Птицы
Дафна дю Морье








На людей начали нападать птицы. Причина агрессии непонятна и защититься практически невозможно. Люди, пытавшиеся спастись в укрепленных домах, понимают, что долго не продержатся…






Дафна дю Морье

Птицы



В ночь на третье декабря переменился ветер и наступила зима.

Ушедшая осень выдалась мягкой и теплой. Багряные листья еще не успели облететь с деревьев, и живая изгородь полей сохраняла свои краски. Комья земли жирно отблескивали там, где их отвалил плуг.

Нат Хокен за фронтовое ранение получал инвалидный пенсион и на ферме работал не все время, а только три дня в неделю. Семейная жизнь, дети не ограничивали его в выборе круга общения, и все же порой его тянуло к уединенности. Ему доставляли удовольствие поручения подправить берег или починить воротца на дальнем конце полуострова, где море окружало поля с трех сторон. Ближе к полудню Нат останавливался и подкреплялся мясным пирогом, который ему выпекала жена. Потом, сидя на скалистом утесе, Нат наблюдал за птицами.

Осенью их огромные стаи наводнили полуостров: неугомонные, беспокойные, проводящие все время в движении; то кружащие в облаках, то опускающиеся на свежевспаханное поле, чтобы покормиться. Однако даже тогда они склевывали корм без спешки, без видимого желания, как будто не испытывали голода.

Беспокойство снова поднимало их в небо. Кричащие, посвистывающие, зовущие, они проносились над спокойным морем и покидали берег. Что заставляло их спешить, суетливо перелетать, взмывать и скрываться из виду? Куда и зачем летели они? Осенняя пора, печальная, скоротечная, околдовывала, подгоняла птиц, и, пока не пришла зима, они должны были рассеиваться в движении.

Возможно, думал Нат, осень принесла какое-то известие, какое-то предупреждение птицам. Зима приближается. Многие из них погибнут. И как люди, предчувствующие преждевременную смерть, занимают себя весельем или работой — точно так же вели себя и птицы: их поведение словно говорило — завтра мы все умрем.

Птицы и в самом деле казались более беспокойными, чем обычно в этот сезон года. Их возбуждение было тем заметнее, что день стоял спокойный и тихий. Среди западных холмов вверх и вниз прокладывал свой путь трактор мистера Тригга, и Нат, сидя на уступе, видел, как на очередном круге и машина, и человек в ней на мгновение скрылись в огромном облаке кружащихся, галдящих птиц.

Когда рабочий день закончился, Нат напомнил о происшествии мистеру Триггу.

— Да, — отвечал фермер, — сейчас птиц и впрямь больше, чем обычно. Совсем не боятся людей; наверное, погода скоро изменится. Зима будет суровой, поэтому птицы и беспокоятся.

Фермер оказался прав. Этой же ночью погода переменилась.

Окна спальни Ната выходили на восток. Около двух часов ночи он проснулся и услышал, как в каминной трубе завывает ветер. Сухой и холодный ветер с востока. Пустота в дымоходе глухо отвечала его порывам; отставшая черепица колотила по крыше. В бухте вдали ревело море. В маленькой спальне стало заметно прохладнее; Нат подтянул одеяло и теснее прижался к спине спящей жены. Однако сон не возвращался; вместо него в сердце заползали странные, беспричинные предчувствия.

Вслед за тем он услышал постукивание по оконной раме — негромкое, настойчивое. Раздраженный звуком, Нат поднялся с постели и подошел к окну. Как только он открыл створки, что-то скользнуло по его руке, царапая пальцы, сдирая кожу. Послышалось хлопанье крыльев, и черная тень взмыла над крышей коттеджа.

Это была птица. Какой породы, Нат не мог определить. Должно быть, ветер заставил ее искать укрытия в доме.

Захлопнув окно, он отвернулся и подошел к кровати. Почувствовав странную теплоту на руках, поднес пальцы к губам. Птица поцарапала его до крови. Испуганная, предположил Нат, ищущая укрытия птица не разобралась и клюнула его в темноте. Он снова попытался заснуть.

Постукивание повторилось — на этот раз более сильно, более настойчиво. Теперь проснулась жена и, приподнявшись на локте, легко потрясла за плечо Ната.

— Что-то шумит за окном. Посмотри.

— Я уже смотрел, — отозвался он. — Там какая-то птица. Пытается залететь к нам.

— Прогони ее. — сказала жена. — Она мешает мне спать.

Когда Нат во второй раз подошел к окну и открыл его, на подоконнике сидела не одна, а целая дюжина птиц; они взлетели прямо в лицо ему.

Он закричал, отбиваясь от птиц руками разбрасывая их; как и первая, они взмыли над карнизом и скрылись.

Нат крепко закрыл окно и проверил задвижку.

Неожиданно из комнаты, где спали дети, донесся испуганный крик.

— Это Джил, — проговорила жена, присев на постели.

Последовал новый крик, на этот раз кричали оба ребенка. Спотыкаясь, Нат добежал до их комнаты, распахнул дверь и услышал хлопанье крыльев над головой. В широко распахнутое окно влетали птицы, ударяясь сначала в потолок и стены, затем разворачиваясь и устремляясь к детским кроваткам.

— Все в порядке, я здесь! — прокричал Нат, и дети, крича, бросились под его защиту, между тем как птицы продолжали взлетать и пикировать в темноте, стараясь добраться до них.

— Что там случилось, Нат? — окликнула его жена.

Нат быстро вытолкал детей из комнаты в коридор и захлопнул за ними дверь, оставшись один на один с птицами. Схватив с ближайшей кровати одеяло, он словно дубиной принялся размахивать им направо и налево. В темноте слышались глухие удары птичьих тел, шелестели крылья; однако птицы не собирались сдаваться; раз за разом они возвращались и снова нападали, обдирая в кровь руки, голову Ната своими маленькими, острыми, как зубцы вилок, клювами.

Постепенно одеяло превратилось в орудие защиты. Нат обмотал его вокруг головы и после этого в кромешной тьме молотил птиц голыми кулаками. Отступить к двери и открыть ее он не решался, боясь, что птицы станут преследовать. его.

Невозможно было определить, сколько длилось сражение; наконец хлопанье крыльев вокруг стихло, и через плотную ткань одеяла Нат различил свет. Он подождал, прислушиваясь: не раздавалось ни шороха, только испуганно плакал малыш в соседней спальне, где осталась жена.

Нат снял с головы одеяло и огляделся. Холодное, серое утро освещало комнату. Рассвет и открытое окно позвали уцелевших птиц, мертвые остались лежать на полу. Потрясенный, Нат смотрел на крохотные тела: воробьи, малиновки, синицы и дрозды — около полусотни птиц осталось лежать в спальне. Некоторые растеряли в сражении свои перья, тела других покрывала кровь. Человеческая кровь подсыхала на их коготках и клювах.

