Страстная женщина
Вирджиния Хенли


Бесс Хардвик с детства знала, что в жизни надо рассчитывать только на себя. Она блистала при королевском дворе, покоряла сердца самых блестящих мужчин. Прекрасная, гордая, решительная, она знала, что препятствия существуют лишь для того, чтобы их преодолевали. Она смело шла вперед — и сумела обрести счастье с тем, кто мог сравниться с ней и в неистовой страсти, и в благородстве…


Виктория Хенли

Страстная женщина


Пролог


Дербишир, Англия 20 августа 1533 года

— Что вы делаете? — возмутилась рыжеволосая девочка, уставившись на двух дюжих крестьян, несущих дубовый туалетный столик.

Не обращая на нее внимания, мужчины вытащили столик из дома и вернулись за кроватью. Бесс Хардвик нахмурилась, подбоченилась и приказала: «Стойте!» Поскольку ее распоряжение пропустили мимо ушей, Бесс топнула ножкой и что-то сердито пробормотала.

Крепко прижимая к груди тряпичную куклу, она взлетела по лестнице и остолбенела: все комнаты оказались пусты. Бесс сбежала вниз и увидела возле крыльца запряженную волами повозку, нагруженную имуществом ее семьи. Рядом стояли заметно озабоченная, но сдержанная мать, старшие братья и сестры Бесс.

— Нет! Не смейте! — Бесс бросилась к повозке. Ей удалось стащить на землю клетку с коноплянкой, но остальные вещи были уже увязаны и слишком тяжелы. Упав на землю, девочка заколотила ногами и завопила от негодования.

— Госпожа, хотите, я ее отшлепаю? — предложил один из крестьян.

— Нет-нет! Бесс слишком чувствительна и воспринимает все гораздо болезненнее, чем другие. Тут уж ничего не поделаешь, надо ждать, пока она сама успокоится.

Бесс Хардвик обезумела от гнева и ужаса. Сначала исчез ее отец, потом — слуги, вскоре одна за другой стали пропадать лошади и коровы. Лучшая мебель была продана, и вот теперь семья лишилась дома. Куда же им деваться? Где они будут жить? На чем спать, что есть? Вопросы теснились в голове девочки, леденящий страх стремительно нарастал.

Бесс была готова сразиться с целым миром, но никто из родных не выражал желания поддержать ее.

— Бесс, мы должны уехать отсюда. Хардвик нам больше не принадлежит, — сказала мать, пытаясь поставить девочку на ноги.

— Я никуда не поеду! — Сидя на земле, Бесс исподлобья, как волчонок, смотрела на родных.

Через минуту Элизабет Хардвик велела вознице трогаться с места:

— Бесс догонит нас — у нее нет другого выхода.

Маленькая упрямица сидела на месте, пока повозка не скатилась с холма и не исчезла за поворотом изрытой колеями проселочной дороги. Сообразив, что теперь ее не видит никто, кроме коноплянки и тряпичной куклы, девочка открыла дверцу клетки:

— Счастливица! Тебе незачем уезжать. Оставайся здесь.

Коноплянка выпорхнула и села на ветку могучего дуба.

Поднявшись, Бесс повернулась к дому, где родилась, — невзрачному строению с каменным фундаментом и деревянными стенами. Твердо уверенная, что Хардвик-Мэнор услышит ее и поймет каждое слово, девочка решительно сказала:

— Ты все равно мой! Не грусти. Когда-нибудь я вернусь к тебе. От других мало проку. Придется все делать самой.

Отец Бесс умер, когда ей было четыре года, но девочка помнила, как когда-то стояла рядом с ним на этом же месте. Только тогда его рука лежала на ее плече и она слышала его негромкий голос:

— Земля — это богатство, малышка. Нет ничего важнее земли и дома. Хардвик! Даже наша фамилия пошла от названия этих мест. Не расставайся с Хардвиком, Бесс, что бы ни случилось.


Тяжело вздохнув, Бесс вытерла ручонкой нос и глаза. Ей почти шесть лет, и она не станет реветь, как двухлетний ребенок. Девочка взглянула на куклу.

— Вы готовы в путь, леди Понсонби? — Бесс снова вздохнула. — Значит, и я тоже.

Сердце девочки разрывалось от горя, но она, держа Эсмеральду Понсонби за тряпичную руку, решительно пошла в ту сторону, куда удалилась повозка.

Ее отчаяние и гнев вскоре сменились тоской и опустошенностью. Едва она сделала несколько шагов, как коноплянка поднялась с ветки и, щебеча, закружилась над хозяйкой. Потом села ей на голову, словно вознамерившись свить гнездо в огненно-рыжих кудряшках.

— Глупышка! — пробормотала Бесс. — На твоем месте я бы ни за что не покинула Хардвик.


Часть 1

ДЕВУШКА


Срывая розы, поспеши -

Минуты ждать не станут:

Сегодня лепестки свежи -

А завтра уж завянут.

    
Роберт Геррик


Глава 1


Лондон, 1543 год

— Сегодня что-то непременно произойдет… Предчувствие не обманывает меня!

Уголки пухлых губ Бесс Хардвик приподнялись в улыбке, когда она обвела взглядом длинную галерею величественного лондонского особняка. Здесь, в доме благородной леди Заук, Бесс провела уже целый год, и этот удивительный год навсегда изменил ее жизнь.

Когда Элизабет Хардвик покинула свой дом, ее вместе с детьми приютила овдовевшая сестра Марселла. Очень скоро Бесс сблизилась с теткой, почувствовав в этой сильной, решительной женщине родственную душу. Именно Марселла заставила сестру задуматься о будущем. Прислушиваясь к разговорам старших, Бесс поняла, что главная цель женщины — брак, а учиться следует прежде всего искусству завлекать мужчин. Поскольку у тети Марси было лошадиное лицо и острый, как бритва, язычок, оставалось надеяться лишь на успех в обществе мягкой и миловидной Элизабет.

На удивление скоро интерес к Элизабет Хардвик проявил младший сын сэра Фрэнсиса Лича из Чатсворта. Увы, небогатому Ральфу Личу едва удавалось прокормить неуклонно увеличивающуюся семью. Дом в деревне Бэслоу, который Ральф арендовал у своего отца, сэра Фрэнсиса, вскоре стал слишком тесным — особенно после того, как туда переселилась тетя Марси, чтобы помогать растить детей. И вот в один прекрасный день сестры уединились и задумались о том, как приумножить доходы семьи.

Внезапный приезд леди Маргарет Заук в принадлежащее ей поместье Эшби-де-ла-Заук сестры сочли подарком судьбы. Элизабет и Марселла, знакомые с этой благородной леди с самого детства, были ее дальними родственницами и потому решили немедленно нанести соседке визит и спросить, не согласится ли она вывезти в свет одну из дочерей Хардвика. В то время знатные дамы нередко опекали детей бедных родственников. Заручившись согласием леди Заук, сестры вернулись в Бэслоу. Теперь перед ними стоял самый главный вопрос: которую из дочерей Хардвика выпустить из родного гнезда в большой мир?

— Конечно, положение у девочки будет незавидное, однако ей представится великолепная возможность обзавестись полезными связями. Помяни мое слово, — заявила Марси, — Бесс станет нашим спасением!

— Бесс? — удивилась Элизабет, имевшая еще двух взрослых и куда более покладистых дочерей.

— А кто же еще? — неумолимо отозвалась Марселла. — Она унаследовала не только твою красоту и мое остроумие. Ее прекрасные рыжие волосы наверняка поразят весь Лондон. Милые, послушные сестрички Бесс глупы как пробки! А вот она уж точно не упустит свой шанс. Конечно, Бесс резка и строптива, но у этой девочки такая грудь, которой позавидовала бы любая куртизанка! Признаться, мне будет недоставать ее, но другого выхода нет.

Бесс еще никогда не расставалась с родными, у нее не было даже собственной спальни. Постель и тайны она делила со старшей сестрой — Джейн. Бесс опасалась, что будет тосковать по доброй, любящей матери и тетушке Марселле, чьи мудрые советы неизменно поддерживали ее.

В ночь перед отъездом в Лондон и разлукой с родными Бесс, уже чувствовавшая себя отрезанным ломтем, увидела страшный сон. Этот сон преследовал ее с тех пор, как семья покинула Хардвик-Мэнор, и повторялся в часы волнения и тревоги.

Бесс вошла в совершенно пустую комнату с голыми стенами, в испуге бросилась вниз по лестнице и увидела, что судебные приставы выносят из дома все ее вещи, вплоть до последней безделушки. Она плакала, умоляла пощадить ее, но тщетно. Скудное имущество семьи уже погрузили в повозку. Бесс и ее родных выставили из дома, и они не знали, куда идти. От ужаса она лишилась сил, но, наконец, обернувшись, увидела, что повозка, близкие и даже сам Хардвик-Мэнор исчезли. Бесс потеряла все! Страх душил ее, наваливаясь на грудь невыносимой тяжестью…

Вскрикнув, она проснулась и вновь ощутила безнадежность и беспомощность.

Но наутро, взволнованная предстоящим путешествием в Лондон, Бесс забыла о ночном кошмаре. Переступив порог великолепного особняка леди Заук, Бесс поняла, что не напрасно рассталась с матерью. Теперь она добьется удачи, а со временем разбогатеет и выкупит Хардвик-Мэнор.

Попав в мир богатых и знатных людей, Бесс с удивлением осознала, что ее обуревает тщеславие. Старательно усваивая новые правила игры, она прилагала все усилия, чтобы стать незаменимой для леди Заук и ее дочерей. И вот теперь, на пороге юности, Бесс чувствовала: в ее жизни должно произойти нечто чрезвычайно важное.

Спускаясь с третьего этажа, Бесс замедлила шаг, ибо навстречу ей поднимался тяжело дышавший Роберт Барлоу, паж леди Заук, с которым девушка познакомилась еще в деревне, в Дербишире.

— Роб, сядь и отдохни, не то тебя хватит удар. — Бесс усадила высокого худощавого юношу на ступеньку и с тревогой отметила, что он землисто-бледен.

Хрупкому, как девушка, Робу недоставало жизненной силы.

— Когда я поднимаюсь по лестнице, у меня страшно ноет грудь. — Несмотря на боль, Роб, благодарный Бесс за заботу, улыбнулся.

— Ступай к себе и ложись в постель. Видно, ты растешь слишком быстро, потому тебе и не хватает сил. — Болезненность юноши внушала тревогу пышущей здоровьем Бесс.

— Не выйдет, Бесс. Я должен отнести письмо в Суффолк-Хаус и дождаться ответа.

— Я сама отнесу его, Роб. Иди к себе, тебя никто не станет бранить. — Девушка могла бы поручить лакею доставить письмо, но ей вдруг захотелось пройтись.

Лондон! Как она восхищалась этим городом! А Стрэнд с его великолепными особняками, принадлежащими высокой знати, сразу стал для Бесс излюбленным местом прогулок. Она считала его самой роскошной улицей на земле.

Письмо было адресовано леди Фрэнсис Грей, маркизе Дорсет, — ближайшей подруге леди Заук. Познакомившись с Фрэнсис Грей и узнав, что она дочь сестры короля Генриха Тюдора, Бесс была потрясена. Но за последний год девушка так часто бывала в лондонской резиденции леди Грей, что в конце концов стала чувствовать себя непринужденно в присутствии столь знатной особы.

Старинный особняк леди Заук Бесс считала внушительным и роскошным до тех пор, пока не побывала в Суффолк-Хаусе, царственном обиталище семейства Грей. Несметно богатые и влиятельные Фрэнсис и Генри Грей казались Бесс самыми добрыми и благожелательными людьми, каких она когда-либо встречала. А их дочери, леди Джейн Грей и леди Кэтрин Грей, имевшие право претендовать на престол, не считали ниже своего достоинства дружить с дочерьми леди Заук. Бесс, как компаньонку девушек, охотно принимали в этом тесном кругу.

Бесс вышла на залитую солнечным светом улицу и быстро направилась к Стрэнду по Бедфорд-стрит. Даже если бы тротуары квартала, расположившегося вдоль реки, были вымощены золотом, они вряд ли поразили бы воображение Бесс больше, чем огромные особняки, где все, несомненно, дышало роскошью. Сначала Стрэнд показался девушке землей обетованной, упоминаемой в Священном Писании, но потом она решила, что это место больше походит на райские кущи. Вскоре Бесс миновала Дарем-Хаус и Йорк-Хаус. Представляя себе просторные комнаты за окнами особняков стены, увешанные бесценными картинами, она испытала легкое головокружение, но тут же поклялась себе, что когда-нибудь и у нее будет свой дом в Лондоне. «А как же Хардвик?» — спросил внутренний голос. Бесс тряхнула рыжими кудрями так, что вышитый чепец чуть не свалился с головы. «А Хардвик станет моим загородным домом», — решила она, не обращая ни малейшего внимания на то, что слуги в ливреях пожирают ее взглядами.

Честолюбивым мужчинам сопутствует удача, так почему бы и женщине не проявить честолюбие? Бесс твердо решила добиться успеха и получить свою долю земных благ. Она верила в удачу, надеялась на нее и ни на минуту не забывала о своей клятве. Бесс видела будущее ясно и отчетливо, точно знала, к чему стремится, и понимала, что за все надо платить. Но это же справедливо, а цена, назначенная судьбой, — сущий пустяк. Она с радостью заплатит и вдвое больше, а если понадобится, пройдет сквозь огонь и продаст душу самому дьяволу!

Бесс не пришлось долго добиваться благосклонности леди Заук. Юная девица Хардвик сразу показала свою сообразительность и проницательность, а также умение ладить со слугами, занимающими в доме более низкое положение, чем она. Девушка быстро освоилась в аристократическом обществе, приобрела прекрасные манеры, и леди Заук решила, что Бесс станет великолепной компаньонкой ее дочерям.

Бесс мгновенно осознала, что ей выпал счастливый случай найти себе мужа. Правда, она не имела солидного приданого, не могла похвастаться блестящим происхождением, но зато была молода, красива и со связями в высших кругах. А ведь при дворе Тюдоров можно встретить самых богатых и родовитых мужчин.

Идя через парк, разбитый вокруг Суффолк-Хауса, Бесс наслаждалась ароматом лаванды и роз. Она внимательно поглядывала по сторонам, предполагая, что в такой теплый день наверняка увидит леди Фрэнсис в одном из живописных уголков парка. Только поднявшись по ступеням на террасу, Бесс заметила двух мужчин. В тот же миг солнце ослепило ее, и девушке показалось, что перед ней, окруженный сиянием, стоит сам король Генрих. Ахнув, Бесс грациозно склонилась в глубоком реверансе. Ее бледно-зеленые юбки приподнялись и опали, а ярко-рыжие волосы, выбившиеся из-под чепчика, вспыхнули, как золото.

Мужчинам, удобно расположившимся на террасе, открылось восхитительное зрелище: высокая, полная грудь девушки. Чувственные губы Уильяма Кавендиша растянулись в улыбке.

— Клянусь честью, это блюдо я не прочь отведать!

Генри Грей, маркиз Дорсет, незаметно подмигнув приятелю, направился к Бесс.

— Госпожа Хардвик, к чему такие формальности? Выпрямившись, Бесс залилась краской, ибо уже поняла, что перед ней стоит вовсе не Генрих .

— Прошу прощения, лорд Дорсет, я думала, вас посетил сам король, — пролепетала девушка и увидела, как брови собеседника Генри Грея сошлись на переносице.

Казалось, эти слова пришлись ему не по вкусу, однако он запрокинул голову и расхохотался. Бесс растерялась. Незнакомец был не менее шести футов ростом, его густые каштановые кудри ниспадали на воротник, а на чисто выбритом подбородке виднелась ямочка. Его карие глаза искрились лукавством. Бесс никогда еще не встречала более притягательного мужчины.

— Это мой друг, Уильям Кавендиш, — представил Генри Грей собеседника.

Тот поднес к губам руку Бесс.

Ее пальцы дрогнули, коснувшись широкой мужской ладони, а колени подкосились.

— Когда вы в последний раз видели короля? — осведомился Кавендиш.

— Я ни разу не видела его, милорд. — Бесс поспешно убрала руку и холодно добавила:

— Но его портреты есть повсюду.

— Вот оно что! Все эти портреты создавались в ту пору, когда король был еще молод, бодр и силен духом. Тщеславный Генрих не хочет, чтобы его подданные узнали, как он выглядит сейчас.

Эти неслыханные по дерзости слова ошеломили Бесс. Мистер Кавендиш осмелился так непочтительно отозваться о самом короле!

— Все мужчины тщеславны, милорд, — язвительно заметила девушка.

— Удар не в бровь, а в глаз, Кавендиш! — засмеялся Генри Грей. — Ты и вправду тщеславен, как король и не менее порочен. — Последние слова, произнесенные шепотом, предназначались только для ушей друга, который менял любовниц как перчатки.

Бесс с трудом оторвала взгляд от импозантной фигуры Кавендиша.

— Я принесла письмо для леди Фрэнсис…

— Вы разминулись с ней, дорогая: леди Фрэнсис отправилась в Дорсет-Хаус за вещами, необходимыми ей для поездки в Челси на следующей неделе. Мы только что вернулись из имения Брэдгейт, из Лестершира. Ума не приложу, почему дамы так часто переезжают из одного дома в другой?

— Только из любви к перемене мест. — Бесс улыбнулась. — Прошу простить меня, джентльмены, я поищу леди Фрэнсис в Дорсет-Хаусе.

— Госпожа Хардвик, здесь неподалеку меня ждет лодка Если позволите, я довезу вас до пристани, — предложил Кавендиш.

Бесс, не веря своим ушам, изобразила нерешительность:

— Милорд, мне не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой…

— Мой долг — позаботиться о вашей безопасности. Бесс облизнула губы.

— Вы предлагаете мне защиту, милорд, но кто, скажите, защитит меня от вас?

— На вас невозможно сердиться, — усмехнулся Кавендиш. — Вообще-то девушке не стоит полагаться на благородство лондонских джентльменов. Но маркиз Дорсет может поручиться за меня. Уверяю, я доставлю вас в Дорсет-Хаус в целости и сохранности.

Бесс скромно опустила ресницы.

— Не могу отказать вам, милорд, если вы настаиваете. Кавендиш был готов поклясться, что первая уступка Бесс не станет последней.

— Она еще совсем ребенок, Повеса, — напомнил Генри Грей, умышленно употребив сомнительное прозвище друга.

— Поверь, я окружу ее всяческой заботой. — В глазах Кавендиша вспыхнул дьявольский огонь.

Спускаясь к реке, Бесс с любопытством разглядывала спутника — крупного, широкоплечего, с мощной грудью. Его загар свидетельствовал о том, что он подолгу бывает на свежем воздухе. Красиво очерченные губы, казалось, созданы для улыбки. Ветер разметал каштановые волосы Кавендиша, карие глаза смотрели на нее с чуть заметной иронией. Бесс уже догадалась, что самоуверенный Повеса Кавендиш не пропускает ни одной смазливой мордашки. Однако недостатки восполнялись тем, что он имел влиятельных друзей и проявлял явный интерес к самой Бесс.

Кавендиш первым спрыгнул в барку, потом подал девушке руку, привлек к себе, обхватил за талию и легко поднял ее в воздух. Бесс едва удержала вышитый чепец, который чуть не свалился в воду; ее рыжие волосы засияли под солнцем, как расплавленное золото. У Бесс, изумленной грубоватой силой и напористостью Кавендиша, слегка закружилась голова.

Необычайные волосы девушки и прикосновение к ее стройному телу произвели на самого Кавендиша поразительное впечатление. Его охватило возбуждение.

Бесс поспешно высвободилась из его объятий. Невинная девушка не знала, как проявляется у мужчин вожделение, однако понимала, что выходка ее нового знакомого не должна остаться безнаказанной.

— Прошу вас не забываться, сэр. Я не терплю фамильярности! — Она прошла на корму и села, расправив пышные юбки так, чтобы Кавендиш не мог пристроиться рядом.

Усмехнувшись, Кавендиш подал знак лодочнику и расставил пошире мускулистые ноги, чтобы удержать равновесие. Моду в те годы диктовал король, а потому все мужчины подчеркивали свои достоинства облегающими панталонами и камзолами, едва доходившими до бедер.

Бесс, сделав вид, будто ничего не замечает, вдыхала влажный речной воздух.

— Я люблю Лондон, — задумчиво проговорила она, мысленно возвращаясь в парк лорда Грея. — Как прекрасно, должно быть, иметь три дома на берегу реки!

— Дворец Челси не принадлежит Греям, хотя они часто бывают там. Значит, вам хотелось бы иметь три дома? — иронически осведомился Кавендиш.

— Еще бы! Впрочем, мне хватило бы и одного.

— Любопытно… — Кавендиш понял, что его новая знакомая так же честолюбива, как и он. Пожалуй, было бы весьма заманчиво удовлетворить ее желания. — Пролетите, как ваше имя? — спросил он.

Бесс перевела на него взгляд:

— Элизабет Хардвик. Я компаньонка леди Заук. А у вас есть титул?

Кавендиш засмеялся:

— Пока нет. Я зарабатываю на хлеб честным трудом.

— Каким именно, сэр?

Он был очарован ее прямотой.

— Я — член Земельной комиссии. Девушка вздрогнула.

— Боже милостивый! Стало быть, вы имеете отношение к Сиротскому суду?[1 - Сиротский суд — суд по делам опеки.]

Кавендиш воспринял ее вопрос философски:

— Не совсем так. Я занимаюсь владениями монастырей, но оба суда созданы с одной и той же целью: приумножать богатства короны.

— Так вы грабите людей! — возмутилась Бесс.

— Тише, Элизабет! Меня вы можете обвинять в чем угодно, но обвинения в адрес монарха расцениваются как государственное преступление. Я служил у Томаса Кромвеля, пока ему не отрубили голову. И вот, как видите, пережил своего патрона, и теперь служу королю — а все потому, что умею держать язык за зубами.

Подавшись к нему, Бесс доверительно сообщила:

— Моей семье принадлежало поместье Хардвик-Мэнор в графстве Дербишир. Но поскольку к моменту смерти отца мой брат Джеймс не достиг совершеннолетия, алчный Сиротский суд отнял у нас поместье — до тех пор, пока брат не подрастет.

— Мне очень жаль. Существует немало способов избежать таких потерь.

— Неужели? Мама пыталась протестовать, но в этом ужасном суде ее никто и слушать не стал!

— Управление поместьем могли бы доверить опекуну. Вам следовало обратиться к адвокату. Это обходится недешево, но игра стоит свеч. Выигрывает всегда та сторона, у которой более сведущий адвокат.

— Вы только что дали мне весьма ценный совет. Ах, если бы я была мужчиной! Мужчин учат тому, что может пригодиться в жизни. А дочери леди Заук изучают латинский и итальянский языки — по-моему, это напрасная трата времени. Я попросила буфетчика показать мне, как вести книги расходов, — это гораздо полезнее.

— Это пригодится, когда у вас будет свой дом, — насмешливо согласился Кавендиш.

— Не смейтесь надо мной, сэр. У меня непременно будет собственный дом! Я хочу многому научиться — например, покупать и продавать недвижимость. Ручаюсь, вы могли бы преподать мне немало уроков. О, я так любознательна!

Кавендиш вновь ощутил возбуждение. «Боже милостивый, — думал он, — я и сам не прочь стать твоим учителем». Он улыбнулся:

— Уверен, вы стали бы способной ученицей.

Лодка уже причалила к пристани, но Уильяму не хотелось расставаться с девушкой. Выпрыгнув на каменные ступени пристани, он помог ей выйти.

— Госпожа Хардвик, вы — восхитительная попутчица. Леди Заук — моя давняя знакомая. Пожалуй, пора засвидетельствовать ей почтение.

Бесс наконец смилостивилась и одарила спутника ослепительной улыбкой, прекрасно сознавая, что сумела пробудить в нем интерес к своей персоне.


Глава 2


Вручая хозяйке дома письмо от Фрэнсис Грей, Бесс не без оснований опасалась суровых упреков за то, что так долго отсутствовала, не испросив позволения.

— Роберту Барлоу нездоровилось, леди Маргарет, — объяснила она, — поэтому я сама отнесла ваше письмо леди Фрэнсис. Она очень обрадовалась мне, поскольку приготовила вам приглашение.

Раскрыв письмо, Маргарет Заук быстро пробежала его глазами.

— Как чудесно! Мы все приглашены в Челси на целую неделю. Наконец-то мы с Фрэнсис всласть поболтаем! Бесс, дорогая, нам предстоит столько хлопот, а я даже не знаю, с чего начать.

— Насчет девочек не беспокойтесь, леди Маргарет. Я начну укладывать вещи немедленно.

— Ты умница, Бесс! Не знаю, как бы я справилась без тебя. Пойдем ко мне в гардеробную: я хочу посоветоваться с тобой, что из одежды взять с собой в Челси.

Бесс пришла в восторг: она восхищалась нарядами леди Заук и питала естественное пристрастие к модным туалетам. Она прибыла в Лондон с одним-единственным платьем, а теперь благодаря щедрой хозяйке дома ее гардероб увеличился вчетверо. Следуя за леди Маргарет в соседнюю комнату, девушка подумала, что пора обзавестись еще парой нарядных платьев.

Пересматривая вместе с хозяйкой десятки роскошных и дорогих туалетов, Бесс небрежно обронила:

— Один из друзей лорда Дорсета просил передать вам привет. Кажется, его фамилия Кавендейл или что-то вроде этого…

— Повеса Кавендиш! Близкий друг Генри Грея и любимец столичных дам! Не забыть бы пригласить его на ужин. Сэр Джон радуется его обществу, да и я, признаться, с детства неравнодушна к Уильяму…

— Леди Маргарет, но этот джентльмен выглядит намного старше вас! — Бесс ловко изобразила изумление. Уловка сработала.

— Я польщена, Бесс, однако мы с ним ровесники. Он овдовел в молодости, а сейчас ему за тридцать.

— Тридцать?.. Если вы наденете розовое платье, вам не дашь и двадцати!

— Ну что ты! Вспомни, сколько лет моим дочерям!.. Пожалуй, это розовое платье я возьму с собой в Челси.

— Знаете, некоторые цвета старят женщин, — будто невзначай проронила Бесс.

— Вот как? Об этом я никогда не думала. Какие же?

— Все оттенки лилового, да и серого тоже. — Бесс украдкой погладила изумрудное бархатное платье. — А в зеленом кожа выглядит желтоватой.

Леди Маргарет собрала в охапку злополучные наряды:

— Вот возьми их себе. Тебе еще незачем молодиться, детка.

Развешивая дорогие платья в своем шкафу, Бесс напевала веселую песенку. Рукава туалетов отстегивались, их можно было менять, поэтому девушка решила, что зеленые рукава оживят элегантное серое платье и выгодно оттенят цвет ее волос. Бесс понимала, что сегодня ей несказанно повезло. Она потерлась щекой о нежный зеленый бархат и задумалась. Повеса Кавендиш… Молодой вдовец! Неудивительно, что у него хватает времени на развлечения. Бесс твердо вознамерилась продолжить знакомство с ним. Леди Заук пригласит его к ужину, и Кавендиш наверняка примет приглашение!

Внезапно вспомнив про бедного Роберта Барлоу, девушка взбежала на четвертый этаж, где располагались комнаты слуг. Постучав, она осторожно заглянула в комнату. Роб лежал на узкой койке.

— Как ты, Роб?

— Мне уже гораздо лучше. Бесс, спасибо тебе за помощь. Я написал письмо родным и рассказал, как ты добра ко мне.

Заметив, как восхищен ею юноша, Бесс поспешила охладить его пыл:

— Следующую неделю мы проведем в Челси. За это время ты успеешь отдохнуть и набраться сил. Роберт явно пал духом.

— Я буду тосковать по тебе, Бесс…

— Не болтай чепухи! — оборвала его она и поспешила уйти: близилось время обеда.

В большом зале Уайтхолла собрались на ужин придворные Генриха Тюдора. Усаживаясь, Генри Грей обратился к своему соседу Уильяму Кавендишу:

— В последнее время здесь появился обычай изумлять приглашенных обилием изысканных яств и вин. Кавендиш осушил кубок.

— У каждого своя мера, Генри. Королю приходится думать и о том, что среди нас есть чревоугодники, например я.

— Как я понимаю, ты имеешь в виду не только еду и напитки.

Кавендиш обвел зал насмешливым взглядом:

— Тщеславие людей, собравшихся здесь сегодня, уступает лишь их порочности.

— Это относится и к тебе, — заметил Генри, поглаживая светлые усы.

К ним подошла Фрэнсис Грей и поцеловала Кавендиша в щеку.

— Следующую неделю мы проведем в Челси. Прошу вас, приезжайте к нам, Уильям, — по такому случаю я устрою охоту. Этим летом вопреки своему обещанию вы ни разу не наведались в Брэдгейт, так что отказа я не приму!

Когда Фрэнсис направилась к танцующим, Кавендиш подумал, что столичные развлечения не идут ни в какое сравнение с унылым пребыванием в Челси. Как удачно, что неотложные дела зовут его в Дувр! К счастью, по службе ему приходилось часто совершать длительные поездки, поэтому в обязанности Кавендиша не входило постоянное посещение балов при дворе. Обезглавив глупышку Екатерину Хауард, король каждый вечер окружал себя прекрасными дамами, и многие из них не отказывались делить с ним ложе.

Заметив впереди своего давнего друга — лорда Уильяма Парра, только что вернувшегося с шотландской границы, где назревала смута, Кавендиш направился к нему. Парр был невысок, но армейская выправка и коротко подстриженная бородка придавали ему властный вид. Приблизившись к другу, Кавендиш услышал, как он назначает свидание прелестной Элизабет Брук, дочери лорда Кобхэма. Поцеловав Кавендиша, Элизабет прошептала: «Держи язык за зубами, Повеса!» Уильям понял, в чем дело: Парр не должен узнать, что она недавно уступила домогательствам короля.

— Кажется, вы очень дружны, — заметил Парр.

— Я только что объявил о помолвке своей дочери с братом леди Брук.

Брак при дворе Тюдоров считался важным шагом на пути к успеху, поэтому выбору супругов для детей придавали огромное значение.

— Прекрасно! — Парр хлопнул Кавендиша по спине. — Когда я женюсь на Элизабет, мы станем родственниками.

Кавендиш не стал спрашивать Парра, как тот намерен поступить со своей нынешней женой.

Томас Сеймур, самый привлекательный из придворных мужчин, пересек зал, чтобы поздороваться с Кавендишем и Парром. Благодаря сестре Джейн Сеймур стал зятем короля. Хотя Джейн уже покоилась в могиле рядом с тремя предыдущими женами Генриха, король по-прежнему был чрезвычайно благосклонен к Сеймуру. Томас дружески обнял обоих мужчин. Смеющиеся губы, окруженные золотистыми усами и бородкой, придавали ему сходство с юным греческим богом.

— Кавендиш, ты гений! Ты так успешно грабишь монастыри, что это позволило мне разбогатеть!

— Ей-богу, когда-нибудь твой длинный язык доведет нас до беды.

Сеймур разразился рокочущим смехом, и Кавендиш невольно улыбнулся: ему нравился добродушный молодой собеседник, презирающий осторожность. Томас пользовался расположением сестры лорда Парра, леди Екатерины, несмотря на то что она была замужем за старым лордом Латимером. Взглянув на Парра, Сеймур равнодушно осведомился:

— Ну, как здоровье Латимера? Ручаюсь, старый кабан долго не протянет.

Богатые придворные дамы вдовели недолго. Переглянувшись с Кавендишем, Уильям Парр заметил:

— По-моему, скоро мы все породнимся.

Заметив в толпе леди Екатерину Парр-Латимер, Кавендиш почувствовал отвращение. Эта дама казалась воплощением благопристойности, однако все знали, что она наставляет мужу рога с Томасом Сеймуром, и, по словам Фрэнсис Грей, с недавних пор делит ложе с королем. Королевский двор напоминал огромный бордель, где не чуждались даже кровосмешения!

Извинившись перед собеседниками, Уильям ушел из зала, не обращая внимания на призывные женские взгляды. С привычным цинизмом он отметил, что вокруг короля собралась стайка назойливых прихвостней. Эдвард Сеймур, старший брат Томаса, раболепствовал перед Генрихом, а не менее честолюбивый Джон Дадли всецело завладел разговором. Кавендиш столкнулся нос к носу с лордом-казначеем Полетом, и тот отозвал его в сторонку на пару слов.

— Да-да, я уже знаю: вам опять задержали выплату жалованья, дружище! Видите ли, я погряз в бумажной работе, и потому прошу вас набраться терпения.

— У меня есть другое предложение, милорд. Собирая деньги для его величества, я мог бы одновременно получать свое жалованье. Это избавило бы вас от лишних хлопот. Мне еще предстоит продумать форму отчетов, но на них должна стоять пометка «оплачено сполна».

— Пожалуй, мы с вами найдем выход, который устроит нас обоих. Я позабочусь о том, чтобы вас наделили дополнительными полномочиями. Его величество весьма доволен вашей работой в монастыре Гроба Господня в Кентербери.

Поблагодарив казначея, Уильям двинулся дальше, радуясь, что полезный разговор, ради которого он и явился в Уайтхолл, состоялся. Он заглянул в игорный и бальный залы, переполненные роскошно одетыми дамами, готовыми пасть к его ногам. Но по какой-то причине сегодня их общество не манило Уильяма.

Покидая Уайтхолл, Кавендиш вспомнил девушку с огромными темными глазами и золотисто-рыжими волосами. Элизабет Хардвик была полной противоположностью циничным куртизанкам при дворе Тюдоров. Эта девушка так свежа, молода и наивна! Случайно встретив ее, Кавендиш понял, что давно пресытился придворными красотками. Да, Элизабет Хардвик могла бы стать очаровательной любовницей.

На следующий день Бесс давала урок рукоделия дочерям леди Заук. Сама она научилась вышивать, сидя на коленях тети Марси. Искусная рукодельница, Бесс умела придумывать изысканные узоры. Пока девушки трудились над образчиками вышивки, леди Маргарет и Бесс заканчивали работу над рукавами, предназначавшимися в подарок Фрэнсис Грей. Бесс сама нарисовала розы, эмблему Тюдоров, а лепестки вышила испанским шелком.

Когда дворецкий доложил о приезде Уильяма Кавендиша, девушка так разволновалась, что уколола палец, а ее хозяйка, — выслав из комнаты дочерей, метнулась к зеркалу. Бесс направилась к двери, но леди Заук остановила ее:

— Пожалуй, мне не следует оставаться с гостем наедине.

Побудь с нами. Сиди молча и занимайся вышиванием. Галантное приветствие Кавендиша могло бы растопить лед и в сердце самой неприступной из женщин. Он искоса метнул лукавый взгляд на Бесс, и она сразу поняла: то, что скажет гость, предназначено для ее ушей.

— Прошу прощения за то, что явился без приглашения, но мысли о вас преследуют меня со вчерашнего дня.

— Кавендиш, вы неисправимый льстец и повеса. Почему так долго не навещали нас?

— Вы стали еще прелестнее.

Сдержанно улыбнувшись, Бесс опустила ресницы и сделала вил, будто погружена в работу.

Взгляд Уильяма упал на рукав, который вышивала леди Заук.

— Кажется, я помешал вам… Розы Тюдоров! Понятия не имел, что вы настолько талантливы!

— Это подарок для леди Фрэнсис. На следующей неделе мы приглашены в Челси.

— Я тоже приглашен туда. Правда, хотел отказаться, но вы заставили меня передумать. Буду с нетерпением ждать следующей недели!

Его голос прозвучал чуть хрипловато. Бесс уловила двусмысленность в словах гостя. Если он не возьмет себя в руки, леди Заук наверняка что-то заподозрит. Кавендиш должен придержать язык. Когда лакей внес в комнату поднос с вином и печеньем, Бесс вскочила, взяла поднос и подошла к гостю.

— Спасибо, детка. — Улыбнувшись, леди Заук, взяла свой бокал и направилась к столику. При этом она повернулась спиной к Бесс и Кавендишу.

Не скрывая недовольства, девушка прошептала.

— Прекратите!

Глаза гостя насмешливо блеснули. Он знал, что Маргарет ничего не увидит и не услышит.

— Ни в коем случае. — Увидев алую каплю на пальце девушки, он быстро поднес его к губам и слизнул кровь.

Бесс вскрикнула и чуть не выронила поднос. Ее щеки запылали. Кавендиш и вправду отъявленный повеса, если осмелился флиртовать с ней на глазах у леди Маргарет. Если хозяйка заметит это, то выставит компаньонку из комнаты.

— В чем дело, Бесс? — настороженно осведомилась леди Заук.

— Простите, миледи, я пропила вино! — И девушка наклонила бокал так, что вино выплеснулось на панталоны Кавендиша. — Какая я неловкая, сэр! Сейчас позову лакея..

Взглянув в глаза Кавендиша, Бесс поняла, что ничуть не рассердила его — напротив, он расценил ее поступок как вызов.

Хотя деревня Челси, расположенная выше по течению реки, была лишь в нескольких милях от Лондона, ее считали провинцией. Вдоль берегов здесь тоже стояли роскошные особняки, окруженные зелеными лугами, за которыми начинался густой лес.

В Челси находился величавый Шрусбери-Хаус, принадлежащий Толботам, — одному из самых, знатных и богатых семейств Англии, а напротив садов Кью — громадный квадратный Зайон-Хаус, принадлежащий семейству Дадли. В миле от них смотрелись в воды Темзы высокие, стройные кирпичные башни Ричмондского дворца, а еще выше по течению раскинулся великолепный, несравненный дворец Хэмптон-Корт.

Мечтая о поездке в Челси, Бесс лишилась сна. Предстоящая встреча с Повесой Кавендишем переполняла ее радостным возбуждением и смутной тревогой. Она знала, что пробудила в Кавендише любопытство. Однако понимала при этом, что он, как искушенный джентльмен, может в любую минуту утратить интерес к ней или просто скрыть свои чувства. Бесс предстояло пройтись по краю пропасти, не преступая границ приличия и вместе с тем вызывая в избраннике желание. При этой мысли она содрогнулась.

От вида дворца Челси у Бесс перехватило дыхание. Ее поразили просторные комнаты с множеством окон, залитые ярким солнечным светом. Бесс решила, что когда-нибудь и в ее доме будут такие же окна.

Фрэнсис Грей встретила Бесс так же радушно, как Маргарет Заук и ее дочерей. Леди Фрэнсис снискала всеобщую любовь и симпатию благодаря своим непринужденным манерам и простотой в общении — редким качествам для особы королевской крови. Фрэнсис пленяла всех своим прелестным лицом и золотистыми волосами, однако ее немного портили невысокий рост и излишняя полнота.

Несмотря на то что во дворце Челси был огромный штат слуг, Фрэнсис привезла с собой столько фрейлин, горничных и гувернанток, что Бесс поняла: ей придется взяться за дело, а не просто сидеть рядом с двумя напропалую сплетничающими подругами.

За минувший год Бесс услышала немало подробностей о жизни Генриха Тюдора и королевской свиты. Она знала все о деспотическом нраве Анны Болейн, о вспышках ее гнева и искалеченном мизинце. Оказалось, что Анна не подпускала к себе влюбленного короля шесть долгих лет, а потом все же согласилась лечь с ним в постель. Уступив, она сразу забеременела, и тогда Генрих женился на ней. Фрэнсис как-то с усмешкой обронила:

— Анна без труда отражала натиск Генриха, поскольку любила Гарри Перси. О, Маргарет, прости, это вырвалось случайно!

Поговаривали также, будто Генрих презрительно заявлял, что не желает скакать на «фламандской кобылке», имея в виду Анну Клевскую, свою четвертую жену. Слышала Бесс и об опрометчивых поступках маленькой распутницы Екатерины Хауард, пятой жены короля. И вот теперь Бесс сидела рядом с подругами, а Фрэнсис развлекала их свежими сплетнями.

— Стоило Томасу Сеймуру вернуться из Германии, и Екатерина Парр упала к нему в постель, как созревший персик… Нет, своей надменностью и чопорностью она скорее напоминает лимон.

— Я и не знала, что лорд Латимер умер… — вставила Маргарет.

— Он жив, но ручаюсь, его дни сочтены!

— Фрэнсис, как ты можешь так говорить?

— Мне доподлинно известно, что Генрих сделал Екатерине Парр предложение! Она под строжайшим секретом поделилась этим со своей сестрой. А та, в свою очередь, передала известие мне.

— Бедняжка Екатерина!

— Не стоит сочувствовать ей, Маргарет. Она уже побывала замужем за двумя богатыми стариками и в совершенстве овладела искусством одурачивания мужчин. Эта дама умеет не только высасывать сок из лимонной дольки. Тоже мне католичка! — фыркнула протестантка Фрэнсис.

— Но если она любит Томаса Сеймура…

— Господи, Маргарет, кто же ставит любовь выше амбиций? Зачем довольствоваться королевским зятем, если можно заполучить самого короля?

— Думаешь, она стремится стать королевой?

— Вот именно. Что ей терять, кроме головы? — Фрэнсис сделала непочтительный жест, поразивший Бесс.

— Но если король уже добился своего, ему незачем жениться на Екатерине, — возразила Маргарет.

— Я не говорила, что он добился своего: король только сделал ей предложение. Екатерина весьма умна — сначала она подманила его поближе, а теперь держит на крючке. Это самый надежный способ заполучить мужа.

Бесс слушала с большим интересом, усваивая откровения знатных собеседниц. Она разочарованно вздохнула, когда в гостиную вбежали дочери леди Маргарет и прервали разговор.

— Мама, можно нам пойти на конюшню вместе с леди Джейн? Ей подарили новую белую лошадь.

— Бесс отправится с вами. Только будьте осторожны.

— В конюшне работают десятки конюхов, Маргарет. Твоим дочерям ничто не угрожает. — Фрэнсис улыбнулась Бесс:

— Заодно выбери себе лошадь: завтра мы устроим охоту.

Бесс возликовала.

— Не знаю, сможем ли мы присоединиться к охотникам, Фрэнсис, — нерешительно начала Маргарет. — Я не ездила верхом целый год, с тех пор как вернулась из Дербишира…

Бесс приуныла.

— Маргарет, если уж я отважилась втиснуться в седло, то и тебе это под силу. Отказа я не приму ни от кого: мы поедем все вместе, с детьми. Конюхам и егерям незачем даром есть свой хлеб!

В огромной конюшне девушки нашли целый выводок котят, устроившихся в сене. С радостными возгласами они схватили котят и потащили во двор. Успокаивая кошку, Бесс гладила ее и шептала ласковые слова. Непривыкшая к такому вниманию, черно-белая кошечка свернулась у нее на руках и замурлыкала.

— Значит, ты любишь ласку, киска? И тут на Бесс упала чья-то тень. С перепугу кошка оцарапала ей большой палец, рванулась из рук и удрала.

— Нечего сказать, ласковая киска! — хмыкнул Кавендиш, довольный тем, что увидел Бесс сразу же по прибытии в Челси. Девушка растерялась.

— Вышли встретить меня? — насмешливо осведомился он.

— Не слишком ли вы высокого мнения о себе, сэр? — Бесс показала ему оцарапанный палец. — По вашей вине я пострадала уже второй раз.

Кавендиш взял ее руку и увидел кровь на молочно-белой коже. Он тут же представил себе капельки крови на нежном бедре Бесс. Желание вспыхнуло в нем, побуждая овладеть девушкой прямо здесь, на сене. Однако Кавендиш снял перчатку, промокнул кровь, а потом быстро провел по царапине кончиком пальца.

— Вы умеете мурлыкать? Бесс в упор посмотрела на него:

— Нет, зато у меня есть когти.

— Спрячьте их, — посоветовал Кавендиш. «И подпустите меня к себе», — мысленно добавил он.

Бесс опустила ресницы, зная, что они темные, длинные и выглядят восхитительно.

— Нам не следует оставаться наедине, — холодно заметила она и высвободила руку.

— Если бы я не надеялся встретить вас одну, то не приехал бы сюда. К тому же вокруг полно конюхов и детей. — Кавендиш обратился к своему слуге, который стоял поодаль, переминаясь с ноги на ногу:

— Отнеси сумки наверх, Джеймс. Я скоро приду.

— Леди Фрэнсис велела мне выбрать лошадь для завтрашней охоты, а я еще не решила, стоит ли принимать приглашение… — начала Бесс.

Кавендиш взял девушку за руку и повел мимо длинного ряда денников, удаляясь с ней от дверей.

— Вы хорошо ездите верхом?

— Мне нравится сидеть в седле по-мужски.

Кавендиш остановился и удивленно посмотрел на Бесс. Эти слова ошеломили его, но серьезное выражение лица девушки подсказало, что она не кокетничает с ним, а говорит правду. Возбужденный, Кавендиш отвернулся к денникам.

— Завтра вы поедете на охоту в дамском седле. Вот эта стройная кобылка подойдет вам.

Бесс пренебрежительно оглядела ничем не примечательную гнедую лошадку и перевела взгляд на более эффектных коней.

— Наденьте зеленое, — добавил Кавендиш.

Застигнутая врасплох этой просьбой, Бесс обернулась. Кавендиш с нескрываемым любопытством всматривался в нее.

Бесс любила зеленый цвет, который выгодно подчеркивал редкий оттенок ее волос. Но почему этот человек хочет, чтобы она надела зеленое?

— Это ваш любимый цвет, сэр?

— В зеленом вы сольетесь с листвой и станете незаметной.

Бесс только теперь сообразила, почему Кавендиш предложил ей именно эту лошадь. Конечно же, он привык назначать женщинам тайные свидания! Значит, Повеса Кавендиш — опытный ловелас! Пожалуй, она ступит на слишком зыбкую почву. Взгляд Бесс, скользнув по широкой груди и плечам собеседника, задержался на его чувственных губах. Интересно, каковы поцелуи этого сильного, привлекательного мужчины? Внезапно Бесс огорчило, что многие женщины уже знают ответ на этот вопрос, а сама она — нет. Но ее обида утихла, едва Бесс подумала о том, что мужчина должен быть опытным в любви. Иначе какой от него .прок?

Подняв голову, она заметила в глазах Кавендиша насмешку. Он мог бы выбрать любую из придворных дам, но почему-то остановил выбор на ней. Очевидно, задумал соблазнить ее. Бесс догадалась, что этот человек наслаждается азартом погони. Искушение было слишком велико, и Бесс не могла противиться ему. Уголки ее губ приподнялись. Для Кавендиша все происходящее, вероятно, только игра, а девушка отнеслась к разговору с полной серьезностью. Она тоже пылала желанием, но совсем по иным причинам. Кавендишу предстояло стать редкостным трофеем, занять особое место в списке ее побед.

— Пожалуй, завтра я все-таки поеду на охоту, сэр.

— Элизабет… — Ее имя прозвучало в устах Кавендиша словно томная ласка. — Называйте меня Уильямом.

— Уильям, — с расстановкой произнесла Бесс, как будто пробуя его имя на вкус. Этот вкус пришелся ей по душе. Помедлив, она встряхнула кудрями и сухо добавила:

— А меня называйте «госпожа Хардвик».


Глава 3


Когда Бесс помогала леди Заук переодеваться к ужину, та была вне себя от беспокойства:

— Ума не приложу, что мне надеть завтра!

— Я уложила вашу амазонку и пару любимых сапог, леди Маргарет.

— Это очень предусмотрительно, Бесс! Но как ты догадалась?

— Ваши дочери попросили меня взять с собой их амазонки, сказав, что в Челси все ездят верхом.

— Знаешь, я только теперь поняла, почему Фрэнсис перебралась в Челси. Король сейчас находится в Хэмптон-Корте, а Фрэнсис хочет знать все пикантные подробности о жизни свиты.

— Дворец Хэмптон-Корт! — благоговейно вымолвила Бесс. — Как бы мне хотелось увидеть его!

— Скоро увидишь, дорогая. В четверг мы отправимся туда. Маленькую леди Джейн Грей пригласили во дворец — она будет учиться вместе с детьми короля. Фрэнсис желает осмотреть покои, отведенные дочери. Она пока не решила, отпустить ли дочь во дворец в этом году или подождать следующего.

— Леди Джейн еще очень молода, — откликнулась Бесс, едва сдерживая волнение.

— Она ровесница принца Эдуарда, к тому же кузены весьма привязаны друг к другу. Король считает, что его сыну необходимо общество сверстников. Окруженный взрослыми, он стал чересчур серьезным, словно маленький старичок. По словам Фрэнсис, король готов обручить принца и леди Джейн, если дети не будут против. В таком случае леди Джейн должна получить образование вместе с принцем.

Бесс решила, что этот брак предопределен самой судьбой, ибо леди Джейн напоминала ей маленькую старушку.

— Бесс, ты будешь ужинать с нами. Снисходительная Фрэнсис не отправляет своих компаньонок ужинать на кухню со слугами.

— Я отнесу поднос с ужином в комнату девочек, миледи, а потом уложу их спать. — Бесс знала, что под пристальным взглядом Кавендиша все равно не сможет проглотить ни крошки. Пусть ждет и гадает, где она!

Два часа спустя Бесс надела темно-фиолетовое платье и заколола кудри на макушке. Драгоценностей у нее не было, поэтому она дополнила туалет маленьким веером, на котором сама вышила шелком фиалки. Спускаясь вниз, она задерживалась в каждой комнате и любовалась мебелью и безделушками.

Девушка питала тайную и неутолимую страсть к красивым вещам. Остановившись перед гобеленом, изображавшим сиену охоты, она с восхищением подумала о том, что эту вещь с любовью хранили на протяжении нескольких столетий. Знать редко расставалась с предметами роскоши, и Бесс понимала это. Если бы ей посчастливилось завладеть такой ценной и прекрасной вещью, она берегла бы ее как зеницу ока, чтобы в целости передать внукам и правнукам.

Спустившись, Бесс увидела, что столовая уже пуста, а гости перешли в длинную галерею, освещенную десятками свечей. С хоров доносилась музыка. Помедлив на пороге, девушка вообразила, что все вокруг принадлежит ей: это ее лакеи в ливреях подают вино, играют ее музыканты, беседуют те, кого пригласила она.

Пока слуги по приказанию леди Фрэнсис расставляли ломберные столы для джентльменов, предпочитающих танцам азартные игры, Уильям Кавендиш подошел к хозяйке дома сзади и дружески заключил в объятия.

Леди Фрэнсис улыбнулась:

— Ну, что вам понадобилось на этот раз? Уильям склонился к ее уху и прошептал:

— Я был бы не прочь развлечься с той рыжеволосой малюткой, которая только что вошла. Не поможешь ли мне, Фрэнсис?

— Эта девушка и вправду лакомый кусочек.

— У меня разгорелся аппетит.

Фрэнсис понимала Кавендиша. Ей самой нравилась на редкость смышленая и пылкая Бесс. Интересно, как эта девушка поведет себя? Глядя, как Бесс разыскивает среди гостей леди Маргарет, Фрэнсис улыбнулась: ее осенила удачная мысль. Зная, что Маргарет ненавидит карточные игры, Фрэнсис направилась к ней:

— Дорогая, не сыграешь ли с нами в вист?

— Нет-нет, я терпеть не могу карты! Но Джон наверняка составит вам компанию. — Леди Заук вопросительно взглянула на Бесс:

— Лорд Джон еще не прибыл?

— Нет, миледи.

— Пойдем, Маргарет! Мы с Генри будем играть против вас с Кавендишем.

Маргарет побледнела.

— Ни за что! Кавендиш не согласится играть с такой неопытной партнершей.

— Тогда, может быть, Бесс?..

— Да-да, Бесс! Отправляйся с леди Фрэнсис.

— Но я не умею играть в карты, миледи!

— Вздор! Ты умница и сразу поймешь, в чем суть игры. — Взяв девушку за руку, леди Фрэнсис повела ее за собой.

Двое мужчин учтиво поклонились Бесс, а безукоризненно воспитанный Генри Грей пододвинул ей кресло.

— Сначала Бесс будет играть со мной. — Фрэнсис села напротив Бесс.

Кавендиш взял колоду, перетасовал карты и объяснил девушке:

— Мы играем в большой вист, на всю колоду из пятидесяти двух карт. Каждый игрок получает тринадцать карт… — И он начал сдавать. — Игра идет до десяти очков, считая старшие козыри.

Бесс кивнула, хотя поняла далеко не все. Ее внимание было сосредоточено на Кавендише: она ловила каждое его слово, каждый жест. Постепенно девушка догадалась, что главное — собрать как можно больше взяток. Поначалу дамы безнадежно проигрывали, и Бесс была благодарна леди Фрэнсис уже за то, что та ничуть не сердилась. Внезапно Бесс поняла: если запомнить все разыгранные карты, ее шансы на победу возрастут.

Затем партнеры поменялись: Бесс и Генри Грею предстояло играть против леди Фрэнсис и Кавендиша.

— Нечего тратить время, Генри: пора делать ставки. Мы с Повесой вмиг обчистим вас! — заявила Фрэнсис.

Бесс с беспокойством наблюдала, как мужчины выкладывают на стол деньги и назначают ставки. Она нервничала, поскольку за ее оплошности пришлось бы расплачиваться Генри Грею. Каждый раз, когда им с Генри удавалось выиграть, Бесс с ликованием придвигала взятку поближе к себе.

За картами трое друзей вели непринужденную беседу, обменивались сплетнями и подшучивали друг над другом. Бесс не слушала их, сосредоточив все внимание на картах и Кавендише. С каждой взяткой она все более постигала правила игры. Лакей принес вино, и, отхлебнув глоток, Бесс стала гораздо отчетливее и острее воспринимать происходящее. Теперь, следя не только за картами, но и за лицами игроков, она заметила, что партнеры обмениваются условными знаками. Ее охватили возбуждение и тревога, она знала, что вскоре станет партнершей Повесы Кавендиша.

— Плати, скупердяй! — приказала Фрэнсис своему мужу, а затем подгребла к себе половину серебряных монет, выигранных ею вместе с Кавендишем.

Пока Генри и Уильям менялись местами, Бесс для смелости глотнула еще вина. И тут почувствовала на себе иронический взгляд Кавендиша.

— Давайте удвоим ставки. — Его губы растянулись в самодовольной усмешке.

У Бесс неистово забилось сердце. Ей казалось, что она марионетка в опытных руках Кавендиша. На миг девушку охватила паника, но Кавендиш весело подмигнул ей, и она почувствовала себя увереннее. Беспокойство тотчас улетучилось.

Похоже, госпожа Удача встала у нее за спиной, подсказывая, с которой карты пойти. Невероятно, но Бесс и Кавендиш не допустили ни единой ошибки. Вскоре девушка, как и ее партнеры, втянулась не только в вист, но и в другую, гораздо более интимную и изощренную игру, предназначенную лишь для них четверых.

Они общались на языке, в котором не было слов. Каждый угадывал мысли других, доставляя удовольствие партнерам и наслаждаясь сам. Флирт был здесь ни при чем: Бесс моментально утратила бы сосредоточенность, если бы увлеклась искрометной беседой. Однако в этой игре, хотя и более приземленной, партнеры казались друг другу родственными душами.

Когда Фрэнсис и Генри Грей проигрались в пух и прах, Кавендиш придвинул Бесс половину выигранных денег:

— Умница!

Впервые в жизни у девушки появились собственные деньги.

— Новичкам всегда везет. — Генри поднялся, чтобы поменяться местами с Кавендишем.

— Я отсюда никуда не уйду, — возразил Повеса. — Так что сиди на месте.

Вспыхнув, Бесс робко взглянула на леди Фрэнсис, и была одарена восхищенной улыбкой. Девушка не только усвоила правила виста, но и преуспела в более утонченной игре мужчин и женщин.

Вскоре горстка серебряных монет, лежащая рядом с Бесс, стала вдвое больше. Наконец Фрэнсис надоело проигрывать, и она предложила закончить игру. Было уже поздно, большинство гостей удалилось спать. Фрэнсис протянула Бесс матерчатый кошелек:

— Я проигралась подчистую. А вот тебе понадобится кошелек.

— Спасибо, леди Фрэнсис. Я провела незабываемый вечер.

— Это мне следовало бы поблагодарить тебя: даже наблюдать за тобой было увлекательно.

— Куда же вы? — Кавендиш удержал Бесс за локоть. — Я знаю, что нужно нам обоим, — загадочно добавил он. Девушка вскинула голову, стараясь не выказать тревоги. — Свежий воздух! — И он повел ее к дверям балкона. Ночной ветер овеял прохладой их разгоряченные лица.

— Госпожа Хардвик, вы на редкость способная ученица.

— А вы, сэр, — превосходный учитель. — Бесс держалась весьма чинно, и Кавендиш подумал, что дружеские узы, связавшие их во время игры, исчезли без следа. К тому же он вспомнил о том, что эта девушка гораздо моложе его.

— Судя по вашим словам, вы считаете меня дряхлым старцем?

— Вы неверно истолковали их: я просто благодарна вам. Насколько благодарна? Кавендиш насторожился:

— И как же вы намерены распорядиться выигрышем? Бесс пощупала тяжелый кошелек, в котором лежало сорок серебряных шиллингов.

— Мне всегда хотелось иметь плоеный кружевной воротник. Теперь я смогу позволить себе такую роскошь. Кавендиша поразила ее неизбалованность.

— Воротник? А разве драгоценности вам не нравятся?

— Конечно, нравятся, и когда-нибудь они у меня появятся. Он легко коснулся ее руки.

— Мне хотелось бы подарить вам драгоценности, Элизабет…

Это соблазнительное предложение растворилось в ночном воздухе. Бесс не ответила. Отступив к перилам балкона, она запрокинула голову и посмотрела на неосвещенные окна верхнего этажа.

— Мне пора. Не стоит тревожить леди Заук и ее дочерей. К черту леди Заук!

— В моей комнате вы их не потревожите, — многозначительно заметил Кавендиш.

— Если я буду пропадать всю ночь, меня немедленно уволят, и поделом.

Кавендиш обвил рукой тонкую талию девушки, привлек ее к себе и взмолился:

— Элизабет, доверьтесь мне! Она смерила его взглядом:

— Я слишком благоразумна, чтобы довериться соблазнителю, милорд. У меня нет приданого, мне придется самой пробивать себе путь. Я надеюсь удачно выйти замуж, потому и берегу свое единственное сокровище — честь.

— Черт бы тебя побрал, невинная плутовка! — вскипел Кавендиш.

Бесс сверкнула ослепительной улыбкой:

— Вот это и влечет вас ко мне.

Кавендиш расхохотался. Его собеседница еще совсем ребенок, но не по возрасту умна. Откровенность Бесс покорила его. Ароматы цветов плыли над балконом и манили в бархатистую темноту. Кавендиш разглядел томление в глазах Бесс и услышал ее удрученный вздох.

— Мне пора. Вы слишком обольстительны, Повеса Кавендиш…

Кавендиш с трудом подавил вожделение.

— Отпускаю вас, но предупреждаю: завтра я начну с того, на чем мы остановились.

Подобрав юбки, Бесс метнулась к застекленной двери, но прежде чем исчезнуть в глубине зала, бросила:

— Попытайтесь, милорд: посмотрим, чего вы этим добьетесь!

Направляясь к себе в комнату, Уильям Кавендиш глубоко задумался. Он сразу отпустил своего слугу Джеймса Кромпа, терпеливо ждавшего его.

Кавендиш лег в постель и попытался успокоиться, однако пленительный образ Элизабет Хардвик неотступно преследовал его.

— Бесс… — прошептал он. Так назвала девушку Фрэнсис, и это уменьшительное имя очень подходило рыжеволосой плутовке. Оно звучало мягче и интимнее, чем чопорное «Элизабет».

Кавендиш грустно улыбнулся. Еще недавно он был твердо уверен, что сегодня Бесс разделит с ним ложе, но маленькая красавица оказалась несговорчивой. Вспомнив о том, как она отвергла его дерзкое предложение, Кавендиш засмеялся и покачал головой: ему не верилось, что причиной отказа были нравственные устои или ханжеская стыдливость. Очевидно, девушка руководствовалась практичностью и здравым смыслом. Высоко ценя себя, она намеревалась сохранить девственность до брака и этим внушала Кавендишу невольное восхищение.

Разумеется, это препятствие преодолимо. Уговаривать ее будет особенно приятно — просто все свершится не так быстро, как он предполагал. Кавендиш дал волю воображению. Сегодня Бесс доказала, что она превосходный партнер для игры в карты. Словно читая его мысли, она улавливала каждый нюанс игры и моментально схватывала любые наставления. Обучать ее — благодарное занятие. Внутренний голос подсказывал Кавендишу, что из Бесс получится отличная любовница… или жена. Последняя мысль была ему в новинку: он и не предполагал, что к женам можно относиться с таким почтением. Вздохнув, Кавендиш повернулся на бок и мгновенно заснул.

Лежа в покоях, отведенных семейству леди Заук, Бесс воскрешала в памяти подробности восхитительного вечера. Поскольку в Челси ее окружала роскошь и самое изысканное общество, все происходящее казалось иллюзорным. Неужели она и вправду здесь? Неужели все это случилось с ней? Бесс ущипнула себя и усмехнулась, ощутив боль. Под подушкой был кошелек, набитый настоящими серебряными монетами.

Но самым захватывающим событием этого вечера была встреча с Уильямом Кавендишем. При одной мысли о нем у Бесс кружилась голова. Подумать только, этот человек состоит на службе у самого короля! И все-таки уделил ей такое внимание! Это несказанно польстило девушке.

Бесс понимала, что влюбиться в него проще простого, но она предпочитала полностью покорить поклонника. О, если бы только он влюбился в нее, хоть ненадолго! Кавендиш предлагал Бесс драгоценности, обещал позаботиться о ней, если она потеряет место. Девушку восхищали его прикосновения. Ей стоило немалых усилий отвергнуть Кавендиша и лишиться при этом удовольствия, но все же она нашла в себе силы заявить, что не станет жертвой соблазнителя.

Ей вдруг стало страшно. Как глупо она поступила! Наверняка завтра Кавендиш сделает вид, будто они незнакомы. Но через несколько минут в душе Бесс вновь проснулась надежда. Если во время охоты Кавендиш будет держаться рядом с ней, несмотря на отказ, значит, она небезразличному.

В восточном крыле дома, на огромной резной позолоченной кровати, Генри Грей погрузился в глубины лона жены. Утолив страсть и ублажив супругу, он удовлетворенно затих, поглаживая ее пышные бедра.

— Что скажешь о Бесс Хардвик, Генри?

— Роскошная грудь! — Он вобрал в рот крупный розовый сосок.

— Элизабет Хардвик вправе гордиться не только грудью, — возразила Фрэнсис, поглаживая ягодицы мужа.

— Да, она не только хороша собой, но и умна. Кавендишу можно позавидовать.

В эту ночь Фрэнсис истощила силы мужа.

— Красота и ум — смертоносное сочетание.

Хотя гости и хозяева улеглись поздно, на следующий день все поднялись с первыми лучами солнца. Ко дворцу съехались все соседи, взяв с собой детей и конюхов. Вместе с лордом Джоном, леди Маргарет и их дочерьми Бесс направилась в просторную конюшню, а когда вышла, ведя за собой невысокую гнедую кобылку, выбранную Кавендишем, двор уже наполнился конским ржанием, лаем и оживленными голосами людей.

Старший егерь давал распоряжения, но никто не слушал его, — собаки рвались на сворках, трубили рога, мужчины спорили, дети визжали, слуга сновали между всадниками, обнося их вином, а конюхи подсаживали в седла дам.

Бесс надела зеленое бархатное платье — самый подходящий из своих нарядов, но ничем не напоминающий амазонку. Свои роскошные волосы она аккуратно собрала под собственноручно связанную сетку. Высматривая Кавендиша, девушка чуть не вывернула шею, но когда разглядела его в толпе, приняла совершенно равнодушный вид. Он тоже оделся в зеленое, и, заметив это, Бесс разволновалась.

Кавендиш поздоровался с семейством Заук и обменялся несколькими словами с лордом Джоном. Бесс надеялась, что он не заговорит с ней в присутствии леди Маргарет, но Кавендиш как ни в чем не бывало подъехал вплотную к девушке. Его рослый жеребец гарцевал на месте. Ноги всадника и всадницы соприкоснулись.

— Следуйте за мной, — сказал Кавендиш и направился к Генри.

Подъехали три конюха, чтобы сопровождать леди Маргарет и ее дочерей. Развернув кобылу, Бесс отделилась от толпы охотников. Подчинившись требованию Повесы Кавендиша, она потерпит поражение, а он, напротив, одержит победу. Этот человек сразу поймет, что Бесс у него на крючке. Однако девушка вовсе не собиралась сдаваться. Если Кавендиша распаляет погоня, пусть охотится за ней.

Когда старший егерь спустил собак и затрубил в длинный медный рог, охотники галопом устремились за сворой. Бесс наблюдала за Кавендишем. Ни разу не оглянувшись, он последовал за охотниками через поля, потом, подъехав к лесу, свернул влево.

Бесс то и дело осаживала лошадь, чтобы не очутиться в толпе. Подействует ли ее уловка? Надежда почти покинула девушку, но тут из лесу выехал одинокий всадник. Бесс воспрянула духом: Кавендиш раздраженно оглядывался по сторонам, явно высматривая ее! Торжествующе улыбнувшись, девушка пришпорила кобылку и понеслась через поле, прочь от Кавендиша и других всадников.

Пригнувшись к шее лошади, она подбадривала ее возбужденными возгласами. Бесс понимала, что рано или поздно Кавендиш догонит ее, если бросится в погоню, но скакала не оглядываясь. Вскоре выяснится, последовал ли он за ней. Жеребец Кавендиша был гораздо сильнее ее кобылки. Кроме того, Кавендиш сидел в мужском седле, а Бесс — в неудобном дамском. Правда, среди деревьев кобылке скакать легче, чем крупному коню, но погоня неизбежно завершится его победой.


Глава 4


Мощная рука схватилась за поводья и остановила кобылу.

— Какого дьявола вы ускакали от меня? — гневно выпалил Кавендиш.

«Ради удовольствия!» — мысленно отозвалась она, глядя на него огромными глазами и тяжело дыша.

— Потому что испугалась. — Бесс сказала сущую правду: откуда ей было знать, как поведет себя разъяренный преследователь?

— Боже милостивый, я не намерен брать вас силой!

— Можно ли верить вашему слову, сэр?

— Конечно. — Он прищурился. — А вы и вправду умница. Вот уже и заставили меня оправдываться.

— Чего вы терпеть не можете, — насмешливо подхватила Бесс.

— За это вы еще поплатитесь! — Кавендиш усмехнулся, и Бесс решила, что ему можно доверять — но не во всем. Держа в руке поводья ее лошади, он увлекал девушку за собой в чащу леса. Проехав около трех миль, они остановились на поляне возле неглубокого ручья.

— Уединение — редкостное наслаждение. — Кавендиш спешился и стреножил лошадей. Подойдя к Бесс, он вгляделся в ее лицо. — Следующие несколько часов вы подарите мне.

Он протянул к ней сильные руки, и Бесс упала к нему в объятия, зашуршав пышным бархатом и полотном нижних юбок. Поставив девушку на землю, Кавендиш не сразу разжал руки. Бесс не успела испугаться, но он ощутил лимонный аромат вербены и прижался к груди и животу пленницы. Девушка высвободилась, и Кавендиш не стал удерживать ее.

Расстегнув пряжку своего короткого щегольского плаща, он расстелил его на траве, на припеке.

— Располагайтесь, госпожа.

Она опустилась на плащ. Кавендиш встал рядом на колени.

— По правде говоря, я попросил вас надеть зеленое потому, что на нем незаметны следы травы, — вкрадчиво пробормотал он.

— Повеса Кавендиш, у вас слишком богатый опыт общения с женщинами! — Бесс сделала вид, будто собирается встать.

— А вы чересчур наивны, — парировал он, удерживая ее за руку.

Темные глаза Бесс расширились.

— По-моему, вас привлекает именно моя наивность.

Кавендиш застонал:

— Воистину так! Не знаю даже, с чего начать…

— Распутник! — Девушка уставилась прямо ему в глаза. — Вы всегда будете откровенны со мной? Он кивнул:

— Если вас привлекает откровенность. — Он поднес руку Бесс к губам, провел по ладони кончиком языка, а затем прильнул к бьющейся на запястье жилке.

Словно завороженная, она наблюдала, как Кавендиш перебирает ее пальцы, раздвигает их и по очереди берет в рот. Почувствовав, что он посасывает ее палец, Бесс вздрогнула. Между ее ног стало горячо. Судя по всему, Кавендиш знал, что с ней происходит. Отдернув руку, девушка услышала его иронический смешок.

Когда Кавендиш потянулся к лицу Бесс, она слегка отпрянула.

— Я же пообещал не брать вас силой. Я хочу только пробудить в вас женщину.

Па минуту задумавшись, девушка решила позволить ему маленькие вольности. Ей давно хотелось избавиться от своего невежества, узнать, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются вдвоем. До сих пор Бесс слышала только пикантные сплетни, но не получала сведения из первых рук. Если она избрала Кавендиша своим наставником, то почему бы не позволить ему начать урок?

Он коснулся щеки Бесс, и она слегка улыбнулась.

— Ты бесподобна! — Кавендиш снял с нее сетку и подхватил рассыпавшиеся шелковистые волосы. При виде этого золотисто-рыжего водопада у него захватило дух. Он начал перебирать густые пряди. — Бесс, я впервые вижу такие дивные волосы.

— Что в них хорошего? Может, оттенок?

— Да, они похожи на пламя. Твои волосы согревают мне руки, а тебе придают особую прелесть. Рядом с тобой все блондинки и брюнетки выглядят дурнушками.

— Говорят, рыжие волосы — признак вспыльчивости, и в моем случае это верно, — призналась Бесс.

— Что само по себе восхитительно! — подхватил он. — Какой мужчина устоит перед искушением укротить дикую кошку?

— Продолжайте!

— Хочешь знать правду?

— Всегда! — Бесс посмотрела ему в глаза.

— Твои волосы напоминают о том, что и между ног у тебя рыжие кудри.

— Так вот о чем думают мужчины!

— Тысячу раз в день.

— Развратник!

— Откровенный повеса. — Кавендиш приложил ладони к щекам Бесс и медленно, почти благоговейно прильнул к ее губам.

Охваченная неведомыми ощущениями, девушка закрыла глаза. Мужской запах окутывал ее, прикосновения и вкус губ опьяняли. Приоткрыв губы, она ответила на поцелуй.

— Как долго я мечтала узнать, что такое поцелуй! До чего отрадно убедиться, что целоваться так сладко!

— Неужели ты еще ни разу не целовалась? — изумился Кавендиш.

Ее глаза сияли, губы подрагивали. Он обвел пальцем контуры рта Бесс, и ее пронзила дрожь. Неожиданно она схватила его руку, прикусила подушечку большого пальца и замерла, внезапно опомнившись.

— Напрасно ты это сделала, Бесс.

Она уставилась на него громадными темными глазами.

— Это рассказало о тебе слишком многое. Заметив насмешливый блеск в глазах Кавендиша, она с облегчением вздохнула.

— Я понял, как ты взволнована, убедился в том, что ты — страстная женщина. Несмотря на молодость, ты чувственна, а это будет всегда притягивать к тебе мужчин. — Он заключил ее в объятия. На этот раз поцелуй длился бесконечно. Губы Кавендиша стали настойчивыми, рот Бесс слегка приоткрылся. Она прижималась к нему, с жаром отвечая на поцелуй. Вспыхнувшее пламя угрожало заглушить голос разума. Еще немного, и они слились бы воедино.

Коснувшись груди Бесс, Кавендиш понял, что если сейчас же не возьмет себя в руки, то вскоре опрокинет ее навзничь. Неожиданный укол совести вызвал у него острое раздражение. Быстро поднявшись, он направился к лошади. Да что это сегодня с ним стряслось? Желание овладеть Элизабет Хардвик охватило Кавендиша с первой же минуты знакомства. Он потащился в Челси только ради того, чтобы переспать с ней!

И вот наконец они оказались вдвоем в лесу. Так за чем же дело стало? Проявив нежную настойчивость, можно заставить ее раздеться и лечь в траву. Девственница Бесс и не подозревает о том, что желание подавляет разум и подталкивает к опасному шагу. Но потом девушка поймет, что Кавендиш обманул ее, а ему мало одной-единственной встречи. Бесс должна стать его любовницей на долгое время. Следовательно, сейчас необходимо взять себя в руки.

Расстегнув седельные сумки, Уильям вынул из них припасы и бурдюк с вином. В полотняном свертке оказались жареный каплун, острый сыр и спелые яблоки. Увидев все это, Бесс просияла. Кавендиш наконец овладел собой. В этот момент он желал быть только рядом с этой девушкой, наслаждаться каждой минутой, проведенной вместе с ней. Нежные слова и томные ласки вряд ли заведут их туда, откуда нет обратного пути.

Уильям с удовольствием наблюдал за тем, как Бесс с аппетитом обглодала ножку каплуна, а когда терпкий сок яблока потек по ее подбородку, подобрала пальцем и слизнула его.

— Сейчас я научу тебя пить из бурдюка. — Кавендиш объяснил, как надо сжимать бурдюк и направлять в рот струйку темно-красного вина. Урок то и дело прерывали взрывы смеха, и Уильям вдруг осознал, как чудесно быть рядом с женщиной, которая любит и умеет смеяться.

Допив вино, он растянулся на плаще, привлек Бесс к себе и всмотрелся в ее прекрасное лицо. Следующий час они потратили на поцелуи, нежный шепот, прикосновения и смех. Уильям с трудом обуздывал желание, однако наградой ему стала сияющая улыбка Бесс. Девушка радовалась тихим, безопасным ласкам.

Вдалеке послышались звуки охотничьих рогов. Выпрямившись, Бесс поискала глазами сетку. Уильям первым нашел сетку и помог упрятать под нее спутанные волосы.

— Милая, мне скоро придется уехать в Дувр, в монастырь святого Радегунда. Чтобы осмотреть земли и кладовые монастыря, понадобится немало времени.

— Когда ты уезжаешь?

— Завтра. Будешь скучать обо мне?

— Возможно, — с притворным равнодушием откликнулась Бесс.

— Скажи правду! Ты будешь чахнуть от тоски? Изобразив скорбь, девушка прижала ладони к груди.

— Уильям, ты увезешь с собой мое сердце. Поднявшись, он поцеловал ее в висок.

— Дорогая, когда вернусь, я задам тебе один важный вопрос. Он касается наших встреч. Я хочу, чтобы мы были вместе.

Рога затрубили опять, звук приближался. Вскочив, Уильям протянул Бесс руки и помог ей встать.

— Нас не должны видеть вдвоем. Челси вон там. А я присоединюсь к охотникам на пару часов. — Он подсадил Бесс в седло, поцеловав на прощание. — Помни, что я без ума от тебя.

Возвращаясь в Челси, девушка пыталась разобраться в своих мыслях и чувствах. Неужели Повеса Кавендиш потерял голову от любви к ней? Ведь он сам признался, что без ума от нее. Может, после возвращения из Дувра Кавендиш сделает предложение? Происходящее казалось слишком сказочным, нереальным, но Бесс твердо верила в то, что судьба приготовила ей чудесный подарок.

Рыжеволосая дочь короля — Елизавета Тюдор коротала время, бродя по дворцу Хэмптон-Корт и заглядывая в каждую нишу, спальню, гардеробную, галерею и дверь. Самым живописным уголком дворца была Королевская лестница, стены и потолки которой покрывала роспись работы итальянских мастеров. Но леди Елизавета думала не о росписи, а о том, что эта лестница ведет в королевские покои.

Изучение плана загородной резиденции монарха значилось первым пунктом в списке предстоящих дел, составленном Елизаветой Тюдор. Зная расположение комнат, она чувствовала себя увереннее и надеялась избежать неприятных сцен и людей, которые вызывали у нее отвращение. Хэмптон-Корт хранил немало радостных воспоминаний, связанных с матерью, и вместе с тем навевал грусть.

Добравшись до Длинной галереи, Елизавета остановилась. Ее охватила невыносимая горечь при мысли о милой мачехе Екатерине Хауард. Елизавете представилось, как Екатерина мчится по этой галерее и зовет короля: так было, когда ее обвинили в прелюбодеянии. Господи, неужели Екатерину обезглавили всего год назад? Елизавете казалось, что она носит траур уже много лет. А потом, вспомнив о своей матери Анне Болейн, принцесса поняла, что чувство скорби не покидало ее никогда.

Отогнав горестные воспоминания, Елизавета Тюдор попыталась развеяться. Юная, жизнерадостная Екатерина была неизменно добра к ней, стараясь по мере сил заменить родную мать и заботясь о девочке, как никто другой. Екатерина Хауард была кузиной Анны Болейн, поэтому охотно отвечала на многочисленные вопросы девочки о матери и ее роковом браке с королем Генрихом. Любопытство обуревало Елизавету долгие годы, но прежде за одно упоминание о матери ее награждали пощечинами.

Она припомнила еще одну свою мачеху — Джейн Сеймур. Та любила прогуливаться по Часовому двору здесь, в Хэмптоне, и умерла, производя на свет принца Эдуарда. Тогда Елизавете было всего четыре года, но ей запомнилась жестокость мачехи, которая без объяснений отослала ее в Хэтфилд, за восемнадцать миль от отца, короля Генриха.

Елизавета Тюдор удовлетворенно улыбнулась. Джейн Сеймур надеялась вытеснить из сердца Генриха ее мать, но смерть помешала коварным замыслам этой женщины. И все-таки краткая жизнь Джейн не прошла бесследно. Благодаря ей у Елизаветы появились брат и дядя Томас Сеймур. Вспомнив о последнем, Елизавета снова улыбнулась. Томас, похожий на бога, был одним из тех немногих, кого она любила и кому доверяла.

Приблизившись к окну, Елизавета распахнула его и выглянула наружу. День выдался на редкость ясным, и она решила прогуляться по саду. Однако, заметив у причала барку, Елизавета задержалась у окна. Издалека донесся женский смех. Она прищурилась, разглядывая нежданных гостей, и сразу узнана пухленькую Фрэнсис Грей, маркизу Дорсет. Елизавете нравилась Фрэнсис, не отличавшаяся спесью, но ее младшую дочь, леди Джейн Грей, принцесса считала противной и глупой маленькой святошей.

Елизавета давно знала, что леди Джейн предстояло получить образование вместе с принцем Эдуардом. Несколько сыновей знатных придворных уже учились при дворе; вскоре классная комната будет переполнена. Елизавета рассмеялась, вспомнив о сыновьях графа Уорвика. Братцы Дадли превратят жизнь леди Джейн в ад!

Проскользнув в библиотеку, принцесса выбрала томик стихов, чтобы взять его с собой в сад. Со дня на день подуют пронизывающие осенние ветры, погубят прелестные клумбы и оборвут листья с тенистых деревьев. Чтобы избежать встречи с гостями, Елизавета решила выйти в сад через жилые покои, предназначавшиеся для королевской свиты.

Пересекая Серебряную галерею, принцесса заметила девушку, идущую ей навстречу. Почти поравнявшись, обе удивленно застыли на месте и уставились друг на друга. Рыжеволосые, стройные, одного роста, они были в лиловых платьях, и обе держали в руке книгу. Поразительное сходство дополнялось горделивой осанкой.

— Кто ты такая, черт побери? — спросила Елизавета.

— Я Элизабет Хардвик. А ты кто такая?

— Я леди Елизавета.

— Ваша светлость! — Бесс склонилась в реверансе.

— У меня теперь нет титула.

— Но не могу же я звать принцессу просто «леди»!

— Вот еще глупости! За глаза меня называют «ведьминым отродьем».

— Когда вы станете королевой, обидчики пожалеют об этом.

Янтарные глаза Елизаветы вспыхнули. И вправду, многим придется раскаяться.

— Почему мы не встречались раньше?

— Я из Дербишира, ваша светлость. Леди Заук любезно согласилась взять меня в услужение, как компаньонку для дочерей.

Елизавета смотрела на нее во все глаза. Элизабет Хардвик — дочь мелкого помещика, а сама она — дочь короля. Почему же они так похожи?

— Даже имена у нас одинаковые! — Елизавета обошла вокруг Бесс, внимательно разглядывая ее. — Посмотри на наши руки! Невероятно! — У обеих руки были изящными, с длинными тонкими пальцами, но у леди Елизаветы — унизанные кольцами. — Правда, грудь у меня еще не выросла, но надеюсь, со временем у меня будут такие же пышные формы, как у тебя, Элизабет Хардвик!

— Зовите меня просто Бесс, ваша светлость.

«С этой девушкой так легко говорить, словно мы знаем друг друга с детства», — подумала принцесса.

— Мы могли бы быть сестрами. Жаль, что у меня нет такой сестры, как ты. У нас с тобой много общего — в отличие от моих настоящих сестер и братьев. — Елизавета пристально следила за тем, как Бесс воспримет ее слова. Убедившись, что девушка не шокирована, принцесса с признательностью улыбнулась. — Что ты читаешь?

— Это не моя книга, ваша светлость, она принадлежит леди Джейн Грей. Меня послали принести ее из барки, а я заблудилась. В Хэмптон-Корте можно плутать годами — здесь столько коридоров и комнат!

Елизавета рассмеялась:

— Этот дворец — отрада и гордость моего отца! Никто никогда не смел признаться, что он похож на лабиринт. Как приятно видеть девушку, открыто выражающую свое мнение!

— Бог наказал меня, наделив слишком дерзким языком.

Принцесса понимающе кивнула:

— Я тоже часто высказываюсь, не подумав, хотя иногда не мешает вспомнить об осторожности. Что читает леди Джейн? Бесс показала ей книгу.

— Латынь! Маленькая святоша наверняка пытается произвести впечатление. Но к чему, черт побери, девушке знать латынь?

Бесс расхохоталась, услышав брань из уст юной принцессы.

— Меня научил браниться мой дядя Томас Сеймур, — улыбнулась Елизавета. — Он моряк, а они выражаются… слишком смачно. Отец намерен назначить его адмиралом флота. — Принцесса была моложе Бесс, но оказалась не по возрасту умна. — Пойдем со мной в сад, я хочу поболтать с тобой.

Девушка замялась:

— Мне попадет, если я сейчас же не принесу книгу, ваша светлость.

— Я помогу тебе. Идем.

Через несколько минут леди Елизавета привела новую знакомую в ту комнату королевских покоев, где расположилась Фрэнсис Грей со своей свитой.

Смущенно потупившись, Бесс протянула книгу леди Джейн. Леди Заук ахнула, заметив поразительное сходство своей компаньонки с рыжеволосой принцессой.

— Леди Елизавета! Как я рада видеть вас! Позвольте представить вам мою подругу — леди Маргарет Заук! — с энтузиазмом воскликнула Фрэнсис, довольная тем, что принцесса вернулась ко двору, где ей и следовало жить.

— Леди Маргарет, — отозвалась Елизавета. — Мне всегда приятно встретить вас, Фрэнсис. Если не возражаете, я хотела бы пригласить госпожу Хардвик на прогулку.

Поскольку ошеломленная леди Заук не проронила ни звука, Фрэнсис кивнула:

— Конечно, как вам угодно. Джейн пригласили сюда, чтобы представить принцу Эдуарду. Сейчас мы ждем аудиенции у вашего отца.

— Доброе утро, леди Елизавета, — сказала леди Джейн.

— Age quod ags — «Делай, что знаешь», — отозвалась Елизавета. — Vvatt rex!

— Да здравствует король! — благоговейно подхватила леди Джейн.

Елизавете совсем не хотелось лишний раз видеться с отцом. Его настроение менялось поминутно. Принцесса с младенчества помнила, как Генрих то весело подбрасывал ее высоко в воздух, то с криками грозил пальцем. В обоих случаях сердце девочки сжималось от страха. Она научилась владеть собой в присутствии отца, ибо догадалась, что он презирает трусость. Люди говорили, что Елизавета — точная копия Генриха, но сама она помнила: стоит отцу увидеть ее рыжие волосы и стать свидетелем вспышек ее гнева, как он либо начинает смеяться, либо приходит в ярость.

Взяв Бесс за руку, принцесса вывела ее из комнаты. Девушки прошлись по Тайному саду и вышли в парк Большого фонтана. Заметив в воде толстого шмеля, Бесс схватила его и посадила на каменный парапет, чтобы его крылышки просохли на солнце.

— Ей-богу, ты слишком порывиста! Ты действуешь, не подумав.

— Нет, я подумала. Мысленно я положила жизнь шмеля на одну чашу весов, а опасность быть ужаленной — на другую, и первая перевесила.

— Значит, ты мыслишь так же быстро, как я, но мне пришлось научиться осмотрительности, — объяснила Елизавета.

— Наверное, потому, что вас часто жалили.

Завидев впереди лабиринт, принцесса решительно заявила:

— Вот где нам никто не помешает!

В середине лабиринта они сели рядом на скамейку.

— Расcкажи о себе, — попросила Елизавета. — Я хочу знать, каким ты видишь мир, на что надеешься и о чем мечтаешь? Что таится вот здесь… — принцесса коснулась лба Бесс, — и вот здесь. — Она притронулась к ее сердцу. — Нет, я передумала! Лучше я сама расскажу о тебе.

Ее собеседница кивнула.

— Ты вспыльчива и самолюбива, жаждешь знаний и мечтаешь обо всех благах жизни. В довершение всего ты чрезвычайно честолюбива.

— Все это справедливо не только для меня, но и для вас, ваша светлость.

Елизавета засмеялась:

— А еще ты умна, остроумна и откровенна.

— Вы верите в судьбу? — вдруг спросила Бесс.

— Да. Я верю в свою судьбу.

— Вы уверены, что когда-нибудь станете королевой? Елизавета молчала, помня об осторожности. Бесс коснулась ее руки.

— Не надо отвечать, и так все понятно. Я настолько уверена в своем будущем, что могу поручиться: вы тоже ясно видите его.

— Продолжай!

— Я сделаю блестящую партию, у меня будет много сыновей и дочерей, особняк в Лондоне и роскошное поместье в провинции, где когда-нибудь мне выпадет честь принимать королеву Англии Елизавету Первую!

— Поверять людям тайные мечты опасно. Я никому не верю.

— Тогда давайте поклянемся верить самим себе и друг другу! — порывисто предложила Бесс.

Принцесса приложила ладони к груди:

— Что бы ни случилось!

Девушки с улыбкой переглянулись, потом принцесса спросила:

— О чем судачат твои знакомые дамы?

— Видите ли… — До Бесс доходили сплетни о короле Генрихе, но она вдруг поняла, что его дочери будет больно слушать их.

— Знаешь, я же вижу! Рассказывай, или мы поссоримся!

— Вы знакомы с леди Екатериной Парр?

— Разумеется. Она неразлучна с моей сестрой леди Марией. Они вместе ходят в церковь.

— Я не смею продолжать, ваша светлость: дело касается вашего…

— Моего отца? Господи, неужели я настолько слепа? Эта женщина метит в королевы!

