Душан
Гелена Крижанова-Бриндзова








Рассказы о маленьком мальчике Душане, который живет в Братиславе — столице Словакии.






Гелена Крижанова-Бриндзова

Душан



Я хочу познакомить вас с одним словацким мальчиком. Его зовут Душан, а живёт он в красивом городе Братиславе — столице Словакии.

Я хорошо знаю его семью: его отца — добродушного и молчаливого пана Йозефа, его энергичную и весёлую маму — пани Гелену. У Йозефа и Гелены Бриндзовых четверо детей: самый старший — Ратьо, потом Данушка, потом Любка, а самый младший в семье — Душан.

Про каждого из них (как и про любого мальчика, любую девочку на свете) можно бы написать увлекательную книгу. Но мама Гелена не стала писать сразу четыре книжки, у неё тогда было мало времени, поэтому она написала только про Душана.

Вы спросите, сколько лет этому мальчику Душану? Точно не знаю, но, по-моему, около тридцати. Дело в том, что эта книга была написана лет двадцать назад, её давно уже знают (и любят) словацкие дети. А в книжке сколько лет Душану? В первой главе мама Гелена рассказывает, как Душан жил в деревне у бабушки Маргиты, Гелениной мамы. Тогда Душану было, наверное, года три-четыре. Потом он приехал в Братиславу и пошёл в детский сад. А когда он пошёл в школу, ему было шесть лет. В Чехословакии все дети ходят в школу с шести лет, а не с семи, как у нас.

Да, и вот ещё что. Почему одну из сестёр Душана все зовут не Любой, а Любкой?

Может быть, это недобрая, грубая девочка и никто её не любит? Вовсе нет — она хорошая. Просто у словаков это не грубое, а дружелюбное, ласковое обращение: Любка, Ветка, Людка. А вообще словацкий язык похож на русский, и ещё больше — на украинский.




В деревне и дома


Так вот, когда Душан был ещё маленький, он жил у бабушки — у маминой мамы. Он у неё очень долго жил, а мама и папа приезжали навещать его. И каждый раз Душан спрашивал у мамы:

— Ты когда заберёшь меня в Братиславу?

— Как получим квартиру — тут же приедем за тобой, — отвечала мама. — Потерпи, Душанко. Тебе ведь и здесь неплохо живётся, правда?

Конечно, у бабушки хорошо. Душан целый день гулял по двору с кнутиком и подгонял кур. Ещё у него были кролики и белый котёнок.

И всё же Душан каждый раз спрашивал у мамы:

— Ну как, ещё не получили квартиру?

— Ещё нет, — отвечала мама.

И Душан долго ходил грустный.

Однажды приехали папа с мамой и сказали:

— Мы получили квартиру!

Бабушка уложила вещи Душана в чемоданчик. Потом насыпала маме полную сумку груш и проводила всех троих на станцию.

Душан взял с собой кнутик и белого котёнка.

Квартира, которую все так долго ждали, была красивая и просторная. Куда просторнее бабушкиного дома. В ней пахло извёсткой и масляной краской. Душану квартира очень понравилась.

А вечером мама сказала:

— Душанко, ты уже большой, пора тебе идти в садик. Завтра я тебя туда отведу.

— А зачем? Я лучше дома буду.

— Нельзя тебе оставаться дома, — сказал отец. — Мы с мамой уйдём на работу, Ратьо, Дана и Любка — в школу. С кем ты здесь останешься?

— С котёнком, — отвечал Душан.

Мама рассмеялась:

— А кормить тебя кто будет? Котёнок? И не выдумывай! Пойдёшь в садик, там весело, там много мальчиков и девочек.

— Не нужно мне много мальчиков и девочек, — возразил Душан.

Но наутро мама нарядила Душана в новый костюмчик.

— Мы пойдём в садик, там тебе хорошо будет, вот увидишь, — приговаривала она.

Душан разревелся.

— Ну и ну! — сказал отец. — Да ты у нас, оказывается, плакса. Боюсь, что такую плаксу не примут в садик.

«Ага, — подумал Душан, — значит, если я буду плакать, меня не примут в садик! И тогда я останусь дома с котёнком».

Душан думал, что плакать будет он один. Но в садике было много детей, и некоторые из них плакали тоже.

— На первых порах все ревут, а потом их отсюда не выгонишь, — сказала тётя в белом халате.

«Ну как, поплакать еще или уже можно перестать?» — думал Душан. Украдкой он поглядывал по сторонам. Ничего не скажешь, красиво у них в садике. На стенах висели картинки: смешные зайцы и медвежата. Некоторые дети уже играли в игрушки. А одна девочка всё прыгала и припевала:

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть… — И опять начинала сначала: — Раз, два, три, четыре, пять, шесть…

«А я знаю, как дальше! — подумал Душан. — Но я не стану ей подсказывать, мне сейчас некогда, мне нужно плакать».

И он заревел ещё громче.

Но когда девочка в который раз начала своё: «Раз, два, три, четыре, пять, шесть…» — Душан не вытерпел и закричал:
		Что дадите мне поесть?



		Картошку печёную,



		Горелую, солёную!








Тут девочка перестала прыгать, подбежала к Душану:

— Как, как ты это сказал?

Душан повторил. Подбежали ещё дети, и Душан начал учить их своей считалочке. Он совсем забыл, что ему нужно плакать. И даже не заметил, как ушла мама.




Дежурство


Все в садике знают, что грязными руками есть нельзя. Перед едой нужно мыть руки.

Только вот некоторые плохо умываются, поэтому в дверях столовой стоит дежурный и проверяет руки.

Сегодня дежурит Душан. Воспитательница надела ему на рукав красную повязку. И вот Душан стоит в дверях и всех проверяет. Очень строго проверяет.

— У тебя на пальце пятнышко! — сказал он Анке.

И пришлось Анке опять идти к умывальнику.

— А у тебя ногти грязные, — замечает он Йожке, и Йожко начинает чистить ногти.

Дежурного нужно слушаться.

Стоит Душан на посту: проверяет у детей руки, поворачивает их вверх ладонями, приглядывается к ногтям.

Вдруг отворяется входная дверь. Кто это пришёл?

— Мама! — закричал Душан.

В самом деле, в дверях стоит мама. Она сегодня рано пришла, ещё до полдника. В руке у неё кулёчек. А это значит, что мама принесла Душану какое-то лакомство.

Хотел он было подбежать к маме и спросить:

— Что ты мне принесла?

Но ведь перед дверями столовой выстроились дети. А у Душана на рукаве красная повязка! И он остался на своём посту.

— Вот тут у тебя грязь, — говорит он Ивану.

— Руки нужно лучше вытирать, — напоминает он Зузке.

Ничего не поделаешь, работа есть работа.




Дедушка


Рядом с детским садиком — парк, а в парке детская площадка с песочницей и качелями. И тут же лавочка. На этой лавочке всегда сидит старичок в шляпе. Когда дети вместе с воспитательницей приходят играть в парк, старичок уже сидит на лавочке. А когда они уходят, он всё ещё там сидит.

Однажды Иван сказал о старичке:

— Я знаю, он не умеет ходить.

Тут Иван сел на другую лавочку, сгорбился, сложил руки на коленях.

— Я старичок, — сказал он, — я не умею ходить.

Дети засмеялись.

Но старичок умел ходить. Как-то дети пришли в парк раньше обычного и увидели, как старичок шёл к своей лавочке. Но как он шёл! Он передвигал ноги медленно-премедленно.

Наконец он добрался до своей лавочки.