Почувствовав неожиданную слабость, Нат подошел к окну и посмотрел на поля вдали. В холодной дымке земля выглядела как сплошной черный валун, замороженный восточным ветром. Море, волнуемое приливом, — неспокойное, с белыми барашками на гребнях — с грохотом обрушивалось на берег. Птиц нигде не было видно.

Нат закрыл окно и дверь маленькой спальни и по коридору возвратился в свою комнату. Жена сидела на постели, дочь спала рядом. Малыш лежал с забинтованным лицом.

— Он только заснул, — прошептала жена. — Что-то порезало ему кожу у самых глаз. Джил говорит, что это птицы.

Она с тревогой посмотрела на мужа, отыскивая подтверждение своим словам на его лице. Нату совсем не хотелось пугать ее, и он торопливо отвел глаза.

— Да, — проговорил он, — в спальне их с полсотни, все мертвые.

Он опустился на кровать рядом с ней.

— Должно быть, погода очень холодная, — его голос звучал непривычно, словно в раздумье, — Этих птиц могло занести к нам с материка.

— Но погода изменилась только сегодня ночью, — возразила жена. — Они еще не успели проголодаться. К тому же корма достаточно на полях.

— Это все погода, — повторил Нат. — Похолодало, вот они и летят…

Его лицо, как и у жены, осунулось от усталости. Некоторое время они без слов смотрели друг на друга.

— Пойду приготовлю чай, — сказал Нат.

Вид кухни придал ему уверенности. Он склонился над очагом, выгреб старые угли и развел огонь. Потрескивание горящих сучьев возвращало душевное спокойствие, закипающий чайник делал окружающую обстановку уютнее и безопаснее.

Нат подошел к окну и выглянул наружу. Над полями нависло низкое, свинцовое небо; коричневые холмы, блестевшие на солнце накануне, — теперь выглядели мрачно и голо. Суровая зима опустилась в одну ночь.

* * *


Дети уже проснулись. Джил без умолку болтала, а маленький Джонни снова плакал. Нат слышал голос жены, успокаивавшей их. Наконец все собрались внизу на кухне. Нат приготовил завтрак, и начался новый день.

— Пап, ты прогнал птиц? — спросила Джил, усаживаясь за стол поближе к отцу.

— Они сами улетели, — ответил он. — Их занесло с материка восточным ветром. Наверное, они испугались и искали где бы укрыться.

— Они хотели заклевать нас, — возразила дочь. — Расцарапали лицо Джонни.

— Это они от страха, — сказал Нат. — В темноте не разобрались, куда попали.

— Нужно поставить на подоконнике кормушку, — нашлась Джил, — тогда они не будут залетать в комнату.

Она закончила завтракать и стала собираться в школу. Нат посмотрел на жену и тоже поднялся из-за стола.

— Пойду провожу ее до автобуса, — сказал он. — Сегодня у меня выходной на ферме.

Джил, казалось, забыла о прошедшей ночи. Она пританцовывала вокруг отца, собирала упавшие листья; ее щеки раскраснелись под капюшоном, придававшим ей сходство с эльфом.

Всю дорогу Нат не отрывал взгляда от кустов и деревьев, опасаясь появления птиц; вглядывался поверх живой изгороди в дальние поля; ощупывал глазами небольшую рощицу за фермой, где гнездились грачи и галки. Он не замечал никого.

К остановке на холме подъехал автобус. Нат посадил Джил, помахал на прощание рукой, повернулся и зашагал обратно к ферме. Несмотря на выходной, стоило удостовериться, все ли в порядке.

Подходя к крыльцу, он услышал, как внутри напевает миссис Тригг; работающий приемник создавал фон для ее пения.

— Вы дома, миссис? — позвал Нат.

Хозяйка подошла к двери — улыбчивая, полная, добродушная.

— Доброе утро, мистер Хокен, — сказала она. — Вы, часом, не знаете, откуда такой холод? Может быть, из России? Не припомню, чтобы за ночь погода так резко менялась. И будет еще холоднее, передавали по радио. Что-то там с Полярным кругом.

— Мы сегодня не слушали радио. — Нат замялся в нерешительности. — Ночью у нас были неприятности.

— Что-нибудь с малышом?

— Нет. — Нат не знал, как это объяснить. Сейчас, при дневном свете, сражение с птицами казалось невероятным.

Он попытался все же рассказать миссис Тригг, что произошло ночью, но по глазам видел, что она склонна приписать его рассказ кошмарным снам, вызванным плотным ужином.

— Это и в самом деле были птицы? — спросила она улыбаясь.

— В спальне осталось с полсотни их, поверьте мне, миссис Тригг, — сказал он, — малиновки, крапивники. Они напали на меня и пытались выклевать глаза маленькому Джонни.

Миссис Тригг с сомнением посмотрела на него.

— Ну, если так, — голос ее звучал менее уверенно, — может быть, их занесло непогодой; они не разобрались, куда попали, и залетели в спальню. Наверное, перелетные птицы, откуда-нибудь из-за Полярного круга.

— Нет, — сказал Нат. — Этих птиц вы видите каждый день.

— Интересно, —  проговорила миссис Тригг. — И в самом деле, сразу не объяснишь. Вам нужно послать письмо в «Гардиан», они наверняка знают. Ну, мне пора готовить обед, извините.

Она кивнула и, улыбаясь, вернулась на кухню.

Недовольный собой, Нат вышел за ворота. Если бы не мертвые тела на полу в спальне, которые следовало вынести и закопать, он сам бы счел свой рассказ преувеличением. Мимо вспаханных полей, по дороге он добрался до своего коттеджа. Жена сидела на кухне с маленьким Джонни на коленях.

— Кого-нибудь видел? — спросила она.

— Миссис Тригг, — ответил Нат. — Не думаю, чтобы она поверила мне. У них все спокойно.

— Выброси этих птиц, — попросила жена. — Я боюсь заходить в комнату, пока они там. Мне страшно.

— Теперь-то чего их бояться, — сказал Нат. — Они ведь мертвые.

Однако сходил за мешком и, поднявшись наверх, одно за другим сложил в него окоченевшие птичьи тела. Да, их и в самом деле было пятьдесят. Самые обычные птицы: ни одной крупнее дрозда. Должно быть, испуг заставил их напасть на него.

Нат вынес мешок в огород и столкнулся с новой проблемой. Земля замерзла, лопата. не брала ее. Снег еще не успел выпасть. В прошедшую ночь не произошло ничего, кроме прихода восточного ветра. Это было противоестественно, странно. Наверное, сводки погоды правы, и холода действительно как-то связаны с Полярным кругом.

