Комплекс девственницы Даня Шеповалов Новелла «А «Комплекс девственницы» — это уже что-то более классическое, т. е. там есть какой-то определенный сюжет, последовательность событий. Все написано более-менее цивильно. Т. е. нет жутких экспериментов, которые ломают мозг. От «Таба Циклона» у людей ломался мозг, т. е. реально ломался. Там некоторые перечитывали по 10 раз, потом писали письмо «Дань, что это за хрень? Мы не понимаем ничего». Даня Шеповалов Даня Шеповалов Комплекс девственницы — Макар! Скорее сюда!! Скорее!!! Макар поспешно потушил недокуренную даже до половины сигарету и бросился в номер. — Да скорее же ты!!! Скорее!!! — Что случилось?! — Мне скучно… — капризно сказала Катя. — И это все? — А еще ты не знаешь, о чем я думаю! — Так это все? — Не знаешь, о чем я думаю! — стала дразнить она его. — Ты не знаешь, о чем я думаю… — Может, ты мне скажешь тогда? — Неееет… — Почему? — Потому что тебе будет больно, бедняжке… Ой, я такая плохая, что у меня даже заболела голова. Ну посмотри, какая у меня стройная нога, посмотри… А какие красивые синяки под глазами, — засмеялась она, вспомнив записи, которые прочитала утром, — и лак ободранный — как это мило… Ядовито-красный лак на ногтях Кати действительно слез. «Он закончился, мой любимый! Мой самый любимый лак!». Утром она нашла его дневник. От Кати невозможно было что-либо спрятать: естественное женское любопытство ее не знало границ, и в паре с сильно развитой интуицией невидимыми щупальцами изучало все вокруг в поисках новых тайн. — А какая сексуальная бледная кожа, — продолжала издеваться Катя, — ну что еще, а вот, заусенцы, ты только посмотри на них, какие милые, — она шмыгнула носом, — а сопельки, они же просто сводят с ума! — Перестань! — Почему же? Я, кстати, рассказала о твоем дневнике: тебе теперь все очень сочувствуют. Бяша вообще говорит, что я сучка. — Вот это новость… — И вообще, мне скучно! — вновь капризно сказала Катя. — Я хочу снимать фильм ужасов! Я уже давно хочу, а ты ничего не делаешь! На следующий день они пригласили всех, с кем приехали отдыхать на Украину, к себе в номер. Пришли Бяша и Миша, но самое главное — пришел кинорежиссер. Это была молодая девушка по имени Настя, повадками она походила на панду, которую смотритель зоопарка в шутку накачал одновременно пивом и крепким кофе. Мягкая пивная стадия раз в двадцать или тридцать минут сменялась кофейной — тогда Настя впадала в какой-то недосягаемый для остальных транс, во время которого она начинала распевать песни Захара Мая. — Так в чем будет основная идея фильма? — спросила Настя. — Я хочу ее изнасиловать, — сказал Макар, кивнув в сторону Кати. — Неплохо, — одобрила Настя после недолгого размышления, — по крайней мере, какая-то динамика наблюдается… — Спасибо. — Я так понимаю, дальше этой фразы твоя мысль не сдвинулась? Макар пожал плечами, виновато взглянув на радужные носки Кати с пальчиками. Все то же самое ощущение: будто бы он — распоследний грешник, нелегально, по поддельной карме пробравшийся в рай, и его разоблачат с минуты на минуту, но это уже неважно — потому что вот они, химические потертости на джинсах, обтягивающих узкие бедра, белый ремень, животик, посреди которого сияет созвездие из четырех родинок… — Тогда я предлагаю такой вариант, — продолжила режиссер, с сожалением глядя на Макара, — она убегает от тебя по длинному темному коридору. Но коридор обязательно должен замыкаться сам на себя, вы должны бежать по кругу. Это очень важно. А в самом конце у нас происходит сцена насилия. Но снимаем мы ее фоном, сбоку, не в фокусе: главным у нас будет канатоходец с шестом, который будет идти по ровному полу, по начерченной белым пунктиром линии. Он пройдет мимо, посмотрит на вас — и закачается как от порыва ветра, — Настя вскочила с кресла и очень реалистично показала, как это должно выглядеть, — и вот он почти уже сорвется, но тут же исправится и дойдет до конца. Вы бежали по кругу, потому что не могли увидеть выхода из коридора, ослепленные (ты — желанием, а она — страхом) а на самом деле выход был… Как тебе? — Мне нравится, — сказал Макар, — мне главное, чтобы я ее изнасиловал. — Так, сюжет есть, теперь нам нужны детали: кто ты, где работаешь, есть ли у тебя собака, с каким гарниром ты ешь сосиски на ужин, любишь ли ты консервированный горошек и так далее… Мы должны узнать все о тебе! — Подробности… Пусть Катя каждый вечер покупает в универмаге «Копейка» яблоки для пирога. А я буду кассиром, влюбленным в нее. — Нет! — резко оборвала Настя. — Во-первых, тут, наверное, нет «Копейки». А во-вторых, никаких кассиров! Ты будешь охранником! — Хорошо, охранником. Мне кажется, главное — это красивые крупные планы делать, — сказал Макар, — например, как нога проваливается сквозь твердый наст на огромном заснеженном поле. — Подожди, какой к черту наст?! У нас же был длинный черный коридор, замкнутый в кольцо! И заснеженного поля еще полгода ждать. — Хорошо, — поспешно согласился Макар, — она может бежать по полю с клевером и ромашками к зданию, где есть этот длинный черный коридор. — Разумеется, может, — отмахнулась Настя, которая, судя по блеску в глазах, уже едва балансировала на грани кофейной фазы, — но почему она туда бежит? Почему? Что ей движет? Ты можешь мне это объяснить? — Катя сначала бежит просто так: она тренируется, бегает, чтобы сбросить жир! — Совсем офигел?! — обиделась Катя. Она была болезненно-худой, в свои двадцать один производя впечатление девочки-подростка, каковой она на самом деле себя и ощущала. Мечта здравомыслящего педофила. — А потом она уже убегает от меня, — продолжал Макар, — и вот мы подбегаем к зданию, снова крупный план с ногой, проваливающееся в наст… то есть в ромашки, ну, чтобы заполнить чем-то время. И так весь фильм идет, побеги по коридорам и прочее, потом — я трахаю Катю, держу ее за волосы, плачу и шепчу слова любви. — Это все конечно да… — задумчиво согласилась Настя-режиссер. — Но очень важно заключить пространство в круглый коридор. Это будет длинный-длинный коридор, по которому вы должны будете бегать по кругу. — Мммм… — мученически застонала Катя, нахмурив лоб, как она делала всегда, когда ей что-то не нравилось, и прием действовал безотказно: окружающим хотелось немедленно пожалеть ее, накормить, защитить, спасти от жестокости окружающего мира. — Что-то не так? — Все не так! — воскликнула она. — Какой же это фильм ужасов? А где кровь, топоры и вампиры? — Да, крови у нас нет, — согласилась Настя. — Кровь… — задумался Макар. — Крови полно! Катя может быть девственницей! — Да, я могу. — И название для фильма тогда сразу есть — «Комплекс Девственницы». Ну и мы Катю оденем как девственницу. — Вы не знаете, как девственницы одеваются, — с явным вызовом бросила из угла молчавшая до этого Бяша. Бяша напоминала призрак: она была бледная, молчаливая и какая-то незаметная, но не из-за застенчивости — казалось, что она отражает в несколько раз меньше света, чем все остальные, и совершенно не занимает физического пространства. Бяша не приходила и не уходила. Бяша исчезала. И Бяша появлялась. В вопросах одежды для девственниц ей действительно можно было доверять. — Нет-нет-нет! — закричала Настя. — Давайте не будем опошлять все! Давайте сделаем так, что Катя девственница, но при этом русалка. И кино начинается с того, что Катя в костюме русалки лежит в траве, — она закрыла глаза, чтобы лучше представить себе сцену, — я смогу снять это. Это будет трудно, но я смогу! Я знаю, о чем речь… Она лежит, а мы не показываем ее лицо, просто ее тело. Нас интересует только тело! А потом она как рыба пытается ускакать, — режиссер резкими движениями тела продемонстрировала процесс ускакивания, — и еще нам обязательно нужен Дракон. Он будет завернут в полиэтилен, а плечи у него будут окровавленные, потому что ему отрубили две головы. И после того как ты изнасилуешь Катю, Дракон трахнет тебя. — Нет, это уже какой-то голяк, — сказал Макар. — Тебе не нравится Дракон? — Нет, Дракон, конечно, имеет право на существование. Дракон без вопросов. Но… Ты только представь себе: лежит Катя, а… — Не Катя, а русалка, — перебила его Настя. — Да, русалка. За ней ползу я, а за мной — Дракон? Это как-то надуманно, мне кажет… — Макар, ты гомофоб? — снова перебила Настя. — Вроде нет… Но я категорически против того, чтобы Дракон трахнул меня. Во-первых, мы размываем символ: из страсти Дракон у нас превращается в государство и наказание, а во-вторых… Настя молча встала из-за стола и направилась в прихожую, походя столкнув с холодильника большую прозрачную банку с разноцветными спичками. Они рассыпались по полу, как деревянный народ, павший от стихийного бедствия или оружия массового поражения — Настя была и тем и другим одновременно. — Я думала, мы с тобой друзья, — донеслось из коридора, — я не буду с тобой работать. Бяша выбежала вслед за режиссером: — Настя, успокойся… — Оставьте меня! Я не буду с ним работать! «Вставай со своей жопы, кончай пить растворитель, — запела она, — к вам едет из Европы Шива-разрушитель!» — Настя, вернись! — Зачем? Он нас всех продаст своим друзьям-монополистам, это по глазам видно! — Настя… — А ты, кем будешь ты, Бяша, в вашей бездарной продажной мелодраме? — Она будет девушкой со спичками, — закричал Макар в дверной проем, поднимая упавшую банку. — Бяша будет все время пересчитывать спички! Такая педантичная старая дева: она будет пересчитывать, сбиваться, снова начинать. Но тут приходит Дракон, страсть, поджигает своим дыханием спички и освобождает ее от всего этого! Ожесточенное сопение в коридоре затихло. Через некоторое время режиссер вновь появилась на кухне и погрозила Макару необутым ботинком: — Хорошо, — сказала она, — но тогда Дракона никто не должен видеть, он будет невидимым для всех, кроме девушки со спичками. И еще девушка со спичками должна быть одета в свадебное платье. — Договорились. Режиссер удовлетворенно кивнула и, отобрав у Макара банку со спичками, протянула ее Бяше: — Держи! — сказала она. — Учи роль… — А где будет эта девушка, считающая спички? — спросил Макар. — Она будет делать это у кассы, спрятавшись за очередью. Я настаиваю, чтобы люди в этом универмаге «Копейка» были совершенно разные. То есть ты покупатель, ты охранник… — Я кассир! — Ты охранник! — категорично отрезала Настя. — А Драконом будет… будет… Нам нужно найти подходящего Дракона. — Дракон — это на самом деле главный персонаж. А мы с Катей — второстепенные. — Итак, все дело происходит в универмаге «Копейка», под конец рабочего дня. И ты, значит, охранник… Понимаете, у нас будет несколько героев, так что нужно сначала построить сюжетную линию, иначе будет полный хаос на съемочной площадке, — она почему-то сделала ударение на втором слоге в слове «хаос», — у нас пять героев, может быть шесть. — Да! Они