Поселок «Ивушка» Дагоберто Гилб В «Поселке „Ивушка“» американского писателя Дагоберто Гилба (1950) речь идет о молодом провинциале мексиканце, приехавшем в поисках работы к богатой тетушке в США. Перевод Андрея Светлова. Дагоберто Гилб. Поселок «Ивушка» Ничего не оставалось, как обратиться за помощью: с работой никак, остановиться больше не у кого, а насчет денег — лучше не думать. Самое неприятное — начнутся расспросы, хотя вроде бы скрывать от тети Мэгги было нечего. Не знаю, но почему-то меня это не радовало. Или просто стыдно просить у женщины. А может, из-за ма и всех этих историй: никого лучше ма для меня нет, и я ей во всем доверяю. В общем, я был наслышан о Мэгги — в чем только она ни была замешана и чего только ни вытворяла, но всегда оказывалась в выигрыше благодаря своей внешности: кавалеры чуть не дрались, чтобы исполнить всякую ее прихоть. Даже сейчас, когда ей должно быть под пятьдесят, никто бы не дал ей столько. Наверное, не каждая женщина, которой за тридцать, выглядит лучше ее. А может, ма не хотела говорить правду о возрасте Мэгги? Потому что — как бы это сказать?.. — пусть ма и не такая красавица, но зато никто так не умеет готовить. Похоже, тетя намного моложе. Нисколько бы не удивился, что так оно и есть. Видел своими глазами. Я б ее даже не узнал, если б не сидел за столом у нее на кухне. Последний раз, когда я ее видел, мне было не больше пятнадцати. Она приезжала к нам в Эль-Пасо несколько раз, но мало ли какие родственники могут нагрянуть в гости. Я на домашних делах не зацикливался и, даже когда мы целовались при встрече и на прощанье, можно сказать, не видел ее и не слышал. В общем, как все подростки. Теперь я мужчина, у меня есть жена, ребенок и еще один на подходе. И, как всякий нормальный мужчина, я видел, что моя тетя — женщина, это нельзя было не заметить. — Возьмусь за что угодно, — сказал я ей, — главное, чтобы дело было стоящее. — Я рассказал ей о трех местах, где работал. Два раза устраивался на стройку, но там мне совсем не нравилось, и я уходил где-то через неделю, а последний раз — в ресторан, потому что не было ничего другого, но, оказалось, там надо торчать целый день и не оставалось времени подыскать что-нибудь получше. — Подождем, пока приедет Джим: он тебе что-нибудь присоветует, Гильермо. Скоро он должен вернуться. — Она говорила о муже. Его не было уже недели две, а то и больше, он уехал в Чикаго, а еще у него были какие-то дела в Бразилии. Я не стал спрашивать, что за дела, чем он вообще занимается. Фамилия у него — язык сломаешь. Хотя ма всегда злилась за это на отца, но он называл его зажравшимся габачьим[1 - Габачо (букв, зобастый) — уничижительное прозвище белых североамериканцев на сленге мексиканцев и американцев мексиканского происхождения. (Здесь и далее — прим. перев.)] сыном Заблудовского[2 - 2. Хакобо (Якуб) Заблудовский-Кравец — один из наиболее известных и авторитетных журналистов, радио- и телеведущих Мексики. Родился в Мехико, в семье польских евреев, покинувших родину в середине 20-х гг.] — телевизионщика этого, чиланго[3 - 3. Название жителей Мехико и его предместий на мексиканском сленге; имеет негативный оттенок.], который сидит в своем Мехико и горя не знает. Сердилась она и за его сальные шуточки в адрес Мэгги, хотя не он один отпускал такие. Наверное, у тети Мэгги было еще как минимум две фамилии, ведь до этого она выходила замуж не меньше двух раз. Ее собственная фамилия — Сантамария, и по этому поводу отец тоже подмигивал с ехидной улыбкой. — Билли, — сказал я ей. — Все меня зовут Билли. — Гильермо — намного лучше, — заявила тетя. — Это имя зрелого, уверенного в себе мужчины. — На руках и в ушах у нее были драгоценности, и они иногда позвякивали — будто от ветерка, который развевал ее длинные черные волосы. По мне, так Билли гораздо лучше. Не люблю я все эти официальные имена, как в документах. И не хочу, чтобы, услышав Гильермо, люди думали, будто я только что перешел границу. Пускай думают, что я американец, что я родился и вырос в Америке. Вот дядя — весь в татуировках, всем своим видом показывает, что он настоящий чоло[4 - Презрительное название мексиканцев низкого сословия и, в частности, иммигрантов из Мексики, связанных с гангстерскими организациями Юго-Запада США (непременный атрибут этой субкультуры — татуировки черной тушью с каллиграфией и рисунками).], и называет себя не иначе, как Мемо; мне лично это не нужно. И потом, разве сама она не Мэгги? Но в гостях спорить невежливо, и я промолчал. Она пила вино. Наливала его из здоровенной бутыли; их тут было навалом — всяких, какие встречаются в барах: целый стеллаж и еще полным-полно на столе и на стойке. Я уже ответил: «Спасибо, не надо». (Я просто не знал, как его пьют.) И дело было не только в вине: у Мэгги была не кухня, а прямо тебе хозяйственный отдел гипермаркета. Полный набор медных кастрюль и сковородок и еще столько же не медных, все развешаны над плитой; еще один стеллаж, с бокалами для вина. Куча всяких приспособлений. А уж техники… Блендер, даже два. Кухонный комбайн. Тостер, какие бывают в кафе. Печь для выпечки хлеба. Паста-машина. Еще, еще, еще!.. Несколько деревянных подставок с ножами, полотенца без счету, а на рабочих столах такая прорва пластиковых и стеклянных бутылок с тем, другим, третьим, что остается только гадать: чем же заняты шкафчики? Выше, на полках во всю стену, мексиканские горшки и блюда. На столе рядом со мной — букет из разных цветов. Очень красивый и совсем как живой, я ошибся — стал его нюхать, и она объяснила. На столе и рядом на полу — кипа нечитаных глянцевых журналов, половина на испанском, два одинаковых, но один из Америки, а другой — из Мексики или Испании, а может, откуда-то еще, откуда мне знать. — Ну, тогда пива? — Да, спасибо. Она открыла одну часть серебристого холодильника. Он был набит под завязку, казалось, все из него вот-вот вывалится на пол. Пока она рылась, мне хотелось встать и помочь ей вынимать эти запасы, а может, и подержать, что