Опасный виконт
Миранда Невилл


Бургундский клуб #2






Леди Диана Фэншоу намерена выйти замуж за джентльмена с совершенно безупречной репутацией. Богатство у нее есть — досталось от первого супруга, а вот титул… Итак, маркиз вполне подходящая партия.

Однако все планы Дианы рушатся, когда она встречает мужественного Себастьяна, виконта Айверли.

Но респектабельным его не назовешь, женщин он избегает. Более того, дал себе клятву никогда не жениться. В общем, худшего поклонника трудно вообразить. А леди Фэншоу влюблена не на шутку и полна решимости покорить сердце виконта.






Миранда Невилл

Опасный виконт





Глава 1


Мэндевилл-Хаус, Шропшир, Англия

Июль 1819 года




Все началось с чулка.

Женские чулки никогда его не занимали. Он и не знал, что их делают из шелка. Или что они могут быть розовыми.

Он вошел в ворота конюшни и увидел ее. Сидя в седле, она нагнулась, чтобы поправить стремя и открыла взору ногу, округло изогнутую в колене. У него перехватило дыхание. Вместо того чтобы, как воспитанному человеку, которым он всегда был, развернуться и уйти, он против воли двинулся вперед, не в силах оторвать взгляда от этой выставленной на обозрение ноги, обтянутой розовым шелком, который — он и не знал об этом — был наречен торговцем чулками с Бонд-стрит «девичьим румянцем».

Выражение это сейчас очень подходило лицу Себастьяна Айверли, человека, чье размеренное существование до сих пор предполагало отказ от всего, связанного с женщинами.

Но в тот момент, когда Себастьян впервые увидел Диану Фэншоу, он не мог и предполагать, что его жизнь уже готова совершить крутой поворот. Это произошло, когда он вошел в библиотеку Мэндевилл-Хауса, где рассчитывал провести время в тишине, изучая коллекцию старинных географических карт герцога Хэмптона.

Однако в помещении библиотеки он обнаружил представителей трех категорий людей, которых сильно недолюбливал. Там были четыре денди, на всех из которых едва ли набралось бы серого вещества одного головного мозга. Еще он заметил трех молодых леди, одна из которых все время хихикала, и, наконец, своего кузена маркиза Блейкни. Блейкни можно было бы отнести к первой группе, но для него он был sui generis[1 - Особенный, неповторимый — Здесь и далее примеч. пер.] и человек, которого Себастьян хотел видеть меньше, чем любого другого жителя земли. Мало того что Себастьян и Блейкни оба претендовали на герцогский титул, но последний был еще и везунчиком — все в жизни давалось ему легко.

— Блейк, — обратился к нему Себастьян.

— Филин… э… Себастьян, мрачная личность, — ответил кузен. — Вот неожиданность!

— И я не знал, что ты здесь. Я виделся с герцогом в «Уайтс», перед тем как он направлялся в Брайтон. Он сказал, что дом в моем распоряжении.

Себастьян оглянулся по сторонам, мысленно мечтая, чтобы вся компания чудесным образом испарилась. Или просто исчезла. Увы, Блейкни не дематериализовался, продолжая стоять на том же месте. Себастьян, без сомнения, здравомыслящий человек, сознавал, что кузен, сын и единственный наследник герцога, имел полное право находиться в доме. Он лишь не выносил того покровительственного отношения, которое Блейк не скрывал с момента, как они познакомились в десятилетнем возрасте.

— В Бленхейме была такая скука, что скулы сводило, и мы уехали до срока.

Слыша беспечный тон Блейка, Себастьян всегда непроизвольно стискивал зубы.

Хихикающая девушка отреагировала на столь очевидное проявление остроумия со стороны хозяина более громким хихиканьем.

— Решил пораньше приехать в Шропшир, а эти ребята составили мне компанию. И юные леди тоже. — Блейкли повернулся к гостям: — Вы не знакомы с моим кузеном, мистером Айверли? Леди Джорджина Харвилл.

Одна из девушек склонилась в реверансе. Огромная копна волос на голове повторила ее движение. Девушка напоминала Себастьяну его кузин, сестер Блейкни.

— Ее сестра, леди Фелиция Говард.

Эта хихикающая особа напоминала кузин времен их отрочества. Объектом хихиканья тех всегда был Себастьян. Но заподозрить в насмешках леди Фелицию у него не было повода. Смех был просто выражением веселья.

— Мистер Айверли, — старшая из сестер посмотрела на него с удивлением, — мне кажется, мы не встречались. — То, что это радовало Себастьяна, у нее, похоже, вызывало обиду. — Я кузина Блейкни со стороны матери, а мой муж всегда хорошо знал его семью.

Себастьян пропустил мимо ушей эту интригующую информацию. Он нетерпеливо ожидал конца церемонии знакомства, чтобы получить возможность остаться одному.

— Леди Фэншоу.

Блейкни указал на третью девушку.

Двух секунд, что Себастьян рассматривал ее, хватило, чтобы заметить, что ни одна птица не пыталась высиживать яйца в ее прическе и что она не хихикала. Продолжая молчать, она демонстрировала к нему полное безразличие, и Себастьян ответил тем же.

Блейкни повернулся к мужчинам. Кроме Джеймса Лэмбтона, Себастьян никого не знал, да и не хотел знать. Он тут же забыл их имена, хотя отметил про себя, что один из них женат на даме с вороньим гнездом на голове. Они обменялись с Лэмбтоном приветствиями, плохо скрывая, взаимную неприязнь. Затем Себастьян поправил очки и пристально посмотрел в дальний угол библиотеки, где на полках расположились самые толстые фолианты.

— Мы пришли сюда потому, что из этого окна лучше всего видны птичьи гнезда. Мы завтра собираемся поохотиться. Не думаю, что ты пойдешь с нами. Тебе подобные занятия никогда не нравились.

Было понятно, что Блейкни намеренно хотел унизить кузена. Себастьян больше ни минуты не хотел находиться в этом обществе.

— Если не возражаете, — сказал он, — я поищу атласы, которые хотел просмотреть. Без сомнения, мы увидимся за обедом.

К сожалению.

Диана Фэншоу до того, как это обнаружилось, сказала конюху, что хочет отправиться на лошади одна, и отослала его. Но оказалось, что ремешки стремян были на дюйм или два длиннее, чем нужно. Она быстро оглядела пустое прямоугольное помещение конюшни, подняла подол амазонки и вынула левую ногу из стремени.

Проклятие! Как же она могла забыть переменить чулки? Светло-розовые ее любимые, но они слишком тонкие для поездки верхом. Диана тихо выругалась, пытаясь расстегнуть пряжку на ремешке, и, услышав в нескольких футах от себя чей-то низкий голос, спрашивающий, не нужна ли ей помощь, наконец-то заметила, что ее одиночество нарушено.

Диана подняла глаза и увидела мистера Айверли, не сводящего глаз с ее ноги. Ну в конце концов, это был не лорд Блейкни. В другой раз ей бы даже было приятно «случайно» приоткрыть маркизу некоторые свои тайны и дать ему возможность полюбоваться ею, сидящей верхом на лошади, но сегодня у нее были причины избегать его, и поэтому она выбрала время для поездки верхом, когда компания отправилась на охоту. Она могла бы предположить, что странный кузен маркиза Блейкни сидит взаперти в библиотеке, — он почти все время молчал во время обеда, ни словом не обмолвился со своей соседкой леди Джорджиной и не проявил никакого интереса к планам сидевших за столом.

Однако заинтересовался ее ногой.

— Позвольте, я поправлю… — предложил он.

Вот еще! Диана одернула подол амазонки, прикрывая колено, и лишь затем сообразила, что он имел в виду стремя. Почему бы нет? Ведь иначе пришлось бы слезать с лошади. А ей не терпелось поскорее отправиться в путь, пока эти две жуткие сестрицы не решат составить ей компанию. Или не вернутся мужчины. Нельзя исключать возможность того, что они передумают стрелять птиц и решат провести утро как-то иначе. Непохоже, что Айверли может позволить себе излишние вольности. Ну, на этот случай у нее в руке имелся хлыст.

— Благодарю вас, сэр. На одну дырочку короче, будьте любезны.

Она сидела на своей хорошо выезженной лошади на высоте пяти футов, и голова мистера Айверли находилась на уровне ее талии. Ему пришлось наклониться, чтобы расстегнуть тугую пряжку ремешка. У нее перед глазами маячила лишь тулья его шляпы, но она чувствовала, как движутся его пальцы, а рука касается затянутой в шелк икры.

— Так достаточно? — пробормотал он, а когда поднял голову, постарался не встретиться с ее взглядом, насколько она могла заметить сквозь стекла его очков в металлической оправе.

На его скулах выступил легкий румянец.

Леди Фэншоу попыталась всунуть ногу в стремя, но не попала. Айверли аккуратно взял ее обутую в ботинок ногу и абсолютно точно просунул в металлическую скобу.

— Замечательно, спасибо, — поблагодарила она, оправив юбку и подтягивая вожжи.

Айверли пробормотал что-то вроде «не стоит благодарности». Она ждала, что он сделает шаг в сторону, чтобы освободить ей путь, но он, поколебавшись секунду, произнес:

— Можно мне сопровождать вас?

— Я хотела навестить родителей в Мэндевилл-Уоллоп.

— Это на севере парка, если я не ошибаюсь. Три или четыре мили отсюда?

— Чуть больше трех. Если хотите составить мне компанию, я буду только рада, — солгала она.

Дважды проклятие! Леди Фэншоу поняла, что ее решение нанести визит вежливости семье теперь грозит ей неприятностями.

В этот момент появился конюх, ведя оседланного гнедого жеребца.

— Это моя лошадь, — сказал Айверли и легко вскочил в седло.

Удивительно, но Айверли более чем хорошо знал, как управляться с норовистым животным.

— Вы знаете дорогу или поедете за мной? — спросила она, выезжая из ворот конюшни.

— Дорогу я знаю.

— Вы часто бываете здесь?

— Приезжал еще ребенком. Но последние несколько лет не наведывался.

— Вам нравится Мэндевилл? Мне кажется, в мире нет более красивого дома и парка.

В ответ он лишь пробурчал что-то неразборчивое. Восторги, по поводу Мэндевилла не вызвали у Айверли приступа красноречия, как у нее. Начинавшийся сразу у высокой стены парк всегда напоминал райские кущи, а особняк в классическом стиле — дворец. По праздникам на званых обедах и балах здесь собирались менее удачливые соседи герцога.

— Странно, что я нахожусь здесь, когда моя семья в двух шагах отсюда. Приятно, конечно. И я рада, что много узнала об этом доме.

Диана действительно хотела знать больше, но этой мыслью не делилась.

Ее незваный спутник не отличался разговорчивостью. Он вроде слушал со вниманием, но отвечал невпопад на все ее замечания и лишь пристально смотрел на нее. Леди Фэншоу могла определенно сказать, что его лицо не выражало восхищения. Скорее, оно было напряженным.

Ей уже надоело пытаться расшевелить его, и она пустила свою кобылу легким галопом и вся отдалась красоте окружающей природы и прелести ясного летнего утра. Айверли на своем мощном жеребце легко обогнал ее, и леди Фэншоу утвердилась во мнении, что он опытный наездник, с отличной посадкой. На лошади, в своей старомодной и плохо сидящей одежде он выглядел едва ли не франтовато. Кроме того, Диана обнаружила, что у него сильные бедра, позволяющие ему управлять горячим конем. Последние полмили до ворот Айверли проскакал галопом.

Она последовала за ним и когда остановилась, оба — и она сама, и ее лошадь— тяжело дышали.

— Хорошая девочка, — сказала леди Фэншоу и, наклонившись, в знак благодарности потрепала гриву лошади. — Славно проехались.

Северный вход в Мэндевилл-Парк выглядел намного скромнее трехарочного центрального. Здесь имелись лишь пара грубо обтесанных каменных столбов да чугунные ворота между ними. Этим входом пользовались в основном торговцы и фермеры. Диана поздоровалась с вышедшим навстречу привратником, своим старым знакомым, а затем повернулась к Айверли.

— Спасибо за компанию, — сказала она. — Дальше можете не провожать меня.

— Деревня Мэндевилл-Уоллоп находится за этими воротами? По-моему, я никогда ее не видел.

— Да там и смотреть особо не на что. Когда первый герцог приехал в Мэндевилл в прошлом веке, он решил построить образцовую деревню: с красивыми домами, магазинами. А теперь в Мэндевилл-Уоллоп все одряхлело.

— Ваша семья тоже живет в деревне?

— Да, в Уоллоп-Холле.

— Старый дом?

— Очень старый.

— Меня интересуют древности.

Кроме откровенной грубости, у нее было немного вариантов для ответа.

— В этом случае вам стоит поехать со мной. Если вам нравится готика или, может быть, романтические романы Вальтера Скотга, не исключено, что Уоллоп-Холл покажется вам симпатичным местом. Мой отец, мистер Монтроуз, будет рад показать вам средневековые детали дома.

Это еще не конец света. Поскольку Айверли, несомненно, странная личность, с Монтроузами он будет чувствовать себя в своей тарелке.




Глава 2


Следуя за леди Фэншоу по тропинке, обрамленной вековыми дубами, Себастьян не мог понять, в своем ли он уме. До сих пор он твердо придерживался двух принципов: любыми способами избегать женщин и воздерживаться от праздных разговоров, которые могут привести к новым знакомствам. Так зачем же он едет в гости к людям, которых не знает и наверняка чужды ему по духу? И хуже того, в обществе персоны, которая безоговорочно относится к женскому полу.

Себастьян мог разглядеть все нюансы ее фигуры. Она идеально; сидела в седле, демонстрируя высокую грудь и тонкую талию. Но не ноги. Прежде он никогда не обращал внимания на женские ножки и на другие части тела, воспринимая женщину в целом, абстрактно, без труда выбрасывая ее образ из головы. Но сейчас он не мог думать ни о чем, кроме ножек. Воспоминание об икре и колене вызывало мысли о лодыжках и бедрах. И не об отдельных анатомических деталях, а о ножках вообще в их восхитительной целостности, затянутых в тонкий розовый шелк.

Неужели он думает, что это не последняя возможность увидеть их еще раз? Что он здесь делает? Если все же у него есть возможность — или опасность — увидеть ножки леди Фэншоу еще раз, то по здравому размышлению он должен развернуться и как можно быстрее скакать в обратном направлении, не останавливаясь, пока не доберется до своей холостяцкой квартиры в Лондоне.

— Леди Фэншоу, — услышал Себастьян свой собственный голос, — а ваш муж тоже в Мэндевилле?

Как, черт возьми, у него это вырвалось? Ведь ему нет никакого дела до того, где находится ее муж. И кстати, где находится она. Он чувствовал бы себя много лучше, если бы ее не было рядом. Но после событий в конюшне он потерял контроль над своими действиями и языком.

Услышав его вопрос, она повернула голову, и Себастьян почувствовал, как в груди забилось сердце. Еще раньше, увидев Диану в библиотеке, он обнаружил, что у нее голубые глаза и густые темные ресницы, поэтому волноваться было нечего — это всего лишь черты лица. Приятные, конечно, даже очень красивые, если быть честным. Себастьян всегда гордился своей честностью, — но всего лишь черты лица: глаза, губы, лоб, подбородок, они есть у всех. Но просто не поддается логике, почему от вида ее щеки, полной и округлой, так сильно нарушилось его душевное равновесие?

— Сэр Тобиас Фэншоу умер почти два года назад, — ответила она.

Вместо ответа он издал какой-то невнятный звук. Себастьян боялся, что она начнет плакать, — как он представлял себе, вдовы всегда: плачут, когда говорят о бывшем супруге. Однако глаза леди Фэншоу оставались сухими, и она не проявляла подходящего к моменту огорчения и даже смущения. Вновь пустив лошадь медленным шагом, что подчеркивало изящество ее посадки, Диана вдруг внезапно остановилась.

— Мин! — крикнула она.

— Ди! — закричала в ответ девушка, сидевшая на бревне за чтением.

Она закрыла книгу и помахала рукой. Леди Фэншоу легко спустилась с лошади и встретила девочку у края дороги. Они обнялись.

— Что ты здесь делаешь? — спросила девушка.

Мим? Это что, имя?

— Мы не ждали тебя раньше завтрашнего дня. Почему ты на лошади? Где твой багаж?

— Я остановилась в Мэндевилле на несколько дней. Вот решила совершить прогулку верхом.

— Правда?

В загадочной манере, присущей женщинам, Мин сумела наполнить всего одно слово множеством значений.

Леди Фэншоу кивнула в сторону Себастьяна:

— Мистер Айверли был столь любезен, что вызвался сопровождать меня.

— А почему не лорд Блейкни?

Мин не засмеялась, но усмехнулась.

— Лорд Блейкни отправился поохотиться с друзьями. Я собиралась поехать одна.

— Конечно.

Мин кивнула в знак согласия.

— Но в конюшне я встретила мистера Айверли.

— Понятно.

Было очевидно, что обе они сообщил и друг другу важные вещи, но для Себастьяна вся эта информация оказалась скрыта. Он словно вернулся в детство, В общество своих кузин, чьи разговоры всегда казались полными скрытого смысла. Он напрягся в ожидании взрыва смеха.

— Мистер Айверли, позвольте представить мою сестру мисс Минерву Монтроуз. Мин, познакомься с мистером Айверли.

Он спешился и опустил голову в поклоне. Мин несмотря на свой возраст — Себастьяну показалось, что ей около пятнадцати, — с важным видом сделала реверанс, но затем нарушила эффект, с недовольством обращаясь к сестре.

— Ты же знаешь, Ди, что с тех пор как ты вышла замуж, меня надо представлять мисс Монтроуз.

— О, я приношу свои глубокие извинения. Мистер Айверли, это моя младшая сестра, мисс Монтроуз.

Последние слова сопровождались улыбкой, от которой внутри его что-то перевернулось. Кроме прочих привлекательных черт, у леди Фэншоу были губы цвета созревшей сливы и ровные белые зубы.

— Правда, Мин, с каких порты стала такой педанткой?

— С тех пор как решила идти в дипломаты.

На мгновение, Себастьяну показалось, что мисс Минерва умна и рациональна не по годам, но она подняла книгу, и Себастьян с облегчением убедился, что ошибался, введенный в заблуждение ее нелепым утверждением.

— Что вы читаете, мисс Монтроуз? — спросил он.

— «Историю Венского конгресса» месье де Прадта.

— Нравится?

— Я еще не закончила. Но думаю, дипломаты должны писать лучше.

— Вы упомянули о дипломатической карьере. Необычное желание для леди.

— Я знаю, что это невозможно. Но я когда-нибудь смогу выйти замуж за дипломата и буду его советником. Или за государственного деятеля и стану хозяйкой политического салона. В любом случае мне необходимо знать, как правильно вести себя в подобном обществе. Вот почему я и стала педанткой. — Она бросила торжествующий взгляд на сестру, сразу открыв свой истинный возраст, который пыталась скрыть за умными разговорами. — В Шропшире очень тяжело жить. Я почти не встречаю здесь людей, которые помогли бы мне практически овладеть светскими манерами. Обо всем приходится узнавать из книг.

— Не преуменьшайте достоинств печатного слова, — заметил Себастьян. — Книги, как правило, понятны и никогда не ответят вам грубостью.

Он почувствовал, что, удостоверившись в здравом смысле мисс Минервы, без труда готов терпеть женское общество. Он даже был разочарован, когда она отказалась пойти с ними к дому. В отличие от сестры с ней он чувствовал себя легко и непринужденно.

— Не надо меня благодарить, — сказала она, — я не пользовалась центральным входом уже три месяца.

— Папа в своем кабинете? — спросила леди Фэншоу.

— Да.

— Тогда мы проникнем через дверь, ведущую в сад.

Пожалуй, он был слишком высокого мнения о себе, когда подумал, что понимает разговор сестер.

Себастьян и леди Фэншоу продолжили путь пешком, ведя лошадей в поводу.

— Вы должны извинить мою сестру, — произнесла она. — У нее страсть глубоко копаться в предметах, которые ее заинтересовали.

— Так это же хорошо, когда проявляешь интерес к чему-нибудь.

— Тогда вы оказались в нужном месте. В Уоллоп-Холле полно энтузиастов.

По дорожке они дошли до небольшой конюшни, где оставили лошадей на попечение конюха. Обогнув густой кустарник, Себастьян увидел невысокий, широко раскинувшийся дом. Как и было сказано, его стены, закрытые зарослями плюща до самой двери, хранили черты древности.

Хотя блестящие листья дикого винограда почти закрывали небольшое окошко справа от входа, Себастьян заметил за стеклом какое-то движение.

Леди Фэншоу остановилась и крепко сжала его руку повыше локтя.

— Не смотрите, — тихо сказала она. — Идемте влево и старайтесь ступать тише.

Себастьян, у которого слегка кружилась голова от ее близости, как мог, старался выполнить просьбу, захваченный атмосферой таинственности. От нее исходил слабый запах духов, и он чувствовал тепло ее руки, которая, указывая путь, все еще сжимала его плечо. Они почти миновали фасад дома и через пару шагов повернули бы за угол, но тут Себастьян споткнулся о крупную гальку, и отлетевший камень громким стуком нарушил летнюю тишину. Вообще-то он не был неловким, но сейчас, когда Диана держала его руку, он просто не мог сосредоточиться. Это она виновата.

На несколько секунд они замерли. Не понимая, зачем они прячутся, он уже готов был бежать, увлекая ее за собой.

Слишком поздно. Дверь отворилась, и леди Фэншоу тихо выругалась.

— Диана, дорогая доченька!

— Теперь нам достанется, — пробормотала она, отпуская его руку.

Диана повернулась, чтобы поприветствовать лысого, с седыми висками и небольшим брюшком мужчину — настоящее воплощение жизнерадостного провинциального домовладельца.

— Папа! — вскрикнула она, еще раз удивив Себастьяна выражением радости в голосе. — Ну как ты?

Он крепко обнял ее, и когда она быстро объяснила свое присутствие здесь, спросил:

— А это кто?

— Мистер Айверли. Разрешите представить моего отца мистера Монтроуза.

— Я знавал лорда Айверли.

— Странно, — сказал Себастьян, — Это мой двоюродный дедушка, но он всю жизнь провел в Нортумберленде.

— Мы познакомились много лет назад, — уточнил мистер Монтроуз, — я даже не помню когда, но время от времени мы переписываемся.

— Тогда вы, наверное, интересуетесь машинами. Дядюшка Айверли редко пишет письма о чем-либо другом.

— Я обожаю возиться со всякой механикой.

Это безобидное на первый взгляд замечание заставило леди Фэншоу напрячься.

— А где мама? В саду? — спросила она. — Я, пожалуй, пойду поищу ее.

— Ерунда! — Мистер Монтроуз схватил дочь за руку, не давая уйти. — Ты не была здесь полгода, а мистер Айверли вообще у нас впервые. Вы оба должны пойти в дом.

Диана дала отцу ввести ее внутрь. Не понимая причины, Себастьян обратил внимание на вдруг погрустневшее лицо своей спутницы, которое скорее подошло бы узнику, которого подвели к виселице. Чем же мог быть грозен этот приветливый человек, что так расстроило его дочь?

После яркого солнца ему показалось, что он очутился в пещере. Когда через несколько секунд глаза привыкли к полутемному залу, он увидел нечто совершенно неожиданное: деревянное сооружение, подвешенное на цепи, которая спускалась с какой-то хитроумной конструкции. Что бы это ни было, но сооружение не походило на орудие пыток, как можно было подумать по поведению леди Фэншоу.

— Забирайся, моя дорогая, — велел мистер Монтроуз.

Она оглянулась, словно хотела улететь, и вскарабкалась в качающееся кресло.

Глядя, как ее отец манипулирует с металлическими грузами, висящими на горизонтальном брусе, Себастьян понял, что устройство представляло собой весы.

— Восемь стонов и два фунта[2 - Около 51,5 кг. Стон — мера веса, равная 6,34 кг; фунт — 0,453 кг.], — объявил мистер Монтроуз. — Ну-ка, дай мне посмотреть. — Он взял со столика книгу в обложке из пергамента и перелистал страницы. — На пять фунтов больше, чем в последний раз.

— Но ведь я в амазонке, а она тяжелая.

Отец погрозил пальцем и показал на запись в гроссбухе.

— И вовсе не из-за этого. Тогда на тебе была меховая шуба. Понятно? Ты заставляешь меня исправить твой вес.

Он окунул перо в чернильницу, подождал, пока стекут лишние капли, и сделал запись.

Хотя Себастьян не имел привычки оценивать эмоциональные реакции — мужчины, слава Богу, их лишены, ему показалось, что леди Фэншоу вот-вот расплачется. Может, она расстроилась из-за лишнего веса? Ему это было непонятно. Ее фигура казалась Себастьяну верхом совершенства. Будь леди Фэншоу хоть на грамм легче, это бы ей только повредило.

В случае, если бы его это интересовало. Но его это, конечно, не интересует.

— А я никогда не взвешивался.

— Конечно, вам непременно нужно это сделать. — Мистер Монтроуз засиял улыбкой. — Слезай, Диана.

Пройдя испытание весами, Диана послушно спустилась на землю. Если честно, ей хотелось убить отца. Он не понимал, насколько оскорбил ее, тем более в присутствии незнакомца. Она утешалась лишь тем, что не Блейкни, а Айверли был свидетелем ее унижения. Недаром она инстинктивно делала все возможное, чтобы маркиз даже не приближался к этому дому. А его кузена члены ее эксцентричной семьи, похоже, совсем не смущали. Айверли занял ее место в кресле. Оно было немного узко для его фигуры и под его весом опустилось на несколько дюймов. Ему пришлось поджать ноги, чтобы они не касались пола. Его длинные руки неподвижно повисли вдоль тела, напомнив ей чучело Гая Фокса[3 - Гай Фокс — участник «Порохового заговора» (1605 г.). Его чучело ежегодно сжигают 5 ноября, в день раскрытия заговора.]. Отец осмотрел Себастьяна с головы до ног.

— Я всегда стараюсь на глазок определить вес новичка. Полагаю, одиннадцать с половиной стонов. — Он начал возиться с противовесами. — Господи, спаси мою душу! Двенадцать стонов и два фунта. Вы более мускулист, чем кажетесь.

Диана почувствовала облегчение, когда оказалось, что Айверли тяжелее, чем выглядит. Ей пришло на память, как во время поездки она обратила внимание на его сильные бедра. Его сюртук и жилет, которые вышли из моды еще десять лет назад, наверное, скрывают отличную фигуру, а брюки, пока не потеряли форму, были достаточно удобны.

— Скажите, сэр, — спросил Айверли, — какой смысл собирать все эти сведения? Какие из них можно сделать выводы?

— Хороший вопрос. Я приобрел весы после того, как увидел, как жокеев взвешивают перед скачками. Обычный безмен, но у меня были мысли, как усовершенствовать его. Правда, ничего не вышло, и я занялся другими механизмами. Мне нравится следить за изменением веса родных и знакомых. Да и детям это доставляет удовольствие, не так ли, крошка?

Он взглянул на Диану, и та прикусила язык. Как же отец так превратно истолковывает ее чувства? Мальчики, конечно, не возражают. А мать не взвешивается уже несколько лет; поскольку ее вес меняется в пределах унции, она отказалась терять время на столь бесполезное занятие. Но папе в голову не приходит, что дочерям претит быть объектами этого специфического научного эксперимента.

— Я не пользуюсь моими записями в каких-то определенных целях, — пояснил мистер Монтроуз.

— Вы записываете только вес? Может быть, если бы вы записывали и рост, у вас была бы более основательная база для сравнений.

— Господи, спаси мою душу, это отличная мысль! Сразу видно, что вы — Айверли. Так с ходу подать научную идею. Вот вы, например, не менее шести футов, я полагаю. Я сейчас же подготовлю ростомер. Ему самое место рядом с приспособлением для снятия обуви. Ведь люди должны разуваться перед измерением.

И он тут же погрузился в свои мысли. Поскольку измерение роста представляло несложную задачу, он, без сомнения, выдумает что-нибудь бесполезное, сложное и непрактичное вроде гидравлического ботинкоснимателя. Диана нежно любила отца, но иногда он вызывал у нее желание закричать. И часто.

— Иди, Диана, — сказал он. — Я надеюсь, ты найдешь мать в гостиной.

Уходя вместе с Айверли из зала, она слышала, как отец размышляет вслух:

— Разуваться, хм-м. Может быть, перед взвешиванием надо снимать одежду?

Пока он не успел осуществить свою последнюю идею, Диана увела Себастьяна в гостиную и закрыла за собой дверь. Там ей показалось, что она очутилась в первом круге ада. Несмотря на открытые окна, в комнате было нестерпимо душно. Хотя стоял жаркий июльский день, в огромном, каменном очаге, который в былые дни был нужен, чтобы зажарить в нем целого быка, горел огонь. Мать стояла на коленях на полу и разговаривала с причиной этого безумства: перед ней на подстилке лежала ее любимая гончая, к соскам которой присосалась куча маленьких комочков.

— А, это ты, дорогая. — Миссис Монтроуз подняла глаза на дочь. — Локкет вчера разрешилась. Мы потратили чертову уйму времени, пока ей удалось забеременеть. Мне хотелось получить потомство с длинными носами, поэтому я случала ее с Боббити эсквайра Мостина из Чарлтона. Боббити старался, но у него получилось только с третьего раза. Локкет не испытывала к нему влечения. Но наша умная девочка принесла десять щенков, и все крупные, как на подбор.

Диана поморщилась — слишком много новостей.

— Поздравляю, мама. Я пригласила в гости мистера Айверли. Он интересуется древностями.

Мать поднялась с пола, нерешительно посмотрела на руки, которыми только что держала щенков, пожала плечами и вытерла ладони о полол поношенной амазонки.

— Здравствуйте, мистер Айверли.

Айверли пожал протянутую руку:

— Здравствуйте, мадам.

— Вы любите охоту?

— Не так чтобы очень. Но иногда охочусь, — ответил он.

Для мамы этого было достаточно.

Мистера Айверли тут же усадили на диван, и миссис Монтроуз принялась расспрашивать гостя о том, какие он знает породы собак. В старомодной обстановке гостиной Айверли уже не выглядел белой вороной. Его облик вполне гармонировал с массивной дубовой мебелью, темными картинами в кривых рамах, стопками книг и журналов и полом с клоками собачьей шерсти. Он даже как будто не замечал страшной жары. Он и ее мать хорошо смотрелись в паре. Как и Айверли, она была высока, худа и одета так, чтобы нравиться только себе самой. Наряд, который она считала подходящим для бальных залов Лондона, до сих пор виделся Диане в ночных кошмарах.

Справедливости ради старая амазонка сидела на матери очень хорошо. Ее светлые волосы только лишь начали седеть. Если бы не обветренное лицо, свидетельствующее о многих днях, проведенных в охотничьих угодьях, она бы выглядела значительно моложе своих сорока восьми лет. Марго Монтроуз когда-то была очень красивой женщиной, и младшая дочь пошла в нее. Диана была больше похожа на отца и, к ее огорчению, переняла у него склонность к полноте.

Следя за тем, чтобы к зеленой амазонке не пристала собачья шерсть, счищать которую пришлось бы служанке-француженке, Диана села на стул возле самого окна. Кивком она позвала Минерву, которой удалось проникнуть в дом незаметно от отца и которая теперь сидела в углу комнаты с книгой. Обмахиваясь рукой в тщетной попытке создать дуновение воздуха, она прошептала сестре на ухо ужасную новость:

— Я поправилась на пять фунтов.

Минерва с сомнением оглядела Диану:

— Непохоже.

— Слишком много хорошей еды, слишком много обедов, где подают по десятку блюд на каждую перемену. Ты не представляешь, как вкусно кормят в Мэндевилле. Почти невозможно не попробовать все.

Она с завистью посмотрела на стройную фигурку сестры. Конечно, у бедняжки Минервы грудь была почти плоская, но у нее еще есть время развиться. Однако даже если этого не случится, дело поправит портниха. Мин не придется страдать от унижения в обществе, будучи не по правилам одетой. Ее сестра была умна и имела достаточно средств, чтобы быть уверенной, что найдет мужа, какого захочет и когда захочет.

Между тем проблемы у Дианы были. Некоторые платья стали ей узки, и это даже вызывало жалобы служанки.

— Я думаю, мне надо отказаться от любимых блюд, — тихо сказала она. — Тогда у меня будет меньше искушения и я смогу уменьшить рацион.

— Дурацкая мысль, — возразила Мин. — Почему не есть только любимые блюда? Просто ешь их поменьше и не лишай себя удовольствия.

— Мне твое предложение нравится. Я попытаюсь так сделать.

— А сейчас, пока у тебя есть возможность, расскажи, почему ты остановилась в Мэндевилле?

— Чудесное совпадение, — объяснила Диана. — У моей лошади отвалилась подкова около Вулверхэмлона. Пока я ждала кучера, который отправился к кузнецу, Блейкни с компанией проезжал мимо и предложил помощь. Он настаивал, чтобы я поехала с ними и воспользовалась удобствами ближайшей гостиницы.

— А он узнал тебя?

— Разумеется. Он знал меня всегда.

— Но он узнал тебя?

Мин была настроена скептически.

— Я уверена, что на сей раз привлекла его внимание. — Волнение мешало ей говорить тихо, но быстрый взгляд, брошенный на мать, показал, что она ничем не рискует — та была целиком занята собеседником. — Он настаивал, чтобы я присоединилась к ним и провела несколько дней в Мэндсвилле, а уж потом возвратилась в Уоллоп.

Воспоминания словно опьянили ее.

— Не понимаю, почему ты дорожишь мнением человека, который до сих пор совершенно не обращал на тебя внимания? Каков? Он и на меня не обращал ни малейшего внимания.

— Но ты же видела его, Мин. Он все так же красив.

— Ну и?

— Как он одет! Все из Лондона. Лучше одет только Тарквин Комптон[4 - Законодатель мод высшего света Лондона первой четверти XIX века.]. Но у Блейкни фигура лучше, хотя он и не так высок.

— А как насчет ума?

— Он — спортсмен до мозга костей.

— Но ты же ненавидишь спорт.

— Это не имеет значения. Когда я вижу его голубые глаза и золотистые волосы, я вообще не слышу, что он говорит. Да и его голос звучит так, что любое его слово нравится.

— Но это глупо, Ди.

— Когда-нибудь ты меня поймешь.

— Надеюсь, что такого не будет. И пожалуйста, не говори со мной в этой противной манере, будто ты знаешь что-то, чего не знаю я.

Бедная Мин. Ей шестнадцать, а она прозябает в тоскливом провинциальном Мэндевилл-Уоллопе, не имея представления, какие чудесные вещи могут происходить между мужчиной и женщиной. Диана улыбнулась. Она много размышляла о том, чего бы хотела от лорда Блейкни, окажись они на широкой постели.

— А кто такой мистер Айверли? — сменила тему Мин.

— Блейкни представил его как своего кузена. Но мне кажется, между ними мало общего. Он немногословен, больше ворчит.

— Но сейчас он вовсю говорит.

В другом конце комнаты миссис Монтроуз, устав выяснять качества Айверли как охотника, перешла к другой своей любимой теме — собаководству.

Ее гость продемонстрировал такую степень интереса, что она могла привести к неприятностям.

— Скажите, мэм, что конкретно вы предпринимаете, чтобы получить нужные вам свойства животных?

Диана поспешила на помощь, пока мать не успела погрузиться в дебри проблемы выведения новой породы:

— Мама, ради Бога, мистера Айверли интересуют древности.

Миссис Монтроуз с подозрением взглянула на нее и вновь обратилась к гостю:

— Если вы хотите знать историю этого дома, вам лучше поговорить с мистером Монтроузом. Я лишь знаю, что он построен при Генрихе Четвертом, или Генрихе Шестом, или каком-то еще Генрихе, но честно говоря, у меня нет времени заниматься подобной чепухой.

— У папы возникла новая идея, — пояснила Диана.

— Вот как? Минерва, будь хорошей девочкой, сходи на кухню и скажи кухарке, что обед будет на час позже. Нет, лучше на два. Никто не знает, когда освободится твой отец, если он взялся что-то изобретать.

Минерва подмигнула Диане и усмехнулась, проходя мимо Айверли. Миссис Монтроуз высунулась из окна и крикнула:

— Стивен, иди в дом!

Через несколько минут появился самый младший из Монтроузов.

— Привет, Стив.

— Привет, Ди.

В свои четырнадцать он постеснялся поцеловать сестру.

— Стивен, проводи мистера Айверли в сад и покажи ему что-нибудь старинное. Мне нужно переговорить с Дианой.

По тону было понятно, что разговор не будет приятным. Хотя Диане было двадцать три года, три года она была замужем и почти два года вдовой, ей было трудно противиться матери, когда та пыталась воспитывать ее. К счастью, это случалось нечасто.

— Минерва сказала, — начала мать, когда они остались одни, — что ты остановилась в Мэндевилл-Хаусе. А что, герцогиня тоже там?

— Нет. Я приехала туда с компанией лорда Блейкни. Все в порядке, мама. Кроме меня, там леди Джорджина Харвилл с сестрой. Хочу тебе также напомнить, что я была замужем и потому не нуждаюсь в надсмотрщицах.

На самом деле миссис Монтроуз не особенно волновал моральный облик ее старшей дочери. Она вообще не особенно благоволила к Диане, не скрывая, что воспитывать ее было смертельно скучно и платья у нее были не те, и знакомства были не из того круга, и лишь благодаря ее усилиям дочери удалось составить приличную партию.

— Ты там находишься как гостья лорда Блейкни?

— Да. Вместе с другими. Наверное, я проведу там не делю или две и после возвращусь домой.

— У Блейкни не очень подходящая репутация. Я беспокоюсь за тебя, Диана.

— Боже мой, мама, — засмеялась Диана. — Он такой же, как любой другой джентльмен высшего света. Он никогда не скомпрометирует женщину.

— Не будь наивной. Ты — вдова, а мужчины относятся к вдовам иначе, чем к незамужним.

Диана округлила глаза. Неужели мать считает ее идиоткой?

— Я вовсе не собираюсь поддаваться обаянию Блейкни. Совсем наоборот.

— Мне кажется, ему не нозволят на тебе жениться. Герцог наверняка будет против.

Диана промолчала. Какой смысл спорить?

— Не упрямься. — Голос миссис Монтроуз стал выше. — Мне не хочется расстраивать тебя, Фэншоу, конечно, не мог заставить сердце девушки биться учащенно, но он был порядочным человеком. У нас с отцом не было другого выхода. Я понимаю, что тебе хотелось более молодого мужа, однако и ты нас пойми. Вот, например, мистер Айверли вполне может заменить твоего умершего мужа.

Мать, видимо, совсем из ума выжила, если могла подумать, что это пугало огородное в ближайшую тысячу лет покажется Диане более привлекательным, чем его кузен.

— Боюсь я не слишком хорошо знаю историю, — извиняющимся тоном произнес Стивен Монтроуз. — Вам бы лучше поговорить об этом с отцом или Дианой. Или с Руфусом, но его сейчас нет.

— Это не имеет значения, — ответил Себастьян. — Я просто осмотрю ваш сад.

На первый взгляд здесь не было ничего интересного: некошеная лужайка и несколько кустов, но Себастьян и не был опытным в этих делах.

— Вы антиквар?

— Я собираю старинные книги, не более того. Я ведь неученый.

— Значит, мама неправильно все поняла.

— Она не виновата, — сказал Себастьян. — Ваша сестра пригласила меня, поскольку я выразил интерес к старым вещам.

— Вы приятель Дианы?

— Мы познакомились только вчера. Я остановился в Мэндевилле.

— Мне кажется, вы не из таких. Вы выглядите очень разумным человеком. Ох уж эти девчонки!

Стивен произнес последние слова, вложив в них смысл, который был хорошо понятен Себастьяну.

Некоторое время они шли в молчании, которое нарушил младший из собеседников:

— У вас есть дом?

— Пока нет. Я живу в Лондоне.

— Мне вас жаль, — ответил Стивен. — Лондон — ужасное место. Мне бы хотелось жить дома, но родители заставляют меня ходить в школу. А ведь отец уже прислушивается к моим советам, как вести дела на ферме. Вот что меня действительно привлекает.

— Может быть, вы со временем и станете управляющим, — предположил Себастьян.

— Может быть. Ведь когда-нибудь Уоллоп перейдет ко мне.

— Простите меня, но ведь у вас есть старший брат. Руфус, кажется.

— На самом деле у меня их трое. Руфус — второй. Папа не придает значения первородству. Он считает, что каждый должен заниматься тем, что ему нравится.

— Мой опекун придерживался примерно такого же мнения. С самого раннего возраста он прививал мне любовь к книгам. Но поскольку он был виконтом, то не мог игнорировать законы наследования. Ваш отец мыслит необычно, однако вполне в духе времени.

— Возможно, он даже переедет к одной из дочерей.

— Будто мы с Дианой только и мечтаем об этом. — К ним подошла М инерва. — Диана не купается в деньгах, да у меня нет желания провести остаток жизни в глуши. Здесь такая скука. Попрошу-ка Ди позволить мне пожить у нее в Лондоне этой осенью.

— Вот и хорошо, — сказал Стивен. — Может, отцу с мамой станет одиноко, и они позволят мне бросить Хэрроу. — Они и не заметят. Во всяком случае, пока отец не обнаружит, что ему некого взвешивать. Вот уж он удивится, куда все подевались. А мама скажет, — добавил Стивен, — что теперь понятно, почему от мясника приходят такие незначительные счета, а то она было подумала, что собаки потеряли аппетит.

— До чего ужасно иметь мать, которая предпочитает своим детям свору собак. Диана просто обязана взять меня к ней пожить.

— Я тоже люблю Лондон, мисс Монтроуз, — признался Себастьян.

— Вот и славно. С удовольствием увижусь там с вами. Вы ведь пригласите меня в гости?

Себастьян пообещал. Он не ожидал встретить девушку, не глупую и легкую в общении. Минерва его действительно забавляла. Да и во всех членах семьи было что-то притягательное. В отличие от его родственников. Он на мгновение представил, как бы это выглядело, если бы, впервые попав в Мэндевилл, он встретил там Минерву и Стивена, а не Блейкни и его сестер. Он подумал, что Монтроузы не стали бы посмеиваться над застенчивым и неуклюжим парнем. И никогда бы не дали ему прозвище Филин. Они могли бы и подшутить над ним, но он бы и не возражал.

— А что вы здесь делаете вдвоем? Просто сбежали от духоты? — спросила Мин.

— Мама попросила показать мистеру Айверли наш сад.

— Ну и на что здесь смотреть?

— Особо не на что. — Стивен повернулся к Себастьяну: — Боюсь, я привел вас сюда по надуманному поводу. Но мы пока не можем вернуться. Мама читает Диане лекцию.

— Извините за непрошеный визит и за то, что невольно стал помехой.

Себастьян почувствовал неловкость. Он только сейчас сообразил, что леди Фэншоу вовсе не горела желанием находиться в его обществе. Он оказался дураком. Нечто похожее он часто испытывал, оказываясь в светской компании, и это была еще одна причина избегать приличного общества. Он никогда не понимал намеки, которые люди прячут за словами и поступками. А женщины вообще неспособны прямо высказать свои желания.

Минерва Монтроуз при всем ее стремлении быть дипломатом высказывалась с подкупающей и совсем не женской искренностью:

— Не беспокойтесь, мы всегда рады видеть в Уоллоп-Холле новое лицо. Это вносит хоть какое-то разнообразие. И не волнуйтесь за Диану. Даже если она и немного раздражительна, могу поклясться, что она предпочла бы ваше общество маминым поучениям.

— Может, нам следует прийти ей на помощь? — спросил он.

— Это невозможно, — ответила Минерва. — Мама снова нас отошлет. Лучше продолжим осмотр сада.

— Я придумал, — воскликнул Стивен, — Мы покажем вам часы Уилла.

Он пошел через лужайку. Себастьян последовал за ним, стараясь обходить самые большие пучки растущей травы. Наконец они добрались до круглой клумбы, по краю которой с интервалами были посажены какие-то растения. Три из них, совсем неброского вида, располагались рядком.

— Какие же это часы? — спросил Себастьян, ожидавший увидеть диск солнечных часов.

— Это ботанические часы, — объяснил Стивен. — Линней говорил, что можно сделать такие часы, поскольку разные растения расцветают в разное время дня. И наш старший брат решил проверить эту теорию.

— Интересно, — сказал Себастьян.

— Было бы интересно, если бы это работало, — хмыкнула Минерва. — Но цветы как будто не желают вести себя одинаково каждый день. Как-то Уилл попробовал использовать клумбу вместо карманных часов. И он все время либо опаздывал, либо приходил раньше срока.

— Помнишь, Мин, — вмешался Стивен. — Он убеждал, что проблема в том, что Шропшир стоит не на той широте. Не думаю, что ему удалось бы сделать такие часы в Южной Америке.

Деятельность семейства Монтроуз была столь разнообразна, что у Себастьяна слегка закружилась голова.

— В Южной Америке? — переспросил он.

— Именно так, — сказала Мин. — Ведь он собирает paстения в джунглях Амазонки. Второй по старшинству, Руфус, раскапывает древнеримские развалины Анатолии. А Генри изучает медицину в Эдинбургском университете.

«Поразительная семья! — подумал Себастьян. — Какие, наверное, интересные разговоры ведутся за столом». Он жалел, что не может остаться в Уоллоп-Холле, а должен возвращаться в Мэндевилл. Вчерашний обед превратился для него в настоящую муку из-за леди Как-там-ее-зовут, которая постоянно бормотала что-то ему на ухо, стараясь вызвать на разговор. Ее сестра продолжала хихикать, а Блейкни со своими прихвостнями обменивались какими-то историями и разражались хохотом по им одним понятным причинам.

К сожалению, пришло время покинуть этот рай разума и здравомыслия и ехать назад к скучным домочадцам герцога. На террасе дома появилась леди Фэншоу и позвала его. Освещенная солнцем, леди Фэншоу представляла зрелище, от которого не хотелось отрываться. С лужайки он мог видеть все великолепие ее фигуры.

— Вы готовы отправляться? — спросила она и улыбнулась.

Во всяком случае, у него будет кое-что привлекательное, чем он сможет любоваться во время обеда.




Глава 3


Леди Джорджина Харвилл, урожденная Говард, была ровесницей Дианы. Дочь графа, с солидным приданым, ее принимали везде, тогда как Диана прозябала на самой обочине великосветского общества. Тем не менее они были знакомы и изредка встречались то тут, то там. Леди Джи почти не скрывала неудовольствия от присутствия Дианы в их компании. Они с Фелицией, ее сестрой, разговаривали с Дианой, лишь следуя внешним приличиям. Однако на этот раз во время застолья было решено всем общаться неформально. Отдав долг, леди Джорджина почти не могла сдержать раздражения, когда они втроем вышли в гостиную, И когда появилась возможность поставить выскочку на место; она постаралась этим воспользоваться.

— Диана, дорогая, не подскажете ли, в каком графстве находится имение сэра Тобиаса Фэншоу?

— Когхилл-Холл в Эссексе.

— А я думала, что он из йоркширских Фэншоу.

— Нет-нет. Никакой связи. Он из мадрасских Фэншоу.

Диана давно поняла, что лучший способ отразить атаки на прошлое ее мужа — встречать их ироническом улыбкой. Леди Джи отлично знала, что бывший муж Дианы был индийским коммерсантом, носил фамилию Шоуботтом и поменял ее за несколько недель перед тем, как купил титул баронета.

— У вас же нет детей. Недвижимость, возможно, достанется его родственникам по другой линии.

— У мадрасских Фэншоу нет родственников. Теперь Когхилл принадлежит мне, — ответила Диана, воспользовавшись возможностью напомнить Джорджине, что ее судьба сложилась много удачнее, чем у многих других. — Это так удобно — иметь добротный дом неподалеку от Лондона.

— А имение моего мужа находится в Чешире, недалеко от Мэндевилла. Сэр Чарлз и Блейкни — друзья детства.

— Мои родители живут в Мэндевилл-Уоллопе в трех милях отсюда.

— Неужели? Кажется странным, что Чарлз ни разу не встречался с ними за много лет.

Диана проигнорировала намек на свое низкое происхождение:

— Неудивительно. Я тоже прежде не встречала сэра Чарлза. Я много моложе Блейка и не участвовала в светских мероприятиях.

Джорджина глубоко задумалась:

— Мне кажется, мы начали выходить в свет одновременно и должны были встретиться по тому или иному поводу.

Притворяться, будто не знаешь кого-то, с кем встречался много раз, не имело смысла, и от этого Диана почувствовала скуку. Тем не менее атака была отбита, и теперь Диана могла чувствовать себя не ниже обеих сестер.

— Думаю, вы правы, Джи, — улыбнулась Диана. — Мы вышли замуж почти одновременно. И интересное совпадение: наши мужья были баронетами.

Вряд ли это можно было посчитать нокаутирующим ударом: сэр Тобиас Фэншоу был гораздо богаче, но сэр Чарлз Харвилл — моложе и происходил из более старинного рода. Шансы леди Джи привлечь внимание лорда Блейкни — главного приза в их соревновании — были ничуть не выше, чем у Дианы, однако происхождение позволяло ей претендовать на человека из самых высоких кругов. Если для Дианы ее замужество было крупной удачей, то Джорджина могла рассчитывать на нечто большее.

Фелиция Говард следила за диалогом, поворачивая голову от одной собеседницы к другой, время от времени издавая бессмысленные смешки. Теперь она уставилась на дверь.

— Смотрите, — хихикнула она. — Мистер Айверли вернулся с другими джентльменами. Какой он нелепый!

Леди Фелиция Говард была непроходимо глупа, но сейчас Диана согласилась с ее мнением. Приятели хозяина не могли сравниться с ним в красоте, но это были люди высшего света, как и сестры Говард. Да и совершенно новое, шелковое, цвета лимона платье Дианы в своей простоте выглядело немыслимо дорогим и вполне подходило для визита в дом герцога.

Айверли выглядел комично на фоне великолепия зала и его одетых по последней моде обитателей. Грубо говоря, он напоминал деревенского мужлана. Нет, он, конечно, был одет опрятно, его костюм был тщательно вычищен, сорочка сверкала белизной. Но Диана едва могла представить, что этот чудак в вытянутых на коленях брюках, потрепанном сюртуке с лоснящимися локтями и изношенных, хотя и до блеска начищенных ботинках приходится двоюродным братом элегантному Блейкни. Кусок муслина, обернутого вокруг шеи, едва ли можно было назвать галстуком.

— Кем он вообще приходится в семье? — спросила она.

Леди Джорджина не была знакома с Айверли, который на самом деле слыл оригиналом, но она знала, кто кому кем приходится.

— Я была поначалу озадачена, но потом узнала, что он сын леди Коринны, сестры герцога. Она много лет жила за границей. Я не знаю подробностей, но она была замужем за итальянцем.

— Он не похож на иностранца, — заметила Диана, — И ни на кого из Вандерлинов.

Члены семьи Вандерлин, герцогов Хэмптонов, всегда отличались светлой кожей. Мистер Айверли был смуглый шатен с длинными волосами. Диана не заметила, какого цвета его глаза, поскольку они были скрыты стеклами очков.

— Итальянец был ее вторым мужем, — продолжила свои объяснения леди Джи. — Она носит титул графини или близкий к нему. Первым ее мужем был англичанин. Племянник виконта Айверли.

— Мистер Айверли определенно не модник, — заместила Диана. — Похоже, его занимают лишь интеллектуальные занятия. Он здесь исследует редкие издания, хранящиеся в библиотеке Мэндевилл-Хауса.

— Не предполагала в вас книгочея, Диана.

Джорджина Хариилл давно положила глаз на Блейкни как на партию для своей сестры и старалась не давать спуску этой образованной. А Диана уже много лет ждала такой возможности. Ничто не могло остановить ее от попытки стать маркизой Блейкни, а со временем и герцогиней.

— Вовсе нет, — ответила Диана, показывая, что отлично знает местные порядки. — Но поскольку я росла по соседству, то хорошо знакома с коллекциями герцога.

Мистер Айверли стоял посередине комнаты и неуверенно оглядывался по сторонам. Диана почувствовала на себе его взгляд и подумала, что он сейчас подойдет к ней, но Блейкни опередил его.

— Не хотите ли пройти на террасу, Диана? — спросил он.

— Да!

Леди Джорджина выглядела раздосадованной, леди Фелиция — озадаченной. Диана постаралась скрыть на лице выражение триумфа, которое слегка проступило, лишь когда Блейкни пригласил за компанию еще одного молодого человека.

Это был один из тех летних вечеров, когда сгущающиеся после заката сумерки обещают позже волшебство ночи. Тьма постепенно скрывала горизонт. Сначала исчезли из виду дальние вязовые рощи, потом растворилось в темноте озеро, Снизу доносился аромат роз, вьющихся по шпалерам, которые были установлены у террасы с восточной стороны огромного дома. В красно-золотой гостиной зажгли свечи, но Диана не нуждалась в их свете, чтобы разглядеть лицо мужчины, стоявшего рядом с ней.

— Какой чудесный вечер!

Изящным жестом она указала на розы, достигнув при этом своей истинной цели как бы невзначай коснуться руки Блейкни.

Блейка, поправилась она. Руки Блейка.

— Посмотрите на эти вьющиеся розы, — вполголоса произнесла она. — Это обилие белого цвета выглядит волшебным.

Ее слова были истинной правдой, но она указала на конкретный цветок, который выбрала из-за его местонахождения. Чтобы указать на него, ей нужно было облокотиться на Блейкни. Сквозь тонкий шелк ее платья она ощутила мягкую ткань его вечернего костюма. Она надеялась, что Блейк оценил, насколько хороша ее грудь. Она знала, что глубокий вырез платья наглядно демонстрировал ее достоинства. Мистер Айверли, сидящий напротив, с трудом перевел взгляд с них на стоявшую перед ним тарелку.

Однако маркиз никак не отреагировал, Диана была готова отражать не вполне приличные ухаживания, на которые намекала мать, но ничего подобного не было. Пока что Блейк не произнес в ее адрес ни одного слова, а Диана рассчитывала на большее, после того как он пригласил ее прогуляться.

К тому же ее смущало присутствие Джека Лэмбтона. Диана, конечно, ничего не имела против Лэмба, занятного повесы и одного из самых близких друзей Блейка, но в данный момент было бы лучше, если бы они с Блейком остались наедине.

— Моя мать помешана на розах, — сказал Блейк, — а вьющиеся растения — ее конек.

— Даже здесь запах такой густой. А вблизи он, наверное, заглушил бы все ароматы Аравии.

Блейк сделал вид, что не понял намека пригласить ее, чтобы проверить предположение, и лучше без Лэмба, и вообще отвернулся. Что с ним такое? Диана знала, что выглядит — лучше не бывает, и знала, что он желает ее. И тем не менее в ситуации, настолько естественной для проявления романтических чувств, он отказался этим воспользоваться.

— Не пройтись ли нам? — спросил Блейк.

Он хотя бы протянул ей руку, и они степенно пошли по траве. Лэмбтон пристроился с другой стороны от нее.

— Если бы вся сельская местность была, как здесь, — сказала Диана, — я бы предпочла жить в деревне.

— Не говорите так, Диана, — воскликнул Лэмб. — Вы нужны Лондону.

— Я шучу. Жду не дождусь осени, когда смогу вернуться в город, чтобы пройти по его запруженным народом улицам, а не по слякоти полей. Я уж не говорю о необходимости пополнить свой гардероб.

— То есть вы хотите сказать, что Мэндевилл-Уоллоп не в состоянии удовлетворить ваши капризы? — спросил Блейк.

— Есть вещи, которые можно найти только на Бонд-стрит. Я уже достаточно вкусила прелестей сельской жизни после смерти Фэншоу.

— Раз уж речь зашла об Уоллопе, ваши родители все так же преданы своим увлечениям?

— Благодарю вас, Блейк. Они вполне здоровы.

Это было не совсем ответом на вопрос.

— Мистер и миссис Монтроуз хорошо известны в Шропшире, — объяснил Блейк Лэмбтону. — Она — хозяин мэндевиллекой охоты. Или следует сказать, хозяйка? Я всегда путаюсь. Так как, Диана?

— Полагаю, — ответила Диана, стараясь, чтобы лицо и голос оставались спокойными, — что она известна как хозяйка охоты. В этом она следует примеру леди Солсбери из Хэтвилда.

— А ваш отец ведет домашнее хозяйство?

Оба мужчины ухмыльнулись, и Диана стиснула зубы.

— Мой отец интересуется механикой, — сказала она небрежно, держась узкой тропинки между иронией и неуважением. — Его изобретения не всегда полезны, а иногда и неудачны, но мы ценим его талант.

— А чем сейчас занимается Руфус? Мальчишками мы часто играли вместе. А в Оксфорде он стал круглым отличником.

— Он за границей. Изучает античное наследие.

— Жаль, — Блейк вздохнул. — Когда-то он был нормальным парнем. А потом стал книжной крысой, как мой кузен. Хотя Айверли никогда не был нормальным парнем. Он ничуть не изменился с того момента, как впервые здесь оказался. Нам было десять или одиннадцать лет, и я никогда не видел человека, который бы сидел в седле хуже его. Он падал уже после первого шага. Мы прозвали его Филином.

Сейчас мистер Айверли был отличным всадником, но Диана предпочла не спорить. Никто из их компании не знал, что они ездили в Уоллоп вместе.

— Сколько я его помню, он всегда сидел, уткнувшись носом в книжку, — продолжал Блейк. — Отец считает его необыкновенно талантливым. Может, потому, что он может без зевоты слушать, как старики талдычат о политике.

— Я учился вместе с ним, — сказал Лэмб.

— Ах да! Ведь он закончил Винчестерский колледж, — вспомнил Блейк. — Наш дорогой Себастьян и в Винчестере был таким же странным?

— В Винчестере почти все странные. Это вообще странное место. Он не очень выделялся среди нас. Но после колледжа мы стали нормальными людьми, а Айверли… стал еще более странным. Он никогда не ходит на светские развлечения.

— И он не любит спорт.

— Зато коллекционирует книги.

— А знаете, что самое странное в нем? — спросил Блейк. — Он избегает иметь дело с женщинами. Он этим знаменит. Находясь здесь с вами, Диана, и с остальными леди, он, пожалуй, приблизился к женщинам на самое короткое расстояние в жизни. А не думаешь ли ты, Лэмб, что он другой?

Лэмб постоял в задумчивости.

— Нет. В колледже таких было немало, но Айверли в их компании не видели, А муслиновые юбочки? — Произнося последние слова, Лэмб кашлянул.

Хотя Диана и оценила его тактичность и нежелание говорить при ней о продажных женщинах, она поняла скрытый смысл вопроса.

— Нет, насколько я знаю, — сказал Блейк. — Он заявлял, что ненавидит женщин по принципиальным соображениям. Он даже поэтому кобыл не приобретает.

Лэмб удивленно покачал головой:

— Но у него должны быть потребности.

— Если и есть, то он справляется с ними застегнутым на все пуговицы.

Диана не могла решить, должна ли она оскорбиться тем, что мужчины при ней говорят на подобные темы. До замужества ей не приходилось слышать ничего пикантного, а друзья ее мужа, большинство из которых, как и он, и были средних лет, в разговорах строго придерживались приличий. Сэр Тобиас Фэншоу интимными делами занижался только в спальне. В остальное время он относился к ней со снисходительной, но строгой официальностью. Эта их откровенность была одним из следствий ее вдовства, о чем предупреждала мать, но Диана не собиралась портить себе настроение.

Лэмб продолжал сомневаться:

— Может быть, твой кузен еще не дозрел. С моим двоюродным братом Джаспером было нечто подобное. Женщины совершенно его не интересовали до двадцати одного года. Потом однажды встретил служанку из трактира с большими достоинствами… и он обо всем забыл. К двадцати трем подхватил сифилис. Айверли просто пока не встретил женщину своей мечты.

— И никогда не встретит, полагаю. Ему уже двадцать шесть. Здесь какая-то ненормальность. Ставлю на кон пони, что ничего не получится.

Если и была какая-то вещь из тех, что Блейк никогда не отвергал, то это пари.

— Идет, — сказал Лэмб. — Слушай, если мужчина нормальный, то женщина всегда может его соблазнить.

— Ты тоже слушай: нет в мире достаточно красивой женщины, чтобы привлечь внимание моего двоюродного брата.

— Блейк, ты оскорбляешь весь женский пол. Вот, взгляни на Диану. Сможет ли какой-нибудь мужчина ее отвергнуть?

— Чтобы заставить Себастьяна Айверли хотя бы коснуться губами уст женщины, она должна обладать всеми достоинствами Елены Прекрасной и Клеопатры одновременно.

Диана вспомнила, как мистер Айверли этим утром смотрел на ее колено. И как она перехватила его взгляд, обращенный на ее грудь, во время обеда. Блейк может не верить, что она сочетает в себе прелести двух исторических красавиц, — так она покажет ему.

— Я сделаю это, — сказала она, не взяв и секунды на размышление. — Я заставлю его поцеловать меня. Но ставкой будет не пони. Держу пари на пятьсот фунтов, что ваш кузен меня поцелует.




Глава 4


На следующее утро мистер Айверли находился на своем обычном посту за столом в библиотеке и, склонившись над книгой, что-то изучал. Он снял сюртук, таким образом демонстрируя, что бедра у него стройные. Мешковатые брюки, чтобы не спадали, держались на кожаных подтяжках, видневшихся под нижним краем жилета. У Дианы были основания считать, что не такой уж он слабосильный, но его одежда не позволяла в этом убедиться.

Она нервно сглотнула. Уже через пять минут после заключения пари она начала жалеть о своем необдуманном заявлении. Только сомнения Блейка и Лэмба в ее способностях и их строгом понятии чести не позволили ей пойти нa попятную. Ее покоробило, когда они начали решать вопрос о доказательствах. Молодые люди предлагали спрятаться в кустах и оттуда наблюдать за процессом соблазнения. Это стало последней каплей, и она отказалась от пари. Но мужчины напомнили ей, что пари — это святое, и согласились считать доказательством ее слово. Тем не менее Диана не могла избавиться от ощущения, что вляпалась во что-то грязное, согласившись участвовать в этом предприятии.

Войдя в библиотеку, она кашлянула, привлекая внимание Себастьяна.

Айверли резко обернулся:

— Леди Фэншоу, я думал, вы ушли со всеми остальными.

— Я сотни раз видела развалины аббатства, поскольку живу всего в десяти милях от них. И пожалуйста, зовите меня Дианой.

Он опять что-то невнятно пробормотал.

— Вы не скажете, где искать книги по истории?

— В северном углу. Что-нибудь конкретное?

— Я люблю читать об английских королях и королевах. Особенно о королевах.

Айверли вспыхнул.

— Мы поищем вместе, — сказал он с энтузиазмом, который Диане показался довольно милым. — Я собираю книги в переплетах королевской семьи.

— Я никогда об этом не задумывалась, но ведь есть разные книжные обложки. И наверное, у монархов они особенные.

— Не только у королей. — Он указал на стопку томов на столе: — Видите герб Вандерлинов на «Путешествиях Кука»? Отец нынешнего герцога приобрел ее сразу после публикации и приказал переплести.

— Но это, наверное, трудно — приобрести такие книги? Я думала, они все принадлежат королю.

— Даже короли продают или раздают какие-то вещи, если на то есть причина. Самый редкий экземпляр моей коллекции принадлежал королеве Екатерине Говард. Вы легко можете догадаться, почему книга не осталась в королевской семье.

— Бедная женщина.

— Да, она недолго пробыла королевой. Именно поэтому ее книга — такая редкость.

— Как мило было со стороны Генриха Восьмого казнить свою пятую жену с такой поспешностью. По-видимому, он заботился о будущих библиофилах, когда принимал решение.

Губы Себастьяна дернулись, и он улыбнулся. До Дианы вдруг дошло, что она никогда не видела его улыбающимся. Обычно его лицо выражало скуку, раздражение, задумчивость, а иногда, когда он оказывался вовлеченным в спор, — настороженный интерес. Никогда за время их недолгого знакомства она не замечала на его лице ни малейшего признака легкомыслия. А оно ему шло. В первый раз она заметила, что у него совсем не отталкивающая внешность. Черты лица были пропорциональны: высокие скулы, прямой нос, твердый подбородок. Сейчас он был без очков, и она сумела разглядеть его серые, красивой формы глаза с темными ресницами. Его улыбающийся рот с твердо очерченными здорового цвета губами определенно привлекал к себе. Наверное, поцеловать его будет отнюдь не противно.

— Отношения Генриха к женам действительно были благом для коллекционеров, — сказал он.

— У вас есть книги всех шести жен?

— Так случилось, что Екатерины Парр пока нет в моей коллекции, но надеюсь вскоре ликвидировать этот пробел.

— Интересно! У кого же вы надеетесь ее достать?

— У одного довольно эксцентричного молодого человека. У него небольшая, но отличная коллекция. Я уже несколько лет уговариваю его уступить мне эту книгу и надеюсь, что теперь я почти у цели.

Что-то было не так. Себастьян подумал, не заболел ли он. Он не мог избавиться от мыслей о леди Фэншоу. О Диане.

