Седьмая пещера Кумрана
Грэйм Дэвидсон








В начале 1970-х годов новозеландский теолог Рубен Дэвис оказывается в Израиле, раздираемом войнами и конфликтами и сотрясаемом взрывами террористических актов. Неведомо для самого ученого у него в руках оказывается прежде неизвестный свиток из пещер Кумрана — подлинный документ I века, первоисточник Евангелий, способный в корне изменить все господствующие представления христианской веры. Но время откровения еще не настало.

Через 30 лет, также случайно, опасный манускрипт обнаруживается — и жизнь Рубена Дэвиса превращается в ад.






Грэйм Дэвидсон

Седьмая пещера Кумрана



Мир раздирают религиозные противоречия. Он поделен на зоны влияния террористическими сектами, преступными группировками и смертельно опасными спецслужбами. Борьба за власть над умами и душами не утихает ни в частной жизни, ни в политических сферах, ни в рощах Академа. Узнаёте? Славное местечко, не так ли?

Значительная часть неприятных противоречий современности проистекает из разночтений одного из основных религиозных текстов мира — Библии. Или заведомо неверных толкований. Или неточностей перевода. Или ошибок переписчиков.

Новозеландский теолог и писатель Грэйм Дэвидсон прекрасно знает историю вопроса, что дает ему право сделать одно маленькое, но важное допущение. Что произойдет, если в наши дни обнаружится некий протоисточник Евангелий, искаженных позднейшими наслоениями и «белым шумом» мировой культуры, — текст, способный и очистить смысл учения Мессии, и дать представление о том, что же действительно происходило 21 век назад в пригородах Иерусалима? Как отреагирует «град и мир» на такое открытие?

Картина у Дэвидсона получилась вполне достоверная — и для специалистов-религиоведов, и для тех, кому только откроется «дивный новый мир» религиозных интриг и заговоров. Чтобы выжить в этом мире и не лишиться рассудка, нужно немногое — поступать по совести.




Максим Немцов, координатор серии




Об авторе


Новозеландский писатель Грэйм Дэвидсон имеет ученые степени Веллингтонского и Оксфордского университетов по психологии, философии и теологии. Как основной иностранный язык он выбрал русский и, готовясь стать англиканским священником, испытал на себе сильное влияние теологов русской православной церкви.

Грэйм Дэвидсон жил в Англии и Калифорнии, путешествовал по миру — включая поездки в Израиль в период начала событий, описываемых в романе, и в Советский Союз в разгар Холодной войны. Преподавал психологию, работал клиническим психологом, журналистом, разработчиком программного обеспечения. Главный редактор «Теологических изданий» (http: //www. theologicaleditions. com/).

Живет в Веллингтоне.




ОТ АВТОРА


Этот роман основан главным образом на фактах, в том числе — на истории кумранских находок, исследовании и идентификации древних текстов и библейских документов.




Грэйм Дэвидсон, как и его герой Рубен Дэвис, изучал философию и богословие в аспирантуре колледжа Линакер в Оксфорде.

В начале 1973 года Грэйм посетил руины ессейского монастыря в Кумране и пещеры, где были найдены Свитки Мертвого моря. Помощник куратора, проводивший экскурсию, упомянул о манускрипте те, который якобы не предъявили властям. Через несколько дней Грэйм пообедал с семьей гида в Иерихоне.

Когда в аэропорту Лод мучительно красивая охранница проверяла перед отлетом багаж Грэйма, затрезвонил его походный будильник, возвестив о начале захватывающих событий, описанных в книге.

Грэйм Дэвидсон сомневается, что в Иерихоне ему дали утерянное Евангелие Q, но он так и не удосужился заглянуть в полый каркас рюкзака, который брал с собой в гости к помощнику куратора.

Персонажи, выведенные в этой книге, а также манера поведения их как представителей реальных или воображаемых организаций целиком и полностью вымышлены. Любое сходство с существующими личностями, живыми или мертвыми, совершенно случайно.






    

я







Спасибо моей жене Зене за верную поддержку и талантливое редактирование черновиков.









ГЛАВА 1

АЭРОПОРТ ЛОД, ИЗРАИЛЬ, КОНЕЦ ЯНВАРЯ 1973 года


Рубен Дэвис напрягся, когда шасси коснулись посадочной полосы. Много лет назад он летел на Таити, и самолетные колеса заклинило при торможении. Вонь горелой резины и срочная эвакуация так отпечатались в памяти, что Рубен переживал эти ощущения каждый раз, когда выпускали шасси. Он позволил себе расслабиться, лишь когда стих вой обратной тяги двигателя, а колесный тормоз замедлил самолет до черепашьей скорости.

Рубен слушал привычное бормотание успокоившихся пассажиров и торопливые щелчки ремней безопасности. Бывалые путешественники уже открывали шкафчики над головой, стремясь первыми попасть к терминалу. Могли и не торопиться: преимущества их все равно лишили.

Говорит капитан. Мы приземлились в международном аэропорту Лод, за бортом переменная облачность и двадцать семь градусов по Цельсию. Пожалуйста, оставайтесь на местах. Служба безопасности проверит самолет и ваши документы, после чего вы сможете пройти в терминал. Мы приносим извинения за неудобство, но после недавних событий такие меры стали необходимостью. Приготовьте, пожалуйста, паспорта и авиабилеты дня предъявления израильским властям.

C'est votre capitaine…

Пока сообщение повторяли на французском, иврите и арабском, Рубен молча страдал. Полет занял меньше трех часов, но мускулистое тело Дэвиса — сто девяносто один сантиметр роста — с трудом умещалось в тесном кресле эконом-класса. Не иначе авиакомпании нанимают дизайнеров, которые проходили практику на фабриках по производству селедок в бочках и тестируют салоны на восьмилетних дистрофиках.

Рубен понимал, отчего «недавние события» вызвали задержку. Семь месяцев назад страшная новость облетела весь мир. Это случилось через два дня после смерти герцога Виндзорского, который отрекся от престола ради любимой женщины. Событие вытеснило с первых страниц британских газет рассказ об очередной попытке ИРА прекратить огонь.

В понедельник 30 мая 1972 года рейсом 132 компании «Эр-Франс» из Парижа прилетели три молодых японца в дорогих костюмах и с ручным багажом — тремя футлярами для скрипок. Гостям пожелали счастливого пребывания в Израиле.

Для двоих оно продлилось всего несколько минут. Третий задержался дольше, чем предполагал, — на одиннадцать лет.

Несмотря на элегантность, они вовсе не собирались играть скрипичные сонаты. На концерты в Тель-Авиве их тоже не ангажировали. Никто из сотрудников безопасности не заглянул в футляры и не проверил, знают ли молодые люди, что такое пиццикато.

«Скрипачи» быстро прошли паспортный контроль в терминале Лода, открыли футляры, собрали автоматические «инструменты» и начали без разбора обстреливать толпы невинных людей, в том числе пассажиров с самолета израильской авиакомпании «Эль-Аль». Прервавшись на перезарядку, подбавили жару — разбросали ручные гранаты среди поверженных жертв, объятых ужасом раненых и остолбенелых уцелевших.

Когда у первого террориста закончились боеприпасы, приятели обратили оружие против него, затем вновь принялись за пассажиров. Второй, истратив патроны, прижал к груди гранату и выдернул чеку. Его разорвало.

Третий раздумал совершать такое харакири. Может, захотел еще пожить. Может, решил пойти в народ и наставить людей на путь своего кумира, кубинского революционера Че Гевары.

Раненого Кодзо Окамото поймали, когда он пытался сбежать, и приговорили к пожизненному заключению, которое продлилось до тех пор, пока его не отдали палестинским боевикам в обмен на израильских пленников. Оказалось, что двумя годами раньше его старший брат захватил самолет «Японских авиалиний», направлявшийся в Северную Корею.

В других версиях произошедшего вместо футляров для скрипок упоминаются «тонкие „дипломаты“», а гибель одного из террористов и тяжелое ранение другого приписываются рвению служб безопасности израильского аэропорта.

Нет единого мнения и о количестве пострадавших. ЦРУ сообщило Белому дому, что погибло двадцать шесть человек, в основном — пуэрториканские пилигримы, направлявшиеся в Святую Землю, семьдесят восемь получили ранения.

Из допроса Кодзо Окамото израильские власти узнали, что трое террористов входили в состав «Японской Красной Армии». Их наняли представители главного командования группировки «Народный фронт освобождения Палестины», верно рассудив, что израильские службы безопасности подозревают лишь арабов.

Следующие несколько дней пресса только и писала что об этой истории и запланированных актах в Израиле, в том числе — захвате самолета и организации его крушения в Тель-Авиве или Хайфе. Такое развитие событий всем казалось очень правдоподобным.

Месяца через полтора израильтяне отыгрались, убив в Бейруте ключевую фигуру «Народного фронта» вместе с племянницей. Двумя днями позже, при ответом ударе под девизом «зуб за зуб» от взрыва бомбы на автовокзале в Тель-Авиве пострадало одиннадцать человек.

Новой ареной для бойни стали Олимпийские игры в Мюнхене 5 сентября 1972 года, когда группировка «Черный сентябрь» попыталась захватить израильских спортсменов, но неудачно.

Террор приносил свои плоды. Израильтяне, в том числе палестинцы на оккупированных территориях, несли экономические убытки: тысячи туристов отменяли бронь. Туристические агентства предлагали вместо поездок в Святую Землю паломничество в соборы, усыпальницы и другие святые места Европы.

В то же время поступил специальный доклад престижного американского «мозгового центра» — Корпорации РЭНД, — в котором последние события толковались как ранняя стадия новой эпохи терроризма и контртерроризма на Ближнем Востоке. Докладчики рекомендовали службам безопасности и военным США заняться разработкой стратегии, чтобы во всеоружии встретить превращение национального терроризма в международный.

Израиль усилил пограничный досмотр до такой степени, что солдаты видели потенциальную угрозу во всех приезжих, даже в седовласых еврейских бабушках, и возможную бомбу — в каждом самолете. Теперь Рубен и его попутчики страдали от последствий.

Через десять минут дверь в салон открылась. Пассажиры умолкли. Появились двое парней, каждый держал у бедра надежный «узи» с внушительным магазином. Солдаты были в ботинках, бежевых штанах и оливковых рубашках с открытым воротом. Старшему на вид двадцать один, младшему — девятнадцать.

«Призывники на обязательной трехгодичной службе», — догадался Рубен.

Девятнадцатилетний прошел вглубь салона — теперь за пассажирами следили с обеих сторон.

В дверях показался офицер, судя по виду — ровесник Рубена, лет двадцати пяти. Он быстро обшарил глазами пассажиров: нет ли непосредственной угрозы. Таковой не оказалось. Офицер чуть расслабился, и понеслись стандартные приказы.

— Пожалуйста, не делайте резких движений и не открывайте сумок без моего разрешения. Мы можем вас застрелить, — спокойно заявил он на отличном английском. — Опустите откидные столики, медленно положите на них документы и руки так, чтобы мы их видели. Я проверю каждого.

Офицер повторил объявление на иврите, французском и арабском.

Затем под бдительными взглядами подчиненных медленно двинулся по салону, проверяя паспорта. У места 11а перевернул документ, посмотрел страницы на свет, льющийся в иллюминаторы.

Ce visa apparaît contrefaçon. Sortez lentement de votre siège. Mettez vos mains sur votre tête et allez à la garde à l'avant. Vous serez interrogé[1 - Эта виза явно фальшивая. Медленно встаньте с кресла. Положите руки за голову и следуйте за охранником из передней части салона. Вас допросят (фр.). — Здесь и далее прим. переводчика.].

Он думает, что виза фальшивая, — прошептала мама завороженному десятилетнему ребенку впереди Рубена.

Охраннику люка направил дуло «узи» на сконфуженного француза и вывел его наружу. В самолет зашел новый солдат. Лица пассажиров исказил страх. У пожилого мужчины затряслись ноги — он едва сдерживался, чтобы не кинуться в туалет. Военные не шутили. Кто следующий?

Потела еще не старая англичанка, которая накануне уронила паспорт в горячую ванну. Она высушила документ феном и пыталась разгладить страницы утюгом. Но паспорт все равно выглядел неважно. Когда офицер добрался до ее места, англичанка разразилась бурными извинениями, объясняя, что произошло. Тот взглянул на документ и рассмеялся:

— Значит, паспорт постирали. Британское посольство выдаст вам новый.

Шутка разрядила атмосферу.

Офицер раскрыл следующий паспорт и пригляделся к Рубену.

— Рубен. Вы еврей?

— Нет. Просто матери нравилось это имя. Ее первую любовь звали Рубеном, она его так и не забыла… Американский моряк. Познакомились, когда он учился в Новой Зеландии. Его убили в бою за Гуадалканал.

Рубен рассказал больше, чем требовалось.

— Новозеландец, ага. В вашей визе написано, что последние пять лет вы учились в Великобритании. На чем специализируетесь?

— На теологии и теософии.

— Значит, приехали в Святую Землю, чтобы увидеть все воочию. Хорошее время выбрали. Туристов почти нет. Не сезон, да и люди боятся к нам ехать из-за нескольких инцидентов. Где учились?

— В Оксфорде.

— В каком колледже?

— В Линакере. Там новая аспирантура.

— Вы знаете о трехстах десяти заповедях Торы? — Офицер вел себя так, словно вежливо беседовал с новым приятелем.

— Да, разумеется, я читал Тору… много раз. Странно, что вы говорите только о трехстах десяти. В первых пяти книгах Библии насчитывается шестьсот двенадцать уникальных заповедей, некоторые выделяют шестьсот тринадцать. Христиане, естественно, обычно называют Тору Ветхим Заветом.

Рубен выдержал экзамен.

— Хорошо. Я подумал, что выпускник Оксфорда должен знать такие элементарные вещи. Кстати, можете забрать свое оружие у сотрудников безопасности в терминале.

Все, кто понимал по-английски, уставились на Рубена. Тот вспыхнул и опустил глаза. Он почти слышал мысли попутчиков: какое оружие? кто он такой, чтобы носить оружие? тайный агент? наемный убийца? что он задумал? что происходит?

Это была просто чудовищная ошибка. Когда Рубен проходил через службу безопасности аэропорта Орли к югу от Парижа, ревностный служащий решил, что в его смену бойня в аэропорту Лод уж точно не повторится. Он выхватил из ручной клади Рубена нож, вилку и ложку и осведомился:

— Pourquoi portez-vous ces armes?

Рубен пришел в замешательство. Его знаний французского хватало только на чтение меню.

— Почему огужие? — повторил офицер на ломаном английском.

При возникновении языкового барьера Рубен поступал как все англоязычные туристы в Европе. Он ответил медленно и громко:

— Я покупаю еду в магазинах и кушаю в парке вилкой, ложкой и ножом. Мне, студенту, не всегда по карману ваши чудесные французские кафе.

— Зачем огужие? Пластик нож, fourchette и cuillère

.[2 - Вилка… ложка (фр.).] дают на богту.

— Нет. Нож, вилка и ложка — для обеда, а не для захвата самолета. Я не намерен закусывать пилотом.

— Вам смешно?

— Нет. Конечно, нет.

Служащий помедлил. Этот Рубен Дэвис представился студентом. Так и в документах написано. Он помнил, как студенты буйствовали на улицах Парижа четыре года назад. Он хотел допросить Рубена как подозреваемого. Начальник отказал. Закончилось тем, что в качестве компромисса у Рубена изъяли металлические приборы. Нож, вилку и ложку положили в пакет с надписью «оружие» и отдали капитану самолета в кабину. Рубену разрешили забрать их после прохода через службу безопасности Израиля.

Во время полета британский экипаж во главе с капитаном отпускал незамысловатые шутки: о заложниках от слова «ложка», о столовых приколах и проколах службы безопасности, о террористах, которые того и гляди захватят самолет, угрожая пилоту вилкой. Когда подоспела еда, экипаж тянул жребий, кому вместо пластмассовых ножей достанется оружие. Выиграл штурман, а после обеда стюардессу попросили вымыть опасные приборы и снова их запечатать.

— Благодарю вас за терпение, — сказал израильский офицер, закончив досмотр. — Теперь мы проследуем к терминалу. Прежде чем получить багаж, вы пройдете пограничный контроль. Затем таможню и другие службы безопасности. Вас проводят. Прошу не брать ничего у незнакомых людей, когда будете покидать Израиль, особенно у палестинцев. Бомбу или другое оружие можно замаскировать под что угодно. Ради вашей и нашей безопасности декларируйте на обратном пути все, что купите или примете в дар. Мы можем взять вас под стражу, если обнаружим при обыске не внесенные в декларацию предметы.




На терминале Лод их встретили другие молодые люди с автоматами «узи» и пистолетами. Один держал американскую полуавтоматическую винтовку M16, которой в том же году было суждено превратиться в стандартное военное оружие. Многие были в штатском.

«Уже не такая легкая добыча», — сделал вывод Рубен, заметив, как охранники перехватывают взглядом любое движение пассажиров.

На стенах до сих пор виднелись следы от пуль.

«Нет средств на ремонт, ждут бюджета следующего года. Или специально оставили — мол, Израиль пал жертвой терроризма, и в системе безопасности не может быть послаблений», — размышлял Рубен, стоя в очереди.

На пограничном контроле Рубен промучился почти два часа: его просветили рентгеном, расспросили о планах, потом обыскали чемодан и проверили каждую вещь в багаже, прежде чем вернуть «оружие» и отпустить.

Дэвис едва не рассмеялся, когда толстая охранница схватила его фотоаппарат и, не спросив разрешения, «щелкнула» Рубена. Он вовремя сдержал остроту, которая сорвалась бы с языка в обычной ситуации: «Внимание, снимаю — метким выстрелом».

Это явно было бы ошибкой. Угрюмые взгляды и движения служащих говорили о полном контроле и строгой официальности. Никому и в голову не приходило обсуждать полномочия персонала, а уж тем более шутить на тему пуль или взрывчатки. Охранники видели в фотоаппарате удобное прикрытие для бомбы или пистолета. От их бдительности зависели жизни людей, в том числе — их собственные. «Ширут Битахон Келали» или «Шин Бет» — Общая служба безопасности, ответственная за внутренний порядок в Израиле, — обучила их сначала действовать, а потом задавать вопросы.

Рубен облегченно вздохнул, сев наконец в автобус до Иерусалима.

Он не знал, что его прибытие в Израиль в сравнении с отлетом сошло бы за идеальное.




ГЛАВА 2

ДОРОГА В КУМРАН


Древний автобус извергал черные клубы, громыхая по шоссе 90 мимо базы «Неватим» ВВС Израиля к местечку, которое на туристической карте обозначалось, как «самое низкое на земле». Вскоре они поедут в четырехстах метрах ниже уровня моря по северо-западному берегу — территории, оккупированной израильтянами во время Шестидневной войны 1967 года.

Зимой в Иорданской долине было довольно тепло, но Рубен не торопился снимать пиджак. Днем станет гораздо жарче.

Скоро будем на месте, — проревел водитель автобуса, перекрикивая шумный мотор.

Вы в Национальный парк Кумран?

Вопрос задала симпатичная девушка в военной форме. Она сидела напротив, и Рубен не сводил с нее глаз от самого Иерусалима.

В путешествиях он успел привыкнуть к вооруженным солдатам в гражданских автобусах, но все еще удивлялся множеству новобранцев женского пола.

Да. — Рубен улыбнулся, радуясь возможности взглянуть незнакомке в глаза.

Я бы на вашем месте поплавала в Мертвом море, а потом смыла соль в роднике у Айн-Паши. Он недалеко от Кумрана. Оттуда легко добраться до развалин. На древние монастыри вам хватит нескольких часов.

Она говорила с легким нью-йоркским акцентом.

Спасибо. Я так и сделаю. Не хотите ли со мной?

Рубен сам себе удивился. Обычно он терялся с женщинами, но на отдыхе проще забыть о правилах. К тому же ему хотелось угодить привлекательной девушке и познакомиться с ней поближе.

Она кокетливо сверкнула улыбкой.

— Я бы с удовольствием. Но по службе нам приказано явиться в Негев. Точнее сказать не могу. Запрещено. В армии нет места для развлечений и романов, — с притворным отчаянием пожаловалась девушка и оглядела мужчин из своего подразделения — те последние двадцать минут только и делали, что разбирали, чистили и собирали оружие. — И потом, я не захватила купальника. Но заметьте, меня бы это не остановило.

Рубен порозовел. Симпатичные женщины не считали его объектом страсти и еще ни разу не предлагали вместе искупаться нагишом. Рубен тоже не взял плавок, но мысль подурачиться в воде с загорелой незнакомкой пришлась ему по душе.

В ее жестах сквозило недвусмысленное приглашение. Все желанные девушки давали Рубену от ворот поворот. То есть ему так казалось, и он не слишком-то старался понравиться, отчего дамы обижались, и Рубен оставался с носом.

— Я скажу водителю, где вас высадить.

Девушка заговорила с водителем на иврите.

— Видите вон те утесы?

Дэвис уставился на двухсотметровые известняковые утесы на «Левом берегу» справа от автобуса.

— Наверху — одиннадцать пещер, где нашли свитки — Свитки Мертвого моря. Знаете?.. Вы ведь ради них приехали в Хирбет-Кумран?

— Читал кое-что. — Рубен перенял у англичан привычку к преуменьшению. — О братьях пастуха из бедуинского племени таамире, которые лазили по ущельям и пещерам в поисках древних сокровищ.

— Думаете, так все и произошло? — скептически хмыкнула новая знакомая.

— Да, — настойчиво подтвердил Рубен, воодушевляясь. — Они, наверное, решили, что наткнулись на пещеру Аладдина, когда отыскали сорок вонючих треснутых кувшинов. Большую часть бедуины разбили, чтобы добраться до сокровищ. И наверняка здорово расстроились, обнаружив лишь семь полуистлевших свитков.

— А я бы на их месте с ума сошла от счастья, — радостно заявила прекрасная попутчица. — Вы, наверное, правы. В том, что бедуинов племени таамире устраивало только золото или древние религиозные ценности. Все, что имеет отношение к Библии, стоит гораздо дороже.

— Серьезно? Насколько дороже?

— Так говорят… Сдается мне, вы прилежно учили уроки. Расскажите еще. Я заинтригована.

— Ладно, если вы настаиваете, расскажу, — с воодушевлением ответил Рубен, перекрикивая рев автобусного двигателя. — В первой пещере находилась лишь одна полная книга, свиток Исайи из Библии, и много фрагментов.

Он удивился собственному необоримому желанию произвести впечатление.

— Угу, — девушка кивнула, чтобы он продолжал. Рубен сел на любимого конька.

— Члены рода приняли письмена за сирийские и отнесли свитки антиквару в Вифлеем, а тот показал их сирийским торговцам, которые, в свою очередь, отвезли находку сирийскому православному архиепископу в Иерусалим. Архиепископ Самуил, если не ошибаюсь, распознал иврит.

— Возможно, это был арамейский, — вставила попутчица.

— Верно, — согласился Рубен. — Говорят, архиепископ поднес спичку к уголку одного из свитков и почуял запах горящей кожи. Так он понял, что писали на шкурах животных — другими словами, на пергаменте.

— Способ действенный, но излишне радикальный.

В прекрасных глазах девушки светился интерес, который, как подсказывала Рубену интуиция, выходил далеко за рамки обычного любопытства, вызванного рассказом о Свитках Мертвого моря.

— Архиепископ купил четыре свитка за сумму, эквивалентную ста долларам США, — продолжил он. — Показал находку друзьям, и те решили, что перед ними подделка или современные еврейские свитки в плохом состоянии.

— Конечно. Только архиепископ не мог не знать истинную цену свиткам. Он вывез их из Израиля контрабандой.

Рубен улыбнулся, радуясь, что красавица всерьез заинтересовалась.

— И не без причины. Разве вы тогда не воевали за независимость? Архиепископ отвез свитки в Бейрут на сохранение, а когда обстановка стала накаляться, переехал в США. Там он выставил сокровище в музее, чтобы собрать деньги для палестинских беженцев. Сейчас свитки возвращены Израилю. — Он снова улыбнулся и добавил: —Археолог из Еврейского университета, профессор Сукеник, приобрел множество других манускриптов Мертвого моря и несчетное количество фрагментов.

Рубен узнал об этом накануне, посетив необычный с виду музей — Храм Книги в Иерусалиме. Музей построили в форме крышки тех кувшинов, которые почти две тысячи лет хранили в себе древние свитки.

Девушка обезоруживающе улыбнулась в ответ:

— А я собиралась поведать вам сказку о пастухе, который набрел на пещеру в поисках заблудшего козла.

Рубен почувствовал себя свободнее:

— Может и так. Я читал, бедуины племени таамире охотились за историческими артефактами. Они знали, где и что искать… Возможно, наверху есть и другие свитки.

— Да. Может. Но я сомневаюсь. К моему рождению — в середине пятидесятых — археологи нашли все манускрипты. На случай, если вы не знаете, большая их часть на арамейском — нашем языке в начале первого тысячелетия, некоторые — на иврите и греческом, — удовлетворенно сообщила попутчица.

— Верно. — Рубен снова широко улыбнулся и спросил: —Кажется, почти все свитки обнаружили иорданские власти, когда территория находилась под их контролем, до Шестидневной войны?

— Да, — ответила девушка, заметив, насколько голубые глаза скрываются за стеклами его очков. — В музее Аммана до сих пор хранится несколько свитков, в том числе медный — он уникален. Есть фрагменты в США и Великобритании. Мы проходили в школе. О них тогда много говорили.

Рубен знал, что часто забывается, когда речь идет о предмете его страсти. Ему не хотелось утомлять свою пленительную слушательницу скучной лекцией. Он сменил тему:

— Кстати, у вас случайно не найдется подлинного свитка? Я бы даже расстался с сотней баксов ради такого случая.

— Увы, — посетовала девушка. — Один-единственный свиток стоил бы сейчас миллиарды долларов. Я бы уволилась со службы в двадцать один год, нарожала детей, взяла бы нянек, чтобы присматривали за ними, ела бы шоколад и потягивала шампанское на солнце у бассейна… Растолстела бы, наверное.

Их взгляды встретились. В то мгновение они без слов сказали друг другу, что не просто ведут светский разговор о древних манускриптах. Рубен быстро отвернулся. В ее больших темных глазах он увидел тепло, искренность и затаенную страсть.

Говорят, женщинам нравятся мужчины в форме. После пятиминутной беседы Рубен едва не терял голову от рядовой в бежевой армейской юбке и оливково-зеленой рубашке. Короткая стрижка, обрамляющая веселое круглое лицо, только подчеркивала ее отличие от остальных. Умная, интересная девушка. Именно с такой, чувствовал Рубен, у него могли бы завязаться близкие отношения.

— Хорошо, что у вас нет свитка на продажу, — поддразнил он. — Как не стыдно: толстеть от шоколада и шампанского, пока другие надрываются на работе.

Автобус остановился.

«К черту развалины и пещеры! Я хочу быть с ней!» — звенел голос страсти в голове Рубена. Разум отвечал с холодной расчетливой логикой: «Ты не из ее подразделения, ты не можешь ехать с ней». Он неохотно двинулся к выходу.

Ощущение близости развеялось, Рубен не знал, что сказать попутчице. Ему вдруг срочно понадобилось проверить, на месте ли полукадровый «Кэнон». Снимки получались не самого лучшего качества, зато на одну пленку выходило в два раза больше цветных фотографий. Рубен тупо напомнил себе, что экономия превыше всего. Спасла положение девушка.

— Рада была познакомиться. Не скучайте! — крикнула она ему вслед, когда закрывались двери автобуса.

Кровь стучала в голове, но Рубен вдруг запутался в словах. Он вздохнул, когда автобус выпустил первый клуб выхлопных газов.

— Да, я тоже рад. Вы замечательная. Если бы только…

Чувство было взаимным.

Рядовую Мириам Кранц очаровали яркие голубые глаза, широкие плечи, интеллектуальный задор и чувство юмора. Искра вспыхнула в мгновение ока. Она твердо решила выучиться на археолога и пойти работать в Еврейский университет или Израильский департамент древностей и музеев после службы в армии, через полгода. Может, она вновь встретится с этим мужчиной — когда-нибудь.




ГЛАВА 3

СЕМЕЙНЫЙ СОВЕТ В ИЕРИХОНЕ, ДЕКАБРЬ 1972 года


За шесть недель до приезда Рубена в Израиль, неподалеку от развалин древних стен, которые вдохновили автора негритянского спиричуэла «Иисус выиграл битву за Иерихон», в старом доме на боковой дороге чуть в стороне от трассы к Тель-эль-Султану, произошел важный разговор.

Четверо старших членов арабской семьи Диаб были из тех палестинцев, что получили хорошее образование в зарубежных школах, Бейрута и Европы.

Грядет новая война. Через несколько месяцев, через год… скоро. Надо позаботиться о сокровище, — с медлительной патриаршей властностью заявил тщедушный семидесятивосьмилетний Самир.

Трое его детей средних лет кивнули.

Для супердержав это будет война по доверенности, как во Вьетнаме: Америка выступит за сионистов, а Советский Союз поддержит арабов. Палестинцы окажутся между молотом и наковальней. Возможно, нам придется бежать из страны… Я молился и чувствую, что перевозить надо сейчас, — заключил Самир.

Дети обменялись встревоженными взглядами. На сей раз отец говорил серьезно.

Найдя сокровище двадцать три года назад, Самир зарыл его в саду — пока «не уляжется пыль от проклятого арабо-израильского конфликта». Он собирался передать находку в палестинский музей. Но конфликт все гноился и прорывался бунтами или стычками вплоть до Шестидневной войны пятью годами позже. В результате израильтяне заняли Иерихон и западный берег Иорданской долины.

А значит, израильские власти имели право обыскать дом и земли Самира при малейшем подозрении в хранении оружия — или краденого сокровища.

— Не дай бог, нас убьют на следующей войне. В прошлый раз едва спаслись. — Самир невольно передернулся. — Тогда его никогда не найдут… Оно погибнет или пропадет навеки. Таким сокровищем нельзя рисковать. Вы спросите, почему бы не доверить его заботам церкви? — он печально покачал головой.

Ответа не требовалось. Семья знала, что бегство христиан в другие страны из-за конфликта снизило влияние церкви, кроме того, церковные власти могли уничтожить сокровище как святотатственное, использовать его в корыстных целях или спрятать под замок из чрезмерной осторожности.

Укрыть его где-нибудь в окрестностях Иерихона — тоже не лучшая мысль.

— Место неудачное, — добавил Самир. — Сокровище обнаружат застройщики. Да и безработные эмигранты гоняются за древними артефактами для черного рынка, порой даже не понимая истинной ценности своих находок.

— Ты уверен, отец? — спросил старший, Язид.

— Вспомни, как фермер обнаружил кувшин в пещере у Наг-Хаммади в Египте, — хмыкнул Самир. — Он разбил его, расстроился, что внутри нет золота, и с досады выбросил дюжину артефактов в кучу соломы, которую его мать приготовила на растопку. Представьте, что кто-нибудь найдет наше сокровище и продаст его невежественному туристу за несколько монет, а тот, пресытившись новой игрушкой, выбросит ее вместе с мусором.

— Ты видишь все в мрачных тонах, отец. Если тебе неспокойно, мы можем положить его в банковскую ячейку.

Дочь носила женский вариант отцовского имени — Самира.

— Он испортится в закрытом помещении. Опять же персонал банка узнает и доложит властям, — устало привел отец те же доводы, которые повторял всякий раз, когда они обсуждали судьбу своей находки.

Потягивая из стакана «ахве» — традиционный арабский кофе с кардамоном — и машинально выбирая оливки из закуски, приготовленной для этой беседы, Самира гадала, почему отец и братья не принимают ее всерьез. Любой их план казался куда рискованнее ее простых решений.

— Ну хорошо, раз мы не доверяем банкам, почему бы не отдать его зарубежной организации для выставки — например, нью-йоркскому музею, каирскому или в музей Аммана?

— Теоретически мысль хорошая, — насмешливо отозвался Язид. — Но подумай, как мы вывезем его? Перенесем через границу в сумке или прыгнем в самолет с сокровищем в ручной клади?

Как она могла забыть, что их, палестинцев, ждет тщательный обыск?

— И все-таки — что, если отдать его неарабу?

— А их не обыскивают? После бойни в Лоде? Ты полагаешь, израильские органы безопасности ничему не научились?

Критика брата обидела Самиру. Чтобы скрыть раздражение, она принялась для отца намазывать на хлеб смесь оливкового масла и приправы «захтар».

— Может, ты и прав, — кротко согласилась она, не желая ссориться, и тут же переключилась на новый план: —А почему бы отцу просто не передать его Еврейскому университету или археологическому музею Рокфеллера в Восточном Иерусалиме? Я знаю, после войны музей отошел израильтянам, но специалисты по крайней мере умеют обращаться с сокровищем. — Самира не теряла надежды отыскать простой безопасный выход. — Подождите, дайте мне закончить, — продолжила она, заметив, как братья насмешливо переглядываются — мол, придется слушать ее бредовые идеи. — Передадим его на глазах у представителей международной прессы, чтобы весь мир следил за условиями договора. Тогда израильтяне не посмеют его нарушить.

— Ха! С каких пор израильское правительство уважает соглашения, которые его не устраивают? — отмахнулся Язид. — Они постоянно игнорируют резолюции ООН — например, 242-ю, по которой должны освободить наши земли, оккупированные во время Шестидневной войны.

— Ладно, оставлять сокровище не будем, дарить организации — тоже. Тогда давайте отдадим его на хранение кому-нибудь, кто не вызовет подозрений, осознает его истинную цену и употребит на всеобщее благо.

Самира выразила вслух то, о чем все давно задумывались, хотя и боялись себе в этом признаться. Отец и старший брат кивнули. В принципе, мысль неплохая.

Хусам, младший, недоверчиво покачал головой. Пора и ему высказаться.

— То есть мы просто подойдем к первому встречному и спросим: «Ты знаешь цену древностям и всегда заботишься о благе человечества?» — Брат с сестрой считали Хусама легкомысленным и незрелым, но слушали внимательно. Его слова того заслуживали. — И если незнакомец ответит «да», как сделали бы девяносто процентов на его месте — ведь большинство из нас уверены, что руководствуются только высшими принципами, — мы скажем: «У наедая вас небольшой подарок». — Хусам язвительно усмехнулся и продолжил: —Он стоит всего пару миллионов долларов. Тем не менее, мистер Незнакомец, вы заявили, что у вас высокие моральные принципы, а значит, вам не грозят соблазны. Вы поймете, что его истинная ценность измеряется не деньгами.

— К чему ты клонишь? — осведомился Язид.

Хусам пропустил вопрос мимо ушей.

— Я так и слышу: «О, спасибо. Я буду чтить волю вашей семьи и сохраню его, пусть даже ценой собственной жизни, я поступлю справедливо на благо мира».

— Некоторые так бы и сделали. Например, я, — заявила Самира.

— Неужели, сестричка? Даже если бы узнала, что он стоит от двадцати до ста миллионов долларов? Представляю, о чем спросит наш гипотетический незнакомец, как только ему захочется разжиться сотней миллионов: «Кстати, какой аукцион вы бы посоветовали? „Сотби“ или „Кристи“? А может, у вас есть знакомый арабский шейх, который хотел бы купить подарок президенту Никсону или принести искупительную жертву сионистскому премьер-министру Голде Меир?» — Хусам помолчал, чтобы все в красках представили нарисованную картину, и продолжил: —Наш незнакомец будет считать, что правда на его стороне: ведь новый владелец сокровища обязательно присмотрит за своим драгоценным приобретением и выставит его на зависть окружающим.

— Послушай, Хусам, — вмешалась Самира, — на дворе семидесятые. Незнакомец может оказаться и незнакомкой. У женщины больше шансов вывезти сокровище из страны под носом у властей. А ты слишком циничен. Не у всех на уме только деньги. Некоторые придерживаются строгих моральных правил. Например, мы. И многие другие.

— Разве не женщина организовала стрельбу в Лоде? — возразил Хусам. — И оправдала бойню тем, что та якобы служила на благо человечеству? Эта женщина убедительно доказала равенство полов. Теперь власти подозревают всех.

Хусам был прав. Фусако Сигенобу, основательница «Японской Красной Армии», заявила после теракта в аэропорту Лод: «Пришло время показать империалистам, что вооруженная борьба — единственный гуманистический способ напомнить об угнетенных».

— Ладно, только военные обычно не трогают законопослушных иностранцев, которые далеки от наших проблем, — напомнил Язид. — Что, если мы отыщем добропорядочного знатока древностей, гражданина нейтральной страны, не участвующей в ближневосточном конфликте? Вдруг получится?

— Давайте разделим сокровище на две половины, и одну отдадим мужчине, а другую — женщине. Может, так скорее повезет? — предложила компромисс Самира.

Они до ночи обсуждали плюсы и минусы каждого варианта. Постепенно возможности исчерпались и начали повторяться. Наконец, дети обернулись к отцу в ожидании его слова.

Разговор подтвердил худшие подозрения старого Самира, из-за которых он горевал вот уже несколько месяцев. Заботясь о сохранности, они будут вынуждены расстаться с сокровищем, гордостью их семьи палестинских христиан. Что бы ни решили они, опасности не миновать.

— Мы исповедуем христианство со второго века, — начал Самир. — Это очень важно для нашей веры и семьи. У нас есть великий дар, и мы нуждаемся в Божьем совете. Хусам, ты говоришь, что стал агностиком. Но мы слишком многое поставили на кон. Я бы хотел, чтобы ты просил о помощи вместе с нами.

Члены семьи встали, взялись за руки и склонили головы в молитве, как восемнадцать поколений Диабов до них. Хусам слушал, Самир, Самира и Язид просили Бога ниспослать им верное решение, просили, чтобы предмет их спора попал в надежные руки и был использован по назначению.

Потом наступила тишина. Именно тогда Самиру явился ответ. Он поведал детям свой план, изобретательный и рискованный.

— Должно получиться… Если Бог на нашей стороне, — ответил за всех Язид.

Рубен Дэвис прибудет в Палестину шестью неделями позже, даже не подозревая, как исход семейного совета изменит его жизнь и пошатнет устои христианства.




ГЛАВА 4

КУМРАН


Рубен осторожно ступал по короткой тропке. Над Иорданской долиной просвистел «Фантом», его оглушительный рокот прокатился по всему бассейну реки. «Фантомы», «Скай-хоки» или «Нашеры», израильская версия французских «Миражей-5», патрулировали каждые десять минут.

Вдалеке в сторону Негева двигались три армейских грузовика с танками «Паттон М-48» на платформах. Они ездили все утро. Израиль твердо намеревался защитить свои территории, которые теперь рассматривались как особо важная буферная зона безопасности.

За соленым озером Ям-Хамелах — Морем Соли — длиной в пятьдесят пять километров виднелась гора Моаб и смутные очертания иорданских домов. Какими ничтожными, должно быть, чувствуют себя их обитатели перед этой военной мощью.

— Забыли плавки? Раздевайтесь и прыгайте в воду. Здесь никого, кроме нас.

Рубен вздрогнул и обернулся. Мысли об очаровательной рядовой из автобуса, военный парад и великолепие Мертвого моря затмили все вокруг. Он не заметил даже ручей, окруженный роскошной зеленью. Двое мужчин в плавках жестом приглашали его в исходящую паром воду.

— Давайте к нам. Мы — арабы, но обещаем ничего не красть, — сказал мужчина по-английски с южным акцентом.

Рубен улыбнулся этой самокритичной шутке и ответил в том же духе:

— Я сделаю даже больше. Попрошу вас приглядеть за вещами — вдруг будут проходить монахини и надумают вызволить из рабства мою одежду.

Они рассмеялись. Завязалось дружеское знакомство.

— Я сейчас. Только исполню долг туриста, нырну в Мертвое море.

— Вы там долго не пробудете. Вода потеплеет к вечеру.

Проворно скинув одежду, Рубен забежал в воду и попытался нырнуть.

Он, в общем-то, знал, что из Мертвого моря реки не вытекают, лишь впадают в него. Вода испаряется так быстро, что остаются лишь насыщенные соли, поэтому Мертвое море — самое плотное в мире. Однако такого эффекта Рубен не ожидал. Он почувствовал себя пробкой, скачущей на поверхности. Чтобы погрузиться в воду, требовались неимоверные усилия. Рубен плескался минут пять, потом все-таки сдался. Но хоть лично познакомился с Мертвым морем. Будет о чем написать домой.

Рубен перебрался в теплый ручей к новым знакомым.

— Мой сын знает английский хуже меня, — признал старший из арабов. Семейное сходство было очевидным, даже если бы оба не носили усов. Отцу на вид около шестидесяти, сыну — под тридцать.

— Я учился в Лондонском университете, когда британцы заправляли в Палестине, — объяснил араб и добавил: —Вы ведь не англичанин? Откуда вы? Родезия? Австралия?

— Из Новой Зеландии. Колониальная жизнь Австралии началась с более достойных британских переселенцев, — ответил Рубен.

— Вы о штрафной колонии в Новой Зеландии, — рассмеялся старик и пересказал смысл шутки сыну.

— Меня зовут Язид Диаб, а моего сына — Захи.

— Очень приятно. Рубен Дэвис.

— Мой отец высокого мнения о новозеландцах, — учтиво заметил Язид. — Он говорит, из всех оккупационных войск только они уважали палестинцев… Часть британских сил генерала Алленби, отбивших Палестину у оттоманов во время Великой войны.

— Спасибо. Я думал, наши солдаты пили пиво и волочились за женщинами не меньше остальных. Мусульманам это вряд ли нравилось.

— Да, наверное, вы правы, — признал Язид. — Но, по словам папы, они хоть считали нас за людей. Знаете что-нибудь о Кумране?

— Немного.

— Пойдемте с нами. Мы — помощники кураторов — те же гиды, но под красивым названием. Сейчас туристов почти нет. Насмотрелись новостей, боятся террористов. Да и зима — Рождество прошло, а до Пасхи еще далеко. Чем вас так привлекли развалины и пещеры?

— Я изучаю богословие в Оксфорде.

Рубен мысленно вернулся в прошлое.

Ессеи — мирная иудейская община численностью около четырех тысяч человек. Благополучно жили в окрестностях Кумрана с 200 года до нашей эры по 68 нашей эры. Ели простую пишу, молились и все время учились. Занимались сельским хозяйством и ремеслами, не знали частной собственности, отвергали рабство и почти все давали обет безбрачия. Верили в апокалипсис, Судный день, когда должны восстать правоверные.

— На экзамене спрашивали про Иисуса и ессеев, — припомнил Рубен.

— Прекрасно. Вот давайте и обсудим. — Язид начал с самого заковыристого вопроса: —Как вы считаете, Иисус из Назарета был ессейским монахом? Туристы интересуются. Мы почти слышим их мысли: «Если Иисус жил здесь, ясно, почему не женился, досконально знал Священное писание и посвятил себя Господу».

— Вывод очевиден, — согласился Рубен.

— Туристам любопытно, что Иисус за человек, откуда черпал свои идеи, как жил, занимался ли сексом. И все в том же духе.

— Представить Иисуса ессеем нетрудно, — возразил Рубен, — но все же, если не считать нескольких древних документов с наполовину выдуманными историями о его детстве, мы мало что знаем о первых тридцати годах жизни Иисуса. Только то, что в двенадцать лет он остался в храме поговорить с учителями о богословии.

— Во всяком случае, Иисус мог приходить в монастырь и перенимать верования ессеев, так?

— Рубен отпуск, не работа. Он хочет отдых, не разговор, — вмешался Захи на ломаном английском.

— Ничего, — улыбнулся Рубен. — Мне не скучно. — Беседа еще и отвлекала его от печальных мыслей о расставании с притягательной попутчицей. Он продолжил: —Вряд ли ессеи повлияли на Иисуса. Насколько нам известно, они были иудейскими фундаменталистами и не желали отдавать свою веру на поругание римским богам и завоевателям. Возможно, им не слишком нравились порядки в иерусалимском храме. Но…

— Разве Иисус не отвергал насилие, подобно ессеям? — перебил Язид. — Они жили в мире и не держали оружия.

— Да, но как же двое учеников Иисуса — Иуда Искариот и Симон Зилот? Они были террористами или повстанцами — смотря на какой вы стороне. Ученики Иисуса носили оружие. Петр отсек стражнику ухо мечом.

— То ученики, не Иисус.

— Иисус в гневе опрокинул бичом столы торговцев, потому что те оскверняли храм.

— Верно. Но Иисус мог быть ессеем прежде.

— Интересная мысль, Язид. Возможно, Иисус учился среди ессеев, а позднее отказался от некоторых идей, особенно тех, что касались грешников.

— Ессеи пытались сохранить чистоту веры. Иисус же наоборот. Он с радостью принимал согрешивших. Ессеи не ведали прощения. Они выкидывали паршивую овцу за дверь и наказывали не возвращаться.

Все трое засмеялись.

— Уж кто ессей, так это Иоанн Креститель: он вел простую жизнь пустынника и призывал к покаянию, — продолжил Рубен.

— С вами очень приятно беседовать, — радостно заявил Язид. — Захи не откажется провести обычную экскурсию, если появится группа, а я организую вам гранд-тур, заодно и поговорим.

— Спасибо, я с удовольствием.

Они еще поболтали втроем. О том, что спрашивают и делают туристы, об учебе в Англии, о своих семьях и событиях Шестидневной войны 1967 года.

Язид посерьезнел, вспомнив пятое июня, когда неожиданно напали израильтяне: египетские ВВС были побеждены, и в небе воцарились израильские самолеты.

Он рассказал, как иорданская армия вошла в Иерусалим с Западного берега, контратаковала израильтян и потерпела поражение.

— Солдатам пришлось отступить, — волнуясь, говорил Язид. — Особенно когда израильские военные самолеты атаковали 16-ю иорданскую бригаду по дороге из Иерихона. Моя семья, христиане, жила в Иерихоне со второго века. Путь оказался очень длинным. Я думал, нам конец.

— Очень страшно, наверное, — посочувствовал Рубен.

— Ужасно. Не знаешь, что делать. Мы стояли в доме и молились. Бомбы, танки — меня до сих пор преследует запах гари — выстрелы, ракеты… и этот грохот. Мы уже не надеялись выжить. В наш дом попал снаряд. Нам повезло. Только отца немного задело.

— Надеюсь, он выздоровел, — обеспокоился Рубен.

— С ним все в порядке. Теперь мы больше не принадлежим к Иордании. — Язиду хотелось поскорее свернуть рассказ. — Израиль утроил свою территорию, а мы присоединились к миллиону других палестинских арабов, теперь мы — оккупированный народ. Мы несвободны. Нами управляет израильский генерал. Административными вопросами занимаются арабы, но мы — все равно что колония. Иорданское правительство до сих пор выделяет прибавку к зарплате моей дочери, учительницы в младшей школе — сто долларов в месяц. Хорошо, потому что нам мало платят.

— Скоро будет новая война, — попытался объяснить Захи. — Повстанцы, готовые умереть за правое дело, получают помощь от Ливана и Сирии. Не Иордании. Король Хусейн отмахнулся от них два года назад. Говорит, что он за палестинцев. На самом деле хочет мира с Израилем. Слишком много войны для хашимитского короля и иорданского народа.

Рубен вспомнил новостные передачи того времени. Раньше король Хусейн привечал палестинских беженцев и побуждал бороться за родину, отобранную евреями. Особенно после Второй мировой войны. Но к середине семидесятых вооруженные до зубов палестинские федаины впали в немилость его правительства, и в Иордании наступил хаос.

На жизнь короля Хусейна покушались дважды, оба раза неудачно. Последней каплей стал угон трех международных авиалайнеров, которые федаины взорвали перед телевизионными камерами в Иорданской пустыне, предварительно высадив пассажиров и экипаж. В сентябре 1970 года конфликт перерос в яростную гражданскую войну, которая с подачи федаинов стала именоваться «Черный сентябрь» — по названию одной из группировок.

Но память сохранила не образ горящих самолетов. Рубена поразил яркий репортаж журналиста на «Би-би-си». Тот подробно описал ужас кота, спрятавшегося вместе с ним в разрушенном доме Аммана, когда вокруг взрывались снаряды сирийских танков, которыми управляли союзники федаинов.

Кот, в панике выгибающий спину и шипящий на невидимого врага, символизировал реакцию простых людей, угодивших под перекрестный огонь.

За следующий год погибло пять тысяч федаинов. Уцелевшие покинули страну и организовали лагерь в Ливане. Хашимитское государство Хусейна избежало анархии, а Израиль облегченно вздохнул. Арабское правительство взяло возможные проблемы на себя — до поры до времени.

— Четверть двенадцатого. Пора. Рубен, возьмите мое полотенце. Мы с Захи вытремся одним. Берите, берите.

Они оделись и пошли вверх по холму, мимо пересохшей речной долины, вади, до кумранского монастыря.

Развалины мостились на краю ущелья с видом на Мертвое море и широкое плато.

Рубена гранд-тур привел в восторг. Руины монастыря вместе с четырьмя внутренними двориками занимали участок где-то сто двадцать на шестьдесят метров. Ни жилых домов, ни комнат отдыха. Непонятно, где же монахи спали. Рубен прошелся по бывшим уборным, кухне и столовой, рядом с которой располагались кабинет и библиотека.

— Здесь стояли скамьи и письменные столы. В чуланах рядом — множество чернильниц. Там же, вероятно, хранились свежие пергамента. Но ни одного свитка не нашли. Только в пещерах. Монахи совершали ритуальное омовение и надевали белые одежды, дабы очиститься перед тем, как взять священные тексты. Здесь и кабинет, и библиотека древних свитков неподалеку, а кое-кто до сих пор сомневается, что Свитки родом отсюда.

— Неужели есть и такие? — удивился Рубен.

— Некоторые ученые даже заявляют, будто это не ессейская община, хотя иудейские авторы первого века, Иосиф и Филон, упоминают ессеев. Они могли писать с чужих слов, но с какой стати Иосифу и Филону ошибаться? Да и Плинию тоже? Как вы думаете, Рубен?

— Согласен с вами. Плиний иудаизм не исповедовал. Он писал, что ессеи построили монастырь на западной стороне, подальше от вредных испарений Мертвого моря. По его словам, среди ессеев не было женщин, монахи не испытывали плотских желаний — во что верится с трудом, — они не имели денег и жили под пальмами. Но деревьев тут немного.

— Возможно, ессеи орошали почву. Но я думаю, земля просто пересохла.

— Забавно, да?

— Что?

— Пока не нашли свитки, ессеями интересовалась лишь горстка современных ученых. Теперь свое мнение есть у каждого — целый набор теорий и сумасбродных идей.

— Вы правы. Чего только не услышишь. Туристы говорят, что ессеи прилетели из другой галактики, а в свитках заключен тайный код будущего или путь к несметным сокровищам.

Рубен расхохотался, глядя на недоумевающего Язида.

— Ой, я забыл свой дешифратор. Пойду, сгоняю в летающую тарелку — вам ее не видно подзащитным экраном — одолжу машинку у марсианских офицеров из службы кодировки.

— Смешно. Но мне приходится делать серьезное лицо, когда такое говорят. Кстати, вон могилы. Там похоронены и женщины. Выходит, Плиний ошибался на сей счет.

— Наверное. Другие авторы писали, что какая-то группа ессеев признавала браки, но только ради потомства. Ессеи не доверяли женщинам. Считали их чересчур сексуальными и к тому же склонными к измене. А может, женщины в могилах не из ессеев, — предположил Рубен. — Может, здесь хоронили местных бедуинок или места на кладбище давали всем подряд. Объяснений много.

Когда они добрались до места, где в древности стояли горшечная мастерская и печь для обжига с большими резервуарами рядом, Язид вернулся к хорошо отрепетированной роли гида:

— Тут мы нашли множество необожженных чашек, тарелок и горшков. Здесь же для свитков делали кувшины необыкновенной формы. Вот древняя красильная мастерская, рядом с прачечной. Возможно, там красили ткани. Чернила для письма получали из углерода — угля или сажи от костра, часто с добавлением камеди для стойкости… Видите трещины в ступенях и стенах? Они идут через все постройки — следствие землетрясения тридцать первого года до нашей эры.

— Ессеи, надо думать, восприняли его как знамение грядущего апокалипсиса, — пробормотал Рубен.

Показав мельницу, печи и стойла, Язид заметил:

— Вероятно, у вас есть вопросы. Не заглянуть ли нам в некоторые из пещер, где нашли Свитки? Они закрыты для туристов, но не для тех, кто со мной. Начнем с шестой. Туда легко забраться по древнему акведуку, через который ессеи получали воду для ритуальных омовений.

— Прекрасно.

К шестой пещере добрались без проблем. Другие тропы скорее подходили для горных коз. Рубен мучался на полуденной жаре, огибая зазубренные красно-коричневые края отвесной стены вади на пути к следующей пещере. История о пастушонке, которому пришлось так выбиваться из сил, лишь бы от скуки покидать камешки в пещеру, теперь казалась притянутой за уши. А вот версия с пропавшим животным не лишена правдоподобия. Может, в первую пещеру, где пастух наткнулся на сорок кувшинов, попасть легче?

Некоторые пещеры скорее напоминали альковы. Другие были размером со спальню или гостиную. Внутри — прохладно и сухо, на полу песок. Кувшины нашли далеко не во всех.

— Изначально на известняковой террасе умещалось около сорока пещер, — тоном лектора сообщил Язид. — Люди встречались и ели в монастыре, но спали в палатках или здесь, в пещерах. Может, хранили некоторые свитки дома, на случай если монастырь рухнет, как при том землетрясении — или от рук парфянских завоевателей за несколько лет до него.

Они залезли на южный выступ плато, ближе к развалинам монастыря. Вертикальный обрыв заканчивался долиной, далеко внизу паслись несколько овец и верблюд.

— Четвертая пещера.

Они спустились по лестнице.

— Она, видимо, самая знаменитая. Видите отверстия в стенах? Здесь крепились полки. Библиотека, скорее всего. Палестинцы, которые откапывали монастырь, нашли сотни мелких фрагментов рукописей — во время перерывов на обед. Мой отец тоже находил. Он работал в команде.

— Что делали со свитками?

Рубена интересовало, все ли фрагменты попали к властям.

— Говорят, мы крали и делили рукописи на мелкие кусочки, чтобы продать исследователям, потому что они платили за количество, а не размер… Так или иначе, большинство фрагментов археологи находили сами. Нам перепало немного — в целом пятнадцать тысяч из нескольких сотен различных книг.

Рубен воздержался от комментариев. Он задал вопрос, который интриговал множество туристов:

— Вы нашли что-нибудь? Что они пропустили?

Язид выдал стандартный ответ:

— Мы с Захи часто искали. Здесь — ничего.

Рубен отметил легкое ударение на слове «здесь». Язид намекал, что нашел где-то в другом месте?

— Давайте посмотрим седьмую. Кстати, пещеры обозначаются буквой и цифрами: 1Q, 2Q, 3Q. Эта —7Q. Она недалеко. Q — от «Кумран». 7Q может вас заинтересовать.

Они выбрались из 4Q и пошли к 7Q.

У Рубена вытянулось лицо.

«Что здесь особенного?» — удивился он про себя.

На пещеру 7Q не тянула. Скорее неровная ямка в утесе. 8Q напротив — гораздо глубже. Язид заметил разочарование Рубена:

— Пещера обвалилась много лет назад. Может, во время землетрясения. Взгляните. Под камнями лежали единственные свитки на греческом, обнаруженные в Кумране.

«Он хочет сказать, здесь нашли что-то важное». Рубен обдумал свое подозрение и решил проверить.

— Друзья рассказывали, что испанский ученый-иезуит Хосе О'Каллахан недавно опубликовал статью, в которой утверждает, будто отдельные фрагменты на греческом — отсюда? — содержат строчки из Нового Завета.

— Да, я тоже слышал. — нисколько не удивился Язид.

— Если не ошибаюсь, — припомнил Рубен, — из Евангелия от Марка и посланий Иакова и Фомы. Доказательства неубедительные. Но тогда получается, среди ессеев были верующие христиане… или они имели отношение к христианским свиткам. Разве мы не путаем понятия?

— Конечно, — немедленно согласился Язид. Похоже, он пытался его прощупать.

— Полагаете, здесь могли быть свитки Нового Завета? Ни один пока не нашли. Официально. Не упоминается и находок, касающихся Иисуса или конкретно христианства. — Рубен пожал плечами. — Я открыт для всего нового. Если бы здесь обнаружили фрагменты или, того лучше, полную книгу Нового Завета! Мы бы точно знали, что она написана до падения монастыря в 68 году нашей эры, то есть это самый древний из найденных христианских текстов.

— Верно. — Язиду явно хотелось, чтобы Рубен сказал что-то еще.

— Наш Новый Завет — копия копий, сборник цитат из работ первых церковных вождей, так называемых Отцов Церкви. Встречаются ошибки. Ученые работают над тем, что есть, предполагают, каким мог быть изначальный вариант.

— Да. Никогда не знаешь, что еще могут найти… или уже нашли, — протянул Язид, глядя на Рубена в упор.

Рубен отметил паузу, многозначительный взгляд и намек на нечто важное. Может, Язид знает о каком-то тайном свитке. Может, существуют фрагменты Нового Завета, спасенные из-под завала в пещере. Или он искусно нагнетает интерес, как мастер интриги и намеков?

Язид нарушил молчание:

— Я покажу вам, где археологи нашли Медный свиток —3Q. Его так и не разгадали до конца. Даже прославленные ученые говорят, что в нем указан путь к сокровищу.




ГЛАВА 5

АЭРОПОРТ ЛОД, СЕРЕДИНА ФЕВРАЛЯ 1973 года


После личного досмотра и предварительной проверки билета, паспорта и багажа у поста безопасности на подходе к аэропорту Лод, Рубену предстояло отнести рюкзак и ручную кладь в отдельный угол терминала на тщательный обыск.

Шел еврейский шабат, и пассажиров было немного. Рубена переполнил неудержимый восторг, и он расцвел в улыбке, опуская рюкзак на скамью для досмотра.

— Привет. Я не скучал, как приказывали. А вы? Я думал, вас сослали в негевский ГУЛАГ.

Мириам уставилась на Рубена со смесью радости и испуга. Девушка оказалась выше и красивее, чем запомнилось Рубену. Он пытался выбросить ее из головы, уверенный, что больше они не увидятся.

— Там не сибирский ГУЛАГ, — запинаясь, ответила Мириам. — В армии не так уж плохо.

Девушка улыбнулась, не в силах скрыть удовольствие от встречи.

— Ну вот, теперь вы перетряхиваете мои вещи. У меня от вас никаких секретов не останется.

Мириам порозовела:

— Мы очень серьезно относимся к безопасности. Я недавно попросила о переводе сюда. Добро получила в начале недели. Хотела работать с обычными людьми.

— Ну, Мириам Кранц… — прочитал Рубен ее имя по еврейско-английской карточке на левом кармане форменной рубашки, — я — самый обычный человек. Можете меня обыскать.

— Увы, не выйдет, — хихикнула она. — Мужчин обыскивают мужчины. Я только проверяю сумки.

Настала очередь Рубена краснеть. Непринужденный ответ Мириам выдавал интерес к его телу.

Он сменил тему:

— Откуда у вас американский акцент? В ваших школах учат американскому английскому?

— Зависит от того, кто учит. Меня учил папа. Он из Бруклина. Приехал сюда бороться за независимость и встретил маму.

Рубен открыл рюкзак и принялся выкладывать вещи. Несколько рубашек, носки, пленка, штаны и какой-то предмет, завернутый в свитер.

— Что там?

Мириам развернула сувенир на память об Израиле.

— Купили сувенирный кувшин из-под свитков. Что внутри?

Девушка сменила тон. В ней заговорил профессиональный офицер безопасности.

Рубен снял крышку с керамического кувшина — округлого сосуда, чуть расширяющегося кверху, тридцати трех сантиметров длиной и одиннадцати диаметром.

— Вижу, вы очень цените свое нижнее белье, раз спрятали его в кувшин.

В голосе Мириам звучало подозрение, брови приподнялись.

— О, я сейчас все выну, там больше ничего нет.

Смущенный Рубен кинулся вытряхивать кувшин.

Воздух пронзил резкий звон.

Одновременно щелкнули четыре предохранителя, и «узи» пришли в боевую готовность. Мужчина, которого Рубен принимал за пассажира, выхватил пистолет из наплечной кобуры под пиджаком и прицелился Рубену в сердце.

Мириам упала ничком на пол, закрыв голову руками.

Все смотрели на Рубена и ждали. Подрывник-камикадзе? Бомба не сработала?

— Не двигаться! — крикнул один из охранников. Он смотрел американские боевики по телевизору и знал, что говорят в таких случаях. — Руки вверх… медленно.

Резкий выброс адреналина. Сердце Рубена грохотало, как газующее на старте гоночное авто. Он судорожно глотал воздух, поднимая руки.

— Не стреляйте, — выпалил Рубен. — Это будильник… Я забыл его выключить.

На выручку пришла Мириам:

— Я его знаю, — по-еврейски сказала девушка охранникам, вставая с пола. — Он говорит, там будильник. Я проверю.

Ее лицо побледнело, несмотря на оливковый цвет кожи.

«Узи» не выпускали Рубена из-под прицела, пока Мириам дрожащими руками разматывала маленький, но очень громкий походный будильник. Она нажала кнопку «выключить» и подняла будильник повыше, чтобы охранникам было видно. Предохранители со щелчком вернулись на место, и автоматы уставились в пол.

Позже начальство благодарило охранников за четкость действий в потенциально опасной ситуации. Впрочем, им хватило и того, что обошлось без взрывов и стрельбы.

— Нас едва не убили из-за ваших фокусов. — Мириам прижала руку к левой груди. — Я думала, мне конец… что у вас бомба… Вы… вы псих, — прошипела она. — Терпеть не могу, когда люди страдают. От одной мысли плохо. Никогда так больше не делайте. Пожалуйста!

— Обещаю. Никаких будильников, пока вы обыскиваете мое нижнее белье, — выдал в свою очередь Рубен.

И вдруг понял, что сказал. Они посмотрели друг на друга и расхохотались. Рубен не покраснел. Он радовался, что напряжение спало. Они с Мириам вместе пережили опасный момент, и это сблизило их.

Когда Мириам помогала Рубену заново упаковать вещи, он отметил кое-что, ускользнувшее от ее внимания.

— Алюминиевый корпус — полый. Рюкзак сделан для прогулок на природе. Видите колпачок? Отвинчиваешь и заливаешь жидкое топливо для походной плитки или горелки. А еще туда можно спрятать взрывчатку, наркотики, все, что угодно. Даже если колпачка нет, полый каркас всегда можно чем-то начинить. Чем-то незаконным.

— Спасибо. — Мириам быстро оценила последствия. — Нас такому не учили. Я передам своим.

— Не буду прощаться, лучше скажу — до встречи, надеюсь, скорой.

Рубен сам удивился, как совместно пережитый страх придал ему смелости.

— Как вас зовут? — крикнула вдогонку Мириам.

— Рубен Дэвис… и если вам интересно — нет, я не еврей.

— Не все мы идеальны, — улыбнулась Мириам, когда Рубен был уже в дверях.

Он проходил пограничный контроль и стойку авиакомпании, расстроенный, что вновь покидает Мириам. Но его не оставляла надежда на новую встречу.

Случилась она гораздо раньше, чем он думал.

Рубен сидел в зале ожидания и потягивал кофе с молоком, которое местный буфет американизировал, обозвав молоко «сливками». Кофе оказался таким дрянным, что Рубену пришлось бросить в него кубик сахара. Еще одно подтверждение его негласной теории: кафе разных аэропортов втайне соревнуются, кто сварит наихудшую отраву и продаст ее по наивысшей цене загнанным в угол пассажирам, которые не могут пройти через систему безопасности обратно и найти что-нибудь получше. Вот почему все кафе в аэропортах завалены недопитыми стаканчиками — вовсе не из-за того, что люди не успевают допить, опаздывая на рейс.

Обычно Рубен пил воду. Сейчас позволил себе кофе — как компенсацию за происшествие с будильником и неукротимое влечение к Мириам. Естественно, сделав несколько глотков, Рубен махнул рукой на переваренное пойло и предался воспоминаниям о последних двух неделях.

Удивительно, какой крошечный на самом деле Израиль. На общественном транспорте можно объехать за пару дней.

Снаряд военного корабля, стоящего в море неподалеку, пролетел бы едва не через всю страну.

Однако размер не имел значения. Рубен считал Израиль самым поразительным государством из сорока двух, которые успел посетить. В нем всего понемногу: правые капиталисты рядом с левыми социалистами. Общины кибуцев. Европейцы, узники нацистских лагерей, и те, что искали родину без преследований и векового антисемитизма. Бывшие североафриканские евреи из Египта, Эфиопии, Марокко и Туниса, русские коммунисты плечом к плечу с дерзкими, жадными до наживы евреями из Нью-Йорка и Лос-Анджелеса.

Иммигранты до сих пор стекались со всего мира — сионисты призывали евреев переселяться в новое государство.

И еще арабское население — вездесущие палестинцы в исконных границах Израиля и на оккупированных территориях.

Эту многонациональную радугу дополняла еще одна, поменьше. Иностранцы разных вероисповеданий со всех концов света называли Израиль своим домом, надеясь, что жизнь в Святой Земле приобщит их к истинной святости.

Здесь находятся святые места трех великих монотеистических религий — которые мусульмане иногда называли «верованиями Книги» — со своими лидерами и учениками изо всех уголков мира. Здесь многообразие религиозных одежд. Здесь стоят синагоги, церкви и мечети, зачастую построенные на древних священных местах.

Изобилие археологических находок и руин, которые часто давали повод для жарких споров ученых, особенно если для одного священного события находилось несколько мест, или представители разных вероисповеданий оспаривали исторический памятник. А еще звуки, запахи, цветущая кутерьма рынков и узких улочек древних городов. Там люди до сих пор с гордостью живут в развалинах, которые напомнили Рубену о поездках в Северную Африку и на Ближний Восток.

Рубену нравилось все. В Израиле он нашел попурри всех своих интересов и страстей: религия, политика, расовые вопросы, народные традиции, энергия ума и противоборствующие идеологии в исторических декорациях из песка и жары.

Однако среди разноцветья — вооруженные полицейские и сотрудники безопасности, готовые камнем упасть на любого потенциального бунтовщика, неусыпная слежка за выступлениями палестинцев, недовольных захватом родных земель и своим поражением. Война за независимость Израиля в 1946— 48-м годах и Шестидневная война 1967 года породили беженцев — десятки тысяч людей в палаточных городках на захваченных территориях и в соседних странах. Многие не обрели дома до сих пор — проведя в палатках четверть века.

Несмотря на висящее в воздухе напряжение, Рубену не хотелось уезжать. Ему почему-то казалось, что следующая остановка, Тегеран, будет не столь поразительной.

Встреча с Язидом, его отцом, братом и сестрой неожиданно стала главным событием поездки. Через два дня после экскурсии по пещерам Кумрана Рубен поймал маршрутное такси и добрался до Иерихона, сдавленный между четырьмя другими путешественниками. Семья Диабов разговаривала на приличном английском и обращалась с Рубеном как с королевской особой. Утром гостю показали Иерихон, а в обед угостили традиционными палестинскими блюдами, которые сделали бы честь любому знаменательному событию: свадьбе, похоронам или заключению важного договора.

Они ели под сенью деревьев во внутреннем дворике. Рубену врезалось в память, как жадно мяукал кот, выпрашивая лакомые кусочки у старого Самира. Тот ублажал любимца, потому что «и это тварь божья».

Самира, его дочь, рассказывала Рубену о каждом блюде, как только оно появлялось на столе. На закуску подали киббе маглия — хорошо прожаренные шарики с корочкой из булгура, дробленой пшеницы, и ароматной начинкой из рубленого мяса и кедровых орехов. Затем в центре стола поставили общее блюдо, с которого ели руками. Традиционный мансаф из ягненка, египетского риса и наваристого бульона на сухой простокваше — джамиде. На десерт — сладкий виноград позднего урожая, финики и арабский кофе.

За обедом было весело. Диабы всерьез интересовались жизнью Рубена в Новой Зеландии, его религиозными взглядами и планами на личную жизнь.

— Ни одна истинная новозеландка не захочет со мной жить, — в шутку отвечал Рубен. — Я не играю в регби. У меня другая вера. Наверно, я останусь холостяком. Буду надеяться, вдруг какая-нибудь женщина прозреет и поймет: не все настоящие мужчины играют в регби.

— Нет, они играют в футбол, круглым мячом.

Все рассмеялись. Хусам, самый младший, болел футболом.

Самир помянул добрым словом новозеландских солдат времен Первой мировой. Рубен чувствовал, что старик не просто отдает дань вежливости гостю. Он говорил искренне.

К вечеру они коснулись арабо-израильской политики. Диабам вроде нравилось, что Рубен главным образом слушал и не изображал знатока, встревая в серьезный спор.

Рубену казалось, будто Диабы проверяют, не занял ли он чью-то сторону.

— Что вы думаете о синоптической проблеме?

Вопрос застал Рубена врасплох.

— О синоптической? — удивленно повторил он. — Ах да…

Он снял модные очки в роговой оправе и хлопнул себя по лбу за тупость. Самир переключился на религию.

Рубена можно было понять. Синоптическая проблема — не из тех, что попадают на первые полосы газет и обсуждаются на рынке. Она интересует только ученых и богословов. Вряд ли о ней будет знать простой прихожанин, который наведывается в церковь по воскресеньям. Простого прихожанина больше волнует, попадет ли его собачка на небеса и считается ли смертным грехом ограничение численности семьи с помощью таблетки. Тем не менее такого вопроса следовало ожидать. Язид говорил, что Самир работал на археологических раскопках и читал серьезные труды, чтобы разобраться в зарождении христианства.

— Какой я недогадливый. Синоптическая проблема, конечно. Первые три книги Нового Завета… Чем объяснить различия и сходства Евангелий от Матфея, Марка и Луки — трех из четырех Евангелий о жизни и речах Иисуса из Назарета, основателя христианства?

Члены семьи облегченно переглянулись.

— За долгие годы появилось много теорий, и, думаю, споры не утихнут никогда. Сейчас мы считаем, что Марк писал Евангелие первым, возможно, до падения Иерусалима в 70 году нашей эры.

Рубен замолчал. Наверное, он выглядел как надменный юнец, который учит жизни мудрого старца. Взглянул на Диабов: можно ли продолжить? Те кивнули.

— Итак, Матфей и Лука писали по Марку и меняли рассказ в зависимости от аудитории. У Матфея — иудеи, у Луки — не иудеи. Но как же материал, который есть в Евангелиях от Матфея и Луки, но отсутствует у Марка? — задал риторический вопрос Рубен. — Лука списывал у Матфея? Или наоборот? А может, оба пользовались одним Евангелием или источником, который после был утерян? Такова, на мой взгляд, суть синоптической проблемы.

Диабы не сводили с него глаз. Рубену казалось, будто их нервная энергия давит на него, как силовое поле. Почему это так важно?

— И что вы думаете, Рубен, существует ли утерянное Евангелие? Или Лука с Матфеем переписывали текст друг у друга?

Рубен продолжил — сбитый с толку, но довольный возможностью поговорить на любимую тему и поддаться с разрешения Диабов своей извечной тяге к преувеличению.

— Сегодня мало кто из уважаемых ученых считает, что Матфей использовал Евангелие от Луки. Один из экспертов в данной области, мой преподаватель в Оксфорде, полагает, что Лука заглядывал в тексты Матфея. Его аргументы убедительны, но всего не объясняют. Я думаю, вероятно существование утерянного источника — некоего Q-источника или Евангелия Q.

Рубен знал, что Q — первая буква слова, скорее всего — немецкого «Quelle», «источник». Но, судя по всему, его слу шатели в объяснениях не нуждались.

Самир кивнул и улыбнулся.

— Как по-вашему, Евангелие Q есть на самом деле? — неторопливо спросил он.

— Возможно. У Матфея и Луки около двухсот тридцати пяти общих стихов, которые не встречаются у Марка. Если Евангелие Q существует, оно не такое уж объемное. Или источников больше, Q, R, S и так далее. Не знаю.

— С чего вы взяли, что стихов только двести тридцать пять? — тихо осведомился Язид.

Рубен повернулся к нему:

— Вы имеете в виду, их больше? Не приходило в голову. То есть в Q есть тексты, которые не взяли Матфей и Лука? — Он замолчал на мгновение, чтобы налить себе свежего сока лайма и обдумать новую мысль. — Гм. Возможно, конечно. Но какие?

— А кто бы мог написать Q… если бы оно существовало на самом деле?

Прежде чем оговориться, Хусам выдержал многозначительную паузу. Будто не сомневался в реальности Q.

Возможно, у него своя теория. Конечно, оригинальную идею выдвинуть сложно. Рубен изучил около двадцати объяснений, начиная от тех, что пришли из IV века, времен Августина.

Он мысленно вернулся на занятия, которые посещал несколько лет назад, и рискнул:

— Иудейский христианин, потому что избегает имени божества. Иудейские авторы старались не писать божественное имя полностью, чтобы не совершать святотатства. Неиудейским христианам чужды их терзания.

— Думаете?

Хусам, пусть и агностик по убеждениям, не отставал от других, вытягивая из Рубена информацию.

— Я заметил табличку, когда поднимался к Куполу Скалы и мечети Эль-Акса, что на месте древнего храма у Стены Плача в Иерусалиме, — ответил Рубен. — Праведным иудеям входить запрещалось, потому что земля посвящена «Б-гу». «О» было пропущено: произносить имя божества полностью — значит, совершать святотатство, умалять священный трепет и почтение.

— Догадываетесь, что за иудейский автор? — не отставал Хусам.

— Да кто угодно. Некоторые ученые уверены, что он жил в Сирии. Но я знаю не больше вашего.

— А если предположить? — настаивал Хусам.

Серьезность Диабов настораживала Рубена. Тут крылось нечто большее, нежели светский разговор на библейские темы.

— Кто-то называет пленного еврейского генерала, Иосифа. Он, конечно, писал иудейскую историю с середины первого века. Но это так, выстрел вслепую. Иосиф переметнулся на сторону римлян, и лишь вскользь упоминает христиан.

— Еще кто-нибудь? — Язид продолжил допрос вместо младшего брата.

— Святой Марк или Филон Александрийский. Говорят, оба беседовали с первым учеником Иисуса, святым Петром, до его мученической смерти в Риме.

— За кого бы вы поручились?

— Марк написал Евангелие от Марка, остается Филон.

— Филон? — переспросил Язид.

— Уважаемый писатель. Христианский иудей. Жил в Александрии, где располагалась величайшая библиотека древнего мира, изучал классическую греческую философию. Скорее всего, он… если Q существует.

Язид, Самира и Хусам переглянулись, старый Самир кивнул. Мансаф не пропал даром. Они приняли решение. Самир помолился про себя, чтобы они оказались правы и Рубен их не подвел.

Когда Рубен уезжал, Самир благословил его и подарил на память копию кувшина из-под свитков Кумрана. Рубен, до глубины души тронутый щедрой гостеприимностью Диабов и заботой о его благополучии, хотя их собственное положение удручающее, твердо решил следовать примеру палестинской семьи.

— Привет. Я бы тоже его выбросила. Кофе тут ужасный.

Теперь вздрогнул Рубен. Он так ушел в воспоминания, что даже не заметил, как перед ним появилась Мириам.

— Согласен, — радостно подтвердил он. — Не думал вас здесь увидеть. Особенно после того, как полчаса назад изобразил террориста.

— Разве так делают бомбы? — поддразнила она. — Могли бы хоть взрывчатки положить в рюкзак и подвести провода к будильнику, прежде чем его заводить.

— Верно. Ну, в следующий раз.

— Даже не мечтайте! Охранники у нас нервные, чуть что — сразу на курок жмут. Вы не представляете, как вам повезло.

Мириам не шутила.

Рубен рискнул ответить на ее невысказанную мысль:

— Спасибо. Приятно знать, что кому-то не все равно.

— Извините, другого шанса у вас не будет, — увильнула Мириам. — Из-за вас начальство уже занялось системой безопасности. Правда, они долго хохотали над вашим будильником, и обрадовались, когда я рассказала о полом каркасе рюкзаков. Раньше никто о нем всерьез не задумывался.

Ни он, ни она не смогли бы объяснить, что между ними происходит. И все же каждый интуитивно осознавал, что они поднялись над религиозными и культурными барьерами, над высокопарным притворством. Их интонации и горящие глаза — зеркала души — говорили о нежности, симпатии и уважении.

Мириам признала, что поменялась с кем-то сменами в надежде снова увидеть Рубена до отлета.

На смех парочки обернулся охранник. Увидел, что они сидят рядом, соприкасаясь коленями. Девушка накручивала на палец прядь коротких волос, чисто выбритый парень снял очки в толстой оправе и протирал их. Они смотрели друг на друга и, казалось, не замечали ничего вокруг.

«Вот черт, — подумал охранник. — А я хотел к ней подкатить».

— Как вам Израиль? — спросила Мириам.

— По-моему, некоторые израильтяне относятся к неевреям как к людям второго сорта. Будто считают себя элитой богоизбранных. Из всех стран только здесь я чувствовал себя ничтожеством. А как ваши друзья из армии и полиции обращаются с палестинцами! Словно завоеватели, чья цель — подавить… Извините за резкость.

Мириам отвела взгляд, прежде чем ответить. Но когда она заговорила, в ее глазах сверкало пламя иного рода.

— Нет. Вы правы. Многие туристы поражаются, приехав сюда. Когда-то мы были побитыми собаками. Теперь на нашем месте палестинцы, а люди жалеют побитых собак. В газетах об этом много пишут. Бывшие узники концлагерей считают, что мы ведем себя как нацисты. Но это не так. Мы ведем себя как евреи, которые сражались в Варшавском гетто. Мы воюем с террористами и арабскими странами на всех рубежах за свободу и маленькую родину, где могли бы жить по своим обычаям.

— А как насчет палестинских семей, у которых вы отняли дома и земли, хотя потеряли их и покинули восемнадцать столетий назад?

— У арабов земли хватает, а у нас родины не было до образования государства в 1948 году. Здесь наша древняя земля. Свитки Кумрана — наша древнейшая Библия — написаны о еврейском народе. Кое-кто думает, что мы готовимся к пришествию Мессии… Я согласна, нам следует больше заботиться о людях и всеми силами пытаться достичь мира… Жить бок о бок, как добрые соседи… Если нам позволят.

Рубен наступил на горло своим эмоциям. Его интересовала Мириам, а не ее политические взгляды. Он быстро сменил тему:

— Солдат женского пола пускают на фронт?

— Обычно нет. Моя мама добровольцем сражалась за независимость. Отец говорит, мужчины теряли разум и жестоко мстили, если в бою ранили их женщин, — ответила Мириам.

Еще она поделилась своим намерением изучить археологию и поступить на работу в Еврейский университет и Израильский департамент древностей и музеев.

Рубен с удовольствием слушал бы, как она читает прогноз погоды за прошлый год. Мириам околдовала его.

— А вы? — Огромные глаза лишали Рубена воли. В горле застрял ком. Во рту пересохло. — Чем вы занимаетесь? Вы столько знаете о Кумране. Кто вы? Археолог?

— Нет, я подрывник-неудачник.

Они снова рассмеялись.

Мириам испытывала то же самое из-за Рубена. Она не привыкла за кем-то бегать. Мужчины всегда сами приходили к ней, а она выбирала. Но ей так отчаянно хотелось быть рядом с этим голубоглазым гоем, что она поменялась с коллегой двумя сменами ради несчастных тридцати минут.

— Я очень уважаю археологов, — продолжал Рубен. — Копать ямы в поисках древностей — адский труд. Я как-то просматривал археологические отчеты, все теории и споры, которые могут разгореться вокруг старинных осколков. Иногда археологи опровергают истины, в которые мы верили с детства. Тот же классический рассказ об исходе из Египта через Красное море. При переводе в него вкралась ошибка. Воды не расходились в стороны чудесным образом. На самом деле евреи бежали через Тростниковое море, по болотам и мелким озерам к северу от Суэцкого залива.

— Ого. Интересно. Но вы не сказали, чем занимаетесь.

Времени оставалось все меньше.

— Если настаиваете. У меня степень по философии в университете Доминион в Веллингтоне, в Новой Зеландии. Я получил стипендию в Оксфорде. Изучал теологию, библейскую археологию и древние тексты, только что закончил докторскую по теософии.

— Я потрясена, доктор Рубен. Звучит здорово. Вы защищали диссертацию?

— Конечно. Ну, хоть вас потрясло. Родители написали, что я не настоящий доктор, потому как ничего не смыслю в медицине. Сомневаюсь, что они поняли, как мое исследование второй пролегомены онтологического доказательства существования Бога Ансельма Кентерберийского может навеки изменить ход мировой истории, — вздохнул Рубен.

— Какие недальновидные. Всем известно, как важно знать про легомины. Как насчет первой и третьей? — Мириам умела дразнить, и Рубен с радостью проглотил наживку.

— Вам бы все издеваться. Я о пролегоменах. В переводе с греческого — предварительные рассуждения. Первый аргумент легко опровергнуть. Что и сделали философы Декарт и Кант. Второй аргумент — другое дело. С тех пор как американцы занялись им вплотную несколько лет назад, среди теософов не утихают споры. Некоторые считают аргумент великолепным, другие — абсурдным.

— На что вам все эти знания? — спросила Мириам. — Вы можете принести пользу, остаться здесь и копать ямы вместе со мной. Вдруг нам повезет, и мы найдем что-нибудь ценное — например, шестую книгу Торы.

— Соблазнительно.

— Так почему бы нет? Вы же знаете, нам бы понравилось вместе.

Теперь она его уговаривает.

— Я бы с удовольствием.

Рубен рассмеялся над тем, что хотел сказать на самом деле.

Они посмотрели друг на друга и поняли, что оба признались в страсти. Они трепетали от наслаждения, не отводя взгляда и обмениваясь наивными улыбками. Да и что им оставалось?

— К несчастью, я должен вернуться в Веллингтон, — нарушил молчание Рубен. — Через неделю у меня собеседование в университете Доминион. Я бы очень хотел задержаться, правда — но философу не так просто найти работу. Я не могу взять и отказаться от места. Я так долго его добивался. Мне нравится теософия… Может, вы в Новую Зеландию?

— Если я уйду в самоволку, меня из-под земли достанут.

Снова повисла тишина, и Рубен уставился в окно. Мириам с ним откровенна. Нечего и ему лукавить.

— Я только знаю, что ни к кому еще не относился как к вам. И да — я бы хотел остаться и посмотреть, как мы поладим.

Рубен не верил, что говорит такое. Мириам взглянула на него и коснулась руки.

— Что нам делать?

Громкий голос испортил остроту момента — объявили рейс в Тегеран.

— Вряд ли мы можем сделать хоть что-нибудь.

Мириам протянула ему руку, помогая встать.

— Было приятно пообщаться. Мы с вами похожи. Жаль, что вы не можете остаться.

Рубен наклонился и поцеловал ее в щеку.

Мириам отплатила быстрым страстным поцелуем в губы — от которого жарко стало обоим. В ее глазах блестели слезы, когда Рубен направлялся к своему выходу.

— Не забывайте меня. Обещаю вас помнить.

— Мириам, вряд ли мне удастся забыть вас… даже если я постараюсь.

Они послали друг другу воздушный поцелуй, и Рубен улетел.

Много лет Мириам пыталась стереть запись, которая проигрывалась в ее голове раз за разом, особенно когда мучила бессонница. Словно кто-то кричал Рубену ее голосом: «Я люблю тебя!» Неужели она и вправду произнесла свои мысли вслух, когда чужестранец с незабудковыми глазами исчез в проходе? Мириам сжималась от страха и твердила себе, что была сама не своя из-за истории с бомбой — но в глубине души все так же трепетала от воспоминаний.

«Во всяком случае, — думала она каждый раз перед тем, как заснуть, — он так и не обернулся».




ГЛАВА 6

ПЕРЕЛЕТ В ТЕГЕРАН, ФЕВРАЛЬ 1973 года


Как только самолет оторвался от земли, Рубену показалось, что туман окутал жаркий летний день. Всего за несколько часов он чуть не погиб от пули, нашел и потерял любовь.

Рубен убеждал себя, что это лишь увлечение, отпускной роман, мимолетная страсть, но сердце оставалось глухо к доводам разума. Оно оплакивало расставание с Мириам.

Рубен снял очки и хлопнул себя по лбу.

«Какой же я дурак! — взвыл он про себя. — Мы не обменялись адресами».

От его злости на собственную глупость туман сгустился и отсырел.

Чтобы отогнать невеселые мысли, Рубен заговорил с соседом — продавцом древних персидских ковров. А дальше вполуха слушал о применении шелка и шерсти, мотивах и орнаментах различных племен и семей, количестве узелков на сантиметр, которые вручную завязывают маленькие девочки, неминуемо портя себе глаза.

«Продает ковры, а летает самолетом. Забавно», — думал Рубен, а сосед продолжал объяснять, как некоторые бессовестные торговцы подделывают древние ковры: вывешивают на солнце, чтобы полиняли, затем на несколько месяцев раскладывают на тегеранском рынке, чтобы выглядели старыми и вытертыми.

И вдруг Рубена осенило. Он судорожно вцепился в подлокотники кресла.

«О, господи… там бомба. Мы обречены!» — беззвучно вскричал он.

Мысли полетели вскачь. В его багаже бомба. Точно. Милый обед с гостеприимными палестинцами в Иерихоне, они заговаривали ему зубы своими синоптическими проблемами, лишали бдительности. Всего-навсего уловка, чтобы заставить его пронести на борт взрывчатку под видом сувенира.

Что у них сейчас в ходу? Пластиковые супервзрывчатки — СЗ, С4 и недавно изобретенный семтекс? Форму можно придать любую. Рубен вспомнил, что СЗ менее стабильна при очень низких температурах, скажем, в багажном отделении самолета.

Нет, террористам больше нравится семтекс, потому что его легче достать, на родном заводе «Семтин-эксплозия» в коммунистической Чехословакии, где Станислав Бребера разработал его для сноса зданий и расчистки шахт. Семтекс безопасно хранить в холодильнике и бросать в огонь. Он не издает запаха и не обнаруживается рентгеном в аэропорту. Хуже того, для порядочного взрыва нужно совсем немного. Огромному авиалайнеру хватит двухсот пятидесяти граммов. Столько помещается в маленьком коробке, который легко спрятать в модели кувшина из-под свитков.

Неудивительно, что они так пеклись о подарке, называли его важной фамильной реликвией, просили заботиться о нем и никому не отдавать. И, конечно, ни слова не говорить сотрудникам аэропорта.

