Принцесса Ангина
Ролан Топор








Выдающийся французский художник, писатель-сюрреалист, артист, сценарист, телережиссер Ролан Топор (1938–1987) родился в Париже в семье польского иммигранта.

В начале 60-х годов Ролан Топор вместе со своими друзьями, такими же беженцами и странниками в мире реальном и вымышленном — драматургом Аррабалем и писателем Ходоровским — создает группу «Паника». Он начинает не только рисовать карикатуры, ставшие сейчас классикой искусства 20 века, но и сочинять романы, рассказы и пьесы.

Любое творчество увлекает его: он рисует мультфильмы, пишет стихи для песен, иллюстрирует книги, снимается в кино.

Сказка «La Princesse Angine» вышла отдельной книгой в 1967 году, и уже в мае следующего года студенты Сорбонны возводили баррикады из автомобилей и громили буржуазный Париж, поднимая над головами лозунги: «Вся власть воображению!», «Да здравствует сюрреализм!», «Сновидения реальны». Наверняка в рюкзачках тех отчаянных студентов была эта анархическая, полная головокружительной игры, странных сновиденческих образов, черного юмора книга Ролана Топора.

Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России.






Ролан Топор

Принцесса Ангина








Перевернутый мир Ролана Топора


Когда рождается ребенок, он некоторое время видит мир перевернутым. Через пару дней наш мозг спохватывается — и все вокруг становится на свои места: ваза на столе, ноги на тротуаре, а луна — высоко в небе. Но всегда среди людей находятся такие, кто не смиряется с этим компромиссом — они продолжают видеть мир, как увидели его в первый раз, в первые дни своей жизни. Таким был выдающийся французский художник и писатель Ролан Топор.

Он родился в 1938 году в семье беженцев из Польши — его отец Абрам Топор перевез семью во Францию в 1930 году, спасаясь от нацистов. Ощущение почти панического ужаса войны останется с художником на всю жизнь.

В начале 60-х годов Ролан Топор вместе со своими друзьями, такими же беженцами и странниками в мире реальном и вымышленном — драматургом Аррабалем и писателем Ходоровским — создает группу «Паника». Он начинает не только рисовать карикатуры, ставшие сейчас классикой искусства 20 века, но и сочинять романы, рассказы и пьесы.

Любое творчество увлекает его: он рисует мультфильмы, пишет стихи для песен, иллюстрирует книги, издает роскошное собрание сочинений Марселя Эме, любимого писателя, со своими иллюстрациями и предисловием, снимается в кино.

Роман «Жилец», написанный Роланом Топором в 60-е годы, спустя десять лет был экранизован Романом Поланским. А сам художник, наделенный удивительной внешностью мима, в котелке и с неизменной сигарой или трубкой, словно сошедший с картин бельгийского сюрреалиста Рене Магритта, играл (практически самого себя!) в фильмах Вернера Херцога и Фолька Шлендорфа.

Сказка «La Princesse Angine» вышла отдельной книгой в 1967 году, и уже в мае следующего года студенты Сорбонны возводили баррикады из автомобилей и громили буржуазный Париж, поднимая над головами лозунги: «Вся власть воображению!», «Да здравствует сюрреализм!», «Сновидения реальны». Наверняка в рюкзачках тех отчаянных студентов была эта анархическая, полная головокружительной игры, странных сновиденческих образов, черного юмора книга Ролана Топора.

В этой книге, навеянной, по словам самого автора, «Приключениями Пиноккио» и «Алисой в Стране чудес», есть много того, что не только сносит крышу, но и заставляет отстраненно взглянуть на мир, в котором мы живем.

В мире, сочиненном великим сказочником-сюрреалистом Роланом Топором, по которому путешествуют хиппи Джонатан, маркиз де Витамин и принцесса Ангина на грузовике, похожем на слона, все возможно! Человек текуч, пейзаж движется, люди скачут на языках, дым возможно штурмовать, а сон — настолько увлекательно путешествие, что все вокруг так и норовят в него погрузиться.

Автор жонглирует реальностью, она слоится, как страницы книги, буквы строятся в ряд и превращаются в поэзию — здесь Ролан Топор продолжает эксперименты Арагона и Ганса Арпа, изобретателей поэтических ready-made, дадаистов и эстетических хулиганов.

Насыщенный парадоксами роман «Принцесса Ангина» хочется назвать поэмой, так много в нем волшебных образов, лирических отступлений, поэтичного черного юмора — им в совершенстве владеет фокусник Ролан Топор. В некоторых пассажах романа вдруг промелькнет тень Франца Кафки, откуда-то из-за угла высунется нос Гоголя, а в черном небе пролетит звезда Сент-Экзюпери.

Подобно автору «Маленького принца», Топор сам нарисовал иллюстрации к своей книге, чем еще больше запутал нас: его рисунки-ребусы совсем не сопровождают текст, а наоборот — шествуют рядом как отдельное произведение, играя с текстом в умозрительный пинг-понг.

Рисунки-ребусы не требуют разгадки, они предстают перед нами как овеществленный сон, нам нужно только смело войти в зазеркалье Ролана Топора, и мы сразу поймем, что за каждым предметом таятся иные смыслы. Весь мир состоит из символов и поэзии, говорит нам Ролан Топор. Надо только умудриться их обнаружить!

Король черного юмора, мастер парадокса, сюрреалист-сказочник и поэт Ролан Топор стучится в нашу дверь, мы открываем ему.




А теперь я хотел бы нарисовать портрет Ролана Топора. Я дочитал «Принцессу Ангину», закурил «Толуаз», выпил немного виски, закрыл глаза и заснул, не забыв взять в руки карандаш. И вот что у меня получилось.




Леонид Тишков




От автора


Если маленькая девочка болтает не так, как пристало разговаривать маленькой девочке, то, скорее всего, она и не девочка вовсе. И вполне может оказаться кем и чем угодно, даже хворью, а хворать никому не по душе. Хотя если болезнь доброкачественная, можно с ней свыкнуться и перевести в разряд хронических. Разумеется, тут следовало бы без промедления обратиться к специалисту, но мы, как правило, решаемся на это слишком поздно.

Я вот бросил курить, но от этого мне не стало лучше.




От художника


Непросто изобразить персонажей, если толком не знаешь, девочки они или болезни. Вконец отчаявшись, художник решил изобразить саму загадку, а не предлагать разгадку. Поэтому он нарисовал картинки, весьма напоминающие ребусы XIX века, и в частности те, что рисовал Мориссе.




Глава первая


Дорога была розовая, с белыми лужами. По обочинам торчала мокрая трава. Между ветками кустов пунктирами из капелек прорисовывались паутинки. Вдоль края канавы тяжело двигалась улитка.

Справа виднелся луг, плавно спускавшийся к ручейку шириной не больше ладони. При подсчете деревьев обнаружились пять ив и два орешника.

Внизу стоял серый домик, а дальше всякие непонятные объекты вроде каких-то развалин, водяной мельницы, сада с огородом, горы, а что было за горой, вообще никому не ведомо.

Слева все было еще проще: распаханное поле на сколько хватало глаз. Если приглядеться, комья земли были разной величины, да и разных к тому же оттенков, а впрочем, ничего особенного тут, в сущности, не наблюдалось.

То ли из-за освещения, то ли из-за дождя дорога скрывалась из виду еще до линии горизонта. Может, она сворачивала вбок? Или шла дальше все прямо и прямо? Чтобы разобраться, надо было по ней пойти.

Джонатан осторожно коснулся ногой водной глади. Кусочки его отражения на мгновение разбежались, но потом вновь соединились, чтобы воссоздать портрет светловолосого юноши огромного роста, одетого в джинсы и бежевую рубашку с открытым воротом. На по-детски круглом лице — глаза чуть навыкате, наполовину скрытые светлой челкой, и большой полногубый рот.

Отражение снова зарябило: в воду шмякнулся плевок.

Джонатан вытащил из кармана джинсов смятую пачку «Голуаз» с одной сломанной сигаретой. Он взял в рот обе части и, щурясь от огня, одновременно прикурил их от ржавой зажигалки. Затем скомкал пустую пачку, подкинул ее и метким пинком отправил в канаву, где она закончила круговерчение, ударившись о камень.

Сзади кто-то просигналил.

Он обернулся и, прежде чем упасть, успел лишь заметить слоновью тушу.

Когда Джонатан открыл глаза, небо было по-прежнему далеким и белым. Что-то ползло по шее. Он машинально шлепнул себя — девочка рассмеялась.

На вид ей можно было дать лет десять. Женственно красивая, рыжая, с зелеными глазами. Вишневое платье помято и все в грязи. На голове — корона из золотой бумаги, вроде тех, какие прилагаются к пирогу на Праздник волхвов.

— Ничего с вами не случилось, и нечего валяться, никто вас не пожалеет!




— Как он, Принцесса? — осведомился хриплый голос. — Расшибся? Без этих раскиданных повсюду противных волос и пятен крови пейзаж был бы значительно живописнее!

— Крови нет. Можете подойти поближе, Канцлер. Кое-кто желает привлечь к себе внимание и притворяется тяжелораненым, хотя руки-ноги у него целы.

— А вдруг он вражеский шпион?

— Непохоже.

Джонатан осторожно приподнялся, оперся всем телом на вывихнутую лодыжку и со стоном рухнул на землю.

Коренастый старик присел на корточки рядом. Его лицо будто избороздили горные кряжи, а по густоте пунцового цвета оно могло поспорить с закатным солнцем. От Канцлера за версту разило вином.

— Не выношу вида крови. Ничего не могу с собой поделать. Конечно, для мужчины, а тем более моего возраста, это просто курам на смех. Но ничего не попишешь, у меня такое с детства. Однажды матушка поранила себе большой палец штопором: я привел ее к лекарю, чтобы тот наложил повязку, и вообразите, не она, а я потерял сознание!

— Не раскрывайте наших секретов, Канцлер. Может, он все-таки шпион. Сударь, вы шпион?

— Не думаю, — с трудом выдохнул Джонатан.

— Если вы мне солгали, берегитесь! Я этого так не оставлю!

Она сочувственно наклонилась над юношей и с вывертом ущипнула его за ногу.

— Это еще цветочки по сравнению с тем, что вас ждет, если вы скрываете от меня правду.

Она прыгнула обеими ногами в лужу и обрызгала лицо раненого.

— Мне кажется, он не врет, — заявил пьяница. — Что у вас в карманах?

— Джинсов?

— Ну да, покажите.

Джонатан принялся вытаскивать свои пожитки. Расческа с выпавшими зубьями, ржавая зажигалка, старый бумажник Из змеиной кожи с ободранными чешуйками, кроличий зуб, пластмассовое кольцо, фотография из журнала, изображавшая голую по пояс женщину, и монетки из разных стран. Венцом коллекции оказалась зубная щетка, заткнутая за ремень.

Малышка со стариком пристально изучили разложенные перед ними предметы. В конце концов, ко всеобщему разочарованию, Канцлер заключил, что вещи не волшебные и Джонатану разрешается взять их обратно.

— Меня зовут Ангина, — сказала девочка. — Я принцесса, а он — мой канцлер, маркиз де Витамин. Я — настоящая принцесса.

— А я Джонатан.

— А-а-а…

Принцесса Ангина засунула указательный палец себе в левую ноздрю и задумчиво в ней поковырялась.

— Что бы нам с ним сделать, Маркиз? Можно разрезать его на мелкие кусочки и разбрасывать по дороге, чтобы не потеряться на обратном пути.

— Или погрузить с головой в чан с вином и посмотреть, сколько литров он вытесняет.

— Или выпотрошить и набить перьями, чтоб взлетел.

— Или заставить его съесть столько сыра, чтобы он сам превратился в одну большую дырку.

— Или велеть ему петь государственные гимны, пока он не станет государственным флагом.

— Или обнять его так крепко, чтобы растаял от умиления.

— А что, если превратить его в облако и заставить пролиться дождем?

— Или довести его до кипения, чтобы он вспотел.

— Или взять его с нами…

— С нами? Что это вам вздумалось! Он недостоин!

— Разумеется, ему придется сдать сложнейший вступительный экзамен.

— Послушайте, вы ведь не можете меня бросить посреди дороги, — запротестовал Джонатан. Я вывихнул лодыжку и неспособен идти дальше.

Лежа на земле, он видел все по-новому. Трава была теперь на переднем плане. Горы исчезли вместе с ивами. Остались видны только орешники, хотя они тоже отодвинулись.

Ноги у девочки были все забрызганы. Под ровным слоем грязи на коленках угадывались болячки и ссадины. Расстегнутый ремешок одной из сандалий свободно болтался.

У Канцлера нижняя часть брюк выглядела не лучше: она вытерлась до бахромы и от нашлепок грязи стояла колом. Ботинки все растрескались, отчего, вероятно, существенно снизилась их непромокаемость.

— Я здесь никого не знаю, — снова встрял Джонатан, — вы не можете меня оставить!

— Тихо, тихо, перестаньте! Вы обожаете, когда с вами нянчатся. Вы, наверное, исключительный студент!

— Не вижу связи.

— Молчите и слушайте внимательно.

Ангина уселась прямо в лужу. Платье начало пропитываться влагой и темнеть.

— Как насчет того, чтобы сдать вступительный экзамен? Если у вас получится, мы, так и быть, вас возьмем. Но только в случае положительной оценки. Количество мест ограничено. При всем желании мы не в состоянии подбирать всех, кого давим. Говорят, что с животными много хлопот. А с людьми? От них шум, грязь, они ненасытные и невыносимые. Вы согласны?

— Согласен.

Тут Канцлер спохватился:

— Мамочки! Фургон! Я так резко затормозил, что багажные ремни, видимо, оторвались. Бедные кролики! Их, наверное, расплющило! Моя белая мышка! Только бы ее не придавило маятником! Ой, фотографии! Если бутылки разбились, они намокнут! Ой, пластинки! Наверное, все поцарапались! Ой, посуда! Вдребезги, наверное, разлетелась, на мелкие осколочки! Ой, красные рыбки! Побегу наводить порядок.

Джонатан перевернулся на бок, проводил его взглядом и обнаружил грузовик.

Он не ошибся: это был старый рекламный грузовик в виде огромного слона. Цвета давленой клубники. Сбоку красовалась надпись черными буквами:




«НИЧЕГО ПРЕКРАСНЕЙ ТУНЦА В МАСЛЕ»




Старик доковылял до задней двери, открыл ее позолоченным ключом и исчез внутри.

— Разглядываете нашу ламу?

— Нет, смотрю на слона.

— Хотите сказать, на крокодила?

— Нет, на слона-грузовик.

— А, интересуетесь окапи!

— Да нет же, слоном, вон там, на дороге.

— Бестолковщина, — возмутилась Ангина, — слон — запретное слово! Ругательство. Надо говорить не «слон», а «мышка».

— Но это не одно и то же!

— Откуда вы знаете? Цвета одинакового, серого или белого. Оба млекопитающие и травоядные.

— Зато у них и строение разное, и размеры не совпадают!

— Маленький слон все равно слон, что правда то правда, а большая мышь все равно мышь. Следовательно, размер ни при чем. А что касается формы… тут можно и ошибиться. Если внимательно приглядеться, они похожи как две капли воды.

— Ну, это вы хватили!

— Да вы просто не желаете как следует присмотреться. Быстро моргайте и получите ощущение полного сходства. Вот послушайте:




вскричал бандит, не способный к обобщению.

Этот анекдот очень сложно рассказывать! Немедленно приступим к экзамену. И не вздумайте приставать ко мне в отсутствие Маркиза. У меня черный пояс по карате. Джонатан задрожал от страха.

— Обещаю быть паинькой, к тому же я не могу двигаться.

— Тем лучше. Отвечайте: чтобы наполнить ванну, необходимо пятнадцать минут и десять секунд. В чем сложность задачи?

— Дно дырявое?

— Неверно, ставлю вам кол, никуда не годится. Вода еле течет. Кем бы вы хотели стать: слепым, безруким или сердечником?

— Затрудняюсь сказать…

— Выбирайте.

— Слепым.

— Не угадали! Назовите три притока реки Амур.

— Не знаю.

— Наконец-то правильный ответ! Лучше поздно, чем никогда. Я хорошенькая?

— Очень.

— Почему?

— Потому что… потому что у вас очень красивые глаза.

— Точно. А еще?

— Носик точеный.

— Конечно. И все?

— Ротик не большой, не маленький, в самый раз и ярко-красный.

Ангина восторженно захлопала в ладоши.

— Браво, браво, я вас обожаю! — Она вскочила на ноги, бросилась к Джонатану и расцеловала его.

— Вы сдали! Маркиз! Канцлер!

Канцлер возник в проеме дверцы грузовика с бутылкой вина в руке.

— Принцесса, вы меня звали?

— Он сдал, мой милый Маркиз, и он поедет с нами. Помогите его перенести.

С помощью Маркиза Джонатан забрался в грузовик. В полумраке обозначились наваленные грудой вещи. Еще там стояли две одноместные кровати, причем на той, что побольше, три белых кролика доедали письма и конверты. Ангина согнала их, чтобы уложить Джонатана.

— Надо бы купить другую кровать, — проворчал Канцлер. — Но где взять денег?

— В Королевской Казне.

Канцлер побагровел от гнева.

Ни под каким видом. Строго-настрого запрещаю. Я — хранитель наследства и хочу, чтобы к нему никто не прикасался до вашего совершеннолетия.

— Бедный де Витамин, вы сами не знаете, что говорите. Одной вещью больше, одной меньше, какая разница?

— Огромная.

Канцлер поднес бутылку ко рту и отхлебнул из горлышка.

— Потеряй вы наследство, ваш дядюшка не станет занижаться вашим образованием, а вам потом понадобится приданое для свадьбы. Эти вещи надо беречь как зеницу ока, которое видит, что зуб неймет. В противном случае ваши противники не преминут воспользоваться данной ситуацией и станут утверждать, что вы разбазариваете сокровища королевства. Они настроят народ против вас, и корона вам улыбнется.

— А у тебя нет денег?

— Пенсию не успели начислить. У меня осталось ровно на еду и на бензин. А потом, глядишь, ваш дядюшка поможет.

— Разумеется, мой славный Маркиз, вас не забудут. Дядюшка будет выплачивать тебе столько, что на пенсию ты сможешь купить себе новые покрышки. Джонатан, мне кажется, я видела какую-то купюру в вашем бумажнике.

Джонатан протянул ей желаемую банкноту.

Через некоторое время грузовик тронулся.

Молодой человек тут же уснул, а Принцесса вполголоса принялась читать наизусть басню об адмирале, которого забыли на складе.




Глава вторая


Чья-то рука тронула Джонатана за плечо. Он открыл глаза и увидел, что еще не рассвело.

— Как вас зовут? Я забыла ваше имя.

— Джонатан.

Это оказалась Ангина. Она прошептала:

— Не шумите, Джонатан, по-моему, они бродят где-то поблизости.

— Кто?

— Враги короны. Канцлер спит в кабине на сиденье. Мне страшно.

— Не бойтесь, я с вами.

В полной тишине казалось, что девочка ужасно громко дышит. Этот шум сопровождался тиканьем то ли пяти, то ли шести часов, лежащих в кузове.

— Джонатан…

— Что?

— Меня вырвало.

— Что???

— Мне стало плохо, и меня вырвало. Но теперь мне гораздо лучше. Это, наверное, из-за мороженого. Я съела четыре здоровенных пломбира, как раз перед тем, как мы вас раздавили. Точно, это все пломбир.

Джонатан поставил здоровую ногу на пол и попытался шагнуть, наступая на больную. Получилось.

— Как тут зажигается?

— Подождите, сейчас я встану.

Он услышал, что она куда-то пошла, затем вспыхнул свет. Ровный свет исходил от лампы, стоявшей за грудой мебели, покрытой чехлами. Бледное личико Ангины и круги под глазами выдавали ее недомогание. Постель была вся запачкана. Ангина виновато смотрела на Джонатана.

— Я объелась мороженым?

— Вероятно. Помогите мне сменить белье. Куда деть грязное?

— Положите на травку. Завтра Маркиз постирает.

— А чистое у вас есть?

— Должно быть в комоде.

Джонатан сменил белье. Девочка чрезвычайно внимательно и серьезно наблюдала за тем, как он суетится. Когда все было сделано, она спросила:

— А как ваша настоящая фамилия?

— Она непроизносима.

— Ну скажите, Джонатан…

— Пжесчирадло. А теперь на бочок.

— Красивая фамилия. Но у меня ведь тоже необычная, правда?

— Правда. Не желаете раздеться и лечь в кровать?

— Я не разделась перед сном, потому что вы были рядом.

— Я могу выйти, если вы стесняетесь.

— Не надо! Теперь это не имеет значения, потому что я вас знаю.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Она погасила свет, разделась в темноте и нырнула в кроватку. Джонатан ощупал свою щиколотку. Она раздулась и горела. Понадобится немало времени, чтобы он смог нормально ходить.

— Джонатан…

— Что?

— Хотите сигаретку?

— О, да, — вздохнул он.

— Подождите, сейчас принесу.

И действительно, спустя некоторое время она подошла к его кровати.

— Откройте рот, я вам ее попробую вставить.

Он быстро закрыл глаза, чтобы навечно не остаться слепым. Кончик сигареты сначала воткнулся ему в левую ноздрю, затем проехал по щеке, подполз к волосам… Девочка нетерпеливо сопела.

— Я заблудилась. Где ваш рот?

— Вы забрались слишком высоко. Идите на звук.

— Сюда?

— Нет, это уши.

— Сюда?

— Нет, нет, ниже.

Внезапно сигарета воткнулась в рот и уперлась в горло. Он чуть не задохнулся и вынужден был встать, чтобы прокашляться. Ангина хохотала как безумная.

— Извините, я не нарочно.

Джонатан зажег сигарету. В отблеске пламени он разглядел тоненькую фигурку, скользнувшую под одеяло. Он докурил, аккуратно затушил окурок и моментально уснул.

Проснулся он от сильной тряски. Грузовик пофырчал и замер. Дневные лучи проникали через распахнутую дверцу. Джонатан затравленно оглянулся. Вокруг царил неописуемый беспорядок. На полу валялась старая одежда, кухонные принадлежности соседствовали с рваной обувью. В буфете среди клочьев пыли покоился надкусанный батон. В темных углах ему чудилась какая-то возня. Девочка со стариком, судя по всему, перебрались вперед.

Джонатан с трудом оделся: мешала больная лодыжка. Он даже не мог прыгать на одной ноге, малейшее движение причиняло ему боль.

Тут показалась голова Канцлера.

— Прокол, — произнесла голова. — Вам случайно не попадалось запасное колесо?

— Нет.

— Значит, я его еще куда-то положил.

Голова исчезла. Настал черед Принцессы. Достоинство и грация больше говорили о ее высоком происхождении, чем бумажная корона, которая, кстати, вид имела весьма плачевный. По выражению лица никак нельзя было догадаться о событиях прошедшей ночи. Принцесса лукаво улыбнулась.

— Я запомнила вашу фамилию. Писрадло.

— Не совсем, но почти.

— Прокол, — сказала она обиженно. — Маркиз меняет колесо. Знаете, что он мне заявил позавчера? Что не желает больше есть жареную курицу, а только мокрую. Хотите поехать с нами на переднем сиденье?

— С удовольствием, но я не могу передвигаться, очень распухла нога.

— Немного скромности вам бы не повредило. Угадайте, что мне сегодня приснилось?

— Не представляю. Мороженое?

Она прыснула.

— Какой вы противный! Ничего мне не снилось, по-моему, ежику понятно.

Она потянулась к нему, будто для поцелуя.

— Посмотрите, правда, у меня зеленые глаза? А когда мне что-нибудь снится, они ярко-гранатовые. Все очень просто. Проголодались? Тогда у меня для вас сюрприз.

Канцлер поменял колесо и помог юноше выбраться из грузовика, стоявшего на обочине дороги. Поблизости журчала река. Коровы на лугу созерцали слона с мрачным любопытством. В чистом небе солнце сияло, но не грело.

— Вот, — закричала Ангина, указывая на коров, — молоко и мясо на завтрак. Разделайте нам любую. Мы вас дожидались целое утро и умираем от голода.

Она протянула Джонатану кухонный нож.

— Вы хотите, чтобы я убил корову?

— Вы проголодались или нет? Сказали же, что да. Тогда что вас смущает? Думаете, мясо жесткое? На мой взгляд, оно должно быть нежным. Как вы считаете, Канцлер?

— Полагаю, оно отменного качества. Если приготовить говяжью вырезку как следует, на это дивное блюдо набросятся даже мухи. А ведь мухи — твари исключительно разборчивые! Прошу заметить, Принцесса, животные могут оказаться ядовитыми. В нашем положении мы обязаны проявлять особую бдительность.




— Было бы разумнее поесть в ресторане, но все равно рискованно. У некоторых поваров даже меню пропитано ядом. Впрочем, у нас нет денег. Ну, Джонатан, решайтесь. Уже начало первого.

— А разве сегодня не пятница? — неожиданно спросил Канцлер.

Все дружно посчитали на пальцах. Предположение подтвердилось.

— По пятницам мясо пахнет рыбой, — объяснил Канцлер, — а я рыбу терпеть не могу.

Компания удовольствовалась сухим молоком и тунцом в масле. Еды достало бы на десять человек. После этого все разместились на переднем сиденье и двинулись в путь.

Места хватило всем троим. Сиденье было вполне удобным, хотя и не слишком уютным: резина вся потрескалась, и на грязно-зеленом покрытии проступали белесые проплешины.

Пол был устлан мусором разной степени затоптанности. Когда грузовик подпрыгивал на ухабах, внизу перекатывались предметы цилиндрической формы: бутылки, консервные банки и алюминиевые кружки.

Невыносимо пахло бензином. Постепенно привыкли и к запаху, и к тарахтению мотора.

Малышка сидела между водителем и Джонатаном. Она, видимо, недавно вымылась, поскольку на ушах еще не высохла мыльная пена, и причесалась, о чем свидетельствовала не такая взлохмаченная, как накануне, рыжая шевелюра, однако в сущности девочка не слишком изменилась. Платье напоминало жеваную тряпку, а носочки — замызганные бинты. Порванный ремешок на сандалии никто не починил.

Старик выглядел не лучше.

Отросшая щетина немного сгладила рытвины на лице, зато покрыла его неопрятной тенью. Он тоже не очень изменился. На нем по-прежнему были надеты коричневый костюм в тонкую светлую полоску, белая хлопчатобумажная рубашка и черный вязаный галстук. То есть еще угадывалось, что когда-то его одежда была именно такой.