Когда она пришла к нему в библиотеку, он мысленно выругался. Ему бы, как он и собирался, следовало еще утром уехать из Мэндевилла, после того как он провел целую ночь в мечтах об этой опасной, но такой притягательной женщине. Он был раздосадован, что поддался чувствам, которых не испытывал с подросткового возраста, и уже чуть было не собрал вещи, чтобы отправиться в Кент. Как раз вовремя, чтобы еще раз попытаться поговорить с Дивером о продаже книги.

То, что он сообщил Диане о Екатерине Парр, тоже v можно было считать признаком помешательства. О существовании, не говоря уже о местоположении коллекции Дивера почти никому не было известно, и он чуть не проболтался.

Он решил остаться, лишь узнав, что вся компания отправилась на прогулку на целый день. И теперь он сам себе не верил, что мог целых полчаса вести беседу о книгах с женщиной. Женщиной, которая задавала умные вопросы и знала о прежних владельцах его книг не меньше, чем он сам. Она сидела у стола, подперев голову рукой, и с нескрываемым интересом слушала его рассказы о сафьяне, о тиснении золотом, блинте, гербах. Хотя в собрании Мэндевилла было немного книг из королевской семьи, ему удалось разыскать несколько, чтобы проиллюстрировать свои исследования.

Себастьян надеялся, что не несет чепухи. От ее близости у него кружилась голова. Ему нестерпимо хотелось дотронуться до изящно изогнутой руки, ощутить пальцами нежную светлую кожу. Когда она вытянула руку, чтобы прикоснуться к книге в кожаном переплете, ему захотелось поцеловать ее. Руку, естественно. Его тянуло быть ближе к ней, вдыхать ее запах, погрузить лицо в соблазнительный желобок между ее грудями и глубоко вздохнуть.

Он не хотел думать о том, что он на самом деле желал сделать с ней. Достаточно сказать, что идея ходить в старомодных, но удобных широких брюках казалась ему сейчас, как никогда, удачной.

— Но вы вчера говорили, что приехали в Мэндевилл посмотреть атласы.

Что происходит? Разум ему совершенно отказывает!

— А это что? — спросила она, рассматривая фолиант, открытый на странице с Генуэзской бухтой.

На пергаменте была не очень умело от руки нарисована карта, хотя цвета выглядели очень живо.

— Как чудесно! — воскликнула она, показывая на русалку, резвящуюся в Лигурийском море. — У нее лицо женщины, в добродетели которой можно сомневаться, но какое оно очаровательное.

Себастьян тоже это отметил:

— Она выглядит удивленной. Словно ее рыбий хвост внезапно поднялся над волной и она в недоумении: «Я и не знала, что он у меня есть. А что же с моими ногами?»

Он покраснел, упомянув ноги.

Диана протянула руку и провела пальцами по его руке.

— А вот, должно быть, любовник русалки, — сказала она, указывая на морского бога с трезубцем, выпятившего свою широкую грудь.

Себастьян перелистывал страницы с чрезвычайной аккуратностью, чтобы ненароком не коснуться Дианы еще раз. Следующая карта была украшена изображением морского чудовища с мрачной мордой, другие — изящными парусными кораблями, экзотическими рыбами, стрелками, указывающими стороны света. Каждая картинка сопровождалась слегка ироничным восклицанием.

— А что это за книга? — спросила она.

— Портулан. Сборник старинных морских карт. Относится к четырнадцатому веку и показывает берега, бухты и острова Средиземного моря. Его хранили на борту корабля.

— Как здорово, что такую сугубо практическую вещь снабдили столь очаровательными иллюстрациями.

— Плавание длится много недель, и, украшая карты, моряк с талантом художника коротал время.

На открытой странице был изображен остров.

— Эльба, — отметила Диана. — Непонятно, почему Бонапарту не сиделось там. Ведь климат на Эльбе гораздо лучше, чем на Святой Елене.

Себастьян готов был разделить ее чувство. Он ненавидел холода.

— Я там не был, но уверен, что вы правы.

— Как бы я хотела побывать в Италии. Вы, должно быть, хорошо знаете эту страну. Как говорят, там тепло и природа очень красивая.

— Никогда не был.

— Разве вы не навещали свою мать? Леди Джи говорила, она провела там долгие годы.

— Это так.

— Я думаю, — продолжала она, — что политическая ситуация затрудняла передвижение по Европе, но несколько лет назад все изменилось.

— Да, — односложно ответил он.

Диана растерянно взглянула на Себастьяна, Она ясно почувствовала, что его настроение резко изменилось. Напоминание о его матери, графине Монтечитте, против воли вновь вызвало в голове мысли о природном вероломстве женщин.

Он отвернулся от своей теперь нежелательной собеседницы. Не грубо, но ясно давая понять, что свидание надо заканчивать. Хоть бы она уже ушла и дала ему возможность продолжить работу.

— Спасибо, что показали мне атлас, — сказала Диана. — Портулан — так, кажется, вы его назвали. Я должна запомнить это слово. И спасибо за рассказ о вашей коллекции. Я получила истинное удовольствие.

Он кивнул и посмотрел вниз на лежащую на столе книгу, открытую на странице с островом Эльбой, символом изгнания.

— Пожалуй, я пойду, не буду вам мешать.

Он что-то буркнул в ответ. Диана направилась к двери. Он почувствовал облегчение и одновременно чувство потери.

— Мистер Айверли, — окликнула Диана, остановившись посредине комнаты.

— Да?

— Днем я собираюсь прогуляться верхом. Вы не составите компанию?

— Вы вновь поедете к своим?

Он почувствовал искушение.

— Вообще-то я просто хотела поддержать форму.

— Я бы с удовольствием познакомился с изобретениями вашего отца.

— Мы можем навестить Уоллоп-Холл. Для папы будет удовольствием рассказать вам, что он придумал со вчерашнего дня.

— Когда вы собираетесь в путь? — сдался Себастьян.

К двум часам начался дождь. Диана даже не стала браться за амазонку. Вместо нее она облачилась в лучшее свое муслиновое платье, белое со светло-голубым рисунком, в тон ее глазам. Она не считала Айверли человеком, который замечает тонкости женского наряда, поэтому он не удивится, что она отказалась от закрытой рубашки в складку, которую обычно поддевала под это платье. Без нее наряд выглядел очень смело для повседневной одежды. В завершение она выбрала самую тонкую нижнюю юбку.

Диана спустилась в холл, где ее уже ожидал Айверли. Поскольку он все время ходил в одном костюме различных оттенков глины, то трудно было определить, собирается ли он на прогулку или остается дома.

— Вы готовы ехать? — спросил он.

— Моя одежда не подходит для верховой езды. Идет дождь, я вся вымокну, — объяснила Диана.

Разочарованный, он что-то невнятно пробурчал в ответ. Ей бы хотелось, чтобы он больше работал над артикуляцией. На интересующие его темы он говорил внятно и красноречиво, но в обществе легкость его речи куда-то бесследно исчезала. Было понятно, что он не предложит заменить прогулку чем-то еще, но Диана сама выработала план их совместного времяпрепровождения.

Согласно условиям пари, именно он должен проявить инициативу и сам поцеловать ее. Но даже самый отчаянный из людей вряд ли смог бы урвать поцелуй во время скачки по полям. А у нее дома будет препятствием семья: присутствие родителей тоже не способствует проявлению нежных чувств.

— Мы могли бы обследовать дом, — предложила она.

В ответ — опять невнятное бормотание.

— Я слышала, здесь более ста пятидесяти комнат. Вам, племяннику герцога, должны быть известны места, о которых большинство гостей и не подозревают.

— Я бы этого не сказал.

— Не страшно. Если мы заблудимся, то всегда можно спросить у слуги обратную дорогу.

Он снова что-то промычал сквозь зубы. Диана, у которой были четверо братьев, отец и бывший муж, перевела эти звуки на человеческий язык как «этого не будет, пока я жив». Она почувствовала, что сегодняшний день ускользает куда-то вдаль от владений герцога.

В пустынном спальном крыле они встретили служанку, вытиравшую пыль. Она любезно предложила проводить их в главную часть дома.

— О нет, — ответила Диана, как прежде отвечала дворецкому и лакеям, которые обращались к ним с тем же предложением. — Племянник его светлости показывает мне дом.

— Вы не должны так говорить, — сказал ей Себастьян. — Вы знаете дом и его историю лучше, чем я.

— Это на самом деле так, — согласилась она. — А почему бы и вам не рассказать мне о чем-нибудь? Но только не о том, о чем говорили в библиотеке.

— Ничего в голову не приходит.

— Сочините.

— Не умею.

— Вы так привязаны к фактам?

— Я привязан к правде, — твердо ответил Себастьян.

— Но ведь нет ничего плохого в том, чтобы пофантазировать ради развлечения. Вы разве не читаете романов?

— Книги не должны обманывать.

— Ага! — сказала Диана с победной ноткой в голосе, — Тем не менее вы не могли бы обойтись без библиотеки.

— Но вы первой упомянули о романах.

Диана рассмеялась, а он в виде исключения решил отказаться от своего кредо, что книгам всегда можно доверять, а людям — нет.

— Откуда вы так много знаете о Мэндевилле? — спросил он.

— Я всю жизнь жила неподалеку. И большой дом всегда был окружен легендами.

— А ведь ваш дом древнее. И он мне больше понравился.

— Вы с ума сошли!

Он действительно сошел с ума, но не из-за того, что она имела в виду. Он был близок к тому, чтобы покориться Диане Фэншоу. Он не мог отвести от нее глаз. Он не привык оценивать женскую красоту и затруднялся описать прелесть Дианы. Ему на ум, что неудивительно, пришло ее сравнение с прекрасно изданной книгой. Все в ней было безупречно — от волос, спадавших блестящими, как лучшая кожа для переплета, волнами цвета красного дерева, до голубых туфель без единого пятнышка, похожих на шелковую закладку для книг. Ни один выбившийся из прически волосок, ни одна висящая ниточка на одежде не нарушали совершенства ее внешности. Ее кожа напоминала ему самый мягкий, самый гладкий пергамент, и он испытывал настоящий зуд в пальцах — так ему хотелось дотронуться до ее щек, аккуратного маленького носа, небольшого, но твердого подбородка. Исходящий от нее аромат доводил его до исступления, хотя он находился не менее чем в ярде от нее.

Этот поход по дому стал новым счастьем и новой мукой для Себастьяна. Он уже готов был слушаться Дианы, причем, со страхом сообразил он, слушаться безоглядно.

Всякий раз, как она проходила мимо окна, он сквозь тонкую ткань платья мог видеть контур ее фигуры.

Особенно откровенно это было видно, когда она оказывалась напротив венецианского окна. Дождь закончился. Выглянуло солнце. Сердце Себастьяна стучало, как молот, и он едва мог дышать. Единственное, что он с большей радостью увидел бы, была Диана без этого полупрозрачного платья. И теперь он знал, что бы хотел с ней сделать. Тем более что они находились рядом со спальнями.

Себастьян с трудом сдерживал желание. Он не имел права дать своей страсти вырваться на волю. Диана была леди, и это одно не допускало возможности проявить даже малейшее легкомыслие.

— Куда мы теперь пойдем? — спросила она, оборачиваясь и глядя на него голубыми глазами в обрамлении густых темных ресниц.

Понимает ли она, что с ним происходит? Конечно, нет. Иначе она бы тут же в ужасе бросилась наутек.

— Я уже не представляю, где мы находимся.

Его слова снова прозвучали неразборчиво.

— Нет предложений? — весело спросила она. — Тогда пойдемте сюда.

Там находилась узкая лестница, скорее всего предназначенная для слуг. По мере их продвижения по особняку обстановка становилась проще. Обильная позолота, лепнина, богатая драпировка главных залов сменились солидным комфортом и элегантностью помещений хозяев и комнат для гостей. Они поднялись на следующий этаж и обнаружили длинный коридор, более узкий, чем те, по которым они шли раньше. Он был побелен и украшен скромными архитравами и плинтусами.

— На этом этаже находятся детские, — сказал Себастьян. — Здесь я останавливался, когда был моложе.

Диана осмотрела висящие вдоль стен картины — акварели в одинаковых простых золоченых рамках.

— На большинстве изображены виды поместья. Вот озеро, только деревья ниже, чем сейчас.

— Неудивительно, ведь они написаны шестьдесят лет назад. «Мария Вандерлин, 1759», — прочел Себастьян через ее плечо.

— А следующая принадлежит кисти Лавинии Вандерлин и написана в 1760 году. Уверена, что это картины дочерей хозяев. Какая прекрасная идея.

Они шли по коридору, обмениваясь впечатлениями о таланте различных дам семейства Вандерлинов.

— Вот интересная работа, — сказала Диана. — Пока я не видела на пейзажах фигур людей. А здесь художница не очень хорошо справилась с изображениями деревьев, зато костюм написан верно и подробно. Мне встречались женские портреты в похожих нарядах.

Себастьян согласился с мнением Дианы. Рисунок был холодный, и оживляла его только небольшая фигурка женщины в красном костюме и треуголке. Он пригляделся к подписи. Глупо было удивляться, но он честно говоря, такого не ожидал.

— «Коринна Вандерлин, 1785». Это не ваша мать?

— Да, это она.

— А как она выглядит? В юности, похоже, она хорошо разбиралась в моде.

Себастьян не знал этого. Он не видел мать с шести лет. И образ, воскресший сквозь годы, целиком захватил его. Он вспомнил утреннее посещение матери. Она сидит у туалетного столика с коробочками, флаконами и большой пуховкой. Источая тонкий аромат, она обнимает его. «Моя маленькая забавная обезьянка», — негромко произносит она. Мать прощает его за то, что накануне он разбил небольшую статуэтку пастушьего божка, оказавшись на время в гостиной. Она накричала на него, когда увидела осколки своего украшения, но сегодня он вновь ее любимчик. «Мама, ты пойдешь с нами в парк?» — почти без надежды спрашивает он и старается не дышать. Он уверен, что она собирается ответить «да». Но тут в комнату входит служанка с кипой вышитого шелка и газа. «Принесли от портного, миледи». И мать отвечает, что не может пойти в парк, у нее есть важные дела.

— Да, — произносит Себастьян на вопрос Дианы. — Она хорошо разбиралась в моде.

Они стояли перед маленькой картиной плечом к плечу. Диана чуть наклонила голову, чтобы видеть его лицо. Она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но вдруг передумала.

— Мне бы хотелось посмотреть детскую, — неожиданно произнесла Диана. — Я люблю игрушки и уверена, что у детей в Мэндевилле их в достатке.

Без большой охоты Себастьян открыл дверь в детскую и пропустил вперед Диану.

Это была просторная светлая комната. Воздух в ней был нагрет летней жарой. Хотя нигде не было ни пылинки, как и во всех остальных помещениях дома, здесь ощущалась заброшенность. Он узнал некоторые игрушки, которые были слишком велики и не помещались в стоящих вдоль стен шкафах. Здесь были кукольный театр, макет большой башни средневекового замка, которая, как он позже выяснил, была копией сооружения замка Уорвик, большая лошадь-качалка. Качалка принадлежала Блейкни, и тот никогда не давал двоюродному брату играть с ней. Он сразу становился мрачным, когда няня пыталась уговорить его дать Себастьяну покачаться. В прежнее время он был одержим страстью к этим игрушкам и сейчас даже расстроился, когда не ощутил к ним ни малейшего интереса.

Диана провела руками по длинной гриве серой, в яблоках, лошади, стоявшей на зеленых полозьях.

— Я никогда не видела такую большую качалку, — призналась она. — Я должна попробовать обуздать ее. Конечно, в таком платье я не смогу на нее влезть — нужно женское седло.

Усевшись боком на спину деревянной, обтянутой кожей лошадки, она начала двигать бедрами, пытаясь раскачаться, но преуспела лишь в том, что привлекла внимание Себастьяна к своей груди.

— Позвольте мне помочь.

Себастьян был уверен, что его голосовые связки не смогут издать ни звука, хотя его рот был широко открыт. Он едва мог дышать, когда, пройдя по комнате, остановился рядом с Дианой. Между ними был только корпус игрушки. Себастьян положил руки на шею и круп лошади, и Диана соскочила на пол. О Боже. Ему пришлось наклониться, и его лицо оказалось рядом с разрезом платья. Последним усилием воли он оторвал взгляд от вздымающейся при каждом вздохе груди, похожей на живой мрамор, светлый и гладкий. Он медленно отвел глаза от ложбинки, разделяющей две выпуклости, так и призывающей узнать, что же находится под тонкой тканью платья, и нашел взглядом ее чуть приоткрытый рот с полными красными губами. Его привела в восторг верхняя губа в форме маленького лука. Он бы отдал все на свете, только бы провести по ней кончиком языка. Он потянулся вперед, приближаясь лицом к ее лицу. Кожу уже щекотал ветерок от ее дыхания. Еще дюйм, и он узнает ее вкус. Без сомнения, она приглашала поцеловать ее. Вдруг в его мозгу возникло другое воспоминание. Вызывающая и соблазнительная красота Дианы ушла в тень золотистых локонов семилетней леди Аманды Вандерлин, младшей сестры Блейка…

Шла вторая неделя пребывания в Мэндевилле, когда Себастьян укрылся в детской. Он устал от насмешек и прозвища Филин, которое ему дали из-за того, что ходил в очках. Вдобавок он был расстроен постоянными падениями с норовистой лошади и очень страдал от одиночества в доме дяди. И тут в комнату вошла маленькая Аманда и улыбнулась ему. Она была такая хорошенькая, как и все девочки. Загадочные, удивительные существа, с которыми он не знал, как себя вести. «Здравствуй, Себастьян, — сказала она. — Пойдем со мной…» Она протянула ему руку, маленькую и мягкую, и повела его к чулану, небольшому помещению без окон, где хранились верхняя одежда, обувь и другие вещи вроде крикетных бит. Аманда отпустила его, повернула ручку двери и, кивком приглашая его войти, сказала: «Тебя ждет сюрприз».

Даже шестнадцать лет спустя Себастьян ругал себя последними словами, что оказался дураком. Это был настоящий сюрприз. В чулане его ждал Блейк…

Себастьян отдернул голову. Отойдя от Дианы на пару ярдов, он постарался понять, что выражает ее лицо. Диана выглядела безмятежной и ослепительно красивой.

— Разве вы не собирались покачать меня? — спросила она, подняв брови.

Она не приглашала, но и не отталкивала его. Она просто хотела, чтобы он толкнул качалку.

— Разумеется, — ответил Себастьян.

На это раз он встал позади лошади и положил ладонь на раскрашенный деревянный круп. С его помощью Диана раскачалась. Он чувствовал себя по-идиотски. Она, наверное, тоже, поскольку через минуту дала ему знать, что ей достаточно. Он подал ей руку, помогая спуститься на пол, и тут же убрал.

— Может, вернемся вниз? — спросил он. — Нас, наверное, потеряли.

Себастьяну очень не хотелось уходить. Диана Фэншоу разительно отличалась от других женщин умом и здравомыслием. Но она была настолько обаятельна и привлекательна, что становилась опасной. Опасность, правда, исходила, как он понимал, не от нее, а оттого необыкновенного чувства, которое он испытывал к ней. Ему, пожалуй, следовало прекратить делать то, о чем он впоследствии будет жалеть.




Глава 5


«Вот неудача! — подумала Диана. — Он был уже готов». Ведь он хотел ее. Она точно поняла это, когда качалась на лошади.

За последние несколько месяцев во время первого ее сезона в Лондоне, когда она избавилась от опеки родителей и мужа, несколько мужчин пытались украсть у нее поцелуй, и парочка из них добилась успеха. Диана уже знала, как мужчина смотрит на женщину, когда готов пойти на приступ. И научилась изящно отражать попытки обнять ее в темном саду или пустой передней, И конечно, останавливать тех, кто был избран, покате не зашли слишком далеко.

Себастьян не был человеком того круга, в который она хотела попасть. Но странно, она совсем не была против того, чтобы он ее поцеловал, и лишь немного опасалась, как бы очки не помешали. А будь он немного общительнее, то вообще понравился бы ей.

Да и она ему нравилась. Что бы ни говорил Блейк, на Себастьяна Айверли женские прелести производили впечатление. Так почему, недоумевала Диана, он не воспользовался благоприятной ситуацией? Может, боялся, что его заставят жениться? Жаль, что не было возможности намекнуть ему, что она не жаждет долгой страсти. Ей бы хватило пары минут амурных отношений.

«Простите меня, сэр, мне достаточно ни к чему не обязывающих объятий и не нужны обещания любви до гроба».

Большинству мужчин, которых она знала, подобное предложение было бы только в радость. Ей было трудно признать, что Себастьян Айверли ничем не походил на мужчин, которых она когда-либо встречала.

Весь остаток дня и весь вечер Себастьян старался держаться от Дианы Фэншоу подальше. Стараясь не быть нарочито невежливым, он просто выходил из комнаты, когда туда входила Диана, или прерывал разговор, когда она вступала в него.

Какая же была мука — не сметь поднять на нее глаз за все время обеда. Хоть бы высокую серебряную вазу поставили на фут в сторону, чтобы она заслонила ее от его взгляда. Ему удавалось не смотреть, но все же он заметил, что у нее довольно странный вкус: она почти ничего не попробовала из первых двух блюд, кроме маленького кусочка варёной лососины, зато съела много сладкого, когда подали десерт.

К своему ужасу, он поймал себя на мысли о том, как будет делить с ней трапезу. Вдвоем. Даже за завтраком.

Он рано лег спать, а на следующее утро на пару часов присоединился к мужчинам, которые отправились охотиться на кроликов. Довольно скучное времяпрепровождение, но это был единственный способ побороть неотразимое очарование леди Фэншоу.

Возвратившись, он, однако, не поспешил уединиться в библиотеке, а двинулся на звук женских голосов, доносившихся из одного из залов. Обе жуткие сестрицы оживленно болтали, а Диана сидела в другом углу, молчаливая и прекрасная. Она взглянула на него и улыбнулась, и он, как собака, которую дернули за поводок, сразу направился к ней. В глубине души Себастьян негодовал на свою слабость, но, похоже, у него не осталось воли к сопротивлению.

— Хорошо провели утро? — спросила Диана.

— Мои усилия не привели к уменьшению популяции кроликов в Шропшире, — ответил он.

— Мне бы следовало посочувствовать вам, но на самом деле я рада. Это такие чудные животные.

Это дурацкое заявление должно было бы обидеть его, но Себастьян почему-то улыбнулся ей в ответ.

Брак. Это слово, как назойливый комар, звенело в его мозгу. Самое страшное слово в английском языке. Брак. Что это слово делает в его голове?

Едва ли не в первый раз в жизни Себастьян обрадовался, когда увидел вошедшего в комнату Блейкни.

Тот сразу направился к ним.

— Диана, — воскликнул он, — вы сегодня прекрасно выглядите.

Он быстро взял ее руку и, что, по мнению Себастьяна, было совершенно не обязательно, поднес к губам. К его радости, на ее лице появилась растерянность, и она быстро отняла руку.

— Ваш кузен как раз рассказывал, как вы провели утро, — сказала Диана, и у нее на губах снова появилась улыбка, от которой у Себастьяна закружилась голова.

Себастьян уже привык, что при каждом ее взгляде у него начинает бешено биться сердце, но на этот раз он отреагировал несколько иначе: он ощутил внутри тепло и почувствовал, будто стал сильнее. Он знал, что Блейкни всегда нравился женщинам, но вот нашлась одна, может быть, самая прекрасная из всех ему встречавшихся, которая явно предпочитала его общество обществу будущего герцога, красивого и известного.

И снова в ушах Себастьяна прозвучало это слово, которое ему нашептывал сам дьявол: брак.

Пробормотав извинения, он стремительно направился в библиотеку.

— Это глупо, — недовольно произнесла Диана час спустя. — Я иду к мистеру Айверли в библиотеку, а вы идете за мной. Как он сможет поцеловать меня, если вы все время будете рядом?

Она была бы рада, если бы Блейк прервал эту лекцию о венецианских первопечатниках, прервал их свидание тет-а-тет и увел Себастьяна из комнаты.

— У меня осталось всего несколько часов, — продолжала она. — Вы ведете нечестную игру.

— Может, я не хочу, чтобы он вас поцеловал.

— Разумеется, ведь в этом случае вы потеряете пятьсот фунтов.

— Может, это не единственная причина. Может, это вовсе не причина.

Блейк оперся о библиотечный стол, слегка согнув руки в локтях, — истинное воплощение элегантности и уверенности в себе. Его костюм как нельзя лучше подходил к обстановке. Он прекрасно сидел, но был не таким официальным, как те, что Блейк носил в городе. Он был человеком безупречного вкуса и для деревни выбрал наряд, совершенный в своем несовершенстве. Однако его галстук был ослепительно бел, накрахмален и завязан замысловатым узлом.

Блейк всегда носил безукоризненно чистые галстуки. Диана иногда думала, что именно поэтому она влюбилась в него, когда была четырнадцатилетней школьницей, а он — новоиспеченным студентом Оксфорда, приехавшим в отчий дом после семестра на Михайлов день.

В то время она считала его самым красивым мужчиной и сейчас не изменила своего мнения. Когда уже в Лондоне она в знак приветствия кивнула ему, ожидая ответного поклона, он едва заметил ее и, конечно, не узнал. Ей пришлось смириться и довольствоваться браком с Фэншоу. И хотя со своим пожилым нежным мужем Диана была довольно счастлива, но в самой глубине души, почти бессознательно, она продолжала любить Блейкни безнадежной нежной любовью. Эта любовь была как любимая книга, которую в любой момент можно взять, перечитать и получить от этого удовольствие за неимением лучшего.

Сейчас Диана внимательно осматривала его: твердый подбородок, выбритый до глянцевого блеска, высокие скулы, прямой нос, глаза цвета незабудок, золотистые волосы, которые выглядели тщательно уложенными и в то же время растрепанными, дуги бровей, чуть тем нее волос, рот, недовольно скривившийся в эту минуту, — и он ничуть не портил его красоты.

Бедный Себастьян. Он не выдерживал никакого сравнения. И тем не менее этому странному, но чем-то привлекательному человеку удалось вызвать ревность Блейка. Только за это Диана должна его отблагодарить. И еще до окончания вечера он будет награжден поцелуем. Хотя Диана испытывала легкое чувство вины, используя его для своих целей, ей не составило труда вернуть себе самое светлое настроение.

Что, в конце концов, принесет легкий поцелуй? Удовольствие для него.

— Почему же все-таки вы хотите его поцеловать? — раздраженно спросил Блейк.

Ради всех святых, ведь это он предложил пари.

— У мужчин есть масса причин целоваться, — спокойно ответила она. — Как, впрочем, и у женщин.

— Надеюсь у вас всего одна причина поцеловать моего дорогого кузена Себастьяна.

Диана пожала плечами.

— Очень хорошо. После обеда я предложу всем удалиться. Но я буду следить за вами. И за кузеном.

Жена. Себастьян знал, что это такое.

Не по собственному опыту. Его воспитание и образование прошли, слава Богу, без женского вмешательства. Но ему случалось слышать рассказы многих знакомых о чертах женского характера, которые большинству из них приходилось терпеть.

Жены капризны, требовательны. Они транжирят деньги и ударяются в слезы, когда что-либо не по ним.

Жена — это беда. Но жена — это и нечто иное. Она делит с тобой ложе.

Себастьян испытывал физическую боль, как только представлял Диану, лежащую рядом с ним под одеялом.

Брак. Он не мог отбросить эту мысль, которая родилась из единственного слова, прогрохотавшего в его мозгу, а потом разрослась до таких размеров, что вытеснила из головы все остальное. Видение приняло форму. Днем все оставалось бы почти по-прежнему. Он продолжал бы ходить по книжным лавкам, посещал бы аукционы, встречался бы с друзьями, развлекался, делая вид, что участвует в беседах на интеллектуальные или политические темы в мужской компании лондонцев. А она тем временем совершала бы загадочные и подчас бессмысленные поступки, которые совершают женщины.

Но ночи. Ночи! Он возвращался бы домой, где бы она ждала его, теплая, мягкая, приятно пахнущая. Может, даже раздетая. Представляя себе обнаженную Диану, он едва не терял сознание. И всю ночь она принадлежала бы ему. Он бы проделывал с ней все, что только можно вообразить, и еще много всего. У него было ощущение, что он даже не представлял размеров своей фантазии, пока не вообразил, как спит с Дианой Фэншоу.

Дианой Айверли, поправился он. Она будет Дианой Айверли.

Она будет его. Не Блейка, а его.

Как и обещал, после обеда Блейк увлек всех в сад полюбоваться на луну, которая становилась все ярче, пока компания двигалась по дорожке, проходила вдоль аллеи, мимо озера, через мост, мимо часовен и гротов тщательно спланированного Мэндевиллского сада.

Диана хотела быть поближе к Себастьяну и была уверена, что и он хочет быть поближе к ней. Призывная улыбка, обращенная к нему, заставила Себастьяна подойти. Диана взяла его под руку, и они миновали крутой каменный мост, который находился в самом начале пути, соединяя берега озера. Через сотню футов от основной дороги отходила тропинка.

— Не пойти ли нам…

— …к храму Афродиты?

— Вы хорошо знаете парк, — удивился Себастьян.

— Я пользовалась любой возможностью, чтобы обследовать его.

— Как вы думаете, мы могли встречаться, когда я наезжал в Мэндевилл? — спросил он.

— Если это и было, то я в ту пору была маленькой глупой школьницей, совсем не интересовавшейся мальчиками. Вы ведь с Блейком ровесники, не так ли?

— Вы совершенно правы.

— И вы дружили?

— Я тогда жил на севере у моего двоюродного деда. Мой дядя, герцог, приглашал меня погостить в Мэндевилле, чтобы я мог общаться с кем-нибудь моего возраста.

— И это оказался Блейк?

— Это оказался Блейкни, — согласился Себастьян, не вдаваясь в подробности.

К этому времени стало совсем темно, и тропинка была почти не видна. Шелковые туфельки, которые годились для главной дороги, здесь оказались не слишком удобны. Себастьян осторожно вел Диану по заросшей травой тропе сквозь заросли азалий и мимо обильно цветущего куста роз. Их аромат в темноте стал еще сильнее. Диана крепче сжала его руку и старалась как можно чаще коснуться его своим бедром.

Журчание воды напомнило о том, что они упустили, выбирая маршрут.

— Ручей, — сказала она. — Боюсь, я не смогу через него перебраться, не замочив ног.

Не говоря ни слова, он одной рукой обнял ее за плечи, а другой подхватил под колени. Диана отлично знала, что она отнюдь не перышко, но по тому, как легко он ее поднял, можно было подумать, что она вся сделана из тонкого шелка. Внешность обманчива: оказывается, Себастьян очень силен. Она обхватила его за шею и положила голову ему на грудь, ощущая, как мерно бьется его сердце. Диана боялась, что он ее уронит и она упадет в неглубокий ручей. Но он уверенно шагал по чуть выступающим над водой скользким камням. Она успокоилась, ощущая себя в полной безопасности. В неярком свете все его странности — старомодный наряд, криво повязанный галстук, очки, неразборчивая речь — куда-то исчезли; остались лишь теплые мускулистые руки и легкий запах мужского тела, недоступный никакой парфюмерии. У нее мелькнула мысль, что она наконец встретила настоящего Себастьяна Айверли, сильного и надежного человека, скрывавшегося за несуразной внешностью.

Ни разу не споткнувшись, он добрался до другого берега. Купол храма белел, поднимаясь над темной листвой кустов рододендрона.

— Благодарю вас, — пробормотала она, приготовившись встать на ноги, но он, легко шагая, продолжал нести ее на руках.

Себастьян даже не задавался вопросом, почему он поднимается на холм с Дианой на руках, хотя она вполне могла идти сама. Он смирился с тем фактом, что в ее присутствии все, что, по его мнению, было логичным и разумным, куда-то улетучивалось. Он сейчас мог физически ощущать ее безупречное тело, которое он представлял себе, лежа ночью без сна. Его губы прижимались к ее волосам, которые на ощупь были такими же шелковистыми, как и на взгляд. От нее исходил одуряющий, пряный аромат, который он не в силах был описать и который приводил его чувства в полный беспорядок. Зато голова была ясной, как никогда.

Он был в нужное время в нужном месте и делал то, что следовало. Попытка пройти по скользким и неровным камням; да еще с ношей на руках, наверняка должна была закончиться для обоих холодной ванной. Но он ни на мгновение не задумался об этом. Сегодня вечером Себастьян был поистине всемогущ. Он был Атлантом, Юлием Цезарем, Колумбом и Шекспиром в одном лице. Будь здесь Дивер, он тут же продал бы Себастьяну всю свою коллекцию.

Но владеть миром, завоевывать или исследовать его, создавать великие литературные произведения или просто покупать книги сейчас не входило в планы Себастьяна.

Дорожка вывела его на открытую возвышенность, где на квадратном фундаменте стояло круглое здание храма. Себастьян поднялся по четырем ступенькам и направился к другой стене, откуда открывался вид на озеро. Теплый летний ветерок приносил звуки ночи. Яркий лунный свет, отражаясь от водной глади, освещал лицо Дианы. Ее голова была запрокинута назад, и она испытующе смотрела ему в глаза, а затем ее взгляд упал на его губы. В загадочном изгибе ее рта Себастьян прочел приглашение наконец совершить то, что он уже два бесконечно длящихся дня страстно желал: поцеловать ее в губы. Крепко поцеловать. И он сделал это.

Сердце Себастьяна подпрыгнуло, когда Диана движением показала, что хочет, чтобы он отпустил ее. Его отнюдь не разочаровало их столь долгожданное соприкосновение. А ее? Ведь у нее было с чем сравнивать.

Она соскользнула с его рук и встала, положив руки ему на плечи. Он почувствовал, как она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо:

— Не так сильно. Нежнее.

Эти слова бальзамом пролились на его душу, и он успокоился. Она вновь подставила ему лицо, и он еще раз поцеловал ее, на сей раз едва коснувшись ее губ. Он был вознагражден, ощутив на губах теплый шелк и сладкую влагу дыхания ее полуоткрытого рта. Себастьян полностью положился на ее опытность и вздрогнул от внезапного острого чувства, когда Диана кончиком языка провела по внутренней поверхности его губ — о таких ощущениях он и подозревать не мог. Он осмелился ответить тем же, и касание их языков вызвало молнию, от которой он моментально почувствовал возбуждение.

Отдаваясь желанию, которое достигло уже убийственной силы, Себастьян обнял Диану за талию и прижал к себе. Нежные пальчики коснулись его шеи, затем стали гладить волосы и притягивать его голову к себе. Он и теперь решил последовать за ней, повторяя ее движения. Инстинктивно он положил ладонь на укрытую слоем шелка грудь и полностью потерял контроль над своими действиями. Обезумевший и осмелевший, он стремился поглотить ее и чувствовал, что сам ею поглощен. Не в состоянии думать, Себастьян бросился в водоворот влажного тепла, и лишь одна мысль не выходила у него из головы: как сделать ее своею.

У него было все в порядке со слухом, но мозг отказывался воспринимать звуки. До него дошло, что ее кто-то зовет, лишь тогда, когда Диана напряглась в его руках и ее губы застыли.

— Ди-а-на! — донесся со стороны озера повторный крик.

Черт бы его побрал. Блейкни. За двадцать лет не доставляющего ни малейшей радости их общения двоюродный брат не совершил более неподходящего поступка.




Глава 6


На галерее библиотеки стояло удобное кресло, невидимое снизу, если специально не смотреть, и поэтому это было отличное место, чтобы укрыться от посторонних взглядов. Был лишь один человек, которого Себастьян этим утром хотел видеть, но, видимо, она не поднимется еще по крайней мере час.

То, что леди не любят рано вставать, было одной из непонятных ему черт женского характера, о которой он узнал в последние день-два. В ожидании Себастьян просматривал небольшую пачку доставленной из Лондона корреспонденции. Только два письма вызвали его интерес. Виконт Айверли сообщал, что находится при смерти. Лорд Дивер намекал, что, возможно, уже близок к тому, чтобы обсудить цену. Эти два послания требовали от него отправиться в Нортумберленд и Кент соответственно, и совместить обе поездки было невозможно. Долг вступил в борьбу с хобби.

Новости о состоянии здоровья дяди не встревожили Себастьяна. Его бывший опекун уже десять лет регулярно собирался отправиться на встречу с праотцами, и не было причин, чтобы он не мог подождать этого события еще пару недель. И все же Себастьян должен был навестить его. Он уже год не пытался разделить страхи Сакстона Айверли. Что касается Дивера, то в любое другое время Себастьян тут же приказал бы заложить свой экипаж и помчался бы в Кент, вознаградить себя за годы ухаживания и соблазнения.

Обоим придется подождать. Он сейчас собирался поухаживать за другим объектом. Этим утром он предложит леди Фэншоу выйти за него замуж. Письма соскользнули к нему на колени. Себастьян откинулся в кресле и стал размышлять над необыкновенным явлением: он; человек, всю жизнь презирающий женский пол и все, что с ним я связано, был почти готов стать семейным человеком. Не то чтобы он изменил свое мнение. Но Диана совсем не походила на остальных женщин. Чтобы заметить это, достаточно было посмотреть на членов ее семьи. Ее близость с этими интересными людьми только добавляла ей очарования. Как отнесется к его намерению его ближайший родственник, Себастьян не думал. Он никогда не убедит лорда Айверли, что Диана является исключением из выведенных Себастьяном правил.

Он не знал, сколько нужно времени на подготовку к свадьбе. Человек, всегда избегавший подобных церемоний, он почему-то с нетерпением предвкушал свою собственную свадьбу. Так же он предвкушал и первую брачную ночь, желая самолично узнать о привычках Дианы в постели.

Снизу послышался звук открываемой двери, и Себастьян напрягся, как сторожевой пес. Но, взглянув на карманные часы, понял, что это не Диана. По неясному бормотанию он понял, что в библиотеку вошли Блейкни и Лэмбтон. Себастьян как можно глубже вжался в кресло.

— Лэмб, тебе придется одолжить мне денег. — В этом был весь Блейкни, экстравагантный и беззаботный, всегда испытывавший нехватку наличности. — Ну, скажем, тысячу фунтов. Я тебе верну в конце квартала.

Как мог понять Себастьян, Лэмбтон, этот всегда готовый услужить дурак, согласился. Не слишком озабоченный финансовыми проблемами Блейкни, Себастьян тем не менее стал внимательно прислушиваться, когда кузен и его друг заговорили о Диане.

— Как там Диана Фэншоу? — спросил Лэмб. — Ты чертовски осмотрителен, когда речь заходит о ней. — Себастьян чуть повернул голову, чтобы лучше слышать. — Ты уже добился ее? Не сообщишь подробностей?

— Черт возьми, Лэмб. Когда речь идет о чьей-либо жене, все, что происходит в спальне, остается тайной.

— Жене!

— По-видимому, я женюсь на ней.

— А это необходимо?

— Если я желаю ее, а это так и есть, то я должен жениться. Или так — или скандал в Мэндевилле и жуткие неприятности с матерью.

— Мне кажется, герцогиня, да и герцог, по правде говоря, воспримут это без восторга.

— Отец, конечно, будет страшно недоволен, но мать будет еще более недовольна, если Диана станет моей любовницей и об этом станет известно.

— Без сомнения, станет. Но кому до этого дело? — Лэмб казался озадаченным. — Ведь члены ее семьи ничего собой не представляют.

— Не совсем так. Они, конечно, с большими странностями, но они живут здесь со времен Вильгельма Завоевателя. А может, появились еще до Потопа. В любом случае очень давно. Сейчас Вандерлины могут быть и герцогами. Монтроузы были известны, когда мы еще жили в глиняных хижинах в Голландии. В народе никогда не забудут, что пришли сюда вслед за Вильгельмом Оранским.

— И так, Блейк, женитьба?

«Никогда этого не будет», — самодовольно решил Себастьян, не отрицая того, что победа над кузеном добавляет перца перспективе его брака.

— Лэмб, она прекрасна, — сказал Блейкни. — Кто мог знать, что она так похорошеет? Фэншоу нашел бриллиант, где больше никто его не видел. И наследство этого, индийского набоба чертовски кстати. Я наплюю на мнение отца. И мне не придется больше ни у кого одалживаться.

— Красивая и богатая, везет же тебе.

— Она влюблена в меня, — сказал Блейкни.

Себастьян едва сдерживал радость. Как мог его кузен так заблуждаться? Ведь не его вот уже два дня жаждет видеть Диана. Ведь не его она целовала при свете луны.

Воспоминание об этом прерванном объятии чуть не помешало ему дослушать разговор.

— Вид ее в объятиях Филина был очень возбуждающ. А он выглядел, будто проник в самую суть вещей.

Себастьян едва не застонал от унижения. Оказывается, Блейк наблюдал за ними.

Сам виноват, дернуло же его поцеловать ее при свете полной луны, да еще на фоне здания, которое видно из любого уголка сада!

Вдруг его охватили сомнения. Он сам выбрал то место или это сделала она? Нет, он сам. Он же держал ее на руках, когда поцеловал в первый раз.

— Богатая, красивая, темпераментная, свободная от предрассудков, — восхищенно произнес Лэмб. — Многие женщины хлопнулись бы в обморок при одной мысли целоваться на пари, а она сама предложила.

— Не напоминай мне об этом, — попросил Блейк. — Эти пятьсот фунтов достались ей тяжело. Думаю, Диана их заслужила: не много радости поцеловать Себастьяна Айверли.

От пренебрежительного смешка Блейка у Себастьяна все окаменело внутри.

— Меня так и подмывает рассказать Филину, что Диана все придумала, чтобы выиграть пари. Неужели ее, отменную ценительницу красивой одежды, мог привлечь такой вахлак!

Ненавистный голос двоюродного брата смолк и сменился поучающим тоном лорда Айверли: «Никогда не доверяй женщине, мой мальчик. — Сказав это как-то однажды, дядя повторил свою сентенцию тысячу раз. — Женщина всегда тебя предаст. Это в ее природе».

Леди Джорджина пригласила Диану совершить с ней и Фелицией утреннюю прогулку. Скрыв свое пари, Диана догадалась, что Джорджина делает ставку на то, что Диана сможет «подцепить» Блейкни или другого джентльмена с высоким положением. Не то чтобы леди Джи прекратила попытки сблизить сестру с Блейком, но она должна быть уверена, что симпатичная и слегка взбалмошная Фелиция не будет хлопать глазами и, когда придет время выбирать жениха, сделает это удачнее, чем старшая сестра.

Диана всякий раз, заслышав шаги, вскидывала глаза, но им на пути попадались лишь садовники. Леди Джи вела бойкий разговор, который, Диана вынуждена была признать, был довольно забавным, с легким налетом цинизма. И она должна была быть начеку. Леди Джи ловко изображала дружелюбие, поскольку признавала в Диане, с ее взглядами и судьбой, достойную соперницу в приманке женихов.

— Я заметила, вы на завтрак только пьете шоколад. Может, хотите похудеть? В этом случае я порекомендовала бы вам вареного цыпленка с маринованной свеклой. Такая диета сотворила чудо с моей теткой.

— С которой? — спросила Диана, испытывая одновременно интерес и досаду.

— Леди Стаурбридж.

— Простите, что я вынуждена сказать об этом, но у леди Стаурбридж… э… довольно пышные формы.

Леди Стаурбридж и в самом деле имела недолгую связь с принцем-регентом, который, как все, знати, предпочитал крупных женщин.

— Но прежде она была гораздо полнее, — вмешалась Фелиция. — До смерти Стаурбриджа. После того как он упал с лошади, ее волосы от горя стали золотыми, и, уехав в деревню на время траура, она превратилась в настоящую жердь. Стаурбридж был очень скуп и практически не давал ей денег на карманные расходы. Ничто лучше не побуждает к воздержанию, как желание обновить гардероб. Это или услужливая служанка-француженка.

— А затем она привлекла к себе внимание принца, — продолжила леди Джи. — И это устранило причину худеть дальше. Как раз наоборот. На его вкус она была слишком стройна.

— Какое на вас красивое платье, — сказала Фелиция. — Жаль, что я не вдова.

— Прежде чем ты окажешься в этом положении, тебе нужно найти мужа, — заявила леди Джи. — И я советую найти такого, который не будет вздыхать над каждым счетом из лавки.

— Не все мужья скупы, Фелиция, — успокоила Диана молодую девушку. — Сэр Тобиас всегда был очень щедр и приятен в общении.

— Бедная Диана. Вы, должно быть, ужасно по нему тоскуете, — продолжала леди Джи. — И как я говорила Фелиции, небольшая полнота вам очень идет. Может быть, потеря аппетита имеет другую причину?

Скрип садовых ворот заставил Диану вздрогнуть. Леди Джи лукаво улыбнулась:

— Вы кого-то ждете? Может, мистера Айверли? Я заметила, вы с ним очень хорошо ладите.

Диана надеялась, что ни одна из сестер не подозревает, до чего хорошо.

Благодаря преждевременному появлению тогда на сцене Блейка ей не пришлось произнести заранее заготовленную речь, которой она беззаботно подбодрила бы его, сказав об удовольствии, которое ей доставил его поцелуй, а затем с веселым смехом сообщила бы, что относится к их интрижке так же несерьезно, как и он. Источником ее тревоги был спазм в животе, который говорил, что для него-то как раз все может быть серьезно. Когда они желали друг другу спокойной ночи перед лицом всей компании, он со значением пожал ей руку. Потом Себастьян не появился за завтраком, но она подумала, что он поел раньше. Мужчины тоже уже закончили завтракать и отправились показывать свои подвиги в массовом убийстве животных.

— Мне нравится мистер Айверли, — беспечно произнесла Диана. — И конечно, я всегда рада познакомиться еще с одним кузеном Блейка.

— Такой странный молодой человек. Но конечно, очаровательный.

Без богатой фантазии вряд ли что-то из взаимоотношений Себастьяна Айверли с сестрами Говард можно было назвать очаровательным. Со своей стороны Диана обнаружила, что он обладает определенной привлекательностью. Ей и вправду доставил удовольствие их поцелуй. Даже не сам поцелуй, особенно первая попытка, когда он так крепко прижался к ней губами, что сделал больно. Она тогда поняла, что Блейк не лгал, говоря, что его кузен никогда не целовался с женщиной. Следующая попытка была лучше и, могла стать чем-то действительно приятным, если бы ее не прервали.

Но что доставило ей самую большую радость, была неожиданная сила Себастьяна. Он не только легко перенес ее через ручей, словно она была маленьким ребенком, она чувствовала тепло его крепких рук, когда он без всякого стыда прижимал ее к себе. Честно, она наслаждалась…его мужественностью. Покойный Тобиас Фэншоу был щедрым и внимательным мужем и любовником, но ему не хватало решительности. И он оказался, когда дошло до этого… старым. Следующий мужчина, которого она пустит в свою постель, должен обладать жизненной энергией, которой был лишен Тобиас.

И вот он перед ней, шикарный, как всегда, с горящими золотом в лучах солнца волосами и голубыми глазами.

— Дамы! — произнес Блейкни, — Я вас искал.

— Мы обсуждали диету Дианы, — сказала леди Джи.

Фелиция захихикала.

— А мы удивлялись, куда вы, мужчины, попрятались, — заметила Диана.

— Занимались стрельбой. Все, кроме моего кузена. Он утром уехал из Мэндевилла. Просил передать сожаления и проститься.

— В самом деле? — спросила леди Джи.

— Не совсем, — ответил Блейк. — Это вольный перевод одного из его бормотаний.

— Как это гадко с вашей стороны, — в шутку рассердилась леди Джи.

— Диана, — обратился к ней Блейк. — Несколько слов наедине. О том нашем маленьком дельце.

— Вот так так! — возмутилась леди Джи с округлившимися от изумления глазами. — У вас есть от нас тайны?

Менее всего на свете Диана хотела, чтобы Джорджина пронюхала о пари. Уже через несколько дней об этом знала бы вся Англия. Но она не могла оттолкнуть протянутую Блейком руку. Да и зачем? Теперь, когда ни Айверли, ни это идиотское пари не стоят у нее на пути, она может вновь обратиться к главной цели, которая и привела ее в Мэндевилл.

— Минутку.

Когда они оказались вне досягаемости слуха сестер, Блейк протянул ей чек:

— Пятьсот фунтов. Я не жалею ни об одном пенсе, потраченном на то, чтобы увидеть, как старина Филинверли влюбился в вас.

Диана внезапно почувствовала, что ей до отвращения неприятна вся эта затея. Не взглянув на листок, она сунула его в карман, решив, что отдаст все деньги беднякам.

— Как вы думаете, он ничего не знает? — спросила она.

— Конечно, нет, — успокоил ее Блейк. — Он и понятия не имеет. Сегодня он получил пачку писем. Я встретил его в холле после завтрака, и он сообщил, что его дядя умирает.

— Бедняга Айверли. Я так сочувствую ему.

— Счастливчик Айверли. Он получит в наследство фортуну.




Глава 7


Лондон, клуб «Бургундия» на Бери-стрит

Сентябрь 1819 года




Как только он вошел, его тут же поприветствовал Тарквин Комптон, сидевший с Маркизом Чейзом:

— А вот и он, новоиспеченный виконт, возвратившийся со студёного севера.

Себастьян опустился в мягкое кожаное кресло и огляделся по сторонам:

— Что ты говоришь! Я получил в наследство самый холодный и самый неудобный дом в Англии.

— Прежде чем я задачу, позволь наполнить тебе, что, кроме дома, тебе досталась самая большая угольная шахта в Англии. Теперь ни один коллекционер не сможет перебить цену на понравившуюся тебе книгу.

С Чейзом, которого обычно называли Кейном, Себастьян был знаком совсем недавно, и тот обращался к нему более церемонно, чем Тарквин. Он взглянул на траурную повязку на рукаве у Себастьяна:

— Позвольте мне выразить свои соболезнования.

— Благодарю вас. Дядя собирался умирать уже много лет. В конце концов он оказался прав. По счастью, я повидал его перед смертью.

— Вы хорошо его знали? — спросил Кейн.

— Зависит от того, что вы имеете в виду. Я жил с ним с тех пор, как мне исполнилось шесть лет. Он был необычным человеком.

— Можно и так сказать, — отозвался Тарквин. — А можно сказать, что он был ненормальным, как мартовский заяц.

— За эти годы, — объяснил Себастьян, — Тарквин пришел к убеждению, что старик был весьма эксцентричной особой.

— А как быть с таким фактом, что он за двадцать лет ни разу не вышел из дома и уже десять лет как перестал одеваться?

— Дядя был абсолютно рациональным человеком, — возразил Себастьян, оставаясь невозмутимо. — Все, с кем он должен был пообщаться, могли навестить его или написать. Ему было неинтересно иметь дела с соседями или малознакомыми людьми. А для его занятий — механических опытов и изготовления часовых инструментов — в доме было все необходимое. И его вполне устраивал свободный коричневый халат. Он говорил, что ему в нем удобно и на нем незаметна грязь.

— Итак, ты видишь, Кейн. — с иронией заметил Тарквин, — учитывая условия, в которых воспитывался Себастьян, его наряд представляет образец портняжного искусства.

— Настоящий денди, — ответил Кейн.

— Позволь спросить тебя, мой друг, — продолжил Тарквин, — а почему бы тебе не отметить получение титула и наследства покупкой новой одежды?

— Не вижу в этом особой необходимости.

Себастьян чувствовал себя лучше, чем после того утра в Мэндевилле. Еще летом он завершил дела по приобретению клуба: небольшая библиотека справочной литературы, подписка на различные серьезные журналы и гостиная, где можно было выпить и поговорить с единомышленниками. Клуб «Бургундия» стал прекрасным восстанавливающим средством после двухмесячных испытаний: смерти дяди, которого он по-своему любил; принятия на себя ответственности, от которой он отвык за много лет; и, наконец, преодоления чувства к Диане.

Последнее оказалось невозможным. Неделями он пребывал либо в ярости, либо в тоске: ярости от ее предательства и тоске, что никогда не сможет обладать ею. Когда он пытался забыть се, стараясь сохранить в порядке свою психику, ему это не удавалось. Из всего, чего он не мог достичь, перспектива никогда не увидеть Диану была самой мучительной. Все же он сумел научиться управлять чувствами и строить планы на будущее.

И сейчас на пару минут он решил насладиться теплой комнатой и кампанией друзей. Не было в мире места лучше, чем это, специально предназначенного для развлечения и интеллектуального развития избранного кружка молодых библиофилов. Тем более что среди членов клуба не было женщин, которым даже не разрешалось переступать порог здания.

Себастьян обратил внимание, что Кейн держит в руках книгу.

— Что это у вас?

Главной целью членов клуба было обсуждение различных изданий.

— Баскервилльский Вергилий.

— Превосходно. — Себастьян сначала осмотрел переплет книги, затем открыл том со страницами, набранными изящным шрифтом. — Отличный экземпляр. Люблю голубой сафьян. Где вы раздобыли эту прелесть?

— Книгу нашла моя жена.

Недостатком Кейна было стремление протащить в клуб свою жену. Себастьян, как законно избранный президент клуба, и слышать об этом не хотел. Хотя он вынужден был признать, что молодая леди Чейз хорошо разбирается в книгах, не в пример другим женщинам.

— Ты не поверишь, какие книги Кейн приобрел для своей коллекции этим летом. И все с помощью Джулианы, — сказал Тарквин. — У нее на редкость наметанный глаз, когда надо выбрать лучшую книгу в бесперспективной ситуации.

Джулиана! Неужели Тарквин перешел в лагерь врага?

Насколько знал Себастьян, леди Чейз в девичестве звали Джулианой Мертон, и он никогда бы не согласился обращаться к ней просто по имени. Он неприязненно относился к женщинам, которые предлагали при обращении опускать фамилию. Он надеялся, правда, что у Кейна не будет причин пожалеть о своем браке.

— Ты прав, что доверяешь Джулиане, — сказал Кейн. — Но издания для коллекции мы выбираем вместе.

Себастьяну стало тошно от подобной сентиментальности подкаблучника.

— Она уговорила Бэнкса расстаться со своим собранием пьес, — продолжил Кейн, не замечая неудовольствия Себастьяна. — Думаю, он немного влюблен в нее. И кто его может в этом винить?

— А можно уговорить твоего таинственного человека уступить переплет Екатерины Парр? — спросил Тарквин.

Обрадовавшись, что разговор перешел от совершенств леди Чейз (и раздражавших Себастьяна ее успехов в добывании книг, от которых и он бы не отказался) на другую тему, он, к сожалению, не мог похвастать, что получил то, чего добивался пять лет:

— В письме он намекал мне, что готов продать. Но я вынужден был отправиться на север, а когда буквально вчера добрался до него, он снова передумал.

— Вот досада!

— Да. Человек должен решиться и сделать. Я ненавижу неопределенность.

— Настойчивость, мой мальчик, настойчивость, — посоветовал Тарквин. — С букинистами, как и с женщинами, это единственный способ добиться успеха. Разумеется, — добавил он, — когда речь идет о прекрасном поле, ты не нуждаешься в советах.

Себастьян глубоко вздохнул:

— Кстати, именно в этой области я хотел бы получить консультацию. Скажите, как увлечь даму.

Он замолчал, ожидая от приятелей града насмешек.

— Я всегда полагал, что деньги помогают делу — пошутил Тарквин.

— Не думаю, что Себастьян имеет в виду женщин легкого поведения, — мягко возразил Кейн. — Наверное, речь идет о леди.

— Я и представить не мог, что ты собираешься жениться.

Голос Тарквина выражал крайнюю озадаченность.

— Об этом пока говорить рано, — попытался уйти от прямого ответа Себастьян.

Он и на самом деле так думал. Все эти заморочки остались в прошлом. Но у него не было никакого желания рассказывать собеседникам о своем унижении.

— Я еще не определился в своих намерениях. Просто хочу произвести впечатление.

— Тогда я пас. Расспроси лучше Кейна. Он в этих вопросах эксперт.

— Не думаю, что жена одобрит, если я преподам вам уроки по соблазнению женщин. — Маркиз внимательно посмотрел на Себастьяна. — Вы ей не нравитесь?

— А зачем ей вообще об этом знать?

— Вы вообще не представляете, что такое брак, если спрашиваете об этом. Но со временем вы все поймете, — взгляд Кейна прошил Себастьяна насквозь, — или вам это не удастся. Вы, кстати, не собираетесь ли соблазнить девственницу?

— Отнюдь. Зачем мне девственница?

— Ну, не знаю. Многие как раз на них стараются жениться. К несчастью, бывает, что потом жалеют об этом, хотя мне этого испытать не пришлось. Как, думаю, и Тарквину.

— Благодарение небесам, — произнес Тарквин, выразительно пожав плечами. — Мне нравится, когда женщина знает, чего хочет.

— Дама, о которой я говорю, знает, чего хочет, — сказал Себастьян.

На этот счет у него не было сомнений. Тарквин подозвал лакея:

— Пошлите в «Уайтс» за бутылкой лафита 1795 года и подайте ее к обеду. Отметим это дело, — пояснил он приятелям. — Ты не расскажешь, кто она, твоя пассия?

— Пока лучше не стоит.

— Замужем, — предположил Тарквин и взглянул на Кейна.

— Замужем, — кивнул Кейн. — Берегитесь ревнивых мужей, Себастьян.

— Кейн знает, о чем говорит, — усмехнулся Тарквин.

— Это дела минувших дней, но, как видите, остался жив. Интересно, что было бы, узнай он об этом?

— У нее нет мужа, — сообщил Себастьян, неожиданно почувствовав злость.

— Хм… Значит, вдова. Отлично. Ничего нет лучше вдовы для любовной интрижки. Особенно если она богата. Кто она, как ты думаешь, Кейн?

— Я не знаю, чем здесь могут помочь деньги, — вступил в разговор Себастьян, пока его приятели не начали исследовать круг знакомых вдов.

— Состоятельная вдова, — стал объяснять Тарквин, — менее всего желает вновь выйти замуж, и я не стал бы винить ее в этом. Ради чего лишаться независимости, отдав себя во власть новому мужу?

— Ради любви? — предположил Кейн.

— Это мог сказать только молодожен.

— Ты — прожженный циник. — Кейн повернулся к Себастьяну! — Вы влюблены?

— Нет! — почти крикнул Себастьян.

Его сердце бешено забилось, дыхание стало прерывистым от ужаса, что ему доставляет страдание столь сентиментальное замечание.

— Себастьян влюблен, — заключил Тарквин. — Забавное зрелище.

— Я ведь просил вас о помощи. Ладно, забудьте обо всем, что я говорил.

Оба приятеля дружно стали протестовать и заявили, что готовы всячески содействовать Себастьяну Айверли в постижении науки ухаживания за женщинами.

— С чего начинать? — спросил Себастьян, подавляя в себе желание поссориться. — Как может человек привлечь женщину?

— Прежде всего, — начал Кейн, устраиваясь поудобнее и собираясь говорить серьезно, — она хотя бы знает о вашем существовании?

— Разумеется, — ответил Себастьян, стараясь, чтобы голос звучал не слишком мрачно.

— Далее. Знает ли она, что вы ею интересуетесь?

— Полагаю, что такая мысль приходила ей в голову.

— Отлично. Прежде всего вы должны в деликатной манере удостовериться, что она уделяет вам все свое внимание.

Тарквин кивнул в знак того, что согласен с рекомендациями Кейна:

— Бывай там, где бывает она. Старайся оказаться поближе к ней. Можешь даже коснуться ее в тесноте толпы.

— Но, — вмешался Кейн, — на этой стадии не позволяйте себе ничего, кроме обычной вежливости.

— А Себастьян знает, что такое обычная вежливость? — спросил Тарквин.

— Подождите, — попросил Себастьян, доставая из внутреннего кармана небольшой блокнот и карандаш. — Я должен это записать.

Маркиз с раздражением посмотрел на Себастьяна, но дождался, пока тот не приготовится:

— Вызовите к себе ее интерес, но пускай пытается догадаться, насколько она вас привлекает. Неплохо оказать несколько знаков внимания другой женщине.

— Превосходно! — воскликнул Тарквин. — Пофлиртуй с ее лучшей подругой.

Кейн покачал головой:

— Если она принадлежит к тому типу женщин, которые отбивают поклонников у своих подруг, не стоит заводить с ней никаких отношений, кроме деловых.

— Блестяще, Кейн, — похвалил Тарквин. — Можешь также чуть подразнить ее, прикинувшись, будто равнодушен к ней, — она от этого только заведется. А затем настанет время благородного поступка.

Он повернулся к Кейну за подтверждением.

— Точно так.

«Благородный поступок», — записал Себастьян и обратился к собеседникам:

— Но я не знаю, что это означает.

— Пригласите ее на вальс и не принимайте отказа.

— Купи ей подарок. Бриллианты.

— Банально. Лучше изумруды или рубины.

— Или сапфиры.

— Или собачку. Очень хорошо срабатывает.

— Выручи ее из какой-нибудь неловкой ситуации.

— Или спасите.

— Например, вырвите из лап разбойников.

— Наймите в конце концов «разбойников».

— И она будет готова упасть в твои объятия.

— Что бы вы ни сделали, — подвел итог Кейн, — вы должны быть уверены, что она именно этого хочет или именно в этом нуждается.

— И удачи тебе угадать — что.

— Я уверен, вы легко чего-нибудь добьетесь.

Себастьян перестал записывать и поднял руку:

— Постойте!

Оба приятеля поневоле замолчали.

— Есть одна проблема. Все эти планы предусматривают, что я встречу даму, о которой говорил… ну, где-нибудь. Вы упомянули бал. Но даже если бы я хотел попасть на бал, меня на него никогда не пригласят.

— Себастьян, — мягко сказал Тарквин, — давай, я тебе кое-что объясню. Ты теперь лорд. Более того, ты — двадцатишестилетний неженатый лорд. Ты не хромаешь, у тебя целы все зубы. Не забывай и об угольной шахте. Если ты пожелаешь быть приглашенным на любой прием, ты просто должен дать знать об этом, и приглашение придет. И оно придет без всяких усилий с твоей стороны. Я уверен, что все хозяйки лондонских салонов уже выяснили, где ты живешь.

Представив себе толпу женщин, стучащих в его дверь и размахивающих карточками с приглашениями, Себастьян ощутил настоящий шок. Не слишком ли дорогая цена за то, что Диана Фэншоу удостоит его своим вниманием?

На этот вопрос был только один ответ.

— Вряд ли я смогу быть душой компании, — робко произнес Себастьян и с трудом сглотнул.

Тарквин буквально согнулся от смеха.

— Первым шагом твоего превращения должна стать убежденность, что это необходимо; — сказал он, как только немного успокоился. — Тебе повезло с наставником. Я научу тебя искусству общения. — Себастьян кивнул. — И перестань бормотать.

— Я не бормочу.

— Да это ваш основной способ говорить с людьми, — произнес Кейн между приступами смеха.

— От этого бормотания придется избавляться, — предупредил Тарквин. — Леди предпочитают, когда к ним обращаются членораздельно.

Себастьян промолчал. Но предупреждающий взгляд Тарквина дал ему понять, что он вновь что-то пробубнил.

— Хорошо, Тарквин, — сказал он со смирением. — А что дальше?

— А дальше мы пойдем в столовую обедать и напьемся до чертей.

— Зачем?

Себастьян знал о женщинах немного, но даже ему было хорошо известно, что они резко осуждают пьянство. Он вспомнил, как мать начинала плакать, когда ее синьор приходил домой, шатаясь, и от него несло перегаром бренди.

— Считай, что это в последний раз, своеобразная тайная вечеря. А завтра отправимся к моему портному.

Портной Гарквина прислал новые костюмы через две недели.

— Я не испытываю ни малейшего неудобства. — Себастьян оглядел себя с удивлением. — Всегда думал, что в обтягивающей одежде чувствуешь себя неловко.

— Ничего подобного, — возразил Тарквин, который пришел домой к Себастьяну, чтобы проверить результат. — Ты что же думаешь, я всю жизнь горевал, нормально одеваясь? У тебя, Себастьян, просто мозги повернуты набекрень. Поэтому-то и одевался годами как огородное пугало.

Себастьян пожал плечами, продолжая удивляться, что может двигаться в сюртуке, надевая который он потратил немало сил. Он повращал торсом и удивился, что не подозревал, какие у него широкие плечи и грудь.

— Я всегда предпочитал свободную одежду. Но сейчас я себя нормально чувствую, пусть даже сюртук слишком узкий.

— Он не узкий. Просто сшит по тебе, и сшит большим мастером.

— Но это, наверное, не совсем удобно, когда не можешь одеться без посторонней помощи. Нет, я не жалею, что нанял вас Симкинс, — вежливо добавил он, обращаясь к своему новому слуге.

Тарквин потратил много времени на уговоры, не говоря уже о приличной сумме, которую заплатил, чтобы заставить Симкинса уйти от прежнего хозяина. Несомненно, Симкинс, как и портной, был мастером своего дела и заслуживал уважения.

Себастьяну и в голову не могло прийти, что когда-нибудь он будет платить слуге за год сумму, эквивалентную цене книги, напечатанной Кэкстоном, но Тарквин убедил его в целесообразности такого поступка. И Себастьян послушно согласился. Он целиком сосредоточился на задаче превратиться в светского человека. Так же целеустремленно он вел себя, когда в свое время решил освоить верховую езду. Отменным наездником его заставило стать пренебрежительное отношение Блейкни. А своим новым желанием он, по сути, обязан нынешнему гостю.