«Где была моя голова?» — сокрушался Рубен, снимая очки и во второй раз за несколько минут хлопая себя по лбу.

А все дурацкий будильник. Из-за него Мириам так и не заглянула внутрь.

Продавец ковров умолк на полуслове. Заметил, как дергается Рубен.

— Что с вами?

— Ничего, просто кое-что вспомнил.

Если он скажет правду, это лишь вызовет панику. Рубен быстро придумал безобидный вопрос, чтобы занять соседа:

— Какого размера ковры чаще всего покупают?

Продавец завел песню по новой.

Что спровоцирует взрыв? Есть ли в бомбе таймер? Возможно. Или там высотная бомба? Они уже поднялись на нужную высоту. Когда самолет зайдет на посадку? Вряд ли. Может, детонатор не сработал?

Но где логика? Рубен летит «Иранскими Авиалиниями». Зачем арабским террористам взрывать иранский лайнер, направляющийся в Иран? Незачем. Если только… если только они не хотят свалить вину на израильтян. Арабский мир разъярится, иранцы выступят против своего прозападного шаха — а значит, перейдут на сторону палестинцев. Израильтяне потеряют еще одну мусульманскую страну, богатую нефтью.

«О, черт, нас поджарят заживо ради великой цели. — Дэвис тщательно обдумывал это кошмарное предположение. — Нет, вряд ли. Диабы не такие. Они не выносят насилия, как Мириам».

Рубен вздохнул немного свободнее, зная, что расслабится, лишь когда они приземлятся и он целым и невредимым выйдет с багажом из терминала.

— С вами приятно поболтать, — торговец коврами предложил попутчику сигарету. Рубен не сказал ему и двух слов.

— Не курю. Спасибо.

— Я тоже. Только другим предлагаю. Где вы остановились?

— В «Америкэн».

Единственный скромный трехзвездочный отель рядом с центром города, который мог себе позволить Рубен.

— Там ничего, — заметил сосед. — Напротив — американское посольство. Настоящая крепость. Высокие стены, ров, охрана из американских морских пехотинцев.

Рубен томился от любви и недобрых предчувствий. Он не мешал торговцу рассказывать о Тегеране и о том, как в близлежащих горах мужчины и женщины катаются на лыжах по раздельным склонам.

Когда самолет заходил на посадку, Рубен буквально взмок. Уже в аэропорту миновал объявления, предупреждающие о смертной казни за ввоз наркотиков, и корзины, куда можно выложить запретные вещества, пока не поздно, сел в такси вместе с багажом и только тут расслабился — даже заметил, что попал в самую большую пробку на своем веку.

Позже, осмотрев кувшин, Рубен окончательно успокоился. Повертел сувенир в руках. Милый подарок на память и не более того — как говорила Мириам, имитация кувшина из-под кумранских свитков. Рубен заметил, что толщина глиняных стенок не везде одинакова — с боков они заметно выдаются. Типичный продукт современного массового производства. Рубен подавленно вздохнул: даже Кумран уступил тенденциям XX века.

Однако Диабы предупредили, что для них подарок очень важен. Рубен не хотел отказывать в уважении палестинской семье и оскорблять память о проведенном с ними времени.

Месяц спустя Мириам проверяла пешего туриста, который летел из Лода в турецкий аэропорт Анкара-Эсенбога. Она выпотрошила багаж, рассмотрела содержимое и подняла рюкзак. Немного тяжелее обычного. Мириам кивнула охраннику, и тот подтолкнул озадаченного американца в допросную.

Путешественник пропустил рейс в Турцию. Саперы обнаружили за подшивкой рюкзака пятьсот грамм похожего на шпаклевку яркого красно-оранжевого семтекса Н, свернутого вокруг миниатюрной батареи и альтиметра, подсоединенного к детонатору. Бомба взорвалась бы на высоте 500—1000 метров над Тель-Авивом.

В ходе тщательного допроса специалисты антитеррористического отдела «Шин-Бет» выяснили, что американец жил в небольшом отельчике арабского квартала в Восточном Иерусалиме, где и оставлял рюкзак на время экскурсий. Эти сведения проверили и пришли к выводу, что кто-то из персонала подменил рюкзак на идентичный, нашпигованный взрывчаткой, которой хватило бы на два авиалайнера. «Шин-Бет» напал на след сотрудника отеля в Иордании и проследил его путь до ливанской долины Бекаа.

Через несколько месяцев его убили во время карательной операции в Ливане. Инцидент не вызвал огласки, с работников безопасности аэропорта взяли клятву о молчании. Иначе туристы не смели бы сунуться в Израиль еще полгода, а террористы вдохновились бы на новые подвиги.

Американскому путешественнику, которого наконец отпустили продолжать тур по восточному Средиземноморью, офицеры «Шин-Бет» объяснили, что контрабандисты использовали его рюкзак для вывоза наркотиков, но в аэропорту Анкары роль туриста сыграл израильский агент, и получателя «груза» арестовали. Однако банда все еще действует, и ради собственной безопасности американцу посоветовали держать рот на замке, чтобы не лезть под удар.

Перепуганный путешественник поверил в сказки «Шин-Бет». Да и не мог не поверить. Вернувшись домой в Августу, штат Мэн, он даже родителям и своей девушке ничего не сказал. Они бы непременно обсудили его приключение с друзьями. Американец соврал, будто потерял билет и ждал, пока выпишут новый.

Мириам наградили за усердие и быстро организовали ей стипендию в Еврейском университете. Узнав, что взрыв унес бы жизни тысяч людей, включая ее семью, она искренне вознесла благодарственную молитву:

— Встреча с вами, доктор Рубен Дэвис, доказала, что любовь побеждает зло. Мы так вам обязаны. Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас?

Через тридцать лет Мириам случайно найдет ответ на свой риторический вопрос.

Вскоре после возвращения в Новую Зеландию Рубен получил желанное место лектора по теософии в Новозеландском университете Доминион в Веллингтоне. Мысли о Мириам не покидали его несколько месяцев, Рубен слал ей письма в аэропорт Лод и армию Израиля. Мириам их так и не получила.

Она знала, что Рубен надеялся на должность в университете, но стеснялась писать едва знакомому мужчине. Писать — совсем не то что разговаривать. Рубен стал рыцарем в сверкающих доспехах, человеком, за которого она мечтала выйти замуж. Рушить этот образ не хотелось. Мириам уверила себя, что ее чувства безответны — так безопаснее.




Рубен написал Самиру и семье Диабов несколько писем — о возвращении домой и впечатлениях от прилета в Новую Зеландию. В третьем письме отослал фотографию кувшина из-под рукописей: в знак того, что с подарком все в порядке.

Самир написал в ответ размашистым неровным почерком: семья рада знакомству и счастлива, что Рубен устроился в Новой Зеландии вместе с подарком. Еще Самир обмолвился: «Я очень жду крещения моего правнука, сына Захи — я писал вам о нем в прошлый раз. Его назвали Самиром, в мою честь. Маленький Самир — славный мальчик. В следующее воскресенье, седьмого октября, в нашей церкви будет большой семейный праздник».

Рубен ответил: «Вы, наверное, гордитесь, что стали прадедушкой такой большой и замечательной семьи, а маленький Самир через много-много лет займет ваше место». И добавил: «Не могу поверить. Я познакомился с девушкой по имени Джейн — она не любит регби! Но заверяет, что родилась и выросла в Новой Зеландии. Похоже, ей не хватает одного-двух новозеландских генов. Футбол и пиво ей тоже не нравятся».

Самир так и не получил это письмо.

Крещение маленького Самира состоялось на обычной утренней службе в воскресенье 7 октября, как и планировалось, но радостное событие паства встретила уныло. После службы Самир, Язид, Самира и Хусам уселись в автомобиль Хусама, чтобы ехать домой к Самиру на семейное торжество.

— Случилось то, чего я боялся, — новая война. Не хотел я, чтобы маленькому Самиру довелось такое испытать, — печально произнес Самир, пока Хусам заводил двигатель.

— Может, она всего на несколько дней, как в прошлый раз, — подбодрила родных Самира. — Ну хоть не надо беспокоиться о нашем древнем сокровище.

— И слава Богу, — ответил Язид. — Думаю, война продлится дольше, чем Шестидневная. Схватились вчера около двух пополудни. Египтяне и сирийцы сбили большую часть израильских самолетов, жертв не счесть. Радио слушали? Объявили призыв всех израильских запасников.

— Нападение в Йом-Кипур, священный день для евреев. Израильтяне такого не прощают, — добавил Хусам, стремительно выезжая с городской площади Иерихона на улицу Аль-Карамах. Он бросил взгляд на отца, сидевшего рядом. — США придут им на помощь. Похоже, назревает очередной Вьетнам, как считаешь?

— Осторожно!.. Хусам! О Боже!

Это были последние слова Язида.

Хусам ударил по тормозам, когда рядом с почтой перед ними очутился военный грузовик.

Водитель — запасник, которого призвали накануне, — еще не освоился с тяжелым грузовиком. Он полночи сочинял письмо своей невесте в Лос-Анджелесе, заверял ее в вечной любви на случай, если его убьют на войне, и только что отправил послание. Слишком поздно он услышал тошнотворный визг тормозов и заметил старую машину, вихляющую из стороны в сторону.

Водитель автоматически выжал педаль газа до пола в надежде проскочить перед носом и избежать столкновения. Будь он за рулем своего спортивного автомобиля, это удалось бы. Но не судьба. Тяжеловесный грузовик дернулся вперед, подрезал машину Хусама сзади, и ту занесло в сторону.

— Авария! — вскрикнул Хусам и попытался выровнять траекторию, крутя руль в противоположном направлении. Это было ошибкой. Лысые шины потеряли сцепление с дорогой, и машина перевернулась. Непристегнутых пассажиров подбросило, как тряпичных кукол.

Самир и Язид врезались головой в крышу и сломали шеи; смерть наступила мгновенно. Самира завизжала, ударившись о дверь, и потеряла сознание, когда машина завалилась набок.

Хусам глядел на разверзшийся ад, вбирая кадр за кадром, и бессмысленно продолжал рулить в отчаянной попытке справиться с управлением. Казалось, перевернутая машина скользила очень долго, хотя на самом деле прошло не более двух секунд. Затем она врезалась в столб, и Хусам потерял сознание. Бензин из бака пролился на горячий двигатель, автомобиль объяло пламенем.

Водитель грузовика с товарищем в ужасе наблюдали, затем выпрыгнули наружу. Схватили огнетушитель и направили на горящую машину, но тот лишь плюнул, зашипел, выпустил маленькое облачко пены и иссяк. Проверка и перезарядка огнетушителей предстояла в конце месяца.

Им оставалось лишь стоять и беспомощно смотреть, как подоспевшие местные пожарные гасят огонь и вытаскивают обугленные тела из автомобиля.

— Я увидел их в последний момент. Они возникли словно ниоткуда, — повторял молодой водитель снова и снова, всем, кто слушал. Приехал врач и объявил, что все пассажиры погибли на месте аварии — гражданские жертвы войны, которую уже окрестили войной Йом-Кипур.

Один из гостей опоздал на крещение — израильские солдаты искали у него оружие — и, проезжая по площади, наткнулся на место происшествия. Он узнал машину и жуткие останки пассажиров. Потрясенный, он с тяжелым сердцем отправился к Самиру домой, понимая, что роль скорбного вестника выпала ему.

Празднование обернулось поминками. Посеревший Захи со слезами на глазах сказал безутешным родственникам:

— Мы выбрали верное имя для нашего мальчика — оно будет напоминать об отце, дедушке, дяде и тете. Пусть же маленький Самир поднимется над их трагедией, вырастет таким, какими были они, и продолжит великую семейную традицию.

Когда закончился траур, семья Диабов решила сдать дом Самира беженцам-палестинцам. Съемщики не умели читать по-английски и отдавали письма Рубена брату Захи, который приходил за деньгами.

— Наверное, это один из старых знакомых Самира по археологическим раскопкам, — прикинул тот.

Брат не хотел беспокоить Захи, которому и так хватало забот из-за внезапного горя, рождения ребенка и последствий войны. Мучительно составлять ответ на английском ему тоже не улыбалось, а потому он отвез письма на иерихонскую почту, чтобы вернуть отправителю, и тем самым оборвал связь с величайшим сокровищем своей семьи.




ГЛАВА 7

ГРУБОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ, ФЕВРАЛЬ 2005 ГОДА


НА РАССВЕТЕ ЗАЩЕБЕТАЛ ПТИЧИЙ ХОР, НО ПОТОМ ВДРУГ УМОЛК, словно птицы объявили забастовку. Мгновение зловещей тишины — и начался грохот, как от колонны тяжелых грузовиков.

Дом стонал и колыхался, будто потягиваясь ранним утром.

Рубен очнулся от глубокого сна и выбежал из комнаты. Сердце колотилось от внезапных резких движений и выброса адреналина. Разум перешел от бездействия к полной боеготовности меньше чем за три секунды.

Похоже, на сей раз будет круто.

Два месяца назад Индийский океан пережил чудовищное цунами из-за сильного землетрясения, и с тех пор центральную часть Новой Зеландии частенько потряхивало.

Донна! Землетрясение! — крикнул Рубен семнадцатилетней дочери.

Уже под столом, пап.

На рассвете Донна обычно не спала — заканчивала домашнюю работу.

За оглушающим грохотом внизу последовал зловещий удар чего-то об пол.

Наверное, та жуткая ваза, что тетя Мод оставила после смерти Джейн.

Толчки продолжались двадцать пять секунд — где-то 6, 4 по шкале Рихтера, не совсем безобидно, но и не так круто, как предсказывали сейсмологи.

Проверив, как там Донна, Рубен включил радио — узнать подробности. Пройдет около получаса, прежде чем дежурные сейсмологи из Института геологии и ядерной физики подтвердят местоположение и силу землетрясения. Одеваясь, он слушал взволнованный рассказ ведущего о том, что произошло в студии, затем спустился вниз — оценить ущерб.

Все дверцы буфета распахнуты. Холодильник, табуретки и кухонный стол повалены на пол. Картины на стенах перекошены.

Ваза тети Мод цела и невредима.

Книги валяются на полированном деревянном полу кабинета в углу гостиной со свободной планировкой.

— Дьявол! Закон подлости.

Единственный шкаф, который он забыл прикрутить к стене, повалился, извергнув все содержимое на пол.

Когда встряхнулась земля, Рубен получил такой заряд адреналина, что не надо и утренней дозы кофе. Но это не повод менять старые привычки. Он зарядил кофеварку для обычного слабого эспрессо с молоком и взялся за шкаф.

Среди книг, упавших с полок, валялись осколки маленького кувшина из-под свитков, который семья Диабов отдала Рубену тридцать два года назад.

Нелегко было таскать кувшин в недрах рюкзака. По пути домой в Новую Зеландию Рубен то и дело жалел, что Диабы не вручили ему на память что-нибудь полегче. Но они настаивали, что это очень особенный кувшин. И не мог бы Рубен присматривать за ним, чтобы не случилось чего?

Рубен ломал голову, почему дешевая подделка так важна, но Диабы заверяли, что подарок невероятно ценен.

За годы Рубен привязался к кувшину уникальной формы, какой на Ближнем Востоке больше нигде не встретишь. Он напоминал о приключениях молодости, современных беспорядках на Ближнем Востоке и вовлеченных в них людях, давал отличный повод для разговора.

Друзья, приходя в гости, всегда его замечали. Когда Рубен рассказывал, как глядел в дула автоматов в аэропорту Лод — теперь уже Бен-Гурион — и знакомился с Диабами на Западном берегу, заходила речь о Свитках Мертвого моря. О них слышали почти все. Рубен с удовольствием узнавал последние результаты исследований от университетских коллег, которые прекрасно разбирались в теме.

Он, кряхтя, поднял шкаф и поставил его на место. Налив себе кофе, сделал пару глотков и огляделся. Осколки разбитого кувшина валялись повсюду.

— Черт! — выругался он вслух. — Ведь и не склеишь. На мелкие кусочки.

Рубен подобрал большие осколки и повертел их в руках. Ни бриллиантов, ни золотых слитков в обожженной глине. Почему же палестинская семья так им дорожила?

За прошедшие годы Рубен тысячу раз задавал себе этот вопрос и готов был разбить кувшин, чтобы найти ответ. Но не стал. Никакой логики. Рубен собрал осколки и расставил книги на полках. Когда подобрал последнюю, явилась Донна.

— Спасибо, что помогла.

Она пропустила ехидное замечание мимо ушей:

— Что ты шумишь? Землетрясение слабенькое. Кофе будешь?

Риторический вопрос.

Донна опять включила кофеварку. С тех пор как четыре года назад от рака груди умерла жена Рубена Джейн, Донна переняла многие фразы и привычки покойной матери.

Рубен рассказал ей, что случилось.

— Подумаешь, фальшивка. Хоть не придется теперь выслушивать твои глупые истории, как ты прыгал, будто Индиана Джонс, по всему Западному берегу — заметь, не по Восточному — и совал нос в каждую пещеру, разыскивая утраченный Ковчег… То есть мертвые свитки, которые найдены уже лет двадцать назад. Кому вообще нужны ветхие скучные манускрипты?

Пискнул мобильник Донны. Сообщение от ее нового парня. Рубен взглянул на текст из-за плеча дочери и ухмыльнулся. «ТЫ ОК Я ОК 3. 45 БДЖ». Понадобилось всего тринадцать букв с цифрами, пять пробелов и одна точка, чтобы выразить беспокойство за свою вторую половинку, рассказать о себе и назначить свидание после школы в кофейне Бенджамина Джона.

— А как же романтика? — пробормотал Рубен.

— Не будь таким занудой, пап. Мы просто выпьем кофе и поболтаем о музыке. Зачем генерить лишнее?

— Это ты так говоришь, дорогая. А как же…

— Что это там? — перебила Донна.

— Где?

Донна показала на кусочек ткани, торчащий из-под письменного стола Рубена.

— Вон.

Рубен стоял как зачарованный, пока дочь вытаскивала из-под стола нечто, завернутое в материю. Добычу она передала отцу.

— Похоже на один из тех твоих свитков. Наверное, из кувшина.

Рубена трясло во второй раз за утро.

— Неужели? Не будем торопиться: может, имитация, раз кувшин поддельный? Только зачем так стараться, чтобы спрятать манускрипт?

Действительно, зачем?

Обычная тряпица. Желтовато-белая фабричная ткань, в нее завернут свиток, очень похожий на древний манускрипт.

Рубен нашел белые хлопчатобумажные перчатки, в которых проявлял фотографии, и медленно снял материю.

Находку положил на кухонный стол и расправил. Свиток оказался небольшим, около метра в длину и двадцать три сантиметра в ширину.

Рубен явно нервничал.

— Убери кофе, не дай бог, прольем на что-то ценное.

— Ага. Какая-то арабская семья взяла и отдала тебе настоящий мертвый свиток.

Донна нарочно называла свитки мертвыми — как и ее мать, чтобы поддразнить отца. Рубен научился не глотать наживку.

Кажется, пергамент. Возможно, отбитая козья или баранья кожа, наподобие современной замши, которой чистят салоны автомобилей. По краям — стежка из тонких полосок, хотя этот способ защиты себя не оправдал — края осыпались и кое-где почернели от времени.

Скорее всего, документ тщательно свернули между внутренними и внешними стенками кувшина, а ткань прочно удерживала его на месте. Судя по громкому хлопку, который слышал Рубен, пергамент находился в частичном вакууме. Кто-то вытянул воздух из сосуда при помощи крошечной трубочки и насоса, прежде чем залепить отверстие. Этим объяснялось хорошее состояние пергамента и небольшой дефект, который Рубен обнаружил на кувшине сбоку.

Он никогда не имел дела с древними рукописями, но знал, что обертка, хоть и явно современная, может намекнуть на происхождение и особенности находки. Рубен отвернул материю, и появились письмена. Черные чернила на угольной основе кое-где сливались с темными пятнами на сухом тонком пергаменте.

Рубен совсем разволновался.

Пергамент исписали от края до края. Между колонками оставили промежутки.

— Наверное, чтобы, просмотрев одну-две колонки, свернуть манускрипт и читать дальше, — определил Рубен.

Ни пунктуации, ни пробелов. Все буквы — заглавные. Значит, написано еще до Средневековья.

Греческий!

Сердце вдруг застучало, как сумасшедшее.

Рубен не очень хорошо знал греческий койне и привык к текстам с современными знаками препинания, но некоторые слова увидел четко: ΙΗΣΟΥΣΙΩΑΝΝΗΝ ΒΑΠΤΙΣΜΑ —«Иисус», «Иоанн», «крещение».

Вот почему Диабы так волновались. Подлинник времен раннего христианства.

— Боже правый! — воскликнул Рубен.

— Ну что еще? Потерял голову из-за старых иероглифов?

— Это греческий, а не древнеегипетский, — объяснил Рубен. — В первом веке нашей эры важные тексты обычно писали на греческом.

— Я думала, римляне говорили на латыни. Зачем же писать на греческом?

— Влияние Александра Великого. Завоевав земли, он настоял, чтобы важные документы писались только на греческом. Традиция сохранялась лет шестьсот.

— Ни фига себе. Так долго? Почему не перешли на латынь, когда римляне победили?

— Перешли, но в научных и других важных текстах, которые читали по всей империи, царил греческий. На поздних этапах развития Римской империи и в Средние века на смену греческому пришла латынь… и не выражайся, пожалуйста. Тебе не идет.

— Для меня все одно — китайская грамота. — Донна пропустила замечание отца мимо ушей и рассмеялась над собственной неудачной шуткой. — Так ты считаешь, будто этому куску потрепанной кожи две тысячи лет? Не смейся надо мной.

— Если он настоящий, — радостно заявил Рубен, — то к нам, возможно, попал один из подлинников времен Нового Завета. Неудивительно, что Диабы так пеклись о судьбе кувшина.

— И что?

— Скажу иначе, так тебе будет понятнее: подлинный манускрипт стоит десятки миллионов долларов.

Собственные слова показались Рубену нелепыми.

— За какое-то старье? Издеваешься? Им впору машину чистить.

— Билл Гейтс, человек, основавший «Майкрософт», лет десять назад заплатил больше тридцати миллионов долларов за почти двадцать страниц с каракулями Леонардо да Винчи. Если свиток настоящий, его оценят в гораздо большую сумму.

— Нуда. Какое-то старье… Не верю. — Донна не знала, что и думать.

— Если у тебя есть, на что потратить четверть миллиарда долларов — или сколько там, — не стесняйся. Но вначале надо подумать, отчего маленький кусочек кожи так высоко ценится. Может, нам доверили утерянное Евангелие или другое повествование о жизни во времена Нового Завета. — Рубен сам себе поражался. Неужели и правда древнее Евангелие? — Мы ничего не узнаем, пока я его не переведу. Может, это подделка. Но даже подделка стоит немало.

Так логичнее — верно?

— Да, пап, я тебе верю. Я же верю, что в саду живут феи, и в Санта-Клауса.

— Санта-Клаус ведь приносил тебе подарки, а зубная фея платила за каждый зуб… Что бы ты ни думала о манускрипте, но пока у меня не будет перевода и остальных сведений — никому ни слова, даже юному Лохинвару,[3 - Лохинвар — герой романтической поэмы Вальтера Скотта «Мармион».] или кому ты там шлешь свою мобильную китайскую грамоту. Обещай. Возможно, это очень важная находка, — повторил Рубен, убеждая не только Донну, но и самого себя.

— Ладно, — вздохнула Донна. — Если тебе станет легче, клянусь. Пойду дописывать сочинение. Сегодня сдавать.

Рубен снял обертку, аккуратно положил ее в большую сумку-холодильник и застегнул, предварительно выкачав воздух, чтобы создать вакуум. Только тут он заметил, что левый конец манускрипта обрезан между колонками без вреда для текста. Словно кто-то намеренно разделил свиток, и Рубену досталась последняя часть.

«Зачем?» — спросил себя Рубен.

Он мысленно вернулся в 1973 год и задумался, почему Диабы отдали ему документ. Они боялись пасть жертвами арабо-израильского конфликта. Расспрашивали его о синоптической проблеме. Он вспомнил, что тема показалась странной для разговора за ужином.

И Самир, и Язид работали в Кумране и на других раскопках. Наверное, кто-то из них нашел ценный манускрипт.

Но зачем разрезать свиток на две или несколько частей и отсылать их из страны? Почему не отдать израильскому учреждению? Возможно, они не доверяли израильским властям. Почему? Что общего у древней рукописи с израильско-палестинским конфликтом? Возможно, они не доверяли ученым, которые тогда занимались Свитками Мертвого моря.

Те ученые ревниво оберегали свое сомнительное право редактировать и издавать Свитки. Официальные фотографии и тексты всех рукописей опубликовали всего несколько лет назад.

Многие ученые из разных стран находили такое поведение скандальным, считая, что профессионалу из любой точки мира необходим свободный доступ к древним манускриптам.

Но почему бы не отдать рукопись арабскому музею? Иорданцы передали некоторые из Свитков Мертвого моря в музей Аммана. В музеях Египта хранится множество древних христианских документов.

Возможно, Диабы боялись, что манускрипт не увидят иностранцы, или что Иордания или Египет в конце концов подарят свиток Израилю, как жест примирения.

Или что в будущем те, кто изучает христианство, не смогут добраться до манускрипта.

Кто знает? Он забегает вперед. Вначале перевести бы документ и узнать, что там — но не с оригинала. Надо подстраховаться.

Лучше действовать по правилам. Никаких смазанных кадров из-за дрожи в руках и уж точно никакой вспышки. Это вредно для чернил.

Рубен собрал треножник и сделал тридцать цифровых фотографий свитка.

— Донна, — позвал он, закончив. — Сделала уроки?

— Почти.

— У тебя нет рисования в этом году?

— Нет. В этом нет.

— Можно взять твою папку с рисунками и большую книгу по искусству?

— Бери. Но художник из тебя никакой, — крикнула дочь из своей комнаты.

Рубен поблагодарил, достал огромную книгу и здоровенную папку. Положил свиток в середину книги между бескислотными страницами. Подошло идеально. Скрепил листы зажимами, упаковал книгу в полиэтиленовый пакет и сунул в дипломат. Затем спрятал его вместе с сумкой-холодильником в глубине шкафа.

После чего загрузил фотографии в компьютер, подправил их в графической программе, сдул пыль с полудюжины учебников по греческому, похороненных в ящике с ненужными книгами, и принялся переводить текст на современный английский.

Преподавательская нагрузка в семестре выдалась небольшая, и переводу удавалось посвящать по четыре часа в день, но Рубен провозился дольше, чем предполагал. Ему пришлось почти заново учить греческий — что, однако, гораздо приятнее, когда есть доступ к словарям в Интернете.

Все три недели, что Рубен тщательно распознавал слова и фразы, он волновался все сильнее. Неужели? Наверное, всего лишь искусная подделка. Но интуиция подсказывала, что вряд ли. Скорее христианский документ, написанный с выравниванием полевому полю классическими прописными буквами, которые использовались до второго века нашей эры.

Да, если свиток настоящий, он станет величайшей из находок всех времен. Это недостающее звено, и перевод Рубена породит любопытство, гнев, радость и споры по всему миру.

Но, с другой стороны, Рубен, — переводчик-любитель. Тут нужен совет специалиста.




ГЛАВА 8

ОТКРОВЕНИЕ


Привет, Рубен. У тебя, похоже, дел невпроворот. Как статья для «Журнала американского теиста»? Возобновился спор о Разумном замысле, а?

Доктор Ричард Фидел подсел к Рубену во время обеда в зале отдыха для преподавательского состава теософского отделения.

Да, теологический спор. Не утихает со времен Древней Греции. Распространенная теория, согласно которой вселенная развивается по разумному замыслу, а не подчиняется причудам эволюции.

Тема дня в Америке, — вставил Ричард. — Все уже забудут о конфликте, а они еще долго ведут религиозные войны через прессу и суды.

Эксперт по Библии, Ричард плохо разбирался в философии. Направив разговор в политическое русло, он собирался перехватить у Рубена инициативу.

В Штатах многие христиане ратуют за изучение в школе теории разумного начала как альтернативы теориям эволюции, — задумчиво проговорил Ричард. — Наверное, поэтому ты взялся за статью.

Рубен не замедлил принять вызов:

— Боюсь разочаровать американцев, но вряд ли они отыщут поддержку в моей статье для «Американского теиста».

— Гм, — промычал Ричард, давая понять, что тема ему надоела.

Но Рубен, которому еще не выпадало возможности объяснить суть своей работы коллегам по университету, азартно продолжил:

— На прошлой неделе одна студентка высказала распространенное мнение. Если сидеть на пляже сотню миллионов лет, можно увидеть, как песчинки становятся мельче и улетают с ветром. Но из них никогда не образуется кремниевый чип, и уж тем более компьютер, если только не вмешается разумное начало — тот, кто знает, что делать. Точно так же, зная о сложности природы и особенно интеллектуальных и творческих способностей человека, невозможно представить, чтобы жизнь зародилась случайно. Разумный замысел должен существовать.

— Гм.

— Аргумент по аналогии. Мы знаем, что компьютеры сконструированы, значит и у вселенной должен быть конструктор. Так и ученые свои теории строят. В общем-то, единственное отличие в том, что научные теории можно опровергнуть.

— Интересно, — пробормотал Ричард, хотя его тон говорил об обратном.

Ричард специализировался на религиозных текстах и их значении. Объяснял исторический и социальный контекст произведений, различные трактовки спорных моментов. Его занятия пользовались успехом, потому что он апеллировал к популистским научным концепциям — «постмодернизму», «деконструктивистской методологии», «феминистическому анализу», «парадигматическому сдвигу» и «постхристианскому» мышлению. Еще Ричард получал извращенное удовольствие, накаляя страсти в аудитории и критикуя убеждения студентов, то есть, по его определению, «заставляя их мыслить вне узких рамок заученных теорий».

Как член группы из примерно двухсот ученых, «Семинара Иисуса», Ричард каждый год голосовал за список достоверных исторических «фактов» об основателе христианства. На данный момент в группе считалось, что истинны менее одной пятой слов и деяний, которые Библия приписывает Иисусу из Назарета.

Ричард был любезен и амбициозен. Он как-то обмолвился Рубену, что хотел бы стать первым великим богословом из южного полушария.

То, что Рубен намеревался с ним обсудить, давало Ричарду возможность воплотить это желание.

— Да, это интересно. Спасибо, что спросил, Ричард. Статья движется медленно. Как у тебя дела?

— Как обычно. Студенты-фундаменталисты слышать не хотят, что Иисус воскрес психологически, а не физически. До них никак не дойдет, что Библию писали в основном для поддержания веры, а не затем, чтобы запечатлеть исторические события со слов очевидцев.

Ричард обосновывал свою деятельность тем, что терпит гнев студентов ради науки. Рубен его не перебивал. Он нуждался в помощи Ричарда.

Он потратил три недели, чтобы перевести манускрипт по цифровым фотографиям. Проверил все недавние теории. В Интернете просмотрел несколько предположительных реконструкций ненайденного текста — многие богословы считали, будто он существовал и являлся прямой связью между историческим Иисусом и поздним описанием его жизни в Евангелиях.

Сомнений почти не оставалось. В недрах шкафа покоился источник, которым пользовались Матфей и Лука.

Невероятно, но у Рубена оказалась половина самой важной рукописи на свете — недостающее Евангелие Q.

Но зачем кому-то отдавать ему Q?

«Наверное, искусная подделка, — твердил он и тут же противоречил сам себе: —Вот и конец теориям ученых, заявлявших, что Q нет. Теперь им придется съесть свои магистерские шапочки».

Зал отдыха опустел. Рубен вежливо ждал, пока Ричард закончит рассказ о том, как один первокурсник покинул занятие посреди лекции об истинном значении восстания Иисуса из мертвых, причем в дверях обозвал Ричарда «волком в овечьей шкуре» к веселью и смущению остальных.

Тут Рубен рискнул:

— Прости за каламбур, но я рад, что ты поднял тему восстания. У меня вопрос по переводу. В тексте нет слова «анастасиас» — там другой глагол, и, судя по контексту, Иисуса разбудили. Возможно, его последователи.

Оба знали, что глагол «анастасиас» употребляли ранние христиане, говоря о воскресении Иисуса. Буквально это означало «подняться», «возродиться» или «восстать», но христиане и другие религиозные писатели имели в виду именно восстание из мертвых.

Затем появилось женское имя «Анастасия».. Так звали младшую дочь последнего русского царя, убитого большевиками после революции 1917 года. Пока после падения коммунизма ее останки не обнаружили и не идентифицировали с помощью теста ДНК, на Западе многие верили, что Анастасия оправдала свое имя и пережила расправу над царской семьей.

— Иногда употребляется еще одно слово. Что за отрывок? Мне нужен контекст.

Рубен это предвидел и вручил коллеге распечатку цифровой фотографии с несколькими строчками из рукописи.

Ричард сориентировался мгновенно.

— Похоже на Евангелие от Марка и слово…

Он замолчал и вгляделся в распечатку.

— О господи! Копия оригинала. Написано заглавными эпиграфическими буквами без пробелов, да и пятна на манускрипте видны прекрасно. — Ричард с подозрением уставился на Рубена. — Никогда такого не видел. Откуда он? Еретическое Евангелие гностиков из Египта? Розыгрыш?

— Я точно не знаю, — уклончиво ответил Рубен. Его больше интересовало заключение Ричарда. — В тексте «эгероусин». Получается, его подняли те, кто вошел в гробницу, так? То же слово используется в рассказе о том, как испуганные ученики разбудили Иисуса в шторм на Галилейском море.

Ричард снова пристально посмотрел на распечатку.

— Может, я лезу не в свое дело. Фрагмент в отличном состоянии, и я уверен, что он не единственный. Думаю, у тебя есть оригинал… или ты стал жертвой искусной мистификации. Рукопись дал студент?

— Нет.

— Я бы не пропустил текст, в котором упоминается, что Иисуса подняли люди в гробнице, а не божественное вмешательство, — говорил Ричард, не отрываясь от распечатки. — Да, наверное, ты прав. Навскидку я бы сказал, что разбудили его ученики. Для верности мне надо больше. Что за документ? Где он? Как ты его раздобыл?

Рубен был потрясен. Ричард и правда знает свое дело. Но можно ли ему доверять?

— Ну, давай. Мне нужен контекст, — настаивал Ричард. — Возможно, это подделка. Но если документ — подлинник первых веков, как здорово будет принять участие в переводе и исследовании! Какая помощь университету, да и нам, какая ценность для историков, богословов и общества!

Рубен собирался поделиться с Ричардом лишь самыми необходимыми сведениями. Теперь он жалел, что не набрал греческий текст на компьютере вместо того, чтобы показывать фотокопию отсека.

И все же аргументы Ричарда убедили его. Как всегда, Рубен рассказал больше, чем нужно. Через пятнадцать минут Ричард знал, что в 1973 году некто, работавший в Кумране, передал Рубену кувшин с манускриптом, и тот обнаружил рукопись, когда кувшин разбился во время последнего землетрясения, и свиток может быть частью Q.

Единственное, чего Ричард не узнал — содержания остальных фрагментов свитка и места, где Рубен спрятал манускрипт.

Ричард внимательно дослушал до конца. Потом задумался на несколько минут, прежде чем высказать свое мнение.

— Возможно, искусная подделка. Помнишь шумиху вокруг погребальной урны Иакова — ящика с костями — несколько лет назад? В первом веке на Святой Земле существовала традиция закапывать усопших в землю, пока не разложится плоть, а затем складывать кости в известняковый ящик.

— Да. — Рубен не понимал, к чему клонит Ричард.

— Так вот, погребальную урну нашли в Израиле, сбоку на ней была нацарапана подпись: «Иаков, сын Иосифа, брат Иисуса». Иакова забили камнями в 62 году нашей эры. Несколько крупных специалистов объявили урну подлинной, в том числе ведущий ученый из Сорбоннского университета в Париже. Новость произвела фурор. Пресса была в восторге. «Тайме» окрестила урну самой важной находкой за всю историю новозаветной археологии. Вышла книга и документальный фильм на канале «Дискавери». Урну даже отослали в Королевский музей Онтарио в Торонто, и по пути, к ужасу сопровождающих, в ней образовалась трещина. Ее залепили — такой конфуз — и выставили на всеобщее обозрение, уверенные в подлинности находки.

— Помню. Оказалась фальшивка?

— Израильское управление по делам древностей — бывший Израильский департамент древностей и музеев — утверждает, что да. Сама урна датируется первым веком, как и многие подобные ей, найденные в окрестностях Иерусалима. Но эксперты управления говорят, что их насторожил рассказ о том, как ее обнаружили. Рассмотрели урну под микроскопом, и выяснилось, что надпись «Иаков, сын Иосифа, брат Иисуса» процарапали сквозь естественную патину. Буквы затерли пастой из горячей воды и мела в неловкой попытке сымитировать сглаживание от времени. На подлинниках мел кристаллизуется естественным образом.

— Что потом?

— Судя по отчету, владелец, Одед Голан, доказывал, что его мать помыла урну в горячей воде с порошком, отчего в извести, покрывающей надпись, и появились изотопы кислорода. Управление также обвинило его в подделке древней скрижали, где перечислялись ремонтные работы в Храме.

Рубен засомневался, обдумывая подтекст рассказа.

— Значит, ты предполагаешь, что иерихонская семья нашла чистый пергамент, датируемый первым веком, и написала текст, взяв чернила… скажем, из старинных чернильниц на руинах Кумрана?

— Ну, в восьмой пещере Кумрана были полоски неиспользованных пергаментов, а твоя иерихонская семья могла заполучить старые высохшие чернила. Оставалось лишь добавить дистиллированной воды, чтобы не попасться на следах хлора или других современных примесей.

— А писали чем? Пером?

— Нет. Тростником. Заострять перья — обычно отборные гусиные — начали только в седьмом веке. Перо гибкое, и по толщине каждой черточки можно судить об индивидуальной силе нажима. С тростником такое не проходит.

— Твой вердикт? Подлинник или подделка? — спросил Рубен с надеждой.

— Возможно, твоя семья сделала удачную фальшивку — если использовала пергамент первого века, древние чернила и тростник, знала типичную форму букв, грамматику и стиль писателей первого века.

— Да, возможно. Только я уверен, что эти люди не обманщики. В отличие от создателя погребальной урны Иакова, они ничего не выигрывали, отдавая мне подделку.

— Надеюсь, ты прав. Наверняка мы не узнаем, пока не протестируем… Ах да, я совсем забыл. В иорданской Вади-аль-Маджиб к юго-востоку от Мертвого моря в конце шестидесятых некий бедуин нашел свиток — примерно, когда тебе доверили контрабандой вывезти Q.

— Контрабанда ни при чем. Я взял его случайно. Летя в Тегеран, думал, что получил в подарок бомбу, — настойчиво пояснил Рубен, прежде чем продолжить. — И что за свиток? Такой же, как у меня?

— Вряд ли. Но его могли достать там же, в Иордании, а не в Кумране, как ты предполагаешь.

— Что еще?

— Свиток Ангела, о котором я толкую, нелегально вывезли из Иордании. В конце концов он оказался в руках бенедиктинцев, в монастыре на австрийско-немецкой границе. Те, кто работает со свитком, обязаны давать обет молчания — так что никакого открытого изучения. Церковь любит решать за других, особенно когда речь идет о древних текстах, которые не соответствуют ее догмам, — язвительно заметил Ричард.

— Если те, кто работал над Свитком Ангела, подписывают бумагу о неразглашении, как же ты узнал о манускрипте?

— Хороший вопрос. После смерти одного из монахов частью копии манускрипта завладел израильский хирург и директор колледжа. Писали в журнале «Джерузалем Репорт» лет шесть назад. Ведущий эксперт по Свиткам Мертвого моря заявил, что рукопись может оказаться подлинной, но чтобы узнать точно, надо взглянуть на фотокопию или оригинал. Вот так.

— Почему его назвали Свитком Ангела? — Рубена интересовало все, что могло пролить свет на подаренный документ.

— Потому что в нем рассказывается об экскурсии на небеса, которую проводит ангел Пнимей — там есть сведения из астрологии, способы предсказания будущего по морю и облакам. Это один из самых ранних еврейско-христианских мистических трудов.

— Похоже на Книгу Еноха.

— Сходств много. — Теперь Ричард чувствовал себя как рыба в воде. — Но вот что самое интересное — причина, по которой бенедиктинцы не слишком рвались показать манускрипт. В начале там говорится: «Для Иешуа, сына Педии, священника благочестивого». Иешуа — Иисус по-еврейски. Другими словами, Иисус был сыном священника и имел отношение к ессеям. Вот вам и непорочное зачатие! Отсюда и знание богословия и разговоры о том, как попасть в царство господа. Отсюда критичные замечания о священниках. Иисус своими глазами видел, какие они лицемеры.

— Но ведь имя «Иисус» часто встречалось в первом веке. Может, речь идет о ком-то другом? — засомневался Рубен.

— Может, только вряд ли, судя по контексту. Но это лучше, чем обвинения Цельса во втором веке, что Мария забеременела от римского легионера по имени Пантера, а муж-плотник выкинул ее из дома и осудил за измену.

Рубен кивнул. Ранних христиан часто позорили незаконным рождением Иисуса. Смеялись, что он от стыда позаимствовал у греческих богов историю о непорочном зачатии.

— Свиток Ангела учит, как предсказывать будущее, исцелять болезни лекарственными растениями и камнями — что опять популярно в наши дни. Если говорить о способе воскрешения из твоего манускрипта Q, в свитке есть рецепты бальзамирования мертвецов, как сохранять тела невредимыми до дня восстания.

— Он подлинный?

— Согласно углеродному анализу — первый век нашей эры. Но никто не видел оригинала и ничего не знал о монахе, который оставил фотокопии, так что, возможно, подделка.

Ричард, как всегда, — сама определенность.

— Ладно. Значит Q, или как там его, может оказаться фальшивкой. Но я сомневаюсь. Наверное, старик нашел рукопись, когда работал в Кумране, и спрятал ее до лучших времен. Ты упоминал восьмую пещеру. Хозяйского сына, моего проводника, больше интересовала седьмая. А там, в сущности, не на что смотреть. Одни камни да какой-то мусор.

— Седьмая пещера — 7Q, ага! Там нашли греческие тексты. Некоторые считают их фрагментами Нового Завета. Большинство из нас не согласны, потому что единственное слово, совпадающее по стилю написания — «и». Для меня недостаточно, — как всегда веско заявил Ричард. — Фрагменты из Книги Еноха. Но что, если там лежало новозаветное Евангелие?.. Q! Значит, его могли написать до 68 года нашей эры. Именно тогда перестала существовать община в Кумране. Похоже, нашему факультету предстоит уйма детективной работы, — сделал вывод Ричард, весело потирая руки.

«Но не мне. Я философ, а не библейский археолог», — подумал Рубен. Тем не менее предложение Ричарда казалось разумным: завтра утром Рубен принесет пергамент, и они поработают над предварительным переводом, чтобы не пропустить явную фальшивку, потом за дело возьмется команда профессионалов под руководством Ричарда.

Рубен на пробу согласился.

Это стоило ему безмятежной жизни.




ГЛАВА 9

В НОВОСТЯХ


Рубен провел тревожную ночь и приехал на работу в семь утра, на два часа раньше обычного. Донна гуляла с приятелем допоздна, и Рубен беспокоился, пока она не вернулась. Как большинство отцов, он доверял ей, но хорошо помнил свою молодость и у любого парня подозревал собственные подростковые желания.

Однако спать ему не давала скорее навязчивая мысль, что Ричард назначит себя главнокомандующим «операцией Q» и неизвестно куда зайдет. Он оказался умнее, чем предполагал Рубен.

Но ведь никто еще не составил правил поведения для обладателей древних свитков. Манускрипт не отнесешь в бюро находок местного музея. Аукцион Ebay. com или объявление в газете тоже не подходят.

Правда, накануне вечером, когда Рубен собирался домой, Ричард отвел его в сторонку и показал копию объявления из «Уолл-Стрит Джорнал» за первое июня 1954 года. Там говорилось: «Четыре Свитка Мертвого моря: продаются библейские манускрипты, датируемые 200 годом до нашей эры. Идеальный подарок образовательному или религиозному учреждению».

Объявление дал архиепископ Самуил, когда привез свитки в США. Потом их купили за четверть миллиона долларов и вернули в Израиль.

Пока компьютер загружался и соединялся с университетской сетью, Рубен спрятал папку для рисунков за конторским шкафчиком и вышел сделать себе растворимый кофе. Один глоток — и он пожалел, что перед выходом из дома не выпил свой обычный слабый с молоком. У растворимого кофе одно достоинство — он горячий и жидкий.

Рубен развернул утреннюю газету, которую еще дома сунул, не глядя, под мышку, и у него остановилось сердце.

Рано выехав на работу этим ненавистным утром, он пропустил новости по радио. А иначе оставил бы свитки дома. Он не верил своим глазам.

— Иуда! — прорычал Рубен, снимая очки и хлопая себя по лбу. — Как я не подумал! Ты сделаешь все, только бы попасть в заголовки! Нашел витрину для своих дурацких теорий!

Заголовки на первой странице «Кэпитал Газетт» говорили сами за себя.





НАЙДЕНО УТЕРЯННОЕ ЕВАНГЕЛИЕ?


Невероятная находка, которая изменит наши представления об Иисусе и Новом Завете Джоан Хили рассказывает о бесценных Свитках Мертвого моря, обнаруженных в Веллингтоне

Среди жертв землетрясения прошлого месяца оказался израильский сувенир. Точная копия кувшина из-под оригинальных Свитков Мертвого моря. Разбившись, она явила бесценный древний манускрипт, скрывавшийся внутри.

«Возможно, перед нами утерянное Евангелие Q, о существовании которого столько лет спорили ученые, — говорит доктор Ричард Фидел с факультета религии университета Доминион. — Находка действительно потрясающая — из тех, что перевернет наши представления об Иисусе и Новом Завете».

По словам доктора Фидела, был проведен предварительный анализ, согласно которому манускрипт является подлинником. Возможно, его написал один из близких соратников Иису са между 35 и 68 годом нашей эры. То есть это самый ранний из всех найденных христианских документов.

Чтобы доказать подлинность манускрипта, сотрудникам университета придется провести множество тестов.

Доктор Фидел считает, что факультет религии располагает лишь последней частью Евангелия Q. Что случилось с первой половиной, никто не знает.

«Верующим в физическое воскрешение Христа, скорее всего, придется пересмотреть свои взгляды. Там нет ни слова о пустой гробнице. Судя по тексту свитка, Иисуса пробудили от смерти друзья и родственники, — объяснил доктор Фидел. — То же самое описывается в религии вуду. Некоторые шаманы делали из людей зомби, живых мертвецов, чтобы те им служили. Жрецы вуду использовали нейротоксины, например тетродотоксин — бактерию, живущую в отдельных видах иглобрюхих рыб».

Доктор Фидел утверждает, что в XVIII веке гаитянские рабы применяли методы вуду, чтобы «умереть» и «восстать» из могилы через несколько дней, получив таким образом свободу.

«Иглобрюх, или фугу, как его иногда называют, водится в Средиземном и Красном морях. Возможно, ученики Иисуса знали о подобных приемах и добавили зелье к травам и специям в губке, которую подносили страдающему на кресте. Мария Магдалина и другие женщины оживили Иисуса специальными отварами, придя в гробницу на первый день Пасхи», — говорит доктор Фидел.

Кувшин со спрятанной рукописью привез в Новую Зеландию один из сотрудников теологического факультета в 1973 году. Он получил сувенир от друзей, которые работали в израильском Национальном парке Кумран, где были найдены Свитки Мертвого моря в конце 1940-х — начале 1950-х годов.

Доктор Фидел уверен — если свиток подлинный, музеи, библиотеки, коллекционеры и церковные общины с радостью выложат от сотни миллионов до миллиарда долларов США за честь обладания одной из величайших археологических находок.





Не зная, как еще выразить свой гнев, Рубен выплеснул кофе в раковину на кухне для персонала.

— О чем ты думал, Ричард? А твой чертов иглобрюх только сбивает с толку. Каким боком он связан с воскресением?

Он перечитал статью и вскипел еще больше, обдумывая последствия рекламного трюка.

Ричард имел право обратиться к прессе через университетский отдел по связям с общественностью. По уставу сотрудники могли рассказывать журналистам о своей работе, а он занимался как раз религиозными текстами. Но у него одни гипотезы! Ричард лишь взглянул на фотографию нескольких строк, он даже не видел исходник, который самонадеянно обозвал свитком. Да и с владельцем манускрипта не посоветовался.

Хуже того, Рубен подозревал, что рассуждения Ричарда о вуду создадут впечатление, будто Q — оккультный документ. Серьезные ученые тут же его забракуют. Прочитав статью, большинство из них отмахнется от манускрипта, даже не взглянув на него.

Но это полбеды. Ричард сказал, что манускрипт из Святой Земли привез сотрудник факультета в 1973 году, то есть из пятидесяти кандидатов осталось восемь ученых теологического факультета. Из них выделилось три. Первый — австралиец, которого привлекли к работе как эксперта по исламским фундаменталистским движениям и сделали профессором, когда он выпустил популярную околорелигиозную книгу о трагедии 11 сентября в США. Второй — калифорнийский ученый из Стэндфордского университета, который изначально специализировался на женских божествах Северной Америки и натуралистических религиях, а недавно расширил область своего исследования, включив сравнение с богами маори и спиритуализмом. Третий — Рубен.

Любому под силу заглянуть на сайт университета Доминион и найти их на странице теологического факультета. Рядом с послужным списком каждого размещена фотография, как на паспорт, а по ней легко определить возраст. Возле имени сотрудников указаны электронные адреса, так что можно без проблем отправить сообщение, вроде: «Q случайно не у вас?»

Еще Рубен знал — подобную историю ни за что не пропустит мировая пресса.

Несмотря на мощную традицию иконографии в искусствах, Новая Зеландия — страна светская, и религией здесь интересуется меньшинство. Не то что в других странах, особенно — в США. Там религиозные темы красуются на первых полосах газет. А новость грандиозная. Как только она просочится в «Ассошиэйтед Пресс», «Рейтере» или любое другое информационное агентство и его филиалы, американские журналисты поднимут шумиху, станут требовать подробности и фотографии рукописи.

Они влезут на каждое тестирование, поднимут Свитки Мертвого моря и сравнят Иисуса с ессеями, они разожгут теологические дебаты на животрепещущие темы — например, воскресение Христа. Американцы любят полемику.

А еще Америка богата на фанатов Ричарда.

Журналистам не понадобится много времени, чтобы обработать Ричарда и двух других людей из списка, и тогда под огнем окажется Рубен. Репортеры засядут под его окнами и будут следить за каждым движением, пока не выведают все, что захотят.

Хуже того: Ричард назначил цену за манускрипт — достаточно высокую, чтобы заинтересовался любой уголовник или антиквар. Когда речь идет о древних свитках, закон определяет владение лишь на девяносто процентов. Все равно что найти золотой слиток на Диком Западе. Участок всегда может застолбить кто-то другой.

Рубен лихорадочно перебирал варианты. Неожиданный поворот событий радовал только в одном — он пришел в университет рано, и успевает хоть как-то смягчить последствия. Но как?

Сполоснув чашку, Рубен уставился на свое отражение в оконном стекле. Оно подсказало, чем заняться в первую очередь.

Он открыл сайт теологического факультета. Убрав фотографию, он только привлечет внимание, но если с помощью графических программ немного ее изменить, можно выиграть время. Он принялся за работу: темные волосы скрыли седину. Покатый лоб выпрямился. Исчезли два отчетливых старческих пятна. Морщины выровнялись, несколько светлых пикселей — и глаза засияли сквозь очки. В довершение он изменил перспективу, чтобы лицо немного похудело.

Рубен перенес фотографию в редактор, ввел свой код доступа и щелкнул по кнопке «отправить». Новая картинка заменила прежнюю. Он улыбнулся, изучая свое произведение искусства. Теперь он выглядел на сорок один — в 1973 году ему было девять, слишком молод, чтобы заниматься контрабандой.

Тут Рубен криво ухмыльнулся, сообразив, как использовать спесь Ричарда себе во благо.

— Конечно. Его тяга к международному признанию станет для меня амортизатором и щитом. Раз уж воробей вылетел, можешь с ним поиграть, Ричард, до поры до времени.

Открыв в браузере поисковик, Рубен выбрал опцию «новости», напечатал «Евангелие Q» и щелкнул «искать». Появилось неутешительное уведомление: за 0, 23 секунды обнаружено 143 сайта. Пробежав их глазами, Рубен облегченно вздохнул. Все, кроме одного, посвящались Евангелической музыке и певцам Кью, Сюзи Кью, Кью-Ти и Пи-Кью. Последний сайт ссылался на материал Джоан Хили, который Рубен только что прочел. В Интернет история не просочилась — пока.

Рубен включил радио на мобильном и надел наушники.

— … Дуг Макдоналд из Фермерской федерации Саутленда. Будем надеяться, на смену засухе скоро придут дожди. А теперь обещанный рассказ о том, как после недавнего веллингтонского землетрясения явился на свет божий вероятный подлинник утерянного Евангелия Q, написанного сразу после смерти Иисуса около 33 года нашей эры. У нас в гостях доктор Ричард Фидел с теологического факультета Новозеландского университета Доминион в Веллингтоне, ведущий национальный эксперт по религиозным текстам. Доктор Фидел, просветите нас… что такое Евангелие Q? Какое-то странное название. Почему не имя святого, например Матфея или Иоанна?

Ричард подробно объяснил ведущей утреннего шоу Мэри Грант, что такое Q, которое цитировали Матфей и Лука, подавая текст каждый по-своему. Отметил, что на подлинность свитка указывают характерный стиль греческого письма и место его обнаружения у Мертвого моря.

Спросив, насколько важен Q и почему единственный христианский свиток оказался в Кумране, Мэри дала Ричарду возможность выдвинуть свою новейшую теорию о вуду, зомби и оживлении Христа, основанную на греческом слове в Q. Он добавил, что в середине первого столетия люди твердо верили в пришествие мессии, которому предстояло спасти народ от римских завоевателей.

— В некоторых Свитках Мертвого моря и Евангелии от Матфея упоминается апокалипсис, судный день, который наступит после распятия Иисуса и поднимет мертвых из могил. Кое-кто воспринимает пророчество буквально и считает, будто покойные восстанут физически. Лично я думаю, это фигуральное описание нового драматического поворота израильской истории.

— Доктор Фидел, вы утверждаете, что, судя по рукописи, Иисус на самом деле не умер. Его каким-то образом привели в чувство друзья. Была ли его смерть тем самым поворотным событием, которого все ждали?

— Мне кажется, апокалипсис наступил, когда римские легионы вошли в Иерусалим где-то в 70 году нашей эры. К середине второго века почти все евреи покинули Палестину — и рассеялись по миру. Для кого-то приход мессии воплотился в 1948 году, когда Израиль спустя два тысячелетия снова стал независимым государством. Спасителем выступил не один человек, а целое движение решительных людей. А катализатором послужили трагедии нацистского холокоста.

— Я думала, мессия избавит от провинностей, которые отделяют нас друг от друга и от Господа. Что говорится в свитке Q? — настаивала Мэри Грант. — О чем идет речь: о спасении от греха или новом государстве Израиля, как вы только что сказали?

— Нет, Мэри, детали надо выяснять из контекста. Но опять же, у нас не все Евангелие, а примерно половина. Мы не знаем, где другая часть.

— Вы видели свиток? Какой он?

«Хороший вопрос. Интересно, как ты выкрутишься на сей раз, Ричард», — подумал Рубен.

— Это пергамент, возможно, козлиная шкура, законсервированная для сохранности. Мы проведем научные тесты, чтобы проверить ее подлинность. Пока что работаем над переводом по фотографиям.

— Где свиток сейчас?

— В надежном месте, Мэри. Больше ничего сказать не могу.

— Почему его доверили сотруднику теологического факультета?

— Наверно, потому, что мы умеем обращаться с древними рукописями.

— Почему новозеландцу? — Мэри явно не удовлетворил ответ.

— Мы — маленькая страна на краю мира, нам не придет в голову разыгрывать Q как политическую карту, подобно другим государствам.

— Тогда ждем с нетерпением полного перевода и результатов анализа.

Вторая ведущая представила очередную тему: почему знакомства в сети приводят к успешным бракам. Рубен выключил радио и снял наушники.

— Что за бред! Звучало убедительно, но он же просто дразнил волков. Теперь его растерзают.

Рубен снова запустил в сети поиск «Евангелие Q». Тот занял на сотую долю секунды больше, чем десять минут назад, и выдал 154 сайта. Историю «Кэпитал Газетт» повторили одиннадцать печатных изданий, включая «Острелиан», «Сидней Морнинг Геральд» и «Эйдж» в Мельбурне — австралийские газеты. Снежный ком покатился. Скоро новости появятся в «Вашингтон Пост», «Гардиан», «Ле Монд», «Хаарец», «Известиях», на «Би-би-си» — да везде.

В папку «Входящие» прилетело сообщение для всех сотрудников теологического факультета.






Я — уважаемый антиквар, моя семья занимается древностями в Иерусалиме, Бейруте, Лондоне, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе более шестидесяти лет. Наш опыт и знания помогут Вам справиться с Евангелием Q, проверкой его подлинности и переговорами о продаже, в том числе самым знаменитым музеям и библиотекам мира. В подтверждение своей добросовестности мы предложим вам полмиллиона долларов невозмещаемого аванса, если вы назначите нас своим единственным представителем по данной рукописи.

    

Омар Фарах, «Антиквариат Фараха»







Ниже — адрес, телефон и факс нью-йоркского офиса «Антиквариата Фараха». Отправлено в 1. 15 утра по местному времени.

О господи… Акулы торговли и волки массовой информации не дремлют. Так, надо собраться с мыслями. Впрочем, полмиллиона баксов не помешали бы…

— Черт, — осенило Рубена. — Остальные расценят это как предложение факультету, то есть подтверждение своей причастности, а Ричард заявит, что если бы не он, никаких предложений вообще бы не поступило.

Ученые, может, и живут в башнях из слоновой кости, но Рубен знал по опыту корпоративного финансирования университетских проектов, что инстинкты выживания у них на высоте. Продавались отдельные ученые и весь исследовательский персонал. Факультеты активно искали любой возможный источник финансирования и соответственно обыгрывали свои изыскания — называлось это объективностью исследования.

Рубен вспомнил двух сотрудников теологического факультета, которые получили правительственные гранты на изучение религиозных основ фундаментализма и жестокости в Юго-восточной Азии. Подавая заявку, они мало что знали по теме. Но через год уже объявляли себя экспертами и выступали с лекциями на втором и третьем курсах.

Рубен ввел адрес Национального бюро погоды и посмотрел прогноз на следующие пять дней.

— Прекрасно. Дождя нет. Мне и надо-то всего тридцать шесть часов.

Выключив компьютер, он прошел километр до города, заглянул в аптеку, затем в магазин карт, куда попал к открытию, в девять утра. Со свертками под мышкой Рубен направился обратно в университет. Попытка проскользнуть мимо болтливого администратора факультета окончилась позорным провалом. Невнятное «доброе утро» Рубена было воспринято как приглашение посплетничать о Q.

— Правда, доктор Фидел сделал потрясающее открытие? Кто бы мог подумать, что ученики превратили Иисуса в зомби… Я вижу, вы прошлись по магазинам перед работой.

— Да, утром самое время для покупок.

Рубен сбежал в свой кабинет и запер дверь. На тонкую операцию потребуется минут пятнадцать, а посторонние ему не нужны.

Он быстро распаковал самый большой пакет из коробки. Цилиндрический футляр для карт — метр в длину и сорок сантиметров в ширину — с крышкой из нержавеющей стали. Самый большой из запасов магазина, со специальным ремнем, чтобы носить через плечо. Во втором пакете скрывался цилиндр вполовину меньше.

Рубен отказался от пластиковой трубки, побоявшись, что она согнется или расплавится, если вдруг случится пожар.

Протерев маленький цилиндр изнутри сухой тряпкой, Рубен запихнул на дно вату, которую приобрел в аптеке. Затем вытащил папку из-за картотечного шкафа, осторожно развернул манускрипт, снял зажимы, свернул его, крепко сдавливая рукопись между листами книги по искусству, и вложил в футляр поменьше. Заполнил пустоты ватой, сверху втиснул еще, чтобы манускрипт не двигался, и прочно завинтил крышку.

После чего открыл пакет мелкой полистирольной крошки из магазина карт, установил маленький футляр примерно посредине большого и засыпал свободное пространство. Теперь маленький контейнер не терся о края большого и обладал ударопрочностью. Убедившись, что крышка отвинчивается, Рубен забил оставшиеся пустоты ватой и закрыл цилиндр уже намертво.

Наконец, подписал этикетку: «Навигационные карты Берингова моря и Алеутских островов».

«От воды, огня, температурных изменений и ударов защитил. От любопытства тоже. Мы на другом конце света, вряд ли новозеландец додумается украсть карты Берингова моря. Хотя кто его знает, — засомневался Рубен. — Есть люди как сороки — тащат все, что блестит».

Он открыл окно, забрался на стол и положил футляр в широкий сточный желоб нависающей крыши. Она защищала от солнца и ненужных взглядов благодаря выступу чуть более высокого крыла другого здания, которое стояло под прямым углом к кабинету Рубена.

Слезая со стола, он скрестил пальцы. Ему пришло в голову, что при порядочном ливне футляр для карт может перекрыть сток.

— Случай расследуют, все откроется, и я буду выглядеть дураком. Так и вижу заголовки: «Ученый выкинул бесценный свиток в водосточный желоб. Рукопись спас университетский дворник», — представлял Рубен, ставя папку Донны обратно за картотеку.

Отперев дверь, он сходил по черной лестнице к мусорному баку и выкинул пакеты. Едва он вернулся в кабинет и перезагрузил компьютер, как в дверях возник Ричард — его томило желание поговорить о деле, и он вроде бы не замечал, как мрачно взглянул на него Рубен.

— Привет. Я тут пробивал серьезные ассигнования для нашего факультета и всех необходимых тестов. Вчера поговорил с репортерами, заинтересовал их. Свиток сделает университету крутую рекламу. К нам обратится весь христианский мир, да и представители других религий. Ученые из лучших институтов, музеев и библиотек приедут, чтобы увидеть рукопись своими глазами. По-моему, здорово.

— Ричард, почему ты не посоветовался со мной, прежде чем выступать перед журналистами? Я всего лишь просил тебя перевести одно слово из контекста. Я не просил кричать о свитке на весь мир и пропагандировать с его помощью теории о воскресении Христа.

— Согласен, Рубен. Но я четко дал понять, что теория моя, я привлекал внимание к манускрипту. И к прессе обратился потому, что нам нужны дополнительные ресурсы, если браться за дело всерьез. Я думал, ты обрадуешься — ты ведь не любишь репортеров, а у меня и опыта побольше. Так или иначе, журналистам нравится, когда можно на кого-то сослаться. Я помог им, я помог нам. Если у тебя были возражения, сказал бы заранее. Я бы не стал ничего делать тебе наперекор. Кстати, а где рукопись? Ты говорил, что принесешь ее сегодня.

Он оглядел комнату, а Рубен безропотно пожал плечами. Ричарда нельзя переубедить. Он для всего найдет основания.

— Тут?

Не дожидаясь ответа, Ричард мигом вытащил из-за картотеки папку.

— Там книга по искусству. Ничего особенного. Мне ее дала Донна.

— Да?

Ричард не поверил. Он открыл книгу и пролистал оставшиеся страницы. Его лицо вытянулось от разочарования.

— Ну, так где? Надо браться за тесты и перевод. Я уже поговорил с Маргарет Ашер с факультета химии. Они проконсультируют насчет углеродного анализа и посмотрят, из чего состоят чернила.

— Не стоило…

Ричард притворился глухим. Рубен колебался, и он хотел отрезать ему все пути к отступлению.

— Еще я побеседовал с Фредом Мэтисоном с факультета физики. Он специализируется на свете. Говорит, чтобы отличить чернила от пергамента, надо положить рукопись под ининфракрасные лучи. Так мы увидим то, что не заметим невооруженным глазом.

— Все это слишком быстро.

— Рубен, это необходимо, писцы иногда смывали предыдущие записи и заменяли их собственным текстом. Обычное дело в Средние века, между прочим. Но и раньше могло случиться. А еще писцы допускали и исправляли ошибки. Тогда Фред уточнит фразы, дату и исторический контекст.

— Нет, Ричард. Манускрипт отдали не просто так. Мне надо подумать. Ты привлек журналистов и взялся не за свое дело. Я знаю, ты проникся, и тебя занесло. Но разве ты не видишь, что открыл ящик Пандоры и создал кучу проблем? Удивляюсь, как ты вчера не подумал, когда после разговора со мной шел в отдел связей с общественностью. Если не веришь мне, открой почту. Нам уже предложили полмиллиона долларов. Но мне надо подумать.

— Серьезно? — Ричард подошел к компьютеру. — Хорошее начало. Рад, что наш факультет наконец заметили.

— Тебя заметили, Ричард, — возразил Рубен. — А теперь извини. У меня лекция через несколько минут. Кстати, ты натолкнул меня на мысль: спрошу у студентов, способен ли познать Бога философский зомби. Он действует и разговаривает как человек, но лишен сознания. Можно ли наверняка отличить зомби от человека?

Сарказм пропал втуне. Ричард принял его за одобрение своей теории.

— Ладно, когда лучше начать тесты, обсудим позже.

— Ты никогда не сдаешься, да, Ричард? — вздохнул Рубен.

Когда Рубен объявил тему, студент в первом ряду выкрикнул:

— Доктор Дэвис, между нами и зомби есть одно отличие. Они восстают из мертвых.

Все захохотали. Рубен окончательно убедился, что не зря отверг помощь Ричарда.




ГЛАВА 10

РЕАКЦИЯ ВЛАСТЕЙ


Несмотря на популярность шпионских романов и фильмов о Джеймсе Бонде, лишь малую часть информации мирного характера правительство получает от секретных агентов и высокотехнологичных приборов. Пока дружественные правительства обмениваются сведениями, работа главным образом заключается в методичном просеивании общедоступной информации с сайтов, из газет, журналов, технических пособий, документов и отчетов других стран.

Интернет и специальные поисковики значительно облегчают задачу.

Через пять минут после публикации статьи «Кэпитал Газетт» в Интернете младший офицер отдела израильской полицейской разведки получил извещение, что Израиль упоминается в свежих новостях. Судя по цвету «флажка», дело касалось региона под кодовым названием «Океания». В последнее время здесь кипели страсти: в Новой Зеландии поймали двух шпионов «Моссада», одного выслали из Австралии, журналисты строили предположения об израильской шпионской сети. Наверное, опять что-нибудь в том же духе.

Младший офицер ошибался. Речь шла не о «Моссаде». Затаив дыхание, он читал статью «Кэпитал Газетт» о найденном манускрипте и думал, что эту тему раздуют — ведь Израиль захочет вернуть Q в Иерусалим.

Офицер скопировал статью и, добавив ссылку на теологический факультет университета Доминион, отправил подразделению «Океания» израильского Министерства иностранныхдел и Израильскому управлению по делам древностей в Иерусалим.

В подразделение «Океания» входили Папуа Новая Гвинея, Австралия, Новая Зеландия и мелкие острова на юге Тихого океана.

Получив электронное письмо от полицейской разведки, младший референт «Океании» перезвонил в Управление по делам древностей. Он надеялся, что в половине седьмого директор еще на работе. Того уже не было, зато был старший советник по древним текстам. Он видел статью «Кэпитал Газетт». Только что проглядел распечатку электронного письма, и трясся от возмущения. Завтрашний пенсионер не рассчитывал перед лицом бюрократии на удачную карьеру в отделе, а директора, чтобы обуздать его амбиции, не оказалось на месте.

Конечно, мы должны вернуть манускрипт — без разговоров, — отрезал старший советник. — Все наши древности старше трехсот лет, где бы их ни нашли, автоматически отходят Израилю. Вывоз артефактов из страны без лицензии карается лишением свободы. Здесь мы непреклонны — при том, что лишь Израиль и Ливан из всех стран Ближнего Востока разрешают торговлю древностями. Управление никогда не выдало бы лицензию на такой важный документ, как Евангелие Q.

Референт получил ответ на невысказанный вопрос, стоит ли Израилю ввязываться.

Вы имеете в виду, свиток вывезли контрабандой? — на всякий случай переспросил молодой человек, запуская поиск на букву «Д» в своем компьютере.

Да. Хотя забавно, что тот новозеландский ученый не знал о манускрипте в кувшине. По крайней мере, он так утверждает.

Но юридические основания у нас шаткие, — референт МИДа обнаружил закон, который искал. — Я только что проглядел закон о древностях. Он вступил в силу с 1978 года. А согласно статье «Кэпитал Газетт» ученый вывез манускрипт в

1973 году. Значит, вором его назвать не получится, и мы не вправе потребовать Q обратно?

— Еще как получится — и назвать, и потребовать, — рыкнул старший советник. — Тогда в Израиле действовал старый указ о древностях, санкционированный Британией. Там о вывозе артефактов с нашей территории говорилось примерно то же самое.

Даже грозный тон не добавил уверенности молодому собеседнику.

— Ясно. Спасибо за уточнение. Но репортер утверждает, что рукопись нашли в Кумране. Среди других Свитков Мертвого моря, до того, как мы взяли под контроль Западный берег в войне 1967 года. Иордания может заявить о своих правах. У них ведь есть несколько Свитков?

— Да, Иордания могла бы, — с ударением на последних словах признал старший советник. — Значит, нужно застолбить место первыми, и пусть остальные доказывают, что мы не правы. В закон? 1978 года четко сказано: все находки, сделанные до 1978 года, принадлежат Израилю, если не будет установлено обратное. Понятно?

Старший советник раздражался все больше, и референт из подразделения МИДа обратился к дипломатии. Они же на одной стороне.

— Да, конечно, вы правы. Но надо заполучить Q раньше всех. Даже если палестинские власти и вылезут с требованием отдать манускрипт, найденный на Западном берегу — они ведь не добились еще полной автономности. — Затем референт недвусмысленно, хоть и спокойно, предупредил: —Речь идет о международных отношениях, а это наша сфера… Конечно, мы будем консультироваться с управлением. — И тут же сменил тему: —Думаете, подделка?

— Возможно. — Старший советник понемногу успокаивался. Такие вопросы по его части. — Из жадности или озорства люди иногда делают очень хорошие имитации. Любой артефакт, имеющий отношение к Библии, стоит баснословных денег.

— Да? Сколько?

— Сотню тысяч долларов как минимум. Чаще гораздо больше — обычно это семизначная цифра.

— Ого! Прекрасный стимул для мошенников.

— Точно, — согласился старший советник по древним текстам. — Мы до сих пор воюем с некоторыми библейскими археологами, которые верят в погребальную урну с подписью «Иаков, сын Иосифа, брат Иисуса» даже после того, как мы признали ее фальшивкой.

— По-моему, улик хватало.

— Верно. Еще нам как-то пытались подсунуть гранат из слоновой кости размером с большой палец. Там была надпись на древнееврейском: «Принадлежит Храму Господню, праведный дар священникам». По словам ученых, плод граната, в основании которого есть отверстие, служил наконечником посоха, который использовали при богослужениях во времена первого Храма, построенного царем Соломоном. В восьмидесятых годах гранат даже продали Израильскому музею за полмиллиона долларов.

— Музей выложил полмиллиона баксов за подделку? — изумился референт МИДа.

— Говорят, наши археологи только посмотрели в увеличительное стекло и не позаботились провести нужные тесты. Но я что-то сомневаюсь.

— Интересно, — пробормотал референт, которому уже надоел вспыльчивый эксперт по древностям. Старший советник неверно истолковал его замечание и продолжил:

— Не насторожила нас и просьба перевести деньги на тайный счет в швейцарском банке. Теперь-то мы знаем, что плод граната относится к бронзовому веку, то есть старше первого Храма на несколько тысяч лет. Надпись, естественно, добавили позже…

— А что свиток Q? — перебил референт, которого интересовал только собственный отчет.

— Возможно, подлинник. Когда мы занимались раскопками кумранского монастыря в начале пятидесятых, некоторые палестинские рабочие бродили по пещерам сами по себе и хватали все, что плохо лежит, пока мы не видели.

Есть вероятность разыскать тех, кто припрятал свиток?

Нет, скорее всего. Вряд ли это наши рабочие. Они мелкими отрывками продавали находки нам. Говорят, артефакты вывозили контрабандой бедуины. Может, свиток вообще не из Кумрана, а с Восточного берега — как Свиток Ангела — или из Египта. Большинство ранних христианских документов оттуда. В свое время до меня доходили бесчисленные слухи об артефактах, но если бы я всему верил, то так и бегал бы до сих пор по кругу.

Зато мы наверняка узнаем, кто из сотрудников новозеландского теологического факультета получил манускрипт. Я свяжусь с министерством внутренних дел. У них должны сохраниться записи обо всех, кто пересекал наши границы в 1973 году. Проверить восемь подозреваемых недолго. Перезвоню, когда будут новости.

Через час референт выполнил обещание. Старший советник не уходил домой, томясь ожиданием, и взял трубку после первого же звонка.

Похоже, мы его нашли: Рубен Дэвис. Я бы сразу не догадался, потому что он у них философ. Приезжал в конце января 1973 года на три недели. Виза туристическая. Честно говоря, на фото с университетского сайта он выглядит гораздо моложе.

Может, фотография тоже из древностей. — Старший советник рассмеялся над собственной антикварной шуткой. — А он не промах. Насколько я помню, тогда наша система безопасности работала не хуже, чем сейчас. Может, рукопись спрятали в фальшивое дно или стенку кувшина, который Дэвис преспокойно вывез. В аэропорту недавно поймали американского туриста, который пытался умыкнуть таким образом римские монеты второго века.

Стойте, — перебил референт, подозревая, что старший советник опять ударится в словоблудие. — Имя Дэвиса помечено флажком, есть и вложение. При обыске в Лоде на обратном пути зазвонил его походный будильник и вызвал ложную тревогу. Я бы даже сказал, «ложный подъем». — Оба рассмеялись. — Кроме того, Дэвис рассказал, как можно прятать взрывчатку в рюкзаках, что позже спасло авиалайнер-гигант от крушения в Тель-Авиве.

— Занятно. Рубен… Может, он еврей или родители евреи. Что, если Дэвис сам не прочь отдать манускрипт?

— Думаете? — усомнился референт. Если бы Рубен Дэвис хотел отдать рукопись по-хорошему, он бы связался с израильскими властями сразу, как нашел документ, а не ждал, пока они выйдут на него. Однако попробовать стоило.

— Забрать Q надо прежде, чем университет Доминион примется за тесты. Как только они начнут, манускрипт будут воспринимать как их собственность, не нашу, — старший советник опять задергался. — Тогда задача усложнится. Даже если им попалась искусная подделка, лучше бы ее изобличили мы. Называйте это интуицией, но мне все-таки кажется, что рукопись настоящая. Таковой и будем ее считать, пока не выясним обратное.

— Интуиция? — Референт не совсем понял, какое она имеет отношение к делу. — Почему вы так уверены?

— Дэвис ведет себя не как мошенник. Если верить его словам, он не догадывался, что в кувшине что-то есть.

— Верно. Почему Дэвису вообще отдали кувшин с Q? Дарители явно понимали истинную ценность манускрипта, раз спрятали его.

— Откуда мне знать. Наверное, Дэвиса использовали как вьючного осла, чтобы вывезти манускрипт из страны, а потом забрать. Может, кто-то не доверял нам? За Свитки Мертвого моря нас столько ругали, причем без малейших оснований. Возможно, Q нашли там же, где кумранские тексты. В одной из тех пещер была библиотека. В существовании Q уверены многие христианские исследователи. Если у Дэвиса не Q, так, может, пятое Евангелие. — Старший советник помедлил, не решаясь продолжить. — Тот доктор Фидел из статьи «Газетт» — я, по-моему, кое-что читал из его работ — специалист по религиозным текстам. Чушь про зомби, конечно, не лезет ни в какие ворота, но Фидел упомянул предварительные исследования. Он говорит о стиле письма первого века. Еще о пробуждении — именно так понимали воскресение Иисуса ранние христиане, до разграбления Иерусалима. Опять же, несмотря на множество гипотез, в Кумране никогда не находили именно христианских рукописей. Вполне возможно…

На том конце провода молчали.

— Алло? Простите, не хотел утомлять вас подробностями.

Референт МИДа быстро нашелся:

— Что вы, я просто делал заметки по ходу. Благодаря вам мы знаем, как поступить. Я порекомендую начальству забрать свиток Q. Вопрос в том, стоит ли нам действовать официально, через правительство, или обратиться к Рубену Дэвису напрямую. Пусть решает шеф. Посмотрим, как дело пойдет. Только надо придумать план на случай, если Дэвис ответит: «Было ничье — стало наше».

— Надеюсь, до этого не дойдет. Позвоните мне лично, если что. У меня есть хорошие знакомые в других агентствах, они помогут, — не сдержал ехидства старший советник. — Я обязательно доложу о нашем разговоре директору. Держите нас в курсе.

— Хорошо. Мы ведь стараемся ради вас, управления.

— И ради культурного наследия страны, — добавил старший советник по древним текстам.

— Само собой.

Референт набрал двухстраничный отчет и выслал его под грифом «срочно» помощнице директора по «Океании» в электронном письме, хоть она и работала в соседнем кабинете в пятнадцати метрах от него.

В то же время на другом краю планеты израильский представитель в Новой Зеландии дождался, пока на территории Австралии будет семь утра, и позвонил своему начальству в Канберру. Он проснулся под интервью с доктором Ричардом Фиделом по радио и уже внимательно просмотрел статью в «Капитал Газетт». Его звонок автоматически переадресовали дежурной домой.

Выслушав представителя из Новой Зеландии, дежурный дипломат среднего звена проглотила завтрак, который начинался так безмятежно, и спешно отправилась в израильское посольство на Туррана-стрит, в Ярралумле, на час раньше обычного.

Она, кроме всего прочего, была тайным агентом «Моссада» и с быстротой молнии реагировала на все, что могло заинтересовать израильское шпионское агентство и принести выгоду Израилю.

На входе в укрепленное здание посольства охранник, следящий за камерами службы безопасности, пожелал ей доброго утра и небрежно спросил, что она думает о найденном Евангелии Q. На случай, если собеседница не в курсе, охранник ткнул пальцем в первую страницу «Острелиан». Быстро глянув на заголовок, дежурная улыбнулась. Интуиция не подвела. Если редактор главной австралийской газеты посчитал, что новость достойна первой полосы, медлить нельзя.

Она быстро набросала письмо в штаб-квартиру израильского министерства иностранных дел. Просмотрев новости в Интернете, нашла и приложила к сообщению ссылки на статью в «Капитал Газетт» и «Острэлиан», стенограмму интервью доктора Фидела на радио и страницу теологического факультета новозеландского университета Доминион.

Дежурная подозревала, что израильское министерство иностранных дел уже в курсе, благодаря службе внешней разведки. Но знала, что Иерусалим затребует подтверждения и дополнительных сведений из Канберры. Отсутствие комментариев с их стороны нежелательно.

Она предлагала проверить, кто из персонала теологического факультета посещал Израиль в 1973 году. Также спрашивала, должна ли Канберра через новозеландское правительство официально потребовать Q у сотрудника университета, который нелегально вывез раритет.

Письмо перед отправкой в Иерусалим пришлось утверждать у посла. Тот не желал новых инцидентов, угрожающих операциям «Моссада».

В конце 2004 года новозеландские власти арестовали за подделку паспортов двух мужчин. В средствах массовой информации доказывали, что задержанные состоят в израильской службе разведки и специальных задач — так называемом «Моссаде». Все полагали, что сотрудники «Моссада» хотели притвориться новозеландцами для выполнения тайных поручений.

Инцидент испортил отношения Израиля и Новой Зеландии, разрушил легенду сотрудников и скомпрометировал «Моссад», чье кредо — «проповедовать справедливость, честность, прямоту, скромность, личную ответственность, надежность, дисциплину и благоразумие» — встало под вопрос. Антиреклама и суд уязвили израильскую разведку, гордящуюся своим профессионализмом.

Почти в то же время, когда двух агентов «Моссада» приговорили за подделку паспортов к тюремному заключению, одному из сотрудников дипломатической службы в израильском посольстве Канберры было приказано покинуть страну, так как его деятельность неприемлема для Австралии.

Австралийская пресса не утруждала себя дипломатией. «Выкинули из Австралии за шпионаж» и связь с инцидентом в Новой Зеландии. Дабы придать истории пикантность, журналисты отмечали, что израильский дипломат слыл дамским угодником и заводил романы с женщинами, которые имели вес в правительстве — в том числе с одной из дочерей австралийского министра юстиции.

Коллеги из посольства заявляли, что дипломат стал жертвой охоты на ведьм. Израильские журналисты писали, что для агента «Моссада» он слишком непрофессионален. Их статьи расценивались как слабые попытки дезинформации и возмещения ущерба. Израильское министерство иностранных дел не подтвердило вину своего сотрудника и в награду предложило ему на выбор два теплых местечка за океаном.

Евангелие Q — совсем другая история. Но она попала на первые полосы, Q важен для Израиля, колыбели христианства и иудаизма, для израильского национального своеобразия, культурного наследия страны и процветающей туристической индустрии. Однако прежде чем выйти на Израиль, посол дозвонился представителю в Новую Зеландию, проверить, появились ли новости со времени звонка дежурной.

Израильский представитель посоветовал намекнуть правительству Новой Зеландии, что возвращение Q станет значимым жестом, который залечит раны в отношениях Веллингтона и Иерусалима. Израиль и Новая Зеландия — страны маленькие, и, конечно, обе желают мира ближневосточным народам разных вероисповеданий.

Посол представил, как посмеются уважаемые правительственные чиновники Иерусалима и Веллингтона над такой грубой и угодливой попыткой завязать отношения. Но если запрос афишировать, народ проникнется.

Письмо зашифровали и отправили на защищенный электронный адрес штаб-квартиры министерства иностранных дел на бульваре Ицхака Рабина, Кириат Бен-Гурион, в Иерусалиме. Любой, кто пытался взломать почту, сталкивался с неподъемной задачей: прорваться через несчетные брандмауэры и барьеры безопасности, чтобы расшифровывать каждое послание в отдельности.

Сведения из Канберры подтвердили то, что израильскому министерству уже было известно.

Помощница директора подразделения «Океания» прочитала короткий отчет на две страницы от референта из соседнего кабинета. Также просмотрела расшифрованное письмо и приложения из посольства в Канберре.

Нужно подстраховаться, подумала она, набирая мобильный номер старшего заместителя директора, который проводил вечер с семьей. Зачитала ему отчет в трубку.

— Хорошо, что вы позвонили. История обещает быть громкой, особенно в американских кругах. Поддержка Вашингтона для нас жизненно необходима. Отошлите все директору Управления по делам религии. Они должны быть в курсе. Еще директору координационного бюро. Надо привлечь другие отделы и министерства. К примеру, культуры и образования. Вот пусть и координируют.

Помощница директора направила отчет другим отделам министерства. Через полчаса получила приказ от директора координационного бюро: Канберре разрешается действовать немедленно, по дипломатическим каналам убедить доктора Рубена Дэвиса возвратить манускрипт, поблагодарить его за содействие, в том числе материально. Сумма вознаграждения уточняется. То есть на деле Израиль рассчитывал получить Q за символическую плату. Если Рубен заупрямится, они пойдут на торг, надеясь, однако же, взять документ за минимальную цену. Помощница директора отослала приказ верному помощнику, референту, попросив набросать ответ. Тот составил превосходное сообщение для Канберры, но умышленно сделал несколько грамматических ошибок, чтобы начальница не чувствовала себя бесполезной. Далеко пойдет в министерстве. Канберра получила приказ, и посол пригласил секретаря среднего звена — сотрудницу «Моссада», принявшую первый звонок, — обсудить за обедом, как лучше подступиться к Веллингтону.




ГЛАВА 11

ВЗЛОМ


Рубен закончил разговор с обеспокоенной студенткой, которая хотела наверстать упущенное после летних каникул, и вернулся в кабинет.

На мониторе висела самоклейка: «Срочно перезвоните домой». Было двадцать минут пятого. Донна вернулась из школы десять минут назад.

— Папа, слава богу. Полиция уже едет…

— Что случилось? Ты жива?

Записка встревожила Рубена, а при слове «полиция» волнение превратилось в страх.

— Я — да. Но в доме кто-то побывал. Отключил сигнализацию и перевернул все вверх дном. Повсюду валяются вещи. Я сделала так, как ты говорил. Увидела бардак, сразу вышла на дорогу и позвонила копам по сотовому, теперь жду их — на случай, если какой-нибудь урод прячется в доме.

— Умница. Полиция уже там?

— Сирену слышно.

— Я поймаю такси, буду через пять минут.

Рубен открыл дверь своего дома на Апленд-роуд и оказался в объятиях Донны. Школьная форма и длинные светлые волосы, собранные в хвостик, напомнили, что его дочь — совсем еще ребенок.

Пусть Донна самая высокая в классе, а по самоуверенности и дерзкому нраву не уступает двадцатилетним, в свои семнадцать она бывала трогательно беззащитной и по-детски искала опору в отце.

— Доктор Дэвис, мы знаем, вам сейчас тяжело. Кому приятно, когда все вывалено и раскидано по полу. Мы скоро закончим, не трогайте пока ничего. — Судя по поведению, тридцатилетний сержант полиции сталкивался со взломами каждый день.

— Конечно. Вы быстро приехали.

— Ваша дочь сказала, что она одна.

— Верно. Спасибо.

Донна не преувеличивала. Пройдя по дому, Рубен вконец расстроился. Сумки и чемоданы валялись открытыми. Содержимое шкафов, столов и полок громоздилось на полу, давно позабытая пачка презервативов четырехлетней давности перекочевала из глубин какого-то ящика на кучу одежды в спальне. Рубен поморщился от неловкости и вспомнил минуты близости с Джейн. Прятать пачку нет смысла. Донна и полицейские уже ее видели, исчезновение презервативов заметят.

Взломщики перевернули кровати. Вспороли ножом матрасы и кресла, высыпали набивку в ворох одежды. Книги сорвали с полок и перетрясли каждую, что порядка в комнате не добавило. Картины висели косо и в основном задом наперед. Дверцы буфета, холодильника и морозилки по-прежнему были открыты, внутри тщательно порылись. Замороженные продукты немного подтаяли — значит, дом обыскивали где-то полтора часа назад. Судебный эксперт засыпал порошком поверхности — искал отпечатки пальцев.

