Mutter Вячеслав Евгеньевич Дурненков Перед Вами – пьеса «Mutter» (2001) известного современного тольяттинского драматурга Вячеслава Дурненкова. Действующие лица пьесы – всеми забытые пенсионеры из дома для престарелых – с самого начала не совсем обычны: к примеру, слушают и танцуют тяжелый рок формата MTV («Rammstein» – песня этой группы и дала название самой пьесе, – а также Мэрилина Мэнсона и «Limp Bizkit»). Подобный прием – той же природы, что и смешение времен у Дурненкова; указание на этот «репертуар» – намек на то, что и сегодняшние молодые люди могут оказаться в подобном положении... Вячеслав Дурненков. Mutter. Действующие лица: Прищепа Геннадий Андреевич – пенсионер, бывший преподаватель философии. Сафрыгина Антонина Николаевна – пенсионерка, бывшая уборщица. Кузьмин Аркадий Борисович – пенсионер, бывший юрист. Кириченко Наталья Сергеевна – пенсионерка, бывшая жительница деревни. Валера – работник дома престарелых. Артурчик – сын Сафрыгиной. Дом престарелых, наши дни. Раннее утро. В средних размеров комнате на кроватях расположенных у стенок спят четверо: Кириченко, Прищепа, Сафрыгина и Кузьмин. КУЗЬМИН (сквозь сон, громко). Капуста на! Все начинают ворочаться, от подушки отрывает голову Прищепа, морщась, смотрит на будильник. ПРИЩЕПА. Молодец Борисыч… Как всегда точно… Девчонки, подъем… САФРЫГИНА (поднимая голову). А ну ходите в окно смотреть… Прищепа и Кузьмин поднимаются и как есть, в кальсонах подходят к окну, в это время две старушки в ночнушках, неспеша встают, заправляют постели, достают гребень, и причесывают друг друга. КУЗЬМИН. Ген, без очков не вижу…Там, что новенькую ведут? ПРИЩЕПА. Да нет, это Марковна с Жорой к мусорке за поживой… КУЗЬМИН. А… (берет с подоконника, пачку папирос, закуривает) В кино сегодня пойдем? ПРИЩЕПА. Денег найдешь, пойдем. КУЗЬМИН. У Николаевны займем… ПРИЩЕПА. Пробуй… КУЗЬМИН (не оборачиваясь). Николавна, девка славна…. ты человек прогрессивный? САФРЫГИНА (расчесывая Кириченко). Ну. КУЗЬМИН. Сегодня ретроспектива Годара начинается, займи синефилам двадцатник, а? САФРЫГИНА. А не ту Аркашенька денег, нету-у… КУЗЬМИН. У тебя денег как у Скруджа… КИРИЧЕНКО. Я пятнадцать рублей могу дать… ПРИЩЕПА. Спасибо Сергеевна… (тихо Кузьмину) и бутылок у меня на столько же заначено… так что с пивком посмотрим. КУЗЬМИН. Йес… (громко) Девчонки давай быстрей, в туалет хочу! САФРЫГИНА. Все. Навели красоту женщины… Встают, надевают кофты, берут умывательные принадлежности и выходят из комнаты. Кузьмин и Прищепа берут свои пакетики и тоже выходят из помещения. Толкая перед собой тележку полную тарелок с кашей, входит Валера. Ставит четыре тарелки на стол. ВАЛЕРА. Кушать подано! (плюет в тарелку и уходит). Входят Кириченко и Сафрыгина. САФРЫГИНА. Зря ты им Наташ деньги суешь… В прошлый раз тож ведь в кино ходили, пришли никакущие… КИРИЧЕНКО. Да у меня еще есть и пенсия вот скоро… САФРЫГИНА. А… (подходит к висящему над ее тумбочкой плакату Мерилин Мэнсона) Здравствуй красавчик мой, как спалось тебе сладкий? Входят Прищепа и Кузьмин. Все садятся за стол и едят кашу. КУЗЬМИН (со вздохом кладет ложку на стол). Я жалобу в собес напишу… У меня каша эта уже не переваривается, только что видел… САФРЫГИНА. Тьфу! (берет тарелку садится на свою кровать и включает стоящий на тумбочке магнитофон. Раздается «Smashing Pumkins» композиция «The Everlasting Gaze», некоторое время едят молча). Входит Валера с подносом полным стаканов. ВАЛЕРА. Чай кто будет? КИРИЧЕНКО. Все Валерушка будут. Валера с тяжелым вздохом брякает подносом на стол, выставляет четыре стакана и уходит. ПРИЩЕПА (смотрит в стакан). Аркадий а знаешь как «плохой чай» на иврите будет? КУЗЬМИН. М? ПРИЩЕПА. «Писи сиротки Хаси»… Оба смеются. САФРЫГИНА (вскакивает с кровати). Да что это такое?! Только за стол, так они начинают! Да хоть бы одно утро нормально поели! ПРИЩЕПА (отодвигает тарелку). Да хотя бы одно утро… Я щас знаете, что бы съел? Да выруби ты этих придурков! САФРЫГИНА. А что мне вас идиотов слушать? (тем не менее, выключает магнитофон) КИРИЧЕНКО. Ну да будет вам… Сейчас своего чайку заварим, у меня конфеты еще остались… САФРЫГИНА. Во, корми их