нужно… Наконец, она нашла зеленую бутылку, а открывалку и искать не пришлось — похоже, это она знала точно. Дала мне то и другое, а я, как дурак, уставился на бутылку и таращился невесть сколько. Сверху на ней была фольга, и я так и не понял, на каком языке название. — Джим его обожает. Считает лучшим. Я перестал глазеть на бутылку и отпил глоток. Вкус был какой-то странный. — Ух ты! И впрямь классное! Спасибо. — Ах да, надо сказать тебе о Лорене. Я потягивал заморское пиво и только кивнул. — Она тоже гостит у меня. Внизу. Я собиралась поместить там тебя, но она приехала раньше. У нее сейчас неприятности. Мы с ней подруги. — Да ладно, ничего, — ответил я. — Я и так перед вами в долгу. — Мы же родные. Ты — сын моей сестры. Значит, все равно что мой. Моя комната была наверху, и я поднялся по лестнице с ковровой дорожкой. Наверняка там жила девчонка — лет двенадцати или около того. Мне стало как-то неловко. Мэгги сказала, что это детская, и извинилась за беспорядок. Я ответил: пустяки, мне это не важно. Мне и вправду было не важно. Хотя все в этой комнате было девчачьим: две большие коробки, забитые более мелкими коробками с куклами — одни в своих коробках, другие не в своих, — и еще куклы на полках, лицом вниз или на боку, ящички для вязания, старинная швейная машина, баночки с косметикой, пудреницы, всякие там кисточки, чтобы красить лицо, губная помада — это все в коробках из-под обуви, наваленных одна на другую, — и фотографии по всей комнате, тоже в обувных коробках, но также и горками на полу. Я долго думал, куда бы поставить чемодан, и нашел место только в центре комнаты. На стенах были обои. Старомодные: на розовом фоне темно-красные розы; такие, по-моему, больше подходят дамам в возрасте. Кровать она назвала как-то по-мудреному. Вроде бы это не просто кровать, на ней можно еще и сидеть, как на диване. А по мне, кровать как кровать, с кучей подушек, девчачьих подушек, и покрывалом с оборками. Здорово! Я был счастлив. Будет, где спать. К тому же телевизор, стоит на полу, вроде бы не работает и вообще, вроде его здесь и не должно быть — но оказался в порядке. Я подумал, что рядом еще одна спальня, но дверь туда была закрыта, и я не смог заглянуть. Еще была ванная и, прямо напротив меня, широченная двойная дверь, в хозяйскую спальню. Одна половинка была открыта. Я увидел огромную комнату, наверное, как номер люкс в шикарном отеле. Даже кровать «королевского размера» тут не казалась слишком большой. Между ней и всякими комодами и зеркалами оставалось еще море свободного места. Да нет, получше, чем в отеле. Утром я встал пораньше. Решил одеться во все самое лучшее. Надел белую рубашку с галстуком. Без пиджака. Было, конечно, нежарко, но не так уж и холодно. Да и все равно пиджака у меня не было. Дом тети Мэгги находился в коттеджном поселке, который назывался «Поселок „Ивушка“». Уж не знаю, почему я так много думал об этом месте даже еще до того, как туда въехал, когда оно было всего только надписью на дорожных указателях. Я повернул. И увидел ее наяву — эмблему на бетонной ограде при въезде в поселок; она будто вспыхнула перед глазами и засела у меня в голове, стоило потом подумать о тете Мэгги, как я видел зеленое дерево со свисающими вниз ветвями и это название. Ее дом стоял рядом с автострадой. Это удобно, когда торопишься на работу и надо поскорее на нее вырулить, что, наверное, и делают жители поселка. У нас, конечно, есть автострады в Эль-Пасо, но ничего общего с этой, проходящей так близко к домам. Даже утром, а может, особенно по утрам, шум от нее был страшный. Я просто не мог поверить, что так бывает. Даже остановился на секунду. Но смотреть было не на что: ничего не видно. Автострада проходила за домами на другой стороне дороги. Невозможно было увидеть ни автомобилей, ни грузовиков, ни мотоциклов. Но я их слышал. Звуки пролетали как призраки — я б и хотел их увидеть, да не мог. Так что я сел в машину, опустил стекла и присоединился к общему шуму — как будто тоже спешил на работу; проехал мимо знака «Поселок ‘Ивушка’» и — вперед, в мир работы. Судя по количеству объявлений в газете, работы было полно — и в самой Санта-Ане, и в окрестностях. Стройки мелькали одна за другой, но по пути было столько автосалонов, что я все для себя решил, причем окончательно. Я просто мечтал стать менеджером по продаже автомобилей. Мой школьный приятель в Эль-Пасо, который жил от меня через пару кварталов, прямо около Форт-бульвара, говорил, что, когда выберется отсюда, начнет продавать автомобили, и рассказывал о своем знакомом, который прилично зарабатывает и работой очень доволен. Перед тем как уехать из Эль-Пасо, я попробовал разузнать его новый адрес. Его растила бабушка, но, когда я зашел к ним домой, ее уже там не было. Люди, которые жили там вместо нее, сказали, что купили дом уже после того, как она умерла, и совершенно не в курсе, где он теперь. Я считал, что он молодец, здорово придумал. Правда, особого ума здесь не надо, все знают, что за работа — продавать машины. Штука в том, что ты работаешь в одиночку, все зависит от тебя самого. А после тех работ, которые я перепробовал, эта показалось мне еще более классной. Так что я начал останавливаться у автосалонов на Харбор-бульваре — заходил в офис, пожимал руки, говорил, что ищу работу менеджера по продаже автомобилей. Конечно, заполнял анкеты, а в двух местах даже прошел собеседование. Я думал, что умение говорить по-испански — ценное качество. Во всяком случае, в двух местах. В одном продавали подержанные машины, в другом — новые. В салоне новых даже поинтересовались, есть ли у меня пиджак, еще лучше — пара. Я сказал, есть. По-моему, ему не понравилась моя белая рубашка или мой галстук — что-то такое мелькнуло в его глазах, — поэтому я решил, что, если он позвонит, подышу себе что-нибудь посолиднее. Деньги возьму в долг. Я был уверен, что с этим салоном не промахнулся. Я не знал, стоит ли возвращаться к тете Мэгги так рано. Не знал, понравится ли ей, что я, к