— В таком беспорядке трудно понять, но, может, вы заметили какую-нибудь пропажу?

Вопрос задала констебль. Она выглядела слишком молодо для полицейской — всего года на два старше Донны.

— Странно. Здесь ужасный бардак, но, кажется, все на месте.

— Могли они искать что-нибудь конкретное?

«О боже, — подумал Рубен и сжал кулаки от злости. — Чтоб ты сдох, Ричард. Все из-за тебя».

— Что с вами, доктор Дэвис? Присядьте, я принесу воды. На вас лица нет.

— Спасибо. Наверное, перенервничал. — Он глотнул воды и немного успокоился.

— Могли они искать что-то конкретное? Грабители редко оставляют такие ценные вещи, как ваш Ральф Хотере,[4 - Хоун Папита Раукура (Ральф) Хотере (р. 1931) — маорийский художник, считается величайшим из ныне живущих художников Новой Зеландии.] —инициативу перехватил сержант, который явно разбирался в новозеландском искусстве.

— Один из наших сотрудников теологического факультета в университете Доминион рассказывал сегодня в новостях о древнем манускрипте, возможно — утерянном Евангелии. Он упомянул, что манускрипт стоит от сотни миллионов до миллиарда долларов. Наверное, кто-то пытался найти его и разжиться наличными.

— Зачем простому вору бесценный древний документ? Его слишком трудно продать — если еще не выстроилась очередь покупателей.

— На работе мы получили электронное письмо, где нам предложили полмиллиона долларов в качестве аванса. Около тридцати адвокатов и агентов всех мастей готовы устроить нам самую выгодную сделку… Так что скорее всего дело в манускрипте — к тому же пока никто не является его владельцем.

— То есть как?

— Это подарок, никаких документов, подтверждающих владение, нет. Если выставить манускрипт в достойном музее, библиотеке или университете, можно заявить о своем праве собственности. Но, судя по статье в «Газетт», ничего подобного не произошло. Нет ничего проще, чем назваться владельцем и продать раритет за предложенную цену.

— Да, мотив есть, — констебль не удивилась. — Даже те, кто ничего не понимает в древностях, попытались бы наложить на него лапу. Дальше сориентировались бы и нашли себе подходящего агента. Даже если барыш составит несколько миллионов, это очень неплохо за несколько часов работы.

Констебль взглянула на коллегу, не решаясь продолжить.

— Думаю, вам следует знать, что вы не первый с теологического факультета, кто заявил о взломе. В обед мы ездили по такому же вызову.

— К доктору Ричарду Фиделу?

Рубен вспомнил, что по четвергам Ричард после обеда работает дома. Если к нему вломились утром, он узнал три часа назад.

— Закон о частной собственности запрещает отвечать на такие вопросы. Но вы можете позвонить доктору Фиделу.

«Значит, Ричард. — Рубен обдумывал последствия. — Кто-то целенаправленно охотится за манускриптом».

Он радовался, что его не выделили среди других сотрудников факультета. Но все еще злился на Ричарда и чувствовал себя уязвимым.

Попросив Донну и Рубена звонить, если что-то пропало, полицейские уехали. На прощание сержант заметил, что, судя по тому, как отключена сигнализация, действовали профессионалы, которые решили попытать счастья и изменили своим привычным методам.

Рубен дрожащими пальцами набрал номер администратора теологического факультета — рассказать, что случилось и предупредить других сотрудников, которые еще не ушли с работы. Администратор хотел узнать подробности и посочувствовать. Но Рубен был слишком расстроен и оборвал его на полуслове. Затем позвонил домой Ричарду.

— К тебе наведались взломщики? — нерешительно справился он.

— Да. Кто тебе сказал?

— К нам тоже заглянули. — Рубен неловко закашлялся, пытаясь скрыть гнев. — Как ты? Что-нибудь пропало?

— Нет, кажется. Здесь только мы с кошкой. Она вея на нервах, бедняга, — уныло ответил Ричард.

— Сочувствую.

Рубен не сочувствовал. Он метал громы и молнии. Если бы Ричард пошевелил мозгами, прежде чем встречаться с журналистами, ничего не случилось бы. Следующее замечание Ричарда совершенно вывело Рубена из себя.

— Такова цена преданности науке.

Для Ричарда такие фразы не редкость, но Рубен все равно лишился дара речи. В голове крутилось: «Какая, к черту, преданность науке. Самореклама чистой воды».

Он с трудом взял в себя в руки и решил не обращать внимания на самопровозглашенное мученичество Ричарда.

— По-моему, тебе лучше связаться с журналистами и четко объяснить, что документ в надежном месте, а не у кого-то дома. Но не забудь — я не хочу, чтобы в прессе упоминалось мое имя.

— Конечно. Само собой, — пробормотал Ричард, а Рубен продолжил:

— Наша жизнь и без того будет несладкой, судя по сегодняшним происшествиям. Не хватало еще, чтобы к нам в дверь разом постучались бандиты, религиозные фанатики и акулы бизнеса со всего мира под руку с добропорядочными исследователями, археологами, богословами, музейными работниками, библиотекарями, правительственными чиновниками и журналистами. Не знаю, как у тебя, а у меня на всех чая и кофе не хватит.

Ричард фыркнул, и Рубен серьезно добавил:

— А если учесть, как себя вели последние незваные гости, то и терпения, чтобы убирать за ними, когда их не устроит слово «нет».

— Согласен. Так себя не ведут. Я поговорю с прессой.

Невзирая на ярость, Рубен так и не сорвался на крик.

Следующие пять часов Донна и Рубен занимались домом, в частности — набивали матрасы и диваны, пока страховщики не оплатят замену. Донна наконец дала выход гневу и потрясению:

— Пап, они ведь охотились за проклятым свитком? Что, если бы я их застала? Меня могли убить или изнасиловать… А все ты… Ты и твой дурацкий мертвый свиток! Прямо проклятие мумии.

Рубен хотел обнять ее и успокоить, но расстроенная Донна его оттолкнула. Ее лицо горело от гнева, страха и предчувствия, что спокойной жизни настал конец. Рубен видел, как нужен дочери. Он сделал то, что получалось у него лучше всего. Воззвал к разуму.

— Донна, я тебя понимаю. Обнаружить дом в таком состоянии — ужасно. К нам ворвались бандиты. Но мы не в гангстерском боевике, в нашем мире нет места проклятьям Тутанхамона. Скорее всего, воры испугались бы не меньше нас с тобой и сбежали. Но я рад, что тебе не пришлось проверять мою теорию на практике. Ты верно поступила.

— Я уже ни в чем не уверена.

— Я тоже. После взлома так бывает всегда. Дом перестает быть безопасной крепостью. Поверь мне, я разделяю твои чувства.

— Здорово… тебе тоже не по себе. Думаешь, мне от этого легче? Что нам делать? — Донна помолчала и укоризненно спросила: —А что мертвый свиток? Разве он не в шкафу? Почему перевернули весь дом?

Девочку надо было утешить, и Рубен изо всех сил старался отвечать спокойно:

— Манускрипта здесь больше нет. Ни в доме, ни поблизости, слава богу. Иначе воры нашли бы его за пять минут… Где он, не скажу. Вдруг ты попадешь в ситуацию, когда молчать не будет сил.

— То есть ты не хочешь, чтобы я заговорила под пытками. Что дальше? — Она опять испугалась.

— Нет. Я имел в виду суд по поводу владения документом или разговор с приятелем. Мы не в Джеймса Бонда играем, и не в «Крепкий орешек». — Рубен призадумался. — Может, погостишь у друзей до воскресенья? Успокоишься. Я запру дом и уеду из города завтра утром, вернусь в воскресенье вечером.

Донна просияла и обняла отца. Передышка — замечательная мысль, а, убравшись из дома, который стал для нее вместилищем страха, она скорее переживет потрясение.

— Эмма и ее родители меня приютят.

— Хорошо. Звони и собирайся. Я приготовлю что-нибудь на ужин и подброшу тебя.




ГЛАВА 12

ХАКЕΡ


Рубен подвез Донну к дому Эммы в самый конец Марджорибэнкс-стрит в начале десятого вечера и поцеловал дочку на прощание. Вилла родителей Эммы, типичный викторианский дом XIX века, находилась рядом с официальным «городским кольцом», живописными деревьями и природным кустарником, которые опоясывали холмы с видом на гавань Веллингтона.

Когда они приехали, навстречу им бросились Эмма и ее пес Руфф.

Бедняжка моя! Какой ужас. Кому только в голову пришло? Психи какие-нибудь или бомжи… Кстати, я оставила тебе шоколадный тортик. Только подумать, кто-то рылся в твоем белье! Я сделаю какао.

Рубен еще не совсем оправился от шока, но не смог сдержать улыбку. Донна в надежных руках. Он поехал обратно по извилистой улочке и припарковал старую «тойоту-короллу» у памятника колониальному прошлому столицы, неугасающей преданности британской короне и империи, солнце которой никогда не зайдет. Суровая бронзовая статуя королевы Виктории позднего периода правления всем своим видом показывала, что ей не до смеха, — словно упрекала городских чаек и голубей, которые присаживались на царственную особу.

Рубен прошелся по Кортни-плейс, центру ночной жизни, завернул в интернет-кафе и сел за компьютер.

Браузер настроен на «хотмейл». Будут вопросы — зовите.

Его ломаный английский с немецким акцентом одурачил-таки консультанта.

Рубену не хотелось, чтобы его узнали. С точки зрения морали он собирался поступить отвратительно и уже мучился угрызениями совести. Если его застанут, он потеряет работу и пойдет под суд. Такая перспектива еще сильнее сковывала Рубена. Однако другого пути нет. Придется залезть в электронный ящик Ричарда.

Во-первых, надо позаботиться о прикрытии. Он зашел на «Теологию». Затем во втором окне браузера открыл сайт теологического факультета, к которому можно получить удаленный доступ из любой точки мира. Выбрал наугад одного из сотрудников и попробовал взломать ящик. После трех попыток выскочило сообщение, что доступ через пароль закрыт.

Студенты часто пытаются взломать электронные ящики преподавателей, чтобы узнать экзаменационные вопросы или просто убедиться в собственных силах. Вот почему университетская служба безопасности информационных технологий установила четвертьчасовую задержку после трех неудачных попыток. Это блокировало программы, которые без перерыва подставляли каждое слово из словаря и различные комбинации из букв и чисел.

Три попытки останавливали большинство неумелых хакеров. Некоторые через пятнадцать минут пробовали снова. На третий раз университетский отдел безопасности ИТ получал сигнал тревоги, по которому отслеживалось местонахождение хакера.

По бесчисленным запискам персоналу Рубен знал, что безопасность пароля мало кого заботит. Всем без конца напоминали, что надо использовать не менее пяти букв и двух цифр, чередовать нижний и верхний регистр, но преподаватели чаще выбирали имя мужа или жены, кличку домашнего животного, свой день рождения или номер машины. Некоторые даже вводили собственное имя, чаще всего второе. Такой пароль легче запомнить, но и отгадать его нетрудно.

Он ввел имена супругов двух коллег. Повезло с профессором. Рубен открыл несколько сообщений, не читая. Служба безопасности не должна заподозрить кого-то из университета.

Ричард сам подал мысль насчет своего пароля, когда очеловечил кошку, сказав, что она расстроилась из-за грабителей. На его столе рядом с маленьким снимком жены стояла большая фотография серого полосатого любимца. Кошка заменила им детей. Нетрудно догадаться, что паролем будет имя питомца, возможно — с каким-нибудь религиозным подтекстом, чтобы уважить вторую страсть Ричарда.

Ричард держал не заурядную кошку, спасенную от газовых камер Общества по предотвращению жестокости к животным. Чистокровный мейнкун за тысячу двести долларов вряд ли носил кличку обычной дворовой бродяжки, вроде Тома или Барсика.

Рубен ввел «catechumeri», «новообращенные» — так называли первых христиан, которые готовились принять крещение. Сейчас младенца спокойно окрестят в любой церкви, новообращенные же, подростки либо взрослые, проходили суровую практическую и теоретическую подготовку, чтобы с честью вынести гонения и не запятнать себя язычеством. Подготовка могла длиться несколько лет, потому что церковная власть принимала новых членов, только убедившись в их благонадежности. Первые три буквы складывались в английское слово «кошка», а конец по звучанию напоминал «люди» — Ричард любил такие забавные совпадения.

«Неверный пароль. Введите новый». Рубен уставился на сообщение. Он переоценил чувство юмора Ричарда. Может, название песни из Евангелия от Луки, которую якобы сочинила Мария, мать Иисуса, узнав, что беременна? Пальцы выступали «magnificat». Для уха заядлых кошатников в слове угадывался намек на шикарного кота, каким, судя по фото, и был гигантский серебристый зверь Ричарда.

Тут Рубен не ошибся. «Magnificat» привел его во «Входящие» и выдал несколько сотен непрочитанных писем со всего мира. В третий раз он напечатал бы «катакомбы» через «о» — подземные тоннели Рима и Туниса, где христиане второго и третьего веков часто собирались втайне от преследователей.

Рубен пробежал глазами темы сообщений и обратные адреса. Как он и ожидал, три четверти отправителей проклинали Ричарда и оспаривали его взгляд на воскресение Иисуса. Ричард, несомненно, воспримет их как обычный крест мученика, страдающего за науку. Кто-то заявлял, что Q — явная подделка, потому что Библия — послание Божье, и она завершена.

Кто-то писал, что восхищается мужеством Ричарда, думает о нем и молится за него. Среди таких Рубен заметил несколько бывших студентов Ричарда.

У Ричарда были критики, но были и преданные последователи, в частности — женский фан-клуб. Рубен улыбнулся, вспомнив их стеклянные глаза — да, очень похоже на зомби.

— Здравствуйте, доктор Дэвис.

Рубен тотчас опомнился. Машинально кликнул на окно с «Теологией», скрывая от посторонних глаз почту Ричарда.

— А, привет, Марк. Славный вечерок.

Студент с третьего курса.

— Компьютер сломался? Я думал, вам дают ноутбуки на дом.

Он завязывал вежливый разговор.

Встреча грозила испортить весь замысел.

— Нет, сегодня я без ноутбука. К нам забрались воры и перевернули все вверх дном, — ушел от прямого ответа Рубен.

Студент посочувствовал и рассказал, как убивался, когда у него из квартиры похитили книги. Он сел за компьютер в другой кабинке.

При упоминании о домашнем компьютере, Рубен совсем разволновался. Взломщики не тронули жесткий диск — на сей раз. Надо немедля удалить фотокопии Q.

Он вернулся к темам непрочитанных сообщений, попытался найти что-нибудь полезное в потоке оскорблений и лести. Теперь он заметил юристов, агентов и ученых. Одно из писем привлекло его внимание. Адрес отправителя — «Claire. Labelle@ubc. ca».

«Канада… Университет Британской Колумбии». В первый раз Рубен его пропустил, забыв, что канадские университеты не пользуются расширением «edu», как американские колледжи, или «ас», подобно большинству других учебных заведений.

В поле темы значилось: «Вторая половина». Отправлено в 16: 15 по тихоокеанскому времени — три часа назад. Превозмогая волнение и муки совести, Рубен прочитал:






Доктор Ричард Фидел,

Из статьи в «Нэшнл Пост» мне стало известно, что один из ваших коллег обнаружил половину Q в кувшине, привезенном с Западного берега.

Я тоже получила кувшин от иерихонской семьи. Прочитав статью, я отыскала его на чердаке и проверила, нет ли внутри манускрипта. Судя по виду, между внутренними и наружными стенками было свободное пространство.

Со стыдом признаюсь, нетерпение и любопытство возобладали над профессионализмом. Я разбила кувшин молотком. К моей радости, внутри оказался крупный фрагмент — около половины Евангелия среднего размера.

Пергамент в удивительно хорошем состоянии. Он действительно похож на первую часть утерянного Евангелия.

Надо сравнить документы и выяснить, составляют ли они единое целое. Не пришлете ли фотографию разрыва — где-то в начале левого края вашего свитка? Если будут другие соображения, напишите.

Мы с вами работаем в одной области. Я занималась ближневосточной археологией и религией, читала несколько ваших статей и как-то слушала вашу речь на североамериканской конференции по анализу и критике библейских текстов. Я бы с радостью поработала с вами над тестированием, выяснением истории манускриптов и определением их подлинности.

С нетерпением жду вашего ответа, чтобы вместе приступить к изучению крайне важных текстов. Тем временем я сфотографирую свою половину и сделаю перевод.





Внизу имя и адрес — доктор Клэр М. Лабелль, профессор, специалист по древним ближневосточным текстам, институт Фронтеддю, Университет Британской Колумбии.

Письмо одновременно обрадовало и встревожило. Рубен допускал, что широкая огласка приведет его ко второй половине Q. Едва найдя манускрипт, он заподозрил, что Диабы поручили вывезти свиток из страны кому-то еще. Канадский археолог с ученой степенью по религии и научной карьерой в перспективе — идеальная кандидатура. Никто бы не удивился, что она взяла на память об Израиле сувенир в виде кувшина из-под кумранских свитков.

Возможность соединить две половины опьяняла.

Но ведь придется сказать доктору Клэр Лабелль, что он заполучил ее письмо незаконно, взломав ящик Ричарда. По сути, Рубен вторгся в личную переписку, как бандиты в его дом. Однако нельзя позволить Ричарду наложить лапу на вторую половину, подмять под себя проект и использовать его для провозглашения своих излюбленных теорий.

«Конечно, — в Рубене снова заговорила логика, — доктор Клэр М. Лабелль вполне может оказаться искусной маской, уловкой журналистов, да кого угодно, если на то пошло. За фото Q газетчики выложат кругленькую сумму».

Выудив ручку из кармана, он записал на клочке бумаги электронный адрес и контактную информацию. Потом стер письмо и уничтожил все его следы в ящике Ричарда. Сообщение останется в сетевой резервной системе университета на неделю, но, не зная о существовании письма, Ричард не станет просить специалистов ИТ его восстановить. Во «Входящих» и так не протолкнуться.

Имитируя нападение хакеров, Рубен ввел свое имя и попробовал три разных пароля, в том числе «Донна» и свое второе имя, зная, что ни один не сработает. Затем попытался изломать оставшиеся три ящика, впрочем, безуспешно.

Его старания отметили автоматические сканнеры университетского отделения ИТ безопасности, сигнал проследили до интернет-кафе.

Рубен набрал в «Гугле» «университет Британской Колумбии» и, перейдя по нескольким ссылкам, обнаружил среди персонала Института Фронтеддю доктора Клэр M. Лабелль. Электронный адрес и другая контактная информация совпадали. Она настоящая. Она существует на самом деле.

На «Хотмейле» Рубен зарегистрировал бесплатную учетную запись «2polovinki» и улыбнулся. По адресу их можно было принять скорее за супругов, чем за владельцев двух частей Евангелия.

Он глубоко вздохнул и взялся за послание доктору Клэр Лабелль. Вначале рассыпался в извинениях за намеренный перехват ее письма и объяснил свои на то причины. Также настойчиво посоветовал отыскать безопасное хранилище для ее половины свитка.

Далее предупредил, что не пройдет и нескольких дней, как люди выяснят, у кого из ученых находится свиток, и пойдут на все, только бы добыть манускрипт. Например, подкупят сотрудников ИТ, чтобы просматривать его электронную почту. Переписываясь с бесплатных ящиков в разных интер нет-кафе, можно сохранить в тайне личность Клэр и вторую половину свитка.

Он, конечно, знал, что электронная почта — не самое надежное средство связи, но когда два неизвестных человека общаются через «Хотмейл», у посторонних меньше шансов их отследить, чем по рабочему или домашнему адресу — особенно в нынешнем положении Рубена.

Рубен дал Клэр семизначный пароль с намеком на воссоединение двух половинок — odnazhdy2vl — чтобы пользоваться одним и тем же адресом. Предложил скопировать все фотографии и вести переписку через текстовый файл, защищенный от любопытных паролем «peschera7Q» Потом указал свой мобильный телефон и другие координаты, но предупредил, что это на крайний случай.

Ему до отвращения не хотелось заканчивать письмо классической фразой из шпионского триллера: «прочитав, уничтожьте», но делать нечего. Он посоветовал удалить его сообщение из «Входящих» и из «Корзины» вместе с копией письма Ричарду, чтобы на компьютере не осталось следов.

Рубен еще раз извинился за пафос и заверил, что игра в плащи и кинжалы необходима, если Клэр хочет сохранить свою личность в тайне и спокойно поработать над свитком.

Выйдя из электронного ящика, он очистил историю браузера. Никто не должен знать о его проделках в Интернете. Потом оплатил час работы и пожелал «Gute Nacht»[5 - Доброй ночи (нем.).] в поддержку своей легенды. Консультант вроде бы не заметил его дружеской беседы со студентом и пожелал «немецкому туристу» счастливого пребывания в Новой Зеландии. Если встреча не вызвала подозрений у самого Марка, операция удалась на славу.

Мучаясь из-за своего коварства, Рубен припарковал машину и неуверенно направился к двери. Второй час ночи. Донна переживает, их дом распотрошили, Рубен выбился из сил, как солдат в окопе, который весь день старался не попасться снайперу на мушку.

Стояла удивительно безветренная для Веллингтона погода, деревья отбрасывали мрачные тени в свете уличных фонарей и лампы на крыльце — ее Рубен оставил включенной, чтобы отпугнуть новых гостей, желающих порыться в его вещах. Он знал, что многие преступники не хотят попасться с поличным и взламывают дом при свете дня, когда люди работают или уезжают на отдых, однако древний манускрипт, с легкой руки Ричарда оцененный в сотни миллионов долларов, кого угодно вынудит забыть о правилах.

Треснула ветка, что-то заскрежетало поддеревом у передней двери. Рубен прирос к месту. Сердце заколотилось в ожидании драки или бегства.

Ложная тревога.

— Фу… чертов опоссум.

Но сердце унялось не сразу. Ему надо время, чтобы замедлить биение.

Рубен открыл дверь и проверил сообщения на автоответчике. Звонили еще двое сотрудников университета, у них тоже побывали взломщики, они думали, что владелец манускрипта должен открыться, прежде чем кто-то серьезно пострадает. Он почувствовал себя кругом виноватым. Журналистам о Q рассказал Ричард, но Рубен считал себя ответственным: ему следовало предвидеть реакцию Ричарда.

Ставя чайник, он содрогался от мысли, что случилось бы, найди преступники фотографии Q на жестком диске. Взломщики обязательно вернулись бы — с новыми силами.

Прихлебывая дымящийся зеленый чай, он перевел все фотографии свитка в текстовый процессор и защитил документ паролем, который дал Клэр, «peschera7Q». Затем переписал файлы на три диска, если какой-то вдруг окажется бракованным.

Допив чай, стер все упоминания о свитке Q с компьютера и очистил «корзину».

Вышел в Интернет, загрузил и установил бесплатную специальную программу и удалил историю в браузере.

Проверил электронную почту.

«Входящие» превратились в мини-версию рабочего ящика, правда, домой писало немного больше агентов, которые предлагали заключить беспроигрышную сделку. Рубен удалил все целиком и снова очистил «корзину».

Полковник Оливер Норт и другие чиновники тоже стирали компрометирующие файлы с компьютеров Белого дома до начала слушаний конгресса в конце восьмидесятых. Пытались скрыть свидетельства незаконных поставок оружия Ирану и финансирования «контрас», противников «левого» правительства Никарагуа. Несмотря на их усилия, американские следователи восстановили удаленные файлы на сетевых резервных копиях и жестких дисках.

Чтобы не повторять ошибки чиновников, Рубен проверил, пуста ли «корзина», открыл инструменты системы и запустил дефрагментацию жесткого диска. Потом создал несколько новых папок и скопировал туда дюжины две файлов. Снова дефрагментировал жесткий диск. Наконец, удалил все новые папки вместе с содержимым и запустил дефрагментацию по третьему разу. Теперь все старые файлы с манускриптом Q исчезли без следа.




ГЛАВА 13

ДУРНОЙ СОН


Рубен в изнеможении свалился перед телевизором. Он слишком стар для этих забав. Такой день подошел бы лихому юному герою из голливудского триллера, а не степенному пожилому преподавателю теософии.

Он пощелкал международные новостные каналы кабельного телевидения и остановился на «Скай Ньюс». В полпервого ночи на канале повторяли основные события дня, в том числе австралийские и новозеландские. Взрыв машины в Ираке, пожар в ночном клубе Аргентины, арест политика Квинсленда по обвинению в коррупции и засуха в Новом Южном Уэльсе. Рубен собирался переключить канал, уверенный, что дальше пойдут новости спорта, но тут его ожидало новое потрясение.

Экран заполнили три строчки манускрипта, которые он дал Ричарду.

Может ли этот пергамент, предположительно найденный рядом со Свитками Мертвого моря, оказаться утерянным Евангелием, которое известно библейским ученым под названием Q? — продолжил за кадром ведущий. — Рассказывает Марлен Тонкс из Веллингтона.

Камера переключилась на дом Ричарда и показала огромного Магнификата, осторожно ступающего среди вываленных на кухонный пол продуктов.

Симпатия кошатников Ричарду обеспечена.

Шок не умерил цинизм Рубена.

Вчера доктор Ричард Фидел, старший преподаватель религиозного текстоведения в веллингтонском университете Доминион, заявил, что один из его коллег обнаружил утерянное Евангелие Q, о существовании которого библейские ученые спорят не один год. Доктор Фидел заявил, что Христос не воскрес, а был оживлен, и многие теряются в догадках, что же написано в Евангелии. Сегодня, вернувшись домой, доктор Фидел застал такую вот картину. Доктор Фидел, как вы думаете, кому это было на руку?

— Скорее всего, тому, кто хочет помешать обнародованию документа. Боится, что новое Евангелие перевернет представление о вере. Я уже получаю письма с угрозами и анонимные телефонные звонки от людей, которые называют меня волком в овечьей шкуре. Некоторые срываются на оскорбления. Ведут себя как новые инквизиторы. Они не хотят, чтобы я искал правду.

— Значит, христианские экстремисты?

— Вполне возможно.

— Вы говорили, что подлинный манускрипт стоит от сотни миллионов до миллиарда долларов. Разве это не делает его лакомой добычей для грабителей?

— Вряд ли, Марлен. Обычному воришке древний документ не продать. Да я бы и не стал хранить такой ценный свиток дома, как и любой сотрудник теологического факультета. Сейчас Евангелие Q в надежном месте. Учитывая сегодняшний инцидент, я позабочусь об ужесточении факультетской системы безопасности, чтобы оградить манускрипт от вандалов и преступников на время тестирования.

— Желаем удачи в исследованиях, доктор Фидел. Ваш свиток — очень интересная находка, мы с нетерпением ждем результатов… Когда примерно они будут?

— Трудно сказать. Но через три-четыре месяца я закончу перевод и предварительный отчет. Возможно, надо будет подождать мнения других экспертов. К тому же встает вопрос о финансировании. Бюджет религиозного департамента не рассчитан на подобные исследования. Нам понадобятся спонсоры.

— Спасибо, доктор Фидел.

Рубен покачал головой и выключил телевизор. Потом включил сигнализацию внизу и поднялся в душ.

Ричард выставил себя главным специалистом по Q, и раздражал даже больше обычного. По его словам выходило, что он — невинная жертва, страдающая за правду, вставшая на защиту Q от тайного общества религиозных экстремистов, которые хотят положить конец его исследованиям. Либерально настроенной публике понравится. Людям только намекни, что от них скрывают манускрипт, который бросает вызов официальной религии, и они сразу встанут на дыбы.

Финансирование и спонсоры — интересный поворот дела. Университет явно не пожалеет денег на исследование, которое позволит ему завоевать мировую известность и репутацию. Зачем Ричарду сетовать на маленький бюджет?

Ясно, что древний манускрипт — воплощенная мечта рекламщиков. Какая из ведущих корпораций Запада не пожелает, чтобы ее имя ассоциировалось с одной из самых важных находок в истории? Может, Ричард метит на повышение, привлекая спонсора побогаче? Но на факультете уже полный набор специалистов: профессор, преподаватель и два старших преподавателя, один — Рубен, другой — Ричард.

Вопреки страху перед взломщиками и тревоге, Рубен выключил прикроватную лампу и не успел откинуться на подушку, которую они с Донной спешно набили, как события дня переплелись в хаотичную смесь фактов и домыслов.

Донна звала на помощь, а грабители в вязаных масках показывали ей язык, забрасывая сотовыми телефонами и яйцами из холодильника. Не обращая внимания на крики Донны, Ричард, глашатай в мантии ученого, читал отрывки из Q на греческом койне перед восхищенной толпой журналистов, которые тянули к нему микрофоны с камерами и ловили каждое слово. Громадный кот заполз в тубус для карту его ног и уснул. Тем временем Рубен носился по комнатам с дисками, не зная, где устроить тайник, и в конце концов забрался в пижаме на крышу. Сунул диски в водосточный желоб под проливным дождем. Смеялись соседи, потому что мокрая пижама липла к телу и обрисовывала гениталии Рубена. Чтобы прикрыться, он отпустил крышу и полетел вниз…

Рубен подскочил, просыпаясь.

Какой жуткий кошмар.

Он передернулся при мысли об ударе о землю. Тут же вспомнилось, как смотрел на останки Джейн в похоронном бюро. Гробовщик очень старался, но разрушительные последствия рака и химиотерапии трудно скрыть.

— Как жаль, что ты не со мной, Джейн, — пробормотал Рубен. — Ты так меня поддерживала и Донне тебя не хватает.

Рассвело, пора вставать. Он чувствовал себя как выжатый лимон, хотя поспал, и даже видел сны, которые, как утверждают ученые, необходимы для здорового отдыха. Вряд ли его спасут лишние полтора часа. Он никак не мог собраться с мыслями.

Рубен отодвинул занавески и выглянул в окно.

— Чертовы синоптики, — выругался он.

На улице моросило. Конечно, Рубен не удосужился посмотреть вечером последний прогноз погоды.

Он быстро сложил рюкзак и спустился. Сойдя на последнюю ступеньку, задел инфракрасный луч. Пискнула сигнализация, предупреждая, что надо ввести код и отключить тревогу. Напоминание о том, что его дом — больше не крепость.

Крепость взяли люди со специальными электронными блокаторами и ключами. У Рубена есть желанная для многих вещь, и цена ее такова, что можно плевать на закон.

Вчера был день первый. Что дальше?

Как всегда, запивая завтрак кофе с молоком, Рубен слушал по радио анализ новостей и пролистывал «Кэпитал Газетт». Везде цитировали вчерашнюю передачу. На первой странице красовались три строчки из Q, а ниже — снимок разоренного дома Ричарда, без Магнификата.

В дурном расположении духа Рубен быстро закончил завтрак, запер дом на выходные, понимая, что теперь ему не помогут никакие замки, и отправился в университет. Когда выходил с парковки, изморось превратилась в дождь, а потом и в ливень с ветром.

Зайдя в кабинет, Рубен совсем расстроился. За окном вода выплескивалась через край водостока на асфальт. Наверняка футляр проплыл к отверстию вертикальной водосточной трубы и загородил его.

— Только этого, дьявол, не хватало, — выругался он, снимая черный кожаный пиджак. Распахнул настежь окно и выбрался на карниз.

Брюки и свободная рубашка тут же намокли и прилипли к телу. Рубен нащупал футляр в водосточной трубе. Так и есть. Явно сместился.

— Проклятье, выбора нет, — прошептал он.

Он знал, что если замешкается или посмотрит вниз, боязнь высоты не даст ступить и шагу. Рубен быстро глотал воздух, хватаясь за прочный медный водосток обеими руками, и медленно-медленно продвигался к вертикальной трубе по карнизу шириной в тридцать сантиметров.

Ноги и руки скользили, яростные порывы ветра не давали сосредоточиться. Казалось, прошла вечность, но на самом деле три метра Рубен преодолел за минуту.

— Теперь сложнее.

Он поднял левую руку и схватил ремешок цилиндра. Тот плотно застрял в отверстии вертикальной трубы. Рубен дернул сильнее — сильнее, чем надо.

В игру вступил третий закон Ньютона — на любое действие есть противодействие. Футляр выскочил и описал в воздухе широкий полукруг, увлекая за собой Рубена.

Рубен автоматически рванулся вперед, и опять перестарался. Карниз ушел из-под ног, пальцы скользнули по трубе. Уже в воздухе он взмахнул правой рукой, чудом изловчился дотянуться до широкого вертикального водостока и припал к нему всем телом.

По трубе раскатилось эхо от удара.

У Рубена перехватило дыхание, однако он тотчас обхватил водосток ногами. Другого шанса спастись не будет. Он скользил вниз, пока ноги не уперлись в скобу второго этажа. Там помедлил минуту, отдуваясь, и машинально посмотрел вниз, далеко ли до земли. Зря. Оставалось всего пять метров, но с его шаткой жердочки путь казался неимоверно длинным. Боязнь высоты напомнила о себе. Рубен прилип к трубе под беспощадными хлыстами дождя и ветра, не в состоянии двинуться.

Что делать? Только не притворяться изваянием, пока не ослабеют пальцы. Позвать на помощь? Тогда придется объясняться и показывать Q в футляре. Взобраться обратно по трубе гораздо сложнее, чем съехать вниз. Придется скользить дальше.

Повесив футляр на плечо, Рубен схватился за трубу обеими руками, закрыл глаза и, все еще боясь стать мокрым пятном на асфальте, неловко съехал на землю.

Внизу его охватила дрожь облегчения и запоздалый страх. А еще мучило дежа вю. Утренний кошмар сбылся.

Стук сердца заглушал вой ветра и шум дождя. Рубен вглядывался в окна обособленного заднего корпуса, где располагались кабинеты теологического факультета. Слава богу, ни в одном не маячили любопытные лица. Подвиг остался незамеченным — пока что.

На третий этаж, отведенный теологическому факультету, обычно добирались на лифте. Хотя было всего двадцать минут девятого, Рубена не вдохновляла мысль наткнуться на администратора или пытливого коллегу. Он поднялся по лестнице, оставляя мокрые следы. По пути его никто не заметил. Рубен прикрыл дверь в кабинет, тут же закутал футляр в одежду и сунул в рюкзак. Когда закрывал окно, постучал надоедливый администратор.

— Здравствуйте. Не думал, что вы сегодня придете. Я звонил утром техникам, у вас водосток засорился… боже правый! Тут кругом вода. Верно, через окно натекло. Я звонил, но потом зашел в кабинет фотокопирования… Да посмотрите на себя, вы же насквозь промокли.

— Ничего. Я вымок, пока шел с парковки, а потом открывал окно и прочищал водосток. Да, можете отменить вызов. Я сам справился.

— Напрасно вы беспокоились. — На глаза администратору попался черный рюкзак. — Что это?

— Сухая одежда на смену — вещи для уикэнда. Я заскочил за книгами, чтобы не сидеть сложа руки на выходных.

— Понимаю вас. Мне бы тоже хотелось убраться из дома после того, что пережили вы и остальные. Отвлечетесь, развеетесь. Куда едете?

— Пока не решил. — Рубен никому не собирался выдавать свои планы.

— Тогда приятного отдыха. Не работайте много. Я бы на вашем месте не стал.

Рубен кивнул и пошел в ванную переодеваться, затем бросился к автомобилю. Стоило ему открыть дверцу, как ливень прекратился, и Рубен недобрым словом помянул закон подлости. Выезжая, заметил в университетских воротах Ричарда.

— Слава богу, я ни с кем не увижусь до понедельника, — пробормотал Рубен, чувствуя, как возбуждение от утреннего испытания сменяется усталостью. Как только город исчезнет из виду, по дороге на север он выпьет еще одну чашку живительного кофе. Он молился, чтобы кошмары более не повторялись — ни во сне, ни наяву.

Он отчаянно нуждался в передышке и возможности сбросить драгоценную ношу.




ГЛАВА 14

ВТОРАЯ ПОЛОВИНА


Доктор Клэр Лабелль открыла браузер, чтобы посмотреть имена сотрудников теологического факультета веллингтонского университета Доминион. Страницу не пришлось долго искать. Она заходила на нее вчера за электронным адресом доктора Фидела. Имя доктора Рубена Дэвиса стояло в списке.

Клэр не знала, что и думать о письме Рубена. Ее смущало, что доктор Дэвис, по его собственному признанию, взломал ящик Ричарда Фидела и прочитал ее личное сообщение. Все равно что украсть письмо из ящика соседа и ответить на него ради своей выгоды. Но Клэр сама вращалась в научных кругах и понимала, что некоторые не упускают случая задвинуть коллегу в угол и стать во главе его проекта.

Тридцать два года назад, будучи аспиранткой, она проводила исследование для докторской диссертации по библейской археологии. Научный руководитель украл идеи Клэр и других студентов для внушительной книги по ключевым археологическим находкам в Святой Земле. Оправдался тем, что помог им в будущей карьере, поставив их имена наравне со своим именем высокоуважаемого археолога, и упомянул их вклад в сноске — отпечатанной шестым, едва заметным кеглем.

Кротость и детская ранимость Клэр привлекли особое внимание руководителя. Шли семидесятые, и поколение любви нарушало все границы ради сексуальной свободы. Для хищников открывалось широкое поле деятельности. Сексуальные домогательства редко считались чем-то недостойным. Находились недовольные, кое-кого возмущали интрижки с шефом ради незаслуженного преимущества, но по большей части это называлось «служебным романом», а не «злоупотреблением полномочиями» — или, если речь шла о преподавателях и студентах, «нарушением профессиональной этики».

Руководитель пригласил ее в бар, обсудить вопросы археологии, когда они выезжали на раскопки в Святую Землю. Опрокинув несколько бокалов, положил ладонь на колено студентки и медленно пробрался под модную мини-юбку.

Клэр твердо оттолкнула его руку и заявила, что он ведет себя неподобающе, особенно если учесть, что она его студентка, а он — женатый мужчина. Научный руководитель уставился на нее и пробормотал:

— Извини, я задумался. — Моральные убеждения стоили Клэр аспирантской премии по археологии, а с ней — и возможности дальнейших исследований в Гарварде. Все досталось другой студентке, которую не смутило, что успехи в библейской археологии подразумевают занятия иного рода во внеучебное время.

Клэр вернулась к реальности и Рубену Дэвису.

Ей была отвратительна мысль о шифрах и кодах. Будто они — подразделение какой-нибудь секретной службы на грязной операции по обжуливанию противника.

Во время Холодной войны секретные службы обеих сторон приходили в отчаяние, потому что ученые и академики упорно обменивались тайными сведениями на конференциях, ликовали, когда удавалось заинтересовать кого-то своей работой, и продвигали чужие исследования, искренне желая помочь «всему человечеству». Однако Клэр согласилась с Дэвисом, что Q вызывал значительный интерес внутри и вне академических кругов, в том числе коммерческий и криминальный. Ей совсем не хотелось как-нибудь после работы застать вандалов в своем ухоженном гнездышке на Десятой авеню, которое она купила восемь лет назад, порвав с мужем.

Клэр перечитала письмо Рубена. Непохоже на искусную аферу, затеянную ради ее части манускрипта. Она получала несколько писем из Восточной Африки: коррумпированный чиновник убил такого-то родственника, нужна ваша помощь, чтобы заплатить взносы и вызволить несметные богатства, оставленные покойным в банке. Сумму можно узнать, отправив запрос второму мошеннику. Конечно, за скромный вклад сулят щедрое вознаграждение.

Возможно, Рубен Дэвис и втирается в доверие, чтобы украсть ее половину Q, но существует он на самом деле. Он обещал вначале прислать фотографию своей половины, и его предложение казалось логичным. Поразмыслив, Клэр решила — рискнуть стоит, но осторожно.

Заучив пароли и установив шифровальные программы, она удалила письма о Q и очистила «корзину». Затем вошла на ящик «2polovinki» и, пока без всяких шифров, написала:






Меня смущают методы, но я понимаю, зачем они. С нетерпением жду следующего письма. Посмотрим, есть ли у нас что-то общее.

    

Кл







Клэр задумалась, куда спрятать свою половину свитка, очень похожего на Q. Как и Рубен, она сняла манускрипт на цифровой фотоаппарат. Сейчас изображения хранились в ее домашнем компьютере и на диске в сумке. Сама рукопись, зажатая между двумя большими стеклами из старых рамок для фотографий, валявшихся на чердаке, лежала в пузырьковой упаковке под кроватью.

Если верить Рубену, придется отыскать более надежное место, откуда быстро и легко извлечь манускрипт для научных тестов. Например, в колледже или на одном из университетских факультетов. Или обратиться за помощью к подруге? Да, неприятная ситуация.

Клэр несколько раз проверяла «2polovinki». Только к концу рабочего дня поймала записку из двух слов: «Смотрите приложение». Через несколько попыток разобралась с шифровальной программой.






Как и обещал, даю ниже фото левого края манускрипта. Подходит ли он к правому краю вашей половины? С нетерпением жду фотокопий, чтобы обсудить дальнейшие планы.

К вашему сведению: ссылка на статью в «Капитал Газетт» о взломе у Ричарда Фидела. Я уже писал, что бандиты навестили всех сотрудников теологического факультета, потому и забочусь о безопасности.

    

РД







«Он не преувеличивал, — подумала Клэр, читая статью. — Но вряд ли взломщики — религиозные экстремисты. Для них кража — нарушение одной из десяти заповедей. Ричард явно ничего не смыслит в черном рынке и делах прожженных антикваров».

Неужели у них с доктором Дэвисом — две половины величайшего христианского свитка? Или это очередная искусная подделка? Или Рубен — обманщик. Вряд ли, но обдумать стоит. Использовав ее и Ричарда, чтобы заверить подлинность фальшивки, он может заработать хорошую прибавку к пенсии.

Не давая паранойе разыграться, Клэр спросила себя, каким образом тридцать лет назад Рубен мог подстроить, чтобы палестинская семья передала ей манускрипт. И тогда зачем он так долго ждал? Нет. Она тут же выкинула из головы эту дурацкую мысль.

Она сосредоточилась на фотографии левого края манускрипта. Слова продолжали фразу ее половины.

Глубоко вздохнув, Клэр вставила диск в системный блок и сравнила фотографии. Они совпали, как две части одной мозаики. Предвкушение сменилось эйфорией. Хоть потрепанные края манускрипта и не слишком подходили друг другу, слова выстраивались в одно целое. Там и там темнели одинаковые красноватые и почерневшие от времени пятна.

Клэр жила одна, но такое событие не грех отпраздновать бокалом шампанского.

Она скопировала фотографию доктора Дэвиса на диск, зашифровала свою фотографию и отослала ее Рубену, приписав, что, по ее мнению, оба фрагмента составляют один документ. Еще Клэр сообщила, что, как библейский археолог, может организовать тестирование своей половины свитка, и обещала позаботиться о конфиденциальности.

Она понимала, что в будущем придется, хоть и против желания, последовать совету Рубена и воспользоваться услугами интернет-кафе. Превратиться в тайного агента на вражеской территории.




ГЛАВА 15

ПРОСЬБА


Здравствуйте. Хорошо отдохнули? Вы пропустили пятничную суматоху вокруг манускрипта, о котором твердит Ричард.

Рубену хотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко. Ответственность и тревога за будущее Q давили на него, да еще Донна боялась возвращаться домой, когда он забирал ее от Эммы.

Тем не менее он пожелал администратору факультета доброго утра и выразил надежду, что тот также неплохо отдохнул.

Администратор кивнул и оживленно продолжил:

— Выходные прошли отлично… Никто из сотрудников не признался, что манускрипт у него. Так кто же нашел Q, когда разбился кувшин? Тот свиток, где говорится, что Иисус Христос очнулся от комы, а не чудесно воскрес.

Рубен молча застонал. Администратор произносил «Иисус Христос» так, будто «Христос» — фамилия, а не титул.

В тексте может идти речь об оживлении, как считал Ричард, а может и о восстании из мертвых, потому что иудеи первого века полагали, что смерть — долгий сон, который закончится в Судный День, после Армагеддона. Рубен уже собирался все это высказать, но администратор не дал ему и рта открыть:

— Кое-кто указывает на вас, вы и по возрасту подходите. Другие уверены, что вы откреститесь, как только выйдете на работу. Ричард молчит. Многие думают, манускрипт у него, но чтобы сбить всех со следа, он придумал другого владельца. Получилось у него неважно, да? Ваши дома перевернули вверх дном… А в службе безопасности ИТ говорят, что почту персонала атаковали хакеры. Взломали ящик Джоан и Ричарда. Над письмами Ричарда колдовали гораздо дольше. Понимаете, у него вся почта забита сообщениями и кучей угроз, так он говорит.

Рубен залился краской и, чтобы скрыть смущение, быстро проверил свой ящик, нет ли записок и контрольных от студентов.

— Ребята из ИТ никогда не скрывали, что студенты любят тренироваться на электронных ящиках персонала, — напомнил он администратору излишне категоричным тоном.

— Может быть. Никаких вирусов или попыток залезть в компьютер не было. Служба ИТ проследила хакера до городского интернет-кафе. Менеджер проверил, на компьютерах ничего не осталось. Хакер попался умный. Судя по всему, решил, что владелец свитка — Ричард, верно? По-моему, да, но Ричард еще не признался. Он ездил в Израиль четыре или пять раз.

— Да? Кажется, он несколько раз уходил в годичный отпуск, — ответил Рубен, потрясенный, что его любительский взлом раскрыли.

«Слава богу, я подключался не из дома», — подумал он. Но ему тут же пришло в голову, что персонал ИТ мог проверить резервные файлы. Хотя нет. Найдя письмо, Ричард тут же связался бы с Клэр, а она ничего такого не упоминала в последний раз, когда Рубен проверял почту в интернет-кафе маленького городка по пути в Веллингтон.

Однако его не покидало ощущение неловкости. И почему он не облегчил себе жизнь, передав манускрипт университету, чтобы им занимался Ричард? За выходные он раз десять задавался этим вопросом. И каждый раз приходил к одному и тому же выводу. Ричард не уймется, он использует Q для продвижения собственных идей и карьеры.

— Ричард говорит, что нашел спонсоров — несколько международных компаний и одного весьма богатого типа, — добавил администратор. — Кто-то предложил музей для выставки. Скорее всего, за свое имя в качестве названия, вроде музея Пола Гетти или центра Рокфеллера.

— Наверно. Не знаю, подойдет ли нам центр Рокфеллера. Их коммерческие здания в стиле ар деко занимают несколько кварталов в центре Манхэттена. Но в Восточном Иерусалиме есть археологический музей Рокфеллера, где выставляется коллекция артефактов, найденных во время британского правления.

— Да, я о том же.

Пока загружался компьютер, Рубена вдруг осенило: «Конечно! Вот оно что! Ричард хочет организовать центр для изучения религиозных текстов, и в основном — Q. Легко догадаться, кто будет куратором и директором», Рубен улыбнулся, собирая материал для утренней лекции у второго курса — «Возможно ли эмпирически объяснить духовные и сверхъестественные явления?».

«Происхождение видов» Дарвина, рассказывал студентам Рубен, перевернуло представление о мире, а другие научно-технические достижения, особенно в медицине, затмили и постепенно, по мере отмирания тысяч ограничений, вытеснили суеверные религиозные трактовки.

Студенты разделились на два лагеря, начался оживленный спор. Но, возвращаясь в кабинет, Рубен все равно чувствовал, что лекция получилась слишком гладкой для введения в такую сложную тему.

Прослушав сообщение на автоответчике от женщины, которая представилась сотрудницей Министерства иностранных дел и торговли, Рубен тут же позабыл о методах преподавания. Проснулись подозрения и тревога. Что надо Министерству? Почему он, а не Ричард?

Рубен не стал звонить по телефону, который оставила женщина, а набрал номер Министерства по справочнику и спросил ее по имени. Голос сотрудницы был тот же, что и на автоответчике. Она действительно работает в правительстве. Значит, не уловка для выманивания манускрипта.

Сможет ли Рубен встретиться вечером с нею и ее коллегой? По телефону говорить неудобно.

Две женщины из министерства, обе в аккуратных темных деловых костюмах и белых блузках, приехали к Рубену домой точно в срок. Старшая, с идеальной короткой стрижкой и светлыми мелированными волосами, назвалась помощником директора подразделения «Программы Пять» Ближнего Востока и Африки. Ее образ завершали итальянские туфли на высоких каблуках. Спутница — пониже ростом и слегка полноватая, с темными волосами, заплетенными в косу, в прочных английских ботинках на низком каблуке — оказалась референтом. Она специализировалась на ближневосточной политике.

— Значит, сбываете продовольствие на Ближний Восток и получаете взамен нефть, тем временем обеспечивая пробные матчи по регби в Южной Африке, — лукаво заметил Рубен.

Женщины из министерства одарили его презрительными взглядами. Рубен сменил тактику.

— Какое отношение я имею к баранине, нефти и регби, что удостоился чести вас принимать? Я не специалист по убийству животных, легальному по исламским законам, и еврейским кошерным обрядам. На религиозных экстремистах тоже не специализируюсь. Об этом спрашивайте других сотрудников факультета.

Рубен перевел дух после такой длинной речи и взглянул на гостей.

Дамы игнорировали его несмелые попытки уйти от серьезного разговора, и Рубен благосклонно сдался:

— Но мне почему-то кажется, что вы пришли не за тем.

— Думаю, вы прекрасно знаете, зачем мы здесь, доктор Дэвис. Мы получили формальный запрос от израильского правительства, и намерены обсудить его с вами.

— Ясно. Хотят взыскать с меня штраф за то, что я перешел улицу в неположенном месте тридцать два года назад?

Решив играть в открытую, Рубен с неудовольствием отметил, что скатился до пижонских замечаний. Но гостьи держались строго официально, и это раздражало.

Персонал Министерства иностранных дел и торговли считал себя элитой среди правительственных чиновников. Принимались только специалисты высшей квалификации. Из-за этого, а также работы за рубежом по вопросам международной политики и консульства, многие обзывали их интернационалистами без роду и племени, которым ближе коллеги из других стран, чем простые новозеландцы, чьи интересы они представляют.

Помощнице директора откровенно досаждала фривольность Рубена и его попытки увести разговор в сторону. Сотрудницы министерства явились заключить сделку, и не собирались отступать.

— У израильского правительства есть причины полагать, что вы сейчас владеете манускриптом, который был нелегально вывезен с оккупированной территории, когда вы посетили Израиль в конце января — середине февраля 1973 года. Израильские власти допускают, что до настоящего времени вы могли не знать о манускрипте в кувшине, но ожидают возвращения свитка в соответствии с израильскими законами. Наше министерство считает, что требование разумно, и пойдет на пользу обеим странам.

— Понятно. Мне предлагается поступить в интересах двухсторонних отношений, как их видят в вашем министерстве. Да?

Ответа не последовало, женщины восприняли замечание Рубена как риторический вопрос.

— Еще вы утверждаете, что я должен следовать израильским законам, хоть и являюсь гражданином Новой Зеландии. Я не еврей, и не имею никаких обязательств перед Израилем. Если я совершил преступление, пусть мною занимается Интерпол по законам экстрадиции. А как новозеландский суд интерпретирует израильские законы, если я оспорю обвинение?

— Вы не поняли, доктор Дэвис. Речь не об уголовном преследовании. Они просто хотят вернуть Q. Вообще-то израильское правительство готово вознаградить вас за сотрудничество, — торжественно закончила помощница директора.

Раз Дэвис юлит, значит, манускрипт у него, как и говорилось в письме новозеландскому правительству от израильского посольства в Австралии, которое просило помощи в изъятии свитка. Не считая нескольких нашумевших проколов, израильская разведка редко ошибалась.

Один из проколов — расстрел у кинотеатра невинного марокканского официанта на глазах у его беременной жены в Норвегии, в 1973-м. «Моссад» спутал его с главарем террористов, первым в списке ликвидации, организатором бойни на Олимпийских играх в Мюнхене.

— Просьба вполне обоснована, — продолжила помощница директора. — В запросе подчеркивается, что израильское Управление по делам древности имеет нужный опыт, эксперты их уровня — редкость в Новой Зеландии. Еще одну причину объяснит Бренда.

Настала очередь служащей в практичных английских туфлях и с косой.

— Как вы, наверное, знаете, политическая ситуация на Ближнем Востоке переменчива. — Рассуждала она не менее практично. — В какой-то степени конфликт обусловлен религиозными различиями. Вернув Израилю древний манускрипт, особенно если это подлинник, вы дадите им возможность показать, что Израиль готов мирно принять три главные монотеистические религии — иудаизм, христианство и ислам — в преимущественно еврейском государстве.

Рубен воспользовался паузой, пока она делала вдох для очередного пассажа:

— Чем передача христианского манускрипта Израилю поможет палестинским христианам с Западного берега? Стена, которой израильтяне отгораживаются от палестинцев, и другие меры безопасности не оставляют им возможности пойти и взглянуть на манускрипт. Прямо Берлинская стена во время Холодной войны.

— Израиль имеет право обеспечивать собственную безопасность, — возразила женщина в практичных туфлях и с косой.

— Да. Но у них небезопасные методы ее обеспечения.

Рубен хотел услышать ответ на мучивший его вопрос: стоит ли им с Клэр отправить манускрипт обратно в Израиль.

— Будь я христианином с Западного берега, из Газы или Восточного Иерусалима, я бы расстроился, что не могу посмотреть на важный документ, осевший в музее за стеной. Вот и новый повод ненавидеть Израиль.

Сотрудницы министерства переглянулись, и старшая едва заметно покачала головой. Бренде в практичных туфлях не стоило обсуждать заданный вопрос. Она вернулась к заготовленной речи.

— Более того, хоть мы и маленькая страна, вы покажете, что Новая Зеландия желает внести вклад в установление мира и деятельность США по наведению порядка в регионе. Израильтяне пообещали официально признать возвращение свитка и наш вклад в урегулирование конфликта.

Бренда откинулась на спинку стула, надеясь, что начальница по достоинству оценит хорошо отрепетированную речь.

— Раз израильтяне думают, что манускрипт у меня, почему бы им не обратиться ко мне напрямую?

Помощница директора снова покачала головой.

— По-моему, это очевидно, доктор Дэвис. Они действуют согласно обычному дипломатическому протоколу. Просьба исходит от правительства, значит, обращаться следует к властям Новой Зеландии. Скорее всего, они выйду на вас, если вы откажете нам. Например, через израильскую неправительственную организацию, музей или университет. Или выдающегося члена местного еврейского сообщества. Не секрет, что израильтяне проявляют яростную настойчивость во всем, что касается их страны за рубежом, и не любят, когда им отвечают «нет».

— Так вы предлагаете мне кнут или пряник?

— Мы только передаем просьбу. Думаю, вы понимаете, что и Новая Зеландия просит другие страны вернуть древние таонга — сокровища, разбросанные по музеям или частным коллекциям всего мира.

— Я не музей и не правительственное учреждение, — твердо произнес Рубен, пытаясь разрушить ее логику. Она пропустила мимо ушей его замечание и привела пример:

— В XVIII веке среди европейских коллекционеров появилась мода на высушенные татуированные головы маори. Вожди маори в погоне за большими деньгами убивали своих рабов и высушивали их головы, чтобы удовлетворить спрос. Теперь мы пытаемся вернуть головы племенам, к которым принадлежали покойные. Те Папа, национальный музей, убедил шотландский музей в Перте возвратить две той мокко — татуированные головы. Было бы справедливо с нашей стороны отдавать древние сокровища культуры, вывезенные из других государств.

— Попросить может всякий, но возникает моральный и юридический вопрос о владении, — настаивал Рубен. — Что, если племени или государства больше не существует? Вот Западный берег. Его территории оккупированы захватчиком, которой отказался вернуть земли согласно резолюции ООН.

— Доктор Дэвис… — Помощница директора теряла терпение. — Существуют международные законы о нелегальном перемещении и захвате культурных и наследственных ценностей, в том числе конвенция ЮНЕСКО 1972 года. Вы посещали Израиль позже. В конвенции недвусмысленно упоминаются «редкие манускрипты», и наше министерство…

Рубен перебил:

— Разве Новая Зеландия, Израиль, Иордания или Великобритания — я имею в виду Англию, поскольку Западный берег находился под ее протекторатом после Первой мировой, — ратифицировали конвенцию к 1973 году?

— Не знаю.

— По-моему, договоры ООН подписывались несколько лет.

До помощницы директора слишком поздно дошло, что блеф не пройдет. Она знала из предыдущей работы с договорами ООН, что ни одна из стран, упомянутых Рубеном, не ратифицировала соглашение к концу 1973 года. Иордания согласилась одной из первых, но Великобритания приняла конвенцию только спустя несколько лет. Ни Новая Зеландия, ни Израиль не присоединились.

Почуяв брешь в обороне, Рубен глубоко вдохнул и продолжил:

— Давайте, я попробую ответить по некоторым пунктам.

С виду он оставался спокоен, но просьба уступить манускрипт растревожила и без того истрепанные нервы. Рубен оказался между молотом и наковальней: с одной стороны — бандиты, жадные до легких денег, с другой — израильское государство, желающее добавить к Свиткам Мертвого моря новый экспонат, с третьей — коллега, твердо намеренный построить научную империю. Эдак его раздавят.

Рубен хотел проверить все свои варианты, начиная с того, как отреагируют чиновники министерства.

— Во-первых, если бы я знал о местонахождении свитка, заметьте — «если бы», нет никаких доказательств, что он вывезен контрабандой. Кувшин могло прибить к веллингтонскому берегу волной. Его могли найти где угодно на Ближнем Востоке. Даже если манускрипт действительно из Кумрана, его могли обнаружить много лет назад, до того, как Израиль захватил территорию в 1967 году.

— Да, но по нашим сведениям, вам придется доказывать это Израилю, и вряд ли вы преуспеете. Они явно настроены вернуть древний документ.

— Гм. Не понимаю, зачем мне доказывать Израилю что бы то ни было. Я не связан их законами, пока живу здесь. Но рассуждают они здраво. Получив Евангелие Q, Израиль на самом деле продемонстрирует терпимость к христианам, пусть даже многие из них покинули Святую Землю из-за конфликта. А еще манускрипт подкрепит духовную власть Израиля и действия страны в глазах большинства христиан.

— Как вы пришли к такому выводу, доктор Дэвис? — Помощница директора не видела никакой связи.

— Многие христианские фундаменталисты верят, что Иисус возвратится в образе мессии к иудеям Израиля. Есть даже веб-камера на крыше отеля рядом с часовней Вознесения в Иерусалиме, чтобы наблюдать за Маслиничной горой в реальном времени через Интернет: считается, что Иисус сойдет на землю там же, где вознесся к Богу после воскресения. Сионистские христиане имеют значительное влияние в Вашингтоне.

— Да, доктор Дэвис, мы прекрасно знаем о христианском лобби в США. Я работала в нашем посольстве в Вашингтоне… Кстати, содействуя Израилю, мы растем в глазах американцев. Новые друзья на Капитолийском холме нам не помешают.

«Теперь на меня давит мое же правительство, чтобы заполучить поддержку в Вашингтоне. И все из-за какого-то древнего обрывка кожи», — задумался Рубен.

Пора перейти к насущным вопросам.

— Вы знаете, что Оклендский музей отверг предложение Израиля, не взяв на выставку Свитки Мертвого моря несколько лет назад. Мне кажется, истинная причина — в непомерной плате и попытке Израиля использовать свитки для саморекламы, в том числе развития туризма. Музей обошелся рисунками на обнаженном теле и фотографиями генитального пирсинга.

— Припоминаю. При чем здесь наш разговор?

Рубен уловил недовольство в голосе сотрудницы министерства и ответил на вызов:

— Если манускрипт все-таки достанется Израилю, страна превратится в Мекку для христианских туристов, а подобный магнит на выставке принесет пользу не только христианству, но и израильской экономике. Однако где гарантии, что все ученые смогут увидеть свиток — особенно выходцы из неугодных стран или противники Израиля? Им откажут во въездной визе.

— У вас слишком богатое воображение.

— Израиль поставил множество препон для христианского духовенства и членов религиозных орденов в получении визы на пребывание. Может, поэтому многие из общепринятых церквей недовольны израильской политикой безопасности.

— После событий 11 сентября в США, доктор Дэвис, многие страны ужесточили меры безопасности. Израиль в том числе.

Осмелится ли он на большее? Да.

— Можно просто выставить манускрипт на аукционе, и пусть Израиль предлагает цену, как все. Доктор Фидел, скорее всего, прав. Q стоит от ста миллионов до миллиарда долларов. Подлинник принесет огромные деньги, и я уверен, что награда, предложенная Израилем, составляет незначительную часть от его истинной стоимости.

— Спасибо, что уделили нам время, доктор Дэвис…

— Кстати, мне кое-что пришло в голову, — перебил Рубен и взмахом руки попросил сотрудниц остаться. — В Израиле манускрипт может пострадать. Допустим, его взорвет группировка исламских или иудейских экстремистов, чтобы привлечь к себе внимание. Если исламских, то для множества сочувствующих акция будет выглядеть как удар по отношениям христианского Запада и Израиля.

— Неужели? — засомневалась помощница директора.

— Определенно, — заявил Рубен, твердо намереваясь вбить им в головы свою точку зрения. — Иудейские экстремисты угрожали запустить ракету в третью по значимости исламскую святыню, мечеть Эль-Акса в Иерусалиме. На Ближнем Востоке разверзся бы ад кромешный. То же самое легко проделать с любым зданием, в которое поместят священный манускрипт.

Помощница директора отметила, как на спокойном лице Рубена промелькнул страх, когда она упомянула о твердом намерении Израиля вернуть манускрипт. Пока хватит. Отвечать Рубену — значит продлевать спор и обеспечивать философа аргументами.

— Решать вам, доктор Дэвис. Если вам понадобятся уточнения или совет, сотрудники министерства будут рады помочь. Тем временем я доложу властям Израиля, что мы поговорили начистоту и вы серьезно обдумаете их просьбу.

— А если перевести с дипломатического языка на нормальный, вам не удалось меня убедить.

На сей раз женщины не позволили Рубену себя задержать и одновременно поднялись. Официальный визит закончился.

Проводив их до дверей, Рубен почувствовал, какая тяжесть легла на его плечи. Что бы он ни решил, все равно останутся недовольные. И, вполне вероятно, крайне опасные недовольные.




ГЛАВА 16

ТЕСТЫ


Потрясающе! Весь манускрипт целиком.

Клэр взволнованно уставилась на распечатки фотографий.

Они с Дэвисом выходили на связь через интернет-кафе, обменивались зашифрованными посланиями и фотографиями, которые затем сливали на дискеты и проверяли дома на компьютере, не забывая блокировать программы слежения и стирать все следы на жестких дисках. Теперь каждый собрал полный вариант Q.

— Просто фантастика… С ума сойти. Не могу поверить.

Клэр сжала кулаки и испустила победный вопль, напугав спящую кошку.

Рубен не зря говорил в письме, что имя автора Q поразит ее.

«А теперь вопрос на засыпку, — подумала Клэр. — Что это, первый век или гораздо более поздняя копия?.. Или искусная подделка?»

На вводных лекциях по библейским текстам она всегда говорила студентам, что если не считать посланий новым церквям и коротких записей изречений Иисуса, Новый Завет вначале существовал только в устном варианте, который передавали друг другу верующие, а сама книга появилась лишь через несколько поколений. Если Q — подлинный, придется подкорректировать свою теорию. Автор написал Q меньше чем через двадцать лет после распятия.

— Термины «манускрипт», «свиток» и «кодекс» употребляются не совсем точно, — объясняла Клэр студентам. — Манускрипт — документ, написанный от руки. Свиток — длинный лист, скрученный между двумя цилиндрами, обычно костяными или деревянными палочками. Читая одну колонку за другой, вы разворачиваете его с одной стороны и заворачиваете с другой. До конца третьего века самой распространенной формой древних книг были свитки.

Далее Клэр заявляла, что до наших дней из всех древних свитков дошли только несколько фрагментов.

— Когда древние христианские ученые стали сверять христианские тексты и Библию, распространение получила книжная форма. Первые книги, так называемые кодексы, делали из шкур животных — разрезали их на листы, складывали и сшивали под обложкой из дерева, металла или толстой кожи. Книги удобнее и вместительней, потому как писать можно с обеих сторон, что затруднительно в случае со свитком.

Студенты зачарованно слушали Клэр, когда она рассказывала, что никаких первых изданий Библии, в том числе и Нового Завета, не существовало.

— Печатный станок еще не изобрели, а Евангелия и послания, которые расходились по общинам верующих, как правило, являлись рукописными копиями копий, а писцы зачастую не заботились о точности.

Клэр подчеркивала, что все современные тексты содержат ошибки. Писцы часто пропускали слова или заменяли их. Иногда добавляли что-то свое или путали порядок изложения. Один из самых древних манускриптов начала III века, П46 — папирус № 46 — с посланиями из Нового Завета к римлянам и иудеям, похож на швейцарский сыр, столько там погрешностей.

Кто-нибудь из студентов задавал вопрос:

— Если авторов и писцов вдохновлял Бог, как они могли ошибиться?

Ее коронный ответ — вдохновение не имеет ничего общего с безупречностью.

— Вспомните притчу из Евангелия от Иоанна про женщину, которую обвинили в прелюбодеянии и собирались забить камнями. Начало восьмой главы. Великолепная история о том, как Иисус простил женщину и никто не мог первым бросить в нее камень, потому что все не без греха. Однако притчи нет в большинстве ранних записей Иоанна. Стиль письма тоже другой. Мы думаем, ее добавили позже. Возможно, на писцов снизошло вдохновение, и они написали о том, чего не происходило на самом деле.

Клэр знала, что самых набожных студентов возмутит предположение о намеренных добавлениях к Библии — описки еще ладно, человеку свойственно ошибаться. Некоторые мысленно брали на заметку помолиться за неверующую Клэр и за тех из группы, кто собьется с пути праведного после ее занятий.

Следующий шаг — растолковать студентам разницу между папирусом — древней бумагой, обычно сделанной из расплющенного тростника с берегов Нила и других мест — и пергаментом, высушенными шкурами животных или сшитыми кожами.

Поведав группе, что самые ранние из найденных текстов Нового Завета писались на папирусе, Клэр переходила к древнейшему тексту, маленькому фрагменту папируса под названием П52, обнаруженному в Египте. Он содержит несколько стихов на греческом из Евангелия от Иоанна и датируется 125 годом нашей эры. Другие шесть значимых папирусов с Новым Заветом относятся к III веку.

— Как определить подлинность древних манускриптов, узнать их возраст и автора? — перебивал кто-нибудь прежде, чем Клэр успевала затронуть эту тему.

Студенты жаждали детективных историй. Им подавай секреты судебно-научных тестов, вроде тех, что проводили для доказательства подлинности Туринской плащаницы, предполагаемого савана Иисуса.

Поэтому обычно студенты разочаровывались, узнав, что не всегда можно полагаться на датирование по углероду, которое дает лишь примерные цифры: плюс-минус пятьдесят-сто лет. Однако инфракрасное излучение и рентген, а с недавнего времени мультиспектральное сканирование изображений, иногда позволяют увидеть текст под плесенью и гнилью, и даже новыми записями. Химический анализ материала для письма раскрывал его происхождение и условия хранения, что зачастую помогало при датировании. Так, папирусы из Египта немного отличаются от итальянских и греческих.

— Самое главное, — продолжала Клэр, — это сопоставить стиль письма с другими авторами того времени.

Здесь в игру вступают специалисты по эпиграфике, работающие с почерком, грамматикой и структурой предложения первых двух веков. По-гречески писали квадратными прописными буквами без пробелов. Позднее ввели курсив.

Затем Клэр объясняла студентам, почему писатели разных времен употребляли одни слова и избегали других.

— Сравните электронные письма, которые вы отправляете друзьям, и письма своих дедушек и бабушек. Вы заметите разницу в стиле. Например, ваше «круто оттянулись с пацанами», у них превратилось бы в «славно провели время с ребятами». Каждый из вас пишет в уникальном стиле, в зависимости от образования, социальной группы, убеждений, адресата и так далее. Сравнив текст с другими работами того же периода, мы понимаем, что на самом деле хотел сказать автор. Имя автора и другие заметки о происхождении рукописи можно найти и на самом манускрипте. Иногда на него ссылаются другие писатели, как вы — на книги и статьи в сочинениях. Все это помогает определить, кто написал манускрипт и когда.

Тут Клэр подходила к сути.

— Палеограф, специалист по древним стилям письма, — я, например, — в состоянии датировать манускрипт, сравнив его по форме слов и стилю с другими работами, время написания которых точно известно. Некоторые ученые даже вывели правила, как определить исходный текст, и вы, наверное, догадываетесь, что они вызывают много споров. Вот как мы подходим к датированию древних манускриптов. Это называется текстология.

Студенты всегда находили вводную лекцию увлекательной — и волнующей. Она бросала вызов многим из их представлений о Священном писании.

В отличие от Рубена, Клэр хорошо владела ранними формами греческого текста. Впервые взглянув на свою половину манускрипта, она тут же подметила то, что сообщил прессе Ричард: как и многие из ранних греческих манускриптов, Q написан квадратными заглавными буквами в полсантиметра высотой почти или совсем без пробелов.

Койне — или общелитературный греческий — Александр Великий в IV веке до нашей эры ввел в качестве письменного языка по всей своей огромной стране. Даже после установления Римской империи койне оставался главным письменным языком, до 300 года нашей эры. Но сейчас Клэр занимало другое. А именно — новая фотография от Рубена, которую она скачала и распечатала. Последний кусочек в фотографической мозаике Q оказался полной неожиданностью. Клэр для верности перечитала две строчки. Никаких сомнений. В черновом переводе выходило:






Я, Филон, открыто свидетельствую, что записал со слов Симона, коего Иисус нарек Петром, дабы вы уверовали в Слово, изреченное через того, кто спасет нас от греха, Иисуса Христа, Сына Бога.





Мысли так и роились в голове. «Логос» — «Слово». Такого я не ожидала найти в Q. Филон Иудейский из Александрии много писал о «Логосе». Он ли это?

Или дополнение писца, который думал, что автор — Филон? Филон — из Египта, почему тогда он взял пергамент, а не папирус? Да, кстати, почему свиток, а не кодекс? В Евангелии Q нет других указаний на авторство Филона, так, может, это апокрифическое Евангелие, как «Пастырь» Ермы или гностическое Евангелие от Фомы?

Клэр не долго думала над собственными вопросами. «Нет, текст похож на предполагаемый Q — за исключением нескольких отклонений. Скорее всего, настоящий. Что до автора, не могло быть двух Филонов, встречавших апостола Петра. Лучше проверю, что сказал Евсевий дословно».

В обширной личной библиотеке Клэр отыскала основательно замусоленный перевод «Истории церкви». На суперобложке имелась короткая справка об авторе.






Епископ Евсевий (263–339 н. э.) — палестинец, близкий друг императора Константина. Считается отцом церковной истории, написал единственный сохранившийся отчет о первых трех ключевых веках христианства — от скромных истоков до расширения и официального признания римскими властями. История без прикрас, написанная с точки зрения православного, включает церковные учения, ереси, преследования, мученичества и жаркие споры о божественности Иисуса и его отношении к Богу, которые послужили прелюдией к знаменитому Церковному Собору в Никее 325 г. н. э. На Соборе был принят никейский символ веры, провозглашаемый по сей день.





Клэр нашла, что искала, в первом предложении Книги 2. 17.






Отмечается также, что в правление Клавдия Филон явился в Рим, чтобы говорить с Петром, который там проповедовал.





«Что, если „Q“ стал результатом их разговоров?» Поразительная мысль.

Клэр много раз читала лекции по Филону Иудейскому.

— Он жил во времена первых христиан, в том числе святого Петра и святого Павла. Вполне вероятно, что встречался с обоими, так как ездил в Рим, когда они там проповедовали, и в Палестину, — говорила она студентам. — Многие ученые полагают, что влияние Филона заметно в посланиях святого Павла к первым церквям и особенно в Евангелии от Иоанна. О жизни Филона известно мало, только то, что у него имелся богатый брат, что он был иудейским философом и богословом великой Александрийской библиотеки. Тогда там жило около миллиона человек — самое большое еврейское поселение за пределами Палестины. Филон сочетал греческую философию с религиозными верованиями иудеев из Египта, где властвовали римляне.

Здесь Клэр задавала вопрос, привлекая внимание студентов.

— Как управляют вами подруги или друзья? А вы ими?

В группе всегда находился желающий ответить.

— Сообщаем, чего нам хочется, и надеемся, что они исполнят желание из любви к нам. Еще можно подкупить или пригрозить.

— Именно, — соглашалась Клэр. — Мы сообщаем, чего нам хочется. Так, согласно Библии, Бог воздействует на свои творенья. Он произносит слово и ждет поступков. Теория Божественного слова, так сказать, и прославила Филона.

Некоторые внимательные студенты улыбались или хихикали в кулак, подметив каламбур: Бог говорит, так сказать.

— Логос Филона, что в переводе и означает «Слово», сильно повлиял на ранних христианских мыслителей.

— Скажи только слово, и я твой навеки, — громким театральным шепотом объявил как-то студент своей одногруппнице во время занятия. Все рассмеялись, а Клэр не упустила возможности объяснить, что «Скажи только слово» очень хорошо передает понимание божественного Логоса.

— Слово, — продолжала Клэр, — которое сейчас пишется с заглавной буквы, — это мост между Богом и его созданиями. Для христиан Слово олицетворял Иисус.

Далее, чтобы подогреть интерес, она бросала крученый мяч.

— Все вы слышали о Святом Граале. О нем пишут в приключенческих романах, его избегают упоминать в своих работах даже плохие историки.

Студенты кивали, недоумевая, какое отношение имеет Святой Грааль к Логосу.

Она рассказывала, как авторы романов, начиная с легенд о короле Артуре и «Айвенго» Вальтера Скотта до современной беллетристики, зарабатывали деньги, повествуя о средневековых рыцарях, отправлявшихся в поход за потиром, из которого Иисус пил на Тайной Вечере перед муками и смертью на кресте.

— Когда-то было модно считать Иисуса гомосексуалистом, потому что он не женился, как полагалось в те времена и при том обществе — о кумранских ессеях, конечно, речи не идет.

Здесь даже самые рассеянные студенты обращались в слух.

— Мало кто называл гомосексуалистами Иоанна Крестителя или святого Петра, хотя те тоже не женились. Сегодня принято утверждать обратное. Авторы романов заверяют, что Иисус не мог не жениться, как типичный представитель своего времени. Они выстраивают цепочку несвязанных ложных фактов и заявляют, будто Иисус вступил в брак со своей ученицей, Марией Магдалиной, которая родила ему детей. Потомки Иисуса якобы и есть Святой Грааль. Отправляют ли нас гоняться за химерой, внушая неверное представление о легендарном потире? — спрашивала Клэр у студентов, ловивших каждое ее слово. — Осмелюсь предположить, что сказание о Святом Граале выросло из ошибочного понимания высказываний Филона о Логосе.

Затем она читала «De Somniis» («О сновидениях») Филона. Через Божественный Логос человек получает наставления и обретает непреходящую мудрость. Логос — «виночерпий богов… сам смешивается с напитком чистого веселья и проливает в блаженную душу священную чашу радости и бессмертный эликсир счастья».

— Являлся ли Святой Грааль Логосом из теории Филона, «виночерпием», или, как мы бы сказали сегодня, «святым потиром», который приносит «чистое веселье и радость»? Любым, кто передает наставления и мудрость Бога — например, Иисусом и его учениками. Они ли Святой Грааль?

Здесь Клэр давала студентам высказаться. Те излагали полный набор мнений от «тогда в рассказах о Граале пропадает всякая романтика» до «так гораздо логичнее».

Припомнив все, что знала о Филоне, Клэр загорелась желанием внимательнее изучить фотокопии манускрипта, быстро проглядеть текст целиком, не забывая про авторство Филона.

— Придется сравнить с его главными работами. Посмотрим, совпадает ли стиль письма. Вероятность этого велика. Если совпадет, то находка потрясающая.

Клэр потянулась за другой книгой.

— Так я и думала, — она снова ощутила прилив радостного возбуждения. — Филон умер в 50 году нашей эры. Невероятно. Если писал именно он, как сказано в манускрипте, это Евангелие появилось в течение пятнадцати лет после распятия Иисуса. Свидетельство очевидца — самый ранний из христианских документов и самое первое Евангелие. В религиозном мире грянет буря. Неудивительно, что Рубен осторожничает.

Клэр глубоко вздохнула, предвидя, какие споры начнутся среди ее коллег.




ГЛАВА 17

АГЕНТ


Наши вежливые просьбы встретили однозначное «нет». Теперь стоит подумать о менее традиционных методах. Может, ты что-нибудь посоветуешь. Не хватало еще упустить такую ценность за здорово живешь. Не дай бог, она окажется в иностранном учреждении или частной коллекции.

Старший советник по древним текстам откинулся на стуле и отхлебнул тепловатый двойной эспрессо. Он уже обрисовал ситуацию. Теперь дело за его другом по кличке Агент.

Агент по привычке сел спиной к стене — с этого места хорошо просматривалось все иерусалимское кафе и популярное место для гуляний, Бен-Иегуда. Со своей выгодной позиции он тайком оглядывал каждого посетителя и прохожего.

Я так понимаю, что встреча неофициальная, — уточнил Агент, переводя взгляд на друга.

Да, это только между нами.

Я согласен, манускрипт Q — забавные вы подбираете названия — часть израильского наследия. Что известно о твоем Рубене Дэвисе? Женат, и семеро по лавкам? Балуется кокаином? Игрок? Есть любовница? Он…

Наш связной в МИДе раздобыл кое-какие сведения через веллингтонское еврейское сообщество, — перебил старший советник.

«Работка для агента „Моссада“ из австралийского посольства, — решил про себя Агент, пока друг говорил — Они уже передавали некоторую информацию Управлению по делам древности, чтобы в будущем использовать ее для личных контактов».

— Как выяснилось, Дэвис вдов последние четыре года, есть дочь, семнадцатилетняя Донна — последний год в старших классах. Дэвис ее обожает. Иногда ходит на свидания с женщинами — ничего серьезного, — отдыхает в маленьком трейлере у озера на Северном острове. Студентам нравятся его лекции, Дэвис слывет хорошим преподавателем. Он теософ, а не эксперт по эпиграфике и палеографии…

— Это такие тропические заболевания? — в свою очередь перебил Агент и расхохотался над собственной шуткой, которую друг предпочел не заметить.

— Науки о древнем письме, его стилях и формах. Специальность Дэвис указал на сайте колледжа. Ничего особенного. Типичный ученый, получивший место при разрастании университетов во времена демографического взрыва. Застрянет на кафедре до пенсии. Погоди, я все для тебя распечатал.

Старший советник вынул из сумки конверт и толкнул к Агенту через стол.

Получив научно-техническое образование, Агент поступил в израильскую службу безопасности и контрразведки «Шин Бет», где выслеживал иностранных шпионов, которые примыкали к экстремистским группировкам в Израиле. Вскоре после того, как вскрыли жестокие методы допросов и лживые показания «Шин Бет» в суде, Агент перевелся в другое учреждение. Занялся промышленным шпионажем для «Лекем», израильского бюро научных отношений. Там пробыл недолго. Бюро закрылось после скандала восьмидесятых годов в США, когда в израильском посольстве Вашингтона поймали другого промышленного шпиона при передаче служащим «Лекем» секретной информации о военно-морском флоте.

Агент никогда не распространялся о своей работе. Но старший советник знал, что друг опять связался с разведкой, скорее всего, вернулся в «Шин Бет» на должность старшего офицера по защите израильской оборонной промышленности, научных проектов и промышленных заводов — или завербовался в «Моссад». Какая, собственно, разница, главное, что у Агента есть нужные связи, чтобы помочь с Q.

— Начальство в курсе, что ты ищешь нетрадиционное решение?

— Нет. Идея моя.

— Гм. Значит, тебе нужна тайная операция — ни разрешений, ни бумажной волокиты, ни эффекта бумеранга. Какая тебе-то выгода? Только не заливай мне о том, что христианство уходит корнями в иудаизм и нашу землю, а манускрипт будет естественнее смотреться в музее Книги, чем где-нибудь в Веллингтоне…

— Примерно так я и собирался ответить, — ухмыльнулся старший советник.

— А еще добавил бы, что экономике не повредят новые доходы от туризма.

— Конечно.

— Да ладно. Тебе нужны деньги, слава или любовница? Или все вместе?

— А ты не изменился, — захохотал старший советник. — Вечно подозреваешь основные инстинкты.

— Да, и не без причин. Отслоив шелуху, как правило, находишь жажду секса, славы или наживы.

— Ты видишь меня насквозь. Сознаюсь в грехах — по крайней мере, двух. Без славы я как-нибудь проживу.

Оба рассмеялись.

— Не льсти себе. Возвращение Q тебе очень даже на руку. Наградят ведь и повысят.

— Верно.

— И бьюсь об заклад, ты стараешься ради женщины, чтобы она от восхищения упала в твои объятия. Или может — я только предполагаю, — хочешь заключить сделку со мной и моими друзьями, получить Q, а потом развернуться и анонимно продать его своей же организации, Управлению по делам древностей. Я читал, что манускрипт стоит в несколько сотен тысяч раз больше, чем весит в золоте. Беспроигрышный вариант для тебя и…

— Брось, ты же меня знаешь, — фыркнул старший советник. — Я в такие опасные игры не играю. Хотя признаюсь, если Q окажется в Иерусалиме, моя карьера продвинется, пусть и самую малость… и я познакомлюсь кое с кем поближе.

— Ага! — довольно злорадно воскликнул Агент. — Теперь с тобой все ясно. Неясно только, почему для Израиля так важно, чтобы Q выставлялся здесь, а не где-то еще. Я думал, наши древности в иностранных музеях играют роль послов, разжигают интерес и увеличивают поток туристов в Израиль.

— А Библия на что? Приезжая сюда, туристы хотят видеть Святую Землю, какой она была. И манускрипт в этом поможет, — объяснил старший советник.

— Ладно, просто хотел убедиться, что ты и правда заботишься об интересах страны. Я согласен. Q должен вернуться в Иерусалим. Начнем с тщательного обыска у Рубена Дэвиса?

— Нас опередили. Посмотри веллингтонскую прессу — я положил распечатку в конверт.

— Нашли что-нибудь?

— Перевернули дома всех сотрудников теологического факультета и, насколько нам известно, остались с носом.

— Кто мог это сделать?

— По докладу наших веллингтонских друзей, авантюристы из местной криминальной группировки.

— Значит, спрятал. Может, в банковской ячейке?

— Наш человек из МИДа сказал, что веллингтонские союзники проверили это по своим связям в банке.

Агент вновь обвел кафе взглядом.

— Сменим тактику. После четырех лет вдовства твой Дэвис соскучился по женской ласке, ему захочется излить кому-то душу и показать свое сокровище.

— Постельные разговоры. Очень эффективно. Ночь дикой страсти — и я выболтаю все, что она захочет, кроме номера кредитки.

На сей раз оба громко рассмеялись.

— Кредитка — единственное твое достоинство, — хохотнул Агент, затем понизил голос и подался вперед, словно к закадычному другу.

— Так, во всяком случае, говорила мне твоя бывшая. Вы же развелись, потому что тебе было мало дома. Да, и не спорь. Она говорила, ты не мог отказать ни одной юбке. Но чувствую, что наша цель — вдовец, скорбящий по дорогой женушке. Тут надо помягче. Предоставь его мне. По-моему, я знаю, как нагреть руки на маленьком проекте, который уже запустили в Веллингтоне.




ГЛАВА 18

ЗНАКОМСТВО


Извините, — прозвучало по-русски. — Простите. Я сама виновата.

Они столкнулись, когда Рубен направлялся в свой кабинет после семинара для аспирантов — является ли выход из тела при клинической смерти доказательством загробной жизни. Он не мог сосредоточиться на дискуссии. Мысли без конца возвращались к собственным трудностям.

Большинство коллег уже подозревали, что манускрипт у него, а Ричард только создает рекламу. Рубен выслушал массу тонких и не очень намеков, что ему следовало бы отдать такой ценный документ теологическому факультету ради науки, университета и, конечно, их самих. Ричард допекал просьбами показать весь документ, журналисты ходили по пятам с той же целью.

Взлом послужил предзнаменованием еще более тяжких времен.

А пока к Рубену обратились несколько членов местного еврейского сообщества, которых он знал по университету. Он вежливо уклонялся от вопросов о манускрипте, но не мог избавиться от ощущения, что слишком много разболтал о своей личной жизни и привычках.

— Ничего. Я тоже задумался.

Рубен нагнулся поднять блокнот и учебник по экономике, которые упали на пол к стройным ногам. Возвращая даме книги, он подметил ее неуверенность и решил, что перед ним скорее взрослая студентка, чем новый лектор. На вид около сорока лет. Темные волосы до плеч. Невысокий рост и приятная внешность. Рубен одобрил простой, но элегантный костюм.

— Спасибо. Никак не освоюсь. Я новенькая.

Она широко улыбнулась и продолжила с восточноевропейским и немного американским акцентом:

— Меня зовут Анна, Анна Карпенко.

Она протянула руку. Дэвис пожал ее, глядя в зеленовато-голубые глаза.

— Я из Чикагского университета, изучаю реструктуризацию Новой Зеландии восьмидесятых годов.

Отношение к человеку складывается в первые несколько секунд общения. Рубену Анна понравилась. Она казалась искренней и дружелюбной.

— Вы — экономист?

— Да, исследователь в Чикаго. Приехала с Украины обучаться в Чикагской школе экономики у профессора Фридмана и других. По-моему, Чикагская школа повлияла на реформы восьмидесятых годов в Новой Зеландии. Вот я и решила сама посмотреть, как это происходило в вашей замечательной стране.

— Тогда добро пожаловать в Новую Зеландию. Может, выпьете со мной чашечку кофе?

Рубен сам себя удивил. Он всегда стеснялся приглашать новых людей, не говоря уже о незнакомой женщине. Но с украинской экономисткой было так легко разговаривать.

— С удовольствием. Я здесь всего несколько дней, и ни с кем не познакомилась. Но все очень добры ко мне.

После приглашения Рубена Анна совсем перестала нервничать. Беседа за кофе подтвердила первые впечатления. Рубен наслаждался ее обществом и неожиданно для себя робко пригласил Анну на ужин в выходные. Она с радостью согласилась и в воскресенье вечером предстала перед ним в зеленой юбке и опрятной белой блузке, с цветами, бутылкой вина и традиционным украинским слоеным пирогом, который готовила целых четыре часа.