конфетами… Они тебе потом скажут на что они похожи, конфеты твои… Прищепа и Кузьмин смеются. Входит Валера с тележкой. ВАЛЕРА. Сдавай тару… Все, быстро доедая на ходу, кладут тарелки ему на тележку. ВАЛЕРА. Стаканы потом сами в столовую отнесете… (уходит ). Все ложатся на кровати и отдыхают после завтрака. КУЗЬМИН. А жалко у нас телевизора нет… Ген, ты бы что смотрел? ПРИЩЕПА. Что будет, все равно нормальное кино не показывают. САФРЫГИНА. А я бы МTV… КИРИЧЕНКО. А я бы сельское чего… КУЗЬМИН. Да… а потолок у нас красивый… САФРЫГИНА. Несусветна красота… Потолок как потолок, тому кто белил – руки оторвать надо… КУЗЬМИН (задумчиво). Очень красивый… Надо мной женщина, смотрит так отрешенно… ПРИЩЕПА. А у меня жираф… Кириченко встает со своей кровати и подходит к Прищепе и смотрит на его потолок . ПРИЩЕПА (показывает рукой). Вон Наташ, видишь? Ну вон шея, голова с рожками… КИРИЧЕНКО. Ой и правда вижу… КУЗЬМИН. Иди сюда, я тебе свою женщину покажу. Кириченко подходит к его кровати и смотрит на его потолок. КИРИЧЕНКО. Да разве это женщина? Это больше на дом похоже… с палисадником. ПРИЩЕПА (переворачиваясь на живот). Короче, анекдот… Собрались пенсионеры из разных стран и давай хвастаться у кого жизнь круче. Выходит немец – «я говорит весь мир объездил, все видел и все это, потому что пенсия», выходит француз с бутылкой самого дорогого вина, говорит – «не впадлу, допейте за мной, не могу уже и все потому, что пенсия», «выходит американец, мне говорит все в зубах приносят и еще просят, чтобы взял», русский вышел, чесал, чесал в голове и говорит – «я по молодости мог две буханки зараз приговорить, а щас съем грамм двести и не хочется»… САФРЫГИНА. Очень смешно… КУЗЬМИН. Не Ген надо было так закончить – «а русский так и не вышел»… ПРИЩЕПА. Хотел, но думал от смеха лопните… Входит Валера. ВАЛЕРА. Значит так… Михал Петрович приказ издал – каждой палате по номеру самодеятельности приготовить, минут на пять… К нам сегодня делегация с фосфорного завода, если мы им понравимся – будут нашими шефами. К трем часам, чтобы номер был готов ПРИЩЕПА. А если нет? ВАЛЕРА. Лучше тебе не знать. ПРИЩЕПА (садится на кровати). И все же? ВАЛЕРА. Света божьего не увидишь, не то, что кино. Это я тебя лично предупреждаю, а меня ты знаешь… Валера выходит. КУЗЬМИН. Ген, ну правда чего ты… Он же правда к тебе так… особенно, знаешь ведь и лезешь… КИРИЧЕНКО. Гена промолчал бы… ПРИЩЕПА (резко встает, подходит к окну, закуривает). Николаевна ну-ка вруби своих кумиров… Сафрыгина включает магнитофон. Играет Manson, композиция «The Disassociative». Некоторое время сидят тихо. Прищепа курит у окна. Затем гасит папиросу и резко поворачивается. ПРИЩЕПА. Чего кал мнем? Какие предложения? КИРИЧЕНКО. Ну споем чего… я частушки знаю… КУЗЬМИН. В прошлый раз тоже частушки пели, так эти мудаки с подшипникого развернулись, а потом полдника месяц не было… САФРЫГИНА. Может пантомиму, как Енгибаров? ПРИЩЕПА. Нет… В общем так… Есть у меня маленькая пьеска, как раз на пять минут. Я ее десять лет назад написал, она правда сыроватая… Думал, здесь потихоньку доработаю. Ну, в общем, будем ставить? Тут текста с гулькин член… Все равно ничего лучше не придумаем… КУЗЬМИН. Ты ничего раньше про пьесу не говорил… ПРИЩЕПА. Из области личного. САФРЫГИНА. Чиво там делать надо? ПРИЩЕПА. Щас, секунду… Залезает к себе в тумбочку, шуршит бумагами, достает картонную папку, кладет на кровать, развязывает тесемки, достает листки. ПРИЩЕПА. Вот она… «Бельгийский часовой»…. Давайте разбирать роли. Аркаша, ты… КУЗЬМИН. Герой-любовник есть? ПРИЩЕПА. Нету, есть Начальник Стражи. Ты Антонина Николаевна будешь Иоганна, падшая женщина…. Наташа, а ты Ангел… КИРИЧЕНКО (прикрывая рот ладошкой, испуганно). Уяе… ПРИЩЕПА. Значит так. Действие происходит в Брюсселе, ночью на площади Иоганна обнаруживает труп мужчины… Потом подходит начальник стражи, затем Ангел. Диалогов нет, все читают по очереди… Вот твой текст, вот твой… Прищепа ложится на стол и складывает руки на груди как покойник. ПРИЩЕПА. Брюссель. Ночь. Идет проститутка Иоганна, она видит труп красивого мужчины. Останавливается, опускается перед ним на корточки. САФРЫГИНА (напряженно всматриваясь в текст). Какой красивый мужчина… Жаль, что он умер… С такого я бы не стала брать деньги… Да такой бы и не стал связываться со мной, верно он художник али химик… ПРИЩЕПА. Алхимик. САФРЫГИНА. Ага… алхимик… Какой он все-таки красивый… Как жаль, что я не встретила его раньше, я не дала бы ему умереть…. Я бы чистила его колбы и протирала его книги, я родила бы ему ребенка… Я… Я устала. Мир это утренняя капелька мочи в кальсонах старика… Иоганна засыпает… Все что ли, Ген? ПРИЩЕПА. Ложись под стол… Подходит Начальник Стражи. Сафрыгина послушно залезает под стол и изображает спящую. Кузьмин, откашлявшись, более артистично, чем Сафрыгина, читает. КУЗЬМИН. Какая страшная картина, а впрочем ведь чума повсюду… (заглядывает под стол) …Но как она красива, как не похожа на обычных женщин… А я таких ведь только вижу… и проституток… Как жаль, что я ее не встретил раньше, я смог бы защитить ее от смерти… Я так устал, прилягу рядом с ней… Воистину наш мир – бордель без фонарей. (залезает под стол) Николаевна, двигайся… ПРИЩЕПА. Появляется Ангел… КИРИЧЕНКО. А как он появляется? ПРИЩЕПА. Красиво машет крыльями… Кириченко ходит кругами и машет руками. ПРИЩЕПА. Теперь читай… КИРИЧЕНКО (одевает очки, читает). Ночной Брюссель, ликуй… Два сердца слились в один неразрушимый орган… А ты чего разлегся трупик? ПРИЩЕПА (наизусть). Какое счастье гнить на радость людям. Морали нет, мы все в огонь прибудем… (садится на стол) Но только не они… Ночной Брюссель, плюю в твои огни…. (плюет). Все… занавес. КУЗЬМИН (высовываясь из под стола). Круто, Ген! КИРИЧЕНКО. И мне понравилось. КУЗЬМИН. Иоганна Николаевна, вылезай давай… САФРЫГИНА (вылезает на четвереньках). А потом что было? ПРИЩЕПА. Жизнь была… САФРЫГИНА. В смысле очнулись и поженились? КУЗЬМИН. Наоборот. САФРЫГИНА. У нас тоже похожий случай был: Коля Татьянкин охранником в «Детском мире» работал, сошелся там с одной продавщицей, а она такой сучкой оказалась… ПРИЩЕПА (спрыгивая со стола). Ребята, роли учите наизусть… (подходит к окну, закуривает). Сафрыгина и Кириченко устраиваются на кровати и читают свои листки. Кузьмин подходит к Прищепе. КУЗЬМИН. Ночной Брюссель… Ты за границей, где был? ПРИЩЕПА. В Польше и Венгрии. А ты? КУЗЬМИН. Нигде. Только во Львове, на симпозиуме, в семьдесят четвертом… Понравилось – место красивое, девушки такие там… особенные. С утра отметишься и по городу до вечера… Домой приезжаю, а жена – «бедненький, исхудал, полежи пока, я сейчас борщика сварю», я на диван брык, глаза закрою и Львов вижу, улицы, девушек… через неделю борщика поевши, выздоровел… ПРИЩЕПА. Господи, как я все ненавижу… КУЗЬМИН. Вот те раз… ПРИЩЕПА. Смотри, какой мир старый – земля древняя, небо еще древнее, а эти… молодые ходят по нему, как у себя дома… КУЗЬМИН. А они и впраду у себя дома. ПРИЩЕПА. А мы тогда где? Кузьмин не успевает ничего сказать, в комнату входит Артурчик, сын Сафрыгиной. АРТУРЧИК (тяжело сопя). Здравствуйте. САФРЫГИНА (подбегает к нему, целует его). Сыночка моя! Остальные деликатно выходят из комнаты. САФРЫГИНА (ставит ему стул, сама садится напротив на свою кровать). Что ты бледный такой, сынок? АРТУРЧИК. Колю Сатова башкиры замочили… САФРЫГИНА (всплескивая руками). Ой! Беда, беда…. Когда? АРТУРЧИК. Полгода назад. А теперь как без него бабки вытаскивать? Срок уже вышел, Череп кричит – «давай номер счета!»… Я улыбаюсь, что делать… САФРЫГИНА. Скажи Черепу, что у вас уговор на год был, а если у него вода в жопе не держится, так пусть Рашпиля трясет, он ведь с Колей в Питер ездил, наверняка что-то знает… Чайку хочешь? АРТУРЧИК. Угу. САФРЫГИНА (суетится возле тумбочки, достает кипятильник, чай, печенье, наливает из бутылочки в стакан воды, опускает туда кипятильник). Ты главное сосредоточься, не то еще пережили… Соберись сыночка, помнишь когда Мультика убили и саратовских на «арбуз» посадили? Ты ведь тоже тогда сам не свой ходил, по ночам не спал… И чем все кончилось? Вот так сынок надо, жизнь она слабых не любит… А ты у меня сильный. Как отец при жизни говорил? «Все говно, кроме мочи»… Уныние это ведь, сынок грех тяжкий… АРТУРЧИК. Ну да… САФРЫГИНА. Как у тебя с