примеру, не искал работу до вечера. Но, с другой стороны, я совершенно не знал, куда еще податься. Как-то я две недели жил у друга; я тогда не работал, а они с женой работали, и, когда они уходили, я мог спокойно смотреть телевизор. Есть ли у тети Мэгги какой-нибудь распорядок дня или нет, я тоже не знал. У меня был свой ключ, но дверь была открыта. В смысле не заперта. Все равно я решил позвонить. — Открыто! — крикнула тетя Мэгги. Я шагнул вперед и распахнул дверь. — Чего это ты надумал звонить?! Просто входи — и все! Ведь ты тут живешь! Я кивнул и пробормотал что-то типа: спасибо, хорошо. Они были за столом, на столе — та же бутыль вина. Или другая, точно такая же. Впрочем, на них было трудно смотреть. За ними было большое окно, и прямо в него светило солнце. Я боялся, не покажусь ли им смешным, но к столу подошел. — Ну, как у нас дела? — спросила тетя Мэгги. На ней был купальник. Настоящая чичона[5 - Букв. филейная часть, а в переносном смысле «пышечка».] — нельзя было этого не отметить, особенно когда она в одном купальнике. Перед глазами опять всплыл знак «Ивушка», мимо которого я только что проехал. Мне стало как-то не по себе. — Лучше не бывает, — ответил я. — В одном месте дело уж точно решенное. — ¡Qué bueno![6 - Вот здорово! (исп.)] — воскликнула тетя Мэгги. — А что это за место? — спросила вторая женщина. Я знал, что это Лорена. — Ох, — сказала тетя Мэгги, — это Лорена. Я пожал руку и представился: Билли. — Гильермо, — поправила тетя Мэгги. — Что там нужно делать? — спросила Лорена. Тетя Мэгги засмеялась: — Подумать только, а я даже не спросила. — Вслед за ней рассмеялась и Лорена. Почему-то им это смешным показалось: они пили и хихикали. — Тебе налить? — спросила Лорена. Кроме стеллажа, на стойке рядом со столом стояло несколько чистых бокалов; она протянула руку, взяла один и налила мне. — Он вина не пьет, — сказала ей тетя Мэгги. — Извини, не знала, — сказала Лорена. — Да нет, выпью. Кажется, это ее обрадовало. Я отхлебнул немного. Нет, не нравится мне вино. — Ну так расскажи нам, — продолжала Лорена, — что за работа? — Менеджер по продаже автомобилей. Мне показалось, они чуть не прыснули. Похоже на то. Впрочем, смеяться не стали. — И это именно то, что ты искал? — спросила Лорена. — Ну-у… по крайней мере, там хорошо платят. — Я даже хотел было рассказать ей о своем друге из Эль-Пасо. Вино мне совсем не нравилось, но я выпил еще. — Вот и отлично, — сказала тетя Мэгги. — Думаю, они нашли парня, что надо. Мы чокнулись и выпили. Тетя Мэгги налила Лорене, а потом себе. — Уверена, ты проголодался, — сказала тетя Мэгги. — Я проголодалась, — сказала Лорена. — Что бы нам такое придумать? — У нас столько всего, — ответила Мэгги. Что верно, то верно: не кухня, а продуктовый склад. — А давайте закажем. Китайскую? Итальянскую? Может, каждому по подлодке[7 - Подлодками американцы называют огромные сэндвичи из французских батонов с самой разнообразной начинкой.]? — Ням-ням! — сказала Лорена. Мы стали думать, с чем лучше взять, пока тетя Мэгги не объявила, что закажет три вида, а потом мы между собой поделимся. Она подошла к телефону — заказать сэндвичи. — А ты? — спросил я Лорену. — Ты чем занимаешься? Она не сразу ответила. — Я борюсь за права женщин. Борюсь против распутных мужей. Мэгги, все еще на телефоне, сделала ей знак глазами и помотала головой. Я решил не расспрашивать. Лорена тоже была в купальнике, но сверху был махровый халат. Купальник открытый, бикини: иногда халат распахивался, и я увидел. Надо думать, вся фигура у нее была в порядке. Она говорила с акцентом. Я все не мог догадаться с каким. Вполне мог быть мексиканским, но если она знает испанский, то они и разговаривали бы по-испански. Глаза светло-карие и в то же время зеленые. Волосы — каштановые с желтыми прядками. Наверно, крашеные. Я подумал, что они у нее должны быть темно-каштановые. Лет, наверное, столько же, сколько и мне, плюс-минус. Положив трубку, тетя Мэгги залпом допила вино и встала, Лорена сделала то же самое. Это было уж слишком — я опустил взгляд и стал смотреть в окно на просторный внутренний дворик. Я слышал, как Мэгги достает тарелки из шкафчика и ставит на стол. Слышал, как Лорена идет к раковине за тряпкой, как возвращается к столу и протирает его. На обратном пути обе меня задевали. Просто я сидел на стуле, который стоял у них на дороге, но я на него сел, не раздумывая, когда пришел. Пожалуй, надо подвинуться. — Может, лучше дать тебе пиво к сэндвичу? — спросила Лорена. — Раз вино не нравится. Я решил, что нехорошо отвечать и смотреть в сторону. Она оказалась совсем рядом, халат почти ничего не закрывал, и она стояла, а я сидел. Трудно было удержать взгляд, чтоб не бегал. — Да нет… — ответил я, — не стоит. Раз уж начал… — Я допил вино, и тогда она перегнулась через меня, взяла бутыль и налила мне полный бокал. В бутыли почти ничего не осталось, и она вылила остатки в свой. От нее шло такое тепло… — Открой еще, если надо, — сказала Мэгги. — Вот эту. — Она протянула Лорене бутылку поменьше и огляделась, ища штопор. Лорена нашла его и дала мне вместе с бутылкой. Правду сказать, я даже не знал, как им пользоваться. У него, кроме винта, были еще какие-то прибамбасы. Не знаю, смотрели они на меня или нет, но я вытащил пробку, как умел. — А вы, что ли, ходили на пляж? — спросил я. У всех уже было налито, так что я поставил бутылку на стол. — Тут неподалеку бассейн — у Паулы, соседки, — сказала Мэгги. — Не хочешь искупнуться? Я приглядываю за ним, пока их семья в отъезде. — Чудесный бассейн! — воскликнула Лорена. — Там вообще все так цивильненько. Обязательно сходи. В ожидании заказа тетя Мэгги начала прибираться на кухне. — И откуда здесь всегда такой беспорядок? — сказала она. Лорена села за стол, поглядела на меня, отпила вина и вздохнула. — Ты ведь не меньше меня хочешь есть? — спросила она. Я стал думать, как лучше ответить. — Да расслабься ты, не стесняйся! Просто скажи: да. — Ну, да… — Да! Да! Да! — сказала Мэгги, не отходя от