Все могло быть иначе
Даниэла Стил








Жизнь Кэрли Харгроув мало отличается от жизни сотен других женщин: трое детей, уютный домик, муж, который любит пропустить рюмочку-другую… Глубоко в сердце хранит она воспоминания о прошлом, не зная, что вскоре им предстоит всплыть — после шестнадцатилетнего отсутствия в ее жизнь возвращается Дэвид Монтгомери, ее первая любовь…






Даниэла Стил

Все могло быть иначе





Глава 1


Шестнадцать лет слишком долгий срок, чтобы все это время кого-то презирать. Дэвид Монтгомери, прислонившись к стволу кизилового дерева, рассматривал большой в довоенном стиле дом на другой стороне улицы. Он поплотнее закутался в кашемировое пальто, борясь с пронизывающим октябрьским холодом. Мягкая ткань ласкала шею, приятно вспоминалось о том, что было почти двадцать лет назад, когда он называл этот затерянный уголок мира своим домом. Тогда ему было не до роскоши, и он вынужден был носить одежду из грубой шерсти и старые потертые джинсы, купленные по каталогу «Дж. С. Пинней». Теперь-то он не задумывался об оплате счетов за рубашки от портного на Сейвил Роу, составлявших больше, чем месячный заработок отца, работавшего механиком.

Боже, какая идиотская спешка привела его сюда? О чем он думал? Что надеялся найти здесь? Дэвид выпрямился, собираясь уходить.

Настойчивый внутренний голос советовал, предостерегая и ободряя его никчемными поучениями — отделайся от нее раз и навсегда, похорони в своем прошлом, она не самое главное, что было в твоей жизни за восемнадцать лет, прожитых в Бекстере, Огайо.

Противоречивые чувства навалились на него после того, как он получил известие о несчастном случае с отцом.

Женщина на другом конце телефонного провода утверждала, что отец не протянет до утра. Дэвид первым же самолетом вылетел во Флориду. Прибыв через восемнадцать часов после телефонного звонка на место, он боялся, что не застанет отца живым, и тогда ему останется только проводить его в последний путь. Но он не учел, как крепка была эта старая птичка — его отец. Прошло еще две недели, прежде чем Джим Монтгомери расстался с трудно прожитой им жизнью. Четырнадцать дней у постели умирающего отца Дэвид провел в раздумьях и воспоминаниях.

Мысли о Кэрли уже не преследовали его каждый день и каждый час. После того, как он обосновался в Англии, и его карьера пошла в гору, Дэвид неделями, даже месяцами, вообще не вспоминал о ней. Но иногда что-то возвращало его в прошлое, тревожило память — услышанная песня, картинка в журнале — и тогда мысли о Кэрли поглощали все его существо.

Шум машины привлек его внимание. Он бросил взгляд на узкую, обсаженную деревьями дорогу и увидел автомобиль-комби каштанового цвета. За рулем сидела женщина, рядом — собака, уткнув нос в ветровое стекло. Он заметил всплеск темно-рыжих волос женщины, когда машина свернула на подъездную дорожку к дому, за которым он наблюдал. К ее дому. Глаза его заблестели от радости. Как все здорово складывается — эта женщина, еще девушкой поклявшаяся покорить мир искусства Нью-Йорка, по-прежнему живет здесь, — в небольшом городке, — где жила всегда, к тому же ездит на автомобиле устаревшей модели, явном символе провинциальности. Но подумав, он с досадой решил, что, без сомнения, такая машина ей нужна, чтобы управиться с тремя детьми, которые у нее появились от добряка Итена.

Дэвид вздрогнул от этой мысли. Что заставляет его все еще проявлять сочувствие? Она никто для него. Он добился всего, о чем мечтал, даже больше. А она? Ничего не добилась, ни в чем не преуспела.

Так почему же ты, Дэвид, одиноко стоишь здесь на этом холоде?

Кэрли Хэргроув взяла кокер-спаниеля в левую руку и открыла дверь, ведущую с улицы на кухню. Войдя, она осторожно опустила собаку на пол около миски. «Сейчас принесу из сушилки коврик, Мьюффи», — сказала она, погладив собаку по голове, а потом потрепав ее за ухо.

Устроив собаке постель, Кэрли прошла в прихожую, чтобы раздеться. Долгая поездка на автомобиле после того, как она отвезла детей в школу, не помогла ей успокоиться.

Положив сумочку на полку в прихожей, она сняла вязаную беретку и прошлась рукой по волосам, взбив и уложив их. Ей ничего не стоило поубавить их пышность для того, чтобы понравиться Итену. А то, хотя он уже не говорит сейчас ничего относительно ее внешности, иногда, как бы мимоходом, все же заметит, насколько привлекательнее выглядят женщины с гладкими прическами.

Временами у нее щемило сердце за человека, который взял ее замуж. Ее мучило чувство вины. Большая часть ее жизни прошла бездумно, один день растворялся в другом. Единственной радостью были для нее дети, и она старалась не думать о том времени, когда дети вырастут и они с Итеном останутся одни.

И это срабатывало, но не надолго. Три дня тому назад, направляясь на собрание «Тихоокеанской ассоциации по туризму», она узнала поразившую ее новость: к тяжело заболевшему отцу в Бекстер прибывает Дэвид.

Кэрли глубоко вздохнула и машинально закрыла дверь в прихожую. Необъяснимый ужас проник в ее душу, сковав действия и мысли. Она была в растерянности. Поднимаясь наверх по лестнице в спальню, чтобы убрать там постели, она надеялась обрести успокоение за обычной рутинной работой. Шестнадцать лет — большой срок, особенно для таких людей, как Дэвид Монтгомери. Если он и думал о ней, то безусловно испытывал чувство облегчения. Она не мешала ему добиться успеха в карьере. Даже если он и помнил о ней.

Она положила королевских размеров подушки на стоявшее рядом кресло и расправила на кровати стеганое ватное одеяло. Действительно ли она надеется, что Дэвид забыл ее? Милостивый, добрый Боже, от этого зависит жизнь всех ее близких. Механически двигаясь, Кэрли убралась в спальне и направилась в комнату дочери. Нагнувшись за ночной рубашкой Андреа, она услышала звонок во входную дверь. Кэрли резко выпрямилась. «Может быть, это только почтальон», — подумала она, расстроенная тем, насколько просто ее можно вывести из себя. Спускаясь по лестнице, она рассмотрела через матовое стекло двери силуэт мужчины и узнала его. Кэрли хотела повернуть, но решила, что лучше открыть сейчас, иначе, когда Дэвид придет опять, он может столкнуться с Итеном или с кем-нибудь из детей. Если он хочет видеть ее, то лучше встретиться без свидетелей. Целыми днями Кэрли пыталась представить эту встречу. В воображении она уже наметила около дюжины различных вариантов разговора. Дэвид оставался в центре ее мечтаний, и когда она отвозила детей в школу, и когда останавливалась у продуктовых лавочек, и когда ночью, лежа в постели рядом с Итеном, прислушивалась к его дыханию.

Кэрли широко распахнула дверь и оказалась лицом к лицу с мужчиной, ко встрече с которым была совершенно не готова. Он выглядел почти так же, как и много лет назад. Лицо, которое раньше очень часто озаряла улыбка, теперь было словно каменное; диковатость и озорство, струившиеся из его глаз, исчезли, сменившись холодным осторожным взглядом.

— Привет, Дэвид, давно не виделись, — сказала Кэрли печально.

— Да, это так, — ответил он, откровенно изучая ее.

— Я виновата перед твоим отцом. Когда он скончался, я не смогла с ним проститься.

На самом деле ей было обидно за упущенную возможность, хотя и слабую, повидаться с Дэвидом.

— Я услышала, что ты приезжаешь. Я…

Уголки его губ искривились в усмешке.

— И ты подумала, не захочу ли я вернуть былое, — закончил он за нее.

— Кажется, эта мысль приходила мне на ум пару раз.

— Ты думала, что вернувшись в свой родной город, я не захочу повидаться с тобой и с Итеном. Послушай, Кэрли, Итен мой лучший друг, а ты… — он пожал плечами. — Ты считаешь, что я забыл кем ты была для меня, Кэрли?

Она скрестила руки на груди:

— Время стирает все…

— Ты считаешь, что все, что произошло с тобой, правильно?

За слишком широкой улыбкой последовало ее радостное заявление.

— Я счастлива и довольна своим положением.

— Сомневаюсь, что в нем есть что-то общее со счастьем.

Последовало неловкое молчание.

— Что ты хочешь, Дэвид?

— Не знаю, — ответил он.

— У тебя есть что сказать, иначе бы ты не пришел.

— Ты так считаешь? Разве на каждый вопрос имеется простой ответ?

— Извини, — беспомощно заметила она, зная, что он хотел услышать.

— Боже мой, Кэрли, неужели ты думаешь, что после стольких дней, проведенных вместе, я не заслуживаю большего? Тогда и сейчас?

Она подняла руки, как бы защищаясь:

— Это было шестнадцать лет назад. Если ты приехал сюда в надежде увидеть меня раскаивающейся в собственном замужестве и в том, что я упустила возможность стать женой знаменитого писателя, то ты, Дэвид, зря потратил время. У меня нет возможности пересекать океаны на «Конкорде» или отдыхать зимой на островах в Греции. Однако я счастлива. Что еще тебе сказать?

Дэвид, криво улыбнувшись, потер подбородок:

— Откуда ты знаешь так много обо мне?

— Давай, Дэвид, выкладывай, — потребовала она.

Он заметил со вздохом:

— Черт возьми, если бы я мог. — Дэвид долго вглядывался в нее, будто он хотел еще что-то сказать, наконец, без слов повернувшись, пошел к калитке. Кэрли наблюдала, как он уходит. Она поняла, что вместо того, чтобы дать ему свободу в те прошедшие годы, она окружила его, как и себя, паутиной хитросплетений и несбыточных обещаний. Тогда она наобещала Дэвиду слишком много, правда, потом прислала письмо, в котором все свои обещания свела на нет.

Теперь ей представился случай расставить все по своим местам.

— Дэвид? — позвала она, забыв, что этим берет на себя ответственность хоть как-то наладить отношения между ними. Он остановился, взглянув на нее через плечо. Ветер подхватил его волосы и закинул их на лоб — перед ней промелькнул образ двадцатидвухлетнего парня, которого она любила и считала столь же необходимым, как воздух, которым дышала.

— Да?

— Не уходи, — выдавила Кэрли, проталкивая слова, словно комок, застрявший в горле. Впервые за многие годы она сделает что-то незапланированное.

— В чем дело? — Он возвратился.

Кэрли заколебалась.

— Почему ты пришел, Дэвид?

Резким, грубым движением он схватил ее, его пальцы вцепились в ее плечи.

— Чтобы отделаться от тебя, — вскрикнул он. Это признание с трудом вырвалось из него.

— Я больше не хочу думать о тебе. — Лицо Дэвида почти вплотную приблизилось к ней. — Больше не хочу вспоминать, что чувствовал, когда любил тебя. Не хочу сожалеть о том, что ты могла забыть все, что у нас с тобой было.

С неприязнью он отпустил ее и шагнул назад.

— Боже, клянусь, что не позволю этому повториться.

— Есть много такого, чего ты не знаешь, — сказала Кэрли. — Я была молода и боязлива, и верила, что то, что я делаю, хорошо для всех.

— Ты жалеешь, что вышла замуж за Итена?

— Я не позволяю себе говорить о подобных вещах.

— Чего ты испугалась, Кэрли? Меня? Ты думала, что я взбешусь, если ты скажешь мне, что спала с ним, когда я был в Нью-Йорке, или, что ты забеременела от него? Или думала, что я прикажу тебе убираться, считала, что сможешь овладеть Итеном тогда, когда захочешь?

Он убрал волосы со лба, и обручальное кольцо блеснуло в лучах утреннего солнца. Напрягшись, Кэрли выпрямилась во весь рост.

— Я не могу сказать тебе то, что ты хочешь услышать, Дэвид, но если ты дашь мне шанс, мы сможем стать друзьями.

Дэвид начал что-то говорить, но она, подняв руку, остановила его.

— Друзья прощают обиды легче, чем любимые.

Он хотел что-то ответить, но она продолжила:

— Не потому ли ты сказал, что пришел сегодня сюда, чтобы найти возможность забыть меня?

— Было бы трудно думать о тебе как о друге, если бы все эти годы ты презирала меня, — как можно мягче сказал он.

— Заходи. Я приготовлю кофе, и мы сможем поговорить.

Кэрли отошла от двери.

— Или ты теперь пьешь чай? — где-то в ее подсознании прозвучало предупреждение.

— Лучше кофе, — сказал он, входя в дом.

— Американцы не умеют по-настоящему пить чай. Я не имею в виду вообще, а в конкретных случаях.

Она всегда мечтала посетить Англию или Францию, или даже Китай, посмотреть своими глазами, как живут другие люди.

— Тебе нравится жить в Лондоне? — это был наивный вопрос. Если не нравится, зачем же он там живет.

— Да.

— И давно ты там живешь?

— Семь лет.

— Я где-то читала, что твоя жена англичанка.

Кэрли точно знала, где читала о Виктории Монтгомери — в одном первоклассном журнале под названием «Европейская жизнь». Статья была об известных людях лондонского общества. Там была статья, иллюстрированная фотографиями, о писателе, пользующемся большой известностью, Дэвиде Монтгомери и его великолепной супруге, в девичестве Виктории Дегби, дочери лорда и леди таких-то.

— Ты только это имеешь в виду, Кэрли — чашку кофе и пересуды? Если так, то мне это неинтересно.

Она вздохнула:

— Так не пойдет, Дэвид. Тебе надо стать немного помягче.

Дэвид снял и передал ей пальто.

— Мой агент говорит, что наступит время, и я превращусь в сукина сына, — сказал Дэвид вместо извинения.

Кэрли, держа пальто в руках, подошла к платяному шкафу.

Сразу видно, что пальто очень дорогое. В какой-то миг она подумала, как было бы хорошо надеть это пальто, завернуться в него, чтобы задержавшееся тепло Дэвида обволокло ее. Вспомнилось, что учась в высшей школе, она иногда одевала университетскую куртку Дэвида, и это создавало такое необычное приятное чувство интимности, особенно, когда Кэрли сидела в классе и от нее исходило тепло ее собственного тела, перемешанное с ароматом одеколона, которым пользовался Дэвид.

Вспомнив об этом, она повесила пальто рядом со своим и закрыла дверцу шкафа.

— У нас не так много времени, — сказала она. — Я никогда не знаю, когда и кто из детей вернется домой из школы на ланч.

— Мне это не помешает.

— Они не должны видеть тебя здесь, — быстро заметила Кэрли.

Его глаза сузились:

— Чего ты боишься?

Она решила сказать правду:

— Ничего не боюсь, а делаю это просто потому, что Итен, узнав о твоем приезде, просил меня не видеться с тобой. И лучше бы он не знал, что ты был здесь.

— Какой в этом смысл, — медленно произнес Дэвид, больше для себя, чем для нее. — Да… он победил. Почему он… — Голова его поникла. — Ну, хорошо, я отринут. Но, может быть, тебе не нравится ложиться в постель, которую ты выбрала сама?

— Ты всегда использовал слово как оружие, Дэвид.

Но никогда против нее. По крайней мере, до сегодняшнего дня. «Это особый случай».

Кэрли махнула рукой в глубину дома и сказала:

— Может быть, мы попьем кофе на кухне? Там солнечно и в это время дня очень приятно.

Дэвид кивнул, и они прошли на кухню. Когда Кэрли и Дэвид проходили гостиную, он заметил висящие на стенах картины. Если Кэрли даже не перестала рисовать акварелью, эти картины не ее. Кэрли обернулась что-то сказать Дэвиду и заметила, что он смотрит на картину: девушка, стоящая у дерева.

— Итен собирает картины художников начала века, — объяснила она.

Он посмотрел на нее вопросительно:

— Как давно? — он вспомнил, что Итен не особенно интересовался живописью.

— Он начал собирать их почти сразу после свадьбы.

— Не вижу здесь ни одной из твоих.

— Я просто устала от них.

Что-то не так…

— Что? Ты больше не рисуешь?

Вопрос несколько расстроил ее:

— Мне это немного наскучило. Трудно поддерживать энтузиазм к чему-то третьесортному.

Каковы же отношения между художником и критиком? На множество блестящих статей о его книгах есть примерно полдюжины плохих. Он помнит каждую из этих шести слово в слово.

— Кто это сказал, что твои работы третьего сорта?

Она повернулась и пошла дальше.

— Я знаю, — сказала Кэрли, подходя к буфету за кофе, — что сейчас происходит в мире искусства.

— Я видел много разных картин, черт возьми, некоторые даже приобрел для себя. И я помню твои работы, Кэрли. Они никогда не были плохими.

— Это в прошлом, — вздохнула Кэрли, — с трудом вспоминаю то чувство, которое возникало, когда я держала в руках кисть.

С наигранным безразличием она добавила:

— По меньшей мере один из нас уже находится в прошлом…

Не желая быть мстительным, он обдумывал, как рассказать ей о том, что он не раз подходил в своей жизни к черте — «быть в прошлом».

Как после ее письма он забросил школу и скитался по дорогам, проведя два года в поисках судьбы в Южной Америке. Затем на подвернувшемся корабле отправился в Европу. Судно было старое и ужасно тихоходное. На нем, кроме повара, который мог составлять только несколько самых необходимых предложений, никто не говорил по-английски. Скука и нужда заставили его снова писать. Взяв в долг бумагу, он начал сочинять рассказы о нацистах, которые после Второй мировой войны укрылись в Аргентине. Работа над рукописью была лучшими часами с тех пор, как Дэвид покинул школу. Более двух лет он пытался всеми средствами, не избегая и проституток, вырвать из памяти воспоминания о Кэрли, однако ему удавалось сделать это лишь на несколько часов.

Дэвид пересек кухню и прислонился к кухонному столу.

Кэрли выглядела такой хрупкой… С тех пор, как им было разрешено самостоятельно переходить улицу, она ни в чем не уступала ребятам, что бы ни делал он или Итен: были ли это прогулки на лыжах или лазанье по деревьям. Ему нравилось, что она решила, наконец, отрастить волосы и что носила их распущенными. Нравилось и то, что до сих пор он помнит аромат ее волос и нежность от их прикосновений к его груди.

— Я прочитала все твои книги, — сказала Кэрли, переводя тему разговора на него. — Они замечательны, — добавила она. — Я так горжусь тобой, Дэвид. Ты добился всего, чего хотел, — она немного помолчала. — Всего, о чем ты мечтал.

— Иронизируешь, да? Все мои мечты были связаны с тобой, а преуспел я вопреки тебе.

Кэрли вздрогнула, но не растерялась: она ожидала этого.

— Помнишь, как ты часто говорил, что твои книги не попадут в списки бестселлеров, так как хорошие работы не могут никогда попасть туда?

Возражать ей не было смысла. Она знала все его секреты, любому мало-мальски сведущему человеку было известно, что его книги стали бестселлерами.

— Верно, хоть раз я оказался неправ.

Она резко повернулась к нему:

— Не смейся. Твои книги написаны очень увлекательно, особенно четыре последних. Я не могла оторваться пока не дочитала до конца, а прочтя получила огромное удовольствие. Они не выходят у меня из головы до сих пор.

Неожиданно он почувствовал раздражение. Это как старые времена, они одновременно и подстрекают и поглощают тебя. Однако сегодня не «старое время», а «сегодня», и оно разрушено. И все же Дэвид не смог удержаться и спросил:

— А как дела с твоей живописью? Надеюсь, все замечательно?

— Если бы даже у меня было желание, то нет ни сил, ни времени. Этот дом, трое детей, муж, собака — со всем этим я едва справляюсь.

Собака встала, потопталась на месте и снова улеглась на подстилку.

— Не могу поверить тому, что слышу.

Она поставила кофейник и язвительно улыбнулась:

— Удивлен?

— Совсем нет. Я знал, что в свое время у тебя будут дети, — последовал ироничный смешок. — Конечно, в то время я думал, что они будут моими.

Смягчая свое откровение, он добавил:

— Меня удивляет, что ты считаешь их причиной твоего отказа от живописи.

Она взглянула на него:

— Ты всегда не соглашался со мной.

— Что случилось, Кэрли?

Теперь она рассердилась:

— Что ты пытаешься со мной сделать, Дэвид? Чего ты хочешь добиться, подчеркивая, насколько преуспеваешь ты и как неудачлива я?

— Когда мы росли, — он старался подбирать слова, чтобы смягчить сказанное, — наши планы и устремления были так взаимосвязаны, что я в то время не мог различить, где кончаются твои пути и начинаются мои. Я видел твое будущее тогда в самых радужных тонах, но никогда ни разу не представлял, что ты забросишь живопись.

Кэрли отвернулась и начала готовить кофе.

— Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?.. Расскажи мне об Англии, — страстное желание побольше узнать о нем явно прозвучало в ее голосе.

— Англия, как Мы и привыкли считать, — это двухэтажные автобусы, чайные магазины, музеи и так далее.

— Неужели это все? — спросила она настойчиво.

Дэвид знал, что Кэрли будет использовать свое умение читать по глазам, которое она приобрела еще тогда, когда он уехал в Нью-Йорк без нее.

— Что меня удивило — так это смысл прошлого — чувство смерти, конца и еще чувство личной незначительности. В первый раз я почувствовал это, когда стоял посредине Вестминстерского Аббатства. Потом как-то днем, снова посетив его во время жуткой метели, я почти нашел там свое место.

Дэвид начал подыскивать слова, чтобы как можно понятней выразить то, что он видел и переживал.

— Это было невероятно, Кэрли, стоять там, на Углу Поэтов, в окружении памятников Чосеру, Джонсону и Браунингу… — Он коротко рассмеялся. — О чем тут говорить?.. Вернувшись домой, я выбросил все, что написал с тех пор, как переехал в Англию.

— Твое мироощущение, полагаю, изменилось? Привык ли ты к той жизни?

— Изменились ли мои идеалы и интересы? — спросил Дэвид.

Вспомнив свои чувства, оставшиеся от первого знакомства с Трафальгарской площадью и Темзой, Дэвид сравнил их с тем, что он чувствовал, вспоминая их теперь.

— Считаю, что да, — сказал он с сожалением.

— Думаю, что так и должно было случиться.

Кэрли достала из буфета и поставила на стол две чашки. Дэвид молчал. Это становилось неудобным, и тогда она посмотрела на него. Ее глаза, как два бездонных омута, были полны испуга и печали, это объяснялось кажущимся случайным поворотом в их разговоре.

— Почему ты отвернулась от меня, Кэрли? — спросил Дэвид, не в состоянии остановиться. — И почему Итен? Что он тебе дал, чего не мог дать я? Не потому ли, что я откладывал нашу свадьбу?

Кэрли отвела свой взгляд в сторону, стараясь не замечать обиду на его лице. Зная, как важно для Дэвида то, что она сейчас скажет, Кэрли очень волновалась, подбирая слова:

— Я была одинока. А Итен всегда был рядом. Он меня любил. Это, быть может, и заставило меня полюбить его… Я никогда не верила, что сделаю так, но это случилось.

Позволяя себе капельку правды, Кэрли добавила:

— То, что я тебе сейчас скажу, уверена, не имеет значения для тебя, но не было ни одного дня, когда бы я не сожалела о том, что так тебя оскорбила.

Дэвид подошел к окну и, рассеянно посмотрев на улицу, увидел дрожащие красные и золотые листья, цеплявшиеся за ветки дерева, которое не хотело больше их растить.

— Я выбросил все твои письма, кроме одного, последнего. Каждый раз, когда чувствовал себя одиноким и потерянным, перечитывал то, что ты написала. На какое-то время это успокаивало меня. Но уже через несколько минут перед моими глазами вновь начинали всплывать воспоминания о том, как все было между нами, и противоречивость твоего прощального письма. Однажды я дошел до того, что хотел немедленно сесть в самолет, явиться к тебе и потребовать объяснений.

Кэрли скрестила руки на груди, крепко сжав их:

— Что же тебя остановило?

— Я встретил Викторию.

— Твою жену?

— Это случилось лишь пять месяцев спустя после нашего разрыва.

Он для нее всего лишь развлечение, она — выход в высшее общество, прежде недоступное. Ее родители не были горячими сторонниками обрести зятя янки, зарабатывающего на жизнь сочинением книг. Взаимоотношения между Дэвидом и Викторией, его женой, являли собой некое единение незатрудненной признаками романтической любви и взаимной удовлетворенности сексуальной жизнью.

— Но ты же сейчас здесь?

Он продолжал стоять к ней спиной:

— У меня не было выбора. Последняя просьба отца — похоронить его рядом с могилой моей матери.

— И это единственная причина твоего приезда в Бекстер?

— Отец боролся со смертью около двух недель… Однажды, когда он уснул, моя душа вырвалась наружу и приказала мне явиться сюда. Это можно счесть колдовством.

Его переживания передались ей, тяжесть их становилась почти невыносимой.

— Что я могу сказать, чтобы убедить тебя? Какие слова ты хочешь услышать?

— Не знаю, — Дэвид взмахнул руками. — Я думал, что знал тебя так хорошо, Кэрли. Нет, черт возьми, именно знал. Мы провели…

Она не могла больше сдерживаться:

— Хватит, Дэвид. Ты делаешь только хуже.

— Так ли уж сложно то, что я спрашиваю, Кэрли, скажи мне только правду. Когда ты ответишь мне, я обещаю, больше ты меня никогда не увидишь.

— Ты очень изменился после переезда в Нью-Йорк. Каждый раз, как я приезжала туда, чувствовала, что какая-то стена растет и растет между нами, преодолеть ее становилось для меня совершенно невозможно. Ты реже стал писать, а когда приходило письмо, то я видела в нем лишь твои проблемы, неудачи и разочарования. Никогда никаких вопросов ни обо мне, ни о том, что со мной происходит.

Она видела из писем, что он как будто забыл о существовании их любви, ее надежд и ее одиночества.

— Мы столько раз назначали день нашей свадьбы, а потом ты вновь и вновь откладывал ее. В последний мой приезд в Нью-Йорк ты вообще забыл об этом, появился лишь перед самым моим отъездом — я не могла больше терпеть такое.

Это была правда, но не вся. Ее любовь, стремление всегда быть вместе в преодолении трудностей не подвергались сомнению.

— Я не забыл тогда о тебе. Ты приехала неожиданно, не предупредив меня. Кэрли, я был так удивлен твоим приездом в те выходные, когда похоронили твоего отца. Если я не смог быть на кладбище в тот день, то скажи мне, ради Бога, как я сумел бы встретиться с тобой, тем более не зная, что ты в Нью-Йорке. В твоем упреке не было и нет никакого смысла.

— Тогда все это было забыто.

— Неужели все, что было тогда между нами хорошего, не в счет.

— Почему же? — Остаток фразы замер на губах Кэрли от звука открывающейся входной двери. Послышался голос:

— Мам?

Кэрли охватила паника.

— Мам, ты наверху?

— Что такое, Кэрли? — спросил Дэвид, заметив, как она дрожит от страха.

— Это Андреа — она не должна видеть тебя здесь.

Кэрли метнулась к двери, но было уже поздно.




Глава 2


Андреа сразу же заметила испуг матери, потом обратила внимание на незнакомого мужчину. Он держал руки в карманах брюк и от этого, а может от настороженности в глазах, выглядел неуверенным и расстроенным.

— Что происходит? — спросила девочка, тревога матери насторожила ее.

Мать была авторитетом в жизни Андреа. Хоть иногда ее чрезмерная забота наводила скуку. Она всегда была дома, когда дети возвращались, всегда готова была забрать ее и братьев из школы не смотря на то, сколько у них уроков, и когда они заканчиваются, а на выходные она непременно возила их куда-нибудь отдохнуть. Мать была миротворцем в семье, иногда разрешая затянувшиеся споры, а иногда пресекая их в самом начале.

— Ничего, — ответила Кэрли. — Ты напугала меня, вот и все, — она подошла к дочери, слегка обняла и поцеловала.

— Почему ты вернулась домой так рано? Как ты добралась? Ты не заболела?

— Нет, я забыла абонемент на экскурсии, — сказала Андреа, посмотрев на незнакомца, стоявшего позади мамы. — Я пыталась дозвониться, чтобы ты мне его привезла, но никто не подходил. Тогда мне пришлось договориться с Виктором, и он подвез меня домой, — она взглянула на мать с упреком. — А где ты была?

— У меня были кое-какие дела в городе.

Кэрли подошла к холодильнику, вынула абонемент из-под магнита на двери и передала его Андреа. Взяв его, она прижалась к матери, пучок ее волос перекинулся через плечо.

— Кто он? — прошептала она.

Кэрли немного замешкалась с ответом. Андреа почувствовала покалывание в голове, пониже затылка, и звон в ушах. Такое с нею случалось и раньше, когда она заходила в комнату, и разговор между родителями вдруг прекращался. Андреа знала, что разговор шел о ней, хотя они всегда это отрицали. Отец редко говорил с ней. Когда ему что-то не нравилось — ее платье казалось ему узковато или, по его мнению, что-то было сделано не так по дому — то он говорил это не ей непосредственно, а передавал через мать.

Прошло несколько неприятных секунд, прежде чем Кэрли повернулась к Дэвиду.

— Дэвид, познакомься с моей дочерью Андреа, — она снова посмотрела на девочку. — Андреа, это Дэвид Монтгомери.

При упоминании этого имени дюжина кусочков и осколков сложились в голове Андреа в одно целое, и она успокоилась.

— А я знаю кто вы, — сказала девочка улыбаясь. — Вы писатель и раньше жили здесь. Госпожа Роджерс однажды говорила о вас на уроке английского языка. Она рассказывала, что много лет назад вы учились в ее классе.

Учительница сказала больше. Задержав Андреа после звонка, она с глупой ухмылкой просила передать привет господину Монтгомери. Девочка, должно быть, выглядела очень смущенной и молчала, и госпожа Роджерс стала извиняться. Она сказала, что господин Монтгомери, по ее мнению, может навестить папу и маму, поскольку раньше они втроем были очень дружны. До этого времени девочка даже не предполагала, что ее родители могут быть знакомы с кем-то из знаменитостей.

Дэвид улыбнулся и погладил подбородок:

— Она все еще продолжает протирать очки каждый раз, когда ей нужно посмотреть на что-нибудь?

Андреа кивнула в знак согласия, а также от того, что ей было приятно поговорить с известным человеком. Раньше ей никогда не представлялся случай познакомиться с кем-нибудь даже менее знаменитым, если не считать Майкла Дж. Фокса. Это было в ресторане в Кептоне, и тогда она даже попросила у него автограф.

— Носила ли она в то время туфли на трехдюймовой шпильке?

Посмеиваясь Дэвид добавил:

— И у нее всегда были волосы, крашенные в очень неприятный светлый цвет.

— Только они теперь короче, — заметила Кэрли, нежно подталкивая дочку к двери и с укоризной сказав: — Хватит разговоров, как бы ты опять не пропустила биологию.

— Вы не собираетесь остаться у нас на обед? — Андреа спросила Дэвида, как будто не замечая подталкиваний матери.

Вряд ли она удержится, чтобы не сказать Сюзанне и Джуд, что у них в гостях находится настоящая живая знаменитость. Том Круз или Кевин Костнер были бы намного лучше, но и Дэвид Монтгомери тоже не плох.

Вместо прямого ответа Дэвид вопросительно посмотрел на Кэрли. Она взволнованно, запинаясь сказала:

— Господин Монтгомери собирается пробыть здесь еще только пару дней и ему нужно повидаться со многими знакомыми…

— Но ему надо же где-то поесть, не так ли? — настаивала Андреа, посылая матери просящие взгляды.

Ей не хотелось упускать возможно единственный в жизни случай, чтобы одержать верх, хотя бы в чем-то, над Дженис Вильберн. Ее двоюродный брат играет в рок-группе, которая была разогревающей на концерте «Ганс энд Роузиз», побывавших здесь на гастролях.

— Ты можешь попросить его отобедать у нас?

Кэрли покачала головой:

— Не думаю…

— Я бы с удовольствием, — ответил Дэвид.

— Фантастика! Я сейчас же расскажу об этом всем!

Андреа поцеловала Кэрли в щеку и побежала к двери:

— Мне надо бежать! Я обещала Виктору не задерживаться долго.

Кэрли подождала немного и, убедившись, что Андреа ушла, повернулась к Дэвиду с крепко сжатыми кулаками:

— Зачем ты это сделал? Я же сказала, что Итен просил меня не встречаться с тобой.

— А ты всегда делаешь то, что он тебе говорит? — спросил Дэвид. — Даже когда ты этого не хочешь?

— Это его дом. Он имеет на это право.

— Его дом?

Она пропустила его ироническое замечание и продолжала:

— Ты не можешь прийти сюда сегодня вечером.

— А как ты объяснишь мое отсутствие Андреа?

— Я скажу ей, что ты сегодня обедаешь с кем-нибудь другим и забыл нам об этом сказать.

— Она может и поверит, но Итен ни за что. Если я не покажусь здесь сегодня, он подумает, что мы с тобой скрываем что-то от него.

Важно было, чтобы Итен вообще не узнал, что Дэвид тут был. Но выхода не было. Придет Дэвид, и Итен будет пить весь вечер. Он не остановится на обычном коктейле перед обедом… Она уже сотни раз слышала, что алкоголь лучшее и не самое вредное средство для преодоления проблем, которые возникают почти каждый день у мужа на работе. Она часто думала, есть ли женщины-домохозяйки, живущие без стрессов. Ее отвращение к спиртному не было связано с Итеном, еще раньше она ненавидела, когда напивался ее отец. «Я принял немного лишнего», — иногда объяснял Итен, когда делал или говорил что-нибудь не то. Поводом для выпивки были дни рождения и годовщины, победы сыновей в баскетбольных первенствах и успехи Андреа в плавании, а также многое другое. Для него было постоянной загадкой, почему Кэрли обвиняет его в том, что он любит дочь меньше, чем сыновей.

Хватит. Кэрли встряхнулась. Ладно, если есть ад, она заплатит за все. Пройдя в прихожую, она сняла пальто Дэвида и передавая его сказала:

— У нас обед в семь.

— В семь? Хорошо, — он встретил ее решительный взгляд. — Прошу прощения, если это создает для тебя какие-то неудобства. Но я пришел сюда с конкретной целью. Я долго ждал и без этого отсюда не уеду.

Она грустно покачала головой:

— Ты не тот Дэвид Монтгомери, которого я знала.

Он не спеша надел пальто и только потом ответил:

— Кого ты стараешься убедить, меня или себя?

Мурашки побежали у нее по спине. Если она так понятна для него, то он еще более опасен, чем она думала раньше.




Глава 3


Кэрли заглянула в духовку — не готово ли мясо к обеду. За спиной она услышала мягкий звук — Итен бросил очередной кубик льда в стакан со спиртным. Это только второй. Он сразу заметил вопрошающий взгляд Кэрли. Она не стала говорить, что он очень полно наливает стаканы, так как это вылилось бы лишь в еще один ненужный спор.

Вечером, когда Итен вернулся домой, и жена сказала ему, кто у них будет обедать сегодня, разразился скандал. Даже выбор обеда — жаркое в горшочке — вызвал у Итена раздражение. Он сказал, что у нее отсутствует воображение, хотя похоже, она и думала все утро над тем, что готовить к обеду. Опыт подсказывал, что в таких случаях, чтобы она ни сделала, ничто не сможет изменить его плохого настроения.

Утром Кэрли задумалась над своим прошлым. В голове пронеслись обиды и горькие разочарования. Она устала лечить раны, которые не хотели заживать. Еще с начальной школы Итен и Дэвид всегда были вместе. При этом Итен был постоянно как бы в тени Дэвида, во многих отношениях уступая ему. Они оба влюбились в одну девушку.

Спустя некоторое время после свадьбы Итен поверил, что он, наконец, победил. Но ни победы, ни самого сражения вовсе не было. Они существовали лишь в воображении Итена. В семейной жизни Кэрли старалась удовлетворить все запросы мужа, даже когда они казались совсем невыполнимыми. Итен постоянно упрекал ее в том, что первым мужчиной у нее был Дэвид. Светло-русые волосы и голубые глаза дочери, — как у Дэвида, — часто раздражали его и были причиной его отчужденности от Андреа. Он жил для сыновей, радуясь их спортивным достижениям и безупречным происхождением. Эрик и Шон любили отца. Они охотно отменяли встречи с друзьями, чтобы провести время с ним. Непосвященному эта семья представлялась вполне благополучной. Но… Если посмотреть поближе, все ли было так в действительности, как казалось на первый взгляд?

Хлопнула дверца буфета, Кэрли вздрогнула от неожиданности и обожгла руку об духовку.

— Будь ты неладна! — вскрикнула она, дуя на покрасневший палец.

— Что, обожглась? — спросил Итен озабоченно, подходя к ней.

Она потрогала палец языком:

— Сегодня уже второй раз.

— Ты нервничаешь, — он взбалтывал желтоватый коктейль в стакане. — Или возбуждена.

— Пожалуй, немного и то, и другое, — заметила она, не желая больше говорить об этом. — Не могу представить, о чем мы трое будем говорить сегодня целый вечер. У нас нет больше ничего общего с Дэвидом. — Уже произнеся это, Кэрли поняла, что дала Итену прекрасный повод для продолжения трудного разговора. Она мысленно молила Господа, чтобы муж им не воспользовался.

Непроизвольно Кэрли обняла мужа и посмотрела ему в глаза:

— Я люблю тебя, Итен.

Он улыбнулся ей, но улыбка не погасила злые искорки, блестевшие в его глазах:

— Я знаю, Кэрли, любишь, но на свой манер.

— По-другому я не умею.

— Не хватит ли с этим, — сказал он.

— Подумай, как бы мы хорошо зажили.

Она прижалась к нему. В тридцать восемь лет Итен был такой же стройный и мускулистый, каким был в колледже. Хотя его темные волосы начали немного редеть, как это было раньше у его отца в этом возрасте. Заметить это, однако, могли только те, кто знал Итена с юности. Глаза у него были теплые и выразительные, барометр состояния его души. Временами он смотрел на Кэрли с такой любовью и жадностью, что у нее разрывалось сердце от того, что не могла дать ему всего того, что он требовал.

— Может быть, сегодня ночью ты убедишься сам в том, что все то, что у нас есть — это все то, что я и хотела бы иметь.

— Боже, неужели это всерьез? — спросил он, привлек Кэрли к себе, крепко и жадно обнял ее.

Затем мягким голосом прошептал:

— И это прекрасно.

Эрик вошел в кухню, не замечая родителей, подошел к холодильнику, раскрыл его и некоторое время рассматривал содержимое.

— Эй, где этот парень, пообещавший прийти к нам. Я умираю с голода, — протянул он тоскливо.

Кэрли не хотелось освобождаться из объятий мужа. Это было их примирение. Она подождала пока он сам отпустил ее, потом отступила и посмотрела на часы:

— Имя, как ты сказал парня, — Дэвид Монтгомери.

Сердце странно забилось, когда она увидела, который час:

— Он должен прийти с минуты на минуту.

Эрик, потянувшись, подошел и обнял маму за плечи. В тринадцать лет сын был уже дюйма на три выше Кэрли. Он особенно вытянулся за последний год. Это дало отцу повод записать его в региональную команду баскетбольной лиги.

— Шон сказал, что этот Дэвид Монтгомери был в высшей школе твоим лучшим другом.

Кэрли вздрогнула:

— Кто это ему сказал?

— Папа.

В растерянности Кэрли посмотрела на Итена. Он не имел права вовлекать сыновей в их проблемы.

— В высшей школе мы дружили и проводили время втроем: твой папа, я и Дэвид.

Когда Эрик не мог уже услышать, Итен усмехнулся и сказал:

— Неплохо придумано.

— Почему ты сказал ему об этом? — перебила его Кэрли.

— А почему нет? Ведь все это в прошлом, — он отпил большой глоток виски. — Кроме того, вдруг однажды они узнают со стороны, что их мать дружила со знаменитым писателем. Жаль, что Дэвид еще не написал о тебе книгу! Это было бы замечательно!

Немного помолчав, Итен добавил:

— Я, пожалуй, предложу ему это сделать. В конце концов, он в некоторой степени обязан тебе своей карьерой.

Она вздохнула, расстроенная, что разговор получил такой оборот.

— Прекрати, сколько можно копаться в грязном белье?

Прошло некоторое время прежде чем Итен ответил:

— Бог свидетель, я бы прекратил, если бы смог, — сказал он искренне. — Но это стало моей частью, и я не знаю, когда все это кончится.

Она взяла мужа за руку:

— Позволь мне помочь тебе забыть прошлое. Скажи как, и я сделаю все для этого.

Не успел он ответить, как у входной двери раздался звонок.

— Мам, он пришел, — крикнул Эрик.

— Так открой ему, — ответила она, досадуя, что Дэвид пришел так не вовремя.

Итен отошел от жены:

— Ответь себе сама. Сделай так, чтобы он не догадался, что мы в ссоре.

— Почему бы не сказать Дэвиду все сейчас? — воскликнула Кэрли запальчиво.

— Почему тебе хочется сделать это? — спросил Итен испуганно. — Давай представим все как ты сказала — два парня и девушка дружили и вместе проводили свободное время…




Дэвид вдыхал доносившийся до него аромат роз, букет которых он прижимал к груди. Он позвонил и ждал, когда ему откроют дверь. Выбор цветов был не случаен. Кэрли, учитывая практическую черту ее характера, отметит насколько дорого стоят столь прекрасные розы. С другой стороны, интуитивно она поймет, что они завянут, может быть, даже раньше, чем Дэвид успеет покинуть этот городок. С бутылкой вина выдержки 1984 года «Шато Монтелена Каберне Совиньон», которую он купил для Итена, было несколько сложнее. В начале Дэвид хотел купить какое-нибудь французское и очень дорогое, но потом передумал и купил простое дешевое Вино.

Высокий, стройный молодой человек, похожий на Итена в юности, открыл дверь.

— Здравствуйте, я — Шон.

Дэвид перехватил бутылку под мышку и пожал руку Шона:

— Дэвид Монтгомери.

— Я узнал вас по фотографиям на обложках ваших книг. — Парень отступил, чтобы Дэвид смог войти. — Мама и папа на кухне, я вас провожу.

Монтгомери вошел в дом, прикрыв за собой дверь. Он уловил какое-то движение наверху лестницы. Это была Андреа, которая, перегнувшись через перила, улыбкой приветствовала его. Кокер-спаниель, которого он видел днем, сидел у ее ног:

— Я передала ваш привет госпоже Роджерс. Она просила меня узнать, не будет ли у вас немного свободного времени навестить ее в школе.

У него всегда было время, пока не появилась Виктория. Все проблемы, связанные с похоронами, решились легче, чем Дэвид предполагал. Он уже навестил нескольких родственников по матери, которые еще здесь жили.

— Скажи ей, что я позвоню, — попросил он Андреа.

Краем глаза Дэвид заметил приближающихся Кэрли и Итена. Готовясь к встрече, он глубоко вздохнул и пошел им навстречу. Придя сюда, Дэвид ожидал увидеть самодовольное выражение победителя на лице Итена, которое он наблюдал шестнадцать лет назад. Но вместо этого Монтгомери увидел растерянность, испуг и разочарование. Дэвид сильно смутился.

— Вы очень вовремя, — сказала Кэрли, стараясь сгладить возникшую неловкость.

Дэвиду никак не удавалось оторвать взгляд от глаз Итена. Это выглядело так, как если бы они вели какую-то загадочную незримую борьбу.

Кэрли вновь попыталась разрядить накаляющуюся обстановку, взяв под локоть сына и подтолкнув его к Дэвиду.

— Вы уже знакомы с Эриком? Это наш младший.

Дэвид, наконец, заметил протянутую к нему руку мальчика. Он явно был похож на маму, хотя все же какие-то черты в нем были и от отца.

— Рад познакомиться с тобой, Эрик.

— Папа говорил, что…

Кэрли вздрогнула и затаила дыхание. Заметив в глазах матери тревогу, Эрик остановился, не договорив.

— …вы играли в волейбол, — закончил он с ухмылкой и некоторой долей сарказма.

— Я хорошо играл, но только в летней лиге. Настоящим волейболистом был твой отец. Он играл за высшую школу.

Дэвид видел, что произошло между сыном и матерью, и решил сделать вид, будто ничего не заметил.

Нервная улыбка появилась на губах Кэрли:

— Позволь твое пальто?

Передав цветы и вино Эрику, Дэвид снял пальто. Кэрли повесила его в шкаф.

Желая нарушить продолжавшееся молчание между ним и Итеном, которое становилось все заметнее, Дэвид спросил:

— Как поживает твой отец, Итен? Все еще управляет заводом?

— Мне удалось уговорить его отказаться от этой привычки, — ответил Итен, взяв у сына бутылку, на которой тот рассматривал этикетку. — Он и мать переехали в прошлом году в Палм Спрингс, чтобы быть поближе к дочери.

Дэвид гадал, чем вызвано такое внимание Итена к вину: то ли хочет произвести впечатление, то ли действительно интересуется:

— Этот сорт вина я обнаружил еще в Калифорнии два года назад и нашел его неплохим.

Итен посмотрел на него вызывающе:

— Я считаю это вино немного претенциозным… Да и вообще, я редко покупаю вина отечественного производства.

Дэвид чуть не засмеялся вслух. Выходило так, как будто они соревнуются в том, кто кого переплюнет.

— Я очень рад видеть тебя, Итен, — сказал Дэвид, нарочито специально понизив и смягчив голос.

Он пришел сюда не сражаться, а лишь завязать легкую схватку. Итен слегка кивнул, как бы подтвердив этим, что понимает намерение гостя.

— Очень жаль, что твой отец больше не работает… Немногие смогли достичь таких результатов.

— Спасибо, — сказал Итен. В детстве он был намного ближе к отцу Дэвида, чем к собственному. Никто из взрослых не брал его на рыбалку так часто, не проявлял к нему больше доброты и внимания, чем отец Дэвида.

— Что будешь пить?

— Твист с содовой, если есть.

Итен посмотрел на Дэвида изучающе, подняв вопросительно бровь.

— Не помню, чтобы у тебя были проблемы с выпивкой. Что-то новое?

Интуиция предупредила Дэвида об опасности. Каждую минуту могло произойти что-нибудь неожиданное. Итен вел себя как победитель, не претерпевший пока ни одного поражения. Боже, чего же он хочет?

— Ничего особенного не случилось. Просто у меня есть работа, которую я должен выполнить сегодня, после возвращения в мотель, и мне хочется иметь свежую голову.

— Поговорим лучше об обеде, — вмешалась Кэрли. — Он уже почти готов. Я надеюсь вы голодны.

Она явно нервничала. Дэвид переживал за нее.

— Чтобы это ни было, пахнет очень вкусно.

Кэрли взяла розы у Эрика и передала их Андреа:

— Пожалуйста, поставь их в вазу.

Дэвиду она сказала:

— Это просто жаркое в горшочках. У меня не было времени сходить в магазин за покупками.

— Ты знаешь, это всегда было моим любимым блюдом.

Дэвид не знал, почему так сказал — когда он был подростком, жаркое в горшочке считалось чем-то вроде вчерашних бутербродов.

— Нет, я не знала, — сказала она.

Итен ехидно захихикал:

— Я не верю в это. Извините меня, пойду сделаю для тебя содовую.

Когда он вышел из комнаты, и дети не могли услышать, Кэрли подошла поближе к Дэвиду.

— Зачем ты это сказал?

— Что?

— Сказал ему, что жаркое в горшочке твое любимое блюдо.

— А откуда известно, что это не так?

— Потому что ты любишь жареную свинину, бараний шашлык и бифштекс Веллингтон.

— Как странно, что ты так много помнишь обо мне… — заметил Дэвид.

— Дэвид, пожалуйста, прекрати. Итен… — она замолчала, увидев возвращающегося мужа.

Принимая от Итена очень дорогой хрустальный бокал, Дэвид вдруг подумал, лучше бы он сюда не приходил. Монтгомери понял, что жизнь Кэрли и Итена не была счастливой, но, как ни странно, ожидаемое успокоение не пришло.

Дэвид поднял свой бокал и провозгласил:

— Надеюсь, вы не будете возражать, если мы на этом и закончим нашу встречу… Мне нужно завтра многое сделать.

— Я против, — сказал Итен и повернулся к жене. — Неужели ты не можешь немного поторопиться с обедом?

За обедом шел оживленный разговор между детьми и Дэвидом. Андреа задавала ему много вопросов о жизни писателя, мальчики больше спрашивали о ситуации в местных баскетбольных командах.

Когда Кэрли и дети убирали со стола, Андреа невинно спросила:

— Сколько вам было лет, когда вы покинули Бекстер, Дэвид?

— Восемнадцать. Я отправился в Нью-Йорк через неделю после окончания высшей школы.

— Не боялись ли вы совсем один в таком месте, как Нью-Йорк? Я читал ужасные вещи о том, как опасны там… — Шон охнул и закатил глаза, — девушки.

Дэвид улыбнулся:

— Сначала я был немного растерян, — заметил он. — Хотя перед тем, как поехать в Нью-Йорк, я и пытался подготовить себя к встрече с этим городом и его сумасшедшей жизнью.

— В субботу я поеду в Нью-Йорк, — сказала Андреа. Эрик передал ей столовое серебро, которое собрал со стола.

— И как давно ты это решила? — съязвил Эрик.

Девочка состроила ему гримасу:

— С тех пор, как услышала, что мама говорила об этом с бабушкой.

— Но все же почему вы не приезжали в Бекстер раньше? — спросил Шон.

Дэвид заметил, как Кэрли и Итен обменялись взглядами.

— Для этого не было особых причин, — ответил Дэвид.

Итен еще больше нахмурился и с силой откинулся назад в своем кресле.

— А вы не растеряли всех своих друзей? — решила подколоть Дэвида Андреа.

До того, как он успел ответить, вмешалась Кэрли:

— Я думаю, вы трое уже достаточно много задали вопросов для одного вечера.

Итен скрестил руки:

— Ты тоже так считаешь, Дэвид?

Говорил он спокойно, не торопясь, нанизывая одно слово на другое. Дэвид взглянул на бутылку — она была почти пуста. Бокал же Кэрли оставался нетронутым.

— Андреа становится настоящей красавицей, не правда ли? — продолжал Итен. — Во многом похожа на свою маму. За исключением волос. У нее они такие прямые и светлые… Жаль, ты не видел ее, когда она была совсем маленькой. Волоски-пушинки на ее голове были такие светлые, почти что белые…

Поняв, что разговор принимает серьезный оборот, Эрик предложил:

— Господин Монтгомери, а почему бы вам не пойти завтра с нами на баскетбол? Мы играем с «Вестенд».

— Я не думаю…

— Это будет большим событием, — добавил Шон. — Мы выиграли у них на «Норзист Торнамент» в прошлом месяце.

— Пожалуйста, приходите, — горячо добавила Андреа, доставая через его плечо солонку и перечницу.

Итен вылил остатки вина в свой бокал:

— Она из группы болельщиков. — Он допил остатки вина. — Девочки служат украшением подобных матчей. И все они так дьявольски хороши…

Дэвид заметил вспышку обиды на лице Андреа.

— Я поеду туда пораньше и забронирую для вас хорошее место, — сказала она, делая вид, что не заметила реплику отца.

Пойти на матч по баскетболу в высшей школе — последнее, что Дэвид хотел сделать.

— Боюсь, у меня нет выбора, — сказал он ей непроизвольно.

Итен наклонил свой пустой бокал в сторону Дэвида:

— Я был уверен, что ты пойдешь, если Андреа тебя попросит…




Глава 4


Две женщины, которых Дэвид помнил еще по высшей школе, задержали его, упрекая, что его последняя книга не так удачна, как предыдущие. Он извинился перед ними и направился к Андреа, чтобы попрощаться с ней.

— Это была замечательная игра, — сказал он. — Я очень рад, что ты меня пригласила.

Девушка, стоявшая рядом с Андреа, застенчиво улыбнулась. Дэвид ободряюще кивнул ей и, улыбаясь, сказал:

— Если бы в мое время болельщики были такими же хорошенькими, как вы, я посещал бы такие соревнования гораздо чаще.

Румянец радости вспыхнул на ее щеках:

— У нас соревнования почти каждый день.

— Будущим летом мы будем участвовать в чемпионате штата, — добавила девушка рядом с Андреа.

— Это будет как-то несправедливо по отношению к другим командам, не так ли?

Андреа покачала головой и прищелкнула языком:

— Писатели все такие, как вы?

— Что ты имеешь в виду?

— Они всегда говорят правильные вещи?

Андреа была дочерью своей матери не только внешне. Эта крошка добьется своего, даже в таком сумасбродном городе, как Лос-Анджелес. Она призналась, что хочет изучить искусство актера перед тем, как направиться в Нью-Йорк. У Дэвида перехватило дыхание. Андреа была свежей, цветущей, юной девушкой, как Кэрли в пятнадцать лет. Новое полотно, чистая страница. Господи, чего бы он сейчас не отдал только за один из тех дней. Вспомнить то настроение, когда все казалось возможным, почувствовать, что мир у твоих ног, а имя в заголовках газеты «Нью-Йорк Тайме» в списке бестселлеров. Поверить, что любовь крепка и постоянна, и так чиста, что переживет любые случайности.

— Думаю, твои слова означают, что я полон предрассудков, — ответил Дэвид, и они засмеялись.

— О, у вас с юмором все в порядке. Мне надо будет найти время и прочитать как-нибудь одну из ваших книг.

Одна из болельщиц выпалила:

— Хочешь сказать, что ты никогда не читала? Ах, Андреа, ты же только что закончила одну из них. И все они просто замечательные. Особенно одна — о женщине-шпионке. Помните? Когда она влюбилась в русского парня, а потом получила приказ убить его. Я думала, что умру.

Девушка говорила о последней книге Дэвида — «Эхо скрипа ступени». В этой книге он попытался больше внимания сосредоточить на описании жизни самих персонажей, чем на технологии детектива. Это не совсем ему удалось. Даже его издатель выразил недоумение, сказав, что читатели вряд ли одобрят продолжение таких экспериментов.

— Спасибо, — сказал Дэвид. — Я очень рад, что книга вам понравилась.

— Вы зайдете к нам домой? — спросила Андреа, нагнувшись, чтобы взять свои понпоны. — Ма всегда готовит что-нибудь особо вкусное на десерт, чтобы отметить нашу победу.

— А если ваши проигрывают?

Она засмеялась:

— Тогда все, что мама делает, съедается во имя улучшения нашего самочувствия.

— Я очень хотел бы, но рукопись требует, чтобы я поскорее вернулся в гостиницу.

— Исключено, — сказал Итен запальчиво, подходя к Дэвиду и девочкам. — Не хочешь же ты пропустить одно из вечерних чаепитий Кэрли. К тому же это старая семейная традиция.

Слова были произнесены в извинительно-повелительном тоне, от Итена несло спиртным. Дэвид отступил на шаг, чувствуя его задиристое настроение. Он вспомнил, как гадал о причине частых походов Итена в туалет, пока не заметил серебряную фляжку, торчащую из кармана.

Итен игриво пихнул кулаком Дэвида в плечо:

— Ты же не можешь игнорировать семейную традицию. К тому же все говорили, что мы с тобой, как братья. Они и сейчас так говорят. Клянусь, не менее дюжины людей подойдут ко мне сегодня вечером и скажут, как хорошо видеть нас опять вместе.

Итен снова пихнул Дэвида:

— Ты, наверное, еще помнишь, как мы все делили поровну? — Не получив ответа, Итен хитро улыбнулся Дэвиду. — Все мое было твое, а все твое…

Дэвид взял Итена под руку и повел его к выходу, оставив Андреа позади:

— Чего, черт возьми, ты пытаешься добиться?

Итен резко вырвал руку:

— Послушай чистую правду. Ты упустил свой шанс, Дэвид. Ты действовал как актер.

— Ты пьян.

— А ты — позолоченный кусок дерьма. Ты мог дурить весь мир своей макулатурой знаменитого писателя, но меня ты не обманешь. Я был…

Дэвид оглянулся, Андреа шла за ними:

— Ради Бога, Итен, замолчи.

— А в чем дело? Боишься, что кто-нибудь услышит, каким прохвостом является на самом деле герой их родного города? — Он усмехнулся. — Боишься узнают, как ты сбежал от…

Андреа взяла отца за руку:

— Прекрати, — потребовала она. — Все смотрят на тебя.

— А какого лешего я буду обращать на них внимание? — спросил он, освобождая свою руку.

— Шон и Эрик могут увидеть нас, — сказала она.

Это были магические слова. Итен немного притих. Он демонстративно начал разглаживать рукав пальто, и на секунду Дэвид поверил, что Итен утихомирился, но почти тут же убедился, как сильно ошибся, уловив полный ненависти взгляд Итена.

— На этот раз ты больше не улизнешь просто так, — сказал Итен. Его голос был тихим и угрожающим. — Мы сможем решить все сегодня вечером у меня дома или у могилы твоего отца с Богом в свидетелях и перед всем проклятым городом. Выбирай.

У Андреа перехватило дыхание:

— Папа, почему ты скандалишь с господином Монтгомери?

Дэвид неожиданно увидел приближающуюся Кэрли. Интуитивно он понял, что если останется здесь, когда она подойдет к ним, Итен начнет все сначала. Он посмотрел на Андреа. Она стояла так, будто молилась, чтобы земля разверзлась и поглотила ее.

— Я буду вон там, — сказал он Итену, повернулся и пошел, не замечая вопросительно глядящую ему вслед Кэрли.

Чтобы побыть одному и обдумать ссору с Итеном, Дэвид направил арендованный им автомобиль к ближайшему выезду из города, не думая, куда он едет — лишь бы поскорее покинуть этот ад. Минут десять спустя он увидел до боли знакомую местность и сразу свернул с шоссе на узкую сельскую дорогу. Воспоминания поглотили его пока он объезжал опасные для рессор выбоины и продираясь через сорную траву, вымахавшую выше ветрового стекла. Дэвид обогнул последний поворот, остановил машину и включил дальний свет.

Прошло уже полжизни… Неожиданно он увидел силуэт мельницы Лендлера. Мельница была такой, какой он ее помнил, — не больше и не меньше, и, странно, совсем не постаревшей. Окончив колледж и начав свою бродячую жизнь, Дэвид всегда держал в памяти это место, словно талисман. Ложась спать он начинал вспоминать дюйм за дюймом это вековое строение. Он слышал от военнопленных, что они прибегали к подобным методам, чтобы поддержать душевное равновесие. При виде мельницы чистые, сильные и приятные воспоминания затопили Дэвида. Ему и Итену, когда они обнаружили эту мельницу, было по девять лет, Кэрли, неотступно следовавшей за ними по пятам, — семь. Мельница стала излюбленным их местом для игр. Смелые воины отражали атаки индейцев и защищали границу и жизни переселенцев. Кэрли, как скаут, всегда посылалась в разведку и в рейды за продовольствием. Итен и Дэвид убеждали ее, что поскольку она самая маленькая из них, то совершенно логично, что ей легче проникнуть за линию индейцев. На самом же деле это скорее объяснялось тем, что мама Кэрли пекла печенье, а их мамы нет.

Мельница служила также убежищем для Итена, когда он в двенадцать лет решил убежать из дома. Вот тогда-то Кэрли и Дэвид поклялись в дружбе Итену на крови. Никто из них еще не знал, как далеко это зайдет.

Отец Кэрли, первоклассный жесткий полицейский, был шерифом города. Он вплотную занялся этим делом, забрал двоих оставшихся в полицейский участок и допрашивал больше часа. Затем было подготовлено и разослано по телефону сообщение об исчезновении подростка.

Шериф поручил своему заместителю организовать поисковую команду и обыскать все окружающие город леса. Отведя Кэрли в сторону, отец пообещал ей, что она не сможет сидеть целую неделю, если окажется, что знала, где Итен и не сказала.

Вскоре Итена обнаружили в его укрытии на мельнице, все выяснилось, и отец Кэрли старательно исполнил свое обещание. Кроме того, ее продержали дома весь остаток лета. Итена заставили убираться в помещениях конторы на фабрике отца. Дэвид не мог вспомнить, какое наказание было наложено на него самого. Вскоре мать Дэвида узнала от доктора, что больна раком и вряд ли доживет до следующего Рождества. Но прожила, — с огромным трудом, — еще четыре года.

Мельница была также местом, где Дэвид и Кэрли первый раз занялись любовью. Неожиданный переход из друзей в любовников удивил их. Хотя и раньше они не раз пробовали совершить акт любви, из этого ничего не получалось. В последний момент кто-нибудь из них отказывался. Однако однажды в кино он увидел, как Кэрли кокетничает с Билли Вебстером. Он понял, что Кэрли надо предоставить инициативу и перестать оберегать ее. Итен с огорчением заметил, как что-то изменилось в дружбе троих. К примеру, Кэрли хочет поехать за город. Дэвид считает, что ее не надо отпускать одну, а Итен поехать не может и остается дома один.

Потом дружба восстановилась, но было уже что-то не то.

Позже Дэвид понял, что Итен полюбил Кэрли, и его огорчения и плохое настроение не объяснялись лишь разладом их дружбы.

Дэвид открыл дверь и хотел выйти из машины. Он уже опускал ногу на землю, когда одна мысль вдруг поразила его, Что хорошего может выйти из того, что он увидит место, где они с Кэрли лежали в объятиях друг друга, неумело обращаясь со своей невинностью. Они мечтали о будущем, когда Дэвид станет писателем, а Кэрли художницей, и они построят в их доме каждому отдельную студию: ее — полную света, и его — с камином. Они говорили о прогулках по берегам Темзы, Сены и Волги, о своих детях, когда сами уже постареют и станут богатыми. Дэвид вдруг принял неожиданное решение, развернул машину и направился в город. Он должен знать, что еще скажет Итен, но как только закончатся формальности с похоронами отца, он уедет. Он покинет Бекстер и все, что связано с ним, навсегда.




Кэрли нагнулась, чтобы освободить волосы из-под джемпера, который надевала. Из-за неполадок в термостате пятнадцать минут назад отключилось отопление, и в доме становилось холодно.

Итен настаивал, чтобы Кэрли осталась с ним, так как Дэвид обещал приехать и будет невежливо, если он не застанет ее дома. Она согласилась, но не была уверена, что это говорит не алкоголь, а сам Итен. Она боялась представить себе, что может случиться, если Итен и Дэвид останутся одни.

— А вот и он, — сказал Итен восторженно, заметив, что машина повернула на их подъездную дорожку и осветила окна дома. Услышав шаги у входа, Итен, отпив из бокала, встал из кресла, направился к входной двери и с улыбкой гостеприимного хозяина распахнул ее, опередив звонок Дэвида.

— Очень рад, что ты так поступил, — сказал Итен, широко расставив руки и приглашая Дэвида войти в дом.

Дэвид колебался. Было ясно, что и после матча Итен продолжал пить.

— Почему ты не сказал раньше, чего ты хочешь. Я устал, и если можно подождать, давай отложим это на другое время.

Лицо Итена вспыхнуло злобой.

— Другое время? — заорал он. — У тебя уже было проклятых шестнадцать лет. Ты хочешь еще?

Но прежде, чем он смог сказать что-то еще, между ними оказалась Кэрли. Она обхватила лицо Итена ладонями и заставила посмотреть на себя.

— Прекрати!

Он оттолкнул ее. Кэрли качнулась назад, толкнула деревянную подставку для цветов и опрокинула ее. Хрустальная ваза разбилась, и вода залила мраморные квадраты пола. Осколок вонзился в ступню Кэрли, когда она снова попыталась подойти к мужу.

— Убирайтесь отсюда, — сказала она Дэвиду. — И никогда не возвращайтесь.

Умоляющее выражение ее глаз опровергало жесткость ее слов. Дэвид был возмущен и растерян тем, что увидел. Он все еще испытывал желание защитить Кэрли и ощущал какое-то удовольствие от сознания, что она так несчастна.

Итен снова оттолкнул жену и угрожающе надвинулся на Дэвида:

— Где ты был все эти годы? Что ты думаешь о том, что сделал? Посеял семя и оставил его взращивать добряку Итену?

Сердце Дэвида вздрогнуло. Он остро взглянул на Кэрли:

— О чем он говорит?

— А ни о чем, — ответила она. — Он говорит глупости. Он всегда так делает, когда пьян.

Она пошла к двери, но Итен загородил ей дорогу.

— Что происходит? — возмутился Дэвид.

— Тебе не нравится? Не очень приятно для тебя? Или ты думал, что ее волосы будут похожими на волосы Кэрли, а не на твои? Ты всегда вел себя как сторонний наблюдатель.

Итен растопырил руки, пытаясь обхватить Дэвида, но промахнулся.

— Ты думаешь, что я позволю тебе уйти и снова оставить твою ответственность на мне? Не выйдет, — продолжал Итен. — Я устал тянуть лямку за тебя. Эта ваша дочь вбила себе в голову, что я пошлю ее учиться в первоклассный колледж, в то время, как все, что я смогу сделать — это скопить немного денег для моих сыновей.

Кэрли всхлипнула:

— Итен, опомнись. Ты не понимаешь, что говоришь. Если ты не остановишься, то не сможешь потом простить себе этих слов.

Он дернул головой, будто Кэрли ударила его. Несколько секунд он стоял неподвижно, потом тяжело вздохнул и закрыл лицо руками. Кэрли обратилась к Дэвиду.

— Пожалуйста, уходите, — умоляла она, — и сейчас же.

Дэвид лихорадочно искал объяснение тому, что произошло.

Как бы он ни желал быть отцом Андреа, он не мог представить себе, что это правда.

Он и Кэрли виделись только один раз за пять месяцев до их свадьбы с Итеном. В тот злополучный уик-энд, когда она приехала без уведомления. И тогда у него хватило времени лишь для того, чтобы проводить ее на вокзал.

— Не понимаю, Итен, что за глупость ты придумал с этими волосами. У меня есть другие, более интересные занятия, чем выслушивать твои выдумки.

— Зачем ты притворяешься, черт возьми? — тихо промолвил Итен, так тихо и мягко, что расслышать его было нелегко. — Я потратил десять лет моей жизни, чтобы Андреа действительно была похожа на меня. А ты и пальцем не пошевелил, чтобы уделить ей какое-то внимание.

Теперь всякие оправдания или сомнения были излишни — Итен всерьез считал, что отец девочки — Дэвид.

Дэвид был поражен и не смог ответить сразу. Он вопросительно посмотрел на Кэрли, будто спрашивая совета, как поступить. Глаза ее были переполнены еще не пролитыми дрожащими слезами. Он увидел горе, боязнь и отчаяние, но больше всего его поразило ее молчание.

Итен ждал ответа. Дэвид медлил. Мощный внутренний голос требовал, чтобы он высказал бывшему другу всю правду, как можно быстрее убрался отсюда и забыл все прошлое. Однако было одно препятствие на этом пути — Кэрли.

Это из-за нее он здесь, и есть только один ответ, который он может дать Итену. Чувствуя, что это будет опрометчиво, Дэвид, наконец, оторвал взгляд от Кэрли и посмотрел на ее мужа.

— Уже поздно, и ты пьян. Ничто не заставит меня говорить с тобой об этом сейчас.

Это не было ни отрицанием, ни признанием. Просто способ немного затянуть время. Прежде, чем уйти, он рискнул снова взглянуть на Кэрли. Блестящие дорожки бежали по ее щекам — это слезы, наконец, прорвались наружу. Эта картина жгла его изнутри, преследовала все время на обратном пути в мотель, и с ней он заснул тревожным сном.




Глава 5


Утром настойчивый телефонный звонок разбудил Дэвида. Это была Кэрли.

— Я должна увидеться с тобой, — сказала она.

— В любое время, — ответил он и сел. Посмотрел на часы: без четверти семь.

— Через час?

— Где?

— На мельнице.