— Да, такие предположения высказывались.

Услышав мужские голоса по другую сторону живой изгороди, Елизавета приложила палец к губам. В уютный уголок лабиринта вошли два очень смуглых юноши. Заметив девушек, они расплылись в улыбках.

— Какая приятная встреча, леди Елизавета! А мы как раз ищем развлечений! — Смуглый юноша, ровесник Елизаветы, галантно поклонился.

— Робин Дадли, тебя сюда никто не звал.

Второй юноша был повыше ростом и выглядел лет на шестнадцать. Еще более дерзкий, чем его спутник, он уставился на Бесс, протянул руку и коснулся ее высокой груди:

— Она настоящая?


Глава 5


Сжав кулаки, Бесс с силой ударила обидчика в грудь:

— Неотесанный мужлан! Ты понятия не имеешь о хороших манерах!

В глазах Елизаветы вспыхнуло злорадство.

— Напрасно ты сделал это, Старик.

— Это еще почему? Подумаешь, какая-то служанка! — презрительно воскликнул Джордж Толбот. Бесс вскипела:

— Надменный ублюдок! Как ты смеешь так вести себя в присутствии леди Елизаветы Тюдор?

— Он же Толбот. Они мнят себя выше Тюдоров — потому что считают, будто ведут род от Плантагенетов.

Грудь разгневанной Бесс высоко вздымалась, а Джордж Толбот смотрел на нее не отрываясь.

— Скорее, от обезьян! — парировала девушка.

— Скажи, Джордж, у тебя задница голубая? — невозмутимо осведомился Робин.

— Голубая у меня только кровь.

Принцесса усмехнулась:

— Это моя подруга, Бесс Хардвик.

— Твоя подруга? Значит, теперь меня ждет взбучка? Что же ты не спешишь встать на ее защиту? — с вызовом отозвался Толбот.

— Она стала моей подругой именно потому, что умеет постоять за себя. Бесс — настоящее сокровище. Она понятая не имеет, что ты наследник графа Шрусбери, самого богатого землевладельца в этой стране. А если и догадывается о твоем благородном происхождении и богатстве, то ей на них наплевать!

Кровь отхлынула от лица Бесс, едва она узнала, что ее обидчик — сын Шрусбери. Его отца, первого среди графов к северу от Трента, почитали почти как монарха. Однако Шрусбери не только занимал пост лорда-наместника в Йоркшире, Ноттингеме и Дербишире, но и владел величественным замком Шеффилд, откуда было рукой подать до Хардвик-Мэнора.

— А я — Робин Дадли. — Второй юноша протянул руку Бесс. — Друзья леди Елизаветы — мои друзья. Она еще не успела придумать тебе прозвище?

Бесс наконец сообразила, что ее собеседник — сын графа Уорвика. Он казался дружелюбным и добродушным и потому сразу понравился ей.

— По-моему, эту девушку надо звать Плутовкой. Или Фурией.

— А тебя кто спрашивал? — одернула Толбота Бесс, вновь продемонстрировав свою вспыльчивость. Елизавета одобрительно улыбнулась:

— Ладно, будешь Плутовкой, тем более что твои волосы напоминают лисий мех. А Робина я прозвала Цыганом — за смуглое лицо.

Бесс казалось, что Толбот гораздо смуглее Робина Дадли. Светло-голубые глаза Толбота отчетливо выделялись на темном лице, поразительно контрастируя с оттенком кожи. Длинные волосы были иссиня-черными, тело — гибким, а ноги — стройными и длинными. Горделивая осанка свидетельствовала о высокомерии: почтение окружающих он явно воспринимал как должное.

— Толбота я зову Стариком, потому что его женили, когда ему было всего двенадцать лет. Согласия бедняги Джорджа никто не спрашивал. Его обручили с дочерью графа Ратленда Гертрудой, чтобы сохранить состояние Толботов.

— Леди Гертруде можно посочувствовать. — Бесс не удавалось преодолеть неприязнь к Толботу.

— Они еще не живут вместе, как муж и жена. Гертруда слишком юна, чтобы спать с мужчиной, — без обиняков объяснила Елизавета.

— К тому времени как Гертруда подрастет, Толбот успеет состариться, — съязвил Дадли, за что тут же получил оплеуху от приятеля.

Непристойные намеки не понравились Бесс. Она считала, что вести подобные разговоры в присутствии принцессы неприлично, но сама Елизавета относилась к этому спокойно.

— Вести бесстыдные разговоры в присутствии дам недопустимо! — чопорно заметила Бесс.

— Провалиться мне на месте — эта ханжа явилась из какого-то медвежьего угла! — сказал Толбот.

— Она из Дербишира, как и ты, Старик. Толбот прищурился:

— Как ее фамилия? Хардвик?

— А по-моему, вы очаровательны, госпожа Хардвик, — признался Робин Дадли.

— И я того же мнения, — согласилась Елизавета.

— По крайней мере прозвище мы ей выбрали удачно, — буркнул Толбот. — Из-за нее мои панталоны трещат по швам.

Ахнув, Бесс замахнулась, чтобы отвесить наглецу пощечину.

— Смелее, Плутовка! Я не прочь поучить тебя хорошим манерам.

Дадли хмыкнул:

— Мы знаем, какой урок ты задумал дать ей. Между вами проскочила искра!

Повернувшись, Бесс быстро направилась к выходу из лабиринта.

— Разве она не знает, что не имеет права уходить без твоего позволения? — рассмеялся Робин.

— Не знает и не желает знать — она неподражаема! — заявила Елизавета.

Между тем Бесс страстно молила Бога, чтобы Он помог ей выбраться из лабиринта. Не хватало еще повернуть не в ту сторону, заблудиться и выставить себя на посмешище!

На обратном пути во дворец Челси разговор вертелся вокруг короля и юного принца Эдуарда. Бесс сидела в сторонке, размышляя о леди Елизавете. Дочь короля обладала всеми привилегиями, в то время как она сама была всего лишь служанкой, о чем ей не преминули грубо напомнить. И все же девушка ни за что не согласилась бы поменяться местами с новой подругой. Хотя в распоряжении принцессы были дворцы, драгоценности и огромное количество слуг, ее будущее казалось еще более туманным, чем будущее Бесс. Осуществляя свои мечты, Елизавета могла рассчитывать только на себя и помнить о превосходящих силах противников. Однако она верила в себя так же, как Бесс, а та не сомневалась: если верить во что-нибудь всей душой, заветное желание когда-нибудь сбудется.

Бесс вспомнила про Уильяма Кавендиша, и ее сердце забилось быстрее. Как жаль, что его нет в Челси, что нельзя поделиться с ним впечатлениями от знакомства с Елизаветой Тюдор! Ей несказанно повезло, что она познакомилась с такой особой и привлекла ее внимание. Кавендиш предупредил, что задержится в Дувре, и Бесс не раз думала о том, повидаются ли они после того, как он вернется в Лондон? Она тяжело вздохнула. Пусть Кавендиш сам что-нибудь придумает: он опытный, искушенный человек, привыкший добиваться своего. Как приятно знать, что его влечет к ней!

Уже в сотый раз девушка вспомнила прощальные слова Кавендиша: «Дорогая, вернувшись, я задам тебе один важный вопрос. Он касается наших встреч». Бесс надеялась, что Уильям сделает ей предложение. О лучшем муже она и не мечтала. Правда, ее точили сомнения, но Бесс решительно отмахнулась от них. Не может быть, чтобы Кавендиш задумал сделать ее своей любовницей! Ведь она ясно дала понять, что мечтает о браке. Хотя его и прозвали Повесой, он довольствовался лишь несколькими поцелуями. Госпожа Элизабет Кавендиш! Эти слова звучали так заманчиво, что Бесс окончательно уверовала: судьба предназначила ее в жены Уильяма.

Поздно вечером, перед сном, Бесс решила написать домой и рассказать родным о поездке во дворец Челси по приглашению леди Фрэнсис Грей. Девушка любила писать письма и давным-давно известила мать и тетю Марси о знакомстве с семейством Грей, а теперь ей хотелось поведать им историю своего посещения Хэмптон-Корта и знакомства с принцессой Елизаветой.

Написав несколько строчек, Бесс задумчива закусила перо. Стоит ли сообщать родным об Уильяме Кавендише? Ее снедало желание произвести на них впечатление, упомянув, что Кавендиш служит при дворе. Но, узнав о нем, мать в ответном письме наверняка спросит, когда он намерен жениться на Бесс. Наконец девушка решила, что лучше дождаться объяснения.

Пока же она вывела: «Дворец Челси возвышается над Темзой, как роскошный, сказочный замок, наполненный бесценными сокровищами, которые хранятся здесь веками. Признаться, я полюбила Лондон, его величественные особняки, где мне не раз случалось встречаться с придворными. Я решила сделать удачную партию, тогда у меня появится свой дом, где хватит места всем вам. От души мечтаю, чтобы когда-нибудь вы побывали там, где бываю я, увидели придворных, разодетых в бархат и увешанных драгоценностями, послушали пение менестрелей. Иногда мне кажется, что я вижу прекрасный сон. Мне не терпится рассказать вам о чудесах этого великолепного города, и когда-нибудь мое желание сбудется!»

Перед мысленным взором Бесс встали холмы Дербишира. Он располагался гораздо севернее Лондона, климат там был более суровый. Наверное, дома уже совсем холодно. Бесс любила Дербишир и скучала по нему, но в Лондоне она была счастлива. Город казался ей центром вселенной, а блистательный двор Тюдоров — драгоценным камнем в этом центре. Дописав письмо, девушка задула свечи. При мысли о своей удаче ее охватило ликование.

Следующий день выдался для Бесс на редкость хлопотным. Ей пришлось укладывать веши леди Заук и ее дочерей, поскольку завтра утром они возвращались в Лондон. Днем, когда дамы прилегли вздремнуть, девушка решила прогуляться и осмотреть богатую деревню Челси.

Проходя мимо Зайон-Хауса, принадлежащего графу Уорвику, Бесс с восхищением вспоминала знакомство с одним из его сыновей — Робином Дадли. Она не помнила точно, сколько всего детей у Уорвика, но знала, что много. Остановившись, девушка окинула Зайон-Хаус критическим взглядом. Выстроенный из темно-серого камня, особняк поражал только размерами, а в целом казался уродливым. Будь Бесс так же богата, как Уорвик, она выстроила бы не только просторный, но и прекрасный дом. Почему люди проявляют так мало фантазии, строя дома, рассчитанные на века?

Бесс спустилась по тропинке к реке и увидела пару лебедей, скользящих по воде вдоль берега. Этих величавых, царственных птиц в Челси было больше, чем в Лондоне. Сквозь деревья девушка разглядела еще один внушительный особняк и, услышав взрывы смеха со стороны лужайки, полого сбегающей к водам Темзы, ускорила шаги.

Выглянув из-за громадного куста рододендрона, Бесс заметила юношей, которые купались в реке нагишом. Двое младших взвизгнули, увидев девушку, и метнулись за своими полотенцами и рубашками, а затем со смехом и криками побежали к особняку.

Бесс застыла как вкопанная. Растерявшись, она не сразу обратила внимание на еще одного юношу, который лежал на траве. Это был Джордж Толбот в костюме Адама. Девушка вдруг сообразила, что внушительный особняк и есть Шрусбери-Хаус, а убежавшие мальчишки — братья Толбота.

— Госпожа Хардвик! — Толбот произнес ее фамилию так многозначительно, что Бесс покраснела. А сам юноша, ничуть не стыдясь своей наготы, медленно и лениво поднялся и даже не попытался прикрыться лежащим рядом полотенцем.

Наследник графа Шрусбери посмотрел на Бесс пронзительным орлиным взглядом. На его смуглом лице ярко сверкали льдисто-голубые глаза. Девушка решила не извиняться: надменный Толбот всем своим видом бросал ей вызов.

— Ты вторглась в чужие владения, — холодно заявил он.

— Прости мое прегрешение, Господь всемогущий!

— Это богохульство и дерзость.

— В наши времена слуги забыли свое место, — съязвила Бесс, вызывающе приподняв подбородок.

— Верно. Следует уважать тех, кто выше тебя. Тряхнув головой, девушка смерила Толбота презрительным взглядом.

— Здесь нет тех, кто выше меня, а уважение надо заслужить.

— Язык доведет тебя до беды. — Взгляд Толбота был насмешливым и дерзким.

Бесс медленно посмотрела на его волосатую грудь, живот и чресла. Внезапно фаллос Толбота затвердел, увеличился в размерах и поднялся.

— Нравится? — невозмутимо осведомился он. Ошеломленная, Бесс впервые видела обнаженного, да еще и бесстыдно возбужденного мужчину.

— Ты похож на водяную крысу, — бросила она.

— Плутовка!

— Негодяй! Болван! Развратник!

— Даже браниться не умеешь.

— Сукин сын!

— Браво! Нрав, достойный леди!

— Я и вправду леди, Толбот!

— Как бы не так! Для леди у тебя слишком большая грудь, госпожа Бюст!

— Чтоб тебе провалиться! — Сплюнув, Бесс повернулась и пошла прочь. Уже второй день подряд Толбот побуждал ее к позорному бегству, и за это девушка возненавидела его.

Ночью разразилась страшная гроза с оглушительным громом и ослепительными вспышками молний, и Бесс пришлось успокаивать перепуганных дочерей леди Заук. Даже уравновешенная Фрэнсис Грей встревожилась, когда ее дочери, Джейн и Кэтрин, истерически завизжали, уверяя, что наступил конец света. К рассвету выяснилось, что они ошиблись: кончилось только лето. Сразу похолодало, северный ветер срывал листву с прекрасных деревьев в парке Челси.

Возвращаясь в барке в Лондон, Маргарет Заук то и дело хвалила предусмотрительную Бесс, которая захватила теплые плащи.

— Если бы не ты, Бесс, сегодня мы простыли бы насмерть. Мне всегда недоставало предусмотрительности. Ручаюсь, ты способна уложить багаж для целой семьи за считанные часы!

Едва войдя в дом, леди Заук приказала затопить все камины и приготовить сытный бульон, чтобы озябшие путники согрелись.

Бесс подали письмо из Дербишира, но из-за множества хлопот она не успела прочесть его сразу и сунула в карман нераспечатанным. Девушка быстро распаковала вещи леди Маргарет и ее дочерей и, улучив минутку, проведала своего друга Роберта Барлоу. Она встревожилась, обнаружив, что юный паж простудился и кашляет не переставая.

— Роб, когда ты захворал?

— Кашель начался только сегодня, Бесс. В доме было так холодно, а дворецкий не решался затопить печи без разрешения миледи.

— Выпороть бы его хорошенько! Когда у меня появятся свои слуги, я буду держать их в строгости. Сегодня перед сном я принесу тебе горячего молока. Тетя Марси научила меня готовить из него целебный напиток с сахаром и пряностями.

День тянулся бесконечно, и, наконец поднявшись к себе в комнату, Бесс сразу услышала душераздирающий кашель Роберта. Тотчас бросившись в кухню, она разыскала в шкафу камфарную мазь, которой растерла грудь и спину юноши.

Надев плотную ночную рубашку, он присел на край постели и прошептал:

— Я люблю тебя, Бесс!..

— Я тоже люблю тебя, Роб. Забирайся под одеяло, чтобы поскорее согреться. Надеюсь, к утру тебе станет легче.

Войдя в свою комнату, девушка вспомнила про долгожданное письмо из дома и взломала печать. На этот раз ей написала старшая сестра — Джейн, сообщившая важные новости.

«Милая Бесс, я скоро выхожу замуж за Годфри Босуэлла из Гантвейта, графство Йоркшир. Он фермер, арендует землю у родителей твоего друга Роберта Барлоу. Сначала я отказала ему, но Годфри нужна жена, а жизнь дома становится все тяжелее. Наш отчим Ральф Лич тоже арендует землю у семьи Барлоу, поскольку Артур Барлоу слишком болен, чтобы обрабатывать ее. Но Ральфу не удалось вовремя уплатить за аренду, и мама извелась от беспокойства. Когда я выйду замуж, одним ртом в доме станет меньше. Чтобы хоть чем-нибудь помочь, тетя Марси готовит для нас еду в Чатсворте, и бывают дни, когда детям нечего есть — кроме того, что приносит тетя. Мама передает тебе привет. Мы скучаем о тебе и благодарим Бога за то, что ты так удачно устроилась в Лондоне. Похоже, ты живешь, как в сказке. С любовью, Джейн».

Сложив письмо, Бесс ощутила угрызения совести. Ее родители погрязли в долгах, Джейн вынуждена пожертвовать собой и выйти замуж за какого-то фермера, а она, Бесс, влюблена в придворного и только что вернулась из Челси, где познакомилась с принцессой Елизаветой Тюдор. Джейн права: ее жизнь и вправду похожа на сказку!


Глава 6


Холода стояли целый месяц, пронизывающий ветер гнал по улицам Лондона опавшие листья, пыль и мусор. Бесс подарила Роберту Барлоу теплый шарф, связанный тетей Марси, но так и не сумела уберечь его от тяжкой болезни. Простуда перешла в бронхит.

Бесс взяла на себя обязанности Роберта и стала для него превосходной сиделкой. Но горячие супы и растирания не помогали, и в конце концов девушка решилась поговорить с леди Заук.

— Миледи, мне не хотелось беспокоить вас, но Роберт очень болен. Боюсь, у него не просто простуда.

— Дорогая, как нелегко брать в дом молодежь и помогать выбиться в люди! Иногда все заканчивается успешно, как в твоем случае, но с некоторыми подопечными хлопот не оберешься. Ты же знаешь толк в целебных травах. Может, ты вылечишь его сама?

— Я уже давно готовлю ему лекарственное питье и растираю камфарой, но это не помогает. Леди Маргарет, Роберта надо показать врачу.

— Боже милостивый, неужто у него чума? — встревожилась леди Заук.

— Для чумы сейчас слишком холодно, но вполне возможно, что болезнь Роберта заразна.

— Я немедленно пошлю за врачом, а ты предупреди Роберта, чтобы он сидел в своей комнате, подальше от девочек.

Когда прибыл доктор Белгрейв, Бесс проводила его в комнату Роберта Барлоу. Леди Заук беспокойно вышагивала по коридору. На нежных щеках юноши горел яркий лихорадочный румянец. Белгрейв простукал ему грудь и исследовал мокроту, а затем вынул из саквояжа несколько пакетиков с порошками и объяснил Бесс, как давать их больному. Наконец врач вышел за дверь, где и столкнулся с взволнованной хозяйкой дома.

— Леди Заук, я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз. Маргарет пригласила врача в свою гостиную и закрыла дверь. Бесс припала ухом к замочной скважине.

— Этот юноша родом из Дербишира, доктор. Он служит у меня пажом. Мне всегда казалось, что Роберт слаб здоровьем.

Белгрейв кашлянул.

— Сейчас у него лихорадка, но я дал ему порошок, который быстро прогонит хворь. Однако, — прокашлялся он снова, — я подозреваю, что у юноши хроническое заболевание легких. Он не жилец на этом свете, потому настоятельно советую вам избавиться от него.

— О Господи! — Леди Маргарет заломила руки. — Значит, Роберт может заразить моих дочерей?

— В наше время медицина движется вперед гигантскими шагами, леди Заук, но по правде говоря, о таких болезнях нам известно немногое. Скорее всего юноша поправится, но навсегда останется слабым и немощным. Так что лучше не рисковать.

Бесс взбежала по лестнице: она услышала больше, чем хотела узнать. Несчастный Роберт, что же теперь с ним будет? Девушка порадовалась тому, что не сказала Роберту о болезни его отца. Ее другу и без того пришлось несладко.

Через пару дней Роберт Барлоу оправился от лихорадки, но выглядел еще слишком слабым, когда леди Заук вызвала его и Бесс в гостиную. Хотя Роберту было всего пятнадцать лет, за последний год он сильно вытянулся и теперь возвышался над Бесс.

Поскольку девушка слышала, как врач советовал избавиться от Роберта, она знала, что юношу отошлют домой, и была готова помочь другу перенести это горе.

Маргарет Заук велела обоим слугам остановиться у двери, подальше от ее кресла.

— Мастер Барлоу, я рада, что вы поправились, но доктор Белгрейв считает, что вам следует вернуться домой, в Дербишир. — Она вынула из кармана письмо. — Я сама написала вашей матери и объяснила, почему отсылаю вас домой. Вы поедете в моем экипаже, вас будет сопровождать Бесс.

На лице Роберта отразилось облегчение, а на лице Бесс — изумление. Ей следовало предвидеть, чем кончится дело. Кто еще способен ухаживать за полубольным в дороге и доставить его домой живым? Девушка поняла, что леди Заук ждет от нее повиновения. В душе Бесс росло негодование. Ей не хотелось покидать Лондон, куда со дня на день мог вернуться Уильям Кавендиш. Но, взглянув на Роберта Барлоу, она дрогнула:

— Я охотно буду сопровождать матера Барлоу, миледи.

— Вот и хорошо. Вы покинете дом завтра утром. Бесс быстро уложит все вещи. — Забыв о паже, леди Маргарет обратилась к Бесс:

— Тебе представится случай повидаться с родными. Только не задерживайся. До Рождества остался всего один месяц, а ты знаешь, сколько хлопот нам предстоит.

Бесс улыбнулась, убедившись, что стала для леди Заук незаменимой помощницей.

— Я вернусь как можно скорее, леди Маргарет.

Прежде чем начать собирать багаж, Бесс написала короткое письмо в Дербишир, где объяснила родным, что ей поручили отвезти домой заболевшего Роберта Барлоу. Почта прибудет в Дербишир за день до ее приезда, так что родные успеют подготовиться к встрече. Девушке хотелось написать и Кавендишу, но она не знала адреса. Леди Фрэнсис Грей наверняка согласилась бы передать ему письмо, но Бесс отказалась от своего замысла. Леди Заук, узнав о письме, уволила бы ее. Если повезет, она вернется в Лондон как раз к тому времени, когда Повеса Кавендиш явится из Дувра. Улыбнувшись, Бесс мысленно взмолилась о том, чтобы за время разлуки его чувства не угасли.

На следующее утро, после того как багаж уложили на крышу экипажа, Бесс и Роберт Барлоу двинулись к Данстейблу, где им предстояло сделать первую остановку на пути в Дербишир. Бесс предусмотрительно наполнила медную ножную грелку горячими углями, поставила ее под ноги Роберту и заботливо укутала его пледом.

Экипаж не скоро покинул пределы Лондона, но вокруг было столько занимательного, что первые несколько часов пути пролетели незаметно. Когда же за окном потянулись леса и поля, девушка завязала разговор, и Роберт, отложив итогу, внимательно слушал собеседницу и не сводил с нее восхищенных глаз.

Вскоре его вновь начали сотрясать приступы кашля. Бесс пощупала лоб спутника, желая убедиться, что у него нет жара. Роберт взял ее за руку и улыбнулся — судя по всему, он был счастлив, что остался наедине с Бесс. Юноша закрыл глаза и задремал, не выпуская пальцы Бесс.

Пока он спал, девушка разглядывала миловидного юношу с нежно-розовыми щеками и густой шапкой светлых волос. Год назад, когда Бесс появилась в доме леди Заук, они с Робертом были почти одного роста, а теперь он перерос ее на целую голову.

Врач наверняка ошибся, утверждая, что Роб не жилец на этом свете. Он непременно поправится. Мать живо поставит его на ноги! Но тут Бесс вспомнила, что Джейн упоминала в письме о болезни отца Роберта. Девушка пожалела его мать: теперь ей прибавится хлопот.

На постоялом дворе не оказалось двух свободных комнат, расположенных по соседству, поэтому Бесс велела кучеру заплатить за одну. Заметив, как тот многозначительно поднял брови, девушка возмутилась:

— Как вы посмели так обо мне подумать? Мастер Барлоу болен, я ни за что не оставлю его без присмотра на целую ночь!

Роб Барлоу казался Бесс мальчишкой, а себя она считала взрослой женщиной.

Они поужинали тушеной бараниной с горячим хрустящим хлебом, потом выпили топленые сливки с грушевым пирогом. Бесс распорядилась, чтобы в комнате затопили камин, но тут сообразила, что платить за эту услугу ей придется из своего кармана. Как ни дорожила она деньгами, но заказала для спутника рюмку бренди. После ужина Бесс велела Робу лечь в постель и вышла, но через десять минут вернулась с подогретым бренди, которым растерла грудь и спину юноши. Остаток спиртного она заставила Роба выпить.

— Спасибо тебе за заботу, Бесс. Ради вечера рядом с тобой я готов пожертвовать жизнью, — благоговейно прошептал Роб.

— Глупости! — фыркнула девушка, но, присев у пылающего камина, призналась себе, что ей уютно и спокойно. Вскоре от тепла и бренди Роб заснул. Услышав его тяжелое дыхание, Бесс переоделась в ночную сорочку и скользнула под одеяло в ногах Роберта.

На следующей день, на пути из Данстейбла в Нортхэмптон, Бесс развлекала Роберта рождественскими сказками. Затем, чтобы скоротать время, они начали распевать веселые песни, а когда Роберт закашлялся, девушка велела ему замолчать и стала петь одна.

В этот вечер им удалось снять две смежные комнаты, но когда Бесс уложила Роберта в постель и подоткнула одеяло, он взмолился:

— Прошу тебя, не уходи! Останься со мной, Бесс.

— Дверь будет открыта. Я сплю чутко и сразу услышу, если ты позовешь.

— Не уходи, Бесс, — просил Роберт. — Мне страшно одному!..

Она присела на кровать и взяла его за руку.

— Бесс, я умираю, — отрешенно произнес он.

— Нет, Роб, нет! Тебе нечего бояться. Я сама слышала: доктор Белгрейв уверял, что ты поправишься.

Роб улыбнулся, вдруг почувствовав себя гораздо старше спутницы:

— Когда ты рядом, я ничего не боюсь.

Девушка сидела с ним, пока он не уснул, а затем тоже легла в постель и задремала. Она проснулась ночью и при тусклом свете догорающих углей увидела, что Роб не сводит с нее восхищенных глаз.

— Я люблю тебя, Бесс!.. — прошептал он.

— Ты просто благодарен мне, Роб. Он покачал головой:

— Нет, я действительно влюблен. Бесс слегка встревожилась:

— В пятнадцать лет влюбляться еще слишком рано.

— Возраст тут ни при чем. Я счастлив, потому что встретил тебя.

Девушка погладила его по руке.

— Постарайся уснуть. Завтра нам предстоит трудный день.

Предчувствие Бесс сбылось. По мере того как они продвигались к северу Англии, промозглый ветер усиливался. Молодым людям пришлось прижаться друг к другу, чтобы согреться. Переправа через реку Трент, где от одного берега к другому ходил паром, отняла у путников уйму времени.

Рудники Ноттингема сменились торфяными болотами, известняковыми скалами и голыми полями Дербишира. Семьи Барлоу и Хардвик жили в одной и той же деревне Бэслоу — там, где Деруэнт, ручьем сбежав с гор, превращался в широкую, прекрасную реку.

Кучер леди Заук выгрузил багаж Роберта Барлоу и сел на козлы, дожидаясь Бесс. На небе быстро догорали лучи заходящего солнца, поэтому вскоре девушка велела кучеру внести ее сундук в дом Ральфа Лича и сказала, что дойдет домой пешком. Бесс знала, что кучер должен отправиться в поместье Эшби-де-ла-Заук, а через пару дней вернуться и увезти ее в Лондон.

Мать Роберта взволнованно хлопотала возле старшего сына, удивляясь тому, как он вырос, и радостно повторяя, что теперь с ее плеч свалится гора. Бесс пожалела, что не предупредила Роба о болезни отца.

— Но я не пойму, почему леди Заук отослала тебя домой из-за какого-то кашля!

— Дело не только в кашле, госпожа Барлоу, — возразила Бесс. — Роб был очень болен. Врач сказал, что у него хроническая болезнь.

— По мне, так он совсем здоров. А вот дела твоего отца плохи. Мы уже потеряли надежду. Я дни и ночи сижу у его постели.

Роберт был потрясен.

— Бесс преувеличивает, мама. Теперь, вернувшись домой, я помогу тебе.

— И не только в одном деле. — Госпожа Барлоу метнула многозначительный взгляд на Бесс Хардвик.

— А где отец?

— Мы перенесли его кровать в гостиную — ему трудно подниматься по лестнице.

Бесс вдруг почувствовала себя лишней в этом доме.

— Родные ждут меня, но завтра я непременно навещу вас и постараюсь помочь.

— Да, приходи завтра. Нам надо поговорить. Мать все объяснит тебе.

Бесс попрощалась с Робертом, считая, что после утомительного дня ему следует поскорее лечь в постель, но не решаясь намекнуть на это его матери. Она прошла мимо полей семьи Барлоу, миновала крохотную деревушку и остановилась возле дома, который ее отчим Ральф Лич арендовал у своего отца, сэра Фрэнсиса.

Едва Бесс открыла калитку, дверь дома распахнулась и навстречу гостье выбежали ее мать и сестра Джейн.

— Бесс, родная, как приятно вновь увидеть тебя! Твое письмо мы получили вчера, но письмо от леди Заук матери Роберта доставили два дня назад, поэтому мы заранее узнали о твоем приезде.

Маленькие единоутробные сестры восторженно уставились на Бесс.

— Дай-ка посмотреть, какой ты стала! — воскликнула тетя Марси, помогая племяннице снять шерстяную шаль.

Бесс закружилась перед родными, демонстрируя свое элегантное серое платье — подарок леди Маргарет. Мать подала ей горячий бульон и усадила у очага. Домашняя атмосфера доставила девушке огромную радость.

— А где Джеймс и Ральф? — Бесс сразу заметила, как переглянулись мать и Джейн, а тетя Марси недовольно поджала губы.

— Ральф скоро приведет Джеймса из Эденсора.

— Из эденсорской пивной, — уточнила тетя Марси.

— Не будем сегодня об этом, Марселла. Незачем расстраивать Бесс в первый же вечер.

— А по-моему, надо выложить все начистоту, пока мужчины не вернулись.

— Рассказывайте! — попросила Бесс, испытующе вглядываясь в лица родных.

Элизабет Хардвик, отправив спать младших дочерей, обьяснила:

— Джеймс начал пить — а все потому, что Хардвик достанется ему только через три года. Трудно работать за нищенскую плату и знать, что кто-то другой пожинает урожай с пяти сотен твоих собственных акров.

— За два года он вконец сопьется, и тогда Хардвик будет ему ни к чему, — без обиняков высказалась Марселла.

— Разве Джеймс не помогает Ральфу?

— Иногда помогает. Но в этом году урожай никудышный, потому и в карманах у нас негусто.

— Негусто? — фыркнула Марселла, — Ральф задолжал арендную плату, и теперь ему грозит долговая тюрьма!

— Не может быть! — воскликнула пораженная Бесс. — Я и не догадывалась, что вы в таких стесненных обстоятельствах! — И вдруг она просияла. — У меня есть немного денег — я выиграла их в карты у леди Фрэнсис Грей. Завтра же отдам их госпоже Барлоу. Ей самой придется несладко — с двумя больными на руках.

— Артур Барлоу умирает, — уверенно заявила Mapселла.

Никто из присутствующих не стал возражать ей: тетя Марси выходила немало больных, знала толк в целебных травах w безошибочно определяла, поправится ее пациент или умрет.

— Сколько же у тебя денег, Бесс? — робко спросила Элизабет.

— Почти два фунта. Один шиллинг мне пришлось потратить на постоялом дворе.

— Невероятно! — Элизабет обменялась взглядом с Марселлой.

— Стало быть, Джейн, ты выходишь замуж. Я так рада за тебя! — Бесс обняла сестру. — Когда свадьба?

— Первого декабря. Хорошо, что в этот день ты будешь рядом, — заулыбалась Джейн.

— Нет, задержаться до декабря я не смогу. Спасибо тебе за приглашение, Джейн, но меня ждет леди Заук: надо готовиться к рождественским праздникам.

Джейн отвела взгляд, а Элизабет и Марселла опять переглянулись. Вскоре явились Ральф и Джеймс, и Бесс показалось, будто мать и тетка не успели сказать ей все, что хотели.

Перед сном Бесс долго шепталась с сестрой Джейн, в постель которой ее уложили. Она с детства привыкла спать вместе с сестрой.

— Ты так красиво одеваешься, Бесс! Никогда не видела такого прелестного платья, как то серое, в котором ты приехала.

— В таком случае я дарю его тебе… а еще лучше, выбери сама, какое тебе понравится. — Бесс подняла крышку сундука и вынула из него еще два платья.

Как завороженная, Джейн застыла на кровати.

— Ты действительно подаришь мне платье?

— Конечно.

Когда Джейн погладила нежный зеленый бархат, Бесс невольно затаила дыхание. С этим платьем у нее были связаны радостные воспоминания об охоте и Кавендише.

— Нет, зеленый цвет мне не идет, а вот лиловое я, пожалуй, возьму.

Бесс расправила складки лилового платья.

— В нем я побывала в Хэмптон-Корте и познакомилась с принцессой Елизаветой. Мы обе были в лиловом и оказались похожи друг на друга, как сестры. Вот только у меня уже большая грудь, а Елизавета плоская, как доска.

Глаза Джейн наполнились слезами.

— Бесс, твоей жизни можно позавидовать! Напрасно ты вернулась сюда…

— Глупости! Я не променяла бы поездку домой ни на какие сокровища мира!

Но утром, когда мать и тетка выступили заодно, Бесс поняла, что имела в виду сестра Джейн.

Усевшись за кухонный стол, Бесс налила себе молока и взяла толстый ломоть хлеба с сыром. Но еда застряла у нее в горле, когда мать заявила:

— Бесс, у нас есть план. Поскольку наши дела неразрывно связаны с семейством Барлоу, ты спасешь обе семьи, если выйдешь замуж за Роберта.

Девушка удивленно засмеялась:

— О чем ты говоришь?

В разговор вступила Марселла:

— Артур Барлоу умирает, и, поскольку Роберт еще несовершеннолетний, Сиротский суд отберет у Барлоу ферму — до тех пор, пока юноше не исполнится двадцать один год. А до этого ждать еще шесть долгих лет.

«Дожить до совершеннолетия Роберту поможет лишь чудо», — с грустью подумала Бесс.

— Но если ферму унаследует уже женатый Роберт, дело примет совсем иной оборот. Во-первых, Сиротский суд оставит жене Роберта ее долю, а это третья часть земель и имущества. К несовершеннолетним женатым наследникам Сиротский суд относится гораздо снисходительнее.

— Но я не могу выйти замуж за Роберта — он еще ребенок! — возмутилась Бесс.

— Ему пятнадцать, а по закону мужчинам разрешено жениться в четырнадцать, — мягко возразила Марселла.

— Ни в коем случае! Пусть госпожа Барлоу найдет стряпчего, а Артур оставит завещание, по которому передаст право на управление фермой опекунам, — повторила Бесс слова Кавендиша. — В таком случае владения Барлоу будут защищены законом.

— Госпожа Барлоу не может позволить себе пользоваться услугами стряпчих, да и кто отважится доверить свои земли опекунам? Бесс, дорогая, мне больно просить тебя о том, чтобы ты отказалась от своих планов и принесла себя в жертву родным. Я знаю, о чем ты мечтаешь, но это неосуществимо. Прошу тебя, вспомни о практичности, — настаивала Марселла.

— Мы долго беседовали с госпожой Барлоу, и она согласилась не подавать на Ральфа в суд, если ты выйдешь замуж за Роберта, — тихо объяснила мать.

— Но я же пообещала отдать ей деньги!..

— Бесс, наш долг вдвое превышает твои сбережения.

Зная, что недельная плата работникам фермеров не более шиллинга, Бесс вдруг поняла, как глубоко погрязли в долгах ее родные.

— А отец Ральфа? Почему бы Ральфу не занять денег у сэра Фрэнсиса? — в отчаянии спросила она.

— Сэр Фрэнсис на грани разорения, он уже пытался продать Чатсворт. Его земельные владения обширны, они простираются от Бейквелла до Честерфилда, но большую их часть составляют никчемные торфяники.

— Я сегодня же потолкую с госпожой Барлоу и уговорю ее отказаться от претензий, — решительно заявила Бесс. — О браке не может быть и речи!

— Бесс, тебе давно пора стать замужней женщиной. Ты целый год провела в Лондоне и ничего не добилась.

— Не правда! У меня есть поклонник — один из придворных, королевский ревизор.

Ее сообщение было встречено скептическими взглядами.

— Я сейчас же напишу ему, — добавила девушка.

При виде отчаяния Бесс сердце Марселлы обливалось кровью. Она всей душой желала найти другой способ помочь сестре и ее мужу. Марселла взяла Элизабет за руку, отвела ее в уголок и что-то шепотом объяснила, потом вернулась к Бесс и обняла ее за плечи:

— Садись пиши письмо, детка. Надеюсь, ты получишь именно тот ответ, которого ждешь. Если твой рыцарь в сияющих доспехах придет к тебе на помощь или попросит в письме твоей руки, твои родители ответят согласием. Только пусть поспешит, — мягко добавила она. — У нас и семьи Барлоу времени осталось в обрез.


Глава 7


Уильям Кавендиш знал, что на славу поработал в Дувре. Честолюбие заставило его подавить непреодолимое желание вернуться в Лондон, и он поставил долг выше удовольствия. Вернувшись, Уильям отправился ко двору, представил отчет казначею Полету и убедился, что его труды не остались незамеченными.

— У меня для вас отличные новости, Кавендиш. Король Генрих весьма доволен вашей работой в монастырях. Он намерен дать вам новое поручение и выразил желание побеседовать с вами.

Полет намекал на продвижение по службе, но Уильяму польстила уже сама мысль об аудиенции у короля. Даже не сменив дорожный костюм, он направился в Приемный зал, и его после непродолжительного ожидания пригласили в кабинет.

Едва войдя туда, Кавендиш ощутил зловоние, которое издавала изъязвленная нога Генриха, и перестал беспокоиться о том, что от него самого пахнет лошадьми.

— Кавендиш! — приветливо воскликнул Генрих. — От нашего внимания не ускользнула ваша добросовестная работа из месяца в месяц.

Уильям учтиво поклонился:

— Благодарю вас, ваше величество.

— Мы по-прежнему нуждаемся в ваших услугах. Вам предстоит взять на себя задачу потруднее, но мы уверены, что у вас хватит способностей справиться с ней.

— Я приложу все старания, чтобы не разочаровать вас, ваше величество. — Уильям сразу понял, что под способностями Генрих подразумевает энергию и некоторую жестокость.

Маленькие глазки на мясистом лице короля сузились. Уильям затаил дыхание, пытаясь угадать, какая ловушка его подстерегает.

— Вы отправитесь в Ирландию! — провозгласил Генрих. Кавендиш тяжело вздохнул: «Боже милостивый, чтобы совладать с ирландскими монахами, надо быть волшебником!» Тем не менее он был польщен тем, что король доверил ему непростую задачу.

— В Ирландию!.. — повторил Уильям. — Вы справедливо заметили, ваше величество, что эта задача потруднее, но я люблю испытания.

— Надеюсь, Кавендиш, надеюсь! А мы не забудем отблагодарить вас. За свои старания вы будете щедро вознаграждены. «Генрих, одни эти слова — поистине награда!» Король приблизился к нему и протянул руку. Кавендиш, стараясь не морщиться, поцеловал перстень на пальце короля.

— Благодарю, сир, вы оказали мне великую честь.

Прежде чем отправиться домой, Кавендиш завернул в Суффолк-Хаус, чтобы поделиться новостью с Генри Греем.

— Не знаю, поздравлять тебя или соболезновать, — мрачно отозвался Генри. — Ирландия кишит религиозными фанатиками.

Уильям засмеялся:

— В Ирландии полным-полно фанатиков всех мастей, а поскольку половиной английских монастырей, где я побывал, управляют ирландцы и ирландки, уверен, что справиться с ними мне по плечу.

— Ну что ж, тебе виднее. Когда уезжаешь?

— В ближайшее время. Полет говорит, что я пробуду в Ирландии целый год, а то и два.

— Два года в Ирландии? Да это же смертный приговор! Будем надеяться, что за такой подвиг тебя удостоят титула.

— На это я и рассчитываю.

— Навести нас перед отъездом. Фрэнсис будет в восторге.

— Кто тут поминает всуе мое имя? — спросила Фрэнсис, вплывая в гостиную. — Если ты станешь сэром Уильямом Кавендишем, придется уговорить Генри, чтобы он сделал меня герцогиней.

— Она обожает подслушивать, — объяснил Генри.

— Это правда. Иначе я не узнала бы, что нас навестил ты, Повеса. У меня есть кое-что для тебя. — Фрэнсис вынула из-за тесного лифа письмо и вручила его Кавендишу. — От твоей рыжей подружки — видно, она соскучилась по тебе.

Уильям нахмурился, заметив на письме штемпель Дербишира. Стало быть, Бесс удрала домой! Кавендиш был уверен, что она дождется его в Лондоне. Его охватило разочарование,

— Спасибо, Фрэнсис. Мне будет недоставать вас обоих.

— Но не так, как мне — тебя, Повеса! — Фрэнсис тяжело вздохнула. — Кто же теперь поможет мне отвлекать мужа от моих похождений?

Уильям обнял ее, попрощался с супругами и пообещал навестить их перед отъездом в Ирландию.

Письмо, спрятанное под камзолом, жгло ему грудь. Едва въехав во двор своего дома, Кавендиш поручил коня заботам конюха и распечатал письмо Бесс прямо в конюшне.

«Милый Уильям!

Леди Заук попросила меня отвезти в Дербишир серьезно больного мастера Роберта Барлоу. И вот теперь я оказалась в затруднительном положении, выпутаться из которого вряд ли сумею без вашей помощи.

К несчастью, отец Роберта умирает. Чтобы сохранить его ферму, мои родные задумали выдать меня замуж за Роберта.

Уильям, я твердо решила выйти замуж только за вас!

Надеюсь, что вы сейчас же приедете за мной, но прошу как можно скорее подтвердить, что я небезразлична вам.

Я не стала бы просить вас о помощи, будь у меня другой выход. Прошу вас, поспешите: мое время истекает.

Только ваша, Элизабет Хардвик (Бесс)».

Кавендишу бросилась в глаза единственная фраза: «Уильям, я твердо решила выйти замуж только за вас!»

Господи, до чего же она наивна! Неужели Бесс не знает, что он женат? Однако девушка умоляла о помощи, и в Уильяме проснулось желание защитить ее. Возможно, он сумеет увезти ее с собой в Ирландию. Кавендиш опять спрятал письмо под камзол. Прежде нужно заняться неотложными делами. Ответ он напишет позднее, когда освободится.

Как только Уильям открыл парадную дверь, навстречу ему выбежала дочь Кэтрин.

— Кэти! Как ты, милая? — Подхватив девочку на руки, Кавендиш крепко обнял ее.

— У меня все хорошо, папа. А Элизе опять нездоровится.

— Не грусти, детка: Элизу не переделать. Знаю, она слаба здоровьем, но подозреваю, что иногда ей просто хочется поваляться в постели.

Двенадцатилетняя Кэтрин с облегчением вздохнула:

— Мне тоже так показалось, но я устыдилась этого.

Уильям Кавендиш усмехнулся: он женился на Элизе Паррис, надеясь, что она позаботится о его дочери. Но увы, сразу же после свадьбы выяснилось, что в заботе нуждается прежде всего сама Элиза. И все же Уильям не считал себя обязанным слишком церемониться с женой. Они заключили брак по расчету, но Элиза не выполняла супружеские обязанности. Благодаря Кавендишу у нее появился уютный дом с большим штатом слуг, а сам Уильям предпочитал искать развлечений на стороне.

Джеймс Кромп внес багаж хозяина в дом еще несколько часов назад. Войдя в свою спальню, Кавендиш увидел, что слуга уже приготовил ему горячую ванну и свежее белье.

Стоя возле кровати, Уильям перечитал письмо Бесс. Он отчетливо видел ее мысленным взором. Темные глаза, полные губы, пылающие волосы и пышная грудь неотступно преследовали его на протяжении всего пребывания в Дувре. Вздохнув, Кавендиш начал раздеваться.

Жену Уильям нашел в ее гостиной. Закутавшись в плед, Элиза потягивала лечебный настой ромашки.

— Я вернулся, — сообщил Кавендиш, жестом отослав двух горничных.

— Об этом мне давно известно. От твоего голоса звенит посуда в шкафах, а под тяжеленными сапогами скрипят половицы!

Уильяму хотелось ответить, что жене недолго осталось терпеть его присутствие, но он сдержался. Опершись локтем на каминную доску, он сказал:

— Король дал мне новое поручение, и я на целый год уеду в Ирландию.

Элиза задумалась о том, как отразится на ней отъезд мужа.

— Я не против поездки, Уильям, но твоя дочь Кэтрин с каждым днем становится все беспокойнее. Она стремительно взрослеет, за ней нужен глаз да глаз. Я не в силах взять на себя такую ответственность.

— Я и не собирался оставлять Кэти на твое попечение, — возразил Кавендиш и мысленно добавил: «Я не допущу, чтобы ты погребла мое единственное дитя в этом склепе». — Поскольку Кэтрин обручена с сыном лорда Кобхэма, я позабочусь о том, чтобы моя дочь пожила в доме родителей своего будущего мужа — до тех пор, пока она и юный Томас не подрастут.

— Превосходный выход! Спасибо тебе за заботу, Уильям. Ты не мог бы подбросить в камин угля?

Уильям выполнил просьбу жены, не понимая, чем она дышит в жарко натопленной, душной гостиной.

Он написал письмо Генри Бруку, лорду Кобхэму, попросив о встрече, а затем разыскал дочь. Уильям желал провести с ней несколько свободных часов.

Он разошелся вовсю: хохотал вместе с Кэтрин, исполнял все ее прихоти, купил девочке упряжь с серебряными бубенчиками и новый меховой плащ с капюшоном.

— Как бы мне хотелось иметь кружевной воротник! Купишь мне такой, папа?

Перед глазами Кавендиша вдруг возникло лицо Бесс, и до него дошло, что Элизабет Хардвик всего четырьмя годами старше Кэтрин.

Поздно вечером, оставшись в спальне один, он взялся за перо, чтобы написать письмо Бесс. За время, проведенное с дочерью, намерения Уильяма изменились. Он отказался от мысли соблазнить шестнадцатилетнюю девушку, почти ребенка. Лучше всего посоветовать Бесс вступить в законный брак.

Каждое утро, просыпаясь на рассвете, Бесс с нетерпением ожидала почты из Лондона. Ее терзали дурные предчувствия. А если Уильям не получил ее письмо? Что, если он не удосужился ответить? Сомнения вытесняли надежду, а вместе с сомнениями нарастал страх.

По настоянию матери Бесс дважды побывала у Барлоу. Девушка искренне беспокоилась за Роба, но не желала слушать уговоры госпожи Барлоу и ее угрозы отправить Ральфа Лича в долговую тюрьму.

Бесс проводила много времени с родными и с младшими сестрами, хотя после просторного лондонского особняка леди Заук деревенский дом родителей казался ей убогим и тесным. Теперь, глубокой осенью, когда Ральф Лич и Джеймс, брат Бесс, не работали в поле, они целыми днями пропадали в лесу, заготавливая дрова.

Наконец долгожданное письмо пришло. Бесс взглянула на размашистый почерк, и ее сердце заколотилось от радости. Взбежав наверх, она села на постель, поцеловала письмо и распечатала его.

«Дорогая Бесс, пожалуйста, поверь: у меня и в мыслях не было обидеть тебя. Я глубоко польщен и тронут твоим желанием стать моей женой, но клянусь, я думал, тебе известно, что я женат…»

Строчки начали расплываться перед глазами Бесс. Кавендиш женат? Нет, этого не может быть! Известие стало для нее сокрушительным ударом. Девушка медленно перечитала последнюю фразу. Нет, она не ошиблась. «Я думал, тебе известно, что я женат». У Бесс сжалось сердце. Нет, только не это!

Отшвырнув письмо, она обхватила колени руками и начала раскачиваться из стороны в сторону. Слезы струились по щекам, капали на юбку. Бесс судорожно всхлипывала, захлебываясь слезами. Горе казалось огромным, тяжким, невыносимым. Безвольными пальцами она потянулась к листку бумаги и дочитала:

«Король посылает меня в Ирландию ревизовать церковную собственность, ныне принадлежащую короне. В Ирландии я пробуду не меньше года. Ты могла бы сопровождать меня, только став моей любовницей, поэтому заклинаю тебя вступить в законный брак в Дербишире. Уильям Кавендиш».

Письмо выскользнуло из пальцев Бесс. Как лунатик, она спустилась по лестнице, вышла из дома и побрела вперед, не останавливаясь, пока не оказалась у старого вяза. Обхватив руками шершавый серый ствол, она прильнула к нему в безотчетной надежде, что мощное дерево поделится с ней силой. И тут отчаяние сменилось гневом. Ударив по стволу кулаками, девушка выкрикнула:

— Негодяй, ублюдок, сукин сын… развратник! Ненавижу тебя, Повеса Кавендиш! Будь ты проклят!

Если бы Кавендиш в эту минуту появился перед ней, Бесс задушила бы его голыми руками. В порыве неукротимой ярости она желала стать богиней, повелительницей громов и молний.

Прильнув к окнам дома, родные слушали ее рыдания и проклятия.

— Бесс надо помочь! — в тревоге воскликнула Джейн. Элизабет покачала головой:

— Мы ничего не сможем поделать. Гроза утихнет сама собой.

А Бесс все стояла у дерева. Когда начали сгущаться сумерки, Джейн сказала:

— Она замерзнет без плаща.

Тетя Марси потрепала ее по плечу.

— У Бесс слишком горячая кровь, она не замерзнет. К тому же она сильная и не позволит горю сломить ее. Девочка выплачется и сразу все забудет.

Бесс вернулась в дом, только когда стемнело, сразу поднялась наверх, прокралась в спальню Джейн, осторожно прилегла на постель рядом с ней и затихла. Несколько часов она пролежала без сна, страстно мечтая о забвении, и наконец усталость сморила ее.

Бесс проснулась и вздрогнула от ужаса. Комната была совершенно пуста — ни мебели, ни привычных безделушек. Сбежав вниз, девушка увидела, что судебные приставы уносят все имущество семьи. Она расплакалась, стала молить и уговаривать их, но тщетно! Немногочисленные пожитки погрузили в повозку. Семью Бесс выгнали из дома, им было некуда идти. Страх ее быстро нарастал. От паники перехватило горло. А когда она отвернулась, повозка, родные и даже Хардвик-Мэнор исчезли, будто растворились в воздухе. Бесс потеряла все, что имела. Ужас захлестнул ее. Душевная опустошенность напоминала чувство голода, только была еще острее. Беспомощность и безнадежность ошеломили Бесс…

— Бесс, проснись! Ты кричишь… Наверное, тебе приснился страшный сон.

Открыв глаза, девушка обняла сестру дрожащими руками.

— Я снова вернулась в Хардвик!

— Ты видела все тот же кошмарный сон? Бесс кивнула. «Это лишь сон», — подумала она. Слава Богу, сон кончился, но грызущая пустота осталась.

На следующее утро Бесс заспалась и спустилась в кухню позже обычного. Едва она присела за стол, в дверь кто-то торопливо забарабанил. В кухню вбежал побелевший от страха Роберт Барлоу:

— Отцу хуже! Кажется, он умирает!..

— Сядь, Роб. Ты болен и бледен, как призрак. — Бесс встревожилась, увидев, как тяжело дышит ее друг.

— Мне надо бежать в Эденсор за преподобным Руфусом.

— Священника приведет Джеймс, — вмешалась Элизабет. — А мы поспешим в дом Барлоу.

Мать Бесс, ее отчим, Марселла и Джейн немедленно вышли. Роберт задержался, дожидаясь Бесс.

— Роб, я очень сочувствую тебе, — беспомощно пробормотала девушка.

Юноша устремил на нее умоляющий взгляд:

— Бесс, ты выйдешь за меня замуж?

Она не могла ответить: казалось, язык присох к нёбу. «Мне не нужен такой брак! Он отнимет у меня единственный шанс… погубит всю мою жизнь!»

— Бесс, тебе не придется всю жизнь терпеть меня. Я проживу еще год-другой…

— Не говори так, Роберт, прошу тебя!

— Мне не страшно умирать, когда ты рядом. Я люблю тебя, Бесс. Ты окажешь мне честь, станешь моей женой?

Что ему ответить? Зачем ранить Роба так же безжалостно, как вчера ранили ее?

— Я… подумаю об этом, Роб.

Он пожал ей руку и с робкой надеждой улыбнулся.

Когда Роберт и Бесс вошли в дом Барлоу, у Артура уже началась агония. Он тяжело дышал, но даже это не помешало госпоже Барлоу обрушить все громы и молнии на Ральфа Лича:

— Если вы не заставите ее выйти замуж, клянусь, я сгною вас в долговой тюрьме!

— Прекратите! Хотя бы ради приличия! — возмутилась Бесс.

— Ради приличия? А почему же Хардвики забыли о нем? Твой отец и брат пустили меня по миру. Пока мой муж болел, они пользовались нашей землей и не платили нам ни гроша! А ты, Бесс Хардвик, заботишься только о себе и не желаешь помочь нам в беде!

Роберт взял Бесс за руку.

— Замолчи, мама! Бесс — самая добрая девушка на свете. Я люблю ее.

Джеймс Хардвик привел преподобного Руфуса, и тот заставил госпожу Барлоу замолчать. Священник подошел к постели умирающего, посмотрел на него и обернулся к собравшимся.

— Если мне предстоит совершить брачную церемонию, то Артур Барлоу должен дать свое согласие.

Брак надо заключить при жизни Артура, поскольку Роберт еще не достиг совершеннолетия. Госпожа Хардвик, госпожа Барлоу, все это вам известно. Об этом мы давно говорили.

Все взгляды устремились на Бесс, и она вдруг осознала, что судьба родных — в ее руках. Роберт с безмолвной мольбой взирал на Бесс. Девушку охватила ярость. Как обычно, тяжелая ноша свалилась на ее плечи, и все эти слабые люди ждали от нее проявления силы и решимости.

— Я хочу получить письменное подтверждение тому, что против Ральфа Лича не будет выдвинуто никаких обвинений.

— На это нет времени, — возразил преподобный Руфус, — Артур умирает. Подтверждение ты получишь потом.

— Пока я не получу подписанную бумагу, никакой церемонии не будет! — заявила Бесс.

В доме поднялась суета, все бросились на поиски бумаги и чернил. Бесс получила не только бумагу с подписью госпожи Барлоу, но и документ, подтверждающий, что ей будет принадлежать третья часть всего имущества семьи Барлоу, если Роберт умрет раньше, чем она.

Артур Барлоу испустил последний вздох еще до завершения церемонии, но собравшиеся сделали вид, будто не заметили этого. Одеревеневшими губами Бесс прошептала: «Да». Ей казалось, что это происходит с кем-то другим, — настолько все выглядело нереальным.

Взглянув на Роберта, стоящего над телом отца, девушка вдруг поняла, что ее молодой муж близок к обмороку. Вздернув подбородок, она гневно взглянула на свекровь:

— Прошу прощения, но мне надо уложить мужа в постель.


Глава 8


Хотя Роберт и уверял Бесс, что не боится умирать, ему стало страшно — после того как он увидел агонию отца. Однако рядом с Бесс юноша легче перенес это испытание. Вопреки мнению матери Роберт опасался, что его силы подтачивает тот же недуг, который свел в могилу его отца. Хроническая болезнь легких быстро истощала силы юноши, а под конец во время приступов кашля у него открывалось кровохарканье.

В тот роковой день Роберт Барлоу не только потерял отца, но и добился исполнения своего заветного желания. Охваченный смятением, он был на грани обморока. Когда Бесс помогла ему подняться наверх и лечь в постель, его захлестнула благодарность.

Роберт радовался тому, что занимает в родительском доме просторную, удобную комнату с камином, где могут разместиться двое. Он сел на постель, еле дыша от изнеможения. Догадавшись, что у Роберта нет сил даже поднять руку, Бесс начала раздевать его, потом опустилась на колени и сняла с юноши башмаки. Слезы хлынули из глаз Роберта.

— Бесс, разве так бывает? Сегодня самый счастливый и самый горестный день в моей жизни…

Девушка села рядом с ним и заключила его в объятия.

— Роб, каждому выпадают роковые дни, когда может случиться все — и хорошее, и плохое… события, меняющие нашу жизнь. Ты уже ничем не поможешь отцу — он в руках Господа. — «А ты — в моих», — мысленно добавила она. — Ты должен отдохнуть и набраться сил. — Бесс ловко раздела мужа, помогла ему лечь, укрыла одеялом и раздула огонь в камине.

— Бесс, не уходи!

Вернувшись, она снова прижала больного к груди. Он разрыдался. Бесс крепко обнимала мужа, стараясь передать ему свою силу, утешение и любовь.

Когда Роберт уснул, девушка спустилась вниз. Полдень уже миновал, но ее родные все еще находились в доме. Марселла помогала обмывать и одевать Артура Барлоу, Ральф и Джеймс доили коров. Джейн украдкой пожала сестре руку. Между тем преподобный Руфус обсуждал с вдовой предстоящие похороны.

Увидев Бесс, госпожа Барлоу нахмурилась:

— Бесстыдница! Не могла дождаться, когда затащишь его в постель!

Бесс была потрясена, но, овладей собой, в упор уставилась на свекровь:

— Роберт болен. Я сделаю все, чтобы он поправился, и не позволю мешать мне!

Марселла, которая молчала уже несколько часов, подхватила:

— Бесс права. Если вы не одумаетесь, то скоро загоните сына в могилу. — Она обратилась к Элизабет:

— Я иду домой готовить детям ужин.

— И я с тобой, — решила Бесс. — Мне надо собрать веши.

— Мы все уходим. Госпожа Барлоу нуждается в тишине и покое, — твердо заявила Элизабет Хардвик.

Вернувшись домой, Бесс начала укладывать вещи. Письмо Повесы Кавендиша все еще лежало на столике у кровати. Девушка схватила его и разорвала пополам, но вдруг одумалась и положила обе половинки на дно сундука.

Собрав одежду, Бесс прихватила с собой давно забытую куклу Эсмеральду, которая перешла по наследству к ее сестрам. Девушке казалось, что эта кукла — ее маленький двойник. В детстве Бесс называла куклу леди Понсонби, надеясь когда-нибудь стать титулованной особой. Как наивна она была! Бесс сунула куклу в сундук, захлопнула крышку и уставилась на нее. Под этой крышкой находилось все ее имущество.

В комнату вошла ее мать.

— Бесс, удастся ли мне когда-нибудь отблагодарить тебя? Ты так добра и бескорыстна!

«Не правда! Я — самая себялюбивая женщина в мире. Слава Богу, ты не умеешь читать мысли!»

— Не потеряй бумагу с подписью госпожи Барлоу. Пока этот документ у тебя, она не осмелится выдвинуть обвинения против Ральфа!

Едва мать ушла, в спальне появилась Марселла:

— Ну что я могу сказать, детка? Этот брак не принесет тебе утешения. Думай о том, что по крайней мере Элизабет и Ральф теперь будут спокойны.

— В утешениях нуждается Роберт.

— И ты не обманешь его ожидания. — Марселла привлекла племянницу к себе и поцеловала в лоб. — Бесс, дорогая, иногда судьба играет с нами злые шутки… Всему свое время. Ты еще так молода, у тебя впереди вся жизнь. Может, сейчас тебе следует смириться с неизбежным, чтобы затем дождаться исполнения всех желаний.

У Бесс Барлоу появилось важное дело: выходить юного мужа и облегчить ему жизнь. Первым делом она потребовала, чтобы им уступили комнату по соседству со спальней, и превратила ее в уютную гостиную. Бесс не отходила от Роберта ни на шаг — разве что побывала на свадьбе Джейн и каждую неделю навещала родных. Она готовила мужу еду, растирала ему грудь, поила лекарственными настоями и не давала пасть духом.

Для Роберта Бесс стала матерью, сиделкой, другом, компаньонкой, но только не женой. Он даже не пытался завершить брак, а Бесс убеждала себя в том, что муж еще слишком молод и неопытен. Несмотря на высокий рост, Роберт казался слишком худым, слабым и физически неразвитым.

Бесс подозревала, что никогда не пришла бы к такому выводу, если бы не увидела нагим наглеца Джорджа Толбота на берегу Темзы. Невольно сравнивая этих двух юношей, она удивлялась, что двое сверстников так отличаются друг от друга.

У Толбота были мускулистые руки, плечи и узкие бедра. Грудь поросла темными волосами. Бесс припомнила, как на его ногах перекатывались мышцы. Но самое сильное впечатление произвело на нее то, что находилось у Толбота между ног. Он был первым, кого она увидела нагим и возбужденным.

Это потрясло Бесс, что сразу заметил Толбот и начал злорадствовать. Бесс содрогнулась. Какое счастье, что муж никогда не подвергнет ее подобному унижению! Роберт благоговел перед Бесс, но у него не хватало сил осуществить свои супружеские права. Почему-то это радовало девушку.

Роберт не скрывал, что восхищается женой, вызывая у матери жгучую ревность. С Бесс она вела себя сухо и резко, но все же старалась не переборщить и не разозлить невестку. Юная рыжеволосая женщина, спасшая имущество Барлоу, почему-то внушала окружающим робость.

Когда в дело вмешался Сиротский суд, Бесс оставили ее долю, третью часть имущества, а управлять оставшимися двумя третями поручили Годфри Босуэллу, мужу Джейн.

Роберт хворал всю зиму, но весной ему стало легче. К маю он оправился настолько, что мог уже совершать короткие верховые прогулки в обществе жены. Вдвоем они побывали на свадьбе Элис, младшей сестры Бесс. Та вышла замуж за Фрэнсиса Лича из Чатсворта, племянника Ральфа. Молодые поселились в доме на вершине холма близ Чатсворта.

— Роб, я впервые вижу такой живописный уголок! — воскликнула Бесс, вдыхая полной грудью весенний воздух, СЛОВНО ЭЛИКСИР ЖИЗНИ.

Деревья вокруг Чатсворта уже зазеленели, луга покрылись сочной травой, вдали отливала серебром река Деруэнт, а на востоке темнел Шервудский лес.

— В детстве я часто приходила сюда и мечтала когда-нибудь построить здесь сказанный замок…

— Бедная Бесс! Ты мечтала стать принцессой, а вместо прекрасного принца тебе достался я.

Взглянув на мужа, она подумала о том, что любой принц позавидовал бы прекрасному лицу и густым волосам Роберта, Вот только бы он был покрепче!

— Я счастлива. Ты очень хорош собой, — заверила мужа Бесс. «Жаль, что он еще так молод», — добавила она про себя со вздохом.

Очарование не покинуло молодых людей и после возвращения домой. Укладываясь рядом с Робом, Бесс не удивилась, когда он обнял ее. Роберту нравилось обнимать жену, любоваться ею и гладить ее волосы. Бесс знала, что это доставляет ему неизъяснимое наслаждение, да и ей были приятны ласки мужа.

— Элис была прелестной невестой, а Чатсворт — идеальным местом для свадьбы, — вздохнула Бесс.

— Элис не сравнится с тобой, дорогая. Слышишь, как поет мое сердце? — Роб был настолько выше жены, что она прижималась щекой к его груди.

Обняв его, Бесс вновь вздохнула, сожалея о том, что он так худ.

— Тебе надо есть побольше, Роб. Неужели ты никогда не чувствуешь голода?

— Я жажду тебя, Бесс! Ты до сих пор моя невеста, девственница. Я хочу, чтобы сегодня ты стала моей женой. Можно, я поцелую тебя, дорогая? Нет, только не в губы — боюсь, ты заразишься. Я слишком люблю тебя, чтобы причинить вред.

Бесс сама поцеловала мужа в краешек губ. Она гордилась своим отменным здоровьем и не боялась заразиться. Интересно, а каково лишиться девственности? Мимолетная улыбка заиграла на ее губах при воспоминании о том, как решительно она оберегала свою девственность от посягательств Повесы Кавендиша.

Ободренный, Роберт покрыл лицо Бесс поцелуями. Обожая свою прелестную жену, он вдруг преисполнился желанием слиться с ней не только душой, но и телом. Впервые юноша прижался губами к пышной груди Бесс. Возбужденный, как никогда, он ощутил нарастающее вожделение. Когда его фаллос коснулся гладкого бедра Бесс, Роб застонал от наслаждения.

Наконец-то он стал мужчиной! Близкий к заветной мечте — сделать любимую женщиной, Роб дрожащими руками приподнял подол ночной сорочки и обвел восхищенным взглядом молодое тело Бесс.

— Ты так прекрасна, что у меня захватывает дух!

Роб и вправду тяжело дышал, и Бесс почувствовала тревогу. Ей казалось, что Роб недостаточно силен, чтобы овладеть ею. Она лихорадочно размышляла, чем помочь ему. Проклиная свою неопытность, Бесс жалела, что супружеское соитие — для нее тайна за семью печатями. Но мудрость, дарованная женщинам со времен Евы, подсказывала: не следует ранить мужскую гордость Роба и брать инициативу в свои руки. Бесс решила лежать неподвижно и ни в чем не мешать мужу. Мужчина должен сам совладать с драконом, иначе он не мужчина.

Роб привлек ее к себе, и она ощутила непривычное, но приятное прикосновение теплой голой кожи. Почувствовав, что его плоть напряглась, Бесс томно раздвинула ноги. Реакция Роба ошеломила ее. Он начал неистово тереться о холмик внизу ее живота и вдруг вскрикнул, вздрогнул и замер. Издав стон боли и наслаждения, он выплеснулся и сразу ослабел, упав на Бесс.

— Прости, прости! Я никак не мог сдержаться!

— Роб, все хорошо. Мне совсем не больно, — уверяла его Бесс, но от этих слов он мучительно застонал.

Ощутив на бедре липкую влагу, молодая женщина задумалась: неужели это и есть девственная кровь, о которой шептались ее подруги? Почему же она не почувствовала боли? Соитие показалось ей странным. Бесс знала, что от страсти мужчины теряют голову. Поэтому решила, что интимная близость волнует их сильнее, чем женщин. Бесс отвела влажные волосы со лба Роба и нежно приложила ладонь к его щеке.

— Я люблю тебя, Бесс; ты так добра и .великодушна! Не знаю, как благодарить тебя за радость, подаренную мне. Дорогая, в следующий раз все будет еще лучше, обещаю. — Через несколько минут Роб задремал, изнуренный первым в своей жизни соитием.

Бесс долго лежала в объятиях мужа, прислушиваясь к его размеренному дыханию. Ее созревающее тело требовало большего. Бесс сама не знала, к чему стремится, но случившееся разочаровало ее. Часто слыша шепот, недомолвки, намеки и скабрезные шутки, она воображала, что близость — это сказочное блаженство, взрыв чувств. Но то, что случилось сейчас, ничуть не походило на блаженство.

Час спустя требовательные, жадные губы завладели ее ртом. Даже в полусне Бесс удивилась тому, каким сильным и мускулистым вдруг стал муж. Она прижалась к мощному телу мужчины, державшему ее в объятиях, и вдруг обнаружила, что в ней неуклонно нарастает желание. Возбуждение было таким сильным, что Бесс хотелось закричать. Ей нравилось, что губы Роба вдруг стали безжалостными, а она сама оказалась беспомощной пленницей в его объятиях.

— Когда все будет кончено, ты изменишься раз и навсегда, — пообещал глухой голос, и Бесс всем сердцем пожелала приблизить это событие. Губы и руки Роба сводили ее с ума. Когда темная фигура нависла над Бесс, угрожая пронзить устрашающим орудием, она начала нетерпеливо извиваться в постели. Ее кровь пылала, грудь вздымалась, живот напрягся, а лоно жаждало быть заполненным. Страсть вспыхнула в Бесс, и с ее губ сорвался крик. Так вот что такое плотская любовь! Она завладевает всеми помыслами, а наслаждение отнимает последние силы!

Внезапно проснувшись, Бесс до мельчайших подробностей припомнила свой сладострастный сон. Казалось, рядом с ней лежал не Роб, а совсем другой человек — она отчетливо видела его, осязала, чувствовала запах. Бесс представляла себе Повесу Кавендиша так ярко, словно он прокрался к ней в постель под покровом ночной темноты. Она густо покраснела при мысли о том, как волновали ее прикосновения возлюбленного. «Будь ты проклят, Кавендиш! Чтоб тебе сгореть в аду!»

В это лето Роберт часто стремился к близости с женой, но каждый раз его попытки оканчивались неудачей. Бесс все чаще снился Повеса Кавендиш. Стыд и гнев преследовали ее наяву, и она решила, что когда-нибудь ненавистный соблазнитель поплатится за это.

С первыми осенними холодами у Роба вновь начался кашель. Несмотря на все заботы жены, его здоровье ухудшалось. К октябрю он слег. Роба не покидала слабость, и Бесс видела, что муж очень болен. Однако, никогда не жалуясь, он страдал молча и слабо улыбался жене.

Почти такую же страсть, как к жене, Роб питал к книгам. Пока он читал классическую прозу и поэзию, Бесс сидела рядом, занимаясь рукоделием. Однажды вечером в ноябре, когда они грелись у камина, Роб вдруг сказал:

— Мы женаты почти целый год. Знай же: это был самый счастливый год в моей жизни.

— Спасибо тебе, Роб! Смотри, этот гобелен я вышиваю к годовщине нашей свадьбы! — И Бесс показала мужу почти законченную вышивку, изображающую сказочный замок.

— Неужели этот всадник на белом коне — я? — недоверчиво прошептал Роб.

— Да, ты принц, а я — принцесса. Мне осталось только вышить наши инициалы и дату свадьбы.

— Какая ты умница, Бесс!

— Вздор, это ты умница. Читаешь стихи, книги по философии и даже сам выучил французский и итальянский!

Внезапно Роберт зашелся от мучительного, неутихающего кашля. Бесс встревожилась, увидев яркие пятна крови на его платке. Когда кашель прошел, она умыла мужа, уложила его в постель, села рядом и тихо заговорила, успокаивая его и себя:

— Пора готовить подарки к Рождеству. Для твоей мамы я вышью Барлоу-Холл на двух диванных подушках. Роберт печально посмотрел на нее:

— Бесс, это наш последний год

— Не говори так, Роб, прошу тебя!

Но уже в начале декабря Бесс пришлось признать, что дела Роберта плохи. Получив от родных приглашение отпраздновать Рождество вместе, она отказалась, поскольку ее крайне беспокоило здоровье мужа.

Как всегда, рождественская неделя выдалась хлопотливой, жители деревни навещали друг друга и строили планы на праздничный вечер. В канун сочельника начался снегопад, дети пришли в восторг. Младшие братья и сестры Роберта вытащили из сарая сани и отправились на прогулку. Обнявшись, Бесс и Роберт смотрели в окно. Они искренне радовались за детей.

По обычаю, в сочельник все жители ближайших деревень съезжались в церковь на веселую праздничную службу, которая продолжалась до полуночи. Едва стемнело леди Барлоу пожелала Бесс и Роберту счастливого Рождества, уселась в сани вместе с детьми и отправилась в эденсорскую церковь.

Проводив родных Роберта, Бесс заметила, что в доме вдруг воцарилась унылая тишина. Глядя в окно на плавно падающие снежные хлопья, она вдруг ощутила тоску.

— Сегодня ты что-то грустишь, Бесс, — тихо сказал Роб.

— Нет, что ты! — поспешно возразила она, вороша угли в камине.

— Мне очень жаль, что из-за меня тебе пришлось отказаться от развлечений, дорогая.

— Чепуха! Вдвоем мы отлично проведем время. Обменяемся рождественскими подарками, а потом выпьем мальвазии, которую я приберегла для такого случая.

Они вручили друг другу подарки, и Бесс разлила вино. Роберт первым открыл свой сверток. В нем оказалась матерчатая обложка для книг. Бесс расшила ее блестящим испанским шелком и украсила именем мужа. В нижнем углу значились инициалы супругов.

— Она прекрасна, как и ты, Бесс. Все, что сделано твоими руками, бесподобно.

Молодая женщина, ослепительно улыбнувшись, развернула подарок и увидела серебряный разрезной ножик. Его украшала голова оленя.

— Откуда он у тебя, Роб?

— Этот нож мне когда-то подарил дедушка.

— Но он, должно быть, дорог тебе. Зачем же ты подарил его мне?

Роб стиснул руку жены.

— Мне он больше не понадобится. Пусть теперь принадлежит тебе.

— Не говори так, Роб. Просто зимой тебе всегда становится хуже. Но скоро придет весна, и мы снова будем скакать верхом…

Роб приложил палец к ее губам.

— Бесс, нам надо серьезно поговорить. Ты всегда останавливаешь меня, и я благодарен тебе за это, но сейчас мне надо выговориться. Меня мучают кое-какие мысли. — Он указал на гобелен со сказочным замком, висящий на стене. — Больше я никогда не увижу Чатсвортского холма, но ты, Бесс, должна побывать там еще раз. Не отказывайся от своих мечтаний.

Она с трудом проглотила вставший в горле ком. Сегодня Роб казался ей не юношей, а умудренным годами старцем.

— Ты принесла мне счастье, Бесс. Прошу тебя, не скорби о моей смерти. Я сожалею только о том, что не смог подарить тебе ребенка. Из тебя получилась бы прекрасная мать, Бесс.

У нее сжалось горло, она не могла издать ни звука и только покачала головой.

— Ты должна жить и радоваться жизни! У тебя страстная натура, потому выйди замуж и заведи детей. Обещай, что выполнишь мою просьбу!

— Роб… — всхлипнула Бесс.

— Ты будешь жить за нас обоих. Это необходимо, Бесс. Пока ты была со мной, меня не покидала радость. Я даже не вспоминал про боль.

Переполненная благодарностью, Бесс обняла мужа и крепко прижала к себе.

— Я помогу тебе лечь, — сказала она, твердо решив позаботиться о Робе.

Он открыл ящик стола, стоящего возле кровати.

— Бесс, я составил завещание… Нет, выслушай — это очень важно. Бедняга Годфри Босуэлл, муж твоей сестры Джейн, который выкупил право на опекунство, после моей смерти может потерять все свои деньги — потому что ферма перейдет к моему младшему брату, Джорджу. — Роберт умолк, переводя дыхание, а Бесс ласково погладила его по спине. — По крайней мере Сиротский суд не отнимет у тебя твою долю. Бесс, милая, этого слишком мало, чтобы вознаградить тебя за доброту. Боюсь, две другие доли достанутся суду — потому что Джордж еще не достиг совершеннолетия. В завещании я назначаю опекуном Годфри Босуэлла — с тем чтобы никто не выкупил право распоряжаться имуществом Джорджа.

— Понимаю, Роб. — Бесс взяла у мужа бумагу и поцеловала его в лоб, а затем, заставив выпить мальвазии, уложила спать. Взяв стакан, она подошла к окну и устремила невидящий взгляд на заснеженные безмолвные поля. Бесс не могла больше обманывать себя: в глубине души она знала, что Роберту осталось жить совсем недолго, несмотря на все ее заботы. Бесс переполняла жалость к молодому мужу, но к желанию спасти его от смерти примешивались угрызения совести. Сколько раз она стояла здесь, у окна, чувствуя себя птицей в клетке.

Бесс не знала, сколько времени провела у окна, но, озябнув, решила раздуть огонь. Из камина повалил дым, и она открыла заслонку дымохода.

Роберт закашлялся. Упрекая себя за то, что потревожила мужа, Бесс смущенно объяснила:

— Прости, я только хотела раздуть огонь. Сейчас я дам тебе попить.

Но Роберт поперхнулся водой и вновь закашлялся. Такое с ним уже случалось. Бесс схватила чистое полотенце и подала мужу. На полотенце хлынула струя крови, и Бесс поняла, что у Роберта открылось кровотечение.

Ее охватила паника. На миг кровотечение прекратилось, и Роберт в изнеможении откинулся на спину. Бесс пожала ему руку, ощутила ответное пожатие, а потом кровь снова хлынула изо рта Роберта, и остановить ее не удавалось.

Ошеломленная, Бесс застыла, сжав пальцы мужа. Постель напоминала бойню. На окровавленных простынях распростерлось худое, побелевшее тело Роберта.


Глава 9


Как только Бесс овдовела, ее долго сдерживаемая энергия бурно выплеснулась наружу. Казалось, целый год она прожила в клетке, и вот теперь дверца отворилась. Уже через неделю после похорон Роберта девушка начала надолго отлучаться из дома, не обращая внимания на пронизывающий холод и недовольство госпожи Барлоу. Упреки свекрови Бесс пропускала мимо ушей. Овдовев, она обрела право не отчитываться в своих поступках ни перед кем. Упоительное ощущение свободы помогало ей справиться с тоской и печалью. Бесс привыкла считать Роберта не мужем, а близким другом.

По закону ей полагалась третья часть фермы Барлоу. В Новый год Бесс почувствовала себя совсем другой, не похожей на ту наивную шестнадцатилетнюю девушку, которую четырнадцать месяцев назад принудили вступить в брак. Вскоре ей должно было исполниться восемнадцать, но Бесс казалась себе зрелой женщиной.

Она твердо решила больше никогда и никому не жертвовать собой и не позволять распоряжаться своей жизнью. Отныне сама Бесс — хозяйка своей судьбы. Она не подозревала, однако, что ее уверенность вскоре подвергнется суровому испытанию.

В феврале Сиротский суд наложил арест на собственность Барлоу и возбудил дело об опеке над Джорджем Барлоу. Бесс была дома, когда представитель суда нанес визит ее свекрови. Он шелестел кипой бумаг и держался с явным превосходством.

— Госпожа Барлоу? — осведомился он, усаживаясь в лучшее кресло в гостиной.

— Это госпожа Артур Барлоу, а я — госпожа Роберт Барлоу, — ответила Бесс.

Свекровь резко прервала ее:

— Ступай, Бесс. Дела Барлоу-Мэнор не имеют к тебе никакого отношения!

— Напротив, имеют, и самое прямое! Барлоу-Мэнор принадлежал моему мужу, и мне, как его вдове, полагается третья часть всех доходов! — возмутилась Бесс.

— Не правда! Мой сын был несовершеннолетним, когда женился на тебе, а его отец умер, прежде чем успел дать согласие на этот брак.

Наглая ложь свекрови привела девушку в ярость. Мать Роберта пыталась отнять у нее то, что принадлежало ей по закону!

— Дамы, к чему ссориться? Это всего лишь формальность Поскольку Джордж Барлоу еще не достиг совершеннолетия, суд вправе распоряжаться владениями Барлоу, пока мальчик не подрастет.

— Ничего подобного! — возразила Бесс, вскочив. — У меня есть законный документ, подписанный отцом моего мужа. В соответствии с ним мне положена третья доля всего имущества Барлоу. Кроме того, муж передал мне завещание, в котором поручил опекуну распоряжаться остальными двумя третями фермы!

— Впервые слышу о таком завещании! Где оно? — живо откликнулась ее свекровь

— Эти документы хранятся у моей матери. Если вы согласитесь прийти завтра, сэр, я предъявлю их вам. А теперь — всего хорошего.

Рассерженный настойчивостью молодой вдовы, стряпчий собрал бумаги и удалился. Едва за ним захлопнулась дверь, между женщинами вспыхнул яростный спор.

— Тебе известно, что этот брак был заключен только с одной целью — сохранить нашу ферму! Третьей доли нашего имущества тебе не видать как своих ушей!

— А вам, мадам, здесь вообще ничего не принадлежит. Роберт терпел вас только по доброте душевной. Я получу третью часть имущества, а остальное достанется вашему сыну Джорджу. Еще шестилетней девочкой я узнала, что мир жесток, и с тех пор привыкла отстаивать свои права. Теперь и вам придется усвоить этот урок. Не надейтесь, что я отдам вам или Сиротскому суду то, чем имею право владеть по закону! Предупреждаю, что не отступлюсь и буду бороться!

Бесс взлетела наверх и начала собирать вещи. Гнев придал ей сил, и она сама стащила вниз тяжелый сундук. Высоко вскинув голову, Бесс надменно заявила:

— Завтра я вернусь сюда вместе с документами и свидетелями. Всего хорошего, мадам.

Покидая Барлоу-Холл, она испытывала облегчение: жизнь бок о бок с матерью Роберта давно стала для нее нестерпимой. Бесс неудержимо тянуло в Лондон, но прежде она намеревалась получить причитающееся ей по закону денежное вознаграждение.

Когда Бесс переступила порог родного дома, все встретили ее с распростертыми объятиями. Теперь, когда обе сестры Бесс вышли замуж, в ее распоряжении оказалась спальня. Девушка немедленно послала за Джейн и ее мужем Годфри Босуэллом, и те вскоре появились.

— На что надеялась эта женщина, отказывая тебе в наследстве в присутствии представителя Сиротского суда? — возмутилась мать Бесс. — Неужели она собирается сама управлять фермой, пока Джорджу не исполнится двадцать один год?

— Я знаю, в чем дело! — заявила тетя Марси. — Говорят, госпожа Барлоу нашла жениха, и тот намерен купить право опекунства, а двух третей фермы им двоим слишком мало.

— По завещанию Роберта опекуном назначен я, — вмешался Годфри Босуэлл. — По закону я обязан управлять фермой Барлоу до тех пор, пока Джордж не достигнет совершеннолетия.

На следующий день вся семья отправилась вместе с Бесс на встречу с представителем Сиротского суда. Бесс решительно отвергла требование отдать бумаги, подтверждающие, что ей принадлежит доля наследства, и завещание Роберта. Она сделала лишь одну уступку: позволила гостю снять копии документов. Он ушел, пообещав рассмотреть ее дело и уладить все недоразумения.

Но с тех пор прошло три месяца, а из Сиротского суда не было никаких вестей. Бесс поняла, что ее бумаги поставили в тупик Сиротский суд и теперь волокита затянется надолго.

Однажды ночью, лежа в постели без сна, она вспомнила слова Уильяма Кавендиша: «Вам следовало обратиться к адвокату. Это обходится недешево, но игра стоит свеч. Выигрывает всегда та сторона, у которой более сведущий адвокат». Девушка поняла, что адвокат действительно нужен, но где взять такого, кто согласится оказывать услуги бесплатно?

На следующее утро Бесс оседлала коня и отправилась на прогулку по холмам, озаренным теплым майским солнцем. Живые изгороди пестрели цветами. За околицей деревни девушка увидела на дальних лугах пасущихся овец и ягнят и вдруг подумала, не побывать ли в своем любимом уголке Дербишира.

Она остановила лошадь на вершине холма, откуда открывался вид на Чатсворт. «Хорошо, что я поднялась так рано, — размышляла Бесс. — Ранним утром острее чувствуется вкус дня. Здесь, на холме, воздух пьянит, как хорошее вино, и видно отсюда так далеко!» Девушка надеялась, что здесь, в этом живописном месте, приведет в порядок мысли и решит, как быть дальше. Если существует выход, она непременно найдет его. Ничто в жизни не доставалось Бесс даром, и она не боялась сражаться, лишь бы добиться своего.

Постепенно она пришла к выводу, что ей нужен влиятельный покровитель, самая высокопоставленная особа на севере Англии. Конечно, граф Шрусбери, лорд-наместник Дербишира! Отсюда до его величественного замка Шеффилд всего десять миль. Что и говорить, идея рискованная, но Бесс всегда любила риск!

Фрэнсис Толбот, пятый граф Шрусбери, переселился в замок Шеффилд только в июне. Но приняв решение нанести визит лорду-наместнику Дербишира, Бесс не тратила время даром. Вместе с тетей Марси она перешила элегантное платье из серой тафты, подарок леди Маргарет Заук. Отстегнув пышные рукава, девушка расшила их фиалками, а затем преобразила узкий вырез в квадратный и глубокий, открывающий грудь. Тетя Марси смастерила из куска тафты плотный корсаж, тоже расшитый фиалками и крепко охватывающий осиную талию Бесс. Платье стало эффектным, хотя серый и фиолетовый цвета напоминали о вдовстве Бесс. Поразмыслив, девушка отказалась от того, чтобы Ральф Лич или брат сопровождали ее: оставшись наедине с графом, она надеялась пробудить в нем рыцарские чувства.

По длинной дубовой аллее, ведущей к замку Шеффилд, Бесс ехала медленно. Вокруг раскинулся парк площадью в восемь акров. Широкие лужайки были тщательно ухожены, кусты аккуратно подстрижены, а цветочные клумбы разбиты со строгим соблюдением симметрии и соразмерности. Бесс прерывисто вздохнула: именно так должен выглядеть ее будущий парк!

На вымощенном камнем дворе, откуда к конюшням вела боковая аллея, к всаднице подошли два конюха: один взял под уздцы ее лошадь, а второй помог спешиться. Бесс сняла плащ с капюшоном, предохранявший ее прическу и платье от дорожной пыли, свернула его и засунула в седельную сумку. Прежде чем взять сверток с драгоценными бумагами, она расчесала свои пышные рыжие волосы. Конюхи глазели на нее, разинув рты, но Бесс делала вид, будто ничего не замечает, ибо помнила о том, как обращались с прислугой ее знатные знакомые.

Даже своими размерами Шеффилд внушал робость. В замке наверняка было сотни две комнат. У дверей застыли навытяжку два лакея, другие встретили Бесс в холле. Их синие ливреи поражали воображение, и Бесс тут же решила нарядить когда-нибудь и своих лакеев в синие и серебристые тона.

Встретив вопросительный взгляд дворецкого, девушка сказала:

— Я хочу видеть графа Шрусбери.

— Это невозможно, мадам, — последовал краткий ответ. — Его светлость сегодня не принимает.

Бесс вскинула подбородок. Дворецкий выглядел весьма внушительно, но она не собиралась отступать.

— Я прибыла по чрезвычайно важному делу!

— Это дело личного свойства?

— Нет.

— Тогда я доложу о вас секретарю его светлости Томасу Болдуину. Он ведает всеми делами графа.

Бесс промолчала, понимая, что с этим человеком лучше не спорить. Дворецкий провел ее в приемную и попросил подождать. Через полчаса появился Болдуин, джентльмен ученого вида, с узким лицом и перепачканными чернилами пальцами. Девушка надеялась, что он более сговорчив, чем дворецкий, однако ошиблась. Болдуин наотрез отказался проводить ее к графу Шрусбери и потребовал, чтобы гостья сначала изложила суть дела ему. Огорченная Бесс сообщила секретарю, в чем состоит ее просьба. Нетерпеливо выслушав девушку, тот пренебрежительно ответил:

— Мадам, а вы не догадываетесь, сколько просителей ежедневно обивают пороги замка графа Шрусбери? Он не в силах оказывать помощь жителям трех округов!

Бесс вспыхнула:

— Я не уйду отсюда, пока не увижусь с графом!