раковины. — Мы говорим: да! — Да! — повторила Лорена еще громче. Обе рассмеялись. Потом Лорена встала со стула, обвила меня руками и крепко прижалась: — Может, тебе наскучила компания двух напившихся теток? — Что она там такое говорит? — спросила тетя Мэгги с другого конца кухни. — Я просто поинтересовалась, не заскучал ли он в компании двух поддатых девиц. — Заскучал? Да какой мужик с нами заскучает?! Если не дурак выпить. Верно говорю, Гильермо? И только попробуй сказать «нет»! Обе смотрели на меня и хохотали. Я заставил себя рассмеяться вместе с ними, но что делать дальше, не знал. По крайней мере, не сидел молча, хотя этого явно было недостаточно. Я выпил еще вина, стараясь не обращать внимания на вкус, и почувствовал, как оно ударяет в голову. Я все думал о том, до чего же теплая была Лорена, когда меня обнимала, и все еще чувствовал ее груди, прижавшиеся ко мне… приставшие, как тот знак… В дверь позвонили. Я оглянулся посмотреть, а тетя Мэгги крикнула: «Открыто!» Это был паренек-разносчик, а в руках у него — белый пакет. Дверь была открыта настежь, но это не он ее открыл, она и так была открыта. Ну, конечно, это я забыл закрыть. Мэгги выглянула в гостиную и сказала ему: «Заходи, заходи!» Потом вернулась на кухню и вышла в другую дверь. «Не могу найти кошелек!» — крикнула она откуда-то издалека. Парень подошел к столу. Лорена взяла у него пакет и стала доставать подводные лодки. Ее халат совсем распахнулся. Я постоял с минуту, а потом сел; свой стул я, впрочем, подвинул и освободил проход. Парень молчал. Тупо смотрел в одну точку. О чем он, интересно, думает, глядя на них в купальниках? Или, может, ему это привычнее? Лорена вдруг крикнула: «Он здесь, Мэгги! Нашла!» Она держала кошелек, который валялся в углу. — Ой, я такая растеряша… — сказала тетя Мэгги, входя в кухню. Она открыла кошелек, и деньги выскочили из него, как чертик из табакерки. Полетели в разные стороны фонтаном мятых зеленых бумажек. Тетя ахнула, воскликнула: «¡Ay, Dios!»[8 - «О Боже!» (исп.)] и вытаращила глаза, как будто кошелек натворил невесть что. Лорена подобрала деньги, я тоже помогал, и, когда тетя Мэгги начала отсчитывать купюры («Сколько я должна?» — спросила она у разносчика), я уже складывал свои в аккуратную стопку. Собирался то же самое сделать с кучей, наваленной Лореной на столе, но не стал. Купюры были всех достоинств, и я подумал, что неплохо бы разложить их по стоимости, но тоже не стал. Парень ушел, и тетя Мэгги, недолго думая, запихала всё в кошелек и защелкнула его. Я был уверен, что скоро меня возьмут в один из автосалонов. Конечно, я оставил анкеты и в других местах, но внутреннее чувство подсказывало, что, скорее всего, это будет один из тех, куда я заходил в первый день и где мной, похоже, заинтересовались. Я даже старался прикинуть, где больше платят — в салоне подержанных или новых автомобилей. У меня не было достаточно сведений ни о том, ни о другом, так что я просто размышлял об этом. В чем я не сомневался, так это в том, что для работы с новыми машинами нужна одежда поприличнее. Может, даже костюм. Ну хотя бы пара стильных пиджаков и брюк. В любом случае, несколько белых рубашек. Конечно же, галстуки. Я окончательно в этом убедился, когда зашел в оба места еще раз, чтобы напомнить о себе и сказать, что не изменил своих планов, что уже настроился на эту работу и готов приступить хоть сейчас. Думаю, я им нравился, но, как мне показалось, и там, и там заметили, что на мне та же белая рубашка с галстуком. Нельзя являться к ним снова в этой рубашке и в этом галстуке, так что на случай, если они позвонят, у меня должно быть готово что-то другое, неважно что. И я зашел в магазин и купил себе рубашку и галстук. Конечно, не самые дорогие, но денег почти не осталось. Плохо. Мне ведь нужна не одна рубашка. И еще много чего. Кое-что могут прислать из дома. Родители. Жена, Сьюзи, живет у своих родителей, моих суэгрос[9 - В переводе с испанского — тесть с тещей.]. Зато нам не надо платить за жилье. На этот раз я вернулся поздно. Немало, значит, проехал, раз уже наступил вечер. Застрял в общем потоке на автостраде, из которого не знал, как выбраться. К тому же пришлось останавливаться у нескольких магазинов, чтобы найти подходящую рубашку и галстук, пока не наткнулся на торговый пассаж. И еще заправляться понадобилось. Потом я заехал в «Закусывай на колесах», взял большой стакан газировки, припарковался и постоял какое-то время. Ну вот. Опять надо просить у родителей. По-любому у матушки. Она даже не скажет отцу. Приятно было так сидеть. Хотелось побыть одному. Я даже выключил радио. Наверное, просидел довольно долго. Подумал, неплохо бы заглянуть в бар, но ведь тогда придется брать пиво. Да и у тети Мэгги этого добра хоть залейся. Мне хотелось домой, но я старался об этом не думать. Начинало темнеть. Когда я подъехал к воротам, знак «Поселок ‘Ивушка’» уже был освещен. — Ну как, определился с работой? — спросила тетя Мэгги. — Нет. Пока еще нет. — Сегодня ты припозднился. Я уж решила, тебя взяли. Лорена вышла на кухню из своей комнаты. Видно, ей тоже было интересно. — Ужинать будешь? — спросила Мэгги. — Ты что-то купил? — встряла Лорена. В руке у меня был пакет с покупками. — Можно, я посмотрю? — сказала она и схватила пакет. — Там только рубашка и галстук. Она и без меня знала, потому что вынула их, не успел я ответить. Похоже, они ей не особо понравились. — Конечно, как же без ужина. Давай-ка, садись. — Тетя Мэгги села за обеденный стол. Чего только на нем не было! Не только бутылки с вином и бокалы, но и стопка сложенных полотенец, гора женского нижнего белья всех цветов, верх и низ, и даже полная сумка с продуктами, еще не разобранная. — Лорена, можешь покормить его той китайской едой? Кажется, ее еще много. — Конечно, могу, — сказала Лорена. — Что, мне трудно? — Она стала неуверенно бродить по кухне, как будто там было темно и ничего не видно, хотя горели даже яркие лампочки в потолке. — А где она? Везде было столько всего! — Где-то там. Посмотри получше. Может, я сунула в холодильник. Точно не помню. Лорена открыла холодильник, заглянула в него и стала все перекладывать. — Наверное, где-то сзади, — объявила она. — Больше негде. — Что с тобой, Гильермо? ¿Todo está bien?