь, сидящую на коне с видом победительницы состязаний по верховой езде, которой ей было предначертано стать. Пристрастие Каролины к верховой езде было даже сильнее, чем у Грейс в детстве, если такое вообще возможно. Ей ничего не стоило встать пораньше, чтобы помогать конюхам ухаживать за лошадьми или брать уроки верховой езды. Пребывание в домике Эммы Рэй для нее означало, что она просто может проводить больше времени возле конюшни.

В субботу утром девочка выскочила из дома задолго до того, как проснулись Эмма Рэй и мама. Грейс встала, выпила кофе, затем пошла искать Каролину, чтобы накормить ее завтраком. Она нашла ее на площадке, где дочь ездила на Мисс Лили под пристальным наблюдением Хэнка. На фоне голубого неба ребенок и лошадь представляли великолепную картину: изящная лошадка каштанового окраса с белой отметиной посреди лба и носочками на стройных ногах и на ней красивая, уверенная маленькая девочка, чей «конский хвост» медового цвета развевался на ветру.

Грейс улыбнулась. Что бы ни происходило между ней и Эдди, ничто не могло испортить радость, которую она испытывала, видя, как растет и хорошеет ее дочь.

— Отлично, сделай круг рысью, чтобы разогреться, — сказал Хэнк, когда девочка натянула поводья.

— Привет, милая! — позвала Грейс. Каролина проезжала мимо нее с прямой спиной, прекрасно держась в седле.

— Привет, — угрюмо ответила Каролина.

— Она, наверное, сводит тебя с ума насчет Опоссума? — спросила Грейс Хэнка.

— Нет, — резко ответил он, почти не обращая внимания на ее присутствие. — Пусть продолжает идти рысью, — приказал он Каролине, которая подгоняла Мисс Лили перейти на галоп.

Каролина послушно поехала медленнее и сделала круг по площадке:

— Эй, Опоссум! — приветствовала она своего любимца, проезжая рысью мимо того места, где купали Опоссума.

— Хорошо смотришься, милая! — сказала Грейс, когда дочь снова приблизилась к ней.

Каролина сморщила носик:

— Скучно! — заявила она.

Мисс Лили была тихой, спокойной лошадкой, особенно по сравнению с Опоссумом. Но она отличалась великолепной прыгучестью и могла преодолеть любое препятствие. Опыт прежних состязаний научил ее оставаться спокойной и приближаться к препятствиям ровной и легкой поступью. Все это делало Мисс Лили, по мнению Грейс, идеальной лошадью для первого в жизни Каролины участия в соревнованиях такого ранга.

— Чуть-чуть медленнее, — скомандовал Хэнк, продолжая стоять спиной к Грейс.

Тогда до нее дошло, что оба, и дочь и тренер, сегодня утром старательно игнорируют ее. Она поняла, что должна сделать хоть что-нибудь для примирения, особенно с Хэнком, который, казалось, винил лишь ее в неудачном решении Вилли.

— Хэнк, послушай, — обратилась она, испытывая неловкость. — Я ждала подходящего момента, чтобы обсудить все с папой. Но ты должен знать, что если бы это зависело от меня…

Он прервал ее, отмахнувшись:

— Но это не так, да? — с горечью разочарования произнес он. — Послушай, Грейс, я не собираюсь уходить до состязаний, так что не волнуйся на этот счет. Не в пример некоторым, я горжусь тем, что держу свое слово. Но когда они закончатся, моей ноги здесь не будет. А сейчас мне надо работать.

Он ушел прежде, чем она успела сказать ему, что оформила заявку на него и Выкупа. Мгновение спустя Каролина снова проскакала мимо нее, даже не удосужившись посмотреть в ее сторону.

У Грейс в мозгу мелькнуло латинское выражение из высшей школы: «Persona non grata». Неприемлемая или нежелательная личность. Ладно, по крайней мере она знала, кем является, к тому же еще и на латыни. Прекрасно знать, кто ты. Она вздохнула и подошла к загону, чтобы взглянуть на нового коня, купленного Вилли.

Грейс сразу же поняла, почему отец купил Харви, как его более фамильярно называл Джеми Джонсон. Темно-коричневая шкура коня лоснилась на солнце, он был великолепно сложен, с идеальными пропорциями, двигался он мощно и проворно. У него была красивая морда с одной из ее любимых отметин — полоской, сбегающей к носу чуть левее центра.

Грейс прикрыла глаза рукой от солнца и с усмешкой стала наблюдать за попытками Джеми познакомить Вилли с отличительными чертами характера Харви. Вилли вел себя, по обыкновению, заносчиво, как петух. Она могла даже издали понять по его телодвижениям, что он не нуждается ни в чьих подсказках, тем более со стороны юнца из Калифорнии, годящегося ему в сыновья.

Он приблизился к барьеру, но в последний момент отвернул от него.

— Хорошее решение. Я видел. Вы оказались ровно на полкорпуса от барьера. Вернитесь, и пусть он подойдет чуть ближе, — посоветовал Джеми.

Грейс прошла к середине дорожки и остановилась прямо за спиной у Джеми. Вилли снова подскакал к барьеру и вновь свернул.

— Но теперь было в самый раз, — сказал Джеми, с трудом скрывая свое разочарование. — Просто вернитесь и прыгайте через барьер. Он сам увидит нужное расстояние, если вы не можете. Только поддерживайте его ногами.

Конь был очень резвым, в поступи чувствовалась огромная мощь, которая заметно увеличивалась при приближении к барьеру. Но Вилли резко остановил его за три или четыре шага до преграды. Рассердившись на молодого человека, он приказал:

— Сынок, почему бы тебе не вести себя не столь самоуверенно и не позволить мне самому почувствовать его?

— Конь знает, что делает, — резко ответил Джеми. Понизив голос, он выругался: — Лучше, чем ты, задиристый сукин сын.

Вилли ухмыльнулся в сторону Джеми с высоты почти шести футов от земли.

— Сынок, я занимался этим, когда ты еще ходил в коротких штанишках, — напомнил он ему.

— Слава Богу, что я — не твой сын, тупоголовый ублюдок, — чуть слышно произнес Джеми.

Вилли вдруг заметил Грейс:

— Эй, привет, — махнул он ей.

— О! — Щеки Джеми зарделись от смущения, когда до него дошло, что она, должно быть, слышала его замечания в адрес своего отца.

Грейс улыбнулась:

— Я тебе сочувствую, приятель.

Вилли спрыгнул с коня:

— Сделай на нем несколько кругов, — сказал он, бросая поводья Грейс. — Залезай.

Она вскочила на коня и подтянула стремя справа.

— Порядок? — спросил Джеми, подтягивая стремя слева.

Она улыбнулась ему и поняла, что избрала более трудный способ вскакивания в седло вместо обычного, потому что ей захотелось покрасоваться перед ним. Теперь у нее вспыхнули щеки, когда они посмотрели друг на друга.

— Так хорошо. Он большой, — сказала она и вывела Харви на дорожку.

— Хочешь полюбоваться на девушку, которая умеет ездить верхом?! — с гордостью сказал Вилли.

— О, я помню, — Джеми неотрывно следил за ней, — она чертовски здорово выступала. Почему она забросила спорт?

— Черт ее знает? Она до сих пор хороша, как и раньше.

Грейс потребовалось несколько минут, чтобы почувствовать Харви. Все лошади имели различные характеры и причуды, так же, как и люди. Некоторые терпеть не могли, когда их купали, другие больше всего любили хорошенько помокнуть в пруду. Одни были упрямыми и сопротивлялись, когда их заставляли прыгать, другие стремились работать и любили состязания.

— Натяни поводья! Почувствуй его прикус, — кричал ей Вилли.

Не обращая на него внимания, она легко взяла барьер. Ей не нужны были его указания. Ездить верхом для Грейс было как дышать; она делала это инстинктивно, не задумываясь. Но Вилли критиковал ее технику с первого дня, как она взобралась на лошадь.

— Поддерживай его ногами, девочка! — завопил он, когда она собиралась сделать следующий прыжок.

Харви четко реагировал на ее сигналы. И хотя казалось, что ему не хватало уверенности, он действительно обладал сердцем и великолепной поступью. Конь был прекрасно тренирован, но ему требовалось время, чтобы преодолеть робость. Она решила, что это хорошее вложение капитала.

Джеми улыбнулся в знак одобрения, когда она рысью проехала мимо него:

— Вы умница. Вы правильно держитесь на нем, — сказал он.

Они перелетели через третий барьер.

— Теперь гони его! — закричал Вилли.

Грейс почувствовала напряжение. Почему бы ему не заткнуться и не дать ей действовать самой? Она знала, что делает. Любой дурак понял бы это, но только не Вилли.

Она чисто выполнила следующий прыжок. Теперь Харви удлинял свой шаг, более агрессивно приближаясь к барьерам.

— Прекрасно! — крикнул Джеми. — Вы — само совершенство.

Как бы в противовес, тут же вмешался Вилли:

— Приподнимай переднюю часть корпуса!

Джеми не мог понять Вилли: зачем тот настойчиво поправляет Грейс, хотя она сама делает все абсолютно правильно. Свое недовольство критикой отца она выразила в поджатых губах, когда приблизилась к изгороди, где требовался широкий прыжок почти на два с половиной метра.

— Подводи его вплотную! — инструктировал Вилли.

Черт подери! Она не нуждается в его подсказках! Она развернула Харви прочь с дорожки, подъехала обратно к Вилли и спрыгнула с коня:

— Держи, папа, и сам езди на этом проклятом коне! — сказала она и сунула ему поводья.

Так было всегда: он использовал тот же тон на протяжении ее детства, поправляя ее, никогда не давая ей возможности ездить верхом просто ради удовольствия, вечно отпускал замечания в ее адрес.

— Когда это ты стала такой чувствительной? — спросил он, явно пораженный ее реакцией.

— Ну, ответ прост, — сказал себе Джеми, когда Грейс удалилась, не сказав ни слова ни одному из них.

Остаток выходных прошел без каких-либо стычек между Грейс и Эдди, Грейс и Вилли, Эммой Рэй и Эдди. В воскресенье Каролина почти весь день провела с отцом, и Грейс специально ушла из дома, когда он сразу же после ужина привез дочь обратно к Эмме Рэй.

Чем больше времени они проводили врозь, тем большее замешательство охватывало ее. Грейс казалось, что она бредет по каким-то запутанным дорожкам эмоционального лабиринта, которые ведут в тупик, и она не представляет, как выбраться из него. Чего она хотела от Эдди: извинений? Объяснений? Торжественного обещания, что он до конца своих дней никогда больше не посмотрит на другую женщину? Примирения? Развода?

Ей ужасно не хватало его. Ей страшно хотелось его в постели. Она почти не могла спать, гадая, не в объятиях ли Мисс Красный Креповый Костюм ищет он теперь утешения. Измученная тщетными стараниями сохранять веселый внешний вид, она начала срываться, когда в понедельник пришла к родителям на ленч.

Несмотря на элегантность дома Джорджии и Вилли, с его обоями ручной работы, коврами от Обюссона и уникальными старинными вещицами, Кинги были простыми людьми. Джорджия считала своей обязанностью ежедневно ровно в полдень подавать сытную еду своей семье и всем, кто желал присоединиться к ним. Печенье, жареные цыплята, зеленая фасоль, тушеные помидоры и кукурузный пудинг составляли обычную еду. Порции были огромными, их хватило бы, чтобы накормить целую армию. Джорджия славилась своим гостеприимством: все, от тренеров и рабочих конюшни до соседей и приезжих, занимающихся разведением лошадей, знали, что за длинным столом в столовой Кингов всегда найдется место.

Иногда, как сегодня, гостей не было, и обед проходил в чисто семейном кругу. Едва Грейс и Эмма Рэй закончили помогать Джорджии и Уле расставлять блюда, как появился Вилли и занял свое место во главе стола.

— Привет, мать, — сказал он.

Остальные стали рассаживаться по местам. Все на миг склонили головы в безмолвной молитве, благодаря Господа. Затем Вилли произнес:

— Аминь! — И все стали быстро передавать тарелки. Грейс старательно избегала своих родителей в субботу и воскресенье, решив не разговаривать пи с кем из них об Эдди, пока не разберется в собственных чувствах. Она даже решила лучше поехать в город, чем прийти к ним на ленч. Джорджия повернулась к ней и спросила:

— Грейс, ты потом посмотришь со мной меню?

— Конечно, — согласилась она, надеясь, что Джорджия будет придерживаться темы, что подать на приеме в честь окончания соревнований, а не начнет опять говорить об Эдди.

— Ты сможешь забрать Каролину, пока я съезжу в благотворительное общество?

Джорджия кивнула:

— Да, но у меня собрание в музее в половине шестого.

Вилли кашлянул и потянулся еще за одним куском жареного цыпленка. Как если бы Джорджия не сидела за столом напротив, он сказал, будто бы в пространство:

— Если она думает, что я куплю устриц на пятьсот человек, то она ошибается.

— Ну, это мы еще посмотрим, — парировала Джорджия с улыбкой, говорящей дочерям, что она уже приняла решение.

— Где Каролина? — спросил Вилли.

Грейс закончила намазывать маслом бисквит и ответила:

— В школе.

Сегодня был день занятий, и Вилли прекрасно знал, где находится Каролина. Грейс откусила кусочек бисквита и стала ждать неизбежного продолжения.

Вилли не разочаровал ее:

— Догадываюсь, что ей уже очень не хватает папочки, — сказал он.

У Грейс пропали остатки и без того скромного аппетита.

— Да, я в этом уверена, — ответила она и осторожно положила свои столовые приборы на тарелку.

Вилли налил себе еще стакан чая со льдом, потом спросил:

— Ты осознаешь, что мы связаны сделкой по торговле недвижимостью с Эдди и его отцом? Надеюсь, Эмма Рэй упоминала об этом?

— Да, папа. Я знаю. Проект насчет фермы Уилера. Я это вполне осознаю.

— Значит, ты понимаешь, насколько для всех нас некстати, что у тебя с Эдди возникли такие проблемы как раз тогда, когда все могло кончиться выгодной сделкой для каждого.

— Да, — произнесла она, взглянув через стол на Эмму Рэй, молча умоляя о помощи.

— Я еще раз разговаривал с Эдди вчера вечером. Он хочет внести некоторые изменения. Он готов сделать что угодно, чтобы все уладить.

— Наш брак или сделку? — спросила она, разозлившись, что он и Вилли сговариваются за ее спиной, как парочка конокрадов.

— Не умничай со мной, — предупредил отец.

— Вполне закономерный вопрос, — вставила Эмма Рэй.

Вилли помахал ей вилкой:

— Я разговариваю с твоей сестрой.

— Знаю, — миролюбиво согласилась она. — Просто я слежу за этим чертовым разговором.

Вилли свирепо взглянул на нее, но, казалось, решил, что не стоит связываться с ней, и быстро возобновил разговор с Грейс:

— При сложившихся обстоятельствах ты не думаешь, что было бы лучше в интересах каждого, а особенно Каролины, чтобы вы с Эдди спокойно поговорили? — произнес он тоном, которым хотел подчеркнуть, что является самым разумным человеком на земле.

В комнату вошла Ула, но, почувствовав в воздухе грозу, поспешно ретировалась на кухню.

— Это зависит от того, кого ты имеешь в виду под «каждым», — поинтересовалась Грейс.

Она заметила, как Джорджия слегка покачала головой, глядя на Вилли, как бы призывая его следить за тем, что он говорит. Интересно, знала ли ее мать заранее, что Вилли собирался поговорить с Эдди, или он сделал это по собственной инициативе. Она решила, что, скорее всего, последнее, но подозревала, что Джорджия была согласна, что их брак надо спасать, хотя бы ради Каролины. Грейс знала мнение Джорджии о разводе: это глупый выбор, к которому может прийти кто угодно, но только не ее дочери. И, конечно же, не Грейс, которая, как она была уверена, всегда будет вести себя осмотрительно и разумно.

— А теперь послушай, милая, — продолжал Вилли тоном, к которому он прибегал, пытаясь заключить сделку с нежелающим соглашаться заказчиком. — Я не говорю, что Эдди не сделал ничего плохого. Он и сам знает, что поступил дурно. Но он — хороший отец, он прекрасно обеспечивает семью, и этого нельзя не принимать во внимание. И у него масса других достоинств…

— Тогда сам и женись на нем! — отрезала Грейс, будучи сыта по горло практическими соображениями родителей в пользу Эдди Бичона.

Теряя терпение, Вилли стукнул кулаком по столу:

— Теперь послушай, девочка! — заявил он. — Люди переживали трагедии посерьезнее этой. Ты — взрослая женщина, и ты уже не в том возрасте, чтобы убегать к родителям! Если не можешь справиться с ситуацией, это одно дело, но ты ведь даже не пыталась! И этого я не потерплю! Ты понимаешь, что я говорю?

Грейс годами приучала себя спокойно выслушивать его заявления, считаться с его мнением, смиряться с его вмешательством. Но сейчас он зашел так далеко, что она не могла слышать ни слова больше.

— Думаю, да, папа, — сначала тихо произнесла она. — Ты говоришь мне, что я должна есть дерьмо, соблюдая правила хорошего тона, с ножом и вилкой…

— О, Грейс, пожалуйста! — воскликнула Джорджия.

— … и когда научусь глотать пригоршнями любые гадости, которые Эдди пожелает преподнести мне, тогда все будет просто великолепно! — кричала Грейс, не обращая внимания на неодобрительное шиканье матери. — Я правильно поняла? Ты именно это хочешь сказать, не так ли, папа? Да?

Грейс хлопнула ладонью по столу, задев при этом край своей тарелки, содержимое которой выплеснулось на нее. Она скорбно уставилась на зеленую фасоль и тушеные помидоры, плюхнувшиеся ей на юбку, затем вскочила и бросилась прочь из комнаты.

— Прекрасно сработано, папочка. Профессионально, — сказала Эмма Рэй.

— Ты… лучше поостерегись! — завопил Вилли. — А не то я сделаю это и с тобой!

Эмма Рэй осуждающе покачала головой:

— Как ты мог так говорить с ней, когда на нее такое свалилось! Меня просто тошнит от этого, — заявила она отцу, затем бросила сердитый взгляд на мать. — И почему ты никогда не можешь заставить его заткнуться, когда знаешь, что он собирается сказать гнусность?

Эмма встала, бросила салфетку на стол и ушла, предоставив родителям выяснять отношения между собой.

Джорджия откинулась на спинку стула и устремила взор на мужа. Конечно, она была согласна с ним. Грейс должна была по крайней мере выслушать Эдди. Идеальных мужей просто не существует — Джорджия прекрасно знала это. Секрет хорошего брака заключается в способности жены закрывать глаза на недостатки и слабости мужа. Она считала, что Грейс уже поняла это, но оказалось, что нет. Означало ли это, что она не справилась с ролью образцовой матери?

Иногда жизнь слишком сложна. Джорджия не сомневалась, что в конце концов все встанет на свои места и все вернется в нормальное русло. А пока будут все эти крики, грубости и неприятные разговоры за столом.

Джорджия вздохнула, глядя на мужа, который, казалось, ни в чем не раскаивался. Они были женаты уже тридцать восемь лет, но она еще многого не понимала в нем. Что творилось в его мозгу, когда он так разговаривал с Грейс? Неужели он совсем не понимает своих дочерей?

— Вилли, почему ты это сделал? — тихо спросила она.

Он выругался и оттолкнул тарелку. Его ленч был испорчен:

— Все наши друзья сожалеют, что их дети вырастают, уезжают и больше не дают о себе знать, — с горечью сказал он. — Почему, черт возьми, это не может произойти с нами?

Эмма Рэй влетела к себе домой, гневно размышляя над неумелой попыткой Вилли сыграть роль миротворца. Она застала Грейс на коленях в комнате для гостей среди разбросанных на полу вещей.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

— Да! — ответила Грейс, роясь в чемодане в поисках чистых брюк для верховой езды. — Да! Я просто… — Она с возмущением всплеснула руками и села на пятки. — Что я наделала? Я собиралась стать великим ветеринаром. Мне оставалось доучиться всего год… и посмотри на меня. Как это случилось?

— Ах, значит, ты сама ни при чем?

Грейс ожидала симпатии и сестринской поддержки. Она не была готова к скептическому отношению Эммы.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, ошеломленная вспышкой гнева в глазах сестры.

— Как это случилось с тобой? — Эмма решительно подошла к книжной полке на дальней стене и схватила один из фотоальбомов. Она принялась сердито листать его, нашла то, что искала, и бросила раскрытый альбом на колени Грейс. Эмма указала на фотографию Грейс и Эдди, совершенно обезумевших от безудержного истерического смеха, с запрокинутыми головами, обнимающих друг друга.

— Что это? — требовательно спросила она.

Грейс уставилась на фотографию. Она много лет не видела ее. Они оба выглядели такими молодыми и беззаботными, и такими влюбленными. Или они были просто пьяны?

— Это — танцы у Чи О Сейди Хокинс, — протяжно произнесла она, все еще поражаясь злости Эммы.

— Верно! Великолепное представление! У Сейди Хокинс! Ты пригласила его! — Эмма Рэй ткнула пальцем в фотографию.

— Ну и что ты хочешь сказать?

— Я считаю, что происшедшее с тобой нельзя назвать случайностью. Посмотри правде в глаза, Грейс. Тебя ведь не сбил грузовик! — выкрикнула Эмма.

— Я этого никогда и не говорила! — попробовала защищаться Грейс. — Но кто кого бросил? Кто ушел от кого?

Она отказалась от мысли найти чистые брюки для верховой езды, натянула штаны, явно нуждавшиеся в стирке и засунула юбку в чемодан поверх скомканной одежды.

— Ты на самом деле бросила его или просто ждешь, когда он достаточно настрадается? — поинтересовалась Эмма.

— Я должна идти, — уклонилась от ответа Грейс. — У меня собрание благотворительного общества.

Она прибегла к тому же самому трюку, которым пользовалась с детства, когда разговор становился неприятным для нее или настолько жарким, что выходил из-под ее контроля. Грейс до предела заводила Эмму Рэй, готовясь к бою, а затем… бум! Она мгновенно исчезала, убегая на урок, или на собрание, или на свидание, а Эмма оставалась, готовая взорваться от бешенства.

Грейс всегда удавалось оставить последнее слово за собой, но только не на этот раз. Эмма Рэй отказывалась изображать из себя мученицу.

— Еще одно идеальное доказательство! — сказала она.

— Эмма Рэй! В противоположность тому, что может говорить папа, я знаю свои обязанности, — сказала Грейс и стала перечислять их по пальцам. — Я должна подготовить книгу по кулинарии, воспитывать дочь, а впереди проклятые зимние состязания за Главный приз, и у меня просто нет времени для нервного срыва, который был бы вполне оправдан! Так что не проси меня остановиться и подумать!

Даже сейчас, когда это было важнее всего, Грейс предпочитала убежать от правды, чем столкнуться с ней лицом к лицу. Нет времени, чтобы остановиться и подумать? Но именно в этом она нуждалась больше всего. Как еще она собиралась выяснить, что ей делать дальше с Эдди? Неужели она думает, что ответ придет к ней во сне, что на следующее утро она проснется и ее осенит, стоит ли пытаться спасти свой брак?

— Ты права, Грейс. Давай просто подождем и посмотрим, что произойдет, — сказала Эмма и направилась к двери.

— Я пригласила его только потому, что он был хорошим танцором! — крикнула Грейс ей вслед.

Входная дверь захлопнулась. Эмма Рэй ушла.

Грейс опять взглянула на фотоальбом и снова мысленно вернулась на ту вечеринку у Чи О Сейди Хокинс. Чтобы пригласить Эдди, ей потребовалось все ее мужество, и даже больше. Ей чуть не стало дурно, когда он принял ее приглашение.

На фотографиях было отчетливо видно, как их тянет друг к другу. Они протанцевали тогда всю ночь, каждый медленный танец и почти все быстрые. Они не могли оторвать друг от друга глаз, обнявшись в танце. Когда же в последний раз она испытывала такую дрожь возбуждения при его появлении в комнате? Когда они прекратили держаться за руки, перестали прикасаться друг к другу в темноте?

Она стала листать страницы до тех пор, пока не дошла до снимка, где Эдди смотрел прямо в камеру. Она сделала эту фотографию примерно за месяц до их свадьбы. Эдди с группой своих приятелей заскочил поиграть в футбол. Они играли около двух часов, гоняясь по лужайке, пили пиво и визжали от смеха. Эдди то и дело сверкал своей убийственной улыбкой. Она и сейчас улыбнулась, вспоминая тот изумительный весенний день, наполненный запахом магнолий, когда ей было жаль всех, кто не был так влюблен, как она.