Ветер пронизывал до костей, свистел в ушах. Нат посмотрел на белые барашки волн в бухте и решил закопать птиц в песке на берегу.

Спустившись на пляж, он едва устоял на ногах, так силен стал восточный ветер. Был полный отлив: по хрустывая галькой, Нат прошел к обнажившейся полосе песка и там, стоя спиной к ветру, развязал мешок.

Выдолбив каблуком ямку, он опрокинул мешок. Внезапный порыв ветра подхватил и поднял мертвых птиц в воздух. Их тела разлетелись по берегу, рассыпавшись словно ворох перьев.

«Прилив смоет их», — подумал Нат.

На море волновались серые пенные гребни. Они вздымались, свивались в барашки и рассыпались вновь. Отлив приглушал шум воды; рокот терялся в удалении.

В этот момент Нат заметил чаек, вдалеке на волнах.

Вместо пенных брызг море усеивали чайки — сотни, тысячи, десятки тысяч… Они поднимались и опускались в такт волнам, клювы против ветра, как мощный флот, на якоре ожидающий прилива.

Нат повернулся спиной к морю и начал подниматься по тропинке к дому.

Нужно сообщить о происходящем… Что-то случилось из-за восточного ветра и принесенного им холода, но что именно, Нат не понимал. Хотя кто поверит его словам? Городская полиция? Диспетчер на телефонной станции? А если поверят, то что они смогут сделать?

У дверей коттеджа его встретила жена.

— Нат, — голос у нее дрожал, — по радио только что передавали специальный выпуск. Что-то случилось с птицами. В Лондоне, по всей стране. Сейчас будут повторять, идем.

Они вместе прошли на кухню, где стоял радиоприемник.

— Говорит Лондон, одиннадцать часов утра. Передаем заявление министерства внутренних дел Великобритании. По поступающим сообщениям, по всей стране наблюдаются необычайно большие скопления птиц. Их стаи, собираясь вблизи городов и населенных пунктов, вызывают помехи в передвижении транспорта, причиняют ущерб близлежащим строениям. Отмечены несколько случаев нападения птиц на людей. Предположительно, такое необычное поведение птиц объясняется холодным арктическим циклоном, вызвавшим резкое понижение температуры на Британских островах. Холодная погода и ветер заставляют популяции птиц мигрировать к югу. Предполагается также, что вызванный похолоданием голод побуждает птиц совершать нападения на людей. Всем домовладельцам следует проверить и укрепить оконные рамы, двери, а также камины и принять разумные меры предосторожности для безопасности детей. Дополнительное сообщение будет передано позднее.

Ната охватило непонятное возбуждение.

— Вот видишь, — он торжествующе посмотрел на жену, — я все утро знал, что здесь что-то не так. На пляже сидит несколько тысяч чаек; такое впечатление, что они чего-то ждут.

— Но чего они могут ждать? — удивилась жена.

— Не знаю, — Нат медленно опустил глаза.

Он подошел к ящику, в котором хранился столярный инструмент.

Жена напряженно всматривалась в его лицо.

— Что ты собираешься делать?

— Проверю камины и окна.

— Ты думаешь, они смогут разбить окна? Воробьи и галки?

Нат промолчал. Воробьи и галки не занимали его; в воображении угрюмо покачивались на зеленых волнах полчища чаек.

Он поднялся наверх и работал остаток утра, заколачивая досками окна спален, баррикадируя дымоходы каминов. Работа напомнила ему дни войны, когда он помогал строить бомбоубежища в родном Плимуте. Интересно, как отнеслись к сообщению на ферме? Скорее всего, приняли его за шутку.

— Обед готов, — позвала с кухни жена.

— Хорошо, иду.

Осмотрев плоды утренних трудов, он остался доволен. Доски крепко сидели поперек оконных рам и каминов.

Когда обед был закончен и жена стала мыть посуду, Нат включил приемник в надежде поймать свежую сводку. В час дня повторили утреннее сообщение, которое теперь дополняли новые подробности.

— Огромные скопления птиц создали чрезвычайную обстановку во всех районах страны. — прохрипел потрескивающий динамик. — Сегодня в десять часов утра их плотность в Лондоне была так велика, что они покрыли город сплошным черным облаком. Птицы гнездятся на крышах, карнизах, на трубах домов. Это дрозды, стрижи, жаворонки; к ним присоединяются обычные для больших городов стаи голубей, воробьев и черноголовых чаек, которых можно часто наблюдать в устье Темзы. Из-за необычности происходящего на улицах остановлен транспорт, учреждения и офисы закрыты, улицы и площади переполнены людьми, наблюдающими за странным поведением; птиц.

Голос диктора звучал ровно, уверенно: у Ната сложилось впечатление, что он воспринимает происходящее как хорошо отрепетированный предновогодний розыгрыш. Вероятно, так считают и остальные, не испытавшие еще, что это такое — сражаться в темноте с птицами.

Нат выключил приемник, поднялся и начал заколачивать окно на кухне. Жена смотрела, как он работает; маленький Джонни играл рядом с ней.

— Почему они не вызовут армию? — проговорила она. — Пусть разгонят птиц.

— Если бы все было так просто! — Нат наклонился за очередной планкой. — Ты представляешь, как это сделать?

— Нет, — честно призналась жена. — Но что-то же надо делать.

Про себя Нат подумал, что кто-нибудь обязательно размышляет сейчас над этой проблемой, однако, что бы ни решили в Лондоне и других больших городах, это едва ли поможет им здесь, в трехстах милях, на побережье. Каждый домовладелец обязан самостоятельно заботиться о сохранности своего жилища.

— Как у нас с едой? — спросил он.

— Завтра нужно съездить на рынок. Свежих продуктов почти не осталось. Мясника не будет до послезавтра, но я постараюсь что-нибудь купить.

Возможно, завтра вообще не придется никуда выезжать, но Нат не хотел пугать жену. В кладовой стояли жестяные банки с продуктами. Мука и рис. Что ж, пару дней они смогут продержаться.

Он снова принялся приколачивать доски поперек кухонного окна. Свечи… У них почти не осталось свечей. Еще один предмет, который следует купить завтра. Сегодня придется лечь спать пораньше, и если ничего не произойдет…

Нат отложил молоток, вышел на крыльцо и постоял в саду, глядя на море. Солнце не показывалось целый день, и сейчас, в три часа дня, было совсем темно. Тяжелое небо нахмурилось, затянутое облаками, бесцветными, как соль. С моря доносился шум волн, с яростью разбивающихся о скалы.

На полпути к пляжу Нат остановился. Начинался прилив. Скалы, обнажившиеся днем, теперь скрывала вода, однако не это привлекло внимание Ната. Чайки взлетели и кружили над волнами, твердо расправляя крылья против ветра.