Тяжелая входная дверь хлопнула, и в приемную вошел рослый юноша в костюме для верховой езды. Окинув Бесс беглым взглядом, он помедлил на пороге и вдруг уставился на нее в упор. Она узнала в нем Джорджа Толбота. Похлопывая по ладони хлыстиком, он направился к ней.

— Будь я проклят, если это не госпожа Элизабет Хардвик! — воскликнул Толбот, издевательски произнеся ее фамилию.

— Будь моя воля, вы давно были бы прокляты. Кстати, теперь меня зовут госпожа Элизабет Барлоу.

Прищурившись, он обвел взглядом ее пышную грудь и тонкую талию.

— Стало быть, теперь ты замужняя и опытная женщина! Ей-богу, Плутовка, твоему мужу можно позавидовать! Темные глаза Бесс полыхнули бешенством.

— Да будет вам известно, я вдова! И требую уважения к себе!

— Ты все еще учишь меня хорошим манерам? Впрочем, полагаю, ты способна научить меня еще кое-чему и, если уж на то пошло, поучиться у меня!

Томас Болдуин деликатно отошел от молодых людей, увлеченных интимным, хотя и бурным разговором.

— Кому-то следовало объяснить вам, как подобает вести себя джентльмену. Очевидно, вы просто никудышный ученик!

Пропустив колкость мимо ушей, Толбот поддел кончиком хлыста рыжий локон, упавший на плечо Бесс.

— Это твой настоящий цвет волос?

— Во мне все настоящее, в том числе и нрав! — Бесс понимала, что вот-вот лишится надежды на поддержку Толботов, но не могла сдержаться.

— Ах ты, Плутовка! — усмехнулся Джордж.

Девушка увидела, как его взгляд скользнул по ее телу и задержался чуть ниже корсажа. Казалось, Толбот раздевает ее глазами. Не помня себя от гнева, она отвесила наглецу пощечину.

Его сильные руки тотчас обхватили ее за талию и оторвали от пола. Если бы не Болдуин, Джордж наверняка прибег бы к насилию. Однако, опомнившись, он поставил Бесс на ковер.

— Ты в долгу передо мной, Плутовка. Когда-нибудь ты за это поплатишься. — Отозвав секретаря в сторону, Толбот тихо заговорил с ним.

Бесс не сомневалась, что мужчины осуждают ее и намереваются выставить за дверь. Слезы гнева навернулись на ее глаза, но она с яростной решимостью смахнула их.

Наконец юный Толбот удалился, а Болдуин направился к девушке. Поскольку она предполагала, что ее выпроводят, ее удивила просьба показать бумаги. Протянув их секретарю, Бесс села на диван. Болдуин начал внимательно просматривать документы.

Тем временем Толбот отправился к отцу. Тот сидел в библиотеке за массивным столом, подписывая письма и бумаги.

— Отец, одна молодая особа хочет поговорить с тобой. Она ждет внизу.

— Еще одна просительница? Пусть ею займется Болдуин.

— Болдуин уже побеседовал с ней. Отец, сделай мне одолжение: прими ее сам.

Граф поднял брови, отложил перо и устремил на сына проницательный взгляд.

— Мне известно, что связывает тебя с молодыми женщинами!

Джордж Толбот пропустил замечание отца мимо ушей.

— Это молодая вдова из Хардвика, усадьбы, расположенной неподалеку. Ее родители — фермеры, соль земли, как ты выражаешься. Бедняжку хотят лишить вдовьей доли наследства.

— Тогда пусть обратится к адвокату, — посоветовал граф.

— Она наняла бы адвоката, будь у нее деньги. Отец, беззащитная юная вдова нуждается в твоей помощи!

— А я тут при чем? Должно быть, ты переспал с ней? Или тут какой-то шантаж?

— Нет, сэр, вы ошибаетесь. Я познакомился с ней в Лондоне. Ее репутация безупречна. Кроме того, она знакома с принцессой Елизаветой.

— Что же ты раньше молчал?

Хотя юная принцесса считалась только третьей претенденткой на престол, к тому же кое-кто оспаривал ее права, граф не исключал, что когда-нибудь Елизавета будет править Англией. Написав записку Томасу Болдуину, граф вызвал лакея и велел отнести ее.

— Спасибо, отец. Вот увидишь, дело не займет больше пяти минут

Прочитав записку, поданную лакеем на серебряном подносе, Болдуин слегка приподнял бровь и предложил госпоже Барлоу следовать за ним. Проходя по коридорам замка Шеффилд и поднимаясь по широкой лестнице, Бесс благоговейно разглядывала изысканное убранство. Толботы и вправду были самым богатым семейством Англии, они буквально купались в роскоши.

Болдуин провел просительницу в просторную библиотеку. Догадавшись, что перед ней сам граф Шрусбери, Бесс грациозно присела в реверансе.

— Милорд, это госпожа Элизабет Барлоу: она недавно овдовела. Вопрос о ее вдовьей доле наследства рассматривает Сиротский суд, и я объяснил этой даме, что ей следует терпеливо ждать решения. Вам вовсе незачем утруждать себя.

— Благодарю, Болдуин. Я желаю выслушать объяснения самой госпожи Барлоу. — Прекрасная молодая гостья очаровала Фрэнсиса Толбота, пятого графа Шрусбери. Неудивительно, что его сын потерял голову.

Завороженный гостьей, граф выслушал ее рассказ. Она говорила страстно и возмущенно, ее пылающие волосы разметались по плечам, серое платье из тафты соблазнительно шуршало при каждом движении. Квадратное декольте приоткрывало округлости упругой молодой груди. Шрусбери вздохнул, с грустью вспоминая о своей давно ушедшей молодости. Перед ним было редкостное сокровище: женщина, достойная истинного джентльмена.

Изучив бумаги и убедившись в их подлинности, граф решил помочь просительнице. Достаточно одного письма кому-нибудь из дербиширских адвокатов. Все они рвутся оказать услугу графу Шрусбери.

Бесс вернулась домой, опьяненная победой. Ей и в голову не пришло поблагодарить ненавистного Джорджа Толбота, устроившего аудиенцию у лорда-наместника Дербишира.

Через две недели Бесс вызвали в контору господ Фалька и Энтвистла, самых известных стряпчих округа. В течение месяца они подали прошение в Сиротский суд, а еще через четыре месяца добились выплаты причитающейся ей доли.

— Десять фунтов? — с изумлением повторила Бесс названную ей сумму.

Поняв, что клиентка недовольна, Фальк и Энтвистл поспешили успокоить ее:

— Это только часть вашей доли. Мы согласились получить ее, пока не определится размер всего наследства. И разумеется, причитающаяся вам сумма будет расти с каждым годом.

Бесс торжествовала: она уже и не надеялась, что Сиротский суд выплатит ей хотя бы часть наследства. Повеса Кавендиш был прав: выигрывает всегда та сторона, у которой самые сведущие адвокаты!

— Вы проделали трудную работу, и я искренне благодарна вам, — радостно начала Бесс. — Поскольку вы так удачно решили вопрос с судом и добились поразительных результатов, я хотела бы обратиться к вам с еще одной просьбой. Мой брат Джеймс унаследовал усадьбу Хардвик-Мэнор, которая вот уже двенадцать лет находится под опекой суда. Джеймсу почти двадцать лет, до совершеннолетия остался год. Теперь у меня есть деньга. Нельзя ли мне выкупить право на опекунство на этот год, с тем чтобы наша семья могла поскорее вернуться в родной дом?

Фальк и Энтвистл, пораженные энергией молодой женщины, охотно согласились оказать эту услугу, поскольку вдове покровительствовал сам лорд-наместник Дербишира.

— Мы немедленно займемся вашим делом, госпожа Барлоу. Ваши требования вполне законны, но имейте в виду, что рассмотрение дел об опеке иногда затягивается.

Восемь месяцев спустя Бесс стояла перед домом, в котором родилась, и обращалась к нему, ничуть не сомневаясь в том, что Хардвик-Мэнор услышит и поймет каждое слово:

— Я же обещала, что вернусь. Больше мы никогда не покинем тебя, ты будешь всегда принадлежать семье Хардвик. Скоро приедет мама с младшими детьми, а тетя Марси разобьет за домом огород. Мой брат Джеймс вот-вот женится на Элизабет Дрейкотт. Пройдет немного времени, и здесь вновь зазвучит детский смех. А я сегодня отправляюсь в Лондон, но не навсегда. Я непременно вернусь, обещаю тебе!


Часть 2

ЖЕНА И МАТЬ


Будь целый век у нас с тобой,

Жеманство не было б бедой.

Ведь только нам двоим решать,

Как лучше время скоротать.

    
Эндрю Марвелл


Глава 10


Лондон, 1546 год

Как только Бесс вышла из экипажа и взглянула на высокий городской особняк леди Заук, два с половиной года, проведенные вне Лондона, мгновенно улетучились из ее памяти. Маргарет Заук ничуть не изменилась, хотя ее дочери заметно подросли.

— Бесс, дорогая моя, какая ты стала взрослая! Мне очень жаль, что ты так рано овдовела! Порой я думаю, что навлекла на тебя беду…

— Леди Заук, вы ни в чем не виноваты! — решительно возразила Бесс, хорошо помня, что именно Маргарет помогла ей вернуться в Лондон и согласилась взять к себе в дом.

За время отсутствия Бесс леди Заук обзавелась еще полудюжиной слуг, и те едва разместились в комнатах для прислуги. Однако Маргарет не могла отказать Бесс, выразившей желание вновь стать бесплатной компаньонкой.

— Сколько событий произошло с тех пор, как ты покинула Лондон! Король женился на Екатерине Парр, тридцатилетней вдове. Представляешь себе? Она уже шестая жена Генриха! Король женился еще до того, как Бесс уехала домой.

— Да, об этом много говорили в Дербишире. Благодаря леди Фрэнсис Грей я поведала родным немало пикантных сплетен о Екатерине Парр.

— Из-за чумы, вспыхнувшей летом в Лондоне, семейство Грей провело почти весь сезон в поместье Брэдгейт. Это неподалеку от Эшби-де-ла-Заук, и я, приняв приглашение Фрэнсис, побывала в ее имении.

— И как вам понравился Брэдгейт?

— Это не загородная усадьба, а настоящая крепость! Там есть даже ров и крепостной вал — конечно, для украшения, а не для обороны. А парки и сады Брэдгейта занимают десятки акров! — взволнованно рассказывала Маргарет. — Кстати, о Фрэнсис: она известила меня, что наш близкий друг, Уильям Кавендиш, месяц назад вернулся из Ирландии, и Генрих в благодарность за службу короне посвятил его в рыцари. Теперь сэр Уильям пользуется таким успехом, что мне даже не представился случай поздравить его. Все лондонские дамы забрасывают его приглашениями!

Сердце Бесс сжалось от боли. Стало быть, Повеса добился титула! Как странно: одно упоминание его имени вызвало в ней душевное смятение! Еще совсем недавно она считала, что Кавендиш безразличен ей. Бесс задумалась о своих чувствах и отношении к Кавендишу и пришла к выводу, что испытывает гнев и обиду, а глубокие раны, нанесенные им, требуют отмщения.

— Кавендиш — женатый человек, — холодно заметила девушка, сама не понимая зачем.

— Но скоро станет свободном. Говорят, его жена при смерти. Помяни мое слово: если Кавендиш вновь овдовеет, он будет самым лакомым кусочком этого сезона.

Бесс приподняла подбородок:

— Не припомню даже, как он выглядит…

— Скоро тебе представится случай освежить свои воспоминания, дорогая. На следующей неделе леди Фрэнсис приглашает нас в Суффолк-Хаус, на первый из самых пышных балов сезона. Впервые она дала такой бал в прошлом году, в октябре, и успех окрылил ее. Ты тоже поедешь с нами: Фрэнсис будет очень рада увидеть тебя. Это изысканный бал: все дамы должны быть в белом, а все кавалеры — в черном. Надеюсь, тебя осенит удачная мысль насчет наших туалетов. Времени осталось в обрез.

Бесс вдруг воспрянула духом,

— Мы непременно придумаем что-нибудь эффектное, леди Заук!

Конечно, она имела в виду только свой наряд. «Ну, я Кавендишу покажу!» — решила девушка.

С помощью двух швей, нанятых Маргарет Заук, Бесс преобразила хозяйку и ее дочерей. Поскольку юные девушки появлялись на балах только в белоснежных нарядах, не заметить их сходство с лебедями было мудрено. Вся соль заключалась в деталях. В плотно прилегающих головных уборах из белых перьев и с такими же веерами леди Заук и ее дочери казались грациозными сказочными существами. По крайней мере так утверждала Бесс, глядя, как они проплывают мимо зеркал.

Бесс разыскала в гардеробе леди Заук старое белое платье и целую ночь распарывала вытачки на узком лифе, оказавшемся слишком тесным для ее пышной груди. Платье она обшила узкой атласной черной лентой, чем добилась поразительного эффекта. Найдя в шкафу пожелтевший от времени кружевной воротник и поблекший веер из страусовых перьев, Бесс перекрасила их в черный цвет. Теперь она будет выделяться из толпы женщин в белом, собравшихся на первый бал сезона, а черные аксессуары всем напомнят о ее вдовстве.

— Ба, кого я вижу! — воскликнула леди Фрэнсис, прижимая Бесс к своей обширной груди. Слегка отстранив ее, она залюбовалась изысканным сочетанием черного и белого цветов с ярко-рыжими кудрями. — Как всегда, ты оделась со вкусом. Господи, как я тосковала по тебе! Большинство моих знакомых дам невыносимо скучны! Только ты осмелилась нарушить мое условие и явиться на бал в черно-белом наряде!

Бесс засмеялась:

— Я предпочитаю не следовать правилам, а устанавливать их. Но почему вы выбрали именно белое, леди Фрэнсис?

— Разумеется, из озорства! Ни одна из замужних придворных дам не наденет белое платье, а кое-кто и в юности не имеет права на цвет невинности. По моему настоянию мужчинам придется явиться в черном — это возмездие за их пристрастие к ярким цветам. В алом бархате и золотой парче они легко затмевают женщин!

— Вас никому не затмить, леди Фрэнсис.

— И тебя тоже, Бесс. Хорошо, что ты вернулась в Лондон — твое место здесь. В наши дни вдовушки в цене, — улыбнулась она, намекая на королеву Екатерину Парр. — Только не выходи замуж за первого, кто сделает тебе предложение, — сначала от души повеселись.

Заметив приближающуюся леди Заук, улыбающаяся Бесс прикрылась веером. В доме Маргарет ей было некогда веселиться. Фрэнсис, понимающе усмехнувшись, прошептала Бесс:

— Я очень люблю ее, но слишком уж она чопорна… Маргарет, дорогая, твои гадкие утята наконец-то превратились в прекрасных лебедей!

Хотя на балу присутствовали десяток графинь и даже две герцогини, все взгляды были устремлены на Бесс. На вопросы гостей о рыжеволосой красавице леди Фрэнсис охотно отвечала, что эта таинственная особа — компаньонка леди Заук и к тому же вдова.

Первым Бесс пригласил на танец лорд Суффолк, младший брат леди Фрэнсис Грей. Бесс привыкла считать его мальчишкой, но когда партнер крепко сжал ей руку и жадными глазами уставился на ее грудь, девушка поняла, что он повзрослел. Едва танец закончился, Бесс попросила партнера отвести ее к мужу Фрэнсис.

Генри Грей не позволил девушке опуститься перед ним в реверансе и почтительно поднес ее руку к губам.

— Дорогая, как приятно снова видеть вас в Лондоне! Пожалуйста, примите мои искренние соболезнования.

— Благодарю, лорд Дорсет.

— Просто Генри.

— Генри… — тихо повторила Бесс, размышляя, понимает ли Фрэнсис, какое сокровище досталось ей в мужья.

— Здесь кое-кто желает познакомиться с вами. Позвольте представить вам сэра Джона Тайна — кстати, он тоже родом из Дербишира. Сэр Джон, это госпожа Элизабет Барлоу.

— Очень рад, госпожа Элизабет. Кажется, ваша девичья фамилия Хардвик?

Бесс оглядела стоящего перед ней человека и решила, что он ей нравится. Сэру Джону было лет тридцать, но густые каштановые кудри, ниспадающие на лоб, придавали ему мальчишеский вид. Оценив его речь, манеры, руки и честные зеленые глаза, Бесс решила, что ее собеседник добр, умен, трудолюбив и, самое главное — порядочен. Короче, он был бы превосходным кандидатом в мужья.

— А вы знакомы с Хардвиками, сэр Джон?

— До сих пор не имел такого удовольствия, зато хорошо знаю Хардвик-Мэнор. Особняки — мое увлечение.

— И я обожаю красивые дома, сэр Джон! Они завораживают меня.

— Я недавно начал строить дом в Брентфорде.

— О, я была там! Это не ваш дом над рекой, возле Хэмптон-Корта?

— Да, я купил участок по соседству с Зайон-Хаусом лорда Дадли.

— Ваш дом должен быть прекрасным, сэр Джон. Столь восхитительная оправа заслуживает великолепного драгоценного камня. — Прикрывшись веером, Бесс доверительно заметила:

— Зайон-Хаус весьма внушителен, но, признаться, более уродливого особняка я еще не видывала!

Сэр Джон засмеялся:

— Значит, у нас с вами немало общего. — За несколько минут они сблизились так, будто были знакомы всю жизнь.

Сэр Уильям Кавендиш нарочно опоздал на бал, да и приехал лишь потому, что обещал Фрэнсис наведаться хоть на полчаса. Поскольку Генрих пожаловал ему рыцарский титул, Кавендиш полагал, что его назначат королевским казначеем. Уильяму нужен был дом для приемов, и Фрэнсис Грей великодушно предоставила Суффолк-Хаус в его распоряжение.

Сэр Уильям обошел стороной большой бальный зал, где кружились, скользя по паркету, танцующие пары, и направился в игорную комнату. Там мужчины наслаждались азартными играми и превосходным вином.

— Даже не вздумай, Повеса! — Фрэнсис преградила ему путь и ударила по плечу веером. — Запомни правило номер один: не проходи мимо бального зала!

— У меня собственные правила, — улыбнулся Кавендиш. — Насколько мне известно, долг вежливости обязывает гостя пригласить на танец хозяйку.

Фрэнсис взяла его под руку и повела к залу.

— Не надейся легко отделаться, негодник! Зал переполнен богатыми наследницами, герцогинями и дебютантками.

Уильям, ведя хозяйку дома танцевать куранту, поморщился при виде множества пышных белых платьев.

— Боже милостивый, они похожи на незаправленные постели!

— Какую же из них ты предпочитаешь?

— Только не богатую наследницу, не герцогиню и не дебютантку.

Ловко маневрируя, Фрэнсис подвела партнера туда, где стояла Бесс.

— А что, вдовушки тебя не прельщают?

Кавендиш словно прирос к полу, уставившись на рыжеволосую красавицу, которая оживленно беседовала с его другом Джоном Тайном.

— Прости, Фрэнсис, — рассеянно пробормотал Уильям и направился к Бесс.

Увидев друга, Джон Тайн просиял:

— Уильям! Поздравляю тебя!

— Сэр Джон. — Кавендиш кивнул, не отрывая глаз от женщины, стоящей рядом. — Бесс!

Удивленно приподняв брови, девушка слегка нахмурилась:

— Разве мы знакомы, сэр?

Благожелательный Джон Тайн поспешил на помощь:

— Позвольте мне познакомить вас. Госпожа Элизабет Барлoy, это мой давний друг сэр Уильям Кавендиш, недавно посвященный в рыцари!

Бесс старалась сохранить спокойствие и невозмутимость, хотя при виде Кавендиша ее кровь забурлила. Несмотря на два с половиной года разлуки, этот человек по-прежнему волновал ее, будь он проклят! Кавендиш выглядел еще более мужественным и полным сил, чем раньше, а рыцарский титул явно прибавил ему уверенности в себе. Бесс, решив выказать полное равнодушие, томно обмахивалась веером.

— Знакомство с вами — большая честь для меня. Полагаю, жена гордится вами. Она сегодня здесь?

Увидев коварный блеск в глазах Бесс, Кавендиш сразу догадался, что она решила отомстить ему.

— Моя жена больна, — сказал он и обратился к Джону:

— Мы с госпожой Элизабет познакомились два года назад, в Лондоне.

Бесс приняла задумчивый вид.

— Если бы мы встречались раньше, я бы наверняка запомнила вас. Впрочем, не важно… Даже если мы были знакомы, я этого не помню.

Повеса Кавендиш скрипнул зубами. И тут музыканты заиграли вступление к гальярде.

— Позвольте пригласить вас на танец, госпожа Барлоу.

— О, я так люблю танцевать! Сэр Джон, не пригласите ли меня?

Глядя, как Бесс кружится в объятиях Джона, Уильям ощутил жгучую ревность. Он подошел к Фрэнсис. Та, стоя неподалеку, явно наслаждалась спектаклем.

— А что ты можешь поделать? Преимущество на стороне сэра Джона, — насмешливо улыбнулась Фрэнсис.

— Ты думаешь? — мрачно осведомился Кавендиш.

— Сэр Джон холост.

— К черту Джона!

— Люблю петушиные бои… — иронически обронила Фрэнсис.

Вступив в круг танцующих, Уильям бесцеремонно похлопал Тайна по плечу:

— Прошу прощения, Джон.

Сэр Джон, уже догадавшийся, что Бесс и Кавендиш знакомы, удивленно, но безропотно отступил.

Бесс все еще пыталась казаться равнодушной, однако ее охватило смятение. К счастью, она знала, что сегодня встретит Кавендиша, и подготовилась к трудному разговору.

Низкий, бархатный голос Уильяма несказанно взволновал ее. Внешняя холодность давалась Бесс с огромным трудом. Она вдруг осознала, что глубоко вонзает ногти в ладони каждый раз, когда ей приходится говорить. Будь проклят Кавендиш! Как это он ухитрился так взволновать ее?

Бесс знала, что Уильям обнимет ее в танце, но даже не представляла себе, какое впечатление произведет этот невинный жест. Жар его ладоней словно проникал под одежду Бесс. Кровь Бесс превратилась в жидкое пламя и струилась по жилам, охватывая ее огнем. Грудь высоко вздымалась, соски затвердели, живот напрягся, а между ног стало горячо и влажно. Полузакрыв глаза, она покачивалась в танце, напоминающем совокупление. Сильные руки Кавендиша обхватили ее талию, большие пальцы коснулись груди.

Высоко подняв партнершу в одной из быстрых фигур, Уильям закружил и поставил ее на пол. Бесс казалось, что время остановилось. Ей хотелось смеяться и кричать от возбуждения. Более того, так и подмывало совершить какой-нибудь дерзкий поступок — например, взъерошить волосы Кавендиша или укусить его. Но ничего подобного она не сделала. Ее спас внезапный приступ ярости. Как он посмел бросить Бесс, вычеркнуть из своей жизни, а затем вдруг вернуться и в считанные минуты вскружить ей голову?

Почувствовав под ногами паркет, Бесс вскрикнула от боли.

— Господи, я подвернула ногу! Вряд ли я смогу танцевать. Прошу простить меня, сэр Уильям. — Она собиралась отойти, убедительно прихрамывая, но Кавендиш бережно взял ее на руки, отнес к стене, усадил в кресло, опустился перед ней на колени и внимательно осмотрел щиколотку. Бесс недоумевала: неужели он и вправду озабочен? Или же просто воспользовался случаем, чтобы прикоснуться к ней?

— Боль уже прошла, не беспокойтесь. — Бесс надеялась, что Кавендиш не слышит, как гулко стучит ее сердце.

— Бесс, я так счастлив видеть тебя! Ты стала еще прекраснее, чем прежде. Может, найдем какой-нибудь уединенный уголок и поговорим спокойно?

Он вновь пытался обольстить ее! Бесс поняла, что пора спасаться бегством. Она вздохнула с облегчением, увидев, что к ним спешит встревоженный сэр Джон Тайн.

— Что с вами, госпожа Барлоу?

— Прошу вас, помогите мне разыскать хозяйку дома. Я не хотела бы утруждать сэра Уильяма. — Опершись на руку сэра Джона, Бесс с надменным видом удалилась.

Кавендиш бродил по комнатам Суффолк-Хауса, разыскивая Фрэнсис. Он решил во что бы то ни стало заставить Бесс выслушать его. Но для этого необходимо остаться с ней наедине. Увидев в одной из комнат Генри, Уильям обратился к нему, рассчитывая на помощь. Но Генри нахмурился и заявил:

— Я не стану обманывать Бесс — мы с ней друзья. Имей в виду, я твердо намерен защитить ее.

— От чего? — удивился Кавендиш.

— От твоих домогательств! Ты смотришь на нее с вожделением.

— Генри, Бесс уже не шестнадцатилетняя девственница, а вдова!

— Мы с Фрэнсис очень любим ее.

— Фрэнсис тут ни при чем! Признайся, ты сам влюблен в Бесс.

— Однако я не пытаюсь соблазнить ее. Осознав комизм положения, Повеса Кавендиш расхохотался:

— Эта плутовка заставила всех плясать под свою дудку!

Генри усмехнулся:

— Пожалуй, ты наконец-то нашел себе достойную пару.

Вернувшись в бальный зал, Кавендиш разыскал леди Заух.

— Маргарет, сегодня вы неотразимы!

— Сэр Уильям, как я рада! Вас давно следовало удостоить титула.

— И я того же мнения, Маргарет… Говорят, госпожа Хардвик снова служит у вас.

— Теперь она вдова. Я очень сочувствую бедняжке! Мой дом переполнен слугами, но разве я могла отказать Бесс?

Уильяму хотелось придушить собеседницу. Эта женщина пользовалась услугами Бесс двадцать четыре часа в сутки, не платя ей ни гроша!

— Не передадите ли Бесс, что леди Фрэнсис ждет ее наверху?

Через полчаса, войдя в будуар леди Фрэнсис Грей, расположенный на третьем этаже, Бесс застала там Кавендиша, который беспокойно вышагивал из угла в угол. Сообразив, в чем дело, она решила уйти.

Догнав девушку, Уильям оттеснил ее к стене и захлопнул дверь.

— Бесс, нам надо поговорить.

— Вот как? — Она прикрылась веером. Кавендиш задумался, не зная, с чего начать. Камнем преткновения был его брак, поэтому Уильям сразу заговорил об этом:

— Бесс, клянусь тебе: я думал, ты знала, что я женат. Об этом известно всему Лондону.

— Правда? — Бесс продолжала томно обмахиваться веером, выказывая полное безразличие к словам собеседника.

— А какого дьявола ты ожидала? Мне уже тридцать девять, я на двадцать лет старше тебя!

— Да что вы говорите? — Бесс притворно зевнула. Уильям стиснул кулаки, моля Бога дать ему выдержку.

— Моя первая жена умерла, оставив мне малолетнюю дочь. Я женился на Элизе Паррис, чтобы дать дочери мать и обзавестись наследником. Только после свадьбы я узнал, что Элиза слишком слаба здоровьем и не способна выносить ребенка. Мы всегда спали в разных спальнях, каждый из нас вел свою жизнь.

— Неужели?

— Немедленно положи куда-нибудь этот чертов веер и перестань разыгрывать равнодушие! — Уильям выхватил у Бесс веер и швырнул его на пол.

Она вскинула голову, ее глаза гневно засверкали.

— С чего вы взяли, что я разыгрываю равнодушие?

— Я знаю, что ты решила отомстить мне. Если бы я был безразличен тебе, ты не пыталась бы причинить мне боль. Бесс хотела ударить его по щеке.

— Ублюдок! Развратник! Сукин сын!

Кавендиш схватил ее за руки и завел их за спину.

— Маленькая стерва. Ручаюсь, тебе давно известно, как ты прекрасна в гневе.

Слезы бешенства сверкнули в глазах Бесс, губы задрожали.

— Будь ты проклят, Кавендиш! Чтоб тебе сгореть в аду!

— Твои проклятия запоздали, Бесс. Я уже горю в аду — на королевской службе. — Уильям страстно прижался к ее губам.

Рассвирепев, Бесс вырвалась из его рук. Ей приходилось бороться не только с Кавендишем, но и с собой.

— Развратник! — снова крикнула она.

— Клянусь, мне очень жаль, что тогда в лесу не лишил тебя невинности и не увез с собой в Ирландию. Напротив, я совершил благородный поступок, убедив вступить в законный брак, к чему ты так стремилась. Ты настолько дорога мне, что совесть не позволила мне обесчестить тебя!

— Совесть? — Бесс рассмеялась ему в лицо. — Как вы смеете упоминать о совести, Повеса Кавендиш! Вы не только утаили от меня, что вы женаты, но и умолчали о своей дочери! Вы уверяли, что, вернувшись из Дувра, зададите мне один важный вопрос, говорили, что мы должны быть вместе. А я была молода, наивна и надеялась, что вы сделаете мне предложение. Но вы-то знали, что это невозможно! Вы намеревались соблазнить меня! Нет, Кавендиш, у вас нет ни капли совести!

— Отныне я твердо намерен забыть о ней, моя прелесть.

Замолотив кулаками по груди Кавендиша, Бесс разразилась рыданиями. Уильям подхватил ее на руки и понес к кушетке, стоящей перед камином. Не разжимая объятий, он сел и усадил Бесс к себе на колени, отстегнул ее черный кружевной воротник и прильнул губами к нежной шее. Запустив пальцы в рыжие волосы Бесс, он начал целовать ее — ласково и ободряюще.

— Ты до сих пор в трауре! Когда же умер твой муж, Бесс?

— Год назад, в канун Рождества, — прошептала она. — Он был так молод…

— Ты любила его? — ревниво спросил Кавендиш.

— Он не просто любил меня… он преклонялся передо мной. Роб был совсем юным, его силы подтачивал смертельный недуг. Мне пришлось заботиться о нем. Признаться, меня часто посещали греховные мысли… Я была уверена, что вскоре вернусь в Лондон… — Она смутилась.

— Бесс, выслушай меня. Из двоих один всегда любит сильнее — именно он чувствует себя счастливым. Если Роберт любил тебя, значит, наверняка был счастлив.

— Верно… Он знал, что умирает, но все равно радовался каждой минуте, проведенной со мной.

— Тогда тебе не о чем жалеть. Прошлое давно позади, перед нами открыто будущее. Я хотел бы вернуться к тому, на чем мы остановились. Мы с тобой — прекрасная пара. Редко случается, чтобы мужчина и женщина любили друг друга одинаково, но нам с тобой выпала такая удача. Бесс, ты позволишь мне позаботиться о тебе? Я куплю тебе дом в Лондоне. Можно, я буду любить тебя?

Рассудок Бесс вступил в ожесточенную борьбу с сердцем. Она догадывалась, что ей угрожает опасность вновь влюбиться в Повесу Кавендиша. При виде Уильяма голос Бесс начинал срываться, его прикосновения обжигали кожу. Он казался ей таким сильным, таким надежным человеком, рядом с которым можно позволить себе быть слабой. Но она понимала, что, согласившись стать любовницей Кавендиша, уже ничего не добьется в жизни. А Бесс мечтала о большем. Честолюбие не позволяло ей довольствоваться малым. Взяв с кушетки кружевной воротник, она снова пристегнула его.

— Я жду ответа, милая. — Казалось, Кавендиш не сомневался в ответе. Он не сводил с девушки испытующего взгляда. Бесс посмотрела на него сквозь слезы:

— Ждешь ответа? Вот он: нет! Этого мне слишком мало.


Глава 11


Не прошло и месяца после их встречи, как сэр Уильям Кавендиш был назначен королевским казначеем. Поскольку он хорошо знал владения церкви и короны на всей территории Англии, ему достался пост члена комиссии по надзору за землями. Кавендиш подчинялся непосредственно влиятельному лорду — верховному казначею Уильяму Полету, который только что получил титул маркиза Винчестера и занял положение чуть ниже герцога, но выше графа.

Теперь Кавендиш и Уильям Винчестер распоряжались казной целого государства, поэтому знать осаждала их просьбами об одолжениях, покровительстве и назначениях, предлагая щедрую плату за услуги. Самые высокопоставленные и влиятельные лица страны искали благосклонности сэра Уильяма Кавендиша, а он не сомневался в том, что вскоре поднимется еще выше и будет назначен личным советником короля.

Время Кавендиша перестало принадлежать ему. Уильям обзавелся секретарем и целым штатом клерков, но ему приходилось проводить долгие часы при дворе и в Уайтхолле, где он нередко задерживался на всю ночь. Единственным убежищем был для него Суффолк-Хаус, расположенный неподалеку от Уайтхолла, на Стрэнде, куда Уильяму иногда удавалось улизнуть на несколько часов. Поскольку Бесс оставалась с леди Заук и жила у нее в доме, Кавендиш редко виделся с девушкой, однако неотступно думал о ней. Перед мысленным взором Уильяма постоянно возникал пленительный образ Бесс — более обольстительной женщины он еще никогда не встречал. Уильям упивался блеском ее темных глаз, видом вздымающейся полной груди. Порывистая, страстная, Бес была прирожденной кокеткой, хотя и не подозревала об этом. Даже ее украдкой брошенный взгляд приводил Кавендиша в трепет.

Упорная работа, настойчивость и решимость всегда помогали ему достичь цели. А теперь перед ним стояла одна цель — обладать Бесс. Зачем нужен головокружительный успех, если его не с кем разделить? Недавний отказ красавицы ничуть не обескуражил Кавендиша. Все происходящее казалось ему простым и ясным. Он мечтал о Бесс и твердо знал, что получит ее.

Когда Уильям подъехал к Суффолк-Хаусу, время уже близилось к полуночи, но свет в окнах горел. Кавендиш не сомневался, что найдет Фрэнсис Грей за ломберным столом.

— Повеса! Я умираю от скуки. Умоляю, спаси мне жизнь! Я жажду новых сплетен! — Фрэнсис жестом выслала из комнаты едва преодолевающую дремоту компаньонку.

— Сплетен? Изволь: наш добрый друг Уильям Парр наконец-то получил развод, а Элизабет Брук готовится к пышной свадьбе.

— Ну и ну! Похоже, с тех пор как сестра Парра стала королевой, для него нет ничего невозможного! Сначала его удостоили титула маркиза Нортхэмптона, теперь он избавился от стареющей жены. Но постой! Как это ты узнал обо всем раньше, чем я?

— Моя дочь Кэтрин обручена с Томасом, братом Элизабет Брук. Сегодня я навестил ее в доме лорда и леди Кобхэм.

— Я совсем забыла, что Кэтрин давно покинула отцовский дом. Ручаюсь, у лорда Кобхэма ей живется веселее. Почему бы тебе не последовать примеру Парра и не развестись с Элизой Паррис?

— Находясь в Ирландии, я решил поступить именно так, но когда вернулся домой, врач Элизы по секрету сообщил, что такая болезнь, как у нее, почти всегда кончается смертью. Поэтому хлопотать о разводе мне ни к чему.

— И вправду, зачем затевать скандал, когда ангел смерти уже готов выполнить твое заветное желание?

Давно привыкнув к цинизму и иронии Фрэнсис, Кавендиш покачал головой:

— Фрэнсис, неужели для тебя нет ничего святого?

— Почти ничего, — уточнила она, многозначительно взглянув на собеседника. «Значит, слухи подтвердились — Элиза и вправду при смерти! Теперь у Кавендиша не будет отбоя от женщин, — размышляла Фрэнсис. — Ей-богу, они выцарапают друг другу глаза, лишь бы занять место леди Кавендиш. Какая удача, что на этом спектакле мне обеспечено место в первом ряду!»

Взяв пухлую руку Фрэнсис, Уильям рассеянно перебирал ее пальцы.

— Дорогая, позволь попросить тебя об одном одолжении. Меня бы обрадовало, если бы Бесс стала одной из твоих фрейлин.

— И как я сама до этого не додумалась? Кто, кроме Бесс, избавит меня от скуки? У моих нынешних фрейлин фантазии не больше, чем у клопов!

— Сколько ты платишь им?

— Пять фунтов в год.

— Предложи Бесс десять — я сам буду платить ей. Она должна красиво одеваться.

— Брось! Что значат для Тюдоров какие-то жалкие десять фунтов? Бесс получит любой наряд из королевских сундуков. Гарри охотно платит за любую тряпку в Суффолк-Хаусе — от ливрей лакеев до корсетов горничных.

— Пожалуй, мне, как казначею, следовало бы положить конец подобной расточительности, — усмехнулся Кавендиш, радуясь, что Фрэнсис согласилась помочь ему.

— Если хочешь, дорогой, осмотри комоды, где я храню нижнее белье, только не вздумай принуждать меня к бережливости. Ты же знаешь мою расточительность.

— Нет, Фрэнсис, ты не расточительна, а поразительно великодушна, и за это я люблю тебя. — Уильям поцеловал руку собеседницы.

Бесс пришла в восторг, когда Фрэнсис Грей предложила ей место фрейлины. Неужели на нее свалилась такая неслыханная удача? Маргарет Заук нехотя, но безропотно отпустила компаньонку в Суффолк-Хаус.

Фрэнсис с величайшим удовольствием предложила Бесс просторные покои — спальню, будуар и даже гардеробную. Все эти комнаты располагались в крыле, удаленном от комнат других фрейлин, и роскошь убранства ошеломила Бесс. Но уже через несколько дней она так привыкла к элегантной обстановке, словно родилась в Суффолк-Хаусе.

Первым делом следовало заняться выбором нарядов, и леди Фрэнсис решила, что вместе с Бесс обновит свой гардероб. Они проводили долгие часы в беседах, обсуждая фасоны, цвета и ткани. Прекрасно зная, что именно подчеркивает ее достоинства, Бесс питала склонность к эффектам. Если Фрэнсис предпочитала темные тона, скрадывающие ее полноту и контрастирующие с белокурыми волосами, то Бесс нравились яркие оттенки сапфира, аметиста, бирюзы и изумруда. Она запаслась соблазнительно шуршащими черными нижними юбками из тафты, черными кружевными чулками и атласными туфельками на высоких каблуках, придающими ей экстравагантный вид.

При этом она держалась так величественно, что слуги безоговорочно исполняли ее приказания. Знатные гости Суффолк-Хауса относились к Бесс как к равной, поскольку все понимали, что она близкая подруга маркизы Дорсет. Не имея определенных обязанностей, Бесс изучала порядки Суффолк-Хауса и приобретала навыки хозяйки большого и богатого дома. Ее энергия была неиссякаемой; она развлекала леди Фрэнсис с вечера до полуночи, а поутру подавала хозяйке чашку шоколада и сообщала последние сплетни.

Бесс вошла в роскошную спальню леди Фрэнсис и раздвинула тяжелые парчовые драпировки.

— Доброе утро!

Она поставила на столик у кровати поднос с фарфоровыми чашками, блюдечками и кувшинчиком дымящегося шоколада.

— Черт, кому взбрело в голову будить меня ни свет ни заря? — простонала Фрэнсис. — Уходи! Бесс и ухом не повела.

— Скоро десять, вы и без того слишком долго спали. К тому же сами просили напомнить, что сегодня следует заняться подготовкой к важному ужину.

— Господи, и как только ты меня терпишь? — Фрэнсис взяла со столика зеркало, поднесла его к лицу и высунула язык. — Во рту такой омерзительный привкус, словно я лизнула загаженное дно птичьей клетки!

Бесс подала хозяйке чашку шоколада и села на край кровати.

— Леди Фрэнсис, не знаю, как благодарить вас за доброту. Вы столько сделали для меня…

— Вздор! Это мне следовало бы поблагодарить тебя. Бесс, я давно знала, что мы с тобой превосходно уживемся. Мне ничуть не стыдно делиться с тобой самыми пикантными секретами, поскольку я вправе рассчитывать на твое молчание. Знаешь, у нас появился новый конюх, от которого я без ума, — этакий молодой и неукротимый самец! Ты будешь сопровождать нас в поездках и позаботишься о том, чтобы нам никто не помешал. Он намерен давать мне уроки верховой езды.

Бесс засмеялась, уверенная, что Фрэнсис просто шутит, пытаясь шокировать ее.

— Само собой, я тоже позабочусь о том, чтобы никто не помешал и тебе развлекать любовника. Кстати, о Повесе Кавендише: надо немедленно заняться подготовкой к ужину.

Улыбка сбежала с лица Бесс, ее сменил румянец.

— Кавендиш мне не любовник. Фрэнсис недоуменно уставилась на нее:

— А ты еще умнее, чем я думала! Следуешь примеру Анны Болейн: никакой постели до свадьбы. Но как тебе удалось укротить этого бешеного жеребца? И если уж на то пошло, как ты справилась с собственными желаниями, дорогая? Лично я не устояла бы!

Внезапно Бесс поняла, что она ощущала именно плотское желание, когда Уильям прикасался к ней.

— Мне противно разыгрывать блудницу.

— Дорогая, в душе мы все блудницы — не важно, отдаемся ли по расчету или по велению сердца. Просто некоторые из нас ценят себя выше, чем другие. Ты вправе настоять на браке — ведь Кавендиш скоро овдовеет. Только смотри, чтобы какая-нибудь другая женщина не отняла у тебя этот лакомый кусочек. Отталкивая его одной рукой, притягивай к себе другой. Помни, в брачном танце партнеры то сближаются, то расходятся. Когда-то я сказала тебе, что самый верный способ поймать мужа — дразнить мужчину, распаляя его желания. Рада, что ты последовала моему совету.

«Вовсе нет!» — мысленно возразила Бес, но, покраснев, призналась себе, что следует совету Фрэнсис.

— Этот ужин в честь сэра Уильяма — важное событие не только для него, но и для тебя, если ты мечтаешь стать леди Кавендиш.

Бесс действительно мечтала об этом, поэтому насторожилась.

— Чтобы стать советником короля, сэр Уильям должен снискать одобрение и поддержку других советников — для этого и предназначен наш ужин. Уильям Полет, лорд верховный казначей, покровительствует Кавендишу, а значит, примет приглашение — как и Парр, и, конечно, Уильям Герберт, граф Пемброк.

Бесс вдруг осознала, какое огромное значение придают браку при дворе Тюдоров. Одна из сестер Парра стала королевой, выйдя замуж за Генриха, а другая сестра — графиней Пемброк, женой Уильяма Герберта. Сам Парр собирался жениться на Элизабет Брук, дочери лорда Кобхэма, а брат Элизабет, Томас, был обручен с дочерью Кавендиша.

— А жен вы пригласите на ужин?

— Само собой, Бесс. В спорных вопросах женам влиятельных людей зачастую принадлежит решающий голос. Возьмем советника Эдварда Сеймура, графа Хартфорда. Он взял в жены Энн Стенхоуп. Эту женщину я ненавижу всей душой! Она стервозна, ревнива, корыстолюбива, алчна — короче, именно такой должна быть жена честолюбивого человека. С ней необходима осторожность, Бесс. Зато тебе незачем опасаться жену Джона Дадли, леди Уорвик, или жену Уильяма Герберта, леди Пемброк — они знакомы с тобой с тех пор, как ты побывала в Челси.

— Неужели даже обычный ужин может стать поводом для интриг и ударов в спину? Может, мне не стоит выходить к гостям?

— Если хочешь преуспеть при дворе Тюдоров, будь сильна духом. Женщина с твоим умом и красотой способна оказать Кавендишу неоценимую услугу, помочь ему взойти на вершину. Вы с ним должны действовать заодно, и тогда самые влиятельные люди этой страны сочтут вас достойной парой.

— Это невозможно! Моя репутация навсегда погибнет — ведь всем известно, что Кавендиш женат! И потом, это отпугнет других поклонников.

— Тогда за ужином я посажу тебя рядом с кем-нибудь еще. Постой-ка, граф Шрусбери — вдовец! Ему понадобится дама.

— Я знакома с графом Шрусбери. Однажды я попросила у него помощи, и он охотно откликнулся.

— В таком случае сядешь рядом с ним и постараешься добиться его благосклонности. Еще неизвестно, как он себя поведет. Поскольку граф — один из немногих мужчин Англии, не нуждающихся в деньгах, возможно, он не пожелает поддержать Уильяма. Надень платье с глубоким декольте. Всем известно, как похотливы старики.

Этим вечером, проходя по Длинной галерее под руку с братом леди Фрэнсис, лордом Суффолком, Бесс лицом к лицу столкнулась с Повесой Кавендишем, который только что прибыл из Уайтхолла.

— Бесс, не поужинаешь ли со мной?

— Вы хотите присоединиться к нам с лордом Суффолком? — откликнулась Бесс.

Уильям метнул на юного Суффолка вызывающий взгляд:

— Вас разыскивал лорд Дорсет.

Не решаясь соперничать с Кавендишем, Суффолк извинился и отошел.

— Вы слишком жестоко обошлись с ним, — заметила Бесс.

— И поделом ему! Паршивый щенок вечно вертится вокруг тебя! Никто не должен мешать нам.

— Но в столовой мы едва ли сможем рассчитывать на уединение.

— В столовой? — хмыкнул Кавендиш. — Я предлагаю поужинать в твоей комнате, где нас никто не потревожит.

— Там нас могут потревожить в любую минуту. Вы забыли, что я — фрейлина леди Фрэнсис? А если я понадоблюсь ей?

— Господи, какая наивность! Фрэнсис и в голову не придет позвать тебя, если она узнает, что ты со мной. Я прикажу подать нам ужин и приду к тебе.

— Вам известно, где мои комнаты? — удивилась Бесс.

— Еще бы! Я сам выбрал их.

Глядя вслед Кавендишу, удаляющемуся по Длинной галерее, Бесс задумалась, но вскоре вспомнила, что сказала ей сегодня утром леди Фрэнсис: «Я позабочусь о том, чтобы никто не помешал тебе развлекать любовника». Бесс насторожилась. Значит, леди Фрэнсис и Кавендиш сговорились между собой! Ей предложили место фрейлины по настоянию этого сластолюбца! Она вспыхнула от негодования.

Направляясь к себе в комнаты, Бесс размышляла о том, какие слова бросить в лицо Кавендишу. Сегодня она откроет свои карты, отомстит, ее боль, которую ей причинил ей два года назад. Кавендиш просто развратник, одержимый желанием соблазнить ее. Что ж, неисправимый сэр Уильям встретит достойную противницу!

Встав на колени перед своим сундуком, Бесс нашарила на дне то злополучное письмо и спрятала его на груди. Услышав негромкий стук в дверь, она метнулась к порогу и распахнула ее.

— Проклятый ублюдок!

На нее изумленно уставился рослый лакей с подносом в руках. Мальчишка-паж, державший флягу с вином, проказливо усмехнулся.

— Поставьте все на стол, — надменно распорядилась Бесс, ничем не выдав смущения.

Кавендиш появился в комнате прежде, чем ушли слуги, и это помешаю девушке сразу обрушиться на него с проклятиями,

С холодной усмешкой она наблюдала, как Уильям закрыл дверь и повернул ключ в замке.

— Сегодня ты выглядишь восхитительно, моя прелесть.

— Охотно верю — потому что я в ярости.

— Ничуть не сомневаюсь. — В темных глазах Кавендиша заплясали насмешливые искорки, и это еще больше разозлило Бесс.

— Скажите, сэр Уильям, когда вы с леди Фрэнсис успели решить, что я стану вашей любовницей? Не припомню, чтобы кто-то из вас советовался со мной!

— Черт побери, Бесс, я пытаюсь ухаживать за тобой! Не мог же я постоянно торчать в доме Маргарет Заук и флиртовать с тобой на виду у этой ханжи!

— А Фрэнсис, судя по всему, смотрит на ваши выходки сквозь пальцы. Как удобно! И давно она позволяет вам приводить своих потаскух в Суффолк-Хаус?

— Прекрати, Бесс! Тебе прекрасно известно, что для меня ты вовсе не потаскуха.

— А вот это уже наглая ложь, сэр! Стоило мне согласиться, и я сегодня же стала бы вашей любовницей. Поскольку вы женаты, мне досталась бы только роль блудницы!

— Бесс, блудница и любовница — далеко не одно и то же. Она едва сдерживала слезы: Кавендиш ни разу не признался ей в любви, ни разу не упомянул о том, что хочет жениться на ней.

— Вранье! И та и другая получают плату за то, что ублажают мужчин в постели! Вы скомпрометировали меня, убедив Фрэнсис предложить мне место фрейлины. Будьте вы прокляты! Я не задержусь здесь ни минуты!

— Бесс, не глупи. Ты же знаешь, тебе лучше остаться здесь, в Суффолк-Хаусе.

Все понимая, она продолжала бушевать и обрушивать на Кавендиша шквал упреков. Пряча усмешку, Повеса молча слушал ее. Бесс тряхнула головой, и ее пылающие волосы разметались.

Увидев, что она задыхается от ярости, Кавендиш ощутил неукротимое желание. Да, более прекрасного и пылкого существа он отродясь не видел. Словно завороженный, Уильям наблюдал за исступленной девушкой. Она жаждет бурной плотской любви, хотя сама не сознает этого.

Нежно заключив Бесс в объятия, Кавендиш отвел влажные волосы с ее лба.

— Ты закончила, милая?

— Я еще и не начинала!

Уильям притянул ее к своей груди.

— Я принес тебе подарок. — Сунув руку под камзол, он вытащил плоский бархатный футляр. В этот момент под корсажем Бесс зашуршало спрятанное письмо. — Что это?

— Твой предыдущий подарок, мерзавец!

Кавендиш недоуменно приподнял бровь. Бесс запустила руку за лиф платья, выудила разорванное письмо и швырнула его в лицо обидчику.

— Повеса Кавендиш, когда-то я полностью доверяла вам. Против меня ополчился весь мир, и я написала вам, умоляя о помощи. Я возлагала на вас надежды, а вы беспощадно разрушили их! Прочитав ваше письмо, я не поверила своим глазам. Мне хотелось умереть! — Слезы заструились по ее щекам.

Кавендиш поднял письмо и прочитал его.

— И что же было дальше?

— Я справилась с горем!

— Как?

— Разозлилась! — Бесс рассмеялась сквозь слезы. Гнев всегда казался ей самым надежным спасением, и вот теперь он вновь принес утешение.

Кавендиш отнес девушку в мягкое кресло у камина. ,

— Бесс, я восхищаюсь тобой. Клянусь жизнью, больше я никогда не причиню тебе боль. Дай мне еще один шанс, подари свою любовь и доверие, и взамен я отдам тебе все что ты только пожелаешь.

Она окинула его оценивающим взглядом:

— Я согласилась поужинать с вами, но не стать вашей любовницей.

— Почему ты отказываешься спать со мной? — напрямик спросил Кавендиш.

— Потому что тогда у меня будет ребенок, а такого позора я не перенесу!

Он расхохотался:

— Бесс, ты сокровище! Впервые вижу женщину, созревшую для любви, и вместе с тем практичную, рассудительную, владеющую и сердцем, и телом! По крайней мере мы откровенны друг с другом, а этим могут похвастаться лишь немногие пары. Ладно, я подожду. Когда-нибудь ты согласишься отдаться мне. И будь я проклят, если стану принуждать тебя!

— Так вы больше не будете соблазнять меня?

— С какой стати? Я готов терпеливо ждать и надеяться на лучшее. Но ждать придется недолго: моя жена умирает… Бесс поспешно зажала ему рот ладонью.

— Никогда, никогда не желай ей смерти, Уильям! Иначе потом тебя замучает совесть.

— У меня нет совести, — сардонически напомнил он.

— А у меня есть! На чужом горе счастья не построишь.

— Не будем больше о моей жене. У нас слишком мало времени, чтобы тратить его на грустные мысли. Жизнь предназначена для смеха и любви. Посмотри, что я принес тебе.

Бесс ахнула, обнаружив в бархатном футляре аметистовое ожерелье сказочной красоты.

— Нет, я не могу принять такой подарок! — Она провела пальцем по искрящимся камням.

— Можешь — и примешь! Бесс, я богат. Не отказывай мне в удовольствии дарить тебе то, о чем ты давно мечтаешь. Я готов положить к твоим ногам весь мир… — Кавендиш вынул из футляра ожерелье, застегнул его на шее Бесс и поцеловал ее в затылок.

— Ты опять пытаешься соблазнить меня! — Гнев Бесс иссяк, но она не собиралась ни сдаваться, ни даже прощать Кавендиша.

— Каюсь, дорогая, ты права. Если хочешь, я позволю тебе поужинать — прежде чем потребую награду. В его глазах вновь заискрилась насмешка.

— Негодяи!

— Все, что ты творишь обо мне, — сущая правда. Я и впрямь негодяй и развратник, но тем сильнее тебя влечет ко мне — разве не так?

Бесс решила, что Кавендиш чересчур самонадеян и его следует поставить на место.

— Вы правы, сэр Уильям, однако не забывайте: при дворе вы не единственный привлекательный мужчина. Если хотите, чтобы мы остались друзьями, извольте вести себя прилично. А я, в свою очередь, обещаю вам тщательно обдумать ваше предложение.

Эти слова так воспламенили Кавендиша, что он едва совладал с желанием повалить Бесс на ковер и овладеть ею прямо здесь, перед камином. Бесс казалась ему самой вспыльчивой и самой обольстительной женщиной на свете. Уильям был готов поручиться, что, отдавшись ему, она вознаградит его за все испытания.


Глава 12


Для званого ужина Бесс выбрала лиловое бархатное платье с глубоким декольте и надела аметистовое ожерелье. Пышные рукава платья с продольными разрезами были подбиты розовым шелком. Бесс никогда еще не выглядела так неотразимо.

— Развяжи эти чертовы шнурки и распусти мне корсет, Бесс! — взмолилась леди Фрэнсис.

Девушка охотно помогла ей облачиться в бордовое платье. Пока Фрэнсис, открыв шкатулку с драгоценностями, перебирала их, Бесс смотрела в окно и радовалась, как девочка в предвкушении первого детского бала. У причала теснились роскошные барки гостей. Барку Шрусбери она узнала по гербу графа — большой белой борзой, а барку Томаса Сеймура — по флагу адмирала флота. И тут Бесс ахнула, разглядев над самой большой из лодок королевский стяг.

— Неужели вы пригласили короля? — изумилась она

— Разумеется, нет! Сегодня в центре внимания должен быть Кавендиш.

— Но ведь зеленая барка принадлежит Тюдорам!

— Я пригласила леди Елизавету, мою дорогую кузину.

— Правда? Интересно, помнит ли меня принцесса?

— Елизавета Тюдор ничего не забывает. Постарайся ничем не задеть ее, Бесс, иначе она до конца дней затаит на тебя зуб. — Фрэнсис подкрасила губы, выпрямилась и расправила складки юбки. — А теперь запомни: сегодня мы с сэром Уильямом будем принимать гостей, а Генри — сопровождать тебя, пока все не усядутся за стол. Он знает наперечет все имена и титулы, так что обращайся к нему, если что-нибудь забудешь. У дверей большой гостиной мы встретим первых гостей, но устраивать официальный прием, как при дворе, я не намерена. Расстановка сил меняется каждую минуту; сегодня никого нельзя оскорбить равнодушием.

Из гардеробной вышел Генри Грей.

— Фрэнсис, милая, я же знаю — ты всегда норовишь подпустить кому-нибудь шпильку. Это твой единственный недостаток.

Фрэнсис улыбнулась Бесс:

— Плохо же он меня знает!

— Теперь поняла, что я имел в виду? — обратился Генри к Бесс. — Она оскорбляет людей, даже не замечая этого. Итак, прелестные дамы, вы уже готовы?

Увидев Бесс, Кавендиш просиял так, что она сразу поняла, как дорога ему. От волнения у нее перехватило дыхание. Больше всего на свете Бесс хотелось, чтобы этот вечер прошел удачно. Она мечтала стать ценным даром, а не обузой. Но может ли это произойти с дочерью провинциального фермера, чудом попавшей в высший свет?

Бесс вздернула подбородок: «Ты — Бесс Хардвик, а Хардвик ничем не хуже любого другого поместья!» На ее губах расцвела ослепительная улыбка. Генри Грей начал знакомить спутницу с гостями, и Бесс рассеянно, но любезно отвечала на приветствия, почти не слыша имена гостей. Овладев собой, она наконец сосредоточилась.

— …Позвольте представить вам Уильяма Парра, маркиза Нортхэмптона, и его будущую супругу, леди Элизабет Брук.

«Черт, сколько Уильямов и Элизабет! Наверняка я всех перепутаю», — мелькнуло в голове Бесс. Внезапно она сообразила, что перед ней брат королевы и один из самых влиятельных в стране людей.

Уильям Парр многозначительно взглянул на Генри Грея:

— Так это и есть она? Боже милостивый, она несравненна! Неудивительно, что Повеса до сих пор держал ее под замком!

Бесс не сразу осознала, что слова брата королевы относятся к ней. Значит, его ничуть не смущает, что она не имеет титула! Видимо, для истинного мужчины важна только красота. Уильям Парр и Бесс сразу почувствовали симпатию друг к другу.

Следом подошли лорд и леди Кобхэм.

— Мы включили вас и сэра Уильяма в список приглашенных на свадьбу. Пожалуйста, приходите к нам! — сказала леди Кобхэм.

Бесс поняла, что это родители Элизабет Брук. Однако девушку раздосадовало, что друзья Кавендиша воспринимают ее и Уильяма как пару. Неужели Повеса уверил всех, будто она — его любовница?

Между тем к ним приблизилась миловидная темноволосая девушка и поцеловала Кавендиша. Насторожившись, Бесс в упор уставилась на соперницу. Девушка засмеялась, почтительно выслушав какое-то замечание Уильяма. Бесс стиснула зубы, услышав его радостный смех. Когда же девушка присела перед Генри Греем, Бесс изумленно приподняла бровь: незнакомка оказалась совсем юной.

— Позвольте представить вам Кэтрин Кавендиш, дочь сэра Уильяма, и ее супруга Томаса Брука.

— Я давно мечтала познакомиться с вами, — обратилась девушка к Бесс. — Отец рассказывал, как вы дороги ему.

Нежная улыбка осветила лицо Бесс, и она с облегчением вздохнула, поняв, что прелестная смешливая девушка — дочь Уильяма. Кэтрин была точной копией отца.

— Я так волнуюсь! — призналась Кэти. — Меня впервые пригласили на званый ужин.

Бесс потянулась к ней всем сердцем.

— Волноваться незачем, дорогая. Вы очаровательны — я знаю, отец гордится вами. — Бесс вдруг почувствовала себя совсем взрослой и уверенной в себе..

Вокруг поднялся ропот, все взгляды устремились на высокую стройную женщину в белом. Леди Елизавета Тюдор в сопровождении двух приближенных величественно прошествовала по холлу. Она кивнула Кавендишу, а с леди Фрэнсис обменялась дружеским поцелуем. Бесс услышала слова принцессы:

— Спасибо вам за приглашение, Фрэнсис. Я никогда не забуду вашу доброту.

Затем принцесса перевела взгляд на Бесс и дружески улыбнулась. Бесс присела, но Елизавета сразу отвела ее в сторону:

— Мы можем где-нибудь поговорить после ужина?

— Конечно, у меня есть собственная гостиная, ваша светлость.

Бесс с удивлением отметила, как выросла Елизавета. Тонкая, как тростинка, по-прежнему плоскогрудая, она держалась с истинно королевским достоинством. Волнистые, золотисто-рыжие волосы ниспадали на ее узкие плечи. Хотя Бесс знала, что принцесса еще очень молода, ее манеры и выдержка говорили об искушенности, свойственной тем, кто близок ко двору. Только возбужденные янтарные глаза выдавали возраст Елизаветы.

Принцесса прибыла на званый ужин в сопровождении одной из фрейлин и сэра Уильяма Сент-Лоу, капитана ее личной стражи. Прежде чем присоединиться к гостям, Елизавета шепнула Бесс:

— Жди, когда я подам сигнал. После этого мы незаметно поднимемся к тебе в гостиную. — И принцесса тут же пошла навстречу Дадли и Гербертам, занимавшим верхние ступени неофициальной иерархической лестницы при дворе Тюдоров.

Гостей прибывало все больше, и Фрэнсис Грей решила, что пора развлечь их. Взяв Кавендиша под руку, она подала знак лакеям, и те стали обносить собравшихся вином.

Заметив, что к Бесс подошел пожилой господин, Генри Грей поклонился:

— Позвольте представить…

— Мы с леди уже знакомы, Дорсет. Бесс грациозно присела, пораженная тем, что могущественный граф узнал ее.

— Лорд Шрусбери, я бесконечно благодарна вам!.. Проницательные глаза Шрусбери блеснули.

— Надеюсь, тяжба разрешилась в вашу пользу, госпожа Барлоу?

— Да, милорд. — Бесс присела в реверансе. Пятый граф Шрусбери галантно поцеловал ей руку.

— Я с удовольствием помог вам. Мужчине моих лет нечисто случается оказывать услуги прекрасной молодой даме

В ответ на это двусмысленное замечание Бесс рассмеялась, показав графу, что оценила его остроумие.

— Кажется, сегодня за ужином нам предстоит сидеть рядом, милорд. У вас появится еще один шанс осчастливить меня. — Бесс подала графу руку.

— В таком случае все собравшиеся здесь мужчины будут умирать от зависти ко мне. Познакомьтесь: это моя невестка, леди Гертруда Толбот. А с моим сыном вы уже знакомы.

Вздрогнув, Бесс посмотрела в ледяные глаза Джорджа Толбота. Тот по привычке раздевал ее взглядом. Он был в черном бархатном камзоле, украшенном толстой золотой цепью с персидскими сапфирами под цвет глаз. Темные кудри ниспадали на плечи Толбота, хотя в моде была короткая стрижка, введенная королем. Бесс поспешно отвела глаза, удержавшись от колкости. Она опасалась вызвать недовольство влиятельного графа Шрусбери. Мельком взглянув на жену Толбота, Бесс сразу заметила, что юная женщина с простоватым лицом беременна. Бесс вспомнила слова Робина Дадли: «К тому времени, как Гертруда подрастет, Толбот успеет состариться».

— Вот мы и встретились вновь, госпожа Элизабет Барлоу, — протянул Толбот. — Как поживаете?

— Хорошо, милорд.

Толбот обвел оценивающим взглядом ее грудь, задержался на губах и глазах.

— Точнее, вы цветете. Ваше место в Лондоне. Только здесь честолюбие может быть вознаграждено.

Чтобы скрыть смущение, Бесс обратилась к Гертруде:

— Очень рада познакомиться с вами. Леди Елизавета не раз тепло упоминала о вас, миледи.

На самом деле Елизавета говорила только о том, что Джорджа обручили с дочерью богатого графа Ратленда, желая сохранить состояние Толботов в семье. Не прерывая беседы, Бесс украдкой рассматривала молодую женщину. Лицо у Гертруды выражало такое раздражение, что Бесс невольно посочувствовала ее будущему ребенку.

После ужина леди Фрэнсис предложила гостям осмотреть Суффолк-Хаус. Вопреки обычаю хозяева дом не стали развлекать собравшихся театром масок, зато пригласили музыкантов и расставили в гостиной ломберные столы, поскольку большинство сделок совершалось именно за картами.

Бесс увидела, что Фрэнсис и Кавендиш беседуют с Генри Греем и Уильямом Парром.

— Кажется, ужин имел большой успех. Все идет как задумано?

— Наша затея удалась, дорогая. Нам не удалось бы снискать благосклонность Шрусбери, но ты без труда завоевала его симпатию.

— Может, я понравилась ему? — шепотом спросила Бесс. Все трое мужчин окинули оценивающими взглядами ее глубокое декольте, а затем понимающе переглянулись.

— С чего бы это? — невозмутимо осведомился брат королевы.

Бесс ахнула, когда сильные руки обняли ее за талию и прижали к широкой груди.

— Вы всецело завладели вниманием самой обольстительной женщины в этом зале. Я требую своей доли! Иначе для чего существуют друзья?

Бесс высвободилась из дерзких объятий адмирала и инстинктивно отпрянула к Уильяму.

— Друзья не претендуют на чужую собственность, — заметил Кавендиш.

Бесс вскипела, ибо не считала себя собственностью Кавендиша. Будь они вдвоем, она высказала бы эту мысль вслух.

— Как бы не так! — со смехом возразил Томас. — Охотник вправе стрелять в любую куропатку.

Бесс чуть не задохнулась от ярости. Она так оберегала свою репутацию, а Том Сеймур обращался с ней как с блудницей!

— Но не каждая куропатка — легкая добыча, милорд!

Сеймур галантно склонил голову.

— Прошу прощения! Дело в том, что по сравнению с яркой рыжеволосой головкой все остальные кажутся бесцветными и невзрачными.

— Как не стыдно, Томас! — Леди Фрэнсис ударила адмирала веером, и все рассмеялись, почувствовав, что напряжение исчезло.

Лицо Томаса стало серьезным, что случалось крайне редко.

— Уильям, я употреблю все свое влияние на короля, чтобы вы получили место советника. А взамен попрошу вас о такой же услуге.

Бесс жадно прислушивалась, начиная понимать, как мужчины удовлетворяют свои амбиции. Для нее это было бесценным уроком. Оглядевшись и заметив условный знак Елизаветы, Бесс растерялась: неужели она и вправду стала фрейлиной племянницы короля, познакомилась с братом королевы, привлекла внимание зятя монарха и сговорилась тайно встретиться с принцессой?!

Бесс улыбнулась. Казалось, давние мечты вот-вот исполнятся. Стоит лишь протянуть руку — и мир будет принадлежать ей! Бесс Кивнула в сторону большой гостиной и незаметно ускользнула, полагая, что Елизавета Тюдор последует за ней.

Войдя в гостиную Бесс, принцесса огляделась.

— Ты знаешь, что мой отец поселил маму в Суффолк-Хаусе еще до свадьбы, желая без помех встречаться с ней здесь? От Стрэнда до Уайтхолла несколько шагов. Представляю себе, как мама каждую ночь ждала отца в постели! Наверное, меня зачали именно здесь. Интересно, сколько раз они были близки, прежде чем мама забеременела?

То, что Елизавета не скрывала любопытства к скандальным похождениям своих родителей, поразило Бесс.

— Суффолк-Хаус может по праву гордиться своей историей.

— Несомненно! Но я пришла сюда не для того, чтобы обмениваться банальностями. Скажи, что такое супружеская близость.

— А почему вы спрашиваете об этом у меня, ваша светлость?

— Потому, что после нашей встречи ты успела выйти замуж и овдоветь! К кому еще мне обратиться?

— Мой муж был моложе меня и страдал смертельной болезнью. — Бесс вдруг устыдилась своего невежества. Даже овдовев, она почти ничего не знала о супружеском долге.

— Бесс Хардвик, мы же дали клятву быть откровенными друг с другом! .

— Ваша светлость, клянусь, мне нечего рассказывать. Об этом не знает ни одна живая душа, но мой брак не получил должного завершения!

Елизавета недоверчиво посмотрела на Бесс.

— Значит, муж так и не овладел тобой? — Ее брови сошлись на переносице. — А Кавендиш?

Опять намеки на то, что они с Кавендишем любовники!

— Мы с ним ни разу не согрешили. Сэр Уильям — женатый человек.

— Это не останавливает мужчин. Мой отец не помнит о том, что он женат!

— Но я-то все помню, — возразила Бесс.

— Черт, так и хочется как следует встряхнуть тебя! Бесс улыбнулась:

— И Повесе Кавендишу хочется того же. Елизавета засмеялась:

— Скажи, Бесс, ты влюблена? У тебя сильнее бьется сердце, когда ты видишь его? Ты мечтаешь о том, чтобы он взял тебя силой? Твоя кровь струится по жилам, как огонь, когда он приближается к тебе? Ты вскрикиваешь от его прикосновений?

— Да, я влюблена — или, возможно, охвачена желанием, — призналась Бесс. — По-моему, вы тоже.

— Господи, это больше, чем любовь, — это блаженное безумие! А он когда-нибудь целовал твою грудь? Вы видели друг друга обнаженными?

Бесс с тревогой наблюдала за взволнованной Елизаветой. Глаза принцессы сверкали, дыхание участилось. Бесс точно знала, что с ней происходит, поскольку сама чувствовала то же, мечтая о Повесе Кавендише.

— Он научил тебя мастурбировать и доставлять удовольствие самой себе?

Бесс впервые слышала это слово, но догадалась, что оно означает нечто эротическое и непристойное.

— Ваша светлость, вы же сами когда-то учили меня осторожности! Но скажите, в кого вы влюблены? Елизавета рассмеялась:

— Я слишком осторожна, чтобы открывать его имя — даже тебе. Мне следовало сразу понять, что поскольку мы с тобой так похожи, то и женщинами станем почти одновременно.

— Так нельзя, ваша светлость. Я на целых пять лет старше вас, вам не следует еще думать о подобных вещах. Неужели вас лишил невинности Робин Дадли?

— Робин — бессердечный мальчишка! — презрительно усмехнулась Елизавета. — Я влюблена в человека, который намного старше меня. Он станет моим мужем… Видишь, вот я и проболталась! Ты одна во всем мире знаешь мою тайну. Поклянись, что как только Кавендиш лишит тебя невинности и вы станете любовниками, ты расскажешь мне обо всем. Я умру от любопытства, если не узнаю все как можно скорее!

— Ваша светлость, пообещайте мне пока воздерживаться от неосмотрительных поступков. Они могут погубить вашу жизнь!

— Я моложе тебя на пять лет, но мудрее на целых пятьсот. Нам пора вернуться к гостям. — Последние слова Елизавета Тюдор произнесла таким властным тоном, что Бесс пришлось повиноваться. Принцесса не желала выслушивать нотации и ясно дала понять, что поступит как ей заблагорассудится.

Присоединившись к леди Фрэнсис, Бесс погрузилась в размышления. Если дочери короля грозит опасность быть скомпрометированной каким-то бесстыдным придворным, возможно, Бесс должна предупредить об этом? Но с другой стороны, Елизавета доверилась ей, как подруге, — зачем же предавать ее? Обдумав оба варианта, Бесс сочла их неприемлемыми.

— А что такое «мастурбировать»? — тихо спросила Бесс.

— Ей-богу, для вдовы ты непростительно невежественна! Это означает брать мужское достоинство в руки, в чем все мужчины нуждаются время от времени. — Фрэнсис указала веером на престарелого графа. — Он слишком стар, и его «младший брат» уже чересчур мягкотел, чтобы требовать мастурбации, — сострила Фрэнсис и усмехнулась.

Бесс сменила тему:

— Напрасно я переселилась к вам. Все считают нас с Кавендишем любовниками, хотя знают, что он женат.

— А еще все знают, что скоро Уильям овдовеет. Более того, все понимают, что он уже выбрал следующую леди Кавендиш, ничуть не уступающую ему умом и манерами. Убедившись в этом, многие вздохнули с облегчением.

К ним подошел Кавендиш в сопровождении графа Шрусбери.

— Прошу прощения, но мне придется покинуть вас, прелестные дамы. Благодарю за приглашение, леди Фрэнсис, — произнес граф. — Не припомню, когда мне в последний раз довелось побывать на таком восхитительном званом ужине. Кавендиш, с вами мы увидимся в Уайтхолле на следующей неделе.

Бесс одарила графа ослепительной улыбкой и присела в глубоком реверансе. Внезапно почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, она подняла глаза и увидела рядом Джорджа Толбота. На миг в его глазах вспыхнул хищный блеск, как у дикого зверя перед решающим прыжком, но затем Толбот улыбнулся так, словно у него и Бесс были общие тайны.

— Очень рад видеть вас здесь, в Суффолк-Хаусе, госпожа. Надеюсь, в ближайшем будущем наши пути вновь пересекутся. Этого еще не хватало! Бесс слабо улыбнулась:

— Никому не дано знать, что готовит нам будущее.

— Пусть вам сопутствует удача, — тихо сказал Толбот. Бесс опустила ресницы.

— И вам также, милорд.

Когда Толбот и Шрусбери отошли. Фрэнсис спросила:

— Ты заметила на шее этой серой мышки Гертруды нитку фамильных жемчугов Толботов? Юный Толбот подарил своей кобылке жеребенка, как только затащил ее в постель.

— Она держится слишком надменно, будто боится развалиться от улыбки. Мне жаль ее, — призналась Бесс.

— Ну и напрасно! Когда старик Шрусбери испустит дух, Гертруда станет графиней, а ее муж получит баснословное состояние! Толботы в десять раз богаче Тюдоров: у них в сундуках припрятано по меньшей мере еще восемь нитей бесценного жемчуга!

— Я предпочитаю аметисты, — усмехнулась Бесс, внезапно обрадовавшись тому, что они с Уильямом оказались в самом изысканном обществе. В глазах Кавендиша вспыхнул голодный блеск, и Бесс словно обдало жаром.

Между тем гости начали расходиться. Один из джентльменов приблизился к Бесс и гапантно поклонился:

— Позвольте представиться, мадам: я — Сент-Лоу, капитан стражи леди Елизаветы. Дело в том, что я нигде не могу найти принцессу, а королевская барка уже готова к отплытию.

Бесс улыбнулась:

— Видно, принцесса ускользнула от вас?

— Да, мадам. Иногда она забавляется подобным образом.

— Вам следовало бы повнимательнее следить за ней.

— Леди Елизавета не выносит, когда за ней ходят по пятам. Принцессе редко случается радоваться свободе и уединению. Я стараюсь охранять ее, не проявляя навязчивости.

— Кажется, я догадываюсь, где найти ее, милорд. Я передам принцессе, что ей пора в путь.

Поспешно пройдя через большую гостиную, Бесс поднялась по лестнице в свои комнаты. Едва она приоткрыла дверь, Елизавета и Томас Сеймур отскочили друг от друга.

— Тебя никто сюда не звал!

— Простите! — Бесс покраснела. — Капитан вашей стражи просил меня передать вам, что барка уже готова к отплытию.

— Так пусть уплывает! — Судя по всему, Елизавета была готова бросить вызов всему миру. — Адмирал доставит меня домой на своей барке.

Молодой красавец укоризненно покачал головой, глядя на свою племянницу.

— Елизавета, это слишком опрометчивый шаг! — И он жестом собственника пригладил ей волосы. — Будь умницей. — Том Сеймур взглянул на Бесс в упор и подмигнул ей. — Здесь нас окружают друзья, умеющие хранить тайны.

Сеймур удалился, а молодые женщины застыли, готовые к поединку. Обычно бледная, Елизавета разрумянилась, ее глаза лихорадочно сверкали. Внезапно кровь отхлынула от ее щек, а взгляд надменных глаз стал просительным.

— Скажи, Бесс Хардвик, могу ли я доверять тебе?

Бесс поняла, что для принцессы она навсегда останется «госпожой Хардвик». Ей вдруг стало жаль Елизавету, давным-давно потерявшую доверие к людям. Бесс низко присела.

— Ваша светлость, можете положиться на меня. Елизавета погрузилась в размышления, но вскоре вскинула голову, протянула Бесс обе руки и пообещала:

— Когда-нибудь я вознагражу тебя за преданность. Я до сих пор помню: именно ты предупредила меня о том, что Екатерина Парр вознамерилась стать королевой.

— Она оказалась суровой мачехой? — сочувственно спросила Бесс.

— Да, но, к счастью, я научилась исподтишка управлять ею. Мы пришли к взаимовыгодному соглашению. Екатерина позволила мне остаться при дворе, а в ответ я делаю вид, будто довольна заботливой мачехой. Я перевожу для нее на английский язык французские книги и латинские молитвы, благодаря чему Екатерина кажется образованной и набожной женщиной. Взамен она позволяет мне самой выбирать себе наставников. Екатерина убеждает моего отца, чтобы он вновь объявил нас с Марией законными наследницами. При этом она преследует корыстны цели.

— Стало быть, она имеет большое влияние на короля?

— Да, но не в постели, на что Екатерина надеялась до свадьбы. Сейчас ей чаще приходится быть сиделкой, а не любовницей: с каждым днем мой отец становится все раздражительнее. Он эгоистичный, своевольный деспот. За последние несколько месяцев Екатерина постарела на десять лет. Как и все жены моего отца, она боится его.

— Смягчить сердце тирана невозможно, — тихо заметила Бесс.

— Вот именно! Слава Богу, мне ни к чему стараться самой. — Елизавета злорадно усмехнулась. — За меня все делает Екатерина!


Глава 13


Кавендиш вызвался сопровождать Бесс на свадьбу Уильяма Парра и Элизабет Брук, но та наотрез отказала ему.

— Не следует афишировать наши отношения. Я приеду на свадьбу вместе с Фрэнсис и Генри.

Хотя Уильям Парр был братом королевы, но из-за недавнего скандального развода он не решился устраивать пышную свадьбу.

— Его молодая жена прелестна, — заметила Бесс, взглянув на Фрэнсис и жалея о том, что это не ее свадьба.

— У Элизабет Брук есть голова на плечах. Она не только стала маркизой Нортхэмптон, но и золовкой самой королевы Англии! Как тебе нравится такой способ взойти на вершину?

Язвительный смешок Бесс привлек внимание Гарри, старшего брата невесты и наследника титула и состояния Кобхэмов. Он представился гостье, а когда начались танцы, то и дело приглашал ее. Гарри Брук вдруг понял, что давно пора обзавестись семьей: жизнерадостная рыжеволосая вдовушка вскружила ему голову.

Кипя от возмущения, Кавендиш сидел рядом с дочерью Кэти, невестой Томаса, младшего брата Гарри Брука. Наблюдая за танцующими Бесс и Гарри, Кэти обратилась к отцу.

— Папа, у тебя отменный вкус! Я влюбилась в нее с первого взгляда.

— То же самое произошло и со мной, дорогая. — Уильям вспомнил, как впервые увидел Бесс на террасе Суффолк-Хауса, и его вдруг охватило желание задушить Гарри Брука.

— Почему же ты не пригласишь ее потанцевать?

— В прошлый раз она оставила меня посреди бального зала. Маленькая плутовка не постесняется снова выкинуть тот же фортель.

Вскоре Бесс закружилась в гальярде в объятиях Джона Тайна. Они оживленно беседовали, не замечая никого вокруг.

— Кто этот джентльмен? — спросила Кэти. — Кажется, он мне знаком…

— И мне тоже, — процедил сквозь зубы Кавендиш. — Это мой давний друг Джон Тайн, управляющий лорда Эдварда Сеймура. Сейчас он строит загородный дом в Брентфорде.

— Надеюсь, Джон Тайн не собирается жениться? — невинно заметила Кэти. Кавендиш вскочил.

— Пойдем, милая, я познакомлю тебя с ним. — Когда танец завершился, сэр Уильям дружески приветствовал сэра Джона:

— Джон, позволь представить тебе мою дочь, Кэтрин Кавендиш. Она обручена с юным Томасом Бруком, но уверен, он не станет возражать, если ты пригласишь Кэти на танец.

Сэр Джон учтиво поклонился дочери друга, а Кэти и Бесс обменялись ироничными взглядами. Вновь заиграла музыка, и сэр Джон галантно произнес:

— Не окажете ли вы мне честь, госпожа? Сэр Уильям не менее чинно поклонился Бесс и задал тот же вопрос.

— А я думала, пожилые люди предпочитают наблюдать за танцующими. Но сейчас играют куранту, довольно медленный танец. Полагаю, легкий моцион вам не повредит, — насмешливо отозвалась Бесс.

— Танцуя гальярду, вы выставляли напоказ нижние юбки и кружевные чулки.

Заметив, что Повеса Кавендиш серьезен, Бесс решила рассмешить его:

— В этом и состоит соль гальярды. Кстати, Джон оказался крепче, чем выглядит. Я думала, к концу танца он начнет задыхаться.

— Он и вправду задыхался — от возбуждения, как все мужчины, которые глазели на вас. Я опасался, что ваша грудь выскочит из декольте!

— Так вот чем вы любовались! — Бесс сверкнула улыбкой. — Я сочла бы вашу ревность лестной, не будь она так нелепа. Мы просто говорили об особняках.

— Стало быть, вот что пробуждает в вас страсть! Джон уже пригласил вас в Брентфорд?

— Сказать по правде, да.

— И вы приняли приглашение? — угрожающе осведомился Кавендиш.

— Конечно. — Тут музыка умолкла. — Прошу прошения, сэр Уильям, но следующий танец я обещала Гарри Бруку.

К тому времени как новобрачных проводили в богато убранную спальню, было уже поздно, и гости начали разъезжаться. Бесс и Генри помогли Фрэнсис забраться в экипаж. Внезапно Бесс почувствовала, что сзади ее обхватили крепкие руки. Не успев опомниться, она очутилась в карете с гербом Кавендиша. Уильям опустился на сиденье рядом с Бесс и захлопнул дверцу. Его обычная насмешливость куда-то исчезла. Бесс следовало бы насторожиться, но она пришла в ярость.

— Это похищение? Вы намерены увезти меня к себе и изнасиловать?

— Да ты же сама напрашиваешься!

Бесс метнулась к Уильяму, готовая в кровь расцарапать ему лицо. Кавендиш схватил ее за руки и стиснул их, словно железными оковами:

— Прекрати эти выходки!

— А вы не смейте вести себя так, будто я принадлежу вам!

— Ей-богу, мне давно пора поставить свое клеймо! — Кавендиш привлек девушку к себе и впился в ее губы.

Она укусила его за губу и была вознаграждена неистовой бранью, но Кавендиш так и не разжал объятий.

— Сегодня ты заставила плясать под свою дудку двух мужчин!

— Ну и что? У них серьезные намерения. Оба собираются жениться.

— Я тоже!

Бесс поняла, что он охвачен ревностью. Еще немного — и Кавендиш пообещает жениться на ней. Эта мысль воодушевила девушку.

— Ты принадлежишь мне, и я не позволю другим мужчинам увиваться вокруг тебя! — На этот раз его губы были так требовательны и настойчивы, что Бесс с легким вздохом приоткрыла рот, впуская его язык.

Горячие губы скользнули по шее Бесс и коснулись округлостей груди. Внезапно Кавендиш спустил платье с ее плеч, взял груди Бесс в ладони и начал поочередно втягивать в рот набухшие соски.

Бесс вскрикнула от невыносимого наслаждения. Ее кровь вскипела, она, словно обезумев, сама льнула к своему мучителю.

— Ты хотя бы понимаешь, что делаешь со мной? — Его низкий голос срывался.

— Объясни.

— Лучше я покажу тебе. — Уильям взял ее за руку и приложил к своим чреслам.

Он был слишком велик! Бесс удалось обхватить его только двумя руками. От первого же прикосновения мужское достоинство Кавендиша еще увеличилось в размерах. Просунув ладонь под подол юбки Бесс, Уильям дерзко погладил ее по ноге и стал пробираться все выше, к бедру. Наконец он коснулся обнаженной кожи там, где заканчивался чулок. Бесс невольно вздрогнула.

— Не смей, Уильям! Я девственница!

— Что?!

— Мой муж был совсем ребенком, Уильям. Не знаю, получил ли наш брак должное завершение, но я по-прежнему чувствую себя девственницей.

— Бесс, ты не устаешь удивлять меня! — Ошеломленный, Уильям едва пришел в себя. — А ты уверена, что не хлебнула лишнего?

Бесс уже пожалела о своих словах.

— Признаться, я и вправду выпила слишком много, потому и повела себя так бесстыдно. Спасибо, что ты не воспользовался случаем.

Экипаж остановился, Уильям поспешно разжал объятия. Лакей из Суффолк-Хауса распахнул дверцу кареты. Кавендиш вышел первым и загородил собой Бесс, чтобы она привела себя в порядок.

Из второй кареты уже выбирался Генри Грей.

— Бесс, дорогая, ты не поможешь мне довести Фрэнсис до спальни? Боюсь, она нетвердо держится на ногах…

— Не правда! Мне не терпится очутиться в постели. Свадьбы всегда возбуждают меня. А вас? — Фрэнсис лихо подмигнула Бесс и Уильяму.

Лакей почтительно стоял поодаль, притворяясь глухим и слепым. Осознав комизм ситуации, Уильям, Бесс и Генри рассмеялись.

— Она права, — прошептал Уильям на ухо Бесс. — Я чувствую себя молодым жеребцом. Пожалуй, мне следует вернуться в Уайтхолл.

— Генри, я хочу немедленно лечь. А ты, Бесс, помоги мне избавиться от этого чертова корсета! — громогласно потребовала Фрэнсис.

В этом году светский сезон был необычайно богат событиями. В ноябре 1546 года знатные жители Лондона буквально сбивались с ног, чтобы успеть побывать на всех премьерах, балах и званых ужинах.

Кавендишу пришлось отправиться в Кентербери, пока дороги окончательно не развезло. Он должен был заставить многочисленные монастыри города поделиться с казной богатством, которое настоятели так умело прятали. В отсутствие Кавендиша Бесс осаждали поклонники, наперебой предлагая сопровождать ее в гости к Дадли или Гербертам. Но никто из них не волновал ее так, как Кавендиш. Бесс считала дни до возвращения Уильяма, который обещал прибыть в столицу к началу декабря.

Как только Кавендиш появился в Суффолк-Хаусе, Фрэнсис, пригласив его поужинать, предложила сопровождать ее в Хартфорт-Хаус на Кэпнонроу.

— Эдвард Сеймур и его милая герцогиня сегодня устраивают представление в честь короля и королевы. Ни за что не пропущу такое зрелище: мне не помешает посмеяться.

— Не припомню, чтобы они собирались ставить комедию, дорогая, — вмешался Генри.

— Ну как ты не понимаешь? Меня забавляет не пьеса, а уловки этой взбесившейся стервы Энн!

— Благодарю за ужин, Фрэнсис, но, пожалуй, от визита к Сеймуру воздержусь, — решил Кавендиш, только что побывавший на аудиенции у его величества. Сидя напротив Бесс, он пожирал ее глазами, поэтому почти не притрагивался к еде.

Сегодня Бесс была в бледно-сиреневом бархате, расшитом серебром. Чтобы угодить Кавендишу, она надела подаренное им аметистовое ожерелье. Бесс видела, как жадно смотрит Уильям на ее полуобнаженную грудь и губы. Ему не терпелось остаться с ней наедине. Внезапно Бесс потеряла желание смотреть спектакль, которого ждала целую неделю. Когда ужин завершился, она приложила ладонь к виску.

— У меня разболелась голова. Пожалуй, я останусь дома. Леди Фрэнсис поднялась и расправила пышные темно-синие юбки.

— Конечно, дорогая! — И она метнула на Уильяма выразительный взгляд. — Повеса Кавендиш славится умением прогонять головную боль — правда, предпочитает лечить ее между ног. Можешь мне поверить, такой способ действует безотказно!

— Фрэнсис, ты неисправима! — Генри увел жену из комнаты прежде, чем она успела отпустить очередную непристойность.

Поднимаясь вслед за Бесс по лестнице, Кавендиш не сводил глаз с подола ее алой нижней юбки и чулок. На миг его ошеломил возмутительно яркий цвет белья Бесс. Такие одеяния явно предназначались для мужских глаз. Охваченный ревностью, он задумался о том, с кем Бесс встречалась в его отсутствие и с кем намеревалась повидаться сегодня.

Войдя в гостиную Бесс, Уильям запер за собой дверь. Заметив ее недовольство, он заявил:

— Тебя надо держать взаперти — с этим согласится каждый, взглянув на твое белье.