Комок подкатил к горлу. Она захлопнула альбом. Эта улыбка, против которой невозможно было устоять, и ее собственная наивность — вот причины ее безрассудства. Она запихнула вещи обратно в чемодан. Пора было отправляться обсуждать кулинарные рецепты с дамами из благотворительного общества.




— Грейс! Подожди!

Грейс обернулась, подняв глаза от пачки кулинарных рецептов, и увидела Лорен, неистово машущую ей из другого конца холла. Высокие каблуки Лорен громко цокали по кафельному полу, пока та догоняла Грейс. Ее обычно ничего не выражающее лицо было обеспокоенно нахмурено.

— Я пыталась дозвониться тебе, — сказала она, вталкивая Грейс в одну из комнат.

— В чем дело? — спросила Грейс.

Лорен нервно разглаживала свою цветную юбку:

— Я слышала, ты ушла от Эдди, — прошептала она.

Значит, это уже известно всем. Ей следовало догадаться, что люди очень скоро начнут говорить о них. Ей просто хотелось сначала понять самой, все ли кончено между ней и Эдди, прежде чем сплетницы примут решение за них. Она пожала плечами:

— Ну, знаешь, Лорен…

— Грейс, — спросила Лорен, нервно кусая губы, — ты ведь сказала бы мне, если бы сделала это из-за меня, не так ли?

Грейс уставилась на нее, ошеломленная вопросом:

— Конечно, я… — у нее сорвался голос, когда до нее дошло. Ей захотелось швырнуть кулинарные рецепты на пол и убежать как можно дальше от ужасного признания Лорен. Так вот какую «скромную» жизнь ведет этот сукин сын! Уж никак бы не подумала насчет глупой маленькой Лорен Райнер! Эдди всегда подтрунивал над ее жеманной улыбкой и лицемерием. Но когда это случилось и как долго продолжалось? — …бы сказала, Лорен, но, в конце концов, это было… Боже, когда же это было?

— О Господи, еще до того, как я забеременела и родила Энни. Давай посчитаем…

У Грейс широко раскрылись глаза. Энни? Дочь Эдди? Неужели это возможно?

— О, нет! — поспешно успокоила ее Лорен. — Не совсем перед этим! Нет, Господи, нет! Бедное дитя, она — копия Таффи, но у нее мой ум. Нет, еще до этого. Ты же знаешь, как Таффи всегда соперничал с Эдди. Я имею в виду, мы иногда проводили время вместе, и Таффи просто не мог оставаться в стороне, а ты же знаешь, что ничто так не заставляет мужчину обратить внимание, как небольшое соперничество. Вот и все. Ничего не было.

Она сестринским жестом прикоснулась к руке Грейс.

Грейс покачала головой. Что она могла сказать в ответ на замечательное признание Лорен? Она посмотрела на ладонь Лорен на своей руке — массивное кольцо с бриллиантом сверкнуло на солнце. О чем говорило оно? За кем осталась победа в единоборстве между Таффи и Эдди?

Лорен, казалось, наконец вздохнула с облегчением, сбросив с себя тяжесть беспокоившей ее тайны. Она пригладила волосы, переместила сумочку с одного плеча на другое и стала с нетерпением ждать отпущения грехов от Грейс.

— У этого парня такое… сердце, такая душа. Я так рада, что он оказался полезным для тебя. Он великодушен в этом смысле.

Лорен заулыбалась, ошибочно приняв сарказм Грейс за прощение и сказала:

— Я знаю, у вас с Эдди все наладится. В глубине души он действительно хороший парень, — с теплотой в голосе произнесла она и направилась в зал, где должно было состояться собрание.

Грейс, как лунатик, побрела за ней, ошеломленная, как если бы Лорен сбила ее с ног и запросто поволокла, перекинув через плечо. Правда — в самом обнаженном и неприглядном виде — была ужасным зверем, из лап которого невозможно вырваться. Грейс чувствовала себя необратимо изменившейся после признания Лорен, заставившего ее взглянуть на свой мир совершенно другими глазами. Она всегда разделяла убеждение Джорджии, что люди являются, в основном, хорошими и заслуживающими доверия. Но если так называемые подруги, вроде Лорен, могли вот так, ненароком, предать ее, как же теперь вообще верить кому-либо?

Она посмотрела на других членов благотворительного общества и задумалась, что знали они и о чем не говорили ей. Грейс вдруг осознала, что, когда дело доходило до сокрытия тайн, она ничем не отличалась от остальных.

Постепенно голос Нормы проник в ее затуманенное сознание.

— Хорошо, теперь я предоставляю возможность выступить по любому новому вопросу, — объявила она.

Будто бы наблюдая за собранием с потолка, Грейс заметила, как поднялось несколько рук.

Первой Норма предоставила слово Мэри Джейн Паркер.

— Все желающие принять участие в Рождественском базаре должны записаться у меня или позвонить мне до конца следующей недели. Это все, — сказала Мэри Джейн.

— Кто еще? — спросила Норма. — Люси?

— Если все выразили бы желание продать хотя бы по десять лотерейных билетов, было бы чудесно. Если вы считаете, что не сможете, позвоните мне или Эдне, чтобы предупредить нас.

Туман в голове Грейс начал рассеиваться. Ей хотелось обсудить один новый вопрос. Она подняла руку.

— Грейс? — произнесла Норма.

Грейс заговорила, прижимая рецепты к груди:

— Я просто хотела бы знать, кто еще путался с моим мужем?

Раздался громкий общий вздох изумления. В комнате воцарилась тишина. Одна из женщин нервно прочистила горло.

— Лорен только что рассказала мне, как он был добр и помог ей привлечь в мужья Таффи, переспав с ней, — продолжала Грейс. — Мне просто хотелось бы знать, является ли это регулярной услугой, которую он оказывает всем моим подругам?

В заднем ряду кто-то хихикнул. Женщины с любопытством, выжидательно смотрели на Грейс широко раскрытыми глазами. Они вдруг поняли, что им это нравится. С таким же удовольствием они читали любовные романы или смотрели мыльные оперы. Это была великолепная история, полная драмы, страсти и интриг. А лучше всего было то, что происходило все это с кем-то другим. Но здесь они ошибались: это происходило с ними со всеми. Просто они закрывали глаза, не обращали внимание на красноречивые признаки, точно с таким же упрямством, как и она.

— Грейс, — раздраженно вмешалась Норма, — сейчас неподходящее время…

— Я знаю, Норма, — резко оборвала ее Грейс. — Вероятно, это неподходящее время напомнить вам, что ваш муж обслуживает половину проституток города! Но я спрашиваю, есть здесь кто-нибудь еще, кто по каким-либо причинам имел сексуальные отношения с моим проклятым мужем! Думаю, я имею право знать!

Незнакомый голос — грубый и хриплый — эхом отдавался в ее ушах. Она затаила дыхание и осознала, что слышит собственный голос. Она говорила, как проповедник на службе, посвященной возрождению веры, призывающий своих прихожан раскаяться, или они будут прокляты.

— Грейс… — мягко обратилась к ней Люси, — ты теряешь рассудок.

Ей ужасно не хотелось спорить со своей лучшей подругой, но Люси ошибалась. Она лишилась рассудка, когда увидела Эдди, целующегося с Мисс Красный Креповый Костюм. Теперь она уже была на пути к восстановлению здравого мышления.

— Ладно. Тогда я скажу вам вот что, — заявила она женщинам, которые сидели неподвижно и внимательно ловили каждое ее слово. — Мэри Джейн, помнишь ту рыжеволосую официантку в загородном клубе? Лет двадцати двух, с хорошенькой фигуркой? Она и Калхаун… ну, скажем, были больше, чем друзьями. Китти, а ты знала, что у Била любовная связь со стоматологом-гигиенистом из клиники доктора Дэйвенпорта?

Она улыбнулась двум только что названным женщинам, приглашая их в клуб, членом которого недавно стала сама. Не слишком привилегированный клуб, но зато его членом мог стать любой, независимо от пола и возраста.

Мэри Джейн разрыдалась. Китти покачивалась на своем стуле и, казалось, была близка к обмороку. Две подруги, сидевшие по обе стороны от нее, потянулись, чтобы поддержать ее. Мэри Джейн что-то выкрикнула Грейс, но женщины в комнате уже заговорили слишком громко, и Грейс не смогла разобрать слов.

— Элеонора, Люси рассказывала мне, что ты спала с Джорджем Мак-Мурреем в Антигуа! — крикнула Грейс, чтобы ее услышали среди нарастающего шума в комнате.

Люси, в ужасе от откровений подруги, вскочила с места.

— Ладно, Грейс! Хватит! — закричала она.

Грейс отрицательно замотала головой.

— Люси, почему мы не должны быть честными? Ты считаешься моей подругой. А если подруга не скажет тебе правду, то кто же это сделает?

Ее вопрос достиг цели, как точно выпущенная стрела. В комнате вновь воцарилась тишина.

— Я хотела спросить, продолжила она, — кого мы пытаемся обмануть?

Кто-то робко помахал рукой. Анна Монкур, застенчивая, симпатичная женщина, редко выступавшая на собраниях, вдруг обратилась к Грейс:

— А если выяснить, то будет лучше?




Глава 5


Собрание благотворительного общества закончилось рано и неожиданно. Потребовался чуть ли не мятеж, чтобы заставить наконец Грейс замолчать. Никто не обращал внимания на стук молотка Нормы, пока женщины искали утешения друг у друга, требуя подтверждения давних подозрений. Грейс стояла лицом к присутствующим посреди этого столпотворения, скорбно кивая головой, не обращая внимания на то, что многие женщины оборачивали свой гнев на мужей и подруг против нее.

Грейс всю жизнь помнила о правилах хорошего тона, улыбаясь и притворяясь, что все прекрасно, даже когда сердилась или грустила. Сейчас она испытывала огромное облегчение, повинуясь наконец-то своим инстинктам, а не воспитанию. Конечно, последуют и ответные удары. Нельзя поджечь динамит и не ожидать при этом взрыва. Ей придется извиниться перед некоторыми, наладить отношения с Люси, приготовиться к тому, что ее возненавидят на какое-то время.

Но сейчас ничто не имело значения. Ей стало так легко на душе, и эта легкость придала ей силы оставить рецепты для кулинарной книги в аккуратной стопке на трибуне Нормы и выйти из здания на свежий зимний воздух с высоко поднятой головой.

Приподнятое настроение сохранилось у нее до самого вечера, она даже поймала себя на том, что напевает, принявшись за работу в своем кабинете. Когда зазвонил телефон, Грейс не задумываясь сняла трубку. Хорошего настроения хватило только, чтобы сказать: «Алло», — и услышать в ответ голос Эдди.

— Что ты делаешь?! — завопил он.

Ох уж эти чертовы слухи! Телефоны, должно быть, звонили непрерывно. Она подумала, сколько же различных версий ее взрыва пересказали ему. Она положила ноги на стол, включила громкоговоритель и приготовилась к словесному бою.

— Ради Бога, Грейс! — кричал он. — Ты, наверное, внесла разлад во все известные нам семьи!

Какой же он лицемер!

— Ну, я уверена, ты поможешь им справиться, — ядовито произнесла она. — Ты такой чертовски добрый самаритянин.

— Послушай, Грейс, — заговорил он, смягчая тон. Мы не должны так поступать. Давай попросим о помощи или попробуем что-нибудь еще! Джордж с Труди прошли через нечто подобное, и у них все наладилось.

Возможно, так говорил Джордж, но она-то знала точнее.

— Труди принимает успокоительные таблетки, Эдди, — проинформировала она его.

— Ладно, но разве мы не знаем нормальных людей, с которыми мы могли бы поговорить? — Он вновь умолял, его голос источал мед, как пчелиные соты в разгаре лета.

Она так хорошо знала этот голос. Но на сей раз ему не обольстить ее сладкими речами.

— Как-то никто не приходит на ум, — сказала она.

— Ладно, Грейс! — Он внезапно вернулся к прежнему, разгневанному тону. — Что? Ты хочешь развода? Чего ты добиваешься? Я сделаю все, что ты скажешь!

— Развод? — Она придвинулась поближе к телефону, как будто ей это было необходимо, чтобы решить, насколько серьезно следует воспринимать его слова. Она подумывала о разводе, но только про себя, никому не поверяя этих мыслей. Услышать, что он предлагает развод, было неожиданно и пугающе.

— Ты этого хочешь? — спросил он.

Она ответила ему вопросом на вопрос, стараясь не выдать своей тревоги:

— А ты этого хочешь?

Она не была единственным человеком в конюшне, ждавшим его ответа. Всего в нескольких метрах от кабинета, сидя на лесенке возле стойла, Каролина, затаив дыхание, старалась не заплакать.

Она не собиралась подслушивать разговор своих родителей, а пробралась в конюшню лишь пожелать доброй ночи лошадям. Когда она услышала звонок телефона из кабинета, не имеющего потолка, когда донесся голос ее отца, девочка чуть не ринулась туда поговорить с ним. Но потом начались крики, и она ужасно испугалась, она только скрестила пальцы и молилась, чтобы родители помирились.

— Я считаю, нам надо поговорить! — ответил Эдди. — Если ты этого не хочешь, то я не знаю, что еще делать! Неужели ты полагаешь, что я буду постоянно звонить тебе и просто позволять говорить мне, какое я дерьмо, до конца моей паршивой жизни?

— Не знаю, — сказала она.

Грейс взяла ручку, нацарапала слово «развод», затем принялась зачеркивать его толстыми, черными линиями, пока не прорвала бумагу. Тогда до нее дошло, что на самом деле она хочет, чтобы Эдди как-то наладил их отношения, чтобы он обнял ее и утешил так, как успокаивал и утешал Каролину, когда та вскрикивала и просыпалась, увидев плохой сон.

— Ты просишь меня решить немедленно? Ты не слишком торопишься?

Она закусила губу, тотчас же пожалев о своем жестком тоне. «Прости», — беззвучно прошептала она в направлении микрофона, но не смогла заставить себя произнести это слово вслух.

— Эй, скажи, что думаешь, Грейс, — предложил Эдди. Я — дерьмо, так? Но, если ты чертовски занята, да простит Господь, что столь незначительное препятствие, как наш брак, встает между тобой и проклятыми соревнованиями по верховой езде!

Прежде чем она успела ответить, «что проклятые соревнования по верховой езде» тут совершенно ни при чем, раздался резкий щелчок, затем сигнал отбоя. У нее разламывались от боли виски, когда она нажала кнопку выключения громкоговорителя. Гудки прекратились, но головная боль стала еще сильнее.

Неужели так заканчиваются все браки: градом сердитых слов, упреков и непониманием? Что теперь? Что дальше? Она уронила голову на руки и почувствовала холодную, гладкую поверхность обручального кольца, давящего на бровь, кольца, подаренного ей Эдди. Точно такое же, но более широкое, было запрятано в один из ящиков его письменного стола. Свое она носила постоянно, даже когда мыла посуду или шла плавать.

Грейс сняла кольцо и стала изучать левую руку. На пальце образовалась полоска, более бледная, чем остальная кожа. Она держала кольцо в руке и поражалась, как оно, такое маленькое и легкое, столько значило для нее? Затем она сжала его в кулаке, закрыла глаза и принялась искать в темноте ответы, но ей никак не удавалось найти их.

По другую сторону фанерной перегородки, отделяющей кабинет Грейс от остального помещения, Каролина, подняв глаза, увидела Джеми, молча манящего ее идти с ним. Ей было так грустно, что она с готовностью дала ему свою руку и позволила повести себя в другой конец конюшни.

На полпути к двери она остановилась, она не могла сделать больше ни шага от усталости. Ей хотелось, чтобы отец оказался рядом и отнес ее домой. Она была слишком застенчивой, чтобы попросить Джеми отнести ее, но он, казалось, понял, чего ей хочется. Он также знал, что им следует вести себя очень тихо. Каролина поняла по голосу мамы, как та была сердита на папу, и ей не хотелось еще больше огорчать мамочку. Надо было что-то сделать, чтобы заставить их снова полюбить друг друга. Обхватив Джеми руками за шею, она устремила взор на звездное небо и безмолвно загадала желание: «Господи, пожалуйста, не дай моим родителям развестись».

Когда Грейс добралась до дома, Эмма Рэй, свернувшись клубочком с Гувером на диване, смотрела старый фильм с Барбарой Стэнвик. Несмотря на усталость, Грейс чувствовала себя слишком взвинченной, чтобы уснуть, поэтому прошла на кухню, взяла большую миску с поп-корном и присоединилась к сестре. Но уже через несколько минут ее мысли переключились на Эдди, и вскоре она настолько углубилась в свои размышления, что даже не заметила, как Эмма бросила в нее поп-корном, желая привлечь ее внимание.

Громкий стук в дверь вывел ее из транса. Она порывисто села и бросила вопросительный взгляд на сестру. Они подумали одно и то же: «Эдди? В такой час?»

— Гувер! Тихо! — крикнула Эмма Рэй собаке, громко залаявшей, как бы в знак протеста против столь неожиданного вторжения в такой мирный вечер.

Эмма подошла к окну, всмотрелась в ночь, и страшно удивилась тому, кто стоял на крыльце.

— Это Джеми, — сказала она Грейс.

Грейс совсем не улыбалась чья-то компания, но было бы слишком грубо дать ему от ворот поворот.

— Привет, Джеми, — сказала Эмма, открывая дверь.

Джеми улыбнулся, и она неожиданно подумала, как он выглядит без джинсов и футболки.

— Грейс здесь? — спросил он.

В любом случае, он был не в ее вкусе.

— О, привет, — обратился он к Грейс. — Могу я минутку поговорить с вами?

Грейс сначала не поверила ему. Каролина должна была спать в постели. Она уложила ее несколько часов назад. Но, заглянув в комнату для гостей, она натянула свитер и торопливо отправилась с Джеми через двор к конюшне.

Когда они проскользнули в полуоткрытую дверь, Джеми жестом предложил ей следовать за ним к стойлу Опоссума. Там ее дочь лежала на устланном соломой полу, а из-под попоны, которой она укрылась, виднелись ее сапоги для верховой езды. Глаза девочки были крепко закрыты, она не шевелилась, словно мгновенно заснула. Но по дрожащим векам Грейс поняла, что та просто притворяется спящей.

— Каролина… — Она опустилась на колени рядом с дочерью, дотронулась до ее плеча. — Это я. Нам надо идти.

Последовала долгая пауза, затем послышалось:

— Нет. Я сплю.

— Пойдем, милая. Ты не можешь спать здесь, — прошептала Грейс, поглаживая дочку по щеке.

Каролина открыла глаза и покачала головой.

— Да! Нет! — сбивчиво пробормотала она. — Я не хочу спать там.

Грейс осторожно приподняла ее с пола:

— Но почему?

— Жарко, — ответила Каролина, надув губки.

— Мы уберем покрывало. Пошли. — Грейс потянула попону и попыталась поднять дочь.

Но Каролина сопротивлялась. Она скрестила руки и ноги, выгнулась и сказала:

— Там дурно пахнет.

Грейс попыталась напомнить себе, что Каролина всего лишь ребенок, которому, должно быть, кажется, будто его мир рушится. Но она устала, и ее терпению подходил конец.

— Ничего там не пахнет! Пошли сейчас же, — сердито приказала она дочери.

Каролина отказывалась сдвинуться с места. Не было смысла уговаривать ее. Грейс схватила ее за талию, умудрилась поднять на руки и понесла обратно в дом. Джеми пошел за ней.

Материнство… думала она. Грейс с легкостью взялась за эту работу по той простой причине, что всегда хотела иметь детей. Ни разу за время беременности она ни на мгновение не задумалась, что значит стать матерью.

Наверное, невозможно понять, что значит быть родителями, пока на самом деле не ощутишь ребенка на руках и не поймешь, что отныне все, что ты делаешь — каждый шаг, который ты делаешь, или решение, которое ты принимаешь, — отражается на ребенке. Можно перестать быть чьей-то женой, любовницей или подругой. Но нельзя перестать быть матерью.

Каролина стала слишком тяжелой, чтобы носить ее на руках. Она могла вести себя как взрослая, а в следующее мгновение снова становилась просто маленьким ребенком, спавшим со своим плюшевым медведем, куклами и фотографией Опоссума под подушкой. Неудивительно, что она пошла спать в его стойло. Должно быть, там она чувствовала себя в большей безопасности, чем в комнате для гостей в доме Эммы Рэй.

Надо будет поговорить с ней завтра. Грейс придется объяснить, что у мамы с папой возникли разногласия, но они оба все равно очень любят ее. Грейс скажет дочке, чтобы та не беспокоилась, что все будет в порядке.

Они почти дошли до дома. Грейс зарылась носом в волосы Каролины и вдыхала их прекрасный сладкий запах.

Девочка вздохнула, затем подняла голову и посмотрела на мать.

— Мам? — спросила она. — Ты собираешься развестись?




Каролина уснула тотчас же, как только Грейс уложила ее в постель. Потом Грейс долго лежала рядом с ней, боясь, что дочь снова проснется. Полоска лунного света пробивалась сквозь занавешенное окно, которое она открыла по настоянию Каролины. В темноте она различала черты дочери.

Она никогда ничего не сделала бы, чтобы причинить боль этому красивому, любимому ребенку — и все же Каролина страдала. И неважно, была ли в этом ее вина или Эдди, главное заключалось в том, что их боль была второстепенной, по сравнению с мучениями дочери.

Грейс потихоньку выбралась из постели и закрыла окно. Затем она натянула покрывало до подбородка Каролины и на цыпочках прошла в гостиную. Там никого не было, но она услышала, как Эмма Рэй и Джеми тихо разговаривают на крыльце.

— С ней все в порядке? — спросил Джеми, когда она подошла к ним.

Грейс присела рядом на ступеньке и вздохнула.

— Да, слава Богу. Я очень признательна вам. Я даже не знала, что она ушла.

Эмма Рэй нарочито зевнула и встала.

— Ладно. Я иду спать. Увидимся утром.

Она вошла в дом, и на несколько мгновений воцарилось молчание. Возле конюшни заухала сова, и в ответ раздалось ржание коня. В доме ее родителей вспыхнул и погас свет.

— Она приходит туда каждый вечер, — сказал Джеми. — Навещает Опоссума.

Грейс уперлась локтями в колени и стала смотреть на звезды.

— Господи, она еще хуже, чем я была в детстве.

Джеми усмехнулся:

— Она — чудесный ребенок, — проговорил он. — Умнее, чем сова. — Он мгновение колебался, затем осторожно посоветовал: — На вашем месте я бы не разговаривал по громкоговорителю.

— О Боже! — Каролина находилась в конюшне все время, пока она разговаривала с Эдди. И, вероятно, Джеми тоже слышал почти весь разговор. Грейс была в ужасе и в гневе на себя, что поступила так глупо. — Какая я идиотка, — воскликнула она. Интересно, что он думает о ней.

— Нет. Просто вы обезумели от всего, что обрушилось на вас.

Он вытянул вперед ноги и сел поудобнее. Грейс вдруг заметила его руку с крепкими мускулами всего в нескольких дюймах от своей.

— Сколько вы прожили вместе? — спросила она, слегка поворачивая голову, чтобы лучше видеть его лицо, на которое падал бледно-желтый свет от китайского фонаря, оставшегося после одной из вечеринок у Эммы Рэй.

— Десять лет, — уныло произнес он.

— Я тоже. Что произошло?

— Это чертовски длинная история… — Он шумно выдохнул и зарыл каблуки сапог в гальку возле крыльца. — Она встретила другого и сказала, что больше не любит меня. С этим ничего невозможно поделать.

Мать учила ее никогда не встревать в личные дела других людей. Но в последнее время правила Джорджии не очень-то хорошо подходили Грейс, и она нуждалась в помощи того, кто уже ступил однажды на вражескую территорию, на которую она, кажется, заходила все дальше и дальше.

— Вы почувствовали… что утратили способность размышлять логически? — спросила она, стараясь тщательно подбирать слова.

Он засмеялся, издавая короткие, хриплые звуки, наполненные скорее горечью, чем весельем.

— Я здесь из-за спора, кому должен принадлежать конь. Это вам о чем-нибудь говорит? — Он пожал плечами и заговорил более мягким тоном, как бы вспомнив, насколько она менее опытна в этих вопросах. — Не знаю, мне бы хотелось получить чей-нибудь совет. Возможно, некоторые становятся мудрее после этого или… я не знаю. Думаю, в следующий раз я предпочел бы, чтобы меня застрелили.