ходят с тележками и стоп-кадр, когда они замечают друг друга. Они давно уже не замечали людей, им был важен только товар, расставленный на полках. Общество потребления. Товар заменил эмоции. «Я помню, как все было… поставки товара, — запела Настя, — иметь свой бизнес на районе… уже не мало! Э, вы чё, не знаете что ли? Подпевайте!» — Чего не знаем? — MC Донателло. My Duck's Vision. Не знаете? Блин, ну вы лошье, с кем только приходится работать… Товар мой мигом расходился по барыгам разным… иметь свой бизнес на районе… очень опасно! Настя сняла со стены отрывной календарь и принялась гадать на нем, отрывая листки с травными оздоровительными рецептами для бабушек: — Замечают — не замечают, не замечают — замечают… Не замечают… Нет, наши герои не замечают друг друга! Они просто пересекаются, не обращая никакого внимания на других. Только зритель их замечает. А Мишка будет там грузчиком в этом магазине. И еще, давай тогда продумаем вот что. Это все Путь, так ведь? Ты все время преследуешь Катю. Так что нам обязательно нужна женщина, которая разливает из бутылки или банки сквозь сетчатую сумку молоко. — Ну а где же тут фильм ужасов? — расстроилась Катя. — Я хотела нормальный фильм ужасов, а вы какое-то концептуальное говно придумали. — Б-б-бараны, — радостно сказал Миша. — Я хочу концептуальное говно! — воскликнула Настя. — Нет, лучше и нашим и вашим, — попытался найти компромисс Макар, — концептуально-говеный фильм ужасов. Ну, давай думать дальше. Кассир после смены пересчитывает десятки на выходе из “Копейки”, и тут выходит принцесса-девственница, вся в таком сиянии… Подожди, а давай меня будет сбивать с пути праведного шлюха? — Хорошо. Ее тоже будет играть Миша. — Думаешь? Мишу было сложно представить в роли шлюхи. Несмотря на крымскую жару, он был одет в практичную брезентовую куртку c многочисленными карманами, а рыжие усы подковой и легкие признаки аутизма как бы помещали его в широкий луч света. Несуразный, да, но над ним не хотелось, да и невозможно было смеяться, настолько он был органичен и самодостаточен, сам не подозревая об этом. Настя-режиссер задумалась, подходит ли Миша на роль шлюхи. На первый взгляд, казалось, что это не самая лучшая кандидатура, однако, мало ли на свете настоящих извращенцев, а именно для извращенцев они и хотели снимать фильм. Для седовласых ебанько, которые будут смаковать каждый кадр за бокалом вина у камина, в ожидании студенток из эскорт-сервиса. В конце концов, Настя выбрала компромиссное решение: — Хорошо, тогда Миша будет играть влюбленного богатого гомосексуалиста, который будет ходить в этот магазин, чтобы увидеть охранника. — Кассира! — Ты охранник! А Миша устроится туда работать грузчиком, чтобы чаще встречаться с тобой. — Миша любит меня, а я люблю — Катю. Катя не любит никого. А девушка со спичками? Девушка со спичками любит Дракона, но она его не видит, а он бегает вокруг нее и изрыгает пламя, потому что он — это страсть! — Да, и на протяжении фильма все эти персонажи будут знакомиться и пересекаться друг с другом и как-то общаться, а в конце фильма будет групповой секс. Такой финал Макара явно не устраивал: — Нет, ты запуталась! В конце я насилую Катю, но это не важно, а важен балансирующий канатоходец. — В этом черном коридоре, в который привела всех Катя, — радостно подхватила Настя, вспомнив свою первоначальную идею. — А девушка со спичками — она постоянно меняется. То она кассирша, то появляется на пути у вас, ну не важно — отстраненный персонаж, как пятно на обоях, появляется везде. А Дракон, у него должна быть активная роль. В итоге он спасет Катюху от тебя. — Стоп! — А девушка с молоком — она будет символом. Символом того, что… — Стоп, я не возражаю против девушки с молоком… — Потому что я, это моя роль! — Настя-режиссер даже покраснела от волнения, это действительно было очень важно. — Я буду играть девушку с молоком. Я — Мэрилин Монро! — Да! Но я Катю изнасилую по-любому! — Да спи ты, с кем хочешь, хоть с Драконом! Время уже давно перевалило за полдень, на улице тяжелым свинцово-солнечным зноем разливалась жара («Среднемаксимальная температура в пустыне Мохаве…», — беспрестанно повторял кто-то в голове Насти голосом Николая Дроздова). За окном сын хозяина отеля, в котором они остановились, чистил в ведре бычков, пойманных на ночной рыбалке, — их собирались пожарить на ужин. Позади него — синее, без облачка, украинское небо и степь. Настя вспомнила скамейки у библиотеки украинской литературы в Москве, на Трифоновской, которые она видела перед отъездом. Там рядом еще осенью, видимо, ностальгируя по девяностым, расстреляли джип какого-то бизнесмена. Верхняя часть скамеек была покрашена в синий, нижняя — в желтый, как флаг Украины. От вида этих скамеек всегда становилось тепло, даже в дождливый московский день. Синяя полоса, должно быть, символизировала небо, но для Насти это было море, в котором плавают бычки, похожие на речных пескарей. Пескари зарываются в песок, неподвижные, пятнистые, будто с веснушками, должно быть, и бычки так же. “Вот бы открыть тут заводик, делать сушеных бычков и ни о чем больше не думать, — подумала Настя, — упаковывать их по трое в пакетики для любителей пива, и самой высушиться на солнце и море как они”. — Раз по поводу насилия возражений нет, значит, теперь мы должны придумать, где тут ужас, — сказал Макар. — Катя хотела снимать фильм ужасов, нельзя ее разочаровывать. — Ужас будет, когда Катюха будет глядеть на небо, лежа под тобой, — без особого энтузиазма ответила Настя, пододвинувшись поближе к вентилятору, который дарил прохладу. — Ужас будет в ее глазах. Уж ты мне поверь. Пока ты будешь пыхтеть и царапать ей щеку щетиной, вот тогда и будет ужас. — Нет, я хочу, чтобы везде был ужас, — возразила Катя. По телевизору в это время показывали постоянно сменяющих друг друга разжиревших чиновников, которые напоминали бобров, устраивающих запруды из денег. «Таким образом, ситуация зашла в тупик!», — сказал очередной бобр, разведя в стороны руками. — Нет, ужас все-таки можно подручными средствами, — предложила Настя, — кстати, можно социальный ужас сделать. У одной моей подруги бабушка вычитала в газете с народными рецептами, что нужно пить собственную мочу, чтобы оставаться вечно молодой. Поэтому они всей семьей и стали пить, включая подругу. — Ну, это тоже не особенно ужасно, мне кажется, — сказала Бяша. — Я слышала, это действительно полезно. Даже Че Гевара пил собственную мочу. — Одно дело Че Гевара, и совсем другое — Машка из соседнего подъезда. Кстати, она вообще очень крутой прототип для нас, ее опыт нам подходит, я знаю, что говорю. Ее весь двор знал, потому что она лишилась девственности случайно с помощью тюбика от зубной пасты. И всем об этом рассказывала, так что она реальной знаменитостью на районе была. — Не хочу я никаких тюбиков! — сказала Катя. — А меня? — спросил Макар. — А тебя тем более! На кухню вышла старшая сестра Кати, Лена, которая целыми днями сидела в номере, слушала казахские свадебные песни на мобильном телефоне и читала особые журналы (издававшиеся тиражом 2–3 тысячи), от первой до последней обложки набитые потоком сознания в духе «Эля! Счастье-любовь Создатель создает мир очищается очищается от мутаций и Создатель бесконечной любви приходит на Землю мутаций больше нет. Любовь и радость! Эля-нинана-любовь!». Первый номер журнала нужно было читать два раза, второй — четыре, и так далее, в геометрической прогрессии. Лена спросонья хмуро посмотрела на всех собравшихся и налила себе большую чашку чая с молоком и солью, который пила каждые полчаса. — Ты мутант, Макар, — сказала она, — но самое страшное, что ты не занимаешься лечением. — Чем он не занимается? — удивилась Настя-режиссер, разом избавившись от сонно-ленивого настроения. — Лечением. — Мочой? — Нет, энергией, которая сейчас спасает Землю, — сказала Лена. — А вот ты, Макар, ты хотя бы чай пьешь? Нет, чай ты пьешь, но вообще это все так ужасно… — Почему? — не поняла Настя. — В смысле? Что ужасно-то? — У нее-то? — спросила Катя. — Нет, она такая говорит все ужасно, я не совсем поняла, что ужасно… — А, это она просто так, — сказала Катя, — она просто немножко сумасшедшая. — Нормально, почему же… — возразила Настя. — У всех же какие-то свои идеи… — Просто мы работаем над тем, чтобы спасти мир, — пояснила Лена, — для этого как минимум нужно пить чай. А вот эта свинья, — она толкнула Макара в бок, — не хочет ничего делать! Он вообще пообещал, что будет лечиться! И каждый день ни хрена не лечится… — А чем он болен? — Как это чем! Тем же, чем и все человечество. Он животное! И вообще, выключите ваш чудовищный телевизор. Макар, поставь лучше песню про катафалк. — Про какой еще катафалк? — Про тот, в котором все едут. Я не помню… не помню, не помню, но там был еще хоп. — Хип-хоп? — Да нет же! Хоп! — Лена, я не понимаю, о какой песне ты говоришь. — Ааа… Нет, не хоп! Iggy Pop… Или нет, я уже не хочу эту песню, я хочу другую, потому что она совсем красивая. Ты ее знаешь? Там есть такой «пам!». — Я много таких песен знаю. — Вот и найди тогда? Там «пам!», потом мулатка долго поет очень красивым голосом, а потом опять «пам!». Поставь ее! Ну, поставь, скорее же! Режиссер смотрела, как Лена сосредоточенно мешает чай с молоком ложкой по часовой стрелке, нашептывая про себя что-то. Настя тоже решила налить себе спасительного чая («Зеркальный эффект», — прозвучало в ее голове, на этот раз уже голосом доктора Хауса), однако чайник оказался идиотским — заварка по большей части выливалась из-под крышки, а не из носика, так что она быстро оставила эту затею. — Нет, я все же не до конца поняла про энергию, спасающую Землю. Это надо всем такой чай пить, чтобы ее спасти? — Настя, ты хотя бы представляешь себе, сколько у тебя спиралей ДНК? — спросила Лена. Вопрос поставил Настю-режиссера в тупик. — Не очень. Ну, примерно. — А я знаю! У тебя их две! А должно быть восемнадцать! И вообще, о чем вы все говорите, если есть второй закон термодинамики? Внутри у вас у каждого бомба, вы постоянно разваливаетесь на куски, и ни фига не лечитесь, пока полностью не развалитесь и не умрете! Вот ты Настя можешь отменить второй закон термодинамики? Я тебе скажу: не можешь! — Да я даже не знаю, о чем он. — Зато второй закон термодинамики очень хорошо знает, о чем он! И вот ты поешь про своего Шиву-разрушителя, а это именно он и есть. Так что о чем с вами говорить? Я могу вам только сказать, что когда у вас случится жопа, и вы придете ко мне, то единственное, что я смогу вам ответить, это что раньше я уже все вам говорила, но ничего не могла без вас сделать, а вы не хотите ничего делать, сколько бы вам я не повторяла. Так что все это очень грустно. Насте-режиссеру и правда стало грустно, до такой степени, что захотелось уже не чая, а