этой…как ее… Анжела, да? АРТУРЧИК. Щас другая, Викой зовут… САФРЫГИНА. Тоже хорошая? АРТУРЧИК. Почему тоже? САФРЫГИНА. Ну разве с тобой плохая может быть? АРТУРЧИК. Ну да… САФРЫГИНА. Ты чего печеньки не ешь? Щас погоди, чайку заварю… АРТУРЧИК (ставит стакан). Пойду я мам, время уже нет. САФРЫГИНА. Вот возьми с собой печенек-то (засовывает ему в карман печенье) Пока ехать будешь, пожуешь… Артурчик тяжело встает, затем лезет во внутренний карман пиджака достает студийную кассету. АРТУРЧИК. Да мам, с днем рождения тебя… (неуклюже обнимает Сафрыгину и целует ее в щеку, протягивает кассету) САФРЫГИНА (берет кассету, вытирает слезы). Спасибо сынок, не забыл… АРТУРЧИК. Ну, все бегу… (протягивает кулак) Все чики-пики… САФРЫГИНА (ударяет его кулак своим сухеньким кулачком) Все хай фай! Артурчик выходит из комнаты. Сафрыгина садится на кровать, целует кассету и прячет ее в тумбочку. Поворачивается к портрету Мэнсона. САФРЫГИНА. Видал, какого сына вырастила, раз и навсегда… Входят остальные обитатели комнаты, рассаживаются по своим кроватям. Некоторое время молчат. ПРИЩЕПА (смотрит на часы). Пол-второго… учим роли… Все, кроме Прищепы берут свои листки, читают. С тележкой полной тарелок входит Валера. Ставит тарелки на стол. Прищепа встает и выходит из комнаты. Кузьмин подходит к Валере . КУЗЬМИН (трогая Валеру за рукав). Валер… ВАЛЕРА. Ну? КУЗЬМИН. Ты чего с отцом так? Он же переживает, места себе не находит… КИРИЧЕНКО. А то и правда Валерушка… ВАЛЕРА. А вы не суйтесь не в свое дело и все нормально будет. САФРЫГИНА. Вот она кровь родная… ВАЛЕРА (нервно). А что вызнаете о нем? Это он сейчас такой благостный… а я… я ведь все помню! Он матери всю жизнь поломал… постоянно студентки эти, как же «светило» блядь! Вечно пьяный, в помаде… Дома шаром покати, а он с банкета на банкет, за десять лет ни одной статьи… КУЗЬМИН (устало). В общем Валер, если ты его хоть раз еще ударишь, мы на тебя управу найдем. Это я тебе как юрист говорю, у меня связи еще остались… Валера поворачивается и ни слова ни говоря выходит из комнаты. КИРИЧЕНКО. Тележку забыл… КУЗЬМИН. Я откачу. Кузьмин берет тележку и выкатывает ее в коридор. САФРЫГИНА. Во расти их, после этого… КИРИЧЕНКО. Ничего срастется… Входят Кузьмин и Прищепа. ПРИЩЕПА. Почему не обедаем? Артист должен быть теоретически голоден, даже когда он практически сыт… Все садятся за стол, звенят ложками. КУЗЬМИН. Третья палата пантомиму готовит… Хорошо бы мы вместе смотрелись… ПРИЩЕПА. Театр глухонемых пенсионеров… КУЗЬМИН. Интересно, а есть такой? ПРИЩЕПА. По-моему, в Голландии или в Швеции, есть театрик… Шекспира ставят, Кальдерона. КИРИЧЕНКО. А зрители тоже такие? ПРИЩЕПА. А зрители слепые… Кузьмин и Прищепа смеются. КИРИЧЕНКО. А я когда маленькая была, к нам в Узюково художник из города переехал – Василий Павлович, он глухоту по своей интеллигентности получил… Где-то в обществе был, народу много, а ему чихнуть захотелось, он терпел-терпел, в сторону отвернулся. Нос, что есть силы зажал… а перепонка – хрясь и лопнула… Жена от него ушла, детей у них не было, он все продал и в деревню… Мы к нему любили бегать, смотреть как он рисует… Чудные картины такие. Одну вот хорошо помню, как будто сажей нарисована… На берегу реки домик разрушенный стоит, а в воде он церковью отражается… Все он нам конфеты совал, в город поедет, себе краски, нам конфеты… Некоторое время едят молча. КУЗЬМИН. Все поели? Я тарелки отнесу… Ему складывают стопкой тарелки, он относит их из комнаты. ПРИЩЕПА (садясь на свою кровать). Ну девчонки, чего кому по тексту не ясно? САФРЫГИНА (смотрит в свой листок). А чего тут не ясного? Проститутка она и есть проституткой… ПРИЩЕПА. Хоть розой назови ее… САФРЫГИНА. Чего? ПРИЩЕПА. Ничего… Наташ, вопросы есть? КИРИЧЕНКО. А вот не грешно ли человеку ангела играть? ПРИЩЕПА (вздохнув). Вот ангел он кто? КИРИЧЕНКО. Посланник божий… ПРИЩЕПА. Правильно… Но на самый первый взгляд? Человек с крыльями… Понимаешь? Вот жил в восемнадцатом веке, в Швеции такой человек – Эммануэл Сведенборг, был он ученым, а прославился тем, что видел ангелов, разговаривал с ними… Запирался в комнате и разговаривал, его слуги слышали