— Ну уж. — Она посмотрела на его профиль и увидела, как его рот исказился в едкой усмешке. — Не обольщайтесь на мой счет.

Он засмеялся и притворился удивленным ее замечанием:

— Я говорю с горечью? Скажите мне.

— О нет, вовсе нет! — Грейс засмеялась вместе с ним.

Они вновь замолчали. Она подумала об Эдди — где-то он проводит сегодняшнюю ночь? Затем стала гадать, о чем думает Джеми.

— Вы встречались с ней, — сказал он, как бы предвосхищая ее вопрос.

— Разве?

Он кивнул.

— Мы каждый год приезжали на прием, который устраивается по окончании соревнований. Один раз мы сидели за одним столом с вами и вашим мужем. Он даже танцевал с ней.

Грейс закрыла глаза и представила Джеми на том приеме. Она вспомнила женщину, которая пила слишком много шампанского и слишком часто смеялась.

— У нее длинные черные волосы?

— Да. А он — чертовски хороший танцор.

— Да, — согласилась Грейс, пытаясь припомнить, не исчезали ли Эдди и жена Джеми вместе в тот вечер. Джеми улыбнулся ей. Неожиданно он крепко обнял ее, а она ненадолго склонила голову к нему на плечо. После десяти лет супружества было удивительно, но в то же время приятно, оказаться в объятиях другого мужчины. Грейс подумала, что бы она почувствовала, если бы поцеловала его, но отпрянула прежде, чем смогла реализовать свою мысль.

— А мы танцевали? — спросила она, заметив, как у него поднимаются вверх уголки губ, когда он улыбается.

— Нет. Мы не танцевали.

Она была уверена, что уловила сожаление в его голосе.




Должно быть, она теряла рассудок. Грейс чувствовала себя как школьница, внезапно встретившаяся с новым мальчиком, появившимся В городе. Они пожелали друг другу доброй ночи, она вошла в дом и выключила свет. Затем стояла у окна и наблюдала, как он уходил по дороге, пока не исчез из виду.

Грейс знала, что этого не следует делать, но не смогла удержаться, вошла на цыпочках в спальню Эммы Рэй и прошептала:

— Ты еще не спишь?

Эмма Рэй натянула простыню на голову:

— Не совсем, — проворчала она.

Грейс присела на кровать рядом с ней и вздохнула:

— Господи, он такой хороший парень.

Эмма застонала и отказалась от попытки уснуть:

— Да, — она отбросила простыню и прислонилась к подголовнику.

— Я хочу как-нибудь пригласить его на обед. — Грейс хихикнула и примостилась рядом с сестрой как делала это, когда они были подростками. — Как ты думаешь, это не покажется слишком странным?

— Почему это должно показаться странным?

— Я не знаю. Тебе виднее.

— Ты все время приглашаешь людей на обед, — напомнила ей Эмма Рэй. — Всем известно, что ты — самая гостеприимная хозяйка на свете. Почему ты вдруг застеснялась?

— Вовсе нет. — Она вздрогнула, вспомнив себя в объятиях Джеми.

Эмма Рэй лукаво усмехнулась и ткнула ее пальцами в ребра:

— О, понятно. Думаю, тебе следует позвонить ему и спросить, что он любит из еды. И если он скажет «кошечек», то скажи ему, пусть приходит.

Совсем как в школе! Эмма Рэй любила говорить такое, что шокировало Грейс. Она отпрянула от нее:

— Черт возьми, Эмма Рэй! Какая ты мерзкая!

Эмма повернулась к ней:

— Ну, тогда сделай хоть что-то, ладно? Что-нибудь решительное!

— О, наподобие того, что я уже сделала?

Рассердившись на сестру, испортившую ей настроение, она заявила:

— Я пошла спать. — Но, дойдя до двери, Грейс остановилась. — Эмма Рэй, я знаю, ты разочаровалась во мне, — сказала она скорее самой себе, чем сестре.

— Нет, — покачала головой Эмма. — Нет, не в этом дело…

Грейс печально улыбнулась. Так трудно быть взрослой. Она слишком многого не знала. Как же она сможет научить Каролину всему, что необходимо знать, чтобы стать счастливой, влюбиться в того человека, в которого следует, и понять, чего хочешь в жизни?

Ее никогда прежде не волновали подобные вопросы. Грейс просто жила, заботясь о Каролине и Эдди, ведя хозяйство, руководя конюшнями, занимаясь сотней мелочей, которые делали ее Грейс Кинг Бичон. Но достаточно ли просто жить?

— Эй, спокойной ночи и крепкого сна, — прошептала Эмма Рэй.

Грейс послала ей воздушный поцелуй и ушла смотреть сны о том, что ей вновь семнадцать. Блаженный возраст! Много позже она стала осознавать, что ее действия влекут за собой последствия и что нет никаких гарантий, что все будет так, как ей хочется.




Тетя Рэй отрезала Грейс большой кусок кокосового кекса, положила его на стол рядом с только что налитой чашкой кофе и задала риторический вопрос.

— Хочешь совета от старушенции? — Она не стала ждать согласия Грейс: — Как говорится, тебе надо брать быка за рога. Ты собираешься встретиться с ним?

Грейс исподтишка взглянула на часы, Она заехала к тете Рэй на обратном пути из города, делая одолжение Джорджии, которой хотелось позаимствовать у сестры старинные кружевные скатерти. Грейс уже и так опаздывала и не собиралась задерживаться больше чем на минуту. Но тетя Рэй только что вынула кекс из печи и даже слышать не желала, чтобы Грейс уехала, не съев с ней хоть кусочек. Кухня была теплая и солнечная, пропитанная запахом кокосов.

— Мы собираемся встретиться и поговорить сегодня вечером, — ответила она тете Рэй.

Тетушка откусила кусок кекса и улыбнулась с плохо скрываемой гордостью за свое кулинарное достижение.

— Где? — спросила она, наблюдая за реакцией Грейс.

— В «Хьюстоне».

Хотя с утра у Грейс не было аппетита, свежеиспеченный кекс ей понравился. Она проглотила еще кусочек и запила его кофе.

— О, нет, — заявила тетя Рэй. — Понимаешь, он хочет уйти туда, где, как он считает, ты не сможешь устроить ему сцену, хотя в глубине души знает, что такого места не существует. Нет, встреться с ним дома. И будь я на твоем месте…

Ее голос затих, а рука остановилась на полпути между тарелкой и ртом. Казалось, она глубоко задумалась.

Заинтересовавшись, Грейс спросила:

— Что?

— Я бы… — Она озорно подмигнула.

— Что? — повторила Грейс.

В молодости тетя Рэй славилась умением почудить. Она и теперь оставалась непредсказуемой и способной на всякие безумные выходки.

— Я бы приготовила ему что-нибудь особенное на ужин, — сказала она.

Ее предложение было настолько безнадежно устаревшим, что оно заставило Грейс улыбнуться:

— Тетя Рэй, я думаю, здесь все немного сложнее.

Тетя Рэй облизала вилку и лукаво улыбнулась:

— Могу повторить еще раз. Приготовь ему что-нибудь специфическое, чего он никогда не забудет.

Подойдя к своему шкафу с картотекой, она достала ящик с рецептами и принялась перебирать изрядно засаленные карточки. Тетушка быстро нашла ту, которую искала.

— Вот. — Она подала карточку Грейс. — Приготовь ему это.

Грейс прочла рецепт вслух:

— Жареный лосось в мятно-горчичном соусе. Полфунта филе лосося, целое горчичное зернышко, четверть чашки оливкового масла, свежие листики мяты, одна восьмая чайной ложки… — она изумленно уставилась на тетушку, почти уверенная, что неправильно прочла рецепт. — О Боже! Но ведь это…

Тетя Рэй весело захихикала:

— Это не смертельно в столь малой дозе, — произнесла она с таким же спокойствием, как если бы обсуждала лечебные силы куриного бульона. — Но, тем не менее, оно заставит его помучиться, как блудного пса, которым он является. Тебе, конечно, придется сказать ему, что это блюдо приготовила ты, а то оно не принесет никакой пользы. Я всегда говорила Ллойду, что если он нанесет мне удар в моем доме, то может ожидать того же и от меня. Я считаю это терапией, направленной на выработку рефлекса отвращения к гомеопатии.

— О Боже! — воскликнула Грейс. Какие бы чувства она ни испытывала к Эдди, но все же не дошла до того, чтобы задумать отравить его.

— Иногда небольшой опыт близости к смерти помогает задуматься о будущем, — сказала тетя Рэй. Она отрезала еще два куска кокосового кекса, налила свежего кофе в изящные чашечки из леннокского фарфора и подмигнула племяннице. — Да, мэм, — весело заверила она ее.




У Джорджии болело сердце за Грейс, Эдди, а больше всего за Каролину. Она сочувствовала страданиям дочери. Но она также была уверена, что чем скорее Грейс и Эдди все выяснят и сойдутся вновь, тем лучше будет для всех. А пока Каролина ходила с таким видом, будто потеряла лучшего друга, а родители, казалось, не осознавали, что у бедного ребенка сердце разрывается на части.

Джорджия совершенно не могла понять, почему ее милая, разумная дочь стала такой упрямой и отказывалась думать. Другое дело, если бы речь шла об Эмме Рэй, которая была такой же упрямой, как ее отец. Но Грейс? О чем только она думает? Ведь она знает, что Эдди готов поцеловать ее и помириться с ней, если только Грейс позволит.

Эдди поступил очень плохо; он сам признался Вилли в своем проступке. Но такое случается почти в каждом браке. Неприятно, что он был настолько неосторожен, что бедной Грейс пришлось наблюдать это своими глазами. Какую боль это, должно быть, причинило ей! Мать Эдди слишком избаловала его. Но он был таким милым мальчиком… кто мог бы обвинить ее? Матери всегда стараются дать детям все самое лучшее. Слишком часто дети не ценят этого, как Грейс, которая, казалось, злилась каждый раз, когда Джорджия открывала рот.

Ну что же, решила она, если она ничего не может поделать с Грейс, то по крайней мере способна уделить побольше внимания и любви своей внучке. Бог знает, что переживает ребенок, если уходит спать в стойло Опоссума…

Джорджия попросила Улу испечь на десерт любимый торт Каролины — шоколадно-ореховый. Затем, чтобы доставить особое удовольствие внучке, она откопала на чердаке их старые восьмимиллиметровые любительские фильмы, которые Каролина когда-то умоляла показать ей.

Конечно, у них не было звукового сопровождения, что показалось Каролине странным после просмотра многочисленных видеофильмов. Но изображение было четким и ярким, а кадры, запечатлевшие молодого Вилли — победителя соревнований, вызвали слезы на глазах у Джорджии.

— На ком там дедушка? — спросила Каролина.

— На Гордости Солдата, — ответила Джорджия. — В тот год он выиграл Главный приз в Аппервилле.

Каролина сидела как прикованная, глядя на дедушку, въезжающего на арену для вручения наград. Он принял свой трофей и медаль, затем проехал мимо стоящей на трибуне Джорджии, неистово аплодировавшей ему. Когда он поравнялся с ней, Джорджия встала и отдала ему честь правой рукой. Вилли прикоснулся пальцем к полям черной шляпы, затем рысью вернулся на площадку позировать фотографам.

— Почему ты всегда делаешь так, когда дедушка едет верхом? — спросила Каролина.

— Что делаю?

— Встаешь и так взмахиваешь рукой.

Джорджия улыбнулась.

— О, просто мы так привыкли. В первый раз это получилось случайно. Он выглядел Прекрасным Принцем, и я просто встала, — сказала она, вспоминая возбуждение в момент тех соревнований. — А потом… не знаю. Я продолжала так делать.

— А дедушка когда-нибудь выигрывал на Зимних Национальных соревнованиях?

— Пока нет, — заявил Вилли, слушавший их разговор с порога.

Удивленные его появлением, они подскочили на стульях.

— Но на сей раз у меня хорошее предчувствие. — Он наклонился над стулом Джорджии. — Мне надо уйти ненадолго, сказал он, глядя на себя на экране. — Черт, я был дьявольски красив!

— И так скромен! — пошутила Джорджия.

Он усмехнулся, целуя ее и желая доброй ночи:

— Не засиживайтесь слишком долго, девочки, — сказал он, посылая воздушный поцелуй Каролине.

Каролина тоже послала ему воздушный поцелуй. Затем она и Джорджия стали смотреть фильм дальше. Теперь один из судей прикалывал ленточку к уздечке коня, на котором сидел Вилли.

Джорджия наблюдала, как гордо улыбался Вилли, совершая круг почета. Он действительно чертовски красив. Даже сейчас. В этом он прав. Ей оставалось только надеяться, что он окажется так же прав, предсказывая свою победу в этом году на Зимних Национальных соревнованиях.




Глава 6


Грейс развернула полфунта лосося, купленного днем, и промыла холодной водой. Она уже смешала большинство прочих составляющих и кинула их в кухонный комбайн. Ей оставалось только разделать рыбу, отделить ее от костей, потом добавить мяту и горчицу и — дозу специального гомеопатического соуса тетушки Рэй.

Грейс нервничала, но не из-за приготовления пищи, что она делала легко и с удовольствием, а от предстоящей встречи с Эдди. Ее пугала мысль, что они должны прийти к какому-то решению насчет их будущего. Она не была готова признать, что их брак потерпел полный крах. Но и не собиралась принять Эдди в свою жизнь с распростертыми объятиями, чего, казалось, хотели ее родители. Должны быть другие варианты, хотя какие, она никак не могла придумать.

Грейс потратила много времени, пытаясь решить, что надеть, переодеваясь из брюк в юбку, потом в английское платье, пока в конце концов не остановилась на джинсах и одном из своих наиболее сексуальных топиков. «Надо продемонстрировать ему, от чего он отказывается», — сказала она себе. Его жена — не какая-нибудь выпускница колледжа, как Мисс Красный Креповый Костюм. Они с Эдди пережили немало страстных моментов в постели до того, как оба стали такими занятыми, что любовные утехи отошли в конец перечня первоочередных дел. А ведь ей, черт возьми, еще нет и тридцати.

Она взяла большой кухонный нож, и именно в этот миг Эдди вошел в кухню, до безумия напугав се. Грейс вскрикнула, он тоже, будто не был до конца уверен, как она собирается воспользоваться ножом.

Ее рука метнулась к сердцу. Эдди явился слишком рано. Она не слышала, как открылась дверь. Он мог бы по крайней мере позвать ее или хоть как-то предупредить о своем приходе.

— Привет, — сказала она, когда у нее ровнее забилось сердце.

— Привет. — Эдди попытался улыбнуться. Он снял пиджак и ослабил галстук — жест настолько знакомый, что на мгновение она забыла, что сегодняшний ужин должен стать чем-то необычным.

— Что ты готовишь? — спросил он, подходя, чтобы взглянуть на рыбу.

Она как бы невзначай прикрыла рецепт рукой:

— Лосося в горчичном соусе.

— Звучит заманчиво, — сказал он.

Он говорил совсем другим тоном, старался угодить ей. И к тому же нервничал. Возможно, так же, как и она.

— Мне дала рецепт тетя Рэй, — поведала Грейс, разделывая лосося четким, уверенным взмахом ножа. — Она заверила меня, что это — незабываемое блюдо.

Он взял кусочек помидора из миски с салатом и прислонился к столу, настолько близко, что до нее донесся запах его одеколона. Его волосы были влажными, возможно, он только что принял душ. Она подумала, что он запланировал для них на десерт.

— Все, что ты делаешь, незабываемо.

Она слишком увлеклась его влажными волосами. Неужели он думает, что она столь падка на его уловки, что стоит ему только отпустить несколько комплиментов, и она все простит?

— Эдди, пожалуйста, не пытайся прямо с ходу очаровать меня. Мы встретились не для этого, — произнесла она.

— Извини. Я пытался… — Он пожал плечами.

Грейс подумала, не слишком ли она груба с ним. Возможно, он просто пробует завести разговор.

— Хочешь выпить? — спросил он. — Я бы выпил.

Это была превосходная мысль. Она кивнула в знак согласия и вздохнула, когда он вышел. Так слишком тяжело. Наверное, лучше было бы встретиться с ним в ресторане, чем готовить ему ужин, как она делала это и прежде тысячу раз.

Он вернулся на кухню с двумя стаканами виски, добавил лед из морозилки и подал ей стакан.

— Я не понимаю, что мы делаем, — сказала Грейс.

— О, ты все понимаешь… — Он сделал большой глоток виски. — Это — начало моего наказания.

Неужели он как-то узнал о тайном компоненте рецепта тети Рэй? Грейс искоса взглянула на него. Нет, решила она, просто ему трудно.

— Не делай вид, что тебя подвергают гонениям! — резко бросила она. — Господи, Эдди, ведь не я начала это!

— Нет, но я уверен, что ты это закончишь, — огрызнулся он в ответ и проглотил еще изрядную дозу виски.

Его отвратительное поведение перевесило ее угрызения совести, которые она в какой-то мере испытывала, принимая совет тети Рэй.

— Послушай! Я приехал сюда не сражаться! Ты сказала, что хочешь встретиться и поговорить! Так говори!

Она включила кухонный комбайн. Машина резко и протяжно заревела, заглушая слова Эдди.

Он приблизился и выключил комбайн.

— Не включай это пассивно-агрессивное дерьмо, слышишь? — закричал он.

— Нет… — Грейс пыталась защитить себя, но внезапно из нее вырвались все накопившиеся за последние несколько дней боль и злость, как весеннее половодье, смывающее плотину. — Я даже не собиралась делать этого! Ради Бога, я даже не собиралась выходить замуж! Я хотела стать чертовски хорошим ветеринаром и встречаться с ковбоями! Ходить на свидания с высокими, стройными парнями, от которых пахнет кожей, когда они целуют тебя в шею!

Он грохнул стакан на стол.

— Ну так почему же, черт возьми, ты этого не сделала? — рявкнул он.

— Не стала встречаться с ковбоями? — Она свирепо взглянула на него, осмелившегося и дальше нападать на нее.

— Не закончила ветеринарную школу.

— Ты знаешь почему!

— Нет, не знаю, — сказал он, усаживаясь на стул.

Он был ей ненавистен в этот момент. Она никогда не подозревала, что он может быть таким подлым.

— Потому что я забеременела! Помнишь? — крикнула она.

— И что? — усмехнулся он. — Закрыли все ветеринарные школы, пока ты рожала? Меня тошнит, когда ты бросаешь мне подобные обвинения в лицо! Не я виноват в твоей неудаче!

Ей потребовалось все самообладание, чтобы не схватить филе лосося и не запустить ему в лицо.

— Теперь ты называешь меня неудачницей?

— Сколько раз я должен это выслушивать? — Он поджал губы и повысил голос, имитируя ее: — «Я вышла замуж только потому, что забеременела. Я собиралась стать ветеринаром. Я даже никогда не собиралась замуж».

— Да, это правда! — защищалась она.

— Тогда зачем, о Господи, ты это сделала?

— А зачем ты сделал мне предложение? Именно ты не захотел перестать встречаться!

— Честно, Грейс? — спросил он. Он отбросил волосы назад, скрестил пальцы за шеей и нагло улыбнулся ей. — Я не думал, что ты скажешь «да»!

Ее шокировало его спокойствие. В горле у нее застрял холодный, жесткий ком, ледяной шар гнева, который, казалось, обрастал щупальцами, посылавшими озноб по всему телу. Она задрожала и обхватила себя руками, чтобы согреться. Она отвернулась от него и уставилась в окно, не видя там ничего, кроме тусклой картины их распавшегося брака.

— Грейс… — более сдержанно обратился он, как бы понимая, что зашел слишком далеко. — Я совсем не это хотел сказать, — мягко произнес он. — Получилось нехорошо.

— Нет, — она прочистила горло, пытаясь сформулировать внятно свою мысль. — Нет, я все хочу знать.

Грейс не стала ждать, что он еще скажет. Быстро, почти не раздумывая, она взяла маленькую коричневую бутылочку с керосином и отмерила четверть чайной ложки, как требовалось по рецепту тети Рэй. Она вылила керосин в чашу кухонного комбайна, в которой находился соус, немного поколебалась, затем добавила еще четверть чайной ложки. Грейс нажала кнопку и подождала, пока керосин полностью перемешается с соусом.

Ужин был почти готов.

Грейс собиралась накрыть в гостиной, но теперь передумала и решила устроить ужин на кухне. В последнюю минуту она поставила посреди стола пару свечей, словно пыталась создать приятную атмосферу. Пока Эдди старался поддерживать разговор, заговорив о Каролине, Грейс поставила на стол сначала салат, потом основное блюдо.

Он, казалось, не замечал, что она не ест рыбу, и поглощал свою порцию с аппетитом и жадностью умирающего от голода человека. Пока он заглатывал лосося, Грейс уныло молчала и пила воду.

Наконец, у него кончился запас анекдотов из арсенала Каролины, и он вернулся к основной теме вечера:

— Ты думаешь, это то, чего я хочу? — спросил он между поглощаемыми кусками. — Быть разведенным, быть вдали от ребенка? Подписывать чеки на алименты, пока ты живешь в доме с каким-нибудь парнем, занимающимся лошадьми? Я скучаю… мне не хватает… я скучаю по Каролине!

— Тебе следовало думать об этом раньше! — сердито сказала Грейс. — Ты подумал о ней? Что проносится в твоем мозгу, когда ты так поступаешь?

Он бросил вилку и нахмурился:

— Ну, кто-то должен был это сделать, Грейс!

Она ухватилась за край стола, чтобы удержаться и не дать ему пощечину:

— О чем ты говоришь?

— Ты никогда, черт подери, даже не дотрагиваешься до меня! — завопил он.

— Это не…

— Это правда! — выкрикнул он. — Назови, когда в последний раз ты была инициатором! Это как в старой шутке: знаешь, как парализовать женщину от талии и ниже? Женись на ней!

— Парализованная! А может, «игнорируемая»! — крикнула она.

— Брехня!

— Разве не ты говорил, что я фригидная! — вскипела она. — Даже не произноси этого слова! Со мной все в порядке! Я испытываю оргазм каждый день! И это даже проще, когда тебя нет рядом!

Он презрительно усмехнулся:

— Это вдвойне относится и ко мне.

Достаточно! Грейс вскочила и схватила свою тарелку. Она швырнула ее в раковину с такой силой, что та разлетелась вдребезги. В воздух полетели осколки фарфора и брызги еды. Грейс судорожно глотнула воздух, подавляя всхлип, и наклонилась над раковиной, вцепившись в нее, как в спасательный канат, соединяющий ее с реальностью.

Наконец Эдди нарушил молчание:

— Ладно, Грейс, я знаю, что несу одно разочарование. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Убил себя?

— Я не обвиняю тебя. Я сама соскользнула с пути наслаждений в эту ловушку, — устало произнесла она.

Некоторые девушки огорчились бы или испугались, обнаружив, что беременны без обручального кольца на левой руке. Грейс пришла в восторг, узнав об этом. Она не могла дождаться рождения ребенка. Ребенка от Эдди. Они собирались быть так счастливы вместе, всегда и навечно, до конца жизни. Они собирались завести еще много детей и оставаться безумно влюбленными, никогда ни о чем не жалея и не разочаровываясь.

Она предполагала, что он сделает ей предложение, как только она сообщит ему хорошую новость, и он не обманул ее ожиданий. Он даже встал на одно колено, предлагая руку и сердце, и она чуть не лишилась чувств от романтизма момента. Ее родители были счастливы. Ее мать плакала от радости во время брачной церемонии, а отец, выпивший лишнего, провозгласил длинный, бессвязный тост в честь Эдди, сказав, что он именно тот человек, которого он выбрал бы для своей дочери, только она его никогда бы не послушалась.

Среди всего этого счастья и возбуждения, связанных со свадебными хлопотами, медовым месяцем и ожиданием ребенка, Грейс совершенно позабыла о своей ветеринарной школе и стремлении уехать на Запад, чтобы встречаться с ковбоями. Она так глубоко зарыла эту мечту, что та не выплывала наружу до тех пор, пока Каролина не пошла в школу, и Грейс постепенно не вспомнила, что на самом деле она собиралась сделать в жизни.

Конечно, к тому времени было уже поздно.

Джорджия воспитала ее на сказках о принцессах, которые потом всегда жили счастливо. Теперь она казалась себе принцессой, заточенной в башню, откуда нельзя было сбежать.

Она не могла винить Джорджию за то, что ее завлекли в башню. Джорджия сделала для нее все, что могла, так же как она, Грейс, теперь старалась все сделать для Каролины.