Когда Себастьян чего-либо сильно хотел, его не могли остановить ни трудности, ни деньги. И он всегда достигал цели.

— Неплохо, — сказал он, осмотрев себя в зеркале, наклоняя его туда-сюда.

Это зеркало в полный рост тоже было новым приобретением, и доставили его в тот же день, когда в доме появился слуга. Кроме пальто из тонкой темно-серой шерсти, на нем были светло-серый шелковый жилет, отливающий серебром, и брюки, заправленные в высокие, до колен черные сапоги. Новая обувь, на его взгляд, была особенно хороша. Запах тонкой кожи напоминал ему о дорогих переплетах его книг. Ему также нравилось, как касается кожи батистовая сорочка. Единственное неудобство доставлял жесткий, как картон галстук, который Симкинс обернул вокруг шеи и завязал изящным узлом, следуя указаниям Тарквина. Себастьян подумал, что через несколько часов все предметы одежды немного обомнутся и не будут доставлять неудобств.

— Ты должен менять сорочку несколько раз в день, — сказал Тарквин, словно прочитав мысли Себастьяна.

Боже, сколько же сил будет уходить на эти одевания и переодевания!

Себастьян взглянул на лучшего друга, который сидел, небрежно закинув ногу на ногу. Внимание Тарквина к своей внешности всегда вызывало у Себастьяна легкую насмешку. Он знал, что Тарквин удовлетворил свое тщеславие, когда свет признал, что лучше его не одевается ни один лондонский франт. И был даже в чем-то рад успеху друга. Сейчас он испытывал своего рода уважение, узнав, скольких усилий стоил Тарквину его триумф. Себастьян вновь повернулся к зеркалу и совершил открытие.

— Я выгляжу много хуже тебя, — сказал он.

Тарквин рассмеялся:

— То, что ты, мой дорогой друг, установил эту истину, дает мне надежду, что однажды ты попадешь в круг отлично одевающихся людей. А сейчас и так вполне сойдет.

— Неужели неплохо?

— Немного найдется дам, которые разбираются в портняжном искусстве не хуже мужчин. Женщины больше обращают внимание на пустяки: красивые скулы, очаровательную улыбку, остроумие.

Себастьян снял очки и приблизил лицо к зеркалу. Потыкал пальцами щеки, растянул губы в наводящую ужас улыбку.

— Ничего из названного тобой у меня нет.

— Ты себя недооцениваешь: Я уверен, что без очков ты выглядел бы вполне симпатично. Женщины любят смотреть мужчинам в глаза, чтобы убедиться в их искренности.

— А хотим ли мы, чтобы знали о наших чувствах? — спросил Себастьян.

Уж он-то точно этого не хотел.

— Все им знать не обязательно. С другой стороны, выражение «Глаза — зеркало души», по моему мнению, обычная выдумка. Но если эта мысль доставляет дамам удовольствие — то кто я такой, чтобы с ними спорить?

— Без очков я вижу перед собой всего на несколько футов.

— Мы достанем тебе монокль. Лорнетами пользуются только вдовы и старухи.

Себастьян понял, что есть граница, которую он не может пересечь.

— Нет, — сказал он. — С моноклем я буду выглядеть манерным идиотом. И уж совсем никуда не годится отправиться на званый вечер и ничего там не увидеть.

— Как хочешь, — ответил Тарквин, пожав плечами. — Я отведу тебя к маленькому, но очень искусному человеку в Сохо. Он может сделать все. Посмотрим, возможно, он сумеет изготовить тебе более элегантные оправы. Твоя похожа на ту, что носила моя старая нянька.

— Я могу снимать очки, если женщина подойдет ближе. Так я смогу видеть ее, а она сможет посмотреть мне в глаза и познать природу моей души.

— Ты идеалист, мой мальчик? Попробуй найти женщину, которая сможет сопротивляться ухаживаниям настойчивого поклонника.

Себастьян отступил от зеркала и снова оглядел свою фигуру. Он увидел на рукаве маленькую морщинку и разгладил ее. Потом попытался изобразить на лице добродушную, слегка высокомерную улыбку, какой часто улыбался кузен Блейкни. Для Дианы Фэншоу, как для всех женщин, больше значит внешность мужчины, чем его истинная ценность. Если она этого хочет, то он станет таким франтоватым дураком, без единой толковой мысли в голове. И однажды в ней проснется желание к нему, как в нем однажды проснулась к ней страсть. Но он отвергнет ее и объяснит, что означают слова «унижение» и «предательство».




Глава 8


— О Боже! — негромко произнес Себастьян, обращаясь к Тарквину, когда им удалось выскользнуть из-под жадного взгляда зеленых глаз их хозяйки, герцогини Летбридж. — Я чувствую, как будто меня раздели до нижнего белья.

— Это чувство знакомо здесь многим, — ответил Тарквин. — Скажу больше. Герцогиня, как и ты, — коллекционер. Но она предпочитает добавлять в свою коллекцию молодых мужчин.

— А ты попал в ее коллекцию?

— Я стараюсь держаться подальше от шкафа, где герцогиня держит свои диковинки. И вообще предпочитаю более престижную среду.

Себастьян глянул через плечо в полуиспуге, что попадет в круг интересов этой вызывающей тревогу знатной дамы.

— Пожалуй, мне стоит начать с кого-нибудь, кто не будет столь требователен, — сказал он.

— Мудрое решение. И не забудь: если возникнут затруднения, придумай что-нибудь веселое, когда будешь говорить о погоде.

Десять минут спустя, оставленный на милость двух вдовушек, желавших узнать все связи Себастьяна, включая его мать, он вспомнил о предупреждении Тарквина.

— Я недавно читал, — выпалил он, — что гроза в Санбури сопровождалась таким градом, что птица на женской шляпке была убита насмерть.

Более полная из дам, чьи перья в волосах, как он сообразил слишком, поздно, стали поводом для его замечания, от удивления разинула рот. А что такого он сказал о женщинах и перьях? Вторая смотрела на него как на сумасшедшего. Оказывается, не так просто придумать что-нибудь веселое о погоде. Себастьян пробормотал извинения и направился к собирающейся толпе. Увидев знакомого библиофила, он почувствовал себя как томимый жаждой человек, которому в руки сунули кружку пива.

Эта встреча прошла лучше. Тот представил Себастьяна своей жене и еще нескольким леди. Следуя инструкциям Тарквина, Себастьян не поцеловал руки незамужним женщинам и не произнес комплиментов по поводу внешности дам, с которыми только что познакомился. Да у него и желания такого не было. Женщины в этой группе казались здравомыслящими и, во всяком случае, спокойными и с одобрением слушали, как мужчины обмениваются политическими сплетнями.

Почувствовав твердую опору, Себастьян перестал уделять все внимание легкому обмену репликами и украдкой оглядел комнату. Тарквин уверял его, что герцогиня собиралась пригласить весь Лондон.

Где же Диана?

Хотя был не сезон, на рауте герцогини Летбридж собралась масса гостей. Дом герцогини, один из самых больших особняков Лондона, не был заполнен так, как если бы дело происходило в мае. Тем не менее народу было много, но шумно не было. Диана расслышала, как две дамы делились мнением, что в постели герцогини побывала едва ли не половина мужчин Лондона.

До сих пор Диана ни разу не попадала в список званых гостей и сейчас была польщена, получив приглашение. Видимо, слух об интересе к ней Блейкни распространился достаточно широко. Великосветские хозяйки лондонских салонов могли пренебрегать вдовой нувориша, но не захотели бы нанести обиду женщине, которая, возможно, станет маркизой Блейкни.

Диана не встретила много знакомых, разве что пару охотников за фортуной, от которых удалось избавиться еще на лестнице. Стоя в знаменитом зале Адама, она старалась сделать вид, будто очень занята, приветствуя многочисленных знакомых, а на самом деле пытаясь следить за разговором и угадать, кто из мужчин был любовником герцогини. Она увидела мистера Тарквина Комптона, возвышавшегося над толпой. А не он ли? Однако ей трудно было представить его без одежды. Не то чтобы она много времени проводила, вызывая у себя фантазии в виде обнаженных мужчин, но Комптон явно не подходил для роли любовника герцогини. Ни в коем случае не выглядя женоподобным, он все же был слишком изыскан в своем одеянии. Она никогда не слышала его имени в связи с какой-либо дамой, разве что немного завидовала, когда он благосклонно отзывался о чьем-нибудь наряде. Однажды он похвалил и туфельки Дианы, очень красивую пару расшитых жемчугом розовых туфель для танцев, а если бы сейчас подошел на минутку и обратил внимание на ее прическу, то вызвал бы неудовольствие леди Джорджины Харвилл, которая с сестрой стояла совсем недалеко от Дианы, но она не решилась подойти к ней и поговорить: леди Джи не была ее близкой, подругой, и Диане не хотелось выглядеть навязчивой.

— Кого-нибудь ищешь, Диана?

Помощь пришла со стороны Марианны Макфарленд, ее ближайшей лондонской подруги.

— Пытаюсь представить мистера Комптона раздетым, и мне интересно, что он думает о моей прическе.

Диане нравилась одна черта Марианны — ее нельзя было шокировать. Однако сегодня подруга не склонна была обсуждать физические качества молодых мужчин.

— Дорогая, — попросила она, когда обе обменялись поцелуями, — пожалуйста, не давай ему подходить ко мне. Я очень переживаю за свою прическу.

Диана отступила и застыла в изумлении от сооружения на голове подруги. Брови Марианны умоляюще поднялись.

— Боюсь, я совершила ошибку, но миссис Пиншон уверяла меня, что это последний крик моды. Понимаю, что должна была сначала поговорить с Шанталь, но в последний раз, когда я обратилась к ней за советом насчет шляпки, она была в отвратительном настроении.

— Не обращай внимания на ее настроение. В следующий раз слушайся ее, а не модистку.

— Неужели так плохо?

Диана старалась соблюсти такт, но в данном случае это было за гранью ее возможностей.

— Похоже на верхушку ананаса в блюде с малиной.

— То же самое сказал Роберт.

— Тогда забудь о моей служанке и обращайся за советом к мужу. Он лучше тебя разбирается в моде.

— Я страшно огорчена. Блейкни здесь?

— Нет. Он на неделю уехал в Лестершир поохотиться.

— Боже, он никогда не бросит этого занятия. Ты уверена, что хочешь выйти за него замуж?

— Это завидная партия.

— Я спрашиваю лишь потому, — Марианна наклонилась к подруге и понизила голос, — что если ты решила, что не сможешь часами выслушивать, как он рассуждает о благородстве мертвых лис, тебе стоит подумать о том молодом виконте, о котором все говорят.

— Что? — пробормотала Диана, почти не слушая собеседницу, поскольку к ним приближался Комптон.

Ей очень хотелось, чтобы он обратил внимание на красную бархатную ленту в ее волосах, усыпанную черным жемчугом и украшенную мелкими бриллиантами. Шанталь уверяла, что лента, выглядит эффектно и не вульгарно. А Шанталь никогда не ошибалась.

— Он только что получил наследство. По всей видимости, много недвижимости и большую угольную шахту.

Диана владела акциями пары шахт, но их продукция была не в пример красивее. Она потеребила бриллиантовое ожерелье.

— И еще, — продолжала Марианна, — он очень симпатичный и прекрасно одевается. Высокий. Кроме того, Сьюзен Беллами утверждает, что он прекрасный собеседник. Вся компания смеялась до упаду над его комментариями о шутах из правительства. Она говорила, что хохотала так, что почти не заметила, что он в очках.

— Как, ты сказала, его зовут? — резко спросила Диана.

— По-моему, я не называла его имени. Айверли. Виконт Айверли. Никто никогда не видел старика, который приходился ему каким-то дядей. Он жил на севере затворником и, по слухам, был немного не в себе.

Это неправда. Даже огромная угольная шахта не сделает человека, у которого отсутствует вкус, франтом, а Марианна говорила, что Себастьян Айверли отлично одет. Да и эта способность разговаривать с незнакомыми людьми… Конечно, Себастьян легко говорил с ней, но это другое.

Нет, это не он. Кто-то из других племянников наследовал титул. Другой высокий племянник. В очках, Наверное, в их семье плохое зрение не редкость?

Она взглянула сквозь образовавшийся в толпе коридор.

И с ощущением неотвратимости увидела Себастьяна в отлично сшитом черном вечернем костюме, в красном расшитом жилете, с новой стрижкой. Вместо очков в стальной оправе на нем были роговые. Не было сомнений, что этот образец мужской элегантности ее недавний знакомый, Улыбаясь, Себастьян шел в ее сторону.

— Посмотри на ширину его плеч, — вздохнула Марианна. — А его ноги! Люблю мужчин с красивыми ногами. Прежде я не придавала этому значения, но очки притягивают внимание к его прекрасно вылепленному лицу. У него неповторимые скулы. И обаятельная улыбка, четко очерченные губы.

В отношении губ подруга была совершенно права. Диана заметила это гораздо раньше. Даже больше, чем просто заметила.

В ее груди словно загорелся огонь. Неужели все это превращение предпринято ради нее? Ей пришлось признать, что в нем появилось нечто, способное произвести впечатление на женщину.

Он уже был совсем близко. Она сделала шаг вперед, готовясь приветливо улыбнуться человеку, который в последнюю их встречу поцелован ее.

— Леди Джи, — сказал он с поклоном. И прошел мимо Дианы, не заметив ее. — И леди Фелиция, — продолжал он. — Я так рад снова видеть вас. Много воды утекло с тех чудесных дней, которые мы вместе провели в Мэндевилле.

На лице Джорджины появилась самодовольная улыбка.

— Мой дорогой лорд Айверли — надо запомнить, как мы теперь должны вас называть. Какой приятный сюрприз! Да, это было действительно счастливое время.

Диана слушала и не верила ушам: этот обмен воспоминаниями, мягко говоря, представлял собой радикальное переписывание истории.

Фелиция, эта дура, хихикала и строила глазки человеку, которого — Диана это твердо помнила — объявила чудаком. А Себастьян — лорд Айверли! — говорил спокойно и бегло, как будто всю жизнь совершенствовался в искусстве светских бесед о пустяках.

— Он — прелесть, — промурлыкала Марианна. — Вы вместе были в Мэндевилле? Не могу поверить! Почему ты о нем не рассказывала?

— Тогда он был просто мистером Айверли.

Диана вымученно улыбнулась, хотя никакого желания улыбаться не было. Боже упаси, если он или леди Джи заметят ее разочарование, хотя он вроде бы не обращает на нее внимания.

— Но ведь его внешность с тех пор не изменилась, и она стоит упоминания.

— Сейчас он выглядит иначе, — сказала Диана. — Совершенно иначе.

Она вовсе не была уверена, что преображение Себастьяна пришлось ей по вкусу. Она заметила и по достоинству оценила мистера Айверли, даже когда он был одет нелепо. Теперь, если она не ошибается, лорд Айверли станет одним из законодателей мод.

Беря руку леди Джорджины и без необходимости пылко целуя ее, уголком глаза Себастьян украдкой следил за Дианой. Она повернулась к стоявшей рядом женщине и ответила на какое-то замечание, что вызвало у обеих улыбки. Но Себастьян увидел и успел заметить: мгновенное удивление на ее лице сменилось досадой. Диана ждала, что он подойдет к ней, и, конечно, не испытала удовольствия, когда он заговорил с леди Джи. Как удачно получилось, что они стояли рядом, но не вместе, позволив реализовать одну из составляющих стратегий Тарквина и Кейна. Диана и Джорджина могли не враждовать друг с другом, но Себастьян был достаточно наблюдателен, чтобы заметить, что и подругами они не были.

Несколько минут он провел, беседуя с сестрами. За час пребывания на этом на редкость скучном суаре Себастьян оправился после фиаско в разговоре о погоде и обнаружил, что говорить о пустяках совсем не сложно — просто нудно. Его аудитории, казалось, нравилось все, что он говорил, но у него от скуки едва не сводило скулы.

Так было до этой минуты. Но не потому, что он стал лучше говорить, а потому, что все время ощущал присутствие Дианы Фэншоу, стоявшей в нескольких шагах от него. За три месяца его влечение к ней не уменьшилось ни на йоту. Первый же взгляд на нее в заполненном людьми зале подсказал Себастьяну, что он не преувеличивал ее прелесть. Наоборот, одетая в темно-красное с бриллиантами платье, она была еще более привлекательна, чем прежде. Они долго не виделись, и какие-то подробности ее внешности забылись: блестящие волосы цвета темного шоколада на фоне светлой, как слоновая кость кожи; мягко выступающие ключицы, сейчас прикрытые паутиной из серебра и драгоценных камней. Изгиб локтя между рукавом и краем перчатки. Мог ли он на самом деле определить на таком расстоянии соблазнительный запах ее духов, или этот запах просто возни к в его памяти? Как бы то ни было, этот запах больше всего заставлял его тело вибрировать от воспоминаний и страсти.

И от боли. Он вновь пережил момент ее предательства в Мэндевилле. Глубокая обида смешала в кучу его чувства. До встречи с Дианой он был вполне доволен жизнью.

Его мозг напряженно работал, чувства были обострены и готовы уловить любую ее мысль или настроение. К сожалению, Себастьян не слышал разговора Дианы с женщиной, носившей на голове странное сооружение из листьев.

Гости все прибывали, но никто не думал уходить. Вокруг скопилась толпа, и Себастьян выжидал удобный момент. Он притворился, что его случайно толкнули, и, сделав несколько шагов назад, наткнулся на Диану.

— Прошу прошения, — произнес он, поворачиваясь и стараясь не показать, какое потрясение испытал от прикосновения к ней. — Леди Фэншоу! — воскликнул он — Я вас не заметил. Какой сюрприз вновь встретиться с вами.

Он почувствовал удовлетворение, заметив ее растерянность.

— Мистер Айверли, — пробормотала она. Ее товарка слегка подтолкнула. Диану локтем. — Ой, прошу прощения, лорд Айверли, не так ли? Я должна вас поздравить или выразить соболезнования?

— Вы очень любезны.

Он не мог придумать, что сказать. Но это не имело значения, поскольку, следуя стратегическому плану на этот вечер, они не собирался вступать с ней в беседу.

— Леди Джи, — произнес он, — позвольте проводить вас в буфетную. Как я слышал, там можно перекусить.

Леди Джорджина захихикала не хуже сестры:

— О, лорд Айверли, вы такой забавный.

Несколько минут спустя Диана отыскала Джеймса Лэмбтона.

— Диана, — сказал он и с достоинством поклонился, хотя руки у него были заняты бокалом с вином и пирожным. — Не имел удовольствия встретить вас после Мэндевилла. Видели, кто здесь?

Движением головы он указал Диане на ту часть комнаты, где окруженный многочисленными слушателями Себастьян Айверли исполнял роль души общества.

— Да, — ответила она.

— Не правда ли, трудно поверить в такое превращение?

— Лэмб, — сказала она, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, — вы рассказывали кому-нибудь о нашем пари?

— Как вы можете спрашивать об этом! Я поклялся честью, что буду молчать. А джентльмен всегда держит слово.

— А Блейкни?

— Как вы можете даже предполагать такое?

Диана пожала плечами, не желая подавать повод для слухов, признав, что Себастьян больно ранил ее:

— Я просто хочу быть уверенной, что он никоим способом не узнает об этом.

— Вы посмотрите на него, — продолжал протестовать Лэмб. — Получив титул, он в корне переменился. Разве что зрение у него не улучшилось. Поразительно, как это подействовало на его речь.

Диана улыбалась и даже рассмеялась, пока Лэмб развивал тему, но почти не слушала его. Ее голова была занята разгадыванием головоломки, почему человек, который так страстно целовал ее, больше не предпринимает попыток сблизиться с нею.




Глава 9


Появившееся было ощущение победы рассыпалось в прах, когда Себастьян увидел Диану и Лэмба. Они говорили о нем — он понял это по тому, как они украдкой посматривали на него и смеялись. Диана смеялась над ним, вспоминая с лучшим другом Блейкни его унижение.

— Ради Бога, смотри веселей, — сказал ему Тарквин час спустя, когда они вернулись в его апартаменты «Олбани», чтобы проанализировать прошедший вечер. — Ты имел успех. По крайней мере дюжина женщин спрашивала меня о тебе.

Себастьян сидел, уставившись в свой бокал. При свечах цвет пятидесятилетнего бренди напоминал ему волосы Дианы.

— Ее там не было? — спросил Тарквин. — Не расстраивайся, возможности не исчерпаны.

Себастьяна охватил гнев, который только придал ему решимости. Конечно, не исчерпаны. Нельзя рассчитывать, что победа придет сразу.

— Упорство и настойчивость. Помнишь?

Тарквин словно читал его мысли.

— Упорства мне хватит. Но есть еще одна вещь, о которой я хотел спросить тебя. Или Кейна. Когда мне удастся увлечь даму, о которой мы говорим, что мне с ней делать?

— Надеюсь, ты не просишь моего совета по поводу предложения руки и сердца? — Тарквин внимательно смотрел на него. — У меня в этой области нет опыта. Кроме того, наверное, нелегко выдавить из себя слова, которые женщина жаждет услышать.

— Нет, я не спрашиваю о женитьбе.

— Мне всегда было интересно, но я не решался спросить: у тебя были женщины?

Себастьян покачал головой.

— Как же, черт возьми, ты выдержал все эти годы?

Себастьян состроил гримасу:

— Благодаря сильной правой руке.

— Понятно. Лучший друг школьника. Верно ли я понимаю, что ты решил положить конец этому противоестественному положению девственника? Не волнуйся. Когда до этого дойдет, ты будешь знать, что делать. У мужчин для этого существует инстинкт.

Об этом Себастьян не беспокоился. Его «инстинкт» недавно говорил ему, и очень настойчиво.

До того как Тарквин и Кейн шутили насчет вдовушек, ему представлялось, что недостаточно просто спать с Дианой. Он всегда предполагал — возможно, наивно, — что существует четкое деление: есть женщины, с которыми мужчина, будучи достаточно глупым, чтобы оказаться заарканенным, вступает в брак, и женщины, свободные от морали. Теперь же мысль о Диане в качестве наложницы не выходила у него из головы.

— Мне бы хотелось, чтобы это было лучше, чем просто воткнуть и так далее… — сказал он, вспомнив не совсем удачную попытку первого поцелуя.

Если он когда-нибудь окажется в постели с Дианой Фэншоу — в чем он очень сомневался, — он хотел бы быть на высоте.

— Знаешь ли, в первый раз это бывает очень быстро, — пояснил Тарквин. — Я был так взволнован, что кончил через полминуты. Ну, тогда мне было всего шестнадцать.

— А как это произошло?

— Мой дядя отвел меня в бордель.

— Дядя Хьюго?

— Бог с тобой, нет. Герцог Эймсбери, мой опекун. Он всегда выполнял свои обязанности в отношении меня. Чего, кстати, не делал твой опекун. Но я не думаю, что на диких берегах Нортумберленда было много возможностей для любовных интрижек.

— Да если бы и было, ничего бы не изменилось. Дядя всегда сторонился женщин. Он их ненавидел.

— Почему?

— Он никогда не говорил почему, а я не спрашивал, но, думаю, в юности одна из них предала его.

— А ты никогда не хотел воспользоваться другим традиционным способом потерять невинность: дородной служанкой?

— Нет. Однажды я зашел в Лондоне в дом терпимости, но там все было омерзительно.

— Мне такие места тоже не по вкусу. Я предпочитаю более престижные места, в частности полусвет.

— Очень престижные, как мне довелось слышать.

— Никогда не думал, что ты слушаешь, когда разговор касается таких тем.

— Иногда трудно не услышать.

Хотя Себастьян, чтобы получить нужные сведения, не боялся откровенничать с Тарквином, все же ему было совестно признаться, как мучительно тяжело давалось ему воздержание. Вообще избегать женщин или использовать одну из них для удовлетворения полового влечения — подобный выбор давался ему нелегко.

— А женщины получают от этого удовольствие? — спросил Себастьян.

— Конечно, если хотят.

— И даже леди?

— Сексуальные вкусы леди находятся вне пределов моего опыта, но я не вижу причин, почему бы и нет. В конце концов, они тоже женщины. Полагаю, я мог бы кое-что рассказать тебе.

Себастьян не был уверен, что готов к подобной откровенности даже с Тарквином.

— Может быть, я смогу узнать об этом из книг? В редких эротических изданиях, которые ты приобретаешь, наверное, много полезных сведений.

— Пожалуйста, пользуйся моей библиотекой на здоровье. Просто скажи, если возникнут трудности с французской терминологией.




Глава 10


Дом книготорговца мистера Санчо

Лондон, Саут-Молтон-стрит




Минерва Монтроуз скучала. Диане пришла поистине дурацкая мысль зайти в эту книжную лавку. И уж совсем непонятно, что она торчит здесь уже целых полчаса и не собирается заканчивать свои дела. Нет, Минерва ничего не имела против книжных лавок. Она уже была в лавке Хэтчарда, и Диана позволила ей купить все новые издания мемуаров людей, которые занимали видное место на европейской политической сцене в последние десятилетия. А мистер Санчо торговал старыми книгами, многие из которых написаны на мертвых языках, и Минерва не испытывала ни малейшего желания прочесть хоть одну из них. Она совершенно не понимала, с чего вдруг у Дианы появился к ним интерес. Обычно поход сестры по магазинам ограничивался шляпными лавками, а не букинистическими.

Наибольший интерес представлял сам владелец. Минерва до сих пор не встречала чернокожих — в Шропшире подобная экзотика была редкостью. Она с удовольствием поговорила с мистером Санчо, узнав, что его отец был рабом на одном из Карибских островов. Она хотела выяснить, как его сыну удалось приобрести собственную лавку в холодном климате лондонского Уэст-Энда, но мистера Санчо позвали к покупательнице. И теперь они втроем — Диана, Санчо и маленькая светловолосая женщина — горячо обсуждали неинтересную Минерве тему о книгопечатании в елизаветинскую эпоху.

Поэтому Минерва занялась разглядыванием улицы, вернее, той ее части, которая была видна в окно. Ей хотелось выйти и обследовать соседние лавки, но Диана сказала, что это неприлично и небезопасно. Однако, сейчас Минерва многое бы отдала, чтобы увидеть что-нибудь неприличное или небезопасное, а еще лучше или другое.

Вдоль противоположной стороны улицы торопливо шел мужчина. Что-то в высоком, в очках человеке показалось ей знакомым. Минерва открыла дверь и позвала, очевидно, нарушая все правила, а может быть, и законы:

— Мистер Айверли!

Мужчина не обратил внимания на ее оклик. Он уже постучал в дверь дома, находившегося в нескольких ярдах выше по улице. Дверь открылась, и мужчина вошел внутрь.

Тарквин Комптон коллекционировал английскую поэзию и французские романы, которые в каталогах для приличия описывались как «представляющие особый интерес для мужчин». Поблагодарив приятеля за знакомство с непристойными сокровищами, Себастьян пока не спешил сам приобщиться к ним. Через пару дней чтения он стал лучше разбирать французский, и у него появился жгучий интерес и даже болезненная потребность приобрести практический опыт.

Если все получится, он откажется от кажущейся ему пока бесчестной мысли соблазнить Диану и вернется к первоначальному плану: просто разбить ее сердце. Он не узнал голос, окликнувший его, но он принадлежал женщине, и это было неожиданно. Он не принял во внимание, что дом номер 59 находится как раз напротив введения Санчо и что его могут узнать. Но кто бы ни была дама, окликнувшая его, Себастьян надеялся, что она иногда не узнает, какие дела привели его в дом номер 59 — здание с узким кирпичным фасадом, в котором на каждом этаже было всего по одному окну.

Когда служанка открыла ему дверь, Себастьян ворвался едва не сбив ее с ног, чтобы поскорее убраться с улицы от взглядов прохожих. Маленькая молодая женщина, чуть больше ребенка, как показалось его неопытному взгляду, имела неопрятный вид и ячмень на одном глазу. Она не соответствовала его представлению о том, как должна выглядеть служанка француженки высокого происхождения, но вполне подходила на роль привратницы проститутки.

— Чего? — спросила она.

— Я хотел бы повидать мисс Грандвилл, если это возможно.

— Мамзель свободна. — Она обнажила в улыбке редкие зубы. — Я провожу вас наверх, — сказала она, протянув ладонь.

Себастьян положил ей на ладонь мелкую монетку, и они стали подниматься по узкой лестнице.

Когда они миновали первый пролет, из-за двери на площадке послышались шум и стоны мужчины, перемещающиеся женскими восклицаниями. Желание, окрепшее после двух дней, проведенных в библиотеке Тарквина, уже не жгло Себастьяна. Возможно, подумал он с надеждой, девушка ошиблась и «мамзель» занята с другим.

— Она на следующем этаже, — пояснила служанка, и Себастьян медленно поплелся за ней. — Вот здесь, — сказала она, указав пальцем на дверь.

По-видимому, в ее обязанности не входило представлять гостей, поэтому Себастьян постучал сам.

— Entrez[5 - Входите (фр.).], — послышалось из комнаты.

Он вошел.

Чего бы он ни ожидал от гостиной куртизанки, но это не была обычная комната, украшенная в стиле старинного поместья. Единственным предметом мебели, отдаленно вызывавшим мысли о распутстве, был шезлонг, покрытый не декадентской парчой или бархатом, а простой зеленой тканью. Обивка выглядела жесткой, не слишком манящей, чтобы раскинуться на ней в неге. Хозяйка комнаты поднялась со стула. Хотя ее балахон откровенно открывал грудь, ее можно было принять за дочь феодала. Симпатичная и совсем не похожа на проституток, которых Себастьян видел на улицах Лондона. На первый взгляд он мог бы сказать, что хотя бы в одном аспекте она не соответствовала описанию в справочнике по женщинам специфической профессии. Мисс Элизе Грандвилл было порядком за двадцать. Но Себастьяна это не беспокоило, поскольку он выбрал ее по другой причине. Один пассаж из описания был особенно к месту:

«Она, без сомнения, относится к самым приятным ученицам наслаждения и в совершенстве знает приемы обучений тех, кто называет себя студентами в таинствах Венеры».

Если «студент» означало абсолютное отсутствие опыта, то мадемуазель Грандвилл была его женщиной. Выглядела она довольно привлекательно. С Дианой она, конечно, сравниться не могла. А кто мог?

— Дорогая мадемуазель, для меня честь и удовольствие познакомиться с вами, — медленно сказал Себастьян по-французски.

Прозвучало вежливо и даже красиво.

Он не понял ни слова из ее ответа.

— Прошу прощения, — извинился он. — Хотя я изучал ваш язык много лет, у меня почти не было устной практики, и можете считать меня новичком.

По его предложению она перешла на нечто, похожее на английский. Отдаленно похожее.

— Англичане говорьят, что плохо понимьяют французский.

Себастьяну, который изредка бывал в театре, пришло на ум, что так должна выглядеть комическая роль француза в дешевом фарсе.

— Простите мадемуазель, — заметил он, — я думал, вы уже несколько лет живете в Англии, поскольку ваш отец, знатный вельможа, бежал сюда, спасаясь от гильотины.

— Ах, вы это прочли в той книге. — Мадемуазель улыбнулась, обнажив ряд ровных зубов, и отбросила французский акцент. — Понимаете, они меня заставили рассказать эту чушь. Я хотела назваться дочерью священника, которую соблазнил жестокий распутник, но в этом доме уже была одна дочь священника. Мне нетрудно представить себя дочерью маркизы, которая торговала своим телом, чтобы спасти семью от голода. Как вам мой французский?

— Я не мог понять ни слова.

— И я не поняла ни слова на вашем французском. — Она присела на кушетку и похлопала по ней, приглашая Себастьяна сесть рядом. — Садитесь сюда, — предложила она. — Как вас зовут?

— Джек, — сказал он, не задумываясь. — Зовите меня Джек.

— Джек? Я умею хранить секреты, милый, но если вы хотите быть Джеком, я не буду спорить. Ну, Джек, расскажите мне о себе.

Себастьян не собирался много говорить. Именно поэтому он решил не просить Тарквина представить его куртизанке более высокого класса. Гарриет Вильсон и ей подобные хотели, чтобы им не только платили, но и ухаживали за ними, и для Себастьяна это было слишком. В результате осторожных расспросов в одном из его клубов ему посоветовали обратиться к изданию «Справочник по женщинам Ковент-Гардена» (Ковент-Гарден в данном случае означал умонастроение, а не географическое название), книге, где приводились яркие описания десятков сговорчивых дам.

Он стал подозревать, что ничего из того, что заставило его обратить свой выбор на мисс Грандвилл, не было правдой. И весь эпизод теперь выглядел фарсом, правда, слишком дешевым, чтобы оставаться его досматривать.

Себастьян осторожно присел на кушетку.

— Э-э, мисс Грандвилл…

— Зовите меня Элли, — сказала она хрипловатым голосом.

— Элли, если вы не дочь священника и не дочь аристократа, то кто вы?

Она внимательно посмотрела ему в лицо:

— Я могла бы рассказать вам еще одну историю, но вы похожи на человека, который хотел бы знать правду.

— Да, — согласился Себастьян.

— Это не займет много времени, — сказала она, — но мы можем хотя бы устроиться поудобнее.

— Она взяла его руку и положила себе на грудь. Хотя Себастьян чувствовал себя глупо и был немного растерян, он слегка сжал ее, жалея, что это было не столь приятно, как он ожидал.

— Мой отец был конюхом, при гостинице, — начала Элли. — А я была там служанкой и однажды поймала на себе взгляд джентльмена. Я не хотела провести всю жизнь прислугой или выйти замуж за человека вроде отца и сносить те же тяготы. Тот джентльмен привез меня в Лондон и снял для меня комнату, вполне пристойную.

— Он был развратником?

— О нет! Приличный господин. Когда он получил от меня все, что хотел, то повел себя достойно. У меня отложено некоторое количество денег, и мне достаточно подработать еще несколько лет, чтобы скопить на небольшой домик и стать уважаемой дамой. Я считаю, мне повезло. Не так уж много девушек, у которых в жизни есть выбор.

Себастьян почувствовал, что из его горла вот-вот вырвется нечто нечленораздельное. Боже, он ведь уже избавился от «бормотания» как универсального средства общения. Поэтому в ответ на странное признание смог лишь выдавить из себя:

— Интересно.

— Я всегда была чистоплотной, так что можете об этом не беспокоиться. И всегда держалась в стороне от семьи за исключением одного случая.

При последних словах в ее голосе появилась легкая дрожь, предвещавшая более длинную и, может быть, более грустную историю.

Но Себастьян не хотел слушать: женщина уже стала для него личностью, а не безымянной представительницей противоположного пола, достойной лишь презрения. Если он начнет жалеть ее, то никогда не сделает того, за чем сюда пришел.

— Похоже, вы знаете свое дело, — сказал он, запуская пальцы в вырез платья. Он нащупал сосок, похожий на мягкую изюминку. Интересно, но не особо возбуждающе. — Вы действительно искусны в обучении? Эта часть описания соответствует действительности?

Мадемуазель Грандвилл одарила его довольно милой улыбкой:

— Я полагаю, вы мало что знаете. Это ваш первый опыт?

— Да.

— Я сделаю все как нужно. И поскольку первый половой акт длится совсем недолго, попрошу с вас гинею. Если вы захотите еще, то это будет стоить уже две гинеи. А если вам нужно что-то сверх обычного, то заплатите пять.

Благодаря библиотеке Тарквина Себастьян представлял себе, что означает «сверх обычного». Некоторые идеи, изложенные на той странице, взволновали его. Но в комнате Элизы Грандвилл они казались не к месту.

— Наверное, вы хотите обычным способом, — предположила она. — Знаете, вы чересчур взволнованы. Не беспокойтесь, вы в хороших руках.

И, показывая, что ее слова не метафора, она крепко обняла его. Себастьян вдруг обнаружил, что его физические реакции и разум движутся в противоположных направлениях.

В то время как возбуждение росло, разум приказывал бежать. Элиза действительно знала свое дело, и Себастьяну стадо страшно, что швы его облегающих по моде брюк не выдержат.

— Начнем? — наконец спросила она. Она даже не пыталась расстегнуть пуговицы на его одежде. За оговоренную гинею он, по-видимому, должен был сделать это сам. — Дайте мне расположиться здесь поудобнее, а когда будете готовы, подойдете.

Себастьян встал, а она откинулась на спинку и задрала юбки, обнажив ноги. Одну ногу она вытянула вдоль кушетки, а другую опустила, коснувшись пяткой пола. Его пальцы замерли, не расстегнув ни единой пуговицы.

Внезапно он понял, что ничего не сможет. Из-за ног Элли. Что-то с ними не так. Конечно, они очень красивы, приятной формы женские ноги в белых чулках.

Не розовых, а белых. И похоже, они не из шелка.

И ноги были не ее — не Дианы.

Он полез в карман сюртука и достал горсть золотых монет.

— Вот, — сказал он.

— Этого слишком много. И вы можете заплатить позже.

— Нет, возьмите. Прошу прощения, я должен уходить.

Он высыпал гинеи ей в ладонь, бросился к двери и начал спускаться по лестнице, перепрыгивая через две ступени.

Оказавшись на улице, он около двух минут просто стоял, тяжело дыша, а затем увидел через дорогу раскачивающуюся на ветру вывеску книжной лавки.

Последний раз он был здесь несколько месяцев назад, и у Санчо с тех пор, возможно, появились интересные новинки.

Однако его противоречивый мозг, который сейчас велел ему уйти от источника облегчения плоти, больше не мог сопротивляться жгучему желанию. Себастьян испытывал напряжение, боль и страсть. И только одна женщина могла вернуть ему нормальное состояние.

К черту все эти представления о чести, которые теперь никого не волнуют. Диана разбудила спящее чудовище и теперь должна будет заплатить по полной цене.

Минерва смотрела в окно, пока Диана беседовала с Санчо и своей новой знакомой, маленькой блондинкой с неряшливой прической. Диана знала, что сестра скучает. Она бросила на нее осторожный взгляд, будучи уверена, что та хочет вернуться на Бонд-стрит и поискать что-нибудь интересное там.

Словно специально выбрав момент, Мин открыла дверь и, выйдя на улицу, окликнула какого-то прохожего.

Диана даже не успела позвать ее, чтобы прочесть нотацию о том, как следует вести себя в Лондоне, потому что Мин тут же вернулась.

— Я только что видела мистера Айверли, — объявила она.

— Айверли! — воскликнула блондинка, в тоне которой читалось явное неудовольствие. — Он идет сюда?

— Нет, он вошел в дом напротив. Тот, что с красной s дверью.

— Я уверен, что это не мистер Айверли, — убежденно сказал Санчо. — Он никак не мог зайти в этот дом. Он не был у меня несколько месяцев, и тем не менее я очень ценю его как постоянного покупателя.

— Разумеется, — с сарказмом пробормотала блондинка.

— А я уверена, что это был он, — настаивала Мин. — Высокий, худой и в очках. Хотя выглядит сейчас он по-иному. Более элегантно. Его костюм больше соответствует моде, чем тот, что он носил, когда был у нас в деревне.

— Себастьян Айверли, по моему глубокому убеждению, — сейчас дама, несомненно, фыркнула, — никогда не выглядел элегантно и не был одет по моде. Это явно не он.

— Он один из ваших друзей? — спросила Диана.

— Ни в коем случае. К сожалению, он дружит с моим мужем. Единственный пункт, по которому наши мнения не совпадают. Мы просто никогда не говорим об этом господине. Но как я понимаю, вы знакомы с этим великим женоненавистником.

— Мы познакомились в Мэндевилле, в доме его дяди герцога. — Диана не упомянула об их недавней встрече, которая огорчила ее и сбила с толку. — Кстати, я здесь именно по его милости. Он заинтересовал меня рассказами о своей коллекции книг, поэтому когда на Саут-Молтон-стрит я зашла в мануфактурную лавку и увидела рядом книжную, решила заглянуть и сюда.

— Отлично! Я должна убедить вас вступить в Лондонское общество женщин-библиофилов. Нас еще так мало!

— Я никогда не слышала о таком обществе.

— Это совсем новая организация. Мы еще даже не провели собрание. Позвольте мне представиться. Я леди Чейз.

Диана взглянула на нее с еще большим любопытством. В прошлом сезоне только и разговоров было, что о женитьбе маркиза Чейза на вдовой лавочнице. Диана вспомнила, что при этом упоминалось убийство и книжная коллекция. Она не слишком интересовалась этой историей, поскольку была абсолютно не знакома с Чейзом, знаменитым и пользующимся дурной славой человеком из высшего общества.

— Очень приятно, леди Чейз. Я леди Фэншоу, а это моя сестра мисс Монтроуз.

Когда все трое сообщили о себе необходимые сведения, Минерва заявила, что ей скучно, она спросила мистера Санчо, нет ли у него интересных книг, записанных политиками. Он повел ее с собой поискать перевод «Государя» Макиавелли. Решив пока не беспокоиться, какое влияние окажет эта классическая книга на твердый характер Минервы, Диана продолжила разговор с новой знакомой.

— Расскажите о своем обществе.

— Несколько мужчин образовали группу коллекционеров книг и назвали ее клубом «Бургундия». Айверли отказал мне в приеме в клуб, как, кстати, и всем остальным женщинам, поэтому я решила организовать собственное к общество.

— Идея очень хорошая, но название крайне неудачное. «Лондонское общество женщин-библиофилов» звучит удручающе скучно. Название мужского клуба куда лучше. Полагаю, название объясняется тем, что на своих собраниях они пьют бургундское вино.

— Нет, они назвали клуб в честь одной рукописи.

В голосе леди Чейз прозвучали веселые нотки.

— Но и в честь вина тоже. Не сомневаюсь, они пьют его, и в немалых количествах. Кроме того, держу пари, темы их разговоров не ограничиваются книгами. Вы привлечете к себе больше соратниц, если расширите сферу обсуждаемых вопросов. Ну, скажем, «Общество книг, рукописей и шляпок». Все женщины обожают говорить о шляпах.

— Но мы намеревались быть серьезными.

— Если мы любим обсуждать моду, это не значит, что мы не можем быть серьезными, обсуждая книги. Подумайте о мужчинах и вине.

— Вы привели отличный аргумент. Но я тоже могу быть вам полезной. Я много знаю о книгах, но почти не разбираюсь в моде.

Диана критически осмотрела собеседницу. Действительно, маркиза, хотя и отличалась приятной внешностью, выглядела как-то неряшливо. Ее платье было в моде не менее двух лет назад, к тому же плохо на ней сидело, а волосы спадали на плечи, а если носишь шляпку, это всегда выглядит нелепо. Маркиза тоже оглядела Диану и отметила ее платье для улицы, сшитое из шелковой саржи, и накинутый на него жакет из темно-синего бархата с украшением из стриженой норки.

— Как вам удается, — со вздохом спросила она, — выглядеть так… элегантно? Пожалуй, это единственное слово, которым я могу охарактеризовать вашу внешность. Все — туфли, платье, перчатки, прическа — само совершенство. А я всегда выгляжу, словно только что вылезла из постели.

— Но вашему мужу это должно нравиться.

— Ему нравится. — Леди Чейз зло ухмыльнулась. — Но честно говоря, я бы предпочла показать себя миру женщиной, которую приятно видеть не только в стенах спальни. Вы должны открыть мне ваш секрет.

— Это просто. Я привыкла выглядеть хорошо, ничем не выделяясь. Разгадка заключается в одном слове: Шанталь. Моя служанка.

— Француженка?

— Француженка, которая весит шесть стоунов, одевается во все чёрное и страшна, как смертный грех. Но она очень умна, и я плачу ей такие деньги, что их хватило бы содержать армию небольшого государства.

— Как же можно отыскать такой бриллиант?

— Когда пал Бонапарт, мой покойный муж дал указание своему французскому деловому партнеру найти в Париже лучшую модистку. Она со мной вот уже пять лет, и я отбила невесть сколько попыток переманить ее. Только на прошлой неделе: потерпели неудачу две герцогини.

— Значит, пока она вам верна?

— Ей бы хотелось одевать герцогиню. — Диана скромно опустила глаза. — И я делаю все возможное, чтобы она могла удовлетворить свои амбиции.

— В самом деле? За вами ухаживает герцог? Кто же он?

— Наследник герцога. Маркиз Блейкни, кузен Айверли.

— Если он как-то связан с этим человеком, то он мне уже несимпатичен.

— Этому человеку он тоже несимпатичен.

Диана не смогла подавить приступ смеха, вызванный таким прямодушным выражением неприязни к Себастьяну со стороны новой приятельницы.

— В таком случае я не сомневаюсь, что это очень милый человек, — улыбнулась леди Чейз. — Он красив?

— Божественно. И так же божественно ухаживает.

— Следовательно, ничего общего с кузеном. Он коллекционирует книги?

— Почти уверена, что нет.

— У всех есть недостатки, — пожала плечами леди Чейз. — Но их можно устранить. Мой муж Кейн Чейз, до того как встретил меня, покупал книги только ради чтения.

— Я тоже думала, что книги нужны, чтобы их читать, пока мистер Айверди не рассказал мне о своей коллекции переплетов.

— Я признаю, что Айверли хорошо разбирается в редких изданиях, но в других случаях я не желаю слышать о нем. Лучше привяжите к себе вашего герцога.




Глава 11


Планы Дианы последовать совету леди Чейз и привязать к себе Блейкни были нарушены большим количеством — или, возможно, умением хорошо прятаться — лестерширских лис. И в то время как маркиз исчез из лондонских гостиных, молодой лорд Айверли стал постоянно бывать в них.

Когда Диана вновь увидела его, войдя в комнату в доме леди Сторрингтон, где должен был состояться концерт, она готова была простить его за проявленное в прошлый раз невнимание. Возвышаясь над остальными гостями, он оглядывал помещение, словно кого-то искал. Увидев ее, он застыл на долю секунды, чего бы она не заметила, если бы внимательно не следила за ним. Через мгновение взгляд Себастьяна заскользил дальше, пока не остановился на намеченной цели.

Целью была Джорджина Харвилл.

Диана так расстроилась, что даже не стала отказывать презираемому ею мистеру Чандлеру, красивому молодому человеку и удачливому охотнику, когда тот нашел для нее место и предложил быть соседом во время выступления сопрано, из которого она едва ли услышала хоть звук.

Позже, пытаясь избавиться от него, она подошла к группе гостей, где, как оказалось, Айверли и леди Джи были в центре внимания.

— Я могу наверняка сказать, что павлиньи перья вскоре станут популярнее страусовых, — растягивая слова, разглагольствовал он.

Невероятно! Айверли говорит о дамских шляпках. И таким манерны тоном.

— Мой друг Комптон уверяет меня, что павлиньи перья станут сенсацией следующего сезона.

Выслушав этот прогноз, в который Диана ни на секунду не поверила, окружающие дамы принялись бурно обсуждать его. Тарквин Комптон обладал безупречным вкусом, а павлиньи перья, на взгляд Дианы, на редкость вульгарны.

— Как вы думаете, леди Джи? — спросил он с улыбкой, которую Диана назвала бы плутоватой, — Ведь ваши головные уборы всегда самые потрясающие.

Действительно потрясающие! Леди Джи не попалась на удочку, как Марианна Макфарленд, но все знали, что она предпочитает шляпки со слишком пышными украшениями. Мистер Чандлер решил поспорить.

— Никто в Лондоне, — сказал он, — не носит более элегантных шляп, чем леди Фэншоу.

— Согласен, — ответил Айверли, кивнув в ее сторону.

Потом повернулся и продолжил прервавшийся разговор.

Мысль о том, что Себастьян переменил внешность и манеры, чтобы произвести на нее впечатление, теперь казалась ей проявлением обычного тщеславия. Она пришла к выводу, что свалившееся на него наследство вскружило ему голову.

Диана обратилась к мистеру Чандлеру с просьбой принести бокал шампанского, хотя знала, что пожалеет об этом, когда этот зануда снова начнет предлагать ей выйти за него замуж. Она сделала это, чтобы Себастьян видел, как она флиртует с молодым и симпатичным джентльменом и совершенно не интересуется им. А почему она должна обращать на него внимание? Его светская болтовня и одежда соответствовали последней моде, и он не был больше вдумчивым, умным, невнятно бормочущим человеком, которого она знала по Мэндевиллу.

Себастьян видел, как они вышли, и, продолжая пустой разговор, почувствовал приступ жгучего гнева. Он молил Бога, чтобы стекла очков скрыли выражение неизмеримого желания, которое охватило его, когда он увидел Диану, флиртующую с этим ничтожеством Чандлером. То, что он вынужден кривляться перед этими бездельниками, он тоже запишет ей в счет.

Тем временем он продолжал распространяться об украшениях на женских шляпках, поражаясь, насколько легко прикидываться дураком. Потом он сообщит Тарквину, что ввел в моду павлиньи перья.

— Ну, хватит, охотничьих рассказов, — сказал лорд Блейкни. Уверен, они надоели вам до смерти. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

«Да, пожалуйста, о чем-нибудь другом», — взмолилась про себя Минерва.

— О нет, Блейк, — возразила Диана, — расскажите о третьем гоне.

«Не-е-е-е-т!» — мысленно возопила ее сестра.

И маркиз начал буквально по минутам перечислять все поля, которые они пересекали, все изгороди, через которые перепрыгивали. Минерва умерла бы от скуки, если б не умела слушать, не слыша. Из всех приятелей Дианы, которые приходили в их дом на Портмен-сквер, Блейкни был самым нудным. Диана же заворожено смотрела на гостя с очаровательным спокойствием на лице.

Что с ней происходит? Диана всегда испытывала отвращение к охоте и никогда не упускала случая пожаловаться на страсть матери к подобному занятию. Если она выйдет замуж: за маркиза, то ей всю жизнь придется слушать о канавах и изгородях, загонах и норах. Готова ли она к этому?

Диана была рада пригласить Мин пожить с ней и тем самым избавиться от присутствия престарелой тетушки их матери, которая весь, прошлый сезон прожила на Портмен-сквер. И теперь Минерва вынуждена была платить дань, слушая, как сестра говорит о давнишнем увлечении Блейка.

Лично она не могла до конца понять сестру. Конечно, у него очень приятная внешность. Этого Минерва отрицать не могла. Но Монтроузов учили не придавать внешности значения. Ум, образование и характер — вот что ценно в мужчине. И в женщине тоже. Минерва пришла к убеждению, что у лорда Блейкни отсутствуют все эти три качества. Может быть, увлечение Дианы объясняется привычкой, а не выстраданным чувством? Но Минерва первая признала бы, что в шестнадцать лет у нее недостаточно опыта, чтобы судить об этой паре. Ее родителей интересовали совершенно, разные вещи, но они прожили всю жизнь в согласии.

И все же Минерва была разочарована, что сын одного из самых видных политиков Англии не может найти интересную тему для беседы. Герцог Хэмптон был чрезвычайно влиятельной фигурой и к тому же стал премьер-министром. Если его наследник пойдет по его стопам, удивлению Минервы не будет предела.

— …а потом собаки потеряли след, и пока они пытались его найти, конюх привел мне вторую лошадь.

— Но все-таки они нашли след?

Удобно расположившись в кресле, Минерва разглядывала газету «Таймс», лежавшую рядом на столике. Появление Блейкни в гостиной Дианы заставило ее прервать чтение ходатайства о проведении расследования деятельности официальных лиц Манчестера. Диана сказала, что читать в присутствии гостей невежливо и сейчас она не смотрела в ее сторону, а Блейкни и подавно. Она положила газету поудобнее и вскоре углубилась в описание политических последствий расправы в Сент-Питерз-Филдз в Манчестере, которой дали красноречивое название Питерлоо[6 - В 1819 году войска, часть из которых участвовала в битве при Ватерлоо, разогнали 60-тысячный митинг. При этом 11 человек были убиты и около 600 ранены.].

Долгие годы, проведенные с матерью, позволили Диане в совершенстве овладеть способностью слушать охотничьи байки с выражением живого интереса, в то время как мысли ее витали где-то совсем далеко. Где-то далеко в данном случае было изучение внешности ее собеседника. Он сидел рядом с ней на диване, и его близость позволяла ей любоваться голубыми глазами и перебирать в уме все радости, которые будут ей доступны, когда она станет герцогиней. Она представила леди Джорджину Харвелл, молящую о приглашении, и перспектива выслушать рассказы о третьем и даже четвертом гоне уже не казалась непереносимой.

Наконец Блейк исчерпал тему своего пребывания в Лестершире и перешел к следующей:

— Знаете на кого я наткнулся в «Уайтсе» сегодня утром? На моего кузена Себастьяна Айверли.

— Я видела его в доме леди Летбридж, — сказала Диана невозмутимо. — И с тех пор еще раз или два.

— А я не встречался с ним после Мэндевилла. Он очень изменился. Не представляю, как такое возможно.

— Мне кажется, он несколько привел в порядок свою внешность. Впрочем, я внимательно не присматривалась.

— Вы знаете, Диана, — он подсел к ней ближе и легко коснулся рукой колена, — если бы я мог представить, что у старины Филина такая фигура, я бы, пожалуй, не стал поощрять его…

Блейк замолк и бросил быстрый взгляд на Минерву. Он также, увы, убрал руку с ее колена.

Минерва оторвала взгляд от газеты в надежде, что Диана не заметила, как она ее читала.

— Ты не говорила, что видела мистера Айверли.

У Минервы были причины симпатизировать Себастьяну. С момента приезда в Лондон она несколько раз спрашивала о нем. Но Диана не могла решиться рассказать сестре, что их небрежно одетый гость стал модником, виконтом, участником светских мероприятий, который вовсе не стремился возобновить знакомство с Дианой.

Диана не могла понять, почему это ее тревожит и тревога становится все сильнее. Не то чтобы она видела в нем свою партию. А может быть, и видела. Ее — думала она, хорошо зная себя, — уязвляло, что он так резко прервал их только начавшиеся отношения.

Не думает же он, будто она беспокоится, что он принял их поцелуй всерьез! Об этом не может быть и речи. Нынешний лорд Айверли, оказывается, с удовольствием принимает знаки внимания от дюжины женщин, и не только незамужних. Интерес девушек можно объяснить. Но он на примете и у нескольких замужних дам. Ничто получше не говорит о переменах в Себастьяне, как то, что на него уже рассчитывают как на любовника или на объект для флирта.

Минерва укоризненно посмотрела на сестру:

— Мне он очень понравился. Он знает, что я остановилась у тебя? Он обещал зайти в гости.

Блейк повернулся к Минерве, на которую до сих пор практически не обращал внимания:

— Он вам это говорил? Он никогда не разговаривает с особами женского пола без крайней необходимости. Тем более с молодыми. Вы бы видели, как он бегал от моих сестер, когда все мы были еще подростками.

— Полагаю, они дразнили его.

Минерва холодно посмотрела на Блейка.

— Мы все его дразнили, — признался Блейк. — Но он взрослый человек. Ему следовало бы перерасти все это.

— Если под «перерасти все это» вы подразумеваете его неприятие женщин, — сказала Диана, — то, полагаю, это уже произошло. Лорд Айверли флиртует, причем откровенно, с леди Джорджиной Харвилл. Все сплетницы сгорают от любопытства.

— Леди Джи! Мне не терпится спросить Харвилла, что он думает о повышенном внимании старины Себастьяна к его жене.

— Не думаю, что леди Джорджина серьезно относится к его ухаживаниям.

— Разумеется. В противном случае это ничем хорошим для нее не закончилось бы. И мой кузен мало что мог бы изменить.

Диана не была уверена, что права в отношении Себастьяна, хотя и согласилась, что леди Джорджина не искала любовную связь. Открытый флирт с лордом Айверли лишь поднимет ее репутацию энергичной молодой матроны. Диана почувствовала, что эта тема начинает ее раздражать. Поэтому она была благодарна Минерве, когда та решила опробовать на Блейке свои навыки хозяйки политического салона, хотя надо было бы заранее предупредить сестру, что это будет напрасная трата времени.

— Скажите, лорд Блейкни, — произнесла Минерва голосом, который мог бы принадлежать женщине от шестнадцати до шестидесяти, — что вы думаете о Питерлоо? Не кажется ли вам, что правительство проявило излишнюю жесткость к радикалам?

— О Боже, мисс Минерва. Этот вопрос не ко мне. Политика меня совершенно не занимает. Спросите моего отца.

— Для меня было бы большой честью услышать его мнение, но я не знакома с герцогом, — сказала Минерва с надеждой.

Ей до смерти хотелось познакомиться и побеседовать с влиятельнейшим отцом Блейка.

Семья Монтроуз немного знала семью Блейка, поскольку жили по соседству. Диана в течение сезона навещала герцогиню, а при встрече они обменивались вежливыми приветствиями. Но ее положение не позволяло ей организовать подобную Встречу с сестрой, которая пока не выходила в свет.

Хотя Блейк не попался на ее удочку, Минерва не сдавалась:

— Завтра днем в министерство внутренних дел будет передано ходатайство о проведении расследования. Под ним уже подписались тысячи человек. Я бы с удовольствием посмотрела, как его будут вручать.

— Прости, Мин, — сказала Диана, — но я обещала провести завтрашний день с лордом Блейкни.

Минерва с мольбой смотрела на гостя, но было ясно, хотя он из вежливости и не признался бы, что ему глубоко безразличны действия властей и люди, подписавшие ходатайство, с триумфом шествующие по улице под звуки небесных труб.

— Я заеду за вами в три, Диана, — сказал он и удалился, проведя в гостях полчаса.

— Прости, Мин, — повторила Диана, когда они остались одни. — Я бы могла попросить его отвезти нас обеих в Уайтхолл, но ему там будет скучно. Подожди, пока я выйду за него. Тогда, будь уверена, ты познакомишься с герцогом. И с такими связями ты сможешь выбрать любого подающего надежды молодого политика страны.

Себастьян взял выходной. Никаких утренних вызовов, никаких дневных ленчей. Никаких поездок с леди Джорджиной в парк — после первой он горячо надеялся, что второй не будет никогда. Если он вскоре не увидится с Дианой, то либо умрет от тоски, либо сгорит от желания. Его жизнь, все его мысли были подчинена задаче произвести впечатление на женщину, которая очаровала его и отвергла. Когда он входил в светские гостиные, он ощущал себя механическим автоматом, и лишь присутствие Дианы возвращало ему человеческие чувства. Даже больше. Ее вид ввергал его в водоворот противоречивших друг другу эмоций, заставлявших терять голову и выбивавших его из образа мужчины, ведущего размеренный образ жизни.

Посмотрев в течение трех часов изумительные книги библиотеки Вестминстерского аббатства, он успокоился. Вечером у него был выбор: пойти послушать музыку или поиграть в карты — и там, и там он мог встретить Диану. А может, никуда не идти?.. Может, стоит разыскать Тарквина, пообедать с ним и обсудить дальнейшую линию поведения? Или пообедать дома и почитать? Вечер, проведенный без мысли, что он когда-то встретил Диану Фэншоу, принесет облегчение. Были моменты, как этот, что он переживал сейчас, когда он жалел, что не может навсегда забыть о ней.

Себастьян шел по Уайтхоллу в направлении Черинг-Кросс, когда увидел впереди толпу, которая с криками осаждала вход в какое-то правительственное учреждение. Насторожившись, он подумал, что правительство, наверное, намеренно провоцирует людей на выступление, чтобы затем подавить его силой. Большинство собравшихся составляли мужчины, но с краю толпы он увидел и женщину. Присмотревшись, по ее одежде он понял, что это не служанка, а леди. Юная леди с длинными светлыми волосами, выбившимися из-под шляпки и закрывавшими спину. Он узнал ее, когда пробегавший мальчишка выхватил сумочку, висевшую на ее руке.

— Эй! — закричала Минерва Монтроуз. — Вернись! Стой, воришка!

— Мисс Монтроуз, — позвал Себастьян и быстрым шагом направился к ней, пока она не бросилась вдогонку за мальчишкой.

— О! Мистер Айверли. Скорее, этот воришка утащил мою сумочку. Помогите мне.

— Он уже далеко, и вам его не догнать. Кроме того, там его могут ждать сообщники, и вы нарветесь на серьезные неприятности.

Он знал, что Минерва разумная девушка, и оказался прав. Она кивнула:

— Да, в сумочке почти ничего не было, только немного денег, чтобы добраться обратно на Портмен-сквер. Теперь придется идти пешком.

— Я бы предложил вам свой экипаж, но я и сам, как видите, иду пешком. Давайте я найду извозчика и провожу вас до дома.

— Спасибо. Дворецкий Дианы оплатит поездку. Вам нет нужды ехать со мной.

— Это доставило бы мне удовольствие.

— Отлично! Мне тоже.

Она широко улыбнулась.

— Вы остановились у сестры?

— Я же вам говорила. А вы обещали зайти в гости.

Себастьян чувствовал, что ему не удастся объяснить причину своей забывчивости. Тем более истинную причину.

— Приношу свои извинения, — только и смог сказать он.

— Может, немного прогуляемся? — предложила Минерва. — Сегодня чудесный день.

Он предложил ей руку, и они направились вдоль Уайт-холла. По пути Минерва объяснила ему, с какой целью оказалась сегодня в Вестминстере. Оба критически отозвались о действиях правительства, и только тут до Себастьяна дошло, что в путешествии Минервы не все нормально. Он резко остановился у здания конногвардейского полка.

— А почему вы пошли одна? Ведь это небезопасно.

— Да все отлично.

— Вас же ограбили. О чем думает ваша сестра?

— Ну, она ни о чем не думает. Она думает, что я наверху в своей комнате с головной болью.

— Боже! Минерва. Она же, наверное, ужасно беспокоится. Я должен немедленно отвезти вас домой.

— Мистер Айверли… — начала она. — Ой, прошу прощения, лорд Айверли.

— Мне совершенно безразлично, как вы ко мне обращаетесь. Я думаю, что леди Фэншоу сейчас бегает по дому, не в состоянии понять, куда девалась ее младшая сестра, которая ушла одна, без сопровождения хотя бы служанки. Почему вы не взяли с собой лакея?

Минерве хватило такта принять пристыженный вид:

— Если бы я обратилась к слугам, Диана узнала бы обо всем и не пустила бы меня.

Гневно хмыкнув, Себастьян повернулся и остановил извозчика, ехавшего в противоположном направлении. Пока тот разворачивался, Себастьян, взглянув на Минерву, прочел на ее лице выражение открытого вызова.

— Я-то думал, вы здравомыслящая девушка, — сказал он. — Увы, я ошибался. Вы просто упрямая и ограниченная, как остальные женщины.

— Почему вы так сердитесь? — резко спросила она. — Непохоже, что я казалась вам ограниченной, когда рассказывала о ходатайстве.

— Нельзя так относиться к чувствам вашей сестры, — попенял он, усаживая ее в коляску.

Минерва откинулась на спинку сиденья, сложила руки и выпятила нижнюю губу:

— Говорю вам, она никогда не узнает. Ее нет дома: она катается с Блейкни. Меня даже не хватятся.

— С Блейкни! — воскликнул Себастьян. — Она катается с Блейкни?

Его планы на спокойный, без женского общества, вечер рушились. Ни разу не увидев Блейкни в обществе Дианы, он решил, что его ветреный кузен потерял к ней интерес. Самое время предпринять следующий шаг, пока Блейкни не упрочил свое положение.

Обида на лице Минервы сменилась сдержанной улыбкой.

— Вы правы, — сказала она. — Я вела себя плохо. Очень плохо.

Толчок, который он ощутил, когда коляска поворачивала на Хеймаркет, едва не сбросил его с сиденья.

— Я не должна была допускать, чтобы Диана волновалась, — продолжала Минерва. — Хотя продолжаю утверждать, что она никогда не узнает. Но я прошу прощения за свой поступок. Благодарю, что вы выручили меня и теперь сопровождаете. И еще спасибо за то, что заставили понять мои ошибки.

Себастьян с подозрением посмотрел на нее, чтобы удостовериться, что она говорит серьезно.

— Диана дает обед в честь моего дня рождения. Я бы хотела пригласить вас.

Ровно в четыре часа дворецкий Дианы открыл дверь и впустил маркиза Блейкни.

— Мадам готова? — спросил Блейкни. — Я не люблю, когда мои лошади томятся в ожидании.

Диана нервно вошла в зал и, увидев маркиза, бросилась к нему и схватила его за руку.

— Слава Богу, вы здесь, Блейк!

— Вы разве не получили мою записку, в которой я пробил ожидать меня не в три, а в четыре?

— Конечно, получила. Но Минерва пропала. Я ужасно беспокоюсь, что с ней что-нибудь могло случиться.

— Может быть, вы присядете, — сказал Блейк, поглаживая се руку.

— Нет, я хочу отправиться на ее поиски.

— Прежде всего скажите, что случилось.

— Два часа назад она сказала, что у нее болит голова, и поднялась к себе. Иногда ее действительно мучают головные боли, но она чаще их терпит, не жалуясь.

— Да-да, продолжайте, — нетерпеливо произнёс Блейк.

— Когда я получила записку, в которой вы предлагали отложить отъезд, я пошла в свои комнаты, поскольку у меня были кое-какие дела. Четверть часа назад я тихо подошла к ее комнате узнать, как она, но ее там не было.

— Куда, черт возьми, она могла подеваться?