лечебной водки, в холодной и запотевшей бутылке, прямо сейчас, посреди дня. То, что у нее не восемнадцать, а всего лишь две спирали ДНК, не очень ее расстроило, а вот слова про разваливание на куски ей не понравились — в последнее время какая-то неведомая хрень побаливала в животе, особенно это чувствовалось, когда она ложилась спать. Настя даже звонила знакомому врачу и спрашивала, что делать, но тот сказал, что нужно срочно все резать, лезть внутрь щупом с видеокамерой и смотреть, что там такое, поэтому режиссер решила отложить вопрос с хренью в боку до лучших времен. — 158, 159,160, - раздался в наступившей на несколько секунд тишине голос Бяши, пересчитывающей спички. — Ужас на самом деле не так важен, — немного неуверенно сказала наконец Настя, возвращаясь к теме фильма. — Главное, что в конце во всем будет виновата баба с молоком. — Я вижу, это какой-то глубокий очень символ из детства. — Я хочу играть тетку с молоком! — Хорошо-хорошо! — Я буду идти с этой сеткой, и молоко будет вытекать! И будет белый след образовываться, и по этим следам мы сможем следить сюжетную линию. Я буду сопровождать главных героев на протяжении всего фильма. — Как Дракон. — Да — Молочница, Дракон и гей Миша. — А гей Миша будет задавать философские вопросы все время. Кто я? Зачем это все? Кто этот милашка-кассир, и почему он полюбил эту сучку? — Макар, у тебя есть костюм? — Какой костюм? Мы же договорились, что будут спортивные штаны с пузырями на коленях и кожаная куртка. Я же кассир. — Нет, я не могу объяснить этому человеку. Ты будешь ни фига не кассир! Кассиром будет она, — режиссер ткнула пальцем в Бяшу, — и она будет всем! А ты будешь охранником! А гей Миша будет жить в Южном Бутово в коттедже на отшибе, там же все дома спальные уродские, как гигантский конструктор, а он будет жить в смарт-хаусе таком с двадцатью интеллектуальными унитазами и спортивным поросенком на поводке. Про него мы снимем отдельную историю, уже в Москве, что вот он такой пидарок будет ломиться все время в эту «Копеечку», и зачем ему деньги, если нет любви. И он будет приезжать на своем бентли туда и работать грузчиком, чтобы увидеть тебя. Просто я хотела бы поднять вопрос того, что люди в поиске. А вот эта женщина с белым молоком, она просто в прострации, понимаете? Все вокруг уже считают, что она уже отработанный материал, но она-то совсем так не считает! И вот ходит она с этим молоком, и оно утекает, протекает… — В общем, ей не дойти до дома. — Да у нее нет никакого дома! А молоко вытекает, а люди страдают, а время как молоко протекает, вытекает, уходит сквозь пальцы. — Тогда Дракон должен стучать членом по кастрюльке, как Даниил Хармс. — Да!!! — радостно закричала Настя. — Прямо по дну!!! Миша, ты сумеешь так? Мне кажется, это очень сложная сцена будет. Нужен высокий уровень актерского мастерства. Миша был застенчивым парнем, но сейчас по его глазам было видно, что внутри него идет сложная борьба. — Миша, не надо, — тихо сказала Бяша, которая знала его лучше всех, и которой выражение глаз скромняги очень не понравилось. Но было уже поздно — Миша схватил кастрюльку и торжественно продемонстрировал свой уровень актерского мастерства. Глухие звуки ударов по дну кастрюльки пронзили пространство комнаты и, хотя они даже не были лишены некоторой приятности, почти все присутствующие зажмурились, а на лицах их заиграло выражение неудовольствия. Глаза остались открытыми лишь у Насти-режиссера и Макара. Первая явно была в восторге — похоже, Миша справился со сложной ролью. Макар же грустно смотрел на опороченную кастрюльку, в которой сегодня собирался готовить. — Н-нормально? — спросил Миша. — Пойдет, — сухо ответил Макар, — только раз ты ее обесчестил, то теперь должен на ней жениться. И выкупить невесту по себестоимости. За 800 рублей. Миша покраснел. Настя-режиссер же, вдохновившись действом, вновь превратилась в кофеинового мишку-гамми. — Очень круто! Миха, ты гений, ты Марлон Брандо! Все, я все придумала. Значит, монтируем так: Дракон стучит по кастрюльке, Бяша пересчитывает спички, а весь ужас у Кати в глазах. — Хорошо. Итого у нас есть два контрастных персонажа: невинная принцесса-девственница из страны первокурсниц и женщина с молоком. Но она такая умудренная опытом женщина, она не позитивный персонаж. — Она просто потерянная женщина с утекающим молоком. Она даже ничего уже не ищет! Она символ текущего времени, проходящего зря. — Если уж так воспринимать этот символ, то лучше тогда вместо молока использовать майонез «Рябушка», — предложил Макар. — Нет, — возразила режиссер, — это слишком глубоко, зритель не поймет. Но ладно, пускай его тогда купит принцесса Катя. Катюха, тебе нужно будет купить майонез «Рябушка» и этот, как его, кошачий корм для попугайчиков. — Йодированный, для щитовидной железы. — И канцелярских товаров: пенал там, ранец. Фломастеры, наверное, надо тоже. — Хорошо, давай перейдем к сцене насилия уже. — Ну, она будет импровизированной, — отмахнулась Настя. Судя по выражению лица Макара, тот уже не один десяток раз за время обсуждения фильма прогнал в своем воображении эту импровизированную сцену. Катя в своем зеленом халате сейчас стояла на полу у кровати, соблазнительно выгнувшись — дразнить его было одним из ее любимых увлечений. В его сознании уже давно не было ни одной мысли — все заполнило желание, кипящее и подавляющее все вокруг, порой доходящее до откровенного бреда и патологии. Не раз он уже представлял Катю с другими мужчинами, остро ревнуя к этим фантомам, однако, не останавливаясь и продолжая испытывать свой рассудок на прочность. — Ладно, а что будет делать гей Миша в это время? — спросил Макар, пытаясь отвлечься от всех этих мыслей. — Прятаться за деревом и страдать. Крупный план: он стоит за деревом, смотрит на вас, и слезы текут по его щекам. А Дракон стучит членом по кастрюльке и смеется ему в лицо. Стоп, а как Миша сыграет одновременно влюбленного пидорка и Дракона? Ладно, он у нас Марлон Брандо, так что справится… А ужас при этом в Катиных глазах. Катя, продемонстрируй нам, как ты покажешь ужас! Катя продемонстрировала, но не очень убедительно. Она вообще сейчас думала о чем-то своем. — Мне кажется, этот ужас может провалить все дело, — сказал Макар. — Нужна кровь все-таки. Кровь может течь в самом конце из пакета женщины с молоком. Эй, ты куда? Настя поднялась и вновь направилась в коридор, и Макар уже было подумал, что опять обидел ее. Все-таки женщина с молоком — очень важная для Насти тема, а он тут не в тему лезет с какой-то кровью. Но, как оказалось, режиссер не обиделась. — Я в туалет. Я быстро, не продолжайте без меня. — Нужно связать молочницу, это чистота, кормление, материнство — и лишение девственности — это кровь. Молоко сменяется кровью. То есть у девственницы Кати во время насилия крови не видно, она будет только капать из пакета молочницы. А Дракон в это время поджигает спички. У нас будет хорошее кино со счастливым концом: мы с Катей счастливы, Дракон с девушкой со спичками счастлив, гей Миша поплачет и уйдет со шлюхой-блондинкой, которая меня пыталась сбить с истинного пути. Эй, меня кто-нибудь слушает вообще? — Нет, Макар, — сказала Бяша, — ты извини, но ваша с Настей неконтролируемая словесная эякуляция в духе Мэддисона уже всех утомила… Эй, Миш, ну кто так делает, а? Разве нельзя было пакет просто развязать? Миша, игравший с сушеным бычком, покраснел. Он действительно достал бычка из пакета, не развязав узел, а разорвав посредине. Этот акт всегда почему-то казался всем вокруг преступлением против человечества. Почему — Миша никогда не мог понять. — А как вообще смывать у вас в туалете? — спросила Настя, выходя из уборной. — Можно душем, — посоветовал Макар, — душем попробуй… — 798, 799, 800! Восемьсот спичек уже! Осталось четыреста еще найти — их должно быть тысяча двести. — Ты что, их считала уже? Бяша не ответила, но была явно смущена. Макар с режиссером переглянулись — все-таки молодцы, как верно угадали для девушки роль. — А д-давайте еще Д-дракон будет фанатеть от к-какого-нибудь безумного порно, — предложил все время молчавший до этого Миша. — Порно про пироманию! — поддержал Макар. — И не нужно никакой цифры: это пугает людей, никаких компьютеров, и прочего цифрового — это пугает людей. Все цифровое — это упадок и разложение, ничего лучше игры Dune 2 пока что создано не было, мы, кстати, можем оттуда взять иконки, если будем выпускать DVD-версию. А так я против цифры. Вот кастрюльки это да! Нам нужна реальная жизнь. — Блин, какие же мы крутые! — обрадовалась Настя. — Разумеется, коллега! А девчонки сидят и не врубаются, ты посмотри на них! Сидят и думают: блин, какая чушь, вот бы сейчас лучше сдать экзамен, а потом влюбиться, выйти замуж и всю жизнь красить потолки. — Да, девочки, а я думала, что вы крутые… — Слушай, а на самом деле они крутые, а мы лохи! Сидим тут трепемся, а они уже вживаются в роль. Вон посмотри на Дракона: его уже час не видно, а девушка со спичками пересчитывает спички. А может, она будет постоянно сбиваться! Да, ты будешь постоянно сбиваться… — Или, может, мы все-таки порно снимем? Только я ни разу не смотрела его, я не представляю, что там происходит. Девочки, вы смотрели порно? — Я в детстве смотрела, — сказала Катя. — И что там? — Там какая-то тетка скакала на мужике, а потом они целовались. — Ну и? Твои впечатления? — Да никаких впечатлений. Я подумала, что когда вырасту — может вот так поскакать, как она, еще и смогу, а вот целоваться точно не буду, потому что это гадость. — Да уж, Катя, мало от тебя толку. Но зато на роль ты хорошо подходишь. Надо парней спрашивать, они больше в теме. Макар, ты в детстве смотрел порно? — Неа. Я смотрел в туалете вкладыши от жвачек Beach Girls. Там были девушки в бикини, а некоторые даже и без лифчика — у них такие белые незагоревшие треугольнички были на груди. А еще я смотрел однажды в лесу полиэтиленовый пакет «Эсмеральда», на нем женщина вообще в одежде была, но мне тогда было все равно. Это был момент истины! — Истина… Истина… Выходит, с порно у нас ничего не получится, но зато мы связываем кульминационный момент с моментом истины. Правильно? Правильно! Только осталась одна важная деталь: что будет происходить с геем Мишей? Быть может, он влюбится в девушку? — Какой же это момент истины? Может, мы его замочим просто? Миша, тебя загрызут бродячие собаки. Правда, мы собак-актеров не найдем. То есть найдем, конечно, но его же реально загрызут. «Шива разрушитель», — пропела Настя и начала кружиться по комнате, расставив в стороны руки. — Мы потеряли коллегу! Коллега, нам нужен ужас! Чего люди боятся? — Бородавок на гениталиях. Знаешь, побаиваются. — Не знаю, никто из моих знакомых этого не боится. Так чего люди боятся? В тюрьму бояться попасть. — Ну, ты как