Канцлер вел машину поразительно неровно. Он то гнал как бешеный, то без всякой видимой причины тащился, словно ожиревший пешеход. Иногда он резко тормозил, а порой круто поворачивал, якобы объезжая препятствия. Каждый раз, переключая скорости, он отпивал из горлышка бутылки, стоявшей по правую руку.

Все это изрядно изматывало нервы.

— Куда вы едете? — спросил Джонатан, не сводя глаз с дороги.

— К моему дяде, — ответила Ангина. — Поскольку вы задали мне один вопрос, я имею право на семь. Если не ответите, я вас высажу.

— Нельзя ли отложить вопросы на попозже, я немного устал.

Принцесса заговорщицки взглянула на Канцлера, а он в свою очередь ей подмигнул, что оказалось весьма рискованно: грузовик занесло влево, и он чуть не задел несшийся навстречу автобус.

— Отвечать на какие-то жалкие семь вопросов он, видите ли, утомился, хотя самому придумывать и задавать вопросы у него сил хватает! Между тем гораздо сложнее сочинять вопросы, чем на них отвечать!

За тирадой последовало долгое обиженное молчание. В конце концов Джонатан сдался.

— Я отвечу, если Канцлер будет смотреть на дорогу.

— Не волнуйтесь, он не станет за нами подглядывать. Я завяжу ему глаза.

— Нет, нет, не стоит. Я и так отвечу.

— Первый вопрос: воняют ли копыта у кентавров?

— Только если они не моются. Кентавры, соблюдающие правила гигиены и ежедневно принимающие ванну, не издают никакого неприятного запаха.

— Слышите, Канцлер? И бросьте рассказывать сказки, будто вы кентавр! Второй вопрос: сколько времени в часах?

— В зависимости от обстоятельств. Чтобы узнать точное количество, следует обратиться к часовым, которые на них стоят. У них самые верные сведения.

— Третий. Какой масти была белая лошадь Генриха Четвертого, а заодно скажите, каков цвет лица всадника?

— Генрих Четвертый позеленел от страха, а его конь покраснел от стыда. Или наоборот.

— Четвертый. Когда садовник бывает предателем?

— Когда он продает настурции.

— Пятый. Правда ли, что одно ухо у нас предназначено для французской речи, а другое — для английской?

— Правда, если вы одинаково хорошо владеете обоими языками.

— Шестой. Вы негодник?

— К сожалению, да. В минуты негодования.

— Седьмой. Когда звонят во все колокола?

— Никогда, потому что в овсе колоколов нет. Как, впрочем, и во ржи, и в пшенице.

Канцлер выпустил руль и захлопал в ладоши. Грузовик занесло в придорожные кусты. Старик не дрогнув снова спокойно взялся за баранку.

— Мой мальчик, вы достойно вышли из положения. Я кое-что понимаю в мужчинах. Вы далеко пойдете. Именно такие люди необходимы Принцессе, чтобы раскрыть гнусный заговор, который плетут подлая госпожа Гужина и угрюмый Кольбертов заодно с Герцогиней Бисквитти, Маркграфом де Грюйер и их головорезами. Эта клика злодеев протянула свои щупальца по всему нашему любимому королевству. Обманутый, униженный, возбужденный народ восстал. Вы ведь знаете, как это происходит. Скоро туда же полезут мыслители, потом ученые, и начнется анархия. Накажут виновных, откроют школы, музеи — и воцарится мерзость. Конечно, Принцесса по-прежнему популярна. Ей достаточно было сказать одно слово, и власть осталась бы в ее руках. Но какое слово надо было произнести? Непросто говорить с неграмотными! Они могли неправильно его истолковать, обидеться, рассердиться. Нет, поверьте, лучше было промолчать и уйти. К тому же я, как вам известно, абсолютно не переношу вида крови. Особенно своей! Маркграф и Герцогиня, которых подговорили Гужина и Кольбертов, ловко воспользовались ситуацией. Они набросились на Принцессу, ограбили ее, сломили, уничтожили и лишили меня куска хлеба. Я слишком слаб для борьбы с ними. В свое время я бы гордо принял брошенный ими вызов. Но кого я смогу сейчас победить, с моей пенсией и варикозом? Зубы гнилые, живот надутый, утром еле разлепляю глаза, будто в них крошки насыпали, все кости скрипят. К сладостям начал испытывать постыдную страсть. В каждом населенном пункте я бегу на почту, пытаясь получить пенсию. Увы. Я либо не успеваю, либо опаздываю. Если вас, молодой человек, тронул хотя бы один слог моей речи, то нам мог бы представиться случай скрепить узы нашего братства бутылочкой вина. Ну что?

— Давайте.

Канцлер остановил слона и принялся испускать нечеловеческие крики.

— Это он так радуется, — пояснила Ангина. — Совсем забыл, как себя вести. От счастья его может хватить удар. Срочно скажите ему какую-нибудь гадость.

— Канцлер, — завопил Джонатан, стараясь перекричать пьяницу, — единственный слог, который мне нравится, это слог «нет».

Канцлер угомонился и обрел свой обычный цвет, то есть кирпично-красный.

— Не понимаю, что на меня нашло, — проговорил он, удивленно оглядываясь вокруг, — вероятно, причудился кошмар.

— Остановите у табачного ларька, — попросил Джонатан, как только грузовик тронулся, — я куплю сигарет.

— А я обменяю пустые бутылки на полные.

— Напомните мне купить травы кроликам, — встряла Ангина. — Придорожная трава оказалась такая невкусная, что они теперь холодные и не двигаются.

— Как? Кролики? Казна тает на глазах. Я ничтожество, заслуживающее пинка.

Грузовик свернул с дороги и наткнулся на телеграфный столб с надписью «Добро пожаловать в Лурд». К счастью, слоновий хобот смягчил удар. Пьяница повернул грузовик и въехал в некое подобие города.

— Я ничтожество, — пробормотал он, сжав челюсти, — но я обещаю найти табачный ларек!




Глава третья


Джонатан курил сигарету, лежа на кровати. Грузовик стоял перед зданием почты, куда Канцлер направился в сопровождении Ангины в надежде наконец-то получить пенсию.

Рядом лежала куча старых открыток и писем. Он взял небольшую стопку. Везде отправители были разные, но адресат, что удивительно, — один: господин Сквозняк — 3412.

На обороте открытки, изображавшей белокурого малыша, сидящего на чем-то вроде трона, Джонатан прочел:






«Любезный друг, надеюсь, Вы позволите мне обратиться к Вам подобным образом, а не называть Вас сударыней или сударем, что чересчур витиевато; итак, любезный друг, спешу сообщить Вам, что я — Розель, одна из сестер Бабилас, и заодно передать Вам горячий привет. Хочу уведомить, что в тот день мы с моими одиннадцатью сестрами делали уроки в классной комнате, когда на пороге появился их Высочество.

— Дети мои, — сказал он, — то, что я поведаю, принесет вам и радость, и печаль. Одна из вас обрадуется, другая опечалится. У тебя, Розель, очень красивый почерк: нарежь двенадцать полосок бумаги и напиши на каждой какое-нибудь существительное. Сложи бумажки в корзину, а самая младшая, Розалинетта, будет их вытягивать по очереди.

Что же Вы думаете, мой друг, мне досталась радость, а Розальбе — печаль. Обнимаю. Розель».





Джонатан почесал в затылке и задумался над только что прочитанным текстом. Отложив его, он взялся за длинное письмо с расплывшимися от сырости буквами:






«Дорогой Сквозняк, как ты поживаешь? Как дела у несчастного Колибри? Тебе нездоровилось, и я буду рада, если ты сообщишь мне, что идешь на поправку, я ведь так люблю вас обоих. Передай привет от Пармской Фиалки Шоколадному Муссику, от Котика — двенадцатилетней девочке, той, помнишь, у которой был братик Ванечка, от Ромы и Машки — Хвое Туи, от мадемуазель Стрекозель — Бараньей Ножке, от Майи Неза — Ане и Мии, от Притока Дуная — Сплетенному Венку, от Подснежника — графине Босоножке, от Фьяметты — смешному Кукушонку в капюшоне, от Отпрыска — мисс Траль, от Электры и Провода — Барби и Кентавру, от Али Гатора — Адмиралу Футы-Нуты, от дедушки Хрена — внучке Фигушке…»





Джонатан решил на этом остановиться. Ему показалась, что соседняя открытка написана сравнительно недавно. На картинке сидящие в лодке юноша и девушка сжимали друг друга в объятьях, а на морской глади отражалась луна в форме сердца. Необычное послание на обороте предназначалось все тому же Сквозняку:






«Впервые целуем, любим, нежно обнимаем, выражаем дружеские чувства, помним, жмем руку, протестуем. Вера, Дуня Вениева, Марка Гашеная и Начинка Шоколадная».





— Я так и думала, что вы шпион! — воскликнула Ангина, неожиданно вставшая за спиной Джонатана. Вы роетесь в моих вещах! Так знайте, сударь, что вы попали в ловушку и будете расстреляны!

— Простите мою бестактность, но без вас я скучал, а письма попались под руку… Впрочем, я не понял ни единого слова.

— Разумеется, вы же считаете себя умнее всех на свете. А письма-то волшебные.

— Кто такой Сквозняк? Ваш отец?

— Бесполезно задавать мне вопросы, я на них все равно не отвечу. Хотите увидеть, как действует волшебное письмо?

— С удовольствием.

— Тогда подождите. Мне надо пойти набрать воды. Тут рядом есть фонтан. Я сейчас приду.

И действительно, Ангина вскоре вернулась с кастрюлей воды и принялась разогревать ее на спиртовке. Когда вода закипела, она что-то туда бросила.

— Теперь я покажу вам, как надо делать.

Она вытянула из стопки письмо и начала читать вслух:





Русалка южная


«У нее не очень выразительные глаза, особенно если жарить во фритюре. Однако ничто не может сравниться с жирным и нежным мясом южной русалки, прославившей озера, где она водится, и по праву считающейся украшением любого стола. Южную русалку, снискавшую уважение своей изысканностью и отменным вкусом, можно встретить повсюду, но везде она будет редкостью. Самые отборные особи плавают в озерах парка Бютт-Шомон и Булонского леса. Ее средний вес — пятьдесят четыре килограмма. В отличие от прочих русалок, у нее стройное тело, аккуратная головка и острый носик. Окраска клетчатая, кожа нежная и гладкая. Редкие тонкие чешуйки повар обычно не счищает. Южная русалка — блюдо с трудом уловимое. Вот его рецепт.

Напичкайте южную русалку таблетками, затем нашпигуйте ее вареными трюфелями и положите в сотейник с мелко нарезанными овощами. Добавьте сливочного масла, сдобрите специями, прикройте ломтиками сала и залейте до половины емкости красным бордо. Кипятите в течение десяти минут. После этого протрите через сито мякоть бедра русалки. Сделайте подливку из муки, слегка обжаренной в масле, смешайте ее с пюре из бедра и томите на небольшом огне двадцать минут. Подавайте с четырьмя „наполеонами“, украшенными перигорскими трюфелями, причем разместите их попарно с каждой стороны блюда. Между „наполеонами“, согласно уставу, положите рагу из молоки, трюфелей и грибов — и у вас получится изумительное блюдо.

Не менее удачна южная русалка, утомленная в белом вине. Некоторые гурманы предпочитают русалочий бульон либо с английским крокетом, либо в седле барашка. Чрезвычайно хороша нафаршированная по горло русалка, вся по уши в арифметике. К телу пришить головку (для красоты). Южная русалка украсит любой соус. Обжарьте ее на гриле и подайте с рагу из ушек белых мышек — пальчики оближете! Она восхитительна с тонким слоем плесени. Она обожает нежиться в кокотнице в парах хорошего бордо, обливаясь горючими слезами и вдыхая ароматы репчатого и зеленого лука, петрушки, шалфея, тимьяна, эстрагона и лаврового листа. Пожилую и полнеющую русалку, а также прыгучую русалку-малька советую подрумянивать до готовности под изящно наброшенной шубой. Предварительно замариновав ее в розовом орлеанском уксусе с тимьяном, мускатным орехом и лавровым листом, слегка припудрить мукой и выложить на горячую сковородку. Обжарив, выбросить в отстойник вместе с яйцами, обвалянными в муке, так, чтобы каждая порция приобрела золотистый оттенок.

Посыпьте южную русалку мелкой поваренной солью, украсьте икринками, яйцами и пучками петрушки — и ваши гости будут в восторге. Попробуйте дивную мякоть южной русалки, замечательно сочетающуюся с десертным сотерном. Однако для лучшего усвоения избегайте смотреть ей в глаза, покрывшиеся при обжаривании золотой пленочкой: загадочное выражение этих глаз напомнит вам смущающий и смутный взгляд египетских мумий. Лучше помолитесь за упокой ее души, а заодно и своей собственной».








Ангина перевела дух и подбежала к кастрюльке, где пенно кипела вода.

— Ну и в чем волшебство? — спросил Джонатан. — Что это значит?

— Ничего особенного, лишь то, что яйцо сварилось вкрутую. Ешьте. Потом скажете, как получилось.

Она вынула яйцо из кастрюли и положила в стаканчик. Затем на столе появились хлеб и пачка масла.

— Если я правильно понял, текст, который вы мне только что прочли, годится исключительно для того, чтобы отмерить время, необходимое для варки яйца вкрутую?

— Правда чудесно? И часы не нужны. Достаточно письма. Один великий волшебник подарил его моему папе Королю.

— А где Канцлер? Он получил деньги?

— Нет, еще не начислили. Он пошел продавать обручальное кольцо.

— Он женат?

— Конечно. У него даже есть дети. По-моему, штук двадцать. И все больные. А жена у него очень богатая, и у нее много мужей.

— А Королева, ваша матушка?

— Как? Вы не знаете, что злая Гужина превратила Королеву в зеркальный шкаф и она путешествует с нами в грузовике, накрытая самым красивым чехлом? Чехол я снять не могу, потому что не полагается видеть королеву голой.

— А где живет ваш дядюшка? Далеко?

— Не очень-то близко, если мы до сих пор до него не доехали.

Ангина разгребла кучу вещей, чтобы добраться до кроватной тумбочки, и открыла ее. Внутри рядами стояли консервные банки. Ангина вытащила одну из них и сосредоточенно по ней постучала.

— Слава богу, красные рыбки живы! Когда они созреют, мы их соберем. А пока еще рано. От зеленых живот болит. Сбор красных рыбок проходит очень весело. Юноши и девушки поют и пляшут. Всех рыбок высыпают в большие чаны и топчут их ногами, чтобы они дали сок. Только надо быть аккуратнее с косточками. Потом ночь напролет все пьют рыбий сок. Хотите послушать стихотворение?

— Если волшебное, то хочу. Яйцо было вкусное.

— Это волшебное стихотворение. Оно обладает силой пробуждать тех, у кого сна ни в одном глазу. Не возмущайтесь: здесь нет рифм.
		Когда радуешься, кричишь: «Здорово!»



		Когда больно, кричишь: «Ай! Болит!»



		Когда что-то нравится, кричишь: «Браво! Бис!»



		Когда нужно кого-то позвать — «Эй! Сюда!»



		Когда приказываешь, кричишь: «Стой! Хватит! Вперед!»



		Когда хочешь тишины, кричишь: «Тихо!»



		Когда с души отлегло, кричишь: «Уф!»



		Когда хочешь передать какой-нибудь звук — «Пиф! Паф! Бац! Бабац!»








— Трогательное стихотворение. Пока ты читала, мне казалось, что болят обе лодыжки.

Тут появился пошатывающийся Канцлер. В руке у него висела авоська, набитая бутылками с вином.

— Принцесса, бежим! В городе я наткнулся на множество врагов. Кольбертов гонится за нами по пятам, Гужина неподалеку. Назревает восстание. Едем отсюда!

Он потерял равновесие и упал навзничь.

— Ты сможешь вести машину, бедненький Канцлер?

— Я сумею себя превозмочь. Залезайте в кабину, мы потеряли слишком много времени.

После нескольких безуспешных попыток ему все-таки удалось встать на ноги. Джонатан вмешался в разговор:

— Они только этого и дожидаются!

— Что вы имеете в виду?

— Если они вас выследили, то будут продолжать слежку. Лучше притвориться, что мы их не замечаем, и в нужный момент самим смыться.

— Твое мнение, Маркиз?

— Неплохая идея. Так поступил когда-то мой предок во время битвы при Ванипапаре. Он стоял во главе отряда, за которым гнались превосходящие его силы Славомира Утицы. Устав улепетывать, мой предок сдался и ни на минуту об этом не пожалел! Война закончилась миром и согласием. Поскольку мы остаемся на месте, я пойду. Я должен лично проследить за развитием событий. До скорого.

И Канцлер отошел, пятясь, под сочувственным взглядом Ангины.

— Несчастный де Витамин! Он так устал и, наверное, страдает от ран.

— Он ранен?

— Конечно! Однажды выпустили лотерейные билеты с его портретом. А полосочка с выигрышем, где надо стирать, пришлась как раз на то место, где была шея, и ему отрубили голову. Хорошо еще, что у него крепкий организм! У меня кроме него никого нет. Если бы он ушел, остальные быстренько меня бы обчистили.

— Давно вы потеряли отца?

— Нет, всего сто лет назад. Мы назначили встречу, а я, к сожалению, забыла, где и когда. Хотя, если в кафе, то он может что-нибудь заказать, пока я не приду.

Она взялась за подол юбки и принялась искать дырку в подпушке. Найдя ее, Принцесса двумя пальцами достала оттуда свернутый в трубочку листок бумаги. Тщательно расправив его, она протянула листок Джонатану.

— Можете прочесть, там нет ничего личного.




Тот поправил подушку под головой и прочел вслух:






«Дорогая Ангина, недавно я выяснил некоторые вещи, которые тебе надо будет рано или поздно узнать. Именно с этой целью я доверяю настоящее письмо Витамину. Он вручит его тебе, когда сочтет нужным.

Дорогая Ангина, Деда Мороза не существует. Это я подкладывал игрушки тебе в ботиночки, а не он. Хотя тогда я думал, что он есть, и хотел избавить его от лишней работы. Прости за то, что говорил тебе неправду.

И мышки тоже нет. Во всяком случае, это не она меняла твои молочные зубки на подарочки, которые клала в тайник.

Дорогая Ангина, дети появляются на свет не в капусте, и аист их не приносит. Я так считал, потому что мне довелось однажды найти в капусте маленького мальчика, а один раз я видел, как девочку нес аист. Но мне потом объяснили, что такое случается очень редко и я был единственным очевидцем произошедшего. Мне растолковали, что обычно дети растут в животе у матери. Мне это до сих пор кажется невероятным, хотя один университетский профессор все подтвердил.

Помимо плохих новостей, у меня есть для тебя все же одна хорошая. Наконец-то я узнал, что представляет собой смерть, о которой так много судачат. Это нечто вроде пирожного, напоминающего корзиночку с кремом или пирог с клубникой. Говорят, у него совершенно особый вкус.

Обнимаю тебя очень аккуратно, чтобы не испачкать. Твой папа».





— Вы уже пробовали пирожное, о котором пишет отец?

— Я никогда не был таким сластеной, — ответил Джонатан.




Глава четвертая


Джонатан закрыл глаза.

Слышался неясный шум города. Бесчисленные звуки самого различного происхождения сливались в хаотическую музыку, воплотившую Лурд. Можно было услышать церковный хор, молитвы, проповеди, голоса, колокольный звон, шуршание шин по мостовой, автомобильные гудки, смех, болтовню разносчиков.

Трудно было определить время суток, поскольку дневной свет не проникал внутрь грузовика. Единственная дверца была закрыта. Множество стенных часов не проясняли ситуацию, так как вопреки здравому смыслу били каждые десять минут. Судя по всему, день клонился к вечеру.

— Вы человек образованный?

Джонатан открыл глаза. В свете электрической лампочки Ангина казалась нежнее, а веснушки не так привлекали внимание. Она выглядела милой и менее неотразимой.

— Вы ведь много чего повидали?

— В основном я болел.

Ангина раздраженно дернула плечиком.

— Ну вот. С вами невозможно вести беседу. Вы нарочно отстаиваете идиотские суждения, чтобы вас пожалели.

И всем весом она резко уселась на лодыжку Джонатану. Зрачки юноши увеличились в два раза. Он вытянул губы и пронзительно свистнул.

— Что с вами?

— Это чтобы не закричать: ведь вы плюхнулись мне на ногу. Когда я вспоминаю этот прием, он всегда действует. Не соизволите ли приподняться, а то я сейчас потеряю сознание.

— Как вам угодно, не стоит драматизировать. У вас нет нервной системы, это вам только кажется, что есть. Вот и все. Пойду приготовлю вам воду, чтобы вы ноги попарили. И чтобы выманить красных рыбок, а то им наскучило торчать в консервных банках. А когда им становится скучно, они способны на гадости.

— Если можно, теплую.

— Единственное, что я могу пообещать, что рано или поздно она остынет. Не перепутайте красных рыбок с мылом. Однажды Канцлер так старательно тер спину, что у него в руках остался один рыбий скелет, сам он разодрал себе тело и стал вонять еще ужаснее, чем до мытья.

— Я учту.

Он с наслаждением опустил ноги в теплую воду. Ангина одну за другой открывала банки тунца в масле и опрокидывала их в тазик. Джонатану удалось вытащить оттуда левую ногу, но на больную правую, всю в масле, все-таки налипли кусочки тунца.

— Какие-то бледненькие красные рыбки, — констатировала раздосадованная Ангина. — В томатном соусе они выглядят лучше.

Она отправилась выкидывать содержимое тазика, а Джонатан, припадая на ногу, попытался встать.

— Я почти вылечился.

— Скоро вы сможете ходить и уйдете. Слава богу! Наконец-то!

— Почему вы так говорите? Вы действительно хотите от меня избавиться?

— Вы совершенно не мой тип мужчины. Абсолютно. Вы — мокрая курица, постоянно хнычете. Мне нравятся мужчины со шрамами, с бородой и которые дерутся на дуэли. А вы весь какой-то гладенький.




— Не везде.

— Когда вы раздетый, вы, наверное, напоминаете зеркало. А мне нравятся настоящие мужчины, похожие на обезьян.

— Вы меня обижаете!

— Ладно, не плачьте, я подарю вам игрушку.

Ангина забралась в кабину и вылезла оттуда с маленьким чемоданчиком.

— Это пишущая машинка.

Она вынула ее из футляра и положила перед Джонатаном. В каретку был заправлен лист бумаги.

— Что мне для вас написать?

— Резинка.

Пальцы Джонатана забарабанили по клавишам.

— Вот. Резинка.

— Вы никудышный писатель. Дайте мне.

Она напечатала:






— Вот так надо было написать. Или, если теперь ее отпустить, тогда получится






— Мне бы никогда не пришло это в голову.

— Вы знаете, что я изобрела правила пунктуации?

— Какие, интересно?

— Отрицательный знак. Вам известно, что существуют вопросительный и восклицательный знаки, а отрицательного нет. Несправедливо. Отныне не понадобится писать «не» в отрицательных предложениях.

— Любопытно. А как выглядит ваш знак?

— Как «У» краткое.

— Почему?

— Потому что такое движение вы делаете указательным пальцем, когда говорите «ни за что», а запятушка наверху, чтобы отличать его от обычного «У».

— Напишите мне любую фразу по вашей системе.

— Например:




— Когда вырастете, вы, вероятно, станете лингвисткой!

— Пока я просто принцесса. И в этом есть много преимуществ. А знаете, что вы только что сделали?

— Нет.

— Смотрите.

Ее пальчики забегали по клавишам.
































Джонатан захлопал в ладоши:

— Еще!

— Я напишу вам балладу о склеротике:





































Вот такая баллада о склеротике. А вот еще:












Поняли? А это: 












— А зачем столько «о»?

— Это не «о», это пузыри! Смотрите:






Что означает «в небе самолет». А такую историю знаете?
















— Видно, что вы очень наблюдательная! Вы любите всякие мячики?

— Люблю, но у меня их — 0. А вы когда-нибудь были свидетелем, как 









Это стихотворение сочинил Канцлер.

— А он тоже пишет?

— Да. Исключительно стихи. И все посвящены мне. Хотите, прочту?

— С удовольствием.

— «С хлопьями „Ангина“ вы моментально приготовите тысячу разных изысканных блюд: тающие во рту крокеты, воздушное суфле, аппетитную запеканку. С „Ангиной“ любое застолье превратится в праздник». Ну как?

— Я бы хотел услышать что-нибудь еще.

— Пожалуйста: «Свежесть нежных тонов… „Ангины“ украсит и подчеркнет ваше очарование. Белый, розово-серый, нефритовый, морской волны. В отделах „Весны“ и других специализированных магазинах». Это его раннее стихотворение, так называемого «периода нижнего белья». А следующее относится к «периоду моющих средств»: «Теперь вы можете не волноваться, если ребенок извозюкал вашу раковину грязной мордашкой. Пройдитесь „Ангиной“, и раковина засверкает как новенькая: 100 % победа над микробами. А запах! Аромат свежевымытого пола! Пользуйтесь „Ангиной“ в труднодоступных местах, и вы перестанете болеть. Не чисто, а ослепительно чисто!»

А теперь другое, более позднее, стихотворение «панического периода»:
		ДОКАЗАНО НАУКОЙ?







		ПРИ АНГИНЕ



		— ВОСПАЛЯЕТСЯ слизистая,



		— ПРОПАДАЕТ аппетит,



		— РАССТРАИВАЕТСЯ желудок,



		— ЖЕЛТЕЮТ зубы,



		— ЗАТРУДНЯЕТСЯ дыхание,



		— СМОРЩИВАЕТСЯ кожа,



		— УХУДШАЕТСЯ зрение,



		— НАРУШАЕТСЯ сон,



		— АТРОФИРУЕТСЯ память,



		— ПОРТИТСЯ характер,



		— СЛАБЕЕТ воля,



		— ПОЯВЛЯЕТСЯ тяга к спиртному,



		— УСТАЕТ сердце,



		— ВОЗНИКАЮТ признаки рака,



		— ПРИТУПЛЯЕТСЯ желание…



		ВЫ СТО РАЗ СЛЫШАЛИ ЭТО ОТ РАЗНЫХ ВРАЧЕЙ, НО ВЫ ВСЕ РАВНО ЕЕ ЛЮБИТЕ.