— Она хотела посмотреть, как будут передавать ходатайство в министерство внутренних дел. Боюсь, она поехала в Уайтхолл.

Блейк положил ей руку на талию, но Диана была слишком возбуждена, чтобы испытывать удовольствие от этого жеста.

— Успокойтесь, моя дорогая. Мой экипаж в вашем распоряжении, и мы немедленно отправляемся.

— О да, пожалуйста, едем. Я так боюсь, что с ней что-то случилось.

— Не думаю, — сказал Блейк слишком беззаботно, по мнению Дианы. — И она непременно получит от меня нагоняй за эту дерзкую выходку.

— Мне следовало самой организовать этот поход, тогда бы ей не пришлось прибегать к обману.

Хотя Диана понимала, что Мин поступила скверно, поведение Блейка ей не понравилось. Она и сама намеревалась наказать сестру, но это ее дело, а не его.

— Главное — найти ее целой и невредимой, — сказал Блейк, стараясь загладить свою бестактность.

Другой рукой он обнял Диану за плечи и поцеловал в лоб.

— В путь!

Он не успел закончить, как в дверь постучали. Дворецкий кинулся открывать, и на пороге появилась широко улыбающаяся Минерва под руку с высоким джентльменом в очках.

— Смотрите, кто привез меня домой! — бодро воскликнула она. — Себастьян, то есть лорд Айверли согласился прийти на мой день рождения.

— Лорд Айверли… — начала было Диана, но осеклась, увидев выражение лица Себастьяна, на котором она прочла отнюдь не скуку или равнодушие и не восхищение и страсть, знакомые ей по Мэндевиллу: даже сквозь стекла очков она безошибочно уловила горящую в его глазах ярость.

Это продолжалось всего мгновение, затем он любезно улыбнулся и наклонил голову:

— Леди Фэншоу. Блейк. Я имел честь проводить мисс Монтроуз домой.

Себастьян широкими шагами шел по Мейфэр. Прогулка в сторону Пиккадилли только усилила кипящую в груди ненависть.

— Мне нужно заняться боксом.

— Рад видеть тебя, Себастьян, — растягивая слова, медленно произнес Тарквин, когда Себастьян ворвался в его гардеробную. — Но прежде всего тебе нужно выпить.

Он кивнул слуге, державшему в руках жилет, в который Тарквин собирался облачиться.

Через минуту тог вернулся с графином хереса. Себастьян выпил бокал вина, но оно еще более разожгло злобу, теснившую его грудь.

— Ты выглядишь так, словно собираешься кого-то убить, — спокойно сказал Тарквин.

Себастьян полагал, что до этого не дойдет. Но он не мог гарантировать, что не нанесет серьезных телесных повреждений своему кузену Блейку.

У него вырвался возглас негодования, похожий на рычание.

— Хорошо. Думаю, смогу организовать несколько уроков, — продолжал Тарквин. — Встретимся завтра в полдень у Джексона. А теперь уходи и дай мне спокойно закончить свой гардероб.




Глава 12


— Ведь лорд Чейз — маркиз, — сказала Минерва.

— Разумеется, — согласилась Диана, сожалея, что в качестве наказания за ее побег она лишь запретила сестре читать газеты в течение недели.

Ничего, ей хватило времени подумать. Завтра, слава Богу, она снова сможет читать «Таймс». А пока она сидела в гостиной и, скучая, занималась распределением гостей на обеде в честь своего дня рождения.

— И лорд Блейкни тоже. Хотя в свое время станет герцогом.

— Правильно.

Диана с интересом заметила, что Минерва постукивала каблуками по ножкам стула. До сих пор она не видела, чтобы кто-то так делал.

— Значит, Блейкни знатнее? — спросила Мин. — Или лорд Чейз знатнее, поскольку он маркиз по праву, а не по милости? Или знатность определяется временем получения титула? А если так, тогда какого титула?

— В сотый раз говорю тебе, Мин: не знаю и не интересуюсь.

— А вот Блейкни интересуется. — Минерва выглядела мрачной. — Он думает только о себе.

Диана отложила вышивание, которое у нее продвигалось черепашьим шагом. Она никогда не училась шитью, поскольку ни один из родителей не считал рукоделие полезным навыком. Она занялась этим, чтобы доставить удовольствие Тобиасу, который считал, что она выглядит очень мило, когда склоняется над пяльцами в путанице разноцветных ниток.

— Прекрати так зло высказываться о Блейкни, который, может быть, станет твоим зятем. Я знаю, что ты вбила себе в голову, что я должна бы предпочесть лорда Айверли, но этого никогда не будет. Хотя бы потому, что я совершенно его не интересую.

— Ты его еще как интересуешь.

— Нет, не интересую.

— Ну, пусть интересовала. Тогда, когда он пришел к нам в Уоллопе.

От Минервы ничто не могло укрыться.

— Если это и было, то сейчас прошло. Он и парой слов со мной не обменялся, когда мы виделись.

— А ты ничем не могла его обидеть? — Минерва сурово взглянула на сестру. — Если так, ты должна попросить прощения.

Внутри Дианы все сжалось, и она попыталась успокоить свою совесть. Ведь он не мог ни о чем узнать. Кроме нее, о пари знали только Лэмб и Блейк, но оба клянутся, что не проронили ни слова. Но чем же тогда объяснить его холодный тон? И его гнев, когда он привел Мин домой?

— Ты предпочитаешь Блейкни лишь потому, — сестра не собиралась уходить от темы, — что он станет герцогом. А виконт недостаточно знатен для тебя?

— Глупости! Ты знаешь, что я уже много лет влюблена в Блейка. Ты заходишь слишком далеко. Я никогда не думала о том, кто знатнее.

Иногда Минерва своими рассуждениями доводила ее до белого каления. От сурового выговора Минерву спасло появление гостей, и между сестрами наступило временное перемирие.

Новая знакомая Дианы, леди Чейз, пришла с золовкой, ровесницей Минервы.

— Как славно, что вы нанесли нам визит, Джулиана. Мы как раз собирались немного перекусить. Вы не составите компанию? Минерва сводит меня с ума. Может, вам удастся объяснить ей, как рассадить гостей.

Леди Чейз, иди Джулиана, которая провела пару плохо организованных и малолюдных собраний так и не получившего название клуба книг и шляпок, выглядела растерянной:

— Боюсь, у меня не получится.

— Но ведь вы маркиза, — сказала Минерва.

— Я ею стала совсем недавно. Эстер разбирается в этом лучше меня.

Леди Эстер, которая в эту минуту с восхищением разглядывала платье Дианы, заявила, что не слишком сильна в этой области.

— Я пытаюсь решить, как рассадить гостей на обеде по случаю моего дня рождения, — объяснила Минерва.

— Раз вы устраиваете праздник дома, то, думаю, он должен быть неофициальным, с небольшим количеством гостей, — сказала Джулиана.

— Ди сказала, что я могу делать, что захочу. А мне хотелось бы попрактиковаться на будущее. За столом будет человек двенадцать, и мне нужно правильно всех рассадить. Вы будете самая титулованная леди.

— Надеюсь, это не значит, что я буду соседкой Себастьяна Айверли.

— Нет, — успокоила ее Минерва. — Возможно, рядом с вами будет сидеть лорд Блейкни. Я хотела бы быть соседкой лорда Айверли.

— Это ваш праздник. Почему бы и нет?

— Но у меня вовсе нет титула. Мое место в самом конце стола по соседству с мистером Макфарлендом. И хорошо. Он такой веселый.

— Вы бы никогда не догадались, — обратилась к гостям Диана, — что моя сестра настоящая радикалка.

— Чтобы суметь оказать влияние, — серьезно сказала Минерва, — вы должны завладеть вниманием тех, кто имеет власть. А сделать это можно, играя по их правилам в несущественных делах.

— Она всегда такая? — спросила Джулиана, глядя на девочку чуть ли не с трепетом.

— Я знаю, что она ужасна, — кивнула Диана, — Но я все равно люблю ее. Большую часть времени.

Вошедшая Марсден позвала к столу, и четыре леди направились в столовую, где их ждали холодное мясо, салат и фрукты.

— Мы тоже хотим разослать приглашения, — сказала Джулиана. — В конце месяца Кейн и я отправляемся в Глостершир. Думаем пригласить друзей погостить недельку-две. Скажите, вы с Минервой не навестите нас?

Диана с удовольствием приняла приглашение. Аббатство Маркли-Чейз было знаменитым сооружением елизаветинской эпохи, и мало кому удавалось там побывать.

— Я буду рада вашей поддержке, — продолжала Джулиана. — Моя свекровь только что перебралась во флигель, и в первый раз я буду хозяйкой аббатства. Похоже, вы гораздо лучше меня осведомлены о разнообразных развлечениях. Взять, к примеру, этот восхитительный подбор блюд. А ведь мы зашли без приглашения. Однако, — добавила она, взглянув на тарелку Дианы, — вы игнорируете эти лакомства. Это свекла?

Диана посмотрела на кусочек вареной курицы и три неаппетитных красных ломтика свеклы, пропитавших красным соком белое мясо.

— Это моя новая разгрузочная диета, — сказала она. — Старая, когда я ела только то, что мне нравится, больше не работает. При таком питании нет никакой опасности.

— Не представляю, почему вы думаете, что вам нужна диета? — удивилась Джулиана. — Вы всегда выглядите восхитительно.

— Спасибо вам за комплимент, но Шанталь думает иначе, а я невольница своей служанки.

— Уверяю вас, в доме, когда вы остановитесь у нас, найдется достаточно свеклы.

— Как бы я хотела выразить вам свою признательность, — посетовала Диана, — но на самом деле свекла мне совсем не нравится.

— К тому времени она наверняка поменяет диету, — заметила Минерва. — Это уже третья.

— Прекрати дерзить. Имей хоть какое-то уважение к старшим, — резко начала Диана, но, не выдержав, рассмеялась: — Мин, к сожалению, права. Но я уверена, эта диета на самом деле действует. Я похудела буквально за пару дней. Свекла каким-то волшебным образом снижает вес. Шанталь говорит, что я должна уменьшить объем бюста на дюйм, чтобы нормально одеться по последней моде.

— Сомневаюсь, что лорду Блейкни это понравится, — пошутила Джулиана.

— И Себастьяну тоже, — буркнула Минерва.

— А не пригласить ли в Маркли-Чейз и лорда Блейкни? Насколько я знаю, муж знаком с ним.

— Он не поедет, пока там не будет достойных условий для охоты и рыбалки, — сказала Мин. — Чем больше он убьет животных, тем счастливее себя чувствует.

— Успокойся, Мин. Это целиком зависит от вас, Джулиана. Я просто скажу, что в этом направлении дела развиваются успешно. Очень успешно.

Не сказать, что Себастьян начал испытывать удовольствие от своего вращения в свете, но, во всяком случае, его уже не тошнило от этого занятия. Он перестал чувствовать неловкость в компании. Он легко завязывал и поддерживал разговор. И хотя разговоры в огромном океане светского общества, как правило, не представляли для него интереса, он обнаруживал и островки здравого смысла, и не только среди мужчин.

Как-то он принял приглашение на обед в доме одного женатого знакомого и не пожалел, несмотря на присутствие жены и свояченицы. К своему удивлению, он обнаружил, что Диана не была исключительным существом женского пола, способным поддержать беседу на серьезную тему.

После обеда компания отправилась в театр, и в антракте между трагедией и водевилем. Спускаясь по центральной лестнице, Себастьян заметил Диану. Его же увидела леди Джорджина и радостно улыбнулась, однако он внезапно почувствовал, что если заговорит с ней, его просто стошнит. Притворившись, что не заметил знакомой, он начал пробираться сквозь толпу в направлении Дианы и, проходя мимо, коснулся ее руки. У него был уже изрядный опыт подобных маневров, но сейчас он испытал настоящий шок.

— Прошу извинить меня, леди Фэншоу, — негромко произнес он.

— Лорд Айверли, — ответила она, осторожно взглянув на него, словно ожидала грубости.

Ничего больше не услышав, она собралась идти дальше.

Внезапно, следуя внутреннему импульсу, он решил сменить тактику. Она действительно озадачена и, может, раздражена тем, что он игнорирует ее. Теперь, когда он подстрахован приглашением в ее дом, пришло время отказаться от пренебрежения и начать ухаживание.

— Я с нетерпением жду обеда в честь мисс Минервы, — сказал он.

Диана повернулась и послала ему улыбку, от которой дух захватило.

— Я рада, что вы сможете прийти. И Минерва будет счастлива. Она не прекращает говорить о вас с момента вашего визита в Уоллоп. Я не знаю, о нем вы тогда беседовали в саду, но на нее разговор произвел неизгладимое впечатление.

— Э-э… Хорошо.

Что с ним происходит? Ей, похоже, приятно видеть его, а он не может внятно произнести обычную фразу, не говоря уже о комплименте. Дьявольщина! Ему нужно показать себя остроумным светским человеком, существом, которым восхищаются женщины.

Диана с легкой насмешкой смотрела на него, словно понимала, что буря в его сердце своими волнами затопила его мозги.

— Что вы скажете о пьесе? — спросила она после показавшегося бесконечным молчания.

У него сложилось мнение об образе Ричарда III, которым он поделился с соседями по ложе, но сейчас он не мог воспроизвести ни слова.

— Для октября сейчас стоит отличная погода, — только и смог сказать Себастьян. — Дожди зарядят, наверное, только через неделю.




Глава 13


Гости представляли довольно пеструю компанию, и Диана рассчитывала, что праздничный обед пройдет хорошо. Она подарила сестре на день рождения последнее издание справочника «Дебретт», в котором рассматриваются запутанные иерархические проблемы. Диану как хозяйку дома к столу вел маркиз Чейз, который, согласно этому справочнику, по знатности превосходил лорда Блейкни.

За столом шла оживленная беседа. Реплики гостей летали, как мячики. Роберт Макфарленд, муж Марианны, развлекал самых младших: Минерву и леди Эстер. Джулиана Чейз рассказывала Блейкни о книгопечатании XV века. Тот слушал ее с выражением живого интереса. Диана была бы более довольна, не надень леди Чейз новое платье из серебристой ткани с глубоким декольте, приобретенное по совету Шанталь. С взъерошенными золотистыми волосами она выглядела маленькой очаровательной королевой. Диана вряд ли могла попенять Блейку за то, что тот глаз не отрывал от соседки.

— Сегодня ваша супруга выглядит восхитительно, — прошептала она соседу.

— Блейкни, пожалуй, думает так же, — ответил Чейз.

— Но я не думаю, что Блейкни целиком покорил сердце леди Чейз.

— Я абсолютно уверен, что жена и не подозревает, что он разглядывает ее грудь. Она думает, что Блейкни действительно интересуется Гуттенбергом.

— Все возможно, а если не все, то, допускаю, почти все.

Чейз перестал разглядывать Джулиану и все внимание обратил на хозяйку:

— Она говорит, что интересы Блейкни лежат совсем в другой области. Поэтому я и пригласил его к Маркли-Чейз.

— Это очень мило с вашей стороны, — сказала Диана, с притворной скромностью опустив глаза.

— У нас там достаточно места. А теперь скажите, что вы думаете о преображении Себастьяна. Вы ведь знали его до того, как он получил титул и приобрел новый гардероб?

— Он очень изменился. Я всегда считана его привлекательным, однако понятия не имела, насколько он красив.

— Что вы думаете о его поведении?

— Он стал гораздо более вежливым.

Диана не собиралась признавать, что поведение Себастьяна не вызывала y нее симпатий.

— И он стал прекрасным собеседником. Он всегда был скуп на слова, даже когда рассуждал о книгах. А уж на остальные темы он и вовсе не желал разговаривать. Зато теперь — послушайте-ка его болтовню.

Диана уже слышала. Себастьян почувствовал необычайное воодушевление после приглашения Минервы на ее день рождения. И когда они неделю назад столкнулись в театре, он не извинился обычным вежливым кивком, а завязал с ней разговор. Десять минут они получали удовольствие, обсуждая необыкновенно сухую погоду. И сейчас она слушала, пытаясь уловить, что он говорит Марианне.

— Герцогиня уехала в Девоншир? Удивительно, — проговорил он растягивая слова. Марианна выглядела довольной, но Диана сильно подозревала, что подругу занимает не разговор, а широкая грудь Себастьяна.

— Думаю, он сменил не только одежду, но и мозги, — указала она.

Лорд Чейз рассмеялся:

— Дорогая, возможно, мне не следовало этого говорить, но я знаю, что он ваш друг. У меня сложилось впечатление, что женщинам нравятся мужчины с приятной наружностью и изысканным обхождением.

— То есть вы считаете, мы ставим стиль поведения выше сущности человека? Но такого, например, не скажешь о вашей жене.

— Вы думаете, нет? В конце концов, она вышла за меня замуж.

— Совершенно верно, — сказала Диана, насмешливо разглядывая отлично сшитый костюм маркиза.

Хотя он действительно был очень красив и отнюдь не лишен чувства стиля, Диана также подозревала в Чейзе недюжинный и острый ум. Как иначе мог он привлечь такую эрудированную женщину, как Джулиана?

Она посмотрела через стол на Себастьяна, который с циничной усмешкой отвечал на какое-то замечание Марианны. Она не смогла бы сказать, соответствовало ли этой улыбке выражение глаз, прятавшихся за линзами очков. Его костюм и сорочка были безупречны, а сам он удобно откинулся в кресле и расслабился, словно находился дома среди привычной обстановки. Ей вдруг вспомнился совсем другой Себастьян: в изношенном платье, немного застенчивый, неулыбчивый, невнятно бормочущий, но всегда искренний.

— Должна признать, что его внешность стала много лучше, — сказала она. — Но в прежнем мистере Айверли было что-то, чего мне сейчас недостает.

— Он почти не мог связать несколько слов.

— Верно.

— И этого вам недостает?

— Я легко проживу без его бормотания, — засмеялась Диана. — Но с ним никогда не было скучно.

— Не говорите этого моей жене, — сказал Чейз, — однако я всегда любил его, даже косноязычного.

Он одобрительно посмотрел на Диану, сверкнув небесно-голубыми глазами, таящими явную опасность для любой женщины, чье сердце еще не покорено кем-то другим.

А Диане виделись серебряно-серые глаза с темным ободком, нечасто открывавшиеся миру, которые смотрели на нее с нескрываемым восхищением.

Диана сбросила с себя наваждение. Слуги уже разносили второе блюдо, и настало время обменяться партнерами. Она посмотрела на человека, сидящего слева от нее — бесспорно, самого красивого в комнате, — с темно-синими глазами, не менее прекрасными, чем у Чейза. Блейкни. Он был тем, кого она желала видеть.

Себастьян не знал, сколько еще он выдержит. Ему удалось полчаса проболтать с миссис Макфарленд, призвав на помощь один из его новых методов вежливого общения: придумать высказывание на общие темы и подать его с непоколебимой уверенностью и на грани цинизма.

Наблюдать за беседой Дианы с Кейном уже было тяжело. Он не был уверен, что друг целиком на его стороне. Он знал, что леди Чейз находится во вражеском лагере.

Но теперь Диана повернулась к Блейкни. Увидев их вместе, он почувствовал, как в его груди закипела ярость. Кузен смотрел на нее как на свою собственность, и это вызывало у Себастьяна нестерпимое желание проверить только что полученные навыки кулачного боя. А Диана в ответ улыбалась, отвечая ему сияющим взглядом, который Себастьян слишком хорошо знал. Он мог только надеяться, что ее отношение к Блейкни было столь же фальшивым, как и к нему.

Благодаря приглашению Минервы он перенес боевые действия на ее территорию. Он рассчитывал после обеда оказаться ближе к ней и попытаться оценить, каковы его шансы на то, что она упадет в его объятия. Не надо думать о шансах. Он не имеет права потерпеть неудачу. Он оценит, готова ли она упасть. И на этот раз его язык не онемеет от того, что она находится совсем близко.

Ему не пришлось прибегать к заранее разработанной тактике. Диана сама сделала первый шаг, когда мужчины направились в гостиную выпить кофе.

— Вы не пройдете со мной в библиотеку? — попросила она. — Мне бы хотелось узнать ваше мнение о книге, которую я приобрела.

Несколько мгновений он пребывал в растерянности, поскольку не подозревал, что у нее вообще есть библиотечка. Но судя по меблировке большого современного дома, ee покойный муж был не только богат, но и образован и имел неплохой вкус. Разумеется, у него были книги, пусть даже он не собирал редкие издания, которые, как считал Себастьян, только и оправдывали название «библиотека». Он последовал за ней в большую комнату, все стены которой были заполнены полками с книгами.

Дрожа от волнения, он думал, не является ли просьба Дианы всего лишь поводом. Ее новая подруга, леди Чейз, могла вынести вердикт в отношении любой необычной книги. Минерва рассказала ему о Женском обществе библиофилов и модниц, или они выдумали какое-то другое меленое название?

На столе в центре комнаты лежала открытая книга. Себастьян снял очки и пробежал глазами текст. Это был экземпляр «Книги пэров» Дебретта, открытой на статье, посвященной герцогам Хэмптонам рода Блейкни. Его предчувствия не оправдывались.

— Что вы хотели мне показать? — спросил он.

Вместо того чтобы взять книгу, Диана подошла и встала перед ним так близко, что он ощущал тепло ее тела, так близко, что ей пришлось откинуть назад голову, чтобы встретиться с его глазами.

— Я нанесла вам какую-нибудь обиду? — спросила она.

Себастьян чуть было вновь не начал бормотать.

— С чего вы взяли? — осторожно спросил он.

— Я думала мы стали друзьями. А вы взяли и уехали из Мэндевилла, не сказав ни слова.

— Меня вызвали к умирающему дяде.

Он сильнее сжал в ладони очки.

— Понимаю. Мне очень жаль. — Она дотронулась до его руки. — Но у меня сложилось впечатление, что с той поры вы меня избегаете. Более того, что вы сердитесь на меня. Это было? А сейчас?

Голубые глаза смотрели на него так пристально, словно хотели прочитать, что творится в его душе. Но Себастьян сохранял невозмутимый вид.

— За что мне на вас сердиться? — притворившись удивленным, спросил он. — Разве есть причина?

Он смотрел на ее сладостные, красивые лгущие губы. Они раскрывались так медленно, что казалось, пройдет целый век. Едва дыша, он ждал ответа. Признается ли она в предательстве?

Он надеялся, что нет. Потому что, если сейчас она будет честна с ним, игра закончится, а Себастьян хотел доиграть до конца. Ему грозила только одна опасность: если он будет играть слишком быстро. С бесконечным терпением он дождется удовлетворения от полной и окончательной победы.

Диана первая отвела глаза.

— Нет, я не знаю такой причины, — мягко сказала она, опуская подбородок.

Но не она одна сейчас лгала в этой комнате.

— Мы пофлиртовали в Мэндевилле, и я вам за это признателен. Странно, однако, что вы вообще обратили на меня внимание.

Заливший ее лицо румянец придал ему сил и помог играть более достоверно.

— Каким же неуклюжим идиотом я был тогда, — продолжал он.

— Вовсе нет, — тихо возразила она.

— Да. Мне сейчас противно вспоминать, как я себя вел, как выглядел. Бирюк! — Он театрально вздрогнул. — А моя одежда? Я вынужден был все сжечь.

— Вы изменились.

— Разумеется. Боже мой, ведь я почти не в состоянии был поддержать элементарный разговор! — Себастьян почувствовал воодушевление и начал сознавать привлекательность актерской профессии. — Я отклонял все приглашения, сторонился изысканных людей.

Диана широко открыла глаза. Он жалел, что не может сейчас поцеловать ее — слишком рано. Он уронил очки на стол и так крепко сжал кулаки, что ногти впились в ладони, Терпение.

— Почему вы решили изменить свой образ жизни? — спросила она.

— А как вы думаете почему?

— Не знаю.

Он промолчал: интуиция подсказывала ему, что сейчас он должен быть загадочным. Все еще покрасневшая, Диана изучала его лицо, на котором Себастьян старался сохранять невозмутимость. Она пару раз открывала рот, чтобы что-то сказать, но каждый раз меняла решение.

Он лишил ее душевного равновесия.

— Я должна вернуться к гостям, — наконец сказала Диана.

Себастьян пошел за ней в гостиную, где двое самых молодых из собравшихся играли дуэт на фортепьяно, а Кейн сидел на диване между женой и Блейкни. Себастьян кивком позвал приятеля, и маркиз, извинившись, последовал за ним на террасу, выходившую в сад.

— Сигару? — предложил Кейн.

— Спасибо, не буду.

— Я думал, ты перенял все пороки светского общества.

— Нет, это не для меня.

— Ты говоришь почти как прежний Айверли, — сказал Кейн, облокачиваясь на каменную балюстраду, не обращая внимания на октябрьскую прохладу.

А Себастьяна трясло.

— Если бы я снова мог стать таким. Я тоскую по нему.

Он также тосковал по фланелевому жилету, который носил прежде.

— Не ты один.

— Что ты имеешь в виду?

— Леди Фэншоу тоже тоскует о нем.

— Да мне-то что за дело?

Хотя было уже темно, чтобы заметить, как он вздрогнул, голос мог выдать его. Себастьян с трудом удержался, чтобы не потребовать от Кейна объяснений, однако ему было стыдно выдавать свои чувства.

— Ах, оставь, Себастьян. Ведь именно на нее ты больше всего хочешь произвести впечатление. Ты долго морочил головы мне и Тарквину, а мы ожидали чего-то более дерзкого. А Диана Фэншоу и вправду хороша. Мне почему-то представлялось, что тебе нравится совсем другой тип женщин. Поздравляю, у тебя отменный вкус.

Себастьян уже готов был поблагодарить Кейна за комплимент, но промолчал, поскольку приятель совершенно не знал ее характера. Диана обдурила их обоих, как прежде обдурила его самого. Его друзья не знали, что за прекрасной внешностью таилась бессердечная лгунья.

— Если не ошибаюсь, ты провел с ней время наедине. И как успехи?

— Не знаю. Раз уж ты поинтересовался, я бы хотел попросить, чтобы ты выяснил, как она ко мне относится.

— И как же мне это сделать? — рассмеялся Кейн.

— Тактично. Спроси, нравлюсь ли я ей.

— Я мог бы помучить тебя минут десять-пятнадцать, получив при этом огромное удовольствие. Но, будучи бесконечно добрым человеком, скажу тебе, что знаю это. Ты ей нравишься.

— Ты уверен? Как ты узнал?

— Она сама сказала.

— Значит, сработало? — воскликнул пораженный Себастьян. — План сработал?

— Естественно. Она сказала, что не представляла себе, насколько ты красив и как умеешь одеваться.

«Ну конечно, — подумал Себастьян, — её сразил мой новый гардероб».

— Но… — Было одно «но», о котором непросто сказать. — Но, — решился Кейн, — есть некоторые аспекты твоего нового облика, которые ее смущают.

— Продолжай!

— Ей кажется, ты стал скучным.

— В этом мы оба виноваты, — резко сказал Себастьян.

— Я бы тебе посоветовал по-прежнему элегантно одеваться и сохранить хорошие манеры, но разговоры вести, как прежде.

— Ты имеешь в виду, что я должен вновь бормотать?

— Ни в коем случае. Леди Фэншоу навсегда вычеркнула бормотание из списка черт твоего характера, которых ей недостает.

Он и не собирался снова переходить на мычание. Важно было, что он ей нравится. К его удивлению, ей нравилось то, что было в нем прежнем. В настоящем Себастьяне. В неуклюжем идиоте, в бирюке. На минуту в его сердце зазвучала красивая мелодия, зажегся небольшой чистый огонь, похожий на свет далекой звезды в безлунную ночь. Затем в груди раздался победный гонг, и солнечный восход затмил слабый свет звезды. Он скоро целиком покорит ее, унизив своего кузена.

В остальном же, Себастьян понимал, Блейк намного опережает его. Скорее всего, сейчас он раскинулся на диване рядом с Дианой.

— Почему ты хмуришься? — прервал Кейн его размышления.

— Блейкни. Не понимаю, в чем его притягательность. Если она полагает, что я стал скучным, не может же она не понимать, что он всегда таким был. Я ни разу не слышал от него умного или оригинального высказывания.

— В Лондоне нет мужчины более привлекательной внешности, — ответил Кейн.

Какой же он осел! Диана могла получать удовольствие от бесед с ним, но внешность значила для нее гораздо больше. Не измени он свою внешность, у него бы не было шанса соперничать с Блейкни.

— И со временем он станет герцогом. Хотя если я правильно понял леди, титул для нее не имеет первостепенного значения. Я уверен, — продолжил он с улыбкой, — она довольствовалась бы и титулом виконтессы.

Предположение Кейна, что целью Дианы было замужество, поставило Себастьяна в тупик, и он чуть было не пропустил следующую фразу.

— У меня для тебя плохие новости: в следующем месяце леди Фэншоу и ее сестра будут гостить у нас в аббатстве Маркли-Чейз.

— Что?

— И Блейкни тоже приедет. Он согласился побыть там неделю, перед тем как отправиться в Бадминтон на охоту.

— Ты должен пригласить и меня.

— Меня жена убьет. Она полностью поддерживает Блейкни.

— Пожалуйста, Кейн. Я буду с ней крайне любезен. Поговорю о книгах.

— Когда она торговала книгами, ты был груб с ней, а она не относится к тем женщинам, которые легко забывают обиду.

— Возможно, тогда я был не прав. — Нужно было во что бы то ни стало уговорить Кейна, — Она хорошо разбирается в книгах.

Кейн приподнял бровь.

— Очень хорошо.

Кейн поднял руку, требуя еще большего смирения.

— А я был очень, очень не прав. В корне заблуждался.

— Ладно, приезжай в Маркли-Чейз. Но пока ничего не говори. Я сам выберу подходящий момент, чтобы сообщить об этом Джулиане. Оказавшись в аббатстве скажешь ей то, что сказал сейчас мне. И будешь валяться у нее в ногах.

— Конечно, Кейн. Спасибо, — воскликнул Себастьян, держа за спиной скрещённые пальцы. — Ты не пожалеешь.

— Не забудь о том, что должно последовать. Благородный поступок.

Оказавшись у себя в библиотеке, Себастьян нашел записную книжку и просмотрел список благородных поступков, который продиктовали ему Тарквин и Кейн.

«Пригласить ее на вальс». Он с самого начала решил, что, как бы ни сложились обстоятельства, он ногой не ступит на пол танцевального зала. Крупными буквами он написал «исключить».

«Бриллианты, изумруды, сапфиры». Покойный муж Дианы был весьма богатым человеком и одарил ее превосходными ювелирными украшениями. Правда, Себастьян не видел у нее сапфиров, а они очень подошли бы к ее глазам. Около этого пункта он поставил на полях знак вопроса.

«Собачку или другое домашнее животное». Себастьян в принципе был против домашних животных, потому что они портили книги. У одного из знакомых он видел великолепный экземпляр «Нюрнбергских хроник» с большой дырой в переплете, которую выклевал попугай его жены. «Нет» — и дважды подчеркнуть.

Выручить из какой-нибудь неловкой ситуации. До последнего времени Себастьян сам представлял собой неловкую ситуацию. В его характере произошли изменения, но этого было еще недостаточно.

«Спасти, если понесет лошадь». Трудно, поскольку Диана, отличная наездница.

«Вырвать из лап разбойников». Хм-м.

«Нанять, в конце концов, "разбойников"». Этот пункт звучал абсолютно по-идиотски. С другой стороны, совет его друзей мог оказаться как раз подходящим.




Глава 14


— Ну, долго еще? — спросила Минерва, рассматривая через окно мрачный ландшафт Котсуолда.

На второй день их путешествия в Глостершир могло показаться, что за каждые десять миль Минерва становится на год младше. К счастью, они были на последнем отрезке пути, иначе, боялась Диана, она привезет в Маркли-Чейз хныкающего от подступающей тошноты младенца.

— На пять минут меньше, чем прошло времени с тех пор, как ты спросила меня последний раз, — раздраженно сказала Диана. — О Боже, Мин, я никогда не думала, что ты такая капризная. Путешествие всегда утомляет, но нет особых причин жаловаться, когда едешь по отличным дорогам, в удобной, на хороших рессорах карете, которая была одним из свадебных подарков сэра Тобиаса.

— Лучше бы мы остались в Лондоне. Я только отошла от этой ужасной жизни в деревне, а ты меня вновь туда возвращаешь. Ты увезла меня от тротуаров и людей и тащишь к плугам и свиньям. Я так и ощущаю запах навоза.

Диана рассмеялась, увидев, как лицо сестры исказила гримаса ужаса:

— Не думаю, что аббатство Маркли-Чейз представляет собой ферму. Это очень милое место, да и компания собирается интересная.

— Мы-то обе знаем, что тебя туда так влечет. День за днем выслушивать, как твой дорогой Блейкни распинается о перепелах и прочих птицах.

— Если подумаешь, то вспомнишь массу вещей, начинающихся на «П», которые ты ненавидишь.

— Я могу думать об одной, которая не вызывает у меня ненависти, — о парламенте. Там должна начаться чрезвычайная сессия, а я все пропущу.

— Ты бы все равно не попала на заседания, — заметила Диана, — а следить за работой сможешь в Глостершире, читая отчеты в «Таймс».

— Если только Чейзы ее получают, — не успокаивалась Минерва. — Леди Чейз подписана только на скучнейший журнал по проблемам библиографии.

— У тебя будет достаточно времени, чтобы насладиться Лондоном в следующем году, когда ты будешь представлена обществу. И как я говорила в компании леди Эстер твой дебют пройдет гораздо успешнее. Я так жалею, что у меня не было такой подруги во время первого сезона.

Минерва откинулась на спинку сиденья и нахмурилась. Но по крайней мере сейчас она не ныла.

— Не уверена, что мне захочется выйти в свет в следующем году. Я вообще не уверена, что хочу замуж. Я не хочу связывать с кем-то жизнь, предварительно не осмотревшись.

— Именно этого я и хочу для тебя, — сказала Диана. — Тебе вовсе не придется выходить замуж, покаты этого по-настоящему не захочешь. У тебя будет возможность ждать столько, сколько потребуется. И выбор у тебя будет богатый, обещаю. Я сделаю все, чтобы твой первый сезон имел потрясающий успех.

Минерва без труда уловила горечь в словах Дианы.

— Неужели твой первый сезон оказался совсем неудачным?

От воспоминаний Диана содрогнулась:

— С четырнадцати лет я мечтала оказаться в Лондоне. Мне хотелось получить массу развлечений, а потом выйти замуж, желательно за Блейкни. Я так ждала этого сезона, а потом возненавидела каждую его минуту. Моя одежда была совсем неподходящей, и нас не приглашали на большинство светских мероприятий. Я почти ни с кем не была знакома. На балах я основную часть времени сидела с женщинами в возрасте, а мама, вместо того чтобы найти мне партнера, разговаривала с каким-нибудь пожилым джентльменом о лошадях. Она понятия не имела, как знакомиться с нужными людьми.

— Поэтому ты вышла за сэра Тобиаса?

— Он единственный, кто обратил на меня хоть какое-то внимание. Он был добр и обожал меня. К концу первого же месяца в городе я поняла, что выйти замуж за Блейкни равносильно путешествию на Луну.

— Ди, я не понимаю. Ты же такая красивая!

— Нет, Мин. Вот ты, и мама, и братья — вы все красивые. А я пошла в папу. У меня слишком круглое лицо, волосы некрасивого оттенка, а кроме того, я склонна к полноте. Я потратила целое состояние на наряды, спасибо Тобиасу, а благодаря Шанталь научилась правильно одеваться. Но под одеждой я выгляжу всего лишь удовлетворительно. А ты с твоими золотистыми волосами, тонкой фигуркой, ты ворвешься в свет, как ураган. Тем более что таких нарядов, как у тебя, не будет ни у одной молодой леди в Лондоне.

— Я не хочу получить мужа только благодаря своей внешности. — Минерва выглядела встревоженной. — Я хочу вступить в брак с содержательным человеком, который оценит мою помощь в устройстве своей карьеры.

— Так и будет, моя дорогая. Но боюсь, что большинство мужчин — пустышки. Их привлекает в первую очередь внешность. И лишь затем они берут на себя труд разобраться, что же скрывается под этой внешностью.

— Это так грустно.

— Не совсем, — пожала плечами Диана, — такова жизнь. И я не так умна, как ты. В семье я никогда не отличалась талантом или оригинальностью. Слава Богу, Тобиас разглядел что-то в моей не слишком выразительной внешности. Я всегда буду признательна ему за это. Я жалею лишь, что не смогла подарить ему наследника, которого он очень хотел.

— Я уверена, это не твоя вина. Ведь он был намного старше тебя.

— Он никогда и не ставил мне это в вину. Он до меня два раза был женат, и оба брака были бездетными. Он считал, что болезнь, которую он перенес в молодости, находясь в Индии, и сделала его бесплодным. Бедный Тобиас. Он всегда был здравомыслящим человеком. Многие мужчины отказываются признавать, что отсутствие детей заключается в их проблемах со здоровьем.

— Но он был состоятелен… как мужчина? — стараясь быть как можно более тактичной, спросила Минерва.

Довольно странный вопрос в устах столь юной девушки, но Минерва провела всю жизнь, слушая, как ее мать обсуждает успех или неудачу случек собак.

— Да.

— Понимаешь, я бы хотела больше знать… э… как это происходит между мужчиной и женщиной.

— Я обещаю тебе, Мин, когда ты выйдешь замуж, я все расскажу тебе об этом. Мама говорила мне, что нет повода волноваться, что это происходит, как у животных. Оказалось, что эти сведения совсем не соответствуют действительности.

— Это было ужасно? Похоже, собаки не получают от этого особого удовольствия. Во всяком случае, самки. Кажется, им ненавистен весь процесс.

— Как бы тебе сказать? Есть причина, почему я еще раз хочу выйти замуж.

Глаза Минервы округлились, и она молча кивнула.

— Понимаю, — сказала она через несколько секунд. — Может быть, я наконец пойму, что ты нашла в Блейкни. Наверное, при исполнении супружеских обязанностей действительно кто-то обходится без разговоров.

При том, что Диана в последнее время много думала о браке с Блейкни, было странно, что у нее перед глазами возникало лицо — и тело — отнюдь не маркиза. Она видела более высокую и менее изящную фигуру. Шатена, а не блондина. Серые, а не голубые глаза, скрытые за линзами очков в тонкой металлической оправе.

Странно, однако, было в таких обстоятельствах думать о виконте Айверли. Еще более странно вспоминать того Себастьяна Айверли, когда они только познакомились: старомодного, необходительного, косноязычного. Но излучающего знакомое и мягкое физическое тепло. Она вспомнила, как легко он поднял ее на руки по пути к храму, надежную силу его рук, прерванный поцелуй.

Диана потрясла головой, чтобы избавиться от видения, и в ту же секунду ее отбросило в угол внезапно остановившейся кареты.

— Ну, вот и добрались! — закричала Минерва, пытаясь открыть дверцу.

— Этого не может быть, — сказала Диана. — Нам ехать еще не менее десяти миль.

Но Минерва, не дожидаясь, пока лакей откроет дверцу и опустит лесенку, соскочила на землю.

Диане было уютно под меховой накидкой.

— Ты даже шляпу не надела. Вернись и закрой дверцу. Ведь дует.

— Мы посреди леса.

— Я же говорила, что нам еще ехать и ехать. Спроси Джона, почему мы остановились.

— Я пойду и посмотрю.

Тут же у дверцы возник кучер.

— Леди, прошу прощения, но другой экипаж перекрыл дорогу.

— Авария? — спросила Диана, вытянувшись вперед.

— Не знаю, миледи. Там никого нет. И лошадей нет. Может быть, они поехали за помощью?

— Вы не попробуете как-нибудь выбраться.

Диана почувствовала, как ее пробрал холод, причиной которого была вовсе не прохладная погода. Вооруженные верховые, которых она наняла на время путешествия, находились в нескольких милях позади с багажным экипажем. Когда в последний раз меняли лошадей, обнаружилась небольшая поломка колеса. Она решила не дожидаться, пока его починят, и они с Минервой поехали вперед. Тогда ей показалось разумным оставить верховых присматривать за Шанталь и шкатулкой с драгоценностями.

— Странно, — раздался голос Минервы. — Там кто-то прячется среди деревьев, Эй, это ваша карета?

— Мин, не надо! — крикнула Диана, отбросив покрывало и остановившись у открытой двери. — Помогите мне спуститься, — приказала она, опершись на плечи кучера.

Опасения Дианы были не напрасны. Как только слуга поставил ее на землю, из-за деревьев выскочил всадник в маске, остановил лошадь около Минервы и приставил дуло пистолета к ее золотистой головке.

— Кошелек или жизнь! — грубо выкрикнул он. — Давай все ценное.

Они не могли сопротивляться. Кучер оставил ружье на козлах, но даже если бы лакей, который тоже ехал с ними, достал его, то не смог бы выстрелить в разбойника, не рискуя попасть в Минерву.

— Не стреляйте! — вскрикнула Диана. — Позвольте мне взять кошелек. Там немного, но все, что есть, — ваше. Джон, Мэтью, не двигайтесь.

По ее команде слуги замерли.

— Не вздумай шутить! — взревел бандит, корда Диана забиралась в карету. — Если что не так, я убью девчонку.

Ужасный вид пистолетного ствола, направленного в голову Минервы, лишил Диану здравомыслия. Всхлипывая от ужаса, она дрожащими пальцами пыталась развязать тесемки ридикюля, которые из-за ее спешки только сильнее запутывались. Она думала о том, как сообщить родителям о смерти Мин. И как глупо, что ее сестра может погибнуть, поскольку все, что она нашла, когда ей наконец удалось разорвать тесемки, были три золотые гинеи и горсть мелких монет, флакон с румянами и серебряная шкатулка для рукоделия. Шкатулка была изящной вещицей, достаточно вместительной, чтобы в нее можно было положить небольшие ножницы, а также иголки и нитки, но стоила она не больше двух гиней.

Основная часть денег, взятых ею на дорожные расходы, лежала в шкатулке с украшениями и огромным количеством драгоценных камней. Оставить под охраной эти ценности сейчас было бы непростительной глупостью. Чего стоят золото и камни по сравнению с жизнью сестры?

— Я выхожу, — сказала она звонким голосом, стараясь успокоиться, чтобы объяснить разбойнику, почему в таком роскошном экипаже так мало ценностей.

И на всякий случай тайком зажала между ладонью и большим пальцем ножницы.

— Вот и правильно, леди. Давайте сюда ваши побрякушки, и молодой мисс ничего не будет.

— Мне больно, — сказала Минерва не столько испуганно, сколько сердито. Она бросила взгляд на своего мучителя. — Этим пистолетом вы проткнете мне голову.

— Замолчи, Мин, — сказала Диана, но жалоба сестры, похоже, возымела эффект.

Бандит приподнял пистолет и теперь направлял его не на Минерву, а на Диану.

— Послушайте, сэр, — сказала она. — Мне очень жаль, но у меня с собой не так много денег. Возьмите все. И еще мои серьги. Они всего лишь гранатовые, но в поездках я не ношу дорогие, — Когда она наклонила голову, чтобы вытащить серьги, ее осенило. — Пряжки моих туфель украшены алмазами. Целое состояние!

Она рассчитала, что они будут уже далеко, когда разбойник обнаружит, что это дешевая, подделка. Жаль, она не сообразила сказать, что в сережках не гранаты, а рубины.

Диана не слышала, как к ним сзади скачет лошадь, и заметила ее лишь тогда, когда та перешла на галоп. Все, что последовало дальше, происходило как в тумане.

Возгласы.

— Стой, негодяй!

Еще возгласы.

Минерва вскрикнула, упав на землю. Две лошади простучали копытами. Слуги Дианы ожили и тоже бросились в схватку.

Когда Диана стала способна оценивать ситуацию, разбойник унесся прочь словно за ним гнались черти, а их спаситель спрыгнул ей своего жеребца и поднял с земли Минерву.

— Вы не ушиблись? — спросил он.

— Все в порядке, ответила та, стряхивая грязь.

Это было так захватывающе.

Высокий джентльмен в покрытом пылью плаще повернулся к Диане и, сделав шаг ей навстречу, пожал ее бесчувственную руку. В другой его руке, был пистолет.

— Все хорошо, — тихо произнес он.

В неразберихе или в погоне он потерял шляпу, но очки оставались на месте.

— О, Себастьян! — воскликнула Диана, бросаясь ему на шею.

— Ох, что это? — спросил он, морщась от боли.

— Простите, — сказала Диана, бросив ножницы, но не ослабляя объятий. — Минерва могла погибнуть, а вы нас спасли.

После десерта в великолепной алой гостиной Маркли-Чейза Минерва и леди Эстер уселись на диван по бокам от Себастьяна и засыпали его вопросами о происшедшем драматическом приключении.

— Я думаю, — прошептала Диане леди Чейз, — что должна быть рада, что Кейн пригласил лорда Айверли к нам.

— Я этому чрезвычайно рада.

— Я настолько привыкла относиться с презрением к этому человеку, что, боюсь, не получится перестроиться сразу.

— Надеюсь, все будет в порядке, — убежденно сказала Диана. — Он ведь настоящий герой.

— Пойдемте со мной.

Джулиана повела ее в противоположный угол комнаты к столику со стеклянной столешницей, подальше от Себастьяна и его юных обожательниц и от мужчин, которые стояли перед камином и краем уха слушали разговор на диване, изредка обмениваясь короткими замечаниями.

— Здесь у меня тюдоровские миниатюры, — громко произнесла Джулиана и, понизив голос, спросила: — Неужели вам интересен Айверли?

Скептический тон приятельницы заставил Диану улыбнуться:

— Я признательна ему.

— И ничего более? Когда вы приехали все вместе, вы так крепко держали его руку, словно он был вашей последней надеждой. Мне показалось, я заметила нечто большее, чем признательность.

Диане не хотелось вводить в заблуждение Джулиану, и она осторожно ответила:

— Мне нравится лорд Айверли, но я пока не могу в нем разобраться; Вы знаете его дольше, чем я. Может быть, вы расскажете, что у него за характер?

— Я уже рассказывала, как он обращался со мной, когда я продавала книги. Этот джентльмен начисто лишен уважения к женщинам. Сейчас он изменился, но еще нужно посмотреть, коснулись ли изменения чего-нибудь более существенного, чем гардероб.

— Я знала мужчин, которые отказывались признавать за женщинами какие-либо человеческие качества, считая их просто декоративным элементом для продолжения рода. О Себастьяне так просто не скажешь. Вы не знаете почему?

Джулиана подняла бровь, когда Диана, забывшись, назвала его по имени.

— Я задавала мужу такой же вопрос. Кейн сказал, что Айверли не слишком много говорит о себе, но похоже, у него было необычное воспитание.

Диана чуть сдвинулась в сторону, чтобы ей был виден Себастьян, который о чем-то оживленно болтал с Минервой.

— Он для меня загадка, — сказала она, тряхнув головой.

— Вы снова на него смотрите.

— Ну и что?

— Мне казалось, вы должны так смотреть на лорда Блейкни. Похоже, он ревнует. Вы этого добивались?

Диана вдруг осознала, что даже не замечает, что Блейк находится в комнате.

— Может быть. Еще раз благодарю за то, что пригласили его. Я понимаю, что и у вас, и у лорда Чейза совсем другие интересы.

— Мне очень нравится Блейкни. По моему мнению, он гораздо умнее, чем хочет казаться. Этим он напоминает мне Кейна, который строил из себя дурака, чтобы скрыть правду о себе.

— А зачем это нужно Блейку?

— Понятия не имею, но если вы собираетесь выйти за него замуж, постарайтесь узнать.

Диану подобная перспектива не очень вдохновляла. Удивительно, но ее гораздо больше интересовало загадочное прошлое Себастьяна.

Себастьян был доволен собой и не чувствовал ни малейших угрызений совести.

Минерва несколько раз пересказала историю, которая ничего не теряла от того, что каждый следующий вариант звучал все: более драматично, и все больше нравилась дамам. Юные Минерва и леди Эстер сидели на диване по обе стороны от него, забрасывая вопросами.

И Диана. Искренне и вежливо выразив ему свою признательность, она позволила остальным обмениваться впечатлениями, а сама не отрываясь смотрела на него сияющими глазами, В самом деле, женщин, даже во множественном числе, можно без труда терпеть, если являешься предметом их восхищения.

А Блейкни стоял, облокотившись на кариатиду, на которой держалась огромная каминная доска, скрестив руки и бросая время от времени на Диану сердитые взгляды.

Себастьян чувствовал свое превосходство, словно в нем десять футов росту. Его настроение омрачала лишь настойчивость леди Чейз, с которой та убеждала обратиться через мужа в официальные учреждения и получить информацию, которая могла бы помочь отыскать и наказать преступника. Кровожадная горячность, с которой она требовала повесить негодяя, в столь благовоспитанной женщине казалась Себастьяну чрезмерной и заставляла нервничать по поводу дальнейшей судьбы его конюха.

Этот преданный слуга, избавившись от маски и старого плаща Себастьяна, сейчас отдыхал в конюшне Маркли-Чейз.

А леди Чейз утащила Диану в другой конец комнаты. По брошенным на него взглядам он понял, что разговор идет о нем. Он надеялся, что хозяйка, которой он еще не успел польстить, не станет настраивать Диану против него.

Себастьяну также пришлось выдержать несколько ехидно-проницательных взглядов Кейна и Тарквина. Последнего удалось-таки затащить в глостерширское, захолустье, несмотря на его нелюбовь к сельской жизни. Поэтому Себастьян не удивился, когда друзья совместными усилиями вырвали его из женской компании и повели в библиотеку.

— Здесь твой кузен нам не опасен, — сказал Кейн. — Надо поторопиться, иначе здесь появится моя жена, решив, что я без нее показываю тебе наши новые книги. И, — продолжал он, пристально взглянув на Себастьяна, хотя тот не произнес ни слова, — не забывай, что ты здесь на птичьих правах. Тебе еще придется поползать на коленях, и не думай, что твой так называемый героизм избавит тебя от этой процедуры.

Тарквин так широко открыл глаза, что еще чуть-чуть, и они выскочили бы из орбит.

— Тоже мне герой! Идиотские игры с огнестрельным оружием. А если бы кто-то пострадал?

— Оружие не было заряжено, ни у меня, ни у конюха. Не было никакой опасности.

— А ты подумал о несчастном конюхе? Ваши пистолеты не были заряжены, но оружие у слуг Фэншоу, держу пари, было в порядке.

— Мне повезло, — вынужден был признать Себастьян, — что лакеи оставались рядом с кучером. Я до конца не был уверен, что удастся разыграть сцену ограбления. Организовать весь этот спектакль оказалось труднее, чем я рассчитывал.

— А зачем нужно было его организовывать?

— Вы же сами предлагали мне нанять разбойников. Я решил воспользоваться поездкой, и мне хватило одного грабителя.

— Он действительно произнес: «Кошелек или жизнь»? Неужели ты не мог придумать что-либо более оригинальное? Все это смахивает на самый дешевый фарс.

— Хватит об этом, — сказал Кейн. — Бедная леди Фэншоу безумно испугалась за жизнь сестры. У меня у самого есть сестра, и я представляю, что она могла чувствовать. Очень жестокий розыгрыш.

Себастьян был поражен.

— Но вы же сами это придумали, — воскликнул он.

— Себастьян, — спокойно возразил Тарквин, — ты шуток не понимаешь? Насколько я помню, в тот день мы предлагали самые идиотские вещи, которые только можно вообразить.

Себастьян почувствовал, что краснеет. Ведь он принял все советы друзей за чистую монету.

— Я думаю, все прошло, как надо, — пытался защищаться он. — Мой благородный поступок был таким, каким, по вашим словам, и должен был быть. Я сделал именно то, в чем она в тот момент нуждалась. Ее сестре угрожала опасность, и я спас ее.

— За исключением того, — сказал Тарквин, — что сестру не нужно было бы спасать, если бы ты сам не создал этой угрозы.

— Ты лучше молись, чтобы она не узнала правды. — Кейн в раздражении помотал головой. — Уверен, ей все это не покажется забавным.

— Она не узнает, — пообещал Себастьян. — Она никогда не видела моего конюха, кроме того, он был в маске. Она никогда не узнает его. И потом отчего у нее могут возникнуть подозрения? Я считаю вашу идею блестящей.

Чтобы больше не получать критических стрел, Себастьян выскочил из библиотеки и сразу за дверью наткнулся на Диану. Судя по приветливому выражению лица, она не слышала ни слова из их разговора.

— Лорд Айверти я вас искала.

Каждый раз, когда он видел ее, даже после самого короткого перерыва, он как бы заново открывал ее красоту, словно забывал, как она выглядит, когда ее не было рядом. Всего лишь взгляд, а в груди у него все сжалось.

— Да? — спросил он.

Улыбка исчезла с ее губ, на лице появилась неуверенность, и он постарался смягчить тон:

— Что я могу сделать для вас, леди Фэншоу?

— Сделать для меня? Как я могу просить вас еще о чем-либо? Я хотела еще раз выразить мою огромную благодарность.

Он почувствовал себя неловко. Всё же слова друзей дошли до его совести. Кроме того, затея с нападением оправдала себя, и сейчас нужно навсегда выбросить ее из головы.

— Пожалуйста, не упоминайте больше об этом, — угрюмо сказал он. — Я рад, что вовремя оказался на дороге.

— Я никогда в жизни не забуду мгновение, когда вы появились и спугнули разбойника. Я так боялась за жизнь Минервы, а вы спасли ее. Какие бы слова благодарности я ни произнесла, этого все равно будет недостаточно.

Диана стояла в полутемном коридоре, и голубизна ее глаз стала еще ярче от переполнявших ее чувств. Сердце Себастьяна дрогнуло, когда она подошла ближе и положила руку ему на плечо. Себастьян почувствовал комок в горле.

— Ничего особенного, — хрипло произнес он.

— Мне хотелось поблагодарить вас наедине, — сказала она совсем тихо.

Она подняла руку и прохладными пальцами коснулась его щеки. Потом, поднявшись на цыпочки, легко коснулась губами его щеки.

— Спасибо, Себастьян, — прошептала она и, резко повернувшись, пошла прочь.

Он посмотрел ей вслед: плавно качающиеся бедра Дианы напомнили ему вечер, когда они гуляли в Мэндевилле. Воспоминание снова пробудило обиду, но сейчас Себастьян со смятением почувствовал, что больше не злится на Диану.




Глава 15


— Кто чем сегодня собирается заниматься? — спросил хозяин поместья.

— Мы с Минервой пойдем на конюшню смотреть щеночков Октаво, — сообщила Эстер.

— Октаво? — спросила Диана.

— Октаво — подруга Кварто, — объяснила Минерва. — У нее… сколько у нее щенков?

— Семь, — ответила Эстер. — И все совершенно очаровательные. Эй, Кварто, хочешь пойти и посмотреть на детей?

Кварто, бульдог Джулианы, сладко спал, вытянувшись перед камином. Он приоткрыл один глаз, взглянул на девушку и снова погрузился в сон.

— Разумеется, нет. Типичный светский папаша, — заметил Тарквин Комптон.

— Похоже, он совсем не проявляет интереса к своему потомству, — сказала Джулиана.

— И к своей подруге тоже, — засмеялся Кейн. — Кроме специфических периодов.

Джулиана посмотрела на девушек и бросила предупреждающий взгляд на мужа.

— Pas devant les jeune filles[7 - Не при юных девушках (фр.).], — тихо сказала она.

Однако недостаточно тихо.

— Все в порядке, леди Чейз, — успокоила ее Минерва. — Моя мама — заводчица английских гончих, поэтому я знаю о периодах течки у сучек. Кроме того, я хорошо говорю по-французски.

— Минерва, чего вы ждете? Идите, — сказала Диана, пока мужчины не успели громким хохотом ответить на высказывание Минервы.

— А ты не пойдешь с нами?

— Нет, спасибо. Ты же знаешь, что Шанталь не выносит собачьей шерсти.

Джулиана и Кейн предложили пойти в библиотеку посмотреть коллекцию пьес, которую они недавно приобрели. Себастьян и Тарквин, разумеется, тут же выразили согласие. Блейкни отказался.

— Диана, — предложил он, — может, прокатимся верхом?

Всего неделю назад она была бы в восторге от возможности побыть с ним вдвоем.

— Пожалуй, я пойду в библиотеку, — сказала она. — Меня теперь очень занимают книги.

— В таком случае, — ответил Блейк, — я принимаю предложение Чейза немного пострелять.

— Мой егерь будет в восторге, — воскликнул Чейз. — Он давно уже пытается соблазнить меня рассказами о сотне фазанов, но охотник из меня, прямо сказать, никакой. Пойдемте.

Выходя из комнаты, Блейк бросил на Диану многозначительный взгляд. Она должна быть польщена одним только его присутствием в Глостершире. Поскольку он едва знаком с Чейзом, причиной, по которой он принял приглашение, является она. В Лондоне процесс его ухаживания шел совсем вяло. Проявив один раз знаки внимания, он потом подолгу не замечал ее.

Теперь, если она не ошиблась, он готов был сделать ей предложение. Диана не понимала, почему ее это не волнует. Она, много лет пытавшаяся этого добиться, хочет, чтобы этот момент наступил как можно позже.

Диана скосила глаза на Себастьяна и заметила, что он тоже смотрит на нее. Очки, на которые она уже давно не обращала внимания; мешали ей разглядеть выражение его глаз. Она все еще не знала, как он к ней относится. И как она к нему относится, если не считать признательности за их спасение. Загадочный, непредсказуемый человек.

Затем ей пришла в голову удивительная мысль: ее, оказывается, очень волнует мнение Себастьяна о ней. Когда она думала о Блейке, ее интересовало лишь, возьмет ли он ее замуж. Она давно привыкла представлять Блейка своим мужем и никогда не задавалась вопросом, что он о ней думает! Когда-нибудь надо все же узнать об этом, если он ее любит.

— Я передумала, — сказала она, отодвигая кресло. — Простите, Джулиана, я посмотрю библиотеку в другой раз. Мне нужно прогуляться, и хочу сделать это до дождя.

Ей нужно было остаться одной и разобраться в своих чувствах.

Леди Чейз выглянула в окно, за которым было видно небо, закрытое тяжелыми тучами, и лужайки в опавших листьях.

— Вы действительно хотите выйти на воздух? — спросила она. — Если так, я пойду с вами.

— Нет, не надо, ведь сейчас довольно прохладно. Я пройдусь по саду.

Джулиана хотела возразить, но в этот момент встал Себастьян:

— Я буду рад составить вам компанию, леди Фэншоу. Если, конечно, вы не против.

Ее благоразумное решение мгновенно вылетело в окно. Разве найдешь лучший способ выяснить, какие чувства питает к ней Себастьян и какие она к нему? Полчаса спустя они шли сквозь кустарник и разговаривали о книгах.

— Насколько успешна ваша погоня за Екатериной Парр?

— Владелец пока держится, Но мне кажется, уже готов капитулировать.

— Значит, скоро вы будете держать эту даму в руках. Я твердо верю, она не будет разочарована.

— Я буду разочарован, если не заполучу ее.

— Когда вы будете ею обладать, я уверена, вы обеспечите ей достойное жилье.

Себастьян вынужден был признать, что разговаривать с Дианой веселей, чем обсуждать те же вопросы в мужском кругу. Она обладала острым озорным умом, поэтому с ней всегда хотелось улыбаться, даже в разговоре на самые серьезные темы, и отвечать ей в той же манере. Да это же флирт, вдруг осенило его. Еще одна неожиданность от Дианы Фэншоу.

Постепенно разговор перешел на первых английских королей, а потом и на ее семью.

— Кажется, я слышал где-то, что ваши предки были норманнами, — сказал он.

— Первые Монтроузы пришли сюда с Вильгельмом Завоевателем. Мои братья названы в честь первых королей: Вильгельма, Вильгельма Руфуса, Генриха Первого и Стефана.

— Вы сократили имена и превратили их в прозвища?

— Знаете, Уилл не возражает, а Стив еще настолько юн, что его и не спрашивают, нравится ли ему его, прозвище. Руфуса можно называть Ру, когда он в хорошем настроении, Но никто не решится обратиться к Генри «Ген» больше одного раза. Уилл заявил, что собирается стать врачом, чтобы научиться выявлять причину самой сильной боли.

Себастьян был очарован членами семьи Монтроуз.

— Наверное, ваш отец гордится своей родословной.

— Не слишком. — Она взяла его под руку, слегка повернулась и насмотрела на него. — Сказать по правде, я думаю, мои родители были довольны, что просто нашли способ, который избавил их от необходимости придумывать детям имена.

Себастьян наклонил голову, так что между их губами оставалось всего несколько дюймов.

— Понимаю, — сказал он серьезно. — Придумать имена шести детям — утомительное занятие.

— Просто изматывающее, — согласилась Диана с улыбкой, которая тут же вызвала у него определенные ощущения в паху.

Несколько секунд они глупо смотрели друг на друга.

— Скажите, Себастьян — ваше фамильное имя? Или вас назвали в честь святого, которого проткнули стрелами?

Они мило болтали к взаимному удовольствию, но стоило Диане затронуть тему его семьи, как Себастьян тут же замкнулся. Он не отказался говорить на эту тему, но его ответ был крайне скуп:

— Меня назвали в честь отца.

— Сколько вам было лет, когда он умер? — не сдавалась Диана.

— Пять.

— Так мало. Вы, должно быть, сильно по нему тосковали.

— Я его практически не знал. — В голосе послышалась горькая нота. — Выдающийся герой войны.

— Его убили на войне? — спросила Диана, предполагая, что отец Себастьяна служил за границей.

— Это была довольно бесславная смерть. Он выпал из окна на Пиккадилли.

В ужасе Диана прижала пальцы к губам.

— Я думала, что о таком можно прочесть только в книгах по истории и происходило это когда-то в Праге. Его кто-то вытолкнул?

— Его не выталкивали, он упал сам. Поспорил, что выпьет бутылку бренди, стоя на подоконнике четвертого этажа. И проиграл.

Минуту Диана не могла поверить в столь бессмысленную смерть. Крепче прижав к себе его руку, она сказала с болью в голосе:

— Страшная история. Какая трагедия для вас и вашей матери.

— Я уже сказал вам, что едва знал его. Он, как выразился Тарквин, был светским папашей. Они оба были такими. Любимцы высшего общества. Себастьян Айверли, майор полка его высочества принца Уэльского, и его красавица жена, леди Коринна. Ни один список приглашенных не был полным, если в него не были включены их имена.

— А ваша мать? Когда она уехала в Италию?

— Довольно скоро.

Не отпуская ее руки, Себастьян немного отстранился и, уже не в первый раз, ушел от разговора о матери. Как наследник такой блестящей пары стал молодым человеком, не способным разборчиво говорить, в поношенной одежде, каким он был совсем недавно? И каков истинный Себастьян Айверли — умница, любитель и знаток книг, скрывшийся от общества в библиотеке либо странным образом ставящий в тупик денди? Диане действительно хотелось это выяснить.

— Достаточно обо мне, — сказал Себастьян, изогнув губы в улыбке, но глаза его при этом не улыбались. — Почему вам с сестрой дали не королевские имена, а имена римских богинь? Разве вы не должны быть Матильдой, как звали первую королеву?

Уловив, что момент для откровений прошел, Диана ответила в аналогичном тоне:

— Я рада, что подобная участь меня миновала. Мин всегда говорила, что не смогла бы жить, назови ее родители Марией Кровавой, но мне кажется, в душе она бы не возражала. Похоже, взглянув на меня в первый раз, папа назвал меня его маленькой богиней. Наверное, потому, что я единственная похожа на него. Все остальные красивы, как мама.

Себастьян резко остановился и повернулся к ней лицом. Порыв ветра прижал полы ее манто к ногам и холодом обдал щиколотки. Она уткнулась в мех лисьего воротника и спрятала руки в такой же муфте. Себастьян, казалось, не чувствовал холода от ветра, который трепал его длинное пальто. Он снял очки, сунул их в карман и пристально посмотрел на нее:

— Вы очень красивая.

Диане стало теплее. Ведь она в первый раз услышала от него комплимент. И произнес он его хриплым голосом, напомнив ей прежнего Айверли.

— Как вы можете это утверждать, ведь вы без очков?

— Они не нужны мне, я хорошо вижу близкие предметы, — тихо сказал он и начал приближаться к ней, пока между ними не осталось несколько дюймов.

Диана смотрела в его глаза — глубокие, серые, — и ей казалось, что она заглядывает в его душу.

— Мне нравится ваш рот, — все так же тихо произнес он.

Сняв перчатку, он провел указательным пальцем по границе верхней губы. Его кожа была теплая и чуть шершавая.

— Совершенная форма. А здесь гладкая и округленная, как спелый фрукт.

Кончик большого пальца коснулся края нижней губы.

Холодный ветер и сырость куда-то исчезли, и показалось, что вернулось лето. На щеке Диана чувствовала его теплое дыхание. Она приоткрыла губы в предвкушении поцелуя.

— Эй! Диана! — послышалось издалека.

Себастьян поднял голову и тихо выругался.

— Не было в истории другого двоюродного брата, который так мешал бы своему кузену, как мой, — сказал он, поворачиваясь и отступая на несколько шагов, теперь их разделяли три фута пространства.