Даже Донна, которая ревностно охраняла Рубена от назойливых поклонниц, уступила искреннему очарованию Анны. Она легко рассудила, что их долг — приветить иностранную гостью, не успевшую завести друзей.

Анна объяснила, что когда-нибудь вернется на Украину и поможет перестроить страну, оборвавшую связи с Москвой.

— То же самое было в Новой Зеландии в восьмидесятых и начале девяностых, когда ослабили государственный контроль и права на владение. Ваша экономика изменилась. Я знаю, что правительство не спрашивало мнение народа. При демократии это плохо. Вы согласны?

— Да, — ответила на риторический вопрос Донна.

— Нам тоже так придется. Но в Украине столько нехороших людей, столько всего плохого. Одни преуспевают, другие побираются, и все из-за коррупции или старого мышления. Как в XIX веке Чарлза Диккенса.

Рубен с Донной переглянулись и не сдержали улыбок. Сравнение гостьи пленило их не меньше, чем ее искренность.

Донна спросила Анну о друзьях и жизни на родине. Та рассказала, что у нее было несколько близких приятелей, а после школы она часто проводила время с бабушкой, которая учила ее православной вере. Рубен поинтересовался их местной церковью, и Анна посетовала, что священнику приходилось работать механиком в гараже, чтобы свести концы с концами, а дьякон выполнял обязанности батюшки и читал проповеди. Еще упомянула, что деревенским жителям нравилось смотреть, как священники ходят по улицам в рясах. Теперь церковь посещают многие, но не молодежь.

— Естественно. Церковь и разговоры о религии — какая скука! — Донна все не упускала случая восстать против отца.

— Зря ты так. Церковь, музыка, иконы — это душа народа. Как у вас говорят? Посмотрите в глаза людей и там увидите нашу веру. Думаю, так во всех странах. В молодости церковь не столь интересна, как мальчики, поп-музыка, мода и вечеринки. Но когда ты подрастешь и у тебя будут дети, может, твое мнение изменится.

— Может. — Донна вдруг заметила, что с Анной трудно не согласиться.

— Вы ходите в какую-нибудь чикагскую церковь? — Донне хотелось знать, не притупил ли американский образ жизни ее религиозные интересы.

— Да, конечно, — Анна пристально смотрела на Донну. — В Америке многие ходят в церковь или синагогу хотя бы раз в месяц.

После упоминания о синагоге Рубен ждал, что она скажет про мечеть — по недавним исследованиям в США мусульман не меньше, чем иудеев.

— Я хожу в Собор святого Володымыра — Владимира по-вашему — на Вест-Кортес-стрит. Еще в приход святой Софии, украинскую православную церковь — там прямо как дома. В Чикаго много украинцев. Есть даже украинский музей, я хожу туда, когда скучаю по родине.

— Бабушка научила вас молитве к Иисусу? — Рубен подыскивал вопрос, который подтолкнул бы Анну к рассказу о своем религиозном опыте.

Она слегка помялась.

— Да, только я ее уже забыла.

Дэвис невольно нахмурился. Как могла православная, регулярно посещающая церковь, забыть молитву к Иисусу? Это ведь как езда на велосипеде. Разучиться невозможно. Дюжина простых слов: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матери и всех святых, помилуй нас. Аминь». Они вмещали суть Евангелия и служили верующим молитвой с VI века. Многие православные монахи произносили ее в такт дыханию и биению сердца, чтобы она буквально стала «молитвой сердца».

Может, Анна не так поняла вопрос?

— В Соборе святого Владимира много икон?

— Да, много. Есть копии великих произведений религиозного искусства из Украины, есть современные подлинники. В моей чикагской квартире висит старинная икона святого Владимира, которую я привезла из дома. Он держит крест и меч, как тысячу лет назад… Суровый князь Киевской Руси. Теперь Киевская Русь называется Украиной.

Насколько я помню, он захватил Константинополь и взял с собой несколько священников.

Верно, — с энтузиазмом продолжила Анна. — Князь Владимир хотел объединить народ с помощью новой религии. Разослал гонцов изучать иудаизм, христианство и ислам. Иудаизм его заинтересовал, но Владимир не мог взять в толк, отчего божество, которому поклонялись евреи, позволило им потерять свои земли и рассеяться по миру. Он выбрал христианство Восточной Византии и насильно окрестил жителей Киева. Мы зовем его Креститель.

Во второй раз у Рубена шевельнулось подозрение. Многие считают иконы видом религиозного искусства, но для православных плоские двухмерные изображения Христа и святых — окна в божественный мир. Стремясь поведать о святом Владимире, Анна, похоже, забыла, что говорит о священных образах.

У меня есть и другие традиционно украинские вещи. Я покажу, если вы зайдете ко мне в гости на «Террасу». Я привезла несколько писанок — раскрашенных пасхальных яиц, которыми славится Украина.

Ее энтузиазм и блеск в глазах увлекали Рубена. Умная, деликатная и веселая женщина. Донна тоже поддалась ее очарованию.

Я бы посмотрела на эти яйца, пап. Мы проходили их по искусству.

Через пять дней в пятницу вечером уже Рубен и Донна несли цветы, вино и «печенье анзаков».[6 - «Печенье анзаков» — печенье из пшеничной муки, овса, измельченного кокосового ореха и сахарного сиропа («анзаками» называли солдат совместного Австралийского и новозеландского армейского экспедиционного корпуса в годы Первой мировой войны).]

Анна оказалась великолепной хозяйкой. Они с порога принялись рассматривать изящные и замысловато раскрашенные пасхальные яйца. Донна чуть не прыгала от радости, когда Анна отдала ей одно в качестве «маленького сувенира».

На ужин были современные и традиционные украинские блюда: борщ из капусты, свеклы и помидоров, настоящая котлета по-киевски. На десерт Анна предложила сырники.

Она мастерски занимала Рубена и Донну. Когда они пили кофе после еды, дала Донне полистать несколько нью-йоркских журналов и польстила Рубену, спросив о его теософских статьях и особых увлечениях. Он отвечал с удовольствием, видя, что Анна всерьез заинтересовалась и быстро подкидывает более глубокие вопросы, что указывает на ее сообразительность и любознательность.

Рубена пугали те немногие женщины, с которыми он встречался после смерти Джейн. Они либо чересчур страдали от предыдущего неудачного романа, либо торопили события, желая убедиться в его чувствах. Прикинув, что Рубен одинок и нуждается в ласке, а мужчина влюбляется в ту, с которой спит, три из них попытались затащить его в постель.

Ему, конечно, не хватало теплого тела рядом, но в отчаяние он не впадал. Не обращал внимания на якобы случайно обнажившиеся бедра, прозрачные блузки и откровенные предложения познакомиться поближе. Конечно, хорошо с кем-нибудь поразвлечься, но Рубен не хотел секса без любви. Он чувствовал, что утром его настигнет пустота, разочарование, воспоминания о том, как у него было с Джейн, и боль утраты.

Но Рубену нравилось, что женщины находят его привлекательным. Те, в свою очередь, не привыкли к отказам и удваивали старания. Рубен, естественно, не сдавался. И так тянулось, пока кто-то не предлагал «отдохнуть друг от друга» — или оба понимали, что у отношений нет будущего, и расходились мирно.

Анна — другое дело. С нею было спокойно. Ее тело не кричало о сексуальном желании. Одинокая иностранка, которая радовалась их компании и явно ничего не ждала от Рубена, кроме дружбы.

— У вас кто-нибудь есть, Анна?

Донна озвучила мысли Рубена. Кольца на пальце он не заметил, но спросить боялся — вдруг Анна подумает, что он вторгается в ее личную жизнь или желает близости. Женщины, которые тянули Рубена в постель, первым делом задавали такой вопрос.

— Донна, это слишком личное, — предупредил он, надеясь, что Анна все равно ответит.

— Ничего страшного. Сейчас я одна. На Украине остался муж. Мы поженились очень рано, он слишком много пил и бегал за женщинами. Я прощала, как все украинки. У нас многие мужья пьют и придерживаются двойной морали. Мужчины гуляют направо и налево, но женские измены не прощают.

— Сочувствую.

Рубен видел по липу Анны, что воспоминания причиняют ей боль.

— И однажды он поднял на меня руку. После этого я ушла. Я все еще любила его. Возможно, он просто не дорос до брака. В Чикаго я жила с украинским профессором по экономике, который приехал раньше меня. Сейчас я одна. Я не слишком лажу с мужчинами. Но я счастлива.

— Печально. Мужчины иногда такие сволочи, — поделилась Донна богатым опытом своих семнадцати лет. — На моего парня нельзя положиться. Он сидит за компьютером и не вспоминает обо мне. Нет, конечно, не все такие. Ты, пап, классный — когда на меня не наезжаешь.

— Спасибо. Приятно знать, что я не обычная сволочь — всего лишь противный назойливый отец, которому не нравится, когда его дочь обзывает других сволочами.

— Если мы, женщины, будем считать мужчин плохими, нам никогда не построить отношений с ними. Надо оставлять ошибки позади, двигаться дальше и надеяться, что в следующий раз повезет, — Анна понимающе улыбнулась Донне. — Сомневаюсь, что твой отец обидел бы женщину. Он добрый и нежный. Наверное, ему стоит иногда тебя одергивать.

— Наверное. Но я ему об этом в жизни не скажу.

Они рассмеялись.

— Что вы делаете на Пасху? — неожиданно выдала Донна.

— Остаюсь здесь. Поработаю в университетской библиотеке и схожу в кино. Если день выдастся солнечный, съезжу в Истборн и прогуляюсь по побережью до маяка. Говорят, там красиво.

Анна опустила взгляд, словно хотела чего-то другого, но выбирать не приходилось.

— Какая скука. Почему бы вам не отдохнуть с нами в фургоне на озере Таупо?

Донна не посоветовалась с отцом, зная, что он начнет сопротивляться и назовет ее бестактной. Но она же видела, что Рубену нравится Анна и они прекрасно ладят.

— Я сыграю роль компаньонки.

— А как же Эмма? — вмешался Рубен, обеспокоенный, что Донна ведет себя как мать — решает, не посоветовавшись.

— Эм — это моя подружка — сегодня предупредила, что с нами не поедет, потому что на каникулах будет гостить в Сиднее.

— Я вам помешаю. Такой важный праздник отец с дочерью должны отмечать вдвоем.

— Нет. Мы играем в слова, плаваем, спорим о политике и слушаем радио. Папа философ, и любит поспорить. Потом он идет ловить или, скорее, развлекать рыбу. Форель надрывается от смеха при виде мушек с глупыми названиями «слава пастора» и «серый призрак». Я катаюсь на водных лыжах и зависаю с друзьями из лагеря. С вами будет веселее.

— Напоминает мне выходные с родителями, — мечтательно сказала Анна. — Я любила выезжать с ними за город. Что за фургон? Я думала, в фургонах перевозят ящики. И еще, о каких мушках речь? Вы стреляете рыбу из ружья?

От души посмеявшись над стрельбой по рыбам, Рубен объяснил Анне незнакомые слова.

— В Америке фургон скорее всего назвали бы небольшим трейлером. Мушки — такие крючки, замаскированные перышками и цветной тканью под съедобных насекомых.

Он замолчал, вспомнив, что никак не отреагировал на приглашение Донны.

— Мы с радостью примем вас в фургоне. Там есть перегородка. Вы с Донной можете спать в одной из комнат.

— Я бы очень хотела поехать. Вы так добры. Что мне взять с собой?

Пока они шли два километра до дома, Рубен все старался понять, как умудрился привязаться к незнакомой женщине и пригласить ее в свою личную жизнь после неполных двух недель общения. Когда они сидели втроем, по-другому и быть не могло. Теперь, покинув уютное жилище Анны, он засомневался.




ГЛАВА 19

ПРОГРЕСС


— Меня кое-что смущает в моем отрывке Q, — писала Клэр. — А именно, несколько абзацев из Нагорной проповеди Иисуса, опущенные в других Евангелиях.

Глубоко вдохнув, Рубен продолжал читать.

Вот мой перевод. Мне интересно ваше мнение.






«Вы слышали, что сказано Моисею: не убивай. А я говорю вам, не делайте орудий войны и не ищите возмездия, стремитесь к миру и возлюбите тех, кто причиняет вам зло».





«Почему же перед арестом Иисус посоветовал ученикам купить оружие? Они вынули мечи, когда их учителя забирали стражники. Это противоречит Евангелию от Луки», — думал Рубен, читая дальше.






«Говорю вам: не убивайте ни людей, ни зверей, ни еду, которую кладете в рот.

На седьмой день не принимайте земной пищи, но обходитесь единым словом Божьим, кое есть хлеб жизни».





«Иисус — вегетарианец? И призывает учеников к тому же? А в воскресенье — пост?.. Возможно, да, — размышлял Рубен. — Иисус разгневался, увидев, как меняли в храме деньги на голубей и других животных, предназначенных в жертву, — так разгневался, что пригрозил менялам бичом и перевернул их столы, а потом отпустил животных. Первые христиане, естественно, не прекратили убивать и сжигать зверей во искупление грехов. Жертвоприношения закончились только со смертью Иисуса на кресте».

Рубен задумался на минуту и улыбнулся.

— Конечно! Снова ессеи! Они не верили в жертвоприношения и не любили храмовые обряды, считая их порочными. Вот почему Иисус решил «очистить» храм. Возможно, правы те, кто связывают Иисуса с ессеями и назореями. Следующий абзац подтвердил догадку.






«Не приносите в жертву зверей, как священники во храме. Они похваляются преданностью Богу, пуская кровь невинных тварей и вызывая слезы несчастных вдов. Говорю вам, они получат свое. Но вы возлюбите милосердие и принесите в жертву небесному Отцу смирение и покаяние».





В заключение Клэр подписала, что нашла еще несколько странных отрывков, но собирается перепроверить отдельные слова.

Рубен поделился с ней своими соображениями и сделал вывод:

— Если это и вправду слова Иисуса, тогда он принадлежал к ессеям или находился под их влиянием. А может, Q — подделка.

Позднее в тот же день он снова проверил почту. Клэр прислала короткий ответ.

Полностью согласна, особенно если вспомнить, сколько на свете подозрительных документов с изречениями Христа. В 1928 году ученый Эдмонд Бордо Шекели обнародовал древний манускрипт, найденный в секретных архивах Ватикана, перевод с иврита и арамейского. Называется «Евангелие мира от ессеев», где взгляды Иисуса мало отличаются от верований назорейских ессеев, как в отрывках, которые я вам отослала. Многие считают манускрипт подделкой. Подлинник никто не видел. Я начинаю сомневаться в подлинности нашего. Если вы не возражаете, я бы собрала команду для проверки.

Клэр сдержала слово, и через несколько дней Рубен читал:






Я уже составила список из нескольких ученых, которым доверила бы проверку моего фрагмента Q.





Его мучили сомнения. Ученые любят обмениваться информацией — по крайней мере, в своих кругах. Он вернулся к письму Клэр.






Еще я пригласила к себе на несколько дней палеографа из Принстона. Диана — моя близкая подруга. Из предосторожности я обязала всех на время предварительных исследований дать расписку о неразглашении.





— Прекрасная мысль, — одобрил Рубен. — Хоть не станут болтать с журналистами, как Ричард. Зря я сам не додумался.

Друзья Клэр ради своего спокойствия с готовностью подписали контракт, узнав об участи сотрудников теологического факультета из Веллингтона и других последствиях: лавине из электронных писем, неиссякающем интересе журналистов, дипломатическим и неформальным визитам с подачи Израиля.

Рубен взял на заметку написать Клэр, что после визитов от лица израильского правительства и местного еврейского сообщества двое человек, которых он считал своими приятелями, независимо друг от друга предложили ему честно вернуть манускрипт Израилю, «где ему и место». Оба заявили, как бы мимоходом, что они «за» репатриацию предметов культурного наследия, а в пользу Израильского управления по делам древностей привели многолетний опыт работы с подобными документами. Затем намекнули, что манускрипт слишком ценен, чтобы отдавать его в руки неискушенных сотрудников университета Доминион.

Рубен отделался уклончивым «стоит подумать» и сменил тему. Вряд ли они пришли по собственной воле. Он с тревогой гадал, кто послал «приятелей» и что случится теперь, когда он проигнорировал вежливые запросы и мягкое давление.

Грязная игра, как в фильмах? Взломают его банковский счет, изменят историю кредитки и сделают банкротом, вымогая манускрипт? А что, если найдут доступ к полицейским и судебным досье, заведут на него фальшивое дело, припишут изнасилования молодых девушек и отошлют копию вице-президенту университета? Рубена выгонят с работы.

— Нет. Тогда мне придется выставить свиток на аукционах «Сотби», «Кристи» или «Бонэм и Брукс», чтобы выжить в финансовом смысле. Я разбогатею, а они будут вынуждены торговаться за Q наравне со всеми.

Хотя логика была на его стороне, Рубена не устраивало собственное объяснение.

— Попробуют сбросить меня в кювет или подорвут в машине? Невыгодно! Если я пострадаю или умру, манускрипт им не достанется, — рассуждал он. — Выкрадут и заставят говорить под пытками?

Дэвис помрачнел, затем встревожился еще больше, вспомнив о Донне. Его передернуло от мысли, что с нею могут сделать.

Бог с ним, со страхом, но Рубен никак не мог взять в толк, как несколько журналистских статей превратили всех и каждого в экспертов по Q. Упомяни кто-нибудь Q месяца два назад, большинство людей почесали бы в затылке и подумали, что речь идет об интенданте из отдела, который поставлял специальные шпионские устройства Джеймсу Бонду. Согласно новозеландскому опросу, менее половины населения могло назвать все четыре синоптических Евангелия.

А теперь люди с важным видом спорили, что общего у Евангелий от Матфея и Луки, и воскрес ли Иисус на самом деле. По радио только и болтали о том, как «новозеландская находка» изменит христианство. Никто точно не знал, как, но это не мешало ждать по меньшей мере грандиозного переворота. Рубен улыбался, предвидя, что вегетарианские убеждения Иисуса сыграют на руку активистам движения в защиту животных.

Одно из самых мирских западных обществ проявило любопытство и жажду духовной пищи. Уже хорошо, каков бы ни был окончательный исход.

Чтобы подсластить пилюлю, Клэр дала друзьям эксклюзивные права на первое тестирование — при условии, что они не станут предъявлять результаты миру и общаться с журналистами, пока Клэр или Рубен не покажут людям подлинный Q.

Контракт действует три месяца, — заверяла Клэр. — Я подумала, если мы не сумеем обнародовать документ к тому времени, справедливо будет разрешить им публикации и выступления в прессе. Мы оба знаем, как важно первым связать свое имя и исследование со столь значимой работой. Те, кто придут после нас, будут лишь комментировать — соглашаться или возражать. Теорий и контртеорий хватит до конца века.

В ее список входили уважаемые эксперты по обе стороны американской северо-западной границы. Рубен вспомнил, что Ричард говорил о подруге Клэр из Принстона, Диане Бо нэм, когда в журнале «Тайм» появилась статья о ее труде. Ведущий палеограф мира, чьи изыскания исключили из числа древних манускриптов несколько мастерских подделок. Рубен согласился на предложение Клэр и стал с беспокойством ждать следующего отчета.

Через восемь дней он заглянул в их общий ящик и вздохнул с облегчением.

Первые результаты вдохновляют.

1. Майкл Браунинг, наш геофизик, рассмотрел манускрипт под микроскопом. Нашел следы красного нубийского песчаника, из-за которого Мертвое море около пустыни Негев имеет красноватый оттенок. Еще мелкие осадки других веществ с берегов Мертвого моря. Ничего странного для манускрипта из Иорданской долины.

Наш эксперт по древней биологии, палеобиолог Тереза Чен, также взглянула в микроскоп. Ее особенно взволновало наличие пыльцы платана и ячменя. Похоже, сейчас их нет в окрестностях Кумрана, они произрастали в первом веке, когда Иорданская долина еще не пересохла. Известно, что ячмень разводили на ферме недалеко от Кумрана в Эн-Фешха. Тереза также заметила пыльцу финиковой пальмы и бальзамина, или мирры (из нее получают мирровое масло), которые, по ее словам, лечебны, за что их и ценили древние. Пальма и бальзамин растут у Мертвого моря до сих пор.

Я дала крошечный фрагмент разлохмаченного нижнего края Джереми Арчеру на химический анализ. Он не обнаружил химикатов, гормонов или других веществ, которые бы указывали, что пергамент сделан из кожи современного животного. Джереми уверен, что это козлиная шкура. Судя по раскопкам в Кумране, ессеи держали коз и овец. Вероятно, некоторые из шкур шли на пергамент для свитков. По словам Джереми, вполне возможно, что наш древний документ родом из Кумрана.

Я отправила три миллиграмма нижнего края — еще один крошечный фрагмент — в Университет Аризоны на датирование по углероду-14. Аризона участвует в американском научном проекте и применяет масс-спектрометрию с ускорителем. Вот почему хватило совсем небольшого кусочка манускрипта. Они недавно датировали образцы Свитков Мертвого моря и отнесли их примерно к тому же периоду, что и палеографы. Результаты проверяют по тестам на деревьях, чей возраст можно узнать по кольцам, которые прибавляются с каждым годом. Отчет надеюсь получить через несколько дней после Пасхи.

— Что?! — задохнулся Рубен. — Не могу поверить! Она послала фрагмент почтой в американский университет! Да они зубами ухватятся за такой шанс. Это же слава и новые заказы. Скоро весь мир узнает, что вторая половина Q у Клэр.

Однако паниковал он рано.

Чтобы вы не волновались о конфиденциальности, скажу, что регулярно посылаю им образцы артефактов на датирование. Две университетские машины работают круглые сутки, управляясь почти с шестьюдесятью тысячами фрагментов в год. Наш просто затеряется в куче.

Нам с Дианой итоги подводить рано. Мы тщательно изучаем работы Филона. От его записей не осталось ничего раньше средневековых копий. Однако мы успешно сравниваем стили письма.

Когда закончим, я отправлю вам копии отчетов.

Клэр могла подробнее рассказать об их с Дианой исследовании и сразу выслать отчеты. Но усомнилась. Рубен узнал о второй половине манускрипта незаконным путем и мог использовать Клэр в собственных интересах. Например, чтобы накинуть цену своей половине Q благодаря отчетам, которые Клэр ему скармливала.

Она уже разочаровывалась в людях. Лучше дуть на воду и ждать. Неизвестно, как оно повернется дальше.




ГЛАВА 20

КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ СИГНАЛЫ


Здесь красиво, и просторнее, чем я думала. Озеро поменьше Мичигана, но славное.

Ранним вечером на исходе лета Анна, Донна и Рубен приехали к юго-западному краю озера Таупо. Анна в детском нетерпении первая выпрыгнула из машины.

Можно я осмотрюсь?

Конечно, Анна. Донна вас проводит, пока я распакую вещи.

Я хотела сказать, после того, как вам помогу. Нельзя же сваливать на вас всю работу. Фургон замечательный. Уютнее, чем я представляла, милый садик, навес и ванная.

Да. То есть нет, мы только помешаем друг другу, если возьмемся за сумки разом.

Папа прав. Я покажу вам окрестности, — перебила Донна, забавляясь смущением отца. — Заодно проверю, может, на Пасху сюда приехали интересные ребята, воду попробую.

Рубен не особенно радовался, что они привезли с собой Анну. После смерти Джейн каждый раз на озере им овладевали печаль, одиночество и ностальгия. Рубен вспоминал добрые времена, проведенные с женой, и маленькие радости вне дома: долгие прогулки на единственный на много километров пляж, заплывы в озере, рыбалку в сумерках, веселье и уединение. Когда Донна подросла, они забавлялись вместе с нею: играли в песке и барахтались в озере, когда дочь училась плавать и управляться с надувной лодкой.

Осквернит ли присутствие Анны эти драгоценные воспоминания?

Рубен знал, что ответила бы Джейн: «Нам было хорошо вместе. Помни меня, но не позволяй прошлому встать между тобой и новым счастьем».

Все равно его мучила совесть. Подсознательная вина из-за симпатии к Анне? Все пять часов езды она беспрестанно восхищалась тем, что попадалось ей на глаза, расспрашивала обо всем, от способов посева до сельского быта. Особенно ее заинтересовали межрасовые отношения в Новой Зеландии.

Донна пересказала Анне школьный курс новозеландской истории. Как европейцы в викторианскую эпоху боролись за землю, развязывали войны и незаконно отбирали владения маори, приезжая на новое место толпами. Теперь ошибки пытались исправить с помощью финансовых компенсаций и передачи государственного имущества. Споры не утихали.

— Плохо, когда одни причиняют боль другим, — отозвалась Анна. — У нас в Украине свои проблемы. Русские при Сталине обходились с нами жестоко. Морили голодом крестьян, принуждая вступать в колхозы. Миллионы людей погибли. Знаете популярную еврейскую песню «Хава Нагила»? На самом деле она родилась на Украине. В моей стране много евреев, но они сильно пострадали в последней войне — их расстреливали и сотнями тысяч ссылали в концлагеря на смерть. Ваш народ, как и наш, сражался в последней войне, чтобы такого больше не происходило. Печально, что за правду надо бороться. Я смотрю, в ваших городках есть памятники погибшим на войне, как и у нас.

Рубен заметил, что Анна никогда не задерживается на одной теме подолгу и тщательно избегает противоречий.

«Она гостья из другой страны. Может, на ее месте я вел бы себя так же, — рассудил он. — И потом, ее специальность — экономика, а не философия и не история Новой Зеландии».

В пасхальное воскресенье они с местными верующими зашли в «Те Вету Марама о те Ата», Церковь яркой утренней звезды, что через дорогу. Церковь является маорийской ветвью англиканской церкви в Аотеароа, Новая Зеландия и Полинезия.

Эта церковь пользовалась особой любовью путешественников, ездивших по Первой государственной трассе. Ухоженное кладбище и маленькое деревянное здание с красной крышей и высоким шпилем окружал частокол, такой же ослепительно белый, как сама церковь. К ней примыкал «Вайтетоко Марае». Рубен и Донна уже объяснили Анне, что маорийский марае — центр, где собирается племя.

К пасхальной службе в церкви на тридцать человек не осталось почти ни одного свободного места. Стены украшала резьба, льняные полотна живописали историю племени — это выглядело одухотворенно и напоминало прихожанам об их предках.

С начала девяностых, когда англиканская церковь Новой Зеландии пережила культурный раскол, для англикан не существовало правил, где молиться. Сегодня в церковь пришли и маори, и не маори, пакеха.

Усевшись на скамью, Рубен и Донна машинально перекрестились. Краем глаза Рубен недоуменно отметил, как Анна чуть замешкалась и повторила их движение.

«С чего вдруг?» — удивился он. Она должна бы, не задумываясь, перекреститься, как восточные православные, справа налево, они-то с Донной перекрестились по-западному, слева направо. Зачем ломать привычку, ведь в таком месте нет никакой разницы?.. Или Анна поступила так из вежливости и стремления не выделяться? Или хотела произвести впечатление на Рубена?

Священник зачитывал отрывки из Библии, но Рубен не слышал ни слова. Его беспокоила Анна.

Она такая самодостаточная и уверенная, из тех, кто говорит и делает то, что считает нужным, но все равно с легкостью заводит друзей. Почему же Анна так отчаянно пытается угодить? Манускрипт Q? Она даже не упоминала о нем.

Романтический интерес? Но за Рубеном она точно не увивалась. Во всяком случае, вела себя довольно сдержанно.

В отличие от некоторых иностранок, которые добиваются новозеландской прописки, ей не было нужды использовать Рубена, доказывая иммиграционным властям, что у них роман. Научной квалификации достаточно.

Нет, у него снова разыгралась паранойя. Зачем без всяких причин сомневаться в ее дружеских чувствах?

Когда закончились чтения Евангелия на языке маори, Рубен приготовился слушать проповедь на английском от приглашенного священника. Престарелый маори без предисловий заявил, что доктор Ричард Фидел очень заблуждается. Иисус — не зомби, выведенный из предсмертного состояния.

— Христос воскрес из мертвых. Только богу такое под силу, — бушевал он.

«Интересно, сколько еще священников поминают сегодня Ричарда недобрым словом, — весело размышлял Рубен. — Конечно, для Ричарда они — лишь очередные дрова в костер его мученичества за науку».

— Когда вы приходите в лес или слышите музыку предрассветного хора, — сменил тему проповедник, — разве вы не чувствуете духовное присутствие, повергающее в трепет? Оно возможно только в наших краях, и мы должны его беречь, как таонга, то есть чудесное благословение. Мы, маори, всегда считали это проявлением духа Тане, бога птиц и леса. — Священник замолчал, давая время переварить нетрадиционную для пасхи речь. — Когда вы плывете в лодке по озеру или стоите в потоке и ловите хитрую форель, вы, наверное, ощущаете простор и силу воды. Она изобилует загадочными омутами и течениями. Лучше всего это прочувствовать в океане. Он дает нам жизнь, а иногда рыбу, которую можно разделить с друзьями. Покупая рыбу в супермаркете, мы лишаем себя истинно духовного соприкосновения с тем, кто нам известен как Тангароа, бог воды.

Пусть со стен и потолка на посетителей церкви взирали прародители, но члены паствы немаорийского происхождения с трудом воспринимали существование анимистических местных богов из легенды. Их восхищал и коробил неортодоксальный подход священника к проповеди.

— Вы знаете, как могущественны ветра в нашей стране. Все уже привыкли к штормам, бурям и ураганам. Ветра проносятся над озерами и морями, по нам хлещет горизонтальный дождь. Жители Веллингтона меня поймут!

При упоминании о веллингтонских горизонтальных дождях послышалось хихиканье. Столичные ветра необыкновенной мощи служили объектом для насмешек по всей стране.

Проповедник понимающе улыбнулся и продолжил свою вдохновенную речь.

— Мы беспомощны. Словно перед богом. Так гневается бог штормов, которого предки называли Тавириматеа. В детстве вы боялись чудовища под кроватью, верно? Я заглядывал в море с отцовской лодки и пугался его глубин. Разве вы не чувствуете то же самое? Отец говорил, что там внизу — танива. В переводе это значит «чудовище», но танива еще и страж, который защищает бездну от разорения, а людей — от злых духов.

Многие прихожане смотрели в пол и вверх, на резьбу, недоумевая, куда клонит проповедник. Одна раздосадованная парочка собралась покинуть церковь, но священник, встав в проход между рядами, нечаянно преградил им путь.

— В церкви меня ругали за такие речи, — продолжал он, все больше распаляясь. — Несмотря на усилия пакеха, европейских миссионеров, которые запрещали нам поклоняться традиционным богам, сегодня мы заново постигаем верования маори и отражение их в различных символах и метафорах Великой Книги. Атуа — Бог — многолик, он и Создатель, и Сын Иисус, и Святой Дух. В библейских притчах рассказывается об ангелах, силах добра и зла. В маорий ских легендах боги тангата венуа тоже олицетворяют разные стороны единого Бога Создателя и духов, влияющих на жизнь людей, — ангелов и других сил добра и зла по Библии.

Дальше проповедник описал веру маори в перерождение и соотнес ее с воскресением Иисуса.

Когда служба закончилась, многие благодарили священника за глубокие мысли и духовное просветление. Прихожане говорили, что и сами верят во множество способов понимания единого Бога.

Мужчины признались, что всегда чувствовали себя ближе к Богу на рыбалке или в гольф-клубе, чем на скамье в церкви. Проповедь дала им теологическое оправдание. Парочка, которой не удалось выйти раньше, холодно проговорила «Доброе утро» и отправилась домой писать жалобу епископу маори.

В фургоне за чашкой кофе Анна спросила:

— Я думала, мы верим в единого бога. Так говорится в первой из десяти заповедей. Священник утверждал, что богов много, и все они — одно. Как так, Рубен? Я не понимаю.

— И не только вы, — заметила Донна. — Пап, тебе придется повторить эту скукотищу о трех тиканга.

Рубен рассказал, что в 1992 году англиканская церковь в Новой Зеландии разделилась на три культурных ветви, тиканга, у каждой появился свой лидер, образ поклонения и обычаи — одна для маори, другая для жителей тихоокеанских островов и третья для пакеха, выходцев из Азии или северного полушария. Сегодняшняя пасхальная проповедь — одно из проявлений первой тиканга, маорийский взгляд на христианскую теологию со своей колокольни.

Анна спросила, отчего церковь раскололась, и Рубен пояснил, что дело в колониальном договоре двух культур — племен маори и британской короны, подписанном в 1840 году. Узнав, что в Договоре Вайтанги[7 - Договор Вайтанги — договор, заключенный 6 февраля 1840 г. в поселке Вайтанги между представителями английского правительства и маорийскими вождями. По этому договору маорийские вожди «уступали Ее Величеству королеве Англии полностью и без оговорок все права и полно мочия суверенитета». Маори же гарантировалось право владения их землей, лесами, рыбными угодьями и т. п. После установления английского су суверенитета над Новой Зеландией в результате прямых захватов и обманных сделок развернулся процесс обезземеливания маорийских племен, вызвавший маорийские войны (1843–1872).] церковь даже не упоминается, Анна неодобрительно покачала головой и вспомнила Южную Африку. Вот он, апартеид — мягкий, но все же досадный, потому что люди каждой тиканга лишаются какой-то части культуры и возможности работать вместе.

— Кажется, проповедь не всем пришлась по душе, — заявила она. — Люди решат, что маори заблуждаются. Маори станут козлами отпущения в проблемах церкви, как другие этнические группы до них.

Рубен задумался, какие этнические группы Анна подразумевала и имела ли в виду кого-то конкретного. Все-таки ему нравилось, что ее беспокоит умышленное разделение церкви. В первый раз она выразила недовольство. Рубен знал, что большинство простых англиканцев из двух других тиканга разделяют ее мнение.

У него были свои причины волноваться из-за пасхальной службы. Мучаясь от неловкости, будто он нарушил одухотворенность святого места, Рубен гадал, поймут ли прародители его затруднения. Может, следовало вначале обратиться к ним, испросить дозволения. Вдруг заезжий священник прав, и Церковь яркой утренней звезды в Вайтетоко сторожит танива, который пришел в ярость от того, что сделал Рубен в святилище несколько недель назад.

Не нашлет ли танива на Рубена новые кошмары — или несчастный случай? Вдруг Тавириматеа поднимет шторм и накроет его волной, когда Рубен в следующий раз выберется на озеро в лодке-резинке?

«В одном я уверен, — усмехнулся он про себя. — Если Тангароа откажет мне в рыбе из озера или реки, я никогда об этом не узнаю».

Рубен успокаивал себя мыслью, что во многих церквях хранятся гораздо менее важные реликвии, чем изначальное Евангелие.

Церковная скамья, на которой они втроем сидели утром, стояла как раз над футляром с фрагментом Q.

Несколько недель назад Рубен на рассвете забрался под церковь и прикрепил футляр за лямки к половицам с обратной стороны. Теперь он не решался проведать Q, боясь обнаружить себя, но надеялся, что прародители не сердятся и танива приглядит за манускриптом.




ГЛАВА 21

НОЧНОЕ СРАЖЕНИЕ


Этот посторонний шум явно был не из сна и не принадлежал к обычным звукам ночи. Рубен очнулся от удара в окно и дребезга разбитого стекла.

Не успел он открыть глаза, как нервная система автоматически набрала обороты. Лениво бившееся сердце подскочило к горлу. Тело напряглось, Рубен сел, готовый драться или бежать. Схватил оружие — очки и галогенный фонарь на длинной ручке, которые лежали у кровати.

Кто-то забрался через заднюю дверь? Он весь обратился в слух, чувствуя, как ледяные мурашки ползут по затылку. Правду пишут в триллерах: волосы на самом деле встали дыбом.

Может, ошибся. Поскольку с Таупо они вернулись накануне, вероятно, Рубен проспал, а Донна внизу собирается в школу. Один взгляд на часы — и иллюзия растаяла как дым. Два двадцать семь. Снова грохот — ваза тети Мод? Мало похоже на кота или опоссума, в своих ночных блужданиях перевернувшего горшок с цветами.

Рубен пожалел, что не включал больше сигнализацию, как в первую неделю после взлома. Но какая разница? Судя по шуму, вряд ли грабителя смутили бы механический писк в сто двадцать пять децибел.

Что делать?

Внизу кто-то громко чихнул и закашлялся. Сомнений нет. Там не Донна. В доме чужой мужчина.

Мысли мелькали в голове со скоростью света. Спустившись, он наткнется на бандита, вооруженного и опасного. Если остаться в постели, взломщик пороется на первом этаже и оставит их в покое. Возможно — но вряд ли. Что, если преступник поднимется наверх? Рубен окажется в совершенно невыгодном положении. И здесь Донна. Рубен даже думать не хотел, что с ней может случиться. Нет, придется дать отпор взломщику… или взломщикам.

— О нет, — тихо застонал Рубен. — Вдруг он не один?

Грохот в кабинете подтолкнул его к действиям.

Понимая, что он в проигрышном положении, Рубен со страхом сбежал вниз и, держа фонарь сбоку в вытянутой руке, осветил тонкую фигуру в черном… мужскую… черные перчатки и маска… в прорезях щурятся от яркого света темные глаза. Один.

— Сука! — взвизгнул бандит и кинулся на источник света. Быстро сориентировавшись, Рубен отвел фонарик как можно дальше от себя.

Взломщик попал Рубену по руке и улетел в пустоту, туда, где, по его предположениям, стоял в темноте хозяин дома.

Фонарь выскользнул из пальцев и, описав широкую дугу, с глухим стуком приземлился на ковер. Теперь его луч бил под кресло. Не дожидаясь, пока бандит очухается, Рубен заехал ему справа по челюсти. Попал не совсем в точку, но удачнее, чем противник. Удар пришелся по плечу и унес взломщика к камину.

Бандит ударился и заревел от боли, несколько украшений упало и разбилось.

Бормоча «сука, вот сука», взломщик с трудом поднялся и вооружился кочергой, стоявшей у камина. Рубен заметил блеск новой опасности в отраженном свете фонаря и подхватил первое, что попалось под руку — большую подушку, которая принимала на себя удары.

Защита долго не продержалась. Щит Рубена уже рассыпался на куски, белый пух комками летал в воздухе. Надо было срочно подобрать оружие и напасть самому.

Отступая к столу под ударами, тычками и проклятьями, Рубен лихорадочно вспоминал, где оставил нож для бумаг. Слева или справа от монитора?

Он уперся спиной в стол и зашарил позади себя левой рукой. Щит опустился сам собой. Взломщик тут же ударил слева в ребра. Секундой позже сигнал поступил в мозг, и Рубен вскрикнул от жгучей боли. Ему захотелось сложиться пополам и корчиться на полу в агонии. Но инстинкт самосохранения не позволил. В битве не на жизнь, а на смерть боль притупилась.

— Так тебе и надо, урод, — презрительно хмыкнул бандит. — Я еще с тобой не закончил. Ты, твою мать, сделаешь все, как миленький.

Схватив левой рукой первое, что попалось, Рубен швырнул предмет на голос. На таком расстоянии не промахнешься. Тяжелое стеклянное пресс-папье ударило противника в адамово яблоко, и тот надолго закашлялся. Тем временем Рубен, припадая на одну ногу, пробрался в кухню, быстро ощупал знакомую полку и нашел, что хотел. Теперь он вооружен.

Приковыляв следом через несколько секунд, противник снова выругался и метнул кочергу во тьму, где, по его догадкам, находилась голова Рубена. Послышался лязг, железо ударилось в нержавеющую крышку от кастрюли, которой Рубен заменил подушку. Отдачей Рубену повредило костяшки пальцев и резко тряхнуло руку.

Пока взломщик подбирал кочергу и готовился к новой атаке, Рубен ткнул его заостренным обвалочным ножом. Порвалась ткань, и нож сразу вошел во что-то мягкое. В противника?

Через мгновение он получил ответ.

— Старый хрен, — прошипел бандит. — Сдался тебе чертов свиток.

Рубен приготовился вновь кромсать взломщика ножом, когда щелкнул выключатель и кухню залил свет. Оба заморгали и машинально обернулись посмотреть, кто там. В дверях стояла Донна, одной рукой придерживая полы рубашки, второй сжимая детскую биту для крикета.

— Пап… я вызвала полицию! — крикнула она и покрепче перехватила биту, собираясь присоединиться к схватке.

Рубен глянул на бандита, тот уронил кочергу и поправил маску. Лица он им не покажет, но при свете стало видно, что передними молодой парень, высокий и мускулистый, уже готовый бежать с быстротой ветра. Не оглядываясь на Рубена и не говоря ни слова, взломщик выпрыгнул в дверь, через которую забрался в дом, и помчался прочь по дорожке. Правая рука бандита кровоточила, он крепко зажимал рану ладонью.

Чуть позже они услышали, как заводится мотор и с треском переключаются передачи. Двигатель взревел — машина укатила. Ни Рубену, ни Донне и в голову не пришло бежать за взломщиком, чтобы записать номер автомобиля. Все живы, и ладно.

— Все нормально, Донна? — Рубен взглянул на дочь, восхищаясь ее храбростью. — Полицию правда вызвала?

— Перед тем, как спустилась… Ты как, пап? Выглядишь ужасно… и глуповато с крышкой от кастрюли и ножом — как ребенок, играющий в римских гладиаторов.

Оба рассмеялись от облегчения, и временная анестезия начала проходить. Рубен приложил руку к ребрам и застонал, а Донна разрыдалась от пережитого страха за отца и себя, от всплывших воспоминаний о ранней смерти мамы.

— Папа, какой же ты глупый. Ты слишком старый, чтобы драться с молодыми. Вдруг бы он тебя убил? Я бы осталась сиротой. Ты мне еще нужен. Я люблю с тобой спорить… О господи, у тебя кровь. Взгляни на свои ноги.

И верно. В темноте Рубен порезался об осколки стекла на кухонном полу, которые выбил из двери взломщик.

Они перевязали ему ноги чистыми полотенцами и рухнули на два единственных кухонных табурета, не залитые кровью взломщика. Сердце у Рубена стучало так, будто противник еще стоял рядом, и дышал он, как загнанная лошадь.

Как только угроза жизни отпала, сразу заныл левый бок и ноги. Во рту пересохло. Рубен поднялся за стаканом воды и тут же пошатнулся, вовремя опершись на стул. Потрясение от неожиданной схватки оказалось сильнее, чем он предполагал. Голова шла кругом. Донна помогла отцу сесть и принесла воды ему и себе. Рубену пришлось взять стакан обеими руками, чтобы не уронить, — руки были потными и дрожали.

— Он тебя ударил? К врачу поедем?

Рубен с трудом задрал пижаму и осмотрел громадный красный след на боку. Скривился, аккуратно провел пальцами по ребрам. Даже без рентгена чувствовалось, что два из них не сходятся.

— Кажется, сломаны, — пробормотал он.

— Надеюсь, ублюдок не повредил тебе печень, почки или еще что, — грозно заявила Донна, перешагивая через осколки на пути к холодильнику. Затем вынула пакет со льдом, чтобы приложить к боку.

— Хорошо, что череп не проломил. А то увидела бы, какая пустая у меня голова.

Донна криво улыбнулась. Папа в своем репертуаре.

Когда через полчаса явилась полиция, Рубен и Донна уже тряслись от шока — хоть ночь выдалась и теплая. Полицейские извинились за задержку, сославшись на другие вызовы и нехватку людей.

— Я мог сейчас валяться с проломленной головой рядом с изнасилованной дочерью, — огрызнулся Рубен. — Донна ведь сообщила, что ее отец дерется с кем-то в полтретьего ночи.

— Мы вас понимаем, доктор Дэвис. Вы оба не в себе. Вы и ваша дочь живы, правда? Если бы мы приехали раньше, ничего бы не изменилось.

Логичный ответ полицейского только разъярил Рубена.

— Вы могли бы поймать преступника, только и всего, — рявкнул он.

Офицер пропустил его замечание мимо ушей и принялся задавать вопросы. Когда Рубен повторил слова бандита, двое полицейских переглянулись.

— Тот самый свиток Q? — осведомился старший офицер. — Это не первый взлом из-за манускрипта. Вы с теологического факультета университета Доминион, верно? Кажется, к вам уже врывались. Значит, они думают, что свиток у вас. Он у вас?

— Нет, манускрипта здесь нет, — честно признался Рубен.

— Но ваш грабитель был уверен в обратном, — офицер просмотрел свои заметки. — «Сдался тебе чертов свиток». С какой стати ему так говорить, если он не в курсе, у кого документ?

— Не знаю, — простонал Рубен. — Если бы вы приеха ли раньше, вместо того, чтобы пить кофе с пончиками, могли и сами его спросить.

— Вы не в себе, доктор Дэвис, и мы понимаем ваше со стояние. Мы сделаем все возможное, чтобы его поймать. Судя по вашим словам, бандиту понадобится медицинская помощь. Мы попробуем найти его по ДНК.

Старший офицер и Рубену посоветовал обратиться к врачу.

Они помогли убрать стекло и заколотили разбитую панель.

— Нам ни к чему новые грабители, пока вы не поставите другую дверь, так, доктор Дэвис? — предостерег старший офицер. Рубен заметил, что его молодой напарник разглядывает Донну.

«Слава богу, она в халате, — подумал Рубен. — Представить боюсь, в чем она теперь спит!»

Когда они оделись, Донна отвезла Рубена в больницу. За два часа, пока они ждали диагноза — несколько мелких порезов на ногах и два треснувших ребра — Рубен заново пережил ночной ужас. Это не похоже на войну плащей и кинжалов из кино, это опасно и страшно. Он не хотел, чтобы история повторилась.

Потрясение — одно дело, а внезапное осознание, что взломщик не из простых грабителей — совсем другое. Парень шумел специально, чтобы разбудить Рубена и напасть.

Рубена осенило, когда он отвечал на вопрос полицейского, почему у него требовали свиток. Взломщик знал, что Рубен спрятал манускрипт, и не в доме. Он явно надеялся вытребовать документ силой. А пока только одна группа проведала, что манускрипт у Рубена, и попросила вернуть Q.

Помощница директора из Министерства иностранных дел и торговли сказала, что израильтяне славятся яростным напором в достижении целей за границей и не понимают слова «нет». Значит, перешли к угрозам?

Задействованы ли другие, более зловещие силы?

Рубен в панике гадал, не обидел ли он танива озера Таупо, принеся в его мир Евангелие.

Нет, несмотря на свою причудливость, древнее создание из мифов и легенд понимало священную природу Q. Рубен верил, что между ними есть духовное родство и танива скорее защищал бы свиток и жизни Рубена с Донной.




ГЛАВА 22

НЕТЕРПЕНИЕ


Что с тобой? Ты хромаешь, будто натер все пальцы разом.

Рубен не хотел видеться с Ричардом, но тот сидел один в комнате отдыха для преподавателей теологического факультета.

— Гулял босиком по битому стеклу и повредил ребра.

Рубен нуждался в поддержке после ночных потрясений и в преддверии будущих опасностей, но вводить Ричарда в курс дела не собирался. Тот не упустит возможности и снова заноет, когда же Рубен принесет манускрипт.

Все усилия пропали даром.

— Плохо. Ты поосторожнее. Надеюсь, врачу показался?

Ричарда не очень-то интересовало здоровье Рубена. Он лишь увидел идеальную возможность перейти к делу.

— Уже месяц, как мы в первый раз обсуждали манускрипт. Мне удалось привлечь огромный интерес и помощь в исследовании документа, — с торжеством заявил он.

— Неужели, Ричард? — Рубен не хотел, чтобы тот увлекся самопоздравлениями, не выслушав его. — Я тебя об этом не просил. Я просил помочь перевести слово, как коллегу и специалиста по библейским текстам. Твоя реклама привела к…

— Да, но не тебя засыпали гневными письмами и угрозами по телефону. Пострадал я, не ты.

— Ты пострадал из-за того, что объявил о манускрипте, или потому что людям не понравились твои нетрадиционные взгляды на воскресение? Или то и другое вместе?

Рубен слишком поздно понял, что дал Ричарду возможность сесть на любимого конька.

— Какая разница. Говорят, я все выдумал и Q не существует. Но я тебя никому не выдал, даже своей жене. Многие догадались, но я им не помогал.

— Какая тяжелая тебе выпала доля. Мои соболезнования, Ричард.

Ричард не заметил сарказма. Он решил воспользоваться тем, что принял за сочувствие.

— Меня попросили сделать презентацию Q и фрагмента, который у нас есть, на симпозиуме библейских текстов в Калифорнийском университете Беркли недели через две. Хорошо бы начать исследование к тому времени. — Ричард помедлил и добавил заговорщическим тоном: —Я бы тоже сомневался на твоем месте. Но ты один из нас. Вместе мы команда. И я не вполне понимаю, отчего ты до сих пор упрямишься. Q принадлежит человечеству, и лучшего хранилища, чем наш университет, для него не найти. — Ричард пристально уставился на Рубена. — Если только… если только ты не дожидаешься наилучшего покупателя. Соблазнительно. Ты разбогатеешь и выйдешь на пенсию… Нет, ты не такой — я знаю другого Рубена.

— Верно. — Надо отвлечь Ричарда. — Но в продаже есть своя логика, ведь покупатель будет оберегать манускрипт. Заплатив астрономическую сумму, он, или она, или оно сделают все, лишь бы свиток не потерял в цене.

У Ричарда вытянулось лицо, в глазах блеснула тревога.

— Ты шутишь, да?

— Не говоря уже о том, что мне придется как-то отвоевывать у налоговой службы хоть малую часть моего новоприобретенного богатства, я не смогу выбирать покупателя и диктовать ему, что делать с манускриптом.

— Правильно, — удовлетворенно кивнул Ричард.

— Q можно расценить как частное вложение и спрятать под замок, пока он не возрастет в цене. Коллекционеры поступают так с произведениями искусства, а чем хуже манускрипт?

Религиозная или политическая группа, купив свиток, использует его в собственных интересах. — Рубену пришел на ум пример: —Q может оказаться наиболее ценным экспонатом в религиозном парке развлечений… Разворачивайте, разворачивайте и слушайте, что Бог говорит с облаков, получите собственные скрижали с десятью заповедями, поднявшись на вершину нашей очень реалистичной горы Синай. Почувствуйте сотрясение земли и своими глазами увидьте, как рушатся стены Иерихона под громоподобный звук труб, который извлекают наши герольды из древних инструментов. Представьте себя Ионой и войдите в брюхо кита. Отведайте хлеба с рыбой, пока актеры разыгрывают чудо, которое сотворил Иисус, накормив пять тысяч. Насладитесь вечерним напитком и закусками, просматривая первое из всех Евангелий, — продекламировал Рубен с кривой улыбкой.

— Здесь я с тобой согласен, — усмехнулся Ричард. — Манускрипт должен быть доступен для публики, особенно для ученых. Вспомни, как обращались с Ватиканским кодексом в ватиканской библиотеке и что происходило со Свитками Мертвого моря до последнего времени.

— Гм. Может, найдутся фанатики, которые захотят спрятать Q от всего мира. Что, если это первый подлинный манускрипт, написанный через несколько лет после распятия Христа, а воскресение — не что иное, как выход из комы, по твоей же теории? Многие христианские объединения этого не вынесут. Им придется полностью пересмотреть свои взгляды, — предположил Рубен.

— Ты прав, Рубен, — смена парадигмы.

Ричард обрадовался, что Рубен наконец перешел к делу, и не преминул воспользоваться своим преимуществом.

— Что до углеродного датирования, мы можем справиться своими силами, но взять надо крошечный фрагмент, значит, придется высылать за море. В Университете Аризоны есть масс-спектрометрия с ускорителем, они относительно точно датировали Свитки Мертвого моря. Я уже получил от них письмо, они будут счастливы помочь… Так что все улажено.

— Все? — Рубен не разделял оптимизм Ричарда.

— Почти. Даже спонсоры готовы платить. Не хочу тебя подгонять, но зачем ты тянешь? Ты только провоцируешь религиозную лихорадку, навлекаешь неприятности на себя и нас, держишь мир в ненужном напряжении и…

Ричард осекся и поднялся, делая знак, что они не одни. Рубен медленно повернулся, стараясь не потревожить ребра.

В дверях стояла Анна.

— Извините. Я узнала от Донны, что прошлой ночью на вас напали. Сидите-сидите. Я надеюсь, у вас все в порядке… Здравствуйте, меня зовут Анна Карпенко. А вы, наверное, тоже профессор религии.

— Простите. Анна, познакомьтесь с Ричардом Фиделом. Анна приехала из Чикаго изучать наши экономические реформы восьмидесятых годов.

Ричард заверил Анну, что он не профессор, и только в Америке университетские преподаватели получают этот титул вместе с должностью.

— Извините, я помешала вам беседовать о работе. Я пойду.

— Ничего.

Ее появление дало Рубену возможность сбежать от Ричарда.

— Давайте выпьем кофе внизу, если вы не против. У меня свободны полчаса.

— С удовольствием. Надо отдохнуть от разговоров с экономистами о продаже ваших бывших государственных ценностей. Говорят, правительство реализовало самые прибыльные и оставило менее доходные.

Пока они ждали кофе, ее щебет помог Рубену взбодриться и успокоил дурные предчувствия.

— Донна позвонила мне из школы по сотовому. Она расстроена и беспокоится за вас. Она рассказала, что произошло. Наверное, мне надо приготовить вам ужин. Неприятно, когда такое случается. Что он хотел, этот ваш грабитель? Почему он к вам забрался? Что думает ваш друг, Ричард?

— Он ничего не знает. Считает, что произошел несчастный случай. Спасибо за предложение. Мы справимся.

— Нет, вы устали и перенервничали. Вы заботились обо мне всю Пасху. Теперь моя очередь немного позаботиться о вас. Я приду к вам, когда Донна вернется из школы, чтобы она не очень боялась.

— Она хотела привести в гости друга, — слабо возразил Рубен.

— Нет, не сегодня. Мы договорились.

Рубен не стал спорить. Они с Донной приехали домой из больницы к завтраку и решили, что лучше сделать вид, будто ничего не случилось. К обеду он совсем обессилел. Ему предстоял вечерний семинар у старших курсов по логике религиозных парадоксов, например о смерти для жизни, лидере-слуге и самоотречении ради самопознания. Понадобится не один двойной кофе с молоком, чтобы сохранять бдительность и давать вразумительные комментарии. Рубен и не рассчитывал, что будет способен на домашние дела после работы.

Анна украсила обеденный стол цветами, чтобы, как она выразилась, порадовать Рубена с Донной в трудную минуту. За ужином Донна пересказала ночное происшествие. Описала, как папа боролся со злобным грабителем, который скверно ругался и угрожал кочергой. Девушка расплакалась, представив, что могло случиться. Анна обняла ее, утешая.

В четвертый раз Донна упомянула, что бандит требовал у папы свиток. На слове «свиток» сообразила, что нарушила обещание молчать о документе. Но какая теперь разница? Полиция все равно знает — чем хуже их подруга Анна?

— Какой свиток? — заинтересовалась Анна.

— В прессе куча сообщений о манускрипте, который якобы нашел кто-то с теологического факультета. Ричард Фидел, с которым вы сегодня познакомились, говорит, что это важный древний текст, возможно, утерянное Евангелие, — спас положение Рубен.

— Кажется, я о нем читала.

— С тех пор наш дом и дома других преподавателей обыскивали бандиты. Похоже, прошлой ночью история повторилась.

— Зачем кому-то врываться в ваш дом из-за старого свитка? Ужас какой-то.

— Ричард сказал журналистам, что манускрипт стоит десятки миллионов долларов. Наверное, преступники хотят найти свиток и продать его антикварному дилеру. Те редко спрашивают, откуда взялся артефакт. Их занимает только одно — какую сумму можно за него выручить.

— Бандиты знают, где манускрипт?

— Догадываются. Но не наверняка.

После этого разговора Рубен снова почувствовал себя не в своей тарелке.

— Если преступники отчаются, кто-то ведь может пострадать и даже погибнуть. Кошмар. Я огорчусь, если будет плохо моим добрым друзьям, Рубену и Донне.

Рубен и Донна переглянулись. Слова Анны им вовсе не понравились.

Анна ушла рано и отказалась, когда Рубен предложил подвезти ее домой, сославшись, что они «натерпелись страху» и должны поспать. Уходя, она встала на цыпочки и поцеловала Рубена в щеку.

— Будьте осторожны. Вы мне очень нравитесь, и я не переживу, если с вами что-то случится.

Рубен улыбнулся. Он получил удовольствие от поцелуя и заботы. Благодаря им в сгустившихся тучах появился просвет — пусть на мгновение.




ГЛАВА 23

ПОДЛИННИК?


Сожалею, что так случилось, — читал Рубен ответ Клэр на свое последнее письмо. — Надеюсь, вы с дочерью оправились от потрясения и ваши ребра заживают. Я собиралась жаловаться на всю эту глупую игру в шпионов. Теперь понимаю, что нам следует заботиться об осторожности.

После нападения Рубену пришло в голову написать Клэр, где он спрятал свою половину манускрипта. Если с ним, не дай бог, что-то произойдет, никто и никогда не найдет Q.

Рубен подумывал, не рассказать ли и Донне. В конце концов, она — самый близкий ему человек. Но как ей доверить тайну после оговорки в присутствии Анны? Она всего лишь подросток, а не коллега или наперсница. Кроме того, если кто-то заподозрит, что Донна знает о тайнике, за ней начнется охота.

Рад, что вы не пользуетесь домашним и рабочим компьютерами, — ответил Рубен. — Я хожу в интернет-кафе у супермаркетов, где покупаю еду. Тем не менее вам легко установить программы, которые регистрируют все, что вы делаете, и тайно отсылают записи наблюдателям. Следящие программы можно записать на жесткий диск, когда вас нет рядом, или через Интернет. Вы ничего не найдете, проверив папки и файлы. Можно регистрировать сайты, которые вы посещаете. Так мошенники узнают номера банковских счетов и пароли — записывая нажатие клавиш, вместо того, чтобы взламывать банковские системы безопасности. Вот почему эксперты рекомендуют вводить сетевые пароли и номера кредиток в случайном порядке, чтобы запутать следящие программы.

Рубен посоветовал Клэр два бесплатных антивируса, которые загружались из Интернета и стирали или блокировали шпионские программы. Однако, добавил он, разработчики вирусов и антивирусов соревнуются друг с другом в скорости, и как только закрывается одна амбразура, тут же находится другая.

Несмотря на распространение следящих программ, Рубен рассудил, что безопаснее общаться через разные интернет-кафе. Именно так переписывались террористы «Аль-Каиды».

Если шифр разгадают, — заметил Рубен, — будет сложнее вычислить, что вы — владелица второй половины Q, если только не засветитесь в интернет-кафе. Те, кто взломает код, могут и догадаться, но зачем упрощать им жизнь? — И добавил: —У меня снова проблемы с Ричардом Фиделом, я хочу с вами посоветоваться.

Рубен написал Клэр о намерениях Ричарда организовать исследование веллингтонской половины свитка.

Много аргументов за то, чтобы согласиться с ним и провести два независимых исследования в Новой Зеландии и Канаде, а потом сравнить результаты, — сообщил он. — Но я думаю, это не оставит нам никаких шансов воссоединить половины. Вряд ли Ричард и его спонсоры выпустят документ, если он попадет к ним в руки. Слишком много вложено в проект. К тому времени мое слово ничего не будет значить. Я считаю, что целый Q должен находиться в одном музее, библиотеке или университете, со свободным доступом для исследователей и экскурсиями для желающих. Как вы думаете?

В тот же день Рубен получил ответ:






Я согласна, что надо воссоединить две половины и подобрать достойное место для Q. Но мне кажется, Ричарду стоит дать фотографии всего текста, когда мы закончим исследование. Он получит награду за свои усилия и возможность быть среди первых критиков.





«Вы правы, Клэр, с Ричардом надо помягче», — признал Рубен и понял, что беседует с Клэр так, будто она стоит рядом. Он осмотрел интернет-кафе на случай, если говорил слишком громко.

О том, где лежит ее фрагмент, Клэр рассказала другу, не рискнув написать о тайнике Рубену. Вдруг к Дэвису нагрянут более категорично настроенные гости, чем ночной взломщик?

На сей раз, вместо того, чтобы вслух выражать свои мысли, Рубен набрал короткий ответ. На первый взгляд беспечный, но на самом деле предельно серьезный.






Когда меня вздернут на дыбу, я буду кричать, что Клэр и ее друг в курсе. Вас быстро найдут, Клэр. Я подозреваю, вашего друга зовут Диана, и она палеограф, но я могу честно сказать, что не знаю. Думаю, сойдет.





После этого Клэр решилась передать Рубену результаты своих исследований.






Вот последние новости с копиями приложенных отчетов. Теперь я на 90 % уверена, что у нас подлинник середины I века.





Как и раньше, Клэр пронумеровала выводы.






1. В университете Аризоны манускрипт датировали по углероду с помощью масс-спектрометрии примерно серединой первого века плюс-минус сорок лет. По крайней мере, тогда животное лишилось своей шкуры.

Кстати, тест стоил мне 675 долларов. Я платила как частный консультант, не через счет института Фронтеддю. Пересуды нам ни к чему.

Ричард оказался прав насчет «эгероусин» вместо «воскресения». На первый взгляд действительно кажется, что Иисуса пробудили ото сна. Однако есть одна любопытная деталь. Изучив вашу фотокопию под микроскопом, мы увидели, что чернила заканчиваются на предыдущем слове «нетеитаи» — «его положили». В начале «эгероусин» линия явно толще.

Писцы отвлекались, макая тростниковые ручки в чернильницу. Именно тогда допускалось большинство ошибок. Наш писец мог машинально использовать слово, которое уже употреблял в рассказе о пробуждении Христа во время бури. Но, скорее всего, слово он выбрал правильное, только пропустил фразу или определение, которые указывали бы, что Иисус очнулся именно от смерти. Прежде чем утверждать наверняка, надо проверить по источникам.





«Поразительно! Мне и в голову не пришло, — задумался Рубен. — Да и Ричарду тоже. Наш манускрипт — словно загадочное убийство с неожиданными поворотами событий и ложными следами». Все больше волнуясь, он продолжил читать.






Важное дополнение в моей половине манускрипта, которого нет в других Евангелиях, касается Марии из Магдалы. Как и во второй главе Евангелия от Марка, Иисус говорит фарисеям: «Но придет время, когда заберут от них Жениха». Дальше в моем манускрипте идет такой разговор: «Мария из Магдалы, что вместе с другими женщинами Галилея последовала за Иисусом, сказала ему: „Ты ли жених?“ Иисус ответил ей: „Сын человеческий не заключает брака подобно сынам и дочерям земного мира“».

Таким образом, разрешается вопрос, женился ли Иисус, а главное, имел ли сексуальные отношения с Марией Магдалиной. Магдала означает «башня» или «величие» — это город на озере, на юго-западе Галилеи. Мария из Магдалы, или Магдалина, как мы привыкли ее называть, упоминается в Q еще только раз — как свидетельница распятия среди других женщин и последователей из Галилеи. Замечу, правда, что она первой видит восставшего Иисуса, и видит одна.





Рубен глубоко вдохнул:

— Ух. По-моему, больше возникнет вопросов, чем ответов. Он задумался. «Сын человеческий» значит «первый человек», образец для людей. Адам был Сыном человеческим. Иисус из Назарета стал вторым богоданным эталоном для людей.

— То есть, подобно Иисусу, мы не должны жениться? — задался Рубен очевидным вопросом. — Возможно, Римская католическая церковь была права, что настаивала на обете безбрачия для своих священников — несмотря на то, что первый Папа, ученик Иисуса, Петр, обзавелся женой и тещей.

Рубен решил поразмыслить над этим вопросом позже и вернулся к письму.






Мы сверили форму и стиль письма с другими подлинниками первого века, особенно с греческими фрагментами, найденными в Кумране. Совпадают. Никаких явных расхождений. Нет упоминаний о восстании, которое началось в Иерусалиме где-то в 66 году нашей эры, или о падении Иерусалима в 70.

Действительно ли автор — Филон Александрийский, как говорится в тексте? Известно, что Филон совмещал греческие философские представления о боге, который управляет космосом, с иудейской верой в творца, действующего через события их истории. Однако в Q на это мало указаний. Как я и говорила, в тексте есть несколько многообещающих зацепок, например «логос» — Слово. Для Филона Логос — Святой Грааль, чаша, несущая людям божьи наставления и мудрость.

Однако Филон наверняка посещал ессеев в Кумране, потому как писал о них, и возможно этим объясняются ессейские высказывания Иисуса в Q. Также есть предположение, что в детстве Иисус обучался у ессеев.

Сейчас мы тщательно сравниваем работы Филона, ищем похожие обороты и темы.

Диане, по словам Клэр, удалось продлить пребывание в Канаде, и она не меньше подруги захвачена судьбоносной работой. Клэр закончила письмо постскриптумом:

В приложении — черновой перевод. Нам интересно, что вы скажете о трех новых стихах из Нагорной проповеди.





Рубен, волнуясь, открыл приложение и быстро нашел абзацы в начале Q.






Служите друг другу равно, ибо Отец Небесный дал вам превосходство не над себе подобными, но над остальными тварями, дабы вы использовали их мудро.

Не ищите власти над другими, ибо те, кто был среди вас первыми, станут последними, а последние первыми.

Не копите для себя денег, трудитесь, дабы произвести необходимое, и разделяйте свое с нуждающимися.





Короткое замечание по трем новым отрывкам, об остальном позже, — поспешно ответил Рубен. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но наказ мудро распоряжаться природой упоминается в Библии и играет ключевую роль в верованиях ессеев. Сейчас, когда мы жестоко помыкаем окружающей средой, он тем более актуален. Иисус в четырех Евангелиях много говорит ученикам, чтобы те стремились не к власти и статусу, но к исполнению воли божьей. Однако, даже считая рабов себе равными, против самого рабства первые христиане не возражали. Еще в Евангелиях Иисус учит хранить только необходимое и делиться остальным. Я знаю, у ессеев все было общим, как, впрочем, и у ранних христиан в Иерусалиме, согласно Новому Завету. Выходит, тут Иисус не противоречил ессеям.

Рубен щелкнул на «отправить» и следующий час внимательно читал перевод Клэр и Дианы.

Закончив, он снял очки и хлопнул себя по лбу. Ему хотелось смеяться, хотелось кричать.

Но он лишь с чувством проговорил:

— Милостивый Боже — вот уж правда — все-таки настоящий.

Догадка подтвердилась, и сердце сладко заныло. Однако страха тоже прибавилось. Уверенность в подлинности манускрипта налагала ответственность — и увеличивала цену свитка в глазах тех, кто принуждал Рубена отдать Q.

Результаты «просто офигительные», как сказала бы моя дочь, — написал Рубен во втором ответе Клэр. — Только на сей раз слова точно отражают суть. Великолепная работа. Удачи в исследованиях и сравнении с трудами Филона. С нетерпением жду новых отчетов. Наверное, стоит подумать о другом названии для Евангелия. Q подразумевает неизвестный источник, в существовании которого сомневаются многие ученые. Оно с самого начала восстанавливает против себя. Вашим друзьям понадобится как-то называть манускрипт в своих работах. Я предлагаю 7Q20 (кажется, это следующее число для любого нового манускрипта, найденного в седьмой пещере). Правда, 7Q20 подразумевает крошечный фрагмент. Евангелие от Филона тоже не годится, потому что Филон не входил в круг двенадцати избранных. Но если автор — он, то именно так и будут называть Q, что бы мы ни предложили. Как вы считаете?

Теперь, почти наверняка зная, что свиток подлинный, они с Клэр должны вдвойне позаботиться об осторожности. К ним в руки попал документ невероятной ценности и значимости — он действительно произведет революцию в теологии.




ГЛАВА 24

РОЖДЕНИЕ СТРАСТИ


Вдыхая головокружительный вечерний морской воздух, они завороженно смотрели на неверные отражения портовых огней. Когда стал различим низкий гул двигателей, оглянулись на межостровной паром, который гнал перед собой белую пену, вспарывая носом прибой.

Прямо как в Сан-Франциско, только без моста Золотые Ворота, — нарушила молчание Анна. — Веллингтон — маленький романтичный городок, мне нравится здесь, на краю мира. Я так рада, что вы пригласили меня прогуляться. Я никогда не ела оленины под соусом из голубики и всегда мечтала попробовать маракуйю.

Донна надоумила отца сводить Анну в модный ресторан на берегу. Она знала, что без ее ненавязчивого поощрения никакого романа не будет.

В воскресенье я иду в кино с Эммой, переночую у нее, — заявила Донна. — Так что пользуйся моментом и развлекайся. Кто знает. Иногда везет даже таким чудаковатым старикашкам, как ты. Анне ты понравился. Не представляю, чем.

Рубен заметил лукавый огонек в глазах Донны. Хорошо, что она его благословила. Он никогда бы сам не признался, но дочка давно стала для него хранительницей памяти о Джейн.

Застеснявшись от мысли, как ему может «повезти», Рубен проигнорировал намек о своих отношениях с Анной и, глядя Донне в глаза, спросил:

— Кто еще идет в кино, и что намечается после?

Донна, естественно, взорвалась.

— Ну, па! Ты что, мне не доверяешь? Ты чересчур обо мне заботишься. Родители моих друзей не страдают такой хреновней.

— Просто не ври мне и всегда говори, где ты. Случиться может что угодно. Вдруг недавнее землетрясение окажется мини-репетицией нового? К нам дважды залезали бандиты — и прекрати выражаться, юная леди.

— Да ладно тебе, пап. Мы идем вдвоем. Просто в кино! Я скину тебе сообщение, если соберусь куда-нибудь после фильма. Даже если не соберусь, все равно скину. Ты же будешь волноваться.

Рубен представил, какое она пришлет сообщение: «Встр с др у Эм».

— Кажется, она имела в виду, что жива и с друзьями, — вздохнет он, желая дочке безопасного и приятного вечера.

Анна пришла в длинной красной юбке с большим разрезом сбоку. На белой блузке оказалось удивительно глубокое для поклонницы консервативного стиля декольте, но Анна смягчила эффект антикварным серебряно-черепаховым крестом на изящной цепочке.

— Нравится? Это семейная реликвия. Бабушкин подарок.

Анна наклонилась над столом, показывая крест, и от запаха духов, вида обнажившейся ложбинки меж грудей, тепла ее тела у Рубена проснулось желание близости.

Насмотревшись на паромный причал, они пошли обратно в город, наслаждаясь вечерней кутерьмой на пристани. Болтали, выбирая безопасный путь мимо подъемников, которые в свете прожекторов выгружали ящики с коммерческих кораблей и замороженные поддоны кальмаров с рыбацких лодок.

— Может, выпьем у меня кофе? — робко спросил Рубен. Анна могла решить, что он преступает границы дружбы, а откажи она, Рубен почувствовал бы себя дураком. Волновался он зря. Анна охотно согласилась.

— Да, конечно. С удовольствием. Вы так добры.

В доказательство своей готовности взяла его за руку. Их пальцы сплелись, и от ее ободряющего прикосновения Рубена накрыла волна удовольствия. Они пошли домой вместе. Магия вечера и бутылка шампанского, которое они выпили за ужином, на время притупили отчетливое предчувствие беды.

Когда Рубен открыл дверь и выключил сигнализацию, Анна подошла, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Спасибо за прекрасный вечер. Как приятно, что вы заботитесь обо мне.

Рубен вспыхнул. Ему хотелось близости, только он не знал, как ответить и что будет потом. Всплывут ли подавленные воспоминания о любви с Джейн? Он мучился от неловко: сти, а потому, усадив Анну в кресло, улизнул на кухню.

Заранее зная ответ, Рубен все же выкрикнул:

— Эспрессо, верно?

Обшаривая посудомоечную машину в поисках чистых кружек, добавил:

— Может, двойной? Добавить виски или ликер?

— А водка есть? Двойной со стаканом водки было бы здорово. Себе нальете то же самое? — крикнула в ответ Анна.

— Нет, себе — зеленый чай, чтобы хорошо спать.

— Спать рано. Нам еще рано.

Анна слегка выделила слово «нам». Она предвкушала длинный вечер, и Рубен понял, что ему это нравится.

— Да. В такой замечательный вечер глупо не рискнуть, я выпью то же, что и вы.

Банальность, но Рубену не пришло в голову ничего умнее. Пока он готовил кофе, Анна сидела в гостиной и читала журнал.

— Я люблю кофе с водкой. Напоминает об Украине. Я говорила, что у нас на широкой дымовой трубе каждый год вьет гнездо аист? Современные трубы слишком узкие для гнезд. Мы верим, что аисты приносят в дом счастье, а иногда и чудных ребятишек. Даже если не приносят, попробовать все равно приятно. Думаю, приятно… с любимым человеком… Я слишком много болтаю.

Анна заметила, как Рубен улыбнулся, представив домашнего аиста, подбрасывающего ребенка в дымоход, и как умиление сменилось мрачностью, когда она упомянула о том, как «приятно попробовать».

Она задумалась, не торопит ли события. Рубена тянуло к ней, но, наверное, стоит с ним полегче, не так вульгарно.

— Аисты напомнили мне о друзьях и моей стране. Я так соскучилась, — поспешно добавила она, спасая разговор. — В войну немцы многих убили, а остальных увели в рабство. Пострадали семьи моих друзей. И моя семья тоже.

— Ужас.

— Да. Многие оказались в концлагерях, был нанесен урон нашей культуре и истории. Наши произведения искусства разворовали и уничтожили. Согласитесь, нельзя лишать народ его культуры, потому что он утрачивает себя — свою историю и личность. Так бывает, когда покидает любимый человек. Мы плачем и переживаем, потому что у нас забрали самое дорогое.

— Наверное.

Рубен не понимал, куда она клонит, и не хотел болезненных воспоминаний о смерти Джейн.

— Из Египта в Европу увезли много всего. Одна из величайших древних ценностей, изваяние прекрасной головы Нефертити, сейчас в Берлинском египетском музее, а это нечестно. Египет хочет вернуть ее на родину.

— Я слышал.

— Еще грабят Израиль и другие страны Ближнего Востока. Вы с Донной говорили, что в XIX веке у маори отнимали сокровища и увозили в европейские и американские музеи. Маори требуют свои достояния обратно, потому что они принадлежат их племенам и истории. — Заметив недоумение Рубена, Анна замолчала и улыбнулась. — Извините, сегодняшний вечер напомнил мне о дорогих людях и вещах, о чувствах, которые мы испытываем, теряя их. Я буду скучать по вас в Чикаго. Очень. Но уезжать еще совсем не скоро, — прошептала она с обольстительной улыбкой.

— Да, я тоже буду скучать. Мне хорошо с вами. Заметьте, я открыто обвиняю вашу чикагскую школу экономистов в некоторых социальных болезнях Новой Зеландии. Наши лидеры конца восьмидесятых — начала девяностых многого достигли, но их идеи — ложное сокровище, которое не следовало сюда привозить. Многие из нас с удовольствием вернули бы его Чикагскому музею.

Анна расхохоталась:

— Вы меня дразните.

Теперь можно пересесть к нему поближе. Она встала с кресла, устроилась подле Рубена, заглянула ему в глаза и кокетливо улыбнулась.

Не зная, как реагировать, Рубен улыбнулся в ответ. Анна подалась вперед, положила руку ему на колено и поцеловала в щеку.

— Мне нравится, когда меня дразнят. Дома дразнили брат и отец. Так они выражали свою любовь. Было забавно.

Не переставая говорить, она провела рукой по ноге Рубена от колена до середины бедра.

Его дыхание слегка участилось, мышцы напряглись, сердце забилось быстрее. Близость Анны усиливала действие двойного кофе. Ее ладонь на бедре разжигала страсть, которой Рубен не испытывал уже много лет.

— Спасибо, — тихо пробормотал он, посмотрел на ее руку и позволил взгляду задержаться на бедре, заманчиво белеющем сквозь разрез юбки.

Анна удовлетворенно отметила его взгляд и поцеловала снова, шепча:

— Тебе спасибо. Спасибо.

Рубен скользнул губами по ее Щеке, Анна в ответ развернулась на диване и поцеловала его в губы. Почти минуту они сидели, не размыкая губ и не открывая глаз.

«Как приятно, когда тебя касается женщина. Давно я не испытывал такого блаженства», — подумал Рубен. Ему хотелось притянуть ее ближе. Но мешали стеснение и инстинкт самозащиты.

Анна убрала руку с его бедра, погладила правую ладонь и нежно сжала руку. Поцелуй прервался, и они вглядывались в нежную теплоту глаз друг друга, держась за руки.

Рубен собирался что-то сказать, но Анна высвободила руку и прижала палец к его губам.

— Ш-ш, — прошептала она, снимая с него очки и кладя их на журнальный столик. Затем просто взяла его руку, положила себе на бедро в начало разреза и прижалась к груди Рубена. Притянула его к себе за шею, стараясь не налегать на сломанные ребра. Второй рукой начала медленно гладить его по внутренней части бедра, вниз и вверх. Рубена охватило желание.

Они снова поцеловались. На сей раз Рубен почувствовал кончик ее языка на своих губах. Он раздвинул их, впуская Анну, и с нарастающей уверенностью сам принялся исследовать ее рот. Анна застонала. Они забыли обо всем, кроме друг друга. Сомнения растворились в жажде.

Спустя несколько минут они разомкнули объятия, покрасневшие и возбужденные.

— У тебя темные сверкающие глаза — как глубокие озера, в которые хочется нырнуть. — Рубен не мог молчать, хоть слова и были излишни. — Ох, — добавил он, подумав. — Какая-то жутко затертая фраза из бульварного романа.

Они рассмеялись:

— Мне понравилось. Твои глаза тоже сверкают — только как голубые сапфиры.

— Теперь ты меня дразнишь.

— Нет. У тебя сейчас голубые сверкающие глаза. Они так возбуждают… Я хотела бы остаться с тобой на ночь… Если ты не против.

Простодушная дерзкая просьба захватила Рубена врасплох. Он сглотнул, адамово яблоко прыгнуло вверх-вниз, выдавая его страсть. Он опустил голову, избегая взгляда ее широко распахнутых глаз, и заметил, что его рука пробралась в разрез ее юбки.

Рубен словно наблюдал за собой молодым, голос Джейн в голове называл его «озорным парнем», который распустил руки в первые дни их встреч. Все происходило слишком быстро, но казалось таким естественным.

— Не против, — выпалил он, все еще глядя на свою руку. Затем посмотрел Анне в глаза, она тепло и чувственно улыбнулась.

Поднявшись с дивана, Рубен помог ей встать, обнял и снова поцеловал. От неловкости и застенчивости не осталось и следа. Он погладил Анну по спине и привлек ближе, чтобы почувствовать изгибы тела и его ароматный жар. Анна обвила его талию.

Рубена будто окатило ливнем после четырехлетней засухи. На волю прорвалось подавленное желание тепла и прикосновений, в котором он боялся признаться самому себе.

— Я слишком маленькая. Я шею сверну, если мы будем целоваться стоя, да и тебе неудобно изгибаться, — весело прошептала она.

— Тогда пойдем в спальню, чтобы тебе не задирать голову.

Анна засмеялась, и Рубен снова поцеловал ее.

— Здорово, — прошептала она. — Мне нравится обнимать тебя, чувствовать твое возбужденное тело. Я очень хочу тебя… но сначала мне надо в ванную.

— Иди. В ту, что рядом со спальней. Я только уберу кружки со стаканами и нагоню тебя в постели.

Рубен кинул посуду в машину и взлетел по ступенькам, возбуждаясь от предвкушения.

Он быстро снял одежду, бросил ее на стул и едва успел прикрыться одеялом, как появилась Анна. Она робко улыбнулась и медленно расстегнула блузку. Рубен почувствовал тонкий манящий запах духов, которыми она только что побрызгалась, и сглотнул, адамово яблоко вновь дернулось.

— Помочь тебе с бюстгальтером?

— Да, спасибо.

Анна подошла к кровати и встала к нему спиной. Рубен расстегнул застежки, и Анна повернулась лицом, когда бюстгальтер упал на пол — открылись твердые, круглые груди с темными торчащими сосками. Она наклонилась, показывая грудь во всей красе, взяла лифчик и положила вместе с блузкой на стул.

— У тебя красивая грудь.

— Спасибо. Я стесняюсь раздеваться перед тобой. Ты решишь, что мне пора на диету.

— С чего бы? Мне нравилось с тобой обниматься. Ты очень сексуальная и желанная.

Анна расцвела от его похвалы. Рубен смотрел, как она снимает юбку, обнажая ноги и стройные бедра, которые он мельком видел раньше сквозь разрез. Дразня, она повернулась к нему боком, медленно выскользнула из трусиков. Когда она юркнула под одеяло с другой стороны широкой кровати, Рубен на миг увидел ее полностью обнаженной. Ему понравилось. Анна сочетала в себе уверенность и соблазнительную ранимость.

Рубен повернулся к ней и нежно провел пальцами по мочкам ушей, шее, медленно добрался до груди и устремился ниже, к бедрам, волосам на лобке, потом обратно к шее, и так несколько раз. Поцеловал соски и пупок, легонько погладил бедра с внутренней стороны и влажный пушок между ними, от чего у нее перехватило дыхание.

Анна блаженно прикрыла глаза и раздвинула ноги, повинуясь настойчивым прикосновениям Рубена. Охнула от возбуждения, страстно желая ощутить его внутри. Сколько она не спала с мужчиной? Три месяца? Это был роман на одну ночь, мужчина спустил на нее уйму денег, чтобы она удовлетворила порыв его страсти. Он потратил секунд сорок пять и оставил ее неудовлетворенной, будто просто использовал.

Рубен — другое дело. Когда они прижимались друг к другу, встав с дивана, Анна радостно чувствовала невероятную силу его желания, но он не пытался взгромоздиться на нее. Сдерживал себя, чтобы достичь с нею гармонии. Анна погладила Рубена по бедрам, вверх и вниз, внутри и снаружи, пока он не застонал от удовольствия, когда она тронула его в самом чувствительном месте.

Рубен с ума сходил от напряжения. Каждая клетка его тела стремилась к Анне, когда он прижал ее к себе. Она закрыла глаза и застонала от восторга, их языки переплелись в страстном поцелуе. Кожа прикипела к коже, огненная лихорадка плавила последние воспоминания о запретах и питала желание, которое оба неистово спешили удовлетворить. Анна осторожно направила Рубена в себя, и они соединились в постепенно нарастающем ритме, пока она не закричала в экстазе, и они наконец вместе достигли высшего блаженства. Ее тело пульсировало от удовлетворения, они истратили всю энергию и утолили голод.

Лежа в объятиях Рубена и тяжело дыша, Анна ласково заглянула ему в глаза:

— Спасибо. Мне так хорошо. Ты лучше всех. Я не задела твои ребра?

— Нет. Ребра целы. Мне замечательно. Я словно ожил. Тебе тоже спасибо, — улыбнулся Рубен. — Отметим шампанским?

— Да, пожалуй. У меня в горле пересохло.

Рубен накинул рубашку, напевая «Счастливы вместе», сходил на кухню и поставил на поднос бутылку с двумя стаканами. Поднимаясь по лестнице, заметил свое отражение в стекле натюрморта с маракуей. Его лицо сияло, он радостно улыбался.

— Тост особый. За нас! — Анна чокнулась с Рубеном и сделала большой глоток. — Когда закончим пить и болтать, я бы снова занялась с тобой любовью — ты ведь не против?

— Я только за.

— О чем ты думал рядом со мной? О философии?

— Ну, раз уж ты спросила… Признаюсь. Не об экономике.

Они рассмеялись.

— Ты меня дразнишь. Хорошо. Мне так понравилось, что я думала только о нас. Я все еще парю на облаке в теплый солнечный день. Не хочу возвращаться на землю.

Они пили вино, смотрели в глаза друг другу и вспоминали о том, как впервые встретились, и кто кому чем понравился. Затем, повинуясь внезапному порыву, Рубен откинул одеяло и любовно уставился на Анну, запоминая каждую черточку ее обнаженного тела. Она улыбнулась и тоже заскользила по нему взглядом, они медленно и нежно исследовали друг друга, прежде чем опять соединиться и взлететь к новым вершинам удовольствия.

В десять утра их разбудил пронзительный телефонный звонок. Рубен отодвинулся от Анны и взял трубку.

— Привет, па! Получилось с Анной?

— Мы прекрасно поужинали и прогулялись.

У него не было желания потакать любопытству дочери.

— Хорошо.

Донна не стала выпытывать дальше и вмешиваться в амурные дела отца. Так она могла рассчитывать на неприкосновенность своей личной жизни.

— Значит, ты не будешь возражать, если я сегодня останусь у Эммы? Вечером мы идем к Кайли. Она устраивает вечеринку, и мы с Эммой двинем в город, приодеться. Если тебе вдруг интересно — да, там будут мальчики, и Бен тоже, родители Кайли за нами присмотрят. Папа Эммы подвезет нас туда и обратно. Короче, увидимся в воскресенье днем.

— Как фильм?

— Слезливая мелодрама. Похоже на роман Джейн Ос тен. Нам понравилось. Под конец расплакались. Ну, я побежала. Вечером пришлю сообщение. Пока.

Рубен положил трубку. У них с Анной еще двадцать четыре часа.

— Доброе утро, — сказала она и погладила его по груди и плечам. — Спасибо за чудную ночь. Так хорошо прижиматься к тебе во сне. Я все еще на седьмом небе.

— Денек отличный, — ответил Рубен, широко улыбаясь. — Хочешь еще? — Он поцеловал ее груди и положил руку на бедро. — Какой я жадный.

— Да. Мы оба жадные до любви. Мне нравится. Мы подходим друг другу.

— С другой стороны, можно прогуляться до маяка мимо Истборна.

— Я хочу любви, — засмеялась Анна. — Но и до маяка тоже хочу. Очень романтично. Сейчас позднее утро, наверное, лучше для начала погулять. Не люблю заниматься любовью наспех. После чудесного дня вдвоем можно вернуться домой и забраться в постель.

Они оделись. Пока Анна принимала душ, Рубен спустился вниз и включил компьютер проверить почту: реклама и сообщение от друга, приглашавшего на вечеринку через два месяца. Рубен ответил другу, удалил рекламу и оставил компьютер включенным.

Быстро позавтракав, они упаковали с собой ланч, и он отвез Анну домой, чтобы та переоделась для загородной прогулки. Весь день они бродили и болтали о том, что видели и делали. Рубен наслаждался обществом Анны. Он смеялся, когда она, сняв туфли и закатав джинсы, полезла в море — волны разбивались о ноги и окатывали ее брызгами.