Небо потемнело от их стай. Крупные белые птицы безмолвно парили над морем, взлетая и опускаясь, пробуя силы против потоков ветра. Нат повернулся и по тропинке взбежал обратно к коттеджу.

— Пойду встречу Джил, — бросил он с порога жене.

— Что случилось? — спросила она. — На тебе лица нет.

— Не пускай Джонни на улицу, — предупредил Нат. — Запри двери. Разведи в камине огонь и занавесь окна.

— Автобус будет только в четыре часа, — сказала жена.

— Ничего, я подожду.

В сарае с инструментами Нат нашел мотыгу и заспешил по дороге к автобусной остановке. Чайки за его спиной поднялись выше; их круги стали шире, огромные стаи заполнили небо. Нат ускорил шаги.

До четырех оставалось еще полчаса. Восточный ветер плетью проносился над полями, пронизывая до костей. Вдалеке высились глинистые холмы, белые и чистые на фоне тяжелого, бледного неба. Громадное черное пятно (поднималось из-за холмов, расплываясь и наполняясь глубиной. Постепенно его клубы сложились в тучу, которая тут же разделилась на пять рукавов, протянувшихся вниз и в разные стороны света. Огромные стаи птиц разлетались гигантским крестом в двух или трех сотнях ярдов от дороги, где стоял Нат. Судя по скорости, они направлялись в глубь острова: здесь, на побережье, у них не осталось дел. Улетали грачи, вороны, галки, сороки и сойки — все птицы, живущие охотой на мелких зверьков. Сегодня вечером их ждала добыча покрупнее.

Нат подошел к телефонной будке, снял трубку. Пусть диспетчер на станции решает, куда передавать его сообщение.

— Алло, я нахожусь на шоссе, — сказал он. — около автобусной остановки. В глубь острова летят огромные стаи птиц. На побережье собираются чайки.

— Спасибо, — усталый женский голос был лаконичен.

— Вы передадите мое сообщение?

— Да, да, — нетерпеливые нотки показывали, что телефонистка сыта по горло разными сообщениями. В трубке послышались длинные гудки.

«Они еще ни о чем не догадываются, — подумал Нат. — Им безразлично».

К остановке, громыхая, подъехал автобус. Из него выбралась Джил.

— Зачем тебе мотыга, пап?

— Забыл положить на место. — Нат взял ее за руку: — Холодно, идем скорее домой. Посмотрим, как быстро ты умеешь бегать.

Чайки были совсем близко. Беззвучно, словно тени, они кружили над полями.

— Смотри, пап, сколько чаек!

— Да. Идем быстрее.

— А куда они летят?

— Наверное, на остров. Туда, где теплее.

Сжав руку дочери, он бросился бежать по дороге.

— Подожди, пап. Я не могу так быстро.

Чайки повторяли маневры грачей и ворон. Их огромная стая закрыла небо, и ленты, составленные из тысяч птиц, вытягивались по четырем сторонам света.

— Пап, что это?

В отличие от грачей и галок, чайки выстраивались не для полета. Их тени продолжали кружиться над головой, с каждым кругом опускаясь все ниже. Казалось, что птицы ждут какого-то сигнала.

— Пусть они улетают, — захныкала Джил. — Я их боюсь. Зачем они летят к нашей дорожке!

Нат побежал, увлекая за собой Джил. Около фермы возился мистер Тригг, ставивший в гараж машину. На бегу Нат окликнул его:

— Вы не подбросите нас до дома?

Мистер Тригг обернулся на сиденье и посмотрел на них. На его радостном, румяном лице появилась улыбка.

— Кажется, сегодня вечером что-то будет, — проговорил он. — Видели чаек? Мы с Джимом решили немного поохотиться. В городе все прямо помешались на птицах: ни о чем другом говорить не могут. Мне сказали, у вас были неприятности ночью. Хотите ружье?

Нат отрицательно помотал головой.

Маленький автомобиль был забит вещами, но на заднем сиденье оставалось достаточно места, чтобы туда втиснулась Джил.

— Спасибо за ружье, — поблагодарил Нат. — Я был бы очень признателен, если бы вы отвезли Джил домой. Она боится птиц.

— Хорошо, — фермер отклонился назад и открыл заднюю дверцу, — пусть садится. А почему бы вам не остаться и не поохотиться с нами? Мы подергаем их за перышки!

Джил забралась в машину, и фермер выехал из гаража на дорогу. Нат пошел следом.

Должно быть, Тригг сошел с ума. Что пользы от ружья, когда от птиц темнеет небо?

Описывая в воздухе широкие круги, чайки приближались к ферме. Она была их следующей целью. Нат заторопился к своему коттеджу. Подходя, он видел, как автомобиль развернулся около крыльца и поехал обратно. Поравнявшись с Натом, он резко затормозил.

— Девочка дома, — сказал фермер, — твоя жена беспокоится. Ну, что ты обо всем этом думаешь? В городе говорят, что все это устроили русские. Накормили птиц какой-то дрянью.

— Как им это удалось? — вяло удивился Нат.

— Только меня не спрашивай. Сам знаешь, как выдуваются такие истории.

— Вы у себя на ферме укрепили окна? — спросил Нат.

— Глупости. У меня и без того хватает работы.

— На вашем месте я бы заколотил их.

— Чепуха! Бояться птиц? Если хотите, можете приходить всей семьей ночевать к нам на ферму.

— Нет, спасибо за предложение:

— Ну ладно. Увидимся завтра. Надеюсь попотчевать вас завтраком из жареных чаек!

Фермер ухмыльнулся и повернул машину к воротам.

Нат заторопился дальше. Мимо маленькой рощицы, мимо старого амбара и, наконец, через кусты, огораживающие оставшееся поле.

Перепрыгивая живую изгородь, он услышал шум крыльев за спиной. С высоты на него спикировала черноголовая чайка; промахнулась, поднялась и начала разворачиваться для нового захода. В ту же минуту к ней присоединились еще птицы: шесть, семь, дюжина. Нат отшвырнул мотыгу. Сражаться было бессмысленно. Прикрывая голову руками, он побежал к коттеджу.

Птицы продолжали атаковать — бесшумные, молчаливые. Только крылья со свистом рассекали холодный воздух — жуткие, хлопающие крылья. Предплечья, запястья, шея кровоточили от ударов.

Главное — не дать им добраться до глаз. Остальное несущественно.

С каждым заходом, с каждой новой атакой птицы становились смелее. И совершенно не думали о себе. Нацелившись слишком низко, они промахивались и разбивались, падали и простирались на земле.