[10 - У тебя все хорошо? (исп.)] Видать, у меня была кислая физиономия. Ко всему прочему — снова назвали Гильермо. — Да все нормально. Наверное, я просто устал. Лорена пыталась подобраться к микроволновке. Для этого ей пришлось отодвигать кучу вещей. — Надо выложить на тарелку, — сказала Мэгги. — В таких коробках есть проволока. — Знаю. Уже выложила. Мэгги удивленно оглядывала кавардак на столе, будто это не она устроила. — Может, тебе нужно что-нибудь постирать? — Да, да! Я как раз собирался спросить. Она взяла галстук, который я только что купил. Он тоже лежал на столе. — Может, тебе нужны еще галстуки? У Джима их полно. Думаю, можно найти и рубашки, которые тебе подойдут. Я не верил своим ушам! — Было бы здорово, tia[11 - Тетя (исп.).], — сказал я. На столе совсем не было места, и тетя Мэгги попросила Лорену унести наверх полотенца, нижнее белье и мои рубашку и галстук. Китайская еда тоже была объедение. Ничего подобного раньше не пробовал. Когда я проснулся, никак не мог решить, что делать дальше. Я уже обошел все салоны новых и все салоны старых автомобилей, и в самой Санта-Ане и во всех пригородах к северу, югу, востоку и западу от нее. Проехал столько улиц, столько всяких жилых районов, все они были на одно лицо, как и коттеджные поселки, которые почему-то не назывались «Поселок ‘Ивушка’», хотя вполне могли бы. А сколько разных ресторанов, куда можно зайти — или просто подъехать к окошку — и взять что захочешь. Сколько магазинов, где можно накупить всего, чего душа пожелает, сколько заправок, где можно залить бензин любых марок… Я надевал свою новую рубашку, галстук, который дала тетя Мэгги, и даже пиджак, который я пообещал потом вернуть, и опять, уже в третий раз, заезжал в те два салона и еще в один, где меня вроде тоже хотели взять, но никто так и не позвонил. Моя добрая матушка прислала мне денег: срочный перевод «Вестерн юнион» — не вопрос. Не хотелось мне этого. А она была рада выслать. Жуть как неприятно. Она не хотела, чтобы я чем-то был обязан Мэгги. Наверное, завидовала сестре и не хотела, чтобы тетя Мэгги думала, будто ей живется хуже. До чего же неприятно просить… но что мне оставалось делать? Я нисколько не сомневался, что уж в том салоне подержанных авто, уж тот парень точно хочет взять меня на работу. Потому что я говорю по-испански. Сам он по-испански не говорит, и ни один из его менеджеров тоже. Он сказал, это очень важно, потому что к ним часто заходят выходцы из Мексики, с которыми проще объясняться по-испански. Прямо так и сказал. Он называл меня Гильермо, и я уже начал думать, как здорово, что меня берут. Но не тут-то было: он так и не позвонил, и из другого места тоже не позвонили, хотя там тоже казалось, что все уже решено. Да-а, странно все-таки жить в розовой девчачьей комнате. Первое время, чтоб не показаться невоспитанным, я ничего не передвигал, старался ничего не трогать, не менять. Все эти розовые, красные и белые подушечки так и валялись на кровати, когда я ложился спать. Потом я сдвинул их в угол, потом аккуратно спустил на пол. Хотя парочку все же оставил — под ноги, под голову. Телевизор в конце концов поднял с пола и поставил на столик от швейной машины. Как-то я стал открывать всякие там пудреницы — в одной коробке их была целая куча. Я гляделся в зеркальца, и вдруг мне стало смешно. А если бы кто-нибудь меня сейчас увидел? Вот была бы потеха! Интересно, как это выглядит — когда пялишься на себя в зеркало, намазывая блеском губы? Я посмотрел на свои. Смехота! Коробки я раздвинул и освободил место для своего чемодана. Но все делал аккуратно. Во всяком случае, старался. Мои вещи были свалены на полу темной кучей и портили весь вид. Особенно носки. Я разлил духи или одеколон, в общем, что-то типа того, и от них провоняла вся комната. Я испугался, что испортил ковер. Но, к счастью, никаких пятен не осталось. Тетя Мэгги тоже ничего не сказала. Поначалу этот запах мне не особо нравился, потом вроде принюхался. Но теперь меня уже от него мутит, особенно когда я сплю — так и свербит в носу. Я надеялся, что он быстро выветрится, но, похоже, этого никогда не случится. Я даже стал бояться, что сам пропах и моя одежда тоже, так что один раз, перед тем как выйти из дома, я зашел в спальню тети Мэгги, когда ее там не было, и взял себе один из мужских дезодорантов Джима. Заметил пару флаконов на его комоде, еще когда мы с ней подбирали мне галстуки и рубашки. Запах духов из моей комнаты мне осточертел — что же еще оставалось делать? Проснулся я, значит, идти никуда не хотелось, так что я опять заснул и проспал почти до полудня. Ни разу еще не оставался дома так поздно. Когда я проснулся во второй раз, где-то через пару часов, мне захотелось в туалет. Открыл свою дверь — и двери напротив тоже были открыты. На этот раз обе. Тетя Мэгги стояла возле своей роскошной кровати совсем голая, сушила волосы и смотрелась в высокое зеркало, которое я не видел, оно было за умывальниками. Она не слышала, как я открываю дверь — в спальне играло радио, — и я ее закрыл. Правда, не до конца. Оставил щель, через которую было все видно. Боже мой! Да моя тетя — настоящая «Подружка года»[12 - «Подружка года» — модель, ежегодно выбираемая журналом «Плейбой» в качестве «подружки плейбоя» из двенадцати «Подружек месяца».]