Суть Времени 2013 № 19 (13 марта 2013)
Сергей Ервандович Кургинян


Газета Суть Времени #19






Политическая война: От Поклонной до Колонного. Роль нашего движения в той политической войне, которая определяет облик современной России (продолжение — 3)

Экономическая война: Торговые войны — 3. От ГАТТ до ВТО

Информационно-психологическая война: Церковь Низа против Красной Церкви — 3

Классическая война: Доктрина Великой войны. Борьба стратегий

Наша война: Средства массовой профанации

Социальная война: Дезинформаторы; Гендерная революция?

Война с историей: Платформа фашизации

Мироустроительная война: Хизб-ут-Тахрир: от Казани до Кашмира

Концептуальная война: Концептуализация Не-Бытия. Концепты постмодернизма. Как это работает

Диффузные сепаратистские войны: Сибирский сепаратизм… под маской сибирского национализма

Культурная война: Провинция и «креативщики» — 2

http://gazeta.eot.su






Газета Суть Времени

№ 19/2013 от 13 марта 2013





Колонка главного редактора





Живые и мертвые


Чавес умер, оплакиваемый народом. И это счастье — так умереть

Сергей Кургинян




Умер президент Венесуэлы Уго Чавес. Дней за десять до его смерти я оказался в парикмахерской: надо было срочно постричься. Парикмахерша, видимо, видела меня в каких-то телепередачах. Я сразу почувствовал, что ей хочется задать мне какой-то вопрос, но она стесняется. Под конец стрижки она все же спросила: «Скажите, а Чавес жив?»

Я настолько растерялся, что переспросил: «Простите, о ком Вы спрашиваете?»

«Как о ком? — ответила парикмахерша. — Об Уго Чавесе, президенте Венесуэлы. Как Вы думаете, он жив? Мне очень хочется, чтобы он выкарабкался».

Я ответил: «Не знаю». Потом добавил: «Бога ради, простите, если мой вопрос покажется Вам бестактным, но почему Вам так хочется, чтобы Чавес выжил?»

Парикмахерша ответила мне развернуто: «Во-первых, потому, что рак — это страшная болезнь, и я просто не могу не сочувствовать борющемуся за жизнь человеку. Во-вторых, потому, что над этим человеком, который никому ничего плохого не сделал и находится в страшной ситуации, непристойно издеваются. И, в-третьих, мне кажется, что он что-то сделал для своего народа, в отличие от наших. А еще мне кажется, что они потому так над ним и издеваются. За что-то ведь они его должны ненавидеть».

Эта парикмахерша не выдумана мною. Она вполне реальна. Я стригусь у нее с давних пор. Она очень любит сериалы, страшно переживает за героев этих сериалов. Она не прочла ни одного из тех великих романов, которые волновали и волнуют мою душу. И прочла много романов, которые я не буду читать даже под дулом пистолета. Она человек яркий, способный на нестандартные жизненные ходы. Захотелось ей в молодости уехать на далекие-далекие севера — она уехала. И чего только там с ней ни случалось! — тонула во льдах, спасая при этом выручку своей парикмахерской… Захотелось ей позже уехать в США — уехала. Потом вернулась. Ее точка зрения на все происходящее весьма независима. Когда-то она ругает начальство, когда-то нет. Чего в ней нет, так это утонченности. И я никак не мог ожидать, что она вдруг спросит о Чавесе. Но ведь спросила. Наверное, потому, что тутошняя, потому что обыкновенный «анчоус».

Необыкновенный «дельфин» по фамилии Латынина глумилась над умирающим Чавесом так же, как она перед этим глумилась над Саддамом Хусейном и Муаммаром Каддафи. Показательно, что такие, как Латынина, смакуют обстоятельства смерти ненавидимых ими за что-то политиков. Мол, как плохо кончили. И мне хочется спросить: «А что значит хорошо кончить? Хорошо — это как?» Все мы когда-то умрем. Вряд ли Латынина и Ко считают, что они не умрут.

Но, видимо, предполагается, что они хорошо кончат, а названные мною политики кончили плохо. Думается, что тут вполне уместен вопрос: «А Христос как кончил? Или Жанна д’Арк? Или Джордано Бруно?» Представьте себе, что в эпоху Жанны д’Арк было бы телевидение. И что телеканал «Дождь» приехал бы снимать сожжение Жанны д’Арк и снимал бы это сожжение крупным планом. Подчеркиваю — натуральное сожжение, а не эпизод кинофильма. Было бы показано, как корчится сжигаемый человек, какие при этом возникают физиологические нюансы. И потом было бы сказано в назидание потомкам: «Видите, как плохо кончила Жанна д’Арк!»

Саддам Хусейн, Слободан Милошевич, Муаммар Каддафи кончили прекрасно — они погибли мученической, героической смертью, которая всегда в реальности осложнена нехудожественными и не до конца романтическими деталями. Но если кто-нибудь считает, что героическая смерть величайших людей была лишена таких деталей, этот «кто-то» еще не достиг взрослости. А надо бы!

За что Латынина ненавидит Чавеса? Он не лишал ее свободы слова. Не залезал к ней в карман. Не прокладывал дороги в Химкинском лесу. Не… Не… Не… Но она ненавидит его люто за то, что он породил проблемы для бесконечно любимых ею американцев. Что он забрал у них, этих звездно-полосатых дельфинов, нефтедоллары и передал их своим грязным и ничтожным анчоусам. Но пока что Латынина не может смело и прямо сказать, за что она ненавидит Чавеса. Поэтому она начинает лгать. И говорит, что Чавес довел свою Венесуэлу до ручки. Старая сказка. Мол, прилавки стали пустыми и так далее. Людей до ручки довели. Бедненькие венесуэльские анчоусы! Как хорошо им жилось при венесуэльских гориллах, обеспечивавших американцам гигантские барыши. И как плохо стало жить при Чавесе!

О, как Латынина жалеет венесуэльских анчоусов! Почти как наших! Почти как инвалидов-сирот, лишенных возможности развлекать американских усыновителей.

При Уго Чавесе богатые стали платить налоги. Нефтяные ресурсы были национализированы. Соответственно, было резко снижено социальное расслоение. Венесуэла занялась делом невероятной важности — расчисткой своих фавел. Фавелы — это латиноамериканский ад. Пока что наше население не знает, что такое этот ад. Узнает лет через пять. Так вот, Чавес переломил ситуацию с фавелами. Да, поблек роскошный фасад, но зато исчезли чудовищные задворки. Чавес продуманно и планомерно вкладывал деньги в то, что позволяет покончить с классической латиноамериканской чудовищной нищетой. Он очень толково занялся развитием латиноамериканской промышленности. Отодвинув американцев, он обеспечил вхождение на венесуэльский рынок наших и китайских предприятий. Он поощрял не только нефтепереработку, но и развитие инфраструктуры. Он очень активно и продуманно развивал венесуэльскую армию, заботясь о национальном суверенитете. Социальная политика Чавеса дала колоссальные позитивные последствия. Чавес умер, оплакиваемый своим народом. И это счастье — так умереть. Он умер, имея преемником человека, который делал все возможное, чтобы не войти в должность. Почему? Потому что он любил Чавеса. И в каждом интервью, которое этот человек давал, было видно, как именно он любит учителя и вождя. Как говорят в таких случаях, глаза не загримируешь.

Венесуэла — очень свободолюбивая страна. Небольшая страна, находящаяся под боком у США. У США богатый опыт банановых революций. Чавеса они ненавидели люто. Почему же Чавес — и в расцвете сил, и на краю смерти — не мог быть свергнут? Если бы он бросил свой народ в нищету, как это описывает Латынина, народ бы ликовал по поводу его смерти. Но народ плачет. О том, умер Чавес или был убит — когда-нибудь в другой раз. Сейчас же — о том, чем отличается героическая смерть подлинного народного вождя от смерти совсем другой. Ведь все мы смертны, да? И Горбачев тоже.

Что касается Латыниной, то я понимаю, как именно она хочет умереть. Ведь, в отличие от Горбачева, она человек в чем-то романтический. Она хочет быть похоронена на Арлингтонском кладбище как подлинный борец за американские интересы. Что ж, каждому свое.

Мир праху твоему, Уго Чавес!

Друзья и братья — до встречи в СССР!




Политическая война





От Поклонной до Колонного. Роль нашего движения в той политической войне, которая определяет облик современной России (продолжение — 3)


Главным является именно это растаптывание простого, маленького, несовершенного человека, на которого всем глубочайшим образом наплевать. Наша интеллигенция этого маленького человека готова на органы сдать. Если надо — в массовом порядке

Сергей Кургинян




Наталья Петровна Никонова — человек либеральных убеждений. Она на сто процентов принадлежит к разряду женщин, про которых американцы говорят «self-made woman». Школьница-отличница, победительница олимпиад из уральского наукограда, кончившая школу с медалью и имевшая все основания для того, чтобы поступить на какой-нибудь биофак или физфак… ну, на худой конец, на истфак… она, не имея никаких связей в Москве, поехала завоевывать столицу, поступила в МГУ на факультет журналистики и… И завоевала столицу, сделав блистательную карьеру.

Никонова очень ценит то, что ей удалось совершить подобное. Еще больше она ценит свою профессию. Она эту профессию по-настоящему любит, работает на износ. И всегда хочет соорудить что-нибудь этакое-разэтакое… Резонансное, необычное.

Постсоветская жизнь с ее открывшимися материальными и нематериальными возможностями Никонову вполне устраивает. Я бы сказал даже, более чем устраивает. Человек талантливый, с четким пониманием дисциплинарных рамок и одновременно с обостренным чувством собственного достоинства, Никонова, когда речь идет о последнем, вполне готова поставить на кон все свои достижения.

Но профессия для нее все же крайне важна. Не «профи», когда содержание и цель перестают иметь какое-либо значение, а профессия, как сочетание мастерства, содержания и цели. А также еще чего-то… Я бы назвал это «креативом», но теперь язык не поворачивается. Лицезрение мурл, нечленораздельно бормочущих о себе, что они являются представителями креативного класса, убило слово «креатив» однажды и навсегда. Применять его стало неприлично. А возвращаться к нормальному слову «творчество» не хочется по другой, очень понятной, причине. Слишком это слово пафосное. Потому скажу, что Никонова больше всего на свете ценит свою роль возмутительницы всяческого спокойствия. И создательницы разного рода «ахов»: сделать нечто такое, чтобы все ахнули, к телевизорам побежали, на улицах стали обсуждать и так далее.

XXXVII.


Будучи человеком сугубо местного розлива (опять не говорю «почвенным», «патриотическим», дабы избежать пафоса), Никонова одновременно напоминает мне гиперактивных тележурналисток из американских фильмов. Мое взаимодействие с нею началось с того, что она вдруг на голубом глазу заявила: «Я хочу делать с Вами шоу, а для шоу главное — это подлинность».

«Что Вы такое говорите! — изумился я. — Где есть шоу, там нет подлинности. А где есть подлинность, нет шоу. Ленин говорил: «Или вши победят социализм, или социализм победит вшей!». Вот так и с вашими шоу. Либо шоу уничтожит подлинность, либо подлинность уничтожит шоу».

Никонова не хотела в тот момент со мной спорить, потому что ей нужно было, чтобы я согласился на ее экстравагантное предложение. То самое предложение, из которого затем выросла передача «Суд времени» на «Пятом канале». Поэтому она ответила мне достаточно сдержанно: «Ну, не знаю… Вы как хотите, а я убеждена, что шоу нужна подлинность. Убеждена, и всё тут!»

Эта короткая перепалка сильно повлияла на мое решение участвовать в программе Никоновой. Притом, что я пришел на встречу, твердо зная, что должен тактично отказаться от любого предложения незнакомых мне тележурналистов. Кстати, Никонова сумела оценить мое согласие принять участие в ее программе, понимая, что я очень многим рискую. И когда первая программа «Суд времени» вышла в эфир, она позвонила мне и сказала: «Спасибо, что Вы нам поверили». А потом ее голос дрогнул. И она очень-очень быстро проговорила: «Это успешный проект, понимаете? Годами ждешь успешного проекта. Вроде все правильно — а проект неуспешный. А тут вдруг успешный проект!»

И я понял, что, во-первых, для Никоновой успешный проект — это всё.

И, во-вторых, что в слова «успешный проект» она вкладывает не рейтинг, не аплодисменты и не призы. А нечто другое. Успешный проект для нее — рычаг, с помощью которого она что-то поворачивает. И ей нравится смотреть, как оно поворачивается.

Работа с Никоновой — сущий ад. Она дико нервничает сама, доводит себя до грани нервного срыва. И, видимо, именно балансирование на этой грани является для нее нормальным рабочим режимом. За время работы мы десятки раз жутко ссорились и мирились. Теперь вся эта рабочая ситуация позади. Прошло достаточно времени для того, чтобы я что-то мог оценить объективно. И я вполне объективно могу сказать, что Наталья Никонова — это странный симбиоз удачливой американской продюсерши и девочки из провинциального российского наукограда. Между прочим, вполне мог бы снять про нее художественный фильм. Или поставить спектакль.

За ее очередными телехудожествами всегда смотрю с интересом. И далеко не всегда этот интерес является собственно содержательным: я не любитель шоу, а для Никоновой это коронный жанр. Но мне всегда любопытно, что еще Наталья, так сказать, учудит. Потому что Наталья сейчас в российском телекомьюнити — экземпляр вполне уникальный. Такие всегда наперечет, но у нас действует специфическая система негативного отбора. Крокодилов по нашему телепространству ползает много. Змей — еще больше. А антилоп — конечно, умеющих и кусаться, и лягаться — практически нет. А Никонова — это, образно говоря, такая антилопа. Кусачая, лягачая, но… в отличие от рептилий не потерявшая тонко организованной эмоциональной сферы. А значит, и сохранившая атипичную мотивацию. Чем мотивированы рептилии? Аппетитом. Аппетит и есть сейчас типичная мотивация. На фоне нее Никонова — явление очень и очень незаурядное.

XXXVIII.


Никакого идеологического резонанса с Никоновой у меня никогда не было и по определению быть не может. Потому что она стопроцентная либералка. Но, как и еще несколько моих знакомых либеральных журналистов, она настоящая, а не поддельная либералка. Убежденная, например, что если либерал проигрывает, то он должен честно признать поражение. И что либерализм вполне сочетаем с патриотизмом, а также с интересом к персонажам, обитающим за пределами Рублевки и других аналогичных мест.

Некоторые мудрецы, причем не только либеральные, но и КПРФовские, задним числом начали утверждать, что «Суд времени» на «Пятом канале» был «кремлевским проектом». На самом деле, это был проект Натальи Никоновой. Не Сванидзе, не Кургиняна, не Млечина, а именно Никоновой. Это был ее авторский проект. И это был не единственный ее авторский проект. Уйдя со скандалом с «Первого канала» (мне видавшие виды люди говорили: «Ну скажи, кто-нибудь еще, кроме Наташи, осмелился бы устроить такое с Эрнстом?»), Никонова стала превращать «Пятый канал» в нечто из ряда вон выходящее. Ей были для этого предоставлены все возможности. Параллельно с ее авторским проектом «Суд времени» на «Пятом канале» вышел ее же авторский проект «Картина маслом». В этой программе солировал Дмитрий Быков. А были еще другие программы, где солировали иные звезды. Причем звездами их делала именно Никонова.

Кстати, о том, как именно она этого добивается. У нее есть интуиция. Та, без которой ничего добиться нельзя. Но есть и другое. При огромной внутренней авторитарности (а без этого телевизионным продюсером быть попросту невозможно) Никонова в высшей степени способна слушать других. Программа «Суд времени» на «Пятом канале» да и программа «Исторический процесс» на канале «Россия» (еще одно детище той же Никоновой) делались в глубоком и даже глубочайшем диалоговом режиме. Поэтому мне особенно смешно слушать про какие-то там «проекты». Изначально в «Суде времени» не было ни Сванидзе, ни многосерийности, ни счетчика, позволяющего узнать мнение страны, ни многого другого — всё это появилось в результате творческих перепалок между мной и Никоновой. «Надо так». — «Нет, так нельзя!» — «Нет, так можно!». Такой вот «кремлевский проект».

Предложенный Никоновой судья меня явно не устраивал, потому что он был туп и груб одновременно. Из отпуска вызвали пробоваться на роль судьи очень умную милую женщину. Но перед тем как предъявить ее в виде компромиссного варианта, от которого я не смогу отказаться, мне, между прочим, было сказано: «А что, если судьей сделать Сванидзе?» Это сказала помощница Никоновой, а Никонова цепко следила за моей реакцией. «Так Вы не против?» — спросила она. «В этом что-то есть», — ответил я. «Ну, Вы даете!» — сказала Никонова с явным уважением к проявленному мною чувству жанра.

Но какой бы норов ни проявляла Никонова в этих перепалках, главным для нее всегда был результат, и, работая на результат, она проявляла невероятную творческую цепкость. Никакой амбициозности по принципу «слушать меня, я начальница!» в Никоновой нет. Вся телетусовка прекрасно осведомлена об этих качествах Натальи Петровны. И даже завзятые либералы проявляли к ней определенную снисходительность: «Ну, носится она со своим Кургиняном, как с писаной торбой… Но ведь и с Быковым так носится, и с Макаровым, и с Собчак, и с другими… Творческий человек, увлекающийся!»

XXXIX.


Читатель, наверное, недоумевает, почему я так подробно все это описываю в той длинной аналитической статье, которая должна вобрать в себя и тематику политической войны, и тематику войны метафизической, и рубрику, в которой наш творческий коллектив заявляет о своем кредо.

Еще минутку терпения, читатель, и всё станет ясно!

Вой невероятной силы, устроенный либеральной прессой после нашего съезда в Колонном зале, незаметно превратился в вой по поводу нашей «роли» в организации марша, состоявшегося 2 марта. А почему возникла необходимость в этом марше? Потому что следом за Димой Яковлевым трагически погиб еще один наш сирота, усыновленный американцами, — Максим Кузьмин. Оставим пока в стороне вопрос о том, как именно опозорились либеральные журналисты, заявлявшие, что мы являемся организаторами этого марша. И поговорим о самом Максиме Кузьмине. Политическая война, ведущаяся вокруг закона Димы Яковлева, превратила смерть несчастного мальчика в крупнейшее событие — как внутриполитическое, так и внешнеполитическое.

В этом нет ничего беспрецедентного. Нередко частная история, вплетаясь определенным образом в ткань мирового процесса, превращается в нечто общезначимое, приковывающее к себе внимание сотен миллионов людей. Ну кто такой был, по большому счету, эрцгерцог Франц Фердинанд? Да, наследник престола… Но кто кроме читателей светской хроники знал что-нибудь об этом наследнике? И, в конце концов, ничего неслыханного не было в его гибели. От рук террористов, которые тогда еще не взрывали дискотеки или торговые центры, а охотились за ВИП-фигурами, в начале ХХ века погибало очень много людей. Но эта частная история так вплелась в ткань мирового процесса, что всем, а отнюдь не только читателям светской хроники, стало ужасно важно понять, кто такой этот Франц Фердинанд, зачем он поехал в Сараево, кто его жена и так далее. И долг журналистов состоял в том, чтобы немедленно представить обществу необходимую информацию.

Не хочу проводить никаких прямых параллелей между безвестным Максимом Кузьминым и все-таки весьма известным Францем Фердинандом. Что же касается параллели косвенной, с помощью которой я хочу что-то доуточнить, то она состоит в том, что вплоть до крупного политического скандала вокруг смерти Максима Кузьмина никого не интересовало, кто он такой, кто его родители и так далее. А сразу после этого скандала всем стало интересно всё, что связано с Максимом Кузьминым. Так устроено общественное мнение. Телевизионные журналисты не могут не действовать сообразно тому, как именно оно устроено.

Перед убийством Кеннеди Ли Харви Освальд не был интересен никому. Сразу после убийства Кеннеди он стал интересен всем. И если ты журналист — будь добр удовлетворять этот интерес. В этом твоя прямая обязанность. Беги, выхватывай самое интересное, сражайся за возможность это выхватить со своими коллегами. Ты для этого пошел не на биофак, не на физфак, а на телевизионную журналистику.

XL.


Никонова, естественно, захотела побежать быстрее других, выхватить самое интересное, сделать так, чтобы все смотрели именно ее программу. У нее на канале «Россия» есть такая программа — «Прямой эфир». Программу эту я обычно не смотрю.

Во-первых, потому что нет времени.

Во-вторых, потому что очень не люблю шоу.

А в-третьих, потому что к шоу на бытовые темы отношусь совсем уж сдержанно. Но это я.

А Никонова свою программу, естественно, любит. И не просто любит, а обожает. Хочет, чтобы все ахали: «Батюшки, что она показала!» В каком-то смысле, ничего другого Никонова и не хочет. Конечно же, ей желательно, чтобы в этом «батюшки!» было какое-то содержание. Ну, на худой конец, пусть просто ахнут. Но этак, знаете ли, по полной программе: «Вы видели, видели, что она показала? Вы видели?!» Никаких других мотивов у Никоновой не бывает. Я встречал на своем веку много телепродюсеров, работающих по заказу и говорящих: «Между деньгами и славой мы давно выбрали деньги». Никонова давно выбрала славу. Она и от денег не откажется. Но слава для нее важнее. Тех, для кого важнее деньги, называют «заказные». То, что Никонова не заказная, я понял с первого взгляда. И потом мог убедиться в этом много раз. Она не «заказная» и не «приказная». Она из тех, кому нужна слава. Кто этим живет. И кто одновременно считает, что будет слава — будет и все остальное.

Не только я это понимаю. Вся телетусовка это понимает. Подчеркиваю — вся. Тут что Петровская с Лариной, что Сванидзе, что представители патриотического направления (Шевченко, Леонтьев и так далее). Все понимают, что Никонова — это «девушка нервная, талантливая, активная, профессиональная, вполне себе адекватная во всех смыслах, но не заказная и не приказная».

Так вот… В этом своем не заказном (и не приказном) качестве Никонова делает очередной выпуск программы «Прямой эфир». «Прямой эфир» она хочет делать на самую жгучую тему. Сама жгучая тема — гибель Максима Кузьмина. Что нужно Никоновой? Чтобы в ее программе был наилучшим способом удовлетворен запрос аудитории на новую информацию о Максиме Кузьмине. Аудитория «Прямого эфира» ждет не осмысления, не рефлексии — она ждет простой сенсации. И Никоновой нужно, чтобы эта сенсация была у нее в программе, а не в программах конкурентов. Типичный мотив американской тележурналистики.

И что же делает Никонова? Она добывает и выводит под телекамеры мать Максима Кузьмина. Вот уж сенсация так сенсация!

Эта мать — молодая, очень простая и далеко не безгрешная женщина. Но никакое не исчадие ада. Таких сейчас — «до и больше». Она малообразованна, но отнюдь не дегенеративна. Она попивает, но отнюдь не является вдрызг спившейся бомжихой. И так далее.

Это тот самый простой персонаж, которого обожает западный кинематограф. Появись такая героиня у какого-нибудь Ларса фон Триера (кто не знает — есть такой талантливый и модный кинорежиссер), все бы восхищались: «Ах, насколько все натурально! И человечно! И не приукрашено!»

Да что там Ларс фон Триер! Я таких персонажей — реальных, а не кинематографических — за время работы в геофизике повидал достаточно много. В каких-нибудь поселках на БАМе, например… Или в качестве поварих в геофизических экспедициях.

Как рассуждал один мой знакомый бамовский путеец: «Все бабы пьють: моя жена, Стяпанова… Все бабы гуляють: моя жена, Стяпанова…» Других женщин он не наблюдал. И занимался обобщением на известном ему экспериментальном материале.

Ну что сказать по данному поводу? Это наша незатейливая, грубая, несовершенная жизнь. Она такой была и в советский период. Издевательство, которое интеллигенция наша, номенклатура и бандиты на паях учинили по отношению к народу, соорудив для себя раек, а народ кинув на социальное дно, придали этому типажу еще большую деформированность и сделали этот типаж еще более массовым. И что?

Маяковский писал в стихотворении «Сергею Есенину»:
		Дескать,



		заменить бы вам



		богему



		классом,



		класс влиял на вас,



		и было б не до драк.



		Ну, а класс-то



		жажду



		заливает квасом?



		Класс — он тоже



		выпить не дурак.