— Я и не подозревал, что вы настолько опасны, — проговорил Джонатан.

— Это же только стихотворение. Можно сказать что угодно, главное — поэзия. Канцлер сочинил больше тысячи стихотворений. Вот, скажем:
		«У вас нет Ангины? Тогда мы идем к вам!»



		«Ангина — свежее решение!»



		«Имидж — ничто, Ангина — все!»



		«Ангина изменит жизнь к лучшему!»



		«Любимая Ангина — для своих, любимых!»








Какая жалость, что Канцлер ушел, а то он бы вам их спел. Он прекрасно поет. Боже, куда он запропастился? Наверное, попал в руки Гужиной! Или Кольбертова! А те с него семь шкур содрали. Вот беда! А может, он просто в плену? Или сидит на скамье? А он ненавидит скамейки!

Она встала в трагическую позу на крышке футляра от пишущей машинки.

— Если он заговорит, мы пропали! Но нет, он будет защищать Королевскую Казну до последней капли. Не промолвит ни слова. Благодарю тебя, о Канцлер. Жалую тебя в Герцоги. Герцог де Витамин звучит лучше, чем Маркиз.

— А меня каким титулом наградите?

— Никаким. Вы не узник, не пленник, не мученик, не обезглавленный. Мой несчастный Канцлер! Я не оставлю тебя. Мужайся, я иду! С наступлением ночи я полечу к тебе на помощь!

— Девочкам не полагается выходить из дому после определенного часа.

— Вероятно, вы забыли, Джонатан, что эта девочка — Принцесса.

— Если я не вспомнил, то и остальные могут запамятовать. Я провожу вас.

— С больной ногой?

— С больной ногой.

Ангина бросилась на шею Джонатану и расцеловала его в обе щеки.

— Нарекаю вас Главным Палачом Королевства, — провозгласила она, закатив глаза в знак признательности.




Глава пятая


Спустились сумерки, и две тени украдкой выскользнули из слона. Ангина поддерживала Джонатана, стонавшего при каждом движении. Навстречу им двигался какой-то человек. Когда его осветил свет фонаря, оказалось, что у человека нет носа.

— Милейший, вы случайно не видели моего Канцлера, Герцога де Витамина?

— А вам, молодые люди, нос мой случайно не попадался?

— Нет, сударь. Хотите, пойдемте с нами, глядишь, обе пропажи и найдутся.

Человек согласился, и они зашагали вместе. Они прошествовали мимо темных переулков, где в тишине сновали смутные силуэты. В проеме ворот возник судья в мантии.




— Господин Председатель, вы случайно не видели моего Канцлера, отважного Герцога де Витамина?

— А вы мою Библию не видели, дети мои? Досадно, но с тех пор как я ее потерял, моим свидетелям не на чем присягать.

— Нет, господин Председатель. Присоединяйтесь, может быть, все, что мы ищем, лежит в одном и том же месте.

Так они добрались до центра города. Кафе были открыты и освещены, играла музыка.

В одной из витрин танцевала одетая в красное кимоно женщина с распущенными волосами и вытаращенными глазами.

— Мадам, послушайте, мадам, — крикнула Ангина, прижавшись носом к стеклу, — вы случайно не видели моего Канцлера, несравненного и храброго Герцога де Витамина?

— Нет, малышка, — ответила женщина, продолжая извиваться, — а вы ненароком мужа моего не встречали? Худшего негодяя земля не носила. Его зовут Лала Родоску, а на голове у него — ящерка.

— А как зовут ящерицу?

— Демосфен. У нее зеленые лапки, синяя головка и красный хвостик. Она мастерски умеет насвистывать «Дорогую Клементину».

— Нет, не попадалась. Хотите, пойдемте с нами, поищем вместе.

— Я бы с удовольствием, малышка, но мне некогда. Увидите моего мужа, отправьте мне телеграмму.

— Конечно, мадам. А вы, если увидите Канцлера, позвоните. Достаточно набрать 14.

И компания снова тронулась в путь. Но тут к ногам Ангины рухнул мужчина с залитым кровью лицом.

— А вы, бедняга, случайно не видели моего Канцлера, знаменитого и почитаемого героя Герцога де Витамина?

— А вы, девочка, случайно не знаете, как пройти к доктору?

— Нет. Пойдемте с нами, и мы попробуем его найти.

— Я слишком слаб, моя маленькая, меня придется нести.

Вдруг безносый воскликнул:

— Мой нос! Я его вижу! — и убежал.

Судья поднял голову и задохнулся от радости:

— Моя дорогая Библия! Наконец-то нашлась!

Он устремился к пожарной лестнице и с чрезвычайной ловкостью вскарабкался по ней. Мужчина с окровавленным лицом вздохнул:

— Меня не хотят нести, таковы люди.

Джонатан потер подбородок:

— У меня не получится с больной лодыжкой. Зато я могу отвести вас в аптеку через дорогу.

Так они и поступили. Аптекарь позвонил в больницу. За пострадавшим приехала скорая помощь. Ангина и Джонатан отправились туда же: ведь Канцлер мог очутиться в больнице! Слава богу, его там не было. А у раненого нашли несварение желудка. Красная жидкость на лице оказалась вовсе не кровью, а смородиновым вареньем из съеденных им пирогов. И вновь отчаявшиеся, усталые Ангина и Джонатан бродили по улицам.

— Такое ощущение, что в этом городе все что-то теряют, — вздохнула девочка. Странно. Наверняка тут не обошлось без Гужины и Кольбертова. Бедный Канцлер пал в неравной борьбе.

— Кто такие эти Гужина и Кольбертов, о которых вы столько говорите?

— Они отпетые злодеи, мой милый Джонатан. Когда вам уже не хочется есть, но вы не доели суп, госпожа Гужина так сильно надавливает вам на голову, что вы перестаете расти. Когда вы отказываетесь спать, Кольбертов закапывает вам в глаза специальные капли, от которых вы плачете, и лицо краснеет. У них на вооружении много разных ужасов. Они взрывают атомную бомбу, распространяют эпидемии и разбивают сердца любящим парам.

— Зачем же они совершают такие злодеяния?

Из любви к истине, которой они варварски поклоняются. Они никогда не ходят в кино, поскольку утверждают, что действительность выше вымысла. Их любимые духи — эфир, любимое времяпрепровождение — посещение больниц. Они обожают несчастные случаи, наказания, тюрьмы и вокзалы. Ничто не может для них сравниться с прелестным укольчиком под лопатку. Они никогда не забывают поздравить с днем рождения. Стоматологи повинуются им беспрекословно. Они часто появляются в телевизионных новостях. Когда случается землетрясение, они тут как тут: Кольбертов жмет руку медикам и ходит по развалинам, а Гужина притворяется, что рыдает после бомбардировок. На самом деле она развлекается, как маленькая безумица. Припоминаете?

— Я видел такое сто раз.

— Я бы хотела стать звукооператором. А вы?

— А я устал, и у меня болит нога.

Ангина и Джонатан присели на бортик тротуара. Девочка начала зевать, положила рыжую головку на колени приятеля и уснула. Он полез в карман, стараясь не потревожить ее. И закурил сигарету.




Глава шестая


Джонатан со спящей у него на коленях Ангиной раздумывал, как бы вернуться в грузовик. И тут он заметил Канцлера. Его сопровождала дама средних лет в свадебном наряде. Парочка устало опустилась у ног юноши. Дама извергла фонтан страшных ругательств. Ангина открыла глаза, вскочила одним прыжком, подбежала к Канцлеру и с размаху влепила ему смачную пощечину. Старик попытался неловко оправдаться, пролепетав:

— Извините… простите… Ваше величество… сложная миссия… Гужина… эта женщина спасла меня… и мы чуточку выпили…

— Замолчи, предатель! А я-то за него волновалась! Собиралась произвести в герцоги! Черная неблагодарность!

Канцлер с трудом поднялся. На щеке отпечатался след маленькой ручки.

— Обстоятельства против меня, но больше такое не повторится. Никогда. Поскольку я Герцог, буду держать себя в руках. Буду обращать внимание на волшебные предметы, и если какой-нибудь разобью, то обязательно сразу же заменю другим, как только получу пенсию. И стану самым крутым герцогом на свете.

— Вы пьяны в стельку. Старый пень, черствый сухарь, забулдыга!

Настал черед женщины. Она встала, с удивлением взглянула на Канцлера.

— Это что за девочка? Почему она так с тобой разговаривает? Будь она моей дочкой…

— Вы понимаете, к кому обращаетесь, недостойная женщина? — орала Ангина. — Да я бы вас к себе и половой тряпкой не взяла!

— Не перечь, Энида, — взмолился Канцлер. — Прощай.

— Позорно разрешать девчонке так скверно обращаться с человеком преклонного возраста! Впрочем, дело твое. Прощай.

На обратной дороге Канцлер старался себя выгородить.

— Я старик, но не пропойца.




— Вы пили пиво с красным вином, белое вино с анисовкой, коньяк с виски, самогон с ликером. И после этого вы не пропойца? Пьянчуга!

Ошеломленный Канцлер провел рукой по шишковатому лбу.

— Вы за мной следили? Да, я пил, чтобы забыть чудовищные пытки, которым они меня подвергли. Они втыкали мне в пиджак булавки, остригли ногти, вымыли меня и побрили. Но я не проговорился. Теперь вы меня простите?

— Обманщик! Мерзавец! Никогда!

— Ну хоть позвольте еще разочек поцеловать ваши ножки!

— Да я скорее сяду на диету! Между нами все кончено, Герцог, зарубите себе на носу.

Канцлер всхлипнул.

— Вы нашли кого-нибудь вместо меня, признайтесь? Моложе и умнее? Кого-нибудь, кто меня заменит, кто станет тем, кем я был когда-то, кто будет пить то, чего я уже напробовался, кто будет говорить то, что я уже говорил… Тогда уезжайте без меня! Я тут обоснуюсь, окопаюсь, корни пущу.

Джонатан взвалил Канцлера на спину, и они вернулись к грузовику. Ангина моментально уснула. Канцер, казалось, совсем отчаялся, и Джонатан попытался его утешить.

— Ничего страшного, Ангина добрая девочка, она все забудет.

Старик мрачно покачал головой.

— Вы ее не знаете. Она беспощадна. Это катастрофа, я не переживу, если она меня бросит. Если уж суждено ее потерять, тогда я лучше посплю. Она ужасна, поверьте. Представляете, она разбила нарочно несколько волшебных предметов, только чтобы мне насолить! А потом сказала, что я и виноват. Неправда, она сама набедокурила. Будто у меня своих забот нет, так она их мне добавляет! У меня было в три раза, да что я говорю, в десять, в сто раз больше вещей, но, несмотря на все мои усилия, их становилось все меньше и меньше, они портились и бились. Коза съела капусту, а волк съел козу. Катастрофа. Волка удавили галстуком невероятной красоты, а галстук порвался в волчьем капкане, и он-то как раз уцелел. Однако заверяю вас, я делаю, что могу. Это не разгильдяйство. Я заворачиваю чашки в папиросную бумагу, тщательно протираю пластинки нейлоновыми чулками, ничего не помогает. Хоть плачь. А врагам малышки это на руку. Ничтожества! Я — единственный ее союзник, между прочим! Допустим, сегодня вечером я вел себя не вполне достойно, но у каждого свои слабости, и даже у нее они имеются. Она не переносит алкоголь и мороженое. Тщетно пытается доказать, что это не так, но я ведь многое замечаю, когда приходится стирать простыни. Нет, честно, ну что плохого я сегодня сделал? Вы же там были и все видели! Ни за что отлупила герцога. Но такая уж у нее натура. Властная и злая. Весь мир должен лежать у ее ног. Даже собственный отец ее боялся, и дедушка, и бабушка. Ох, если бы она приходилась мне дочкой, я бы не позволил ей хлестать себя по щекам перед всем честным народом. Вы видели, она ударила меня в присутствии Эниды! Мы собирались пожениться, начать все сначала, как полагается, так нет, для нее это ровным счетом ничего не значит. Хотя в каком-то смысле я не жалею. В Эниде было что-то отталкивающее… Но тем не менее… она могла бы подойти к этому иначе. Бедняжка Принцесса!

— Вы ее очень любите?

— Как собственную мать.

— А кем был ее отец? Он давно умер?

— Он не умер, он переселился в мир иной, отправился к праотцам, безмятежно протянул ноги, лег костьми и сложил голову. Между прочим, ему можно позавидовать!

— Он действительно был королем?

— Наполовину. Он никогда не правил королевством, это скорее следовало бы назвать царством… Вы понимаете, что я хочу сказать…

— А вещи, которые вы возите с собой, они волшебные?

— Разумеется. Давайте посмотрим.

Он провел Джонатана в глубь грузовика мимо разных предметов мебели. Говорил он шепотом, чтобы не разбудить Ангину.

— Смотрите, видите эту коробочку? В ней волшебный порошок. С его помощью ваше белье станет белоснежным! А в этой бутылке — чудесный напиток. Если вы страдаете от жажды, он утолит ее в одну секунду благодаря магическим словам «кока-кола», начертанным на сосуде; а если вам пить не хочется, то вы его глотать не обязаны.

— А эти таблетки?

— Примите парочку, если у вас болит голова, быстро произнесите: «Турофен — и боль прошла!», и вам полегчает. Вы не представляете, какие несметные сокровища здесь хранятся. Тут, конечно, и подарки от фей, и дары, и наследства, и налоговые поступления, и святые мощи, и фамильные ценности — одним словом, Королевская Казна.

При каждом движении Канцлера в воздух поднималось облако пыли, сверкающей при свете лампочки. Позади зачехленной мебели в полумраке на маленькой кроватке, прижав подушку к груди, спала Ангина, накрытая лишь белой нательной майкой. На куче белья, сваленного на пол, белая мышка пыталась освободиться от носка, в котором запуталась головой.

— Смотрите, — продолжил Канцлер, — это «Банания» — один глоток, и вы зарядились энергией, а вот маленький крестик — он укрепляет веру в медсестрах и пациентах, и большой — он облегчает участь бедным и действует быстрее. Вот «Силит», который и накипь осилит, телевизор «Рубин» — даже от потухшего экрана невозможно оторваться. Вот «Ваниш» в аэрозольной упаковке — накрахмалит сразу все ловко. Правда замечательно? А… вот еще: новая эра — Winston is there! Держу пари, вам хотелось бы иметь гладкую кожу… тогда брейтесь «Жилетт». Вы любите искусство? Но, вероятно, у вас нет ни больших денег, ни помещения? Не беда, у вас есть карманы для карманных изданий книг по искусству! Попрощайтесь с тряпками: «Калгон» вымоет вашу посуду до блеска, на ней не останется разводов, и вам не придется ее вытирать. И это лишь ничтожная часть всей Казны. Еще есть опасная, как холодное оружие, бритва, которая завораживает хорошеньких женщин; чулки, снимающие усталость с ног деловых женщин, очки, делающие лицо уникальным, эластичный пояс от целлюлита и тысяча прочих чудесных вещей, таких как, например, эта сковорода с антипригарным покрытием. Тут целое состояние. Оно принадлежит Принцессе, которая, к сожалению, не понимает его ценности. Скорей бы добраться до ее дядюшки.

— Еще долго ехать?

— Взгляните сами.

Канцлер извлек из-под шкафа большую карту и развернул ее.

— Мы здесь, — он ткнул коротко остриженным ногтем куда-то вправо от карты. — Мы направляемся сюда, — и он указал на некую точку, на этот раз слева от карты. — Завтра мы снова двинемся в дорогу. Вы умеете водить?

— Да. Могу вас подменить, когда вы устанете.




Канцлер грустно усмехнулся.

— Такое может случиться.




Глава седьмая

		Старичок в приюте жил,



		Пряник чаем не запил,



		Живот сразу заболел,



		Доктор кашу есть велел, —








распевала Ангина во все горло. Канцлер нажал на тормоз. Грузовик остановился.

— Это вы про меня заладили?

— Про того, кто себя узнает. И вообще, я не обязана отчитываться перед старыми пьяницами!

Между нами говоря, принцессам не положено столь грубо выражаться, могли бы вести себя приличнее.

А герцоги могли бы держаться скромнее. Что хочу, то и пою.
		Мне приятен Джонатан,



		А не герцог Витамин.



		Внешне парень хоть куда,



		Хоть глупее, чем старик.








— Ни в склад ни в лад, — возмутился Канцлер.

— Ну, это уже слишком!

Она обеими руками нажала на гудок, отозвавшийся зловещим воплем.

— Раз так, сейчас разграблю Казну.

И не успел старик пошевелиться, как Ангина открыла дверцу кабины и вбежала в кузов. Джонатан закурил. В боковом зеркальце он мог наблюдать за разворачивающимися событиями. Канцлер и Принцесса выхватывали друг у друга разные предметы, швыряли их, подбирали, снова кидали до тех пор, пока пол не покрылся слоем разнообразных обломков. До Джонатана доносились отчаянные мольбы несчастного пьянчужки: «Сжальтесь, Принцесса, только не вазу, не тарелки и не кофемолку! Умоляю, пощадите белье! И знамя! Боже милосердный, если бы нас видели наши враги!..» Тут началась гроза, и по стеклу забарабанили капли дождя. Ангина укрылась в кабине, а старик стоически продолжал собирать разбросанные сокровища. Слышно было, как он хнычет:

— Боже мой, блюдце разбилось, надо бы склеить. От дождя буквы в письмах расплылись. Где же другой башмак?

Ангина злобно засмеялась:

— Слышите, как он бурчит? Так ему и надо!

— Он заботится о вашем наследстве.

— Как бы не так! Ему на меня наплевать! Его волнуют собственные драгоценные реликвии. Его барахло. Мое наследство! Не смешите меня.

— Может быть, среди них есть действительно ценные вещи. И потом, все-таки это Королевская Казна!

— Вам лишь бы что-то ляпнуть. Ненавижу вас!

Появился Канцлер, по его лицу текли капли дождя.

— Многие письма окончательно испорчены, две пластинки разбиты и большинство поцарапано. У трех блюдец отколоты края, а коза сошла с ума.

— Отлично, меня это не касается! Не касается!

— Отрубите мне голову, только не разбазаривайте ваше наследство!

— Старый дурак! Не желаю больше ни видеть вас, ни слышать! Желаю, чтобы вы ушли и больше никогда не возвращались. Не желаю выслушивать ваши заплесневелые россказни!

— И это все, чего бы вам хотелось?

— Да. И немедленно.

— Но ведь на улице дождь, — вмешался Джонатан.

— Надеюсь, он заработает воспаление легких.

Канцлер затравленно улыбнулся. Он вытащил бутылку вина, торчавшую в боковом кармашке, вышел из машины под ливень и скрылся под сплошной завесой воды.

— Уф, избавились, — хорохорилась Ангина. — Поехали. Вы поведете.

— Я устал.

— Я вам приказываю.

— А я не подчиняюсь.

— Послушайте: жил-был верблюд. Назвали его Горбун, чтобы он не расстраивался, что родился без горба и что не похож на остальных…

— Не желаю слушать вашу историю. Пойду спать. Спокойной ночи.

Джонатан закинул голову на сиденье и захрапел. Он услышал, как Ангина вышла, потом вернулась. Машина потрескивала. Через некоторое время он открыл глаза.

— Что вы делаете?

— Вяжу свитер.

Рокот мотора сливался с шумом дождя. Монолог Ангины продолжался:

— Он забудет. Поначалу ему будет тяжело, но потом он привыкнет. Отправится в путешествие. Познакомится с другими девочками. Начнет жизнь сначала. Мне тоже будет тяжело. Но со временем мы свыкнемся с тем, что живем далеко друг от друга. На его долю выпадут счастливые моменты. Однажды он расскажет мне какую-нибудь историю, и я буду хохотать до упаду, но мне взгрустнется. Сперва он меня испугает, а затем я стану его одиночеством и его растерянностью перед грядущей жизнью. Он почувствует необходимость во мне. На нашу долю выпадут чудесные минуты. Он научит меня всему, но будет пить, не зная меры. И жизнь будет не в радость. Постоянно ждать, пока он будет напиваться один или в компании друзей. Вставать он будет ужасно поздно, а я скорее жаворонок. Мы перестанем видеться. Я буду вынуждена торчать в грузовике и сторожить его проклятые вещи. Плевать я хотела на его вещи. Мне захочется, чтобы он понял, что либо я, либо она. А он не поймет. И скажет: «Ночью все кошки милы».

— Почему вы говорите о нем в будущем времени? — пробормотал Джонатан, не открывая глаз.

— Потому что он старше меня. Впрочем, мой отец его недолюбливал. Канцлер утверждает, что был его любимчиком, но это ложь. Отец его на дух не переносил. Он даже намеревался отослать его в имение. Если бы не случился заговор… Я сжалилась и сказала ему: «Поезжай к моему дяде, тебе там будет легче, потому что тебя толком никто не знает». Он выглядел таким смущенным, так трусил. Как дитя. Малейшая трудность казалась ему непреодолимым препятствием. Его обо всем надо было предупреждать. Кстати, про кровь он не соврал. Он не способен вынести вида даже одной капли. От него всегда воняло. Я специально нашла предлог, чтобы ночью он спал в кабине. Он мне противен. У него омерзительные привычки. Он все время откашливался и харкал куда попало. Он был грязный и никогда не мылся. И не переодевался. Его нижнее белье приобрело сомнительный оттенок. Своей глупостью он всех приводил в замешательство. Например, он искренне полагал, что вода, в которой содержится железо, ржавая! И что рапс, из которого делают масло, жирное растение! Я закончила свитер.

Джонатан открыл глаза.

— Покажите.

Она протянула исписанный листок бумаги, где он прочел:




— Несложный рисунок, — пояснила Ангина, — петля лицевая, петля изнаночная. Не очень теплый, зато греющий душу.

И, безо всякого перехода, она расплакалась. Она рыдала так сильно, что Джонатан перепугался. Слезы текли ручьями, но она не пыталась их сдержать или вытереть. Изо рта вырвался какой-то хрип, словно рыдания раздирали ей горло.

— Что со мной будет? Я ведь даже не умею водить грузовик…

— Перестаньте, успокойтесь, не плачьте…

— Он бросил все ради меня, семью, работу, врача… По моей вине. Я не хотела причинить ему вред, поверьте, я только собиралась позабавиться. Он должен был это понять, он знает меня с детства! Я задира, но не злюка. Клянусь вам. А теперь слишком поздно, и все это не имеет никакого значения!

И она снова залилась слезами. Джонатан решил погладить ее по голове, но она оцарапала ему руку. Потом свернулась калачиком на сиденье. Рыдания стихли. Девочка заснула.

Джонатан нагнулся, поднял корону, упавшую на пол, и водрузил ее на голову спящей. Во сне она бормотала:

— Канцлер не…

И все же я…

Пусть будет…

Осталось только…

Джонатан уснул вслед за ней, уткнувшись щекой в руль. Когда он проснулся, дождь кончился. Принцесса с безучастным лицом методично обгрызала ногти.

— Поехали, — сказал Джонатан.

— Я вас дожидалась.

Он повернул ключ зажигания. Грузовик затрясся, как взлетающий самолет, но не сдвинулся с места.

— Что происходит?

— Наверное, завяз. Сейчас посмотрю.




Так и оказалось. Джонатан вернулся к Ангине.

— Придется подтолкнуть. Один я не справлюсь. Если бы Канцлер был с нами!

— Так сходите за ним.

— Я не знаю, куда он пошел.

Зато я знаю. Он в кузове, залез в шкаф, который стоит слева. Приведите его.

Канцлер нашелся. Вино было выпито, старик храпел, открыв рот. Джонатан с трудом его растолкал. Наконец тот пробудился.

— В чем дело?

— Надо подтолкнуть грузовик. Колеса завязли.

— Надо было раньше думать.

Наконец грузовик тронулся. Джонатан вел машину, рядом с ним сидел Герцог с Ангиной на коленях.




Глава восьмая


Слон двигался дальше. Стремительно промчавшись мимо нескольких городов, перебравшись через глубокие ущелья, грузовик наконец остановился у реки. Старик размышлял, в каком направлении продолжать путь. Он лихорадочно водил пальцем по карте, которая, к сожалению, ни на что не годилась.

Ангина воспользовалась случаем, чтобы ополоснуться в речке, а обескураженный Герцог — чтобы устроить постирушку. Справившись с задачей, он развесил белье на хоботе слона.

Чистая и причесанная Ангина теперь ничем не отличалась от прочих маленьких девочек. Она облачилась в шафрановое платьице, которое ей невероятно шло. Подтянутые белые носочки и лаковые черные туфельки довершали ее туалет.

Она расхохоталась прямо в лицо вытаращившемуся на нее Джонатану.

— Вы сейчас думаете, что, в сущности, я не такая уж ненормальная, точно?

— Приблизительно. Ангина, в вашей жизни были другие дети?

— У меня лично их не было, если вам угодно. Впрочем, я и не стремлюсь их заводить. По-моему, в большинстве своем они омерзительны.

— Вы в школу ходили?

— Принцессам положены частные учителя. Меня тоже не обделили. Я очень образованная. Мой любимый предмет — Поэтическая Грамматика. Вы понимаете, что я имею в виду.




— Не совсем.

— Все проще простого. Например, почему слово «стоймя» не склоняется?

— Не знаю.

— Потому что ему незачем. Главное — это вопрос, я вам уже говорила. Ответ даст электронная машина. Еще нужно было объяснить слово «косарь», следуя заданному ритму. Благодаря моему учителю я стала экспертом в такого рода упражнениях. Я переписывала глаголы так, чтобы ни одно лицо не узнало; пересказывала тексты, подставляя вместо слов многоточия; четко разъясняла то, что не удалось выразить автору; вычеркивала из книги все слова, в которых было больше трех букв.

— Что вы еще изучали?

— Много всего разного. Вымышленную Географию, в курс которой входили поиски Восточного и Западного полюсов. Уморительную Философию…

— Приведите мне пример Уморительной Философии.

— Если вы дадите мне оплеуху.

— Пожалуйста.