! Я совершенно обалдел. Вот уж не думал… С ума сойти! Я не мог оторвать от нее взгляд, хотя и знал, что поступаю, как какой-нибудь извращенец, а даже если не так, все равно это очень плохо. И все же смотрел, мне хотелось смотреть еще и еще. Она обернула волосы полотенцем, села на кровать, надела трусики. Потом встала и принялась прилаживать лифчик, поправляла всякие там кружавчики, но что-то ей, видно, не понравилось, и она его сняла, а потом подошла к комоду, покопалась в ящике и выбрала другой. В этом она уже осталась и пошла к умывальникам и зеркалам. Я закрыл дверь и, наверно, с минуту переводил дух и мотал головой. Не знаю, что со мной случилось, почему я подглядывал за собственной тетей, так долго и так бессовестно. Ничего себе пожилая женщина! Хотя я и понимал, что поступил гадко, а она даже не знает, и от этого мне должно быть особенно стыдно, но… наверное, именно потому, что она не знает, мне было даже немножко приятно. Намного лучше, чем раньше. Намного. На этот раз я открыл дверь с шумом. Шкаф возле ванной, в котором лежало белье, оказался открытым, так что я взял полотенце и хлопнул дверцей, потом громко закрыл дверь в ванную и даже принял душ. Когда вышел, я увидел, что одну из дверей спальни она закрыла, хотя вторую, как обычно, оставила открытой. Я услышал ее внизу: работал телевизор, и она разговаривала с Лореной. Я увидал этого парня, когда он красил дом неподалеку от въезда в поселок, и он сказал, мол, да, будет здорово, если я ему помогу. Так мы с Гейбом стали напарниками. Это был дом его матери, и она собиралась его продавать, а маляр он был такой же, как я, но, пока мы работали, одна, а потом еще одна женщина из поселка остановились и спросили, не хотим ли мы еще поработать. Мы переглянулись и ответили: конечно, хотим. Гейб назвал цену (ну и заломил! — подумал я), и мы договорились работать на равных. Мы старались как можно быстрее добить работу у его матери и такой задали темп, что сами себе удивлялись. Вообще-то дом был одноэтажный, и почти все получилось сделать краскопультом, а кистью и валиком — процентов пять, не больше. На все про все потребовалось три дня, и теперь было понятно, что на следующий дом уйдет не больше двух, потому что мы уже знали, как чего делается, и у нас было все, что нужно — спецовка, ну и все такое прочее. На двухэтажный дом мы тоже согласились, хотя ясно было, что придется где-то найти раздвижную лестницу или, может, подмости, но мы прикинули, что дело того стоит. Конечно, на этом особо не разбогатеешь, но все же какой-никакой приработок, а там, того и глади, еще что-нибудь подвернется. Я даже рассказал об этом Сьюзи, чтоб она поменьше беспокоилась, как я тут один. Обычно я не рассказывал ей ничего плохого: расстроится сама и расстроит родителей. Они не хотели, чтобы их дочь и внуки уезжали из Эль-Пасо. Я сказал, что мы уже точно договорились еще насчет пары домов, а потом я найду постоянную работу. Я от этой идеи не отказываюсь. Просто надо подождать, пока не предложат больше, чем я сейчас зарабатываю. В субботу мы с Гейбом выпили по паре бутылочек пива, я вернулся к тете Мэгги уставшим и сразу же завалился спать. Проснулся ночью, часа в три. Хотелось есть. У тети я никогда не открывал холодильник без разрешения — ведь это не мой дом, — но живот подводило от голода. Я спустился в кухню и включил эти яркие лампочки, а когда открыл холодильник, в нем загорелся свет, так что общий можно было выключить. Я заглянул внутрь. Там было столько всего — запутаешься. Для кого, к примеру, набирать столько пикулей? Ни разу еще не видел, чтобы тетя Мэгги или Лорена достали хоть одну банку. А горчица?! Кто бы знал, что бывает столько марок горчицы! Сальса[13 - Острый и пряный соус из смеси овощей или фруктов с добавлением перца чили.] в банках, полно разных видов, наверняка все испорченные, вряд ли тетя к ним хоть раз притронулась. Пришлось выставлять всю эту снедь на пол. Я старался запомнить, как все разложено, и не шуметь. Полно чего-то в фольге, а что внутри, не поймешь. Вот тут, наверно, говядина — жаль, что просроченная, — а здесь, скорее всего, цыпленок, хотя очень уж маленький и тоже с душком. Попалась ветчина, и я решил, что это самое то. Стал заглядывать в пластиковые емкости и нашел чили[14 - Острый соус из сладкого болгарского перца и жгучего перца, помидоров, лука и специй.], который подошел бы к тамале[15 - Лепешки из кукурузной муки, готовятся на пару или варятся в воде завернутыми в листья кукурузы или пальмы. Начинка — куриный или мясной фарш, сыр, овощи, перец чили, фрукты и пр.], не будь они твердые как камень. Потом нашел контейнер с домашней лапшой. Она была в белом соусе и тоже хорошая. Я было начал убирать все обратно, но тут меня здорово напугала Лорена — появилась в огроменной футболке. — Я удивилась, откуда на кухне свет, и встала посмотреть, — сказала она. — Я вроде старался не шуметь. — Да не шумел, не шумел, успокойся, — сказала она. — Просто увидела: свет горит, а никого не слышно, и решила проверить. — Извини. — Ничего страшного. Нашел что-нибудь? У нее там целые залежи. — Что? Ну, да. Типа того. — Потому что она ничего не ест. Попробует кусочек и — «хватит». А потом это тухнет в холодильнике. Но в любом случае хватает все, что ни увидит… И что ты там откопал? — Да вот — лапша. — О! Это ее собственное произведение. Она даже купила себе паста-машину. Сказала: «Джим обожает пасту». — Лорена повертела головой и закатила глаза. — Купила, значит, и как-то мы сделали пасту. Можно подумать, она когда-нибудь еще будет ее делать!.. А получилось неплохо. Мы поели немного прямо тогда — вернее, я поела. Уж и забыла, что она осталась. Хотя сама и убрала в холодильник. Естественно, меня не преминули об этом попросить. Я стоял и раздумывал: начинать или не начинать есть, надо, наверно, предложить Лорене, — но она будто прочитала мои мысли. — Бери вилку, ешь и хватит раздумывать! Она давно про нее забыла, а если и помнит, ей это без разницы. — Вкусная, — сказал я. — Свежая. Сыр тоже свежий. Мэгги всегда берет самое дорогое. Я плеснул на лапшу чили. — Правильно! Пусть будет по-мексикански! — Она прямо нависала надо мной, как уже не раз бывало. — А ты сама откуда? — Отец у меня грек. Едва говорит по-английски. Мама из Мексики, но тоже наполовину гречанка. Выросла в ресторане, в Мехико, а потом приехала сюда учиться и так тут и осталась. — Греки… Никогда бы не подумал. — Давай-ка присядем. Бери все с собой. Она имела в