— Я старичок! — опять закричал Иван. — Я только так умею ходить.

И он тоже зашаркал ногами по дорожке.

Дети так и покатились со смеху.

— Какой ты старичок? — крикнул Душан.

— Вот я сейчас буду старичок, смотрите!

Он сгорбился, зашаркал ногами, кряхтя и вздыхая.

Дети смеялись до слёз.

Тут подбежала к ним воспитательница.

— Вы что расшумелись? — прикрикнула она на Душана и на Ивана.

— Мы играем в старичка, — объяснил Душан.

Воспитательница нахмурилась.

— Зачем вы передразниваете дедушку?

— А зачем он так смешно ходит? — сказал Душан.

— Потому что у дедушки болят ноги, он старенький, слабый, — негромко сказала воспитательница. — А вы над ним насмехаетесь. Стыдно!

Дети притихли.

— Это всё Душан и Иван, — доложила Зузка.

— Я однажды наступил на колючку, — помолчав, сказал Душан, — и у меня тоже болела нога. Очень сильно болела.

— Ну и как, хорошо тебе было? — спросила воспитательница. — Покажи-ка нам, как ты ходил!

Душан задумался, потом сказал:

— Вот так.

И он заковылял, прихрамывая. Все дети смеялись над ним, только сам Душан не смеялся. Он всё поглядывал на дедушку. Выходит, у дедушки так же болят ноги, как болела когда-то у Душана опухшая нога. Да, приятного в этом мало и смешного тоже.

Душан заметил, что дедушка уронил палочку и тяжело, со вздохом, начал нагибаться за ней. Душан подбежал и подал ему палочку.

— Если она у вас опять упадёт, позовите меня, — сказал он. — Я вам её подам. Тут же подам.




Во дворе


Старушка несёт корзину с бельём. Спуститься по лестнице и выйти во двор — вот и вся дорога. Но дверь во двор отворяется туго, а руки у старушки заняты тяжёлой корзиной.

Как тут быть?

А во дворе дети играют в салочки.

— Эныки-беныки, ели вареники…

Водить выпало Душану. Душан погнался за Мартином. Мартин петляет по двору.

Вдруг Душан замечает старушку, которая безуспешно пытается протиснуть корзину в дверь.

— Погодите, тётя, я вам помогу!

Душан отворил дверь, придержал её, пока старушка выбиралась во двор.

— Хороший мальчик этот Душан, — говорит старушка соседке, выглянувшей в окно.

— Видали? Сколько детей во дворе, и ни один не обратил внимания, как я маюсь с корзиной.

А Душан тут же подбежал.

Соседка не ответила, молча отошла от окна и больше уже не показывалась. Она сердится на Душана.

За что? Я вам сейчас расскажу.

Душан и соседкин сын Мартин — друзья-приятели.

Вместе играют, вместе хозяйничают в подвале. Там, в подвале, они соорудили мастерскую. Поставили вверх дном ящик из-под яблок, в картонную коробку уложили инструмент: молоток, палку, ножницы, два напильника, гвозди. И пару ржавых ключей.

Мастерская небогатая, но работать можно. Здесь они смастерили бумажного змея и кормушку для птиц. Кое-кто посмеивался: «Кормушка-то у вас кособокая!» Ну и что? Всё равно кормушка всю зиму провисела во дворе, и птицы исправно её навещали. И змей у ребят летал.

Вот только Зуза, Мартинова сестра, не давала им покоя. Только ребята со двора, а она шасть к ним в мастерскую: то ящик опрокинет, то клей разольёт, то инструмент спрячет.

— Ну ладно, мы тебе покажем, — решили однажды Душан с Мартином. — Долго будешь нас помнить!

Через несколько дней мама Мартина понесла в подвал корзину с пустыми бутылками. Отперла дверь, сделала шаг в темноте, и тут вдруг: трах!

— Батюшки светы! — вскрикнула она. Ещё шагнула — и снова: трах-та-ра-рах! Как из пулемёта!

Корзина вывалилась у неё из рук, бутылки зазвенели и разбились. С трудом нащупала она выключатель, включила свет — и что же она видит? — весь пол усыпан белыми шариками.

— Ясное дело, это мальчишки! — решила мама Мартина. — Эта двоица неразлучная, кто же ещё? Вечно они торчат в подвале. Ну, погодите же, я вам задам.

Напрасно ребята оправдывались, что шарики они рассыпали не для неё, а для Зузы.

— Я вам покажу Зузу! Я вам покажу, как пугать людей! — кричала Мартинова мама. — До сих пор ноги дрожат! А бутылок сколько разбилось!

Теперь за них взялся отец Мартина.

— Где вы взяли эти шарики?

— Купили, — уныло отвечали мальчишки.

— Кто купил? Ты или Душан?

— Мы их вместе покупали, — пробормотал Мартин. Конечно, Мартин — настоящий друг, но Душан не за хотел прятаться за его спину.

— Нет, — говорит Душан, — это я их купил.

И тогда мама пригрозила Мартину:

— Если я тебя ещё раз увижу с этим шалопаем Душаном, пеняй на себя!

И мастерской у них не стало. Мартинов отец навесил на подвал замок. Правда, ребята снова играют вместе, потому что Мартинова мама давно уже забыла про свой запрет. Но на Душана она сердится по-прежнему. Всё ещё сердится.




Апельсин


В середине декабря в магазинах появились апельсины. Отличные апельсины: крупные, золотистые, ароматные.

Перед ларьками вырастали очереди. Кто стоял с корзинкой, кто с авоськой, кто с портфелем. Казалось, вся улица пахла апельсинами.

«Если стану в очередь, могу опоздать на работу, — думала мама на ходу. — Нет, лучше подождать до обеда!» В обеденный перерыв мама побежала за апельсинами.

— Нет апельсинов, — сказали ей в магазине. — Две машины завезли, и всё распродали.

И в другом магазине то же самое…

По дороге домой из садика Душан сразу заметил, что люди несут апельсины. Он прижался к маме:

— Мамочка, а ты мне купишь?

— Купила бы, Душко, только их уже нет.

— А почему нет?

— Всё уже раскупили, — вздыхает мама.

— А Игоря мама купила?

— Вряд ли. Она тоже рано уходит на работу.

— А Павликова мама?

— Ну что ты! Она в школу торопится… Ничего, малыш, будут ещё апельсины. И тогда мы купим целую сумку.

Душан семенит рядом с мамой, жадными глазами провожает авоськи с апельсинами.

— Знаешь что, Душко, — говорит мама, — давай купим клубничный компот. Это ведь тоже очень вкусно.

— Давай, — равнодушно соглашается Душан.

В магазине мама купила клубничный компот, зелень для супа, банку зелёного горошка. Душан стоит безучастно, всё это его не интересует.

Мама собиралась уже расплатиться и уйти, как вдруг её взгляд упал на что-то золотисто-жёлтое, круглое, закатившееся между ящиками.

— Апельсин! — воскликнула она. — Пожалуйста, дайте мне апельсин, вон он там. Мне для мальчика.

Продавщица выловила апельсин из-за ящиков.

Душан взял апельсин, поскрёб золотистую кожицу, понюхал и спрятал апельсин в карман.

«Терпит, — думает мама, — не хочет есть на улице. Ладно, дома съест».

Дома Душан разделся и начал сгребать в кучу кубики от «Конструктора».

— Почистить тебе апельсин? — спрашивает мама.

— Не надо, — говорит Душан. — Я его в садик возьму.

Мама хмурится. Наверное, он хочет похвастаться апельсином перед детьми.