голоса… Ангелы рассказывали ему как устроена жизнь на небе… САФРЫГИНА (с интересом). И как она устроена? ПРИЩЕПА. А так же как и здесь… Те же улицы, фонари, магазины… САФРЫГИНА. И дом престарелых значит тоже есть? ПРИЩЕПА. Безусловно… Только живут там ангелы, по Сведенборгу разумеется. Лично мне такое небо нравится. А то подумаю, что на облаке сидеть рядом с тобой придется, лучше уж в привычной обстановке… САФРЫГИНА. А чего ты думаешь, что на небо попадешь? ПРИЩЕПА. А то куда еще? Неужто ты не понимаешь… САФРЫГИНА. Чего не понимаю? ПРИЩЕПА. А мы геену уже почти прошли… Немного осталось… Входит Кузьмин, садится на свою кровать. КУЗЬМИН. Седьмая палата злободневные куплеты готовит… «Английский ящур переполз границу, кто любит Родину – не ешьте пиццу»… САФРЫГИНА. Да там коммунисты одни, кроме Семеныча… КУЗЬМИН. А Семеныч кто? САФРЫГИНА. Крокодил… (внезапно засмущавшись) Проходу не дает, щипится… ПРИЩЕПА. Хочешь, мы с ним поговорим, чего мол, наших девок щипаешь? САФРЫГИНА ( вконец смутившись). Да ну вас… КУЗЬМИН (смотрит в окно). О, солнышко показалось…. ПРИЩЕПА. Наташ, мы не договорили… КИРИЧЕНКО. А я Гена уже и не помню о чем. ПРИЩЕПА. Про ангелов… Вот скажи мне, сколько по твоему ангелов может уместиться на кончике иглы? САФРЫГИНА. Сколько не знаю, а вот Раиса со мной уборщицей работала, уронила в унитаз иголку, ей жалко стало, полезла доставать и укололась… Сепсис – за полдня сгорела… Ангелы… Некоторое время молчат. КУЗЬМИН. Ген, ты не помнишь, как у Бреля «Моя смерть» начинается… ПРИЩЕПА. Не помню… Кузьмин тихо напевает. ПРИЩЕПА (смотрит на свои часы). Ну, все пора идти… Все встают и выходят из комнаты, через несколько секунд на столе начинает дребезжать стакан, затем перестает. В комнату доносятся какие-то приглушенные голоса, смех, жидкие аплодисменты, нечеткая декламация и опять слабые хлопки, затем наступает тишина. В комнату заходят ее обитатели, рассаживаются по койкам, Прищепа возбужденно закуривает, выдыхая дым в форточку. КИРИЧЕНКО (робко). А нам вон тот дядечка в синем пиджаке немного похлопал… САФРЫГИНА. Гена, а чего они так… КУЗЬМИН. Как? САФРЫГИНА. Ну это… угрюмо так… ПРИЩЕПА (резко поворачиваясь от окна). Так и надо. Они же… охренели все, они ждали, вот сейчас их ублажать будут, а им на суки, подавитесь! КУЗЬМИН. Плакали наши полдники… ПРИЩЕПА. Да пусть их себе в жопу засунут… Мы свое дело сделали, теперь будь, что будет! Хватит на карачках ползать, мы тоже люди… (внезапно бледнеет, берется за сердце, поморщившись, садится на свою кровать) …надеюсь… КУЗЬМИН (берет с тумбочки графин, наливает в стакан воды, подносит Прищепе). Ты не волнуйся, сделали так сделали. Мы же Ген, тебе верим… ПРИЩЕПА. Спасибо… (жадно пьет воду). КУЗЬМИН. Где у тебя таблетки? ПРИЩЕПА (отмахиваясь). Все нормально… КИРИЧЕНКО. Ты лучше ляжь, вытянись, так легче будет… Прищепа опрокидывается на подушки. Сафрыгина внезапно вскакивает, вытаскивает из своей тумбочки сверток. Разворачивает его, достает яркие кислотные кеды. Скидывает тапочки и одевает кеды. САФРЫГИНА (молодцевато подпрыгивает, ударяя пяткой о пятку). А? КУЗЬМИН (присвистнув). Эка… САФРЫГИНА. Ну эта… день рожденья у меня, во как… Все вскакивают. КУЗЬМИН. Вобла бля! Николавна, дай поцелую… (целует ее в щеку) КИРИЧЕНКО. Тонечка, поздравляю тебя… (целует) …от всей души! ПРИЩЕПА. Стоп! Так не годится… Все назад! Николаевна встань вот здесь, изображай томление, остальные за мной… Все кроме Сафрыгиной, выходят в коридор. САФРЫГИНА (поворачиваясь к плакату Мэнсона). Видел? Все как у людей… раз и навсегда… Дверь открывается, входят Прищепа, Кириченко и Кузьмин. У Кузьмина в руках большой фикус в пластмассовом горшке. ПРИЩЕПА. Уважаемая Антонина Николаевна! В этот радостный для вас день, хочется сказать вам несколько теплых слов… За небольшой отрезок времени, прожитый вместе, мы не раз становились свидетелями подлинных человеческих качеств, щедро явленных вами… Гуманизм, милосердие, эвтаназия, да и просто красота – список ваших достоинств бесконечен, как бесконечно наше уважение к вам… Позвольте подарить вам символ долголетия, мудрости и любви – фикус…Ура. Кузьмин ставит фикус на тумбочку