— О чем ты говоришь? Кавендиш подтащил ее к зеркалу.

— В этом бледно-сиреневом бархате ты выглядишь невинной, как ангел! — Он приподнял ее юбку, открывая щиколотки. — Но под скромное платье ты надела белье, достойное только блудницы!

— А вы часто встречались с блудницами, сэр Кавендиш? Он застонал и крепко обнял ее.

— Ты побывала в Брентфорде?

— Конечно.

— И что же?

— Особняк обещает быть чудесным! Сэр Джон знает толк в архитектуре.

— К черту архитектуру! Лучше скажи, что было у тебя с ним? Или ты отпугнула его басней о своей девственности?

— Сэр Джон Тайн — джентльмен, чего нельзя сказать о вас! — вскипела Бесс.

Кавендиш презрительно фыркнул:

— Ты забыла, что он мой друг? Может, тебя привлекает его великолепный загородный дом? Ты мечтаешь о доме, Бесс?

Она вскинула руку, чтобы влепить ему пощечину, но Кавендиш перехватил ее и грубо стиснул в объятиях. Задыхаясь от ярости, Бесс крикнула:

— Ради вас я пожертвовала обществом короля Англии. И совершенно напрасно!

— Не думаю. От меня пахнет лучше, чем от Генриха Тюдора. — Уильям приник к ее губам, но через минуту слегка отстранился. — Я только что беседовал с ним.

— С королем? — удивилась Бесс.

— Он подтвердил, что меня ждет пост тайного советника.

— Уильям! — Бесс радостно обняла его за шею, а Кавендиш схватил ее за талию и закружил по комнате. — Кто-нибудь еще знает об этом?

— Никто, кроме тебя, Бесс. С тобой я поделился радостью в первую очередь.

Ее сердце растаяло от счастья.

— Что же ты сразу не сказал? Почему начал обвинять меня в ветрености? Могу поклясться, ты нарочно пытался разозлить меня.

— Возможно. В гневе ты еще более чувственна. — Просунув руку под колени Бесс, Кавендиш поднял ее так высоко, что сиреневый бархатный подол сбился и открыл его взгляду стройные ноги.

— Ты изомнешь мое новое платье!

— Тогда позволь мне снять его. Тебе все равно не терпится показать свое непристойное белье.

— Оно выглядит вполне пристойно!

— Так покажи мне его. — Целуя Бесс, Кавендиш умело развязывал шнуровку на ее спине. Когда же он поставил Бесс на пол, платье само упало с ее плеч.

Ахнув, она подхватила роскошное платье и прикрылась им.

— По-моему, вы слишком искушенный и дерзкий ловелас, сэр Уильям!

— Бесс, милая, ты же вдова!..

— Но я же сказала, что… — Бесс прикусила язык, понимая, что он не поверит ей.

Отобрав у нее платье, Кавендиш аккуратно повесил его на спинку кресла.

— В таком случае тебе следует радоваться моей искушенности. Я могу доставить удовольствие, не подвергая тебя опасности. — Он перенес Бесс на кушетку перед камином и усадил к себе на колени. В его глазах вспыхнул дьявольский блеск. — Я привез тебе подарок. Только найти его придется тебе самой.

Бесс, испытующе оглядев его, улыбнулась, расстегнула камзол и просунула ладони под полы. Передернув плечами, Кавендиш сбросил камзол. Бесс провела ладонью по его тонкой льняной сорочке.

— Ниже, — подсказал он.

Опустив глаза, Бесс увидела крупную выпуклость между ног Кавендиша.

— Негодяй!

Он быстро удержал ее, помешав встать.

— Дорогая, я пошутил. Вот мой подарок. — Уильям достал из-под сорочки маленький бархатный футляр и вложил его в руку Бесс.

Открыв крышку, она восхищенно ахнула. На темном бархате лежало кольцо с крупным аметистом, окруженным бриллиантами.

— Такой ценной вещицы у меня еще никогда не было! Уильям, не знаю, что и сказать…

Кавендиш надел ей кольцо на средний палец.

— Просто поцелуй меня. — Он положил Бесс на подушки и прижал к ним. Она подставила ему губы, не подозревая, что поцелуи Кавендиша пробудят в ней такую неутолимую жажду.

Он расстегнул корсет, который поддерживал груди, и они легли ему на ладони, как небольшие округлые плоды.

— Поклянись, что они принадлежат только мне, и больше никому! — Кавендиш осыпал упругие полушария поцелуями, затем начал лизать их и дразнить розовые бугорки, пока те не затвердели.

Бесс упивалась непривычными, но приятными ощущениями. Сильные руки и губы Кавендиша заставляли ее уступить безумному желанию. Страсть нарастала столь стремительно, что Бесс испугалась. Когда Уильям начал развязывать пояс ее нижней юбки, девушка попыталась остановить его:

— Я не хочу раздеваться!

Но ее срывающийся голос убедил Кавендиша в обратном, и он невозмутимо продолжил свое занятие.

— Ты не останешься нагой: ради приличия я не стану снимать чулки.

Она невольно улыбнулась этим нелепым словам, но когда застыла перед ним в одних только алых кружевных чулках, особенно ярких на фоне белоснежной кожи и невысокого холмика, увенчанного золотистыми завитками, от предвкушения у нее захватило дух.

Взгляд темных глаз обжигал ее тело, как пламя свечи.

— Ты даже представить себе не можешь, сколько раз я представлял тебя обнаженной. Но реальность оказалась гораздо упоительнее мечтаний. — Кавендиш смотрел на нее с без граничным обожанием, зная, что Бесс чувствует себя прекрасной и желанной.

Когда же он потянулся к рыжему треугольнику волос, она воскликнула:

— Нет!

Его пальцы замерли над холмиком.

— Да, — возразил он, не прикасаясь к ней. — Бесс, природа одарила тебя великолепным телом. Ты должна радоваться такому подарку. — Уильям осторожно опустил ладонь на золотистую поросль, давая Бесс время привыкнуть к его прикосновению, а затем медленно коснулся пальцем нежных складок.

Она вскрикнула, выгнула спину, зовя его взглядом, но отвергая дерзкие ласки.

Кавендиш подбодрил ее:

— Не стесняйся, милая, это доставит удовольствие нам обоим. Я буду ласкать тебя, пока этот бутон не распустит лепестки. Ты должна расцвести, как цветок, омытый росой. Эти слова побудили Бесс сделать первый робкий шаг навстречу таинственному и соблазнительному миру сладостных утех. Кончик пальца Кавендиша медленно описывал круги по холмику, складки которого быстро увлажнились.

— Они надулись, словно губы капризного ребенка, — прошептал Уильям.

Бесс издавала невнятные стоны. От пальца Кавендиша распространялось приятное тепло, вызывая возбуждение. По ее телу волнами расходился жар, налитая грудь подрагивала.

— Держи свой бутон нераскрытым до тех пор, пока он не будет готов лопнуть, — прошептал Кавендиш.

Интимные прикосновения Уильяма к самым запретным местам тела вызвали у Бесс жгучий стыд, однако она мечтала о большем. Лежа перед ним со слегка раздвинутыми ногами, Бесс вдруг почувствовала себя беспомощной и ненасытной. Она стонала и извивалась, а пламя в ней разгоралось все ярче. Схватив свободную руку Кавендиша, Бесс поднесла ее к губам и жадно перецеловала пальцы один за другим.

Вдруг она почувствовала, как ее тугой бутон распустился, наливаясь нестерпимым жаром. Средоточие женского естества напомнило Бесс экзотическую орхидею, роняющую алмазные капли росы. Она вскрикнула и с силой укусила Кавендиша за руку.

Почувствовав, что ее лоно увлажнилось, Уильям осторожно просунул туда мизинец и сразу наткнулся на преграду.

— Дорогая, значит, ты сказала мне правду! — В ошеломленном Уильяме вспыхнула радость и наполнила сердце самой пылкой любовью, какую он когда-либо испытывал.

Бесс была поглощена необычными ощущениями. Она и не воображала, что прикосновение мужчины способно доставить столь изощренное наслаждение.

— Я была совершенно невежественна, — шепотом призналась Бесс.

Кавендиш заключил ее в объятия.

— Я хочу, чтобы все тонкости плотских наслаждений ты познала со мной. — Впервые в жизни он так стремился обладать женщиной, но его страсть смешивалась с непреодолимым желанием защитить Бесс. Кавендиш знал, что она перешагнула некий невидимый порог, позволив ему прикоснуться к запретному местечку и доставить ей наслаждение. Очевидно, Бесс решила довериться ему. Конечно, не сразу, но чувственность возобладала в ней над рассудительностью.

Уильям предусмотрительно решил не злоупотреблять доверием. Он не имел права дать волю жажде, так долго мучившей его. Только железная воля помогла ему обуздать нестерпимое желание. Овладев собой, Кавендиш постарался доставить Бесс обещанное удовольствие.

Обхватив ее лицо ладонями, он коснулся ее губ.

— Ты так прекрасна, что у меня перехватывает дыхание! — Уильям целовал ее благоговейно, как хрупкий, драгоценный сосуд. Постепенно поцелуи стали продолжительнее, языки заплясали во ртах.

Бесс никак не могла насытиться поцелуями. Губы Кавендиша были то нежными и умоляющими, то твердыми и требовательными. Бесс отвечала поцелуем на поцелуй, выказывая пыл и страсть, подчиняясь требованиям Уильяма, доходя до чувственной одержимости.

Сильные Ладони Кавендиша гладили ее по спине, взбирались к плечам, скользили по роскошной груди.

— Позволь мне взглянуть, как ты выглядишь в аметистовом ожерелье и кружевных чулках.

Бесс совсем забыла, что на ней по-прежнему кружевные чулки, и, когда Кавендиш поднес ее к зеркалу и поставил перед ним, она изумилась. Пылающие волосы в беспорядке разметались по плечам, на обнаженной груди сверкали аметисты, как драгоценный убор языческой богини. Яркие чулки резко контрастировали с бледными бедрами и набухшими розовыми складками. Бесс залилась краской, разглядывая эротическое отражение в зеркале.

Она вскрикнула, когда Кавендиш опустился перед ней на колени, взялся обеими руками за ее ягодицы и притянул к себе. Он покрыл сливочно-белые бедра поцелуями, легонько подул на рыжие завитки, приподнимая их. Кончик его языка безошибочно отыскал крупный бутон, обвел его и втянул в рот.

Не успела Бесс возразить, как ею овладело безумное возбуждение. Завороженно глядя в зеркало, она наблюдала, как ее собственные пальцы перебирают волосы Кавендиша, притягивая его голову ближе к раскаленному холмику. Ее спина изгибалась от небывалого наслаждения. Низкий, воркующий смешок сорвался с губ Бесс, когда она вспомнила слова Фрэнсис. Да, Повеса Кавендиш и вправду умел исцелять головную боль.

Выкрикнув его имя, Бесс почувствовала приближение экстаза. Не в силах устоять, она опустилась на колени, обмякла в объятиях Кавендиша и уткнулась лицом ему в грудь. Когда комната перестала вращаться перед ее глазами, Бесс отстранилась и испытующе вгляделась в глаза Уильяма:

— Я очень испорченная, да?

— Бесс, милая, ты — самая невинная и вместе с тем страстная женщина, какую я когда-либо встречал.

И тут Бесс пронзила невероятная мысль: «Именно об этом говорила принцесса! То же самое произошло между адмиралом и Елизаветой!»


Глава 14


Рождественские праздники подкрались незаметно. Супруги Грей со всеми домочадцами перебрались в Челси. Леди Фрэнсис заявила, что Рождество — детский праздник, и пожелала привезти из Хэмптон-Корта леди Джейн, которая давно соскучилась по родителям и сестре Кэтрин.

— Хоть бы скорее кончилось Рождество, — вздыхала Фрэнсис, — и мы отметили Новый год. Помню, в старые добрые времена, когда король отделался от религиозной фанатички Екатерины Арагонской и добивался благосклонности Анны, Рождество справляли пышно и бурно. Нам было так весело, что никто при дворе и не думал ложиться спать все двенадцать дней!

Бесс потупилась, охваченная мучительными воспоминаниями о прошлогоднем Рождестве. Пока она была замужем за Робом, дни тянулись бесконечно, но теперь, оглядываясь назад, Бесс вдруг поняла, что они промелькнули в мгновение ока. Подняв глаза и увидев, что ее окружает роскошь дворца Челси, она с облегчением вздохнула и постаралась отделаться от печально-сладких воспоминаний.1546 год сначала принес ей безнадежное отчаяние, а завершился на редкость удачно. Бесс молча возблагодарила небеса. Если фортуна и впредь будет улыбаться ей, 1547 год превзойдет все ожидания!

Бесс знала, что в этом месяце не сможет часто видеться с Повесой Кавендишем: Тайный совет заседал каждый день — либо в Уайтхолле, либо в замке Бейнард, неподалеку от Стрэнда. В величественном замке Бейнард жил Уильям Герберт, граф Пемброк, женатый на сестре королевы Екатерины Парр. Но Бесс считала, что такие редкие встречи с Кавендишем даже к лучшему. Их отношения приняли слишком опасный оборот, поэтому перерыв пришелся весьма кстати. Кроме того, Бесс сбивалась с ног, сопровождая чету Грей, проводивших праздники то в Челси, то в Хэмптон-Корте.

Барка плыла вверх по реке, воздух был свежий и морозный. Генри Грей перевел взгляд с Фрэнсис, закутанной в меха, на Бесс, накинувшую шерстяной плащ.

— Ты не замерзла, дорогая? Бесс улыбнулась:

— Нет, милорд, просто предстоящий визит в Хэмптон-Корт взволновал меня. На этот раз я надеюсь хорошенько рассмотреть короля, королеву, принца Эдуарда и принцессу Марию.

— Тогда приготовься к разочарованию, милочка, — сухо предупредила Фрэнсис. — Тюдоры — пренеприятная семейка.

Юная Кэтрин Грей поежилась под меховым плащом, и Бесс прижала ее к себе, чтобы согреть.

— Леди Мария ничуть не похожа на леди Елизавету, хотя они и сестры — как мы с леди Джейн.

— Маленькая моя, ты уродилась в свою маму, — ласково ответила ей Бесс. — Ты скучаешь по сестре Джейн? Кэтрин приблизила губы к уху Бесс:

— Джейн — зануда и ханжа, но все-таки без нее мне тоскливо.

Рассмеявшись, Бесс крепче обняла девочку. Пока барка разворачивалась у пристани Хэмптон-Корта, перед мысленным взором Бесс промелькнула недавно увиденная картина: Елизавета в объятиях Тома Сеймура. Вспомнив о недавних событиях собственной жизни, Бесс задумалась: осмелится ли она посмотреть Елизавете в глаза?

Наспех поздоровавшись с Фрэнсис и Генри Грей, Елизавета обратила вопросительный взгляд янтарных глаз на Бесс, поцеловала ее в щеку и украдкой прошептала:

— Ты еще не рассталась с девственностью? Бесс вспыхнула:

— Нет, а вы?

— К сожалению, я тоже вынуждена дать отрицательный ответ. — Принцесса даже не удосужилась понизить голос. — Давай поскорее отойдем от часовни, иначе мне придется отстоять обедню вместе с лицемерками… А вот и они — легки на помине!

Увидев приближающихся со стороны Длинной галереи двух дам со свитой, Елизавета плавно опустилась в реверансе. Бесс, леди Фрэнсис и маленькая Кэтрин Грей последовали ее примеру.

— Ваше величество и леди Мария, позвольте представить вам миссис Элизабет Хардвик, — с истинно королевским достоинством произнесла леди Елизавета.

Бесс в изумлении уставилась на двух женщин средних лет. Поскольку королева Екатерина Парр трижды побывала замужем и имела множество любовников, Бесс ожидала увидеть обольстительную куртизанку. Однако ее глазам предстала чопорная, сдержанная особа, которую можно было принять за жену викария.

— Ваше величество… — пробормотала Бесс.

Но леди Мария еще больше поразила ее. Бесс всегда представляла себе принцессу молодой и привлекательной, а она оказалась невысокой, полноватой тридцатилетней старой девой, с седеющими волосами, выбивающимися из-под накрахмаленного чепца.

Прижимая к груди молитвенники, две царственные особы удивленно смотрели на пышущую здоровьем и красотой девушку в ярко-синем бархате. Бесс сразу почувствовала, что не понравилась леди Марии. Принцесса неодобрительно поджала губы и взглянула на Елизавету, словно желая сказать: «Два сапога — пара!» Потом обе дамы, обратив взор к леди Фрэнсис и маленькой Кэтрин, дружески приветствовали их.

Елизавета отважно солгала:

— Я собиралась посетить часовню вместе с вами, но кузина Фрэнсис попросила меня присутствовать на ее встрече с его величеством. Прошу меня простить.

Королева и принцесса двинулись прочь.

— Вы чудом спаслись, — заметила Фрэнсис, выказывая привычную непочтительность. — Королева выглядит усталой. Чем, черт возьми, Генрих так изнурил ее? Судя по виду, отнюдь не супружескими обязанностями:

— Не могу поверить, что это ваша сестра, — тихо призналась Бесс.

— Я тоже, — сухо проронила Елизавета.

— Лицо у нее — точь-в-точь пудинг с салом, — заявила Фрэнсис. — Почему бы ей не покрасить волосы — вместо того чтобы целыми днями сидеть, уткнувшись в Библию?

— Пойдем ко мне, там мы сможем спокойно поговорить, — обратилась Елизавета к Бесс.

— Значит, вы намерены сбежать, бросив нас на милость вашего отца? — иронически осведомилась Фрэнсис.

— Кузина, милая, еще не родился на свет мужчина, с которым ты не смогла бы совладать!

— Это верно, — согласилась Фрэнсис. — Так уж и быть, поболтайте вдвоем. Если понадоблюсь, я буду в покоях леди Джейн.

Покои леди Елизаветы были элегантно обставлены и свидетельствовали о хорошем вкусе хозяйки. Проходя через анфиладу комнат, Бесс заметила, что во многих вдоль стен расставлены книжные шкафы и почти в каждой письменный стол. Это убедило ее в том, что Елизавета одержима тягой к знаниям, любовью к чтению и письму. Прочные засовы на дверях напоминали о том, как высоко принцесса ценит уединение. Елизавета имела четырех фрейлин, но их нигде не было видно. Только пышнотелая немолодая женщина сидела с рукоделием на подоконнике, устланном подушками.

— Это миссис Кэт Эшли. Когда-то она была моей няней, а теперь стала старшей фрейлиной. Это Бесс Хардвик, моя подруга, о которой я рассказывала, компаньонка моей кузины Фрэнсис.

— Еще одна рыжая! Господи спаси! — Глаза миссис Эшли лукаво блеснули.

— У меня нет тайн от Эшли. Никому другому я не доверяю так, как ей. Эшли, мы с Бесс идем в святая святых. Последи, чтобы нам никто не помешал.

Бесс показалось, что они перенеслись в совершенно иной мир. Просторная комната, в которую привела ее Елизавета, была отделана муранскими зеркалами. На потолке висели хрустальные люстры с сотнями свечей, готовых вспыхнуть с наступлением сумерек. Но пока комнату заливал солнечный свет из высоких окон.

Комната изобиловала музыкальными инструментами: скрипками, лютнями, клавикордами. Принцесса провела Бесс в гардеробную, и та удивленно вытаращила глаза: по меньшей мере два десятка великолепных платьев было развешано по стенам. Среди них попадались наряды, искусно расшитые золотом, алмазами и жемчугом.

Рядом с платьями висели десятки причудливых аксессуаров, пригодных разве что для сцены: парики всех форм и цветов, туфли на высоких каблуках, изысканное белье, целый сундук украшений. На туалетном столике теснились флаконы с кремами, духами и притираниями.

— Конечно, появляться в таких нарядах при дворе я не могу — мне все запрещают. Однако здесь я надеваю все, что хочу, и порой танцую в зеркальной комнате до рассвета. — Елизавета указала Бесс на два платья:

— Посмотри на них!

Одно было сшито из черного атласа, а второе — из черного бархата. Сквозь разрезы в пышных рукавах черного виднелся серебристый подбой. Дерзкий французский покрой этих нарядов поразил воображение Бесс: огромные декольте наверняка обнажали грудь почти до самых сосков. Подобные туалеты вряд ли пристало носить юной девушке.

— Они принадлежали моей матери, — шепотом пояснила Елизавета.

Бесс благоговейно коснулась платьев:

— Бесподобно! Но как они попали к вам?

— Кэт Эшли замужем за кузеном моей матери. Они тайно сберегли для меня некоторые ее вещи. Остальные спрятаны в Хэтфилде.

Бесс провела пальцем по блестящему черному парику.

— Вы когда-нибудь пытались изменить свой облик? Елизавета рассмеялась и приподняла тонкую выщипанную бровь:

— Как ты догадалась?

— Именно так я поступила бы, если бы с меня не спускали глаз, — призналась Бесс.

— Однажды я даже переоделась мальчишкой, — усмехнулась Елизавета. — И этим весьма позабавила его.

Поняв, что принцесса говорит об адмирале, Бесс ощутила тревогу. Ей хотелось предостеречь Елизавету.

— А разве нельзя встречаться с ним здесь? — Бесс уже поняла, что задала глупый вопрос: влюбленных не спасли бы крепкие дверные засовы.

— Нет. Только за пределами дворца. В саду множество беседок, а когда позволяет погода, я выезжаю на охоту или на верховые прогулки. Правда, сейчас слишком холодно, зато река всегда под боком.

В распоряжении адмирала были суда всех размеров, не говоря уж о его собственной барке. Бесс догадалась, что Елизавета проскальзывает в лодку под покровом темноты.

— Ваша светлость… — смущенно начала она, вспомнив, как ненавидит принцесса советы и наставления. И все же Бесс решила предостеречь подругу. — Я тоже влюблена в человека, который старше меня. Он поклялся, что не причинит мне вреда. Однако я не позволяю ему скрепить наш союз, пока он не может жениться на мне. Последствия погубили бы мою репутацию, хотя моя репутация — ничто по сравнению с вашей. Ваш отец обезумеет от гнева. Вас и вашего возлюбленного ждет ужасная участь! Ваша светлость, поклянитесь сейчас же, что вы, как и я, сохраните девственность до брака!

В запертую дверь кто-то осторожно постучал. Рассерженная принцесса подошла к двери.

— Я же просила не беспокоить нас!

— Ваша светлость, вас зовет его величество…

— Дьявол!

Елизавета заперла дверь ключом, который носила на шее на длинной цепочке, и повела Бесс к себе в спальню, где две фрейлины уже приготовили свежее белое платье и розовую воду для омовения рук и лица.

— Скорее, скорее! — торопила принцесса.

Бесс вдруг поняла, что Елизавета боится отца-короля, как, несомненно, боялись его все придворные дамы. Она с облегчением вздохнула: страх перед всесильным отцом наверняка удержит принцессу от рокового шага!

Королевский паж провел Елизавету и Бесс по личным покоям Генриха и остановился у дверей столовой. Принцесса улыбнулась:

— Слава Богу, нас пригласили только на обед! В столовой толпились приглашенные. Они болтали и пересмеивались в ожидании его величества. Бесс сделала шаг к леди Фрэнсис, беседующей с дочерью, леди Джейн Грей. Елизавета удержала подругу.

— Я не желаю тратить время на эту маленькую ханжу, когда рядом братья Дадли!

Трое хорошо сложенных юношей стояли возле светловолосого мальчика лет девяти.

— Эго мой брат, принц Эдуард… Ваше высочество, позвольте представить вам мою подругу Бесс Хардвик.

Бесс растерялась. Хрупкий мальчик походил на ангела. Неужели этот чудесный ребенок сын грубого короля Генриха? Бесс низко присела и заметила, что юный наследник престола старательно отводит взгляд от ее груди. Зато братья Дадли уставились на нее в упор жадными глазами.

— Ты помнишь задиру Робина? — спросила Елизавета. — Он-то наверняка запомнил тебя!

— Миссис Хардвик. — Темно-карие глаза Робина блеснули. Улыбнувшись, Бесс скромно поправила его:

— Барлоу… Я вдова.

— Фамилия «Хардвик» легче запоминается, — возразила Елизавета.

Робин Дадли усмехнулся.

— Благодаря Джорджу Толботу я никогда ее не забуду. — Он представил разрумянившуюся Бесс братьям:

— А это Амброуз и Гилдфорд.

Юноши были розовощекими и светловолосыми. «Смуглый Робин наверняка в свою мать Нэн». — подумала Бесс, вспомнив миловидную графиню Уорвик.

— Вы приглашены на новогодний маскарад? — спросил Амброуз Дадли, не сводя глаз с Бесс и плотоядно облизывая губы.

— Да, она приглашена, но ей придется надеть маску, чтобы не стать добычей похотливых негодяев вроде тебя, — известила его Елизавета.

— Я узнаю ее в любой маске! — хвастливо возразил Амброуз, продолжая пялиться на грудь Бесс.

— Перестань раздевать ее взглядом, нахал! — Елизавета дернула дерзкого юнца за ухо.

Но Бесс не обиделась. Братья Дадли были моложе ее, их юношеский пыл не представлял угрозы.

Заметив, что вошла леди Мария, Бесс низко поклонилась ей. Но Елизавета не сделала этого и удостоилась недовольного взгляда сестры, которая, впрочем, сразу направилась к Фрэнсис и леди Джейн. Бесс вдруг догадалась Мария и Елизавета ненавидят и презирают друг друга! В этот момент в столовую вошла королева Екатерина Парр в вождении Генри Грея. Бесс вспомнила слова Фрэнсис о том, что Генри знает толк в этикете. На этот раз принцесса низко присела, по примеру остальных дам, а мужчины, в том числе и наследник престола, склонили головы.

Наконец появился король Генрих, и собравшиеся замерли в поклоне. Король сделал жест, и все заняли места за столом в строгом соответствии со своим положением и титулом. Рядом с королевой сел наследник, затем леди Мария и леди Елизавета. Фрэнсис Грей расположилась по левую руку от короля, рядом с дочерьми — леди Джейн и леди Кэтрин, а их отец, лорд Генри Грей, улыбнувшись Бесс, предложил ей сесть рядом с ним. Она обрадовалась подсказке, ибо при виде короля Генриха Тюдора ее ноги словно приросли к полу.

Еще никогда в жизни Бесс не видывала такого внушительного мужчины. Король производил впечатление великана. В довершение ко всему он был тучен и непропорционально сложен, его живот выдавался далеко вперед и казался огромным даже по сравнению с грудью, напоминающей бочку. Грубоватое лицо короля стадо багровым, мясистым и одутловатым, на нем застыло выражение недовольства. Шея Генриха тонула в складках жира, казалось, его голова сидит прямо на плечах. Он не шел, а ковылял, волоча обмотанную бинтами ногу. Свита сопровождала его, держась на почтительном расстоянии.

«О Господи! Неудивительно, что Повеса Кавендиш оскорбился, когда я приняла его за короля!» — подумала Бесс.

Зато Генрих был одет с подобающей королю пышностью: шелковая сорочка с пышными рюшами виднелась из-под расшитого бархатного камзола, рукава которого были подбиты алым и золотистым шелком. На плечи был накинут парчовый короткий плащ. На груди висела массивная золотая цепь, а на ней красовался изумруд величиной с гусиное яйцо. Генрих Тюдор не надел корону — она ничего не добавила бы к его величию. Его голову украшал бархатный берет с пером; на пряжке сверкал изумруд, обрамленный бриллиантами. Екатерина Парр поспешила навстречу супругу. — Куда вы пропали, черт побери? Место королевы — рядом с королем! — взревел Генрих.

— Прошу прощения, ваше величество: я была в церкви вместе с леди Марией.

Генрих метнул на старшую дочь злобный взгляд, опустился на сиденье высокого резного стула и вскинул руку, подавая гостям знак сесть.

Бесс содрогнулась, представив себе прикосновение этой мясистой руки. Пальцы короля походили на жирные сосиски, унизанные десятками колец со сверкающими камнями.

Напряженное молчание повисло в комнате. Наконец Генрих Тюдор заговорил:

— Кое-кто из вас покинет дворец, чтобы провести Рождество в кругу семьи. — Он сделал паузу, обвел взглядом комнату и нарочито грубым тоном добавил:

— А когда вы вернетесь, рождественские праздники сменятся новогодними торжествами и балом Двенадцатой ночи. Мы отметим их все вместе. — Это означало, что король разрешает подданным на время покинуть дворец, а затем велит вернуться ко двору.

Как только Генрих умолк, гости возобновили беседу. Елизавета сразу же отвернулась от сестры Марии и начала болтать с Робином Дадли, сидящим напротив. Дождавшись, когда виночерпий короля отведает вино, Фрэнсис Грей подняла свой кубок:

— С Рождеством, Гарри!

Генрих Тюдор пребывал в отвратительнейшем настроении, притом не без причины. Его жизнерадостная юность и необузданная мужская сила остались в прошлом. Старость подкрадывалась так же неумолимо, как язвы, распространяющиеся все выше по ноге. Король отдал бы все, лишь бы вновь иметь возможность скакать верхом или обладать женщиной!

Он раздраженно ощупал свой гульфик. Что толку в орудии, которое остается вялым, несмотря на все старания жены? Может, уж лучше отрезать его? Когда-то Генрих гордился поразительными размерами и выносливостью этого органа. Взгляд его круглых глаз скользнул по Екатерине Парр. А может, во всем виновата она? Эта женщина не пробуждала в нем даже подобие желания.

Он перевел взгляд на гирлянды остролиста и плюща, украшающие столовую, и поморщился, припоминая лучшие времена. Кроме Фрэнсис, только одна женщина осмеливалась звать его «Гарри». Анна! Ее красота и смех до сих пор неотступно преследовали короля. Оба они поособому относились к Рождеству. Именно после Рождества Анна впервые отдалась Генриху, позабыв обо всем. В канун Двенадцатой ночи она стала особенно ненасытной, заманивала его в постель по десять раз на дню, и, прежде чем завершился первый месяц их любви, семя Генриха пустило росток в ее плодовитом чреве. А девять месяцев спустя родилась Елизавета.

Король посмотрел на свою рыжеволосую дочь. Она выросла надменной и гордой. Такой же когда-то была ее мать. Неужели и Елизавета будет колдуньей? Несомненно, Анна околдовала его! На следующее Рождество после рождения дочери Анна стала преследовать мужа с удвоенным пылом, мечтая родить сына. Она не виновата в том, что потеряла его. Генрих с тоской вспомнил нежное тело жены — единственной женщины, какую он любил. Ее погубили завистники. Генрих не упрекал себя в гибели жены.

Он тяжело вздохнул. Теперь у него одна отрада — вкусная еда, но даже она не доставляла ему былого наслаждения. Он запил сочный кусок оленины кубком золотистого рейнвейна и поглаживал объемистый живот, пока не дождался гулкой отрыжки.

— Замечательный привет из глубины души, Гарри!

«Во всем мире только дочь моей сестры, Фрэнсис, осмеливается говорить мне все, что думает. Так делала и Анна. Как мне недостает ее!» — печально размышлял король. Может, теперь она посмеивается, глядя на него с небес? Нет, скорее всего Анна проклинает его — за то, что он объявил Елизавету своей внебрачной дочерью. Король обвел взглядом всех своих детей. Только Елизавета была похожа на него. Ее блестящие рыжие волосы непреложно свидетельствовали о родстве с Генрихом Тюдором. В этот момент король поклялся себе сменить гнев на милость и вернуть Елизавете титул принцессы, сделать ее законной наследницей престола. Дочь Анны имеет столько же прав на корону, сколько дети других его жен, а может, и больше.

Вдруг глаза Генриха остановились на другой рыжеволосой девушке, оживленно беседующей с Генри Греем. В глубине чресел короля возникла знакомая тяжесть.

— Это твоя фрейлина? — спросил он у Фрэнсис.

— Да. Бесс Хардвик — моя близкая подруга.

— Норовистая кобылка. Твой муж уже объездил ее?

Фрэнсис покатилась со смеху:

— Пусть даже не пытается! Иначе ему придется иметь дело с Уильямом Кавендишем.


Глава 15


Леди Фрэнсис с дочерьми и швеями расположилась в галерее дворца Челси. Бесс сидела на подоконнике, набрасывая эскизы костюмов, которые предстояло сшить к новогоднему маскараду в Хэмптон-Корте.

— Я хочу, чтобы мой костюм скрадывал полноту. Но предупреждаю, наряжаться пастушкой не намерена! — заявила Фрэнсис.

— А знатной дамой? — спросила Бесс, быстро нарисовав высокий головной убор.

— Неплохо, а к твоим рыжим волосам подошел бы костюм Венеры Боттичелли. Бесс явно колебалась.

— Мне кажется, на маскарадах гости ведут себя слишком… раскованно. Нескромное одеяние богини может толкнуть их на чересчур смелые поступки.

— Придумала! Меня посетила на редкость удачная мысль — уверена, она тебе понравится. Я наряжусь настоятельницей монастыря, а ты — в белое одеяние послушницы.

— И вправду отлично придумано!

«Так я убью сразу двух зайцев: дам всем понять, что я девственница, а Уильяму — что не собираюсь расставаться с невинностью!»

— А я хочу быть бабочкой! — заявила Кэтрин.

— Что ж… — Бесс быстро набросала костюм с тонкими рукавами-крылышками.

— А Джейн следовало бы нарядится книжным червем, — шепотом добавила Кэтрин.

— Ты унаследовала материнское остроумие, детка.

Семейство Грей отправилось из Челси в Хэмптон в экипаже. Многострадальный Генри, уступив уговорам жены, согласился нарядиться монахом.

— Сообщив Повесе Кавендишу, что ты заставила меня надеть костюм брата Тука, я предложил ему нарядиться Робин Гудом. Само собой, он послал меня куда подальше и сказал, что явится на маскарад в черных кожаных бриджах и сапогах для верховой езды.

— А по-моему, с костюмом Робин Гуда ты придумал удачно — ведь Кавендиш отбирает деньги у бедных и отдает богачам! Бесс, а где моя маска? Не хочу, чтобы меня узнали, — заволновалась Фрэнсис.

— Фрэнсис, дорогая, тогда тебе придется держать рот на замке, — предупредил Генри. — Острый язычок непременно выдаст тебя.

— И меня лишат духовного сана… Боже упаси!

Хэмптон-Корт превратился в сказочный замок. Сотни факелов и тысячи свечей освещали залы, украшенные остролистом, омелой, позолоченными статуями херувимов и архангелов. Толпы гостей заполнили комнаты и галереи. Фрэнсис пришлось расталкивать локтями музыкантов, слуг с вином и марципанами и весельчаков в изысканных костюмах.

В конце Длинной галереи был воздвигнут большой помост для семьи монарха. Бесс то и дело смеялась, слыша остроты Фрэнсис.

— Ты только посмотри на эти костюмы! Они им в самый раз. Какой тюрбан! Король наверняка вообразил себя султаном Багдада, и если у кого-нибудь из мужчин Англии есть гарем, так только у Гарри!

— А это, случайно, не адмирал в костюме пирата? — спросила Бесс.

— Я думала, ему хватит ума выбрать другой наряд. Всем известно, что наш флот процветает в основном благодаря пиратству.

Бесс тщетно высматривала в толпе леди Елизавету и наконец решила, что, вероятно, принцесса выбрала неприметный маскарадный костюм. Приняв приглашение крестоносца, Бесс узнала в нем Томаса Дарси, богатого и знатного холостяка, за которым охотились все невесты этого сезона. А когда выяснилось, что олень с ветвистыми рогами — это Гилдфорд Дадли. брат Робина, Бесс от души расхохоталась.

— А я, признаться, разочарован, — заметил олень. — Под вашей рясой ничего не разглядеть. Я надеялся, что вы наденете более откровенный костюм.

— Как вы меня узнали? — удивилась Бесс.

— Просто раздел вас глазами.

— Скверный мальчишка! — Она замахнулась тяжелым крестом, висевшим у нее на шее.

— Веди себя прилично, — сказал брату Робин Дадли. В костюме царя зверей, с роскошной львиной гривой, увенчанной короной, Робин выглядел великолепно. А его брат Амброуз был в костюме волка.

— А где же леди Елизавета? — спросила Бесс.

— Наверху, набирается храбрости.

— Неужели она надела слишком смелый наряд?

— Подожди — и увидишь, — со смехом отозвался Робин.

— А кем нарядился отец? — полюбопытствовал Амброуз.

— Понятия не имею, — ответил Робин, — но ручаюсь, он появится на помосте. Подождем, что будет дальше.

Бесс с удивлением увидела, что леди Мария оделась простой пастушкой. Фрэнсис всласть поиздевается над ней! Внезапно пастушка, словно играя роль в пьесе, выронила длинный посох. Пытаясь подхватить его, она задела тюрбан багдадского султана. Султан чертыхнулся, попытался отстраниться, но острый конец посоха ударил его по больной ноге.

Генрих Тюдор взревел от боли, пастушка расплакалась. Королева Екатерина Парр в старинном головном уборе бросилась к мужу и стойко выдержала приступ его ярости. Было решено, что король удалится в спальню, где лорд Джон Дадли и лорд Эдвард Сеймур уложат его в постель.

Через несколько минут после ухода короля в зале появилась Елизавета. Бесс не сразу узнала остановившуюся перед ней полураздетую девушку в белокуром парике.

— Не узнаешь? Я Цирцея — та самая, которая превращала мужчин в диких зверей.

Бесс перевела взгляд с девушки, закутанной в полупрозрачный золотистый плащ, едва прикрывающий маленькие, высокие груди, на усмехающихся братьев Дадли.

— Ваша светлость, вы рискуете вызвать скандал, — тихо заметила Бесс.

— Не всем же быть монахинями! Да меня никто и не узнает.

— Я сразу узнала тебя, — заявила, подойдя к ним. леди Мария. — Мне стыдно, что у меня такая сестра! Так наряжалась твоя мать, когда была наложницей моего отца!

— Замолчи, дрянь! Моя мать была королевой! Злобный взгляд Марии Тюдор остановился на Бесс:

— А как посмела ты высмеивать меня и католическую церковь? Это кощунство! Король непременно узнает о твоей возмутительной выходке.

— В эту минуту мой бедный отец мечтает только об одном — отправить тебя в ад вслед за твоей матерью! — возбужденно проговорила Елизавета.

Робин Дадли обнял ее за талию и решительно увел прочь.

Бесс встревожилась. Елизавета вела себя слишком опрометчиво, а ей самой следовало бы хорошенько подумать, прежде чем наряжаться в костюм монахини. Ее щеки разгорелись, в зале было душно, апостольник натирал подбородок. Мечтая глотнуть свежего воздуха, Бесс бросилась к двери балкона.

Увидев приближающегося к ней мужчину в черных бриджах и сапогах для верховой езды, она вздохнула с облегчением. Костюм этого человека дополняли шляпа с обвисшими полями и черная маска.

— Где же ты был? Я задыхаюсь!

Он взял Бесс за руку и повел ее на балкон.

— В чем дело, моя маленькая монахиня?

— Напрасно я выбрала этот костюм! Думала, это будет забавно, хотела показать тебе, что по-прежнему чиста, а вместо этого разозлила принцессу Марию!

— Тс-с! — Приложив ладони к ее щекам, мужчина нагнулся и завладел губами Бесс.

Радостно прильнув к нему, она почувствовала себя в безопасности.

— Как жаль, что ты женат!

— Мне тоже.

Бесс задрожала. Ночь выдалась морозной, и после душных комнат девушку охватил озноб.

— Холодно! — Она взяла спутника за руку и потянула к двери.

Оглядев Длинную галерею, Бесс заметила вдалеке еще одного мужчину в черных кожаных сапогах. Ее глаза округлились от изумления, когда она узнала Уильяма

Кавендиша. Бесс пристально оглядела своего спутника и лишь теперь заметила, что он выше Уильяма и шире его в плечах.

— Кто вы такой? — гневно спросила Бесс. Незнакомец усмехнулся:

— Не бойся, Плутовка, — даже я не насилую монахинь. — И он отошел.

Заметив Бесс, Кавендиш пробрался к ней через толпу.

— Кто это был рядом с тобой? Джордж Толбот?

— Да! Я готова задушить его! — пылко воскликнула Бесс.

— Смотри не проглоти свои четки, дорогая. Чем он так разозлил тебя?

— Уильям, пожалуйста, отвези меня домой! Мне так плохо!

— Тогда едем немедленно! Полночь еще не наступила, но я все-таки хочу преподнести тебе новогодний подарок.

Обняв Бесс за плечи, Кавендиш быстро повел ее через двор к карете. Он помог Бесс забраться в экипаж, сел рядом и притянул ее к себе. Губы Бесс были холодны как лед, но Уильям быстро согрел их поцелуями.

— Я знаю, как уберечь тебя от холода, — прошептал он.

— Прошу тебя, не надо!

— Я пошутил. Смотри, что я тебе приготовил.

Бесс сняла крышку с большой коробки и радостно вскрикнула. Свет факелов, горящих во дворе, засеребрился на мягком лисьем меху. Расправив меховой плащ, Бесс увидела, что он подбит аметистовым бархатом. Она сразу же закуталась в плащ и подула на серебристый мех, наслаждаясь его шелковистым прикосновением.

— Какая прелесть! У меня еще никогда не было меховой одежды!

— Скоро у тебя будет много мехов. Бесс подставила Уильяму губы.

— С Новым годом, Бесс!

— С Новым годом, Уильям!.. — Прижавшись к нему, она рассказала о досадных событиях этого вечера.

Кавендиш рассмеялся, и Бесс поняла, что ценит в нем умение превращать в шутку любую трудность. Ей вдруг расхотелось возвращаться в Суффолк-Хаус. Вот если бы провести всю ночь в теплой, уютной карете!

Повеса вздохнул. Он надеялся, что роскошный подарок заставит Бесс уступить ему. Разочарованный, Уильям велел кучеру везти их на Ричмонд-Хилл, откуда открывался живописный вид. Здесь, на холме, они встретили рассвет над долиной Темзы — первый рассвет нового, 1547 года.

В следующий раз Кавендиш увиделся с Бесс только в конце января. Ему пришлось отправиться в Хартфордшир и разобраться в запутанном деле об аренде земель, принадлежащих аббатству Сент-Олбанс. Кроме секретаря, Кавендиш взял с собой множество клерков, поскольку земли Сент-Олбанса были обширными и почти все сдавались в аренду — таким образом настоятель аббатства пополнял казну. Церковные земли простирались до самого Нортоу, где в прелестном особняке и разместился сэр Уильям с сопровождавшими его лицами.

Даже во время поездок Кавендиша не покидали мысли о Бесс. Он знал, что у него есть немало соперников, готовых сделать ей предложение, но все-таки надеялся как-то привязать ее к себе. Осматривая поместье Нортоу, Уильям размышлял о своей ситуации. Роскошные подарки, меха и драгоценности не помогли ему приблизиться к заветной цели.

Он вспомнил день, когда познакомился с Бесс и она призналась, что их выселили из родного дома. А еще она сказала, что с детства мечтает иметь собственный дом. Уильям в точности запомнил ее слова: «Не смейтесь надо мной, сэр. У меня непременно будет собственный дом!»

Чем больше он думал об этом разговоре, тем сильнее убеждался в одном: Бесс ни за что не согласится отдаться ему — она хочет законного брака. Вероятно, этой девушке пришлось многое пережить, поэтому брак представляется ей тихой гаванью. Может, именно поэтому Бесс так влечет к нему: он уже немолод, знает, как устроен мир, у него есть состояние и связи.

Кавендиш решил ничего не предпринимать, пока Бесс не увидит Нортоу своими глазами. Если ей понравится этот дом, он найдет способ приобрести его — для них обоих.

Уильям прибыл в Суффолк-Хаус как раз к ужину. Томас Сеймур, явившийся с визитом к Генри Грею, сообщил собравшимся радостную весть: король только что назначил Кавендиша членом тайного совета. Ужин прошел весело и шумно, с множеством тостов и поздравлений.

К концу ужина адмирал убедился, что Бесс не рассказала о его романе с Елизаветой ни чете Грей, ни Кавендишу, и вздохнул с облегчением. Благодарно поцеловав руку Бесс, Томас негромко проговорил:

— Приятно иметь друзей, умеющих хранить секреты. — Он взглянул на Кавендиша и вложил руку Бесс в его ладонь. — Тебе повезло, Уильям. Миссис Барлоу осталась непоколебима, хотя я лез из кожи вон, чтобы обольстить ее.

Уильям увел Бесс подальше от любопытных ушей, в гостиную.

— В последнее время тебе часто случалось ездить верхом? Бесс надеялась, что Кавендиш не спросит, кто сопровождал ее.

— В Челси мы каждый день совершали верховые прогулки, но не выезжали за пределы парка. Мне так недостает долгих прогулок по холмам и торфяникам Дербишира!

— А ты не хотела бы прокатиться со мной, Бесс?

— С удовольствием! — Темные миндалевидные глаза девушки возбужденно заблестели.

— Я приглашаю тебя в Сент-Олбанс — дело в том, что мне поручено разобраться в запутанном деле об аренде земель аббатства. Но ехать придется долго: до аббатства восемнадцать миль!

Бесс замялась.

— Боишься замерзнуть?

— Нет, Уильям, что ты! — Собравшись с духом, Бесс призналась:

— Мне бы не хотелось видеть, как ты расправляешься с бедными монахами — пусть даже по приказу короля.

— Бесс, милая, неужели ты меня до сих пор не знаешь? Мой конек — не кнут, а пряник!

Она удивленно взглянула на него.

— Глупышка, я имел в виду взятки! Только благодаря им мне сопутствует удача. Подкуп помогает устранить все разногласия и прийти к взаимовыгодному соглашению!

— Ты хочешь сказать, что все священники и монахи продажны?

— Конечно, нет! — В глазах Кавендиша мелькнула насмешка. — А вот аббаты и аббатисы, управляющие монастырями, сделаны совсем из другого теста. С ними следует держать ухо востро. Мне удается одерживать победы там, где все остальные лишь терпят поражения!

Бесс рассмеялась:

— Ах ты, мошенник!

— Поедем со мной, и я покажу тебе, чем занимаюсь. Глаза Бесс выразили любопытство.

— Я буду готова на рассвете.

— К сожалению, завтрашний день мне придется провести в Лондоне. Давай отложим поездку на послезавтра. — Кавендиш обнял Бесс за талию и прижал к себе. — Хорошо, что ты не утратила любопытства.

Она покраснела, поняв, что Уильям начинает следующую фигуру сложного танца любви.

Через два дня маленькая кавалькада покинула город и направилась к Сент-Олбансу. Кавендиша и Бесс сопровождал секретарь Уильяма — Роберт Бестни. Путники выехали на северную дорогу, и вскоре предместья Лондона сменились заснеженными полями.

Кавендиш радовался тому, что Бесс без труда поспевает за ним. Он давно привык подолгу сидеть в седле, утомительные путешествия лишь бодрили его. Вчера днем Уильям отправил в Сент-Олбанс повозку, нагруженную отборной снедью, дичью и французскими винами, — этот подарок должен был обеспечить путникам теплый прием. Кавендиш направлялся с Бесс прямиком в Нортоу, желая узнать ее мнение об особняке, прежде чем приступать к переговорам.

В обнесенном стеной дворе он помог девушке спешиться и подвел к дверям особняка:

— Интересно, понравится ли тебе этот дом?

Снимая перчатки, Бесс вошла в просторный зал. В камине приветливо горел огонь. Согрев озябшие руки, она обвела комнату внимательным взглядом. Высокий потолок поддерживали резные дубовые балки. Скамьи и столы были тоже из темного дуба. По обе стороны от зала располагались две гостиные, одна из которых служила столовой. Стены были обтянуты плотным холстом, камины украшали резные полки. В глубине дома находилась огромная кухня, уставленная начищенной медной утварью.

Изысканная лестница вилась вокруг резной колонны. На втором этаже было восемь спален с окнами в сад.

Уильям подошел к Бесс. Она стояла у окна, обращенного на запад.

— Вон там — Чилтерн-Хилл. — Взяв Бесс за руку, он повел ее в другую спальню. — А в четырех милях отсюда расположен Хэтфилд, поместье леди Елизаветы.

— Неужели? Как же она решилась покинуть эти живописные места? — Вздохнув, Бесс прильнула к Кавендишу. — Этот дом великолепен, я искренне завидую его хозяевам. Почему же здесь никто не живет?

— Аббатство Сент-Олбанс сдало его в аренду, но, поскольку деньга не были уплачены, в настоящее время вопрос об аренде является спорным.

— Жаль! В таком доме следовало бы жить постоянно, холить его и лелеять.

Уильям повернул Бесс к себе и провел пальцем по ее щеке.

— А ты хотела бы жить здесь?

Она глубоко вздохнула и вопросительно посмотрела на него. Но не успела Бесс ответить ему, Кавендиш закрыл ей рот поцелуем. Он вновь завладел ее рукой и засмеялся, заметив, каким жадным взглядом Бесс обводит комнату.

— Пойдем со мной. Молча сиди и слушай, а я постараюсь сделать так, чтобы Нортоу стал нашим загородным домом.

В аббатстве Бесс познакомилась с аббатом, а сэр Уильям поправил священника, который обратился к его спутнице «леди Кавендиш». Бесс вспыхнула. За обедом она сидела молча и потягивала мальвазию, пока Уильям и его секретарь Роберт Бестни заключали сделку.

— Как вам известно, король поручил мне осмотреть собственность монастырей и конфисковать ее. Прибыв сюда на прошлой неделе, я был намерен поступить именно так. Я осмотрел земли аббатства и составил опись принадлежащего ему имущества — словом, теперь осталось только передать это имущество короне.

Заметив отчаянный и умоляющий взгляд аббата, Уильям посочувствовал ему:

— Дружище, в наши времена по поводу религии возникает немало споров. Поскольку наш монарх — протестант и его придворные — тоже, католикам придется пострадать.

— Нельзя ли нам по крайней мере оставлять себе плату, которую мы получаем за свою собственность, сданную в аренду?

— Боюсь, эти деньги также принадлежат короне. Сумма весьма внушительна. — Кавендиш подал знак Роберту, и тот показал аббату последний лист отчета с итоговой суммой.

Отчаяние на лице аббата сменилось безнадежностью.

— Всюду царит несправедливость, — мрачно продолжал Кавендиш. — Но поскольку мне предоставлены широкие полномочия, я готов дать вам целый год отсрочки, чтобы вы возместили хотя бы некоторые потери. — Уильям, сделав паузу, подождал, когда в душе аббата вспыхнет надежда, затем добавил:

— Однако мне прекрасно известно, что подобные долги возвращают кредиторам крайне редко…

Аббат снова приуныл.

Уильям сделал вид, будто борется с собой:

— Вот что я вам скажу: составьте договор аренды, по которому все земли и прочая собственность Сент-Олбанса будут сданы короне сроком на один год. Я позабочусь о том, чтобы арендную плату выплачивали лично вам. А когда срок аренды истечет, Сент-Олбанс станет собственностью государства.

— Значит, за аренду будут платить лично мне? — переспросил аббат, не веря в свою удачу.

— Вы получите гарантии от меня. — Уильям взглянул на секретаря:

— Какой долг значится за поместьем Нортоу, Бестни?

— Шестьдесят фунтов, сэр Уильям.

— Если вы передадите мне купчую на поместье Нортоу с таким расчетом, чтобы я мог вступить во владение немедленно, то сегодня же получите эти шестьдесят фунтов.

На лбу аббата выступили капли пота.

— Сэр Уильям, как мне благодарить вас?

— Это ни к чему, старина. Просто помните о том, что нашему монарху претит несправедливость.

Когда они возвращались в Лондон, поднялся холодный ветер, и Бесс плотнее запахнулась в свой лисий плащ.

— Уильям, объясни, что произошло. Разве ты не нарушил закон?

— Ты совсем замерзла, милая. Садись ко мне в седло, я согрею тебя.

Бесс отдала поводья своего коня Роберту Бестни, а Кавендиш пересадил ее к себе в седло. Он по-хозяйски обнял Бесс, а она прижалась к его горячей груди. Широкие плечи Уильяма заслоняли ее от ветра. Приблизив губы к уху Бесс, Кавендиш объяснил:

— Средства, которыми я воспользовался, вряд ли навлекут неприятности на меня или на Генриха Тюдора.

— Значит, купчая на Нортоу будет составлена не на твое имя? — прошептала Бесс, не веря, что Кавендиш решился на такой дерзкий шаг.

— Поместье я получу в уплату за передачу собственности аббатства Сент-Олбанс короне. Аббат полностью согласен с моим решением.

— Уильям, неужели Нортоу и вправду будет принадлежать тебе?

Он просунул ладонь под ее плащ и коснулся груди.

— Владельцем поместья буду считаться я, но на самом деле оно принадлежит тебе.

Бесс охватил трепет восторга, ее сосок затвердел под плотной тканью амазонки.

Кавендиш прихватил зубами ее ухо.

— Когда мы поженимся, Нортоу станет нашим загородным домом.

Он впервые произнес эти слова! Наконец-то Уильям пообещал жениться на ней! Бесс хотелось обнять и расцеловать его, но они были не одни. Поэтому она потерлась ягодицами о чресла Уильяма и почувствовала, как его достоинство набухает под черной кожей бриджей.

— Ты нарочно мучаешь меня!

Бесс лукаво засмеялась.

В Суффолк-Хаус они прибыли уже затемно. Кавендиш соскочил с коня и помог спешиться Бесс. По мере приближения к дому его желание неудержимо нарастало.

— Мне надо вымыться и переодеться, а потом я приеду к тебе. — Он не спрашивал разрешения — просто предупреждал о своих намерениях.

Больше всего на свете Бесс хотелось остаться с Уильямом наедине. Весь день рядом с ними были чужие люди. Уайтхолл, где жил Кавендиш, располагался в двух шагах от Суффолк-Хауса. Бесс знала, что у нее в комнатах их никто не потревожит. Она откинула голову, мечтая о поцелуе, но понимая, что ее желание неосуществимо.

— Возвращайся скорее! — шепнула она.

К тому времени как Уильям вернулся, Бесс успела вымыться, надушиться и надеть простое утреннее бледно-зеленое платье. Она приказала лакею принести ужин к ней в комнату.

Едва лакей удалился, Бесс бросилась в объятия Уильяма. Они целовались, шептались и вновь обменивались поцелуями, не веря в то, что наконец-то остались вдвоем. Оба никак не могли утолить жажду, снедавшую их целый день.

Подхватив Бесс на руки, Кавендиш отнес ее на кушетку у камина.

— Бесс, я безумно люблю тебя! Клянусь, прежде я никогда не испытывал подобных чувств.

Давно ожидая этих слов, она обвила руками его шею, прижалась к нему и впервые после смерти отца почувствовала себя в полной безопасности.

Поцелуи становились все продолжительнее и настойчивее, Бесс изнемогала от желания. Сильные пальцы Уильяма перебирали ее волосы. Он прокладывал по лицу Бесс горячие дорожки, ощущая бьющиеся жилки на висках, за ушами и на шее. Аромат Бесс заполнял его ноздри, которые трепетали от страсти, а настойчивые руки спускали платье с ее плеч, касались груди. Обоих охватил жар желания.

Про ужин они забыли. Уильям подхватил Бесс и решительно понес ее в спальню, где посадил на кровать и уверенными движениями снял платье. Увидев, что Бесс без белья, он понял: она с нетерпением ждала его приезда.

Когда обнаженная Бесс улеглась на кровать и замерла, у Кавендиша перехватило дыхание. Он застыл, не сводя с нее глаз. Природа создала Бесс для любви, и она наконец-то была готова отдаться ему. Немыслимое возбуждение причиняло ему физическую боль. Взглядом собственника Уильям скользил по ее телу, за взглядом следовали пальцы, ласкающие атласную кожу и упругие округлости и изгибы.

Бесс уже перестала бороться с желанием и нетерпеливо ждала, когда Уильям наконец сбросит одежду. Дрожа от страсти, она приподнялась и подставила ему губы. Когда язык Уильяма проник в глубину ее рта, Бесс застонала. Ее губы касались напряженной шеи Уильяма, а пальцы расстегивали его сорочку, обнажая широкую грудь. Поглаживая редкую темную поросль, Бесс мечтала ощутить ее прикосновение к своей обнаженной груди. Она ласкала губами и языком его живот, касалась ладонью вздыбленного достоинства, торопясь высвободить его и познать неведомые тайны.

— Разденься! Я хочу видеть тебя нагим, прикасаться к тебе! Ты тоже пылаешь от страсти? — шептала она. — Смотри, я вся в огне! — Взяв Кавендиша за руку, она провела ею по своей груди, животу и бедру.

— Внутри ты еще горячее. Сейчас ты сама убедишься. — Уильям схватил ее руку и прижал ее к пылающим складкам. Бесс застонала:

— Я изнемогаю от желания!

От этих слов кровь еще стремительнее заструилась по его жилам, в ушах отдавался громкий стук сердца. Уильям не сразу понял, что в дверь спальни кто-то стучит.

Бесс вскочила:

— Что это?

Уильям чертыхнулся.

— Кто посмел потревожить нас?

Бесс юркнула под одеяло, а Кавендиш раздраженно метнулся к двери и спросил, не открывая ее:

— В чем дело?

— Беда!

Уильям нехотя отпер дверь и увидел Генри Грея.

— Король мертв.

— Что?! — Кавендишу показалось, что он ослышался.

— Король Генрих только что умер в Хэмптон-Корте! Мы немедленно едем туда…


Глава 16


Кавендиш отравился в Хэмптон один, а Бесс вызвалась сопровождать Генри и Фрэнсис. Прочное положение сэра Уильяма мгновенно стало ненадежным, как, впрочем, и у других влиятельных придворных. Фрэнсис и Грей чувствовали себя гораздо увереннее: они принадлежали к семейству Тюдоров, а их дочь леди Джейн была невестой Эдуарда, унаследовавшего корону Англии.

К тому времени как они прибыли во дворец, там уже собралась вся знать Лондона, включая архиепископа Кранмера и ею свиту. В Хэмптон-Корте воцарились уныние и тревога. Придворные дамы и кавалеры были потрясены, застигнутые врасплох столь неожиданным событием. Фрэнсис и Генри сразу отправились на поиски дочери и девятилетнего мальчика, только что ставшего королем Англии, а Бесс прошла в покои леди Елизаветы.

Девушке пришлось назвать свое имя и подождать несколько минут, прежде чем ее провели в спальню Елизаветы, которую фрейлины переодевали в черное. Бесс низко присела.

— Ваша светлость, примите мои искренние соболезнования. Обе фрейлины плакали, а Елизавета стояла неподвижно и была так бледна, что Бесс перепугалась.

— Вам дурно? — встревожилась она. Елизавета взглянула на фрейлин:

— Оставьте нас!

Те повиновались. Оставшись наедине с принцессой, Бесс взяла ее за руки.

— Не могу поверить… Невероятно… — шепотом повторяла Елизавета.

— Присядьте.

Но Елизавета решительно покачала головой:

— У меня кружится голова… от облегчения. Наконец-то я свободна! Не верю своему счастью! Меня так и подмывает расхохотаться, — я едва сдерживаюсь. Я любила отца и вместе с тем ненавидела его всем сердцем! Понимаешь? Этот тиран убил мою мать, и все-таки я горжусь тем, что в моих жилах течет его кровь — кровь Тюдоров!

— Я прекрасно понимаю вас: любовь и ненависть — две стороны одной медали. Постарайтесь взять себя в руки: вам придется принимать соболезнования, носить траур по отцу и повиноваться своему брату Эдуарду.

Принцесса высоко вскинула голову.

— Я, Елизавета Тюдор, способна вынести все! Позови моих фрейлин.

Мальчика-короля неотступно преследовали его дяди — Эдвард и Томас Сеймур. Казалось, с первых же минут братья Сеймур решили отгородить юного короля от всего мира.

Стоя рядом с леди Фрэнсис, Бесс наблюдала, как Елизавета приближается к младшему брату. Сеймуры подали ей знак подойти поближе. Бесс вдруг стало страшно за Елизавету. Страной правил не маленький Эдуард, а влиятельные Сеймуры. Король Генрих назначил Томаса Сеймура членом тайного совета перед самой смертью, четыре дня назад. Бесс беспомощно стиснула кулаки. Кто помешает адмиралу воспользоваться неопытностью Елизаветы теперь, когда ее всесильный отец мертв?

Через несколько дней, когда огласили завещание покойного короля, многие были поражены и обрадованы тем, что он вновь признал дочерей своими законными наследницами. Бесс пришла в восторг, узнав, что ее подруга уже не просто леди Елизавета: ей наконец-то возвращен титул принцессы!

В последующие недели Бесс редко виделась с Кавендишем. Она прекрасно понимала, что ему не следует отдаляться от двора, иначе он потеряет свое положение при новом правительстве короля Эдуарда V. Фрэнсис и Генри Грей перевезли леди Джейн из Хэмптона в Челси. Они оплакивали покойного короля.

Церемонию коронации Эдуарда упростили. Все ограничилось шествием до Вестминстерского аббатства, где и происходила коронация. За этим последовал не слишком шумный пир. Причину столь скромных торжеств объясняли нежным возрастом короля, но на самом деле придворные старались избежать лишних расходов.

Генри Грей привозил Бесс письма от Кавендиша и сообщал ей обо всем, что происходит при дворе. Сразу после коронации Эдуарда лорд Эдвард Сеймур и его жена графиня Энн перебрались в Хэмптон, чтобы неотлучно находиться при малолетнем короле. К середине февраля король Эдуард пожаловал своему дяде герцогство Сомерсет и назначил его лордом-протектором. Это назначение вызвало бурю негодования в тайном совете, ибо его члены рассчитывали, что править Англией будет регентский совет.

Ходили слухи, будто Томас Сеймур пытался помешать брату оказывать давление на малолетнего короля, поэтому по указу лорда-протектора получил повышение и стал верховным адмиралом, а также бароном Садли. Таким способом Эдвард надеялся заткнуть брату рот.

Юный король Эдуард почти ежедневно объявлял о новых назначениях. С согласия лорда-протектора и тайного совета сведущий молодой придворный Уильям Сесил стал личным секретарем короля. Затем король Эдуард при поддержке Сесила и Эдварда Сеймура потребовал ревизии казны покойного отца. Полет, Кавендцш и прочие служащие казначейства принялись за утомительную и лихорадочную работу, проводя над книгами и бумагами дни и ночи. Все знали, что книги расходов должны содержаться в идеальном порядке, поскольку их подвергнут тщательному изучению.

А в Челси леди Фрэнсис восприняла ревизию казны как личное оскорбление.

— Ревизии потребовал не кто иной, как этот надменный ублюдок Эдвард Сеймур! Пусть только попробует придраться к моим счетам! Вдобавок он добился титула герцогини для этой стервы Энн! Генри, мы должны что-нибудь предпринять!

— Но что мы можем поделать, дорогая?

— Если ты думаешь, что я намерена сидеть сложа руки, пока Эдвард и Энн Сеймур развлекаются, играя в короля и королеву, то глубоко заблуждаешься! Я никому не позволю ущемлять мои законные права наследницы Тюдоров! Бесс, немедленно укладывай вещи! Леди Джейн сегодня же возвращается в Хэмптон, а я буду дневать и ночевать в спальне короля, пока не получу от него титул герцогини!

Екатерина Парр, по-прежнему живущая в Хэмптон-Корте, была безутешна. Ей быстро дали понять, что она уже не королева Англии, а почти бесправная вдова короля. Эдвард Сеймур намекал на то, что ей пора покинуть Хэмптон-Корт, ныне принадлежащий юному королю Эдуарду. С принцессой Марией Сеймур обошелся еще менее деликатно. Поскольку принцесса была ревностной католичкой, он немилосердно притеснял ее, заявляя, что все обитатели Хэмптон-Корта должны придерживаться протестантского вероисповедания. Уязвленная до глубины души, принцесса Мария молча перебралась в свое загородное поместье Болье.

Леди Фрэнсис и маленькая леди Джейн Грей прибыли ко двору в траурных черных платьях. Бесс надела серую тафту с тонким белым кружевом у ворота. Дамы застали молодого короля оживленно беседующим с сестрой Елизаветой. При виде леди Джейн Грей Эдуард просиял. Фрэнсис Грей не ошиблась в расчетах: дочь наверняка убедит короля даровать ее родителям герцогский титул.

Принцесса Елизавета, вся в сером, поманила Бесс за собой. Идя рядом с ней по Длинной галерее, Бесс заметила, что принцесса едва сдерживает волнение.

— В чем дело ваше высочество? Что-то случилось?

— Пока нет, но скоро случится. Лучше я промолчу: это тайна, — шепотом откликнулась Елизавета.

Бесс сразу догадалась, что речь идет о Томасе Сеймуре, в которого принцесса была влюблена до безумия.

— Скажу только, что всех нас ждет большой сюрприз. — Елизавета лукаво взглянула на Бесс. — Как продвигается твой роман?

— Никак. Сэр Уильям неделями не покидает Уайтхолл, проводя ревизию казны.

— Нам обеим следует набраться терпения, хотя именно его, к несчастью, и не хватает. Терпеть не могу унылые траурные наряды, но мой брат и слышать не желает ни о чем другом. Только серое и черное! Бедняжку воспитали таким скучным! Видела, как он обрадовался приезду своей маленькой ханжи?

— Кажется, у его величества и леди Джейн Грей немало общего, ваше высочество.

— Да, эти двое — одного поля ягоды. — Елизавета искоса взглянула на Бесс. — Совсем как мы с тобой.

К концу мая ревизия казны была завершена, а в начале июня Полет и Кавендиш узнали, что посты в казначействе остались за ними. Это произошло не только потому, что ревизия не выявила никаких недочетов. Главная причина состояла в том, что им удалось многократно приумножить государственную казну. И Кавендиш, и Полет входили в тайный совет и пользовались доверием всех его членов.

Уильям на пару часов покинул Уайтхолл и поужинал у Греев, которые вернулись в Суффолк-Хаус, чтобы отметить радостные новости. Кроме Кавендиша, на ужин были приглашены лорд и леди Герберт, Уильям Парр с женой и Томас Сеймур. Все эти мужчины входили в тайный совет — кроме Генри Грея, тщательно скрывавшего свои амбиции.

Кавендиш расцеловал Фрэнсис, а когда все расположились за столом, предложил тост за новых герцога и герцогиню Суффолк. Бесс и Уильям не сводили друг с друга глаз. За время вынужденной разлуки их страсть усилилась, но под бдительными взорами гостей влюбленные не осмеливались улизнуть из столовой. Бесс тщетно искала повода удалиться к себе в комнаты.

Томас Сеймур, недавно назначенный верховным адмиралом, заявил, что необходимо увеличить флот, и без того весьма внушительный.

— А это еще зачем? — удивился Уильям Герберт, граф Пемброк.

Фрэнсис рассмеялась:

— Необходимо усилить власть Тома. Ему придется противостоять своему несносному брату Эдварду и его ненасытной жене!

Гости дружно засмеялись, поскольку Эдвард Сеймур уже внушал стойкую неприязнь всем членам тайного совета. Бесс настороженно посматривала на Томаса. Тщеславный и надменный, он отличался непомерными амбициями. Ей хотелось поделиться своими опасениями с Уильямом, предостеречь его.

Когда ужин завершился и все перешли в гостиную, Уильям отвел Бесс в сторонку:

— Я так истосковался по тебе!

— Уильям, я счастлива, что новый король оставил тебя на посту казначея!

Он галантно поднес ее руку к губам.

— Кому же еще король мог поручить эту чертову работу? — иронически усмехнулся Кавендиш. — Беда в том, что мне скоро придется уехать в Эвершем и в аббатство Бордели в Уоркшире.

— И долго ты там пробудешь? — спросила приунывшая Бесс.

— Ровно столько, сколько потребуется, и ни минутой больше! — поклялся Кавендиш.

— Может, я ошибаюсь, — прошептала Бесс, — но кажется, адмирал задумал жениться на Елизавете.

— Ты совершенно права. Однако ему уже посоветовали забыть об этой неосуществимой затее.

Бесс вздохнула с облегчением: теперь с опасной связью наверняка будет покончено. Однако она сочувствовала Елизавете, влюбленной в надменного честолюбца.

Разговор перешел на загородные дома.

— Вы уже побывали в Садли? — спросила Фрэнсис у Томаса.

— Нет, но знаю, что мое новое поместье находится в Глостершире. Дом сложен из желтого котсволдского камня и славится своим великолепным банкетным залом.

— А мы собираемся провести лето в Брэдгейте. Как быстро летит время! Не пройдет и месяца, как нам придется укладывать вещи!

Бесс взглянула на Уильяма:

— Постарайся вернуться прежде, чем мы уедем в Брэдгейт.

Еще совсем недавно она мечтала увидеть Брэдгейт, расположенный в Лестершире, и навестить родных, живущих в соседнем графстве, но внезапно ей захотелось очутиться лишь в одном месте — в Нортоу.

Посмотрев на них, Фрэнсис понимающе подмигнула:

— Мы приглашаем всех вас в Брэдгейт. Уильям, пообещай составить компанию Генри.

Сэру Уильяму пришлось покинуть общество первым. Дождавшись отъезда Томаса Сеймура, леди Герберт под строжайшим секретом сообщила Фрэнсис о том, что узнала от своей сестры, вдовой королевы Екатерины Парр.

— Этот негодяй Эдвард Сеймур, самозваный лорд-протектор нашего короля, пытается выгнать королеву из Хэмптон-Корта!

Фрэнсис не было никакого дела до Екатерины Парр, которая пережила трех престарелых мужей, но тут Энн Герберт произнесла слово «Челси».

— Челси? — гневно переспросила Фрэнсис. — Он имел наглость предложить королеве перебраться во дворец Челси? В мой Челси? Бесс, дай мне нюхательной соли!

Хотя Фрэнсис заявила, что Екатерина Парр войдет во дворец Челси только через ее труп, новоиспеченная герцогиня начала вывозить из дворца мебель, картины и прочее имущество, принадлежащее семье Грей, а также все показавшееся ей ценным. С помощью Бесс и других фрейлин Фрэнсис в течение двух недель укладывала белье, скатерти, серебро, драпировки и гобелены. Часть вещей была предназначена для Дорсет-Хауса или Суффолк-Хауса, но почти всю мебель Фрэнсис решила отправить на север, в Брэдгейт.

Фрэнсис, герцогиня Суффолк, написала официальный протест тайному совету, напомнив о том, что она в течение долгих лет занимала дворец Челси. Поскольку королевской семье принадлежало множество дворцов, выбрать из них подходящую резиденцию для вдовой королевы не составило бы труда.

— Я решила отложить отъезд в Брэдгейт, — сообщила герцогиня Бесс. — Как только я покину Лондон, они слетятся в Челси, словно стая стервятников!

— В таком случае они найдут только дочиста обглоданный скелет, — усмехнулась Бесс.

Несмотря на протест Фрэнсис Грей, дворец Челси был объявлен официальной резиденцией вдовой королевы Екатерины Парр, куда мачехе Елизаветы предстояло перебраться вместе с принцессой. Фрэнсис Грей пришлось решить, отпустить ли леди Джейн в Челси с вдовой королевой или привезти дочь домой? Фрэнсис уже давно поняла, что оставлять девочку в Хэмптон-Корте нельзя: дворец, как бастион, наполняли мужчины — советники малолетнего короля.

— Проклятый лорд-протектор победил! — сердито воскликнула Фрэнсис. — Все ясно: он стремится удалить от маленького короля всех, кто ему дорог. Эдвард Сеймур выгнал из Хэмптон-Корта людей, способных оказать на Эдуарда влияние: его мачеху, сестру и мою дочь! Само собой, теперь за каждым шагом Эдуарда следит эта стерва, жена Сеймура!

Поняв, что ее перехитрили, Фрэнсис решила, что леди Джейн Грей поселится в Челси, вместе с вдовой королевой и принцессой Елизаветой. Фрэнсис, Бесс и несколько слуг отправились в Хэмптон помочь леди Джейн перевезти ее веши из одной резиденции в другую.

Принцесса Елизавета была занята предстоящим переездом, поэтому Бесс удалось переброситься с ней лишь несколькими словами.

— Вы огорчены тем, что вам приходится перебираться в Челси, ваше высочество?

— Совсем напротив. — Янтарные глаза Елизаветы возбужденно блеснули. — Там никто не будет следить за нами. В Челси мы сможем встречаться каждый день!

Пораженная, Бесс умолкла. Неужели Елизавета еще не знает, что адмиралу запрещено жениться на ней?

— Мне пора, Бесс. Навести меня в Челси.

В конце месяца Бесс получила записку от Кавендиша с пометкой «в собственные руки». Взломав печать, она прочитала:

«Милая Бесс, у меня важные новости. Я приеду после полуночи, нам надо поговорить с глазу на глаз. У.».

Воображение подсказало Бесс десятки причин, объясняющих подобную скрытность. О чем намерен поговорить с ней Кавендиш — о принцессе Елизавете, Томасе Сеймуре, Фрэнсис Грей? А может, в казначействе что-то произошло, и теперь он опасается потерять свой пост? Или тайный совет принял какое-то важное решение? Бесс терялась в догадках.

Ближе к вечеру она прошлась по парку Суффолк-Хауса, собрала первые летние цветы и поставила в вазы прелестные белые лилии, лиловую сирень и ароматный боярышник. После ужина Бесс вымылась и надела одно из самых любимых платьев Уильяма, но все равно не знала, как убить часы, оставшиеся до полуночи.

Наконец послышался долгожданный стук в дверь. Бесс распахнула ее и упала в объятия Кавендиша.

— Что случилось?

Он прижал ее к себе и поцеловал в макушку.

— Бесс, сегодня умерла моя жена.

Бесс не верила своим ушам: о таком известии она даже не помышляла.

— Уильям! — Она прильнула к нему.

— Некоторое время нам не стоит встречаться друг с другом, иначе сплетники не пощадят тебя, — предупредил он. — Но я хочу быть с тобой. Может, переберешься на несколько дней в Нортоу, подальше от любопытных глаз?

— Да, да, Уильям! Я так люблю тебя! — Бесс уткнулась лицом в грудь Кавендиша, пряча слезы. Ее мучили угрызения совести, но плакала она не от скорби, а от радости.

— Мы отправимся туда поодиночке и встретимся в поместье. Похороны назначены на послезавтра. На следующий день я приеду в Нортоу.

— А Фрэнсис и Генри знают об этом? Кавендиш покачал головой.

— Пойдем и сообщим им.

Рука об руку они прошли в западное крыло дома, где находились покои хозяев. Открыв дверь, Фрэнсис впустила гостей, настороженно нахмурилась и вдруг всплеснула руками:

— Неужели опять кто-то умер?

— Да. Моя жена, — мрачно кивнул Уильям.

— Слава Богу! — Фрэнсис с облегчением вздохнула. — Генри, дорогой, налей нам всем бренди.

— Похороны состоятся послезавтра.

— Мы непременно придем. А Бесс на несколько дней исчезнет из города.

— Я завтра же отправлюсь в Нортоу верхом.

— Ничего подобного! Ты поедешь в экипаже, — возразила Фрэнсис.

— Спасибо, Фрэнсис. — Уильям поцеловал ей руку.

— В самой неприметной из карет, в сопровождении кучера и лакея, — подсказал Генри.

— Если хочешь, Бесс, возьми с собой Сесили. Она считает себя твоей горничной, дорогая.

— Благодарю, но, пожалуй, я поеду одна. — Бесс густо покраснела.

— В Нортоу хватает прислуги, — добавил Уильям, пожимая руку Бесс и видя, как ее румянец становится ярче.

Перед отъездом в Нортоу Бесс внимательно пересмотрела все уложенные вещи, желая убедиться, что в спешке ничего не забыла. Давно научившись собираться в путь, она сама собрала постельное белье, провизию и вино. Бесс продумала первую речь, с которой обратится к слугам Нортоу. Побывав сама в услужении у двух хозяек, она точно знала, как следует себя держать с прислугой.

Едва войдя в дом, Бесс попросила экономку миссис Бэгшоу созвать слуг в холл. Домашняя прислуга состояла из экономки, кухарки, буфетчика, лакея и двух горничных. Бесс сразу поняла, что верховодит всеми миссис Бэгшоу: если она признает новую хозяйку, другие слуги поступят точно так же.

— Сэр Уильям Кавендиш, новый хозяин поместья Нортоу, попросил меня подготовить дом к его приезду. Я — Элизабет Барлоу из Суффолк-Хауса, где сэр Уильям проводит все свободное время. Мне известно, как нелегко угодить новому хозяину. — Бесс смотрела прямо в глаза миссис Бэгшоу. — Я охотно помогу вам, но прошу помочь и мне. Насколько я понимаю, вы не знаете привычек сэра Уильяма. Мне они тоже незнакомы. — Бесс улыбнулась. — Что ж, будем учиться вместе. Большое вам спасибо.

Свою маленькую речь она повторила перед дворовыми слугами — егерем, конюхом и садовником, а затем обратилась к своему кучеру и лакею:

— Если вам что-нибудь понадобится — обращайтесь к миссис Бэгшоу, она здесь главная. На третьем этаже много свободных комнат. Благодарю вас за благополучную и приятную поездку.

Бесс и миссис Бэгшоу заставили горничных вытирать пыль и полировать мебель. Снедь и вино поступили в распоряжение буфетчика, а кипы свежего постельного белья отнесли в спальни на втором этаже.

Бесс выбрала просторную спальню с высокими окнами, выходящими в сад и на Чилтерн-Хилл. Она сама сняла белье с широкой постели и пыльные шторы, распахнула окна настежь и велела горничным как следует убрать в комнате.

Когда спальня заблистала чистотой, Бесс застелила постель свежим бельем, принесла мягкое шерстяное одеяло и зеленые бархатные шторы. Лакей помог ей повесить занавески для кровати. К тому времени как с уборкой спальни было покончено, вечерние тени удлинились.

— Спасибо, второй спальней мы займемся завтра. Я сама разложу свои вещи, — предупредила Бесс горничных. — А теперь ступайте и помогите миссис Бэгшоу на кухне. Я поужинаю фруктами и сыром и, пожалуй, съем немного супа.

В день приезда Уильяма Бесс расставила повсюду в доме вазы со свежесрезанными цветами из сада. Подробно обсудив с экономкой меню ужина, она позвала лакея:

— Скорее всего сэр Уильям привезет с собой камердинера — Джеймса Кромпа, но все-таки вымойте деревянную ванну, отнесите ее наверх и согрейте побольше горячей воды. Сэр Уильям наверняка пожелает вымыться и побриться с дороги.

Бесс пыталась сдержать возбуждение, но с каждой минутой все отчетливее понимала, что это ей не под силу. В середине дня она выкупалась и надела бледно-зеленое платье, которое нравилось Уильяму. Густые рыжие волосы Бесс расчесывала до тех пор, пока они не заблестели, а потом смочила запястья духами с ароматом апрельских фиалок.

Внутренний голос внезапно подсказал ей, что Уильям приехал. Не помня себя от радости, она сбежала по лестнице и вылетела во двор как раз в ту минуту, когда всадник остановился у крыльца. Он уверенно и непринужденно восседал на вороном жеребце, явно гордясь своей силой. При виде того, как Уильям спешивается, к возбуждению и радости Бесс присоединились неуверенность и робость. Что скажет ей Уильям? Что должна ответить она?

И тут Бесс оказалась в объятиях Кавендиша, и он прошептал:

— Почему ты до сих пор не в постели?

Уильям рассмеялся, а Бесс поняла, почему полюбила его.

Ее скованность как рукой сняло. Бесс лукаво усмехнулась:

— Несносный повеса!


Глава 17


Слуги собрались в холле. Чтобы не мешать знакомству, Бесс вызвалась проводить камердинера Джеймса Кромпа наверх и показать ему, куда отнести багаж Уильяма.

— Джеймс, давайте обойдемся без формальностей: вам предстоит быть хранителем всех наших тайн, — дружелюбно сказала она. — Я велела согреть побольше воды, ванну принесли в соседнюю комнату.

— Спасибо, мадам! — Камердинер начал выкладывать вещи Кавендиша и развешивать его одежду в шкафу рядом с платьями Бесс. Он бросил взгляд на камин. — Прикажете развести огонь?

— Да, после ужина. Вчера ночью после захода солнца здесь было довольно прохладно. — Бесс вспыхнула, подумав о том, что сегодня вряд ли замерзнет в постели.

Кавендиш взлетел по лестнице бегом. Войдя в спальню, он обвел ее одобрительным взглядом.

— Я так полюбила этот дом! — призналась Бесс. Не обращая внимания на Джеймса, Уильям заключил ее в объятия:

— А я люблю тебя!

Бесс закрыла глаза, наслаждаясь поцелуем и понимая, что долгожданное время наконец-то наступило. Кавендиш поцеловал ее еще раз.

— Но сначала мне надо смыть с себя лондонскую грязь. Бесс и Уильям поужинали вдвоем, в маленькой столовой, смежной с холлом. Им прислуживал один лакей. Бифштекс был отменным, овощи таяли во рту, йоркширский пудинг истекал соком. Бесс гордилась приготовленными блюдами: она основательно продумала меню ужина для уставшего с дороги мужчины. Уильям поднял золотой кубок.

— Пью за здоровье прелестнейшей из дам Англии! — Отпив вино, он причмокнул губами. — Кларет превосходен. Понятия не имел, что такое сокровище спрятано в погребе Нортоу.

— Вино я привезла с собой. — Бесс засмеялась.

— Я давно понял, что ты умница. Какие еще сюрпризы ты приготовила мне? — Уильям лукаво улыбнулся.

— Право, милорд, об этом следовало бы спросить мне. Какие сюрпризы вы мне приготовили?

— Милая, не хочешь ли ты сказать, что сгораешь от нетерпения?

— Пожалуй, да, — смущенно призналась Бесс. Уильям вскочил, обошел вокруг стола, поднял Бесс со стула и усадил к себе на колени.

— Уильям, здесь слуги! — тихо напомнила она.

— Они не станут возражать. Я пообещал повысить им жалованье.

— Но ведь это почти подкуп!

— Нет, любимая, это настоящий подкуп. Политика пряника действует безотказно. Вот посмотришь, они станут у нас шелковыми!

— Ты неисправим.

— Знаю. — Уильям провел кончиками пальцев по щеке Бесс. — Что у нас на десерт?

— Разумеется, клубника!

— Я сам накормлю тебя. — Он обмакнул алую ягоду в сахарную пудру и поднес к губам Бесс. Высунув язык, она слизнула пудру, а затем съела ягоду. Уильям не сводил с нее восхищенных глаз. — Объедение! — пробормотал он, прикасаясь к ее губам. Тот же ритуал повторился со второй ягодой, а поцелуй продолжался до тех пор, пока у Бесс не закружилась голова.

— Довольно! — задыхаясь, взмолилась она.

— Довольно клубники или поцелуев? — уточнил Уильям.

— Пойдем в сад, я покажу тебе, где она выросла.

Уильям поднял бровь и вдруг понял: Бесс надо собраться с духом, прежде чем она предложит ему подняться в спальню.

В сгущающихся сумерках они пошли рука об руку по заросшим травой садовым дорожкам. Ночные цветы наполняли прохладный воздух пьянящим благоуханием. Бесс уже собиралась рассказать Уильяму о том, что решила привести сад в порядок, но он вдруг увлек ее в тень деревьев и заключил в объятия. Грудь Бесс высоко вздымалась, девушка дрожала от избытка чувств. На поцелуй Уильяма она ответила страстно и порывисто, не скрывая, что желание взяло верх над робостью Он коснулся губами тонких прядей на ее виске.

— Бесс, я так долго ждал…

Взяв Уильяма за руку, она повела его к дому. Ее сердце колотилось. Да, Бесс заставила Уильяма ждать целую вечность, но теперь, когда пришло время, она поклялась, что будет любить его всем сердцем.

Обнявшись, они поднялись по лестнице. Зачем скрывать страстное желание? Увидев их, каждый сразу понял бы: сегодня они станут любовниками.

Прежде чем запереть дверь спальни, Уильям крепко обнял Бесс и завладел ее губами так требовательно, что ей и в голову не пришло противиться. Губы Бесс приоткрылись, язык Уильяма проник в горячий рот, нанося осторожные удары и заставляя молодую женщину дрожать от предвкушения.

Заметив, что она дрожит, Уильям подвел ее к камину и начал раздевать. Опытными и уверенными руками он легко расстегнул платье и спустил его с плеч. Бесс сама развязала тесемки нижней юбки и, когда та упала на пол, переступила через нее и остановилась перед Уильямом в короткой блузке и чулках.

Он снова привлек ее к себе — его ладони обжигали кожу через тонкую ткань блузки, поглаживали плавные изгибы и округлости.

— Твое тело создано для того, чтобы дарить мужчине наслаждение. — Уильям по-хозяйски приподнял ее грудь, наклонил голову и лизнул сосок через полупрозрачную ткань. Влажная ткань облепила ярко-розовый бугорок. Глаза Уильяма горели от возбуждения.

Каждый взгляд, каждое прикосновение будоражили Бесс, и вскоре она осмелела настолько, что просунула ладони под камзол Уильяма и расстегнула сорочку.

— Уильям, я хочу видеть тебя и прикасаться к тебе так, как ты ко мне.

Поведя плечами, он сбросил камзол и снял сорочку. Бесс впилась взглядом в прекрасное мужское тело. Она впервые видела Уильяма нагим.

— Какой ты сильный! — Бесс провела ладонью по выпуклым мускулам.

Уильям взял ее руку и прижал к своим чреслам.

— И твердый, как мрамор.

— Покажи! — потребовала она, чувствуя приятную тяжесть внизу живота.

Уильям сбросил остатки одежды и застыл перед Бесс в скульптурной позе.

— О Господи! — восхищенно воскликнула она. Мужское достоинство Уильяма торчало так задиристо, что Бесс не сразу отвела от него взгляд. Только потом она заметила другие подробности, отличающие мужское тело от женского.

Его бедра были узкими, но мускулистыми — несомненно, этому способствовали долгие часы, проведенные в седле. Бесс робко коснулась его живота пальцем и с изумлением увидела, как крепкое копье вздыбилось, словно демонстрируя свою силу.

Ее взгляд медленно скользил по великолепному мужскому телу.

— Ты похож на жеребца.

— И чувствую себя точно так же.

— Теперь мне все ясно… Боже мой, как же глупа я была! До чего же трудно тебе было сдерживаться. Понятно, почему ты так торопился.

— Это правда, но сейчас я овладею тобой не спеша. — Уильям притянул Бесс к себе и прижался напряженным орудием к ее животу.

Она затрепетала. Уильям, приподняв ее блузку, обнажил ягодицы. Отблески пламени заплясали на ее нагой коже, усиливая его возбуждение. Бесс потерлась о чресла Уильяма.

— Как приятно!

Он поцеловал ее в закрытые глаза.

— Любовная прелюдия с тобой — все равно что целый день, проведенный в раю.

— Потому что я девственница?