— Как знаешь, Душко. Но только ты сам подумай. У Игоря мама работает, и у Павла мама не могла отлучиться из школы, а Верина мама работает в молочной, она тоже не могла стоять в очереди за апельсинами. Детям будет завидно: у тебя есть апельсин, а у них нет.

Душан вытаращил глаза.

— А почему им будет завидно? — недоуменно спрашивает он. — Я же с ними поделюсь.

— Душко, — спрашивает мама, — а как ты это сделаешь? Апельсин у тебя один, а детей в группе много.

Душан удивлённо взглянул на маму:

— Значит, я каждому дам по кусочку.

И он снова занялся своей башней из кубиков, которая никак не хотела стоять прямо.




Как мама и Душан нашли каштан


Когда мама и Душан гуляют, они всегда что-нибудь да найдут.

Как-то весной гуляли они в парке и вдруг увидали в дорожке каштан. Ни большой, ни маленький, круглый такой каштанчик, весь измазанный в глине.

— Фу, какой грязный каштанище! — проворчал Душан и пнул каштан ногой.

Маму такое высокомерие огорчило.

— А вдруг это не просто обыкновенный каштан? — сказала она.

— А какой же ещё? — Душан недоверчиво поглядел на маму.

— Может быть, это волшебный каштан. Кто знает?

Душан снова взглянул на маму, на каштан, опять на маму. Потом подобрал каштан и подал ей: вот, мол, сам посмотри!

Они сели на скамью и стали очищать каштан от глины и от истлевшей листвы. Всё равно он был некрасивый. Кожура у него была сморщенная, с трещинками.

— Вот тебе и волшебный! — засмеялся Душан.

— Погоди, — сказала мама, — а что у него внутри?

Ты забыл, что Золушка прятала своё волшебное платье в орехе?

— Так то был орех.

Но мама не сдавалась. Она взяла каштан и осторожно его разломила.

— Волшебный! — закричал Душан.

— Конечно. Я так и думала, — сказала мама.

Что же они нашли в каштане?

Солнечное Золушкино платье? Золотой ключик? Или, может быть, драгоценный камень?

Ничего подобного! Они нашли в нём кое-что получше.

В каштане было дерево. Самое настоящее, целое дерево. Два нежных зеленоватых листочка были его кроной, маленький стебелёк был стволом, а три тонкие белые ниточки — корешками.

Не верите? Загляните как-нибудь весной в сморщенный каштан и увидите сами.

К маминому дню рождения Душан приготовил подарок: два круглых каштана кофейного цвета. Все смеялись — нашёл что подарить! Но мама-то знала, что он подарил ей не просто два каштана, а два прекрасных больших дерева — с корнями, стволами и зелёными ветвями, а на них белыми свечками горят цветы.

Мама и Душан посадили их у дороги на опушке леса. Пусть растут!




Стеклышки


Мама сказала:

— Беру отпуск и еду домой.

«Домой» — это значит к своей маме, в деревню.

И Душан с ней поехал.

В этой деревне Душан уже когда-то жил, но это было давно, когда он был ещё маленький. У него здесь много друзей, но больше всего он любит играть с соседской девочкой Беткой.

В куче глины под живой изгородью Душан строит туннель. Он выкапывает глину лопаткой, а Бетка ему помогает — убирает глину. Потом они строят домик. Душан выкопал ямку, пришлёпал края ладошками и сказал:

— Это наш дом.

Бетка аккуратно посыпала ямку песком. Потом нарвала цветов, розовых, жёлтых и голубых, и украсила ими ямку.

— Теперь мы обставим домик, — говорит Бетка.

Она приносит цветные стёклышки, черепки и тряпочки. А Душан приволок тяжёлую, ржавую подкову.

— Ты зачем тащишь её в мой дом? — говорит Бетка. — Это дом, а не конюшня.

— Ведь эту подкову потерял Белуш. Понимаешь, Белуш! — оправдывается Душан.

Белуш — это самый красивый конь в сельскохозяйственном кооперативе.

— Ну и что? — надулась Бетка. — Всё равно. Я не пущу в комнату эту грязную подкову.

Душан обиделся за себя и за Белуша и хотел было уйти. Но тут Бетка говорит:

— Знаешь что? Пусть это будет мой дом, а тебе мы сделаем другой домик.

Они выкопали новую ямку, нарвали цветов и стали делить имущество.

— Подкову можешь взять себе, — говорит Бетка, — и вот это белое стёклышко, и ушко от чашечки.

— А это можно взять? — спрашивает Душан и показывает на красивый фарфоровый черепок. Тонкий белый черепок с голубой незабудкой посередине и с золотым ободком по краю.

— Это моё! — крикнула Бетка и прижала к себе черепок.

— Дай мне его, — просит Душан. — Вон у тебя и синее стёклышко, и стёклышко с розочкой, а у меня только ушко от чашки.

— Не дам, — говорит Бетка. — Я тоже хочу, чтобы у меня было красиво.

— У-у-у, жадина! — сердится Душан.

Вдруг, откуда ни возьмись, поросёнок. Похрюкал, покрутил хвостиком — и шасть под изгородь. Прямо к Беткиному домику.

— Кыш! Кыш! — кричит Бетка и шлёпает поросёнка по спине.

А тот хоть бы хны, роется грязным пятачком в её домике.

— Душан! Душан! — зовёт девочка на помощь.

— А ты мне черепок давала? — отвечает Душан и не трогается с места.

Пока Бетка прогоняла поросёнка хворостиной, Душан — цап! — и стащил черепок.

Положил его в свой домик и любуется: до чего же он красиво выглядит между подковой и ушком от чашки!

А вот и Бетка вернулась. Отшвырнула хворостину, присела на корточки перед разрушенным своим домиком. Душан искоса поглядывает на девочку: заметила ли она, что он взял самую красивую её вещь?

Бетка ничего не говорит. Сидит на корточках перед своим домиком и тихо, жалостно плачет. Глаза утирает, а руки-то у неё в глине. Теперь и лицо у неё перемазано глиной. Только Душану почему-то не смешно.

Душан глядит на свой домик, потом на разорённый домик Бетки, и ему кажется, что блестящий черепок почему-то потускнел. Он достаёт черепок из ямки и осторожно кладёт его Бетке в подол передника.

— Вот, бери, — говорит он. — Я ведь не хотел… Это я так, от поросёнка спрятал.

Бетка хнычет, размазывает глину по лицу.

— Знаешь что? — предлагает Душан. — Давай сделаем новый домик. Общий. Раз-два и готово. И черепок будет общий.

— А подкову? — спрашивает Ветка. — Подкову возьмём в комнату? Давай возьмём, если хочешь.

— Не надо, — говорит Душан. — Лучше мы сделаем ещё один домик, поменьше. Это будет конюшня. И подкова будет в конюшне.

Душан копает ямки, Ветка убирает глину. Душан ладошками пришлёпывает стенки, Ветка раскладывает цветы. А посредине домика, там, где солнышко светит ярче всего, блестит черепок. Белый, тонкий, прозрачный, с незабудкой и с золотым ободком.




Дом, который должен умереть


Воскресенье. Жара. Мама и Душан с утра купались в озере и загорали. А теперь солнце уже перевалило далеко за полдень. Они посмотрели на часы — половина четвёртого.

Ещё припекало, но им не хотелось больше валяться на одеяле и плескаться в воде. И они пошли домой.

Полевая тропа вывела их на асфальтовое шоссе. Впереди, недалеко от них, остановился автобус.