— Ричард Второй мог бы с вами не согласиться, — ответила Диана слегка дрожащим голосом. — Ведь кузен лишил его трона.

— Сейчас не тот момент, чтобы демонстрировать знание английской истории, — произнес Себастьян в раздражении, которое испытывала и она.

— Почему бы и нет? Блейк в любую секунду может появиться здесь, и я не думаю, что мы сможем вернуться к нашему разговору.

Себастьян что-то невнятно пробормотал, но в данных обстоятельствах это было простительно и даже доставило удовольствие Диане.

— Якова Второго тоже свергли, — заметила она.

— Его зять.

— Да, это так. А что произошло с Эдуардом Вторым?

Себастьян достал из кармана очки и надел их.

— Не помню, да мне это совершенно неинтересно.

Блейк шел к ним через поле, держа в руке ружье, а возле его ног вертелся спаниель. Задолго до того, как он приблизился настолько, что мог говорить, не повышая голоса, Диана заметила, что он раздражен.

— Блейк, — позвала она. — Мы говорим о кузенах, которые доставляли неприятности своим двоюродным братьям. Ты не помнишь, как Эдуард Второй потерял трон?

— Конечно, нет.

— Я помню, — сказал Себастьян. — Не помню, кто там был замешан, но точно помню как. Ему было очень больно.

Диана прикусила губу, поняв, что она зря вспомнила о судьбе именно этого монарха. Бедного Эдуарда казнили, воткнув раскаленный докрасна железный кол между ягодиц.

Вместо угрюмого выражения на лице Блейка появилась гримаса боли.

— Ох! Так это был он?

На долю секунды двоюродные братья забыли о взаимной неприязни ради мужской солидарности. Но это продолжалось недолго.

— Меня Эдуард интересует ничуть не больше, чем тот немецкий печатник, о котором все время рассказывает леди Чейз, — сказал Блейк. — Я думал, вы собирались посвятить утро знакомству с книгами.

Его замечание было адресовано Диане, но, произнося его, он сердито посмотрел на Себастьяна.

— Диана передумала и решила прогуляться со мной, — сказал Себастьян.

Он скрестил руки на груди и с самодовольным выражением лица стал покачиваться на каблуках. Он в первый раз за много недель назвал Диану по имени.

— Леди Фэншоу, — отчеканил Блейк, — предпочитает пешим прогулкам конные. Но полагаю, зная твои ограниченные способности, согласилась пройтись пешком.

— Диана не менее искусная охотница, чем ее древнеримская тезка, но у меня хватает опыта, чтобы не отстать от нее.

— Даже богиня, такая как леди Фэншоу, нуждается в сопровождении и защите опытного наездника.

Диане открылись два факта: первый, не такой важный, но все же интересный, заключался в том, что Блейк слышал о богине Диане; второй свидетельствовал о том, что Блейк и Себастьян готовы были схватиться в рукопашной. Себастьян оставался неподвижен, но она понимала, что его внешняя расслабленность показная. Его глаза, скрытые стеклами очков, казалось, полыхали ярким пламенем. Блейк, напротив, наклонился вперед и, хотя тоже не двигался, напружинился для нападения. Диана заметила, что дуло ружья случайно опустилось. Выросшая в деревне, Диана знала, что опытный охотник, подобный Блейку, ни при каких обстоятельствах не направит оружие в сторону другого человека, но сейчас атмосфера настолько сгустилась, что наличие ружья заставило ее нервничать.

— Вы оба несете ерунду, — сказала она, не скрывая раздражения. — Если я захочу прокатиться верхом, то смогу отлично это сделать без всякого сопровождения.

Она метнула взгляд на Блейка, ревность которого ничуть не подействовала на нее. Она обернулась и посмотрела на Себастьяна, который стоял сбоку от нее, тоже охваченный волнением.

— И я могу с не меньшим успехом пройтись пешком.

Она готова была продемонстрировать правдивость своего заявления, собираясь повернуть к дому, но Себастьян остановил ее, схватив за руку.

— Верхом, пешком или в экипаже, я более чем способен защитить Диану, — сказал он.

— Докажи! — воскликнул Блейк.

— Полагаю, я уже сделал это. В том случае, когда освободил от разбойника.

Блейк скрипнул зубами:

— Вокруг поместья Маркли проходит тропа. Давай устроим скачки.

Себастьян сбросил с себя маску преувеличенной расслабленности.

— На каких лошадях? — спросил он. — Та, на которой сюда добрался, приучена к езде по дорогам. Потрясающие вынослива, но не для скачек. А что есть в здешней конюшне?

— Не стоит беспокоить Чейза. У меня есть два скакуна. Они отдохнули после путешествия и сейчас совершенно готовы к соревнованиям. Ты можешь выбрать любую. Я буду первый, на какой бы ты ни скакал.

— Решено.

— Отлично, — буквально прорычал Блейк. — Покончим с этим делом раз и навсегда.

Диана не понимала, о каком «деле» шла речь. Да, она была его частью, но соперничество между Блейком и Себастьяном началось давно и было настолько непримиримым, что она не могла считать, что причина только в ней. Но она была уверена, что эти скачки, в которых двое мужчин дурацким образом пытаются выяснить, чем отличаются друг от друга, ничего не решат ни сейчас, ни потом.




Глава 16


Себастьян отдал должное Блейкни: кузен отлично умел выбирать лошадей. Боец, вороное чудо из мышц и сухожилий с выносливостью, как у молотобойца, и с сердцем дьявола, легко перемахнул предпоследнее препятствие. Себастьян было подумал попробовать убедить Блейкни продать ему жеребца. Но вряд ли кузен согласится. Без Бойца у Себастьяна бы не было ни малейшего шанса на победу в гонке. Но и сейчас вероятность выиграть была невелика. Хотя Блейк был впереди всего на два корпуса, его конь на ровных участках был быстрее Бойца, который зато мог перепрыгнуть любое препятствие. Оставался еще один барьер в конце длинной, поросшей травой аллеи.

— Давай, парень, — подгонял жеребца Себастьян.

Бойцу не нужна была плеть, почувствовав, что Себастьян мастерски управляет им, огромный конь все сердце вкладывал в преодоление препятствий. И сейчас он готов был нанести поражение хозяину, скакавшему чуть впереди на его соседе по конюшне.

Себастьян вынужден был признать, что презираемый им кузен — превосходный наездник, возможно, лучший йз всех, кого ему доводилось видеть. Даже на превосходном жеребце Себастьяну не удавалось показывать такие скорость и мастерство, с которыми Блейк управлял своим гнедым, находя самый короткий путь и не упуская ни малейшей возможности выиграть пару секунд, чтобы сократить преимущество Себастьяна на Бойце, которое тот поручил в начале гонки. Наконец он вырвался вперед, и расстояние до него медленно, но постоянно увеличивалось, Себастьян подумал, что ему нечего стыдиться. Блейк ожидал, что он слетит с лошади на первом же барьере. Заставив Бойца повиноваться, он доказал кузену, что Себастьян не хилый очкарик, а мужчина, готовый ответить на любой вызов.

Кусок глины, вылетевший из-под копыта гнедого, подпал ему в щеку. Он посмотрел вперед на совершенную, хотя и отдающую самоуверенностью осанку Блейка. Кузену, этому золотоволосому чуду, рожденному, чтобы стать герцогом, все давалось дьявольски легко. Он получал все, чего хотел, хотя ничего из этого не заслуживал.

Ну нет, Блейку не выиграть эту гонку. И еще более определенно не выиграть Диану Фэншоу.

Он едва коснулся плетью Бойца:

— Вперед, старина!

— Насколько я могу судить, они идут ноздря в ноздрю.

Тарквин Комптон, самый высокий из всей компании, к тому же сидящий на самом крупном обитателе конюшни аббатства Маркли, увидел, как соперники выскочили из-за деревьев.

— О Боже!

— Что случилось? — в один голос воскликнули Диана и Минерва.

Они обе подъехали вместе с Комптоном и Чейзом к последнему препятствию, находившемуся в нескольких сотнях ярдов от финишной черты.

— Себастьян вырывается вперед, но совсем чуть-чуть.

— Мне кажется, Блейкни жалеет, что отдал Себастьяну одного из своих жеребцов, — сказал Чейз, — Хотя, впрочем, себе взял лучшего.

— Он у нас такой, — ухмыльнулся Тарквин. — Не любит проигрывать.

— Вороной определенно впереди, — сказала Минерва.

По мере приближения всадников все слышнее становились скрип сбруи, шум конского дыхания, стук копыт.

— Давайте Себастьян! — закричала Минерва. — Вы сделаете это!

С той минуты, как стало известно о скачке, она не скрывала, на чьей стороне ее симпатии. Диана промолчала.

Тысячи фунтов мощной лошадиной плоти быстро приближались. Диана затаила дыхание, когда мимо нее пронесся вороной жеребец. Она была дочерью своей матери и смогла по достоинству оценить, как Боец взял четырехфутовый барьер, перескочив через него, словно то было обычное бревно, а также грацию и достоинство, с которыми всадник держался в седле, управляя приземлением и посылая коня вперед. Она лишь мельком подумала, что скакавшим менее чем на корпус сзади гнедым управляет не менее опытный наездник. В мгновение оба унеслись от препятствия, высоко подбрасывая в воздух землю вперемешку с травой. Грохот копыт стих так же быстро, как только что возник.

— Ну же, Ди, — обратилась к ней сестра. — Признайся, что ты хочешь победы Себастьяна. Посмотри на него в седле.

— Да, — сказала она. — Я очень надеюсь, что лорд Айверли победит.

— Тогда поскачем к финишу.

Чейз и Комптон уже тронулись. Минерва и Диана пустили лошадей в легкий галоп, и все четверо направились к двум дубам, отмечавшим финиш, неподалеку от низкой изгороди, отделявшей сад от большого парка. Джулиана и Минерва, кутаясь в отороченные мехом пальто, стояли по другую сторону.

Соперникам еще нужно было обогнуть край луга. Когда они сделали последний поворот, зрители увидели, что Себастьян на Бойце по-прежнему впереди.

— Себастьян! — закричала Минерва.

Никто из мужчин не выразил своих предпочтений, но Диана догадывалась, что они ждут победы друга. Они обменивались краткими комментариями.

— Он все еще впереди.

— Гнедой нагоняет.

— Вороной держится.

— Боюсь, не надолго.

Диана сжала пальцами вожжи. «Ты сделаешь это, ты сделаешь это, ты сделаешь это».

Она не в силах была наблюдать за этим и закрыла глаза, когда вновь стал приближаться стук копыт. Все остальные оглашали окрестности криками, создавая какофонию, от которой Диана чувствовала себя в странной изоляции. Потому что когда она отчаянно молилась о победе Себастьяна над Блейкни, какой-то уголок ее разума старался понять, что заставляет ее так переживать. А может, весь разум целиком. Ведь это всего лишь скачка, и на кону стояла только мужская гордость. Если Диане следовало за кого-то болеть, то это должен был быть Блейк, человек, которого она обожала с четырнадцати лет и за которого хотела выйти замуж.

Но она хотела, чтобы победил Себастьян, без сомнений, и у нее было ощущение, что она знает почему.

Он победил! Всего на голову, но тем не менее это чистая победа. И такая сладостная. Никогда в жизни он не скакал так быстро и по такому сложному маршруту. Его засыпали поздравлениями: сердечными Кейн и Тарквин, восторженными Минерва, официальными Блейкни и леди Чейз, спокойными Диана.

Лучистая улыбка Дианы согрела его до самого сердца. В отличие от открыто ликующей сестры, ее слова звучали негромко, и он не мог понять, есть ли в обычных словах поздравления скрытый смысл. И все же он чувствовал, что она переживала за результат гонки. Когда он приближался к финишу, заставляя Бойца вытянуть свою длинную мощную шею, чтобы носом пересечь линию, краем глаза он увидел ee в элегантной темно-зеленой амазонке, сидящей на серой кобыле. Ее глаза были закрыты, выражение лица решительное, словно исход гонки был слишком важен для нее, чтобы она могла смотреть. Он пожалел, что не видел ее лица сразу после финиша. Тогда ему, возможно, стало бы ясно, чьей победы она ждала, и не надо было бы задумываться над тоном ее слов.

Он еще раз вынужден был отдать должное кузену. Тот вел себя как настоящий джентльмен и спортсмен. Себастьян не сомневался, что Блейку пришлось приложить все силы, чтобы поздравить его и не проявить бушевавших в нем чувств.

— Я бы никогда не смог выиграть без этого скакуна, — искренне ответил Себастьян. — Победа принадлежит твоему Бойцу.

Это признание, похоже, не улучшило настроения Блейка.

— Ты стал лучше держаться в седле, — кратко сказал он.

— Мы не навсегда остаемся десятилетними, — пожал плечами Себастьян.

Минерва подъехала к нему и стала рядом.

— Блестящая гонка.

Она сияла.

— Спасибо.

Она посмотрела на Блейкни, у нее на языке вертелась какая-то фраза, но в последний момент она передумала и промолчала.

Блейкни бросил на нее насмешливый взгляд и спросил:

— Почему бы вам не заняться вышивкой, вязанием или плетением кружев? Не понимаю, как сестра позволяет вам находиться со взрослыми.

Глаза Минервы вспыхнули негодованием, но Диана вмешалась раньше, чем могла произойти стычка:

— Минерва, проводи меня до конюшни. Я замерзла.

Внимание Блейка переключилось на Диану.

— Пока вы не ушли, пару слов, если позволите.

— Поезжай, Мин, — сказала Диана. — Я догоню тебя через минуту.

Диана и Блейкни отъехали в сторону. Минерва бросила на Блейкни неприязненный взгляд, которому мог бы порадоваться Себастьян, но не стала спорить и последовала за другими женщинами в сторону дома.

— Однажды, и очень скоро, — заметил Тарквин, — Минерва Монтроуз превратится в настоящую красавицу.

— Несомненно, — ответил Кейн.

— Но не такую, как ее сестра, — вступил в спор Себастьян.

— Леди Фэншоу нельзя назвать красавицей, — покачал головой Тарквин. — Но она, — продолжил он, пока его не перебили, — одна из самых желанных женщин, которых я когда-либо видел.

Себастьян не знал, кого в эту минуту он хотел ударить: кузена, который отъехал поболтать с Дианой, или своего лучшего друга.

— Не волнуйся, сказал Тарквин. — Я рассуждал с эстетической точки зрения. Я никогда не позволил бы себе приударить за незамужними.

Он лукаво посмотрел на Себастьяна, и тот вновь не мог понять, что заставило Тарквина, горожанина до мозга костей, оставить Пиккадилли ради простого домашнего круга. Он подозревал, что Тарквин хотел посмотреть, чем закончится его ухаживание за Дианой Фэншоу. Теперь ему казалось, что Тарквин не менее, чем Кейн, осуждает его намерения.

Какими бы эти намерения ни были. Они менялись буквально каждый час, резко переходя от самых постыдных до самых чистых. И чем ближе было отмщение, тем более противоречивыми становились его чувства.

Вдруг он услышал смех. Смеялись Диана и Блейк. И его, как прежде, охватил и боль и унижение.

— Я возвращаюсь на конюшню, — заявил он. — Дамы правы, здесь чертовски холодно.

Оставив Бойца на попечение конюха, он пошел к дому, мечтая о горячей ванне. Когда он проходил по двору, к нему быстро приблизилась Минерва и остановила, схватив за пуговицу.

— Почему вы еще здесь? — спросил он, улыбаясь. — Вы, должно быть, промерзли до костей. Пойдемте.

Она отпустила его, и они вместе направились к дому.

— Я хотела поговорить с вами. Я так рада, что вы выиграли.

— Еще раз спасибо.

— Блейкни — настоящая задница.

— Вы правы, — сказал он, не обратив внимания на неподобающую молодой девушке лексику.

— Диана тоже была рада.

— А теперь?

Он остановился.

— И теперь. — Она внимательно посмотрела на него. — Вам ведь нравится моя сестра?

— Э-э… Да, — уклончиво ответил Себастьян.

— Все в порядке. Я уверена.

Боже, он предполагал, что нет.

— Я знаю, что разбойником был ваш конюх.

— Глупости. У вас богатое воображение.

— Я подумала тогда, что человек не очень похож на преступника. Скорее на обычного слугу.

— Много вы знаете об этом, — насмешливо бросил Себастьян. — Выдумаете, разбойники разгуливают с крупной буквой «Р», написанной у них на лбу?

— Нет, я так не думаю, но я предполагала, что они должны носить маски.

— Он был в маске.

— Но не тогда, когда я в первый раз его заметила. Он стоял за деревьями и занимался приготовлениями.

Проклятие. Минерва слишком умна и проницательна. Сумела раскрыть его хитрость.

— А потом, — довольным тоном продолжила она, — я увидела его на конюшне, когда мы пришли посмотреть на щенков. Но я и раньше подозревала.

— Почему же вы ничего не сказали? — осипшим голосом спросил Себастьян. — Вы собираетесь поделиться с сестрой?

Минерва покачала головой.

— Я знаю, почему вы это сделали, — сказала она, — и я не пророню ни слова. Я на вашей стороне. Я не хочу, чтобы Диана выходила замуж за Блейкни. Я хочу, чтобы ее мужем стали вы.




Глава 17


— Отвори, — потребовала Минерва. — Ну и пусть ты не одета — разве я не видела тебя в ночной сорочке?

Диана еще раз попробовала отослать Минерву:

— Я пытаюсь найти немного тишины и покоя, что, оказывается, совсем непросто в огромном доме, где почти нет людей.

Но Минерва продолжала стучаться, и Диана вылезла из постели, надела пеньюар и прошла через комнату, волоча за собой шлейф из шелка и кружев.

— Что тебе? — спросила она, повернув ключ в замке и открыв дверь.

Минерва почти ввалилась в комнату.

— Мне надо с тобой поговорить.

— Мне тоже.

Диана уперлась руками в бедра и пристально посмотрела на младшую сестру.

— Я не хочу, чтобы ты выходила за Блейкни.

— Из-за того, что он сказал тебе вчера после гонки? Он был просто расстроен проигрышем.

— Я знаю. Но не думаю, что только в этом причина. Он показал, какой у него характер.

— Чепуха! Ты никогда не любила Блейкни. Но ведь не тебе выходить за него. А ты окажешься в выигрыше. Подумай, сколько его отец сможет для тебя сделать.

— Наплевать. Я и без него справлюсь.

Диана не могла удержаться от улыбки при виде рассерженной Мин. И правда, ее сестра сама со всем справится.

Диана подошла к низкому резному ореховому креслу и опустилась на мягкое сиденье.

— Я вовсе не уверена, что Блейкни сделает мне предложение, — сказала она, откинувшись на спинку и скрестив ноги.

Минерва тряхнула головой: сказочно красивые золотистые волосы, казалось, принадлежали другой девушке — настолько злым было ее лицо.

— Теперь ты говоришь чепуху. Он почти не оставляет тебя одну, с тех пор как мы здесь. Когда он попросит тебя выйти замуж, откажи ему.

— Ты знаешь, как я отношусь к Блейку.

А вот сама она этого не знала. Теперь не знала. Похоже, она убеждала себя, а не Мин. Она провела столько ночей после смерти Тобиаса, желая партнера, с которым могла бы делить постель! Но с недавних пор другое лицо и другое тело являлось ей в дневных мечтах и в ночных снах.

Она проснулась на рассвете, вся в испарине и взволнованная, испытывая страшное разочарование потому, что рядом в постели никого не было. Потому что в отличие от ее снов она не увидела около себя Себастьяна Айверли.

— Мне кажется, тебе больше по душе Себастьян.

Минерва, конечно, не могла прочесть ее мысли, но Диана вспыхнула лишь от одного предположения об этом.

— Ты знаешь, что я хочу выйти замуж. — Голос Дианы дрожал от сумятицы, которая царила у нее в голове. — Но Себастьян Айверли никогда не женится. Он женоненавистник, и об этом всем известно.

— Это вздор. Ему нравлюсь я и определенно нравишься ты.

— Я в этом вовсе не уверена. Он избегал меня, когда вернулся в Лондон.

Минерва не слушала ее, занятая ходом собственных мыслей:

— Ты знаешь, что я заметила? Он говорит со мной так, будто я разумная личность, а не просто девчонка или ребенок. Ему нет дела до моего пола, хотя у него репутация женоненавистника. Но я не заметила ни единого признака его отвращения к женщинам. Просто я ему нравлюсь, и ему интересно, что я говорю и о чем думаю.

Диана кивнула. Она думала то же самое, но с той разницей, что Себастьяну небезразлично, какого она пола.

— Он полная противоположность Блейкни, — самодовольно сказала Минерва, сложив на груди руки. — С чем ты не можешь не согласиться.

— Дорогая Мин, я не собираюсь выбирать мужа, основываясь на твоем мнении по поводу ваших разговоров, — продолжила она, когда Минерва на мгновение умолкла. — Кроме того, непохоже, что он готов сделать мне предложение.

— Он наверняка сделает.

— Да? И что же заставило тебя прийти к такому заключению?

— Я наблюдала за ним последние двадцать четыре часа. Он уделял тебе не меньше внимания, чем Блейкни. Просто он не делает это так открыто.

Диана вспомнила, как Себастьян на прогулке потрогал пальцами ее губы, касался ее пальцев, когда передавал чашку, его взгляды через стол, когда поднимал ко рту бокал с вином. Таких примеров было много, каждый из них можно было считать случайностью. Он приводил ее в растерянность, заставляя сомневаться, действительно ли это знаки внимания с его стороны или игра се воображения.

Возможно, Мин права, и он действует преднамеренно. Но сестра была так захвачена мыслью, чтобы Себастьян стал ее зятем, что могла выдать желаемое за действительное.

Она тряхнула головой, чтобы привести мысли в порядок.

— Иди, Мин. Дай мне отдохнуть.

— Хорошо. Но я собираюсь предоставить тебе шанс: сегодня после обеда Себастьян будет один.

— Я не хочу оставаться с ним наедине.

Минерва посмотрела на нее. Ее улыбка прямо говорила, что она не верит сестре.

— Каким образом? — пробормотала Диана.

— Я уведу Блейкни и попрошу рассказать мне об охоте. Благо, я имела богатую практику у мамы.

— О Боже, Мин. Ты серьезно?

— Ради тебя, Диана, я готова на любые жертвы.

— Вы сошли с ума! На улице ноябрь, и уже темно. Я не собираюсь выходить из дома.

Под надуманным предлогом Себастьян заманил ее в холл. Оказавшись там, он не продемонстрировал ни малейшего желания знакомиться с гобеленами эпохи Элизабет. Более того, он попросил лакея принести шубу Дианы.

— Сегодня ясная ночь, — сказал он, накинув ей на плечи шубку и завязывая тесемки. — Вы знаете, что это означает?

— Мороз?

— Соединение двух красных тел.

— Что?

— Я расскажу вам об этом на улице.

— Разве я могу отвергнуть такое предложение?

— Эта мысль недавно пришла мне в голову.

Когда за ними закрылась дверь и пропал свет лампы и свечи, пар от их дыхания, смешиваясь в сухом морозном воздухе, осветился миллионом звезд. Диане не было холодно под защитой бархата и меха, но она задрожала, когда Себастьян положил руку ей на плечо и привлек к себе.

— Смотрите, — сказал он. Движением другой руки он направил ее взгляд в определенную точку небосклона. — Видите две красные звездочки?

Диана никогда не умела определять созвездия. Ее познания в астрономии начались с Большой Медведицы и ею же закончились.

— Кажется, да, — ответила она, глядя по направлению его пальца. — Между ними всего несколько дюймов.

— Это только кажется. На самом деле их разделяют миллионы миль.

— Они всегда так выглядят?

— Нет. Поэтому я и пригласил вас посмотреть на них. Марс — это планета, а Антарес — звезда. Без телескопа они — самые яркие красные объекты ночного неба. Древние называли звезду «анти-Марсом», или «противоположностью Марса».

— Откуда вы все это знаете?

— Я всегда интересовался астрономией. Когда я еще был мальчиком, у меня был телескоп. К сожалению, там, где я жил, не часто выдавались такие ясные ночи.

— И где же это было?

Диана почти ничего не знала о его детских годах.

— Далеко отсюда, — только и ответил Себастьян.

Несколько минут они стояли молча, разглядывая небо.

Она почти забыла об огромном здании, возвышавшемся за их спинами. Казалось, их всего двое во всей вселенной и сопровождают их только звезды. С ним Диана чувствовала себя спокойно и расслабленно, хотя и испытывала небольшое волнение, Его рука лежала на ее плече небрежно, но уверенно. Она вспомнила о последнем случае, когда находилась наедине с Себастьяном Айверли и вокруг тоже было темно. Диана почувствовала, как у нее загорелись губы. Она была бы не против повторить опыт. Но прежде ей хотелось бы кое о чем узнать.

— Почему в Лондоне вы совсем не обращали на меня внимания? — спросила она. — За несколько недель вы сказали мне всего несколько фраз. Вы утверждали, что у вас нет на меня обиды, поэтому я ничего не понимаю.

— Думаю, лучше сказать вам правду. Кое-кто сказал мне, что таким способом проще привлечь внимание дамы.

— Слишком прагматично. — Она почувствовала приступ раздражения. — Мне это не нравится.

Несмотря на суровые слова, в груди ее проклюнулось зернышко радости.

— Но ведь это сработало. Разве я не привлек вашего внимания?

— Вы достигли бы своего, и не играя в эти игры. Не понимаю, почему вы считали иначе.

Его объятие стало крепче, и другой рукой он взял ее кисть.

— Поможет ли мне, если я принесу извинения? — негромко произнес он.

— Извинения всегда принимаются, — мягко ответила Диана.

Её долгий страх, что он каким-то образом узнал о ее пари с Блейком, исчез. Больше чем когда-либо ей хотелось, чтобы он никогда и не выяснил это. Вообще это была дурацкая затея, но если бы Диана знала, насколько сильна взаимная неприязнь между братьями, она ни за что не согласилась бы на пари.

До Дианы вдруг дошло, что ей гораздо более важно, как к ней относится Себастьян, а не Блейк. Это было более важно, чем все остальное. Он, конечно, чувствовал то же. Почему иначе он пошел таким трудным и рискованным путем, чтобы произвести на нее впечатление? И он привел ее сюда не только за тем, чтобы посмотреть на звезды. Может быть, просто он хочет поцеловать ее. И она надеялась, что он сделает это.

Она в ответ сжала его руку, повернулась к нему лицом и наклонила голову. Ей хотелось увидеть его лицо, понять, о чем он думает, но было слишком темно. Освободив руку, она ласково коснулась его щеки и осторожно сняла с него очки, чтобы не мешали их поцелую.

— Диана, — выдохнул Себастьян, привлекая ее к себе, — я хочу задать вам один вопрос.

Его голос звучал неуверенно и взволнованно.

Невольно ее губы сложились в довольную улыбку. Конечно, Себастьян Айверли нервничает, готовясь сделать ей предложение.

— Какой? — спросила она, решив, что не будет тянуть с ответом.

Она быстро прекратит его мучения и перейдет к поцелуям. А может быть, и к чему-то большему. Сама мысль заставила ее вспыхнуть от радости. У нее долго не было мужчины, и сейчас она была готова.

Себастьян понял, что победил, когда она коснулась его щеки. Он бы не смог объяснить как, но об этом догадался.

В темноте он мог видеть лишь выражение ее лица: на нем была та же всеохватывающая радость, которую испытывал он несколько часов в Мэндевилле, когда подумал, что нашел женщину, которой мог бы доверять.

Мысль о победе пошатнула его решимость. На минуту, что они стояли рядом в лунном свете, он подумал, что месть не должна быть суровой. Возможно, достаточно просто отвергнуть ее любовь. Или даже принять ее, как советовал внутренний голос, доносившийся из той части мозга, что управляла сердцем.

В конце концов, он мог бы спросить ее о роли, которую она сыграла в Мэндевилле, дать ей возможность честно рассказать о тех событиях. Если она признает вину и извинится, возможно, он простит ее.

Но не успел он сформулировать вопрос, как история повторилась. Еще раз. Дверь открылась, и луч света упал на землю у них под ногами.

— Диана? — позвал Блейк.

— Я говорила вам, что она не выйдет в такую погоду, — донесся из глубины дома голос Минервы. — Диана ненавидит холод. Давайте поищем в библиотеке.

— Вот вы где, — сказал Блейк. — Я держал пари с вашей сестрой, что найду вас на улице.

Себастьян опустил руку, и они повернулись к свету.

— Пари? — спросил Себастьян. — И какова же ставка?

— Я никогда не спорю на деньги, — заявила Минерва, выйдя на крыльцо. — Во всяком случае, не по такому дурацкому поводу.

— Мин, у тебя от холода зубы стучат, — сказала Диана. — Ты же раздета. Блейк, пожалуйста, уведите ее в дом. Мы с вашим кузеном идем сразу за вами.

Блейк посмотрел на Минерву так, словно хотел послать ее в преисподнюю, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы произнести это вслух.

— Пойдемте, мисс Монтроуз, — сказал он, не решаясь проигнорировать прямую просьбу. — Вы невыносимое создание. Вернемся в дом.

Момент прошел. Появление Блейка заставило Себастьяна забыть о прощении. Оно разбудило в нем гнев, напоминая — в тысячный раз — ту минуту в библиотеке, когда он узнал о пари между Блейком и Дианой, которые надсмеялись над его чувствами. Блейка ему хотелось убить, а Диане доставить такую же боль, какую когда-то испытал он сам.

— Он сейчас вернется. У нас всего минута. — Дйана нагнула его голову и прошептала на ухо: — Ты знаешь, где моя комната?




Глава 18


— Ты упаковывала мои розовые чулки?

— Зачем? — спросила Шанталь, ловкими движениями расправляя вечернее платье Дианы. — Они не подходят к платью, которое вы собираетесь надеть завтра.

Шанталь решила, что Диане следует носить зеленый шелк. Все-таки хорошо иметь служанку, которая что-то за тебя решает.

— Где они?

Шанталь повернулась к хозяйке:

— Меня раздражает беспорядок в вещах.

— Это мои любимые. Я просто хочу удостовериться, что ты их упаковала.

Француженка взяла зеленое шелковое платье и предметы нижнего белья, чтобы отнести их в стирку и глажку. От дверей она проницательно посмотрела на хозяйку, и Диана испугалась, что служанка догадывается о том, что должно произойти. Шанталь проработала модисткой более десяти лет, большинство из них в Париже, тем не менее она не знала, как плетут любовные интриги. Все же Диана старалась не нарушать порядок в большом комоде, пока искала чулки и пару подходящих кружевных подвязок.

Спустя несколько минут она с удовольствием рассматривала себя в высоком зеркале. На ней было свободное платье, самое роскошное в ее гардеробе, из атласа цвета слоновой кости, украшенное шелковой вышивкой и бельгийскими кружевами. Из-под края ночной сорочки из самого тонкого льна виднелись розовые ступни. Сорочка была так легко завязана на шее, что могла соскользнуть с плеч от малейшего дуновения ветра.

Возможно, не самый подходящий наряд для принятия предложения о замужестве. Ее первый муж, как и следовало, сначала поговорил с ее отцом. Потом она надела свой лучший дневной наряд, плохо сидевшее платье, сшитое портным из Мэндевилл-Уоллоп, и скромно приняла предложение стать восемнадцатилетней невестой сорокапятилетнего баронета. За те пять минут, что они провели с ним наедине в гостиной снятого Монтроузами дома в Лондоне, Тобиас отметил их помолвку лишь целомудренным поцелуем руки и сдержанным выражением почтения.

В спальне Диана, к своему удивлению и удовольствию, обнаружила, что он куда как раскован. И поэтому сейчас она решила по возможности сократить отрезок времени от предложения до постели. Теперь она была опытной вдовой, а не невинной девушкой, и могла позволить себе быть несколько нескромной. И поскольку знала, что Себастьян не имел опыта общения с женщинами, она сама будет проявлять инициативу, — эта идея тревожила и возбуждала ее.

Это было невероятно, что она пригласила его к себе. Да, он представлял себе, как соблазняет Диану, но никогда не думал, что сможет это сделать на самом деле. Ему казалось, что он несется по дороге во весь опор и вот-вот потеряет способность управлять лошадью. Настал момент, после которого нельзя уже будет повернуть назад. Он понимал, что нужно отступить, но это значило, что он больше не увидит Диану.

Борясь с угрызениями совести, Себастьян крался вдоль коридора, считая двери, и его сердце билось так громко, что стук мог поднять мертвого. Без особого интереса Себастьян в свое время слушал байки о «приключениях» в загородных домах. А теперь это случилось с ним — развлечение, и без всякого риска. При свете свечи все двери выглядели одинаково. Если ошибешься, можно потревожить Минерву или Тарквина, а хуже всего Блейкни. Он повернул ручку пятой по счету двери с левой стороны, уже готовый принести извинения, если в комнате окажется юная девушка или мужчина. Как только дверь, скрипнув, приоткрылась, он сразу успокоился. Этот запах он бы узнал всегда.

— Себастьян?

Ее негромкий голос обещал невообразимое наслаждение.

Нет, не невообразимое. Никогда не испытанное, но точно воображавшееся.

Комнату освещали только пламя камина и свечи на столике у стены. Достаточно, чтобы видеть её, сидящую на диване рядом с камином. Длинные темные волосы, рассыпанные по белым плечам, он видел не раз, но вдруг его взгляд скользнул ниже, и он сразу почувствовал напряжение в паху. Он был возбужден, еще переступая порог, но эти изящно скрещенные щиколотки в розовом довели его желание до края.

— Вы надели розовые чулки, — прохрипел он.

Она улыбнулась, но он мог бы поклясться, что она нервничает.

— Специально для вас. Я была в них, когда мы познакомились.

— Мы познакомились в библиотеке.

— Не совсем так. Для меня знакомство состоялось в конюшне — когда вы поправляли мне стремя. Помните?

Как будто он мог забыть этот момент, изменивший всю его жизнь. Неужели уже тогда действовало пари, которое она заключила с Блейкни? Когда она показала ему свою ногу, неужели это было сделано намеренно?

Два страстных желания — наказать ее и овладеть ею — слились в одно. Остатки угрызений совести, тлевшие где-то в глубине мозга, исчезли. Он достиг точки, откуда не было возврата. Прав он или не прав, но он должен овладеть ею.

Он стоял посредине комнаты и смотрел на нее, упиваясь шелком и кружевами, блестящими застежками, алыми губами, которые обещал и все, чего он болезненно ждал от женщины и чему так яростно сопротивлялся. Кульминация достигла высшей точки, и недавно обретенная им способность вести непринужденную беседу вдруг исчезла.

— Присаживайтесь.

Это приглашение было бы к месту утром в гостиной. Но сейчас была полночь в ее спальне.

Он миновал расположенное рядом кресло и опустился на диван рядом с Дианой. Между ними была всего пара дюймов. Она чуть передвинулась, и ее свободное платье распахнулось шире. Под ним виднелась нижняя сорочка, белая и такая тонкая, что казалась почти прозрачной. Он мог видеть светло-розовую кожу там, где кончались чулки, и что-то темное между ногами. У Себастьяна перехватило дыхание, но он поднял глаза и посмотрел ей в лицо.

Она ответила на его взгляд радостным и беззащитным выражением лица. Казалось, она ждет чего-то. Спустя несколько мгновений она сказала:

— Я вынуждена была просить вас прийти сюда, потому что знаю, что иначе не смогла бы отделаться от Блейкни.

— Я польщен.

— Я боялась, вы не придете.

Он едва не рассмеялся. Целый час он ходил из угла в угол своей комнаты, считая бесконечно длящиеся минуты, пока все в доме не отправятся спать, и обдумывая, что надеть или что не надевать на свидание. В конце концов, он снял лишь галстук.

— Я не знал, как нужно одеваться, когда собираешься к даме ночью, — осипшим голосом сказал Себастьян.

— У вас нет навыка? — поддразнила Диана.

— Нет. — Он поднял руку к открытой шее. — Прошу прощения, если мой вид недостаточно приличен.

Она улыбнулась ему — тепло, бесхитростно. Он подумал, что умрет, если не прикоснется к ней. Решившись, он наклонил голову и прикоснулся к ее колену. Затем провел ладонью вверх по бедру, пока сквозь тонкий лен не почувствовал гладкую теплую плоть выше подвязки. Дыхание Дианы участилось. В поле его зрения оказалась ее рука, которая накрыла его руку и сильнее прижала к бедру.

— Поцелуй меня, — прошептала она.

Наконец недвусмысленное приглашение. Взяв обеими руками ее голову, он привлек Диану к себе. Под его пальцами ее волосы казались атласными, запах опьянял. Помня урок, полученный во время их первого поцелуя, он сдержал себя и лишь слегка коснулся ее губ, наслаждаясь их сладостью и рискнув кончиком языка дотронуться до края рта. Когда она в ответ приоткрыла рот, он действовал мягко и не спеша. Но ей нужно было больше, и она притянула его к себе, однако наткнулась на очки.

Остановившись, Дйана невольно хмыкнула, когда Себастьян попытался протестовать.

— Думаю, их лучше снять.

В первый раз он пожалел, что в свое время отказался от монокля, он взялся за дужки, снял очки и положил их в стороне.

Перед его невооруженными глазами была кожа ее шеи, совпадавшая по тону с кружевами цвета слоновой кости. Дрожащими пальцами он попытался стянуть платье, но руки стали неловкими, словно были в перчатках.

— Я сама, — прошептала Диана и, поднявшись, повернулась к нему спиной.

Она пошевелила плечами, и шелковое платье соскользнуло к ее ногам.

Увидев фигуру Дианы, освещенную сзади пламенем камина, Себастьян едва сохранил самообладание. Ее ночная сорочка была так тонка, что просвечивала насквозь, слегка размывая, но не скрывая женственные контуры ее бедер и талии.

Диана села на диван рядом с ним. Вырез сорочки был таким глубоким, что открывал верхнюю часть груди, но, к его сожалению ткань собралась складками и прятала под собой пышные округлости.

— Вы прекрасны, — сказал он.

Банальные, неподходящие слова. Он поднял руку и обнаружил, что пальцы снова действуют. Осторожно он провел по мягкому изгибу ключицы и попытался потянуть за тесемку ворота ночной сорочки. Узел развязался, и вырез стал еще глубже, и сначала медленно, а затем все быстрее под весом материи сорочка начала спадать с плеч.

Себастьян Айверли был образованным человеком высокой культуры, ценителем искусства. Он видел много обнаженной женской натуры, запечатленной на полотнах картин или высеченной из камня. Но при всем при этом он оказался не готов к зрелищу обнаженной до пояса Дианы Фэншоу. Ни один бюст мраморной богини, даже самой совершенной, не мог бы сравниться с этими реальными, из плоти и крови, кремовыми округлыми грудями, каждую из которых венчал розовый кружок вокруг соска.

В благоговейном молчании Себастьян решился коснуться их. Он взял в руку одну атласную грудь и ощутил под большим пальцем твердый выступ. Попробовал слегка нажать на него, и тот стал еще тверже. Как бы в ответ стало твердеть его мужское естество.

Из горла Дианы вырвался звук, который был похож на кошачье мурлыканье. Себастьян положил руку на другую грудь и стал нежно мять, надавливая на сосок.

— Не хотите взглянуть на мои чулки? — прошептала Диана.

Себастьян потерял дар речи. Он освободил одну руку, взял подол ее юбки и поднял до уровня бедер. Затем опустил руку вниз и, обхватив лодыжку Дианы, погладил ногу. Ему было гораздо приятнее не смотреть на чулки, а ощущать их пальцами. А когда рука дошла до конца чулка, он потерял интерес к чулкам, поскольку кожа на внутренней стороне бедра была более мягкой, гладкой и теплой, намного теплее шелка.

Себастьян почувствовал, как Диана чуть приспустилась и раздвинула ноги. Его рука двигалась дальше, и наконец ладонь ощутила курчавые темные волосы — врата в женскую тайну. Еще чуть-чуть, и он почувствовал влажное тепло. Он знал несколько названий этому, и грубых, и поэтичных. Ему пришло на память «колыбель наслаждения».

Когда он рылся в библиотеке Тарквина, он прочел о сотне способов соблазнения. Его теоретические знания о том, как удовлетворить женщину, были огромны. Но сейчас в голове было совершенно пусто. Он не мог вспомнить ничего. Он знал одно: он должен овладеть Дианой. Сейчас.

Не заботясь о тонкости обращения, он принялся целовать ее — виски, уши, шею, волосы, осыпал поцелуями все лицо и наконец достиг губ. Не прекращая поцелуя, он попытался избавиться от одежды. В тумане до него дошло, что Диана пытается помочь ему. Она вытащила из-под пояса край его рубашки и погладила его голую спину.

Ему хотелось продолжать, не прерываясь ни на секунду, но с большой неохотой он остановился, поскольку должен был сделать одно признание.

— Я никогда прежде этого не делал, — сказал он, тяжело дыша.

Если она засмеется, он умрет. Но она не засмеялась.

— Это не имеет значения, — прошептала она. — Я это делала.

И снова прильнула к нему.

Она начала расстегивать пуговицы жилета, но раздеваться на диване было неудобно, потому что одновременно они пытались целовать и обнимать друг друга. Наконец Диана отстранилась.

— Нам лучше заняться этим в постели, — сказала она с хриплым смешком.

Себастьян с такой скоростью разделся, что Диана едва успела забраться на кровать, когда он оказался рядом. Никаких церемоний. Он всю жизнь ждал этого.

Ощущение, когда он вошел в нее, превзошли все его лихорадочные ожидания. Как он прожил двадцать шесть лет без этого? Должно быть, он сумасшедший.

Он пробормотал что-то совершенно неподходящее. Ее имя?

Она произнесла его имя.

Себастьян боялся, что все закончится слишком быстро. Он знал, что мужчина должен стараться продлить процесс.

Невероятным усилием он вернул способность контролировать свои действия и тем спас свою гордость. Он прекратил двигаться и посмотрел вниз. Диана, быстро дыша, лежала с запрокинутой головой, ее глаза были закрыты, рот полураскрыт. Хотя он и так знал, что она была самым прекрасным существом па свете, ее лицо сейчас, во время акта любви, лишило его дыхания.

Она открыла глаза, чистые и голубые.

— Восхитительно, — пробормотала она. Ногами обвила его бедра, напрягла внутренние мышцы и притянула его к себе. — Такое наслаждение. Не останавливайся.

Он поцеловал ее, крепко, влажно, долго, и потерял желание или способность сдерживаться. Все закончилось через три минуты. Он полагал, что должен радоваться, — ведь не за три же секунды. Когда Себастьян потерял контроль над собой, Диана в экстазе вскрикнула, и ее тело словно свело судорогой. Его охватило блаженство.

Он сделал это.

В эту минуту Себастьян и понятия не имел, что будет дальше.

Диана счастливо вздохнула и взглянула на человека, который лежал рядом с ней с закрытыми глазами. Оказалось, что выглядевший когда-то огородным пугалом деревенский мужлан вовсе не так уж хил. Она и раньше знала это. В Мэндевилле Себастьян на руках поднял ее на холм. И еще он был красив. Как она могла предпочесть Блейкни? Лицо Себастьяна выражало твердый характер, силу и ум. Да, она сделала правильный выбор. Наклонившись над ним, она поцеловала его в грудь, ощутив исходящий от него запах мускуса, Диана думала, что Себастьян не спит, а просто расслабился. Она заметила, каким удовлетворенным выглядит его лицо. Спустя некоторое время он сделает ей предложение, и они продолжат заниматься любовью. Не так яростно, но это даже немного лучше.

Немного. Она никогда бы не пустила Блейкни к себе в постель до свадьбы и до обручения спала бы одна. Но Себастьяну она доверяла. Слава Богу, она вовремя вняла своим чувствам и поняла, что ее отношение к Блейкни было лишь давней привычкой. Она заполучила его кузена, человека, действительно достойного любви.

Диана села и выпрямилась, решив, что ей надо бы надеть ночную сорочку, перед тем как Себастьян сделает ей предложение. Но тут же передумала. Лишь привела в порядок волосы и провела пяткой по бедру Себастьяна.

— Я знаю, ты не спишь. Садись, и поговорим.

Он открыл глаза и наклонил голову. Выражение счастья на его лице угасло, и в ровном взгляде невозможно было что-либо прочесть.

— Вы всегда отдаете приказания окружающим? — спросил он.

— Нет, — ответила Диана, — как правило, я отличаюсь покладистостью, как тебе это, должно быть, хорошо известно.

Происходило что-то не то. Ей показалось, что Себастьян недоволен своим поведением. Он был девственником, и, разумеется, не только женщины переживают, когда это случается в первый раз. С Тобиасом она получала наслаждение считанное число раз.

— Это было чудесно, — улыбнувшись, сказала Диана бодрым голосом. — А в следующий раз будет еще лучше. Я просто не могу дождаться.

— А будет ли следующий раз?

«Бедный, — подумала она, — он думает, что опозорился как любовник».

— Конечно.

Она поспешила успокоить его.

Ей хотелось, чтобы он обнял ее. Задав тон разговору, она испугалась, что если начнет проявлять излишнюю инициативу, то может показаться навязчивой.

Себастьян что-то пробормотал. Похоже, он вновь разучился внятно говорить. И хотя это могло быть просто следствием усталости, сейчас, когда она ждала от него конкретных слов, ей было чуть тревожно.

— У нас не было возможности закончить разговор, который мы вели перед домом.

Себастьян не захотел понять намека и в ответ снова что-то пробормотал сквозь зубы. Затем выпрямился и присел на противоположный край кровати спиной к Диане.

— О чем ты хотел меня спросить, когда нас вчера прервали? Ты говорил, что у тебя есть ко мне вопрос, перед тем как появился Блейкни.

Там! Разве можно быть более непонятливой.

Себастьян не смотрел на нее и, казалось, размышлял над ее вопросом. После долгой паузы он произнес:

— Я помню. Я собирался спросить, чем вы так приятно пахнете. Я не очень разбираюсь в духах.

— И это все?

— Да, — ответил он тусклым голосом.

Диану охватила легкая паника. Она перебралась на его сторону постели и встала на колени за спиной Себастьяна, обняв его и положив подбородок ему на плечо.

— Перестань издеваться.

— Издеваться?

Диана ладонями почувствовала, как напряглись его мышцы.

— Зачем ты пришел сегодня ко мне?

— Вы же меня пригласили.

— Почему же ты принял приглашение?

— Думаю, нет мужчины, который бы отверг подобное приглашение.

Его презрительный тон глубоко ранил Диану. Она отпрянула от него и выскочила из постели, ища сорочку. Надев ее, она подошла к нему и, взяв за подбородок, подняла его голову и заставила посмотреть ей в глаза. В его взгляде сквозила настороженность, может, даже подозрительность.

— Вы были первым мужчиной, не считая мужа, которого я пригласила к себе в спальню, — дрогнувшим голосом сказала она.

— Для меня это большая честь, — произнес Себастьян, отклонив ее руку и отведя взгляд. — Довольно поэтично, не правда ли, поскольку вы тоже у меня первая? Не думаю, что мы были друг для друга последними.

Диана стояла оглушенная, вникая в смысл его слов.

— Полагаю, вам лучше уйти, — сказала она, стараясь оставаться спокойной, хотя ее пальцы никак не могли завязать пояс халата. — Вы… вы… — запинаясь произнесла она, не в силах подобрать подходящий эпитет.

Себастьян встал и начал собирать свою одежду. Диана отошла к камину и уставилась на тлеющие угли, не в силах постигнуть катастрофу, которой обернулась эта ночь. Она с трудом удерживалась, чтобы не схватить флакон с туалетной водой и не запустить ему в голову. Ее запах! Она покажет ему запах! Или так, или разрыдаться.

Она не могла поверить, что так ошиблась в Себастьяне. Уж кого, но не его она могла представить бесстыжим повесой, а тем не менее он повел себя именно так.

Ее глаза сузились. Что-то не сходится. Не может он быть таким развращенным, если она — его первая женщина. Не претендуя на роль специалиста в этой области, она все же была уверена, что распутниками сразу не становятся.

— Себастьян!

Она повернулась к нему.

Он поднял глаза и перестал застегивать пуговицы. Он жадно смотрел на нее, словно был прежним Себастьяном.

— Почему? — спросила она. — Скажи, в чем причина, и по возможности честно.

На несколько мгновений показалось, он потерял уверенность. Затем его взгляд стал холодным, и в глазах не осталось ничего, кроме боли.

— Если мне не изменяет память, вам заплатили пятьсот фунтов за то, что вы поцеловали меня. Теперь я расквитался.

Он собрал свои вещи и вышел, оставив Диану безмолвной и неподвижной.




Глава 20


Переживая свое горе, Диана весь день провела в постели, свернувшись калачиком. Ее преследовал запах, который напоминал ей о ее безрассудстве. Она не могла позволить Шанталь поменять простыни: та сразу бы поняла, что произошло. Похоже, служанки уже и так знают, а если не знают, то догадываются.

Когда стемнело, пренебрегать вниманием хозяйки стало уже неприлично, и Диана попросила Шанталь впустить Джулиану.

— С вами на самом деле все в порядке? — спросила та, явно озабоченная. — Может, послать за врачом? Минерва очень беспокоится. Да и все мы.

Диана заставила себя надеть платье — не атласное цвета слоновой кости, а более практичное голубое — и позволила Шанталь причесать ее. Но она знала, что все равно выглядит отвратительно: бледная, с кругами под глазами.

— Сейчас мне лучше, — сказала она без всякого выражения. — Во враче нет нужды.

— Но вы же голодны. Я слышала, кроме чая, у вас росинки не было во рту. Вы сойдете к обеду?

— Может быть. Возможно, нет.

Точно нет. Ничто не заставит ее находиться в одной комнате и за одним столом с Себастьяном Айверли.

Джулиана подошла к кровати, села рядом с Дианой и дружелюбно пожала ей руку.

— Женские проблемы?

— Проблемы с мужчиной.

— С Айверли!

— Откуда вы знаете?

На одно мгновение Диане стало жутко, когда она представила, как самодовольный Себастьян за завтраком намекает остальным о своей победе.

— Он уехал сегодня утром, никого не предупредив и не дав внятных объяснений. Значит, что-то должно было случиться.

Диана кивнула и не смогла сдержать слез.

— Ничего страшного, — попыталась утешить Джулиана, приблизившись вплотную к Диане и обняв ее за плечи.

— Я не верю, что он мог так поступить, — сквозь рыдания сказала Диана.

Подруга дала ей выплакаться, и когда Диана успокоилась, протянула ей носовой платок.

— Вы должны забыть его, — сказала она. — Он просто трус.

— Вы сказали «трус»? — вымученно улыбнулась Диана.

— Жалею, что не могла раньше назвать его так. Но если когда-нибудь у меня будет повод нанести, оскорбление, первой кандидатурой будет Себастьян Айверли.

— Он хуже, чем трус, — возразила Диана. — Он подлец.

— Негодяй.

— Мерзавец.

— Одно из моих любимых слов.

— Отвратительный тип.

Диана промокнула глаза и громко высморкалась.

— Что он сделал? Может быть, вам станет легче, если вы расскажете мне?

Она спросила просто так, но Диана рассказала ей все.

— Он заслуживает, чтобы его четвертовали, — воскликнула Джулиана, когда услышала, что сказал Себастьян уходя.

— Но я правда держала пари с Блейком, хотя не должна была этого делать. Я была не права, очень не права.

— С каких пор поцеловать мужчину считается преступлением? — Джулиана не желала видеть вину в поведении Дианы. — Поцелуй, Боже мой! Он должен быть благодарен вам.

— Я тоже так считаю.

— Да любой мужчина должен быть счастлив поцеловать вас.

— Действительно, — сказала Диана, успокаиваясь. — Но даже если я обидела его, реакция была несправедливой.

— Кейн все время предлагает дать ему еще шанс, но я все поняла с самого начала. Я всегда знала, что в Себастьяне Айверли есть что-то порочное. Я спрошу Кейна, — пообещала Джулиана. — Я заставлю его рассказать все их мужские тайны.

— Вы хотите рассказать лорду Чейзу, что произошло?

— Я не стану этого делать, если вы этого не хотите. Но я думаю, что он должен узнать. И Тарквин тоже. Пусть эти члены клуба библиофилов поймут, какую змею пригрели у себя на груди.

— Исключение из клуба «Бургундия» очень огорчило бы его, — предположила Диана. — Коллекционирование книг занимает большое место в его жизни.

— Но он президент клуба. Даже если Кейн и Тарквин проголосуют за его исключение, другие члены клуба их не поддержат. Вам же не хочется, чтобы все в Лондоне знали о том, что с вами сделал Айверли. А других причин для исключения нет.

— Разумеется, нет.

— Но мне пришла в голову мысль. Мы можем наказать Айверли с помощью книг.

— А мы действительно хотим наказать его?

— Диана, и вы еще спрашиваете?

Диана подумала, что игра стоит свеч.

— Но как мы сможем использовать его любовь к книгам?

— Мужчины гордятся, добывая книгу, которую на самом деле хотят. Они не могут смириться, когда другой коллекционер перехватывает их добычу. Интересно, есть какая-нибудь конкретная книга, обладать которой он мечтает?

Стук в дверь возвестил о появлении Минервы.

— Диана! — крикнула она. — Себастьян уехал и не сказал мне почему. — Она подошла к кровати и бросила на сестру свирепый взгляд. — Пожалуйста, скажи, ведь ты не отвергла его?

— Я не отказала ему, — спокойно сказала Диана. — Но он не сделал мне предложения.

— Но он хотел сделать это, я знаю, он хотел. Но тогда что он сделал?

Диана не могла раскрыть всю правду шестнадцатилетней девушке, и теперь не знала, как ей оправдаться.

— Минерва, — вклинившись в разговор, твердо сказала Джорджина, — лорд Айверли вел себя очень плохо. — Диана подала ей знак, чтобы та не продолжала. — Я не могу рассказать тебе о подробностях…

— Наверное, это опять что-то из «не перед юными девушками», — с мрачным видом парировала Минерва.

— Именно. Не задавай вопросов, потому что ответов не будет, и ты только еще больше навредишь сестре. У нее есть самые веские причины сердиться.

У Минервы были недостатки, но глупость в их список не входила.

— О Боже! Неужели он…

Пораженная, Минерва разрыдалась. Подобного Диана не помнила с тех пор, как Минерва вышла из младенчества.

— Это я виновата, — всхлипывая, пробормотала та.

Лишь желание успокоить сестру заставило Диану вылезти из постели. Она обняла плачущую Минерву.

— Ты ни в чем не виновата, моя дорогая. Я знаю, он нравился тебе. Он обманул нас обеих.

— Меня никто не обманывал. Я все знала.

— О чем ты говоришь?

— Разбойником был конюх Себастьяна. Все было инсценировано. Я об этом знала, но не говорила тебе. Он хотел выглядеть в твоих глазах героем, и я не видела в этом ничего плохого.

До сих пор Диана не была до конца уверена, хочет ли она отомстить. Ведь отчасти действия Себастьяна объяснялись желанием отплатить ей за пари. Но теперь, вспомнив охвативший ее ужас, когда нападавший мог убить или ранить Минерву, и чувство облегчения и благодарности Себастьяну за их спасение, она ощутила гнев, который вытеснил из ее сердца чувство жалости и вины, которое преследовало ее весь этот день.

Она повернулась к Джулиане:

— Он говорил мне о книге, которая когда-то принадлежала Екатерине Парр. Он очень хочет, чтобы она оказалась в его коллекции королевских книг.

— Я не ошибаюсь, Диана, предполагая, что у вас достаточно денег? — улыбнулась та.

Себастьян обрадовался зарядившему дождю, капли которого попадали за шиворот и отвлекали от тяжелых раздумий.

Прошлой ночью он вернулся в свою комнату возбужденный выполненной миссией и заслуженным триумфом. Он поздравил себя, что смог преодолеть минутную слабость и не проявил жалости к Диане. Они были квиты. Он мог возвращаться в Лондон к своей привычной жизни.

Но чем дальше он скакал, тем больше Диана занимала его мысли. Он вспоминал все радостные минуты, которые провел в ее компании. Сильнее всего в его память врезалось ощущение, которое он испытывал, когда она лежала в его объятиях. Несмотря на все усилия переключиться на практические, полезные вещи, как подобает человеку логики и здравого смысла, он поймал себя, что размышляет о том, чем занимается сейчас Диана, о чем она думает, даже что она надела.

С кем она говорит. В Маркли-Чейз остались его лучшие друзья. И остался Блейкни.

Себастьян вдруг испугался, что совершил страшную ошибку. И ледяная вода, стекавшая по шее, показалась ему вполне заслуженным, даже слишком мягким наказанием.

Блейкни предложил Диане прогуляться по саду, пока стояла сухая погода после двух дней непрерывных дождей, и та согласилась. Сырая погода больше соответствовала ее настроению, и она подумала, что свежий воздух пойдет ей на пользу. Блейкни был единственным, кто не относился к ней с преувеличенным вниманием.

Кейн и Тарквин оба предлагали свои руки, словно она была настолько слаба, что не смогла бы сама пересечь комнату, говорили ей комплименты или пытались ободрить непрерывным потоком шуток. Шуткам она радовалась, но остальное утомляло.

Минерва и Эстер принесли ей щенят. Крошечные бульдоги, с их морщинистой шкурой, плоскими носами и нескладными челюстями, ей понравились. Взятый на руки щенок чихнул, и ей вспомнилось детство и спокойствие матери, когда дела шли не так.

Когда Джулиана освобождалась от переписки с многочисленными знакомыми книготорговцами, она убеждала Диану отказаться от разгрузочной диеты и получить удовольствие от чашки шоколада и выпечки, которую в Маркли-Чейз производили в огромных количествах.

Диана соглашалась, но ей не хотелось сладостей, фруктовых пирожных и прочих вкусностей. Хотя бы один положительный результат ее унижения.

Блейкни вел себя с ней как всегда. Теперь, когда ее любовь к нему прошла, она поняла, что его манера поведения — это сочетание восхищения и стремления к свободе. Да, она ему нравилась, но не настолько, чтобы он пренебрег другими своими делами. Только человек, целиком поглощенный собой, не смог бы заметить, что произошло нечто неладное.

Он взял Диану под руку и внимательно посмотрел на нее, а затем уставился на ее грудь. Не совсем уважительное поведение, но, во всяком случае, Блейкни не ждал, что она ударится в истерику от его внимания.

— Прекрасный вид, — заметила она.

— Что? — не сразу понял он. Потом поднял глаза и улыбнулся. — Великолепный, — согласился он. — Лучше не бывает.

Боже, он казался ей таким красивым. А сейчас при виде его сердце не начинает биться чаще.

— Мне было трудно завлечь вас. Все в доме, кажется, настойчиво ищут вашей компании.

— Странно, — сухо ответила Диана.

— Простите. Конечно, это легко объяснимо. Даже старина Себастьян Филин что-то вынюхивал возле вас.

— Я этому не верю.

— Ну, я, конечно, не совсем уверен. Но тот поцелуй, который вы ему подарили, пробудил в нем некоторый интерес.

Диану терзали гнев и унижение, смешанные со следами вины. Невольно она ускорила шаг, отбрасывая ногами палые листья.

— Эй, Диана! Не надо так спешить!

— Не можете угнаться за мной?

— Конечно, — сказал Блейк. — Но есть вопрос, который я хотел вам задать. И думаю, вы знаете какой.

Его слова почти в точности повторяли слова Себастьяна той ночью, когда он спросил ее, почему она так хорошо пахнет. Она готова была уже расхохотаться в истерике и сообщить Блейку, как зовут ее парфюмера. Какая ирония, что Блейк собрался делать предложение тогда, когда у нее пропало всякое желание.

Конечно, она может ошибаться. Возможно, это будет грязное предложение.

— Да? — спросила она.

— Выходите за меня замуж, Диана.

Никакой поэзии, зато она оценила его прямоту.

— Благодарю вас, Блейк, — сказала Диана. — Но почему?

— Почему? — Вопрос заставил его отшатнуться. — Потому что я вас хочу, конечно.

Почувствовав, что в его словах нет сильного чувства, он лихорадочно начал подыскивать нужные выражения:

— Для меня это будет большая честь, и вы сделаете меня счастливейшим из людей.

Диана больше не доверяла своей способности разбираться в словах и мотивах других людей, но она хотела точно знать, что за ними стоит.

— Почему женитьба на мне сделает вас счастливым?

— Вы же знаете о моих чувствах к вам.

— На самом деле нет.

Блейкни выглядел настолько ошарашенным, что она решила прийти ему на помощь:

— Вы меня любите?

— Я вами безмерно восхищаюсь и получаю огромное удовольствие от общения с вами. Я знаю, что вместе нам будет очень хорошо.

— Другими словами, вы меня не любите. — Он попытался протестовать, но она остановила его — Ничего страшного, я тоже не люблю вас.

— Вы меня не любите. Значит, вы не выйдете за меня?

— Я еще не решила.

— Понятно. А когда вы рассчитываете решить?

— Сначала я хотела бы вас кое о чем спросить. Возможно, у вас тоже будут ко мне вопросы. Мне хотелось бы, чтобы к моменту заключения брака между нами не оставалось неясностей.

— Мне нравится такой подход. Он предотвращает непонимание в будущем.

Ей нравилось, как он себя ведет. Теперь, когда она больше не влюблена в него, он вызывал симпатию.

— Блейк, вы один из самых завидных женихов в Англии. Почему вы выбрали меня?

— Вы очень красивы. И я вас желаю. — Он внимательно изучал ее лицо. — Вы позволите мне так говорить? Вы вдова и знаете, что я имею в виду.

— Ценю вашу откровенность. И ваш интерес тоже. Позвольте вернуть вам комплимент. Вы тоже очень красивы.

Блейк посмотрел, на нее несколько неуверенно. Может быть, это всего лишь обмен любезностями? Диана намеренно не стала развивать тему.

— Что еще?

— Ну, раз мы откровенны…

— И правдивы.

— Ваши деньги могут быть полезны. Это, конечно, не главное, но для меня существенно.

— Ваш отец один из богатейших людей Англии, Я хорошо знаю, что наследник герцогства может найти невесту, чьи средства не были нажиты торговлей.

— Меня привлекает то, что ваше состояние принадлежит только вам, а не станет приданым, которое даст за вас отец. Мне надоело жить в постоянной зависимости от отца и выпрашивать каждый пенс.

— Признаться, я удивлена. Я полагала, что герцог либерал.

— Герцогу нравится диктовать мне, как жить. Но скажем так, у нас с ним разные понятия об этом.

Диана кивнула, заинтригованная этой неизвестной стороной жизни Блейка.

— Я буду настаивать, чтобы деньги оставались моими. И моих детей, разумеется.

— Я с этим не спорю. Со временем я наследую герцогство. А до того времени буду просто иногда пользоваться вашими доходами.

— Еще одна вещь. В будущем сезоне Минерва при моей поддержке дебютирует в свете. Она до тех пор будет жить со мной, а может, и до ее замужества. Но вы с ней не очень-то ладите.

— Дорогая Диана! Я вовсе не собираюсь вмешиваться в дела вашей семьи. Я доверяю вашей сестре, и мы с ней вполне сможем ужиться. Так вы согласны сказать «да»? — с улыбкой убеждал Блейк. — Мне бы так этого хотелось.

Диана на минуту закрыла глаза, размышляя, какие дивиденды она извлечет из брака с Блейком, причем впервые без ослепляющей влюбленности.

Она станет маркизой, а впоследствии герцогиней, ее положение станет недосягаемо высоким. Она сможет столько сделать для Минервы, для братьев и для многих других. В брачном договоре можно записать, что она оставляет себе крупные средства на подарки и благотворительность. В конце концов, у нее могут родиться дети. И хотя отец ее будущих отпрысков больше не приводил ее в волнение, он был очень привлекателен. Делить с ним постель вряд ли будет наказанием. И если сейчас она не испытывала по этому поводу энтузиазма, кто поручится, что так будет всегда?

Она тяжело вздохнула и приготовилась сделать решительный шаг.

— Да, я выйду за вас замуж.

Со своим обычным изяществом Блейк отвесил элегантный поклон и поцеловал ей руку.

— Вы не пожалеете об этом.

Если Диана ожидала, что ее накроет волна эйфории во время помолвки с человеком, о котором мечтала столько лет, то она оказалась разочарована. Она чувствовала непонятную апатию в преддверии блестящего будущего.

— Можно, я вас поцелую? — спросил Блейк.

Диана кивнула. Он подался вперед, накрыл своим ртом ее губы и запечатлел на них долгий, хотя и неглубокий поцелуй. В опыте Блейка не было никаких сомнений, но Диана осталась холодна.

— Еще одно, Блейк.

— Все, что угодно, дорогая.

— Мы не будем… заниматься этим до свадьбы.

— Разумеется, нет. Я слишком вас уважаю.

— Я знаю, мужчины переносят это нелегко. Может, вы желаете ускорить заключение брака?

— Естественно, я не прочь, но смею уверить вас в своем благоразумии. Я никогда не поставлю вас в неловкое положение.

Диана не ожидала, что он будет так откровенен.

— Благодарю. Я уверена, что так и будет.

— И я не сомневаюсь, что вы сохраните эту уверенность. Когда-нибудь у нас наверняка появится наследник или даже два. Мы не будем с этим тянуть, и тогда вы увидите, насколько обходительным окажется ваш муж. — На мгновение его глаза сузились, и он уже не выглядел обходительным. — Вы не будете общаться с моим кузеном Себастьяном, не правда ли?