Ангина мечтательно потерла щеку. Джонатан уже решил, что девочка забыла, но она снова заговорила:

— Пощечина понадобилась, чтобы привести меня в чувство. Основополагающий труд по Уморительной Философии был написан одним юным мясником, который в ней совершенно не разбирался. Я знаю его наизусть: «Происхождение потребности. Потребность родилась из причины. Человеку хочется выяснить причину причин. Он знает, что стремится туда, куда идет, но он не знает, что сам населяет вселенную высшими по отношению к нему существами. Он подвержен страху. Уровни знания теснейшим образом связаны с уровнями воображения. Самые просветленные личности привечают оборотней. Что же касается художников, то они пригвождают героев к возвышенному достоинству».

— Что-то я не очень разобрался.

— Было бы удивительно, если бы вы все поняли. Когда этот отрывок расшифруют, Уморительная Философия перестанет существовать. Еще мы занимались Временной Геометрией. Она основана на неоспоримом постулате: «Всякая линия стремится исчезнуть, а всякая точка — пропасть». От рождения до смерти существуют уровни убывающего бытия, поскольку бытие является величиной. Еще есть много теорем, например: «Укажи мне, где твой след, и я скажу, кем ты был». И вот: «Прямая гниет с головы». Или: «Сегмент и круг лучше новых двух».

— Никогда не слышал о таком разделе геометрии.

К беседе Ангины и Джонатана присоединился Канцлер.

— Кабы не эта кровь, какой чудесный был бы пейзаж, — вздохнул он, усаживаясь на песок.

— Где вы видите кровь? — поинтересовался Джонатан.

— Здесь, — и с этими словами старик вытащил из кармана перочинный ножик, разрезал себе ладонь и упал в обморок.

Ангина пояснила, что Канцлер нередко прибегал к подобной практике, когда кончались запасы спиртного. Чистым носовым платком она перевязала руку пьяницы, постепенно приходящего в сознание. Первым делом он осведомился, нет ли поблизости крови. Когда его уверили, что крови нет, он соблаговолил окончательно открыть глаза.

В тот день путешественники ехали недолго, поскольку примерно через два часа после привала у речки Канцлер обнаружил, что потерял ключ от зеркального шкафа, и они вынуждены были вернуться назад.

Герцог де Витамин нашел ключ, но было уже слишком поздно для того, чтобы трогаться в путь. Смеркалось. На ужин съели остатки шоколада и вафли. Компания повеселилась от души, потому что в вафлях оказались вложены неожиданные вопросы и ответы. Так завязался разговор следующего толка: «Почему, мадам, отчего вы так взволнованы? — От восторга. — Кто я? — Мы вошли в мир мыслей. — Слышите ли вы голос Боссюэ? — Да, это сокровищница литературы. — Переживут ли юноши стариков? — Вы злы на язык. — Какие чувства вызывает их смерть у восьмидесятилетнего человека? — Нетрудно догадаться. — Мораль сей басни какова? — Будущее! Будущее! Будущее принадлежит мне!»

Еще до рассвета Джонатана разбудил легкий шум. Он прислушался, затаив дыхание: кто-то ходил вокруг машины. Он тихонько натянул брюки и выскользнул наружу.

Вначале он различил только контуры слона и вдалеке — сверкавшую речку. Потом присел на корточки. Привыкнув к темноте, он разглядел чью-то фигуру, направлявшуюся к кабине грузовика.

Юноша случайно наступил на ветку — та хрустнула, спугнув пришельца. Джонатан бросился в погоню. Ему мешала больная лодыжка, но он догнал убегающего, схватил его за одежду, и завязалась потасовка.

После движений, напоминавших коленца дикой пляски, Джонатану удалось подставить противнику подножку, и соперники повалились на землю.

В свете луны перед ним предстала дряхлая старуха с безобразным лицом, выпученными глазами, распахнутым, будто бездонный колодец, ртом, во тьме которого болтался язык. Старуха выпростала руку и расцарапала ногтями лицо Джонатана, который тут же отпрянул с горящей щекой.

Он обошел грузовик со всех сторон, освещая его зажигалкой. Две шины были проколоты. Он разбудил Канцлера и сообщил ему о саботаже.

— Это мадам Гужина! Колдунья вышла на наш след! И она наверняка не одна!

Джонатан сгреб старика за лацканы пиджака, который тот не снимал даже на время сна, и встряхнул его, как термометр:

— Говори, что в вашей истории правда, а что ложь, старый выпивоха! Кто такие Гужина и Кольбертов? Как на самом деле зовут Ангину? Почему ей желают зла?

Канцлер задыхался. Он сделал знак, что готов говорить, и Джонатан его отпустил.

— Гужина — колдунья, ставшая злой, после того как в детстве ей подмешали цианистого калия в бутылочку с молоком. Она до сих пор переживает, что ее не пригласили на крестины Принцессы. И она сглазила малышку. Слава богу, другие феи одарили Ангину разнообразными волшебными предметами. Некоторым цены нет: вкуснейшее масло «Анкор», которое надо намазывать на хлеб, «Бонаква» — раскрывает истинный вкус, «Миф»: свежесть белья — заслуга его, «Нивея» — молодость кожи, разглаживает морщины и устраняет шершавости на локтях, коленях и пятках, «Лореаль» — помада, которой вы достойны, фильтры для «Нескафе» — свежемолотого кофе…




— Вас действительно зовут де Витамин?

— Нет, в действительности мою фамилию надлежит писать прописными буквами.

— Где живет дядя Ангины?

— В городе Лизье, на главной площади, в доме с изразцами. Но точно не стану утверждать. Что вы так переживаете, Джонатан? Я готов представить вам все необходимые объяснения. Нам нечего скрывать. Вы выглядите измученным, взволнованным. Не хотите стаканчик кальвадоса от спекулянтов?

Джонатан рухнул на сиденье рядом с Канцлером.

— Давайте. Знаете, у меня такое ощущение, что я схожу с ума. Ваши речи кажутся мне настолько же невероятными, насколько обычны они для вас, и я совсем сбит с панталыку. Хотел бы я оказаться на вашем месте.

Герцог поднял с пола две алюминиевые кружки и наполнил их.

— Да, Познание — лишь первая ступень. Вторая — Забвение.

— Какова ваша профессия, Канцлер?

— Политик, как вы догадались, а также виновник, работник, иногда наемник. И всегда человек.

— А чем занимался отец Ангины?

— Ерундой. Однажды он вывалился из окна. Мы вместе дезертировали, но потом он пустился во все тяжкие. Он слишком долго сидел на двух стульях, слишком долго всем подмигивал, переминался с ноги на ногу, чесал в затылке, хмурил брови, короче, жил слишком напряженной жизнью. Мы частенько ему говаривали: «Будете часто дышать — испустите дух!», а он только плечами пожимал. Все были по-своему правы — и он, и мы. А еще он страдал манией снизу землю удобрять, да делал это так старательно, что до сих пор у Принцессы нет от него ни весточки. Все ее письма к нему остаются без ответа.

— Она ему пишет?

— Да, и закапывает запечатанные конверты под каждый олеандровый куст. Бесполезно. Хотя он не может их не заметить, я же знаю, что он обожает олеандры.

— Он был богат?

Де Витамин прополоскал кальвадосом рот. Затем его насмешливый взгляд остановился на Джонатане. Он аккуратно вытер губы и произнес:

— Вы ведь хотите узнать об этом подробнее, не так ли? Да, вот уж кто был богачом. Имел колоссальное состояние:
		Как Сквозняк надул злосчастье,



		Как свое устроил счастье,



		Слух идет по всей земле,



		Разглашенью не подле…








Джонатан допил остатки кальвадоса из кружки. Канцлер добавил:

— Тут рядом гараж. Как только рассветет, отнесем колеса в починку. Идите спать, а я пока покараулю.

— Как вы отобьетесь, если они вдруг вернутся?

— Я стану унижаться, и они меня пощадят.




Глава девятая


— Вы знали Дым Дымыча?

— Не имел чести, — признался Джонатан, выпуская из носа сигаретный дым.

Он был на вас похож. Постоянно курил. Только трубку. По крайней мере две. Его узнавали издалека по столбу дыма. Если он слишком долго стоял на одном месте, дым становился таким густым, что наступала ночь и вставала луна, сбитая с толку сумерками. Что отнюдь не лучшим образом отражалось на сельскохозяйственных культурах, в особенности на горохе и подсолнечнике. Его нередко принимали за вулкан, и тогда на него лезли альпинисты, или за паровоз, и в него пытались сесть пассажиры. Близорукие утверждали, что он — дракон, а дальнозоркие, что дьявол. На самом деле ни то и ни другое. Он просто был Дым Дымычем. Из-за него случались страшные катастрофы, что верно, то верно. Если Дым Дымыч находился где-то поблизости, невозможно было ни отправиться в плавание, ни сделать фотоснимок, ни почитать газету. Пожарники так часто тренировались на нем тушить пожары, что окончательно его погасили. Полагаю, теперь он все время купается, а ему кидают головешки.

— Вполне вероятно.

Грузовик мчался с головокружительной скоростью. Двигатель урчал, как разомлевший тигр. Машина обгоняла все автомобили. Водители крутили указательным пальцем у виска и поливали Канцлера руганью. А он сохранял спокойствие. Лишь однажды он открыл рот и объявил, что заблудился и не имеет ни малейшего представления о пункте прибытия. Путешественники решили разузнать все как следует на ближайшей заправочной станции. Меж тем дорога расчистилась, никто кроме них не ехал по нескончаемой ленте. Они обогнули гору, перебрались через широкую как море реку, пронеслись через узкое ущелье и выехали на равнину. Никакой заправочной станции и в помине не было. Канцлер тихо молился. Вдали показались дома. Один из указателей гласил:




РИМ

снизить скорость




— Я понял, где мы, — воскликнул Канцлер, — в этом городе я знаю каждого встречного и поперечного.

И не успел грузовик притормозить напротив почты, как неизвестный прохожий издали приветствовал Канцлера.

— Как поживаете, Губернатор?

— Прекрасно. А вы?

— Отвратительно. Доктор велел ложиться на операцию. Шансов мало. Прощайте, Губернатор.

Какая-то женщина, рыдая, припала к плечу старика:

— Дедушка, у меня несчастье. Альбертино умер. Лучане осталось недолго. А Альфредо продолжает играть! Я все слезы выплакала!

В здании почты к старику обращались иначе. Начальница почтового отделения, назвав его милордом, заламывая руки, поведала, что пенсия еще не пришла. Охранник нарек его комиссаром и показал свои шрамы, цветочница била себя в ГРУДЬ, рассказывая душераздирающую историю об агонии мужа, а четыре консьержки наперебой предлагали пощупать их гланды. За Канцлером следовала по пятам разбухающая толпа.

— Бежим, — встревожено шепнул пьяница.

И они на полной скорости покинули Рим.

— Вы пользуетесь огромной популярностью, — отметил Джонатан.

— Они либо совсем не знают меня, либо очень плохо. Это я их знаю. Всех. Знать всех — тяжкий крест. Но разве можно остаться безучастным к их страданиям? Я сам такое пережил! Поверьте, уж лучше быть знаменитым.

Темнело. Электрические фонари вдоль шоссе вдруг зажглись, как по команде.

— За нами гонятся, — заявил Канцлер.

Он нажал на газ, но автомобиль, отражавшийся в боковом зеркале, не отставал. Началась отчаянная погоня. Неожиданно трезвый Канцлер вел с поразительной ловкостью. Он вписывался в крутые виражи, вилял, увеличивая метр за метром расстояние между двумя машинами.

Чахлые альпийские кустики сменились тропической растительностью. После очередного резкого зигзага слон очутился на дороге, окаймленной деревьями. Грузовик ломал нижние ветки, словно дикое животное.

Канцлер выключил двигатель и потушил фары.

— Остается только ждать. Нам все-таки удалось от них оторваться?

Ночь сгустилась. Стрекотанье насекомых заглушилось быстро приближающимся фырканьем автомобиля. Преследователи не отставали. Канцлер снова включил фары. «Роллс-ройс» цвета охры встал рядом с грузовиком. Из него выпрыгнул шофер в парадной форме, фуражке и белых перчатках и поспешно открыл заднюю дверцу. Из нее появилась ослепительной красоты молодая женщина в горностаевой шубе и широкополой шляпе. Странно вывернутая правая нога заканчивалась тяжелым ортопедическим ботинком.

Канцлер радостно крикнул: «Кофея!», бросился ей навстречу и обнял ее.

— У нее сборят чулки, — констатировала Ангина. — Все, что она накладывает на лицо, портит кожу. Помада липкая, как варенье, губ не разлепить. Полное ощущение, что на веках у нее не голубые тени, а синяки после боксерского матча. И коленки у нее целлюлитные. Просто стыдобища, могла бы их прикрыть. Еще двойной подбородок и мешки под глазами. Без лифчика с такой грудью ей ходить не стоит. Утром на нее наверняка страшно смотреть.

Шофер занял положенное ему место за рулем и безучастно дожидался окончания встречи. Канцлер с Кофеей под руку подошел к грузовику.

— Принцесса, это Кофея, та самая… — он обернулся к Джонатану. — Кофея — моя старинная приятельница. Кофея — не настоящее имя, но она дочь кофейного магната и тоже немного принцесса.




Кофея любезно улыбнулась Джонатану. Потом пошарила в сумочке из крокодиловой кожи, вытащила оттуда шоколадку и протянула Ангине.

— Возьми, девочка, — произнесла она с легким американским акцентом.

— Мерси, мадам, я мухам отдам.

Но Кофея не услышала. Она продолжала:

— Непросто было вас догнать! Я никогда не простила бы Вергилию — это мой шофер — если бы он вас упустил. Я так счастлива, дорогой мой Санта-Клаус! Думала, что больше вас не увижу.

— Я вам теперь не нужен. Вы ведь замужем.

— Да, но если бы вы знали, как мне грустно! Мой муж Смаркэш — бандит, пират, грабитель. У него нет ни сердца, ни мозгов. Запах денег сводит его с ума. Он людоед. Он съел столько же инкассаторов, сколько волос у меня на голове. Его любимый десерт — кошелек, посыпанный золотом, а спит он в пижаме из купюр. Я полагала, что он влюблен в мое состояние, а он был влюблен в меня, что еще хуже. Он запирает меня в своем сундуке, натирает меня до блеска, переводит меня в акции, пересчитывает меня, оценивает, обесценивает. — Кофея расхохоталась. — Помните Дженни? Она так мечтала выйти за миллионера. И своего добилась. К несчастью, она поторопилась: ему был миллион лет! Старая развалина без гроша. Ей пришлось зарабатывать ему на лекарства и кашу. Бедняжка Дженни! Вергилий, шампанского! Отметим нашу встречу.

Шофер разложил небольшой столик, поставил на него несколько бутылок в ведерках со льдом и три хрустальных розовых бокала. Налил шампанское. Кофея произнесла первый тост.

— За Санта-Клауса!

Ангина, которой не удосужились налить, убежала. Кофея попыталась ее остановить, но Канцлер ее удержал.

— Бросьте, сама вернется.

— Малышка меня недолюбливает. Жалко, что я ей не нравлюсь!

—Вы слегка, то есть немного, то есть чуточку преувеличиваете.

Настала очередь старика поднять бокалы за Кофею, потом Джонатан выпил за Ангину, потом беспорядочно за всех присутствующих. Потом компания продолжила банкет в «роллс-ройсе» со всеми удобствами. Шофер прислуживал по высшему разряду. За первой порцией бутылок последовал импровизированный ужин: черная икра, куриное заливное, мороженое. Из динамиков лилась приятная музыка. Джонатан в полудреме следил за нескончаемой беседой двух друзей.

Какая странная девочка вас сопровождает, Санта-Клаус!

— Наоборот, это я ее охраняю.

— Она действительно принцесса?

Разумеется. Она столь же богата, как вы, даже состоятельнее. Ее Казна находится в грузовике, только это секрет.

— Вы не боитесь воров?

— До дрожи в коленях. Посмотрите внимательнее: я изумрудно-зеленого цвета. А вчера был малахитового оттенка.

— А кто это с вами?

— Он с нами недавно. Мы подобрали его из жалости. Несчастный упал и поранился. Но он нас не обременяет.

— Вы из-за Казны так торопитесь?

— Да, и по причине угрожающего нам заговора. Я боюсь за Принцессу. Герцогиня Бисквитти и Маркграф де Грюйер способны на все! Их тщеславие неуемно, их средства неограниченны, а ненависть безбрежна.

— Королевство большое? Где оно находится?

—На карте. Единственное, что я могу сказать, это что в речи там употребляют меньше галлицизмов, чем где бы то ни было. Зато там поют песни без начала и конца.

— Спойте мне какую-нибудь! Так хочется вас послушать!

— Хорошо, только приглушите музыку.

Шофер повернул ручку, и Канцлер запел:
		Вы изрядно потолстели,



		Но пакетик карамели 



		От меня примите в дар.



		Что ж, придется потрудиться,



		Надо вам порхать, как птица,



		Чтоб добраться до конфет.








Джонатан вежливо похлопал, а Кофея пришла в восторг:

— Потрясающе! Если вы приедете в Нью-Йорк, то заработаете много денег. Директор самой крупной фирмы грамзаписи — мой друг. Он удивительный, невероятно симпатичный человек. Он вам обязательно понравится. Он смеется, как вы. Приезжайте, Санта-Клаус!

— Мне нужно завершить свою миссию, Кофея. А потом посмотрим… Заметьте, что ваша реакция не оказалась для меня сюрпризом. Я великий певец. Весь мир обожает мое исполнение. Но выступаю я редко. Меня слишком сковывают комплименты.

— У вас восхитительный голос. Настоящий…

Канцлер заревел и принялся крушить один за другим хрустальные бокалы.

— Неправда, не настоящий, фальшивый! Слышите, фальшивый! Но чтобы сфабриковать его, я долго старался! Во мне нет ничего настоящего! Даже бородавки у меня искусственные. Все продумано, отработано, подделано. Я не какой-нибудь второсортный лжец, я первоклассный!

Кофея принесла свои извинения. Шофер убрал осколки и заменил бокалы. Джонатан воспользовался суматохой, чтобы уйти. Погуляв под деревьями при свете фар, он оперся о ствол каштана и принялся созерцать звезды.

— Вам тоже нехорошо?

— Наверное, я объелся мороженым.

— А я выпила слишком много красного.

Джонатан подпрыгнул.

— Вы пили красное вино?

Я позаимствовала бутылку у Канцлера. Я ненавижу старуху, которая вас пригласила. Мне стало скучно, я напилась, и теперь меня тошнит.

Джонатан сел на землю.

Располагайтесь, Принцесса. Постарайтесь уснуть, и вам полегчает. Положите голову мне на колени.

Ангина улеглась. Ее дыхание выровнялось, и она уснула. До Джонатана донеслась вновь зазвучавшая музыка. Он закрыл глаза и тоже погрузился в сон.




Глава десятая


Ангина! Джонатан! Принцесса! — раздались голоса. Ангина прижалась к юноше.

— Не отзывайтесь. Они нас не увидят.

— Они будут волноваться.

— Еще немножко. Чуточку. Пять минуточек…

Голоса удалились. Электрический фонарик пошарил по кустам, и снова стало темно.

— Угадайте, что мне приснилось.

— Не знаю. У вас сейчас глаза гранатового цвета.

— Да, я чувствую. Мне приснилось, что я на вокзале и жду Канцлера к поезду 12:20. Я стою у турникета и смотрю, как через него проходят пассажиры. Вдруг один из них начинает ко мне приставать, говорит, что я на него пялюсь и над ним смеюсь. Я отвечаю, что жду одного человека, а он мне не верит. Потом он меня спрашивает, каким я его запомню. Я говорю, пассажиром. Тогда он злится, говорит, что он не просто пассажир, и обвиняет меня в том, что я вознамерилась его забыть. Я, разумеется, все отрицаю. Тут вмешивается другой пассажир. Очень грустный. И замечает, что я запомню первого пассажира, а его забуду. Я его утешаю. Оба начинают ссориться, потому что хотят, чтобы я о них вспоминала, и нападать друг на друга, потому что каждый якобы пользовался незаконными приемами. Потом я проснулась. И отлично их помню. К счастью, остальные пассажиры не стали ко мне приставать с той же просьбой!

— Двое и так чересчур.

— Зачем вы так говорите? Я могла бы и пятерых запомнить. У меня прекрасная память. Например, я помню, как вы залезали в грузовик в первый раз: тогда вам на глаза падала челка.

Крики возобновились, еще более встревоженные.

— Мы здесь, — гаркнул Джонатан. Ангина ущипнула его за бедро. Подбежали Канцлер и Кофея.

— Слава богу! Слава богу! — все, что могли они произнести.

— О, как мне плохо! — простонала Ангина и застучала зубами. Девочка на самом деле выглядела неважно. Восковое личико, на лбу — капли пота.

— Надо бы вызвать доктора, у нее высокая температура.

Канцлер заламывал руки:

— Никогда себе не прощу. Все из-за меня. Какая я скотина, чудовище… Он полез в словарь.

— …мамонт. Вот кто я. Вдобавок наигнуснейший.

— Пойдемте ко мне, — предложила Кофея. — Я живу в двух шагах отсюда. Малышке будет у меня значительно лучше, чем здесь. Я вызову доктора, ему я бесконечно доверяю. К счастью, Смаркэша нет дома. Он отправился в познавательное путешествие к антиподам. Он осматривает наиболее соблазнительные банковские счета и ждет момента, когда те вызреют.

Вернется он еще не скоро, поскольку передвигается со скоростью 70 часов в километр.

— А сколько ему лет?

— Семьдесят.

— Надо бы подсократить число стариков под семьдесят, — вздохнул Канцлер. — Поехали.

«Роллс-ройс» ловко развернулся, за ним грузовик неуклюже повторил то же движение, отчего Джонатан заработал две шишки на макушке. Он еле удержал Ангину, чуть не вывалившуюся из кровати. Девочка бредила:

— Неправда ли, сударь, она остроумна? — О, да, в ней есть наивность, нечто от ребенка, от старых добрых времен, а иногда и от славных предков. Еще остались неизменно наивные мужчины. Какое право имел ягненок в жаркий день зайти к ручью напиться? Был ли он под охраной закона? И соблюдает ли его волк? Зачем волку понадобилось идти к ручью? Прилично ли он изъясняется? Вы любите волков, мадмуазель? А волков-оборотней?

Джонатан провел влажной губкой по лбу больной.

— Успокойтесь, Принцесса. Поспите.

— Как, вы не пьете вина? Разве французское вино не священный напиток? Разве Бог не благословил Францию? Хорошо ли пить вино во Франции? Не опасно ли пить вино в Америке? Вы любите кофе? А Кофею?

— Не могу ничего сказать по этому поводу.

— Как только я приду к власти, моя полиция с ней разберется. А из ее машины я сделаю чучело. У меня работает лучший чучельник машин во всем мире. Все англичане — людоеды.

Она резко приподнялась:

— Вы знаете, что я прямой потомок Нефертити? Мое генеалогическое древо так высоко, что в него много раз попадала молния. Его верхушка обуглилась и затвердела, словно острие рогатины, но у подножья с недюжинной силой полезли новые ростки. Все личности из словаря имен собственных — мои родственники. У нас с рождения есть нечто общее: три фаланги указательного пальца — фаланга, фалангина и фалангетта. Люблю болеть. Полное ощущение, что живешь в обморочном состоянии. Надо же, ваша сигарета загорела на солнце.

— Это сигара.

— У нее солнечный удар, и кончик покраснел.

Грузовик ехал по аллее, покрытой почечными камнями.

Описав полукруг, машина остановилась.

Слуги помогли Джонатану внести девочку в дом. Внутри замок был бесподобен. Он был задуман как огромный карточный домик. Монументальные фигуры провожали взглядом процессию.

— За замком неусыпно следит Пиковый Король, — шепнула Кофея. Но сегодня вечером трефы — козыри, и вы ничем не рискуете.

Ангину положили в комнате, обитой синим бархатом и с окном во всю стену. Ее личико было белее подушки, на которой пламенела ее шевелюра. Позже пришел доктор, серьезный молодой человек в очках и с черным кожаным портфелем под мышкой.

— Ну-с, осмотрим больную. Если болезнь запущена, мы пропишем пациентке спячку. Сейчас это стало возможным, и риск сводится к минимуму.

— Знакомьтесь, доктор де Прессняк, — представила Кофея. — Он берет по-божески.




— Она выпила слишком много красного, доктор, почти целую бутылку.

— Хм… Виски гораздо безопаснее. Я с удовольствием пропустил бы стаканчик для храбрости, поскольку мне очень страшно.

И выпил залпом. После чего, дрожа, приблизился к Ангине и стал ее слушать.

Не дышите. Дышите. Произнесите три раза «тридцать три» и назовите сумму. Странно, ничего не слышу. Я, наверное, заболел.

Взволнованный доктор де Прессняк забыл о больной и принялся слушать себя. Он кашлянул, произнес «девяносто девять» и задержал дыхание. Так надолго, что потерял сознание. К счастью, Джонатан сообразил, что нужно приказать ему снова начать дышать. К доктору вернулся здоровый цвет лица. После еще одного стакана виски он окончательно поправился. С уверенным видом он вынул блокнот и открутил колпачок ручки.

— Тихо! Сейчас дам рецепт. Как пишется «считать ворон»?

— Через две «о», — сказала Кофея на американском варианте английского.

— Благодарю. Можно сказать «каким бы интересным это не казалось»?

— Нельзя. Следует говорить «каким бы интересным это ни казалось», — поправил Джонатан.

Доктор строчил страницу за страницей. Иногда он прерывался, чтобы осведомиться:

— ?

— !

— Благодарю.

И снова погружался в составление рецепта, который он закончил через несколько часов. Он состоял из сотни листов. Автор устал, но выглядел довольным.

Это мой шедевр, — заявил он, наполняя стакан виски. — Я отправлю его моему издателю, тот даст много денег, и я наконец-то смогу бросить медицину, которая внушает мне отвращение. Я охотно позабавил бы вас некоторыми отрывками, но сам не понимаю, что написал. Обычно я обращаюсь к аптекарю, единственному человеку, которому удается разобрать мой почерк.

— А как же больная?

— Если она захочет вина, дайте ей стаканчик. Лучшее лекарство.

— Зачем же тогда такой длинный рецепт?

— Это мой тридцать первый роман ужасов, наиболее законченный. Его навеяла книга, которую я недавно прочел, и я воспроизвел ее слово в слово. О, сколько деликатности и самоотречения понадобилось мне, чтобы уйти в тень произведения моего собрата по перу! Взяв за основу банальную историю, я сотворил одну из вершин мировой литературы, где разухабистый лиризм органично сплетается с ясностью стиля. Как, спрашивается, в подобной обстановке я мог отвлечься на ничтожных микробов, кишащих в ваших организмах? Прощайте!