Нат спотыкался об их тела, расшвыривал перед собой ногами. Добежав до двери, забарабанил в нее окровавленными кулаками.

— Откройте, — закричал он. — Это я. Откройте!

Над его головой застыл, изготовившись для атаки, крупный баклан. Чайки поотстали и теперь кружились в отдалении. Остался один баклан. Сложив крылья, птица камнем устремилась вниз. Нат закричал.

Дверь распахнулась. Пошатываясь, он перевалился через порог и налег на дверь изнутри.

Послышался глухой удар от падения баклана.

* * *


Жена перевязала ему раны. Они оказались неглубокими; больше всего пострадали кисти рук. Если бы не шапка, птицы добрались бы до головы, а баклан… он попросту раскроил бы ему череп.

Дети плакали. Они заметили кровь на руках отца.

— Все в порядке, — утешил их Нат. — Мне не больно.

Лицо жены было пепельно-серым.

— Я боялась выглянуть из-за чаек, — прошептала она. — Они стали собираться над домом, когда Джил вернулась с мистером Триггом. Дверь перекосило, и я не сразу смогла открыть ее, когда ты стучал.

— Слава богу, что они ждали меня, — сказал Нат. — Джил бы не добежала. Птицы летят на остров тысячами. Я видел их с автобусной остановки. Грачи, вороны — все крупные птицы. Летят к городам.

— Зачем, Нат?

— Чтобы уничтожить их. Сначала людей на улицах, потом тех, кто успел укрыться в домах.

— Почему молчит правительство? Разве нельзя вызвать авиацию?

— У них не было времени. Никто не ожидал такого. Послушаем, что передадут в шестичасовых новостях.

Нат прошелся по кухне. Жена смотрела на него. Джонни играл на полу. Только Джил выглядела встревоженной.

— Там птицы, — сказала она, — послушай, пап.

Нат прислушался. От окон, из-за двери доносился приглушенный шорох.

Крылья задевали стены, скользили, царапали деревянную поверхность, отыскивая путь вовнутрь. Тесная возня, шуршание долетали с карнизов. Временами слышался глухой удар, звук падения: какая-нибудь из птиц пикировала и разбивалась.

«Многие из них найдут свою смерть возле стен, — подумал Нат, — но не все. Их слишком много».

— Да, кто-то там возится, — проговорил он вслух. — На окнах крепкие запоры, птицам не удастся залететь вовнутрь.

Он прошелся по дому и проверил окна. Достал клинья, куски старой жести и укрепил прибитые доски.

Стук молотка помогал заглушить возню птиц, шуршание, постукивание и — более зловещий звук — звон бьющихся стекол.

— Включи приемник, — попросил он жену.

Потом поднялся в спальни и укрепил окна там. Наверху хорошо различались возня птиц на крыше, царапанье их коготков: резкие, скрежещущие звуки.

Этой ночью придется всей семьей спать на кухне, поддерживая огонь в очаге. Камины в спальнях представляли определенную опасность. Закрывавшие их доски могли уступить натиску. На кухне будет безопаснее их-за разведенного огня.

Перед детьми нужно будет притвориться, что они играют в путешественников. Если произойдет худшее и птицы ворвутся через камины в спальни, пройдут часы — возможно, дни, — прежде чем они одолеют двери. Нападающие окажутся заперты в спальнях, беспомощные, бессильные. Набившись вместе, они задохнутся и погибнут.

Нат начал сносить вниз матрацы с кроватей. Глаза жены расширились: на мгновение ей показалось, что птицы уже заняли спальни.

— Ну, ребята, — бодро произнес Нат, — сегодня все вместе будем ночевать на кухне. Разведем огонь, запрем двери. Пусть себе птицы стучат наверху.

«Теперь мы в безопасности, — подумал он, — во всяком случае, в эту ночь. Единственное, что беспокоит, — еда. Еда и уголь для очага. Припасов хватит дня на два или на три, не больше. Но за это время…»

Какая польза загадывать так далеко вперед. К тому же есть радио; им должны передать, что делать дальше.

Только сейчас Нат заметил, что в эфире звучит одна музыка. Он знал причину. Программы отменяли в исключительных случаях. Последний раз так было в войну, во время массированного налета немецкой авиации. Иногда музыку транслировали во время выборов, однако не круглые сутки.

В шесть часов вечера музыка смолкла. Послышались сигналы точного времени, затем последовала пауза и заговорил диктор. Его голос был серьезным, почти торжественным — полная противоположность звучавшему в утренних сообщениях.

«Говорит Лондон, — сказал он. — Сегодня в четыре часа дня в стране введено чрезвычайное положение. В настоящее время предпринимаются усилия по обеспечению безопасности граждан и сохранности имущества населения. Однако не следует ожидать немедленных результатов в связи с принимаемыми мерами из-за непредсказуемой и беспримерной природы возникшего кризиса. Всем домовладельцам следует принять дополнительные меры предосторожности в своих жилищах. В местах, где несколько человек проживают вместе, в квартирах и гостиницах необходимо объединить усилия, чтобы воспрепятствовать вторжению птиц. Настоятельно рекомендуем не покидать сегодня вечером своих квартир.

Птицы огромными стаями нападают на каждого выходящего на улицу и уже атакуют здания. Однако, если соблюдать меры предосторожности, им не удается проникнуть внутрь.

Призываем население сохранять спокойствие. Ввиду исключительной природы возникшей перед нами опасности последующие радиопередачи прерываются до семи часов утра».

Проиграли национальный гимн, и динамик затих.

Нат выключил приемник. Посмотрел на жену. Она напряженно всматривалась в его лицо.

— Радио не работает из-за птиц? — спросила Джил.

— Нет, — ответил Нат, — просто сейчас все заняты. Нужно прогнать птиц из города. На Би-би-си перерыв, один вечер мы вполне можем обойтись без приемника.

— Жалко, что у нас нет проигрывателя, — сказала Джил, отворачиваясь к окнам, за которыми не утихало шуршание и царапанье.

— Давайте сегодня поужинаем пораньше, — предложил Нат. — Попросим маму что-нибудь приготовить, например сыр с тостами, а? Что-нибудь, что нам всем нравится.

Он подмигнул жене и направился к кладовке. Только бы выражение испуга исчезло с лица дочери.

Насвистывая, напевая, производя как можно больше шума, он помог приготовить ужин. Казалось, что шелест и постукивание стали не так настойчивы, как раньше. Нат ненадолго поднялся в спальни и прислушался. Возня на крыше прекратилась.

Возможно, они научились думать и оставили бесплодные попытки. Такая мысль пугала, потому что они обязательно попытаются пробиться внутрь в другом, менее защищенном месте.

Ужин прошел без происшествий. Когда убирали со стола, до слуха обитателей дома долетел новый звук: до боли знакомое гудение. Жена радостно взглянула на Ната.