Повернем это стихотворение на 180 социальных, так сказать, градусов. И признаем, что класс всегда был выпить не дурак. А сейчас, в условиях деклассированности, это его свойство приобрело резко усугубленный характер. Но богема-то наша пакостная — журналистская и иная — она только кефир и томатный сок потребляет? Тьфу!
		«Креаклы» наши, блин,



		И алкоголь, и кокаин…








Уже стихами я заговорил!

Наша креативная богема возмущается тем, что мать Максима Кузьмина пьет. Во невидаль! Я не раз участвовал в телевизионных передачах, на которые приходили вусмерть пьяные элитарии, не вязали лыка вообще. И этим все умилялись.

Мать Максима Кузьмина гуляет? Да уж, это у нас в 2013 году — совсем невидаль! Ксения Собчак, конечно же, не гуляет.

Так с каких же это пор наша богема вдруг начала разыгрывать еще и карту высоконравственности, а также карту, так сказать, здорового образа жизни? И кого нам предъявят в этой игре в качестве позитивного примера? Какую-нибудь Хангу, наверное? Героев «Дома-2»?

XLI.


Я обещал читателю, что в данном цикле буду затрагивать сразу и политические, и метафизические, и иные проблемы. Метафизические проблемы очень прочно сопряжены с понятием «запах». Тут надо не только видеть и слышать («и виждь, и внемли», — говорится у Пушкина). Тут нужно еще и нечто улавливать обонянием. И не абы что, а мертвый дух — он же скверна.

«Чую, чую», — говорят герои русских сказок. А ты-то чуешь, чем все это пахнет, читатель?

Мать Максима Кузьмина наша либеральная журналистика начала прессовать по полной программе, ни на секунду не поколебавшись. А можно было бы поколебаться. Чай, простая женщина — не какой-то там Кургинян. Чай, горе у нее огромное — ребенок умер. А вы как полагаете? Что, для вас, креативных, это горе, а для таких, как она, нет? Знаем, знаем, что вы именно так и полагаете. И демонстрируете именно это своим поведением. Ну так и примите за это надлежащую награду — горячую общенародную любовь, так сказать.

У очень несовершенной женщины в нарушение закона отобрали детей и увезли в США. И там один из них погиб. Она узнала о том, что он погиб, из телевизора. Но она живой человек, понимаете? Несовершенный, но живой. И у нее есть права. И если говорить на американский лад, то на свете есть только две подлинно стоящие вещи — эти права и простой человек. То есть я-то считаю, что этих стоящих вещей намного больше. Но американский подход, весьма почитаемый нашими «креаклами», гласит, что их только две.

Ну, так вот. Если эти две стоящие вещи показывает какой-нибудь Стэнли Крамер и речь идет о правах простого американца, то наши «креаклы» писают кипятком. А если речь идет о тех же двух стоящих вещах, но место простого американца занимает простой гражданин нашей страны, то наши же креаклы поносят эти две стоящие вещи отборными матерными словами. Благо им можно. Это матери Максима Кузьмина нельзя. А им — можно. Как говорили в застойные годы про одну такую креаклиху: «Она матом не ругается — она им разговаривает».

Итак, простой человек и его права. Точка. Нарушили права? Получайте! А человеку должно быть возвращено все, что он имеет по праву. Да, у него, кроме прав, есть и обязанности. И они так же регламентированы законом, как и права. И если он нарушил свои обязанности, то его на законных основаниях надо наказать так, как этого требует закон — тюрьмой ли, отбором ли ребенка. Но только сообразно требованиям закона и при строгом соблюдении соответствующих процедур. А любое незаконное действие по отношению к нему должно привести к тому, что на нарах окажутся лица, совершившие это незаконное действие. Так ведь, вроде бы? Куда там!

Это у Собчак есть право вести сколь угодно распутный образ жизни, рекламировать этот образ жизни и учить разврату других. Потому что она — по одну сторону красной черты. Она по всем признакам, как социальным, так и иным, — наш отечественный, так сказать, африканер. И ей все позволено в порядке апартеида. А матери Максима Кузьмина ничто не позволено — в порядке того же апартеида.

Кто является настоящим героем для нормального либерала? (Для меня, кстати, такой идеальный либерал — Виктор Гюго). Маленький человек, правильно? Он герой! Вот для Никоновой он и есть герой. Мать Максима Кузьмина — это маленький человек, вдобавок еще раздавленный большими процессами, которые запустили негодяи. Помните, Горбачев говорил сладострастно: «Процесс пошел?» Он как тогда пошел, процесс-то, так и не останавливается. А под его катком корчатся десятки миллионов ни в чем не повинных людей.

Ну хорошо… Каток… Корчатся… Восстание против катка — это уже не либерализм, а социализм (на языке искусства — революционный романтизм, критический реализм и так далее). Но сострадание к жертве катка — пусть и без апелляции к «катку как таковому», а также к тем, кто этим катком управляет, а также к тем, кто его построил и так далее, — это уже чистой воды либерализм. Страдает маленький человек — несовершенный, грубоватый, простоватый, незатейливый и так далее, а мир льет слезы. Слезы он льет? Как бы не так!

XLII.


Много или мало пьет эта женщина, часто или редко она меняет партнеров — она мать, у которой умер ребенок. Так называемые либералы обвинили власть в том, что она жертвует частными интересами обычных несчастных детей во имя политики. А топтать мать Максима Кузьмина, мать умершего ребенка так, как ее растаптывают сейчас либералы, — это не принесение маленького человека в жертву на алтарь большой политики? На наших глазах творится эта пакость. И никто даже голос не подымает, чтобы что-то об этом сказать. Говорят о чем угодно, но не об этом.

Значит, когда нашим псевдолибералам надо, то они специфическим образом разыгрывают тему маленького несчастного человека, используя эту тему как таран для сокрушения ненавидимой власти. А когда к той же теме маленького человека начинает апеллировать власть, то наши псевдолибералы берут этого маленького человека и топчут его, как остервенелая свора садистов. Они это делают у нас у всех на глазах. У растаптываемого уже нет никаких прав. И не потому, что этот растаптываемый — женщина, потребляющая алкоголь и гуляющая. А потому, что она потребляет дешевое спиртное, а не виски по 3 тысячи долларов за бутылку (желательно бы еще чуть-чуть кокаинчику). И гуляет — не в шикарных интерьерах, упиваясь извращениями и вовлекая в эти извращения других, а по-простому. Как раньше говорили, по рабоче-крестьянски.

Такое существо — за красной чертой. Апартеид. Наш отечественный вариант негра из племени банту. Это существо можно растаптывать, как угодно. И если вас еще не стошнило особым метафизическим образом, то задайте вопрос себе: «А почему это меня не стошнило? Как же я уже облучен-то, насколько же я привык к «Зоне Ч»! И что же мне делать, чтобы от этой привычки избавиться?»

Избавляться от этой привычки, раз уж она вам оказалась навязана, надо самому. Но помощь при этом можно оказать. И потому я продолжу описывать произошедшее. То самое главное, что произошло в ходе политического спектакля на тему «Максим Кузьмин». А главным является именно это растаптывание простого, маленького, несовершенного человека, на которого всем глубочайшим образом наплевать. Надо же — и Гоголь вам, и Чехов, и Достоевский, и Куприн, и Горький… уж о Мережковских и прочих не говорю… Всё вокруг этого самого маленького человека вертелось-вертелось — и ку-ку, Гриня… Таперича не то, что давеча… Таперича наша интеллигенция этого маленького человека готова на органы сдать, если надо, в массовом порядке. И сказать ему: «За честь ты это, падла, должен считать!» — как сказал Новоженов.

А если надо, то готова и порыдать над ним — с невероятно фальшивым видом. Вот никогда не понимал, что такое крокодиловы слезы, пока не увидел Собчак, страдающую по поводу маленького человека. У нее, у этой самой Собчак, во-первых, вид абсолютно крокодилий. Это буквально рептилия в человеческом облике. А во-вторых, слезы у нее соответствующие. Тошнит от одного вида этого маленького человека, но говорят, что нужна… того… как ее… социальная тема! Социальные марши они устраивают, эти холодные, высокомерные элитные рептилии в человеческом облике. И кого-то на этом хотят купить в 2013 году, в условиях всеобщей ненависти к покупкам такого сорта. Социальный марш!

XLIII.


Но с твоего разрешения, читатель, я вернусь к Никоновой и к матери Максима Кузьмина. Потому что Никонова попыталась поговорить на своей передаче с матерью Максима Кузьмина, как с человеком. Другое дело, что это — шоу, а сочетание шоу и подлинности и впрямь проблематично. Но Никонова убеждена, что и волки могут быть сыты, и овцы целы. И шоу — гоу, и подлинность будет натурально присутствовать. Я, повторяю, этого убеждения не разделяю. Но мы с Натальей Петровной люди очень разные. А в чем-то даже диаметрально противоположные.

Итак, Никонова попыталась поговорить с матерью Максима Кузьмина как с человеком. Без сюсюканий. Без причитаний. Просто нормально, достойно, уважительно и так далее. Ей это удалось в той мере, в какой это вообще возможно на шоу. Что произошло после этого?

Началась неслыханная, фарсовая травля Никоновой: «какого черта поспособствовала преступному путинизму, разыгрывающему карту Максима Кузьмина?» Кем надо быть, чтобы начать эту травлю и одновременно восхищаться западными странами, западными журналистами и так далее? Ведь такая травля — это чистейший либеральный тоталитаризм, и не потому, что любая травля — тоталитаризм, а потому, что нарушено священное право западного журналиста на сенсацию.

Классический западный журналист, по поводу которого эти якобы либералы умиляются, обязан создавать сенсации, и его за это упрекать запрещено. Значит, наши западники исповедуют западные нормы только тогда, когда они им выгодны. А как только они им не выгодны, они используют совершенно другой подход: «С кем вы, мастера культуры?», «На чью мельницу вы льете воду?» и так далее.

Но и это еще не все. Началось не просто поношение и Никоновой, и матери Максима Кузьмина. Матери Максима Кузьмина — за то, что она не ангел, и, в отличие от Собчак и Ханги, не имеет ангельских крыльев. А Никоновой — за то, что она осмелилась исполнить свой журналистский долг. Тогда как ее подлинная задача — остерегаться мафии и не лезть под ее каток. А также знать, когда именно эта мафия начнет раскатывать по полной программе.

Помимо этих пакостей началось и нечто другое. Я двадцать лет занимаюсь закрытой аналитикой и обещаю читателю разобраться в том, что именно началось. Пока же я выдвигаю только гипотезу.

Что, если после телевизионной передачи «на хвост» матери Максима Кузьмина и сопровождавших ее представителей телеканала сели другие — более «либеральные» — журналисты?

Что, если они спаивали эту небезупречную молодую женщину, которую представители телеканала не сопроводили до дома, хотя и посадили на поезд?

Что, если они ухитрились вызвать необходимые группы для приема этой, приведенной ими в подпитое состояние, женщины в объятия соответствующих СМИ?

Короче говоря, что, если наши псевдолибералы провели такую чекистскую операцию, которая не снилась тем, кого они проклинают за чекизм?

Руководствуясь своей интуицией, трудноуловимыми приметами (так называемым почерком произошедшего), я считаю допустимым выдвижение такой гипотезы. И я ее буду проверять. Господа псевдолиберальные крокодилы, а также кобры и прочие высокогуманные существа! Вы поняли смысл моих слов?

Я не кого-то там буду просить это все проверить. Я сам все проверю, потому что я привык все проверять сам. И если бы я не умел добывать стопроцентно достоверных сведений и доказывать их стопроцентную достоверность, то не было бы у меня ни аналитического центра, ни всего остального. Равно как и взбесившей вас возможности устраивать съезды в Колонном зале Дома Союзов. Но я сам добываю сведения. И десятилетия потратил на то, чтобы создать инструменты, позволяющие это делать. И в связи с вашим особо подлым поведением я этими инструментами воспользуюсь ОБЯЗАТЕЛЬНО.

XLIV.


Наше общество — очень травмировано. И его реакции на многое отнюдь нельзя назвать адекватными. Но есть рефлекс, который не только сохранен от предыдущего нормального состояния, но и в невероятной степени развит. Это рефлекс недоверия. Вы пытаетесь задействовать его по отношению к другим. И проваливаетесь. Потому что по-настоящему задействовать этот рефлекс можно в одном-единственном случае: когда показан несомненный факт, опровергающий определенное утверждение. Вот вы утверждаете, что человек невероятно толстый, а он стоит перед теми, кого вы пытаетесь в этом убедить, во всей своей худобе. И тогда те, кого вы пытаетесь убедить, что перед ними невероятно жирный толстяк, говорят: «Ты! Ты чё? Ты нас за лохов считаешь?» Дальше следуют гораздо более сильные выражения.

Псевдолиберальное комьюнити уже нарвалось на все это в связи с нашим отсутствием на марше 2 марта. Причина отсутствия вкратце состоит в следующем. Война с разрушителями России требует стратегии, состоящей из двух элементов: А и Б. Удар по врагам России будет сильным, только если вы заявляете: «А + Б!»

Что такое «А» большое? Если «а» маленькое — это поддержка «закона Димы Яковлева», то «А» большое — это новая стратегия, подводящая черту под эпохой копирования нами всего западного. Подчеркиваю — всего. Как западных принципов устройства жизни, которые вполне можно уважать, но которые несовместимы с нашими традициями, устоями, ценностями. Так и западных искажений этих принципов, которые можно только презирать.

Поддержка «закона Димы Яковлева» может быть полноценной только в случае, если мы подводим черту под целой эпохой. Поэтому не надо зацикливаться на перечислении всего того правильного, что сказано в «законе Димы Яковлева». Надо это «а» маленькое переводить в «А» большое. И набрав высоту, атаковать противника.

Что такое «Б» большое? Это новая стратегия в вопросе о детстве. Стратегия, которая основана на все том же подведении черты под эпохой копирования западных, непригодных для нас, позитивов и западных негативов. Например, «б» маленькое — это те два ювенальных закона, против которых мы собирали подписи. А также наше «нет» новым стандартам в сфере преподавания литературы. А также наше «нет» ювенальной юстиции в России. Подчеркиваю — всей ювенальной юстиции в целом, а не только тех двух законов, против которых мы собирали подписи. А «Б» большое — это резолюция нашего съезда. А также конкретизация этой резолюции, то есть переход от концепции к стратегии и от стратегии к политике.

Теперь представьте себе, что вам предлагают убрать «Б» и заменить «А» большое на «а» маленькое. И говорят: «Давайте вместе заявлять: «а! а! а!» Ну, почему же вы не хотите заявлять вместе с нами: «а! а! а»? Ведь это же справедливое заявление!»

Мы отвечаем: «Да, оно справедливое. Но по законам политической войны, а также войны информационной, метафизической и др., замена текста «А + Б» на текст «а! а! а!» — не означает, что мы ГОВОРИМ «а! а! а!». Такая замена означает, что мы НЕ ГОВОРИМ «Б», а также низводим (профессионал сказал бы «редуцируем») «А» большое до «а» маленького. А как только мы это осуществляем, нам говорят: «Вот, вот ведь как! Они не говорят «Б»! Их «а» ужасно скукожилось».

Один раз попав в эту ловушку, мы навсегда лишаемся возможности наносить удары врагу по единственно опасной для него схеме: «А + Б». И поскольку никто, кроме нас, наносить такие удары не может, то враг ликует.

XLV.


Чем, с этой точки зрения, является шествие 2 марта? Не желая увлекаться конспирологией, я обязан признать, что это шествие является, прежде всего, элементарным и совершенно правомочным желанием власти продемонстрировать, что ее тоже кто-то поддерживает. И что таких поддерживающих — предостаточно. Поддержка власти в том, что касается «закона Димы Яковлева» вообще и новых обстоятельств, делающих этот закон особо актуальным, тем более, — вот что такое «а» маленькое. Выводя своих сторонников на площадь для своей поддержки, власть обязательно должна убрать «Б», то есть систему претензий по отношению к власти, а не по отношению к американцам. И редуцировать «А» большое до «а» маленького. То есть сосредоточиться на Максиме Кузьмине и Диме Яковлеве и обнулить (профессионалы скажут «элиминировать») всю сопряженную с этим крупную и сверхкрупную проблематику.

Сделав это, мы совершили бы непростительную политическую ошибку. Ибо «А + Б» — это формула патриотической оппозиции. А белоленточники и их бюрократические (и олигархические) союзники больше всего боятся не власти, а именно такой патриотической оппозиции. Что же касается власти, то история с Юлией Кузьминой (мать Максима зовут Юлией) показала, чего стоит эта самая власть. И ведь никто не заметил, что именно власть о себе рассказала. Понимаете? Никто! Даже ее, власти этой, так сказать, непримиримые белоленточные противники.

Между тем, для того чтобы это заметить, нужно было всего лишь перенести себя в какой-нибудь 1980 год. Возникает крупный международный скандал, обсуждаемый и в Верховном Совете, и на телевидении. Скандал возникает вокруг умершего ребенка и его матери. Мать — жертва американского империализма. В качестве таковой ее обсуждают в газете «Правда». А также на телевидении и аж в самом Верховном Совете. Но ведь такое обсуждение привлекает внимание всех, не правда ли? Злопыхателей, в том числе. И они постараются опорочить мать. А что, не так? Конечно же, попытаются. А также сыграть на разного рода струнах: «Вот-де, мол, как плохо эта мать живет…».

Что делает советская власть? Такую мать срочно переселяют в приличную квартиру, если она живет в плохих условиях. У ее дома возникает этакий невидимый пост. А в пределе — если ситуация сложная — за ней на определенном расстоянии идет сопровождающий ее скромный представитель КГБ СССР. Так ведь?

Что произошло с Юлией Кузьминой? Ее никто не сопровождал в поезде? Допустим, что моя гипотеза о том, что ее там сопровождали враги, и эти же враги встречали ее на выходе — избыточна. Но ведь друзья — то есть скромные представители власти — ее не сопровождали. Это уж точно. Иначе конфуз был бы попросту невозможен. Но и это не все. Добралась Юля из Москвы к себе в глухомань. Что дальше? У нее в глухомани этой квартира? Комната? Ничего у нее там нет. И никому она не нужна. Ни губернатору. Ни депутатам, восклицавшим по поводу смерти Максима Кузьмина. Ни более высоким должностным лицам. Никому. Она кинута на произвол судьбы. Так могло быть при советской власти? Нет, не могло. Потому что советская власть была властью в полном смысле этого слова.

А то, что сейчас именуется властью, обладает массой диспропорций, чреватых самого разного рода катастрофическими последствиями. И не имеет эта власть никакого отношения ни к Сталину, ни к чекизму, ни к каким-нибудь там Пиночетам или Муссолини. История Юли Кузьминой — это зеркало, в котором власть должна увидеть себя. Увидев же — ужаснуться. Потому что если ее качество не изменится, она обречена.

Почему воют-то так по поводу прихода Путина к нам в Колонный зал? Потому что боятся самой возможности таких изменений — вот почему. Между тем, отсутствие этих изменений с неизбежностью приведет к катастрофе не позднее 2017 года. И что же наши креаклы? Они этой катастрофы и хотят! А всех, кто от этой катастрофы уберегает, люто ненавидят.

XLVI.


Казалось бы, патриотической оппозицией, диаметрально противоположной оппозиции белоленточной, должна бы была стать, прежде всего, КПРФ. Да вот беда — в момент, когда это нужно было больше всего, КПРФ стала снюхиваться с белоленточниками. Снюхиваться мелко, опасливо и потому особо неприглядно. Это оттолкнуло от КПРФ очень и очень многих. Провалившись — а результат Зюганова на президентских выборах был именно провалом, — КПРФ пыталась переложить все с больной головы на здоровую. И объяснить свой провал Поклонной горой. При этом Зюганов ни разу не осмелился сказать, что он не давал согласия прийти на Поклонную гору. И теперь уже всем понятно, что если бы он пришел туда и выступил первым (а именно это было в сценарии)… И если бы это выступление было жестким, антипутинским, но при этом яростно антиоранжевым, то он получил бы, как минимум, дополнительные 10%, а то и больше. Но, как говорят, если бы у моей тети были колеса, то была бы не тетя, а дилижанс. Проявляющий такую решительность Зюганов — это уже не Зюганов. КПРФовцы подняли по нашему поводу дикий вой, обвиняя нас, по сути, в том, что мы предложили им 10% голосов, а они отказались.

Но мы предложили им нечто большее. Эксперты спорят о том, сколько именно процентов дали КПРФовцам передачи «Суд времени» и «Исторический процесс». В любом случае, ясно, что они очень сильно помогли КПРФ. Что в ответ? Только шипение и поджатые губы. Причем так это было еще до Поклонной горы. Уже тогда говорилось, что на передаче «Суд времени» либералы терпят поражение, но не говорилось, кто наносит поражение либералам. Упоминать фамилию «Кургинян» было строго запрещено. Более того, Никонову упрекали за то, что она предложила выступать какому-то Кургиняну. Ведь куда как хорош был бы КПРФовец Афонин!

В подобном утверждении не было никакой внутренней издевки. Это говорилось всерьез. В ответ очень и очень многие симпатизировавшие КПРФ люди либо горько смеялись, либо морщились от стыда. Потому что всем было ясно, что случилось бы и с Афониным, и другими КПРФовцами, если бы они попали в жернова Сванидзе и Млечина.

Но давайте перебросим мост от этих частностей к чему-то общему. И признаем, что таких африканеров, как Сванидзе и Млечин, не страшит полемика с представителями племени банту, в каковых — увы! — превращены КПРФовцы. То, что они в это превращены, вызывает у меня только омерзение по отношение к африканерам. И глубокое человеческое сочувствие по отношению к КПРФовцам. Именно поэтому я говорил и говорю всем нашим ячейкам — воюйте с КПРФ только в случае, если она начинает снюхиваться с белоленточниками. А ни в каком другом случае не воюйте. Согласитесь, что если племя банту начинает снюхиваться с африканерами, то это подлость несусветная. Причем эта та подлость, которой надо объявить войну. Но имеет ли место что-то подобное?

Да, имеет. И дело не только в выступлениях Зюганова на «Эхе Москвы» с совсем бесстыдными и бессмысленными бабьими судачениями по нашему поводу. Есть вещи гораздо более очевидные и крупные. И то, что никто их не осмысливает, весьма и весьма прискорбно.




Экономическая война





Торговые войны — 3. От ГАТТ до ВТО


Торговая экспансия в «рыночном» сегменте глобальной экономики уткнулась в ту же самую проблему, как и в начале ХХ века, — исчерпание неосвоенных рынков. И именно тогда в СССР началась «перестройка»

Юрий Бялый




Большинство стран мира, принявших участие во Второй мировой войне, выходили из войны в состоянии глубокой хозяйственно-экономической разрухи. Задача послевоенного восстановления национальных экономик стояла крайне остро. Не хватало инвестиций, сырья, промышленных и бытовых товаров, оборудования для фабрик и заводов. Было ясно, что без расширения внешнеторговых связей проблемы восстановления в разумные сроки решить нельзя.

Однако международная торговля в ходе войны была почти заблокирована. Поскольку к довоенным сверхвысоким тарифным барьерам, которые уже в середине 30-х годов ХХ века называли «мировой торговой войной», добавились «военные» нетарифные ограничения в виде эмбарго, торговых блокад и т. д.

В 1944 г., когда исход войны уже был ясен, в американском Бреттон-Вудсе под эгидой ООН прошла международная конференция, посвященная именно проблемам восстановления пострадавших от войны экономик. На этой конференции были приняты решения о создании трех глобальных организаций, «ответственных» за процесс послевоенного восстановления. Две из них — Международный валютный фонд (МВФ) и Международный банк реконструкции и развития (МБРР) — были учреждены сразу.

А что касается Международной торговой организации (МТО), то камнем преткновения стал проект ее устава — поскольку большинство потенциальных стран-участниц требовали, чтобы в ведение МТО кроме международной торговли и связанного с ней тарифного регулирования вошли регулирование норм трудовых отношений в странах-членах МТО, установление унифицированных правил заключения контрактов, исключающих дискриминацию и ограничения на свободу коммерческой деятельности, а также правила предоставления международных инвестиций и услуг и т. д.

Переговоры по уставу МТО шли до 1948 года, когда устав был принят ООН и направлен на ратификацию странами-участницами. Но США, вышедшие из войны с минимальными потерями и большими приобретениями, поставили перед собой цель форсированного захвата рынков колониальных держав, обрушившихся в войне. И не хотели связывать себя дополнительными ограничениями МТО и контролем со стороны ООН. И потому в 1950 г. конгресс США отказался ратифицировать устав МТО, ссылаясь на его противоречие национальной конституции, и идея МТО окончательно провалилась.