Уильям обхватил ладонями ее разгоряченные ягодицы.

— И поэтому тоже. Приятно сознавать, что мне первому удалось пробудить в тебе чувственность, сломить сопротивление. Но даже через год, когда ты забудешь о том, что еще недавно была девственницей, прелюдия с тобой по-прежнему останется раем. У тебя прекрасное тело, Бесе, и, кроме того, никакие испытания не лишат тебя врожденной чувственности.

Она потерлась щекой о темную поросль на груди Уильяма и прихватила зубами его плоский сосок.

— Если распалишь меня, тебе придется самому тушить пламя.

— Непременно, милая, но оно вряд ли угаснет. Это не слабая искра, а настоящий пожар. — Он засмеялся и снял с Бесс блузку. Она осталась в одних кружевных чулках, подхваченных подвязками. — Такие пикантные подвязки я вижу впервые. Пройдись передо мной, я хочу полюбоваться этим сочетанием.

— О чем ты говоришь?

— О сочетании рыжих кудрей и зеленых лент — оно обольстительно. Ты не представляешь себе, что это за зрелище! Пройдись и посмотри на себя в зеркало.

Бесс направилась к зеркалу и покраснела, хорошенько рассмотрев свое отражение. Пухлый холмик порос густыми золотисто-рыжими завитками, сливочно-белые бедра были перехвачены зелеными лентами. Это выглядело непристойно, но весьма соблазнительно. Уильям однажды уже раздевал ее до чулок, и Бесс живо вспомнила, что произошло в тот вечер. Но на этот раз им ничто не помешает! Упоительная игра должна завершиться так, как положено. Подхватив ладонями свои груди, Бесс залюбовалась ими.

Уильям метнулся к ней и поднял на руки так, что ее холмик оказался в пределах досягаемости его губ. Бесс томно изогнулась и вскрикнула, когда он коснулся ее языком и понес к постели.

— Ложись на спину! — велел Уильям.

Вытянувшись на мягкой перине, Бесс приподняла волосы, и они рассыпались по зеленому шелковому покрывалу. Встав на колени рядом с ней, Уильям пожирал ее взглядом.

— Раздвинь ноги, я хочу видеть тебя…

Бесс поставила ступни на плечи Уильяма. Кончик ее языка прошелся по пересохшим губам.

— Вы не поможете мне снять чулки, сэр?

Уильям протянул руки и медленно стянул с ее ноги чулок вместе с подвязкой, потом поднес узкую босую ступню к губам и поцеловал. Не сводя глаз с розовых складок, он принялся за второй чулок.

Дерзкие, почти непристойные выходки Бесс подсказали ему, что она едва сдерживает возбуждение и не собирается останавливать его. Но Уильям не хотел, чтобы первое соитие оставило у нее неприятные воспоминания. Если он не ошибся, пройдет немало времени, прежде чем Бесс превратится в страстную женщину. Придется подождать, когда она начнет извиваться от страсти — только после этого их близость доставит ей ни с чем не сравнимое наслаждение.

Уильям лег на постель, приподнялся и притянул Бесс к себе. Одним из величайших достоинств этой женщины он считал ее губы, а поцелуями Бесс никак не мог насытиться. Запустив пальцы в огненные волосы, он прильнул к ее губам и прижал Бесс к постели.

Сначала его поцелуи были нежными и томными, но постепенно становились более чувственными и продолжительными. Язык проникал все глубже, впитывал медовую сладость, играл с языком Бесс, напоминающим горячий гладкий шелк. Эти поцелуи пробуждали жажду, грубую и почти животную в своей неистовости. Полная грудь Бесс расплющилась о сильную грудь Уильяма, жесткие волоски дразнили ее соски, превращая их в твердые бутоны.

Уильям обвел контуры ее губ кончиком языка, втянул в рот нижнюю губу, как спелую клубнику. Пламя страсти обжигало их нестерпимым жаром, кровь бурлила, и оба издавали глухие стоны.

Перекатившись на спину, Уильям увлек Бесс за собой — так, что теперь она очутилась сверху. Затуманенные желанием глаза не отрывались от него, ее ладони и губы лихорадочно ласкали Уильяма. Никогда еще он не видел такой пылкой женщины, не думающей о запретах. Внезапно она обхватила обеими ногами ногу Уильяма и начала тереться о нее, впиваясь в плечи ногтями и шепотом повторяя его имя.

Погладив внутреннюю сторону бедер Бесс, Уильям заставил ее раздвинуть ноги, опрокинул на постель и приподнялся над ней, вдруг став безжалостным и повелительным. Бесс охотно повиновалась ему, исполняя все его прихоти.

Наконечник его копья коснулся розовых складок и нанес удар, рассчитывая с ходу пробить преграду, ее лоно оказалось таким узким, что Уильям затрепетал. Постепенно ускоряя ритм толчков, он погружался все глубже.

Даже в самых смелых фантазиях Бесс не могла вообразить такого неописуемого наслаждения. Сначала она ощушала легкую боль, но только радовалась ей, испытывая блаженство от ощущения полноты и инстинктивно догадываясь, что за этим последует нечто неслыханное.

Уильям заметил момент, когда страсть возобладала над всеми другими чувствами Бесс: она начала извиваться, выгнула спину, обхватила его ногами за талию, стараясь прижать покрепче к себе и продлить удовольствие. Бесс жаждала поцелуев, но поняв, что этого мало, заскользила губами по его шее. Два или три раза ему казалось, что он не выдержит сладкой пытки и выплеснется в ее лоно, но усилием воли Уильям сдерживал себя, ибо видел, что Бесс близка к экстазу. Шепча ей нежные слова, он слышал в ответ страстные возгласы. Вдруг Бесс громко вскрикнула, крепко прижалась к нему, и тут же из горла Уильяма вырвался сдавленный вопль: свершилось чудо — они достигли вершины одновременно.

Оба содрогались от наслаждения, словно слились воедино, сплавленные безудержным желанием, которое нарастало несколько лет. Потом они лежали неподвижно, не разжимая объятий, а их сердца бились в унисон.

Когда Уильям наконец приподнялся, Бесс ощутила тревогу, однако он обнял ее и притянул к себе, нежно заглядывая в глаза. Ее пламенеющие волосы разметались по простыне. Капли крови на простыне свидетельствовали о том, что Бесс наконец лишилась невинности. Томно потянувшись, она обвила обеими руками шею возлюбленного.

— Этого я не знала. Мне и в голову не приходило, что такое бывает…

Уильям отвел с ее лба влажные пряди.

— Любимая, такое случается очень редко. Этого счастья удостаиваются лишь немногие избранные.

Бесс казалась себе сейчас нежной, хрупкой и невообразимо женственной. Ей нравился аромат и солоноватый привкус мужской кожи, была приятна истома, охватившая ее после бури, она упивалась насыщенным мускусным запахом любви, пропитавшим спальню.

Бесс улыбнулась: она нашла идеального возлюбленного. Рядом с этим полным сил, властным мужчиной ей было приятно ощущать себя слабой и беспомощной. Вместе с тем уверенный в себе Уильям только посмеивался, когда Бесс проявляла решительность и открыто выражала свое мнение. Она подставила ему губы.

— Повеса Кавендиш, я вручаю вам свое сердце! Улыбаясь, он вытер ее бедра уголком белоснежной простыни.

— Похоже, сегодня ты потеряла не только сердце. Не жалеешь, дорогая?

Бесс потянулась, как ленивая кошка.

— О девственности? Я не потеряла ее, а отдала — притом с радостью. А жалею я лишь о том, что так поздно узнала, как прекрасна любовь.

— Не беда: мы наверстаем упущенное. Господи, как долго я мечтал оказаться рядом с тобой в постели! Провести вместе всю ночь! Видеть, как ты засыпаешь в моих объятиях, будить тебя поцелуями! Я счастлив, как ни один человек в мире! — Уильям укрыл Бесс и подоткнул под нее одеяло. Свернувшись клубком рядом с ним, она закрыла глаза. Уильям подхватил ладонью ее грудь, наслаждаясь весом теплой плоти. Расслабившись в теплом коконе, переполненная любовью, Бесс медленно погрузилась в блаженную дремоту.

Ночью Уильям проснулся и обнаружил, что рядом с ним ее нет. Обведя взглядом комнату, он увидел, что Бесс стоит возле камина, озаренная отблеском догорающих углей.

— Что с тобой, любимая? — Выскользнув из-под одеяла, он подошел к ней. Лицо Бесс сияло.

— Я так счастлива, что мне не спится! Уильям обнял Бесс за плечи и прижал к себе.

— Это просто избыток сил и страсти. — Он вздрогнул, коснувшись чреслами ее ягодиц, приподнял ладонью грудь Бесс и почувствовал, как она тоже вздрогнула. — Смотри, как тепло камина ласкает твое тело, пламя заставляет твою кожу светиться. — Пальцы Уильяма скользнули по животу Бесс и запутались в огненных завитках. Он потерся о них ладонью.

Бесс обернулась к нему и, приподнявшись на цыпочки, обняла за шею. Приглушенно застонав, она сказала:

— Теперь-то уж я точно не усну.

— Я знаю, чего тебе не хватает, — ласкающим, бархатным голосом откликнулся Уильям. — Можно, я восполню это?

Бесс ахнула, когда Уильям приподнял ее, посадил на свое вздыбленное копье и решительно направился к постели.

— Сейчас я убаюкаю тебя…

Вскоре после рассвета Бесс открыла глаза и сладко потянулась. Уильям в черных кожаных бриджах и льняной сорочке подошел к ней:

— Милая, я хотел сделать тебе сюрприз — купить лошадь. Тогда мы сможем совершать верховые прогулки. Я рассчитывал вернуться прежде, чем ты проснешься.

Он наклонился и поцеловал Бесс, а она встала на колени, прекрасная в своей наготе, и обняла его за шею.

— Возьми меня с собой! Научи меня покупать лошадей. Я не прочь поторговаться.

Его ладони заскользили по спине Бесс. Она приоткрыла рот, требуя продолжительного поцелуя. Едва пальцы Уильяма коснулись ложбинки между ее ягодиц, Бесс в возбуждении изогнула спину. В глазах Уильяма заплясали огоньки.

— Ты уже поняла, как надо добиваться своего! Кончиком языка Бесс обвела его губы, расстегивая между тем пуговицы сорочки.

— Дай мне еще один урок: я хочу знать все. Уильям взял ее на руки, и она обвила его ногами,

— Мы так похожи! Оба ненасытны.

— Ты будешь утолять мои голод и жажду? — насмешливо осведомилась Бесс.

— А ты — мои? — живо отозвался Уильям, охваченный желанием.

— Каждое утро! — поклялась Бесс. Через час Уильям осторожно выбрался из-под Бесс, распростертой на ковре перед потухшим камином.

— Ты должна выкупаться — от тебя пахнет мужчиной и любовью. Хотел бы я знать, поместимся ли мы в ванне вдвоем?

Выезжая из Сент-Олбанса и направляясь в Нортоу, Бесс любовно потрепала по лоснящейся шее только что купленную вороную кобылу.

— Прости, что назвала тебя полудохлой клячей, — прошептала она лошади. — Просто мне хотелось сбить цену.

Кавендиш усмехнулся:

— Признаться, я думал, тебе приглянулась белая лошадка.

— Так решил и тот старый конокрад, — улыбнулась Бесс, — но я с самого начала присмотрела себе эту вороную. Если она понравится твоему жеребцу, в конюшне Нортоу скоро появится жеребенок.

Грандиозные замыслы Бесс поражали Кавендиша. По пути в Сент-Олбанс, сидя в седле перед ним, она без умолку болтала о перестройке дома, о новых клумбах в саду, а теперь добралась и до конюшни. Заметив, что Уильям посмеивается над ней, Бесс упрямо тряхнула кудрями.

— Вот увидишь, все так и будет!

— Охотно верю. — Он окинул ее взглядом собственника. — Только не вздумай доказывать свою правоту другим мужчинам. Я же видел, какими глазами смотрел на тебя Сент-Лоу.

— Я чуть не лишилась чувств, увидев капитана стражи принцессы Елизаветы!

— Сент-Лоу приезжал за лошадьми для Хэтфидла. Бесс, мир тесен. Ради нашего же блага мы должны быть благоразумны.

— Знаю. Напрасно мы приехали в Сент-Олбанс вдвоем.

Заметив разочарование Бесс, Уильям ощутил укол совести.

— Давай наперегонки!

— А какой приз получит победитель?

— Я что-нибудь придумаю. Узнаешь сегодня вечером, в постели.

— Самонадеянный мальчишка! — Бесс оттеснила его на обочину, уверенная, что галантность не позволит ему бесцеремонно столкнуть ее с тропы. Когда впереди показались ворота усадьбы Нортоу, она пришпорила кобылу и вырвалась вперед, обогнав вороного жеребца Уильяма.

Тот с трудом настиг ее и схватил кобылу под уздцы.

— Отшлепать бы тебя!

— Это рискованно: я могу и укусить.

— Знаю, — поморщился Кавендиш, потирая плечо.

К тому времени как ужин закончился, а за окном сгустились сумерки, влюбленные изнемогали от желания остаться наедине. Минуты тянулись бесконечно, как часы. Кавендиш надеялся перед сном просмотреть свои бумаги, но, так и не сумев сосредоточиться, встал из-за письменного стола, подошел к буфету и вынул оттуда бутылку вина.

— Прикажете отнести ее наверх, сэр Уильям? — спросила Бесс, заметив, как в комнату вошла миссис Бэгшоу, чтобы задернуть шторы.

— Конечно. — Глаза Уильяма блеснули. Бесс поплыла вверх по лестнице — бесстрастно, как монахиня, идущая к обедне. Уильям взбежал следом за ней и запер дверь спальни. — Черт возьми, миссис Бэгшоу чуть не расхохоталась! Какой я тебе «сэр Уильям»?

— Она ни о чем не подозревает, — возразила Бесс. — Миссис Бэгшоу сама помогла мне выбрать две отдельные спальни.

— А что, по-твоему, она подумала сегодня утром, меняя простыни?

Бесс на миг задумалась.

— Не все ли равно? Давай наперегонки! Ну-ка, кто ляжет в постель первым? — Сбросив туфли, она стянула чулки и со смехом развязала тесемки платья. Уильям торопливо расстегивал сорочку и стаскивал сапоги, поминутно чертыхаясь. Бесс разделась первой, вскочила на постель и победно затанцевала на ней. С торжествующим воплем Кавендиш присоединился к ней, и они покатились по перине, сплетясь в объятиях.

Бесс запустила пальцы в волосы Уильяма.

— Повеса, я хочу любить тебя всю ночь! Кавендиш расхохотался и громко произнес, метнув взгляд на дверь:

— Вы слышали, миссис Бэгшоу? Она хочет ме…

Бесс поспешно зажала ему рот ладонью.

— Не смей! — решительно прошептала она. — Иначе больше никогда не увидишь меня в постели. — Подумав, она смягчилась и добавила:

— Так и быть, на первый раз прощу тебя — если нальешь вина.


Глава 18


Бесс сидела в постели, уютно устроившись между ног Уильяма — в такой позе было удобнее всего болтать и потягивать вино. Хотя ее тело изнывало от усталости, мозг не прекращал напряженную работу. Она с ужасом ждала разлуки. — Когда ты уезжаешь?

Уильям провел губами по ее шее, его теплое дыхание овеяло обнаженное плечо Бесс.

— Завтра. Бесс, мы расстаемся ненадолго. Скоро опять будем вместе.

— Как только я вернусь в Лондон, навести меня в Суффолк-Хаусе.

— Это ни к чему. Я хочу уберечь тебя от сплетен: ты же знаешь, на что способны злые языки. Если кто-нибудь пронюхает о том, что мы любовники, нас могут обвинить в убийстве моей жены.

— В такую чушь никто не поверит!

— Королевский двор кормится сплетнями. Разве до тебя не доходили слухи о том, что Екатерина Парр отравила короля? Бесс посмотрела на Уильяма:

— Будь я замужем за стариком Гарри, я бы тоже отравила его.

— Раз и навсегда забудь о том, что ты сейчас сказала. Бесс вдруг серьезно спросила:

— А если Сент-Лоу проболтается кому-нибудь из придворных о том, что видел нас вдвоем в Сент-Олбансе?

— Сэр Уильям Сент-Лоу — джентльмен, иначе его не избрали бы капитаном стражи Елизаветы. Он не дерзнет запятнать репутацию леди.

— Зато Елизавете не позволяют встречаться с любимым человеком. По-моему, это несправедливо.

— Том Сеймур мечтает только о власти, которую способна дать ему Елизавета.

— Откуда ты знаешь? А если он безумно влюблен в нее?

— Вряд ли. Дело в том, что он просил у тайного совета разрешения вступить в брак с одной из принцесс — с Елизаветой или Марией.

Бесс ужаснулась:

— Боже, как он посмел?.. Уильям, и принцесса, и Сеймур знают о нас!

— Не тревожься, любимая: скоро о нас будет знать весь двор.

— Наверное, придворным уже давно все ясно. Думаю, Фрэнсис вовсю готовится к свадьбе…

— Пожалуй, нам следует подождать один месяц, прежде чем открыто появляться вдвоем на людях.

— Целый месяц? — воскликнула Бесс. — Две недели — и ни днем больше! Пообещай, что приедешь ко мне через две недели!

Уильям прижал ее к себе, поглаживая прекрасные волосы.

— Ладно, через две недели. Дольше я и сам не выдержу.

Но на следующий день они так и не смен ли расстаться, поэтому решили провести вместе еще одну ночь. Даже страсть не могла отдалить приближение рассвета. Как и подобало любящей жене и хозяйке дома, Бесс встала рано и тщательно оделась, чтобы позавтракать с Уильямом и проводить его в Лондон.

Нимало не заботясь о том, что их видят слуги, Кавендиш обнял Бесс во дворе перед домом.

— Меня ждут сотни дел, милая. Спасибо тебе за эти бесценные дни. Я люблю тебя, Бесс!

Бесс была в отчаянии, но скрывала свои чувства. Ослепительно улыбаясь, она наблюдала, как Уильям взял у Кромпа поводья и вскочил в седло. Бесс махала рукой, пока всадники не скрылись из виду. Ее вдруг охватили тоска и одиночество, а потом их сменила досада. О чем ей горевать? Она уже не девушка, а зрелая женщина, притом самая счастливая в мире! Ее ждет длинная и радостная жизнь!

Бесс взбежала на крыльцо, перебирая в уме по меньшей мере десяток дел, которые предстояло завершить до отъезда в Лондон. Проходя через холл, она уже напевала веселую песенку.

— Как хорошо, что ты вернулась, Бесс! Мы готовимся к отъезду в Брэдгейт, я уже сбилась с ног. Ты одна умеешь превратить хаос в безупречный порядок. Не представляю, что бы я делала без тебя. Кстати, когда свадьба?

— Ради Бога, опомнись, Фрэнсис! — воскликнул Генри. — Тело несчастной еще не успело остыть в могиле!

Но его жена лишь пренебрежительно махнула рукой:

— В наше время никто не носит траур больше месяца, а Бесс вдовеет уже два года.

— Зато с Кавендишем это случилось совсем недавно. Похороны состоялись всего четыре дня назад!

— Пять, но какая разница? — пожала плечами Фрэнсис. Однако Бесс старательно вела подсчет дней. В этом месяце ее недомогания так и не наступили, а поскольку они наступали день в день, с тех пор как Бесс минуло двенадцать, она заподозрила, что беременна.

Отгоняя пугающие мысли, Бесс с головой ушла в дела и начала собирать вещи, которые предстояло отвезти в Брэдгейт. Хлопоча, как пчелка, Бесс о чачи но ждала приезда Уильяма в Суффолк-Хаус.

В начале августа ею овладела паника. Словно невзначай Бесс попросила Генри передать Уильяму, что она не прочь встретиться с ним.

— Мы не виделись с ним с самых похорон. Странно… — Генри был явно озабочен. — Попробую разузнать, что стряслось с Кавендишем.

Проследив за тем, как уложили в ящики мебель и картины для Брэдгейта, Бесс наклеила на них ярлыки, а затем начала укладывать одежду леди Фрэнсис и леди Кэтрин. По ночам она составляла бесконечные списки, чтобы хоть чем-нибудь занять руки и голову.

На следующий день Генри сам разыскал ее:

— Вчера я виделся с Полетом. Уильяма вновь отправили по служебной надобности в Оксфорд и Абингдонское аббатство.

Бесс испытала облегчение, ибо опасалась, что Уильяма отправили гораздо дальше. И все-таки от Оксфорда до Лондона не меньше шестидесяти миль!

— Все мужчины одинаковы. Они, как кошки, гуляют сами по себе. Должно быть, Повеса истосковался по холостяцкой жизни, — насмешливо заметила Фрэнсис.

Бесс густо покраснела: она-то знала, что Кавендиш и вправду не прочь развлечься на стороне. Но к счастью, Бесс не опасалась соперниц, уверенная в том, что способна затмить любую женщину. Ее тревожило другое. Неужели Кавендиш решил улизнуть? Бесс перебирала все его слова, вспоминала, каким он был в Нортоу.

Уильям уверял, что обожает ее, что они всегда будут вместе, и Бесс охотно верила ему. Страсть не покидала его ни днем, ни ночью, он пробуждал в Бесс желание, но так и не сделал ей предложение. Согласившись отправиться с ним в Нортоу, она считала вопрос о браке давно решенным. Ей следовало бы подробнее расспросить Кавендиша и выяснить, где и, самое главное, когда он намерен на ней жениться?

Что ж, ей некого винить, кроме себя. Она сама бросилась к нему в объятия, легла с ним в постель, вела себя так безрассудно и бесстыдно! Вместо того чтобы задуматься, Бесс уверяла себя, что все будет хорошо и Уильям непременно приедет завтра. Но он не появлялся. Начались непрерывные дожди, и Бесс решила, что Кавендиш задерживается из-за раскисших дорог.

Непогода раздражала Фрэнсис.

— Так и лето пройдет, прежде чем мы переберемся в Брэдгейт! Напрасно так долго тянули с переездом.

— Если бы мы выехали раньше, повозки увязли бы в грязи, — возразила Бесс. Ей не хотелось покидать Лондон до возвращения Уильяма.

— Ты права, как всегда! Бесс, не знаю, как мне быть: оставить Джейн в Челси вместе с королевой или забрать ее в Брэдгейт? Боюсь, в такую жару может вспыхнуть чума…

— В Челси с леди Джейн ничего не случится: хотя оттуда недалеко до Лондона, дворец окружен лесами.

— Завтра же отправимся в Челси, и пусть Джейн сама решает, как быть, — заявила Фрэнсис.

Уступив желанию дочери, Фрэнсис привезла леди Джейн и ее фрейлин в Суффолк-Хаус. Отъезд в Лестершир был назначен на завтра, а накануне вечером семейство Грей решило попрощаться с ближайшими друзьями и устроить последний званый ужин в этом сезоне.

Как всегда, в число приглашенных входили Джон Дадли и Уильям Герберт с супругами. Жена последнего была сестрой королевы. Направляясь в столовую, Уильям Герберт улыбнулся Бесс:

— А разве Кавендиша сегодня не будет с нами, дорогая?

— Кажется, он куда-то уехал по поручению его величества, милорд, — нехотя отозвалась Бесс.

— Да нет же, Кавендиш давным-давно вернулся из Оксфорда! — возразила леди Герберт. — Два дня назад он ужинал вместе с нами у Парра.

Острая боль пронзила сердце Бесс. Она не могла поверить, что ее любимый вернулся в Лондон и не только не навестил ее, но даже не прислал письма. Бесс побледнела, решив, что, возможно, Уильям умышленно избегает ее. Как в трансе она подошла к Фрэнсис:

— Я еще не уложила свои вещи. Вы позволите мне уйти?

В своей спальне Бесс бросилась на кровать и разрыдалась. Она изнемогала от тоски по Уильяму. Без него ее мучило одиночество. Бесс чувствовала себя всеми покинутой, брошенной, несчастной. Она твердила себе, что нелепо думать, будто Уильям бросил ее. Наконец Бесс села и сердито смахнула слезы, отчаяние сменилось гневом. Ей известно, где он живет. Надо сейчас же послать ему письмо и потребовать встречи!

Нет! Ей совсем не хотелось посылать Кавендишу еще одну отчаянную записку. Гордость не позволяла Бесс унижаться. Уж лучше умереть! Дотянувшись до флакона духов, стоящего на тумбочке у кровати, Бесс швырнула его об стену.

Вскочив, она начала ходить из угла в угол, не зная, как излить ярость. Бесс злилась не только на Кавендиша, но и на себя. Да, она отдалась ему по доброй воле, зная, что рискует своей репутацией. А он, получив то, чего добивался, улизнул. И теперь ей придется вынести немыслимый позор и унижение — родить внебрачного ребенка!

Остановившись, Бесс приложила ладони к животу. Слава Богу, завтра она уезжает из Лондона! Возможно, ей удастся избежать скандала. Пожалуй, по пути в Брэдгейт надо набраться смелости и признаться во всем Фрэнсис или же, ничего не объясняя, отправиться к родным. И тот и другой варианты ужасали ее. Бесс бессильно сжала кулаки и решила, что никто не узнает ее постыдную тайну. Сердце бедняжки сжималось от страха, неуверенности и беспомощности. Бесс не знала, что ей теперь делать, и потому откладывала решение. Однако она смутно догадывалась, что со временем найдет верный выход.

Во дворе стояли три открытые повозки, четыре фургона и десяток вьючных лошадей. Леди Джейн с фрейлинами разместилась в собственном экипаже, леди Кэтрин взяла в свою карету собак.

— А ты повезешь попугая, Генри! — распорядилась Фрэнсис. Оглядев лающих собак, ее муж сказал:

— Я поеду верхом, — и поставил клетку на сиденье рядом с женой. — Будь любезна, присмотри за своим любимцем сама.

— Ох уж эти мне мужчины! На что они годятся, кроме развлечений в постели? — раздраженно фыркнула Фрэнсис.

Пока экипаж катился по Грейт-Норт-роуд, его пассажирки обменивались сплетнями.

— Бесс, какую пикантную новость ты пропустила вчера! Знаешь, отчасти я рада тому, что уезжаю из Лондона. Если то, что я сейчас расскажу тебе, правда, то вскоре здесь поднимется невероятный шум, и тогда нам всем не миновать беды. Леди Герберт сообщила мне — разумеется, под строжайшим секретом! — что наш приятель Том Сеймур днями и ночами пропадает в Челси!

Бесс окаменела. Черт, слухи разносятся быстрее, чем чума! Напрасно Елизавета надеялась, что ее встречи с Томасом останутся тайной!

— Должна признаться, я обожаю сплетни. А у Энн Герберт нюх на скандалы, как у чистокровной гончей. — Фрэнсис понизила голос, и Бесс сжалась, приготовившись услышать печальные новости о судьбе Елизаветы. — Так вот, она подозревает, что Екатерина Парр тайно обвенчалась с Сеймуром!

Не может быть! Бесс не верила своим ушам…

Она на миг прикрыла глаза. Господи, неужели мужчины и вправду способны на такое предательство? Бесс старалась не думать о самом худшем, однако страшные мысли сами лезли в голову. Убедившись, что ему не позволят жениться на принцессе, Сеймур, вероятно, сделал предложение ее мачехе — и при этом спит с обеими!

Бесс затошнило, однако она не осмелилась сказать об этом леди Фрэнсис. Придворные жадно ловили каждый скабрезный слух. Бесс не хотела, чтобы досужие языки трепали ее имя или судачили о ее будущем ребенке.

— Трудно поверить! — наконец произнесла она.

— А мне — нет. Честолюбие Томаса безгранично, он готов рискнуть чем угодно, лишь бы обскакать своего брата Эдварда и дорваться до власти. Поскольку Томасу не удалось стать мужем дочери Гарри, он удовлетворился вдовой короля!

— Но почему мужчины добиваются всего, что пожелают? Фрэнсис рассмеялась:

— Потому, что женшины не сопротивляются им.

«Вот он, долгожданный ответ», — безучастно подумала Бесс.


Глава 19


Вторую неделю августа Бесс провела в непрестанных хлопотах, распаковывая ящики и сундуки, расставляя мебель по комнатам Брэдгейта. В каменном особняке места хватало с избытком. В двадцати спальнях с комфортом разместилась вся свита леди Фрэнсис и все вывезенное ею из Челси

Бесс поселилась в восточном крыле дома, подальше от парадных гостиных, где постоянно толпились гости. Поскольку на нее сразу навалилась уйма дел, дни летели быстро, однако ночи тянулись невыносимо медленно. Лежа в постели и тоскуя по Уильяму, она ворочалась с боку на бок, пока не забывалась тревожным сном. Но даже во сне Бесс видела знакомое смеющееся лицо и крепкое тело. Она любила Уильяма и ненавидела его. Проклиная, обвиняя и упрекая Кавендиша, Бесс все-таки ждала его.

Вокруг Брэдгейта были разбиты фруктовые сады и парки с бассейнами и фонтанами, с огромными тенистыми деревьями. Через ручьи, полные форели, были перекинуты изящные мостики. На длинной террасе стояли мягкие кресла.

Сидя в саду, залитом августовским солнцем, Бесс старалась отогнать от себя мрачные мысли и отдалить тот страшный миг, когда ей придется принимать решение. Она непрестанно перебирала возможные варианты, но мысли двигались по замкнутому кругу, не принося утешения. В одном Бесс не сомневалась: скоро наступит время, когда неизбежное свершится.

Однажды ей пришло в голову избавиться от ребенка, но она с отвращением отвергла эту мысль. Впрочем, чтобы сохранить свое положение, ей придется расстаться с ребенком. Бесс родит его тайно и отдаст на воспитание в провинцию. Или же подавит гордость и вернется домой. Родные наверняка примут ее. Она оставит ребенка в доме матери, где о нем позаботятся. Бесс же будет навещать его время от времени.

Вдруг она поняла, что дело вовсе не в гордости. Принять решение ей мешают только непомерные амбиции. Бесс приложила ладони к животу. Ребенок ни в чем не виноват. Ее охватило страстное желание защитить это маленькое существо! Бесс преисполнилась любовью к малышу — своей кровинке, возможно, единственной отраде! Она уже поняла, что не сможет ни расстаться с ребенком, ни отдать его на воспитание, ни избавиться от него сейчас. Для своего первенца Бесс вынашивала такие же грандиозные планы, как и для себя.

Она многого достигла, добиваясь успеха, но когда до заветной цели было уже рукой подать, судьба словно столкнула ее с лестницы. Уже во второй раз все старания Бесс пошли прахом. Придется начать все заново, вернуться туда, откуда она пришла. Что ж, если Бесс пережила первое испытание, переживет и второе.

Ее мучила такая слабость, что сил не хватало даже на то, чтобы подняться со стула. Бесс засыпала на ходу, едва переставляла ноги. Каким-то чудом она не заснула за ужином, но едва Бесс села играть в карты с Фрэнсис и ее гостями, ее начало клонить в сон.

Заметив, что у Бесс слипаются веки, Фрэнсис засмеялась:

— Всему виной деревенский воздух! Это лучшее снотворное. Смотри, ты не выиграла ни одной взятки. Ступай к себе и хорошенько выспись.

У себя в комнате Бесс разделась, распахнула окно, легла в постель и почти мгновенно задремала.

Она проснулась, как от резкого толчка, и в ужасе огляделась. Комната была совершенно пуста! Сбежав по лестнице. Бесс обнаружила, что судебные приставы вынесли из дома все ее вещи, до последней безделушки. Она умоляла, уговаривала и плакала, но тщетно. Ее скудное имущество уже погрузили в повозку. Бесс выгнали из дома, ей было некуда идти. Страх захлестнул ее, от ужаса перехватило горло. На миг Бесс отвернулась, а когда снова повернула голову, то обнаружила, что Грей и даже Брэдгейт исчезли, словно растворились в воздухе. Она потеряла все, что имела! Ужас нарастал, пока не захватил ее целиком. Ощущение пустоты в животе чем-то напоминало голод, только было еще страшнее: ребенок тоже исчез! Бесс застыла, беспомощно опустив руки…

Она вскочила, разбуженная собственным криком. Темнота пугала ее. Бесс оберегающим жестом поднесла ладонь к животу, на ощупь разыскала спички и зажгла свечу. От облегчения на ее глаза навернулись слезы: все вещи были на своих местах. Значит, к ней просто вернулся давний кошмар. Встав на колени, она опустила голову и ждала, когда сердцебиение и испуг пройдут.

Услышав скрип приоткрывающейся двери, Бесс подняла голову и увидела Кавендиша. Может, она все еще спит? Страх сменился неистовым гневом.

— Убирайся! Как ты посмел войти ко мне в спальню? Прочь отсюда, негодяй! — Бесс огляделась в поисках оружия и сжала в руке тяжелый подсвечник.

Сразу разгадав ее намерения, Кавендиш быстро подошел к постели.

— Бесс, это же я, Уильям!

— Знаю! Другого такого подлеца не найдешь в целом свете!

— В чем дело, черт побери? — Он протянул руку, чтобы погладить Бесс по голове.

— Не прикасайся ко мне!

Застыв, Уильям в недоумении смотрел на нее. Почему Бесс вдруг так переменилась? Неужели причина тому разница в возрасте? Ей едва минуло девятнадцать, а ему уже за сорок.

— Сейчас середина августа! — воскликнула Бесс. — Мы не виделись с конца июня! Получив свое, ты бросил меня! — Она задыхалась от ярости.

— Бросил тебя? Любимая, с чего это взбрело тебе в голову? Ты ведь раньше не сомневалась во мне. Я поклялся жизнью, что больше никогда не причиню тебе боль. Я думал, мы полностью доверяем друг другу. После похорон прошло всего семь недель — слишком мало для траура. На меня свалилось множество дел, дни летели один за другим. Я продал старый дом и купил тебе новый — у нашего друга Уильяма Парра. Я думал, вы с Фрэнсис уже знаете об этом и вовсю строите планы…

— Какие планы? — сердито перебила Бесс.

— Ты же всегда делаешь все по-своему. Я полагал, что ты давно продумала, какой будет наша свадьба.

— Какая свадьба? Разве ты сделал мне предложение?

— Да, я прошу твоей руки. Хочешь, отпразднуем свадьбу на Рождество?

— На Рождество? — Ударив его по щеке, Бесс разразилась слезами.

Кавендиш бережно привлек ее к себе.

— Бесс, что случилось?

— У меня будет ребенок… Он крепко обнял ее.

— Неудивительно, что ты чувствовала себя покинутой. — Нежно сжимая ее в объятиях, Уильям пригладил ей волосы. Он всегда считал Бесс решительной и уверенной в себе женщиной, и только теперь заметил ее сомнения и робость. Кавендиш решил действовать. — Одевайся!

— Зачем? — Бесс высвободилась.

— Мы поженимся немедленно!

— Повеса Кавендиш, я не вышла бы за тебя замуж, будь ты даже единственным мужчиной на земле!

— Это приказ, и ты подчинишься ему!

— Но сейчас середина ночи, — возразила Бесс,

— При чем тут время? Мы вытащим священника из постели и дадим Фрэнсис новый повод для сплетен. Так ты оденешься или прикажешь нести тебя в церковь в ночной сорочке?

Уильям смотрел на нее так лукаво, что Бесс сразу поняла: он способен па все. Шлепая босыми ногами по полу, она подошла к шкафу.

— Но что же мне надеть?

— Ты прекрасна в любом наряде! — Уильям давно понял, что давать женщинам подобные советы опасно. — Поторопись, я скоро вернусь за тобой.

Бесс надела шелковое кремовое платье с рукавами, подбитыми нефритово-зеленой тканью, натянула чулки и бледно-зеленые подвязки. Апатия улетучилась без следа, сменившись приливом неуемной энергии. Казалось, ее душа поет. Когда в спальню вошла Фрэнсис, Бесс извинилась за то, что подняла ее в такой поздний час.

— Сейчас всего два часа ночи, я еще не ложилась. Позови Сесил и, пусть причешет тебя. Все, кто остался в Лондоне, почернеют от зависти, узнав, какое событие пропустили. И все-таки Кавендиш обезумел: к чему такая спешка?

— Сейчас объясню, — заявил с порога Уильям. Бесс метнула на него такой отчаянный взгляд, что он опомнился. — Бесс снова отказала мне. Без свадьбы — никаких ласк. Ну что мне оставалось делать?

Бесс вдруг поняла, что сегодня 20 августа — тот самый день, когда их выселили из Хардвика. В горле у нее встал ком. В этот роковой день с ней неизменно что-то случалось: хорошие или дурные события, разом менявшие ее жизнь. Улыбнувшись сквозь слезы, она протянула Уильяму руку.

В часовне их уже ждали Генри и священник. Бесс с изумлением увидела на скамьях знатных гостей. Здесь были сэр Джон Порт, недавно посвященный в рыцари юным королем, его жена леди Порт и ее родственники; дочь сэра Джона с мужем; граф Хантингдон; граф и графиня Уэстморленд. Бесс удивило, что у Кавендиша столько друзей в самых высших кругах, но она догадалась: причиной тому его пост казначея.

Стоя рядом с Уильямом и обмениваясь с ним клятвами, Бесс была на седьмом небе от счастья. Когда же Уильям надел ей на палец бриллиантовое обручальное кольцо, все ее сомнения и опасения развеялись навсегда. Священник объявил их мужем и женой. Только теперь Бесс наконец осознала, что теперь она леди Кавендиш.

Все собравшиеся двинулись в дом, осыпая новобрачных лепестками роз. В зале уже играли музыканты, повсюду сновали лакеи в ливреях, разнося вино и накрывая праздничный стол.

Танцы продолжались до рассвета. За окнами стало уже совсем светло, когда Уильям подхватил молодую жену на руки и понес в наскоро приготовленную спальню. Решительно захлопнув дверь, он запер ее перед носом любопытных гостей.

— Дорогая, велев тебе одеться, я думал, ты выберешь что-нибудь попроще.

— Полагал, что я надену платье на голое тело?

— Да, — ответил Уильям, теребя завязки нижней юбки.

— В часовне? — Бесс сделала вид, что шокирована.

— Я так изголодался, что, будь мы там одни, положил бы тебя на алтарь.

Бесс прижалась к нему теснее.

— Но ведь мы расстались всего семь недель назад. Ты сам говорил, что время для тебя пролетело незаметно? — Она отскочила, оставив в руках Кавендиша свою нижнюю юбку.

— Зато ночи были пыткой! — возразил он, бросаясь за ней.

— Пыткой? Ты еще не знаешь, что это такое! Хочешь, объясню? — Приподняв подол, Бесс на миг показала мужу поросший золотистыми завитками холмик и снова опустила юбку.

— Проказница! Бесс улыбнулась:

— Я буду дразнить тебя до тех пор, пока ты не попросишь пощады.

Лукаво усмехнувшись, Уильям начал раздеваться и вскоре замер перед ней во всей красе, обнаженный и гордый.

— А по-моему, тебе самой не терпите раздеться. — Он заключил жену в объятия, сунул руку под подол и пощекотал набухшие складки. — Сладкая, нежная, — пробормотал Уильям, облизывая палец, — как горшочек с медом.

Бесс снова ускользнула от него, однако не бросилась прочь, а направилась прямиком к постели. Чувствуя на спине горящий взгляд Кавендиша, она села и откинулась на подушки.

— А ты любишь мед? — томно протянула она, погружая палец в свой «горшочек», а потом прикасаясь им к соскам.

Уильям не устоял перед Бесс, позабывшей от радости о застенчивости и запретах. Бросившись на постель, он склонился над молодой женой, жадно пожирая ее глазами и губами. Уильям твердо знал, что будет любить Бесс до конца своих дней, и едва верил в свою удачу. Его жена оказалась не только прекрасной, чувственной и страстной, но умной, насмешливой и проницательной. Мысленно Уильям поклялся хранить верность жене и любить ее так, чтобы она навсегда забыла о былых сомнениях и бедах. В этой спальне они провели два дня и две ночи, прежде чем жажда Кавендиша поутихла.

Бесс не терпелось увезти Уильяма в Дербишир и познакомить со своими родными.

— Давай сделаем им сюрприз, — предложил он.

— Нет, я не рискну привезти в дом такого важного гостя, как сэр Уильям Кавендиш, не предупредив родных заранее.

— Я — важный гость? — усмехнулся он. — В таком случае ты — великосветская дама.

— Конечно! — радостно кивнула Бесс.

Поскольку Уильям любил охотиться, а Лестершир изобиловал дичью, супруги Грей устроили для гостей охоту. Первые несколько часов Бесс сопровождала мужа, а затем вернулась в Брэдгейт, чтобы написать письмо матери. С торжеством подписавшись «Леди Элизабет Кавендиш», она покраснела от гордости и долго разглядывала свою новую подпись.

Они отправились в Дербишир в удобной карете Уильяма. На дверце красовался ею герб. Кавендиш заявил, что являться домой с пустыми руками неприлично, поэтому по пути они заехали в Лестер, где Бесс накупила подарков всем родным и близким.

Еще нигде и никогда Уильяма не встречали с такой радостью, как в Хардвик-Мэноре. Вскоре он понял, что родным Бесс дорога не меньше, чем ему самому. К огорчению Уильяма, родители Бесс относились к нему слишком почтительно и были несколько скованны.

Приятным исключением, разумеется, стала тетя Марселла. Она не испытывала почтения к мужчинам, презирала титулы, и Уильям сразу завоевал ее расположение.

Вскоре в живописном, но обветшалом доме зазвучал громогласный хохот Кавендиша, и родные Бесс почувствовали себя непринужденнее.

Джеймсу Кромпу, камердинеру Уильяма, пришлось делить с кучером комнату, расположенную по соседству со спальней новобрачных. Вечером, укладываясь спать, Бесс приложила палец к губам и многозначительно указала мужу на стену.

— Я знаю, что Джеймс умеет хранить тайны, и все-таки не хочу посвящать слуг в то, что происходит у нас в спальне. Так что веди себя потише.

— При чем тут я? — удивился Уильям. — Я всегда веду себя пристойно. Сдерживаться придется вам, леди Кавендиш.

Бросившись к мужу в объятия, Бесс прикусила мочку его уха.

— Сдерживаться я не стану. Просто следует помнить о приличиях.

Жена была для Уильяма неиссякаемым источником радости и удовольствия, он обожал ее.

…Усадьба Хардвик раскинулась на участке площадью в пятьсот акров. Объезжая поместье, Кавендиш то и дело говорил жене о том, как увеличить доходность земель, — например, отгородить часть торфяника, превратив его в пастбище для овец. Бесс ловила каждое слово мужа, поскольку никто в Англии не разбирался в землях и недвижимости лучше, чем он, и не умел столь же удачно извлекать прибыль из любого источника. Вечером она передавала советы Уильяма своему брату Джеймсу, втайне надеясь, что его дела пойдут на лад, а Хардвик начнет приносить солидный доход.

На следующий день новобрачные решили навестить семейство Лич. Сестра Бесс Элис вышла замуж за Фрэнсиса Лича, поселилась с ним в Чатсворте и теперь ждала первенца. Бесс сказала родным, что экипаж Кавендиша остается в их распоряжении, а сама вместе с мужем отправилась в Чатсворт верхом.

Бесс уже давно рассказала Уильяму о своем любимом уголке Дербишира. Теперь они остановили лошадей на вершине холма, откуда открывался вид на Чатсворт, и Уильям понял, почему жене так полюбилось это место. Пейзаж и вправду был великолепен: земли, раскинувшиеся внизу, омывались водами извилистой реки Деруэнт. С высоты они казались маленьким плодородным Эдемом, окруженные высокими холмами и безлюдными торфяниками. Столь совершенный пейзаж Уильям прежде видел лишь на картинах.

Бесс смотрела вниз с таким же восхищением, с каким, бывало, поглядывала и на Уильяма.

— Вот тот дом стоит не на месте, — указал хлыстиком Кавендиш. — Его следовало бы передвинуть.

— Вот именно! — обрадовалась она. — Уильям, у нас совпадают мысли! Сюда так и просится настоящий дворец. А парк вокруг него должен доходить до самого Шервудского леса, в нем можно развести оленей и фазанов. Хорошо бы дом окружали клумбы и газоны правильной формы, ручьи и фонтаны. Великолепие и порядок посреди хаоса поразят воображение каждого путника!

Пораженный страстным желанием Бесс преобразить это место, Уильям спешился и протянул руки жене:

— Я хочу тебя.

Бесс не стала задавать вопросов. Она сразу поняла, что муж разделяет ее восхищение Чатсвортом и мечтает поселиться здесь. Бесс соскользнула с седла.

— Как хорошо, что я надела зеленое платье! А еще лучше то, что здесь нам не придется сдерживаться. Среди этих холмов можно кричать и стонать во все горло!

.

..Бесс с нетерпением ждала возвращения в Лондон и начала новой жизни. Она взяла с матери, тетки и сестер обещание, что те будут часто навещать их. Пока Кавендиш и Джеймс Кромп укладывали вещи, Бесс прощалась с родными. Мать крепко обняла ее.

— Бесс, какая же ты смелая! Марселла была права, считая, что отправить в Лондон надо именно тебя.

Бесс смахнула слезу. Если бы родные знали, какой ужас она пережила совсем недавно!

— Моя сила — Уильям. Марселла покачала головой:

— Нет, Бесс, ты черпаешь силу и смелость в самой себе. Ты точно знаешь, чего хочешь, и стремишься к этому. Ты поставила перед собой цель и добилась ее!

Бесс обняла тетю Марси.

— Нет, тетушка, это лишь начало.

Лондонский дом, купленный Кавендишем у Уильяма Парра, стоял на Ньюгейт-стрит, неподалеку от собора святого Павла. Когда Уильям привел жену осматривать дом, она с удивлением увидела, что почти все комнаты пусты.

— Я хочу предоставить тебе свободу действий. Это твой дом, Бесс, вот и обставь его по своему вкусу. Для начала найми прислугу. Поступай, как сочтешь нужным. Книги расходов тоже придется вести тебе: у меня слишком много дел в казначействе.

Бесс бросилась на шею мужу:

— Спасибо, Уильям! Надеюсь оправдать твои ожидания.

Она немедленно начала вить гнездо, желая, чтобы оно не уступало особнякам Греев и Дадли. Корабли привозили в лондонский порт лучшие товары со всего мира, а муж позволил Бесс покупать все, что ей понравится. В первый же день она побеседовала со слугами и решила оставить в доме двух мужчин, которые ранее прислуживали ее мужу, — Фрэнсиса Уитфилда и Тимоти Пьюзи. Бесс также наняла кухарку, горничных и лакеев. Поразмыслив, она решила, что ей понадобится домашняя швея, и нашла искусную мастерицу, умеющую к тому же вышивать. Набросав эскизы настенных гобеленов, Бесс усадила ее за работу.

К концу первой недели в новом доме было уже двенадцать слуг — не считая камердинера Джеймса Кромпа и Роберта Бестни, секретаря Уильяма. Последнему Бесс поручила вести подсчет всех расходов. Бестни научил ее вести книги расходов, и Бесс неукоснительно выполняла это. Подсчитав, сколько денег было потрачено за день, она с удовольствием ставила свою подпись: «Элизабет Кавендиш».

Осенью супруги отправились охотиться в Нортоу и задержались в поместье до Рождества, принимая у себя друзей. Бесс искренне наслаждалась ролью хозяйки дома. Проведя целый день в седле, по вечерам она затевала игру в карты, которая иногда затягивалась до утра. Вместе с тем Бесс пристально следила за всем, что происходило в поместье.

Пока поместье принадлежало церкви, хозяйство в нем вели спустя рукава, не применяя никаких новшеств. Уильям решил увеличить доход поместья, обнеся оградой пустоши и превратив их в пастбища, где арендаторы могли пасти коров и овец.

Кроме того, Уильям позаботился о том, чтобы по закону Нортоу считался не только его собственностью, но и Бесс. Он научил жену, как передавать управление поместьем опекунам, сохраняя при этом право на все землю.

— Бесс, я гораздо старше тебя, поэтому если поместье будет принадлежать нам обоим, после моей смерти оно перейдет к тебе. Тогда нашим детям не придется отстаивать свои права. Кстати, о детях: дорогая, когда же мы откроем твою тайну нашим друзьям?

Он сидел в кресле перед камином, а Бесс уютно устроилась у него на коленях.

— Пока держи язык за зубами, Уильям! Он погладил ее живот, все еще почти плоский, несмотря на шестой месяц беременности.

— Знаешь, я чертовски горжусь им! Мне очень хотелось бы похвастаться.

— Подождем до Нового года, — решила Бесс.

Но накануне Нового года Бесс передумала. Их с Уильямом пригласили в Челси, где Томас Сеймур устраивал для короля и всех придворных пышное празднество с традиционным балом-маскарадом. Когда веселье было в разгаре, адмирал объявил, что его жена, вдовая королева Екатерина, ждет ребенка.

Принцесса Елизавета, стоящая рядом с Бесс, так крепко сжала кулаки, что ногти впились в ладони.

— Какая гадость! Для мужчин нет большего удовольствия, чем бахвалиться своей силой. Будь их воля, они выставляли бы свое достоинство напоказ! Надменные, самонадеянные мальчишки!

Бесс стало жаль принцессу. Елизавета преклонялась перед Томасом Сеймуром, любила его с самого детства и, несомненно, надеялась выйти за него замуж.

Елизавета обвела завистливым взглядом Бесс.

— Ручаюсь, скоро и ты начнешь выпячивать живот, как символ женственности!

Бесс не сказала принцессе правду. Елизавете и так жилось несладко. Ни за какие сокровища мира Бесс не решилась бы огорчить подругу.

Только в середине февраля, за ужином в Суффолк-Хаусе, Бесс с удовольствием сообщила Фрэнсис и Генри о том, что у нее скоро будет ребенок.

Фрэнсис, подняв бокал, улыбнулась Уильяму.

— Стало быть, Повеса, ты не терял времени даром!

Глаза Уильяма лукаво заблестели. Фрэнсис явно ни о чем не подозревала.

— Когда же вы ждете прибавления? — допытывалась она, пристально разглядывая Бесс.

— Точно не знаю, — отозвалась Бесс. — Пожалуй, месяцев через пять.

Уильям поперхнулся вином. Маленькая плутовка забеременела семь с половиной месяцев назад!

Генри похлопал друга по спине и искренне поздравил его.

— Скверная девчонка, почему же ты так долго молчала? — возмутилась Фрэнсис.

— Видите ли, под Новый год мы хотели сообщить вам радостную новость, но, услышав, что адмирал скоро станет отцом, решили промолчать.

Кавендиш снова закашлялся.

— Странно, у тебя такой цветущий вид!

— Никогда еще не чувствовала себя так прекрасно. — Впервые за все время разговора Бесс сказала чистую правду.

— А сестра говорит, что Екатерина Парр поплатилась за свои грехи: ее тошнит каждый день. По правде говоря, ей нездоровится со дня зачатия.

Слова о чужом недомогании вызвали у Бесс сочувствие. Она вдруг устыдилась своего отменного здоровья.

— Бедняжка! Жаль, что ожидание ребенка стало для нее пыткой.

— Екатерине уже за сорок, она слишком стара, чтобы производить на свет первенца.

Генри решил сменить тему, зная, что Фрэнсис не скажет ни одного доброго слова о женщине, посягнувшей на дворец Челси.

— Кого же вы ждете? Мальчика или девочку?

— Девочку, — без колебаний ответил Уильям. — Маленькую рыжеволосую шалунью, похожую на Бесс.

— Кто бы мог подумать, что неисправимому Повесе Кавендишу не чужды отцовские чувства? — насмешливо заметила Фрэнсис.

Бесс лукаво улыбнулась:

— Если родится девочка, мы назовем ее Фрэнсис, а если мальчик — Генри.

— Ни в коем случае! — запротестовал глубоко польщенный Генри.

— Говори только за себя, Генри. Мою крестницу назовут Фрэнсис, и точка! — Его жена широко улыбнулась.

— Так кто из нас тщеславнее? — рассмеялся ее супруг.

Поздно ночью Уильям, сидя на краю постели, раздевал Бесс. Поставив жену между ног, он любовно поглаживал ладонями ее живот. Гладкая кожа Бесс казалась атласной, роскошная грудь стала еще пышнее.

— Ты прекрасна! — прошептал Уильям. Отблески огня падали на нее, освещая золотистым сиянием. Уильям проложил дорожку поцелуев по округлившемуся животу жены.

— Ты и вправду хочешь девочку, Уильям?

— Да, хорошенькую плутовку, похожую на мать. — Он обнял жену и подхватил ягодицы. — Бесс, ты же всегда была честной. Какого черта ты обманула Фрэнсис?

— Не хочу, чтобы кто-нибудь начал считать месяцы по пальцам и перешептываться за моей спиной. Семьи Кавендиш не должны касаться скандалы! Оставим эту привилегию Тюдорам.

— Дорогая, обман раскроется, как только у тебя начнутся роды, — мягко возразил Уильям.

— Вряд ли, — покачала головой Бесс. — В следующем месяце я уеду в Нортоу, и ни одна живая душа в Лондоне не узнает, когда родился ребенок.

Кавендиш усмехнулся:

— Ты чересчур предусмотрительна и упряма.

— Должно быть, это тебя и возбуждает.

— Прости, милая, я ничего не могу с собой поделать: уж слишком ты аппетитна.

— Я хочу тебя. — Бесс присела на корточки, коснулась губами набухшего копья и медленно втянула его в рот.

— Не смей, иначе я не выдержу!

— В последнее время ты слишком осторожен, будто боишься раздавить меня.

— Но мы же знаем: есть разные способы доставить друг другу удовольствие. — Задернув красные шелковые занавески кровати, Уильям лег на спину. — Я знаю, тебе нравится верховодить. Вот и поезжай на мне верхом. В такой позе ты сама будешь задавать ритм. Все в твоих руках.

— Тебе же не нравится подчиняться. — Бесс оседлала мужа.

— Сегодня я готов. В твоих руках стану паинькой.

— Лучше стань твердым, как мрамор, — возразила она, медленно опускаясь на твердое копье и вбирая в себя дюйм за дюймом. Опершись руками на грудь Уильяма, Бесс медленно приподнялась, а затем снова опустилась, заставив мужа исторгнуть страстный стон.

Он ощущал прикосновение ее ног и ягодиц к своим чреслам. Когда Бесс наклонила голову, ее пламенные волосы, упав вниз, коснулись груди Уильяма. Он протянул руки и подхватил на ладони отяжелевшую грудь жены.

Завораживающий ритм ее движений воспламенил его. Уильям, едва сдерживаясь, позволял Бесс действовать так, как она пожелает.

— Смотри, — шепнула она.

Бесс постепенно ускоряла ритм, соблазнительно покачивая бедрами. Красные шелковые занавески затрепетали. Бесс словно скакала верхом на норовистом жеребце, а занавески казались победными знаменами.

Не выдержав сладостной пытки, Уильям подстроился к ее движениям, выплеснулся в экстазе и взлетел на вершину одновременно с Бесс.

Наконец Бесс сообщила родным, что ждет ребенка, и пригласила к себе в гости любимую сестру Джейн. Дождавшись ее, Бесс начала готовиться к переезду в Нортоу. Улучив минуту, Уильям отвел Джейн в сторонку.

— Бесс вряд ли признается в этом, но ребенок был зачат еще до свадьбы. Роды могут начаться со дня на день. Сестра миссис Бэгшоу, повитуха, уже ждет в поместье. — Он пригладил волосы. — Джейн, мне страшно за Бесс…

Джейн, оправившись от удивления, вспомнила, что сестра всегда поступает по-своему.

— Как только мы приедем в Нортоу, я уложу Бесс в постель. Не беспокойся, Уильям: если уж Бесс за что-то взялась, она справится с делом!

Слова Джейн сбылись. Через день Бесс родила девочку с такими же темно-каштановыми волосами, как у отца. Уже на следующее утро гордая мать сидела на постели кормя ребенка и сияя от счастья. Она сразу посвятила Уильяма в свои планы насчет крестин.

— Крестными будут Фрэнсис и Генри Грей, но мы пригласим их сюда не раньше июня.

— Но, дорогая, до июня еще целых два месяца! А детей крестят через несколько дней после рождения.

— Нет такого закона, который запрещал бы откладывать крестины на месяц-другой!

Уильям вновь пошел советоваться с Джейн:

— Может, ты поговоришь с ней сама и убедишь отказаться от этой нелепой затеи?

— Уильям, неужели ты до сих пор ничего не понял? — удивилась Джейн. — Бесс не похожа на других женщин. Стоит сестре принять решение, никто и ничто не заставит ее отменить его!

Как и задумала Бесс, маленькую Фрэнсис Кавендиш окрестили в июне. Крестным отцом был Генри Грей, герцог Суффолк, а крестными матерями — Фрэнсис Грей, герцогиня Суффолк, и ее ближайшая подруга Нэн Дадли, графиня Уорвик. Бесс проявила поразительную дальновидность: семейство Дадли обладало большим влиянием. Шумное торжество состоялось в поместье Нортоу. Никому из приглашенных не было дела до того, что малютка Фрэнсис родилась два месяца назад.


Глава 20


«Лондон, 10 сентября 1548 года

Дорогие мама и Марселла, должно быть, до вас уже до-шли слухи о том, что при дворе неспокойно, поэтому я решила кое-что объяснить вам. Лорд-протектор Эдвард Сеймур отказался отдать Екатерине Парр драгоценности, подаренные ей королем Генрихом, и заявил, что они принадлежат молодому королю. Томас Сеймур выдвинул обвинения против родного брата и предложил себя на пост лорда-протектора. Поскольку Томас — верховный адмирал и под его командованием находится десять тысяч человек, Эдвард Сеймур так перепугался, что установил за Томом слежку…»

Бесс помедлила, не решаясь сообщить родным, какой скандал разразился в Челси, когда Екатерина Парр застала своего мужа Томаса Сеймура в спальне принцессы Елизаветы!

Грустно вздохнув, Бесс продолжала: «Вскоре Екатерина Парр разрешилась от бремени девочкой, а спустя четыре дня скончалась от родильной горячки…» Бесс снова подняла перо, ее мысли метались, словно птицы в западне. Неужели Сеймур причастен к смерти жены? Что, если честолюбивый негодяй задумал сделать Своей следующей женой Елизавету?

Ходили слухи о том, что адмирал пользуется своим положением и требует взятки от капитанов судов, отплывающих в Ирландию, а также поощряет морских разбойников, да и сам не брезгует пиратским ремеслом. Писать об этом Бесс не осмелилась: она знала, тетя Марселла решит, будто деньги понадобились Сеймуру, чтобы поднять мятеж.

«Принцесса Елизавета переселилась в свой дворец, в Хэтфилд, а Фрэнсис Грей потребовала, чтобы дворец Челси объявили официальной резиденцией ее дочери леди Джейн, поскольку той предстоит выйти замуж за юного короля Эдуарда.

Мы собираемся провести Рождество в Нортоу. Жаль, что вас не будет с нами. Я очень скучаю о вас и обещаю приехать в конце весны, как только позволит погода. С любовью, Бесс».

События при дворе развивались так стремительно, что Бесс часто писала домой, извещая родных о новых поворотах политических интриг.

«Лондон, 21 марта 1549 года

Дорогие мама и Марселла, как вы уже знаете, в январе Томас Сеймур был взят под стражу. Говорят, есть доказательства того, что он обманом получил десять тысяч фунтов звонкой монетой. Лорд-протектор уверял, будто Томас задумал тайно обвенчаться с Елизаветой, заточить в тюрьму его королевское величество и разогнать тайный совет.

Через несколько дней миссис Кэт Эшли и мистер Пэрри, казначей Елизаветы, были увезены в Тауэр, а принцессу посадили под домашний арест в Хэтфидде, где безжалостно допрашивали в течение двух месяцев. Елизавете удалось спастись самой и защитить преданных слуг. Лорд-протектор убедил короля подписать указ о лишении адмирала гражданских и имущественных прав. Вчера Томас Сеймур был приговорен к казни».

Бесс помедлила, вспомнив ужасающую ссору с Уильямом. Как член тайного Совета, он знал: протектор стремится обвинить адмирала в измене и поджидает выпада Томаса Сеймура против короля или его сестры. Бесс пообещала Уильяму держать язык за зубами, а сама сломя голову поскакала верхом в Хэтфилд, чтобы предупредить Елизавету. Муж разозлился на нее за обман, но когда Бесс вымолила прощение, состоялось столь бурное примирение, что теперь она вновь ждала ребенка.

Бесс продолжала: «А еще спешу сообщить вам радостную новость: скоро у меня вновь будет ребенок! Мы с Уильямом ждем сына, и как только он родится, приедем повидаться с вами. С любовью, Бесс».

Многие члены тайного совета и придворные осуждали действия Эдварда Сеймура против родного брата. Недовольство правлением лорда-протектора распространилось по всей Англии, к осени в стране вспыхнул мятеж. Джон Дадли, граф Уорвик, отправился в Норфолк, чтобы возглавить армию и подавить восстание. После кровопролитного сражения с мятежниками Дадли вернулся в Лондон, а члены тайного совета присягнули ему на верность. Эдвард Сеймур был взят под стражу, лишен всех титулов и брошен в Тауэр.

Кавендиши поехали в Нортоу на осеннюю охоту и созвали в гости всех друзей. Бесс узнала, что юный король слаб здоровьем и после перенесенной оспы часто хворает. А когда выяснилось, что Елизавета слегла после казни Томаса Сеймура, Бесс решила утешить подругу.

Прибыв в Хэтфилд, она с удивлением обнаружила, что дворец до сих пор в глубоком трауре. Елизавета с изжелта-бледным, почти восковым лицом молча лежала в постели. Поняв, что сердце подруги разбито, Бесс сердито заявила:

— Так вы ничего не добьетесь. Вы хотели отомстить за смерть адмирала, но зашли слишком далеко и отомстили только себе! Елизавета приподнялась, но тут же снова упала на подушки.

— Убирайся!

— Он не достоин ваших страданий!, — пылко воскликнула Бесс. — Томас Сеймур был любовником Екатерины Парр задолго до того, как она вышла замуж за вашего отца. Именно Томас принудил ее к браку с королем!

— Врешь!

— Он жаждал только власти, но получить ее мог, вступив в брак с особой королевской крови — любой женщиной из семьи короля. Томас просил у тайного совета разрешения жениться на вас или на вашей сестре Марии. Спросите у любого члена совета! — Бесс раздвинула полы плаща и открыла округлившийся живот. — Я сама распоряжаюсь своей жизнью, а вы губите себя! Когда-нибудь вы станете королевой Англии!

— Этого не будет. Меня считают внебрачной, а теперь еще и блудницей.

— Так ступайте во дворец и дайте отпор клеветникам! Сейчас при дворе всем заправляет Джон Дадли. Увидев, какой радушный прием окажет вам брат, он вернет вам титул, привилегии и почести!

Елизавета вскочила и начала ходить по спальне, потом схватила книгу и швырнула ее об стену. И тут Бесс поняла, что принцесса твердо решила бороться с превратностями судьбы.

Бесс подарила мужу сына и наследника, которого назвали Генри. Крестными родителями младенца стали граф и графиня Уорвик. Весной Уильям купил просторный особняк на набережной для своей растущей семьи. Пока дом готовили к переезду, его хозяева отправились в Дербишир — показать детей родным Бесс.

В конце недели, оставив детей на попечение Элизабет и Марселлы, супруги Кавендиш решили прогуляться верхом до Чатсворта. Бесс поднялась на вершину любимого холма и осадила лошадь, желая полюбоваться пейзажем, но Уильям поманил жену за собой. Подъехав к дому, он спешился перед крыльцом и лукаво посмотрел на Бесс:

— Я приготовил тебе сюрприз. Иди сюда и найди его.

Бесс тоже спешилась и, встряхнув огненными волосами, смело шагнула к мужу. Обняв Уильяма за шею, она крепко поцеловала его и просунула ладони под камзол. Наткнувшись на что-то железное, Бесс удивленно подняла брови.

— А это что еще такое? — воскликнула она, вытаскивая из-под камзола тяжелую связку ключей.

— Ключи от Чатсворта, дорогая надеюсь, ты довольна моим подарком? Бесс растерялась.

— Я купил Чатсворт. Теперь он твой.

— Не может быть! — Она оторопела. Уильям только что уплатил солиднук[2 - сумму по брачному контракту] своей дочери Кэтрин и купил новый дом на набережной. Откуда же у него взялись деньги на покупку Чатсворта? Бесс разразилась слезами

Уильям заключил жену в объятия. Ей вдруг показалось, что никогда еще она так не нуждалась в поддержке мужа.

— Теперь ты сможешь построить дворец.

— Я? — робко переспросила Бесс.

— Ты ведь мечтала об этом. Теперь мечты станут явью. — Уильям увидел, как у жены загорелись глаза. — Милая, в чем дело?

— Мне боязно, — прошептала она. — Уильям, я так долго лелеяла эту мечту. Она казалась мне такой заманчивой, но недостижимой — разве что в самом отдаленном будущем… Но будущее приблизилось и стало настоящим. Это случилось слишком быстро и неожиданно. И поэтому мне страшно. Он отвел рыжие пряди со лба жены.

— Едем! — Уильям помог Бесс сесть в седло. Они молча поднимались по крутому склону холма. На вершине Кавендиш спешился и помог спуститься жене. Обняв ее, он устремил взгляд вниз, на Чатсворт.

— Когда мы познакомились, я спросил, хочешь ли ты иметь три дома. Ты ответила прямо и уверенно, не задумавшись ни на минуту. А потом рассердилась, что я смеюсь, и поклялась, что когда-нибудь у тебя будет собственный дом. В тот день я понял, что мне не нужен никто, кроме тебя. Твое честолюбие ничем не уступает моему.

Бесс мысленно перенеслась в прошлое, в первый год, проведенный ею в Лондоне, и предалась приятным воспоминаниям. В ту пору она твердо решила добиться успеха и стать богатой. Бесс дала себе клятву и не сомневалась, что сдержит ее. Будущее виделось ей отчетливо. Она желала получить все — и сразу!

Уильям прижал ее к себе.

— Постепенно я понял, как ты сильна, отважна и решительна. Твоя растерянность скоро исчезнет без следа, убежден. С твоей силой воли и энергией ты превратишь свою мечту в реальность.

— Уильям, но откуда же взять деньги?

— О деньгах не беспокойся: их достану я. — Муж произнес эти слова так уверенно, что Бесс сразу успокоилась.

— Дом будем строить вон там, — указала она. — Каменный, с четырьмя квадратными башнями по углам, с внутренним двором и просторными конюшнями.

— Это будет самый внушительный особняк в Дербишире.

— Конечно! А для слуг сошьем синие ливреи с серебряным галуном.

Уильям засмеялся.

— Теперь я знаю, зачем ты привез меня сюда. Все, что находится внизу, отсюда кажется маленьким, почти игрушечным. Все отдаляется, время застывает. Здесь я предавалась мечтам и строила планы. Ты привез меня на вершину холма, чтобы избавить от опасений.

— Ошибаешься: я привез тебя сюда, чтобы предаться любви. Так где же мы будем строить дом?

— Уильям, я обожаю тебя! Сегодня самый счастливый день в моей жизни!

Бесс буквально разрывалась между Чатсвортом и Лондоном. Супруги Кавендиш продали поместье Нортоу и прилегающие к нему церковные земли. Уильям купил церковные земли в Уэльсе и маленькое поместье в Шропшире, но понял, что из-за отдаленности управлять ими будет нелегко. Благодаря связям в казначействе и в тайном совете ему удалось обменять эти земли на большой участок в Давридже, на реке Дав, близ Чатсворта. Бесс сдала в аренду усадьбу Мидоуплек, расположенную на участке, а полученные деньги пустила на строительство нового дома в Чатсворте.

Новые владения семьи Кавендиш были завидной добычей: на их территории располагались свинцовые рудники и богатый угольный пласт. Бесс скрупулезно записывала все доходы и затраты, а Фрэнсис Уитфилд, ее помощник, отвозил эти отчеты Уильяму в Лондон.

Бесс оказалась рачительной хозяйкой. Дерево, камень, кирпич, раствор и даже свинец для оконных переплетов и крыш — все эти строительные материалы находились в ее же собственных владениях. Поденщики получали жалкие гроши, поэтому Бесс наняла умелых плотников, лепщиков и каменщиков за ничтожную плату. Вспомнив советы Уильяма, она обнесла оградой часть пустоши неподалеку от дома, превратив ее в выгон для овец, а шерсть отправляла на лондонский рынок.

Чем дальше продвигалось строительство, тем заметнее возрастали энергия и уверенность Бесс. Оставив в Лондоне только прислугу Уильяма, она перевезла в Дербишир всех прочих домочадцев. На время строительства нового особняка семья поселилась в Чатсворт-Мэноре. Сестра Джейн тоже перебралась к Бесс, чтобы присматривать за детьми, а тете Марси было сразу поручено составить план огромного парка.

Время от времени в поместье наведывался Уильям, и супруги встречапись бурно, как новобрачные. Ровно через девять месяцев после того, как муж вручил Бесс ключи от Чатсворта, она подарила ему еще одного сына, окрещенного Уильямом.

Еще никогда в жизни Бесс не была так счастлива. Из поездок в Лондон она возвращалась с повозками, груженными мебелью для нового дома, который постепенно обретал форму. Бесс задумала выстроить один этаж и завершить его отделку, чтобы потом, когда появятся деньги, надстроить второй. Иногда она сопровождала мужа в поездках по северным графствам и монастырям. Поскольку Уильям конфисковал имущество монастырей, Бесс за бесценок скупала все, что ей нравилось, надеясь когда-нибудь украсить этими вещами Чатсворт. Угрызений совести она не испытывала: настоятели монастырей были рады пополнить карманы и держали язык за зубами.

В Лондоне у юного короля была обнаружена чахотка, и вскоре все придворные поняли, что он долго не протянет. Джон Дадли, граф Уорвик, и большинство членов тайного совета, в который входили преимущественно протестанты, встревожились. После смерти Эдуарда престол должна была унаследовать рьяная католичка принцесса Мария. Это не слишком прельщало влиятельных советников короля.

Пытаясь исправить положение, Дадли запретил Елизавете покидать Хэтфилд. По его настоянию умирающий король объявил своей наследницей леди Джейн Грей, а Марию и Елизавету лишил законных прав. Весь тайный совет знал, что Дадли, намереваясь сохранить власть, задумал женить своего сына Гилдфорда на леди Джейн.

Кавевдиш с ужасом понял, что его друзья Генри и Фрэнсис Грей готовы к такому шагу: в начале июля они перевезли свою пятнадцатилетнюю дочь из Челси в Тауэр, где поспешно обвенчали ее с Эдуардом.

К счастью, Бесс не подозревала о том, что творится в Лондоне. Она по-прежнему жила в Дербишире, поэтому никто не заподозрил бы ее в причастности к заговору.

Хотя граф Уорвик взял с членов тайного совета слово хранить тайну, кто-то все же предупредил принцессу Марию. К тому времени как юный король Эдуард испустил последний вздох, а леди Джейн Грей была провозглашена королевой, Мария Тюдор уже подняла армию. Кавендиш предполагал, что сообщник Марии — верховный казначей Полет, единственный католик в тайном совете.

Джон Дадли вновь встал во главе своего войска, надеясь одержать победу над сторонниками Марии и захватить принцессу в плен. Однако он потерпел поражение, и всем стало ясно, что простой народ поддерживает принцессу Марию Тюдор. Члены тайного совета решили перейти на сторону Марии, иначе их всех ждала бы казнь. 19 июля 1553 года Джон Дадли был взят под стражу, а Мария Тюдор провозглашена королевой Англии.

События развивались так стремительно, что леди Кавендиш узнала о случившемся только после смерти короля. Правление леди Джейн Грей продолжалось всего девять дней, а потом на престол взошла Мария Тюдор.


Глава 21


Быстро собрав все самое необходимое, Бесс отправилась в Лондон. В пути она поняла, что половина жителей Англии тоже двинулась в столицу, желая присутствовать на коронации. Бесс вернулась в город к концу июля. При виде жены у Кавендиша упало сердце.

Со своей обычной прямотой Бесс сразу засыпала мужа вопросами:

— Какого черта ты держал меня в неведении? Почему не сообщил, что здесь происходит? Должно быть, ты заранее все предвидел!

— Бесс, за этот месяц мне ни разу не удалось переночевать дома: совет заседал круглые сутки. Но даже если бы у меня было время написать письмо, я не мог доверить такие важные сообщения бумаге.

— Лучше уж признайся начистоту: ты не хотел, чтобы я путалась под ногами!

— Я не хотел подвергать тебя опасности.

— Я немедленно еду к Фрэнсис!

— Ни в коем случае! Фрэнсис и леди Кэтрин в безопасности, в Суффолк-Хаусе, а Генри и леди Джейн — в Тауэре.

— О какой безопасности идет речь, если на престол взошла эта фанатичка? — Бесс разразилась слезами. — Господи, как я боюсь за них!

Уильям взял ее за плечи и заглянул в глаза:

— За все поплатится Дадли. Фрэнсис — кузина королевы Марии. Это поможет ей спасти мужа и дочь. Бесс вытерла глаза.

— Мне надо выкупаться: я чуть не задохнулась в дорожной пыли. Бедняжка Нэн Дадли!

— Прикажи приготовить ванну, — отозвался Кавендиш. — Бесс, нам надо поговорить.

Когда его жена улеглась в горячую ароматную воду, Уильям присел на край деревянной ванны.

— Нам надо позаботиться в первую очередь о себе. Знаешь, почему тайный совет провозгласил Марию королевой? Если бы мы этого не сделали, то все оказались бы на плахе.

Бесс побледнела.

— Уильям, из-за меня ты можешь лишиться места! Мария не расположена ко мне.

— Бесс, если я и потеряю пост, то вовсе не из-за каких-то мелочных размолвок. Мария вряд ли проявит благосклонность к человеку, который конфисковал имущество стольких монастырей. Несомненно, она вернет церквям и монастырям все владения.

— Черт побери, ты прав, как всегда! Какая удача, что мы вовремя продали Нортоу и купили Чатсворт!

Несмотря на весь драматизм ситуации, Уильям засмеялся:

— Как всегда, тебе не занимать расчетливости!

— С кем поведешься…

— А я на этот раз совершил слишком опрометчивый поступок. Мы с Полетом пожертвовали немалые суммы, чтобы собрать армию и поддержать Марию. Впрочем, я еще дешево отделался и потерял только семьсот фунтов.

— Полет сохранит пост верховного казначея — ведь он католик, как и Мария.

— Верно, и я надеюсь, что он замолвит словечко за меня.

— Уильям, давай примем католичество! Что нам стоит обзавестись домашним священником?

— А ты не боишься переборщить?

— Напротив, все наши расходы окупятся. Не все ли равно, какую религию исповедовать, — лишь бы нашим детям ничто не угрожало! — И Бесс погладила живот.

— Неужели ты снова ждешь ребенка?!

— Если даже и так — что с того? Разве это моя вина?

— Похоже, мне достаточно взглянуть на тебя, чтобы ты снова зачала.

— Ты не ограничиваешься взглядами, Повеса. Уильям подал ей полотенце.

— Ты сердишься?

— За ребенка — нет. — Бесс подставила мужу губы. — А в остальном — пока не знаю.

Уильям закутал жену в полотенце и подхватил на руки.

— В таком случае я сейчас же попытаюсь загладить свою вину в постели, — заявил он с лукавой усмешкой.

Супруги Кавендиш решили, что Бесс следует присутствовать на коронации, назначенной на третье августа. Бесс, с нетерпением ожидая встречи с Елизаветой, решила, что до возвращения в поместье найдет способ повидаться и с Фрэнсис.

Елизавета покинула Хэтфилд, встретилась с сестрой в Уос-теде и проводила молодую королеву в Лондон. За свитой Елизаветы следовали простолюдины и знатные путники, поэтому к моменту встречи с Марией эскорт ее сестры составлял более тысячи человек.

Мария сразу заметила, что Елизавета выказывает безоговорочное послушание, но не поверила ей. Во всем белом, с золотисто-рыжими волосами, разметавшимися по плечам, Елизавета следовала верхом за новой королевой. Внезапно позавидовав сестре, Мария задумалась о том, кого из них так оживленно приветствует народ.

На следующий день после коронации в Уайтхолле был устроен прием. Верноподданные королевы Марии заполнили большой зал, комнату для стражи и зал для аудиенций. Преклонив колена, они поклялись служить новой королеве верой и правдой и выразили надежду, что Бог благословит Марию и ее страну.

Леди Кавендиш, неотразимая в одежде цветов Тюдоров — белой и зеленой, низко присела перед королевой. Мария не сказала ей ни слова, но так сверкнула глазами, что Бесс содрогнулась. Сразу сообразив, что к чему, леди Кавендиш удалилась из зала для аудиенций, а сэр Уильям остался с казначеем Полетом.

Бесс нашла Елизавету в комнате для стражи. Ее окружала такая толпа молодых дворян, что казалось, будто у принцессы появилась многочисленная свита.

— Следуйте за мной, леди Кавендиш.

Две рыжеволосые красавицы покинули комнату и вскоре нашли уединенный уголок в огромном Уайтхолле, где насчитывалось более двух тысяч комнат.

— Ваше высочество, вы сияете от счастья!

— Сегодня я стала наследницей престола. Еще никогда в жизни мое положение не было столь опасным. Робин Дадли в Тауэре, его жизнь в руках Марии!

— Кавендиш убежден, что вся вина падет на Джона Дадли, а остальных королева помилует.

— Я не осмелюсь просить за Робина: Мария ненавидит меня. Теперь она наверняка потребует, чтобы я посещала все церковные службы, — озлобленно прошептала Елизавета.

— Ваше высочество, ради собственного спасения вы должны подчиняться ей во всем.

— Во всяком случае, я должна делать вид, что подчиняюсь ей во всем. Если она принудит меня пойти к мессе, в церкви я упаду в обморок. Тогда все протестанты поймут, что меня заставили присутствовать на службе.

— Мы с Кавендишем решили делать вид, будто преданы ей всей душой.

— Злобная тварь уже разболтала всему свету, будто я ей не родня — по словам Марии, я внебрачная дочь Марка Смитона!

Бесс пожала руку Елизаветы.

— Ваше высочество, никто не посмеет отрицать, что вы дочь Генриха Тюдора. Люди понимают, что королева завидует вашей молодости и красоте. Вы держитесь с истинно королевским величием, с вас не сводят глаз!

— В том-то и беда! Постараюсь поскорее вернуться в Хэтфилд, не привлекать к себе внимания и ждать своего часа.

Всю следующую неделю Уильям и Бесс обсуждали свое будущее. Пока положение Кавендиша в казначействе казалось довольно прочным, но, как догадывались супруги, обстоятельства могли измениться в любую минуту.

— В Дербишире гораздо безопаснее, чем в Лондоне. Уильям, приобретение Чатсворта — твой самый мудрый поступок.

— Мы должны увеличить размеры своих владений. Граф Уэстморленд продает восемь тысяч акров отличных пастбищ, расположенных лишь в нескольких милях от Чатсворта. Купив их, мы станем самыми крупными землевладельцами в Дербишире — конечно, если не считать Шрусбери.

— Но это нам не по карману! — Бесс знала, что их затраты многократно превышают доходы, поскольку сама вела подсчеты и знала. Строительство и отделка Чатсворта обходились очень дорого.

— Деньги я займу у Уильяма Парра. А расплачиваться с ним буду взятками.

Бесс посмотрела на мужа с таким удивлением, что он усмехнулся:

— Не лицемерь: в делах ты практична и безжалостна. Не вноси в книги расходов проценты, которые нам придется заплатить Парру: ростовщичество — противозаконное занятие.

Вскоре после коронации начались переговоры о браке королевы Марии с испанским принцем Филиппом. Бесс надеялась, что приготовления к браку на время отвлекут королеву от планов мести. Она с глубоким облегчением убедилась, что муж был прав: леди Фрэнсис Грей действительно оказывала заметное влияние на свою кузину — королеву Марию. После уплаты солидной пени Генри Грея выпустили из Тауэра. Незадолго до возвращения в Дербишир Бесс и Уильям побывали в Суффолк-Хаусе и повидались с давними друзьями.

Тогда Бесс еще не знала, что видит Генри Грея в последний раз. Через год после освобождения Генри стал участником заговора, целью которого было свергнуть королеву Марию и помочь Елизавете взойти на престол. Подавив мятеж, Мария приказала обезглавить Грея, а для острастки отправила на плаху и его дочь леди Джейн.

Принцессу Елизавету увезли в Тауэр и подвергли допросам, пытаясь выяснить, причастна ли она к заговору. Три месяца жизнь Елизаветы висела на волоске, но к счастью, ее все же освободили и под охраной отправили в Вудсток.

Трагедия в семье Грей потрясла Бесс. Уильям чувствовал себя беспомощным, поскольку не смог защитить друзей. Бесс постоянно мучила тревога за Елизавету. В Дербишире Бесс терзалась угрызениями совести: здесь она была в полной безопасности, а состояние супругов Кавендиш неуклонно росло. С каждым годом в семье прибавлялось не только детей, но и денег. Обширные земельные владения приносили солидный доход, два этажа Чатсворта были уже достроены и украшены изысканной лепниной и росписью. Бесс великолепно меблировала новый дом и уставила его безделушками, которые собирала уже несколько лет. Теперь она принимала у себя знатных соседей.

Бесс и в голову не приходило, что ее дружба с семейством Грей и с Елизаветой навлекла на Кавендиша немилость Марии.

Слухи о великолепии Чатсворта дошли до ушей королевы. Поговаривали, будто леди Кавендиш отделала четырнадцать спален шторами, занавесками у постели и покрывалами, подобранными в тон, а стены Чатсворта украсила шестью десятками бесподобных гобеленов. Кое-кто знал, что этот роскошный дворец предназначен для приема монархов, но королеву Марию туда не приглашали. Услышав, что Фрэнсис Грей, ее дочь Кэтрин и Нэн Дадли — частые гости Чатсворта, Мария пришла в негодование. Эти дамы были женами заклятых врагов Марии, отправленных на плаху за измену.

Кавендиша известили о недовольстве королевы. Во всех своих неудачах Мария обвиняла советников и в ближайшем времени собиралась заменить их преданными католиками. Сэр Уильям заподозрил, что рано или поздно королева лишит его поста в тайном совете.

Он сразу решил скрыть от жены эти слухи. Любая мелочь тревожила Бесс, а Уильям хотел видеть ее счастливой. Бесс оказалась идеальной женой, любящей, снисходительной матерью, гостеприимной хозяйкой поместья, опытной домоправительницей и в высшей степени деловой особой, умело и ловко преумножающей доходы своих владений.

Кавендиш не желал взваливать на плечи обремененной заботами Бесс лишнюю ношу. Поразмыслив, он пришел к выводу, что, лишившись поста, сможет проводить гораздо больше времени в Дербишире, в кругу семьи. Получив из Чатсворта письмо и узнав, что Бесс нездорова, Уильям оставил государственные дела и бросился домой, к жене.

Въехав в чугунные ворота Чатсворта, он вопреки обыкновению даже не взглянул на восхитительный парк. Его встретили встревоженные Джейн и Марселла. Когда же Уильям увидел в доме мать Бесс, его сердце сжалось от дурного предчувствия. Опрометью взбежав по лестнице, он тихо приоткрыл дверь спальни и подошел к огромной резной кровати. Бесс была так бледна, что Уильям перепугался.

— Бесс, любимая, это я.

— Повеса… — прошептала она.

Каждый раз, когда жена называла его давним прозвищем. Уильям таял от удовольствия. Он осторожно коснулся ее лба и понял, что у Бесс жар. Она заметно осунулась. Прежде Бесс всегда отличалась жизненной силой и энергией, в доме поминутно звучал ее смех. Когда она играла с детьми, никто не подумал бы, что эта растрепанная, оживленная девушка-сорванец — их мать. Но по вечерам Бесс преображалась: ее элегантные, модные туалеты, красота и остроумие привлекали в дом самую высокую знать. Когда же гости разъезжались, она распускала пылающие волосы и превращалась в страстную обольстительницу, неизменно возбуждавшую в муже неукротимое желание.

Бесс слабо взмахнула рукой, и Уильям присел на край кровати, понимая, что жена хочет сказать ему нечто важное.

— Дети… — шепнула она.

— Ты хочешь видеть детей, дорогая? — Уильям знал, что малыши непременно устроят возню на постели и ему придется утихомиривать их.

Бесс покачала головой, досадуя на его непонятливость.

— Пообещай позаботиться о том, чтобы все они удачно вышли замуж и женились! Поклянись!

Решив, что жена бредит, Уильям снова приложил ладонь к ее лбу. Но жар был небольшим, а говорила Бесс связно и вразумительно:

— Я хочу, чтобы каждый из них получил титул.

— Да, любимая.

Бесс впилась ногтями в его ладонь.

— Уильям, пообещай, что не бросишь их на произвол судьбы! Поклянись сейчас же!

Он вдруг понял: Бесс решила, что умирает. Боже милостивый, неужели ей так плохо? Уильям удивился, что в такую минуту жена думает не о себе, а о детях. Он привлек Бесс к себе.

— Клянусь! А еще я обещаю тебе, что ты не умрешь. Этого я не допущу. Ты нужна мне, Бесс: даже не вздумай покинуть меня! — Уильям бросился к двери:

— Марселла! — Пожилая дама быстро откликнулась на зов. — Ты приглашала к ней лекаря?

Марселла возмущенно фыркнула:

— Само собой! Но после того как он пустил ей кровь, я поклялась, что ноги его больше здесь не будет.

— А ты чем-нибудь лечишь ее от жара? — в отчаянии допытывался Уильям.

— Конечно, я же знаю толк в целебных травах!

— Она так взволнована… — растерянно пробормотал Уильям.

— Теперь, когда ты здесь, Бесс вскоре станет легче. Уильям, ты — ее опора, ее сила.

— Сегодняшнюю ночь я проведу с ней.

— Вот и хорошо. Это пойдет ей на пользу.

Уильям заботливо умыл жену и напоил снадобьем, сваренным Марселлой. Затем придвинул к кровати большое кресло и приготовился всю ночь отгонять ангела смерти. Кавендиш не был набожным человеком, но когда Бесс, не отпуская его руку, с улыбкой закрыла глаза, он вздохнул с облегчением и начал молиться. Бесс стала для него источником света, поэтому теперь прежняя жизнь представлялась Уильяму кромешным мраком. Жена наполнила его жизнь страстью, радостью и смыслом.

Увидев на рассвете, что Бесс дышит спокойно, Уильям тихо поднялся и вышел. Домочадцы уже проснулись. Мать, тетку и сестру Бесс он нашел в столовой.

— Она спит. Кажется, ей лучше.

Элизабет немедленно отправилась в спальню, а Марселла пригвоздила Уильяма к месту пронизывающим взглядом, который наверняка поверг бы в трепет более робкого мужчину.