— Прощайте. Поставьте бутылку на место, пожалуйста.

Уязвленный де Прессняк с плохо скрываемой обидой поставил бутылку на столик и вышел, хлопнув дверью.

— Ничего страшного, — сказала Кофея. — Он всегда так себя ведет. Он блестящий медик и великий писатель. Лучшего доктора для малышки нельзя было найти. Пусть она отдохнет. А я пока покажу вам ваши спальни. Места, правда, маловато, поскольку в данный момент в замке множество гостей.

Они поднялись на один этаж.

— Это для Санта-Клауса, а это для Джонатана.

Джонатан поблагодарил хозяйку и прошел в комнату.

Кровать стояла в глубине алькова. Раздвинув скрывающий ее кружевной балдахин, юноша с удивлением обнаружил трех спящих бородатых мужчин. Электрический свет разбудил их. Они пришли в ярость оттого, что кто-то их побеспокоил.

Чем вы торгуете? Нам ничего не нужно.

— Меня зовут Джонатан. Кофея сказала, что я могу здесь переночевать. Но поскольку вы тут…

— Если Кофея вам разрешила, тогда мы подвинемся, кровать широкая.

Джонатан притулился на краешке, который выкроили ему три бородача. Ему пришлось встать и выключить свет. В темноте его сосед прошептал:

— Кстати, вам не мешало бы знать, кто мы такие. Я — Черная Борода, а моих братьев зовут Зеленая Борода и Мягкая Борода. Спите спокойно. Вы нас не интересуете. Мы заняты тем, что без устали разыскиваем маленькую рыжеволосую девочку, которая сбегает у нас из-под носа. Спокойной ночи, господин Джонатан, и обязательно нас разбудите, если вы ее встретите, мы будем вам чрезвычайно признательны.




Глава одиннадцатая


Посреди ночи Джонатан вылез из-под одеяла и бесшумно встал. Чья-то рука обхватила его запястье.

— Вы куда? — тихо спросил Черная Борода.

— Пойду посмотрю, в какой фазе луна.

— Могу дать вам необходимую информацию: она полная.

— Хотелось бы пройти на кухню и перекусить.

— У меня под подушкой круассаны. Дать вам один?

— Нет, спасибо. Меня мучает жажда.

— Есть бутылочка содовой. Угощайтесь.

Джонатан выпил глоток кисловатого напитка.

— Большое спасибо. Теперь у меня руки липкие. Надо бы сполоснуть.

— Вот влажная салфетка и полотенце. Возьмите и протрите.

— Просто не знаю, как вас благодарить. Я бы еще выкурил сигаретку, мои в машине остались…

— Могу предложить «Голуаз».

— Вы слишком добры ко мне. Огоньку не найдется?

— Разумеется.

Черная Борода чиркнул спичкой. Джонатан задул пламя сразу, как только оно вспыхнуло. Черная Борода выругался.

— Сквозняк. Попробую другую.

Каждый раз Джонатан гасил пламя. Вскоре коробок опустел.

— Пойду принесу зажигалку, — предложил юноша.

Не дожидаясь ответа, он направился к двери.

— Хотите, я провожу вас?

— Я тронут вашим вниманием. Не стоит беспокоиться.

— Разрешите составить вам компанию! — умолял Черная Борода дрожащим голосом. — Если вы заблудитесь, я буду очень переживать!

— Не тревожьтесь. Я разбросаю на дороге волосы, чтобы не потеряться.

Черная Борода с трудом сдерживал рыдания.

— Тогда до скорой встречи, дорогой Джонатан. Не выходите надолго, а то простудитесь.

— Пока.

Джонатан на цыпочках подкрался к двери Канцлера и тихо поскребся. Ему открыл одноглазый гном.

— Вам назначено? — последовал вопрос.

— Нет, меня ждут.

— Заполните анкету. Впишите вашу фамилию и цель посещения печатными буквами.

Джонатан повиновался. В графе «цель посещения» он поставил «по личному делу». Одноглазый скрылся и вернулся через несколько минут.

— Вас примут. Прошу следовать за мной.

Он провел Джонатана до кабинета, в центре которого за письменным столом восседал незнакомец. Он был занят тем, что просматривал стопку каких-то документов.

— Присаживайтесь, — скомандовал он, не отрываясь от бумаг.

— Нет, нет, это ошибка, я пришел не к вам.

Наконец чиновник поднял голову. Он поразительно напоминал свинью. Время от времени он подергивал носом, это довершало сходство.




— Кого вы хотели видеть?

— Канцлера, моего друга.

— Что вы говорите! И давно вы его знаете?

— Скажем, не очень.

— Вы отказываетесь отвечать на мой вопрос? Приходите посреди ночи, чтобы повидать человека, которого толком не знаете, и отказываетесь отвечать на невиннейшие вопросы? Я нахожу, что вы крайне подозрительны!

— А мне интересно, каким боком вас это касается. Если Канцлера здесь нет, то скажите, где он.

— Тут я задаю вопросы. А не вы. Будьте добры, попрошу следовать за мной.

— Не буду. Мне надо срочно увидеть Канцлера.

Уверенность человека со свинячьей головой мигом улетучилась. Отказ Джонатана поверг его в полную растерянность. Он промямлил:

— Отказываетесь следовать за мной? Даже если я вам подарю кусочек лотерейного билетика?

— Не стоит.

— А целый билет?

— Не настаивайте.

— А целый билет и красивые золотые часы в придачу?

— Я хочу встретиться с Канцлером! — заорал Джонатан.

Человек затрясся крупной дрожью.

— Тс-с-с! Не шумите! У меня будут неприятности. Я лишь десятый секретарь. Из-за вас я потеряю должность. Вы не могли бы проявить чуть больше желания к сотрудничеству? А мы взамен должным образом выразили бы нашу признательность..

— Не нуждаюсь.

— Хорошо. Вы бессердечны.

Снова возник одноглазый коротышка.

— Проведите господина к Канцлеру.

Одноглазый пошел открывать дверь.

— Как доложить?

— Просто Джонатан.

Юношу ввели в комнату. На этот раз он оказался в обществе Канцлера, сидящего на полу с удивленным лицом.

— А, это вы, Джонатан. Странно. Я был уверен, что вместо вас здесь стоял стул. Наверное, мне почудилось. Чего изволите?

— Вам доводилось слышать о людях, которых зовут Черная Борода, Зеленая Борода и Мягкая Борода?

— Братья Бородачи? Конечно, слышал. Злейшие враги Короны. А что?

— Они здесь. Спят в моей постели.

Канцлер хитро взглянул на Джонатана.

— Как вы можете утверждать, что речь идет о них, если вы их раньше не видели?

— Они сами признались.

— Надо посоветоваться с Кофеей.

Канцлер встал.

— Она в «роллс-ройсе». Никогда оттуда не выходит.

Молодая женщина спала на сиденье, положив голову на подушку. Канцлер пощекотал ей подбородок. Она открыла глаза.

— Добрый день. Бокал шампанского?

Предложение было принято.

— Вам известны братья Бородачи?

— Да, они закадычные друзья моего мужа.

—И отъявленные негодяи! Они гонятся за Принцессой.

— В детстве я воровала деньги. Каждый день, чтобы купить конфет у Симоны Лион. Однажды я украла побольше, потому что мне понравился портсигар из шоколада. Симона Лион удивилась, что у меня столько денег, и сказала об этом моим родителям. Папа и мама устроили мне головомойку. Пригрозили, что отвезут в исправительную колонию. Мы сели на самолет, и пока не высадились в Пернамбуке, я была уверена, что меня именно в колонию и везут. Я так испугалась, что у меня заболел живот. Мама заверила, что если такое больше не повторится, то я могу вернуться домой. С тех пор я ничего не крала, разве что несколько пепельниц и пару-тройку бриллиантов.

Братья Бородачи такими мелочами не занимаются! Это они изобрели торговый кредит.

— Чем я могу вам помочь?

— Что они едят на завтрак? — спросил Джонатан.

Чай с молоком, булочки, ломтики ростбифа, тушеную капусту и сливовый пудинг.

Как вы думаете, можно будет подсыпать им в чай снотворное? А пока они спят, мы убежали бы.

Кофее идея понравилась:

— Отлично! Вот повеселимся! Пойду приготовлю чай.

Джонатан отправился к себе спать. Когда он залез под одеяло, Черная Борода отметил, что молодой человек отсутствовал семь минут и пятнадцать секунд.




Глава двенадцатая


Братья Бородачи проснулись ровно в девять. И скинули Джонатана с кровати. Днем они выглядели устрашающе. Борода Черной Бороды была действительно черная, Зеленой Бороды — на самом деле зеленая, а Мягкой Бороды — и правда мягкая.




— Мы голодные как волки, — завопили они, пристально разглядывая Джонатана, — и нам безразлично, кого есть!

К счастью, слуга принес завтрак на подносе. Братья Бородачи сосредоточенно принялись поглощать пищу.

Черная Борода с набитым ртом обратился к Джонатану:

— Выпейте чайку, очень полезно для больших пальцев ног.

— Спасибо, я не люблю чай.

— Вы имеете в виду, что испытываете непреодолимое отвращение к тем, кто его пьет?

— Нисколько. Я сожалею, что не могу по достоинству оценить его свойства. У нас в семье обожали чай. Я тоже пытался приобщиться, но ничего не получилось.

— Тогда попробуйте капустки.

— Спасибо, не хочется.

— Нет, я не понял, — заревел Мягкая Борода, — Вы нас оскорбляете? Вы злоупотребляете нашим терпением, господин привереда!

— Зря вы обижаетесь. Я просто не голоден.

— Давайте его свяжем, братишки, — предложил Зеленая Борода. — И накормим силком. Так мы будем уверены, что не запятнали свою честь.

Несмотря на сопротивление Джонатана, его привязали к стулу. Черная Борода зажал ему нос, а Мягкая Борода засовывал ему в рот полные ложки капусты. Молодой человек чуть не задохнулся, но тут снотворное, положенное в чай, начало оказывать свое действие. Три брата заснули один за другим, а связанный по рукам и ногам Джонатан, объевшийся капусты, остался сидеть на стуле.

Положение казалось безвыходным, но вдруг дверь приоткрылась и появилась Принцесса. На голове у нее была корона, щечки порозовели, глаза заблестели.

— Я выздоровела! Кто эти мерзкие бородачи?

— Хр-р-р…

— Почему вы со мной не разговариваете?

— Хр-р-р…

— Вы рассердились?

Она подобрала перышко, выпавшее из подушки, и провела под носом Джонатана. Тот чихнул. Капуста, забившая рот, вылетела фонтаном. Юноша пролепетал:

— Пожалуйста, освободите меня! Эти люди — ваши враги.

— А что вы мне дадите, если я вас развяжу?

— Я вас поцелую, только давайте быстрее.

— Я и так могу с вами поцеловаться, если захочу. Что такое Чистота?

— Изобретение начальника полиции. Так он может следить за людьми, якобы проверяя, насколько они чисты.

— А вы сами?

— Со мной все гораздо сложнее.

— Вы выдержали экзамен, я вас развяжу.

Джонатан потер запястья:

— Скорее, мы и так потеряли много времени!

Канцлер ждал их на второй ступеньке лестницы.

— Мы не можем ехать. У нас украли три десертных ложечки. Я и так и сяк пересчитывал, они пропали. Не хватает трех десертных ложек.

— Я вам другие куплю, — пообещал Джонатан, — нельзя терять ни минуты. Поехали.

Старик перегородил ему путь.

— И речи быть не может. Вы нигде не найдете подобного раритета. Они — коллекционные, из коллекции Видама Оранжского, чья жена коллекционирует коллекционеров. Она хранит их в просторном прохладном помещении. Там же находится Видам, поскольку он тоже занимался коллекционированием. Подробности этой запутанной истории изложены на ручках ложек. Это бесценные вещи.

— Сумасшедший старикашка, — парировала Ангина.

— Вы можете оскорблять мои разум и плоть, однако я настаиваю, что необходимо найти ложечки.

Джонатана осенило.

— Давайте обыщем братьев Бородачей. Их трое, а недостает как раз трех ложек…

Операция прошла успешно. Пьяница прижимал к груди бесценные столовые приборы и восторженно шептал:

— Мои малютки, лютики мои золотые, воробышки-перепелочки, йогуртики мои дорогие. Не бойтесь, я с вами.

— Быстрее, братья Бородачи не могут спать вечно!

Стоило им выйти на крыльцо, как прямо перед ними затормозил огромный мотоцикл, с которого слез мужчина преклонных лет в сапогах, шлеме и облегающем кожаном комбинезоне. Джонатан моментально догадался, что это Смаркэш.

— Кофея! — раздраженно гаркнул разбойник. Та сразу подбежала к благоверному.

— Как поживаете, женушка?

Голос Смаркэша наводил такой ужас, что Ангина прижалась к Джонатану.

— Хорошо, мой господин. Удачно ли вы съездили?

— Лучше не бывает. Выжимал по семьдесят километров в час. Как себя чувствуют мои замечательные друзья братья Бородачи?

— Отменно, мой супруг. Еще почивают в своей спальне.

— Спят после девяти? На них не похоже! Они случайно не заболели?

— Не волнуйтесь, мой драгоценный муж, они пышут здоровьем. Они даже заказали себе обильный завтрак.

— Что? Заказали завтрак, а сами еще спят? Вы меня удивляете, милая женушка!

Бедная Кофея покраснела до корней волос и пролепетала:

— Потом они снова заснули… Полагаю, они еще дремлют… Впрочем, я не уверена…

Смаркэш посверлил ее своими желтыми глазками, затем его взгляд переместился на стоявших рядышком Ангину, Джонатана и Канцлера.

— Кто эти люди?

— Шапочное знакомство. Не беспокойтесь, они тут проездом.

— А рыженькая малышка аппетитная…

— Какая-то принцесса. Даже не знаю, откуда взялась.

Разбойник подошел к жене, будто намереваясь поцеловать.

На самом деле он прокусил ей ухо до крови. Кофея зарыдала.

Мерзавец отвратительно улыбнулся, обнажив гнилые зубы.

— Поплачьте, мадам, слезы вас молодят. Побегу поздороваюсь с дорогими братьями Бородачами.

Муж удалился в покои замка, а Кофея прихрамывая подошла к Канцлеру:

— Бегите, бегите, пока не поздно! Он жуткий человек. Он снимет с вас семь шкур, оставит вас с носом, развяжет язык, выкрутит руки. И все исключительно по злобе, потому что удовольствия от этого он никогда не получает.

— А вы, бедная Кофея?

— Я — Другое дело. Меня он любит. Должна признаться, что он оставляет меня с носом, развязывает язык и выкручивает руки с такой любовью, что мне даже приятно! Меня беспокоит ваша безопасность. Спасайтесь. С вами, Санта-Клаус, мы увидимся в Америке. Вы станете певцом мировой величины, и мы вместе выпьем реки шампанского…

— Я пока окончательно не выбрал определенного жанра. Я в поисках. То ли остановиться на фолке, то ли на строевых песнях. Сейчас публика очень изменчива.

— Бегите, бегите. Дайте я вас обниму, Джонатан. Удачи, Принцесса!

Из замка раздался ужасный голос:

— Кофея! Задержите своих друзей!

Принцесса со свитой запрыгнули в слона, и они вихрем умчались.

— Быстрее! — кричала Ангина. — Быстрее!

Джонатан следил, как в боковом зеркальце стремительно увеличивалась черная точка. Смаркэш гнался на ними на мотоцикле.

— Быстрее! Быстрее!

Грузовик не вписался в поворот. Раздался страшный звон разбитой посуды. Опять отцепились ремни.

— Фарфор! — простонал Канцлер и нажал на тормоза.

Слон заскрипел всеми своими сочленениями, развернулся и встал поперек дороги. Секунду спустя мотоцикл на всем ходу с грохотом врезался в слоновью тушу. Смаркэш описал в небе дугу и рухнул раскорякой прямо на хобот. Соскользнув с него, он угодил в канаву, куда воткнулся ногами кверху, словно дерево с развилкой. Мотоцикл напоминал скомканный лист бумаги.

— Надеюсь, он на меня не обидится, — вздохнул старик и пошел проверять свой бесценный груз. Когда он вернулся, его морщинистое лицо было похоже на листок, исчирканный каракулями.

— Двенадцать разбитых тарелок, шесть испорченных пластинок, от нормандского шкафа отвалились дверцы. Если так пойдет дальше, у меня ничего не останется! Кто возьмет вас, Принцесса, без королевства и приданого?

— Ты и возьмешь, мой славный Канцлер.

— Я бы с удовольствием, Принцесса, но не думаю, что моя Печенка даст на то свое согласие.

— Надо ее убедить.

— Последнее время она часто раздражается. Хочет, чтобы я поскорее отвез вас к дядюшке. Она дуется и царапается, как бешеная кошка. У меня пока получается ее утихомиривать, но придет день, когда я буду вынужден ей подчиниться.

— И что случится в тот день?

— Я отправлюсь в путешествие, Ангина.

— С Кофеей в Америку диски записывать?

— Да-да, в Америку, куда-нибудь в дальние края.

Джонатан украдкой взглянул на Канцлера: в эту минуту старик показался ему печальным и усталым.




Глава тринадцатая


Часы пробили полдень, когда грузовик въехал в мрачный и грязный город Иерусалим. Вдоль стен двигались прохожие с потухшими глазами. Старушки зябко кутались в шерстяные шали платочной вязки и шептали друг другу на ушко сплетни. Дети выглядели увядшими столетними старцами.

Принцесса взяла микрофон и проверила контакт. Ее голос, превращенный громкоговорителем в рев, нарушил тишину города.
		В кресле-качалке



		Дрыхнет генерал-полковник.



		Он давным-давно покинул



		Воздушно-десантные войска.



		Ест он в кафе-закусочной,



		Предпочитает лук-порей



		И винно-водочные изделия,



		Не брезгует кресс-салатом.



		Через день-другой



		К нему приедет вице-адмирал,



		Что объездил пол-Европы.



		Они поболтают по-соседски.



		У меня вещей — видимо-невидимо,



		Худо-бедно проживу.








Ангина согнулась пополам от сразившего ее приступа кашля и отключила звук. На улице царило непонятное оживление. Невозмутимый Канцлер продолжал ехать посреди проезжей части. Ангина наладила установку.

— Ничего прекрасней тунца в масле, — гнусавила она, — жареные баклажаны тоже неплохо, я лично и козлобородником не побрезгую…

— Я проголодался, — заявил Джонатан, — и приглашаю вас в ресторан.

Принцесса отключила динамик.

— Значит, у вас есть деньги?

— А вы полагаете, я кладу все деньги только в кошелек?

Канцлер припарковался у тротуара. У него, судя по всему, болела печень. Лицо приобрело зеленый оттенок.

— Ничего страшного, — заверил он. — Бутылочка красного поставит меня на ноги. Лучшего лекарства не придумаешь.

В просторном ресторане не было ни души. К ним подошел высокомерный метрдотель.

— Чем желаете заняться? Откушать?

Канцлер встал на колени, вынул носовой платок и протер им ботинки спесивца, одетого в черное.

— Пыль смахнул на всякий случай, а то, может, к нему кто-нибудь подлизаться вздумает!

Насупившийся метрдотель указал им столик в глубине зала.

—Нам хотелось бы у окна, — попросил Джонатан.

— Сожалею, месье, занято.

— Но там еще три стола!

— Все заняты.

Ангина схватила лежащую поблизости вилку и всадила ее в бедро метрдотеля, подпрыгнувшего от боли.

— Она меня ранила! — воскликнул он. — Эта малявка меня ранила!

Казалось, он вот-вот упадет в обморок.

—Значит, все столики у окна заняты? — ласково спросил Канцлер.

— Я…

Ангина еще раз ткнула вилкой.

—Ммм… Один вроде свободен… пока… Присаживайтесь.

Прихрамывая, метрдотель отправился за меню.

—Сегодня почти все горячее — холодное, — предупредил он, — а холодные блюда — теплые.

—Не беспокойтесь, мы подожжем столик и разогреем еду.

Метрдотель смахнул со щеки слезу:

— Может быть, не стоит, мадемуазель?

— Конечно, стоит. Принесите, пожалуйста, коробок спичек.

Метрдотель упал на колени:

—Тогда выберите какой-нибудь другой стол! Этот — семейная реликвия. Мой крестный ел последний раз именно за ним.

— Горячее или холодное?

—Он ест только теплую еду, мадемуазель, по малейшему поводу он то горячится, то простужается.

—Каким образом вы готовите теплые блюда? Вы их остужаете или разогреваете?

Вопрос застал метрдотеля врасплох, и он надолго задумался.

— По-разному: холодные блюда разогреваем, а горячие — остужаем.




— Тяжелая работа.

Метрдотель кивнул и добавил:

— Я просто очень люблю крестного.

— Принесите бутылочку красного вина высшего качества, — заказал Канцлер, — и хлеба.

— А на десерт, месье?

— Бутылку красного и побольше сахара, будьте добры.

Прижавшись носом к витрине, любопытные зеваки пытались определить, что было заказано. Делались ставки, деньги ходили по рукам. К толпе присоединился жандарм и, распихивая народ локтями, протиснулся в первый ряд. Бесстрашный метрдотель делал пометки в блокноте.

— Свежую рыбу, — выбрала Ангина. — Свежайшую. Живую!

— Что на закуску?

— Две таблетки аспирина в томатном соусе.

— Мне крутые яйца, салат и всем спагетти.

— И музыку.

Удрученный метрдотель удалился на кухню. Зазвучала органная музыка. Герцог де Витамин опорожнил первую бутылку в рекордный срок. Затем он прищелкнул языком, вздохнул, рыгнул, немного распустил пояс, чихнул, откашлялся, поворчал, поводил глазами по сторонам, почесался и изрек:

— Принесите вторую бутылку, я голоден как волк.

Ангина задумчиво обсасывала извивающуюся рыбку.

Когда ей надоело это занятие, она хлопнула в ладоши:

— Слуга!

— Что-нибудь не так, мадемуазель?

— Я желаю дополнительное блюдо: метрдотеля на вертеле.

Несчастный умоляюще сложил руки:

— Сжальтесь, сударыня, я единственный метрдотель в этом заведении. Сохраните мне жизнь ради крестного! Вы ведь не настолько жестоки, чтобы нанести роковой удар пожилому человеку, живущему без сердца! Если вы голодны, могу вам подать ногти нашего повара: они такие вкусные, что он сам постоянно их грызет; или суп с волосами; или грязную ложку для облизывания, но только не метрдотеля на вертеле!

— Принесите счет и закончим препирательства, — заключил Джонатан.

В счете значилось:




Продукты (стоимость)...........12 купюр

Отходы (стоимость)..............-2 купюры

Итого...............................10 купюр




— Одинарных или двойных? — спросила Ангина.

— Двойных, — ответил метрдотель.

Ангина скривилась.

— Он выиграл! Джонатан, дайте ему 20 купюр. Я думала, он глупее.

— Как вы добры, мадемуазель, как вы щедры. Вы можете забрать с собой приборы в качестве сувенира.

Джонатан снял ботинок с левой ноги, вынул оттуда пачку денег и отсчитал 20 купюр. Канцлер радостно собирал приборы.

— Пополним Королевскую Казну.

Однако он так неловко схватил нож, что порезал себе большой палец.

— Боже, кровь, я не могу ее видеть!

И упал без чувств. Его вынесли на улицу. Жандарм велел остальным посторониться.

— Ее больше не видно? — как обычно осведомился Канцлер, открыв глаза.

— Нет, — заверила Ангина. — Остался только куриный бульон, да и то в другом месте.

— Вы арестованы, — торжественно произнес жандарм, положив руку раненому на плечо.

Привычным движением Канцлер незаметно сунул ключи от грузовика в карман Джонатана.

— Приходите ко мне в тюрьму, — бросил он, уходя, — обсудим план побега!




Глава четырнадцатая


Усевшись на обшарпанное кожаное сиденье, Джонатан и Ангина листали женские журналы многолетней давности. В приемной адвоката ждали человек пятьдесят. Они смотрели друг на друга с ненавистью. Время от времени уборщица со спущенными чулками, шаркая тапочками, переходила из одного кабинета в другой.

По ее разочарованному виду было понятно, что она давно работает в этой конторе.

С непонятной периодичностью мэтр Оном появлялся на верхней лестничной площадке. Все присутствующие поворачивались к нему в надежде быть вызванными. Адвокат произносил чью-нибудь фамилию. Избранник со счастливой улыбкой взлетал по ступенькам в кабинет, отведенный для консультаций. Остальные снова погружались в мрачное отчаяние.

— Ага, я тут нашла тест, — сказала Ангина. — Заодно выясним, Джонатан, кто вы на самом деле.

Она вытянула из пепельницы горелую спичку, чтобы записывать ответы.

— Отвечаете «да» или «нет». Вы больны раком?

— Нет.

— А туберкулезом?

— Нет.

— У вас больная печень?

— Нет.

— Повышенное содержание холестерина?

— Нет.

— Вы сердечник?

— Нет.

— У вас больше пяти бородавок?

— Нет.

— Имеются ли у вас скрытые недостатки?

— Да.

Ангина произвела подсчет и выдала результат.

— Одно «да» и шесть «нет»: вы не существуете! Кто-то занял ваше тело вследствие ингибирования. Вы не Джонатан. Вы Иона. Вы съежились в собственном чреве и ждете, пока тот, другой, произведет вас на свет, но он не торопится.

— Дело Витамина!

Ангина вырвала из журнала страницу с тестом и засунула в карман юбки. Адвокат усадил их напротив себя. Молодой человек производил впечатление энергичного и компетентного юриста. Он начал курить сигарету, не делая лишних движений.

— Вы говорите, Витамин — герцог?..

Раздался телефонный звонок. Мэтр Оном ответил:

— Алло? Да. Что? Двадцать минут и пять секунд? Нет, я не продвигаюсь. Он повесил трубку и продолжил:

—Так значит, он герцог. Я полагаю, будет нетрудно…

Ему снова пришлось подойти к телефону:

— Алло? Это вы, дорогой? Я навел для вас справки: двадцать минут и пять секунд. Если он станет утверждать обратное, перезвоните. Мы подумаем.