Они взобрались на вершину холма к старому маяку и пообедали, любуясь захватывающим видом океана и побережья до гор Южного острова. Рубен хмелел от счастья. Он снова чувствовал себя молодым.

— У тебя есть какая-нибудь ужасная тайна? — спросила Анна, когда они возвращались к машине, чтобы ехать в Веллингтон. — Я как-то спрятала деньги от мужа и купила на них обновку. Он бы побил меня, если б узнал. Ты когда-нибудь что-нибудь прятал?

— Только желание заняться с тобой любовью. Прятал от себя, да и от тебя, наверно, тоже.

— Нет. У тебя не очень получалось. Ты часто смотрел на меня как на женщину, с которой не против познакомиться ближе… Больше никаких тайн?

— Если я тебе расскажу, они перестанут быть тайнами.

Они рассмеялись.

Вернувшись к Рубену, они под бутылку вина съели рыбу, разогретую в микроволновке, и выпили кофе в гостиной.

— Прости. Из меня никудышный хозяин. Я вспотел после прогулки. А ты? Надо было предложить тебе душ до ужина. Хочешь сходить сейчас? Можем принять душ вместе. Ты потрешь спинку мне, а я тебе.

Они расхохотались.

— Здорово. Потереть кому-то спинку… Какая романтичная мысль, — со смехом отвечала Анна. — Давай ты первый пойдешь в ванную, а я пока уберу со стола. Так будет справедливо, ты так добр ко мне. Я хочу что-нибудь для тебя сделать. Позволь мне. А потом я тоже приму душ и наведу красоту специально для тебя, в качестве сюрприза.

Рубен не спорил. Он поспешил наверх, скинул одежду и встал под теплый успокаивающий душ.

Вытираясь и чистя зубы, он напевал «Оду радости» из Девятой симфонии Бетховена. Потом задумался, что надеть: пижаму и рубашку или только рубашку — нет, еще полдевятого, слишком рано, чтобы укладываться спать. Рубен надел чистое белье, свежую рубашку и штаны, выложил полотенца для Анны и спустился в гостиную.

Она обняла его в дверях.

— Ты так соблазнительно пахнешь. Пойду в душ.

Рубен решил проверить почту. Фотографии от друга — новорожденный внук, миниатюрная копия Уинстона Черчилля. Реклама средства для увеличения члена, после чего женщины якобы с ума сходят от оргазмов. Уничтожив сообщение, Рубен улыбнулся. Анна считала его хорошим любовником.

Третье письмо — предложение дешевой виагры для решения сексуальных проблем — удалил сразу. В ожидании Анны Рубен ввел пароль программы, которую установил после взлома. Она тайно записывала все действия пользователя — как раз для родителей, следящих за детскими развлечениями в Интернете, и супругов, проверяющих, не отсылает ли вторая половина писем любовнику.

— О нет, нет, только не это!

У Рубена вытянулось лицо. Воздушный шарик радости и страсти лопнул.

Программа-шпион доложила, что последний раз в его компьютер залезали шесть минут назад. Среди файлов и писем за два месяца искали слова «манускрипт», «свиток», «пергамент», «источник Q», «Евангелие». История поиска была очищена, чтобы при обычной проверке не осталось никаких следов.

Рубен снял очки и ударил себя по лбу. Мелкие странности, которые он замечал со дня знакомства с Анной, выстроились в логическую последовательность.

«Какой же я дурак! Она не знает молитвы Иисуса, говорит об иконах как о произведениях искусства, не крестится как православная христианка, да и ее замечания о незавидном положении украинских евреев… разговор прошлым вечером о возвращении древних артефактов… сегодняшние расспросы о тайнах… Познакомились, столкнувшись в коридоре. Классика. Попался на мякине. Но кто? Израильтяне? Мне говорили, что они не отступятся, но при чем здесь украинская экономистка из Чикаго? Может, она иудейка? Связана ли она со взломщиками? Может, ее шантажируют?»

Ему вдруг стало дурно и страшно. Желудок закрутило, и Рубен кинулся в туалет на первом этаже.

Что теперь делать? Вернувшись в гостиную, он закрыл программу, выключил компьютер и откинулся на диване, пораженный открытием.

— Душ просто восхитительный. Я одолжила твою рубашку.

В дверях появилась Анна в одной белой рубашке, застегнутой на пуговицу посредине. Она обманула его в лучших чувствах, но, несмотря на твердое намерение сопротивляться колдовским чарам, ее улыбка, большие сверкающие от возбуждения глаза и обнаженная уверенность разожгли угасающие угли его страсти. Пока Анна медленно приближалась, Рубен не мог оторвать взгляд от очертаний ее круглых грудей и твердых сосков, темнеющих сквозь легкую ткань рубашки. Между ними словно ничего и не произошло. Она была не менее желанна, чем прошлой ночью, ее тело призывало соединиться с нею в радостном любовном порыве.

Рубен ответил слабой улыбкой. Боясь выдать, что обнаружил ее вероломство, он опустил глаза и невольно уставился на ее ноги, туда, где заканчивалась просторная рубашка. Когда Анна шла, полы расходились, и он мельком замечал темные волосы на лобке.

— Красота, — выдохнул он. Ее ноги были не просто инструментом для передвижения или плавания. Они походили на произведение скульптора и вызывали безотчетное желание погладить, как прошлой ночью.

Она ласкала его шею и затылок, а Рубен вдыхал сладкую наготу ее освеженного тела. Не подозревая, как изменились его чувства, Анна расстегнула пуговицы, сняла с него рубашку и медленно провела руками по телу, ласково касаясь больных ребер, потом села рядом и поцеловала Рубена.

Он ответил на поцелуй, не представляя, как реагировать на ее предательство и собственные порывы страсти.

Анна приняла его нерешительность за желание не торопиться и дать ей время. Но она уже возбудилась. Взяла Рубена за руку и положила ее к себе на грудь, чтобы он почувствовал ее состояние. Рубен не стал убирать руку, чувствуя твердый сосок под ладонью. Анна нежно пробежала пальцами по его телу, бедрам, паху, ощутила его желание. Обвила ногой его ногу и принялась расстегивать молнию на его штанах.

Рубена это разожгло, как от ветра угли костра под дождем. Но холодный ливень погасил жар ее обольстительных ухищрений. Теперь он видел в ее действиях расчет опытной любовницы, набившей руку в соблазнении мужчин. Он не сомневался, что нравится ей. Но в желании Анны преобладали какие-то неясные мотивы. Рубен неохотно отнял руку с ее груди и аккуратно убрал ее пальцы со своей ширинки.

— Тебе больно? Твоя штучка попала в замок? — Анна озабоченно взглянула ему в глаза, но Рубен не дал побороть свое намерение.

— Нет, все в порядке. Я очень тебя хочу. Ты очень сексуальная. Но, Анна… Извини, я не знаю, что со мной. Мне плохо. В желудке так и крутит, голова вдруг разболелась. Слишком много солнца, — напекло сегодня у воды, — слишком много секса. Слишком много всего для такого старика, как я.

Анна опустила голову, и Рубену померещились слезы на ее ресницах.

— Ничего. Я знаю, что ты меня хочешь, — спокойно проговорила она. — Если тебе нехорошо, я помогу, чтобы мы снова могли заняться любовью. Может, дать таблетку, обезболивающее?

У Рубена заурчало в животе, и он напрягся, готовый кинуться в туалет. По крайней мере Анна поймет, что он не притворяется.

— Конечно… извини.

Анна опустила ногу, напомнив этим движением, сколько удовольствия они могут доставить друг другу. Рубен поспешил в туалет.

Она была такой чуткой и соблазнительной, что Рубен едва не усомнился в своей правоте. Но решения не изменил. Он чувствовал себя опустошенным. Надежды на истинную любовь с Анной разбились на тысячи осколков.

Рубен знал, что играет с профессионалами, которые пойдут на все, лишь бы оказаться на шаг впереди. Он по-прежнему жаждал тепла и удовольствия от обнаженного тела Анны, но не хотел использовать ее ради секса, как она, судя по всему, использовала его ради манускрипта. Это было бы неправильно.

Даже если наплевать на мораль и спать с Анной дальше, рассуждал Рубен, прикосновения и взгляды, движения, когда он будет в ней, выдадут его с головой. Она заметит, как изменилось его отношение, и догадается, почему.

Рубен мало знал об Анне, кроме того, что она сама рассказала. С ней весело, она с радостью проводит время с ним и Донной. И это, и фантастический секс прошлой ночью льстили ему. К тому же Рубену было уютно и спокойно рядом с ней — идеальное лекарство против зловещих сил, которые собираются вокруг.

И все же он позволил страсти заглушить вой сирены, которая обычно напоминала, что надо быть верным своим моральным убеждениям. Рубен уговаривал Донну не гнаться за новой модой, не ложиться с мужчиной в постель, не узнав, что он за человек.

— Страсть тебя ослепит, а секс привяжет к мужчине. Простая биохимия, а ты решишь, что вы не можете друг без друга. Но любовь ли это? Лучше отыскать родственную душу, убедиться на долгом опыте, что вы всегда будете уважать и любить друг друга такими, какие вы есть, — наставлял он, а дочь болтала ногой и смотрела в потолок.

Рубен проигнорировал собственный совет, и ценой стало предательство Анны. Сидя на унитазе, он хлопнул себя по лбу в ярости, что попался на простейшую уловку. В итоге у него только сильнее разболелась голова.

— Нет глупее старого дурака, а я дурак и есть, — сказал себе Рубен.

Он решил не менять поведения — до поры до времени — и скрыть от Анны, что она разрушила свою легенду, забравшись в его компьютер.

Рубен вернулся в гостиную и, в подтверждение своей несгибаемости, сознательно подавил желание утереть крокодильи слезы Анны.




ГЛАВА 25

ВОПРОС ДОВЕРИЯ


Кофе и рыцарский отказ Рубена от ее авансов не давали Анне уснуть. Она лежала рядом с Дэвисом в его рубашке, глядела в окно на облака, проплывающие перед луной. Ее мысли, похожие на эти самые облака, нашептывали в ухо на родном русском.

«Рубен сиял от счастья, когда я уходила в ванную, но за десять минут, что я там была, он заболел и отказался от любви со мной, только я же видела, что он меня хочет. Странно».

Анна подробно припомнила последние два дня. Она купила крест у антиквара, который уверял, что в начале XVIII века такие украшения пользовались популярностью у молодых европеек. Они носили его в знак набожности и безупречной репутации. Анна надеялась таким образом подтвердить свою православную веру — и привлечь внимание к бюсту. Деньги и усилия не пропали даром. Она видела, что Рубен не отрывал взгляда от глубокого декольте и стройных ног, кокетливо проглядывающих сквозь вырез юбки. Прошлой ночью он увидел в ней женщину, и, как планировала Анна, они стали еще ближе.

Анна знала, что не похожа на девушку с обложки. Зато у нее красивые ноги и море обаяния. Ей почти всегда нравились любовники, а она им, что лишь подогревало страсть. Мужчины видели в Анне милого медвежонка, но когда пыл разгорался, быстро к ней привязывались, через несколько дней делились самыми заветными тайнами и с готовностью исполняли любое желание. Она прикидывала, что через неделю неутихающей страсти Рубен тоже проболтается о своем древнем манускрипте. Пока он не поддавался, но Анна не сомневалась, как только она начнет выкладывать новые «тайны» из своей выдуманной жизни, он успокоится и расскажет ей о Q.

Все шло прекрасно, потом что-то случилось, и он охладел. В чем же дело?

«Может, Рубен вспомнил о покойной жене или почувствовал себя виноватым из-за того, что мы делали прошлой ночью? Но перед тем как я отправилась в душ, он вроде не мучился угрызениями совести. Нет, все так же смотрел на меня горящими глазами. Что-то приключилось, пока я была в ванной. Он смотрел на мои ноги и все остальное, что выглядывало из-под рубашки… но почему-то избегал взгляда в глаза. Я думала, он жаждет увидеть меня раздетой и поглазеть на мои ноги, как вчера ночью. Может, ему кто-то позвонил? Донна? Нет, он бы сказал».

Анна закрыла глаза и вспомнила, как они сидели на диване и Рубен пожирал взглядом ее ноги. Она мимолетом оглядела комнату, пока обвивала ногой его ногу, и заметила, что над камином нет украшения — разбилось во время схватки со взломщиком. Потом скользнула взглядом по письменному столу и монитору, прежде чем взяться за молнию. Точно — не было экранной заставки. Рубен выключил компьютер, пока она мылась. Почему?

«Как это по-мужски! Кинулся к своему компьютеру, вместо того, чтобы предвкушать секс со мной… Как он мог?» Но оскорбленные чувства уступили место серьезным опасениям. «Экранная заставка работала, когда Рубен вышел из ванной. Я позаботилась об этом. Не мог же он узнать, что я залезла в компьютер? Я стерла историю поиска. Но он все рано узнал. Он умнее, чем я думала, и теперь понимает, что мне нужен его свиток. Что же делать?»

Через несколько часов раздумий Анна наконец провалилась в сон. Она придумала хороший план.

Она встала рано, пошла на кухню и сделала яичницу, тосты, апельсиновый сок, эспрессо и большую кружку кофе с молоком — любимый напиток Рубена. Потом отнесла все на подносе в спальню.

— Доброе утро! — по-русски сказала она и улыбнулась Рубену. Он ворочался всю ночь, несколько раз поднимался в туалет. Теперь же выглядел так, будто спал меньше ее. Он явно расстроился и испугался. Анна ему даже сочувствовала. — Как ты? Отдохнул?

— Привет. Немного лучше, спасибо. Вставал без конца. Надеюсь, не очень тебе мешал. Не мог понять, спишь ты или нет.

— Я хорошо выспалась, — солгала Анна. — Сегодня принесла тебе завтрак и кофе в постель за то, что с тобой я чувствую себя особенной. Угощайся чем хочешь.

— Очень мило с твоей стороны.

Он оперся на локоть, выдавил улыбку, уставился на ее «ночную рубашку» и ноги под подносом. На сей раз Анна была в трусиках.

«Хорошо. Он еще хочет меня», — с надеждой подумала она.

— Спасибо за рубашку… Ты выглядишь встревоженным. Что-то не так?

— У меня кошмарный вид?

— Нет, — она широко улыбнулась. — Ты не побрился. Мне нравится. Ты усталый и нахмуренный. Тебя что-то беспокоит… По-моему, не только живот и головная боль. Тебе плохо со мной.

Анна присела на кровать, сделав унылое лицо, которое говорило о ее разочаровании и желании угодить. Рубен сделал большой глоток апельсинового сока.

Что ответить? Кажется, Анна догадалась, что у него на уме. Но, может, это еще одна уловка, чтобы заставить его проговориться о манускрипте. Рубен предложил правдоподобное объяснение.

— Вовсе не плохо, — неубедительно заявил он. — Донна вчера говорила, что пришлет сообщение, и не прислала. Я волнуюсь за нее.

— Она могла забыть, потерять телефон, посадить батарейку или еще что.

— Верно. Такое и раньше случалось.

Некоторое время они ели в тишине, потом Анна снова рискнула.

— Ты все еще грустишь? Кажется, я расстроила тебя. Я должна сказать правду. Я люблю тебя и хочу повиниться. А то между нами будет ложь.

Она взглянула на Рубена. В его глазах читалось подозрение, что она добивается манускрипта Q.

Рубен хрустнул тостом. Он не ожидал ее исповеди. Анна знала, что надо говорить убедительно, и воспользовалась его молчанием.

— Я не православная. Не христианка… Прости, я соврала, — она опустила голову, изображая раскаяние.

— Знаю. Ты слишком многое напутала. Даже с крестом в пятницу вечером. Вряд ли украинская христианка носила бы его несколько веков назад… Ты из еврейской семьи, верно?

Анна вскинула глаза. Рубен давал ей возможность покаяться до конца.

— Моя мама еврейка. Ее маму и отца — моих бабушку с дедушкой — убили нацисты. Мама выжила. Отец и его родители — русские. Они не верят в бога. Мама поднатаскала меня в иудаизме. При коммунистах это не приветствовалось. Когда умер отец, женился мой брат и я вышла замуж, мама захотела в Израиль. Но переехавшие друзья возвращались обратно через год-другой, не в восторге от страны. Она и передумала. А я — нет.

Анна замолчала, отпила эспрессо и опасливо выглянула из-за кружки, оценивая реакцию Рубена. Его лицо не изменилось.

Опустив чашку, она поспешно продолжила:

— О своем браке и любовнике в Америке я сказала правду. Наш роман закончился год назад. С тех пор я встречалась с несколькими мужчинами. Но мне они не нравились. Последний кавалер захотел переспать со мной в первый же вечер. Я согласилась. Но больше мы с ним не виделись. Нельзя заниматься сексом без любви. Потом только хуже.

— Понимаю, — спокойно ответил Рубен. — По-моему, секс — лишь дополнение к истинной любви и привязанности. Вот и я ошибся. Жаль твоих дедушку с бабушкой.

Анна моргнула и уставилась в пол.

— Жаль, что ты думаешь, будто мы не влюблены, — кротко пробормотала она. — Об экономическом исследовании я сказала правду. У меня «зеленая карта», потому что я учусь и занимаюсь исследованиями в США. Полтора месяца назад профессор в Чикаго поручил мне съездить в Новую Зеландию, подружиться с тобой и убедить вернуть манускрипт Q Израилю, или найти, где ты спрятал свиток. Он сказал, что у него есть друг в Конгрессе, который сделает моей маме разрешение на проживание в Америке. Профессор организовал мой приезд сюда. Мне нравится мое исследование.

Глаза наполнились слезами, Анна вытерла их рукавом. Она надеялась, что Рубен расценит слезы как знак искреннего раскаяния, а не жалости к себе.

— Прости. Я не должна плакать. Плакать впору тебе — или злиться на меня. Я врала тебе. Прошлой ночью, когда ты счастливо пел в ванной, я залезла в твой компьютер. Прости. Я все испортила… Не хочу быть шпионкой. Все не так… Я не знала, что полюблю вас с Донной. Вы так добры ко мне.

Анна опять вытерла глаза. Она чувствовала, что Рубен не спешит доверять ей. Он прожевал тост и отхлебнул кофе, прежде чем заговорить.

— Вкусный кофе.

— Спасибо. Я пойду домой, если хочешь.

Она встала и расстегнула рубашку, обнажив грудь. Приготовилась переодеваться в свою одежду.

Рубен отвел взгляд.

— Не стоит. Ты мне тоже нравишься. Но нам нужно все разложить по полочкам.

Анна не стала снова застегиваться.

— Что такое «разложить по полочкам»? — спросила она, тоскливо глядя на Рубена. У него возникло подозрение, что непонимание — очередная уловка для завоевания симпатии — несчастная жертва культурных различий.

— Ладно, ты говоришь, что полюбила нас с Донной. Почему же тогда ты рыскала вчера по моему компьютеру? Ты ведь сказала, что хотела заняться со мной сексом, и обычно не ложишься с мужчиной без любви. И тут же предаешь меня, не успели мы в третий раз разделить постель. Разве это любовь? Сомневаюсь.

Анна всхлипнула — не нарочно. Как-то само получилось. Рубен должен поверить, что она не лжет, а она действительно не лжет.

— Я виновата, прости. Вчера из Надии, моего родного городка на Украине, звонила мамина подруга. Маме плохо, но она скрывает от меня. Мама многое пережила, и я хочу, чтобы она была со мной. У брата все хорошо, только он сейчас живет в Москве с женой и ребенком. Он не может присматривать за мамой. Я хотела поскорее перевезти ее сюда. Вы оба мне нужны. Я хочу быть с тобой и мамой.

Изо всех сил стараясь ей посочувствовать, Рубен гнул свое:

— Анна, мне жаль, что твоя мама больна. Но мы едва знаем друг друга. Как ты могла влюбиться за такой короткий срок? А что, если у меня нет манускрипта? Твое отношение изменится?

— Я тебя люблю, — по-русски ответила Анна. — Я просто знаю, что мы подходим друг другу. Вот почему нам так хорошо в постели. Да, я буду все равно любить тебя. Проблема в том, что я работаю в Чикаго, ты здесь, а мама — на Украине. Любовь многое преодолевает. Но не все. Я попробую ради тебя. Брошу работу в Чикаго, поступлю в университет Доминион или куда-нибудь еще, привезу сюда маму. Я поговорю с вашими экономистами о вакансиях.

— Анна, ты понимаешь, что наших мужчин вечно предупреждают о русских и украинских женщинах, которые притворяются влюбленными? В газетах пишут, что они рано или поздно просят денег на уход за больной матерью или на билет с визой. Потом исчезают. Они рассказывают о себе печальные истории. Ты тоже такую выдумала ради манускрипта?

— Я понимаю. Я обманула твое доверие, поступила ужасно. Я больше никогда не упомяну о Q или манускрипте. А если ты сам начнешь о нем говорить, я закрою тебе рот. Приложу пальцы к твоим губам и скажу «ш-ш». Я докажу свою любовь. Стану передавать тебе все — все, что приказывает начальство и чем оно занимается — ты будешь в курсе. Можешь считать меня двойным агентом. Но я обещаю. Я не хочу терять такого мужчину, как ты. Увидишь.

Анна поняла, что переборщила и Рубен может расценить ее речь как приторное жеманство, поэтому опустилась на колени, чтобы их лица оказались на одном уровне, и взяла поднос.

— А теперь я хочу еще кофе, и ты тоже, наверное. Кстати, если тебе интересно — меня не просили заниматься с тобой сексом, и я ничего не расскажу начальству. Мы с тобой легли в постель, потому что сами так захотели, и отлично подошли друг другу. Мне было безумно хорошо, я никогда не забуду прошлой ночи.

— Да, безумно… и я последую твоему совету, — со смехом ответил Рубен, глядя на ее обнаженную грудь, а потом в глаза. — Ладно, давай выпьем еще кофе, накачаемся кофеином. Буду рисковать.

Рубен чувствовал себя мухой, которая отчаянно пытается вырваться из сети, прежде чем паук нападет и высосет Q. Но ему с трудом верилось, что Анна — посланница зла. Ее бесстыдная сексуальность и откровенное желание возбуждали, шпионские замашки и «начальство» только добавляли очарования. И вместо того, чтобы оттолкнуть ее и обезопасить себя, Рубен рассудил, что лучше знакомый враг, чем неизвестный.

Анна наклонилась и поцеловала его в лоб.

— Спасибо. Ты не пожалеешь.




ГЛАВА 26

НОВЫЕ ДАННЫЕ


—  Мы немного продвинулись, но пока никаких результатов.

Агент и старший советник по древним текстам Израильского управления по делам древностей встречались, как обычно, в кафе на Бен-Иегуда.

— Расскажешь мне что-нибудь? — спросил старший советник. — Или все строго секретно?

Агент укоризненно взглянул на неосторожного друга и демонстративно пил воду, пока официант, крутившийся у их столика, не ушел.

— Надеюсь, ты никому не сказал, что мы делаем? — прошипел он. — Ведь это неофициальная операция.

— Не беспокойся, я держу слово. Но в офисе только и говорят о Q, ученые и музейные работники — тоже, все на основе информации из газет и результатов визитов наших людей из МИДа к Дэвису — формальных и неформальных. Я слышал, кто-то отправил Ричарду Фиделу письмо по электронной почте, чтобы узнать подробности. Ответа пока нет. Естественно, каждый старается наложить лапу на манускрипт.

— Кто-нибудь догадался о нашей затее? — обеспокоенно спросил Агент.

— Нет.

— Хорошо. Обычно сомнения возникают, когда пытаешься что-то скрыть. Лучшая защита — правда, но не обязательно вся.

— Значит, так вы, шпионы, и действуете — полуправдами?

— Я бы назвал нас специалистами по связям с общественностью, — пояснил Агент. — Давай приведу пример. Я занес наш с тобой обед в компьютерное расписание, которое может просмотреть любой из сотрудников. Если секретарша спросит, — а она не станет, — я открыто признаю, что поболтал за обедом со старым армейским другом.

— Эй, что значит «старым»? Мне столько лет, на сколько я себя чувствую. — Старший советник не удержался от бородатого клише.

— Тогда мне сто пятьдесят. О чем я? А, да, запись в компьютере не вызовет подозрений и неловких вопросов. Просто дружеская встреча — разговор о старых временах.

— Ты же знаешь, кто-кто, а я не хочу сорвать наш план, — возразил старший советник. — Я честно признался, что моя карьера пойдет в гору, если мы вернем Q. Я бы мог уйти на пенсию под фанфары, а не всхлипы, цифровые радио-часы в подарок и дурацкий список моих замечательных достижений.

— Не говоря уже о девочке, которую ты хотел уложить в постель… Кстати, зачем тебе древний Q? Почему бы просто не сменить одеколон?

— Если я надушусь, она учует неладное. Не лучшее начало для романа… Если мы вернем манускрипт, она будет работать вместе со мной — первый шаг к сближению.

— Я ее знаю?

— Сомневаюсь, хоть она из Иерусалима. Работает в Институте археологии Еврейского университета — специализируется на конце второго храмового периода, когда появился Q, если он настоящий.

— Замужем? В разводе? Вдова? Дети есть?

— Детей нет. Не замужем и никогда не была. Жила с несколькими парнями. Ее бывший рассказал мне, что она лелеет идеал мужчины — по образу какого-то человека, ненадолго встреченного в молодости. Естественно, до него никто не дотягивает. Отличный повод не завязывать отношений, но, думаю, она неплохо развлеклась с теми, кто на «четверку» — уверяя, что «пятерка» им не светит.

— Но ты рассчитываешь получить «пятерку»? — насмешливо спросил Агент.

— Вряд ли — если ей так дорог мистер Идеал. Как я могу соперничать с несбыточной романтической мечтой? Но у нас много общего. Кажется, «четверку с плюсом» я заслужил, — поделился старший советник.

— Все так серьезно?

— Да. Она симпатичная, живенькая и острая на язык.

— Да ладно, брось увиливать. Как ее зовут? Посмотрим.

— Мириам Кранц.

— Гм, что-то знакомое… Кажется, припоминаю Мириам Кранц, что служила одновременно с нами — перед войной семьдесят третьего. Значит, она теперь археолог? Если та самая — горячая была девчонка.

— До сих пор горячая.

— У тебя хороший вкус… если, конечно, она не испортила себе фигуру и не отрастила усы… Только не хвастай перед нею связями с «Моссадом» и другими секретными агентствами.

— «Моссад» участвует? — Старший советник делал стойку при любом намеке на интригу.

— Эй, разве я что-то такое говорил? Запомни, это неофициальная операция. Если в систему поступят любые комментарии с твоей стороны, посыплются ненужные вопросы. Я и еще один из двух, кого я не буду называть, получим хороший нагоняй за то, что не затребовали подтверждение.

— А затребовать бесполезно?

— Абсолютно. Мероприятие заморозили бы. Не дали бы нам перейти к следующей фазе. В той части земного шара репутация «Моссада» уже подмочена, больше промахов быть не должно, особенно если что-то пойдет не так — но, конечно, все будет в порядке, — приободрил друга Агент.

— Ладно, объяснил. Мне все понятно… А что за следующая фаза?

— Хорошо, — пробормотал Агент, быстро оглядывая кафе в поисках любопытных ушей. — У нас есть высокопоставленные друзья, которые, как и мы, уверены, что свиток Q важен для Израиля и его наследия. Они нас поддерживают. Вначале я объясню, что произошло до плана Г. По плану А наше правительство попросило у Дэвиса манускрипт и предложило компенсацию за любезное возвращение принадлежащего нам по праву.

— Не вышло? — вставил старший советник.

— Нет. Мы остались с носом. Перешли к плану Б. На него тоже получили официальное благословение. Мы предположили, что Дэвис колеблется, и послали нескольких друзей Израиля в Новой Зеландии его подтолкнуть. Снабдили их микрофонами. Они справились отлично — сдержанно посоветовали Дэвису поступить по чести, что обычно действует на разумных людей.

— Подействовало?

— Дэвис — философ. Философы говорят о морали — что хорошо, а что плохо, что верно, а что нет — в таком духе. Но не живут по ней. Он выслушал и пожелал им шалом.

— По плану В явно предполагалась роскошная соблазнительница, которая выведает секреты Дэвиса через постель, — старший советник с нетерпением ждал подробностей.

— Ты насмотрелся фильмов про Бонда. Планы А и Б предупредили Дэвиса о нашем решительном настрое. Он стал подозрительным. Объявись у него на пороге Мисс Израиль, он бы угостил ее чаем, указал на дверь и тоже пожелал шалом.

— По-моему, ты говорил, что ему плевать на мораль. Он мог бы и развлечь ее в постели, прежде чем выбрасывать на холод.

— Забудь про мораль. Ты наполовину прав. По плану В мы отправили к Дэвису женщину, чтобы та с ним подружилась и выведала про свиток. Не Мисс Израиль — слишком очевидно. Он бы предпочел домашнюю умную женщину, с которой уютно — не израильтянку и не связанную с нами.

— Кто тогда? — чуть оживился старший советник.

— Мы поспрашивали среди друзей в Штатах, нам порекомендовали тридцатидевятилетнюю украинку. Ее мать — еврейка, бабушка с дедушкой погибли в Холокосте. Отец тоже умер, брат живет в Москве с женой и ребенком. Он строительный подрядчик, но мы полагаем, он не только кирпичи кладет.

— Она точно на нашей стороне?

— Да. Мы проверяли через местных в ее Надии, одной из тысяч деревушек под Кировоградом, региональным городом центральной Украины — промышленным центром с населением в триста тысяч. Она закончила Кировоградский педагогический институт, делала успехи в экономике.

— В экономике? При чем здесь древнегреческий манускрипт?

— Не кричи. Слушай дальше. Мать привила ей основы их этнического самоосознания. Дочь получила должность исследователя в Чикагском университете. Их старший профессор связан с нами. Она хочет перевезти больную мать с Украины в Штаты. Мы организовали ей поездку в университет Доминион под предлогом экономических исследований. Взамен мы уговариваем дружественного конгрессмена выдать «зеленую карту» ее матери и оплачиваем все расходы. Отдельное вознаграждение, если она приведет нас к свитку.

— С чего ты взял, что у нее получится?

— Она привлекла внимание профессора экономики из Московского университета, когда тот приезжал на лекции в ее институт. Он поддался чарам. Она бросила мужа, выкрутила руку профессору…

— Или ублажила его в постели так, что он не смог от нее отказаться? — это интересовало старшего советника больше.

— Наверное, и то, и другое. В любом случае, он нажал скрытые пружины, и она поехала с ним в Чикагский университет, когда профессор получил там место. Она очень умна. Защитила докторскую, ей предложили должность. Подрабатывает по контракту. Говорит всем, что ее муж был пьяницей, бил ее и изменял. Слушатели утирают слезы и не винят за то, что сбежала с профессором. Кстати, его она тоже бросила, когда отслужил свое.

— Пьянство и неверность — действительно проблема на Украине, — заметил старший советник.

— Но не в ее случае. По нашим сведениям, муж напивался время от времени, но обожал супругу и пальцем ее не трогал.

— Так ей нельзя доверять?

— Я бы сказал, она ждет шанса и хватается за него обеими руками. Она выполнит задание любыми средствами. Если Дэвис захочет ее, она уступит. Если ему нужна подруга, поболтать, — всегда пожалуйста.

— Дэвис счастливчик. Как у нее дела?

— Вчера получили отчет. Она притворилась украинской православной, а Дэвис ее раскусил.

— Глупо. Дэвис эксперт по религии. Он ее за пять минут вычислил.

— Согласен. Ее следовало предупредить. Изобразила бы агностика. Наверное, пыталась сблизиться и искала общие интересы. В любом случае, она прокололась.

— Могла же она объяснить православную миссионерскую позу желанием его удовлетворить?

— Могла, даже не сомневайся. Наши говорили, у нее дар убеждения — виртуозная аферистка. Нет, все гораздо хуже. Она перекопала его компьютер, когда выдалась возможность, думала найти что-нибудь о манускрипте. Дэвис ее уличил.

— Как?

— Насколько я знаю, он мылся в ванной, она прочесала жесткий диск, ничего не обнаружила и стерла историю поиска. Всего через несколько минут Дэвис ее раскрыл. Наверное, установил программу, которая тайно отслеживает действия пользователя.

— Ничего не оставляет на «авось», — проворчал старший советник с уважением.

— Да. Теперь наша украинка знает, что лучше предоставить компьютер специалистам. Можно начинить его машину «жучками» или организовать удаленную слежку. Но, скорее всего, мы только потеряем время. Он не оставляет следов в домашнем или рабочем компьютере. Вот почему мы еще не празднуем победу.

— Значит, теперь план Г?

— Верно. Украинка сказала Дэвису правду и намекнула, что мы попробуем другие способы достать его. Он не сказал шалом и не выкинул ее вон. Наверное, понравилась, к тому же он предпочитает думать, будто идет на шаг впереди нас.

— Можем скормить Дэвису ложную информацию?

— Если понадобится. Он перепугался. Но я подозреваю, что он еще и радуется маленькому приключению посреди своей рабочей тягомотины. Мы его не разочаруем.

— Вы позволите ей предупреждать Дэвиса? Как это, черт возьми, приблизит нас к манускрипту?

— Отвечу вопросом на вопрос. Если бы ты знал, что мы охотимся за ценной вещью из твоих загашников и исчерпали мягкие способы воздействия, что бы ты подумал?

— Наложил бы в штаны от страха. Я бы не знал, что думать. Что вы сделаете, подсунете мне «жучка», измените мои документы, установите слежку, изобьете меня, похитите и будете пытать? Не знаю. Я бы не представлял, что же, черт возьми, случится дальше.

— Правильно. Мы попытались его избить…

— Черт. Правда? Вам сейчас нет дела до морали? И Дэвис все держится? Что…

Агент пропустил его замечание мимо ушей:

— Это часть плана В. Мы надеялись, что он доверится нашей девочке, когда она станет утешать его после знакомства с нанятым бандитом. Дэвис напугался, вне сомнений. Но у нас не получилось. Дэвис взял нож и порезал нашему взломщику сухожилие. Нам пришлось оплатить мерзавцу пластическую операцию в Австралии, чтобы его не поймали новозеландские копы.

— У каждого есть предел — даже у таких непробиваемых клиентов, как Дэвис. Так нам говорили в армии.

— Да. Мы расколем Дэвиса. Только времени не так уж много.

— То есть?

— Наше украинское сокровище однажды навестила Дэвиса на кафедре теологического факультета. Подойдя к полуоткрытой двери, она услышала Дэвиса и Фидела — ты его знаешь, он разболтал о находке прессе — они говорили о манускрипте. Фидел настаивал, чтобы Дэвис отдал Q университету.

— Неужели? Черт, надеюсь, ты ошибся.

Старший советник по древним текстам понимал, что пытаться отобрать манускрипт у заграничного учреждения — все равно что требовать пенсионера расстаться с пенсией.

— Не ошибся. Если мы не поторопимся, арьергардный бой нам обеспечен, — признал Агент. — Фидел заверил Дэвиса, что все организовал, в том числе спонсорство. Коллеги умеют давить на себе подобных. Если Дэвис не отдаст Q университету, его смешают с дерьмом. И потом, он же новозеландец. Страна относительно молодая. Широкий жест, который сделает ее знаменитой, — большой соблазн для Дэвиса и вызов для нас.

Агент перенял американскую манеру называть рискованные предприятия «вызовами».

— Что, если Дэвис отдаст-таки свиток университету? — обеспокоился старший советник.

— Будем надеяться, что нет. Но если вдруг не повезет, тогда вы в своем управлении с нашими друзьями из МИДа развернете рекламную кампанию — как в тот раз, когда вы рассказали миру, что в швейцарских банках до сих пор хранятся счета евреев, заведенные во времена нацистского террора.

— Ужас.

— Согласен полностью. Многие из тех евреев умерли в Холокосте, и банки расценили их вклады как случайный доход. Скандал заставил инвесторов дважды подумать о морали швейцарских банкиров.

— Опять «мораль». Но кампания вышла эффективная, — заметил старший советник, умолчав, сколько сил она потребовала.

— Да, вы преуспели. С Q не все так ясно. Нам придется иметь дело с претензиями Иордании, палестинских властей и, может, даже Великобритании. Что, если свиток нашли под их протекторатом? Вспомни, ведь Бен-Гурион посылал войска занимать Кумран во время Шестидневной войны. До тех пор он нашим не был. Международным юристам работы хватит на годы: может ли Новая Зеландия оставить Q себе, и если нет, то кому отдавать манускрипт?

— Ты прав. Около пятнадцати тысяч свитков и фрагментов перешли к нам после войны 1967 года. Трофеи. Британская библиотека забрала манускрипт XII века, украденный из собора близ Неаполя во время Второй мировой. Теперь возвращает.

— Интересно.

Агент мог только гадать, какие перипетии выпали на долю каждого артефакта, найденного на территории, которую они заняли в войне 67-го.

— Как только ввяжутся проклятые юристы, может случиться все что угодно. Даже удар рикошетом нам в лицо. Под угрозой окажутся наши права на Свитки Мертвого моря — нет, отдать-то мы их не отдадим. Я уверен, что Свитки принадлежат нам по справедливости. Но они могут взбаламутить воду.

— Этого надо избегать любой ценой. Доверься нам. Мы постараемся. Только не стоит прямо сейчас звонить в иностранные редакции и кричать на весь мир, что Q наш.

От этого веселого ответа давление у старшего советника в норму не пришло.




ГЛАВА 27

«ЖУЧКИ»


Хорошо развлекся сегодня? Сколько «двоек» и «троек» наставил своим несчастным жертвам?

Как в школе?

Как обычно… А, на кухне розетка не действует — та, что у стола. Вчера ночью работала.

Донна «здоровалась» с отцом по его возвращению из университета.

Проверила на разных приборах?

Конечно. Я не блондинка. Тостер и кофеварка не включились.

Рубен осмотрел щиток. Пробки на месте. Значит, что-то с розеткой.

Наверное, провод отошел. Это просто, — пробормотал он. Отключил ток на всякий случай, достал отвертку и вскрыл розетку.

Что за черт? — возмутился он.

Зачем так кипятиться. Что случилось?

Взгляни.

Похоже на слуховой аппарат.

Вот именно. Кто-то прикрепил его на заднюю стенку розетки. Я не спец, но похоже на «жучка», который ловит каждое наше слово.

Рубен подцепил устройство отверткой и скинул его в кружку, потом залил горячей водой.

Дерьмо. Правда «жучок»?

Да. Определенно.

— Кому понадобилось его ставить? Опять охранную систему взломали. Блин, пап. — Донна сжалась, готовая заплакать. — Хватит с нас приключений. Это не смешно. Я больше не могу.

Рубен чувствовал себя не лучше. Но родительский долг призывал изображать стоика. Он поманил дочь на улицу. Она вышла за ним по дорожке.

— К сожалению, мы имеем дело со знатоками в электронике. Взломать нашу стандартную израильскую систему десятилетней давности для них — раз плюнуть. Заметила батарейку на передатчике? Она гораздо меньше той, что ставят в часах.

— Ну и что?

— Розетка не работала. Ноу «жучка» свой источник питания. Так почему же отсоединен красный провод? Его намеренно отключили.

— Может, случайно вышло, когда «жучок» ставили.

— Сомневаюсь. Его ввернули плотно. В любом случае винт не закрутили сознательно.

— Зачем? Они сами себя выдали… О нет. Думаешь, они хотели, чтоб ты его обнаружил? Как той ночью, когда мужик устроил жуткий шум, пытался тебя избить, а ты его порезал… Черт, они все пытаются тебя запугать, чтобы ты отдал дурацкий мертвый свиток, да?

— Кажется.

— Почему ты не отдашь его? Мы бы снова жили спокойно. Что еще удумают эти сволочи? Я не хочу терять тебя, как маму.

Рубену очень захотелось прыгнуть в машину и умчаться, куда глаза глядят. Приступ паники. Дом больше не крепость, никому нельзя доверять. Разве что Клэр. Но точно не Анне или Ричарду. Даже Донна невольно подвела. Может, она права? Отдать Q Израилю и забыть об опасности. С другой стороны, Рубен упрямо отказывался подчиняться тем, кто заставлял его поступить против убеждений.

Он хотел обнять Донну, успокоить, но она отвернулась.

— Я тоже не просил, чтобы все так случилось, — заверил ее Рубен. — Несколько месяцев назад ты жаловалась на скуку и хотела чего-нибудь поживее. Вот тебе поживее, а ты опять не рада.

— Да ну тебя, пап. Не настолько поживее. Я имела в виду вечеринки, свидания и пробежки по магазинам. Не то, что происходит в фильмах, которые мне Бен показывает. Дальше на нас свалится безумный мастер карате, убийца с бензопилой или андроид с огнеметом.

— Вряд ли, — Рубен не сдержал улыбки, представив себе, как за ними гоняются воплощения голливудских фантазий Донны. — Кто-то пытается меня запугать, но не убить нас. Извини, но надо вернуться и проверить, где еще нам подсыпали «жучков».

— Еще? Вот блин!

— Скорее всего. У нас ведь, кроме кухни, есть и другие комнаты. Если бы я пытался кого-то напугать, я бы несколько «жучков» разложил на виду, а несколько тщательно спрятал — мы с тобой так играли в охоту за сокровищами… и следи за выражениями.

— То есть в моей лампе может быть видеокамера, которая посылает какому-нибудь извращенцу снимки, где я раздеваюсь? — Донна поморщилась и сжала кулаки. Она расстроилась и испугалась от одной мысли об этом.

— Надеюсь, нет. Надо проверить. Донна, если тебе страшно, можешь погостить недели две у друзей или тети.

— Я подумаю. Но мне лучше быть рядом, чтобы защитить тебя. Ты прав. Для старикашки ты не такой скучный, как я предполагала.

— Ладно, давай порыскаем вокруг и прижучим наших соглядатаев.

— Пап, что за дикий каламбур!

— Завтра я приглашу к нам специалистов. А пока не говори ничего о манускрипте дома… или в машине, если уж на то пошло… И, кстати, сумки и вещи, телефон, сотовые, часы, пуговицы… везде могут сидеть «жучки». Судя по размеру недавнего утопленника, их можно замаскировать под настоящих жуков.

— Жучки в виде жучков. Класс. «Жучки» могут завестись у меня в бюстгальтере или трусиках.

Донна нервно рассмеялась. Рубен тоже.

Девушке полегчало. Всего лишь электронные приборы — кусочки кремния и пластика, они найдут их и обезвредят.

— Вспомнилось, кстати. Когда в молодости я ездил в Советский Союз, главной темой разговоров среди западных студентов были «жучки» КГБ в их номерах. Они даже туалеты обыскивали на предмет подслушивающих устройств.

— Да ну!

— Ага. Поднимали сиденья и заглядывали в бачки. Откуда появился миф о «жучках» в туалете, не знаю. Может, КГБ сам пустил слух. Туристы на полном серьезе говорили мне, что сидели в туалете и верили, что КГБ слушает, как они мочатся.

— Ты шутишь?

— Нет. Во время Холодной войны появилось много нелепых мифов. Наверное, сотрудники КГБ валялись со смеху каждый раз, заслышав, как американские туристы боятся пользоваться «уборной», чтобы не выдать великую капиталистическую тайну о содержании своих желудков и мочевого пузыря.

Донна расхохоталась.

— Потом те же самые туристы, — продолжил Рубен, — шли в Исторический музей у Красной площади в Москве или в Эрмитаж в Ленинграде — так раньше назывался Санкт-Петербург — и высказывали все, что думают о коммунистах и вождях. Они считали, что в публичном месте говорить безопасно. И зря. Как раз там и стояли «жучки».

— Почему? Откуда ты знаешь?

— Мой друг по Оксфорду как-то ошибся дверью в Историческом музее и увидел оборудование для слежки. Только мне кажется, КГБ больше интересовалось инакомыслящими среди советских коммунистов, чем разглагольствованиями западных туристов.

Они пошли к дому на охоту за «жучками».

— Да, вот еще, — прошептал Рубен. — Ничего не говори Анне.

— О черт, — прошептала в ответ Донна. — Ты хочешь сказать, Анна замешана? Брось! У тебя паранойя. Она милая женщина.

— Может и паранойя. Я просто не хочу ее втягивать, вот и все. Это наше дело, а она — хороший друг.

— Да, если уж речь об Анне, у тебя с нею что-то получилось той ночью? Я забыла спросить, тебе ведь не терпелось выведать, почему я не звонила и не писала. Да ты и так бы не сказал. Но мне было бы приятно знать, что ты еще мужчина в соку.

— Юная леди, не зли меня. Вмешиваться в личную жизнь невежливо. И будь любезна, прекрати хамить и выражаться. Тебе не идет, — строго выговорил Рубен, потом смягчился: —Но раз ты наглеешь, значит, потрясение от «жучков» миновало.

Он вздохнул с облегчением.

Они обыскивали дом несколько часов, нашли одного «жучка» в телефоне. После запоздалого ужина Донна сказала отцу, что ей надо посмотреть «Убеждение» Джейн Остен на кассете, которую она недавно взяла в прокате. Сегодня последний день, объяснила она, потому что завтра контрольная в школе. Донна открыла кассету и выругалась.

— Что такое? Перепутали фильм? Не ругайся.

— Нет. Кажется, еще один маленький «жучок».

Рубен отложил книгу — «Витгенштейн: Лекции и беседы об эстетике, психологии и религиозных верованиях», по которым готовился к занятиям с выпускниками, — и посмотрел наминиатюрный прибор.

— Удаленная миникамера, — опознал он. — Снимает нас через щель в футляре. Умно! Кассета взята напрокат, значит, этого негодяя нам тоже полагалось найти. Где-то недалеко должен быть передатчик, камера вряд ли мощнее радиотелефона. Нужен усилитель, чтобы поймать слабый сигнал и увеличить его… Конечно. Это же очевидно.

— Что очевидно? Мне ничего не очевидно.

Поманив Донну за собой наверх, Рубен захватил фонарик с прикроватной тумбочки, выдвинул лестницу, забрался на чердак и рыскал в темноте, пока не нашел маленький черный ящик размером с мобильный телефон, прикрепленный скотчем к одной из балок.

— Вот и наш передатчик… если не муляж.

Рубен кинул ящик Донне. Она его открыла и крикнула в ответ.

— Тут одна батарейка и крошечная плата. Разве таким штукам не полагаются антенны?

— Может, вплавлена в корпус?

— Точно. Нашла.

— Вытаскивай батарейку, сейчас мы его искупаем. Вряд ли он влагоустойчивый, все способности к передаче и смоются. Такой ящик, скорее всего, передает не больше, чем километра на два. Если за нами следят, они не могли засесть далеко.

— Мой папа топит жучков. Вот что я скажу друзьям, когда они спросят, чем ты занимаешься. Никто не знает, чем занимаются философы. Зато меня поймут, если я представлю тебя истребителем насекомых.

Рубен улыбнулся. Донна сыграла роль противоядия для его страхов.

— Будешь смотреть «Убеждение»? Кассета должна быть где-то здесь. Или… я знаю, что это дико звучит, но почему бы тебе не почитать? Хотя, наверное, это совершенно исключено.

— Пап! Ты рискуешь.

На следующий день представитель «Электроник Стафф», компании по продаже электронного оборудования и обнаружения средств наблюдения, прочесал дом и нашел еще одного «жучка». Тот сидел внутри фальшивой ручки, оставленной на письменном столе в углу гостиной.

— Компьютер разбирали? — спросил молодой эксперт. — Настоящие шпионы не полагаются на программы. Антивирусы и сканирующие программы затыкают дыры за день-другой. Сколько раз вы снимали крышку с системного блока и заглядывали внутрь?

— Нисколько.

— Удивительно, как часто нам приходится слышать такой ответ. Некоторые клиенты блефуют, но по накопившейся пыли сразу понятно, что они вскрывают компьютер, только когда барахлит «железо» или нужен апгрейд. Даже если кто-то заглянет внутрь, то увидит лишь кремниевые джунгли. Никто не разбирается, что к чему.

— Верно. — Рубена заинтересовала техническая лекция.

— Вот почему удобнее следить за вами с помощью вставного кристалла памяти, — продолжил специалист. — Они запрограммированы так, что не обнаруживаются при проверке системы. Дешевые съемные чипы подключают к проводу от клавиатуры. Они снимаются позже или подключаются к Интернету без вашего ведома и отсылают ворованную информацию на электронный адрес.

Эксперт проверил компьютеры Донны и Рубена. Внутри системного блока в пыли остались отпечатки пальцев.

— Взгляните, — техник указал на плату памяти в гнезде материнской платы. — Это не видеокарта. Вас все время записывают. У вас серьезная работа?

— Нет.

— Может, полиция или секретные службы вышли на охоту. Наркотики, терроризм, ограбление банков, порно, педофилия? Хотите сменить национальный флаг или открыть миру истинные политические пристрастия нашего премьер-министра?

— Ничего подобного. Я ученый, теософ.

— Ага! Тогда понятно. Слышал я о плагиате в вашей среде. Не знал, что вы до такого доходите. Этот приборчик — произведение искусства, такими пользуются тайные агенты, стоит о-го-го.

Больше ничего не нашли. Рубен подозревал, что «жучки» — очередное ухищрение перед основным ударом в изматывающей войне, и они сделали свое дело.




ГЛАВА 28

ОТЧЕТ







Мы с Дианой недавно смеялись до упаду, — читал Рубен новое письмо Клэр. — Гарвардская профессорша, специалист по женской теологии, давала по телевизору интервью о Q. Она руководствовалась фрагментом, который вы дали Ричарду Фиделу, и предположениями ученых за последние сто семьдесят пять лет.





Рубен откинулся на стуле, предвкушая удовольствие. Если теория Ричарда про зомби — проходная, то на Q чудаковатые ученые со странными теориями слетятся, как мухи на мед.

Профессорша доказывала, что манускрипт написала Мария Магдалина, потому что близко знала Иисуса и следовала за ним до конца. Но Мария — женщина, а потому отцы церкви, естественно, подавляли ее творчество. Этим самым отцам, по мнению профессорши, страшно было подумать, что ими будет верховодить женщина.

«Признает ли профессорша свою ошибку, когда все откроется? — спросил себя Рубен. — Или поступит, как большинство ученых — будет цепляться за популярную теорию, благодаря которой держится на должности? По Свиткам Мертвого моря издано пять тысяч книг. Она явно пополнит их число своей: „Q написала Мария Магдалина“».

За тридцать лет карьеры Рубен цинично считал, что многие из его коллег обманываются, думая, будто их цель — истина. По опыту он знал, что ученые, сталкиваясь с неудобными фактами, игнорируют их, сколько могут, проходятся по ним частым гребнем в поисках слабого места или искажают собственные теории, подгоняя их к новым фактам. Профессорша, несомненно, заявит, что «Филон» — подходящий мужской псевдоним для Марии Магдалины.






Теолог, на которого повлиял скорее Фрейд, чем другие Евангелия, — вернулся Рубен к письму Клэр, — на голубом глазу утверждает, что греческое слово «воскресать» можно перевести как «напрягаться, подниматься», например «поднимать павшие стены».

Тут он прав. До Нового Завета именно в таком смысле слово и употребляли. Во сне мы расслаблены. Пробуждаясь, мы становимся напряженными, а потом поднимаемся. Все просто. Восстав из мертвых, Иисус поднялся.

Потом теолог-фрейдист перешел на сексуальные понятия, такие откровенные, что я не решусь повторить, и объяснил, что, положив Иисуса в гробницу, его якобы вернули в утробу. Воскресение тремя днями позже означает уход эрегированного мужского члена, оставившего семя новой духовной жизни. Интересная аналогия, мы с Дианой славно повеселились. Телевизионщики прыгали от счастья. Их отделения в Северной Америке завалили гневными письмами.





Рубен трясся от хохота, пока больные ребра не напомнили о себе. Смех оказался заразительным. Соседи по интернет-кафе заулыбались, глядя на него. Рубен улыбнулся в ответ. Даже от такой крошечной дозы веселья напряжение последних дней спало.






Я не задумывалась, как назвать манускрипт, — продолжала Клэр. — Очевидно, Евангелие от Филона. Для научного документа сойдет — в свитке говорится, что его написал Филон, а у нас с Дианой пока нет причин в этом сомневаться. Опять же ученые не станут судить о манускрипте до знакомства с ним, руководствуясь своими представлениями о Q. Мы почти закончили предварительное сравнение стиля Q с другими греческими манускриптами, особенно с фрагментами Мертвого моря того же периода. Вот последние результаты:

Первое, что смутило нас с Дианой — почему для Q предпочли свиток из кожаного пергамента, а не папирус. Абсолютно все найденные христианские манускрипты первых трех веков написаны на папирусе — дорогой бумаге, которую делали по большей части в Египте и Абиссинии из растения Cyperus Papyrus, растущего на болотах.

Пергамент из кожи появился где-то в пятом веке до нашей эры. Однако писцы первого века обычно его не использовали.

Б. Сделанный из кожи пергамент жестче папируса, и пользоваться им можно много раз.

Все фрагменты из седьмой пещеры — на греческом. Было идентифицировано девятнадцать отдельных манускриптов — от 7Q1 до 7Q19. Все на папирусе.





«Что это значит? — встревожился Рубен. — Манускрипт не из седьмой пещеры или вообще не из Кумрана? Все-таки подделка?» Беспокойство тут же улеглось, когда Рубен прочитал дальше:






Однако 7Q находится как раз около 8Q, где нашли примерно сто полосок кожи. Возможно, обитатель восьмой пещеры занимался производством пергамента.

Попала ли исходная версия Q в Кумран из Рима? Мы знаем, что Филон Александрийский приезжал в ессейскую общину Кумрана. Он включил описание ессеев в свой «Quod Omnis Probus Liber Sit» (что значит «О том, что всякий добродетельный свободен»):

Ессеи беззаветно преданы богослужению. Они не приносят в жертву животных. Сторонятся городов и живут в деревнях. Большинство трудится в поле. Другие занимаются мирными ремеслами. Они не копят денег, не покупают и не арендуют землю. Живут без товаров и собственности. Никогда не делают оружия или того, что можно обратить во зло. Не знают торговли. Не держат рабов и осуждают рабство.

Они избегают метафизики, логики и философии, за исключением этики, кою изучают по древним божественным законам иудеев. Каждый седьмой день считают священным и не работают, но проводят время на религиозных собраниях, где рассаживаются строго по рангу и слушают отрывки из священных книг, которые трактуют по древней символической системе.

Они обучаются благочестию, святости, справедливости, священному закону и правилам своего ордена, стремятся к любви Божьей, добродетельной и человеческой, чему посвящают себя до конца жизни. Они не клянутся и не лгут. Верят, что от Бога исходит только добро, и никогда — зло. Они ко всем одинаково добры, живут общиной. Дома тоже общие. Их двери всегда открыты для других членов. У них один на всех кошелек и бюджет. Они вместе едят одну пищу и берут одежду из общих запасов. Они заботятся о больных, юных и престарелых.

Заметьте, Филон говорит, что ессеи не любили философию, метафизику и логику. Хорошо, что вам не выпало жить в их время. Ессеи бы не обрадовались теософу. Интересно, как они отнеслись к Филону. Его восхищала греческая философия, он с ее помощью давал рациональное объяснение иудейской религии.

Однако сведения насчет общинной собственности ессеев, как вы заметили по Q-версии Нагорной проповеди, сочетаются со второй главой Деяний апостолов из Нового Завета, где то же самое говорится о первых членах Иерусалимской Церкви. Больше похоже на коммунистическую идеологию, чем на капитализм.

Может, члены зарождающейся Церкви были заодно с ес сеями? Кажется, да, особенно при их ессейском отношении к жертвоприношениям и насилию. Ранние церковные писатели не советуют брать в руки оружие и идти в армию. Филон и его со временники видели в христианстве ответвление иудаизма, а не новую религию. Не слишком ли самонадеянно предположить, что Филон привез Q с собой, а кумранский писец, сочувствующий христианам, скопировал его?

Q вместе с другими текстами спрятали в седьмой пещере, скорее всего, где-то в 66 году н. э., когда в Иерусалиме началось восстание иудеев против римлян.





«Занятно, — Рубен все больше волновался. — Девять шансов из десяти, что манускрипт и правда написал Филон». По мере чтения шансы то уменьшались, то росли.






С другой стороны, в Кумране так и не обнаружили ни одного истинно христианского манускрипта. Некоторые ученые доказывают, что крошечные фрагменты из 7Q принадлежат Новому Завету и посланиям Иакова и Фомы. Другие возражают, что некоторые слова из манускриптов наводят на мысль об апокрифической Книге Еноха. Здесь точно не скажешь.

В Свитках Мертвого моря упоминается ессейская секта, «Учителя добродетели», «Сыны света» и «Путь». Судя по этим текстам, ессеи считали себя «святыми», которые живут в «доме святости», потому что с ними «Дух Святой», они верили в ритуальное смывание грехов и другие идеи, позже заимствованные христианами. Они же искали мессию, который повел бы их за собой, и ожидали скорого апокалипсиса. Однако Q может оказаться первым истинно христианским манускриптом из Кумрана.

Возникает вопрос, почему в окрестностях не найдено других основных христианских текстов. Большая часть христианских рукописей — из Египта.

Греческий стиль и форма письма идентичны другим греческим фрагментам, обнаруженным в 7Q, и нескольким манускриптам первого века из Александрии.

Мы сравнивали стиль других работ Филона с Q и нашли множество параллелей и сходств. Похоже, автор — действительно он, особенно если учесть, что на него повлияли разговоры с апостолом Петром и другими очевидцами.





Клэр сообщила, что прислала отчеты, и рассказала, как собирается применить технологию мультиспектрального анализа изображения на своей части манускрипта.






Я согласна, что нам следует объединить половины и выставить манускрипт целиком. Еще я думаю, надо показывать его всем желающим. То есть нам подойдет музей или библиотека…

Не знаю, как вы, — закончила она, — а я не слишком разбираюсь в финансовых вопросах. Не представляю, чтобы древние козлиные шкуры стоили десятки миллионов долларов. Но нам нужно это серьезно обсудить. Я всегда хотела посетить Новую Зеландию. Ничего, если я приеду в Веллингтон в ближайшие две недели?





Дальше Клэр приблизительно указала рейс и номер в гостинице, забронированный на три дня.

Рубен чуть не подавился. Уже вторая женщина напрашивается на встречу с ним. Снова ловушка? Нет, не может быть. Он сам с ней связался, и отчеты похожи на подлинные. Клэр просто и логично ответила на его вопрос, что им делать.

Но, приехав в Новую Зеландию, Клэр подвергнет себя и свою команду тем же опасностям, что грозят Рубену. Агенты, которым докладывает Анна, едва увидев их вместе, проверят имя Клэр и забьют его в интернет-поисковик, узнать всю подноготную. Только последний идиот не догадается, что она владеет второй половиной Q или собирается выразить профессиональное мнение о свитке Рубена.

Но встретиться и разработать совместный план надо — так они сэкономят время и снимут вопрос о недоверии. Рубен боялся, что его проследят до интернет-кафе и узнают об их переписке. Профессиональная команда криптологов за пару часов расшифрует все, что угодно.

Надо рассказать Клэр об Анне, «жучках» в доме и боязни сдаться под нажимом спецслужб.

Рубен в отчаянии снял очки и хлопнул себя по лбу, чем привлек внимание мужчины в соседней будке.

Что делать? Чем дольше он думал, тем яснее понимал, что им с Клэр обязательно надо увидеться. Как? Может, ей сменить внешность и назваться чужим именем? Слишком рискованно. Если вдруг что, маскировка только подогреет ненужный интерес.

Просидев несколько минут перед монитором, Рубен взялся за ответ. И тут его осенило. Слабо улыбнувшись, он стер все, что успел написать, снова надел очки и набрал новое сообщение.

Конечно! У меня есть отличная модель того, как нам встретиться. Это же очевидно.




ГЛАВА 29

СТРАХ


— Так у тебя проблемы с «жучками»? За вами следят?

Мне жаль, — посочувствовала Анна Рубену досадно ровным тоном.

Она позвонила якобы спросить, как его ребра. Рубен ответил, что чувствует себя лучше, и многозначительно сообщил о найденных и утопленных «жучках», надеясь на объяснения.

После неловкой паузы Анна выдала лишь убогие соболезнования. Ей явно не хотелось говорить о подслушивающих устройствах. Она вернулась к их отношениям.

Ты злишься на меня? Понимаю. Я поступила нехорошо.

Теперь мяч оказался на поле Рубена. Он хотел бы держать Анну на коротком поводке, но, как с обожаемым непослушным питомцем, долго не вытерпел. Смягчившись от ее чарующего голоса и обезоруживающей искренности, Рубен сам не заметил, как пригласил Анну на ужин.

Вам — бутылка особого вина и цветы, — с энтузиазмом объявила она по приходу. — На десерт я принесла «царскую мазурку» с фруктами и орехами, сама приготовила. Надеюсь, вам понравится.

Рубен с радостью принял ее мирный дар и поблагодарил поцелуем в лоб.

После ужина Донна отправилась учить уроки.

Какая милая девушка, твоя дочка. Мне бы хотелось такого ребенка, — мечтательно сказала Анна. — Жалко, что я ошиблась с замужеством. Теперь уже поздно. Я слишком старая. Зато у меня есть друзья с детьми, например ты. Мне нравится с ними общаться. — Анна подалась вперед и прошептала Рубену на ухо, прикрываясь рукой: — Связной передал мне, что ты вымел из дома электронных жучков. Но, по-моему, остался один на улице, на твоем телефонном кабеле.

Рубен побледнел. Они прослушивали его телефонные звонки и следили за действиями в Интернете — неприятное напоминание о его беспомощности. Связывалась ли Анна с начальством после их разговора? Они попросили ее рассказать о пропущенном «жучке», чтобы показать свое превосходство? Или Анна действительно хотела помочь? Рубен чувствовал себя мышью, которая прячется в норке от кота и не знает, довериться ли советам дружественной крысы.

Спасибо. Я проверю. Не говори ничего Донне. Она разволнуется.

Ладно. Проверь. Я пока схожу к Донне, поспрашиваю об уроках.

Открыв зеленый ящик, через который сотрудники телефонной компании могли добраться до подземного кабеля коммуникаций между его домом и соседским, Рубен увидел на своей линии прибор, подсоединенный «крокодилом».

Шпионы прослушивали его телефон, просматривали электронную почту и страницы в Интернете, а при наличии декодера еще и кабельные программы — если они действительно следили, а не пытались запугать.

Рубен рассердился сам на себя, что не посмотрел в таком очевидном месте. Подумал только о «жучках» в доме, на личных вещах и в машине, забыв об удаленном наблюдении.

Рубен взялся было снимать устройство, но передумал. Пусть лучше останется уже известный ему шпион. Может, получится употребить его себе на пользу.

Привет, Ричард, — говорил Рубен следующим вечером. — Я решил тебе позвонить, на работе говорить неудобно, рядом всегда кто-то есть.

Все в порядке. — Ричард Фидел обрадовался, что Рубен сам позвонил. — Спонсоры, которых я выстроил в очередь, сделают твердое предложение, когда манускрипт будет в университете. У тебя есть месяц. А лучше — быстрее. Мне понадобится точная дата, потому что я договорился с охранным предприятием — они согласны караулить манускрипт бесплатно, если мы сделаем им рекламу, а нам это нетрудно. — Ричард перевел дух и продолжил: —Кстати о рекламе. Спонсорам ее только подавай. Ну и конечно, как я уже говорил, нам и университету тоже будет польза. Ты совершенно прав, я раскаиваюсь, что показал журналистам кусок, который ты дал мне на перевод. На сей раз я ничего не скажу, пока мы не закончим предварительное исследование и не будем уверены, что манускрипт подлинный. Мне кажется, подлинный. Такое предчувствие.

— Да?

— Ну и твое мнение тоже многого значит, — льстиво добавил Ричард.

Слушая грандиозные планы Ричарда, Рубен невольно подумал: «Теперь, когда ты поймал всех на мою приманку и обеспечил себе прекрасное будущее, можно и обо мне позаботиться. Подлиза, иначе и не скажешь».

— Ну как? — Ричард закончил свой экспромт.

— Я все сомневаюсь, — неискренне поделился Рубен. — Может, отдать его израильтянам? Сделать доброе дело, проникнуться духом соглашения ЮНЕСКО о репатриации древних артефактов? В Новой Зеландии скоро появятся нужные законы.

— Шаг, достойный восхищения, Рубен. В душе я с тобой согласен, — быстро среагировал Ричард.

— Да, стоит серьезно подумать, — повторил Рубен для шпионов.

— Кстати, — ухватился Ричард за шанс спасти свою мечту. — Может, сделаем предварительный анализ и выставим Q на пять лету нас, или даже пригласим израильтян участвовать в проекте? У них довольно опыта в этой области. Потом отдадим манускрипт им. Должно получиться.

— Я подумаю. Я еще не решил, — и, чтобы шпионы не скучали, Рубен добавил: —Ты все страдаешь от нападок журналистов, любителей богословия, религиозных фанатиков и теневых антикваров?

— Еще как. Большинство ничего не понимает в современной библейской науке. Они предпочитают цепляться за свои шаткие предубеждения и образы из воскресной школы. Те, что называют себя христианами, чаще всего не стесняются в выражениях. Некоторые меня даже прокляли.

— Да, тяжело тебе.

— Такова цена нашей работы… Я как раз дорабатываю доклад по твоим строчкам из Q. Я говорил? Буду читать на конференции по библейской археологии в Беркли через неделю.

— Да, что-то припоминаю, — ответил Рубен.

— Вот почему хорошо бы тебе передать манускрипт в течение месяца… недели через две, как я вернусь… или покажи мне хотя бы фотокопию до конференции, — с надеждой предложил Ричард.

— Я подумаю. Но лучше выставить весь манускрипт в одном месте на всеобщее обозрение, чем он кусками будет просачиваться по теневым каналам. Не стоит давать пишу для пересудов и безумных теорий.

Вешая трубку, Рубен надеялся, что приятели Анны увидели его на распутье трех дорог: что лучше — оставить манускрипт в Новой Зеландии, передать его израильским властям или сначала выставить на родине, а потом отослать в Святую Землю?

Если Анна сообщила наблюдателям, что Рубен знает о прослушивании своего телефона и просмотре электронной почты, они сочтут разговор с Ричардом за дезинформацию и подумают о четвертом выходе.

«Если бы у меня были возможности, как у этих людей, я догадываюсь, как поступил бы дальше». Рубен поморщился от одной мысли.

— Спасибо, что дал вести, пап. Мне надо потренироваться.

Донна сидела за рулем их престарелой «тойоты», они ехали по извилистой Римутака-Хилл-роуд из Веллингтона через долину Хатт и вниз к Вайрарапа на другой стороне. Рубен заверил дочь, что она прекрасно справляется с крутой дорогой и вскоре сможет получить водительские права.

Они наслаждались загородной прогулкой, приходя в себя после недавних событий. «День скрепления родственных уз», как шутливо обозвала мероприятие Донна. Рубен улыбнулся, когда она быстро добавила:

— Но я читала, что если водить учит отец, эффект может получиться противоположный.

Юношеский задор Донны смягчал беспокойство, терзавшее Рубена.

Покатые фермерские участки и виноградники сменились холмами, обдуваемыми ветром, а они все ехали мимо причудливых городков и деревень, которые давно стали любимым местом для однодневных туристов из Веллингтона, спешивших избавиться от города, вдохнуть деревенский воздух, попробовать знаменитое вино и поужинать в модных ресторанчиках. Те, кто поэнергичнее, ловили в реках форель, преодолевали пороги на каяках, ныряли за лангустами с неровного берега или охотились в горах на диких медведей и оленей.

— Эй, пап, кажется, ты заразил меня паранойей. Я еду на самой низкой скорости. Нас все обгоняют, а какие-то придурки даже показали мне комбинацию из трех пальцев за то, что ползу как черепаха.

— Я заметил. Рад, что ты не…

— Тогда с какой стати двое в машине позади упорно тащатся за нами от самого Келбурна? По-моему, за нами следят. — Донна вдруг поняла, о чем говорит, и оценила последствия. — Блин. Хоть бы я ошиблась. С меня хватит!

Она вцепилась в руль и украдкой посмотрела в зеркало заднего вида.

Рубен в кои-то веки не обратил внимания на ее ругательство, приказал дочери не спускать глаз с дороги, а сам взглянул в боковое зеркало. Донна права. В красной машине сидели двое мужчин и намеренно держали дистанцию, подходящую для наблюдения. Автомобиль — «форд» последней модели, возможно, из проката. Водитель явно выше и стройнее довольно пухлого пассажира. Оба в темных очках, толстяк — с сигаретой.

Они выглядели как два детектива на отдыхе. Рубена вновь охватил ужас. Внешне он сохранял спокойствие, но тело напряглось, а дыхание участилось. Не превратится ли их милая загородная прогулка в кошмар?

— Думаю, ты права. Наш дуэт, Лорел и Харда, вряд ли наслаждается видом или жаждет попробовать «Пино Нуар», — попытался Рубен успокоить Донну, одновременно припоминая, кто был кем в популярных комедиях двадцатых-тридцатых годов. Пусть худой будет Лорелом, а толстый — Харди, только они шутить не станут. Рубену совершенно не хотелось повторить представление с ломанием ребер.

— Остановись у «Картертона», я куплю тебе что-нибудь попить. Заодно проверим твою теорию, — пробормотал он, изо всех сил стараясь говорить спокойно.

— Спасибо. А потом давай ты сядешь за руль? — попросила Донна. — Я не умею летать на бешеной скорости по здешним дорогам. Я еще учусь, вот описаюсь от страха и загремлю в кювет. А вдруг они начнут стрелять по нам из пистолетов? О, черт. Думаешь, начнут? Они похожи на мафиози. Давай бросим машину и уедем домой на поезде… О, черт, нет, забудь, я сглупила. Они тоже сядут на поезд и убьют нас в тоннеле Римутака. Через него ехать целую вечность. Никто и не узнает, кто нас прихлопнул.

— Донна. — Рубен выдавил улыбку. Он не собирался признавать, что его посетили сходные образы. — Не выдумывай. У тебя слишком богатое воображение. Насмотрелась триллеров. Часто ли такое случается в Новой Зеландии? Раз в десять лет или…

— А вдруг сегодня как раз десятый год?

Они нервно рассмеялись. Что же на уме у преследователей?

Когда они припарковались у «Картертона», красная машина остановилась в половине квартала от них. Лорел и Харди не вышли, темные очки провожали Рубена с Донной, пока они рассматривали витрины.

«Они специально показывают, что шпионят за нами, — размышлял Рубен. — Значит, цель у них та же, что у „жучков“ и взломщика… запугивают меня, чтобы выманить манускрипт. Пусть так, но они похожи на профессионалов. В любой момент могут получить приказ вытрясти Q. Тогда они возьмут меня в тиски. Но как и когда?»

Рубен убеждал себя, что не передумает и не отдаст манускрипт Израилю, но под давлением терял самообладание и боялся думать, что будет дальше.

С растущей тревогой он сел за руль.

«Форд» их не отпускал. Рубен давил на газ, и Лорел с Харди прибавляли скорость. Рубен едва полз, и Лорел с Хар ди следовали его примеру. Иногда между ними вклинивались другие автомобили, но когда они проезжали мимо, красный «форд» появлялся вновь.

Рубен постоянно смотрел в зеркало заднего вида. Преследователи продолжали буравить взглядами его машину. Они редко переговаривались, Харди не вынимал изо рта сигарету. Их присутствие угнетало, у Рубена сводило живот и потели ладони, а это повышало вероятность ошибки.

— Почему бы не пожаловаться полиции, что нас преследуют? — нашла выход Донна.

— Потому что закон не запрещает ехать туда же, куда и мы. Нам придется доказывать, что у них преступные намерения.

— Значит, мы от них не отвяжемся, пока они нам что-нибудь не сделают?

— Боюсь, что так.

Рубен с Донной остановились пообедать в «Мастертоне». Лорел и Харди последовали за ними в кафе, и Рубен воочию убедился, как им подходят клички. Не слишком дорогая элегантная одежда в свободном стиле — то же самое носит большинство однодневных туристов. Судя по фирменным темным очкам, коротким стрижкам и уверенной невозмутимости, служат в полиции или военной организации. Полувоенной? Секретной? Темные очки скрывают лица, но оливковая кожа выдает средиземноморское или ближневосточное происхождение.

Донна не оценила сравнения с Лорелом и Харди. Даже «Братья Блюз» ей незнакомы, понял Рубен. Он бросил попытки шутить, когда дочь призналась, что ее вырвет, если она будет есть на глазах у преследователей.

Рубен чувствовал себя примерно так же, но следовало сосредоточиться на дальнейших действиях противника. А значит, надо успокоить Донну. Нельзя чтобы паника дочери толкнула его не в ту сторону.

— Представь, что мы дипломаты в Советском Союзе во время Холодной войны, — сказал он, с тревогой заметив, что ее зрачки расширились от страха, а тело сжалось в комок. — КГБ часто устанавливало слежку за иностранными дипломатами, чтобы не выпускать их из виду. Пытаясь избавиться от «хвоста», дипломаты только усложняли жизнь себе и своим близким. Поэтому им приходилось терпеть людей КГБ. Я слышал, некоторые семьи специально останавливались подождать агентов, а те иногда так привыкали к своим подопечным, что помогали им менять спустившую шину. Вреда от них не было никакого.

Собственные больные ребра и невозмутимые лица парочки напомнили Рубену, что преследователи не так безобидны, как он пытался внушить Донне. Это натренированные профессионалы, которые выполнят свою работу любыми средствами.

— Ты так говоришь, чтобы меня успокоить.

— Нет, правда. Так все и было. Подобные истории не для рейтинга. Зрители любят скорость, движение и опасность, борьбу зла и хороших людей, которые, естественно, применяют те же методы, что и плохие. Это мир вымысла и высокооплачиваемых трюкачей, не Вайрарапа в солнечный субботний день.

Рубен глотнул кофе с молоком и взглянул, как Лорел и Харди ковыряют вилками мясо с жареной картошкой.

— Зачем им трюки, если есть пулеметы? Из нас кровь хлынет, как из дуршлага, и мы испустим последний вздох… а я даже еще не стала женщиной, — хныкала Донна, не убежденная папиной логикой.

Рубен понял, что тут надо постараться. Пропустив мимо ушей ее мрачные предсказания, он продолжил:

— Я слышал от друга, который работал в бывшем Советском Союзе, что если КГБ брался за слежку всерьез, заметить ее было невозможно. Они составляли команду из восьми человек и общались друг с другом по радио, никто не устраивал такого спектакля, каким нас порадовали сегодня. Красная машина торчит, как пожарный кран. А темные очки! Избитый шаблон!

— Мне было два года, когда пала Берлинская стена… очень давно… времена изменились. Эти злобные уроды явились по нашу душу — как тот взломщик, который сломал тебе ребра ночью. О черт. Мне страшно!

Рубен почувствовал, как ее страх отдается эхом у него внутри, и постарался ответить спокойно:

— Но ничего ужасного они пока не делают, верно?

— Ждут безлюдного места. Они врежутся в нас, когда мы будем объезжать гору Римутака, и мы разобьемся в сотнях метров от дороги, машина взорвется, и мы сгорим. Сошлются на несчастный случай. Так делают киллеры.

Сценарий Донны выглядел правдоподобно, за исключением одной важной детали.

— Как скажешь, дорогая. Но если мы будем валяться мертвыми на дне ущелья, как Лорел и Харди получат манускрипт, который им так нужен? Давай остановимся на моей версии и вежливо подождем, пока наши преследователи доедят, — подвел итог Рубен, не убедив даже самого себя. — Мы же не хотим раздражать их без повода? Вообще-то они не предполагают, что мы будем их ждать. Они занервничают.

Другой тактики Рубену в голову не приходило. Он рассудил, что лучше видеть дуэт, чем страдать от незнания.

Донна взяла женский журнал, и напряженно перелистывала новинки моды и пикантные новости о бездельной жизни знаменитостей, пока дуэт, не снимая очков, платил по счету.

Погуляв около часа по городу и местному парку (при этом Лорел и Харди держались на уважительном расстоянии в сто пятьдесят метров), добыча и охотники расселись по машинам и друг за другом двинулись по живописной дороге в сторону Веллингтона. Донна беспрестанно ломала пальцы и грызла ногти. Потом вытащила сотовый и набрала сообщение.

— Кому? — осведомился Рубен.

— Если тебе так интересно, Эмме. Я предупреждаю, что за нами слежка, на случай, если произойдет что-то нехорошее.

— Убери телефон. Эмма только начнет задавать вопросы. Тогда тебе придется рассказать о манускрипте… и вообще, ничего не случится.

— Черт, иногда ты меня убиваешь… Ты надеешься, что ничего не случится. А мне интуиция подсказывает обратное.

— Я понимаю, ты напугана. Неприятно, что за нами следят. С кинозвездами тоже такое бывает. Но это не повод выражаться.

Они ехали молча несколько минут, приводя в порядок нервы. Писк и желтая сигнальная лампочка перепугали их. Рубен так увлекся видом в боковом зеркале, что забыл о приборной панели. У них почти кончился бензин. Рубену совсем не хотелось застрять на пустынной дороге у горы Римутака. Стать удобной мишенью и ждать Лорела и Харди, которые притворятся помощниками. Но последняя деревня пролетела за окном километр назад.

Выход оставался только один. Рубен сбросил скорость, свернул к обочине и воспользовался свободным местом, чтобы развернуться. Он проехал мимо Лорела и Харди, которые уставились на него скорее недоуменно, чем сердито. Охотники подождали, пока проедут несколько машин, тоже развернулись и быстро нагнали Рубена. В зеркале он видел, как Харди вынул сигарету изо рта и что-то сказал напарнику. Оба улыбнулись. Наверное, посмеялись над ними с Донной.

В деревне Рубен снова развернулся, въехал на заправку и стал наполнять бак.

У колонок заметил, что водитель бензовоза просто подсоединил шланг к подземному баку заправки и, наплевав на обязанность следить за процессом, зашел внутрь станции, поболтать со служащим, пока суд да дело.

Лорел и Харди ждали на другой стороне дороги и наблюдали. Краем глаза Рубен видел, что Харди закурил очередную сигарету, слушая Лорела. Потом кивнул, и они тоже повернули к заправке.

Взвизгнули тормоза, и «форд» вынужденно затормозил посреди улицы. Лорел и Харди не заметили роскошный спортивный автомобиль, который сорвался с места и буквально пролетел сто метров до заправки. Встав в полуметре от «форда», водитель погудел Лорелу и Харди, подал назад, затем рванул вперед и первым въехал на заправку.

Красный «форд» закончил разворот и притормозил в десяти метрах от черного «спортсмена». Рубен услышал, как грохнула дверца машины, когда Харди вышел к водителю, который уже направлялся к единственной свободной колонке.

— Куда торопитесь? — холодно спросил Харди.

— Что-то не так? — поинтересовался водитель, не останавливаясь.

Харди преградил ему дорогу.

— Вы палили резину, как на гонках, не глядя перед собой. А вдруг из-за угла выскочил бы ребенок?

— Простите. Вы разворачивались посреди дороги. Я ехал по правилам.

— Неужели? — насмешливо переспросил Харди.

— Представьте себе. Я разбираюсь в законах. Я юрист. Так что если хотите подать на меня в суд, прошу вас. Правда, у вас мало шансов выиграть дело. А я повешу на вас расходы.

— Не сомневаюсь. Такие, как вы, беспокоятся только о собственных правах.

Харди презрительно уронил недокуренную сигарету под ноги юристу и вернулся в машину.

От их перепалки Рубен перепугался еще больше. Харди говорил с австралийским акцентом — заезжий киллер? — а готовность идти на конфликт выдавала энергичного и бестрепетного человека. Рубен надеялся, что Донна ничего не слышала, или не сделала выводов, которые оправдывали ее худшие страхи. Он оплатил бензин и сел за руль.

Дочь была мертвенно-бледной и тряслась. Перед уходом Рубен оставил окно со своей стороны открытым.

— Я же говорила. Ты ведь не слушал, да? О господи, я больше не могу, — заскулила она.

— Не расстраивайся так, дорогая. Это всего лишь перебранка с неаккуратным водителем, — старался успокоить ее Рубен. — Ничего не изменилось.

Стычка еще больше насторожила Рубена. Оправдывались его худшие подозрения: Лорел и Харди скоро навяжут им свою неприятную компанию.

Отъехав от заправки, он остановился в восьми метрах вниз по дороге.

— Какого черта ты встал? Давай убираться отсюда, пока они заправляются, — истерически потребовала Донна.

— Послушай, у них машина быстрее, и они явно не новички в погонях. Я хочу знать, где они, и не собираюсь их злить без нужды.

Донну он не убедил.

— Ну, пап, ради всего святого, поехали.

— По-моему, в данной ситуации мой вариант разумнее.

Донна недоверчиво покачала головой. Рубен отвернулся, чтобы не смотреть на ее страдания и заодно проследить за станцией. В лицо подул ветер, и где-то вдалеке раздался звонок мобильника.

«Может, Лорелу и Харди уже приказывают быть понастойчивей», — занервничал Рубен и прищурился от вечернего солнца.

Нет, не то.

— Ложись! — крикнул он Донне и одним движением кинул ее на пол, второй рукой расстегивая ремень безопасности, чтобы упасть сверху и прикрыть дочь собою.

— Какого дьявола?..

Слова Донны перекрыл оглушающий грохот взрыва где-то поблизости. Долей секунды позже отец с дочерью задохнулись от горячего потока, который ударил в лицо. Воздух собрался в мощный кулак и еще крепче прижал их к полу. «Королла» вздрогнула, когда воздух высосало наружу, а потом обратно, когда давление вернулось в норму.

Кашляя и отфыркиваясь, они снова смогли дышать и с потрясением учуяли резкую вонь горящего топлива. Рубен и Донна не поднимали голов еще несколько секунд, пока их автомобиль обстреливало мелкими осколками.

— Как ты, Донна? — Рубен сел в водительское кресло и посмотрел в заднее окошко, которое покрылось несколькими трещинами.

— Они пытались нас убить, — всхлипнула Донна, цепляясь за отца. — Убить. Они пытались нас убить. Я же тебе говорила… ублюдки! Они бросили бомбу… ручную гранату. О господи. Не высовывайся. Заткнись и притворяйся мертвым. Они прикончат нас из пулеметов. Почему они не оставят нас в покое?

Юрист торопился обратно в Веллингтон. Он собирался провести часок с любовницей у нее на квартире и успеть домой до прихода жены, которая в субботу сражалась с клюшками для гольфа. Визит к клиенту, строящему великолепный конференц-отель в винном регионе, прошел как по маслу, и портфель лопался от подписанных контрактов — почему бы не отметить?

«Буду в 4. ОК? д/н». Такое сообщение он послал любовнице из магазинчика около заправки. Она не знала, что и думать. Собирается заехать за ней в четыре? Он обещал купить ей сумочку, но четыре часа — слишком поздно для покупок в субботнем Веллингтоне. Может, просто хочет заняться сексом в четыре. Ответив «д» в смысле «да» или «н» в смысле «нет», она вряд ли узнает, к чему готовиться.

Лучше поговорить, чем отбивать пальцы, набирая десяток сообщений. Она знала, что он ездил один, а значит, звонить можно. Набрала номер его сотового и стала ждать.

Спустя четыре гудка его телефон умолк.

Юрист отвинтил крышку бака у спортивного авто и взял заправочный «пистолет». Одновременно взглянул на двоих в красном «форде».

— Классические громилы, — пробормотал он себе поднос.

Когда он вставлял «пистолет» в отверстие бака, зазвонил сотовый. Как натренированная собака Павлова, он полез свободной рукой в карман за телефоном. Тот выскользнул из ладони и, разбиваясь о бетонный пол, сверкнул в последний раз.

Через несколько месяцев в федеральном суде доказывали, что этой единственной искры сорока трех градусов по Цельсию хватило, чтобы воспламенить испарения тяжелее воздуха, которые шли от мелкой лужицы топлива рядом со спортивным автомобилем юриста.

Другие специалисты говорили, что это чепуха. Одного ватта энергии, который вырабатывает сотовый телефон, недостаточно. В фонарике или статическом электричестве от синтетики и то больше. Знаки с просьбой выключать сотовые телефоны у заправочных станций лишь закрепили миф. Мобильник в состоянии вызвать взрыв, только если его подожгут и бросят на пол.

Эксперты обращали внимание, что обугленная правая рука тянулась к остаткам сотового, то есть юрист машинально отпустил «пистолет», чтобы спасти телефон.

Свидетель видел, как невысокий мужчина из арендованного «форда» выкинул сигарету на землю, а затем поднялся ветер. Огонек сигареты мог разгореться и долететь до лужицы топлива.

Как бы то ни было, секундой позже смесь воздуха и бензина превратилась в гигантский огненный шар, который воспарил на сотню метров. Взрывом разнесло неработающий бензовоз, и от новых несчетных литров топлива пламя разбушевалось еще сильнее. Громадное облако черного дыма вскоре окутало всю Южную Вайрарапа.

— О господи! Не может быть, — вскрикнул Рубен.

— Нас едва не убили, а ты переживаешь из-за какой-то машины.

— Донна, забудь ты про нас! Оглянись. Это просто кошмарный несчастный случай. Надо помочь.

Обычно человеку требуется от восьми до десяти секунд, чтобы среагировать в критической ситуации. Именно столько мозг переваривает новую информацию. Рубен медлил секунду. Донне он кричал уже с улицы, на бегу к разнесенной горящей заправке. Донна быстро его нагнала.

— О черт. Какой ужас. Меня вырвет.

Около дымящейся колонки она заметила обугленные останки юриста, его вытянутую руку. Глаза видели тело, уши слышали шипение плоти, но мозг отказывался воспринимать. Только ничто не могло спасти Донну от тошнотворного запаха горящего тела и топлива.

Позже по Веллингтону прокатился слух, что из уважения к покойному младшему партнеру и к людям с богатым воображением местная юридическая фирма сменила планы на корпоративный отдых. Вместо барбекю на природе они предпочли отправиться в круиз по заливу, с вином и рыбалкой.

Арендованный «форд» взрывной волной выкинуло к выезду с заправки, прочь от горящего топлива. Краска, уже не красная, расплавилась и пошла пузырями. Передние колеса потрескались и сдулись. Внутри за разбитом лобовым стеклом в беспамятстве валялись Лорел и Харди, темные очки перекосились, из многочисленных царапин сочилась кровь. Они каким-то образом избежали ярости огненного шара, но теперь могли задохнуться в дыму, не говоря о распространяющемся пламени.