Сафрыгиной и стряхивает с себя пыль. Сафрыгина кланяется. САФРЫГИНА (мнет от волнения пальцы). Я… тоже хочу сказать, спасибо конечно… и эта… хе-хе… приятные вы люди… Я хочу, что бы вы на меня не обижались и … КУЗЬМИН (прерывая). Все, хорошо сказала. САФРЫГИНА. Ну, давайте отметим это все… Лезет под кровать, достает большой пакет, ставит на стол. САФРЫГИНА. Наташ, поможешь мне? КИРМЧЕНКО. Конечно, конечно… Обе достают из пакета консервы, хлеб, бутылку водки, пластмассовые стаканчики. КУЗЬМИН (берет в руки банку консерв, рассматривает ее). Я когда-то умел такие открывать… Считался лучшим… (берет консервный нож открывает банку) Прищепа скручивает бутылке крышку, расставляет стаканчики в ряд, медленно и осторожно разливает. Наконец все порезано, все встают вокруг стола со стаканчиками. КУЗЬМИН. Ну теперь я скажу… Хочешь, Николаевна обижайся, хочешь нет, но молчать не буду… САФРЫГИНА (опасливо). Чево? КУЗЬМИН. Люблю я тебя! КИРИЧЕНКО. Ой, как хорошо! ПРИЩЕПА. Я догадывался! КУЗЬМИН. Люблю в смысле, не «файа-дизайа», а как совокупность… За это и хочу выпить… Все чокаются и выпивают. Садятся и начинают есть, так проходит три минуты. Прищепа встает и снова разливает по стаканчикам. ПРИЩЕПА. Я хочу выпить… КУЗЬМИН (прерывая его). Я тоже… Все чокаются и выпивают. ПРИЩЕПА. А… хорошо-то как… Главное, много не надо, две рюмки махнул и кроет до утра… КУЗЬМИН. А утром как вечером… КИРИЧЕНКО. Ой, а я уже пьяная-я-я…. САФРЫГИНА (жует). А вы ешьте, ешьте…. а то щас под стол все попадаете… О! Я щас музыку поставлю, мне сынок подарил – тяжелый рэп с матом… Достает из тумбочки кассету и ставит в магнитофон. Играет «Limp Bizkit». Все, кроме сидящей за столом Кириченко танцуют. Свет гаснет. Все спят. Кириченко встает, подходит к графину, наливает воды в стакан и пьет. Потом садится на стул, положив руки на стол. Вытаскивает из волос деревянный гребень, берет со стола зажигалку и подпаливает его. Гребень нехотя загорается, Кириченко кладет его в пустую тарелку и некоторое время греет над ним руки. КИРИЧЕНКО (задумчиво). Тихо-то как… Всегда было бы так тихо и помирать не надо… Вот так вот… Левушка, он ведь, что говорил? Все говорит, скоро кончится… Луна зеленеет, с нее мох на Землю сыпится… Дожили – никто никому в долг не дает, крыжовник кислый, все дети болеют… Раньше человека в лесу встретишь, то-то радости – все песни с ним перепоешь, в том месте на память ветку сломаешь… А сейчас – бойся… Все против тебя… А особенно ночью… Поселки мертвые, в каждом по три брата живут, третий глухой и двумя правит, второй уйти и жениться хочет, да первый разрешенья не дает. На Егоров день хлеб пекут и на шоссе выносят, ежели хлеб тот, кто на машине переедет – висок левый у того седеет, а кто подберет – лысый будет как ликвидатор. Озеро от дерева, гниющего темное, рыбы в нем древние, слепые… Грибы, что только в тумане расти могут… Левушка так и сказал, я говорит на себя все соберу… Неделю не ел, все на диване лежал, календарь старый рассматривал, гитару чинить взялся, да бросил… Потом мороженного попросил, да где его у нас купишь? Это же в город ехать надо… Я и поехала… А он умер… Как говорил, так и умер – все на себя собрал. Все, чем в деревне болели, врачи долго поверить не могли… Это говорят, невозможно… Против правил всех. Так русскому человеку умирать не годится… Русский человек своей смертью обществу утрату нести должен, а не подарок… Это в Индии, да в Китае если помирать собрался, то все радуются… А мне им сказать нечего, я то неученая… Это Лева у меня все понимал… Помню ему учебник по истории принесла, чтобы пока болеет от класса не отстал… Так там средняя история, скелет танцует – так люди смерть представляли… А Лева как увидел, так смеяться стал… Глупости, говорит. Смерть это девочки две, близнецы в школьной форме, ходят, за руки держатся… Как то вышла белье вешать, смотрю, а он на скамейке сидит, на земле щепкой классики нарисовал и смотрит на них смеется… В школу к ним компьютор новенький привезли, так директор потом рассказывал, что когда Левы-то не стало, в компьюторе целый день березы появлялись… Дом когда строют, по углам гвозди кладут, сначала их