О Господи, как она устала. Грейс даже не могла припомнить, когда так уставала. Ей хотелось положить голову на стол и уснуть. Вместо этого она обернулась и заставила себя сконцентрировать внимание на словах, которые сыпались изо рта Эдди, как град в бурю.

— В ловушке? Да что ты знаешь, черт возьми, что такое оказаться в ловушке? Ты не хочешь слышать слово «фригидная»? Я же не хочу слышать, что ты «в ловушке»! Я знаю, чего ты хочешь от меня! Ты хочешь, чтобы у тебя было все, а я тихонько приходил и уходил, не надоедая тебе!

Его лицо странно исказилось. Глаза казались красными и влажными, почти как если бы он собирался заплакать.

Она покачала головой:

— Это совсем не то, что я…

Он оборвал ее прежде, чем она успела объяснить, чего хочет:

— Я делал именно то, чего от меня ждали с самого детства! — выкрикнул он. — Школа, спорт, работа, эта проклятая ферма Уилера… Все! Меня не волнуют скачки! Но я присутствовал на всех проклятых соревнованиях! Ты скажешь, чего же я хотел для себя в этом браке? Женщину, на которой женился! Она любила танцевать! Она любила развлекаться! Она любила трахаться! И меня! Где она? Куда она исчезла? Я совершенно один!

А потом он действительно заплакал… тяжелые, душераздирающие всхлипы вырывались из такой глубины, куда он никогда не заглядывал прежде.

— Ты не любишь меня! Тебе до меня нет дела! Это очевидно! Ты думаешь, я не знаю, что если бы все начать сначала, то ты не выбрала бы меня? Скажи, Грейс, ты когда-нибудь любила меня? Я ведь не один из тех парней… я хочу любить кого-то. Ты даже не знаешь меня. Я — хороший парень…

Его плечи тяжело поднимались и опускались, и он закрыл лицо руками, продолжая безудержно всхлипывать. Грейс стояла, наблюдая за ним, замерев от горя и чувства вины.

— Эдди… — Она встревоженно смотрела на него. — Эдди, я сделала нечто ужасное. Я пыталась…

Он вытер глаза рукавом:

— Забудь об этом, Грейс. Это не имеет значения…

— Нет, нет, имеет! — Она подошла к нему.

— О Господи! Мне плохо, — вдруг сказал он.

— Эдди, думаю, нам надо поехать в больницу, — прошептала она.

Он взглянул на нее с беспомощным выражением раненого зверя.

— В рыбе было кое-что, — пробормотала она.

— Что? Что ты говоришь? — Он непонимающе покачал головой.

Она склонилась над ним, чтобы помочь ему сесть на стул.

— Я пыталась…

Внезапно его вырвало на нее.

— О Боже, — простонал он.

Ударившись в панику, она закричала:

— Пошли! Нам надо… я думаю, тебе надо промыть желудок!

— Кажется, меня и так выворачивает наизнанку! — Он согнулся пополам, схватился за живот и изверг очередной поток рвоты.

— О Боже! Пошли! — уговаривала она, хватая его за руку. Он шагнул вперед, изрыгая вонючую зеленую жидкость, заливая ею себя, пол, руки и ноги Грейс.

— Сука! О Господи! Ты убила меня! — простонал он. Она пришла в ужас, а вдруг он прав. Казалось, он не сможет прекратить изрыгать липкий зеленый поток частично непереваренного желудком ужина.

Она встала на колени рядом с ним и обхватила его рукой за шею.

— О Господи, — завыла она. — Что я наделала?




Джорджия почти никогда не видела более печального зрелища, чем вид ее дочери, забившейся, как испуганный ребенок, в дальний угол кабинета неотложной помощи. Когда Джорджия поспешила ней, Грейс тщетно пыталась отскоблить пальцем засохшие пятна рвоты с блузки. Ее покрасневшие глаза опухли от плача, а слезы оставили белые полосы на бледном лице.

— Посмотри на себя! — воскликнула Джорджия. — С ним все в порядке?

Грейс кивнула. Стыдясь встретиться взглядом с матерью, она опустила голову и отвернулась. За тот час, что прошел после того, как она поспешно привезла Эдди в больницу, она уже успела поразмышлять о себе и решить, какой она ужасный, плохой человек.

— Ради Бога, что на тебя нашло? — осуждающе спросила Джорджия. — Как ты могла послушать совета этой глупой старухи?

Грейс боялась, что может снова расплакаться, если попытается заговорить, поэтому закусила губу и ничего не сказала. Она знала, что заслуживает осуждения, но неодобрение матери было для нее почти самым худшим наказанием, какое она только могла представить. Грейс затаила дыхание, ожидая неминуемой нотации. Но Джорджия удивила ее. Вместо того чтобы бранить дочь, мать достала носовой платок и приложила к лицу Грейс, как делала, когда та была маленькой.

Даже лекция, пусть самая суровая, не могла бы больше унизить ее. Грейс отпрянула, отвергая подобную помощь, что лишь заставило Джорджию добиваться победы над дочерью. Без дальнейших слов она рванула Грейс со стула, потащила в туалет и включила горячую воду.

— Мама… — со слезами запротестовала Грейс.

— Без всяких «мама». Ты выглядишь совершенно ужасно, девочка. — Джорджия сунула платок под кран. Но прежде, чем она смогла начать очередную атаку на Грейс, дочь выхватила у нее платок.

— Правильно, мама! Я ужасная! Посмотри на меня, — закричала она. — Я — преступница! Я — позор! Я — неудачница!

Джорджия приехала в больницу, готовая ко всему, только не к такому театральному самобичеванию.

— Грейс, — с упреком в голосе произнесла она. — Не говори так! Ты — не такая!

— Нет, такая! Я уезжаю и забываю своего ребенка. Я неудачница во всем! С Эдди, в отношении самой себя, во всем! Я ничего не добилась в жизни! — причитала Грейс. — Ничего!

Джорджия была в ужасе, что ее дочь могла испытывать такую жалость и такое отвращение к себе, совершенно забыв о реальности. Как будто в мозг Грейс вселился дьявол, заставляющий ее изрыгать самую ужасную чушь. Джорджия просто не могла слышать ни слова больше.

— Сейчас же возьми себя в руки! Думаешь, ты — единственная женщина, когда-либо проходившая через подобное? Ну уж нет! Но есть такое понятие, как чувство собственного достоинства, о котором тебе стоило бы помнить.

— К черту достоинство, мама! — воскликнула Грейс.

Джорджия порывисто вздохнула. Почему ее дочери так упорно используют такие выражения?

— Грейс, язык конюхов не сделает тебя сильнее.

Но это только еще больше подстегнуло Грейс, которая теперь чуть ли не плевала ей в лицо:

— К черту, к черту, к черту! — Она выскочила из туалетной комнаты.

Джорджия, моральные устои которой требовали вести себя, как подобает истиной леди, особенно в общественных местах, выбежала следом за ней, крича:

— Ты просто не в себе! Слышишь, что я говорю? Тебе следует подумать о дочери! Ты хочешь, чтобы она увидела такое? Ты этого хочешь?

Она схватила Грейс за плечо и сильно, резко встряхнула ее.

— Вот, что я скажу тебе, — произнесла Джорджия, продолжая крепко держать Грейс. Она понизила голос и сделала из ряда вон выходящее признание: — У меня тоже были свои неприятности. Это случилось очень давно, и я никогда не собиралась обременять вас моими проблемами. Но если бы вам когда-нибудь пришлось узнать о них, то мне хотелось быть уверенной, что вы, мои дочери, будете гордиться тем, как я справилась с ними.

Грейс вырвалась от матери и уставилась на нее с явным недоверием. Она знала, что для Джорджии болезнен даже намек на раскрытие тщательно хранимой семейной тайны. Но, поскольку мать сама заговорила об этом, Грейс имела право на корректировку ее абсурдных концепций, особенно если Джорджия стремилась представить себя как пример для подражания.

— Гордиться? Ты сошла с ума? Почему, черт возьми, нам следует гордиться тем, что ты закрывала глаза на то, что творилось у тебя под самым носом? — крикнула Грейс.

— Ради Бога, о чем ты говоришь? — гневно прошептала Джорджия. — Никогда, ничего не «творилось под самым моим носом»!

— О, ну, давай! — усмехнулась Грейс. — Господи, мама, но ведь ты была там! Как насчет миссис Причетт? Энни Причетт! Ты хочешь мне сказать, что не знала о ней?

Джорджия нахмурилась, пораженная безрассудностью Грейс. Она хотела признаться, что в ее браке были определенные… проблемы. Но Грейс переступила черту той сферы, которая ее не касалась и о которой она ничего не знала.

— Энни Причетт — друг нашей семьи! Послушай, Вилли всегда любил пофлиртовать, и от него исходит определенное очарование, которое женщины находят весьма привлекательным, — решительно произнесла мать, надеясь, что у Грейс хватит разума понять, что она больше не желает обсуждать эту тему.

Грейс округлила глаза:

— О Боже, мама!

— У тебя чересчур разыгралось воображение. Нет, Энни Причетт — подруга твоего отца. И все! — настаивала Джорджия.

— Мама, она была лишь одной из многих. И не говори мне, что ты не знала! Он стал легендой, крича об этом на всех углах, — прошипела Грейс. — А твое категоричное отрицание вовсе не заставляет меня гордиться тобой! Каролина, по крайней мере, будет знать, что я не была половой тряпкой, о которую Эдди мог вытирать ноги или переступать через нее! Как ты могла подумать, что я буду тобой гордиться?

Едва эти слова вырвались у нее, Грейс увидела по лицу Джорджии, что она всадила нож в сердце матери. Джорджия широко раскрыла рот, безмолвно выражая состояние шока, слишком глубокого, чтобы высказать это вслух. Она качала головой из стороны в сторону, как бы отрицая возможность даже доли правды в словах Грейс. Затем мать выхватила носовой платок из руки Грейс, сунула его обратно в сумочку и бросилась вон из комнаты.

— Мама, подожди! — крикнула Грейс.

Она поспешила за матерью в коридор, но было поздно — Джорджия влетела в переполненный лифт, двери которого уже закрывались, но Грейс успела заметить, что у матери по щекам текут слезы.

Грейс устало прислонилась к стене и закрыла лицо руками. Что она наделала? Сначала с Эдди, теперь с собственной матерью… Она на самом деле стала монстром, отравляющим жизнь любимых людей своей злобой. Грейс глубоко вздохнула, попыталась привести лицо в более или менее нормальный вид и пошла узнать, как там Эдди.

С порога его палаты она не могла сказать, спит он или нет. Его глаза были закрыты, а лицо казалось ужасно бледным. Он дышал настолько тихо, что грудь почти не вздымалась. Но доктор заверил ее, что Эдди не умрет, хотя это был один из самых тяжелых случаев пищевого отравления за всю его врачебную практику.

Грейс уже собиралась уходить, когда Эдди открыл глаза. Ему потребовалось значительное усилие, но он приподнял руку и поманил ее к постели. Она на цыпочках вошла в комнату и с трудом заставила себя улыбнуться. Удастся ли ей когда-нибудь вымолить прощение за содеянное? Она любила мужа. Ей пришлось чуть ли не убить его, чтобы выяснить это. Их слишком многое связывало, чтобы вот так легко отказаться от десяти лет, прожитых вместе. В конце концов Грейс решила, что, как бы там ни было, их брак стоит наладить вновь.

Когда она подошла достаточно близко, он осторожно притянул ее к себе и придвинул губы к ее уху. Грейс уже собиралась посоветовать ему, чтобы он берег силы, а поговорить они смогут и потом, но он явно решил сказать ей что-то немедленно. Его голос прозвучал хрипло и тихо; доктор предупредил, что у него несколько дней будет болеть горло после такой сильной рвоты.

— Найми адвоката, — услышала она его шепот.




Вилли напевал дуэтом с Тамми Уайнетт, включив мигалку правого поворота. Да, думал он, жизнь прекрасна. Он стал перебирать в уме блага, дарованные ему Богом: красивая жена, понимающая, что в такой вечер, как сегодня, мужчине может захотеться уйти из дома и насладиться парой бутылочек пива в компании друзей; здоровая семья; прекрасный конь, приобретенный практически даром у Джеми Джонсона. Конь обязательно станет победителем Гран-При, или он — не Вилли Кинг.

Не стоит обращать внимания на всю эту чушь между Эдди и Грейс. Когда сегодня днем он заскочил в контору к Эдди просто поболтать, тот сообщил ему, что Грейс готовит ужин для него. Ужин? На двоих? Он подмигнул зятю. Любой дурак мог бы догадаться, что это означает. Наверное сейчас они уже резвятся в постели, такие же счастливые, как в первую брачную ночь.

Песня кончилась, Вилли икнул. Он свернул на дорожку и заметил фургон, проехавший мимо него в противоположном направлении. Водитель дружески махнул ему, когда они поравнялись. Вилли помахал в ответ и усмехнулся, подумав, кому это — Эмме Рэй или Джорджии — не сидится дома.

Он устал, и ему хотелось поскорее лечь и заснуть. Вилли вылез из машины и направился к дому. Он удивился, заметив, что Джорджия забыла оставить свет включенным для него, как делала обычно, когда он поздно возвращался домой. При серебристом свете луны трудно было разглядеть ступеньки в темноте. Он тихо ругнулся, споткнувшись на верхней ступеньке, и нащупал дверную ручку.

Вилли рванул дверь и чуть не свалился с крыльца. Проклятая дверь была закрыта. Он дернул вновь, но та оставалась закрытой. Даже не просто закрытой: она была заперта. Он забарабанил в дверь, гремя дверной ручкой, и заорал:

— Мать! Что-то случилось с этой чертовой дверью!

— С дверью ничего не случилось, — донесся ответ Джорджии. — И не зови меня «мать»!

Он мог поклясться, что она стоит прямо за дверью, в прихожей.

— Тогда открой эту проклятую дверь! — крикнул он.

— Убирайся к черту! — громко заявила она.

— Джорджия? — За все тридцать восемь лет совместной жизни он никогда не слышал от жены ни одного ругательства. Что происходит? Открывай!

— Почему бы тебе не постучаться к Энни Причетт? — выкрикнула она.

Вилли почесал затылок и подумал, неужели две бутылки пива повлияли на его слух. А может быть, это Джорджия хватила лишнего?

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — разъярился он. — Ты что, напилась яблочного вина?

Он услышал, как щелкнул замок, затем дверь приоткрылась на пару дюймов. Он попробовал распахнуть ее шире, но его ждала еще одна новость — дверная цепочка была прочно закреплена.

Джорджия сердито взглянула на него через узкую щель.

— Я говорю о твоих мерзких выходках! — ответила она. — Я говорю о твоем обмане и бесчестном…

— Эй, подожди минутку! — вставил он. — Я не обманывал тебя! Возможно, я немного подурачился, но никогда не вел себя нечестно по отношению к тебе.

— Как ты мог, Вилли? Энни Причетт — моя подруга! Я вместе с этой женщиной помогаю в церкви! А девочки! Грейс и Эмма Рэй… — У нее сорвался голос.

— Открой дверь, милая, — мягко попросил он.

Джорджия покачала головой:

— Они считают меня дурой! — огорченно произнесла она. — А я и есть дура. Все эти годы… Иногда, Вилли, у меня мелькали мысли, но я никогда… из уважения к тебе и нашему браку… А теперь я жалею, что не сделала этого! Я была полной дурой!

Вилли с трудом понимал ее; Джорджия говорила какими-то странными, отрывистыми, незаконченными фразами.

— Послушай, не говори так! Ты — не дура, милая… — Его вдруг озарило, что она имела в виду. Мысли? Какие мысли?

— О докторе Льюисе. Фрэнке Льюисе. Спустя столько лет он все еще испытывает нежные чувства ко мне! Особенно после смерти жены. Он сказал… он сказал, что у меня красивые бедра!

Она явно перебрала яблочного вина, хотя он не чувствовал запаха. Трудно было воспринимать все это всерьез. Что нашло на нее сегодня вечером? Он мог побиться об заклад, что, просматривая любительские фильмы, жена вдруг осознала, что уже не так молода, как прежде. Черт, его это не волновало. Он все так же любил ее до безумия, как много лет назад, когда они только встретились.

Вилли улыбнулся про себя:

— Милая, я бы не стал с надеждой цепляться за что-то, сказанное кем-то сорок лет назад.

Самодовольная улыбка на его лице послужила последней каплей!

— Он сказал это на прошлой неделе! Когда я возила к нему тетю Рэй, то прошла ежегодный медицинский осмотр. Он сказал это на прошлой неделе! — с гордостью сообщила она мужу.

Его ухмылка мгновенно исчезла.

— Ну ладно, хватит! — прорычал он. — Открывай эту чертову дверь! Я весь день работал как вол!

— Ты весь день работал только своим большим ртом!

Он бросился на дверь, но от этого цепочка только сильнее натянулась.

— Открой сейчас же! Я не потерплю подобного неуважения после столь трудного дня! — завопил он.

Вилли предпринял вторую безуспешную атаку на дверь.

Что там говорила Грейс за ленчем?.. Неужели это было только вчера? Что-то о глотании дерьма… Джорджия терпеть не могла ругательств, но была вынуждена признать, что эта фраза точно отражала то, чем она занималась почти с первого дня их брака с Вилли. Ну, что же, теперь все изменится на ферме Кинга! Должно измениться!

— Не упоминай мне о неуважении! Тебе даже незнакомо значение этого слова! Ты — эгоцентричный старый козел!

— Эгоцентричный? — рявкнул он, потирая ушибленное о дверь плечо. — Черт возьми, с кем, по-твоему, ты разговариваешь? Разве я не дал тебе все, что ты когда-либо желала? Ты думаешь, у тебя была бы подобная жизнь с Фрэнком Льюисом?

Джорджия захлопнула дверь и откинула цепочку, затем распахнула ее и преградила вход мужу. Подавляемое годами возмущение вскипело в ней. Взрыв гнева Грейс оказался болезненным для матери, но в ее словах была истина. Теперь Вилли предстояло получить свою дозу правды.

— С Фрэнком Льюисом я могла бы иметь жизнь, в которую входило бы уважение! Но вот что я скажу тебе. Мне стыдно за тебя! Ты — воплощение позора! У нашей Грейс разваливается семейная жизнь, а ты только мог заявить ей, что это плохо для дела! Ты — само бесчестие! Ты слишком много пьешь! Ты смеешься чересчур громко над собственными шутками, и скажу тебе вот еще что, Вилли: ты пердишь во сне! Но я принимала все твои недостатки, потому что они — часть тебя, а я любила тебя! Я гордилась, что являюсь твоей женой. Но теперь я больше не горжусь! Так что, если желаешь войти в этот дом, пусть так и будет. Но тебе следует знать, что если ты переступишь этот порог, то я позвоню в конюшню и попрошу мальчиков прийти оттуда и вышвырнуть тебя пинком под зад!

Он уставился на нее, совершенно лишившись дара речи.

Она даже не стала ждать его ответа и шагнула обратно в дом. Дверь захлопнулась перед его носом и на сей раз так и осталась закрытой.




На миг Грейс подумала, что у нее галлюцинации, когда, въехав на дорожку, она увидела Вилли, покачивающегося перед ее машиной. Затем поняла, что это действительно ее отец, и резко нажала на тормоза, когда он ухватился за капот, чтобы заставить ее остановиться.

Вилли подбежал к дверце пассажира и попытался открыть ее, но та была заперта. Он застучал руками по окну и сделал дочери знак, чтобы она опустила стекло. Как только образовалась щель, он ухватился руками за верх стекла и стал давить на него, как бы желая заставить его опускаться быстрее.

— Все сошли с ума и беснуются, как черти! — закричал он.

«Должно быть, отец пьян», — решила Грейс, стараясь не паниковать.

— Что случилось? О чем ты говоришь?

— Все забились по норам и устроили шабаш ведьм! — Он неистово замахал руками в сторону дома. — Твоя мать совсем выжила из ума!

Мама! Грейс подумала: «О Боже! Это я виновата во всем происходящем».

— Папа, пусти! Дай мне сходить к ней!

— Она как с цепи сорвалась! Эта чертова…

— Папа! — воскликнула Грейс. — Я должна пойти к ней!

Он никак не хотел убирать руки с окна, пальцы все еще цеплялись за стекло, когда она нажала кнопку, чтобы поднять его.

— Меня вышвырнули! Из проклятого собственного дома! Ты можешь поверить в это?

— Пусти! — крикнула она. Вилли убрал руки в тот момент, когда стекло поднялось до упора.

Он проследил, как дочь на полной скорости пронеслась до конца дорожки.

— О Господи, — пробормотал Вилли. Он еще никогда не видел такой чертовщины. — Все бабы посходили с ума!

В зеркале заднего обзора Грейс видела, как отец качал головой и бил по стволам деревьев, будто они были в чем-то виноваты. Впереди стоял темный и мрачный дом. Она объехала вокруг и увидела тусклый свет в окне кухни.

Грейс выскочила из машины, постучала в дверь черного хода и обрадовалась, застав у Джорджии Эмму Рэй, тетю Рэй и Улу.

— Ты пропустила поистине великолепную сцену, — сказала Эмма Рэй. — Хотя, как я слышала, ты тоже неплохо повеселилась.

— А где божья коровка? — забеспокоилась Грейс, подумав, что Каролина осталась одна в доме Эммы Рэй.

Эмма указала на потолок:

— Наверху.

Если не считать, что все сидели странно притихшие, сцена почти ничем не отличалась от обычной. В противовес безумству Вилли, Джорджия казалась лишь очень уставшей, но собранной. У Грейс ровнее забилось сердце.

— Мама, пожалуйста, — произнесла она, быстро пересекая комнату и подходя к столу, где сидела мать. — Я…

Джорджия приложила палец к губам дочери и покачала головой: не надо никаких извинений. Грейс уставилась на мать, восхищаясь ее способностью прощать. Преисполненная любви, она прижала пальцы Джорджии к своим губам и поцеловала их. Они безмолвно сообщили друг другу, что как-нибудь вместе переживут и этот кризис.

— Он все еще бродит по двору? — поинтересовалась тетя Рэй.

Грейс кивнула:

— Ага.

Ула поставила чашки для чая.

— В такие моменты по-настоящему ценишь свое одиночество, — сказала она.

— Почему бы ему не отправиться в мотель? — спросила Джорджия.

— Он, наверное, писает на деревья, — отозвалась Эмма Рэй.

Джорджия собралась упрекнуть ее за такую грубость, но внезапно передумала. Тетя Рэй и Ула захихикали. Затем безумно захохотала Эмма Рэй, а вслед за ней и Грейс. Вскоре даже Джорджия сдавленно хихикнула, а потом они уже не могли остановиться. Они стучали по столу, хватались за бока и судорожно ловили воздух. Ничто больше не казалось таким ужасным, потому что им было с кем посмеяться.

Засвистел чайник. Ничего, они переживут и это.




Глава 7


Зимние соревнования были трехдневным праздником для всей страны. На фермах Кинга царила атмосфера, какая бывает в цирке. Джорджия считала этот уик-энд почти таким же важным событием, как Рождество, Пасху и 4 июля — День провозглашения независимости США. От нее зависело, чтобы гости смогли полюбоваться обычаями и ритуалами. И Джорджия не собиралась разочаровывать людей только из-за того, что выставила мужа из дома, а ее зять все еще лечил свой желудок.

Соревнования служили ей прекрасным поводом, чтобы приодеться и похвастаться фермой. Конюшни сияли свежей краской, каждая клумба пестрела цветами. Поскольку их дом находился всего в шести милях от места проведения соревнований, Джорджия и Вилли всегда приглашали их участников к себе. Даже в отсутствие Вилли традиция соблюдалась, и к утру четверга все владения Кингов временно превратились в место парковки трейлеров для перевозки лошадей.

Все пространство вокруг заполнили владельцы лошадей и тренеры со всей страны. Люди работали со своими лошадьми на арене, на подъездной дорожке, на полях — везде, где находилось достаточно места, чтобы проехать рысью, потренировать прыжки или просто выгулять лошадей. Вокруг вертелись и просто любители, ловящие момент, чтобы посплетничать, и люди, спешащие продать информацию, возможно, даже заключить сделку. Настоящее событие, ради которого все собрались, начиналось завтра, а заканчивалось в субботу престижными состязаниями за Главный приз, после которого Джорджия с Вилли устраивали ежегодный прием. А до этого предстояло упаковать безумное количество оборудования и перевезти к месту соревнований. Хэнк взял на себя заботу о лошадях. Даб с остальными конюхами методично грузили все — от брезентовых навесов и латунных табличек с кличками лошадей до мебели и вешалок для одежды — на трейлеры фермы Кинга.