— Обещаю, что этого не будет.

Она не стала спрашивать, какие еще мужчины занесены в список ее возможных будущих измен. По сравнению с Блейком предложение Тобиаса для молодой девушки было романтической мечтой.

— Когда мы сможем заключить брак? — спросил Блейк.

— Что вы имеете в виду?

— Так, секунду. Через день-два меня ждут в Бадминтоне. Недели две я поохочусь с Бофором, потом вернусь. Лондон и поговорю с отцом, если он будет в городе. Если нет, я увижусь с ним в Мэндевилле на Рождество. Он, может быть, проявит недовольство, но в конце концов даст согласие. Если повезет, вся эта суета с адвокатами и всем прочим закончится к весне, и мы сможем пожениться до начала сезона.

Какому же пылкому любовнику она себя вручает! Две недели охоты с герцогом Бофором, естественно, более важны для него, чем решить вопрос о женитьбе с герцогом Хэмптонским. У Дианы было чувство, что Блейк не собирается менять распорядок своей жизни из-за женитьбы. Хорошо. Она тоже не будет менять распорядок своей. Она получит более высокое положение в обществе, она будет иметь партнера по постели (когда он будет не прочь) и со временем детей.

Такой, полагала она, должна быть супружеская жизнь в кругу аристократического общества. Разве не к этому она всегда стремилась?




Глава 21


Тарквин зажал его в углу между книжными полками в магазине Райса.

— Я ищу тебя по всему Лондону. На Сент-Джеймс-сквер мне сказали, что тебя нет в городе.

— Так и есть. Я почти не бываю здесь.

Это была неправда. Две недели с тех пор, как он вернулся, он провел в своей библиотеке, никого не принимая и предаваясь грустным размышлениям.

— Как бы то ни было, не ожидал встретить тебя здесь.

— Всегда рад тебя видеть.

Себастьян снова солгал. Он никого не хотел видеть. Тем более Тарквина, который наверняка знал, что он сотворил.

Но сейчас у него не было выбора. Тарквин закрыл ему выход и смотрел на него, направив на его лицо свой выдающийся нос.

— Что ты наделал?

— Какая тебе разница? — проворчал Себастьян. — Ты что, вдруг стал архиепископом?

— Ты, чертов дурак, вел себя как подлец. Позволь сказать тебе, что я думаю о мужчинах, которые соблазняют приличных женщин и обманывают своих друзей, которые стараются им помочь.

Тарквин считался непревзойденным арбитром в делах, касающихся хороших манер, но Себастьян никогда прежде не был объектом его нападок. Как он мог судить, это Диана его соблазнила, поэтому обвинения казались ему сомнительными. Но он проглотил горькую пилюлю молча, как и подобает мужчине.

— И еще, — добавил в заключение Тарквин. — Не попадайся на глаза Кейну. В лучшем случае он не захочет с тобой говорить, а в худшем — применит физическую силу, хотя он не любит и не умеет драться.

Себастьяну нечего было сказать приятелю. С одной стороны, он хотел поговорить о Диане, но, с другой стороны, боялся прикоснуться к предмету, который занимал все его мысли.

Он хотел знать, как Диана, осталась ли она в деревне у Чейзов, как она выглядит, что говорит о нем. Нет, последнее излишне. Он сам догадывался что.

Но спросить не осмеливался.

После словесного нокаута от Тарквина Себастьян посетил заведение Джентльмена Джексона, чтобы немного позаниматься боксом. В спарринг-партнеры он выбрал одного из помощников Джексона, сильного, но недалекого парня с переломанным носом и большими ушами. Пара часов, проведенных в спортивном зале, заставила Себастьяна вспотеть и оставили синяк под глазом, но не вышибли из головы Диану Фэншоу.

Вот что он должен сделать: уехать из Лондона в Сэкстон-Айверли, где после смерти дядюшки возникло неимоверное количество проблем, требовавших его вмешательства. Три сотни миль, которые будут отделять его от его жертвы, вернут ему здоровье. Но Себастьяну было отвратительно огромное пустое поместье.

Единственным светлым пятном стало письмо Дивера, в котором он сообщал, что согласен расстаться с молитвенником Карр, а также с другими сокровищами, которые Себастьян еще не видел. Он намекал, что лорд Айверли получил последний шанс и должен действовать быстро или забыть о сделке. Но Дивер и раньше играл с ним в кошки-мышки. Ему вообще нравилось играть, и это был не первый раз, когда Себастьян летел в Кент по его приглашению и возвращался несолоно хлебавши.

Но себя он не мог обмануть: предвкушение, что его коллекцию ждет важное пополнение, не взволновало его. Переплеты с гербами потеряли для Себастьяна прежнюю прелесть. Сидя в библиотеке, он просматривал газету и не мог заставить себя сосредоточиться на отчете со специальной сессии парламента, посвященной жестокости, проявленной в отношении протестующих людей.

Он тут же представил Минерву и что та могла бы сказать по этой теме. С каким удовольствием он послушал бы ее тирады. И понаблюдал бы за терпеливым, наполненным гордостью за сестру и слегка недовольным лицом Дианы. Но ни Минерва и ни другие члены ее семьи никогда больше не скажут ему и слова.

Он отбросил «Таймс» и открыл другую газету, и в глаза ему бросилось знакомое имя. «Морнинг пост» перечисляла в соответствии с табелью о рангах всех знатных зрителей, которые собирались посетить оперу «Дон Жуан». Поскольку большая часть бомонда в городе отсутствовала, леди Фэншоу, вдова простого баронета, оказалась в самой верхней части списка. Он вспомнил, как Диана упомянула о своем увлечении оперой.

И вместо того чтобы сесть за письмо в Кент, купил билет на последний перед Рождеством спектакль. Себастьян практически не следил за действием. Все его внимание было направлено на Диану, сидевшую в ложе вместе с Макфарлендами и Блейкни. Со своего места в партере он видел, что она хотя и выглядит бледной, но пребывает в хорошем настроении и прекрасна, как всегда.

Его взгляд был столь пристальным, что, казалось, мог пробить насквозь ее сознание. Как только опустился занавес и начался антракт, Диана нашла его в толпе и их взгляды на несколько секунд встретились. Затем она посмотрела в другую сторону и, прикрывая нижнюю часть лица веером, начала заигрывать с Блейкни.

Чудовищность его ошибки поразила его. Он сам опустил себя вниз, в партер, тогда как Блейкни сидит с Дианой в персональной ложе. Такова цена. Себастьян отомстил, но выбрал для мести не тот объект. А больше всего он наказал сам себя. Он горько сожалел, что не может вернуть момент, когда спросил о том, будет ли «следующий раз».

«Конечно», — ответила она тогда.

И его сердце радостно забилось. Тогда еще было не поздно остановить свою месть. Он был бы счастлив и всю 'жизнь получал бы наслаждение от «следующих разов». Но его упрямство заставило идти до конца, оскорбить ее, а себя подвергнуть вечным мукам.

Если не… Нет. Как его можно простить после всего? «Извинения всегда принимаются», — как-то сказала она. Но в этом случае он нанес несравнимо большую обиду. И все же без борьбы он не сдастся.

В доме на Портмен-сквер два дня ему отказывали, но на третий приняли. Его провели в большую светлую гостиную на первом этаже, В камине горел огонь, и целый лес свечей рассеивал сумрак серого вечера. Здороваясь, Диана встала, распространяя сводящий с ума аромат.

— Я рада, что вы снова пришли, — сказала она. — Меня не было в городе.

— Понимаю, — с трудом вымолвил Себастьян. — А я думал, вы просто отказываетесь меня видеть.

— С чего бы?

Неожиданный вопрос лишил его способности говорить. И на ее лице он ничего не мог прочитать. Ни справедливого гнева, которого он ожидал, ни прощения, на которое едва надеялся. Совершенно спокойное лицо.

— Присаживайтесь.

Жестом она указала на кресло, сама опустилась на такое же, стоявшее по другую сторону столика из черного дерева для книг.

Он не знал, как реагировать на сверхъестественное спокойствие. Вместо заранее и тщательно приготовленного извинения он, как трус, завел разговор ни о чем:

— Как прошло путешествие из Глостершира?

— Сносно для этого времени года.

— Вы ночевали в Хангерфорде?

— Да, в гостинице «Медведь».

— Отличное место.

— И в самом деле отличное, — согласилась Диана. — Простыни всегда сухие, и там великолепно готовят пирог с угрем.

У него создалось впечатление, что она отнюдь не по-дружески смеется над ним.

— Угу. Минерва вернулась с вами? Мне хотелось бы ее видеть.

— Сестра здесь. — На ее губах появилось подобие улыбки. — Но я не буду посылать за ней. Она не разделяет вашего желания.

Последнюю фразу Диана произнесла жестко. Себастьяна охватило раскаяние при мысли, что Минерва знает, что он натворил, и, без сомнения, поделилась с сестрой их маленькой тайной.

— Прошу прощения за сцену с разбойником.

— Отличная шутка! Вам, наверное, доставило особенное удовольствие видеть меня обманутой.

Он обрадовался ноткам гнева в ее голосе и пожалел, что она не высказала со всей резкостью заслуженные им упреки, а вновь заговорила со снисходительным спокойствием.

Изящно поведя плечами, она взяла пяльцы с вышиванием, лежащие на второй полке столика, и под ними оказался кожаный переплет книги. Себастьян сразу узнал ее, и его голова пошла кругом.

Темно-красный полированный сафьян светился, как молодое вино. В центре переплета сразу узнавался королевский герб. В каждом углу были видны тисненые тюдоровские розы, а также переплетенные инициалы «Е» и «П». Не было нужды открывать книгу, чтобы догадаться о ее содержании. Он смотрел, не веря своим глазам.

— Я вижу, вы обратили внимание на мое последнее приобретение? Полагаю, вы оцените его. Это молитвенник. Свадебный подарок короля Генриха Восьмого своей последней жене Екатерине Парр.

— Вижу, — мрачно признал Себастьян.

— Я обнаружила ее в Кенте во время поездки в свое поместье.

А он не верил, что ее не было в Лондоне. В первый раз за многие годы его перехитрили в погоне за книгой.

— Как? — хрипло спросил он. — Кроме вас, никто не знал, что книга находится у Дивера.

— Вы недооцениваете дедуктивные способности моей подруги Джулианы.

Значит, в акте мести участвовала не одна Диана. Хотя остальные курочки, наверное, уже вернулись на свой насест.

Себастьян положил книгу на место.

— Я удивлен, что леди Чейз не пришла засвидетельствовать мое поражение.

— Она очень сожалеет, что пропустила такой момент. Но обещаю, я опишу ей картину во всех подробностях. Кстати, — продолжала Диана. — Я спросила лорда Дивера, почему он не продал книгу вам, ведь вы навещали его несколько раз за последние пять лет. Однако похоже, его не впечатлили ваши способности убеждать. А мне он показался вполне сговорчивым.

Себастьяна охватила ярость.

— Мне довелось довольно близко познакомиться с вашей способностью убеждать…

— Тс-с. Я думаю, лорд Айверли, вам лучше не продолжать, пока вы не сказали что-либо, о чем потом будете жалеть. Вы ведь не хотите снова оскорбить меня? Я всего лишь имела в виду, что вы не предложили ему достаточно денег. Давайте я покажу вам еще одно сокровище, которое я убедила продать мне.

Себастьяна не оставляло ощущение, что дальнейшая беседа не доставит ему удовольствия. Он был убежден, что Диана следует тщательно разработанному сценарию и с момента появления в комнате он был марионеткой в ее руках.

Она открыла глубокий ящик и вынула из него другой том. Себастьяну было достаточно одного взгляда, чтобы определить, что книга еще более старая, чем молитвенник, конца XV века.

— Что это? — спросил он хрипло.

Не дав книгу ему в руки, Диана показала темно-синий тисненый переплет из свиной кожи и открыла первую страницу.

Себастьян тут же узнал ее.

— Кэкстонский Чосер, — сказал он. — Первое издание «Кентерберийских рассказов».

— Да, это очень ценная книга, — произнесла Диана, будто не от него узнала о ее существовании, когда он беседовал с ней в библиотеке Мэндевилла. — Но для вас особый интерес представляет ее история. Знаете ли, лорд Айверли, что она принадлежала Элизабет Вудвилл, жене короля Эдуарда Четвертого?

Книга бы могла бы стать украшением его собрания. И если бы он не встретился с Дианой Фэншоу, это было бы вполне реально. После смерти дяди у него было достаточно средств, чтобы заплатить Диверу, сколько бы тот ни запросил.

— Сколько вы хотите за нее? — спросил он.

— Честно сказать, лорд Айверли, я не ожидала от вас столь примитивного подхода. Как будто это сокровище можно оценить деньгами.

— Уверен, что Дивер так и сделал.

— Это правда. Но вы и я выше подобного меркантилизма. Ценность этих книг нельзя измерить золотом.

— Чего вы хотите?

Себастьян с трудом выговаривал слова.

Диана положила книгу обратно в ящик стола и сделала вид, что думает, как ответить на его вопрос, но он мог поручиться, что она просто играет. Она прекрасно знала, чего хочет.

— Во всяком случае, продавать книги я не буду. Я решила преподнести одну в качестве свадебного подарка моему будущему мужу. Как вы думаете, молитвенник Екатерины Парр будет более уместным?

Себастьян не мог поверить в смысл ее слов. Она ожидает, что он предложит выйти за него? Дикая надежда боролась в его душе с недоверием. Он хотел жениться на ней, но вовсе не из желания обладать редкими книгами.

Он хотел, чтобы она стала его, за теплоту, доброту, остроумие, за красоту и комфорт, которыми она себя окружила; за ум и любознательность, которые унаследовала у родных. И не в последнюю очередь из желания делить с ней постель, целую ночь и каждую ночь.

А может быть, она провоцирует его, ждет, что он сделает предложение, а она холодно отвергнет его? Если так, то он вряд ли мог винить ее.

— Вашему будущему мужу? — переспросил Себастьян.

Диана радостно улыбнулась; в ее глазах явственно читалось желание.

Сердце Себастьяна перестало биться. Он невольно хотел поверить в обещание этих глаз.

— Вы будете иметь возможность первым поздравить меня, — пообещала Диана. — Никто еще не знает, но вы член семьи, в конце концов. Я помолвлена с Блейкни.

Его сердце упало, и он почувствовал себя так, словно со всего маху влетел головой в стену. Дурак, дурак, дурак! Внезапно Диана снова превратилась в маленькую Аманду Вандерлин, завлекшую его в ловушку и давшую возможность Блейкни вволю посмеяться над ним. Но это в последний раз, поклялся он. Никогда больше он не позволит ей, да и любой другой женщине, обмануть себя.




Глава 22


— Этого не может быть. Перемерь.

Шанталь поджала губы и, взяв портняжную ленту с дюймовыми делениями, обернула ее вокруг талии Дианы.

— Лента не врет, — сказала она. — Еще на дюйм больше. Вы снова взялись за пирожные?

— Я их не ела, — простонала Диана. — Честное слово.

— Вы не меняли диету? Свекла поначалу хорошо подействовала.

— Эта свекла надоела мне до смерти. Меня от нее тошнит. И аппетит пропал.

Диана полезла за носовым платком и никак, не могла найти его, поскольку разделась до нижнего белья, чтобы служанка могла измерить ей талию. Она громко потянула носом. Не потому, что была простужена. В последнее время у нее постоянно глаза были на мокром месте.

— Давайте измерим бюст.

Диана боялась худшего. Ее грудь в последние дни набухла. Она попыталась взять себя в руки.

— Насколько больше?

— Я так и думала, — ответила Шанталь.

— Что?

— Служанки всегда узнают об этом первыми.

— Что узнают? — воскликнула Диана. — Я раздуваюсь, как воздушный шар.

— Милорд Блейкни знает об атом?

— Думаю, что прибавку, в дюйм или два он не заметит. Мужчины на такое не способны. — Она уставилась на Шанталь: — Только назойливые французские служанки постоянно рассуждают об этом.

— Вы должны поторопиться со свадьбой, — не обращая внимания на ворчание Дианы, посоветовала Шанталь. — Некогда ждать благословения господина герцога.

— О чем ты говоришь, Шанталь? — осторожно спросила Диана.

— Миледи, вы беременны.

— Это невозможно!

Диана пыталась все отрицать, но уже сама знала, что это правда. Последние месячные у нее прошли еще до поездки в Глостершир.

— Мадам, — фыркнула Шанталь, — я нахожусь в услужении двадцать два года и хорошо знаю все признаки. Вы не первая, кто объявляет себя жертвой непорочного зачатия. Как бы то ни было, но я ни разу не ошиблась. Когда я говорю, что вы беременны, значит, через несколько месяцев, если все пойдет хорошо, появится ребенок.

Дом знавал лучшие времена, и эти времена остались далеко в прошлом. Пока Диана из окна наемного экипажа оглядывала выщербленные ступени и отвалившуюся штукатурку некогда очень красивого здания, Шанталь подошла к дверям. Переговоры служанки с лакеем, на стук открывшим дверь, прошли вполне успешно. Она кивнула госпоже, и Диана взошла по ступеням и оказалась в запущенном холле и лишь тут подняла вуаль. Даже в сопровождении Шанталь ее нынешний визит находился на грани приличия.

Лакей в старомодной ливрее, изношенной в той же степени, что стоявшая в холле мебель, вернулся и произнес:

— Его сиятельство примет вас в библиотеке.

— Спасибо. Пожалуйста, найдите место, где моя служанка могла бы передохнуть.

Она направилась за слугой, опасаясь предстоящего противостояния. Во время последних встреч с Себастьяном она брала верх. Его проблемы, пока он не искупит своих грехов, радовали ее. Но сегодня она не знала, чего ожидать, как он отреагирует на новости, которые она собиралась сообщить.

Глубоко вздохнув, Диана приготовилась держать битву на чужой территории, одинокая и безоружная.

Две вещи отличали запушенную в течение десятилетий библиотеку от других помещений дома. Плотно стоявшие полки с книгами, светящимися радугой цветных, с золотом, кожаных переплетов спокойных тонов. И хозяин помещения, выглядевший столь же аккуратно, как и его коллекция.

Себастьян встал, чтобы приветствовать ее, одетый так, что не вызвал бы ни малейших нареканий со стороны Тарквина Комптона. Превосходно сшитые вещи сидели на нем так же легко и удобно, как когда-то старомодные брюки и свободные сюртуки. Поскольку он сменил свой гардероб с одной лишь целью произвести на нее впечатление, его вид не доставил Диане удовольствия. Не много нашлось бы мест на земле, где бы она сейчас не предпочла бы находиться.

Себастьян тоже не проявил радости, увидев ее.

— Вы изменили свое решение по поводу книг? — напрямую спросил он. — Вам повезло, что вы застали меня. Завтра я уезжаю на север. — Он сложил руки на груди и нахмурил брови. — Если вы хотели меня видеть, вам не обязательно было приезжать сюда. Я бы сам навестил вас на Портмен-сквер.

— Я хотела увидеть ваш дом — Стараясь потянуть время, Диана оглядела ветхие портьеры на окнах и потертый ковер на полу. — Мне мой нравится больше.

— Кстати, мне тоже.

Диана обежала взглядом расставленные повсюду мышеловки.

— Почему же вы не смените жилье?

— Когда я вернулся из Кембриджа, я пользовался этим домом бесплатно. А до этого момента в нем пятьдесят лет никто не жил. Мой дядя никогда не приезжал в Лондон.

— Но сейчас, когда дом принадлежит вам, почему бы не сделать в нем ремонт?

Даже через очки можно было заметить, каким холодным был его взгляд.

— Я не верю, что вы приехали сюда читать мне лекции, как обустроить жилье. Почему бы нам не перейти к делу?

— Я передумала насчет книг. — Его довольная улыбка вызывала раздражение, и она радовалась, думая, что сейчас сотрет ее с его губ. — Я решила не дарить их моему будущему мужу.

— Отлично. Отдать такому невежде, как Блейкни, Чосера, принадлежавшего Элизабет Вудвилл, было бы полным идиотизмом. Лучше купите ему пособия по охоте.

— Вы меня не поняли. Я, может быть, отдам книги Блейку. Я еще окончательно не решила. Но у меня будет другой муж. — Она сделала паузу. — Вы.

Себастьян потерял дар речи. Сейчас он не выглядел ни суровым, ни щеголеватым.

— Поверьте мне, — сказала она. — Я сама не испытываю радости, что мам придется пожениться. Если только вы не хотите, чтобы ваш ребенок стал ублюдком. И ради меня давайте оформим наши отношения быстрее. Невеста на сносях довольно вульгарное зрелище.

Диана, конечно рисковала. Помириться можно было проще, но гордость требовала не унижаться до мольбы, даже если бы она проиграла. Если он откажется жениться, его можно было бы осуждать, хотя она оказалась бы в унизительном положении. Однако Диане не хотелось, чтобы победа осталась за ним.

Когда она назвала его своим будущим мужем, у Себастьяна замерло сердце. Но радость быстро угасла под неприязненным взглядом Дианы. Она разговаривала так, что казалось, брак с Себастьяном был наихудшим вариантом, который только можно было придумать.

— Вы твердо уверены, что я — отец ребенка? — с горечью спросил он. — Если, конечно, он существует.

Ему стало стыдно за себя, когда она, сдавленно крикнув, бросилась на него. Он сделал шаг назад и увернулся от пощечины, а затем подхватил ее, чтобы она не упала, когда потеряла равновесие.

— Осторожнее, — сказал он более нежно. Ее близость, как обычно, подействовала на него. — Вам лучше сесть.

Устроив ее в кресле, он присел на край стола, скрестив ноги, чтобы выглядеть более спокойным.

— Теперь рассказывайте.

— Нет сомнений, что вы отец ребенка. — Диана смотрела на него с возмущением. — Неужели вы верите, что если я… была близка с Блейком, то предложила бы вам, а не ему, жениться на мне?

— Думаю, на этот вопрос есть только отрицательный ответ, — поморщился Себастьян.

— Разве вы не знаете, что выйти за него замуж было моей заветной мечтой еще с юности? Теперь благодаря вашему дьявольскому замыслу отомстить мне за то, о чем других мужчин не надо просить дважды, моя жизнь разрушена. Зачем вы это сделали? Неужели мой поцелуй был настолько ужасным испытанием?

— Простите. — Он смог выдавить из себя лишь обычное извинение. И еще истинный факт: — Поцеловать вас было настолько приятно, что ничего лучшего я не испытывал до… ну… вы знаете.

— Ни вы, ни я не смогли предвидеть последствий, — сказала Диана с чуть заметным вздохом. — А теперь приходится платить.

Себастьян напоминал себе тупого героя пошлого романа, который не задумывается о том, чем часто кончается удовлетворение похоти. И как те выдуманные распутники, он оказался застигнут врасплох.

— Скажите, а как вы узнали? — Себастьяна заинтересовала практическая сторона. — Мои познания в этих делах ничтожны, но я знаю, что процесс занимает девять месяцев. А прошло всего шесть недель. Вы абсолютно уверены?

— Боюсь, что сомнений почти не осталось.

Себастьян слушал, как Диана описывала симптомы и некоторые детали женской физиологии, которыми — он догадывался — она хотела смутить его. Рассказ о менструациях вызвал у него некоторое чувство брезгливости, но он всегда считал, что лишние знания не повредят. Про себя он решил купить книгу, посвященную этим вопросам.

— Вы себя неважно чувствуете?

— В основном неплохо. Но иногда внезапно накатывает тошнота.

— Может, дать вам что-нибудь? — осторожно спросил Себастьян. — Вина, чаю?

— Благодарю, не сейчас. Лучше решим, что нам делать.

О продолжении рода Себастьян никогда не задумывался и не очень-то этого хотел. И когда дело доходит до воспроизведения потомства, мужские особи оказываются вовлечены лишь в самом начале (и на очень короткое время). За дальнейшее отвечает женщина, а мужчине остается лишь ждать сомнительного удовольствия увидеть себя скопированным в уменьшенном виде.

Однако у него оставалась еще одна обязанность, которую он не мог не выполнить: дать будущему продукту его плоти и крови имя.

— Когда бы вы хотели заключить брак? — спросил он. — И где?

Ну вот, дело сделано. В этой ситуаций Себастьян повел себя как джентльмен. Во второй раз Диана совершает помолвку с человеком, которого, как ей казалось, она любила. Интересно, что бы она почувствовала, если бы предложение ей сделал человек, которого она действительно любила бы и который отвечал бы ей взаимностью. Но она этого уже никогда не узнает.

Она жестом показала, что надеется на дальнейшее совместное существование. Он продолжал стоять у края стола, плечи сгорблены, руки переплетены натруди.

Диана вытянула руку в перчатке, проверяя, хорошо ли та надета.

— Я бы хотела, чтобы свадьба прошла в Мэндевилл-Уоллоп, — сказала она. — Я все равно собиралась поехать в Шропшир на Рождество. Поскольку у нас не будет времени заранее сообщить имена новобрачных, вам придется получить специальное разрешение. — Она взглянула на него, но не смогла ничего прочесть по его лицу. — Вы знаете, как это сделать?

— Я выясню. Вы скажете родителям правду?

— Они со временем поймут — ведь ребенок родится раньше расчетных сроков, но я бы хотела, чтобы они верили, что мы испытываем взаимную приязнь. Они очень расстроятся, если узнают, что я вступаю в брак вынужденно. Отец с матерью будут рады видеть вас членом семьи. Вы им очень нравитесь.

— Они мне тоже нравятся. — Его голос немного потеплел. — Они очень интересные люди.

— Нужно установить ясность еще в нескольких вопросах, — сказала Диана. — Я обладаю большим состоянием. Чтобы гарантировать себя от каких-либо неожиданностей, я хочу, чтобы эти средства и после замужества принадлежали мне и моим детям. Блейкни согласился с этим условием.

— У меня достаточно своих средств. Вы можете полностью распоряжаться своими.

— Мне не нравится этот дом. — Она фыркнула и посмотрела на расставленные мышеловки, к счастью, пока пустые. — Я предложила бы вам переехать ко мне. Мы сможем расширить библиотеку.

— Согласен. Я это и имел в виду, когда говорил, что ваш дом мне нравится больше.

До сих пор он проявлял удивительную сговорчивость.

— И еще одно. Это касается постели. До рождения ребенка я бы предпочла спать одна.

Несколько мгновений Себастьян молчал.

— Так лучше для ребенка? — наконец спросил он.

— Не знаю, но так лучше для меня. Естественно если родится девочка, я пущу вас к себе, чтобы вы могли иметь наследника.

Себастьяну было абсолютно все равно, будет у него наследник или нет. Неужели он сможет заниматься с ней любовью, только если она будет рожать девочек? А потом вновь на месяцы, а то и навсегда забыть об этом?

— Почему? — спросил он. Ему хотелось сказать: что, набравшись опыта, он станет для нее хорошим партнером.

— Сожалею, — ответила Диана, — но я не могу простить ваш подлый поступок. Возможно, мне удастся сделать это в будущем.

Значит, бесполезно умолять ее, как он собирался. Его подлый поступок! Да, он был не прав. Очень хорошо. Он готов признать это. Как мужчина.

— Я приношу извинения зато, что произошло в Мяркли-Чейз, — произнес он. — Мне не следовало делать то, что я сделал.

— Вы имеете в виду то, как соблазнили меня из мелкого чувства мести?

Он кивнул.

— Вам не кажется, что это было чересчур? Ведь я всего лишь заставила вас поцеловать меня. Разве это такой ужасный грех?

Гордость не позволила Себастьяну пуститься в объяснения, как много для него значил этот поцелуй и какое опустошение наступило в его душе, когда он узнал, что она просто шутила.

— Я еще раз прощу прощения.

— И я прошу прощения зато пари. Это действительно была крайне неудачная шутка, и я долго сожалела, что согласилась в ней участвовать. И полагаю, должна также попросить прошения за то, что перехватила книги, хотя вы это заслужили.

Себастьян снова ответил молчаливым кивком.

— Мы похожи на маленьких детей, — вздохнула она, — которых матери силой заставили помириться, произнести извинения, которые остались лишь на словах. Но возможно, мы, как дети, забудем обо всем через пару дней.

Она повернулась к нему, ожидая ответа.

— Раз уж нам предстоит пожениться, — сказал он, — будет лучше, если мы будем искренни друг с другом.

Вот! Разумное и зрелое пожелание.

— Это верно. Тем не менее я еще не готова вернуться к исполнению супружеских обязанностей.

— Я никогда не буду принуждать вас к этому, — холодно произнес Себастьян. — Вы разрешите и мне выставить условие?

— Это будет справедливо.

Себастьян уже было хотел попросить ее отдать ему книги, но его разум запротестовал. Удовольствие обладать ими будет отравлено, поскольку он получит их как трофей в этой ужасной войне. Пусть отдает их Блейкни.

Блейкни.

Блейкни хотел жениться на Диане. Блейкни, несомненно, расстроится, когда она разорвет их помолвку, И придет в ярость, когда узнает, что из-под носа се увел его кузен.

— У меня нет никаких условий.

— Вы звали меня? Что я могу для вас сделать? — Блейк поцеловал ее в щеку и положил на колени узкий длинный футляр.

Еще один веер, догадалась она. За время их помолвки он подарил ей массу элегантных, хотя и недорогих безделушек. Как жених он был внимателен и даже нежен. Трудно было от него ждать подобного отношения, судя по его столь неромантическому предложению. Диана складывала все его подарки в шкатулку, готовая в любой момент их вернуть.

— Садитесь, пожалуйста. Хотите чаю?

— Нет, спасибо.

— Вина? Бренди?

— Диана, еще нет одиннадцати. Вы хотите меня с утра подпоить, чтобы потом дать нагоняй? А я пришел к вам с новостью. Отец в городе, и я навешу его сегодня.

— Зная, насколько мало вы этого хотите, я могу избавить вас от визита.

— Как? Вы предлагаете мне жениться на вас без благословения? — ухмыльнулся Блейк. — Идея, не лишенная привлекательности. Мы можем отправиться в Гретна-Грин и шокировать мир.

Он и вправду готов это сделать? Диана чуть было не согласилась. Но ей тут же стало стыдно за себя — как она могла хотя бы подумать об этом? Она не может навязать ему ребенка от другого мужчины. Хотя во многих случаях Блейк проявлял легкомыслие, однако он наверняка, возражал бы, чтобы герцогство Хэмптон наследовал чужой сын. Сын его презираемого кузена.

Диана встала, подошла к камину и сделала глубокий вздох.

— Блейк, — сказала она, повернувшись к нему лицом, — я не могу выйти за вас замуж. Я разрываю помолвку.

Он вытаращил на нее глаза. Хотя она очень волновалась, но не смогла не отметить, как смешно выглядит всемогущий маркиз Блейкни, шокированный тем, что его отвергли, чего он никак не мог ожидать ни через десять, ни через сто лет.

— Почему? — наконец спросил он. — Что я такого сделал?

— Ничего. Просто я решила, что мы не подходим друг другу. — Выполнив самое трудное, она почувствовала облегчение. — Я выхожу за другого. За вашего кузена. Лорда Айверли. Себастьяна.

Она видела, как по лицу Блейкни пронеслась буря эмоций: потрясение, недоверчивость, насмешка и, наконец, радость.

— За Филина? Вы выходите не за меня, а за Филина?

Он захохотал, и его смех избавил Диану от остатков жалости к нему.

— А почему у меня не может быть желания выйти за лорда Айверли? Он умен и обладает большим состоянием.

Побывав в его доме, она уже не была уверена в последнем, но Себастьян все же имел репутацию богатого человека.

— О, пожалуйста, Диана! Я слишком хорошо вас знаю. Вы светская женщина, модница. Филин же только снаружи приоделся, а внутри остался таким же тюфяком. Я вас не понимаю.

Со временем он обо всем догадается, когда спустя семь месяцев после свадьбы появится ребенок, но сейчас Диана не хотела говорить правду. Не только потому, что она не доверяла благоразумию Блейка, но, сберегая ее и Себастьяна гордость, она не хотела признаваться, что свадьба вынужденная.

— С того нашего пари я лучше узнала Себастьяна и стала выше его ценить. До вчерашнего дня я не знала, что он разделяет мои чувства. Я даже голоса своего собственного сердца не расслышала. Я приношу самые искренние извинения, хотя наша помолвка была официальной. Никто не знал о ней, в том числе Себастьян, поскольку в противном случае он ни за что не заговорил бы со мной.

В замешательстве Блейк тряхнул головой. Она могла поручиться, что он не до конца поверил той маленькой романтической сказке, которую она сочинила, но ему ничего не оставалось, как ретироваться с поля боя.

— Дорогая Диана, я могу лишь пожелать вам огромного счастья с моим кузеном Филином.

— Почему вы так настойчиво зовете его этим идиотским именем? — резко спросила она, почувствовав раздражение от его насмешливого тона.

— Так, детская привычка. Я полагаю, вы не испортите мне настроение, заставив проявлять уважение к вашему новому жениху.

— Почему вы так не любите друг друга?

— Не знаю. Это было всегда.

— Он никогда не рассказывал о своей семье, но Минерва справилась у Дебретта и выяснила, что он последний в роду Айверли. Ваша семья — его единственные родственники.

— Отец очень высокого мнения о нем. Он всегда советовал мне брать с него пример.

Диана поняла, что отношение Блейка к Себастьяну имеет более глубокие корни, чем просто пренебрежение спортсмена к интеллектуалу.

— И это вас огорчало?

— Насколько я помню, он впервые появился в Мэндевилле, когда нам было по десять лет. Герцог не уставал повторять, какой Себастьян образованный: мол, он и по-гречески говорит как Аристотель, и по-латыни лучше, чем папа римский. Меня никогда особо не интересовали древние языки. Филин — простите, Себастьян — не умел ничего, что любил делать я. — Блейкни нахмурился. — Правда, он как-то умудрился выучиться верховой езде.

— Но он не такой опытный наездник, как вы.

— Не такой, но почти такой. Должен это признать. Я и мои сестры дразнили его, что он держится на лошади как куль.

— И поэтому он начал презирать девочек?

— Сначала они ему нравились, он просто бегал за ними хвостом. А они смеялись над ним. Он был такой тощий, странно одетый, в очках. — Блейкни грустно усмехнулся: — Мы подшутили над ним. Только сейчас, спустя годы, этот случай пришел мне на память. Я уговорил мою младшую сестру Аманду пообещать, что она поцелует его.

Диана ощутила холодок под ложечкой.

— И что дальше?

— Когда няньки не было в комнате, она завлекла его в шкаф, где его ждали мы со старшими девчонками. Мы сняли с него очки, выскочили и заперли его в шкафу.

— Но это жестоко.

— Это еще не все. — Голос Блейкни зазвучал неуверенно. — Мы стащили с него штаны. Мы знали, что в детскую придут родители, хотя это случалось и не часто.

— Боже праведный!

— Он вопил, чтобы его выпустили, и нянька вернулась и отперла шкаф, как раз когда в комнату вошли отец с матерью. Я до сих пор вижу его лицо, когда он полуголый вынужден был поздороваться с ними.

— Это ужасно, что вы сделали, Блейк.

— Знаю. Но это было так давно. Все уже забылось.

Диана не была уверена, что Блейк все забыл, и уж точно Себастьян ничего не забыл. И это объясняет его реакцию на пари с поцелуем. Снова Блейк и снова женщина составляют заговор, чтобы выставить его дураком.




Глава 23


Перед входом стояли две кареты: одна роскошная, знакомая Себастьяну по эпизоду с «разбойником», другая — попроще, в которую лакей грузил багаж. Своей очереди ждали два больших саквояжа и несколько коробок. Лошади фыркали, выпуская из ноздрей пар. Невысокая женщина в черном вышла из дома, неся дорогой зеленый кожаный чемодан и шляпную коробку. Он узнал в ней служанку, которая приходила к нему вместе с Дианой.

— Еще один? — спросил лакей, словно не веря своим глазам.

И Себастьян мог его понять: сколько же вещей нужно двум небольшим женщинам, чтобы провести две недели в деревне! Но он тут же мысленно извинился перед Минервой, чьих вещей было совсем немного. Диана же редко появлялась дважды в одном наряде. И ничто лучше не иллюстрировало ту сумятицу, которую она внесла в его прежде размеренную жизнь.

— Мамзель Шанталь, — окликнул кучер, соскочив на тротуар. — Когда же появится миледи? Лошади не могут так долго стоять на холоде.

Мадемуазель Шанталь не обратила никакого внимания на проблемы лошадей.

— Миледи будет готова, когда будет готова, — она обернулась к Себастьяну: — Может, подождете внутри, милорд?

Он спешился и попросил дворника, чтобы тот несколько минут поводил лошадь. Интересно, думал он, семейная жизнь всегда сопряжена с долгим ожиданием?

По холлу туда и сюда сновали несколько слуг, а у стены на скамейке сидела одетая в дорогу Минерва и читала книгу. Она взглянула на него, и на ее хорошеньком личике появилось выражение настороженности.

— Лорд Айверли.

— Пожалуйста, Минерва, ведь нам предстоит стать братом и сестрой. Вы же звали меня просто Себастьяном. — Это было прежде.

Она смотрела на него с таким разочарованием в глазах, что он почувствовал себя последним мерзавцем.

— Я хотела помочь вам, ничего не говоря сестре о разбойнике. Вы меня использовали.

— Боюсь что так, — сказал он, проглотив комок в горле.

— А ведь тем вечером я увела Блейкни, чтобы оставить вас одних. Я думала, что помогаю сестре, а оказалось, позволила причинить ей боль.

Себастьян чувствовал себя хуже некуда. Он и Диана были взрослыми людьми, и оба поступили непорядочно.

Но Минерва, хотя и очень умственно развитая, едва вышла из детского возраста, невинная и не заслуживающая того, чтобы оказаться в центре конфликта.

— Вам не следует себя винить.

Он понял, что говорит не то.

— Я хотела, чтобы вы женились на ней.

— Это как раз и случится.

— Но не так. — Она покачала головой. — Так неправильно.

Они разговаривали вполголоса, хотя суетившиеся вокруг слуги были слишком заняты, чтобы обратить на них внимание, Себастьян присел на корточки, чтобы его глаза были на уровне глаз Минервы.

— Я обещаю вам одно, Минерва. Я сделаю все, чтобы вашей сестре было хорошо.

— Можете поклясться?

Она посмотрела на него посветлевшим взглядом, в котором сквозили тревога и надежда.

— Богом клянусь.

Ему стало не по себе, поскольку показалось, что она смотрит не на его лицо, а заглядывает в душу. Через несколько мгновений она кивнула:

— Спасибо, Себастьян.

И, потянувшись, поцеловала его в щеку.

— Вы здесь, милорд?

Диана спустилась по лестнице, словно императрица, в бархате и соболях.

— О, вы вместе. Чего же мы ждем? Пошли!

Себастьян и Минерва поднялись и направились вслед к выходу.

— Она часами копается, — скорчила гримасу Минерва, — а виноватой оказываюсь я.

В течение двух дней Минерва хвалила себя за предусмотрительность, что догадалась захватить три книжки. Диана во время путешествия почти все время спала, а когда бодрствовала, была не в духе. Живя в Уоллоп-Холле, Минерва видела много раз, как ведут себя беременные лошади и собаки, но впервые столкнулась с тем, как это происходит у людей. Однако она никогда не закрывала глаза и не затыкала уши, чтобы не понимать, что беспокоит сестру. И все же она не подавала виду, что поверила в басню, будто Диана разорвала помолвку с лордом Блейкни и через неделю собирается сочетаться браком с Себастьяном только из-за того, что они помирились. Впрочем, произошедшее ее вполне устраивало. Она знала, что Диана не будет счастлива с эгоцентричным болваном Блейкни, пусть даже красивым и будущим герцогом. В отношении Себастьяна как мужа Дианы у нее были свои соображения. Он еще не очистил от глины свои сапоги, как она поняла, что это идеальная партия для сестры. Сейчас она поколебалась в своем мнении, но надеялась на лучшее. Это было все, что она могла делать, поскольку брак был неизбежен и, более того, необходим.

В последний, третий день путешествия Диане стало чуть лучше, и настроение ее улучшилось. Чего нельзя было сказать о погоде. Зарядивший дождь вынудил Себастьяна покинуть седло и перебраться в теплый экипаж. Диана предложила провести время за картами.

Когда Минерва разложила складной столик для игры, у неё возникли серьезные сомнения по поводу детства ее будущего зятя: он не умел играть даже в простейшие игры: в карты и слова.

— Вы не знаете, как играть в папу Иоанна[8 - Название карточной игры.]? — спросила она. — Вы обязаны знать.

— Все знают, как играть в папу Иоанна, — воскликнули обе сестры одновременно.

— Борода Аристотеля! — так же одновременно крикнули они.

— Шекспир!

Минерва выкрикнула слово, на долю секунды опередив Диану.

— Ну ты и зануда. Хорошо, победила. Значит, завтра получишь письмо.

Себастьян смотрел на них, словно они заговорили по-китайски.

— Вы что, решили перейти на тарабарщину? — спросил он.

— «Борода Аристотеля» — это фраза, которую мы употребляем в нашей семье, когда два человека говорят одно и то же одновременно, — объяснила Диана. — А вы какие употребляйте?

— Никакие. Я о подобном никогда не слышал.

— Как же? Вы должны, — сказала Минерва. — В каждой семье есть свои выражения. У наших соседей Лочисов говорят «Роберт Брюс», потому что их мать шотландка. В семье нашей матери в таких случаях использовали выражение «тушеная устрица» — это блюдо очень популярно в Эссексе, где та жила, но когда мама вышла замуж за отца, она согласилась на «бороду Аристотеля».

— А что означает «Шекспир»?

— Если кто-то первым успел сказать «борода Аристотеля», тот выиграл, но если двое сказали одновременно, как сейчас получилось у нас с Ди, то надо сразу сказать «Шекспир». Кому это удастся, на следующий день тот получит письмо.

— А если вы одновременно произнесете «Шекспир»?

— Мы обе получим. по письму.

— Неужели это правило всегда срабатывает? — недоверчиво спросил Себастьян. — Вы всегда получаете письма?

— Всегда, — уверила его Минерва.

— Не всегда, иногда, — засмеялась Диана.

Минерва хотела бы поспорить, потому что, хотя она знала, что сестра права, ей казалось, что «борода Аристотеля» была непременным предвестником получения корреспонденции. Но она быстро сообразила, что ее спутники потеряли к ней интерес. Себастьян смотрел на Диану, как будто за всю жизнь не видел ничего более удивительного, а она отвечала ему улыбкой, которую Минерва сочла озорной. Если бы они не находились в карете, она тут же покинула бы их. Ей не оставалось ничего, кроме как отвернуться к окну.

— Давай научим Себастьяна играть в три карты, — сказала Диана чуть спустя и достала из-под сиденья колоду.

Все Монтроузы относились к играм серьезно и не допускали мысли умышленно отдать победу. Они радовались, когда выигрывали, сердились при любой неудаче, а проигрывая, начинали спорить о правилах. Ни Диана, ни Минерва не получали поблажки от братьев, несмотря на свой пол, или юный возраст. Они могли добиться победы над парнями лишь в честной и умелой борьбе. Диана готова была уступить Мин, когда та была маленькой, но теперь в этом не было необходимости.

Себастьян не умел прежде играть в карты, но он оказался способным учеником. Через короткое время он блефовал не хуже партнерш, рожденных в гонке за воображаемым богатством. Хотя он не так громко радовался удачам и сокрушался при поражениях — Диана, победив, во весь голос кукарекала, словно бешеный петух, — но держался на уровне, жестоко высмеивая противниц, называл их неудачницами, обреченными на нищету и безумство. Минерва с уважением смотрела на него широко открытыми глазами. Себастьян в умении нанести оскорбление мог бы даже превзойти Руфуса. Конечно, Ру свои гневные тирады произносил на нескольких языках, в том числе на турецком, греческом и коптском. Но у Себастьяна было достаточно развито воображение, чтобы бросить перчатку признанному чемпиону семьи Монтроуз.

Себастьян почти огорчился, когда они миновали Мач-Уэнлок и путешествие приблизилось к концу. Он не любил ездить в карете, но сейчас благодаря Диане ему это пришлось по вкусу. У нее был талант окружать себя комфортом и роскошью. И впервые после их вынужденной помолвки Диана выглядела счастливой. Временами ему казалось, что ее неприязненное отношение вызвано не ненавистью к нему, а плохим настроением и раздражительностью, свойственными беременным. А сегодня она была весела и всем довольна.

На мгновение их взгляды случайно встретились. Себастьян не знал, что станет делать, если она выполнит свое намерение и не пустит его к себе в постель, но боялся, что в этом случае вполне может стать пациентом сумасшедшего дома.

Их вышли встречать миссис и мистер Монтроуз вместе с молодым Стивеном. Пошли объятия, поцелуй. Себастьяна приветствовали так тепло, что ему стало неловко. Это чувство усилилось за обедом, накрытым вскоре после их приезда, его появление в их семье было встречено с подлинной радостью, и он почувствовал себя низким лгуном.

— А теперь, — воскликнул мистер Монтроуз, когда со стола убрали последнее блюдо, — настало время девочкам взвеситься. Айверли тоже может последовать их примеру, если захочет. Фактически, — удовлетворенно добавил он, — вы стали членом семьи, и выбора у вас нет.

Не обращая внимания на гримасы отвращения, появившиеся на лицах обеих дочерей, он громко расхохотался.

— Может, не сегодня, — быстро сказал Себастьян.

Они с Дианой решили держать в секрете свои истинные отношения, а перед остальными разыгрывать счастливую помолвленную пару, мечтающую скорее пожениться. Он не знал, как быстро увеличивается вес во время беременности, но даже на этой стадии было понятно, что ребенок внесет свой вклад в результат. Диане вовсе не хотелось объясняться по поводу нескольких лишних фунтов.

Но отца не так просто было сбить с мысли:

— Это не займет и минуты. Кроме того, я хочу показать вам новое кресло.

Несмотря на все свое нежелание, Диана уже готова была сдаться. Она любила поворчать по поводу своих стариков, но Себастьян знал, что это просто слова без малейшего намерения нанести им обиду. И сейчас она не могла настаивать, чтобы не разочаровать отца.

— Нет, — возразил Себастьян. — Диана устала после путешествия. Ей необходим отдых.

Он снял руку с ее колена и положил сжатые кулаки на стол, так чтобы их все увидели.

— Ну хорошо!

Мистер Монтроуз широко улыбнулся, показывая, что ему пришлась по душе такая заботливость. А Себастьян почувствовал себя еще более виноватым.

Жизнь в Уоллоп-Холле проходила как будто в другой стране. «Борода Аристотеля» была лишь первым знакомством Себастьяна со специфическим языком Монтроузов. Иногда это были идиомы, хотя и вполне понятные, для которых использовались обычные слова. Но однажды он услышал целый разговор Минервы со Стивеном, который был понятен им, а для него звучал полной тарабарщиной.

Когда он рассказал об этом Диане, та просто пожала плечами:

— Так делают во всех семьях. Отличие лишь в том, что Монтроузы более эксцентричны и докучливы.

— Дождь закончился, — прервала их Минерва. — Надо пойти и набрать растений, чтобы украсить дом. До Рождества всего два дня, и если мы этого не сделаем, никто не сделает. Мама настолько занята подготовкой к завтрашнему дню, что ей даже подумать об этом некогда. Если бы все зависело от нее, то мы бы на рождественском столе увидели собачий корм. А вы двое пойдете?

— Нет, спасибо, — ответила Диана. — Я так пригрелась возле огня.

— Лентяи!

— Признаю себя виновной.

— Пойдем, Мин, — позвал Стивен. — Я тебя погоняю.

Когда они вышли из комнаты, Себастьян встал напротив сидящей на диване Дианы и, нахмурившись, сказал:

— Думаю, тебе следует выйти. Ты почувствуешь себя лучше.

— Не хочу, — закапризничала Диана.

— Свежий воздух очень полезен беременным.

— Да? А кто это сказал?

— Доктор Томас Денмэн.

— Кто это такой?

— Авторитет в области акушерства. Его книгу очень рекомендовали, и я проштудировал ее. Он пишет, что здоровая женщина переносит беременность легче, если регулярно гуляет.

— Я такого не слышала. Думаю, мне лучше вздремнуть.

— Денмэн обосновал свое заключение наблюдениями: женщины нижних слоев общества, вынужденные работать на свежем воздухе, вынашивают и рожают легче, чем богатые, которые могут позволить себе бездельничать. Боюсь, я буду настаивать. — Он взял ее за руку: — Пойдемте. Вы бледны.

Диана заворчала, но все же послушалась, и через полчаса ее щеки заметно порозовели. Светясь удовольствием, она повела Себастьяна срезать особенно обильную ягодами ветку падуба.

— Ох! — воскликнул Себастьян. Шип проколол ему перчатку. — Зачем мы это делаем?

— Вы же гораздо выше Стива и можете дотянуться дальше.

— Я имею в виду, зачем вообще нужен падуб? Это совсем небезопасное занятие.

— Мы никогда не празднуем Рождество без веток падуба.

— Не понимаю почему. Я двадцать шесть раз отмечал Рождество и обходился без колючек.

— Вы очень странный, Себастьян, — сказала Минерва. — Полагаю, вы и про омелу не знаете?

— Омела — очень полезное лекарственное растение-паразит.

Все засмеялись над ним, он и не возражал.

— А что такого? — только спросил Себастьян.

— Ничего, — ответила Минерва.

— Мы не потащим все это в дом, — сказала Диана.

— Потащим, — одновременно ответили Минерва и Стивен.

Что вызвало новый круг «бород Аристовы» и предположительное получение массы корреспонденции.

Себастьян продолжал отклонять попытки мистера Монтроуза взвесить Диану и измерить ее рост. Для себя он выяснил, что его параметры — рост шесть футов и один с половиной дюйма, а также вес — с лета не поменялись.

— Заходи ко мне в кабинет, мой мальчик, — предложил мистер Монтроуз, сделав соответствующие записи в своем гроссбухе. — У меня есть разговор к тебе.

Хозяин освободил закуток от книг, бумаг, разнообразных предметов таинственного назначения, заполнявших тесное помещение, чтобы Себастьян мог присесть. Затем сам занял место за письменным столом. Обычно отец Дианы не выглядел внушительно, но сегодня, в предрождественский вечер, суровое выражение на его лице заставило Себастьяна почувствовать себя школьником.

— Итак, вы хотите оформить брак с моей дочерью через три дня, — начал он.

— Да, сэр. Я так счастлив.

— Диана уже взрослая женщина и сама себе хозяйка, но я счел бы себя плохим отцом, если бы не попытался вникнуть во все обстоятельства.

— Я постараюсь ответить на все ваши вопросы, — ответил Себастьян, стараясь проявить возможное внимание к собеседнику. — Хотя некоторые сведения будет более правильно получить от Дианы.

— Хм. Вам, должно быть, известно, что Диана очень богата. Фэншоу оставил ей огромное состояние. Мне не хотелось бы думать, что вы собираетесь жениться на ней ради денег.

— Вы слышали о Сэкстонском угольном месторождении?

— Боюсь, что нет.

— Оно находится в Нортумберленде на территории Сэкстон-Айверли и принадлежит мне. Это очень богатое месторождение.

Себастьян назвал сумму, которая заставила мистера Монтроуза присвистнуть.

— Ого! Ваш доход даже превышает доход Дианы.

— Я женился бы на ней, даже если бы у нее не было ни пенни.

— Значит, вы любите.

Себастьян смог лишь повторить обещание, данное Минерве:

— Я сделаю все, чтобы ей было хорошо.

— Я знаю, как трудно нам, мужчинам, говорить о своих чувствах, но, Себастьян — я буду называть тебя так, ибо нам нет нужды быть излишне официальными, — все в порядке, поскольку вижу, что ты на самом деле любишь мою дочь.

Себастьян почувствовал, что не способен больше ни минуты обманывать этого доброго, любящего человека. Если ему доведется быть тесно связанным с ним, считать его почти своим, отцом, он предпочел бы, чтобы с самого начала между ними были прямые и честные отношения.

— Мне ужасно неприятно признаваться в этом, и лучше бы вам об этом сказала сама Диана, но боюсь, она этого не сделает. Она ждет ребенка.

Монтроуз не стал обижать дочь вопросом, Себастьян ли отец ребенка.

— Понятно, — сказал он, сморщив губы и потерев виски. — Эта новость не слишком весела для отцовского сердца, но раз вы вот-вот поженитесь, мне не остается ничего, кроме, как с радостью ожидать появления моего первого внука.

— Благодарю вас, сэр.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — хмыкнул он. — Теперь я понимаю, почему Диана все время капризничает. Я сочувствую тебе, мой мальчик. Я прошел через это не один раз. Я могу сказать, что женитьба была твоим выбором?

— Во всяком случае, не ее, — с грустью выдавил Себастьян. — Она хотела выйти замуж за Блейкни, а я разрушил ее намерение.

— Блейкни? О нет! Конечно, она еще девочкой увлеклась им, но он ей совершенно не подходит, Он слишком инфантильный.

— Он на два месяца старше меня.

— Возраст тут ни при чем. Блейкни до сих пор еще мальчик, а Диане нужен мужчина. Ты, мой мальчик, — мужчина.




Глава 24


— Не хочу слышать о докторе Денмэне.

— Не расстраивайтесь. Доктор Денмэн говорит, что это вредит беременным женщинам.

Диана стиснула зубы и приготовилась топнуть ногой. Все остальные члены семьи, включая Генри, который удивил всех поздним вечером, приехав из Эдинбурга, уже закончили завтрак и вышли из столовой.

— Сколько раз я могу вам повторять, Себастьян, что я не выношу такую еду.

— Это потому, — терпеливо ответил он, — что эти блюда из мяса. — Он показал на стопку тарелок, стоявшую на буфете. — Доктор Денмэн говорит, что беременные женщины часто едят овощи и фрукты, когда остальное им противопоказано.

Диана почувствовала даже уважение к доктору, несмотря на то что ее возмущало выражение «беременные женщины», как будто она могла быть кобылой или коровой.

— Я не собираюсь есть на завтрак овощи, — сказала она немного спокойнее.

— А как насчет фруктов?

— Пожалуй, съела бы немного винограда. Я люблю виноград.

— А я его терпеть не могу.

— Глупости. Нет людей, которые не любят виноград. Но дело не в этом. Мы его не получим, пока кто-нибудь не совершит налет на оранжереи Мэндевилла.

Себастьян позвонил, чтобы пришла служанка. Та выглядела неуверенно, когда он спросил, какие фрукты есть на кухне.

— Может, у кухарки есть тушеные сливы.

У Дианы свело живот.

— Нет, спасибо. Я съем апельсин. — Это прозвучало очень аппетитно. — Они еще не закончились?

Когда принесли апельсин, Себастьян сам очистил его, причем сделал эго очень искусно.

— Ну вот. Апельсин съеден, и вы можете вернуться к прежним привычкам. Можно немного прокатиться верхом с нашими охотниками, но медленным шагом. Никаких скачек.

— Мама подумает, что мы трусим.

— Я не могу жить в зависимости от того, кто что обо мне думает. И вам не следует.

— Я имела в виду вас. Мне все равно, что думает мама.

— Так я и подумал. — Его тон был более сухим, чем обычно. — И если вас не волнует, что вас могут назвать трусихой, то нет причин, по которой мы не могли бы прогуляться.

Через полчаса Себастьян помог Диане сесть на лошадь, и они присоединились к охотникам, собравшимся перед домом. Несмотря на раздражение против доктора Денмэна, Диана должна была признать, что ценит заботу Себастьяна.

Он хорошо выглядел на лошади. На самом деле для нее он почти везде выглядел хорошо. Она все еще болезненно переживала события, которые привели их к вынужденному браку, но перед ней уже замаячила возможность простить его, оставить все позади и достичь взаимного компромисса.

Когда ее перестанет тошнить, возможно, она пустит его к себе в постель. Диана с трудом переносила воздержание. Она бросила быстрый взгляд в сторону, на его бедра, прижатые к бокам жеребца, и почувствовала, как внутри у нее завибрировало.

Может, это не будет тянуться слишком долго?

На свадебном обеде мистер Монтроуз произнес тост за новобрачных.

— Во второй раз я вынужден отдавать свою дочь, — сказал он с подозрительно сияющими глазами. — Я никогда не забуду тот день, когда родилась моя маленькая богиня. — Он полез за носовым платком, достал его и трубно высморкался. — Я всегда скучаю, когда ее нет рядом, но не смог бы отказать человеку, который ей ближе меня. Однако надеюсь, вы часто будете навещать нас.

Диана, казалось, готова была тоже вот-вот расплакаться. Себастьян взял ее руку и слегка сжал.

— Конечно, — сказал он. — Но с одним условием. — При этих словах раздался хор протестующих голосов. — Вы должны обещать, что больше не будете взвешивать Диану.

— Спасибо, — сказала Диана, а Минерва радостно вскрикнула.

— Объявляю новое правило, — капитулировал отец. — Отныне замужним женщинам не надо будет взвешиваться, если только они сами не пожелают. Это правило я всегда применял к миссис Монтроуз. — Он потянулся бокалом к жене и с огромной любовью посмотрел на нее. Затем повернулся к Минерве: — А вам, мисс, после обеда быть в холле.

— Вот и стимул скорее выйти замуж, Мин, — сказала Диана.

— Минерву замуж! — язвительно заметил Стивен. — Да кто ее возьмет?

— Я тоже рад, что Себастьян стал членом нашей семьи. — Генри Монтроуз был почти великаном одновременно высоким и плотным. Благодаря острому уму и отличному чувству юмора он казался старше своих двадцати четырех лет. — Желаю вам долгих и счастливых лет и обещаю, если сестра будет с вами несчастна, живьем анатомировать вас.

Себастьян не был уверен, что это всего лишь шутка.

Миссис Монтроуз, которая казалась глубоко погруженной в свой мир собак и лошадей, нахмурилась, взглянув на сына:

— Нашел время для угроз! Мы должны быть благодарны Уильяму и Руфусу, что их здесь нет и они не могут опозорить нас. Себастьян, как только вы в первый раз появились у нас, я сказала Диане, что она должна выйти за вас. И в первый раз с тех пор, как ей исполнилось десять лет, она вняла моему совету.

Глубоко тронутый, Себастьян увидел, что его невеста вспыхнула, но, скорее, от радости. У него в груди появилось странное чувство. Он не мог бы словами определить его, но оно было очень приятным.

Стивен выскользнул из-за стола, а Минерва улыбнулась.

— Вы хотели узнать, для чего нужна омела? — весело воскликнула она. — Вот и пришло для этого время.

Обернувшись назад, он увидел младшего Монтроуза, размахивающего веткой с бледно-зелеными ягодами.

— Поцелуйте ее, Себастьян, — велела Минерва.

Диана посмотрела на него огромными голубыми глазами и слегка раздвинула губы.

Он мог бы догадаться, что такова была рождественская традиция. Он взял ее лицо в ладони и, прижавшись губами к ее губам, почувствовал вкус бренди и специй и ее невыразимую словами сладость, которая, казалось, развеяла горькие воспоминания об их прошлых поцелуях и обещала новое начало.

Себастьян был уверен, что этот поцелуй, сопровождавшийся хором поздравлений, насмешек и посвистываний, длился дольше, чем того требовали правила поцелуя омелы.

Он жалел, что поцелуй не мог продлиться всю ночь.

Последнюю свою холостяцкую ночь Себастьян провел над книгой доктора Денмэна. Он узнал много вещей о беременных, о которых успел забыть, в частности, о том, что они страдают от различных недомоганий, таких как запор, геморрой, отеки. Но доктор упорно, раздражающе необъяснимо не хотел отвечать на один вопрос, который только и занимал Себастьяна: может ли женщина в таком положении без вреда для себя выполнять супружеские обязанности.

Он почти пришел в отчаяние, прочитав, что они часто «теряют аппетит».

Боже, он и так это знал.

Продолжая чтение, он выяснил, что это многообещающее выражение относится лишь к капризному желанию употреблять только определенные продукты.

Доктор Денмэн, этот «великий акушер», полностью разочаровал Себастьяна.

По видимо, решил он, если бы спать с беременной было бы опасно для ее здоровья, доктор непременно сказал бы об этом.




Глава 25


Нынешнее венчание Дианы ничем не напоминало первое — пышную церемонию в церкви Святого Георгий на Ганновер-сквер. И чувства были совсем другими.

Тогда она была охвачена радостным волнением, оттого что станет замужней дамой с титулом и карманными деньгами, на которые сможет купить все, что захочет. Ее жених, хотя она любила его, не выглядел ей парой. Но что она, восемнадцатилетняя девушка, понимала в замужестве и прочих с ним связанных вещах?

Нынче она была слишком утомлена, чтобы испытывать радостные чувства. Беспокойство и тошнота все последние недели не давали ей как следует отдохнуть, и последнюю ночь она почти не сомкнула глаз.

Причина ее бессонницы стояла рядом с ней у алтаря — высокий, без улыбки на лице. Он произнес свои обеты твердо, не меняя интонации и, когда пришло время, надел ей на безымянный палец золотое кольцо. Оно оказалось как раз по размеру. Позже Диана выяснила, что Себастьян узнал размер от нарочного, которого посылал к Шанталь. А когда у нее появилась возможность рассмотреть кольцо, она заметила, что наружная поверхность украшена красивым узором, а на внутренней выгравированы их имена. Уже не в первый раз Себастьян показал себя толковым и заботливым человеком.

На этот раз она не могла думать ни о чем, кроме жениха. Во многом он был для нее загадкой. Она же была открытой книгой, находясь в деревне, где выросла, окруженная членами семьи и челядью. Пока Диана не покинула дом, она посещала службы в приходской церкви Уоллопа почти каждую неделю. Себастьян же был совсем одинок, рядом с ним не было никого, кто мог бы поддержать его. Он отклонил предложение пригласить герцога Хэмптона с женой, его дядю и тетю, хотя они находились в своей резиденции в Мэндевилле. Блейкни, о чем она узнала с облегчением, не присоединился к семье на Рождество.

Хотел ли он этого или нет, но сейчас у него есть семья. Не только ее эксцентричный клан принял его в свой круг, у него есть жена, и скоро он станет отцом. У Дианы возникла надежда, что они с Себастьяном смогут забыть прошлые грехи и что-то извлечь из их брака. Но ей необходимо понять, как и почему ее муж стал таким, каким стал. Только тогда она сможет сказать, что знает его.

Себастьян снова оказался в столовой не один. Но наутро после свадьбы с ним была не его жена. Он оставил ее спать в их общей постели. Генри Монтроуз поглощал огромную порцию яичницы с ростбифом, одновременно глядев книгу, прислоненную к кофейнику.

— Простите, что беспокою вас, но могу ли я?..

Генри что-то пробормотал и убрал книгу, чтобы Себастьян, которому понравился его шурин, налил себе кофе. Общество бормочущего мужчины с книгой вполне подходило его теперешнему настроению. Он выпил кофе и предался грустным размышлениям, когда его взгляд упал на название книги «Лечение легочных заболеваний».

— Вы знакомы с работами доктора Томаса Денмэна? — спросил он.

Генри закрыл книгу, заложив нужную страницу пальцем, и положил ее на колени.

— «Введение в практическое акушерство». Известная и уважаемая книга. А почему вы спрашиваете?

— Я молодожен. Думал, информация на эту тему могла бы оказаться полезной.

Только студента-медика могло удовлетворить такое объяснение.

— Хорошая мысль, — сказал Генри.

Этой ночью Диане было жарко, но она этого не заметила, поскольку сразу заснула. Себастьян вошел в комнату, когда она уже спала. Он намеренно неловко готовился ко сну, но даже шум не разбудил ее. Наконец он лег рядом с ней, ощущая тепло, исходящее от ее тела, и пытался подавить охватившее его желание, перечисляя симптомы беременных, на которые указывал доктор Денмэн: запоры, геморрой, отеки плюс диарея, рвота и пигментные пятна на коже. Но ни один из этих подчас противоположных признаков не смог избавить его от сжигавшей страсти. Он боялся, что не сможет пережить еще одну подобную ночь, он или прыгнет на нее как бешеный бык или сгорит.

Как может она спать, когда он так страдает. Должно быть, решил Себастьян, она нездорова.

— По Денмэну, — сказал он, — у женщин во время беременности часто повышается температура и кровь становится густой.

— Из-за прекращения менструаций, — кивнул Генри.

— Для улучшения состояния Денмэн советует кровопускания.

— Я не специалист, — нахмурился Генри, — но я был бы с этим осторожней. Вы знаете, что дочь Денмэна была замужем за Крофтом, который следовал правилам тестя?

— Крофт?

— Врач принцессы Шарлотты. Он часто делал ей кровопускания во время беременности.

Сердце Себастьяна упало. Он пользовался советами человека, чьи идеи привели к смерти дочери принца-регента, наследницы английского трона.

Всю жизнь он доверял двум источникам логики и здравого смысла: хорошим книгам и своему внутреннему голосу. А теперь, когда буквально стоял вопрос о жизни и смерти, они его чуть не подвели. Он пообещал всячески заботиться о жене, а в действительности чуть не убил ее.