— Кавендиш! — Старой даме не удавалось выдавить из себя почтительное «сэр Уильям». — Бесс слишком часто рожает. Ее последний ребенок родился всего через одиннадцать месяцев после появления предпоследнего. Умерь свои аппетиты!

Кавендиш почувствовал острые угрызения совести.

Когда Марселла покинула комнату, покрасневшая до корней волос Джейн подошла к Уильяму:

— Сэр Уильям, умоляю, не слушайте ее! Дело в том, что Бесс недавно навестила жену одного фермера, больную лихорадкой. Узнав, что заболели и дети несчастной, сестра помогала выхаживать их.

— Спасибо, Джейн. И все-таки в словах Марселлы есть доля истины, — смущенно признался Уильям.

Через два дня Бесс стало гораздо лучше. Жар отступил так же внезапно, как и появился. К Бесс вернулся аппетит, и у нее сразу прибавилось сил. Вместе с Уильямом она долго бродила по длинным аллеям парка, показывала ему фруктовый сад, лужайки, террасы с каменными перилами, цветочные клумбы всевозможных форм и размеров. Уильям задумал провести через парк один из притоков реки Деруэнт так, чтобы ручей с водопадами впадал в декоративный пруд. Помимо всего прочего, это помогло бы им спасти парк от паводков.

К концу недели Бесс уже скакала верхом, объезжая вместе с мужем свои обширные владения, которые включали деревни Бэслоу и Эденсор. Старшие дети сопровождали их, сидя верхом на пони. Фрэнси, смуглая и смешливая, была точной копией отца, а рыжеволосые сыновья походили на мать. Уильям благодарил небеса за то, что жена так быстро поправилась. Он восхищался ее выносливостью: глядя на Бесс, невозможно было поверить, что еще совсем недавно она едва могла пошевелить рукой. В тот вечер, оставшись наедине с мужем в роскошной спальне, Бесс была особенно оживлена. Она раздевалась очень медленно, двигаясь гибко и плавно, как кошка, а затем накинула на голое тело черный шелковый пеньюар, подчеркнув все изгибы и округлости ее налитой плоти.

— Нравится? Прикосновение шелка к обнаженной коже необычайно приятно!

— Это наряд соблазнительницы, — откликнулся Уильям, держась на безопасном расстоянии от жены.

— Да, черный шелк наводит на пикантные мысли.

Уильям налил себе рейнвейна, стараясь не замечать зазывные нотки в голосе Бесс.

— Лучше надень ночную сорочку. Боюсь, как бы ты не простудилась!

— Я никогда не простужаюсь. Дорогой, налей мне мальвазии.

— Мальвазия возбуждает тебя.

Бесс забралась на постель и соблазнительно изогнулась.

— Ничуть! Потягивая мальвазию, я чувствую себя сибариткой!

— Молоко с целебным настоем принесло бы тебе гораздо больше пользы.

Бесс засмеялась:

— Тетя Марси вечно пичкает меня огуречником, ромашкой и. представь себе, шалфеем! Шалфей так возбуждает, что я не поручусь за себя, если ты немедленно не разденешься и нe ляжешь!

— Бесс, больше никаких детей.

Ее смех оборвался.

— Что?..

— Наша семья и без того слишком велика. Я не допущу, чтобы ты окончательно изнурила себя, рожая каждый год по ребенку!

— Но воздержание наверняка подорвет мое здоровье!

Уильям нерешительно шагнул к кровати, понимая, что желание погубит его благие намерения.

— Я… постараюсь сдерживаться…

Бесс рухнула на подушки и расхохоталась до слез.

— Что здесь смешного?

— Господи, ты только вдумайся в свои слова, Повеса! Да разве ты вытерпишь такую пытку? — И она заболтала ногами в воздухе.

Уильям шутливо схватил ее за щиколотки и притянул к себе. Шелковый пеньюар сбился, обнажив ноги и огненно-рыжий треугольник меж белоснежных бедер. Бесс раздвинула колени, маня к себе мужа. Просунув ладонь под ягодицы жены, Уильям приподнял ее и наклонился. Кончик его языка вскоре нашел крохотную пуговку между горячих складок, Бесс выгнула спину и начала извиваться, приближая экстаз.

— Повеса, этого слишком мало, — простонала она, зная, что удовольствие будет непродолжительным.

— Я тоже не прочь порадовать тебя, — хрипло отозвался Уильям.

— Тогда иди ко мне! Мне не терпится ощутить твою тяжесть и силу. Я знаю, как тебя влечет ко мне, потому сдерживаться незачем. Мое тело принадлежит только тебе…

Эти слова воспламенили Уильяма.

— Что же мне делать, черт возьми? — в отчаянии выпалил он.

Бесс обольстительно улыбнулась:

— К счастью, Марселла сделала мне настой из травы, препятствующей зачатию. Она называется аронник. Тетушка засадила ею целую грядку!

Застонав от облегчения, Уильям мгновенно сбросил с себя одежду. Желанием пылала не только Бесс — он тоже мечтал о том мгновении, когда ее ноги обовьют его талию, жаждал услышать ее стоны и страстные крики, стремился доставить жене наслаждение. А потом — держать в объятиях, пока не пихнет сладостная дрожь.


Глава 22


В Лондоне Кавендиша задали неприятности. Лорд-казначей Полет вызвал его и сообщил, что королева Мария распорядилась провести ревизию королевской казньи

— Среди нас есть соглядатаи, и они нашептали королеве о том, что деньги утекают неведомо куда.

— Я служу в казначействе уже тринадцать лет, и до сих пор на меня никто не жаловался, — заметил Кавендиш.

— Я объяснил ее величеству, что ваше жалованье невелико, поэтому вам приходится извлекать из службы дополнительную выгоду. Тем не менее она требует, чтобы были проверены ваши расходные книги.

— Я готов предоставить две законченные книги, но мои клерки работают еще над десятком таких же, где подсчеты пока не завершены.

— Советую вам незамедлительно привести все записи в порядок. По своему опыту я знаю, как легко перепутать личные счета с казначейскими, поэтому разберитесь с ними как можно скорее.

Ревизоры вскоре явились в контору Кавендиша и начали рыться в записях и счетах. Эта волокита растянулась на несколько месяцев: проверке подлежали все книги расходов, составленные Кавендишем за тринадцать лет службы.

Уильям тщательно скрывал происходящее от жены и предупредил всех клерков и секретаря Бестни о том, чтобы они ни в коем случае не проговорились ей. Но тревоги и опасения, давно терзавшие Кавендиша, вскоре дали о себе знать. Иногда после пятнадцати часов работы он ощущал острую боль в груди, которую смягчало лишь вино.

Наконец ревизоры составили отчет. Оказалось, что недостача составляет свыше пяти тысяч фунтов. Лорд-казначей потребовал от Кавендиша убедительных объяснений. В свою защиту сэр Уильям мог сказать лишь то, что за минувшие тринадцать лет немало клерков исчезло из казначейства вместе с деньгами. Он добавил, что суммы, взятые им в долг во время правления двух прельщущих монархов, были возвращены, как только Мария взошла на престол. Кавендиш даже представил письменное свидетельство о том, что пожертвовал часть личных средств на армию, выступившую в поддержку Марии.

К началу августа указ об отставке еще не был подписан, но Уильям знал, что это может случиться в любую минуту, и потому ежедневно совещался с лучшими лондонскими адвокатами. Изнуренный работой и беспокойством, он удалился в Дербишир, чтобы составить официальную речь в свою защиту. В те времена, когда большинство людей получало по три фунта в год, пять тысяч были громадной суммой.

Кавендиш убеждал себя набраться смелости и сообщить Бесс печальное известие. Он надеялся, что адвокаты сумеют выиграть дело и спасти его карьеру. Однако жена должна заранее узнать о том, что они могут потерять все состояние, нажитое за долгие годы.

Перед отъездом в Лондон Уильям преподнес Бесс подарок: позолоченный футляр, инкрустированный десятью рубинами. В нем были два миниатюрных портрета супругов, написанные годом раньше. Уильям пообещал вернуться домой не позднее двенадцатого августа. На этот день Бесс наметила званый ужин.

Уильям вернулся восемнадцатого, похудевший и осунувшийся.

— Дорогой, ты нездоров?

— Просто поездка выдалась утомительной. Все лучшие комнаты на постоялых дворах были заняты, к тому же мне не удавалось как следует перекусить.

Бесс готовилась к званому ужину, который устраивала каждый год. Как обычно, она сама наблюдала за всеми приготовлениями, не упуская из виду даже мелочей. Поскольку лето было в разгаре, Бесс задумала грандиозный праздник в великолепном парке Чатсворта, но предусмотрительно велела подготовить просторную галерею — на случай дождя.

Она решила воспользоваться случаем и представить гостям отпрысков Кавендиша, поэтому в письмах просила приглашенных привезти с собой детей. Это конечно, означало большой наплыв гостей и прислуги, но Бесс не сомневалась, что угощения и места хватит всем.

Она заметила, что за ужином Уильям выпил бутылку кларета, а после ужина — еще одну. Увидев, что муж уснул в кресле, Бесс поняла, что он смертельно устал. На ее губах заиграла нежная улыбка. В некогда темных волосах Уильяма пробивалась седина. Только теперь Бесс осознала, что мужу уже пятьдесят лет. Разница в возрасте для них никогда не имела значения: Уильям был по-прежнему бодрым и жизнерадостным. Но сейчас, когда он спал, Бесс ощутила острую жалость к нему. Возраст все-таки начинал сказываться.

Рассвет 20 августа был несказанно прекрасен. С самого утра в поместье начали прибывать экипажи; хозяева дома вышли на крыльцо, чтобы встретить гостей и показать им два полностью отделанных этажа Чатсворта. Бесс с гордостью показывала свои самые ценные сокровища — детей. Для себя и девятилетней Фрэнси она заказала одинаковые летние платья из белого шелкового муслина; к корсажу дочери прикрепила бутоны роз, а к своему декольте — несколько распустившихся роз.

Трех маленьких сыновей — Генри, Уильяма и Чарльза — Бесс нарядила в одинаковые камзолы, чулки и шапочки с перьями, а двух младших дочерей поручила заботам нянек. Вскоре в парке зазвенел детский смех: маленькие гости и хозяева гонялись за бабочками и любовались рыбой в прозрачных прудах. Изысканно разодетые дамы прогуливались по лужайкам, вертя в руках кружевные зонтики, а мужчины собрались в кружок, обсуждая доходы, лошадей, политику, войну и положение в стране.

Все родные Бесс тоже были здесь. Приглашения охотно приняли графы Уэстморленд, Пемброк и Хантингдон с супругами, маркиз Нортхэмптон, леди Порт, Невиллы, Фицгерберты, Пирпонты и даже престарелый граф Шрусбери. Бесс пригласила и всех Толботов — не только потому, что они считались самым богатым и влиятельным семейством в Англии. Их земли граничили с землями Кавендишей,

Старого графа Бесс не видела с тех пор, как он крестил одного из ее сыновей. Увидев, что Шрусбери держит под руку его наследник — Джордж Толбот, Бесс чуть не ахнула: граф казался совсем дряхлым. Подавив неприязнь к его надменному сыну, Бесс сказала:

— Спасибо, что вы привезли сюда отца, Толбот. Он всегда был так добр ко мне!

Темные глаза лукаво блеснули.

— Толботы неизменно добры к красивым дамам, леди Кавендиш.

— А леди Толбот тоже здесь? — осведомилась Бесс.

— К сожалению, нет. Гертруда только что подарила мне еще одного сына.

— Поздравляю, лорд Толбот. Сколько же у вас детей?

— Шестеро, как и у вас, леди Кавендиш.

На миг Бесс растерялась: для отца шестерых детей Джордж выглядел слишком молодо! Но тут она вспомнила, что они с Толботом — ровесники и если у нее могло быть шестеро детей, то у него — тем более.

Бесс извинилась и отошла, решив, что слугам пора накрывать на стол. При виде лакеев в ливреях, с огромными серебряными подносами, нагруженными снедью, вином и изысканными сладостями, Бесс испытала гордость и удовлетворение. Оленина, баранина, телятина и дичь были доставлены из владений Кавендишей, форель поймана в Деруэнте, фрукты собраны в саду возле дома, сыры и молоко привезены с собственной молочной фермы сэра Уильяма. В Чатсворте даже варили пиво! Среди гостей не было ни одной женщины, которая не позавидовала бы в душе хозяйке Чатсворта, ни одного мужчины, который не воспылал бы завистью к хозяину поместья.

Днем няня принесла Бесс ее младшую дочь, малютку Мэри.

— Простите за беспокойство, мадам, но она плачет без умолку!

— Эллин, мои дети для меня — вовсе не беспокойство. Дайте малышку мне, я сама укачаю ее. — Бесс взяла девочку на руки и направилась к розарию, отделенному от сада тисовой аллеей. Оказавшись на руках у матери, малышка потянулась к ее груди. Бесс засмеялась:

— Нет уж! Я отняла тебя от груди несколько недель назад. — Она присела у фонтана, и через несколько минут девочка заснула.

Бесс отдала ее няне, которая туг же удалилась. Прикрыв глаза, Бесс вдохнула опьяняющий аромэт роз.

Из-за тисового куста за ней наблюдал Джордж. Он подслушал разговор Бесс с няней и удивился, узнав, что леди Кавендиш кормит грудью детей. Это прибело его в небывалое возбуждение. Впрочем, Бесс Хардвик всегда волновала его. Он выложил бы цысячу фунтов, чтобы хоть одним глазком увидеть, как Бесс кормит ребенка! Странно, почему при каждой встрече между ними вспыхивает враждебность? Толбот решил сделать шаг к примирению. Он постарается завоевать ее благосклонность. Никогда еще Толбот не ставил перед собой столь заманчивую цель. Он приблизился к Бесс:

— Леди Кавендиш!

Бесс открыла глаза и увидела перед собой рослого смуглого мужчину.

— Лорд Толбот? — произнесла она таким тоном, будто хотела спросить: «Что вам угодно?»

— Я хотел бы предложить вам дружбу. Мы знакомы очень давно, но так и не сблизились.

— Кто же виноват в этом? — язвительно осведомилась Бесс.

— Только я, леди Кавендиш, и потому надеюсь загладить вину.

Бесс смотрела на него снизу вверх. «Неудивительно, что Толбот так высокомерен. Этот наследник громадного состояния — самый обаятельный мужчина, какого я когда-либо видела: смуглый, грубоватый, с дьявольской усмешкой. Должно быть, женщины без ума от него».

— В молодости я был слишком глуп, леди Кавендиш. Ваша красота поразила меня, я потерял голову. Я досаждал вам, чтобы обратить на себя внимание, но добился лишь вашей враждебности.

Бесс улыбнулась:

— Я слишком вспыльчива.

— Но в последние годы я изменился. Глаза Бесс насмешливо блеснули.

— Я тоже.

— Неужели вы простили меня?

«Господи, и эту женщину я когда-то дразнил „госпожа Бюст“!»

Бесс поняла: Толбот из тех мужчин, которые ни за что не признают свою вину. Решив проявить снисходительность, она встала, ослепительно улыбнулась и протянула руку.

Но Толбот, не приняв руку, схватил розу, приколотую к глубокому декольте Бесс.

Улыбка сбежала с ее лица, темные глаза гневно сверкнули.

— В тот день, когда мы познакомились, я решила, что вы надменный негодяй. С тех пор вы не изменились ни на йоту и все так же гадки!

— Плутовка!

— Дьявол! — Бесс хотелось выцарапать Толботу глаза, но она сдержалась и выбежала из розария.

В саду ее тут же окружили гости. Гнев Бесс вскоре остыл. Вспомнив о том, как она отреагировала на поступок Джорджа Толбота, Бесс усмехнулась. Он вел себя как мужчина. Такой жест ей следовало бы счесть лестным для себя.

Наконец последний экипаж скрылся за воротами Чатс-ворта, детей уложили, дом привели в порядок. Бесс и Уильям рука об руку поднялись по широкой лестнице.

— Сегодня день твоего триумфа, Бесс. Я так горжусь тобой!

В порыве благодарности она положила голову на грудь мужа.

— Всем этим я обязана тебе, Уильям. — Остановившись на верхней площадке лестницы, Бесс осмотрелась. — Все прошло, как нельзя лучше. Сегодня я добилась того, о чем мечтала всю жизнь. — Она заглянула мужу в глаза. — Ты исполнил все мои мечты.

Уильям понял, что жена опьянена счастьем. Разрушить его в одно мгновение он не мог. Поведать ей печальную новость Уильям решил завтра. В постели он преподнес Бесс очередной подарок.

— Какая прелесть! Я буду беречь его как зеницу ока! — воскликнула она.

Всю ночь Уильям держал жену в объятиях, наслаждаясь любовью и с ужасом думая о том, что утром Бесс возненавидит его.

Утром, войдя в свой кабинет, Уйльямидел на столе книги расходов Бесс, ждущие его подписи. С тяжелым сердцем он отодвинул их. Вот если бы его счета в казначействе были в таком же порядке! Растирая тупо ноющую грудь, Уильям попросил слугу позвать Бесс. Дождавшись жены, он усадил ее в кресло, а сам привел на край, резноср стола.

— Дорогая, у меня неприятности. Королева приказала провести ревизию казначейства.

— Тварь! А все потому, что она ненавидит меня! Сколько времени у тебя в запасе?

— Ревизия уже завершена. Она продолжалась несколько месяцев. Были перерыты все счета и книга, составленные мной за тринадцать лет.

— И ты молчал — вместо того чтобы поделиться со мной! — укоризненно воскликнула Бесс. — Неудивительно, что ты так измучен!

Она вскочила, но Уильям усадил ее.

— Я не хотел тревожить тебя.

— Что же теперь будет? — Бесс побледнела.

— В окончательном отчете ревизоров сказано, что недостача составляет свыше пяти тысяч фунтов.

— Пяти тысяч фунтов?!

— Мои объяснения удовлетворили Полета, но королеву они вряд ли устроят.

— Против тебя уже выдвинули обвинения?

— Нет, но это может случиться со дня на день. Королева жаждет поскорее избавиться от меня. Она решила сменить всех приближенных, занимающих видные посты. И помешать ей не сможет никто.

Бесс стиснула кулаки.

— Мы не сдадимся!

— Я уже встречался с адвокатами, а теперь должен подготовить речь в свою защиту.

— Я помогу тебе, Уильям. В Лондон мы поедем вместе. Сейчас тебе нельзя оставаться одному.

Он сомневался в том, что жена понимает всю серьезность происходящего.

— Бесс, если меня признают виновным и заставят выплатить казне пять тысяч фунтов, нам придется продать все имущество — и Чатсворт, и дом в Лондоне.

— Уильям, мне нет никакого дела до Чатсворта. Я беспокоюсь только за тебя. Если тебя признают виновным, то могут отправить в тюрьму! — Вскочив, она порывисто обняла мужа.

— Ты даже не спросила, виновен ли я на самом деле.

Бесс рассмеялась сквозь слезы:

— Это ни к чему. Я же давно знаю, что ты повеса и мошенник!

— Ты ненавидишь меня?

— Ненавижу? Моя вина гораздо тяжелее твоей. Ты приносил в дом деньги, а тратила их я!

В первую неделю сентября Бесс и Уильям отправились в Лондон. Полностью доверяя друг другу, они решили предстать перед судом вместе. Конечно, супруги могли бы обратиться за помощью к своим влиятельным друзьям, но все эти друзья были протестантами и давно попали в опалу.

Бесс, сопровождавшая мужа к адвокатам, однажды спросила их:

— Известно ли вам, какую долю своих доходов мы выплачивали вам каждый год в виде жалованья? На строительство дома мы затратили куда меньше средств! И при этом никогда не упрекали вас!

— Леди Кавендиш, мы сделаем все возможное.

— Большего я не прошу, джентльмены.

Официальное обвинение было предъявлено сэру Уильяму Кавендишу 1 октября. Неделю спустя он предстал перед королевским судом в Звездной комнате. Уильяма сопровождали его секретарь Роберт Бестни и адвокаты. Сначала подсудимый сам выступил в свою защиту, а потом его адвокаты попросили суд о снисхождении, напомнив о преданности Кавендиша короне и его безупречной службе. Они надеялись, что сумма долга будет снижена до одной тысячи фунтов.

Тайный совет присягнул на верность Марии. Суффолк, Уорвик, Сомерсет и Сеймур были отправлены на плаху, а совсем дряхлый граф Шрусбери не появлялся в Лондоне. Через пятнадцать дней Кавендиша вновь вызвали в суд. Ожидание показалось ему вечностью, напряжение достигло предела.

Наконец 23 октября вердикт был вынесен. Кавендишу сообщили, что королева сочла его оправдания неубедительными. Краткое совещание с адвокатами не принесло подсудимому никакой пользы. Они уверяли, что бессмысленно отрицать свою вину: единственный путь к спасению — мольба о пощаде. Уильям возражал, спорил, но в конце концов признал себя виновным и попросил суд о снисхождении. Адвокаты поддержали его, заметив при этом, что, если сэру Уильяму придется выплатить всю сумму, он будет разорен, а его дети станут нищими.

Разгневанный Уильям вернулся домой, проклиная адвокатов за глупость.

— Меня вынудили унизиться, но это оказалось бесполезным, — сказал он жене.

Бесс осыпала проклятиями королеву.

— Вот благодарность за то, что я столько лет верой и правдой служил короне, за то, что взвалил на себя грязную работу и исправно набивал деньгами королевские сундуки!

— Уильям, Бог с ним, с долгом — я боюсь за тебя!

Бесс понимала, что королева наверняка потребует выплаты денег, но приговор еще не был оглашен. Уильяма могли посадить в тюрьму. А что, если его приговорят к казни?.. Бесс поспешно отогнала ужасную мысль.

Ей удалось забыться сном только под утро.

Бесс проснулась, как от резкого толчка, и в ужасе огляделась. Комната была совершенно пуста! Сбежав по лестнице, Бесс обнаружила, что судебные приставы вынесли из дома ее многочисленные вещи — все, до последней безделушки. Она умоляла, уговаривала и плакала, но тщетно! Ее имущество уже погрузили в повозку. Бесс и ее семью выгнали из дома. Им было некуда идти. Страх захлестывал ее, от паники перехватывало горло. На миг Бесс отвернулась, а когда снова повернула голову, то увидела, что повозка, ее родные и даже Чатсворт словно растворились в воздухе. Она потеряла все, что имела. Ужас нарастал, пока не захватил ее целиком.

Ощущение пустоты в животе чем-то напоминало голод, только было еще страшнее: Уильям тоже исчез! Бесс застыла, беспомощно опустив руки…

Она рывком села на постели, разбуженная давним кошмаром. Уильяма рядом с ней не было, паника, которую она ощущала во сне, стала реальностью. Увидев мужа в дальнем углу спальни, Бесс сразу заподозрила неладное. Прижимая ладонь к груди, он пытался налить себе вина. Выскочив из постели, Бесс бросилась к нему:

— Уильям!

Охваченный острой болью, он опустился на колени. Бокал выпал из ослабевших пальцев, и красное вино залило ковер. Бесс громко позвала Джеймса Кромпа, и тот явился мгновенно.

— Помогите перенести его в постель, Джеймс.

— Не волнуйся, — прошептал Уильям, утопая в мягких подушках. — Со мной все хорошо.

Накинув халат, Бесс вызвала Роберта Бестни и попросила его немедленно привезти лекаря.

Осмотрев пациента, доктор Тернер сказал, что у него сердечный приступ, дал ему опиум и велел лежать неподвижно.

Бесс проводила врача до двери.

— Он поправится?

— Леди Кавендиш, ему необходим полный покой. Сэр Уильям устал от тяжелой работы и тревог. Если он встанет, приступ может повториться. Завтра я заеду к вам.

Встревоженная Бесс решила исполнить все предписания врача.

Уильям крепко проспал весь день и половину ночи. Проснувшись около полуночи, он подозвал к себе Бесс. Она встала с кресла, юркнула под одеяло, крепко обняла мужа и прижала его к себе, боясь, как бы Уильям не заметил ее страха.

— Бесс… Моя дорогая Бесси, я так люблю тебя! Прости, что покидаю тебя в трудную минуту.

— Уильям, ты меня не покинешь — я не отпущу тебя!

Он улыбнулся. Бесс никогда не сомневалась в том, что ее желания исполнятся, стоит лишь приложить старание. Уильям благословлял тот день, когда встретил ее. Он успел многому научить жену. Отвага досталась ей от природы, а уверенность в себе пришла с возрастом.

На следующий день Бесс сама умыла мужа, накормила его и категорически запретила вспоминать о недавних событиях. К концу дня в ней проснулась надежда, что Уильям вскоре поправится. К вечеру он уже подтрунивал на женой, посмеивался над ее деспотическими замашками.

Бесс спустилась на кухню приготовить мужу суп со сливками и вином, а вернувшись, с возмущением увидела, что больной встал с постели. Внезапно Уильям схватился за грудь и замер. Вскрикнув, Бесс бросилась к нему. Опустившись вместе с ним на пол, онкрепко обняла eго и держала в объятиях до тех пор, пока большое сильное тело не начало холодеть.

— Нет, Уильям, нет! — шептала Бесс. Она дрожала всем телом, всхлипывая и кусая губы, но не пролила ни слезинки. Не веря своим глазам, Бесс смотрела на застывшее лицо мужа. — Не бросай меня, Уильям… Без тебя мне не жить…


Часть 3

КОРОЛЕВСКИЙ ДВОР


В делах людских есть бурное теченье,

Что увлекает прямиком к удаче,

Но стоит упустить его — и жизнь

Вмиг превратится в череду невзгод.

    
Уильям Шекспир


Глава 23


Лондон, 1557 год

Бесс оцепенела от горя. Ей казалось, что стены дома рухнули и погребли ее. Она ничего не чувствовала, ни о чем не думала, тело отказывалось подчиняться ей. На этот раз судьба нанесла Бесс сокрушительный удар. Она была уверена, что не оправится от него.

Роберт Бестни и Джеймс Кромп сделали все необходимое. Они немедленно известили о случившемся родных леди Кавендиш и осторожно расспросили ее о том, какими должны быть похороны.

Мать Бесс, тетя Марселла и Джейн прибыли вместе со всеми детьми и нянями. Увидев Бесс, они перепугались: она сидела молчаливая и отчужденная, как сомнамбула.

…Сэра Уильяма Кавендиша похоронили в День всех святых, последний день октября, на кладбище Сент-Ботолфс в Олдгейте. Бесс решила, что муж должен лежать рядом со своими родителями, в окружении могил других Кавендишей. В глубоком трауре Бесс долго стояла у могияы, держа за руку дочь Фрэнси — точную копию отца. Другие дети стояли рядом с матерью и неотрывно смотрели на гроб, опускающийся на дно могилы. Знатные друзья покойного, пришедшие проститься с ним, скорбели вместе с Бесс.

Сэр Джон Тайн первым подошел к вдове. Ему уже минуло сорок лет, но густые каштановые кудри молодили его. Зеленые глаза сэра Джона выражали сочувствие.

— Леди Кавендиш… Бесс, примите мои искренние соболезнования. Если вам понадобится помощь, прошу вас, обращайтесь ко мне без стеснения.

Бесс словно не слышала его.

Фрэнсис Грей и Нэн Дадли пытались утешить Бесс. Всех троих объединяла ненависть к Марии. Однако Бесс по-прежнему молчала, а ее сухие глаза смотрели отрешенно. Подруги всем сердцем сочувствовали ей.

Глядя куда-то вдаль, Бесс вдруг прошептала:

— Будь она проклята!

Целых две недели Бесс ни с кем не говорила, не ела и не спала. Она удалилась от всех — туда, где никто не мог причинить ей боль. Ее сердце умерло вместе с Уильямом. Бесс не знала, выживет ли без него. Уильям был ее бастионом, опорой, поддержкой. Он стал для нее не просто любовником и мужем, но и самой жизнью. Рядом с ним Бесс не сомневалась, что сумеет завоевать мир, а без него ей казалось, что она мертва. Бесс не отвечала на вопросы матери и Джейн, и они вскоре оставили ее в покое, велев детям не шуметь.

Наконец в спальню Бесс зашла Марселла и увидела, что племянница лежит на огромной постели, устремив невидящий взгляд на красный шелковый балдахин.

— Бесс, это не выход. Ты пренебрегаешь своими обязанностями в тот момент, когда тебе следовало бы помнить о них каждую минуту.

— Ты ничего не понимаешь…

— Да, ровным счетом ничего. Поэтому ты должна встать, спуститься вниз и поговорить с нами.

Бесс не ответила, но через полчаса спустилась по лестнице и вошла в гостиную, где собрались все женщины семейства Хардвик. Устало прикрыв веки, Бесс сообщила родным обо всем, что случилось с Уильямом за последние месяцы. Бесстрастным голосом она поведала о том, что королева погубила репутацию мужа и обвинила его в краже из казны пяти тысяч фунтов. Услышав эту сумму, Элизабет и Джейн ахнули.

— Королева Мария убила его так же расчетливо, как если бы сама всадила кинжал ему в сердце, — тихо закончила Бесс.

— И ты спокойно говоришь об этом? — удивилась Марселла.

«Я ничего не чувствую», — мысленно отозвалась Бесс.

— Значит, пусть королева торжествует? Ты и впредь намерена сидеть сложа руки?

— Ты ничего не понимаешь! Уильям умер!

— Нет, Бесс, это ты ничего не понимаешь. Да, Уильям мертв. И теперь заняться его делами должна ты. Под лежачий камень вода не течет. Это тебе предстоит выплатить пять тысяч фунтов. Продав свои владения, ты отдашь долг. Уильям оставил тебе в наследство не Чатсворт, а детей.

Бесс вскочила.

— Будь проклята эта тварь! — Она бросилась к двери, распахнула ее и крикнула, перекрывая завывания ноябрьского ветра. — Будь она проклята!

Женщины с облегчением переглянулись: если Бесс разозлилась, стало быть, дело пошло на лад.

Лондонский дом Кавендишей стоял на набережной Темзы. У причала покачивалась барка Уильяма. Быстро спустившись к воде, Бесс позвала лодочника:

— Вези меня вверх по реке, к Уайтхоллу. Мне нужен воздух!

Она ступила в барку, даже не накинув шаль. Ярость горячила ее. Бесс мысленно осыпала королеву проклятиями, зная, что не одинока в своей ненависти. Мария и испанец, за которого она вышла замуж, ввели в стране инквизицию, и теперь на кострах сжигали еретиков. Подданные были охвачены страхом и ненавистью.

Завидев впереди Уайтхолл, Бесс, ослепленная бешенством, крикнула во весь голос:

— Кровавая Мэри, мы с тобой еще сочтемся! Тебе не достанется ни акра земли Кавендишей, слышишь, ни единого акра! Я сделаю все, чтобы свести тебя в могилу, мерзкая тварь!

Этой ночью, оставшись одна в спальне, Бесс впервые заплакала. Ее гнев вырвался наружу, а вместе с ним — боль и скорбь.

Позднее, немного успокоившись, Бесс затихла на широкой постели, положив рукуна подушку Уильяма.

— Любимый, лежа в лихорадке и думая, что умру, я заставила тебя поклясться, что ты устроишь браки всех наших детей. Теперь мой черед дать такую клятву. Я сделаю все, что от меня зависит. Ты всегда будешь рядом со мной. Помоги мне быть сильной!

Бесс назначила управляющим Чатсворта Фрэнсиса Уитфилда, а помогать ему попросила мужа своей сестры Джейн. Тимоти Пьюзи было поручено заняться свинцовыми и угольными шахтами. Роберт Бестни стал секретарем Бесс, а Джеймс Кромп, которому она безоглядно доверяла, — ее правой рукой.

Прежде всего Бесс отправила Кромпа с письмом к своему давнему другу сэру Джону Тайну, который на похоронах предлагал ей помощь, а затем вместе с Робертом Бестни нанесла визит адвокатам.

Она приступила прямо к делу:

— Джентльмены, вероятно, вы считаете, что простейший способ разрешить затруднения и отдать долг казне — продать Чатсворт и северные земли. Но ничего подобного я не сделаю! Я намерена бороться, джентльмены, а если уж взялась за дело, меня ничто не остановит. Я воспользуюсь любыми доступными мне средствами. Если у меня есть хоть малейшая возможность выплатить долг, не продавая ни акра земли, я ухвачусь за нее обеими руками! — Убедившись, что ее внимательно слушают, Бесс продолжала:

— Требование о выплате пяти тысяч фунтов должны подписать члены парламента. Мне уже случалось иметь дело с судебными разбирательствами, поэтому я знаю, что они способны затянуться надолго. Ваша задача — всеми силами откладывать рассмотрение дела Кавендиша в парламенте. Мне все равно, как вы этого добьетесь и кого подкупите. Муж давно объяснил мне, как безотказно действует взятка. А лондонский дом я сегодня же выставлю на продажу.

Бесс знала: единственный способ сохранить рассудок — не давать себе ни минуты покоя. За три месяца, прошедшие после смерти мужа, она продала лондонский дом и уложила вещи. Арендовав у сэра Джона Тайна дом в Брентфорде, Бесс перевезла туда детей. Совсем рядом, в Зайон-Хаусе, жила ее подруга Нэн Дадли. В тихой деревушке близ Челси Бесс вздохнула свободнее. Вместе с тем, находясь недалеко от Лондона, она пристально следила за ходом процесса.

Сдавая земли и рудники в аренду, Бесс получала триста фунтов в год. Однако этот доход покрывал лишь затраты в Лондоне, поэтому строительство Чатсворта пришлось приостановить. Бесс не могла пожертвовать ни единого фунта на выплату жалованья рабочим или покупку материалов. Кроме того, она еще не расплатилась с Уэстморлендом и Уильямом Парром за тысячи акров земли, купленные у них.

По ночам, лежа в постели, Бесс с тревогой размышляла о том, что теперь будет с ее семьей. Днем она властно приказывала адвокатам придерживаться тактики создания искусственных препятствий, но практичность не позволяла ей забыть о том, что роковой день неизбежен. Бесс опасалась, что в конце концов придется пожертвовать не только Чатсвортом, но и прочим имуществом, поскольку во всех бумагах она значилась совладелицей поместий Кавендиша. Бесс с неизменной благодарностью думала о предусмотрительности Уильяма.

Не давая себе покоя и без оглядки расходуя силы, Бесс боролась с горем. Она играла с детьми, смеялась в присутствии посторонних, но по ночам ее одолевала тоска по Уильяму. Бесс похудела. Ей не удавалось заполнить пустоту в душе, дни тянулись медленно, походя один на другой.

В конце января Бесс получила записку от Фрэнсис Грей: «У меня есть сюрприз для тебя и Нэн Дадли. Жду тебя завтра в Зайон-Хаусе».

Бесс и Нэн, по-прежнему носившие траур, с удивлением увидели Фрэнсис в ярко-алом платье.

— Боже правый, в своих вдовьих одеяниях вы похожи на двух унылых ворон! Вам давно пора сбросить траур и обзавестись любовниками!

— Должно быть, ты это уже сделала, — сухо заметила Бесс.

— Вот тут-то ты и ошиблась, дорогая! Я обзавелась любовниками задолго до того, как овдовела. Нэн Дадли была шокирована:

— Ты встречалась с любовником при жизни мужа?

Фрэнсис выразительно приподняла брови:

— А ты — нет?

— Герцог Дадли подарил мне тринадцать детей. Зачем мне любовник?

— Бесс, но у тебя-то наверняка был возтобленный!

— Никогда! Мне и в голову не приходило изменять Повесе Кавендишу. К тому же он отличался неуемным аппетитом…

— Ну, а у меня, к счастью, есть теперь пылкий муж! — И Фрэнсис помахала перед носами подруг новеньким обручальным кольцом.

— Ты вышла замуж? — изумилась Нэн.

— За кого? — спросила Бесс.

— За Адриана Стоукса, моего старшего конюха. Нэн Дадли лишилась дара речи.

— Сколько же ему лет? — осведомилась Бесс.

— Двадцать один, дорогая. У него ярко-рыжие волосы, а ты же знаешь, что говорят о рыжих! Я довольна, как кошка, налакавшаяся сливок.

— Неужели ты не боишься Кровавой Мэри? — удивилась Бесс.

— Слава Богу, она запретила мне появляться при дворе — тем лучше: дворец стал похож на склеп. Моя дочь Кэтрин сообщила, что королева больна. У нее округлился живот, но никто не верит, что она ждет ребенка. А ее муж Филипп вернулся в Испанию: наверное, сыт по горло ложными беременностями Марии!

Королева сделала Кэтрин Грей своей фрейлиной — должно быть, пытаясь загладить вину перед Фрэнсис, старшую дочь которой, леди Джейн, отправила на плаху.

— Надеюсь, Мария смертельно больна! — мстительно заметила Бесс.

Остаток дня три подруги вели кощунственные беседы, но перед расставанием снова заговорили о браке Фрэнсис. Бесс и Нэн поцеловали подругу и пожелали ей счастья.

— По правде сказать, я восхищаюсь Фрэнсис. Ей наплевать, что подумают люди. Я всегда буду любить ее — несмотря на возмутительные выходки.

— Как ты думаешь, королева и вправду смертельно больна? — с надеждой спросила Нэн.

— Во всяком случае, я уже прокляла ее, — призналась Бесс.

— Мои сыновья — тоже. — Нэн тяжко вздохнула. — Едва их выпустили на свободу, как они отправились воевать во Францию. Наша королева объявила войну Франции только по настоянию мужа, чтобы помочь Испании. Знала бы ты, как я боюсь за мальчиков!

— Нэн, они так долго пробыли в Тауэре. Как же вышло, что их в конце концов освободили?

— Думаю, Елизавета обратилась за помощью к Сесилу. Когда-то он служил у моего мужа. Ведь именно герцог Дадли убедил молодого короля Эдуарда назначить Сесила своим секретарем. Королева Мария отказалась от его услуг, но Сесил по-прежнему пользуется влиянием.

Бесс со вздохом вспомнила насмешливого юношу, когда-то дружившего с ней и Уильямом. Елизавета всегда доверяла Сесилу. Внезапно Бесс захотелось, чтобы до Елизаветы дошли слухи о болезни королевы. Ни у кого в королевстве нет больше причин ненавидеть Кровавую Мэри, чем у Елизаветы!

О том, что она едет в Хэтфилд, Бесс оповестила только кучера. Пока слуги вели ее в личные покои принцессы Елизаветы, Бесс вдруг поняла, как давно не бывала здесь. Встретившись с рыжеволосой подругой, Бесс низко поклонилась, потом внимательно оглядела принцессу.

— Неужели прошло уже целых четыре года? — задумчиво проговорила Елизавета, предостерегающе прикладывая палец к губам.

Хотя подруги постоянно переписывались, им приходилось читать между строк. Ни одна из них не решалась доверять тайные мысли бумаге. Бесс сообщала Елизавете о появлении на свет каждого ребенка, та отвечала поздравлениями, а после смерти сэра Уильяма прислала искренние соболезнования.

Елизавета провела Бесс в свою гостиную, где жарко пылал камин. Бесс поцеловалась с Кэт Эшли, которая с вышиванием в руках сидела у двери, как сторожевая собака, и бдительно следила, чтобы никто не помешал беседе подруг.

— Ты заметно похудела, Бесс. Куда девались твои пышные формы?

— Мне кажется, что часть меня умерла вместе с Уильямом. Вы знаете, что это такое, ваше высочество.

— Еще бы! Но тоска и дорогие воспоминания умеряют скорбь. Я узнала, что в мире существует кое-что похуже скорби — это страх, точнее, животный ужас. Оказавшись в Тауэре, я не верила, что выйду оттуда живой. Даже когда меня освободили и увезли в Вудсток, я долго еще просыпалась среди ночи, даже боялась есть, думая, что меня отравят. Шпионы Марии повсюду и здесь, в Хэтфилде.

Бесс кивала, внимательно слушая принцессу. С тех пор как она узнала, в какую беду попал Уильям, страх не покидал ее ни на минуту.

— Ваше высочество, я приехала сюда не просто так. Мне хотелось обнадежить вас. — Бесс понизила голос:

— Леди Кэтрин Грей сообщила своей матери, что Мария больна. У нее распух живот, но не от беременности. А недовольный Филипп вернулся в Испанию.

На миг янтарные глаза Елизаветы блеснули золотом.

— Мария ни за что не объявит меня наследницей престола. Уже несколько месяцев меня пытаются выдать замуж за испанца, но до сих пор мне удавалось избегать ловушки.

Подруги проговорили два часа. Елизавета призналась, что устала жить в заточении и носить унылые, серые платья. А Бесс рассказала ей об огромном долге Кавендиша и о том, как она пытается спасти имущество.

Задержаться в Хэтфилде Бесс не осмелилась, опасаясь вызвать подозрения.

— Мне пора, ваше высочество.

— Бесс, ты подарила мне надежду — тонкий лучик света во мраке. Пообещай, что непременно приедешь, если услышишь что-нибудь еще!

По пути в Брентфорд Бесс размышляла о поездке. Сознание того, что ей удалось хоть немного развлечь и обнадежить близкого человека, вселяло в нее уверенность.

Один месяц неумолимо следовал за другим, и в конце каждого Бесс с облегчением вздыхала, убедившись, что парламент еще не рассмотрел дело о задолженности Кавендиша королевской казне. Пряча страх, она регулярно встречалась с адвокатами и убеждала их любыми средствами отдалять неизбежный день.

Чтобы не оставлять свои владения без надзора, Бесс часто посещала Дербишир. Она привезла свою мать в Чатсворт и поручила ей присматривать за огромным пустым домом. По пути Элизабет сказала:

— Бесс, дорогая, в последнее время ты так похудела! Ты доводишь себя до изнеможения, трудишься не жалея сил. Может, лучше продать Чатсворт и забыть об этом чудовищном долге? После этого ты могла бы выйти замуж за какого-нибудь деревенского сквайра и до конца жизни ни о чем не тревожиться…

— За сквайра? — возмутилась Бесс. — За какого-то ничтожного деревенского сквайра? Как ты могла?! Ты хочешь, чтобы я довольствовалась малым? В таком случае я больше никогда не выйду замуж!

Вернувшись в Брентфорд, Бесс просидела за столом всю ночь. Она подсчитывала доходы и урезала расходы, чтобы свести концы с концами. Ее сыновья росли так быстро, что новую одежду им приходилось покупать чуть ли не каждый месяц, да сверх того платить учителям. Бесс не могла позволить себе послать детей в школу, а они, лишившись строгого отцовского присмотра, быстро превращались в сорвиголов.

Однажды поздно вечером в июне Бесс навестил необычный гость. Узнав в высоком привлекательном мужчине Робина Дадли, она провела его наверх, в свою гостиную.

— Леди Кавендиш, вы стали еще прекраснее, чем во времена нашего знакомства.

— Милорд, мне тридцать.

Темно-карие глаза насмешливо блеснули.

— Никогда не признавайтесь, что вам больше двадцати семи: это идеальный возраст для женщины. Бесс засмеялась:

— Ладно, последую вашему совету. — Ее лицо стало серьезным. — Насколько мне известно, вы только что вернулись из Франции. Говорят, наши дела плохи?

— Мы потерпели постыдное, позорное поражение и потеряли Кале!

— Знаю. Правление Марии стало бедствием для всех: для вашей семьи, для моих близких и вот теперь — для Англии.

— Леди Кавендиш… Бесс, я знаю, вам можно доверять. Вы позволите мне быть откровенным и пообещаете, что этот разговор останется между нами?

— Робин, меня вам нечего опасаться.

— Вы давно виделись с Елизаветой…

— Пять месяцев назад я известила ее о том, что Мария больна.

— Я очень хочу повидать ее, но покне решаюсь. Не согласитесь ли вы съездить к ней и передать, что Мария неизлечимо больна? Откуда я узнал об этом сказать пока не могу, но Мария по-прежнему отказывается назвать Елизавету своей наследницей. Значит, после ее смерти нам предстоит гражданская война, иначе Елизавете не взойти на престол. Но как бы там ни было, мы поддержим ее. Передайте ей, что мы уже наготове. Она все поймет.

— Нам понадобится уйма денег и целая армия.

— И то и другое у нас уже есть. — Робин обвел взглядом роскошно убранную комнату. — Вы арендовали этот дом у сэра Джона Тайна?

— Да. Он мой близкий друг.

— И друг Елизаветы. Джон — богатый землевладелец, он достал деньги под залог своего имущества. А Уильям Парр, еще один наш общий друг, переманил на нашу сторону командование бервикского гарнизона, численность которого — десять тысяч человек.

Бесс воодушевилась. Неужели долгожданное спасение уже совсем близко?

На этот раз она отправилась в Хэтфилд в сопровождении сэра Джона Тайна. Через несколько дней после ее визита Елизавету посетил испанский посланник граф Фериа. Это означало, что правление Марии подходит к концу. Союзные державы пытались снискать благосклонность Елизаветы.

К августу дорога в Хэтфилд была запружена толпами людей, желающих снискать благоволение будущей королевы Англии. Судя по всему, Елизавета могла взойти на престол без объявления гражданской войны: народ с нетерпением ждал смерти ненавистной Марии.

Хотя жизнь в Хэтфилде разительно изменилась, у Бесс все оставалось по-прежнему. В уединенном Брентфорде она коротала осенние дни, занимаясь подсчетами и составлением балансов. Бесс сознавала, что ее будущее туманно. Неуверенность в завтрашнем дне угнетала молодую женщину. Однако в глубине души Бесс теплилась надежда. Если королева Мария умрет, Елизавета, взойдя на престол, вряд ли потребует выплаты долга Кавендиша. Но Мария была еще жива; она цеплялась за жизнь, не желая отдавать корону сестре. В конце сентября Бесс решила отправиться в Дербишир, пока на севере не начались холода. Она осмотрела свои владения, переговорила с арендаторами, возобновила аренду небольших усадеб, проверила, как ведутся работы по осушению земель, и обсудила со своими управляющими множество других дел. Бесс выказывала неуемную энергию и целеустремленность, она не теряла ни минуты, поставив перед собой цель вернуться вместе с детьми домой к годовщине смерти Уильяма.

25 октября Бесс и ее дети присутствовали на поминальной службе по Уильяму. На следующий день Бесс села в барку и отправилась в Лондон, на кладбище Сент-Ботолфс. Положив цветы на могилу мужа, она прошептала:

— Неужели прошел всего один год? Любимый, это был самый бесконечный год в моей жизни! Не знаю, выдержу ли я еще один…

Опустившись на колени, Бесс вдруг ощутила, что на нее нисходит умиротворение, а неуверенность исчезает. Как бы там ни было, она перенесла беду и нашла в себе силы выжить. Бесс знала, что по-прежнему исполнена отваги, сил и решимости. Ей недоставало лишь радости. Когда она поднималась, порыв ветра взметнул ее юбки, обнажив ноги в черных кружевных чулках. Бесс усмехнулась:

— Ах ты, Повеса!

В первую неделю ноября Лондон облетела долгожданная весть: Мария наконец-то объявила Елизавету наследницей престола и послала приближенных в Хэтфилд сообщить ей об этом.

Мария Тюдор умерла семнадцатого ноября. Бесс разразилась слезами, испытав невыразимое облегчение.

— Елизавета еще ничего не знает, — всхлипывая, сказала она сестре Джейн. — До Хэтфилда несколько часов езды. Надо немедленно отправляться в путь: вскоре дорога будет запружена.

Открыв дневник, Бесс поставила вверху страницы число и вдруг содрогнулась:

— Боже милостивый, ровно год назад в этот день я подплыла к Уайтхоллу и прокляла ее!

Она отчетливо помнила, как выкрикнула в безудержной ярости: «Я сделаю все, чтобы свести тебя в могилу, мерзкая тварь!»


Глава 24


Большой зал дворца в Хэтфилде еще никогда не видел такого скопления людей. Бесс знала почти всех присутствующих. Смеясь, она болтала с Робертом Дадли и его миловидной сестрой Мэри Сидни. Несколько минут назад Бесс обменялась приветствиями с лордом Уильямом Парром, сэром Джоном Тайном, сэром Генри Бруком, Уильямом Гербертом, графом Пемброком и десятком других знатных джентльменов. Она совсем забыла, сколько у нее друзей в высшем свете.

Сильные руки обхватили Бесс сзади. Обернувшись, она радостно воскликнула:

— Амброуз Дадли! О Боже, когда мы встретились, вы были розовощеким мальчуганом, а теперь вы почти старик!

— А вы по-прежнему выглядите и ведете себя как девочка, моя прелесть.

Бесс шутливо хлопнула его по плечу веером.

— Мне почти… — она взглянула на Робина, — …почти двадцать семь!

Робин рассмеялся. Все вокруг не скрывали радости.

Предыдущий вечер Бесс провела с Елизаветой и ее фрейлинами.

— Больше я никогда не буду спать по ночам! — объявила сияющая молодая королева. — Пусть огни во дворце горят всю ночь! Мы будем танцевать до рассвета! Довольно дурацких запретов! Теперь я вправе поступать так, как мне заблагорассудится!

Свое строгое серое платье Елизавета швырнула в камин и истерически захохотала, увидев, как пламя пожирает тусклую ткань.

— Отныне я буду носить роскошные платья и переодеваться по десять раз на дню! Бесс усмехнулась:

— Вашим горничным можно только посочувствовать. — Она, конечно, понимала, что у Елизаветы кружится голова от внезапно свалившегося на нее счастья. — А как насчет драгоценностей?

— Господи, теперь драгоценности короны принадлежат мне! Я перемеряю их все до единой!

Эшли принесла Елизавете ночную сорочку:

— Мой ягненочек, вы должны вздремнуть. Завтра вам предстоит принимать поздравления.

Елизавета в упор посмотрела на нее, а затем обвела горящим взглядом всех присутствующих.

— Клянусь Богом, отныне никто не посмеет диктовать мне правила поведения! Я никому не принадлежу — и не буду принадлежать, пока жива!

Стоя рядом с Дадли в ожидании выхода королевы, Бесс уже знала, чего ждать от нее. Елизавета тщеславна, требовательна и деспотична, однако свято верит в свое предназначение и станет прославленной правительницей. Она гораздо проницательнее и умнее многих мужчин. Бесс не сомневалась, что Елизавета рождена быть королевой.

— Да где же она, черт побери? — нетерпеливо проговорил Робин.

Бесс улыбнулась:

— Ей приятно заставлять нас ждать.

Наконец Елизавета появилась в большом зале. Прозвучали приветственные возгласы. Она не пыталась успокоить подданных, а застыла, упиваясь триумфом. Прошло добрых полчаса, прежде чем толпа перестала выкрикивать: «Да здравствует королева!» Только после этого Елизавета заговорила сдержанно и спокойно:

— Это деяние Господа мы должны считать чудом. Я клянусь в верности народу Англии. На мои плечи легла тяжкая ноша, поэтому я избрала в помощники самых достойных людей страны. Сегодня я назначаю сэра Уильяма Сесила своим первым министром и главой тайного совета. Кроме того, моими советниками будут Уильям Парр, маркиз Нортхэмптон, и графы Арундел, Бедфорд, Дерби, Пемброк и Шрусбери. Остальные назначения я сделаю позднее. Королевским шталмейстером я назначаю лорда Робина Дадли, капитаном королевской стражи — сэра Уильяма Сент-Лоу. Уильям Полет, маркиз Винчестер, останется на посту старшего казначея, а лордом-хранителем большой печати станет сэр Николас Бэкон.

Бесс возликовала: Бэкон, зять Сесила, опытный юрист, когда-то возглавлял Земельную комиссию. Он неизменно шел навстречу Уильяму Кавендишу, когда тот решал обменять один участок земли на другой.

Елизавета продолжала:

— Старшей придворной дамой и хранительницей королевского гардероба я уже назначила миссис Кэтрин Эшли. Сегодня я выбрала четырех фрейлин: леди Кэтрин Грей, леди Мэри Сидни, леди Леттис Ноллис и леди Элизабет Кавендиш.

Бесс оторопела. Елизавета не забыла наградить ни одного из друзей, но сама Бесс никогда не мечтала о придворной службе! Она даже не знала, рада известию или нет. У нее и без того слишком много дел! Как сочетать их с обязанностями придворной дамы? Но вскоре Бесс поняла, что отказываться от предложенного поста нельзя. Такой шаг Елизавета восприняла бы как оскорбление. Практичная Бесс сознавала: по-настояшему процветать можно лишь под покровительством особы королевской крови.

В этот вечер Бесс представили леди Леттис Ноллис, кузине королевы Анны Болейн. Все избранные Елизаветой дамы сердечно поблагодарили королеву, после чего Бесс решилась попросить о первой милости:

— Ваше величество, вы позволите мне вернуться в Брентфорд, чтобы сообщить новость родным и собрать вещи?

— Бесс, ты должна приступить к исполнению своих обязанностей только после коронации. Конечно, поезжай домой и пересмотри свой гардероб. Мои портнихи уже трудятся день и ночь. Я въеду в Лондон, облаченная в королевский пурпурный бархат, и отправлюсь прямиком в Тауэр — на этот раз в королевские покои. Муж Кэт, Джон, будет хранителем драгоценностей. Мне понадобится целая неделя, чтобы пересмотреть их! Мы отпразднуем Рождество в моем Вестминстерском дворце, а коронация состоится в январе и будет символизировать Новый год и новое правление.

На следующее утро Бесс вернулась в Брентфорд. Опьяненная властью, Елизавета с увлечением строила планы, предаваясь этому занятию целыми сутками. Бесс знала, что о ней не будут скучать: Елизавета годами грезила об этой минуте! Молодая королева не пожелала бы сейчас выслушивать чьи-то советы.

Джейн и тетя Марси застыли, услышав от Бесс обо всем, что произошло в Хэтфилде.

— Елизавета назначила меня фрейлиной, но лучше бы она не делала этого. Как же я всюду успею?

Мне придется жить в Вестминстерском дворце и отправляться вместе с двором туда, куда прикажет королева Елизавета. А вы с детьми останетесь здесь, в Брентфорде. Марселла захлопала в ладоши:

— Это же то, что тебе нужно, Бесс! Твое место при дворе, там ты снова расцветешь. Елизавета соберет во дворце самых видных мужчин королевства — где еще можно найти себе мужа?

— Больше я никогда не выйду замуж! — отрезала Бесс.

— Поживем — увидим, — отозвалась Марселла. Бесс пропустила ее слова мимо ушей.

— Я не слишком тщеславна, но ради детей готова на все. Мои связи при дворе помогут им выжить. Вот если бы только удалось собрать для них приданое!

— Тебе нужен богатый и снисходительный муж, — заметила Марселла. — Брак — идеальное решение.

— Но ты же всю жизнь избегала брака, — сухо заметила Бесс.

— А все потому, что я не создана для него — в отличие от тебя!

— К счастью, мне не придется влезать в долги, чтобы заказать новые наряды. Мои шкафы ломятся от роскошных платьев.

— А ты забыла, что они появились у тебя благодаря богатому и снисходительному мужу? — напомнила Марселла.

— Кавендиш потакал мне во всем. Больше я никого не полюблю. Я навсегда отдала Уильяму сердце и поклялась ему в любви. Ни один другой мужчина не вызовет у меня таких чувств.

Рождество Бесс провела с детьми в Брентфорде, а затем приказала погрузить сундуки с изысканными нарядами в барку и перевезла их из Брентфорда в Вестминстерский дворец — как раз к Новому году.

Она точно знала, что при дворе ее ждут не только веселье и роскошь, но и удары в спину, зависть, интриги, борьба за власть. Все придворные, в том числе и сами Бесс, считали окружающих соперниками и постоянно старались держаться поближе к трону.

Бесс отвели покои рядом с королевскими. Она была довольна, ибо лишь немногих привилегированных особ допускали в личные апартаменты Елизаветы. Две роскошные комнаты по соседству заняла сестра лорда Дадли, Мэри Сидни, давняя знакомая Бесс.

Мэри помогла Бесс развесить наряды в просторном шкафу.

— Какая прелесть! У тебя безупречный вкус. Что ты наденешь сегодня?

— А сегодня будет бал? — рассеянно спросила Бесс. Мэри рассмеялась.

— Здесь каждый вечер устраивают балы, спектакли, концерты или феерии! А завтра вечером состоится предновогодний бал-маскарад, и все мы должны нарядиться мифологическими богами и богинями.

— Не знаю, успею ли я приготовить костюм… Ее величество вновь нарядится Цирцеей?

— Нет, что ты! Королева будет Венерой, а мой дражайший братец Робин — Адонисом. — Мэри закатила глаза и звонко рассмеялась.

В этот вечер Бесс надела самое скромное из своих платьев, поскольку ее траур еще не закончился. Серая шелковая тафта таинственно шуршала при каждом движении. Волосы Бесс собрала на макушке узлом, по французской моде, а сверху надела чехольчик, расшитый черным бисером. В этом скромном наряде Бесс рассчитывала произвести впечатление респектабельной особы. Полагая, что все придворные знают о растрате Кавендиша, Бесс не без оснований опасалась насмешек и упреков в свой адрес, поэтому решила держаться в тени. Молодая женщина не хотела, чтобы ее сочли охотницей за мужьями.

Сэр Джон Тайн, в зеленом бархатном камзоле под цвет его глаз, первым пригласил Бесс на танец.

— Джон, я в трауре. Танцевать мне неловко…

— У меня на уме нет ничею дурного, хотя я не прочь поухаживать за вами.

Бесс оторопела. Джон без околичностей намекнул на брак Видимо, его не смущал ее пятитысячный долг.

— Как продвигается строительство дома в Лонглите? — наконец нашлась Бесс. Джон разделял ее страстную любовь к недвижимости и мог часами обсуждать фрески, лепнину и резные панели — этой темой Бесс надеялась отвлечь его от мыслей о сватовстве.

Следующим ее пригласил на танец сэр Генри Брук, недавно удостоившийся титула лорда Кобхэма.

— Вы чрезвычайно любезны, лорд Гарри, но сегодня я не танцую.

— Любезность здесь ни при чем, Бесс. Я подыскиваю себе жену.

— Гарри, вы собираетесь вступить в брак с тех пор, как ваш брат Том взял в жены Кэти, дочь моего мужа, но до сих пор ходите в холостяках!

— Все дело в том, что моя избранница была недоступна. А теперь она свободна. — Генри запечатлел на руке Бесс жаркий поцелуй.

Она решительно отдернула руку.

— Кажется, вон там ваша сестра. Мне надо поговорить с ней.

Лорд Гарри последовал за Бесс навстречу Элизабет и ее мужу Уильяму Парру. Воспользовавшись тем, что Гарри беседует с сестрой, Парр поцеловал Бесс в щеку и прошептал:

— Пока я при дворе, вам не придется страдать от одиночества.

Бесс не поверила своим ушам: подобное предложение она слышала впервые! Ей не хотелось ссориться с Парром, которому она была все еще должна, но рисковать репутацией не следовало.

— Разве я могу страдать от одиночества, когда рядом моя лучшая подруга — ваша жена Элизабет? — сладким голосом отозвалась она.

В бальный зал вошла королева в сопровождении Робина Дадли. Елизавета была в платье из золотистой ткани с глубоким декольте. Облегающий лиф сверкал топазами. Дамы низко присели. Елизавета жестом предложила им подняться.

Бесс почувствовала на себе пристальный взгляд королевы.

— Я сожгла все свои серые платья. Советую и тебе сделать то же самое.

— Только не это! — взмолился Робин Дадойь — В них леди Кавендиш выглядит еще соблазнительнее! Елизавета с усмешкой обратилась к Бесс:

— И это говорит мужчина, который раздевай дам быстрее всех придворных!

Робин ответил ей дерзким взглядом.

— В последнее время мне не везет, ваше величество.

Молодая королева шутливо хлопнула его по плечу веером и одобрительно улыбнулась смелым намекам.

— Добродетель — сама по себе вознаграждение. Робин поднес к губам пальцы королевы, унизанные кольцами.

— Напротив, ваше величество: добродетель — это суровая кара.

Поскольку Робин и Елизавета открыто флиртовали, Бесс подумала, что к завтрашнему дню все придворные узнают о новом увлечении королевы. Но почему Елизавета выбрала именно Робина? Потому ли, что он женат, или у них возникло взаимное влечение? Бесс хорошо помнила, как это происходило с ней, и радовалась тому, что больше не испытает ничего подобного. Страсть отнимает слишком много времени и сил. Бесс напомнила себе, что она тридцатилетняя вдова и мать шестерых детей, да еще обремененная огромным долгом. В ее жизни нет места подобной чепухе.

Отступая к стене зала, она украдкой поглядывала на приглашенных. Ей казалось, что все мужчины и женщины опьянены страстью. Хорошо, что для нее любовь уже в прошлом. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Бесс обернулась и с облегчением увидела графа Хантингдона из Дербишира. Она дружески поздоровалась с ним, но тут же пожалела об этом: граф смотрел на нее с каким-то плотоядным участием.

— Признаться, я беспокоюсь за вас, дорогая. Отказываясь от удовлетворения своих естественных потребностей, женщины худеют и становятся раздражительными. — Он склонился и прошептал ей на ухо:

— Чтобы сохранить пышные формы и радость жизни, достаточно пустяка — пылкого романа.

— В таком случае советую вам поспешить на север, к графине, — пока она не увяла или не наставила вам рога. — Бесс быстро отошла, жалея, что этикет не позволяет ей покинуть зал раньше, чем это сделает королева.

Остановившись возле дверей зала, она оказалась рядом с сэром Уильямом Сент-Лоу.

— Леди Кавендиш, примите мои соболезнования.

— Благодарю, милорд.

Только Сент-Лоу проявил учтивость. Кавендиш когда-то назвал Сент-Лоу истинным джентльменом, который ни за что не согласится запятнать репутацию дамы. Бесс была благодарна этому человеку за сострадание. В сущности, только рядом с ним она чувствовала себя в безопасности.

— Позвольте найти для вас кресло, леди Кавендиш. Ее величество любит танцевать до утра.

Радуясь предусмотрительности Сент-Лоу, Бесс опустилась в кресло и вступила в легкую беседу.

— К счастью, судьба королевы резко изменилась с тех пор, как мы виделись в прошлый раз. Леди Кавендиш, это вы пробудили в ней волю к жизни и смелость. — И Сент-Лоу, и Бесс знали о том, как тяжело Елизавета пережила утрату возлюбленного.

— Я слышала, вы тоже побывали в Тауэре.

— Пребывание там я счел не только своим долгом, но и привилегией.

Бесс насторожилась: неужели Сент-Лоу влюблен в Елизавету? Он провел при дворе много лет, но так и не женился. Должность капитана королевской стражи, несомненно, досталась ему потому, что он обладал безупречными манерами. В отличие от прочих придворных Сент-Лоу казался рыцарем без страха и упрека. Бесс обвела взглядом зал, разыскивая Робина Дадли.

Затем вновь взглянула на Сент-Лоу, размышляя, сколько ему лет. Вероятно, уже под сорок, но выглядел он значительно моложе. Его коротко подстриженная бородка и усы уже начинали седеть, но он оставался стройным и подтянутым.

— Очень жаль, что сегодня у вас нет причин для радости. Надеюсь, леди Кавендиш, в новом году фортуна улыбнется вам.

Фортуна? Может, он намекает на ее финансовые затруднения?

— Ах, сэр Уильям, я со страхом жду нового года!

— Попросите королеву о помощи, миледи. Она снисходительна к тем, кому доверяет.

— Не могу! Вы же знаете, как много нахлебников при дворе.

— Вы — совсем другое дело, миледи. Уверен, когда праздники и коронация будут позади, королева вспомнит вашу просьбу.

«Да будет так!» — подумала Бесс.

На новом месте ей не спалось. Она лежала без сна, размышляя обо всех мужчинах, которые сегодня вечером добивались ее благосклонности. Но ни разу сердце Бесс не забилось, никто из них не вызвал у нее сильных чувств. Казалось, она утратила всякий интерес к противоположному полу. Бесс сомневалась, что когда-нибудь вновь испытает влечение к мужчине. Плотские желания в ней давно угасли.

Новогодний маскарад обещал быть шумным и многолюдным: на него пригласили в пять раз больше гостей, чем на бал минувшим вечером. В их распоряжение предполагалось предоставить большой зал, комнату стражи и зал для аудиенций.

Бесс мысленно перебирала всех мифологических богинь и наконец скорчила гримаску. Она подумывала нарядиться Изи-дой, богиней плодородия, но эта мысль посетила и Леттис Нол-лис. Наконец Бесс остановилась на костюме Ундины. Поверх белья цвета морской волны она надела струящееся одеяние из зеленоватых вуалей, а на голову — убор из длинных переливающихся нитей серебряных и зеленых бус. Эти нити совсем не напоминали морские водоросли, но Бесс рассудила, что русалкам незачем выглядеть правдоподобно.

Гостей собралось столько, что Бесс вскоре потеряла из виду Мэри и Леттис. Ей пришлось отвергнуть так много приглашений на танец, что она уже сбилась со счета. Некоторые костюмы выглядели великолепно — вероятно, их сшили заранее, отдельные были изобретательны, например, костюм двуликого Януса, но другие не имели никакого отношения к мифологии.

Бесс забавлялась, пытаясь угадать, кто спрятался под какой маской, но это было нелегко: дворец заполонили гости из Франции, Испании и Швеции, явившиеся в Англию, чтобы убедить королеву Елизавету заключить союз с правителем их страны.

Перед Бесс склонился рослый мужчина в малиновом шелковом костюме Сатаны. Бесцеремонно взяв молодую женщину за руку, незнакомец повел ее танцевать. Она попыталась высвободиться, но загадочный Сатана, судя по всему, не понимал слова «нет» Увидев его черные кудри, Бесс предположила, что он испанец. Наконец она решила капитулировать — устраивать сцену было неудобно. Внезапно ее осенило: католик-испанец ни за что не нарядился бы дьяволом!

— Кто вы? — спросила озадаченная Бесс.

— А разве вы еще не поняли, моя маленькая монахиня?

Бесс вспомнила, как когда-то на маскараде оделась монахиней, и в ее душе шевельнулась пугающая догадка. Протянув руку, она сорвала с партнера маску. На нее смотрели холодные голубые глаза лорда Толбота. Не желая терять самообладания, Бесс подавила гнев.

— Маска вам ни к чему. Вы и без нее — точная копия Люцифера! — усмехнулась она.

— Знаю, — отозвался Толбот. Его смуглое лицо резко контрастировало с ярким камзолом. Зубы казались ослепительно белыми, на губах играла надменная улыбка.

Танцуя, Бесс внезапно осознала, что ее партнер на редкость привлекателен. Толбот принадлежал к древнему аристократическому роду, и это проглядывало во всем его облике. Держась с врожденным достоинством, он только казался надменным.

— Я очень рад, что ее величество назначила вас фрейлиной. Двор Елизаветы будет несравненным, если она окружит себя такими красавицами.

Бесс сразу заметила, что ее давний знакомый приобрел светский лоск и шарм, стал более галантным и утонченным. Однако своеволие и деспотизм делали его опасным, хотя именно эти качества непреодолимо притягивали Бесс.

— Скажите, милорд, каким должен быть придворный — умным или глупым? Толбот усмехнулся:

— Уверяю вас, при дворе нет недостатка ни в тех, ни в других. — Он пристально посмотрел на, собеседницу. — Ее величество весьма проницательна, если окружила себя такими преданными друзьями, как вы, леди Кавендиш.

Одна мелодия сменилась другой, и Бесс вдруг осознала, что стоит посреди бального зала. Она попыталась уйти, но Толбот сжал ее руки.

— Милорд, мне нельзя танцевать — я в трауре.

— Но на вас костюм морской нимфы! Бесс, вы вдовеете больше года. Траур давно закончился.

— Для меня траур продолжится дольше, чем предписано обычаями. Он в моей душе!

Толбот смерил молодую женщину недоверчивым взглядом: он помнил, что муж Бесс оставил ей огромные долги.

— Кавендиш был на двадцать лет старше вас. Я всегда считал, что вы вышли за него…

— Только из-за денег? — возмутилась Беес. — Стало быть, весь двор потешается надо мной, милорд Дьявол?

— Я имел в виду совсем другое. Прошу меня простить, Бесс. Ведь мы знакомы так давно. Мне очень жаль, но я и понятия не имел, что это был брак по любви.

— Вы никогда не чувствуете себя виноватым, — заметила Бесс. — К тому же вам не понять, что такое стесненные обстоятельства!

— А вот тут вы ошибаетесь, Плутовка. — «Я давно и безнадежно мечтаю о вас», — мысленно добавил Толбот, пытаясь подавить желание.

Бесс так и не поняла, что он имел в виду. Разозлившись, она готова бьиа влепить Толботу пошечину. Внезапно Бесс охватила дрожь. Ее сердце неистово забилось, кровь застучала в висках. Впервые за четырнадцать месяцев она почувствовала себя живой!

Потом Бесс показалось, будто ее окатила ледяная волна. Привлекательность Толбота неотразимо действовала на нее.

— Чтоб тебе провалиться, Толбот! — воскликнула она и бросилась прочь.

У стен большого зала ей пришлось пробиваться сквозь густую толпу: гости стояли плечо к плечу. Возле двери Бесс столкнулась с сэром Уильямом Сент-Лоу, беседующим со стражниками.

— Позвольте проводить вас, леди Кавендиш? — учтиво предложил он.

Бесс с облегчением взяла его под руку. «Синтло», — пробормотала она, вспомнив прозвище капитана, придуманное Елизаветой. — Именно вас я и искала.


Глава 25


31 декабря Джордж Толбот явился на аудиенцию и сразу же был препровожден в кабинет королевы. Елизавета сидела за письменным столом.

— Ну где же вы пропадали, милорд Толбот? Он усмехнулся:

— Рад видеть вас, мадам. Если верить вашим словам, вы не в силах обойтись без меня!

— Напротив! Зачем вы сдались мне теперь, когда я стала королевой?

— Дайте подумать… Скорее всего вам нужен не я, а мое состояние.

— С какой стати?

— Мне известно, что казна пуста. Виной тому недавняя война с Францией, назревающая война с Шотландией и пышная церемония коронации, затеянная вами.

Елизавета засмеялась:

— Ты негодяй, Толбот, из тебя никогда не выйдет настоящего придворного, но, черт побери, ты прав, Старик! Только ты не знаешь самого главного: коронация не состоится, если мы не найдем епископа-католика, который отважится провести церемонию.

— Все отказались?

— Да, чтоб им пусто было!

— Я немедленно пошлю за Оглторпом, епископом Карлайла.

— Думаешь, он согласится?

— Пусть только попробует отказаться! Графу Шрусбери он обязан жизнью!

— Спасибо, милорд, я воспрянула духом. Сесил совсем сбился с ног. Как дела у Шрусбери?

— Отец хворает. Мне приходится исполнять обязанности лорда-наместника и вершить правосудие. Такая ноша ему уже не по плечу.

— Сожалею, Джордж, но тебе придется занять и место отца в тайном совете. Я разогнала сорок советников, служивших Марии. Мне нужны надежные люди.

— Как вам угодно! Может, прикажете подметать полы языком?

Елизавета усмехнулась. Ей нравилась непринужденность Толбота, к тому же он не брезговал крепкими выражениями, как и она сама.

— Знаю, Джордж, ты — редкое сокровище, и самый предприимчивый человек в стране. Но ты не сумел бы управлять своей обширной империей, не будь у тебя целой своры помощников и управляющих.

— Все дело в том, что я сам выбрал их, обучил и теперь держу в ежовых рукавицах. Советую и вам сделать то же самое, ваше величество. Сразу берите быка за рога.

— Наконец-то ты обратился ко мне как подобает, негодяй! Значит ли это, что ты оплатишь церемонию коронации?

— Я поговорю с Полетом, — уклончиво ответил Толбот. — В казначействе хаос, казна пуста. В подчинении у Полета состоят одни болваны, ваше величество.

— Я оставила Полета на посту казначея только потому, что он служил еще моему отцу, но последую твоему совету и разгоню остальных служащих казначейства. Что еще скажешь?

— Леди Кавендиш задолжала казне пять тысяч фунтов. Вы поступили бы великодушно, простив ей этот долг.

— Но ты же сам сказал, что казна пуста.

— Ваше величество, Бесс Хардвик — ваша подруга. Кавендиш оставил ее не только с шестью детьми, но и без гроша. Она загнана в угол. Велите ей выплатить не пять тысяч, а только одну, и я оплачу вашу коронацию. — Толбот знал Елизавету как свои пять пальцев. Он понимал, что остальные четыре тысячи она спишет на счет пышной церемонии, и это вполне устраивало Толбота. Бесс ни за что не согласилась бы принять деньги от него.

На протяжении следующих двух недель Бесс удалось перевести дух: лорд Толбот перестал открыто преследовать ее. Даже в личных покоях королевы, куда допускались лишь немногие приближенные, он не флиртовал с Бесс и воздерживался от пикантных намеков. Толбот всегда обращался к ней «леди Кавендиш» и выказывал глубокое почтение.

Но на балу, скрывая лицо под маской, или столкнувшись с Бесс в уединенном уголке Вестминстерского дворца, он вел себя совсем иначе. Его голос становился страстным и хриплым, Толбот подходил к Бесс вплотную и завладевал ее рукой. Однажды он даже провел ладонью по ее волосам. А когда Бесс отпрянула, Толбот порывисто обнял ее.

— Бесс, не избегай меня. Я не сдамся так просто.

— Что вам угодно, лорд Толбот? — в отчаянии спросила она, когда он в третий раз застал ее в пустой гостиной.

— Мне угодно стать твоим любовником.

Его прямота шокировала Бесс. Голубые глаза Толбота пылали желанием. Она тотчас увидела это, и у нее подкосились колени. Не давая Бесс опомниться, он впился в ее губы так требовательно, что она окончательно ослабела и уже не пыталась вырваться. Поцелуй длился долго, а Бесс все не могла прийти в себя.

— Нет! — вдруг выкрикнула она и ударила кулаками в грудь Толбота. С таким же успехом Бесс могла бы колотить по каменной стене дворца. Толбот излучал неуемную мужскую силу и страсть. «Как Кавендиш! — вдруг поняла она. — Значит, вот в чем дело!»

— Ты когда-нибудь думала о том, что я испытываю к тебе? Бесс, ты вскружила мне голову!

Она задыхалась. Его жаркий взгляд обжигал ее пышную, взволнованно вздымающуюся грудь. Бесс опасалась, что Толбот сорвет с нее одежду.

— По-моему, для тебя я ничем не лучше уличной потаскухи! — в ярости закричала она.

Толбот удивленно уставился на нее: слова Бесс стали для него откровением. Платя за ласки уличных потаскух, он чувствовал полное равнодушие.

— Бесс, я отношусь к тебе с глубоким уважением и питаю к тебе самые чистые, возвышенные чувства. — Заметив страх в ее глазах, он нехотя разжал объятия. — Я совсем не хочу, чтобы ты боялась меня.

Он вышел из комнаты, и Бесс поняла, что действительно испугалась. Но боялась она не пылкого лорда Толбота, а самое себя. Ее пугала страсть, с какой она отзывалась на мужскую силу!

После этого случая Бесс не встречалась с Толботом наедине, но и в присутствии посторонних он не сводил с нее жадных глаз. Хотя Толбрт держался на расстоянии, мысли о нем неотступно преследовали Бесс. Ко всему прочему он начал ей сниться, и эти сны были более чем соблазнительными!

Ночные балы, затягивающиеся до рассвета, продолжались до самого дня коронации. 14 января Елизавета устроила шествие по улицам Лондона. Впечатляющую кавалькаду составила стража королевы, офицеры кавалерии и пэры верхом на лошадях. Сама Елизавета сидела под балдахином в мантии из золотой и серебряной парчи, отороченной горностаем. За ней следовали фрейлины и придворные дамы, облаченные в малиновый бархат с золотой отделкой.

Вдоль всего пути, на помостах, сооруженных по такому случаю, люди в пестрых костюмах образовывали живые картины. Глашатаи подавали сигнал о приближении королевы и стихами поясняли смысл картин. Все было продумано с таким расчетом, чтобы пробудить в народе уважение к новой королеве. Дети дарили Елизавете цветы, а она благосклонно принимала их, вслушиваясь в нестройные возгласы: «Да здравствует королева!»

На следующий день в Вестминстерском аббатстве состоялась коронация. Томительные пять часов Елизавета провела перед алтарем: ее окропили мирром, увенчали короной и надели кольцо, символизирующее связь с народом. Медные трубы возвестили, что Елизавета стала королевой Англии. После того как пэры принесли ей присягу, началось богослужение в честь коронации.

Затем королева Елизавета со скипетром и державой в руках прошла по длинным коридорам до зала, где были накрыты пиршественные столы. Она покинула зал только после полуночи. Все придворные буквально валились с ног. Королеве нездоровилось.

Целых две недели встревоженные Робин Дадли, Сесил, Толбот, Сент-Лоу, Кэт Эшли и фрейлины не покидали личных покоев Елизаветы. Бесс была убеждена, что королеве необходим только покой. Весь месяц Елизавета развлекалась, наслаждаясь всеми удовольствиями, какие только могла предложить жизнь, — об этом блаженстве она мечтала с детства.

Из-за болезни королевы пришлось перенести открытие парламента, чему Бесс была несказанно рада.

Задержка работы парламента означала, что билль о выплате пяти тысяч фунтов будет подписан еще не скоро. Бесс знала, что ей дарована лишь краткая передышка, и все-таки радовалась недолгому избавлению от беспокойства.

1 февраля королева поднялась с постели, вновь полная сил и решимости. Фрейлины поняли, что Елизавета выздоравливает, когда она опять принялась сквернословить.

— Черт возьми, вчера ночью я ни на миг не сомкнула глаз! Какой-то сукин сын стучал прямо у меня над ухом. Немедленно разыщите его — я сама повешу его за достоинство! — Елизавета повелительно взмахнула рукой. — Ступайте! Этому мерзавцу место в собачьей конуре!

Молодая Леттис Ноллис растерялась.

— Да нет, не вы! Леди Кавендиш умеет обращаться с мужчинами: она так же вспыльчива, как и я. Бесс, задай этому ублюдку хорошую трепку за то, что стучал среди ночи!

Сдержанно улыбнувшись, Бесс подобрала юбки и поспешила исполнить приказание королевы. Поднявшись этажом выше, она с удивлением обнаружила, что комнаты над спальней королевы занимают Генри, муж Мэри Сидни, и Амброуз Дадли. Вчера ночью их навестили Китти, сестра Амброуза, и другие отпрыски семейства Дадли. Бесс и в голову не пришло ссориться с семьей фаворита Елизаветы: пусть Робин сам разбирается со своими шумными братьями и сестрами.

Она уже направилась к лестнице, как вдруг словно из-под земли перед ней вырос Толбот.

— Бесс, нам надо поговорить.

— Нет! Нам нечего сказать друг другу. — Она метнулась к лестнице, и ее сердце беспокойно забилось, словно она встретила не человека, а хищного, опасного зверя.

На бегу Бесс оглянулась, оступилась и покатилась вниз. У подножия лестницы она схватилась за подвернутую ногу.

Толбот мгновенно оказался рядом.

— Черт побери, почему ты избегаешь меня, Бесс? — Он сел на ступеньку, осторожно усадил ее к себе на колени и с тревогой вгляделся в лицо Бесс. — Что с тобой? — срывающимся голосом спросил он.

— Боже милостивый! Ты подумал, что со мной будет, если кто-нибудь увидит меня на коленях женатого мужчины? Мне наплевать на подвернутую ногу: я боюсь за свою репутацию! Отпусти меня сейчас же!

Поставив Бесс на ноги, Толбот понял, что она не в состоянии стоять без посторонней помоши.

— Я понесу тебя…

— Ничего подобного ты не сделаешь, похотливая свинья! Я дойду сама!

— Тише! — властно воскликнул он.

Лорд Толбот привык к почтению окружающих и не желал слушать брань даже от женщины, сводившей его с ума. Он легко подхватил ее на руки.

Как обычно, Бесс нашла утешение в гневе, надеясь, что он спасет ее от одурманивающего соблазна мужской силы. Она безжалостно вонзила ногти в спину Толбота.

— Ты не просто Люцифер!

Когда лорд Толбот вошел в кабинет королевы со своей драгоценной ношей на руках, Елизавета нахмурилась:

— В чем дело? Что ты с ней сделал?

Бесс прикусила губу. Ее подмывало сказать: «Он столкнул меня с лестницы!» — но Толбот сильнее сжал ее в объятиях, и она удержалась.

— Ваше величество, я подвернула ногу, а лорд Толбот пришел ко мне на помощь.

Мгновение королева разглядывала пару. Уже второй раз Толбот выступил в роли рыцаря, преданного леди Кавендиш. Бесс и вправду лакомый кусочек — женщина, созданная для мужчины. Даже Робин околдован ее чарами. Пожалуй, пора выдать Бесс замуж.

— Леди Кавендиш упала с лестницы, у нее сильно распухла щиколотка. По меньшей мере неделю она не сможет ходить. Я бы посоветовал вам отослать ее домой, — заметил Толбот.

Елизавета задумалась. Если Бесс останется при дворе, фрейлинам придется заниматься ею, а не королевой.

— Мэри, помоги ей уложить вещи. Бесс, сейчас я пошлю за Синтло — он проводит тебя домой. Но через неделю ты должна быть здесь.

Через час сэр Уильям Сент-Лоу подхватил Бесс на руки чтобы перенести в барку. Лорд Толбот едва удержался от того, чтобы не наброситься на капитана королевской стражи с кулаками.

В Брентфорде Синтло усадил леди Кавендиш на кушетку, а тетя Марси подсунула ей подушку под опухшую ногу. Бесс познакомила сэра Уильяма с детьми. Двое старших сыновей начали наперебой расспрашивать его об обязанностях капитана королевской стражи, а потом потащили гостя в конюшни, чтобы показать своих лошадей и собак. А когда Синтло пожелал узнать, насколько они преуспели в учебе, мальчишки повели его в классную и охотно ответили на все вопросы.

Сэр Уильям провел в гостях целый день. Прощаясь, Бесс поблагодарила его за помощь, а он попросил разрешения навестить ее.

— Вам можно позавидовать, леди Кавендиш: ваши дети не по возрасту умны. Вы не собираетесь отправить их в Итон?

— Увы, это мне не по карману, Синтло.

— Простите, я не подумал…

— Вздор! От вас, сэр Уильям, у меня нет секретов. Я действительно оказалась в стесненных обстоятельствах и не скрываю этого.

После отъезда гостя Марселла приготовила целебный настой.

— Уильям и Генри не сводили глаз с сэра Уильяма, — заметила она. — Вместо того чтобы носиться по саду, они вели с ним вполне разумную беседу. Этим мальчикам нужен отец, и твой долг — найти его!

Вдали от суеты королевского двора у Бесс появилось время для размышлений. Ее чувства претерпели немало изменений: поначалу Бесс испытала потрясение и отгородилась от мира невидимой стеной. Затем появились бессонница, потеря аппетита, угрызения совести и наконец гнев, а за ним — неутихающая тревога из-за невыплаченного долга. Тогда Бесс чувствовала себя совершенно беспомощной, и положение казалось ей настолько безнадежным, что она боялась сойти с ума.

Когда же Бесс начала подолгу плакать каждую ночь, ей стало легче. Елизавета назначила ее фрейлиной весьма вовремя. Перемена обстановки пошла Бес на пользу: ей пришлось поневоле предать прошлое забвению и устремиться в будущее.

Неделя отдыха быстро подошла к концу. Бесс оберегала ногу, и вскоре опухоль исчезла, осталась лишь легкая боль. В этом году весна пришла рано: уже в феврале солнце стало все чаще заглядывать в окна, маня Бесс на свежий воздух. В саду зацвели крокусы, тюльпаны и целое море желтых нарциссов. Фрэпси и Джейн вынесли садовое кресло на заросший травой берег реки, откуда были видны лебеди, скользящие по водной глади.

Бесс не могла позволить себе бездельничать. Прихватив с собой книги расходов, она начала проверять и подсчитывать суммы. Фрэнси вскоре надоело сидеть на одном месте, и она вместе с Джейн ушла за земляникой к ужину. Оставшись одна, Бесс подсчитала последний столбец цифр и составила список припасов, которые предстояло купить.

Стоял теплый, безветренный день. Оглядев свое черное бархатное платье, Бесс решила снять траур. Она провела по мягкой ткани пальцем: это платье Бесс особенно любила за широкие рукава, расшитые золотыми листьями и желудями. Умиротворенная, она закрыла глаза.

А открыв их, увидела скользящий по воде ялик. Бесс окинула равнодушным взглядом гребца, но когда он, подплыв к берегу, выпрыгнул из лодки и направился к ней, с удивлением узнала лорда Толбота. От Шрусбери-Хауса до Брентфорда было совсем недалеко, и Бесс вдруг осознала, что втайне ждала этого визита.

— Как вы себя чувствуете?

— Отдохнувшей… — Бесс вдруг живо вспомнилась та встреча с Толботом в саду у реки, когда он стоял перед ней совершенно обнаженный, гордо демонстрируя свои достоинства.

Бесс с улыбкой подумала, что в тот день была возмущена такой дерзостью. Перед ее мысленным взором предстало гибкое молодое тело. Даже в юности Толбот был шести футов ростом, а его мускулистый торс уже покрылся черными волосами. Этот соблазнительный облик всплывал в памяти Бесс, пока она была замужем за Робом Барлоу, а в последнее время начал являться ей во сне.

— Давайте покатаемся по реке. — Он не спрашивал, не приказывал, а просто приглашал. — Со мной вам нечего бояться.

Но Бесс знала, что ей угрожает серьезная опасность: она страшилась своего влечения к этому дьявольски обаятельному мужчине.

— Почему бы и нет? Но вам придется перенести меня в лодку, — отозвалась она и увидела, как напрягся Толбот, а в его глазах полыхнуло желание. Бесс поняла, что играет с огнем.

Он поднял ее на руки легко, как перышко, и зашагал к лодке. Тело Бесс мгновенно ответило на его прикосновение — нет, оно налилось жаром еще раньше, как только она разглядела, кто сидит в лодке. Толбот бережно усадил ее на скамью, расположился напротив и взялся за весла. На нем не было камзола, ворот черной шелковой сорочки был расстегнут. Он греб умело и быстро, плавными движениями. У Бесс пересохло во рту, когда она увидела, как под черным шелком перекатываются упругие мышцы.

В его мужской силе было что-то пьянящее. Бесс с трудом отвела взгляд от Толбота и уставилась на искрящуюся под солнцем воду. Внезапно она поняла: этот приезд — не случайность. На берегу показался Шрусбери-Хаус, и Бесс вдруг догадалась, куда Толбот везет ее. Лодка подплыла к причалу, и Толбот привязал ее к столбу.

— Что вы делаете? — удивилась Бесс.

— Похищаю вас.

— Вы же сказали, что мне нечего бояться…

— А вы поняли, что я лгу.

— Да… — Она могла бы найти утешение в гневе, но это был бы слишком легкий путь.