В обязанности Грейс входило проследить, чтобы в этой суматохе не потерялись регистрационные бумаги, номера наездников и прочие документы. Однажды, задолго до того, как она стала управляющей конюшнями, каким-то образом исчезли номера наездников. Они перевернули всю конюшню вверх дном, ища в кабинете, в стойлах, даже в доме исчезнувшие бумаги, но нигде не могли их найти. Вилли неистовствовал и грозился наказать виновного, засунувшего куда-то номера, все лишились сна, опасаясь, что их заявки будут аннулированы судьями.

Номера нашлись в последний момент, вечером накануне первых заездов. Чарли Меданс, владелец трактира, куда чаще всего заходил Вилли со своими друзьями, нашел их в темном углу за баром, именно там, куда их понадежнее запрятал Вилли.

Грейс и Эмма Рэй до сих пор смеялись, вспоминая смущенное выражение лица Вилли после того, как Джорджия передала ему записку от Чарли. Но урок не прошел даром, и Грейс теперь лично сложила все коробки с важными документами в машину Эммы Рэй. Ей пришлось сделать две ездки. По пути обратно в свой кабинет она поприветствовала Джеми, загружавшего в свой грузовик ящики с гвоздями. Они оба были так заняты, что почти не виделись с той ночи у Эммы Рэй. Грейс решила, что Джеми, должно быть, уже прослышал об Эдди, и теперь ее интересовало, что он думает о женщине, способной чуть ли не убить своего мужа.

Эдди… Грейс вздохнула. Он уже выписался из больницы, и Каролина сообщила, что ему уже лучше. Но она сама не разговаривала с ним и не осмеливалась позвонить ему. За работой и волнениями, связанными с подготовкой соревнований, она не особенно задумывалась о его прощальных словах в больнице. И так было слишком много поводов для беспокойств.

Грейс вошла в конюшню и застала Каролину в стойле Опоссума, нежно нашептывающую что-то ему на ухо и угощающую его морковкой. Джорджия упоминала, что Каролина все еще лелеет мечту, что будет выступать на Опоссуме вместо Мисс Лили. Рассердившись, Грейс подняла ее со стремянки и выгнала из конюшни. Если Каролине нечего делать, пусть помогает бабушке. Напоследок Грейс напомнила дочери, что та не будет выступать на Опоссуме. Это окончательно.




Часом позже караван грузовиков, трейлеров и машин тронулся в путь и выехал на дорогу. Надувшаяся Каролина заявила, что поедет с бабушкой, что вполне устраивало Грейс. Они с Эммой Рэй могли застрять в «пробке», которая всегда образовывалась в нескольких милях отсюда, когда все оказывались у въезда к месту соревнований. Меньше всего ей хотелось попасть в этот плен с Каролиной, которая опять начнет приставать с Опоссумом.

Позже она поняла, что болтовня Каролины могла бы отвлечь ее. Эмма Рэй прикладывала все усилия, чтобы поддерживать легкий и веселый разговор. Но вдруг на Грейс, которая впервые за много дней могла расслабиться, сидя в машине с сестрой, нахлынула волна безумной грусти и страстного желания вернуть все то, от чего они с Эдди так безумно отреклись. Она не плакала с той ночи в больнице, но сейчас Грейс отвернулась к окну, слезы катились у нее по лицу, она оплакивала все то, что теперь потеряла, или вовсе никогда не имела.




Навесы натянули у конюшен. Лошадей накормили и поставили в стойла, где повесили латунные таблички с их кличками. Все оборудование разгрузили. Оформительский комитет, в который входили и Грейс, и Джорджия, закончил устанавливать цветы и украшать клумбы возле гостевой трибуны. Грейс рассортировала все документы и устроила временную конторку в шкафчике в раздевалке.

Почти все закончившие обустройство уехали в город. Вечер четверга перед Гран-При традиционно проводили за развлечениями. Даже люди, совершенно не интересующиеся конным спортом, наведывались в тот или иной бар, чтобы повеселиться с участниками соревнований.

В планы Грейс на вечер входило лишь желание добраться до дома и лечь спать. Уставшая, наслаждаясь тишиной, она растянулась в кресле, желая отдохнуть и набраться сил. Грейс почти задремала, когда Эмма Рэй влетела в раздевалку с выражением на лице, означавшим, что она не примет отрицательного ответа.

— Пошли, — сказала она. — Вставай. Ты едешь со мной.




В баре было многолюдно и накурено. Едва войдя, Грейс поняла, что совершила ошибку, но Эмма Рэй не оставила ей выбора. Она стала прокладывать путь через толпы людей, пока наконец не нашла свободного столика на двоих в конце зала. Пока Эмма покупала им напитки, Грейс здоровалась со старыми друзьями, приехавшими сюда на уик-энд, и постаралась выглядеть так, как будто не была самой несчастной женщиной Юга.

Прошло несколько минут, а Эмма Рэй так и не появилась. Грейс огляделась вокруг и заметила свою сестру, увлеченно беседующую с высоким блондином с приятной внешностью, в джинсах и ковбойских сапогах. Эмма Рэй улыбалась, а мужчина запрокинул голову от смеха и, казалось, был в восторге, что разговаривает с ней. Не желая нарушать их веселье, Грейс изобразила улыбку на лице, решив побыть в баре еще десять минут, но ни секунды больше.

Не выдержав и пяти минут, она снова обернулась и поймала взгляд сестры. Грейс указала на часы, давая понять, что собирается уходить. Эмма Рэй, не отрывая взгляда от своего нового приятеля, подняла палец.

— Одну минутку! — попросила она.

Грейс кивнула, соглашаясь, хотя и без особого энтузиазма. Шум и веселье отнимали у нее последние капли оставшегося самообладания. Она чувствовала себя разбитой, ею овладела печаль, и слезы были готовы вот-вот снова хлынуть. Она потерла глаза. Совершенно не годится плакать на виду у всех. Грейс уже собиралась встать и удалиться в женскую комнату, когда неожиданно к ней за столик подсел Джеми и, наклонившись, сказал:

— О'кей, просто ведите себя так, как если бы я только что сказал нечто уморительное.

Ей действительно хотелось умереть. Грейс охватила дрожь. Она подняла взгляд и увидела Эдди, стоящего у входа в бар и наблюдающего за этой сценой. Она слегка засмеялась над нелепостью ситуации, а затем начала плакать.

Джеми наклонился к ней:

— Я буду сидеть здесь, делая вид, что собираюсь громко сказать еще одну шутку, — шепнул он.

Слезы катились у нее по лицу. Она надеялась устроить хорошее представление для Эдди, стараясь выглядеть так, будто ей безумно весело. Она вытерла лицо салфеткой, и вдруг ей действительно стало так весело, что она на самом деле засмеялась, не переставая плакать.

Когда она снова оглянулась на дверь, Эдди уже исчез. Хорошо, подумала она, пусть думает, что она прекрасно, как никогда, проводит время.

Эмма Рэй пробилась к ним.

— Что вас так рассмешило? — поинтересовалась она.

Все еще безудержно смеющаяся Грейс покачала головой, показывая, что не может говорить.

— Просто я так действую на людей, — усмехнувшись, ответил Джеми.

Эта фраза доконала Грейс, и она упала на стол, слабо стукнув по нему кулаком.

Эмма Рэй с недоумением смотрела на нее:

— Эй, Грейс, — обратилась она. Эмма схватила сестру за плечо, чтобы привлечь ее внимание. — Как ты думаешь, ты сможешь сама добраться до дома, потому что… ах… — Она кивнула в сторону парня, с которым разговаривала до этого.

Джеми улыбнулся еще шире:

— Понятно, — произнес он.

— О, прекрасно! — Эмма Рэй подмигнула ему. — Спасибо. — И сказала в спину Грейс: — Увидимся завтра. — Потом она шепнула Джеми: — Я бы больше не разрешала ей пить.

Она сделала знак молодому человеку, чтобы он следовал за ней. Грейс подняла голову, когда они проходили мимо.

— Желаю весело провести время, — хихикнула она, а затем снова заплакала.

Джеми подождал несколько секунд, наблюдая, сможет ли она взять себя в руки.

— Ну, не знаю, как вы, но я уже достаточно повеселился. Что скажете насчет того, чтобы убраться отсюда? Так как? — спросил он.

Ответа не последовало. Он мог догадаться о ее состоянии только по ее руке, шарящей по столу в поисках еще одной салфетки.

— Хорошо, — решил он за них обоих. Джеми встал, помог Грейс подняться со стула и повел из бара на улицу.

Прохладный воздух освежил ее. Когда они в его грузовике уже ехали обратно на ферму, она почувствовала, что успокаивается, и ей стало очень стыдно за свою истерику. Она оперлась подбородком на раму окна, ветер теребил ей волосы. Бонни Рэйтт пела о любви и утрате. Грейс подумала: «Расскажи мне об этом, дорогая».

— Это запись? — спросила она, изучая профиль Джеми.

Он повернулся и улыбнулся ей:

— Да.

У него была приятная улыбка. Не чересчур приятная, которой она побоялась бы верить, а теплая… дружеская… располагающая.

Они доехали до поворота к ферме. Джеми свернул на дорожку и остановился у дома Эммы Рэй. Он откинулся на спинку сиденья и повернулся лицом к Грейс. Ей снова захотелось обнять его, и, подумав об этом, она вздрогнула.

— Вы хотели, чтобы я привез вас сюда? — спросил он.

— Нет, — тихо ответила она.

— Куда же вы хотите поехать?

— Не знаю… — Она потерла пальцем обручальное кольцо. Мне пока не хочется домой.

— Ну, — неуверенно произнес он. — Я мог бы пригласить вас ко мне на стаканчик спиртного, если…

— Хорошо, — сказала она.

— О'кей, — улыбнулся он.

Она улыбнулась в ответ и решила, что, может быть, сегодня выяснит, понравится ли ей целоваться с ним.

Джеми остановился в пустующем домике для временных рабочих, в котором была всего одна маленькая комната. Домик стоял у края леса, в конце дороги, извивающейся за домом ее родителей. Дверь заскрипела, когда они входили. Джеми включил свет, и Грейс увидела, что в доме чисто и прибрано, за исключением рубашки на полу, которую Джеми немедленно схватил и скатал в клубок.

— Я давно не была здесь, — сказала она.

— Я не ждал гостей, — сказал он, смущенно пряча рубашку за спину.

Она выхватила ее у него из рук, бросила обратно на пол и усмехнулась. Грейс обошла комнату, прикасаясь к мебели, которая была такой, как она ее помнила.

— Господи. Все кажется немного меньше.

— Да, здесь как в заброшенном доме, — отозвался он. Хотите выпить?

По его голосу чувствовалось, что он нервничает. Это позабавило ее. Она же чувствовала себя здесь очень уютно. Она кивнула, соглашаясь, и сказала:

— Я часто играла здесь, когда была маленькой. А потом… — Она улыбнулась про себя, вспоминая, как развлекалась здесь, когда стала старше.

— Думаю, где-нибудь найдутся стаканы. — Он открывал и закрывал шкафчики в маленькой кухне, пока не нашел их.

— Я кое-что потеряла здесь, — сказала она, задумчиво глядя на раздвижной диван-кровать.

— Да? — Он налил виски и протянул ей стакан. — И что же?

— Девственность, — ответила Грейс и чокнулась с ним. Она выпила содержимое залпом и протянула стакан обратно.

Джеми стоял неподвижно, наблюдая за ней. Она подошла к окну рядом с постелью, погрузившись в воспоминания.

— Господи, мне было пятнадцать… четырнадцать… нет, пятнадцать, потому что в тот год я выступала на Национальных состязаниях. Он приехал сюда с родителями, чтобы купить пару племенных жеребцов. Все уехали на аукцион.

Джеми прочистил горло:

— Хм, хотите еще выпить?

Грейс кивнула, и он протянул ей свой стакан, к которому так и не притронулся.

— Я помню, как нервничала, — сказала она, медленно потягивая виски. — Я стояла именно на этом месте, спиной к нему, глядя в окно. Я знала, что хочу, чтобы что-то произошло, но не знала, что сделать или сказать. Поэтому я просто стояла тут, надеясь и ожидая, что он сам что-то предпримет.

Джеми подошел к ней сзади, и она почувствовала, как он обнял ее за талию.

— И? — спросил он еле слышно.

Грейс закрыла глаза, откинулась к нему на грудь. Виски творило свое чудо. Грейс чувствовала себя счастливой впервые за эти дни.

— И в конце концов он решился, — прошептала Грейс и повернулась к Джеми лицом. Она порывисто обняла его за шею и поцеловала долгим и страстным поцелуем, как ей хотелось это сделать еще той ночью на крыльце у Эммы Рэй. Расхрабрившись от виски, она толкнула его на постель, но неудачно, и он ударился головой об стену.

— Прости, — пробормотала Грейс, но он, казалось, совершенно не обиделся, он целовал ее так же страстно, как и она его.

Продолжая оставаться в его объятиях, Грейс принялась расстегивать пуговицы на его одежде. Но когда ее руки опустились ниже рубашки, разум у нее возобладал над вожделением, и смелость начала исчезать. Злясь на себя, она лежала неподвижно, а ее рука застыла на месте.

— В чем дело? — прошептал он.

— Ни в чем, — ответила она и подумала: «Во всем». Она расстегнула последнюю пуговицу, и ее немедленно охватило ужасное чувство вины.

— Черт тебя подери, Эдди! — взвизгнула Грейс. Она вскочила с постели. — Чтоб тебя!

Пораженный ее криком, Джеми тоже вскочил и огляделся, ожидая увидеть ее мужа.

Они были одни в доме, но дух Эдди витал рядом с ними. Она почти ощущала его — или это была ее совесть? Он указывал на нее пальцем, обвиняя в измене и супружеской неверности.

— Почему я должна чувствовать себя виноватой? Это ведь не я изменяла! Так? — потребовала она ответа у Джеми. — Я же говорю правду?

— Да, — сказал он, протягивая к ней руки.

Она села рядом с ним, стащила с него рубашку и начала расстегивать свою блузку.

— Я на самом деле хочу это сделать! — сказала она, пытаясь убедить себя. — Я действительно хочу!

Ему хотелось верить ей:

— Хорошо.

Он покрыл ее лицо нежнейшими поцелуями, осторожно помогая ей справиться с пуговицами. Ей нравилось то, что он делал, ей хотелось большего. Десять лет с одним и тем же мужчиной… даже больше, если считать те полтора года, пока они были вместе до свадьбы…

Он снял с нее блузку, дотянулся пальцами до застежки лифчика и посмотрел на нее. Возбужденная его прикосновениями и взглядом, Грейс легла. Но в тот момент, когда ее голова коснулась подушки, она снова ощутила присутствие Эдди.

— Знаешь, — сказала она, говоря так, как если бы муж находился рядом, — я это делаю не ради мести! — Она указала на Джеми. — Ты — не орудие мести! Давай займемся этим немедленно!

— Давай.

— Здесь происходит совсем не то! — выразительно заявила она.

Он не был так уверен:

— А что здесь происходит?

Грейс начала отвечать, но быстро замолчала. Какой хороший вопрос он задал. Если бы только у нее нашелся столь же хороший ответ. Она покачала головой:

— Я совершенно не представляю…

— Иди сюда… — Он похлопал по постели и обнял ее, когда она снова легла к нему.

— Я хочу сказать, что это — безумие, — сказала она, прижимаясь к его плечу. — Мне хотелось этого.

Он вздохнул. Ему ужасно не нравилось то, что он собирался сказать ей, но все же он сказал:

— Знаешь, ты не готова.

— О, нет, я готова, — ответила она, желая, чтобы это было правдой.

— Нет, ты не готова, — покорно произнес он. — Послушай, мне это знакомо. Тебе придется посмотреть правде в глаза. У тебя разбито сердце. Тебе следует признать это. И я не хочу толкать тебя на безумство.

Грейс не знала, кого ей больше жаль, его или себя:

— Ты уверен?

— Грейс, ты так чертовски красива, что мне больно, — произнес он, натягивая рубашку.

— Черт! — Она могла бы вновь поцеловать его только за то, что он произнес эти слова. Вместо этого она спросила: — Ну, тогда что ты собираешься делать?

— Не знаю. А ты?

Было еще рано. Так много адреналина пульсировало в ее венах, что она могла бы бежать марафон. Похоже, сегодня вечером ей не уготовано судьбой заняться с ним любовью. Грейс умирала от голода. Она очень мало ела за обедом, еще меньше за ужином. Она точно знала, что будет делать дальше.




— О Боже, — простонал Джеми. — Ты была права. Это лучше, чем секс. — Он взял еще кусок орехового пирога Улы и стал медленно жевать его, наслаждаясь каждым кусочком, оценивая его, подобно дегустатору вин, который с чувством смакует прекрасный выдержанный напиток.

Грейс поставила на стол два стакана молока и предупреждающе поднесла палец к губам. Ее мать и Каролина спали наверху, и ей не хотелось, чтобы кто-нибудь из них спустился вниз и нарушил ее пиршество.

— Господи, оставь мне хоть кусочек! — хихикнула она, когда Джеми взял себе еще кусок пирога прямо с противня.

— Здесь же целый пирог! — возмутился он.

— Ну и что? — Она вонзила вилку в пирог. — Вот что я хочу сказать тебе. Если ты не можешь съесть половину этого пирога, тогда ты — проклятый янки.

— Я могу съесть половину. Только убери руки прочь. — Он сдавленно хихикнул и снова накинулся на пирог, как бы в доказательство своих слов.

— Шшш… — она ухмыльнулась, с радостью наблюдая за игрой теней, которые отбрасывал на его лицо тусклый свет от лампы на столике в углу. Она ни разу так не веселилась со времен учебы в колледже, когда они с Эммой Рэй совершали ночные набеги на холодильник, а потом за едой сравнивали записи в дневниках после своих свиданий. — Спасибо, Ула, — прошептала она.

— Благодарим тебя, Ула. — Он кивнул, соглашаясь.

— Скажу тебе одно: вам — женщинам-южанкам — легко доставить удовольствие.

— Как я догадываюсь, это оттого, что на протяжении десятилетий нас воспитывают, внушая одно: не рассчитывайте на многое. — Грейс засмеялась, потом, подражая Вилли, произнесла одно из его любимых высказываний. — «Милая, тебе пора научиться осознавать свои возможности».

Джеми сухо улыбнулся:

— А знаешь, как говорят: «Дерзай, и тогда невозможное станет возможным».

Это было нечто новое для нее. Ее смех неожиданно угас, что удивило их обоих, когда она до конца осознала значение этой фразы.

— О черт, — воскликнула она и уставилась на него безумным взглядом человека, только что открывшего, что Земля круглая и что нельзя свалиться за край, даже продолжая все время плыть. — Святая истина!

Она выбежала в коридор и помчалась вверх по лестнице, будто ее преследовала стая бешеных собак.

Ее дочь крепко спала на узкой кровати, оставшейся с детства Грейс. Луч света упал на покрывало, когда Грейс тихо скользнула в комнату и осторожно потрясла девочку, чтобы разбудить ее.

— Каролина, проснись, — тихо, но настойчиво прошептала Грейс. — Я должна кое-что сказать тебе.

Каролина зарылась глубже под покрывало, не желая отзываться на голос матери. Грейс снова потрясла ее, более настойчиво, пока дочь не открыла глаза. Сонно зевая, она уставилась на мать и попыталась сесть прямо.

— Ты будешь выступать на Опоссуме, — сказала ей Грейс. — Слышишь?

Каролина понимающе кивнула, отбросила покрывало и встала.

— Не сейчас, милая. Завтра, — проговорила Грейс, помогая ей лечь обратно в постель. — Знаешь, я люблю тебя, божья коровка! — прошептала она.

— Да, — сонно ответила Каролина.

— Хорошо, малышка. Спокойной ночи.

— Ночи, — эхом отозвалась Каролина.

Грейс поцеловала ее и на цыпочках вышла из комнаты. Она на мгновение остановилась в дверях посмотреть на Каролину, свернувшуюся поудобнее под покрывалом и обнимающую подушку. Потом она закрыла дверь. Грейс была почти внизу, когда громкий, пронзительный визг из комнаты Каролины заставил ее стремглав взлететь обратно по лестнице.

В комнате горел свет. Каролина стояла посреди постели, подняв обе руки в виде торжествующей буквы «V», изображая победу, которая уже принадлежала ей.




Заботливая рука Джорджии явно чувствовалась в торжественной атмосфере конюшни Кингов, подготовленной для Гран-При. Площадка перед входом была аккуратно украшена маргаритками, гиацинтами и тюльпанами. Сразу же внутри у входа слева устроили удобную площадку с кожаными креслами и баром для членов семьи и гостей. Но в пятницу днем никто особо не воспользовался этими приятными удобствами.

Грейс и Эмма Рэй, одетые, как было заведено, в лучшие шляпы и костюмы, были слишком заняты, суетясь вокруг Каролины, вместе с Хэнком завершая осмотр ее сверкающих кожаных сапог и нового костюма для верховой езды. Грейс была готова лопнуть от гордости и любви к дочери. Она выглядела особенно спокойно и собранно на фоне трех взрослых женщин с измотанными нервами.

— Послушай, у него есть склонность отворачивать от первой преграды, — напомнила ей Эмма Рэй, — так что подталкивай его ногами…

— …И все время гони его рысью до конца, и пусть он видит дорожку, — быстро вставила Грейс прощальное напутствие.

Каролина улыбнулась настолько спокойно, будто медаль за первое место уже висела у нее на шее:

— Привет, папочка! — воскликнула она, заметив Эдди, входящего в конюшню.

— Привет, постреленок! — Эдди крепко обнял ее и умудрился поприветствовать свою жену, едва взглянув в ее направлении. — Грейс.

На мгновение Грейс испытала неловкость, так же, как, наверное, и он:

— Привет, Эд, — она кивнула, радуясь, что он хорошо выглядит, никаких последствий пищевого отравления.

Стараясь смягчить напряженность их встречи, Эмма Рэй напомнила Каролине:

— Между третьим и четвертым дорожка делает поворот. Придерживай коня и…

Пока она углублялась в подробности, которые Каролина уже давно запомнила, Эдди сделал знак Грейс отойти на несколько шагов от остальных:

— Тебе следовало обсудить все со мной, прежде чем позволять ей это, — тихо сказал он. — Я ее отец.

Уязвленная его критикой, она выпалила:

— Я знаю, кто ты, Эдди.

Он прямо посмотрел на нее впервые с того момента, как вошел в конюшню. Его ледяной, холодный взгляд, отражавший глубину его гнева, испугал ее:

— О, нет, ты не знаешь.

Издалека доносился голос Эммы Рэй, все еще изображавшей из себя инструктора Каролины, которой это уже наскучило:

— Думаю, ты должна получить пятерку, поэтому держи его на внешней дорожке.

Если бы Грейс и Эдди продолжали жить вместе, Грейс могла бы самостоятельно принять решение, что Каролина будет выступать на Опоссуме, и Эдди не возражал бы. Грейс удивилась, как это он узнал, что Каролина поедет на другом коне, и что это вообще волнует его.

— Я прошу прощения, — извинилась она, пытаясь достичь перемирия. — Все произошло как-то неожиданно.

— Меня это не волнует. Но чтобы этого больше не повторялось, — резко ответил он и пошел к Каролине.

Грейс молча последовала за ним, пораженная его грубостью.

— Ты почувствуешь, когда он приготовится к прыжку, — продолжала наставлять Каролину Эмма Рэй. — Поэтому просто поддерживай его в вертикальном…

— Ладно, божья коровка, — вставил Эдди. — Я пойду смотреть. Выезжай на круг и…

Эмма Рэй бросила на него мрачный взгляд, как бы говоря: «Что ты вообще можешь сказать ей о том, как вести себя на кругу?»

— …развлекайся, — закончил фразу Эдди. Он обнял Каролину и поцеловал ее.

Девочка перевела взгляд с него на мать.

— Эй, поцелуйте друг друга и пожелайте удачи, я имею в виду мне, — настойчиво сказала она.

Грейс почувствовала, как у нее ноги приросли к земле, она боялась тронуться с места. Каролина выжидательно смотрела на них, пока, наконец, Эдди не подошел к Грейс и небрежно не поцеловал ее в щеку. Затем он махнул Каролине:

— Я буду смотреть на тебя оттуда, — сказал он и вышел из конюшни.

У Грейс зарделись щеки от гнева и смущения, но она решила не портить этот момент для дочери. Она поцеловала ее в макушку и поправила воротничок:

— Теперь сосредоточься и слушай Хэнка, и ты будешь…

— Пожалуйста, иди смотреть, — взмолилась Каролина. Ладно? Позвольте мне сделать это. Я хочу все сделать сама.