Встреча с ней на мельнице только усугубит эмоциональный тупик, в котором они уже находились.

— Думаешь, что это может привести к чему-нибудь хорошему?

— Я пыталась удержать тебя от этого, но ты не послушался.

Он пробежал пальцами по волосам.

— Неужели нет какого-нибудь другого места, куда мы смогли бы пойти?

— Нет, в другом месте нас может кто-нибудь увидеть.

— Хорошо, — неохотно согласился Дэвид.

— Извини, — сказала Кэрли мягко. — Я бы не настаивала, если бы были другие обстоятельства.

Против воли он вспомнил старую привычку: чтобы они ни делали, вносить в их отношения полную ясность, и спросил:

— Кто отец, Кэрли?

Долгая пауза.

— Я скажу, что смогу, когда увижу тебя.

Дэвид не услышал того, что хотел, — значит ничего не изменилось после его приезда в Бекстер. Он повесил трубку и направился в душ.

Не завтракая, Дэвид сразу поехал на мельницу, намереваясь быть там раньше Кэрли. «Таким образом, — думал он, — она приедет ко мне, а не я к ней».

В пути он решил, что чем бы не была вызвана просьба Кэрли о встрече, как бы ни были загадочны ее объяснения в создании мифа о том, что он является отцом Андреа, сегодня надо покончить с остатками их отношений. Сегодня он расстанется с Кэрли, и их прошлое будет предано забвению. Ее проблемы, — какими бы они ни были, — его не касаются. И уж тем более он не намерен вникать в них.

Слава Богу, что Виктория решила приехать к нему попозже. Из всех американских мыльных опер ее интересовала только одна — «Династия». Отношения же людей в маленьком городке Бекстер показались бы ей безнадежно мелодраматичными и неинтересными. Хотя, кто знает?! — превратности и запутанность жизни Кэрли, может быть, и удостоились бы ее внимания.

С самого начала, когда Итен вчера бросил эту маленькую «бомбу», он считал мысль о том, что Кэрли предала их обоих, несерьезной. Он не мог заставить себя поверить в это. Он знает (по крайней мере, знал) ее очень хорошо и не допускал даже намека на то, что она могла иметь связь с кем-то на стороне. Но если это не так, тогда что? Результат одной дикой вечеринки? Наказание за непроведенный вместе уик-энд в Нью-Йорке?

Андреа была зачата за неделю или две до приезда Кэрли в Нью-Йорк. Не удивительно, что Итен принял ребенка за своего. Но, странно, почему Кэрли делает это. Более того, она убедила Итена, что между ними внезапно возникла большая страсть.

Дэвид отвлекся на шум машины, пробирающейся по заросшей дороге. Солнце, отражавшееся в лобовом стекле, мешало ему разглядеть, кто внутри. Наконец, он уловил очертания фигуры Кэрли. Он начал осознавать происходящее, и что-то тревожное шевельнулось у него в груди. Предчувствие говорило Дэвиду — ему не удастся спокойно уехать отсюда…

Кэрли пыталась разглядеть Дэвида сквозь высокую траву. Она заметила его машину, едва сделала последний поворот. Но его у машины не было.

Кэрли не спала всю ночь, прислушиваясь к тиканью часов, поставленных еще дедом у подножья лестницы. Она пыталась решить, что же ей делать. Неважно, как она поступит, но Дэвид будет играть здесь ключевую роль. Без его помощи все, что она сделает для защиты Андреа, будет бесполезным. Но у нее нет права просить у него поддержки — он не обязан ей ничем.

Остановившись рядом с машиной Дэвида, Кэрли выключила мотор и отстегнула ремень безопасности. Выйдя на свежий утренний воздух, она сразу увидела Дэвида, стоящего у лопасти водяного колеса. Он был в выцветших джинсах и потертой кожаной куртке. Первый раз после его приезда внешне он походил на обыкновенного жителя такого провинциального городка, как Бекстер. Руки в задних карманах джине, неопределенное выражение на лице. Дэвид устремил напряженный взгляд на Кэрли. Речь, которую Кэрли репетировала все утро, улетучилась у нее из головы. Это должны были быть слова, которые убедят его. Он должен был или помочь ей, так как любил ее когда-то, или уехать по той же причине. Она стояла у открытой дверцы машины и произносила про себя молитву, чтобы Дэвид сделал первое движение.

После мучительно долгого молчания Дэвид вынул руки из карманов и направился к Кэрли.

— Ты всегда была более ловкая, чем я, — произнес он, остановившись в нескольких шагах от нее.

— Только потому, что это для меня очень важно…

Дэвид мучительно знакомым жестом погладил подбородок.

— Это твоя игра, — сказал он.

Она вздохнула.

— У тебя, наверное, сотня вопросов?

— Да, они были, но ты уже ответила на них огромным количеством лжи… И я не хотел бы сейчас вновь услышать ее. Поэтому говори прямо, что у тебя на уме?

Сколько Кэрли знала Дэвида, он всегда, когда подвергался эмоциональной угрозе, уходил как бы в раковину жесткости, используя нападение для защиты, нанося удары по кому-то или чему-то, что ближе. В последние месяцы жизни матери он и его отец почти не разговаривали между собой. Когда мать умерла, Дэвид отказался нести нагробное покрывало, во время отпевания сидел, как окаменевший, с сухими глазами. Потом сразу ушел и не присутствовал при обряде погребении. Когда в полночь Дэвид еще не вернулся домой, его отец позвонил Кэрли. Она нашла его на кладбище у могилы матери распростертого на цветах, всхлипывающего и вздрагивающего всем телом.

Не зная, как сейчас установить контакт с Дэвидом, Кэрли сказала:

— Прости меня.

В душах обоих блеснул маленький луч надежды.

— И ты прости.

Ветер сдул прядь ее волос на лицо, образовав временное укрытие от его пристального взгляда. Кэрли убрала волосы за ухо. Она больше не могла прятаться от Дэвида.

— Иногда я думаю о принятых когда-то решениях и их последствиях.

Не просто выразить мысли и чувства, угнетавшие ее многие годы, словами.

— Время от времени я позволяю себе помечтать, какая бы была наша жизнь, если бы я была немного постарше и чуточку поумнее.

Кэрли горько улыбнулась.

— Но я делаю это не очень часто.

Дэвид смотрел мимо Кэрли. Его взгляд был обращен куда-то вдаль.

— Скажи, почему ты позволила Итену поверить, что я отец Андреа? — сказал он, решив взять на себя инициативу.

— Я все время гадала, каким будет твой первый вопрос?

— Для того, чтобы ты могла попрактиковаться с ответом?

Она закрыла дверцу машины и подошла к старому толстому пню. Однажды они рисовали на нем белые и черные мишени, в тот год, когда Итену на день рождения подарили ружье. Кэрли, не стряхивая листья, села на него.

— Я никогда не говорила Итену, что ты отец Андреа. Он сам пришел к такому заключению.

— Которое ты предусмотрительно решила не поправлять.

Кэрли решила сказать Дэвиду всю правду. Хотя эта мысль и ужасала ее. Мир Андреа был построен из хрупких картонных квадратиков, скрепленных иллюзорным клеем секретов и лжи. То, что Дэвид сейчас узнает, Кэрли не смогла бы рассказать никому и никогда.

— Меня изнасиловали, — сказала она, погружаясь в тяжкие воспоминания.

Дэвид остолбенел. Первой его реакцией было не поверить сказанному, и не потому, что случившееся унижало его своей жестокостью, а потому, что оно казалось весьма правдоподобно. Прежде, чем он успел что-либо ответить, циничный мужчина внутри него уступил место доверчивому мальчику. Злость захлестнула его волной, годы исчезли…

— Кто?

— Этого я сказать тебе не могу, — ответила она спокойно. — Если ты не можешь принять мое условие, то нет смысла продолжать разговор.

— И ты позволила ему уйти просто так? — недоверчиво воскликнул он. — Твой отец тоже…?

— Вспомни — мой отец тогда уже умер.

Осколки памяти поражали его, как последовательные удары молота о наковальню: «Боже мой, я забыл. Так много произошло в ее и моей жизни».

— А что же мать? — это был глупый вопрос, он сразу же пожалел, что спросил. Мать Кэрли на протяжении всей семейной жизни находилась в тени мужа. После его смерти она стала совсем беспомощной, как птичка колибри.

— У нее были свои проблемы.

— Скажи, кто?

— Никто.

— Как ты могла позволить этому мерзавцу остаться безнаказанным?

— Я хотела, чтобы никто ничего не узнал.

— Даже я? — спросил Дэвид, резонно обидевшись.

— Я хотела рассказать тебе. Это и было целью моего приезда к тебе в Нью-Йорк на уик-энд, но ты был так занят своими делами… Вопрос об аренде, отклонение твоего рассказа газетой «Нью-Йоркер»…

— А также бумагами, которые я должен был подготовить к следующему дню, — закончил Дэвид.




Спор, который случился между ними в то воскресенье после обеда, возник в его памяти с удивительной ясностью. Дэвид много работал и так устал, что у него не осталось сил вспомнить и подумать о проблемах Кэрли. Тогда она плакала у него на плече, а он даже не вспомнил о смерти ее отца. Сейчас Дэвид считал себя обязанным стоять и слушать ее, думая о том, почему он не сделал того, что должен был сделать, почему Кэрли поступила так, а не иначе. Монтгомери чувствовал себя как бы бегущим, понимая, что если остановиться, то все останется по-старому — он будет по-прежнему думать, что все могло быть иначе.

— Два месяца спустя я поняла, что беременна.

Кэрли задумалась, взяла опавший с дерева пурпурный, уже немного пожухлый лист и сжала его в ладонях. Когда она раскрыла ладони, листок рассыпался на мелкие кусочки. Ветер тотчас унес их все, кроме одного, который упрямо держался на ее ладони.

— Я нашла доктора в штате Кентукки, который делал аборты, договорилась с ним о встрече. Но, когда я уже собралась уезжать, пришел Итен и увидел мои слезы. Он долго и настойчиво расспрашивал меня, и, наконец, я сказала ему куда и зачем еду.

Кэрли сбросила последний кусочек листа с ладони и начала ходить туда-сюда.

— Итен был неузнаваем, — сказала она.

Ее голос стал мягче, чего не было до этого.

— Он оказался тем, кто мне тогда был нужен. Тем, кто не задавал вопросов, не рассуждал и не спорил со мной.

— Тот, у кого нашлось для тебя время?

— Да, — подтвердила Кэрли.

— Что произошло? — спросил Дэвид, борясь с растущей ревностью.

— Я уже лежала в кресле с задранными вверх ногами, — ее передернуло. — Но… Мне сказали — католичка должна всегда оставаться католичкой. Мне отказали в аборте.

Даже теперь, когда прошло столько лет, было обидно, что она не проявила большей настойчивости, чтобы повлиять на него. И доверилась Итену, а не ему. — Я понимаю почему ты покинула Нью-Йорк, ничего не сказав, но почему отказалась от меня так легко? Почему не дала мне еще один шанс, когда узнала, что беременна?

Она с трудом подняла глаза на Дэвида.

— А как бы ты поступил?

— Сама знаешь, что я сделал бы.

— Правильно. И чем больше я думаю об этом, тем решительнее хочу не допустить этого. Совсем не жду, что ты поймешь меня. Временами даже не могу вспомнить, почему тогда я почувствовала себя столь растерянной и одинокой. Но когда решила сохранить ребенка, ясно поняла, что та жизнь, которую я планировала для себя, неосуществима. Все, что я видела в своем будущем — это борьба за добывание денег для обеспечения ребенка и себя. Школа искусств превратилась в ужасную шутку.

Ветер подхватил кучку листьев и разбросал их по поляне.

— Я решила сделать все, чтобы вместе с моей не провалилась и твоя мечта, — сказала Кэрли. — Так все и вышло.

По выражению, появившемуся на долю секунды на лице Кэрли, Дэвид понял, как дорого обошлась ей эта жертва.

— По дороге домой я сказала Итену, что решила не делать аборт. Я заставила его поклясться никому об этом не говорить, особенно тебе.

У Дэвида закололо под ложечкой. Многие годы Итен был влюблен в Кэрли, но она не замечала этого. По-видимому, Итен решил, что оказался в нужном месте и в нужное время.

— И тогда твой будущий муж появился с прекрасным предложением решения всех проблем, — сказал Дэвид.

— Сначала я отказалась. Сказала, что женитьба не имеет большого смысла, и мне это не поможет. Он ответил, что знает мое отношение к тебе, но это не имеет значения.

Ее голос стал таким тихим, что Дэвид лишь с большим трудом мог его расслышать.

— Потом Итен сказал, что ему безразлично, чьего ребенка я ношу, и что он воспитает его со всей той любовью, которая накопилась у него ко мне.

Решение о замужестве пришло, когда Кэрли поняла, что это будет верный путь к сохранению будущего Дэвида.

— Но Итен не сдержал данного обещания, — жестко сказал Дэвид.

— Не суди о нем по тому, что видел в доме. Он любит Андреа, но по-своему.

Чтобы как-то уравнять положение, Итен настоял на рождении второго ребенка. Четырнадцать месяцев спустя появился Шон, а через одиннадцать месяцев после этого — Эрик. Примерно через год Итен начал настаивать на рождении следующего ребенка. Тогда Кэрли поняла, что он стремится привязать ее к себе с помощью детей. Бедняге казалось, что жена никогда не покинет его, пока будет уверена, что он не разрушит благополучие их детей.

Уставшая от родов, Кэрли стала исподволь внушать мужу, что для сохранения их союза есть и другие способы. Были радостные короткие моменты, когда казалось, что ей это удается, но Итен начинал вспоминать прошлое и надежды рушились, уступая место сомнениям.

Дэвид с досадой покачал головой.

— Я не перестаю думать, какой бы другой была наша жизнь, если бы ты с самого начала все рассказала мне.

— Были моменты, когда подобные мысли чуть не сводили меня с ума. Когда я окончательно повзрослела, стало совсем тяжело осознавать то, что сделала. Тогда появилась Андреа, и пришло понимание того, какой глупой я была. Именно в юности мы можем быть столь чувственны, эгоистичны или жертвенны, и никогда больше. Через все те слезы, которые были пролиты мной из-за потери тебя, я поняла, насколько благороден был мой поступок.

— Конечно, все это условно, но если бы тебе пришлось повторить все сначала?

— Ох, Дэвид, твой вопрос не к месту. Если я выберу тебя, то потеряю Шона и Эрика.

Дэвид подошел к ней, присел рядом и взял за руку. Как в момент просветления, он понял и был поражен другим. Все эти годы ему казалось, что он потерял в Кэрли любовницу, теперь стало ясно, что она была другом.

— Я очень виноват в том, что не был здесь, когда ты во мне нуждалась.

Она ответила легким пожатием.

— Ты нужен мне сейчас.

— Что я должен сделать?

— Пусть Итен продолжает считать, что ты отец Андреа.

— Это не имеет смысла. Неправильно, если он будет так думать обо мне.

— Это единственный способ удержать Итена от попыток выяснить имя настоящего отца.

— Он все еще где-то рядом?

— Я не собираюсь играть с тобой в загадки.

— Черт возьми, Кэрли! — заговорил Дэвид, стараясь не кричать. — Ты жила в каком-то мире с тем, что случилось, я же узнал об этом только десять минут назад.

— Понимаю, что прошу слишком многого, но если бы был другой путь, я бы к тебе не обратилась.

Дэвид молчал, и Кэрли продолжила:

— Это ты из-за жены? Ты боишься, что она будет ревновать?

— Ее не беспокоит, что я делал до встречи с ней.

Он мог добавить, что Викторию не очень заботит даже то, что происходит в его жизни сейчас, но Дэвид не хотел посвящать Кэрли в свои запутанные семейные отношения. Накануне он решил окончательно покончить с их прошлым. Но то, о чем просит Кэрли, опять свяжет их, хотя и условно, до конца жизни. На кончике языка у него уже вертелось слово «нет», но оно не выговорилось, а получилось другое.

— Согласен.

Она крепко держала его за руку.

— Ты вполне осознаешь, что делаешь?

Ее реакция, как он помнит, всегда была такой. Он не смог сдержаться и улыбнулся.

— Я знаю, что обратиться ко мне с такой просьбой было самое последнее, на что ты могла решиться.

— Я не могла допустить, чтобы Итен продолжал искать настоящего отца девочки.

— А разве это плохо?

— Слишком много людей были бы задеты.

— Не могу понять, почему ты продолжаешь покрывать его, ведь прошло столько времени.

— Не его — Андреа. Правда сокрушит ее.

— Ты, может быть, недооцениваешь свою дочь. Она не такая уж хрупкая, как ты себе ее представляешь.

Она посмотрела на их сплетенные руки.

— В этом, Дэвид, ты можешь мне доверять.

— Это означает, что прежде я не верил тебе.

— Ты обязательно должен понять, как это важно, — сказала Кэрли, пропустив мимо ушей его колкость.

— Я верю тебе.

Она высвободила руку.

— Ох, Дэвид, не подведи меня. Все это очень серьезно.

Дэвид взял ее за руки.

— Выдержишь ли ты?

— Это не игра, — ответила она раздраженно.

— Я сделаю то, о чем ты просишь, — скажу Итену, что Андреа моя дочь, — еще и потому, что отдал бы все, что имею, если бы это оказалось правдой.

Кэрли затаила дыхание.

— Зачем ты говоришь так?

— Потому что это правда, — просто ответил Дэвид. — Бог свидетель, я пытался забыть тебя, но из этого ничего не получилось. Если бы Андреа была моим ребенком, я бы имел частицу тебя, которую никто не смог бы у меня отнять.

Кэрли не хотела слышать эти слова. Весьма относительная стабильность и удобства, установившиеся в ее жизни с Итеном, могут быть нарушены тем, что Дэвид все еще продолжает любить ее.

— Ты любишь прошлое. Кэрли уже не та девушка, которую когда-то знал Дэвид Монтгомери.

— О, так ли уж ты изменилась? Перестала ли плакать во время грустных фильмов? Перестала ли ненавидеть заварной пудинг? Может быть, ты перестала похрапывать?

— Это все мелочи.

— Хорошо, достигаешь ли ты удовольствия по-прежнему быстрее, когда лежишь сверху?

Она откинулась назад, как от удара.

— Негодяй, ты не имеешь права!

— Что? Вспоминать? У меня только это одно и осталось.

Ее раздражение было очень недолгим — как снег в августе.

— Так много всего произошло и изменилось, и как ты можешь все еще любить меня?

Он наклонился и коснулся ее щеки.

— Думаю это потому, что я никогда не переставал любить тебя, даже когда ненавидел. Всех женщин, которых я знал, сравнивал с тобой. И женился на Виктории только лишь потому, что она ни в чем не была похожа на тебя.

— Это неправильно. Мы не должны сейчас говорить об этом.

Она закрыла глаза, и какая-то приятная, теплая волна растеклась по всему ее телу.

— Я не для этого пришла сюда…

— Ты когда-нибудь вспоминаешь обо мне?

Кэрли медленно наклонилась и прижалась щекой к его плечу. Дэвид обнял ее.

— Временами мне так не хватает тебя, и я очень страдаю. Ты была больше, чем лучший друг или любовница, фактически ты стала частью меня самого. Потеряв тебя, я потерял и себя.

Дэвид закрыл глаза.

— Когда я получил экземпляр моей первой книги, единственное, о чем я тогда мечтал — показать ее тебе.

— Мне хотелось бы быть тогда с тобой.

— И что бы ты сделала? — спросил Дэвид, прижимаясь лицом к ее волосам и вдыхая их аромат.

Кэрли улыбнулась.

— Я придумала бы что-нибудь невообразимое. Например, заполнила бы ванну шампанским «Дом Периньон». Заставила бы тебя сесть в ванну вместе со мной и читать вслух твою книгу. Потом бы мы отпраздновали твой успех с вином из старинных кубков, которые затем выбросили бы в огонь камина.

Они приближались к опасной черте. Дэвид чувствовал неопределенность их положения.

— А потом что?

Кэрли сжалась и попыталась отстраниться.

— Мы должны остановиться. Это нехорошо по отношению к Итену и Виктории.

— А, может быть, для нас? — сказал Дэвид, неохотно отпуская ее.

Кэрли нервно поправила волосы, спутанные ветром.

— Когда ты увидишь Итена, скажи ему, что ты не хотел признать Андреа пятнадцать лет назад, не хочешь делать это и сейчас. Важно убедить его, что быть ее отцом для тебя ничего не значит.

— Ах, Боже, так вот что лишает его покоя! Он все это время ожидал, что я заберу у него дочь?

Дэвида внезапно переполнила досада за своего старого друга.

— Единственный способ успокоить Итена — сказать ему то, о чем я прошу.

— Почему ты думаешь, что он поверит мне?

— Давай попытаемся развеять его сомнения.

Кэрли колебалась, как бы обдумывая, стоит ли продолжать.

— Предложи оплату за обучение Андреа в школе.

До того, как Дэвид успел ответить, Кэрли, подняв руку, остановила его.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, но хочу пояснить. Если Итен согласится принять деньги, — что маловероятно, — то я сумею потом отправить их тебе обратно.

Дэвид никак не прокомментировал ее предложение. Его больше интересовало другое.

— Ты намерена оставаться с Итеном и после того, как вырастут дети?

— Я останусь с Итеном так долго, как он этого пожелает.

Дэвид встал, стряхнул листья с джинсов. Он должен уйти от нее сейчас, пока не совершил какую-нибудь глупость, например, не начал уговаривать ее покинуть семью и уехать с ним в Англию.

— После обеда я поеду на фабрику к Итену и поговорю с ним. Хочешь, я позвоню тебе, как только поговорю с ним?

Кэрли покачала головой.

— Он все расскажет мне сам, когда вернется домой.

— Придешь ли ты на поминки?

— Учитывая все случившееся, не думаю, что это было бы правильно.

— Все ясно.

Как теперь ему уйти? Кэрли подтянула колени к груди и обхватила их руками.

— Один человек, которого я любила, часто говорил мне, что от нас остаются только наши воспоминания. Я много об этом думаю…

Восемнадцатилетний юноша, первый раз испытавший любовь, поклялся любить ее вечно. Для него это были совершенно необычные слова.

— А ты помнишь, где ты была, когда я сказал тебе об этом?

— Боже сохрани, забыть такое.

— Я никогда не перестану любить тебя.

Кэрли отвернулась от Дэвида и посмотрела вдаль, не в силах больше сдерживать боль, глядя на него.

— Спасибо, — прошептала она и услышала, как Дэвид повернулся и пошел.




Было около двух часов дня. Дэвид сел в машину и выехал со стоянки у мебельной фабрики семьи Хэргроув. Небо, чистое и голубое, когда он приехал на встречу с Итеном, теперь стало серым и хмурым. Скоро пойдут дожди, возвещая о наступлении осени, потом снега накроют белым саваном оголившиеся леса. Вряд ли он приедет сюда еще раз. По дороге к фабрике Дэвиду казалось, что он допустил нечестность по отношению к Виктории, согласившись участвовать в этом деле. Это само по себе нехорошо, но еще хуже то, что он вообще мало советуется с ней, а она всегда предпочитает действовать по своему усмотрению.

Но теперь дело сделано, и он уедет отсюда с мыслью, что в какой-то мере отплатил Кэрли за все, что она сделала для него. Интересно, почему она считает, что его успех был бы пустым местом, если бы она не разделяла его вместе с ним, Дэвидом?




Слава Богу, Итен оказался в хорошем настроении. Он сожалел о том, что наговорил вчера, правда, не в его, Дэвида, адрес, а по отношению к Андреа. Было видно, что Итен любит дочь, но по-своему. Может быть, сознание того, что Дэвид больше не является угрозой, улучшит его отношения с Андреа, и он воспитает ее как своего собственного ребенка. Это радовало.

Еще до отказа Итена Дэвид понял, как было бы хорошо, если бы он оплачивал все расходы за обучение Андреа. Это позволило бы ему быть в постоянном контакте с Кэрли. Но категорический отказ Итена разрушил его надежды.

Дэвид остановился на въезде в город у светофора, ожидая зеленого света. Головная боль, которую он старался не замечать весь день, вновь напомнила о себе. Он огляделся по сторонам в поисках аптеки, надо было купить немного аспирина. На углу Дэвид заметил магазин Тернера. Войдя туда и осматриваясь в поисках полки с лекарствами, он насторожился — кто-то произнес его имя. Это была женщина, стоявшая в мясном отделе.

— Дэвид? — повторила женщина.

Не имея возможности уклониться от встречи, Дэвид изобразил стандартную улыбку и взглянул на нее.

Улыбка тут же сползла с его лица, когда он, наконец, узнал ее.

— Госпожа Стронг, — сказал Дэвид, удивляясь иронии судьбы: встретить мать Кэрли, когда он считал, что порвана уже последняя нить, связывающая его с любимой им женщиной.

Внешне госпожа Стронг выглядела так, как скорее всего будет выглядеть Кэрли в ее возрасте. У нее была прямая спина, темно-карие глаза, живые и умные, а вот волосы, когда-то огненно-рыжие, стали редкими и совсем бледно-желтыми.

— Я теперь госпожа Фриландер, но лучше зовите меня просто Барбара.

— Вы вышли замуж за Вэлли Фриландера? — спросил Дэвид с явным удивлением.

— Я знаю, это кажется странным, — ответила миссис Фриландер. — Мне не нравилось быть женой шерифа. А вот теперь я вышла замуж за человека, занявшего его должность.

— Я все время собирался позвонить и выразить мои соболезнования по поводу произошедшего с Франком несчастья. Это было действительно очень ужасно…

— Все теперь в прошлом, — резко перебила она, остановив Дэвида.

Когда Барбара продолжила разговор, голос ее стал немного мягче.

— Я хотела бы сказать вам, что была очень опечалена, услышав о кончине вашего отца. Он был таким хорошим человеком. Не могу выразить вам, как мне не хватало встреч с ним после его отъезда отсюда. Но, не правда ли, так бывает всегда в подобных случаях?

— Я думаю, отец жалел, что уехал из Бекстера.

Как ни трудно было допустить это, но Дэвид считал, что отец, переехал во Флориду обдуманно, решив, что пришло время оставить прошлое. Но он, похоже, ошибся.

— Мабель говорила, у него что-то с сердцем… Но вы успели побыть с ним какое-то время перед тем, как он скончался?

— Две недели.

— Это было мучительно… или не очень?

— Было довольно трудно.

Чтобы закончить этот разговор, Дэвид спросил:

— Я ищу аспирин, вы не могли бы мне показать, где его здесь можно отыскать?

Барбара отставила в сторону свою тележку с продуктами и рукой пригласила его следовать за собой. Дэвид видел, что она была рада встрече с ним, он не заметил никакой обиды или отчуждения с ее стороны, которые могли бы быть из-за его разрыва с Кэрли. В конце второй секции Барбара остановилась, взяла с полки коробку и передала ее Дэвиду.

— Вот, я пользуюсь этим аспирином.

Дэвид кивнул головой в знак благодарности и собрался быстро отойти от нее с тем, чтобы Барбара не успела еще что-нибудь спросить и продолжить разговор в нежелательном для него русле.

— Я совсем сбился с ног, мне не хватает времени, а еще надо выполнить массу разных дел сегодня.

— А вы видели Кэрли?

Дэвид мог бы притвориться, что не расслышал Барбару, и идти дальше. Она, конечно, поняла бы, так как всегда понимала его, когда он не хотел говорить о вещах неприятных. Например, так было, когда у Дэвида умерла мать.

Но, вздохнув, он сказал:

— Да.

— Когда?

— Два дня тому назад.

Мать Кэрли нахмурилась.

— Она ничего мне не сказала.

— Неудивительно. Встреча была не из приятных.

— Из-за Итена?

Дэвид насторожился. Барбара знала гораздо больше о том, что произошло, чем думает Кэрли.

Но сейчас она стремилась не узнать что-то новое, а больше опасаясь получить неприятные известия.

— Я догадывалась. У них там все кипит, и Томас Вольф прав — вы действительно не можете пойти к ним опять.

Печаль отразилась в ее глазах.

— Иначе вы никогда не уедете…




Глава 6


Дыхание Дэвида образовывало большие клубы белого пара, которые мешали ему видеть, когда он пытался попасть ключом в замочную скважину. Фонарь на углу улицы давал больше теней, чем света. Дэвид выругался, нагнулся и попытался еще раз вставить ключ.

Мотель «Тадж Махал» был целым континентом, конечно, помимо гостиницы «Ритц». Этот мотель, а также старый дом семьи Монтгомери напоминали Дэвиду многое из его прошлой жизни. Преследуемый тяжелыми впечатлениями от хмурых взглядов Кэрли, паники Итена и собственной растерянности, Дэвид чувствовал себя совсем разбитым и изнуренным. Он решил избавиться от этого состояния: наденет свитер, купленный вчера в спортивном магазине, и будет бегать до тех пор, пока в голове не останется ни одной мысли, а в ногах — лишь ощущение боли. План был хорош, но ему не суждено было осуществиться.

Зазвонил телефон. Он подумал, что это звонит Кэрли.

Дэвид предпринял еще одну попытку, на этот раз ключ вошел в замок сравнительно легко. Он открыл дверь, вбежал в номер и схватил телефонную трубку.

— Дэвид? Да ты никак не можешь отдышаться! Скажи, что ты там делаешь?

Виктория. Колени у него подогнулись, и он плюхнулся на край кровати.

— Бегаю, — ответил он.

Его охватило непонятное чувство вины. Дэвид все еще был окружен воспоминаниями — сначала об отце, затем — о Кэрли… Он еще не был готов к разговору с женой. Он посмотрел на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке, прибавил пять часов разницы во времени.

— Почему ты звонишь так поздно ночью? Что-нибудь случилось?

— Это я хочу спросить у тебя, — сказала она с оттенком упрека в голосе. — Я два дня пыталась связаться с тобой, чтобы узнать, как у тебя идут дела, а также сообщить номер моего рейса. Ты говорил, что сам встретишь меня в аэропорту. Не так ли?

Не желая полагаться на местный автосервис, Виктория настаивала, чтобы муж встретил ее в аэропорту.

— Не клади трубку, я только возьму ручку…

Он бросил трубку на кровать, взял со стола лист бумаги, потом из кармана пиджака вынул ручку.

Когда Дэвид снова поднимал трубку телефона, лист бумаги неожиданно выскользнул из рук и упал на пол. Он нагнулся, чтобы поднять его, и заметил на полу большое пятно цвета ржавчины от пролитого кофе. Он обвел взглядом всю комнату. Дэвид вздрогнул от мысли, как отреагирует Виктория, когда увидит в какой комнате ей предстоит остановиться. Хмурясь, он взял трубку.

— Ты знаешь, Виктория, я подумал, что твой приезд не столь необходим. Если опасаешься, что кому-то из родных может показаться странным, что ты не поехала на похороны моего отца, можешь сказать, что оставалась дома по моему настоянию.

Виктория тяжело вздохнула.

— Ты знаешь, я хотела поехать с тобой в госпиталь, но не смогла. До сих пор мне так и не удалось полностью освободиться.

Ее реакция удивила его. Он ничего не знал даже о том, что она предполагала приехать к нему во Флориду. Ему и в голову не приходило спросить ее об этом. Быть на похоронах подходило Виктории как-то больше, чем сидеть у постели умирающего.

— Я считаю, что было бы глупо лететь в такую даль, побыть полчаса на похоронах и улететь обратно.

— О, я так не считаю!

Дэвид опустил плечи. Ясно, что Виктория придумала какое-то мероприятие, которое задержит их здесь. В обычных условиях он бы промолчал и следовал бы тому, что она запланировала. Таким был их молчаливый уговор. Когда Дэвид был перегружен срочной работой и ему было необходимо душевное спокойствие, он следовал распорядку жизни, который устанавливала Виктория. Но сейчас он не нуждался в этом.

— Что означает «не считаю»? — сказал Дэвид.

— Это будет восхитительный сюрприз.

Он снова сел на кровать и судорожно начал ерошить свои волосы.

— Ты знаешь, я не люблю сюрпризов.

Ее голос стал тише и мягче.

— Мне кажется, что временами тебе отказывает память, дорогой. Я имею в виду один или два способа, против которых ты никогда не возражал.

Виктория — мечта мужчины. Леди в гостиной, и продажная девка в постели.

— Какая же ты развязная, — сказал Дэвид.

Подумав несколько секунд, она ответила.

— Скоро я предоставлю тебе возможность проверить правильность твоего любимого выражения — тебе не хватало меня столько же, сколько мне не хватало тебя.

— Конечно, так оно и есть, — сказал он машинально, потом понял, что это правда. Ведь ему действительно не хватало ее. Виктория — это штиль в его жизни после вселенской бури по имени Кэрли.

В их многолетней совместной жизни все было предсказуемо и внутренне бесконфликтно. Идеальная обстановка для человека, сочиняющего первоклассные романы.

Кэрли была права в одном: если бы Дэвид женился на ней, он имел бы значительно меньше времени и сил для литературной работы. Нужно было бы думать об ее карьере художника и о детях, которые были бы у них.

— Тебе не хочется поберечь все свои умные слова для книг? — ласково упрекнула Виктория.

— Извини, — ответил Дэвид. — Был очень трудный день.

— Я бы сказала, трудный месяц.

Ему была приятна теплота, звучащая в ее голосе.

— Ты знаешь, приезд сюда оказался более тяжелым, чем я ожидал.

Дэвид испытывал внутреннюю потребность поговорить с ней, не затрагивая острые вопросы, как это было обычно принято между ними.

— Ничего, все это скоро закончится, — бодро сказала Виктория.

С завидным умением она захлопнула дверь перед дальнейшим интимным разговором. Эмоции слабоуправляемы и непродуктивны, другое дело умный разговор с хорошо воспитанным человеком.

— Да, — сказал Дэвид, — еще два дня, и я засяду за работу.

— О, милый, не говори мне, что будешь настаивать, чтобы мы сразу вернулись домой, — проворковала Виктория мужу.

Твердо устоявшаяся система координат, в которой жила Виктория, была одним из обстоятельств, которые привлекали Дэвида к ней.

Зная, что, как аутсайдер, он не сможет быть хорошо принятым в обществе, Дэвид взял за правило в общении с другими людьми не заходить за рамки обычных, неглубоких отношений.

Он мог жить, замкнувшись в кругу только своих собственных интересов, в то время, как жизнь остального человечества бурлила вокруг него. Благодаря высокому светскому положению Виктории ситуация в корне изменилась. Дэвид теперь не пропускал ни одного престижного вечера. Теперь не было двери, которая не открылась бы на его — стук. За исключением отдельных редких случаев, когда ему чего-то не хватало, жизнь была такой, какой он ее всегда представлял себе.

— Виктория, у меня действительно нет другого выбора. Я целый месяц не брался за рукопись.

— Неделей или двумя больше или меньше, какая разница? Ты наверстаешь, как всегда это делал.

Дэвид мог поспорить и убедить ее, но стоило ли это усилий? Кроме того, он испытывал чувство вины. Отъезд домой не самое главное. Найти выход из создавшейся ситуации будет не так-то просто.

— Тогда на неделю, — сказал Дэвид, предлагая Виктории компромисс. — Больше я не могу себе позволить.

— За неделю я вряд ли отдышусь от перелета.

Устав от ее доводов, Дэвид готов был закричать: «Тогда оставайся там, где сейчас находишься». Но это только затянуло бы их разговор.

— Я же не говорю, что ты должна сопровождать меня при возвращении в Англию.

— Это очень благородно с твоей стороны, но если ты узнаешь, что я придумала для нас, то отложишь отъезд и останешься со мной.

Дэвид снял колпачок с ручки «Мон Блан». Эта ручка была прислана ему фирмой вместе с контрактом на миллион долларов.

— Почему ты не позволишь мне…

В это время раздался быстрый и негромкий стук в дверь. Дэвид повернулся на стук.

— Подожди минутку, — сказал он в трубку. — У меня тут…

Дэвид замолчал. Нужно ли объяснять жене кто этот столь поздний посетитель.

— Дэвид?

— Я здесь, — быстро ответил он. — Я… Ох, у меня свело судорогой ногу. Дай мне номер твоего рейса, а разговор мы закончим после твоего приезда сюда.

Он записал необходимые сведения, наскоро попрощался с Викторией и заторопился к двери. Уже взявшись за ручку, он подумал, что за ней скорее всего стоит Итен, а не Кэрли.

Но он ошибся.

— Андреа! Ради Бога, что ты здесь делаешь?

Девушка отступила немного назад, как если бы хотела повернуться, и не говоря ни слова, уйти. Прошло несколько секунд, она судорожно вздохнула и сказала:

— Мне надо поговорить с вами.

Дэвид посмотрел на нее, потом по сторонам и на автостоянку.

— Я одна.

Холодный ветер гулял по коридору, насквозь продувая свитер Дэвида.

— Твоя мама знает, что ты здесь?

Андреа кивнула головой.

— Пожалуйста, можно войти?

— Я не думаю, Андреа, что это хорошо. Уже поздно и…

Продолжение его мысли повисло в воздухе облаком пара.

Опасался ли он за ее репутацию или это было из-за собственного дискомфорта, но видеть предполагаемую дочь здесь в это время? По внешнему виду девочки он понял, что ей нужно чем-то помочь.

— Конечно, входи, — выговорил наконец Дэвид. — Хочешь, я закажу тебе кока-колу?

— Нет, спасибо.

Номер Дэвида был небольшим, а из-за присутствия Андреа он как бы сделался еще меньше. Дэвид подошел к единственному креслу и предложил девушке сесть. Вместо кресла она села на угол кровати, выпрямила спину и твердо поставила ноги на пол. Вид у нее был отрешенный и жалкий, ее можно было сравнить с фламинго в снежном сугробе.

— Что я могу сделать для тебя? — спросил Дэвид, стараясь, чтобы слова прозвучали гостеприимно и ободряюще.

Андреа отвела взгляд от своих рук, скрещенных на коленях, и посмотрела на Дэвида, как бы оценивая его.

— Не знаю.

— Хорошо, тогда зачем ты пришла сюда ночью?

— Поговорить с вами.

— О чем?

— Хотела узнать, что вы из себя представляете.

Дэвид, растерявшись, хмурил брови — такого сюрприза он не ожидал.

— А что конкретно?

— Я знаю о вас, — промолвила Андреа, и щеки ее вспыхнули румянцем. Он насторожился.

— Что ты знаешь обо мне? — спокойно спросил он.

Андреа сверлила его взглядом.

— Я не спала тогда вечером, когда вы были у нас дома.

Глупо продолжать разговор, ходя вокруг да около правды, но легче, чем говорить правду.

— И как много ты слышала?

— Все.

Слово прозвучало, как выстрел.

— Не могла бы ты рассказать поподробнее.

— Я знаю, что вы — мой родной отец, — и глядя ему в глаза добавила: — Достаточно ли это подробно?

Дэвид прошел к креслу и тяжело сел. Ему стоило больших усилий оставаться внешне спокойным, но сердце его забилось так часто, что казалось вот-вот выскочит из груди.

— Разговаривала ли ты с мамой об этом?

Андреа подтвердила кивком головы.

Боже, как же они, все трос, были неосторожны. Вот, черт возьми, что прикажете теперь делать?

— Говорила ли ты с кем-нибудь еще?

Андреа опять кивнула.

Задумавшись, Дэвид встал и начал вышагивать по узкому проходу между креслом и дверью.

— Я думаю надо позвать сюда твою маму. Она единственная, кто сможет ответить на все твои вопросы.

— Зачем? Она наговорит мне еще больше неправды, которой меня кормят вот уже пятнадцать лет. Теперь я в ней не нуждаюсь.

— Она объяснит тебе все, что тебя интересует.

— Я пришла сюда не за объяснениями, — сказала девушка с хитринкой в голосе. — Я хочу знать, каков есть мой отец. Это не будет таким уж сложным делом, не так ли?

В этот момент Дэвид согласился бы вычерпать океан чайной ложкой, если бы Андреа попросила об этом. Он вновь сел в кресло. Завтра наступит довольно скоро, тогда можно будет разобраться с открытым ящиком Пандоры. Сейчас он должен сделать все от него зависящее, чтобы успокоить вопрошающую душу невинной молодой девушки, внутренний мир которой, по-видимому, сорвался со своей оси.

— Что именно ты хотела узнать обо мне?

Андреа заколебалась, как будто была застигнута врасплох его капитуляцией, и не знала с чего начать.

— Когда у вас день рождения? — наконец спросила она.

Никакой другой вопрос не мог бы подсказать Дэвиду, что девушка убеждена — все подслушанное вчера является правдой. На ее месте он стал бы выспрашивать какие-то даты и детали, какие-то доказательства, что он действительно является ее отцом.

— За три дня до Рождества.

Андреа немного помолчала.

— Моя подруга Фейз родилась в канун Рождества, и я всегда считала, что родиться в декабре не совсем хорошо.

Их разговор принимал своеобразный характер. Не будут ли сейчас высказаны обвинения и колкости, направленные против Дэвида?

— Тогда я выберу другой день, — сказал Дэвид, — и он будет праздничным… Это будет — четвертое июля.

Появилась робкая улыбка и исчезла.

— Я тоже хотела бы. Мне очень нравятся фейерверки.

Андреа расстегнула курточку, но не сняла ее.

— Вам всегда хотелось быть писателем?

Складывалось впечатление, что свои вопросы она достает из черного мешка.

— Не всегда. До шестого класса я хотел стать пожарником.

— Моя мама любила рисовать, — сказала Андреа, перейдя к другому сюжету разговора, — но похоже, у нее не очень хорошо получалось. Все ее картины и принадлежности для рисования спрятаны где-то в доме в шкафах.

Этим переходом девушка похоже хотела смягчить свои переживания.

Дэвид казался для Андреа неизвестной вселенной, человеком, которому она должна была понравиться, чтобы он ее полюбил. Итен оказался лишним. Он теперь не отец ей…

— Я помню, — сказал Дэвид.

— Думаю, что мое желание стать актрисой не очень странно. Мама ведь хотела стать художницей, а вы стали писателем.

— Уверен, что ты унаследовала прекрасные способности твоей мамы. Она талантлива от природы.

Андреа окинула Дэвида долгим и жестким взглядом.

— Почему вы это делаете?

— Что?

— Принижаете себя. Когда кто-нибудь отзывается с похвалой о ваших книгах, вы делаете вид, что не понимаете о чем речь.

Интересно, Андреа заметила это сама, или где-то подслушала?

— Я считаю, мне лучше иметь дело с критикой, нежели с комплиментами, — сказал он.

— Это почти то же самое, когда вам говорят «спасибо», а вы не слышите, что вас благодарят… Но это только мое, может быть, неверное, впечатление, — добавила Андреа, испугавшись, что зашла слишком далеко. — Это не потому, что вы апатичны или не внимательны, или еще что-то. Я думаю, что большинство людей это замечает.

Не зная, как еще подбодрить девушку, Дэвид сказал:

— Впредь буду стараться не производить такого впечатления.

Прошло несколько мучительных секунд прежде, чем Андреа снова заговорила.

— Сегодня я читала о Лондоне в энциклопедии — этот город такой же большой, как Нью-Йорк. Я не смогла бы жить где бы то ни было, когда рядом с тобой еще семнадцать миллионов человек.

— К этому быстро привыкаешь. После жизни в Нью-Йорке я легко освоился в Лондоне. При желании, к интенсивности жизни в большом городе легко приспособиться. Но я не живу все время в Лондоне, у меня есть еще загородный дом.

— У родителей многих моих друзей за городом есть небольшие домики, но я не знаю ни одного, у кого дом был бы большой. Я имею в виду по-настоящему большой комфортабельный загородный дом.

— Вот как?

— А как в отношении вашего дома? Он большой или не очень?

— Он очень удобный.

Андреа заколебалась, думая задавать ли ей следующий вопрос.

— Вы… — она остановилась, откашлялась. — Вы любите мою маму?

— Да, — просто ответил Дэвид.

Сказать, что он очень любит Кэрли, означало бы увеличить смущение ее дочери.

— Тогда почему?.. — Андреа заставила себя остановиться. — Впрочем неважно, — продолжила она. — Это не имеет особого значения.

Дэвид чувствовал себя рыбой, вытащенной из воды. Он не знал, что сказать или сделать, чтобы уменьшить переживания девушки. Сказать, что он не ее отец, значит полностью разрушить ее веру и доверие к людям, которых она любит. Отобрать у нее Итена? Это невозможно не дав кого-нибудь взамен. Она старалась поверить, что человек, давший ей жизнь, несмотря на то, что покинул их с матерью, — добрый, любящий и внимательный.

— Извини меня, — сказал Дэвид.

— Я давно заметила, что происходит что-то странное… Папа не любит меня.

— Это неправда, — сказал Дэвид.

Он надеялся, что его слова прозвучат более убедительно для девушки, чем для него самого.

— Мне кажется, что он тебя очень любит. У нас был сегодня длинный разговор о тебе. Из него я понял, что Итен очень опасается, как бы я не приехал однажды и не забрал тебя у него.

— Правда?!

— Да.

— А что же заставляет его думать, что вы поступите именно так?

— Потому, что он думает — только настоящий отец должен воспитывать своих детей.

— А как вы воспринимаете меня?

Дэвид попал в западню собственного изготовления.

— Так же, как сейчас, если бы даже знал о твоем существовании раньше, — ответил он, стараясь добавлять как можно меньше лжи к уже сказанной. — Тебе, наверное, не успели сказать, но я узнал о тебе в то же самое время, когда ты узнала обо мне.

— Мы выглядим во многом похожими, — опять поменяла тему Андреа.

В действительности, кроме цвета волос и синего оттенка глаз, Андреа была копией своей матери. Но Итен был так уверен в его отцовстве, что ничего не хотел замечать. Или, может быть, Дэвид, зная правду, не мог понять его.

— На самом деле ты все-таки больше похожа на маму, чем на…

— Вы любите меня? — выпалила девушка, не прилагая никаких усилий, чтобы хоть как-нибудь скрыть, как ей хочется получить утвердительный ответ от Дэвида.

Он мог сокрушить Андреа одним словом.

— Я очень люблю тебя.

Она быстро, почти незаметно, кивнула, как бы подтверждая свое решение.

— Тогда все в порядке, я буду жить вместе с вами.




Глава 7


Сложив тарелки в посудомойку, Кэрли закрыла дверь и вытерла руки о кухонное полотенце. Она уже целый час занималась уборкой на кухне, пытаясь избавиться от сомнений и вопросов. Наконец, столы были без единого пятнышка, плита вымыта, а пол Андреа подмела еще несколько часов назад.

Все остальные члены семьи уже спали. Вслед за детьми ушел и Итен. Когда Кэрли хотела пойти за ним, он сказал, что идет спать, а не вести постельные беседы о ситуации в семье. Успокоился он только, увидев, что Кэрли решила остаться внизу.

После встречи с Дэвидом Итен повел себя весьма необычно. На вопрос жены, о чем они говорили, он ответил:

— Мы обо всем договорились.

На просьбу Кэрли рассказать подробнее, извинился и ответил, что ему требуется время обдумать все, а потом они поговорят об этом.

Она дважды бралась за телефон, чтобы позвонить Дэвиду, но не набрав номера, клала трубку на место. В свое время Итен расскажет ей все, что ее интересует. Будет не просто восстановить нормальный уклад жизни в семье после отъезда Дэвида. Но новый контакт с ним, как бы ни была важна причина, может только осложнить положение вещей.

У несчастной Кэрли возникло острое желание побыть с дочерью — посидеть рядом в комнате при свете луны, посмотреть на нее, как она делала, когда Андреа была еще ребенком. Как странно, что такое чудное создание явилось результатом столь страшного и отвратительного происшествия.

Кэрли была очень обеспокоена, как бы все происходящее не повредило дочери. Идя в комнату Андреа, она остановилась у двери спальни и услышала ровное дыхание Итена. Это успокоило ее.

Кэрли зашла в комнату и села на угол кровати. Велико же было удивление, когда она обнаружила под одеялом не дочь, а несколько умело сложенных подушек, создававших впечатление спящего человека. Еще только входя сюда, Кэрли почувствовала что-то неладное — не было Мьюфина. Собака обычно спала, свернувшись у постели Андреа. Она просто не могла сразу поверить в обман со стороны дочери. Недопустимо, чтобы девочка бродила где-то среди ночи.

— Боже, где же она?

Кэрли посмотрела на часы. Была почти полночь.

Она не знала кому позвонить. Может быть, Вэлли? Он может обратиться в полицейский участок и организовать поиски. Но телефон на половине матери и невозможно связаться с Вэлли, не потревожив ее. Кэрли не решалась поднимать тревогу.

Она подошла к окну, распахнула створки и увидела пустынную улицу. Шел отражавшийся в уличном освещении тихий осенний дождь.

Кэрли переполнял страх. Он нарастал, как нечто реально существующее. Отходя от окна, она заметила свет фар поворачивающей из-за угла машины.

— Господи, пусть это будет она! Дэвид?

Несколько успокоенная, но крайне возбужденная, Кэрли заторопилась вниз по лестнице к входной двери. Она распахнула ее и шагнула навстречу Андреа. Выражение лица дочери поразило ее.

— Я вижу, ты обнаружила, что меня нет дома, — сказала Андреа, идя за матерью в дом.

— Я хотел позвонить, — добавил Дэвид, входя в дверь, — но боялся, что ты уже спишь.

Кэрли внимательно посмотрела на него.

— Что происходит? — спросила она, строго поджав губы.

Дэвид почувствовал себя здесь чужим.

— Я думаю, нам было бы лучше пройти в холл, там все и обсудим, — сказала Кэрли, повернувшись к Андреа. — У тебя все в порядке?

— Ах, конечно. Что могло случиться с хорошей и покладистой девочкой?

Дэвид шагнул ближе.

— Пожалуйста, мы не могли бы пройти в дом?

— Мы сейчас ложимся спать… — ответила Кэрли.

— Я хочу, чтобы он был здесь, — решительно заявила девушка.

— По какой причине…

— То, что я скажу тебе сейчас, затрагивает и его.

— Не понимаю, как что-либо здесь может касаться Дэвида?

— Мам, я знаю.

— Что ты знаешь?

— Она вчера нечаянно услышала нас, — уточнил Дэвид умоляющим голосом.

Мать посмотрела дочери в глаза, ожидая подтверждения.

— Какая жалость.

— Да, мама, ты права. Но было лучше, если бы ты рассказала мне обо всем сама и намного раньше.

— Не говори со мной так, — вскипела Кэрли, но голос у нее был скорее испуганным, чем раздраженным.

Дэвид был вне себя от гнева. Он взял Андреа за руки и повернул к себе лицом.

— Не собираешься ли ты разбудить весь дом и всех соседей?

— Какая разница? — спросила она, зло смотря мимо Дэвида на Кэрли. — Рано или поздно, они и так все узнают.

— Не знаю, как твоя мать, но я хотел бы, чтобы это случилось позже, — стараясь говорить тихо, заметил Дэвид.

Он провел ее через холл в гостиную. Завтра будет достаточно времени, чтобы сообщить новость остальным членам семьи. Этой ночью, особенно после заявления Андреа, у Кэрли будет много поводов для размышлений.

Девушка села на софу. Кэрли подошла и присела рядом. Она взяла дочь за руку и сжала ее — Андреа попыталась высвободиться.

— Если бы я только знала, что тебе сказать.

— Ты не должна ничего говорить, — сказала Андреа, отстраненно пожимая плечами. — Дэвид все уже объяснил мне.

— И что же он тебе рассказал? — спросила Кэрли, со все нарастающим волнением.

Если бы было необходимо, чтобы дочка узнала, что Итен ее отчим, то об этом ей конечно должна была сообщить мать. Иначе ребенок подумает, что будто от нее скрывают какой-то секрет.

Андреа взглянула на Дэвида, ища его поддержки. Он убедительно кивнул.

— Он рассказал мне, как вы сильно любили друг друга, а когда ты почувствовала, что беременна мной, не сказала ему, так как боялась, что он бросит школу, чтобы найти работу и содержать нас.

Кэрли сжалась — эти слова прозвучали эхом высказанного сегодня утром Дэвиду. Ей безумно захотелось, чтобы Дэвид объявил Андреа, что он уходит из их жизни, чтобы заниматься своей карьерой. Такая или чуть измененная версия, с которой согласился Дэвид, была убедительной и не столь романтичной для пятнадцатилетней девочки.

— Что еще он сказал тебе?

Андреа смутилась.

— Что он любит меня.

У Кэрли перехватило дыхание.

— Внезапная любовь не делает мужчину отцом, дорогая моя. Постоянная забота и совместная жизнь — вот что важно для любого ребенка.

— Папа никогда не относился ко мне так, как к Эрику и Шону.

Девушка высвободила руку.

— Ты не права, дочка.

Ее слова прозвучали в напряженной тишине.

— Отношения любого отца с сыном и дочерью никогда не бывают одинаковыми.

— Мама, это не так, и ты знаешь. Ты можешь убедиться, что отец любит моих братьев больше, чем меня, если хотя бы понаблюдаешь, как он смотрит на них. На меня он никогда не смотрит так ласково.

— Что я могу еще сказать, чтобы убедить тебя в неправоте?

— Ничего.

Кэрли протянула руку и нежно погладила Андреа по голове.

— Так много произошло за эти два дня. Ты почувствуешь себя по-другому, как только Дэвид уедет, и наша жизнь вернется в свое обычное русло.

Девочка оттолкнула руку матери.

— Ты совсем не понимаешь меня. Если бы понимала, то не говорила бы так. Моя жизнь теперь никогда не будет такой, как прежде.

Кэрли чувствовала себя как человек, пытающийся выбраться из глубокой ямы, выкопанной в песке.

— Это только сейчас так кажется, пройдет время и ты почувствуешь себя по-другому.

Она действовала неправильно, произносила не те слова. Андреа имела право спрашивать, злиться и верить, что ее жизнь сейчас изменится.

— А Эрик и Шон знают? — спросила она.

— Конечно, нет.

— А бабушка Барбара?

Кэрли чуть заколебалась.

— Как ты могла ей сказать, а мне нет? — гневно спросила Андреа.

— Никто ей не говорил, она сама догадалась.

— Каким образом?

Вмешался Дэвид.

— Твоя бабушка знала, как сильно твоя мама и я любили друг друга.

Андреа подумала немного.

— Как случилось, что бабушка догадалась о том, что произошло, а вы нет? — задала она вопрос Дэвиду.

— Я был так увлечен своими делами, что не замечал ничего другого, — ответил он с грубоватым достоинством.

— А кто еще знает? — спросила она, вновь обращаясь к маме.

— Дедушка Вэлли.

С трудом сдерживая раздражение, Андреа тихо спросила:

— Кто еще?

— Больше никто, — ответила Кэрли.

— Я чувствую себя игрушкой — все вы, похоже, смеялись надо мной у меня за спиной.

— Довольно, — строго сказала ее мать. — Ты многое не понимаешь, и я не разрешаю тебе вмешиваться в отношения взрослых людей.

— Вы даже не собираетесь объяснить, кто из вас кем приходится мне? — спросила Андреа. — Не смотря на то, что я достаточно уже выросла и могу быть самостоятельной.

— Нет.

— Почему?

— Потому, что многие люди могут пострадать, и этому нельзя будет найти оправдания. У тебя есть отец, который любит тебя и сделает все, чтобы ты была счастлива.

— Я имею право знать, кто же мой отец.

— Перестань, Андреа. Итен твой настоящий отец. Он тот, кто…

— Но мне кажется, он не любит меня, а Дэвид любит.

— Это тебе только кажется, — прервала мать, ее раздражение приняло оттенок осторожности. — А скорее всего ты просто заблуждаешься.

Дэвид встал с кресла.

— Андреа, я думаю тебе пора в постель. Был длинный день. Твоя мама и ты устали. Все, что тебе хочется сейчас высказать, наверное, вполне может подождать до утра.

Кэрли перевела взгляд с Андреа на Дэвида. Между ними что-то происходило. На ее лице резко обозначилось выражение испуга и растерянности.

Девушка подняла голову и посмотрела на Дэвида.

— Я не могу ждать до завтра, — заявила она с мольбой в голосе.

— Так было бы лучше, — ответил он.

— Прошу вас.

Он пожал плечами и снова сел в кресло.

— Хорошо.

Андреа снова обратилась к матери.

— Я хочу жить с моим настоящим отцом.

Кэрли была поражена настолько, что не смогла ничего сразу ответить.

— Это несерьезно с твоей стороны, — наконец, удалось вымолвить ей.

Сотни разрозненных мыслей мелькали у нее в голове в поиске выхода из создавшегося положения.

— Почему же нет? Не потому ли, что тебе не хватает мужества поступить так, как ты действительно хочешь. Поэтому и мне нельзя?

Затем, поняв, что не сможет таким путем добиться того, чего хочет, Андреа продолжила более спокойно.

— Я очень много думала об этом и на самом деле хочу жить с Дэвидом.

— Но я не разрешаю. Об этом не может быть и речи.

Кэрли почувствовала, что песочные стены воображаемой ямы начали тихо и неуклонно обрушиваться.

— Я имею право жить с моим настоящим отцом, — продолжала настаивать девушка.

Кэрли не смотрела на Дэвида, опасаясь, что это может подбодрить Андреа настаивать на своем.

— А что Дэвид сказал по этому поводу?

— Он сказал, что я должна обязательно поговорить с тобой.

— Теперь ты поговорила и получила ответ — «нет», — сказала Кэрли.

Какого лешего он сразу не сказал, что не возьмет ее с собой? На этом все дело бы и закончилось. Андреа не тот человек, который может навязываться к кому бы то ни было, тем более, по ее мнению, к собственному отцу.

— Я хочу, чтобы ты пошла спать и оставила меня с Дэвидом — нам надо поговорить.

— Почему ты не можешь понять, как это важно для меня? — спросила Андреа чуть не плача.

— Это каприз, — сказала Кэрли. — Ты весьма удивлена новостью и не можешь правильно принять решение.

— Мне больно слышать от тебя это. Ты думаешь, что знаешь меня достаточно хорошо, но это не так, мама. Я вполне самостоятельна, принадлежу только самой себе, а не тебе. Я имею право сама принимать решения.

— Извини, но ты не права. Я думаю, что в подобной ситуации никто, независимо от возраста, не смог бы мыслить разумно. Поэтому прошу тебя подождать какое-то время и подумать над тем, что говоришь.

— Я не собираюсь менять свое решение.

Кэрли начала тереть виски кончиками пальцев.

— Пожалуйста, не могли бы мы обсудить все это утром?

Андреа встала и направилась к двери. Проходя мимо Дэвида, она остановилась на несколько секунд, как бы раздумывая, что делать дальше. Потом неожиданно обняла его.

— Уговорите ее отпустить меня, — умоляюще попросила она.

Дэвид неуклюже обнял ее в ответ. Через плечо Андреа он увидел испуганный взгляд ее матери.

— Твоя мама очень любит тебя, — сказал Дэвид. — Почему ты не хочешь оставить все это до утра? У нас всех будет время подумать.

Девушка посмотрела на него.

— Ведь ты не изменил решения взять меня с собой, не правда ли?

— Конечно, нет, — ответил Дэвид. — Я не сделаю этого никогда.

— Отлично, я еду. Ничто не сможет изменить и мое решение.

Когда Андреа ушла, наконец, наверх, Кэрли обратилась к Дэвиду.

— Это твой способ вернуть меня?

Он был застигнут врасплох этим вопросом. С видимой неуверенностью, он пребывал в неопределенном настроении.

— Я не виноват — Андреа сама пришла ко мне, — сказал Дэвид.

— И как видно по всему ты ничего не сделал, чтобы переубедить ее.

— Ради Бога, что же ты хотела, чтобы я сделал? По-твоему, мне надо было прогнать ее? Вспомни, это благодаря тебе она поверила, что я ее отец.

— Ты мог бы сказать ей, что тебе будет очень трудно взять ее с собой.

— Я пытался. Послушай, мне больше не нравится, что ты делаешь. Надо прекратить вести себя так, как будто я твой противник, а действовать вместе, чтобы все уладить по-хорошему.

В поисках физической разрядки от всех переживаний Кэрли схватила с кушетки подушку и швырнула ее через всю комнату. Она ударилась о стену и упала у ног Дэвида.

— Черт возьми, ты хотя бы мог предупредить меня о ее приходе к тебе.

— Она попросила не делать этого. — Он поднялся, чтобы взять с пола подушку.

— И ты послушался?

Кэрли понимала, что несправедлива, но не могла остановиться.

— Я представил тебя на моем месте и решил, что ты скорее всего поступила бы именно так, как это сделал я, — сказал Дэвид.

Кэрли закрыла лицо руками.

— Боже милостивый, что же мне делать?

— А ты не хочешь сказать ей правду?

Она опустила руки.

— Не могу. Сегодня утром я не преувеличивала, когда сказала тебе, что это сломает ее.

— Почему ты так уверена? Она сильнее, чем ты думаешь.

— Вряд ли есть столь сильные люди.

Дэвид повертел подушку в руках, потом кинул ее на кушетку и тяжело вздохнул.

— Может быть, если ты скажешь Андреа, что она сможет поехать в Англию будущим летом на каникулы, она хоть немного успокоится. Пройдет год, и к тому времени она, может быть, забудет обо мне.

— А если нет?

— Тогда я займусь этим делом.

— Как?

— Зачем ты мучаешь меня?

— Потому, что мне хочется знать, могу ли я рассчитывать на тебя или нет, если моя дочь все-таки не забудет тебя за это время.

Глаза Дэвида полыхнули возмущением.

— Боже мой, ты прекрасно знаешь, что можешь. Я остаюсь тем же, кем был шестнадцать лет назад. И если бы ты хоть немного верила в меня тогда, мы не оказались бы сейчас в этой ситуации.

— Прошу тебя, Дэвид.

— Что я должен делать, Кэрли? Ты меня поставила в такое положение…

— А могла ли я поступить по-другому? Был ли у меня какой-то выбор?

Дэвид с силой провел рукой по волосам, а потом начал массировать шею.

— Боже, она действительно считает, что я ее отец. Но какой же отец может отказаться быть частью жизни своей дочери, да еще если она умоляет его взять к себе?

— Я не знаю, что тебе сказать.

Он опечаленно покачал головой.

— Эта неделя была исключительной. Я потерял отца и в то же время приобрел дочь.

— Что подумает Виктория, когда узнает об этом?

— Не очень многое.

— Почему так?

— Если Андреа приедет в Англию, то Виктория, мне кажется, вообще не проявит интереса к тому, кто эта девочка и зачем она у меня в доме. У нас с ней разные интересы и как-то так сложилось, что по большей части мы ведем раздельную жизнь.

— Меня не интересует как и чем занята твоя жена, но не заметить присутствия в доме юной девочки будет, наверное, довольно трудно. Кроме того, Андреа любит…

Кэрли резко откинулась назад, как от удара.

— Послушай меня, Я никогда не поверила бы, что смогу сказать эти слова. Но мне кажется, я склоняюсь к мысли, что надо послать Андреа к тебе на летние каникулы.

— Ты не против, если бы я вернулся к тебе?

— О, Дэвид, это второй глупый вопрос, который ты задал мне сегодня. Конечно, против. Как же может быть иначе?

— А я нет.

— Поскольку ты кое-чего добился.

— Кажется, я распрощался навсегда с мыслью стать отцом.

— Речь идет не об Андреа, — прозвучавшая в голосе Кэрли холодность насторожила Дэвида.

— Тогда что…?

— Ты говорил, что хотел бы обрести душевное спокойствие.

— Почему ты погрустнела?

— Андреа принадлежит только мне, Дэвид. Если она поедет следующим летом к тебе в Англию, это будет только визит, ничего больше. Никогда не забывай об этом.

— Она не только твоя, Кэрли, — сказал Итен, стоявший в дверях.

— Что ты там… — попыталась сказать она что-то.

— Андреа зашла ко мне, когда вы отослали ее наверх, — прервав жену, сообщил Итен. — Она плакала. Я едва мог понять о чем она говорила, когда рассказывала о том, что происходит внизу.

Он прошелся по комнате, делая вид, что не замечает постороннего человека. Дэвид же откинул голову назад и уставился в потолок.

— Итен, не делай глупостей.

— Помолчи, Дэвид, — резко ответил Итен. — Ты еще будешь иметь возможность высказаться, а пока мы разберемся между собой.

— Где девочка? — спросила Кэрли.

— Наверху, ждет меня. Я сказал ей, что скоро вернусь. Так скоро, как только уговорю тебя разрешить ей уехать в Англию и жить у Дэвида.

От злости и предательства глаза Кэрли переполнились слезами:

— Ты негодяй!

Итен ответил:

— Мы не можем больше держать ее в разлуке с настоящим отцом.

— Неправильно, — вмешался Дэвид. — Я считаю, что тот, кто воспитывал ребенка целых пятнадцать лет, должен иметь право выбора.

— Мы не можем использовать время, которое прожили вместе с ней, как аргумент, — сказал Итен.

Он подчеркнуто не замечал Дэвида и обращался исключительно к жене.

— Любой ребенок имеет естественное право знать своего родного отца. Ты отказываешь в этом праве Андреа?

Кэрли пыталась рассмотреть, нет ли в его глазах боли или огорчения. Она считала, что ее муж будет бороться за дочь, а не помогать ей уехать из дома. Несчастная женщина положила руку на сердце — сколько оно перенесло страданий. С трудом сдерживая рыдания, Кэрли сказала:

— Она уже знает, кто ее родной отец.

— Мы должны разрешить ей уехать. Если не сделаем этого, она будет нас презирать.

Дэвид протянул руку, чтобы потрепать Итена по плечу в знак одобрения его слов, но передумал.

— Я оставлю вас. Позвоните мне, когда успокоитесь, — сказал он.

Итен посмотрел на него и с напускной озабоченностью заявил:

— Если с ней что-нибудь случится, то я очень строго спрошу с тебя.

— Будь ты проклят, Итен! — закричала Кэрли. — Ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки и ждать, что будет дальше? Не сошел ли ты с ума?

— Если мы не позволим ей уехать сейчас, то она уедет как только чуть-чуть подрастет.

Итен пересек комнату, подошел к жене и обнял ее.

— Это естественно, дорогая, — сказал он с явным состраданием. — Мы всегда желаем того, чего не можем иметь. Если мы заставим ее ждать отъезда к Дэвиду, когда ей исполнится восемнадцать лет, то мы никогда не получим ее обратно. Неужели ты хочешь этого?

Дэвид вынул из кармана ключи от машины.

— Это жестоко. Здравомыслящие люди не отдают своих детей посторонним.

Итен послал ему взгляд, полный торжества, старательно скрывая его от Кэрли.

— Но ты же не посторонний, Дэвид. Ты — родной отец Андреа.

Дэвид не нашел слов ответить ему.




Глава 8


На следующее утро Кэрли довезла Эрика и Шона до школы и поехала к своей матери. Сегодня утром она сделала несколько попыток поговорить с Андреа, даже принесла завтрак на подносе в ее комнату с тем, чтобы остаться вдвоем. Но как только девушка поняла, что мама не изменила свое решение об ее отъезде в Англию, она замкнулась в себе. Кэрли могла с таким же успехом разговаривать с собакой. Остаток утра прошел в напряженном молчании.

Барбара открыла дверь до того, как Кэрли успела позвонить.

— Я увидела, что ты подъезжаешь.

Обняв дочь, она прижала ее к своему розовому сатиновому платью. Несколько долгих секунд они стояли так, затем Барбара спросила:

— Надеюсь, то, что ты хочешь сообщить мне, будет лучше выражения твоего лица.

— Намного хуже, мама.

Барбара взяла дочь под руку и повела в дом.

— Ты уже позавтракала?

— Я ничего не могу есть, — ответила Кэрли. — А Вэлли дома?

— Он ушел полчаса назад, если он тебе нужен, я могу вернуть его домой за пару минут.

Кэрли села у горящего камина и протянула руки к огню.