— Это самолеты, — сказала она. — Против птиц выслали самолеты! Кажется, стреляют? Ты слышишь стрельбу?

Со стороны моря доносился похожий на выстрелы рокот. Нат не мог определить точно. Если бы чайки сидели на воде, корабельные орудия могли бы принести пользу. Но сейчас все птицы собрались над островом, и выстрелы по берегу не принесут ничего, кроме разрушений.

— Как здорово! Самолеты! — снова воскликнула жена.

Ее возбуждение передалось Джил, и та запрыгала по кухне вместе с маленьким Джонни:

— Самолеты прогонят птиц! Самолеты прогонят птиц!

И сразу же послышался взрыв, примерно в двух милях от дома. За ним второй, затем третий. Гудение стало отдаляться, потом затихло в направлении моря.

— Что это? — жена испуганно взглянула на Ната.

— Не знаю… — у Ната язык не поворачивался сказать ей, что взрывы означали гибель самолетов.

Со стороны военного командования было безрассудством посылать против птиц авиацию: такое решение было равносильно самоубийству. Что мог предпринять пилот против врага, самоотверженно бросающегося на лобовое стекло кабины, на лопасти пропеллера?

— Пап, куда полетели самолеты? — спросила Джил.

— Обратно на базу, — ответил Нат. — Самое время и нам отправляться в постель.

Гудения моторов больше не было слышно. Морские орудия тоже перестали стрелять.

«Трата жизней и трата усилий, — подумал Нат. — Так мы не победим их. Слишком высока цена. Остается газ; может быть, военные догадаются полить их ипритом? Разумеется, нас должны предупредить, когда начнется атака».

В спальнях наверху все было спокойно. За окнами больше не раздавалось царапанья и стука. Затишье перед бурей, хотя ветер и не думал стихать. Было слышно, как он завывает в кирпичных трубах. Море с грохотом обрушивалось на берег бухты.

Неожиданная догадка поразила Ната. Прилив кончился. Вероятно, затишье вызвано начавшимся отливом. Какой-го непонятный закон, связанный с восточным ветром и приливом, которому подчинялись птицы.

Он посмотрел на часы: почти восемь. Вода убывает уже час. Этим и объясняется тишина снаружи. Нат подсчитал оставшееся время: неполных шесть часов. Когда они истекут, птицы вернутся обратно.

Он тихо позвал жену и шепотом сказал, что должен сходить посмотреть, как обстоят дела на ферме. У Триггов был телефон; можно было узнать новости с телефонной станции.

— Ты никуда не пойдешь, — коротко отрезала жена. — Я не могу остаться одна с детьми, просто не выдержу.

— Хорошо, — согласился Нат. — Подождем до утра. К тому же в семь утра будут передавать сводку. Но на ферму сходить придется: нужно занять у них картошки и хлеба.

Его мозг был занят мыслями о предстоящем нападении. На ферме сегодня, наверное, никто не работал. Коровы стоят недоенные у ворот и ждут, между тем как люди прячутся в доме, забаррикадировавшись, как и они здесь, в коттедже.

Если у них оставалось время забаррикадироваться.

Дети спали в своих импровизированных постелях, жена молча сидела за столом. Нат осторожно открыл входную дверь и выглянул наружу.

На дворе стемнело. Ледяные порывы ветра стали сильнее, задувая через равные интервалы со стороны моря. Нат шагнул на крыльцо и остановился: доски были завалены птичьими телами. На ступенях раскинулись самоубийцы-пикировщики со свернутыми шеями. Глаза повсюду натыкались на мертвых птиц. Живые улетели к морю, когда начался отлив. Наверное, как и днем, чайки снова сидят на волнах.

Вдалеке, на склоне холма, догорали языки пламени: один из разбившихся самолетов. Пламя, раздуваемое ветром, жадно пожирало обломки.

Нат задумчиво оглядел птичьи тела. Если сложить их одно на другое поверх подоконника, это послужит дополнительной защитой во время следующего штурма. Не бог весть какая защита, но все-таки. Мертвые тела придется разрывать, расклевывать, сбрасывать с окон, прежде чем нападающие прорвутся и примутся за рамы.

В темноте он приступил к работе. Странное ощущение: стоило больших усилий заставить себя прикоснуться к птицам. Тела еще не успели остыть, и оперение было влажным от крови. Горло сжималось от отвращения, однако Нат продолжал работать, набивая кровоточащими телами разбитые рамы.

Закончив, он вошел в дом и подпер дверь на кухню посудным шкафом. Не спеша вымыл руки и переменил бинты, испачканные птичьей кровью.

Жена приготовила какао, и, выпив полную чашку, Нат почувствовал, как сильно устал за истекший день.

— Все в порядке, — улыбнулся он, — Больше нам не о чем беспокоиться.

Вытянувшись на матраце, он прикрыл глаза. Сон был тревожен; мозг не покидала мысль о чем-то неисполненном. Каким-то образом это упущение было связано с догорающим на холме самолетом. Нат окончательно пробудился оттого, что его трясла за плечо жена.

— Они прилетели, — всхлипывая, прошептала она, — Уже целый час там царапаются. Не могу больше слышать… Еще пахнет… чем-то горелым.

Теперь Нат вспомнил: он забыл развести огонь. Очаг тлел, готовый погаснуть. Вскочив на ноги, он зажег лампу. За стенами не прекращалось постукивание, однако не это привлекло его внимание — на кухне пахло палеными перьями. Запах пропитал всю комнату, и Нат сразу понял, что случилось. Пытаясь проникнуть в дом, птицы залетели в дымоход.

Набрав в охапку сухих сучьев, он бросил их на тлеющие уголья и потянулся к канистре с керосином.

— Не подходи, — предупредил он жену и плеснул жидкость в очаг.

В дымоходе забушевало пламя; в костер начали падать обугленные, почерневшие тела птиц.

Проснулись дети и заплакали.

— Что там? — спросила Джил, размазывая по щекам слезы.

У Ната не было времени отвечать ей; вооружившись кочергой, он выгребал из очага птиц и сбрасывал их на пол.

Огонь прогонит живых птиц с трубы. Внизу было сложнее; птицы успели набиться в дымоход, и Нат, задыхаясь, боролся с их тлеющими, охваченными языками пламени телами. На удары в окна и дверь не оставалось времени обращать внимание. Пусть ломают крылья, сворачивают шеи, теряют жизни в отчаянной попытке ворваться в дом. Им не удастся этого сделать.

— Перестаньте плакать, — сказал он детям. — Ничего страшного не случилось. Вытрите слезы.