Грейс и Эмма Рэй посмотрели на Хэнка, тот кивнул. Он понял их: они доверяли ему жизнь Каролины.

Грейс наклонилась и обняла дочь:

— Ты из длинной череды победителей, милая, — шепнула она. — Мы с твоей тетей Эм тоже прошли через это.

Каролина стряхнула ее руки со своих плеч и вырвалась от матери:

— Идите смотреть.




Глава 8


Лошади предыдущего класса освобождали круг, когда Вилли появился в семейной ложе и сел сзади, за остальными членами своей семьи. Его приход был встречен улыбками дочерей и тети Рэй, но Джорджия упрямо продолжала смотреть в бинокль и отказывалась замечать его присутствие.

— Дамы и господа, — прогремел по громкоговорителю голос комментатора. — На круг выходит наш следующий класс, номер 93, участники Зимних Национальных Юношеских состязаний по классическим скачкам с препятствиями, победителю которых будут вручены две с половиной тысячи долларов!

Грейс быстро обменялась взглядом с матерью. Каролина и прежде выступала на состязаниях, но не на столь важных и сложных. И ни разу она не выступала на таком горячем коне, как Опоссум. Грейс впервые поняла, что пришлось пережить Джорджии за все эти годы, когда она и Эмма Рэй радостно скакали верхом, не беспокоясь о сломанных ребрах и разбитых головах. Она поспешно обратила к Небесам молитву, чтобы ее решение оказалось правильным, и сжала кулаки.

— Не забывай дышать, — прошептала Джорджия, погладив ее по руке.

Грейс благодарно кивнула и повернулась, ища в толпе мужа. Она нашла его и попробовала встретиться с ним взглядом. Она вполне могла бы назваться невидимкой, потому что он не подал и виду, что заметил ее. Эдди улыбнулся, приветствуя друзей, которые подошли к нему поздороваться.

Ей следовало радоваться, ведь он не выдвинул никаких обвинений. Она вздрогнула, вспомнив его предложение о найме адвоката. Эдди был очень зол на нее, но она даже не могла себе представить, чтобы он захотел увидеть ее в тюрьме.

Она украдкой бросила еще один взгляд в его сторону, думая, уж не назначил ли он там свидание. Она даже не удивилась бы этому. Он был окружен людьми, но, казалось, не разговаривал ни с кем, похожим на ту женщину. Ее наихудшие опасения не оправдались: Мисс Красный Креповый Костюм нигде не было видно.




Вместе с другими наездниками, принимавшими участие в юношеских состязаниях по классическим скачкам, Каролина нетерпеливо ждала, когда вызовут ее номер. Она была самой юной и маленькой в группе, но это не смущало ее нисколько, и она уверенно сидела верхом на Опоссуме. Хэнк держал его под уздцы и в последний раз проверял подковы. Хвост Опоссума был аккуратно расчесан, а грива заплетена, как того требовали правила состязаний, и судьи строго следили за соблюдением этих правил всеми участниками. Хэнк еще раз проверил стремена и похлопал Опоссума по шее: осталось только отправить Каролину на круг и благословить ее.

Раздались аплодисменты — это предыдущие участники закончили прыжки.

— Кажется, пора, — произнес Хэнк.

Каролина кивнула. Она была готова.

Диктор вызвал номер 105, Каролину Бичон на коне по кличке Серебряные Колокольчики. Хэнк вывел коня на дорожку и похлопал девочку по ноге. Затем он отступил назад и стал наблюдать, как она выезжает на круг.

Каролине понадобилось одно мгновение, чтобы оглядеть переполненный стадион, потом молча приказать Опоссуму выложиться до предела. Они были одной командой. Девочка полностью доверяла ему, она знала: он сохранит спокойствие и не испугается ярко окрашенных барьеров или преград неправильной формы. Малышка не сомневалась в их победе. Она наклонилась вперед, натянула поводья и приказала коню лететь.

Грейс действительно забывала дышать, наблюдая за сосредоточенным лицом дочери. Каролина превратилась в движущееся пятно, легко перескакивающее через одно препятствие за другим: вертикальные преграды, изгороди, стенки и рвы. Грейс бросила взгляд на Эдди, надеясь разделить с ним происходящее. Но он смотрел на Каролину, отказываясь встречаться взглядом с женой.

— Вот так, правильно, хорошо, — шептал Хэнк, тоже не отрывая глаз от своей юной ученицы.

Губы Грейс и Эммы Рэй тоже двигались, произнося теперь уже совершенно бесполезные инструкции: Каролина вовсе не нуждалась в них, она неслась вперед по дорожке. Она планировала этот день всю свою жизнь, девочка внимательно прислушивалась ко всему, чему ее учил Хэнк. Она точно знала, как ей приноровиться к поступи Опоссума, поэтому она сливалась с ним воедино, когда он напрягался перед каждым прыжком.

Они выехали на последнюю прямую с серией прыжков. Грейс держала за руку Эмму Рэй, пока Каролина четко выполняла каждый прыжок. Спустя мгновение Грейс уже вскочила с места, крича вместе с остальной толпой, радуясь за прекрасные мгновения в жизни дочери.

— Номер 105 выполнил все безукоризненно, — провозгласил диктор. Каролина расплылась в улыбке и похлопала Опоссума по потной спине.

— Ну вот, дорогая, — сказала Джорджия, в то время как стадион продолжал реветь в знак одобрения. — Это — твоя победа.

Грейс отрицательно покачала головой: — Мама, это — не моя победа, а ее.

— Нет, детка. Крошка — такое же прекрасное достижение, как и все, чего ты добилась в жизни.

Не отводя взгляда от Каролины, Грейс кивнула, соглашаясь скорее из вежливости, хотя ей хотелось верить матери. Ей бы очень хотелось знать, что в бесстрашии и вере в себя Каролины была хоть малейшая толика ее заслуг. Но она устроила такую неразбериху из собственной жизни. Она отказалась от стольких возможностей, потому что было легче и безопаснее не идти на риск. Мысли о том, что она оказала все же положительное влияние на свою дочь, казались фантастическими.




— Объявляем победителей Зимних Национальных Юношеских состязаний по классическим скачкам с препятствиями 1995 года. Продолжая семейную традицию, первое место завоевала Каролина Бичон, номер 105, выступавшая на Серебряных Колокольчиках!

Зрители вновь зааплодировали, когда Каролина проехала на Опоссуме по кругу к месту награждения победителей. Хэнк уже ждал ее там вместе с официальными лицами, которые собирались вручить ей награду в виде серебряного подноса.

— Я же тебе говорила, что готова, — напомнила она Хэнку.

— О, я знал это, — гордо ответил он, подняв голову и улыбаясь ей. — Все это время знал.

Семья девочки и все присутствующие наблюдали, как голубую ленточку победителя прикололи к уздечке коня, а на шею ему повесили ленту чемпиона. Каролина подняла вверх серебряный поднос.

— Это моя внучка! — с гордостью заявлял зрителям на трибунах Вилли.

Диктор объявил: «Давайте еще раз услышим аплодисменты в честь наших юных наездников и нашего чемпиона, Каролины Бичон на Серебряных Колокольчиках, пока они совершают круг почета!»

Зрители вновь закричали и зааплодировали, когда Каролина выехала совершить круг почета, за ней следовали остальные призеры. Приблизившись к ложе, где сидела ее семья, девочка поехала медленнее и прикоснулась к полям своей шляпы, совсем как это делал Вилли на любительских пленках Джорджии. Как будто они отрепетировали это заранее, все члены семьи одновременно встали и наградили девочку специальным призом — салютом, означавшим то, что она несет традицию побеждать в новое поколение.

Каролина была настолько возбуждена, что не переставала болтать ни на секунду, пока вместе со своим семейством направлялась к конюшне. Ей надо было все подробно поведать Хэнку, вплоть до мельчайших деталей каждого прыжка, а потом маме, Эмме Рэй и бабушке с дедушкой.

Вилли не терпелось помириться с Джорджией. Он догнал ее и тетю Рэй и артистично попытался обнять жену рукой за плечи. Но Джорджия тоже оказалась упрямой и еще не была готова простить и забыть. Она выскользнула из его объятий, предоставив мужу гадать, что же ему сделать, как убедить ее.

— Каролина! Подойди сюда на минутку! — позвала Грейс.

Каролина прервала фразу на половине и, танцуя, приблизилась к матери, чтобы еще раз обнять ее.

— Мама подарила мне это, когда я в первый раз стала победительницей в классе от четырнадцати лет и младше, — сказала Грейс, прикалывая крошечную золотую лошадку к костюму для верховой езды Каролины.

Девочка прикоснулась пальчиком к хвосту миниатюрной лошади:

— Ты гордишься мной?

Грейс поразилась, что она еще спрашивает:

— Конечно, малышка. Я и раньше гордилась тобой.

— Дедушка сказал, что у меня талант! — подпрыгнула Каролина.

— Скорее всего, да! — согласилась Грейс.

— Ты же знаешь, что испытываешь, когда понимаешь, как от тебя ждут чего-то, и если тебе не удастся сделать это, то ты просто не можешь чувствовать себя счастливой?

Грейс улыбнулась, услышав столько простой мудрости из уст такой маленькой девочки.

— Да, — ответила она. — Знаю.

Вдруг Каролина заметила Эдди, который стоял у входа в конюшню.

— Папочка! — закричала она и помчалась к нему навстречу.

Грейс наблюдала, как Эдди подхватил дочь и закружил на руках. Она вошла за ними в конюшню, думая, что им троим следовало бы праздновать вместе, единой семьей. Ей вместе с Эдди стоило бы радоваться триумфу Каролины, разделяя радость с ней. Вместо этого их разделяла пропасть антагонизма и неприязни. Неужели теперь так будет всегда, до тех пор пока они не станут настолько старыми, что не смогут вспомнить, что послужило причиной этой неприязни?

Она отбросила эти мрачные размышления — пусть хоть на этот вечер — и стала наблюдать за праздником, который еще только начинался. Джорджия приветствовала всех пришедших поздравить семью и указывала на бар, где Вилли уже успел пропустить стаканчик. Он командовал Каролиной и похвалялся ей, будто она являлась его протеже, и потчевал посетителей рассказами о ее победе. Эмма Рэй наливала шампанское для Джорджии и тети Рэй.

— Только капельку, — сказала тетя Рэй. Эмма Рэй, как всегда, следовала ритуалу. — Еще… еще немножко… — продолжала тетя Рэй. — Еще чуть-чуть… ну, давай еще.

Эмма продолжала наливать, пока бокал не оказался наполненным до краев.

— Теперь хорошо, — заявила тетя Рэй, осторожно поднося бокал ко рту, не расплескав ни капли.

Вилли перестал хвастаться перед гостями и пошел поздравить Эдди, выразив это сильным ударом по спине. Он протянул зятю стакан с виски, но Эдди, поблагодарив, отказался.

Грейс увидела эту сцену и поморщилась. Эдди был не из тех, кто отказывается от выпивки, да еще по такому случаю — может, у него до сих пор болит желудок после той рвоты. Она решила, что ведет себя нелепо. Черт возьми, он все-таки ее муж, а не какой-то незнакомец, к которому ей запрещено приближаться. Она могла бы по крайней мере извиниться, сделать первый шаг к примирению. Даже если они разведутся, им следовало остаться друзьями, хотя бы ради дочери.

— Здорово, да? — спросила она, подходя к нему.

Он улыбнулся, наблюдая, как Каролина снова принялась рассказывать о своей победе.

— Да. Это было бесподобно. — Он повернулся и сказал: — Грейс…

Она затаила дыхание.

— Я хочу, чтобы она сегодня вечером поехала домой, — заявил он.

Эта мысль никак не укладывалась в ее голове:

— Сегодня?

— Она была у тебя все выходные.

— Но она захочет завтра посмотреть выступления, — возразила она, цепляясь за эту причину, чтобы сказать «нет».

Он сердито взглянул на нее:

— Я это знаю! Она хочет поехать. Я не желаю ругаться с тобой из-за этого.

Но почему именно сегодня? Она собиралась уложить Каролину в постель и посидеть с ней рядом, беседуя о том, как хорошо она скакала, какое большое впечатление на нее произвело то, как дочь умело управляла Опоссумом, как она восхищалась ее смелостью. Грейс представляла, как они будут смеяться вместе, пока Каролина не уснет.

А теперь Эдди хочет лишить ее всех этих маленьких радостей… и сказал, что Каролина хочет поехать с ним. Но явно это была его идея! И почему он говорит с ней так чертовски холодно, будто она всего лишь его деловой партнер?

Грейс заставила себя успокоиться:

— Я тоже не хочу ругаться. Думаю, это хорошая мысль, — слукавила она. — Я просто немного… удивлена, вот и все.

— Да, ну тогда извини. Эта мысль пришла неожиданно.

Он отплатил ей за то, что она сказала ему о ее решении позволить Каролине выступать на Опоссуме.

Она чувствовала себя так, как если бы он ударил ее по лицу:

— Эдди, почему ты так разговариваешь со мной? — спросила она, стараясь сдержать слезы.

В этот момент Каролина, посмотрев в их сторону, увидела родителей мирно беседующими. Она широко улыбнулась и помахала им. Грейс махнула ей в ответ, Эдди тоже, при этом они оба улыбались, как будто прекрасно чувствовали себя вместе.

— Хорошо, послушай, — заговорил Эдди. — В понедельник утром мы попросим наших адвокатов выработать график посещений. Тогда больше не будет сюрпризов.

Существовал предел, до которого она могла выслушивать его оскорбительный тон, его обидные слова.

— Прекрасно, Эдди. Позвони Джун, и пусть она составит график, — произнесла она с такой же холодностью, с какой говорил он.

Желая оставить последнее слово за собой, Грейс развернулась и пошла, чтобы присоединиться к матери, тете Рэй и Эмме, зная, что он не осмелится пойти за ней. Едва она взяла себя в руки, как к ним подлетела миссис Пинкертон с камерой на шее и под руку с Вилли.

— Я так рада, что вы все еще здесь! — защебетала она. Позвольте мне снять вас всех вместе!

Ее невинная просьба была встречена напряженным молчанием. Именно в тот момент «все вместе» вовсе не соответствовало происходящему. Но их нежелание осталось совершенно незамеченным миссис Пинкертон, которая махала Эдди, чтобы тот подошел.

— Хэнк, вы тоже вставайте, — позвала она проходящего мимо тренера.

Он проигнорировал ее призыв и пошел дальше. Но ради Каролины остальные сгруппировались в милую компанию с юной звездой в центре.

Миссис Пинкертон некоторое время возилась, настраивая фотоаппарат.

— Улыбнитесь, — наконец сказала она, когда их улыбки начали гаснуть.

На миг, который потребовался для съемки, Эдди обхватил рукой Грейс.

— У вас такая чудесная семья, — восторженно произнесла миссис Пинкертон.

Джорджия, Эдди, Эмма Рэй… Все бросились в разные стороны.

Только Грейс не тронулась с места. Она осталась стоять одна на том месте, где несколько секунд назад все люди, которых она любила больше всего на свете, фальшиво изображали счастливую единую семью. Она еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Она и Эдди превратились во врагов, и, казалось, нет таких слов, которые она могла бы сказать, чтобы улучшить их отношения. Благодаря ее паршивому языку, Джорджия даже не соизволила посмотреть на Вилли, и с этим она тоже ничего не могла поделать.

Но оставалась ситуация, которую она еще могла держать под контролем — и Грейс пошла искать Хэнка. Она нашла его в раздевалке.

— Хэнк, мне надо поговорить с тобой, — обратилась она.

Он даже не удосужился поднять на нее глаза.

Это было уж слишком. Грейс затолкала его в мастерскую и высказала ему все, что думала.




Тетя Рэй с бледным лицом полулежала, опершись на груду подушек, шумно сопя во сне в одной из комнат для гостей в доме Джорджии. Фрэнк Льюис отошел от постели, убрал стетоскоп и безмолвно сделал знак Джорджии, что с его самой настойчивой пациенткой все будет в порядке.

Джорджия с облегчением вздохнула. Фрэнк предупредил тетушку Рэй о ее возрасте и еще раз посоветовал не пить так много шампанского. Пузырьки ударили ей в голову, и она у нее так закружилась, что тетушка не могла сохранять равновесие. Это не было сердечным приступом или ударом, как он опасался, но она рисковала однажды рухнуть лицом об пол и сломать ногу или бедро, и тогда уж она действительно заставит его быть у нее на побегушках.

Тетя Рэй оказалась просто слегка навеселе, а также уставшей от всеобщего возбуждения, вызванного победой Каролины. Ее заставили выпить стакан воды с содой и пару таблеток аспирина. Доктор пообещал утром навестить ее. Едва он успел это сказать, как она тихо захрапела.

Джорджия улыбнулась и поблагодарила Фрэнка. Даже при тусклом свете лампы возле кровати она заметила, как он красив. Он был высоким, худощавым и очень импозантным со своей копной серебристых волос. Зная, что он идет за ней, она провела руками по своим бедрам, надеясь, что он восхищается видом сзади.

На несколько секунд их тени мелькнули в окне, но этого хватило, чтобы Вилли, изрядно хлебнувший и теперь шатавшийся из стороны в сторону перед домом, заметил их. Он погрозил кулаком и завыл на луну, обуреваемый жаждой мести.

Вилли не подозревал, что у него были зрители. Грейс и Эмма Рэй сидели в темной гостиной на разных концах софы лицом к окну, наблюдая за представлением, которое устраивал их отец. Вдохновленный ревностью, он разговаривал сам с собой, сражаясь с тенью и ударяя по деревьям и кустам.

— Он — самый глупый сукин сын на двух ногах, не так ли? — сказала Эмма Рэй.

— Верно, — согласилась Грейс.

Они заговорили тише, когда Джорджия с Фрэнком Льюисом вышли в прихожую. Они услышали, как мать благодарит его, а затем входная дверь со скрипом отворилась. Они увидели, как Вилли, спотыкаясь, направился к крыльцу, где стояли Джорджия и Фрэнк, тихо беседуя.

Вилли старательно прислушался к их разговору, но уловил только, как Джорджия тихо засмеялась в ответ на что-то, сказанное Фрэнком. Вилли подумал, что над его шутками она давно не смеялась так искренне. Он подкрался к двери, надеясь, что сможет вмешаться в их разговор, а возможно, даже проскользнет мимо Джорджии и наконец проникнет в собственный дом.

Но Джорджия была намного проворнее мужа. Она знала все его трюки и не собиралась пускать его в дом ночью, да еще когда от него несло перегаром. Она быстро пожелала Фрэнку доброй ночи и захлопнула дверь перед носом Вилли.

Рассердившись, что жена разрушила его планы, Вилли икнул словно в знак протеста и сосредоточился на Фрэнке Льюисе:

— Ну, док, с ней все в порядке? — спросил он.

Доктор кивнул:

— О, да. Представьте ее возраст, возбуждение, немного лишнего пунша, но с ней все в порядке. Она переживет нас всех.

— Это хорошо. Это прекрасно, — слегка запинаясь, произнес Вилли.

Фрэнк Льюис ждал, что он скажет что-нибудь еще. Но Вилли просто слегка покачивался из стороны в сторону и молчал.

— Ладно, позвоните мне, если будет нужно. И желаю удачи завтра вечером, — сказал врач.

— Эй, док? — обратился Вилли, когда Фрэнк шагнул, проходя мимо него. — Вы говорили, что у нее красивые бедра?

Доктор выглядел слегка раздосадованным:

— Ну, да, я говорил, — признался он. — Я имел в виду… ну, у нее действительно красивые бедра. И знаете, я принимал обеих ваших дочерей, поэтому я видел…

Вилли услышал достаточно. Фрэнку Льюису незачем было рассказывать ему, какие части тела Джорджии он видел. Этот человек представлял угрозу. Его надо было заставить замолчать. Это можно было сделать только одним способом. Вилли резко размахнулся, но не попал в противника. Доктор был трезвее и увереннее держался на ногах, он молча отпрянул в сторону. Вилли свалился прямо лицом на землю.

Джорджия, следившая за этой сценой вместе с дочерьми, воскликнула:

— О Господи!

— Оставайся здесь, мама! — крикнула Грейс.

Они с Эммой Рэй выбежали из дома. К тому времени Вилли удалось подняться, и теперь он пытался нанести удар правой рукой по сопернику.

— Все в порядке! — выкрикнул доктор. Он встал в позу, сжав кулаки перед своим лицом. — Я занимался боксом, когда служил на флоте.

Грейс схватила Вилли и без особых усилий скрутила ему руки за спину.

— Папа, прекрати! О Боже!

Тетя Рэй как ни в чем не бывало устроилась у окна наверху. Она вытянула шею, чтобы разглядеть происходящее, и наблюдала, пока звук шагов на лестнице не заставил ее забраться обратно в постель. Когда Джорджия заглянула в комнату, чтобы проверить, как она, тетушка уже приняла прежнее положение и притворилась спящей. Никто, даже доктор Льюис не смог догадаться, что это именно она устроила весь этот спектакль, лишившись чувств и все прочее только для того, чтобы разозлить Вилли и взбодрить Джорджию.

Она обрадовалась бы, узнав, какого успеха добилась. Вилли все еще тяжело дышал, пока Фрэнк Льюис выезжал с дорожки. Неровно покачиваясь, глава семьи попытался облегчить свою участь, присев на крыльцо рядом с дочерьми, но споткнулся, качнувшись в сторону и приземлившись с глухим стуком, хотя и не причинив особой боли своему седалищному нерву.

— Этому мерзавцу лучше не показываться здесь, если он не хочет получить пинок под зад, — пьяно проворчал он. — Чертов сукин сын!

Грейс и Эмма Рэй обменялись понимающими взглядами. Это был не первый раз, когда им приходилось тащить отца в постель, и, наверное, не последний. Они встали по обе стороны от отца и поставили его на ноги.

— Это я, папа. Завтра будет больше задниц для пинков. Ты можешь сегодня проспаться в моем доме, — предложила Эмма Рэй.

Вилли вскинул руки им на плечи и позволил отвести себя к дому-вагончику.

— Не могу даже спать в проклятой собственной постели, — пробормотал он.

— Папа, я разговаривала сегодня вечером с Хэнком, — сказала Грейс.

— Хорошо. — Вилли звонко икнул. — Ты вправила ему мозги?

— Да.

— Он не собирается уходить?

— Нет.

— Хорошо, — прорычал он.

Он не спросил почему, но она объяснила:

— Потому что он будет выступать на Выкупе.

Он так резко остановился, что она чуть не упала.

— Что? — Он развернулся, пытаясь взглянуть на нее. Послушай, почему ты говоришь такие глупости? Ты думаешь, тебе можно принимать такое решение, даже не посоветовавшись со мной?

— Здесь нечего обсуждать, — твердо заявила она.

Гнев отрезвил его:

— Я буду делать с моими собственными проклятыми лошадьми все что пожелаю, черт возьми! — холодно произнес он.

Возможно, потом, но не на сей раз. По крайней мере сегодня и завтра она все еще управляющая конюшнями. И она приняла решение.

— Я больше не занимаюсь твоей грязной работой, папа. Хэнк будет выступать.

— Почему, как ты думаешь, я делал это все эти годы? Ради собственного здоровья? Единственное, чего мне хотелось, это хоть раз победить на этих состязаниях. Неужели в тебе нет ни капли преданности? — закричал Вилли.

Грейс все продумала, предвидя все его возражения. Она слишком хорошо знала отца.

— Во мне слишком много преданности, — заявила она ему. — Ты хочешь победить? Прекрасно. Но если ты хочешь уважения с моей стороны или от кого-либо из членов семьи, тебе придется победить в честном состязании.

— Значит, теперь ты решила, что управляющий конюшнями может указывать владельцу, что ему делать? — Он покачал головой.

— Нет. Я ухожу. Я собираюсь вернуться и закончить ветеринарную школу. Я говорю тебе это как дочь. Как личность, наконец.

Грейс глубоко вдохнула. Воздух был таким приятным. Боже, как она любила это место, но ей давно пора было покинуть его.

Что бы еще ни случилось, ей следует перестать ждать, что придет кто-то и спасет ее. Грейс никак не могла вспомнить, чем кончается та сказка. Отрезала ли принцесса свои золотые косы и спустилась по ним в руки Прекрасного Принца? Или рискнула и свободно полетела, веря, что за все годы, наблюдая, как жизнь проходит мимо, она набралась достаточно сил, чтобы найти дорогу через лес?