Есть серьезные основания предполагать, что этот провал был изначально запланирован и стал важным элементом негласной торговой войны. Поскольку еще в 1946 г. 23 ведущих экономически развитых страны мира во главе с США начали, не дожидаясь МТО, переговоры о взаимных снижениях таможенных тарифов. Эти переговоры фактически ставили целью заключение параллельного МТО торгового соглашения в рамках сравнительно узкого «круга избранных», готовых быстро договариваться между собой.

Целью такого соглашения было объявлено создание временной, но крайне необходимой альтернативы буксовавшей МТО. И первый же раунд «переговоров 23» принес солидные результаты. Были снижены 45 тыс. тарифов, которые затрагивали в тот момент около 20% мирового торгового оборота. А переговорный успех был закреплен в пакете документов, включавших как перечень сниженных тарифов, так и правила торговли между участниками.

Соглашение вступило в силу в январе 1948 г. (то есть до того, как завершились переговоры по уставу МТО) и получило наименование Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ). А 23 страны, подписавшие ГАТТ, стали членами-основателями единственной мировой организации по торговле. Которая, формально будучи «временной» и созданной «помимо» решения и контроля ООН, тем не менее, почти 50 следующих лет не только определяла и меняла правила международной торговли, но и принимала решения о включении в организацию новых членов, а также о разрешении международных торговых споров.

Правила ГАТТ включали следующие основные требования:

— равноправие в торговле, включающее взаимное предоставление странам-членам режима наибольшего благоприятствования в экспорте, импорте и транзите, а также национального режима (правила торговли, налоги и сборы) для импортных товаров и услуг;

— использование преимущественно тарифных, а не количественных (квотных) и не административных способов защиты внутреннего рынка; последовательные переговоры по снижению таможенных тарифов;

— взаимность в предоставлении торговых уступок и льгот;

— разрешение споров путем консультаций и переговоров или в специально создаваемых третейских арбитражах, решения которых обязательны для договаривающихся сторон.

До начала 60-х годов состав ГАТТ расширялся очень медленно. Дело в том, что потенциальные кандидаты откровенно опасались некоторых условий соглашения.

Во-первых, норма предоставления партнерам национального режима изначально ставила в худшие условия хозяйственные системы тех стран, производители которых не могли на своем внутреннем рынке «на равных» конкурировать с товарами фирм из развитых стран, обладающих лучшими инвестиционными возможностями, а также современными технологиями.

Во-вторых, потенциальные кандидаты в ГАТТ обоснованно опасались, что при разрешении торговых споров третейскими арбитрами из стран-учредителей — решения будут приниматься в пользу стран-учредителей.

Однако и внутри «избранного сообщества ГАТТ», несмотря на взаимное снижение тарифов, постоянно вспыхивали нетарифные торговые войны. Прежде всего, квотные (ограничения на допустимые объемы импорта), а также демпинговые.

Поясню, что это такое.

Если, например, какая-то страна имеет сильные позиции на каком-либо рынке, а другая страна хочет ее с данного рынка вытеснить, то один из наиболее эффективных способов вытеснения — предложение на этот рынок аналогичных товаров, но по гораздо более низкой цене. Пусть даже по цене, которая ниже себестоимости, то есть не покрывает издержки производства. Это и есть демпинг.

Если предъявить покупателям демпинговые цены, то на дорогие товары вытесняемого конкурента просто исчезнет спрос, и он будет вынужден уйти с рынка. А тот, кто провел демпинговую атаку (и во время этой атаки работал себе в убыток), после вытеснения конкурента поднимает цены на свои товары и начинает получать прибыли и за счет новой высокой цены, и за счет большого объема продаж на завоеванном рынке.

Именно демпинг, в частности, стал одним из наиболее широко используемых механизмов, который применяли компании США в ходе вытеснения Великобритании и других стран Европы с большинства рынков бывших колоний этих стран.

Но в арсенале американской войны за мировые рынки были и другие методы. Одним из важнейших стали проводимые через ГАТТ торговые эмбарго. Например, «продавленное» США в 1953 г. эмбарго в отношении коммунистического Китая очень болезненно ударило по торговым интересам той же Великобритании, а также других стран Европы, которые считали новый Китай своим вполне перспективным рынком сбыта. А американские компании в это время «заходили в Китай» через Японию, которую США в тот период прочно контролировали, и которая в эмбарго не участвовала…

Конкуренты США сделали выводы и сами стали вовсю применять «оружие демпинга». То есть, «градус» торговых войн в рамках ГАТТ начал быстро расти.

Например (очень знакомая нам в России тема!) к началу 60-х годов Европу буквально захлестнули демпинговые поставки американской курятины. В 1961 г. американский «куриный экспорт» превысил по стоимости 50 млн тогдашних (во много раз более весомых, чем сейчас) долларов. В 1962 г. страны Общего рынка резко подняли на курятину таможенные тарифы, в результате чего поставки курятины упали втрое.

Арбитраж ГАТТ признал, что европейцы нарушили соглашение, однако Европа отменить новый тариф отказалась. США ответили заградительными тарифами на продукцию химпрома Голландии, французские вина, ряд германских товаров. А далее этот обмен демпинговыми и тарифными «ударами» начал распространяться и на другие товары. Пошли одна за другой «автомобильные», «стальные», «соевые», «банановые», «сигаретные», «рыбные» и т. п. войны.

И если в первых нескольких раундах переговоров ГАТТ речь шла только о дальнейшем снижении тарифов, то в середине 60-х годов на так называемом раунде Кеннеди к соглашению ГАТТ добавили «Антидемпинговый акт».

Но к «торговому миру» это также не привело. Стремление завоевать чужие рынки и не пустить конкурентов на свои рынки сохранялось или даже росло по мере укрепления конкурирующих экономик. И соответственно, изобреталось все более изощренное «торговое оружие».

До 80-х годов ХХ века большинство развитых стран, за исключением США, имели приобретенные на ранних этапах послевоенного восстановления экономики смешанного типа, с большой ролью государства и в финансовой и промышленной собственности (госсектор), и в экономическом регулировании. В таких странах одним из широко применяемых средств торговых войн стали прямые или косвенные льготы национальным производителям, входящим в госсектор.

Были и другие «торгово-военные» механизмы — например, в виде неявных административно-бюрократических барьеров. Особенно успешно этими инструментами пользовалась Япония. Почти любой экспорт в Японию встречался с огромным количеством особых требований или возражений: от несоответствия зарубежного товара каким-либо стандартам или требующим уважения японским традициям — до нескончаемых бюрократических согласований и проволочек лицензирования. Широко известно высказывание вице-президента США при Картере У. Мондейла: «Если вы захотите продать в Японии американский автомобиль, вам, чтобы ввезти его на остров, понадобится поддержка американской армии».

А с 70-х годов к уже ранее освоенным нетарифным торговым барьерам начали прибавляться новые: фитосанитарные, экологические, претензии к несоответствию импортных товаров условиям безопасности потребителя или охраны труда, и т. д.

Однако все это время в мире происходили (и происходят) не только «холодные», но и вполне «горячие» торговые войны. В частности, повсеместно очень острыми оказались войны вокруг вылова рыбы, крабов, кальмаров, омаров, креветок и других морепродуктов.

Наиболее широко освещаются прессой «рыбные» войны в Юго-Восточной Азии. Где, в частности, Южная Корея и Северная Корея с конца 1970-х годов не могут прийти к соглашению о зонах добычи краба в Желтом море. И где военные катера каждой из сторон режут снасти и уничтожают ловушки конкурентов, а иногда даже топят их промысловые суда, зашедшие в «чужую» зону. Здесь же постоянно возникают «рыбные» конфликты между Южной Кореей и Китаем, Южной Кореей и Японией, Японией и Китаем. Да и мы в России хорошо знаем о множестве инцидентов, связанных с регулярными нарушениями российской экономической зоны вокруг Курил и Сахалина японскими рыбаками.

Но и в других регионах мира происходит то же самое. Незавершенный конфликт вокруг Мальвинских (Фолклендских) островов между Аргентиной и Великобританией привел к тому, что траулеры обеих сторон ведут лов кальмаров в «спорной» зоне с неотступными эскортами военных кораблей. А «рыбная война» между Исландией и Великобританией вокруг лова трески в Северном море шла несколько десятков лет. И закончилась в 1976 году «отступлением» Великобритании из исландской экономической зоны лишь после того, как Исландия заявила, что выгонит из страны военную базу НАТО в Кефлавике.

Так что острота торговых войн постоянно росла. Росла несмотря на то, что очередные раунды переговоров в рамках ГАТТ неуклонно приводили к снижению тарифных барьеров (в период с 1948 по 1986 гг. средневзвешенные таможенные тарифы снизились с 40% до 5%).

И стало ясно, что торговая экспансия в «рыночном» сегменте глобальной экономики уткнулась в ту же самую проблему, как и в начале ХХ века, — исчерпание неосвоенных рынков. И тут слишком многие на Западе вспомнили, что в прошлый раз тупик исчерпания неосвоенных рынков привел к Первой мировой войне. А одновременно на том же Западе начали все более плотоядно оглядываться на «советский блок», который, представляя чуть не треть мировой экономики (!), в то же время почти полностью изолирован от все более тесного пространства глобальной «рыночной» торговой экспансии.

И именно тогда в СССР началась «перестройка». А в Уругвае — вряд ли случайно практически одновременно с перестройкой — начался восьмой и последний раунд переговоров в рамках ГАТТ. Который проходил с 1986 по 1994 г. и привел к созданию вместо как бы «временного» ГАТТ новой (хотя и преемственной ГАТТ) Всемирной торговой организации (ВТО). Замечу, опять без участия и какого-либо контроля со стороны единственного полномочного глобального международного органа — ООН.

И конечно же, ВТО, развал советского блока и СССР, превращение обломков советского блока и Советского Союза в «рыночные» страны, а также последовавшие глубочайшие трансформации мировой экономической и политической карты, не могли не привести к фундаментальным трансформациям всей системы глобальной торговли.

О них — в следующей статье.




Информационно-психологическая война





Церковь Низа против Красной Церкви — 3


В 1969 г. Бахтин по высшему повелению был перемещен из маленького провинциального городка в Москву. Вопрос о его возвращении из провинции поставил не кто-нибудь, а Андропов

Анна Кудинова




Есть ли основания утверждать, что Бахтин сложно относился к христианству? Что он не питал любви к коммунизму? И наконец, что он, описывая, как Франсуа Рабле вел войну с католической церковью, прибегал к аллюзиям — то есть давал «между строк» современникам рецепты ведения войны с Красной Церковью?

Начнем с отношения Бахтина к христианству. В. Кожинов, считающий себя учеником Бахтина, настаивает на его особой религиозности. По словам Кожинова, люди, близко знавшие Бахтина, после первых же откровенных разговоров с ним понимали, что практически все его идеи имеют православный стержень. А еще Кожинов ссылается на работу С. Бочарова, утверждавшего, что Бахтин в течение всей жизни не расставался с образком Серафима Саровского и говорил о нем как о своем небесном покровителе. В связи с чем Кожинов высказывает гипотезу, что Бахтин неслучайно после запрета на проживание в Москве и Ленинграде выбрал местом своего обитания Саранск вблизи Серафимо-Саровской пустыни.

Почему Кожинов поднимает эту тему? Ответ дает сам же Кожинов: «Нельзя умолчать о том, что есть немало читателей Бахтина, которые сомневаются не только в его православности, но и в религиозности вообще. Камнем преткновения являются в этом отношении прежде всего бахтинские исследования народной смеховой культуры — в особенности его книга о Рабле, воспринимаемая некоторыми читателями даже как нечто «сатанинское».

Кожинов настаивает, что «очищающий амбивалентный смех» Бахтина имеет в православии многовековую традицию — юродство. Несколько десятков русских юродивых причислены Православной церковью к лику святых. Таким образом, «те, кто захотел бы усмотреть в понятии «очищающего смеха» отступление от православия, должны уж в таком случае отлучить от него и весь сонм русских юродивых…»

Чувствуя, однако, что пример с юродивыми не слишком убедителен (в юродстве ведь есть не только смех, но и неизбывная печаль), Кожинов предлагает тем, кто находит в бахтинских исследованиях смеховой культуры Запада «чуть ли не антирелигиозные и даже «сатанинские» тенденции», заглянуть в суть вещей. А заглянув, увидеть, что обвинять-то надо не Бахтина, а католицизм, «в котором материально-телесная стихия имеет совершенно иное значение, чем в православии». Бахтин всего лишь предлагает читателю «объективное и глубокое раскрытие тенденций, присущих культуре, которая существовала и развивалась всецело в лоне католицизма… Бахтин раскрыл во всей полноте то, что… можно определить как «католический менталитет».

Итак, раблезианство, упивающееся «материально-телесной стихией», есть проявление католического менталитета. А православный Бахтин всего лишь предлагает читателю объективное и бесстрастное исследование этого чуждого православию менталитета…

Но как быть с тем, что в числе неспособных «заглянуть в суть вещей» читателей, которые воспринимают книгу Бахтина о Рабле «как нечто «сатанинское», — А. Ф. Лосев и С. С. Аверинцев? Эти ученые — уж никак не меньшего масштаба, чем Бахтин, к тому же верующие христиане — заявили о категорическом неприятии смеховой концепции Бахтина. Концепции, противопоставляющей «скучной» церковной серьезности вольную обновляющую смеховую стихию, которая, убивая постылую серьезность, якобы открывает человечеству дорогу в будущее.

Лосев выразил свое отношение к творчеству Рабле и к бахтинской концепции в книге «Эстетика Возрождения» (1978 г.), прямо назвав раблезианский смех, воспеваемый Бахтиным, сатанинским. Аверинцев — в статье «Бахтин, смех, христианская культура» (1988 г.). Адресую читателя как к этим работам, так и к большому исследованию С. Кургиняна, посвященному фигуре Бахтина и его роли в сокрушении коммунистической идеологии. В нем, в том числе, анализируется непримиримая полемика Лосева и Аверинцева с Бахтиным. (Это исследование опубликовано в №№ 36–42 газеты «Завтра» за 2009 год, цикл «Кризис и другие».)

Собственно говоря, Бахтин и не скрывает, что именно его интересует. Его интересует, как Рабле работает на уничтожение вертикали. «В средневековой картине мира верх и низ имеют абсолютное значение как в пространственном, так и в ценностном смысле», — пишет Бахтин. Всякое существенное движение мыслилось, как движение по вертикали, «все лучшее было высшим, все худшее низшим». А вот движение по горизонтали «было лишено всякой существенности, оно ничего не меняло в ценностном положении предмета, в его истинной судьбе…»

В эпоху Рабле мир средневековья переживал определенный кризис. В связи с чем возник шанс отхода от вертикальной модели мира к новой модели, в которой ведущая роль принадлежала бы уже горизонтальным линиям — «движению вперед в реальном пространстве и историческом времени». Рабле, по Бахтину, — доблестный борец «за новую картину мира и разрушение средневековой иерархии». В романе Рабле, которому так симпатизирует Бахтин, «идея совершенствования человека полностью отрешена … от вертикали восхождения». Очень христианская мысль, не правда ли?

Итак, основание говорить о сложном отношении Бахтина к христианству, как представляется, налицо. Перейдем теперь к вопросу о том, есть ли у нас основания настаивать на нелюбви Бахтина к коммунизму.

Начнем с того, что Бахтин не принял Октябрь 1917 года. О себе Бахтин рассказывает (см. журнал «Человек», № 4, 1993 г.), что он из потомственной семьи банкиров. Его дед организовал Орловский банк, просуществовавший до революции. Отец, являясь управляющим одного из частных банков, в течение многих лет избирался членом Орловской городской думы. Дядя «до революции был в Орле городским головой». Огромный орловский дом, где прошло детство Бахтина, «находился в одном из самых дорогих районов». Детей всячески приобщали к миру науки и искусства; благодаря замечательной гувернантке-немке, Бахтин с детства прекрасно знал немецкий. Да и французский тоже.

Однако выводить неприятие Бахтиным Октября 1917-го из его социального благополучия было бы упрощением — ведь многие представители привилегированных слоев населения России революцию и коммунизм приняли. Принципиальным тут, на мой взгляд, является отношение Бахтина к вовлеченным в революцию человеческим массам. Если исходить из концепции народной смеховой культуры (правда, получившей оформление гораздо позже описываемого периода), из апелляции к народной стихии, в недрах которой происходит отмирание старого и рождение нового, к правоте и правде клубящегося на площади народа, — эти самые массы должны были бы вызывать у Бахтина хоть толику симпатии. И что же?

Александр Блок, принявший революцию, и Марина Цветаева, не принявшая ее, несмотря на противоположное отношение к революции, чувствовали огромный творческий потенциал революционных народных масс. И черпали из этого источника вдохновение. А Бахтин? «…Мы были настроены очень пессимистически: мы считали, что дело кончено. Кончено. Монархию нельзя восстановить, да и некому… Что неизбежно победят вот эти самые массы солдат, крестьян в солдатских шинелях, которым ничего не дорого, пролетариат, который не исторический класс, у него нет никаких ценностей, ничего у него нет. Всю жизнь он боролся только за очень узкие материальные блага…» Итак, революционные массы, в оценке Бахтина, — это люди без ценностей, которые борются исключительно за «очень узкие материальные блага»…Короче, шариковы торжествуют.

Дальнейшие перипетии биографии Бахтина прямо вытекают из его непринятия революции. В двадцатые годы Бахтин приобрел репутацию «политически неблагонадежного». В 1928 году, уже имея за плечами публикацию книги «Проблемы творчества Достоевского», был арестован как член «подпольной контрреволюционной организации правой интеллигенции под названием «Воскресенье». По приговору должен был отправиться в Соловецкий лагерь, но после смягчения приговора оказался в казахстанском Кустанае. Именно здесь он делает первые наброски к диссертации о творчестве Франсуа Рабле, которая в дальнейшем ляжет в основу его книги.

После возвращения Бахтина из ссылки дорога в Москву и Ленинград для него была закрыта. Он много лет преподавал в Саранске в Мордовском педагогическом институте. Однако говорить о том, что опальный Бахтин оказался отторгнут от мира науки, не приходится. Первый вариант бахтинской диссертации о Рабле был готов уже в 1940 г., а в 1946 г. Бахтин защищал ее в Институте мировой литературы (ИМЛИ) в Москве. Но при этом более 30 лет его работы нигде не публиковались.

Так что Бахтин, безусловно, имел счеты к коммунизму и советской власти.

А теперь представим себе, что «омолаживающим» процедурам по технологии Рабле, описанной нами в прошлой статье, подвергается не бархатная полумаска, не кошка, не укроп и не шляпа, использованные Гаргантюа в качестве подтирки, а… коммунистическая идея. Допустим, что враг склонил часть советской элиты (она-то и затеяла потом перестройку!) воспользоваться рецептом Рабле, согласно которому если серьезное — вертикальную смысловую систему — подвергнуть осмеянию, то это серьезное, безусловно, помрет, открыв человечеству дорогу в «веселое будущее».

Когда-то огонь коммунистической идеи полыхал с такой силой, что и впрямь можно было говорить о религиозной вере. Но к шестидесятым годам он начал остывать. Ему, безусловно, помогали остывать те, кто вел против нас информационно-психологическую войну, — вспомним хотя бы, как уничтожался образ Сталина-Отца. Но и время делало свое дело — огонь ведь надо поддерживать.

В СССР существовали группы, не принявшие коммунистическую идею. Но помимо этого к шестидесятым уже вполне созрели силы, которые изначально коммунистическую идею разделяли, но устали от огня. Коммунистическая идея предполагает непрерывное восхождение, а это тяжкий труд. То ли дело скольжение в низ! Это, как учит нас Бахтин, — процесс веселый, карнавальный, искрометный.

И вот, в начале шестидесятых полузабытый Бахтин вдруг становится крайне востребованным. Роль человека, сорвавшего завесу молчания с имени Бахтина, Кожинов приписывает себе. Оставим на его совести вопрос о том, мог ли скромный сотрудник ИМЛИ обладать такой пробивной мощью. В изложении Кожинова все выглядит так.

Испытав в конце пятидесятых потрясение от книги Бахтина о Достоевском, Кожинов решил разыскать автора. Направляясь летом 1961 г. в Саранск, он рассчитывал увидеть сломленного, всеми забытого человека, и заранее подыскивал слова утешения. Но в момент встречи понял, что это Бахтин, напротив, способен дать утешение многим: «Сила сопротивления его поднимала».

Весной 1962 г. Кожинов опубликовал две статьи о Бахтине, а также написал о нем материал для новой литературной энциклопедии, вышедшей 100-тысячным тиражом. И произошло чудо: еще ДО появления книг Бахтина (второе издание книги о Достоевском вышло в 1963 г., книга о Рабле — в 1965-м) началось настоящее паломничество в захолустный Саранск. Преподаватель Московского университета В. Турбин писал: «Мне трудно рационально объяснить достаточно странный феномен… не сговариваясь, независимо друг от друга, к Бахтину потянулись ученые и литераторы разных поколений».

В июне 1962 г. «Литературная газета» опубликовала подготовленное Кожиновым письмо под названием «Книга, которая нужна людям». Его подписали председатель Союза писателей К. Федин, академик-секретарь Отделения литературы и языка АН СССР В. Виноградов и переводчик Рабле Н. Любимов. Речь шла о необходимости издания бахтинской книги, посвященной Рабле. В августе того же года с Бахтиным был заключен договор об издании книги.

С 1967 г. выходят переводы двух книг Бахтина на иностранные языки. Журналы наперебой начинают печатать бахтинские статьи. Вокруг его работ завязывается публичная полемика.

А в 1969 г. Бахтин по высшему повелению был перемещен из маленького провинциального городка в Москву. Вопрос о его возвращении из провинции поставил не кто-нибудь, а Андропов. Суслов пытался возразить Андропову: мол, это небезопасно — слишком уж много в работах Бахтина аллюзий. Но Андропов сумел взять в этом вопросе верх.

В уже упомянутом исследовании С. Кургинян называет Бахтина «интеллектуальным снарядом сверхкрупного калибра», целью — «КПСС как секулярную красную церковь», а пушкой, которая должна была выстрелить по цели этим интеллектуальным снарядом, — Ю. В. Андропова.

Пушка выстрелила. Выстрел имел сокрушительные последствия. Еще в самом начале перестройки, в 1986 году, американский бахтинист г. С. Морсон писал: «Поток научной периодики в настоящий момент позволяет предположить, что все мы… вступаем сейчас в эпоху Бахтина». Вся перестройка шла под знаком бахтинской карнавализации. В отличие от наших сограждан, на Западе прекрасно осознавали роль и место Бахтина в происходящем процессе. За пятилетие — с 1988-го по 1992 г. включительно — там было издано около сорока книг о Бахтине, не считая четырех специальных выпусков журнала.

О том, как бахтинская теория воплотилась на практике, — в следующей статье.




Классическая война





Доктрина Великой войны. Борьба стратегий


Было два слагаемых духовного сопротивления советского народа машине немецкого уничтожения. Первым был идеологический энтузиазм… Вторым — тяжелая глубинная ненависть русского народа к такому нечеловеческому злу

Юрий Бардахчиев




В предыдущей статье мы говорили о двух разных военных стратегиях, принятых Германией и Советским Союзом в преддверии Великой Отечественной войны. Принятая советским командованием «стратегия измора», традиционная для нашей армии, в конечном итоге определила победу СССР, принятие германским командованием столь же традиционной стратегии «блицкрига» определило поражение Германии.

Суть теории блицкрига, разработанной немецким стратегом А. фон Шлиффеном, — в предельной скоротечности войны, в активном нападении и достижении победы еще до того, как противник окончательно мобилизует армию и запустит военную промышленность на полную мощность.

Стратегически операции блицкрига в ходе Второй мировой войны заключались в нанесении мощных рассекающих ударов танковыми соединениями при поддержке пехоты и авиации. На память сразу же приходит построение «свиньей» немецких и ливонских псов-рыцарей, с помощью которого русские дружины дробились на части и уничтожались по отдельности.

Таким же образом действовали и мобильные танковые группы и моторизованная пехота вермахта. Врываясь в стыки между обороняющимися частями, обходя сильно укрепленные позиции, они разрывали сплошной фронт противника, заходили в его тыл, прерывали линии коммуникаций, снабжение боеприпасами, техникой и продуктами питания, подавляли огнем сопротивление и затем легко добивали. Если добавить сюда сплошную бомбежку с воздуха, поддержку дальней артиллерией, отработанное тесное взаимодействие между всеми родами войск атакующих, то становится понятной вся грозная сила этой стратегии.