Тлеющие, беспомощные тела продолжали сыпаться в огонь. Наг выгребал их кочергой. Огонь и тяга остановят уцелевших; пока дымоход чист, мы в безопасности.

Бой кухонных часов заглушил треск расщепляемых клювами досок. Странное сочетание звуков. Три ночи. Осталось немногим более четырех часов до начала отлива. Нат присел около очага. Пламя уменьшилось, из дымохода больше не падали почерневшие тела. Засунутая вовнутрь кочерга не встретила сопротивления. Все чисто, опасность миновала. Если постоянно поддерживать огонь, такое больше не повторится.

— Надо будет занять угля на ферме. Пока не кончится отлив, мы успеем перенести все необходимое. Придется привыкать к новому распорядку.

Они выпили чаю, съели немного хлеба. Осталось всего полбуханки, заметил Нат. Ничего страшного, но следует позаботиться о запасе. Если им удастся продержаться до семи утра, до выпуска новостей, это будет совсем неплохо.

— Ты не возражаешь, если я закурю? — спросил он жену. — Табак поможет отбить запах паленых перьев.

— В пачке осталось только две штуки, — сказала она, — Я собиралась купить тебе сигарет завтра.

— Хватит одной, — согласился он.

Обнявшись, они присели на уложенных на полу матрацах. Потрескивание сучьев в очаге, полутемное освещение создавали подобие уюта на кухне, однако его не переставали нарушать птицы. Постукивание не прекращалось новая, резкая нота задела слух осажденных. Чей-то более мощный клюв пришел на помощь чайкам.

Нат попытался вспомнить птиц, способных на такую работу. Нет, пожалуй, это не дятел. Тогда стук был бы легче и чаще. А эти удары расщепляли доски.

В этот момент он подумал о ястребах. Не они ли пришли на помощь? Ястребы, канюки, пустельги, соколы — он совершенно забыл об этих хищных птицах. Оставалось три часа до начала отлива, и люди беспомощно ждали, прислушиваясь к треску расщепляемого дерева, скрежету когтей, раздирающих стены.

Нат огляделся, отыскивая, чем укрепить дверь. Окна защищал сервант, за них можно было не беспокоиться. Крепость двери вызывала опасения. Он поднялся наверх; прошелся по коридору, остановился и прислушался. В детской раздавалось легкое пошаркиванье, царапанье коготков по полу. Птицы проникли вовнутрь. Вторая спальня оставалась свободной. Нат вынес из нее кровать и подпер дверь детской на случай, если та поддастся.

— Нат, ты где? — позвала жена. — Спускайся вниз.

— Сейчас, — прокричал он. — Только проверю двери.

Домашним не обязательно знать о новых обитателях детской спальни. Нат тяжело вздохнул и направился лестнице.

В половине шестого он предложил позавтракать. За скромной трапезой они снова прислушивались к шуму атаки за окнами, к треску разрываемых досок…

Неожиданно для себя Нат обнаружил, что не сводит глаз с медленно ползущих по циферблату стрелок. Если его предположение неверно и птицы не улетят с отливом, они обречены. Им не продержаться весь день без угля, без отдыха…

Мысли смешались; он чувствовал, что засыпает, когда его позвала жена.

— Что? Что случилось? — встрепенулся он.

— Сообщение, — сказала жена. — Уже почти семь.

Слабое потрескивание приемника принесло ощущение жизни.

Наступило томительное ожидание. Кухонные часы пробили семь часов. Потрескивание продолжалось. И больше ничего. Ни музыки, ни сигналов.

— Наверное, мы неправильно расслышали, — нарушил молчание Нат. — Сообщение будет в восемь.

Они оставили приемник включенным; Нат подумал о батарейках, надолго ли их хватит. Если мощность иссякнет, они не услышат инструкций.

— Светает, — прошептала жена. — Должно быть, солнце уже встало. И птицы стучат не так громко.

Она не ошиблась. Скрежещущие, рвущие звуки слабели с каждой минутой. Утихли пошаркиванье, толкотня, борьба за место на крыльце, на подоконниках. Начинался отлив.

К восьми часам за стенами не раздавалось ни звука. Лишь завывание ветра и потрескивание приемника. Дети, убаюканные наступившей тишиной, наконец заснули.

В восемь тридцать Нат выключил приемник.

— Мы пропустили новости, — сказала жена.

— Новостей больше не будет, — ответил Нат. — Теперь все зависит от нас самих.

Он подошел к двери и медленно разобрал баррикаду. Вынул засов и ногами разбросал изувеченные тела на ступеньках. Вдохнул свежий морозный воздух. Впереди шесть часов напряженной работы, и нужно было беречь силы. Еда, свечи и топливо; следовало запастись всем необходимым.

Он вышел в сад и увидел уцелевших птиц. Чайки, как и раньше, улетели к морю; их бесчисленные стаи снова покачивались на волнах в ожидании прилива.

Сухопутные птицы вели себя иначе: молча сидели вокруг и наблюдали. Нат видел их на изгородях, на земле, на полях и деревьях — нестройные ряды, спокойные, выжидающие.

Он подошел к забору своего маленького сада. Птицы не двигались, однако их глаза продолжали наблюдать за ним.

Путь на ферму был свободен. Нат вернулся в дом. Осмотрел окна и двери; поднялся наверх и открыл дверь в детскую. Она оказалась пуста, за исключением нескольких мертвых птиц, оставшихся лежать на полу. Уцелевшие улетели через разбитое окно с рассветом. Нат спустился вниз.

— Схожу на ферму, — сказал он.

Жена испуганно прижалась к нему. Через открытую дверь она успела заметить стаи живых птиц.

— Мы пойдем с тобой, — в ее голосе слышалась мольба. — Лучше умереть, чем оставаться здесь одним.

— Тогда собирайтесь, — сказал Нат. — Захвати корзины и коляску Джонни. Мы сложим в нее продукты.

Одевшись теплее, они вышли из дома. Жена уложила Джонни в коляску, Нат взял за руку Джил.

— Птицы, — неуверенно прошептала дочь, — там, на поле.

— Они не нападут на нас, — успокоил ее Нат. — Днем они не опасны.

Через вспаханное поле они направились к ферме; птицы не шелохнулись. Их глаза мертво уставились на людей, клювы обращены навстречу ветру.

У поворота на ферму Нат остановился. Дальше он должен был идти один.

— Но я хотела поговорить с миссис Тригг, — возразила жена. — Если они ездили вчера на рынок, мы можем занять у них массу вещей. К тому же…

— Подождите здесь, — прервал ее Нат. — Я скоро вернусь.

По двору, мыча, беспокойно переходили с места на место коровы. Овцы проломили брешь в ограде и теперь беспрепятственно бродили в саду перед домом. Из трубы не поднимался дымок, и Ната охватило дурное предчувствие. Жене и детям не стоило заходить на ферму.