— Герцог… Отлично. Свидание можно назначить на завтра…

Тут адвокат обнаружил, что забыл положить трубку на место. Не успел он исправить это, как аппарат немедленно затрещал. Юрист отреагировал не сразу.

— Хорошо, давайте мой гонорар, и довольно об этом. Я все устрою. Если проиграем, подадим апелляцию.

Пока Джонатан пересчитывал деньги, адвокат сам набрал номер. Его голос таял от нежности:

— Анабелла? Я достал билеты. Завтра в пять. Смертная казнь. Разумеется, я его знаю! Целую, дорогуша!

Мэтр Оном положил деньги в карман и, возведя очи горе, стал выпроваживать клиентов.

— Позвоните мне завтра в первой половине дня.

Он пожал им руки под завистливыми взглядами сидящих в очереди.

— Не переживайте, — промолвила Ангина, когда они вышли на улицу. — Я вам верну. Глупо тратить деньги на старого пьяницу, которого вы ненавидите. Мне непонятно, зачем вы с нами остались. Ведь ваша нога зажила? Вы больше не хромаете.

— Вы правы, я про нее забыл.

Джонатан изобразил несколько танцевальных па.

— Я окончательно поправился, — констатировал он.

— Так почему же вы не уезжаете?

— Наверное, потому что не хочу.

— Вы нас жалеете. Думаете, что защищаете нас. Полагаете, что сильнее других. И удивляетесь, когда видите, что кто-то слабее, чем вам казалось.

— У каждого свои недостатки, — заметил Джонатан.

— Вы тайком оказываете услуги, чтобы стать незаменимым. Очень благородно! Вам, видимо, редко приходится играть подобную роль!

— Нечасто.

— Когда случай подворачивается. Хотела бы вас предупредить: вы тоже не слишком сильный. Герцог де Витамин в сто раз вас сильней! И наплевать мне на ваше самолюбие! В конце концов, вы не самый умный на всем белом свете. Обычно у вас в запасе всегда имеется разумное объяснение для любого пустяка. А тут вы неожиданно перестали что-либо понимать. И взялись за собственное расследование. Вы уедете не раньше чем составите определенное мнение о происходящем. Вы уязвлены. Уверена, что вы не задумываясь выдадите нас полиции, если вам это поможет навести справки.

— Вы крупный психолог, Принцесса.

— А если бы я вам призналась, что я не Принцесса, а Канцлер — не герцог, что бы вы заключили?

— Что вы хотели бы ими быть.

— Неверно. Вы были бы удовлетворены. И успокоились. «Ангина — полупридурочная девчонка, а Канцлер — всего лишь старый пьянчужка». Вот что вы подумали бы. А ларчик просто открывался. Вам стоит попрактиковаться на ком-нибудь еще в ваших редких дедуктивных способностях. И даже если вам представили бы справки и официальные подтверждения, что я принцесса, ничего не изменилось бы. Я презираю вас с головы до ног.

Джонатан с тревогой наблюдал за девочкой. Пронзительный голос, казалось, вот-вот сорвется в истерику. Нижняя губа дрожала, Ангина с трудом сдерживала слезы.

— А может, я — Принц? Откуда вам знать?

— А может, переодетый ослик? Или фаршированный карп? Или хрен с редькой? Или микстура от кашля? Сами, поди, считаете себя бог знает каким сокровищем!

— Это секрет, не вашего ума дело. Пойдемте-ка в гостиницу, вы умоетесь, а то, не обижайтесь, вы больше похожи на нищенку, чем на принцессу.

Гостиница «Торговая» пахла вспоротым матрацем. Дежурный администратор с гноящимися глазами показал им номер. Молодому человеку — комнату с тремя кроватями, барышне — другую, попросторней. Краны текли и там, и там.

Осмотрев шкафы, они обнаружили плотно закупоренную бутылку, покрытую слоем пыли. Когда им удалось вытащить заплесневелую пробку, оттуда вывалились листки бумаги, почти разложившиеся от влаги и буквально распавшиеся в прах. Один клочок все-таки уцелел настолько, что на нем можно было прочесть:

«SOS. Потерпел бедствие в открытом времени, пал жертвой относительности. Кто бы ты ни был, о, будущий читатель, приди на помощь. Спаси меня из западни. Я недалеко от тебя: примерно в месяце езды назад. Как я ни спешу жить, мне не удается тебя догнать. Порой я мчусь что есть сил, и тогда, как сквозь туман, различаю убегающие тени. Секунду спустя они исчезают. Я кладу эту бутылку на сохранение в шкаф, что стоит в глубине комнаты, поскольку, судя по всему, она старится так же быстро, как я. Поторопись! Благодарю!»

— Давайте спать, — сказал Джонатан, заталкивая бумажки обратно в бутылку. — Это наверняка ловушка!

Утром пошел дождь. Сидя в холле гостиницы, они наблюдали, как вода течет по стеклу.

— Вы умеете играть в Гадена? — спросила Ангина.

— Нет.

— Это очень просто. Нужен кубик и две параллельные дорожки, расчерченные на квадраты. Каждый игрок бросает кубик два раза: чтобы продвигаться одной ногой по левой дорожке, а другой — по правой. Если расстояние между ногами слишком большое, игрок падает. Он и есть Гаден. Кто реже падает, тот и выиграл. Попробуем?

— У вас имеются кубик и дорожки?

— Ой, нет. Тогда сыграем во что-нибудь другое. Например, в «яблоко». Каждому дают по яблоку, чтобы съесть с завязанными глазами. У кого внутри окажется червяк, тот проиграл. Если оба червивые — ничья. Игроки берут еще по одному, и так далее.

— У вас есть яблоки?

— Нет. Тогда давайте сыграем в «генерала-храбреца»:
		Храбрец генерал 



		С кобылы упал,



		Все кости сломал,



		В больницу попал.



		Ему дали там микстуру,



		Мерили температуру.



		И теперь он крепко спит,



		Будить доктор не велит.








— И кто выигрывает?

— Ну вот, вы его разбудили! Вы проиграли!

Джонатан мрачно разглядывал потоки, струившиеся по окнам.

— Вам явно не нравятся мои игры.

— Я в восторге, просто мне не хочется сейчас играть. Почему арестовали Канцлера?

— Очевидно, он шпионил. Это его любимое занятие. Как только у него выдается свободная минутка, он принимается шпионить. Полагаете, его отколошматят?

— Канцлер слишком изворотлив. И мэтр Оном должен немедленно вмешаться. Впрочем, кто знает!

В холле гундосил администратор, запутавшийся в ключах:

— Еще один зуб утром выпал. Дня не проходит, чтобы хотя бы один не вывалился. Скоро придется перейти на хлебный мякиш и кашу. Можно, конечно, обзавестись вставной челюстью, но, говорят, некоторым к ней так и не удается привыкнуть. Если у кого аллергия. Наверное, как у меня. Я больше ничего не перевариваю. Мой желудок отказывается принимать пищу. Если бы я знал, что так получится, то в молодости ел бы меньше капусты со сметаной. Эх, знать бы раньше… Сейчас был бы здоровее. Отказался бы от мороженого, пирожных, спиртного, табака, холестерина. Увы! Поздно. Я порчусь на глазах. И тем не менее, я еще очень ничего! Я чувствую, что юн и энергичен! Я свеж и полон сил! Господи, дай мне еще немного пожить, я буду следить за здоровьем, и никаких излишеств, клянусь. Тихонечко забьюсь в уголок, как мышка. Стану читать, размышлять. Исключительно умственные радости. Так и буду жить. Сжалься, Господи, еще чуть-чуть!

— Если бы он был королем или даже принцем, он бы так не говорил, — заметила Ангина. — Ему бы пришлось постоянно есть пирожные во время официальных церемоний. Так полагается. Хотите послушать историю о слепой девочке и крокодиле?

— Если вы соблаговолите мне ее поведать.

— Жила-была маленькая бедная слепая девочка. И была у нее собачка на поводке, которая ее водила. Однажды песика слопал голодный крокодил. Бедная девочка думала, что ее тянет собака, и ни о чем не подозревала. Целый день крокодил плавал по реке вдоль берега. Видевшие их люди считали, что это цирковое представление, хлопали в ладоши и набивали монетами карманы бедняжки. Когда крокодил нырнул, девочка погрузилась за ним. Она пошла прямо на дно с тяжелыми монетами. Мораль: она разбогатела, но недостаточно, чтобы увидеть, что почва уходит из-под ног. Любопытная история, правда?

— Вы ее сами сочинили?

— Нет. Я прочитала ее в поваренной книге рядом с рецептом крокодильего бульона.

К Джонатану подошел администратор.

— Вас кто-то спрашивает, месье.

У входа стоял человек, внимательно изучавший правила поведения в гостинице.

— Месье, вы хотели меня видеть?

Человек обернулся. Это был высокий старик с грубым лицом, изрезанным многочисленными шрамами. Глубоко сидевшие в орбитах глаза сверкали болезненным блеском.

— Месье Джонатан? Моя фамилия вам ничего не скажет. Пойдемте в ваш номер, там будет спокойнее.

Как только Джонатан закрыл дверь, старик произнес дрожащим голосом:

— Вы не имели права, сударь! Никакого!

— О каком праве идет речь?

— О праве лишить ребенка его настоящей семьи, родной! Из-за вас больной мужчина и женщина-инвалид места себе не находят. А ведь они заслужили мир и покой. Им нужна была самая малость: малышка со смеющимися глазками, только и всего. Но вам понадобилось лишить их и этой нехитрой радости. Кто вам заплатил: отец, мать или кузены?

— Не понимаю, на что вы намекаете.

— Не надо прикидываться дурачком. Вам прекрасно известно, что я говорю о маленькой Эдне Коллинз. Как смеют ее недостойные родственники претендовать на то, чтобы забрать ее, когда ее ждут домашний очаг, как у всех, и нормальная жизнь? Не скрою, ее приемный отец болен, но еще большую привязанность испытываешь к тому, у кого слабое здоровье. Не скрою, ее мать — инвалид, но неужели вы посмеете ее в этом упрекнуть? Они нуждались в этом маленьком существе, не могли без него обойтись. Верните ребенка, вы сделаете доброе дело и сами получите от этого удовольствие.

— Как выглядит Эдна Коллинз?

— Вы знаете ее не хуже меня. Ей пять лет, у нее темные волосы и карие глаза. Ей оперировали заячью губу. Отдайте мне ребенка, и вы не пожалеете.

— Вы ошиблись, месье. Я не знаю никакой Эдны Коллинз. Я путешествую со своей дочерью. Она рыжая и ей десять.

— Чепуха. Я навел справки. Это не ваша дочь, а Эдна Коллинз!

— Удостоверьтесь сами.

Джонатан распахнул дверь в гостиную и обнаружил, что Ангины нет. Старик пришел в ярость.

— Ах так! Я вам еще покажу!




Когда непрошеный гость ушел, Ангина покинула убежище и вылезла из-под стола.

— Уф! Я думала, он меня найдет!

— Вы знаете этого человека?

— Разумеется, это Кольбертов.

— Вам известна девочка по имени Эдна Коллинз?

— Нет. Но я знакома с Томасом Коллинзом. Это мой министр финансов.

Дождь припустил еще сильнее. Студент-иностранец, сидящий за соседним столиком, писал письмо. Джонатан заказал две чашки шоколада и булочки.

— Как пишется «я заплатил»? — поинтересовался студент.

— Можно написать «яз уплотил», «йазу плотил» и даже «язупло тилл», если денег хватит, — ответила Ангина.

Дожидаясь приемного часа у Канцлера, они отправились за покупками на базар, расположенный напротив муниципальной тюрьмы. Джонатан купил всяческой одежды, продуктов и куклу. Принцесса украла кружевной комплект — лифчик и пояс — и вдобавок пару чулок в сеточку.




Глава пятнадцатая


Канцлер выглядел весьма удрученным. Распластавшись на подстилке, он блуждал по стенам невеселым взглядом. Однако при виде посетителей его глаза оживились.

— Жил-был мальчик по имени Пишник. Его съел волк. Малыш был таким хитрым, что никто ничего не заметил.

— Как вы поживаете? — осведомился Джонатан.

— Никак, мой мальчик. Мне недостает забот, и я плохо себя чувствую. Вовсе не потому, что я сижу в тюрьме. Я всегда мечтал провести жизнь в заключении. Еще в детстве я жаждал оказаться в камере. Мои приятели оттуда почти не вылезали. Но мои родители не были бедняками. Я обожаю тюрьму. Тут можно подумать об уделе человеческом, поразмышлять о тайнах бытия, мысленно общаться с людьми так, как они того заслуживают. Я бы начал писать мемуары, если бы у меня с собой был мой сундучок… Знаете, я немного забывчив и на всякий случай каждый раз, когда в моей жизни случается нечто значительное, я завязываю узелок на платке и кладу его в сундук. Ужас в том, что его здесь нет, а выпить нечего. Умираю от жажды.

— Вам купить пару бутылочек?

— Несправедливость заключается в том, мой милый, что заключенным спиртное не положено. Вот я и печалюсь. Я думаю о вас, о Принцессе и Казне. Поверьте, причин для радости нет.

Несчастный разразился приступом истерического хохота, который даже не пытался унять.

— Вот видите, у меня неестественный смех.

Джонатан поведал ему о визите к адвокату, который с оптимизмом рассуждал об исходе дела. Канцлер совсем сник.

— Когда адвокат рассуждает с оптимизмом, это дурной знак. Подозреваю, что придется провести последние денечки в застенке. Мне было бы спокойнее, если бы адвокат оказался неврастеником.

Ангина пощупала кровать.

— Матрас мягкий. Хорошо питаетесь?

— Не жалуюсь. Но когда нечем запить, Принцесса, кусок в горло не лезет. Надзиратель обязан кормить меня с ложечки. Кроме того, мне требуется какая-нибудь еще неопубликованная сказочка, иначе я отказываюсь глотать. Они очень боятся, что я устрою голодовку.

Внезапно Герцог де Витамин вскочил, истошно заорав:

— Крыса!

Джонатан и Ангина удивленно переглянулись.

— Никакой крысы там нет, славный Канцлер.

— Разве? Значит, опять моя Печенка бесчинствует!

— Печень на вас крыс насылает? Невероятно!

— Она частенько проделывает со мной подобные фокусы. Один мой знакомый юноша, Пауль Пробст, проснулся как-то ночью от удушья. Открыв глаза, он увидел у себя на груди крысу. Он отшвырнул ее в дальний угол комнаты, накинул на нее пиджак и, видимо, убил ее, поскольку она больше не подавала признаков жизни. Тогда Пробст обернул ее пиджаком и выбросил в окно, а жил он на шестом этаже. Он увидел, как крыса шлепнулась на мостовую, а пиджак еще долго планировал. Пробст кубарем скатился с лестницы и приблизился к крысе в тот момент, когда животное содрогалось в последних конвульсиях. Так вот: во всем была повинна его Печенка, потому что после этого он стал принимать какие-то таблеточки, и крысы исчезли навсегда.

Пьяница вытащил клетчатый платок и утер слезы, катившиеся по щекам.

— Вы плачете, Канцлер?

— Бедняжка моя, мне хотелось бы, чтобы вы жили у дядюшки, в безопасности. У меня было бы гораздо меньше бед. Я смог бы подумать о великих планах на будущее.

— О вашей поездке в Америку? О карьере певца?

— Да, Принцесса. Я ежедневно упражняюсь, чтобы стать звездой первой величины. И я значительно преуспел в этом. Когда я пою, надзиратель обливается слезами. Вчера он сообщил мне, что, слушая меня, он мечтает стать лучше. Но я только начал. Надеюсь, что со временем он захочет стать хуже. Я работаю над вокалом и сольфеджио. Пока я знаю две ноты: соль минтай и фа зарез, которые обещали, что познакомят меня с остальными. Полагаете, у меня получится?




— Непременно. Ваши слова словно звуки музыки. Вам понадобится костюм, расшитый золотом.

Канцлер задумчиво почесал зуб.

— Принцесса, я вручаю судьбу Джонатана в ваши руки. Он слегка неотесанный, но не лишен здравого смысла. Вы доверите ему вести Королевского Слона. И отправитесь с ним вдвоем к вашему дядюшке.

— Может, мне было бы разумнее остаться до судебного заседания и выступить свидетелем? — прервал Джонатан. Старик не удостоил его ответом.

— Поезжайте без промедления. Ангина, позаботьтесь о нем. Да хранит вас вечно мое проклятье, если с вами вдруг случится беда.

— А как же вы, Канцлер?

— Мэтр Оном присмотрит за мной. Обещайте исполнить все, о чем я сказал.

— Обещаю, — произнесла Ангина без особого чувства.

— Тогда все в порядке.

И, не взглянув на Джонатана, Герцог снял ботинки и нырнул в кровать.

— Доброй ночи. Если вам попадется хороший учебник по сольфеджио, вспомните обо мне.

Он закрыл глаза и мгновенно уснул.

— В путь, — скомандовала Ангина.

Они вернулись к слону, сели в него, и вскоре Иерусалим остался позади мутным пятном между гор.

— Вот вы и попались, — сказала Ангина.

— Попался.

— Не ожидали?

— Не ожидал.

— В другой раз будете осмотрительнее. И нечего воображать. Если у вас есть водительские права, это не значит, что вы уже Канцлер. Вы даже на четверть канцлера не тянете. До министра еле дотягиваете. Я вас низложу, когда мне вздумается.

— А вам вздумается?

— Все зависит от вас.

Они молча проехали несколько километров. Дорога широкими изгибами спускалась в долину. Сбоку в кювете лежала перевернутая машина. Трое служащих, одетых в форму, заканчивали выкладывать тела на обочину. Посредине шоссе разлилась лужа крови. Джонатан притормозил, но один из полицейских знаком велел ему не останавливаться. Чуть подальше Ангина властно приказала:

— Стоп!

Джонатан повиновался.

— Что происходит?

— Потрясающий заход солнца. Вы любите заходы солнца? Я их обожаю, потому что они напоминают мне почтовые открытки, и мне кажется, что я получаю почту.

— Вы ее часто получаете?

— Во дворец каждое утро приходили целые ящики. Больше всего мне нравятся чужие письма. Иногда бывают прелестные. Помню записку, адресованную мадам Це-Це, первой королевской камеристке:






«Милая Сударыня. Все закрыто: двери, окна, газ. Я приношу себя в жертву, поскольку знаю о Вашем страхе одиночества. Но я тоже очень застенчив. Если у Вас возникнет желание, приходите в смежную комнату, где я буду Вас ожидать. Мы побеседуем. Преданный вам Батон».





— Можно ехать дальше?

— Нет, подождите. Однажды я получила анонимное письмо:






«Принцесса, если Вам неизвестно, куда Ваш черный котик с белым пятнышком (видите, от меня ничто не укрылось) наведывается каждую ночь, значит, Вы — исключение, поскольку все придворные только об этом и судачат. Мне хотелось Вас предупредить, потому что Вы всегда были мне симпатичны. Итак, он ходит к кошке консьержки, и вместе они мяукают ночь напролет. Имеющий уши да услышит. Подруга-доброжелательница». 





Самое интересное во всей этой истории — это что у меня никогда не было кота.

—В любом случае, у вас поразительная память.

—Когда вы говорите комплименты, постоянно возникает ощущение, что вы издеваетесь. Можете трогаться.

Позже они устроили стоянку в низине и расположились на ночь. После ужина Ангина легла спать, а Джонатан остался в кабине изучать карту и курить сигареты. Когда и он решил уснуть, девочка лежала раскрывшись, на ней были лишь кружевное белье и украденные чулки. Оба делали вид, что спят.




Глава шестнадцатая


Джонатан проснулся от крика. Он спрыгнул с кровати и ударился обо что-то коленом. Он зажег свет и увидел, что постель Принцессы пуста. Задняя дверца была распахнута в темноту. Он натянул брюки, застегивая их на ходу. Вокруг царило безмолвие.

— Ангина! Ангина! Где вы?

Раздался еще один вопль. Джонатан устремился на звук. Колючки хлестали его по лицу и царапали руки. Он остановился, прислушался и направился прямо. Потом споткнулся о корень и упал ничком.

Снова закричали, на этот раз совсем близко, и юноша пошел дальше. Это была Ангина. Она звала на помощь.

Кусты, казалось, шевелились, как живые. За одним из них послышался плач, и Джонатан туда нырнул.

Под ним извивалась какое-то черное существо. Чьи-то зубы вцепились ему в запястье. Он подскочил от боли и нанес мощный удар. Челюсти разжались.

Девочка всхлипывала:

— Джонатан! Джонатан!

— Спокойно, я здесь.

Чья-то тень, ломая ветки, убежала прочь. Джонатан бросился в погоню. Ангина цеплялась за его брюки. Они быстро сбились с пути и оказались в темноте. Заблудились.

Джонатан решил покурить и, к счастью, на дне пачки обнаружил последнюю смятую сигарету. В свете огня зажигалки он различил перепуганное детское личико.

— Что случилось?

Не знаю. Я проснулась оттого, что кто-то нес меня. Я закричала. Он принялся бежать. Потом вы пришли. Все.

— Вы не разглядели его лицо?

— Нет, я видела только спину.

И как мы теперь доберемся до грузовика? Если пойдем дальше, то рискуем даже засветло окончательно сбиться с дороги. Лучше подождать.

— Мне холодно, — пролепетала Ангина.

Ничем не могу помочь. Если бы моя зажигалка была больше, вы бы согрелись.

— Если бы луна была солнцем, я бы не замерзла.

Если бы вы оделись потеплее, вам стало бы жарко.

Если бы я заболела, меня все равно знобило бы.

Когда есть теплое одеяло и грелка, никакой холод нестрашен.

— Если грелка со льдом, она не согреет.

Джонатан потушил сигарету.

Залезайте ко мне на колени, я буду вместо батареи.

У вас гусиная кожа, — констатировала Ангина, уютно устроившись. — Ваша кожа напоминает наждачную бумагу.

Она провела рукой по лицу юноши.

— А еще у вас жесткая щетина. Это чтобы скрести щеки дряхлых старушек?

— Нет, чтобы протирать дырки в вязаных шлемах. Какое бы вы нашли ей применение?

— Терпеть не могу вязаные шлемы!

В конце концов ее сморил сон.

Квакнула жаба, затем еще одна. Их концерт прервался гудком автомобиля. Занималась заря.

Джонатан поудобнее взял девочку на руки и пошел. Он легко нашел дорогу. Дорожный знак «перекресток» помог ему сориентироваться. Грузовик должен был стоять неподалеку, место казалось знакомым. Вскоре он вышел туда, где поставил машину.

Но слона там не оказалось.

Сомнений быть не могло. Утренний свет рассеял даже малейшую вероятность ошибки. Отпечатки колес, отчетливо видневшиеся на влажной земле, зигзагами уходили вдаль.

Джонатан с Ангиной на руках шел по следам. Силуэты деревьев удивительно четко вырисовывались на небе, словно присыпанном тальком. За поворотом он обнаружил неподвижно застывший грузовик, красноречиво завалившийся набок. Грабителям не повезло. Прокололась шина. Джонатан аккуратно положил Принцессу рядом с километровым столбиком, а сам крадучись, пригнувшись, почти на корточках, приблизился к слону. Внутри никого не было, или, во всяком случае, так казалось. По крайней мере бандитов не наблюдалось. Джонатан открыл заднюю дверцу и заглянул в кузов. Вся мебель исчезла. Ничего не осталось. Казну ограбили. Но злодеям не хватило времени перенести ее далеко. Они не смогли предвидеть такого неожиданного обстоятельства, как прокол колеса. Молодой человек в нерешительности обозрел сельскую местность. Его взгляд упал на некий предмет, лежащий в траве. Это была открытка.

Он подобрал ее. На ней были изображены три девушки, прижимающие к обнаженной груди букеты цветов. На обратной стороне лаконичная надпись: «Простите?» и подпись: «Колбаса Провансаль».

Открытка, судя по всему, была собственностью Королевской Казны.

Джонатан последовал в направлении, указанном открыткой, и вышел к ангару. Два повара в белом заканчивали перегружать мебель в телегу, запряженную четырьмя волами, служившими основной тягловой силой. Пожилая женщина, показавшаяся Джонатану знакомой, наблюдала за операцией.

— Болваны! — шипела старуха. — Это все, что вы нашли в качестве средства передвижения? Кильки вонючие! Непонятно, зачем я с вами нянькаюсь! Знаете, что я делаю с кильками?

Несмотря на то что повара были заняты водружением на телегу тяжелого буфета, оба они содрогнулись. Женщина заквохтала от удовольствия.

— А?! Дошло наконец! Таких бестолочей, как вы, свет не видывал! Вы не способны ни похитить несчастную девчонку, ни украсть грузовик, ни придумать, на чем уехать! Слишком много проколов. Пошевеливайтесь, лентяи! Мы до завтра тут проторчим с такими кильками.

Мужчины заторопились. В спешке они уронили на себя какой-то предмет мебели, поранились и застонали от боли.

— Заткнитесь, наконец, проклятые недотепы, сколько раз можно повторять! Этот недоросль где-то поблизости. Все время сует свой нос в чужие дела. Лучше бы в Ла Скала сходил!

Джонатан присел еще ниже за поваленным деревом. И не зря, потому что старуха резко обернулась и подозрительно огляделась.

— Интересно, что поделывает старик. Он безобиднее. Неспокойно у меня на душе. Давайте побыстрее.

— Руки вверх! — приказал юноша, не вылезая из укрытия. Повара мгновенно повиновались и, естественно, высыпали на землю содержимое ящика, набитого бумагами. Старуха принялась голосить.

— Болваны! Вы не поняли, что это тот самый тип? Чертовы кильки, ловите его, он один!




И, не дожидаясь подкрепления, она устремилась к дереву, выпустив когти. Джонатан покинул убежище и побежал к телеге.

— Но! — закричал он. Волы тронулись с места.

— Тпру! — завопила старуха, наступая ему на пятки. Волы замерли. Повара растерянно следили за происходящим.

— Но!

— Тпру! Вы будете двигаться, проклятые кильки! Ату его! Ату!

Волы шагнули вперед, старуха произнесла в их адрес очередное «тпру!», мужчины бросились на Джонатана, но не рассчитали усилий и плюхнулись на газон.

— Но! — провозгласил Джонатан, размахивая стулом над головой.