— Нет, не надо, — сказала она. — Он и так довольно быстро узнает о том, что происходит.

— Я не думала, что мне придется вытягивать из тебя что случилось.

— Извини.

Кэрли сложила руки и зажала их между коленей.

— Я все думаю, как лучше сказать тебе об этом, но так ничего и не придумала.

— Тогда говори прямо.

Кэрли все еще колебалась, думая, что произнеси она эти слова вслух, они приобретут еще большее значение и важность.

— Андреа думает, что Дэвид ее отец. Она хочет поехать в Англию, чтобы жить вместе с ним.

Ноги перестали держать Барбару, и она беспомощно опустилась в кресло, стоявшее рядом с камином.

— Вчера я видела Дэвида в магазине Тэрнера и почувствовала, что происходит что-то, но никогда бы не подумала, что все зашло настолько далеко.

— Дэвид не говорил, что видел тебя, — сказала Кэрли.

— Боже милостивый, как Андреа узнала, что Итен не отец ей?

— Позавчера вечером он много выпил и затеял спор с Дэвидом, а она невольно услышала их.

Жизнь всегда найдет, как проучить беззаботных и неосторожных.

— Как вы могли быть столь беспечны и непредусмотрительны?! — воскликнула Барбара. — Вы же хотели уехать с мужем из города, как только узнаете, что приехал Дэвид.

— Игра в прятки вряд ли помогла бы. Я должна поступать с учетом того, что есть на самом деле.

Кэрли встала, сняла куртку и бросила ее в кресло.

— Этого не могло случиться в прошлом году. Тогда ничто не смогло бы убедить мою дочь уехать.

Она повернулась к камину и пристально посмотрела в яркое пламя.

— Она изменилась. Я перестаю ее узнавать. Раньше мы были так близки.

— По мере роста человек меняется и все больше познает самого себя. Этого не случится, если ребенок все время будет держаться за юбку матери.

— А какой была я?

Барбара встала и обняла дочь за плечи.

— Случалось, я была не уверена, заговорим ли мы когда-нибудь с тобой в нормальном тоне и достойных выражениях.

— Я не помню…

— Время — лучшее лекарство. Все, что нам пришлось пережить, было для тебя естественным и правильным, а для меня — одни мучения.

— Как я смогу общаться с дочерью, если нас будет разделять расстояние в четыре тысячи миль?

Кэрли еще крепче обняла свою мать, как бы желая, чтобы жизненная энергия и опыт матери передались ей.

— Я вспомнила, наверное, где-то читала, что дети часто воспринимают фантазии как реальность. Андреа, должно быть, показалось очень заманчивым представить себя вдруг дочерью самого Дэвида Монтгомери.

— Она думает, что наконец-то узнала, почему отец относится к ней как-то по-другому, чем к Эрику и Шону. Я пыталась сегодня утром поговорить с ней, но она упорно не хочет общаться со мной. Андреа считает, что я предала ее, а Итен и Дэвид невинные, сторонние наблюдатели.

— Сейчас она думает, что ее все обманули — она на самом деле не такая, как все ей внушали вокруг, — уверенно сказала Барбара. — Поэтому Андреа должна кого-то обвинять. Лучше всего тебя, кого же еще? Кроме того, какая же девушка, родившаяся и выросшая в таком захолустном маленьком городке, как Бекстер, не ухватилась бы за возможность иметь своим отцом такого человека, как Дэвид? Он богат и знаменит, живет в прекрасном замке в заморской стране. Это ли не мечта?

Машинально Барбара начала искать в карманах платья сигареты, хотя бросила курить еще два года назад.

— Теперь понятно, почему ты так плохо выглядишь.

Она приподнялась, взяла лицо дочери в свои ладони и нежно поцеловала.

— Дэвид считает, что мы должны ее отпустить, — сказала Кэрли и присела на бортик камина.

— Подожди минутку, — задумалась Барбара, — здесь чего-то не хватает. Я понимаю позицию Итена, даже могу понять Андреа, мечтающую иметь как красивый подарок знаменитого отца на короткое время, а что Дэвид? Согласится ли он с этим?

— Он делает это как одолжение старому другу.

— Опомнись, кому ты здесь это говоришь. Какая у него настоящая цель?

Кэрли приподняла голову и пристально посмотрела на мать.

— Я сказала ему всю правду — или, по крайней мере… почти всю.

Барбара опустила руки в пустые карманы.

— И он так это все и оставит? А не попытается ли Дэвид выведать у тебя, кто же на самом деле является отцом девочки?

— Я отказалась это сделать, и он не стал возражать.

— Значит, он все еще любит тебя, не так ли?

Кэрли сжалась под взглядом матери.

— Почему ты это спрашиваешь?

— Потому, что это единственное объяснение. Ради чего еще он может претендовать на Андреа, зная, что она не его дочь.

От мамы ничего невозможно скрыть.

— Господи, сколько же я натворила глупостей, — воскликнула Кэрли. — Я поставила Дэвида в ложное положение. Теперь все зависит от того, захочет ли он оставаться отцом Андреа. Ведь в целом мире нет никаких стоящих объяснений, почему он должен делать это.

Барбара нежно потрепала волосы дочери.

— Довольно. Ты вышла замуж за Итена с тем, чтобы Дэвид смог в жизни идти своим путем. Даже если он думает, что ты поступила неверно, то во всяком случае, не может осуждать твои поступки. Если же он захочет помочь тебе теперь, то никто и ничто на этой прекрасной божьей земле не заставит его поступить иначе.

— Пострадает не он, а его жена.

— Перестань выдумывать новые неприятности.

— А что, мне делать, если Итен поведет себя по-другому?

— Девочка моя, перестань мучить себя. Ты сделала все, что могла, чтобы твой ребенок рос и воспитывался в любящей семье. Кто же мог предвидеть, что Итен будет досаждать тебе тенью Дэвида все эти годы.

— Я никогда не была достойной женой Итену.

— Ой, какой же должна быть достойная жена?

Кэрли беспомощно развела руками.

— Лучше, чем я.

— На деле это означает, что ты должна была любить Итена так же, как любила Дэвида.

Барбара чуть пригнулась, чтобы поглядеть в лицо своей дочери.

— Или, можно сказать, как продолжаешь любить Дэвида.

Кэрли разглядывала складки на своих широких брюках.

— Дэвид Монтгомери был лучшей частью моей жизни. В то время я еще верила в сказки со счастливым концом. Я никогда не вышла бы замуж за Итена, если бы не забеременела тогда.

— Ты имеешь в виду, если бы не была изнасилована, — уточнила Барбара.

— Это не главное. Важно то, что Итен никак не может забыть, что я забеременела в девушках.

— Он знал, в каком ты положении, когда предложил тебе выйти за него замуж. Я не вмешивалась… У него был свободный выбор — жениться или отказаться от тебя. Можно предположить, что здесь все в порядке. С другой стороны, в случившемся грехе нет твоей вины. Ты создала для мужа и детей хорошую семью и комфортабельную жизнь. Невозможно требовать большего.

— Тогда скажи мне, почему мой муж пьет, а дочь собралась уехать жить к человеку, которого она знает меньше недели?

— Ты не сказала, как ты сама себя чувствуешь и что думаешь о своей жизни…

— Речь не обо мне. Я не в счет.

— Где-то я уже слышала однажды эти слова? — сказала Барбара недовольным голосом. — Движению феминисток действительно не хватает чего-то, чтобы их голоса зазвучали со всей силой.

Кэрли подбросила в камин полено и подвинула его щипцами в горячие угли. Как только оно загорелось, она поставила на место каминный экран.

— Я ценю все, что ты говоришь, но я пришла сегодня сюда не за этим, мне нужна помощь физическая, а не моральная поддержка.

— Что мне сделать для тебя?

— Помоги мне найти способ удержать Андреа.

— Ты не считаешь, что надо просто ей сказать, что Дэвид не является ее отцом.

— Мы обе знаем, почему я не могу сказать это.

— Мне надо немного подумать.

Кэрли бросила щипцы и обняла мать.

— Ты всегда приходишь на помощь, когда мне это очень нужно.

— Пусть надежда не покидает тебя, любимая, — нежно ответила мать.

— Андреа загнала тебя в угол. Ты должна сделать все, как это бывало и раньше, чтобы защитить девочку, даже если сейчас речь идет об ее отъезде.

— Как я смогу это сделать? Даже если Дэвид одержим мыслью удочерить Андреа, он не имеет понятия, что значит быть отцом юной девушки. Очевидно, что его супруга не хочет иметь собственных детей. Что же она подумает, когда ее муж предстанет перед ней с дочерью-подростком?

Кэрли чувствовала, как слезы, с которыми она боролась все утро, жгут ее глаза.

— Что я буду делать, если моя дочка уедет? У меня разорвется сердце, если я потеряю ее.

— И у меня тоже, — тихо сказала Барбара.




Глава 9


Дэвид мельком посмотрел на часы на приборной доске «Тауруса». Прошло уже полтора часа после приземления Виктории, но она так и не произнесла ни одного слова. Они находились в тридцати минутах езды от Бекстера, но еще ничего не было решено.

— Нам надо поговорить обо всем, — наконец, начал Дэвид.

— Ты не имел права говорить этой девочке, что она может жить с нами, не посоветовавшись сначала со мной.

— Случилось так, что эта девочка — моя дочь!

Господи, что он делает? Не сошел ли он с ума? Что он собирается делать, если Андреа на самом деле будет жить вместе с ними?

— Нонсенс. Все это для меня слишком большая шутка.

Виктория расправила юбку своего элегантного костюма от «Жоржа Рич».

— Должна сказать, Дэвид, что несколько удивлена. Почему ты не настоял на анализе крови? Как ты узнал, что ребенок действительно твой?

— Я знаю ее мать.

— Это еще ни о чем не говорит, — Виктория окинула мужа взглядом. — Тебе не трудно будет пояснить?

— Мы любили друг друга, и девочка была зачата.

— И эта женщина ждала столько лет, чтобы сказать тебе об этом… — Виктория нахмурилась. — Я, кажется, забыла, как это… А, вспомнила: «она хотела быть уверенной, что ты осуществишь свою писательскую карьеру».

Дэвид устало вздохнул.

— Сарказм заведет нас в никуда.

— Извини меня. У меня мало опыта в таких ситуациях. А как же я должна вести себя?

— Хорошо, — уступил Дэвид, — может быть, будет излишне ожидать, чтобы ты была счастлива от появления Андреа. Я не очень тронут фактом, что являюсь отцом. Но нельзя не видеть, что с появлением девочки произойдут, очевидно, какие-то изменения в укладе нашей жизни, поэтому хочу спросить тебя. Виктория, можешь ты предположить, что хотя бы часть этих изменений будет положительной и приемлемой для тебя?

Почему он спорил так настойчиво, отстаивая возникшее не по его инициативе положение. Дэвид не был сторонником объявить себя отцом пятнадцатилетнего ребенка.

— Я не понимаю, как ты можешь быть так жесток. Неужели тебе не ясно, что присутствие этой девочки в доме будет постоянным напоминанием для меня? Каждый раз при виде ее я буду вспоминать детей, которых потеряла.

Дэвид вздрогнул. Он никак не мог убедить себя, что два выкидыша, случившиеся у Виктории еще в начале их семейной жизни, не были результатом сделанного ею еще давно аборта, а ссылки на «сердечные боли», которые она время от времени испытывала, свидетельствовали лишь о ее нежелании попытаться еще раз родить ребенка.

— Я хочу, чтобы ты все-таки подумала о возможности приезда к нам в Лондон Андреа.

— Дэвид, у тебя какая-то странная избирательная память. Вспомни, мы уже обсуждали как-то возможность усыновления чужого ребенка. С тех пор мое мнение остается неизменным. Я довольна своей жизнью. Мне много приходится трудиться над расширением круга наших друзей, углублением отношений с ними, над поддержанием установившегося уклада нашей жизни.

— Это то, что я вряд ли смогу забыть.

— Тогда почему же ты?..

— Так, черт возьми, что же ты хочешь, чтобы я сделал?

Дэвид искал выход своим чувствам, но не в состоянии был найти его. Он испытывал огорчение и расстройство, которые были вызваны тем положением, в котором он оказался. Кэрли была сама по себе со своими тревогами, а Итена это вообще уже не беспокоило.

Виктория выпрямилась и приняла строгую осанку.

— Дэвид, говори в нормальном тоне или вообще не говори.

— Я хотел, чтобы ты, Виктория, послушалась меня и осталась дома, — сказал он, теряя контроль над своим плохим настроением.

— Как было бы удобно. И что же ты тогда бы сделал? Появился с ребенком на руках и представил ее мне как «свершившийся факт»?

— Твои слова неостроумны. Если Андреа поедет с нами в Англию, то придется выполнить сотню разных формальностей, прежде чем можно будет вывезти ее из страны.

— Что ты подразумеваешь под «если»? — спросила Виктория, ухватившись за неопределенность сказанного. — У меня создалось впечатление, что приезд этой девочки к нам дело уже решенное. Означает ли твое «если», что, может быть, ничего не состоится?

— Решено было только то, что она приедет к нам, а когда и как еще не обсуждалось. Насколько мне известно, сегодня утром после моего ухода Андреа вроде изменила свое решение, но выбор за ней.

Виктория была разгневана.

— Выбор целиком за ней, а я не могу сказать и слова, не правда ли?

— Можешь ты понять мое положение наконец? Не могу же я сказать своей единственной дочери, что для нее нет места в моем доме?

Было немного удивительно заметить, как легко Дэвид начал погружаться в собственную ложь.

Виктория потихоньку успокоилась. Они проехали более пяти миль, прежде чем она обратилась к Дэвиду снова.

— Будет трудно устроить девочку в школу в это время года, но я попытаюсь. Уверена, что Анна и Ричард помогут, если мы их попросим.

Дэвид знал свою жену слишком давно, чтобы позволить себе обмануться в отношении перемены ее настроения.

— А их дочка, кажется, учится в Швейцарии? — спросил он мимоходом.

— Да, в Элоне. Они и не собираются посылать ее учиться еще куда-нибудь. Подумай, как было бы замечательно для Андреа научиться кататься на лыжах в Альпах. Не думаю, что кто-то из ее друзей имеет такую возможность. Что касается Ле Розей… она всегда сможет туда поступить. Я знаю, люди в Ле Розей очень гостеприимны в отношении иностранных детей.

Дэвид свернул с автострады на дорогу, ведущую к Бекстеру. Он должен был что-то сказать Виктории в ответ. У нее было достаточно здравого смысла, чтобы предложить самое хорошее — учеба в школе, где ребенок сможет общаться с детьми королей, дипломатов и других привилегированных лиц мира сего.

— Извини, Виктория, так не пойдет. Мы не будем отправлять Андреа ни в какую школу-интернат на континенте. Ей будет тяжело покидать дом, в который она только что приедет, не успев даже в нем немножко обжиться. И потом, ей совсем ни к чему дополнительная психическая нагрузка от режима, гвалта и шума, чем знамениты любые школы-интернаты.

Виктория отвернулась от Дэвида, наблюдая за пробегающей мимо сельской местностью.

— Тогда какие же у тебя планы?

Неожиданно какое-то покровительственное чувство овладело сознанием Дэвида.

— В Лондоне есть немало хороших школ.

Даже прожив в Англии более двенадцати лет, он избегал говорить «общественные школы», поскольку в реальности они не являлись таковыми и воспринимались им как частные.

— Андреа не сможет удержаться ни в одной из действительно хороших школ. Если ты настаиваешь, чтобы она осталась в Англии, то ей было бы лучше поступить в такую школу, как Миллфилд или в мою старую школу Викомб Аббей, где она сможет получить хорошие знания и приличное воспитание.

— Удивительно, — сказал Дэвид, — ты еще не встречалась с Андреа, а уже составила о ней свое мнение. Как, прости меня, ты смогла оценить ее возможности, ни разу не видя ее?

— Просто я реалистка, — ответила Виктория в примирительном тоне, как бы наконец поняв, что заходит в опасную зону. — Она может от природы быть способной, но трудно ожидать от девочки, выросшей в маленьком провинциальном городке Штатов, что она сможет быть равной с детьми, посещающими школу в Лондоне с малых лет.

Поскольку Дэвид упорно не соглашался с ее мнением, Виктория предложила другое решение.

— Если необходимо, мы сможем нанять ей преподавателя. И если она достаточно способная, то с помощью учителя сможет выйти на один уровень с другими учениками. Тебе не приходилось испытать на себе, как трудно вписаться в школьное сообщество, а особенно уже сложившееся, психологически?

Дэвид не спешил соглашаться с доводами жены, как бы они ни были убедительны.

— Дети адаптируются гораздо легче, чем взрослые. Перемены могут оказаться трудными вначале, но Андреа справится с ними. Я уверен, что в какую бы школу девочка ни пошла, она не будет там единственной американкой.

— Я удивляюсь тебе, Дэвид. Речь идет не о национальности, как о причине возможных проблем. Все дело в ее способностях и в воспитании. Вообще, ты не очень-то склонен обращать внимание на тех, кто несчастен. Особенно часто ты забываешь о людях, о которых сам же призываешь проявлять заботу. Не замечал? Хотя независимо от того, подтверждаешь ли ты это или нет, ты знаешь, что я права. Иначе я не затевала бы этот спор.

Дэвид сбросил скорость, когда они въехали на окраину городка.

— Все, что я знаю, — это то, что Андреа хочет жить вместе со мной, и я сделаю все, что бы для этого ни потребовалось.

— А твоя жена будет обречена?

— А жене, Виктория, все остальное.

— Тогда зачем мы спорим?

Прежде чем Дэвид смог сказать что-либо, жена добавила:

— Я не позволю себе быть стесненной в чем-то этой девочкой. Как только Андреа пересечет мне дорогу, уйду я либо уйдет она.

Дэвид направил машину на автостоянку мотеля.

— Добро пожаловать в Бекстер, — сказал он, мысленно готовясь к следующему раунду конфронтации.

Виктория посмотрела в окно, потом на мужа.

— Это что, шутка? Ты не можешь всерьез рассчитывать, чтобы я согласилась жить в таком «дворце», как этот.

— Я пытался предупредить тебя…

— Дэвид, это не смешно.

— Послушай, это лучшая гостиница в Бекстере.

Все следы злости исчезли с лица Виктории, их сменило выражение растерянности.

— Почему ты не смог арендовать дом?

— Здесь такое не принято.

— Я здесь жить не могу и не хочу.

Дэвид взялся за ручку двери.

— А здесь нигде больше ничего нет.

— Не выходи, — сказала она ему.

Он откинул голову на сиденье и закрыл глаза.

— Я прожил здесь неделю, и со мной ничего не случилось. Уверен, ты сможешь освоиться за одну ночь.

— Ты сделал это специально?

Дэвид широко раскрыл глаза.

— Боже, Виктория, ты понимаешь, что говоришь? Дьявол возьми, разве я мог организовать это, чтобы подразнить тебя?

На ее глазах появились слезы.

— Ты мог бы предупредить меня.

Из глубин памяти о былом добром времени их совместной жизни проскользнула искра сострадания. У Дэвида пропало желание продолжать спорить, поскольку это выглядело почти так же, как упрекать крота в порче огорода.

— Вчера по телефону ты говорила о нашей поездке куда-то после Бекстера. Что ты имела в виду?

Виктория достала из сумочки носовой платок и промакнула им уголки глаз.

— В Раунд хилл.

Она заметила, что Дэвид не понял ее ответ и добавила:

— Это на Ямайке. Недавно я была на одном благотворительном мероприятии вместе с Говардами, и Поль как-то мимоходом заметил, что они собираются отказаться от намеченного отдыха на Ямайке. Он спросил, не интересует ли нас поездка туда, и предложил использовать их путевку.

— А почему бы тебе не поехать сейчас туда и там подождать меня?

Виктория сложила платок и положила его обратно в сумочку.

— Я предполагала, что это будет прекрасным сюрпризом для тебя — вторым медовым месяцем. Линда говорила, там такие коттеджи…

— Я приеду туда как можно скорее.

Если оформление необходимых бумаг для отъезда Андреа из страны окажется менее сложным, чем он предполагает, то у него останется достаточно времени для перелета в Раунд Хилл. Можно будет побыть там с Викторией несколько дней.

— Ты действительно не обидишься, если меня не будет на похоронах твоего отца?

— Я буду переживать больше, останься ты здесь терпеть все эти неудобства.

— Извини, Дэвид. Но я хотела быть рядом…

— Я знаю.

Он поудобнее расположился на сиденье, включил мотор и выехал обратно на дорогу. Когда они подъезжали к светофору, рядом с их машиной замедлял ход школьный автобус. Мелькнула мысль посмотреть, нет ли в автобусе Андреа, но Дэвид не повернул головы.




Андреа сняла руку с окна и опустила ее на колено. Поскольку начинало уже темнеть, она не поняла, увидел ее Дэвид или нет. Она не будет махать рукой, если в машине с ним есть кто-то еще.

Андреа сначала не заметила женщину, сидевшую вместе с Дэвидом. Она поняла, что в автомобиле есть пассажир, только, когда их машины поравнялись. Вначале из-за разницы в высоте автобуса и автомобиля она приняла женщину за свою маму. Но потом девушка увидела черные волосы, блестящий в свете фонарей голубой костюм и поняла, что это, должно быть, супруга Дэвида. Увидев его с ней, у Андреа что-то неприятно заныло в животе.

— Это он? — спросила Сюзанна Жилрой заговорщическим шепотом. Сюзанна была лучшей подругой Андреа. Она была единственной из друзей, кто знал, что Андреа собирается уехать в Англию к Дэвиду. Опасаясь, что подруга может попытаться отговорить ее от отъезда, девушка намеревалась посвятить Сюзанну в это событие лишь накануне отлета самолета. Но экскурсия в Колумбийский Музей Искусств, с которой они сейчас возвращались, затянулась и была очень утомительна. Андреа не хотелось думать ни о чем, она даже не могла вникнуть в суть того, о чем рассказывала Сюзанна. Вдруг необъяснимо почему Андреа решила рассказать подруге правду и тут же открыла ей все, что тяжелым грузом лежало на душе, все, что произошло с ней за эти последние дни.

— У-у-ух, — вздохнула Андреа задумчиво.

— Кто это с ним?

— Думаю, его жена.

— Она красавица!

— Что тут можно сказать? — вдруг погрустнев спросила Андреа. — Ты видела ее только две секунды.

Она не хотела, чтобы супруга Дэвида была красивой. Лучше было бы, если Виктория выглядела как ее бабушка Барбара или мама Сюзанны — с полными бедрами и с улыбкой, которая заставляет думать, что ты ее лучший друг.

— Сколько же можно такое терпеть?

Сюзанна, скрестив ноги, смотрела на колготки и причитала:

— Вот уже третья пара порвалась за эту неделю.

Брайн Вебстер, наклонившись вперед, положил руку на спинку кресла и постучал Андреа по плечу.

— Если я покажу тебе мои заметки об искусстве Востока, смогу я посмотреть твои об архитектуре?

Девушка повернулась к нему.

— А ты вернешь их мне до первой перемены?

— Я сделаю больше — принесу тебе их сегодня вечером домой.

— Лучше завтра, — сказала Андреа безразлично.

— Мне это подходит, — ответил Брайн, откинувшись назад в свое кресло.

Попытка мальчика скрыть обиду от небрежного ответа Андреа, отразившаяся на его лице, не ускользнула от внимания Сюзанны.

— Зачем ты так поступила? — обратилась она полушепотом к подруге. — Ты же видишь, он влюблен в тебя.

— Сегодня вечером к нам может прийти Дэвид и я не хочу, чтобы он понял, что у меня есть друг, который останется здесь после моего отъезда.

— И какое это имеет значение?

— Дэвид может подумать, что в Англии я буду скучать по Бекстеру и очень скоро попрошусь обратно домой.

Автобус обогнул угол и направился к высшей школе.

— Ты — самая смелая девчонка, которую я знаю, — сказала Сюзанна. — Я бы никогда не решилась уехать из дома, даже если бы узнала, что я не родная дочь ни одному из моих родителей. Этот парень, Дэвид Монтгомери, может быть твоим настоящим отцом, но ты же почти ничего о нем не знаешь! Что, если он окажется со странностями или еще что-нибудь похуже?

Андреа начала вспоминать, что она знала о Дэвиде.

— Моя мама не имела бы с ним никаких дел, если бы он был не в порядке.

Сюзанна поежилась.

— А слух, что твоя мама спала с каким-то другим парнем, тебя не касается?

Иногда бывает намного проще не заметить вопрос, чем отвечать на него.

— Как ты считаешь, разрешат ли тебе твои родители прилететь следующим летом ко мне и провести некоторое время в Англии?

— Исключено. Они уже решили, что мы поедем в «Диснейленд».

Когда автобус повернул к стоянке, все встали и начали толкаться в проходе, ожидая, когда он остановится. Андреа хотела, чтобы подруга ничего не говорила о ее решимости — на самом-то деле бедная девушка никогда еще не совершала смелые поступки… Или глупые?

Автобус притормозил на остановке, где выстроилась цепочка автомобилей. Это детей уже дожидались их родители. Андреа выглянула из окна, чтобы посмотреть, кто приехал ее встречать, и увидела ярко-красный бабушкин «Мустанг-65». Через пару недель его поставят в гараж на зиму, чтобы уберечь от дорожных химикатов и снега. Но сейчас это был самый известный предмет, движущийся по городу. Не было человека в здешней местности, имеющего права на вождение автомобиля, который не пытался бы купить у бабушки Барбары эту машину. Но машина не продавалась, она была предназначена Андреа в подарок к ее восемнадцатилетию.

Когда девушка выходила из автобуса, она заметила бабушку. Барбара, улыбаясь, поспешила навстречу внучке. Андреа прикусила губу, чтобы не расплакаться.

Подойдя, бабушка обняла ее и повела к автомобилю.

— Все было хорошо?

Андреа утвердительно кивнула. Застрявший в горле комок не позволил ей вымолвить ни единого слова.

— Я всегда получала огромное удовольствие от посещений музеев, — сказала Барбара, открывая дверцу машины.

Когда они выехали со стоянки, бабушка спросила:

— Куда, к тебе или ко мне?

Андреа, вытерев слезы со щек тыльной стороной ладони, тихо ответила:

— К вам.




Глава 10


Дэвид вышел на балкон коттеджа, арендованного Викторией, про который она сказала, что его им уступили Говарды. Повсюду в мире такие места называются виллами, но здесь все было пониже классом. Даже бассейн был не современным, а вырублен в естественной скале и соединен с океаном.

Заходящее солнце зажгло небо, воспламенило облака и превратило поверхность океана в золотую гладь. После холодов в Огайо теплый тропический бриз был ласков и приветлив. Не хватало лишь покоя в душе рядом с бесподобной красотой юга.

Перед отъездом из США Дэвид сделал все, что мог, для ускорения переоформления статуса Андреа. Он заметил, что чем больше он занимался этим, тем меньше оставалось у него времени на обдумывание огромной ответственности, которую он так скоропалительно взял на себя. Теперь оставалось только ждать бумаги, которые должны пройти через суд. Кэрли надо собрать медицинские и школьные справки, а также получить паспорт Андреа.

После полуторанедельного пребывания в Раунд Хилл в одиночестве Виктория отметила, что ей становится все труднее разговаривать с мужем даже на самые обыденные темы. Два дня тому назад он позвонил и сказал, что снова задерживается. Но вчера Дэвид пришел к мысли о том, что его постоянное присутствие в Бекстере не так уж необходимо, как он считал.

С другой стороны, для ускорения разрешения возникающих вопросов нельзя сидеть сложа руки и ждать у моря погоды.

Есть еще один деликатный вопрос — отсутствие «контакта» в отношениях между Викторией и Андреа. Если и есть выход из этого положения, то ему необходимо немедленно выехать на Ямайку и пожить там с Викторией.

Добраться из Кливленда до Монтего было совсем не просто. Дэвид прилетел уставшим и изможденным. Он был в состоянии делать только одно — хранить молчание в то время, пока они добирались из города на полуостров под аккомпанемент бесконечных упреков Виктории. Она сетовала на то, что была оставлена в одиночестве в столь роскошном прибежище.

Как обычно, исчерпав весь запас упреков, Виктория успокоилась. Можно было подумать, что ничего и не произошло. Она не любила обострять взаимоотношения, но считала, что иногда стоит дать волю своим чувствам. Виктория могла противиться несправедливости, обидам или оскорблениям, но всегда уступала логичным доводам.

Хотя Дэвид вынужден был признать, что их совместная жизнь с Кэрли невозможна, и он надеялся привыкнуть к этой мысли, все же время от времени в его воображении возникала картина их встречи на мельнице. Кэрли, даже отдав дочь новому отцу, не могла заставить себя покинуть Итена и своих сыновей. Дэвид должен был радоваться, что она еще любит его и доверяет ему, решившись отдать свою дочь.

Мягкие звуки шагов привлекли внимание Дэвида. Сзади к нему подошла Виктория, обхватила за талию и прижалась к нему. Легкий ветерок подхватил аромат ее экзотических духов «Пантера» и окутал Дэвида прозрачной вуалью. Виктория поцеловала мужа в спину, и он почувствовал, как энергия ее тела медленно передается ему.

— Мне тебя очень не хватало, — прошептала она между поцелуями, которыми осыпала его плечи. — Ты представляешь себе, как много времени прошло с тех пор, когда мы последний раз любили друг друга?

Странная мысль пронзила сознание Дэвида. Поведение Виктории заставляло его думать о себе, как о неверном муже. Боже милостивый, это же неправда! Моя жена — Виктория. Не надо так много думать об этом. Дэвид закрыл глаза и тут же понял, насколько сильно были напряжены его нервы.

— Это было давным-давно, — ответил наконец он, повернувшись и поглядев на жену.

Она была одета в платье, которое Дэвид подарил ей на день рождения. Оно было из тонкой розовой материи, украшенное жемчугом и кружевами на воротнике и рукавах.

Легкий бриз подхватил ткань и заставил платье обнять сексуально Викторию. Дэвид увидел освещенное солнечным светом молодое, свежее тело жены, ее крепкие груди, глубокую линию, разделяющую ноги снизу доверху и там расходящуюся надвое, к выпуклым бедрам.

Дэвида охватило острое желание. Он привлек Викторию к себе и поцеловал так страстно, как будто намеревался проглотить ее. Она ворошила пальцами его волосы, прижимая Дэвида к себе все плотнее и плотнее, пока их тела не слились в одно целое.

— Я думала, что сойду с ума, ожидая твоего приезда сюда, — прошептала Виктория, встав на носки и лаская языком его ухо. — О, все эти яркие мужчины на пляже и женщины, флиртующие с ними…

Она подставила губы для нового поцелуя.

Дэвид пытался расстегнуть застежки, но ему это не удавалось. Тогда он разорвал платье и приник к открытой груди Виктории. Жемчужины посыпались на пол и раскатились во все стороны.

— Дэвид, ты только что выбросил триста фунтов, — шутя упрекнула Виктория, на миг задержав дыхание.

Он взял ее на руки, отнес в спальню и положил на кровать. Торопливо сняв одежду и бросив ее на пол, он присоединился к жене, затаившейся в сладкой истоме.

Виктория, раскинув ноги, обхватила рукой пенис Дэвида и направила его в себя. Она была влажная, теплая и страстно-жадная. Поднимая бедра навстречу движениям мужа, Виктория прерывисто дышала, вскрикивая от удовольствия. Дэвид закрыл глаза и плыл в розовом тумане невообразимо приятных ощущений.

Почувствовав приближение оргазма, он услышал голос прошептавший его имя. Какая-то боль прошла через все его тело, и он скорее ощутил, чем увидел Кэрли, вспомнил, как это происходило с ними, когда они целый день валялись в постели. Женщина, лежавшая под ним, превратилась в его воображении в Кэрли. Это имя было на губах Дэвида. Он в отчаянии стиснул губы, боясь произнести его случайно вслух.

Попав в собственную западню, Дэвид производил лишь механические движения, прислушиваясь к дыханию Виктории. Он ждал короткого вскрика, означавшего, что она приближается к финалу. После него он начинал целовать и ласкать ее до тех пор, пока она не кончала и не была готова начать новый раунд.

Дэвид подстраивался под движения и желания жены, а когда они закончили вместе, повел ее в бассейн, где они снова занялись любовью.

Виктория никогда не узнает, что мысли и сердце ее мужа находились далеко, за сотни миль от места их отдыха. Секрет Дэвида будет в безопасности. Но насколько долго?




Глава 11


Андреа перекладывала чемодан из одной руки в другую.

Они с мамой стояли в зале аэропорта и ожидали остальных. Вскоре должны были подойти отец и братья, искавшие свободное место на автостоянке. Девушка упросила домашних не делать из ее отъезда большого события, тем не менее вся семья прибыла в аэропорт проводить Андреа. Все, кроме дедушки Вэлли, который заболел и вынужден был остаться дома.

Когда Дэвид, спустя неделю, проведенную на Ямайке, возвратился в Бекстер, то обнаружил, что документы на выезд Андреа в Англию еще не готовы. Этот процесс никак невозможно было ускорить. Пришлось ему уехать, хотя и с большой неохотой, одному.

Дэвид предлагал девушке вернуться обратно, как только будут подготовлены все документы, чтобы отвезти ее в новый дом. Но Андреа отказалась, заявив, что в этом нет никакой необходимости, и она не маленькая девочка, которая может потеряться при пересадках.




Тот день стал днем всего «первого» — первый раз Андреа летела самолетом, первый раз она уезжает из дома, первый раз она не может найти тему для разговора с мамой. Кэрли сделала несколько робких попыток, но у нее ничего не получалось. Только банальные фразы: «ты уверена, что не забыла положить в чемодан туфли», «не хочешь ли ты взять с собой что-нибудь почитать в самолете» или «посмотри, как красиво лежит снег на ветках деревьев». Хотя на самом деле ей очень хотелось сказать дочери: «Зачем ты уезжаешь, покидая родных и друзей, к едва знакомому тебе человеку? Как мне уговорить тебя остаться?»

Кэрли просто исчерпала все возможности отговорить Андреа от этой поездки, устала выслушивать от дочери слова о том, что она презирает жизнь с людьми, которые лгали ей на протяжении стольких лет, и что ей лучше жить вместе с родным отцом.




Ночь. Андреа одна в своей комнате. В доме все затихло, только внизу тикают часы. Она размышляет о своем решении уехать из дома с человеком, которого она едва знает. Как она уживется с ним и с женщиной, незнакомой ей вовсе? Сердце болит и бьется так, что вот-вот вырвется из груди. Девушка вспоминает, как почти все так или иначе уговаривали ее отказаться от принятого ею решения. Все это было обидно до умопомрачения, иногда она не могла даже заплакать.

Некоторые из друзей наоборот советовали Андреа уехать, не сомневаясь, что в спокойной и благоустроенной Англии ее ждет много интересного.

Итен сказал, что, конечно, это отъезд не насовсем, всего лишь поездка в гости. Если ей там не понравится, она сразу же может вернуться обратно. Шон и Эрик избегали ее и вообще мало о чем говорили с Андреа, пока она прямо не спросила братьев, что они думают об ее отъезде. Разлука с сестрой совершенно не трогала их. Они злились на Андреа из-за того, что она считает своего нового отца, Дэвида, лучше чем тот, который был у нее все это время.

Казалось, никто не сожалеет об отъезде Андреа, кроме ее матери. Хотя и она не один раз говорила, что не случится ничего страшного, если девочка уедет к Дэвиду.

С другой стороны, Кэрли часто упрекала дочку за то, что она жестоко обижает отца, отворачиваясь от него, как тяжело Шону и Эрику мириться с тем, что она собралась покинуть семью. Андреа больше не верила всем этим словам, как не верила и в то, что мать, прибегая ко лжи, хочет защитить ее, Андреа. Что же заставляет мать поступать таким образом, — думала она? Ошибка? Желание спрятать мусор под ковром? Как назвать гермафродита: девочка или мальчик?

Нет, Андреа никогда не простит мать — даже через миллион лет!




— Андреа, ты в порядке? — спросила Кэрли, прервав их обоюдное молчание.

— Конечно, — ответила ей дочь. — А почему бы и нет?

— Ты выглядишь такой растерянной.

— Как всегда, ты выражаешься точно. Кто-нибудь другой сказал бы, что я выгляжу задумчивой. Я просто думала.

— О чем? — Кэрли хотела обнять ее за плечи, но Андреа отстранилась.

— О том, что, наверное, в Англии хорошо и приятно удастся встретить Рождество, — ответила девушка.

Она знала, что это обидит мать. Так и произошло, но, как ни странно, Андреа не получила ожидаемого удовлетворения.

Через плечо дочери Кэрли поискала взглядом Барбару, отправившуюся искать комнату отдыха.

— А у нас рождественский обед без тебя будет выглядеть не таким, как раньше.

— Конечно. Раз я уеду, тебе придется вымыть всю посуду самой.

Кэрли устало вздохнула.

— Ты добилась всего, чего хотела, девочка моя. Не стоит ли заключить перемирие?

Андреа вспыхнула от злости. Как мать может утверждать, что она получила все, что хотела? Ну уж нет! Она не была той, что спала с одним мужчиной, вышла замуж за другого, а потом лгала всему миру о том, кто зачал ее ребенка.

— Тебе хочется этого, не так ли?

Андреа произнесла эти слова так громко, что проходивший мимо мужчина приостановился, решив, что она обращается к нему. Девушка, заметив это, понизила голос.

— Ты разрушила мою жизнь и ждешь, что я…

Кэрли схватила ее за плечи и потянула подальше от движущегося потока пассажиров.

— Я уже наслушалась о том, как я испортила твою жизнь, — сказала она. — И вовсе не жду, что ты сможешь оценить все то, что мне пришлось пережить — от чего мне пришлось отказаться, чтобы вырастить тебя. Сейчас-то тебе, наверное, понятно, что у меня был выбор. Я ведь спокойно могла сделать аборт.

Андреа почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.

— Аборты тогда были запрещены.

— Это не означает, что они были невозможны, — отрезала Кэрли.

— Тогда почему же ты его не сделала?

— Потому что ты была моей, и я не хотела позволять кому-либо отнять тебя у меня.

Андреа не успела ответить, к ним подошла Барбара.

— Я видела, что твой рейс уже появился на мониторе, — сказала она. — Может быть, надо идти на регистрацию?

Девушка высвободилась из рук матери.

— Еще не пришел папа, — ответила она, благодаря Бога за появление бабушки.

Андреа была испугана и смущена, всем сердцем желая проснуться от кошмара, в котором она жила.

— А вот и он, — заметила Итена Барбара.

Он остановился рядом с женой, ободряюще обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Все готово? — спросил он у Андреа.

Она кивнула и посмотрела на Шона:

— Я оставила тебе кое-что на моей кровати.

— Что? — спросил он.

Это было первое слово, которое он произнес после отъезда из дома.

— Увидишь, — ответила она, вымучивая из себя улыбку. Андреа повернулась к Эрику:

— Тебе я ничего специально не оставляла, но ты будешь жить в моей комнате, поэтому загляни под елку, там есть подарок и для тебя, Эрик.

— Мне не надо твоей комнаты.

— Но почему, она намного больше, чем твоя.

— Мне все равно.

— Мы оставим ее для тебя. Когда ты вернешься домой, твоя комната будет такой же, как сейчас, — вмешалась Кэрли.

На кончике языка Андреа уже вертелись слова о том, что она никогда не вернется домой, но девушка не смогла произнести их вслух. Бабушка Барбара однажды сказала, что когда двери закрывают очень плотно, то иногда невозможно их открыть. Что она будет делать, куда пойдет, если Дэвид неожиданно решит, что он не хочет, чтобы дочь жила вместе с ним?

— Пора идти, — сказала Кэрли ровным голосом.

Андреа опустила дорожную сумку на пол и обняла всех по очереди. Всех, кроме матери.

Кэрли разрешили сопровождать девушку до самого выхода к самолету. Она должна увериться, что все в полном порядке. Они прошли через контроль, а потом по длинному коридору до дверей, ведущих на взлетно-посадочную полосу.

Как будто переутомившись от усилий, затраченных на то, чтобы разговорить наконец-то Андреа, Кэрли оставалась спокойной все время, пока они ждали объявления о посадке на нужный самолет.

А вот и объявление. Сердце несчастной женщины забилось так, что, казалось, находится в горле.

Дочь посмотрела на мать сквозь слезы, выступившие на глазах.

— Передавай привет Мьюффи, — промолвила Андреа, не в силах повернуться и уйти ничего не сказав.

— Хорошо, — кивнула Кэрли.

— Скажи Шону и Эрику, чтобы писали мне. Они забудут, если не напомнить.

— Я договорюсь, чтобы они писали не реже одного раза в неделю.

Андреа достала из сумочки билет на случай, если он понадобится при входе в самолет.

— И папе, и бабушке, и дедушке тоже.

— Им не потребуются мои напоминания, — произнесла Кэрли с нежностью.

— Мне надо идти…

Кэрли схватила Андреа за рукав.

— Я люблю тебя! — вскрикнула она.

Девушка освободилась легким движением.

— Если ты действительно любишь меня, то нашла бы возможность оставить меня здесь.




Глава 12


Был почти уже полдень, когда Итен вырулил на подъездную дорожку их дома. Перед этим они завезли домой Барбару.

— Может быть, не стоит сегодня идти в школу? — спросил Эрик.

Итен обернулся и поглядел на сына.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, мы могли бы сходить в кино.

— Хорошо бы вы придумали что-нибудь менее заметное для посторонних, — сказала Кэрли. — Опасаюсь, как бы ваши преподаватели не проведали, что вы где-то болтались вместо занятий.

— Тогда поехали в Линдейл, — предложил Шон. — Мне очень нравится театр.

Итен посмотрел на Кэрли:

— Ты как считаешь?

— Для меня будет намного лучше, если вы все трое куда-нибудь исчезнете. Я хочу, чтобы дома какое-то время никого не было.

— А ты не поедешь с нами?

Она покачала головой.

— Если вы не возражаете, мне хотелось бы побыть немного одной.

Итен погладил ее по руке.

— У нее все будет хорошо, дорогая. Дэвид прекрасно о ней позаботится.

Кэрли попыталась улыбнуться, но безуспешно.

— Я очень устала, — тихо ответила она. — День такой длинный, а еще не прошло даже половины.

Шон вышел из машины и придержал дверь для мамы.

— Лучше бы она не уезжала, — сказал он мягко, когда Кэрли уже стояла рядом с ним.

— Нет, она не могла поступить иначе, — ответила Кэрли печально.

— Но почему она так быстро разлюбила нас? — спросил Шон.

Кэрли обняла его.

— Нет, конечно, она не перестала нас любить, — сказала она, прижимая сына еще крепче, и этим пытаясь сдержать нарастающую боль. — Она перестала любить сама себя. Мы должны дать ей время, и в один прекрасный день, она обязательно к нам вернется.

— Когда?

Шон прижался щекой к плечу матери. Кэрли почувствовала, как что-то больно кольнуло в груди.

— Если бы я знала, — прошептала она.

Итен обошел машину.

— А как насчет обеда? Может быть, мы сначала поедим?

Кэрли неохотно отпустила сына.

— В холодильнике осталась индейка. Я приготовлю бутерброды.

Накануне, вопреки возражениям Андреа, Кэрли приготовила роскошный рождественский обед.

Когда Итен открыл входную дверь, Мьюффи стоял на пороге, радостно приветствуя вернувшихся хозяев. Он крутился в их ногах, обнюхивая всех по очереди, и подолгу останавливаясь, чтобы потереться о чью-нибудь ногу. Когда этот ритуал закончился, Мьюффи сел на пол, склонив голову набок, и стал внимательно смотреть на закрытую дверь. Подождав несколько секунд, пес взглянул на хозяйку, тявкнул и опять повернулся к двери. Кэрли закусила губу, пытаясь физической болью заглушить другую боль.

— Пошли, Мьюффи, — сказала она, нагнулась и взяла собаку на руки. — Пошли на кухню, может, найдем тебе там что-нибудь вкусненькое.

Через час Кэрли опять стояла у входной двери. Она только что проводила Итена и детей, которые поехали в кино в Линдейл. Они уехали несколько минут назад, а она все еще стояла в проеме двери, ежась от холода.

Неужели прошло всего лишь семь недель с того времени, когда она открыла дверь и увидела на пороге Дэвида. Кажется, прошло полжизни.

Кэрли почувствовала, как что-то трется о ее ногу: внизу крутился Мьюффи и жалобно повизгивал. Кэрли нагнулась и взяла собаку на руки.

— Перестань, Мьюффи, — сказала она, прижавшись лицом к его мягкому свисающему уху. — Ты не мог так быстро соскучиться по Андреа.

Кэрли вошла в дом, опустила собаку на стул и вдруг заметила, что на рождественской елке кто-то включил разноцветные лампочки. Машинально она прошла через комнату, чтобы выключить эту иллюминацию. Под елкой лежало несколько коробочек. Вчера ночью этих подарков здесь еще не было. Удивляясь их неожиданному появлению, она нагнулась, чтобы получше рассмотреть их. Кэрли сразу же узнала руку дочери, даже не глядя на надписи. Она взяла маленькую коробку с именем Эрика на этикетке и провела пальцами по ленте бантика. Они с Андреа всегда ходили за рождественскими покупками вместе. Это была такая же традиция, как и рождественский венок на входной двери. В подготовке к Рождеству у каждого из их семьи была своя роль. Ее Собственные воспоминания об этом празднике омрачались упрямством отца, который в то время предпочитал ходить по гостям и сильно напиваться. Вместо того, чтобы почитать своей дочери святочную сказку, Франк Стронг каждый год терроризировал ее рассказами о Санте Клаусе, который только и поджидал, когда плохие маленькие девочки заснут, и тогда проникал к ним в комнату и отрезал косы. Отец не позволял себе ничего подобного только если мама была поблизости. Лишь спустя год после смерти отца Кэрли рассказала все матери. Барбара тогда даже всплакнула.

Кэрли положила на место подарок для Эрика и взяла другой. Она отогнула этикетку и увидела имя Шона, написанное решительным почерком Андреа. Очень осторожно Кэрли положила коробочку обратно под елку. Андреа поздравила всех — даже дедушку и бабушку Хэргроув — всех кроме нее. Пытаться намеренно обидеть кого-то — подобного никогда не замечалось в характере Андреа, и это казалось невероятным. Кэрли заплакала. Ее раздирали противоречивые чувства: облегчение, что дочка нашла хоть какой-то выход для собственного гнева, и отчаяние, что мишенью для этого явилась она.

Англия — это ведь не больше одного-двух месяцев в их жизни. Для Андреа — убежище, где она сможет разобраться с постигшим ее предательством, для Кэрли — время успокоиться, чтобы снова быть способной обратить все свои силы и внимание на Итена, Эрика и Шона, восстановив хотя бы видимость нормальной жизни.

Она положила последний подарок на место и пошла на кухню, где ее ждали немытые тарелки. Бросив взгляд на часы, Кэрли быстро подсчитала в уме. Прошло уже четыре часа, как самолет Андреа вылетел из аэропорта. Если предположить, что самолет из Нью-Йорка также вылетел вовремя, то девочка должна быть сейчас где-то над Атлантикой. Два перелета, одна посадка, впереди еще одно приземление, и дочь будет на земле, в безопасности.

Кэрли наполнила раковину мыльной водой, рассчитывая успокоиться за обыденной работой. Она убрала со стола и вымыла тарелки. Кэрли выходила из кухни, и вдруг наступил тот краткий миг, когда случайно оглянувшись назад, она вдруг поняла, что все не так трагично, как представлялось раньше. Сейчас она остро нуждалась в чем-то, чему могла бы поверить, неважно, насколько эта вера зыбка и бесперспективна.




Кэрли бесцельно бродила по пустому дому в поисках занятия. Наконец, ничего не придумав, она надела пальто и вышла на улицу. Пробродив наугад более часа, она вдруг обнаружила, что направляется к мельнице. Кэрли остановилась и посмотрела вдоль сельской, редко используемой дороги. Мельница показалась ей теплым, ярко освещенным местом, предлагающим уют, защиту и приятные воспоминания. Это было очень соблазнительно. Там Кэрли сможет на несколько часов уйти от реальности.

Но это ли ей нужно?

Может быть, будет лучше посмотреть на вещи проще? Может быть, настало время прекратить терзать себя в своем несчастье?

Кэрли повернулась и пошла обратно к городу. Проходя мимо «Синдиз-кафе», она посмотрела на часы. Успеет ли она выпить чашку кофе и прийти домой, опередив мужа и сыновей? Ей хотелось вернуться домой раньше них, чтобы избежать вопросов — где была, как провела время и прочее. Кэрли поколебалась некоторое время, потом, когда машин стало меньше, перебежала улицу. Она вошла в кафе, заказала кофе и яблочный пирог. Затем, оглядевшись, села за один из столиков. В зале тихо звучала грустная мелодия одной из песен Гарта Брукса.

Кэрли старалась не слушать музыку. Она обратила все внимание на официантку. Когда женщина в розовой униформе ушла на кухню за пирогом, внимание Кэрли переключилось на часы, висевшие над кассой. Со времени отъезда Андреа прошло около пяти с половиной часов. Не так уж и много, если сравнить со временем, которое она каждый день проводила в школе. Сейчас она только что пришла бы из школы.

С часов Кэрли перевела взгляд на различные надписи и картины, висевшие в зале. Под одной из них на стене был телефонный автомат. Казалось, прошла вечность, прежде чем ее взгляд остановился на телефоне. Без долгих раздумий Кэрли встала, подошла к телефону и набрала номер, который запомнила еще несколько недель назад. В последнюю минуту она догадалась набрать номер телефона матери для оплаты разговора.

Чтобы оградить себя от шума в зале да и самой не напрягать голос, Кэрли повернулась лицом к стене, вжимаясь поглубже под прозрачный пластиковый колпак, висевший над телефоном. Она пожалела, что поторопилась, лучше было бы позвонить из дома.

Дэвид отозвался после третьего гудка.

— Дэвид? Это Кэрли.

— Я знал, что ты позвонишь.

— Она в пути.

— Через пару часов я еду в аэропорт.

— Думаю, ты понимаешь, что она смущена и обижена, ищет виноватого за все происшедшее.

— Из того, что она мне говорила, полагаю, она уже нашла такового.

— Она так сердита на меня, — ее горло перехватило, и она запнулась.

— Мне очень жаль, — ответил Дэвид. — Как тебе помочь?

Кэрли глубоко вдохнула и задержала на несколько секунд воздух.

— Отправь ее обратно ко мне, — сказала она, пытаясь говорить ровно. — Она для меня все, Дэвид.

— Я это знаю.

Какое-то движение привлекло внимание Кэрли. Это была официантка, которая предупредила ее, что кофе и пирог уже на столе. Кэрли поблагодарила ее кивком головы.

— Обещай, что ты сделаешь все необходимое, чтобы она вернулась ко мне.

— Обещаю, — ответил Дэвид.

— Спасибо.

Кэрли собралась повесить трубку, но вспомнила еще кое-что.

— Пакеты прибыли?

Она тайком положила несколько маленьких рождественских подарков в чемодан Андреа, а другие, побольше, отправила заранее авиапочтой, почти три недели назад.

— Вчера, — ответил он.

— Я еще послала свитер, образец которого она видела в каталоге Эдди Бауэра, — сказала Кэрли, недоумевая, зачем она говорит об этом, но все равно продолжила. — Это было сразу после того, как я отправила все остальное. Посылка должна прибыть через пару дней.

— Я тоже подобрал пару подарков для нее и положил их под елку. Еще Виктория приготовила что-то от себя. В это Рождество, похоже, мы не успеем все организовать так, как привыкла Андреа, но сделаем все, что сможем.

Кэрли боролась с нарастающей ревностью, и это мешало ей говорить.

— Я пыталась позвонить Виктории несколько раз, — сказала она. — Хотела сказать ей, как ценю то, что она делает. Но, кажется, она редко бывает дома.

— У нее сейчас очень плохо со временем, — ответил Дэвид, не извинившись, ровным и приятным голосом. — Куча вечеринок и других дел. Это обычное явление перед Рождеством.

— Хорошо, но как бы не хватало времени, мы, например, всегда находим возможность ответить на телефонный звонок хотя бы на другой день или чуть позже.

— Кэрли, я не буду говорить Виктории, чтобы она позвонила тебе и объяснилась. Это слишком сложно и вряд ли ты поймешь.

Снова этот снобизм, что она уже отмечала и раньше.

— Ты мог бы удивиться тому, что и как я понимаю. Я не могу быть…

— Я сказал не в прямом смысле, — отреагировал Дэвид на ее обиду. — Иногда говорят, что американцы и англичане разговаривают почти на одном и том же языке, но думают они совершенно по-разному.

— Богатые и бедные действительно разные люди, — сказала Кэрли.

— Нравится тебе или нет, но это так, — ответил Дэвид.

Кэрли ужаснулась. Она оказалась в ситуации, с которой никогда бы не захотела столкнуться.

— Я не хочу, чтобы моя дочь была поставлена в такие условия.

Прошло несколько секунд прежде, чем Дэвид ответил.

— Тебе надо было подумать об этом еще месяц назад. Не знаю, есть ли у тебя теперь какой-либо выбор.

— Будь ты проклят, Дэвид, — вскрикнула Кэрли, озлобленная тем, что он подчеркивает очевидное.

— Как ты можешь и благодарить, и проклинать меня в одном и том же разговоре?

Дэвид до сих пор разбирался в Кэрли почти так же хорошо, как в самом себе. В ее голосе он всегда различал робость, в то время, как другие думали, что слышат безмятежность. Он чувствовал ее отчаяние, тогда как все видели только благодушие.

— Я хочу, чтобы Андреа вернулась назад, Дэвид.

— Сделаю все, что смогу, — сказал он. — Как только замечу, что она согласна, в ту же минуту посажу девочку в самолет.

— Пусть два «спасибо» сотрут одно проклятье.

Дэвид добродушно засмеялся.

— Боже, как мне не хватает тебя, Кэрли.

Глубина его чувств, прозвучавшая в словах, смягчила ее настороженность.

— Мне тоже не хватает тебя, Дэвид, — выпалила она, прежде чем успела подумать и остановиться.

— Счастливого Рождества, — закончил разговор Дэвид и повесил трубку.

— Счастливого Рождества, — ответила Кэрли в ответ на короткие гудки.

Она некоторое время еще продолжала держать трубку в руке, потом со вздохом повесила.

Ее кофе к этому времени остыл, а мороженое на пироге растаяло. Кэрли захотелось продолжить одинокую прогулку в сторону дома. Она подошла к столу и посмотрела на пирог — есть не хотелось. Кэрли положила пять долларов на стол, смущенно улыбнулась официантке и ушла.




Падал снег. Большие с полдюйма величиной белые хлопья тихо и медленно слетали с серого неба на землю, когда Кэрли вернулась домой. Их машина стояла у дома, и кто-то снова включил огоньки на рождественской елке. Она на минуту остановилась, чтобы все обдумать. Для стороннего наблюдателя картина представилась бы идиллическая — благополучный дом, счастливая семья. Когда Кэрли шла по дорожке к крыльцу, свежевыпавший снег под ее ногами тихо и мягко скрипел. Она сняла вязаную шапочку, стряхнула с нее снежинки, вытерла ноги о лежащий у входа половичок. Не в силах дольше задерживаться, Кэрли открыла дверь.

— Я дома, — крикнула она.

Итен ответил ей из гостиной:

— Где же ты была?

— Пошла прогуляться, да потеряла счет времени.

Она подошла к шкафу и повесила пальто.

— Надеюсь, я не перепугала вас.

Итен подошел к ней сзади, отодвинул волосы и мягко поцеловал Кэрли в шею.

— Конечно, я уже начал волноваться, куда это ты пропала.

Кэрли закрыла дверцы шкафа и тихо высвободилась из его объятий.

— А где же дети?

— Я отвез их к твоей матери.

— Зачем?

— Подумал, что мы могли бы побыть немного одни.

Итен погладил Кэрли по плечу.

— Я соскучился по тебе.

Она не могла поверить тому, что услышала. Как Итен мог представить себе, что она сейчас будет думать о нем, когда только что утром посадила Андреа на самолет и отправила ее в неизвестность. Неужели он настолько слеп, что не может заметить, как она огорчена и расстроена?

— Я тоже соскучилась по тебе, Итен, — тем не менее не задумываясь ответила Кэрли, не желая сейчас вносить в их отношения ноту разлада.

— Я надеялся, что ты так ответишь.

— Мне многое пришлось обдумать за последнее время.

По выражению его глаз Кэрли поняла, что Итен не заметил иронии в ее словах.

Он обнял ее:

— Теперь все будет по-другому.

Итен касался губами ее волос.

— Не пойми меня неверно, Кэрли. Поскольку все уже позади, вопрос с Андреа разрешился, и мы можем теперь…

Кэрли выпрямилась и отшатнулась от него.

— Будь осторожен, Итен, когда говоришь…

Он не отпускал ее, удерживая за руку и вынуждая смотреть на него.

— Да позволь же мне закончить.

— Я не хочу слышать ничего плохого об Андреа.

— Нет. Никогда и не услышишь.

— Ради Бога! Ведь она уехала. Разве этого недостаточно? Будем и дальше продолжать наши ссоры из-за нее?

— Я и хотел сказать об этом. Подожди, послушай. Теперь, когда Андреа с нами нет, мы можем наладить нашу жизнь. С самого начала девочка была клином между нами. Я не хочу сказать, что это ее вина, — быстро добавил Итен. — Она была такой же жертвой, как и мы.

Кэрли удивленно заморгала. Он совсем забыл, что если бы не Андреа, то Итен и Кэрли никогда не были бы вместе.

— Жертва? — спросила Кэрли.

— Обстоятельств.

Кэрли не могла спорить с ним. Андреа, может быть, и была клином между ними, но вначале она была тем самым «клеем», который соединил их.

— Теперь, когда Андреа уехала, мы будем более счастливы, так что ли?

— Пойми, Кэрли. Из-за девочки мы не были так близки, как могли бы. Она была постоянным, каждодневным напоминанием о Дэвиде и продолжающейся неопределенности твоего отношения к нему.

— Ты думаешь, что сейчас все изменилось?

— А разве нет? Ясно, он больше не любит тебя. И когда я наблюдал вас вдвоем, то понял, что и ты не испытываешь к нему никаких прежних чувств.

Итен поднял ее руки, положил их к себе на плечи и обнял ее.

— Теперь мы свободны и можем жить спокойно, как могли бы и раньше, если бы я не был безобразно слеп и хоть иногда прислушивался бы к тому, что ты пыталась мне объяснить.

Ком иронической усмешки застрял у Кэрли в горле. Итен на самом деле верил в то, что говорил. Все время, пока Дэвид находился в Бекстере, Кэрли постоянно боялась, как бы муж не догадался об их с Дэвидом взаимных чувствах. Иногда неосторожные взгляды Дэвида весьма красноречиво говорили о его любви и нежности к ней. Этого никогда не было между Итеном и Кэрли.

Как Итен не смог понять этого?

Первым ее желанием было уйти, найти укромное место, уединиться и обдумать все, что произошло за последние полтора месяца. Со временем все немыслимое становится обычным, а потому терпимым. Когда это произойдет, Кэрли снова, как и прежде, будет супругой и матерью, заботящейся обо всех и обо всем, будет терпеливо ждать, что дочь простит ее и вернется домой.

Но вместо этого она положила голову на плечо Итена и почувствовала себя еще более одиноко, чем это было в первую ночь после их свадьбы. Они прожили вместе шестнадцать лет, но по сути были чужими.

— Я люблю тебя, Кэрли, — сказал Итен и, приподняв ее голову, поцеловал.

— Я знаю, Итен.

Со временем она, может быть, тоже сможет ответить ему теми же словами, но не сейчас, еще не сейчас. Сначала надо найти причину, чтобы простить его за то, что он не любит Андреа.

Итен резко стащил с нее свитер и, наклонившись, приник губами к ее груди с горячими и торопливыми поцелуями.

— Я хочу тебя, — прошептал он. — Не отказывайся опять, Кэрли.

Слезы жгли веки ее закрытых глаз.

— Не здесь, — сказала она, — давай поднимемся наверх.

Застонав, Итен накрыл ее рот губами и поводил языком по ее зубам. Он страстно целовал ее подбородок, шею… Его руки мяли ее груди…

— Мне так хорошо, как никогда, — прошептал он.

Голос его дрожал. Не говоря ни слова, Кэрли взяла мужа за руку и повела по лестнице наверх. Она стерпит это, — сказала Кэрли сама себе, когда они поднялись в спальню.

С ловкостью, приобретенной с годами, Итен, быстро раздев Кэрли, положил ее на постель. Проделав все необходимое, ставшее ритуальным, чтобы возбудить, раздвинул ей ноги и вошел в нее.

Кэрли вскрикнула и через секунду затихла. Немного спустя Итен скатился с нее на постель. Когда его дыхание слегка успокоилось, он поцеловал Кэрли в висок и сказал:

— Это только начало. Дальше у нас все будет лучше и лучше.

— Когда мальчики вернутся домой? — спросила Кэрли.

Ложно истолковав значение ее слов, Итен повернулся к ней и улыбнулся.

— Еще очень не скоро.

Она затаила дыхание при виде его неподдельного счастья. Непроизвольно она припомнила, каким он был раньше — радостный, молодой человек по имени Итен, который перед тем, как они поженились, принял все ее терзания в связи с беременностью близко к сердцу, с пониманием. Кэрли не ощущала себя виноватой перед ним. Она продолжала чувствовать себя несчастной.

Почему она не может не испытывать к Итену неприязнь, когда он любит ее?

А почему должно быть по-другому?




Глава 13


Андреа чувствовала себя обманутой и испуганной. Выйдя из самолета в аэропорте Хитроу, она вдруг отчетливо поняла, что очень соскучилась по родному дому. Это чувство полностью овладело ею и вытеснило из сознания недавние неприятности.

Андреа спустилась по трапу и вошла в большой холл с эскалатором. Ошеломленная царившей вокруг нее лихорадкой и толкотней, девочка вышла из толпы, текущей в определенном направлении, отошла к стенке и постаралась собраться с мыслями. У нее совершенно вылетело из головы то, что сказал ей Дэвид по телефону. Она не могла вспомнить, где они договорились встретиться.

Стоя в длинной очереди на таможенном контроле, она попыталась подслушать те вопросы, которые задавали служащие аэропорта на досмотре, но она стояла слишком далеко. А что, если они спросят меня о матери и Дэвиде? Как в этом случае ответить?

Пройдя досмотр багажа и ответив на какие-то вопросы, она присоединилась к плавно текущей толпе пассажиров. Поднявшись по эскалатору и повернув за угол, Андреа начала пробираться вперед сквозь бесконечную стену людей. Многие находили девушку довольно привлекательной и отводили свои взгляды в сторону.

Она замедлила шаг и с трудом выбралась из потока. Нервно озираясь по сторонам, с отчаянием на лице, она пыталась отыскать среди тысяч людей Дэвида.

Его здесь не было.

В сердце неприятно кольнуло. Может быть, он забыл, что я должна сегодня прилететь? Или он передумал и теперь уже не хочет принять меня в свою семью?




Дэвид снова посмотрел на Андреа и возобновил попытки добраться до нее. Грубо расталкивая плечами людей, стоящих на его пути, он прошел практически вплотную с женщиной, приглашающей пассажиров, прибывших незадолго до Андреа, проходить.

— Андреа, — крикнул Дэвид, надеясь, что она услышит и посмотрит в его сторону.

Она обернулась на звук знакомого голоса.

— Дэвид?

— Я здесь!

Он поднял руку.

Слезы облегчения покатились по ее личику. Андреа побежала к нему навстречу.

— Я забыла, где мы должны были с тобой встретиться.

Навязчивая мысль пронзила его сознание, наверное, надо бы обнять ее. Правда неизвестно, как она отреагирует на это.

Вместо этого Дэвид просто улыбнулся, надеясь таким образом выглядеть в глазах Андреа более приветливым, и взял ее багаж.

— Я надеялся выбрать удачное место, на котором ты сразу бы заметила меня, но на трассе М4 произошел небольшой инцидент, из-за которого я опоздал.

Андреа изучающе смотрела по сторонам. Наконец, она спросила:

— Виктория приехала вместе с тобой?

Она попыталась изобразить полное спокойствие, но Дэвид сумел разглядеть, насколько была для нее важна встреча с женщиной, которая будет хозяйкой в доме, где ей предстояло жить. Они медленно пробирались сквозь гудящую толпу. Дэвид посмотрел на часы.

— Почти одиннадцать. Думаю, Виктория еще час назад легла спать.

Больше объяснений не требовалось.

— Обычно в рождественские праздники у нее много дел, — пояснил Дэвид. — Она любит работать и заниматься благотворительностью, поэтому в свободное время Виктория предпочитает поспать.

Он хотел закончить объяснения пока Андреа шла впереди. Он не только отложил вечеринку Виктории из-за приезда «его дочери», но по той же причине он фактически оставил жену дома одну, и поэтому она была вынуждена лечь спать одна.

— Я бываю очень рад, если мне удается увидеть ее за столом, — заключил наконец Дэвид.

— О-о-о!

Это было не просто восклицание, оно было переполнено смысла. В нем заключались все те слова, которые Андреа могла бы сказать, но не сказала. Он улыбнулся и хитро подмигнул ей:

— Я думаю, ты будешь рада кое-что узнать. Виктория отменит все свои дела на завтра только ради нас.

Девушка неуверенно улыбнулась в ответ:

— Я чувствую себя нападающей во встрече с ней.

Дэвид чуть не засмеялся. Было очень весело слышать такие смелые слова и одновременно наблюдать выражение испуга на лице девушки. Андреа волновалась перед встречей с Викторией также сильно, как и его жена перед встречей с ней.

Дэвид остановился, чтобы пропустить идущую навстречу торопливым шагом женщину.

— Она ни в чем не похожа на твою мать, но когда вы узнаете друг друга получше, уверен, все будет хорошо.

— Она не хочет, чтобы я жила с вами, не так ли? — сказала Андреа, выходя вслед за Дэвидом из здания аэропорта на ночной морозный воздух.

Дэвид не так давно уехал из Штатов, но его удивил характерный американский выговор девушки. А еще больше его поразила ее проницательность.

— И что же заставляет тебя так думать? — спросил он.

— У меня такое предчувствие.

— Ей нужно немного времени, чтобы привыкнуть к тебе, — как делаю это я, — мог бы добавить он.

Дэвид направился к машине. Шофер, заметив Дэвида, сразу же вышел из машины, чтобы поприветствовать их.

— Андреа, это Гарольд Дункан, лучший шофер в Лондоне. Скоро он будет тебе также необходим, как сейчас мне.

Непроизвольным движением, поразившим и его самого, и Андреа, он обнял ее за плечи. Отныне и впредь он должен помнить, что стал отцом этой девочки.

— Это моя прекрасная, почти взрослая дочь — Андреа.

— Я очень рад познакомиться с вами, — сказал Гарольд с легким поклоном.

— Я тоже рада познакомиться с вами, — ответила Андреа, протягивая руку, но на столько, чтобы при этом не сбросить руку Дэвида со своего плеча. — Особенно потому, что я еще не совсем взрослая и не могу сама водить машину.

Гарольд снисходительно улыбнулся:

— Я думаю, вы будете меньше нуждаться во мне, как только получите права. И даже к такому сумасшедшему движению, как в Лондоне, можно со временем привыкнуть.

Дэвид засмеялся:

— Я вот уже тринадцать лет живу в Лондоне и не могу к нему привыкнуть.

Гарольд взял чемоданы Андреа и положил их в багажник, обошел машину и открыл дверцы для Дэвида и Андреа.

— Как только вы захотите, мы поедем за город и будем учиться водить машину.

Андреа посмотрела на Дэвида, как бы ожидая подтверждения.