насильник должен попасть! — Вообще-то да. — Но тебя оправдают! — Да, закончится тогда все сценой суда. Меня осудили там на тысячу лет и последнее слово… «И две тысячи лет война, война без особых причин…», — пропела Настя. — И спрашивают: ну почему ты ее изнасиловал? А я говорю: потому что я ее любил. И меня тут же оправдывают. Слушайте, а я могу несколько раз Катю изнасиловать? — У нас дублей будет много. Вообще ты должен мне давать взятки за такие вещи. Такой дал мне бабла, а я: «Дурочка! Ты забыла! По сюжету тебя трахают не один раз, а три!» Про это мы тоже снимем отдельный фильм: про коррупцию в кинематографических кругах. — Я, кстати, слышал в метро одну фразу, ты ее можешь сказать как утомленная жизнью молочница. У тебя будет всего одна реплика за фильм. Такая: «Я дала врагу народа». Кстати, а вы помните, была такая считалочка. «Ехала машина темным лесом за каким-то интересом, инти-инти-интерес выходи на букву «С», а на буквочке звезда, здесь не ходят поезда…». Жесткая считалочка, я всегда все эти штуки пытался представить. — Давайте снимем по этой считалочке кино! — предложила Настя. — Давайте лучше вернемся к сцене изнасилования. — Да что ж ты мусолишь ее все время? Снимем и все! — А может, мы ее тогда прямо сейчас снимем?! — Нет, я не могу с этим человеком работать, — возмутилась Настя. — Правильно Лена говорит, ты животное! Иди лечебный чай пей! Фильм решили снимать вечером. Катя долго собиралась, примеряя перед зеркалом то один наряд, то другой. Сначала облегающее черное платье, потом что-то невообразимо цветастое и подростковое, потом еще что-то, еще и еще. — А чулки подходят? — спросила она, примеряя очередной наряд. — Тебе нравятся? — Да, неплохие. — Знаешь, я обязательно разрешу их кому-нибудь на мне разорвать… — сказала Катя, — Какому-нибудь красавцу-мужчине. Или вообще, кому угодно: первому встречному. Мне раньше очень хотелось выйти на улицу и отдаться первому встречному. И сейчас я готова любому. Но только не тебе! — Рад за тебя. Катя надела короткую вязаную кофточку, обтягивающие бирюзовые шорты и малиновые туфли с завязками, которые высоко взбирались по голени. Она критически осмотрела себя в зеркале и явно осталась довольна результатом. — А вот так хорошо? — Отлично! — одобрил Макар. — Потрепанная юная шлюшка собирается на свой первый бал в пельменной. — Ой, Макар, оставь эти свои неудачные попытки принизить меня ради своих непонятных целей… — Катя, ты себя переоцениваешь. Ты самая обычная скучная девчонка, возомнившая о себе непонятно что. А так, ничего особенного. Ну, на одну ночь, ну может на две. — Да, конечно! Расскажи это кому-нибудь другому. Макар пожал плечами и направился в ванную, но стоило ему включить воду, как из коридора вновь раздалось: — Макар! Макар! Скорее иди сюда! Ну, скорее же ты! — Что на этот раз? — Я теперь похожа на рысь. Она и правда была похожа на рысь — хвостики у только что заплетенных косичек лежали на голове как кисточки на ушах у рыси. — Я посмотрела на себя в зеркало и сказала сама себе, что я страшная рысь. А потом сама на себя обиделась, что я так сказала. — С ума сойти. В дверь постучали — долго и сильно. — Але! — раздалось оттуда. — Что за бардак на площадке? Почему никто не готов? Всех уволю! На пороге стояла баба с молоком. Настя полностью преобразилась: на ней был безразмерный балахон, под который в районе груди и живота она напихала тряпок, в руках авоська, на голове же красовался мятый и неряшливый берет малинового цвета — не то дань профессии режиссера, не то все настоящие молочницы, по мнению Насти, должны были ходить в таких. Позади нее стоял смущенный Миша, замотанный в длинные куски полиэтилена (плечи его были залиты кетчупом, уже подсохшим на солнце) и бледная Бяша в свадебном платье, явно взятом на прокат и не раз уже бывшем в употреблении. — Артисты они, блин, — продолжала возмущаться Настя, — шесть вечера уже, скоро солнце сядет, а они еще не одеты. Всех уволю, будете в провинциальных театрах юного зрителя алкоголиками работать. — Мы не умеем. — Научитесь. У меня папа тоже поначалу не умел, а потом проработал алкоголиком двадцать лет на хлебозаводе. Отпускать на пенсию даже не хотели, уговаривали остаться на полставки. Все, хватит, хватит прихорашиваться уже, идем. И возьмите на пару дней вещи — зубные щетки там, анальные шарики, чего вам там нужно, я не знаю. — Зачем? — Как зачем? Мы же не успеем за сегодня все снять, еще дня два хотя бы нужно. — А мы разве не здесь будем снимать? — Нет, тут слишком семейно все: парочки, толстопузы в шортах, дети. У нас же сейчас про девственницу фильм, так что надо заигрывать с молодежной аудиторией. Тут есть правда, я знаю, колоритная дискотека, но я ее пока поберегу — будем там потом снимать фильм «Суперхач», про супергероя Ашота в спортивных штанах, который всех спасает. Ну, там, хулиганы к девушке пристают, а суперхач их раскидывает. Я уже все придумала. Там главная сцена будет, как он одевается, типа как Шварценеггер в «Коммандо», вот так же и Ашот будет: белые носки натягивает, туфли, пылинку щелчком сбивает с плеча, и все под героическую музыку. — Так куда мы поедем-то? — спросила Катя. — Далеко? — Не, тут минут двадцать пять на машине. Там отличное место — настоящий диснейленд для наркопьяни. Туда сначала завозят голых девушек и бухло, а потом запускают вот таких как ты, Миха. И причем все это огорожено и вход-выход по пропускам, чтобы никто из асоциальных мерзких типов не слинял и не мешал жить цивилизованным гражданам. На улице остановились у палатки: Миша разволновался перед съемкой и, чтобы успокоиться, решил купить сигарет. Чуть ли не половину пачки занимала антитабачная реклама — не только надпись о вреде курения, но и фотография, наглядно (в основном, на примере внутренних органов) демонстрирующая, к чему эта привычка может привести. Продавщица протянула Мише пачку с довольно невнятным, но особо отвратительным изображением и надписью «Курение вызывает импотенцию». — А м-можно мне д-другую? — спросил Миша, немного повертев пачку в руках — Н-н-не с импотенцией. — А с чем вам тогда? — Н-ну, я не знаю. С раком л-легких хотя бы. — С раком больше нет, их быстро разбирают, — заметила продавщица. — С пороками сердца еще остались. Будете брать? — Хорошо, д-давайте с пороками. Вокруг разливался спокойный украинский вечер, со всеми его цикадами, акациями и легким горячим ветром над степью. Настя-режиссер вышла на дорогу и быстро поймала машину. Пришлось немного поторговаться с водителем — он сначала требовал надбавки за пятого, лишнего пассажира, но сразу было видно, что Настя ему очень понравилась, и он довольно быстро сдался. Водитель оказался классическим бомбилой-кавказцем лет шестидесяти, с короткой седой щетиной и веселыми прищуренными глазами. Он одобрительно окинул взглядом пышные формы Насти-режиссера под балахоном, остановившись на левой груди, в которую было напихано больше тряпок, чем в правую, и спросил: — С дэтми атдахнуть приэхали? — Да уж, — хмуро кивнула Настя на сидящих сзади, — с дармоедами своими… Давно ли сама молодухой была, да жизнь не спрашивает — пролетела в один миг, ничего и заметить не сумела. Сами знаете, как оно-то бывает, — Настя глубоко вздохнула и положила авоську на колени, молочные бутылки при этом звякнули друг о друга. — Ну, почэму жэ, — вдруг как-то слишком уж рассудительно заметил водитель, — жизнь нэ пролэтаэт, это люди часто многого нэ замэчают в нэй, но это нэ значит, что этого многого нэт. Сагласитесь, глупо атрицать, что Всэленная безгранична, причем я имею ввиду нэ космос, а миры, которые существуют рядом нами, на расстояныи вытянутой руки, просто в силу аграныченности нашего сазнания мы нэ васпринимаем их… Вы знаэте, есть такой писатэль Карлос Кастанета, — таксист так и произнес «кастанета», через «т», одновременно смачно и сухо, так, что от этого слова в воздухе будто бы действительно раздался треск испанских кастаньет. — Нэ знаете? Очень интэрэсный писатэль… После писателя «Кастанеты» и безграничной Вселенной участники съемочной группы оказались в легком ступоре. Практичная Бяша забеспокоилась — веселые огоньки в глазах водителя показались ей довольно подозрительными, не факт, что они были естественного происхождения. А эрудированный кавказец продолжил: — Нэдавно я сматрэл снимки в интэрнэте на сайте NASA, там тэлескоп Хаббл снял Крабавидную туманность. Очень красиво! Я вам рэкомендую пасматреть. Один снимок — размэром в шэсть свэтовых лэт. На нем агромные бардово-зэленые волокна звездного вэщества, а в цэнтре — нэйтронная звезда, вокруг которой галубое свэчение. Я сматрэл на этот снимок и вдруг понял, что это жэ фотография клэтки человека. Все один в один, очень похоже. Панымаете, что это значит? Палучается, вся Вселенная можэт находиться у вас в мизинце ноги. — Вас надо с сестрой вот этой девушки познакомить, — сказал Макар, показывая на Катю, — вам будет, о чем поговорить, она пьет чай с солью и молоком, чтобы приходила специальная энергия, которая спасает сейчас Землю. На протяжении всего пути кавказский мистик продолжал излагать свою космогоническую теорию. Катя не выспалась, а Макар, сидя рядом с ней, все фотографировал и фотографировал ее, пока на одном из снимков не запечатлелось «оскорбленное пони» — выражение лица, которое он так долго пытался поймать. — Катю будешь снимать ты! — шепотом сказала ему Настя-режиссер, взглянув на фотографию на экране телефона. — У тебя это получается почти как у Ларри Кларка. Помнишь «Детки»? Там каждый кадр сочится вожделением: он снимает коленку девочки-подростка, и сразу понятно, что бы он с этой коленкой сейчас сделал. Это, кстати, очень крутой прием, нам надо взять на вооружение. Делаешь вид, что ты такой серьезный правильный чувак, типа смело показываешь обществу его пороки, а на самом деле сам снимаешь асоциальное порно и капаешь слюной на камеру от похоти. Ой, остановите здесь, пожалуйста. — Пачиму? — удивился водитель. — Давайте я вас да самого пляжа давизу! — Не-не, нам прямо тут, здесь очень живописная натура. На поле вдалеке лениво вращали своими лопастями ветряки, разгоняя жаркий степной воздух. Впереди, за поселком, ухала басами и диссонансом нескольких танцполов дискотека, над которой призывно рассекали небо четыре ярких прожектора. К пляжу нужно было идти по дороге через большой пустырь, который разделял городок и деревню. Навстречу то и дело попадались девушки в обтягивающих оранжевых трусиках в черный горошек — символ божьих коровок, которые в массовом порядке прилетали на это побережье из года в год, влекомые инстинктом продолжения рода. В этом году, правда, было нашествие не божьих коровок, а стрекоз. Их были многие тысячи, они появлялись под вечер и исчезали ночью. Стрекозы висели в нескольких метрах над головами людей плотным