— Тпру! — Старуха успела пригнуться и увернуться от ножки стула. Ее сообщники нехотя поднялись и медленно приблизились, прикрывая локтем лицо, будто школьники. Спинка стула опустилась на чей-то затылок. Один из бойцов грохнулся носом в пыль.

— Но!

Джонатан со всего маху запустил стул в уцелевшего повара. Удар пришелся в грудь, и тот упал как подкошенный.

— Тпру! — прохрипела старуха.

Она подобрала свои юбки и бросилась прямиком в кусты. Покалеченные повара затравленно смотрели на победителя.

— Поможете мне поставить все на место. И попроворней, не то…

Несчастные погрузили мебель на телегу. Джонатан довел волов до слона, куда Казна была снова водворена. Когда все закончилось, он отпустил пленников и пошел будить Ангину, которая сладко потягивалась.

— Ой, волы. Я крепко спала. А вы?

— Не очень. Где запасное колесо?

— Сейчас поищу.

Она побежала к фургону и взобралась на него с прыткостью акробатки. Колесо было спрятано под седлом из папье-маше, надетым на спину слона. Джонатан привел машину в порядок и уже собирался повернуть ключ зажигания, как вдруг, заскрежетав тормозами, дорогу перегородил легковой автомобиль. Из него вышли трое.

— Этого еще не хватало, — вздохнул Джонатан, — братья Бородачи.




Глава семнадцатая


Грузовик мчался на полной скорости. Связанные Ангина J. и Джонатан лежали на заднем сиденье и утешали себя болтовней. Великодушные братья Бородачи не засунули им кляп в рот.

— Под бородой всегда что-нибудь скрывается, — заявила Принцесса. Обычно что-нибудь гадкое. Пока она двухдневная, трехдневная и только начинает расти, маленькая, трогательная, а потом она становится распущенной. Между дурно пахнущими волосками кишит отвратительная фауна. Кожные паразиты подкарауливают свою добычу. Веселые блошки скачут с пенька на пенек. Я почти готова признать, что то же самое творится в усах, хотя они расположены чуть севернее!

— Но есть же идеально ухоженные бороды! На манер французских парков!

— Теперь вы защищаете братьев Бородачей? Я отвела им роль злодеев! Держу пари, что они бросят нас в глубокое подземелье, чтобы вдоволь нас помучить. Они защекочут нас до полусмерти, напевая:
		В заброшенной пустыне 



		Неплохо туарегам,



		Но если нефть нашли,



		То нет их и в помине.








Поют они настолько ужасно, что наши уши немедленно завянут.

— Зачем такие жестокие пытки?

— Неужели непонятно? Чтобы вы выдали, где спрятана Казна!

— Давайте сразу признаемся, ведь они все равно ее найдут!

— Поскольку они не знают, что речь идет о волшебных вещах, они будут искать другое и пойдут по ложному следу. А может, они потребуют выкуп? За меня, разумеется, вы-то не стоите дорого.

— И кто за вас заплатит?

Ангина задумалась, прежде чем ответить.

— Честно говоря, не знаю. Дядя, партия лоялистов, Организация объединенных наций… У вас никого и ничего нет, почему бы вам не создать Лигу в защиту прав Джонатана? Позже она могла бы вам пригодиться. Если вы не являетесь исторической фигурой, желательно позаботиться заранее о своей безопасности.

— Но Принцесса, с тех пор как я познакомился с вами, я стал исторической фигурой. Теперь нельзя написать вашу биографию, не сказав обо мне!

— Не задавайтесь. Одно мое слово, и оттуда вырвут все страницы, где вы упоминаетесь. Вы не историческая личность, а эпизодический персонаж. Помните об этом.

Грузовик резко затормозил. Черная Борода накинул на головы пленников мешки. Их привели в небольшой чулан и освободили от тряпичной попоны. В беленой комнатке не было окон. Воздух поступал через какую-то бойницу. Обстановка состояла из стола и двух кроватей. Черная Борода поставил на стол поднос с бутылкой минеральной воды и бутербродами.

— Вот. Ешьте, пейте, не грустите. Мне не хотелось бы, чтобы вы расстраивались. Мы просто заберем пару вещичек. Если вам что-то понадобится, зовите. Я полностью в вашем распоряжении. Подъем в девять часов, завтрак — в десять. Надеюсь, вам здесь понравится. До скорого, дорогие друзья.

— Вы теряете время, — сказала Принцесса. — Вам никогда не найти Казну. Джонатан запрятал ее очень далеко.

Черная Борода мило улыбнулся.

— Лучше бы попридержали язычок, прелестное дитя, иначе мы отрежем от него парочку сантиметров и будем им пробовать обжигающие блюда.

Выходя, он закрыл дверь на два оборота.

— Зачем вы сказали, что я спрятал Казну?

— Затем, что это неправда. А если они начнут вас пытать, вы в этом не признаетесь!

— Вы маленькая, но поразительно хитроумная девочка!

— Я — полная противоположность маленькой девочки, Джонатан. Я притворяюсь девочкой, но это не доставляет мне удовольствия. Конечно, я еще свеженькая, и ногти у меня на ногах не такие жуткие, как у кинозвезд, но я больше уже не строю никаких иллюзий. Почти. Но мне необходимо делать вид, что я девочка. Иначе никто не станет мной заниматься, а в одиночку я не выживу. Если бы существовала пенсия для детей, как для стариков, я переехала бы в какой-нибудь флигелек на окраине города и больше не изображала из себя дурочку.

Вечером Черная Борода заменил пустой поднос блюдом, уставленным всякой снедью. Он выглядел усталым, на пальцах вздулись мозоли. Он улыбался через силу.

— Как поживаете? Надеюсь, вы оценили мою кухню. Я приготовил вам свои фирменные блюда. Если желаете, я буду петь вам во время ужина. А хотите, спляшу? Могу станцевать вам что-то незамысловатое, истинно народное.

— Больше всего нам хотелось бы отсюда уехать, — заметил Джонатан. На глаза Черной Бороды навернулись слезы.

— Вам настолько противно мое присутствие, о, мой случайный сопостельник? Я так желал вам угодить! Однако мы еще не нашли то, что нам нравится. Несомненно, у вас большой выбор предметов, вы в этом не виноваты. Мы пока сомневаемся. Ведь не только вещи надоедают, и люди тоже!

Черная Борода пожелал гостям спокойной ночи. Он, видимо, расстроился, что ему не ответили.

— Они презирают меня из-за бороды, — прошептал он, уходя.

На следующее утро Ангина швырнула бутылку в дверь. Прибежал заспанный Мягкая Борода.

— Потише, Холера!

— Выпустите нас. Вы никогда не найдете моей Казны. Вы слишком невежественны и тупы! «Разглашенью не подле…» Вам это ничего не говорит? Тогда освободите нас!

— Если вы будете шуметь, ни за что не освободим. Что подумают соседи? Черная Борода слишком мягко с вами обращается. При мысли о том, что меня лишают сливочного масла ради того, чтобы вас накормить, мне становится дурно! Если бы только мне позволили слегка поджарить вам ножки, не пришлось бы понапрасну тратить драгоценные силы!

Прошло два дня. Братья чахли на глазах. К вечеру третьего дня послышались глухие удары в стенку чулана. Джонатан снял ботинок и стукнул в ответ. Последовала еще дюжина ударов, потом все смолкло. Посреди ночи в замочной скважине тихонько повернулся ключ. В комнату вошла женщина и быстро закрыла за собой дверь. Зажглась электрическая лампочка, и Джонатан узнал Кофею. Она была прекрасна, как никогда. Прижав палец к губам, она велела молчать. Ангина спала, но веки ее чуть подрагивали.

— Разбудите ее, — прошептала женщина. — Не шумите. Я помогу вам бежать.

Рот Кофеи почти соприкасался с ухом Джонатана, вдыхавшего запах ее духов: сочетания фиалки и мяты.

— Вы тоже в плену? — осведомился он, одевая полусонную Ангину.

— Да, Джонатан. Я — пленница братьев Бородачей в собственном доме. После смерти Смаркэша Зеленая Борода решил на мне жениться. Я отказалась, поскольку ненавижу бороды. Тогда он запретил мне выходить на улицу, опасаясь, что мне вскружит голову кто-нибудь другой. Я уже давно настроилась бежать, но ждала вас. Я знала, что однажды вы вернетесь.

Ангина была собрана. Она рассеянно мельком взглянула на Кофею.

— А, это вы выбрали столь неурочный час для посещений!

— Я — волшебница, и мне не обязательно следовать установленному расписанию. Я пришла, чтобы вам помочь. Даже принцесса иногда нуждается в волшебнице.

— Не нужна мне хромая волшебница, — хмыкнула Ангина, — и вообще, вам на меня наплевать. Вас интересует Джонатан. И больше никто. Отвернитесь, пока он одевается.

Кофея повиновалась. Ее плечи сотрясались от рыданий. Но, когда по просьбе Джонатана она снова обернулась, слез не было видно.

— Это всего лишь маленькая не выспавшаяся ворчливая девочка. Не стоит обращать внимания.

— Она права, Джонатан, я — хромоногая волшебница, которой все стыдятся. Никто не желает иметь со мной дела, кроме Зеленой Бороды!

Ангина встряла в разговор.

— Надо уметь выслушивать правду, в небольших дозах это не смертельно, наоборот, вырабатывается иммунитет. И вы окрепнете для схватки с Гужиной и Кольбертовым. Потому что в данный момент, дорогая, извините, что я к вам так обращаюсь, вы им не ровня. То же самое подтвердил бы Канцлер.

— Где Санта-Клаус?

— В тюрьме.

Джонатан вкратце поведал Кофее об их злоключениях.

— Идем к грузовику. Следуйте за мной.

Они добрались до слона после долгого блуждания по этажам. К счастью, вещи не были выгружены. Измученные братья Бородачи отдыхали на груде тюфяков. Шум мотора заставил их возмущенно вскочить на ноги. Они подбежали к грузовику, который тем временем начал набирать скорость.

— Зайки мои, козочки, — запыхавшись, бормотал Черная Борода, — бирюльки мои сахарные, не покидайте меня! Я буду устраивать вам пикники, приглашать на чай с танцами! Только дайте нам время покопаться в ваших дивных безделушках! За это я подарю вам клок из своей бороды!

— Любезная моя кошелочка, коробочка моя драгоценная, шкатулочка моя! — задыхался Зеленая Борода, — Немедленно выходи за меня замуж! Ваш муж, господин Зеленая Борода зовет вас! Если вы сию же секунду мне не подчинитесь, я заставлю вас съесть мою бороду.

— Чтоб вас дернуло током в 50 000 вольт! — вопил Мягкая Борода, — подождите меня. — Вы забыли оплатить расходы на проживание: пять завтраков, два нежных ростбифа, свежие овощи и заварной крем. За вычетом хлеба и напитков. Мы никогда не будем вас больше красть. Всем покажу кукольный спектакль, а вам ни за что!

Трое братьев вскоре остались далеко позади. Несолоно хлебавши, они возвратились домой, и, видимо, начали собирать свои пожитки. Кофея тряхнула своей хорошенькой головкой:

— Надеюсь, мы от них на время избавились. Если, вернувшись, я еще их застану, поручу их Коричневой гвардии моего отца.

— Вы были неподражаемы! — отметил Джонатан.

— Вполне сносны, — поправила Ангина.




Глава восемнадцатая


Свет фар превращал деревья в суетящихся призраков.

— Куда вы собираетесь идти, Кофея?

Молодая женщина закрыла тюбик с губной помадой и провела языком по губам, прежде чем ответить.

— У меня богатейший выбор, Джонатан. В каждом городе у меня по крайней мере по одному дому. Беда в том, что я не знаю их адреса. Ничего страшного, посмотрю в телефонном справочнике. Зайдете ко мне в гости? И не затягивайте с визитом, а то я опять выйду замуж! А мужья у меня не очень симпатичные!

— Как я вас разыщу? Я могу попасть не в тот город!

— Чрезвычайно просто, я дам объявление в газету. Надеюсь, что Санта-Клаус к вам присоединится. И Принцесса с дядюшкой.

— Я не пойду. Не люблю старое поколение.

— В чем вы упрекаете старое поколение? Вы же хорошо ладите с Санта-Клаусом!

— Ну, он совсем другой! Он у меня в штате. Я упрекаю их в том, что они смотрят на мир проникновенным взглядом идиотов, воображающих, что все понимают. На самом деле они видят только пожар. Они гордятся своим опытом, но не умеют им пользоваться. К восьмидесяти годам или даже раньше они таинственным образом исчезают.

— А вы?

— Я мыслю, значит, извлекаю из этого выгоду.

Джонатан указал пальцем на дорогу.

— Смотрите! Не верю своим глазам!

— Канцлер! Санта-Клаус! — воскликнули одновременно девочка и женщина. Да, именно он щурился в свете фар. Завидев слона, он принялся прыгать и размахивать руками. Джонатан нажал на тормоз.

— Герцог! Какая удача! Вас выпустили из тюрьмы?

— Я сбежал, — простодушно признался старик, усаживаясь на сиденье, прогнувшееся под его весом.

— При первом же удобном случае вас арестуют жандармы!

— Знаю. Не сочтите за наглость, но в моем возрасте нельзя терять времени. К тому же он мне надоел.

— Кто?

— Надзиратель. Всякий раз, как он выигрывал в шахматы, он задирал нос. Я ему сказал: «Если вы и дальше будете таким неделикатным, я уйду». Он мне не поверил. Вчера он опять выиграл и повел себя еще отвратительнее, чем обычно. Я умыкнул у него ключ и был таков.

— Как вы до нас добрались?

— Автостопом. Не думал, что встречу вас на шоссе в такое время. Так вы можете заработать бессонницу. А вы как здесь, Кофея?

— Мы тоже сбежали! — заявила Ангина. — Нас захватили в плен братья Бородачи: они похитили грузовик и Казну.

При этих словах Канцлер смертельно побледнел.

— Успокойтесь, Кофея была бесподобна. Она нас освободила. Благодаря ей мы вернули Казну.

— Братья Бородачи — сущее наказание, — вздохнул старик. — Надо будет сказать о них моему знакомому красильщику, он очень влиятелен.

— Вам нужно что-то поменять, — спохватился Джонатан. — Ваши приметы, наверное, разосланы по всей стране.

— Я уже поменялся, мой мальчик. Я сменил взгляды, и теперь никто меня не узнает. Внешность, разумеется, осталась такой же, но, если я открою рот, все будут вынуждены признать, что я совершенно другой человек.

— На что вы теперь смотрите по-иному?

— Например, на арбузы, теперь я против них ничего не имею. Что касается работы, семьи и родины, тут у меня позиция нейтральная. Насчет окрестностей пока ничего определенного. Кстати, вы случайно не заметили поблизости больших черных крыс, зыркающих по сторонам?

— Ни одной. У вас неладно с Печенкой, дорогой де Витамин?

— Увы, Принцесса, она не дает мне покоя. Я бы с удовольствием объяснил крысам, что у меня нет к ним претензий, что нам лучше заключить соглашение и объединиться против нашего общего врага — Печени. Но они слушать меня не желают. Они лишь пристально на меня смотрят и доводят меня до бешенства. Джонатан, у нас должна была остаться бутылка красного вина в бардачке. Вы не окажете мне любезность дать мне ее, пока ее не выдули эти подлые крысы?




Джонатан протянул ему бутылку. Пьяница почти опорожнил ее одним махом и только потом продолжил разговор:

— Как вы, Кофея? Ваш муж поправился после аварии? Передайте ему мое восхищение.

— К чему это? Он сделал меня вдовой. Я теперь настолько богата, что от запаха открытого бумажника у меня начинает болеть голова. О чем вы мечтаете, Санта-Клаус? Мне хотелось бы сделать вам какой-нибудь приятный подарок.

— Мне бы хотелось ящик бутылок.

— И что вы с ними сделаете?

— Выпью.

— Так вы хотите, чтобы они были полными? Тогда я куплю и вина, и бутылок, так будет удобнее.

— А в трудную минуту я могу сдать тару и получить деньги. Жизнь артиста полна неожиданностей!

— Вы довольны своими успехами? — спросила Принцесса.

— Я в восторге. К концу моего пребывания, когда надзиратель внимал мне, ему хотелось удушить младенца. Особенно тщательно я работал над песней собственного сочинения:
		На моем окне решетка 



		На моем окне решетка 



		На моем окне решетка 



		На моем окне решетка 



		На моем окне решетка 



		На моем окне решетка








Ну, как вам рифмы?

— Изумительно, Канцлер.

Кофея в задумчивости прошептала:

— Когда я была маленькой, у меня была няня, которая обычно убаюкивала меня одним прелестным стихотворением, очень красивым, очень поэтичным. Она читала его особенным голосом — ни нежным, ни грубым — ив нем сквозила легкая грусть. В стихотворении говорилось о юной влюбленной девушке и юноше, который любил другую. И первая девушка по ночам смотрела на луну и сокрушалась. В конце она вышла замуж за мясника и всю жизнь была несчастной, зато питалась мясом отменного качества.

— Стой! — заорал Канцлер, — вон жирная крыса посреди дороги! Там, прямо перед нами!

— Ничего не вижу, — сказал Джонатан, но все же затормозил. Старик открыл дверцу и выпрыгнул на шоссе. Он устремился к какому-то невидимому предмету, испуская нечеловеческие крики.

— Его заколдовали, — вздохнула Ангина, глядя на происходящее округлившимися глазами.

Канцлер безумствовал в свете фар. Он напоминал актера на театральной сцене.

— Прочь, зыркающие проклятые твари! Жрите друг друга! Топитесь! Бегите с моего корабля!

Видимо, крысы бегали туда-сюда, поскольку пьяницу шатало из стороны в сторону.

— Он истребит их всех до последней, — сообщила Ангина Джонатану. — Смотрите, как он отважно сражается! Наблюдать за ним — одно удовольствие.

Из-за холма выскочил автомобиль, он чуть не задел героя и скрылся в ночи. Канцлер его даже не заметил.

— Одну я поймал, — ликовал он, гордо подняв руку и демонстрируя воображаемую добычу пассажирам грузовика. Из судорожно сжатых пальцев сыпался мелкий гравий. Он взмахнул рукой, будто далеко отшвыривая тушку животного, и снова вступил в отчаянную битву.

— Еще одна! — радовался Канцлер. — Еще, еще… Ага! Вылупились на меня! Не думали, что противник так силен. Подождите, то ли еще будет!

Он упал на колени.

— Я буду бороться до конца. Подходите ближе, крысы, бегите ко мне, у меня еще хватит сил свернуть вам шею, перебить вам позвоночник, раздробить вам тело, оторвать хвост!

Ангина даже подпрыгнула на сиденье.

— Мой бравый Канцлер! Он великолепен. Правда, Джонатан? Может, вы поможете ему справиться с ордой невидимых крыс? Вы их не испугаетесь? Не струсите?

— Иду, Принцесса, — ответил Джонатан и присоединился к старику. — Держитесь! Я иду к вам на подмогу!

Пьяница даже не обернулся.

— Спасибо, мой мальчик. — Вы не будете лишним, посмотрите, они все прибывают целыми батальонами. Это не обычные крысы. Они маршируют идеальным строем, в колонну по четыре, продвигаются медленно, но верно, вымуштрованные, как солдаты. Впереди — белая крыса, она точит зубы и уже занесла когтистую лапу, чтобы скомандовать: «В атаку!»… Берегитесь! Прямо за вами…

Джонатан резко обернулся и пнул камень. Канцлер завопил: «За честь Принцессы!», прополз несколько метров на четвереньках и рухнул наземь. Джонатан подбежал к бездыханному телу старика и прильнул ухом к его груди. Тишина была впечатляющей.




Глава девятнадцатая


— Он осознал, что недостаточно изменился, — объяснил Джонатан Ангине. — И решил сменить время. Его теперь не поймать. Вот хитрец.

— Что значит «сменить время»?

— Он перешел из настоящего времени в прошедшее. И надо говорить не «Канцлер с нами», а «был с нами». Почувствовали разницу?

— Конечно. Я всегда обожала грамматику.

— Неужели мы оставим его посреди дороги? — спросила Кофея с глазами, полными слез.

— Я отнесу его в грузовик.

Пока Джонатан укладывал покойного на тюфяк, из пиджака Канцлера вывалился бумажник. В нем обнаружились документы на слона, принадлежащего мадам Ангус Фельд, водительские права с фотографией некоего Фредерика Богга и мятый конверт с надписью:






«Джонатану. Срочно».





Адресат разорвал его и прочел:






«Мой мальчик, если вам что-нибудь понадобится, берите что угодно, но не трогайте Казну. Когда Ангина окажется у дядюшки, вы сможете время от времени ее навещать, если только не успеете забить ей голову всякими дурацкими мыслями. Грузовик принадлежит ей, а не вам. Когда в нем отпадет необходимость, пусть лучше она его разобьет, но никому не отдает. Вы не всегда вызывали во мне отвращение, и мне даже хотелось бы иметь при себе вашу фотографию. Впитав в себя содержимое письма, передайте его Ангине. Выпейте стаканчик за мое здоровье. Целую ручки Принцессы. Канцлер герцог де Витамин».





Юноша влез в кабину и протянул Принцессе письмо. Та ознакомилась с ним, никак не отреагировав.

— Мы расстанемся с Санта-Клаусом в Мекке, — сказала Кофея. — Это ближайший город, там есть все необходимое.

— Будем надеяться, — заметил Джонатан. — Мы должны поместить Канцлера в надежное место, чтобы он не испортился. Может быть, однажды ему захочется вернуться в настоящее время изъявительного наклонения.

— Наверняка. Я думала о разных местах, но пока ни на чем не остановилась. Каково ваше мнение?

— Мы можем положить его в ящик, — рекомендовала Ангина.

— Разумно. В деревянный. А сам ящик куда денем?

По дороге все размышляли над этим вопросом. Кофея предложила сундук, но он проблемы не решал. Решение нашла Принцесса.

— А что, если положить ящик в глубокую яму, вырытую в земле? По-моему, идеальное место!

Все согласились.

— Я вас покину, как только Канцлер будет в безопасности, — заявила Кофея. — Я должна объехать свои владения, чтобы навести там порядок, поскольку, с тех пор как туда никто не ездил, они, скорее всего, пришли в полное запустение.

— Будет много работы. У вас есть помощники?

— Я недолго останусь в одиночестве, Ангина. Может быть, Джонатан собственной персоной окажет мне поддержку, после того как отвезет вас к дядюшке? Может быть, я сдам жилье внаем. У меня богатейший выбор.

Вдали в лучах восходящего солнца замаячила Мекка. Джонатан быстро обнаружил магазин, выкрашенный в черный цвет и с выставленными на витрине цветами. Сквозь дверь в глубине магазина проникал свет. Торговец открыл, как только раздался стук в окошко. Это был веселый толстяк, довольно потиравший пузо.

— Вам повезло, что вы меня нашли. Минуту назад я еще был в морге.

Он помог Джонатану перенести Канцлера в магазин.

— Пропустите стаканчик, пока доктор не пришел, — предложил хозяин. — Он живет наверху и скоро будет.

Джонатан согласился выпить красного вина. Не успел он пригубить, как явился доктор, который еще не вполне проснулся и в спешке надел очки задом наперед.

— Насколько я понял, его съели крысы?

— Не совсем. Это невидимые крысы. В действительности, заклятым врагом Канцлера была его печень.

Доктор покачал головой. Он несколько раз приложил ухо к телу, кое-где пощупал и стал отвинчивать колпачок от ручки.

— Хм… Он от чего-то умер. Вот необходимая справка. Прощайте. Мне нужно вернуться к больному, который спит в моей кровати.

Формальности были наскоро улажены. Джонатан вернулся к дамам, дремавшим в грузовике. Кофея открыла глаза.

— Я расстаюсь с вами, Джонатан. Будьте очень осторожны. Если с вами что-нибудь случится, я очень расстроюсь. Примите в дар это кольцо. Стоит повернуть его два раза влево и два раза вправо, и я о вас подумаю. Где живет дядюшка Принцессы?

— В Лизье, в доме, украшенном изразцами.

— В детстве на каникулах я жила в Лизье. Помню, там росло много деревьев. Странно, но на них висели паруса. Значительно позже я узнала причину этого явления. Там делают корабельные мачты, и потому вешают паруса на молодые деревца, чтобы приучить их к напору ветра. До свиданья, Джонатан.

Она нежно поцеловала юношу, ласково погладила рыжую шевелюру спящей Ангины. Ее каблучки неровно зацокали по тротуару. Кофея ушла, не оглядываясь.

— Между прочим, у вас кончились сигареты, — произнесла Ангина. — Пачка пустая. Надо бы зайти в табачный киоск.

Девочка проснулась и пребывала в замечательном настроении.

— Мне придется себя ограничивать, Принцесса. Денег почти нет. Но под ногами валяется куча окурков бери любой.

Вскоре они набили пачку «Голуаз» про запас.

— Не волнуйтесь, — успокоила Ангина. — Канцлера больше нет, можете продать Королевскую Казну. И теперь нет причин себя ограничивать.

— Давайте проведем инвентаризацию, а потом уж посмотрим.

Список предметов оказался таким длинным, что Джонатану пришлось разделить его по вертикали и горизонтали, чтобы подробно описать каждую вещь. Имущество было перечислено в виде нескольких кроссвордов, в которых давалась полная информация о содержимом грузовика.

Выглядело это примерно следующим образом:

ПО ГОРИЗОНТАЛИ. 1. Скручено Ариадной. Лично. 2. Путешествие по пунктам. Паника. Чернее угля. 3. Порочный круг. Спорт. 4. Над пропастью. 5. Дурак! Плут! Так! За ним в течение двух недель осуществляется медицинское наблюдение. 6. Гномик из Антверпена. Сосед Джульетты. 7. Положить под язык до полного рассасывания. У испанского драматурга. 8. Самые толстые из них — легчайшего веса. 9. Нежен. Встань и пади. Встань и ползи. 10. Проклял Иисуса.

ПО ВЕРТИКАЛИ. 1. Одинокий двойник. Погода на вторник. 2. Три года. Пробел внизу страницы. 3. Хроника чего? 4. По и Зия. Причина размолвки. 5. Нарисовано тушью. Той же монетой. 6. Дело его рук. 7. Надежная вещь. Невинный источник стольких усилий. 8. Скрытая ирония. Страсти отчасти. 9. Доноры. 10. Тот, кем я был.

К тексту прилагался рисунок для разъяснения.

Приблизительно такой: 




Все было разложено в идеальном порядке, однако большой ценности не представляло.