Именно так была разбита польская армия в 1939 году, хотя ее военно-технические возможности и людские резервы не были исчерпаны (осталось более миллиона не мобилизованных призывного возраста). Но психологический шок и паника сделали свое дело — Польша сдалась через 36 дней. В 1940 году Франция была разбита за 44 дня и затем оккупирована. К моменту нападения на СССР были так же сокрушены Чехословакия, Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Люксембург.

Хотя Генштаб Рейха после этих побед уверовал в непогрешимость своей стратегии, он понимал, что перед ним доселе никем не побежденный враг и потому готовился к войне с немецкой тщательностью и педантичностью.

Директива № 21, содержавшая план нападения на Советский Союз и получившая условное название «Барбаросса», была подписана Гитлером 18 декабря 1940 года. Основную суть директивы наиболее полно отражали фразы, с которых она начиналась: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии». Войну предполагалось начать летом 1940 года.

Германский Генштаб предложил Гитлеру два плана.

Автор одного из них, командующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал В. Браухич, считал, что у Красной Армии наличествует всего 50–70 боеспособных дивизий и для их уничтожения потребуется 80–100 немецких дивизий.

Другой план был представлен начальником управления оперативного руководства верховного главнокомандования вермахта генерал-полковником А. Йодлем. Он был не согласен с оценкой Браухича и считал мощь Красной Армии сильно заниженной. Йодль потребовал для борьбы с Советской Россией не менее 120 дивизий и около 4 месяцев для их развертывания. Ему удалось также убедить Гитлера перенести сроки нападения на СССР на май 1941 года.

3 февраля 1941 года уточненная директива по стратегическому развертыванию была одобрена Гитлером. Но задолго до утверждения плана нападения на СССР была начата реорганизация вермахта и переключение экономики Германии на решение задач новой войны. До 1 апреля 1941 года было необходимо обеспечить полное перевооружение 200 дивизий, включая 10 моторизованных, 20 танковых и 20 резервных. На это работали не только военные предприятия Германии, но и 4876 заводов оккупированных Польши, Дании, Норвегии, Голландии, Бельгии и Франции.

Повторимся, что в основе плана «Барбаросса» лежала стратегия блицкрига. Но блицкриг основан на постоянном наращивании темпа наступления. Потеря темпа означает переход в позиционную войну и заставляет коренным образом менять стратегию, на что у нападающей стороны просто не хватает ресурсов. Таким образом, если сопротивляющаяся сторона выдерживает первый удар и готова сражаться дальше, то неизбежна смерть блицкрига.

Именно так и произошло в 1941 году. Хотя в начальный период войны немецкие армии продвинулись на 100–300 км на восток, но потеря времени на борьбу с окруженными, но сражающимися советскими войсками, постоянные контрудары Красной Армии, непредвиденно большие потери техники и людского состава, наконец, гигантские пространства России уже к концу третьей недели войны сделали очевидным провал стратегии блицкрига.

Тем не менее, вопрос о том, почему произошли тяжелейшие поражения начального этапа войны, продолжает вызывать споры. Ведь советские военные руководители хорошо представляли себе сущность блицкрига, почему же не нашли эффективной стратегии противодействия ему?

По этому поводу высококвалифицированные военные историки спорят более шестидесяти лет. В Советском Союзе этот спор, увы, во многом оказался заложником политической конъюнктуры. Хрущеву нужно было доказать, что Сталин бездарно вел войну, совершал грубейшие ошибки. Брежнев, не отбросив полностью антисталинскую концепцию Хрущева, лишь существенно ее смягчил.

Зарубежные ученые в этом споре занимали, в основном, позицию Хрущева. Только Хрущеву нужно было дискредитировать Сталина как военачальника из внутриполитических соображений, а иностранцам нужно было добиться дискредитации Сталина и СССР как полноценного победителя Гитлера. Как мы видим, эта борьба ведется до сих пор.

Другая крайность, в которую впадают даже высококлассные исследователи, в том, чтобы, признавая зловещий характер фашизма, принижать созданную им военную машину. Рассуждения о ее заурядности, вторичности (мол, танки заимствованы у англичан, десанты — у нас), помноженные на признание ее количественной мощности, настолько внутренне противоречивы, что удивительно, как этого не замечают сами авторы.

В этом споре, однако, остается незаполненной некая военно-концептуальная ниша. Речь идет о признании того, что гитлеровская армия была организована и построена гениально или почти гениально. И что это была фактически непобедимая машина уничтожения.

Нет необходимости подробно останавливаться на причинах этой непобедимости. Здесь и лучшая в мире военная промышленность, выпускавшая отличную технику. И высочайший уровень военного планирования немецкого Генштаба. И великолепно подготовленный офицерский корпус — профессиональная каста, результат многолетней целенаправленной работы. И дисциплинированность германского солдата (немецкая формула — в первую очередь солдат обязан выполнить приказ, и лишь во вторую очередь подумать о том, чтобы остаться в живых). Это высокий уровень образованности, что особенно важно для овладения сложной техникой — танками, самолетами. Как кажется, факты сами говорят за себя.

Единственным уязвимым местом немецкой армии была сама концепция блицкрига — ее зависимость от скорости. Как только темп движения военной машины Рейха замедлялся, ее успехи заканчивались, она останавливалась. Как велосипедист, который не в силах крутить педали в сыпучем песке.

Отказаться от концепции блицкрига и сменить ее на ходу на какую-либо другую немцы не могли по очень многим причинам сугубо объективного характера. И это понимали сталинские стратеги. У них было две принципиальные возможности: сыграть на этой внутренней уязвимости блицкрига или капитулировать.

Капитулировать СССР, естественно, не хотел. Но как дать блицкригу завязнуть? Это значило пойти на огромные жертвы. Заставить немцев затормозить в вязкой сопротивляющейся массе чужой огромной и менее эффективной армии. Потому что сделать армию столь же эффективной, как немецкая, за имевшиеся сроки было попросту невозможно.

Надо было просто понять, что иной возможности победить врага нет. И поверить в свой народ, в его способность принести на алтарь победы огромные жертвы. Поскольку без этих жертв победа была в принципе невозможна, а поражение приводило к еще большим жертвам.

И совсем неспроста война была названа народной («Идет война народная, священная война»). Ведь что такое народная война? Это и есть война на торможение, война вязкого народного сопротивления блистательной машине, которая это сопротивление пытается таранить. Если блистательная машина завязнет, то она проиграет. Но завязнет ли она?

Тут все зависело от народного духа, от всенародной готовности идти на гигантские жертвы. Идти на них не из-под палки, а по причинам идеологического энтузиазма и глубочайшего нутряного осознания неизбежности именно этого варианта. Осознание это все больше нарастало в ходе войны. И в основе его лежало понимание того, что «немец» собирается истребить всех на корню. И что самые чудовищные жертвы — все равно меньше того зла, которое сотворит немец.

9 января, 17 и 30 марта 1941 года Гитлер выступал перед высшим командным составом вермахта со специальным заявлением о характере будущей войны против СССР. Он повторял и повторял, что эта война будет «полной противоположностью нормальной войне на западе и севере Европы», что в ней предусматривается «тотальное разрушение», «уничтожение России как государства». Он заявлял, что война против Советского Союза будет «борьбой двух идеологий с применением жесточайшего насилия», что в этой войне предстоит разгромить не только Красную Армию, но и «механизм управления СССР, уничтожить комиссаров и коммунистическую интеллигенцию» и таким путем разрушить «мировоззренческие узы русского народа».

13 мая 1941 года начальник штаба ОКВ Кейтель издал приказ «Об особой подсудности в районе «Барбаросса» и особых полномочиях войск». Согласно приказу, с солдат и офицеров вермахта снималась ответственность за будущие преступления на оккупированной территории СССР. Им предписывалось быть безжалостными, расстреливать на месте без суда и следствия всех, кто окажет хотя бы малейшее сопротивление или будет сочувствовать партизанам.

Гитлер не верил, что существует единство советского народа — единство рабочих и крестьян с интеллигенцией, единство «комиссаров» и бывших кулаков, единство заключенных в лагерях и партийных функционеров. В чем-то его неверие оправдалось, если вспомнить бандеровцев на Украине, «лесных братьев» в Прибалтике, «власовцев» и прочих предателей. Но по большому счету он жестоко ошибся.

Повторим, было два слагаемых духовного сопротивления советского народа машине немецкого уничтожения. Первым был идеологический энтузиазм, присущий, в первую очередь, молодежи — поколению, родившемуся после революции, — его можно было задействовать немедленно. Вторым слагаемым была тяжелая глубинная ненависть русского народа, нутряное осознание неизбежности борьбы с таким нечеловеческим злом. Эта ненависть созревала нескоро, подспудно, по нарастающей, по мере того, как народ осознавал беспредельность немецких зверств.

Слагаемое идеологического энтузиазма спасло от абсолютного разгрома в 1941 году. А полная мобилизация второго, нутряного, слагаемого была завершена к середине 1942 года. И оно довело войну до победы и взятия Рейхстага.

Третьим, достаточно неожиданным, слагаемым была скорость обучения нашей армии искусству современной войны и талант наших новых, совсем не родовитых и не суперобразованных военачальников. Не так давно проводились математические расчеты оптимальности военных операций, проводимых в последние годы войны. Они показали, что, например, операция «Багратион» не знает равных по оптимальности.

Наконец, еще одно, на что следует обратить внимание. В рамках наших предыдущих статей мы много говорили о внутренних конфликтах в русской военной элите по поводу того, на чем должна строиться армия — на концепции духа или на концепции техники. Те самые три слагаемых, сложившиеся к концу Великой Отечественной войны, доказывают, что произошел синтез народно-партизанского военного начала с началом профессиональным. Концепции духа — с концепцией техники. Мучительно не совпадавшие на протяжении послесуворовских столетий военная русская мысль и военная русская практика, наконец, обрели целостность.

Как учились воевать в этой новой небывалой войне русский солдат и русский полководец — в следующей статье.




Наша война





Средства массовой профанации


Это должно перестать нас поражать: сколько можно удивляться разрывающимся совсем рядом снарядам и свистящим у виска пулям — этак недолго и пропасть ни за что ни про что. Надо — всего-то! — изучить вооружение противника и знать, как ему наиболее эффективно противостоять

Юлия Крижанская, Андрей Сверчков




В предыдущих номерах газеты мы «рецензировали» тот «концерт», который закатили наши СМИ по поводу состоявшегося 9 февраля в Колонном зале Дома Союзов съезда «Родительского Всероссийского Сопротивления». Концерт, как все могли убедиться, оказался довольно однообразным. По сути дела, в концерте выступали представители только одного жанра — креативно-истошного 


 пения, да и песню они пели, по сути дела, одну и ту же, с мелкими вариациями.

Краткое содержание этой песни (по мнению исполнителей) сводилось к следующему: «9 февраля 2013 г. в Колонном зале Дома Союзов ничего не было. Вообще ничего. А если вы думаете, что там что-то было — то это вам показалось. Если вы думаете, что это было что-то важное — вам тем более показалось. Спрашиваете, чего мы так 


 много об этом говорим, если ничего не было? А «командный голос вырабатываем»!».

Что же касается слушателей (зрителей, читателей, наблюдателей, случайных прохожих, etc.), то для них содержание было таким: «А-а-а-а-а! Мама, роди меня обратно! Страшно, аж жуть! Люди какие-то живые собрались… тутошние анчоусы… Они нас, креативных дельфинов, не любят… Они с нами, тамошними, бороться собираются… Они какие-то письма собрали… А к ним еще Путин пришел, а-а-а-а-а! А вдруг он тоже оживет? А вдруг он тоже нас, дельфинов, разлюбит? И будет с нами бороться?! Что же это деется-то, а?».

В общем, если по существу, ничего неожиданного и сверхъестественного. Что еще можно было ожидать от наших либеральных, креативных и почти на 100% «тамошних» СМИ? Ну испугались — эка невидаль. Нам было совсем нечему удивляться, если бы… если бы, даже испугавшись, наши оппоненты (как они о себе уважительно думают) сохранили бы хоть какие-то остатки профессионализма и достоинства. Но это у них не получилось.

Люди ведь по-разному ведут себя в стрессовых ситуациях (к которым относятся и ситуации, которые воспринимаются как угрожающие). Существует даже целое научное направление, исследующее типологию реакций людей на стресс. Одни люди даже в очень страшных ситуациях продолжают делать свое дело, другие в панике бегут, третьи впадают в ступор… Наши дельфины (практически все) отреагировали на Съезд однообразно — они регрессировали. Потеряли всякое даже воспоминание о своем профессиональном долге, о своей миссии, о собственном достоинстве… Они перестали быть журналистами, публицистами, аналитиками… А превратились в… ну ладно, не будем спешить с определениями.

Почему мы так думаем? А вот смотрите сами.

Существует, например, «Кодекс профессиональной этики российского журналиста», принятый Конгрессом журналистов России 23 июня 1994 года и вроде бы с того времени не менявшийся. Давайте глянем, в какой степени выступавшие на концерте в нашу честь «артисты» соответствуют некоторым (не всем!) его положениям. (Заранее просим извинить, что не будем указывать дальше автора каждой цитаты — мы уже приводили эти цитаты в предыдущих номерах, а сейчас будем обращаться ко всем авторам вместе — по определению С. Е. Кургиняна, к единому многоголовому дракону. И даже не к дракону, а к гидре — но не из древнегреческого мифа, Лернейской, а к обычной, болотной, которая полип. И которая голов не имеет, а есть только бродячий хищный желудок.)

Итак: «Журналист всегда обязан действовать, исходя из принципов профессиональной этики, зафиксированных в настоящем Кодексе…» — ну вот и посмотрим.

«Журналист распространяет и комментирует только ту информацию, в достоверности которой он убежден и источник которой ему хорошо известен. Он прилагает все силы к тому, чтобы избежать нанесения ущерба кому бы то ни было ее неполнотой или неточностью, намеренным сокрытием общественно значимой информации или распространением заведомо ложных сведений». Да? А как же наши «артисты», которые распространяли и комментировали выдуманные ими самими «цитаты» из доклада С. Е. Кургиняна? А что делали те выступающие, которые распространяли и комментировали заведомую ложь об участниках Съезда, о том, как Кремль им оплачивал проезд и проживание в Москве, о том, что они узнали о проблемах детей только перед съездом, о том, что на Съезде не было родителей? Это не заведомо ложные сведения? А что тогда? И, наконец, как квалифицировать действия тех граждан, которые уверенно врали на всех углах во всех СМИ, что Марш 2 марта организует и возглавит С. Е. Кургинян?

«Журналист обязан четко проводить в своих сообщениях различие между фактами, о которых рассказывает, и тем, что составляет мнения, версии или предположения…» Обязан, значит? А как же те, с позволения сказать, журналисты, которые смело заявляли, что на «мероприятии, где клеймили ювенальную юстицию, ничего не было сказано о том, что она собой представляет и чем, собственно, плоха»? Это они о фактах рассказывали или это были мнения, версии или предположения? Или вот: «Также президент дистанцировался и от некоторых других вещей. Проблемными он считает два законодательных акта, защищающих права ребенка… Владимир Путин дал понять, что инициатором в обоих случаях был Дмитрий Медведев, а не он». Что в приведенной цитате — факты? А их нет. Потому что насчет «дистанцировался» — это выдумка. Насчет «Проблемными он считает» — тоже неверно, потому что не он так считает, а те 141 428 человек, которые подписались под обращением. Насчет того, что эти законы «защищают права детей» — прямо противоречит фактам — иначе чего бы люди против этих законов выступали. Наконец, то, что «дал понять, что инициатором в обоих случаях был Дмитрий Медведев» — тоже неправда, ничего такого в речи Президента не звучало. Таким образом, фактов нет. Но ведь нигде и не сказано, что это всё… ну, предположим, версии и предположения. А как же «журналист обязан»?

«Журналист рассматривает как тяжкие профессиональные преступления злонамеренное искажение фактов, клевету…» Тут мы проверить не можем. Может быть, все эти нами многократно процитированные журналисты и рассматривают свои писания как «тяжкие профессиональные преступления». Может, они мучаются ночами из-за собственноручного «злонамеренного искажения фактов, клеветы» — в глубине души? Где-то очень глубоко? Не знаем, может быть. Но верится с трудом.

«Убедившись в том, что он опубликовал ложный или искаженный материал, журналист обязан исправить свою ошибку, используя те же полиграфические и (или) аудиовизуальные средства, которые были применены при публикации материала. При необходимости он должен принести извинения через свой орган печати». Получается, что практически все СМИ должны сейчас пестреть опровержениями и извинениями — и по поводу Съезда, и, особенно, по поводу «участия» С. Е. Кургиняна и «Сути времени» в «Марше в защиту детей» 2 марта. Но что-то не видать ни опровержений, ни извинений… Вероятно, наши креативные журналисты никак не могут «убедиться, что они опубликовали ложные и искаженные материалы». И ничто им не помогает: ни опубликованные на сайте «Сути времени» заявления, ни распространенные в интернете видеообращения… И уж, конечно, совершенно не помогают сами факты — ну не было Кургиняна на марше, не было! И что? — спрашивают журналисты. Нам это не помогает убедиться в том, что мы распространяли ложь. Вот не помогает и всё! А где Кургинян-то? Нет? Тогда где извинения?

«Журналист отвечает собственным именем и репутацией за достоверность всякого сообщения и справедливость всякого суждения, распространенных за его подписью, под его псевдонимом или анонимно, но с его ведома и согласия…» Ну, это и вовсе смахивает на хохму. Какая ответственность, какая репутация? О чем это, вообще? Да ладно, ладно, господа креаклы. Это ж не мы написали — это у вас в Кодексе написано. Мы просто цитируем…

«Журналист уважает честь и достоинство людей, которые становятся объектами его профессионального внимания. Он воздерживается от любых пренебрежительных намеков или комментариев в отношении расы, национальности, цвета кожи, религии, социального происхождения или пола, а также в отношении физического недостатка или болезни человека. Он воздерживается от публикации таких сведений, за исключением случаев, когда эти обстоятельства напрямую связаны с содержанием публикующегося сообщения. Журналист обязан безусловно избегать употребления оскорбительных выражений, могущих нанести вред моральному и физическому здоровью людей». Ох, даже непонятно, что сказать. Даже если на минуту забыть о «быдле» и «анчоусах» — наверное, это не является пренебрежительным намеком (точно не намек, потому что куда уж яснее) или комментарием — то что делать с остальным? С намеками и не вполне намеками относительно национальности отдельных представителей «Сути времени», насчет религии… Или вот, чем считать такой пассаж (при всем при том заведомо ложный — см. статью П. Расинского в этом номере газеты) в адрес не кого-нибудь, а президента: «И не так важно, что сам президент демонстрирует некомпетентность в теме образования, осуждая замену в программе по литературе Куприна и Алексея Толстого на Улицкую и Пелевина»? Вот про некомпетентность — это намек или комментарий?

«Журналист уважает и заставляет уважать авторские права, вытекающие из любой творческой деятельности. Плагиат недопустим. Используя каким-либо образом работу своего коллеги, журналист ссылается на имя автора». Ой, а как же списывание друг у друга выдуманной цитаты из речи С. Е. Кургиняна — той самой: «Идеал государства для Кургиняна — Северная Корея и Китай: «Возможно ли такое себе представить, чтобы там люди выходили на улицы и публично ставили под сомнение национальную культурную матрицу?» Там даже не поймешь, кто у кого передрал, но никаких ссылок не видать…

«Журналист отказывается от задания, если выполнение его связано с нарушением одного из упомянутых выше принципов». Приехали! Похоже, если бы Кодекс этот соблюдался, то никакого бы «концерта» и не было — все бы должны были отказаться. Ан нет! Не отказались! Даже наоборот — 


 приняли участие даже те, кто обычно в таких концертах не участвует. Видно, задело людей за живое.

Что ж, можно переходить к промежуточным выводам. Они простые — наши «артисты» не могут считаться журналистами. А их издания не могут считаться средствами массовой информации. Потому что СМИ — это другое. Это прежде всего и главнее всего — информирование, то есть донесение до читателей-зрителей-слушателей достоверной информации о том, что происходит. И только потом — анализ и оценка. Но анализ информации, и оценка — тоже информации. А не собственных выдумок и намеков.

Именно это всегда было главной задачей любого СМИ. Вот, например, как была сформулирована миссия газеты «Вашингтон Пост» в 1933 году:

«Первостепенная миссия газеты — выискивать и сообщать правду настолько, насколько это возможно.

Газета должна сообщать любую правду, имеющуюся в ее распоряжении, о событиях в Америке и мире.

Информируя о новостях, газета должна соблюдать правила приличия, принятые в благородном обществе…

Газета должна служить своим читателям и обществу, а не своим владельцам. Отстаивая правду, газета должна быть готовой жертвовать материальными интересами, если это необходимо для общественного благополучия. Газета не должна выступать на чьей-либо стороне или отстаивать особые интересы. Она должна быть справедливой в освещении общественной жизни».

Скажете, что это несовременно, что у нас постмодерн на дворе? Но ведь декларируемые цели и задачи СМИ не изменились. Вот, например, как заявлена миссия современной российской газеты «Ведомости»: «Наша миссия: Оперативно предоставлять бизнес-сообществу объективную, качественную и полезную информацию, необходимую для принятия решений.

Главная задача газеты «Ведомости» и сайта Vedomosti.ru — предоставление читателям максимально оперативной, подробной и объективной информации. Над этим работают более 100 журналистов газеты из Москвы и регионов России… которые ежедневно информируют читателя о важнейших экономических, финансовых, корпоративных и политических событиях, предлагая анализ и прогнозы развития ситуации».

Конечно, тут уже все похуже, чем у «Вашингтон Пост» — труба пониже и дым пожиже, как говорится. Но все-таки — речь же не идет о том, что «Ведомости» берутся предоставлять необъективную, неполезную и просто лживую информацию…

Кстати, найти какое-нибудь описание миссии, целей и задач ни у газеты «Коммерсантъ», ни у «Новой газеты», ни у «Московского комсомольца» нам не удалось… Вероятно, в этих газетах считают, что если они нигде публично не обещали сообщать достоверные сведения, то могут спокойно врать. Что и делают.

Тем не менее, хотят этого СМИ или не хотят, говорят они об этом публично или нет, знают они про постмодерн или не знают, главная их задача все же — информировать. Главная потому, что в эту миссию СМИ верят их читатели, слушатели и зрители. Пока верят, хотя уже и не все. Если люди перестанут верить в то, что СМИ предоставляют им информацию, СМИ умрут. И не надо думать, что этого не случится, потому что «где-то же надо получать информацию». Может, где-то и надо, только не в этих лживых газетах и передачах.

Если же господа журналисты хотят представить себе, что будет, если все будут вести себя так же, как они, то мы с удовольствием поможем. Представьте себе, что вы идете в магазин за продуктами, а все, что там продается, может быть с равной вероятностью и чем-то съедобным, и смертельным ядом. Даже так — это будет яд с гораздо большей вероятностью, чем что-то съедобное. Как, господа, будете вы покупать что-нибудь в таком магазине? А если вы сильно голодны — будете? Нам кажется, что вряд ли. Скорее, поедете на дачу и будете там сажать картошку (если будете верить в то, что вода в вашем колодце не отравлена соседями; а почему вы будете в это верить, если вероятность того, что отравят, — больше вероятности того, что не будут?).

В общем, существование СМИ целиком и полностью зависит от доверия потребителей их информации. Не будет доверия — не будет СМИ (вместе с журналистами, их зарплатами и их понтами). И надо сказать, что российские СМИ упорно движутся в этом направлении. А концерт после Съезда родителей это показал со всей возможной ясностью.

По сути, в освещении Съезда родителей и Марша 2 марта либеральные СМИ превратились в СМП — средства массовой профанации. Большая советская энциклопедия сообщает, что профанация (от лат. profanatio — осквернение святыни) — это «искажение, извращение; непочтительное отношение к достойному уважения, опошление (идеи, учения, произведений искусства и т. д.)». А Толковый словарь Ушакова добавляет: «опошление, искажение чего-нибудь невежественными действиями, оскорбительным отношением». И приводит пример: «Профанация науки фашистскими мракобесами». Вот-вот, именно! Только не науки, а всего происходящего.