— Если ты не боишься снега и льда, можешь начать со следующей недели, — сказал Дэвид. — Мы проведем Рождество в Хэзорне. Там есть проселочные дороги, по которым ты и Гарольд сможете скользить в свое удовольствие.

Андреа залезла в машину и продвинулась подальше вглубь, чтобы Дэвид смог сесть рядом с ней.

— Надеюсь, у тебя есть другая машина, поменьше этой?

Он не стал говорить ей, что «другими машинами» были «Порш» и «Мерседес».

— Я думаю, мы сможем найти что-нибудь другое.

Андреа оглянулась вокруг.

— А как называется эта?

Дэвид усмехнулся.

— Эта называется «бентли». Так вроде неприглядная, но узнать ее мощь и возможности можно только когда сядешь за руль.

— Странно, почему только так?

На этот раз усмехнулся Гарольд, но не стал комментировать реплику Андреа, а только спросил:

— Домой, сэр?

— Если Андреа не пожелает остановиться где-нибудь перекусить.

— Ой, нет, нет! В самолете нас так кормили, что, казалось, это никогда не кончится.

— Тогда домой.

Они ехали по автостраде М4, и Андреа через окно спокойно рассматривала окрестности. Увидев это, Дэвид начал осторожно и издалека готовить почву для разговора о времени ее возвращения домой.

— Я разговаривал сегодня утром с твоей мамой.

Андреа застыла.

— Почему?

— Она позвонила и сказала, что при отъезде ты была очень грустной.

— Я была сердита на нее.

Дэвид подождал немного, потом продолжил.

— Мне кажется, ты злишься не на того, на кого следовало бы.

Андреа повернулась и посмотрела на Дэвида. Она нахмурилась так сильно, что ее брови сошлись почти вместе.

— Ты думаешь, я должна сердиться на тебя? Как же я могу? Ты ведь даже не знал о моем существовании.

— Я часто вспоминал прошлое… И вот через столько лет мы с твоей мамой, наконец, встретились вновь.

— Ты не знаешь ее так хорошо, как думаешь.

На этот раз Дэвид отвернулся к окну и начал рассматривать окрестности.

— Что она говорила тебе обо мне, о годах, когда мы были вместе?

— Совсем ничего.

Он глубоко вздохнул. Рассказать все или только те Вещи, которые ей необходимо знать, чтобы со временем успокоиться и вернуться домой?

— Кэрли и я знаем друг друга с раннего детства. Она и Итен были моими лучшими друзьями все время, пока мы росли и мужали. Но Кэрли понимала меня больше, чем кто-либо другой понимал или хотел понять. Если бы у меня не возникли серьезные проблемы, когда я жил в Нью-Йорке, она никогда не позволила бы себе…

Дэвид запнулся, не зная как продолжить.

— Скажем прямо, она никогда не вышла бы замуж за Итена, — закончил он.

— Следует ли понимать, что она не любила папу, когда вышла за него?

Дэвид зашел слишком далеко, чтобы остановиться и сменить тему беседы.

— Кэрли любила его, но как друга. Она могла сделать для него все, как и он для нее.

Андреа бросила беспокойный взгляд на Гарольда.

— Ты хочешь сказать, что моя мама вышла замуж, потому что почувствовала себя беременной? — спросила она почти спокойно.

— Нет, Андреа, никто сам по себе беременной не становится, — сказал Дэвид с долей нетерпения. — Для этого нужны двое.

— Она должна была быть более осторожной.

У него на кончике языка уже вертелась фраза: «Произошел несчастный случай», но Дэвид решил, что это прозвучит несправедливо. Ни одна женщина не скажет про себя: «Я забеременела в результате несчастного случая». Дело обстояло хуже, это был результат насилия.

— Если Кэрли была бы более осторожной, то ты сейчас не сидела бы здесь рядом со мной. Откровенно говоря, несмотря на то, что я до недавних пор ничего не знал о твоем существовании, и на то, что Кэрли испытала огромные сердечные переживания, — наверное такие же, какие сейчас происходят в твоей душе, — я не могу сказать, что сожалею о том, как все теперь обернулось для нас.

Одна ложь всегда потянет за собой другую.

— Мама должна была тотчас же сказать тебе, что беременна. Ты имел на это полное право.

Дэвид потерял счет тому, сколько раз ему приходила та же мысль за последние два месяца, только в несколько иной формулировке. Он торопливо искал способ, который бы помог Андреа полностью осознать все случившееся.

— Как бы ты поступила, если бы кто-то сказал тебе, что твой брат, например, Эрик, вот-вот сломает ногу, да так, что больше никогда не сможет играть в баскетбол. А ты можешь помешать этому, если захочешь, чтобы перелом ноги случился у тебя вместо него?

— Это несправедливый вопрос.

— Почему?

— Эрик любит баскетбол больше всего на свете.

— Правильно, — сказал Дэвид, довольный, что она так быстро поняла его мысль. — Твоя мама знала, как я мечтал стать хорошим писателем.

— Ты не можешь сравнивать эти два случая. Многие писатели женаты или замужем и у них есть дети.

Он не убедил ее.

— Многие, хоть один раз в жизни, делают неправильный выбор для высоких целей. То, что сделала твоя мама, было плодом долгих, нелегких раздумий, Андреа. Ее решение уйти от меня далось ей очень нелегко.

Дэвид не мог убедить девочку, не сказав ей правды, что только усугубило бы ее страдания.

— Кэрли меня очень любила, как и я ее, а может даже и сильнее. Среди моих знакомых нет никого, кто поступил бы когда-либо столь же самоотверженно. Кэрли пожертвовала почти всем ради меня.

— Ты делаешь из нее своего рода святую.

— А ты так не считаешь? — спросил Дэвид, разочарованно поняв, что не смог убедить ее.

— Мама не должна была выходить замуж за моего папу. Она могла поступить как-нибудь по-другому.

— Как, например? — спросил Дэвид, начиная терять терпение.

— Она могла отдать меня в приют.

— Ты считаешь, твоя жизнь была бы лучше, если бы она так поступила?

Губы Андреа задрожали, но она ответила.

— Не знаю.

— Ты никогда не слышала такую старую пословицу: не суди никого пока не пожил в его шкуре.

Андреа покачала головой и поглубже вжалась в угол сиденья.

— Кроме самой Кэрли, мы являемся наиболее сильно затронутыми ее решением выйти замуж за Итена людьми. Мы можем говорить, что были и другие пути решения. Мы можем встать на место Кэрли и посмотреть, что она тогда чувствовала. Но мы не должны снова и снова осуждать ее, тем более, что с тех пор прошло уже шестнадцать лет.

Он нагнулся и погладил руку девочки.

— Подумай об этом, Андреа. Она была тогда только на пять лет старше тебя. Твоя мама оказалась в очень трудном положении и не было готовых советов. Трудно было кого-то не обидеть. Она поступила так, как поступала всю жизнь — в первую очередь позаботилась о людях, которых любила, способом, известным ей.

Сказав все это, Дэвид задумался — чью боль он старался уменьшить, свою или Андреа? Они помолчали. При въезде в центр города единственным звуком, раздававшимся внутри машины, был тихий скрип от движения стеклоочистителя, убирающего медленно падающий снег с лобового стекла.

— Мой отец не хочет, чтобы я возвращалась домой, — сказала Андреа, нарушая молчание.

Дэвид наклонил голову и посмотрел в потолок.

— Почему ты так решила? — спросил он спокойно, стараясь не показывать волнения от сильно поразившей его фразы.

— Он сам так сказал мне.

Андреа произнесла эту фразу так тихо и слова были так ужасны, что Дэвид попытался убедить себя, что он ослышался, и девочка сказала что-то другое.

— Что ты сказала?

— Сегодня утром он пришел в мою комнату, чтобы разбудить меня. Он сказал, что ему очень жаль, что все так обернулось.

Андреа остановилась и глубоко вздохнула, подбадривая себя для продолжения разговора.

— Потом он сказал, что много думал о моем отъезде в Лондон и жизни там с вами и решил — от этого будет хорошо всем. Я буду счастливее здесь, а они вчетвером заживут настоящей дружной, семейной жизнью.

Злость охватила Дэвида, лишив его сдержанности и осторожности. Он сидел совсем спокойно, понимая, что если повернется или скажет что-нибудь до того, как возьмет себя в руки, то может перепугать Андреа своим гневом.

После непродолжительного молчания Дэвид спросил:

— А твоя мама знает об этом?

— Думаю, что нет.

Подумав, Андреа добавила:

— Нет, конечно нет, иначе она обязательно что-нибудь сделала бы.

— Я даже не знаю, что сказать тебе.

— Лучше ничего. Я просто очень боялась, когда приеду сюда, увидеть, что и вы тоже не хотите, чтобы я жила вместе с вами.

Итен поставил Дэвида в крайне сложное положение. Какого дьявола он поступил так, в то время когда Кэрли заверяла Андреа, что та вернется домой как можно скорее и всячески рассеивала опасения девочки, что Итен хочет побыстрее отделаться от нее?

Дэвид нагнулся и поцеловал Андреа в голову.

— А я боялся, что ты вообще не приедешь сюда.

Она снизу вверх посмотрела на него.

— Правда?

Теперь в основе их отношений лежала только ложь. Пришло время для определенной честности.

— Я не обманывал себя тем, что ты горишь желанием приехать сюда для того, чтобы лучше узнать меня. Ты лишь искала возможность обидеть маму, и это ужасно. Я искренне верил, что за то время, которое требовалось для оформления необходимых для твоего приезда в Лондон документов, вы как-то уладите между собой этот вопрос.

— Ты, наверное, думаешь, что я гадкая…

— Я думаю только то, что ты дочь своей матери, и я ни разу еще не видел такой упрямой девушки.

— И все-таки ты позволил мне приехать, — сказала Андреа больше для себя, чем для него.

— Как же по-другому я мог бы раскусить тебя?

Она задумалась над этим.

— Стало быть, я могу немного побыть у вас?

— Ты можешь жить у нас сколько захочешь, — сказал Дэвид, чувствуя вину перед Кэрли за данное ей обещание, но помня также и бессердечность Итена.

Андреа успокоилась и снова о чем-то задумалась. Через несколько кварталов она повернулась к Дэвиду.

— Может быть, спустя некоторое время мой папа все же соскучится по мне и захочет, чтобы я вернулась домой, — сказала она.

Дэвид никогда так не презирал Итена, как в этот момент.




Глава 14


Открыв дверь, Андреа вышла из комнаты, которую вчера Дэвид предоставил в полное ее распоряжение, и очутилась в коридоре, ведущем в гостиную.

Оказавшись в незнакомой постели, она не могла заснуть и долгое время пребывала то ли в полусне, то ли в полудреме. В конце концов в три часа утра она проснулась окончательно и больше не засыпала. Не боялась ли Андреа встретиться с Викторией, когда, после бессонной ночи, с интересом бродила по комнатам дома?

Она никогда не видела дома, похожего на этот, даже в иллюстрированных журналах. Те несколько комнат, через которые она прошла с Дэвидом после прибытия сюда, были обставлены старой и дорогой мебелью, на окнах висели тяжелые гардины, на полу лежали роскошные восточные ковры. Ее прогулка по комнатам дома была похожа, — не совсем конечно, но почти, — на посещение дорогого антикварного магазина. Показывая Андреа ее комнату, Дэвид пообещал утром ознакомить ее с остальными помещениями. Она, скрестив пальцы, думала, что увиденные ею комнаты служат лишь для приема гостей, а в остальном дом должен выглядеть более современно, на уровне нашего века.

Андреа отметила рождественские украшения в комнатах, которые не шли ни в какое сравнение с праздничным убранством их дома. Первой привлекла ее внимание елка. Она была очень высокой и пушистой и стояла не в комнате, а в лесу, и была видна сквозь огромное окно. Лесная красавица была богато украшена, особенно выделялись позолоченные банты. Елка выглядела торжественно и солидно, как на витринах больших богатых магазинов.

Все подарки были упакованы одинаково — позолоченная бумага и зеленая бархатная лента, завязанная большим бантом — кроме нескольких, которые лежали отдельно за креслом. Андреа сразу догадалась, что они от мамы. Дэвид ничем специально не стал обращать внимание девочки на них, но очень хотел, чтобы Андреа заметила.

Как только они вошли в комнату, где Андреа предстояло жить, и поставили чемоданы, Дэвид сразу же попросил девочку позвонить домой, чтобы оповестить всех близких о благополучном прибытии на место. Андреа пыталась отказаться и уговорить Дэвида отложить это на утро, но он не согласился. Дэвид сказал, что если не позвонить, то ее мама не будет спать всю ночь, мучась в догадках, не случилось ли чего-нибудь с ее дочерью в дороге.

После второго гудка в трубке послышался голос Шона, Андреа ответила.

— Здравствуй, ну, наконец-то! — с упреком сказал Шон.

— Дорога от аэропорта до дома Дэвида очень длинная и заняла много времени, — ответила ему сестра, надеясь, что это успокоит его.

— Ладно. Как там у тебя?

— Я еще не успела ничего увидеть. Когда самолет приземлился, было очень темно.

— А что она из себя представляет?

Андреа понизила голос:

— Я ее еще тоже не видела.

— Мы сегодня ходили в кино.

— Что вы смотрели?

— «Твердолобый». Я считаю картину глупой, а папе и Эрику она понравилась.

Его усилия придать голосу спокойный тон, как будто Андреа заночевала у друзей, а не находилась сейчас за тысячи миль от него, подсказали ей, что он больше не сердится на нее и, наверное, даже волнуется. По меньшей мере, он не так зол, как был в то утро.

— А как считает мама?

— Она не ходила с нами.

Шон помолчал.

— Подожди, я ее позову. Она только что вышла, чтобы принести дрова для камина.

— Не беспокойся, — быстро сказала Андреа и добавила: — Только скажи ей, что у меня все в порядке, и я позвоню через пару дней.

— Андреа, она убьет меня, если я сейчас не позову ее. Она превратила всех нас в сумасшедших в ожидании твоего звонка.

— Я должна идти, меня ждет Дэвид.

Андреа быстро попрощалась и повесила трубку, прежде чем Шон успел что-либо сказать.

Девушка почувствовала себя виноватой. Но чувство вины было главным образом из-за того, что Дэвид, наверняка, спросит о разговоре с Кэрли и ужаснется тому, что Андреа с ней даже не разговаривала.

Сделав несколько шагов по коридору, она остановилась и огляделась. Все было непривычно. На картине, висевшей напротив нее, были изображены собака и девочка в длинном платье. Андреа была уверена, что это не та картина, которую она видела здесь вчера вечером. Она еще раз оглянулась. На противоположной стене висела еще одна картина с собакой, приземистой и некрасивой, с мячом в зубах. Андреа внимательно осмотрела обе стены. Почти все пространство стен занимали картины с различного вида собаками, которых только можно представить.

Когда она рассматривала одну из самых уродливых собак, послышался звук приближающихся шагов. Андреа, будто застигнутая врасплох за непозволительным поступком, уставилась немигающим взором в орнамент на потолке и крепко сжала кулаки в карманах джинсов.

Из-за поворота коридора не спеша вышла женщина — высокая и стройная, с темными волосами до плеч. Она была одета в темно-серый костюм и белую блузку, а на ногах — черные туфли на высоких каблуках. В глазах Андреа такой внешностью могла обладать только очень богатая персона, скорее всего имеющая отношение к королевской семье.

Женщина подошла поближе и бросила на Андреа неодобрительный взгляд, который быстро сменился на натянутую улыбку.

— Я тебя напугала?

— Я рассматривала картины.

— Та, что напротив тебя — Бенсон.

Андреа нахмурила брови.

— А я думала, что это бульдог.

— Нет. Бенсон — фамилия художника, — пояснила Виктория снисходительно.

— О-ох, — это все, что девочка смогла произнести в ответ.

Она не помнила, чтобы когда-нибудь оказывалась в столь глупом положении.

— Моя мама тоже раньше рисовала, но она рисовала акварелью.

Возникла пауза, затем снова мимолетная улыбка. На этот раз улыбка скрытая.

— Это объясняет интерес Дэвида к акварели.

Виктория с протянутой рукой подошла к Андреа:

— Думаю, ты уже поняла, кем я прихожусь тебе. Виктория Монтгомери — супруга твоего отца.

Андреа пожала руку Виктории.

— Андреа Хэргроув, — сказала она.

— Хорошо, что ты уже встала. Я хотела бы вместе с тобой осмотреть твой гардероб перед тем, как поехать в Хэзорн на рождественские праздники. Тебе придется со мной и твоим отцом быть на трех приемах, которые состоятся здесь, в Лондоне, на днях. Я говорила с Дэвидом сегодня утром об этих приемах, и он сказал, что забыл предупредить тебя о них. Боюсь, ты не привезла необходимых для приемов туалетов…

Виктория, обойдя Андреа, прошла в комнату девочки. Андреа последовала за ней, благодаря Бога за то, что встав рано утром, догадалась застелить свою постель. Она еще не успела ничего сказать, как Виктория уже открывала гардероб. Он был пуст.

— Я еще не разобрала чемоданы, — сказала Андреа. — Я собиралась сделать это после завтрака.

Последовал полный нетерпения взгляд Виктории.

— Тогда не покажешь ли мне, что ты привезла с собой из одежды? Я посмотрю, может быть, придется купить еще что-нибудь к тому, что у тебя есть.

Андреа открыла чемоданы и взяла несколько вещей: ее лучшие шерстяные брюки изумрудно-зеленого цвета и кашемировый свитер, который подарила ей бабушка Барбара ко дню рождения.

Виктория вздохнула.

— Все это очень мило, — сказала она отстраненно, — но нет ли у тебя чего-нибудь более подходящего для торжественных визитов?

— Мы в Бекстере не очень следим за внешним видом.

Андреа показалось, что сейчас она не выдержит и закричит. Она выглядела как девочка из глухой лесной деревушки. С другой стороны, от досады она готова была пуститься во все тяжкие.

— Ладно. Я все поняла. Я знаю, что нам нужно сделать, — резко сказала Виктория.

Андреа не удивилась и не обиделась на это своеобразное заявление — она ожидала его.

— Я подготовлю сегодня программу по пополнению твоего гардероба, и как только вы с Дэвидом побываете в школе, которую он тебе подыскал, мы займемся ее выполнением. У нас очень мало времени, но такие проблемы надо решать неспеша.

Виктория развернулась и пошла к двери.

— Я составлю список необходимых тебе вещей и магазинов, в которых можно их приобрести, и передам его Гарольду до того, как уеду в город, скорее всего еще до обеда.

Потом, как бы только что припомнив, она добавила:

— Думаю, тебе не стоит переодевать школьную форму, когда ты поедешь за покупками. Она тебе так идет.

Андреа тут же спросила:

— А вы со мной не поедете?

— Зачем?

— Чтобы быть на сто процентов уверенной, что будут куплены действительно нужные вещи, — сказала Андреа, терзаясь между боязнью пойти за покупками одной и нежеланием оставаться целый день в обществе Виктории.

— Обслуживающий персонал в магазинах хорошо позаботится о тебе.

Не зная, что еще сказать или сделать, Андреа последовала вниз по лестнице за Викторией.

Дэвид уже ждал в столовой. Увидев их, он встал.

— Как вы спали? — спросил он, обойдя вокруг стола и поцеловав каждую из них в щеку.

Неожиданно появилась женщина в черно-белой униформе с подносом в руках. Она поставила перед Дэвидом и Андреа по тарелке омлета с сосисками, а перед Викторией — половинку грейпфрута.

— Чай? — спросил Дэвид.

Андреа отрицательно покачала головой. Она не любила ни чай, ни омлет.

— А можно кофе?

Дэвид отодвинул стул и начал вставать.

— Я забыл узнать у тебя, что ты любишь есть на завтрак. Когда госпожа Рэнкин спросила меня об этом, я попросил ее приготовить еще одну порцию того, что она обычно готовит для меня.

Дэвид пошел в сторону кухни. Виктория поставила чашку на блюдце с громким стуком.

— Дэвид, пожалуйста, не беспокойся. Я уверена, Андреа один раз может обойтись и без кофе.

— Это займет всего пару секунд, — сказал Дэвид и исчез на кухне.

Виктория повернулась к Андреа.

— Твой папа, кажется, намерен баловать тебя, — сказала она со вздохом.

Андреа сглотнула. Что она могла ответить?

— Извините, я не хотела прерывать завтрак.

— Конечно, нет. Но я имела в виду совсем другое.

Виктория обворожительно улыбнулась.

— Я боюсь, что ближайшие недели будут очень сложными для Дэвида. По крайней мере, до тех пор, пока он не убедится, что ты не вскочишь в первый же самолет в сторону твоего дома и не покинешь его.

Она несколько секунд смотрела на грейпфрут, затем продолжила.

— Уверена, для тебя не будет большим секретом, если я скажу, что была против твоего приезда к нам, против того, чтобы ты стала членом нашей семьи. Но увидев, как обрадовался Дэвид твоему возможному приезду, я была вынуждена изменить свою позицию.

Андреа, вот уже не в первый раз, просто не знала, что ответить.

— При минимальных усилиях с твоей и моей стороны, — продолжала Виктория, — мы можем прекрасно жить вместе, не вмешиваясь в дела друг друга.

Если Андреа и надеялась на что-то большее, то Виктория была решительно против каких-либо других форм их сосуществования. Было ясно, Виктория считала, что она и так зашла слишком далеко, согласившись с приездом в Лондон дочери мужа.

— Я постараюсь, — ответила Андреа.

— Мне приятно это слышать, — сказала Виктория, подтверждая свои слова легким кивком.

Дэвид вернулся в столовую.

— Кофе будет через минуту, — сообщил он, улыбнувшись.

Андреа улыбнулась ему в ответ, взяла вилку и откусила кусочек сосиски.

Она была ужасно невкусная.




Глава 15


Кэрли собрала обрывки оберточной бумаги и куски лент, оставшиеся с утра после того, как все вскрывали рождественские подарки, и запихнула их в мусорный мешок. Руки у нее дрожали от усталости, разочарований, обид и огорчений. Только после нескольких безуспешных попыток ей удалось завязать мешок с мусором.

Итен с Шоном и Эриком полтора часа назад ушли осваивать новые лыжи. Эрик было попытался уговорить ее пойти с ними, но она отказалась, сославшись на то, что если индейку не приготовить сейчас, то им нечего будет есть до самой полуночи. Особо не настаивая, Эрик быстро поцеловал ее и перед тем, как выйти из дома, тихо сказал:

— Без Андреа у нас все как-то не так…

Уже много дней Кэрли едва сдерживала слезы. Она никак не могла примириться с мыслью, что ее дочь в рождественские праздники находится где-то далеко. Когда утром она встала с постели, горе снова захлестнуло ее душной волной. Кэрли пошла в ванную и там дала волю своим слезам. Остаток утра она провела борясь с острой головной болью.

С того самого дня, когда они проводили Андреа в аэропорт, Барбара следовала за Кэрли неотступной тенью. Она появлялась с небольшими сюрпризами в любое время дня, приглашала пойти вместе за покупками по магазинам, утром первым делом звонила дочери, а после обеда посылала Вэлли на патрульной машине посмотреть на Кэрли. Барбара и Вэлли были единственными с кем Кэрли могла поговорить откровенно об Андреа.

Дома, — неважно кто говорил это: Кэрли или мальчики, — упоминание имени Андреа вызывало один и тот же эффект: Итен вставал и немедленно покидал комнату, сопровождаемый горьким взглядом растерянной жены. Не потребовалось много времени, чтобы Шон и Эрик поняли, что нельзя говорить о сестре в присутствии отца. Раньше братья вели себя непринужденно и обращались к матери с разными вопросами. С отъездом сестры и разрывом их взаимоотношений ребятам словно стало чего-то не хватать. Нужно было как-то восполнить потерянное, но Кэрли не знала как, наблюдая происходящее как бы со стороны. По своей натуре братья были добрыми и отзывчивыми, теперь же стала проявляться их озлобленность в преодолении грусти от расставания с сестрой.

Итен — другое дело. Он не позволял себе скучать по Андреа. По крайней мере до тех пор, пока не понял, что отъезд девочки не стал шагом к семейному счастью, как рассчитывал он.

В дверь позвонили. Это напугало Кэрли и вернуло в действительность. Она пошла к двери, убирая за ухо непослушную прядь.

Ванда Стерлинг, соседка, приветствовала Кэрли белозубой улыбкой.

— С Рождеством, — сказала Кэрли, ежась от холодного ветра.

Она немного отошла от двери в глубь дома.

— Заходите, а то тут недолго и замерзнуть на смерть.

— Я не надолго, — сказала Ванда, отряхивая снег с сапог перед тем, как войти в дом.

— Я только хотела передать вам вот это.

Она отдала Кэрли пирожные домашнего приготовления, обернутые целлофаном и с зеленой еловой веточкой сверху.

— И это, — добавила Ванда, вынимая из-под пальто и передавая Кэрли большой пухлый конверт.

— Почтальон принес его нам вчера по ошибке, а Эдд расписался за него, даже не посмотрев кому оно адресовано, и сказал мне об этом только сегодня. Я надеюсь, письмо не очень срочное?

Сердце Кэрли учащенно забилось пока она клала пирожные на стол, чтобы освободить руки и взять конверт. Обратным адресом значился Лондон.

— Спасибо.

— От Андреа?

Кэрли утвердительно кивнула.

— Да, как это приятно, — Ванда снова улыбнулась. — Я могу поклясться, что Рождество без нее не было таким, как всегда. Очень жаль, что она не смогла подождать до окончания праздников, а потом уже уехать со своим новым отцом. Это типично для молодого поколения. Немедленное вознаграждение. Это главное, все остальное потом.

Кэрли немного нервничала, торопясь вскрыть конверт. После телефонного звонка из Лондона прошло две недели, а от Андреа не было никаких известий. Письмо было первым и долгожданным. Кэрли послала ей уже два письма — длинных, путанных послания — с рассказом о некоторых местных новостях и положением дел в семье. Кэрли начинала писать каждое из них в воскресенье, что-нибудь дописывала каждый день и отсылала только в следующую субботу.

— Не хотите ли кофе? — спросила Кэрли, мысленно молясь, чтобы Ванда отказалась.

— Спасибо. Мне надо успеть испечь еще два пирога.

— Я удивляюсь, как вам хватает времени на все это, — неудобно было так быстро заканчивать разговор и Кэрли продолжила: — Сыновья будут очень рады попробовать ваши пирожные. Я в этом году мало занималась выпечкой сладостей.

— И это Неудивительно. При всем том, что у вас творится, наверное, на душе.

Ванда пошла к двери, но обернулась, чтобы высказать последнюю мысль.

— Кэрли, если у вас возникнут проблемы или желание поговорить с кем-то о чем-нибудь, не стесняйтесь, я же рядом, живем почти дверь в дверь.

— Спасибо, я буду помнить.

— Счастливого Рождества.

— Я вам желаю того же, — ответила Кэрли, впервые поверив, что это все еще возможно.

Закрыв дверь за Вандой, Кэрли задумалась — подождать ли Итена и мальчиков или прочитать письмо прямо сейчас, наедине. Решение не заняло много времени. Направляясь в гостиную, она ощупывала конверт. В конверте вместе с письмом находился плоский и мягкий предмет в рождественской упаковке, перевязанный серебристой ленточкой.

Кэрли не заинтересовал подарок, она жадно рассматривала почерк Андреа на конверте. Она обратила внимание, что марки на конверте не были погашены. Осмотрев конверт, Кэрли поняла, что Андреа хотела отправить письмо просто по почте, но Дэвид, для ускорения доставки, отослал его заказной авиапочтой по отдельной накладной. Поэтому и не были погашены марки. Осторожно, боясь повредить хорошо сохранившиеся марки, Кэрли открыла конверт и вынула два листа хорошей мелованной бумаги, плотно исписанные округлым почерком Андреа.

«Дорогие мама, папа, Шон и Эрик.

Казалось, что самолет будет лететь бесконечно, но, наконец, я прибыла сюда и с тех пор все время в делах. Я в Лондоне всего девять дней, но уже побывала на трех приемах, видела лондонский Тауэр, Биг Бэн и Гарродский рынок. (Мы там ничего не покупали — Виктория считает, что здесь очень много туристов, но зато интересно все посмотреть. Он действительно огромен.) Дэвид сказал мне, что на приемах будет много людей из королевского окружения, но я пока не видела ни одного, а, может быть, и видела, но не признала. Кстати, мама, ты можешь за меня не беспокоиться. Виктория действительно очень добра ко мне. В первый же день она купила мне все необходимое и очень модное из одежды. Она боялась, что меня будут плохо воспринимать в ее кругах общества, если не буду одеваться так, как здесь принято. Это означает — нет джинсам и свитерам, да — по-настоящему дорогим вещам, таким как кожаная юбка и соответствующий жакет, шелковые блузки, пальто для поездок за город. Мне еще купили полный набор формы, в которой я буду ходить в школу. И даже, — вы не поверите, как это смешно выглядит, — соломенную шляпку.

Эрик и Шон, вы не можете представить, какая здесь школа. Ей не меньше тысячи лет, и учатся здесь одни девочки. Думаю, вам бы это понравилось, а мне нет. Дэвид сказал, что он объездил много школ и выбрал именно эту потому, что здесь учится больше всего американских детей и мне будет проще освоиться со школьной жизнью. Учеба в Англии отличается от нашей. В шестнадцать лет школьники сдают экзамены по всем предметам. И если кто-то не захочет учиться дальше, то может не учиться. (Виктория сказала, что принцесса Ди так и поступила. В общем, из школы никого не исключают и ничего подобного этому вообще не происходит.) Если же вы решили продолжить обучение, то надо выбрать только три предмета и учить их дальше. (Дэвид говорит, что можно взять еще и четвертый — словесность, если я справлюсь.) В восемнадцать лет вы заканчиваете учебу. В институте здесь учатся три года, конечно, если не решите учиться еще дальше — в докторате. Мне это очень нравится.»

Кэрли почувствовала себя так, будто кто-то провел ледяной рукой по ее голой спине. Письмо было веселое и светлое. Дух его находился в явном противоречии с теми превратностями, которые должны были переполнить жизнь Андреа. И потом, почему Дэвид так тщательно и долго подбирал школу для девочки, когда они договорились о ее скором возвращении.

«…Завтра у Дэвида день рождения. Виктория по этому поводу устраивает большой прием, на котором будет много знаменитостей. Как только закончится прием, мы уедем в Хэзорн. Мы — это я и Дэвид. Виктория в этом году проведет все праздники в Лондоне, потому что накануне Рождества у нее будут какие-то дела с родителями. Дэвид сказал, что хочет увезти меня в Хэзорн (по непонятной причине здесь домам дают имена собственные), так как там очень красиво, и он не думает, что я лучше провела бы время, оставшись в Лондоне. Мы поживем за городом несколько дней. Дэвид собирает в Хэзорне торжественный обед для своих лучших друзей. Все подарки мы возьмем с собой в деревню, так что у нас будет чем заняться и чему порадоваться утром в Рождество. Вы посмотрели бы как много подарков с моим именем. (Нашли ли вы подарки, которые я оставила дома под елкой?)

В этот раз мне не удастся попрактиковаться в вождении машины, потому что Гарольд останется в Лондоне для того, чтобы возить Викторию, а потом ему надо будет побыть со своей семьей. Но Дэвид сказал, что если Гарольд и в следующий раз не поедет с нами в деревню, то он сам поучит меня ездить на «мерседесе».»

Из камина выпала и покатилась к ногам Кэрли обгоревшая головешка. Она встала, чтобы положить ее обратно в камин и посмотреть, не просыпались ли горячие угли на пол через решетку.

Господи, что Шон и Эрик подумают, когда прочтут письмо сестры? Новая, модная одежда, загородный дом, вождение «мерседеса». Кэрли не могла решить, что в этом письме придумано, а что преувеличено. В любом случае, ей было трудно сдержать огорчение.

«…Папа, ты не поверишь, какие здесь улицы. Ты не любишь ездить по улицам Кливленда, а если бы ты проехал по улицам Лондона, то, наверное, сошел бы с ума. Названия улиц на всем протяжении меняются не один раз и не два, а несколько. Так что очень не просто определить, куда надо ехать. Дэвид, когда я училась водить, сказал, что ни за что не даст мне ездить на машине по Лондону. Он обещал научить меня пользоваться метро для того, чтобы я могла добираться до школы и обратно, если Гарольд не сможет подвезти меня на нашем «бентли».

Ну, все. Я должна уходить. Мы с Дэвидом едем на спектакль. Поскольку я собираюсь стать актрисой, он считает, что я должна смотреть лучшие спектакли и мюзиклы, которые идут сейчас в Лондоне. Потом театры с этими спектаклями уедут на гастроли в Штаты.

Большой привет Мьюффи, передай, что я очень соскучилась.

Андреа.»

Кэрли так расстроилась, что закрыла глаза. Свою любовь и преданность дочь посылала не кому-то из членов семьи, а любимой собаке.

Она сложила письмо и положила его в карман брюк, все еще не зная, как воспринимать его. На минуту Кэрли подумала, что все это выдумки дочери, но тут же проскользнула другая мысль: а вдруг это правда?

Кэрли решила не показывать сразу же письмо Итену. Он не сможет прочесть между строк и понять, что за внешней бравадой прячется одиночество и испуг девочки. Вместо этого он будет говорить, как счастливо и хорошо устроилась она в новом доме и как они хорошо поступили, разрешив ей уехать в Лондон.

Шон и Эрик будут ревновать и обижаться — больше ничего. Сама Кэрли вряд ли сможет сохранить бодрость духа, когда все ее существо проникнуто чувством тревоги.

Она встала, чтобы выбросить конверт в камин, но из него выпал сверток, перевязанный шелковой лентой с бантом, к которому была прикреплена этикетка. На этикетке очень мелкими печатными буквами было написано имя Кэрли так, чтобы невозможно было определить, кто сделал надпись. Она развязала ленту, и к ногам упал тонкий шелковый, ярко разукрашенный шарфик. Она похолодела, когда увидела на уголке шарфа метку фирмы-изготовителя. «Гермес».

«Это Дэвид.»

Подарок был делом его рук, а не Андреа. Разочарование тут же заглушило секунду внезапной радости. Теперь все встало на свои места. Андреа никогда не стала бы просить деньги у Дэвида на столь дорогой подарок, а таких больших своих денег у нее не было. Андреа не покупала подарок и не отправляла письмо специальной почтой, чтобы оно пришло как раз в Рождество. Все это сделал Дэвид.

Кэрли подняла шарф с пола и вместе с лентой и упаковкой положила обратно в конверт.

Наплевать на его внимание.

Наплевать на его заботу.

Но прежде всего наплевать на то, что он дает понять, будто Андреа ни на минуту не забывает ее после всего происшедшего.

Не в состоянии больше оставаться в неподвижности, Кэрли встала и подошла к окну. Теплое дыхание затуманило холодную поверхность стекла, изолировав ее от вида на улицу. Глубокая печаль нахлынула на Кэрли от осознания того, что Андреа не скучает по ней. Если бы это было не так, то она не смогла бы так долго задерживаться в Лондоне, тем более на праздники. Может быть, загвоздка в Дэвиде? Почему он так добр с Андреа? Он же обещал, что сделает все от него зависящее, чтобы девочка поскорее вернулась домой?

Сквозь бурю чувств прорезался голос разума, который чуть умерил паническое состояние Кэрли. Пытаясь успокоиться, она глубоко вздохнула. Если она хочет прожить несколько предстоящих месяцев, то должна спокойно исходить из фактического положения дел, а не тратить время и силы на представление различных ситуаций.

Кэрли услышала, как открылась входная дверь, и попыталась взять себя в руки. У нее еще куча дел, связанных с праздником. Времени для досужих размышлений будет достаточно и завтра.

— Мам? — позвал Эрик.

— Я здесь, — ответила Кэрли, пряча конверт и шарф на книжной полке за полное собрание сочинений Шекспира, где их, — она уверена, — никто не найдет. Через несколько секунд Эрик вошел в комнату, разматывая шарф, который подарила Андреа.

— Как вкусно пахнет индейкой.

— Она будет готова через пару часов.

Эрик сел на диван рядом с матерью.

— Чем ты сегодня занималась?

— Так, ничего особенного, по мелочам. Ты уже освоился с новыми лыжами?

Она откинула прядь волос со лба, затем, чувствуя нежность к сыну, обняла его за плечи.

— Папа и Шон хотят пойти кататься на лыжах на пруд. Мне не хочется идти туда.

— Очень хорошо. Я люблю, когда ты рядом.

Кэрли прижала его к себе.

— Не хочешь горячего шоколада?

Эрик прислонил голову к ее плечу.

— Нет, спасибо.

— А если я положу в него немного клюквы?

Эрик не ответил, но спустя несколько секунд спросил:

— Андреа не звонила?

Теперь Кэрли поняла причину столь раннего возвращения сына домой.

— Нет, — ответила она.

— А ты не против, если мы сами ей позвоним? — спросил Эрик с надеждой.

Не ведая того, сын подтолкнул мать к тому, чтобы отказаться от решения, которое она давно уже приняла: не звонить больше первой в Лондон.

— О, ты замечательно придумал! — воскликнула Кэрли. — Мне тоже не хочется сидеть и ждать, когда она позвонит.

Она встала и протянула руку сыну.

— Я наберу номер, и ты сможешь поговорить.

— А мы не подождем папу и Шона?

— Если они захотят поговорить с ней, то когда вернутся домой, мы снова ей позвоним.

Эрик улыбнулся.

— Спасибо, ма.

Кэрли крепко обняла его.

— Нет, Эрик, — сказала она, ласково целуя его, — это тебе спасибо.




Глава 16


Андреа с горечью смотрела на яркое розовое пятно на белой шелковой юбке от напитка, который пила. Если бы для Дэвида не было так важно, Андреа попыталась бы отговорить его идти на рождественский обед. День выдался тяжелым, тяжелее, чем она ожидала, хотя и предполагала, что он будет не из легких.

Всю ночь накануне Андреа смотрела на часы, высчитывая, который же час дома, и что они там делают… Она чуть не заплакала, когда, разбирая багаж, обнаружила свитер от Эдди Бауера, который Кэрли покупала для себя. Андреа точно помнила, что мама о свитере ей ничего не говорила. «Хорошо, что догадалась, — подумала девочка, — послать маме шелковый шарф, а то чувствовала бы себя еще более неблагодарной.» Она ждала, что мать, получив подарок, позвонит ей в Лондон.

В канун Рождества Андреа делала вид, что слушает передаваемое по радио пение хоралов Королевской Капеллой, а на самом деле она все время прислушивалась, не звонит ли телефон. В само Рождество она ожидала звонка до самого последнего момента, когда уже нельзя было больше задерживаться и нужно было ехать на праздничный обед.

Дэвид не знал, чем помочь ей. Когда он заметил, что почта тоже иногда опаздывает, девочка ничего не сказала в ответ.

Андреа окинула взглядом огромную гостиную, отыскивая Дэвида. Он разговаривал с седым мужчиной, который встречал их у входа, когда они приехали.

Когда Дэвид обещал устроить рождественский обед с друзьями, Андреа подумала, что это будет обычный праздничный обед с парой-другой соседей. Но она усомнилась в правильности своих предположений, когда увидела, как Дэвид спускается из своей комнаты по лестнице в смокинге. Такое, до приезда в Англию, Андреа видела только на свадьбах или при других особых случаях.

Она уже насчитала более тридцати человек, стоящих вокруг в ожидании обеда. Андреа не могла представить себе размеры стола, за который можно было бы усадить всех гостей, или количество индейки для того, чтобы накормить всех собравшихся.

Она решила, что пятно на юбке будет менее заметно, если сесть, выбрала огромное, с резными ручками, некрасивое кресло и опустилась на его сверхмягкие подушки. Напротив нее сидел молодой человек. До этого Дэвид представил его Андреа как Мердока Армстронга. Он разговаривал с дамой в зеленом туалете. Заметив девочку, они решили включить ее в свой разговор.

— Вы — дочка Дэвида, не так ли? — спросила дама в зеленом.

— Да, — ответила Андреа.

— Вы из Америки?

— Да.

— Извините, никак не могу вспомнить, из какого вы штата? — спросил Мердок.

— Огайо.

Дама задумчиво сдвинула брови.

— Я что-то не могу припомнить такого штата.

Андреа не удивилась. Со времени приезда в Англию она еще не встретила ни одного человека, кто знал бы, какие штаты находятся между Нью-Йорком и Сан-Франциско.

— Это напротив Канады через, озеро Эри.

Она подождала, чтобы посмотреть, достаточно ли этой информации для уяснения расположения ее штата. Когда стало ясно, что недостаточно, Андреа добавила:

— Пару сотен миль на юго-запад от Торонто.

— А-а-а, — произнесла дама.

Все вежливо улыбнулись, а Андреа подумала о том, что бы еще им сказать. Она решила обратиться к Мердоку.

— В какую школу вы ходите?

— Итон, — ответил он.

— Это недалеко? — спросила Андреа, рассчитывая, что Мердок будет польщен ее интересом, а в ответ получила едва прикрытый презрительный взгляд.

— Итон — это через речку от Виндзора, — раздался голос за спиной Андреа.

Молодой человек обошел кресло девушки и присел на край софы рядом с Мердоком.

— Мердок забывает, что не каждому дано понять его ответ при такой манере высказываться.

Он протянул Андреа руку.

— Я — Джеффри Армстронг, брат этого странного господина.

Андреа пожала его руку и улыбнулась. У Джеффри были замечательные глаза, она приказала себе не смотреть в них. Глаза были голубые в середине, а вокруг — почти синие. Цвет глаз был в полном контрасте с темными волосами и загорелым лицом.

— Андреа Хэргроув.

Джеффри оживился.

— Дочка Дэвида Монтгомери? Рад познакомиться.

Андреа кивнула.

— Я немало слышал о вас в эти дни, приятно узнать вас лично.

— Вы слышали обо мне?

Она даже не могла представить себе, что о ней говорили: бедный Дэвид, с дочкой на руках, о сосуществовании которой он даже не подозревал. И бедная, бедная Виктория. Она ни за что бы не согласилась выйти за Дэвида замуж, если бы знала об этом…

— И это неудивительно!

Мердок встал и расправил складки на брюках.

— Извините, но мне хотелось бы еще бокал коктейля.

Он слегка кивнул и спросил:

— Не хотели бы вы чего-нибудь?

— Нет, благодарю вас, — ответила Андреа.

Не хватало еще ей поставить второе пятно на платье — желтое от коктейля рядом с розовым от содовой.

— Я тоже покину вас, — грациозно откланявшись, сказала дама в зеленом.

После того, как они отошли, Джеффри обратил все внимание на Андреа.

— Мы остались вдвоем, — сказал он, улыбаясь. — Надеюсь, вы не возражаете?

Андреа привлекала его улыбка и выражение глаз.

— Совсем нет, — ответила она, придавая голосу небрежные интонации. — Можно я задам вам несколько вопросов?

— Давайте.

— Что такое Итен?

Джеффри приложил руку к сердцу и сделал устрашающее лицо.

— Произнося это слово, обычно склоняют голову и понижают голос.

Наклонившись поближе к Андреа, он прошептал:

— Это школа для сыновей очень богатых, очень влиятельных и с высоким общественным положением людей. Конечно, там есть и другие ученики, окончившие с отличием государственные школы, королевские стипендиаты, но их немного. В основном это подонки, от которых лучше держаться подальше.

— А вы? — спросила Андреа.

— Увы, я тоже отношусь к группе до невозможности испорченных молодых людей.

Он распахнул полы фрака и засунул руки в карманы брюк.

— Какой следующий вопрос?

Андреа откинулась на спинку кресла и положила ногу на ногу, совсем забыв о розовом пятне на юбке.

— Почему кажется, что большинство присутствующих здесь людей никогда не видели солнца, а вы выглядите так, как будто только что приехали с курорта, где провели не меньше месяца.

— Но другие это не заметили.

— Извините. Я не имею в виду…

Дэвид предупреждал ее, что здесь считается нетактичным задавать вопросы о чем-то личном.

Джеффри усмехнулся.

— Не извиняйтесь, Андреа. Я нисколько не обижен. Я до смерти хотел рассказать кому-нибудь, какую фантастическую неделю провел, катаясь на лыжах в Вербье, — он наклонился к девушке. — Но все, кого я знаю, до безобразия вежливы, чтобы спросить меня об этом.

Андреа кивнула головой.

— Здесь все не так, как у нас. У нас дома считалось бы невоспитанностью, если кто-то ездил в путешествие и его не спросили об этом.

Дэвид, оперевшись плечом о косяк двери в кабинет, наблюдал за девочкой. Он был рад, что Андреа и Джеффри нашли общий язык. Джеффри был необычайно развитым и чувственным для своих семнадцати лет — прекрасный приятель для Андреа на время ее пребывания в Англии.

Дэвид до сих пор не мог понять: либо Андреа так хорошо умеет скрывать свои чувства, либо она еще не достигла пика тоски по дому или мысли о доме у нее были на втором плане. Она была замечательной юной девушкой — веселой и любознательной, желающей все увидеть и узнать. Хотя Дэвид опаздывал на несколько месяцев с написанием новой книги и не нуждался особо в экскурсиях, ему было приятно ходить с девочкой по городу, показывать ей все памятники и закоулки и вновь открывать Лондон ее глазами. Ему будет очень не хватать ее, когда она уедет.

Мысли Дэвида как будто дошли до Андреа. Она обернулась и, посмотрев на него, широко и приветливо улыбнулась, вновь вернувшись к разговору с Джеффри.

Дэвид был поражен чувствами и воспоминаниями, возникшими при виде Андреа, сидящей в профиль к нему и разговаривающей с молодым человеком. Он увидел в этой юной девушке Кэрли. Дэвид выпрямился, расправил плечи и посмотрел по сторонам в поисках человека, с которым он мог бы поговорить, чтобы развеять нежданно возникшие воспоминания. Ничего не изменилось. Ничто не изменится. Верить во что-то другое — опасно.




На обратном пути Андреа была очень спокойна. Но когда они свернули на дорогу, ведущую к дому, она спросила:

— Как ты думаешь, мама получила подарок?

— Почему ты спрашиваешь?

Андреа заколебалась.

— Потому что она не звонит. Может быть, она думает, что я забыла ее…

— Боишься, что обидела ее?

Дэвид спрашивал осторожно, не зная как далеко можно зайти, чтобы Андреа не захлопнула дверь взаимопонимания между ними.

— Может быть, она увидела, когда вернулась из аэропорта домой, что под елкой ничего для нее нет? Она очень чувствительна к таким вещам… — предположил Дэвид. Затаив дыхание, он ждал ответа.

— Я действительно была очень рассержена, когда уезжала, — сказала Андреа.

— Думаю, ты была более чем обижена. Учитывая все происшедшее, тебя можно понять, — поддержал девочку Дэвид.

— Ты думаешь мама поняла?

— Я не знаю никого, кто может прощать, — особенно того, кого она любит, — легче, чем твоя мама. Она не может таить обиду долго, особенно против, тебя.

— Она почти никогда не бывает сердитой, хотя для этого было много причин.

— Например, какие? — спросил Дэвид.

Он подавлял в себе неловкость от того, что хочет и пытается узнать что-то из личной жизни Кэрли, хотя делать это, по его мнению, было непозволительно.

Андреа продолжала, не обратив внимания на вопрос.

— Мне надо было послать письмо раньше.

— Может быть, она звонила, когда нас не было дома.

Андреа повернулась и с нескрываемой надеждой посмотрела на Дэвида.

— А у вас телефон с автоответчиком?

Дэвид отрицательно покачал головой.

— Не здесь.

Андреа снова стала вяло-спокойной. Она не сказала ни слова пока не подъехали к дому.

— Если не возражаешь, я пойду спать. Я очень устала.

Когда они были уже в доме, Дэвид повесил пальто на вешалку и обнял Андреа.

— Милая, я хочу поблагодарить тебя. Ты сделала это Рождество таким счастливым для меня! У меня не было такого праздника уже многие годы.

Дэвид обнял Андреа. От ее волос веяло ароматом сиреневых духов.

— Мне очень жаль, что я не смог быть на твоем пятнадцатилетии, — добавил Дэвид.

Андреа откинула голову и, посмотрев на него, сказала:

— Если бы ты знал, то пришел бы?

— Ничто не удержало бы меня, — ответил он мягко.

Под влиянием того, что последние недели в его доме жила Андреа, в душе Дэвида сформировалась и все больше разрасталась тоска по Кэрли и собственным детям.

— Спокойной ночи, Дэвид, — сказала Андреа.

Она встала на цыпочки и коротко поцеловала его в щеку. Затем повернулась и медленно начала подниматься по лестнице в спальню. Дэвид не двигался, но когда девочка прошла уже больше половины лестницы, позвал ее.

— Андреа?

Она остановилась и посмотрела вниз.

— Что?

— Передай привет от меня маме.

Андреа несколько секунд молчала, не решаясь сказать, что она думает.

— А ты хотел бы, чтобы мама была с тобой, а не с папой?

— Я стараюсь не думать о таких вещах.

Ответ кажется удовлетворил ее.

— Увидимся утром, — сказала Андреа и поднялась по лестнице наверх.

Подождав пока хлопнет дверь в ее спальне, Дэвид пошел в кабинет и налил себе бокал виски.




Глава 17


Запах выпеченных сладостей сразу же достиг Кэрли, едва она переступила порог дома Барбары. Снимая пальто, она крикнула:

— Не ты ли два часа назад говорила, что садишься на диету?

— Это для Андреа… Которые я послала последний раз, похоже где-то затерялись, и она осталась, как говорится, «при хоккейной шайбе».

Барбара вышла из кухни, вытирая руки о полотенце.

— Чему я обязана этим визитом?

Кэрли засмеялась.

— Ты имеешь в виду, почему я так быстро вернулась?

Барбара огляделась кругом и, наконец, пристально посмотрела на дочь.

— Мне кажется, что за многие месяцы я в первый раз слышу твой смех. Не наступила ли весна, или ты что-то скрываешь от меня?

Кэрли и сама горела желанием поделиться радостными известиями.

— Когда я вернулась домой, меня ждало письмо от Андреа.

— И что?

— Я пока не очень вчитывалась, но, кажется, она вот-вот готова сдаться.

Барбара вздохнула несколько разочарованно.

— Сообщает что-нибудь конкретно?

— Оказывается, я была не права! Теперь все выглядит по-другому. Она сейчас больше, чем сразу после отъезда, пишет о доме. И еще — я не говорила тебе, что недавно я встретила подругу Андреа, Сюзанну Жилрой. Она считает, что Андреа должна вернуться еще до наступления лета. Может быть, Андреа прислала ей письмо? Ты так не думаешь?

— Наверное, ты права.

Барбара с грустью вздохнула.

— Я все же думаю, с Андреа что-то происходит… Мы были так уверены, что больше месяца она там не задержится, но…

На кухне зазвенел таймер. Барбара пошла туда, продолжая через плечо разговаривать с Кэрли.

— …мы ошиблись.

Барбара только повторяла мысли Кэрли, которые преследовали ее с самого отъезда дочери. Она прошла вслед за матерью на кухню.

— Единственным объяснением может быть то, что Дэвид создал для нее комфортабельные условия, и поэтому она колеблется между ним и нами. Я знаю Андреа, она скорее всего опасается оскорбить чувства Дэвида. Она ведь действительно считает, что он ее отец. Я не говорила тебе, что к Рождеству он купил ей бриллиантовые серьги?

— Если и говорила, то я забыла.

Барбара надела на руку варежку, вынула из духовки готовые пирожки и поставила туда очередную партию.

— Я помню, он обещал тебе, что сделает все от него зависящее, чтобы наша девочка вернулась домой.

Кэрли взяла еще горячий пирожок и разломила его пополам. Пирожки, начиненные изюмом и арахисом, были очень вкусные. Когда такие же пирожки пекла она, Итен был недоволен. Он не любил орехи и презирал изюм.

Господи, она становится мелочной.

— Я тоже думала об этом. Но ведь Дэвид не мог сделать что-нибудь, что позволило бы Андреа думать, что пребывание ее в доме нежелательно. Такое не в его характере. Он не поступит так ни с кем, тем более с юной девушкой, которая верит в него и считает его своим родным отцом.

— Я не знаю другого человека, который сделал бы то, что сделал для тебя и для Андреа Дэвид. Он или преследует какие-то свои цели, или скоро станет святым.

Кэрли насторожилась.

— У тебя, мама, временами память имеет какой-то избирательный характер. Вспомни о том, что сделал Вэлли для тебя и твоей дочери, — сказала Кэрли.

Барбара бросила косой взгляд на нее.

— Хорошо, но нельзя резать дважды по одному и тому же месту.

— Вэлли рисковал всем в отличие от Дэвида.

— Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?

В свое время Кэрли жаждала поговорить с матерью о том, что случилось с ними троими много лет назад. Но вопросы оставались без ответа.

— Не устроить ли нам вечеринку, когда Андреа вернется домой?

— Только надо, чтобы Шон и Эрик тоже присутствовали, — ответила Барбара спокойно, будто и не было только что эмоциональной вспышки. — Не надо, чтобы они чувствовали себя отстраненными.

Кэрли улыбнулась.

— А жирный козленок для возвратившейся заблудшей дочери найдется?

— Мне очень приятно видеть снова улыбку на твоем лице.

— Мне тоже это нравится.

Зазвонил телефон.

— Не подойдешь к телефону? — спросила Барбара, вытирая руки о полотенце.

Кэрли подождала второго звонка, доедая остаток пирожка.

— Алло, — сказала она неуверенным голосом, отражающим ее настроение.

— Слава Богу, — сказал Итен. — Я никак не могу найти тебя!

Сигнал тревоги прозвучал в ее голове.

— Почему? Что случилось?

— Два часа назад мне позвонили из госпиталя в Линдейле. Вначале они пытались дозвониться до тебя, но никого не было дома.

Как он любит, не сказав, что случилось, обвинять.

— Из госпиталя? — повторила Кэрли. — Из Линдейла?

— Шон попал в аварию.

Сердце ее сжалось.

— В какую аварию?

— В чем дело? — повторяла Барбара, шагая кругами по кухне.

— Мотоцикл, — ответил Итен.

Этого не могло случиться, здесь какая-то ошибка. Она не может потерять второго ребенка. Только не это. Милостивый Боже, сделай так, чтобы Итен ошибся.

— Итен, хватит играть в прятки, скажи, жив он или нет.

— Кто жив или нет? — повторила Барбара.

— Я не знаю, — ответил Итен срывающимся голосом. — Он все еще в операционной.

Кэрли обхватила голову руками и полуобернувшись прошептала матери имя Шона.

— Почему они держат его в операционной? — спросила Кэрли, пытаясь на что-нибудь опереться.

— Мне не известно.

Громкость голоса и его раздраженность нарастали. Кэрли поняла, что от мужа она ничего больше не добьется.

— Я сейчас приеду, но сначала дай мне поговорить с кем-нибудь из сестер.

— Это невозможно, — сказал Итен. — Весь персонал занят, они не смогут подойти к телефону.

Только понимание, что это ничего не даст, остановило Кэрли, и она не закричала.

— Знает ли Эрик? — спросила она.

— Он здесь, со мной.

— У тебя было время отыскать его, а не меня.

Она уже долгое время терла рукой лоб.

— Неважно. Не отвечай. Не показывай Эрику, как ты перепуган.

— Легко сказать.

— Я сейчас приеду, — повторила она, все еще не в состоянии повесить трубку.

Трубка была связью с Итеном, а значит и единственной связью с Шоном.

— Если операция закончится раньше, чем я приеду, скажи ему — я люблю его.

— Доктор сказал, что операция продлится не меньше двух часов. Мы ждем тебя в коридоре, около операционной, — сказал Итен и повесил трубку.

В комнату вошла Барбара со своим пальто и с пальто Кэрли в руках. На ходу одевая пальто, она подошла к духовке, выключила ее, вынула полуиспеченные пирожки и выложила их на стол.

— Я связалась по радио с Вэлли. Он будет здесь через пять минут.

— Я не могу так долго ждать, — сказала Кэрли, продевая руки в рукава пальто.

— Вэлли не сможет приехать быстрее.

Кэрли вся сжалась и тихо простонала.

— Я не могу вот так просто стоять здесь и ждать. Я сойду с ума, ничего не предпринимая.

— Попробуй упаковать сладости для Андреа.

— Андреа? Может позвонить ей?

— И что ты ей скажешь? Ты сама еще ничего толком не знаешь.

Барбара обняла дочку.

— Все уладится. Не надо забывать, что в связи со случившимся Итен изрядно возбужден. Находясь в таком состоянии, он мог все преувеличить.

Кэрли была в панике. Она стояла неподвижно, хотя внутри нее все кипело.

— Мама, мне страшно. Я не знаю, что сделаю, если с Шоном произошло что-то серьезное.

— Пожалуйста, не распаляй свое болезненное воображение и будь спокойнее. Вот увидишь, с ним все будет в порядке.

Она вытерла слезы со щек дочери.

— Слышишь, это приехал Вэлли.




Через сорок пять минут они уже входили в приемную хирургического отделения больницы в Линдейле.

— Слава Богу, наконец-то вы приехали, — с облегчением и нотками обвинения в голосе сказал Итен.

— Как он? — спросила Кэрли. — Что тебе сказали?

Эрик бросился к матери.

— Примерно пять минут назад выходила сестра и сказала, что все идет нормально, — сказал он.

Кэрли вопросительно посмотрела на мужа — так ли это.

— Больше она ничего не сказала.

— Доктор должен выйти и сказать нам о результатах, как только закончит операцию.

— Каким образом Шон попал под мотоцикл? — спросила Кэрли.

— Он не попал под мотоцикл, — ответил Эрик прежде, чем успел что-либо сказать Итен. — Он упал с него.

Кэрли не понимала, о чем говорит ее сын: Может, он говорит на другом языке?

— Господи! Как он оказался на мотоцикле?!

— Кажется, старший сын Бредфорда получил его в подарок на Рождество, — сказал Итен. — Когда он с другом ушел погулять, Джой Бредфорд уговорил Шона и Эрика взять мотоцикл и пойти покататься.

Итен многозначительно посмотрел на Кэрли.

— Придя из школы, они не застали тебя дома, пошли искать и зашли к Бредфордам.

— Брат Джоя очень молод, — сказала Кэрли, пытаясь погасить возрастающий гнев Итена. — Ради Бога, для чего нужен ему этот мотоцикл?

Эрик уткнулся лицом в пальто Кэрли.

— Его дядя купил себе новый, а старый отдал брату Джоя, — сказал он.

Голос его был приглушенным, но достаточно громким, чтобы его услышали. Кэрли чувствовала его прерывистое дыхание и поняла, что он изо всех сил пытается не заплакать.

— Ты тоже катался на нем? — спросила она.

Эрик отрицательно качнул головой, не отрывая лица от пальто.

— Договорились, что я прокачусь после них.

Представив Эрика, сидящего на мотоцикле, она пришла в ужас. Кэрли нежно взяла голову Эрика ладонями и подняла ее так, чтобы он посмотрел на нее.

— Благодарю Бога, что ты не успел. Теперь скажи, как сильно разбился Шон.

Ее злило, что о состоянии Шона говорит только Эрик, а Итен больше молчит.

— Он плакал и не мог двигаться, потому что каждый раз, как он хотел встать, ему становилось очень больно, — вспомнил Эрик. — Мам, он ехал медленно. Все это произошло потому, что мотоцикл упал на него, когда Шон задел тумбу.

— Он разговаривал с тобой, когда пришел в себя до приезда скорой помощи?

— Ух, еще как. Он все время повторял, что ты убьешь его, как только увидишь, что он наделал.

Давящий обруч отпустил грудь Кэрли, и она смогла перевести дыхание. Она благодарно и ободряюще обняла сына.

— Это могло бы ужасно кончиться для вас обоих.

— Что ты сделаешь с Шоном, когда он поправится?

— Мне надо сначала прийти в себя…

— А что со мной?

— Я об этом подумаю после того, как крепко обниму тебя десять раз.

Кэрли снова прижала к себе сына.

В разговор вступила Барбара.

— Я думаю вам с Итеном надо побыть вдвоем, а мы с Эриком пойдем в кафетерий и купим чего-нибудь попить.

Кэрли обратила внимание на мать.

— А где Вэлли?

— Он пошел узнать мнение полицейских…

Отпустив Эрика и подходя вместе с ним к Барбаре, Кэрли сказала:

— Мне, если можно, принесите чашку чая.

Она повернулась к Итену.

— А тебе принести чего-нибудь?

Он ответил, не глядя ни на кого:

— Мне ничего не надо.

— Мы недолго, — сказала Барбара, взяла Эрика за руку, и они пошли в холл клиники.

Когда они скрылись за углом, Итен сказал:

— Ты никогда не пила чай.

Кэрли прищурилась:

— Что?

— Ты пьешь только кофе, и мне показалось странным, что ты вдруг изменила этой привычке. Вот и все.

— Твоя паранойя достигла пика, Итен. Ты и сейчас устроил мне сюрприз.

Она разгорячилась и не хотела останавливаться.

— Ты прекрасно знал, что с Шоном все будет в порядке и устроил мне на целый час адские муки.

— Я не знал…

— Перестань выкручиваться, — возмутилась Кэрли.

Пройдет много времени, пока она сможет простить ему этот день.

— Довольно извиняться, мне не хочется даже говорить с тобой.

— Что с тобой, Кэрли? Я делал все, чтобы ты была счастлива. Я делал, а ты только принимала. Когда же все это кончится?

— Ради Бога! Когда ты хотя бы на один день перестанешь думать только о себе? Сейчас не время и не место для выяснения, что правильно, а что неправильно в наших семейных отношениях.

— У тебя всегда не время и не место. Интересно, как долго я буду ставить девяносто процентов на твои десять?

— Я не хочу говорить с тобой об этом сейчас.

— Тогда когда?

— Итен, остановись!

— Я хочу знать, Кэрли, когда ты думаешь найти хоть немного времени для меня? Разве я прошу многого?

Неожиданно он решил прекратить скандал.

— Хорошо, если ты захочешь, мы сможем продолжить разговор, когда вернемся домой.

— В ту самую минуту, когда войдем в дверь? Или после того, как я разгружу посудомойку и накормлю собаку? С чего ты взял, что это все так важно для меня? К черту все, так когда же? Может, вечером, Итен, когда Эрик уйдет спать? Это тебе подойдет?

Кэрли краем глаза заметила, что к ним подходит Вэлли. Он, держа в руках куртку из шотландки в красно-серую клетку и с подобием улыбки на костлявом лице, быстро подошел к Итену и Кэрли.

— Ну, что вы выяснили? — сразу же обратилась к нему Кэрли, пряча руки в складках пальто, чтобы не было видно, как они дрожат.

— Я говорил с шерифом Линдейла. Он сказал мне, что поскольку авария произошла на подконтрольном мне участке, то я могу поступить так, как сочту нужным.

— И что вы решили?

— Никто из ребят наказан не будет. Однако я попрошу Бредфордов, чтобы они убрали куда-нибудь подальше этот мотоцикл на время, пока оба их паренька не подрастут года на два, на три.

Кэрли подошла к Вэлли, встала на цыпочки и поцеловала его.

— Вы всегда приходите к нам на помощь в трудные моменты.

Вэлли обнял ее и крепко прижал к себе.

— И всегда с удовольствием, милая.

Так, обнявшись, они простояли несколько минут. Кэрли словно получила заряд силы от человека, в котором она страстно желала видеть своего настоящего отца.

— Куда ушли Барбара и Эрик? — спросил Вэлли, когда наконец Кэрли подняла голову с его плеча.

Кэрли отступила назад и посмотрела в сторону холла.

— В кафетерий. Вот-вот вернутся.

Вэлли снял с руки куртку и положил ее на стул.

— Как самочувствие, Итен? — спросил он, как будто только что заметив его.

— Могло быть и лучше.

— Как жаль, что такое случилось с твоим парнем.

— Сам черт не придумает такого.

Кэрли хотела попросить его уйти куда-нибудь и умерить там свое раздражение, как вдруг увидела, что со стороны холла к ним приближаются Барбара и Эрик в сопровождении женщины в стерильном хирургическом халате. Она шла впереди них и улыбалась.

— Мама, с ним все хорошо, — кричал Эрик, первым подбежав к матери.

У нее перехватило дыхание от радости. Она взглянула на врача, ища подтверждения. Высокая, стройная женщина кивком головы подтвердила, что это так.

— Ему чрезвычайно повезло, — сказала она, подходя к Кэрли и протягивая руку. — Эвелин Вебстер. Вы его мама?

— Да, Кэрли Хэргроув.

После этого она представила Вэлли и Итена.

— Я хотела бы сказать вам, что благодаря каске, которую он одел, мальчик поправится без больших осложнений, — продолжила доктор Вебстер. — Переломы у него закрытые, и они сравнительно быстро зарастут.

— Переломы? — повторила Кэрли с новым испугом. — Их много?

Доктор сняла хирургическую шапочку и поправила коротко стриженные темно-русые волосы.

— У него сложный перелом правой плечевой кости и трещина правой берцовой. Вам разве никто не сообщил о результатах рентгена и об операции, которую мы решили сделать?

— Мы еще не успели толком поговорить. Я приехала сюда только несколько минут назад, — поспешила ответить Кэрли, желая скрыть неблагополучные отношения в семье.

Взгляд, брошенный врачом на Кэрли, подсказал ей, что доктора не интересуют ее объяснения. Открытость врача и ее доброта были чисто профессиональными.

— Скажите, Шон правша или левша?

— Левша, — ответил Эрик.

— Хорошо, это немного поможет лечению. Он пробудет здесь несколько дней. Мы отправим его домой только когда он начнет передвигаться самостоятельно. Но ему потребуется помощь, особенно в первые пару недель. Есть ли кто-нибудь, кто сможет этим заняться?

— Моя супруга будет ухаживать за ним, — сказал Итен.

Доктор обернулась к Кэрли и смотрела на нее, ожидая подтверждения.

Кэрли кивнула.

— Перед тем, как мы отпустим его домой, нам надо будет встретиться и поговорить.

— Сколько времени, как вы думаете, он пролежит в больнице? — спросила Кэрли.

— Через четыре-пять дней, в зависимости от состояния здоровья, он сможет поехать домой.

Доктор собралась уходить.

— Могу ли я навестить его? — торопливо спросила Кэрли.

— Из операционной его переведут в палату примерно через час. Номер палаты вы сможете узнать у сестры на этаже.

Она кивнула на прощанье и пошла вдоль по коридору к операционной.

Как только Кэрли поняла, что доктор не услышит ее, она с гневом обратилась к Итену.

— Ты же все знал и ничего не сказал мне!

Ее возмущению не было предела.

— Да замолчи же, ты! — воскликнул Итен.

Он взял ее за руку и отвел подальше от других.

— Ты же знаешь, как я теряюсь, когда случается что-то подобное. В приемном покое сестра передала мне кучу бумаг для подписи. Тут же говорили, что собираются делать с Шоном. Я так расстроился, что никак не мог вспомнить свою фамилию. Представь к тому же, сколько медицинских терминов они наговорили мне.

Кэрли резко освободила руку.

— Перелом кости — слова, которые, конечно, уж не так сложно запомнить.

— Что с тобой происходит? Ты поступаешь так, будто это моя вина, когда ты…

— Не говори это, Итен. Даже не смей думать об этом.

То ли ярость в ее глазах, то ли тон ее голоса, но что-то заставило Итена отступить.

— Послушай, мы оба расстроены и устали. Почему бы нам не уйти отсюда? Давай найдем какое-нибудь место и поедим… У нас еще целый час до того, как Шона привезут в палату.

Кэрли молчала. Она была готова согласиться с любым из предложений, но при условии, что Итена не будет рядом.

Итен продолжил:

— Эрик тоже очень расстроен из-за всего этого. Ему только не хватает увидеть, что мы ругаемся.