Проснувшись, Диана первым делом прислушалась к ощущениям в желудке. Все было хорошо. Это был один из немногих дней, когда ей сразу не нужен был таз. Взглянув на часы, она поняла, что проспала почти двенадцать часов, Она потянулась, поднимаясь, посмотрела вокруг и не поверила глазам. На подушке рядом ясно виднелся след головы. Да и чувствовался знакомый запах, исходящий от простыней. Было ясно, что она спала не одна.

«Бедный Себастьян, — с сожалением подумала она. — Какова была его первая брачная ночь!» Ее муж так и не смог ничего почувствовать.

Конечно, он и не имел права на что-либо иное, но имел право что-то ожидать. Большую спальню слуги приготовили для любовных утех: тонкие простыни, пылающие в камине яблоневые поленья, букеты засушенных цветов и кувшин с ароматическими жидкостями из кладовой. Внутренний голос подсказывал ей, что Себастьян не получил удовольствия от этой незатейливой роскоши.

Не исключено, что она предоставит ему такую возможность позже, если будет себя чувствовать так же, как сейчас.

— Войдите, — крикнула она.

Это, конечно, не Шанталь с чаем — та не стучится. Дверь открылась, и в комнату вошел ее муж.

И утренние, и вечерние наряды Себастьяна были безупречны, но ничто не шло ему лучше, чем костюмы для верховой езды. Это было странно, поскольку он не был сельским жителем. Вид его высокой, крепкой фигуры в зеленом сюртуке, замшевых брюках и высоких сапогах вызвал у нее обильное слюнотечение.

— Как ты сегодня себя чувствуешь? — спросил он.

Лицо его выражало непритворную озабоченность, и Диану это трогало, хотя временами досаждало.

— Прекрасно. Я спала как убитая.

— Я заметил.

Диана поняла, что была права: она вела себя совсем не как новобрачная.

Она потянулась, подняв руки. Одеяло соскользнуло, так что стала видна грудь под ночной сорочкой.

— Неудивительно, что я так крепко спала. Здесь такой мягкий матрас.

Было видно, как у Себастьяна на щеках заиграли желваки.

— А ты, видимо, не выспался. Ты лег так поздно, а встал рано. Тебе было неудобно спать?

Она много недель не слышала его бормотания, но из-за напряжения он снова заговорил нечленораздельно, и в его речи слышалось отчаяние. Хотя было жестоко так третировать его, Диану разбирал смех.

Ей также хотелось позвать его к себе. Но по дому уже сновали слуги. Она не могла допустить мысли, что они, знавшие ее с малолетства, застанут ее за занятиями любовью.

Кроме того, она еще не готова была простить Себастьяна. Это по его вине она оказалась в таком положении, и наказание должно еще немного продлиться. Она снова потянулась.

— Я вынужден отправиться в Нортумберленд, — отрывисто произнес он. — В Сэкетон-Айверли.

Она не прекратила призывных движений.

— Когда?

— Нынче же. У меня там накопились дела, к которым я из-за известных событий не смог приступить.

— Нужно было сказать об этом заранее, — сказала она.

Себастьян сунул руки в карманы и уставился в пол.

— Я не подумал об этом.

— Женатые люди, — терпеливо объяснила она, — обычно сообщают супругам о своих намерениях, например, в каком графстве они собираются остановиться. Я рассчитывала, мы побудем здесь неделю или две, а затем вернемся в Лондон.

— Ты можешь так и сделать. На север дорога длинная, и в одиночку я доберусь быстрее.

— Ты не хочешь, чтобы я сопровождала тебя в твой дом? — спросила она. — Я бы очень хотела взглянуть на него.

— Поверь, в этом нет нужды. Сэкстон-Айверли не то место, где бы тебе стоило появляться зимой. Да в любое другое время года.

Диана натянула одеяло до подбородока, но затем изменила решение. Ее мысли путались. Она вылезла из постели, надела пеньюар и повернулась к Себастьяну; уперев руки в бока.

— Это будет выглядеть странно: ты уезжаешь сразу после свадьбы, а меня оставляешь одну. Я понимаю, что ни один из нас не мог выбирать в этой ситуации, но я думала, мы как-нибудь могли бы ужиться вместе.

Лучше, чем следовало ожидать. Себастьян вожделел ее, она не ошибалась, но все равно это не значило ничего. Он был мужчиной, а мужчины всегда ее вожделели. Важным было, что он заботился о ее здоровье и самочувствии, и это трогало ее, пусть даже рекомендации доктора Денмэна доводили ее до отчаяния.

— Тебе нужно наблюдаться у доктора, — сказал Себастьян.

— Но в Нортумберленде должны быть доктора.

— Они не слишком искусные.

Получилось не очень убедительно.

— Я вполне здорова, если не считать недомоганий, связанных с моим положением. Не сомневаюсь, что в Нортумберленде каждый год женщины рожают тысячи детей.

— Тебе безопаснее остаться здесь с семьей. Твой отец знает, что ты беременна, и тебе следует сообщить об этом матери.

— Ты сказал папе? Зачем ты своевольничаешь?

— Но он с радостью ожидает появления внука, — сказал Себастьян в оправдание.

Хорошее настроение, с которым она начала день, ушло.

— Я не собираюсь проводить здесь семь месяцев, в течение которых отец будет меня взвешивать каждые десять минут, а мать рассказывать о родах у гончих.

— Он не будет тебя взвешивать… — Под гневным взглядом Дианы Себастьян замолчал. — Кроме того, Генри может при необходимости дать консультацию, — все же закончил он.

— Я не собираюсь пользоваться медицинскими советами брата.

— Но он же старше тебя.

— На одиннадцать месяцев.

— Но они любят тебя. И ты их любишь!

Себастьян взглянул на нее с удивлением.

— Разумеется, я люблю их, но это не значит, что я хочу с ними жить. Я взрослая женщина, и у меня два собственных дома. И если мой муж уезжает от меня, мне придется выбирать собственный способ, как жить.

— Ты ведешь себя неразумно.

Диана знала, что если мужчина обвиняет женщину в неразумном поведении, спорить дальше бесполезно. Даже совместные аргументы самых великих философов и ученых не заставят их изменить точку зрения.

— Поезжай, — скала она, указывая на дверь. — Поезжай в Нортумберленд. И не беспокойся обо мне. Я побуду здесь недолго, а потом решу, как поступить. Я сообщу тебе, где я остановлюсь.

— Ты будешь осторожной?

— Если это тебя так заботит, почему ты не останешься или не возьмешь меня с собой?

— Без меня тебе будет лучше.

Себастьян отвернулся.

«Оставь надежду всяк сюда входящий».

Когда Себастьян впервые приехал в Сэкстон-Айверли из Винчестера, где познакомился с творчеством Данте, он понял, что итальянский поэт озвучил его страх. Эти слова можно также было вырезать на фризе гигантского портика.

В течение нескольких недель он получал из Нортумберленда все более настойчивые письма с требованиями вернуться. Он не обращал на них внимания. Но теперь оправдывать свое отсутствие он больше не мог.

Несколько дней в Уоллоп-Холле он был счастлив. Он считал себя чертовски умным, изучил все, что можно было изучить, о протекании беременности у жены и наблюдал за ней. Не только потому, что обещал это Минерве и мистеру Монтроузу, но и потому, что просто был хорошим мужем.

Что он знает теперь? Его опыт не мог подсказать, как сделать женщину счастливой. Диана не хочет видеть его в качестве мужа, да и никогда не хотела. Он также видит, что она в нем не нуждается.

Когда он выехал из Уоллоп-Холла, он почувствовал холод, но вовсе не из-за морозного воздуха. По сравнению с теплотой и уютом дома Монтроузов огромный каменный дом Айверли казался ему еще более, чем прежде, частью ада, самой холодной его частью. Его привезли туда в шестилетнем возрасте, и несколько последних лет он горел желанием вырваться оттуда. Теперь пришло время покориться судьбе.

— Ты уверена, что это будет мудрым поступком? — При разговоре бакенбарды мистера Монтроуза колыхались. — Себастьян сказал, ты собираешься вскоре последовать за ним на север.

Это была выдумка, которой они с Себастьяном воспользовались для разговора с родителями, поскольку те были очень удивлены быстрым отъездом зятя.

— Это было вчера. А сегодня уже наступило «вскоре».

— Не понимаю. Что за срочность, если у него нет времени тебя сопровождать?

— Я уже объясняла, что поеду короткими отрезками, а Шанталь присмотрит за мной. Я найму сопровождающего в Шрусбери, поэтому у тебя нет ни малейшей причины для беспокойства.

— Уильям, оставь ее в покое, — сказала его супруга. — Она беременна, а не на смертном одре. Если, женщина в положении, это не значит, что с нее нужно пылинки сдувать.

Мать Дианы восприняла новость о беременности дочери довольным смешком и тут же вывалила массу информации о беременности лошадей.

— Женщина принадлежит мужу, а не родителям, — высказала она мнение, которое едва не заставило Диану поменять решение и вместо Нортумберленда отправиться в Лондон.

Но, поразмыслив, она согласилась с матерью, и они с Шантадь сели в карету, почти не взяв с собой багажа, кроме всех шуб, которые были с ними, и в тумане конца декабря тронулись в сторону морозного севера.

Диана не хотела, чтобы Себастьян избегал ее до конца беременности, а может быть, и после. Если они хотят, чтобы из их брака, который начался при сложных обстоятельствах, что-то получилось, они должны жить в одном доме.

Серые тучи неслись по небу, как волны океана в шторм, когда карета миновала въездные ворота и оказалась на широкой дороге, вдоль которой не росло ни деревца. Диана, не испугавшись холода, выглянула в окно. И если у нее перехватило Дыхание не из-за сильного ледяного ветра, дувшего с Северного моря, то уж точно от первою же взгляда на ее новый приют. Такого огромного здания она в жизни не видела. Герцогский дворец в Мэндевилле показался бы карликом на фоне Сэкстон-Айверли.

Высокий центральный блок с массивным фронтоном и колоннадой доминировал над крыльями, которые напоминали крылья не только в архитектурном значений этого слова. Дом был похож на исполинского стервятника: темного, зловещего и готового камнем обрушиться на жертву.

У нее возникло впечатление, что она бредит и находится не в реальном мире, а стала героиней романа. Это впечатление усилилось, когда она через дверь, годящуюся для соревнований великанов, вошла в помещение, предназначенное как будто специально для того, чтобы лишить ее остатков духа. Это был трехцветный зал с рядами темных римских колонн, едва видимых в сгущающихся зимних сумерках. Ни ковра, ни гобеленов или картин, ни позолоты — серо-стальной камень арок и сводчатого потолка. Сэкстон-Айверли был построен не более ста лет назад в классическом, а не готическом стиле, но Диана видела более старые замки и разрушенные монастыри, которые выглядели намного уютнее.

Стоял жуткий холод. Когда дверь с лязгом закрылась, хотя бы перестал ощущаться дувший со стороны моря ветер. Но теплее не стало.

— Я леди Айверли, — сказала она лакею, который открыл дверь. — Пожалуйста, сообщите его сиятельству, что я приехала.

Слуга, молодой парень, который был одет в такую же старомодную ливрею, что и лакей в доме на Сент-Джеймс-сквер, что-то ответил. Диана не разобрала что. Он говорил с акцентом или на местном диалекте, настолько сильно выраженном, что Диана не поняла ни слова. По его лицу она догадалась, что слуга тоже ее не понимает.

— Может, вы позовете управляющего? Или дворецкого? Или экономку? — медленно и четко произнося слова, предложила она.

Он кивнул на слове «дворецкий», сказал что-то похожее на «мистер Хедли» и удалился.

— Боже милосердный, — переходя на шепот, начала Шанталь то ли молитву, то ли божбу.

Диана думала, что она продолжит, но ее упрямая служанка промолчала.

У них оказалось достаточно времени, чтобы продолжить осмотр. Довольная, что тепло одета, Диана заметила, несмотря на сгущающуюся темноту, что зал имеет совершенные пропорции. При свете сотен свечей или солнца, проникающего сквозь высокие окна, здесь было бы восхитительно. А тем временем холод от черно-белого мраморного пола начал проникать сквозь подметки.

Наконец, прихрамывая, в белом парике и наряде, который носили пятьдесят лет назад, в зале появился старик слуга.

— Миледи.

Когда он отвешивал поклон, Диана испугалась, как бы он не потерял равновесия.

— Мы не ожидали вас, — сказал он тоже с сильным акцентом, но все-таки его можно было понять.

— Должно быть, мое письмо задержалось. Пожалуйста, сообщите его сиятельству, что я приехала, — повторила она.

— Его сиятельства нет в доме. Он на шахте. — По крайней мере Диана подумала, что он сказал именно это. — Меня зовут Хедли. Я здесь дворецкий.

— Хедли, вы долго служите в Сэкстон-Айверли?

— Шестьдесят лет, пятьдесят дворецким.

— Вы должны много знать об истории дома, и я бы с удовольствием послушала ваши рассказы. А сейчас отведите меня, где потеплее. Я побуду там, пока подготовят мою спальню.

Диана помнила, что дядя Себастьяна, предыдущий виконт, никогда не был женат. В доме десятилетия не было хозяйки.

— Все, что мне сейчас нужно, — это огонь и постель. Мисс Дюпон, моя модистка, объяснит служанкам, как подготовить комнату и присмотреть за багажом.

— Хорошо. Есть комнаты за комнатой его сиятельства.

— Это будет вполне приемлемо. А пока отведите меня в любую комнату, где есть огонь.

— В гостиной нет огня.

Хедли почесал нос и задумался.

Тем временем ступни Дианы постепенно превращались в ледышки.

— И в утренней комнате нет. В голубой приемной тоже.

— А какой комнатой пользуется его сиятельство? Вы наверняка должны поддерживать там огонь — при такой-то погоде.

— В библиотеке? — улыбнулся дворецкий.

Конечно. Где же еще?

— Проводите меня в библиотеку и пошлите за чаем. И попросите экономку прийти туда.

Через полчаса появился чай, но не экономка. В сравнении с теми, что она видела раньше, эта-библиотека выглядела монументальной. В отличие от помещения на Сент-Джеймс-сквер здесь царил хаос. Полки были заняты тысячами томов, расставленных без всякой системы. Некоторые тома стояли вверх ногами, другие лежали. Книги и бумаги были навалены на стульях, столах, на полу. Здесь же находились непонятные механические устройства в разной степени завершенности, разнообразные инструменты, катушки, пружины и куски металла. Диана улыбнулась, когда поняла, что комната, несмотря на огромные размеры, напоминает кабинет отца в Уоллопе. Она также вспомнила, что последний лорд Айверли состоял в переписке с мистером Монтроузом. У них, наверное, было много общего.

В одном конце комнаты излучала приятное тепло большая керамическая печь. Диана подошла к ней и стала греть руки. Диана никогда такой не видела и догадалась, что печь сделана за границей. Это было очень эффективное устройство и работало настолько хорошо, что уже через несколько минут Диана смогла снять верхнюю одежду и отодвинуться от источника тепла. Перед письменным столом, на котором не были навалены книги, листы бумаги или скрученный: металл, стоял единственный ничем не занятый стул. На столе лежали аккуратно сложенные и придавленные пресс-папье бумаги и небольшая стопка писем. Диана перебрала письма и наткнулась на свое, еще не распечатанное. Какие бы дела ни удерживали ее мужа, они не позволили ему знакомиться с почтой в течение нескольких дней.

Лакей, которого невозможно было понять, появился через час или около того. Диане удалось выяснить, что его зовут Джордж и что он должен проводить ее в отведенную ей комнату. Теплый воздух в библиотеке сморил ее; и теперь она мечтала подремать в мягкой постели. Путешествие по бесконечным, с каменными сводчатыми потолками коридорам снова лишило ее чувства, уюта. К моменту, когда Джордж открыл дверь в ее комнату, она успела снова окоченеть, а вид комнаты никак не мог поднять настроение. Если это было то, что в Сэкстон-Айверли считали обстановкой, предназначенной для женщин, ей страшно было представить, в каких условиях здесь живут мужчины.

В огромной комнате со стенами, полом и потолком из серого камня стояла старомодная кровать на четырех ножках с пологом из шерсти, который не только был так стар, что потерял свой первоначальный цвет, но и служил пищей для многих поколений моли. Кроме пары деревянных стульев е плетеными сиденьями, из мебели в помещении находилась лишь массивная и ужасно некрасивая конструкция, соединявшая в себе сундук и платяной шкаф. Она была сделана из какого-то темного дерева и обильно украшена грубой резьбой. Диана, изучавшая подобные вещи, оценила, что всем предметам обстановки не менее двухсот лет, то есть они гораздо старше дома.

Ковра на полу не было, как и занавесей на больших окнах. Поток света перекрывали лишь деревянные ставни, сквозь щели в которых посвистывал ветер. Диана пересекла комнату и обнаружила, что окна выходят на восток и из них видно море. При обычных обстоятельствах она была бы этим очень довольна. Они с Тобиасом летом ездили в Брайтон, и ей очень понравилось на побережье. Но была большая разница между летним южным побережьем и зимним Северным морем: диким, темным и грозным.

Диана начала понимать, почему Себастьян не хотел брать ее в это мрачное место. Она восприняла это с обидой, но, возможно, он делал это ради се блага.

— Почему ты не зажгла свечи? — спросила она Шанталь, которая, распаковывая вещи Дианы, каждым движением выражала неодобрение происходящим.

— Они сальные.

Этого оказалось достаточно. С нежным желудком Дианы лучше было сидеть в темноте, чем вдыхать запах дешевых свечей. Она вздрогнула и направилась к камину, в котором призывно горело пламя. Не доходя нескольких шагов, она остановилась и схватилась за живот. От горящих-кусков угля исходил острый запах серы.

— Шанталь, тазик! — задыхаясь, попросила она и поспешила в другой конец комнаты, стараясь выдохнуть весь воздух из легких, чтобы избавиться от зловония.

Увы, комната не совсем подходила женщине в интересном положении. И все содержимое желудка тут же отправилось в ночную вазу.

— Позвони Хедли, — приказала Диана, забившись в угол комнаты, как можно дальше от ядовитых языков пламени. — Пусть принесет дров. И восковых свечей.

— Нет колокольчика.

* * *


— Мистер Хедли велел сказать вам…

— Не сейчас.

С детства привыкший к местному диалекту, Себастьян без труда понимал Джорджа. Но сейчас он не был расположен выслушивать подробности обычных домашних проблем.

— Как можно скорее приготовьте мне ванну. Я буду в библиотеке.

Замерзший, голодный, уставший и, кроме того, грязный, он удивлялся, почему дядя не воспользовался своими познаниями в механике, чтобы организовать в доме горячее водоснабжение. В некоторых домах, например, в Мэндевилле, на верхних этажах устанавливали медные котлы. В Сэкстон-Айверди, пока воду из кухни в западном крыле приносили в спальни, она успевала остыть. Вот почему Себастьян не стал переезжать в комнаты дяди, которые находились в восточном крыле. Дядю же вопросы чистоты особо не волновали.

Пока он шел по длинному выстуженному коридору в библиотеку, он думал о лондонском доме Дианы: новом, роскошно обставленном. Он мог бы держать пари, что ванну ему не пришлось бы ждать даже минуты. Тут же перед его мысленным взором возникла обнаженная Диана, принимающая ванну; в последнее время, как он ни старался избавиться от подобных видений, они посещали его слишком часто. Чувства печали, разочарования и вины за события последних трех дней объединились в одно: в злость на Диану и, конечно, на себя самого. Если бы вместо того чтобы играть игры в соблазнение и месть, он выполнял свои обязанности в Сэкстоне, трагедии можно было бы избежать.

Когда он обнаружил ту, о ком постоянно думал в библиотеке, его сердце бешено забилось. Себастьян остановился в дверях, изо всех сил удерживаясь от того, чтобы не броситься к Диане и не заключить ее в объятия.

— Что ты здесь делаешь?

В его словах звучал скорее упрек, чем вопрос.

Она поднялась из кресла и положила книгу. Как обычно, она была воплощением женственности, что только подчеркивало контраст с окружающей обстановкой.

— Я бы предпочла не оповещать весь мир, что мой муж сбежал от меня на следующий день после свадьбы, — сказала она, и голос ее был таким же спокойным, как и выражение лица.

Глупо было думать, что она последовала за ми м по другой причине. Он не должен забывать, что его жена собиралась замуж за будущего герцога. Ее положение в обществе имеет для нее большое значение, а он едва не нанес удар по ее гордости и репутации. Себастьян прошел в комнату и, приблизившись, обратил внимание на бледность Дианы и темные круги у нее под глазами.

— Ты неважно выглядишь. Тебе не следовало отправляться в это путешествие.

— Я просто устала.

— Ради Бога, Диана. — Беспокоясь о ее здоровье, Себастьян стал раздражительным. — На улице холодный дождь, дороги размыло. Ты могла погибнуть, путешествуя по такой погоде.

— Но я выжила. Однако должна сказать, что ты живешь в самом неудобном доме.

— Я предупреждал тебя. — Себастьян проигнорировал легкий оттенок иронии в ее словах и воспринял только как жалобу. — Тебе надо было остаться в семье, где и тепло и безопасно. Этот дом не предназначен для леди.

— Уехав, ты унизил меня в глазах семьи. Я сказала им, что мы договорились, что я не спеша поеду вслед.

— И ты не подумала обсудить это со мной?

— Естественно, я никогда не принимаю важных решений о своем местопребывании, не выяснив мнения мужа. — Слегка выгнутая бровь выражала одновременно невинность и презрение. — Но мне не удалось получить твое разрешение, поскольку тебя уже не было.

— Я тебе не верю. Ты бы последовала за мной, даже если бы я прямо тебе запретил.

В ответ Диана только еще выше подняла бровь.

— Черт возьми! Ты должна была сказать мне.

— И тогда бы ты меня остановил?

— Конечно!

Казалось, ее спокойствие возрастало пропорционально его возбуждению.

— Именно поэтому я предпочла не обсуждать это с тобой. Ты просто не способен рассуждать логично.

— Я? Нелогичен!?

— И не надо кричать.

— Я не кричу.

— Ты кричишь. И ты просто нелогичен.

Не веря своим ушам, Себастьян схватился за голову. Она в ответ приторно улыбнулась:

— Я имела право на более приветливый прием со стороны своего мужа, но вижу, ты не в духе. — Она подчеркнула слова лицемерным реверансом. — Я рада видеть вас, милорд, но сейчас удовольствие от вашего общества куда-то испарилось. Полагаю, мне следует вернуться в свою комнату и там поужинать.

Себастьян еще не успел придумать достойный ответ, как Диана выскользнула из комнаты и с силой закрыла за собой дверь. Нелогичен! Каждый представитель сильного пола знает, что мужчины мыслят логично, а женщины по своей природе к этому не способны. А Диана, похоже, не усвоила этого основополагающего факта, и это только доказывает его правоту.

Дверь снова открылась. Ха! Она вернулась, и он ее вразумит.

— Позволь тебе сказать… А, это вы, Хедли, Вам следовало бы сообщить мне, что приехала леди Айверли.

Несправедливый упрек. Ведь Джордж пытался сказать, но он не стал его слушать. Проклятие! Он начинает вести себя как женщина.

Старик знал его слишком давно, чтобы обращать внимание на проявления недовольства.

— Ее сиятельство кое о чем просит. Должен ли я выполнять ее приказания?

— Конечно, — сказал Себастьян, но осторожность взяла верх. — Разумные приказания. А что она попросила?

— Полторы сотни восковых свечей. Она не любит запах сальных.

Себастьяну и самому не нравился этот запах. Дядя, напрочь лишенный обоняния, имел склонность экономить на пустяках, и дешевые свечи были примером такой экономии.

— Хорошо, — ответил Себастьян. — Что еще?

— Она просила принести дров, милорд. Но в имении их нет.

— И не надо. Мы живем на угольном месторождении.

— Может, заказать?

— Разумеется, нет.

Хотя он ценил и разделял любовь Дианы к комфорту, жечь дрова он считал излишней роскошью. Она приехала к нему в Нортумберленд без его указания, и поэтому он решил быть твердым. Она должна знать, что когда ты живешь рядом с Ньюкаслом, топить нужно углем.

Проявив волю, он почувствовал, что настроение его немного улучшилось. Он хотел избавить ее от жизни на холодном севере, а она не послушалась. Теперь будет вынуждена приспосабливаться к обстоятельствам. И затем, они женаты и должны искать способ сосуществовать. Он вспомнил, каким виделся ему их брак раньше, до ее предательства: он бы продолжал жить, как прежде, без больших перемен. К сожалению, смерть дяди означала, что жить в основном ему придется в Сэкстоне, а не в Лондоне, но основы его существования останутся прежними.

Конечно, главным преимуществом его первоначального плана было делить с Дианой постель. Иметь ее в своем доме, пусть и на расстоянии четверти мили от его комнаты, будет тяжелым испытанием для его самообладания.

Ярость, прозвучавшая в голосе Себастьяна, когда она обвинила его в нелогичности, доставила ей удовольствие. Все остальное из их стычки ее не удовлетворяло, и она сомневалась, не стоило ли быть с ним помягче. Но даже если бы она хотела более теплых отношений с мужем, она не будет добиваться этого, чтобы не унизить себя. На пути к примирению он должен пройти свою половину дистанции. По крайней мере половину.

Но результат ее драматического бегства из библиотеки был совсем невеселый: она ушла из единственного помещения, где было тепло и не стоял тошнотворный запах сгорающего угля.

Однако надежда, что ей принесут дрова, рухнула, когда она вошла в промерзшую комнату. Запах сальных свечей, хотя и неприятный, не вызывал тошноты. Только особые свойства нортумберлендского угля давали такой эффект.

— Я сейчас лягу в постель, — уведомила она Шанталь. — Это единственный способ согреться.

— Странный дом, — сказала служанка, расстегивая платье и облачая ее во фланелевую ночную сорочку поверх еще нескольких сорочек и нижних юбок. — Я не понимаю их язык. Разве это английский?

— Я сама с трудом понимаю. Тебе удалось разыскать экономку?

— А это вообще самое странное. II n’y a pas de femmes.

— Здесь нет женщин? — переспросила Диана. — Ты имеешь в виду, нет экономки?

— Совсем нет женщин. И естественно, нет служанок.

Это было необычно и нелепо. Слугам-мужчинам не только приходится больше платить, но за их наем берут налог.

В Сэкстон-Айверли, похоже, был недобор слуг, учитывая огромные размеры здания, и Диана решила, что это из-за недостатка средств.

— А кто же убирается? Стирает?

— Мужчины. Все. Я смотрела. Мы с вами единственные женщины в доме.




Глава 27


Себастьян не видел Диану более суток. После еще одного печального дня на шахте он приехал в город пообедать в гостинице и проконсультироваться у врача, которого рекомендовало литературное и философское общество Ньюкасла-на-Тайне. Доктор Харрисон казался очень квалифицированным специалистом и не советовал будущим матерям прибегать к пиявкам, а также согласился навестить леди Айверли на следующий день.

Обретя уверенность, что за ее здоровьем будет следить отличный профессионал, Себастьян больше не возражал против того, чтобы Диана оставалась в Сэкстон-Айверли.

Затем Хедли поднял болезненную тему дров. Старый дворецкий, явно очарованный новой леди Айверли, которую называл «худышкой», лояльно относился к ее желанию себя побаловать.

— Так будет лучше для ребенка, — объяснил он.

Себастьян не стал спрашивать, откуда старик узнал о беременности жены.

— Ни за что, — отрезал он. — Я сам поговорю с ней.

Даже не сменив заляпанную грязью обувь, он отправился в восточное крыло. По дороге он встретил французскую служанку Дианы, которая, присев в реверансе, неодобрительно взглянула на него. Ворчливая тирада, в которой встречались французские слова «дрова», «муж», «скупой», тоже не сделала его настроение лучше, когда он входил в давно не используемую комнату хозяйки дома, расположенную рядом с комнатами дяди.

Оказывается, сообразил Себастьян, он ни разу здесь не был. И если он ожидал, что комната, предназначенная для женщин, будет обставлена элегантной и красивой мебелью, то его иллюзии тут же рассеялись. Старинная кровать в почти пустой огромной комнате выглядела жалкой и убогой. Диана, положив голову на подушки, лежала под кучей одеял, прикрытая сверху еще и шубой, и выглядела маленькой и несчастной.

— Боже, сохрани меня от упрямых женщин! — выкрикнул Себастьян. — В этой комнате недолго и замерзнуть.

Он быстро подошел к камину и увидел, что угли на решетке были специально залиты водой.

— Слушай, Диана, и слушай внимательно, — сказал он, возвращаясь к кровати и глядя на жену.

Она плотнее закуталась в груду белья.

— Мы живем в долине Тайна. Главная продукция здесь — уголь, и мы используем уголь для отопления. Добывая уголь из глубин земли, люди, случается, гибнут, чтобы вам, мне и тысячам таких, как мы, было тепло. Мне безразлично, к чему вы привыкли с вашим мужем или как он избаловал вас. Я разожгу камин, и тебе это понравится. Ты не должна жертвовать своим здоровьем и здоровьем ребенка ради непонятных капризов.

Он почувствовал удовлетворение, поскольку она ничего не возразила. Она в ответ смотрела на него огромными голубыми глазами, в которых он заметил испуг. Потом они заблестели.

Черт! Он вовсе не собирался доводить ее до слез. Он лишь хотел донести до нее, что в этом доме его слово — закон.

— Мне дурно, — прохрипела она.

— Тебе дурно? — спросил он более мягким тоном. — Неудивительно, учитывая температуру в помещении. Знаешь, ты поступаешь просто глупо.

— Нет, сейчас все в порядке, но мне станет дурно, если ты зажжешь огонь. — Она села в постели, и от этого, голос зазвучал крепче. — От запаха горящего угля меня тошнит. Шанталь вынуждена была погасить камин, потому что меня все время рвало. Не знаю почему, — жалобно продолжила она, — но он пахнет серой.

Проклятие! Он знал о рвоте и от нее самой, не говоря уже о докторе Денмэне. В сэкстонском угле действительно много серы, но зато он дает сильное пламя. Он вновь оказался не готов, когда нужно было позаботиться о жене. Поскольку Сэкстон-Айверли построен на продуваемом ветрами безлесном утесе, то здесь и щепки не найдешь. В отчаянии Себастьян оглядел комнату, словно в надежде, что по волшебству здесь появится вязанка дров.

— Не двигайтесь, — сказал он. — Я сейчас вернусь.

Вот чего не ожидала Диана, так это того, что муж появится с большим топором на плече.

— Что ты думаешь об этом? — спросил он, указывая на гардероб, или как там его.

Шанталь назвала это «энк-руаябль».

— Омерзительно, — ответила она с кровати, — но в нем помещается уйма белья.

Открыв дверцы, Себастьян достал стопку кружевного нижнего белья, на которое посмотрел с признаками интереса, и положил ее на пол.

— Я подыщу тебе что-нибудь еще, — сказал он, снимая галстук, сюртук и жилет. Повесив одежду на спинку стула, он подтащил пустой гардероб к камину и принялся рубить на дрова. Вскоре в камине запылал огонь.

Еще два шкафа постигла та же участь. Но Себастьян не думал останавливаться. Не торопясь и словно без усилий он превратил большую стенку шкафа в дрова.

Когда комната согрелась, Диана вылезла из-под одеяла и села на кровати. Себастьян выглядел худощавым, но та легкость, с которой он обращался с тяжелым топором, доказывала, что под рубашкой скрыты, как она знала, мощные мышцы. Их стало видно, когда Себастьян вспотел и рубашка облепила плечи и спину.

Себастьян подбросил в камин дров.

— Ну вот, — сказал он. — Этого достаточно на всю ночь. Завтра Хедли раздобудет где-нибудь еще дров. — Себастьян взглянул на Диану: — Как ты себя чувствуешь?

Ей было необыкновенно хорошо. Кроме того, она была, по ее мнению, одета не совсем подходяще. В ее позе на кровати, должно быть, содержался намек на соблазнение. Но в фланелевой ночной сорочке, с длинными рукавами, закрытой по самое горло, в толстой шали и шерстяных чулках она вряд ли могла вызвать Себастьяне желание.

— Отлично, — сказала она, сбрасывая шаль и жалея, что не может сбросить и сорочку.

К ее неудовольствию, Себастьян надел жилет.

— Ты должна лечь в постель, — сказал он. — Тебе необходим отдых.

— Я отдыхала весь день. Останься, поговорим.

Она еще не успела предложить ему место рядом с собой на кровати, как он уже уселся на стул, стоявший в нескольких футах. Он сидел, чуть сгорбившись, слегка расставив ноги в сапогах, и под обтягивающими брюками были видны мощные мускулы его бедер. Шея и верхняя часть груди виднелись под незастегнутой рубашкой. После работы его волосы, обычно тщательно зачесанные назад, растрепались и налипли на потный лоб и нахмуренные брови.

— Что ты имел в виду, когда говорил о гибели людей? — спросила Диана.

Выражение его лица изменилось, и теперь оно было печальным.

— На прошлой неделе произошел несчастный случай на Сэкстрнской шахте, погибли три горняка.

— Прости. — Ей стало неловко, что на фоне такого горя ее волновали лишь собственные приступы тошноты. — Часто ли бывает подобное?

— Чаще, чем должно быть.

— А что там случилось?

— Шахту затопило. Воду прорвало из заброшенного пласта, находившегося выше, и она зал ила основной ствол. К счастью, был уже конец дня и почти все успел и подняться. Остались лишь эти трое несчастных. Сегодня мы подняли их тела.

— Ты сам спускался в шахту?

— Не очень глубоко. Но мы с горными инженерами пытались выявить возможные опасности, пока не произошла новая катастрофа.

— Что вы можете сделать?

— Известно, что заброшенные шахты представляют опасность. Их можно заблокировать или осушить. Дядя всегда интересовался техническими новинками и, например, снабдил шахтеров безопасными лампами. Но в последние пару лет он был слишком стар и перестал уделять безопасности должное внимание. Все последние месяцы я пытаюсь исправить его небрежность.

Ему не было нужды рассказывать, что он делал вместо того, чтобы следить за деятельностью шахты. Диана теперь совсем не думала о своей обиде. Она понимала, что Себастьян винит себя за те трагические последствия, которыми обернулись попытки отомстить ей, и это было куда тяжелее, чем перенести любое наказание с ее стороны. Она поняла, что должна поддержать его.

— Ты вряд ли мог предотвратить эту аварию, — сказала она, — но если тебе нужны деньги, чтобы усовершенствовать оборудование на шахте, пожалуйста, ты можешь вложить мои средства.

— Почему я буду использовать твои средства?

Он уставился на нее.

— В этом нет ничего стыдного. В свете ходили слухи, что ты богат, но, увидев, как выглядит твой дом в Лондоне, я начала подозревать, что это не так. Отсутствие мебели и запущенность этого дома только подтвердили мои подозрения. Твое имение явно не процветает. Неужели строительство этого огромного дома разорило твою семью?

— Ты абсолютно не права, — Себастьян был так изумлен ее предположением, что его горькие мысли ушли. — Сэкстонское месторождение чрезвычайно богато. Ты разве не знаешь? Ты вышла замуж за одного из богатейших людей Англии.

— Неужели? — воскликнула Диана. — Почему же здесь такая убогая обстановка?

Она встряхнула полог кровати, подняв тучу пыли.

— Посмотри. Это же лохмотья! Я готова поклясться, что ткань изготовлена во времена Элизабет. Мебель старая и неудобная. Во многих помещениях ее почти нет.

— В одном смысле ты права. Первый виконт действительно надорвался, когда строил Сэкстон-Айверли. Я думаю, он поддался на уговоры архитектора со слишком большими амбициями, который попытался превзойти своим творением Бленхейм и Касл-Говард.

— И ему это удалось. Размеры дома потрясают. Мне даже не надо покидать дом, чтобы совершить променад.

— Интерьер остался незаконченным. Меблировку пришлось делать следующим поколениям, когда вновь начали поступать деньги.

— А тебе не кажется, что богатейший человек Англии уже сейчас мог бы приобрести один или два ковра?

— Без сомнения. Но поскольку я не могу выступать от имени его предшественника, я скажу одно: моего дядю, который носил титул виконта в течение шестидесяти лет, эти вещи совершенно не волновали. В последние годы только библиотека использовалась для периодических собраний местного литературного и философского общества. Часто дядя даже не удосуживался одеться.

И такому человеку доверили воспитывать Себастьяна, подумала Диана.

— А почему в доме нет служанок? — спросила она.

— Сколько я себя помню, в Сэкстоне никогда не было женщин, — ответил Себастьян. — Ты с твоей служанкой здесь первые за пятьдесят, а может быть, и больше лет.

— Тебе это не кажется странным?

— Дядя Айверли, — сухо заметил Себастьян, — всегда относился к женщинам неодобрительно.

— Я слышала то же самое о тебе. Не от него ли ты научился так думать?

— Я привык делать заключения на основании собственного опыта.

Диана вздрогнула. Себастьян не только был неопытен с женщинами, но и ничего не знал о постели из-за предубеждений сумасшедшего старика. Не приходится удивляться, что его реакция на ее пари с Блейкни оказалась столь болезненной.

Она выскользнула из постели и подошла к нему.

— Ты умный человек, Себастьян, — сказала она, положив руку ему на плечо. — Поэтому должен знать, что в обобщениях, если их применять к поступкам людей, ты не найдешь истины. Боюсь, у твоего дяди был печальный опыт, и он сильно подействовал на него.

— Дядя был человеком здравого смысла. До того как я приехал к нему жить, меня считали очень неловким. Я часто разбивал хрупкие вещи, чем доводил мать до слез.

— Твою мать?

— Когда в первый раз это произошло здесь, — Себастьян не стал отвечать на ее вопрос, — он отвез меня в Ньюкасл и заказал для меня очки. После этого я ни на что не натыкался.

У Дианы было ощущение, что он делится с ней чем-то чрезвычайно важным.

— Почему маленький мальчик должен жить со стариком, а не с матерью? Ты, наверное, сильно по ней скучал.

Себастьян резко поднялся.

— Уже поздно, тебе пора ложиться. Я пришлю к тебе твою служанку.

Диана было открыла рот, чтобы продолжить спор, но передумала. Себастьян был взрослым человеком, но совершенно непредсказуемым, как маленький жеребенок. Чтобы приручить его, ей потребуются чуткость, терпение и, говоря метафорически, кусочек сахара.




Глава 28


Трое самых уважаемых горных инженеров долины Тайна — мнению одного Себастьян довериться не мог — подтвердили, что шахта безопасна. Погибших похоронили, вдовам выдали компенсацию, во всяком случае, материальную. Себастьян принял ванну, оделся, не надев сюртук и не повязав галстук, уже предвкушал обед с хорошей книгой и ощущением покоя.

Хотя полного покоя невозможно было достичь, когда Диана жила с ним под одной крышей. Когда они в последний раз находились в одном помещении, ему пришлось приложить огромные усилия, чтобы сохранить контроль над собой и не броситься на нее подобно дикому зверю. Размахивание топором и сокрушение мебели породили в нем какие-то древние дикие инстинкты. Себастьян считал себя разумным и сдержанным человеком, продуктом современной цивилизации, совсем не похожим на дикаря, который хватает женщину, перебрасывает через плечо и тащит в пещеру. Но даже мысль о пребывании с Дианой наедине в пещере возбуждала его до боли.

Возможно, считал он, и стойло бы опуститься до уровня нецивилизованных предков, если маленькая женщина, удовлетворенная вниманием своего сожителя, падала бы в изнеможении на гору шкур, не произнося ни слова.

Их последний разговор привел его в смущение. Он не забыл полушутливого утверждения Тарквина о страсти женщин заглянуть в мужскую душу. Ему показалось, что Диана хотела сделать, именно это: глубоко разобраться в нем, заставить говорить на темы, которые лучше не затрагивать.

Мемуары книготорговца Джеймса Лэкингтона были его старым, любимым и почти всегда успокаивающим чтением. В библиотеке он взял книгу и направился в маленькую столовую, где всегда обедали они с дядей. Стол был пуст. Что за черт…

Стоявший рядом Хедли дал объяснения.

— Мадам хочет, чтобы я обедал в ее комнате? — Себастьян почти кричал. — Но зачем?

— Ее сиятельство не выносит запаха дыма от горящего угля в столовой.

Себастьян хотел услышать другой ответ на свой вопрос. Но даже в этом домашнем мужском сообществе вопрос, почему жена хочет обедать вместе с мужем, вряд ли был уместным. А может, именно в мужском сообществе. В первый раз в жизни он захотел узнать, что думают слуги о домашних порядках в Сэкстоне. И как они удовлетворяют свои мужские потребности.

— Вы были женаты, Хедли?

— Ну, мистер-Себастьян, вы знаете, его сиятельство не допускал в дом женатых.

Дворецкий, которому было лет восемьдесят, улыбнулся, обнажив ряд крепких зубов.

— А вам никогда не хотелось?

— Желания не лошади. Вам повезло. Ее сиятельство настоящая красавица.

Она действительно была красавицей. Для Себастьяна так даже слишком. Нужно, однако, выяснить, чего же она хочет. И ему следует поесть. Он вполне готов устоять, если разговор перейдет на неприятную тему. Всегда существует возможность, что ее планы потребуют от него действий, а не слов.

Он бы никогда не узнал спальню жены. Он как будто оказался в другом доме. Ничего подобного в Сэкстон-Айверли не видели.

Для начала, воздух был до блаженства теплым и благоухал горящими дровами. И в отличие от остального дома здесь не было серого цвета и почти не было видно камня. Себастьян словно вступил в сокровищницу цвета и изобилия, которая произвела бы впечатление и на восточного владыку. Когда первое ослепление прошло, он обратил внимание на детали: стены от потолка до пола были задрапированы тканью с изображениями сцен из жизни то ли персов, то ли индийцев; ветхий полог кровати исчез, и вместо него появился шелковый, цвета морской волны, в изобилии украшенный красными, розовыми и зелёными цветами; так же выглядели занавески на окнах, опровергая печальное доказательство местоположения Сэкстона и нынешнего времени года и усиливая иллюзию, что он попал в далекую страну вечного лета и несказанной роскоши.

Ноги Себастьяна утопали в мягком ворсе толстого ковра. Оглушенный, он искал обитательницу этой волшебной пещеры — его губы непроизвольно воспроизводили его мысли — и нашел: она сидела на полу у камина на большой подушке из желтого шелка с вышитыми огромными красными маками.

— Входи, садись сюда, — сказала она с ослепительной улыбкой. — Я задумала устроить пикник.

— Это значит, что мы будем есть на полу?

Стол, покрытый яркой скатертью, был придвинут к камину и был уставлен блюдами, закрытыми крышками.

— Мы могли бы сидеть на этих жестких стульях, но я не советую. Кроме того, так забавнее.

На ковре-были разбросаны еще подушки, и от внимания Себастьяна не укрылось, что если он примет приглашение Дианы, то окажется так близко к ней, что легче сможет коснуться ее рукой. Он принял удобную позу полулежа на боку, как римский патриций. Аромат ее духов смешивался с запахом горящих поленьев и восковых свечей. На Диане было надето длинное платье, застегнутое от колен до подбородка, и Себастьяну доставляло удовольствие думать о том, что скрывается под ним. Волосы были заколоты, но более свободно, чем обычно.

— Вина?

Взяв графин, она наполнила его бокал.

— Прекрасно! — сказал он, отпив глоток.

— Эти сокровища Хедли держал в погребе. Кларет пятидесятилетней выдержки.

— Тебе либо удалось разыскать эти богатства в магазинах Ньюкасла, либо вино не единственное сокровище, которые ты смогла обнаружить. — Рукой с бокалом он сделал жест, обводя комнату вокруг. — Как это у тебя получилось?

— Расскажу, пока мы будем сеть. Ты, должно быть, очень проголодался. Джордж, не могли бы вы принести еду? Поставьте блюда здесь на полу возле нас, а десерт оставьте на столе.

Лакей, которого Себастьян поначалу не заметил, выполнил просьбу Дианы и по ее указанию удалился.

Себастьян почувствовал легкое волнение, не представляя, чем закончится этот вечер, особенно заметив, с каким аппетитом поглощала Диана еду. Никаких признаков тошноты. Обед, состоящий из разных блюд, был восхитителен.

— Если пикники всегда бывают такими приятными, — сказал Себастьян, пробуя небольшой слоеный пирожок с начинкой из мяса со специями, — я полюблю их.

— А разве тебе раньше не приходилось в них участвовать?

— Боюсь, что нет.

— Я больше люблю пикники в доме. На свежем воздухе тоже бывает хорошо, но в помещении не помешают сильный ветер, насекомые или дождь.

Себастьяна вдруг посетили смутные воспоминания.

— Помнится, я однажды был на пикнике, совсем юным. Я едва это помню.

— Где?

— Должно быть, в одном из лондонских парков. Там, где я жил до переезда в Сэкстон.

— Тебя мама взяла с собой?

— Нянюшка, — отрывисто произнес Себастьян, ожидая дальнейших неизбежных вопросов.

Но Диана не стала вдаваться в подробности, а принялась рассказывать, как она ела на свежем воздухе в детстве. Ему всегда были интересны события жизни Монтроузов.

— Больше всего на пикниках Монтроузам мешают собаки. Если вы не хотите остаться голодным, нужна бдительность. Тобиас не любил пикники на природе, если только там не ставили стол, стулья и ему не прислуживало полдюжины лакеев, На мой взгляд, это нельзя назвать настоящим пикником, хотя если вашу еду съест стая гончих, то и такой способ времяпрепровождения покажется привлекательным.

— Мне нравится есть на полу.

Себастьяну не хотелось ничего слышать о бывшем муже Дианы. Кроме того, его голова находилась меньше чем в двух футах от коленей Дианы, и ему нравилось смотреть, как она отправляет в рот кусочки пищи.

— Скажи, ты приобрела все это, чтобы создать обстановку, как у турецкого паши?

— Не турецкого. Большинство вещей имеют индийское происхождение. Я нашла их на чердаке. Точнее, меня проводил туда Хедли. Огромные тюки и полные ящики. Там, наверху, есть еще много всего, достаточно, чтобы меблировать большую часть дома.

— Понятия об этом не имел. Интересно, как давно они там появились?

— Ты никогда не поднимался на чердак?

— Насколько я помню, нет.

— Это большой дом, и ты не обошел его весь? Это очень интересное место, и я еще только в самом начале пути.

— Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы карабкаться по всем этим ступенькам? Кроме того, там, должно быть, холодно.

— Везде, где не топят углем, я чувствую себя хорошо, — отвергла она его опасения. — На самом деле с тех пор, как я узнала о том, что ношу ребенка, я не чувствовала себя лучше. — Положив ладонь на живот, она счастливо вздохнула. — Я наелась. Теперь, думаю мне лучше лечь.

Это заняло не много времени — Диана отодвинула посуду, освобождая место, и разложила еще несколько подушек. Потом она приняла позу, как у Себастьяна, лицом к нему. Расстояние между ними теперь не превышало двух футов.

Себастьян нисколько не сомневался в ее намерениях. Да и как он мог? Хотя она все еще была полностью одета. Он внимательно смотрел на ее лицо, пытаясь прочесть его выражение.

— У пикника в середине зимы есть один недостаток: отсутствие свежих фруктов, — пожаловалась Диана. — А я бы так хотела немного клубники или малины.

Рот Себастьяна наполнился слюной, когда он представил капли красного сока на ее губах.

— Сейчас я посмотрю, что у нас на десерт, — ответил он, вставая на ноги.

— Я еще не была на кухне, но знаю, что повар мужчина. Он отлично готовит.

— Родился и вырос в Нортумберленде. Никогда не готовит иностранные блюда. — Себастьян вернулся на место с небольшим сосудом. — Я не могу предложить свежие ягоды, но, может, тебя устроит вишня, законсервированная в смеси меда и бренди.

Он выбрал одну ягоду, темно-красную, почти черную, и, аккуратно взяв ее двумя пальцами, поднес лакомство ко рту Дианы! Он провел ягодой по ее губам и положил ей в рот.

— Повар всегда вынимает косточки, — прошептал Себастьян.

Диана, закрыла рот за мгновение до того, как он успел убрать руку. Он почувствовал, как она надкусила ягоду, посмаковала ее и проглотила. Потом облизнула губы.

И Себастьян решился. Он не будет ждать, пока Диана подаст сигнал, ему осточертело ждать. На этот раз он станет соблазнителем, воспользуется всеми крупицами знания, которое дали ему его небольшой опыт, чтение книг и его воображение, чтобы доставить Диане наслаждение. В прошлый раз он хотел порадовать ее так, чтобы она пожалела, что он не повторил акт. В этот раз он должен убедиться, что она хочет частых, постоянных, в течение всей жизни повторений.

— Еще?

По тому, как она закрыла глаза и раскрыла губы, он догадался, что ответ будет «да». Он дал ей съесть еще пару вишен. Когда Диана проглотила их, раздалось удовлетворенное «мм-м», и Себастьян решил предложить ей кое-что другое. Как только его губы коснулись ее рта, Диана обвила его шею руками и, откинувшись на подушки с шёлковыми маками, притянула Себастьяна к себе.

Поцелуй длился долго, Себастьян склонился над Дианой, держа в ладонях ее лицо и воздавая должное ее лбу, носу, пульсирующим на висках жилкам, чистой, мягкой линии подбородка. Но более всего — ее рту. Запахи мёда, бренди, ягод и ее неповторимый аромат смешались, сводя его с ума, очаровывая и заставляя привести и ее в такое же состояние. Себастьян хорошо выучил, что чем больше целуешь, тем лучше получается, а чем лучше получается, тем больше этого хочешь.

Как он догадывался, это правило не относилось непосредственно к поцелуям. Платье Дианы скрывало почти все тело, оставляя открытыми только лицо и кисти рук, и это стало раздражать Себастьяна. Не отрываясь от ее рта, он нащупал пуговицы. К его разочарованию, их было очень много и они были совсем маленькими.

— Проклятие, женщина! — воскликнул он, отпуская Диану и вставая на колени, чтобы удобнее было работать. — Что это за одеяние? Кому пришла дьявольская мысль пришить тысячи пуговиц? Ты не возражаешь, если я оторву их?

— Лучше не надо, потому что мне очень нравится это платье. Но поскольку оно принадлежит тебе, делай с ним что хочешь.

— Оно принадлежит мне? — удивился Себастьян, хотя и не проявляя особого интереса.

Все внимание его было направлено на проклятые крошечные, обтянутые шелком шарики, пару из которых ему удалось освободить из петель.

— Это индийская одежда. Ее я тоже нашла на чердаке. Там есть такая же для тебя. Не хочешь надеть?

— Нет, спасибо. Я хочу, чтобы на тебе было надето меньше, а не на мне больше.

Довольная, Диана засмеялась тем смехом, который заставлял его почувствовать себя неизъяснимо счастливым.

— Давай, я помогу, ты начинай снизу, а я буду расстегивать сверху. Встретимся посредине.

Местоположение «посредине» не было определено, как и не было призом победителю. Было понятно, что выиграют оба и получат один и тот же приз. И получат его тогда, когда Диана выберется из этого треклятого платья. В конце Себастьян наловчился, миновал живот, и они встретились в борьбе за последнюю пуговицу в районе ее талии.

— Можно, я? — учтиво спросил Себастьян.

С ее согласия он распахнул обе половинки платья и обнаружил… что под платьем на Диане ничего нет. Он никогда не видел ее обнаженной, да и никакую другую женщину, но, оказывается, долгое ожидание того стоило.

Он смотрел на нее. И касался.

Он провел пальцами по ключице, по округлому плечу, прикоснулся к ее груди. Как во сне, он поцеловал выемку между двумя выпуклостями, повернул голову и, коснувшись губами соска, провел по нему языком, словно пробуя на вкус. Инстинкт подсказал ему слегка укусить сосок, и ответом было ее радостное удивление. Всплеск гордости помог ему сдержать чисто физическое желание сократить прелюдию. Дать наслаждение Диане было для него не менее важно, чем самому получить удовлетворение.

Пока его губы ласкал и ее грудь, он провел рукой от талии до бедер — по линии, ни на что не похожей и, несомненно, женственной. Он ощутил ее живот, еще твердый, которому вскоре предстоит вырасти по мере того, как будет расти ребенок, и обвел пальцем вокруг пупка.

Себастьян поймал взгляд улыбающихся глаз Дианы. Она чуть изогнулась, чтобы привлечь его внимание к самой интересной детали женской анатомии.

Себастьян твердо решил доставить ей удовольствие, но подстраховаться никогда не вредно.

Погрузив пальцы в курчавые волосы внизу живота, он обнаружил, что там все увлажнилось, и это означало, что Диана готова его принять. Он смотрел, он касался ее тела и, не в силах сопротивляться, прижался носом к ее лону, вдыхая незнакомый и пьянящий запах женщины.

Вдруг Себастьян вспомнил кое-что из прочитанного. Ему захотелось ощутить не только запах, но и вкус. Не спрашивая разрешения, он убрал пальцы и коснулся сокровенного места языком. Диана вздрогнула.

— О Боже! — вскрикнула она, почувствовав его колебания. — Не останавливайся!

К счастью, он и не думал останавливаться. Диана не ожидала, что позволив Себастьяну самому вести любовную игру, она узнает от него что-то новое. Ее первый муж никогда не ласкал ее языком, второй делал это замечательно. Она почувствовала горячие, жесткие толчки и поняла, что он сразу попал в нужную точку. Такое ошеломляющее мастерство едва не ввергло ее в бездну экстаза.

— Где ты научился этому? — задыхаясь, спросила Диана.

— Я начитанный человек, — ответил Себастьян.

Диана запустила пальцы в его растрепавшиеся кудри.

— Я начинаю понимать преимущества образования.

— Во всем, за что я берусь, я стараюсь достичь совершенства.

Она почувствовала у бедра его напряженную плоть и, положив руки ему на плечи, попросила:

— Покажи, чему еще ты научился.

Он тут же заключил ее в объятия, а когда Диана раздвинула ноги, чтобы впустить его, он был к этому полностью готов. И стоило ей почувствовать его в себе, тлеющие угольки страсти вспыхнули, и ее охватило всепожирающее пламя. Диана подалась навстречу Себастьяну и пожалела лишь, что это не может продолжаться всю ночь.

Поднявшись на локтях, Себастьян сосредоточенно посмотрел на ее лицо. Она поняла, что он решил продлить ее наслаждение, и это согрело бешено бьющееся сердце. Бормоча несвязные слова поддержки и благодарности, Диана притянула его голову и поцеловала долгим влажным поцелуем, который длился и длился, пока синхронно работали их взмокшие от пота тела. Почти с непроизвольной легкостью Диана кончила во второй раз и по участившемуся дыханию Себастьяна и напряжению его мышц поняла, что он вот-вот последует ее примеру. Но он вдруг с некоторым напряжением приостановился, но почти гут же вернулся к прежнему ритму. И так продолжалось с силой, заставлявшей ее кричать от радости, пока она не испытала наслаждение в третий раз. Лишь тогда он ускорил движения, запрокинул голову и взорвался внутри ее.

Только через пять минут Диана смогла пошевелиться. Она приподнялась и оперлась на локоть. Себастьян лежал на спине, все еще тяжело дыша, и выглядел очень довольным собой.

— Это было восхитительно.

Она провела пальцем по его прямому красивому носу, вокруг рта и, наконец, по губам.

— Я догадался, — самодовольно произнес Себастьян, — по тому, как ты кричала.

— Неужели я кричала так громко?

— Не думаю, что в округе осталось хоть одно живое существо, которое бы не проснулось.

Диана собралась протестовать, но он остановил ее:

— Я вовсе не жалуюсь.

— Все-таки в положении единственных обитателей во всем крыле здания есть некоторые преимущества. В Лондоне я перебудила бы всех соседей.

— Если ты не научишься потише выражать свои чувства, нам придется переехать на судно, стоящее посредине Темзы.

Хотя разговор носил шутливый характер, он обращался к. ней так, будто они продолжат жить вместе, и не в холодной пустыне Нортумберленда. Сердце Дианы дрогнуло, она прижалась к его боку и положила голову на плечо. Пресытившиеся, они некоторое время тихо лежали, пока Диана не начала дрожать.

— Нужно подбросить дров.

Пока Себастьян кидал в камин поленья, чтобы оживить пламя, она надела платье, но не стала застегивать его и достала индийский стеганый халат из ситца, который нашла в одном из сундуков.

— Надень это.

Свободное, длиной до колен одеяние оказалось ему впору, а темно-красный фон создавал контраст с необычным растительным узором, подчеркивая его мужественность.

— Мне нравится, — сказал Себастьян. — Не понимаю, как это все попало на чердак. И остальные вещи…

Он подошел к кровати и осмотрел полог.

— Эта ткань изготовлена специально для экспорта в Англию. — Диана встала рядом. — Видишь, здесь изображены тюльпаны, розы и маргаритки? Никаких лотосов или других цветов Востока, которые часто встречаются в других узорах.

Себастьяна больше интересовала недавняя история ткани.

— Сколько времени все это находится в Сэкстоне? Можно ли это узнать?

— Хедли сказал, пятьдесят лет.

— То есть когда здесь жил дядя. Но на моей памяти он никогда не интересовался подобными вещами. Я не могу представить, зачем он заказал так много. Но почему, купив эти вещи, он никогда ими не пользовался?

— Хедли сказал, что покойный лорд Айверли был помолвлен и хотел привести дом в порядок.

— Помолвлен? Не могу в это поверить. Он всегда избегал женщин.

— А он не говорил почему?

Себастьян пожал плечами и сунул руки в карманы. Его лицо стало замкнутым.

— Он говорил, что женщинам нельзя верить.

Диана хотела продолжить, но предчувствие ее остановило. Все же она не могла совсем закрыть тему.

— По словам Хедли, он сделал неправильный выбор, — небрежно сказала она. — Его избранница предпочла ему человека с более высоким положением. Она захотела выйти замуж за наследника герцога.

Не успев закончить фразу, Диана поняла, что совершила ошибку. Пусть бы Себастьян сам спросил дворецкого, она бы придумала оправдания. Он не ответил, но она поняла, что тень Блейкни снова встала между ними.

Себастьян, как обычно, позаботился о ее здоровье:

— Тебе лучше лечь в постель. Я еще немного посижу в библиотеке, почитаю.

— Возьми книгу и возвращайся. — Она обняла его за шею. — Почитай мне ее перед сном, — прошептала она. — А если найдешь что-нибудь интересное, может быть, я и вовсе не засну.

Он осторожно, но твердо освободился из ее объятий:

— Тебе нужно поспать.

Два часа спустя она лежала в темноте без сна. Физически она чувствовала себя великолепно и надеялась, что так будет до конца жизни. А ее мозг пока не знал покоя.

Она напряженно размышляла, сможет ли заставить мужа увидеть в ней нечто большее, чем представительницу противоположного пола, с которой он занимается любовью. Она приехала в Сэкстон с целью найти способ цивилизованно сосуществовать с ним, поскольку их состояния сольются и родятся дети. Но сердце не хотело мириться со столь скромным стремлением.

Она больше не сомневалась в том, что Себастьян может быть хорошим любовником. Теперь нужно научить его быть хорошим мужем. Она не была уверена, что такой талант у него от природы или что он нацелен самосовершенствоваться. Она лежала на краю кровати и почувствовала облегчение, когда он забрался под одеяло и решительно обнял ее за талию. Мягкий поцелуй в шею был нежным и ничего от нее не требовал, но его обнаженное тело раскрывало его желания. Со счастливым вздохом Диана повернулась к нему, готовая их исполнить.




Глава 29


По утрам маленькая столовая теперь была единственным местом в доме, где можно было не опасаться встретить женщину. Диана завтракала в постели, и ее обслуживал лакей. Остальные помещения были заполнены служанками, которые вытирали пыль, мыли, наводили глянец и делали все остальное, чтобы привести дом, в то состояние чистоты, которого хотелось его жене.

Сначала Себастьян пробовал протестовать, когда Диана наняла двух служанок, но она заставила его умолкнуть, сообщив, что они дочери погибших шахтеров. Потом появилось еще полдюжины.

— У нас не хватает народу, чтобы содержать в порядке такой огромный дом, а слуг-мужчин найти трудно. В шахтах они зарабатывают гораздо больше. — Она ловко умела оставить за собой последнее слово. — Думаю, наш долг предложить женщинам работу, чтобы они не были вынуждены спускаться под землю.

Диана была поражена, когда узнала, что в шахты берут женщин и те наравне с мужчинами выполняют тяжелую и опасную работу. И, она была глубоко возмущена, выяснив, что вместе с шахтерами трудятся дети, проползая по узким штрекам, в которые не смог проникнуть взрослый.

Себастьян соглашался с ней; он уже отдал несколько распоряжений по улучшению условий труда в сэкстонской шахте. В изданном недавно фабричном законодательстве было запрещено нанимать на хлопкопрядильные фабрики детей моложе девяти лет, а для остальных рабочий день был ограничен двенадцатью часами. Хотя эти правила не распространялись на шахты, он посчитал необходимым добровольно пойти на такие ограничения. Ему также понравилось предложение Дианы открыть для младших детей школу, а для старших освободить несколько часов в день для учебы.

Но хотя присутствие в доме женщин было разумно в широком смысле слова, Себастьяна они раздражали.

В конце концов Себастьян смирился с женским вторжением. Он начал опасаться, что не сможет жить без их хозяйки. Он хотел Диану в любое время суток. Ночью трудностей не возникало. Ее жажда любовных наслаждений не уступала его собственной. Когда он появлялся во «дворце раджи», как он стал называть ее спальню, он давал полную свободу своей страсти. Диана с жаром приветствовала все новые эротические фантазии.

Но эротические фантазии никуда не девались и с приходом дня. И так же как убранство «дворца раджи» постепенно расширялось, постепенно охватывая другие помещения дома, расширялись и желания Себастьяна. Вчера он решил заглянуть в библиотеку и в привычной суровой обстановке нашел занавески на окнах, а на полу — огромный разноцветный ковер. Себастьяну понравилось, что стало теплее ногам, но он хотел другого: позвать жену, сорвать с нее одежду и кататься с ней по этому ковру.

Однако библиотеки предназначены не для этого. И дневное время суток тоже, постоянно напоминал он себе. Он пользовался любым поводом, чтобы остаться дома, и в результате дела имения привлекли больше хозяйского внимания, чем когда-либо в его истории. Это был единственный способ держать мысли в порядке. Даже сейчас, когда он восполнял силы с помощью ростбифа, он не прекращал думать о том, чем занимался два часа назад. Он чувствовал запах Дианы, словно тог въелся ему в кожу. Он проверил ощущения, понюхав запястье.

— Доброе утро, милорд.

Себастьян едва не поперхнулся и резко опустил руку. В дверях стояла Диана. Нимфа долины — теплая, нагая, с мечтательным взглядом — уступила место блестящей олимпийской богине, одетой как на прогулку по Бонд-стрит.

— Джордж, подайте, пожалуйста, ветчины, — оживленно проговорила она, — И пару кексов.

Она не выказала никакого желания поговорить за столом и начала намазывать кексы маслом и медом.

— У тебя сегодня хороший аппетит, — наконец сказал Себастьян, когда Диана управилась с большой тарелкой, наполненной едой.

— Проголодалась.

— И не тошнит?

Он взглянул на камин, в котором горел сэкстонский сернистый уголь, выдавая тепло и клубы дыма.

— Уже несколько дней. Даже в комнатах, которые топят углем. Доктор Харрисон говорит, что это нормально. Тошнота проходит на четвертом месяце.

— Но ты ведь обычно не ешь много.

— Но не в последние недели. Аппетит решил отомстить мне и вернулся. Конечно, — продолжала она, блестя глазами, что очевидно контрастировало с бесстрастным тоном, — я много занималась физическими упражнениями.

— В самом деле?

— Это полезно для здоровья.

— Я всегда об этом знал.

— Даже по ночам я не прекращаю занятий.

— Похвально, — сказал Себастьян, сохраняя на лице серьезное выражение.

— Поэтому неудивительно, что мне нужно дополнительно питаться, чтобы поддерживать силы.

— Не могу не согласиться с тобой. — Он перегнулся через стол. — Теперь, когда ты закончила восстанавливающий силы завтрак, я бы предложил тебе полежать.

Он оглянулся на Джорджа, сохранявшего невозмутимость и ничем не показавшего, что он угадал истинные намерения Себастьяна.

Диана, видимо, тоже не поняла, либо искусно притворялась:

— Я только из постели. И у меня на сегодня полно планов.

— В твоем положении нужно быть очень осторожной. И моя обязанность как твоего мужа следить, чтобы ты достаточное время проводила в постели.

— Пожалуй, можно немного подремать, — сказала она через минуту, в течение которой делала вид, что усиленно размышляет. — Но сначала немного физических упражнений.

Ее улыбка мгновенно вызвала у него напряжение в паху. Себастьян встал и предложил руку:

— Позволь мне составить тебе компанию.

— Это было великолепно, — в изнеможении сказала Диана спустя полчаса.

Она положила голову мужу на грудь и коленями крепко обхватила его бедра.

— Замечательно, — ответил Себастьян и поднялся, чтобы укрыться покрывалом. — А теперь отдохни.