Итак, наши либеральные СМИ — не СМИ, а СМП, наши креативные журналисты — не журналисты, а… А кто?

Тут мы должны вернуться к общей теме нашей газеты. Общая тема газеты «Суть времени», как известно, — война. Совершенно очевидно, что либеральные (то есть все ведущие) СМП ведут войну. Против кого? — спросите вы. А против нас: против населения, против России, против большинства, против всего, что нам дорого. Войну они ведут силами своих людей, которых пока еще по привычке называют журналистами. Которые, как и положено на войне, не брезгуют ничем ради победы — ни откровенной ложью, ни манипуляцией, ни доносами, ни передергиваниями, ни применением запрещенных приемов… Ничем.

И это должно перестать нас поражать: сколько можно удивляться разрывающимся совсем рядом снарядам и свистящим у виска пулям — этак недолго и пропасть ни за что ни про что. Надо — всего-то! — изучить вооружение противника и знать, как ему наиболее эффективно противостоять. Тем более что «просто» ложь — это не самое страшное орудие. Есть ведь еще и демагогия.

Та же Большая советская энциклопедия сообщает, что «Демагогия (греч. děmagôgía, demos — народ и ágo — веду) — обман лживыми обещаниями, намеренным извращением фактов. Широко используется буржуазными политическими деятелями и их прислужниками — оппортунистами для завоевания доверия масс. Особенно широко применяется в избирательных кампаниях, «жёлтой прессе» и радиовещании капиталистических стран». А Толковый словарь Ожегова добавляет: «Основанное на намеренном извращении фактов воздействие на чувства, инстинкты малосознательной части масс. Рассуждения или требования, основанные на грубо одностороннем истолковании чего-нибудь». И напоминаем читателям — вдруг кто забыл? — что мы как раз живем в капиталистической стране с большим количеством буржуазных деятелей и буржуазных журналистов, которые у нас гордо зовут себя «дельфинами».

Демагогия — мощное оружие. Для тех, кто его хорошо не знает и не понимает, это как «Катюши» для немцев в 1942 г. О приемах демагогии и софистики написаны тонны книг — каждый может самостоятельно постичь эту науку. Но сегодня для примера нам хотелось бы чуть-чуть разобрать одну статью, вскрыть ее, так сказать. И статья эта — не поверите! — не о Съезде родителей и не о «Марше в защиту детей». Статья — о переименовании Волгограда в Сталинград. На ее примере можно увидеть многие демагогические приемы, используемые креативнослужащими российских СМП.

Статья Дмитрия Быкова «Переименование Волгограда в Сталинград — реабилитация великого зла!» опубликована в № 4 журнала «Собеседник», от 5 февраля 2013 г. Рассмотрим ее последовательно и постараемся понять, как именно Быков 


 обманывает, запугивает и запутывает читателя.

«Сталинград во всем мире ассоциируется с лозунгом «Ни шагу назад!». С приказом Ставки № 227. Со словами снайпера Василия Зайцева «За Волгой для нас земли нет». Сталинград — точка, откуда не отступают».

Обратите внимание, как ловко Быков «замешивает» среди «Ни шагу назад!» и Зайцева приказ № 227 — по поводу которого на головы граждан вылиты ушаты лжи и отношение к которому у многих далеко от адекватного. Неподготовленному читателю уже должно стать не по себе.

«И если сегодня победит идея Валентины Матвиенко и Владимира Чурова провести в городе референдум на предмет его возможного переименования из Волгограда в Сталинград — это будет отлично. Потому что будет наконец проведена та самая черта, за которую отступать нельзя».

Чувствуете, угроза нарастает? И кому это нельзя будет отступать? Видимо тем, кто постоянно отступает под чьим-то натиском. Может быть, власти? Нет, власть, видимо, наступает, а отступает — креативная оппозиция.

«Можно любить или не любить Путина — принадлежность к числу его фанатов еще не делает вас врагом морали и сторонником бессудных расправ, хотя к нему хватает претензий по этой части. Можно по-разному относиться к либералам или ястребам. Но Сталин — не тот случай.

Сталин — такая концентрация зла, что тут никаких двусмысленностей быть не может».

C помощью демагогической уловки «апелляция к очевидности» (Быков ведь не пишет «я считаю, я глубоко убежден») утверждается, что Сталин — «концентрация зла» — душегуб почище Гитлера. Очевидно как раз то, что такое отношение к Сталину для многих людей неочевидно, что даже многие политические противники Сталина не согласятся с такой его оценкой Быковым (а в других статьях Быков вдобавок оценивал Сталина как «третьестепенного государственного деятеля, не отмеченного никакими талантами и проваливавшего почти все, за что брался» и как не «нашу историю, а ее болезненный эксцесс, патология, выверт»). Так, крупнейший советский логик и социолог Александр Зиновьев, автор сатирического антисоветского романа «Зияющие высоты», за который он был выслан из страны, писал: «Сталин одержал триумфальную победу, причем — вопреки всем прогнозам тех лет, предрекавшим скорую победу Гитлеру. Казалось бы, что победителя не судят. Но в отношении Сталина все делается наоборот: тьма пигмеев всех сортов прилагает титанические усилия к тому, чтобы сфальсифицировать историю и украсть это великое историческое деяние у Сталина и сталинизма. К стыду своему, должен признаться, что я отдал дань такому отношению к Сталину как к руководителю страны в годы подготовки к войне и в годы войны, когда был антисталинистом и очевидцем событий тех лет. Прошло много лет учебы, исследований и размышлений, прежде чем на вопрос «А как бы поступал ты сам, окажись на месте Сталина?» я ответил себе: я не смог бы поступать лучше, чем Сталин».

Для чего же Быкову требуется такая «аксиома»? Чтобы, использовав еще несколько демагогических уловок, обосновать тезис о том, что переименование Волгограда в Сталинград равносильно в признании в любви к Сталину и оправданию «его злодеяний». Аргументы за возвращение названия Сталинград, например, «Нельзя, чтобы было забыто название поворотной битвы ВОВ» или «У меня отец (дед) там погиб» — заранее объявляются просто прикрытием реваншистских целей сталинистов (эта демагогическая уловка называется «подмена тезиса»).

Соответственно, получается, что если вы за переименование Волгограда в Сталинград, — это не нужно выдавать за патриотизм, за стремление к исторической точности или уважение к защитникам города. Потому что по определению это — откровенная любовь к нехорошему, мягко говоря, Сталину и желание видеть его имя увековеченным на карте родины. Это желание поставить на карту родины его сапог.

То есть Быков заведомо предполагает, что любовь к Сталину и патриотизм — две вещи несовместные, презренный сталинист не может стремиться к исторической точности, живет мифами и тем более не может уважать защитников города.

«Вы имеете полное право на это желание, кто бы спорил, но, выражая его, вы подписываетесь под делами Сталина, принимаете на себя ответственность за них, разделяете его принципы и его репутацию. Путин еще не делит страну на два враждующих лагеря. И Навальный не делит, и Кургинян, и даже Алла Пугачева. А вот Сталин — это да, это то, что надо. Тут уж придется определяться».

Поняли? Навальный с белоленточной оппозицией народ на дельфинов и анчоусов делят-поделят, а не делится. Кургинян с «Сутью времени» — на «тутошних» и «тамошних» делят-поделят, а не делится. Даже Пугачева — на верящих в ее стремительное похудение и считающих, что ее в «Фотошопе» подрисовали, делила-делила, даже Галкин не помог, — не делится. А имя Сталина только на карту нанесешь и все… готово! Два народа получается, чистые и нечистые, так и стоят с разных сторон у последней черты. То есть мы наблюдаем… необоснованные, скажем так, утверждения.

«Переименование Волгограда в Сталинград — точка невозврата, после которой путинской власти, если она на это пойдет, придется забыть о репутации, в том числе международной. В этом тоже нет ничего катастрофического — жили мы и за железным занавесом, — но просто давайте определяться, сколько можно болтаться-то».

В целом с предсказанием последствий возвращения на карту имени Сталинград можно согласиться. Действительно, про Программу десталинизации можно будет окончательно забыть, как и про готовящийся Нюрнберг-2 над Сталиным и Россией (см. статью И. Кургинян в этом номере газеты). Но вот запугивать-то зачем? И причем тут железный занавес? Или это не запугивание, а призыв к источникам «международной репутации»?

«Всегда можно объединить общество, если этого действительно хотят; поставить на те имена, относительно которых в стране имеется консенсус, или поискать такие имена, если пока они не на слуху. Но как раз консенсус-то не нужен: они там — во главе, как видим, с Чуровым и Матвиенко — ведут к окончательному размежеванию».

Здесь очевидный мухлеж: оказывается, объединенная оппозиция потому и объединенная, что к объединению со всеми стремится, а прежде всего с простым народом, потому его только ласковыми уменьшительными именами и кличет (анчоус ведь рыбка мелкая, всяк 


 с ним объединиться мечтает). А власти злобные не дают, всех разводят, настоящую оппозицию с поддельной стравливают: знают ведь, что анчоусы от Сталина в восторге, а дельфинов от него трясет.

«Но это прекрасный шаг, потому что всякая определенность лучше неопределенности; потому что Путин, каков он есть, еще не может вызвать поистине всенародного возмущения, а Сталин может».

Опять уловка и передергивание: Сталин победил в конкурсе как самый выдающийся исторический деятель России во всех возрастах, пришлось его из списка исключить; опросы показывают, что большинство населения за возвращение названия Сталинград, за признание величия советской истории — откуда же «всенародное» возмущение»? Ах да, забыли, анчоусы же не в счет — это не народ, а низшая ступень пищевой цепи (бессмертно выражение одного креативного банкира из списка «Форбс»: «Россия не страна, а зона свободной охоты!»).

«С ним все понятнее. И Путин, принявший на себя грехи и славу Сталина (если он, конечно, этого захочет, что не факт), убедится в простом факте: грехи прилипнут, а слава — нет.

Так оно всегда бывает с теми, кто реабилитирует великое зло: величие не копируется, а зло пристает».

Вот непонятно у Быкова: то Сталин мелкий бездарный начальник районного масштаба, то величие и слава! Так крокодилы летают или нет? Видимо, слава и величие у Сталина есть, но, как у восточного владыки древности, измеряемая количеством рабов и отрубленных голов. Владимир Владимирович, тебе такая слава нужна? Ты ж какие клятвы (Борису Николаевичу) либеральные давал, ты какие слова говорил: «Если нарушу… то постигнет меня справедливая кара 


 примерно 5%-ной половины народа!» (см. ниже).

«Россия, в которой есть Сталинград, — это уже совсем не та Россия, что сегодня. Это страна, расколотая примерно пополам и лишенная всякой надежды на мирный выход из этого противостояния. Теперь мы по крайней мере видим, кому этого хочется».

Опять та же уловка! Да еще и запугивание.

«Примерно пополам» — это 95% к 5%, как на диспутах Кургиняна со Сванидзе. Но обычная уловка усилена неприкрытой угрозой гражданской войны. Трудно поверить, что 5% креаклов начнут войну против 95% из-за названия города. Скорее уж прав Прохоров, который не понаслышке знаком с истинной святыней либералов — частной собственностью. Не ненавистное имя на карте, а что-нибудь типа пересмотра итогов приватизации — вот то осквернение святыни, которое способно вызвать либеральный джихад против 


 заблудшего большинства и презренной власти, заигрывающей с анчоусами. И тут-то и разгадка всего текста. Совсем не возможность переименования пугает Д. Быкова и иже с ним. Их пугает переименование как симптом. Симптом страшного для них будущего.




Социальная война





Дезинформаторы


Любой, умеющий читать, видит, что Ланин, не стесняясь, лжет

Павел Расинский




Тема школьной программы по литературе уже поднималась в нашей газете. Она также была поднята 9 февраля 2013 года на учредительном съезде «Родительского Всероссийского Сопротивления» и поддержана присутствовавшим на съезде президентом РФ В. В. Путиным.

В тот же день в блоге на «Эхе Москвы» Борис Ланин поспешил заверить общественность в том, что президента дезинформировали. Он ответил в блоге не только президенту, но и другим критикам программы, в частности, депутату Думы С. Миронову.

А еще раньше на сайте Российской Академии образования появились ответы Ланина на публикации преподавателей в СМИ.

Обращаю внимание читателя на то, в каком агрессивном тоне выдержаны эти ответы. Так не пишет человек, уверенный в своей правоте. Такую агрессию проявляет человек, понимающий, что натворил, но не желающий признавать ошибку.

Вот эти строки:

«Это мы с коллегами разработали «Примерную программу по литературе для 10–11 классов». Я, Б. А. Ланин, заведую лабораторией литературы в Институте содержания и методов обучения РАО (ИСМО РАО), два соавтора — из той же лаборатории, В. М. Шамчикова и Л. Ю. Устинова. Еще мы все в школе работаем: без этого хороших учебников не написать. Сейчас у каждого учителя программа должна быть своя. (П.Р.: Вдумайтесь! У каждого учителя должна быть своя программа! Еще один шаг, и мы приблизимся к максимально возможной степени индивидуализации образования, о которой говорили в первой статье, — степени, когда каждый индивидуум получает свое образование. И как они потом будут сосуществовать в едином пространстве?) Вот и решили в нашем ИСМО РАО сделать для учителей «примерные модульные программы» по всем предметам. Два уровня: базовый и углубленный. Каждый учитель своих детей знает лучше нас, а вот литературу мы знаем хорошо, особенно современную. Мы предложили модули, а он сам выстроит из них ту программу, которая для его детей более подходящая. Модули — за нами, а последовательность — за ним, за учителем. На структуре программы мы не настаиваем, только помогаем разобраться с содержанием, с теми читательскими и творческими навыками, которые должны развиваться у школьников. «Примерная» — это не значит «обязательная». Это означает «например, такая». Все это и без перевода понятно. Однако…»

В стремлении отвести от себя гнев общественности Ланин не гнушается и такими приемами:

«Представитель издательства «Русское слово» А. Федоров понимает, насколько важно нанести удар по конкурентам из «Вентаны» (П.Р.: Б. Ланин выдает критику программы за банальную конкуренцию издательств. Но ведь претензия Федорова не к качеству изданной книги, а к содержанию. Какая разница, где будет издана такого рода программа?). Он прямо опускается до подтасовки: «…в любом случае она (программа) сейчас для рядового учителя литературы гораздо важнее стандарта, потому что содержит главное: список произведений, обязательных для изучения» И вновь: мы нигде не говорили, что эти произведения — обязательные, сказано как раз противоположное — примерная программа!»

Ну, так что ж… Посмотрим пояснительную записку той самой критикуемой программы:

«Настоящая примерная программа по литературе (далее — Программа) является ориентиром для составления рабочих программ по учебному предмету и определяетинвариантную (обязательную) (выделено мной — П.Р.) часть содержания образования, за пределами которого остается возможность выбора вариативной составляющей. Разработчики рабочих программ могут предложить собственный подход к части структурирования учебного материала, определения последовательности его изучения, расширения объема и детализации содержания, а также путей формирования системы знаний, умений и способов деятельности, развития, воспитания и социализации учащихся».

Любой, умеющий читать, видит, что Ланин, не стесняясь, лжет. Эта программа определяет именно обязательную часть, а вот вариативную могут выбирать учителя сами.

За кого держит Ланин посетителей сайта РАО?

Но вернемся к съезду РВС и выступлению на нем Путина. Процитирую слова президента, которые Ланин сам приводит в блоге на «Эхе Москвы»:

«Высказываются справедливые, на мой взгляд, (замечания — «Газета. Ru»), что в ней (в новой программе по литературе — «Интерфакс») исчезли произведения, составляющие историческое наследие нашей страны. Я считаю, это хорошо, когда появляются новые авторы, можно по-разному относиться к их политической позиции, но современная литература является частью мировой литературы», — сказал Путин.

«Когда исчезают Куприн, Лесков, Пушкин, «Человек в футляре» Чехова, стихи Ахмадулиной, Высоцкого, Окуджавы, то возникает вопрос: почему, что взамен?» — продолжил президент.

На это Ланин отвечает следующее:

«От имени авторского коллектива я ответственно заявляю, что ни одно из перечисленных Президентом писательских имен не было выключено из Примерной программы по литературе для 10–11 классов. Мы не варвары, чтобы не осознавать значения классической русской литературы, мы — профессиональные методисты, учителя и литературоведы. Не только ни в одном варианте, но даже ни в одном черновике не рассматривалась такая безумная инициатива. <…> Однако следует отметить, что в данном конкретном случае Президент РФ был дезинформирован. Повторю еще раз: ни одно из перечисленных Президентом РФ В. В. Путиным имен классических русских писателей не было исключено из программы».

Не варвары? Ну, что ж — посмотрим.

Отмечу, что все ссылки на программу старших классов в ответе Ланина верны. Да, в ней действительно есть все те произведения, которые указывает Ланин. Только он забыл сделать одно пояснение — все они, кроме Астафьева, Ахмадулиной, Окуджавы и Высоцкого, находятся в списке для углубленного изучения. То есть изучать их будут в классах с «литературным уклоном». В классах с математическим, физическим, химическим уклоном или просто в классе без уклонов их изучать НЕ БУДУТ. И в этом манипуляция, которую совершает Ланин, оправдываясь за свое безобразие.

При этом Астафьев, Ахмадулина, Высоцкий и Окуджава не присутствуют в списке литературы. Они есть лишь в разделе, где формируются модули (другими словами, тематически группируются авторы).

Тут требуется пояснить, чем список литературы отличается от перечня авторов в модуле.

Представьте себе двух врачей. Один предписывает вам конкретные лекарства. И вы будете их принимать, хотите вы этого или нет. А другой выдает рекомендации из 10–15 наименований, из которых вы сами выбираете одно. Какое вы выберете, поможет ли оно вам, — зависит от случая.

Так же и со списком литературы.

Те произведения, которые вынесены в обязательный список, будут изучены. И от этого никуда не деться. А те, что перечислены среди 10–15 в модуле с пометкой «1–2 автора по выбору учащихся», могут быть выбраны учащимися. А могут быть проигнорированы.

И вот ведь что интересно — Ланин, отвечая на обвинения, ссылается на страницы программы, относящиеся к углубленному уровню. Но эти же авторы есть среди тех самых 10–15 авторов в модуле базового уровня, о котором, собственно, идет речь в любом анализе новой школьной программы. Это говорит о том, что он не ориентируется в собственной работе. Читал ли он ее? Видел ли вообще?

Но вернемся к тому, что сказал президент. Ведь, как утверждает Ланин, его дезинформировали. Передо мной стандарт предыдущего поколения, в котором еще есть список литературы. Напомню, что в новом стандарте список изъят и существует лишь в примерной программе. Мы имеем возможность сравнить предыдущий список с новым. Итак:

Куприн, Лесков, Пушкин (имеется в виду «Медный всадник») — действительно, в предыдущем стандарте они были, а в нынешней программе — лишь в углубленном курсе. Это значит, что у большинства учащихся эти произведения изъяты из программы.

«Человек в футляре» Чехова — так же: в предыдущем стандарте это произведение было, а в нынешней программе в списке литературы отсутствует и обнаруживается лишь в разделе модулей в пункте «Связь между видами искусства» в виде изучения экранизации рассказа.

Стихи Ахмадулиной, Высоцкого, Окуджавы — обнаруживаются в разделе модулей, но не в списке литературы.

Так кто кого дезинформирует, господин Ланин?

Обнаружив всю эту халатность в программах, я решил посмотреть, как же оцениваются учебники, прежде чем попасть на школьную парту. И то, что я увидел, потрясло меня до глубины души.

Все мы в большей или меньшей степени знаем, как организовано производство, например, деталей, любого цеха.

Сначала инженер конструкторского бюро (КБ) рисует чертеж. Который проверяется и визируется у начальника КБ.

Формируются требования к материалу, из которого будет изготавливаться деталь.

После изготовления партии определенная часть деталей проходит проверку. По результатам этой проверки либо вся партия признается годной, либо бракуется. А в военных и космических отраслях и вовсе каждая деталь проверяется.

Учебники — такая же важная для общества «деталь», как, например, лопатка для турбины двигателя самолета. Но технология экспертизы учебников почему-то иная. И немалую роль в этом играет «невидимая рука рынка».

Как можно понять из рассказов ученого секретаря комиссии по анализу и экспертизе учебной литературы Российской Академии наук Сергея Сидоренко и вице-президента РАН Валерия Васильевича Козлова, учебники проверяются следующим образом.

Российская Академия наук подписывает договор на выполнение экспертизы. Устанавливает оплату. Но иногда издательство, получив отрицательный отзыв, отказывается подписывать акт о выполнении работ. И РАН (вы только вдумайтесь!) начинает вести переговоры и убеждать, что над учебником надо еще работать. Где еще можно такое увидеть — чтобы Академия наук уговаривала издательство исправить ошибки в учебнике! Вы ощущаете маразм этой ситуации?

Если же издательство согласно с исправлениями, то оно направляет в РАН гарантийное письмо, где берет на себя обязательства исправить ошибки и предоставить новый оригинал-макет. Но зачастую… этого не делает. Невидимая рука рынка, знаете ли, выстраивает процесс так, чтобы минимизировать финансовые затраты издательства. А он, этот процесс, заключается в том, чтобы напечатать учебник как есть, не затрачиваясь на исправления.

Вот, например, что рассказывает Сергей Сидоренко: «Да, действительно, нам пересылают очень много писем и из министерства, и из администрации президента, но за все время нашей деятельности по нашей вине была допущена лишь одна-единственная ошибка, которую мы признали. В учебнике по математике вместо ответа 0,88 у нас было 0,89. Во всех других случаях вина полностью лежит на издательствах. Дело в том, что после экспертизы у каждого издательства мы просим гарантийное письмо, что они будут вносить наши исправления. Но зачастую бывает так, что по какой-то причине наши исправления не вносятся. Был такой случай, один дедушка написал письмо в администрацию президента: «У меня внук в школе учился хорошо, но в институт не поступил. Я посмотрел учебник по географии и нашел там 14 ошибок. Что же вы такие учебники пропускаете?» Из администрации президента это письмо переслали нам, мы взяли этот учебник, взяли наши рецензии, где было указано на 16 ошибок, которые в окончательном варианте учебника так и не были исправлены. Дедушка еще две ошибки пропустил…»

Это равносильно тому, что чертеж будет проверен, а изготовленная деталь — нет. Но ведь качественный чертеж еще не означает качественную деталь.

Можно и нужно биться за качественную программу по любому предмету. Но вся борьба может быть испорчена отсутствием четкой системы качественного контроля за конечным результатом — учебником. Поэтому одной из задач «Родительского Всероссийского Сопротивления» в рамках борьбы против разрушительных тенденций в образовании, кроме написания самих учебников и учебных программ, является скорейшая разработка системы контроля качества издания учебников. Системы, которая не позволит издательствам игнорировать требуемые исправления и выпускать в угоду финансовой прибыли некачественные школьные пособия. Ведь за такими пособиями следуют «некачественные» инженеры, врачи, учителя и так далее. А на следующем шаге — разрушение всей государственной и общественной системы.




Гендерная революция?


Несмотря на поддержку политиков, власти, международных структур, направленное финансирование и информационное обслуживание, гендерное равенство продвигается небыстро

Вера Сорокина




После широкого внедрения гомосексуализма как нормы (а через это — запуска процесса разрушения семьи: однополые браки, разрешенное им усыновление) на повестку дня в мире ставится тема гендерного (полового) равенства.

Внедрение гендерного равенства шло по опробованной схеме — по инициативе ультрафеминистских движений и под крышей международных организаций.

Продвижение гендерной идеологии в общество и политику началось на Всемирной конференции ООН по положению женщин (Пекин, 1995 г.). Здесь впервые феминистскими и лесбийскими организациями было заявлено, что термин «гендер» определяет новое мировоззрение, стремящееся снять все различия между полами. Различия же между полами понимаются не как природные, а как воспитываемые обществом. Как мы видим, без участия ультрафеминисток (будь то «пуськи» или борцы за гендерное равенство) вброс новых нормативных понятий не обходится. И «крыша» также известна — международные организации, где гомосексуальные лобби весьма влиятельны.