теленок лижет, а потом пеплом посыпают… так и люди, смерти боятся, а жить не хотят… (внезапно дует на гребень, тот гаснет) Прошу доступ в локальную сеть. САФРЫГИНА (открывает глаза). Вам отказано. Вы нарушаете первое правило – «запрещается пользоваться сетью в ситуациях, не соответствующих критическим фазам». КИРИЧЕНКО. Я настаиваю. Ситуация приравнивается к пятой критической фазе. САФРЫГИНА. Ваша оценка неверна. Мы будем вынуждены поставить вопрос о вашей компетентности. КИРИЧЕНКО. Я отвечаю за все последствия. САФРЫГИНА. Мы не можем дать вам разрешение, это противоречит первому правилу. КИРИЧЕНКО. Я имею право пользоваться сетью в ситуации, отвечающей критической фазе. Если моя оценка неверна, я перестаю контролировать вверенную мне территорию. САФРЫГИНА. Иными словами вы отвечаете за все возможные последствия? КИРИЧЕНКО. Да. САФРЫГИНА. В таком случае, мы разрешаем доступ. КИРИЧЕНКО. Благодарю вас. Прищепа, Кузьмин, Сафрыгина встают и садятся на свои кровати. ПРИЩЕПА. Вы можете говорить. На стене зажигается экран, на котором среди многих светящихся точек, выделяется одна движущаяся. КИРИЧЕНКО. Сегодня 16 мая 2000 года. Ровно через тридцать лет в зоне видимости стратегического наблюдения появится астероид ХХ-7687 класса «С». Сорок лет уйдет на подготовку системы отвода, еще двадцать лет на создание автономного паруса. Астероид получит ускорение по касательной и его орбита изменится, зонд пройдет на два градуса левее. Столкновение наступит 8 июля 2091 года. Вверенная мне территория прекратит свое существование. ПРИЩЕПА. Нам известно это. КИРИЧЕНКО. Почему вы не придаете этому оценку критической фазы? КУЗЬМИН. Явление считается закономерным и не влияет на ход общего процесса. КИРИЧЕНКО. Вверенная мне территория имеет статус «гуманитарной зоны». КУЗЬМИН. Ход общего процесса не претерпит изменений из-за прекращения существования вверенной вам территории. Советуем вернуться к исполнению своих обязанностей. КИРИЧЕНКО. Я заявляю протест, территория, имеющая статус «гуманитарной зоны» вправе рассчитывать на вмешательство извне. ПРИЩЕПА. Мы снимаем с вверенной вам территории статус «гуманитарной зоны». Кириченко встает, подходит к экрану и смотрит на несущийся астероид. ПРИЩЕПА. Мы отстраняем вас от контроля за вверенной вам территорией. Вы получаете пенсионное содержание и уход по усмотрению, Совет благодарит вас за службу. В течении часа будет подобрана кандидатура на ваш пост, мы готовы выслушать ваши рекомендации. Кириченко молча смотрит на экран. КУЗЬМИН. В таком случае мы прерываем связь. КИРИЧЕНКО (поворачивается). Мной был предусмотрен такой момент. Перед началом связи проведена общая детонация территории. ПРИЩЕПА. Вы совершили преступление против общего процесса. КИРИЧЕНКО. Да. КУЗЬМИН. Вы будете уничтожены. КИРИЧЕНКО. Я знаю. ПРИЩЕПА. Почему вы сделали это? КИРИЧЕНКО. Я ухожу от ответа. ПРИЩЕПА. Мы вынуждены констатировать пятую критическую фазу. КУЗЬМИН. Мы закрываем связь и переходим на уровень вашей территории. КИРИЧЕНКО. Благодарю вас. Кириченко подходит к столу, садится. КИРИЧЕНКО. Эх, Лева, Лева, знал бы ты как мне тошно… Ничего не хочется, ничего не надо… А тут еще вот это… И помочь-то мне некому, одна как ложка в стакане… Со своих кроватей встают Прищепа, Кузьмин и Сафрыгина. Подходят к столу и садятся. КУЗЬМИН. Душно как у вас… (берет в руки стакан) Это зачем? КИРИЧЕНКО. Стакан. Из него пьют воду. ПРИЩЕПА. Я хочу попробовать… Кириченко наливает в стакан воду. Прищепа берет стакан, щурясь заглядывает в него. ПРИЩЕПА. У… сколько всего… Метаколонии в стадии биоценоза… Миры живущие пять секунд… (делает глоток) …И все-таки, зачем вы это сделали? КИРИЧЕНКО. Боюсь, я не смогу объяснить… ПРИЩЕПА. Привязались к своей территории, так? КИРИЧЕНКО (внимательно посмотрев на Прищепу). Да… Вам это знакомо? ПРИЩЕПА. Угу… (опять смотрит в стакан) Давно…. Я занимал такую же должность как и вы, жидкая территория второго уровня… Триста тысяч служебных часов… САФРЫГИНА. А потом повышение и переход на должность старшего куратора, знак отличия… ПРИЩЕПА (прерывая ее). Помолчи пожалуйста….