слоем, живым потолком, который медленно двигался в сторону города. — Какие красивые стрекозы, — сказала Катя, — но если бы они летели ниже, было бы страшно. А так они очень хорошо летят. У меня есть сережки-стрекозы, смотри, — она показала Макару двух маленьких серебряных стрекоз в ушах, — они раньше очень мучили ушки, потому что у них гвоздики с резьбой и все очень болело. Но есть специальная технология, как их надо вставлять, чтобы не больно было. Их нужно просто послюнявить немного. «Белая стрекоза любви, стрекоза лети, — запела было Настя, но тут же переключилась. — Я помню, как все было, поставки товара, иметь свой бизнес на районе — уже немало!». Миша провожал взглядом каждую девушку, многие из них тоже оборачивались и с интересом рассматривали его полиэтиленовый костюм Дракона. — Ладно, давайте не будем время терять, — сказала Настя, — снимем сейчас, как полиэтилен шуршит по дороге. Миха, нужно чтобы таинственно было, но не слишком загадочно, тут тонкая грань и ты ее должен почувствовать, иначе ничего не получится. Давай шурши вот этим длинным куском, сначала медленно иди, а когда я махну рукой — начинай бежать. Макар, понеси сумку пока, а я буду снимать. Миша увлеченно зашуршал рваным полиэтиленом по дороге, но продлилось это не долго. С другой стороны пустыря раздался громкий лай, мощный и крайне стремный на слух. Оттуда прямо на съемочную группу неслось нечто живое, размером с теленка. Нечто поднимало клубы пыли и, на первый взгляд, было настроено весьма недружелюбно. — Стойте на месте, — крикнул Макар, — не двигайтесь. Миша, не двигайся, это она на твой полиэтилен бежит. Вон, видите, там ее хозяин машет рукой, он сейчас назад ее позовет. «Рвака!!! Назад!!! Ко мне!!! Назад, я тебе говорю!!!», — донеслось с той стороны поля. — Сам не двигайся! — посоветовала Макару Бяша и тут же рванула в сторону ближайших пятиэтажек, построенных в степи несколько десятков лет назад. — Рвака, назад!!! Голос хозяина Рваки очень не понравился всем участникам съемочной группы. В нем не было властных нот, повинуясь которым пес должен был мгновенно замереть на месте и броситься назад к хозяину. Больше того, голос был на грани истерики. Вместо приказа собаке там чувствовался беспристрастный голос судьи, зачитывающей приговор: «…повлекшие за собой тяжелые повреждения организма, несовместимые с жизнью…» «Пять лет дадут, как минимум, — слышалось в голосе владельца собаки, — отправят в Читу. Рельсы класть. Там холодно. Завели бы лучше кота, как жена хотела. Ссал бы, конечно, по углам, но все же не это вот. Зубы надо хотя бы успеть сделать до этапа. Когда еще теперь придется… Не ценил я вольную жизнь, граждане, ой не ценил!» — Рвака, назад! Ко мне! Ко мне, я сказал! Миша все это время был в некотором замешательстве. Сначала он по инерции шелестел полиэтиленом, но наконец, опомнился и рванул за Бяшей к пятиэтажкам. — Миха, назад! — закричала Настя-режиссер, не отрываясь от камеры и выбирая ракурс получше. — Работаем, Миша, работаем, да не туда беги, вон туда, я не могу против солнца снимать, работаем, медленнее беги. Жалко, конечно, что одна собака, а не целая свора, но все равно ничего. Миха, да подожди ты, медленнее беги, мне нужно крупный план сделать, как тебя разрывают на куски. Постарайся окровавленной рукой потом махнуть так, чтобы капли крови по объективу стекали. Собака между тем уже добралась до дороги, по которой они шли. Эта была молодая кавказская овчарка, глупая и веселая. Изначальной целью ее был соблазнительно-полиэтиленовый Миша, но сейчас овчарку привлек блеск объектива на солнце: Рвака подбежал к Насте и, вскочив на нее передними лапами, весело залаял. — Уав! Уав! — передразнила его Настя. — Плохая собака! Плохая и глупая! Я же говорила, будет хаос на съемочной площадке, никто роль не выучил! А ну беги, кусай Миху! Но пес уже и к Насте потерял всякий интерес. Он стал рвать валявшиеся в песке плюшевые заячьи уши, которые недавно еще украшали голову какой-то тусовщицы, но после надоели либо потерялись в пылу вечеринки. Дальше до пляжа съемочная группа добиралась без приключений. Лишь однажды к Кате подошла цыганская девочка лет четырех и пальцами внимательно изучила все ее украшения. Сначала тонкий браслет из белого золота на ноге, высоко взбирающиеся по щиколоткам розовые завязки туфель, затем обтягивающие бирюзовые шорты, выгоревшие до полной белизны на солнце концы волос. Они сняли два номера в небольшом отеле, расположенном в пяти минутах от «диснейленда», оставили в нем вещи и отправились к пляжу. Пляж с многочисленными дискотеками был огорожен по всему периметру. Ограда уходила в море метров на десять, и, по большому счету, можно было сделать вид, что купаешься, а затем, нырнув, проплыть под водой и выйти уже на той стороне. Однако на практике никому пока что это не удавалось — всюду на подступах дежурили охранники. Пока они стояли в очереди за визами для прохода на территорию «диснейленда», Миша подошел к ограде и изучал прекрасный новый мир. На другой стороне был рай, не хуже того, который представляют себе склонные к экстремизму религиозные фанатики. Только девушек было не восемьдесят, а гораздо больше. Они были повсюду: некоторые топлесc, некоторые полностью обнаженные. Девушки играли в волейбол, танцевали, стоя по пояс в воде и бурно плескаясь, когда ди-джей ставил самые долгожданные хиты. В этом году умер Майкл Джексон, поэтому очень часто его старые песни миксовали с техно и хаус-треками, звучавшими на дискотеках. Отряд из двадцати красоток маршировал под руководством парня педерастичного вида, который приговаривал — раз-два-три-раз-два-три-и еще… Девушки высоко поднимали ноги, согнутые в коленях как породистые объезженные лошадки. — Значит так, сейчас снимаем твою долгожданную сцену изнасилования, — сказала Настя-режиссер, когда они попали внутрь. — Отлично! — одобрил предложение режиссера Макар. — Давно пора. — Да, преследование мы будем снимать завтра, а прямо сейчас самое главное — на закате. Смотри, она будет идти впереди, а ты метрах в двадцати сзади, очень быстро сокращая дистанцию. А когда она доходит вон до того пирса, ты набрасываешься на нее и делаешь свое дело. По поводу него никаких рекомендаций нет, будет чистая импровизация, я тебе доверяю. Все понятно? — Давно уже понятно. Давайте снимать, наконец. — Ништ. Все встали на исходные позиции. Мотор! Так, идем, идем, отлично… Катя, давай, как будто ты почувствовала подвох, но не оборачиваешься, а просто походкой передавай нервозность. Это, по-твоему, нервозность? По-моему, это ДЦП… Ага, вот, уже лучше. Все правильно, класс! Макарыч, все, догоняй ее уже. Так, ближе, ближе… Теперь прыгай и хватай! Отлично! Ого! Не переигрывай только, не переигрывай! Ни фига себе! Он же ее правда изнасилует сейчас! И «Оскар» за лучшую режиссерскую работу получает… Я получаю, кто же еще… Так, стоп! Остановились все! Аккумулятор разрядился… Э, стоп! Макар, мы уже не снимаем! ДА ОТТАЩИТЕ ЕГО ОТ НЕЕ КТО-НИБУДЬ! Он же во второй раз так натурально не сыграет! Парни, да, вы двое, оттащите его скорей! Палку возьмите! Подальше оттаскивайте и держите покрепче! — Настя, ну что за фигня? — упрекнул ее Макар, отряхиваясь от песка. — Ты же режиссер, могла бы позаботиться о своем глупом аккумуляторе заранее! Все уже настроились, а ты… — Я режиссер, а не оператор! — возмутилась Настя. — Я не виновата, что вы позвали гениального режиссера снимать фильм ужасов и не выдали ни реквизита, ни операторов и осветителей, ни кокаина, ни денег на накладные расходы, ни сценариста, ничего! У меня даже тетки с этой прикольной хлопалкой с дублями нет. Почему я должна думать обо всем? Я Мэрилин Монро, а не какой-нибудь там задроченный технарь. И вообще, существует старинная режиссерская традиция в первый день съемок ничего не снимать, а бухать и громить гостиничные номера! Мы ее нарушили, и вот что получилось! «Поехали бухать! — запела Настя-режиссер песню, которую сочиняла тут же на ходу. — Скорей-скорей бухать! Что может лучше быть? Конечно ничего! Лишь только же бухло! Поехали бухать! Да-да, скорей, сейчас! Поехали уже!». Это мюзикл, кстати, — пояснила она, — мы его поставим на Бродвее после нашего фильма. А сейчас мы должны нажраться, как чижики, чтобы изнутри прочувствовать быт и нравы аборигенов этого молодежного фестиваля. Бяша не пьет, поэтому она будет хранителем камеры. Бяша, слышишь? Ты теперь самая главная! Ты страпон-кипер! А мы сегодня нажремся, а потом будет ползать и хрюкать! Есть возражения? Нет? Принято единогласно! «Михаил Сергеевич Боярский! Михаи-и-и-л Сереге-е-евич Боярский!», — пели за стойкой одного из баров, почему-то на главный мотив мультика «Бременские музыканты». На стойке стояло стопок десять с чем-то бордовым — их и осушили певцы, закончив свой странный тост. — Мне кажется, нам туда, — сказала Настя, — этот бар вызывает у меня доверие. Бар «69» располагался прямо посреди пляжа, и посетителей в нем было гораздо больше, чем в других заведениях. Стойка черного цвета была разрисована пантеоном порно-богинь, некоторые из которых сбивались в парочки, наглядно иллюстрируя название бара. Участники съемочной группы расселись за стойкой. Бяша заказала себе свежевыжатый апельсиновый сок («Смотри, сильно не напивайся и не буянь!», — простебали ее коллеги), остальные взяли алкогольные коктейли. — Нет-нет, не так, нужно вот так, — сказал один из барменов уже подвыпившей брюнетке, — становись сюда, нет, не на стойку, на сидение, вот так, да, на колени, закрывай глаза и открывай ротик. Бармен тоже встал на колени, но уже на стойку, взял шейкер с белым тягучим коктейлем и стал медленно лить его в раскрытый рот девушки. — Еще… Еще… Вот так, да, до конца, хорошая девочка, глотай все. Ну как? — Классно! — А как этот коктейль называется? — спросила бармена подруга брюнетки. — Хедшот! — гордо ответил тот. — А можно мне такой же? — Конечно! Вставай на колени и открывай ротик! — Ахахаха! В душик и в кроватку! — Чего? — не понял бармен. — Да это личное. Когда я училась в школе, у меня был любовник лет на десять меня старше. И когда я приходила к нему, первое, что он всегда говорил мне: «А теперь в душик и в кроватку!» Состояние Миши в этот момент было близко к полуобморочному. — Здесь столько обнаженной п-п-плоти, что у меня возникают неп-п-пристойные мысли, — признался он Насте-режиссеру. — У тебя, значит, тоже динамика наблюдается, — понимающе кивнула та. — Нет, ну п-просто… — Да ладно, Мих, я все устрою. Ты умеешь выпячивать губу? — Чего? — Нижнюю губу выпячивать. Ты че, Миха, это же самое главное! Все крутые чуваки должны выпячивать нижнюю губу на публике, это очень важно. Ты видел Виктора Цоя в лучшие годы? «Всем, кто ложится спать, спокойного сна», — она пропела это так, что в воздухе почувствовались тягучие гитарные