Позднее «Пекинская платформа действий» была преобразована в закон и подкреплена колоссальными финансовыми ресурсами. В 1997 г. Амстердамский договор Евросоюза закрепил движение Gender Mainstreaming в качестве официальной стратегии. В документах ООН она определена как обязательная для всех государств-членов ООН. В 2000 г. под «Декларацией тысячелетия ООН», где установление гендерного равенства провозглашено одной из целей тысячелетия, подписалось 189 государств. В 2008 г. была принята Декларация ООН по вопросам сексуальной ориентации и гендерной идентичности. Не подписали документ Украина, Россия, Китай, США. В том же 2008 г. Европарламент принял резолюцию о воздействии маркетинга и рекламы на решение проблемы равенства мужчин и женщин. Согласно которой образы в рекламе, интернете, в компьютерных играх и т. д. не должны содержать сексуальных стереотипов — природных различий между мужчиной и женщиной.

Итак, пришло время менять образы! Гендер — против пола, выдуманная совокупность социальных характеристик — против естественных биологических…

Может возникнуть наивный вопрос: каким образом можно сконструировать социальный пол? А вот каким. Гендерная идеология заключается в создании нового антропоса (нового человеческого существа), обладающего главной свободой — свободой выбора своего пола и сексуальной ориентации. Его новое право — самому выбирать свою сексуальную принадлежность.

Учебник «Основы теории гендера» рассматривает, как минимум, пять гендеров (полов): мужской, женский, гетеросексуальный, гомосексуальный, транссексуальный. (Если говорится «как минимум», то, видимо, есть перспектива, что список может быть расширен до некоего «максимума»).

Главное: все гендеры равны между собой и должны быть признаны общественностью. Задача непростая, поскольку человечество за время его многотысячелетней истории о возможности такого поворота не подозревало. Оно знало два пола: мужской и женский — а также пороки как отклонения от них (или болезнь — оценки разнились в зависимости от категоричности и строгости нравов общества в разные исторические эпохи). Нет сомнений, что три неестественных гендера изобретены для мягкой легализации того же самого порока (или болезни — кому что ближе).

Гендерное равенство никаких врожденных отличий между мужчинами и женщинами не признает. Отбрасываются, просто игнорируются (универсальный либеральный прием) не только здравый смысл, но законы природы. Вся мировая наука (медицина, психология, социология и др.) стоит на том, что существуют биологические различия между мужчиной и женщиной — с характерными для каждого пола биологическими особенностями, структурой мозга, гормональным балансом, структурой психики и т. д. Но «гендерных борцов» мать-природа и биологическое разделение на мужчин и женщин, на Адама и Еву — не устраивает.

Итак, согласно диктуемому гендерному равенству, люди должны отличаться не по биологическому полу, а по тому, который они выбрали сами. Что же касается младенцев, то их надлежит считать бесполыми до тех пор, пока они, став школьниками, сами не выберут свой пол. И чем раньше ребенок узнает и задумается об этом своем праве, тем лучше. Не для ребенка, конечно, для гендерного равенства.

В 2007 г. «Федеральный центр охраны здоровья» (Министерства по делам семьи ФРГ) разослал «Справочник для родителей по вопросам сексуального воспитания ребенка» (на возрастные группы от 1 до 3, от 4 до 6 лет). В сотнях тысяч экземпляров, распространяемых бесплатно, родителей призывали сексуально стимулировать собственных детей (предоставляю читателю самому судить, что это такое). Лишь подняв шум в СМИ, общественность добилась отзыва этих рекомендаций.

Но внедрение гендерного равенства отнюдь не ограничивается мерзопакостными рекомендациями. В ЕС вводится сексуальное воспитание начиная с детского сада — ребенок должен знать, как выбрать себе пол.

В Швеции гендерная составляющая дошкольного воспитания внедрена с 1998 г. Чем раньше это сделать, тем лучше — убеждают гендеристы. Иначе ребенок «может вжиться в какую-то роль»: мальчик — в мужскую, девочка — в женскую. А это, чтоб вы знали, атавизм. И чтобы с ним бороться, мальчику надо давать исключительно розовую кружку, а девочке — голубую. То есть сознательно менять традиционно принятую цветовую символику: голубой цвет для мальчиков (его же используют геи), розовый — для девочек (и лесбиянок).

В общем, долой дискриминацию! Прочь гендерные стереотипы!

В 1999 г. в Вене был создан первый «полочувствительный» гендерный детский сад «Забава и забота». Забавы здесь такие: девочек учат играть в футбол, забирать у мальчиков машинки, ремонтировать их, а также достигать своего криком и силой. Мальчиков же знакомят с косметикой, массажем, уходом за телом, игрой в куклы, помогают осваивать пассивную роль: терпеть, просить о помощи. Когда один из депутатов резко осудил в парламенте этот и другие гендерно-педагогические проекты, его высмеяли, а инициатор проекта была продвинута высоко по служебной лестнице.

На семинарах в Украине шведским гендерным спецам более всего не понравились украинские народные куклы, одетые в корсеты, вышитые сорочки и длинные юбки. Они, очевидно для всех, пропагандируют женский образ. И могут (о, ужас!) понравиться девочке в этом качестве. И девочка может отказаться от самоопределения в сторону других четырех нормативных гендерных ролей в угоду врожденной — женской. Поэтому было рекомендовано куклу-девочку одеть в штаны, а куклу-мальчика можно и в штаны, и в юбку.

В Литве гендерные курсы прошли сотни и сотни воспитателей. Для них издана методичка, которая учит, как рассказывать детям об одной из гендерных идентичностей — гомосексуализме. Детям читают сказку «Король и король», в которой королю не нравились никакие принцессы, и он не женился. Но, наконец, он встретился с соседним королем и женился на нем. В другой гендерной сказке Красная Шапочка оказалась мальчиком.

В Стокгольме в детском саду «Эгалия» (от франц. «равный»), финансируемом из госбюджета, нет девочек и мальчиков — детей учат употреблять вместо местоимений «он» и «она» местоимение «оно», взятое из сленга местных сексуальных меньшинств. Детям прививают терпимое отношение к секс-меньшинствам, направляя ситуации в ролевых играх. Например, дети начинают ссориться во время игры в дочки-матери, и поскольку роль мамы занята, то предлагается, чтобы мам было две или три. Отметим, что шведских родителей не смущают нововведения, и очередь желающих отдать в «Эгалию» своих детей растет. Однако есть и несогласные с гендерным радикализмом — детский сад получал письма с угрозами.

В 2011 г. Госдеп США в официальных документах отказался использовать слова «мать» и «отец». Вместо них будут использованы «родитель № 1» и «родитель № 2». Госдеп объясняет, что число однополых семей с приемными детьми в США растет. И чтобы в документах не значились два папы или две мамы, введены новые понятия. Получается, что госдеп всего лишь фиксирует продиктованные жизнью изменения, связанные с семьей.

Совет Европы не так решителен, как Госдеп США. Он в том же году лишь рекомендовал постепенно вывести из официального употребления слова с сексистским оттенком — «мать» и «отец». Пока не говорится про «маму» и «папу», «бабушку» и «дедушку». Но неужели на этом остановятся?

Напоследок приведу пример на «туалетную» тему (столь трепетно любимую нашими либералами). В Калифорнии в 2007 г., в губернаторство А. Шварценеггера, был подписан законопроект, позволяющий в государственных школах мальчикам пользоваться туалетами (и раздевалками) для девочек, а девочкам — туалетами и раздевалками для мальчиков. Это сделано, чтобы не возникла дискриминация для мальчика, ощущающего себя девочкой, или для девочки, ощущающей себя мальчиком. А какое чувство возникнет у девочек, ощущающих себя девочками, или у мальчиков, ощущающих себя мальчиками, — никого не интересует. Кстати, в штате Колорадо был принят закон, предписывающий в общественных местах только «безполые» туалеты. Это уже не только для детишек.

Подчеркнем, что главное направление гендерной революции, безусловно, — дети. Предпочтительно — маленькие дети. Мы здесь не касаемся беспредела (впрочем, у них это — норма), связанного с сексуальным образованием в европейских школах. Там не забалуешь: только интернет пишет о десятках случаев в Германии, когда арестовывали родителей-христиан, которые запрещали своим детям посещать уроки полового воспитания.

Дети и молодежь особо подвержены внушению, пропаганде гомосексуализма и прочих извращений в силу того, что они не сформированы как личности. В России взрослые традиционно оберегали детей от крайних проявлений: от разврата, от столкновения со смертью. С единственной целью — чтобы дети подросли, окрепли и были готовы выстоять при столкновении с такими разрушающими психику жизненными коллизиями. Но в том-то дело, что задача новых нормировщиков — как раз в сломе детской психики, в уничтожении формирующейся личности. Чтобы она никогда не возникла.

По утверждению российских профессиональных сексологов (В. Маслов, И. Ботнева, Д. Еникеева), гомосексуализм — социально обусловленная болезнь, имеющая свойство социальной заразности. И чем больше примеров искаженного полоролевого поведения, пусть даже с оговоркой «плохо», подрастающее поколение будет видеть на улицах, в интернете, по ТВ и т. п., тем больше вероятности, что оно пойдет по ложному пути формирования полоролевой идентичности, запутается в представлениях о себе и станет вожделенной добычей гомосексуалов и педофилов.

В подтверждение реальности угрозы «социального заражения» приведу пример из российской жизни. Знакомый молодой человек после академического отпуска вернулся доучиваться в МГУ. Он был потрясен переменой в поведении однокурсников, произошедшей за год. Студенты мужского пола при встрече демонстративно целуются в губы. Теперь так принято, так модно. И это отнюдь не эпатаж — это становящаяся норма для «продвинутого» ВУЗа.

Подросткам сегодня предложены новые герои для подражания — транссексуалы. Немецкому подростку, ощущавшему себя девочкой, с 13 лет проводили гормональную терапию (насколько это законно с медицинской точки зрения?) при поддержке движения транссексуалов. После гормонов в 2009 году немецкие врачи провели ему операцию по смене пола (на 2 года раньше положенного по закону — в 16 лет вместо 18 лет).

После этого случая в Германии снизился минимальный возраст, в котором легально можно менять пол. А Ким (бывший Тим) Петрас превратился в раскрученную в Германии поп-певицу. Его жизнь и стиль гермафродита стали примером для подростков.

Неслучайно Институт Гэллапа регулярно проводит опросы о том, как принимает общество навязываемые им нормы. Перед нами график, показывающий, как разные возрастные группы относятся к легализации гомосексуальных браков. Наглядно видно, сколь высока «зомбированность» прежде всего молодого поколения.




Несмотря на поддержку политиков, власти, международных структур, направленное финансирование и информационное обслуживание, гендерное равенство продвигается небыстро. Потому что нет вразумительного ответа на вопрос — для чего нужны такие тектонические сдвиги в человеческом сознании и бытии? А истинные причины не называются. В результате общество не готово принять, но и не готово протестовать.

Но проект мягкого уничтожения человечества долгосрочный, он рассчитан не на одно поколение. Как скоро смирится западный мир, предав окончательно своих родившихся и не родившихся детей? Есть ли в мире силы, способные этому противостоять? И какова здесь роль России?

Об этом — в следующей статье.




Война с историей





Платформа фашизации


Преступная идея приравнивания коммунистов к фашистам, победителей к побежденным во Второй мировой войне и вытекающая из нее идея «Нюрнберга-2» — вынашивалась давно

Ирина Кургинян




Пока Кремль занимается новыми учебниками истории и «духовными скрепами», против России затевают неслыханную пакость под названием «новый Нюрнбергский процесс». В этой пакости успели в свое время поучаствовать господа Федотов и Караганов. Но теперь они поутихли. Они-то поутихли — а пакость продолжает интенсивно раскручиваться. Называется она «Платформа европейской памяти и совести». Что же это такое?

Преступная идея приравнивания коммунистов к фашистам, победителей к побежденным во Второй мировой войне и вытекающая из нее идея «Нюрнберга-2» (суда над коммунизмом, аналогичного суду над фашизмом) — вынашивалась давно. Прежде всего — недобитыми бандеровцами из «Всемирной антикоммунистической лиги» и созданным с их подачи американским «Комитетом порабощенных народов». Но по-крупному реализовываться на практике идея «Нюрнберга-2» стала после принятия в 2004 г. в Евросоюз бывших соцстран. Застрельщиками темы суда над коммунизмом в ЕС стали наиболее профашистски настроенные прибалты. Но окончательно «процесс пошел» после того, как в 2008 г. чехи создали группу по разработке «Платформы европейской памяти и совести». Возглавил работу группы чешский «Институт по изучению тоталитарных режимов», которому чехи в том же году передали все находящиеся у них архивы гестапо и коммунистической госбезопасности. В руководство института вошли именитые диссиденты и их наследники, в том числе Патрик Бенда, сын известного публициста Вацлава Бенды.

Создание группы по разработке «Платформы» непосредственно предваряла знаменитая Пражская декларация от 3 июня 2008 г., призвавшая к осуждению «коммунистических преступлений». Декларацию восторженно поддержали такие «любители» СССР и России, как Маргарет Тэтчер и Збигнев Бжезинский. Став в первой половине 2009 г. председателем Евросоюза, Чехия провела в Европарламенте голосование в поддержку создания «Платформы». Поддержала это и Еврокомиссия. И вот, наконец, 14 октября 2011 г. была учреждена «Платформа европейской памяти и совести». Ее отцами-основателями стали 19 организаций из Германии, Румынии, Нидерландов, Швеции, Восточной Европы и Прибалтики — институты и музеи тоталитаризма, нацизма и коммунизма, архивные службы и пр.

8–9 ноября 2012 г. в Берлине прошел съезд «Платформы», конкретизировавший ее задачи. Пяти рабочим группам было предложено обсудить пять вопросов: «Музей тоталитаризма», «Образование и школьная программа», «Архивы и документация», «Новый международный суд и правовое дело», «Смелые гражданские проекты». Эти вопросы, по сути, и представляют собой пять элементов деятельности «Платформы».

Итак, есть определенная, очень похожая на федотовско-карагановскую, структура, состоящая из пяти элементов. Разберем каждый из этих элементов.

Первый элемент «Платформы» — «Новый международный суд и правовое дело»

5 июня 2012 г. съезд «Платформы» заявил, что «в течение двадцати лет после падения коммунизма в Европе национальные суды оказались неспособными осудить военные преступления, геноцид, преступления против человечности и пытки, совершенные в течение тирании». А потому представители «двадцати стран решили, что международными усилиями необходимо добиться правосудия за преступления коммунизма, чтобы защитить универсальные ценности и права человека».

Итак, основная цель — суд над коммунизмом. Реальную подоплеку его срочности более чем ясно объяснил глава Меджлиса крымскотатарского народа Мустафа Джемилев в своем выступлении на съезде «Платформы» 9 ноября: «Суд НЮРНБЕРГ-2 нужен… отсутствие этого важного процесса может привести к возрождению неосоветской империи…». Вон оно как! Беспокоит не восстановление исторической справедливости и наказание преступников (да и как их накажешь в 2013 году?). Беспокоит восстановление Большой России — она же неосоветская империя. Ради того, чтобы мы с вами не возрождались (например, примирив белых и красных и осуществив на территории бывшего СССР то, что осуществили европейцы на своей, создав Евросоюз) — надо развернуть антикоммунистическую и антисоветскую вакханалию.

Вообразим себе на минуту суд над коммунизмом… Это — заклейменная наравне с фашистской коммунистическая история, «жертвы и палачи», запрет символики, запрет бывшим членам компартий на занятие должностей, поиск «врагов народа»… Опыт Чехии, Польши и Литвы, пошедших по этому пути, — ужасен. Примечательно, что вышеупомянутый Вацлав Бенда (отец нынешнего борца за декоммунизацию) в свое время возглавлял Управление по расследованию преступлений коммунизма — то есть был «главным декоммунизатором» страны! Вацлав ратовал за принятие в Чехии закона о люстрации: «Чтобы мы вывели наш народ из страшного прошлого, необходимо принять такие меры», — утверждал он. После открытия архивов Бенда так часто обращался к ним для разоблачений, что правительство было вынуждено их закрыть. Но в ходе проверки 140 тысяч человек было загублено множество репутаций. Известный чешский иммунолог и директор центра молекулярной генетики при Академии наук Вацлав Горейши рассказал в своем блоге: «Я знаю замечательного ученого, который попал в списки как «идейный сотрудник». В 80-х годах он несколько лет работал в научной лаборатории в одной западной стране и его регулярно вызывали на беседы с секретарем чехословацкого посольства. Без его ведома его наделили партийной кличкой. Так этот ученый нобелевского класса не прошел люстрацию и не смог в Чехии стать ведущим работником. Теперь он уже много лет работает за границей на высоком посту, а некоторые чехи, которые против него в науке просто гномы, с удовольствием называют его «предателем». Не случайно и Зденек Йичински, бывший депутат парламента, принявшего в свое время закон о люстрации, в наши дни заявляет: «Это дело прошлое, я считаю позором тот факт, что люстрационный закон до сих пор действует».

Ну, для кого-то прошлое, а для кого-то — навроде Патрика Бенды, верного сына своего отца — очень даже настоящее. Причем — с перспективой распространения на всю Европу и Россию.

Кстати, суд над коммунизмом предполагает ведь еще и выплаты — бывшим политзаключенным и, понятно, «оккупированным» СССР странам. Прибалты, молдаване и др. прямо ждут не дождутся, когда же им выплатят за их «страдания под игом СССР». Притом что выплачивать нам компенсации за построенные при СССР университеты, больницы, заводы, конечно, никто не собирается… (Просто как-то так вдруг получилось, что выстроивший всю эту инфраструктуру социалистический уклад оказался не «совместной жизнью», а «сплошным изнасилованием»…) Да, но все ли это жертвы, ждущие компенсаций? Как выясняется — нет, нет и нет! Круг таких «жертв» куда шире!

Подлинный объем ожиданий от «Нюрнберга-2» становится ясен, если почитать, к примеру, лицевую страницу сайта одного из членов «Платформы» — голландского фонда «История тоталитарных режимов и их жертв». Эти милые голландцы, похоже, раньше ничего не знали об «ужасах тоталитаризма» и потому честно лепят в качестве своей программы всю услышанную от коллег правду-матку: «Многое еще предстоит сделать для пострадавших от бывших коммунистических режимов в Восточной Европе. Больше внимания необходимо оказывать жертвам, таким, как интеллигенция. Ведь они вынуждены жить на минимальную государственную пенсию, потому что ранее они были вынуждены подметать улицы. В этом их отличие от тех, кто был ответственен за свое осуждение и теперь может претендовать на хорошо обеспеченную старость».

Вот так! Интеллигенция «настрадалась» — еще бы, диссидентствовала, тратя свое драгоценное время на кухнях, Конквеста и Солженицына обсуждала, да дворниками на досуге подрабатывала. Ну, а теперь за эту «стоическую» биографию креатививший над развалом соцсистемы класс вознамерился получить достойную компенсацию. Конвертировав, по закону капитализма, свой «подвиг» в пенсии. Недурно?

Второй элемент платформы — «Музей тоталитаризма»

Среди учредителей «Платформы», как уже говорилось, есть «музеи тоталитаризма». Это совершенно отдельный, специфический жанр, объединяющий в общей экспозиции нацизм и коммунизм. Один из ярких образчиков — «Дом террора» в Будапеште, и впрямь осуществляющий психологический террор посетителей. Начиная с фасада, где соседствуют звезда и салашистский крест, и заканчивая залом с манекенами фашистского и коммунистического спецслужбиста на одном подиуме. Там еще много всяких разностей — «комнаты пыток» а-ля средневековье и пр. По уровню фальсификаций — это аналог российского музея «Пермь-36», того, чей опыт нынче собрались распространить в качестве «модели» для всей России.

Но есть и другие музеи, неожиданно обнаруживающиеся среди членов «Платформы». Например, украинский «Центр исследований освободительного движения», хранящий драгоценный «архив освободительной борьбы ОУН и УПА». Как же так? Говорят, что дьявол в деталях — вот вам деталь, все раскрывающая беспощаднейшим образом! Ахают по поводу «жертв» и необходимости наказать их «палачей». Но как только речь идет о палачах, которые являются их союзниками, «Платформа» перестает ахать и охать и принимает в свои ряды музей, воспевающий нацистских подпевал?! Выходит, интеллигентам за их сидение на кухнях и подметание улиц будут теперь пенсии повышать, а кровь тысяч зверски убитых ОУНовцами во Львове евреев и поляков — это так, водичка?..

Еще одним многообещающим мероприятием стало принятие в члены «Платформы» Меджлиса крымскотатарского народа. В 2011 г. Меджлис уже перевез из-за границы и торжественно захоронил останки коллаборациониста времен Великой Отечественной войны — оберштурмфюрера Боевой группы «Крым» Восточно-тюркского соединения СС Дженгиза Дагджи. И вот, после заседания «Платформы» 9 ноября еженедельник «Голос Крыма», находящийся под контролем этого самого Меджлиса, со ссылкой на турецкое информагентство QHA сообщил, что в Крым привезены личные вещи Дагджи. И что эти «реликвии» планируется использовать для создания «музея Дагджи».

Как видим, курс «Платформы» на сотрудничество с профашистскими музеями — налицо.

Третий элемент «Платформы» — «Образование и школьная программа»

Представители «Платформы» изначально заявили, что «их первым проектом станет подготовка и издание совместного учебника по истории тоталитаризма в Европе». А на съезде «Платформы» 9 ноября, как утверждает Меджлис, уже было решено, что «материалы об истории борьбы крымских татар с коммунистическим режимом и его жертвах станут дополнительным изданием к учебной программе для учеников старших классов в странах Европейского Союза». Итак, пока в России думают, создавать ли и насколько быстро сплачивающий народ учебник отечественной истории — Евросоюз твердо вознамерился издать учебник «тоталитаризма» и сепаратизма, и уже двигается к этой цели скорым ходом.

Четвертый элемент «Платформы» — «Архивы и документация»

На все том же съезде 9 ноября представители «Платформы» потребовали «полного открытия архивов бывших коммунистических режимов, в особенности, советских архивов, а также архивов бывшей Югославии». «Платформа» призвала Евросоюз придать им «статус европейского наследия». А вот это — окончательное доказательство того, что члены «Платформы» не собираются ограничиваться открытием архивов и люстрацией в отдельных странах Евросоюза, а намерены устроить полноценный Нюрнберг-2, касающийся и нас тоже, делая это на основе советских архивов! (Заодно и югославских — ибо просто разбомбить Югославию явно недостаточно, надо еще и окончательно растоптать…)

Кстати, попутное соображение: не стоит заблуждаться, что открытие архивов поможет в нахождении исторической истины. Ведь часть архивов уже открыта, и что? А ничего — мистификаторы как лгали о количестве жертв репрессий, так и лгут. Например, среди отцов-основателей «Платформы» — шведский «Институт исследований преступлений коммунизма», заслуженным членом которого является историк Роберт Конквест. Это известный давний фальсификатор советской истории, а также бывший служащий Отдела исследования информации британского министерства иностранных дел, специально созданного для борьбы с советской пропагандой. Книги Конквеста распространялись через американское издательство Praeger Press, известное публикацией книг по линии ЦРУ… Так вот, еще до Солженицына Конквест изобрел «миллионы жертв советских репрессий». И после открытия архивов ровно ничего в своей позиции не изменил — только выдал все с того же фальсификационного «потолка» еще более круглую цифру. Ну, и чему помогут архивы, если специалисты в штатском знать истину попросту не желают?

Пятый элемент «Платформы» — «Смелые гражданские проекты»

Слово «смелые» в названии этого элемента «Платформы», похоже, не вполне отражает его содержание: точнее было бы сказать «наглые и скверные». Например, среди новых членов «Платформы» — «Гражданская инициатива по демонтажу памятника Советской армии в Софии». Это памятник, воздвигнутый в честь воинов Великой Отечественной — один из тех, что еще сохранился, но уже неоднократно осквернялся. Необходимо констатировать, что впервые легализованная Евросоюзом структура возымела наглость интегрировать в свои ряды «независимых» граждан, нацелившихся на снос монумента. К реабилитации фашистских структур прибавляется, таким образом, еще и подстрекательство.

Вот что представляет собой «Европейская платформа» — нашим местным «клоном» которой является федотовско-карагановская десталинизация. Мы рассмотрели пять элементов ее программы, имеющей целью суд над коммунизмом, реабилитацию фашизма и воспрепятствование воссоединению русских земель. Но возникает следующий вопрос: не является ли сама эта «Платформа» не более чем «клоном» чего-то другого? Об этом — в следующей статье.