виду не стол на кухне, она имела в виду свою комнатушку, где был диванчик. Я сел. Она зажгла свечу и села рядом. Гораздо ближе, чем я ожидал. Мне очень понравился чили, — не меньше, чем сама лапша, — и я решил съесть ее до конца, и подлил побольше соуса. Лорена усмехнулась. — Почему ты никогда не спускаешься — поболтать со мной или посмотреть что-нибудь по телику? — Ну… не знаю… Это ведь тетин дом. — Она пододвинулась ближе, и, честно говоря, это было приятно. — Я женат. Мы ждем ребенка, и у нас уже есть дочка. — Я тоже замужем, — сказала она. — И все еще люблю своего мужа, черт бы его драл. Я ел. Она придвинулась еще ближе, а потом прислонилась. От пламени свечи по стенам прыгали тени. Я доел и поставил посуду на столик. Лорена ко мне прижалась. Я почувствовал ее тепло и обнял рукой за плечи, а она поцеловала меня в шею. От этого по спине побежали мурашки. А она все целовала меня и прижималась крепче и крепче, и я ее целовал, от футболки прямо било теплом, и я чувствовал ее под этой футболкой, и нельзя было остановиться… Гейб вроде как стал хуже ко мне относиться. Сказал, что за второй дом мы примемся через неделю. Я с гордостью послал матушке и Сьюзи деньги за дом, который мы только что кончили, потому что рассчитывал скоро получить за следующий. К тому же была договоренность насчет третьего и еще кое-что намечалось: несколько человек спрашивали про цены и сроки. Гейб был себе на уме и ничего о себе не рассказывал. Я начал задумываться. Я даже не знал, где он живет, и он ни разу не спросил, где живу я, где живет моя тетя, хотя бы — на какой улице. Я только знал, где дом его матери. И всегда как-то так получалось, что я рассказывал ему больше, чем он мне. И еще я переживал из-за того, что рассказал ему про Лорену — сразу же после той ночи. Лучше бы не рассказывал. Вряд ли он был особо шокирован, или осуждал, или вроде того. Но что-то там затаил. Именно в то утро я заметил, что день складывается хуже некуда. Я-то вел себя как обычно, а он — как настоящий эгоист, но мне не хотелось ничего выяснять. Дошло до того, что он надолго оставил меня одного, а когда вернулся, даже не потрудился объяснить, где пропадал. Поневоле пришлось задуматься, что буду делать, если потеряю эту работу. Номера клиентов были у него. Грузовик был его. Я только и надеялся, что хозяин очередного дома, который надо было покрасить, подъедет еще раз и я договорюсь с ним сам. — Мы тут малость поцапались с твоей тетей, — сообщила Лорена, когда я вернулся. Тетя Мэгги даже не выглянула. — Она слишком много пьет и становится сущей стервой. — Но ведь ты пьешь не меньше. — Возможно. Но я не пытаюсь все время командовать ею, как она — мной. Она, видите ли, никуда не может пойти одна. Все время просит меня сделать то, что самой делать неохота… Таскает с собой по магазинам и каждый раз покупает мне какую-нибудь дребедень. А потом всем своим видом показывает, что это ее раздражает. Будто я ее о чем-то просила! Больно надо! Можно подумать, без этого я не проживу! У меня и так настроение было паршивое, а тут еще тетя Мэгги подбавила, не успел я войти. Похоже, она выхлебала целую бутылку. И будто специально меня поджидала, хотя, вообще-то, мне еще рано было возвращаться. — Я была вынуждена попросить Лорену покинуть мой дом, — объявила она. — Это возмутительно! — А что такое? — Да она как с цепи сорвалась! Столько гадостей мне наговорила… Я все еще не могу успокоиться. — Она отпила большой глоток из бокала. — A-а, вы, значит, поругались, когда пили? — Что ты этим хочешь сказать? — она вскочила. — Еще не хватало, чтоб и ты начал меня критиковать! — У нее в руке был бокал, она поставила его на стол и стала ходить по кухне. — Простите, — сказал я. — Я не это имел в виду. Она не хотела ничего слушать. Я поднялся наверх, в свою розовую спальню. И зачем мне все это нужно? Я даже не спросил про ужин, хотя просто умирал с голоду. В первый раз за все время она не предложила мне поесть. Видно, я был наказан. Собрался было пойти и взять чего-нибудь сам. Решил извиниться, но услышал, как она зашла к себе в спальню. И стала кому-то звонить. Я вконец разозлился. Вокруг одно издевательство! У всех этих людей есть все — вещи, работа, вообще все. А я, как идиот, торчу в какой-то розовой спальне. Не-ет, надо отсюда убираться! Хорошо хоть Лорена уехала. Гора с плеч. Хотелось позвонить Сьюзи. Хотелось, чтобы она сказала, что очень по мне скучает, а у дочурки все хорошо. Хотелось поговорить с ней об этой работе, об этом Гейбе, который меня злит. Хотя… не мог я ей этого рассказать. Никому не хотел рассказывать, потому что совсем растерялся: столько на меня всего навалилось. Такого я себе и представить не мог. Забить на все и вернуться в Эль-Пасо. Можно будет сказать, что мне здесь не понравилось Да мне и впрямь не нравится. Меня тут все только бесит, да и устал я колесить в поисках работы и тратить последние деньги на бензин. Нужно сказать тете Мэгги все как есть. Пожалуй, так и сделаю. Я зашел в закусочную и взял себе чикенбургер с халапеньо[16 - Разновидность перца чили зеленого цвета.], картошку фри и какой-то безвкусный чай со льдом. Я звонил и звонил этому Гейбу, но он не брал трубку и, похоже, не собирался. Ничего у меня не выходит! Перепробовал все, что мог, хватит, возвращаюсь в Эль-Пасо. Я сел в машину и вернулся в поселок «Ивушка». На кухне был включен телевизор. Я заглянул в тот угол, тетя Мэгги даже не подняла глаза. Как будто не слышала, что я вошел, хотя, конечно же, слышала. Я поднялся в розовую комнату и решил тоже включить телевизор, пока буду укладывать вещи, но вместо этого стал просматривать фотографии, которые у нее валялись по всей комнате, а я их сложил в пустую коробку от куклы и задвинул под кровать. На снимках столько людей, которых я ни разу не видел, — и никого из моей семьи: ни ма, ни отца. Главное, ма! А ведь она целыми днями только о Мэгги и говорила! Даже если ей и завидовала, всегда восхищалась сестрой, считала ее идеалом и мечтала жить такой же жизнью. Я