— Я позвоню Андреа.

Итен посмотрел на часы.

— Там уже одиннадцатый час. Она, наверное, спит. И потом, если ты подождешь до утра, то скорее всего и Шон сможет поговорить с ней. Тогда она больше поверит, что с ним все в порядке.

Кэрли понимала, что он прав, но не хотела сдаваться. Она пошла туда, где с Эриком стояли Барбара и Вэлли.

— Итен предлагает пойти куда-нибудь пообедать вместо того, чтобы стоять и ждать здесь целый час.

— Это потрясающая мысль, — откликнулась Барбара. — Вам надо подкрепить силы перед тем, что вам еще предстоит.

— Я знаю одно хорошее местечко здесь рядом, — сказал Вэлли.

Итен от радости потер ладони одна о другую.

— Тогда решено.

Кэрли передернуло, когда Итен, помогая одеть ей пальто, позволил себе ласково погладить ее по шее. Она поняла, что-то очень серьезное изменилось за последние несколько часов в их отношениях. Еще не совсем понятно что именно, но она чувствовала, что это произошло навсегда.

Когда они вышли из клиники и пошли к машине, Итен обнял жену за плечи и прошептал:

— Ты считаешь, что я должен извиниться перед тобой?

Кэрли молчала, и он продолжил:

— Ты можешь ответить что-нибудь?

Если бы он подобрал более нужные в данном случае слова и сказал их нормальным тоном, то она не смогла бы не простить его. За многие годы было много подобных случаев.

— Я хочу услышать от тебя, что я сделал неправильно?

Он зарылся лицом в волосы Кэрли и тихо, мягко сказал:

— Я знаю, ты на минутку забылась.

Она отшатнулась от него.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он зло посмотрел на нее.

— То, что я не сделал ничего плохого и нет никаких причин мне извиняться.

Кэрли начала что-то отвечать, но почти сразу же замолчала. Ей не надо обращать внимание на эгоизм мужа. Лучше заняться Шоном и поскорее забрать его домой.

— Спасибо, Итен, — сказала она, совершенно не удивившись, что он не понял ее.

Он недоуменно улыбнулся и привлек ее к себе, чтобы поцеловать.

— Пожалуйста.




Глава 18


Звяканье тарелок, разносимых больным на завтрак, вывели Кэрли из полудремы. Она открыла глаза и посмотрела на Шона. А он глядел на нее.

— Доброе утро, — улыбнулась она, выпрямившись на стуле и потягиваясь.

— А где папа? — спросил Шон.

Кэрли встала, подошла к кровати, потрогала лоб сына и поцеловала его.

— Отец и Эрик ушли вчера вечером домой. Но они придут, как только Эрик вернется из школы. Как ты себя чувствуешь?

— Неважно.

Она улыбнулась с состраданием.

— Это вполне понятно.

— Ты сердишься?

Откровенно говоря, он думал о том, что случилось, ожидая, когда мама перестанет дремать. В прошлую ночь он еще не отошел от наркоза и не мог составить даже простой фразы не впадая в сон.

— Немного, но я уже остыла.

— А папа?

— Это ты спросишь у него самого.

— У Эрика все в порядке?

Она гладила его волосы, испытывая от этого простого движения невероятное удовольствие. В последние месяцы она была настолько занята Андреа, что не замечала сколько радости каждодневно вносят в ее жизнь Шон и Эрик.

— Вначале он был очень расстроен, а когда узнал, что ты скоро поправишься, успокоился.

— Могу поспорить, что он перепугался.

— Ты выиграл бы этот спор.

— Ты тоже, наверное, была напугана.

Кэрли вспомнила, что ей пришлось пережить вчера и непроизвольно на ее лице появилась горькая улыбка.

— Я была в ужасе, пока не приехала сюда и не узнала, что же с тобой произошло.

Шон ухватился за перекладину, висевшую над ним, и у него перехватило дыхание от боли, причиненной этим движением.

— Я и не думал, что он такой тяжеленный.

— О чем ты?

— О мотоцикле Джо. Он весит, должно быть, не меньше тонны.

— Дедушка Вэлли вчера, когда возвращались домой, останавливался там. Говорит, что все выглядело так, словно мотоцикл выскочил из-под тебя, когда ты задел тумбу.

— Все, что я помню — я сидел на мотоцикле, а в следующую секунду он оказался на мне.

— Тебе было очень больно?

— Сразу, нет. Наверное, я слишком сильно испугался, чтобы чувствовать еще что-нибудь. Потом, как только подвигал рукой, я понял, что она сломана, а нога где-то застряла.

— Все идет к тому, что ты получишь тот компьютер, который хотел.

Шон обрадовался.

— Ты не шутишь?

— Нет. Это единственное, что поможет тебе не отстать от школьной программы.

— Ха, может лучше было этому случиться в начале учебного года?

Кэрли усмехнулась.

— Тогда ты пропустил бы баскетбольный сезон. Богатый выбор?

— Как долго я буду находиться в таком положении?

— Врачи не могут сказать этого сейчас. Им нужно убедиться, что сломанная рука быстро пойдет на поправку.

Кэрли заколебалась, неуверенная, стоит ли вдаваться в подробности, но потом решила сказать правду. Если бы также просто, — подумала она, — решались и вопросы с Андреа.

— Похоже, лечение сложного перелома руки затянется.

— А что с ногой?

— Через шесть недель она будет, как новая.

Шон минуту подумал.

— Если бы ты рассказала Андреа о моей руке, могу поспорить, она бы приехала навестить меня.

— Я думаю так же, но не хочу говорить ей об этом.

— Почему?

— Лучше ты сам ей потом все расскажешь.

— Но все же, давай позвоним ей.

— Она, наверное, еще не вернулась из школы.

— Ма-а-а-м?

Кэрли посмотрела внимательно на сына.

— Ну, что?

— Извини.

— И ты меня извини, милый. Если бы я была дома, ты не отправился бы меня искать и этого не случилось бы.

Шон долго глядел на мать.

— Это папа посоветовал тебе говорить так.

— Что ты имеешь в виду?

— Так же говорил и он, вот и все.

Кэрли начала разворачивать целлофановый пакет со столовым прибором и салфетками.

— Какой ты стал сообразительный, — ласково сказала она.

— Я стал понимать многое, о чем ты даже не догадываешься.

Кэрли не хотелось продолжать этот разговор. Шон все-таки ребенок и его следует держать подальше от внутрисемейных раздоров между родителями.

Она не успела ответить сыну, потому что тихий стук в дверь привлек их внимание. На пороге появился улыбающийся Итен.

— Как поживает мой детеныш?

Шон не сразу улыбнулся в ответ.

— У меня все прекрасно, — ответил он.

Итен вошел в палату и закрыл дверь.

— Хорошо, но ты почувствуешь себя еще лучше, когда узнаешь, какой сюрприз я тебе приготовил.

— Андреа приезжает домой! — радостно закричал Шон.

У Итена отвисла челюсть. Он явно ошибся в том, что является лучшей новостью для сына.

— Подумай еще. Но, нет, не надо, — быстро добавил Итен. — Лучше я скажу сам. Я говорил с Арнольдом Ливингстоном, и он согласился продать мне билеты на три игры в Пистоне.

— Но у него было всего два билета?

— Да. А в чем проблема?

— А как же мама и Эрик?

Итен пожал плечами. Он был в явном недоумении.

— Я думал, тебе будет приятно провести время вместе со мной…

— Не хочу, чтобы мама и Эрик оставались дома пока мы будем веселиться.

— Не думай об этом. Эрик не очень-то этим интересуется, а мама — ты знаешь ее — она вообще предпочитает сидеть дома вместо того, чтобы пойти куда-нибудь со мной.

Обида вспыхнула в Кэрли.

— Это неправда.

Итен готов был испепелить ее взглядом.

— Тогда почему ты не сдержала обещания насчет вчерашнего вечера?

— Вчерашнего вечера? — переспросила Кэрли.

— Да, мы договорились поговорить о наших отношениях, о нашем прошлом и будущем.

Кэрли украдкой взглянула на Шона, тот внимательно смотрел на отца.

— Не могли бы мы поговорить об этом позже?

— Я слышу это каждый раз.

Кэрли сидела и молчала, пораженная как громом, словами Итена. Она не хотела оправдываться. Муж прекрасно знал, что вчера вечером она не могла уехать домой, оставив сына здесь одного.

— Я была целый день за рулем и очень устала, поэтому и решила остаться в больнице.

Не дожидаясь пока Итен ответит, она обратилась к Шону.

— Завтрак скоро совсем остынет и станет настолько невкусным, что от него откажется даже Мьюффи.

Поняв, что перепалка между родителями закончилась, Шон успокоился и усмехнулся.

— Мьюффи может есть все подряд.

Кэрли подложила салфетку ему под подбородок.

— С чего ты хочешь начать?

Глаза мальчика вопросительно округлились.

— Я не могу есть лежа.

— Неужели? А ну, открывай рот пошире.

Шон нехотя подчинился, и Кэрли аккуратно положила ему в рот кусочек яйца. Он пожевал, потом скривил лицо.

— У-у-х, — выдохнул он, с усилием проглотив еду.

К кровати подошел Итен.

— А если я принесу тебе чего-нибудь повкуснее?

Шон посмотрел на мать.

— Можно?

Кэрли положила вилку на тарелку.

— Почему нет?

— Я вернусь через двадцать минут, — сказал Итен.

Он взял Кэрли за подбородок и поцеловал.

— А что принести тебе?

Ей очень хотелось высказать ему все, что скопилось за эти дни, но она сдержалась.

— Ничего не надо. Я доем то, что осталось. Почему это должно пропадать?

— Можно взять домой для Мьюффи, — сказал Шон.

Когда Итен ушел, Шон закрыл глаза и откинулся на подушки. Кэрли подумала, что он опять уснул, но Шон вдруг открыл глаза и спросил:

— Как ты думаешь, в котором часу лучше позвонить Андреа?

— Ты действительно скучаешь по ней?

— Да. Но только не говори ей.

— Почему же?

— Она все время будет напоминать мне об этом.

— Хорошо, — Кэрли улыбнулась. — Скажу тебе один маленький секрет — она тоже скучает по тебе.

— Тогда почему она все еще там?

— Наверное, из-за меня.

— Сколько можно сердиться на тебя из-за того, что ты не рассказала ей о Дэвиде? — возмутился Шон.

— Думаю, про это она уже забыла.

— Тогда, что же ей мешает простить тебя?

— Она не знает что сказать мне.

— Ты смеешься. Андреа всегда знает что сказать.

Шон остановился и помолчал.

— А-а-а, я догадался, что ты имеешь в виду. Ей не хочется признаваться тебе в том, что она всегда обо всем говорит не думая.

Кэрли погладила сына по голове.

— Я люблю тебя.

Он взял ее руку и крепко сжал ее.

— О, я тоже.

— Что это значит? — поддразнила его мать. — Что ты тоже любишь себя?

— Ты сама знаешь, что я хотел сказать.

— Да, знаю, — мягко сказала она, испытывая огромное удовольствие от происходящего.

— Скажи, что бы ты сейчас сказал Андреа?

Шон чуть испуганно посмотрел на мать.

— Ты думаешь, я сказал бы ей, что я люблю ее?

— А разве нет?

— Да, но я не собирался говорить ничего такого.

Кэрли заколебалась.

— Ты не будешь возражать, если я скажу ей об этом?

Мальчик на секунду задумался.

— Хорошо. Но не очень распространяйся на эту тему.

— А если я так и сделаю?

Шон протестующе застонал.

Кэрли знала, если она сейчас поцелует сына, он сделает вид, что ему это жутко не нравится. Ну и пусть. Она сделает это для себя.

Шон в ответ поцеловал ее.




Глава 19


Дэвид откинулся на спинку кресла, пристально всматриваясь в экран компьютера. Он и раньше сталкивался с трудностями, когда писал, но в этот раз все было по другому. Идеи о возможном пути решения проблем своего героя возникали у него в голове, но как только он начинал излагать их на бумаге, мысли исчезали или казались неинтересными.

Ясно, что в последнее время жизнь его принимала самые неожиданные обороты, но он не в силах был изменить что-то. Кроме того, если сейчас причиной всех проблем он считает Андреа, то что же будет, когда она через пару дней уедет? Он останется со своим героем, стоящим на улице с кейсом и тремя детьми, и с двумястами страницами, которые еще необходимо сочинить, описав в них благополучное разрешение всех проблем героя.

Дэвид не думал, что предстоящий отъезд Андреа будет восприниматься им так болезненно. Он заставлял себя верить в то, что она навестит родных и через неделю вернется назад. Но ему становилось все труднее и труднее лгать самому себе. Приехав домой, она обнаружит кучу интересных вещей, которые не дадут ей возвратиться к нему.

Дэвид немало потратил сил, отговаривая девочку лететь первым же самолетом в Америку, когда она узнала о том, что случилось с братом. Она с трудом согласилась отложить отъезд на четыре дня, не больше, чтобы не оставлять занятия в школе до пасхальных каникул. За это время и Шон переберется из больницы домой.

Дэвид прекрасно понимал, что окунувшись в прежнюю жизнь, Андреа не захочет покинуть ее снова. Ему же придется довольствоваться общением по телефону и, может быть, парой недель на летние каникулы. А разве не в этом заключался смысл предпринятого ими? С другой стороны, разве то, что девочка задержалась в Лондоне дольше, чем рассчитывала Кэрли, и о чем они договаривались с ней, не позволяет ему надеяться, что Андреа останется с ним навсегда?

Однако, все считали, что она лишь погостит в Лондоне какое-то непродолжительное время. По крайней мере так было задумано. Кто же мог предполагать, что она пробудет в Лондоне так долго, или, что он так сильно привяжется к ней?

Чувство потери уже омрачало душу Дэвида. Он пытался успокоить себя тем, что после отъезда Андреа жизнь его войдет в прежнюю колею. Книга будут писаться одна за другой, издатели будут счастливы, и Виктория будет довольна. Все встанет на свои места. Но Дэвиду еще никогда не становилось лучше от самообмана. Теперешнее положение не было исключением.

Дэвид обернулся, не услышав, а скорее почувствовав, что кто-то вошел в кабинет. Он хотел уже возмутиться таким вторжением, когда увидел, что это Андреа.

Еще давно, когда девочка только что приехала, она заинтересовалась работой Дэвида, и он попытался объяснить ей, как пишет книги. Тогда же он специально подчеркнул, что когда работает, и дверь кабинета закрыта, лучше его не беспокоить без особой надобности.

Но Дэвид не учел, какой смысл вкладывает молодое поколение в слово «особый».

— Извини, что беспокою тебя, Дэвид, — сказала Андреа, неуверенно переступая порог комнаты. — Если ты сейчас очень занят, я зайду позже.

— Ничего, все нормально, — ответил Дэвид и повернулся к девочке.

Андреа прошла через комнату и села в кожаное светло-коричневое кресло. Кресло было настолько большим, что казалось поглотило девочку, поэтому она передвинулась на краешек. Андреа была в школьной форме и выглядела юной и хрупкой.

— Мне теперь не нужен билет домой, — сказала Андреа, по-детски зажав ладони в коленях.

С шести часов утра Дэвид жил в другом мире, созданном его воображением, а теперь все менялось. Он нагнулся вперед, его брови поползли вверх, а руки сжались в кулаки.

— Ты опять изменила решение?

— Вроде того.

— Ты хочешь поговорить об этом?

Он уже понял, что сегодня не сможет продолжить работу над книгой.

— Час тому назад звонил папа.

Дэвид посмотрел на каминные часы и удивился тому, как долго работал. Он пропустил и чай, и обед, даже желудок не подал ему никаких сигналов.

— Папа сказал что-то такое, что заставило тебя изменить решение?

Андреа начала говорить и остановилась.

— Я не знаю, что сказать…

— Тогда, просто перескажи мне ваш разговор.

— В основном о Шоне. О том, как трудно будет ему поправиться, и как много труда потребуется для ухода за ним. Особенно тяжело придется маме.

Конечно, Кэрли осознавала это, но все же, пользуясь случаем, подталкивала Андреа к возвращению домой. Так думал Дэвид, и в подобном случае он поступил бы точно так же.

— Но ты ведь уже знала, что случилось с Шоном…

Андреа заколебалась.

— Да. Но я забыла, как много забот прибавится маме с моим приездом.

— Проклятье!

Дэвид никак не мог поверить, что Итен сказал подобное своей дочери. Во что бы то ни стало он должен помешать ей отказаться от ранее принятого решения.

— Но ты не прибавишь работы маме.

— Когда к семье прибавится еще один человек нужно будет больше готовить, возникнут и другие заботы. А тем более, Шон болеет…

— Но Шон болен несмертельно, — вспылил Дэвид. — Он просто некоторое время не сможет самостоятельно передвигаться.

Гнев охватил Дэвида. Слова, которые говорила Андреа были не ее, они принадлежали Итену. Сукин сын! Он не только выгоняет ее, но и пытается всю ответственность возложить на девочку. Жизнь потеряет смысл для Кэрли, когда она узнает, что ее дочь не приедет. А кто подставит плечо плачущей женщине? Конечно, добрый и заботливый Итен.

— Если ты думаешь, что я буду мешаться под ногами во время пасхальных каникул, то Джеффри говорит, что я могу поехать с его семьей в Вербье покататься на лыжах, — тихо сказала Андреа.

— Боже мой, с чего ты взяла, что ты мне мешаешь?

Андреа смотрела на свои руки.

— Я знаю, у тебя возникает очень много трудностей, когда ты пишешь.

Дэвид ни с кем никогда не обсуждал особенности литературной работы.

— Кто тебе это сказал?

— Ты почти не разговариваешь за завтраком и редко отвечаешь на вопросы что-то вразумительное. Виктория говорит, что у тебя бывает так каждый раз, когда ты пишешь книгу. Она сказала, чтобы это меня не смущало. Но я думаю, если бы ты был доволен теперешним положением дел, то мог бы хоть иногда улыбаться.

Первым порывом Дэвида было немедленно оправдаться. Высказать кучу аргументов, как он делал не раз в различных интервью, в частности, о необходимости автора погрузиться в себя во время работы и тому подобное, но Андреа нужно было не это.

— Ты права, у меня не все ладится с книгой, но ты тут ни при чем.

— Ты говоришь это, чтобы я не чувствовала себя неловко. Я знаю, если бы меня здесь не было, ты бы уехал в Хэзорн. Виктория говорит, ты всегда уезжаешь туда, чтобы спокойно писать.

— А что еще говорит Виктория?

Андреа смутилась и покраснела от сознания того, что она говорит что-то о Дэвиде за его спиной.

— Что ты становишься угрюмым и злишься, если Виктория предлагает тебе пойти куда-нибудь вместе.

Дэвид не отрицал это.

— Тогда ты должна согласиться, что твое присутствие ничего не изменило.

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Ты хочешь сказать, чтобы я не ехала в Швейцарию с Армстронгами на пасхальные каникулы, а осталась здесь с тобой?

Дэвид на минуту замолчал. Потом, боясь передумать, выпалил:

— Что я имею в виду?! Я хочу сказать, что мы вдвоем поедем в Бекстер и проведем там Пасху вместе.

Андреа еле перевела дыхание.

— А мой папа…?

«Папа твой просто подлец!», — хотел закричать Дэвид.

— Итен никогда не хотел, чтобы ты была с ним…

Он почувствовал, как у него перехватило горло, и опять помолчал.

— Он ведь не говорил тебе, чтобы ты оставалась на Пасху со мной? Он просто хотел быть уверенным, что ты не обидишься, когда приедешь домой и увидишь, что мама не может уделить тебе столько внимания, сколько хотелось бы. Итен будет рад, когда увидит, как ты спускаешься по трапу самолета.

Улыбка медленно расцветала на лице Андреа.

— Ты правда так думаешь?

— Я знаю Итена гораздо дольше тебя и думаю, — особенно в таких случаях, как этот, — немного лучше.

Андреа долго сидела, не говоря ни слова, потом с трудом прошептала:

— Если ты хочешь поехать со мной, то ты наверное должен знать, что папа не любит тебя…

Все, что Дэвид мог сделать, это попытаться сдержаться и не рассмеяться.

— Это верно. Учитывая создавшуюся ситуацию, я не могу сказать, что осуждаю его, — сказал Дэвид, переведя дыхание.

— Я не поняла.

Ответ Дэвида шел от сердца, а не от разума. Он понял свою оплошность и добавил:

— Я сделаю все, чтобы ты осталась с ним навсегда. Итен не хочет больше делить тебя со мной.

Андреа внимательно посмотрела на Дэвида.

— И ты едешь со мной потому, что хочешь быть уверенным в моем возвращении сюда?

Дэвид почувствовал себя в ловушке. Он не знал, что ответить, боясь поставить девочку в такое положение, при котором ей придется выбирать между двумя претендентами на роль ее отца.

— Тебя это тревожит?

— Кажется, нет.

Понимая, что ставит Андреа в трудное положение, Дэвид добавил:

— Андреа, я не хочу оказывать на тебя никакого давления. Когда ты вернешься в Бекстер и решишь остаться там навсегда, я должен буду согласиться с твоим решением.

— А смогу ли я тогда приезжать к тебе в гости хоть иногда?

— Сколько угодно часто, и на столько, на сколько ты захочешь.

Андреа встала.

— Тогда я позвоню сейчас домой и скажу, что выезжаю.

Когда она уже подошла к двери, Дэвид окликнул ее:

— Андреа.

— Да.

— Ты не знаешь, откуда Итен звонил тебе — из конторы или из дома?

— У-у-х, а что?

Дэвиду хотелось уточнить, звонил ли Итен с согласия Кэрли, или он сам так решил.

— Я подумал, что ты могла бы позвонить попозже, когда папа вернется домой. Заодно сможешь узнать, как чувствует себя Шон.

Секунду помолчав и сделав вид, что эта идея пришла ему в голову только что, он добавил:

— А почему бы тебе не послать телефонограмму маме, тогда тебе не надо будет ждать, и ты сможешь пораньше пойти спать.

Андреа снисходительно улыбнулась.

— Сегодня уже пятница, и я завтра не иду в школу.

Дэвид судорожно подыскивал другую достаточно вескую причину, чтобы удержать Андреа от звонка Итену, и не быть ни в чем заподозренным.

— Впрочем… Это хорошая мысль, — неожиданно для Дэвида, поддержала его Андреа. — Джеффри пригласил меня сегодня вечером в кафе «Хард-рок». Если я пошлю телефонограмму, мне не нужно будет все время смотреть на часы и думать о том, во сколько я должна вернуться домой.

— Ты хочешь, чтобы это сделал я? — спросил Дэвид.

Андреа рассмеялась.

— Да, если не трудно. Во сколько мама сможет ее получить? — решила уточнить она.

— Думаю до полуночи, не позже.

Уже выйдя в коридор, Андреа сказала:

— Хорошо. Спасибо.

После ухода девочки, Дэвид заставил себя отвлечься от мыслей об Андреа и обратиться к компьютеру.

Через час он понял, что с работой на сегодня покончено. Все получалось так же плохо, как и до прихода Андреа. Он выключил компьютер, решив про себя, что завтра встанет пораньше и будет работать до поздней ночи. То же самое он говорил себе и вчера, и позавчера. Но время уходило, а проблемы оставались, и вряд ли он уже успеет наверстать упущенное.

Дэвид уже собрался выйти из кабинета, но в дверях остановился и перед тем, как погасить свет, окинул его быстрым взглядом.

Вот старинный английский стол в готическом стиле. Он наткнулся на него в антикварном магазине в Кенсингтоне через месяц после приезда в Англию. Стол занимал почти половину комнаты в снимаемой им квартире и на его покупку ушли почти все сбережения. Зато Дэвид почувствовал себя настоящим писателем. Работая за таким столом, он был уверен, что добьется успеха. Тогда он еще пользовался пишущей машинкой, а сейчас на столе стоял компьютер.

Дэвид перевел взгляд на книжные полки. Изготовленные из дуба, они насчитывали не одну сотню лет и полностью занимали три стены. В них так же стояли модели кораблей, которые Дэвид коллекционировал последние десять лет. Он покупал их по одному, каждый раз в ознаменование выхода из печати своей новой книги. Первая модель была сделана пленным времен наполеоновских войн из суповых костей. Потом он стал приобретать модели типа адмиральских судов семнадцатого века. Все вместе они стоили больше, чем его отец заработал, наверное, за всю жизнь.

Книги, заполнявшие полки, были самыми разнообразными, начиная с Чарльза Диккенса и заканчивая его собственными произведениями. Один экземпляр каждой его книги был в темно-красном переплете, с позолоченным корешком и напечатанный на специальной бумаге. Виктория преподнесла эти книги как непомерно дорогой подарок на прошлое Рождество. К книгам была приложена записка, в которой говорилось, что она рассчитывает на его благосклонное внимание. Дэвид не был ни удивлен, ни разочарован. Виктория есть Виктория. Ожидать от нее чего-либо другого было бы большой глупостью.

Временами Дэвид задумывался о возможности сделать их взаимоотношения более теплыми и душевными. Но эти мысли быстро исчезали. Виктория не хотела или не ждала от него многого. Просто замужество для нее было весьма серьезным мероприятием, за которым следили все члены ее общества.

Самое досадное не то, что он женился без любви, а то, что это его мало беспокоило.




Глава 20


Чем ближе они подъезжали к дому, тем сильнее билось сердце Андреа. Она была рада, когда Дэвид сказал, что наймет машину вместо того, чтобы кто-то приезжал встречать их. Так ей будет легче привыкнуть к мысли, что она снова дома, и никто не увидит, что происходит с ней сейчас.

Андреа с жадностью смотрела на знакомую сельскую местность, на то, как природа пробивает оборону зимы и тянется к весне.

Она странно воспринимала свое отсутствие здесь целую зиму. До этого Андреа никогда не покидала эти места больше, чем на неделю. Она старалась подметить какие-то перемены, хотя понимала, что сделать это невозможно, ведь прошло всего лишь четыре месяца, а не четыре года. Ей было жаль, что она не видела, как выпал снег и как он таял. Ей было жаль, что она не сбивала сосулек с крыши веранды, что не смотрела вместе с мамой на стаи улетающих на зимовку диких гусей. Теперь она уже в пяти минутах езды от дома. Андреа тревожило, что она увидит, когда войдет туда. Может быть перемены, которые она искала по дороге сюда, обнаружатся внутри дома.

Андреа поняла, что все эти переживания отражаются на ее лице, когда краешком глаза заметила, что Дэвид с сочувствием смотрит на нее.

— Нервничаешь? — спросил он.

— Нет.

Встретив взгляд Дэвида, Андреа робко согласилась:

— Да.

— Я понимаю тебя. Со мной происходило бы то же самое.

— Так было, когда ты вернулся сюда?

— Ты имеешь в виду прошлую осень?

— Да.

Дэвид глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

— Тогда голова моя была занята другим.

— Твоим отцом?

— Да. А еще я очень хотел снова увидеть твою маму.

Андреа закинула волосы за спину и поправила челку.

— Я сейчас подумала, что твой отец мог бы быть моим дедушкой.

Дэвид улыбнулся.

— Ты права.

— В некотором роде он стал причиной того, что мы оказались вместе.

— Он не стал бы возражать, — сказал Дэвид, думая о том, как его отец не раз говорил, что ему очень хочется иметь внуков.

Андреа устроилась поудобнее на сиденье и закинула ногу на ногу.

— Расскажи мне о нем.

Голос Дэвида стал мягким и задумчивым.

— Он был уравновешенным мужчиной, много читал и страстно любил рыбачить. Когда я учился в высшей школе, и отец, наконец, понял, что мое стремление стать писателем не просто детские мечты, он посоветовал мне не слушать никого, кто говорит, что надо на всякий случай иметь вторую профессию. Отец пояснил, если у меня будут другие возможности для разрешения различных затруднений, я никогда не смогу преодолеть тех сложностей, которые возникают у любого начинающего писателя.

— Он был прав?

Дэвид усмехнулся.

— Это один из тех случаев, когда нельзя быть полностью уверенным. Я встречал людей, которые писали в течение первой половины жизни, не были признаны, но все же продолжали писать с удивительным вдохновением. Я, правда, не принадлежу к этому сорту людей. Мне нужна отдача. Лучше действовать по принципу «даю — беру». Это происходит, когда публикуют твои книги. Это называется успех.

Дэвид улыбнулся.

— Появляющиеся при этом деньги тоже не маловажный фактор.

С Андреа никогда никто не разговаривал так, как Дэвид. Он всегда говорил, как добрый, мудрый друг, никогда не осуждал ее поступки и не читал нотаций, не критиковал, если она делала что-то не так.

— А какая была бабушка?

— Воспоминания о ней не так ясны и отчетливы.

Дэвид остановился на секунду.

— Нет, пожалуй, это не так. Я помню ее так же прекрасно, как и отца. Но все воспоминания о ней затуманены последними годами ее жизни, четыре года она медленно и тяжело умирала.

Дэвид заколебался, борясь с тягостными мыслями о прошлом.

— Временами я вспоминаю ее смеющуюся, скачущую на лошади вместе со мной и отцом. Но это как отдельный, ни с чем не связанный эпизод. Такие воспоминания можно сравнить с радужными бликами, возникающими перед глазами, если их закрыть в яркий солнечный день. Кажется, к ним можно прикоснуться, но открываешь глаза, и они исчезают.

Андреа откинулась на спинку сиденья.

— Мне нравится слушать тебя.

Дэвид грустно улыбнулся.

— Тебе нравится, что я отвлекаю от мыслей о том, что ждет тебя в конце поездки.

Он повернул налево. Им оставалось ехать меньше четверти мили.

— Нет, любезный господин, — сказала Андреа, взмахнув рукой. — Ты обижаешь самого себя.

Дэвид засмеялся.

— Пребывание в Англии немного изменило тебя.

Эти слова застали девочку врасплох. Она на несколько секунд задумалась, прежде чем ответить.

— Гораздо больше, чем ты думаешь.

— Я рад. Знакомя тебя с Лондоном, я сам увидел его будто в первый раз. Ты помогла мне глубже проникнуть в жизнь этого города.

— Как ты думаешь, вы можете когда-нибудь переехать в Штаты? — Андреа делала вид, будто спросила чисто случайно, но по ответу Дэвида поняла, что обман не удался.

— Разве можно представить, чтобы Виктория жила где-либо кроме Англии?

— Ты мог бы купить себе такой же дом, как в Хэзорне. Добираться до него на самолете было бы не намного дольше, чем ехать до Хэзорна на машине.

Дэвид не ответил ей. Он снизил скорость, и через несколько минут они уже въезжали на подъездную дорожку.

— Все. Приехали.

У Андреа сильно забилось сердце, когда она увидела родной дом. И это была не мечта, это была реальность. Она действительно дома.

— Он такой же, как и прежде, — волнуясь, сказала девочка.

— А ты что ожидала? — спросил Дэвид спокойно.

Андреа сидела неподвижно, не открывая дверь и не делая никаких движений.

— Не знаю… Может быть потому, что я изменилась так сильно, мне кажется, что и все вокруг должно было измениться.

— Думаю, как только ты немного поживешь здесь, тебе будет нравиться постоянство здешней обстановки.

Дэвид открыл дверцу машины.

— Идем. Не можем же мы все время сидеть в машине.

Андреа продолжала сидеть неподвижно.

— Я боюсь, — наконец сказала она.

— Чего?

— Я не знаю.

Дэвид нагнулся и заглянул ей в глаза.

— Итена нет дома.

Андреа удивленно посмотрела на него.

— Откуда ты знаешь?

— Я звонил Кэрли перед отъездом из аэропорта, когда ты ходила покупать подарок Эрику. Она сказала, что Итен уехал в Колумбус по служебным делам.

Андреа облегченно вздохнула и благодарно посмотрела на Дэвида.

— Ты всегда делаешь мне что-то приятное, как, например, сейчас.

— Не понял…

— Облегчаешь мне жизнь. Я знаю, как долго ты искал школу в Лондоне, которая понравилась бы мне, и помню, что ты не поехал ради меня в Хэзорн писать свою книгу.

Дэвид хотел было сказать, что ему хорошо было с ней в Лондоне, но потом передумал, сообразив, что девочка ни за что не поверит.

— Я просто хотел, чтобы твоя мама знала, когда мы приедем и не ждала нас понапрасну раньше времени.

Через несколько секунд Андреа, наконец, решилась выйти из машины. Она подошла к Дэвиду и спросила:

— Как я выгляжу?

— Как миллион долларов.

— Только долларов? — спросила девочка, притворяясь обиженной. — Почему не фунтов стерлингов?

Дэвид засмеялся и потрепал ее по голове.

— Ах ты, маленькая плутовка.

Она взяла его под руку, и они пошли к дому.

— Надо будет сразу же показать Шону модель корабля, которую я купила для него.

Дэвид чуть отошел от нее.

— Как хочешь, — ответил он. — Первые десять минут я буду занят багажом.

— Но мне хотелось, чтобы ты…

Она замолчала, услышав звук открывающейся двери, и они увидели, как Кэрли спускается по ступенькам веранды им навстречу.

Кэрли была в зеленой кофте и джинсах, волосы заплетены в косу, переброшенную через плечо. Острая боль пронзила сердце Дэвида, перехватив дыхание. Он позволил себе представить, как крепко обнял бы ее, будь они сейчас одни… И целуя долго и радостно, он сказал бы, как скучал по ней, и как ему одиноко без нее. Сердце его бешено колотилось, но усилием воли ему удалось сдержать себя и спрятать эти фантазии в дальний угол души, до лучших времен.

— Здравствуй, мама, — сказала Андреа с непередаваемым чувством.

— Здравствуй, — ответила Кэрли, стоя на дорожке с разведенными для объятий руками.

Андреа не заставила долго ждать себя, и в следующую секунду Кэрли судорожно обнимала дочь, откинув голову назад, чтобы лучше разглядеть лицо девочки.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказала она.

Слезы радости уже давно текли по ее щекам, отражая последние яркие лучи вечернего солнца.

Дэвид боролся с приливом ревности, наблюдая, как страстно Андреа обнимает мать. Последняя надежда на возвращение девочки в Лондон исчезала безвозвратно.

— А где Шон? — спросила Андреа.

— Дома, ждет тебя.

Кэрли еще крепче прижала дочку к себе, всем видом показывая, что больше никуда и никогда не отпустит ее от себя.

— Боже, как я соскучилась по тебе!

— Мама, я тоже очень соскучилась, — сказала Андреа, чуть отходя в сторону, но не отпуская мать.

Глаза Кэрли лучились такой радостью, что могли соперничать с солнцем.

— Соскучилась не только я. Как только стало известно, что ты приезжаешь, телефон не умолкал с самого утра.

Андреа выглядела удивленной и очень обрадованной.

— И кто же звонил?

— Сюзанна, Дженис, Пэтти, Брайн — я могу долго перечислять.

Кэрли взяла Андреа за руку, и они пошли к дому.

— Брайн тоже звонил? — довольная переспросила девочка.

— Два раза, — ответила мать.

Дэвид проводил их взглядом до крыльца, потом пошел к машине, чтобы достать из багажника чемоданы Андреа. Он был раздражен. Кэрли наверное все утро репетировала, что сказать при встрече. Особенно хорошо придумано с телефонными звонками — угодить Андреа и показать, как она желанна здесь. Дэвид с силой захлопнул багажник, ища хотя бы физического выхода своему гневу. Пришла мысль, что он не в праве так думать. Он положил руки на бедра, запрокинул голову, глядя в безоблачное небо, и несколько раз глубоко вдохнул.

— Почему ты не заходишь?

Дэвид услышал голос Кэрли. Он резко повернулся и уронил пакет с подарками, которые Андреа купила для братьев.

— Решил, что вам надо какое-то время побыть одним.

— Шон в восторге. Они так вцепились друг в друга, что даже не заметили, как я ушла.

Кэрли обнимала себя, пытаясь защититься от прохладного ветра.

— Она выглядит просто замечательно, Дэвид.

Всего его вдруг охватила неудержимая злость.

— Кого же ты ожидала увидеть, растрепанное чучело с копной нечесанных волос?

— Почему ты злишься на меня?

Дэвид нагнулся и поднял пакет.

— Я не злюсь, — почти спокойно ответил он.

— Что-то не так?

— Ну, что ты хочешь, Кэрли? — снова начал распаляться Дэвид. — Как, дьявол возьми, я должен поступать? Ты послала Андреа ко мне погостить, а потом я должен был вернуть ее обратно домой, как будто она автомобиль, сданный в аренду. Теперь ты рассчитываешь, что я исчезну из вашей жизни и что подобное больше никогда не повторится?

— Дэвид, не случилось ничего непредвиденного, я никогда не обещала тебе…

— Правильно. Ты ничего не обещала, но и не предупредила меня о состоянии девочки перед ее отъездом в Англию.

— Мы же договорились, что она пробудет у тебя только две недели.

Кэрли взяла дорожную сумку девочки и перекинула лямку через плечо.

— Как долго ты пробудешь здесь?

— Посмотрю, как она устроится, и сразу же поеду в аэропорт.

— А я думала…

Дэвид усмехнулся и снова перебил Кэрли.

— Только не говори, что, не смотря на возможные неприятности, ты выделила мне в доме отдельную комнату.

— Я зарезервировала для тебя номер в гостинице.

— Какое внимание! Но для чего? Чтобы я был здесь под рукой и сказал Андреа, как хорошо она сделала, что вернулась домой, если вдруг она надумает возвратиться в Лондон.

Он подошел почти вплотную к ней.

— Хватит, Кэрли. Я не буду больше плясать под твою дудку. Если Андреа решит вернуться в Англию и жить со мной, то я ничего не буду иметь против и не буду даже пытаться разубедить ее.

Кэрли испуганно отступила на шаг.

— Ты не имеешь права на…

— Подумай, Кэрли. Что касается Андреа, я имею все права. В письмах есть все тому доказательства.

Кэрли пристально рассматривала лицо Дэвида, не зная в каком тоне лучше продолжать разговор.

— Но она не твоя дочь, — испуганно и совсем растерянно прошептала она, делая последнюю попытку убедить Дэвида.

— И ты собираешься сказать ей об этом? — спокойно парировал Дэвид.

— Ты же знаешь, что нет.

Тревога в ее глазах стремительно заменяла место растерянности.

— Откуда у тебя вдруг появилась такая отеческая забота о ребенке, которого ты узнал лишь шесть месяцев назад?

Дэвид пожал плечами. Кэрли медленно опустила сумку. Ее испуг прошел, появилось возмущение.

— Позволь мне сказать прямо, ты собираешься пользоваться правами отцовства, но ты мнимый отец, а я ее настоящая мать.

— Я скажу только одно, если Андреа захочет, мой дом всегда будет и ее домом.

— Что ты пытаешься доказать этим?

— Ничего особенного.

— Когда ты согласился помочь мне, ты признал, что она моя дочь. Но ничего же не изменилось, Дэвид.

— Черта с два. Благодаря тебе сотни людей на обеих континентах теперь знают, что я отец Андреа. Из-за твоих манипуляций я должен поступать сейчас, как истинный отец девочки или получу ярлык безнравственного человека.

— Вот как ты думаешь теперь, — зло сказала Кэрли отчеканивая каждое слово. — На самом деле тебя не интересует Андреа. Ты боишься, что о тебе подумают другие. Боишься, что вдобавок к другим своим трофеям ты получишь звание «отца на один год».

— Одумайся, что ты говоришь!

Дэвид замолчал, услышав звук открывающейся двери. Он взглянул туда и увидел стоящую в дверях Андреа. В одной руке девочка держала довольного Мьюффи, а другой махала ему и Кэрли.

— Почему вы не идете в дом? — крикнула она. — Шон ждет твой автограф, Дэвид, а я хочу показать маме, что мы купили ей в том магазинчике в Сохо.

— Мы закончим разговор позже, — совсем тихо сказала Кэрли.

— Что касается меня, — также тихо ответил ей Дэвид, — то я сказал все, что хотел. Если, конечно, ты не изменишь своего решения и не скажешь Андреа, что я не являюсь ее отцом.

Он вернулся к машине, взял чемодан, посмотрел в сторону крыльца, на Кэрли и, стараясь говорить спокойно и приветливо, спросил:

— Почему бы нам не последовать предложению нашей дочери и не пойти в дом?

— Ты проиграешь, Дэйв, — сказала Кэрли следуя за ним.

Дэвид прекрасно осознавал, что она права. Что значат четыре месяца, проведенные с ним, по сравнению с почти шестнадцатью годами, прожитыми вместе с родными? И откуда вообще появилось это неожиданное желание, чтобы Андреа жила у него? Дэвид задумался. Неужели это реакция на то, что он потеряет Андреа? До сих пор у него еще теплилась надежда, что девочка вернется в Лондон. Охваченный замешательством и сомнениями, он все же не удержался и решил поддразнить Кэрли.

— Давай поспорим.

— Дэвид, никогда не надо спорить, если ты потом не сможешь смириться с проигрышем, — резко сказала она.

У Дэвида проскользнула искорка надежды. В браваде Кэрли звучали и нотки беспокойства. Может быть от того, что она не знает, что уже выиграла? А может быть происходит что-то другое, о чем он не догадывается, и что может помочь ему?

— Есть одно обстоятельство, с которым я не смогу смириться — это потеря Андреа, — ответил он, зная, что для Кэрли эти слова прозвучат как угроза, но не смог сдержаться.

За последние двенадцать часов положение в корне изменилось. Дэвиду не оставалось ничего другого, как искать выход из сложившейся ситуации.




Глава 21


Кэрли вошла в комнату Андреа, стараясь не разбудить ее. У Андреа был трудный день, и Кэрли думала, что скорее всего она уже спит.

Возвращение дочери домой выглядело точно так, как представляла себе Кэрли. Все было прекрасно. Печальные мысли испарились, их заменило глубокое удовлетворение. Даже странное поведение Дэвида не помешало торжеству.

Андреа повернулась на другой бок, и потревоженный Мьюффи тихо зарычал в знак протеста.

— Мам?

— Спи, — спи, я зашла на секунду.

Андреа приподнялась и облокотилась на подушку.

— Что-нибудь случилось? — спросила Кэрли.

— Нет, просто я не могу заснуть из-за разницы во времени.

Эти слова прозвучали как-то странно — слишком по-взрослому. Кэрли подумала, что эта фраза в устах ее дочери выглядит неестественно. Сама она никогда не пересекала несколько часовых поясов за один перелет и, по-видимому, это никогда уже и не случится, поэтому ей было неприятно, что с дочерью происходит что-то такое, чего не было с ней.

— А как долго может это продолжаться?

— Когда я приехала в Англию, то начала спать нормально только через неделю.

Кэрли отодвинула собаку и присела на край кровати.

— Думаю, что есть и еще несколько причин, которые вызывают у тебя бессонницу.

Андреа приподнялась и села, откинувшись на спинку кровати.

— Теперь я понимаю Дэвида, — сказала она, поправляя подушку поудобнее.

Кэрли почувствовала беспричинный страх.

— О чем это ты?

— Почему ты настолько сильно любила его, что поступила так, как поступила.

— Но это было очень давно…

— А как он выглядел в моем возрасте?

Кэрли не хотела вспоминать и тем более рассказывать Андреа о том времени.

— Я считаю, что только Дэвид может рассказать тебе о самом себе.

Не желая настаивать, Андреа, чтобы продолжить разговор об отце, зашла с другой стороны.

— Я нравлюсь Дэвиду.

Кэрли накрыла руку дочери своей рукой.

— Это не удивительно. Ты умная и симпатичная девочка.

— Ты не поняла меня. Я имею в виду, что он на самом деле любит меня. Он никогда не говорил мне этого, но думаю, что он не хотел, чтобы я возвращалась сюда, даже на время. Поэтому он решил поехать в Нью-Йорк, вместо того, чтобы остаться в Бекстере. Он боится, что я не поеду вместе с ним обратно в Лондон.

Кэрли была благодарна дочери, что та первой начала разговор на эту тему. Она должна была найти какой-то выход из создавшейся ситуации, не настораживая Андреа.

— Это неудивительно, — повторила Кэрли.

Она понимала, что не может ограничиться этим. Она должна высказать ряд аргументов, после которых девочка забудет об Англии раз и навсегда.

— Думаю, одной из причин, по которой Дэвид не хочет оставлять тебя здесь, является то, что ему нравится окружение добрых и симпатичных людей, а ты для этого очень подходишь.

— Ты ошибаешься, он не любит быть среди людей. Он, за редким исключением, предпочитает одиночество.

Андреа сжала руку матери.

— Мне кажется, он очень одинок.

— Почему ты так думаешь? — сказала Кэрли, тщательно подбирая слова.

Она хотела поставить дочь в положение, в котором девочка должна будет или защищать, или оправдывать Дэвида.

— Он живет такой жизнью, о которой большинство людей могут только мечтать, — продолжила она.

— Это не означает, что он живет так, как ему хотелось бы, — грустно ответила Андреа.

— Но, если это действительно так, он мог бы внести какие-то изменения в свою жизнь, — сказала Кэрли, стараясь выглядеть спокойной и отстраненной.

— Он не может.

Для Андреа не существовало никаких фактов и аргументов. Дэвид представлялся ей, как некая одинокая, трагическая личность, которой требовалась спасительная помощь со стороны его долго пропадавшей дочери. Кэрли хотелось взять Андреа за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы выскочил этот дурацкий образ из ее головы.

— Я достаточно долго знала Дэвида, и все это время он всегда был в состоянии сам позаботиться о себе.

— Откуда ты можешь знать, как он жил, как чувствовал себя, если ты его бросила? Ты не видела его целых шестнадцать лет.

— Я не бросила его, я его отпустила. Это большая разница.

— Для тебя — может быть, для него — нет.

— Он что разговаривал с тобой на эту тему?

— Нет, но во время разговоров на другую тему всегда проскакивают какие-то кусочки и детали о прошлой жизни. Я просто собрала их в одно целое.

— Может быть, ты не правильно их собрала?

— Я не понимаю, почему ты все так усложняешь. Дэвид все еще любит тебя так же сильно, как тогда, а может быть и еще сильней.

Гнев обуял Кэрли. Дэвид не мог рассказывать Андреа о своих чувствах. Следовательно такие выводы — всего лишь результат впечатлительности девочки.

— Он не имел права говорить тебе такие вещи.

Андреа откинула голову.

— А я имею такое право?

Только сейчас Кэрли поняла, как ловко Андреа поворачивала разговор в нужное русло. Теперь пытаться отступить или отрицать очевидное было бы не просто бесполезно, но и губительно.

— Первая любовь не забывается никогда, не зависимо от того, как потом складываются отношения.

— Значит ли это, что ты тоже все еще любишь его?

— В каком-то сентиментальном смысле, да.

Андреа задумчиво посмотрела на мать.

— А как быть с папой?

Ответ Кэрли зависел от того, кого из мужчин девочка имеет в виду. Она не хотела к тем поблажкам, которые уже получил Дэвид, добавлять еще одну. Поняв мысли матери, Андреа добавила.

— Я не буду называть Дэвида папой. Мы говорили об этом, и он считает, что мне лучше называть отцом Итена ради тебя, Эрика и Шона.

— Это правильно. Итен должен занять то место, которое должен занимать, — прервала ее Кэрли, не желая больше выслушивать дифирамбы Дэвиду. — Вся моя жизнь, да и твоя тоже, переплетена с жизнью Итена, с ним связано мое настоящее и будущее.

— А как насчет любви? — подколола Андреа.

Кэрли вовсе не хотелось касаться романтических фантазий ребенка в отношении Дэвида. В ответ она могла либо солгать, либо, что еще больше удивило бы Андреа, рассказать правду.

Но она предпочла остановиться где-то посередине.

— Я никогда не испытывала к Итену тех же чувств, что и к Дэвиду. Но это не значит, что я не люблю его так же сильно. Любить можно по разному. Подумай, например, как ты любишь…

— Если ты хочешь предложить мне сравнить мои чувства к тебе, бабушке или к папе и Дэвиду, то лучше не стоит. Разве можно полюбить кого-то другого так же сильно, как человека, за которого ты собиралась выйти замуж?

— Что-то мне подсказывает, что мы кружимся вокруг какой-то вещи, которую ты пытаешься скрыть. Почему бы не рассказать мне, что у тебя на уме? Может быть, если мы будем откровенны, нам скорее удастся прийти к каким-то конкретным выводам.

Андреа долго ничего не отвечала. Наконец, набравшись смелости, она сказала:

— Я думаю вот о чем. Почему бы тебе и Дэвиду снова не быть вместе?

Сердце Кэрли чуть не выскочило из груди:

— Ох, моя милая, какая прекрасная мечта, и я могу понять почему она тебя так привлекает. Но этого никогда не случится.

— Почему же?

— Я довольна своей жизнью. Кроме того, если я даже и решила бы вернуться к Дэвиду, то не смогла бы обидеть стольких людей.

— Мам, Виктория не любит Дэвида и, думаю, никогда не полюбит.

— Я имею в виду Шона и Эрика.

— Почему только я одна должна выбирать?..

Кэрли, наконец, поняла к чему клонит Андреа.

— Дэвид не хочет, чтобы я оставалась здесь.

— Он тебе так сказал?

— Нет, но это написано у него на лице.

— И я хочу, чтобы ты не уезжала, но, если ты уедешь, мне придется смириться и привыкнуть к этому.

— Ты хочешь сказать, что так же может поступить и Дэвид? Через какое-то время он привыкнет к тому, что меня нет рядом?

— Я уверена.

— Но тебя он не забудет никогда.

— А вот в этом я не уверена. Но если даже и так, то его чувства ко мне совершенно другого рода. Я — женщина, на которой он хотел жениться, — Кэрли судорожно вдохнула воздух и закончила: — А ты его дочка.

Если бы она не лгала в самом начале, ничего подобного не произошло бы.

— Ты не хочешь больше говорить на эту тему, не так ли?

— Я думаю, мы можем более приятно и с большей пользой провести время.

— Каким образом?

— Обдумать, когда ты позвонишь своим друзьям и договоришься о встрече с ними.

Заметив, что это мало интересует девочку, Кэрли добавила.

— Кажется, ты уже не рада предстоящим встречам?

— Никто из нашей семьи, как мне показалось, особенно не переживал, когда я уезжала. Как же я могу ожидать чего-то большего от совершенно чужих людей? Все будут говорить только о том, что им удалось сделать и как много важного и интересного произошло в Бекстере за время моего отсутствия.

Она дала волю обиде.

— Я чувствую в себе какое-то отчуждение. Такое положение может измениться только тогда, когда я забуду, что видела и делала в Англии.

Понимая, что это и ее вина, Кэрли извинилась.

— Прости меня. Может быть это потому, что все мы немного завидуем тебе.

Андреа изобразила удивление.

— Неужели даже бабушка и дедушка? Я в это никогда не поверю.

— Ну, хорошо. Дай мне еще один шанс. Может быть все уладится.

Но девочка не хотела соглашаться так быстро.

— Я понимаю, что ты не можешь отвечать за других. Но скажи мне, почему ты сама даже не поинтересовалась с кем я встречалась в Англии, в каких местах побывала, что интересного увидела и узнала? В письмах я писала тебе, что Виктория была добра и приветлива ко мне, помню, еще писала, что мне очень нравится Джеффри Армстронг, а когда я попыталась за обедом рассказать всем о них, ты сразу же перевела разговор на тему подготовки бабушкиного «Мустанга» к летнему сезону.

Кэрли поднялась и отошла к окну. Она скрестила руки на груди и невидящими глазами смотрела на освещенную луной лужайку. Продолжая стоять спиной к дочери, она сказала:

— Я перебила тебя главным образом потому, что не могла слышать, как тебе понравилось там. В день отъезда я думала, что ты очень скоро соскучишься и не позже, чем через неделю вернешься домой. Но прошла неделя, месяц, еще, и я испугалась, что ты уже не вернешься никогда.

— Я не могла бросить школу, потом началась подготовка к экзаменам.

— Но ты бросила школу здесь.

— Это совсем другое дело.

Кэрли повернулась, чтобы посмотреть на Андреа, но глубокая тень не позволила ей разглядеть выражение ее лица.

— В чем же отличие?

— Ты уже спрашивала меня об этом, и знаешь в чем разница.

— А я спрашиваю еще раз.

— Школа, в которую я хожу в Лондоне не такая, как здесь. Обучение в ней стоит кучу денег, а ученики гораздо умнее, чем в нашей школе. В начале я вообще не думала, что смогу когда-либо догнать их, но Дэвид нанял репетитора, который во многом мне помог.

— Я не думаю, что только из-за школы тебе там так понравилось.

Произнося эти слова, Кэрли понимала, что совершает ошибку, но не могла остановиться.

— Конечно, в частных школах независимо от того, где они расположены, учебный процесс лучше, там есть больше возможностей для всестороннего развития детей. Если ты хочешь учиться в такой школе, то мы можем подыскать что-то похожее и здесь.

— Но тогда мне все равно придется жить не дома.

Кэрли с силой всунула руки в карманы.

— Почему ты не расскажешь мне ничего о Джеффри Армстронге?

— А что ты хотела бы знать?

— Ну, для начала, как он выглядит чисто внешне.

— Он на пару дюймов выше меня. Телосложением очень похож на Дэвида, — голос Андреа становился все оживленнее. — У него черные волосы и невероятно голубые глаза. Когда я встретила его в первый раз, у него был замечательный загар. Он рассказал мне, что только вернулся из горного лагеря, где катался на лыжах. Теперь он такой же бледный, как и все. Его папа — баррист, это вроде нашего адвоката. Он заседает в Палате Лордов, потому что у него дворянский титул — граф.

— Джеффри ходит в ту же школу, что и ты?

Андреа вздохнула.

— Я же писала тебе об этом в письме, которое послала сразу после Рождества.

— Извини, я забыла.

— Ничего. Ты возможно думаешь, что Джеффри просто некий парень, которого я встретила на вечеринке.

— Он является чем-то большим для тебя?

— Я никогда не встречала такого человека, как он, мам. Джеффри ведет себя, как и все, но Дэвид говорил мне, что он один из лучших студентов Итена и один из лучших футболистов, играющих за этот институт. Джеффри входит так же в кружок избранных — это похоже на очень влиятельное содружество. Их там двенадцать человек, все из старших классов, и они как бы руководят остальными студентами. Когда Джеффри окончит Итен, он поступит в Колледж Христовой Церкви в Кэмбридже, подобных которому нет нигде в мире.

— Все это выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой, — сказала Кэрли.

Андреа засмеялась.

— Я подумала то же самое, когда Дэвид рассказал мне о нем.

— Учитывая его активность, он должно быть очень занятой человек.

Ее слова прозвучали так напыщенно словно она разговаривала с незнакомцем, встретившимся ей на вечеринке.

— Как же вы находите время для встреч? — сказала она, расстроившись.

— Он учится шестой семестр — по здешнему это последний класс. У них время от времени появляется возможность поехать на выходные домой. Джеффри, вместо того, чтобы остаться за городом, садится в поезд и едет в Лондон к отцу, и таким образом, у нас есть время погулять вместе во время выходных или праздников.

С каждым следующим словом Кэрли открывала для себя что-то новое. Трещина в ее уверенности расширялась.

— Я не думала, что ты так увлечена Джеффри.

— Он мой лучший друг.

Кэрли чуть было не сказала: «Ты имеешь в виду в Англии», но вовремя воздержалась от этих неосторожных слов.

— Он наверное расстроился, когда ты сказала ему, что уезжаешь из Англии, — спросила Кэрли, почти открыто желая выяснить, что сказала Андреа Джеффри о своих дальнейших планах.

— Все случилось так быстро, что я даже не смогла ничего сообщить ему. Он должен был в последние выходные приехать в Лондон, но не смог.

Андреа поправила подушку за спиной.

— Я завидую тебе, ты так много увидела, сказала Кэрли мягко.

— Ты, наверное, думаешь, Дэвид возил меня по разным местам ради того, чтобы я осталась с ним, — сказала Андреа с вызовом в голосе. — Но я должна сказать тебе, что куда бы мы ни ездили и что бы ни делали, он всегда напоминал мне, что ты скучаешь, и что я должна буду рассказать тебе о том, что видела.

Кэрли не хотела, чтобы девочка говорила хорошее о Дэвиде. Легче было думать о нем, как о противнике, которого следует остерегаться.

— Он был прав, я очень скучала по тебе.

Прошло несколько долгих секунд, во время которых ни одна из них не произнесла ни слова. Наконец, Андреа нарушила молчание.

— Трудно быть посередине, — сказала она с обидой в голосе. — Я люблю вас двоих.

— Но здесь твой дом, — сказала Кэрли. — Ты здесь выросла…

— А если вы с папой переедете куда-нибудь еще, это будет означать, что у меня нет больше дома?

Кэрли вздрогнула. Андреа становилась слишком взрослой и умной, чтобы верить таким простым доводам.

— Конечно, нет. Люди, народ — вот что важно. Твой народ находится в Бекстере, в Огайо.

— Дэвид к нему не относится, или только ты так считаешь?

— Конечно, он…

— Вот ты где, — сказал Итен, заглядывая из коридора.

Он пересек комнату и по-хозяйски положил руку на шею Кэрли.

— Я еле тебя нашел. Не думаешь ли ты, что уже давно пора быть в кровати?

Кэрли едва сдержалась, когда Итен провел рукой по ее шее, плечу и дальше вниз по руке.

— Ложись без меня, у нас есть еще несколько неотложных дел.

— Это плохо, — сказал он. — Как же ты сможешь завтра ухаживать за Шоном, если не выспишься?

— Андреа поможет мне.

Итен посмотрел на кровать так, будто только что заметил Андреа.

— Разве можно поступать так с гостями?

Кэрли боролась с подступившей волной злости, которая звала ее сжать руку в кулак и ударить мужа. Она, негодуя, искала слова, чтобы уменьшить зло, совершенное его необдуманным поступком.

— Положение гостя длится примерно двадцать четыре часа, потом он опять становится обычным членом семьи.

Кэрли должна была выпроводить Итена из комнаты прежде, чем он наделает глупостей.

— Да, я немного устал. Я всегда недоумеваю, почему торжественные дни забирают столько же сил и энергии, как и неудачные.

Итен направился к двери, потом, как бы вспомнив, вернулся к кровати, нагнулся и быстро поцеловал Андреа в темечко.

— Очень приятно, что ты с нами, жаль, что ненадолго.

— Я сейчас приду, — сказала Кэрли, выпроваживая его из комнаты. — Ты не посмотришь, как там Шон?

— Не больше двух минут, — обратился Итен к жене просящим голосом.

— Хватит! Я сейчас приду, — сказала Кэрли и закрыла за ним дверь.

Она вернулась, снова села на кровать и крепко обняла дочь. Говорить что-то о поведении Итена — значит предавать этому большое значение. Тем более, что это наверняка вызовет разговор, в котором Кэрли еще не знала как вести себя. Слава Богу, ей не надо решать все прямо сейчас. Андреа теперь дома. Впереди много времени, чтобы уладить все проблемы, возникшие между ними.

— Я так рада, что ты вернулась, — тихо сказала Кэрли. Это здание снова стало похоже на дом.

— Мам, я тебя люблю, — спустя несколько секунд, ответила Андреа.

В этот момент Кэрли отдала бы десять лет своей жизни за то, чтобы найти нужные слова, как это умел делать Дэвид. Но как объяснить девочке, что она для нее воздух, чтобы дышать, музыка, которую Кэрли иногда напевает про себя, красота, которая поражает ее до слепоты.

— Я тоже очень люблю тебя, моя ненаглядная.

Господи! Она не знала, что еще сказать…




Глава 22


Андреа стояла в коридоре, ведущем на кухню, и смотрела на свою мать. Кэрли сидела за столом, держа в одной руке чашку кофе, а другой терла лоб, как бы снимая головную боль. Она выглядела очень одиноко. Было больно видеть мать столь печальной, особенно зная, что причина для этого у нее есть. Неделя, проведенная с нею вместе, была и прекрасной и ужасной одновременно. Они разговаривали каждый вечер, а иногда и всю ночь напролет, что очень раздражало отца. Эти разговоры не всегда были приятными и простыми. Кэрли обычно рассказывала что-то смешное, например, как дед Вэлли сел на торт, который испекла для него бабушка Барбара. Андреа же задавала порой достаточно неприятные вопросы — почему Кэрли не сказала Дэвиду, что беременна и вышла замуж за Итена, хотя не любила его. Ее также интересовало почему мама забросила рисование, и думает ли она когда-нибудь снова заняться этим.

Андреа продолжала незаметно наблюдать за матерью. Кэрли поставила чашку на стол и начала кончиками пальцев растирать виски. Девочке стало вдруг неприятно, что она смотрит на мать исподтишка. Она почувствовала себя шпионкой и заявила о себе, постучав слегка в косяк двери.

— Доброе утро, — сказала Кэрли, повернувшись на стук Андреа.

Та улыбнулась и вошла на кухню.

— Мама, я рассказывала тебе о том, как я увидела работу Розетты Стоун? — спросила она, стараясь развлечь мать.

— Нет, не рассказывала, — ответила Кэрли, делая вид, что ее это действительно интересует. — Как это было?

— Большой и черный, с небольшими вкраплениями белого цвета рисунок. Он находился в главном зале музея, и когда Дэвид показал его мне, я подумала, что это репродукция. Тогда я поискала глазами табличку «Руками не трогать», но ее на картине не было.

— Я даже не знала, что есть такая художница.

— Мой репетитор рассказывал мне о ней.

Кэрли отодвинула стул и встала.

— Что приготовить тебе на завтрак?

— Ничего, я не голодна.

— А может быть чашечку какао?

Андреа покачала головой.

— Мне больше нравится какао, которое пьют в Англии…

Кэрли допила остывший кофе и снова наполнила чашку.

— Когда ты проснулась?

— Примерно час назад.

— И ты не спускалась вниз пока не услышала, что отец ушел.

Это был не вопрос, а скорее констатация факта. Андреа подвинула стул и села за стол.

— Я должна поговорить с тобой, — сказала Кэрли серьезно. — Возможно ты уже знаешь, что я хочу сказать.

— Ты опять о том же?

Взглянув в лицо матери Андреа вздрогнула и отвернулась.

— Извини, мам.

Андреа понимала, что этого недостаточно, чтобы загладить нанесенную обиду, но ничего другого она сказать не могла.

Кэрли сдержанно вздохнула.

— Ну что же нужно сделать, чтобы ты изменила свое мнение?

Андреа с опаской взглянула на мать.

— Я должна осуществить то, что начала.

Даже на расстоянии она заметила навернувшиеся на глаза матери слезы.

— Если я снова уеду туда, это не означает, что я больше люблю Дэвида, чем тебя.

— Я знаю, — произнесла Кэрли шепотом, как бы опасаясь довериться своему голосу.

— И это совсем не означает, что я не вернусь домой.

— Мне кажется, что сегодня тот день, когда я должна буду отпустить тебя, но я никогда не думала, что это случится так скоро. Я не готова к этому, Андреа. Если мы потеряем эти годы сейчас, мы больше никогда не сможем вернуть их.

Она промокнула слезы.

— Если я не проведу это время с Дэвидом, то моя жизнь потеряет смысл.

— Боже, как хочется, чтобы он больше никогда не приезжал!

Андреа решила про себя, что не заплачет, от этого станет хуже и ей, и маме.

— Пожалуйста, отпусти меня.

— А когда ты вернешься?

— Этим летом. Как только окончится учеба.

— Будет ли следующее твое возвращение окончательным или, как и теперь, ты приедешь всего лишь в гости? Здесь будет так одиноко без тебя.

— Ты можешь поехать вместе со мной, — сказала Андреа ласково. — Дэвид возражать не будет.

— Я думаю, Итен будет против.

— Он тоже может поехать. И Шон, и Эрик.

— Может быть, как-нибудь потом, — сказала Кэрли. — Дэвид быстро забывает те неприятности, которые Итен будет помнить до конца своей жизни.

— Очевидно, поэтому он и не хочет, чтобы я жила здесь, так как напоминаю ему о Дэвиде.

Кэрли была ошеломлена.

— Боже милостивый, кто тебе внушил такую мысль?

Как Андреа могла объяснить свое предчувствие?

— Он не хотел, чтобы я приехала на Пасху домой.

— Кто тебе сказал это?

Девочка почувствовала себя неловко, получалось, что она доносила на Итена. Пожав небрежно плечами, Андреа попыталась смягчить значение своих слов.

— Он сказал, что у тебя и так появилось много забот и поэтому будет лучше, если я подожду с приездом.

— Даже не подозревала, что ты говорила с ним, — сказала Кэрли нарочито спокойным голосом.

— Он звонил мне через пару дней после вашего с Шоном звонка из госпиталя, когда я сказала тебе, что срочно выезжаю домой.

Андреа пыталась вспомнить причину, по которой Итен звонил ей.

— Кажется отец сказал, что ты просила сообщить мне о несчастье, случившемся с Шоном.

Кэрли изучающе смотрела на Андреа.

— Ты знала, что Итен против твоего приезда, однако, приехала. Почему?

— Дэвид убедил меня в том, что я ошибаюсь в отношении отца. На самом деле, говорил он, — Итен любит меня и хочет, чтобы я приехала домой.

Она заметила на столе несколько кристалликов соли и начала старательно собирать их в кучку.

— Но я приехала не поэтому. Дэвид сказал, что ты огорчишься, если я не приеду.

Андреа взглянула на мать и улыбнулась.

— А еще, я очень соскучилась по тебе.

Кэрли прикрыла рот ладонью, сдерживая рыдания.

— Что же я буду делать без тебя?

— Ты могла бы приехать навестить меня без папы?

— Может быть, потом, — сказала Кэрли, повторив свой уклончивый ответ.

— Мне не нравится, когда ты так отвечаешь, ни да, ни нет.

— Сейчас, дочка, я не могу ничего обещать тебе.

— Я не прошу, чтобы ты обещала, что приедешь. Скажи только, что ты подумаешь об этом.

Кэрли жалко улыбнулась.

— О, конечно, можешь на это рассчитывать.

Андреа встала.

— Я сейчас позвоню Дэвиду. Он сказал, что приедет за мной, если я изменю решение, и мы сможем вместе поехать домой…

Она увидела выражение лица матери и почувствовала, что язык перестал повиноваться ей.

— И таким образом, мы полетим в Лондон вместе, — закончила Андреа виновато.

— Прекрасно, — сказала Кэрли и взяла ее за руки. — Я бы хотела, где бы ты ни жила и какое бы место ни считала своим домом, не забывай: твой дом здесь.

Андреа крепко обняла мать.

— Дэвид был прав, ты самая лучшая мама в мире.

— Когда он приедет за тобой?

— Не знаю. Возможно, завтра. Я должна быть в школе в понедельник.

— Скажи ему, что я хочу поговорить с ним.

Кэрли наклонила голову и посмотрела в глаза Андреа.

— С глазу на глаз.

— Может случиться, что у него не будет времени.

Кэрли поправила ей челку.

— Если он захочет, чтобы я разрешила тебе поехать с ним, он найдет время.




Глава 23


— Кто надоумил тебя назначить встречу в таком месте? — спросил Дэвид, поворачивая на дорогу, ведущую к лесопилке Лендера.

— Мы же не хотим наводить людей на мысли о том, что все еще симпатизируем друг другу. Кстати, сарказм никогда не был сильной стороной твоего характера, Дэвид, — сказала Кэрли. — Ты быстрее добиваешься цели, если говоришь прямо.

— Ты хотела встретиться со мной наедине, чтобы наши взаимные оскорбления не достигли ушей Андреа?

— У нас накопились проблемы, которые надо уладить.

— Надеюсь ты не собираешься тратить зря мое и свое время, вспоминая упреки, которыми ты осыпала меня последние шесть месяцев. Если это так, то ты освободила нас от ненужных усилий.

Он посмотрел в зеркало заднего вида и выехал на узкую и грязную проселочную дорогу. Кэрли ничего не ответила ему. До лесопилки осталось около мили. Он не пытался заговорить вновь.