Мироустроительная война





Хизб-ут-Тахрир: от Казани до Кашмира


Эта организация — одна из немногих с ярко выраженным мироустроительным профилем. А именно — нацеленностью на создание исламского халифата как всемирной политической системы

Мария Подкопаева




6 марта 2013 о своем уходе с поста муфтия Татарстана объявил Ильдус Файзов. То есть тот представитель исламского духовенства России, на которого возлагали особые надежды все, кто стремился дать отпор исламскому радикализму. Многими представителями мусульманской общественности в России этот уход воспринимается как невосполнимая политическая потеря.

Почему? Потому что именно покушение на муфтия Татарстана Ильдуса Файзова и его помощника Валиуллу Якупова стало отправной точкой для начала открытых выступлений «Хизб-ут-Тахрир» в России. На российской политической улице мы их впервые увидели в прошлом году.

19 июля 2012 года в Казани произошел двойной теракт. Сначала в подъезде своего дома был обстрелян Валиулла Якупов, который скончался по дороге в больницу. Менее чем через час после этого был подорван автомобиль Ильдуса Файзова. Однако самому муфтию удалось спастись.

Напомним, через 10 дней, 29 июля 2012 года, в Казани прошел пикет в защиту подозреваемых в совершении теракта 19 июля против высоких духовных лиц Татарстана. Пикет быстро перерос в митинг. Но главной его особенностью стало то, что митинг — впервые за историю и Татарстана, и России в целом — прошел под флагами запрещенной в России международной организации «Хизб-ут-Тахрир». Отметим, что эта организация — одна из немногих с ярко выраженным мироустроительным профилем. А именно — нацеленностью на создание исламского халифата как всемирной политической системы.

Появление флагов «Хизб-ут-Тахрир» в Казани летом 2012 года отнюдь не было последним. Вот автопробег «Хизб-ут-Тахрир» на шоссе возле Казани в декабре 2012 года.

А вот митинг против притеснения мусульман в Дагестане уже в феврале 2013 года — под теми же знаменами.

Чтобы с должной серьезностью оценить, что за символика замелькала в наших городах, необходимо еще раз рассмотреть обстоятельства создания партии и ее деятельности недалеко от нас — в странах Средней Азии.

«Хизб-ут-Тахрир» («Исламская Партия освобождения») была основана в 1953 году в Восточном Иерусалиме судьей шариатского суда Такиуддином ан-Набхани. С 2003 года организацию возглавляет Ата Абу Рашта, в прошлом представитель организации в Иордании.

В момент создания основная группа партии состояла из членов палестинского отделения организации «Братья-мусульмане». В течение 50–60-х гг. XX века сторонники «Хизб-ут-Тахрир» появились в Иордании, Ираке, Иране, Алжире, Йемене, Судане, Афганистане и Пакистане — что отражало изначально мироустроительное направление деятельности организации. Сейчас она действует не менее чем в 40 странах на разных континентах.

Имран Вахид, спикер партии, так определяет ее задачи: «Мы видим исламский халифат как независимое государство, где существует выбранный и подотчетный правитель, независимая судебная система, политические партии, главенство закона и равные права для национальных меньшинств».

Пропагандистскую деятельность в Средней Азии (прежде всего, в Узбекистане и Киргизии) «Хизб-ут-Тахрир» начала разворачивать в 1994–1995 годах. Тогда было зафиксировано появление первых групп. Задача, стоящая перед активистами и членами организации, была однозначно мироустроительной — строительство халифата. Долгое время активисты «Хизб-ут-Тахрир» выступали с тезисом о том, что халифат будет создан сначала на Ближнем Востоке, а лишь потом в него войдут страны Средней Азии. Однако к середине 2000-х годов в высказываниях узбекских и киргизских сторонников партии начала проявляться иная установка. В соответствии с нею, первый и центральный очаг строящегося халифата следует создать именно в Ферганской долине.

Назвать точное число членов «Хизб-ут-Тахрир» специалисты затрудняются. Сами представители партии говорят о миллионах своих сторонников в разных странах. Одна из причин такой неопределенности — в закрытом характере управления организацией. Партия делится на провинции — вилайяты. Существует исполнительный комитет с управленческими полномочиями. А также региональные комитеты, разделенные на подкомитеты в целях поддержания секретности.

В государствах Средней Азии, а также в России партия официально признана террористической организацией. При этом в ряде европейских стран оснований для признания «Хизб-ут-Тахрир» террористической организацией не обнаружено. Такое положение во многом связано с важной отличительной особенностью политики организации.

«Хизб-ут-Тахрир» настаивает на том, что в ее программе нет призыва к насильственным действиям — и потому она не может считаться террористической организацией. Представители «Хизб-ут-Тахрир» ссылаются при этом на официальные исследования, проведенные в разных странах.

Например, на доклад министерства юстиции Дании от 2004 года, где говорилось: «Нет возможности предоставить необходимые доказательства использования «Хизб-ут-Тахрир» силовых средств».

Кроме того, например, американский Центр Никсона также в 2004 году выпустил работу о «Хизб-ут-Тахрир», в которой было указано, что организация со времени своего основания и до момента написания работы не применяла насильственных действий.

Так как же обстоит дело с отношением этой организации к насильственным действиям?

В ее программе, принятой на съезде в США в 1989 году, действительно обозначен декларативный отказ от силовых мер: «Для достижения намеченного он (т. е. Хизб) избрал политический путь. Он не применял никаких силовых мер в борьбе с выступившими против него правителями».

Но ниже «Хизб-ут-Тахрир» подчеркивает, что отказывается от насилия, а вовсе не от джихада: «То, что Хизб не прибегает к насилию в свою защиту или против правителей, не относится к джихаду. Джихад будет продолжаться до Судного дня».

Кроме того, «Хизб-ут-Тахрир», не применяя силы самостоятельно, считает возможным и должным побуждать к этому других: «Хизб был вынужден обратиться за помощью к тем, кто мог ее оказать. Это было предпринято для достижения двух целей.

Первая: обрести защиту и получить возможность беспрепятственно проводить даават (т. е. призыв).

Вторая: приход к власти для установления Халифата и внедрения исламских законов».

Несмотря на эти взвешенные выражения, в Средней Азии правоохранительными органами не раз фиксировалось отклонение сторонников «Хизб-ут-Тахрир» от пропаганды ненасильственных действий. Например, в листовке 2003 года «Хизб-ут-Тахрир» призывает именно к вооруженной борьбе: «Наши сторонники на пути борьбы за исламское государство не жалеют себя. Они намерены искоренять неверных на глазах у всех. Мусульмане! Мы призываем Вас к этому почетному делу чести! Призываем разорвать цепи насилия и надеть почитаемые пояса (т. е. пояса «шахидов»)! Призываем Вас душой и телом сражаться на пути восстановления правильного государства Халифат!»

Правоохранительные органы Узбекистана усматривают прямую связь этой листовки с тем, что в марте 2004 г. в Ташкенте впервые женщинами-смертницами были приведены в действие взрывные устройства. 30 июля того же года три смертника подорвали себя у посольства Израиля, посольства США и в здании Генпрокуратуры Узбекистана. В ходе расследования была установлена причастность террористов к «Хизб-ут-Тахрир». Кроме того, у арестованных в ходе следствия была изъята инструкция «Как вступить в практику джихада».

В середине 2000-х «Хизб-ут-Тахрир» в Средней Азии стала призывать своих сторонников не бояться тюрем. Причина призыва объяснялась в одной из листовок: «Каждый заключенный под стражу рядовой активист партии, попадая в тюрьму, увеличивает число недовольных режимом за счет близких и дальних родственников как минимум примерно на 50–60 человек».

В марте 2005 года члены «Хизб-ут-Тахрир» принимали участие в «маковой» революции в Киргизии. В мае того же года — участвовали в мятеже в узбекском Андижане. Существуют свидетельства журналистов о том, что во время мятежа в Андижане представители мятежников говорили о намерении захватить власть в Ферганской долине и создать там халифат.

С этого периода, несмотря на жесткие действия правоохранительных органов стран Средней Азии, присутствие «Хизб-ут-Тахрир» в этом регионе усиливалось, а число ее сторонников росло. И к 2010 году, по данным Госдепа США, число сторонников организации в Киргизии дошло до 15 тысяч человек. К этому же времени скачкообразно возросло присутствие «Хизб-ут-Тахрир» в Казахстане.

Подчеркнем еще раз, что Средняя Азия в целом в результате активной организационной и пропагандистской деятельности «Хизб-ут-Тахрир» превращается именно в региональный центр организации. И это связано с ее особым отношением к Ферганской долине как к базовому региону своей мироустроительной деятельности.

Расположение и соотношение зон активности «Хизб-ут-Тахрир» напоминает цветок, в сердцевине которого располагается Ферганская долина. Россия в этой схеме оказывается колоссальным «лепестком», на который «Хизб-ут-Тахрир» стремится распространить свое влияние.

Другим таким «лепестком», то есть важным направлением организационных усилий Хизб, неизменно остается афгано-пакистанская зона (с возрастающим интересом к Индии). В этой юго-восточной зоне «Хизб-ут-Тахрир» действует в точном соответствии с буквой своей программы (то есть стремясь влиять на уже существующую силу).

В Пакистане «Хизб-ут-Тахрир» устойчиво делает ставку на проникновение в ряды армии. Известно несколько попыток «Хизб-ут-Тахрир» достичь прочного влияния на пакистанских военных.

Первая имела место в 2003 году, еще до запрета «Хизб-ут-Тахрир» в Пакистане. Тогда этой организации удалось идеологически подготовить 13 десантников. Однако их личности были установлены, и они были удалены из войск.

Последний памятный случай — это известный в Пакистане сюжет с бригадным генералом Али Ханом. Генерал обвинялся в подготовке к военному перевороту, связях с «Хизб-ут-Тахрир» и совместной с этой структурой деятельности по установлению халифата. В августе 2011 года генерал Али Хан и его сослуживцы были приговорены к тюремному заключению. Во время суда над генералом «Хизб-ут-Тахрир» горячо поддерживала его и выступила с воззванием в адрес пакистанской армии.

В этом воззвании от 13 февраля 2012 года было сказано: «О офицеры Вооруженных сил Пакистана! … Настало время немедленно оказать поддержку «Хизб-ут-Тахрир» для установления Халифата».

Кроме того, среди недавних выступлений «Хизб-ут-Тахрир» в Пакистане имеются и касающиеся кашмирской проблемы.

5 февраля 2013 года, в так называемый День Кашмира в Пакистане, в Карачи перед большой аудиторией выступил глава Центрального комитета «Хизб-ут-Тахрир» в Пакистане по связям Саад Джегранви.

Он заявил о том, что вооруженные силы Пакистана, попавшие в ловушку американской войны с талибами, «бросили» Кашмир на произвол судьбы — в интересах Индии. И все это, по словам Джегранви, приводит к тому, что «Индия осмеливается смотреть открыто в глаза наших вооруженных сил и продолжает притеснять мусульман в Кашмире». (Тут уместно вспомнить знамена «Хизб-ут-Тахрир» в Дагестане как знак протеста против того, как Россия притесняет мусульман на Кавказе.)

Сведения об этом выступлении размещает ресурс «Хизб-Раша. инфо» в статье «Только Халифат освободит Кашмир». В статье говорится: «Джегранви заверил собравшихся, что как только «Хизб-ут-Тахрир» установит Халифат в Пакистане, все то, чем Аллах (с. в.т.) наделил мусульман, будет реализовано и станет основой для возвращения доминирования Ислама в регионе и освобождения Кашмира».

Однако и Кашмир — это важный, но не конечный пункт в мироустроительном по своему характеру выступлении Джегранви. Его объект внимания — южно-азиатский регион в целом.

Выступая в Карачи, Джегранви заявил о том, что «Халифат как главное государство в регионе обернет исход событий во благо мусульман». Ведь «ислам (как передает его речь «Хизб-Раша. инфо») — объединяющая сила для мусульман Южной и Центральной Азии, которые составляют более полумиллиарда человек, из которых 200 миллионов проживает в самом индийском государстве. … Призыв к Халифату пронизывает Центральную и Южную Азию, поэтому имеется платформа для повторного объединения мусульманских земель».

Итак, Центральная и Южная Азия как платформа для объединения мусульманских земель — вот основной посыл для деятельности «Хизб-ут-Тахрир» в Средней и Южной Азии.

На северном же направлении объектом усиленного — и растущего — внимания организации остается Россия. Которая сейчас оказывается важной частью системы халифатистских построений идеологов «Хизб-ут-Тахрир». Описывая эту систему, я уже предложила выше образ «цветка». «Сердцевиной» его является Ферганская долина. Северо-западным «лепестком» — российские территории (сейчас уже — далеко не только Поволжье и Северный Кавказ). А юго-восточным «лепестком» — индо-пакистанская зона. От сердцевины этого «цветка» в Ферганской долине распространяются сегодня на нашу территорию споры дестабилизации. Из которых уже готов начать расти мироустроительный хаос.




Концептуальная война





Концептуализация Не-Бытия. Концепты постмодернизма


Как это работает


Наступление постмодернизма продолжается и развивается. И потому чувствовать и понимать его «военно-концептуальное» измерение нам необходимо

Юрий Бялый




Меня при знакомстве с постмодернистскими концептами все время мучил вопрос: откуда все это взялось? Почему хорошо образованные и явно неглупые интеллектуалы вдруг начали невероятно настойчиво «ниспровергать» всю историческую философию и научность — от метафизики и онтологии до теории познания, социологии, антропологии и «далее везде»?

Конечно, как я писал ранее, ключевым «толчком» стало отчетливое и массовое представление об исчерпании и угасании Модерна. Однако это условие необходимое, но недостаточное. Особенно с учетом того, что многие фигуры, которые позже стали «столпами» постмодернизма, начинали свой смысловой поиск с различных версий неомарксизма, причем версий достаточно радикальных (в том числе, в духе Мао Цзэдуна и Че Гевары). И, казалось бы, могли и должны были далее в своих интеллектуальных поисках двигаться в направлении осмысления и развития «левой» идеи.

Так почему их «мейнстримом» вдруг стал постмодернизм? Рискну предложить свое объяснение.

Отмечу, что постмодернизм как особого рода философствование начал развиваться именно во Франции. Конечно, Франция исторически имеет одну из наиболее развитых традиций философствования и является в этой области одним из главных «законодателей мод». Но особенность Франции не только в этом. Это страна, в которой традиционно очень сильна госбюрократия. Здесь интеллектуал был бы должен подтверждать свой статус государственной службой и участием в принятии государственных решений.

Однако та генерация интеллектуалов, которая пошла из марксистов в постмодернисты, появилась во Франции в то время, когда госчиновник стал чураться любой сопричастности ко всяким там философам — пусть даже это Руссо, Вольтер, Дидро или Гельвеций. Такая сопричастность, а то и прямое совмещение чиновного статуса с ролью философа — это XVIII и XIX век, но никак не вторая половина века ХХ.

У современных «Вольтеров» почти нет шансов на искомую сопричастность власти. А в стране с традицией такой сопричастности выросла достаточно крупная образованная прослойка «новых Вольтеров», почти полностью отчужденная не только от госуправления, но и от практической деятельности вообще.

Часть этой прослойки нашла (или создала) себе вполне статусную нишу. Режи Дебре — автор термина «медиакратия», сторонник Че Гевары и советник президента Франсуа Миттерана — в 1979 г. в книге «Власть интеллектуалов во Франции» отметил, что группа интеллектуалов заняла ключевые позиции в сфере контроля идей, ценностей, символов и норм с тем, чтобы «иметь преимущества авторитета и не иметь неприятностей власти». Однако у Дебре речь шла о достаточно узкой группе, которая приобретала авторитет именно потому, что ни в коей мере не стремилась «полностью ниспровергать устои».

А что делать остальным неприкаянным «Вольтерам»? Вот они и начали создавать постмодернизм — как новый тип «виртуальной деятельности» и как «сублимацию» деятельности в самом прямом, психоаналитическом, смысле слова — ими была изобретена такая, пока никем не занятая, сфера виртуальной деятельности, которая предполагает полную «творческую безответственность» и одновременно свободу строить любые воздушные замки.

Но может ли сознание интеллектуала смириться с ролью «хозяина воздушного замка» в обществе, где его воздушные замки не приносят даже ощутимых моральных дивидендов? Нет, разумеется. И тогда рождается счастливая мысль философски уравнять свои воздушные и чужие реальные замки.

Как уравнять? Сначала дискредитировать творения исторических Иисусов, Вольтеров и Марксов, заявив, что все их метанарративы (большие повествования) уже гроша ломаного не стоят. А затем, разрушив прежние устойчивые интеллектуальные «здания», построить свои воздушные замки на их руинах.

Однако эта игра постмодернистов так и осталась бы лишь интеллектуальной игрой, если бы не быстрое развитие технологий «виртуальной реальности», начиная с массового телевидения. Наиболее амбициозные (прежде всего, американские) хозяева миропроектных инициатив, будучи одновременно хозяевами телевизионных «машин виртуальности», осознали возможности постмодернистских идей как инструментария их собственного миропроектного конструирования.

Ибо в виртуальном мире, приобретающем новый статус, хороший воздушный замок — это для таких хозяев ого-го-го какая полезная конструкция. Вспомним, например, знаменитый фильм «Хвост виляет собакой»!.. Вот эти-то хозяева и востребовали постмодернизм именно в качестве творца воздушных замков, в каком-то смысле приобретающих новую и глубоко порочную полноценность.

Так постмодернисты получили востребованность своих идей и заказ на их развитие. А также заказ на адаптацию этих идей к нуждам хозяев, занятых переустройством мира. И те, кто решился исполнять заказ, и породили то многообразие «военных» постмодернистских концептов, которое мы здесь обсуждаем.

Конечно, не следует рассматривать этот заказ как прямые задания хозяев и «взятие под козырек» исполнителями. Даже для достаточно циничных интеллектуалов это «западло». Происходит это иначе. Если определенные идеи интеллектуала вдруг получают широкое освещение и позитивный резонанс в прессе и салонах, а другие идеи замалчиваются, то сама избирательная востребованность идей уже показывает, что приносит признание и славу и куда стоит двигаться, а куда не стоит. Хозяева всего лишь регулируют распространение и резонанс идей интеллектуала, отбирая нужное и отсекая ненужное. Так и формируется заказ.

Решились исполнять заказ не все. И потому в русле «постмодернистского философствования» произошло разделение позиций.

На одном фланге постмодернизма — такие фигуры, как, например, Петер Козловски. Который, признавая состояние постмодерна как факт эпохи, не принимает это состояние в качестве новой нормы, но считает новым тупиком. И видит если не выход из тупика, то потенциальные перспективы такого выхода — в том, чтобы религия вернула себе роль генератора этических ценностей, а также во взаимопроникновении науки и искусства. Хотя как это может произойти, Козловски не объясняет.

На другом фланге постмодернизма — фигуры типа Делёза и Гваттари. Которые не только оправдывают «состояние постмодерна» как новую эпоху счастливых возможностей, но и крайне активно участвуют в развитии именно «военно-концептуальных» направлений постмодернистского философствования.

Между этими крайностями — множество фигур разного интеллектуального масштаба. Некоторые вносят свою лепту в постмодернистские «военные» концепты. Некоторые занимаются аналитикой (а также критикой) различных аспектов «эпохи постмодерна».

А некоторые применяют словарь и понятийную сетку постмодернизма для решения политических задач хозяев — как, например, Андре Глюксман или Бернар Анри Леви, которые испытывают особую ненависть к врагам «свободного мира цветущей толерантности» (в первую очередь, похоже, к любой — царской, советской, постсоветской — России). И которые, в том числе, используя постмодернистскую лексику (от Фуко и Дерриды до Лакана и Бодрийяра), воспевают правоту Америки как лидера и воплощение толерантности — и клеймят всех ее врагов. В России, Китае, Афганистане, Ираке, Иране, Египте, Ливии, Сирии и так далее.

Возвращаясь к «военным» концептам постмодернизма, попробуем обобщенно сформулировать, как эти концепты работают.

Сначала постмодернизм «разоблачает» базисные философские основы предшествующих эпох премодерна и модерна, а также все из них вытекающие классические концепты.

Затем он выдвигает альтернативные концепты, которые якобы верно описывают новое состояние мира материальной и духовной реальности — «состояние постмодерна».

А затем на основе этих концептов постмодернизм создает в своей «оптике» описания новой реальности нужные для себя смысловые акценты.

Например, заявляется тезис, что метанарративы врут, целостностей уже не бывает, господствуют «раскрепощенные и несвязанные» части. Дополнительный тезис: нет ничего, кроме текстов, мир есть текст. А единственное средство постижения текста — деконструкция и децентрирование.

Акцент: в раскрепощенных частях социального целого, которого уже нет, существуют только «пересечения игровых индивидуализмов». Второй акцент: деконструкция мира-текста выявляет, что структуры и системность — это не свойства реальности. Это лишь свойства того индивидуального языка, на котором каждый описывает свои — принципиально разные! — представления о реальности. Например, реальности социальной или экономической.

Вывод: в социальности и экономике нет и не может быть устойчивой структурности и системности. Строить сообщества и, тем более, общество, а также планировать и регулировать экономику — бессмысленно.

Точно так же, из тезиса о недоступности/невозможности постижения реальности — вытекает оправдание виртуальности и симуляции. И, значит, естественность замены/подмены реальности симулякрами. А далее, в зависимости от акцентов на тех или иных сферах реальности, идет работа по разрушению этих сфер реальности.

Из тезиса о принципиальной ошибочности логоцентризма с его причинно-следственными цепями событий — следует непредсказуемость и случайность всего, что происходит в мире. Сделали акцент на непредсказуемости и случайности событий в социальной системе — и прощай любое (в особенности — стратегическое) целеполагающее планирование деятельности на всех уровнях.

Выдвинули тезис о номадологическом, ризоморфном статусе реальности — и получаем оправдание преимуществ присваивающих (бандитско-набеговых) архаических субукладов в сравнении с любыми современными производящими укладами.

И далее — по той же схеме — ведется расправа со всем, что создает дискомфорт для заказавших расправу хозяев.

Мешает передача смыслов в истории и культуре между поколениями — долой метанарративы, которые эти смыслы передают.

Мешает идея осевого времени с его центральной идеей прогресса от прошлого через настоящее к будущему — долой осевое время и историю.

Мешает различение между истиной и заблуждением, добром и злом — долой бинарные оппозиции. И тогда «истина — это феномен языка», ее поиск — бессмыслица, как и этика и мораль. Вместо них — «гибкие сети языковых игр».

Мешает принцип причинно-следственной обусловленности событий и процессов — да здравствует тотальная случайность «хаосмосопорождения».

Целей и целостностей не должно быть — значит, не может быть целеустремленности и преодоления препятствий на пути к цели. Значит, долой любое развитие — личностное, социальное, научное, технологическое и так далее…

При этом постмодернисты гордо заявляют, что они сумели преодолеть архаическую статику, присущую классике премодерна и модерна, и придать подлинную динамику процессу осмысления новой, донельзя зыбкой, реальности. Мол, диалектика рассматривает движение и развитие с позиций «борьбы противоположностей» — но на самом деле любые «бинарные оппозиции» — это миф, никаких противоположностей нет. А постмодернизм рассматривает движение и развитие с позиций «нелинейной случайности». И потому якобы выявляет их специфику гораздо глубже и точнее.

Конечно же, все это вызывает очень объемную и иногда вполне содержательную критику. Включающую и философский анализ постмодернистских концептов, и научную критику той научной безграмотности, с которой постмодернисты ссылаются на новейшие достижения науки. Однако на любую критику постмодернисты отвечают: «Мы уважаем ваше право на такую точку зрения. Но ваша точка зрения нам безразлична. Поскольку вы атакуете бессмысленный мир, находящийся в состоянии постмодерна, с позиций смысла, которого в этом мире уже нет».

Тем не менее, «арьергардные бои» на поле Модерна вели и ведут многие мыслители ХХ — начала XXI века. Здесь и Юрген Хабермас, озаглавивший свое эссе «Модерн — незавершенный проект», и Эммануэль Мунье, который в «Манифесте персонализма» критиковал и одновременно отстаивал идеалы Модерна с позиций религиозной (католической) метафизики, и Ален Рено, который в «Эре индивида» стремился доказать возможность «нехаотической разумности» индивидуализма.

Здесь же и Дэниел Белл с его «Культурными противоречиями капитализма», и Зигмунт Бауман с его книгой «О постмодерне». Оба они признают факт наступления «новой эпохи после Модерна». Но одновременно предупреждают, что постмодерн в своей тотальности отрицания Модерна пытается вместе с водой выплеснуть бесценного ребенка хоть какой-то, необходимой для человека и человечества, нормативности. Здесь же и Джон Грей с его «Поминками по Просвещению», ищущий возможность спасти основные (для него — либеральные) ценности Модерна на стезе признания правомочности «ограниченного плюрализма», и многие другие.