Глава двадцатая


Море было совсем близко.

Иногда оно скрывалось за дюнами, но потом снова появлялось, все более серое и мрачное. Удушливый запах наполнил кабину.

— На своем веку вы повидали много таких красивых женщин, как Кофея? — спросила Ангина.

Джонатан попросил время на размышление.

— Одну, — признался он наконец.

— И кто она?

— Уже не помню.

Ангина ловила каждое его слово. Поскольку он замолчал, девочка продолжила:

— Кофея невероятно обольстительная. Сначала я этого не оценила, а потом привыкла. Ко всему надо уметь привыкать. Даже к вам. Чтобы обижаться на людей, нужны особые причины. А если их нет, общество тебя не слишком напрягает. В конце концов, чувства не так уж и важны. Я, например, никакого чувства не испытываю. Поэтому я счастлива.

Молодая женщина в купальнике бегала по кромке воды, вздымая фонтаны брызг. Завидев слона, она замахала руками.

— Не отвечайте, — приказала Ангина. Купальщица еще несколько раз поприветствовала слона и со смехом нырнула.

— Как странно, Джонатан. Я уже забыла цвет глаз Канцлера. У меня не получается вспомнить его лицо. Словно его фотография лежит на дне стакана с мутной водой.

—Это явление часто вызвано разницей во времени.

—Однако я отчетливо припоминаю незначительные детали. Так, однажды он поднял брови, когда я ему что-то тараторила слишком быстро. Меня поразил изгиб его бровей. С тех пор я часто об этом думаю. Передо мной снова возникают две складки посередине лба и морщинки в уголках глаз, но остальные черты лица от меня ускользают. А в другой раз он ел сухарь, и его подбородок весь покрылся шишками. Позже я заметила, что это происходит со многими.

— На последние деньги надо заправиться. Потом придется что-нибудь продать.

Джонатан подъехал к заправочной станции. Служащий взял ключ от бака.

— Полный?

— Полный.

Джонатан откинул голову на спинку сиденья.

—Хотите спать? Вы ведь глаз не сомкнули! Я-то как огурчик. Но, если желаете, можем остановиться и вздремнуть.

—Не стоит. Чем быстрее вы окажетесь у дядюшки, тем лучше.

Заправщик вернул ключ.

— Ну что, нашли дядю?

— Какого?

— Девочки. Раньше за рулем сидел старик. Он умер?

Джонатан взглянул на Ангину Ее нисколько не интересовал их разговор. Высоко задрав юбку, она была занята тем, что ногтем чертила полоски на ляжках.

— Вы знаете дорогу на Лизье?

— Я уже показывал ее вашему старику. За белым деревом направо. А он свернул налево, я сам видел. Но я уже ничего не мог сделать.

Джонатан расплатился. Заправщик перекрыл движение, чтобы помочь им тронуться в путь. Юноша жестом поблагодарил его.

— Так вы уже здесь были?

Ангина молча пожала плечами.

— И как долго вы ищете дядюшку?




Она вытащила из-под юбки черный блокнотик.

— Вы мне устроили настоящий допрос! Хорошо, извольте.

Слушайте:






«Четверг. 12 января.

Канцлер нарисовал мой портрет на запотевшем ветровом стекле. В июле мы незамедлительно вставим его в рамку.

Четверг. 13 января.

Интересно, где чаще наступаешь на какашки, дома или на улице? От подошвы Канцлера воняет. Он не знает, где он „умудрился“.

Четверг. 14 января.

У Канцлера из рук выскользнуло мыло. Когда он его подобрал, на нем не было ни единого волоса. Канцлер удивился.

Четверг. 15 января.

У Канцлера получилось вести грузовик с закрытыми глазами в течение трех минут».





Ну вот, в январе все.






«1 апреля.

— Маркиз наехал на велосипедиста. Вечером мы ели рыбу в качестве наказания.

25 декабря.

Канцлер поранился, стирая ластиком документ. Он стер себе кончик пальца.

Пятница. 1 января.

Канцлер рассказывал мне о своей семье. Очень смеялся. Воскресенье. 12 июля.

Канцлер плакал.

Вторник. 3 марта.

Обгоняя дорожный каток, Канцлер поведал о начале своей карьеры. Он признает, что если бы ему не помогали, он вряд ли бы чего-либо достиг.

Июнь. Вторая половина дня.

Меня не интересует ни то, что Канцлер говорит, ни то, что он делает. Мне скучно».





Все. Я спать хочу.

Джонатан прибавил газу. Колеса покатились по дюне, примяли траву Грузовик потрясся по ухабам еще сотню метров и плавно выехал на прибрежный песок со следами вмятины от китовой туши.

— Как вам местечко, Принцесса?

— Изумительно.

Выйдя из машины, они сразу промочили ноги.

— Давайте искупаемся, — предложила Ангина. — Заодно в море постираете джинсы. А я не буду снимать белье.

Они добежали до воды и окунулись. Малышка плавала гораздо лучше Джонатана и вскоре оставила его позади.

— Вернитесь, Принцесса, — кричал он в тревоге. — Не заплывайте далеко.

Но в ответ ему раздался смех. Теперь Джонатан различал лишь рыжее пятнышко, прыгающее на волнах. Отказавшись от идеи догнать девочку, он вышел на пустынный берег и улегся там, куда обессилевшие волны приползали умирать с пеной у рта. Мокрые брюки блестели, как лакированная кожа. Вдали мигало рыжее пятнышко. Внезапно оно исчезло. Он всматривался в горизонт, но никакая краска не нарушала однообразия водной глади. Он окликнул девочку, потом стремительно поплыл в открытое море. В криках чаек ему послышался знакомый голос:

— Джонатан! Что за спешка?

Ангина сидела на пляже. Она хохотала во все горло над своей проделкой. Они уснули на солнышке, да так крепко, что, когда проснулись, оказались такими же розовыми, как слон, даже ярче. Ангина бросилась за пишущей машинкой.

— Хочу нарисовать картину. У каждого из нас останется по одному экземпляру на память, — сказала она, засовывая два белых листа бумаги с копиркой в машинку. — Потом будете смотреть и вспоминать меня. У меня хорошо получаются картины.

— Все, — объявила она после часа напряженной работы. — Похоже?

Он кивнул, рассматривая листок на вытянутой руке.




— Потрясающе! Я и не знал, что у вас талант!

— Я бросила заниматься живописью из-за одного Художественного Критика, друга Короны. Он был образован, честен, но страдал оттого, что художники не обращали на него внимания. Никто не принимал его всерьез. Они никогда не читали посвященных им статей, не приглашали его на вернисажи, а если они объединялись и сочиняли манифест, то он узнавал об этом последним. В день выхода Газеты Художественный Критик бродил от одной мастерской к другой, чтобы выслушать мнение о своей рубрике. Увы! Никто ее не читал, и ни у кого не было даже желания в нее заглянуть. В конце концов несчастный озлобился и стал ядовитым как гадюка. Вы не поверите, но ни один художник не переменил своего мнения о нем. Их мало заботило, что он уже писал по-другому. Отчаявшийся Критик с тех пор сел за руль дорожного катка и говорит, что «занимается антискульптурой».




— Я не совсем понял, в чем смысл вашей истории. Там есть какая-то мораль?

— Там их много. Когда мораль в единственном числе, она глубоко аморальна.

— Вам осталось заняться литературой!

— Да, но…




Пляж постепенно заполнялся народом. Принцесса сладострастно вдыхала запахи масла для загара. В ларьке, сколоченном из серых досок, она раздобыла хворост в меду.

— Я не сладкоежка, просто ненавижу, когда меня лишают десерта. Хотите?

Джонатан отказался. Прогуливаясь по пляжу, они дошли до казино на свежем воздухе. Музыканты в военной форме играли старинные мелодии. Самый юный из них, судя по всему, был дедушкой. Официант с лицом, изъеденным морскими брызгами, подкарауливал посетителей. Порыв ветра приклеил к его ноге лист газеты. Он отлепил газету царственным жестом.

— Вы танцуете? — спросила Ангина.

— Я бездарен. Могу просто потоптаться и подержать вас за талию, если вам так хочется.

— Хочется.

К ним подошел официант.

— Здесь запрещено танцевать, — сказал он, краснея от смущения. — У нас нет лицензии.

— Мы не танцуем, — возразила Ангина, — мы ходим.

Официант заломил руки.

— Вы не окажете мне любезность походить в другом месте? Иначе на нас наложат огромный штраф.

Дирижер шепнул Джонатану:

— Подождите нас на конце пирса. Мы к вам придем.

И действительно, музыканты устроили там камерный концерт, а официант, в качестве благодарности за понимание, принес им два стакана лимонада в подарок.

В ту ночь они спали на пляже. На следующее утро, к полудню, они въехали в Лизье. Вопреки утверждению Кофеи, на деревьях не было парусов.




Глава двадцать первая


Дядюшкин дом представлял собой большую белую постройку, отделанную изразцами и окруженную деревьями. Над входной дверью висела сверкающая табличка:

ДОМ ПРЕСТАРЕЛЫХ Г. ЛИЗЬЕ

— Ну, ладно. Хотя это затрудняет дело. Как фамилия вашего дяди?

— Обычно мой отец звал его Пятнадцатилетний.

— Пятнадцатилетний?

— Полагаю, когда-то он был и в этом возрасте.

— А как фамилия вашего отца? Случайно не Сквозняк?

— Моего отца звали Королем, а я — Принцесса Ангина.

Джонатан заглянул девочке в глаза.

— Мы ничего не добьемся, если вы мне не поможете. Мне нужна фамилия вашего дяди. Он — брат вашего отца?

— Нет, он — муж моей тети. А ее зовут Тетя. И у нее много прозвищ!

— Вы хотите сказать, что ее фамилия — Тетя?

— У дяди фамилия другая! — завопила Ангина.

— И как его зовут?

— Пятнадцатилетний.

Джонатан не стал настаивать. Он нажал на кнопку рядом с дверью. Послышалось шарканье. На пороге стоял очень старый мужчина в ночной рубашке.

— Что вам угодно?

— Я хотел бы поговорить с директором.

По какому поводу? Вам назначено?

— По личному.

Старик исчез и вернулся через несколько минут с табуреткой, на которую опустился, тяжело вздыхая.

— Извините. В моем возрасте быстро устаешь, а беседа может затянуться. О чем вы говорили?

— Я хотел бы увидеть директора.

Старик одобрительно кивнул.

— Замечательно, очень хорошо. Можно я поручу вам обратиться к нему с одной просьбой?

— Какого рода?

— Вы не могли бы поставить его в известность, что качество еды оставляет желать лучшего и что мне забыли дать уже три пачки сигарет? Вам удастся это донести? Я буду вам очень признателен. Особенно если вы скроете, что речь идет обо мне. Просто скажите: «один человек».

— Иначе у меня и не получится, я даже не знаю, кто вы.

Так как мне попасть к Директору?

— Как? В том-то и загвоздка. Как, как…

И старик забормотал:

— Как, как, как, как, как, как, как, как, как как как как как как как как как…

— Вы произнесли «кок» вместо «как», — заметила Ангина.

— Неправда! Маленькая негодяйка, врушка! Ты это придумала, чтобы меня наказал Директор, а? Я вам еще покажу.

Старик в ярости взял табуретку под мышку и удалился.

— Давайте войдем, — предложил Джонатан.

Еще один старик, похожий на тыкву, наблюдал за ними с лестничной площадки.

Извините, месье, мы могли бы поговорить с Директором? — спросил Джонатан.

Человек-тыква тоже был в ночной рубашке. Он высморкался в полу своего одеяния и ответил гнусавым голосом.

— О каком Директоре идет речь? О Предыдущем, Теперешнем или Следующем?

— Теперешнем.

— Это я. У вас проблемы?

— Я хотел бы узнать, нет ли среди ваших пансионеров дяди этой девочки.

Директор внимательно осмотрел Ангину.

— Нет, не думаю, — заявил он наконец.

— Дело осложняется тем, — продолжил Джонатан, — что малышка не помнит фамилию своего дяди. Вы не могли бы спросить у ваших пансионеров, нет ли среди них дяди маленькой девочки по имени Ангина.

— Разумеется, это возможно, однако видите ли, месье…

— Джонатан.

— …Месье Джонатан, мои «пансионеры», как вы их называете, люди пожилые. Их дни сочтены, время для них ценно. Я не могу взять на себя ответственность отвлечь их от жизни ради какого-то пустяка, даже на несколько минут. Это слишком большая ответственность.

— А бывает, что они на какое-то время по определенному поводу собираются вместе? Мы бы воспользовались подобным случаем, чтобы навести справки.

Директор погрузился в раздумья, судя по выражению его лица, скорее всего, печальные.

— Они никогда не собираются вместе. Не переносят друг друга. Они бы друг друга наверняка поубивали. Глотки бы перерезали. Одни ненавидят других лютой ненавистью. Свести их означало бы спровоцировать беспрецедентную резню.

Джонатан почесал небритую щеку. Щетина нежно скрипнула.

— Можно я посмотрю книгу, где указаны фамилии и бывшие адреса пансионеров?

— Конечно, но книга, о которой вы говорите, не находится в моем распоряжении. Ее украл Предыдущий Директор. Он отказывается выпустить ее из рук и спит с ней. Я разрешил ему держать у себя документ, поскольку — о Боже! — он обладает лишь относительной ценностью.

— Могу ли я увидеть Предыдущего Директора?

— Следуйте за мной. Он живет в подвале.

Директор подвел посетителей к лестнице, похожей на дыру, настолько она была темной и крутой.

— Там, в глубине, есть дверь. Я не стану вас провожать, поскольку бедняга не испытывает ко мне ни малейшей симпатии, что нормально. Он на меня в обиде, что я его сменил, а я буду в обиде на того, кто сменит меня. Перед тем как уйти, зайдите ко мне и доложите о результатах вашего визита. Я буду на месте.

Ангина и Джонатан начали осторожно спускаться по лестнице. Пройдя сотню ступенек, они очутились перед дверью. Джонатан постучал, и в окошке показалось изможденное лицо.

— Вы одни?

— Да.

— Проходите быстро.

Узник торопливо задвинул за ними щеколду.

— Это он вас послал? Теперешний Директор?

— Да, нам нужна справка. Я хотел бы ознакомиться с некой книгой…




— И он имел наглость утверждать, что я украл ее? На самом деле он ее потерял, но боится, что его уволят, если он признается. У меня нет этой книги, я ему сто раз это повторял и буду повторять до последнего вздоха.

— Вы знаете обитателей этого дома?

— Конечно. Между прочим, крайне несимпатичные. Их не больше пятнадцати. Последнее время многие болели гриппом.

— Я ищу дядю этой девочки, — терпеливо объяснил Джонатан, — она забыла его фамилию. Кто-нибудь упоминал в вашем присутствии племянницу Ангину?

— Никогда.

— А кто-нибудь говорил о Принцессе? Короле? Канцлере? Маркизе де Витамине?

Старик тряс головой, без конца повторяя: «Нет, не представляю, не представляю».

— Вы здесь живете с какого времени? Такое ощущение, что табличка совсем свежая.

— Уже неделю. Раньше мы располагались на Охотничьей улице.

Джонатан пожал руку бывшего Директора и, подталкивая в спину Ангину, поднялся по лестнице. Человек-тыква поджидал их на своем любимом месте.

— Получили справку?

— Вы не могли бы дать мне адрес того, кто жил в этом доме до вашего переезда сюда?

— Доктора Пакова?

— Он медик?

— Мне так кажется. Специалист. Странный тип. Мне мало что о нем известно. Он продал дом, чтобы обустроиться в Лурдане, около Лурда. Больше ничего не могу вам сказать.

Джонатан поблагодарил. Но прежде чем закрыть за собой дверь, он задал последний вопрос:

— А где Следующий Директор?

— На каникулах, у кормилицы, — ответил человек-тыква, шмыгая носом. — Если желаете ему что-нибудь передать, можете отдать мне, я ему вручу…

Выйдя из дома престарелых, Джонатан и Принцесса заглянули к ближайшему старьевщику. Тот дал им пять купюр в обмен на совершенно безвкусный фарфоровый кофейный сервиз. В общем и целом, неплохая сделка.




Глава двадцать вторая


Грузовик ехал по направлению к Лурдану. Редкие автомобили, катившиеся по дороге, в темноте казались почти невидимыми.

— У канцлера был нос… две ноги… рот…

Девочка замолчала, затем снова затянула:

— А еще у него было два глаза и две руки. Полный комплект. Однажды мой брат захотел подарить ему нарыв. Тот отказался, поскольку один у него уже был!

Джонатан открыл рот. Ангина расхохоталась.

— Вы ведь не сомневаетесь, что у меня был брат! Его фамилия начинается с имени.

— Где он сейчас?

— На войне. Он самый отважный на свете солдат. Шлем и ружье он отправил обратно во дворец. Он сражается голыми руками, а когда руки заняты, то одной рукой, то другой попеременно, без помощи ног, накатом, перекатом. Он всегда был неустрашим. Еще в детстве он водил мою бабушку по саду. Там ползало столько змей, что она отрезала им головы серебряными ножницами. А мой брат подбирал эти головы и заправлял ими суп.

Некоторое время она оставалась полностью погруженной в свои мысли.

— Разумеется, вы полагали, что я не способна иметь брата. И друзей. Вы слишком гордились тем, что вы единственный, кто мной занимается. Вам не повезло, у меня миллион друзей!

— Где они живут?

— В королевстве моего Отца. Они приедут на каникулы.

Уже спустилась ночь, когда они добрались до Лурдана, небольшого поселка, погруженного во мрак. Свет виднелся только за ставнями постоялого двора «Пиявка». Тем не менее, пришлось долго стучаться, прежде чем им соблаговолили открыть. В просторном помещении было накурено. Посетители, потягивающие пиво, застыли от удивления и затаили дыхание. С потолка свисали гирлянды чеснока. Ночные бабочки шумно бились об абажуры.

— Еще не поздно поужинать? — спросил Джонатан в полной тишине.

— Могу приготовить омлет с салом, — предложил хозяин. — Есть еще сыр и простокваша.

Вновь прибывшие расположились за свободным столом. Постепенно вокруг них оживлялась обстановка.

— Вы не знаете, где живет доктор Паков? — осведомился Джонатан, пока хозяин ставил на стол графинчик сидра. Все разговоры немедленно смолкли. Хозяйская рука пролила сидр, начавший пениться.

— Почему вы задаете мне этот вопрос? Какое у вас к нему дело? Он — ларинголог дьявола. Если я дам вам его адрес, вы потом мне этого не простите.

— Обещаю, никаких проклятий. Мне необходимо с ним проконсультироваться.

— Это не человек, а демон, месье. С тех пор как он поселился в наших краях, коровы мрут как мухи. По ночам собаки воют, как на покойника. Дом мэра обвалился. У жены учителя случился выкидыш.

Многие посетителя плюнули на землю. Остальные пере-крестились.

— Может, он тут ни при чем? — рискнул предположить Джонатан.

— Может, и ни при чем, — сказал хозяин. — Его дом на краю деревни. Не ошибетесь, он похож на замок.

И пошел готовить омлеты.

Наутро Ангина и Джонатан покинули гостиницу и отправились к доктору Пакову, ларингологу. Тот принял их лично. Выглядел он устрашающе: невероятно худой, с черными глазами и гривой седых волос, торчащих во все стороны. Доктор опирался на весьма своеобразный посох: он принимал посетителей с ружьем в руках.




— Кто вы такие? — рявкнул он. — Вы по записи?

— Меня зовут Джонатан. А это Ангина, ваша племянница.

— Убирайтесь! Я не верю ни одному вашему слову.

— Доктор, мы могли бы поговорить? Я хотел бы прояснить ситуацию.

Паков поворчал, подумал, но потом согласился.

— Хорошо, только давайте быстрее. Предупреждаю, что у меня мало времени.

Гостиная была завалена старинными картинками из анатомического атласа, чучелами каких-то чудовищ, насекомыми, заключенными в прозрачные пластиковые банки.

— Присаживайтесь, — предложил доктор Паков, смягчившись. — Я принимаю меры предосторожности, — пояснил он, указывая на ружье. — Крестьяне возбуждены. Они обвиняют меня во всех несчастьях, случившихся в радиусе ста километров от меня. Что за смешное имя у этой девочки?

— Ангина. Не уверен, что оно настоящее. Приходилось ли вам слышать о человеке по фамилии Витамин?

Доктор пожал плечами.

— Это шутка? Мне известны только больные с нормальными фамилиями.

— До того как переехать, вы ведь жили в Лизье.

— Совершенно верно.

— У вас есть родные?

Доктор помотал головой.

— Насколько я знаю, нет.

Джонатан сглотнул.

— Среди ваших родственников случайно нет Короля, Канцлера или Принцессы?

Доктор рассмеялся.

— Вы с ума сошли, мой мальчик! Вы тратите мое драгоценное время, чтобы рассказывать о подобной ерунде?




— Я вам все объясню.

Когда Джонатан закончил, доктор Паков погрузился в раздумья.

— Вы проделали такой путь, чтобы добраться до меня. Чтобы в конце концов выяснить, что все это выдумки чистой воды, плод больного воображения маленькой нимфоманки и старого пьяницы?

Ангина, свернувшаяся клубочком в кресле, принялась всхлипывать.

— Как вы намереваетесь поступить с девочкой. — продолжил доктор. — Она теперь одна-одинешенька, без семьи, без денег… 

— Есть Казна, — напомнил Джонатан.

Доктор раздраженно помотал головой.

— Чепуха!

— Но братья Бородачи, похищение…

— Наивные разбойники, поверившие в россказни старика. Впрочем, они ничего не нашли. Поверьте, во всей этой истории нет ни капли правды. Вы были сбиты с толку маленькой девочкой с неустойчивой психикой.

И доктор пошел за бутылкой коньяка и двумя рюмками.

— Только что я, вероятно, обошелся с вами слишком резко. Не держите на меня зла. Я разнервничался из-за обстановки, царящей в деревне, и глупых наговоров невежд. Ваша история меня заинтересовала.

Они выпили по глотку спиртного. Ангина продолжала реветь. Джонатан погладил ее по волосам, но малышка отпрянула в сторону.

— Надо будет выяснить, кто она на самом деле, узнать, откуда она. Этим займется полиция. Если у них ничего не получится, о ней всегда сумеет позаботиться специальное учреждение. Подобные заведения были задуманы исключительно для таких детей. Нелегко будет вернуть ее к нормальной жизни. Вы уже сделали больше, чем в ваших силах. Я чувствую себя немного виноватым, что разочаровал вас. Я могу помочь вам предпринять первые шаги…

Джонатан зажег сигарету.

— Вы могли бы этим заняться, доктор?

— Нет ничего проще. Я немедленно позвоню одному другу. Он подскажет мне, в каком направлении двигаться.

Сейчас вернусь.

И он прошел в соседнюю комнату.

— Идите сюда, Принцесса, — шепнул Джонатан.

На цыпочках они добрались до входной двери и бесшумно закрыли ее за собой. Потом залезли в слона.

— Он наверняка звонил Гужине, — сказал Джонатан. — Она ему уши откусит, когда узнает, что он нас упустил.

Ангина вытерла покрасневшие глаза.

— Вы ничего не знаете. Она обожает носы и терпеть не может уши!

— Беру свои слова обратно.




Глава двадцать третья


— Быстрее, Джонатан, быстрее!

Слон мчался со скоростью звука по шоссе, которое в корчах умирало за горизонтом. Ветер свистел за стеклами.

— У нас будет домик на берегу моря!

— И три лодки, Принцесса: моторная, парусная и с веслами.

— И куча прислуги.

— И пишущие машинки из литого золота.

Какие-то юноши, сидевшие в спортивном автомобиле, со смехом приветствовали их.

Мы будем болеть одними и теми же болезнями, Джонатан. Я стану ухаживать за вами, как родная мать, поскольку я буду заражаться позже. Я буду класть свою прохладную ладонь на ваш пылающий лоб. Когда нам понадобятся деньги, мы их украдем, и к черту Казну. Мы обойдемся только самым необходимым и несколькими подарками… но Казны не будет!

— Правильно, пошла она к черту!

— Плевать я хотела на письма, чайные ложечки, пластинки, блюдца, комоды, шкафы, королей и капусту!

— На открытки и волшебные предметы!

— На стиральный порошок и электробытовую технику!

— Вы станете еще красивее!

— Вы подождете, а потом женитесь на мне.

— Вы скоро догоните меня в возрасте.

— У вас никогда не будет седых волос.

— У вас никогда не будут болеть зубы.

— У вас всегда будет отличное зрение.

— У вас не будет прыщей.

— Вы не будете никого стыдиться.

— Вам не понадобится корсет.

— Вы не будете задыхаться, поднимаясь по лестнице.

Ангина внезапно нахмурилась.

— Желаете сигаретку?

— С удовольствием. Спасибо.

Когда юноша выбросил окурок, девочка произнесла изменившимся голосом:

— Действительность ужасна, Джонатан! Вы слишком много курили. Вы хрипите все громче и громче. У вас от горла осталась одна черная дыра. Вы хватаетесь за воздух руками. Вы задыхаетесь… Бедный Джонатан!

Она так сотрясалась от рыданий, что не могла прийти в себя. Струйка слюны свисала у нее с подбородка. Она вцепилась в руль и крутанула его что было сил.

Грузовик въехал на забетонированную насыпь, пробил ограждение, скатился по склону и разбился о столб, сложившийся пополам от сильного удара. Джонатана выбросило на траву. Он с трудом поднялся. Рукавом вытер кровь, струящуюся по лбу.

Слон превратился в груду обломков. На земле повсюду были разбросаны волшебные предметы из Королевской Казны. Бумажки еще кружились в воздухе. Бок фургона был вспорот, посреди надписи «НИЧЕГО ПРЕКРАСНЕЙ ТУНЦА В МАСЛЕ» зияла черная дыра. Словно высыпавшиеся из гигантской копилки, золотые монеты ковром лежали на земле. Из-под них виднелась рыжая шевелюра. Люди сбегались, толпились, вскрикивали.

— Тут маленькая девочка!

— Она мертва!

— Золота сколько!

— Какая жалость!

Народа нахлынуло много, и за спинами уже скрылись обломки грузовика.

Джонатан закрыл глаза. Одна монетка подкатилась к его ногам. Он нагнулся, чтобы ее поднять, но она просыпалась сквозь пальцы.