Около ворот стоял брошенный с открытой дверцей автомобиль. Двери гаража были распахнуты.

Окна в доме оскалились разбитыми стеклами. Во дворе и вокруг крыльца землю усеивали мертвые — тела чаек. Живые птицы сидели на деревьях за домом, наблюдая за Натом.

Около ступенек он наткнулся на Джима… Вернее, на то, что осталось от него. Ружье валялось рядом. Дверь дома была заперта на запор, однако не составило труда открыть разбитое окно и влезть вовнутрь.

Тригг распластался на полу рядом с телефоном. Вероятно, перед гибелью он пытался связаться с телефонной станцией. Трубка лежала на полу, аппарат сорван со стены. Никаких следов миссис Тригг. Она могла находиться наверху, но стоило ли подниматься? Сдерживая тошноту, Нат представил, что найдет там.

Слава богу, подумал он, у них не было детей.

Он заставил себя подняться по лестнице, но на полпути повернул и спустился обратно. Из открытой двери спальни торчали ноги миссис Тригг. Рядом лежали тела мертвых чаек и сломанный зонтик.

«Тут уже ничем не поможешь, — подумал Нат. — У нас осталось всего пять часов, даже меньше. Тригги сами виноваты в своей гибели. Чтобы избежать их участи, нужно собрать все, что осталось на ферме».

Он пошел обратно к жене и детям.

— Нужно загрузить продуктами машину. Отгоним ее домой и вернемся за новым грузом.

— Что с Триггами? — спросила жена.

— Наверное, уехали в гости, — ответил Нат.

— Тебе помочь?

— Не стоит, там страшный беспорядок. Овцы перевернули изгородь. Подожди, я сейчас подгоню машину.

Он неуклюже вывел со двора автомобиль и притормозил у дороги, откуда не был виден истерзанный труп Джима.

— Побудьте здесь, — приказал он. — Коляску заберем потом, когда перевезем все продукты. Сейчас вернусь.

Жена не сводила глаз с его лица, пока он говорил, и. кажется, поняла. Больше она ни о чем не спрашивала.

Вместе они сделали три поездки на ферму и обратно, прежде чем Нат решил, что припасов достаточно. Удивительно. подумал он, как много вещей необходимо для жизни. Самыми важными оказались доски для окон. Нат обошел всю ферму, пока разыскал их.

В последнюю поездку он доехал до автобусной остановки, вышел из автомобиля и направился к телефонной будке. Снял трубку, подождал несколько минут. Телефон молчал. С вершины холма Нат оглядел окрестности: нигде ни признака жизни, лишь черные поля и застывшие в ожидании птицы. Некоторые из них спали, спрятав головы в перья.

Самое время напасть на них. подумал он. Неужели больше не осталось самолетов? Он посмотрел, на небо, провожая взглядом серые, клочковатые облака. Облетевшие деревья за спиной казались съежившимися, почерневшими от восточного ветра. Только на живых птиц холод никак не влиял. Их стаи замерли на полях — насытившиеся, уставшие после минувшей ночи.

Нат вернулся к машине и сел за руль.

— Не задерживайся у второй калитки, — шепнула жена, — там почтальон. Джил может увидеть.

Было без четверти час, когда они добрались до дома. Оставался еще час.

— Пообедайте без меня, — сказал Нат, — я разгружу машину.

Припасы образовали огромную кучу на полу в прихожей. Позднее они разберут их; каждому найдется занятие в долгие часы ожидания. Однако сначала следует проверить прочность окон и дверей.

Нат методично обошел коттедж, осматривая каждое окно, каждую дверь; не поленился взобраться на крышу, где заложил досками все трубы, кроме кухонной. Холод становился нестерпимым, сводил онемелые пальцы. Изредка Нат поднимал голову и вглядывался в горизонт, отыскивая в небе самолеты. Они не появлялись. Нат сколачивал доски и проклинал бездействие правительства.

Заколотив последнюю трубу, он остановился и посмотрел на море. Какие-то бледные пятна двигались среди волн.

— Старый добрый флот, — пробормотал Нат. — Ребята не подвели нас.

Он подождал, приглядываясь. К сожалению, к берегу приближались не корабли. С моря поднимались стаи чаек. Огромные стаи на полях со взъерошенными перьями, крыло к крылу, взлетали с земли и кружили высоко в небе.

Начинался прилив.

Нат кувырком скатился по приставной лестнице, вбежал в дом. Семья обедала. Часы на кухне показывали третий час. Нат запер дверь, сложил баррикаду и зажег лампу.

— Уже ночь, — сказал маленький Джонни.

Жена включила приемник. Из динамика донеслось потрескивание.

— Все молчат, — удрученно проговорила она, — даже иностранные станции. Ничего, кроме треска.

— Наверное, у них те же неприятности, — вяло предположил Нат. — По всей Европе.

Они молча продолжали обедать.

За окнами, за дверью снова началось постукивание; зацарапали, заскребли острые коготки и клювы в толкотне за место на подоконниках. На крыльце раздались первые глухие удары чаек-самоубийц.

— Где же американцы? — словно очнулась жена. — Хороши союзники. Почему они ничего не делают?

Нат не ответил. Его занимали мысли о предстоящей ночи. Доски на окнах выдержат этот штурм. До утра они в безопасности. Дом полон еды, угля — всего, что может понадобиться им в последующие несколько дней. Нужно только разобрать привезенные припасы. Жена и дети помогут; надо занять их работой, пока не кончится прилив. Будет хорошо, если они устанут и лягут спать, когда все утихнет.

В девять вечера птицы улетят, и Нат осуществит свой план. На окнах нужно укрепить колючую проволоку: он привез целый моток с фермы. Неудобство заключалось в том, что приколачивать ее придется в темноте, во время затишья между приливами. Жаль, что мысль о проволоке не пришла ему в голову раньше. Сегодня нужно обязательно протянуть ее.

Птицы помельче уже добрались до оконных рам. Нат различил легкую дробь их клювов, мягкий шелест крыльев. Ястребы и птицы покрупнее игнорировали окна, сосредоточив усилия на входной двери. Нат слушал треск расщепляющегося под ударами дерева и размышлял.

Сколько миллионов лет эта память дремала в маленьких головках; пряталась за острыми клювами, в черных бусинках глаз. Могучий инстинкт поднял птиц против человечества, и они следовали его зову с дьявольским усердием машины.

— Пожалуй, я выкурю последнюю сигарету, — сказал он жене. — Единственная вещь, которую мы забыли привезти с фермы…

Он достал сигарету, закурил, включил приемник. Бросил пустую пачку в огонь и смотрел, как ее сминают языки пламени.