Жар обжигал — так солнце припекает вчерашний ожог, — но, стянув свитер и обмотав им ладони, Рубен кинулся к автомобилю и схватился за ручку. Не обращая внимания на нестерпимый жар, который чувствовался даже через свитер, он потянул дверцу на себя. Та не поддалась. Рубен уперся ногой в крыло машины и дернул изо всех сил. Дверца распахнулась, и Рубен отлетел назад.

— Я помогу. — Рядом появилась Донна.

Рубен не спорил. Он схватил потерявшего сознание водителя — Лорела — и выволок его из машины. Донна обхватила длинные ноги мужчины, Рубен взял его за плечи, и они вдвоем оттащили Лорела на обочину. Нырнули обратно к толстяку. С этим было гораздо сложнее.

— Эй, друг, мы все сделаем. Вам туда нельзя.

Два добровольных пожарника, подоспевших из супермаркета напротив, полоснули мимо Рубена огнетушителем и вынули Харди из горящих обломков. Другие сотрудники магазина спешили с водой и льдом, а в деревне завывала сирена, созывавшая остальных членов пожарной команды на станцию.

Донна стояла подле Ричарда и вместе с ним кашляла, пытаясь очистить легкие и нос от дыма. Рубен заметил, что дочь покраснела, как от солнечного ожога, ее кожа и одежда покрылись копотью. Широко раскрыв глаза, она с недоверием смотрела на весь этот разгром. От взрыва побились окна в квартале от заправки. Движение на главной дороге остановилось, люди выскакивали из машин и бежали к ним, на помощь. Как только утихло пламя, какая-то женщина закрыла поджаренного юриста походным одеялом.

От заправки осталась лишь одна горящая стена. Бензовоз превратился в черный стальной скелет. Громадный дизельный двигатель продолжал тарахтеть, несмотря на плачевное состояние машины. Водитель грузовика и служащий исчезли под грудой обломков разрушенной станции.

Донна закатила глаза и потянулась к отцу. Ноги подкосились, и она повалилась вперед. Рубен инстинктивно подхватил дочь и опустил на землю.

— Вам помочь? Я врач.

Рубен едва взглянул на женщину с медицинским чемоданчиком.

— Да, пожалуйста. Это моя дочь, она…

Он вдохнул, закашлялся, не в состоянии договорить, и присел на асфальт рядом с Донной. Он отхаркивал копоть, слезы на лице мешались с сажей.

Донна была права. Насилие из голливудских фильмов перебралось в Вайрарапа. Но, несмотря на свои страхи, она сделала правильный выбор и помогла спасать тех, кто их преследовал. Второй раз за десять дней она вела себя как настоящая героиня.

— Похоже, ваша дочь в обмороке. Я проверю. Вам обоим досталось.

— А люди из «форда»?

— Мои коллеги о них позаботятся. Они живы. Хорошо, что мы ехали мимо на конференцию.

Врач посмотрела глаза Донны, послушала сердце и дыхание.

— По первому впечатлению ничего серьезного. Мелкие ожоги, немного дыма в легких… и шок.

Быстро осмотрев Рубена, врач поставила тот же диагноз.

— Вам обоим нужен тщательный осмотр и помощь психолога.

События следующего часа слились для Рубена в одно неясное пятно. Донна очнулась и повисла у папы на плече, пока врач лечила мелкие царапины. Боль от ожогов смягчили пакетами со льдом, но доктор предупредила, что через пару дней все равно появятся волдыри.

Появилось несколько пожарных машин, полиция и «скорая помощь», вслед за ними — вертолет спасателей. Пожарные залили все пеной, погасив небольшие очаги пламени и охладив бывшую заправочную станцию. Кто-то выключил рокочущий двигатель бензовоза, и начались страшные поиски останков водителя и служащего заправки. Донне и Рубену дали подышать кислородом. Вертолет забрал Лорела и Харди в ожоговый центр больницы Хатт, и движение на шоссе восстановилось.

Рубен и Донна решили отложить поход к психологу. Боялись, что он только усилит страх за будущее.

Дав показания полиции и заверив их, что он в состоянии вести автомобиль, Рубен принял чашку крепкого чая с уймой сахара от владельца местного кафе, у которого они еще и освежились в ванной. Затем поплелся вместе с Донной обратно в побитую, черную от копоти машину.

Они медленно ехали до Келбурна и молчали всю дорогу. У Рубена горели руки, боль помогала сосредоточиться на вождении, а не на событиях часа.

— Что еще с нами будет? — нарушила тишину Донна, когда они подъезжали к Веллингтону. Не дожидаясь ответа, она положила голову отцу на плечо и заснула.

Все-таки удался день скрепления родственных уз.




ГЛАВА 30

ПОСЛЕ ВЗРЫВА


Рубен с Донной неуверенно вошли домой под трезвон телефона. Несмотря на включенную на полную мощность печку в побитом автомобиле, они тряслись от запоздалого шока и страха перед тем, что произойдет дальше. Вдруг кто-то поджидает у двери, чтобы наброситься? Если так, то Рубен сомневался, что сумеет дать отпор. Вдруг кто-то звонит с угрозами?

— В чем дело? Он не кусается, — рявкнула Донна, оттолкнула Рубена и схватила трубку.

Звонила ее подружка Эмма:

— Донна, ты как? Нормально? Ты молодец. Просто фантастика. Я так тобой горжусь. Ты выглядела так круто, а потом — так странно. Только подумать, моя подруга — героиня. Ух ты. Офигеть. Как тебе удалось? Я про то, как ты с отцом кинулась в огонь спасать того типа.

Слушая радостную болтовню Эммы, Донна потихоньку успокаивалась.

— О чем ты?

Донна не понимала, откуда Эмма знает, что они с отцом пережили.

— То есть ты не в курсе.

— В курсе чего, Эм?

Когда она скажет толком?

— Вас показывали в новостях несколько минут назад. Какой-то турист снимал на камеру главную улицу, когда взорвалась станция. Его пленку и показали. Кошмар. Ужасный изрыв и гигантский огненный шар, повсюду осколки — прямо как в кино! Видно было прекрасно, хоть камера сильно тряслась. Турист заснял все, но в студии кое-что вырезали, сказали, что показывать тело слишком страшно. Правда, страшно?

— Да. Слушай, стыд-то какой…

— А потом твой папа дернул дверь горящей машины, и ты помогла ему спасти человека, лежавшего без сознания. Вы правда кинулись в самое пекло? Или просто снимали под таким углом? В новостях передали, что те двое выжили, но три человека скончались. Черт, Донна, ты — знаменитость. С тобой столько всего случается. А со мной — совсем ничего. Ты такая счастливая.

Донна передернулась, но выдавила слабую улыбку — надо же, ее считают счастливой, когда ее жизнь перевернулась вверх тормашками, она постоянно ждет очередного несчастья и боится киллеров.

Она вдруг напряглась, услышав стук в переднюю дверь, отозвавшийся мрачным эхом по всему дому. Кто там? Друг, враг или посторонний? Нервы у нее были на пределе. Еще одно потрясение — и она точно сломается.

— Эй, пап, в дверь стучат, — крикнула Донна, прикрыв трубку рукой, и замерла, гадая, кто же там, а Эмма все превозносила свою суперподругу.

На пороге стояла Анна с букетом цветов.

— На вас столько всего свалилось. Вы такие отважные. Какой кошмар. Я видела по телевизору, что с вами произошло. Не думала застать вас дома. Помочь вам? Я приготовлю поесть.

Рубен со вздохом кивнул, радуясь, что это всего лишь Анна. Он слишком вымотался и перенервничал, чтобы сопротивляться.

Прикончив наскоро приготовленный омлет и ответив на звонки друзей и репортеров, которые желали взять интервью у команды спасателей — дочери и отца, — Донна ушла наверх, приняла душ и заснула через несколько минут. Потом она кричала во сне, заново переживая события дня, видела, как сгорает дотла, пытаясь вытащить отца из горящей машины. Рубена мучили похожие видения.

Психологические травмы заживают годами. Чудовищные образы насильственной смерти преследуют очевидцев до конца дней. Следующие несколько недель отец с дочерью удивлялись, сколько повседневных запахов, которые они редко замечали, возрождает болезненные воспоминания о жуткой вони горящей человеческой плоти.

Пересказывая взрыв на заправке, Донна всегда упоминала о потрескивающем юристе, который лежал у горящих останков былого символа успеха и предмета гордости. Слушатели всегда приходили в ужас — и возбуждение. Но Донна никогда не описывала запах. Его она упорно пыталась забыть.

— Наверное, ты очень гордишься дочерью, — сказала Анна, когда они убирали со стола. — Но ты ведь беспокоился, когда она взяла и кинулась в огонь.

Рубен подумал, как объяснить Анне, что с детства учил Донну приходить на помощь любому, другу или врагу, потому и не стал вмешиваться, хотя она рисковала жизнью. Когда огонь потушили, пожарные сказали, что им повезло. Оказывается, бензобак «форда» мог взорваться от жара горящих покрышек.

Он честно ответил Анне:

— Если бы с Донной что-то случилось, я бы опустел. Во мне погасла бы искра жизни. Она пришла после Джейн, когда я уже почти оставил надежды. Рождение Донны — лучшее, что с нами произошло за всю жизнь. Она многое взяла от матери, она — живая связь с ней, форма бессмертия.

Заметив, что Анна упомянула о дуэте Лорела и Харди, Рубен нашел уместным спросить, знала ли она, кто они.

— Да. Я же предупреждала тебя, — удивилась в ответ Анна. — Им приказали убедить тебя вернуть манускрипт Q Израилю. Они бы преследовали вас с Донной несколько дней, чтобы напугать и сломить тебя.

— Так я и думал.

— А вы спасли им жизнь. Ты поступил великодушно. Вряд ли я позаботилась бы об агенте, который сидит у меня на хвосте, или о своих недоброжелателях.

— Христиане должны любить тех, кто причиняет им зло, даже рисковать жизнью ради них… хотя мы с Донной тогда об этом не думали. Мы просто сделали то, что сделал бы на нашем месте любой.

Рубен набрался смелости и задал главный вопрос:

— Что же дальше? Или ты не знаешь?

— Несчастный случай только произошел. Пока не знаю. Когда узнаю, скажу. Но думаю, ты хочешь либо оставить Q в Новой Зеландии, либо отдать его Израилю. Ты колеблешься… Прости, я собиралась молчать о манускрипте. Обещание надо держать… Но ты сам спросил.

Слова Анны доказывали, что ее боссы подслушали разговор Рубена с Ричардом, и она все знала.

— Да, я действительно спросил, и не возражаю против разговоров о Q, раз твои хозяева не прекращают на меня давить.

— Ладно. Я не знаю, что они предпримут дальше, но догадываюсь. За тобой установят слежку, чтобы узнать, где ты прячешь манускрипт, а я буду уговаривать тебя отдать его Израилю. Хорошо бы ты меня послушал.

— Хорошо ли? — засомневался Рубен. Старания агентов не пропали даром. Он боялся. Но также злился и укреплялся в намерении ни за что не отдавать манускрипт хозяевам Анны.

— Конечно. Тогда он не будет стоять между нами. Я переведусь в Веллингтон, к тебе. Я уже спросила о рабочей визе. С моими знаниями меня возьмут.

Рубен в душе поморщился от грубой попытки эмоционального шантажа. Если он хочет остаться с Анной, ему придется отдать Q. Но все-таки не стоило выдавать ей, что он чувствует.

— Обязательно возьмут. Двадцать пять лет назад у нас почти не было экономистов. Теперь они повсюду. Они — как арахис. Чем их в стране больше, тем больше мы в них нуждаемся. Другой вопрос, хорошо ли это, особенно при том, что они редко соглашаются друг с другом, — с лукавым блеском в глазах заявил Рубен.

Анна рассмеялась и попеняла ему за излишнюю строгость к экономистам. Они замолчали. Анна размышляла, что бы еще сказать. Надо действовать осторожно.

— Прости, что спрашиваю. Как бы так выразиться… Ты не любишь евреев?

— Нет. Вроде нет, — нахмурился Рубен в замешательстве.

— Некоторые христиане винят евреев в смерти Иисуса. В Америке фильм Мела Гибсона «Страсти Христовы» еще больше настроил людей против евреев… А ты, — она запнулась, решая, договаривать ли до конца, — ты не захотел меня той ночью, и мне кажется потому, что уже знал — я еврейка.

— С чего ты взяла?

— Ты очень по-доброму ко мне относился, но где-то глубоко в душе недолюбливал. Может, потому, что у меня мать еврейка, мое тело внушило тебе отвращение.

Рубен не мог ответить на ее вопрос. Первой мыслью было, что Анна вновь пытается им манипулировать, только теперь ставит на расизм. Все равно что спросить мужа, прекратил ли он избивать жену. Правильного ответа нет. Если Рубен заверит Анну, что не имеет отношения к антисемитизму, придется доказывать свои слова, а значит, отдавать манускрипт или в качестве прелюдии спать с нею. С другой стороны, если он признается, что в основном не согласен с сионистской философией, то автоматически перейдет в разряд откровенных расистов, нуждающихся в спасении — а начать можно с выдачи манускрипта.

— Будь я евреем, — осторожно проговорил Рубен, — я бы лучше понимал антиеврейские чувства, которые прячутся в потемках стольких человеческих душ.

Если говорить по справедливости, Анна, предположив в Рубене неосознанного антисемита, просто сделала естественный вывод для представительницы этнической группы, служившей козлом отпущения во многих сложных ситуациях прошлого. Рубен как-то читал, что даже александрийских евреев времен Филона преследовали местные египтяне — за верность Риму.

Естественно, александрийские евреи I века чувствовали себя так, словно им вогнали нож в спину, когда римляне вынудили их устанавливать статуи императора в синагогах. Указ противоречил первой из десяти иудейских заповедей — не поклоняться никакому другому богу, кроме иудейского. А теперь их преследовали друзья-римляне, заставляя оказывать почтение божественному императору.

Документы того времени свидетельствуют, что Филон отправился в Рим в 39 году нашей эры, в качестве главы делегации евреев, чтобы просить императора Гая Калигулу убрать статуи из синагог.

Рубен еще поеживался, хоть отопление работало на полную мощность. Неистребимый образ зажаренного юриста и ужас, который испытает вдова, узнав, какая смерть настигла мужа, изводили его с тех пор, как он сел за руль, чтобы ехать в Веллингтон.

Отвечая Анне, Рубен надеялся отвлечься от трагедии, посттравматического шока и разгадывания планов ее хозяев. Он поставил кружку и взглянул ей в глаза. Лучший выход — сказать правду.

— Это не так, Анна. Я хотел тебя той ночью. Да, я подозревал, что ты еврейка, но мне было все равно. Просто мы слишком рано стали близки. Мне надо знать, что между нами любовь, а не жажда секса. Иначе дело не пойдет…

— Ты прав. Но, по-моему, мы очень нравимся друг другу, хоть и мало знакомы. — Анна вдруг заметила, что перебила Рубена. — Извини. Я слишком много болтаю.

— Ты мне на самом деле нравишься, Анна, и той ночью я собирался с головой окунуться в наш роман. Но потом увидел, что ты рылась в моем компьютере, искала Q… Неужели ты не понимаешь, что это все меняет? Ты обманула мое доверие. Я почувствовал, что меня использовали. Так что, еврейка ты или украинка, или чикагская экономистка, если уж на то пошло, разницы никакой.

— Извини. Я люблю и хочу тебя. Я была неправа.

— В конце концов, — продолжил Рубен, — Иисус был евреем, и, по-моему, антисемитизм — или принижение любой национальности — мерзок и противоречит христианству. К сожалению, история учит нас лишь тому, какие ошибки мы можем повторить.

— Не соглашусь с тобой. Ты слишком циничен. История учит, каких ошибок избегать, — упрекнула она с улыбкой, подталкивая его к ответу.

— Хорошо бы. С Холокоста мы мало чему научились. К примеру, начиная с девяностых уже произошли этнические чистки во время войны на Балканах, геноцид в Руанду и Судане, репрессии курдов в Ираке и Турции и многое другое. За последние пятнадцать лет пострадали миллионы невинных людей.

— Ужасно. Однако евреев нацисты собирались уничтожить под корень. — Анна не давала увести себя в сторону.

— Нацисты истребляли цыган, гомосексуалистов, душевнобольных, коммунистов и немцев из оппозиции, точно так же, как евреев и многих других, которых морили работой в трудовых лагерях. Один историк доказывал, что в XX веке сорок миллионов христиан погибли за свою веру — в основном при коммунистах. Ватикан утверждает, что сегодня за веру преследуют триста миллионов христиан. Мы не на соревновании, кто больше пострадал или заслужил большего сочувствия. Любые проявления нацизма — это плохо.

— Конечно, ты прав. Очень плохо, — Анна допила кофе и продолжила: —Тебе нравятся евреи, но не нравится еврейское государство Израиль. Я не вижу логики.

Как продавец, выбросивший на прилавок последнюю партию товара, Анна не уставала обрабатывать Рубена.

— Нет никакого противоречия. Многие евреи, которые живут в Израиле и других странах, не согласны с израильской политикой, особенно с расселением на оккупированных территориях и отношением к палестинцам…

— Некоторые поселения ликвидируют, а жители этому противятся. Они даже выступают против израильской полиции и армии, когда те пытаются их переселить. Кое-кто берет в руки оружие. — В голосе Анны звенела сталь.

— Верно. А некоторые поселения на оккупированном Западном берегу растут. Пусть так, но, обеспечивая свою безопасность, Израиль нарушает права человека, стенами отделяет людей от их земли, жестоко подавляет любые проявления недовольства. Но по крайней мере в стране демократия, можно свободно выражать свое мнение, суды избавлены от коррупции и политического влияния, административная справедливость достигается по закону. Нет, Анна, я не против Израиля. Я только не согласен с некоторыми действиями израильского государства, как иногда — с новозеландским правительством.

Анна улыбнулась и заверила, что все понимает, сама недолюбливала отношение коммунистического правительства к украинскому народу. Она знала, что если разговор продолжится, Рубена занесет в другую сторону. Он — философ, и собаку съел на спорах. Играть на его эмоциях гораздо эффективней.

Она пересела на диван и нежно погладила Рубена по щеке, разглядывая опаленные волосы и брови.

— Хорошо, что ты здесь и помог сегодня вашим преследователям. Ты — хороший человек, за это я тебя и люблю. Может, скоро ты опять захочешь меня. Я бы обрадовалась. — Анна заметила, как изменилось его лицо, и добавила: —Если захочешь по любви. Ты устал и перенервничал за день. Думаю, тебе не помешает принять расслабляющую ванну и отдохнуть. Я пойду домой. Если буду нужна, звони. Я тут же приеду.

«Ты прекрасна и желанна. Но на чьей же ты стороне?» — размышлял Рубен, целуя ее в щеку и провожая до двери.




ГЛАВА 31

ВСТРЕЧА


По четвергам новозеландский национальный музей «Те Папа» не закрывается до девяти вечера.

Общественное здание «Те Папа Тонгарева» демонстрирует все архитектурное великолепие правительственного комитета. Подкупает и его расположение у самой кромки Веллингтонского залива, около центрального делового района.

Рубен так рассчитал свой визит на выставку художников раннего Ренессанса, чтобы успеть заглянуть в кафе на четвертом этаже до пяти часов, когда туда стекутся офисные работники.

Заплатив за кофе, он уселся в одно из кресел, которые создавали уютную домашнюю обстановку. Он занял столик для двоих, и следил, чтобы в свободное кресло никто не сел. Поджидая, он с тревогой высматривал по углам сменщиков Лорела и Харди.

Рубен подметил, как хаотична выставка, и улыбнулся. Все равно что распродажа вещей пенсионера на дому — груда старья, подслащенная телевизионными программами, фильмами и театральными представлениями, чтобы развлечь детишек и вызвать ностальгию у родителей.

Впереди на постаменте гордо возвышался мотоцикл «Бриттен V-1000» 1992 года, спроектированный для гонок новозеландцем Джоном Бриттеном. Позади красовалось военное каноэ маори и «Те Марае», который музейные служащие описывали как место встречи для укрепления межкультурных отношений маори и других новозеландцев. Рубен не поручился бы, что это на самом деле так.

Даже не заметив никого подозрительного, он все равно дергался. До трагедии в Вайрарапа эта мысль казалась ему хорошей. Теперь он сомневался. Враг становился настойчивее, то есть встреча могла быть рискованной.

Рубен заметил ее краем глаза, когда она подходила к кафе — высокая, светлые волосы, пепельные в тени. Около пятидесяти, в простом элегантном коричневом костюме. Она скользнула по нему взглядом, и Рубен незаметно кивнул, когда она проходила мимо, направляясь к кассе. Рубен заметил, что она закусила губу. Нервничает. Заказав кофе, она притворилась, что оглядывает уже забитое кафе в поисках свободного места.

— Не возражаете, если я здесь присяду? — неловко спросила она.

— Нет, нет, конечно, — с вежливым безразличием откликнулся Рубен. — Присаживайтесь.

Она поблагодарила его и села. Для любого наблюдателя встреча выглядела случайной.

Подобно Анне, которая «ненароком» врезалась в Рубена, якобы заблудившись в университете Доминион, куда ее легально перевели для исследований, профессор Клэр Лабелль из Ванкувера «случайно» присела на одно из свободных мест в кафе, как раз за столик Рубена. Она организовала себе визит в новозеландские архивы Веллингтона, чтобы изучить ранние документы, особенно варианты Договора Вайтанги 1840 года между британской короной и вождями маори.

Клэр смотрела в чашку с кофе и по сторонам, словно напротив сидел незнакомец, с которым она вынуждена делить столик.

— Извините, мне показалось, вы говорите с североамериканским акцентом. Вы канадка? — нарушил молчание Рубен, будто бы завязывая вежливую беседу с нечаянной соседкой.

— Да, угадали. Я из Ванкувера, но выросла в Квебеке.

Лед тронулся. Они познакомились, обменялись любезностями и через несколько минут перешли к серьезному разговору. Рубен сообщил Клэр о судьбе Лорела и Харди и добавил, что предвидит их замену и новые преследования. Рассказал, как Анна решила, что он антисемит, и посоветовала отдать манускрипт израильтянам, чтобы очиститься. Потом спросил Клэр, как дела с мультиспектральным анализом.

— Это уникальная технология, — начала Клэр. — Я обсуждала ее с сотрудниками национальных архивов, ответст венными за ваши колониальные документы.

— Разве никто не удивился, что специалист по древним документам Ближнего Востока интересуется новозеландскими записями XIX века? — не сдержался Рубен.

— Да нет. Я занимаюсь еще и ранними канадскими документами, особенно договорами между поселенцами и туземными индейскими племенами. В этой области работал мой бывший муж.

— Простите, я вас перебил.

Рубен заметил, что Клэр слегка картавит. Акцент выдавал французское прошлое.

— Как вы, наверное, знаете, — продолжила она, — при мультиспектральном анализе документ просвечивают лучами разной длины волны, чтобы увидеть контраст между фоном и записью. Каждый луч, проходя сквозь манускрипт, отражает мельчайшие различия в спектре или свете. Их увеличивают и анализируют на компьютере. Не трогая манускрипт, можно более точно определить, что и как было написано изначально, даже на обугленных и потемневших участках. Проявляются письмена, которые выцвели от времени, стерлись случайно или намеренно. В Средние века монахи иногда отскребали манускрипты и писали на них заново.

— Зачем? — Рубен догадывался, какой будет ответ, но хотел услышать его своими ушами.

— Папирус и пергамент дорого стоили, поэтому их часто использовали повторно. Такая судьба постигла один математический трактат Архимеда.

Клэр совершенно освоилась, перестала закусывать нижнюю губу и заулыбалась, сверкая зубами, радуясь интересу Рубена.

— Сто семьдесят четыре страницы трактата. Монахи в XII веке соскребли записи с манускрипта. Затем скрепили страницы, перевернули их вверх ногами и исписали от края до края своими молитвами. Так называемый палимпсест — в переводе с греческого «очищенный». С помощью мультиспектрального анализа мы точно определили изначальный текст.

— Гм. Занятно. Были еще какие-то эпохальные открытия?

— В 1896 году двое британских археологов обнаружили груду манускриптов — около трехсот тысяч фрагментов — на месте древней свалки папирусов у Оксиринха в Египте. Там описано где-то семьсот лет жизни греков и египтян. Из-за возраста, обугливания, когда свалку жгли, и других воздействий многие надписи невозможно разобрать. До недавнего времени они так и пылились в ящиках Оксфорда. Теперь мультиспектральный анализ позволил нам прочитать отрывки из Софокла, Аристотеля, Еврипида и часть Книги Откровения из Нового Завета.

— А Свитки Мертвого моря? — Рубен не сомневался, что Клэр подводит его к самому важному.

— Ну, как вы можете себе представить, Свитки Мертвого моря тоже подверглись анализу, но должна признать, ученые не выявили ничего особенного, лишь уточнили несколько непонятных слов и букв…

— О, я думал, вы сейчас откроете мне, что Иисус был фанатиком-террористом или был женат и имел десяток детей. Или что нашелся путь к Святому Граалю, — разочарованно протянул Рубен.

— Нет, — рассмеялась Клэр. — Иисус не женился; и вряд ли нарожал десять детей. Террорист? Скорее всего, нет. Что до Святого Грааля, Филон называет Логос носителем Слова Божьего. Так, может, Святой Грааль и есть Логос, путь, которым познается Слово Господне, через его творения и любовь ближних.

— Интересная мысль… Но я увел вас в сторону.

Клэр улыбнулась и продолжила:

— Возьмем Храмовый Свиток с Мертвого моря, самый большой из нетронутых — двадцати восьми футов длиной… извините, сколько это в метрах?

— Чуть больше восьми с половиной.

— Анализ дал лишь восемнадцать новых знаков… ничего ценного. Но мы все же нашли новый стих в псалме другого фрагмента.

Рубен тайком огляделся — вдруг их подслушивают или записывают на диктофон.

— А ваша половина Q? — быстро проговорил он.

— Я думала, вы так и не спросите, — поддразнила Клэр, наклонилась впереди прошептала: —Такого мы не ожидали.

Ее глаза возбужденно сверкали. Рубен заметил, что у нее чистая кожа и почти нет косметики. Он предположил, что долгие канадские зимы уберегли ее от губительного воздействия солнца.

— В самом начале нам попался стих, который я запомнила наизусть: «Евангелие Иисуса Христа, первенца Иосифа, плотника галилейского, и Марии, жены его».

— Гм, интересно. И нет греческого слова «партэнос» — девственница — при упоминании Марии, как в Евангелии от Луки? — задал Рубен очевидный вопрос.

— Нет. Из контекста ясно, что она — замужняя женщина.

— Ого. То есть — поправьте меня, если я ошибаюсь — божественное вмешательство не подтверждается непорочным зачатием или чем-то другим?.. У Иисуса были братья и сестры по матери?.. Или я делаю поспешные выводы, умножаю два на два и получаю пять? — Рубен снова оживился.

— Возможно, это значит лишь то, что Мария приходилась Иисусу матерью, а ее супруг, Иосиф, опекуном. Мы с Дианой думаем, что абзац написали и позже стерли.

— Не так уж и позже, — возразил Рубен. — Кумран пал где-то в 68 году нашей эры.

— Да, стереть могли в тот же день.

Рубен заглянул в ее лукавые глаза и не мог не заметить, что они такие же голубые, как у него самого.

— Конечно, очень важно, что удалили изначальный стих, — заявил он. — Если бы его не стерли, мы бы не обратили особого внимания. Раз запись соскребли, значит, кому-то она не понравилась. Но почему?.. Может, из-за него начался спор? Наверное, по мнению писца, одна лишь мысль, что Иисус появился в результате полового акта обычных супругов, умаляла его божественную суть.

— Мы тоже так решили. Похоже, в самой колыбели христианства разгорелся нешуточный спор об истории рождения Иисуса.

Оба рассмеялись над невольным каламбуром.

Клэр продолжила:

— Как мы знаем, только в двух из четырех Евангелий Нового Завета есть история его рождения. И рассказана она по-разному. У одного пастухи, у другого — мудрецы. Правда, оба автора приводят генеалогическое древо, показывая, что через Иосифа, а не Марию, Иисус связан с царской линией второго иудейского царя, почтенного Давида. В Евангелии от Иоанна упоминается, что недоброжелатели дразнили Иисуса «плодом прелюбодеяния».

— По-моему, мы с вами на одной волне, — ответил Рубен. — Если я правильно понимаю, вы учитываете, что мы живем в эпоху науки и техники, где факты бал правят. Первый век — другое дело. Для ранних христиан был важен теологический смысл, который выражался с помощью притч, символов и сказаний.

— Что-то вроде того, — пробормотала Клэр.

— История о пастухах, которые пришли выразить свое почтение, намекает на будущего пастыря для верующих. Мудрецы — символ того, что Иисус выше человеческого ума. Ну и так далее.

Воодушевленная энтузиазмом Рубена, Клэр улыбнулась.

— Сейчас модно считать, что божественная суть Иисуса — позднее изобретение церкви. Я так не думаю. Из Нового Завета, написанного в первые несколько десятилетий после распятия, мы знаем, что в божественность Иисуса верили свято.

— Итак, фразу о рождении Иисуса у Марии и Иосифа, четы из Назарета, стерли, чтобы не смущать верующих. Представьте, что будет, если переписать Символ Веры: «первенец Марии и плотника Иосифа» вместо «рожденный от непорочного зачатия Девы Марии».

— Не получится. Надпись стерта, церковь заявила, что она и не должна была появиться.

— Точно. Иначе обрушится шквал протестов от тех, кто ходит на церковные службы под Рождество, особенно от родителей, чьих детей лишат «магии рождественской сказки». А если мы добавим, что воскресение следует считать оживлением, да еще добьем вегетарианским стихом, призывами к пацифизму и общинной собственности, нас мало кто воспримет.

— Да. Разногласий возникнет много. Интересно, как оправдают свое занятие военные священники — и христиане, зарабатывающие деньги на фондовой бирже. Кстати, вегетарианство положит конец индейке на День благодарения и Рождество.

— То есть, как только Q попадет в газеты, нам придется плыть против течения, подобно лососю, и лестницы, чтобы перебраться через плотину, нам никто не подставит. — Рубен намеренно ввернул метафору из канадского обихода, потому что знал: Клэр оценит.

Она улыбнулась, потом нахмурилась.

— Тут я сочувствую Ричарду, он уже с этим столкнулся. Но я не согласна с его заявлениями. По-моему, он ступил на тонкий лед.

— Похоже, мы скоро к нему присоединимся… Наверное, стоит выпить чего-нибудь покрепче. Что будете? — спросил Рубен.

За бокалом «Совиньон Блан» они обсудили главную причину своей встречи — как объединить две половины, и что делать с Q теперь, когда они уверены в его подлинности.

Поразмыслив, отчего Диабы поручили каждому из них по фрагменту свитка, они решили, что палестинцев беспокоили волнения в Израиле 1973 года и судьба Свитков Мертвого моря.

— Сегодня некоторые кумранские манускрипты доступны широкой публике, — повторила Клэр то, о чем Рубен уже знал. — Однако, в общем и целом, разрешение Израильского департамента древностей и музеев получили только те ученые, кто входил в изначальную группу, назначенную иорданцами. В то время за свитки отвечали правительственные структуры.

— Сейчас его, кажется, называют Израильским управлением по делам древностей? — вспомнил Рубен.

— Да, название сменили в 1990 году. Как бы то ни было, в восьмидесятых годах резкая критика остальных ученых, желающих исследовать манускрипты, вынудила израильтян открыть свитки для более широкого круга. И все равно израильские власти медлили, сколько могли, обращаясь со свитками как с национальным, а не международным сокровищем. Официально полная коллекция стала доступна в 2001 году.

— Через пятьдесят четыре года после того, как нашли первые манускрипты, — подсчитал Рубен.

— Я знаю. Это нелепо. Вряд ли Управление по делам древностей будет вести себя точно так же, отдай мы им Q. Кроме всего прочего, у нас есть цифровые фотографии и результаты предварительного исследования, которые мы опубликуем и без их благословения.

— Если только, завладев манускриптом, они не присвоят себе исключительные права на публикацию и не обратятся в суд. У нас есть неплохой шанс выиграть дело, но придется нанимать адвоката, а их услуги стоят недешево, — воскликнул Рубен.

— Верно. Но мы можем заработать кучу денег на книгах o Q.

— Я и не подумал о доходах с книг и футболок, только от самого манускрипта.

— А стоит. Некоторые журналисты и писатели выручали громадные суммы, разжигая воображение читателей своими конспирологическими теориями и размышлениями о тексте Свитков Мертвого моря до восьмидесятых годов. Несколько незаконных фотокопий, вывезенных из Израиля контрабандой, обрушили лавину домыслов.

— Израильтяне поймали и наказали виновных?

— Нет. Возможно, потому, что иначе привлекли бы внимание журналистов и всего мира к собственническом отношению Израиля к свиткам, — предположила Клэр.

— Кстати о деньгах — вы подумали о финансовой компенсации? — поинтересовался Рубен.

— Вы имеете в виду деньги, корень всякого зла?

— Именно. Как глубоко вы намерены его пустить?

Они рассмеялись, и Клэр ответила.

— Присоединяюсь, — согласился Рубен. — Тогда остается вопрос, что делать с двумя половинами.

— Думаю, мы оба понимаем, что их надо свести в единый документ.

— Еще мы, кажется, выяснили, что нельзя отдавать Q Управлению по делам древностей. Даже если они продолжат запугивать меня… или вас, если узнают, что к вам попала вторая половина. Итак, где же осядет Q — в Канаде, Новой Зеландии, там и там по очереди — или в другой точке земного шара?

— Да, придется что-то выбрать, — согласилась Клэр.

— Новозеландские власти уже попросили меня вернуть манускрипт Израилю. Конечно, МИД действовал по указке израильтян, но все равно боюсь представить, как наше правительство может надавить.

— Разве они не понимают, что речь идет о бесценном артефакте? — с явным недоумением спросила Клэр.

— Кто их знает. Когда израильтяне предложили музею Окленда выставить двенадцать Свитков Мертвого моря, им отказали, потому что манускрипты — якобы слишком эзотерический экспонат для новозеландской публики. «Те Папа» тоже не согласился. Вроде бы в музее не оказалось места для экспозиции.

— В таком громадном здании? — удивилась Клэр, оглядываясь.

— Да, зато нашлось место для шоу боди-арта: татуировок, пирсинга и безобразных украшений, которые они посчитали более интересными.

— Вы серьезно?

— Да. Хотя могли быть и скрытые причины, например выставка свитков слишком дорого стоила и делала рекламу Израилю.

— Это логичнее. Но все равно получается, что ответственные за экспозиции в ваших музеях не слишком высокого мнения об интеллектуальных и духовных потребностях новозеландской публики. Теперь я понимаю, отчего Ричард Фидел так рвется заполучить финансирование от особого неправительственного учреждения — если предположить, что Q остается в Новой Зеландии, — съязвила Клэр.

Оба усмехнулись. Клэр придавала Рубену уверенность и избавляла от страхов. Восхитительная союзница.

— Прежде чем мы начнем обсуждать варианты и планы, разрешите мне на минутку удалиться. Схожу в уборную и заодно разведаю, не подслушивают ли нас, — прошептал Рубен, прикрыв рот ладонью, будто бы закашлялся. Поднялся и ушел.

Пока Рубена не было, Клэр разглядывала кафе и похожий на пещеру музей. Ей не хотелось испытать на своей шкуре злоключения Рубена. Она не стала говорить, что видела в воскресной газете статью о взрыве, которая усилила впечатление от его рассказа.

В уборной Рубена вдруг осенило, что Анна или один из ее помощников могли прицепить «жучка» ему на одежду. Встревожившись, он нырнул в одну из кабинок и быстро разделся до трусов, проверил каждую пуговицу и шов, даже ботинки. Потом очки. Ничего. Часы и телефон Рубен сознательно оставил дома на случай, если в их электронные внутренности встроили хитроумные подслушивающие или отслеживающие устройства. Он знал, что при включении сотового посылается сигнал, который уведомит специалистов с нужным оборудованием о местонахождении телефона.

Рубен вернулся на место, заказал себе и Клэр по бокалу вина. Они целый час решали, что делать с Q, и обдумывали план, который бы учитывал любые возможные сценарии и непредвиденные случаи.

Без двадцати девять они покинули музей. Пожав на выходе руку Клэр, Рубен пожелал ей удачи в Новой Зеландии. Для окружающих они выглядели как незнакомцы, которые приятно провели несколько часов вместе, подобно пассажирам на соседних креслах в самолете.

По пути домой Рубен удивлялся, как хорошо они поладили с Клэр. Он машинально сравнил Клэр с Анной. Анна не такая, как Рубен. Она обезоруживает искренней несхожестью ценностей и убеждений, возбуждает и интригует. Клэр разделяет идеи и профессиональные интересы Рубена. Это делает ее уютно предсказуемой.

«Вот почему она мила, но не возбуждает, — размышлял Рубен. — Она как Джейн, зеркальное отражение меня во многих смыслах. О Господи…»

До Рубена вдруг дошло: ему нравилось притягивать непохожих на него людей, но когда речь шла о серьезных отношениях, он интуитивно понимал, что у родственных душ больше шансов. Например, у них с Клэр.

Рубену хотелось увидеться с Клэр еще раз, пока она не вернулась в Ванкувер, но так он мог выдать ее своим преследователям. Лучше сосредоточиться на встрече, при которой они передадут две половинки Q выбранному учреждению.

Представляя себе эту самую встречу, Рубен четко осознал, какую ответственность они с Клэр взвалили на себя, решив показать миру христианское Евангелие Q. Представив, что их план может провалиться, Рубен внутренне содрогнулся и беззвучно помолился об удаче.




ГЛАВА 32

НА ЛИНИИ ОГНЯ


Агент читал конфиденциальное письмо, которое получил электронной почтой из Веллингтона. Рубен Дэвис оказался упрямее и умнее, чем они предполагали. Однако их усилия напугать его не пропали даром. Замена двум обгоревшим жертвам прибудет из Австралии через два часа, настало время дожать Рубена, чтобы он с радостью выдал Q Управлению по делам древностей.

Агент украдкой усмехнулся, набирая свежие приказы руководителю веллингтонской команды.

Цель, возможно, попытается перепрятать объект, поэтому наблюдателям следует проявить бдительность и не обнаружить ' себя. Не отпускайте чикагское сокровище от цели, используйте по мере надобности. При первой возможности перехватите объект и укройте его в надежном месте. Будьте начеку. Рано утром во вторник по вашему времени мы нанесем по цели удар, который заставит всплыть интересующий нас объект. Удачи.

Отослав сообщение по безопасному каналу, Агент отыскал в сети нужные электронные адреса в Новой Зеландии и набрал обычное анонимное послание. Если хоть кто-то из получателей озаботился бы ответом или попытался выследить отправителя, выяснилось бы, что его адрес фальшивый. Агент удалил с компьютера следы своей деятельности и понадеялся, что боссам не придет в голову проверять его через резервные файлы организации.

Пронзительный телефонный звонок выдернул Рубена из полудремы. Сегодня ему предстояло узнать, что Агент имел в виду под «ударом ранним утром во вторник».

Рубен взглянул на радиочасы у кровати. Без четверти шесть. Кто может звонить в такую рань? Явно ошиблись номером.

— Алло, — несмотря на раздражение, Рубен попытался ответить любезно и бодро.

— Простите, что разбудили вас, доктор Дэвис. Это Джо Хэммонд из «Багл», оклендской вечерней газеты, известной по всей стране.

— Да, я вас знаю. Несколько дней назад я говорил с вашим репортером о несчастном случае. Зачем вы звоните в такую безбожную рань, когда мы с Донной уже выложили вам все, что могли?

— Верно. Мы благодарны за сотрудничество. Вы с дочерью настоящие герои, но я по другому поводу. Нам шепнули, что манускрипт Q у вас. Нам бы хотелось взять эксклюзивное интервью.

— Кто шепнул?

Слова журналиста резко вывели Рубена из полубессознательного состояния. Дальше притворяться бодрым не пришлось. Мозг пришел в полную боевую готовность, и уже включал дожигатель нейронов, чтобы добавить скорости.

— Анонимный осведомитель из Израиля. Он обмолвился, что, по словам его друга из правительства, только вы из всего персонала теологического факультета Доминион посещали Израиль в 1973 году.

— Ну посещал — как и миллионы других туристов…

— Да, доктор Дэвис. Многие ездят в Израиль. Но большинство привозят дешевые сувениры, фотографии и возвышенную одухотворенность. Вы вернулись с очень ценным манускриптом.

— Спасибо, что напомнили. Я и забыл, с чем вернулся.

Столько воды утекло. — Рубена раздражала напористость высокомерного репортера.

Джо Хэммонд невозмутимо продолжил:

— Наш источник также сказал, что в среде израильских политиков есть подозрение в ваших симпатиях к неонацистам. Они, конечно, не верят, но проверяют. Вы же знаете, израильтяне очень чувствительны к таким вещам — учитывая, что творили с евреями нацисты.

— Так я теперь состою в партии нацистов?

— Неужели, доктор Дэвис? Пусть решают читатели, а мы бы хотели честно изложить вашу версию.

— Мистер Хэммонд, мне кажется, вы учуяли прекрасный материал, и мои слова здесь уже значения не имеют, — фыркнул Рубен, отчаянно пытаясь выкрутиться. Лучшая защита — нападение, решил он. — Вам и вашим легковерным читателям нужны лишь пустяковые сантименты — и чертовски большой скандал.

— Манускрипт Q у вас, доктор Дэвис? — за годы работы журналист научился не упускать из виду главное.

— Почему бы вам не прийти на следующее собрание клуба поклонников Адольфа Гитлера здесь, в Веллингтоне, и не послушать мою речь? Я расскажу, как Евангелие Q учит нас быть добрыми нацистами, — ехидно ответил Рубен. Ироничный выстрел с бедра, о котором он тут же пожалел. Но слово не воробей. Джо не отставал с манускриптом:

— Значит, манускрипт Q у вас, и вы называете его Евангелием? Наши читатели будут в восторге. Чем отличается Q от других Евангелий? Намекнете? Доктор Фидел говорил, что Иисуса не воскресили, а разбудили…

— Вот и вы разбудили меня до рассвета, не спросив разрешения.

Рубен беспечно огрызался и напряженно думал, но на сердце уже легла тяжесть. Он догадался, что израильские оперативники подняли ставку — обратились к новозеландской прессе, чтобы вывести его на чистую воду. Он предвидел появление докучливых журналистов после случая с Ричардом, но не ожидал, что прессу используют как оружие, дабы испортить ему репутацию. Это пугало его больше, чем физическое нападение, а он не удосужился придумать эффективную защиту.

Журналисты устроят ему веселую жизнь. Когда откроется правда, ему не только примутся усиленно советовать, как поступить с Q, — каждый новозеландец проглотит заявление о его симпатии к неонацистам и примет это как данность.

Журналисты подогреют страсти разглагольствованиями о современных формах антисемитизма, пользуясь информацией из бесплатных газет Международного центра Симона Визенталя в защиту еврейских прав. Рубену придется сделать широкий жест и отдать манускрипт Израилю, чтобы откреститься от обвинений в неонацизме. Израиль отреагирует пресс-релизом: они счастливы получить Q обратно, не видят причин объявлять Рубена Дэвиса нацистом и сожалеют, что он стал жертвой злобных нападок.

«О черт! — Рубена поразила новая кошмарная мысль. — Новость разойдется по Интернету. Меня осадят со всех сторон земного шара. Слава богу, мы с Клэр встретились вчера. Теперь, когда меня узнает любой, это невозможно».

— Как у вас оказалось Евангелие? Вам его подарили? Вы нашли его в пещере, как бедуинские пастухи Свитки Мертвого моря? — Джо Хэммонд перешел к разумным вопросам. Рубен прислушался. — Вы наткнулись на кувшин в Кумране, как фермер, собиравший навоз, на Кодексы в Наг-Хаммади?

— Ого. Я поражен. Репортер, который разбирается в религии…

Журналист говорил о тринадцати папирусах, которые нашли в 1945 году около современного Наг-Хаммади в 590 километрах к югу от Каира. В основном то были коптские записи ранних христианских учений IV века, в том числе — еретические сочинения гностиков и христианских аскетов, самый известный из которых — Евангелие от Фомы.

— Я получил степень по религиоведению перед тем, как уйти в журналистику. Так как вам досталось Евангелие? — не отставал репортер.

— Нет, я не натыкался на манускрипт в пещерах, — честно ответил Рубен.

— Вы ведь обнаружили его в кувшине, который разбился во время землетрясения?

— Разбилось много чего — во всех домах Веллингтона.

И тут Джо Хэммонд ударил с левого фланга вопросом, который не приходил в голову ни Рубену, ни Клэр.

— Евангелие Q похоже на Евангелие Назореев?

— Что-что? — изумился Рубен.

Джо повторил.

— Евангелие Назореев… — Рубен мысленно почесал макушку, отчаянно пытаясь нащупать ответ. — Что за Евангелие?

Он покопался в памяти и наконец понял. Семь лет назад один студент писал по этой теме диплом. Манускрипт, написанный на арамейском, — как и большинство Свитков Мертвого моря — показали ирландскому священнику в 1870 году, когда он ездил в тибетский монастырь. Монахи дали ему копию документа.

Можно было только гадать, как ближневосточный христианский манускрипт четвертого века оказался в тибетском буддистском монастыре. В Евангелии Назореев говорилось, что Иисус проповедовал ненасилие, доброе обращение с животными и людьми, воздержание от мяса и алкоголя.

Студент в своей работе доказывал, что у ессеев похожие взгляды, а значит, Иисус один из них. Ессеи, полагал он, отвезли Евангелие в Тибет, чтобы уберечь от недобросовестных переписчиков и всех, кто не может представить жизнь без алкоголя и мяса — в том числе христиан, после того, как христианство стало официальной религией Рима при императоре Константине в начале IV века.

По преданию, после распятия Иисуса все двенадцать апостолов написали Евангелие сообща. Поэтому оно иногда называется Евангелие двенадцати святых или Евангелие безупречной жизни. Его цитировали первые отцы церкви, что подтверждает права Евангелия на первоисточник.

Рубен понял, отчего необычайно осведомленный журналист задал этот вопрос. Раньше некоторые ученые заявляли, что Евангелие Назореев и есть утерянный Q. Рубен с ними не соглашался. Однако теперь он понял, что некоторые высказывания из Евангелия Назореев совпадают с Нагорной проповедью Q. Что ответить?

— Вы меня слышите, доктор Дэвис?

— Простите, задумался на минутку. Рановато вы позвонили… Не знаю. Мы не видели подлинника Евангелия назореев — возможно, это подделка.

Джо Хэммонд не сомневался, что манускрипт — у Рубена, только профессор не говорит всей правды. Чтобы получить сенсацию, придется еще чуть-чуть нажать. Но можно слепить историю из того, что Дэвис уже сказал. Только бы добавить перца для читателей.

— Вы преподаете немецкую философию?

— Я рассказываю о немецких философах и их религиозных воззрениях — Кант, Витгенштейн, Гегель, Ницше, Энгельс, Вебер, Хайдеггер, Лейбниц, Маркс, Поппер, а также о психологах Карле Юнге и Зигмунде Фрейде. Карл Поппер какое-то время читал лекции в Кентерберийском университете Новой Зеландии. Он занимался научной философией и…

— Спасибо, доктор Дэвис. — Журналиста не интересовала история. — Хотите что-нибудь добавить о своем манускрипте Q?

— Я не говорил, что он у меня.

— Конечно нет, доктор Дэвис. Но, думаю, мы можем с уверенностью это предположить. Подумайте об эксклюзивном интервью.

— Какой мне смысл давать вам интервью? Чтобы ваша газета сделала деньги на продаже моей истории всему миру? Еще чего не хватало.

Рубен попрощался и не стал вешать трубку, чтобы избежать других подобных звонков.

Потом хлопнул себя рукой по лбу.

— Какой я дурак! — воскликнул он. — Какой идиот! Не мог подготовиться заранее.

Этот журналист попросил эксклюзивное интервью — значит, кто-то известил прессу, и «Багл» — лишь первый из стаи акул от СМИ.

Правильно Клэр жалела Ричарда. Но он хитер, и умеет любой недостаток использовать себе на благо. Что бы о нем ни говорили, Ричард заставил этих акул есть у него с руки.

«Я только глубже себя закапываю», — размышлял Рубен, одеваясь. Что ждет его дальше? Он разбудил Донну и предупредил ее.

Они явились около семи: фотографы, съемочные группы и репортеры. Каждому требовалось знать, как Рубену достался свиток. Он нашел манускрипт после январского землетрясения? О чем текст? Что он будет делать со свитком? Сколько стоит Q? Входит ли Рубен в неонацистскую группировку и проповедует ли нацистские идеи?

Рубен ответил всем сразу, что комментариев о так называемом манускрипте Q не будет. Потом добавил, что в последние годы Q стал предметом всевозможных домыслов, в том числе о рукописи, найденной в тибетском монастыре в XIX веке, которой Q якобы и является. Некоторые утверждали, что Q вовсе не существует, а Лука списал Евангелие у Матфея.

— А как же фрагмент, о котором говорил доктор Фидел? — спросил кто-то.

Рубен выдал заранее подготовленный ответ, надеясь отвести от себя огонь.

— Я дал доктору Ричарду Фиделу копию фрагмента, чтобы он проверил мой перевод. Копию, не сам манускрипт. Очень немногим ученым удается поработать с подлинными манускриптами в музеях и библиотеках мира, а теософы даже в списках не значатся.

Все засмеялись, и кто-то спросил, с собой ли у Рубена манускрипт. Он ответил, что манускрипта здесь нет.

На вопрос о неонацистских убеждениях Рубен сказал, что он — ученый, а неонацистам, как известно, ума не хватает, к тому же ученые все сплошь левые либералы. Репортеры засмеялись, узнав стереотип. Далее Рубен подчеркнул, что не имеет ничего общего с нацистами и никогда не проповедовал их идеи. Как христианин он питает отвращение к расизму и полагает, что стал жертвой дурных слухов.

На этом Рубен завершил импровизированную пресс-конференцию, ушел в дом и положил трубку на место, приготовившись отвечать на поток звонков сейчас и на работе. Он считал, что достойно выкрутился из скверного положения.

Утренние новости на радио и телевидении убедили коллег Рубена, что вскоре они начнут исследование Q, обещанное Ричардом. После вечерней статьи в «Багл» они забеспокоились.

С первой страницы популярной газеты бросался в глаза кричащий заголовок, напечатанный гигантским шрифтом:






НОВОЗЕЛАНДСКИЙ ГЕРОЙ С ЕВАНГЕЛИЕМ Q — НАЦИСТ?





Джо Хэммонд рассказывает о свитке, который перевернет христианство с ног на голову.

— О черт… — Рубен похолодел, снова засосало под ложечкой. Только на сей раз хуже. Теперь от них с Донной отвернутся друзья, рухнет его карьера. И уж точно не получится спокойно доставить манускрипт из тайника в выбранное место. Тут Рубена осенило, что Клэр тоже подумает дважды, прежде чем ему доверять.

Она явно видела заголовки в оклендском аэропорту, когда улетала на Гавайи, чтобы оттуда добраться до Ванкувера. Рубен с содроганием читал отрывистые эмоциональные предложения, так любимые всей желтой прессой.

Доктор Рубен Дэвис и его дочь Донна — герои. В прошлую субботу они спасли человека из топливного ада. Но сегодня «Багл» выяснил, что утерянный манускрипт Q у Дэвиса. Профессор не хочет отдавать манускрипт Израилю. Возможная причина — неравнодушие к неонацистам.

Q — недавно обретенное Евангелие, которое перевернет представления христиан о вере. Бесценный манускрипт контрабандой вывезли с берегов Мертвого моря тридцать лет назад. Дэвис был в то время в Израиле, и факты подтверждают, что Евангелие у него.

Израильтяне желают вернуть свиток. Для вывоза древнего манускрипта из страны нужна лицензия. На Q ее никто не выписывал. Дэвис отмалчивается и, если Q у него, не предлагает вернуть манускрипт.

Хорошо осведомленный источник в Израиле утверждает, что они не считают Дэвиса нацистом. Но расследуют возможные связи Дэвиса с неонацистами.

Когда мы позвонили сегодня утром, Дэвис пригласил нас «на следующее собрание фан-клуба Адольфа Гитлера здесь, в Веллингтоне». Он заявил, что будет рассказывать, «как стать добрым нацистом».

Доктор Дэвис, старший лектор по теософии, признал, что преподает немецкую идеологию юным студентам в университете Доминион.

В прошлом году нападению вандалов подверглись еврейские могилы на веллингтонском публичном кладбище. Виновных в мерзком преступлении не нашли.

Не антисемитские ли убеждения мешают Дэвису говорить о Q — и возвращать его Израилю?

«Что же мне отвечать?» — Рубен сокрушенно покачал головой. Именно такие ушлые журналюги получают премии и увеличивают продажи. Статья основывалась на скупых несвязанных фактах и множестве догадок. Большинство из его студентов — взрослые люди, а горстка молодых явно не склоны к доверчивости. Цитаты вырваны из контекста и больше не выглядят шуткой. Рубен предстает в образе нациста в черной рубашке, размахивающего флагом со свастикой. Они даже не потрудились проверить, есть ли в Веллингтоне клуб поклонников Адольфа Гитлера. Это испортило бы впечатление.

Рубен не преподавал немецкую идеологию. Он помогал студентам оценить идеи немецких философов. Забавно, что многие из мыслителей, которых он назвал Джо Хэммонду, были евреями.

Вскоре после ареста двух израильских шпионов за подделку новозеландских паспортов многие еврейские могилы на веллингтонском кладбище пострадали от рук вандалов. Новозеландцы пришли в ярость, и хотя в прессе появилось множество догадок на сей счет, мотив и личности злоумышленников так и не установили.

Ни одно умозаключение журналиста не выдерживало критики, и, несомненно, юридический отдел «Багл» оставил редакторам лазейку, чтобы отбиться от любых обвинений. Неопытный же читатель мог прийти только к одному выводу.

Злясь на компрометирующую статью и невозможность ответить, не раздувая скандала, которые так любит «Багл», Рубен продолжил путь домой. Тут пискнул сотовый. Сообщение от Донны.






Зиг хайль. Пошли их к 4ерту.





Донна употребила известное нацистское приветствие, в переводе — «Да здравствует победа». По мнению американских секретных служб военного периода, Гитлер позаимствовал его у девочек из команд поддержки американского футбола, которые видел в кино.

Рубен выдавил слабую улыбку. Дочка понимала, что он чувствует. И ее бодрое сообщение подняло ему дух.




ГЛАВА 33

ПОХИЩЕНИЕ


Донне нравилось ходить в школу через Ботанический сад.

Легкая прогулка вниз по холму среди деревьев и цветов под пение туи и других местных птиц делала путешествие приятным. Иногда Донна встречалась со школьными друзьями.

В этот понедельник прогулка мало успокаивала. Девушка не заметила никого из приятелей, а пение птиц тонуло в грохоте сдвоенного двигателя двухмоторного вертолета. Изначально предназначенный для переноса военного «железа», вертолет перетаскивал на гору, что находилась в нескольких сотнях метров, стволы слабых деревьев, которые спилили по настоянию регионального совета. Десятки жителей уже написали жалобу на шум, но чиновники оставались глухи.

Донна беспокоилась, как одноклассники воспримут обвинение в нацизме, выдвинутое против отца. На выходных друзья заверяли ее, что никому дела нет до россказней жалкой газетенки, а больше нигде о нацизме и не писали.

Анна пыталась помочь Донне взглянуть на ситуацию с другой стороны, предположив, что на ее отца просто затаил обиду какой-нибудь студент. И все же из-за событий последнего месяца Донна чувствовала себя уязвимой. Она, словно беженка в военной зоне, не знала, куда свернуть, чтобы не наткнуться на врага.

Она вышла из сада на тротуар перед китайским посольством — бывшим мотелем старой части города. На Тинакори-роуд взглянула на пролетающий вертолет — пугающе близко к центру города.

«Как связывают бревна, что они не падают?» — гадала Донна, а вертолет взлетал с двумя громадными стволами, которые раскачивались в воздухе на длинных стальных кабелях.

Из-за любопытства Донна отвлеклась и не заметила невзрачный серый «форд», который мягко притормозил рядом. Не увидела она и то, как из машины тихо выбрался какой-то мужчина.

Слишком поздно девушка заподозрила неладное.

Она почувствовала, как ее крепко схватили сзади за плечи. Тут же сработал инстинкт самосохранения. Донна взвизгнула и в ужасе лягнула мужчину. Без толку. Похититель был гораздо сильнее, и застал ее врасплох. Рев двигателей вертолета, надрывающихся от груза сосновых стволов, превышал сто двадцать децибел — хватит, чтобы заглушить самый шумный салют и уж точно призывы школьницы на помощь.

Сумку с мобильным телефоном, домашним заданием и ланчем, который она сама себе приготовила, следом за девушкой швырнул на заднее сиденье водитель, пришедший на помощь могучему сообщнику. Донна попыталась ударить молодого человека в темных очках, но ей скрутили руки.

В отчаянной попытке освободиться она рванулась к ближайшей дверце и попыталась открыть ее зубами. Похититель схватил девочку за волосы и рывком усадил на место.

— Уроды! — взвизгнула Донна от страха и бессилия. Через сорок секунд машина, сорвавшаяся с места, вдруг застыла — полицейский из охраны диппредставительств выпускал автомобиль премьер-министра из резиденции.

Может, он сумеет расслышать визг. Донна открыла рот и глубоко вдохнула, готовясь к самому громкому крику в своей жизни. Не раздалось ни единого звука. Она успела почувствовать на лице холодную мокрую тряпку с резким запахом, прежде чем провалиться в темноту. Благодаря урокам химии она распознала хлороформ.

Донна просыпалась медленно. Хотелось пить, кружилась голова.

— О господи, — в глубоком отчаянии проговорила она. На глаза навернулись слезы.

Она лежала на старом матрасе со сломанными пружинами. Скомканное грязное пуховое одеяло и подушка валялись рядом.

Тюремной камерой ей служила сырая, пропахшая плесенью комната в ветхом доме конца XIX века, как она догадалась по штукатурке на высоком потолке и заляпанным обоям. Окна закрывали толстые доски, надежно прикрученные длинными шурупами. Свет исходил только от тусклой лампочки в сорок ватт под немытым пластиковым абажуром на потолке.

Издалека доносилось приглушенное блеянье. Донну завезли в деревню. Но куда конкретно? Чтобы попасть в сельскую местность, достаточно отъехать километров десять от веллингтонского делового центра.

Рядом с кроватью обнаружился ланч из сумки, пластиковая кружка и кувшин с водой.

Подстраховались на случай, если она вздумает осколком перерезать себе вены или им горло. Донна совсем сникла.

В углу стояло ведро и шесть упаковок туалетной бумаги — одному человеку хватит на две-три недели.

— О черт, они собираются меня здесь долго продержать, — негромко всхлипнула Донна.

Наконец ее осенило, зачем она здесь. Ее похитили. В голове замелькали кадры из десятков фильмов, где пленникам отрезали уши, пальцы на руках и ногах, присылали родным видеозаписи и фотографии умоляющих жертв, чтобы добиться своего.

Донна вспомнила, как сбегали некоторые пленники: отрывали доски с окон, прыгали на похитителей с притолоки, рыли подземные ходы.

Она быстро оглядела комнату: тяжелые доски, прикрученные намертво, тонкую балку над дверью, пластиковые кружку с кувшином, — и эти варианты сразу отпали. Дверь открывалась наружу, за ней не спрячешься, чтобы потом выпрыгнуть и со всей силы ударить входящего. Даже будь у нее нужный инструмент, Донна не смогла бы вытащить стержни из дверных петель. Они тоже были с другой стороны. Лампочка висела слишком высоко, и Донна не могла до нее дотянуться без табуретки, к тому же мешал абажур. Так что если кинуть пластиковую кружку или кувшин, лампочка все равно не разобьется. Значит, нет ни единого шанса спрятаться в темноте и вынырнуть за дверь, когда похитители навестят ее в следующий раз.

В кино герои освобождают пленников в мгновение ока, или похитители срывают злость и разочарование на несчастных жертвах, облегчают себе жизнь, убив заложника и подавшись в бега — иногда прихватив выкуп. Донна вздрогнула, ее затошнило от одной мысли.

— В живых бы остаться. Что подумают, когда я не приду в школу? Скажут, застеснялась, потому что отца обозвали нацистом… если вообще заметят, что меня нет, — простонала она.

Чем сейчас занимаются ее одноклассники? Донна подняла левую руку, взглянуть на часы, и уставилась на ободок бледной кожи. Забрали. Теперь она представления не имеет, день на дворе или ночь.

Девушка выпила воды, подошла к двери и подергала ручку. Естественно, с другой стороны не пускал засов. Сев на матрас, она пыталась уговорить себя не поддаваться панике. Зачем ее похитили? Ответ ясен: им нужен Q.

Под пытками она скажет только, что видела манускрипт, а потом отец его куда-то спрятал — не дома… в университете или в деревне, точно не знает. Папа ее не посвятил.

Но похитители ведь не поверят. Они продолжат пытать, пока не убедятся наверняка. Если только ее не собираются убить. Донна нужна им, чтобы обменять на манускрипт. Отец ее очень любит и пойдет на все.

От страха воображение разыгралось вовсю. Что на самом деле случается с заложниками?

Донна вспомнила, как спорила с отцом о свободе воли. Когда ей было четырнадцать, она до полуночи гуляла после кино с подружками. Приходя домой, умоляла Рубена понять, что не могла бросить друзей. Рубен становился в позу философа и заявлял, что Донна свободный человек и в ее власти уйти домой вовремя, не нарушая обещаний папе.

Потом он рассказал дочери, как в середине семидесятых одну из наследниц издательского дома «Херст», Патрицию Херст (или Пэтти, как ее обычно звали), похитили из квартиры в Беркли неподалеку от Сан-Франциско городские партизаны «Единой армии освобождения». В обмен на жизнь Пэтти ее семья пожертвовала миллион организации, которая бесплатно кормила бедняков. Похитители не сдержали слова.

Вскоре после этого в прессе появилась фотография: Пэтти с ружьем наперевес грабит банк. Еще она позировала с оружием на листовке «Единой армии освобождения», утверждала, что сменила имя на «Таню» и поверила в идеалы своих похитителей.

Когда ее наконец арестовали за участие в ограблении, Пэтти говорила, что похитители завязывали ей глаза, держали в чулане, постоянно били и насиловали. Адвокаты объясняли, что из-за долгих издевательств она не соображала, что делает, действовала вразрез со своим характером и убеждениями.

Говорят, ее постигла та же судьба, что и американских военнопленных, захваченных Северной Кореей, которые публично признавались в совершении «военных преступлений». Пэтти, по словам адвоката, пострадала от так называемого «стокгольмского синдрома» — когда пленники завязывают отношения с похитителями в отчаянной попытке сохранить шкуру и на время перенимают чужой образ мыслей.

— По собственной ли воле действовала Пэтти Херст? На такой вопрос предстояло ответить судьям, когда ее поймали и отдали под суд, — говорил Рубен. — Но ее похитили из дома в ночной рубашке, и унижали под дулом пистолета. Это не то же самое, что слушаться друзей, которые зазывают погулять ночью или вступить в отряд городских партизан. В любом случае, по мнению судей, Пэтти осознавала, что идет на преступление, хотя могла воспользоваться шансом и сбежать. Никто не угрожал ей пистолетом, заставляя грабить банки. К тому же она хвасталась, что стала членом группы, ее похитившей, и ей вынесли обвинительный приговор.

Рубен добавил, что до сих пор выясняют, справедливо ли посадили Пэтти. Президент Джимми Картер смягчил ей наказание, а Клинтон амнистировал в последние дни пребывания на посту.

Отцовская проповедь эхом отдалась в голове, и Донну скрутил новый приступ страха — да так, что она кинулась к ведру, и желудок вывернуло наизнанку. Вдруг ей тоже завяжут глаза, будут избивать и насиловать, как Пэтти Херст?

— О господи! Прошу тебя, только не это!

Все ее прекрасные романтические мечты о первой ночи с любимым человеком рассыпались, наткнувшись на безжалостные силы, которых она не понимала, а потому не могла предсказать или взять под контроль.

— Черт.

Донна вспомнила один фильм, который смотрела по телевизору несколько месяцев назад. Там пленница сбежала, соблазнив одного из похитителей.

— Вдруг единственный способ отсюда смыться — переспать с охранником, чтобы он меня пожалел? Лучше смерть… А если я умру, папа жутко расстроится, как после маминой смерти… О боже… Что мне делать?

Мрачные мысли, неудобное ведро и запахи приводили в еще большее отчаяние. Донна привыкла управлять ситуацией и влиять на исход событий. Лишь однажды она была такой же беспомощной — когда мама умирала от рака.

Умываясь водой из кувшина, она представляла, как, потеряв рассудок, угрожает отцу пистолетом и приказывает ему отдать манускрипт. Потом задумалась, как папа воспримет новость о ее похищении.

«Бедняга, — размышляла Донна. — Он свихнется от беспокойства. Кроме меня, у него никого нет. Он так обо мне печется. Надеюсь, ему не взбредет в голову разыгрывать престарелого героя».

Донна поела, легла на кровать и, поплакав, забылась неспокойным сном.

Она проснулась, как от толчка. Что-то изменилось. Что? Конечно, свет погас, в комнате хоть глаз выколи. Полночь? Донна не представляла, который час. Она села и вгляделась во тьму.

Снаружи в висячем замке царапнул ключ. На долю секунды, когда дверь открывалась, в искусственном свете коридора мелькнули две фигуры. Потом луч фонарика ударил Донне прямо в глаза. Она загородилась ладонью.

— Что вам от меня надо? — девушка испугалась даже больше, чем во время похищения. Сопротивляться нет смысла, но ей отчаянно хотелось знать, что они задумали. Так гораздо легче справляться со страхом. — Если манускрипт, я могу рассказать не больше, чем журналисты в новостях или «Капитал Газетт».

Ответа не было. Даже намека, что ее услышали. Донна рискнула прикрикнуть:

— Сволочи, как я буду уроки здесь учить?

Похитители молчали. Им строго приказали скрывать лица, ничего не говорить и не приближаться к Донне. Их главарь прекрасно знал, как действует «стокгольмский синдром» в обратном направлении — как похитители привязываются к пленникам, особенно к детям, или, как в данном случае, к молодым девушкам. Как им становится трудно покалечить или убить жертву в случае необходимости.

Донна слышала, как заменили ведро. Бросили у входа новый кувшин с водой и поднос, пахнущий пиццей. Захлопнули дверь. Снова зажегся свет. Теперь ясно, где выключатель. За дверью.

Девушка достала большой кусок размокшей пиццы, которую положили на бумажную тарелку и разогрели в микро волновке. Пицца и груша — вот и вся еда. Еще Донне принесли почитать «Багл».

Она завороженно уставилась на первую страницу. Все-таки мир о ней не забыл. Совсем не забыл. Заголовок говорил сам за себя. «Юная героиня похищена». Справа поместили фотографию: она и Рубен после спасения мужчины из горящего автомобиля.

В статье рассказывалось, что она — дочь доктора Рубена Дэвиса, и бандиты, вероятно, похитили ее из-за манускрипта, стоящего несколько сотен миллионов долларов. Также была фотография предполагаемого места похищения. Полиция ошиблась на квартал.

Автор цитировал Рубена: тот передавал, что любит Донну, просит похитителей вернуть ее живой и сделает все необходимое, чтобы ее спасти.

— Слова типичного философа. Как понимать «все необходимое»? — вздохнула Донна. — С точки зрения полиции, похитителей или его собственной?

Дальше высказалась Эмма: «У Донны потрясающая жизнь. Но это уже слишком. Пожалуйста, отпустите ее и верните нам невредимой».

В конце поместили маленькую фотографию Бена и подписали: «Бен, парень Донны, говорит, что Донна классная. Она знает, как вести себя в сложной ситуации, и он надеется на ее скорое освобождение».

Напоследок автор напоминал читателям, что Рубен может иметь отношение к нацистам.

— Уроды! Когда только его оставят в покое. Он и так с ума сходит от беспокойства, а тут еще соль на раны сыплют.

Гнев на обидчиков папы заставил Донну позабыть о своих несчастьях, и ей вдруг полегчало. Перечитав статью, она поняла, что на ее поиски брошены немалые силы. Как только похитители связались с ее отцом, тот, конечно, позвонил в полицию.

Полиция удостоверилась, что Донна не появлялась в школе. Объявили тревогу, и полицейский у резиденции премьер-министра вспомнил странный автомобиль, резко затормозивший перед кортежем. За рулем сидел один мужчина, на заднем сиденье — второй, с девочкой в школьной форме. Полицейский заметил, как девочка уронила голову на мужское плечо.

Сидя на кровати и пытаясь проглотить невкусную еду, Донна представила два силуэта, мелькнувших в дверном проеме. Оба были в штанах, но того, что поменьше ростом, выдавала фигура — широкие бедра, узкая талия и колени слегка внутрь. Донна вспомнила просвет между крутыми бедрами. Значит, один из похитителей — женщина?

У девушки появилась надежда. Если рядом женщина, насиловать ее вряд ли будут. С другой стороны, женщина быстро раскроет и пресечет любые хитрости, на которые Донна может пуститься, чтобы разжалобить похитителей мужского пола.




ГЛАВА 34

ОТВЕТНАЯ РЕАКЦИЯ


Никогда бы не подумал, что вы тайный нацист. В газетах не всему можно верить, да? — поприветствовал Рубена администратор теологического факультета в понедельник утром. — Хорошо бы заполучить манускрипт Q. Он выведет нас на мировую арену.

И вам доброго утра. Надеюсь, вы хорошо провели выходные.

Рубен понимал, что нацистское клеймо будет смущать коллег. Они знали, что обвинения несправедливы, и с нетерпением ждали, когда он передаст манускрипт университету, но все равно испытывали неловкость в его компании.

Рубен взял свои записи и в девять отправился на лекцию к студентам средних курсов. Сегодня они обсуждали тему религии и нравственности: студенты любили об этом поспорить.

Когда он вошел в аудиторию, по рядам пролетел шепоток. Студенты уткнулись в свои книги, откуда-то с задних рядов послышалось «хайль Гитлер», некоторые захихикали. Не обращая внимания на колкость, Рубен взял фломастер, чтобы написать тему дискуссии. Посредине доски красовался рисунок, из-за которого студенты не поднимали голов от учебников.

Рубен молча стер гигантскую свастику и написал вместо нее: «Различия между правильным поступком, намерением его совершить и мотивацией». Началась лекция.

Является ли поступок правильным, если вам кажется, что его вдохновил Бог? Или вы делаете то, что считаете нужным, и ждете от Бога одобрения? Например, захотел бы Бог, чтобы вы развернули клеветническую кампанию на основе бездоказательных слухов? И если представить на минуту, что да, правильно ли подчиняться такому божеству? Или правильнее развернуть клеветническую кампанию и надеяться, что Бог вас поддержит, потому как вы уверены в своей правоте? Есть ли тогда разница, верите вы в Бога или нет? Ответ частично состоит в том, что мотив, намерение и поступок — разные вещи. Мотивы нравственного поведения включают любовь к Богу, желание угодить близкому человеку, патриотизм, вознаграждение, например деньги…

В конце лекции студент, который нарисовал свастику, встал и извинился. Рубен поблагодарил его за смелость и заявил классу, что никогда не имел отношения к нацистскому движению, придерживается либеральных гуманистических взглядов и отвергает авторитарные режимы, и левые и правые, потому что они всегда оправдывают средства идеологической целью.

В начале одиннадцатого, когда Рубен шел к себе в кабинет, завибрировал его сотовый — пришло сообщение. Он ошарашенно и недоверчиво уставился на маленький экран.

— О, нет! Спаси ее господь… это какой-то родительский кошмар, — выдавил он прерывистым шепотом. Побелел и, спотыкаясь, добрался до кабинета.

Может, опять липа, новая грубая попытка выудить манускрипт? Но в глубине души Рубен знал, что ошибается. Шестое чувство подсказывало — Донна в беде. Разве мало они вытерпели? Донна говорила тоже самое. Теперь вот удар ниже пояса.

Дрожа от потрясения, Рубен набрал номер школы, и ждал, вопреки всему надеясь, что интуиция его подвела. Нет, Донна не появлялась на занятиях. Неважно себя почувствовала и вернулась? Он несколько раз позвонил домой. После семи гудков телефон каждый раз отключался. Рубену стало дурно от тревоги.

Оставалось только одно. Рубен позвонил в полицию. Потом сказал администратору факультета, что отменяет все лекции из-за больших семейных неприятностей. Когда администратор предложил свою помощь, Рубен поблагодарил, отказался и вышел на улицу как во сне, ждать полицию, которая отвезет его домой.

— Сообщение явно отправлено с телефона вашей дочери… где-то через час после начала занятий в школе. Очень рано для подобной записки, — отметил инспектор полиции. Он в третий раз перечитал сообщение, которое получил Рубен с телефона Донны.

Меня похитили. Обменяют на манускрипт. Инструкции далее. Ответить не могу.

— Не похоже на сообщение отцу, — заметил опытный полицейский. — Не говорит, что вам нельзя идти в полицию, искать ее или сообщать журналистам. Обычно заложники только это и пишут. Правда, в Новой Зеландии людей не часто похищают, — добавил он.

То есть Донна мастерски разыграла собственное похищение, чтобы прогулять школу или запасть где-то вдвоем с приятелем? Или инспектор намекает на любительскую попытку вымогательства? Или хочет сказать, что похитители убили Донну и воспользовались ее телефоном… Да нет же!

Грудь пронзила острая боль. Словно сердечный приступ, только Рубен представлял его совсем иначе. Из-за сильной тревоги грудные мышцы сократились и застыли в спазме. На глаза навернулись слезы, Рубен вытер их рукавом плаща.

— Что с вами, доктор Дэвис? — Инспектор махнул констеблю, который делал пометки в блокноте, чтобы тот усадил Рубена на стул. — Мы сделаем все, чтобы найти вашу дочь и вернуть ее целой и невредимой. Тяжело, когда не знаешь, что происходит с любимым ребенком.

Рубен жадно глотнул горячего чая, который приготовил для них троих, когда приехал домой, и рискнул предположить:

— Сообщение послала не Донна. Кто-то другой. Донна, как и все дети ее возраста, сокращает слова и пропускает точки. Это особенно заметно по студенческим сочинениям.

— Она бы написала вот так. — Рубен трясущимися руками нацарапал записку в блокноте и показал инспектору:






Похищ дай Q инфо скоро отв не могу





Констебль спрятал улыбку, а его начальник ответил:

— Наверное, вы правы, Рубен. Ничего, что я вас так называю?

Инспектор стремился установить взаимопонимание.

— Ничего.

— A Q, я так понял, и есть тот манускрипт, о котором столько говорят в последнее время? Просто хочу убедиться, что мы об одном и том же.

— Да. Манускрипт Q, или, скорее, его часть… Еще мне кажется, похитителям Донны нужна реклама. Они используют ее, чтобы давить на меня. Вот почему они не запретили обращаться в полицию и к прессе. Когда за дело берется полиция, журналистам становится интереснее.

— Почему?

— Знаете, когда случается нечто подобное, репортеры вытаскивают на свет все, что касается похищений. Они проведут мрачные параллели с убитыми и покалеченными жертвами в Новой Зеландии и пленниками в Ираке и Перу. Расскажут о спасенных — и замученных после получения выкупа. В таком духе.

— Возможно. Но как они могут давить на вас через прессу?

— В газетах появятся фотографии Донны в школьной форме и упоминание о том, что манускрипт Q у меня. Все скажут: «Почему ее придурочный отец не отдаст старый обрывок кожи похитителям? Как он может подвергать опасности жизнь дочери?» Ну или что-нибудь такое.

Рубен снял очки, высморкался и промокнул глаза влажным платком.

Инспектору не хотелось обсуждать печальный исход.

— По-моему, осведомленные люди скорее приведут нас к злоумышленникам и вашей дочери. Новая Зеландия — страна маленькая, здесь трудно спрятаться. Французские тайные агенты, которые заложили бомбу на гринписовском корабле «Воин радуги» в оклендском порту в середине восьмидесятых, этого не учли и поплатились.

Рубену пришлось признать, что инспектор говорит дело. Но все-таки ему казалось, что похитители прекрасно организованы и предпочитают играть на рекламе, чем рисковать потерять все.

— Кто-то шепнул журналистам про меня и манускрипт, намекнул, что я тайный нацист. Очень эффективный ход. Эти люди знают, что делают.

— А вы нет, Рубен? Нацист, значит… По работе нам положено наблюдать за теми, кто проповедует крайние политические взгляды, которые могут привести к нарушению закона. Ваше имя мне никогда не встречалось. Как бы то ни было, вы, скорее всего, правы насчет рекламы.

Констебль передал папку инспектору, тот пролистал страницы и закончил:

— Если это те же люди, что беспокоят вас с недавних пор, они не ждут, пока рак на горе свистнет.

Рубен кивнул.

— Мы часто встречаемся с вами и Донной, доктор Дэвис. Ваш древний манускрипт привлекает слишком много внимания. Несколько взломов, в том числе нападение… Поправьте меня, если я ошибаюсь, но и трагический инцидент в Вайрарапа тоже имел отношение к Q? Верно?

— Те двое нас преследовали. — Рубен не видел смысла увиливать.

— Меня насторожили кое-какие оговорки Донны при допросе на месте происшествия. Кстати, Рубен, вы не сообщили о преследователях полиции.

— Не придал особого значения. Заправка взорвалась, а они просто оказались не в том месте не в то время. Совпадение — ничего более. Но раз вы спросили, они увязались за нами в надежде испугать меня и выудить манускрипт.

Рубен рассказал, как все происходило. Он понимал, что если хочет вернуть Донну и остаться при манускрипте, придется посвятить полицию в детали.

— После взрыва кто-нибудь вас преследовал? Или, может, Донна жаловалась?

— Нет, как ни странно. Только один раз. Новых преследователей я не заметил.

Рубен точно знал, что к нему не приставили очередных Лорела и Харди. После путешествия в Вайрарапа они с Донной вели себя как параноики. Он также не сомневался, что в прошлый вторник за его встречей с Клэр в музее никто не наблюдал.

— Те двое приехали из Австралии, назвались туристами. Возможно, их сменщики похитили вашу дочь. Это всего лишь подозрение, но мы проверим, кто за последнюю неделю прилетел из Австралии.

Инспектор молодец. К Рубену вернулись крохи уверенности. Может, он прав. Сменщики играли жестко.

— Мы должны знать о Донне все. Что носит, фотографии, друзья, враги, спорт, мальчики, убеждения, что ее трогает, как относится к вам, школа, дурные привычки, как, по вашему мнению, она справляется сейчас.

— Ладно. — Рубен обрадовался, что можно отвлечься. — Донна — обычная семнадцатилетняя девчонка, самостоятельная, но пользуется популярностью и старается помогать людям. Врагов, кажется, нет, завистников тоже.

— Хорошо. Еще нам понадобится маршрут, по которому она ходит в школу, вдруг найдутся свидетели. Если вы дадите нам нестираный предмет ее одежды, мы снарядим ищейку.

— По-моему, в корзине с грязным бельем есть носки, — указал Рубен в сторону ванной. — Я принесу, когда мы закончим.

— Спасибо. Мы отправим кого-нибудь в школу, поспрашиваем там, свяжемся с телефонной компанией и попробуем выяснить, через какую передающую станцию пришло сообщение. Была бы неплохая зацепка. Если ее телефон не выключили, мы определим его местонахождение. Но мне почему-то кажется, что преступники все понимают и вряд ли воспользуются им снова.

Следующие сорок минут Рубен отвечал на вопросы, показывал комнату Донны и ее школьные фотографии. Наконец, отдал носки, которые дочь носила вчера. Когда его спросили о журналистах, согласился на пресс-релиз для вечерних новостей.

«Докажем похитителям, что нам не все равно, — размышлял Рубен. — Да и Донна взбодрится, когда про нас услышит. Может, инспектор в самом деле прав: так больше шансов, что объявится свидетель».

— Теперь у вас нет частной жизни, — предупредил инспектор, собираясь уходить вместе со своим писцом. — Мы, конечно, будем прослушивать все телефонные звонки — с домашнего, мобильного, рабочего — просматривать электронную почту и проверять адреса. Если кто-то кинет вам записку под дверь или обратится напрямую, сообщайте нам.

— Да, конечно.

— Это важно. Мы думаем, с вами свяжутся. Вообще-то дальнейшие действия мы планируем в зависимости от контакта, так что лучше не договаривайтесь с преступниками за нашей спиной. Не мутите воду, и нам будет легче найти Донну.

— Верно.

— Идя на сделку, вы провоцируете других потенциальных похитителей, — добавил инспектор для пущей убедительности.

— Я не стану ни с кем договариваться, не предупредив вас. Донна, конечно, большая озорница, но я люблю ее и хочу вернуть целой и невредимой. На манускрипт у меня тоже другие планы. Но если придется отдать его ради Донны… я согласен — только бы они не забрали и то, и другое.

От мысли, что он может потерять Донну, у Рубена невольно выступили слезы.

— Простите, — он снова утерся мокрым платком.

— Ничего страшного. Обычная реакция любящего родителя, — сочувственно ответил инспектор. — Будьте уверены, Рубен, мы всех на уши поставим, но спасем Донну и поймаем ублюдков. Преступление очень серьезное, похищениями мы занимаемся в первую очередь.

Инспектор и констебль обещали возвратиться к вечеру, если похитители или Донна не выйдут на связь раньше десяти.

Рубен был совершенно разбит. Полицейские советовали позвонить родственникам, друзьям или психологу из службы поддержки. Но ему хотелось только забыться сном.

Заварив себе зеленого чая, он улегся на диван и тихо заплакал. Он потерял Джейн. Неужели потеряет и Донну? В голове проносились образы: Донне сбривают длинные белокурые волосы, отрезают по одному пальцы на руках и ногах, с садистским удовольствием обезображивают лицо. Рубен передернулся, будто съел улитку на листе салата. Но больше всего терзала мысль о групповом изнасиловании его жизнерадостной дочери.

Постепенно Рубен задремал, и ему приснилось, как Донне бреют голову. Ее белая блузка и темно-синий школьный костюм пропитались кровью из пальцев с вырванными ногтями. Рубен видел, как дочь с мольбой смотрит на него. Ее лицо исказилось от боли, когда она потянулась окровавленной рукой за салфеткой, стереть кровь и слезы.

Рубен вздрогнул от ужаса, приглядевшись к салфетке. Это был манускрипт Q, священные слова залиты слезами и кровью. Донна скомкала манускрипт и выкинула сквозь прутья тюремного окна в быструю речку, а тем временем ритмично звонил колокол, возвещая смену тюремных стражников…

Колокол не унимался. Рубен вырвался из ужасного сна в кошмарную реальность. Донна? Он с надеждой прижал трубку к уху.

— Рубен, это ужасно.

Надежда испарилась. Только его не хватало. Ричард.

— Мне позвонили с национального радио, спросили, как я отношусь к похищению твоей дочери. Я в шоке. Бедная девочка. Наши искренние соболезнования. Представляю, как бы мы с женой себя чувствовали, вздумай кто-нибудь украсть нашего мейнкуна. Даже думать не хочется.

— Спасибо, Ричард.

Рубен представил, как у Ричарда крадут призового Маг нификата, чтобы разжиться штукой баксов, продают и переименовывают в Барсика. Он слабо улыбнулся.

— Я так понял, ублюдкам нужен наш манускрипт. Если мы его отдадим, нет никаких гарантий, что они вернут Донну целиком, да?

— Да, если мы отдадим наш манускрипт, нет никаких гарантий, что они вернут Донну целиком, как ты изящно выразился.

Ричард остался глух к сарказму:

— Я хорошо понимаю, что тебе пришлось пережить. Я знаю, что такое стать жертвой невежества и недопонимания. Тебя обозвали нацистом. Какой позор, тебе нельзя с этим мириться. Как солдаты, которые гибли, сражаясь за свободу и демократию, мы платим высокую цену за верность науке, правда?

— Наверное.

— Если я могу помочь, только скажи. Я уже просил похитителей отпустить твою дочь. Передал всем на работе, что случилось, и наказал тебя не тревожить.

— Спасибо за беспокойство, Ричард, — едва выговорил Рубен и бросил трубку. Он невыносим. Как же, волнуется он за Донну. Просто надеется, что я не променяю манускрипт и его мечты о научной империи на ее свободу.

Рубен радовался, что последовал совету инспектора не встречаться с журналистами до появления новой записки. За нарушение эмбарго, согласно пресс-релизу, в дальнейшем Рубен отказывался от любых пресс-конференций и интервью на эту тему.

Инспектор полагал, что любые пресс-конференции и мольбы Рубена перед телекамерами об освобождении Донны надо отложить на потом, если они вообще понадобятся. Он надеялся решить дело раньше.

Полиция вернулась вскоре после того, как Рубен расправился с поздним ужином, больше по привычке, чем утоляя голод.

— У меня новости. Немного, но начало хорошее.

Инспектор рассказал, что собака учуяла следы Донны у китайского посольства, а охранник премьер-министра заметил кое-что необычное: школьницу, похожую на Донну, положившую голову на плечо мужчине на заднем сиденье серого «седана», который вел еще один мужчина.

Инспектор подтвердил, что Донна не появлялась в школе, и никто из друзей ее не видел. Сообщений на сотовый тоже не получали.

По сведениям телефонной компании, сообщение с мобильника Донны прислали из центрального делового района.

— Возможно, Донна там. Или похитители знали, что мы их выследим, и решили нас обмануть, отправив сообщение из города, — добавил полицейский. Потом спросил Рубена, как тот себя чувствует, и снова посоветовал обратиться к психологу.

Вечер тянулся мучительно долго. Рубен пытался читать легкий роман. Сюжет напомнил ему об ухаживании за Джейн после их встречи в университете Доминион, когда Рубен вернулся с учебы в Оксфорде.

Вначале он не обратил на Джейн внимания, потому что искал девушку, похожую на Мириам, с которой мимолетно познакомился в Израиле. Мириам разожгла его романтическое воображение своей кокетливой сексуальностью и манящей красотой. Но Джейн, преподававшая английскую литературу, постепенно завладела его мыслями.

Их соединило не страстное увлечение или идеализированный образ. Любовь выросла из крепкой дружбы, множества споров, уважения и общих ценностей, вскормленная близостью и интимной жизнью. Когда появилась Донна, они наслаждались тем сумбуром, который она внесла в их однообразные жизни, с гордостью показывали ребенка друзьям. Рубен и Джейн сотворили маленькое чудо, которое еще больше их сблизило. Теперь их маленькое чудо попало в беду.