Было так тихо, что Грейс показалось, что можно услышать журчание ручейка, который бежал за конюшней. Ей когда-то нравилось идти вдоль ручья, пока он не исчезал под землей у восточной границы их владений. Грейс подумала, ходила ли Каролина когда-нибудь вдоль ручья, и осталась ли в нем вода такой же холодной и чистой?

— Ты хочешь, чтобы я одна тащила этого несчастного сукина сына? — спросила Эмма Рэй.

— Нет! Я лучше поползу! — заявил Вилли, тяжело вздыхая.

— Пошли, Грейс. — Эмма Рэй схватила сестру за руку и повела ее к главному дому. — Ну как, теперь тебе хорошо?

— Да, — ответила Грейс.

— Девчонки, — пробормотал Вилли. — Клянусь Богом…

Он никогда бы не подумал, что у Грейс хватит храбрости. А может быть, и догадывался. Девочка, проявившая столько мужества, скача верхом на коне, должна быть достаточно смелой, чтобы отстаивать то, что действительно имело значение. Она унаследовала это от него точно так же, как и ее сестра.

Вилли улыбнулся и пошел пошатываясь к домику-вагончику, чтобы выспаться. Впереди у него большой день. Он собирался победить Хэнка Корригана, обойти его на прекрасном скакуне, который принесет его, Вилли, прямо на пьедестал для победителей.




Глава 9


Ворота стадиона распахнулись. Участники состязаний устремились на дорожки. Наездники и тренеры шли парами, изучая маршрут, знакомясь с препятствиями, планируя скачку. Грейс шла с Хэнком, и не потому, что он нуждался в ее советах, а из-за того, что не хотела оставлять его там одного, без поддержки со стороны кого-либо с фермы Кинга.

Судьи выносили свои решения, оценивая прежде всего внешний вид и технику. Но они были всего лишь людьми, а потому особенно в тех случаях, когда участники имели практически равное количество баллов, малейшая деталь могла определить разницу между первым и вторым местом.

Грейс дважды миновала Вилли с Джеми, проходя по кругу. В первый раз она была так сосредоточена, что только краем глаза смутно уловила их присутствие. Но, проходя второй раз по кругу, она, как ей показалось, уловила одобрительное подмигивание Джеми. Она не была уверена, к чему его отнести: к ореховому пирогу Улы, к ее проявлению воли в отношении Хэнка, а может быть, он просто по-дружески приветствовал ее и желал удачи, в которой нуждался не меньше самой Грейс.

Грейс чувствовала себя на удивление спокойно, учитывая все, что ей пришлось пережить накануне. Она еще не видела Каролину сегодня, но Эдди пообещал привести ее в ложу, где уже давно сидели Джорджия, тетя Рэй и Эмма Рэй.

Инспектор манежа в красной униформе приблизился к главной трибуне для встречи с официальными представителями. Грейс заметила, как он указал на часы. Настал момент очистить круг и закрыть ворота.

Такое бывает только на стадионе. Атмосфера накалилась от ожидания. Джорджию бил нервный озноб, и она вела себя так странно, что тетя Рэй подумывала, не должна ли она послать Фрэнка Льюиса за нюхательной солью.

— Дамы и господа, — заговорил диктор, призывая внимание толпы. — Настал момент, которого мы все ждали.

Зрители зашумели.

— Да, он настал, — повторил диктор. — Так что давайте поприветствуем появляющихся на стадионе участников Зимних Национальных Соревнований!

Хэнку выпало по жребию выступать шестым. Стоя в сторонке, где наездники отрабатывали прыжки, Грейс улавливала продвижение каждого участника по дистанции по реакции толпы. Аплодисменты означали, что наездник чисто выполнил прыжок; шумный вздох говорил о неудавшемся прыжке или падении.

Стоя рядом с Хэнком, она чувствовала его напряжение, хотя причин для такого волнения не было. Она сотни раз видела его на Выкупе. Хэнк знал коня, знал, что тому нравится, а что не нравится, его причуды. И дело было не в том, хорош ли Харви, просто Вилли не успел еще провести достаточно времени с ним.

— Победа у тебя в кармане! — сказала Грейс и быстро обняла Хэнка.

Тот хрустнул пальцами, вставил ногу в стремя и вскочил на Выкупа. Они были готовы к выступлению.

— …А теперь конь под номером 1434, Королевский Выкуп с фермы Кинга, владелец — Вилли Кинг, тренер — Хэнк Корриган, он же — наездник, — громко провозгласил диктор.

Толпа закричала, громко приветствуя своего давнего фаворита. Женщины в ложе Кингов неистово аплодировали. Каролина заулюлюкала и приложила два пальца к губам, пытаясь засвистеть. Даже Эдди захватило это действо.

Стадион притих, когда Хэнк приготовился к первому прыжку. Он прекрасно выполнил его. Стоя напротив через круг, Грейс поймала взгляд Каролины. Дочь подняла вверх руки, показывая, что перекрестила пальцы, желая Хэнку удачи. Грейс кивнула и внезапно обнаружила для себя нечто новое в своей роли родителя. В этот миг они были не просто (как будто это вообще когда-либо могло быть просто!) матерью и дочерью, но еще и двумя людьми, поглощенными прекрасным зрелищем, которое объединяло их.

Грейс увидела и еще кое-что: Эдди следил за ней и Каролиной. Но когда она решила улыбнуться ему, он вновь перевел взгляд на Хэнка, который совершил еще один чистый прыжок.

Он уже приближался к заключительной серии препятствий: кирпичная стена, ров с водой и панель с нарисованными абстрактными зелено-голубыми рисунками. Грейс подумала: «Эй, ну, давай же», — и перекрестила пальцы за спиной.

Хэнк выступил безукоризненно. Когда он закончил, началось ликование.

— Это было прекрасное выступление Королевского Выкупа! Номер 1434, — объявил диктор. — Мы увидим тебя на дополнительном круге на беге с препятствиями!

Возбуждение особенно чувствовалось в ложе Кингов. Каролина прыгала, не в силах сдержать радость. Она сделала знак Грейс, что хочет подойти к ней постоять у ворот. Грейс махнула:

— Иди!

— Папочка, я хочу пойти к маме, — сказала Каролина и начала перебираться через сиденья.

Эдди взглянул на Грейс, которая сделала рукой знак, чтобы он отправил Каролину к ней. Он отрицательно покачал головой. Он хотел, чтобы Каролина оставалась на прежнем месте, а не бегала вокруг стадиона среди всей этой толпы.

Грейс рассердилась, что он устраивает сцену из-за такой малости, но которая так много значила для Каролины. И для нее, оказывается, тоже. Ей хотелось, чтобы Каролина была рядом, переживала вместе с ней. Она жестом показала Эдди на Каролину, которая умоляла разрешить ей покинуть ложу.

В конце концов он согласился, но даже с такого расстояния Грейс увидела, что он недоволен. Она задумалась почему. Он не мог говорить с Каролиной о лошадях. Он едва умел ездить верхом, хотя она часто предлагала ему выезжать с ней, чтобы он мог увереннее держаться в седле. Неужели следующие десять лет они проведут в ссорах и в борьбе за власть над Каролиной?

Каролина также почувствовала его недовольство и забеспокоилась, что, возможно, огорчила его, не пожелав остаться с ним:

— Папочка, могу я поехать на праздник с тобой? — спросила она, стараясь успокоить его.

— Да. Посмотрим, — рассеянно произнес он. Джорджия, надев очки, изучала программу.

— Ну, до Вилли осталось еще трое. Я схожу в комнату для маленьких девочек, — сказала она. — Я провожу тебя до полпути, Каролина.

— Увидимся позже, божья коровка. Оставайся с мамой, сказал Эдди, когда Каролина с Джорджией выходили из ложи.

Эмма Рэй наклонилась и похлопала его по колену:

— Знаешь, Эдди, меня только что озарило.

— Я предупрежу медиума, — кисло отозвался он.

— Держу пари, что однажды ты и Грейс станете бесподобными взрослыми людьми. Хочешь кока-колу? Я пошла за кока-колой.

Он отрицательно покачал головой, не зная, как понимать ее слова.

— Ты привезешь Каролину на вечеринку? — спросила тетя Рэй.

— Я уверен, что Грейс не хочет видеть меня там, тетя Рэй, — ответил он.

— О! — она фыркнула. — Ты вдруг стал знатоком того, чего хочет Грейс.

— Нет, я знаток того, чего она не хочет. — Он угрюмо посмотрел через круг и увидел, что Каролина добралась до Грейс и они разговаривают с Хэнком. Не зная почему, он почувствовал себя исключенным из их общества. До этого момента он не собирался отправиться на вечеринку, но, может быть, об этом стоило подумать. Джорджия устраивала чертовски великолепный прием. Не стоит пропускать хорошую возможность повеселиться только из-за того, что он не разговаривает со своей в скором будущем бывшей женой.




— Держитесь свободно, — говорил Джеми, проверяя уздечку Харви.

Вилли поправил свой шлем, наблюдая, как Джеми возится с упряжью.

— Знаю, — буркнул он.

Мальчику надо расслабиться. Сам он чувствовал себя прекрасно. Лучше, чем когда-либо. Он спал как убитый и проснулся, чувствуя себя вдвое моложе. Эта медаль за первое место принадлежит ему. Они прямо сейчас могут выгравировать на ней его имя, чтобы он мог повесить ее над камином сразу же после скачек. И это — еще одно дело, которое ему надо уладить сегодня вечером. Он скучал по своей постели. Ему не хватало Джорджии. Он хотел домой.

— Я знаю, что вы знаете, — сказал Джеми. — Но на всякий случай повторяю вам!

Он держал поводья Харви, пока Вилли взобрался на коня, ему хотелось самому скакать сегодня на Харви.

— Ладно. Поехали.

Грейс поспешила к ним. Она похлопала Харви по загривку и посмотрела вверх на Вилли. Он слегка кивнул ей, показывая, что у него все прекрасно. Момент был слишком хорош, чтобы продолжать сердиться на нее.

— И, наконец, номер 1365, Имеющий Сердце, ферма Кинга, тренер — Джеми Джонсон и владелец Вилли Кинг на коне! — пронеслось над стадионом.

Толпа приветствовала его громкими аплодисментами. Один взгляд на него, такого красивого и величественного, верхом на великолепном коне, — и сердце Джорджии учащенно забилось.

— О Боже… — выдохнула она.

Тетя Рэй услышала ее возглас и похлопала по руке.

— Это просто мужчина на коне, девочка, ничего более, — сказала она. — Просто мужчина на коне.

Для тети Рэй, может быть. Но Вилли все еще оставался ее рыцарем, выехавшим, чтобы сразиться с драконами. Возможно, его доспехи уже слегка потускнели, но он остался таким же лихим молодым человеком, который ухаживал за ней и сделал ей предложение. Она любила его искренне и преданно. Ее сердце каждое мгновение было с ним, и она шептала добрые напутствия ему, когда он галопом пронесся по дорожке.

Глаза всех были устремлены на Вилли. Он держался с поразительной самоуверенностью, подлаживаясь к агрессивной иноходи Харви.

— Дай ему подойти поближе, — бормотал Джеми, грызя ногти.

Напряжение на стадионе возрастало. Грейс и Джеми обменялись взглядами. Отец обвинил ее в неверности, и, возможно, это было так, потому что какая-то часть Грейс больше всего хотела, чтобы победил Хэнк. Но она также желала, чтобы Вилли достиг заветной цели, которая так много лет ускользала от него.

Он приблизился к последней группе препятствий, перелетая через каждое, как будто у Харви выросли крылья. Зрители наградили его несмолкаемыми аплодисментами. Джорджия громко вздохнула, что вызвало презрительный взгляд у возмущенной тетушки Рэй.

Казалось, даже комментатор на миг забыл о своем нейтралитете:

— Итак, дамы и господа. Еще один чистый заезд представителя фермы Кинга! Вилли Кинг, номер 1365, на Имеющем Сердце! И у него действительно есть сердце! — провозгласил он.

Грейс и Эмма Рэй обе были рады за отца, они обменялись счастливыми улыбками. Несмотря ни на что, они не могли сдержаться. Он мог доводить их до безумия. Он мог раздражать их до невозможности. Но главное — они были и всегда будут дочками Вилли.




Джорджия молилась с закрытыми глазами.

— Боже милостивый, пожалуйста, пусть свершится правое дело, — шептала она. Она воспротивилась желанию спуститься на площадку ожидания во время перерыва и встретиться с Вилли перед вторым заездом. Теперь она пожалела об этом. Должно быть, он ждал, что она придет, а ей так хотелось принести ему счастье в следующем заезде. И она молилась за него, предоставив Господу решать, каков будет исход.

Наездница, только что закончившая выступление, ехала рысью обратно к воротам. Она чисто выполнила все прыжки, и толпа одобрительно аплодировала. Вилли почти не сказал ни слова Джеми, пока женщина находилась на площадке. Грейс, наблюдавшая за ним, решила, что никогда за всю жизнь не видела его так долго стоящим спокойно.

Теперь настала очередь Хэнка показать, сможет ли он подтвердить великолепное выступление в предыдущем заезде. Грейс держала Выкупа за уздечку, пока Хэнк садился на коня.

— Ты — хороший мальчик, — шептала она Выкупу. — Сделай этот заезд лучшим в его жизни.

Хэнк немного нервничал, но не подавал виду. Он казался уверенным в себе и в возможностях своего коня, приближаясь к перекладине, первой вертикальной преграде.

Грейс так и осталась стоять у ворот, мысленно преодолевая каждое препятствие вместе с Хэнком, безмолвно убеждая Выкупа сохранять спокойствие. Она знала, что конь сделает все, как надо. Она чувствовала его напряженную готовность, будто сама сидела на нем верхом. Выкуп был прирожденным спортсменом, он с восторгом рвался в бой. Он был натренирован выкладываться до конца. Она понимала его страстное стремление победить. Когда-то она сама испытывала это.

В то время как Джеми тихо говорил что-то Харви, Вилли стоял в одиночестве, прислушиваясь к реакции зрителей. Ему надо победить Хэнка. У него даже не возникало вопроса насчет этого. Другие участники были не в счет. Люди еще долгие годы будут говорить об этих соревнованиях. Вилли был совершенно уверен в себе, он был готов крикнуть Джорджии с круга: «Смотри, как я выиграю, милая».

Вилли знал, что она наблюдает. Он чувствовал, что она поддерживает его.

Стадион взорвался аплодисментами, когда Хэнк закончил выступление. Вилли догадался, что он также показал и хорошее время.

Вилли вскочил в седло и ждал, когда Хэнк освободит круг.

— Удачи, папа, — пожелала ему Грейс.

Вилли улыбнулся:

— Теперь дело не в удаче, дорогая. Теперь все зависит от мастерства.

Он продолжал улыбаться, проезжая мимо Хэнка, въезжавшего в ворота.

— С хорошим выступлением, сынок, — сказал он. Он мог позволить себе быть великодушным. Хэнк был хорошим человеком и великолепным тренером. Репутации фермы ничуть не повредит, если он займет второе место после Вилли на Национальных соревнованиях за Гран-При.

Вилли выехал на дорожку и мгновение упивался восторгом момента. Он оглядел зрителей, перевел взгляд на ложу своей семьи и увидел Джорджию. Она неистово махала ему рукой. Каролина сидела рядом с ней, и он знал наверняка, что она улыбается. Ей следовало улыбаться. Кинги завладеют Главным призом Зимних состязаний 1995 года.

Он сжал ногами бока Харви и понесся к первому препятствию.

Его семья как бы скакала рядом с ним. Они ни на миг не отводили глаз от него, пока он готовился к каждому новому прыжку, бросал беглый взгляд на мелькавшие мимо часы, аккуратно преодолевая препятствия различных форм и цветов.

Он скакал хорошо, но, по его мнению, недостаточно хорошо, чтобы побить время Хэнка. Последняя серия, три барьера подряд, еще были впереди. Он мог наверстать упущенное время, слегка подстегнув Харви.

Он приблизился к барьеру в центре и наклонил тело вперед. Его руки легко держали поводья, корпус был почти параллелен спине Харви. Он чувствовал, как Харви оценивает расстояние, увеличивая шаг, чтобы перелететь через препятствие.

Конь оторвался от земли, хорошо поджав ноги. Он почти преодолел барьер, но ошибся. Вилли почувствовал колебание в тот же миг, когда левое заднее копыто скользнуло по барьеру, этого оказалось достаточно, чтобы опрокинуть его на землю.

Толпа сочувственно застонала. Джорджия опустила голову, чтобы скрыть слезы, которые брызнули у нее из глаз от жалости к мужу. Широкая улыбка расползлась по лицу Хэнка, когда он встал и молча возблагодарил Бога за то, что тот даровал победу ему.

— За эту ошибку с номера 1365, Имеющий Сердце, снимается четыре очка, — объявил комментатор, когда Вилли уезжал с круга. — Но победа все же за фермой Кинга. Номер 1434, Королевский Выкуп, становится чемпионом Зимних Национальных Соревнований!

Стадион погрузился в темноту, только прожектора плясали по кругу. Зрители одобрительно орали.

— Давайте поприветствуем победителя! Хэнк Корриган на Королевском Выкупе — новый чемпион Зимних Национальных Состязаний, ему вручается сто тысяч долларов…

Когда Хэнк выехал на Выкупе, чтобы совершить круг почета, весь стадион поднялся, чтобы стоя устроить ему овацию.

В суматохе, в темноте Грейс искала своего отца на предстартовой площадке. Она была рада за Хэнка, что тот завоевал первый приз. Но ей было очень жаль Вилли, ведь она знала, как ему больно. Этот год должен был стать годом Выкупа, и он заслуженно победил. А Вилли решил испытать судьбу и проиграл.

В следующем году, возможно, настанет его черед стоять в свете прожекторов. Грейс верила, что он снова рискнет и будет добиваться звания чемпиона.

Кто-то позвал ее. Ее требовали на круг. Она поспешила туда, чтобы принять поздравления и приз ферме Кинга. Ей удалось обнять Хэнка до того, как его утащили фотографироваться с Выкупом в пышном убранстве победителей: белая лента вокруг шеи Выкупа, медаль у Хэнка, голубая, красная и желтая ленты на уздечке коня.

Вилли нигде не было видно, когда диктор объявлял призера, занявшего второе место:

— Второе место на Зимнем Национальном чемпионате завоевал номер 1925, Вид Шулера! Владельцы — Шейла и Мартин Адриан и Брайан Скотт, тренер-наездница — Шерри Мак!

Джорджия схватила за руку Эмму Рэй. Вилли, должно быть, убит горем. Проиграть Хэнку — это одно, но прийти третьим… Она двинулась к выходу из ложи. Она должна найти его.

— Третий приз присуждается номеру 1365, Имеющий Сердце, владелец и наездник — Вилли Кинг, тренер — Джеми Джонсон, сказал диктор.

И Вилли появился, потому что, нравилось ему или нет, должен был занять свое место на кругу, чтобы принять желтую ленту третьего призера. Он умудрился слабо улыбнуться, затем отступил в сторону, в то время как Хэнк позировал перед фотографами.

— Дамы и господа, — гремел громкоговоритель. — Наш чемпион 1994–1995 года — ферма Кинга, номер 1434! Королевский Выкуп! Владелец — Вилли Кинг, тренер, примчавшийся на нем к победе, Хэнк Корриган!

Широко улыбаясь, Хэнк галопом совершил круг почета под крики и аплодисменты всего стадиона. Люди устремились вперед, чтобы поздравить Джорджию и остальных. Джорджия улыбалась и кивала головой, но единственное, чего ей хотелось, это найти Вилли и увести его домой. Круг почета для победителей должен был стать еще одним испытанием для него, так как Вилли пришлось плестись в хвосте третьим, в то время как Хэнк получил львиную долю аплодисментов.

Конечно, она могла бы сказать мужу, что включать в состязания Харви было ошибкой. Но он не нуждался в ее советах, он просто отмахнулся бы от нее. Упрямец Вилли. Он никогда ничему не научится. Ну и что? Она вышла замуж за него, чтобы им вместе переживать и радости, и невзгоды, она и сейчас предпочла бы его любому мужчине в стране — включая и Фрэнка Льюиса.




Веселье было в самом разгаре. Люди заходили отпраздновать с Кингами их победу и поднять тост за их двойной успех. Пробки от шампанского летели во всех направлениях, спиртное лилось рекой. Пришел Вилли, широко улыбаясь, пожал руку Хэнку и пробормотал что-то вроде того, что ему надо пойти переодеться.

Когда Грейс вошла в сопровождении Каролины, Даб с другими конюхами поднимал тост за Хэнка и Выкупа. Каролина бросилась в объятия Хэнка и так крепко вцепилась в него, что Грейс пришлось просить ее слезть с его шеи. Когда она, наконец, отцепилась от него, настала очередь Грейс оказаться в медвежьих объятиях Хэнка, конец которым положил только очередной выстрел шампанского.

Джорджия следила за тем, чтобы каждому гостю было оказано внимание. Она заметила Вилли, когда тот вошел, а потом она несколько раз оглядывала помещение, пытаясь отыскать его в толпе. В конце концов она позвала Эмму Рэй и поручила ей позаботиться, чтобы у всех хватало выпивки, а сама отправилась на поиски Вилли.

Он успел дойти лишь до раздевалки. Он только снял шляпу и отряхивал с нее пыль, когда Джорджия открыла дверь. Вилли стоял спиной к ней, но она увидела, что его плечи тяжело вздымаются. Она подошла к нему сзади и прислонилась к нему. Она услышала всхлипы, которые он тщетно старался подавить, и ей захотелось, чтобы у нее нашлись силы заглушить его боль.

Как будто прочитав ее мысли, он повернулся и обнял ее.

— Это не из-за лошадей, — пробормотал он.

Джорджия почувствовала еще большую любовь к нему за эти слова:

— Пошли, дорогой. Пошли домой, — ласково произнесла она.




Прием в конюшне был только преддверием к главному торжеству на ферме. Огромный навес был натянут над большой лужайкой за главным домом, сверкающим огнями. Джорджия так спланировала поток движения, чтобы люди входили через главную прихожую, где дюжины свечей создавали красивое, теплое сияние, и проходили через дом на задний двор.

Еще больше свечей мерцало на столах, расставленных под навесом, разделенным на столовую и место для танцев. Многие гости уже танцевали под настоящий оркестр, в то время как другие выстроились у двух длинных столов, которые ломились от зажаренных целиком туш телят, домашней ветчины и густого винного соуса к мясу, домашнего печенья, испеченного Улой, початков отваренной кукурузы, картофельного пюре и свежих овощей. Между двумя столами стоял один круглый поменьше, в центре которого красовалось огромное блюдо с креветками, доставленными свежими сегодня утром самолетом с залива.

Вилли с бокалом в руке циркулировал среди толпы, крича приветствия и развлекая каждого встречного баснями о гениальности Хэнка и о неповторимости Выкупа. Музыка заставляла людей скакать и потеть. Каролина со своими друзьями завели хоровод, дети безумно хохотали, пока, по просьбе Эммы Рэй, оркестр не заиграл «Я могла бы танцевать всю ночь» — песню, бывшую популярной в тот год, когда обручились ее родители. Вилли нашел Джорджию среди толпы и вывел ее на танцевальную площадку. Она положила голову ему на плечо и поплыла в вальсе, ведомая им, будто они всю жизнь танцевали только вдвоем. Хотя почти так и было.

Грейс внимательно следила за ними с края площадки и думала, какими влюбленными они все еще выглядят после почти сорока лет совместной жизни. Ей тоже хотелось такого для себя. Она огляделась вокруг. Эдди нигде не было видно.

Эмма Рэй остановилась поприветствовать тетушку Рэй и ее подруг, которые столпились у одного из столов, отдавая должное креветкам Джорджии. Она отошла, смеясь над одной из шуток тети Рэй и подошла с бокалом шампанского к Грейс.

— Все прекрасно, дорогая, — сказала она.

— Да, — Грейс потягивала шампанское. — А тот парень придет?

Эмма Рэй отрицательно покачала головой:

— Думаешь, я когда-нибудь смогу найти парня, который бы тайно не надеялся, что я нуждаюсь в чьей-либо помощи?

Грейс улыбнулась и поцеловала сестру в щеку. Никто так не заслуживал прекрасного мужчину, как ее сестра.

— Это неизбежно, — заверила она ее.

Их родители провальсировали мимо и послали им воздушный поцелуй. Джорджия подмигнула им из-за спины Вилли.

— Именно это мне нравится в папе, — сказала Эмма Рэй. — Даже проигрывая, он выигрывает. — Она подняла свой бокал и чокнулась с Грейс.