— Поедем автобусом?

Душан наморщил нос, подмигнул маме.

— Ну его, — говорит.

— Ладно, — соглашается мама, — ну его. Что хорошего в автобусе в воскресенье, да ещё в эту пору? Жарища и духота.

Укатил автобус, и остались на дороге только Душан и мама.

— Как пойдём? — спросила мама.

Душан осмотрелся, прищурился.

— Так пойдём, — сказал он наконец.

Они не любят ходить по знакомым улицам. Душан всегда норовит выбрать новую дорогу.

— Так пойдём, — говорит он, и они идут, надеясь повстречать в пути что-то интересное.

Сегодня путь перед ними далёкий, улицы всё незнакомые, но они не боятся, что заблудятся. Куда-нибудь да выйдут.

И вот они выходят к новым, красивым домам. Их много, целая улица. Дома разноцветные: жёлтые, белые, розовые.

— Жалко, розовых мало, — говорит Душан.

— А жёлтые тебе не нравятся?

— Жёлтые тоже красивые, но розовые — лучше всех.

Улица перекопана, заставлена кладками кирпича, черепицы, деревянных брусьев. То и дело Душан с мамой возвращаются, обходят препятствия, но им это нравится. Они перепрыгивают ямы, топают по доскам, перекинутым через канавы.

Вдруг Душан говорит:

— Здесь мы уже были.

— Когда?

— В прошлом году. Не помнишь? Только домов тогда ещё не было. Здесь был огород. Вот такие были подсолнухи! — И Душан широко разводит руки.

Теперь и мама вспомнила. В самом деле, подсолнухи были огромные, как колёса.

— Гляди, какой дом! — Душан потянул маму за руку.

Длиннющий обшарпанный дом тянется вдоль дороги, пересекая новую улицу.

— Уродина, — бормочет про себя Душан.

Действительно дом безобразный. Он уродует всю улицу.

— Недолго ему здесь стоять, — говорит мама. — Гляди, вокруг растут новые дома. Когда улицу достроят, этот дом снесут, а его жильцы переедут в новые дома.

— В розовые? — жадно спрашивает Душан.

— И в розовые, и в жёлтые, и в зелёные. Все они хороши. Они куда красивее этого. И удобнее.

Душан свысока поглядывает на старый дом.

— Он умрёт, — говорит, наконец, мальчик, — умрёт.

Окна этого уродливого дома — все в потёках от сырости и от дождей. Можно подумать, что дом плачет. И Душану вдруг становится его жалко.

— Не огорчайся. — Мама погладила Душана по голове. — Так уж это бывает. Я думаю, этот дом построил когда-то первый богач в округе. И дом был похож на своего хозяина. Он стоял над маленькими лачугами как барин, дымил из своих труб и чванился: «Куда вам всем до меня! У меня целых два этажа!» Он воображал, что красивее его нет на свете. Стены у него были сырые, лестницы тёмные, но всё равно он раздувался от гордости. А теперь он злится, что появились дома лучше и красивее его.

— Смотри, мама, он нахмурился, — говорит Душан.

В самом деле, дом глядел всеми своими окнами и окошечками мрачно, исподлобья.

А маме с Душаном весело.

Они перепрыгивают канавы, топают по доскам, радуются. Старые, мрачные, неуютные дома отживают свой век, рождаются новые. Они повидали много таких новых домов. Розовых, зелёных, жёлтых и белых. Хорошо, что они не поехали автобусом.




Завтра…


Дома у Душана есть целая полочка книг. Красивые, интересные книжки, но какой от них прок, если ты не можешь их прочесть? А всего обиднее то, что все в доме умеют читать — кроме него. И папа, и мама, и старший брат Ратьо, и обе старшие сестры, Данка и Любка.

Только разве станут они тебе читать? Ни за что не допросишься!

— Ты что, не видишь? Я ещё русский не дописала! — говорит Люба.

— Не путайся под ногами, мне нужно закончить чертёж, — отмахивается Ратьо.

А Данка — та и вовсе его не замечает; знай бренчит себе на пианино. Мама, бывает, сжалится над Душаном, прочтёт одну сказку. Но не больше.

— На сегодня хватит, — говорит она. — У меня работа.

И вот Душан сидит в углу, листает книжки. Ух ты! Дракон нарисован, трёхголовый, с длиннющим хвостом. Пасти разинуты, а пламя так и пышет, и дым идёт. А перед ним богатырь мечом замахнулся, сражается со злым драконом. Но как сражается, из-за чего сражается, победил он дракона или нет — по одной картинке никак не догадаешься.

«Ну ладно, погодите! — думает Душан. — Я тоже пойду в школу, выучусь читать — и тогда всё-всё прочитаю. Ни одной книжечки вам не оставлю!»

Да, скоро, совсем скоро Душан пойдёт уже не в садик, а в настоящую школу. Это будет завтра.

Душан включает приёмник. Он хочет услышать, какая завтра будет погода. Первый день в школе — это же такое важное событие! И если пойдёт дождь — это будет неправильно и несправедливо.

Приёмник откашлялся, зашуршал, заблестел зелёным кошачьим глазом. Вот сейчас он скажет:

«Завтра будет отличная погода!» Но вместо этого он начинает передавать музыку.

— Это что ещё за фокусы! — кричит мама из своей комнаты. — Поработать спокойно нельзя!

Мама сидит за столом над какими-то бумагами и ерошит волосы. А это значит: она устала.

— Это ты включаешь радио? — сердито говорит она Душану. — Я же тебе тыщу раз говорила. У человека дел выше головы — и никто-никто его не жалеет.

«Человек» — это мама. «Никто» — это все остальные: Дана, Ратьо, Любка, Душан и — что греха таить? — и папа тоже.

Душан всегда очень огорчается, когда мама так говорит. Как это «никто»? Душан маму жалеет, потому что он её любит. И все остальные тоже. Зря она так говорит.

— Я только послушать, какая завтра погода, — виновато бормочет Душан и глядит исподлобья на маму: не сердится ли она?

Нет, мама не сердится. Она глядит на Душана, потом на календарь, потом опять на Душана.

— Подумать только! — восклицает она. — Завтра же первое сентября!

Тут мама выскочила из-за стола, подхватила Душана на руки и закружилась с ним по комнате.

— Душко! Ведь ты у меня уже школьник! Ой, как время летит!




Хворостина


Позабыв про свою работу, мама подсела с Душаном к приёмнику. Ей тоже хочется услышать, какая завтра погода.

Но по радио без конца передают музыку. Мама выключила приёмник, но с кресла не встала. Душан обрадовался — значит, можно будет поговорить.

Мама очень хорошо рассказывает. И про своё детство, и про войну, и про деревню, в которой она родилась…

Душан часто просит её:

— Расскажи какую-нибудь сказку, как ты была маленькая.

В ответ мама только усмехается:

— Это не сказка, Душко, это жизнь…

На этот раз Душан просит:

— Расскажи, как ты пошла в школу!

— Этого я, право, не помню, — говорит мама.

— Помню только, что в первый день я пошла в школу, держа за спиной хворостину. Да, настоящую хворостину, такими ребята гусей подгоняют. Я ведь сызмальства любила пасти гусей, особенно гусят. Они такие бойкие, ненасытные, жёлтенькие, мы их желтячками звали. Как вылупятся они из яиц — я их тут же выгоняла на лужайку у дороги. Целыми днями могла их пасти.

Душан заёрзал на стуле. Он старался угнездиться поудобнее, чтобы не вертеться больше и не мешать маме рассказывать.