аккорды. Миша достал из кармана пару помятых, поцарапанных, испачканных в песке презервативов сомнительной фирмы SuperLover, с непомещающимся на упаковку бюстом, и показал их Насте-режиссеру. — Я их с собой в-в-вожу везде уже т-третий год, — грустно сказал он, — но пока т-так и не удалось в-воспользоваться. — Не ссы, вступай в НПБ! — посоветовала Настя. — Я же сказала уже, я все сделаю. Але, уважаемый, — обратилась она к одному из барменов, с конским хвостом и в майке какого-то металлического фестиваля, — можно у вас камеру зарядить? — Можно! — кивнул тот, — в нашем баре можно все, особенно то, чего нельзя. Он поставил заряжаться камеру в подсобке, а затем налил четыре стопки водки для компании веселящихся португальцев, но те куда-то слились, позабыв про выпивку и про необходимость расплатиться. — Отличные парни! — сказал бармен. — Из Португалии. Они вчера напились, напоили всех в баре и увели всех девушек, даже тех, которые никому не давали два года. — Риспект, — одобрила режиссер. — Может, будете? — спросил он Настю, показав на водку. — Неа, рано пока что. Но имейте нас в виду! У нас сегодня в планах ползать и хрюкать. Бармен вытянул вперед открытую ладонь, жестом как бы говоря «спокойно!», затем вылил все четыре стопки в один бокал и выпил залпом, не запивая, не закусывая и даже не поморщившись. — Мужик! — одобрила Настя-режиссер. — Трезвый бармен — позор профессии! — торжественно объявил профессионал и тут же свалился под стойку. — Мазафака, ну кто так делает, — воскликнул его коллега, высокий и субтильный, со шрамом от операции на животе, — народу полно, работы еще больше, а ты… Он полил было сгоревшего на работе коллегу из водного автомата, но поскольку результата не последовало, махнул рукой и оттащил его за руки в подсобку, укрытую от посторонних глаз тростниковыми стенками. — Извините! — сказал он Насте. — Ничего, бывает. Скажите, а у вас есть здесь шлюхи? — Шлюхи? — удивился бармен со шрамом. — А зачем вам шлюхи? Их тут нет, то есть не то, чтобы нет, просто тут все итак как бы, ну то есть итак у всех все легко и хорошо, так зачем вам шлюхи? — Нам нужна шлюха, которая будет сбивать с истинного пути вот его, — пояснила Настя, кивнув в сторону Миши, — потому что он голубой, влюбленный в кассира, но при этом еще и Дракон. — Понимаю, — кивнул бармен. «Брачо? — раздавалось из динамиков. — Есть почитать чё?». Невдалеке от берега покачивались три небольшие яхты, и Миша подумал, что люди на них специально приплыли так близко, чтобы не платить за вход и бесплатно слушать музыку. «Брачо? Есть почитать чё? Тот, кто знает, поймет, то, о чем речь…» О чем речь действительно было примерно понятно, потому что с другой стороны бара потянуло сладковатым дымом. Курило танцевавшее на барной стойке очень полное создание в костюме принцессы и с крылышками ангела за спиной. — Почему-то все ангелы здесь невероятно толстые, — сказала Настя бармену. — Она не ангел! — запротестовал бармен. — Она королева! Мишу же по-прежнему волновал вопрос с яхтами: — Они специально п-приплыли бесплатно слушать м-м-м… — Музыку? — помогла ему Настя. — Не, их не музыка интересует. Они просто приплывают периодически за новыми порциями теток. Вон, видишь, на специальных лодках. Одна лодка с двумя парнями только что причалила к берегу, другая, уже нагруженная девушками, плыла к яхте. Пока они сидели в баре, стемнело, вокруг громко рубила электронная музыка, народ гасился на танцполах. — Н-н-наверное, сложно вот так т-танцевать? — спросил Миша. — Очень просто, — сказала Настя, — смотри, мальчики руками нарезают кубики из воздуха, а девочки берут эти воздушные кубики и складывают на воображаемый конвейер. И при этом все еще маршируют, как австрийские солдаты. А самые крутые тетки, им нужно медленно мелкими шажками маршировать почти на цыпочках — пять шагов вперед и пять назад, и так всю ночь. Барное веселье разбило съемочную группу на две компании. Трезвая Бяша недовольно скучала рядом c Макаром и Катей, заказывая то чай, то минералку, то апельсиновый сок. Справа от них сидел парень, который выпытывал у бармена со шрамом профессиональные секреты. — Ты хочешь сказать, у вас нет никаких секретов? — спросил он. — Конечно, нет! У других есть, а у нас нет, у нас все честно. — А у других какие секреты? Бармен со шрамом прищурил один глаз, решая, рассказывать или нет, в итоге желание поделиться сакральным знанием взяло верх. — Во-первых, у них ликеры Блю Курасау, у них вместо этих ликеров сиропы безалкогольные, потому что алкоголь вреден для растущих организмов. Кокосовый сироп с водкой они наливают — получается самый настоящий Малибу. Отлично идет! — Да, Малибу с молоком — это классно! — подтвердила Катя, прислушивающаяся к разговору. — А про водку я не знаю. — У вас такие выразительные глаза! — сказал Кате парень, интересовавшийся недоливом. — Особенно когда вы вот так стоите у барной стойки. Та посмотрела вниз на вырез кофты и выпрямилась, чтобы не светить грудь. — В этих глазах можно утонуть! — Как в океанах! — язвительно сказал Макар. — Именно! — подтвердил парень, не почувствовав фальши. Только с Катей Макар понял, что на самом деле означает выражение «не так посмотрел» и почему нередко такие взгляды заканчиваются серьезными колюще-режущими ранениями. Сейчас был как раз такой случай, и до парня за стойкой это видимо дошло: — А вы классно смотритесь вдвоем, — сказал он. — Давно вы вместе? — Мы не вместе, — возмутилась Катя. — Зря. А почему? — Потому что у нее комплекс девственницы, — грустно сказал Макар. — Это интересно, — обрадовался парень, — а что это значит? Хотя, примерно понятно… Кстати, отличное название для коктейля. Давайте сделаем такой коктейль и назовем его в честь девушки, с которой вы «не вместе». Нам нужен бармен, а лучше два! Ваня, Вань, иди сюда, у нас отличная идея! Так, Ваня не идет, Ваня делает вид, что занят… Я тут завсегдатай, поэтому сейчас расскажу вам про всех здешних барменов, а вы решите, кому доверить придумывать коктейль. Вот, например, Ваня, который со шрамом — это такой пляжный супергерой, высокий и подтянутый, он дружит со всеми и одновременно не подпускает к себе никого. Ваня — это такой мультяшный персонаж, который должен ходить по пляжу под солнечное диско и время от времени стрелять в симпатичных девчонок из указательных пальцев. А вот Надя. Если вам нужно что-то заказать, чтобы это принесли быстро, не обсчитали и налили все как положено, нужно звать Надю. Видите, она улыбается, но она все время немного грустная, потому что на таких людях как она держится весь мир, и от этого им все время тяжело, хотя они и стараются этого не показывать. А вот этот, который только что вылез из подсобки, это Конь… — Слышь, чурка, — говорил пьяный Конь француженке, которая сидела за стойкой, — учи русский, пригодится. Я тебе русским языком говорю, вон на том танцполе в три часа ночи будет такой драм-н-бейс, что небесам жарко станет. Понаехали, чучмеки, блин, а русского так и не выучили. Вот если я приеду к тебе во Францию, я не буду говорить ни по-французски, ни по-английски, я буду по-русски говорить, а ты опять ни хрена не поймешь. Чего улыбаешься и киваешь? Учи русский! Надя, уловив нотки легкой агрессии, подошла к Коню и дружески обняла его: — Да уж, понаберут кого попало по объявлениям… — сказала она. Конь улыбнулся: — Надя, скажи, что в три часа ночи будет драм-н-бейс. — Тебе сказать? Конь, в три часа ночи будет драм-н-бейс. — Да не мне, мне не надо, я там буду обязательно. Ты вот ей скажи! Ваня, иди сюда, скажи французской бабе про драм-н-бейс! Ваня подошел и принялся объяснять француженке про вечеринку, периодически перемешивая английский и русские слова — «Лена Попова» и «металлические конструкции» он произнес с неправильными ударениями, полагая, что француженке так будет более понятно. — Хэвиметаллические конструкции! — заржал Конь. На «Лену Попову» же отреагировала сама Лена Попова, которую здесь угощали бесплатно, в результате чего она теперь страстно пела русские народные песни, не парясь о том, как это скажется на ее имидже андеграундного ди-джея. — А вот это Никита, владелец «69», — продолжал завсегдатай. — Вообще он дизайнер, но его достало общаться с клиентами, которые все время просят заменить синий шарик на зеленый квадрат, поэтому теперь он владелец бара. Он держит здесь бар весь сезон, до конца августа. Так, я знаю, кто нам нужен! Нам нужны Илья и Саша. Илья охрененский. И нам нужны креативные способности Саши. Они вместе смогут сделать этот коктейль. Это будет сложно, но они смогут, они поймут, о чем речь! У Макара возникло ощущение дежавю, как будто он слышал сегодня эти слова. — Илья, иди сюда! — позвал бармена завсегдатай. — Ты нам нужен! И Сашу позови. Он быстро объяснил барменам ситуацию, и те тут же принялись обсуждать состав нового коктейля. — Для «Комплекса Девственницы» нужна дыня, — сказала Саша, — совершенно точно нужна дыня, но ее нет, поэтому будет банановый сироп. Сначала банановый сироп! — И обязательно нужно три слоя, — сказал Илья. — Да! Дальше у нас идет текила. — Очень правильно. От текилы всем девушкам сносит голову, причем именно так, как нужно. Только обязательно серебряная текила, не золотая. — К черту золотую! Золотая для лохов! Так, а сверху что? — Сверху абсент! — сказал Илья. — Уверен? — Абсолютно! Сверху обязательно должен быть абсент, иначе никакого «Комплекса Девственницы» не получится. — Хорошо, абсент, — сказала Саша, наливая. — Все уже почти готово, но чего-то явно не хватает. Илья, чего не хватает? — Двух вещей. Во-первых, нужна юная и обязательно загорелая девственница. У нас есть такая? — Есть! — сказал Макар. — Еще как есть! — Тогда пусть она раздевается и ложится на барную стойку спиной. Стопка обязательно должна стоять на животе загорелой девственницы, это самое важное. Кате не нужно было раздеваться — вырез снизу на ее кофте как раз открывал живот. — Отлично! — сказал Илья. — А чего не хватает, во-вторых, я не знаю. — Зато я знаю, — воскликнула Саша, — нужен гренадин! Кроваво-красный! Вот так, смотри, льем сверху гренадин, причем так, чтобы он облил ее животик по кругу вокруг стопки и лишь одна-две капли попали внутрь шота. Все, фирменный, настоящий, уникальный «Комплекс Девственницы» готов! Исключительный! Патентованный! Авторы: Илья Кузнецов и Александра Литвинова! О, смотрите, звезда упала. — Да, я видел, — сказал Макар. — Успел загадать желание? — Успел. — Интересно, а откуда вообще взялась эта примета про падающую звезду? — Наверное, звезда падает так быстро, что загадать в этот миг желание может только человек, который постоянно думает о его осуществлении. А раз все его мысли направлены на это — желание обязательно сбывается. — Ладно, романтики, кто пить-то будет? — оборвала их Саша. — Вот он будет. — Ты