Однако наступление постмодернизма продолжается и развивается. И потому чувствовать и понимать его «военно-концептуальное» измерение нам необходимо. Необходимо хотя бы для того, чтобы не впускать концепты постмодернизма (а также другие враждебные концепты, не менее опасные с «военной» точки зрения) в себя.

Что значит — не впускать враждебные концепты в себя?

Это мы обсудим в следующей статье.




Диффузные сепаратистские войны





Сибирский сепаратизм… под маской сибирского национализма


Завтра те идеи, которые упаковываются в различного рода агитационные и «аналитические» материалы, могут подтолкнуть некоторых читателей на реальные действия против государства

Эдуард Крюков




Прежде, чем приступить к дальнейшему рассмотрению идей и форм деятельности теоретиков «сибирской самостоятельности», остановимся на недавних событиях, имеющих опосредованное отношение и к нашей теме.

14 февраля 2013 года на расширенной коллегии ФСБ Президент России призвал для пресечения деятельности экстремистских и террористических группировок «блокировать попытки радикалов использовать для своей пропаганды возможности информационных технологий, ресурсы интернета и социальных сетей». А 5 марта с аналогичным призывом В. Путин выступил на расширенной коллегии Генпрокуратуры РФ.

В данном случае речь шла о пресечении возможности исламистов, ведущих сепаратистскую войну против России, расширять через интернет сети круг своих сторонников.

Но не менее важной задачей, стоящей перед государственными структурами, является противодействие той диффузной сепаратистской войне, в которой задействованы блогеры, журналисты, эксперты, работающие через свои публикации на разрушение страны. Ибо завтра те идеи, которые упаковываются ими в различного рода агитационные и «аналитические» материалы, могут подтолкнуть некоторых читателей на реальные действия против государства. И чем компетентнее автор, пишущий на тему регионализма и сепаратизма, чем искуснее он прячет за плотную фактуру и модели суть вопроса, тем большее количество неискушенных в политической аналитике обитателей интернета может попасться на эту пропагандистскую удочку. Тем более, если в регионах наблюдается общее ухудшение социально-экономической ситуации и снижение доверия к федеральной власти.

В данном случае хотелось бы подробнее остановиться на деятельности одного из теоретиков «сибирской самостоятельности», блогера и эксперта Дмитрия Верхотурова. Позицию этого автора мы начали разбирать в предыдущей статье. И скажем сразу, что эта позиция является довольно двусмысленной.

С одной стороны, известный популяризатор неообластнических идей заявляет, что он является «сторонником сибирской нации» и давно «размежевался со сторонниками сибирского сепаратизма». А с другой — конструирование «сибирского регионалистского мифа», чем, по сути, и занимается Д. Верхотуров, имеет своими целями обособление Сибири от остальной части России и дальнейшее образование на её территории независимого государства. Но такие же цели и у сибирских сепаратистов, которые только более откровенны в своих заявлениях!

Разберем публикации и высказывания автора, с 2005 года являющегося активным участником «Сибирского движения» в «Живом Журнале» (ЖЖ).

Верхотуров выделяет в своей деятельности среди этого интернет-сообщества три этапа: нарастающая с его стороны критика сепаратизма, «выработка концепции сибирской нации» и «решительное размежевание летом 2011 года».

Прослеживая эти этапы по статьям, книгам и заметкам в ЖЖ, можно увидеть, что за более осторожными (чем у сепаратистов) формулировками скрыты, как минимум, регионалистские установки.

Еще в одной из своих заметок в ЖЖ в конце 2005 года Верхотуров формулирует «основные положения сибирской самостоятельности», которые в дальнейшем подробно разрабатываются им в различных статьях и книгах: «1. Сибирь является… самодостаточным регионом. 2. Сибирь имеет собственную традицию государственности. 3. Сибирь изначально является тюркской территорией, … в ней присутствует славянский компонент. 4. Сибирь в состав России вошла в результате завоевания и разрушения здесь культурной и экономической жизни».

Исходя из этих принципов, были определены и задачи «Сибирского движения»: «1. Восстановление культурной самостоятельности, …собирание и сохранение культурного наследия, развитие изучения языков Сибири… 2. Восстановление экономической самостоятельности, то есть переход от сырьевой модели экономики к производящей и высокотехнологичной… 3. Восстановление политической самостоятельности, …создание общесибирской политической организации, налаживание связей с сопредельными государствами».

Заметим, что Д. Верхотуров во многих своих текстах, в том числе и в книге «Идея сибирской самостоятельности вчера и сегодня» (2009 год), специально избегает слова «независимость». Но содержание многих материалов говорит о том, что именно обособление Сибири от остальной части России является главной целью автора.

Приведем факты, явно указывающие на это.

1. Создание «концепции сибирской нации», согласно которой сибиряки и русские — это «два разных народа». Из интервью: «Сибиряки… в одних регионах носят черты русского субэтноса… В других регионах, — черты нового формирующегося народа со смешанным славяно-тюркским или славяно-монгольским происхождением».

Напомним, что составной частью «концепции Верхотурова» является искусственно «воссозданный» (лингвистом Я. Золотаревым) сибирский язык.

2. Пристальное внимание к государственности Сибири «до времени русского завоевания». Исследования, где доказывается, что «Сибирь является с середины I тысячелетия тюркской территорией, …частью Турана».

3. Утверждение, что «сибирская самостоятельность настоятельно нуждается в восстановлении связей с тюркской историей и культурой, а также в связях с Китаем и Средней Азией». (Подчеркнем, что эта позиция Верхотурова стала одной из причин разногласий с соратниками, отстаивавшими «славянство сибиряков».)

4. Обвинение: в бедственном состоянии Сибири (существующей на правах «сырьевой колонии»), виновата столица: «Московские владыки поломали тот механизм, который веками обеспечивал благосостояние жителей Сибири… Наш нынешний промышленный комплекс есть следствие чрезвычайной (военной) ситуации, а не особого стремления центральной власти к развитию Сибири».

5. Приведение аргументов в пользу невозможности в течение 15–20 лет цивилизованного «отделения и создания государства в Сибири сейчас» притом, что «есть все возможности». И предлагается некий промежуточный вариант — предоставление более широких прав.

Цитата: «Все ресурсы региона должны быть в одних руках… Наилучшим решением этой проблемы в рамках РФ было бы правительство Сибирской автономной области с общим бюджетом. … В таком случае ее положение будет весьма сильно напоминать положение Татарстана в составе нынешней федерации».

6. «Признание» в том, что «сторонник самостоятельности Сибири никогда не заведет разговор с отделения. Для него есть масса более важных задач, чем немедленное объявление независимости… Вопрос отделения стоит по важности на десятом или пятнадцатом месте».

7. Позиция, согласно которой «Сибирь оказалась в составе России насильно, и выделение из этого государственного образования есть наше неотъемлемое и коренное право… Основная проблема состоит в преодолении последствий колониального характера развития Сибири».

Подчеркнем, что это говорит человек, открещивающийся от сепаратизма и называющий себя и своих сторонников «сибирскими националистами». Но в чем отличие этого «националиста» от своего оппонента? В более простроенных и осторожных текстах?

Д. Верхотуров — один из организаторов интернет-акции «Мы — сибиряки!», в ходе которой сообщество сибирских сепаратистов предлагало своим землякам в графе «национальность» ставить «сибиряк». Он является одним из лидеров «Конфедерации Сибирских Сообществ» — объединения нескольких регионалистских сайтов сибиряков.

В январе 2011 года Верхотуров помещает на своем сайте некую декларацию от имени «Совета сибирского народа» (или «Сибирского народного вече»). Цитата: «Самопровозглашение сибиряков, состоявшееся в 2010 году, ставит на повестку дня вопрос о национальных интересах Сибири… Мы категорически отвергаем идеологию отказа от собственных интересов ради «общегосударственных»… Лишенная сибирских ресурсов, Россия не просуществует и года, и ее постигнет быстрая и неотвратимая экономическая смерть… Сибиряки никого не обязаны спасать и обеспечивать…».

В своих работах Д. Верхотуров обвиняет в неадекватности и корысти таких сторонников сибирского сепаратизма, как Дмитрия Марголина, Артема Лоскутова, Михаила Кулехова, Марию Митренину. Он говорит о создании этими людьми своеобразного бизнеса на данной теме.

Но чем тогда является деятельность самого Д. Верхотурова — публициста, эксперта по странам Средней Азии, специалиста в области экономики? Как этот профессионал оказался в кампании полумаргинальных блогеров, многие годы работающих на сепаратизм? У него тоже свой политический бизнес? Он является участником некого политического проекта?

Пытаясь ответить на данный вопрос, отдельные эксперты указывают на некоторые факты из биографии Д. Верхотурова.

Например, в 2000–2001 гг. молодой способный журналист участвует в избирательных кампаниях движения «Честь и Родина» Александра Лебедя (занимавшего тогда пост губернатора Красноярского края). Более того, Верхотуров, по его словам, вошел в команду агитаторов и «идеологическую группу» движения, где он сблизился с некоторыми людьми из «окружения Лебедя».

Учитывая признание самого Верхотурова в том, что ключевое место в его концепции занимает тезис «Сибирь изначально является тюркской территорией», обратим внимание на следующий факт. В 1996 году советником генерала Лебедя стал идеолог «политического ислама», один из лидеров «Исламской партии возрождения» Гейдар Джемаль. Некоторые эксперты подчеркивают, что г. Джемаль готовил для А. Лебедя экспертизу по ситуации на Северном Кавказе, и якобы с его подачи в окружении генерала была популярна идея о «спасительности» ислама для России. То есть, по данной версии, Д. Верхотуров работает в рамках политического проекта, направленного на исламизацию России. И его интересует самостоятельность сибирской территории в формате «Туранской Сибири».

Согласно другой гипотезе, в деятельности «сибирских националистов» заинтересована часть региональной элиты, среди которой тема независимости Сибири была популярна еще со времен перестройки. Так, в середине 1980-х в Иркутске был создан «Марксистский рабочий союз» (МРС), критикующий деятельность КПСС. МРС выступал за «создание в Сибири одной или нескольких Союзных республик — автономий в составе СССР».

Обратим внимание на то, что идея новых «автономий» (с которой ныне выступает Д. Верхотуров) была поддержана тогда многими общественными движениями Восточной Сибири, в том числе и «Байкальским народным фронтом», созданным летом 1988 года (и восстановившим свою деятельность в конце 2006 года).

В начале 1990-х о создании «Байкальской республики» высказывался председатель иркутского облисполкома Юрий Ножиков, ставший впоследствии первым губернатором Иркутской области.

В сентябре 1993 года в Новосибирске на совещании представителей региональных властей была предпринята неудачная попытка создать Сибирскую республику на базе ассоциации «Сибирское соглашение».

Обратим внимание на то, что в 1990-е и 2000-е годы тема независимости Сибири звучала как от лидеров местных неообластнических и экстремистских организаций, так и от представителей власти.

В 1998 году уже упоминавшимся журналистом М. Кулеховым была образована «Освободительная армия Сибири», позже переименованная в «Областническую альтернативу Сибири» (ОАС). Вот одно из самых характерных высказываний лидера ОАС: «Сибирь, являясь колонией Российской Федерации, как колониальная территория по всем международным законам имеет право на самоопределение и независимость от метрополии — Москвы». Отметим, что к идее «сибирского автономизма» комплиментарно относятся и некоторые местные СМИ.

Региональные выборы в Иркутской области 2004–2005 гг. продемонстрировали умеренную популярность «идей областничества» среди местных жителей. Например, в Законодательное собрание под вторым номером прошло движение «За родное Приангарье».

А в 2006 году на сессии Межрегиональной ассоциации «Сибирское соглашение» (МАСС) ряд местных лидеров высказал резкую критику в адрес федерального центра. Например, губернатор Томской области В. Кресс заявил о «насущной необходимости регионам Сибирского федерального округа осознать свои особые интересы и для их защиты и обеспечения объединиться в особый субъект федерации». А иркутский губернатор А. Тишанин высказался прямо в стиле «сибирских националистов»: «Все мы — одна сибирская нация».

Так что в деятельности Д. Верхотурова, занимающегося разработкой «концепции сибирской нации» и предлагающего создать «Сибирскую автономную область», к сожалению, заинтересованы не только его сторонники на областнических интернет-ресурсах, но и представители местной элиты.

В связи с этим мы будем и дальше уделять данному вопросу самое пристальное внимание.




Культурная война





Провинция и «креативщики» — 2


Совокупный «креатив» настойчиво предлагает зрителю предать отцов и дедов и умиляться разным вариантам «Нашей Раши»

Мария Рыжова




После развала СССР большая часть российских провинциальных библиотек, музеев, театров, сельских клубов закрылась в связи с нерентабельностью или еле-еле сводила концы с концами. К середине 90-х годов примерно в два раза уменьшилось количество наименований издаваемых книг. И это учитывая, что издавалась в основном не классика, а детективы, фантастика и прочие «бестселлеры».

Провинциальные музеи, формально получившие в начале 90-х годов возможность самостоятельно решать часть творческих вопросов, в итоге оказались у разбитого корыта. Прежде всего, не хватало денег на хранение уже имевшихся экспонатов, не говоря уже о приобретении новых.

Работники культуры оказались на грани нищеты из-за мизерных зарплат. А одновременно их социальный статус упал «ниже плинтуса», плюс они могли в любой момент остаться вообще без работы. Все это привело к стремительному сокращению кадров и к оттоку профессионалов из провинции в крупные города. Цены на билеты в музеи, кино и театры выросли в разы, их посещение стало почти недоступно для человека, получающего среднюю зарплату.

Казалось бы, красноречивая картина разгрома? Но только не для бывшего министра культуры Михаила Швыдкого. По его мнению, «стенания о гибели русской культуры стали общим местом», а на самом деле все в порядке. Более того, он не согласен даже с тем, что «в советское время в России с культурой все было хорошо, а в 1990-е начался провал».

По его мнению, «Советский Союз не был в сфере культуры самой развитой страной в мире». В России и в XIX, и в XX веке «был дикий разрыв между элитарной, высочайшего класса культурой и возможностями граждан приобщиться к этой культуре. Сегодня этот разрыв по-прежнему очень высокий». И Швыдкой — видимо, как средневековый рыцарь — будет бороться за то, чтобы этот разрыв ликвидировать.

Знаете, что дает ему силы и вселяет надежду на успех? Подходящая почва, созданная для возрождения культуры в… 90-е годы! В 90-е годы у нас был не провал, заявляет Швыдкой, а «невероятный подъем в сфере культуры… Творческий энтузиазм людей был удивительный. Связано это было с одним — мы почувствовали свободу».

В чем же выразилась эта самая свобода 90-х годов, и во что вылился творческий потенциал? Часть творческой жизни, концентрировавшаяся в сельских клубах, в народной самодеятельности, почти сошла на нет. Расхожей стала констатация того, что самый читающий в мире народ превратился в поклонников творчества Дарьи Донцовой. И тут хочется уточнить у Швыдкого — что он имеет в виду под приобщением к культуре «высочайшего класса»? Не приобщение к русской классической литературе, с которой в советское время в обязательном порядке знакомился каждый школьник? А что тогда?

Итак, культурная жизнь стала стремительно сворачиваться. Но музеи и театры не могут закрыться в один момент. Жизнь в них продолжила теплиться и даже принимать причудливые формы.

Например, попытка приспособить «культурную жизнь» к рыночным условиям привела к появлению большого количества музеев с необычной тематикой. Так, в Пскове, открыли «Музей трудного детства», в котором собраны орудия преступления, изъятые у подростков. Во Владивостоке открыли «Музей человеческого варварства и свинства», в котором выставлены разбитые урны и так далее. В Тверской области есть «Музей воздуха», где в старых аптекарских склянках хранится воздух разных эпох. Очень красноречивые свидетельства и изобретательности музейных работников, и основных «примет времени», не правда ли?

Место краеведческих музеев стали занимать музеи, рассчитанные на весьма неприхотливых туристов. В Твери в 1990 году был открыт музей «Тульские самовары», в Мышкине в 1991 году открыли «Музей мыши», а в городе Петушки в 1997 году появился художественный «Музей Петуха». Конечно, не обошлось без музеев русской водки. Первый из которых был создан в 1998 году в Угличе.

Недостаток финансирования оказался не единственной бедой музеев. В ноябре 2010 года Дмитрий Медведев подписал закон о возвращении религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности. В результате часть музейных помещений, а также часть музейных коллекций были переданы РПЦ. При этом пострадали не только музеи, но и их посетители, поскольку доступ к некоторым произведениям искусства и культурным объектам оказался полностью закрыт или затруднен.

29 сентября 2011 года Дмитрий Медведев встретился с деятелями культуры из Вязьмы. И во время этой встречи, о которой работники культуры просили еще в июне 2011 года, — раскрылись многие вещи.

Прежде всего, участники встречи пожаловались, что краеведческий музей Вязьмы, расположенный, как и многие такие музеи, в бывшем церковном здании, хотят выселить. В такой же ситуации оказались городская библиотека, архив и литературный салон. А все дело в том, что в Вязьме планируется передача местной епархии четырех зданий, в которых и были расположены данные культурные заведения. «Медведев: А куда съехать-то? Решение принято? Ю. Петрова: Дело в том, что пока некуда».

Дальше деятели культуры рассказали о том, что Вязьму не включили в программу празднования 200-летней годовщины начала Отечественной войны 1812 года. О том, что Министерство финансов затормозило передачу в федеральное подчинение музея Грибоедова, в который входит, в том числе, дворец Грибоедовых — уникальный памятник середины XVIII века. А на региональном уровне нет денег для развития музея. Денег нет даже на восстановление сгоревшего сельского клуба.

На все высказанные просьбы Д. Медведев ответил следующее. «Конечно, материальная база провинциальной культуры очень слабенькая…» и заговорил о советских временах. «Я бы никогда не стал идеализировать ситуацию, которая была, скажем, в советские времена. Мы помним, что такое сельский клуб. Я, например, когда приезжал в гости к кому-нибудь в деревню, мы же ходили в сельский клуб на танцы, подраться. Это и раньше выглядело всё совсем скромно, даже по советским меркам — деревянный барак, посередине магнитофон (хорошо, если есть), собственно, и всё».

Но даже призрачных надежд на укрепление «слабенькой материальной базы провинции» Медведев не дал, отсылая деятелей культуры по любому поводу к местным предпринимателям. Правда, еще было обещано подумать над некой федеральной программой восстановления «объектов культуры в провинции». Которая будет принята неизвестно когда… Ждите…

Но вот проблема. Пройдет еще какое-то время, и кто будет заселять отстроенные объекты культуры? В условиях, когда сельские школы закрываются, литература и история перестали быть основными предметами, школьная программа по литературе урезана, а музей Грибоедова остается несбыточной мечтой небольшого количества энтузиастов…

В таких условиях все достанется пресловутым «креативщикам»… Проявляющимся в самом разном облике.

В феврале 2013 года в Тюмени сорвалось представление спектакля под названием «Кыся». Спектакль, возможно, не стоил бы длинного разбора, если бы не одна деталь. Вот уже больше десяти лет он идет с аншлагами по всей России. И судя по всему, претерпев небольшие метаморфозы, будет идти и дальше. В Тюмени родительская общественность города подала заявление в областную прокуратуру, пожаловавшись, что на рекламных щитах «Кыси» исполняющие главные роли актеры — Дмитрий Нагиев и Игорь Лифанов — изображены в костюме жениха и невесты. Родители решили, что подобные изображения являются пропагандой гомосексуализма.

В связи с разразившимся скандалом актеры заявили, что не поедут в Тюмень. Родители сразу начали оправдываться и говорить, что выступали против рекламы, а не против спектакля. Что, мягко говоря, нелогично. Так как кот, ставший главным героем спектакля, не гнушается в нем, в общем-то, никакими связями, в том числе и теми, на которые намекали рекламные плакаты.

«Кыся» написана по одноименному рассказу Владимира Кунина. Сказать, что рассказ и пьеса яркий пример похабства, которое теперь принято называть эпатажем, — это почти ничего не сказать. «Кыся» — одна из самых кассовых матерных пьес, которые смогла родить освободившаяся в 90-е годы творческая энергия «свободных по Швыдкому» «креативщиков». Надо, кстати, напомнить, что автор пьесы Владимир Кунин в процессе «освобождения» и «раскрепощения» продвинулся от написания сценария к фильму «Интердевочка» (1989) к созданию сценария фильма «Сволочи» (2005)…

Играющий кота Дмитрий Нагиев доходчиво объясняет, почему он предпочел играть именно в этой постановке: «Это трагикомедия о похождениях кота — секс-террориста времен перестройки… Получился очень стебовый и озорной спектакль. В нем есть даже ненормативная лексика, но здесь, в конкретной сцене, она органична и не режет слух. Ради «Кыси» я отказался играть у Романа Виктюка в пьесе «На двоих» и от роли Баха. Я шоумен и должен быть уверен, что на спектакль, в котором я играю, придет много зрителей, и он им понравится».

Так что, нравится зрителю? На сайте Дмитрия Нагиева можно увидеть следующие отклики.

Юлия, Москва:«Это было грандиозно!!! Сравнивая со спектаклем, который был в прошлом году (я была в апреле 2001 года, когда «Кысю» привозили в первый раз), хочется сказать следующее: играют актеры ЕЩЕ лучше, шуток ДН стало ЕЩЕ больше, единственное, что не понравилось, так это то, что мата со сцены, тоже стало больше».

Анастасия, Москва:«Да, было просто потрясающе!!! Все играли просто ВЕЛИКОЛЕПНО!!!!! Хоть мата было и много, но он как-то так умело проскальзывал! Дима играл супер!! Замечательно! Стало еще раз понятно, что он шикарный актер! Очень понравилось когда Шура Плоткин (Алексей Климушкин) читал стихотворение! А как он замечательно сыграл овчарку-гея (как он сам и сказал, чего заметьте в книге нет)!».

И комментарий в связи с неудачей в Калининграде. «А что, по-вашему, искусство? Много веков подряд мудрецы всего мира бьются, чтобы ответить на этот вопрос. Но калининградские зрители, «нагрузившиеся» спиртным, за 15 минут умудрились вынести вердикт спектаклю. Безусловно, пьесу нельзя воспринять однозначно. И, наверное, бабульке, всю жизнь работавшей на благо коммунизма, спектакль не понравится…» Ну, и дальше идут знакомые слова о том, что быдло узнало в коте себя, а вникнуть в глубину, ширину и так далее… не смогло. Очень знакомая постановка вопроса.

Это мы познакомились, так сказать, с низким искусством. И если вы будете сильно ругать спектакль в «приличном обществе» — вам скажут, что у вас плохо с коммуникативными способностями, с чувством юмора… и для ваших запросов существует высокое искусство.

Так что обратимся к высокому. Например, Липецкая областная филармония ставит к 400-летию династии Романовых в России ораторию «Покаяние». Зритель кидается к «высокому» и получает опять «кулаком в лоб».

Самое неприятное в этой оратории даже не то, что русскому народу предлагается покаяться за убийство Николая II. Мерзко то, что вслед за темой «невинно убиенного царя» сразу всплывает весь сопровождающий эту тему бэкграунд. Возрождение России напрямую увязывается с покаянием за убийство царя… Но это только первый этап. Каяться надо за всю историю. После покаяния за цареубийство надо каяться за разрушенные во время революции церкви и за расстрел священников… Ведь именно эти действия, по мнению авторов оратории, привели к Великой Отечественной войне и духовному кризису!

Вдумайся, читатель! Опять нам под видом благостного покаяния предлагают отвратительную версию о том, что Гитлер был послан СССР в наказание за грехи… Совокупный «креатив» настойчиво предлагает зрителю предать отцов и дедов и умиляться разным вариантам «Нашей Раши».

Художественный руководитель филармонии надеется на популяризацию оратории, и на превращение ее премьеры в событие российского масштаба. «Конечно, мы надеемся на духовное возрождение России, иначе мы бы такие проекты не создавали, а занимались бы шоу-бизнесом».

А ведь и правда? Как было бы хорошо, если бы все, кто чувствует призвание к «шоу-бизнесу», им самым и занимались, а культуру оставили тем, кто много лет на последние копейки пытается создать музей Грибоедова!