— А мимо меня, по этой самой дороге, дети ходили в школу. И ходила по ней дочка начальника станции, Гита. Никудышная такая, тощая девчонка, но всегда наряженная. Она была заносчивая и языкатая, и вечно она меня задирала:

— А, Гелена-белена гусей пасёт! Гелена-белена! А я гусей не пасу! А я вот не пасу!

Гита подпрыгивала на своих тоненьких ножках и хихикала.

Я эту Гиту терпеть не могла. И она меня тоже.

Однажды день был холодный, и мама велела мне обуться. Дала мне старые ботинки, разношенные, латаные-перелатаные.

— Чтобы гусей пасти, хороши и такие, — сказала мама.

То-то Гита обрадовалась, когда увидала меня в этих ботинках! Она прыгала на одной ножке и распевала:

— Ботинки каши просят! У голодранки ботинки каши просят!

Мне и так было стыдно. Но когда Гита стала надо мной насмехаться, я рассвирепела.

И мы подрались.

Пришла Гита в школу вся исцарапанная, заляпанная грязью. Поднялся переполох. По тем временам это было неслыханное дело — подумать только: побили дочку самого начальника станции!

Учительница сразу стала допытываться, кто это Гиту так отделал. А потом повела её к директору. А директор записал меня в чёрную тетрадку и обещал Гитиным родителям высечь меня розгой, когда я пойду в школу на следующий год. Это всё мне ребята потом рассказали.

Вот почему я взяла с собой хворостину, когда в первый раз пошла в школу.

Я тогда твёрдо решила: «Если меня высекут из-за этой станционной Гиты, я её потом так отделаю, что она меня на всю жизнь запомнит!»

— И директор тебя побил? — ужаснулся Душан.

— Ну что ты! Он только грозился, а на самом деле был добрый.




Маму никто не жалеет


Первое сентября. Душан собирается в школу: стоит посреди комнаты в красных трусиках и ждёт, чтобы мама дала ему костюм.

По радио объявили, что сегодня будет ясно и солнечно. Ветер слабый, преимущественно южный.

— Ясно, солнечно, — повторяет мама. — А я-то хотела дать тебе матросский костюмчик.

Она выглянула в окно, убедилась, что на улице в самом деле ясно и солнечно, пожала плечами и решила:

— Ну ладно. Можешь надеть коричневые брюки с рубашкой.

Душан так и обмер. Он покраснел, побледнел, снова покраснел и таким и остался — красный, как варёный рак.

Коричневые брюки он надевал вчера, когда ходил с Любкой в кино. Потом он играл во дворе в прятки. Душан спрятался среди ржавых бочек — лучше места не придумаешь. Ребята никак не могли его найти. Наконец Душан выскочил из своего укрытия. Он хотел крикнуть: «Палочки-выручалочки!» — но голос у него вдруг сорвался. Спереди, у самого кармана, на его новеньких брюках красовалось смоляное пятно величиной с ладонь…

А мама роется в шкафу.

— Надо же, как сквозь землю провалились! — удивляется она.

Душан украдкой поглядывает на оборки покрывала, расстеленного на диване. Брюки не провалились, они спрятаны под диваном. Они словно играют с мамой в прятки. Найдёт их мама или не найдёт?

Мама порылась в одном шкафу, покачала головой и принялась за другой. И здесь их нет.

Она нахмурилась, обвела взглядом комнату. Её глаза останавливаются на Душане: он покраснел до самых ушей. Мама пытливо глядит на него, потом безошибочно заглядывает под диван.

— В прятки играл? — тихо, зловеще спрашивает она.

— Угу…

— Среди бочек? — неумолимо продолжает мама.

— Я думал… я хотел… — бормочет Душан осипшим голосом. — Я правда не хотел…

— Когда же ты поумнеешь? — говорит мама. — Тебе бы не в школу идти, а в ясельки.

Душан молча проглатывает это самое тяжкое оскорбление. Он знает, что виноват.

Только бы она не начала опять говорить, что её никто не жалеет.

Мама уже открывает рот… Но тут приходит Любка, ей нужно завязать банты. Мама завязала банты. Потом пришёл Ратьо с оторванной пуговицей в руках. Мама пришила пуговицу. В соседней комнате Данка искала носки.

— Куда вы их подевали? Вечно суют мои носки куда не надо! — ворчит она.

Мама выдвигает ящик комода, и — надо же! — носки лежат у всех на виду.

Потом у Любки затерялся пояс. Ратьо никак не мог найти свои тренировочные туфли. Данка дёрнула «молнию» и оторвала её. А мама ходила от одного к другому.

Она нашла пояс, пришила «молнию», ткнула Ратьо носом под стул, из-под которого выглядывали его туфли.

А Душан всё стоял посреди комнаты, стоял и ждал, когда придёт его черёд.

Наконец мама подошла к нему.

— Бедненький, — сказала мама, — так и стоишь в одних трусиках!

Коричневые брюки мама уже не поминала.

Она дала ему серые, которые укоротила вчера вечером. Когда мама нагнулась, чтобы застегнуть ему пуговки, Душан вдруг бросился ей на шею.

— Что с тобой? — спросила мама и взяла его за подбородок. В глазах у Душана стояли слёзы.

— Никто-никто тебя не жалеет, — зашептал он.

Тут он вспомнил свою вину и добавил по справедливости:

— И я тоже тебя не жалею.




Стеклянный шарик


В красивую школу попал Душан. И класс у него красивый. Пол в классе паркетный, поэтому ученики переобуваются в тапочки.

В классе есть парты, доска, стол и стул для учительницы.

Душану здесь очень нравится. И учительница ему нравится. Она красивая. Волосы у неё, как у мамы, и причёска, как у мамы, — под мальчика. Только глаза у неё другие, голубые-преголубые, как васильки. А у мамы глаза зеленоватые.

Учительница взяла Душана за руку и подвела к парте, за которой уже сидела девочка с русыми волосами, прямыми, как проволока, и с огромным голубым бантом.

— Это Людка, — сказала учительница. — Вы будете сидеть за одной партой. Людка, а это Душан.

Непонятно как, но учительница уже знала всех детей по именам.

Душан знает, как нужно вести себя в таких случаях. Когда знакомятся, подают друг другу руку. Он уже протянул было свою, но Люда скривила губы, окинула Душана презрительным взглядом и отвернулась.

Этого Душан никак не ожидал. Он поглядел на учительницу, но та уже перешла к следующей парте. Нет, учительница не придёт к нему на выручку. Она здесь одна, а детей много.

Душан почесал в затылке и осторожно присел на краешек скамьи. Украдкой поглядел на свою соседку. А та — никакого внимания. Сидит, поджав губы, бант подрагивает в соломенных, нет, проволочных волосах.

Душан вздохнул. Видно, хлебнёт он горя с этой надутой Людой.

Он осмотрелся. Может, здесь все девчонки такие же, как Люда с её бантом. Но что же он видит? Йожко Кутик, с которым он ходил в одну группу, сидит рядом с маленькой черноволосой девочкой. Они сидят и улыбаются друг другу. Сразу видно, что подружились. Душан видит, как Йожко подсовывает соседке конфету в блестящей обёртке.

«Может, девчонку нужно угостить чем-нибудь», — подумал Душан. Он порылся в карманах, но там было пусто. А ведь вчера мама принесла ему целый мешочек шоколадных дукатиков! Они были такие красивые, так ярко блестели — совсем как настоящие золотые монеты из сказки.