будешь пить? Хорошо! Экспериментальный коктейль за счет заведения. Смотри, выпиваешь этот шот залпом, а потом облизываешь с нее гренадин! Понял? Давай! Несмотря на абсент, коктейль оказался очень легким. Перед глазами стало как-то особенно тепло и ярко, Макар наклонился вперед и с большим энтузиазмом выполнил вторую часть рекомендации по употреблению коктейля. — Хватит, хватит уже! — нетерпеливо оттолкнула его Катя. — Дорвался! — Ну как? — в один голос спросили Саша и Илья. — Это лучшее! — признался Макар. — Лучший коктейль, который я пил в своей жизни. — Отлично! Теперь мы сможем кого угодно лишить девственности практически бесплатно! Ну, не то, чтобы бесплатно, но все же не очень дорого и очень быстро! Хей гайс, гелс! Ху вонт ту луз хиз вирджинити райт нау! Желающих оказалось много. Пока посетители лишались девственности (подавляющая часть — во второй раз), бармен со шрамом подошел к Насте-режиссеру и подмигнул им: — Я помню, вам нужна была девушка легкого поведения, которая будет сбивать с истинного пути влюбленного кассира. — Не кассира, а Дракона, — поправила его Настя. — Ну да. Так вот, посмотрите, там вами интересуются. В их сторону действительно направлялись три девушки. Две из них смеялись и шептались о чем-то, показывая пальцем на Мишу. — Не забудь выпячивать губу! — сказала Настя. — Это очень важно. — А что вы снимаете? — спросила брюнетка, та самая, которая недавно пила «хедшот», вы актер? — Он режиссер, — сказала Настя, — Эмир Кустурица. Слышали о таком? — Да. Я читала в COSMO. Это же вы сняли «Криминальное чтиво»? — Он! — подтвердила Настя. — Очень хороший фильм. А вы такой молодой, вы, наверное, рано начали свой творческий путь. — Очень рано, — кивнула Настя. Миша тоже кивнул и еще сильнее выпятил нижнюю губу. Он не знал, говорит ли по-русски Эмир Кустурица, а если даже и говорит, то, наверное, нужно изображать акцент, а какой именно Миша не знал, да и не был уверен, что смог бы правдоподобно это сделать. — А может быть, вы снимете и меня? — спросила брюнетка. — Не то, чтобы я напрашивалась, просто мне все говорят, что у меня очень фотогеничная внешность. А это редкость, я знаю. Есть очень красивые люди, но когда их снимают на камеру — они получаются не всегда хорошо. А я всегда хорошо получаюсь. — Обязательно снимет, — сказала Настя, — Педро вы сразу понравились. Еще когда вы подходили к нам, он шепнул мне, что как раз такая девушка ему и нужна. Он долго искал главную героиню для своего нового фильма «Солнце Барселоны». Педро так и сказал мне: «Настя, — прямо так и сказал, потому что мы с ним на «ты», и я этим очень горжусь, — Настя, сказал он, эта прекрасная русская девушка как раз и есть Мария из «Солнца Барселоны». Посмотри: в ней горит огонь неподдельной страсти, хотя снаружи она кажется холодной и неприступной. Но достаточно малейшей искры, и вспыхнет такое пламя, которому позавидуют боги. Из-за этой девушки богам придется искать своего Прометея среди людей, который сможет украсть огонь этой страсти и принести им, потому что ничего подобного никогда не видели на небесах». Прямо так и сказал мне Педро. Брюнетка покраснела, польщенная комплиментом, а ее некрасивая хмурая подруга язвительно спросила: — Педро? Его разве зовут Педро? — Конечно! Разве я не говорила еще? Это Педро Альмодовар, гениальный испанский режиссер. — Педро? — воскликнул рядом португалец, едва державшийся на ногах. — Ю ноу Педро Альмодовар? — Зыс ыз Педро Альмодовар! — гордо сказала Настя, ткнув в Мишу пальцем. — Энд ай эм хим… хиз… хиз френд. Френд оф Педро Альмодовар. Энд зыс ыз хим! — Факин шит! — Еще бы… — гордо кивнула Настя. Миша же решил, что выпячивать дальше губу не стоит, потому что мышцы рта уже итак болели от постоянного напряжения. Португалец весело подмигнул Насте, напомнив ей почему-то ту самую глупую молодую овчарку, и, упав на колени, стал целовать руку Мише. — Педро! Падре! Брюнетка поправила порео, чтобы оно закрывало незагоревший след пятерни на животе, который, видимо, остался с самого начала отдыха — подруга намазывала кремом от загара с сильной защитой. — Энд вот из ё нейм? — спросила португальца Настя. — Мауриццио! Бат май френдс колл ми Алкашка! — Ништяк. Алкашка, ты хочешь играть Марию в «Солнце Барселоны»? Дальше все было сумбурно. Настю несло, Мише же ничего не нужно было говорить. Он уже успел искупаться и поваляться в песке с одной из красоток, теперь же все трое, даже хмурая страшилка, похоже, собирались к нему в номер. — Кастинг! — кричали они, пьяно смеясь. — У нас будет кастинг! — Точно, — говорила Настя, — Квентин выберет только одну, самую лучшую для своего фильма. У него в номере есть кожаный диван и зеркала, все, что нужно для кастинга. Она наклонилась к Мише и тихо, чтобы не слышали новоявленные актрисы, посоветовала: — Выбирай вот эту брюнетку. Всегда выбирай для случайных связей девушек с пирсингом в языке. Это может быть и не очень приятно, я не знаю, но зато они самые развратные и научат тебя таким штукам, до которых бы ты сам никогда не додумался. — Я всех их в-в-выберу, — сказал Миша, икнув, — но сначала м-мне нужно отмыться от п-песка. Я сейчас. — Да ладно, в номере помоешься. — Нет, м-мне сейчас нужно. Миша дошел до полосы прибоя, скинул сандалии, а затем зашел в море чуть выше колена — отмывать песок, приставший к ногам. Он развел рукой разводы на воде, от крема для загара вечерних купальщиков. Вокруг нанесло много водорослей и медуз: одних белесо-прозрачных, других с ядовито-сиреневым отливом по краям и на щупальцах, которые жглись. Море штормило. Отмывая ноги от песка, Мише то и дело приходилось высоко подпрыгивать, чтобы волны не намочили шорты, ему казалось очень важным, чтобы они не намокли. Даже когда Миша поскользнулся на медузе, на ощупь похожей на полиэтиленовый пакет, наполненный водой, и одной из волн его сбило с ног, он все-таки успел в прыжке стянуть шорты на колени и поднять ноги над водой. Он долго бился со стихией, одновременно пытаясь встать и не намочить шорты. Минут через десять он плюнул, опустился на дно и пополз в сторону берега, наглотавшийся соленой воды, уставший от борьбы за выживание и неприкосновенность шорт. Выполз на песок и крепко уснул. Проснулся он, когда солнце уже поднималось над «диснейлендом» — утреннее, еще не жаркое, но обещавшее скорый зной. Стойкие тусовщики все еще танцевали в его лучах, пытаясь как можно дольше отсрочить час возвращения в реальность. Солнце для них было досадным напоминанием о начинавшемся новом дне, который они по большей части проспят. — Миха! — крикнула ему странная девушка в берете с авоськой в руках, в которой болтались бутылки с молоком. Одежда девушки была вся в песке, видно та тоже спала на пляже. — Нормал? — спросила она Мишу, подойдя ближе. — Актрисы-то оказались крутые: ни денег теперь, ни телефонов. Миша не очень понимал, где он. Вокруг были странные металлические конструкции, искусственные пальмы с тростником вместо листвы, асфальтовые дорожки, ветер с песком. — Не знаю, брат, — сказал Миша, ни разу не заикнувшись, — все это было уже, вот эта самая минута, она была с нами очень много раз, когда ты говорил мне про актрис. Если бы я нашел нужные слова, брат, я бы объяснил тебе, что я имею ввиду, но, я надеюсь, ты понимаешь без слов меня. — Брат значит? — обрадовалась Настя-режиссер. — Ништяк! Подожди, не теряй мысль, я сейчас включу камеру. Мимо них прошла девушка в костюме медсестры: с зеленовато-бледным лицом, рот она придерживала ладонью. — Медсестре плохо, — пояснила Настя. — Слушай, пойдем-ка к бару, соберем всех остальных и решим, что дальше делать. В баре спали все: и бармены, и посетители, положив головы на барную стойку. Только неутомимая Надя, на которой держался весь мир, что-то высчитывала в толстой тетради с колонками цифр. — Ладно, давай, что ты там говорил про минуту, которая все время повторяется? — спросила Настя-режиссер, наводя на Мишу объектив. Тот посмотрел в стекло странного глазастого устройства: — Нам нужно ехать к студенту Медноногову на Петроградку, поскольку мы обещали ему вчера явиться, и эта самая минута была уже миллион раз. Но намного важнее то, что, — он подумал немного, — я уже не могу сказать тебе что. — Понятно, — заскучала Настя, — нет, это правда все очень интересно, но… Но шел бы ты лучше Миша, проспался… О, зырь, Макарыч. Потерянный Макар шел по пляжу, обходя валяющиеся на песке парочки, изможденные танцами. Он и сам уснул, когда начинался рассвет, а проснувшись не нашел рядом никого — а главное, Кати. На душе было тревожно: она всегда раньше была рядом, чтобы ни случилось, и что бы ни говорила сама. Помимо тревоги все сильнее разгоралась и ревность — интуиция подсказывала, что далеко не беспочвенная. Каким глупым и смешным кажется это чувство со стороны, и в какого всесильного алчного монстра превращается, поселившись у тебя внутри. Макар вспомнил, как они ехали сюда на поезде, едва успев на пересадку в Джанкое — дали взятку проводнику. Катя спала, лежа на животе, на нижней полке в футболке и своих любимых коротких бирюзовых шортах, а он — на верхней, уже несколько часов глядя на нее. За окном проносились акации, деревни, железнодорожные мосты, реки, товарные поезда, капсулы-цистерны которых хотелось нанизать на нить, чтобы получилось ожерелье. Мимо прошла группа школьников, класс седьмой или восьмой, они ехали из летнего лагеря домой. Большая часть школьников, и девочек и мальчиков, шли, опустив глаза к полу, стесняясь остальных пассажиров. Но двое парней, один не по годам развитый тинейджер, а другой, смуглый, южных кровей бросили долгие жадные взгляды на Катю. Всех их хотелось убивать — всех, кто хотя бы просто позволил себе посмотреть на нее. "Мне раньше очень хотелось выйти на улицу и отдаться первому встречному", — вспомнил Макар ее слова. — "И сейчас я готова любому. Но только не тебе!" — Вы не видели Катю? — нервно спросил он, подойдя к участникам съемочной группы. Миша непонимающе поднял глаза на Макара, словно и его видел в первый раз — похоже, он все еще был веке в девятнадцатом, где ему срочно нужно было ехать к студенту Медноногову на Петроградку. — Я видела, — кивнула Настя. — А где она? — Ушла пару часов назад с двумя мужиками. Ты уснул, а она ушла. Один — качок какой-то стремный, большой и волосатый. А второй — тот парень, который с вами коктейль придумывал. Мне он сразу не понравился, скользкий и ушлый какой-то. Пока ты спал, он ей все время комплименты отвешивал и вился вокруг как хлыщ — знаешь, как такой, из черно-белых фильмов, напомаженный и с тонкими усиками. Ну вот, они под конец шептались-шептались о чем-то, а потом ушли. Я тебя хотела разбудить, но потом решила, что не мое это дело, сами разбирайтесь… Макар с убитым видом сел за стойку рядом с остальными. Надя возилась в баре, укрывая