— За ветеринарную школу.

Грейс выпила за это и за все, что будущее еще готовит для нее.




Оказалось, что Джеми в дурном настроении забрался в конюшню. Именно так поступил бы и Вилли в его возрасте и в его положении. Джеми тяжело уселся на пол в стойле Харви, уперевшись локтями в колени, и выглядел так, будто желал напиться или чтобы его уложили в постель. А может быть, и то, и другое.

Вилли наклонился через дверцу стойла:

— Сынок, я думаю, ты прав. Я ни черта не знаю. Или просто я — дерьмо?

Джеми пожал плечами:

— Как угодно, — сказал он, давая понять, что не в настроении общаться.

Просто он был еще ребенком. Ему предстояло еще многое узнать о важных вещах в жизни. Вилли надеялся, что Эмма Рэй и Джеми заинтересуются друг другом, но между ними, похоже, не вспыхнуло ни искорки. Но если уж у него нет женщины, то пусть по крайней мере будет конь.

— Забирай его с собой, — сказал Вилли. — На следующий год приезжай выступать на нем сам. Я заплачу тебе его цену. — Он захихикал, увидев изумленное выражение лица Джеми. — Я совершаю только один порядочный поступок в год, так что я предлагаю тебе поймать меня на слове. А теперь пошли в дом и выпьем, сынок. Ты заслужил хотя бы это.

Закончив дело, Вилли решил вернуться к гостям. Но Джеми не трогался с места, чтобы последовать за ним. Вилли не любил нытиков. С людьми случается всякое. Надо все преодолевать и двигаться дальше.

— Пошли. Позволь этому коню тоже отдохнуть, — приказал Вилли.

Джеми встал и пожал ему руку. Он улыбался, спеша на вечеринку вместе с Вилли.

Навес уже в прямом смысле ходил ходуном. Джеми отправился искать Грейс и нашел ее беседующей с какой-то женщиной, которая, судя по всему, никогда не сидела на лошади.

— Эй, — он коснулся руки Грейс. — Потанцуем потом?

— Заметано, — Грейс улыбнулась, обрадовавшись его предложению.

Джеми прошел к бару и натолкнулся на Хэнка:

— Мои поздравления, — произнес он, пожимая руку победителю.

— Спасибо. — Хэнк похлопал Джеми по спине, стараясь показать ему, что лучше всех понимает его разочарование.

— Я буду рад, когда этот проклятый год закончится, — сказал Джеми.

Хэнк сочувственно кивнул:

— До встречи в следующем году, дружище.




Эдди все еще так и не решил, уместно ли его появление на вечеринке, но раз он оказался на ней, то собирался хоть немного повеселиться, даже если это убьет его. Он никак не предполагал, что Вилли захочет поговорить с ним по душам. Теперь же, когда его тесть уставился на него, схватив за плечо, он понял, что пришел именно ради этого.

— Сынок, знаешь, иногда человек не ценит то, что имеет, пока не потеряет это. Ты понимаешь, что я имею в виду? — спросил Вилли.

— Эй, уж кто бы говорил! Рад вас видеть, — ответил Эдди и подумал: «У папаши крепкие нервы. Можно только восхищаться им за это».

Теперь, наладив отношения с Джорджией, Вилли твердо решил заставить Эдди помириться с Грейс.

— Я не уверен, что ты до конца осознаешь свои обязанности, — угрюмо произнес он.

— Неужели? — с сарказмом спросил Эдди. — А как вы думаете, что я здесь делаю? Вы считаете, я пришел сюда веселиться?

Вилли кивнул, хотя и не понимал, к чему клонит зять. Он вновь попытался заставить его осознать то, что только что понял сам:

— Знаешь, теперь здесь многое изменится. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Аминь, брат, — в тон ему отозвался Эдди.

Разговор не получался таким, как планировал Вилли. Пораженный ответом Эдди, он пошел пригласить жену еще на один танец.

— И мои поздравления, что вас пустили ночевать в дом! — крикнул Эдди ему вслед.

С противоположного конца навеса Грейс заметила, что Эдди беседует с ее отцом. Интересно, что они задумали на этот раз. Ее удивило появление Эдди, и она надеялась, что он не подготовил ей еще каких-нибудь неприятных сюрпризов. Грейс заставила себя сосредоточить внимание на Мэри Джейн, которая нудно зациклилась на каком-то вопросе о книге по кулинарии.

— Так в чем вопрос? Сделать выбор между ореховым пирогом со сладким картофелем и клубничным салатом?

— Нет, мы хотим включить оба эти рецепта. Просто дело в том… — Мэри Джейн прикусила губу. — Ты хочешь, чтобы было указано твое имя?

Ее поведение вызвало у Грейс подозрение, что дело не только в рецептах:

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

— Ну, предельный срок для сдачи в печать — понедельник… — Мэри умолкла, потом огляделась, как бы надеясь, что кто-нибудь подойдет и подаст ей бокал вина.

— И? — подсказала ей Грейс.

— Ну, Грейс, мне бы не хотелось заострять на этом внимание, — осмелившись, произнесла Мэри Джейн, — но я слышала, что вы с Эдди разводитесь.

Грейс чуть не выронила бокал с шампанским:

— Откуда ты узнала?

Готовая с радостью стать источником информации для Грейс, Мэри Джейн шагнула ближе и понизила голос:

— Ну, Эдна сказала Надин, которая рассказала Китти, которая передала мне, что она видела Эдди за ленчем с Джеком Пирсом, самым отъявленным пройдохой по бракоразводным делам в городе. Тебе следует постараться нанять его, если Эдди еще не сделал этого, потому что, когда Бетси и Бо Беркли расставались, он припер ее к стенке. Я имею в виду, она села в лужу!

Грейс была возмущена до предела. Но Мэри Джейн являлась просто пустоголовой сплетницей, которая, вероятно, все еще злилась на Грейс за откровение насчет Калхауна и официантки из бара. Истинный виновник стоял невдалеке, напиваясь с одним из своих приятелей.

— Мэри Джейн, мне придется вновь обратиться к тебе насчет имен, — сказала она как можно более приятным тоном.

— Ты знаешь, что на самом деле странно? — слащаво произнесла Мэри Джейн. — Я всегда считала вас с Эдди идеальной парой. Но если у тебя когда-нибудь возникнет потребность поговорить…

Грейс не стала дожидаться конца фразы.

— Привет, Фрэнк, как поживаешь? — она мимоходом поприветствовала своего друга, а потом сказала: — Извини, Эдди, мне надо минутку поговорить с тобой.

Прежде чем он успел открыть рот, Грейс затащила его в дальний угол навеса.

— Эдди! — прошептала она. — Мэри Джейн Рид только что сообщила мне, что мы с тобой разводимся.

Он пожал плечами:

— А что, она — медиум?

— Она сказала, что тебя видели за ленчем с Джеком Пирсом, проклятым Бешеным Псом.

— Грейс! — воскликнул он настолько громко, что она зашикала на него. Он заговорил тише: — Я сказал, что мы должны встретиться с юристами. Ты поговорила со своим, не так ли?

— Я только договорилась о встрече, — солгала она. — Но не в этом дело. Ты не мог бы просто быть немного более тактичным?

— Тактичным! — зашипел он. — Тебя следовало бы оштрафовать на пятьсот долларов только за то, что ты произнесла это проклятое слово!

Господи, ей никогда не удастся загладить свою вину! Ее удручала мысль, что он все еще злится на нее.

— Ладно, ладно! — уступила она. — Мне просто невыносима мысль, что все это происходит на этом проклятом пикнике. И все это, вероятно, появится в чертовых газетах…

— Ты права! Давай прямо сейчас покончим с этим! — заявил Эдди, схватил ее за руку и рванул к танцевальной площадке.

— Эдди, что ты делаешь? Отпусти! — сердито шептала она, стараясь вырвать руку.

— Нет! Давай разберемся. Пошли! — настаивал он.

Оркестр закончил играть медленную, романтичную балладу. Наступила пауза, во время которой руководитель оркестра произнес:

— Хорошо, давайте немного оживим обстановку!

— Нет, Эдди! Нет! — яростно твердила Грейс. После того, что они когда-то испытывали друг к другу, она была просто не в силах танцевать с ним сейчас, когда он так ненавидел ее.

Но было уже слишком поздно. Оркестр заиграл быструю мелодию, Эдди поймал ее в ловушку. Он схватил Грейс за руку и без всяких усилий крутанул ее, несмотря на все ее попытки сопротивляться. Он метнул на нее дьявольский взгляд, разворачивая Грейс обратно к себе. Она вспомнила этот взгляд и сразу же поняла, что он задумал.

— Нет! Не смей! Только не двойной датч, Эдди! — завопила она.

Но ее крики протеста лишь подзадорили его. Он ухватил Грейс за обе руки и в четком ритме будоражащей душу песни заставил ее крутиться под мостиком из их поднятых вверх рук.

Эдди не имел понятия о верховой езде, но был первоклассным танцором. Даже несмотря на все ее попытки вырваться, они запросто оказались лучшими танцорами на площадке. Грейс летала от него и к нему, вверх и вниз, в головокружительной последовательности движений, возвращающей ее мысленно к временам колледжа.

Когда Эдди крутанул ее в очередной раз, она поняла, что на них смотрят. Ну уж и вид, должно быть, у них, собирающихся вскоре назваться бывшими супругами, беснующихся, как пара подростков.

— Я готова убить тебя! — завопила она, когда он крутанул ее к себе.

— Нет, ты меня не убьешь, — усмехнулся он. — О'кей, теперь раскачайся и сделай большой круг.

Все остальные освободили площадку и образовали гигантский круг, в центре которого были они, вертевшиеся, как пара кружащихся в вихре дервишей.

— Это не смешно! — прошипела она, когда он резко притянул ее к себе, схватил за руку и понесся бешеной рысью.

— Вот так, — прошептал он.

И вдруг она поняла, что он прав. Было весело, и она правила бал. Грейс перестала сражаться с мужем, позволила сердцу взять верх, а телу — следовать за ним. Теперь они двигались по-настоящему, танцуя совершенно синхронно, как делали когда-то, и между ними возникло взаимное притяжение, такое же, как на фотографии в ее альбоме.

Песня почти закончилась.

— Вверх и через меня? — спросил он.

— Ладно, — выдохнула она.

И, как если бы они практиковались много дней, он отвернулся от нее и ловко подбросил вверх и через спину, приземляя с глубоким двойным выпадом к себе на колено именно в тот момент, когда песня закончилась.

Раздался взрыв аплодисментов, крики с просьбами повторить.

Они стояли на расстоянии нескольких дюймов, глядя в упор друг на друга. Им не нужны были слова. При других обстоятельствах они обменялись бы поцелуями, преодолев это ничтожное расстояние, разделявшее их. Но в данном случае о поцелуе не могло быть и речи.

Снова зазвучала музыка, и на сей раз медленная музыка вернула людей на площадку.

— Подобающий конец, — печально произнесла она, думая о фотографии на студенческой вечеринке.

— Я искренне прошу прощения, — мягко сказал Эдди.

Очарование было разрушено Каролиной, которая влетела в пространство между ними и обхватила отца за талию.

— Потанцуй со мной! — стала умолять она. — Потанцуй со мной!

Эдди оторвал взгляд от Грейс и улыбнулся дочери. Затем он подхватил ее на руки и заскользил по площадке. Грейс смотрела им вслед, тяжело вздыхая, ощущая ком в горле, ставший теперь таким привычным. Они были ее семьей. Без них она — только третья часть целого. Ей все еще хотелось этой целостности. А ему?

Чья-то рука легла ей на плечо. Она удивленно подняла глаза, а Вилли взял ее за вторую руку и повел в вальсе на площадку.

— Держу пари, ты и не подозревала, что еще способна на такое! — пошутил он.

— Привет, папа, — сказала она, обуреваемая эмоциями, которые трудно было выразить словами.

— Привет, дорогая.

Минуту они танцевали молча, пока Грейс приходила в себя. Вилли крепко и ласково прижимал ее к груди. На этот раз он интуитивно понял, что чувствует дочь.

— Ты хорошо выглядел там сегодня вечером, — проговорила она.

Это все еще оставалось болезненной темой для него:

— Я выглядел нормально.

— Я гордилась тобой.

— Я тоже гордился тобой.

— Папа, извини… — Она хотела сказать не совсем это, но в этот момент ничего лучшего не могла придумать.

— Не извиняйся. — Он улыбнулся.

Она улыбнулась ему в ответ, и боязнь заплакать отступила:

— Не буду.

Эдди и Каролина танцевали в нескольких шагах от них. Он кружил ее намного спокойнее, чем когда танцевал с Грейс. Дочь откинула назад голову и смеялась так непринужденно, что Грейс захотелось, чтобы она всегда оставалась такой, маленькой смеющейся девочкой. В этот момент очень красивая молодая женщина в плотно облегающем платье постучала Каролину по плечу, желая разбить их пару. Эдди посмотрел на нее и улыбнулся. Затем он отрицательно покачал головой, подхватил Каролину и закружил ее по площадке.




Наступала ночь. Толпа постепенно редела. Оркестр все еще продолжал играть, но в основном медленные мелодии. Грейс вспомнила, что в колледже они называли их песнями «под уход». Ей удалось наконец-то утащить Каролину спать в одну из комнат для гостей. Грейс заметила Эдди, покидающего навес, возможно, чтобы поцеловать дочь и пожелать ей доброй ночи. Она и сама уже собиралась уходить, когда к ней подошел Джеми и напомнил об обещании потанцевать с ним.

— Я, правда, не умею танцевать, как твой муж, — предупредил он ее.

— Слава Богу. — Она засмеялась, почему-то обрадовавшись, что он видел их.

Они легко вошли в ритм, что удивило их обоих. Джеми оказался хорошим танцором, хотя и очень отличался от Эдди. Он был менее требовательным, меньше выставлял себя напоказ, и это заставило ее подумать, каким он мог бы оказаться любовником. Положив голову ему на грудь, она услышала биение его сердца. Она закрыла глаза, уткнувшись в его подбородок, и позволила ему вести себя.

Ее глаза все еще были закрыты, когда она проскользила в танце мимо Эдди, который наблюдал за ней все время, пока она танцевала с Джеми. Его лицо напоминало маску, но Вилли, подошедший к нему сзади, догадался по его позе, что его зять не чувствует себя счастливым человеком.

— Ну, сынок, тебе повезло заполучить ее когда-то, — весело сказал он.

Эдди покачал головой и отвернулся:

— Это было неудавшимся чудом.




Глава 10


В память о былых временах и потому, что обе чувствовали себя очень глупо, Грейс и Эмма Рэй решили переночевать в своей прежней спальне, в окружении вещей, напоминавших им детство: обои в цветочек были увешаны фотографиями и рисунками лошадей и дюжинами призовых лент. Сестры шептались до тех пор, пока у них не стали слипаться глаза. Грейс тотчас же крепко уснула, и ей приснилось, что она скачет на неоседланном Харви, сидя за спиной у Эдди, со свободно развевающимися волосами, как у леди Годивы.

Затем этот сон сменился другим, и она оказалась одна в обветшалом старом доме, встревоженно ища по комнатам потерявшуюся Каролину. Ей было страшно, и не только потому, что она не могла отыскать Каролину, но еще и оттого, что дом казался угрожающим, полным завывающих привидений и демонов. Двери хлопали, открываясь и закрываясь, а когда она поднималась наверх, доски скрипели у нее под ногами. Она остановилась и закрыла глаза, но скрип продолжался, и ей показалось, что в доме еще кто-то есть, преследующий ее и старающийся не дать ей добраться до Каролины.

Дверь с визгом отворилась. Грейс заставила себя открыть глаза и вдруг поняла, что это уже не сон. Скрип исходил от половиц в коридоре. В комнате на самом деле кто-то был. На пороге стоял мужчина, всего в нескольких футах от ее кровати. Она открыла рот, чтобы закричать, но мужчина подскочил к ней и закрыл ей рот рукой.

— Грейс, это я, — поспешно прошептал Эдди. — Пожалуйста, ради Бога, не буди Эмму Рэй!

Он приложил палец к своим губам, умоляя ее не шуметь, и подождал, пока ее глаза скажут ему, что она понимает, о чем он говорит.

— Что ты делаешь здесь? — прошептала она.

— Я должен поговорить с тобой, Грейс. Мне было весело сегодня вечером.

— Мне тоже, — отозвалась она, думая, неужели снова видит сон.

— Грейс, было ли когда-нибудь такое время… — Он замолчал, так как Эмма Рэй повернулась на другой бок. Эдди распластался на полу и не сел снова, пока не убедился, что Эмма вновь крепко уснула.

— Боже, при одном взгляде на нее у меня болят яйца, пробормотал он.

Их лица были совсем близко, чуть ли не соприкасались.

— Что? — Она хотела, чтобы он закончил свой вопрос.

— Помнишь, какими неистовыми мы когда-то бывали каждую ночь… помнишь? — прошептал он.

— Да.

— Хорошо. Помнишь ту ночь, когда ты сказала мне, что мы зачали Каролину? Помнишь, ты сказала, что поняла это? В ту ночь? Что ты почувствовала это?

— Да.

— Я тоже почувствовал это. Я хотел сказать тебе об этом.

— Хорошо, — произнесла Грейс, ощущая его дыхание на своем лице.

— А помнишь, как я сказал… что, когда я предложил тебе выйти за меня замуж, то не думал, что ты скажешь «да»?

У нее каждый раз начинало болеть сердце при мысли об этом:

— Да.

— Я надеялся, что ты согласишься, — прошептал он.

— И я согласилась, — тихим шепотом напомнила она ему.

— Знаю. А ты не считаешь, что мы могли бы начать все сначала?

Грейс пыталась разглядеть его глаза в темноте, вспоминая, как это было тогда. Ей хотелось верить, что сейчас он говорит правду, но ей было так же страшно, как несколько минут назад во сне.

— Да, — шепнула она. — Я не знаю.

— Я тоже. Но об этом стоит подумать. — Он поколебался, затем сказал: — Я пойду.

— Ладно, — отозвалась Грейс, чувствуя в горле ком от подступивших слез.

Эдди взял ее лицо в свои руки и поцеловал с такой страстью, что комок мгновенно исчез. Их поцелуй был таким долгим, что ей казалось, будто она падает вниз, куда-то в длинный, темный туннель, и может удержаться только за Эдди.

— Постарайся все вспомнить, — шепотом произнес он.

— Хорошо.

— Я люблю тебя, Грейс, — сказал Эдди и выскользнул из комнаты так же тихо, как и вошел.

С бешено колотившимся сердцем она прислушивалась к его шагам в коридоре и смотрела на темное пустое место, где только что был он.

— Грейс! — шепотом окликнула сестру Эмма Рэй со своей постели.

— Знаю, — ответила она. Грейс отбросила одеяло и на цыпочках поспешила за ним. — Эдди! Подожди! — тихо окликнула она, затем осторожно спустилась по лестнице, точно зная, куда ступать, чтобы ступеньки не заскрипели. Муж ждал ее внизу у лестницы.

— Эдди? Я помню все, — сказала она, прижимая его к стене.

— Да? — удивился он.

— Каждое мгновение.

— И бассейн Джона и Сю Кун?

Грейс прижалась ртом к его губам:

— Как будто это было вчера. А помнишь дом Талли на острове Джекилл?

Он тоже стал целовать Грейс, касаясь ее языка:

— О, да, — простонала она.

Грейс обхватила его ногами, и Эдди поднял ее и понес в гостиную. Там он положил ее на диван и лег вместе с ней. Она перекатилась на него и принялась жадно целовать его вновь и вновь.

— Помнишь это? — выдохнул он.

Грейс смеялась и стонала от страсти.

— Поле Такера за колледжем, — прошептал Эдди.

Грейс оторвалась от него и спросила:

— Где? — Но увидев выражение паники на его лице, она сжалилась и засмеялась, признаваясь, что пошутила, и он притянул ее обратно, чтобы снова поцеловать.

— А дом Хилтопа на Харперс Ферри? — пробормотала она, когда их тела слились воедино.

— Я хочу тебя, Грейс, — сказал он. — Прямо сейчас.

Они провели там вместе всю ночь. Они занимались любовью, словно впервые, словно всю жизнь берегли себя друг для друга и ради этого мгновения. Они вели себя очень тихо, чтобы никого не разбудить, но их глаза, уста и тела красноречиво выражали подавляемые ими страстные вскрики.

Шепча слова любви, они вновь открывали то, что знали всегда, но как-то подзабыли. В сердце у каждого из них был сокровенный уголок, и это место не мог занять никто другой. Они разговаривали и занимались любовью, смеялись и опять занимались любовью, вспоминая, что было у них, когда их любовь была еще чистой и только зарождалась. Эдди и Грейс говорили о том, какими они стали, живя вместе, и как исправить то, что не получилось. Они избегали разговора о будущем, так как оба знали, что их боль еще слишком остра, чтобы строить планы или давать трудно выполнимые обещания.

Эдди ушел на рассвете, когда солнце еще только всходило и на горизонте появились первые красные и пурпурные краски. Грейс проводила его до двери и несколько раз глубоко вдохнула прохладный утренний воздух. Потом она поцеловала его на прощание и поспешила наверх в спальню. Она тихо скользнула в постель, улыбаясь и обхватив себя руками, она прислушивалась, как его машина зашуршала шинами по дорожке.




Казалось, так бывало всегда: независимо от того, какая чудесная и ясная стояла погода во время воскресных соревнований, последующие дни неизбежно были холодными и сырыми. Сама же Грейс была убеждена, что серые, хмурые небеса являлись для природы способом выразить всеобщий спад настроения после такого вихря эмоций и сильных переживаний.

Сырая, мрачная атмосфера вовсе не вязалась с ее приподнятым, преисполненным надежд настроением. У нее было такое ощущение, будто она отправляется в чудесное, полное приключений путешествие, захватывающее и в то же время заставляющее нервничать, полное непредсказуемых событий и поворотов. Она не представляла, куда ее может привести это путешествие, но неизвестность только усиливала возбуждение.

Сначала Грейс заглянула в конюшню. Оттуда она собиралась забрать Каролину на прогулку на лошадях по лесу, которую обещала себе и дочери уже несколько месяцев. Они решили поехать на неоседланном коне. «Как она видела себя во сне о леди Годиве», — вспомнила она, когда они выехали из конюшни.

Теперь двор уже почти опустел, трейлеры загрузили, все уехали. Ферма казалась непривычно опустевшей, хотя большинство работников находились там и занимались уборкой. В дальнем конце двора Даб с еще одним конюхом грузили Харви на прицеп Джеми, уже прицепленный к его грузовику. Грейс огляделась вокруг в поисках Джеми и увидела его беседующим с Хэнком. Собранная в дорогу сумка лежала у его ног, и он выглядел готовым отправиться в путь. Грейс подъехала и соскочила с коня, в то время как Каролина решила сделать несколько кругов по полю.

— Держу пари, вы рады, что уматываете отсюда, — сказала Грейс, идя с ним к его грузовику.

— Это было… интересно, — произнес он.

Они улыбнулись друг другу, а потом она сказала:

— Я рада, что нам удалось потанцевать.

Грейс услышала шуршание гравия за спиной: по дороге приближалась машина Эдди. Он заметил ее, но не повернул к конюшне, а продолжал двигаться по дорожке к дому ее родителей.

— Увидимся в следующем году, — сказал Джеми.

Она кивнула:

— Я буду здесь.

Он ковырял землю носком сапога. Казалось, ему не хочется уезжать.

— Заскакивай, — предложил он, указывая на переднюю дверцу. — Она не закрыта.

Грейс улыбнулась. Сегодня ей предстояло быть в другом месте. Они обнялись на прощание, и она подумала, как ей было приятно танцевать с ним.

— Может быть, в другой жизни, а? — вымолвил он.

— Как знать… — Грейс улыбнулась. — Пока еще эта жизнь не кончилась.

Джеми криво усмехнулся и забрался в кабину грузовика. Он включил зажигание, махнул на прощание и выехал на дорожку. Она проследила за грузовиком, пока тот не скрылся в конце дороги. Подъехала Каролина. Она подалась вперед, и Грейс взобралась на коня и взяла поводья.

Они ехали через поле к главному дому, где на дорожке стоял Эдди, поджидая их. Он выглядел очень серьезным, чуть ли не испуганным, пока Грейс не улыбнулась. Тогда он тоже улыбнулся, и место, которое она отвела для него в своем сердце, совершенно заполнилось теплом и любовью.

— Я не забыла тебя, — произнесла Грейс.