И Душан не утерпел, съел их все до одного. А жаль. Сейчас в карманах хоть шаром покати…

О! Душан вспомнил! У него же есть замечательный шарик! Стеклянный, разноцветный. Душан достал шарик, положил его в желобок на парте и начал осторожно катить его в сторону Люды. Шарик перекатился на Людину сторону и остановился у чернильницы. Тут солнце, как нарочно, посветило на шарик и показало его во всей его радужной красе.

Душан проглотил слюну. Жалко, ах, как жалко шарик. Но если Люда примирится с Душаном, он как-нибудь переживёт и без шарика.

Но она не примирилась. Она взглянула на шарик, ещё больше скривила губы и сказала — но как! — словно бичом хлестнула:

— Что ты мне подсовываешь всякую дрянь!

И отшвырнула шарик по желобку. Хорошо ещё, что Душан успел его подхватить.

Душан вздохнул и оглянулся на Йожку Кутика.

Везёт же людям!




Для чего мы пришли в школу?


Душан решил не обращать больше внимания на гордячку Люду. Как она к нему, так и он к ней. Мы ведь пришли в школу, чтобы учиться читать, а не с девчонками возиться.

Учительница рассадила учеников и пошла к своему столу.

— Ну вот, дети, теперь каждый знает, где он будет сидеть. Хорошенько запомните свои места. А теперь я прошу вас сидеть тихо и слушать меня внимательно.

Но дети шумели, скрипели партами. У кого-то упала сумка.

«Ну и дисциплина!» — думает Душан. Будь это в детском саду, да ещё в его дежурство, он бы тут же прикрикнул на ребят. Но здесь, видно, другие порядки. Душан сидит, помалкивает и только временами окидывает недобрым взглядом самых неугомонных.

— Вы уже школьники, — говорит учительница ласковым голосом, — вы должны хорошо и добросовестно учиться…

Наконец-то! Как только она это сказала, Душан встаёт, вытаскивает из новенького портфеля книгу сказок и несёт её к столу.

— Ты что, Душанко! — спрашивает учительница.

— Давайте будем учиться! — говорит Душан и протягивает ей книжку. — Вот эту выучим с самого начала. Очень хорошая книжка.

Учительница улыбается и гладит Душана по щеке.

— Так скоро дело не делается, Душан. Чтению мы будем учиться попозже. А сначала мы будем рассказывать сказки, декламировать стихи, петь. Будем играть в интересные игры. А потом уже начнём учиться всерьёз.

Душан так и обмер. Это когда же ещё будет?

Дома ждёт целая библиотека, а тут — на тебе! — «мы будем рассказывать, декламировать, играть». Что они, в детском саду не наигрались? А он-то думал, что уже сегодня вечером сможет читать сам — и никого не нужно будет просить.

Печальный вернулся Душан к своей парте. У него дрожали губы, он готов был расплакаться от стыда и горя. Но тут он взглянул на Люду. Она раскачивалась на скамейке и прикрывала ладошкой рот. Она смеялась над ним!

«Вот ты какая! Только и знаешь, что насмехаться, — подумал Душан. — А я вот возьму и не заплачу. Специально, чтоб ты знала. Я даже тогда не плакал, когда мне выдернули зуб».




Как Душану выдернули зуб


Это было так.

Однажды почтальон принёс открытку. Вызов в зубную поликлинику.

— Это тебе, Душан, — сказала Любка. — Хочешь, я прочитаю, что тебе пишут?

И она прочитала вслух: «Уважаемый товарищ! Просим Вас явиться на осмотр зубов!»

— Это правда, мне? — спросил Душан для верности. В первый раз писали лично ему.

— Конечно, правда. Стану я врать, — сказала Любка.

И даже адрес показала, чтобы убедить его. Но что из того, если Душан не умел читать.

Прочитали открытку папа, мама — и оба подтвердили: да, открытка адресована ему.

Это его, Душана, называют «Уважаемым товарищем».

На другой день мама и Душан отправились в поликлинику. Сестра взяла у них открытку, распахнула дверь:

— Проходите, пожалуйста!

В кабинете были два зубоврачебных кресла, несколько шкафчиков с какими-то странными блестящими инструментами и письменный стол с табуреткой.

— Значит, это ты и есть Душан? — обратилась к Душану голубоглазая тётя-доктор. — Отлично. Ну, усаживайся в кресле поудобнее и ничего не бойся!

Душан мрачно глянул на доктора, наморщил лоб и даже покраснел слегка. Он — и боится! Он, Душан, которого пригласили специальной открыткой, Душан, к которому обратились словно к взрослому: «Уважаемый товарищ!»

Зубы Душана осматривали сразу двое. Старый седой доктор и эта голубоглазая тётя.

— Открой рот, теперь закрой… Ещё открой. Закрой…

В конце концов, Душану это надоело. Чтобы они не изводили себя напрасными поисками, он сунул палец в рот и показал:

— Вот этот зуб шатается.

— В самом деле? — улыбнулась голубоглазая доктор. — Вот видишь, а мы и не заметили. Мы только проверяем, ровные ли у тебя зубы, правильно ли они растут.

Она легонько подёргала левый глазной зуб: он шатался.

— Ну, что будем делать? Выдернем? — спросила она.

Наверное, она ожидала, что Душан начнёт хныкать: «Ой нет, не надо! Не надо дёргать!»

Но он только поёрзал в кресле и сказал:

— Мне всё равно.

Седой доктор взял щипцы, наложил их на зуб, качнул раз, качнул другой — и зуба как не бывало.

Душан даже не пикнул.

— Ну и герой, — сказали в один голос оба доктора.

Душан сидел, с важным видом полоскал рот.

— Ты у нас настоящий герой, — повторила тётя-доктор. — За это мамочка купит тебе шоколадку.

Душан насупился, покосился на тётю и замотал головой.

— Ты что, не хочешь шоколаду? — удивилась тётя.

— Нет, — буркнул Душан.

Он решительно поставил на стол стакан с водой, взял кепку, пробормотал что-то на прощание и заспешил к дверям.

На улице Душан вытирает губы носовым платком и долго молчит. То ли оттого, что ранка от выдернутого зуба всё-таки побаливает, то ли ещё отчего-то. Этого мама не знает.

Они переходят улицу, потом ещё одну, и вдруг Душан хватает маму за руку.

— Ты слышала? — спрашивает он. — «Герой!», «Мамочка купит тебе шоколадку!» — это он передразнивает тётю-доктора.

Теперь мама поняла. Ну конечно! Разве это геройство, если за него платят шоколадкой?




Важное решение


Вот и прошёл первый школьный день. Вечером вся семья в сборе, кроме мамы. Она на собрании. А когда мама на собрании, на ужин бывают только сосиски и чай.

Но ведь сегодня первое сентября. И по этому случаю, отец принёс целую коробку разных пирожных: для каждого нашлось его любимое.

Всё вроде как полагается, но Душан почему-то не в своей тарелке.

Девочки наводят порядок в кухне, моют посуду. Ратьо копошится в прихожей: собирает обувь, которую должен был сдать в ремонт ещё на прошлой неделе. Душан с пирожным в руке примостился рядом с отцом у приёмника и слушает радиопьесу.

О чём же эта пьеса?

Жила-была девушка. Очень красивая, но очень гордая. Никто не мог её образумить: ни отец, ни мать, и даже весь город.

«Прямо как про Люду», — подумал Душан и начал внимательно слушать.

Эта гордая девушка издала всех своих родных. И женихов изводила, которые приходили к ней свататься.