Когда Андреа позвонила вчера, она была странно скованна. Сообщив о собственном решении вернуться в Англию, она сказала о желании Кэрли встретиться с ним. Он все еще не знал, что случилось, и что заставило ее изменить решение остаться дома и как отреагировала на это ее семья.

Дэвид оставил машину на теневой стороне лесопилки и ждал, когда выйдет Кэрли. Она сидела несколько секунд неподвижно, затем открыла дверцу, вышла и направилась к небольшой речке. Дэвид последовал за ней.

Кэрли подошла к реке, сняла куртку, и, бросив ее на молодую травку, села, наблюдая за плавно и тихо движущейся водой.

— Ты победил, — сказала Кэрли, нарушив длительное молчание.

Дэвид не был уверен, что понял ее правильно. Кэрли никогда не сдавалась так легко. Он не мог поверить тому, что она сказала сейчас.

— Что за игра с загадками?

Кэрли не отреагировала на его иронический вопрос и продолжала, как будто бы Дэвид ничего не говорил.

— Она любит тебя, Дэвид.

Это был сильный удар по защитной скорлупе, которой он долго окружал себя.

— Это потому, что она думает, будто я ее отец.

— Это только привлекло ее внимание к тебе, но не заставило бы полюбить. Ты умеешь говорить то, что пятнадцатилетние юнцы хотят услышать. Ты богат и знаменит. В ее глазах ты супер-папа с головы до ног. Как Андреа могла удержаться и не полюбить тебя?

Дэвид сел, не вплотную, но достаточно близко, так, чтобы легкий ветерок доносил до него аромат ее духов.

— Она была печальна и расстроена, когда пришла ко мне. Все, что я сделал тогда — это выслушал ее. Я честно пытался делать все возможное, чтобы Андреа успокоилась и захотела вернуться домой.

— Да, она мне говорила.

Дэвид сорвал травинку и прикусил ее.

— Ты не веришь ей?

— Ты можешь прекратить все время защищаться? Я не хочу спорить о том, что ты сделал и чего не сделал.

— Тогда почему ты спрашиваешь меня?

— Для успокоения души. Я должна узнать, каким ты стал человеком.

Кэрли повернулась, чтобы посмотреть на него.

— Как ты изменился, Дэвид? Что с тобой сделала благополучная жизнь?

— На самом деле ты хочешь узнать какое влияние я оказываю на нее и сможешь ли ты избавить девочку от него, когда она снова вернется домой.

Кэрли печально покачала головой.

— Как много в тебе злости. Куда ты только деваешь ее, когда меня нет рядом?

Ее глаза были так переполнены горечью, что Дэвид не мог в них смотреть.

— Ты хочешь, чтобы я дал гарантию, что буду примерным отцом, но я не могу ее дать. Много ли я знаю о том, что означает быть отцом? Когда Андреа была со мной, я часто говорил себе, как будет замечательно, когда она уедет, а я вернусь к своему привычному образу жизни. А потом просыпаюсь утром и вижу, что Андреа собирается уехать домой, и чувствую, как хорошо, что она рядом, и как мне будет недоставать ее, когда она уедет. Не знаю, что мне делать.

— В один прекрасный день ты это узнаешь, — сказала Кэрли мягко.

— Что со мной происходит, Кэрли? Я воспринимаю Андреа так, будто являюсь ее настоящим отцом. Я готов немедленно звонить в полицию, если Андреа и Джеффри опаздывают домой больше, чем на десять минут. И замечаю, что горжусь ее успехами даже тогда, когда никаких моих заслуг в этом нет.

— А не может быть, что ты так привязался к ней из-за меня? — сказала Кэрли.

Тон, которым было высказано это предположение, подсказал Дэвиду, что они приблизились к действительной причине, из-за которой Кэрли хотела встретиться с ним.

— В начале, да. По-другому никак это не объяснишь.

— Но не теперь?

— Я уверен, что все еще связан немного с тобой, но главным образом это сама Андреа.

Дэвид заколебался.

— Это не означает, что я не вижу тебя во всем, что Андреа делает, и не вспоминаю тебя, когда погружаюсь в бесполезные воспоминания.

Кэрли опустила глаза и спросила четким голосом.

— Ты привязался к ней, потому что у тебя нет меня?

Дэвид почувствовал себя так, будто Кэрли ударила его. Боже мой, вот что она думает. Кэрли знала его лучше, чем кто-либо другой, и ему было больно, что ей пришла в голову эта мысль.

— Ты действительно думаешь, что я способен на такое извращение?

— Я не знаю, поэтому и спрашиваю.

Дэвид встал и пошел к лесопилке, остановился, потом вернулся обратно.

— Посиди и послушай, что я тебе скажу. Во всех отношениях, и биологических тоже, Андреа стала моей дочерью.

Казалось, что он сейчас закипит от гнева.

— Каким же извращенным негодяем ты меня себе представляешь!

Прежде чем ответить, Кэрли посмотрела в его глаза прямо и холодно.

— Как будто такого не было раньше.

— Теперь я действительно тебя не понимаю. Если ты так думала и раньше, то зачем отпустила ее со мной?

— Ты тогда не любил ее.

Она отвела взгляд от Дэвида.

— И я никогда не думала, что она задержится у тебя.

Дэвид присел перед Кэрли на корточки, взял ее за подбородок и заставил поглядеть на него.

— Это не дочь не дает мне покоя по ночам, а ее мать. Андреа тут совершенно ни при чем, — сказал Дэвид, не обращая внимания на то, как неудобно себя чувствует Кэрли, выслушивая правду. — Я любил тебя сотню раз за последние шесть месяцев.

— Ты хотел бы любить меня прямо сейчас? — промолвила Кэрли совершенно спокойным голосом.

Дэвид опустил руку. Пять минут назад он мог бы держать пари с самим дьяволом, что не услышит от нее таких слов.

— Почему такой резкий поворот, Кэрли? Что случилось с твоей пожизненной благодарностью Итену?

— Иногда обстоятельства меняются.

— Это невероятно.

Он встал и попятился от Кэрли.

— Ты думаешь, что если принесешь огромную жертву, отдавшись мне, то я отступлюсь от Андреа?

Ее молчание Дэвид принял за согласие.

— Черт побери, что с тобой случилось, Кэрли? Я совсем не понимаю тебя. Ты больше мне не веришь, даже самую малость?

— Меня изнасиловали. Помнишь?

— Но это был не я, — быстро возразил Дэвид, сникнув. — Как тебе помочь, что тебе нужно? Может быть убедить тебя, что с Андреа подобное не случится?

Кэрли ответила не сразу. Наконец с большим трудом вымолвила.

— Я не знаю.

Дэвид взял Кэрли за руки и помог ей встать.

— Ты никогда не знала, как поступать в сложных ситуациях. Почему бы тебе не поехать с нами и не побыть пару недель вместе? Таким образом, ты убедишься, увидишь своими глазами, как живется Андреа у меня в доме.

— Не могу.

— Почему?

— Я должна ухаживать за Шоном.

— Тогда приезжай, как только он поправится.

— К тому времени Андреа уже будет собираться домой.

Дэвид начал убеждать Кэрли в том, что она знала не хуже его: Андреа никогда больше не вернется в Бекстер. Между тем, он заметил в ее глазах маленький огонек надежды и теперь вряд ли что-либо сможет загасить его.

— Если твое мнение изменится…

Фраза осталась неоконченной.

— Нам пора возвращаться. Я знаю Андреа, она наверняка все еще упаковывается.

— Кто это был? Кто изнасиловал тебя, Кэрли?

— Почему ты хочешь знать это, Дэвид? Может, ты еще захочешь найти его и избить?

— Не понимаю, как ты можешь так мгновенно меняться, одну минуту грубая — другую легкомысленная?

Кэрли коснулась руки Дэвида, жест ее был нежен и печален.

— Я такая уже пятнадцать лет, а ты — шесть месяцев.

— Не возникало ли у тебя когда-нибудь желание увидеть его наказанным за то, что он сделал с тобой?

— У меня достаточно других проблем, над которыми приходится задумываться.

Кэрли пожала плечами.

— Может быть в поведении Андреа есть нечто схожее с моими мыслями? Я могу ненавидеть человека, который изнасиловал меня и проклинать его за то, что он исковеркал мою жизнь, но в итоге у меня есть Андреа. Как я могу желать, чтобы этого никогда не случилось?

— Если бы ты была со мной…

— Перестань, Дэвид.

Он поднял ее куртку и отдал ей.

— Помни, об этом ты должна была думать тоже шестнадцать лет.

— Скажем, я пришла к тебе. Давай представим теперь, что могло бы произойти дальше. Мы могли возненавидеть друг друга из-за упущенных возможностей. Подумай о том, чего ты добился. Ты общаешься с миллионами людей через свои книги. И самое лучшее, что мы можем приобрести — снова стать друзьями…

— Я бы отказался от всего, если бы…

— Ты не должен этого делать. Даже, если бы ты был свободен, все равно Шон и Эрик связывают меня с Итеном. Многие пострадали бы из-за меня. Я не хочу этого.

— Ты действительно считаешь, что Итен станет терпеть, если мы вновь станем друзьями?

— Думаю, он вытерпит все, лишь бы Андреа уехала.

— Я не уверен, что ты знаешь все о том, как он сначала добивался отъезда Андреа, а потом пытался уговорить ее не возвращаться домой.

— Сначала не знала, но потом Андреа упомянула в разговоре про эти два момента, и они были в явном противоречии с версией Итена об их разговоре по телефону. После этого мне было совсем нетрудно соединить обе части в одно целое.

Кэрли взяла Дэвида под руку, и они направились к машине.

— Я была вне себя, когда узнала об этом, но мое возмущение длилось недолго. Мне надо было догадаться раньше о том, что происходит. Итен ведет постоянную, безрассудную борьбу за то, чего хотел всегда.

— И все прекрасно…

— Ты можешь быть моим другом? — спросила Кэрли.

Зная, что Кэрли имеет в виду, спрашивая о дружбе, он сказал:

— Если твоя просьба означает, чтобы я оставил свою надежду, то я говорю нет.

— А если на самом деле все гораздо проще?

— Тогда — да, я могу быть твоим другом.

Они были почти у машины, когда Кэрли вдруг остановилась. Она бросила сердитый взгляд на Дэвида.

— Быстро в машину! — сказала она, рванувшись с места прежде, чем Дэвид понял в чем дело. Он ринулся вслед за ней. В течение нескольких прекрасных минут они действительно были только друзьями.




Уже в машине, на полпути к дому Кэрли, Дэвид вдруг вспомнил, что хотел поговорить с ней еще кое о чем.

— Послушай, после того, о чем мы с тобой говорили мне не очень удобно, но я все-таки хотел спросить тебя как ты относишься к контролю за беременностью?

— В каком смысле? — спросила Кэрли.

Дэвид улыбнулся при виде ее недоуменного лица.

— Андреа и Джеффри… Их отношения становятся все более близкими, что мне не очень нравится. Через пару месяцев ей будет только шестнадцать. Ты помнишь, сколько тебе было, когда мы…

— Ты не имеешь права напоминать мне, — отрезала Кэрли. — Я поговорю с ней, как только вернусь домой.

— Не понимаю, как ты можешь так спокойно относиться к этому?

— Я предпочла бы провести такой разговор перед венчанием. И хорошо бы он не состоялся как можно дольше.

Кэрли посмотрела на Дэвида и понимающе улыбнулась.

— Ты что имеешь в виду, не запирать ли ее на ночь?

— Сейчас я думаю о своего рода поясе целомудрия. Мой домашний музей переполнен ими. Зная важность проблемы, готов давать советы.

— Что это значит — разубедить меня или выгнать из меня беса?

Кэрли смеялась, смех ее был прекрасен и радостен.

— Немного того и другого.

Дэвид пытался запомнить радость и оживление Кэрли в этот момент. И сразу же всплыл миллион других воспоминаний. От них нет спасения.

И никогда не будет.




Глава 24


Кэрли налила кофе и пошла вслед за Барбарой в гостиную.

— Я была так зла на Итена, что встала и вышла еще до того, как он закончил свою маленькую речь, — сказала она.

— Ты мне не сказала еще, что он заявил перед тем, как ты ушла, — отозвалась Барбара, устроившись в мягком кресле и поставив под ноги скамеечку.

— Об этом не стоит и вспоминать, наговорил всякой всячины. Например, почему это мы опять должны ехать в Англию в этом году.

— Должна сказать, что эти поездки стали у него «идеей фикс».

Барбара поднесла чашечку ко рту, подула и сделала небольшой глоток.

— Третье лето без Андреа оправдывает поездку туда, она была с нами только девять месяцев за три с половиной года. Я обещала ей, что такого больше не будет. А что я скажу ей теперь?

— А если сказать правду? Я сомневаюсь, что это очень удивит ее.

— Я не могу так поступить.

— Почему нет?

— Потому, что это очень обидит ее.

— Я начинаю сомневаться, ради кого ты борешься с манипуляциями Итена, ради себя или Андреа. Ты убедила себя, что действуешь в интересах Андреа, а получается, что Итена. В последние два года ты позволяешь ему вести себя совершенно недопустимо. «Позволяешь» не то слово. Ты ему потворствуешь, — разгорячилась Барбара.

Кэрли поставила свою чашку на стол, подняла руки вверх, как бы сдаваясь и пошла к двери.

— На сегодня я больше не хочу неприятностей.

— Итак, что ты собираешься сказать Андреа? — спросила Барбара.

Кэрли остановилась, будто бы кто-то схватил ее за руку.

— Не знаю, — тяжело вздохнув ответила она. — Андреа будет подавлена. Во всех ее письмах повторяется одно и то же — что вы собираетесь делать этим летом?

Кэрли посмотрела на мать.

— Ты снова будешь меня обвинять.

— Кэрли, не надо меня упрекать.

— Ты права, мама, извини меня.

— Разве я когда-нибудь говорила тебе то, чего ты сама не знаешь? Просто ты не любишь, когда это произносится вслух.

— Мама, мне нужен хороший совет, а не констатация моих проблем.

Кэрли взяла кофе и села на кушетку. Спустя несколько секунд Барбара спросила.

— Почему Итен должен ехать вместе с вами?

— Потому что он член нашей семьи, — ответила Кэрли.

— Ты знаешь лучше меня, что Итен скорее повесится, чем поднимется в самолет, отлетающий на Восток. Если так будет продолжаться, то через пару лет Андреа махнет на вас рукой, сколько можно!

— Итен говорит, что на фабрике кризис и с точки зрения финансов было бы очень безответственно тратить деньги на нас самих в ущерб всем работающим на фабрике.

— Возьми деньги из своих сбережений.

— У меня их нет.

Барбара неодобрительно покачала головой.

— Когда ты выходила замуж, я тебе говорила, что любая женщина должна иметь хоть какие-то средства на всякий случай.

— Это все хорошо в теории, а что делать, если ты вышла замуж за человека, который проверяет каждый счет, без каких-либо исключений.

— Боже мой, как ты можешь терпеть то, что каждый твой шаг проверяется. Надо было присечь это с самого начала.

— До сих пор мне было наплевать на это. Есть еще вопросы?

— Ты можешь занять деньги у меня, — сказала Барбара, хитро улыбаясь.

— Ты представляешь сколько будет стоить поездка трех человек в Англию в середине лета?

— Это не столь важно, — сказала Барбара. — Интересно знать на какую сумму я настригла этих проклятых купонов за прошлые годы. Большого состояния, конечно, не накопилось, но все, что там есть, ты можешь взять, Кэрли.

Кэрли поднесла чашечку кофе к губам, но пить не стала. Вместо этого, она постучала ее краешком по нижним зубам и ждала, пока блуждающая у нее в голове мысль вполне оформится и станет отчетливо легкой.

— Итен сделает все, чтобы наша жизнь была невыносимой, если узнает, что я взяла у тебя деньги. Мне сейчас надо найти пути, как защитить детей, — сказала она, высказывая вслух свои мысли. — Сегодня утром Итен выложил мне еще один довод против поездки. Мальчики очень просятся на баскетбольные игры, которые состоятся как раз на той неделе, когда мы должны уехать.

— Интересно, а вот на это у него есть деньги?

— Может быть, ты дашь мне эти деньги не взаймы, а сделаешь подарок к моему будущему дню рождения?

Барбара выпрямилась в кресле.

— Ты хочешь сказать, в виде проездного билета до Англии?

— Думаю, что Итен не заподозрит в этом какой-то умысел и не рассердится на тебя. Конечно, Андреа будет разочарована, что мы не все…

— Она будет очень довольна, что хотя бы кто-то из вас приехал, — улыбнулась Барбара. — Кэрли, это замечательная идея.

— Я и не мечтаю о том, что он отпустит меня без скандала. Думаю, что моя жизнь в ближайшие два месяца будет очень не простой, — грустно улыбнулась Кэрли. — Ты твердо уверена, что найдешь деньги?

— Мне удалось поднакопить их. Вряд ли я смогу сделать это опять. Но надеюсь ты не потратишь их полностью.

Кэрли подобрала ноги под себя.

— Я знаю, как Итен воспримет мой отъезд без него. Он будет думать, что все имеющее отношение к Андреа, часть нашего сговора с Дэвидом против него.

— Бог мой. Может это заставит его поехать вместе с тобой?

— Вряд ли.

Барбара тихо спросила:

— А есть ли причина, чтобы Итен так беспокоился?

Кровь закипела в Кэрли.

— Мы могли быть близки с Дэвидом только, когда он приезжал с Андреа на Пасху…

— Ты знаешь, я желаю тебе счастья, но без ущерба Шону и Эрику. Они здесь ни при чем.

Кэрли внимательно посмотрела на мать.

— Ты не боишься, что я уеду туда и больше не вернусь?

— Такая мысль мелькнула у меня в голове, — медленно произнесла Барбара. — Но ты помнишь, что есть Виктория? Хотя их брак с Дэвидом заключен не по любви, она даст бой, чтобы сохранить его.

Кэрли, распрямив ноги, встала.

— Я тоже могу дать бой. Если этому суждено случиться, то все нужно сделать очень быстро.

— Ты куда? — спросила Барбара, встав и следуя за Кэрли к двери. — К Итену?

— Нет, в Англию.




Месяц спустя Кэрли катила коляску со своим багажом по одному из коридоров аэропорта «Хитроу». Она бросила взгляд вверх и увидела улыбающееся лицо Андреа.

— Мама! — Андреа кинулась навстречу. — Неужели это ты! Никак не могу поверить! Нет слов, чтобы описать мой восторг!

— Я тоже очень соскучилась по тебе, милая моя, — сказала Кэрли, отпустив коляску и обнимая дочку. — Как ты здесь поживаешь?

Она долго разглядывала лицо Андреа.

— Ты выглядишь прекрасно и так выросла. Боже мой, когда это случилось?

— Вчера.

— Ты не могла подождать еще недельку?

Андреа отклонилась назад, чтобы посмотреть на Кэрли. Глаза ее заблестели радостно и весело.

— Это случилось, когда я спала.

Грусть тихо наплывала на счастливую Кэрли.

— Как жаль, что меня тогда не было здесь.

— Ладно, ты же сейчас здесь, и это главное.

Андреа не хотелось портить ей настроение.

— Когда Эрик написал, что у папы финансовые затруднения, я была уверена, что никто из вас ко мне не приедет. Я уже обдумывала, как сказать Дэвиду, что этим летом я опять поеду в Бекстер, и тут пришло твое письмо.

Мужчина с несколькими чемоданами на коляске вежливо покашлял за их спинами. Андреа и Кэрли посторонились.

— Ты бы видела меня, когда я получила твое письмо, — продолжала Андреа, не переставая улыбаться. — Дэвид сказал, что он не знает никого кто бы мог так радоваться три дня подряд.

— Мы должны поблагодарить бабушку за то, что я смогла приехать.

Кэрли никак не могла отвести взгляд от Андреа. Очаровательная, юная девушка с кругленькими щечками и озорным взглядом покидает детство и становится захватывающей дух красивой женщиной. Как такие перемены могли произойти всего за девять месяцев, прошедших с последней их встречи?

— Знаю. Я пыталась уговорить ее приехать вместе с тобой. Но она сказала, что ей хочется, чтобы мы побыли одни. Я взяла с нее слово, что она приедет ко мне вместе с тобой и дедушкой в будущем году.

Кэрли вдруг обнаружила, что они превратились как бы в маленький островок среди бурного потока людей, тогда она взяла одной рукой тележку, другой руку Андреа, и они влились в общее движение пассажиров к выходу из аэропорта.

— Полет прошел спокойно? — спросила Андреа.

— Прекрасно.

— Поспать не удалось?

Кэрли покачала головой.

— Нет, я очень волновалась, — Кэрли улыбнулась. — Так приятно видеть тебя. Я думала, что сойду с ума, не дождавшись этого дня.

— Я тоже.

— Хочу посмотреть здесь все, чтобы иметь полное представление о том, о чем ты писала. О мостах, музеях, которые ты посещала.

Андреа засмеялась.

— Мама, ты приехала только на две недели. У нас не хватит на все это времени.

Андреа заколебалась.

— Кроме того, я не хотела говорить тебе сразу, чтобы не огорчать тебя, но теперь думаю надо сказать. Я смогу освободиться в школе только на неделю.

Кэрли не хотела, чтобы дочь почувствовала в ее голосе разочарование и прежде, чем ответить, она выждала время, чтобы успокоиться.

— Ничего, Андреа, мы можем что-нибудь оставить до следующего приезда.

Выражение на лице Андреа подсказало Кэрли — она не верит в то, что будущий приезд состоится.

— Кроме того, — продолжила Кэрли, — кто сказал, что я не могу посмотреть кое-что самостоятельно? Ты мне подскажешь, что интересного можно посмотреть, а я предоставлю тебе полный отчет по всей форме о своем походе.

— Тебе не придется ходить одной. Дэвид сказал, что будет сопровождать тебя, куда ты только захочешь.

— Я думала, что Дэвид, пока я здесь, будет работать в Хэзорне, — сказала Кэрли осторожно, не желая, чтобы Андреа поняла, как ей неприятна мысль о том, что Дэвид будет все время где-то рядом.

— Когда он узнал, что я не смогу освободиться от занятий в школе на две недели, то решил остаться в городе.

— А как Виктория? — спросила Кэрли.

— Мне кажется она не очень обеспокоена решением Дэвида. Она сейчас в Вене. Их женская организация занимается подготовкой празднования юбилея двухсотлетия со дня рождения Моцарта. Хотя до юбилея еще целый год, они работают так, как будто он состоится в следующем месяце.

— А когда она возвращается?

— Не раньше, чем через месяц, а может быть и позже. Это будет зависеть от того, как долго она задержится в Париже, после завершения работы в Вене. В Париже она хотела сделать какие-то покупки для себя.

— Перед отъездом Виктория знала, что я приезжаю?

Андреа вопросительно посмотрела на мать.

— А почему ты спрашиваешь?

— Это выглядит странно, — и со вздохом добавила, — скажем «по меньшей мере».

— Дэвид не боится, что ты будешь здесь, когда Виктория в отъезде, а почему боишься ты?

Они пришли на стоянку, Гарольд встретил их и открыл дверцу черного «бентли». Пока водитель укладывал ее вещи в багажник, Кэрли спросила:

— Знаете ли вы оба, ты и Дэвид, что Итена хватит удар, если он узнает, что Дэвид был все время с нами?

— Что за беда, мама? Дом очень большой, там много комнат. Прислуга находится там круглый день и каждую ночь там буду я.

Она изучающе посмотрела на мать.

— Ты уверена, что опасаешься только за Итена?

Кэрли торопливо стала поправлять юбку.

— Что ты хочешь этим сказать?

Раздался звук захлопнувшегося багажника.

— Неважно, — отозвалась Андреа. — Почему мы все время говорим о неинтересном. Давай лучше поговорим о бабушке, дедушке или о Шоне, Эрике, — она важно похлопала глазами, — или даже о Джеффри.

На этот раз настал черед смеяться Кэрли.

— Мне очень хочется услышать о Джеффри.

Андреа взяла свою сумочку.

— Так получилось, что у меня скопилось несколько дюжин фотографий этого джентльмена.

Гарольд открыл дверцу со стороны водителя и посмотрел на заднее сиденье.

— Хорошо, что вы немного подремали в пути, теперь вы снова хорошо выглядите, — сказал он, обращаясь к Андреа.

Кэрли нахмурилась. Было всего десять утра, а Андреа уже на ногах. Кэрли протянула руку и пощупала лоб Андреа, нет ли у нее температуры. Возможно от возбуждения лоб был немного горячее, чем обычно.

— Как ты себя чувствуешь?

Андреа медленно отстранила руку матери.

— Чувствую себя хорошо. Вчера я очень поздно легла спать, готовилась к экзамену.

— Почему ты мне не сказала, что у тебя сегодня экзамен. Я могла взять такси.

— Экзамен не сегодня, а завтра. Я решила подготовиться заранее, чтобы сегодня провести день с тобой.

Кэрли не стала спорить с дочерью.

— Кстати, чтоб не забыть, подыщи пару старых свитеров, я их возьму с собой домой. Мьюффи никак не хочет, чтобы я сменила ей старую подстилку на новую.

— Она все еще спит на старой? — воскликнула Андреа, обрадовавшись тому, что старый друг ее детства все еще помнит ее. — Она, наверное, уже вся износилась?

— Мьюффи теперь позволяет Эрику ходить с ним на прогулки, но только после длительных уговоров. Шон говорит, что это из-за возраста он помнит только тебя. Я сказала ему, что память у него и сейчас хорошая, но избирательная. Мьюффи был твоей тенью, когда был помоложе и выделывал разные забавные штучки.

— Дэвид хотел купить мне другую собаку, но я не согласилась.

— А почему не согласилась? — спросила Кэрли, зная ответ заранее.

— Это было бы нечестно по отношению к Мьюффи.

Решив, что надо сменить тему, Кэрли спросила:

— Надеюсь ты сводишь меня на новые интересные фильмы.

Лицо Андреа лучилось довольством, как будто бы к ней пришло долгожданное облегчение.

— Я, правда, так рада, что ты приехала, — сказала она.

— Я очень по тебе соскучилась.

Кэрли потеряла счет времени по пути из аэропорта. Несмотря на то, что ей очень хотелось взглянуть на Лондон, она не могла оторвать взгляд от дочери. Две недели, это очень мало. Глупая, могла бы с Итеном договориться и на три, все равно злиться больше, чем он, уже невозможно. Почему же она договорилась только на четырнадцать дней?

Она рассчитывала на благоразумие Итена. Когда Кэрли первый раз заговорила с ним о поездке, у него хватило ума не вмешивать в спор Шона и Эрика. Большую часть своей злости он хранил до того времени, когда они с Кэрли оставались одни, а при детях все больше молчал. Но все же дети узнали об их спорах. Ее отъездом они были удручены не меньше, чем отец.

Когда за два дня до отъезда, она собирала вещи в дорогу, к ней в комнату зашел Шон. Он сел на кровать и стал наблюдать за матерью. Потом, после долгого молчания, спросил так невинно, что она не была уверена, что правильно расслышала его.

— Мама, ты едешь туда, чтобы остаться там навсегда?

Вместо того, чтобы ответить прямо, Кэрли стала заворачивать свою голубую сумочку в какую-то цветную кофту, затем закрыла чемодан. Его вопрос и тревога, скрывающаяся за ним, требовали не просто отрицания.

— Почему бы нам не пойти погулять? — сказала Кэрли.

Прежде, чем она сумела найти нужные слова, чтобы убедить Шона, что вернется, они долго вместе бродили по лесу, соревнуясь, кто больше увидит птичек и отгадает загадок. После прогулки они забежали в кафе «Клинвс» и взяли по куску яблочного пирога и мороженому. Во время прогулки Шон, вежливо, но настойчиво напоминал Кэрли, что Андреа не грудной ребенок, который нуждается в матери. До поздней ночи, пока Кэрли не зашла в комнату Шона поцеловать его и сказать спокойной ночи, она не была уверена, что убедила и успокоила его.

— Приехали, — объявила Андреа, выглянув из окна, чтобы посмотреть наружу.

Кэрли хотела проследить за взглядом Андреа, но ей не удалось. Наконец, когда Гарольд свернул с главной дороги, стало ясно, что это был дом в георгианском стиле, с узкой подъездной дорожкой.

— Как он хорош, — сказала Кэрли, не отрывая от дома взгляда.

В последние два с половиной года она пыталась представить себе, как и где живет Андреа. Дом представлялся ей пышным, в викторианском стиле. Георгианский — строг и официален. Как Андреа могла привыкнуть к нему?

В окне дома Кэрли заметила человека. Горло ее сжалось.

— Посмотри, там стоит Дэвид, — сказала Андреа.

— Почему он не приехал вместе с тобой в аэропорт? — Он сказал, что это наше с тобой время и он не хочет мешать.

Машина остановилась. Когда Кэрли снова взглянула на дом, Дэвида уже не было. Она подумала, что надо немедленно найти его.




Глава 25


— Андреа просила передать, что спустится через несколько минут, — сказал Дэвид, входя в гостиную.

Кэрли коротким кивком поблагодарила его и протянула руку, чтобы взять чашку чая, которую только что принес слуга.

— У тебя очень хороший дом, Дэвид, — сказала она сухим голосом, решив держать дистанцию.

— Фактически он принадлежит Виктории. Ее отец подарил его ей на нашу свадьбу.

— Как это прекрасно, — заметила она.

Когда Кэрли вышла замуж за Итена, она долго искала место для фарфорового сервиза, щедрого подарка к ее свадьбе.

Дэвид прошелся по гостиной.

— Извини, но Виктории сейчас нет дома. Она в отъезде.

— Почему же?

Чашечка зазвенела, когда она ставила ее на стол.

— Я надеялась встретиться с ней.

— Сейчас? Мне трудно в это поверить.

— Мне просто хочется поблагодарить ее за доброе отношение к Андреа, — выпалила Кэрли, считая, что дала достаточный отпор уколу Дэвида.

Дэвид сел в кресло напротив Кэрли.

— Наконец-то, откровенный ответ, а я все гадал — будет ли он.

— А ты ожидал чего-то другого? — спросила Кэрли, понизив голос.

Она не хотела, чтобы Андреа их услышала.

— Ты поставил меня в глупое положение. Или я должна буду солгать Итену, когда вернусь, сказав, что Виктория дома, или я должна буду доказывать ему десять лет, что между нами ничего не произошло.

— Не вижу проблемы. Ты имеешь право и лгать, и оправдываться.

— Почему ты так поступаешь, Дэвид?

Откинувшись на спинку кресла, он вытянул ноги перед собой и скрестил их.

— Потому, что я скорее рассорюсь с тобой, чем буду продолжать слушать этот детский лепет, угодный только Богу.

— Это то, что ждет меня в предстоящие две недели?

— Ты можешь не ждать и дня, пойми, я не остановлюсь пока ты не уступишь. Я уверен, что твое желание оставить все, как есть не состоится. После этого мы вместе с обрадованной Андреа сможем жить втроем, не день и не два. Этот шанс нам представляется в первый, а может и в последний раз.

Дэвид подался вперед.

— Этот «один раз в жизни» мы не должны упустить из-за боязни того, что Итен или Виктория, или вообще кто-нибудь осудит нас.

— Наша совместная жизнь обернется не больше, чем недолгим эпизодом, — ответила Кэрли.

Дэвид долго и пристально смотрел на Кэрли, в его глазах отражалось нескрываемое желание.

— Мы можем поговорить об этом позже.

— Нет, не сможем, — заявила Кэрли. — Я приехала сюда не…

— Я готова, — объявила Андреа, входя в гостиную.

Когда ей не ответили, она изобразила на лице гримасу.

— Я не вовремя. Может мне зайти позже?

— Нет, мы только что говорили с Дэвидом о том, как ты повзрослела за последний год, — заторопилась Кэрли. — Мне так жаль, что это произошло не на моих глазах…

Андреа стояла подбоченившись и переводила взгляд с Дэвида на Кэрли.

— А какая версия у тебя, Дэвид?

Дэвид усмехнулся.

— Я присоединяюсь к Кэрли.

— В этот раз поверю, — сказала Андреа с притворной строгостью, — но вы оба должны поработать над правилами поведения на будущее.

Андреа повернулась к Кэрли.

— Ну, какая у нас программа? Куда поедем для первого раза?

Кэрли нерешительно пожала плечами.

— Мне трудно сказать.

— Тогда разреши нам решать за тебя, — сказал Дэвид вставая.

Наблюдая за Дэвидом Кэрли всегда поражалась его статности. Он был из тех мужчин, которые с годами хорошеют. Правда, глаза уже не светились невинностью молодого человека, желающего покорить весь мир. С утратой наивности, в лице его появилось выражение загадочности, как если бы он пережил великое горе, но не был побежден, а стал более мудрым и опытным.

Женщины любят завлекать таких мужчин, а потом и пускать в свои постели.

— А буду ли я иметь право вето? — спросила Кэрли нарочито игриво.

— Абсолютно, нет, — сказал Дэвид.

— Я знаю, — сказала Андреа, поворачиваясь к Дэвиду, давайте пойдем к Тэту, нет, лучше на Бонд Стрит и осмотрим там выставочные залы, а к Тэту ты сможешь сводить ее сам, когда я буду в школе.

Кэрли сузив глаза, с подчеркнутым интересом спросила.

— С каких это пор ты стала интересоваться живописью?

— Джеффри рисует, — застенчиво ответила Андреа.

— О, понятно.

Кэрли была удивлена тем, что ее так встревожил ответ дочери.

— Ну, хорошо. Как насчет Бонд Стрит, принимаем? — продолжил Дэвид.

— Последний раз я была в картинной галерее… — Кэрли неожиданно замолчала.

Ее отношения с Дэвидом были достаточно двусмысленны и ей не следовало сейчас упоминать Нью-Йорк, где она часто проводила выходные вместе с ним.

— Во всяком случае это было очень давно. Я с удовольствием проведу сегодня день в галерее.

Она взглянула на Дэвида и поняла, что его обуревают те же воспоминания, что и ее, она хотела отогнать их и улыбнуться, но губы не слушались ее.

Когда они вечером вернулись домой, Кэрли не сомневалась, что две недели очень короткий срок и счастливое время общения с Андреа пролетит быстро и незаметно.

Кэрли была в восхищении от увиденного в залах галереи. Андреа и Дэвид тоже не скучали, они полностью разделяли энтузиазм Кэрли.

Кэрли думала о своем увлечении живописью в юности. Ей пришлось заглушить в себе это, дорогое ей, увлечение. По ряду причин это стало невозможным. Но достаточно было провести несколько часов среди прекрасных творений мастеров кисти, как, заснувшая любовь к живописи проснулась с прежней силой.

Кэрли могла бы долго еще бродить по залам, но Андреа стала жаловаться, что голодна, и они решили пойти в Кларидж попить чаю.

После наслаждения прекрасными картинами Кларидж показался Кэрли сверкающей радугой с белоснежной горкой поданного им сливочного мороженого, украшенного ярко-красными вишнями, как вечернее платье брошью.

После чая, они направились пешком по Шепард-стрит. Андреа предложила нанять кэб, хотя до дома оставалось совсем немного. Кэрли хотела возразить, ей так не хотелось, чтобы этот прекрасный вечер закончился, но взглянув на Андреа, она заметила, что та выглядит очень усталой и сказала, что тоже не возражает против теплой ванны и постели.

Мыло в фарфоровой чаше наполняло ванну приятным ароматом сирени. После получасового наслаждения Кэрли вернулась в свою комнату. Немного почитала детектив и задремала.

Примерно через час, в половине одиннадцатого она очнулась. Проворочавшись еще пару часов, она так и не смогла заснуть. Она включила свет и стала читать. Глаза скользили по строчкам, но сознание не воспринимало текст. Кэрли думала о дне, проведенном вместе с Дэвидом и Андреа. Эти воспоминания вызывали в ней опасные и приятные чувства. Она пыталась сосредоточить внимание на чтении, но сознание уводило ее в сторону. Тогда бросив читать Кэрли встала, накинула халат и пошла на кухню поискать что-нибудь попить.

Проходя мимо гостиной, Кэрли заметила, что там сидел Дэвид.

Инстинкт подсказывал ей, что надо как можно скорее миновать это место. Но что-то заставило ее остановиться. Дэвид заметил Кэрли.

— Я слышал твои шаги и подумал, зайдешь ли ты сюда или нет?

— А ты так и сидишь здесь всю ночь? — ответила Кэрли запахивая поплотнее халат.

— Нет, только час или около этого, я тоже не могу спать.

— Почему?

— Неужели ты должна спрашивать об этом?

Слова и тон Дэвида были откровенно вызывающими. Луна, через огромные окна, заливала комнату мягким белым светом.

— Я не могу заснуть из-за разницы во времени между Бекстером и Лондоном, — сказала Кэрли, умышленно не заметив интимности в словах Дэвида.

Дэвид молчал. Кэрли поторопилась заполнить паузу.

— Ты живешь очень богато.

Дэвид встал и подошел к Кэрли.

— Я не был доволен своей жизнью пока не приехала Андреа.

— Ты очень добр к ней, — сказала Кэрли, забыв об осторожности.

— До того, как она приехала сюда, я не жил, а просто существовал.

Больше не в состоянии сдерживать себя, Дэвид протянул руку и поправил воротник ее халата. Его рука слегка касалась щеки Кэрли.

— Она вернула мне то чувство радости жизни, которое у меня было, когда я был вместе с тобой.

Взгляд Кэрли упал на небрежно завязанный узел пояса халата. Она испугалась, что достаточно незначительного прикосновения и он развяжется совсем.

— Мне очень не нравилось, что я должна делить Андреа с тобой, — сказала Кэрли. — Потом, когда я увидела, как она полюбила тебя, и как ты добр и внимателен к ней, я стала радоваться вашей дружбе. Из телефонных разговоров, я узнавала подробности ее жизни, о ее успехах или каких-то разочарованиях и это было единственной радостью в моей повседневной жизни.

Дэвид вновь погладил щеку Кэрли, теперь уже с уверенностью, что она не отвернется.

— Мы давно могли бы жить вместе, — сказал он.

Тихо вздохнув Кэрли сдалась, измученная борьбой сама с собой, которую теперь хотела проиграть. Она повернула лицо к его руке и коснулась губами ладони. Дэвид обнял ее, крепко прижав к себе. Кэрли опустила голову на его грудь, она слышала, как часто бьется его сердце.

— Ты перевернул всю мою жизнь, Дэвид, — тихо прошептала Кэрли. — Я теперь уже не знаю, что правильно, а что неправильно в моих поступках.

— Однажды, я спросил тебя, согласна ли ты, чтобы я вернулся к тебе.

Кэрли закрыла глаза, вспоминая.

— Я тогда не ответила.

— Ты и сейчас придерживаешься того же мнения?

— Как я могу, увидев, что ты сделал с Андреа?

— Оставь Андреа, я хочу знать о твоих чувствах ко мне.

— Думаешь я изменила мнение о нас с тобой?

— Стало быть не изменила?

— Дэвид, у нас нет будущего.

Дэвид взял Кэрли за подбородок и пристально глядя ей в глаза сказал:

— Может быть и так, но у нас есть сегодня, Кэрли.

Она повернула голову, освобождаясь от его руки.

— Боже мой, Дэвид. Это дом Виктории, ты ее муж. Я не могу позволить себе…

— Ну вот. Теперь вдруг на пути встала Виктория? Что с тобой, Кэрли?

Кэрли попыталась уйти, но Дэвид удержал ее.

— Раньше мешал Итен и твоя преданность ему.

— Итен поработал с тех пор очень здорово. Он много сделал для того, чтобы я освободилась от своей преданности.

Дэвид сильно сжал ее руки.

— Разве ты не собираешься покинуть его?

— Я не могу покинуть Шона и Эрика.

Он отпустил ее.

— Нет, конечно, нет.

— Ты мог видеть, что пережила Андреа за последние два с половиной года и лучше других должен понять, как важна для детей благоустроенная и спокойная семейная жизнь.

Она подождала — не скажет ли Дэвид чего-нибудь. Он молчал и тогда Кэрли продолжила.

— Я не могу обрести счастье за счет горя кого-либо другого.

— Что ты подумаешь, если я скажу, что Виктория уехала лишь потому, что хотела оставить нас вместе, вдвоем?

— А Андреа говорила, что у нее встреча в…

— Она должна была найти какую-то причину для отъезда. Вместо юбилея Моцарта могла быть любая другая.

Кэрли покачала головой, не веря услышанному.

— Ты хочешь сказать, что она не только не возражает против твоей неверности, но и способствует этому?

— Она делает больше — она подбивает меня заиметь любовницу. Таким образом она расчищает дорогу для себя, чтобы завести любовника при первом же удобном случае.

— Понимаю, что это не мое дело, но скажи как часто ты…

Кэрли не закончила фразу.

— Неважно, я не хочу этого знать.

— Никогда, — тем не менее ответил Дэвид. — За исключением тебя. Тебя я любил не раз, правда, в мыслях.

— Прошу тебя, не говори мне подобные вещи.

Дэвид внимательно поглядел на Кэрли.

— Но ты, наверное, поступаешь так же, не так ли?

— Не понимаю о чем ты говоришь.

— Рискну сказать, что ты тоже меня любишь, мысленно, ты не сможешь, не вообразив себе этого, выдержать прикосновения Итена, особенно после всех его проделок с Андреа.

— Всякие неблаговидные манипуляции стали нормой для Итена. Без них он уже не представляет себе жизни. Спора с тобой об Андреа он никогда бы не начал, не будь так пьян.

— Как ты можешь жить с таким человеком?

Терпение Кэрли иссякло.

— А откуда у тебя право упрекать меня?

Брови Дэвида поползли вверх от такой реакции Кэрли.

— Успокойся, — сказал он мягко.

Кэрли сжалась от нахлынувшего на нее холода.

— Итен таков, каков он есть. Все это из-за меня. Иногда, я чуть не схожу с ума, представляя себе, каким он мог бы быть, женившись на другой женщине. Я чувствую себя такой виноватой.

— Кэрли, ты говоришь что-то не то.

— Он знает, что я не люблю его. Черт возьми, мне даже не хочется видеть его. Я не могу больше притворяться. Не удивительно, что Итен делает одну глупость за другой, чтобы уберечь выдуманный им семейный мир от развала. А как бы ты поступил, Дэвид, на его месте?

— Думаю, что моя любовь позволяет мне сказать, что твое счастье для меня превыше всего.

Кэрли бросила на него недоверчивый взгляд.

— А ты уверен, что не говоришь это только из-за желания, чтобы Итен поступил таким же образом?

— Не говори так, Кэрли. У меня никогда не возникало даже мысли играть с тобой.

— Все это глупо, — заключила Кэрли. — Зачем мы мучаем друг друга, когда знаем, что все проиграно? Нам ничего не осталось: ни слов, ни поступков. Сейчас мы должны все расставить по местам. Ты, Дэвид, никогда не уйдешь от Виктории, я — никогда не смогу расстаться с Итеном.

— Если даже поверить, что наше будущее столь безнадежно, у нас с тобой есть сегодня. Почему ты так упорно отвергаешь даже это?

— У нас лишь две недели, Дэвид, и все. Подумай о том, как трудно и долго заживает рана, когда люди теряют друг друга. Ты хочешь пережить все это еще раз?

— Это похоже на то, как если бы голодного человека стали просить отказаться от первого, потому что нет возможности предоставить ему полный обед.

— Я не могу заниматься с тобой любовью, Дэвид.

Он схватил Кэрли за плечи.

— Почему?

Она уперлась руками в его грудь и оттолкнула Дэвида. Слезы заливали ее глаза.

— Потому что я не смогу заниматься любовью с Итеном, не чувствуя себя проституткой.

Дэвид разочаровано склонил голову набок.

— Совокупление с Итеном ты называешь любовью? — спросил он Кэрли. — Проявляла ли ты когда-нибудь первая желание любовного соития с ним? Была ли ты когда-нибудь довольна этим?

Дэвид прижал ее к себе ещё сильнее.

— Часто ли вы отсылаете детей к Барбаре, чтобы остаться наедине? Больше того, сколько ночей в неделю ты ждешь, когда заснет Итен, прежде, чем самой пойти в постель?

Кэрли чувствовала его теплое дыхание на своем лице. Так стояли они долгие секунды снедаемые желанием и нерешительностью. Затем сопротивление Кэрли уступило место ее девятнадцатилетней мечте.

Кэрли с дрожью прижалась к Дэвиду. Их губы сомкнулись. Дэвид застонал и с дикой голодной страстью впился в губы Кэрли.

— Я жаждал этого момента всю жизнь, — сказал он.

В ответ она обвила его шею и поцеловала. Все сдерживающие начала покинули Кэрли, она свободно отдавалась Дэвиду. Мысли о том, что она вернется домой и вновь окажется одна, больше ее не волновали.

Дэвид гладил ее по спине, добрался до ягодиц и приподнял Кэрли на себя. Она в ожидании затаила дыхание. Ее груди дрожали от желания быть тронутыми.

Дэвид как бы почувствовав это, распахнул халат Кэрли, склонился над ней, целуя груди и лаская языком их шелковые соски. Кэрли вскрикнула от сладкой боли, возникшей где-то внутри нее.

Дэвид взял Кэрли на руки.

— Я люблю тебя, Кэрли, — сказал он прерывающимся голосом.

— И я люблю тебя, Дэвид.

Она как бы опять стала юной девушкой, переполненной сладкими ожиданиями и любовью. Кэрли закрыла глаза и увидела зеленую полянку за лесопилкой. Она глубоко дышала, чувствуя запах высокой травы, колыхающейся на ветру. Солнце во всю светило им, было тепло и уютно.

Позже, уже в своей комнате, Кэрли лежала в тесных объятиях Дэвида.

— Не расстраивайся, Кэрли, — сказал он, прикоснувшись губами к ее виску, — и не грусти. Две недели — срок немалый. Это больше того, на что мы имеем право рассчитывать.

— Я люблю тебя, Дэвид, — опять повторила Кэрли.

Он приподнялся и поглядел на нее.

— Мне нравится смотреть на тебя, когда ты так говоришь.

Кэрли провела кончиками пальцев по щеке Дэвида.

— Я люблю тебя, — еще раз повторила она.

— Девятнадцать лет я пытался представить как почувствую себя, когда вновь услышу от тебя такие слова.

Кэрли улыбнулась.

— И что же?

— Я чувствую себя как человек, бродивший по необитаемому острову без какой-либо надежды на спасение и вдруг заметивший, неизвестно откуда, появившееся судно.

Кэрли пробежала рукой по крепкой груди Дэвида.

— Как мы скроем это от Андреа? Она очень наблюдательна, чтобы не заметить перемен в нас.

— Не будет большой бедой, если и заметит.

— Не хочу ставить ее в положение необходимости хранить секреты от Шона и Эрика.

— Если завтра ты встанешь, когда Андреа уже уйдет в школу, мы сможем сказать ей, что провели день в улаживании наших разногласий.

— Она будет рада этому?

— Есть что-то другое, чему она обрадовалась бы гораздо больше?

Кэрли приложила палец к губам Дэвида.

— Не порти, Дэвид, мое хорошее настроение.

Он прилег рядом с ней и заключил ее в свои объятия.

— Не могу оставить все как было. Я чувствую, что получил какой-то шанс восстановить наши прошлые отношения, для чего надо найти нужные слова и аргументы.

Кэрли закрыла глаза, услышав в его голосе какую-то надежду.

— Есть вещи, которые словами не поправишь, какими бы прекрасными и выразительными слова не были.

— Ты ошибаешься, Кэрли, — ответил Дэвид.

Кэрли ничего не ответила ему, тогда он добавил:

— Вот посмотришь.




Глава 26


Дэвид, держа поднос с завтраком в одной руке, другой тихо постучал в дверь спальни Кэрли. Не дождавшись ответа, нажал на стертую старую медную ручку двери и тихо вошел. Он прошел по комнате, толстый китайский ковер скрадывал его шаги. Приблизившись к Кэрли, он увидел, что она еще спит. Он не удивился.

Вспоминая ночь, проведенную вместе с Кэрли, он вновь почувствовал, что его захватило чувство любви и удовлетворения. Их любовь была в первую минуту так безоглядно горяча, словно они наверстывали упущенное за прошлые годы и делали запас на будущее, а после — сдержана и нежна.

Он осторожно поставил поднос на туалетный столик, сел на край кровати и стал смотреть на спящую Кэрли. Кэрли была красива по-своему, а не по общепринятому стандарту. Ее нос может быть был чуть длиннее, лоб чуть выпуклее, губы полноваты и всегда готовы улыбнуться. Улыбка придавала ее лицу загадочность. В глазах Кэрли отражались и ее честность, и прямота, и даже некоторая склонность к кокетству. При всех видимых недостатках больше всего Дэвид ценил в ней открытость, ответственность и нежность.

Что-то сдавило грудь Дэвида и ему стало трудно дышать. Как он будет жить, когда Кэрли уедет? Ему пришла на ум та глупая метафора о голодном человеке, лишенном первого блюда, ибо невозможно было получить весь обед. Теперь можно добавить, — подумал Дэвид, — что тот человек обречен всю оставшуюся жизнь думать и вспоминать, как многого он недополучил тогда. С ее отъездом какая-то часть его отомрет, а другая будет страстно надеяться на чудо.

Кэрли, как бы почувствовала присутствие Дэвида, повернулась на спину, потянулась и тихо застонала. Потом открыла глаза.

— Доброе утро, — сказала она и улыбнулась. — Ты не поверишь, как мне хорошо.

Дэвид наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Ты хорошо выспалась?

— Я старалась.

Он поцеловал ее груди, потом подбородком сдвинул вниз ее шелковую ночную рубашку.

— Госпожа Рэнкин и Гарольд появятся в доме минут через сорок пять.

— Ммм, этого нам вряд ли хватит для того, чтобы ты меня задушил.

— Бог мой, Кэрли, — сказал Дэвид, довольно смеясь.

— Ты ненасытен.

— Девятнадцать лет — большой срок.

Кэрли стала расстегивать рубашку Дэвида. Дэвид приложил палец к ее губам.

— Ведь мы же договорились не заниматься этим сейчас.

— Извини.

Кэрли приподнялась и коснулась губами кончика носа Дэвида.

— Утром, уходя в школу, Андреа посоветовала нам пойти в Хэмптон Коурт.

— Да, там замечательный замок, построенный Томпсоном Вулсей, который он потом уступил завистливому Генриху Восьмому.

— Ты всегда хорошо училась в школе.

Кэрли засмеялась. За последние дни она узнала об Англии больше, чем за все годы учебы. Андреа будет довольна.

— А ты не знаешь, куда она собирается повести меня?

Дэвид убрал выбившийся локон за ухо Кэрли.

— По-видимому, это будет что-то связанное с молодым человеком по имени Джеффри Армстронг? — поинтересовался он.

— Это секрет. Ты от меня ничего не добьешься.

— А ты, кажется, относишься к числу неподкупных людей?

— Смотря какая взятка.

— О, стандартная — это будет сама Кэрли. Вот такая взятка.

Хотя Дэвид и смеялся, глаза его застилали слезы.

— Я люблю тебя, Кэрли.

Он представил, как хороша могла быть их несостоявшаяся совместная жизнь. Она кажется догадалась, о чем подумал Дэвид. Кэрли погладила его, грустно улыбнувшись. Дэвид привлек ее к себе и поцеловал долго и страстно. В его глазах вспыхнуло пламя. Дэвид хотел состариться вместе с Кэрли, глядеть в ее глаза и вспоминать прошлое, радоваться успехам внуков и внучек.

Нехотя он прервал поцелуй и отпустил ее.

— Если мы хотим попасть сегодня в Хэмптон Коурт и увидеть там что-нибудь, то нам надо поторопиться.

— О, не надо, — голос Кэрли дрожал от страсти, ее возбуждение передалось Дэвиду.

Он улыбнулся, расстегивая рубашку.

— А как ты думаешь, что скажет Андреа по поводу столь позднего выезда?

— Можно сказать ей, что я долго спала и поздно встала.

Кэрли сняла ночную рубашку и отбросила ее в сторону. Дэвид, пораженный неожиданной красотой, уставился на нее, жадно оглядывая с головы до ног это нежно-розовое гладкое тело.

— Мне очень хочется увезти тебя на какой-нибудь необитаемый остров, где ты ходила бы всегда вот так, нагой.

— Хорошо, — сказала Кэрли, обнимая Дэвида и все плотнее прижимаясь к его сильной груди. — Когда же мы туда поедем?

Дэвид перебирал ее мягкие волосы.

— Не спеши, — медленно ответил он.

Кэрли застонала.

— Так мы будем разговаривать, или ты будешь любить меня?

Дэвид прижал ее к себе.

— Разговаривать.

— Лгун, — сказала Кэрли, извиваясь всем телом от желания.

В ответ Дэвид засмеялся.




Струйки дождя стекали с брезентового тента на палубу старенького речного катера, маневрировавшего по изгибам Темзы. Порывы ветра разбивали струйки на множество брызг, которые иногда долетали и до того места, где сидела Кэрли. Она смотрела на Дэвида, расположившегося в деревянном кресле рядом с ней.

— Я думала, что май должен был быть самым идеальным месяцем для приезда в Англию, — сказала Кэрли, пряча руки в рукава пальто.

Дэвид обнял ее и прижал к себе.

— Завтра будет солнце.

Кэрли непроизвольно засмеялась.

— Ты еще запой. Тогда я точно столкну тебя за борт. Я скорее повешусь, чем еще раз поплыву на этой калоше. Клянусь, она была построена еще в средние века.

Дэвид поцеловал Кэрли.

— Потерпи немного. Катер вот-вот войдет в док.

— Ха, тоже самое ты говорил четыре часа назад.

— Неужели прошло так много времени? Правда, оно бежит, когда так…

Кэрли толкнула его в бок.

— Не говори так.

Он стал серьезным.

— Это действительно так. Про себя я решил, что буду дорожить временем, пока мы вместе, чтобы каждая минута казалась двумя.

— Постоянные мысли о моем скором отъезде не сделают твою жизнь менее одинокой после того, как я уеду.

Дэвид прижал к себе Кэрли еще сильнее, зарываясь лицом в ее волосы.

— Ты — все то лучшее, что у меня когда-либо было.

— Еще скажи, что я вернула тебя к жизни.

Если бы не осторожность, он увлек бы ее за собой в стихию чувств и переживаний. Но, в конце концов, Андреа останется с ним. У Кэрли два сына, которые любят ее. Они никогда не смогут понять, почему мать покинула их.

— Я говорил так, когда еще сидел в люльке, и очень симпатичная, молодая няня кормила меня сливовым компотом и вытирала подбородок.

— Ты — сладкоречивый грешник. Ты отлично заставляешь женские сердца биться сильнее.

— Что ты имеешь в виду, люльку? Или что-то еще?

— Я знаю что, за это тебя и люблю.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

Прежде чем Кэрли смогла что-либо ответить, Дэвид выпрямился и показал рукой направо.

— Ну вот, кажется, мы и приплыли.

С растущим нетерпением он ждал пока катер причаливал. Он не думал, что самым лучшим занятием будет провести день с Кэрли, бродя по лабиринтам комнат замка Хэмптон Коурт.

Вместо этого, он предпочел бы поездку по сельской местности и остановку в какой-нибудь тихой деревенской гостинице. Заняться любовью на мягкой постели перед пылающим камином.

— Тебе должно понравиться здесь, — сказал Дэвид, заметив ее возбуждение. — Здесь все связано с историей прошлых веков.

— Как ты думаешь, успеем ли мы осмотреть здесь все и еще встретить Андреа?

— Ее мы встретим непременно. Это я тебе обещаю.

— Если так, то мы не успеем осмотреть весь замок.

Дэвид шутливо спросил:

— Не собираешься ли ты превратить меня в заядлого туриста?

— Дэвид, у меня такая редкая возможность ознакомиться со здешними достопримечательностями.

Она взяла его за руку.

— Мне так много хочется узнать.

Дэвиду стало стыдно от мысли, что он уже забыл, чем она рискует ради него.

— Так и сделаем, — ответил он, увлекая Кэрли за собой.

Он вспомнит все места, памятники, строения, туристские маршруты, по которым ходил сам, когда только приехал в Англию. И, чего бы это ни стоило, покажет все это Кэрли, за то короткое время, которое еще оставалось.

В будущем, если она когда-нибудь потом увидит что-то знакомое в кино или по телевизору, это напомнит ей о днях, проведенных вместе с ним и вызовет улыбку.

И он навсегда останется с ней.




Глава 27


Кэрли опустила руку в воду, играя с течением. Она смотрела на Андреа и Джеффри, плывущих впереди на небольшой лодке.

Оксфорд превзошел все ее ожидания. Когда она осмотрела здесь все, ей стало больно за годы так бездарно проведенные в школе в Бекстере. Она думала, когда ехала в Англию, уговорить Андреа вернуться домой, потом устроить ее в хороший колледж рядом с Бекстером. Теперь она оставила это намерение. Не может же Кэрли в здравом уме уговаривать дочь сделать то, что сама считает бесполезным.

Кроме того, ее беспокоили не столько предстоящие три года разлуки до окончания учебы девочки, сколько страстные взгляды молодого англичанина.

— Плачу шиллинг, скажи о чем ты думаешь? — спросил Дэвид, он сидел на веслах, ловко управляясь с верткой лодкой.

Кэрли посмотрела на него и улыбнулась.

— Почему так много?

— Потому, что судя по выражению твоего лица, за пенс ты мне ничего не расскажешь.

— Я думаю о том, что мне очень понравился Джеффри.

— Мне тоже.

— Да, но понимаешь, я ведь этого не хочу.

— Это меня не удивляет. Потому что, если отношения Джеффри и Андреа будут продолжаться так же, как они идут сейчас, то Англия станет для нее постоянным домом.

— Что-то подсказывает мне, что и без этого она домой уже не вернется. Ее дом уже здесь.

— Ты права. Я даже не могу представить, чтобы она с радостью захотела сейчас вернуться в Бекстер и жить там.

Дэвид стал грести медленнее, сосредоточившись на их беседе.

— Вижу, ты не так уж сильно переживаешь из-за этого, как я ожидал.

— У меня было достаточно много времени, чтобы привыкнуть к этой мысли.

Кэрли вынула руку из воды, отряхнула ее и вытерла об юбку.

— А может быть потому, что я вижу, как она довольна жизнью здесь, как доволен ты, и как ты добр к ней.

— Андреа так рада, что ты с ней.

— Вчера я проговорила с ней почти всю ночь. Она исподволь пыталась убедить меня, разве только не говорила открыто, чтобы я оставила Итена и переехала сюда с Эриком и Шоном.

— Я уверен, Андреа считает, что мой развод с Викторией — дело самого ближайшего времени. А ты с мальчиками окажешься здесь, и мы заживем все вместе.

У Кэрли складывалось впечатление, что Дэвид излагает ей мысли не Андреа, а свои собственные.

— А я хотела бы, чтобы Южная Африка перестала убивать своих граждан, — сказала Кэрли.

Слова прозвучали резче, чем она хотела.

— Как ты считаешь, кто из нас имеет больше шансов, что его желание исполнится.

— Ну вот, снова-здорово, — обиделся Дэвид, встретив раздраженный взгляд Кэрли. — Я же не сказал ничего такого, что ты не знаешь сама.

Сознавая, что возникшее напряжение взрывоопасно, и продолжение разговора на эту тему приведет к ненужному обострению их отношений, как поцелуй к акту любви, Кэрли, не замечая сердитых взглядов Дэвида, обратила все внимание на лодку Джеффри и Андреа. Несколько секунд она спокойно смотрела на них, потом нахмурилась.

Заметив это, Дэвид спросил:

— Что случилось?

— Не знаю. Андреа только что наклонилась через борт, как будто ее тошнит, а сейчас взяла у Джеффри платок и приложила его ко рту.

Дэвид посмотрел в сторону лодки.

— У нее, кажется, из носа идет кровь.

— Попробуй догнать их.

Когда лодки поравнялись, Джеффри был занят тем, что наклонившись над Андреа, убирал с ее лба волосы.

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Она расчихалась и видимо от этого у нее лопнул в носу какой-то сосудик.

Кэрли была бы более спокойной, если бы он рассказал, что случилось, подробнее, и если бы лицо девочки не было почти такого же цвета, как ее белая кофта. Она достала из сумочки салфетку и дала дочери.

— У меня есть еще, если надо, — сказала она с тревогой в голосе.

— Может быть ей станет легче в помещении, — предположил Дэвид, обводя взглядом берега, сплошь покрытые полевыми цветами. — Особенно, если это у нее из-за цветочной пыльцы.

— Тут рядом есть одно местечко — «Виктория Армз», — сказал Джеффри. — Мы можем высадить госпожу Хэргроув и Андреа тут. В деревенском кабачке они смогут чего-нибудь выпить и перекусить, а мы тем временем отгоним лодки на стоянку.

Дэвид поглядел на Кэрли.

— Что скажешь?

— Думаю, так и надо сделать, только скажи, вы заедете за нами? Может быть, нам поймать такси и приехать к мосту рядом с лодочным причалом?

— Будет лучше, если мы приедем к вам и посмотрим, как будет чувствовать себя Андреа. Может быть потребуется остаться в гостинице, — сказал Джеффри.

Андреа, отняв от носа салфетку, возмутилась:

— Хватит делать из меня инвалида. Слава Богу, это просто кровь из носа.

В это время струйка крови выскользнула из ее левой ноздри. Джеффри быстро вытер ее платком.

— Я считаю, что нам надо сразу пойти в гостиницу, — сказала Кэрли. — Мы сможем отдохнуть там до обеда.

— Перестань, мама, — возразила девочка, прижимая к носу новую салфетку. — Не так уж мы и устали.

— Думаю, все мы немного устали, — заступился за Кэрли Джеффри.

Андреа внимательно посмотрела на него, в ответ он улыбнулся.

— Ты всегда вот так поступаешь со мной, — сказала она, и улыбка заиграла в уголках ее губ.

— Я поняла, что мы идем в гостиницу? — спросила Кэрли.

Андреа подняла руку.

— Нет. Полагаю, что если Дэвид и Джеффри не поторопятся, то обнаружат нас в трактире слишком пьяными.

И она хитро подмигнула.

Джеффри усмехнулся.

— Что скажешь, Дэвид? Принимаем вызов?

— Чья лодка придет на причал последней, тот и оплатит счет.

Когда все уладилось, и они оказались в баре, Кэрли заказала себе крепкий портер, а Андреа ограничилась безалкогольным напитком. Место оказалось на удивление тихим, и девочка была озабочена только одним — пыталась не заснуть.

В тот вечер Кэрли неохотно, только после обещания Джеффри остаться с Андреа, согласилась пойти с Дэвидом поужинать. По его совету они пошли в ресторан «Ле пти блан».

Торжественность обстановки и очень внимательное обслуживание удручали Кэрли. Ей хотелось лишь чем-нибудь заглушить голод. Лучше бы они зашли в «Пицца-хат», мимо которого они проходили по дороге сюда.

— Я волнуюсь за Андреа, — сказала Кэрли, разворачивая льняную салфетку на коленях.

Дэвид взглянул на нее поверх меню.

— Последнее время я тоже стал беспокоиться о ней. Она не жалеет себя и видимо переутомилась.

— А что, разве она болела?

— За зиму она дважды простужалась, но, насколько мне известно, все прошло без осложнений.

— Как же нужно понимать твое «насколько мне известно»?

Дэвид взял Кэрли за руку.

— Если она беременна, то не скажет, пока они с Джеффри не решат, что делать дальше.

У ошеломленной Кэрли перехватило дыхание.

— Ты на самом деле думаешь, что она беременна?

— Послушай, ты достаточно долго уже находишься рядом с ней и могла бы сама ответить на этот вопрос. Помнишь, ведь еще больше года тому назад я говорил, что их дружба может зайти слишком далеко.

Кэрли осторожно сжала его руку, ища поддержки.

— Боже милостивый, помоги, чтобы это было не так.

— Давай не будем преувеличивать. Может быть, девочка просто переутомилась и ей надо отдохнуть. Ты же видишь, как она старается хорошо учиться. Она поставила перед собой определенные цели и хочет достичь их во что бы то ни стало.

Дэвид приподнял руку Кэрли и прикоснулся губами к ее пальцам.

— Обещаю тебе, что как только ты уедешь, я покажу Андреа доктору.

— И ты сразу позвонишь мне, если что-нибудь узнаешь?

— Конечно, даже если Итен будет дома.

Подошел официант. Дэвид заказал ужин и попросил, чтобы вино принесли сразу. Как только официант отошел, он продолжил разговор.

— Как ни печально, если Андреа действительно беременна, Джеффри и она должны решать все сами. Мы должны устраниться от этого, если, конечно, они сами не попросят нашей помощи.

— Тебе легко так говорить.

— Хорошо, — согласился он. — Допустим на минуту, что Андреа беременна. Никаких советов давать ей не надо, любой твой совет будет нести в себе что-то из прожитого тобой. Отец ребенка горы свернет, чтобы защитить и позаботиться о нашей девочке.

Плечи Кэрли опустились от переполнившей ее печали.

— Мне так жаль ее.

— Мы должны поверить в них и позволить им самим решать их дела так, как они захотят.

Официант принес вино, открыл бутылку и налил в бокал Дэвида, для пробы. Дэвид машинально покрутил янтарную жидкость перед собой, проверил ее аромат и вкус.

— Хорошее вино.

Официант наполнил бокал Кэрли. Когда он ушел, Дэвид поднял свой бокал.

— Они так напоминают нас в таком же возрасте, — сказала она, слегка коснувшись бокала Дэвида своим.

— Ты очень голодна? — спросил он.

— Не очень, а что?

— Ты сказала Андреа во сколько мы вернемся?

— Через пару часов.

Кэрли лукаво улыбнулась.

— А почему ты спрашиваешь?

— Чувствую, что мой аппетит переместился в другую часть тела.

— Что ты имеешь в виду?

— Здесь недалеко есть хорошенькая гостиница.

— Но у нас ничего нет с собой.

Дэвид засмеялся.

— И это я слышу от женщины, которая занималась со мной любовью в сторожке садовника в Хэмптон Коурт.

Кэрли почувствовала, как горячая волна желания разлилась по ее шее, едва она вспомнила об этом.

— Там, другое дело, — сказала она, совсем понизив голос.

— Ох, почему же? — развеселился Дэвид.

— Никто не заметил, как мы туда вошли.

— А садовник, который подмигивал нам, когда мы оттуда выходили?

У Кэрли отвисла челюсть.

— Какой садовник?

— Тот, который принес тебе из сторожки забытый тобой шарф.

— Боже мой, — простонала она.

— Думаю, это будет лучше, чем оставаться здесь.

Кэрли на секунду задумалась, потом очень серьезно сказала:

— Я хотела бы оказаться беременной вместо Андреа.

— Кэрли! — сказал Дэвид строго. — Зачем ты говоришь такие вещи?

— Это правда.

Он взял с колен салфетку и бросил ее на стол.

— Зачем говорить о невозможном?

Поняв, какую злую игру она ведет, Кэрли опустила глаза и, посмотрев на колени, тихо сказала:

— Извини, Дэйв. Не знаю, что со мной происходит.

— Пошли отсюда.

Она свернула салфетку, положила ее на стол и взяла в руки сумочку. Дэвид вынул из бумажника деньги и положил на стол вдвое больше того, что могло быть по счету.

Когда они вышли, Кэрли спросила:

— Куда мы идем?

— Я сейчас отведу тебя в отель, а сам немного пройдусь.

— Можно я пройдусь вместе с тобой?

— Лучше не надо. Мне хочется побыть немного одному. Кроме того, ты можешь потребоваться Андреа.

— С ней Джеффри, он поможет ей, если будет нужно.