полиэтиленом все, что могло намокнуть: с утра было штормовое предупреждение, и со стороны моря сейчас ползла жирная темная туча, которую подсвечивали иногда снизу всполохи молний. Во время сильного дождя крыша бара протекала, несмотря на то, что сверху было еще одно заведение. — Проблемы с девчонкой? — спросила она вдруг Макара. — Типа того. — Забей. Поверь, все фигня. Знаешь, когда у меня случается какое-то дерьмо, я сразу думаю, какой глупостью это будет казаться уже даже через пять лет. — Он до стольки не доживет, — засмеялась Настя. — Нет, правда помогает. Я всегда представляю архивные видеозаписи встреч со студентами Политеха шестидесятых или семидесятых годов, не помню точно — их иногда показывают по телику. Там они все такие смешные, обсуждают, как нужно правильно жить, спорят, кричат, отстаивают свою точку зрения. Короче вселенские вопросы решают. Для них все важно. А сейчас спроси любого из них: он скажет, блин, какая чушь, я был идиотом. Вот и представь, что тебя сейчас точно также снимают, а потом ты это увидишь в черно-белой записи через несколько лет, когда и модные прически станут другими и все на свете уже миллион раз перевернется с ног на голову и обратно. Глупость, да и только. Надя грустно улыбнулась и стряхнула ладонью со стойки разноцветные звездочки и полумесяцы из фольги, которые раскидывали ночью. — Надя, а он ведь правду про тебя сказал… — Кто? — Да этот ваш завсегдатай. — А что он сказал?.. — Макар! — закричала Настя. — Вон они идут, не парься, жива твоя принцесса! Катя и завсегдатай бара «69» шли к ним по берегу, обнявшиеся и счастливые, от «Камасутры» — крытой зоны с небольшими раздельными номерами, где пляжные парочки могли утолить мимолетную страсть. — Привет! — помахала им рукой Катя. — А где вы были? — спросил Макар, когда они поравнялись с ними. Постарался сделать голос как можно более спокойным, но вышло так себе. — Угадай! — засмеялась Катя. Завсегдатай бара «69» похлопал Макара по плечу: — Плохим — все, хорошим — ничего! Правда жизни, мужик… Солнце поднималось все выше, не обращая внимания на приближающийся шторм. Надя подумала, что, наверное, будет красивый слепой дождь, когда гроза, она должна быть быстрой и сильной, пройдет над ними. И что, наверное, через пять лет прически изменятся, а солнце останется все тем же, и только оно и не будет выглядеть смешным на черно-белой пленке. Да и через семьсот лет, когда ничего уже вокруг не будет, кроме диких племен, поклоняющихся солнцу. Кто сказал, что оно должно потухнуть? Студенты Политеха и MTI? Чушь и глупость. — На самом деле, мы тебя пытались разбудить, — сказала Катя Макару. — Недолго, но пытались. Настя незаметно наклонилась за барную стойку и достала оттуда нож, которым бармены разрезали лимоны и апельсины. Она подмигнула Мише и подвинула нож поближе к Макару, предусмотрительно обтерев его рукоятку рукавом своего балахона. Включенную камеру она поставила на барную стойку, накрыв сверху футболкой, которую кто-то забыл на скамейке. — Тут такая атмосфера, что мне очень захотелось сделать это прямо сейчас, — продолжила Катя. — С первым встречным, как я и хотела. И мы даже могли тебя с собой взять, чтобы втроем — мне кажется, это было бы так волшебно, это была бы настоящая свободная любовь, и ты и я сразу бы стали свободными. Но ты не просыпался. Неподалеку на пляже в своем свадебном платье сидела Бяша. Она построила из песка большой замок и украсила его спичками из своей банки, прислонив их фосфорными головками друг к другу так, чтобы они сразу могли загореться. — Не могло же все это бесконечно длиться, — продолжала Катя, — а теперь я стала свободной и я твоя. Хочешь, прямо сейчас? Пойдем? Или ты уже не хочешь? Разве что-то изменилось? Ведь я та же самая девушка, в которую ты был влюблен, разве нет? Настю-режиссера очень тревожило, что Макар не то, что не берет в руки нож, но и вообще не обращает на него никакого внимания. — Макарыч, видишь, как все получилось, — сказала она, — комплексом девственницы, выходит, ты страдаешь, а вовсе не Катя. Действительно, ну и что такого. Ну, переспала она с ним в первый раз, а не с тобой, ну и чего! С тобой у нее любовь, а с этим просто секс. Наоборот, это еще лучше даже. У него же по глазам видно, что он извращенец, наверное, научил ее разным офигенскимм штукам за два часа. — Да, Катя теперь очень крутая детка, — подтвердил завсегдатай бара, — так что с тебя еще причитается, мужик. Знаешь, как она больше всего любит? Чтобы она типа ни в чем не виновата, например, она делает вид, что крепко спит, а ее юным телом беззастенчиво пользуются в это время. Вообще, ты лучше погрубее с ней, ей это очень нравится. — Вот видишь! — поддержала завсегдатая Настя. — Макарыч, за тебя уже все сделали, все выяснили как надо, так что ты счастлив должен быть, а не зубы стискивать. Очень странные вы, мужчины. Я же говорю, это только у вас есть комплекс девственницы, у девушек его и в помине нет. Поэтому Валери Соланс и стала чиканутой феминисткой и хотела вас всех мочить. Макарыч, ты читал "Манифест общества полного уничтожения мужчин"? — А что, она п-п-правда что ли с этим? — тихо спросил режиссера Миша. — Нет, конечно, — шепотом ответила та, наклонившись к нему, чтобы их никто не слышал, — Миша, блин, какой ты чистый и наивный, как это прекрасно. Ничего не понимаешь в женщинах. — А з-зачем она тогда с этим? — Миха, не знала бы я тебя, правда подумала бы, что ты даун… Она же влюблена в Макарыча до потери сознания. Вот и мучает его как настоящая сучка и девственница. Она и этого чувака, и меня попросила подыграть. Попросили бармена разбудить Макара, а сами отошли на пять минут за «Камасутру». Ну, то есть не они попросили, это я предложила, это я все придумала, это мой план. Потому что я самый крутой режиссер и снимаю реальную жизнь, а не лоховские постановки. — С-слушай, но так же нельзя! — Я лучше знаю, что можно, а что нельзя. Нам нужна динамика, понимаешь, динамика нужна. Короче смотри, клиент уже почти готов, я сейчас его еще разогрею, а ты бери зажигалку и беги к бяшиному замку. Когда я махну рукой — поджигай спички, очень круто будет, если они будут гореть на заднем плане, все по сценарию. — Макар! — крикнул Миша. — Они с-специально гонят, чтобы тебя п-п-позлить. Н-ничего не было на самом деле! — Блин, ну кто тебя за язык тянул, — засмеялась Катя, — он же и правда поверил. Макар, ты такой смешной был и трогательный, такой отчаявшийся и со вселенской грустью в глазах — типа жизнь кончена, я ее любил, а она… — Мих, ты серьезно даун, — разозлилась Настя, резко вставая из-за стойки, — я не могу тебе ничего объяснить… Ты чего, не хочешь, чтобы я получила «Оскар»? Я не буду с тобой работать! — Настя! П-постой! — Отстань! Я не буду с тобой работать и ни с кем из вас не буду! Я думала, ты крутой, а ты такое же скучный, как и они — вы все скучные и предсказуемые, я не могу работать с таким материалом. Я сама все придумаю и сделаю сама, а вас даже на премьеру не позову! Вы будете проситься, а я не позову — так и останетесь стоять у канатов, а я скажу, что я вас не знаю! — Настя! Н-н-настя!! Постой!!! Через двенадцать с половиной часов боинг с Настей-режиссером на борту шел на посадку в международном аэропорту Хитроу. Настя подвинула уснувшего на ее плече Мауриццио и вытащила из его кармана бумажник. Помимо кредиток внутри оказалось порядочно кэша. Настя честно взяла половину пачки, потом подумала немного и забрала еще половину от части Мауриццио. — Ты уже старый, а мне еще жить, мистер Алкашка, — пояснила она спящему португальцу, — плюс это компенсация за поруганную честь русских девиц. По зданию аэропорта она шла уже в приподнятом настроении, успев пересчитать наличность в туалете. — Черти что, — весело бормотала она, — ну как с этими людьми работать? Сказали же: снимаем фильм ужасов. А самих потом кроме друг друга ничего не интересуют. А вокруг все пусть огнем горит. Я все понимаю, но непрофессионализма терпеть не могу. Если ты работаешь с непрофессионалами — всегда возникает хаос на съемочной площадке. Ладно, не получается фильм ужасов, тогда хотя бы остросюжетная драма! Если ты профессионал и тебе дают нож в подходящей ситуации, то ты не должен тупить как дегенерат: бери и работай, все для тебя уже придумали, все подготовили. Нет же, начинаются сюси-пуси! Идите слушайте певицу «Максим» тогда, дрочите и плачьте в тиши, а не фильмы снимайте! И стукачи одни вокруг, ничего доверить нельзя, а … Среди спешащих бизнесменов, туристов, студентов и прочей публики всех цветов кожи резко выделялся Сергей Петрович Нимало. Он сидел у кофейного автомата и ел расстеленную на газете курицу-гриль. — Ништяк! — сказала ему Настя. — Можно? — Угощайся, — сказал Сергей Петрович, — только, чур, не крылышко, крылышко я сам хочу. — А почему вы в тапках? — спросила Настя, помахав куском курицы на плюшевые домашние тапочки в виде розовых тигров. — Я пенсионер районного значения, — внушительно cказал Сергей Петрович. — Это все объясняет, — согласилась Настя-режиссер. Некоторое время раздавался лишь звук пары работающих челюстей. Настя очень проголодалась, и теперь вот сидеть на полу в аэропорту Хитроу и есть курицу-гриль вместе с Сергеем Петровичем Нимало было фантастически круто. — А чем вы занимаетесь? — наконец нарушила молчание она. — Продаю бриллианты. Точнее раньше продавал. Вот эти все истории, что из-за бриллиантов у людей становится вывихнутым мозг, и они начинают мочить друг-друга за камешки — я раньше думал, что это чушь. А когда стал заниматься ими — понял, что так оно и есть. Если ты хоть раз подержал в руках хороший камень — им действительно хочется тайно обладать. И вот вышел я однажды, а точнее вчера, в этих самых тапочках за пивом, прогуляться по району. — Потому что вы пенсионер районного значения… — Именно. Вышел прогуляться и подумал: а какого черта?! И вот я здесь. Жена, наверное, волнуется. Ну, поволнуется-поволнуется и перестанет. Вышел Сергей Петрович погулять, а его замочили за мобильный телефон и головой в пруд. Бывает же так? У нас в Коломягах очень даже бывает! К тому же вряд ли она будет долго скучать: у нее есть один знакомый армянин, который страстно хочет ею тайно обладать. Кстати, совет: если когда-нибудь будешь глотать бриллианты, упаковывай их в офисный пластилин и в пластик, а не просто так глотай. — Что, больно? — Очень! Но курица кстати помогает. Я предлагаю так: сейчас найдем в этом гадюшнике аптеку со слабительным, а к вечеру девок в ажурных чулках. Ты не возражаешь против девок в ажурных чулках? — Абсолютно, — ответила Настя-режиссер, включая камеру, — я правильно понимаю, что за последний день в вашей жизни наблюдается существенная динамика? — А то! — подтвердил Сергей Петрович и вытер руки о свою футболку с улыбающимся ананасом.