В первый раз, когда Диана оказалась сверху и показала, что хочет заниматься любовью таким способом; он был немного шокирован. Это показалось ему противоречащим природному порядку вещей. Однако, он быстро понял достоинства этого варианта и быстро смирился с позицией пассивного любовника, и еще с несколькими, доставлявшими не меньше удовольствия. Но эта, пожалуй, станет его любимой, потому что ему нравилось чувствовать вес ее тела, а потом, когда они отдыхали, ее обволакивающее тепло.

Диана взяла его голову и потерлась своим носом о его.

— Ты знаешь, что у тебя очень красивые глаза? — спросила она.

— У меня? Это у тебя красивые глаза. Цвета южного полуденного неба. А цвет моих похож на пасмурное утро в Нортумберленде.

— Очень поэтично.

— Умоляю, — сказал Себастьян, хмыкнув, — не делай из меня поэта.

— У тебя не серые глаза, а серебристые, как у полной луны. Хорошо, что ты носишь очки и другие женщины не могут сказать, как ты красив.

— Дразнишься?

— Вовсе нет. Ты легко можешь соблазнить любую. Леди Джорджина Харвилл без ума от тебя.

— Если и так, — фыркнул он, — в чем я сомневаюсь, то ее чувства останутся без ответа. Я ей едва пару слов сказал, поэтому твоя ревность беспричинна.

— Зря ты это затеял, — раздраженно сказала Диана и перекатилась на спину.

Себастьян хотел спросить, жалеет ли она о том, что произошло в результате его обмана. Тот факт, что она вышла замуж вынужденно, не выходил у него из головы. Он-то доволен, а Диана? Он хотел спросить ее, как она себя чувствует, но не мог сформулировать вопрос так, чтобы он не прозвучал жалко.

Себастьян положил ладонь на ее уже заметно выступающий живот — доказательство несчастного случая, который привел к нынешнему положению вещей.

— Как ты считаешь, я не очень располнела? — спросила Диана. — Я боюсь того, что произойдет, раз ко мне вернулся аппетит. Шанталь предупреждала, что женщины, ждущие ребенка, становятся очень толстыми, если не соблюдают осторожность.

— Мне кажется, глупо сейчас заботиться о фигуре. Я буду только рад, если тебя будет немного больше.

— Благодарю, милорд. Это прозвучало очень галантно. Вы становитесь сладкозвучным льстивым мерзавцем. — Ее маленькая ладонь легла на его руку, — Чувствуешь его? — спросила она. — Я пока не ощущаю его движений, но скоро почувствую.

Мысли о ребенке постоянно вызывали в Себастьяне смятение. Он повернулся на другой бок, чтобы можно было убрать руки с ее выступающего живота. До сих пор ему удавалось избегать разговоров о будущем. Все его внимание было направлено на здоровье жены; он старался не думать об опасностях, сопутствующих родам, и об абсолютно не исследованной территории отцовства — все это страшило его.

— Как думаешь, кто родится, мальчик или девочка?

Эту тему они еще ни разу не обсуждали.

— Шанталь считает, что девочка, поскольку левый сосок у меня темнее.

— Правда? — оживившись, спросил Себастьян. Ему понравилось, что нашелся повод обследовать грудь Дианы. — Я не видел разницы, но уверен, теперь обнаружу ее. — Он приблизил губы к розовому соску, но вдруг остановился. — Может, стоит стимулировать правую сторону, если из-за этого может родиться мальчик.

— Надеешься, будет мальчик? Все мужчины хотят иметь наследника.

— Титул, имение и так далее, — сказал Себастьян, хотя ничего подобного на самом деле не имел в виду.

Он предпочел бы мальчика, поскольку представления о ребенке мужского пола не так его пугали. Маленький мальчик — это было ему знакомо. А девочка?

Когда он думал о девочке, ему всегда вспоминалось хихиканье, особенно хихиканье Аманды Вандерлин и ее сестер.

Себастьян привык к занятиям любовью так же быстро, как утка привыкает к воде.

Диана надеялась, что когда придет время, он с таким же энтузиазмом будет относиться к плоду такой активности. Думая о грядущем материнстве, она вспоминала свое счастливое детство и своих родителей, любящих и терпеливых, несмотря на все свои странности. Себастьян, насколько она узнала, в детстве был этого лишен либо до, либо после исчезновения его матери. Любая попытка обсудить будущее прибавление в семье Айверлй наталкивалась на стремление Себастьяна избежать разговора, и часто он даже выходил из комнаты.

То же можно сказать о беседах на личные темы. Интимная близость, как он ясно дал понять, привлекала его физической, а не ментальной стороной.

С трудом, но Диана пришла к решению не давить на него, и через несколько недель была за это вознаграждена. Он стал часто улыбаться, по случаю мог посмеяться, шутил — обычно когда они, удовлетворенные, расслабленно лежали в постели. Она недоумевала, когда же до ее умного мужа дойдет, что он счастлив даже в мрачном этом доме, где прошла его лишенная радостей юность?

По крайней мере, физический мрак она могла бы рассеять. К ее большой радости, выяснилось, что среди сокровищ чердака было многое, что можно использовать для обстановки в соответствии с первоначальными планами хозяина. Вещи, привезенные с Востока, на которые Диана наткнулась в первую очередь, были лишь небольшой частью находившихся на чердаке богатств и предназначались в основном для спален. В распакованных один за другим ящиках обнаружилась обивка для стен из шелка и кожи, а также много гобеленов; огромные ковры, сотканные на фабриках Уилтона и Обюссона, которые так хорошо подходили по размерам к комнатам, что казалось, их делали по индивидуальным заказам; тюки с дорогими тканями для гардин и драпировок; кресла, диваны и столы самых разных размеров и форм.

Ей потребуются недели, чтобы все это рассортировать, и месяцы, чтобы мастера разместили все, что она нашла, по местам и украсили стену лепниной и позолотой в соответствии с замыслом архитектора.

Диана не привлекала к этим делам мужа, который проводил много времени вне дома или закрывался в кабинете с управляющим, даже не всегда успевая пообедать с ней. Но в постель он никогда не опаздывал, и многие их разговоры происходили на старомодной кровати, теперь снабженной мягкими матрасами.

— Я решила, что для большой столовой нужно использовать темно-красный шелк, — сказала она как-то ночью. — Он подчеркнет цвет обивки стульев. Но я не могу понять, почему это помещение единственное, которое полностью меблировано.

— Думаю, стол был слишком велик, и его не смогли втащить на чердак, — лениво ответил Себастьян.

Он возился с одеялами, следя, чтобы Диане было тепло.

— Это прекрасная комната, — сказала она, ткнувшись носом ему в плечо, — Когда мы закончим, ремонт, нужно будет дать обед в честь этого события.

— Кого мы пригласим? — отреагировал Себастьян с предсказуемым скептицизмом.

— Местное общество, конечно. Я пока ни с кем не познакомилась, но, думаю, когда погода улучшится, от некоторых из них мы получим приглашения.

— Прежде ничего подобного не было. Дядя обходился без компаний.

— Но ты же должен быть знаком хотя бы с соседями. Хотя бы со своими сверстниками, с которыми рос.

— Нет.

Ей не следовало удивляться. Жизнь Себастьяна в Сэкстоне казалась полностью лишенной общения с внешним миром. Он не говорил с ней об этом, и все, что она знала о его ранних годах, она вывела из редких его оговорок.

— Мы иногда посещали собрания литературного и философского общества, — пояснил Себастьян, и это был редкий случай, когда он добровольно сообщал сведения о себе. — Я помню, мы ходили смотреть на вомбата и утконоса.

— А кто это?

— Странные создания из страны антиподов. Джон Хантер прислал их особей в Ньюкасл, когда был губернатором Нового Южного Уэльса.

— А что еще ты делал?

— Покупал книги.

— Когда ты начал их коллекционировать?

— Я начал с чтения, в основном исторических книг и рассказов путешественников. Отец Дяди Айверли купил несколько редких изданий. И сам дядя не жалел денег на расширение коллекции, и когда Мне исполнилось тринадцать, едва ли в Англии был книготорговец, с которым бы я не состоял в переписке.

— Но библиотека здесь в беспорядке.

— Самые ценные книги я перевез в Лондон. Дядю они не слишком занимал и, а своими экспериментами он мог повредить их.

— Я видела странные черные пятна на стенах библиотеки.

— От взрывов.

— Подожди, пока я закончу там ремонт. Ты ее не узнаешь.

Диана решила подарить Себастьяну королевские книги на его день рождения в мае. Себастьян с того дня, как она пригрозила отдать их Блейкни, больше не упоминал о них.

— Работы по подготовке убранства дома и заказы товаров, должно быть, заняли много недель. Как ты полагаешь, твой дядя сам этим занимался?

Смелая попытка, но Себастьян, как обычно, не захотел быть втянутым в дальнейшее обсуждение. Он не вышел из комнаты, но применил другую тактику, удовлетворяющую их обоих.

Досада Дианы сменилась радостным согласием, когда волосы Себастьяна стали колоть ее кожу на внутренней поверхности бедер, а лоно обожгло его горячее дыхание. Большими, ловкими руками он обхватил ее бедра и потянул вниз, к ее и его наслаждению.

Ему следовало бы, подумала Диана, проявить малейший интерес хотя бы к тем изменениям, которые происходят в занимаемых им помещениях. Не потому, что она так уж хотела знать его мнение о новой обстановке. Напротив, ей не хотелось, чтобы в ее решения вмешивался мужской вкус, например, повесить на стены оружие и головы животных.

Большую часть зимы она проводила в постели. Но когда станет теплее, Диана рассчитывала вернуться к нормальной жизни, а для этого нужны помещения, пригодные для проживания. Это предполагало бы, что они останутся в Сэкстоне или будут проводить здесь много времени, Диана не знала, насколько времени дела задержат мужа в Нортумберленде или когда он планирует отправиться вместе с ней на юг. Она считала, что хорошо бы вернуться в Лондон к началу сезона или к сроку ее родов летом. Но когда попыталась заговорить с ним об этом, Себастьян уклонился от ответа.

— Ты посылала за мной?

Его голос не выражал удовольствия, но все же он пришел в комнату, окна которой выходили на засыпанный снегом сад.

— Думаю приспособить эту комнату под семейную гостиную. Она не слишком велика, и отсюда открывается красивый вид.

— Но на улице совсем темно.

— Полчаса назад все было видно, а летом будет еще красивее. Я задерну портьеры.

— Дай, я сам это сделаю.

Себастьян подошел к ней сзади и, как бы обнимая, задернул шторы из тяжелого голубого бархата.

Диана повернулась и обнаружила, что он смотрит на нее взглядом, выдающим все его возбуждение.

— Спасибо, — сказала она и, нагнувшись, проскользнула у него под рукой. — Когда закончишь, я бы хотела узнать твое мнение о меблировке. Может, по обе стороны камина поставить эти два кресла?

— Отлично, — согласился он.

— Мне нравится, как они выглядят, но когда мы будем принимать гостей, то они тоже смогут порадоваться огню, если мы поставим там пару канапе. А напротив — шезлонг. — Диана показала на большой и необычно широкий шезлонг, стоявший у стены. — Он очень удобный.

Себастьян сунул руки в карманы и бросил на шезлонг короткий взгляд:

— Отлично.

— Мне не нравится старомодная привычка расставлять все стулья вдоль стен. Шезлонг стоял там между окнами, но поскольку его сиденье совпадает по цвету с портьерами, я решила, ему там не место. Я его передвинула, и теперь ты можешь оценить, какая это красивая вещь.

— Что? — Себастьян не на шутку оживился. — Надеюсь, говоря, что ты передвинула, ты имеешь в виду, что двигал кто-то из слуг?

— Нет-нет. Я была тут одна и сама его толкала.

— Но он же очень тяжелый, — проворчал Себастьян.

— Чепуха! — Диана взмахнула руками и повернулась кругом. — Смотри, я в полном порядке.

— Ты не должна так делать. Ты ослушалась моего ясного указания не перенапрягаться.

Это прозвучало грубо, если не сказать деспотично. Диана уже готова была дать ему отпор, когда заметила, что досада в его глазах сменилась хищным блеском.

— И что ты намерен сделать?

Себастьян сложил руки на груди и твердо посмотрел на нее.

— Боюсь, — сказал он, — ты будешь наказана.

— О нет! — Диана умоляюще прижала руки к груди. — Пожалуйста! Вспомни о моем положении.

— Ты только что сказала, что в полном порядке.

— Будь поласковей!

— Будь поспокойней, — приказал Себастьян с бесстрастным лицом. — И сними панталоны.

Диана одевалась по сезону и месту — для февраля на северном побережье. Но когда дело касалось нижнего белья, она придерживалась своих непреложных принципов. Она задрала шерстяные юбки, развязала тесёмки и сбросила панталоны на пол. Аккуратно перешагнув, через, отделанный кружевами французский батист, она подняла их и, склонившись в реверансе, протянула Себастьяну.

— Благодарю, — серьезно сказал он и поднес белье к губам, словно приветствуя, после чего отбросил в сторону. — Пришло время вернуться на место преступления.

Держа руку у нее на плече, он подвел пленницу к шезлонгу и показал на бархатное сиденье с позолоченным краем:

— Становись на колени спиной ко мне.

Ее нежным коленям было приятно коснуться мягкого ворса ковра. Опустившись, она оправила юбки. Быстро бьющееся сердце и возникший жар между ног побуждали ее рассмеяться — и победили.

— Возьмись руками за спинку. — Она послушно выполнила его требование. — Ляг и положи голову между руками.

Диана истомилась ожиданием. Похоже было, что прошел целый век, пока Себастьян дотронулся до нее и невыносимо медленно поласкал ягодицы сквозь ткань.

— Не двигайся, — сурово сказал Себастьян. — Только после моего разрешения. Ты поняла?

— Хорошо.

— Кому ты это сказала?

— Тебе, Себастьян.

— Надо говорить: «Да, господин».

— Да, господин, — повторила Диана, тихо смеясь.

— И не смейся, иначе будешь подвергнута дополнительному наказанию.

Теперь уже Диана засмеялась в голос.

Потом перестала дышать, когда Себастьян одну за другой начал поднимать ее юбки. Сначала темно-серую шерстяную. Потом две нижние из тонкого льна. Каждую он аккуратно подворачивал и клал подол на ее выгнутую спину.

Холодный воздух, коснувшийся кожи, усилил у Дианы чувство обнаженности и незащищенности. Желание становилось невыносимым. Несмотря на запрещение Себастьяна, она выгнулась, призывая его. Если воздух холодил, то руки Себастьяна, которыми он гладил обнаженные ягодицы, были теплыми. Затем он провел по внутренней поверхности бедер. Немного раздвинул ей ноги и отодвинулся, заставляя дрожать от вожделения. «Коснись меня», — мысленно молила она, зная, что последует дальше.

Через секунды она получила доказательства своей правоты. Средним пальцем он совершил три резких движения: назад, вперед и снова назад на всю глубину ее увлажнившегося лона, вызвав судорогу облегчения и готовность к дальнейшему.

— А теперь, — объявил Себастьян, — очередь священного стержня возмездия.

Диана ответила какими-то отрывистыми звуками, в которых слышались волнение, опасение и… смех. На самом деле она не боялась. Она знала, что Себастьян не доставит ей боли.

— Тихо!

Обхватив ее бедра, Себастьян вошел в нее, в ее влажный туннель. Он уже пробовал такую позицию в постели, но сейчас, когда он доминировал, ощутил новую грань возбуждения. Да и то, что они, почти одетые, занимались любовью в комнате, куда могли войти посторонние (слава Богу, что у них нехватка слуг), ее тоже стимулировало. Прошло немного времени до ее первого оргазма, и волны наслаждения прокатились с низа живота по всему телу. И когда Себастьян кончал, Диана присоединилась к нему.

Наконец они пришли в себя. Выражение самодовольства, появлявшееся в такие моменты на лице Себастьяна, вызвало у Дианы улыбку.

— Ну, господин, — негромко спросила она, ущипнув его за ухо, оказавшееся под рукой, — какое меня ждет следующее наказание?

— Я решил даровать тебе полное прошение.

— Но это несправедливо.

— Я слишком изможден.

— В таком случае, — сказала она, — я готова пообедать.

— Я тоже.

— А что на обед?

Они произнесли эту фразу одновременно, и Диана по привычке произнесла заученные слова:

— Борода Аристотеля.

Себастьян опоздал на долю секунды.

— Я выиграла! — победно выкрикнула она, и он покорно признал ее первенство.

На следующий день Диана получила письмо.




Глава 30


Благодаря хорошей работе почтового ведомства Диана имела возможность постоянно поддерживать связь с семьей, друзьями и расширяющимся кругом поставщиков дорогих товаров, необходимых, чтобы привести в надлежащее состояние их огромный дом. В тот день на ее столе лежал одинокий продолговатый конверт.

Она ждала язвительного письма от Минервы, которая писала чуть ли не ежедневно, умоляя ее вернуться в Лондон, что позволило бы ей покинуть скучное захолустье Мэндевилл-Уоллопа. Но адрес был написан неизвестной рукой и явно мужским почерком. По ее опыту, только в Итоне можно было научиться такой каллиграфии и без стыда ею пользоваться. Диана сломала печать и посмотрела на вторую страницу, чтобы прочесть подпись: Блейкни.




«Дорогая Диана,

Поскольку мы стали родственниками, я не вижу ничего предосудительного в переписке с вами. Как вы поживаете с моим кузеном Спокойствием? Признаюсь, я до сих пор удивлен вашим выбором. Вы не та женщина, на которую так сильно действует унылая привлекательность права собственности…»




Диана опустила письмо, вспоминая действия, которые по праву собственности осуществил лорд Спокойствие, наказывая ее на шезлонге в гостиной. Бесстрастное предложение, которое она выслушала от маркиза, заставляло ее теперь сомневаться, что в роли леди Блейкни ее ждала бы менее унылая жизнь.

Подавив в себе настроение и дальше предаваться мечтам, она продолжила чтение.




«Но как показали события, вы пошли за человека с состоянием. Позвольте мне не ходить вокруг да около. Из-за собственной неосторожности у меня появилась потребность в определенной сумме. Я сейчас не могу объяснить, для чего и почему я не обратился за ними к отцу. Я только рассчитываю на ваше милосердие. Если вы чувствуете хоть малейшее сожаление, что так жестоко отвергли моё предложение, я униженно прошу вас помочь мне ссудой».




Она не смогла сдержать улыбки — настолько самонадеянным, а вовсе не униженным был тон письма. А когда увидела сумму, то присвистнула бы, если бы умела.

Тем не менее эту сумму она вполне могла осилить. В ней заговорили остатки прежней влюбленности, и Диана восхитилась хладнокровию, с которым была изложена просьба. Кроме того, она действительно в последний раз была с ним жестока.

Она выписала банковский чек и, поскольку Блейкни писал о срочности, попросила отвезти его в Ньюкасл, чтобы успеть к отправке дневной почты.

Все было прекрасно.

Себастьян вытянулся в старинном кожаном кресле дяди. Еще пару недель, и он сможет уехать из Сэкстона, оставив имение и шахту под руководством заместителей, и вернуться к цивилизации. В библиотеке было тихо и тепло. Его тут ждал небольшой ящик, в котором из Лондона накануне прибыли книги. И жена, которая находилась где-то в доме и которая чуть позже с удовольствием примет участие в любовных играх.

Он женат на женщине, которая живет с ним в одном доме…

Когда-то были времена, когда наличие всего одного из этих трех фактов вызвало бы в нем душевное страдание. А сейчас ничего, кроме удовольствия.

Диана ожидает ребенка, и, возможно, в семье появится еще одно существо женского пола.

Это его тревожило, но зачем ожидать худшего? Диана с такой же вероятностью может родить и мальчика.

Она может его бросить, как невеста дядюшки Айверли, ради герцогского титула. Но Диана отказала ради него будущему герцогу. И вышла за него замуж. Похоже, она любит его. И все же эти мысли беспокоили Себастьяна. Он должен привязать ее к себе так, чтобы она не помышляла о бегстве. «Привязывание» в буквальном смысле слова было очень привлекательным, но Себастьян чувствовал, что ему нужно что-то еще, на уровне души, Себастьян не был глупым человеком и понимал, что попытки избежать отдельных тем раздражают ее. Но ему трудно копаться в собственной душе; и уж совсем он не хотел, чтобы этим занимались другие.

Поэтому ему надо найти способ показать Диане, как высоко он ее ценит, и не только физически.

Дни, в течение которых он изучал горное дело, требовали столько памяток, что он исписал половину новой записной книжки. Его старая лежала на столе среди писем. Он перелистал ее до страницы, где находился «Список соблазнителя».

«Сапфиры».

Это дело для Кейна, решил он. В прошлом лорд Чейз покупал драгоценности для очень дорогих куртизанок. И если предложить ему комиссионные, то Себастьян сможет добиться прощения. Когда он объявил о своей женитьбе, Тарквин оставил в прошлом неудовольствие поведением приятеля. А отношения с Кейном благодаря влиянию его жены — этому маленькому светловолосому демону в женском обличье — оставались очень холодными.

Он быстро набросал письмо и пошел в холл, где дежурил Джордж.

— Пошли кого-нибудь на конюшню, чтобы оседлали моего жеребца. Мне срочно нужно в Ньюкасл, чтобы отправить письмо с сегодняшней почтой.

— Я жду конюха, чтобы передать письмо ее сиятельства.

— Я сам возьму его. У меня все равно в городе дела.

Лакей достал из кармана письмо и протянул Себастьяну.

Диана уже была в полусне, когда Себастьян забрался к ней в постель. Она проснулась от тяжести его тела и от небрежного поцелуя, пахнувшего бенди. После не доставившего ей никакого удовольствия полового акта Себастьян моментально заснул и теперь, лежа на спине, временами противно всхрапывал.

Когда мужчины не демонстрируют своих лучших качеств, философски решила Диана, они бывают омерзительны.

Она думала, что Себастьян проснется поздно, но когда открыла утром глаза, его уже не было. Диана увидела его, спустившись к завтраку; он был немного бледен, но все же выглядел лучше, чем ее братья после ночных кутежей.

— Доброе утро, — бодро поприветствовала она, наливая себе чая. — Ты забыл предупредить меня, что будешь гулять.

Он что-то невнятно ответил.

— Где ты был? На встрече шахтовладельцев или в литературном обществе?

Вновь нечленораздельное бормотание, хотя и более громкое.

— У меня не сложилось впечатления, что ты был в случайной компании, — сказала Диана, изо всех сил стараясь сохранить непринужденный тон. — Значит, был повод попраздновать?

— Я буду благодарен, — мрачно произнес Себастьян, — если ты будешь заниматься своими делами и не станешь вмешиваться в мои. Если мы вынуждены были пожениться, это еще не означает, что ты получила право собственности на мое тело и мою душу.

Удержавшись от резкого ответа, Диана повернулась к слуге:

— Джордж, пожалуйста, сходите на кухню и принесите свежего чаю. Этот слишком переварен.

Как только они остались одни, она перестала притворяться и в ярости посмотрела на мужа:

— Что за невероятная самонадеянность — думать, что я покушаюсь на твою душу! Что же касается тела, то после этой ночи я не уверена, что это большая находка.

— Я в этом не сомневаюсь, миледи. Вы имеете со мной дело лишь до тех пор, пока не сбежите снова в столицу, чтобы возобновить отношения с моим кузеном.

— Не дури. — Во всяком случае, теперь Диана знала причину его неожиданной злости. — Ты не имел права читать мои письма.

— Не волнуйся. Я вовремя доставил ваше любовное послание на почту и не читал его. Во всяком случае, я не лишен чести.

— Какая чушь! То, что ты называешь честью, я считаю идиотизмом. Если бы ты прочел его, то понял бы, что между мной и Блейкни нет ничего предосудительного. Мог бы просто спросить меня, вместо того чтобы впадать в меланхолию и напиваться.

— Я не в меланхолии.

Она в сомнении подняла брони.

— И я не напивался.

— Ну, если ты так говоришь…

Они в упор смотрели друг на друга. Себастьян первым отвел глаза.

— Прошу прошения за прошлую ночь, — пробормотал он. — Все было так плохо?

— Я знаю, ты умеешь делать это лучше. Много лучше.

— Я сделаю, — сказал Себастьян. — Позже. Или как только ты захочешь.

У Дианы, однако, не было настроения завалиться в постель или на другой ближайший предмет мебели. Слишком много вопросов требовало ответов, и сейчас был момент получить некоторые.

— Почему ты до сих пор так ненавидишь Блейкни?

— Я его не ненавижу. Он для меня пустое место.

— Но он твой кузен. И если между вами мало общего, то нет повода переживать детские обиды.

— Я знаю, что все остальные считают его красивым и обаятельным. Я — нет. И я ни о чем не переживаю.

— Как ты не поймешь? Ты же победил. Я твоя жена, а не его. Уже пора забыть, как он стащил у тебя штаны, когда тебе было десять лет. Преодолей это!

Диана закрыла рот ладонью, но было поздно. Себастьян встал из-за стола, вытер руки салфеткой и отбросил ее.

— То, что ты делаешь с кузеном Блейкни или любым другим мужчиной, меня совершенно не интересует, хотя я бы хотел, чтобы ты не ждала, что я дам мое имя и состояние вашим ублюдкам. — Уходя, он на мгновение остановился, чтобы еще раз уколоть ее. — Пусть этот будет последним, ладно?

Себастьян ушел из дома, и на этот раз Диана не стала ждать его возвращения. Три часа спустя, выезжая в карете на Большую северную дорогу, ведущую на юг, она все еще кипела от ярости. То, что он сказал, прощению не подлежало.

Разве не она была самой милой, самой святой, понимающей женой, которую постоянно провоцировал недоверчивый, скрытный, жестокосердый, косноязычный инквизитор, который звался ее мужем? Ей хотелось изо всех сил кричать от отчаяния. Как она могла связать свою жизнь с таким варваром! Теперь ее бедный малютка останется без отца.

Когда они остановились сменить лошадей, негодование Дианы поуменьшилось, и ей захотелось плакать.

— Наверное, надо вернуться.

— Нет, миледи, — твердо заявила Шанталь.

Диане было неинтересно мнение служанки, но она знала, что француженка была готова на все, только бы вырваться из Сэкстон-Айверли. И вряд ли когда-нибудь согласится снова поехать туда. Она думала, что будет одевать герцогиню, а Диана превратилась в плохо одетую, с растрепанными волосами женщину.

— У вас заболела шея? — спросила служанка.

Как послушный ребенок, Диана позволила Шанталь снять с нее шляпку и повернулась спиной, чтобы служанка могла ее помассировать.

— Спасибо, стало гораздо лучше.

— Я знаю, что такое беременные женщины. И еще я знаю, что такое их мужья. Лорд Айверли последует за вами.

— Ты так думаешь?

— Я уверена.

— Он очень зол на меня. Хотя у него нет на это права.

— Ему не будет хватать постели. Я знаю мужчин.

— Если это единственная причина, — сердито фыркнула Диана, — то, по-моему, пусть лучше остается. Семейная жизнь — это больше чем постель.

— Он будет сильно беспокоиться о вас. Самое большее день, и он поедет следом. Может, он даже догонит нас. — Шанталь усмехнулась. — Но я надеюсь, что не успеет. А когда мы окажемся в Лондоне, он не сможет заставить нас вернуться до рождения ребенка.

Уверенность Шанталь немного успокоила Диану. Пусть побудет один, пусть поймет, как ему будет не хватать ее, — тогда, возможно, он одумается. Ей страшно было подумать, что произойдет, если этот замысел не сработает.

— Ты права, Шанталь. Мы заедем в Уоллоп, заберем Минерву и оттуда — на Портмен-сквер. — В уголках глаз Дианы копились слезы. — Боюсь, в этом сезоне я не смогу ходить по магазинам. К Пасхе я стану огромной, как слон.




Глава 31


Когда Себастьян днем вернулся домой, то отмахнулся от приветствия Хедли и быстрыми шагами направился в библиотеку. Как и в другой приход сюда, в его святилище вторглась женщина — это была служанка, закладывающая уголь в печь.

В раздражении он посмотрел в окно на мрачную перспективу, которая полностью соответствовала его настроению. Он заметил на указательном пальце волдырь, результат скачки по окрестностям в плохих перчатках. Но никакое физическое недомогание не могло сравниться с болью в сердце, когда он думал, как Диана и Блейкни разговаривают о его детском унижении и смеются над ним.

Все это время он доверял ей, а она знала.

Приглушенный металлический стук известил, что служанка закончила с печью и поставила кочергу и совок на место. Он с нетерпением ждал, когда же она оставит его одного. Но она подошла к нему, испуганная, решительная и очень юная.

— Милорд, — сказала она с мелодичным акцентом жителей долины Тайна, делая неловкий реверанс. Впервые одна из служанок решилась обратиться к нему. — Я знаю, я не должна говорить с вами, но мне хотелось поблагодарить вас.

— За что?

— Зато, что взяли меня к себе в дом, после того как погиб мой отец. Иначе мне пришлось бы идти работать на шахту.

— Все в порядке, — чувствуя неловкость, сказал Себастьян. — Это была идея ее сиятельства. Как тебя зовут?

— Мэри, милорд. Мэри Эш.

— Мне жаль, что твой отец погиб. Это самое малое, что мы можем для тебя сделать.

— У большинства девушек вообще нет выбора.

Она еще раз поблагодарила его и поспешила к выходу.

Он смотрел ей вслед, о чем-то с трудом вспоминая. Проститутка с Саут-Молтон-стрит, чье имя выветрилось из памяти, сказала почти такие же слова, что счастлива иметь выбор — работать прислугой или стать куртизанкой.

Горнячка или прислуга; прислуга или проститутка. Ни у той, ни у другой не было привлекательных перспектив, хотя обе были довольны, что могли выбирать. Он полагал, что у женщин не так уж велик выбор жизненного пути. Тут в голову ему пришла мысль, легкая и быстрая, почти не осознанная. А был ли выбор у Коринны Айверли? Намеренно ли она бросила сына?

Он тут же захлопнул дверь в том уголке мозга, откуда эта мысль выскочила. Он никогда не позволял себе думать о матери. Никогда.

Ему придется решать, как поступить с другой женщиной, приносящей несчастья, женщиной, у которой не было выбора и которая не могла выйти за по-настоящему желанного человека.

Хотя Себастьяну хотелось побыть в пустой библиотеке, он решил, что все же лучше пойдет и разыщет жену, хотя абсолютно не представлял, что скажет ей.

Против всех причин, он с волнением предвкушал встречу, пока шел по гулким коридорам в западное крыло. Он был подавлен. Разве он мог все еще желать ее? Увы, все так и было. Ее предательство ничуть не уменьшило ее роковую привлекательность.

Он подумал, стоит ли постучать — обычно он этого не делал. И решил что не стоит.

Он трусливо подумал притвориться, будто ничего не случилось, будто он никогда не видел письма и утреннего разговора не было. Интересно, согласится ли она на такой вариант? Вряд ли.

Он открыл дверь, вошел в роскошные апартаменты леди Айверли и… не нашел там никого. Ни жены, призывно лежащей на куче подушек, ни француженки, перебирающей кружевное нижнее бельё. У него все сжалось внутри — он заметил, что пропали и многие вещи Дианы: расчески с серебряными ручками с туалетного столика, флаконы слухами, шали и платья, аккуратно висевшие на спинках стульев, и даже домашние туфли из-под кровати. «Дворец раджи» оказался покинутым, поскольку его рани сбежала.

Сев на край кровати и обхватив голову руками, Себастьян дал волю отчаянию. Он не хотел жить в течение бесконечной зимы в этом доме. Его душа рыдала от горя, что лишь на такое короткое время свет, разноцветье, смех и женственность победили мрак и сделали Сэкстон-Айверли местом радости. Он потерял Диану. Он заставил её уехать.

У него начало жечь глаза, странное, давно не испытанное, но все же знакомое ощущение. Он не забыл момент, когда плакал в последний раз. Это было в день, когда он наконец смирился, что ему придется провести всю жизнь в сером Нортумберленде, а не в Италии, благословенной стране солнца и тепла.

Но тогда было не так. Теперь он уже не мальчик, и его дядя не может остановить его, чтобы он мог последовать за ней. Себастьян вскочил и побежал в холл, во весь голос зовя Хедли и лакея.

Но в ту ночь из длинного забытого горизонта вновь прорвалась вода и затопила сэкстонскую шахту.




Глава 32


Две недели спустя, добравшись поздним вечером до Лондона, Себастьян решил заночевать в своем доме, а не присоединиться к жене на Портмен-сквер. В идеале поздний вечер был лучшим временем для визита в спальню. Но Себастьян не был настолько безрассуден, чтобы попытаться помириться с Дианой без тщательной подготовки. Но одно дело не терпело отлагательств.

Он нашел Блейкни в клубе «Уайтс», но не за игровым столом, а одного, в углу, в компании бутылки бренди. Его кузен сидел глубоко в кресле, широко расставив, ноги. Он заметил Себастьяна и посмотрел на него налитыми кровью глазами.

— А, это кузен Филин, женатый человек? Выпей бренди и расскажи, как тебе живется под каблуком жены. Или следует сказать домашней туфлей? Диана носит очень красивые маленькие туфельки. Очень подходящие, чтобы рассмотреть ее красивые маленькие лодыжки.

Себастьян сжал кулаки.

— О чем ты писал моей жене? — спросил он.

— Спроси у нее, — ответил Блейк с дьявольской улыбкой. — Это тем проще сделать, что она в городе. Диана — прошу прощения, леди Айверли — уже неделю как вернулась, а тебя я почему-то до сих пор не встречал. Я слышал, близость помогает гармонизировать супружеские отношения. — Он размышлял об этом около минуты, а потом сделал большой глоток. — А может, и нет. Откуда мне знать о семейной жизни? Недавно я подумывал попробовать, но моя невеста отказалась от меня ради другого. Не хочешь ли присесть и выпить, вместо того чтобы стоять столбом и пялиться на меня?

— Ты не ответил на мой вопрос.

— И не собираюсь. Это совершенно не твое дело.

— Она моя жена, и все, что ее касается, мое дело.

— Я никогда не злоупотребляю доверием женщин. Как я уже говорил, спроси у нее самой. — Блейкни поднял бокал, но Себастьян видел, что он не так пьян, как хочет казаться. — Хочешь выпить? — повторил он.

— Нет.

— Это не по-дружески.

— Потому что мы с тобой не друзья. И никогда не были.

— Действительно, мы же кузены. Не хочешь поговорить о том, почему мы не стали друзьями?

— Нет, — ответил Себастьян. — Но я хочу избить тебя так, чтобы ни одной целой кости не осталось.

Блейк сел ровнее.

— Ты меня вызываешь? Шпаги, пистолеты?

— Разумеется, нет. У меня нет никакого желания убивать тебя и вызывать скандал. Приглашаю тебя побоксировать у Джексона. Завтра утром в десять часов. Приготовься быть битым.

— Думаешь, тебе это удастся?

— Но я же обогнал тебя на скачках.

— У тебя была лучшая лошадь. А теперь будем только мы двое.

— Это меня вполне устраивает. — Себастьян встретился глазами с Блейкни. — Это не из-за Дианы.

— Не из-за Дианы, — повторил Блейкни.

Диана не выспалась. Больше недели она в Лондоне, но ни разу не видела Себастьяна и ничего не слышала о нем. Он даже не удосужился послать весточку по почте.

Проявляет характер, пыталась она объяснить себе его молчание. В конце концов он соскучится и приедет. Ей и в голову не приходила мысль, что он обрадовался отъезду нежеланной жены и исчезновению проблем, связанных с предстоящими родами, и вновь погрузился в женоненавистничество.

Общество сестры и радовало, и огорчало ее. Еще в Шропшире Минерва от скуки решила написать знаменитому радикалу, чьими колонками в «Реформисте» она восхищалась. Завязалась оживленная переписка. Диана знала лишь, что мистер Бентли был респектабельным джентльменом средних лет, не подозревавшим, что автором писем, подписанных «М. Монтроуз», была семнадцатилетняя девушка. Минерва рассказала Диане все о своем новом герое, но ни словом не обмолвилась, что хочет встретиться с ним лично. Подобная сдержанность заставила Диану насторожиться.

Встав в девять часов после почти бессонной ночи, она встревожилась, услышав от служанки, что Мин повесила на двери записку с просьбой не беспокоить ее, так как у нее разыгралась мигрень. Диана бросилась наверх и нашла под одеялами валики от дивана. Ей оставалось только надеяться, что Минерва ушла рано утром, а не вчера вечером.

Надежда быстро рухнула, когда ей передали написанную торопливым почерком записку Минервы. Она была арестована накануне вечером за участие в запрещенном митинге и сейчас содержится в здании суда магистратов на Боу-стрит. Однако ходят слухи, что позже заключенных переведут в Ньюгейт. Минерва будет очень признательна, если Диана придет и внесет залог.

Ужасно, что Минерва арестована и провела ночь в заключении. Но она ни минуты не должна провести в тюрьме Ньюгейт, известной своими грязью, болезнями, развратом. О том, как эта эскапада отразится на репутации сестры, Диана даже не думала.

Она ни в малой степени не представляла, как выручить Минерву из лап правосудия. Но она знала, что мужчина, желательно влиятельный, сможет сделать это лучше. Ее муж, к сожалению, когда он крайне необходим, был недоступен.

Она перебрала в уме близких знакомых, которые, по ее сведениям, были в городе, и остановила выбор на Блейкни. Он должен ей и в состоянии помочь. Никто не может похвалиться такими могущественными связями. Диана быстро написала записку о том, что Минерва в беде и она в нем нуждается весьма срочно. Последнее слово она дважды подчеркнула. Возможно, ее просьба вытащит его из постели. Ну и не страшно, со злостью подумала она. Он уже доставил ей много неприятностей и пусть теперь постарается для нее.

Она была страшно разочарована, когда лакей вернулся с посланием, что у лорда Блейкни утром запланировано одно дело, которое нельзя перенести, и он будет иметь честь нанести ей визит позже.

Диана задумалась.

— Пошлите за коляской, — приказала она.

Через двадцать минут она поднялась по ступенькам дома Блейкни на Маунт-стрит и отругала его дворецкого за халатность. Бедный, слуга готов был расплакаться, и Диана в компенсацию за грубость дала ему гинею. Потом приказала кучеру отправиться к нижнему концу Бонд-стрит. Какая наглость! Пренебречь ее просьбой ради спортивного состязания.

— Здесь совсем близко, а мне не хотелось бы останавливаться у дома под номером тринадцать, — извиняющимся тоном произнес кучер.

— Ничего страшного. Я дойду пешком.

Идти оставалось каких-нибудь сто футов, и все же Диана умудрилась встретить знакомую. Ею оказалась леди Джорджина Харвилл, выходившая среди других покупателей из галантерейной лавки по соседству с клубом Джентльмена Джексона. Притвориться, что они не заметили друг друга, было невозможно.

— Диана, — сказала Джорджина, окинув ее взглядом, по сравнению с которым даже сироп показался бы несладким. — Я не знала, что вы в Лондоне. Позвольте поздравить вас с замужеством.

— Спасибо, леди Джи. Я бы с удовольствием поболтала с вами, но у меня неотложное дело.

— Постойте! Туда нельзя входить.

— Хотела бы я посмотреть на того, кто попытается меня остановить.

Привратник боксерского клуба Джексона, громила с перебитым носом, делал все возможное. И хотя он мог без проблем выставить любого мужчину, попытавшегося проникнуть в помещение, он никогда не сталкивался с решительной женщиной.

— Я здесь, чтобы повидать лорда Блейкни.

— Вам нельзя сюда входить, — только и мог сказать бывший профессиональный боксер.

— Чепуха.

Диана промчалась мимо него и очутилась в просторном помещении с высокими потолками и посыпанным опилками полом. Стены были украшены картинами и гравюрами с изображениями боксеров. В одном углу располагалось хорошо известное ей устройство — весы, почти такие же, как в холле в Уоллопе. Здесь стоял тот особый запах, который характерен для занимающихся физическими упражнениями мужчин и который был ей знаком по квартирам, где жили ее братья.

В зале находились два или три десятка мужчин, некоторые по пояс раздетые. Довольно тщедушный человек в тревоге поднял руки при ее приближении. Диана закатила глаза к потолку, не удосужившись сказать ему, что подобное и даже лучше она видела раньше. Два других джентльмена, одинаково раздетых, с испуганными криками бросились в стороны с ее пути. «Как старые девы», — презрительно подумала Диана.

Большинство присутствующих собрались в центре зала. Среди них находился Блейкни, выглядевший без рубашки очень красивым. Он разминался, тренируя различные удары руками в смешных, похожих на подушки перчатках. Окружавшие его люди замолчали, когда Диана приблизилась к ним.

— Диана! — сказал он — Вам здесь не место. Сейчас же уходите.

— Боксируете, — прошипела она, ткнув его в грудь указательным пальцем. — С моей сестрой случилось несчастье… И вы не пришли мне на помощь… — Она снова ткнула его. — Значит, вы заняты? У вас матч по боксу?

— О… Диана.

— Ни слова больше. Надевайте рубашку и немедленно пойдемте со мной.

Компания взволнованно загудела. Диана подняла глаза, и толпа расступилась, пропуская другого боксера, чью обнаженную грудь она знала очень хорошо.

Себастьян выслушивал последние спокойные советы Тарквина, которому случалось боксировать с Блейкни.

— Его слабое место — самоуверенность. Держи защищающую руку повыше и жди, когда он опустит свою. Кроме того, он выкладывается в первых раундах. Не спеши, и ты к концу останешься свежим. Глянь-ка на него, видишь, прыгает. Хвастун.

Себастьян протянул руку Тарквину, чтобы тот завязал шнуровку на запястье, но тот не обратил на это внимания.

— Черт меня подери! — воскликнул Тарквин.

Себастьян бросил взгляд сквозь толпу мужчин, которые галдели, как стая ворон, которые неожиданно увидели брошенный бушель зерна. Поскольку он снял очки, то все на расстоянии больше трех футов выглядело размытым, однако он мог поклясться, что рядом с Блейкни стоит женщина. Она била его в грудь и что-то взволнованно говорила.

Не может быть. Но ведь так и есть. Близорукость не помешала ему узнать прекрасную фигуру Дианы и ее совершенный костюм.

Если бы у него в руках оказалась шпага или пистолет, то Блейкни в ту же секунду был бы мертв.

Но тут она увидела его.

— Себастьян! — крикнула она и бросилась к нему.

Когда она была уже близко и можно было рассмотреть ее лицо, Себастьян Айверли перестал быть глупцом в отношении женщин. Потому что самый последний в мире идиот, а он как раз таким и был, не смог бы ошибиться в том, что выражали ее глаза: радость, доверие и любовь.

— Я так рада, что ты здесь. Почему ты не сообщил, что приехал в Лондон? — Она обхватила его руками за шею, пытаясь сдержать слезы. — Минерву арестовали. Ты должен помочь мне спасти ее.

— Конечно, — сказал он, одной рукой обнимая ее за талию, а другой сбрасывая перчатки.

Потом обернулся к Тарквину и протянул руку. Тот правильно понял приятеля и сунул в руку носовой платок.

— Вот, любовь моя. Вытри слезы, пока я оденусь. — Но он не дал ей сразу уйти, а нежно промокнул влагу, собравшуюся на щеках и в больших, излучающих обожание глазах. — Что же твоя шалунья сестра натворила? Впрочем, неважно. По пути расскажешь.

— Подождите минуту! — Блейк, который всегда оказывается под рукой, чтобы испортить трогательный момент, резко схватил его за плечо. — Мы же собирались выяснить отношения. Ты отказываешься?

— Боюсь, что так. У меня появилось более важное дело.

Кузен посмотрел на него прищурившись и перевел взгляд на Диану, которая стояла, сжимая руку мужа. Взгляд Блейкни упал на уже заметно расширившуюся талию Дианы, потом он вновь посмотрел ей в лицо и затем в лицо Себастьяна, который понял, что Блейкни пытается угадать дату зачатия.

— Мои поздравления, кузен, — резко сказал он. — Может, встретимся здесь в другой день?

— На это можешь не рассчитывать.

Среди зрителей, которые уже сделали ставки на участников поединка, поднялся шум. Себастьян не обращал на них внимания.

Пять минут спустя он сел в коляску вместе с Дианой. Пока он застегивал жилет и повязывал галстук, она рассказала ему об аресте Минервы.

— Звучит не очень серьезно, — сказал он. — Новый закон о предотвращении митингов запрещает без санкции магистрата собираться вместе больше пятидесяти человек. Это зверская мера, но если бы они действительно арестовали пятьдесят человек, у властей возникли бы серьезные проблемы.

— Ей придется предстать перед судом?

— Сомневаюсь, что они пойдут на такой шаг.

— Слава Богу! — воскликнула Диана и после минутного молчания спросила: — Когда ты прибыл в Лондон?

— Вчера вечером. Я бы приехал и раньше, но шахту снова, затопило. Не беспокойся, никто не пострадал. Я должен был остаться, пока не ликвидируют последствия аварии.

— Я скучала по тебе.

— Я тоже скучал.

— А почему ты не поехал на Портмен-сквер?

— Я собирался приехать с подарком, но ювелирные лавки уже были закрыты.

— Мне не нужны подарки. Я рада уже тому, что ты здесь. — Она склонила голову ему на плечо, и он почувствовал, как она улыбается ему. — Впрочем, не позволяй мне отговорить тебя от дорогой покупки. Пусть она будет искуплением за твою грубость во время нашей последней встречи.

— Мне жаль, но я страшно ревновал тебя к Блейкни.

— Для ревности нет повода. В будущем, если захочешь что-то узнать, спрашивай у меня. Если бы ты тогда спросил, я рассказала бы тебе, зачем Блейк мне писал.

— Не надо.

— Он тебе объяснил?

— Нет. Я тебе доверяю.

Себастьян был переполнен эмоциями. Взяв ее ладонь в свою, он расстегнул маленькие пуговицы на перчатке и, стянув ее поднес руку Дианы к губам. Кожа была мягкая, гладкая и чуть прохладная.

— Я доверяю тебе и люблю тебя, — сказал он, и эти слова вырвались у него так легко и так естественно, как нортумберлендский дождь.

Он поцеловал ей ладонь, переплел ее пальцы со своими и больше не отпускал руку.

— Я тоже люблю тебя, — призналась Диана, сжимая его кисть.

Радость наполнила сердце Себастьяна и прояснила голову.

— Я это знаю, — сказал он, широко улыбаясь.

— Знаешь?

— Да, я сам до этого дошел.

— Ты был бы образцом проницательности, если бы я не давала тебе множество намеков.

— Нет, это случилось позже, когда я перестал быть дураком.

— Мы оба были дураками, с самого начала. Хотя мы должны быть благодарны тому глупому пари. Иначе мы не узнали бы друг друга.

— И тому, что произошло после. Я думал отомстить тебе, но на самом деле я не смог бы жить, не увидев тебя снова, Теперь я это знаю.

— Мы должны благодарить Блейка.

— Это уж слишком.

Диана издала звук, похожий и на смех, и на рыдание. Себастьян пальцем взял ее за подбородок и поднял лицо вверх.

— Ты плачешь?

— Нет. Я счастлива. Можно, я сяду тебе на колени?

Когда она устроилась, они поцеловались, но не крепко, поскольку не время было слишком возбуждаться. Кроме того, у Себастьяна было что рассказать. С неохотой он разомкнул объятия.

— Я хочу рассказать тебе одну историю. У нас есть время до того, как мы доберемся до Боу-стрит.

— Какую историю?

Ее взгляд застыл на его лице.

Глядя прямо вперед, он издал глубокий вздох.

— Когда мне было шесть лет, моя мать во второй раз вышла замуж. За итальянца, графа Уго Монтечитту. Он был дьявольски красив, как я сейчас понимаю. Я вспоминаю, как думал, что он похож на героя литературного произведения.

Диана прижалась к его груди.

— Ты любил его?

— Я едва знал его. Но я радовался. Мать была эмоциональной женщиной. Она часто плакала. После смерти отца она плакала почти все время, но когда сказала, что снова выходит замуж, она выглядела счастливой. И я с радостью предвкушал, как буду жить в Италии.

Он столько лет пытался забыть об этом отрезке своей жизни, что его мозг покрылся ржавчиной.

— Когда мать приходила в мою комнату для занятий, то всегда рассказывала об этом. Она говорила, что в Италии всегда тепло и каждый день светит солнце. Что там по небу не ползут свинцовые тучи, как в зимнем Лондоне. Всюду растут виноград, персики и апельсины. Она учила меня итальянским словам. Например, виноград по-итальянски «ува», как по-латыни. Говорила, что я смогу выйти из дома и сразу оказаться в винограднике и срывать виноград прямо с веток и есть. Она обещала.

Диана поцеловала его в щеку и попросила продолжать.

— И вот настал день свадьбы. Меня ненадолго пустили на свадебный обед, а потом няня повела меня наверх готовиться к отъезду. Мы должны были отправляться в тот же день, на корабле. Я уже отобрал свои любимые книги и игрушки, поскольку для всех не было места. Но сейчас няня сказала, что я могу брать все. Я был так счастлив, бедный дурачок. Я, как сейчас помню, болтал нянюшке об Италии и хвастался, что знаю много итальянских слов, и называл ей их. Она ничего не отвечала. Только привела меня в порядок и повела вниз. На прощание она обняла меня и поцеловала, поскольку она со мной не ехала. Меня встретили мать, отчим и брат моего отца. Тогда я впервые увидел его. Он был высоким, как мой отец, но более худым и казался очень старым… Мать наклонилась ко мне, — продолжал Себастьян, — и взяла меня на руки. «Я не смогу взять тебя в Италию, — сказала она. — Путешествие для маленького мальчика сейчас слишком опасно. Ты навестишь меня, когда подрастешь. А пока будешь жить с дядей». — У Себастьяна защипало в носу. — Это был последний раз, когда я видел ее. И вместо Италии я отправился в Нортумберленд. Ты видела Сэкстон-Айверли. Для меня он стал огромным разочарованием. — Он сардонически улыбнулся. — Ни солнца, ни виноградников. «Ты мой наследник, и когда-нибудь все это будет твоим, — сказал дядя, когда мы поехали. — Со временем ты станешь виконтом Айверли». Я возненавидел это место. Там всегда было холодно. Вместо винограда я получал волдыри от обморожений.

— А мама писала тебе?

Себастьян был так погружен в свой рассказ, что после заданного тихим голосом вопроса Дианы он вздрогнул.

— Письма приходили, но ни разу она не позвала меня к себе в Италию. Позже я вообще перестал читать их. Мне было слишком больно. Она иногда присылает письма, но я на них не отвечаю.

Диана взяла его лицо в ладони и мягко поцеловала в лоб, щеки и губы.

— Почему ты решил все это рассказать мне сейчас?

— Потому что на днях я думал об этом. И не мог понять, был ли у нее выбор взять меня с собой или оставить в Англии. Дядя был моим опекуном. Она ничего не говорила, но, возможно, он настоял, чтобы я остался.

— Думаю, — сказала Диана, кивнув, — нам нужно поехать в Италию и все выяснить.

Она нашла лучший выход. Неудивительно, что он полюбил эту женщину.

— Я тоже так думаю. Но прежде нам нужно вытащить твою сестру из тюрьмы.

Нескольких слов Себастьяна оказалось достаточно, чтобы Минерву выпустили и даже не потребовали денег.

— Думаю, в магистрате вздохнули свободно, избавившись от нее, — сказал он жене, которая в беспокойстве ждала его в коляске. — Арест юной девушки с хорошими связями по такому пустяковому поводу мог вызвать много неприятных вопросов. — Он хмуро посмотрел на Минерву: — Лично я не решился бы упечь тебя за решетку. Наверняка охранники до смерти устали от твоих разговоров.

— О чем ты думала? — спросила в гневе Диана, не желая обращать дело в шутку. — Уйти в такой вечер! Тебя же могли убить.

— Вот еще! Я наняла человека сопровождать меня, а на митинге было много уважаемых людей. В магистрате заявили, что там было пятьдесят человек, но я в этом сомневаюсь. Я уверена, что они действовали незаконно и мистер Бентли, как и все остальные, будет освобожден. Я должна была остаться с ними и разделить их участь.

— А если бы тебя покусали крысы? — вскипела Диана. — Я тебе обещаю: будешь сидеть взаперти, пока не найду кого-нибудь, кто сопроводит тебя в Уоллоп.

— О нет! Только не в Уоллоп!

— В этом году ты не сможешь появляться в свете. Это без вопросов. Половина Лондона будет судачить отвоем «Приключении». Придется ждать, пока улягутся сплетни.

— Ты тоже так думаешь, Себастьян?

— Что об этом узнают? Нет сомнений. В Лондоне невозможно долго хранить тайну. Наверняка на митинге присутствовал какой-нибудь репортер, а ты стояла в стороне от толпы.

Они добрались до Портмен-еквер и обнаружили в гостиной Марианну Макфарленд, Тарквина Комптона и чету Чейз.

Марианна подбежала, чтобы обнять Диану.

— Я приехала, как только услышала новость. Мне ее сообщила служанка за завтраком.

— Я узнал у Хоби, когда примерял башмаки.

— Мне сказал клерк Хэтчарда, — вмешалась Джулиана. — А Тарквин подтвердил.

Диана обернулась и посмотрела на сестру. У той был виноватый вид.

— Вот, я тебе говорила! Ты опозорилась. Уже нет никого в Лондоне, кто бы не знал, что ты натворила.

Марианна непонимающе посмотрела на сестер:

— А что натворила Минерва? Почему она опозорилась? — Она закрыла рот ладонью. — Разве ты взяла ее с собой?

— Со мной? А что я сделала?

Марианна вытянула руки, призывая Чейзов в свидетели:

— Разве мы говорим не об одном и том же? О Диане?

— Да, — ответили оба в один голос.

— О Диане, — кивком подтвердила Джулиана.

— Леди Айверли, — добавил Тарквин. — Я сам при этом присутствовал.

Марианна смотрела на Диану встревожено и в то же время со жгучим любопытством.

— Джорджина Харвилл всем рассказывает, что видела тебя на Бонд-стрит, как ты утром входила в клуб Джексона.

— Ах, вот вы о чем.

— И я надеюсь, ты мне все расскажешь об этом. Это правда, что джентльмены боксируют обнаженными?

Мужчины вздрогнул и.

— Ладно, расскажешь потом. А теперь, дорогие, — строго сказала Марианна, обращаясь к сестрам, — можете забыть на этот сезон об Олмакс.

Минерва издала торжествующий вопль, бросилась к Диане и так сжата в объятиях, что у той перехватило дыхание.

— Это ты опозорилась! А я ни при чем!

— Прости меня, Мин, мне такое и в голову не могло прийти. Я все тебе испортила. Может, я найду тебе поручителя на этот сезон.

— А мне все равно. Я прекрасно могу подождать. Думаю, мне стоит отправиться в путешествие, подучить языки. Я отвратительно говорю по-немецки, а немецкие князья в следующее десятилетие станут играть важную роль в европейской дипломатии.

— Раз тебя не заботит Лондон, полагаю, поездку можно будет устроить.

— А как ты, Диана? Для тебя быть принятой в высшем свете всегда имело большое значение.

Себастьян, который молча смотрел за развивающейся то ли драмой, то ли фарсом, с беспокойством изучал ее лицо. Она поняла причину: он думал, что если бы она вышла за Блейкни, то смогла бы штурмовать любую мужскую цитадель в Лондоне, и никто не посмел бы слова сказать против будущей герцогини. Поднявшаяся в ней волна радости, что Блейк не стал ее мужем, окатила ее с головой. Благодаря руке провидения она нашла куда более достойного человека и по недоразумению сочеталась с ним браком, который теперь обещает исполнение всех ее желаний.

В конце концов, ее друзьям, собравшимся в этой комнате, наплевать, пригласят ли ее леди Джерси или миссис Драммонд Беррел на свои вечерние собрания по средам. В семье ее любят и всегда будут любить. До нее внезапно дошло, почему ее мать восприняла ее успех в Лондоне с совершенным равнодушием.

— Мы Монтроузы, — сказала она сестре, взяв ее за руку. — И всякая суета нас не волнует. Нам безразлично мнение спесивой толпы.

— Ты больше не Монтроуз, — поправил ее Себастьян. — Ты — Айверли.

— А разве Айверли придают значение тому, как их оценивают в высшем свете? — спросила Диана с улыбкой.

— Раньше не было принято.

— А теперь?

— Давайте все расставим по местам. Мне не разрешат посещать балы?

— Скорее всего нет.

— Венецианские завтраки?

— Сомнительно.

— Музыкальные вечера?

— Возможно, иногда. Если хозяйка отличается терпимостью.

— Полагаю, — Себастьян кивнул, — я разделю твой позор и покину свет.

— Как мило с твоей стороны. Я же постараюсь, чтобы это не слишком тебя огорчало.

— Я уверен, это большая жертва.

— Означает ли это, — вмешалась Марианна, — что я смогу получить Шанталь?

— Разумеется, нет. Пусть я стану изгоем, но я хочу быть хорошо одетой.

Себастьян оглядел гостей:

— Ну? Кто-нибудь из вас откажется поддерживать отношения с нами?

Диана подумала, что он понадеялся, что все тотчас уйдут. Она знала, что он хочет остаться с ней наедине. Этого так долго не было.

— Миссис Макфарленд?

— Я никогда не оставлю Диану. И пожалуйста, называйте меня Марианной.

— Тарквин?

— Я не следую моде. Я диктую ее.

— Кейн? Леди Чейз?

— Мы не расположены бросать в других камни.

— Вы меня все еще не простили?

— Что скажешь, Джулиана? — спросил Кейн.

Джулиана не была намерена сдаваться.

— Вы знаете, этот ваш женский клуб библиофилов, об основании которого вы говорили, — заметил Себастьян, — мне кажется, не очень перспективная мысль.

— Вы, лорд Айверли, — задрала Джулиана нос, — как всегда, выражаетесь слишком самоуверенно.

— Но где вы найдете столько любительниц книг, чтобы это был солидный Коллектив?

Джулиана презрительно фыркнула.

— А почему бы вам не присоединиться к Клубу «Бургундия»? Я обещаю внести поправки в устав.

— Я их поддержу, — заявил Тарквин.

— Отличная идея! — хлопнул в ладоши Кейн. — Наконец-то ты понял, что к чему.

— Подождите минуту, — вмешалась Диана. — Джулиана, ты действительно хочешь состоять в клубе, где много мужчин?

— Думаю, да, — нахмурилась Джулиана.

— А позволят ли в клубе беседовать об интересных вещах, например, о шляпках?

— По-моему, вполне подходящая тема, — согласился Тарквин.

Диана была рада видеть, что муж возмущен. Как забавно заставить его нервничать.

— Пожалуйста, не заставляйте меня пожалеть, что я изменил свою позицию в отношении женщин, — сказал Себастьян. — Мне достаточно разговоров о моде дома. Я бы хотел, чтобы клуб «Бургундия» был от них избавлен.

— Себастьян, — сказал Кейн, — пока ты не зашел слишком далеко, давай вернемся к спору о помещениях клуба, которые ты не хотел открывать.

— Хорошо, леди Чейз. Если вы хотите говорить о шляпках, пожалуйста. Но вашим единственным собеседником будет Тарквин. Поскольку если моя жена захочет быть членом клуба, я первым опущу черный шар.

Был всего один возможный ответ на подобное оскорбление. Диана грохнулась в обморок. Она едва не промахнулась мимо дивана и не испортила впечатление, с трудом сдержав смех. Раздались взволнованные восклицания.

— Я думаю, вам сейчас лучше уйти, — услышала она голос Себастьяна. — Вы знаете, она в интересном положении, и ей не следует нервничать. Минерва, тебе, пожалуй, лучше отправиться с Чейзами и навестить леди Эстер. Я сам отнесу Диану в ее комнату.

На середине лестницы он поставил Диану на ноги.

— Все! Они ушли. Можешь открывать глаза.

Она скорчила обиженную гримасу.

— Хочешь, чтобы дальше я поднималась сама?

— Мне нужны силы для других целей.

— Да, ты прав. Они тебе понадобятся. — Она обвила руками его шею и всем телом прижалась к нему. — Еще до наступления вечера, — прошептала она, — ты будешь умолять меня вступить в клуб «Бургундия». Ты просто не представляешь, какая у меня способность убеждать.

Ее возлюбленный муж рассмеялся:

— Не могу дождаться, когда узнаю это.




Эпилог


Дела не позволили им попасть в Италию до следующего года. Утром Диана сидела на лоджии виллы под Палермо. Рядом отдыхала графиня Монтечитта. В полудреме Диана наслаждалась сухим сентябрьским теплом, звоном цикад, запахом соли и тимьяна, которые приносил мягкий средиземноморский бриз. Хотя она уже успела полюбить хмурое Северное море, Италия была местом, о котором она мечтала.

— Ма-ма.

Ее глаза инстинктивно тут же открылись в ответ на зов ребенка, который в свои всего лишь четырнадцать месяцев внятно выговаривал слова. Как бы ее муж ни шутил над Дианой, он не меньше ее гордился своим сыном.

Диана встала и перегнулась через каменные перила.

— Алдус, я здесь, — крикнула она.

Малыш стоял внизу и тянул к ней ручки, в каждой из которых было по грозди винограда.

Себастьян взял сына на руки. Пока они поднимались, ягоды раздавились, поскольку Себастьян крепко прижимал сына к груди.

— Мы ходили на виноградник, — сказал он, хотя этой без слов было ясно. Там было их любимое место.

Алдус с серьезным лицом протянул матери часть своей добычи.

— Спасибо, мой сладкий. Я возьму одну ягодку, чтобы не испортить аппетит.

Себастьян не пустил мальчика к матери на руки.

— Подожди, пока Мария не умоет тебя. Мама и бабушка не обрадуются, если ты оставишь следы своих испачканных виноградом пальцев на их платьях. — Он поцеловал Диану. — Я сейчас вернусь.

— Я не думала, что в моем возрасте у меня будет внук, — сказала графиня, когда Диана снова села в кресло. — Он похож на Себастьяна, но не так неловок.

— Но он же не страдает близорукостью.

— Смешно, но мы никогда не подозревали, что у него проблемы со зрением.

Это совсем не смешно, подумала Диана.

— Алдус такой славный, я не могу на него насмотреться. Не понимаю, как вы могли оставить Себастьяна в Англии.

Она изо всех сил старалась не съязвить, хотя в этом не было нужды. Графиня обладала кожей толстой, как у бегемота.

— Я очень грустила, но Айверли был его опекуном, и я не могла вывезти Себастьяна из страны. Я вынуждена была уехать на Сицилию с моим дорогим Уго.

— Как жаль, что политическая ситуация не позволила вам навестить его. Хотя после Трафальгара путешествие морем было не так и опасно.

— Я ненавижу путешествовать. Кроме того, лорд Айверли писал мне, что Себастьян вполне обходится без меня. Очевидно, он не скучал по мне. Он ни разу не написал.

Диана прикусила язык и закрыла глаза. Она решила последовать примеру Себастьяна и спокойно принять тот факт, что леди Коринна никогда не была и не будет лучшей матерью в мире. Достаточно было того, что она не была худшей.

Графиню потянуло на воспоминания.

— Я была совсем молодой, когда вышла замуж за Айверли. — По ее странной арифметике ей было тогда всего десять лет. — Он был дьявольски красив. И был просто бешеный. Себастьян на его фоне выглядит очень спокойным.

Если «спокойствие» означает надежность и отсутствие желания выпасть пьяным из окна, Диане нужно благодарить провидение. Конечно, ее муж тоже был в чем-то бешеным, но она не собиралась обсуждать это со свекровью. Она не открывала глаз, пока Себастьян не вернулся, переменив сорочку.

— Тебе время погулять, — сказал он.

— Не понимаю, почему надо быть таким пунктуальным только потому, что жена снова беременна, — сказала графиня. — По правде говоря, мне это кажется удивительным. Ни один из Айверли не имел более одного ребенка. И ни одной девочки за много столетий.

— Надеюсь, и эта традиция семьи окажется нарушенной.

Диана встала и улыбнулась:

— Себастьян уверен, что на этот раз у нас будет девочка. Признаюсь, я немного беспокоюсь, что детей придется называть именами его любимых издателей. Я сражалась, чтобы назвать сына Алдусом Манутиусом, а не Уинкином де Уордом или Кэкстоном. Очень трудно будет юной леди носить имя вроде Баскервиль.

— Для девочек, — сказал Себастьян, взяв ее руку и глядя в глаза с любовью, которую даже стекла очков не могли скрыть, — мы будем придерживаться принципов Монтроузов. Каждая женщина — богиня.


notes




1


Особенный, неповторимый — Здесь и далее примеч. пер.




2


Около 51,5 кг. Стон — мера веса, равная 6,34 кг; фунт — 0,453 кг.




3


Гай Фокс — участник «Порохового заговора» (1605 г.). Его чучело ежегодно сжигают 5 ноября, в день раскрытия заговора.




4


Законодатель мод высшего света Лондона первой четверти XIX века.




5


Входите (фр.).




6


В 1819 году войска, часть из которых участвовала в битве при Ватерлоо, разогнали 60-тысячный митинг. При этом 11 человек были убиты и около 600 ранены.




7


Не при юных девушках (фр.).




8


Название карточной игры.