— Кэрли, ты разрываешь меня на мелкие кусочки, — сказал Дэвид охрипшим голосом. — Как я смогу склеить их в одно целое, если ты уедешь?

— Может быть, я тоже не хочу этого, — ответила она, стараясь понять, что же происходит между ними.

— Может быть… я точно хочу узнать, так ли ты несчастна, как и я?

— Как ты можешь сомневаться?

Кэрли уткнулась лицом в пиджак Дэвида.

— В какой ад превратились наши жизни.

Он взял ее за руки и слегка отодвинул ее от себя.

— Хорошо. Ты все сказала? Теперь я даю тебе тридцать секунд, чтобы успокоиться. Как, теперь лучше?

— Нет.

— Не может быть.

— Мне надо что-то предпринять сегодня, чтобы мой разум отдохнул.

— И что же это может быть?

Кэрли взяла Дэвида под руку и потащила к машине.

— Не возражаешь, если я покажу тебе это?

— В любое время, — ответил он тоном, не скрывающим, что хочет ее.

— Сейчас. В том маленьком отеле, о котором ты только что говорил, — сказала она, позволив себе забыть все и всех на предстоящие два часа. Для Андреа и Джеффри еще будет время. Все остальное переносится на завтра.

Сейчас — время Кэрли и Дэвида.




Глава 28


Андреа счищала травяные пятна со своих брюк и громко ворчала. Над ней довлел какой-то рок — ухитриться перепачкаться и, особенно, в гостях у Армстронгов. То прольет пунш на юбку, то обронит икринку или капнет мороженым на кофточку. А в этот раз, кто бы только мог подумать, что одна из самых спокойных лошадей «поможет» ей не удержаться в седле.

Когда Дэвид предложил не ехать на экскурсию в Стратфорд-на-Эвоне и Котсволдс, а вместо этого провести пару дней в спокойной обстановке в Созерне, Андреа была категорически против. Она считала, что это изменение в программе поездок делается специально из-за нее, а ей это совсем не требовалось.

Тогда в разговор вступил Джеффри. Он сказал, что это очень хорошая мысль, ведь госпоже Хэргроув представится возможность познакомиться с его родителями. Он пообещал также, и это явилось решающим доводом, что отпросится на пару дней и сможет поехать вместе со всеми.

Хотя Андреа продолжала сопротивляться, она была рада побыть с Дэвидом и мамой в спокойной обстановке, да еще рядом с Джеффри. А еще она надеялась как следует выспаться.

Андреа выпрямилась и увидела, что к ней направляется Джеффри, вышедший из конюшни.

— Я только получила их из химчистки, — пожаловалась она, все еще стараясь вытереть большое пятно. — А теперь, посмотри, на что они похожи.

— Боюсь, твоя мама подумает, что мы здорово подурачились, — пошутил он. — Давай пройдем по черной лестнице потихоньку наверх, там ты наденешь брюки моей сестры. И твоя мама ничего не заметит.

Андреа заторопилась вслед за Джеффри и несмотря на то, что он был почти на четыре фута выше ее, она, благодаря длине своих ног, даже опережала его.

— Думаю, пусть лучше она думает, что мы подурачились, чем узнает, что я упала с лошади, — сказала Андреа, сдернув с головы шляпку.

— Твоя мама очень беспокоится о твоем здоровье.

— Я бы сказала иначе. Она заботится обо мне так, как будто ожидает, что в любую минуту я могу поскользнуться и упасть.

Андреа посмотрела на Джеффри с укором.

— А вот говорить маме, что у меня опять шла носом кровь, было совсем не нужно.

— Извини меня.

— Мы должны быть более осторожными.

Джеффри нагнулся, поднял с дорожки камушек и с силой бросил его в близлежащие кусты.

— А как именно?

— Я думаю, если кровь снова пойдет и об этом узнает мама, ты скажешь, что ударил меня.

— О, это очень мудрое решение.

Андреа удивленно посмотрела на него.

— Не бойся. Я скажу, что это случилось нечаянно.

— И твоя мама первым же самолетом увезет тебя домой в Бекстер.

Андреа засмеялась и в шутку шлепнула Джеффри по руке.

— Мама уверена, что ты никогда не ударишь меня сильнее, чем я тебя, что ты не сможешь сорвать ни одной ягодки клубники вот с этого поля вдоль дороги.

— Жена не должна вступать в связь с другим мужчиной, — сказал Джеффри. — А муж может проучить жену, если она ведет себя неправильно.

— Жена? — спросила Андреа, усмехнувшись. — Ты еще не сделал мне никакого официального предложения, а уже называешь меня своей женой?

— Извини, — ответил он с притворным испугом. — Хочешь, я немедленно встану перед тобой на Колени?

— Не дразни меня.

Джеффри схватил ее за руку и прислонил к дубу, прижав к стволу. Он целовал ее сначала нежно, а потом со все возрастающей страстью.

— Иногда мне кажется, я сойду с ума от мысли, что скоро ты окончишь школу и уедешь, — сказал Джеффри.

Она обняла его.

— Еще два месяца. Я уже отмечаю дни на календаре, когда снова окажусь в своей комнате.

— А что ты сказала матери насчет твоей поездки этим летом в Штаты?

— Еще ничего не говорила.

Он немного помолчал.

— Это хорошо. Все равно ты всегда будешь моей.

Ему всегда удавалось подначить Андреа для продолжения разговора.

— Я люблю тебя, Джеф.

— Поэтому я и не говорю, что буду рад твоему отъезду.

— Но я очень скучаю по братьям, по бабушке и дедушке. Мне хочется, чтобы ты познакомился с ними.

— А с Итеном? — осторожно спросил он. — С ним ты тоже давно не виделась, как ты относишься к нему?

Он всегда старался не касаться этой темы в разговорах с Андреа. Даже, когда она рассказала ему о манипуляциях Итена, Джеффри занял нейтральную позицию. Он был убежден, что настанет день и этот вопрос прояснится сам собой.

— Он не хочет, чтобы я скучала по нему. Каждый раз, когда у меня начинает возникать это чувство, Итен находит возможность напомнить мне, что я дочь Дэвида, а не его. Мне кажется, он боится меня.

— Да-а-а, невеселые получаются дела. Конечно, он должен бояться тебя, хотя бы потому, что ты здесь, и у твоей мамы есть предлог видеться с Дэвидом.

Он поколебался и добавил:

— Мне показалось, между ними сохранились дружеские отношения.

Джеффри присел, прислонившись к дубу, и притянул девушку к себе. Она положила голову к нему на колени.

— Как ты думаешь, есть ли что-то интимное между мамой и Дэвидом? — спросила она.

— Я считал, что ты не очень любишь вмешиваться в личную жизнь других людей.

— Здесь совсем другое.

— Почему же?

— Потому, что я хочу маме счастья. Она, кажется, все еще любит Дэвида.

— Ты забываешь одну вещь — у него есть жена и…

— Я знаю. Это и мешает им любить друг друга и быть вместе.

— Значит ли это, что если однажды какой-нибудь другой парень понравится тебе, то ты бросишь меня?

Андреа посмотрела ему в глаза, улыбка исчезла с ее лица.

— Это невозможно. Ты — для меня единственный человек на всей земле. Ты только посмотри, что мне пришлось пережить, чтобы найти тебя.

Андреа внезапно опрокинула его и поцеловала.




Кэрли отошла от окна, откуда она смотрела на Андреа и Джеффри, взяла бокал с шампанским и подошла к Дэвиду.

— Они, скоро придут.

Одна бровь Дэвида вопросительно поднялась вверх.

— Ты сказала Андреа, что мы будем немного пораньше, не так ли? — Сейчас им не до нас.

— А-а-а, понял.

— Когда приедут из Лондона родители Джеффри?

Дэвид посмотрел на часы.

— Через полчаса, не позже и не раньше.

— Дочка сказала мне, они кажется недовольны тем, что их сын пропускает занятия.

— Три пропущенных дня сильно не повредят его учебе.

Кэрли отвлеклась от китайских фарфоровых ваз, расставленные на книжных полках из красного дерева.

— Я слышала, он что-то говорил насчет того, чтобы присоединиться к нам в Бэзе в субботу.

— Андреа будет рада.

Дэвид подошел к подносу с сыром, отрезал ломтик «Стилтона», положил его на галету и предложил Кэрли. Она сморщила нос и отказалась.

— Спасибо, не надо. Этот сыр мне напоминает что-то испортившееся и несъедобное.

— Неправда. Попробуй хотя бы чуть-чуть. Когда вернешься в Бекстер, то сможешь похвастаться, что пробовала настоящую английскую пищу.

Она осторожно взяла сыр, откусила маленький кусочек, немного помолчала, оценивая его вкус, и воскликнула:

— А ведь правда, нет правил без исключений.

— Вот это я очень люблю в тебе — когда не права, всегда стремишься отделаться полегче.

Кэрли улыбнулась.

— Я не могу тебе описать, как хорошо я начинаю себя чувствовать, узнавая, что ты все еще помнишь, когда и в чем я была не права.

— Это качество делает тебя особенно ценимой.

Дэвид сел и поманил ее рукой. Она присела на подлокотник его кресла.

— Мне кажется, что Андреа не выглядит уставшей, как на прошлой неделе, — сказал он. — Как по-твоему?

— Да, она выглядит лучше, но это не означает…

Дэвид поднял вверх руки, показывая, что он сдается.

— Я покажу ее доктору. Обещаю.

Кэрли обвела взглядом гостиную.

— Все эти вещи и на самом деле такие дорогие, какими выглядят?

— Можешь догадаться хотя бы по картинам или их авторам.

— А они настоящие?

Дэвид усмехнулся.

— Конечно.

— Андреа никогда ничего не говорила об Армстронгах. Я не знала, что семья Джеффри обладает ключами от монетного двора.

— Не думаю, что она замечает это. Она с безразличием относится к деньгам и положению в обществе. На приемах она одинаково разговаривает и со слугами, и с гостями.

— А как воспринимает это Джеффри?

— Мне кажется, это качество он больше всего уважает в ней.

Кэрли взяла бокал и отпила большой глоток шампанского.

— А что думают Армстронги о моей девочке?

— В каком смысле?

— Например, что она родом из обычной американской семьи?

— Если для них это и имеет значение, то они хорошо это скрывают. Настоящей проверкой будет известие, что Андреа беременна.

— Как они воспримут это, по-твоему?

Дэвид положил руку на колено Кэрли и сильно сжал его.

— Если хочешь, я ввяжусь в эту особую игру догадок. Если нет, то подожду, пока положение немного прояснится.

Кэрли посмотрела в окно.

— Я хочу только одного — чтобы она была счастлива.

Кэрли знала, что расставание, когда оно придет будет очень трудным, но она не отдавала себе отчет, что оно наступит так скоро. Оставалось еще пять дней, но она уже страшилась того момента, когда придется сказать друг другу прощальные слова.

— Я хотела бы, чтобы ты пообещал мне кое-что еще, — попросила она. Слова Дэвида не успокоили ее.

— Все, что в моих силах.

— Сделай все, что в твоих силах, чтобы этим летом она приехала в Бекстер. У меня такое чувство, что это произойдет в последний раз.

— Немного попахивает мелодрамой, ты так не считаешь?

— Подумай, Дэвид. Если она беременна, они начнут жить вместе через какие-то несколько месяцев.

— А тебе не приходила в голову мысль, что они не захотят оставить ребенка? — спросил Дэвид и взял ее за руку.

— Не знаю, может быть Джеффри и захочет сделать так, но Андреа — никогда.

Дэвид взял и вторую руку Кэрли и нежно поцеловал обе.

— Что ты думаешь по поводу того, что я тоже приеду с Андреа в Бекстер?

Кэрли будто догадывалась, что он скажет это.

— Итен не Виктория, он сделает все, чтобы мы не остались одни ни на секунду.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— А что ты имеешь в виду? Тайные встречи где-то для подпольной любви? Ты так представляешь нашу жизнь в будущем?

— Может быть, у тебя есть другие предложения, более привлекательные?

— Если бы они и были, жизнь моя в дальнейшем все равно превратится в ад. Ты знаешь лучше, чем кто-либо, что так и будет.

— Но Шон и Эрик скоро подрастут.

— И в каком возрасте, думаешь, они будут в состоянии простить мне, что я решила покинуть их отца и жить собственной жизнью? Когда они достаточно подрастут, чтобы понять, как расчетлив их отец? В восемнадцать? В двадцать лет? Достигнув этого возраста, не поинтересуются ли они у меня, была ли я в своем уме, что так долго жила с Итеном и терпела его? В любом случае они осудят меня.

— Кому нужно твое счастье? И кому, черт подери, нужно мое?

С улицы послышался приглушенный голос Андреа.

— Мама, мы сейчас к вам придем, только умоемся.

— Не торопитесь, — ответил Дэвид.

Он немного подождал, потом сказал:

— Ну, а дальше?

— Думаю, нам лучше не продолжать сейчас этот разговор.

— Согласен.

— Мы все время повторяем, что не будем тратить оставшееся время на подобные беседы, а сами каждый раз начинаем все снова.

Дэвид уперся локтями в колени и закрыл лицо руками, затем зажал ладони коленями и поглядел на Кэрли.

— Да, оставим эту тему, мы еще успеем наговориться об этом.

Кэрли верила в Дэвида и от всего сердца желала продолжить этот разговор.




Глава 29


Кэрли подняла чемодан и поставила его на верхнюю полку в шкафу, тем самым поставив символически и фактически последнюю точку на поездке в Англию.

Вот уже и прошла неделя, как она вернулась домой, и сравнительно легко вошла в ритм повседневной жизни. Ей уже с трудом верилось, что семь дней назад она была на другом берегу Атлантического океана.

Итен пребывал в удивительно хорошем настроении, когда встречал жену в аэропорту. Он бросился к ней с распростертыми объятиями, как будто поездка состоялась лишь благодаря его инициативе.

И сегодня, в четверг, как и в тысячи других четвергов за прошедшие годы, она убирала и готовила, приводила в порядок постели и ждала приезда матери, собиравшейся заглянуть к ней на чашечку кофе, на пути в магазины. Если бы не щемящее чувство потери, она могла бы убедить себя, что поездка была плодом ее воображения.

Кэрли с тоской вспоминала дни, проведенные вместе с Андреа и Дэвидом. Она делала все, чтобы отогнать эти мысли подальше. Иногда это удавалось, но через короткое время они возникали снова. Никогда она не согласится с тем, что для любви иногда полезны разлуки. Она не могла расстаться с Дэвидом, даже с воспоминаниями о нем.

После приезда домой, когда она раздала подарки, купленные ею для всех, Итен поинтересовался, почему она ничего не купила для себя. Она улыбнулась и ответила, что ее подарок неосязаем, но бесценен. Кэрли не хотела раскрывать ему сразу все планы, но блеск ревности, который она заметила у мужа в глазах, подсказал ей, что сейчас не время секретничать. Таким образом, вместо того, чтобы привыкнуть к этой мысли самой, пришлось всем объявить о своем решении вновь заняться рисованием.

Итен рассмеялся в ответ.

Внезапный порыв ветра всколыхнул занавеси на окнах. Раздался звонок в дверь и прозвучал радостный голос Барбары.

— Это я, дорогая, ты на кухне?

Кэрли подошла к перилам лестницы и крикнула вниз:

— Мам, я здесь наверху.

— Я только что закончила читать новую книгу Дэвида. Замечательная вещь, мне очень понравилось.

— Ты, может быть, заваришь пока кофе, а я сейчас спущусь к тебе?

Кэрли вернулась в спальню, чтобы закрыть на всякий случай окна, не доверяя прогнозу, обещавшему, что дождя не будет.

Когда Кэрли вошла на кухню, Барбара посмотрела на нее поверх газеты.

— Ты видела это?

Барбара повернула к дочери первую страницу газеты.

— Опять встреча в верхах, но теперь уже в Лондоне.

Она положила газету на стол.

— А какое впечатление производит Биг Бэн, когда видишь его совсем рядом?

Кэрли улыбнулась.

— Это фантастика.

Аромат свежесваренного кофе наполнил кухню. Кэрли подошла к буфету и взяла блюдо с пластиковой крышкой.

— Вынуждена была припрятать эти два куска кофейного торта, который испекла вчера вечером. Ребята никак не могут наесться с самого моего приезда домой.

— Они постоянно ели, разве только не ночью, со мной и Вэлли. Им просто надоели гамбургеры и пицца.

— В то время, как у меня было вдоволь семги, икры, сыра «Стилтон» и других деликатесов, — заметила Кэрли, испытывая угрызения совести.

— И ты купалась в любви своей дочери.

— Я даже затрудняюсь ответить, что приятнее: непосредственное общение с ней в Англии или воспоминания об этом сейчас. Я вижу, как Андреа рассказывает мне о своей комнате в Хэзорне, прекрасные ландшафты вокруг загородного дома Дэвида.

— А что с Джеффри?

Кэрли и Барбара, в первый раз после приезда, разговаривали одни.

— Я полюбила его почти так же сильно, как люблю Андреа. Невозможно было не полюбить его. Мальчик откровенный и немного смешной, очень любит нашу девочку. Я никогда не видела ее такой счастливой.

— Как он выглядит? Так ли симпатичен, как смотрится на фотографии?

— Даже более того.

— Ты можешь себе представить, как хороши будут их дети?

Кэрли с трудом сдерживалась, чтобы не улыбнуться. Нет смысла преждевременно посвящать мать в возникшие у них с Дэвидом подозрения. Вскоре он должен позвонить и рассказать ей о результатах визита к врачу.

— Немного неприятно считать себя бабушкой, — сказала Кэрли, положив кусок пирога на тарелку и подвинув его поближе к Барбаре. — Бабушка должна быть довольно пожилой.

Кэрли заранее знала реакцию матери.

— Как я? — фыркнув, ответила Барбара.

— Мама, я же не говорю старой, а пожилой.

Они вместе засмеялись.

— Какая разница, — подытожила Барбара.

— Подожди, я сейчас налью кофе. Нам надо поговорить о многих вещах.

— Прежде всего, расскажи мне о Виктории. Что она из себя представляет?

Кэрли заколебалась. Одно дело — умалчивание каких-то деталей, и совсем другое — говорить неправду на прямо поставленный вопрос.

— Я знаю о ней не больше, чем знала до отъезда в Англию. Разве только то, что она гораздо богаче и имеет более обширные связи, чем я думала раньше. Еще она коллекционирует картины с изображением собак всех пород.

— Так ты виделась с ней? — спросила Барбара осторожно.

— Она была на континенте, в Австрии.

Посчитав, что это звучит слишком громко, Кэрли добавила:

— Виктория состоит в каком-то комитете, который готовит сейчас юбилейные празднества по случаю двухсотлетия со смерти Моцарта.

— Мне кажется, что лучше отмечать день рождения, чем день смерти.

Поняв, что Виктория больше не интересует Барбару, Кэрли перевела дух.

— Значит ты и Дэвид оставались одни? — спросила Барбара.

— С нами была Андреа.

— Помнится, ты говорила, что неделю она ходила в школу.

— Куда это ты клонишь? — спросила Кэрли, устав изворачиваться.

Барбара откусила кусочек торта, долго и задумчиво жевала его, потом спросила:

— Не изменила ли ты своего решения остаться с Итеном?

— Я хотела бы, чтобы все было так просто, — ответила Кэрли, тяжело вздохнув, и поставила обе чашки на стол. — Но это не ответ, правда? Нет, я не изменяла своего решения. Я жила, живу и буду продолжать жить не с Итеном, а с Шоном и Эриком.

Когда она клала в чашку сахар, зазвонил телефон.

— Может быть, мне подойти? — спросила Барбара.

Кэрли кивнула.

— Если это Итен, скажи, что я перезвоню ему попозже.

Барбара взяла трубку.

— Дом Хэргроув. Слушаю вас.

Кэрли улыбнулась официальности тона матери. Эта привычка осталась у нее еще с тех времен, когда она работала секретаршей.

— Дэвид! — Воскликнула Барбара. — Как приятно слышать твой голос. Тебя так хорошо слышно, будто ты звонишь из нашего города.

Она помолчала.

— Она рядом со мной, передаю ей трубку.

Барбара протянула трубку Кэрли и шепотом спросила:

— Может быть, мне выйти?

Кэрли отрицательно покачала головой.

— Что нового у тебя? — спросила Кэрли.

Возбужденность и чувство страха смешались в ней из-за желания побыстрее узнать, оправдались ли их подозрения.

— Мы вернулись от доктора два часа назад, — ответил Дэвид странным, монотонным голосом.

— И? — поторопила его Кэрли.

— Оказалось совсем не то, о чем мы думали.

— Тогда что же?

— Господи, я даже не знаю, как сказать тебе об этом.

Сердце Кэрли тревожно забилось.

— Не тяни, Дэвид.

Кэрли пыталась не думать, что известие, связанное с Андреа плохое, но не могла.

— Не заставляй меня стоять здесь и гадать. Просто скажи, что случилось.

Прошло несколько секунд прежде, чем он ответил.

— У Андреа лейкемия.

— Тут какая-то ошибка, — спокойно сказала Кэрли.

— Я уже говорил об этом с доктором и попросил проверить в лаборатории ее анализы, не перепутали ли их с чьими-то другими. Только после этого дал согласие на повторный анализ костного мозга. Я не хочу говорить девочке обо всех деталях, пока все окончательно не прояснится.

— Но она не больна, просто устала.

— Вспомни кровотечение из носа? И кровоподтеки, когда она упала с лошади? И как ты проверяла ее лоб и говорила, что у нее температура? Все это — симптомы болезни.

— И еще сотня разных причин, — с раздражением сказала Кэрли. — У меня было все то же самое, когда я страдала малокровием.

— Малокровие схоже с лейкемией. Это, когда количество белых кровяных телец в крови увеличивается очень быстро, и они подавляют и вытесняют красные.

— Ты говоришь так, будто поверил, что она больна.

— Это несправедливо, — устало ответил Дэвид. — Я был с докторами все утро, читал в лаборатории результаты анализов. Я видел язвочки во рту Андреа, вчера утром я потратил час, чтобы остановить кровь сочившуюся из ее десен после того, как она съела кусочек тоста.

Он закрыл пути к отступлению, поставив ее в безвыходное положение.

Кэрли закрыла рот рукой, чтобы не дать вырваться крику, нараставшему в ней от страха.

— Что случилось? — спросила обеспокоенная Барбара.

— Кэрли? — позвал Дэвид. — Ты слушаешь?

— Да, слушаю, — ответила она, борясь с головокружением, наплывающем волнами.

Кэрли начала оседать вниз, Барбара в последний момент успела подставить ей стул.

— Передай трубку матери, — попросил Дэвид.

— Я в порядке, — ответила Кэрли и посмотрела на свою мать.

Чувство невероятной усталости, как тогда, при аварии с Шоном, охватило ее.

— Как Андреа отнеслась к заключению врача?

Позади себя она чувствовала частое и прерывистое дыхание матери.

— Ради Бога, — упавшим голосом умоляла Барбара. — Скажи, что происходит?

Кэрли подняла руку вверх и прошептала.

— Подожди минутку.

— Ее это никак не встревожило. По-видимому, она не понимает всей серьезности случившегося, — продолжил Дэвид. — Меня беспокоит, что лечение нужно начинать прямо сейчас, не дожидаясь окончания учебы.

— Другого выхода нет?

Наступившая пауза была такой же пугающей, как и все то, что он говорил до этого.

— Нет.

Кэрли сильно прикусила губу, привкус крови наполнил ее рот.

— Почему же нет? — еле выговорила она.

— Потому что она… Потому что выхода нет. Это лимфо… Подожди, у меня где-то записано.

Кэрли слышала шуршание бумаг.

— Вот, нашел, — сказал Дэвид, вновь взяв трубку. — Болезнь называется лимфатическая лейкемия. Здесь написано что-то еще, но в медицинских терминах, которые я не могу понять.

Он помолчал.

— Во всяком случае, доктор Риардон сказал, что это одна из худших форм.

— Одна из худших? Что же это означает, черт побери? У них теперь есть плохая и хорошая лейкемия.

Она понимала, что кричит, чтобы уменьшить свой страх, и что несправедливо переносить все на Дэвида, но не могла сдержаться.

— Это означает, что ей необходимо начать немедленно химиотерапию.

— Или? — потребовала она с угрозой, надеясь, что он не ответит.

— Или мы потеряем ее.

Кэрли вдруг без всякого основания вспыхнула злобой. Почему он не добавил к этой фразе хотя бы таких слов, как «можем», «может быть» или «возможно».

— Кто он, этот доктор Риардон? Я ни разу не слышала, чтобы Андреа упоминала его. Она его не знала? Видел ли он ее до этого? Хороший ли он специалист?

Она не дожидалась ответов.

— Надо сделать параллельный повторный анализ. Я хочу, чтобы это сделал доктор Хопкинс. Он знает Андреа всю ее жизнь. Я полностью…

— Времени нет, — ответил Дэвид с невозмутимым спокойствием. — Я все подготовил и послезавтра ее положат в больницу. Кэрли, мы не должны терять время!

— Ты не должен решать вот так, не посоветовавшись со мной.

— Тут нечего решать. Если Андреа не приступит немедленно и очень интенсивно к химиотерапии, она умрет. Все очень-очень просто.

Кэрли закрыла глаза и сжала с силой пальцы. Барбара стояла напротив нее, всем видом пытаясь показать дочери, что она тоже здесь.

Кэрли не успела обдумать, как смягчить удар, слова непроизвольно выскочили сами.

— Дэвид говорит, у Андреа лейкемия.

Барбара выглядела так, будто ее сильно ударили. Она надолго застыла совершенно неподвижно, потом повернулась и молча вышла из кухни. Кэрли не знала, что делать. Бежать ли за матерью или ждать, когда к телефону подойдет Андреа. Она почувствовала, что не может отойти от телефона.

— Андреа дома? — спросила она. — Я хочу поговорить с ней.

— Она спит. От всего пережитого за это утро она так устала, что придя домой еле добралась до кровати. Кроме того, прежде, чем говорить с ней, ты успокойся и все осмысли. У нее уже был один приступ и второй не нужен.

— Как это случилось, Дэвид?

— Я не знаю.

Тяжелая досада звучала в голосе Дэвида.

— Никто не знает.

— Это моя вина?

— Как, черт подери, это может быть твоей виной?

— Генетически.

— Проклятие, Кэрли! Ты можешь хоть немного держать себя в руках. Неужели ты считаешь, что продолжая клясть лейкемию, поможешь Андреа? Ты не должна винить себя в том, что девочка заболела.

— А ты не можешь быть полностью уверенным в этом, — возразила Кэрли.

На нее обрушилась вся тяжесть случившегося восемнадцать лет назад.

— Мы поговорим об этом, когда ты приедешь в Лондон.

Когда ты сможешь выехать?

— Что?

Кэрли утонула в аду личных переживаний и слушала в пол-уха.

— Так ты приедешь, не так ли? Андреа необходимо, чтобы ты была рядом.

Кэрли вспомнила о чемодане, который только что убрала.

— Я немедленно выезжаю.

— У тебя возникнут вопросы, как только ты немного придешь в себя, так что звони.

Кэрли не хотела, чтобы он продолжал говорить.

— Ты извини, что я взвалила все это на тебя.

— Все в порядке. Я понимаю.

— Скажи девочке, что я скоро приеду.

— Я передам и скажу, чтобы она позвонила тебе, как только проснется.

— Она ведь поправится, Дэйв?

— Конечно поправится, — ответил он не так уверенно, как хотела того Кэрли. — И после этого жизнь ее будет прекрасна, она затмит всех нас. Небо для нее будет всегда с радугой, даже если пойдет дождь.

Ничто другое не могло яснее подсказать ей, насколько перепуган Дэвид. Он уже пытался вдохнуть в Андреа свои силу и желания.

— Я люблю тебя, — сказала Кэрли.

— Не бойся, мы с этим справимся.

— Ты говорил с Джеффри?

— Еще нет.

— Скажешь ему?

— Я думаю, это решит сама Андреа.

— Может быть, не говорить, пока он не сдаст экзамены? — Бесполезно. Он сам все поймет задолго до этого.

— Боже мой, как я скажу об этом Эрику и Шону?

— Попроси Итена сделать это.

— О, моя мама, где она? — застонала Кэрли, прервав Дэвида. — Она куда-то ушла… Мне надо найти ее.

— Позвони мне, как только узнаешь, когда вылетает самолет.

— Обязательно.

Кэрли вытянула телефонный провод на всю длину и осмотрела гостиную. Матери не было. Перед тем, как закончить разговор она попросила:

— Скажи Андреа, я люблю ее.

И повесила трубку.




Кэрли нашла Барбару в спальне Андреа, сидящей на кровати.

— Мам? Ты в порядке? — входя в комнату спросила Кэрли.

— Андреа безвинна. Зачем Бог наказывает ее?

Барбара подняла голову и посмотрела на дочь.

— Лучше бы на ее месте была я.

— Не надо так, — сказала Кэрли, видя боль в глазах матери и слезы текущие по ее щекам.

— Это несправедливо. Ей только восемнадцать без двух недель, у нее вся жизнь впереди.

Вид плачущей матери несколько притупил остроту собственных переживаний.

— Мама, Андреа переборет болезнь. За последние годы произошел большой прогресс в лечении лейкемии, особенно у молодых людей.

— Откуда тебе это известно? А ее прекрасные волосы?

Барбара достала платок и вытерла слезы.

— Она потеряет их полностью, понимаешь?

Кэрли села на кровать рядом с матерью.

— Они вырастут заново. От кого-то я слышала, что после этого они становятся вьющимися. Вот девочка удивится.

— У Вэлли был родственник… — Барбара замолчала. Ну, это неважно…

— Я помню. У него была лейкемия, и он умер. Вэлли тогда ездил на похороны.

— Я допустила глупость, напомнив об этом.

Она выпрямила спину, рассердившись сама на себя.

— Никому не позволено поступать так, а мне-то уж и подавно.

— Это не имеет значения.

— Чем я могу помочь?

Кэрли еще даже не знала, что делать ей самой. Она растерялась.

— Думаю, надо позвонить Итену. Дэвид считает, что будет лучше, если мальчикам все расскажет он.

Она задумалась.

— Я знаю, чем ты можешь помочь мне. Позвони в авиакомпанию и узнай, есть ли билеты на завтра до Лондона. Можно улететь сегодня вечером, но жаль мальчиков.

— Такой срочный заказ будет стоить тебе уйму денег.

— Я заплачу кредитной карточкой.

— Позволь это сделать мне?

— Тебе самой нужны будут деньги — я хотела бы, как только Андреа почувствует себя получше, чтобы ты слетала к ней вместе с Шоном и Эриком. Может быть и Итен, если ты уговоришь его.

— Ты уверена, что Итен разрешит взять деньги… Нам надо вместе лететь туда.

Кэрли обняла мать.

— Что бы я делала без тебя?

— Извини меня за прошлое. Так больше не будет. Ты должна перестать вести себя так, будто являешься непобедимой, Кэрли. Мы обе знаем, что это не так. Есть причина крепко поплакать.

— Я не хочу головной боли и распухшего носа. У меня много других забот.

Кэрли проводила мать до двери.

— Если что-нибудь случится, я позвоню. Тебе не надо помочь собраться?

— У тебя будет полно забот с Вэлли. Я хотела, чтобы ты отвезла меня завтра в аэропорт.

Барбара кивнула.

— Когда будешь говорить с Андреа, передай ей, что я ее люблю, пусть не забывает и дедушку.

У нее снова заблестели слезы.

— Он умрет от горя.

— Ладно, я все передам ей.

— И скажи ей…

Барбара нерешительно пожала плечами.

— Хотя, впрочем, и нечего больше сказать.

— Ты скажешь ей сама, когда приедешь в Лондон.

— Вот еще что.

Барбара стояла, переминаясь с ноги на ногу, смущаясь от того, что собиралась сказать.

— Постарайся не забыть, что Итен был ее отцом задолго до появления Дэвида.

— Благодарю за напоминание.

Поздно вечером Кэрли смотрела на Итена, сидящего напротив нее за кухонным столом, и старалась угадать смысл эмоций, отражающихся на его лице.

Вначале, казалось, он был так же подавлен печальным известием, как и она. Но Кэрли не ожидала, что он так быстро воспрянет духом и начнет уточнять подробности.

— Я понимаю, почему ты хочешь полететь туда как можно быстрее, — сказал Итен с показным спокойствием. — Но хочу сказать, что если ты подождешь пару недель, то сможешь полететь по сверхэкономному тарифу и билет будет стоить в три раза дешевле, чем ты заплатишь теперь.

Он встал и налил кофе.

— Не понимаю, почему ты думаешь, что у нас появились деньги на такие вещи?

— Итен, не будем обсуждать это. Я улечу завтра, хочешь ты этого или не хочешь. Я думала, ты тоже полетишь со мной, но видно ошиблась.

— Подожди. Так не честно и ты знаешь это. Единственной причиной, почему я не лечу с тобой, является то, что я сказал. Я пока еще не отказался от Андреа, как похоже делаешь ты.

— Что это означает?

— Послушай. Никто не бежит к постели больного сломя голову, если известно, что он будет жить.

— Ты считаешь, что это правильно?

— А как насчет несчастного случая с Шоном?

— Я немедленно поехала к нему в больницу.

— Но ты не знала, что у него всего лишь перелом двух костей.

— А кто в этом виноват?

— Ты помнишь только то, что выгодно тебе. Я тоже тогда переживал. Я не ожидал, что…

— Прекрати, Итен. Я уже слышала все это не один раз.

Он неспеша размешивал сахар в кофе, довольно громко звякая ложечкой о края фарфоровой чашки.

— Ты наверное думаешь, что я лгал, когда говорил, что в этом году у Меня нет денег на поездку в Англию, — сказал он, возвращаясь к прерванному разговору.

— Но почему, когда что-то нужно тебе — нет проблем. Если у нас такое напряженное положение с деньгами, зачем мы купили новую машину? Со старой вроде ничего не случилось. Механик сказал мне, что она может хорошо послужить еще минимум пару лет.

— Тебе же известно, как я поступаю с машинами. В нужное время я продаю старую и покупаю новую.

Кэрли, оперевшись о кофейный столик бедром, пристально посмотрела на мужа.

— Как ты можешь? Это же твой ребенок? Она пятнадцать лет звала тебя отцом, и у тебя хватает ума доказывать мне, что остаточная стоимость машины для тебя дороже свидания с заболевшей дочерью?

— Нельзя выжать кровь из брюквы. И деньги не появляются просто так, от желания их иметь.

— Почему ты каждый раз прибегаешь к помощи мудрых поговорок, когда не прав?

— Прошу извинить меня, но я не так ловок на слова, как твой первый любовник. Я не знаю другого способа отвечать тебе в наших спорах.

Кэрли проигнорировала его насмешку.

— Если у нас кончились все сбережения, ты мог бы продать часть акций.

Итен был настолько ошеломлен, что выражение его лица было бы очень смешным, если бы речь не шла о таком важном вопросе.

— Это же добавка к моей будущей пенсии, — сказал он, примерно таким же тоном, каким Кэрли просила бы его предоставить рабочим целый день отдыха накануне Рождества, вместо половины.

— Тогда продай мою половину акций.

— И этого делать не надо.

— Итен, ты действуешь так, будто в этой семье мне ничего не принадлежит.

— А ты думаешь что-то принадлежит мне?

— Ты контролируешь все, и все имущество записано на твое имя.

— Может быть и в этот раз твоя мама купит билет? — усмехаясь спросил он.

— Я заплачу деньгами с кредитной карточки.

Итен испуганно взглянул на нее.

— Не спрашивая моего согласия?

— Думаю, ты должен узнать все, — сказала она, довольная наперед тем, что за этим последует. — Я сняла деньги с кредитной карточки. Если буду экономной, то мне хватит этих денег на месяц. Кстати, я сняла максимум, предусмотренный условиями банка. И я бы не стала на твоем месте пытаться пользоваться теперь карточкой.

— Проклятие, Кэрли, ты знаешь какой процент уплачивается за деньги с кредитной карточки? Лучше бы мы взяли в банке кредит и заплатили вдвое меньше.

— Словосочетание «могли бы» стало наиболее употребительным в твоем лексиконе. — Кэрли пожала плечами. — У тебя еще есть возможность пойти в банк и взять там деньги в кредит, чтобы спасти свою репутацию и компенсировать средства, снятые с кредитной карточки.

— Что с тобой случилось, Кэрли? Я не узнаю тебя.

Глубокая печаль овладела ею.

— Не странно ли? Я только что подумала то же самое о тебе. Долгие годы я видела в тебе доброго сострадательного человека. Что случилось с тем человеком, который женился на напуганной и беременной юной девушке, с целью дать ей и ее ребенку дом. Тогда ты готов был продать душу, чтобы стать моим мужем.

Устав от бесполезного спора Кэрли решила подняться наверх и собраться в дорогу.

— Человек, которого ты хорошо знаешь, устал от постоянной погони за прекрасной мечтой. Тогда для меня наступило время, когда хочется остепениться и освободиться от лишних сложностей. В то время я считал правильным сделать все возможное для того, чтобы удержать то, что имею.

Кэрли задержалась в дверях.

— А теперь я устала сдерживать тебя от почти ежедневных глупостей. Посмотри, Итен, где мы с тобой оказались.




Глава 30


Кэрли прислонила голову к кожаной спинке заднего сиденья «бентли» Дэвида. В двух футах от нее сидела женщина, с которой она еще три недели назад хотела встретиться.

Кэрли расстроилась, увидев Викторию. Жена Дэвида была так грациозна. И еще она, вопреки здравому смыслу, обиделась на Андреа, что та не встретила ее в аэропорту.

Кэрли видела дюжину фотографий Виктории, и ни на одной из них она не выглядела так замечательно, как сейчас. Ее стройная фигура не уступила бы любой фотомодели, темные и густые волосы распущены по плечам, а бархатные темно-карие, широко расставленные глаза могли смутить любого с первого взгляда. По ее манере вести себя сразу было видно, что она из высшего привилегированного общества. С первого же момента их встречи Кэрли почувствовала себя стесненной и косноязычной.

— Дэвид сказал, что вы, по-видимому, прилетите уставшей и печальной, — сказала Виктория. — Он хотел сам встретить вас, но не успел из-за устройства Андреа в больницу.

— Я не очень устала, просто боюсь за дочь, — ответила Кэрли.

Быстрая, притворная улыбка тронула полные губы Виктории.

— Печальные события заставили вас снова приехать сюда, не то что в прошлый раз…

Кэрли показалось странным упоминание о ее предыдущем приезде.

— Я очень сожалею, что не смогла встретиться с вами в прошлый раз и поблагодарить за все то, что вы сделали для моей дочери.

— Ваша дочь действительно очаровательный ребенок. Она представлялась мне в начале совсем не такой. Андреа немного замкнута в себе, но в обществе ее поведение резко меняется: она становится жизнерадостной и общительной.

По тону, с которым были сказаны эти слова, Кэрли поняла, что все это не более, чем комплимент.

— Как она сегодня себя чувствует? Вы видели ее?

— Боюсь, что она до сих пор против лечения в больнице.

— Кажется, что прошли месяцы с тех пор, как я видела ее в последний раз.

Виктория закинула ногу на ногу и расправила юбку.

— Жаль, но мне придется во время вашего пребывания у нас работать за городом, — сказала Виктория немного неуверенно. — Дэвид меня уверил, что вы постесняетесь остановиться у нас. Я кое-что предприняла в этом отношении, естественно, только при вашем согласии. Один хороший друг оставил нам свою квартиру, в которой он сейчас пока не живет. Она расположена недалеко от больницы, так вот, при необходимости вы можете жить там все лето.

— А как далеко она находится от больницы?

— Квартал с небольшим.

Виктория была явно довольна тем, что Кэрли не обиделась и не отклонила ее предложение.

— Туда приходит два раза в неделю женщина убирать квартиру, а рядом множество хороших кафе и ресторанов.

Воспитание Кэрли требовало того, чтобы за проживание платились деньги непосредственно из ее кармана. Но вряд ли удобно обсуждать такой вопрос с Викторией. Она решила поговорить перед отъездом на эту тему с Дэвидом.

— Я очень ценю, то что вам удалось подыскать квартиру так близко от больницы. Мне будет очень легко навещать Андреа.

— Она очень неохотно согласилась лечь в больницу.

Необъяснимый всплеск ревности поразил Кэрли. Как позволила себе Виктория знать так много о жизни ее дочери, тогда как она, ее мать, почти не знает о жизни Андреа в последние годы?

— Я бы хотела, чтобы Андреа разрешила мне рассказать о своем состоянии Джеффри, — сказала она. — Он прекрасно к ней относится и, думаю, не оставит ее одну в трудное время.

Взглянув на Викторию, Кэрли поняла, что ее идея не так уж и хороша.

— Уверена, что Армстронги будут довольны, если Андреа ничего не скажет Джеффри о своей болезни. Они сейчас очень беспокоятся за его учебу.

Кэрли не поняла хода мыслей Виктории. Она решила переменить тему разговора.

Она поглядела в окно, стараясь определить, долго ли еще ехать до города.

— Я хотела бы сперва остановиться у вашего дома, чтобы встретиться с дочкой, а уже потом ехать на квартиру.

— Конечно, — ответила Виктория, вежливо улыбнувшись.

— Андреа говорила мне, что вы сейчас работаете над специальным проектом в связи с приближением двухсотлетия смерти Моцарта, — сказала Кэрли, по-прежнему стараясь перевести разговор в безопасное русло.

Виктории стоило огромных усилий пуститься в разговор на эту тему, который и занял у них всю оставшуюся дорогу.

Кэрли затаила дыхание и тихо двигалась по комнате к постели Андреа, частично из боязни разбудить ее, а больше из-за шока от увиденного. Девочка выглядела очень хрупкой и совсем бледной. Как всего за несколько дней могли произойти такие перемены? Или она была слепа, когда была здесь совсем недавно, и видела лишь то, что хотела увидеть? Глядя на нее сейчас, невероятно было даже предположить, что ее болезненный вид результат беременности.

Андреа пошевелилась и открыла глаза.

— Мама?

Кэрли подошла к кровати и встала на колени, не решившись сесть рядом с Андреа, боясь причинить ей неудобство.

— Я вылетела на следующий же день после звонка Дэвида.

Андреа нахмурилась.

— Я говорила ему, чтобы ты не приезжала, так как Шон и Эрик остались одни.

— Твои братья в состоянии позаботиться о себе сами, от этого они только повзрослеют. В конце концов, они уже не маленькие.

Кэрли убрала волосы со лба дочери.

— Во сколько тебя завтра отвезут в больницу?

Андреа перевернулась на спину и устремила взгляд в потолок.

— Я не поеду.

— Но Виктория сказала…

— Меня не волнует, что она сказала. Я туда не поеду и все.

— Почему ты так упрямишься?

— Потому что знаю, как они лечат. Я знаю, что они со мной сделают.

Кэрли вздрогнула.

— Хорошо, но я не знаю и хотела бы все поскорее услышать от тебя, — сказала Кэрли, поправляя одеяло.

— У нас в классе была девочка, у которой в прошлом году обнаружили рак. После операции она прошла очень сложный курс химиотерапии. Потом она так разболелась, что бросила школу.

Андреа повернула голову и пронзила мать умоляющим взглядом.

— До окончания учебы осталось несколько недель, мама, я не хочу, чтобы со мной случилось то же самое.

— Думаю, в госпитале можно элементарно продолжить обучение, a я тебе помогу и Дэвид тоже.

Кэрли сопроводила сказанное одобрительной, как казалось ей, улыбкой.

— Обещаю тебе, что так или иначе, ты будешь учиться в Оксфорде.

— У меня нет шансов. Осталась лишь пара недель.

— Любимая, за пару недель можно сделать…

Кэрли остановилась, увидев улыбку Андреа.

— Что случилось?

— Ты всегда произносишь «любимый» или «любимая», когда хочешь повлиять на кого-то из нас.

— Неужели я так прозрачна?

— Иногда. Шон говорил, что ты его назвала «любимым» двадцать раз, пока он был болен.

Кэрли улыбнулась.

— Хорошо. Долой слово «любимая». А как насчет «малышки» вместо него? Или еще лучше «сладкая моя»?

Андреа громко рассмеялась.

— Почему бы не заменить на что-нибудь более нежное, к примеру — ягненочек?

— Что здесь за шум? — спросил Дэвид, появившись в дверях.

Сердце Кэрли встрепенулось и забилось сильнее, когда она обернулась и увидела его.

Когда они приехали, Дэвид был все еще в больнице.

— Андреа испортила всю мою прическу.

Кэрли подвинулась, чтобы занять позу поудобнее.

— Боюсь, что мои колени приросли к полу.

Дэвид вошел в комнату, подошел к постели Андреа и внимательно посмотрел на нее.

— Что думаете об обеде в китайском ресторане?

Девочка состроила гримасу.

— Я не очень голодна.

— Возможно, это будет одним из последних твоих развлечений на ближайшее время.

Кэрли от неожиданности раскрыла рот. Как он может так разговаривать с ней? Разве Дэвид не знает, как она несчастна?

— Из всего, что я успела прочитать в самолете не следует, что именно так и случится, — сказала Кэрли еле сдерживая гнев в голосе.

— В случае с Андреа именно так все и будет.

Все еще глядя на Кэрли, Дэвид сказал Андреа.

— По-видимому, ты не говорила маме, какие у нас перспективы.

Кэрли не могла поверить в то, что услышала. Это был совсем не тот человек, с которым она общалась перед отъездом домой, даже несколько часов назад он был таким обезумевшим от случившегося, что не мог говорить по телефону без слез.

— Я только что приехала, — сказала Кэрли, сдерживая обиду. — И мы успели поговорить лишь об ее отказе лечь в больницу до окончания учебного года.

Теперь взгляд Дэвида переместился на Андреа.

— Я говорил, у нас нет выбора. Ты пойдешь в больницу, если даже мне придется волочить тебя туда, дрыгающую ногами и плачущую. И я буду помогать пичкать тебя Богом проклятыми лекарствами.

Только теперь Кэрли поняла, что происходит с Дэвидом. Он боролся, единственным способом, который знал, со своей растерянностью и горем. Если химиотерапия является для девочки последней надеждой, то о чем же тогда говорить и чего ожидать?

— Я думаю, Дэвид прав.

Андреа повернулась спиной и к матери, и к Дэвиду.

— Почему вы не считаетесь с моим мнением, ведь это касается лично меня?

Дэвид с досадой потер ладонью шею.

— Потому что я люблю тебя больше, чем ты любишь сама себя.

Его голос стал мягче, но напряженнее.

— Я уже говорил тебе, что ни за что не допущу даже малейшего риска потерять тебя.

Андреа свернулась в клубочек, колени к подбородку, ладони прижала к щекам.

— Я устала, — сказала она. — И хочу спать.

— Так я понимаю, что ты с нами не пойдешь? — констатировал Дэвид.

— Хватит, — запротестовала Кэрли, ошеломленная всем увиденным и услышанным.

— Хорошо, — ответил Дэвид Кэрли, а Андреа кивнул:

— Я зайду к тебе попозже.

Когда они подходили к двери, Андреа остановила их.

— Китайский ресторан звучит неплохо, нельзя ли пойти туда немного попозже.

Дэвид закрыл глаза и тяжело вздохнул, как бы освобождаясь от нахлынувших эмоций.

— Фаршированные яйца, бифштекс и брокколи, подойдет?

— Я еще хотела бы немного свинины «а ля му-шу».

— Отлично.

— И еще немного цыпленка в сметане…

— Что-нибудь еще? — спросил Дэвид с радостью.

— Печенье для гадания.

Дэвид вернулся к постели Андреа, нагнулся и поцеловал ее.

— Нам это не потребуется, — сказал он мягко. — Мы и так знаем, что будет дальше.




Глава 31


— Ты здесь давно? — спросил Дэвид подходя к Кэрли в холле больницы и слегка придерживая Андреа за плечи.

— Несколько минут, — солгала Кэрли.

На самом деле она находилась здесь уже целый час. Она осмотрела, насколько возможно, здание, внутренние помещения, понаблюдала за изредка проходящими служащими больницы. Все здесь показалось Кэрли, по крайней мере внешне, вполне солидным.

Кэрли обняла Андреа и поцеловала ее.

— Как ты себя чувствуешь сегодня?

— Прекрасно, — ответила, как выстрелила, Андреа. — Великолепно, как на крыше мира. Следующий вопрос?

— Ты неосторожна, — предупредила Кэрли. — Смотри, я попрошу дать тебе успокоительного, так как ты настроена очень нервно.

— А дальше? — спросила Андреа.

— Это для начала.

Губы Андреа задрожали, на глазах появились слезы.

— Хорошо, я напугана, и что это означает?

— Это означает, что мы должны быть добры друг к другу и бороться с бедой вместе.

— Мне кажется, что это правильно, — поддержал ее Дэвид.

Из лифта вышла медсестра и подошла к ним.

— Комната для Андреа уже подготовлена, господин Монтгомери.

Она улыбнулась Андреа.

— Мы сейчас поднимемся наверх и врачи начнут готовить вас к процедурам.

— Сестра Нэш, я хотел бы познакомить вас с госпожой Хэргроув, она мать Андреа.

— Здравствуйте, — сказала сестра, протягивая руку.

Андреа повернулась к Кэрли.

— Мама, ты придешь ко мне потом? — спросила она.

Ей с трудом удавалось сохранять спокойствие, ее настроение катастрофически падало. Кэрли взяла ее руку в свои и крепко пожала ее.

— Я поднимусь к тебе, как только поговорю с доктором.

Сестра Нэш улыбнулась.

— Нам надо идти. У нас мало времени. У доктора сегодня назначено несколько операций.




Подсоединение сложного аппарата двойного действия было первым этапом долгой процедуры ее лечения. Аппарат обеспечивал процесс химиотерапии, переливание крови и антибиотиков, а, если необходимо, то и питания. Он также являлся постоянным напоминанием о том, насколько сильно была больна Андреа. Через несколько дней, если ее реакция на лекарства и сам процесс химиотерапии будут нормальными, все то, что сейчас напоминает ей о болезни уже не понадобится.




Кэрли безуспешно пыталась сложить губы в улыбку, чтобы поддержать дочь.

— Если мы задержимся у доктора, помни, что ты можешь позвонить бабушке Барбаре в полдень. Шон и Эрик сегодня ночевали у нее. Так что ты сможешь поговорить и с ними.

Сестра Нэш слегка коснулась руки Андреа.

— Нам пора идти, — сказала она весело.

Кэрли смотрела как они уходят, сердце ее больно заныло.

После того как они скрылись в лифте, Кэрли повернулась к Дэвиду и сказала:

— Нам тоже надо идти.

По мнению всех, с кем Дэвид советовался, доктор Ричард Риардон был одним из лучших педиатров-онкологов в Англии, некоторые даже говорили, что лучший в Европе.

Доктор выглядел слишком молодо для такой известности, но успехи его были бесспорны. Он был резок, деловит и всегда куда-то торопился. Им пришлось ждать его.

Дэвид постарался подготовить Кэрли к разговору с доктором. Рассказал ей все, что узнал из беседы с Ричардом Риардоном. Но насколько хорошо он сумел это сделать оставалось вопросом.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал доктор Риардон, вводя Кэрли и Дэвида в свой кабинет.

— После подписания бумаг я смогу уделить вам немного внимания. Меня ждут в операционной.

Через несколько минут, когда Кэрли и Дэвид уже сидели в креслах доктор спросил:

— Как будет удобнее, отвечать ли мне на ваши вопросы или я кратко изложу суть и возможные результаты лечения больной?

— Пожалуй, начните вы, а если возникнут вопросы я их задам по ходу вашего изложения, — сказала Кэрли.

Дэвид заметил, как Кэрли при этом сильно стиснула руки. Только побелевшие суставы свидетельствовали о ее нервном напряжении.

Доктор Риардон откинулся на спинку кресла.

— Я думаю, чудеса лучше приберечь к дням рождения и празднику Рождества.

Он выждал немного, затем продолжил.

— Как вы знаете, у вашей дочери опаснейшая форма лейкемии. Наша задача вылечить ее, для этого потребуется шесть-восемь недель интенсивного вмешательства. Все это время она будет себя чувствовать плохо.

— Я кое-что читала, — прервала его Кэрли. — В одной из книг говорилось, что не у всех лечение проходит так тяжело.

— Андреа не будет исключением. Девочка потеряет все волосы, потребуется несколько переливаний крови, она станет очень восприимчивой к инфекциям и скорее всего полностью потеряет аппетит. В этом случае нам придется прибегнуть к искусственному питанию. Андреа сильно похудеет. Несмотря на то, что она будет принимать много антибиотиков, могут начаться воспаления в полости рта. Не исключено появление поноса и сильных судорог.

Дэвид украдкой посмотрел на Кэрли, чтобы узнать, как она воспринимает описанную доктором картину всепожирающего пожара. Кэрли была, как сжатая пружина, вместо лица — сплошная маска.

— Как я уже говорил наша задача — как можно быстрее начать лечение девочки.

— Я поняла, что после химиотерапии Андреа будет здорова? — спросила Кэрли.

— Нет, это только первая стадия лечения, затем последует вторая — восстановление и закрепление здоровья.

Доктор Риардон нахмурился.

— Разве господин Монтгомери не рассказал вам о процессе трансплантации?

— Кэрли приехала сюда только вчера вечером, — сказал Дэвид. — Я успел рассказать ей о болезни Андреа и возможном лечении лишь в общих чертах, полагая, что в деталях, более профессионально и понятнее, это сделаете вы сами.

— Что за трансплантация? — спросила Кэрли, в явном замешательстве.

— Костного мозга, — ответил доктор. — В случае с Андреа это лучший вариант.

— А как и где будет получен костный мозг? — спросила Кэрли.

Ричард Риардон подался вперед и положил локти на стол.

— Боюсь, что это непростой вопрос. Господин Монтгомери сказал мне, что у Андреа и ее братьев разные отцы, так ли это?

Кэрли кивком головы подтвердила это обстоятельство.

— У нас большие надежды на братьев, как на доноров костного мозга, но не только на них. Конечно, вы тоже можете быть проверены на донора. Кроме того, мы подыскиваем донора именно для вашего случая на континенте и в Англии. В случае неудачи поищем его в Штатах. Шансы найти нужного донора достаточно большие, и мы надеемся сделать это очень скоро.

— А что означает «большие шансы»? — переспросил Дэвид.

— Среди обычного населения, примерно, один донор из десяти тысяч человек.

Кэрли уселась поудобнее в кресле.

— Это означает, что донором может быть и не родственник?

— Конечно. Однако, как вы понимаете, чем ближе родство, тем больше вероятности найти донора. Недавно в прессе были публикации о том, что есть мамы, которые обзаводятся вторым ребенком с целью иметь своего донора на случай подобного несчастья.

— А как быть, если не удастся найти донора для Андреа?

— Тогда нам придется ограничиться выбором кого-нибудь из семьи. Скорее всего это будете вы или господин Монтгомери, но в зависимости от обстоятельств донорами могут стать также ее тетя или дядя.

Кэрли чуть приподнялась, выпрямилась, ей показалось, что ее тело сжимается и становится все меньше и меньше.

— Когда вы сможете исследовать меня на возможность донорства?

— Сегодня после обеда, если не возражаете.

В это время тихо постучали в дверь, доктор повернулся.

— Да, войдите.

— Извините, доктор. Джимми Питерсон очень плохо, необходима ваша помощь.

— Сейчас иду.

Он встал и отодвинул кресло.

— Я надеялся уделить вам больше времени, но…

Он пожал плечами.

— Если, что-нибудь случится, звоните мне в любое время, не стесняйтесь.

— Благодарим вас, — откликнулся Дэвид.

Кэрли оставалась неподвижной. Когда доктор вышел, Дэвид повернулся к ней и спросил:

— Ты в порядке?

— Дэвид, а если не найдут донора? Мы же ее потеряем.

— Не надо нагнетать страсти.

— Я не могу больше. Из-за отсутствия родных братьев или сестер все складывается против Андреа.

Дэвид никогда не видел Кэрли такой перепуганной.

— Доктор сказал, что один шанс из десяти тысяч. Я наводил справки, только в Штатах есть более ста тысяч возможных кандидатов. Одного-то донора мы обязательно найдем.

— А что, если нет?

Дэвид не позволит Кэрли загнать себя в угол. Не допустит, чтобы Андреа умерла. Это невозможно. Он даже думать об этом не хочет.

— Тогда, ты должна будешь пойти к отцу Андреа и его семье и попросишь их пройти тестирование.

Кэрли закачала головой из стороны в сторону, как будто оказалась в шоке.

— Я не могу, — прошептала она.

— Что? — переспросил Дэвид, уверенный в том, что ослышался.

— Я не могу пойти к отцу Андреа.

— Почему же, дьявол возьми?

Кэрли опустила голову.

— Он умер.

Еще до этого Дэвид думал, как бы внести ясность в отцовство Андреа.

— А что случилось с его семьей?

Ему, действительно, не хотелось спрашивать Кэрли об этом.

— К ним я тоже не могу пойти.

— Не можешь? Или не желаешь? — спросил Дэвид.

Кэрли повернулась к нему.

— Ты думаешь, все так просто? Это касается не только меня и Андреа.

Дэвид никак не мог добиться ясного и четкого ответа.

— Так о ком же ты не желаешь говорить?

— О, Дэвид, зачем ты так?! Боже мой! Кэрли схватила сумочку и, выходя из кабинета доктора, сказала:

— Я хочу видеть Андреа.

Дэвид последовал за ней. Звуки каблучков Кэрли раздавались эхом в пустынном коридоре. Кэрли оставила Дэвида разговаривать с доктором, занимавшимся утром с Андреа. Слышался тихий шум каких-то работающих машин, постукивание металла о металл, детский смех, но людей нигде не было видно. Кэрли подошла к столику дежурной сестры узнать номер палаты Андреа. Она осталась довольна тем, что палата обращена окнами к парку. Утром Кэрли была в парке. Хотя тюльпаны и фиалки отцвели, уже распускали свои бутоны другие цветы. Скоро раскроют свои лепестки и разноцветные гладиолусы. Как раз напротив окна Андреа. Они будут привлекать ее внимание своей красотой и стремлением к жизни.

Странно складывается жизнь. Еще вчера, в день приезда все радовало Кэрли: вид Дэвида, сидящего на краю кровати и читающего Андреа статью из газеты, Виктория великодушно оставившая их в доме на весь вечер одних, Андреа обнаружившая седой волос у матери.

А сегодня Кэрли в частной клинике перед палатой Андреа. По наивности она думала, что с девочкой лежат и другие больные, примерно ее возраста. Но сестра опровергла ее домыслы — Андреа одна. Ее надежно изолировали, чтобы уберечь от инфекций. Оказалось, что теперь нет ничего простого и легкого во всем, что касается Андреа. Она шла по коридору, рассматривая номера на дверях. Следующая — комната Андреа. Приближаясь к двери, Кэрли услышала голоса. Она заглянула украдкой через стекло в двери. У нее перехватило дыхание от неожиданной радости, на краю кровати сидел Джеффри и держал Андреа за руку. Кэрли показалось, что их любовь заполнила своим светом всю комнату. Она отступила от двери, не желая мешать. Если кто и в состоянии помочь Андреа мужественно перенести предстоящие ей горести и страдания, то это Джеффри с его чистой любовью.

Кэрли и Дэвид готовы отдать себя за жизнь Андреа, но и они не могут возбудить в ней желание к борьбе за жизнь так, как способен это сделать Джеффри.

Кэрли уже давно потеряла счет времени, стоя у палаты Андреа, когда увидела приближающегося к ней Дэвида.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Дэвид.

— Предоставляю возможность Андреа и Джеффри побыть одним.

Он улыбнулся ей чуть иронично.

— Я посижу в комнате отдыха, а вы вместе с Джеффри побудьте у Андреа.

— Когда ты ему позвонил?

— А почему ты считаешь, что это сделал я?

— Кто же еще?

— По-моему, это результат инициативы Виктории. Вчера вечером она ходила к родителям Джеффри и рассказала, что происходит. Они поехали в Оксфорд и утром привезли его сюда.

— Странно, ничего не понимаю. Вчера я сказала ей, что хорошо бы было сообщить Джеффри о болезни Андреа, так она чуть ли не кричала от ужаса. Что заставило ее изменить свое решение?

— Не знаю. Она удивляет иногда даже и меня.

Дэвид прислонился к стене.

— Может, ее тронули твои горе и страдания, а возможно ей вспомнилось, как искренне и нежно она привязалась к Андреа?

— Я решила не ждать, пока доктор Риардон проверит все данные потенциальных доноров костного мозга, а попрошу Итена сделать тест мальчикам теперь же.

— А что в отношении твоей мамы?

— Я уверена, что она тоже согласится пройти тест, — ответила Кэрли, печально улыбнувшись.




Глава 32


Кэрли стояла у окна в комнате Андреа и смотрела в парк. Она почувствовала, как что-то прохладное стекает по ее щеке, подняла руку, чтобы вытереть и только тогда поняла, что плачет. Шум за спиной заставил ее оглянуться. Теперь, даже когда Андреа спала, на ее лице оставалось выражение боли и страдания. День за днем, час за часом, минута за минутой Кэрли наблюдала, как ее дочь медленно умирает. Химиотерапия убивала Андреа также уверенно, как и лейкемия, разрушая здоровые клетки вместе с больными. Волос у нее осталось меньше половины. Это началось еще четыре недели назад, с каждым движением головы на подушке остаются пряди выпавших волос. Она очень сильно похудела. От Андреа осталось немногим больше, чем кожа и кости. Кэрли не хотела этому верить.

В первую неделю лечения каждое переливание крови вызывало опасения и страх. Не окажется ли потом, через год или полтора, что борясь с лейкемией Андреа заразилась СПИДом. Эти страхи забылись, когда она так ослабла, что желудок не мог удержать уже и кусочка торта, а из десен постоянно сочилась кровь. Через некоторое время лечащие врачи объявили, что лейкемия Андреа трансформировалась в нелимфатическую форму, еще более опасную, ведущую к быстрому летальному исходу.

Кэрли была готова на все лишь бы отвоевать лишний год для дочери. В связи с новым диагнозом может срочно потребоваться донор костного мозга.

Понимая, что не ее бдения у постели дочери помогают пока биться сердцу Андреа и видя неотложную необходимость в доноре костного мозга Кэрли решила действовать самостоятельно.

Она пришла к Андреа, чтобы попрощаться и пообещать, что попытается вернуться, как можно быстрее. Но девочка спала.

Открылась дверь и вошел Дэвид.

— Пора ехать, — тихо сказал он. — Гарольд уже ждет внизу.

Как можно уехать, не сказав дочери куда, она собралась и почему так неожиданно? Не желая нарушать сна девочки, первого без постоянных кошмаров за многие дни, Кэрли на цыпочках подошла к постели, поправила одеяло и прошептала: «Я люблю тебя».

Дэвид обнял ее.

— Мне жаль, что все так получилось, — сказал он, выводя ее в коридор. — Я очень надеюсь, что Андреа поправится, а тебя прошу не терзать себя и не отчаиваться.

Кэрли даже не пыталась остановить его. Только два человека понимали какие далеко идущие последствия возникнут после того, что она собирается сделать. Дэвид очень скоро поймет, как был неправ.




Пятнадцать часов спустя Кэрли уже была в гостиной дома Барбары.

— Я каждый день молилась, чтобы до этого не дошло, — сказала она, не поднимая глаз от пола. — Может быть, есть другие пути…

— Я не говорила тебе раньше, поскольку не видела в этом необходимости, — прервала ее Барбара. — Но я уже говорила с братьями твоего отца, бабушкой и дедушкой относительно тестирования. Последний раз я общалась с дядей Джоном.

— Он наверное был ошеломлен услышав тебя после столь длительного молчания. — Кэрли подняла голову и посмотрела на мать.

— Что он сказал?

— Что они должны сначала подумать, а потом уже что-то ответить.

— Как давно вы разговаривали?

— На прошлой неделе.

— Тогда они может быть уже что-то решили?

Барбара покачала головой.

— Вчера, когда ты сказала мне, что приезжаешь, я звонила ему. Он говорит, его доктор сказал, что шансов соответствовать нужным требованиям у них не больше, чем у любого другого местного жителя. После этого они собрались все вместе и решили, что лучше не проходить тестирование. Джон обещал позвонить, но что-то не звонит.

— А ты не сказала ему, что тестирование очень простая и безболезненная процедура? — спросила Кэрли, заранее зная ответ.

— Я объясняла ему это битый час, но ты же знаешь, какова семейка твоего отца. Если они один раз что-то решили, то сам Бог не переубедит их. И Франк был таким же.

Кэрли заглянула матери в глаза и поняла, что та ясно представляет себе, что происходит.

— Тогда мы должны сказать им.

— Да, конечно, — решительно подтвердила Барбара.

— Мне хотелось бы, чтобы это повлияло на них. Ведь если мы не найдем донора, — сказала Кэрли, — все остальное не будет иметь никакого значения.




Местность, по которой проходила дорога к молочной ферме Билла и Хэйли Стронг, родителей Франка, была, как считала Кэрли, самой красивой в штате Огайо. Она живо вспомнила свои поездки сюда, когда была еще совсем маленькой.

Ферма находилась во владении уже пятого поколения семьи Стронг. Хозяйство расширялось и крепло. Значение семьи в округе постоянно возрастало. Все политические деятели, претендовавшие на власть в графстве, во время выборов, в первую очередь, останавливались у Стронгов. Отец Кэрли, Франк, младший из пяти братьев, к большому сожалению родителей уехал из дома, но остальные остались в семье и работали на ферме. Потом оба старших брата погибли во время второй мировой войны, и Билл с Хэйли, естественно, стали больше внимания уделять младшим.

Нужно было, чтобы кто-то урезонил неуемность Франка, тогда он не женился бы на Барбаре. Его родители делали все, чтобы помешать этой свадьбе, но у них хватило ума понять, что если они будут настаивать на разрыве, то навсегда потеряют сына.

Через десять месяцев после женитьбы родилась Кэрли. Из-за того, что родилась дочь, Барбара потеряла и ту последнюю капельку внимания, которую Стронги уделяли ей. Реабилитироваться можно было только родив сына, но после трех выкидышей Барбара прекратила все попытки. Последующие двадцать лет Стронги не любили, а лишь терпели ее и Кэрли, да и то только потому, что не хотели терять связь с сыном. После смерти Франка оборвались и последние связи.

Хотя ферма Стронгов находилась от Бекстера не дальше пары часов езды на машине, Кэрли не была там со дня смерти отца. Она была не уверена, что вспомнит дорогу, но опасения оказались излишними. Как только пересекли границу графства, они сразу же увидели тридцатифутовый придорожный рекламный щит, приветствовавший проезжающие мимо машины и зазывающий купить продукты с фермы.

— Я все удивляюсь, как Хэйли согласилась принять нас, — сказала Барбара, когда они свернули с главной дороги во владения Стронгов. — Эта женщина невзлюбила меня с первого же знакомства, когда твой отец представил меня ей. Она упрекала меня за каждую простуду Франка, даже за аллергию, приступы которой нередко случались с ним. «Если бы ты кормила моего мальчика, как надо, — говорила она, — и содержала дом в чистоте, то он не был бы так восприимчив к цветочной пыльце и другим возбудителям аллергии».

Кэрли уже не первый раз слышала подобные рассказы. Любовь и понимание Вэлли помогли Барбаре порвать с Франком Стронг, а потом и предать забвению время, прожитое с ним.

— Хэйли даже как-то упрекнула меня, что Франк стал полицейским из-за меня. Хотя я познакомилась с ним, проехав на красный свет, и он уже тогда был полицейским.

— А если бы она знала о нем все? — спросила Кэрли.

— Был бы кромешный ад, — согласилась Барбара.

Кэрли вырулила к белому грузовику с названием фермы по бокам и, выключив мотор, остановила машину. Она сидела за рулем, закрыв глаза, и думала об Андреа. Перед ней возникали картины одна ужаснее другой.