По телу прокатилась волна тошноты, грудные мышцы опять свело. Рубен уже это проходил — когда дежурил у кровати Джейн последние пять дней ее жизни, беспомощный и убитый горем.

Он уронил книгу на пол и снова задремал на диване. На сей раз ему приснилась Джейн. Она тихонько напевала и кормила Донну грудью.

В начале шестого ожил телефон. Родственники и друзья сочувствовали, обещали молиться за них и предлагали всяческую помощь.

Позвонила Эмма, подружка Донны, и расплакалась так, что Рубену пришлось ее успокаивать, заверять, что Донна сильная, неглупая и умеет о себе позаботиться. Он надеялся, что говорит убедительно. В его словах не было лжи. Только вот похитители подтасовали карты в свою пользу.

Бен, приятель Донны, сообщил, что послал ей сообщение, но ответа не получил. К удивлению Рубена, Бен вызвался приготовить ему ужин. Он поблагодарил за любезное предложение, но побоялся, что в таком пришибленном состоянии не сможет как следует принять гостя.

Чуть позже семи в дверь постучали. Анна заключила Рубена в объятия.

— Боже мой, — проговорила она по-русски. — Какой ужас. Я смотрела вечерние новости и думала, что речь о ком-то другом, пока не увидела фотографию Донны. Телевизионщики разыгрывали похищение с другой школьницей там, где Донну запихнули в машину. Не могу поверить, что кто-то мог причинить зло такой милой юной девушке. Я так расстроилась. Тебе, наверное, очень плохо. — Анна отстранилась и со слезами на глазах посмотрела на Рубена. — Тебе кто-нибудь приготовил ужин?

— Я пообедал, спасибо. Нет аппетита.

Рубен не хотел показываться друзьям в таком состоянии. Когда болела и умирала Джейн, он видел, как его эмоциональная трагедия восхищала и даже заряжала остальных. Может, утром ему полегчает, но у него еще оставалась гордость, и не было никакого желания доставлять удовольствие родственникам и друзьям, позволяя сострадать его тревоге и горю.

— Ничего. Я приготовлю нам обоим. Если тебе не захочется, я не обижусь.

— Анна, твои люди связаны с похищением?

В душе Рубен уже обвинил ее боссов. Но инспектору насчет Анны пока не обмолвился, она — единственный черный ход, который мог его привести к Донне и похитителям.

— Ни в коем разе, — по-русски ответила Анна и перевела: —Нет. Они мне ничего такого не говорили. Мне поручено только убеждать тебя, или искать, где спрятан «манускрипт». Я все тебе рассказала.

— За мной или Донной кто-нибудь следил? — Рубен догадывался, что она ответит.

— Нет. Мне ни о ком не сообщали со времени взрыва на газовой заправке… то есть на бензоколонке, — Анна помялась и добавила: —Правда, мне не все говорят. Только то, что мне надо знать. Меня предупредили о «жучках», чтобы я их не выдала по ошибке и подводила тебя ближе во время разговоров. Я тоже думаю, что тебе полагалось их найти.

— И я.

— Меня известили об агентах, которые вас преследовали, потому что ты мог заговорить со мной о них и о тайнике, куда спрятал манускрипт. Но о Донне речи не заходило. Так что я знаю не больше тебя… Прости. Мне очень жаль.

— И мне, — уныло пробормотал Рубен.

— Я в ужасе. Донна такая невинная и милая… Я приготовлю тебе что-нибудь поесть. Не говори, что у тебя нет аппетита. Это плохо. Донна хотела бы, чтоб ты поел и перестал беспокоиться.

Анна оказалась права. После еды Рубен чуть повеселел. Они пытались разговаривать на разные темы весь вечер. Но каждые пять минут мысли Рубена возвращались к Донне. Анна внимательно слушала, а он рассказывал о первых днях жизни дочери, о том, что она делала, о ее забавных особенностях, открытиях, вспомнил, как неделю назад она помогала ему спасать людей, и предположил, чем занимается сейчас.

Когда они выпили на двоих чайник зеленого чая, Анна уселась на диван рядом с Рубеном.

— Я бы с радостью сняла твою боль, — пробормотала она. — Это ужасно и неправильно. Пусть у меня будут неприятности с боссами из-за того, что я тебе сейчас скажу, — прошептала Анна ему на ухо. — Мне плевать, что случится с манускриптом. Маме необязательно ехать ко мне в Америку. Донна важнее. И твое счастье тоже, потому что я люблю тебя. Поступай так, как тебе подсказывает совесть, и возвращай Донну.

— Обязательно. Спасибо.

— Я бы хотела заняться с тобой любовью. Передать тебе силу своего тела.

— Мне лестно, Анна, очень мило с твоей стороны. Но я слишком расстроен.

— Понимаю. Я тоже. Я с радостью буду ждать, пока ты не почувствуешь то же, что и я. Нам обоим должно понравиться.

Когда Анна ушла, в доме стало тихо, Рубен заглянул в комнату Донны и поплелся в свою спальню, молясь сквозь слезы, чтобы скоро увидеть дочь живой.




ГЛАВА 35

ОТКРЫТИЕ


Ты, наверное, гадаешь, зачем я тебя пригласил? Прочитал вот маленькую статью в «Хаарец» о похищении дочери Рубена Дэвиса и требованиях преступников. Девочку обещают выпустить в обмен на Q. Я смотрел в Интернете. Новозеландские газеты только об этом и пишут.

Знаю. Я следил за новостями.

Не прошло и полтора дня с похищения Донны, как старший советник по древним текстам, обеспокоенный газетными статьями, спешно назначил встречу с Агентом в излюбленном кафе.

Новозеландская пресса увязывает похищение с недавними новостями о том, что Дэвис — владелец манускрипта, а мы проверяем его симпатии к нацистам. Твоя работа? — озабоченно поинтересовался старший советник.

Мы не подтверждаем и не отрицаем своих методов, — с легкой улыбкой ответил Агент, потягивая кофе.

По-моему, первое правило твоего ремесла — отказываться под благовидным предлогом. Так что «не подтверждаем и не отрицаем» принимаю за «да». Но зачем такая реклама? Вы четко заявили всему миру, что манускрипт у Дэвиса, то есть он владелец Q. Если Дэвис отдаст нам свиток — прекрасно. Никаких проблем. Он поступит правильно, и мы выразим ему публичную благодарность.

Так мы и планировали. Он по собственной воле отдает манускрипт, потому что находит доводы Израиля крайне убедительными. Мы ведь подчеркнули, что свиток вывезен незаконно.

— Отдаст как выкуп за дочь? Плохо. Так действуют только наркобароны, банды третьего мира и террористы.

— Тут я согласен, — пробормотал Агент.

— Что будет, когда мы получим Q, а потом он объявится где-нибудь в Иерусалиме несколько дней спустя?

— Интересно. Я не думаю…

— Дэвис будет взахлеб доказывать журналистам, что мы вымогатели, воры и лицемеры — скорее жулики, чем ученые. Управление по делам древностей охраняет исторические места и артефакты, наказывает археологических грабителей. Так что…

— Постой. Тебя заносит, — перебил старого друга Агент и понизил голос: —Во-первых, если мы получим-таки манускрипт Дэвиса, он не появится на следующий же день в Израильском музее или Храме Книги.

— Разве? — смутился старший советник.

— Думаю, его обнаружат много месяцев спустя в кувшине первого века поблизости от Иерусалима на одной из раскопок. Вы скажете, что манускрипт Дэвиса — просто еще одна копия. Тем временем мы проявим благородство и для поисков украденного свитка предложим наших полицейских из управления.

— Гм. Может получиться. У нас есть фрагменты из шестидесяти различных копий Книги Исайи, а еще множество Псалмов и других библейских книг из Кумрана. Вполне вероятно, что и у Q копий несколько… если только Дэвис его не сфотографировал. Тогда мы попадем в неудобное положение… Придется добавить лишние пятна, что ли. Я бы не хотел…

— Э, да вы на этом собаку съели, — перебил Агент. — Разве не вашего эксперта недавно обвиняли в подделке артефактов?.. Нет, вспомнил, он работал на археологическом факультете университета. Но не беспокойся. До этого не дойдет, — неубедительно заявил он.

Старший советник уставился в свою чашку, прежде чем продолжить. Завладеть манускриптом становилось все сложнее, дело грозило обернуться против него.

— Что касается похищения дочери Дэвиса — вы видели ее фото? Милая девочка. Что вы сделаете, если Дэвис откажется разыграть мяч и не отдаст манускрипт? Отрежете ей ухо или руку? Убьете? Мне нужен манускрипт, но не такой ценой… и есть еще кое-что… — Старший советник быстро огляделся и решил оставить признания на потом. — Ладно, неважно.

Агент заметил, что старый друг слегка покраснел, и догадался об истинной причине его просьбы.

— Как у тебя дела с Мириам? Первая стадия в разгаре?

— От тебя ничего не скроешь, верно? — Старший советник все же решился. — Вчера Мириам случайно оказалась в моем кабинете, мы обсуждали перевод медного свитка из третьей пещеры — того, что в музее Амман. Свиток зашифрован и содержит список шестидесяти тайников для сокровищ второго храма — сокровища до сих пор не нашли. Тут я уронил компьютерную мышку…

— Полагаю, Мириам вскочила на стул и завизжала, но ты спас ее, как настоящий герой.

Оба засмеялись.

— Если б все так просто, — покачал головой старший советник. — Из-за мышки отключилась экранная заставка, и Мириам увидела, что у меня на мониторе. Фотография Дэвиса с дочерью из новозеландской прессы рядом с заголовком о похищении.

— Душещипательная сцена. Как отреагировала Мириам?

— Уставилась на экран и попросила разрешения прочитать статью. Она просматривала все подряд и молчала. На нее не похоже. Она словно приведение увидела.

— Догадываешься, почему? Дэвис ее родственник? Бывший любовник?

— Так я и подумал. Но вряд ли. Наверное, ее огорчили фотографии милой девушки и ее отца, страдающих из-за Q.

Старший советник не знал, как продолжить.

— Мириам как-то говорила, что, по ее мнению, манускрипт нашел доктор Фидел, с работами которого она знакома. — Старший советник глубоко вдохнул и покаялся: — Она спросила, почему я заинтересовался новозеландской историей. Я рассказал как можно меньше. Но упомянул — без имен и названий агентств, кроме МИДа, — что мы убеждаем Дэвиса вернуть манускрипт.

— Ладно. Спасибо, предупредил. И что она? — спросил Агент.

— Втоптала меня в грязь. Посмотрела прямо в глаза и сказала что-то вроде': «Если хочешь меня добиться, — а ты хочешь, — завязывай с похищениями и верни ему дочь. Священный манускрипт для нас важен, и я не меньше тебя хочу над ним поработать, но не такой ценой. Нажимай на любые пружины, но девочку пусть оставят в покое. Прояви сострадание, ради меня».

— Ух ты! Поставила тебя на место.

— Я с ней согласился. Разве нельзя попробовать другой способ?

— Значит, с Мириам у тебя и вправду серьезно?

— Да, я же говорил, очень серьезно.

— Ладно, старина. Я посмотрю, что можно сделать. Но тебе не помешает знать. — Агент пристально взглянул на старшего советника. — Похищение организовывали не мы.

— Что?!

— Потише.

— Извини.

— Мы рискнули выставить Дэвиса на публику. Но это был обдуманный риск.

— Прости, я думал, мы опустились до похищения. Надо больше доверять людям, — раскаялся старший советник.

— Мы похищаем только бывших гестаповцев и террористов, которых привозим в Израиль на допрос и судим за преступление, — заявил Агент. — Шансы похищения Дэвиса или его дочери мы оценивали как низкие. В отличие от Перу или Ирака, Новая Зеландия — маленькая страна, похитители терпят поражение, как только к делу подключается полиция. Там это редкость.

— Редкость не редкость, а случилось. Теперь что?

— Мы используем похищение себе на пользу. Будем следить за Дэвисом, потому что он явно прячет манускрипт подальше от дома и работы. Когда он достанет свиток, чтобы заплатить выкуп, мы его возьмем. Надо действовать осторожно, я уверен, что местная полиция присматривает за Дэвисом на случай, если он решит управиться самостоятельно, как, скорее всего, и уговаривают его похитители.

— А дочь Дэвиса? Вы поможете ее спасти, не теряя манускрипт?

— В идеале так мы и планировали. Только нужно привлечь дополнительные ресурсы, а это не пройдет мимо начальства. У меня, правда, есть некоторые подозрения, так что я смогу отвертеться. Но на твоем месте я бы пока не застилал простынями широкую кровать в предвкушении горячей страсти с Мириам.




ГЛАВА 36

ЛОВУШКА


Если Бог есть, то как вы себе представляете его существование? Как существование спичечного коробка или числа? — спросил у первокурсников Рубен в качестве прелюдии к онтологическому доказательству существования Бога. Но сердце его не лежало к работе. Он скверно себя чувствовал.

Прошел день после похищения Донны, и Рубен предпочел пойти в университет, чем слоняться по дому злым, беспомощным и подавленным.

Студенты сочувствовали его горю и терпеливо ждали ответа на риторический, по их мнению, вопрос.

Вы уверены в существовании спичечного коробка, потому что так вам подсказывают органы чувств.

Рубен на миг вспомнил, как поймал Донну за игрой со спичками много лет назад. Заставил себя вернуться к теме лекции.

Такова ли сущность Бога? Благочестивые верующие утверждают, что лично общаются с Творцом. Но значит ли это, что Бог, действительно существует? Если вы видите спичечный коробок, а остальные не видят, для всех вы заблуждаетесь. А как же миллиарды верующих? Они тоже заблуждаются? Или те, кто не знает Бога, похожи на дальтоников, которые не различают цвета? Цвет существует, просто дальтоники страдают дефектом восприятия. Спорить можно долго. Но не сегодня. Сегодня представим Бога числом.

Рубен написал «11» на белой доске и тут же вспомнил, как Донна хвасталась на вечеринке в честь своего одиннадцатого дня рождения, что всего через два года станет подростком. Он сосредоточился.

— Число не похоже на спичечный коробок. Конечно, мы можем подтвердить его символами на доске или бумаге. Можем посчитать одиннадцать апельсинов, — в голове возник образ Джейн, которая учила Донну считать фрукты. — Так мы и узнаем о числе одиннадцать. Но это не само число. Одиннадцать есть, потому что мы определяем его существование. — Рубен замолчал, высморкался и промокнул глаза. — Одиннадцать — простое число между десятью и двенадцатью. Оно существует, как пешки, короли и другие шахматные фигуры, потому что мы определяем существование игры и ее правил, и вот они уже влияют на нашу жизнь. В Средние века шахматы считались моделью государственного управления. Конечно, вы знаете, что они господствуют в жизни многих людей и по сей день.

Рубен вспомнил, как учил Донну играть в шахматы, а через год она выигрывала у него почти каждую партию.

— Математика — тоже популярная игра, которую можно использовать в торговле, науке и технике, — он заново нашел нить повествования. — Может, существование Бога именно таково.

Студенты сидели тихо, пока он сморкался во второй раз.

— Вопрос не в том, чтобы доказать Бога через коллективный опыт и сравнение иллюзий с реальностью. Возможно, Бог существует, как существует число одиннадцать или шахматный король, а мы выводим правила восприятия божественных деяний и нашей реакции на них с помощью определения творца. То есть люди не молятся одному Богу под разными именами, но определяют существование отдельных богов, где-то похожих, где-то нет — как у шахматных короля и королевы есть сходства и различия…

Когда он закончил, несколько студентов признались, что не забудут эту лекцию. Они восхищались смелостью Рубена, который смог выйти на работу и провести занятие. Кто-то пожелал ему удачи, а кто-то обещал молиться за него и Донну.

Ощущение изоляции от черствого мира развеялось тем же утром, когда Рубен обнаружил на пороге дома коробки с едой и записками от доброжелателей. Друзья звонили, писали и всеми силами поддерживали, что радовало и умиротворяло. Однако Рубен следил за словами, когда отвечал им, зная, что его слушают наблюдатели Анны и полиция.

Один из сочувствующих студентов протянул Рубену запечатанный конверт с его именем.

— Я нашел его на столе, за который сел, опоздав на занятие. Не хотел прерывать лекцию, чтобы отдать вам.

Вернувшись к себе, Рубен открыл конверт. Стандартная гарнитура «Тайме», без подписи и обратного адреса.

В доказательство того, что Донну похитили мы — в первый раз мы связались с вами через ее телефон. В сообщении говорилось: «Меня похитили. Обменяют на манускрипт. Инструкции далее. Ответить не могу». Донна жива и здорова, но скучает по отцу, друзьям и школе. В ваших силах ей помочь. Наше первое требование: в ближайшие двадцать четыре часа достаньте манускрипт и положите его в студенческий рюкзак. Дальнейшие инструкции последуют. На сей раз никакого общения с прессой. Вы только навредите Донне.

Рубен перечитал скупую записку пять раз. Хоть сказали, что Донна жива и здорова — пока. Но доказательств нет — например, фотографии, помимо утренней газеты. Связаться с похитителями тоже нельзя, разве только послать сообщение на телефон Донны, который они выключили.

Что делать? Пробраться ночью в Церковь яркой утренней звезды на озере Таупо и забрать манускрипт? Только этого они и дожидаются. Рубен приведет их прямо к тайнику, там его и ограбят.

Что тогда будет с Донной? Волосы на затылке становились дыбом. И речи быть не может. Нужно знать наверняка, что Донну вернут. Но как это устроить?

Рубен устало побрел домой, ломая голову над дилеммой. Ответный ход так и не родился. Дома он сразу позвонил в полицию, как и обещал в случае контакта с преступниками.

Когда инспектор приехал, Рубен с облегчением узнал, что полицейские не сидели сложа руки и уже наметили схему действий. Инспектор повторил, что они ждали такого поворота событий и отрядили команду в штатском, чтобы проверить записку и поговорить со студентом, который нашел конверт. Затем инспектор посвятил Рубена в план.

Позже вечером Рубен поехал из Веллингтона к деревушке Макара на западном побережье и остановился на выбранном полицией месте, у поля для гольфа. Он то и дело косился на зеркало заднего вида, но ни одной машины на хвосте не заметил. Похитители наверняка умели становиться невидимыми — не хуже полиции, которая следила за тайником с поспешно изготовленным фальшивым свитком в старом портфеле.

Сработает ли план?

Инспектор радостно сообщил Рубену, что сотрудники Новозеландского архива за ночь покрасили и состарили овечью шкуру, а преподаватель с классического факультета Доминион утром нанес греческий текст — отрывки из Евангелия от Марка в стиле первого века. Не в первый раз за день Рубен чувствовал благодарность за внимание и помощь окружающих.

Они устроили искусную ловушку, заявил инспектор. Создавалось впечатление, что Рубен следовал инструкциям похитителей и забирал Q из тайника.

Сердце билось как сумасшедшее, ладони вспотели. Рубен достал портфель со старого сеновала на поле рядом с дорогой. Застыл на месте, прислушиваясь, не собирается ли кто на него прыгнуть. Тихо шелестел ветер, поблизости овцы жевали траву, вдали притормозила машина, сворачивая на главную дорогу, и газанула снова — ничего странного.

Рубен вздохнул свободнее, вернулся к автомобилю, завел мотор и все оглядывался, не едет ли кто-нибудь следом. Нет.

Может, и не надо было прятать фальшивый свиток в укромном месте.

По пути в Келбурн Рубен размышлял, нет ли у бандитов осведомителей в полиции. Во всяком случае, его предупредили только о журналистах. О властях речи не шло.

Похитители много знали и, судя по электронным «жучкам», много умели. Рубен не стал говорить полицейским о «жучках», потому что надеялся на связь с похитителями через Анну, а, кроме того, со скрипом признал он, не хотел сдавать притягательную шпионку и ломать их отношения — по крайней мере, сейчас.

— О черт, черт, черт, — запричитал Рубен, хлопая себя по лбу свободной рукой. Он забыл, что приятели Анны прослушивают его телефон. Они узнали про звонок в полицию и догадались, что его вечерний променад подстроен. Вот почему за ним не последовали.

Дальше полицейские предлагали устроить встречу с похитителями и обменять поддельный манускрипт на Донну. Но что, если бандиты разбираются в древних артефактах и не планируют отпускать Донну, не проверив свиток?

В кино гангстеры обменивали наркотики на деньги в заданном месте в заданное время. Но все равно проверяли, что им подсовывают, вдруг денег не хватает, или товар плохого качества. Конечно, бандиты тоже захотят удостовериться, что Рубен принес им подлинный Q. А зная, что замешана полиция, позаботятся о собственной анонимности. Для Донны это не предвещало ничего хорошего.

Мысли так и роились в голове Рубена, когда он вернулся домой и провел вторую одинокую ночь в страхе за Донну, которую любил так, что и жизнь за нее отдать не жалко — если потребуется.




ГЛАВА 37

ОСВОБОЖДЕНИЕ


День сейчас или ночь? Среда или четверг? Время тянулось медленнее, чем сохнет мокрое белье в тени зимой, и Донна прикинула, что все равно ошибется. Наверное, еще среда.

Лампочка в сорок ватт служила ей единственным источником света, если не считать слепящего галогенного фонарика, которым пользовались двое похитителей, когда приносили еду. Случалось это до того нерегулярно, что Донна совершенно потерялась в своей промозглой и мрачной камере.

Она, как могла, помылась, правда, не раздеваясь, чтобы не бегать голой перед похитителями — вдруг они подсматривают в щелку? Одежда воняла застарелым потом и плесенью, которая наполняла комнату. Принять бы душ и переодеться в свежее — сразу бы полегчало, но Донна знала, что надеяться на это бессмысленно.

Она негодовала и тряслась от страха, но четко решила, что не даст себя запугать. Накануне, когда рядом с кроватью ставили горшок и маленький пакет воздушной кукурузы, она попыталась вырвать фонарик.

Ответ последовал быстро и тихо. Донна получила кулаком по правому уху и ботинком по груди, отчего улетела на пол. Понятно без слов. Не рыпайся, ты в нашей власти. Потрясенная и напуганная. Донна успокоила себя тем, что хоть попробовала.

Примерно через несколько часов лампочка погасла. Дверь открылась снова, и луч фонаря уперся Донне в лицо. Она села и закрылась от яркого света рукой. На сей раз явился один. Что происходит? Та, в которой Донна узнала женщину, пришла помочь? Ее собираются пытать? Отрезать палец? Убить? Девушка съежилась.

Фонарик приблизился, и, прежде чем она сообразила, в чем дело, рука в перчатке быстро схватила ее за воротник блузки и рванула. Пуговицы не выдержали, обнажился бюстгальтер. Донна ахнула от ужаса. Не давая ей опомниться, рука протянулась снова и стащила бюстгальтер, открывая грудь.

Инстинкт самосохранения забил в набат.

— Помогите! Насилуют! Помогите! — крикнула Донна изо всех сил.

Рука закрыла ей рот, и Донна впилась в перчатку зубами.

— А-а!

Голос явно мужской. Сопротивление разъярило его и придало уверенности. Мужчина уронил фонарик, опрокинул Донну укушенной рукой на кровать, а второй нащупал трусики между ее ног. Девушка отбилась. Он попробовал снова. Она взвизгнула и вывернулась. Похититель удивлялся ее силе и энергии. Он уперся кулаком Донне в грудь и надавил со всей силы, продолжая действовать второй рукой. На сей раз она хорошо подготовилась. Когда его пальцы скользнули по ее белью, Донна быстро и сильно вскинула колено туда, где по ее предположениям находился пах. Попала. Мужик хрюкнул, выпустив Донну, и согнулся.

Появился второй фонарик.

— О боже! Нет! Пожалуйста, нет! Нет! — умоляла Донна, ожидая худшего.

Похитители промолчали. Первый мужчина, рыча от боли, подобрал свой фонарик, и они удалились, закрыв дверь и снова включив свет.

Донна слышала, как двое орали друг на друга. Слов она не разобрала, но догадывалась, что ее крики привлекли второго похитителя. Может, он спал. Он спас ее от изнасилования — на сей раз.

Она сидела на кровати, подвывая и трясясь от шока, зазастегивала лифчик и приводила в порядок блузку. Потом ее стошнило в ведро. Донна умылась остатками воды из кувшина и прополоскала рот. Она чувствовала себя грязной и беспомощной. Она была на волосок от кошмара. Что дальше? Ей не хотелось даже думать.

Из-за обрывочных снов о групповом изнасиловании и убийствах Донна боялась закрыть глаза. Время от времени в сознание прорывались крики птиц и животных, далекий шум автомобиля, который приехал и уехал, низкий гул невнятных голосов.

Донна пыталась звать на помощь, но без толку. Похитители не приносили газет, она потеряла счет дням, и не знала, как продвигаются поиски. Раз двадцать с первой ночи перечитала «Багл» и каждую статью выучила наизусть. В жизни больше не возьмет эту газету в руки.

На третий день заключения, в среду, сумерки опустились рано. Полчаса назад похитители закинули в комнату пакет с разогретой в микроволновке едой. Донна сто лет не прикасалась к макаронам с сыром.

— Это для детей! — агрессивно выкрикнула она, в очередной раз надеясь получить словесный ответ. Ее снова проигнорировали.

Следующий час Донна представляла, чем занимается ее парень, Бен. Думает ли о ней, как она о нем? Он говорил, что ему нравится ее лучшая подружка Эмма. Наверное, они очень сблизились, обсуждая похищение Донны.

— Бьюсь об заклад, Эмма его поощряет. Она любит, когда вокруг нее парни крутятся.

Донна представила, как они целуются и обнимаются, чтобы поддержать друг друга в трудную минуту. Она так обозлилась и расстроилась, что не услышала легкие шаги в коридоре.

Печальные грезы Донны нарушил громкий голос, заревевший в динамиках. Она испуганно вскочила. Кто-то включил телевизор или радио? Наверное, автомагнитола.

Донна ошибалась.

— Это полиция. Дом оцеплен вооруженным отрядом. Выходите с поднятыми руками.

Затертая фраза из полицейского сериала. Или это на самом деле?

Почти одновременно в дверь ее тюремной камеры с невообразимым грохотом что-то врезалось. Та вздрогнула, но выдержала. Донна разрывалась между страхом и восторгом. Что происходит? Она скрючилась у стенки и приготовилась защищаться — или бежать со всех ног.

После второго удара тяжелой кувалдой послышался лязг и треск дерева — засов поддался. Дверь распахнулась, и внутрь залетели двое мужчин. С первого взгляда Донна поняла, что они одеты во все черное, вплоть до перчаток и наколенников на правой ноге. Полиамидные шлемы и очки, бронежилеты с карманами для амуниции. Они обвели комнату автоматами, и Донна с удивлением заметила, что к дулам приделаны фонарики.

— Ты Донна? Одна? — отрывисто спросил один.

— Да, — смешалась Донна. В чем дело? Она увидела белые буквы «ПОЛИЦИЯ» на правом плече. Они не походили на соседских копов — скорее на героев голливудского боевика.

— Все закончилось. Мы из полиции. Ты в безопасности.

Донна вздохнула с облегчением — и разозлилась.

— Черт возьми, могли бы постучаться. Ворвались, как к себе домой. А если бы я писала? Какой стыд! Неужели вас не учат манерам в полицейской школе? Да снимите эти дурацкие маски. Выглядите не лучше ублюдков, которые меня сюда притащили.

Сотрудники отдела по борьбе с вооруженными преступниками переглянулись и захохотали.

— Твой отец предупреждал, что ты храбрая девочка. Он прав… Как ты? Тебя не тронули? — закончил веселиться первый.

— Нормально. Спасибо, что спросили, — Донне вдруг стало неловко. — Черт, не хотела показаться неблагодарной. Просто…

— Ничего страшного, Донна. Тебе многое пришлось пережить, и ты отлично справилась. Все по-разному реагируют на стресс. Давай выбираться отсюда. На улице тебя ждет полицейская. Она за тобой присмотрит, вы встречались после взлома… Твой папа уже едет сюда.

— О черт. Я не могу выйти к людям в таком виде. Я отвратительно выгляжу.

— Ничего подобного. Ты выглядишь потрясающе. Правда.

— Вы меня просто успокаиваете.

— Поверь мне.

На улице Донна залилась слезами.

Некогда знакомый мир превратился в чужую планету. Донна как в тумане осмотрела место, где провела последние несколько дней. Ветхий фермерский домик в двухстах метрах от современного, к побережью уходит дорожка метров четыреста длиной. Вот почему никто не слышал ее криков о помощи. Теперь Донна знала, где она — среди ферм и крупных сельских кварталов в северной части залива Парамата.

Здороваясь с полицейской, она заметила двух тридцатилетних мужчин в наручниках, которых вели под конвоем в полицейскую машину. Похитители? Один был довольно маленького роста— может, она и ошиблась насчет женщины.

Следующие несколько часов слились для Донны воедино. Она со слезами радости обнимала отца. Рубен привез свитер, который Донна тут же натянула, чтобы скрыть растерзанную блузку. Потом вытребовала расческу, пригладить грязные волосы, прежде чем ехать в полицейский участок. На месте их ждали несколько чашек кофе, медицинский осмотр и дюжина вопросов.

Донну спросили, как блузка осталась без пуговиц. Ее изнасиловали?

— Со мной не слишком церемонились, вот и все, — ответила Донна, не желая, чтобы кто-то знал о сексуальных домогательствах похитителя. Она боялась, что об этом придется говорить в суде, что сразу попадет в газеты. Конечно, репортеры не назовут имени, но люди и так догадаются. Девушка не хотела осложнять жизнь себе и беспокоить отца. Она невредима. Ну и прекрасно.

Когда Донна попросила свой мобильный, чтобы разослать сообщения друзьям, полицейский заявил, что ее и отцовский телефоны нужны в качестве вещественных доказательств. Друзья узнают обо всем из новостей, полиция все равно скоро даст короткий пресс-релиз о спасении Донны и аресте нескольких предполагаемых похитителей.

Дома она ликовала:

— Наконец-то душ, чистая одежда, моя кровать и настоящая еда. Прикинь, ублюдки осмелились кормить меня макаронами с сыром.

Полицейские просили журналистов не нарушать уединения отца с дочерью, но редакторы любят истории со счастливым концом, поэтому все гонялись за комментариями Донны о том, как все произошло и что она чувствовала.

Вначале Рубен отсылал репортеров к пресс-релизу, где говорилось, что Донна здорова и отдыхает. А он? Конечно, на седьмом небе от счастья. Телефон звонил сразу, как только Рубен вешал трубку. Устав повторять одно и то же, он снял трубку с рычага. Дверь тоже решил никому не открывать.

Когда появилась Донна, после душа и в чистой одежде, его эйфория сошла на нет. Рубен заметил, что она натужно улыбается, словно хочет скрыть свои истинные чувства. Ей нужна помощь.

— Донна, нелегко тебе пришлось, — мягко сказал Рубен. — Ты не поделилась с врачом, но я-то тебя знаю. У тебя богатое воображение. Сидя в той комнате, ты только и думала, что с тобой сделают похитители. Верно?

— Да. Меня и вправду посетило несколько жутких сцен. Кошмары мучили, едва я закрывала глаза — гораздо хуже, чем когда мы вытащили человека из горящего авто.

Догадавшись, что теперь отец забеспокоится о ее душевном здоровье, она быстро добавила:

— Но еще я вспоминала, как здорово мы с тобой проводили время, и надеялась, что ты не будешь ругать меня за прогул.

Донна улыбнулась, и Рубен понял, что ее нервы натянуты до предела.

— Как Бен с Эммой? — вырвалось у нее.

Рубен сказал, что оба звонили каждый день и отчаянно ждали новостей. Донна ощутила укол совести за свое воображение. Прошло всего три дня, а она уже не доверяла друзьям. Девушка потупилась, и Рубен вдруг догадался, о чем она думала.

— Ты многое вытерпела. Киловатты твоей жизненной энергии накопились и повлияли на твои мысли и чувства. Энергии надо время, чтобы схлынуть. Ты подумаешь, что отрицательные эмоции ушли, а они проявятся совершенно неожиданно, например, когда будешь проходить мимо фермерского дома или увидишь такой же автомобиль, как у похитителей.

— Пап! Я знаю о посттравматическом стрессовом синдроме. Вспомни, мы смотрели эту передачу на канале «История» вместе — о влиянии Вьетнамской войны на американских солдат, — огрызнулась Донна и залилась слезами. — Прости. Я знаю, ты просто хочешь помочь.

Наконец, она согласилась, что ей лучше походить к психологу и вместе с ним придумать, как бороться со стрессом.

Рубен тоже пострадал, прошел через все страхи и сцены, которые воображала себе Донна, но не нуждался в консультациях психолога. Теперь, когда дочь спасена, он мог заняться другими делами.

На следующее утро инспектор, расследовавший похищение, объяснял на пресс-конференции в битком набитом зале, что о местонахождении Донны сообщил аноним, а они уже организовали спасение и арестовали двоих из предполагаемых похитителей. Инспектор не мог сказать больше, дабы не создавать предвзятое мнение у честного суда.

Позднее журналисты провели собственное расследование и узнали, что серый арендованный «форд» увез Донну на маленькую безлюдную парковку на Уэйдстаун-роуд, в нескольких километрах от места похищения, затем девочку пересадили в другую машину и отправили в камеру.

Донна, которую теперь величали дважды героиней, стала звездой, репортеры с восторгом принимали ее ответы, особенно когда она упомянула о своих первых словах полицейским, когда они вломились в комнату.

Тем же вечером в «Багл» появился заголовок: 






Донна предлагает копам стучаться, прежде чем ее спасти





К концу пресс-конференции в комнату зашел констебль и прошептал что-то на ухо инспектору. Тот кивнул и поднялся.

— Дамы и господа, мы только что арестовали третьего человека по делу о похищении Донны Дэвис.

— Вы можете сказать, кого? — крикнул один из репортеров.

— Нет. Мы получили анонимное электронное письмо о деятельности иностранца, предположительно — исследователя. Мы принимаем в расчет любую информацию, что не раз себя оправдывало. Она появится в суде вместе с другими арестованными.

Инспектор не собирался выдавать, что задержанная — женского пола, но вряд ли его нечаянные слова повлияют на судебный процесс.

Ошеломленный Рубен переглянулся с Донной.

— Значит, я не ошиблась. Женщина была. Но кто? Ино странка-исследовательница?

Вначале Донне никто не приходил в голову. Потом она побледнела.

Только не Анна. Это недоразумение. Наверняка другая исследовательница. Но чем отчетливей Донна припоминала женский силуэт, тем больше убеждалась в невероятной и опустошающей правде. Новая близкая подруга подло и низко ее предала. Донна сдержала тошноту.

После конференции Рубен пристал к инспектору. Тот вначале отказывался признавать, что арестовали Анну Карпенко. Но сдался, когда Рубен упомянул, что располагает сведениями, которые помогут следствию, поскольку Анна подружилась с ним и Донной.

Рубен с Донной вовсе упали духом. Вопреки всем ее признаниям, Анне оказалась дороже работа на израильтян, которые обещали доставить ее мать в США и, конечно, заплатить кругленькую сумму, нежели любовь к Рубену. Она сыграла на их дружеских чувствах и доброте. Рубен и Донна стали жертвами хитрой авантюристки.

Рассказав, как Анна успешно пробралась в их жизнь, Рубен признался, что его дом начинили «жучками». Принял упреки за то, что не сказал раньше, и извинился перед Донной, отстраненной и притихшей. Мир вокруг рушился, для нее это было слишком. Она больше не знала, что делать.

Дома, после пресс-конференции, Рубена вдруг осенило, что ни он, ни полиция не вспомнили еще кое о чем. Он кинулся в кабинет и залез в старый портфель.

— О нет!

Когда рука нащупала лишь потертую ткань, знакомое чувство тревоги вернулось.

— Без паники, без паники, — твердил Рубен. Он позвал Донну, и они вдвоем бегло осмотрели дом, но Рубен и без того знал, что фальшивый свиток исчез.

Не забыв, что приятели Анны могут до сих пор прослушивать телефон, Рубен позвонил в полицию и спросил инспектора.

— Это Рубен Дэвис. Простите, что снова беспокою.

— Ничего, Рубен. Вспомнили еще что-то полезное?

Рубен заметил укоризну в его голосе, но осторожно продолжил:

— Нет. Я все сказал. Манускрипт, который я достал несколько дней назад…

Из-за прослушивания он избегал слов «западня» и «поддельный».

— Да, хотите, чтобы мы забрали?

— Я как раз об этом. Он исчез. Его украли, скорее всего, вчера утром, пока я был на работе.

— Вы уверены? Вы столько пережили. Может, не там посмотрели?

— Нет. Я оставил его в портфеле. Он сейчас у меня, пустой. Я ничего не выкладывал. Открыл его несколько минут назад.

— Может, Донна взяла? — По опыту инспектор знал, что полицейские зря тратят уйму времени из-за людей, которые забывают для начала проверить все возможности.

— Донна не в курсе.

— Понятно.

— Рискую предположить, что воры как раз и подсказали вам, где Донна.

— Почему вы так думаете, Рубен?

— На пресс-конференции утром вы упомянули, что получили наводку в электронном письме и не смогли установить обратный адрес, верно?

Рубен дождался утвердительного ответа и открыл главную карту.

— Возможно, один из похитителей надул своих сообщников. Тот или те, кто украл манускрипт, добились своего и больше не нуждались в остальных. Ведь похищение их не красит.

На другом конце провода воцарилось молчание. Рубену послышалась неясная брань, за которую он постоянно ругал Донну.




ГЛАВА 38

ΠΟДДЕЛΚΑ


Я сразу понял, что это фальшивка. Стоило посмотреть в увеличительное стекло. Написано на греческом койне первого века, как и Q, по предположению многих ученых… но современным металлическим пером, а вовсе не древним тростником.

Правда? — сник Агент.

Да. Слишком аккуратно. Слишком мало мест, где перо окунали в чернильницу. Кожа окрашена современной химией, не просто солью, состарена под жестким ультрафиолетом, обуглена по краям в микроволновке и искусственно покрыта плесенью. Примерно так. Ваших полевых агентов свиток одурачил, но это определенно подделка, — отмахнулся старший советник.

После спасения Донны минула неделя. Накануне Агент тайно передал старшему советнику манускрипт, украденный из дома Рубена. Теперь они, как обычно, сидели в кафе и обсуждали данные Управления по делам древностей.

Агент тихо выругался.

Итак, доктор Рубен Дэвис попался на фальшивку, а мы рисковали головой понапрасну.

Попались мы, а не Дэвис, — вздохнул старший советник.

Ну-ка поподробнее.

Я сравнил фальшивку с текстом о воскресении Иисуса. Помнишь, недели две назад в газетах напечатали фотографию? Стиль письма не тот. Близко, но не тот.

— Ты думаешь, оригинал до сих пор у Дэвиса?

— Спорю на свою пенсию. — Старший советник замолчал, чтобы глотнуть воды со льдом. — Кстати, я получил твое письмо о спасении дочери Дэвиса, нашел новозеландские статьи в Интернете и отправил ссылки Мириам. Она согласилась на свидание в субботу — в филармонии. Спасибо. Одно из моих желаний вот-вот осуществится.

— Рад услужить.

— Что там за история с анонимными наводками? — Старший советник знал, что Агент делится информацией только по необходимости, но они ведь старые друзья.

Заказав по бокалу вина, Агент посвятил его в случившееся.

— Замена жертвам взрыва прибыла в Веллингтон вскоре после похищения Донны.

— И?

— Глава команды прикинул, что Дэвис, как хороший отец, обменяет манускрипт на драгоценную дочку. Поэтому наши установили «жучок» на автомобиль Дэвиса. Приборчик посылал довольно сильный сигнал, чтобы определить положение автомобиля до нескольких метров. С его помощью они могли наблюдать за Дэвисом на безопасном расстоянии. Агенты ехали в нескольких километрах от машины доктора на вторую ночь после похищения, когда он решил ненадолго выбраться из города. Команда ретировалась, когда Дэвис остановился на несколько минут и двинулся обратно. Они решили, что Дэвис забирал манускрипт. Хотели отнять документ по дороге, но заподозрили полицейский наряд.

— Почему?

— Агенты заметили, что за домом Дэвиса тайно присматривают, на случай, если с ним свяжутся похитители и доктор попробует заключить сделку. Поэтому новой команде пришлось выдумать другой путь овладения манускриптом.

— Как они проскользнули мимо полиции? — заинтересовался старший советник.

— Один из агентов нарядился инспектором энергокомпании и посетил несколько соседних домов, чтобы примелькаться полицейским, якобы снимая показания счетчика на карманный компьютер, — самодовольно объяснил Агент.

— Он и увел свиток на виду у полиции? — не поверил старший советник.

— Да. Приехав домой к Дэвису, наш мнимый инспектор быстро открыл замок и отключил сигнализацию. Нашел портфель с манускриптом прямо в кабинете, взял свиток и запихнул его в рукав. Потом включил сигнализацию — старая израильская модель, представляешь? — и ушел, никем не замеченный.

— Так просто?

— Конечно. Дом уединенный, ютится под дорогой. Когда снимаешь замок, сверху не видно. Второй агент следил за полицией и уверен: копы даже не заметили, что наш человек пробыл в доме Дэвиса на две минуты дольше, чем в остальных. Затем пергамент отправили с курьером в Сидней и дипломатической почтой в Иерусалим.

— Тогда ясно, почему нам досталась подделка, — кивнул старший советник. — Ты не рассказал об анонимной наводке. Откуда вы узнали, кто похитил дочь Дэвиса и где ее укрывают?

— До ужесточения законов об иностранной валюте русская мафия отмывала громадные суммы через Израиль — около пяти миллиардов долларов в год. Здесь они занимались организованной преступностью.

— Слышал.

— Иногда трудно проверить еврейские корни будущего иммигранта. Русская мафия пользовалась этим, выписывая поддельные еврейские документы. Они приезжали сюда и основывали законный бизнес на грязные деньги, притворяясь евреями.

— При чем здесь дочь Дэвиса? — недоуменно спросил старший советник. — Давай ближе к делу.

Агент отпил вина и перешел ко второй части истории.

— Терпение. Рассказ длинный, подробности очень важны.

Он объяснил, как несколько израильских агентств отслеживали источник грязных денег и ловили причастных.

— Они угрожали безопасности, подрывали израильскую экономику и коррумпировали правительство, развязывали бандитские войны, продавали серьезное оружие палестинским боевикам и другим нашим экстремистам.

Далее Агент упомянул, как в Холодную войну бывший КГБ использовал в своих целях капиталистическую систему, которой, по идее, противостоял. Западноевропейские компании время от времени докладывали, что русский покупатель дает им крупный заказ на потребительские товары, к примеру джинсы, виски или шоколад. Они заключали грандиозную сделку в западной валюте. Когда заказ был готов, русские его забирали. Неделями позже компания понимала, что не в состоянии продать товар — джинсы, виски или шоколад — на своем рынке.

КГБ не собирался поставлять товары в Советский Союз. Их сбывали на местные черные рынки через криминальную сеть. КГБ наводнял рынок, подрезал всех остальных и получал неплохую прибыль.

КГБ использовал, как вьючных ослов, западных туристов, посещавших Советский Союз. Те привозили джинсы, сигареты, водку, жевательную резинку, телевизоры и магнитофоны. Товары сбывали по раздутым ценам кучке людей, которые могли позволить себе роскошную жизнь. Так КГБ создавал свои фонды и увеличивал ничтожные государственные зарплаты сотрудников. При Брежневе коммунистическая экономика пришла к застою, и КГБ еще глубже пустил незаконные корни в местный рынок.

После развала Советского Союза многие из бывших сотрудников КГБ расширили поле деятельности, став мозговым центром современной русской мафии, которая запустила щупальца в государственные предприятия, частные компании и особенно банки.

— Куда ты клонишь? — перебил старший советник, потеряв терпение.

Но Агент не унимался, рассказывая, что после падения Берлинской стены армии Восточного блока сильно урезали по размерам и финансированию, в том числе — некоторые группы спецназа.

— Это элитные войска, обученные действовать против террористов, работать во вражеском тылу — в общем, крутые парни. Сейчас их нанимают в мафию бывшего КГБ для поддержки деловой политики — любого прибыльного занятия, они ничем не брезгуют — а спецназовцы, в свою очередь, вербуют уличных бандитов…

— Не вижу, какое отношение имеет твоя потрясающая история о зарождении русской мафии к манускрипту и похищению девочки в Новой Зеландии, — снова перебил советник.

Агент осушил свой бокал и продолжил:

— Помнишь, на прошлой встрече я обмолвился, что у меня есть некоторые подозрения?

— Да.

— Один из предполагаемых участников операции по отмыванию грязных денег в Израиле — бывший спецназовец Михаил Карпенко.

— И?

— Помнишь украинскую экономистку из Чикаго, которую мы подсунули Дэвису? Ее зовут Анна Карпенко. Михаил Карпенко — ее брат.

Тут Агент наконец завладел вниманием старшего советника. Тот ахнул и поднял глаза.

— Хочешь сказать, что Анна, ваш агент, которая, по твоим словам, сделает все возможное, чтобы получить Q и перевезти мать в США, работает на русскую мафию?

— Да, работает — или, скорее, работала. Анна в новозеландской тюрьме, ждет суда по делу о похищении.

— Что все это значит? — встревожился старший советник.

Снова убедившись, что их никто не подслушивает, Агент продолжил:

— За последний год Михаил несколько раз летал из Москвы в Израиль. Наши секретные службы решили разобраться.

— Можешь сказать, что выяснили?

— В общих чертах. Ничего конкретного. У нас были все основания подозревать Михаила в связях с мафией, поэтому мы сомневались в лояльности Анны.

— Ты ведь говорил, что она своего не упустит, да? Наверное, посчитала, что, передав Q брату и его банде, выручит больше?

— Так мы и подумали, — мрачно улыбнулся Агент. — Мафии нетрудно найти покупателя, который в конце концов предложил бы манускрипт вам. А деньги за Q явно перекрыли бы доходы от проституции в Тель-Авиве и Хайфе. Анна Карпенко получила бы неплохой процент за беспокойство — более чем достаточно, чтобы уйти с работы и перевезти мать в США.

— Как она собиралась выкрутиться?

— Она бы и выкрутилась, если бы я ее не заподозрил, — ответил Агент.

— Ага, теперь самое интересное? — Старший советник заерзал в предвкушении.

— Не раскрывая своего участия в охоте за манускриптом, я сумел получить официальное добро на слежку за Анной из-за деятельности ее брата, — похвастался Агент. — После нашей с тобой последней встречи ее телефонные звонки писали на пленку.

Агент благоразумно умолчал, что людей для наблюдения за Анной в Веллингтоне отозвали из оклендской команды, занимавшейся сотовыми звонками террориста из «Аль-Каи ды», который злоумышлял против Израиля. Эти сведения выходили за рамки дружбы.

Агент сказал, что команда подслушала, как Михаил с Анной обсуждали план действий. Двое представителей мафии из американского филиала в Брайтон-Бич прилетали в Новую Зеландию под видом туристов.

— Михаил организовал похищение, как только дали добро мафиозные боссы, — объяснил Агент. — Работа была для профессионалов без криминальных связей в регионе, даже в Австралии. Парни прилетают, делают свое дело и пропадают с концами.

Агент прибавил, что, судя по записи звонков, Анна не хотела вреда дочери Дэвиса, но Михаил выслуживался перед боссами и не гарантировал безопасности девочки, если Дэвис не разродится в течение недели.

— Запутанно. Что дальше? — К старшему советнику вернулось нетерпение.

— Команда наблюдателей доложила, что Дэвис позвонил новозеландским копам по поводу записки от похитителей, которую те собственноручно доставили в университет. У Дэвиса требовали манускрипт… Я уже говорил, как мы установили на машине «жучок», проследили за доктором и на следующий день выкрали из его дома подделку.

— Я понял. А что с анонимной наводкой? — Старшему советнику отчаянно хотелось услышать конец истории.

— Один из агентов проследил за Анной. Она ездила на арендованной машине в берлогу похитителей, что рядом с прибрежной бухтой на севере от Веллингтона. Бандиты забрались в фермерский дом — владельцы, кажется, уехали в Прованс, — а дочку Дэвиса заперли в старой развалюхе на заднем дворе…

— Я читал, — перебил старший советник.

— Узнав об этом и получив якобы подлинный манускрипт, — Агент сконфуженно крякнул, — мы решили, что пора Анне с ее командой заплатить по счету нам и новозеландскому обществу. Я отправил полиции анонимное письмо, указал место и главарей — Анну и Михаила.

— Как любезно с твоей стороны.

— Наверное, Михаила будут ловить через Интерпол. Что ж, удачи, она им понадобится. Москва — второй Дикий Запад, где шериф на содержании у плохих парней.

Старшего советника вдруг осенило:

— Твои боссы не заинтересуются, почему ты следил за Дэвисом и использовал Анну в погоне за манускриптом?

Агент улыбнулся и посмотрел в глаза старому армейскому другу.

— Думаю, они догадались. Но все молчат. Иначе им придется брать на себя ответственность. Дело спустят на тормозах.

Старшему советнику пришла в голову новая мысль:

— А если бы мы добыли настоящий манускрипт, не подделку?

— Не добыли же. Зачем тебе?

— Я подумал над твоим предложением — спрятать Q на месте археологических раскопок и «обнаружить» его вместе с другими артефактами. Все равно что ворваться во второй банк и спрятать там добычу из первого, сделав вид, что ограбления вообще не было.

— Похоже.

— Никто бы не поверил, что это вторая копия, найди команда Управления по делам древностей свиток в Иерусалиме. Слишком много совпадений. Тут любой учует скверный запашок.

— Ты прав, друг. Запашок получился бы неслабый, в моих кругах принялись бы вынюхивать, кто его пустил. Я просто высказал первое, что пришло в голову, и отбросил эту идею вскоре после нашего разговора.

— Придумал что-нибудь новое? Будем оптимистами. Если вторая смена наблюдателей преуспеет, понадобится план.

— Мы заявим прессе, что нашли манускрипт Q в багаже, когда его пытались нелегально ввезти в Израиль для продажи криминальному антиквару. На всем Ближнем Востоке только в Израиле и Ливане разрешена продажа древностей, лучшего места для незаконного сбыта Q не сыскать.

Старший советник рассмеялся над простотой плана:

— Ты прав. У нас есть несколько теневых антикваров. Управление из сил выбивается, пытаясь держать их в рамках.

— Не сомневаюсь.

— Я подозреваю, мой хитрый друг, — ухмыльнулся старший советник, — что багаж с Q принадлежал бы человеку из русской мафии, который связан с похищением дочери Дэвиса в Новой Зеландии… Израильская публика точно клюнула бы.

— Конечно.

— И я, наверно, не ошибусь, предположив, что израильская полиция назвала бы имя Михаила Карпенко, брата мерзкой похитительницы Анны Карпенко?

— Восхищаюсь твоими дедуктивными способностями, — улыбнулся Агент. Друг быстро раскусил его план.

— Но Михаил сбежит, и израильская полиция возьмется за его поиски, чтобы выслать в Новую Зеландию, где его будут судить как сообщника похитителей.

— Ты уже мыслишь как наш человек, — рассмеялся Агент. — Но забываешь о самом важном. Манускрипт мы оставим у себя, потому что он принадлежит нам по праву.

Агент опять заглянул в глаза другу и с улыбкой сказал:

— Так что готовься к приятным денькам с Мириам.

— Тихо, тихо, это всего лишь первое свидание.

Старший советник помолчал, не желая нарушать радужное настроение, которое сам и создал. Потом произнес отрезвляющие слова:

— Но чтобы заснуть спокойно или заняться в кровати еще чем-нибудь, придется нам выманить Q у коварного доктора Рубена Дэвиса.




ГЛАВА 39

ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ?


Шестое чувство подсказывало Рубену, что за ним кто-то наблюдает. Но, взглянув в зеркало заднего вида, он убеждался, что ни одна машина его не преследует. Может, просто взыграло воображение, ведь он был на грани нервного срыва от пережитого.

Однако за последние два месяца Рубен научился доверять интуиции. В его дом вламывались бандиты, на него нападали, формально и неформально просили отдать Q, соблазняли и запугивали. Он кинулся в бензиновый ад, спасая врагов, и пережил обвинение в нацизме, его дочь похитили, а поддельный манускрипт украли прямо из дома.

От таких испытаний на полную мощность включились страх, гнев, инстинкт самозащиты, вожделение, депрессия и возбуждение. Пройди Рубен стандартный психологический тест на стресс, его результаты оказались бы у верхней отметки шкалы — чуть меньше, чем у лишенных сна пленников, которые видели смерть дорогих людей и готовились к пыткам.

Рубен никак не мог привыкнуть к предательству Анны. Несмотря на обезоруживающую искренность поведения, она лгала, мастерски играла на их с Донной доверии и эмоциональной потребности в уверенности, использовала их в своих целях. Она стала частью их жизни, и они горевали о потерянной дружбе. Они скучали по умной, рассудительной, теплой и чувственной Анне, какую знали раньше.

«Только подумать, я прыгнул с ней в постель», — кривился Рубен от одной мысли. В голове промелькнул образ ее соблазнительного обнаженного тела, которое он гладил в своей кровати, и Рубен содрогнулся, вспомнив былое желание. Он чувствовал себя грязным, виноватым и злым.

«Как я не видел, к чему она клонит? Смогу ли я теперь судить о людях?»

Донна переживала приступы яростного гнева на Анну, которая вместе с другими похитителями унижала ее и заставляла страдать. Злость перемежалась с депрессией, отстраненностью и слезами, когда девушка вспоминала ужасы заточения, представляла, что могло случиться, веди она себя по-другому и не приди ей на помощь второй похититель. Ее даже грызла совесть за то, что она позволила себе стать жертвой.

Когда Рубен предложил ей провести несколько недель у Эммы, пока он съездит отдохнуть на озеро Таупо, Донна с готовностью согласилась, а родители Эммы были только рады о ней позаботиться. Рубен рассудил, что, вдобавок к психологической помощи, заботливая семья и ласковый черно-белый бордер-колли быстрее исцелят душевные раны и восстановят доверие к людям.

Наступила вторая суббота после освобождения Донны. Подошел к концу университетский семестр, начинались двухнедельные студенческие каникулы. Рубен взял отпуск, сославшись на желание «побыть одному и восстановиться» после похищения Донны, сбежать от любопытства, преследований и прямых нападений, которые он терпел от всего мира из-за Q. Сотрудники теологического факультета сообща пожелали Рубену хорошего отдыха и выразили надежду, что после передышки он отдаст манускрипт университету Доминион.

Ричард Фидел растрезвонил по факультету, что его доклад о Q произвел фурор на симпозиуме по библейским текстам в Беркли, Калифорния.

— Завязалась оживленная дискуссия, — распинался он перед коллегами. — Всем до смерти хочется увидеть подлинник. Я пообещал, что долго ждать не придется. Особый интеpec вызвала моя теория о воскресении Иисуса. Я очень удивился и даже смутился, когда несколько именитых мировых авторитетов поделились со мной в частном разговоре, что, по их мнению, мой труд станет центральным в понимании остального текста и будет иметь огромное значение для нового подхода к христианской вере.

— Подарок для тебя, Ричард, — ответил Рубен.

— Спасибо. Да, подарок. Очень приятно слышать добрые слова в свой адрес. Будет здорово, когда мы начнем работать над подлинником. Теперь, когда я вернулся из Калифорнии и закончилась жуткая история с похищением, думаю, пора разыграть мяч. — Ричард заглянул Рубену в глаза. — Рубен, когда ты собираешься отдать его университету?

— Может, лучше поместить Q там, где его увидит больше людей? Веллингтон не такой уж пуп земли, да и ученым сюда нелегко добраться, — мягко попытался он отказать Ричарду.

— Но ты обещал, — с обидой возразил Ричард.

— Разве? Ты сам решил, что я отдам Q, и поспешил с организацией, не спросив о моих намерениях. — Рубен запнулся при виде его испуганного лица. — Я давал слово обдумать твою просьбу, или предложение, если уж на то пошло, и сдержу обещание.

Ричард быстро опомнился:

— Коллеги очень расстроятся, если ты не передашь манускрипт университету. Тебе будет сложно работать, сталкиваясь с враждебностью преподавателей, а может, и студентов.

— Такова цена за верность свободе, правде и науке.

Ричард, как всегда, не уловил иронии собственных речей в чужом исполнении.

Теперь Рубен ехал к фургону в Вайтетоко, на озеро Таупо, чтобы забрать свою половину Q из-под «Те Вету Марама о не Ата» — Церкви яркой утренней звезды. По дороге, которая обычно занимала около пяти часов, он останавливался дважды. Один раз на заправке, второй — сходить в туалет. На второй остановке Рубен заметил белый «ниссан» с мужчиной и женщиной средних лет, которые проехали мимо и припарковались у магазина чуть дальше. Эта же пара заправлялась на станции вскоре после Рубена.

Рубен задумался, списать это на совпадение или проверить, вдруг за ним действительно следят? Решил, что терять все равно нечего. Притормозив на площадке у Дезерт-роуд с видом на три спящих вулкана Центрального плато, он выбрался из машины, вынул цифровой фотоаппарат и стал ждать.

Через несколько минут подъехал белый «ниссан». Рубен сделал вид, будто снимает, и скосил глаза на парочку. Оба глядели на него. Чтобы наверняка знать, что их заинтересовало — он или потрясающие снежные горы за его спиной, Рубен опустил фотоаппарат, развернулся и направился к машине, краем глаза наблюдая за парочкой в «ниссане».

Оба, как по команде, уставились на дорогу перед собой.

«Значит, им плевать на великолепие гор Руапеху, Тонгариро и Нгаурухое. Они не хотели себя выдать, — размышлял Рубен. — Израильские шефы сменили Лорела и Харди на Бонни и Клайда, которые играют тоньше. Может, решили, что угрозы не действуют. Был бы у меня выбор, я бы предпочел угрозы. По крайней мере, видел бы противника. Не люблю игру в плащи и кинжалы».

Рубен назвал преследователей Бонни и Клайдом в честь скандально известного вооруженного до зубов Клайда Барроу и его подруги, Бонни Паркер, которые ударились в развеселый преступный тур по нескольким южным штатам Америки в начале тридцатых годов. Они погибли от пуль полицейской засады, оставив за собой шлейф из тринадцати убийств, бесчисленных грабежей и похищений.

Садясь в машину и сжимая руль липкими от пота руками, Рубен дрожал от мысли, что снова угодил под наблюдение. Он подождал, впитывая успокаивающие мелодии трех пьес из «Времен года» Вивальди, потом завел двигатель и продолжил путь.

Через два километра он проехал мимо Бонни и Клайда, которые стояли рядом с машиной. Бонни присматривала за дорогой. Как только появился Рубен, она спокойно отвернулась и вроде бы что-то сказала Клайду, прежде чем вместе с ним уставиться в бинокль на горный пейзаж. Она выглядела такой бесстрастной, что Рубен переменил бы свое мнение — если бы не одно «но».

«Пятнадцать минут стоять на холоде, любуясь пейзажем там, где его загораживают огромные столбы и электрокабели? Ну-ну, Бонни и Клайд твердо решили насладиться дикой новозеландской природой во всем ее великолепии», — цинично думал Рубен, когда проезжал мимо парочки, не удостоив их второго взгляда.

По регулярным поездкам в Таупо он знал, что туристы часто выбирают странные места для остановок — в основном чтобы облегчиться в кустах или изучить карту дорог. Чтобы полюбоваться горами, день выдался прекрасный, прозрачный и солнечный, но это делают на площадках с лучшим обзором.

«Может, они работают на энергокомпанию и кайфуют от вида гигантских столбов, которые выдерживают бураны. Или, как любители экстремального спорта, планируют посреди ночи забраться на столб и прогуляются до следующего по проводам».

Рубен забавлялся, представляя эту картину, и вместе с тем привыкал к невеселому открытию: Бонни и Клайд — его новые преследователи.

«Надо или не надо?»

Он раздумывал, свернуть ли на боковую дорогу, чтобы посмотреть на реакцию парочки. Потом отбросил идею, как бесперспективную. Он только недвусмысленно покажет Бонни и Клайду, — если они действительно за ним следят, — что обо всем догадался, а это ни к чему, пока он в проигравших.

«Но что будет, когда я достану Q? Что сделают Бонни и Клайд? Пристрелят меня, подобно своим тезкам, и вырвут манускрипт из сжатого кулака, пока не наступило трупное окоченение? Или отнимут Q, угрожая мне пистолетом?»

Посмеиваясь над затертыми образами, Рубен в глубине души знал, что они могут воплотиться в реальность. Ребра до сих пор ныли, когда он потягивался или делал резкие движения. Донна лечилась от психологических травм, и, хотя физического вреда ей не причинили, он понимал, что, если бы не полиция, ей бы не поздоровилось. Рубена беспокоил вопрос, что припасли для него. Единственное утешение — скоро все прояснится.

Он присел с чашкой зеленого чая, чтобы успокоить обнаженные натянутые нервы и освежиться с дороги. В фургоне его настиг очередной приступ ностальгии по добрым временам с Джейн, а потом — волна гнева и снова печали, когда он вспомнил, как они в последний раз развлекались с Донной и Анной.

Анна и ее помощники не признали себя виновными, представ перед судом по обвинению в тайном сговоре, похищении и вымогательстве. Им отказали в освобождении под залог и вернули под стражу в тюрьму до суда, который назначили через месяц. Анонимный источник, который, по мнению многих, находился в России, снабдил их наличными, обеспечив хорошим и очень дорогим адвокатом.

Рубен надеялся, что у Донны все в порядке. Он послал ей сообщение на телефон, который купил взамен того, что отобрала как вещественное доказательство полиция. Кто знает, когда его вернут. В новом мобильнике был набор свежих мелодий и возможность выхода в Интернет. Настроение у Донны улучшилось на весь день.

Она ответила сразу же.

Я отрыве. Руфф спит у мня на крвти.

Рубен улыбнулся. Хорошо. Он беспокоился, что надолго оставил Донну одну. Ее до сих пор мучили кошмары. Она ударялась в слезы без причины и сосала палец, как в шесть лет. Часто вспоминала мать, задумывалась, смотрит ли та на нее с небес, с трудом сосредотачивалась на уроках. Донна явно страдала от посттравматического стресса.

Рубен чувствовал вину за то, что обманул дочь насчет своих планов.

Однако он уже научился подавлять естественное желание сказать лишнее. Если бы Рубен попросил Ричарда только перевести греческое слово и дал контекст, в котором оно употребляется, вместо того, чтобы показывать несколько строчек Евангелия и рассказывать о манускрипте, похищения бы не было. А также ни одного из испытаний, выпавших на долю Рубена и Донны за последние месяцы.

Несмотря на чувство вины, Рубен знал, что для них с Донной будет лучше, если он не станет распускать язык.

Его болтливость оправдалась только раз, но сполна, когда косвенно привела к Клэр и второй половине Q. Зато они смогли работать вместе, чтобы когда-нибудь соединить две части манускрипта, а Клэр со своей командой установила подлинность свитка.

Предаваясь воспоминаниям и размышляя, как лучше достать Q, Рубен созерцал знакомую безмятежную картину, что открывалась из фургона. Взгляд лениво перебегал от мыса Мишн-Пойнт с одиноким деревом к маленькой пристани и низкому лодочному причалу с объявлением, в котором грозились крупным штрафом за швартовку без лицензии. Рядом двое рыбаков вытаскивали из воды лодку. В сотне метров на обрамленном камнями пляже серая цапля, объявившая себя хозяйкой этой земли, сунула голову в воду и проглотила какое-то несчастное создание. Неподалеку на скалистых горах бакланы расправляли крылья, просушивая их на вечернем солнце.

Рубен внезапно застыл, отвлекаясь от мыслей.

«О черт, неужели нельзя оставить меня в покое хоть на один день?» — хотелось ему кричать от возмущения.

Белый «ниссан» медленно скользил мимо пристани к мысу.

«Откуда они узнали, где я?» — в отчаянии спросил себя Рубен. Потом до него дошло, что Анна наверняка рассказала своим боссам о фургоне, куда приезжала на Пасху.

«Ниссан» остановился, Бонни и Клайд вылезли наружу. Едва заметно стрельнув глазами в сторону Рубена, Клайд открыл багажник и достал две зеленых сумки полутора метров длиной.

«Ой-ей-ей, — в притворной тревоге запричитал Рубен. — Они привезли автоматы и накормят меня свинцом, если я не отдам Q».

Легкомысленная шутка. Но Рубен всерьез забеспокоился.

Расстегнув сумки, парочка собрала удочки, размотала лески с наживкой на крючке и принялась неумело забрасывать их с берега.

«Надеюсь, у них есть разрешение на ловлю, иначе ведь лишатся снаряжения, когда придет рыбный надзор», — ехидничал Рубен.

У Бонни и Клайда было безупречное алиби, чтобы наблюдать за Рубеном — по крайней мере, до полуночи, поскольку с двенадцати до пяти утра ловить рыбу запрещено.

Рубен лег рано, но долго не мог заснуть. Фургон трясся каждый раз, когда по Первой трассе проносился тяжелый грузовик — а они без устали ездили всю ночь.

Он переводил большинство своих страхов в беспокойство за Донну. Ее злоключения напоминали Рубену несчастную судьбу малолетних беженцев из горячих точек. Теперь наконец он нехотя признал, что события прошлых недель и предательство Анны, добившее его, болезненно повлияли на его жизнь. Он постоянно возвращался к прошлому и мучился вопросами: «Что, если бы я поступил так, а не эдак?»

Его обложили со всех сторон и не оставили шансов на ответный удар, поэтому Рубен тревожился за их с Клэр планы. Он балансировал на грани срыва.

Но времени тонуть в жалости к себе, отдыхать и лечить нервы не было. Перед Рубеном встала очередная задача — забрать манускрипт и не попасться Бонни с Клайдом.

Рубен заснул к четырем утра. У него появилась неплохая идея.




ГЛАВА 40

ΗΕΓДΕ УКРЫТЬСЯ


Когда начались окраины прибрежного городка Таупо, Рубен замедлил скорость до разрешенной.

Полчаса назад, перед тем, как уехать из фургона, он прогулялся по округе, потом удач около Мишн-Пойнт. Бонни и Клайда нигде не заметил, но они могли наблюдать из дома или с холма. По дороге выяснится.

Рубен один раз остановился на пять минут, притворился, что фотографирует озеро. Белый «ниссан» не появился. Людей, похожих на Бонни и Клайда, тоже не было. В семь пятнадцать воскресного утра Рубен направился в церковь Святого Эндрю, что поблизости от делового района Таупо, и присоединился к собравшимся пенсионерам на восьмичасовой службе.

На входе он оглядел собратьев по молитве, отчасти ожидая увидеть Бонни и Клайда. Потом устроился в самом конце и обращал внимание на каждого опоздавшего, но, к счастью, его страхи не оправдались.

«Наверное, они другой веры».

Эта мысль забавляла Рубена, пока он слушал трогательную проповедь о первом послании Петра и наставления: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить».[8 - 1 Петр, 5:8.]

Рубен воспринял службу как знак. Вынырнув из церкви, он тщательно исследовал улицу, близлежащие дома, мотели и агентства услуг: нет ли двух «диаволов, ищущих, кого поглотить». Никого. Ни едва заметного шевеления занавесок на окне, ни прикрывающегося воскресной газетой мужчины, ни парочки в авто над дорожной картой.

Его охотники либо очень хорошо прячутся, либо плохо выполняют свои обязанности, не подозревая, что Рубен так рано уехал из фургона.

При свете дня он уже готов был признать, что Бонни и Клайд — настоящие туристы. Таупо привлекал более двух миллионов заокеанских гостей, посещающих Новую Зеландию каждый год. Может, паранойя возобладала над его способностью делать рациональные заключения?

Быстро пролистав газету и выпив обычный кофе с молоком в приозерном ресторане, Рубен отправился в ближайшее из четырех интернет-кафе.

Там загрузил и расшифровал письмо от Клэр. Она писала, что рада их встрече, хорошо долетела до Ванкувера и уже принялась за план, который они придумали.

«Прекрасно. Я боялся, она струсит», — думал Рубен, не отрываясь от письма.






Я испытала настоящий шок, когда в аэропорту Окленда увидела статью в желтой прессе, где вас обзывали нацистом. После нашего короткого разговора у меня создалось прямо противоположное впечатление. Я так поняла, это часть кампании по выуживанию манускрипта. Вам с дочерью, наверное, тяжко приходится. Надеюсь, вы не сдадитесь на милость ублюдкам.





Рубен слабо улыбнулся: чопорная французская канадка Клэр Лабелль называет его оппонентов «ублюдками». Такого можно ожидать от Донны, но никак не от Клэр. Рубен вернулся к письму.






Я только что увидела заголовок газеты, которую кто-то забыл в интернет-кафе, и с ужасом прочитала о похищении Донны.

Какой кошмар. Надеюсь, с ней все в порядке. Искренне желаю вам скорее вызволить ее целой и невредимой. Ни один манускрипт, даже самый ценный, не стоит человеческой жизни. Если вам придется обменять его на Донну, мы с моей командой все поймем и одобрим ваш поступок. Для работы у нас все равно останется моя половина и ваши фотографии.

Я сомневалась, когда вы в первый раз сказали, что Q твердо намерены украсть. Теперь признаю вашу дальновидность. Эти отчаянные люди готовы на все. Я обязательно подстрахуюсь.





Клэр писала, что они с Дианой обнаружили более конкретные соответствия в словах и стиле, сравнив Q с другими работами Филона Александрийского, что подтверждает его авторство.

В конце письма стоял постскриптум:






Мне очень понравилось в Новой Зеландии. Когда мы передадим Q (надеюсь, скоро), я бы с удовольствием приехала еще раз и осмотрелась получше. Может, вы посоветуете мне какие-нибудь достопримечательности? Ваша страна так напоминает о Британской Колумбии.





«Да, я с радостью увиделся бы с вами снова. Повозил бы вас по стране. Вы мне тоже понравились». Мысленно Рубен уже набирал ответ.

Интуиция подсказывала — Клэр хочет в Новую Зеландию не только, чтобы полюбоваться пейзажем и прыгнуть на «тарзанке» с моста в ущелье. Хоть темы их разговоров ограничивались Q, они сблизились. Чуть больше времени вместе — и, возможно, загорится огонек страсти.

В ответе Рубен сообщил о спасении Донны, краже фальшивого манускрипта, своих планах достать подлинный Q и действовать по плану. Закончил, дерзко одобрив желание Клэр вернуться в Новую Зеландию после окончания их миссии. Потом зашифровал послание и кликнул «отправить».

Затем написал Донне. Конечно, он легко мог позвонить Эмме домой или Донне на сотовый, но электронная почта — совсем другое дело. Она действует так же, как бумажные письма.

Можно выразить свои чувства иным слогом и стилем, на письмо уходит больше сил, чем когда тыкаешь пальцем по кнопкам телефона. Письмо усиливает ощущение любви и заботы.

Рубен так увлекся расспросами о Руффе и рассказом о собаке, которую Джейн, полюбив всем сердцем, едва не подарила Донне на двенадцатый день рождения, что не обратил внимания на парочку, тихо присевшую в кабинку рядом.

Вспышка отраженного света на экране подействовала, как выстрел в голову. Рубен вспомнил, что нужно бдительно следить за «рыкающими львами», которые только и ждут возможности поглотить его или бесценный манускрипт. Сейчас он писал обычное родительское письмо дочери-подростку, но ведь кто-то мог заметить и сообщение Клэр.

Один такой прокол — и они узнают, у кого вторая половина Q.

Цок, цок, цок. По быстрому стуку клавиш Рубен определил, что неподалеку от него за компьютером сидел человек, который быстро печатает. Но откуда вспышка? Не поворачиваясь, Рубен свернул окна, чтобы темный «рабочий стол» операционной системы и выпуклое стекло старинного монитора сыграли роль зеркала.

Сердце забилось быстрее, дыхание участилось. Рубен мгновенно развернул окно с неоконченным письмом для Донны, качая головой, словно нажал не ту кнопку.

И без остановки продолжил бить по клавишам, делая элементарные орфографические и грамматические ошибки, которые приходилось все время исправлять. Письмо Донне его больше не занимало.

Пришла новая беда.

Рубен поймал взгляд женщины, когда она чуть повернула маленькое зеркальце и принялась красить губы. Прочитала она в отражении письменную беседу Рубена с Клэр? Вряд ли. Парочки не было, когда Рубен заходил в интернет-кафе.

Мужчина работал на компьютере. Рубен видел только отраженный силуэт, но не сомневался, что позади — Бонни и Клайд.

Щелкнув «отправить» на сообщении Донне, Рубен дважды убедился, что стер историю электронной почты из системы, затем подождал еще несколько минут, пока в кафе зашел очередной клиент. Не оглядываясь, Рубен встал и предложил свое место новому посетителю.

— Вот, можете садиться, я уже закончил, — объявил он и пошел платить за доступ.

Если Бонни и Клайд намеревались проверить, что Рубен писал и на какие сайты заходил, он им задачи не облегчит. А второй пользователь еще больше запутает следы.

«Вряд ли старинный фокус с зеркальцем дал им что-нибудь, кроме сведений о черно-белом бордер-колли Руффе», — неуверенно рассуждал Рубен, возвращаясь в фургон.

Потом, не снимая очков, хлопнул себя по лбу и прерывисто вздохнул. Серьезность ситуации переплелась с болью, которая росла внутри.

«Черт, черт, черт. Я его теряю. Надо быть бдительнее. Я забыл об осторожности, но это не должно повториться. Один прокол — и все кончено, по крайней мере, для моей половины свитка, а может, и для Клэр».

Или опять совпадение? Рубен подозревал, что букмекер, принимая ставки, определил бы шанс как один к двадцати в пользу Бонни и Клайда. Возможно, однако маловероятно.

То есть они следят за ним через какое-то устройство. Где оно? В машине? На одежде? В новом сотовом телефоне?

— Даже если я его найду, откуда мне знать, что «жучок» один? Их может быть уйма, как тогда в доме, — пробормотал Рубен сквозь зубы, припарковал автомобиль и залез в багажник.

Через десять минут нашел, что искал, — под запасным колесом. Пластиковая коробка размером с мобильник.

«Понятно. Кажется, мощный приемник, настроенный для работы в горах и бетонных джунглях, — догадался он по тому, что прочел в Интернете после истории с „жучками“. — Вот почему я не заметил „хвоста“, когда забирал фальшивый маманускрипт. Они установили приемник после того, как мы проверили дом и машину на „жучки“».

Он уже собирался вынуть прибор и растоптать, когда на него снизошло вдохновение. Приемник можно использовать и себе во благо.

В фургоне Рубена ждал очередной сюрприз.

— А это объясняет, почему они не сразу меня догнали, — изумленно произнес он.

Он изобрел простую, но очень эффективную уловку, которая и сработала. Намеренно оставил на полу несколько маленьких кусочков скотча липкой стороной кверху. Незваные гости не могли их обойти.

Все кусочки пропали — уехали на ботинках взломщиков. Рубен огляделся. Все на своих местах. Все в прежнем виде.

— Подобрали ключи и обыскали фургон, когда я сидел в церкви, — передернулся он.

Пока удавалось перехитрить своих упорных врагов, но Рубена тошнило от мысли, что его дом и фургон со знанием дела перерыли вдоль и поперек, не говоря уже об электронной слежке.

Он чувствовал себя ничтожным и грязным. Непростая задача — извлечь манускрипт, спрятанный всего в четырехстах метрах от порога, — казалась неподъемной. Рубена обуял страх: страх поражения, страх боли и страх потерять манускрипт из-за людей с подозрительными намерениями.

Более того, если ему посчастливится вытащить манускрипт под носом у Бонни и Клайда, как потом везти Q домой?




ГЛАВА 41

ОПЕРАЦИЯ ПО ИЗВЛЕЧЕНИЮ


Ледяной ветер дул с трех покрытых снегом вершин над бассейном Таупо. Рубен поежился, чувствуя, как поток морозного утреннего воздуха выдувает тепло из его тела. Руки онемели, зубы стучали сами по себе. Рубен тихо проскользнул от Первой государственной трассы к «Те Вету Марама о те Ата» — Церкви яркой утренней звезды.

Будь на моем месте Ричард, он бы заявил, что страдает ради свободы, правды и науки, — говорил себе он, аккуратно ступая босыми ногами по траве. Эта мысль его успокаивала. Ноги ныли от холода и незаметных острых камешков. Рубену вовсе не улыбалось наступить на что-нибудь еще менее приятное — битое стекло, оставленное ночными гуляками, которые вопреки закону пили у Пойнта, собачье дерьмо или конский навоз. Новый порыв ледяного ветра убедил Рубена, что он вышел за грань мучений ради свободы, правды и науки. Он совершал расчетливую глупость.

Рубен тщательно и безуспешно обыскал фургон. Заглянул в шкафы и тумбочки, выпотрошил походную плитку, лампы, ручки от ящиков и даже удочку в поисках «жучков», скрытых камер или других тайных устройств. Затем проверил часы, фотоаппарат, мобильник, ключи, ботинки и одежду, в особенности пуговицы и ремни. В сарае, туалете, во дворе — тоже ничего.

Любой ребенок, игравший в прятки, знает: если не можешь кого-то найти, это еще не значит, что его нет. Я не заметил шпионских штучек, но мог их пропустить, — предостерег себя Рубен. Он вспомнил телепрограмму о новых технологиях, где показывали прототипы электронных следящих устройств размером с булавочную головку.

— Вдруг Бонни и Клайд начинили мне одежду такими умными маленькими приборчиками?

Вряд ли. Но рисковать нельзя. Только не сейчас. Надо предполагать, что начинили.

Рубен решил, что безопаснее будет пробраться в церковь через дорогу за полночь, но прежде, чем встанут и потащатся на озеро фанаты рыбной ловли. Он не стал заводить будильник на случай, если кто-нибудь его прослушивает. Просто лежал в темноте, потея и разрываясь между страхом и возбуждением от предстоящей операции.

Без пятнадцати три Рубен тихо поднялся и, не зажигая свет, сунул под одеяло несколько запасных подушек, чтобы в щели между шторами был виден силуэт спящего человека.

Потом разделся догола и намазался темным машинным маслом, чтобы меньше бросаться в глаза в темноте. Еще подумал, что от масла будет немного теплее.

Рубен надеялся, что у Бонни и Клайда нет инфракрасных детекторов. Даже подзащитным слоем масла жар тела, испаряясь на ледяном ночном воздухе, заставит его светиться, подобно Статуе Свободы четвертого июля.

К трем двадцати утра — и, похоже, началу нового ледникового периода — Рубен уже сомневался, что надо так беспокоиться о «жучках» в одежде. Может, не стоит идти голым? Разве не так поступают параноики, большинству из которых чудится, что их преследуют? Если сейчас он наткнется на полицию, его укроют одеялом и отвезут к местному психиатру.

Но и у параноиков, напомнил себе он, бывают реальные враги, а Бонни и Клайд очень даже реальны, как Анна и ее банда похитителей, Лорел и Харди в ожоговом центре, взломщик, помявший Рубену ребра, и неизвестный, который намекнул прессе о владельце Q и его связях с нацистами.

Пусть его поведение назовут эксцентричным, но он прав, убеждал себя Рубен: лучше подуть на воду.

Скорчившись рядом с двумя гигантскими монтеррейскими кипарисами макрокарпа у входа в церковь маори и соседний марае, Рубен раздумывал над следующим шагом. Как он и предполагал, залитая светом церковь гордо высилась маяком для всех, кто проезжал ночью по главной трассе. Рубен дождался, пока мимо прогрохотал грузовик, который, пользуясь ранним часом, безбожно превышал скорость. Затем метнулся за ворота во двор церкви.

Чтобы не выделяться на фоне освещенной стены, он упал на землю и пополз по холодной свежескошенной траве к тайнику с манускриптом. Оставляя тонкие масляные следы, он проскользнул под церковь и пошарил рукой там, где должен был висеть футляр со священным содержимым.

Сердце пропустило удар. Онемелые пальцы прорвали паутину и нащупали одни доски и перекладины. Неужели Q нашли до него?

— Не верю! — жалобно взвыл Рубен про себя.

Безуспешно пытаясь побороть волну паники, он подождал, когда глаза привыкнут к узкому замкнутому пространству.

— Фу. Слава богу.

Страх отступил. Рубен обнаружил футляр на две балки дальше к северу, чем ему помнилось. Он достал его из тайника под полом и осторожно пополз прочь от церкви. Острые комья земли скребли его по животу, сдирая темное масло и оставляя причудливую татуировку.

— Зря мы не остались в Роторуа еще на денек. Я так хотела посмотреть на воинов маори в боевом танце, как они высовывают языки и подпрыгивают с копьями. Зачем мы вообще так чертовски рано встали, Эд? — ныла Мэри-Лy из Луизианы.

Ее супруг рулил арендованным домом на колесах по Первой государственной трассе.

— Я тебе тысячу раз говорил. Ты же не слушаешь, Мэри-Лу, — отвечал Эд. — Надо успеть на паром до Южного острова. Он уходит из Веллингтона в десять утра, а нам придется быть там на час раньше. Мы успеваем едва-едва, потому что в Веллингтоне попадем в утренний час пик.

— Ну, провели бы еще денек в Веллингтоне и уехали позже.

— Ты что, не понимаешь? — От слов Мэри-Лy в Эдде проснулась сварливость. — Ты просто не понимаешь, — повторил он. — Если мы опоздаем на паром, придется ждать еще несколько дней, пока наш дом смогут взять на борт. Корабли, курсирующие между двумя островами, выкупают подчистую за несколько дней. Нам же говорили в Окленде. Вспомни.

— Как? Ты же все организовывал.

Эд пропустил замечание жены мимо ушей. Любой комментарий насчет того, кто и что организовывал, приводил к ссорам, которые он неизменно проигрывал.

— Один из паромов не работал из-за внепланового ремонта. Наверное, сломался посреди океана. Так что нам лучше вовремя добраться на верфь к забронированному.

— Но в темноте ничего не видно. Что толку ездить по стране, когда и посмотреть ничего нельзя? — Мэри-Лу упорно пыталась оставить последнее слово за собой.

Эд за двадцать три года их брака научился запирать рот на замок. Теперь как раз тот случай.

Фары дома на колесах прорезали тьму. Справа в последний раз мелькнуло озеро. Они еще различали силуэт Мишн-Пойнт и блики пенистых волн, которые гнал холодный юго-западный ветер. Через полкилометра, слева, в семидесяти метрах от дороги, показалась залитая светом церковь.

Рубен выбрался из-под церкви, крепко сжимая футляр в руке, и решил выбежать за ворота. Лучше рискнуть и несколько секунд побыть на виду, лишь бы побыстрее добраться в фургон и не замерзнуть вконец. Другой причиной для спешки был рев машины, едущий по дороге на юг.

Встав в сиянии церковных огней, Рубен побежал к воротам, но на полпути запнулся и вскрикнул от боли. Ему попался под ноги острый камень на краю одной из могил. Он замахал руками, пытаясь удержать равновесие и не выпустить футляр, потом кинулся дальше.

— Ты видела, Мэри-Лу? Кажется, воин маори прыгает в боевом танце. Это тебе не обычное шоу для туристов. В такую рань он танцует по-настоящему. Видела древко копья у него в руке?

— Не говори глупостей, Эд. Сейчас в Новой Зеландии никто не воюет. Это лунный танец. Он танцует в первозданной наготе. Какие странные татуировки у него по всему телу, да? Поверни-ка. Налево, ну! Мы его запишем на камеру.

— Если только он не привидение! — Эд заметил надгробные плиты церковного кладбища.

— Он с другой стороны. Пошли, вылезем из машины и посмотрим. Может, их там больше.

— А мне обязательно? Мы потеряем время, если остановимся больше чем на несколько минут. — Эд обернулся к жене. Ему не надо было объяснять, что значат поджатые губы, напряженная шея и грозный взгляд. Если хочешь сохранить мир, иди со мной.

— Я видела, как он танцует. Значит, теперь он пошел по кругу сюда.

Мэри-Лу настроила видеокамеру на искусственный свет, готовясь запечатлеть уникальный пласт новозеландской культуры.

Ночного воина и след простыл. Они обошли церковь и обыскали двор. Никого. Ветер не давал росе упасть на траву. Так что ясных отпечатков ног, подтверждающих увиденное, тоже не нашлось — только несколько масляных пятен, вероятно — от газонокосилки.

— Наверное, игра света или призрак, — занервничал Эд. — Пошли в машину. Здесь холодно, мы только теряем время.

Эд живо направился к кабине, Мэри-Лу попятилась за ним, снимая прелестную церквушку, чтобы показать в Штатах девчонкам.

Заслышав приближение фургона, Рубен со всех ног кинулся к стволу первого кипариса макрокарпа. Тот укрыл его целиком, а дом на колесах пропыхтел во двор церкви. Когда машина поравнялась с деревом, Рубен переместился в другую сторону так, чтобы ствол закрыл его от путешественников.

Дэвис озабоченно следил за американскими туристами, пока они бродили по церковному двору.

— Слава богу, не Бонни и Клайд, — облегченно вздохнул он.

Но все равно положение складывалось небезопасное. Парочка явно искала нагого коричневого мужчину, которого мельком увидела из высокой кабины дома на колесах, когда Рубен мчался к воротам. Любая треснувшая под ногой ветка или нечаянно задетый камень могли его выдать, несмотря на завывание ветра. Другого выхода нет. Рубену приходилось стоять, замерзая, и ждать в неизвестности, пока туристы уедут.

Спустя целую вечность в чистилище, которая длилась не более пяти минут, Рубен увидел, как американцы садятся в машину. Дэвис расслышал вердикт, вынесенный с акцентом южных штатов, — насчет игры света или призраке.

Призрак? Он призрак? Рубену стало смешно, хотя у него даже костный мозг начинал сгущаться, грозя полным окоченением.

В университете Рубен проходил со студентами тему: возможна ли с точки зрения логики жизнь после смерти, и если да, то как люди сохраняют свою индивидуальность, лишившись привычного физического тела. Теперь у Рубена появился анекдот для будущих лекций. Не удосужившись приглядеться, чтобы найти другое объяснение, американские туристы навечно заклеймили его как призрака или игру света.

— Зайди с другой стороны. Сиденье водителя там. Сколько раз тебе повторять? В этой стране руль слева, — с негодованием воскликнула женщина, когда ее супруг открыл левую дверцу. Тот лицемерно возразил, что «старался для нее, как порядочный джентльмен». Затем обежал кабину кругом и плюхнулся на водительское место. Пока они отъезжали, Рубен прятался за деревом.