Толбот поднялся, широко расставил ноги и поднял Бесс на руки. Пока он шел по безлюдному дому, Бесс сообразила: тщательно продумав план, Толбот велел слугам не показываться.

Он внес ее в просторную комнату — судя по всему, принадлежавшую только ему. Бесс еще не видывала комнаты, настолько отражающей вкусы хозяина. Отделанная в черных и золотистых тонах, она поражала роскошью. Над кроватью высился черный бархатный балдахин, на занавесках красовалась вышитая большая золотая буква S, похожая на свернувшуюся змею. Столбики кровати были украшены резными позолоченными листьями. Стены тускло поблескивали золотом, на полу лежал черный ковер, толстый и пушистыц. Массивный камин был с тяжелой позолоченной полкой. Большие золоченые шахматные фигуры выстроились на ониксовой доске.

Толбот усадил Бесс на широкий подоконник, заваленный черными и золотистыми подушками, и застыл, глядя на нее. Она вдруг поняла, что платье на ней гармонирует с убранством комнаты. Совпадение удивило ее. Все здесь соответствовало своеобразному вкусу хозяина — в том числе и сама Бесс.

— Бесс, я хочу быть твоим тайным любовником.

«Господи, — думала она, — почему нельзя сделать так, чтобы в мире не было никого, кроме нас двоих? Почему нельзя навсегда забыть о прошлом?»

— Повторяю: тайным. Я не запятнаю твою репутацию, не стану афишировать наши отношения — хотя, Бог свидетель, о такой женщине можно только мечтать. На севере у меня десяток поместий. Выбери одно из них, и оно будет принадлежать только нам. Ручаюсь, никто ничего не узнает. Мы можем встречаться так часто, как ты пожелаешь.

Бесс обвела кончиком языка пересохшие губы и осторожно спросила:

— С чего ты взял, что я соглашусь?

— Я знаю, что тебя влечет ко мне. Но не так, как меня — к тебе: такого не бывает. Бесс, ты страстная женщина и понимаешь, что никто другой не утолит твою жажду.

Толбот держался почти вызывающе, но Бесс понимала: именно поэтому ее и тянет к нему. Этот мужчина завораживал и притягивал ее. Да, она была бы не прочь иметь такого любовника, но при этом не желала становиться любовницей. Бесс хорошо помнила, как при первой встрече Толбот пренебрежительно заявил: «Она всего лишь служанка!» Если дать ему волю, он скажет: «Она всего лишь любовница». Это унизительно!

Бесс взглянула на его чувственные губы.

— Ошибаетесь, лорд Толбот: я равнодушна к вам. Его глаза вспыхнули: он был уверен, что Бесс лжет.

— Предлагаю пари. Дай мне час, чтобы убедить тебя в обратном. Если в конце этого часа ты не попросишь моей любви, я отпущу тебя с миром.

Такой вызов Бесс не могла отвергнуть. Она должна доказать, что способна рассуждать здраво и противостоять своим желаниям, — доказать прежде всего не Толботу, а самой себе.

— Почему бы и нет?

Толбот взял песочные часы на золотой подставке и перевернул их. Подоконник, на котором сидела Бесс, был немного уже постели, и она решила, что Толбот немедленно бросится к ней и схватит в объятия. Однако он поставил ногу на край подоконника и оперся ладонью о согнутое колено.

— Бесс, я знаю, что у тебя было двое мужей. А любовников?

— Ни одного, кроме Кавендиша. Он впился взглядом в ее лицо:

— Значит, у тебя никогда не было любовника-сверстника — мужчины в расцвете сил. Господи, ты не представляешь себе, какой была бы наша близость! Я хотел бы видеть тебя в пеньюаре, под которым ничего нет. В полночь, усадив тебя на вороного жеребца, я овладел бы тобой прямо в седле. Я увез бы тебя в один из своих замков и запер обнаженную в башне на целую неделю, чтобы ты извелась от страсти и вздрогнула от первого же прикосновения… — Его голос звучал тихо и вкрадчиво. — Думая о тебе, я воображаю, как погружаюсь в твое лоно. Вижу, как ты приоткрываешь губы и вскрикиваешь, заполненная мною. — Толбот взял руку Бесс и прижал к своему телу.

Она вздрогнула: ей показалось, будто между ними полыхнуло пламя, и приятное тепло расплылось по ее руке.

— Каждый вечер я уносил бы тебя в постель. Первое сближение было бы неистовым и стремительным, а второе — томным, чувственным. Целый час ты извивалась бы, стонала и вскрикивала, пока не обезумела бы от возбуждения. А в третий раз я любил бы тебя по-настоящему, ожидая, когда ты задрожишь и отдашь мне все, что я пожелаю…

Эти эротические фантазии опьяняли ее, как вино. Бесс вслушивалась в голос Толбота, желая продолжения.

Он коснулся ее губ, и Бесс маняще приоткрыла рот. Поцелуй был вовсе не грубым, хотя губы Толбота оказались настойчивыми и требовательными. Чуть не лишившись чувств, она ждала, что сейчас он обнимет ее и начиет раздевать. Бесс не сомневалась в том, что подчинится ему. То, что она испытывала, было не любовью, а почти животной похотью. Более притягательного и чувственного мужчины Бесс еще не встречала. Ее грудь отяжелела и заныла. Она жаждала ощутить прикосновения его рук, мечтала о том; чтобы длинное твердое копье заполнило пустоту внутри ее. Бесс и вправду никогда не предавалась любви со сверстником.

— Прошу тебя… — Бесс вдруг ужаснулась: о чем она просит? Чтобы сохранить остатки гордости, она выкрикнула имя мужа:

— Уильям!

Толбот замер. Бесс открыла глаза и увидела, что его лицо искажено яростью. Но это продолжалось лишь мгновение, а потом его чувственные губы тронула улыбка.

— Бесс, ты чертовски умна — должно быть, именно поэтому я и увлекся тобой. Ты соблазняешь не только красотой, но и умом.

— Милорд, я не была откровенна с вами, но теперь пришло время открыться. Я не допущу, чтобы мною управляло сердце, а не рассудок. Я не стану ничьей любовницей, поскольку заслуживаю большего.

— Любовника лучше меня тебе не найти. Я самый богатый человек в этой стране. Я способен дать тебе все — только скажи!

— А обручальное кольцо? А твое имя? Ты готов развестись с женой и жениться на мне?

Толбот в ужасе отшатнулся:

— Бесс, у меня и в мыслях не было жениться на тебе! Для меня брак равносилен проклятию. Меня женили в двенадцать лет. Жены — самые глупые, скучные и ничтожные существа на земле. Брак убивает любовь и страсть.

— Если вы не питаете никаких чувств к своей жене, вам будет нетрудно оставить ее. Так поступали многие знатные мужчины — Эдвард Сеймур, Уильям Парр, даже Генрих Тюдор…

— Но я не Тюдор, я — Толбот, а Толботы не разводятся! — надменно возразил он. — Я никогда не соглашусь опозорить своих детей.

Бесс вдруг поняла: будь Толбот даже не женат, он ни за что не женился бы на ней. В его жилах течет голубая кровь, он аристократ до мозга костей, для него Бесс Хардвик — всего лишь дочь фермера.

— А я не стану вашей любовницей, лорд Толбот, и ни за что не опозорю своих детей. Ваш час истек, милорд, будьте любезны отвезти меня домой. Он учтиво поклонился:

— Как хочешь, Плутовка. Но помни: мы оба еще пожалеем об упущенном случае.


Глава 26


Вернувшись ко двору, Бесс с удивлением узнала, что Робину Дадли отведены покои рядом с королевскими. Заговорщики ждали только ее возвращения.

Елизавета позвала Бесс и Мэри Сидни, сестру Робина, в свою гостиную.

— Надеюсь, вы уже в состоянии танцевать, леди Кавендиш?

— Да, ваше величество. С вашей стороны было очень любезно позволить мне немного отдохнуть.

— Ты сможешь бывать дома гораздо чаще, если мы заключим соглашение, выгодное для нас обеих. У меня столько придворных дам и фрейлин, что днем я не нуждаюсь в ваших услугах.

Бесс и Мэри озадаченно переглянулись.

— А вот ночи — совсем иное дело. Я хочу, чтобы одна из вас находилась в моих покоях каждую ночь — разумеется, кроме воскресенья. Никому из других дам я не могу довериться. Три ночи в неделю со мной проведет Бесс, а еще три ночи — Мэри. Остальное время можете заниматься, чем пожелаете.

Бесс поблагодарила королеву, радуясь, что отныне будет проводить с детьми в Брентфорде четыре дня в неделю.

Елизавета одобрительно оглядела ее бледно-зеленое платье.

— Хорошо, что ты сняла траур, Бесс. Тебе давно пора подумать о браке. Мэри замужем, мне тоже все наперебой советуют подыскать себе мужа, почему же ты до сих пор одинока?

— Мне некуда спешить, ваше величество.

В первую же ночь дежурства Бесс танцы закончились рано, вскоре после полуночи. Королева пожелала придворным спокойной ночи и вместе с фрейлинами удалилась в свои покои. Войдя в спальню королевы, Бесс задернула плотные шторы и увидела, что на столике у кровати приготовлены любимое вино Елизаветы и графин с водой. Она зажгла ароматные свечи, вынула из шкафа отороченный мехом халат и нашла в комоде ночную сорочку из тонкого белого шелка, расшитую золотой нитью.

Вдруг одна мужская рука обняла Бесс за талию, а другая выхватила из ее пальцев сорочку.

— Я сделаю это сам, дорогая. — Она обернулась и увидела перед собой дерзко усмехающегося Робина Дадли. — Твое место — в соседней комнате, Бесс. У нас слишком мало друзей, которым можно доверять.

Поклонившись Робину и женщине, стоящей в тени за его спиной, Бесс как в трансе вышла в соседнюю комнату. Она вдруг поняла, почему Елизавета поручила дежурить по ночам именно ей и сестре Робина.

Боже! Бесс вспомнила, как Елизавета целовала Робина на виду у всех придворных, не скрывая влечения к нему. Почему же она, Бесс, до сих пор не догадалась, что Робин и Елизавета — любовники? Она упала в кресло и зажала уши, чтобы не слышать игривого смеха, доносящегося из спальни. Если Елизавете предстоит выйти замуж за иностранца, почему бы ей не вкусить наслаждение с Робином?

Бесс все чаще составлял компанию капитан королевской стражи. Ей льстило внимание Сент-Лоу, явно влюбленного в нее. Он был полной противоположностью закаленному в борьбе, поднявшемуся из низов Кавендишу. Галантный капитан происходил из древнего рода, знатного и состоятельного.

Однажды в начале лета королева позвала к себе капитана королевской стражи и перешла прямо к делу:

— Дорогой мой Синтло, в последнее время вас часто видят в обществе леди Кавендиш. Сэр Уильям покраснел.

— Ваше величество, если я чем-то оскорбил…

Елизавета перебила его:

— Все зависит от того, каковы ваши намерения.

— Они серьезны и благородны, ваше величество.

— Я ничего не имею против такого брака. Поскольку вы подумываете обзавестись семьей, я решила назначить вас старшим дворецким. — Если Сент-Лоу и не помышлял о браке, Елизавета намекала на то, что ему пора задуматься об этом.

— Ваше величество, такое доверие — большая честь для меня.

— Вам понадобятся деньги. Жены обходятся недешево.

Сэр Уильям вновь покраснел. Неужели королева считает, что он обязан выплатить долг леди Кавендиш? Синтло прокашлялся.

— Ваше величество, долг леди Кавендиш слишком…

Елизавета нетерпеливо взмахнула рукой:

— Я решила скостить ей четыре тысячи фунтов. Ее услуги бесценны.

Сент-Лоу с облегчением вздохнул. Бесс очень обрадуется. Мысли о ней не покидали капитана ни днем, ни ночью. Он не мог поверить в свою удачу. Королева не только сделала его одной из самых видных фигур при дворе, но и позволила осуществить заветную мечту.

— Пригласите сюда леди Кавендиш, Синтло.

Сэр Уильям нашел Бесс во дворе. Последние три ночи она провела у дверей королевской спальни и теперь направлялась в Брентфорд.

— Леди Кавендиш, вас ждет ее величество.

Бесс мысленно чертыхнулась. В присутствии сэра Уильяма она никогда не бранилась вслух: такое поведение не подобало леди.

— А после аудиенции я был бы счастлив проводить вас домой, миледи. Нам надо поговорить.

Бесс встревожилась. Интуиция подсказывала, что Сент-Лоу собирается сделать ей предложение, и она задумалась, как бы полюбезнее отказать ему. Хотя капитан нравился Бесс, она знала, что никогда не полюбит его. Сент-Лоу не займет в ее сердце место Кавендиша.

— Почту за честь, милорд, — отозвалась Бесс, решив, что найдет нужные слова по дороге в Брентфорд.

Бесс вошла в кабинет Елизаветы. Сегодня утром Робин Дадли покинул королевскую спальню в четыре утра, а Елизавета проспала еще четыре часа.

— Как вы себя чувствуете, ваше величество?

— Превосходно! Сегодня я на редкость великодушна, Бесс. Кажется, я нашла для тебя идеального мужа.

— Но я не хочу замуж!

— Допускаю, однако без мужа тебе не обойтись. Законный брак со знатным джентльменом укрепит твое положение при дворе. Я разрешила Синтло сделать тебе предложение.

— Ваше величество, я не полюблю его! Мое сердце принадлежит Кавендишу.

— Вздор! Любовь не имеет никакого отношения к браку. Женщина выходи замуж па расчету и соображениям престижа. Я только что назначила Синтло старшим дворецким. Ты же всегда была честолюбива, Бесс. Подумай не только о себе, но и о своих детях!

— Ваше величество, я солгала бы, уверяя, что ничуть не честолюбива, но никакому мужчине и в голову не придет жениться на вдове с шестью детьми и огромным долгом, о котором знает вся Англия.

— Мы с Синтло говорили о твоем долге.

— Глаза Елизаветы блеснули.

Бесс залилась краской стыда.

— Я решила простить тебе четыре тысячи фунтов. Отныне твой долг составляет всего одну тысячу. Не правда ли, я сегодня особенно великодушна?

Кровь отхлынула от лица Бесс. Неужели она не ослышалась? От облегчения у нее закружилась голова. После двадцати тяжких месяцев тревог и мучительных раздумий непосильная ноша вдруг свалилась с ее плеч. И этим она обязана сэру Уильяму Сент-Лоу! Бесс низко присела и поцеловала пальцы Елизаветы, унизанные драгоценными кольцами.

— От всей души благодарю вас, ваше величество!

Елизавета вдруг позавидовала яркой красоте Бесс. Успел ли Толбот насладиться ее телом? Может, именно потому он и убедил ее скостить долг Бесс? Да, эту женщину пора выдать замуж.

Воодушевленная, Бесс покинула покои Елизаветы. Она старалась не думать о долге в тысячу фунтов: сумма не так уж велика, можно найти способ выплатить ее. Разыскав сэра Уильяма, Бесс поблагодарила его за неоценимую услугу.

Сент-Лоу просиял, увидев ее улыбку.

Не сдержавшись, Бесс бросилась к нему в объятия:

— Спасибо, спасибо вам, Синтло! Вы спасли мне жизнь! Он покраснел.

— Бесс, я не сделал ровным счетом ничего…

— Напротив, милорд! Королева сама сказала, что вы обсуждали с ней мой долг.

— Я просто намекнул ей на то, что ваш долг слишком велик.

— Только отчаянный храбрец мог решиться на такой безрассудный поступок! Теперь я должна короне всего тысячу фунтов. Зато перед вами я в неоплатном долгу, милорд. Мечтаю поскорее сообщить радостную весть родным!

— Что ж, едем! Я отвезу вас домой!

В барке Сент-Лоу сел рядом с молодой женщиной и взял ее за руку.

— Бесс, я впервые вижу вас такой счастливой. Королева позволила мне ухаживать за вами. Если вы окажете мне честь и согласитесь стать моей женой, я обещаю неустанно заботиться о вас.

Бесс окинула его взглядом: неужели он не решался сделать ей предложение, пока не получил позволения королевы? Значит, Синтло во всем подчиняется Елизавете?

— Для меня это большая честь, милорд. Но я поклялась, что больше никогда не выйду замуж. Не могли бы вы дать мне время на размышления? И еще пообещайте, что мы в любом случае останемся друзьями.

— Я готов ждать сколько угодно, дорогая.

Когда Бесс сообщила Джейн и Марселле о том, что ей придется выплатить только тысячу фунтов, обе подумали, что Бог услышал их молитвы! Они очень опасались, что тревога сведет Бесс в могилу. Услышав, что Бесс сделал предложение сэр Уильям Сент-Лоу, Джейн лишилась дара речи. Марселла же заявила:

— Никогда бы не предположила, что ты подцепишь на крючок столь утонченного джентльмена! Такой подарок судьбы нельзя упускать!

— Я решила отказать ему.

— Должно быть, ты спятила! Он заплатит все твои долги, отправит мальчиков учиться в Итон, назначит приданое для Фрэнси! Детям нужен отец, даже если ты не нуждаешься в муже.

— Но это было бы несправедливо по отношению к Сент-Лоу! Я люблю только Повесу Кавендиша.

— Будь Кавендиш здесь, он посоветовал бы тебе не упускать удачу. Я ничуть не удивилась Чда, узнав, что Кавендиш сам выбрал тебе в мужья капитана Сент-Лоу. Ты поможешь детям Кавендиша занять достойное положение в обществе, мало того — достроишь Чатсворт. Ты же знаешь, любой брак — прежде всего сделка. У тебя всегда была голова па плечах, и она тебя еще, ни разу не подводила!

Четыре дня Бесс обдумывала предложение Сент-Лоу. В нем было немало преимуществ и лишь один недостаток: она не любила Сент-Лоу и не могла осчастливить его. Внезапно ей вспомнились слова Кавендиша: «Бесс, из двух людей кто-то один любит сильнее. Кто любит — тот и счастлив за двоих».

Бесс вздохнула: капитану Сент-Лоу она была обязана слишком многим. Он избавил ее не только от долга, но и от тревоги. А королева ясно выразила желание выдать Бесс замуж и уверяла, что Синтло будет идеальным мужем. Снова вздохнув, Бесс приняла решение. Ее ответ разочарует всех — ее родных, королеву, сэра Уильяма, — но другого выхода нет.

Вернувшись ко двору, Бесс узнала, что на сегодняшний вечер назначен маскарад, а темой выбран «Лес». Мэри Сидни подала подруге удачную мысль:

— Из тебя получится хорошенькая лисичка. У меня есть чудесная маска с черными ушками и настоящий лисий хвост. Все дамы будут вне себя от зависти, а мужчины сразу же пожелают стать охотниками!

Бесс была не расположена веселиться, поскольку знала, что ей придется встретиться с Синтло и дать ему ответ. Обмениваясь остротами с Дадли и Парром, она чувствовала только тоску. Повсюду разбрелись парочки, лишь Бесс оставалась одна. Даже королева по-хозяйски держала за руку Робина Дадли.

Взяв с подноса третий бокал вина, Бесс пошла по галерее. Внезапно путь ей преградил мужчина в маске охотника. Она тут же узнала его.

— Это правда? — Голубые глаза охотника сверкали в прорезях маски.

Бесс задумалась о том, что именно ему известно. Крупные ладони Толбота легли ей на плечи.

— Это правда? — повторил он, не скрывая бешенства. — Сент-Лоу сделал тебе предложение?

Бесс разозлилась: как смеет Толбот вмешиваться в ее личную жизнь?

— Неужели так трудно поверить, что нашелся мужчина, предложивший мне стать его женой, а не любовницей?

— Ты слишком высоко ценишь себя! Подумаешь, «никакой постели до свадьбы»!

— Кое-кто согласен заплатить и такую цену.

— Проклятие, Бесс, ты сделала это мне назло!

— Ничего я не…

— Я запрещаю! Слышишь, Плутовка, я запрещаю тебе!

— Запрещаешь?! Негодяй! Ты считаешь себя вправе что-либо запрещать мне? — Вино вдруг ударило ей в голову.

— Молчи и слушай меня! — рявкнул Толбот.

— Надменный тиран! Я не намерена подчиняться твоим приказам! Я выйду замуж, за кого пожелаю!

— Он старше тебя! Что творится с тобой, Бесс, почему ты выбираешь в мужья мужчин, которые годятся тебе в отцы?

Бесс закусила губу. Она уже собиралась влепить Толботу пощечину, но заметила, что они привлекли внимание гостей. Понизив голос, Бесс с достоинством ответила:

— В отличие от вас Сент-Лоу — джентльмен.

— Ты надеешься стать леди, выйдя замуж за джентльмена? Ее глаза торжествующе вспыхнули.

— Да, я стану леди Элизабет Сент-Лоу!

— Ты об этом еще пожалеешь, Плутовка!

Вскинув голову, Бесс направилась к бальному залу, надеясь, что никто не узнал ее в забавной маске. Юркнув в нишу, она отцепила хвост и сняла маску, вышла из своего убежища и тут столкнулась с Сент-Лоу.

— Уильям, а я как раз искала вас, — солгала Бесс. Он нежно улыбнулся, в его глазах вспыхнула надежда.

— Значит, вы согласны?

— Конечно! Как вы могли сомневаться?

— О, Бесс, вы сделали меня счастливейшим из смертных!

— Стало быть, вас можно поздравить? — послышался лукавый голос.

Во рту у Бесс пересохло, сердце заколотилось: за ее спиной стояла королева.

— Ваше величество, леди Кавендиш только что согласилась стать моей женой.

Лорд Роберт Дадли поздравил жениха, а королева объявила на весь зал:

— Моя милая подруга леди Кавендиш выходит замуж за капитана моей стражи — сэра Уильяма Сент-Лоу. Свадьба состоится при дворе!

Бесс освободилась только в три утра и легла, желая забыться сном, но не могла сомкнуть, глаз. Почему она перестала распоряжаться своей судьбой? Похоже, злой рок лишил ее способности принимать решения.

— Черт бы тебя побрал, Толбот! — прошептала Бесс, зная, что если бы не ссора с ним, она ответила бы на предложение Сент-Лоу совсем иначе.

Бесс вздрогнула, вспомнив прикосновения рук Толбота. Пылкие, необузданные, они ссорились при каждой встрече. Удивительно, как это до сих пор не дошло до убийства!

Толбот упрекнул ее в том, что она выбирает в мужья тех, кто годится ей в отцы. Но прав ли он? Бесс была честна с собой и потому призналась, что в первые годы брака с Уильямом Кавендишем ловила каждое его слово, училась покупать недвижимость, управлять имениями, строить Чатсворт и заключать сделки. Да, муж был старше ее более чем на двадцать лет. Но их связало острое взаимное влечение. Мало того, Бесс любила мужа всем сердцем.

Она начала вспоминать о том, как складывались ее отношения с сэром Уильямом Сент-Лоу. Бесс симпатизировала этому человеку, но не любила его. Конечно, детям нужен отец. Сама же Бесс — опытная, умная, смелая и искушенная женщина. Толбот заблуждается: ей вовсе не нужно руководство мужа!

Бесс решила, что ее следующий брак будет удачным. И еще она поклялась, что никогда не пожалеет о своем решении. Нельзя допустить, чтобы Толбот оказался прав.


Глава 27


— …В горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии любить, лелеять и повиноваться, пока смерть не разлучит нас. Сим клянусь тебе, — звенел голос Бесс под сводом Королевской часовни.

Сэр Уильям надел ей на палец кольцо.

— Этим кольцом я обручаю тебя. Клянусь пюбить и почитать до самой смерти и делиться всем, что имею. Священник провозгласил:

— Отныне я объявляю вас мужем и женой — во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Выйдя замуж, Бесс заметила, что к леди Сент-Лоу придворные относятся иначе, чем к леди Кавендиш. Она внезапно возвысилась в глазах общества. Придворные обращались к ней почтительно, выказывая непривычное уважение, и это вызывало у Бесс тайную усмешку.

Сама же она замирала от ужаса при мысли о встрече с лордом Толботом. Под его ледяным взглядом ей не удастся проглотить ни крошки! Что делать, если он пригласит ее танцевать? Господи, вытерпит ли она его поцелуй на виду у всех собравшихся?

Но в самом начале свадебного пиршества Бесс вдруг услышала слова королевы:

— Досадно, что сегодня среди нас нет лорда Толбота. Он отправился на север: граф Шрусбери болен.

Бесс испытала невыразимое облегчение. Может, Толбот покинул дворец, желая дать ей понять, что не признал ее брак? Или воспользовался болезнью отца как предлогом? Бесс питала глубокое уважение к старому графу и мысленно помолилась о его выздоровлении.

Наконец она успокоилась, и улыбка заиграла на ее губах. Впрочем, Бесс ни на минуту не забывала о своем новом положении и решила вести себя несколько сдержаннее: пить не слишком много и не сквернословить.

Для нее начиналась новая жизнь, она мечтала, чтобы муж гордился ею.

Должно быть, гости сговорились: за этот вечер Уильям и Бесс непрерывно танцевали, однако не друг с другом. Когда же им наконец удалось поговорить, Бесс лукаво спросила:

— Как ты думаешь, нас проводят в спальню?

Сэр Уильям густо покраснел.

— Надеюсь, наши гости не так вульгарны.

Бесс направилась к братьям Дадли.

— Мне нужна ваша помощь. Я не хочу, чтобы нам устраивали проводы в спальню: этот обычай мой муж считает вульгарным.

— Он прав, — со смехом согласился Робин. — Но в том-то и вся соль!

Амброуз Дадли подмигнул Бесс:

— Может, мне подняться в спальню вместе с вами и показать Синтло, как надо обращаться с молодой женой?

— Бесс не первый раз замужем: она сама объяснит Синтло, что к чему, — заметил Робин.

В конце концов от унизительных проводов новобрачных избавила Елизавета. Она разрешила супругам удалиться, а остальным гостям запретила покидать зал.

Заняв пост старшего дворецкого, сэр Уильям Сент-Лоу получил в свое распоряжение роскошно убранные покои на втором этаже, в том же крыле, где жил Сесил. Бесс не могла дождаться, когда переберется к мужу: большинство придворных довольствовались более чем скромными удобствами.

Дверь покоев открыл камердинер сэра Уильяма. Бесс медлила у порога, а муж неуверенно смотрел на нее. Она улыбнулась

— По обычаю, муж должен перенести молодую жену через порог.

Засмеявшись, Синтло подхватил ее на руки. Бесс почувствовала, как его достоинство напряглось, коснувшись ее ягодиц, и прошептала:

— Отпусти слугу. — Она ничуть не стыдилась и не боялась предстоящей ночи: ее одолевало любопытство.

Сент-Лоу поставил жену на ковер и обратился к камердинеру:

— Вещи леди Сент-Лоу уже прибыли, Гриве?

— Да, милорд. — Гриве указал на расставленные вдоль стен сундуки.

— Прекрасно. Сегодня вы нам больше не понадобитесь. Можете идти, Гриве.

Но и после ухода слуги Синтло вел себя сдержанно и галантно. Поклонившись, он пробормотал:

— А теперь я оставлю вас одну.

Бесс удивилась: он явно не собирался раздевать ее. А может, Синтло не решается на столь дерзкий поступок без приглашения? Ослепительно улыбнувшись, Бесс направилась в спальню. Неторопливо раздевшись, она умылась ароматной розовой водой, надеясь, что Сент-Лоу войдет и застанет ее раздетой. Но он не входил. Бесс со вздохом надела кремовую шелковую сорочку, расшитую дамасскими розами, и улеглась в постель. Подождав еще немного, она вздумала позвать мужа, к своему раздражению, долго не могла произнести его имя. Наконец Бесс крикнула:

— Можешь войти, Уилл: я готова.

Он остановился у постели и обвел ее восхищенным взглядом.

— Как ты прекрасна!

Синтло протянул руку, словно желая прикоснуться к ее волосам, но не осмелился. Задув свечи, он разделся в темноте.

Бесс рассмешила застенчивость мужа. Пожалуй, ей самой следовало бы сделать первый шаг. Услышав, как Сент-Лоу забирается под одеяло, она придвинулась было ближе, но тут же одернула себя.

Едва Синтло оказался в постели, его сдержанность исчезла без следа. Заключив ее в объятия, он мгновенно пришел в возбуждение. Бесс заметила, что муж раздет донага. Как только она прикоснулась к нему, Сент-Лоу застонал, вскрикнул и прильнул к ней всем телом. Бесс попыталась снять сорочку.

— Я не в силах ждать, — пробормотал он, поднимая шелковый подол и овладевая женой. Синтло действовал так быстро, что Бесс растерялась. Раздвинув ноги, она впустила его и постаралась подстроиться к ритму его движений. Уже два года Бесс ни с кем не была близка и теперь не хотела торопиться. — Элизабет… О Боже… Элизабет! — простонал он и выплеснулся в нее, как только Бесс ощутила первый трепет страсти.

Обняв жену, Сент-Лоу уткнулся лицом в ее грудь.

— Прости, прости, дорогая! Ты простишь меня, Элизабет? Поначалу Бесс решила, что он извиняется за спешку, и нежно погладила его по голове.

— Я не хотел обидеть тебя. Прости меня за животную страсть! — молил он.

Вдруг Бесс поняла, что муж просит прощения за близость.

— Уилл, ты ничем не обидел меня. Ты вовсе не животное. — Она села и зажгла свечи.

— Я так люблю тебя! Как я мог так поступить с тобой? — Его лицо выражало раскаяние. Бесс недоумевала:

— Уилл, ничего страшного не произошло.

— Правда? Господи, ты не представляешь себе, какое блаженство я испытал! Впервые в жизни я пришел в такое возбуждение. Бесс, ты знаешь, как доставить удовольствие мужчине.

— Уилл, любовь доставляет удовольствие не только мужчинам, но и женщинам.

Он рассмеялся и покачал головой:

— Это совсем другое! У мужчин все иначе. Леди никогда не испытывает плотских желаний.

Бесс не знала, плакать или смеяться. Ей очень хотелось взрыва страсти. Она облизнула губы и раскинулась на подушке. Когда Сент-Лоу задул свечи и придвинулся к ней, Бесс пылко прильнула к нему. Он нежно поцеловал ее в лоб, словно не замечая соблазнительного изгиба тела. Задев ногой его достоинство, Бесс обнаружила, что оно стало вялым и сморщенным. Еще раз поцеловав мужа, она просунула ему в рот кончик языка, чтобы расшевелить его.

— Спокойной ночи, Элизабет. Спасибо тебе.

Вскоре его дыхание стало размеренным и глубоким, а Бесс еще долго лежала, глядя в потолок. Значит, не все мужчины одинаковы! Она вдруг поняла, что умышленно выбрала Сент-Лоу — полную противоположность Кавендишу. Ей просто не хотелось любить. Бесс уверяла себя, что ей не нужны страсть и боль. Сент-Лоу — порядочный человек, их брак будет удачным. Она никогда не пожалеет о том, что сделала!

Лежа рядом с мужем, Бесс ощущала в глубине тела сосущую пустоту. Это чем-то напоминало голод, только бьио еще мучительнее.

— Уильям! — прошептала она через два часа, погружаясь в сон. Но этой ночью ей снился не Кавендиш и не тот, за кого она только что вышла замуж.

Бархатистый голос ласкал ее слух: «Значит, у тебя никогда не было любовника-сверстника — мужчины в расцвете сил». Обернувшись, Бесс бросилась в его объятия. «Вороной жеребец… овладею тобой… обнаженной целую неделю… обезумеешь от страсти… погружусь в самую глубину твоего лона… второе совокупление… извиваться целый час…» В третий раз он любил ее по-настоящему, ожидая, когда она задрожит и отдаст ему все, что он пожелает.

На следующий день Бесс и Синтло прибыли в Брентфорд. Их ждал веселый праздник в кругу семьи. Королева позволила новобрачным на время покинуть дворец, и Бесс решила воспользоваться случаем, чтобы перевезти родных в Чатсворт. Она не могла дождаться, когда покажет сэру Уильяму великолепный дом, построенный ею, и представит мужа своим знатным друзьям из Дербишира.

Джейн и Марселла одобрили брак Бесс и относились к Сент-Лоу с благоговейным уважением. Фрэнси, дочь Бесс, поначалу держалась в присутствии отчима скованно, но сыновья, которым уже исполнилось девять, восемь и семь лет, наперебой добивались внимания Синтло. Четырехлетняя Элизабет и трехлетняя Мэри совсем не боялись ласкового мужчину с подстриженной седоватой бородкой и смело карабкались к нему на колени.

Пока Бесс укладывала вещи, собирая домочадцев в дорогу, Сент-Лоу покупал пряности, артишоки, оливки, вина и другие припасы, которых, по его мнению, было не найти в Дербишире.

Перед отъездом Бесс запаслась аронником, чтобы избежать беременности. Она твердо решила больше не рожать. Наконец кавалькада выехала на дорогу: супруги взяли с собой слуг, учителей, нянек и гувернанток.

В пути новобрачные оставались наедине только по ночам, когда закрывали за собой дверь спальни. Пыл Сент-Лоу, очарованного молодой женой, ночь от ночи усиливался. Он засыпал, пресытившись страстью, считая себя счастливейшим человеком в мире и не подозревая о том, что его возлюбленная Элизабет лежит рядом без сна и терзается муками неудовлетворенности.

Увидев впереди Чатсворт, Бесс пришла в радостное возбуждение. Она чуть было не потеряла свой дорогой дом и с тех пор поклялась никогда не подвергать его такой опасности. Бесс смело прибегла к рискованной тактике, и судьба смилостивилась к ней. Остановившись перед домом своей мечты, она еще раз убедилась, что поступила правильно: вступила в игру и победила!

Чатсворт и его парк произвели на сэра Уильяма огромное впечатление.

— Чатсворт — моя страсть, призналась Бесс, и на ее глазах блеснули слезы счастья.

— А ты — моя. Я хочу, чтобы ты продолжала строительство дома. Он должен быть достроен!

— Спасибо, Уилл, за такой чудесный свадебный подарок.

Не теряя времени, Бесс наняла рабочих, поручила им приготовить штукатурку и известковый раствор. С помощью Фрэнсиса Уитфилда и Тимоти Пьюзи она нашла каменщиков, столяров, кровельщиков и стекольщиков. В свободную минуту Бесс написала сэру Джону Тайну в Лонглит и попросила прислать к ней искусных лепщиков. Она подписалась «Элизабет Кавендиш», но, заметив ошибку, зачеркнула фамилию и поставила новую: «Сент-Лоу».

Сэр Уильям блаженствовал. Домашний уют был ему в новинку, он наслаждался ролью главы большого семейства. Синтло оказался на редкость щедрым и добрым отчимом с неистощимым терпением — большего Бесс и не желала. Отец оставил Уильяму огромное наследство, которое он охотно тратил на жену и детей.

Синтло провел в Чатсворте две недели, когда получил депешу от королевы. Готовясь к переезду в Виндзор, Елизавета не могла обойтись без капитана стражи и старшего дворецкого. Скрыв разочарование, Бесс сообщила, что немедленно начнет собираться в путь.

— Дорогая, тебе вовсе незачем возвращаться. Побудь здесь, проведи лето с детьми. Королева вправе приказывать мне, но не моей жене. Вернувшись ко двору, я выплачу твой долг — это смягчит ее величество. Я буду скучать по тебе. Но тебе так нравится здесь, а для меня главное — твое счастье.

— Уилл, мне тоже будет недоставать тебя. Ты так добр и великодушен!

После отъезда мужа Бесс поняла, что ей и вправду недостает его. Сент-Лоу исполнял все ее прихоти, считал жену ангелом. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Бесс занялась строительством третьего этажа и ушла в работу с головой. Закон гласил, что всякий, кто предпринял какие-либо меры для улучшения земель, вправе претендовать на них. Поэтому Бесс обнесла оградой еще двадцать пять акров земли в Эшфорде, приказала осушить ее и назвала новый участок Ларк-Мидоу.

Каждую неделю сэр Уильям посылал в Чатсворт повозку, груженную подарками, в том числе книгами и сластями для детей, гвоздикой, имбирем, финиками и инжиром, а также испанскими шелками для Бесс. Его трогательные письма неизменно начинались словами «Моя драгоценная, бесконечно любимая…».

В конце лета Бесс навестила очень пополневшая Фрэнсис Грей. Без посторонней помощи ей не удавалось ни сесть в кресло, ни подняться. Выбрав местечко поуютнее, она не покидала его весь день и обменивалась с Бесс свежими сплетнями.

— Что ж, леди Сент-Лоу, я горжусь вами! Брак — самый верный путь вверх по лестнице успеха. Но как ты подцепила его?

— Марселла уверяет, что мне просто повезло.

— Возможно, дорогая, но лично я склоняюсь к мысли, что виной всему — твои рыжие волосы и поразительное сходство с королевой. Сент-Лоу давно и безнадежно влюблен в Елизавету.

— А теперь без ума от меня, — улыбнулась Бесс.

— Надеюсь, он тратит на тебя деньги, не жалея? Ты знакома с его беспутным братцем Эдвардом, паршивой овцой в семье?

— Нет. Не могу представить себе беспутного члена семьи Сент-Лоу.

— Эдвард порочен до мозга костей. Вот почему сэр Уильям стал образцом добродетели — чтобы заставить свет забыть о скандальных выходках братца. Эдвард женился на богатой вдове, предварительно отравив ее престарелого мужа. Через месяц она тоже умерла — ходят слухи, не без помощи яда. Затем Эдвард обратил взор на невесту, выбранную его отцом для сэра Уильяма, и сам женился на ней. Родные отреклись от него — именно поэтому сэру Уильяму после смерти отца достались все его владения в Сомерсете и Глостершире.

Бесс было неловко сплетничать о семействе Сент-Лоу. Ей следовало бы самой расспросить Уилла о родных. Он наверняка сказал бы правду, поскольку совсем не умел лгать. Бесс решила сменить тему:

— Как живется Кэтрин при дворе Елизаветы? Мы с ней редко видимся: обычно она занята днем, а я — ночью.

— Бедняжка Кэтрин! Что станет с ней когда я испущу дух? Перед тем как королева Мария умерла, я отправила ей письмо с просьбой отменить запрет на замужество Кэтрин. Теперь, видимо, придется писать Елизавете. Бесс, если со мной что-нибудь случится, попроси королеву подыскать Кэтрин достойного мужа!

Бесс встревожилась:

— Фрэнсис, ты больна?

— Боюсь, у меня водянка. В последнее время ночная посуда мне почти не нужна, сколько бы я ни пила.

— Дорогая, как это ужасно! Я попрошу Марселлу приготовить для тебя целебное снадобье — оно непременно поможет. Не хочешь ли прилечь?

Фрэнсис поморщилась:

— После замужества я провела слишком много времени в постели. Не беда, Бесс: по крайней мере я умру с улыбкой на лице!

Не успела Бесс опомниться, как наступила осень, и сэр Уильям прибыл в Чатсворт. Он должен был отвезти жену в Виндзор, к королевскому двору. Синтло оплатил учебу юных Гарри и Уильяма Кавендишей в Итонском колледже, который был виден из окон Виндзорского замка. Других детей оставляли в Чатсворте под присмотром Элизабет, Джейн и Марселлы.

Воссоединение Бесс с мужем прошло бурно, во многом напоминая первую брачную ночь. Она решила, что постепенно научит сэра Уильяма премудростям плотской любви, выносливости и терпению.

В Виндзорском замке радушный прием был оказан не только королеве и ее свите, но также лорду и леди Сент-Лоу. Им предоставили покои, еще более просторные и роскошные, чем в Вестминстерском дворце; даже с двумя спальнями. Супруги часто принимали у себя друзей-придворных, а раз в неделю их навещали сыновья Бесс, учившиеся в Итоне.

Елизавета проводила все свободное время с Сесилом или с Робином Дадли. Бесс удивилась, обнаружив, что здесь, в Виндзоре, Робин появлялся в королевских покоях, когда ему вздумается. Королева не считала нужным скрывать свою страсть. Влюбленные каждое утро совершали верховые прогулки по Виндзорскому парку, охотились с собаками и соколами, стреляли из луков и бродили рука об руку по тенистым берегам реки.

Когда Бесс спросила Мэри Сидни о том, как продвигаются переговоры с заморскими женихами королевы, та открыла ей тайну:

— Жена моего брата, Эми, больна чахоткой. Врачи говорят, что ей осталось жить меньше года. Все эти брачные переговоры с Францией, Испанией и Шотландией предприняты только для того, чтобы выиграть время. Робин уверяет, что Елизавета выйдет за него замуж, как только он будет свободен.

Как-то, оставшись с мужем в спальне, Бесс заговорила о романе Елизаветы и Робина.

— Ты ошибаешься, дорогая. Наша королева — девственница.

Бесс онемела от удивления. Уилл служил в королевской страже еще в ту пору, когда любовником Елизаветы был Том Сеймур. Неужели он настолько слеп и глух?

— Мужчины находят ее очаровательной и увиваются вокруг, как пчелы над горшком с медом. Но королева никогда не унизится до близости с кем-нибудь из них.

Бесс пристально посмотрела на мужа. А не был ли он одним из поклонников Елизаветы? Нет, скорее Уильям женился на ней девственником! Его недостаток — не робость, а неопытность. У мальчика она выглядела бы трогательно, но в мужчине средних лет раздражала. Бесс загадочно улыбнулась. Пора брать инициативу в свои руки, решила она, вспомнив двусмысленный намек Фрэнсис Грей.

— Уилл, милый, не поможешь ли мне снять платье? Он вмиг оказался рядом, его глаза заблестели.

— А ты не хочешь позвать горничную?

Бесс обвила руками его шею.

— Я хочу, чтобы меня раздел ты, дорогой. Мне нравятся прикосновения твоих рук.

Еще никогда в жизни ее не раздевали так быстро. Уилл поспешил прикрыть наготу жены шелковой ночной сорочкой.

— Ложись в постель, Элизабет, — срывающимся голосом попросил он и подошел к столу, чтобы задуть свечи.

— Нет, Уилл, я не хочу ложиться. И прошу тебя, разденься при свете.

Взволнованно облизнув пересохшие губы, он сорвал с себя камзол и льняную сорочку, а затем застыл в нерешительности.

Увидев, что муж колеблется, Бесс шагнула к нему и подтолкнула к постели. Она сняла с мужа сапоги и провела ладонью по гульфику.

— Бесс, не надо! — в отчаянии взмолился он. — Я не выдержу!

— Да, милый, не выдержишь. А потом мы начнем все сначала. — Бесс развязала тесемки, высвободила его достоинство, обхватила пальцами и начала ласкать.

Уилл застонал и задрожал от страсти. Бесс поняла, что долго он и впрямь не выдержит. Склонившись над ним, она подхватила ладонью два крупных персика. Перекатывая их, Бесс слегка сжимала пальцами восставший ствол. Наконец Уилл взорвался. Сок выплеснулся фонтаном и забрызгал сорочку Бесс. Он в изнеможении вытянулся на постели.

Не сводя глаз с мужа, Бесс втирала излившуюся жидкость в свой живот и в ложбинку между пышными грудями. Она потеребила соски кончиками пальцев, чтобы они затвердели. Влажная ткань сорочки стала прозрачной.

— Даже сквозь шелк заметно, как горяча кожа…

— Бесс, я хочу тебя! — простонал Уилл.

— Нам некуда спешить: впереди целая ночь. Почему бы не раздеться донага? — Бесс помогла мужу избавиться от одежды, а затем сняла с себя мокрую сорочку. Опустившись рядом с Уиллом на постель, она прильнула к его губам.

С протяжным стоном он втолкнул язык в горячую пещеру ее рта, и Бесс ощутила, как его достоинство вновь начало наливаться. Она прошептала, не отрываясь от его губ:

— Милорд, вы слишком эгоистичный любовник. Постарайтесь расшевелить меня, тогда я тоже испытаю экстаз — как и вы. — Уилл смотрел на нее недоверчиво, но с надеждой. Бесс приложила его ладонь к низу своего живота, раздвинула рыжие завитки и коснулась нежных складок. — У меня есть крохотный бутончик — чувствуешь его? Если его как следует приласкать, во мне проснется страсть. Тогда я буду мечтать только об одном — доставить тебе удовольствие.

Едва Уилл провел подушечкой пальца по маленькому бугорку. Бесс тихо застонала, прикрыв глаза. Он просунул палец в ее лоно, и она начала извиваться всем телом.

— Бесс, я больше не могу ждать.

Она улыбнулась: он назвал ее «Бесс»! Чопорная «Элизабет» забыта!

— Поспеши, дорогой.

Едва Уилл вошел в нее, Бесс изобразила наслаждение. Она звала его по имени, вскрикивала и вздрагивала, понимая, что ее экстаз доставит мужу небывалое блаженство. И если им повезет, в следующий раз все будет еще лучше. Бесс понимала, что бурную страсть ей уже не испытать, но по крайней мере такая близость скрасит тоскливые ночи.

Сэр Уильям должен был вставать до рассвета. Открыв глаза, Бесс увидела, что муж, умытый и одетый, не сводит с нее восхищенного взгляда. Он присел на край кровати.

— Бесс, я решил оставить тебе в наследство все мои владения в Сомерсете и Глостершире, чтобы они перешли твоим детям.

— Но если у нас не будет общих детей, твой брат получит право на часть земель.

— Мой брат — выродок. Он губит все, к чему прикасается. Своими владениями я могу распоряжаться, как пожелаю. Мне известно, что у тебя немало долгов, а мои земли помогут тебе расплатиться с ними.

Только теперь Бесс поняла, как беспомощен с ней сэр Уильям. Он мечтал подарить ей луну и звезды, но Бесс не хотела когда-нибудь услышать, что решила разбогатеть за счет родных Уилла.

— Уилл, я не хочу, чтобы из-за меня ты ссорился с братом. Как твоей жене, мне по закону принадлежит третья часть владений — этого более чем достаточно.

После того как муж ушел, Бесс вдруг стало зябко. Накинув теплый халат, она присела к камину. Бесс смотрела на голубоватые языки пламени, охваченная дурным предчувствием. Она оглядела темные углы спальни, пытаясь понять причину тревоги.


Глава 28


Весть о смерти графа Шрусбери, долетевшая до дворца зимой, глубоко опечалила Бесс. Она была убеждена, что предчувствовала именно эту беду. Иновда смерть заранее возвещает о своем приходе. До сих пор Бесс запрещала себе думать о лорде Толботе, но после известия о смерти его отца ей никак не удавалось отогнать эти мысли.

Королева Елизавета объявила день траура по престарелому графу, и Бесс надела черное платье. Решив написать Толботу и выразить соболезнование, она никак не могла придумать слов утешения. Проводя ладонью по мягкому бархату, Бесс вспоминала, как сидела на подоконнике в роскошной черно-золотой спальне в доме Шрусбери.

Внезапно она вообразила, что это платье лежит на ковре, а сама она в объятиях Толбота. В тот день они могли стать любовниками. Толбот почти добился своего — Бесс чуть не уступила ему. Встречаясь, они неизменно начинали вкрадчивый танец страсти. Неужели их подталкивала только животная похоть?

Чувства здесь ни при чем, уверяла себя Бесс, — именно поэтому ее так влечет к Толботу. Даже если бы они стали любовниками, ее сердце осталось бы свободным. Но что случилось бы на самом деле, она не знала. С усилием отогнав видения, Бесс сосредоточилась на письме.

Перечитав его, она поняла, что написала слишком официально и сухо, а к тому же адресовала его лорду и леди Толбот. Но Джордж уже стал шестым графом Шрусбери, лордом-наместником Дербишира, Ноттингема и Йоркшира, главным судьей графств к северу от Трента. Он обладал почти неограниченной властью и баснословным состоянием. Улыбка тронула уголки губ Бесс. Джордж Толбот и прежде был властным и деспотичным, каким же он станет теперь? Быстро переписав письмо к графу и графине Шрусбери, Бесс подписалась: «Сэр Уильям и леди Элизабет Сент-Лоу».

Фрэнсис Грей, герцогиня Суффолк, умерла весной. Бесс почувствовала ужасную опустошенность. Она проплакала несколько дней, и только мысль о дочери подруги — леди Кэтрин Грей, оставшейся совсем одинокой, заставила Бесс отвлечься от мрачных дум. Бесс помнила ее еще девочкой, которой придумывала ласковые прозвища.

Елизавета назначила Кэтрин своей фрейлиной и не раз замечала, что взяла дочь Фрэнсис Грей под свое покровительство.

— Мне пришло в голову удочерить Кэтрин. Что ты на это скажешь, Бесс?

— Удочерить? Ваше величество, но леди Кэтрин уже достигла совершеннолетия. Она взрослая женщина.

— Ты, конечно, права. Однако я хочу дать понять Марии Стюарт, что, кроме нее, могут быть и другие наследники престола Англии!

Бесс скрыла усмешку. Ей давно следовало догадаться, что Елизавета обычно совершает поступки, призванные укрепить ее политические позиции. Королева слыла мастерицей плести интриги и наслаждалась этой ролью. Вспомнив, что пообещала Фрэнсис замолвить за Кэтрин словечко перед королевой, Бесс собралась с духом. Вот он, удобный случай!

— Ваше величество, Фрэнсис хотела, чтобы вы подыскали достойного мужа для Кэтрин. Королева Мария запретила леди Кэтрин выходить замуж, а Фрэнсис отправила ей письмо, умоляя отменить этот жестокий указ.

— Жестокий? Я не вижу в нем ничего жестокого. Сказать по правде, моя сестра поступила очень разумно. Леди Кэтрин Грей — наследница престола, который ныне принадлежит мне. Я совершила бы самоубийство, позволив ей выйти замуж и произвести на свет наследников. Это наверняка побудило бы какого-нибудь безумца попытаться свергнуть меня. Никогда не говори мне подобных глупостей! Вы поняли меня, леди Сент-Лоу?

— Да, ваше величество. — Бесс уяснила себе, что Елизавета — прежде всего королева, а уж потом женщина, к тому же не умеющая сострадать.

Бесс совсем пала духом. Суеверная, она считала, что смерть никогда не приходит в одиночку. Сначала умер Шрусбери, затем Фрэнсис, которая так помогла ей в юности. Кто же будет следующим?

В своих суевериях Бесс была не одинока: их разделял весь двор. Мэри Сидни рассказала Бесс об астрологе, с которым советовалась ее сестра Китти. Бесс попросила Мэри пригласить во дворец астролога и по этому случаю устроила званый вечер в покоях Сент-Лоу для нескольких ближайших друзей.

Собрались Леттис Ноллис, Кэтрин Грей, Мэри Сидни и ее сестра Китти, а также их братья Робин и Амброуз Дадли. Астролог Хью Дрейлер, считавшийся колдуном, прибыл со своими двумя помощниками. Предложив каждому гостю заглянуть в магический шар, они затем предсказали его будущее.

Все вздохнули с облегчением: никого не ожидала смерть близких, зато предстояло множество браков. Астролог утверждал, что в брак вскоре вступят Робин Дадли, Леттис Ноллис, Кэтрин Грей и даже Бесс. Вечер прошел удачно, все гости развеселились. Но на следующий вечер, когда Бесс и сэр Уильям ужинали вдвоем, им было не до веселья.

Сент-Лоу собирался поведать Бесс нечто важное и потому ждал, когда Отуэлл Гриве уберет со стола посуду и подаст вино.

— Бесс, несколько дней назад мой брат прибыл в Лондон, и я известил его, что намерен изменить завещание и оставить земли тебе.

— Уилл, по-моему, от него можно ждать любых неприятностей — я чувствую это нутром. — Она отставила бокал и вдруг схватилась за живот. — Господи, мне и вправду больно! — воскликнула потрясенная Бесс.

Сэр Уильям бросился к жене:

— Дорогая, что с тобой?

Застонав, Бесс вцепилась в край стола.

— Больно! Меня будто режут пополам!.. Кажется, меня отравили! — Она попыталась выпрямиться, но сильный спазм заставил ее согнуться в три погибели. Бесс упала, потянув за собой скатерть со всем, что стояло на столе.

На крики прибежал Отуэлл Гриве.

— Позови горничную Сесили! — закричал Синтло. — Пошли за врачом королевы! — Но тут и он сам скорчился в судорогах. — Еда или вино были отравлены! — простонал он.

Бесс кусала губы, чтобы не кричать от мучительной боли.

— Сесили, скорее принеси оливкового масла!

Как только Бесс проглотила несколько ложек масла, у нее началась рвота. К этому времени ее муж уже катался по полу, подтянув колени к подбородку.

— Уилл, пей масло!

Уложив супругов в постель, созвали лучших придворных врачей. Консилиум пришел к выводу, что лорда и леди Сент-Лоу отравили и если бы они вовремя не выпили масло, то могли бы погибнуть. Бесс чувствовала себе лучше, чем Уильям, врачи опасались за его жизнь.

Через два дня Бесс уже поднялась на нога и выхаживала мужа. Мертвенно-бледный Уильям пластом лежал в постели. Бесс поила его целебным сиропом и лихорадочно молилась. Она боялась, как бы муж не стал третьим из ее близких, кому суждено умереть в этом году.

Выздоровление Синтло затягивалось, но Бесс проявляла неиссякаемое терпение. Яд подействовал на печень, и Уилл пожелтел, но постепенно Бесс все же вылечила его. Она заметила, как болезнь состарила Уилла, и ее сердце переполнилось жалости: Бесс понимала, что былая сила уже не вернется к нему.

Королева велела немедленно отыскать виновников трагедии, разразившейся при дворе. Сама Елизавета панически боялась ядов, ела и пила понемногу и только то, что прежде пробовал один из ее слуг. Подозрение сразу пало на астролога Хью Дрейпера — единственного незнакомца, получившего доступ в покои Сент-Лоу.

Когда астролога и двух его помощников взяли под стражу и отправили в Тауэр, выяснилось, что Эдвард, брат сэра Уильяма, часто бывал у Хью Дрейпера на Ред-Кросс-стрит. По дворцу разнеслась тревожная весть о том, что Эдвард Сент-Лоу пытался прикончить Уильяма и Бесс.

— Милый, Эдварда не арестуют, пока ты не выдвинешь против него обвинения, — обратилась к мужу Бесс. Она чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы знала, что Эдвард Сент-Лоу в Тауэре, в обществе колдуна и его подручных.

— Бесс, у меня нет доказательств того, что Эдвард причастен к отравлению, но даже если бы они и были, скандал нам ни к чему. Я бы не хотел запятнать имя Сент-Лоу — прежде всего из любви к тебе. Давай лучше позаботимся о том, чтобы с нами больше ничего не случилось. Сегодня я составил завещание, по которому мои владения принадлежат нам обоим. После моей смерти они достанутся тебе, так что теперь Эдвард нам не страшен.

— Уилл, ты так великодушен! Как мне благодарить тебя за все, что ты сделал для меня и моих детей?

— Согласившись стать моей женой, ты осчастливила меня. Ты — моя единственная радость, Бесс.

Но Бесс по-прежнему мучилась от утрызений совести: она была привязана к сэру Уильяму Сент-Лоу, но не влюблена в него.

— Тебе полезен деревенский воздух. Проведи лето в Чатсворте, это пойдет тебе на пользу. Я сам съезжу в Итон и привезу мальчиков на каникулы.

— Ты тоже поедешь с нами, Уилл, — в последнее время ты очень осунулся. Елизавета слишком требовательна к тебе! — Бесс знала, что муж никогда не осуждает королеву, потому сделала это сама.

Через неделю после переезда в Чатсворт умер Ральф Лич, отчим Бесс. После похорон Бесс тайком перекрестилась, надеясь, что тяжелая полоса миновала. На следующей неделе сэр Уильям получил депешу от королевы, которая требовала, чтобы он немедленно прибыл ко двору. Елизавета решила перебраться на лето в Гринвичский дворец и не могла обойтись без капитана стражи и старшего дворецкого.

— Черт бы побрал Елизавету! Она обращается с тобой как с комнатной собачкой. Стоит тебе отойти на шаг в сторону, как королева снова зовет тебя! — Бесс дала волю гневу, зная, что муж действительно нуждается в отдыхе. — Мы поедем вместе. Я должна присматривать за тобой.

— Любимая, я давно привык к капризам королевы и, надеюсь, сумею позаботиться о себе. А тебе следует остаться рядом с матерью и утешать ее. Лето такое короткое, дорогая. Проведи его с детьми и родными. Может, в этом году ты достроишь третий этаж Чатсворта?

Бесс устыдилась, еще раз убедившись, что муж неизменно ставит ее интересы превыше собственных. Ее мучили сомнения, но желание достроить Чатсворт одержало верх. Она опасалась, что так будет всегда.

Когда же Уилл вернулся в Чатсворт в августе, Бесс пожалела о том, что осталась дома. За лето муж постарел на десять лет. Он начал сутулиться и пожелтел. Бесс подозревала, что яд все-таки испортил ему печень.

Марселла начала поить Уильяма целебными горькими настоями из трав, полезными для печени и селезенки. Желтизна исчезла, но Синтло все так же сутулился.

Наконец Бесс осталась вдвоем с мужем в роскошной спальне Чатсворта. Ее охватило радостное предвкушение, но через час она убедилась, что муж не отзывается на ласки. Это встревожило Бесс.

— Прости, дорогая, я ни на что не гожусь!

— Уилл, это не имеет значения.

— Для меня — имеет. Господи, ты снилась мне каждую ночь! Ты не поверишь, как соблазнительны были эти сны! И вот теперь…

— Ложись рядом, Уилл. Наверное, я сделала что-нибудь не так. Давай попробуем еще раз.

После долгих уговоров Синтло вытянулся на спине и уставился в потолок. Догадавшись, что он боится новой неудачи, Бесс придвинулась ближе и обняла мужа, а затем начала осыпать поцелуями — не требовательными, а тихими и нежными. Она медленно погладила ладонью грудь Уильяма, коснулась бедра, положила руку поверх чресел. Увидев, что орудие Уилла начинает набухать, Бесс обхватила его пальцами и слегка сжала. Нежно прикасаясь к нему, она скользила вверх и вниз, пока копье не налилось кровью.

Застонав, Уильям попытался сразу овладеть женой, но его достоинство вмиг стало вялым. Бесс хотела повторить попытку, но муж запретил ей:

— Это слишком унизительно. Больше я никогда не смогу порадовать тебя.

— Не надо так, Уилл, — прервала его Бесс. — Должно быть, дело в травах тети Марселлы, Завтра все будет в порядке. Давай как следует выспимся. — Крепко обняв мужа, она положила его голову к себе на грудь. Через час он уснул.

Бесс глубоко сочувствовала мужу. Она не хотела думать о том, что больше никогда не изведает плотских радостей. Однако при этом понимала: то, что случилось сегодня, повторится еще не раз.

Бесс обрадовалась, узнав, что королева возвращается из Гринвича в Виндзор, где было гораздо просторнее. А главное, совсем рядом, в Итоне, учились сыновья Бесс. 7 сентября, в день рождения Елизаветы, в замке царила праздничная суета.

Королева затеяла пышный маскарад. Большой зал должен был изображать подводное царство, а гостей попросили нарядиться морскими божествами, нимфами и русалками. Всю неделю до дня рождения предстояло провести в изысканных развлечениях.

Намечалась большая охота, а затем — рыцарслй турнир, соколиная охота и ежедневные состязания лучников с ценными призами. Когда долгожданный день наконец наступил, придворные уже валились с ног, но Елизавета заранее объявила, что намерена танцевать до рассвета.

Бесс помогла королеве снять расшитое бисером платье и длинный зеленый парик. В гардеробной, прилегающей к спальне королевы, царил беспорядок, но Елизавета велела Бесс ничего не трогать и дать ей как следует выспаться. Бесс вышла в соседнюю комнату, рухнула в мягкое кресло и вытянула ноющие ноги.

Проснувшись в девять утра, она удивилась, что никто из фрейлин не пришел будить королеву. Должно быть, Мэри и Леттис проспали. Встав, Бесс потянулась. Ей хотелось поскорее снять платье и забраться под одеяло. Войдя в спальню королевы, она отдернула плотные портьеры на окнах.

— Доброе утро, ваше величество! Уже девять часов.

— Доброе утро, Бесс. Такого чудесного дня рождения у меня еще никогда не было!

Бесс помогла Елизавете надеть просторный халат. В гардеробной Бесс начала собирать вещи и распахнула створки шкафа, чтобы развесить платья.

Услышав голос Робина Дадли, Бесс замерла, не зная, как быть. Пожалуй, следовало бы удалиться и оставить королеву наедине с любовником.

— Эми умерла! — Низкий голос Робина прозвучал неестественно гулко.

— Наконец-то! — ликующе отозвалась Елизавета.

— Ее нашли со сломанной шеей у подножия лестницы.

— Что?! Безмозглый болван! Ты все испортил! Или ты хотел сделать мне подарок ко дню рождения? Эми полагалось умереть в постели, в окружении врачей! Как тебе взбрело в голову совершить такую глупость?

— Елизавета, я не убивал ее! — Голос Робина дрогнул. Бесс упала на стул, ноги не держали ее. Она сидела неподвижно, как изваяние.

— Ты безнадежно глуп, Робин. Я не возражала бы против хорошо замаскированного убийства, но здесь все шито белыми нитками! Теперь весь мир ополчится на тебя, мало тог в этом преступлении обвинят и меня!

— Елизавета, перестань! Клянусь честью, я не убивал жену. Если это не случайная смерть, значит, Эми совершила самоубийство!

— Это убийство, болван! Если его совершил не ты, значит, твой злейший враг — чтобы помешать тебе жениться на королеве.

— Сесил! Кому еще хватило бы сил, хитрости и решимости на такое злодеяние!

— Сесил уже несколько недель ведет переговоры в Шотландии. Не прикасайся ко мне! Убери свои окровавленные руки! Важно не то, что произошло, а то, как воспримут это люди. Все сочтут смерть Эми убийством, которое совершили мы, чтобы пожениться. Если найдется хоть одна улика против тебя, ты лишишься головы!

— И буду не первым любовником, отправленным тобой на плаху!

— Лорд Дадли, вы будете сидеть под домашним арестом в Кью, пока не завершится расследование! — негодующе выкрикнула Елизавета.

— Слушаюсь, мадам.

Услышав, как Роберт вышел, Бесс бросилась к двери гардеробной и на пороге столкнулась с королевой. Елизавета смотрела на нее с таким ужасом, словно и не подозревала о том, что Бесс в соседней комнате.

— Что ты на меня так уставилась? Как посмела подслушивать, хитрая тварь? Немедленно прочь отсюда! Ты лицемерка, Бесс Хардвик. Вместе с Кавендишем ты отравила его жену, чтобы выйти за него замуж!

— Это ложь, ваше величество! Я ни за что не решилась бы строить свое счастье на страдании и смерти другой женщины.

— А я бы решилась! — с вызовом парировала Елизавета. — И сделала это! У меня были хорошие учителя. — В янтарных глазах королевы вспыхнул гневный огонек. — Держи рот на замке, иначе он захлопнется навсегда.

— Слушаюсь, ваше величество. — Бесс низко присела. — Я могу идти?

— Да, убирайся!

В соседней комнате Бесс столкнулась с Кэт Эшли — должно быть, вопли и проклятия Елизаветы разнеслись по всем королевским покоям

— Что случилось, Бесс?

— Нечто ужасное, Кэт! Королева — такая же страстная натура, как и я. Оставь ее в покое, пусть выплеснет ярость и успокоится.


Глава 29


Изгнав Робина Дадли из дворца, королева перестала устраивать ночные балы. В положенный час Елизавета удалялась в спальню, а Бесс, по-прежнему проводя ночные часы в соседней комнате, слышала рыдания королевы. Хотя гневные слова Елизаветы оскорбили ее, она решила неукоснительно исполнять свои обязанности. Понимая, чем вызвана вспышка королевы, Бесс не хотела бросать ее в трудную минуту.

Под Новый год расследование смерти Эми Дадли завершилось. Робин Дадли, не признанный виновным, не был, однако, оправдан полностью. Обрадовавшись, Елизавета сразу позвала Робина ко двору. Больше она не плакала по ночам, но Бесс видела, что королева напряжена, как натянутая струна, и лишь делает вид, будто ей нет дела до того, что весь мир потешается над ее романом со старшим шталмейстером.

Замечая, что королева с каждым днем все больше худеет и бледнеет, Бесс набралась храбрости и заговорила с ней:

— Ваше величество, полагаю, наше давнее знакомство дает мне кое-какие преимущества. Я же вижу: ваша веселость наигранна, вас гложет тревога.

Королева надменно взглянула на Бесс.

— Ошибаетесь, леди Сент-Лоу. — Вдруг она тяжело вздохнула:

— Я на перепутье. Одна дорога ведет к простому женскому счастью, другая — к королевскому величию. Ты в третий раз замужем, почему же мне нельзя иметь хотя бы одного мужа? Разве я слишком многого прошу?

— Ваше величество, я исполняю свое предназначение, а вам суждено совсем другое. Мои советы вам ни к чему. Мы идем разными путями, но, как вам известно, повернуть назад нельзя.

Вскоре после этого Елизавета начала осыпать Робина Дадли милостями: назначила ему большое жалованье, дала разрешение на вывоз шкур и мехов, поручила взимать пошлину за ввоз всех вин и шелков. Поговаривали, что ему обещан графский титул.

Многие придворные полагали, что королева забыла об осторожности, но Бесс придерживалась иного мнения. Все эти милости Робин получил взамен несостоявшегося брака. Елизавета выбрала свой путь, решив достичь королевского величия.

Когда Фрэнсис минуло тринадцать лет, Бесс решила подыскивать дочери мужа. Одним из самых состоятельных мужчин Ноттингема был сэр Джордж Пирпонт, чьи предки много лет жили в поместье Холм-Пирпонт. Это знатное семейство не раз пользовалось гостеприимством Чатсворта, и от внимания Бесс не ускользнуло, что наследник сэра Джорджа, Генри, всего двумя или тремя годами старше ее дочери Фрэнси. Сэр Джордж был не только очень богат: наблюдательная Бесс заметила, что его здоровье подтачивает подагра или ревматизм. Это означало, что вскоре юный Генри унаследует отцовское состояние.

Бесс посвятила в свои планы Синтло, и тот охотно пообещал дать своей любимице Фрэнси щедрое приданое. Не желая, чтобы муж перещеголял ее, Бесс решила подарить дочери на свадьбу один из своих особняков. Написав сэру Джорджу и леди Пирпонт, она решила в случае благоприятного ответа навестить их в Ноттингеме, по пути в Чатсворт.

Едва Бесс отправила письмо, в дверь постучала леди Кэтрин Грей. Заметив, что девушка встревожена, Бесс предложила ей сесть и отпустила слуг.

— Кэтрин, детка, в чем дело?

— Бесс, кажется, мне скоро придется дорого поплатиться за свою опрометчивость! Я совершила поступок, показавшийся мне романтичным, но теперь я знаю, что сделала глупость.

— Дорогая, твоя мать тоже часто действовала опрометчиво — должно быть, ты унаследовала эту черту от нее.

— Тебе известно, что мы с Тедди Сеймуром знакомы с детства. Пожалуй, я была слишком неосторожна…

Бесс засмеялась.

— Удивительно, как это ты до сих пор сохранила девственность? На что только любопытство не толкает детей!

Кэтрин залилась румянцем.

— Бесс, мы тайно поженились, когда королева переехала в Гринвич.

— Боже милостивый, Кэтрин, этоже измена! Как тебе взбрело в голову выйти замуж без позволения Елизаветы! Скверная девчонка, тебя следовало бы хорошенько отшлепать!

— Но мы любим друг друга, Бесс…

— Елизавета завидует всем, кто нашел свою любовь. Кто-нибудь знает о твоем тайном браке?

— Сестра Эдварда. Это случилось незадолго до ее смерти. — Глаза Кэтрин наполнились слезами.

— Как бы там ни было, тебе повезло, что свидетельница уже ничего не разболтает.

— Неужели королева не простит меня?

— Детка, не будь так наивна: она никогда и никому ничего не прощает, особенно если задета ее гордость.

— Бесс, что же мне делать?

— Немедленно уничтожь свидетельство о браке! Отправь Эдварда во Францию и отрицай связь с ним, как сделаю и я, если кто-нибудь меня спросит.

Бесс не рассказала даже мужу о разговоре с Кэтрин Грей. Хотя лето стремительно приближалось и Бесс пора было перебираться в Чатсворт, она боялась оставить Уильяма. Он казался совсем больным, а в постели проявлял прежнюю беспомощность. С недавних пор супруги спали порознь.

Синтло переживал свою несостоятельность, как горькое унижение. Бесс, несмотря ни на что, предпочла бы спать с мужем, вести ночные беседы и обмениваться поцелуями. Тем более что после смерти Кавендиша она не испытывала удовлетворения в постели.

Бесс разрывалась между детьми, Чатсвортом и стареющим мужем. Но стоило ей сказать, что Елизавета требует от Синтло слишком многого, тот немедленно вставал на защиту королевы. Бесс поняла, что муж считает Елизавету Тюдор непогрешимой.

Бесс откладывала отъезд до конца июля, а незадолго до назначенного срока узнала то, что предпочла бы не знать. Леди Кэтрин Грей вновь тайно пришла к ней и разразилась безудержными рыданиями:

— Бесс, что мне делать? Я жду ребенка! Бесс в ужасе уставилась на живот Кэтрин. Девушка затягивалась в корсет так туго, что могла убить себя и ребенка.

— По-моему, ты знала о беременности еще во время нашего первого разговора.

— Я боялась этому верить. Эдвард во Франции, мне больше не к кому идти! Бесс обняла ее.

— Полно, не плачь. Дети — это счастье. Раз уж ты забеременела, ничего не поделаешь. Придется тебе во всем признаться королеве и вымолить у нее прощение. Это твоя единственная надежда, Кэтрин.

— Не могу, не могу! — всхлипывала Кэтрин. — Помоги мне!

Бесс отчетливо вспомнила давний разговор с Елизаветой о замужестве Кэтрин Грей: «Никогда не говори мне подобных глупостей! Вы поняли меня, леди Сент-Лоу?»

— Утри слезы, милая. Я попрошу Робина Дадли вступиться за тебя перед Елизаветой. В последнее время королева ни в чем не отказывает Робину. Уверена, он окажет мне такую любезность. — Бесс молилась только о том, чтобы надежда, которую она подала Кэтрин, не оказалась ложной. Она вновь отложила отъезд в Чатсворт, считая, что не вправе бросить Кэтрин в беде.

Через пару дней Бесс представился случай поговорить с Дадли наедине.

— Робин, Кэтрин Грей совершила глупость, которая наверняка рассердит королеву. Пожалуйста, ради нашей дружбы расскажи об этом Елизавете сам и попроси простить Кэтрин.

— Бесс, дорогая, ты же знаешь: ради тебя я готов на все.

— Леди Кэтрин на седьмом месяце. Дадли рассмеялся:

— А Елизавета назначила Кэтрин фрейлиной за ее целомудрие!

— Ее репутация не пострадала — Кэтрин замужем за отцом будущего ребенка.

— Так она тайно вышла замуж — удивился Робин, посвященный во все дворцовые тайны.

— Да, за Эдварда Сеймура.

— Что?! Да она спятила, они оба сошли с ума! Думаешь, Елизавета позволит наследнице престола обзавестись ребенком? Мало того — ребенком, отец которого родственник Джейн Сеймур, матери покойного короля Эдуарда VI.

— Господи, я считала их просто влюбленной парой. Но теперь я вижу, что появление ребенка укрепит позиции Кэтрин и может быть истолковано как умышленная измена. Робин, у Кэтрин нет ни единого родственника — за нее некому вступиться.

— Вот именно! Ее отец и сестра были казнены за измену. Елизавета не просто рассердится — она придет в бешенство!

Бесс с тревогой ждала вестей о том, как отнеслась королева к деликатному положению Кэтрин. 16 августа она узнала, что леди Кэтрин Грей заключена в Тауэр. Бесс сейчас же попросила аудиенции у королевы, но ей было отказано. Она начала разыскивать Робина Дадли, но тот, видимо, избегал ее.

Тогда Бесс обрушилась на мужа, который, как капитан королевской стражи, исполнил приказ о взятии Кэтрин под стражу и водворении ее в Тауэр.

— Елизавета несправедлива! Это слишком суровое наказание для женщины, которая через пару месяцев должна родить!

— Графа Хартфорда привезли из Франции. Скорее всего гнев королевы падет на него, — возразил Сент-Лоу.

— Уилл, я по опыту знаю: Елизавета более снисходительна к мужчинам, чем к женщинам. У нее почти нет близких подруг.

— Зато к тебе она привязана, дорогая.

Бесс мысленно взмолилась о том, чтобы муж оказался прав.

Наступило 20 августа. Когда-то, много лет назад, в этот день Бесс выгнали из Хардвика, потом в тот же день она вышла замуж за Кавендиша. Утром в дверь покоев супругов Сент-Лоу постучал помощник капитана королевской стражи и протянул Уиллу приказ. Королева повелевала взять леди Элизабет Сент-Лоу под стражу и заточить ее в Тауэр. Ошеломленный, Уилл утратил дар речи.

Потрясенная, Бесс нашла утешение в гневе, который неизменно оказывал ей добрую услугу в минуты волнений:

— Как она посмела? И это за всю мою преданность! А ведь я служу Елизавете с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет! Мы дали друг другу клятву! А теперь эта рыжая чертовка нарушила ее!

— Она королева, Бесс, и вправе поступать как пожелает.

— Чтоб ей провалиться!

— Бесс, прошу тебя, замолчи. Ты должна подчиниться приказу: у тебя нет выбора, дорогая. Клянусь, тебе придется провести в тюрьме лишь несколько дней, пока не расскажешь о том, что знаешь о незаконном браке леди Кэтрин Грей. Собери вещи, милая. Я буду каждый день присылать тебе еду, вино и все, что ты пожелаешь.

— Мне нужна свобода, Уилл. Я не вынесу заточения!

— Ты же сильная женщина, Бесс, и вынесешь все, что придется, притом не теряя достоинства.

«Господи Боже мой, как плохо ты меня знаешь, Синтло! Да, я вынесу все, но только не с достоинством!»

Бесс решила взять с собой горничную Сесили. Стражники терпеливо ждали, когда женщины соберут вещи. Бесс не позволила мужу сопровождать ее, понимая, что такое испытание слишком тягостно для него. Уилл дал помощнику деньги и велел вручить их Эдварду Уорнеру, коменданту Тауэра, чтобы тот отвел леди Сент-Лоу лучшее из тюремных помещений.

В Тауэр Бесс вошла в самом нарядном платье, точно смеясь над этим нелепым арестом. Но этой бравадой она прикрывала тайную радость: ее ввели в Тауэр не через Ворота предателей.

Бесс поместили в Колокольной башне, там же, где содержали Ечизавету, хотя и не в той же комнате. Сквозь узкое окно была видна башня Бошана и «аллея Елизаветы» — место прогулок принцессы по стене между двух башен. Три дня Бесс боролась с гневом, но время шло, ее никто не допрашивал, вестей от королевы не поступало, и раздражение сменилось бешенством.

— Возвращайся в Виндзор, Сесили. Здесь ты мне не нужна. Чтобы не сойти с ума, я должна сама заправлять постель и поддерживать огонь. Ты будешь приезжать сюда каждый день и привозить все, что понадобится. Сегодня мне нужны перо и бумага. Я напишу всем, не пощадив никого!

Бесс особенно задевало то, что она томилась в Тауэре напротив Соляной башни, где содержали Хью Дрейпера — человека, отравившего Синтло и ее.

Она отправила письма Елизавете, Сесилу, Робину Дадли и Синтло, но получила ответ только от мужа:

«Милая Бесс, я несколько часов простоял перед королевой на коленях, умоляя пощадить тебя и надеясь на скорое освобождение. Ради тебя я не попросил королеву о свидании с тобой, чтобы лишний раз не раздражать ее. Посылаю тебе уголь для очага и ароматные свечи, которые ты любишь. Скажи Сесили, что еще тебе нужно, и я немедленно пришлю все необходимое. Крепись, дорогая. Рано или поздно мне удастся смягчить сердце королевы. Твой преданный и любящий муж Синтло».

Бесс бросила письмо в огонь.

— Сердце тирана не знает жалости! — Она зажгла свечи, принесенные Сесили, переоделась и отдала горничной белье, чтобы та выстирала его. — Принеси мне завтра зеркало, Сесили.

В тюрьме неуемная энергия Бесс не находила выхода. Она любила вышивать, но просидев три часа над гобеленом, чуть не швырнула его в огонь. Ей оставалось только ждать решения королевы. Временами Бесс жалела мужа больше, чем самое себя. Несомненно, Елизавета запретила ему навещать жену, а он не осмелился ослушаться ее. Бедняга беспомощен во всех отношениях.

В конце сентября Кэтрин Грей родила сына. Ее по-прежнему держали в Тауэре, но комендант тюрьмы, Уорнер, сжалился над заключенной и позволил ее мужу увидеть новорожденного сына. К счастью, и мать, и ребенок чувствовали себя прекрасно.

Октябрь медленно близился к концу, и в сердце Бесс проснулась надежда, что Елизавета освободит ее к Рождеству. Мысль, что придется провести праздники в Тауэре, причиняла ей невыносимые страдания. Бесс писала матери, сестре Джейн и тете Марселле, давала мужу советы, какие подарки выбрать для детей, и вела расходные книги Чатсворта, которые каждый месяц доставлял Джеймс Кромп, управлявший поместьем в отсутствие хозяйки.

Кроме того, Бесс написала сэру Джорджу и леди Пирпонт, еще раз предлагая обсудить брак их сына и ее дочери Френси, но ответа не получила.

В своих ежедневных посланиях Синтло подробно рассказывал о поручениях королевы, которая готовилась к Рождеству и Новому году, а также к важным событиям, намечавшимся на начало следующего года. Он уверял, что каждый день умоляет королеву освободить его жену, а самой Бесс советовал написать ее величеству и просить о снисхождении. Бесс вскипела: уж лучше умереть в тюрьме, чем просить прощения, не зная за собой никакой вины!

Надежды Бесс на освобождение до Рождества угасли в декабре. От королевы по-прежнему не было никаких вестей. Бесс впала в уныние, осознав, что провела в Тауэре четыре долгих месяца. Все чаще Бесс охватывало чувство одиночества, ей казалось, что все близкие забыли о ней. В заточении у Бесс появилось слишком много времени для размышлений.

Ей стали ненавистны письма Уилла со следами слез, расплывшихся по бумаге. Не будь муж таким безвольным, он потребовал бы, чтобы королева освободила Бесс, а не умолял бы ее. «Мне не нужен мужчина, который только и умеет, что стоять на коленях! Уж лучше бы он убил Елизавету! Вот Кавендиш был способен на решительный поступок, а Уильям Сент-Лоу — нет. Она вздохнула. Конечно, на сосне вряд ли вырастут груши! Наконец Бесс призналась себе, что сожалеет о браке с Синтло, как и предсказывал граф Шрусбери.

К концу января у Бесс начались тревожные сновидения, к ней вернулись давние кошмары. Неужели на этот раз она и в самом деле потеряла все? Даже жизнь? Ее гнев сменился смирением, а затем паническим страхом.

Мало-помалу Бесс поняла, что ее отправили в тюрьму вовсе не за то, что совершила Кэтрин Грей. Должно быть, все дело в том, что она слишком многое знала про Елизавету! Мало кому было известно о романе королевы с Томом Сеймуром и почти никому о том, что она, возможно, носила его ребенка. Никто из придворных не догадывался, что, когда Сеймур женился на Екатерине Парр, Елизавета жила в Челси a trois[3 - втроем (фр.)]. А те, кто догадывался, уже мертвы!

Роман королевы с Робином Дадли проходил почти на глазах Бесс. Она сама слышала, как Робин предлагал отравить свою жену Эми, чтобы устранить преиятствие к браку с Елизаветой. Заключив Бесс в тюрьму, ее предупреждали о том, что надо держать язык за зубами. Горячо надеясь, что это лишь предостережение, она ни на минуту не забывала о другом более надежном способе добиться ее молчания! Бесс не могла поделиться своими опасениями с мужем и посвятить его в свои тайны: Сент-Лоу не поверил бы, что Елизавета способна на злодейство.

В феврале страх Бесс усилился. Заточение стало невыносимым, когда она вспоминала о приближении весны. Вороны Тауэра в предчувствии весны оглашали воздух громким карканьем. Бесс думала о том, как после подснежников расцветут крокусы, а затем появятся первые нарциссы. Она бы продала душу дьяволу, лишь бы проехаться верхом, ощутить, как ветер треплет волосы. Как давно Бесс не укладывала детей спать, не укрывала их одеялами! Ее тянуло в Чатсворт. Она провела в тесной комнате уже шесть месяцев, а конца ее заточению не предвиделось. Бесс опасалась потерять рассудок.

Возможно, потому, что в воздухе пахло весной, в Бесс пробудились плотские желания. После смерти Кавендиша она ни разу не утолила свою жажду. Махнув рукой на Синтло, Бесс направила всю свою энергию на строительство Чатсворта. Она управляла обширными владениями, служила при дворе, исполняла долг матери и супруги.

Но теперь, когда из-за вынужденного безделья она могла только размышлять и тревожиться, тело предало ее. Сновидения Бесс стали слишком соблазнительными. Вспоминая их в долгие дневные часы, она испытывала острое раздражение и не менее острое желание очутиться на свободе. Страх безумия неотступно преследовал ее. Бесс неуклонно приближалась к тому часу, когда смерть должна была показаться ей желанным выходом.


Часть 4

ГРАФИНЯ


Любимая, суров твой приговор:

Меня, увы, отвергла ты бесстрастно,

Хотя тебя люблю я с давних пор

И свежесть чувств доныне не угасла.

Моя печаль и радость,

Надежда и тоска -

Не кто иной, как Леди Зеленые рукава.

    
Генрих V


Глава 30


Лондон, 1562 год

В дверь громко постучали. Тюремщик объявил:

— К вам гость, леди Сент-Лоу.

— Только этого мне не хватало! — бросила Бесс. Она злилась на мужа, не желала его видеть и все-таки мечтала выплакаться на плече у Синтло. Внезапно страх сковал ей горло. А если Уилл принес дурные вести? Явился в Тауэр сам, чтобы смягчить удар?

Увидев темную тень на пороге, Бесс настороженно уставилась на гостя. Тот вошел и притворил за собой дверь.

— Шрусбери! — ахнула Бесс.

— Бесс, почему ты не сообщила мне об аресте? — сердито осведомился он.

— Ты пришел… — не веря своим гладам, пробормотала она.

— Разумеется! Я появился бы гораздо раньше, если бы ты послала за мной.

— Шрусбери… — растерянно повторила Бесс.

Мгновение он стоял неподвижно, а затем заключил ее в объятия. Он казался Бесс рыцарем в сияющих доспехах и спасителем. Самый сильный, самый влиятельный человек, какого она знала, явился, чтобы вызволить ее отсюда! Бесс застыла, прижавшись к могучей груди Шрусбери и подставив губы для поцелуя.

Она наслаждалась мощью мужских рук, обнимающих ее. Он властно приник к губам Бесс, мгновенно заставив ее воспламениться. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой слабой, беспомощной и женственной. Испытав немыслимое облегчение и жаркую страсть, она хотела отдать ему тело и душу.

Впервые Шрусбери по-настоящему почувствовал себя мужчиной. Близость Бесс наполнила его силой и страстью, придала ощущение всемогущества. Он радовался тому, что мог исполнить ее желания. Она не только окажется на свободе, но и будет всю жизнь благодарна ему.

Бесс послушно отзывалась на близость мужского тела. Ей хотелось не думать, только чувствовать, а рядом со Шрусбери это было так легко! Она смотрела в блестящие голубые глаза так, словно видела их впервые. Он неудержимо притягивал ее, и Бесс с нетерпением ждала продолжения. Опустив веки, она приоткрыла губы и отдалась во власть Шрусбери.

Уверенные пальцы Толбота расстегнули пуговицы ее платья, спустили тяжелые расшитые рукава с плеч, высвободили из них руки. Она обвила его шею и приподнялась на цыпочки. Темно-зеленое платье сбилось вокруг ее талии, открыв пышную блузку цвета морской пены.

— Это главный признак женственности — носить соблазнительное белье даже, там, где его никто не увидит.

Нижние юбки не были препятствием для Толбота. он справился с тесемками за считанные секунды.

— В этой проклятой тюрьме твоя кожа побледнела и стала похожа на бесценный мрамор. — Он с трудом сглотнул. — Какая бесподобная грудь. Ничего прекраснее я еще не видел. Клянусь, я запомню ее навсегда!

Бесс обвела губы кончиком языка.

— Помнишь, как ты дразнил меня «госпожа Бюст»?

— Я помню каждое слово, которым мы обменялись, помню все свои мысли о тебе, Плутовка.

Бесс потянулась к застежкам его камзола.

— Скорее! — взмолилась она.

Толбот давно изнывал от желания. Сбросив камзол, он оторвал пуговицы от льняной сорочки, чтобы скорее снять ее и прижаться к Бесс.

Увидев его мускулистую грудь, поросшую густыми иссиня черными волосами, Бесс прильнула к ней губами, начала ласкать языком и покусывать. Она быстро теряла власть над собой. Страсть нарастала, страх постепенно отступал, а потом и совсем исчез, вытесненный более мощным чувством.

Толбот снял с нее платье и пышные нижние юбки, и они упали к ногам Бесс. Переступив через ворох одежды, она нетерпеливо отбросила ее ногой. На ней остались только кружевные чулки; холмик, увенчанный рыжими кудрями, напоминал пылающий костер.

— Плутовка… — Ему хотелось прикоснуться к огненным завиткам, попробовать их на вкус, раздвинуть спрятанные под ними складки. Толбот властно коснулся рукой холмика, и ему показалось, будто он обжегся.

Между тем пальцы Бесс теребили одежду, остававшуюся на нем. Он начал помогать ей, и тут же у их ног вырос еще один ворох белья.

Приподняв Бесс, Толбот вошел в нее и застонал от немыслимого наслаждения. Бесс льнула к нему так, будто от этого зависела ее жизнь.

Оба так спешили утолить свою жажду, что им и в голову не пришло лечь в постель. Шрусбери прижал Бесс спиной к каменной стене и погрузился в глубину ее лона.

Она вскрикнула от сладостной боли и обвила его ногами, стремясь продлить удовольствие. Ее губы приоткрылись, оба шептали бессвязные, невнятные слова, прижимаясь друг к другу разгоряченными телами.

Толбот овладевал ею стремительно и мощно. Он был уже готов излиться, но сдерживался., Толбот помедлил еще несколько минут и был вознагражден протяжным стоном экстаза, сорвавшимся с губ Бесс.

Выкрикнув его имя, она обмякла и упала бы на пол, если бы Шрусбери не поддержал ее.

Он подхватил Бесс и понес в постель, зная, что она не в силах сделать ни шага. Улажив Бесс, Толбот пригладил разметавшиеся огненные волосы и прижался губами к ее лбу.