Повернувшись к Барбаре, она сказала:

— Я не стала бы подвергать тебя такому тяжкому испытанию, если бы оставалась хоть какая-то другая возможность.

— Не делай вид, что тебе легче, чем мне, — откликнулась Барбара.

Они направились к дому, не замечая импозантную фигуру, стоявшую за решетчатой перегородкой, пока не взошли на веранду.

— Я же сказала твоей матери, что вы зря тратите время, — Хэйли Стронг обращалась к Кэрли, делая вид, что здесь нет Барбары.

Кэрли пристально посмотрела на мрачную фигуру за перегородкой и ее захватила волна неудержимой решимости, во что бы то ни стало, уговорить бабушку помочь ей.

— Может быть и так, бабушка, но когда твое дитя умирает, ты обязан перепробовать все, что возможно.

С нарочитой, показной неохотой Хэйли открыла им дверь.

— У меня мало времени, — сказала она. — Через пятнадцать минут я выступаю по телевидению.

Бросив быстрый оценивающий взгляд на внучку, Хэйли повернулась и пошла вперед по коридору.

— Не стоит открывать гостиную на пятнадцать минут, — произнесла она с крайне уничижительной интонацией.

Кэрли и Барбара переглянулись и последовали за Хэйли. Она завела их в небольшой кабинет и указала на два стула с прямыми спинками, стоявшими у дальней от стола стены. Сама же устроилась за столом напротив, взяла карандаш и концом с ластиком начала водить по большому пальцу. Помолчав несколько секунд, она сказала:

— Я жду.

Кэрли открыла сумочку, достала несколько листов бумаги и положила их на стол.

— Я знала, что если буду говорить без доказательств, вы мне не поверите.

Хэйли, немного помедлив, потянулась за документами. Через несколько секунд она положила их обратно — без объяснений они пока бессмысленны.

— Полагаю, за этим что-то должно последовать?

Кэрли сглотнула — у нее пересохло в горле.

— Доктор, который сказал Джону, что данные его и брата Стива быть донором для Андреа не лучше данных любого местного жителя, не знает одной генетической детали — их брат является отцом девочки.

Недовольство Хэйли сменилось крайним раздражением.

— Ты, маленькая колдунья, как ты смеешь обвинять моего сына в таких вещах.

Она встала так быстро и резко, что стул, на котором она сидела, с треском отлетел к стене. Хэйли, указывая пальцем на дверь, закричала:

— Вон отсюда!

— Нет, я не уйду пока не получу то, зачем пришла, — сумела выговорить Кэрли, вся дрожа от того, что после стольких лет молчания наконец решилась высказать вслух всю правду о том, что отец изнасиловал ее.

Где же ослепляющая молния? Где же раскаты грома?

— Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я вас вышвырну вон сама.

Кэрли встала, собрала со стола бумаги и положила их в карман. Потом, опершись кулаками о стол, подалась вперед и угрожающе близко придвинулась к Хэйли.

— Если сейчас я вынуждена буду уйти без вашего согласия на то, что Джон и Стив пройдут не позже завтрашнего утра тестирование, мне придется немедленно обратиться к репортерам, чтобы опубликовать эту историю во всех местных газетах. Подумайте, неужели вы действительно хотите, чтобы люди узнали каким на самом деле был ваш сын?

— Представь себе, Хэйли, что будет, если люди узнают, что Франк изнасиловал свою дочь? — прервала молчание Барбара. — В душе ты знаешь, что это правда. Ты ведь все время гадала и спрашивала себя, почему Франк покончил жизнь самоубийством. Теперь ты знаешь причину.

Сердце Кэрли забилось часто-часто. Долгие годы Стронги пытались убедить всех, кто хотел их слушать, что их сын не совершал самоубийства. Разговоры об этом возникали время от времени в офисе шерифа и до сих пор. Иногда Вэлли рассказывал о них, а Барбара пересказывала Кэрли.

— Не об этом сейчас речь, — сказала Кэрли, всеми силами стараясь повернуть разговор в нужное русло. — Все, что вы должны сделать — так это убедить Джона и Стива пройти тестирование и согласиться стать донором костного мозга, если кто-то из них подойдет для Андреа. А я обещаю не видеться и не говорить ни с кем из вас до самой смерти.

Противоречивые чувства отражались на лице старой женщины.

— Я позвоню тебе, — наконец сказала она.

— Так дело не пойдет, — ответила Кэрли.

— Чего же ты хочешь от меня?

Кэрли встретила ее свирепый взгляд, не дрогнув.

— Немедленной помощи.

— Для начала отдай мне те бумаги.

Кэрли вытащила документы и передала их Хэйли.

— Это копии, их легко подделать.

— Я не могу изменить факты.

Хэйли открыла ящик стола и убрала туда бумаги.

— Франк никогда не сделал бы ничего такого, если бы не… — она не договорила фразы.

— Что «если бы не»? — потребовала продолжения Кэрли.

Воспоминания о той ночи ужасов нахлынули на нее темной волной.

— Должно быть ты сама допустила что-то такое, что свело его с ума. Я помню, какие ты тогда носила трусики, такие короткие и узкие, что для воображения мужчины уже ничего и не оставалось. Мужчин не следует осуждать, если они делают это с подобными женщинами.

Барбара бросилась вперед, Хэйли прижалась к стене.

— Твой сын получил по заслугам за то, что сделал с моей дочерью, — прокричала в лицо старухе Барбара. — Я готова повторить это еще раз.

Кэрли схватила мать за руку.

— Не надо, — упрашивала она, изо всех сил пытаясь остановить мать. — Не дай ей победить.

Барбара встряхнула головой, будто опомнившись от кошмара.

— О, мой Бог! — Воскликнула она, обращаясь к дочери.

В ее глазах промелькнул весь ужас происходящего. Помертвевшие глаза Хэйли метались от матери к дочери и обратно.

— Так это ты убила моего мальчика? — выкрикнула она Барбаре.

— Отец убил себя сам, — заявила Кэрли, отдавая себе отчет, что шансы Андреа уменьшаются. — И все люди в округе узнают, что он сделал со мной и поймут, почему он поступил так.

— Вон отсюда, — прошипела Хэйли.

— Бабушка, пожалуйста.

Кэрли ни в коем случае не могла допустить отказа.

— У Андреа единственная надежда на дядю Джона и дядю Стива.

Она умоляюще протянула руки.

— Она умрет, если мы не найдем донора.

— Андреа — проклятье. Она не должна была родиться.

— Она твоя внучка, последняя связь с сыном. Пойми, если ты позволишь ей умереть, то вместе с ней твой сын умрет во второй раз.

С каждым словом горечь и обида все больше одолевали Кэрли.

— Бабушка, Андреа очень похожа на Франка, — сказала она тихим, совсем упавшим голосом.

— Так не пойдет, Кэрли, — сказала Барбара. — Чтобы ты не сказала, все бесполезно.

Она жестко посмотрела на Хэйли.

— Настоящей причиной твоей ненависти ко мне являлось не моя жизнь с твоим сыном, а то, что ты берегла его для своих грязных нужд. Он не раз рассказывал мне, как ты забирала его к себе в постель, когда твой муж, его отец, уезжал в город.

Глаза Хэйли налились ядом.

— Я делала это, когда он был еще ребенком.

— Ему было уже десять лет.

Кэрли пришла в ужас от этого обмена ненавистью между бабушкой и матерью. Эта ненависть должна была забыться и уйти в прошлое, но взлелеянная за много лет, она обернулась теперь живым, дышащим злобой настоящим. Только теперь новой жертвой будет Андреа.

Ничего не говоря, Кэрли обошла мать и направилась к двери. Попытка уговорить бабушку оказалась ошибкой. Надо было бы сразу идти к братьям ее отца.

— Куда это ты собралась? — спросила Хэйли, выскакивая из комнаты за Кэрли.

Ее живость и проворство совершенно не соответствовали возрасту — через месяц ей исполнится восемьдесят пять лет.

— Поговорить с дядей Джоном.

— Его нет дома.

Кэрли уже подошла к двери, но резко обернулась и посмотрела бабушке в глаза.

— Тогда я подожду его.

— Он тебе ничем не поможет. Он сделает так, как скажу я.

— Может быть он не так сильно, как ты, хочет, чтобы все графство узнало, что его брат сделал со мной. Ему придется очень долго помнить об этом.

Кэрли шагнула к бабушке.

— Не допустите ошибки, старая дура, во мне вы встретили своего заклятого врага. Ничто не остановит меня. Я спасу свою дочь.




— Где же, черт побери, вы пропадали? — спросил Вэлли, торопясь навстречу Кэрли и Барбаре, которые только что подъехали к дому. — Вы должны были вернуться еще четыре часа назад.

— Мама все тебе расскажет, — сказала Кэрли, разворачивая машину, чтобы уехать. — Я хочу попасть домой до прихода Итена.

— Лучше бы ты зашла к нам, — попросил Вэлли.

— Это не может подождать?

— Думаю, нет.

— Что здесь случилось, Вэлли? — спросила Барбара, выходя из машины.

— Случилось, но не здесь, — ответил Вэлли.

Все послеобеденное время голова у Кэрли тихонько ныла, а теперь вдруг боль взорвалась во всю свою мощь. Испытывая невыносимую боль в левом виске, она остановила машину, взяла сумку и направилась к дому.

— Последние три часа мы гонялись за Джоном и Стивом, сказала Барбара, приподнимаясь на носках, чтобы поцеловать Вэлли.

— Вы не там их искали, — ответил он со вздохом. — Вам надо было бы заглянуть к шерифу.

Кэрли начала тереть висок.

— Я не верю, что они решились на это.

— Вы лучше скажите мне, что у вас там произошло? — поинтересовался Вэлли, открывая дверь дома.

Примерно через полчаса, когда они рассказали Вэлли все подробности встречи с Хэйли и ответили на его вопросы, он тяжело сел на стул и со вздохом сказал:

— Боюсь, будут осложнения, леди.

— Что это значит? — спросила Барбара с заметным беспокойством.

— Пару часов назад мне позвонил друг, работающий у шерифа округа. Он сказал, что семья Стронг начала обрабатывать влиятельных людей с целью открыть повторное расследование по делу о смерти Франка Стронг.

— Но у них нет никаких новых сведений, — сказала Кэрли, понимая, что это звучит не очень убедительно.

— Может быть и нет, — ответил Вэлли вежливо. — Но у них есть мотив.

— Андреа, — тихо прошептала Кэрли.

— Ты оставила бумаги с анализами там? — спросил Вэлли.

Кэрли кивком головы подтвердила. Он тяжело вздохнул.

— Почему ты не посоветовалась со мной?

— Это было единственное средство как-то повлиять на Хэйли.

— Тебя же там не было, Вэл, — сказала Барбара. — Ты бы только посмотрел на что похожа эта женщина.

— Чего нам надо ожидать теперь? — спросила Кэрли.

Вэлли встал и направился к плите готовить кофе. Он пояснил, что лучше соображает, когда чем-то занят.

— Если бы это был кто-то другой, а не Стронги, то я бы сказал, что они крутят колесо в пустую. Но когда половина людей в округе должна тебе, это кое-что значит.

— Но он умер даже не в этом округе, — возразила Кэрли.

— Это лишь чуть-чуть замедлит ход дела, не больше того, — ответил Вэлли. — Я не могу понять одного, неужели Хэйли хочет, чтобы люди узнали каким негодяем был ее сын.

— Это просто, — объяснила Кэрли. — Она заранее выдает сына за жертву, всю вину перекладывая на меня. Вроде бы я и подвела его к этому.

— Боже мой, неужели она решится на это?

— Может и на большее, — сказала Барбара.

Вэлли расплескал кофе, ставя чашку на стол.

— Эта женщина сошла с ума.

— Теперь ты наконец понял, с каким человеком мы имеем дело?

— Она ни за что не передумает, — задумчиво произнес Вэлли скорее для себя, чем для сидящих рядом с ним за столом женщин.

Кэрли закрыла лицо руками.

— Это моя вина. Я должна была догадаться, что из всего этого получится. А я-то была уверена, что бабушка Хэйли сделает все, чтобы никто и никогда не узнал о совершенном насилии.

— Ты сделала то, что должна была сделать, — Барбара попыталась успокоить дочь. — А теперь я сделаю то, Что смогу сделать.

— О чем ты говоришь? — спросил Вэлли с подозрением.

— Завтра я поеду к ним и скажу, хотя они наверное уже и сами догадались, зачем и почему я застрелила Франка. Я расскажу им, как была насмерть перепугана и сделала так, чтобы все выглядело похожим на самоубийство. Наконец, я не могла допустить, чтобы Кэрли испытала еще раз то, что он уже сделал с ней.

Она бросила взгляд на мужа, ища поддержки.

— Это правда. Они должны поверить мне.

Вэлли подошел к жене и встал на колени.

— Я понял твою мысль, но если ты так поступишь, то невозможно будет избежать моего привлечения в эту историю. Даже новичок полицейский сразу поймет что к чему, как только узнает фамилию того, кто отвечал тогда за расследование этого дела.




Кэрли против воли потянуло назад, в прошлое. Шли годы. Время постепенно залечивало раны, нанесенные той ночью, когда была зачата Андреа. Ко времени приезда Дэвида в Бекстер три года назад, Кэрли уже могла прожить день без постоянных воспоминаний об этом ужасе.

Теперь этот кошмар, живо возник перед глазами. Отец ищет в ее сумочке противозачаточные таблетки, в пьяном остервенении набрасывается на нее, потом остервенение сменяется сладострастием, в дом входит мать и видит эту ужасную картину, пламя выстрела из отцовского ружья, кровь, мать обнимает и успокаивает ее, ужас и паника. Вэлли в то время был заместителем Франка. Он первым прибыл в дом после случившегося. Ему хватило пяти минут, чтобы выслушать их версию о самоубийстве, и понять, что здесь произошло на самом деле. Без лишних разговоров он изменил положение тела, вложил ружье в руку Франка и приказал Барбаре убраться из дома и не возвращаться, пока скорая помощь и следователь не уедут.

С тех пор эта ночь оставалась их секретом, а любовь связала так же крепко, как связала бы боязнь разоблачения и возмездия. Теперь у них нет возможности защитить друг друга и воспрепятствовать Андреа узнать правду.

Кэрли вернулась домой, чтобы найти возможность для спасения дочери. И что из этого получилось? Если бы где-то существовал изобретатель ужасных игр, он хохотал бы над всем этим до потери пульса.

— Сколько у нас есть времени? — спросила Кэрли у Вэлли.

Тот обернулся и ответил:

— Трудно сказать. Сплетни здесь распространяются очень быстро, особенно такого рода.

Кэрли стояла в полуобморочном состоянии, еще не сломленная до конца, но беспредельно измученная событиями последних месяцев.

— Вы не смогли бы заехать к нам сегодня вечером и посидеть с детьми. Я хочу поговорить с Итеном.

— Конечно, — согласилась Барбара.

— Может быть нам самим рассказать им об этом? — спросил Вэлли.

Инстинкт подсказывал Кэрли, что о новости-сенсации она должна объявить всем сама и первая, но не хватало времени. Сегодня вечером она сумеет объясниться только с Итеном. Нельзя ждать завтрашнего дня.

— Вы не будете возражать, если Шон и Эрик переночуют у вас, а утром я их заберу?

— Почему всю тяжесть случившегося ты взваливаешь на свои плечи? — негодуя, спросила Барбара. — Позволь нам помочь тебе.

— Разве не я во всем виновата?

Барбара и Вэлли, удивленные, замерли на несколько секунд.

— Черт возьми, о чем ты говоришь, Кэрли? — очнулся Вэлли.

В первый раз за этот день на глазах Кэрли появились слезы.

— Воспоминания о той ночи не дают мне покоя. Они постоянно возвращаются, потом пропадают и снова возвращаются, — она едва выговаривала слова, так дрожали ее губы. — Может быть я что-то не так сделала или как-то неправильно повела себя, что внушила ему мысль, будто он может позволить себе все…

Слезы хлынули по ее щекам.

— Неужели вы не видите? Я кругом виновата. За все. За ваши жизни. Все, что вы нажили и чего добились своим тяжким трудом, пропадет и только из-за меня.

— Боже мой, — с трудом выговорила Барбара. — Что за чушь у тебя в голове!

Вэлли провел рукой по волосам, в жутком волнении покачиваясь с пяток на носки и обратно. Барбара встала и обняла дочку.

— Я все время себя ругаю, что так долго жила с Франком. Если бы я знала, какой он в действительности человек! Если бы я бросила его, когда ты была еще ребенком…

— Не надо, мама. Ты же не могла знать, что он натворит.

— Я сто раз проклинала себя, зачем я пошла тогда на собрание. Он пришел пьяный, но не совсем, и я решила пойти туда в надежде, что когда вернусь, он уже протрезвеет.

Кэрли задыхалась от собственной вины. Она не хотела, чтобы мать винила себя.

— Все уже позади и не имеет значения, мама. Нам нужно подумать сейчас о более важном.

Барбара долго с болью смотрела на дочь.

— Ты права, — наконец сказала она. — Но мы еще не закончили разговор.

Кэрли кивнула и подняла руку, чтобы вытереть слезы.

— Может быть я поеду и заберу ребят из школы, а потом привезу их сюда? — заботливо спросил Вэлли.

— Хорошо, — кивнула Кэрли. — Тогда я попрошу Итена пораньше приехать домой. Я до смерти боюсь, что кто-нибудь может опередить меня.




Глава 33


Собрав рукой тонкую занавеску и отодвинув ее в сторону, Кэрли посмотрела в окно. Если Итен выехал сразу же после разговора с ней, то должен был приехать домой пятнадцать минут назад. Еще рано беспокоиться, не попал ли он в аварию на дороге или не перехватил ли его кто-нибудь, чтобы рассказать потрясающую «новость».

По дороге домой она пыталась сосредоточиться на предстоящем разговоре. Ее преследовали мысли об Андреа. Как спасти ее? Кэрли не допускала даже мысли, что сможет подвести девочку. Что заставило ее поверить, будто эмоциональный эксперимент с Хэйли Стронг сработает? Теперь остается одна, самая последняя и ничтожная надежда: найти донора случайно.

Вечный оптимист Вэлли предложил использовать предстоящий в прессе ажиотаж вокруг «дела Франка» для поисков донора. Кэрли сказала, что это замечательная идея. Она не стала говорить ему о том, как мало останется желающих, когда они поймут как это небезопасно.

Все же, по биологическим данным, Кэрли видимо могла ближе других подходить для Андреа в качестве донора. Но здесь значение «ближе» не означало расстояние. При малейшем несоответствии любых биологических параметров донора с параметрами больного может немедленно произойти отторжение костного мозга и операция завершится провалом.

Кэрли опустила занавеску, уже собираясь отойти от окна, но как раз в это время подъехал Итен. Острая боль вновь забилась в левом виске, как будто кто-то специально решил осложнить предстоящую беседу.

Несмотря на все недоразумения и ссоры, которые постоянно возникали между ними последние три года, Кэрли испытывала боль за мужа. Его жизненный мир вот-вот должен распасться на куски, не без ее же помощи.

Она открыла дверь, увидев, что он вошел на веранду. Кэрли пристально посмотрела в лицо мужа, желая узнать не поведал ли кто-нибудь ему о случившемся раньше нее. Но она уловила лишь раздражение от вызова домой на два с половиной часа раньше обычного.

Итен вошел в дом, кинул свой портфель у столика в коридоре, снял куртку и повесил ее на обычное место у лестницы.

— Господи, ты не представляешь какая на улице жара, сказал он, развязывая галстук.

— Я приготовила чай со льдом.

— Лучше выпью пива, если оно холодное.

— Могу поставить бутылку в морозилку.

— Нет, не беспокойся. — Он снял и повесил галстук поверх куртки. — Обойдусь чаем.

Кэрли пошла на кухню, Итен последовал за ней.

— Теперь расскажи мне, что же такое случилось, что нельзя было подождать до вечера, — спросил он, выдвигая из-за стола стул и усаживаясь.

С чего же начать?

— Я сегодня ездила навестить бабушку Хэйли.

— Я думал, вы обе… — Итен заколебался. — О, я понял. Ты хотела узнать, не согласится ли она пройти тестирование на донора.

— По мнению доктора Риардона, для Андреа больше подошли бы дядя Джон и дядя Стив.

Кэрли подала мужу чай и села за стол напротив него.

— Я помню, ты говорила, что данные членов семьи больного на поколение ближе…

Кэрли перевела дыхание. Какого черта не сказать ему все прямо сейчас? Зачем нужны эти дальние заходы?

— Джон и Стив дяди Андреа.

Итен нахмурил брови.

— Да, двоюродные дяди.

— Нет, — мягко сказала Кэрли. — Мой отец является также и отцом Андреа.

— Это невозможно. Дэвид был…

Начиная осознавать все до конца, Итен был поражен, но его ошеломленность быстро перешла в ненависть и озлобленность.

— Ты хочешь сказать, что спала не только с Дэвидом, но и с отцом?

Кэрли была настолько подавлена, что не смогла сразу ответить ему. Растерянность захватывала ее все глубже. Боль разрывала ей грудь.

— Он изнасиловал меня, — сказала она, чувствуя себя так, будто все это только что опять случилось с ней.

Они долго молчали.

— Боже мой, — закричал наконец Итен. — Почему же ты ничего мне не говорила?

Ни в его голосе, ни во взгляде не было и капельки сочувствия. Крайняя усталость и безразличие охватили Кэрли.

— Я никому не говорила, — ответила она. — Если бы кто-нибудь узнал об этом, то моя мама была бы осуждена за убийство, а Вэлли, да, скорее всего, и я — арестованы за укрывательство.

— Барбара застрелила его? А я считал, что он…

Кэрли увидела, как до него стали доходить и ужасающие детали случившегося. Она молчала, давая мужу время глубже понять ее горе.

— Барбара вернулась домой, увидела, что происходит и застрелила его, — проговорил Итен несколькими секундами позже.

— Мысль изобразить все, как самоубийство, подала я, потому что не могла представить себе, что маму посадят за попытку спасти меня от насильника.

— И с помощью Вэлли вам удалось это сделать.

— Да.

— Должно быть он уже тогда любил твою мать?

Его слова прозвучали, как удар бейсбольной битой по голове. Если первой мыслью Итена было то, что Вэлли действовал, исходя из личных интересов, то какие же шансы будут у них в суде?

— Почему ты так говоришь?

— А какая же еще могла быть причина?

— Тебе не известно слово «сострадание».

— Не смеши меня. Никто не будет настолько подставлять свою шею за просто так, если ему это невыгодно.

— Это особый случай, я не хочу спорить по этому поводу.

Итен долго смотрел на жену, потом сказал:

— Прошло столько времени, а ты почему-то только сейчас решила раскрыть свои секреты. Неужели ты стала доверять мне больше?

— Выбор человека для исповеди уже не в моих руках. Завтра об этом узнают все.

Кэрли оперлась локтями о край стола и сжала виски пальцами.

— Я допустила ошибку, попытавшись убедить бабушку Хэйли, предоставив ей доказательства, что ее сын является отцом Андреа. Я думала, что она сделает все, чтобы об этом никто не узнал.

— Все — означает, что она заставила бы Джона и Стива пройти тест.

— Да.

— Но она сумела перехватить инициативу у тебя и Барбары.

— Даже не понимаю, как могла допустить такую глупость.

— Подожди минутку, — сказал Итен, в задумчивости щуря глаза. — Подожди, черт возьми, еще минуту. Короче, весь разговор сводится к тому, что ты знала, когда отправляла девочку в Англию, что Дэвид не настоящий ее отец. Вот и все, о чем идет речь.

— Если ты помнишь, у меня не было выбора — или я отпускаю Андреа, или рассказываю, кто ее отец. Я сделала то, что смогла тогда сделать.

— Я этому не верю. А Дэвид знал?

— Что за глупый вопрос? Конечно, знал.

— Но он тоже не догадывался, кто настоящий отец, прекрасно зная, что это не он. Или ты и с ним играла в кошки-мышки?

— Он знает, что Андреа не его дочь, — резко сказала Кэрли.

Итен застыл неподвижно, напоминая статую.

— И он все же взял ее жить к себе. Впрочем, это не мое дело.

— Не делай все еще хуже, чем есть на самом деле, — сказала Кэрли.

Итен едко рассмеялся, потом с сарказмом констатировал.

— Я только что узнал, что моя жена отдала своего первенца своему бывшему любовнику, чтобы не доверять секрет мне, ее мужу. И это зная точно, что я его никому не раскрою. И ты имеешь наглость еще упрекать меня в чем-то?

Итен бросил на Кэрли взгляд, полный презрения.

— Как ты думаешь, что я должен чувствовать, зная, что ты доверяешь Дэвиду больше, чем мне? В конце концов, у нас Шон и Эрик, общий дом, многие годы, проведенные вместе, постель, которую мы делили почти девятнадцать чертовых лет и ты мне говоришь не делай хуже, чем есть?

— Мне жаль, Итен, что ты воспринял все так превратно.

— И это еще не все!

— Нет, но я сказала тебе все. Не знаю, что еще тебе надо?

— Неважно, что ты еще могла бы сказать, положение не изменится. Ты предала меня, Кэрли. Ты доверилась Дэвиду. А это должно было принадлежать мне. Я заслужил это, будь все проклято. Трудно придумать для меня другую дорогу в ад.

— Дэвид не имеет никакого отношения ко всему тому, о чем ты говоришь. Я защищала жизнь своей дочери и делала все, что могла, чтобы она никогда не узнала кто ее настоящий отец.

— Я хочу, чтобы ты немедленно убралась из этого дома. Сегодня же. Если я снова увижу тебя здесь, можешь не сомневаться, я буду скор на руку.

— Ты не сделаешь этого.

— Черта с два, не сделаю. Дэвид тебе, как я посмотрю, дороже. Вы стоите друг друга.

— Хорошо, — сказала Кэрли, совершенно опустошенная разговором. — Я вместе с мальчиками поживу у мамы, пока мы не устроимся.

— Шон и Эрик останутся со мной.

У Кэрли перехватило дыхание.

— Нет, Итен, я тебе не отдам их, — сказана она.

Страх за будущее сыновей придавал ей силы.

— А я тебя и не спрашиваю, — возразил он. — Какой суд передаст двух впечатлительных мальчиков в руки матери, которая является соучастницей убийства?




Глава 34


Кэрли, свесив ноги с кровати, посмотрела на часы, стоящие на прикроватной тумбочке и невесело вздохнула. Было восемь тридцать утра. С вечера она решила, что встанет пораньше и позвонит Дэвиду до перемены телефонного тарифа на дневной. О телефонном разговоре она подумала еще перед тем, как легла спать. Теперь она вновь задумалась, стоит ли звонить Дэвиду. Он целый день занят хлопотами об Андреа, а ее звонок может вызвать дополнительные и ненужные тревоги.

Она достала из сумочки записную книжку и набрала телефон больницы. Прошло несколько секунд и в трубке раздался голос сестры, дежурившей около девочки.

— Как она чувствует себя сегодня? — спросила Кэрли, закрыв глаза.

Все тело ее напряглось в ожидании ответа.

— Почти так же, как вчера, госпожа Хэргроув. Мы немного изменили режим питания, и она восприняла это хорошо.

— Есть ли у нее сейчас кто-нибудь?

— У нее сейчас господин Армстронг. Он бывает здесь почти каждый день после обеда, а уходит только после прихода господина Монтгомери, который навещает больную по нескольку раз в день. Она рада, но иногда это ее утомляет.

— Похоже, мне не удастся вернуться в Лондон так скоро, как хотелось бы.

Слова были какие-то ватные и их словно вытягивали из нее силой.

— Конечно, это не очень обрадует Андреа, но она, думаю, не будет упрекать маму за лишние пару дней разлуки. Да и вам тоже требуется передышка.

— Пожалуйста, передайте ей, что я звонила. И господину Монтгомери тоже.

— Хорошо, я передам это и еще скажу нашей девочке, что вы ее целуете и крепко обнимаете.

— Большое спасибо, — сказала Кэрли.

Кэрли попрощалась и медленно положила трубку. Потом встала и одела халат. Она чувствовала себя такой уставшей, будто все четыре часа сна на ней висело не менее тридцати фунтов какого-то груза.

В то время, когда Кэрли разговаривала с Итеном, Барбара и Вэлли рассказывали Шону и Эрику, что произошло днем и осторожно пытались объяснить им, как это все связано с той ночью девятнадцать лет назад. Они готовили их к тому, что могло произойти в ближайшее время. В свои пятнадцать и шестнадцать лет мальчики были достаточно взрослыми, чтобы почувствовать неладное, узнав, что у их матери и сестры один и тот же отец, но еще не достаточно умными, чтобы понять какие последствия может иметь этот факт в их будущей жизни. В свое время они поймут, кто пострадал больше всего, но сейчас эта новость причинит им только боль и раздражение.

Послышался легкий стук в дверь, потом тихий голос.

— Кэрли? Ты проснулась?

— Входи, мам.

Вошла Барбара с чашкой кофе.

— Я услышала твои шаги…

Она подала чашку дочери.

— Как ты спала?

Кэрли поставила чашку на ночной столик и расправила халат.

— Мне кажется, я догадалась почему ты столько лет не хочешь заменить эту порядком износившуюся кровать. Спящие на ней гости долго не задерживаются.

— Я попрошу Вэлли зайти в обеденный перерыв к «Старсам» и купить другую, новую кровать.

— Мама, я шучу, кровать замечательная.

— С кем ты говорила сейчас по телефону?

— С няней Андреа. Хотела позвонить пораньше, да забыла завести будильник. Я верну тебе потом деньги…

— Поскольку ты поживешь у нас некоторое время, нам надо с тобой условиться кое о чем. Я больше не хочу слышать ни одного слова о том, что ты что-то должна мне или собираешься заплатить за что-то, понятно?

Кэрли знала, лучше не продолжать этот разговор. Барбара сейчас мало в чем отдавала себе отчет, но Кэрли знала, что она сделает все необходимое без единого слова. Как-нибудь Кэрли найдет способ отблагодарить ее. О деньгах больше не говорили. Кэрли сменила тему.

— Вэлли уже ушел на работу? — спросила она.

— Час назад. Лучше расскажи мне, как себя чувствует Андреа.

— Как и раньше.

— Скоро ли она пойдет на поправку?

— Прошло всего четыре недели.

— Помню, ты говорила, что доктор сказал, через шесть недель у Андреа должен начаться восстановительный период. Не думаешь ли ты…

Остальное Барбара сглотнула.

— Прости, я знаю, как тебе тяжело сейчас, и я не должна спрашивать тебя о таких вещах. Скажи мне, что тебе приготовить на завтрак?

Кэрли знала, что лучше не отказываться.

— Я бы съела овсяной каши.

— Забавно, но Вэлли утром тоже попросил овсяной каши. Странно, что никто еще не написал книгу о пище, которая улучшает плохое настроение.

Кэрли отпила кофе.

— Это, видимо, связано со счастливыми воспоминаниями о детских годах.

Барбара взяла Кэрли за руку.

— Очень приятно, что они у тебя еще сохранились, — сказала она срывающимся голосом.

— Мама, мы же договорились. Не разговаривать на эту тему, не вспоминать прошлого, никаких сожалений и ни одного «если бы только».

— Как мне удалось вырастить такую прекрасную дочь?

Кэрли тоже взяла мать за руку и сказала:

— Передо мной всегда был хороший пример.

Полчаса спустя, когда Кэрли мыла посуду, раздался телефонный звонок.

— Я возьму трубку, — сказала Барбара.

— Алло, — сухо бросила она в трубку, потом теплее, давая понять Кэрли, что звонит Вэлли, добавила. — У нас все хорошо.

Кэрли перестала прислушиваться к их разговору и снова принялась за работу. Но вдруг тревожный возглас матери: «Ты уверен?» насторожил ее. Она увидела, как на лице Барбары появилось выражение испуга.

— Я скажу ей, — сказала она. — Не надо этого делать, у меня есть деньги, я дам ей.

Прошло несколько мучительных секунд.

— Я же тебе сказала, что этого делать не надо, у меня их хватит.

Барбара опять замолчала.

— Хорошо, — сказала она со вздохом, выражающим вынужденное согласие. — Встретимся через час в банке.

— Что случилось? — спросила Кэрли, едва Барбара повесила трубку.

— Друг Вэлли сейчас опять звонил. Он сказал, что Хэйли вот-вот откроет дело вновь. У нас есть немного времени, прежде чем это колесо закрутится очень быстро. Вэлли считает, что тебе, как можно быстрее, надо ехать к Андреа.

Она поколебалась немного.

— Он просил также, чтобы ты не говорила никому о своем отъезде, даже Шону и Эрику, и чтобы я отвезла тебя подальше от Бекстера, например, в Питсбург, где ты сможешь сесть на самолет.

Вэлли не предложил бы ничего столь похожего на мелодраму, если бы не был уверен, что уезжать нужно немедленно, иначе Кэрли не сможет вырваться отсюда.

— Мой чемодан дома, — подумала Кэрли вслух. — Я схожу за ним пока ты будешь в банке.

— А что ты будешь делать, если встретишь Итена?

— Он сказал, чтобы я убиралась из дома. Так я это и делаю.

На следующий день Кэрли была уже в Лондоне. Из аэропорта Хитроу она звонила Дэвиду домой. К телефону подошла Виктория.

— Кэрли, — сказала она с удивительной теплотой. — Дэвид чуть не сошел с ума, пытаясь связаться с тобой.

— Что-нибудь случилось? — спросила Кэрли, горя желанием повесить трубку, не дожидаясь плохих новостей.

— Извини. Я не хотела испугать тебя. У Андреа все по-прежнему. Дэвид беспокоился о тебе.

Сердце Кэрли чуть не остановилось от облегчения.

— Я здесь, в Хитроу. Хотела позвонить перед отъездом, но у меня не хватило времени.

— Я пошлю за тобой Гарольда.

Кэрли была поражена переменами в поведении Виктории. Как будто за короткое время они стали очень близкими подругами.

— Это очень долго, лучше я поймаю такси.

— Ты собираешься звонить Дэвиду в больницу? Если не против, я могу позвонить и предупредить его, что ты уже приехала?

У Кэрли мелькнула мысль, что Виктория относится к тому типу женщин, которые становятся благожелательными в тяжелые минуты жизни. Но, кажется, такое объяснение может оказаться слишком упрощенным.

— Если не трудно, позвони.

— Совсем нет, я с удовольствием сделаю это.

— Скажи, что я скоро буду в больнице.

— Он будет рад услышать это, я уверена, — сказала Виктория.

Повесив трубку, Кэрли немного постояла в кабине, собираясь с силами. Мужчина, стоявший рядом с кабиной в ожидании, когда она освободится, улыбнулся ей. Кэрли открыла дверь и вышла.

— Извините, если я задержала вас, — сказала Кэрли мужчине.

— Все в порядке, мадам, — ответил он и еще раз мило улыбнулся.




Кэрли тщательно мыла руки в комнате для посетителей. Это была одна из обязательных мер для того, чтобы не занести к больным микробов и инфекций с улицы. Она подняла голову и увидела входящего в комнату Джеффри.

— Вы выглядите очень усталым, — сказала Кэрли вместо приветствия.

Джеффри начал расстегивать больничный халат.

— Мне надо подышать свежим воздухом и силы восстановятся. Я хочу зайти в кондитерскую купить немного конфет на всякий случай. Может быть, Андреа опять начнет проявлять интерес к пище.

— Не говорила ли она, что голодна?

— Я не думаю, что мы услышим эти слова раньше, чем закончится курс лечения этими специальными лекарствами. Но я хочу быть готовым к этому.

Кэрли вытерла руки о полотенце.

— Вы видели сегодня Дэвида? — спросила она.

— Он только что вышел, чтобы перекусить. Думаю, скоро вернется.

— Если встретите его, передайте, что я здесь.

— Он вас не ждет?

— Ждет, но я приехала раньше.

— Я постараюсь найти его и обрадовать, что вы приехали.

Они вместе вышли в коридор и там расстались.

Когда Кэрли шла по коридору к палате Андреа, она думала о том, как отличается эта больница от той, в которой лежал Шон. Там двери в палаты всегда были открыты. Их закрывали только на время обхода докторами больных. Здесь они закрыты всегда. Может быть, чтобы не проникли микробы или инфекция? Посещение Шона ничем не было ограничено. Андреа же могли навещать только близкие родственники, да еще Джеффри, в порядке исключения.

Из-за странной трансформации лейкемии, доктор Риардон сказал, что будет продолжать химиотерапию и на стадии выздоровления. Хотя лекарства и их дозы, — предупредил доктор, — будут варьироваться, Андреа будет пока оставаться крайне ослабленной и болезненной.

Ее единственный шанс в трансплантации. В ее семье вероятные доноры — дяди.

Тяжелые раздумья ни на минуту не отпускали Кэрли. Как ей удается быть столь уверенной и столь неправой в одно и то же время? Где найти тс слова, которые смогут переубедить бабушку? Что еще нужно сделать для этого?

Все висит на волоске.

И не окажется ли так, что она останется с пустыми руками и в одиночестве? Она открыла ворота шлюза и хлынул поток, который может смести жизни всех так ею любимых людей.




Глава 35


Шторы на окнах комнаты Андреа были опущены, чтобы защитить девочку от лучей послеобеденного солнца. Кремовый цвет стен стал мягко желтым.

Кэрли тихонько вошла в комнату и направилась к постели взглянуть на дочь.

Голова Андреа была обернута широким, ярким шарфом, концы которого были завязаны бантом. Создавалось впечатление, что на голове симпатичная, со вкусом подобранная шляпка. Все это означало, что за время отсутствия матери, девочка потеряла остатки своих волос. Рядом с Андреа лежал проигрыватель компакт-дисков, поверх шарфа были надеты наушники.

Кэрли нагнулась поближе, чтобы послушать дыхание дочери, спит ли она или просто погружена в музыку. Андреа видимо почувствовала присутствие матери и открыла глаза.

— Мама, — она улыбнулась. — Когда ты пришла?

Она попыталась приподняться и сесть, но у нее не хватило сил. Кэрли потянулась и поцеловала ее в лоб, заодно проверив температуру. Кажется, она выше, чем нужно, но, может быть, это из-за шарфа.

— Я только что вошла.

Улыбка Андреа превратилась в смущенную усмешку.

— Подожди минутку.

Она сняла наушники и выключила плейер.

— Теперь я лучше слышу тебя.

— Я только что вошла к тебе, — повторила Кэрли.

— Ты застала Джеффри?

— Нет, мы встретились с ним в холле.

— Как он по-твоему выглядит?

Кэрли подвинула стул поближе к кровати и села.

— По-моему, он выглядит очень усталым.

— И мне тоже так кажется, — согласилась Кэрли. — Но это вполне понятно. Он боится за тебя, почти постоянно находится здесь, в больнице, ему не хватает времени для нормального сна, к которому он привык.

Андреа тяжело вздохнула.

— Вот уж не думала, что когда-нибудь скажу об этом, но я устала от постоянного внимания ко мне. Мне хотелось бы, чтобы пока я больна все занимались своими обычными делами.

Кэрли старалась говорить мягко и ласково. Вопреки тому, что говорили Дэвид и доктор, ей казалось, будто Андреа стала не такой, какой она была перед отъездом матери в Бекстер. Даже малейшее движение требовало от девочки больших усилий. Когда Андреа лежала, веки ее двигались удивительно медленно.

— Ну, знаешь… К примеру, на минутку ты почувствовала себя лучше. Мы все ушли и позабыли о тебе. Как это будет выглядеть?

— Ладно, расскажи мне, что делается дома.

— Все беспокоятся за тебя, естественно, передают тебе кучу приветов и наилучших пожеланий. Бабушка хотела напечь сладостей и послать их со мной, но я сказала, что для тебя будет лучше, если она сделает это через пару недель.

Кэрли перебирала в памяти различные фрагменты последней поездки домой, решая, что еще нужно рассказать девочке, чтобы все показалось обычным, но из головы не выходило их столкновение с Хэйли.

— Шон и Эрик поссорились, — продолжила она. — Но достаточно быстро помирились.

— Могу поспорить, Эрик вряд ли доволен.

— Мне кажется, он подружился с Пэтти. Даже был у нее дома на вечеринке пару недель назад.

Уголки губ девочки поползли вверх, желая сложиться в улыбку. Андреа застонала от боли, вызванной небольшим движением. Она по-прежнему очень страдала от многочисленных язвочек во рту и около губ.

— Мама, она тут ни при чем, — медленно двигая губами сказала Андреа. — Эрику вот уже несколько месяцев нравится младшая сестра Пэтти.

— Откуда ты знаешь?

— Помнишь, когда мы были в Бэзе, он звонил, чтобы поговорить с тобой? А ты с Дэвидом была где-то на обеде.

Кэрли кивнула.

— Мы проговорили с ним больше часа.

Она поправила шарф, сползающий на лоб.

— Эрик говорил как-то глупо и непонятно, потом я догадалась — он хотел выяснить, чего ждет девочка при первом свидании с мальчиком.

У Кэрли все задрожало внутри, когда она заметила сколько сил тратит Андреа на разговор с ней.

— Эрик очень хочет, чтобы ты вернулась домой, и Шон тоже.

— Я тоже соскучилась по ним.

Андреа лежала несколько секунд спокойно, наматывая провод от наушников на палец.

— Я хотела спросить тебя кое о чем…

— Давай отложим это. Тебе необходимо отдохнуть.

Андреа сделала вид, что не слышит мать.

— Помнишь ту ночь, когда ты сказала мне, что мужчины становятся отцами не физиологически, а только жизнь делает из них отцов.

— Вспоминаю что-то похожее.

Кэрли сомневалась, что когда-либо вообще забудет эту ночь, хотя после нее уже случилось немало других незабываемых событий. Но она никак не могла согласиться, что эти слова относятся к Итену.

— Как ты думаешь, сколько времени требуется для этого?

— О чем ты говоришь, Андреа, не понимаю?

— Может ли уже Дэвид стать моим отцом?

Спазм сжал горло Кэрли. Это лишь вопрос времени, Андреа скоро узнает правду — через день, неделю, месяц или два, не больше.

— Да, — ответила Кэрли.

Девушка закрыла глаза и лежала неподвижно так долго, что матери показалось, будто она заснула.

— Я слушала компакт-диски, которые позавчера принес мне Джеффри. Прекрасная музыка, мама. Поет человек по имени Янни. Ты когда-нибудь слышала о нем?

— Нет, но это ничего не значит. Последний компакт, который я покупала совсем мне не запомнился…

— Я хотела, чтобы ты взяла эти диски.

Кэрли не понравилось услышанное.

— Когда они станут тебе ненужными, я буду уже очень стара.

Андреа смотрела на мать, в глазах была мольба защитить ее.

— Мы не можем больше так вести себя, — сказала она совсем тихо. — Не надо больше обманываться. Не делайте так, чтобы я не успела попрощаться с вами.

— Ты не умрешь, — запротестовала Кэрли.

Какой-то сверхъестественный страх, мелькнувший за этими словами, заставил ее взять себя в руки.

— Не хочу, чтобы ты так говорила.

— Я так больна, мама. И так устала, что не хочу больше бороться.

— Ты не должна сдаваться, Андреа. Подумай о том, ради чего стоит жить.

Боже мой, она должна понять это. Хотя восемнадцать лет это очень мало, чтобы осознавать, что значит лишиться будущего. Как заставить ее понять чего она может лишиться — любви между ней и Джеффри, радости нянчить своего ребенка и видеть, как он растет.

— Я думаю о тех замечательных местах, которые хотела бы увидеть, но уже не смогу, о любимых занятиях, которыми мне не придется больше заниматься, — продолжала Андреа, будто читая мысли матери.

Кэрли судорожно искала слова, которые помогли бы вернуть дочери желание жить.

— Тогда как же понимать твое желание покинуть нас?

Боже милостивый, так ей не удастся переубедить девочку.

— Я не хочу. Это не моя вина. Это лишь то, что случится со мной.

— Извини, но ты глубоко ошибаешься.

— Мама, я хочу поговорить с тобой о другом.

Это была такая малость, как она может отказать ей?

— Расскажи мне что-нибудь о музыке, — с трудом попросила Андреа. — Теперь я воспринимаю ее совершенно иначе. Есть песня, от которой я всегда плачу. Она заставляет меня вспоминать о тебе, и я начинаю думать, как сильно люблю тебя и как мне будет не хватать тебя.

— Потерять тебя — это будет самым большим несчастьем, просто сказала Кэрли.

— Музыка всегда вызывает у меня воспоминания о том, как нам было хорошо жить вместе. Я уже успела побывать в таких местах и столько увидеть, что многим не хватит на это и жизни.

Андреа повернула голову и посмотрела на мать. Ее движения были медленными и давались ей с трудом.

— Мама, люди, которых я люблю и, которые любят меня самые хорошие. Я не настолько глупа, чтобы не понять — все это уходит навсегда.

Кэрли всхлипнула. Слезы жгли ей глаза, горло сдавил спазм.

— Мое сердце разорвется на части, если ты умрешь.

— Не хочу, чтобы ты так переживала, если я умру, — прошептала Андреа. — Я хочу, чтобы ты была счастлива тем, что мы были с тобой вместе.

— Эти две мысли слишком близки друг к другу.

— Если только ты не перестанешь терзаться мыслями обо мне, когда я умру.

Кэрли душили слезы, но плакать она уже не могла. Почему она ничем не может помочь дочери?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я, кажется, теперь поняла, почему ты не сказала тогда Дэвиду, что беременна. Мои мечты умрут вместе со мной. Но если ты позволишь умереть своим мечтам, они останутся жить в Дэвиде. Я не знала, что значит очень сильно любить, пока не встретила Джеффри. Мне так больно думать о том, как, наверное, пусто у тебя на душе.

— Ты заполняешь эту пустоту, Андреа.

— Что ты будешь делать, когда я умру?

— Не знаю, — откровенно ответила Кэрли.

— Вот почему я хочу, чтобы ты продолжала жить мыслью обо мне. Я мечтаю, что ты снова начнешь рисовать. Позволь мне дать тебе хоть что-то в благодарность за все, что ты сделала для меня.

Струйка крови скользнула из уголка ее рта. Кэрли взяла со стола салфетку и передала девочке.

— Пожалуйста, помолчи, тебе надо отдохнуть.

Андреа кивнула, не в силах возражать.

— Я побуду с тобой пока не придет Джеффри, потом отнесу чемодан на квартиру. Еще мне надо повидаться с Дэвидом.

— Я люблю тебя, мама.

У Кэрли откуда-то взялись силы на улыбку.

— Я тебя тоже люблю.

Перед тем как уйти, она надела Андреа наушники и прошептала: — Спи спокойно.

— И не позволяй постельным блохам кусать тебя, — тяжело выговорила Андреа окончание этой стародавней присказки для детей.




Глава 36


Уличные фонари отбрасывали длинные тени через всю гостиную квартиры Кэрли. Дэвид отошел от окна к буфету и налил себе виски. Повертев стакан в руках, он посмотрел на Кэрли.

— Каждый раз, когда ложусь спать, я привычно думаю о том, кто же мог тебя изнасиловать, и почему ты так упорно скрываешь имя этого человека. Не раз мне приходило в голову, что этим человеком мог быть твой отец.

— Почему ты так решил? — спросила Кэрли, опускаясь в кресло напротив окна.

Она была измучена до отупения, и ее воля готова была отказаться от защиты.

— Потому что это очевидно. Я совсем ослеп, что не понял этого сразу, черт побери!

Он одним большим глотком выпил виски и поставил стакан на серебряный поднос.

— Смерть твоего отца, холодный прием Барбарой моих соболезнований при встрече в бакалейном магазине, и тот странный день на лесопилке, когда ты выспрашивала о моем отношении к Андреа.

Он скрестил руки и нагнулся вперед.

— Я догадался?

— А какое это имеет значение, — спокойно ответила Кэрли.

— Я был нужен тебе, но меня не было рядом.

— Потому что я сама оттолкнула тебя.

— А я позволил тебе сделать это.

Дэвид пересек гостиную и встал на колени перед Кэрли, положив голову на ее колени.

— Я виноват.

— Не могу забыть все эти годы, когда считала, что своим молчанием защищаю Андреа, Барбару и Вэлли. А теперь, в один миг, все, что я терпела так долго и с таким трудом, сделалось бессмысленным.

— Значит, ты считаешь, не нужно было обращаться к бабушке?

— Это был ужасный риск. И посмотри на результат. Я безвозвратно разрушила, если не уничтожила окончательно, жизни людей, которые верили мне.

Кэрли обхватила голову руками, с силой перебирая пряди волос.

— Я уж не говорю об Андреа. Как это повлияет на нее, когда все откроется?

Дэвид поднял голову, чтобы посмотреть на Кэрли.

— Она сильнее, чем ты думаешь, — сказал он.

— Она никогда не будет чувствовать себя нормально…

— Когда-нибудь она все поймет… Даже все эти ужасы не могут сильно повлиять на ее внутренний мир.

— Меня интересует, как поведет себя Джеффри?

Дэвид на минуту задумался.

— Если бы я только мог знать, как он поведет себя. Он любит Андреа. Ничто, кажется, не сможет помешать его чувствам. Вся его жизнь проходит сейчас рядом с ней.

Боль пронзила грудь Кэрли.

— Знаешь, она считает, что скоро умрет?

Дэвид сел на пол.

— Когда она это сказала?

— Сегодня, после обеда.

— Может быть, что-то случилось? Ты не говорила об этом с доктором?

— Дэвид, она совсем истощена. Она не хочет больше бороться.

Растерянность исчезла из его глаз.

— Ну, этого следовало ожидать, — ответил Дэвид приободряясь. — Она почувствует себя лучше после нового курса лечения и начнет восстанавливать силы.

— Боже мой, как я хочу, чтобы ты оказался прав. Она так напугала меня. Так сильно, что я попыталась дозвониться маме и сказать, чтобы они собирались и первым же самолетом прилетали сюда. Слава Богу, я смогла взять себя в руки прежде, чем дозвонилась.

— Что ты сказала девочке?

— Я пыталась переубедить ее, но она попросила не делать этого и стала рассказывать мне о том, что у нее на душе.

— Ты не сказала…?

— Нет, Дэвид, — прервала Кэрли, накрыв ладонью его руку. — Я устала слушать советы о том, что я должна и чего не должна была делать в своей жизни. Я не могла и не должна была отказывать ей.

Дэвид отвернулся. Свет с улицы упал на его лицо. Кэрли увидела, как слезы текут по его щекам.

— Не знаю, что буду делать, если потеряю ее, — сказал он.

— Любовь Джеффри помогла Андреа понять, почему я отказалась от тебя, вместо того, чтобы рассказать тебе обо всем.

Кэрли пыталась сдержать рыдания.

— Она готовится умереть, Дэвид. Я не могу ничего поделать с этим, не могу заставить ее жить.

Он встал и отошел от нее. Кэрли шагнула за ним.

— Дэвид, не оставляй ее. Ей необходимо поговорить со всеми нами о том, что с ней происходит.

— Как ты можешь быть так спокойна?! — закричал Дэвид.

Лицо его исказилось от боли. Его вопрос привел ее в чувство.

— Потому что я не верю в ее смерть, — ответила она спокойно. — Мой разум считает, что она умрет, но сердце отказывается принять это.

Зазвонил телефон. Дэвид снял трубку.

— Что такое? — проорал он. — Джеффри извини, что я кричу.

Дэвид секунду помолчал.

— Насколько высока?

И потом.

— Мы сейчас будем у вас.

— В чем дело? — спросила Кэрли.

— У Андреа поднялась температура.

Сердце глухо шевельнулось и замерло в груди Кэрли. Как хочется убежать куда-нибудь, найти щель и забиться в нее, чтобы никто не смог отыскать и сказать то, что она не желает слышать. Сердце шевельнулось вновь.

Кэрли схватила сумочку и пальто и вместе с Дэвидом выбежала на улицу.




Глава 37


Шел дождь, когда хоронили Андреа. Казалось, сами небеса оплакивают эту потерю.

Панихида состоялась в Лондоне для того, чтобы большее количество людей смогли приехать и проститься с девочкой. Похоронили ее на вершине холма в Хэзорне, рядом с заброшенной церковью. Андреа сама выбрала это старое кладбище.

Однажды, во время верховой прогулки, они с Джеффри увидели надгробный камень на могиле молодой девушки. Теперь Андреа лежит рядом с ней, им обеим по восемнадцать лет, только между датой их смерти прошло триста лет.

Все уже разошлись, а Дэвид, Кэрли, Виктория и Джеффри стояли под дождем у могилы. Раскрыть взятые с собой зонтики они забыли. Виктория плакала с самого утра. Дэвид был недоволен ею, она долго не понимала всю тяжесть потери для него девочки.

Джеффри был неутешен. Молодым людям трудно понять смерть. Он не мог представить свое будущее без Андреа. Его жизнь безвозвратно изменилась. Утрата и переживания, связанные с этим, отстранили его от друзей. С беззаботной юностью покончено навсегда.

Кэрли замкнулась в себе. Она молчала, лишь коротко отвечая на вопросы. Панихиду и сами похороны встретила без слез и без каких-то внешних проявлений свалившегося на нее горя. Она была рядом с дочерью до конца. Позже, она настояла на том, что домой позвонит сама, не желая, чтобы сыновья, мать или Вэлли узнали о смерти Андреа от кого-нибудь другого. Даже тогда она не заплакала.

Дождь стал утихать: ливень сменился редкими каплями. Виктория повернулась к Дэвиду.

— Я отвезу Джеффри домой. Думаю, вы с Кэрли тоже вскоре вернетесь.

Дэвид кивнул. Виктория подошла к юноше и взяла его за руку.

— Твои друзья ждут тебя дома, — сказала она. — Нам нужно ехать.

Джеффри посмотрел на нее пустыми глазами.

— Да, конечно, идите к машине, я догоню вас.

Виктория пошла вниз. Проходя мимо Кэрли, она нежно потрепала ее по плечу.

Джеффри подошел к Дэвиду и Кэрли.

— Я решил оставить на год учебу, — сказал он не обращаясь ни к кому конкретно. — Поеду в Грецию, потом, может быть, в Южную Америку.

Он обернулся к Кэрли.

— Мне очень хочется посетить ваши места, посмотреть где родилась и выросла Андреа.

— Она бы очень обрадовалась этому, — сказала Кэрли и обняла его. — И я тоже.

— Тогда до встречи в Бекстере.

— До встречи, Джеффри, — ответила она, отступая назад.

Когда он ушел, Дэвид сказал:

— Я хотел тебя спросить об одной вещи. Последние дни Андреа называла меня папой. Ты говорила…?

Кэрли встретила его взгляд.

— Нет, — ответила она. — Я не просила ее звать тебя так. Ты мог бы быть для нее прекрасным отцом. В тебе она никогда не сомневалась. При тебе не случилось бы этого несчастья.

— Я хочу поехать с тобой в Бекстер.

— Нет, Дэвид, этого делать не надо.

— Проклятье, мы же принадлежим друг другу, когда только ты поймешь это?

— Я должна вернуться назад к Шону и Эрику. И сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить Вэлли и мать.

— А потом?

Кэрли отвернулась, пряча лицо от Дэвида.

— Не знаю.

Он хотел рассказать ей, что позавчера ночью Виктория пришла к нему и сказала, что она согласна дать развод. Пусть он и Кэрли будут вместе. Но потом передумал — сейчас не время и не место.

— Если я тебе понадоблюсь…

— Я позвоню, — перебила Кэрли.

Она подошла к могиле и подняла ветку сирени, выпавшую из корзины от порыва ветра.

— Обещай мне, что будешь приносить ей весной ветку сирени, — сказала Кэрли.

Просьба была совсем незначительной, но она объяснила Дэвиду все — Кэрли никогда не позвонит.




Кэрли вставила ключ в замок и открыла входную дверь.

Она постояла несколько секунд в прихожей, прислушиваясь к тишине и пытаясь понять, зачем она приехала сюда. Трудно было справиться с той пустотой, что царила в душе.

Кэрли не звонила матери. Она, хотела, чтобы ее приезд был спокойным, без излишней суматохи. Предстояло так много всего сделать. Во-первых, самое срочное, это организовать поминки. Шон и Эрик не виделись с Андреа ни разу за время ее болезни — с ними надо было поговорить.

Печально, но процедура прощания не принесла ей облегчения. Она прощалась снова и снова — в больнице, на панихиде, на кладбище, но ничто не помогало ослабить боль и тоску. Кэрли не оставляла мысль о том, что она не успела сказать Андреа одну очень важную вещь.

Сейчас ей было необходимо каким-то образом отвлечься от мрачных дум. Кэрли сняла сумочку с плеча и положила ее на столик в холле. Необходимо было выполнить последнее желание дочери.

— Мьюффи, — позвала Кэрли, ожидая обычного топота собаки. Но в доме царила тишина. Она прошла на кухню, посмотрела на блюдечко с едой — оно было нетронуто. Обернувшись, Кэрли увидела Мьюффи, свернувшегося клубочком в углу на свитере Андреа.

— Мьюффи? — позвала она снова, подходя к собаке.

Кэрли погладила собаку — тельце животного было холодным, сердце не билось.

— Господи, Мьюффи, — задыхаясь, вскрикнула Кэрли: — Почему ты так скоро покинул нас, Андреа не простит тебе этого.

Она села на пол, бережно, будто боясь потерять последнее, что связывало ее с дочерью, взяла на руки Мьюффи и аккуратно завернула его в свитер. Кэрли нежно прижала к груди бездыханный сверток. Сейчас ей очень хотелось вот так же прижать к себе Андреа.

К горлу подкатил комок боли и обиды. Кэрли рыдала и чувствовала как все ее существо медленно, но неумолимо растворялось в жестоком надрыве.




Глава 38


Три года спустя.

Кэрли стояла перед картиной, которую она только что повесила на стену в зале кооператива художников. Она отступила, критически посмотрев на нее, затем перевесила на несколько дюймов повыше.

Она помогала одному молодому художнику. Он был новым членом кооператива и горел желанием увидеть свои картины на выставке.

Не так давно она тоже была в таком же положении.

Теперь ее работы выставлялись в одной из лучших галерей в Денвере. Хотя их покупали не так часто, вырученных денег вполне хватало на жизнь. И это даже, не считая денег, которые ежемесячно переводил Итен. Кэрли чувствовала себя обеспеченной, хотя и питалась в основном салатами, а не бифштексами, к тому же салаты были полезнее.

Выйдя из выставочного зала, Кэрли направилась на почту и стала разбирать накопившуюся за неделю корреспонденцию.

Разбирая письма, она обнаружила письмо матери. Кэрли вскрыла желтый конверт и начала читать.




«15 мая.

Дорогая Кэрли.

Спешу отправить письмо до нашего с Вэлли отъезда во Флориду. Ты можешь в это поверить? Наконец-то я уговорила его, после пятнадцати лет постоянных просьб. Конечно, я не уверена, что мне удалось бы сделать это, если бы не пообещала навестить на обратном пути тебя и мальчиков.

Хочу сообщить, что видела вчера твоего дядю Стива. Он сказал, что Хэйли в больнице. На прошлой неделе с ней случился удар. Теперь она долго не сможет вернуться домой, если вообще вернется. Стив сообщил также, что у нее пропала речь, и вряд ли она заговорит снова. Я уговариваю себя, что моя христианская обязанность пожалеть ее, но дьявол всегда берет себе то, что ему полагается. Единственные мои добрые пожелания и симпатии я хотела бы выразить нянечкам, которые будут ухаживать за Хэйли в больнице».

Кэрли перевернула страницу, теплые чувства нахлынули на нее при упоминании имени дяди Стива. Он был спокойным, скромным человеком. Почти все время она считала его своим противником, а он оказался замечательным союзником. Он не только прошел тест в тот же день, как только узнал, что его брат является отцом Андреа, но и оказался первоклассным свидетелем для Барбары на суде.

Он показал, что Франк отличался грубостью и безобразным поведением уже с детства. Прокурор и защита охотно поверили, что приговор мог бы быть другим, если бы этот процесс проходил двадцать лет назад. Но настроения в обществе изменились за прошедшие годы, они достигли и Бекстера. Чаша весов правосудия склонилась в пользу Барбары. Суд постановил, чтобы Вэлли ушел с поста шерифа. Но городское население обратилось к властям с требованием восстановить его в должности. Требование удовлетворили, и Вэлли до пенсии оставался шерифом Бекстера. На пенсию он ушел прошлым летом, как раз в день ежегодного праздника города — четвертого июля. Был организован замечательный праздничный вечер по поводу обеих дат.

«Приходил Итен, принес кое-что для передачи сыновьям. Я не могу сказать, изменился ли он. Кажется, перестал пить. По слухам, собирается жениться. Получится ли из этого что-нибудь хорошее? Прошу прощения, мне все равно.

Теперь надо бежать, любимая. Еще не успела купить бикини. Ха-ха-ха. Только посмотрела бы ты на это. Передавай привет мальчикам и скажи им, что Вэлли не перестает говорить о рыбалке, которой все трое займутся, когда мы приедем в Колорадо.

Я люблю тебя, Кэрли».

Кэрли все еще помнила хорошие годы, прожитые вместе с Итеном, за исключением тех мрачных периодов, о которых ей даже не хотелось думать. Выматывающего бракоразводного процесса не было. Шон и Эрик были достаточно взрослыми, чтобы решить с кем им жить, и, к удивлению Итена, они выбрали мать.

На следующий год Шон уехал в университет Колорадо. Пэтти тоже училась там. Кэрли и Эрик навестили его несколько месяцев спустя и влюбились в красоты Скалистых гор. В то лето, когда Эрик закончил школу они арендовали туристический фургон, погрузили в него все, что у них было из имущества и отправились на запад.

Кэрли положила письмо матери в сумочку. Она почитает его еще раз с Шоном и Эриком, когда те вечером вернутся домой. Она работала у стола, когда ее глаз ухватил что-то красное, мелькнувшее за окном. Это приехал Шон на бабушкином «мустанге». Шон заметил, что мать наблюдает за ним, помахал ей рукой, потом выпрыгнул из машины, не открывая дверцу.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Кэрли, когда сын вошел внутрь помещения, необычайно радуясь встречи с ним. — Я думала, что у тебя занятия после обеда.

— Их отменили.

— А Пэтти занята?

Шон усмехнулся.

— Да.

— Таким образом, не зная, чем занять себя, ты решил навестить меня?

— У меня дел больше, чем хотелось бы. Сейчас я здесь с важным делом, — сказал Шон загадочно.

— Это не может подождать до вечера?

Шон заморгал.

— Не говори мне, что ты заболел, ты должен прийти на ужин.

— О, мой Бог, это же сегодня? Я приду с друзьями…

— Я много наготовила лазаньи, хватит на целую армию.

Кэрли засмеялась.

— Сколько же вас будет?

— Пэтти, Марта, сестра Марты и ее друг, они приехали на выходные.

— Марта это подруга Пэтти, которая работает у губернатора?

— Она самая.

— О, Боже, я давно хотела познакомиться с ней.

Шон усмехнулся.

— Я же говорил, мама, она не имеет никакого отношения к художественным фондам.

Он подошел к столу и взял из вазы конфету.

— Ты скоро всех уморишь своим проектом.

Шон положил конфету в рот.

— Тебе еще не надоела эта музыка?

— Никогда, она напоминает мне о…

— Об Андреа, — закончил за Кэрли Шон.

— Конечно, об Андреа, — ответила Кэрли с грустью, — и еще она напоминает мне, что мы должны быть рады каждому дню нашей жизни.

— Слушай, с тебя выкуп. — Шон вынул из кармана сложенный лист бумаги. На такой бумаге, обычно, печатаются объявления.

— Я увидел это в студенческой книжной лавке.

Кэрли взяла объявление, одновременно с любопытством и неясным подозрением. Взглянула не него. От увиденного у нее перехватило дыхание, там была фотография Дэвида.

— Он будет сегодня вечером в Денвере представлять свою новую книгу, — пояснил Шон.

Немного погодя Кэрли свернула объявление и отдала его обратно Шону.

— Да, это замечательно.

— Ты прочитала объявление?

Кэрли кивнула головой.

— В лавке было несколько экземпляров его книги. Я взял одну и бегло просмотрел содержание.

— И что же? — с явным любопытством спросила Кэрли.

— Это книга о девушке, заболевшей лейкемией. Потом она стала знаменитой артисткой.

Кэрли почувствовала, как к горлу подступил комок горечи.

— Книга называется «Все могло быть иначе».

Год назад Кэрли прочитала в журнале «Пипл», что Дэвид, после смерти Андреа, снова начал писать.

Упоминалось также о его разводе. Она, конечно, могла узнать о нем что-то и раньше, если бы не отсылала его письма обратно нераспечатанными и не отказалась от разговоров с ним по телефону.

Больше года после возвращения из Лондона Кэрли была не в состоянии даже подумать о Дэвиде, так как перед ней сразу же возникала невыносимая картина смерти дочери. Жизнь ее напоминала блуждание по черному длинному туннелю.

Всем, кого она любила, требовалась в той или иной мере ее помощь и внимание. Особенно это касалось Эрика и Шона. Но у нее ничего не, оставалось для Дэвида. И вот, в то время, когда Кэрли понемногу стала приходить в себя, приехал, как и обещал, Джеффри. Только что начавшие заживать раны вновь открылись и закровоточили. Все началось сначала. Опять многие месяцы пришлось бороться за каждый прожитый день. И снова, для Дэвида у Кэрли ничего не оставалось.

— Дэвид не любил бы так сильно твою сестру, даже если бы она была его родной дочерью, — сказала Шону Кэрли.

— Знала ли Андреа, что твой отец сделал с тобой?

— Нет, не знала, — ответила грустно Кэрли.

— Очень хорошо. У меня всегда не хватало мужества спросить тебя об этом, но мне очень хотелось узнать.

— Зачем ты принес мне это объявление, Шон?

— Вначале я не хотел, так как знаю, что если ты подумаешь о Дэвиде, то начнешь вспоминать прошлое. Потом, когда пролистал книгу и увидел посвящение, понял, что Дэвид все еще любит тебя, мама.

Он улыбнулся.

— Ты знаешь, тебе не найти другого. Не так-то просто отыскать сейчас хорошего одинокого мужчину даже твоего возраста. Совсем не просто.

У двери зазвонил колокольчик, влетел Эрик, размахивая объявлением.

— Эй, мама, ни за что не догадаешься, кто будет сегодня вечером в Денвере.

Шон повернулся к матери.

— Мама, ты пойдешь на этот вечер?

Кэрли промолчала.




Кэрли пробиралась среди людей, жаждущих получить автограф Дэвида. Ей никогда не приходилось бывать на подобных вечерах. Она была удивлена большим количеством его поклонников. Чем ближе Кэрли подходила к столу, тем отчетливее понимала, что допустила ошибку, придя сюда. Совсем недавно за эти три года она стала чувствовать себя живым человеком, ощутила, что вокруг кроме нее живет много людей. А при виде Дэвида, ей вновь вспомнились былые невзгоды и терзания.

Две женщины, стоявшие рядом с Кэрли, оживленно разговаривали.

— Ты читала посвящение? Кто такая эта Кэрли?

Кэрли была заинтригована. Она заметила большой стенд с книгами. Она подошла к нему, взяла один экземпляр, не замечая, что вся дрожит. Ее не очень интересовало содержание книги. У Кэрли возникло странное чувство, будто ее тело сжали железными обручами. Она открыла первую страницу, взглянула на посвящение:

«Кэрли — сирень в цвету. Прошепчи мое имя, и я найду тебя».

Она еще раз прочитала эти слова и тихие слезы непроизвольно заструились из ее глаз.

— Кэрли?

Она обернулась и увидела, как Дэвид встал со стула и быстро пошел к ней.

Все ее сомнения исчезли. После стольких лет блужданий она, наконец, обрела свой дом.