даже не знал, стоит ли рассказывать об этом ма, когда вернусь. Столько фотографий, столько разных людей, столько каких-то семей, а из нашей — никого. И где она их только нашла? Тут я услышал, как машина Мэгги выезжает из гаража: открылись и закрылись автоматические ворота. Ее комната была как раз над гаражом, так что я побежал посмотреть из окна — да, это была она. Было уже поздно и совсем темно, но она оставила свет возле кровати, и там я увидел такое… никто, уверен, такого еще не видел. Целая куча денег! Купюры не в пачках, а просто навалены горой мятых бумажек. И каждая бумажка смята по-своему, не так, как другие. А горка немаленькая — наверно, с рождественский пирог… нет, пожалуй, свадебный. Огромная — и в высоту, и в ширину. Поначалу я просто глазел на эту кучу, даже когда подошел поближе. Боялся случайно задеть. Деньги лежали у самого края кровати, поэтому я опустился на колени, как будто собирался молиться, но на самом деле только хотел рассмотреть поближе. Темно ведь было. Я все не мог поверить глазам. Купюры только стодолларовые. Невозможно было представить, сколько стодолларовых купюр в такой куче. Я, если б и захотел, не сумел бы сосчитать. Наверное, от нервов: она ведь не знает, что я здесь. А может, ошалел от такой кучи денег. Я стал высматривать, нет ли купюр помельче, — похоже, что не было, я ни одной не увидел. Она небось и не знает, сколько их здесь, разве такое сочтешь. Сотни сотен. Видно хранила их в продуктовой сумке, а потом вывалила на кровать. Я протянул руку и подцепил одну — аккуратно, с самого верха. Все не мог поверить, что она настоящая: разве у кого-нибудь может быть их столько, да еще в таком виде? Потом призадумался. И решился. Взял пять бумажек. Ведь она все равно не узнает! Куча осталась точно такой же, как раньше. Все равно, как если б я взял пять одноцентовых монеток из доверху заполненной банки. Я вернулся в розовую комнату. Первым делом собрал шмотье, покидал в кучу и стал укладывать чемодан. Я и так уже хотел уехать, просто у меня не было денег. А раз у нее их зашибись сколько… ну давай же, двигай! Никогда я еще не был в такой растерянности, мысли разбегались, уж не знаю, как долго я их собирал. Нет, нельзя вот так от нее убегать. Надо подождать день-другой, но при первой возможности сказать ей, что я решил вернуться домой, раз все равно здесь ничего не выходит. Может, послезавтра. Не знаю, сколько прошло времени. Я боялся, что она вернется с минуты на минуту. Нет, не могу я так поступить. Деньги уже были расправлены, но я снова смял три бумажки, бросился обратно и… куча нисколько не изменилась — что с ними, что без них. Я надеялся, что теперь мне станет легче, — и, действительно, немного полегчало. Деньги на бензин, сказал я себе. Их хватит до самого Эль-Пасо и, значит, не придется просить взаймы. Вроде, успокоился — но ненадолго. До «Поселка ‘Ивушка’» я не делал ничего подобного. Я старался мыслить логически. Все равно она не узнает. Никогда не узнает… Заработали автоматические ворота. Вот и все. Думать теперь нечего. Я закрыл дверь розовой комнаты, включил телевизор и сел на кровать, как будто это был диван. Телевизор я не смотрел и не слушал, а прислушивался, что делает она. Сначала мне показалось, что она в кухне. Потом — на лестнице. И вдруг она постучала в дверь. Я вскочил и одновременно крикнул: «Да, да!» Она заговорила не сразу: — И правда, у меня их столько… Свихнуться можно, верно? Я даже не понял, о чем она. В руке у меня почему-то была ее кукла. — Это она случайно упала с полки, а я, видать, плохо ее положил обратно. — Я бросил куклу на кровать. — Ну-у, видно, ты ей понравился, — пошутила тетя Мэгги. Я опустил голову, больше от стыда, чем от смущения. Посмотрел на куклу, как будто пожалел, что так нехорошо с ней обошелся. — Должна перед тобой извиниться, — сказала тетя Мэгги. — За что? — За сегодня. Я была вся на нервах из-за Лорены. — Понимаю. Как же иначе. Жаль, что так получилось. — Закрыть или оставить открытой? — Это она про дверь спальни. — Да можно закрыть. Дверь уже почти закрылась, но тетя снова ее открыла. — Ах, да, — сказала она. — Кажется, у меня для тебя хорошие новости. Сообщение на автоответчике. Какой-то мужчина спрашивал Гильермо. — Это из автосалона, — сказал я. — Из одного из них. — Будем надеяться. Ты знаешь, как пользоваться автоответчиком? — Как-нибудь разберусь. — Ну, тогда спокойной ночи, — сказала она и закрыла дверь. notes Примечания 1 Габачо (букв, зобастый) — уничижительное прозвище белых североамериканцев на сленге мексиканцев и американцев мексиканского происхождения. (Здесь и далее — прим. перев.) 2 2. Хакобо (Якуб) Заблудовский-Кравец — один из наиболее известных и авторитетных журналистов, радио- и телеведущих Мексики. Родился в Мехико, в семье польских евреев, покинувших родину в середине 20-х гг. 3 3. Название жителей Мехико и его предместий на мексиканском сленге; имеет негативный оттенок. 4 Презрительное название мексиканцев низкого сословия и, в частности, иммигрантов из Мексики, связанных с гангстерскими организациями Юго-Запада США (непременный атрибут этой субкультуры — татуировки черной тушью с каллиграфией и рисунками). 5 Букв. филейная часть, а в переносном смысле «пышечка». 6 Вот здорово! (исп.) 7 Подлодками американцы называют огромные сэндвичи из французских батонов с самой разнообразной начинкой. 8 «О Боже!» (исп.) 9 В переводе с испанского — тесть с тещей. 10 У тебя все хорошо? (исп.) 11 Тетя (исп.). 12 «Подружка года» — модель, ежегодно выбираемая журналом «Плейбой» в качестве «подружки плейбоя» из двенадцати «Подружек месяца». 13 Острый и пряный соус из смеси овощей или фруктов с добавлением перца чили. 14 Острый соус из сладкого болгарского перца и жгучего перца, помидоров, лука и специй. 15 Лепешки из кукурузной муки, готовятся на пару или варятся в воде завернутыми в листья кукурузы или пальмы. Начинка — куриный или мясной фарш, сыр, овощи, перец чили, фрукты и пр. 16 Разновидность перца чили зеленого цвета.