«И своих одноклассников тоже», — мысленно добавляет Душан. Но про одноклассников по радио ничего не сказали.

И всё же, в конце концов, нашлась и на неё управа. Один молодой человек (звали его Петруччо) всё-таки женился на ней и отвёз её в свой дом. Там он запер её в чулане и до тех пор не давал есть, пока она не стала слушаться.

«Да, да, да! — Душан даже про пирожное забыл — так внимательно он слушает. — Да, так и нужно с ней. Запереть Люду и не давать есть».

И вот он уже слышит, как Люда умоляет голосом той девушки, про которую говорят по радио:

«Хотя бы корочку сухую! У меня в глазах темнеет от голода».

А Душан ей отвечает:

«Корочку? Ещё чего! Вот если ты снимешь этот свой хвастливый бант…»

«Сниму, обязательно сниму. И не буду больше поворачиваться к тебе спиной. И не буду отшвыривать твой стеклянный шарик, и прыскать в ладошки больше не буду».

И тогда Душан даст ей большой кусок хлеба — с маслом. Нет, он не будет такой вредный, как Петруччо в этой радиопередаче. Тот ведь хотел, чтобы его укрощенная жена называла бородатого старика румяной красавицей. И луну она называла по его приказу солнцем, а это, уж конечно, явная глупость. Нет, Душану достаточно и того, что Люда станет хорошей, скромной девочкой, с которой можно сидеть за одной партой.

— Её нужно укротить! — восклицает он.

— Кого укротить? — спрашивает отец.

Этот вопрос застаёт Душана врасплох.

— Ну, одну там… — бормочет он. — Строптивых нужно укрощать, так ведь?




Укрощение строптивой Люды


Да, легко было этому Петруччо! У него были слуги, был свой дом, а в доме полно комнат и чуланов. Запер строптивую жену, ключ повесил на пояс — и все дела.

А у Душана? Ни слуг, ни своего дома, ни даже чулана.

«Значит, так, — решает Душан. — Мы останемся на продлёнке, и нас поведут обедать в столовую. И я её запру в столовой. А ключ спрячу».

Он, правда, плохо представлял себе, как это он запрёт её в столовой, но решил, что сделает это непременно.

Однако в школе его ждал жестокий удар.

Начали записывать детей в продлёнку, а Люда и не думает записываться. Её мама не ходит на работу, поэтому Люда обедает дома.

Что же делать?

«Не буду обращать внимания на эту задаваку», — думает Душан. И повторяет про себя слова из сказки: «Придёт ещё наше времечко».

И вот время пришло. Даже раньше, чем он надеялся — совсем как в сказке…

Учительница спросила:

— Дети, кто прочитает нам какое-нибудь стихотворение?

— Я, я, я! — закричала Люда.

Учительница вызвала Люду к доске, велела ей поклониться и читать. Люда поклонилась и начала:
		По склону вверх король повёл



		Полки своих стрелков…








И тут голос у неё вдруг задрожал. Она проглотила слюну и опять начала:
		По склону вверх король повёл…








И ни слова дальше.

— Кто знает, как дальше? — спросила учительница. — Ну, кто поможет Людке? Кто ей подскажет?

Но никто не вызвался, даже Душан, хотя он и знал этот стишок.

«Вот видишь, глупая ты, Люда, — думал он. — Если б ты была хорошая, я бы тебе помог, а так я тебе не помогу».

Пришлось учительнице отправить Люду на место. Люда села, спрятала лицо в ладошках, видны были только горевшие уши. И тогда Душан решительно поднял руку.

Нет, он не кричал: «Я, я, я!» Мы ведь не где-нибудь, а в школе. И учительница объясняла вчера, что нужно поднимать руку.

Не спеша, степенным шагом он вышел к доске, поклонился и начал:
		По склону вверх король повёл



		Полки своих стрелков.



		По склону вниз король сошёл,



		Но только без полков.








— Хорошо, Душанко, — сказала учительница.

— Я ещё стихотворение знаю, — выпятил грудь Душан, — длинное.

Он перевёл дыхание и начал читать про народного героя, благородного разбойника Яношика. Это длинное-длинное стихотворение он любил больше всего.
		Горит, горит костёр на королевской горе!



		Кто его развёл? Двенадцать соколов!








Класс затих. Заслушались дети. А Душан разошёлся, читает он с выражением, то повышая, то понижая голос. Видишь, гордая Люда — вот так надо читать стихи!

Душан кончил, поклонился и пошёл к своей парте. Дети захлопали.

— Молодец, Душанко, в самом деле, молодец, — говорит учительница. — Вот будет школьный вечер, ты эти стихи ещё раз прочтёшь.

— А ещё я умею петь песню «Гей, а я-то думал». Тоже про лесных молодцов, — говорит Душан. Но тут он бросает взгляд на Люду — она сидит красная, пристыжённая. И в сердце Душана просыпается сострадание. — Но я её лучше завтра спою, — добавляет он и садится за парту.

На сегодня с Люды достаточно.

Укрощение началось.




В школе очень неплохо


Уже полгода Душан ходит в школу. Если вы спросите, нравится ли ему в школе, он, наверное, ответит: «Нравится» — и даже объяснит почему.

Вот, скажем, был в школе вечер, и Душан на нём выступал. Он пел песню про лесных молодцов и ни разу не сбился. Все хлопали, учителя и учительницы улыбались. А потом директор как-то повстречал Душана в коридоре, погладил его по голове и спрашивает:

— Ну, как дела, артист?

Приятно, правда?

И ещё Душану хорошо даются стихи. Может быть, поэтому он не понимает, почему некоторые так с ними маются? Например, проходят они такие стихи:
		Шумят дубы,



		Шумят дубравы.



		Припоминают, как в войну



		Знамёна партизанской славы



		Шумели на ветру.








Это Душан сразу запомнил. Вот дальше уже было потруднее:
		Снова тихие дубравы



		Видят пред собой,



		Как с фашистскою оравой



		За свободу шёл кровавый



		Беспощадный бой.








Да, тут уж нужно думать. Но если подумать немного, то всё станет понятно. Кто такие партизаны — каждый знает. Что они воевали в лесах — это тоже все знают. А раз они воевали в лесах, то дубы обязательно должны были их видеть. Дальше. Партизаны воевали с фашистами. И не просто так воевали, а за что-то. И это «что-то» была наша свобода.

Душан выучил это стихотворение, первым поднял руку, вышел и прочитал его вслух.

И учительница его похвалила. Тоже приятно.

А то ещё вот что было.

Учительница рассказывала про голубка и пчелу.

— Упала пчёлка в ручей и стала тонуть. Увидал это голубок. Пожалел он пчёлку и бросил ей листочек. Как вы думаете, для чего он ей бросил листочек?

— Ясное дело! — восклицает Душан. — Чтобы она могла забраться на листок и высушить крылышки.

— Верно, Душан, но в следующий раз подыми руку, — говорит учительница и продолжает: — Пчёлка выбралась на листок, обсушилась и улетела. Она всё думала, как ей отблагодарить доброго голубка. Прошло несколько дней. Однажды пчёлка увидела, что в голубка целится охотник. Тогда она мигом села охотнику на нос и ужалила его. Рука у охотника дрогнула, и он промахнулся. А голубок улетел. Так пчёлка выручила голубка, своего спасителя.

Тут Душан заёрзал на парте. Ему очень хочется вмешаться, но он сдерживает себя и молча поднимает руку.

— Что у тебя, Душан? — спрашивает учительница.