Так вот, к середине срока я стал замечать, что начинаю привязываться… Ко всему жидкому…Удивительное состояние – полужидкое кажется неразвитым, твердое – уродливым… (делает глоток) …На липоллоид похоже, только не взвешенный…(показывает на графин) Я потом с собой немного возьму? КИРИЧЕНКО. Да-да конечно… А что было потом? ПРИЩЕПА. Потом… Потом была смена циклов, мне повезло я посетил тот мир в его минуты Перехода… Внутренняя температура ядра резко повысилась, интенсивность испарения тоже… Взрыв… Мне понадобилась известная доля выдержки… для составления отчета… КУЗЬМИН. Признанного лучшим и снискавшим одобрение Совета… Некоторое время сидят молча. ПРИЩЕПА. Вы, знаете как вас уничтожат? КИРИЧЕНКО. Не имею четкого представления. ПРИЩЕПА. Вас развеют над вверенной вам территорией. КУЗЬМИН. Я ознакомлю вас с инструкцией по уничтожению. КИРИЧЕНКО. Благодарю, не надо… ПРИЩЕПА. Пожалуй приступим… Доложите видимость ХХ – 7687… САФРЫГИНА. Видимость четкая. На экране загорается звездное небо с движущимся астероидом. КУЗЬМИН. Скоростные характеристики с момента начала наблюдения не изменились. ПРИЩЕПА. Существует ли угроза общему процессу в случае уничтожения и появления остаточных явлений? САФРЫГИНА. Нет. ПРИЩЕПА. Дайте крупный план. На экране астероид увеличивается до размеров футбольного мяча. Прищепа хлопает в ладоши, экран заливает яркой вспышкой, идут помехи, затем опять видно неподвижное звездное небо. ПРИЩЕПА. Делов-то… Снимайте детонацию… КИРИЧЕНКО. В этом нет необходимости… ПРИЩЕПА. Не понимаю… (делает глоток из стакана) КИРИЧЕНКО. Детонации не было… Прищепа с трудом делает глоток, кивает на Кузьмина. Кузьмин встает, закрывает руками уши, некоторое время стоит неподвижно. Потом растерянно поворачивается к Прищепе. КУЗЬМИН. Действительно… ПРИЩЕПА (вздыхает). Понятно… САФРЫГИНА (неуверенно). Так все равно уничтожать надо… Использование служебного положения… ПРИЩЕПА. Вы сделали то, что хотели?… (Кириченко кивает) …Хоть покажите ради чего, все это… Заодно и проститесь… Все поворачиваются к экрану. Звездное небо на экране исчезает, вместо него появляется дверная ручка из алюминия. КИРИЧЕНКО (тихим ровным голосом). Иркутская область. 1970 год. Дверная ручка. Ваня Плотников лизнул ее при морозе в –35. На поверхности зафиксирован фрагмент кожного покрова языка. Обычай лизания ручки в зимний период распространен среди детей 4–7 лет и является повсеместным на вверенной мне территории… На экране появляется деревянная дощечка, в которую вбито множество кривых и ржавых гвоздей. КИРИЧЕНКО. Ташкент. 1971 год. Солдат – существо лишенное всего, но способное на многое. Рядовой Зимин в свободное от службы время изготовил художественный объект под названием «Еж», так же как и «Янтарная комната» произведение считается бесследно исчезнувшим… На экране появляется билет в кино. КИРИЧЕНКО. Архангельск. Олег Дмитриевич Ратников. Зиму 1972 года проходил в летней панаме, весной попал в областную больницу. Впоследствии, ввиду тихого, незлобивого поведения отпущен под присмотр родителей. Любимое занятие походы в кино на дневные детские сеансы, за что и получил свое прозвище – «Тележопа»… До своей смерти в 1986 году считался городской достопримечательностью… На экране появляется фотоаппарат «Зенит». КИРИЧЕНКО. Минск. 1973 год. Фоторепортер Виктор Тихонов, проявляя снимки новогоднего вечера в редакции, увидел на свежей фотографии своего отца, умершего семь лет назад. Отец накрыв ладонью стакан, укоризненно смотрел в объектив. Виктор бросил пить, ушел из газеты и принял католичество… На экране появляется вечерний берег реки, сосны, слышатся голоса. КИРИЧЕНКО. Одно из мест… (некоторое время смотрит на экран) …Я готова… Кириченко подходит к своей кровати и ложится на нее. Прищепа, Кузьмин и Сафрыгина обступают кровать, берут за разные концы простынь и подбрасывают вверх, простынь накрывает лежащую, они проделываю это несколько раз. В это время играет «Mutter» Rammstein, на экране появляется безликие серые коробки домов, раскисшие мартовские дворы, ветки мокрой вербы, солнце сверкающее на спицах коляски, трехколесные велосипеды стоящие в коридоре коммунальной квартиры. Экран гаснет, на сцене полная темнота. Занавес.