Как только дом на колесах скрылся, он кинулся обратно в лагерь, спрятал манускрипт под фургоном, вторым от своего, и следующие двадцать минут провел под горячим душем, смывая масло и пытаясь оживить ток крови.

Потом Рубен забрался в кровать, включив обогреватель на полную мощность, но все равно дрожал до половины шестого утра, когда наконец забылся. Во сне сотни туристов фотографировали, как он голышом прыгает по леднику на фоне вырезанной в айсберге церкви. Рубен потянулся за тряпкой, которую ему протягивали, чтобы прикрыться. Поблагодарил туриста и вдруг попытался закричать. Не выдавил ни звука. Тряпкой оказался манускрипт. Рубен снова открыл рот и очнулся.

По лицу струился пот. Ложился он в ледниковый период, а проснулся в настоящей сауне.

Откинув покрывала, Рубен встал и выглянул за шторы. На улице никого.

Он оделся и вытащил чемодан. День предстоял долгий, и надо было подготовиться.




ГЛАВА 42

В ПУТЬ


— Хей, тена кое, киа ора. Привет, мой друг пакеха.

— Доброго дня. Рановато ты. Куда путь держишь? Порыбачил?

Рубен обрадовался сердечному приветствию мужчины, сидевшего на неоседланном коне, который увлеченно пил воду из озера прямо на пляже.

— Киа ора, Хеми. Завел себе лошадь и веревочные поводья?

Конь поднял голову и подозрительно уставился на Рубена.

— Он очень разборчивый, — махнул Хеми Рубену. — Лучше подойди и познакомься.

Рубен снял ботинки и носки, закатал брюки и пошел вброд к коню.

— Как его зовут?

— Хойхо.

— Привет, Хойхо, — выговорил Рубен, надеясь задобрить коня.

Хойхо поворачивал голову вслед за Рубеном, который, спотыкаясь, аккуратно продвигался по каменистому дну к нему навстречу. Добравшись, Рубен похлопал животное по боку. Хойхо это не впечатлило. Он поднял из воды мокрый хвост и мотнул им в сторону Рубена, словно отгоняя муху. Того окатило водой. Явно довольный произведенным эффектом, Хойхо повторил фокус еще несколько раз.

Хеми рассмеялся. Рубен тоже, вытирая голову и лицо.

— Ты знал, что он так сделает. Ты меня подставил.

— Чтоб ты не расслаблялся. Ты же не хочешь умереть со скуки.

— Кстати, — спохватился Рубен, — а что значит «Хойхо»?

— «Конь» на языке маори. Я пытался придумать что-нибудь необычное.

— Да, блеснул воображением, — лукаво улыбнулся Рубен. — Я забыл тебе ответить. Нет, еще не рыбачил.

Приятно снова встретиться с Хеми. Он — противоядие от сумасшедшей городской жизни, его простое обращение мигом расслабляет.

Рубен подружился с Хеми, еще когда приходил на залив Мишн подростком. Хеми стал настоящим мужчиной, который живет в гармонии с собой и природой. Рубен им восхищался.

Он помнил, как Хеми брал его на рыбалку, учил привязывать к крючку искусственных мух, которые «гарантированно привлекут самую застенчивую рыбу». Хеми предупреждал об опасностях слепого потребительского общества, которое поклоняется денежным богам вместо того, чтобы обратиться к настоящим ценностям: отношениям и природе.

Было семь пятнадцать утра, и Рубен уже порыскал вокруг трейлеров в лагере и вдоль пляжа Мишн-Пойнт, проверяя, не следят ли за ним Бонни и Клайд сотоварищи.

Он воздержался от соблазна заглянуть под фургон, куда спрятал священный манускрипт. Заключенные-самогонщики вызывают подозрение у охранников, если каждый день навещают свой потайной аппарат. Рубен не собирался повторять их ошибку.

— Я не так выразился, — добавил он с усмешкой. — Форель глядит на мое лицо из воды и пугается. Потом видит, каких мух я ей предлагаю, и умирает от хохота. Клянусь, Хеми, каждый раз, забрасывая удочку, я замечаю пузыри, которые идут со дна от рыбьего смеха.

Рубен всегда так объяснял свою принадлежность к восьмидесяти процентам неудачливых рыбаков.

— Да, ты все время говоришь одно и то же. Ты вакарапа — невезучий. Но мне все-таки нужен помощник на лодке, когда нет ветра. Вода спокойная, почему бы не порыбачить часок? Только бы не забыть, что потом надо в Таупо, кое-что сделать для хозяйки.

Рубен улыбнулся — вот так удача. Хеми поедет в город по делам своей жены, Кери, и заодно окажет ему услугу.

— Что нужно Кери? Может, я чем помогу, — вежливо спросил Рубен, надеясь, что много от него не потребуют.

— Полгода назад в ее старой машине полетел сальник. Я разобрал двигатель и начал его ремонтировать, но потом отвлекся на более важные занятия… Смотрел регби по телевизору. Она сказала, что уйдет спать в другую комнату, если я не отдам двигатель в починку.

— Тяжко, — неискренне посочувствовал Рубен.

— Да нет. Я ответил, что она храпит, как поезд в тоннеле. Так что хоть высплюсь. Тогда она заявила: «Подумай, я возьму твой грузовик, а ты пристрой Хойхо работать на лесной склад»… Нет, ты ничем не поможешь. Я вчера поднял двигатель в грузовик.

— Хеми, как ты думаешь, сильно твои неповторимые самодельные мухи влияют на радужную форель? Рыбу привезли из Русской реки, из Калифорнии. Ты знаешь, что говорят о калифорнийцах. Они все делают по-своему.

— Эх, Рубен, ты слишком много времени тратишь на анализ и дурацкие рассуждения. Твоя логика кого угодно превратит в сухофрукт. Просто верь, и рыбы раскроют свои большие рты, чтобы заглотить наживку.

Рубен рассмеялся. У Хеми в запасе была уйма оригинальных метафор, и он охотно сыпал ими в разговоре.

— Лицензия на рыбную ловлю у тебя есть? Не хочу, чтобы мою лодку конфисковали, если тебя поймают, — с огоньком в глазах поддразнил Хеми. Рубен не мог такое спустить.

— Да. Лицензия на год. То есть я пожертвовал в фонд пополнения рыбы… и, кажется, на рождественскую вечеринку рыбнадзора Таупо в придачу.

Оба рассмеялись. Рубен повернул обратно к фургону за снаряжением.

Хеми убавил до трех узлов скорость древней четырехметровой моторной лодки и забросил удочки. Они тащили за собой лески с мушками на крючках у самой поверхности вместо того, чтобы ловить на блесну, приманивая рыбу на дне. Оба молчали, медленно двигаясь от мыса к старинной заброшенной школе и обратно.

Когда уже возвращались, Рубен почувствовал, как дернулась леска.

— Клюет, — бесстрастно пробормотал он, пытаясь скрыть удивление.

Он дернул удочку вверх, чтобы красная мушка на крючке застряла во рту у рыбы. Удочка из углеродного волокна согнулась под тяжестью.

— Ого! Большая у тебя. Килограммов пять. Веди его. Подсекай, — наставлял Хеми. — Не дай сорваться.

«Наконец-то мне повезло», — думал Рубен в радостном возбуждении, медленно поворачивая катушку. Хоть и знал, что расстроится, когда форель будет задыхаться и тонуть в воздухе, оказавшись на борту.

Он предпочел бы сходить в супермаркет и купить рыбу, которую убили другие, чтобы не видеть кровь и агонию. 

— Видишь, я говорил, что мои мушки принесут тебе удачу, — заулыбался Хеми.

Не успел он закончить, как рыба в отчаянной попытке уйти мощно дернула за леску, выпрыгнула из воды и с брызгами погрузилась обратно.

Спеша помочь Хеми с запуском лодки, Рубен не прикрутил катушку к удочке как следует. Рыбе воздалось за усилия. Катушка сорвалась с болта и упала в воду, размотав по пути леску. Рубен схватил нейлоновую нить, попытался вернуть катушку и подтянуть рыбу одновременно.

Конечно, ни того, ни другого толком не получилось. Леска все больше и больше наматывалась на удочку, пока рыба металась, кругами водя за собой лодку. Наконец хитрая рыбина догадалась, в чем дело. Развернулась и поплыла в другую сторону. В последнем усилии освободиться, форель снова высоко прыгнула и плюхнулась в воду, отвоевав себе еще один день жизни.

— Эй! Я подогнал тебе самую большую рыбу в озере, а ты что натворил? Позволил ей обвести нас вокруг лодки! Что я скажу ванау, родным? Они будут смеяться, узнав, что форель крутила дядей Хеми, как хотела.

От души посмеявшись над новой байкой под названием «Поймал во-о-от такую рыбину, а она ушла», Рубен достал из воды катушку и распутал леску. Потом спросил, можно ли поехать с Хеми в Таупо.

Хеми сказал, что будет счастлив его компании в маленьком грузовике. Он видел заголовки газет и обрадовался, что Рубен жив и здоров. Его интересовало, как дела у Донны.

Рубена тронула забота Хеми, а особенно его следующая фраза:

— Я же понимаю, тебе не хотелось ловить ту рыбу. Ты испытываешь ароха, сочувствие и любовь к ним. Но в душе ты все равно коварный и жесткий. Как и твоя дочка — да и ее мать. Привози ее сюда поскорее.

Рубен собрал снасти и отправился в фургон, завтракать и паковать чемодан в дорогу.

Он не терял бдительности, но Бонни и Клайда или Их сменщиков не заметил. Однако это еще не значило, что они не хохотали над его возней с форелью из какого-нибудь укромного места.

Рубен знал, что, по мнению шпионских боссов, он чувствует, как затягивается на шее петля от их попыток выцарапать у него манускрипт.

Еще он знал, что они подслушали, как Ричард отчаянно хотел прибрать к рукам Q, а Рубен обещал принять решение. То есть они ждали, что Рубен со дня на день достанет манускрипт из тайника. Значит, Бонни и Клайд с него глаз не спустят. Пойдут они на жесткие меры? Навряд ли. Только спугнут Рубена, и он не отдаст манускрипт Израилю. Но если появится шанс забрать Q, его не упустят.

Мысли все крутились и крутились в голове, пока Рубен забирался в машину и включал зажигание. Ему предстояло перейти к следующей фазе плана.

Повернув к «Стор» на Те Рангиита через полтора километpa, Рубен припарковал машину за крупным грузовиком в глубине стоянки, чтобы не светиться со стороны дороги.

Потом достал шпионское устройство из-под запасного колеса, сунул его в карман куртки и зашел в помесь универмага с заправкой и кафе.

И принялся небрежно изучать новые рыболовные снасти, поглядывая через окно на бензоколонки. Когда с севера подъехал универсал с лодкой на крыше, Рубен дождался, пока водитель пойдет платить за бензин и брать для семьи что-нибудь поесть.

— Отдыхали? — как бы между прочим справился Рубен.

— Да как обычно. Хорошо, но мало, — ответил водитель.

— Понимаю вас, — посочувствовал Рубен. — Нелегко возвращаться к работе. Едете в Веллингтон?

— Да. С неуемными детьми на заднем сиденье. Дорожка предстоит веселая!

Пожелав водителю удачи с непоседливыми отпрысками, Рубен сжал шпионский прибор в кармане и выскользнул из магазина.

Изобразив восторженный интерес к лодке, Рубен сунул «жучка» под брезент и фыркнул про себя, услышав, как тот приземлился с легким стуком.

Он вернулся в буфет под названием «Голодная форель» и заказал кофе с молоком, наблюдая, как отъезжает автомобиль с лодкой.

Естественно, через четыре минуты Рубен увидел белый «ниссан», который мчался на юг. Бонни и Клайд, не спуская глаз с дороги, преследовали шпиона, который «зайцем» направлялся в Веллингтон.

Рубен испытывал двойное облегчение. Дуэт Бонни и Клайда на какое-то время убрался с его пути, а судя по тому, куда они ехали, «жучок» был один — тот, что Рубен нашел в автомобиле. Если бы на него или чемодан прицепили второй, Бонни и Клайд получили бы разные сигналы о его местонахождении и, скорее всего, разделились бы. Один отправился бы за устройством в лодке, другой вылез из машины у «Стор», искать Рубена.

Кто знает, как бы поступили Бонни и Клайд, если бы один из «жучков» сидел в одежде, которую Рубен оставил в фургоне? Тоже разделились бы? Один поехал бы за лодкой, а другой остался на озере, проверить, не обманул ли их Рубен?

Однако, скорее всего, его утренняя зарядка в голом виде была излишней предосторожностью. Мог бы и одеться потеплее, не рискуя заработать пневмонию и сбить с толку несведущих туристов.

Спасибо, что выручил, Хеми, — поблагодарил Рубен, когда их занесло на первом из дюжины крутых поворотов дороги к Таупо.

Без проблем. Что в посылке? — осведомился Хеми. — Костюм, брюки или еще что?

Поверишь, если я скажу, что юбка, а я — подпольный трансвестит?

Нет. У тебя слишком кривые ноги. Юбка тебе не пойдет. Вот если длинное бальное платье — тогда другое дело.

Они рассмеялись.

Там альбом с рисунками Донны, — честно ответил Рубен, не открывая всей правды. — Хочу почтой отправить его друзьям за океан, а не везти в самолетном шкафчике. Если я возьму билет на один из летающих карандашей, которые полюбились нашим авиалиниям, он помнется еще в Окленде.

Дай альбом мне. Я отправлю его вечером.

Рубен надеялся, что Хеми предложит свою помощь.

Ты чудо. Посылку надо отправить авиапочтой, первым классом. Напиши «рисовальный блокнот и справочный материал» на таможенном ярлыке. Надо будет заплатить. Вот тебе сотня баксов. На сдачу купи себе пива в благодарность за поездку и урок по рыболовству. Правда. Спасибо тебе за все.

Теперь Рубен не сомневался, что пакет уйдет в тот же день. Он не знал почтовых возможностей маленького аэропорта Таупо, а в Оклендский международный аэропорт мог прибыть слишком поздно, чтобы отправлять посылку оттуда.

Имелась еще одна причина, чтобы отдать пакет Хеми. Выследив или узнав Рубена в одном из аэропортов, охотники за Q не остановятся ни перед чем, чтобы выкрасть посылку.

Рубен вынул свиток из футляров и вставил его между листами рисовального альбома Донны. Затем положил альбом в пластиковый пакет, завернул в пузырьковый полиэтилен и спрятал в картонную коробку, засыпав ее пенопластовой крошкой. Наконец, обернул коричневой бумагой и запечатал крепкой лентой из стекловолокна.

Сверху написал адрес заокеанских друзей и координаты свояченицы в качестве отправителя. Вряд ли посылку вернут, а Рубен не хотел привлекать ненужное внимание, указывая свое имя.

Он выпрыгнул из грузовика на Файв-Майл-Бэй, схватил чемодан и бросился через дорогу к маленькому аэропорту Таупо.

Вынув из сумки книгу в мягкой обложке, Рубен попытался углубиться в сюжет, пока ждал самолет на шесть пятнадцать в Окленд, чтобы позже вечером пересесть на международный рейс. Но от беспокойства за манускрипт и Донну, которую бросил одну в трудный момент, никак не мог сосредоточиться. Его до сих пор мучили неконтролируемые приступы гнева на Анну, и Рубен боролся с ними, отвлекаясь на что-то постороннее.

Отложив книгу, он набрал сообщение Донне:






Рыбачил. Ушла 1 крупная. Люблю.





Ответ пришел почти сразу.






Поберги $. Лови рыбу в кнсрвах.





Рубен криво усмехнулся. Донна не унывает. Или хочет создать такое впечатление.

Рубен попытался следить за действием романа, но напрасно. Он слишком волновался.

Не радовала и мысль о том, что ему предстоит бесконечные четыре часа ютиться в грандиозной летающей бочке для сельди, набивать желудок стандартной порцией разогретой в микроволновке еды и вместе с собратьями по несчастью в полудреме следить за сменой временных поясов. Оставалось надеяться, что на международном рейсе уважат его просьбу о месте у выхода.

Но план беспокоил Рубена гораздо больше, чем муки в эконом-классе. Сработает ли? Они с Клэр пытались свести риск к минимуму и рассмотреть все возможности. Однако теперь Рубен знал, что им противостоят страшные и умные враги.

«Забавно, что Евангелие Q вызвало такой ярый интерес у тех, кто не собирается следовать ни одному из его наставлений», — размышлял Рубен, вытягивая ноги в предчувствии долгого полета.




ГЛАВА 43

КАКОЕ ИЗ УЧРЕЖДЕНИЙ?


Как всегда, удостоверившись, что никто в кафе их не подслушивает, Агент повернулся к другу, старшему советнику по древним текстам.

— Когда мы встречались на прошлой неделе, я подозревал, что Дэвис готов достать манускрипт из тайника. По нашим сведениям, он раздумывал, отдать манускрипт нам или новому институту, который доктор Ричард Фидел пытается создать и возглавить…

— В следующий раз, когда найду важный артефакт, последую его примеру. Открою институт и назначу себя директором. Звучит посолиднее, чем «советник», — легкомысленно вставил старший чиновник управления.

— Так вот, — вернул его к делу Агент. — Дэвис решал, скинуть Q нам или оставить своей альма-матер, университету Доминион. Мы подталкивали его в нужном направлении — мягко убеждали.

— Рад, что не я испытывал на себе ваш дар «мягкого убеждения», — пробормотал старший советник. — Думаю, наткнувшись на манускрипт, лежащий без присмотра, вы бы сочли, что он дожидается нас.

— Примерно так. Из Окленда в Веллингтон приехала команда на смену обгоревшим жертвам. По пути они прочесали фургон и лагерь.

— Нашли что-нибудь?

— Ничего. Украинка обыскала кабинет Рубена. Естественно, там тоже ноль. Иначе Донну не похитили бы.

— Есть соображения, где манускрипт сейчас? — У старшего советника возникло неприятное ощущение, что его друг в тупике.

— Есть. Дай закончить и поймешь, что случилось и как мы близки к цели.

— И правда. Значит, не все потеряно? — оживился старший советник.

— Конечно, после похищения Дэвис чувствовал себя ужасно, так что спровадил дочку к ее друзьям. Она явно знает меньше нас, не то наша украинская подопечная со своими бандитами вытягивала бы из нее информацию клещами. Подбросив дочку, Дэвис прыгнул в машину и укатил в Таупо.

Агент замолчал, чтобы отпить кофе и проверить кафе на предмет соглядатаев.

— То есть манускрипт все же там?

— Терпение. Сейчас расскажу. Наша команда села ему на хвост. Они держались поблизости, думая, что Дэвис спрятал манускрипт где-то в окрестностях. Дэвис несколько раз останавливался, и нашим людям приходилось туго — слишком часто светились, — признал Агент.

— Манускрипт за городом? Дэвис заметил слежку?

— Да. В воскресенье он пошел в церковь Таупо, а потом в интернет-кафе, где вел себя очень странно. Наша парочка думает, что он хотел выйти на третье лицо, которому доверил манускрипт.

— Вышел? — заинтригованно спросил старший советник.

— Нет. Отправил записку дочери. Похоже, Дэвис послал еще одно-два письма за те пятнадцать минут, что его искали. Мы установили только один «жучок» у него в машине, а Дэвис припарковал ее не у интернет-кафе. Далее, три дня назад он пошел на рыбалку, а потом наши люди видели, как он собрал вещи и поехал на юг. За ним следили до заправочной станции, Дэвис пробыл там десять минут, затем, судя по приборам, двинулся на юг.

— Домой? — старший советник не мог дождаться, когда друг перейдет к сути.

— Нет.

— Как нет?

— Когда наши люди посчитали, что можно догнать его на автостраде в Веллингтон, то обнаружили только машину с кучей детей и лодкой на крыше. В ту самую лодку Дэвис и опустил «жучка». Либо так, либо его автомобиль умеет плавать. Вчера сигнал поступал с середины Веллингтонского залива.

— Скользкий тип, этот Дэвис. Но восхищения достоин.

— На сей раз ему повезло. Но неважно.

— Ты знаешь, где манускрипт? — старший советник не представлял, как неудачная слежка за Дэвисом могла привести их к Q.

— Да. Дэвис, похоже, пустился в другую сторону — в Окленд, потому что сел на самолет до Лондона. До аэропорта Хитроу, если точно.

Старший советник открыл рот, будто собирался выругаться, да так и закрыл. Пожалев скисшего друга, Агент уточнил, что они получили информацию от одного из агентов, проверявших списки пассажиров в сингапурском аэропорту Чанги. Потом рассказал, как сведения передали другому агенту в Директорат по иммиграции и гражданству британского Министерства внутренних дел. Тот накануне вечером организовал тщательный обыск Рубена и его багажа на пограничном контроле в Хитроу.

— Манускрипт не нашли, — как ни в чем не бывало сообщил Агент. — То есть Дэвис послал курьера. Он умен, только не догадался, что у нас есть человечек в Министерстве внутренних дел.

— Но при чем здесь Q? Дэвис может быть где угодно… В Великобритании его найти гораздо сложнее, чем в Новой Зеландии с ее крошечным населением.

— В обычной ситуации я бы с тобой согласился. Но Дэвис заполнил бланк прибытия, где написал свой адрес в Великобритании — дом на Сент-Люк-роуд, в Мэйденхед, Беркшир. Это на Темзе, недалеко от Виндзора и аэропорта Хитроу. До Лондона и Оксфорда можно быстро добраться поездом, — уведомил Агент друга.

— Фальшивый адрес?

— Нет, Дэвис прокололся. Мог же написать что угодно. Наверное, думал, мы его не догоним. Или так сбились биоритмы, что он по ошибке дал адрес друга, у которого остановился. За ним следят с Норфолк-роуд, там рядом, за углом.

Они помолчали. Старший советник переваривал новый поворот событий. Он благоразумно не спрашивал об израильских агентах в аэропорту Чанги и британском Министерстве внутренних дел. Ради своего спокойствия Израиль присматривал за теми, кто выступает против него. Сотрудники с доступом к иммиграционной и пограничной информации в стратегических государствах были частью системы безопасности. Старший советник допускал, что Агент держал эти контакты на случай, если Дэвис появится в Европе или Северной Америке.

Удивительно другое. Как Агент сумел организовать слежку за Дэвисом во всех частях света, не вызвав вопросов начальства? Скорее всего, паразитировал на другой операции и использовал бесплатный труд добровольцев — людей, которые верили, что работают на благо Израиля.

— Тогда ты знаешь, где Дэвис, — с надеждой заметил старший советник. — И знаешь, что манускрипт при нем?

— Мы думаем, у Дэвиса есть к нему доступ… но это не точно. — Глядя другу в глаза, Агент доверительно прибавил: —Зачем еще доктор Рубен Дэвис подался бы на юг Англии? Во въездных документах он написал «туризм», только вряд ли наш философ станет шататься по Тауэру и Вестминстерскому аббатству или наблюдать за сменой караула в Букингемском дворце.

— Думаешь, он сдаст манускрипт европейскому покупателю?

— Мы уже выяснили: он не из тех, кто соблазнится деньгами, — продолжил Агент. — Желая разбогатеть, теософию не преподают. Скорее идут в экономисты, финансисты, бизнесмены, юристы или становятся частными предпринимателями и по макушку окунаются в грязный рынок.

— Значит, отдаст за просто так?

Да, он из тех идеалистов, которые верят в подвиги на благо человечества. Он думает, будто нашел Святой Грааль, — цинично добавил Агент, — и хочет всем его показать. Тем самым усложняя задачу нам. Гоняйся он за деньгами, было бы легче.

Так мы заполучили четыре из Свитков Мертвого моря, когда сирийский православный архиепископ дал объявление в «Уолл-Стрит Джорнал» в 1945 году. Выкупили их анонимно за четверть миллиона зеленых. Большие деньги по тем временам. — Старший советник помедлил и задал очевидный вопрос: — Если он собирается отдать манускрипт какому-то учреждению, то почему не израильскому музею? Он антисемит? Бунтует оттого, что родители назвали его Рубеном в честь первого колена Израилева?[9 - Рувим («вот сын», англ. аналог Reuben Рубен) — первенец Израиля, первый сын Иакова и Лии (Быт 29. 32; 49. 3), лишенный, однако, чести первородного за свой грех (1 Пар 5. 1). Удел свой колено Рувимово получило на восток от Иордана и Мертвого моря и на север от Арнона (Чис 32. 1-33; Нав 13. 15–23). Колено Рувимово было в числе первых израильтян, уведенных в плен ассирийцами (1 Пар 5. 26).]

Сомневаюсь, — ответил Агент. — Он не отверг Анну, узнав о ее еврейских корнях. Как многие либеральные ученые, Дэвис против расизма, но не терпит нашей колониальной политики и мер безопасности, которые мы вынуждены применять ради выживания.

Какое это имеет отношение к израильским музеям?

Если Дэвис отдаст нам Q, манускрипт увидят лишь те, кому мы позволим въехать в Израиль.

Почему он должен так подумать?

Наверное, Дэвис начитался статей о том, как новая стена безопасности отгородила палестинских христиан с Западного берега от Иерусалима, некоторым христианским священникам и членам религиозных орденов аннулировали визу, а другим ужесточили правила ее получения.

Ясно, — проговорил старший советник. — Дэвис полагает, что из-за нашей системы безопасности резко сократится число тех, кто увидит Q.

Агент кивнул:

— Да, лучше бы Дэвис отдал Q нам, законным владельцам. Теперь, вероятно, мы последние, о ком он подумает.

— Значит, у него на уме европейский институт? — подытожил старший советник.

— Да. Тот, который обеспечит максимальный доступ, особенно для ученых, иначе Дэвис вручил бы манускрипт своему приятелю, доктору Ричарду Фиделу.

— Но ведь это глупо, выставлять его в Европе, — возразил старший советник. — В других странах есть христиане, гораздо более заинтересованные в Q. На месте Дэвиса я бы отдал его нам, чтобы увязать Евангелие Q со Святой Землей, или американскому институту. В США знают, как обращаться с древними манускриптами, и христианство там процветает.

— Наверное, он не обратился к Штатам из-за их сильного произраильского лобби, в том числе двадцати миллионов евангелистов, которые верят во второе пришествие Иисуса на израильскую землю. Если Дэвис отдаст Q американскому институту, а Израиль сделает официальный запрос, что произойдет непременно, институту будет трудно выдержать общественное и политическое давление.

— Только не говори мне, что Дэвис хочет вручить Q своим давним надутым хозяевам, британцам.

— Думаю, так и есть. Вот зачем я тебя позвал. — Агент наклонился к другу. — Мне нужно мнение эксперта насчет института. Нам бы выследить Дэвиса и помешать ему.

— Подозреваю, для этого ты и просил меня вспомнить все европейские учреждения, которые специализируются на древних манускриптах. Я набросал список.

Старший советник вынул из сумки кипу распечаток.

— Куда бы ты отнес Евангелие Q на месте Дэвиса? — спросил Агент. — В Британскую библиотеку? Оксфордский университетский музей? Заметь, Дэвис ездил в Оксфорд. В Британский музей? Или подался бы через континент во Францию, Голландию, Бельгию, Германию, скандинавские страны или Италию? Документ религиозный. Может, Ватикан? Надо сузить круг.

Обрадовавшись, что манускрипт не потерян и даже сам идет к ним в руки, старший советник откинулся на стуле и задумался.

Первым делом отбросил самые невероятные предположения.

— Если Дэвис наметил Ватикан или другие страны Европы, разве он не полетел бы туда напрямую? — возразил он другу. — Зачем останавливаться в Мэйденхеде — кстати, забавное название для города.[10 - Девственность, непорочность (англ.).]

Чтобы повидаться с приятелем? Манускрипт жжет ему руки. Дэвису не захочется мариновать Q дольше, чем положено. Заметь, в библиотеке Ватикана хранится ценная коллекция древних текстов, в том числе, наверное, три важнейших ранних манускрипта по Библии: Кодексы Ватиканский, Синайский и Александрийский. Ватиканский — потому что принадлежит Ватикану, приобретен в Средние века. Считается, что над ним работали два писца в начале IV века…

— Не надо читать мне лекции! — перебил Агент.

Извини, я отвлекусь. Современные ученые обычно исследуют Ватиканский кодекс по первым копиям, написанным от руки. В последнее время мало кто видел оригинал. Я даже посмотрел библиотеку и музей Ватикана в сети. Там только копии, что они распространяют, и список произведений, к ним относящихся. Естественно, Ватикан упрекают, что он гноит манускрипт в подвалах, либо не знает о его истинном местонахождении.

— Они потеряли самый ранний и полный текст Библии?

— Не думаю. И все же на месте Дэвиса я бы обеспокоился. Над Свитками Мертвого моря изначально работали несколько римских католических ученых. Их обвиняли в медлительности и чрезмерной скрытности. Дэвис, наверное, тоже об этом знает. — Старший советник замолчал, сверяясь с записями, и снова посмотрел на Агента. — Ватикан крайне политизирован. Если какая-нибудь из фракций поймет, что ей угрожает текст Q, манускрипт станет предметом междоусобных распрей и засекреченных исследований, увязнет в библейских комиссиях и научных церковных комитетах, не увидит света десятки лет.

— Как в типичном правительственном департаменте.

— А если в Q найдутся какие-то противоречия с католической доктриной, — добавил старший советник, — например, если Иисус призывал священников жениться и рожать детей, тогда манускрипт застрянет в комитете веры и доктрины на следующие триста лет. Его постигнет та же участь, что и Ватиканский кодекс. Никто никогда не увидит оригинал.

— Ты шутишь? — изумился Агент.

— Я не преувеличиваю. Ватикан официально признал теорию Галилея об устройстве Вселенной лишь двадцать пять лет назад. Через триста пятьдесят лет после того, как инквизиция взяла его под домашний арест. Не думаю, что Дэвиса устроит бюрократическая возня. Сплошной феодализм.

— Ладно, если не Ватикан, тогда кто? Британская библиотека? Оксфордский музей? Британский музей? Или еще что?

Опять воцарилась тишина, пока советник сверялся с заметками и обдумывал три варианта.

— Месяца два назад я бы проголосовал за Британскую библиотеку. У них известная во всем мире коллекция древних манускриптов и большой опыт. Но если Дэвис прилежно учил уроки, в чем я не сомневаюсь, то библиотеку он не выберет.

— Почему?

Не поднимая глаз от распечаток, старший советник объяснил:

— В начале тридцатых годов британцы купили у Советского Союза почти семьсот страниц Синайского кодекса IV века. Это вторая по древности Библия в мире. Некоторые утверждают, что и первая. Другие страницы Синайского кодекса находятся в монастыре святой Катерины на Синайском полуострове, в Лейпцигском университете и в Российской государственной библиотеке. Недавно все страницы соединили в цифровую копию целой книги, которую выложат в Интернете, в открытый доступ. В газетах проскальзывали намеки, что англичане вернут свои страницы в монастырь святой Катерины.

— Зачем в монастырь? — спросил Агент. — Ты ведь сказал, что они покупали их у русских в тридцатых годах — при Сталине. По-моему, Сталин отчаянно нуждался в зарубежном финансировании.

— Верно, англичане заплатили сто тысяч фунтов стерлингов. — Старший советник прикинул, что лучше нарваться на обвинение в лекторских замашках, чем не рассказать всю историю. — Древний Кодекс изначально забрал у монахов немецкий ученый XIX века Константин Тишендорф из Лейпцигского университета, он действовал от имени русского царя Александра II. Тишендорф, вероятно, обманул монахов, сказав, что хочет взять кодекс на время и переписать. Получив книгу, он пустил слух, что монахи отдали Синайский кодекс в дар царю, да еще укрыл несколько страниц для своего университета. Монахи могли его одарить, только вряд ли. Они дорожили Библией. Вот почему они желают вернуть кодекс, а Британская библиотека может прислушаться к их просьбе.

— Интересно. Кому отдадут манускрипт Q, если Дэвис доверит его библиотеке? — невинно спросил Агент.

— На месте Дэвиса я бы предположил, что Британская библиотека передаст Q нашему Управлению по делам древностей, если мы сумеем обосновать просьбу.

— Вот так просто? Библиотека отдаст старейшее подлинное Евангелие ради восстановления справедливости, пусть даже Q — самая значительная археологическая находка века? Прости, я тебе не верю, — скептически подвел черту Агент. — Не думаю, что это происходит именно так.

— Можешь смеяться, — фыркнул старший советник, вновь зарывшись в записи, — но Великобритания подписала Конвенцию ООН, цитирую, «о методах запрета и предотвращения нелегального импорта, экспорта и перевоза культурной собственности». В Англии она вступила в силу в конце 2002 года, древние манускрипты оговариваются отдельно.

— Израиль подписал конвенцию?

— Нет. Иначе у нас возникли бы юридические проблемы. Иордания потребовала бы вернуть ей Свитки Мертвого моря и все, что мы у них отвоевали.

— Если я правильно понимаю, мы хотим, чтобы англичане отдали манускрипт Q нам, — недоверчиво сказал Агент, — но не согласны возвращать им, к примеру, друидские тексты, найденные где-нибудь в антикварном магазинчике Израиля?

— Я не специалист по международному праву. Но, кажется, именно так.

— Но отдадут ли они? Мы ведь не в силах доказать, что Q взяли с нашей территории, — продолжил Агент.

— Я же говорю, если мы обоснуем просьбу, — напомнил старший советник. — Я читал в статье «Лондон Тайме», что Британская библиотека собирается вернуть итальянцам манускрипт XII века, который украли из собора близ Неаполя во время Второй мировой. Так почему бы не отдать нам Евангелие Q, нелегально вывезенное из Кумрана?

— Если только Q на самом деле обнаружили в Кумране или еще где-нибудь в пределах наших расширенных границ. Предположим, что так, и мы вправе требовать Q по закону.

— Конечно, вправе.

— Да, но Дэвис нашел манускрипт в Новой Зеландии. Подписала ли Новая Зеландия бумажку ООН, которая запрещает воровать культурную собственность? — спросил Агент.

Старший советник опять сверился с заметками:

— Пока нет. Но где Дэвис нашел манускрипт, уже не важно. Важно то, действительно ли его правомерно вывезли из Святой Земли.

— Я так понимаю, Дэвиса заботит, чтобы Q не отдали нам, — подвел итог Агент. — Тогда, может, его привлечет Британский или Оксфордский музей? Который?

— Любишь трудные вопросы? В Оксфорде несколько музеев, но Городской и Естественно-исторический с его динозаврами отпадают.

Старший советник сосредоточился на другом музее Оксфорда — Ашмола на улице Бомон в центре. Старейший публичный музей в Британии, специализируется на древних искусствах и археологии от палеолита до викторианской эпохи.

— Музей Ашмола обладает значительной коллекцией манускриптов и с готовностью предоставляет их на изучение. Как и Британская библиотека, не принимает артефакты, добытые незаконным путем. Директора вряд ли возьмут Q, когда узнают, что Израиль хочет вернуть манускрипт. Они активно участвуют в раскопках на Ближнем Востоке, и примут сторону Израиля, даже если Q обещает стать жемчужиной их выставки.

— Остается Британский музей. Собрание древностей со всего мира, с мировой же репутацией.

— Верно. Директора могут засомневаться, принимать ли манускрипт, над которым нависла юридическая тень. Однако они придерживаются политики открытого доступа к музейным артефактам. Несмотря на запросы из Египта, Британский музей не спешит отдавать знаменитый Розеттский камень, который содержит указ на трех древних языках Ближнего Востока и дает утерянный ключ к расшифровке египетских иероглифов. В Британском музее есть древние манускрипты — к примеру, материал из египетской Книги Мертвых, но ранних христианских текстов очень мало.

Старший советник перевернул страницу и воскликнул:

— О, я пропустил главное. В 1998 году открылась Британская библиотека. Сейчас в ней хранятся книги из Британского музея, в том числе ранние христианские манускрипты, Александрийский кодекс и та часть Синайского, о которой я тебе рассказывал.

— Получается, если Дэвис отдаст Q Британскому музею, манускрипт осядет в Британской библиотеке. Может ли Британский музей выставить его прежде, чем отсылать в библиотеку?

— Не знаю. Наверное.

— Тогда Дэвис выбрал Британский музей или библиотеку. Возможно, музей ему показался надежнее, — рассудил Агент.

Побарабанив пальцами по столу, старший советник сделал собственный вывод:

— Думаю, Британский музей. Он известнее библиотеки и может первым выставить манускрипт.

— Теперь будем придумывать план. Нам гораздо удобнее забрать Q сейчас, когда Дэвис уверен, что пересекает финишную черту, чем пытаться выманить его у англичан законным путем или апеллируя к их чувству справедливости, — заявил Агент. — Сменим тему. Как дела с Мириам?

— Продвигаются, — ответил старший советник. — Медленно, но верно, спасибо.




ГЛАВА 44

ЛΟΗДΟΗ, ПОСЛЕДНИЙ ЭТАП


За столиком в «Кафе Корт» на первом этаже Британского музея Рубен Дэвис оглядывался в ожидании своего кофе с молоком, чтобы запить холодный кусок того, что, по его догадкам, называлось традиционным английским сэндвичем — со скудной начинкой.

Поблизости торговал книжный магазин музея, где открытки и сувениры уютно соседствовали с томами по садоводству, кулинарии, открытиям и археологическим откровениям древних мировых культур, особенно ближневосточных. По одну сторону располагался длинный зал с египетскими статуями, по другую — бывшая королевская библиотека, в которой теперь выставляли материал эпохи Просвещения.

Над головой Рубена висел проект Тысячелетия — широкий стеклянный купол над внутренним двором и знаменитым Читальным залом посредине. Здесь Карл Маркс занимался исследованиями и писал свой «Капитал» вместе со многими другими трудами, на которых зиждется коммунистическая философия. Читальный зал реставрировали и открыли для посетителей, но богатая коллекция книг, которую знал Карл Маркс, переехала в Британскую библиотеку, что в полутора километрах от музея.

Экскурсантов было море, поэтому Рубен не заметил ничего странного в молодом человеке лет двадцати пяти, который присел за соседний столик. В очках и темном наглухо застегнутом пиджаке он походил на типичного зануду, которому не терпится почитать книгу об ассирийцах.

Через тринадцать минут Рубен нашел взглядом Клэр. Она пробиралась к кафе от главного входа. На ней была одежда спокойного синего оттенка, который в тот день постоянно встречался Рубену на улицах Лондона. Неужели она ходила по магазинам, пока он потел от беспокойства?

Клэр окинула взглядом столики.

Теперь им не приходилось разыгрывать случайную встречу незнакомых людей. Рубен не терял бдительности, но логично полагал, что его преследователи на какое-то время сбились со следа. Может, и не знают, что Рубена нет в Новой Зеландии. Он помахал рукой, привлекая внимание Клэр, когда она влилась в толпу.

Клэр облегченно улыбнулась.

— Как я рада вас видеть, — поздоровалась она, усаживаясь рядом и кладя на стол папку.

У Рубена потеплело внутри. Он тоже поздоровался и отправился заказать ей капуччино с булочкой. Когда Рубен вернулся, они обсудили, как Донна справляется со своим несчастьем. Поболтали о клеветнической кампании против Рубена, приезде в Великобританию, друзьях, у которых остановились, и изменениях в Лондоне со времени их последнего визита.

Никто из них не заметил, как молодой человек за соседним столиком вынул из кармана сотовый телефон и тайком несколько раз их сфотографировал. Не засекли они и быстрого взгляда, который он кинул на папку Клэр, проходя мимо их столика за очередным кофе.

Рубен считал, что здесь без мощного направленного микрофона их разговор сложно проследить, не выдав себя. Но тут он вдруг забеспокоился. Опыт предыдущих недель научил его не отмахиваться от подсказок интуиции.

Быстрый взгляд на папку обеспечил молодого человека информацией, которую он твердо намеревался получить. Вернувшись за столик, он послал с мобильного телефона мультимедийное сообщение начальнику группы, приложив фотографии. Тот в свою очередь перенаправил письмо на защищенный электронный адрес Агента в Израиль.

Агента не было на работе, и, так как письмо пришло без пометки о срочности, он увидел его только в середине следующего дня. Прочитав, Агент немедленно ввел основную информацию из подсмотренной папки в поисковик. Выскочило пять вариантов, только один из которых мог быть потенциальной зацепкой. Агент проверил.

— Черт возьми! — выдохнул он, теряя обычное спокойствие. — Что это значит?

Минуту он обдумывал последствия, потом снял трубку и позвонил контакту в израильском Министерстве внутренних дел. Ответ велели ждать к обеду.

Клэр открыла папку и показала Рубену заметки по встречам, которые успела провести в Лондоне за два дня.

— Я показала специалистам по манускриптам фотокопии целого свитка — ваш и мой текст. Как мы и договаривались в Веллингтоне, я просила их подписывать бумагу о неразглашении, не спускала с фотографий глаз, следила, чтобы текст не скопировали, перед уходом забрала все снимки. К концу встречи они поняли, что нам необходимо соблюдать осторожность.

— Хорошо. Что ответили? Не решили, что это подделка, а остальное — статьи в прессе о похищении и копии текста о воскресении Иисуса — мистификация для выманивания денег?

Рубену не терпелось узнать, как знатоки отнеслись к их поразительной истории.

— Говорят, англичане сильно задаются. Но вы бы слышали их восторги, когда они посмотрели фотографии, — улыбнулась Клэр. — Манускрипт определенно привлек их внимание. Все побросали работу и столпились вокруг. Эксперты по греческому с ходу кое-что перевели. Меня поразили их знания.

— Замечательно. Вы уверены, что они не решили повеселиться за наш счет, доказывая поддельность Евангелия Q? — спросил Рубен, наполовину в шутку, наполовину подозревая, что эксперты будут предполагать фальшивку, пока не докажут обратное.

Естественно, репутация Клэр, специалиста по древним ближневосточным текстам, придала рассказу убедительность.

— Я показала отчеты наших экспертов — углеродное датирование, мультиспектральный анализ, сравнение по стилю с другими авторами первого века, особенно с Филоном Александрийским, пыльца растений, давно не растущих в Иордании, — усмехнулась Клэр, показав ровные зубы. — Они чуть с ума не посходили. Когда отчеты передавали по кругу, стояла полная тишина. Гробовое молчание на полчаса. Наконец их шеф, помощник хранителя, который специализируется на древних манускриптах, поднял голову и сказал: «Черт побери». Остальные только кивнули.

— Так они поняли, что мы предлагаем?

— О да. Прекрасно поняли. Он им нужен позарез. Только они никак не возьмут в толк, отчего мы привезли Q им, когда солнце Британской империи зашло. Один спросил, почему они, ведь мы должны видеть в бывших колонизаторах высокомерного родителя, которого надо убрать в сторону, чтобы утвердить свой взрослый статус и независимость.

— Они поняли, что дело не в национализме и культурной гордости, а в свободном доступе, заботе и безопасности документа, вероятном возрождении интереса к истокам христианства, наконец? — подтолкнул Рубен.

— Да. Это согласуется с их личной и корпоративной культурой, — ответила Клэр. — Я рассказала, как Израиль официально просил отдать вашу половину Q. В подробности не углублялась, но упомянула-таки, что на вас постоянно давили в грубой форме, и как я избежала подобной участи. Еще объяснила, как мы понимаем юридический статус нашего владения. Мне сказали, что у них есть юристы по древностям, которые займутся нашим случаем сегодня же.

— Хорошо. Вы встречались сегодня утром?

— Да. С генеральным директором и пятью другими членами правления, один из которых всю ночь ехал с севера Англии, чтобы успеть на совещание. Пришли члены старшей управленческой команды и три старших советника Хранителя, специалиста по манускриптам, еще двое юрисконсультов. Народу собралось порядочно. Я показала им тот же материал, что и вчера. Им не хотелось торопиться с принятием решения, — добавила Клэр.

— Еще бы. И вы опять рассказали о давлении на меня и похищении Донны?

— Конечно. Они следили за историей в британской прессе, помощник хранителя манускриптов написал отчет по нашей вчерашней встрече, чтобы подчеркнуть необходимость действовать быстро. Но, несмотря на всю информацию, меня все равно просили пояснить сделанные тесты. Особенно заинтересовались стилями письма и сравнением с трудами ессеев и Филона. В правление входят двое влиятельных ученых, которые отлично разбираются в работах Филона, они засыпали меня вопросами.

— Как я рад, что вторая половина Q у вас и мне не приходится сражаться с научной кавалерией! Будь я один, пал бы в первом же бою. — Рубен помедлил, перед тем как обратиться к жизненно важной теме. — Так подписали они контракт?

— Юристы связались с отделом по искусству и древностям Скотланд-Ярда, проверить, нет ли нас или Q в их базе данных. Похоже, нас никогда не подозревали в краже или сбыте ворованных древностей — что приятно, — и никто не заявлял о пропаже Q. Однако Скотланд-Ярд не отказался бы выяснить, кто украл яйцо в отличном состоянии, размером с мяч для регби. Оно принадлежит гигантозавру.

Они рассмеялись, представив, как динозавр обращается в Скотланд-Ярд за помощью.

— Значит, мы имеем дело не с краденой рукописью… Мне приходил в голову такой вариант.

— Нет. Но спор о юридических правах возникнуть может. Двое юристов музея с головой ушли в работу и беспрестанно спрашивают, когда мы ездили в Израиль, куда там ходили и кто дал нам кувшины, где и когда мы обнаружили внутри манускрипты, — рассказывала Клэр с горящими глазами. — Потом меня попросили выйти. Я сидела за дверью и пила чай минут сорок. Поэтому немного опоздала к вам.

— Не томите. Я сейчас умру от любопытства.

— Меня вызвали обратно в кабинет и… — Клэр выдержала драматическую паузу, но Рубен уже по глазам видел, что она скажет. — Согласились на большую часть наших условий. Несколько мелких уточнений и все. Вот копия письма о намерении принять Q. Оно позволило мне оставить у них кипу материалов, которые я приносила посмотреть. Теперь осталось принести манускрипты и…

Не успела Клэр закончить, как Рубен, вздохнув с облегчением, дотянулся через стол, обнял ее и поцеловал в щеку.

— Фантастика. Прекрасная работа.

Клэр обняла Рубена в ответ. Она нервничала во время рассказа, но теперь все закончилось.

— Юристы музея составляют контракт из бумаги о неразглашении и нашего письма с просьбой, — продолжала Клэр. — Мы подпишем его, предоставив завтра две половины манускрипта. При этом будет присутствовать команда по рекламе.

Теперь предстояло лишь доставить части манускрипта в музей, на следующий день к десяти пятнадцати утра.




ГЛАВА 45

НАПЕРЕГОНКИ СО ВРЕМЕНЕМ


Час пик наступил и закончился. Но на платформе станции Мэйденхед все еще стояла уйма народа в ожидании поезда до Паддингтона.

Мужчина, который следовал за Рубеном до Лондона, смешался с толпой. Уже не в образе зануды — теперь он походил на лондонского бизнесмена с дипломатом в руке и газетой под мышкой. Он с легкостью завязал разговор с пожилой женщиной. Начал с нейтральной темы, которую вместо приветствия обсуждают англичане со своей деревенской родней.

Одинокая пенсионерка с готовностью откликнулась, когда он заметил, что сегодня гораздо холоднее вчерашнего. Она рассказала приятному молодому человеку, что надеялась не замерзнуть, но лучше бы съездила к сестре в Лондон вчера. Увидев их вместе, любой бы предположил, что парень едет со своей бабушкой.

Обязательная хитрость. Узнав его, Рубен точно забеспокоится. Но на этой стадии нельзя дать ему отменить планы или подстраховаться. Иначе не получится устроить засаду.

Молодой человек уже позвонил шефу по сотовому и доложил, на какой поезд собирается сесть Рубен. Более того, Рубен нес завернутый плоский пакет около сорока сантиметров в ширину и метра в дайну.

Молодой человек добавил, что, как и он, Рубен переоделся в официальную одежду. Накануне Дэвис ходил в голубой рубашке с открытым воротом, черном кожаном пиджаке, темно-зеленых брюках свободного покроя и спортивных ботинках. Сегодня он выбрал длинное черное пальто поверх темного костюма с белой рубашкой и галстуком. На ногах красовались кожаные ботинки. Молодой человек подвел итог своим наблюдениям:

— Я уверен, Дэвис спешит на встречу к третьей стороне, чтобы отдать пакет.

— Действуй, — приказал начальник команды.

В пакете явно находился манускрипт, молодому человеку предстояло не выпускать Рубена из виду и сообщать о его передвижениях.

Когда в девять десять поезд прибыл на платформу, молодой человек помог пенсионерке зайти в тот же вагон, где скрылся Рубен. Так они оказались в числе последних, зато молодой человек мог не волноваться, что Рубен выпрыгнет обратно прежде, чем поезд тронется. Конечно, Рубен мог перейти на другую платформу до Оксфорда или даже пересесть в Ридинге, чтобы рвануть через Канал.

Они сели. Молодой человек слушал рассказы пожилой женщины о ее внуках, не спуская глаз с Дэвиса. Он уже отправил сообщение начальнику: «на 9—10», подтверждая место назначения и ожидаемое прибытие полчаса спустя.

Рубен высадился в Паддингтоне и поступил, как несчетное множество утренних пассажиров. Кинулся в проход между информационным бюро и киосками по заказу билетов в театр и бронированию отелей, затем вниз по ступенькам и эскалаторам, по лабиринту тоннелей, которые вели к станциям подземки. Наученные многолетним опытом люди машинально отступали в сторону, пропуская Рубена. Так же как и молодого человека, который мчался за ним в пятидесяти метрах.

— Черт, черт, черт. Что теперь? — ругался про себя молодой человек. Перед ним встала дилемма. Рубен направлялся к Кольцевой линии. Они не ждали такого хода. Вчера молодой человек провожал его до Британского музея на встречу с женщиной, и начальник команды сказал, что туда же Рубен вернется с манускриптом.

На основе всех его докладов остальные члены команды планировали перехватить Рубена у музея. Патрулировались все входы и выходы.

Сам коренной лондонец, молодой человек знал — легче всего добраться до Британского музея подземкой из Паддингтона, выйти на Тотнем-Корт-роуд и прогуляться чуть больше квартала. То есть надо выбрать линию Бакерлу и пересесть на Оксфорд-Сёркус, что и сделал вчера Рубен.

Теперь он направлялся к Кольцевой.

«Ублюдок не собирается в музей — а может, решил вначале с кем-то встретиться или что-то предпринять».

Молодой человек отчаянно просчитывал варианты в доступные ему несколько секунд. Если звонить шефу команды сейчас, придется выходить из туннелей, чтобы появился сигнал. Рубен исчезнет к тому времени, как он вернется.

Приехал поезд в 9: 47, открылись дверцы, пассажиры хлынули внутрь и начали проталкиваться наружу, молодой человек едва не потерял Рубена из виду. Ему приказали не спускать с Дэвиса глаз, и в последнем рывке ему удалось втиснуться в закрывающиеся дверцы соседнего с Дэвисом вагона. Отдышавшись, молодой человек присел у дверей, готовый бежать за Рубеном, как только тот выйдет на станции.

Теперь он представлял, куда направляется Рубен — но что, если тот выйдет на другой остановке и возьмет такси или пересядет на Чаринг-Кросс или Ливерпуль-стрит? Надо предупредить остальных.

Тем временем в Иерусалиме Агент отвечал на телефонный звонок. Контакт в Министерстве внутренних дел передал ему затребованную информацию.

Агент тут же набрал защищенный мобильный номер шефа группы, который слонялся у главного входа в Британский музей.

— Дэвиса не потеряли?

— Нет. Несколько минут назад прибыл в Паддингтон. Едет в Британский музей на метро.

— Тогда не буду тратить ваше время, — отрывисто произнес Агент. — Так вот, о фотографиях женщины, с которой Дэвис встречался в музейном кафе, и имени, что ваш человек прочитал на папке.

— Да?

— «К. М. Лабелль» — это доктор Клэр Лабелль. Эксперт по древним манускриптам из института Фронтеддю, факультет древних ближневосточных наук. При университете Британской Колумбии в Ванкувере.

— У нас как-то меняются планы?

— Обработайте ее, как и Дэвиса. Они в одной лодке. Мне только что подтвердили, что Лабелль въезжала в Израиль студенткой в начале декабря 1972 года на семь недель. Улетела в тот же день, что прилетел Дэвис. Совпадение? Не думаю. Ей попался другой манускрипт или часть того, что у Дэвиса. До сих пор она избегала нашего внимания.

Агенту было трудно признавать, что он пропустил важную зацепку. Но все-таки они разыскали Клэр Лабелль как раз вовремя.

— Может, она консультирует Дэвиса? — предположил молодой шеф команды и пояснил: —На фотографиях она выглядит сногсшибательно для старой карги. Вот почему Дэвис выбрал ее. Захотел любовницу в союзники.

Агента рассердил намек, что красивыми бывают только молодые. Он понимал, что Дэвис не стал бы рисковать Q, чтобы уложить в постель женщину с другого конца планеты.

— Сомневаюсь, что она переводила Дэвису древний текст. В Новой Зеландии переводчиков хватает. Зачем вызывать эксперта из Ванкувера, даже если она сногсшибательная карга? — насмешливо парировал Агент.

Эджвер-роуд, Бейкер-стрит, Грейт-Портленд-стрит — а Рубен все не выходит. Значит, следующая станция. Поездка заняла всего ничего — десять минут. Молодой человек, наблюдавший за Рубеном, приготовился выскочить из поезда на Юстон-сквер.

Молодой человек оказался прав. Он заметил в толпе темные волосы и шерстяное пальто Рубена — тот шагал к выходу с пакетом под мышкой. Успеет ли предупредить тех, у Британского музея? Выбежав на улицу вперед Рубена, чтобы заработал телефон, молодой человек нажал кнопку быстрого вызова. Шеф команды ответил на первом гудке.

— Дэвис идет к Британской библиотеке.

Повернувшись к сообщнику, шеф прошипел:

— Бегом. Он в библиотеке.

Преследователь Рубена уставился в другую сторону. Ни в коем случае нельзя возбудить у него подозрение. Если бы Рубен сейчас на него взглянул, то увидел бы лишь спину мужчины, который прижимал к уху мобильник. Просто один из толпы.

Рубен вышел со станции Юстон и осмотрелся, пытаясь сориентироваться, потом быстро пошел к главному входу в Британскую библиотеку, что в километре по Юстон-роуд.

— Оставайся с ним, — инструктировал шеф. — Мы будем через восемь-десять минут. Если не успеем, хватай пакет прежде, чем он зайдет в здание. То же самое с женщиной, которую ты видел вчера. Она тоже замешана.

На бегу, рядом с помощником, шеф звонил двум другим членам команды, которые стояли на подходе к Британскому музею, и отдавал те же приказы.

Со стороны можно было заметить четырех человек, бежавших с разных сторон, не обращая внимания на машины и светофоры. Для лондонцев — привычная картина. Студенты из Лондонского университета неподалеку часто срывались в последнюю минуту и неслись по улицам, чтобы успеть на станцию Сент-Панкрас, напротив новой Британской библиотеки.

Через шесть минут лавирования между продавцами, туристами, студентами и служащими, покупающими обеденный кофе, Рубен оказался в квартале от сомнительного нового сооружения. Это было гигантское здание из оранжевого кирпича с красной и зеленой отделкой, увенчанное башней с часами и стильными покатыми крышами. В одном из путеводителей его описывали как «возмутительно слабое архитектурное решение рядом с готическим великолепием станции Сент-Панкрас». В другом — как «свежий, новаторский подход по сравнению с мрачными и угрожающе готическими викторианскими шпилями станции».

Эти определения пронеслись у Рубена в голове, когда он проходил за каменно-железную ограду Британской библиотеки на выложенный кирпичом внутренний двор, который обычно называли Пьяцца. Они с Клэр договорились встретиться у памятника Исааку Ньютону работы Эдуардо Паолоцци. Несмотря на все попытки сохранять спокойствие, возбуждение грозило перейти в истерику.

Клэр ждала его, стискивая в руках аккуратно упакованный пакет того же размера, что и у Рубена.

— Точно в срок! — Клэр поцеловала его в щеку. — Пока доберемся до кабинета, будет четверть одиннадцатого.

Им оставалось пройти пятьдесят метров до главного входа, который вел в фойе.




Второй раз за утро преследователь Рубена испытывал затруднения. Он видел одного человека из своей команды, изначально поджидавшей у Британского музея, — тот бежал по Юстон-роуд к Пьяцце, другой наступал ему на пятки. Но если ждать их, Рубен и Клэр сумеют ускользнуть за автоматические двери.

В библиотеке у справочного бюро сидят охранники, за входом следят скрытые камеры, повсюду снует персонал и посетители, которые могут вызвать полицию.

Рубену и его сообщнице, рассудил молодой человек, придется вначале пойти в справочное бюро. Ни в один национальный музей или библиотеку не пропустят с такими большими пакетами. Вдруг там бомба или место для редких книг, которые они собираются украсть?

Даже если их ждут, сотрудники безопасности захотят проверить, в самом ли деле это Рубен и Клэр.

Может, если помедлить несколько секунд, пока присоединятся другие члены команды, им удастся залететь в фойе и напасть на Рубена с Клэр? Они могут напороться на доблестных охранников или попасть в кадр, но рискнуть стоит.

Молодому человеку хватило полсекунды, чтобы сопоставить эти варианты с командой шефа хватать пакет самому. Хватать так хватать, его дело — подчиняться приказам.

Но который пакет? Клэр шла по левую руку от Рубена и держала свой под мышкой слева. А Рубен — справа.

Молодой человек ринулся по Пьяцце со скоростью тренированного бегуна.

Рубен с Клэр были в метре от главного входа, когда он напал. Одним мощным рывком выхватил у Рубена пакет. Потом развернулся и помчался обратно к Юстон-роуд, передал добычу шефу, который, задыхаясь, бежал навстречу.

Рубен стоял на входе и с ужасом глядел им вслед. Клэр тоже не могла двинуться с места от шока и причитала:

— О нет, только не сейчас, нет, нет, не может быть…

Грабитель и его помощники бросились врассыпную и исчезли за полминуты.

Во второй раз за утро молодой человек выполнил свой долг. В конце концов решение далось ему легко. Времени схватить оба пакета и убраться не было, а он знал, что манускрипт у Рубена. Он твердо верил, что передал начальнику Q.

Молодой человек гордился, что благодаря ему манускрипт вернется в Израиль, туда, где и должен находится по праву.




ГЛАВА 46

ВСЕ ПРОПАЛО?


По лицу Клэр струились слезы, когда они с Дэвисом побрели в фойе Британской библиотеки. Клэр полезла в карман за платком, заметив, как побледнело и вытянулось лицо Рубена. Естественно, на него напали, он в шоке.

Она вытащила руку из кармана и сжала его ладонь.

Мне так жаль, — всхлипнула она. — После всего, что вы пережили. Как несправедливо, потерять его на финише.

Клэр высморкалась, снова захлебнувшись слезами. Их грубо столкнули с пьедестала победителей. Бог знает, кто украл Q. Клэр только надеялась, что воры позаботятся о священном документе.

Она успокаивала себя, что у них остались фотокопии, но понимала, что это не одно и то же. Людям хочется посмотреть на подлинник, или, по крайней мере, знать, что его можно увидеть. Некоторые ученые заявляли, что Ватиканского кодекса не существует, потому как их коллегам не удавалось на него взглянуть.

Кто поручится, что Q не осядет у бессовестного частного коллекционера, который запрет его в сейфе, как ворованное произведение искусства, пока свиток не вырастет в цене?

Клэр еще крепче сжала руку Дэвиса.

Вы не ранены? — спросила она, глядя на Рубена. — Вы столько натерпелись. Отложим встречу на час, чтобы вы пришли в себя?

Нет. Это просто шок. Вы так расстроены… Не думал, что старый кусок кожи, которым, по словам моей дочери, впору машины мыть, столько для вас значил, — ответил Рубен, пытаясь смягчить ситуацию.

— О господи, только бы его и вправду не использовали как половую тряпку. Думаете, манускрипт украли крайние фундаменталисты, чтобы мир не узнал о тексте Q? Но они опоздали. У нас есть фотокопии. — Клэр сама ответила на свой вопрос.

— Доктор Клэр Лабелль? А вы, наверное, доктор Рубен Дэвис. Добро пожаловать в Британскую библиотеку. Рада познакомиться.

Клэр и Рубен обернулись к женщине, которая их приветствовала.

Было почти пятнадцать минут одиннадцатого, их вышла встречать маленькая процессия из двух охранников и специалистки по ранним манускриптам, которую Клэр видела во время предыдущих визитов.

— Я провожу вас в кабинет. Все уже ждут. Они делают вид, что спокойны, но на самом деле ваш свиток — то есть манускрипты — очень нас взволновали.

— Спасибо, что встретили, — оцепенело пробормотал Рубен, все еще переживая нападение.

— Только полумать, что у нас будет полная версия Q рядом с Синайским кодексом, Александрийским и Евангелием из Линдисфарна, — продолжала она, не зная, какая драма приключилась с Клэр и Рубеном минуту назад. — Там чудесные иллюстрации. Работа монаха-художника из линдисфарнского приората на Святом острове в Нортумбрии начала VIII века. И конечно, Библия Гутенберга — первая из напечатанных на станке. Их выпустили только сто восемьдесят штук. Некоторые на пергаменте, но в основном на бумаге. У нас есть и те, и другие. Но вы, наверное, и сами в курсе.

Клэр и Рубен не слушали. Клэр смотрела на Рубена, будто спрашивая: «Как объявить плохие новости? Кто скажет, что им достанется только одна половина Q, вы или я?»

Рубен ответил слабой натянутой улыбкой, когда они заходили в кабинет, похожий на зал заседаний директоров.

Представив всех, кто был на встрече, в том числе журналиста и съемочную группу из библиотечного отдела маркетинга и связей с общественностью, Клэр выдали подготовленный контракт на проверку. Все, как они обсуждали. Вспыхнули переносные телевизионные прожекторы, съемочная группа и фотограф запечатлевали момент.

«Репортаж о Клэр и главных ученых библиотеки, подписывающих бумаги, не станет главным событием в семичасовых новостях», — думал Рубен, пока Клэр писала свое имя там, где ей указывали адвокаты.

Когда она закончила, раздались вежливые аплодисменты. Теперь у библиотеки появилась часть старейшего христианского манускрипта — утерянного до недавнего времени Евангелия о жизни, смерти и изречениях Иисуса из Назарета, основателя величайшей мировой религии, христианства.

Персонал библиотеки поставил на широкий стол стеклянный выставочный куб. Несколько экспертов по древностям надели перчатки, готовясь сложить вместе две половины. Все с нетерпением уставились на Клэр. Наступил момент, которого они ждали.

Клэр взглянула на Рубена. Тот кивнул, и она встала, чтобы произнести маленькую речь, придуманную накануне вечером. На видеокамере загорелся красный огонек записи.

— Как вам известно, — начала Клэр, — я обнаружила половину пергаментного манускрипта первого века после того, как услышала о находке Рубена Дэвиса. Мы хотели составить полное Евангелие в виде свитка, каким он изначально и являлся, а не выставлять отдельные манускрипты в разных частях мира. Мы понимаем, что Британская библиотека занимается в основном собранием, хранением и защитой английских публикаций и манускриптов. Но мы выбрали именно вас, потому что вы предоставляете доступ к своим экспонатам людям со всех уголков мира и, кроме того, передаете цифровые копии важных документов через Интернет. Мы с доктором Дэвисом хотели, чтобы Евангелие Q, или, скорее, Евангелие от Филона, предположительного автора манускрипта, могли посмотреть все желающие, а серьезные ученые получили бы возможность его исследовать. Они могут прийти к другим выводам, нежели мы. Поэтому давайте устраивать открытые дискуссии и учиться друг у друга.

Раздались аплодисменты, и Клэр распаковала манускрипт. Камера взяла в фокус греческий текст. Женщина в перчатках приняла свиток и аккуратно уложила под стекло с левой стороны.

— Невероятно. Отличное состояние, — восхищалась она.

Ей вторили другие ученые.

Настала очередь Рубена подписать контракт и передать вторую половину Q.

Клэр посмотрела на Рубена. Она чувствовала, что он винит за произошедшее себя. Придется выйти вперед.

— Думаю, надо объяснить, что случилось с доктором Рубеном Дэвисом. Он слишком скромный, чтобы рассказывать самому, — встряла Клэр, когда Рубен встал и уже открыл рот. — Все, наверное, слышали, что его дочь, Донну Дэвис, похищали. Но вряд ли вы в курсе, что его дом обыскивали грабители. Потом доктор Дэвис пострадал от нападения взломщика. Люди, которые намеревались украсть манускрипт, несправедливо обвинили его в нацизме, установили в его доме «жучки», а в машине — электронное следящее устройство. — У Клэр навернулись слезы на глаза, и она закашлялась. — Сегодня утром, — продолжила она, — мы встречались у памятника Исааку Ньютону, чтобы вместе зайти в библиотеку и передать вам полный манускрипт. И вот, когда мы уже добрались до главного входа, из ниоткуда выскочил этот подонок — простите, другого слова не подобрать, — прыгнул на доктора Дэвиса и отобрал пакет. Затем бросил его другому бандиту, и они разбежались. Рубен, то есть доктор Дэвис, изо всех сил старался уберечь от них манускрипт, но они оказались слишком хорошо организованы и упорны. Мне жаль вас разочаровывать.

Клэр замолчала, чтобы высморкаться и промокнуть глаза. В комнате царила тишина. Камера снимала панорамный кадр, возбуждение на лицах сменялось замешательством.

Кто-то опустил глаза, кто-то уставился в пустоту, побледнев от услышанного.

Библиотекари свято верили в ценность и силу печатного слова. Они — хранители значительной части национального и мирового культурного наследия. Некоторые готовы были голову сложить за спасение драгоценного манускрипта.

Не успела Клэр упокоиться и продолжить, как вмешался Рубен:

— Доктор Лабелль говорит правду. На меня напали во дворе библиотеки, когда мы собирались на встречу к вам. Уверен, что это многим не понравится. Моя дочь, Донна, любит рисовать, я взял один из ее больших альбомов, чтобы поместить манускрипт между бескислотными страницами… — Он помедлил секунду и откашлялся. — Альбом лежал в украденном пакете. Мне очень неловко, потому что там были несколько приличных портретов ее парня. Донна огорчится, потеряв их, в рисунки вложено столько труда.

Рубен замолчал, снял пальто и пиджак, развязал галстук и принялся расстегивать рубашку.

— Не говорите мне, что он намерен устроить стриптиз в Британской библиотеке! — прошептал один из младших членов группы коллеге. — У людей из колонии нет никакого понятия о приличиях. Мне почему-то казалось, что новозеландцы воспитаны получше австралийцев.

Камера не выпускала Рубена из объектива, пока он раздевался до пояса. Озадаченные наблюдатели быстро перешли от горького сожаления к смеху и аплодисментам. На груди Рубена хирургические бинты удерживали прозрачный пластиковый пакет. Внутри виднелся хорошо упакованный свиток.

Морщась от боли, Рубен убрал бинты и, к радости аудитории, объявил:

— Вот и вторая половина Q.

Когда он передал манускрипт и подписал контракт, Клэр заключила Рубена в медвежьи объятия, как истинная канадка.

— Ты, хитрый сукин сын, — упрекнула она. — А что, если пакет выхватили бы у меня?

— Тогда твою речь произносил бы я. Но ты вряд ли устроила бы стриптиз.

— Как ты догадался, что на тебя нападут?

— Я и не догадывался. Просто шестое чувство подсказывало, что за нами следят. А я уже научен опытом прислушиваться к интуиции и играть наверняка, — улыбнулся Рубен. Камера тем временем продолжала записывать.

Когда осторожно соединяли две половины, все столпились вокруг. Кабинет погрузился в благоговейную тишину. Теперь перед ними лежало полное Евангелие от Филона.

Для всех присутствующих это была самая памятная церемония дарения. Представители отдела маркетинга и связей с общественностью ликовали, особенно когда выяснилось, что скрытая камера снаружи запечатлела неудачное нападение. Кто-то уже проверял записи службы безопасности и предвкушал, как они на славу повеселятся, монтируя служебные кадры с удивительной презентацией бесценного манускрипта, который тайком пронесли в Британскую библиотеку и, как по волшебству, достали из-под рубашки.

Первые полосы газет и небывалые рейтинги в новостях обеспечены.




ГЛАВА 47

ЭПИЛОГ


Ой, пап, ну ты даешь. Я тут думаю, что мой родитель ловит рыбу и отдыхает в Таупо, и что я вижу в новостях, включив телевизор? Какие-то бандиты уводят пакет из-под носа у моего папы. А потом он раздевается и всему миру демонстрирует свою волосатую грудь и бледную кожу. Ужас! Мы с Эммой аж взвизгнули. Как неудобно!

После презентации в Британской библиотеке дали обед. Потом Клэр и Рубену показали особые экспонаты библиотеки, а вечером они тихо поужинали вдвоем и обсудили события последних недель, прежде чем каждый вернулся к своим друзьям, которые с изумлением узнали из новостей, чем занимались их гости.

Следующим утром Рубен позвонил Донне, узнать, как она, и объяснить, почему молчал о своей поездке в Англию. Конечно, благодаря новостям, дочка уже в курсе, что он не в Таупо. Позвонил он в полдесятого вечера по новозеландскому времени — Великобритания отстает на двенадцать часов. Оказалось, что вопреки своему притворному отвращению, Донна весь вечер сидела перед телевизором, как приклеенная, просматривая повторы эпизодов с папиным участием в каждом выпуске новостей.

А если я скажу, что это были пробы для звездной роли в продолжении фильма «Мужской стриптиз»? — рассмеялся Рубен.

О черт. Они разорятся.

— Спасибо за доверие. И следи за своим языком, — ответил он. Как здорово, что Донна опять стала собой. Он наслаждался ее возмущением, зная, что так девушка выражает истинную гордость за отца.

— Ну хоть избавился от старого куска кожи. Тут говорят, тебе следовало оставить его в Новой Зеландии. Ричард, как там его…

— Ричард Фидел.

— Да, точно. Он расстраивался в новостях, что ты лишил Новую Зеландию ее нового наследия. Назвал его таонга.

— Древний ближневосточный манускрипт, написанный в другом конце света задолго до того, как в Новой Зеландии появились люди, — часть нашего культурного наследия? Не смешите меня!

Каким бы идиотским ни казалось предположение, Рубен чувствовал, что Донна верно передала слова Ричарда.

С Ричарда станется предположить, что Рубен больше не может решать, как поступить с манускриптом. Q, или его половина, хранился в Новой Зеландии тридцать лет, и Ричард заявил бы, что свиток является частью национального наследия, как любая современная скульптура или здание выдающейся архитектуры.

Если бы Ричард сумел вернуть половину Q в Новую Зеландию, то так называемое наследие страны, таонга, стало бы объектом рассмотрения для правительственных комиссий при консультационной поддержке Национального музея, Национальной библиотеки, архивов Новой Зеландии, Министерства культурного наследия, представителей всех религиозных групп, вождей маори и ученых вроде Ричарда.

Естественно, он, как эксперт по религиозным текстам, видел себя председателем заседаний. Обсуждения свелись бы к тому, как другие могут внести вклад в его представление об особом институте. Ричард утверждал бы, что институт должен специализироваться на документах древнего наследия и относиться к Новозеландской национальной библиотеке в Веллингтоне или Национальным архивам, если отвергнут его первую идею об отделении университета Доминион.

— Черт, не помню я, что он говорил. Кажется, что-то о трагедии для маори и пакеха. Боюсь, пап, тебе тут не обрадуются, когда ты приедешь, — Донна не скрывала этого, надеясь, что все быстро пройдет и они заживут долго и счастливо.

— Догадываюсь. Увидим. Как Бен? Извини, наверное, ты уже в курсе, что твои рисунки украли.

— Теперь, когда ты рассказал всему миру о моих портретах Бена, по местному телевидению хотят показать произведения моего искусства. Мне жутко неловко. Эм ревнует… Вообще-то я встретила нового классного парня. Его зовут Том. Он такой милый и добрый. Не шут гороховый, как Бен. Он серфингист.

«Я бы предпочел зубрилу», — подумал Рубен. Но ничего не сказал. Это ведь ее жизнь. Он даже не возмутился, когда Донна выругалась. Через призму всего, что они пережили вместе, ругательства казались пустяковым признаком ее растущей тяги к независимости.

— Скажи-ка, — произнес Рубен. — Ты ведь порвала с Беном культурно?

— Мы расстались друзьями, — прямо заявила Донна. Но ее уже раздражало недовольство отца новой восхитительной любовью дочери. — Твоя канадка, та, что со второй половиной вашего распрекрасного Q… Она в твоем вкусе — немного похожа на маму. Ты к ней клеишься?

Если бы они разговаривали по видеофону, Донна увидела бы, как покраснел отец. Рубен сообщил, что Клэр — замечательная женщина, разведена, надежная коллега.

На что Донна ответила:

— Так ты на нее запал?

Новость о соединении двух половин манускрипта вызвала больший международный интерес, чем предполагалось. Журналисты из неведомых стран требовали интервью. В Британской библиотеке к вечеру спешно организовали пресс-конференцию, Клэр и Рубен сияли на ней звездами.

Под светом прожекторов и вспышками фотоаппаратов несколько сотен человек закидали обоих вопросами об истории обнаружения Q и причинах, по которым две половины оказались в Британском музее. Журналистам показали свиток, те в свою очередь допросили Клэр: почему она уверена в подлинности манускрипта?

Любопытные, а иногда и недоверчивые представители прессы завороженно слушали Клэр и Рубена. Те объяснили, как получили свои половины Q, поведали о приключениях Рубена после откровений Ричарда, упомянули тесты, сделанные в Северной Америке для определения подлинности свитка.

— Что Q означает для прихожан, которые ходят по воскресеньям в церковь? Это еще один занимательный манускрипт, вроде хваленых Свитков Мертвого моря? Они мало повлияли на жизнь простых христиан. Q из той же серии? — спросил лондонский репортер американского журнала.

Повисла тишина. Каждый журналист в зале понимал, что это ключевой вопрос. По ответу можно будет придумать заголовок и первый абзац статьи. И чем скандальнее ответ, тем лучше для финансовой подоплеки их изданий.

— Мы не можем говорить за все церковные организации, — заявил Рубен. — Несомненно, другие ученые оспорят некоторые из наших выводов и продолжат изучение манускрипта. В этом суть исследований. Когда новые эксперты вынесут свое мнение и подтвердят подлинность свитка — а мы думаем, они подтвердят, — текст включат в Новый Завет как пятое Евангелие.

— Повторите. Вы сказали, пятое Евангелие? — перебил журналист.

— Да, пятое Евангелие.

— Кто так решил? — спросил другой репортер.

— Решать о включении чего-либо в Новый Завет — задача грандиозная. У христианских организаций разные взгляды на Библию. К концу IV века, когда установили христианский канон, существовала только одна церковь. Сегодня их много.

— Значит, пятое Евангелие примут десятилетия спустя?

— Если повезет. — Комментарий Рубена вызвал смех. — Скорее всего, люди будут покупать копии или читать Q в Интернете и решать, надо ли оно им, независимо от официальной позиции церкви. В этом преимущество печатных изданий и «всемирной паутины». Ни того, ни другого в IV веке не было.

— Евангелие от Q… Похоже на персонажа из комиксов, — заметил корреспондент.

— Мы с доктором Лабелль считаем, что Евангелие больше не стоит называть Q. Лучше Евангелие от Филона, в честь Филона Александрийского, его автора, — ответил Рубен и добавил: —Только не путайте с древним латинским текстом, который мы теперь называем «от псевдо-Филона» — образный пересказ отрывков из еврейской Библии, приписываемый Филону, хоть он не имеет к нему никакого отношения.

— Доктор Лабелль утверждает, что в одном из стихов говорится: «Я, Филон, открыто свидетельствую, что записал со слов Симона, коего Иисус нарек Петром». Почему бы не назвать Q Евангелием от Петра? — поинтересовался журналист, строча в блокноте.

— Потому что одно Евангелие от Петра уже есть, — ответил Рубен. Заметив изумленные взгляды журналистов, пояснил: —Это короткое Евангелие, которое набожные христианские авторы объявили ложным и еретическим сразу же после его написания. Может, какие-нибудь аферисты пытались заработать денег, продавая свои бредни под видом Евангелий и других священных писаний. Копию Евангелия от Петра, сделанную в Средние века, нашли в предполагаемой могиле монаха в Верхнем Египте в конце XIX века.

— Что вы думаете об истории воскресения Иисуса по Евангелию Q и версии рождения, которую вскрыл мульти спектральный анализ?

В таком ключе интервью продолжалось почти два часа. Журналисты понимали, что многие из их читателей увлекаются духовными вопросами, в том числе жизнью и изречениями Иисуса. Но испытывают двойственные чувства к организованной религии, которую считают набором обрывков.

Однако репортеры знали, что в тяжелые времена люди держатся за эти привычные обрывки и расстраиваются, когда закрывают местную церковь, где поколениями провожали близких в последний путь.

Евангелие Q открывало теологический ящик Пандоры интереса и горячих споров — в гораздо большей степени, чем когда-то Свитки Мертвого моря. Идеальная тема для документального фильма или статьи в журнале.

На неделю жизнь Рубена и Клэр превратилась в водоворот событий. Они встречались с персоналом Британской библиотеки и позировали с Q бесчисленным фотографам. В перерывах между интервью для газет, телеканалов и радио успевали вместе сходить на представление в Уэст-Энде и посмотреть лондонские достопримечательности.

Но все когда-то заканчивается, и Рубен волновался, как его примут в Новой Зеландии — особенно коллеги на факультете теософии, большинство из которых поверило в версию событий, представленную Ричардом. Теперь, когда Q уплыл в Британскую библиотеку, их мечты о научном признании через работу над подлинным манускриптом развеялись в прах. Рубен превратился в изгоя. Или нет?

А что Клэр? Как ее примут коллеги в институте Фронтеддюдю, в Ванкувере?

Рубен пролистал международные журналы, чтобы узнать, как их историю восприняли читатели всего мира, то есть средний класс, который может себе позволить «глянец». «Тайм», «Ньюсуик», «Экономист», «Мани», «Спектейтор», «Кристианити Тудэй», «Маклинс», «Файнэншл Тайме», «Атлантик Мансли», «Харперс», «ЮС Ньюс энд Уорлд Репорт», «Уик»: почти во всех Q стал главной темой. Рубен выбрал один.

Фотография свитка красовалась на обложке рядом с завлекательной фразой:






Пятое Евангелие для Нового Завета?

Является ли Q самым ранним Евангелием?

Подлинник ли это?

Потребуется ли переосмысление христианской веры?





Открыв журнал, Рубен увидел себя с Клэр и манускриптом. Под фотографией стояли их имена и объяснялось, что они нашли Q и привезли его в Британскую библиотеку. Рубен принялся за статью.





Пятое Евангелие


Последние 170 лет специалисты по Новому Завету вели горячие споры, существует ли пятое Евангелие под название Q, которое описывает жизнь, смерть и воскресение Иисуса из Назарета, основателя христианства. Неужели Евангелие наконец обнаружили?

Да, заявляют Рубен Дэвис и Клэр Лабелль, которые недавно передали Британской библиотеке полный манускрипт Q, написанный в 50 году нашей эры еврейским христианским автором Филоном Иудейским из Александрии перед смертью. Что говорится в Q? Как он повлияет на 2, 1 миллиарда христиан по всему миру?

Служащий застыл с открытым ртом, когда Клэр Лабелль из Ванкувера подошла к справочному бюро у входа в лондонскую Британскую библиотеку и заявила: «Мне не нужна помощь в поиске книг. С кем я могу поговорить о передаче вашей библиотеке древнего и очень ценного манускрипта?»

История появления «Q» в Британской библиотеке больше подходит для триллеров.





Проглядев отчет о своих приключениях, Рубен с интересом прочитал:






Представитель Израильского управления по делам древностей выразил разочарование, что Q не вернулся в Израиль. Дэвис отверг их запрос и предложение выкупить манускрипт. Наш репортер в Иерусалиме сообщает, что, по некоторым сведениям, за неудачными попытками выкрасть манускрипт Дэвиса стоит тайная группа в Израиле.





Но Рубена больше интересовало, что в журнале пишут о постоянном займе.






Одно из шести легальных хранилищ для всех книг и журналов, опубликованных в Великобритании, Британская библиотека также покупает и поощряет дарение редких книг и манускриптов. Обычно тем, кто предлагает постоянные займы, отказывают. Но когда библиотечные специалисты по манускриптам просмотрели фотографии прекрасно сохранившегося свитка Q, который до сих пор считался легендой, библиотека сделала исключение.

Дэвис и Лабелль предложили Q в качестве постоянного займа. По их словам, на случай, «если Британская библиотека решит передать манускрипт третьей стороне или изменения политики библиотеки не позволят серьезным ученым работать со свитком».

Пресса на родине Дэвиса и Лабелль обвиняет их в отсутствии патриотизма, поскольку ученые не предложили манускрипты новозеландским и канадским учреждениям. Но для наших героев две половины одного свитка в разных концах мира — нонсенс. Они утверждают, что выбрали золотую середину, которая пользуется репутацией религиозного и политического нейтралитета. Однако по желанию Дэвиса и Лабелль Британская библиотека выставит Q и в других уголках мира, в том числе в Канаде и Новой Зеландии, в течение следующих трех лет.

Хотя на аукционе Q принес бы гораздо больше заявленных ста миллионов долларов, Дэвис и Лабелль просили возместить только их расходы на исследование свитка и его перевоз в Лондон. Британская библиотека также согласилась жертвовать все доходы от выставления манускрипта на помощь беднякам разных стран.








— Вот и улетел мой шанс на огромное богатство, — про бормотал Рубен. Следующий абзац вызвал у него приступ го речи.






Вскоре после того, как Лабелль и Дэвис получили кувшины с секретом, четверо старших членов семьи Диабов погибли в аварии близ Иерихона во время войны Йом-Кипур. Захи Диаб, которому в 1973 году было около тридцати, признается, что подозревал о существовании фамильной ценности, но ничего не знал о свитке или о том, как он попал к Диабам. Захи до сих пор вспоминает встречу с Дэвисом в 1973 году. «Отцу понравился Рубен Дэвис, — говорит он. — Я понимаю, отчего он доверил ему драгоценный манускрипт. Рубен и его подруга Лабелль все сделали правильно. Может, когда-нибудь свиток вернется в Палестину, на Западный берег, обретший независимость».








Рубен решил отыскать адрес Захи и написать ему. Было приятно узнать, что Захи одобряет его поступок.

Просмотрев другие журналы, он пошел в интернет-кафе — справляться, как событие восприняла новозеландская пресса. Разочарование от потери манускрипта поутихло, когда журналисты проведали, что Рубен мог продать Q за целое состояние, а так в Новую Зеландию скоро приедет целое Евангелие.

Ричард тоже сменил позицию.

«Британская библиотека пришлет нам через несколько месяцев цифровую копию полного текста, чтобы мы составили собственное мнение об оживлении Иисуса», — приводили его цитату журналисты.

«Доверьтесь Ричарду, — подумал Рубен. — Ему трудно отказать!»

Окончание статьи позабавило и раздосадовало Рубена.






За выдающуюся преданность науке и исключительные познания в христианской вере в воскресение Иисуса, проректор и научный комитет университета Доминион оказал доктору Ричарду Фиделу редкую честь, разрешив добавить к имени докторскую степень по богословию.





— Ричард Фидел, Д. Б. — ухмыльнулся Рубен. — Представляю, как некоторые непочтительные студенты это расшифруют. «Ричард Фидел Долбоеб». Наверно, все же есть справедливость на свете.

Мириам Кранц перечитала статью о появлении Q в Британской библиотеке и посетовала, что манускрипт не попадет в израильский институт, где она могла бы принять участие в его исследовании. Когда ее партнер вышел из душа и залез в постель, Мириам отложила журнал в сторону.

— Я так долго этого ждал, — произнес старший советник и подмял ее под себя. Целуя Мириам, погладил ее по спине, затем раздвинул ее ноги и вошел в безвольное тело.

«Наконец-то, — думал он, самодовольно улыбаясь. — Наконец-то я завоевал ее».

Мириам скривилась и закрыла глаза, принимая его яростный напор. В обычной ситуации она никогда не перешла бы границы профессиональных отношений. Сейчас она платила по счету.

Лежа на спине, Мириам с отвращением чувствовала колыхание его тела и успокаивала себя одной мыслью: «Теперь твоя дочь и жизнь в безопасности, Рубен Дэвис. Желаю тебе счастья — от всего любящего сердца».


notes



Примечания





1


Эта виза явно фальшивая. Медленно встаньте с кресла. Положите руки за голову и следуйте за охранником из передней части салона. Вас допросят (фр.). — Здесь и далее прим. переводчика.




2


Вилка… ложка (фр.).




3


Лохинвар — герой романтической поэмы Вальтера Скотта «Мармион».




4


Хоун Папита Раукура (Ральф) Хотере (р. 1931) — маорийский художник, считается величайшим из ныне живущих художников Новой Зеландии.




5


Доброй ночи (нем.).




6


«Печенье анзаков» — печенье из пшеничной муки, овса, измельченного кокосового ореха и сахарного сиропа («анзаками» называли солдат совместного Австралийского и новозеландского армейского экспедиционного корпуса в годы Первой мировой войны).




7


Договор Вайтанги — договор, заключенный 6 февраля 1840 г. в поселке Вайтанги между представителями английского правительства и маорийскими вождями. По этому договору маорийские вожди «уступали Ее Величеству королеве Англии полностью и без оговорок все права и полно мочия суверенитета». Маори же гарантировалось право владения их землей, лесами, рыбными угодьями и т. п. После установления английского су суверенитета над Новой Зеландией в результате прямых захватов и обманных сделок развернулся процесс обезземеливания маорийских племен, вызвавший маорийские войны (1843–1872).




8


1 Петр, 5:8.




9


Рувим («вот сын», англ. аналог Reuben Рубен) — первенец Израиля, первый сын Иакова и Лии (Быт 29. 32; 49. 3), лишенный, однако, чести первородного за свой грех (1 Пар 5. 1). Удел свой колено Рувимово получило на восток от Иордана и Мертвого моря и на север от Арнона (Чис 32. 1-33; Нав 13. 15–23). Колено Рувимово было в числе первых израильтян, уведенных в плен ассирийцами (1 Пар 5. 26).




10


Девственность, непорочность (англ.).