— Этого не может быть, — говорит Душан. — Пчёлка не могла ужалить охотника. В тот момент, — Душан делает паузу, чтобы класс мог оценить это учёное слово, — в тот момент, когда пчёлка ужалит человека или ещё кого-нибудь, она погибает. У неё на жале волосики повёрнуты вот так… — Душан идёт к доске, рисует эти волосики, повёрнутые в обратную сторону. — Когда она ужалит человека, жало застревает, и пчёлка не может его вытащить. Она улетает без жала и погибает.

— Откуда ты это знаешь? — спрашивает учительница.

— Я видел такую картинку, — говорит Душан. — И когда по радио рассказывали про пчёл, я тоже слушал.

— Молодец, Душан, — говорит учительница. — Это очень хорошо, что ты такой внимательный и любознательный. Значит, тогда мы переделаем рассказ: пчёлка не ужалила, а только напугала охотника. Согласен?

— Ладно, — соглашается Душан. — Ведь я это только ради правды.

Нет, что ни говорите, а в школе очень неплохо.




Нет розы без шипов


Как было бы здорово, если бы в школе проходили только чтение, математику, физкультуру и пение. Если бы не было одного, очень неприятного урока: письма.

Сначала Душану казалось, что писать тоже будет легко. Дадут тебе лист бумаги, карандаш и скажут:

«Пиши!» — как в садике. Там можно было искалякать весь лист, и сдавать его: «Я уже написал».

Первое время учительница только посмеивалась, глядя на каракули Душана:

— Ну-ну! И что же это такое?

— Это цветы, — отвечал Душан. И на этом разговор заканчивался.

Но потом учительница всё чаще стала хмуриться и качать головой.

— Душан, Душан, что это ты натворил? Ведь это уже не забава, пора писать как следует. Напиши-ка всю строчку сначала. И дома тоже поупражняйся!

Снова Душан берётся за ручку, пальцы у него потеют, бумага рвётся под пером. А буквы-то, буквы! — никак не хотят слушаться. Одна наклонилась влево, другая вправо. Одна буква тощая и высокая, другая — толстая, неуклюжая, расползлась на полстрочки.

— Ну и пузан! — смеётся Душан. — Сейчас мы тебя раз украсим.

И он пририсовал букве «О» глаза, нос, рот. Сунул ей в зубы трубку. А сверху нахлобучил шляпу с пером.

Душан сидит, посмеивается в кулак и ждёт, что учительница подойдёт и похвалит его.

Нарисовать такого забавного пузана — это будет получше, чем выводить одну скучную буковку за другой.

Но учительница почему-то не похвалила его. Наоборот, она возмутилась:

— Я ведь тебе сказала: не выдумывай, пиши как следует! Буквы должны стоять ровно, как солдаты в строю. А у тебя что? Хороши твои солдаты, ничего не скажешь!

— Я им сказал «вольно», — пытается шутить Душан.

Тут в тетрадку заглянула Люда и прыснула со смеху. Душан негодует в душе. Он было думал, что Люда укрощена навсегда, и вот, пожалуйста…

Хорошо ей смеяться! У неё буквы ложатся на линейку ровно, одна к одной. Душан уверен, что дома она упражняется, не разгибая спины — лишь бы похвастаться в школе красивым почерком.

А учительница, как нарочно, говорит:

— Учись у Людки, посмотри, как красиво она пишет!

Душан ждёт не дождётся, когда же кончатся занятия.

Домой он идёт сердитый. Идёт и пинает ногой камушки на тротуаре.

Подумаешь, удивил класс стихами! Ведь он всю жизнь только и делал, что слушал стихи. Их учили в саду и дома читали по радио.

А вот писать — это уже совсем другое дело. Когда читаешь стихи и нечаянно пропустишь словечко, всегда кто-нибудь да подскажет. А вот когда пишешь — тут уж помощи ждать не от кого, рассчитывай только на себя.

Душан садится за стол, открывает тетрадь. Пять строчек им задали, целых пять строчек!

Тут мама подошла. Заглянула в тетрадь и покачала головой.

— Ой-ой-ой! — вздохнула она огорчённо, словно Душан невесть как её обидел.

— Мама, ну скажи сама, кому нужно это занятие? — оправдывается Душан.

— Какое занятие?

— Ну, писание.

— Ах, вот оно что! — замечает мама. — А скажи, пожалуйста, что получится из человека, который не умеет писать?

Душан задумался. В самом деле. Даже лётчики пишут, он сам видел в кино. И врачи пишут. Ужасным почерком, но всё-таки пишут. Инженеры тоже пишут. Это же надо! Неужто нет на свете занятия, в котором можно обойтись без ручки и чернил? И вдруг его осенило.

— Знаешь что, мама? Я буду писателем!

— Вот ещё! — возражает мама. — Как раз писатели и пишут больше всех.

— Ну и что? Зато они могут писать на пишущей машинке, так ведь?

И Душан недовольно поглядывает на маму: «Интересно, чего это она смеётся?»




Спелая черешня


Прошла весна, душистая, ветреная, и наступило лето.

Душан идёт из школы — последний раз в этом году. Он налегке, портфель сегодня не понадобился. Был школьный праздник, а потом учительница раздала всем табеля в белых конвертах. Душан несёт свой табель в руке, и белый конверт уже помялся немного.

Конец учебного года! Нет, совсем не так представлял его себе Душан. Он думал, что понесёт свой табель высоко над головой, как знамя.

Он пробежит с табелем по улицам и ворвётся в дом с радостным криком: «Вот он, мой табель!»

А теперь ему хочется сунуть свой табель в карман, чтобы кто-нибудь, не дай бог, не вздумал спросить: «Ну что, ученик, как дела? Какие у тебя отметки?»

Да, подкачали у Душана отметки! По письму-то тройка.

Это из-за неё Душан шагает по солнечной улице такой мрачный и задумчивый.

Вручая ему табель, учительница сказала:

— От тебя, Душан, я ждала большего, но ничего не поделаешь. Что ты заработал, то и получил.

— Лучше б я вообще не ходил в школу! — вздохнул он и остановился как раз перед витриной овощного магазина.

За стеклом виднелись корзины с черешней, вся витрина была завалена черешней. Этот сорт, с красными сердцевидными ягодами, всегда поспевает в мае, к концу учебного года.

«Интересно, почём они?» — подумал Душан и оглянулся: у кого бы спросить? Но тут он заметил, что к одной из корзин приколота бумажка.

— «Черешня», — прочитал Душан вслух. — «Цена одного килограмма — 5 крон».

Ну-ка, сколько денег в кармане у Душана? Ага, две кроны и пятьдесят геллеров. Он вошёл в магазин и смело попросил:

— Мне полкило черешни, пожалуйста. Выйдя на улицу, он тут же принялся за черешню. Ягоды исходили во рту сладким соком. И вдруг Душан вспомнил: ведь это он сам, совершенно самостоятельно прочёл, сколько стоит черешня!

А в прошлом году, когда в витринах впервые появились корзины с черешней, он долго стоял перед магазином и обшаривал свои карманы. У него было несколько монеток, но сосчитать их он не смог. И сколько стоит черешня, он не знал. До сих пор Душан помнит, как он сконфузился, когда тётя за прилавком сказала ему:

— Ой-ой, а денег-то у тебя кот наплакал! — и насыпала ему в кулек горсточку черешни.

Зато теперь…

«Я умею читать! — сказал про себя Душан. — И считать тоже!»

Душан ел черешню и радовался. Что ни говори, а кое-чему он всё же научился. И он вприпрыжку побежал домой.