— Прекрасная моя Плутовка, мы с тобой так похожи! Мы отдаем и берем одновременно.

— Наш союз заключен на небесах или в аду, но мне все равно где. — Шрусбери напомнил ей крепкое вино, от которого она мгновенно опьянела, хотя и не избавилась от жажды. Бесс завораживало его подтянутое, сильное тело, дурманил мужской запах и привкус губ. Шрусбери был мужчиной во всех смыслах этого слова — требовательный, властный, могучий, и ее неудержимо влекло к нему.

Начав обмениваться поцелуями, они никак не могли остановиться. Совсем недавно Бесс боялась сойти с ума, но безумие, охватившее молодую женщину сейчас, побуждало ее отдать Толботу все, в том числе и рассудок. Как когда-то давно, в черно-золотой спальне, Бесс жаждала его ласк, мечтала, чтобы длинное, твердое копье заполнило пустоту внутри ее. Она приподнимала бедра, извивалась, терлась о копье Шрусбери, касающееся складок вокруг входа в ее пещеру, сгибала колени, обхватывала ими его бедра, а затем раздвигала их в бесстыдной мольбе.

Он старался усмирить нетерпение, замедлить движения, растянуть удовольствие, но не мог. Тело не подчинялось ему. Толбот понимал, что ему придется овладеть Бесс сотню раз, прежде чем он сумеет сделать удовольствие томным и чувственным. А пока он не мог ждать ни минуты. Бесс приподнялась на постели, и ее крик слился с хриплым возгласом Шрусбери. Они бросились друг к другу с неистовым пылом, их языки и ладони соединялись, сталкивались и отдалялись. И все-таки это слияние не утолило жажду Толбота.

Неохотно покинув лоно Бесс, Шрусбери передвинулся ниже, и его лицо оказалось на уровне ее живота. Он целовал и ласкал ее, терся щеками о шелковистую кожу, пробовал ее на вкус, вдыхал сладкий аромат, стремился познать Бесс до мельчайших подробностей.

Бесс медленно открыла глаза. Ее грудь вздымалась. Голова Шрусбери лежала на животе у Бесс, и он упивался нежностью ее кожи.

Внезапно Бесс поняла, что они совершили прелюбодеяние! Она еще никогда не позволяла даже сердцу управлять рассудком, а теперь уступила велению тела. Ее охватило чувство вины. Как ни странно, угрызения совести не имели никакого отношения к теперешнему мужу Бесс. Скорее она корила себя за то, что изменила Кавендишу с любовником. Бесс протянула руку и коснулась иссиня-черных волос Шрусбери.

— Довольно!

— Позволь мне снова любить тебя, Бесс, — попросил он голосом, хриплым от желания.

— Любовь тут ни при чем: нами овладела похоть. Это было прекрасно, — добавила она, — и все-таки между нами нет ничего, кроме похоти.

Шрусбери знал, что не только похоть толкнула его в объятия этой восхитительной женщины, но почел за лучшее промолчать.

Бесс села и отбросила за спину спутанные волосы.

— Шру, я изменила мужу, а ты — жене. Теперь уж ничего не поделаешь, но больше такое никогда не повторится.

«Никогда? Это невозможно!» Чувственные губы Шрусбери изогнулись. Бесс не лишит себя такого наслаждения. Он нехотя потянулся за одеждой, наконец вспомнив о цели своего приезда.

— Завтра я появлюсь опять и поведу тебя на допрос. Вскоре после этого тебя освободят. — Заметив, что Бесс расправляет нижнюю юбку, Толбот попросил:

— Не одевайся! Побудь раздетой, пока я не уйду.

Бесс колебалась одно мгновение. Он подарил ей такое наслаждение, зачем же отказывать ему в ничтожной просьбе?

Когда Шрусбери ушел, Бесс вдруг поняла, что он не просто доставил ей удовольствие, а избавил от паники, вернул надежду и уверенность. Ощутив прилив сил, она задумалась о том, сколько еще ей придется пробыть в Тауэре. Наконец Бесс усмехнулась. Если она выдержала семь месяцев заключения, то вытерпит и еще.

Как и обещал, Шрусбери вернулся на следующий день. Бесс держалась холодно и отчужденно, зная, что близость сломит ее решимость. В память о том, чтр случилось вчера, она держала в руке пуговицу от сорочки Толбота, найденную на полу. Когда Бесс сжимала пальцы, острые края перламутрового кружочка впивались ей в ладонь.

В помещении для допросов Шрусбери начал расспрашивать Бесс о том, что ей известно о браке леди Кэтрин Грей, давно ли она знает о нем, помогла ли она виновнице обмануть королеву. Рассказав ему всю правду и увидев, как Шрусбери усмехнулся, Бесс поделилась с ним догадкой:

— Кэтрин тут ни при чем. Королева держит меня здесь, чтобы я не разболтала ее тайны! Он быстро поднес палец к губам:

— Когда ты предстанешь перед тайным советом, ни в чем не признавайся, все отрицай.

— Допрос поручили тебе потому, что ты возглавляешь тайный совет?

— Да, и еше по той причине, что я — верховный судья северных графств, где находятся твой дом и другие владения. И все-таки я сам заявил, что должен допросить тебя, Бесс. — Толбот придвинулся ближе и взял ее за руку.

Бесс, мгновенно отозвавшись на его жест, уже была готова пожать ему руку, но вовремя опомнилась, разжала пальцы и показала ему пуговицу на окровавленной ладони. Переведя взгляд на лицо Шрусбери, она увидела, что в его глазах пылает желание. Чтобы не выдать себя, Бесс потупилась. Он поднес ее руку к губам и слизнул кровь. Отдернув руку, она съязвила:

— Моя кровь недостаточно голубая для вас, милорд. Он иронически приподнял бровь:

— Она совсем не голубая, Плутовка.

— Негодяй!.. — прошептала Бесс, мечтая отомстить ему за все, что ей пришлось вытерпеть.

После того как тайный совет допросил Бесс, протокол допроса передали секретарю Сесилу. Тот ужаснулся, узнав, что леди Сент-Лоу до сих пор держат в Тауэре, и посоветовал королеве немедленно освободить подругу. 25 марта, через две недели после приезда Шрусбери в Лондон, дверь камеры Бесс наконец-то открылась.

Переступив через порог, она поклялась, что больше никогда не попадет сюда. В прошлом Бесс всегда пыталась поставить себя на место обидчиков и посочувствовать им, но впредь решила не делать этого. Отныне она будет думать только о себе.

Встреча Бесс с мужем была донельзя трогательной. Увидев на глазах Уилла слезы искренней радости, она сразу простила ему все недостатки. Бесс убедила себя в том, что, если бы ей понадобился сильный духом человек, способный преодолеть все преграды, она не вышла бы замуж за мягкого, отзывчивого Уильяма Сент-Лоу.

Он преподнес ей бархатный футляр. Открыв его, Бесс вскрикнула от восхищения. Внутри она увидела ожерелье и серьги с ярко-синими персидскими сапфирами — вероятно, этим подарком Уилл стремился загладить свою вину, оправдаться за то, что ни разу не навестил ее в Тауэре.

— Уилл, таких драгоценностей ты не дарил даже Елизавете. Я благодарна тебе всем сердцем.

— Елизавете драгоценности нужны, чтобы блистать, но ты и без них прекрасна. Бесс поцеловала его.

— Это самый лестный комплимент, какой я когда-либо слышала от тебя, дорогой.

В мае тайный совет признал брак леди Кэтрин Грей и Хартфорда незаконным, а их ребенка — внебрачным. Оба были заключены в Тауэр на неопределенный срок за «греховное прелюбодеяние».

Как только леди Сент-Лоу очутилась на свободе, знатные друзья вспомнили о ней. Бесс приглашали на все званые вечера, и она охотно принимала приглашения, желая пощеголять роскошными нарядами и украшениями. После своего вынужденного отсутствия Бесс стала еще более жизнерадостной и остроумной. Она скрывала связь со Шрусбери, а от Елизаветы как ни в чем не бывало принимала знаки внимания.

Но ближе к лету Бесс решила всерьез поговорить с мужем о будущем:

— Уилл, в этом году я хочу пораньше уехать в Чатсворт.

— Прекрасная мысль, Бесс! Ты должна провести лето с детьми.

Она вздохнула:

— Осенью я не вернусь ко двору. Я намерена навсегда поселиться в Чатсворте.

— А как же Елизавет?

— При чем тут она? Нам обоим известно, что она прекрасно обходится без моих услуг.

— Неужели ты не простила ее? — удивился Уилл.

— Конечно, простила. Но ничего не забыла.

— Бесс, я так люблю тебя! Я буду скучать по тебе.

— Уилл, подумай о том, чтобы отказаться от обязанностей при дворе и поехать со мной. Кавендиш умер от переутомления, и я боюсь, как бы с тобой не случилось то же самое.

— Дорогая, я нужен королеве. — Слова Сент-Лоу прозвучали так искренне, что на глаза Бесс навернулись слезы.

«Не пройдет и часа после твоей смерти, как королева найдет тебе замену. Разумеется, она устроит пышные похороны, чтобы показать свою щедрость, но на этом все и кончится». Однако Бесс не хотела разочаровывать мужа:

— Делай, как сочтешь нужным, Уилл. Только обещай мне подумать, ладно?

Вместе с двумя сыновьями, у которых начались каникулы, Бесс отправилась в Чатсворт. В Ноттингеме она оставила детей в лучшей комнате постоялого двора, поручила их заботам слуг, а сама вместе с горничной нанесла визит Пирпонтам. Опасения, что сэр Джордж и леди Пирпонт, помня о недавнем заключении, не примут ее, рассеялись. Жители Ноттингема почти ничего не знали о придворных интригах и плачевной участи леди Кэтрин Грей.

Леди Сент-Лоу и сэр Джордж вскоре поладили: услышав страшные истории о том, что может сделать Сиротский суд, если его наследник Генри не будет женат, сэр Джордж дал согласие на брак. К тому же Бесс пообещала за дочерью щедрое приданое и один из своих особняков. Договор об обручении был подписан, а леди Пирпонт пригласила Фрэнсис Кавендиш погостить у них летом, желая получше познакомить девушку с будущим мужем. Покидая поместье Пирпонтов, Бесс поздравила себя с удачной сделкой.

В Чатсворте Бесс встретили с распростертыми объятиями — и дети, и мать, и тетя Марси. Бесс поцеловала Фрэнси, обняла маленьких Элизабет и Мэри, которые без умолку болтали.

— Как эта злобная тварь посмела держать тебя в тюрьме целых тридцать недель? — воскликнула Марселла, дрожа от ярости.

— Тридцать одну, — уточнила Бесс и усмехнулась. — Королевы должны быть жестокими, чтобы не лишиться престола. Во всяком случае, теперь я на свободе и намерена наслаждаться ею!

Мать поцеловала ее.

— Как хорошо, что ты дома, дорогая!

— Надеюсь, ты и вправду рада, мама, потому что я останусь здесь навсегда. Ты еще не нашла себе мужа? — шутливо добавила Бесс.

— Кстати, о свободе: я решила впредь не обременять себя мужьями. Вообще-то мы с Ральфом ладили, но и вдовство имеет свои преимущества.

Бесс удивленно посмотрела на мать. Свое вдовство она перенесла как тяжкое испытание и чудом выжила.

— О, дорогая, прости меня! Бесс обняла мать:

— Я решила раз и навсегда забыть о прошлом — саrре dem![4 - живи настоящим (лат.).]

— Ох уж эти мне французские фразы! Похоже, при дворе ты приобрела светский лоск, — усмехнулась Марселла. Бесс наморщила нос.

— Кажется, это латинское изречение, но я не уверена. Лоска у меня, конечно, прибавилось, но слава Богу, синим чулком я так и не стала!

Она с гордостью оглядела дочерей. Семилетняя Элизабет стала украшением семьи: она любила нарядные платья и отличалась милым, покладистым нравом. А рыжеволосая проказница Мэри была точной копией матери — такая же упрямая и своенравная.

— Наверное, ваши братья уже в конюшне, знакомятся с лошадьми и собаками. Бегите к ним, а мне надо поговорить с вашей сестрой Фрэнсис.

Мать и дочь прошлись по огромному парку и присели у заросшего лилиями пруда. Бесс ие уставала удивляться тому, что ее дочь, смуглая, со смеющимися глазами, так похожа на Кавендиша.

— Фрэнси, мне наконец-то удалось устроить твой брак с Генри Пирпонтом. Он тебе нравится? — Бесс напряженно смотрела на дочь и вздохнула с облегчением только тогда, когда заметила радостную улыбку.

— Кажется, он влюблен в меня, — призналась Фрэнсис.

— А ты? Знаешь, я была влюблена и любима, и поверь, первое гораздо лучше.

— Я тоже влюблена, но Гарри об этом еще не знает. — Фрэнсис лукаво улыбнулась.

— Леди Пирпонт пригласила тебя в гости на все лето, чтобы ты поближе познакомилась с будущим мужем. Пообещай мне одно: если вдруг поймешь, что не хочешь всю жизнь провести с Гарри, ты немедленно вернешься домой. Много лет назад я дала слово твоему отцу, что найду тебе достойного мужа. Генри — наследник состояния Пирпонтов, выйдя за него, ты ни в чем не будешь нуждаться, и все-таки помни: не в деньгах счастье.

— Обещаю. Ты самая заботливая мама на свете! А у меня будут новые наряды?

— Ты ошеломишь Пирпонтов своим гардеробом, Фрэнси! Мы сошьем тебе множество платьев и амазонок всех цветов радуга!

— И охотничьи костюмы! — подсказала Фрэнсис, и обе рассмеялись.

Бесс не верилось, что ее дочери уже четырнадцать лет. Ком встал в горле, когда она вспомнила, что пережила, узнав о своей первой беременности. «Слава Господу и всем его апостолам, что я не избавилась от моей дорогой, обожаемой девочки!»


Глава 31


Воспрянув духом, Бесс ежедневно объезжала свои владения. Иногда дети сопровождали ее, но сыновья, которым было уже двенадцать, одиннадцать и десять лет, больше интересовались своими делами. Поэтому чаще всего Бесс скакала по полям одна, наслаждаясь теплым ветром. Ей нравилось бывать в Шервудском лесу, полном птиц и всякой дичи.

Она приказала срубить тысячу деревьев и заготовить дрова для каминов Чатсворта, не дожидаясь наступления осенней сырости и холодов. Мельницу неподалеку от Чатсворта починили, завершили осушение земель близ Эшфорд-Мэнора, Ларк-Мидоу и Давриджа. Площадь одного Чатсворта превышала десять миль, Эшфорда — восемь тысяч акров, а Давриджа — пятьсот акров, поэтому леди Сент-Лоу по праву считалась крупнейшей после Шрусбери землевладелицей в Дербишире.

На своих землях Бесс развела немало живности. Сорок быков возили тяжелые повозки, большинство из пяти сотен овец недавно принесли ягнят. Поголовье баранов превысило пять сотен, и Бесс приказала охолостить половину, откормить и продать. Ее фермеры-арендаторы разводили коров молочной породы и громадных йоркширских свиней. Весь скот кормили фуражом, выращенным на полях Бесс, хлеб в Чатсворте пекли из своей муки, пиво варили из своего ячменя.

Утренние часы Бесс посвящала строительным работам. Она задумала выстроить длинную террасу вдоль всего фасада Чатсворта и украсить крышу зубчатым каменным парапетом. Услышав, что где-то поблизости переживает трудные времена монастырь или дворянин продает поместье, Бесс сразу устремлялась туда и обзаводилась новым имуществом. Она накупила столько гобеленов, что они уже не умещались на стенах просторного дома и потому пылились в кладовой. Приобретая предметы искусства, Бесс клялась ни за что не расставаться с ними.

Поднявшись на рассвете и увидев багровое небо, Бесс поняла, что днем разразится гроза. Решив пораньше выехать на верховую прогулку, она направилась в Шервудский лес, где на рассвете и на закате можно было встретить оленей. Бесс чуть не вскрикнула от неожиданности, когда через тропу перемахнул олень, а потом заметила лису, преследующую его. Остановившись у ручья, она долго наблюдалза парой резвящихся в воде выдр. Судя по всему, уже начался сезон брачных игр.

Издалека донеслись звуки охотничьего рожка. Они постепенно приближались. Вскоре послышался и надрывный лай гончих. Выехав из-за густых кустов, Бесс увидела дюжину охотников. У всех на одежде красовалось изображение белой борзой — эмблемы Толботов. Среди охотников был и Шрусбери. Через круп его огромного вороного жеребца был переброшен убитый олень.

Заметив Бесс, Толбот спешился и взмахом руки велел спутникам удалиться. Они немедленно повиновались и увели за собой собак.

У Бесс неистово забилось сердце. Почему при виде Шрусбери ее неизменно охватывает волнение? Чуть улыбаясь, она смотрела на охотника сверху вниз.

— Вы вторглись в мои владения — и, кажется, не в первый раз.

— Если вы имеете в виду Тауэр, то я всего лишь принял приглашение.

— Я не поблагодарила вас за помощь только потому, что заплатила вперед.

— А у вас острый язычок!

— Не всегда. Иногда он бывает игривым.

— По-моему, ему можно найти и другое применение.

— Несомненно, греховное.

Пока они вели словесную дуэль, напряжение между ними нарастало. Шрусбери преодолел разделяющее их расстояние и по-хозяйски положил ладонь на колено Бесс, прикрытое юбкой бархатной амазонки.

— Вы слишком смелы! Не забывайте, что у меня есть хлыст. — Бесс повертела в руке рукоятку хлыстика.

— Ваши соблазнительные жесты заставят меня доказать вам, насколько я порочен.

— Вы уже сделали это, притом дважды. В вашем возрасте пора научиться владеть собой.

— Бесс, ты себе не представляешь, с каким трудом я сейчас сдерживаюсь. Мне не терпится заключить тебя в объятия и разорвать твою амазонку. Какого цвета белье ты сегодня надела, Плутовка?

— Малинового. Не смей прикасаться ко мне — у тебя на ладонях кровь оленя!

— Если на тебе и вправду малиновое белье, пятна на нем никто не заметит.

— Ну нет, моего белья тебе не видать! — Бесс вызывающе встряхнула волосами.

Его глаза предостерегающе блеснули. Дерзкой рукой он ухватился за подол юбки, приподнял его вместе с нижними юбками, обнажил яркую шелковую полоску и торжествующе усмехнулся.

— Дьявол! — Бесс вскинула хлыстик.

— Только попробуй ударить, и пожалеешь об этом! Облизнув губы, Бесс усмехнулась:

— Я знаю, с каким нетерпением ты ждешь этого, Люцифер, но не намерена нарушать приличия.

— Бесс, ты когда-нибудь согласишься проехаться со мной верхом? — вдруг серьезно спросил Шрусбери.

— Конечно, раз уж ты охотишься в той части Шервудско-го леса, что принадлежит мне. Я охотно соглашусь сопровождать тебя на верховых прогулках, охотиться с тобой, болтать, даже ужинать, но спать с тобой не буду, и не проси.

«Будешь, красотка, еще как будешь!»

— Ну, если ты согласна поужинать со мной, я приглашаю тебя в Шеффилд, на свадьбу моего сына и наследника. Она состоится через месяц.

У Бесс перехватило дыхание. Наследник Шрусбери был самым завидным женихом Англии. Интересно, какую особу голубой крови Толбот выбрал ему в жены?

— И кто же его счастливая невеста? — беспечно осведомилась Бесс.

— Энн Герберг, дочь графа Пемброка.

Бесс чуть не взвыла от досады, узщв, что Уильям Герберт и его сплетница-жена сумели устроить для дочери такую блестящую партию! Прежде Бесс казалось, что она подыскала для Фрэнсис идеального жениха, но юный Гарри Пирпонт не шел ни в какое сравнение с Фрэнсисом Толботом.

— Как мило! Буду с нетерпением ждагь приглашения. Шрусбери не сводил с нее глаз.

— Ты еще не сказала, что примешь его.

Бесс улыбнулась:

— Приглашение я принимаю, а предложение — отвергаю.

— Посмотрим, — отозвался Шрусбери с самоуверенностью истинного аристократа.

Бесс развернула коня и галопом поскакала прочь. Близость Шрусбери вызвала мучительное томление внизу живота, а соски ее давно затвердели под малиновым шелковым бельем.

— Чтоб им провалиться! Эга мерзавка Энн Герберт недурно пристроила свою дочь! Она выдает ее за наследника Шрусбери!

Марселла подняла брови.

— Ручаюсь, это дело рук Толбота и Уильяма Герберта. Графиня Пемброк здесь ни при чем.

— Достаточно уже одного того, что она графиня! В невестки благородному Джорджу Толботу годится только дочь графа!

Роберт Бестни, секретарь Бесс, принес почту, заметив, что сегодня пришло сразу несколько писем.

— Кстати, о Шрусбери… — продолжала Бесс, перебрав конверты и обнаружив среди них тот, который был украшен гербом графа и графини Пемброк. Вскрыв конверт, она просмотрела письмо и негодующе воскликнула:

— Черт бы их побрал! Мало того, что их дурнушка дочь выходит замуж за Фрэнсиса Толбота, так еще и курносый Генри Герберт женится на Кэтрин Толбот, старшей дочери Шрусбери!

— Они просто стремятся сохранить свое состояние, — проницательно заметила Марселла.

— Но о второй свадьбе Шру не упомянул ни единым словом!

— Шру? — изумилась Марселла.

Бесс почувствовала, как румянец заливает ее щеки.

— Так я прозвала графа Шрусбери. Гертруда Толбот — бессердечная тварь! Ее дочери Кэтрин всего десять лет от роду! Какой стыд!

— Когда речь идет о таком громадном состоянии, как у Шрусбери, его следует оберегать, заключая браки как можно раньше. Ты же всегда была практичной, Бесс. Странно, что на тебя нашло?

Бесс сморщила нос и чистосердечно призналась:

— Просто меня гложет зависть — оттого, что не мои дети породнились с Толботами. — Дочитав письмо, Бесс воскликнула:

— Энн Герберт пишет, что не может дождаться визита в Чат-сворт! Боже милостивый, сюда соберется весь высший свет! — Бесс вдруг просияла:

— Все эти аристократы позеленеют от зависти, увидев мой дом! Роберт, скорее позови сюда Джеймса Кромпа, Фрэнсиса Уитфилда и Тимоти Пьюзи. Зубчатый парапет должен быть завершен до конца месяца, а со двора убран весь строительный мусор!

В пришедших в тот же день письмах от Нэп Дадли и Уильяма Парра, маркиза Нортхэмптона, сообщалось, что они приглашены на свадьбу и не прочь побывать в Чатсворте. Письмо от мужа Бесс оставила напоследок, но в нем обнаружила самые ошеломляющие новости. Ее величество королева Елизавета собиралась на север, чтобы присутствовать на двойной свадьбе, и намеревалась остановиться в Хэддон-Холле, всего в двух милях от Чатсворта!

— Не могу поверить! Я буду принимать у себя королеву и всю ее свиту!

Созвав садовников и всю многочисленную прислугу, Бесс объяснила, какое им предстоит испытание. Посовещавшись с егерем, она выяснила, что в соседних лесах полно всякой дичи. Затем Бесс осмотрела синие ливреи лакеев, постельное белье, серебро и фарфор, проверила запасы в винном погребе и наконец уселась за стол, чтобы составить длинный список провизии и пряностей, которые Синтло предстояло купить в Лондоне и отправить в Дербишир. Музыкантам она велела разучить новые танцы и песни, поскольку самым излюбленным развлечением придворных, кроме азартных игр, были балы.

Отделка всех трех этажей Чатсворта уже завершилась. Бесс знала, что с ее особняком не сравнится ни один другой на севере. Конечно, замок Шеффилд просторнее, в нем больше слуг и дорогой мебели, собранной несколькими поколениями Толботов, но Чатсворт свидетельствовал о безукоризненном вкусе Бесс.

Убедившись, что в ее роскошном доме царит полный порядок, она занялась своим гардеробом. Бесс хотелось выглядеть как можно эффектнее и перещеголять всех гостей. Призвав к себе старшую швею, она поручила ей сшить новые платья — не только для себя, но и для матери, сестры и тетки.

Осмотрев отрезы золотой и серебряной парчи, которая давно примелькалась при дворе, Бесс удрученно покачала головой:

— Нет, для моих персидских сапфиров нужна другая оправа.

— Твоей груди вполне достаточно, дорогая, — заметила Элизабет.

— Пожалуй, я остановлю выбор на сапфирово-синем платье с большим декольте.

— Парчовом или бархатном, мадам? — уточнила швея.

— И та и другая ткань слишком тяжела для лета. Мне подойдет платье из тафты — она так загадочно шуршит!

— А ты не боишься, что все решат; будто ты охотишься за мужчинами, дорогая?

— Мама, Бесс наряжается прежде всего для женщин. По сравнению с ней они всегда кажутся дурнушками.

— Спасибо за помощь, Джейн, — рассмеялась Бесс.

— Прикажете подбить рукава серебристой тканью, леди Сент-Лоу? Она прекрасно сочетается с насыщенным сапфировым оттенком.

— Нет, широкие рукава мне не нужны. Пусть лучше будут пышные у плеч, с подбоем из кремового шелка. — Бесс взяла альбом и кусочек угля. — Платье должно быть сшито по последней моде — сейчас покажу… — И она нарисовала платье с высоким воротником, который охватывал шею полукругом и прикрывал затылок. — Кремовый шелк оттенит яркий цвет моих волос. Пожалуй, воротник можно отделать голубыми бриллиантами в тон сапфирам. — Бесс вздохнула. — Вот если бы еще расшить сапфирами все платье! Но такую роскошь может позволить себе только Елизавета.

— Белье тоже должно быть сапфировым или кремовым, мадам?

На миг Бесс задумалась, а потом лукаво усмехнулась:

— Лучше какого-нибудь неожиданного цвета — например, нефритово-зеленого.

Швея растерянно заморгала, но не посмела возразить хозяйке.

— Ваши замшевые бриджи для верховой езды уже готовы, мадам, — добавила она.

— Чудесно! Я сейчас же примерю их. Попросите Сесили принести мне самые высокие черные сапоги и облегающий камзол с медными пуговицами.

Облачившись в мужской наряд, Бесс с восхищением смотрела на свое отражение в большом зеркале.

— Бесс, надеюсь, ты не появишься в таком виде на людях? — насторожилась ее мать.

— Этот наряд просто создан для езды в мужском седле. — Широко расставив ноги, Бесс провела ладонями по мягкой замше, облегающей бедра.

Элизабет нахмурилась:

— Леди не подобает ездить верхом в мужском седле.

— А кто сказал, что я леди? И где написано, что женщине нельзя носить бриджи и сидеть на лошади по-мужски, объезжая свои владения?

Ее прервал стук в дверь. На пороге стоял Роберт Бестни:

— Простите за беспокойство, мадам, но Кромп ждет вас внизу и просит срочно спуститься.

Бесс стремглав сбежала по широкой лестнице, забыв о своем экстравагантном одеянии.

— В чем дело, Джеймс?

— Беда, мадам! Два дня назад Тиму Пьюзи не удалось собрать плату у ваших арендаторов. Я снова послал его к ним и велел не принимать никаких отговорок, но арендаторы подняли бунт.

— Бунт? Где именно?

— В Честерфилде.

— Едем! — Бесс схватила со стола перчатки и хлыстик. Конюх начал было седлать ее любимую кобылу, но Бесс остановила его.

— Нет, я поеду верхом на Вороне — он скачет быстрее. Разыщи мне мужское седло! — Через несколько минут она вскочила на спину вороного жеребца и сразу пустила его галопом.

…На улице деревни собралась огромная толпа. Судя по всему, здесь вспыхнуло настоящее побоище. Однако появление графа Шрусбери утихомирило всех.

— Это мои арендаторы! Какое вам дело до них? — гневно спросила Бесс.

Шрусбери окинул жадным взглядом женщину, сидящую на вороном жеребце. Бесс спешилась и расставила ноги, готовясь к жаркому спору.

— От Честерфилда совсем недалеко до моего Болсоувера. Вам же известно, с какой скоростью распространяются бунты!

Бесс подозвала к себе Тимоти Пьюзи, у которого заплыл и почернел глаз:

— Что здесь происходи?

Но ей ответил Шрусбери:

— Фермеры, работающие на Хардвика, несколько недель не получали жалованья, вот они и отказались платить за аренду.

— Каким образом вы узнали об этом раньше меня?

— Бесс, мне известно все, что происходит к северу от Трента.

— Если они не заплатят за аренду, я разгоню их ко всем чертям и превращу поля в пастбища для овец!

— Бесс, они совсем обнищали, им не хватает денег даже на еду.

Она смотрела на него с удивлением. Кто бы мог подумать, что графу Шрусбери не чуждо сострадание?

— Я поговорю с братом, — холодно бросила Бесс.

— Эго ничего не изменит: Джеймсу Хардвику нет никакого дела до своих земель. Как хозяин он ни на что не годится.

— Вы хотите сказать, что во всем виноват мой брат? — вскипела Бесс, поскольку и сама знала все, что услышала от Шрусбери.

— Он бездельник! — Толбот прищурился, словно бросая ей вызов.

— Джеймс не создан для того, чтобы управлять поместьем. У меня это получается лучше.

Взгляд Шрусбери пропутешествовал по стройным ногам и остановился на груди, обтянутой мужским камзолом.

— Плутовка, ты — женщина до мозга костей, особенно в этих соблазнительных бриджах! — Он хотел бы видеть Бесс скачущей на нем самом, а не на жеребце.

— Дьявол! — пробормотала она, радуясь тому, что он нашел ее соблазнительной.

Из толпы послышались недовольные голоса.

— Позволишь мне разогнать толпу? Я легко подавил бы бунт силой — следом за мной скачут сорок вооруженных солдат, — но это ничего не изменит. — Не дождавшись ответа, Шрусбери повысил голос и громко закричал:

— Для желающих найдется работа на моих свинцовых рудниках и в угольных шахтах!

Бесс, вскочив в седло, добавила:

— И у меня тоже найдется дело для тех, кто готов добывать уголь и пасти овец. — Внезапно она вспомнила, как ничтожно жалованье пастухов и рудокопов, и ее сердце сжалось. — А чтобы вы не голодали, я разрешу вам целую неделю охотиться в моих лесах. Если вам понадобится что-нибудь еще, обращайтесь к моим управляющим!

Толпа обступила графа и Бесс — люди громко благодарили их. Всадники медленно направили коней по деревенской улице, чувствуя себя неловко.

— Поедем со мной, — тихо предложил Шрусбери.

Бесс пришпорила Ворона, и два вороных жеребца галопом пронеслись через деревню и устремились к ближайшей буковой роще. Здесь лошади перешли на рысь, а затем остановились. Всадники переглянулись. Шрусбери подвел коня поближе к Ворону и остановился, касаясь ноги Бесс.

— Ей-богу, сегодня ты вырядилась только для того, чтобы пробудить во мне страсть.

— А я предпочла бы пробудить в тебе гнев.

— Смотри, что ты наделала, Плутовка. — Шрусбери показал на большую выпуклость под своими бриджами. — Может, все-таки станем тайными любовниками?

Бесс вздернула подбородок:

— Каких-то шести дюймов слишком мало, чтобы ввести меня в грех!

— Семи дюймов, — поправил он.

Мгновение они смотрели друг на друга в упор, а потом разразились смехом — желание заставило их наговорить слишком много нелепостей.

— Мне надо поговорить с братом о Хардвике. Спасибо тебе за помощь!

— Всегда рад услужить тебе, — многозначительно отозвался Шрусбери.

«А ты не лишен остроумия, — подумала Бесс. — Мы могли бы поладить, черт бы тебя побрал!»


Глава 32


Из рощи Бесс поскакала прямиком в Хардвик-Мэнор, так и не переодевшись. Она полагала, что в мужском наряде ей будет легче вести неприятный разговор с братом.

Приближаясь к родному дому, Бесс вдруг поняла, как любит его, хотя дом был в плачевном состоянии. Остановив жеребца, она долго смотрела на родное гнездо, вспоминая, как горевала в тот день, когда их выгнали отсюда. При виде обветшалого особняка у нее сжалось сердце. Бесс охватили угрызения совести — ведь она отдала всю любовь Чатсворту.

Когда-то Бесс пообещала этому дому: «Скоро ты вновь станешь моим!» И сдержала слово. Но дом достался Джеймсу — потому что принадлежал ему по праву, а брат совсем не заботился о родном гнезде. Печаль Бесс сменилась гневом. Почему Джеймс так беспечен? Неужели пятьсот акров земли не приносят ему никакой прибыли?

Она спешилась, привязала Ворона к дереву, подошла к входной двери и постучала в нее рукояткой хлыста. Никто не открыл. Тогда Бесс вошла в дом, взмахом руки отпустила попавшегося навстречу слугу и обратилась прямо к золовке:

— Где он, Лиззи?

Молодая женщина, удивленно оглядев наряд гостьи, кивнула в сторону гостиной.

Внутренне кипя, Бесс вошла в комнату.

— Джеймс Хардвик, пока ты сидишь здесь сложа руки, твои работники бунтуют — потому что не могут заплатить за аренду земель!

— А, леди Сент-Лоу! — издевательски воскликнул Джеймс. — Добро пожаловать в наш шалаш!

— Не смей так говорить со мной, сукин сын!

— Ты всегда бранилась, как мужчина, а теперь еще и вырядилась в мужские штаны. Может, под бриджами у тебя кое-что выросло, сестренка?

— Будь я мужчиной, я отхлестала бы тебя плетью. Немедленно объясни, что происходит в Хардвике?

Усмешка исчезла с лица Джеймса, на нем появилось выражение уныния и безнадежности.

— Бесс, я ничего не могу поделать. Сколько раз я пытался заняться хозяйством, но все напрасно. Или урожай погибает, или овцы мрут от болезней. В этом году мне не удалось даже продать шерсть. Сказали, что она кишит клещами, — вот и пришлось сжечь ее.

— Джеймс, ну разве можно быть таким бестолковым? Ты же знаешь, надо следить за тем, чтобы в шерсти овец не заводились клещи. Чтобы успешно выращивать урожай, надо много трудиться. Мы, землевладельцы, в ответе за своих арендаторов.

— Я не собирал плату за аренду уже несколько месяцев, поскольку знаю, что моим фермерам нечем платить.

— А как насчет тех, кто работает на тебя, но платит за аренду мне? Неудивительно, что в Честерфилде вспыхнул бунт! С какой стати мои арендаторы должны платить за землю, когда твои не делают этого? Почему ты не подумал об этом заранее?

— Ты богаче меня, ты и думай!

— Да будет тебе известно, что последние восемь месяцев я провела в Тауэре.

— И поделом тебе! Вечно суешь нос в чужие дела. Бесс угрожающе шагнула к брату и вскинула хлыст, но тут услышала вопль Лиззи:

— Не бей его! Джеймс целый месяц отсидел в долговой тюрьме!

Бесс, обернувшись, уставилась на золовку. Джеймс молчал.

— Почему же теперь ты на свободе?

— Я занял денег, чтобы заплатить долги.

— Ты заложил Хардвик?! — ужаснулась Бесс. Когда Джеймс кивнул, она метнулась к нему и наотмашь ударила хлыстом. Он вырвал хлыст.

— А откуда еще я мог достать денег? Жениться на деньгах, как это сделала ты?

— Ублюдок! — Бесс попалась под руку кочерга. Джеймс быстро попятился. — Почему ты не обратился ко мне?

— Из гордости.

— Гордости у тебя нет ни на грош! Ты только посмотри, как обветшал дом!

— Мне придется взять в долг еще немного денег, чтобы починить его.

— Ни в коем случае! Я сама заплачу за ремонт и починю крышу. А еще я дам тебе денег в долг чтобы ты купил скот и семена.

— Ты всегда мечтала о Хардвике и теперь хочешь прибрать его к рукам!

— Джеймс, у тебя в голове дерьмо вместо мозгов! Неужели ты не понимаешь, что у твоих кредиторов я могу выкупить дом за бесценок.

Поняв, что сестра права, Джеймс разрешил ей привести дом в порядок и согласился взять деньги на покупку скота. Бесс не подозревала о том, что Джеймс решил сразу после ремонта продать дом и перебраться в Лондон.

В день двух свадеб Бесс приказала заложить два экипажа. Элизабет в темно-розовом наряде и две младшие девочки в одинаковых белых туалетах с розовыми поясами разместились в первом экипаже вместе с Бесс, а трое сыновей — во втором с Марселлой и Джейн.

Синтло не было с ними: он сопровождал королеву Елизавету из Хэддон-Холла в Шеффилд. Накануне вечером Уилл провел в Чатсворте несколько часов. Бесс ужаснулась, увидев, как он исхудал. Теперь Синтло был не только сутулым и совсем седым, но и худым, как тростинка. Женщины начали хлопотать вокруг него, кормить, поить целебными настоями для улучшения аппетита, но Уилл уверял, что чувствует себя прекрасно. Однако Бесс решила, что после свадьбы убедит мужа оставить пост при дворе.

Экипажи Бесс и кавалькада королевы подъехали к Шеффилду одновременно. Робин Дадли сопровождал Елизавету верхом. Воспользовавшись случаем, Бесс представила королеве двух младших дочерей.

Елизавета пристально оглядела старшую девочку:

— Я — твоя крестная мать, а ты — моя тезка.

Семилетняя Элизабет присела:

— Это большая честь для меня, ваше величество.

Королева взглянула на Бесс:

— Она — точная копия Кавендиша. — Ечизавета перевела взгляд на рыжеволосую Мэри. — А это — вторая Бесс Хардвик, да сохранит ее Бог!

Все устремили взгляды на роскошное платье королевы из белого атласа, расшитого агатовыми бусинами, чередовавшимися на лифе с бриллиантами.

— Вы великолепно выглядите, ваше величество!..

— А ты, вижу, оделась по последней моде. Этот высокий воротник очень идет тебе. Сегодня же закажу себе такой. Бесс полагала, что королева удалится, но та предложила:

— Пойдем вместе навстречу хозяйке. Мне не терпится посмотреть, как она вырядилась.

— Уверен, она предпочла зеленый цвет Тюдоров в вашу честь, ваше величество, — сказал Робин.

Когда на крыльце замка появилась Гертруда Толбот, Елизавета недовольно бросила:

— Это вовсе не цвет Тюдоров! Что за оттенок?

— Вроде гусиного помета. — Бесс прикрылась веером. Королева рассмеялась:

— Леди Сент-Лоу, мне недоставало вашего остроумия!

Гертруда Толбот пренебрежительно оглядела Бесс. Жена Шрусбери, невысокая, полная, в любой одежде казалась дурнушкой. Мало того, с ее лица не сходила презрительная гримаса.

— Вы оказали нам большую честь, ваше величество.

— Разумеется. А почему Старик не вышел приветствовать меня?

Шрусбери вырос рядом как из-под земли, заслонив собой неяркое утреннее солнце, и галантно поклонился.

— Рад видеть двух самых прелестных дам королевства!

— Я бы не хотела делить этот комплимент с госпожой Бюст! — резко отозвалась Елизавета, и все четверо вдруг вспомнили тот давний летний день, когда они познакомились в Хэмптон-Корте.

Дадли звонко рассмеялся, а королева смахнула слезу. Бесс и Толбот тоже усмехнулись, но подумали совсем о другом. У них были общие тайны.

Тут подошли граф и графиня Пемброк, и вся компания направилась к церкви святых Петра и Павла, расположенной на землях, принадлежащих Шеффилду.

В церкви к Бесс подошел Синтло, с трудом пробравшийся сквозь толпу гостей. При виде девочек-невест у Бесс встал ком в горле, и она помолилась о том, чтобы их брак был удачным.

Церемония завершилась очень быстро, и вскоре гости устремились в гостеприимный замок Шеффилд. Все привезли с собой детей. Сыновья и дочери Бесс моментально перезнакомились с детьми Толбота, отпрысками Гербертов, Хауардов и Стюартов.

Гостям оказали пышный прием, сравнимый только с придворными торжествами. В большом зале накрыли огромный обеденный стол за которым разместились шестьдесят взрослых гостей. Детей усадили отдельно. За стульями навытяжку застыли лакеи.

Бесс впервые видела столько серебра. На деньги, вырученные от продажи массивных столовых приборов, могло бы целый год кормиться все население маленького городка. На стенах висели дорогие полотна и гобелены, приобретенные несколько веков назад. Бесс старалась не глазеть по сторонам, но ее поражало, что таким богатством владеет одна семья.

После обеда гости перешли в один из бальных залов. Уильям Парр пригласил Бесс на танец, и она вопросительно взглянула на мужа.

— Танцуй, дорогая. Из меня танцор никудышный, а я знаю, что ты не прочь повеселиться.

Охваченная угрызениями совести, Бесс смотрела вслед мужу, который присоединился к пожилым мужчинам и вступил в оживленную беседу с ними. Уильям Герберт вывел Бесс на середину бального зала. Несколько часов она танцевала со всеми знакомыми графами и лордами, а также с теми, с кем познакомилась сегодня. И наконец закружилась в объятиях Шрусбери в искрометной гальярде.

Бесс заметила, что Толбот не сводит глаз с огромного сапфира, подрагивающего в ложбинке между ее грудей.

— Великолепно! — прошептал он.

— Благодарю, это подарок Синтло

— Я имел в виду вовсе не сапфир.

Бесс пропустила намек мимо ушей, а Шрусбери склонился к ее уху:

— Ты щеголяла бы в бриллиантах и изумрудах, если бы позволила мне подарить их тебе.

Бесс с вызовом взглянула на него:

— А как насчет фамильных жемчугов Толботов?

Откинув кудрявую голову, он захохотал:

— Такую дерзкую женщину я встречаю впервые. Именно этим ты и притягиваешь меня.

— Мужчины всегда мечтают о том, чего не могут получить.

— Видимо, и женщины тоже, иначе зачем ты заговорила о жемчугах?

Бесс прекрасно знала, что женщина может завладеть жемчугами Толботов лишь одним способом — став графиней Шрусбери, но намек партнера уязвил ее.

— Пусть у тебя останутся жемчуга, Шру, а у меня — хорошая репутация

Упругие мышцы на его руках напряглись. Толбот высоко поднял партнершу в фигуре танца, и Бесс ослабела от желания. Он удивленно раскрыл глаза, заметив зеленое шелковое белье, и Бесс поняла: Шрусбери жаждет ее. Танец посреди переполненного гостями зала превратился в изощренную пьггку.

— Ты изголодалась. Почему же борешься со своим и моим желанием? — горячо прошептал Толбот.

— Хочешь знать правду? Потому, что ты женат, а я замужем, другой причины нет.

— Но Синтло вряд ли способен удовлетворить тебя. Он был стариком еще в то время, когда женился на тебе, а теперь превратился в развалину.

— Именно поэтому я не могу изменить ему.

— Стало быть, ты предпочитаешь вести монашескую жизнь, лишь бы сдержать клятву, которой не следовало давать.

— Когда-то я нравилась тебе в монашеском облачении.

Они поравнялись с дверью бального зала, и Шрусбери увлек Бесс в сторону — прежде чем она догадалась о его намерениях.

— Не надо, Шру! — Бесс попыталась высвободить руку, но его мощные пальцы сжались. Он почти протащил ее за собой по галерее, ведущей в парк.

— Черт побери, я не собираюсь насиловать тебя!

Они вышли в напоенный ночными ароматами сад, пересекли ухоженную лужайку, миновали фонтан и свернули на уединенную тисовую аллею, которая уже не одно столетие была приютом влюбленных. Бесс молчала, зная, какой скандал разразится, если кто-нибудь застанет их вдвоем.

Шрусбери взял ее за руки и вгляделся в лицо, озаренное лунным светом.

— Ты пригласила в Чатсворт всех, кроме меня, — укоризненно заметил он.

— Мне предстоит принимать у себя королеву. Я не хочу, чтобы ты отвлекал меня.

— Значит, ты признаешься, что я небезразличен тебе? — Обняв Бесс, он прижал ее к себе.

— Ты и сам знаешь, что творится со мной, когда ты рядом. Как Люцифер, ты склоняешь меняк греху.

— Любовь — не грех, Бесс.

— Это не любовь, а похоть!

— Мы — родственные души, страстные натуры, которые нашли друг друга.

— А по-моему, мы просто порочные люди, не умеющие владеть собой!

— Ты без труда опровергаешь все мои слова.

— Шру, если я забудусь, то отдамся тебе, не сходя с места. Он застонал и жадно прильнул к ее губам. Потом сказал:

— Для меня невыносимо видеть, как ты танцуешь с другими мужчинами, знать, что они прикасаются к тебе, ощупывают взглядами твою грудь, мечтают увидеть соски!

— Шру, ради Бога, не целуй меня больше! Ведь мы не сможем остановиться!

Вместо ответа он вновь завладел ее ртом. Бесс сердито оттолкнула его:

— Это безумие! Так продолжаться не может. Сегодня день свадьбы твоего сына и дочери! Если немедленно не образумишься, мы уляжемся прямо здесь, под кустами, как цыгане!

Внезапно, услышав чьи-то крики, они замерли. Шум доносился из замка.

— Кажется, там что-то случилось. Иди скорее! — поторопила Бесс.

Выждав несколько минут, она тоже направилась к замку, стараясь держаться в тени. Войдя в зал, Бесс увидела, как Джордж Толбот, граф Шрусбери, бережно поднял с пола графиню Гертруду и понес ее к огромной резной лестнице. За ним последовали три фрейлины Гертруды, удрученно качая головами.

Бесс подошла к Синтло, стоявшему рядом с королевой и Дадли:

— Что с ней случилось?

— Какой-то припадок. К счастью, в Шеффилде есть свои врачи. По-моему, Гертруда просто переволновалась, — заявила Елизавета.

Бочком подступившая к ней Энн Герберт прикрыла лицо веером и объяснила:

— Гертруда поссорилась со своим сыном Фрэнсисом, моим зятем. Молодожены решили пораньше уйти из зала, но Гертруда об этом и слышать не желала. По-моему, она вовсю тиранит детей, требуя безоговорочного повиновения. Дочери боятся ее до смерти.

Елизавета подняла выщипанные брови:

— Я знала, что вы откроете нам истину, леди Герберт. Но толстокожая Энн Герберт была неуязвима для шпилек.

— Женившись, Фрэнсис решил, что власти Гертруды над ним пришел конец, начал спорить с ней, а она вдруг побагровела, как индюшачий гребень, и рухнула на пол!

— Вероятно, она просто лишилась чувств. Ей нужен отдых, — пробормотала Бесс.

Энн Герберт покачала головой, многозначительно поджала губы и поставила диагноз:

— Вся левая сторона у Гертруды парализована — она не может ни говорить, ни ходить. Видимо, положение опасное!

— Надеюсь, вы ошибаетесь, — отозвалась Бесс, терзаясь угрызениями совести.

Королева насмешливо поглядела на графиню Пемброк:

— Какая удача, что вы здесь, Энн! Вам наверняка удастся заменить хозяйку.

— Полагаю, да — ведь я мать жениха и невесты! — Энн Герберт опустила веер и вскинула голову. — Минутку внимания, господа: праздник продолжается, графине Шрусбери стало дурно от духоты! Ей необходим только отдых. Уильям, прикажите музыкантам сыграть бравурный марш. Пусть новобрачные пройдутся по залу, прежде чем уйти!

— Теперь мы в надежных руках, — с непроницаемым видом заключила Елизавета, хотя все, кто окружал ее, с трудом сдерживали смех. — И все-таки, Синтло, прикажите подавать экипажи. Мы возвращаемся в Хэддон-Холл. Робин, извинись за нас перед Шрусбери и передай, что завтра мы непременно узнаем, как чувствует себя бедняжка Гертруда.

Сэр Уильям Сент-Лоу, поклонившись, шепотом пояснил жене:

— Ее величество не выносит припадков. Спокойной ночи, дорогая. Если королева позволит, завтра я приеду в Чатсворт.

Шрусбери вернулся вместе с Дадли, чтобы попрощаться с Елизаветой и ее свитой, а затем заверил гостей, что Гертруда уже пришла в себя.

Собравшись уезжать, Бесс обнаружила, что ее трое сыновей затеяли борьбу с Гилбертом Толстом, дружелюбным юношей, похожим на отца. Бесс задумалась о том, что пора позаботиться о будущем младших детей. Обернувшись, она увидела, что Шрусбери, стоя у двери, наблюдает за ней.

— Пожелайте лорду Толботу спокойной ночи и поблагодарите его за гостеприимство, — сказала Бесс сыновьям, и те нехотя прервали игру. Поклонившись хозяину дома, мальчишки направились к двери. Гилберт бросился за ними. Бесс подошла к Шрусбери и коснулась его руки. — Энн Герберт уверяет, что Гертруда не может ни говорить, ни ходить.

Он кивнул:

— Врач утверждает, что она скоро поправится, но я не верю этому шарлатану.

— Мне очень жаль! — Бесс напряженно всматривалась в лицо Шрусбери. — Представляю себе, как тебя мучает совесть! Он накрыл ее руку ладонью.

— Ошибаешься, Бесс. Я не жалею ни о чем, что было между нами. А вот ты чувствуешь себя виноватой, моя прелесть, поэтому мы не будем встречаться, пока Гертруда не поправится.

Его слова прозвучали совершенно искренне. Но можно ли им верить? Бесс потупилась.

— Спокойной ночи, милорд. Прошу вас, сообщите мне о здоровье вашей жены.


Глава 33


Следующая неделя выдалась самой хлопотной в жизни Бесс. Она принимала у себя королеву Елизавету и ее свиту. Чатсворт произвел огромное впечатление и вызвал зависть у всех гостей до единого. Улучив минуту, Бесс попросила королеву освободить ее от обязанностей придворной дамы хотя бы на год и вздохнула с облегчением, когда Елизавета согласилась.

Перед отъездом мужа в Лондон Бесс заговорила с ним о двух старших сыновьях:

— Уилл, Генри заканчивает учебу в Итоне, его будущее определено. Он унаследует все владения Кавендиша, поэтому мне незачем беспокоиться о нем — осталось лишь подыскать ему достойную невесту. А вот будущее Уильяма меня тревожит. Я хочу, чтобы он стал адвокатом: это самое прибыльное занятие в Англии. Поверь мне, каждый год в карманы адвокатов уплывает большая часть моих доходов.

— По-моему, это превосходная мысль. Уильяму придется закончить Кембридж. С учебой у него вряд ли возникнут затруднения, но попасть туда не просто.

— Так ты разузнаешь обо всем, дорогой?

— Непременно. Предупреди меня заранее о том, на какой день будет назначена свадьба Фрэнси.

— А если у ее величества возникнут другие планы? — ехидно спросила Бесс.

— Я приеду на свадьбу Фрэнси во что бы то ни стало!

Бесс вновь убедилась, что Уилл — самый преданный отец на свете, и возблагодарила за это Бога. Пожелав мужу счастливого пути, она попросила его беречь себя.

— Не тревожься обо мне, любимая. Марселла снабдила меня всеми необходимыми целебными средствами: от телячьего холодца до сиропа из инжира.

Бесс усмехнулась: тетка свято верила, что хорошее пищеварение — залог здоровья.

Когда гости разъехались, Бесс ушла к себе. Прежде она старалась ложиться попозже, поскольку в постели ее посещали самые мрачные мысли. Вот и теперь Бесс погрузилась в размышления. Шрусбери прислал ей записку и сообщил, что К Гертруде вернулась речь, а врачи обещают вскоре поставить ее на ноги. Записка была вполне благопристойна, за исключением обращения: «Моя милая монахиня!»

Бесс иронически улыбнулась. Она и вправду вела монашескую жизнь, а напоминание Шрусбери вновь заставило ее подумать, так ли это необходимо. Бесс решила забыть о своих плотских желаниях и посвятить себя детям. Не так давно ее посетила удачная мысль: если Герберты сумели устроить брак двоих детей с Толботами, почему бы не последовать их примеру? У Бесс оставалось еще пятеро детей, а у Шрусбери — четверо.

Конечно, гордые аристократы Толботы, ведущие свой род от Плантагенетов, наверняка будут шокированы, если она предложит им такой брак. Дети Бесс носили фамилию Кавендиш и не имели титула. Но ее дочери могли бы получить титул, вступив в брак. Надо только с умом взяться за дело и выбрать достойную цель. Бесс вспомнила юного Гилберта Толбота. Возможно, когда-нибудь он станет графом Шрусбери, а его жена — графиней. Кроме того, есть Чарльз Стюарт, сын графини Леннокс, рядом с которым Элизабет, дочь Бесс, сидела за праздничным ужином. Чарли — двоюродный брат королевы и прямой наследник престола! Еще раз вернувшись к своим честолюбивым планам, Бесс подумала о том, что первым делом ей следовало назначить день свадьбы Фрэнси и поселить новобрачных поблизости, в поместье Мидоуплек на реке Дав.

Свадьба Фрэнсис Кавендиш и Генри Пирпонта состоялась в Холм-Пирпонте первого сентября. Устраивать пышное торжество не стали, поскольку отцу жениха, сэру Джорджу, нездоровилось. А когда из Лондона прибыл отчим невесты — сэр Уильям Сент-Лоу, всем собравшимся стало ясно, что и он долго не протянет.

С тяжелым сердцем Бесс увезла мужа домой, в Чатсворт. Оба знали, что ему уже никогда не вернуться ко двору. Всю осень Бесс ухаживала за мужем, понимая, что дни его сочтены.

Когда Синтло становилось лучше, он располагался в роскошной библиотеке Чатсворта, закутавшись в плед, и начинал разбирать письма. Бесс, устроившись рядом, за письменным столом, проверяла книги расходов.

Перечитав письмо, полученное неделю назад из Кембриджского университета, Синтло поднял голову:

— Прости, дорогая, но устроить Уильяма в Кембридж нам не удастся. Мне отказали уже во второй раз, объясняя, что у них нет мест.

Бесс отшвырнула перо и закусила губу.

— Ты ни в чем не виноват, Уилл: все дело в обычаях. Будь Уильям юным лордом или наследником графа, руководство университета расшиблось бы в лепешку, чтобы отыскать для него место, но у какого-то мастера Уильяма Кавендиша нет никаких шансов!

— Пару дней назад я написал Шрусбери, прося его оказать нам помощь.

Бесс прижала ладонь к груди.

— Господи, Уилл, зачем ты это сделал?

— Почему бы и нет, дорогая? Шрусбери — славный малый, к тому же он обладает почти неограниченным влиянием.

— Мне бы не хотелось быть у него в долгу.

— Не волнуйся, дорогая. Шрусбери — лорд-наместник Дербишира, к тому же глава казначейства. Как твой близкий знакомый, он наверняка согласится употребить свое влияние, чтобы обеспечить будущее нашего сына.

Бесс вспыхнула и отошла к окну. Ее сердце учащенно забилось, едва она узнала в рослом всаднике, показавшемся вдалеке, Шрусбери. Бесс обернулась к мужу:

— Он едет сюда! Ты готов принять его, Уилл? — За себя она не ручалась.

Сбросив тяжелый плащ и стянув перчатки, Шрусбери отдал их дворецкому.

— Я приехал повидаться с сэром Уильямом.

— Вас ждут, лорд Толбот. Будьте любезны пройти в библиотеку.

Кровь ударила в голову Шрусбери, когда он понял, что сейчас увидит Бесс. За всю зиму, показавшуюся ему бесконечной, они не встречались ни разу. Сотни раз Шрусбери видел издалека, как Бесс скачет по окрестным холмам, и часто подумывал, не навестить ли ее в Чатсворте. Получив письмо от Синтло, он обрадовался предлогу, позволяющему явиться к Бесс с визитом.

Переступив порог библиотеки, Толбот устремил взгляд на Бесс. Она шагнула ему навстречу. Шрусбери заметил, что на ней бледно-серое бархатное платье, расшитое жемчугом, а рукава подбиты желтым шелком. Казалось, Бесс излучает сияние. Представив себе, что на ней ярко-желтое белье, Шрусбери ощутил возбуждение. Не сводя глаз с ее прекрасного лица, он вдруг понял, почему с недавних пор егожизнь стала такой унылой: ему недоставало Бесс.

Она протянула руку:

— Лорд Толбот, очень любезно, что вы навестили нас.

Он поднес к губам ее длинные тонкие пальцы, коснулся чернильного пятна на подушечке указательного. Бесс источала аромат вербены. Впервые в жизни Шрусбери ощущал такое опьяняющее благоухание.

— Простите, что не могу встать, лорд Толбот.

Только теперь Шрусбери увидел, что в кресле сидит муж Бесс — взъерошенный старик, закутавшийся в плед.

— Сэр Уильям, я приехал, как только получил ваше письмо. — Шрусбери не мог заставить себя осведомиться о здоровье Синтло: судя по всему, тот умирал.

— Бесс рассердилась на меня — за то, что я обратился к вам.

— Я вовсе не сержусь, Уилл, просто мы не вправе перекладывать на плечи лорда Толбота наши семейные неурядицы.

— Для меня это вовсе не обуза, леди Сент-Лоу. Я уже написал декану Кембриджа, советуя ему принять Уильяма Кавендиша в Клэр-Холл к Дню святого Михаила, когда начнется очередной учебный семестр.

— Слышишь, Бесс? Я же говорил, что лорд Толбот нам поможет!

— Сумею ли я когда-нибудь отблагодарить вас, милорд? — смущенно проговорила Бесс.

«Черт побери, Бесс, не смотри на меня так! Я не стану требовать, чтобы ты платила мне своим телом!» Мысленно Шрусбери выругался, зная, что его глаза в эту минуту горят желанием.

Бесс потупилась.

— Не хотите ли бренди, милорд? А может, горячего сидра?

— Нет, благодарю вас.

— Пожалуйста, побудьте с нами, расскажите Уиллу, что творится при дворе.

Взгляд Бесс стал умоляющим, и Шрусбери вдруг догадался, что Синтло никто не навещает. Он смягчился.

— Так и быть. Пожалуй, лучше согреться горячим сидром, прежде чем скакать в Шеффилд.

При взгляде на Бесс, которая направилась к двери, у него сжалось сердце. Прокашлявшись, Шрусбери сел рядом с Синтло.

— Я пробью при дворе всего один месяц, прежде чем меня вызвали домой. Видите ли, моей жене вновь стало хуже.

Толбот был скрытным человеком, поэтому никто не знал, какие ссоры вспыхивают у него в доме между Гертрудой и детьми. В своей болезни она обвиняла близких, не проходило и дня, чтобы Гертруда не обрушивалась на них с упреками. Шрусбери знал, что злейший враг Гертруды — она сама, поскольку скандалами она уже не раз доводила себя до припадков. Младшие Толботы избегали матери, и хотя Шрусбери предпочел бы последовать их примеру, он проводил с женой немало времени, стойко выдерживая вспышки гнева. Приписывая их душевной болезни, Толбот проявлял к жене терпение и доброту.

Синтло, выразив сочувствие, перешел к тому, о чем ему не терпелось узнать:

— Как поживает ее величество?

— Замуж еще не вышла. Тайный совет предложил ей в мужья Карла, эрцгерцога Австрии. Подобный союз был бы выгоден стране.

Синтло прикрыл глаза, пережидая приступ боли, потом улыбнулся:

— Елизавета умеет вести подобные игры.

— Их суть в том, чтобы уравновесить влияние католиков и протестантов. С этим Елизавета легко справляется при помощи Сесила.

Бесс вернулась вместе с лакеем, который нес серебряный поднос с двумя бокалами дымящегося сидра. Уильяму она протянула чашку с целебным настоем ромашки, бальзама и опиума. Он уже давно потерял аппетит, а питье смягчало рези в животе.

Подав Шрусбери бокал, Бесс поставила свои на каминную доску, наклонилась и начала ворошить кочергой угли в камине. Толбот подошел к ней. Сидр выплеснулся из наклонившегося бокала, и по комнате расплылся аромат печеных яблок.

При свете камина Шрусбери видел темные круги под глазами Бесс, но даже они казались ему прекрасными. Он смущенно пробормотал:

— Зима когда-нибудь кончится… ледом придет весна.

Бесс кивнула, а Шрусбери понял, что она едва сдерживает слезы.

Он потягивал сидр, страстно желая заключить Бесс в объятия. Правила приличия предписывали ему держаться на расстоянии. Осушир бокал, Толбот поставил его на каминную полку. Синтло задремал. Шрусбери приложил палец к губам и тихо направился к дверям библиотеки.

Бесс последовала за ним, и они спустились по элегантной лестнице. Бесс молча ждала, когда дворецкий поможет гостю надеть плащ и удалится.

— Спасибо, — шепнула она.

— Кембридж… — начал он и осекся, а Бесс покачала головой:

— Спасибо, что сдержали обещание.

Сэр Уильям Сент-Лоу умер в начале января, задолго до того, как появились первые весенние цветы. Королева Елизавета объявила день траура по своему преданному капитану стражи и старшему дворецкому, но не стала устраивать ему пышные похороны.

Бесс перевезла тело мужа в Лондон. Зная, что длинное путешествие зимой слишком утомительно для матери и тети Марси, она взяла с собой только сестру Джейн. На похоронах присутствовали трое сыновей Бесс, которые по-прежнему учились в Итоне. Сэра Уильяма Сент-Лоу похоронили в церкви святой Елены в Бишопсгейте, рядом с его отцом — сэром Джоном Сент-Лоу.

После панихиды Бесс повезла сыновей на кладбище Сент-Ботолфс в Олдгейте, на могилу отца. На душе у нее было очень тяжело. Только теперь она поняла, что до сих пор носит траур по Кавендишу. Происходящее представлялось Бесс кошмарным сном. Как вышло, что она пережила трех мужей? Чем заслужила такую долгую жизнь? Бесс не плакала: ею вновь овладело уже знакомое оцепенение.

В Чатсворт она вернулась совсем без сил и сразу удалилась в свои комнаты, которые так любила. Бесс не могла ни есть, ни спать. Но хуже всего было то, что она ничего не чувствовала.

Бесс перечитала завещание Синтло. Она давно знала, что он завещал ей все свои земли и поместья в Сомерсете и Глостершире, но руины монастыря и земли в Гластонбери стали для нее сюрпризом. Бесс прожила с Синтло четыре с половиной года, и большую часть времени он посвящал своим обязанностям при дворе. Она вновь просмотрела завещание. Синтло был беззаветно предан ей. Бесс питала к мужу привязанность, а он любил ее всем сердцем. Почему же она не чувствует ни вины, ни скорби, ни гневя Господи, что с ней стряслось?

Граф Шрусбери выразил соболезнования матери Бесс и тете Марси. Джейн поспешила наверх доложить Бесс о приезде гостя.

— Извинись за меня перед лордом Толботом, Джейн. Я никого не хочу видеть.

— Бесс, но ведь это граф Шрусбери! Я не могу отказать ему!

— А я могу, и не раз делала это, — безучастно отозвалась Бесс. — Пожалуйста, Джейн, оставь меня в покое. Смущенная Джейн спустилась в гостиную.

— Моя сестра приносит глубочайшие извинения, но сегодня она никого не желает видеть.

Толбот в полном недоумении посмотрел на Джейн:

— А вы сообщили ей о моем приезде?

Джейн покраснела.

— Дело не в вас, милорд. Бесс нуждается в уединении.

— А по-моему, дело именно во мне. Будьте любезны, передайте миледи, что если она немедленно не спустится, я сам поднимусь к ней.

— Лорд Толбот! — воскликнула Элизабет. Марселла нахмурилась, ибо давно уже поняла, что между Бесс и графом что-то происходит.

— Поднимитесь к ней, граф. Только человек с сильной волей способен вернуть ее к жизни.

Шрусбери не пришлось упрашивать. Он мигом взлетел по лестнице и безошибочно нашел комнату Бесс. Постучав, Толбот не стал ждать ответа. Он распахнул дверь и вошел.

— Кто вам разрешил войти сюда? — отчужденно спросила Бесс.

— Я не привык спрашивать разрешения.

Бесс стояла у окна, держа что-то в руках. В черном платье она казалась воплощением скорби. Подойдя ближе, Шрусбери заметил, что в лице ее ни кровинки. Толбот взял из рук Бесс странный предмет. Она не сопротивлялась. Шрусбери внимательно осмотрел книжечку в золотом переплете, усеянном рубинами. Внутри оказались два портрета — Бесс и Уильяма Кавендиша.

— Боже милостивый, ты до сих пор скорбишь по Кавендишу! — Подавив жгучую ревность, он положил книжечку на стол. Подхватив Бесс на руки, он отнес ее к мягкой кушетке у камина, усадил к себе на колени и с безграничной нежностью прижал к груди. — Успокойся, успокойся, Бесс!

Гладя ее по волосам, Толбот с восхищением смотрел, как на них пляшут отблески огня. Вдруг Бесс задрожала. Он стиснул объятия, словно пытаясь уберечь ее от беды, и с бесконечным терпением ждал, когда лед в ее сердце растает.

— Тебе слишком долго приходилось быть сильной. Теперь я стану твоей силой.

Она все дрожала, а Шрусбери ласково гладил ее по спине. Постепенно Бесс начала успокаиваться, приглушенно всхлипнула и наконец разразилась слезами.

Целый час она провела в объятиях Шрусбери, вскрикивая и захлебываясь рыданиями, замолкая и разражаясь истерическим смехом. Наконец Бесс вскочила и заметалась по комнате, бранясь, крича и швыряя все, что попадалось ей под руки. Эта буря ужаснула бы любого, но только не Толбота, терпеливо сносившего язвительные тирады Гертруды.

А потом Бесс начала без умолку говорить, признаваясь во всех своих грехах, во всех недостатках и пытаясь оправдать себя.

Шрусбери удивленно покачал головой. Такой страстной женщины он еще не видывал, но любил ее без памяти. Выждав еще несколько минут, Толбот твердо сказал:

— Довольно, моя прелесть. — Поднявшись, он начал расстегивать ее платье.

— Что ты делаешь?

— Раздеваю тебя.

Ее заплаканные глаза расширились.

— Ты не посмеешь!

— Не болтай чепухи — конечно, посмею. Я просто раздену тебя и уложу в постель. — Толбот так деловито расстегивал пуговицы, словно раздевал Бесс каждый вечер. Под траурным платьем и черными нижними юбками оказалось самое простое белье. — А это еще что такое? Почему же ты сразу не облачилась в рубище и не посыпала голову пеплом?

Бесс скорбно уставилась на него. Сняв с нее подвязки и чулки, Шрусбери подошел к комоду и достал ночную сорочку — самую простую, шерстяную, которая согрела бы Бесс в просторной пустой постели. Подержав рубашку перед огнем, он надел ее на Бесс. Потом, подхватив на руки, отнес ее в соседнюю спальню, заботливо укрыл одеялом и развел огонь в большом мраморном камине. Убедившись, что пламя разгорелось, Шрусбери задернул плотные занавески на всех четырех окнах.

Начался снегопад, и Толбот понял, что на обратном пути наверняка промерзнет. Он зажег свечу и поставил ее на столике у постели. У Бесс слипались глаза, мокрые от слез ресницы подрагивали на бледных щеках.

Спустившись вниз, Шрусбери увидел трех женщин, с надеждой взирающих на него. Он понял, что время близится к полуночи. Родные Бесс наверняка слышали вопли и шум наверху и теперь ждали объяснений.

— Она спит, как младенец. Завтра встанет такой же, как прежде, — заверил дам Толбот.

Вскочив в седло, он пришпорил жеребца. Снег и мороз вдруг стали ему нипочем: бурлящая в жилах кровь согревала Толбота. Мысли о Бесс прогоняли озноб.


Глава 34


Бесс получила немало писем с соболезнованиями, лондонские друзья и знакомые настоятельно советовали ей вернуться ко двору. Некоторые советы так уязвили Бесс, что она не сдержала возмущения:

— Вы только послушайте, что пишет Энн Герберт: «Найти мужа легче всего при дворе». А вот письмо от Леттис Ноллис: «Убеди ее величество вновь назначить тебя фрейлиной. Сейчас нас всего трое: Бланш Пэрри, Мэри Стаффорд и я, а мужчины при дворе весьма необузданны!»

— Эта особа не имеет ни малейшего понятия о приличиях. Неужели она не слышала о том, что вдовы должны носить траур? — воскликнула Элизабет.

— При дворе траур не в моде. Богатые вдовы в мгновение ока находят себе новых мужей, — объяснила Бесс.

— Ты могла бы стать желанной добычей для любого честолюбивого мужчины, дорогая, — вставила Марселла.

— Больше я никогда не выйду замуж. Мои деньги, поместья и земли достанутся детям. Мое состояние не уплывет к мужу — оно мне слишком дорого досталось.

«И кроме того, я хочу замуж только за одного мужчину на свете, а он женат с двенадцати лет!»

Апрель заставил зиму отступить и возвестил о приходе весны. Пользуясь ясной погодой, Бесс каждый день объезжала свои владения, фермы и поля. Овец уже начали выгонять на холмистые пастбища. Сердце Бесс трепетало в предвкушении того, что вскоре луга покроются пестрым ковром цветов.

Она была благодарна Шрусбери за то, что он держался на почтительном расстоянии, но знала: вскоре его терпению придет конец. На каждой прогулке Бесс ждала встречи с ним и предчувствовала, что рано или поздно это произойдет. Былая враждебность между ними исчезла без следа. Бесс по-прежнему считала Шрусбери самым надменным мужчиной в мире, но когда убедилась, что он заботится о благополучии не только своих, но и чужих арендаторов, ее мнение о нем изменилось. Наконец Бесс пришлось признать, что лорд Толбот — добрый, справедливый и порядочный человек, образец высокой нравственности во всем, кроме того, что касалось его отношения к ней. Он утверждал, что они влюблены друг в друга, а Бесс заявляла, будто их связывает только похоть. Но теперь она поняла, что питает к Шрусбери более глубокие чувства. Значит, надо поостеречься, пока не поздно. Толбот позволил ей носить траур три месяца.

Письмо от давнего друга сэра Джона Тайна удивило Бесс. Он собирался осмотреть несколько поместий в Дербишире, выражал желание посетить Чатсворт и намекал, что не прочь стать соседом Бесс и возобновить дружбу. Кроме того, Джон Тайн сообщил, что хотел приобрести поместье Эббот-Стоук в Линкольншире, близ Шеффилда, но граф Шрусбери опередил его.

Бесс сунула письмо Джона в стол, решив вежливо отказать ему. Она подозревала, что сэр Джон имеет в виду не только дружбу. Луч солнца упал на ее стол, и Бесс вдруг захотелось проехаться верхом в Мидоуплек, навестить Фрэнсис.

Фрэнсис глубоко скорбела о смерти отчима, но Бесс надеялась, что чудесная весенняя погода приободрит дочь.

Устав от унылых траурных платьев, Бесс надела под черную амазонку нижнюю юбку цвета фуксии. По пути в конюшню она нагнулась, чтобы сорвать крокус, и вдруг вспомнила слова Шрусбери: «Зима когда-нибудь кончится… следом придет весна».

К реке Дав Бесс подъехала рысью и с наслаждением вдохнула чистый воздух, как эликсир жизни. Заметив в кустах крольчонка, она подумала о том, станет ли в этом году бабушкой. Бесс давно взяла за правило никому не называть свой настоящий возраст, но ей уже давно за тридцать.

Увидев впереди одинокого всадника, она вздрогнула. Может, броситься наутек? Какая глупая мысль! Он немедленно настигнет ее, как охотник — добычу! Ей ни за что не сбежать от этого настойчивого дьявола. Бесс вдруг почувствовала себя беспомощной, как крольчонок.

Всадник быстро приблизился и преградил ей путь. На смуглом лице сверкнули белоснежные зубы.

— Какая приятная неожиданность! Откуда вы знали, что я еду к вам, моя прелесть? Бесс вскинула голову:

— Я не ваша прелесть.

— Ошибаетесь!

— Я понятия не имела, что вы едете в Чатсворт.

— Лжешь, Бесс: ты прекрасно знала, что рано или поздно я навещу тебя.

Она понимала, что не должна поддаваться гневу: вдова обязана сохранять самообладание.

— Лорд Толбот, я в трауре. Он рассмеялся:

— Вижу — по твоей нижней юбке!

— Дьявол! — Бесс одернула подол амазонки.

— Не пытайся обмануть меня, Плутовка: я знаю тебя как свои пять пальцев.

— Похотливое, ненасытное животное!

Толбот лукаво усмехнулся:

— Под стать тебе, моя прелесть.

— Зачем ты дразнишь меня? Ты же знаешь, как я вспыльчива!

— Мне нравится пробуждать в тебе страсть. А вспыльчивость — неотъемлемое свойство твоей натуры, и я могу разбудить ее, не предаваясь с тобой любви.

— Шру, прошу тебя, перестань.

— Бесс, перед тобой открыта дверь, за ней — свобода. Тебе наверняка хватит смелости перешагнуть порог.

— Господи, как же ты упрям!

— Дорогая, ты уже не замужем, так что не пытайся отказать мне под этим предлогом.

— Но ведь ты женат! — воскликнула Бесс.

Он засмеялся:

— О своих грехах я позабочусь сам, Бесс! — Спешившись. Толбот протянул ей руки:

— Пойдем прогуляемся вдоль реки. Нам надо поговорить.

Больше всего на свете Бесс хотелось, беседуя, идти с ним рядом, но она помнила: стоит Толботу обнять ее, и пути назад у них уже не будет.

— Я пойду с тобой, если ты пообещаешь не прикасаться ко мне и вообще вести себя пристойно.

Минуту он вглядывался в нее пронзительно-голубыми глазами, затем опустил руки, позволив Бесс спешиться самой, и завел беспечную беседу:

— Я купил участок земли в Линкольншире — пожалуй, попробую построить нечто вроде Чатсворта.

— Эббот-Стоук? Сэр Джон Тайн писал мне, что ты выхватил это имение у него из-под носа. Он давно скупает земли в здешних краях.

— Но на самом деле ему нужно нечто другое. — Внезапно вскипев, Шрусбери схватил Бесс за плечи и с силой встряхнул. — Пообещай, что больше не выйдешь замуж! Мужчины увиваются вокруг тебя, как кобели по весне!

Она укоризненно покачала головой:

— Как тебе не стыдно!

— К чертям приличия! У тебя скоро будет столько поклонников, что ты наверняка выйдешь замуж еще до Рождества!

— Значит, вот какого мнения ты обо мне! Нет уж, больше я никогда не взвалю на себя такую обузу. Стоит мне выйти замуж, все мое состояние и земли станут собственностью мужа — я знаю, что такое закон! То, что принадлежит мне, останется моим и перейдет по наследству к детям — каждое поместье, каждый акр земли, каждый пенни!

— Слава Богу, что ты наконец-то взялась за ум! Брак — это тюрьма, пожизненная каторга. Это ад на земле!

— Мне жаль, если твой брак и вправду таков, Шру. Но поверь, супружество бывает и блаженством. Он приложил ладонь к ее щеке.

— Бесс, я тоже хочу испытать блаженство, но только с тобой.

Прикрыв его ладонь своей, она коснулась губами руки Толбота. Толбота влекло к ней так же неудержимо, как и ее — к нему. Он стал для нее опорой, а о большем Бесс не смела даже мечтать. Отрицать истину нелепо. Шрусбери давно понял, что они любят друг друга, почему же она так долго сомневалась в этом?..

Бесс вдруг ясно осознала, что после смерти Кавендиша просто боялась полюбить — слишком уж мучительным было расставание с любимым. Вот почему она вышла замуж за Синтло — чтобы уберечь собственное сердце.

— Что же нам делать? — прошептала Бесс. Шрусбери обнял ее и привлек к себе.

— Об этом мы подумаем вместе. Решим, как быть. Завтра я возвращаюсь ко двору, чтобы привести в порядок дела в казначействе и тайном совете. А потом нас ждет целое лето. Я отвезу тебя в Уингфилд-Мэнор, Раффорд, Бракстон-Холл, Уорксоп, Уилбек… куда захочешь. Ты же любишь красивые особняки, Бесс, — вот я и покажу тебе все свои владения. Кое-что тебе понравится, а некоторые ты возненавидишь с первого взгляда — например, замок Татбери. Там вечная сырость, стены покрыты мхом.

— Шру, ты слишком торопишь события.

— Так ты поедешь со мной? — настойчиво спросил он.

— Да, — тихо отозвалась Бесс, — поеду. Но разве там нет слуг?

— В каждом особняке есть прислуга, но в отличие от Шеффилда немногочисленная. Я позабочусь о том, чтобы слуги держали язык за зубами. Нам не нужен скандал, который наверняка докатится до наших детей.

— И до королевы, — напомнила Бесс.

— Проведи этот день со мной. Мы уедем подальше от всех. Среди холмов не встретишь ни души. — Он говорил так уверенно, словно повелевал всей вселенной.

Пустив лошадей галопом, они засмеялись, как дети, которым все равно, что подумают о них другие. Почти два часа Шрусбери и Бесс поднимались по холмам, прка не добрались до вершины самого высокого из них. Здесь они остановили лошадей и застыли в седлах, держась за руки и глядя вниз — на долину, перечеркнутую лентами рек.

— Дорогая, ты понимаешь, что весь этот мир принадлежит нам?

В этот миг Толбот напоминал бога, взирающего на землю с вершины Олимпа. Бесс зачарованно улыбнулась:

— Ты любишь властвовать?

— Но не так, как люблю тебя, Плутовка.

Через две недели Бесс получила еще одно письмо от сэра Джона Тайна. Услышав о том, что Хардвик-Мэнор выставлен на продажу, он спрашивал у Бесс позволения купить его.

Бесс вызвала Роберта Бестни:

— Разыщи Джеймса. Я хочу видеть его сейчас же!

Джеймс Кромп был не только управляющим Чатсворта, но и близким другом Бесс в течение последних шестнадцати лет. Она полностью доверяла ему. Когда секретарь вернулся вместе с Кромпом, Бесс спросила:

— Кто-нибудь из вас слышал о том, что Хардвик выставлен на продажу?

— Хардвик-Мэнор и земли? — удивился Джеймс. — Я сразу известил бы вас об этом.

— Я только что оплатил счета за ремонт дома, — добавил Бестни. — Этого не может быть! Джеймс Кромп нахмурился:

— На прошлой неделе я пригнал туда скот… Нет, хозяин поместья мне ничего не сказал.

— Мерзавец! — воскликнула Бесс. — Роберт, немедленно поезжайте в Дерби, в контору Фалька и Энтвистла, и привезите сюда одного из них. — Она взглянула на библиотечные часы. — Мы с Джеймсом будем ждать вас в Хардвике ровно в два.

В час дня Бесс в сопровождении Кромпа прибыла в Хардвик. Сдерживая гнев, она осмотрела любимый старый дом, попросила брата Джеймса показать ей недавно купленных овец и коров, завела расспросы о том, что он намерен посеять в этом году, — словом, не раз давала ему возможность признаться. Но Джеймс упорно молчал. Бесс осторожно осведомилась:

— Какой доход принес Хардвик в прошлом году?

— Никакого. Ты же знаешь, мне пришлось взять деньги под залог дома, чтобы выплатить долг!

— А какой доход ты рассчитываешь получить в этом году? — невозмутимо продолжала Бесс.

— Пожалуй, мне хватит денег только на выплаты по закладной. Это поместье никогда не окупится, Бесс.

— Значит, по-твоему, оно ни на что не годится? Джеймс насторожился:

— Этого я не говорил. Здесь пятьсот акров и две фермы, которые я сдаю в аренду. Но почему ты спрашиваешь об этом? Как раз вчера я подумывал о том, чтобы продать поместье.

— Только вчера? И какую же цену ты хотел назначить?

— Пятьсот фунтов.

Бесс изобразила изумление:

— Так много?!

— Мне надо выплатить деньги по закладной и купить дом в Лондоне.

— Дом в Лондоне обойдется недешево.

— Это не твое дело!

— Говоришь, не мое? Но ведь я только что оплатила ремонт дома и купила тебе скот!

— Об этом я не просил, ты сама предложила. И потом, для тебя эти расходы — сущие пустяки.

— Джеймс, я все-таки не выдержу и ударю тебя — и не за оскорбительные намеки. У меня толстая кожа. Мне претит, что ты решился на обман! Ты выставил Хардвик на продажу тайком от меня, наняв агента из другого графства.

— Хардвик по закону принадлежит мне — я вправе продать его, если захочу! — выкрикнул Джеймс.

— Значит, ты можешь продать его и мне. О, у нас гости! — К конюшне подъехали два всадника. — Джеймс, ты, кажется, знаком с поверенным Энтвистлом? Я попросила его встретиться со мной здесь и составить купчую на Хардвик.

Неожиданный поворот событий ошеломил Джеймса. Поведение сестры настораживало его: он ждал от нее брани и взрыва ярости. Но появление адвоката убедило Джеймса в том, что Бесс всерьез решила купить Хардвик. Он знал, что у сестры есть деньги. Возможно, ему представился шанс избавиться от ненавистной обузы.

— Рад видеть вас, джентльмены. Пожалуй, лучше перейти прямо к делу.

— Так ты назначил цену в пятьсот фунтов, Джеймс? Джеймс настроился на долгую торговлю. Хардвик не стоил пятисот фунтов, а Бесс знала толк в недвижимости.

— Пятьсот. Хардвик стоит этих денег.

— А вы как думаете, Кромп? — спросила Бесс управляющего.

— По-моему, цена слишком высока.

— Мистер Энтвистл? Поверенный нахмурился:

— Фунт за акр — это неслыханно! В Дербишире земельные участки идут по десять — двенадцать шиллингов за акр. Надо еще учесть доходы, которые приносит поместье, леди Сент-Лоу.

— О, я сумею сделать его доходным, мистер Энтвистл! Об этом позаботятся мои управляющие. Что ж, я готова проявить щедрость: пятьсот — так пятьсот!

— Значит, решено? Пятьсот фунтов? — оживился Джеймс.

Бесс кивнула:

— Решено. Приготовьте купчую, мистер Энтвистл, а ты подпиши ее, Джеймс. — Бесс обратилась к секретарю:

— Бестни, вы только что оплатили счета за ремонт особняка. Какова была итоговая сумма?

— Пришлось полностью перекрыть крышу, сменить водосточные трубы и потолочные балки, прочистить дымоход, починить две стены и заново оштукатурить их — это обошлось ровно в сто фунтов. Еще пятьдесят было затрачено на пристройку нового хлева и загонов для овец, итого — сто пятьдесят фунтов, миледи.

— Кромп, сколько вы заплатили за скот? — Сто фунтов, миледи. Джеймс побагровел.

— Черт побери! Значит, мне останется только двести пятьдесят фунтов?

— Совсем забыла! Я выкупила твою закладную, Джеймс. Мистер Энтвистл, какая сумма указана в ней? Энтвистл деликатно прокашлялся.

— Двести пятьдесят фунтов, леди Сент-Лоу.

— Сука! Жадная, ненасытная тварь! Ты свела в могилу трех мужей, чтобы завладеть их деньгами, а теперь хочешь пустить по миру и меня!

— Тебя? Но согласно купчей, Хардвик принадлежит мне.

— Да, ума тебе не занимать! Ты просто смеешься надо мной!

— Нет, Джеймс. Сказать по правде, мне хочется плакать. — Ком в горле мешал Бесс говорить. Она поднялась из-за стола и посмотрела в окно на старый могучий дуб. Через пару минут Бесс овладела собой и решительно вернулась к столу. — Мистер Энтвистл, будьте любезны сжечь закладную и составить расписку о передаче пятисот фунтов. Как сказал мой брат, Хардвик стоит этих денег — по крайней мере для меня.

Бумаги вскоре были составлены, подписаны и скреплены печатями. В результате сделки Бесс достался Хардвик.

— Немедленно зарегистрируйте бумаги, мистер Энтвистл, — попросила она.

— Непременно, леди Сент-Лоу. — Поверенный сложил документы в кожаную папку. — Кстати, вы слышали печальную новость? О графине Шрусбери?

— Какую новость?

Вместо поверенного ей ответил Джеймс Кромп:

— Вчера ночью графиня скончалась. Сегодня утром об этом уже говорили в Дерби.

— А бедняга Шрусбери еще ничего не знает — он во дворце. Все произошло так внезапно! Для него смерть жены станет тяжким ударом.

— Пожалуй, — вымолвила Бесс, чуть не лишившись дара речи.

Всю дорогу до Чатсворта она молчала. Управляющий и секретарь скакали впереди, а Бесс двигалась неспешной рысью, впав в глубокую задумчивость. Едва переступив порог Чатсворта, она разыскала мать и тетку:

— Гертруда Толбот умерла!

— Когда? — ахнула Элизабет.

— Похоже, вчера ночью. Шрусбери при дворе. Ему понадобится два или три дня, чтобы добраться до дому. А я не знаю, как мне быть. Нанести Шрусбери визит или нет.

Мать пожала плечами:

— Конечно, поезжай!

Марселла остановила на Бесс понимающий взгляд:

— Поскольку вы со Шрусбери — соседи и давние друзья, твой визит не вызовет никаких подозрений. Передай семье покойной наши соболезнования и помоги, чем сможешь, пока не вернется Шрусбери.

— Конечно. Я возьму с собой Фрэнси — она знакома с Энн Герберт с детства.


Глава 35


Леди Сент-Лоу и ее старшую дочь встретили безутешные фрейлины Гертруды Толбот, растерянные, с покрасневшими от слез глазами. Когда одна из них сказала: «Он ненавидит нас всей душой!» — Бесс поняла, что фрейлины боятся оказаться на улице.

— Хотите проститься с графиней, миледи? Ее перенесли в часовню.

— Нет-нет! — поспешно ответила Бесс. — Мы приехали проведать детей.

— Маленькие дьяволята совсем отбились от рук. Это они во всем виноваты!

Эти слова не понравились Бесс. Она оглядела слуг, которые занавешивали окна черными портьерами.

— И все-таки я хотела бы увидеть детей.

— У юных леди есть гувернантки, а у джентльменов — гувернеры. Мы не имеем никакого отношения к младшим Толботам.

— Тем лучше для них! — раздраженно отозвалась Бесс. — Предупредите о нашем приезде кого следует. Шрусбери будет недоволен, узнав, что нас заставили стоять в холле!

Прошло немало времени, прежде чем Бесс провели в верхнюю гостиную и позволили поговорить с тремя младшими дочерьми Толбота — Кэтрин, Мэри и Грейс.

Двенадцатилетняя Кэтрин громко рыдала. Бесс обняла ее.

— Поплачь, поплачь, детка, тебе станет легче.

— Я хочу, чтобы приехал папа! Но мне так страшно… Он накажет нас!

— Кэтрин, милая, этого не будет. Папа любит вас!

Девятилетняя Грейс объяснила;

— Мы убили маму и за это будем гореть в аду.

Бесс всей душой потянулась к малышке. Она взяла ее на руки и усадила к себе на колени.

— Грейс, кто-то наболтал тебе чепухи. Вы не убивали свою маму. Она долго болела, а потом Господь взял ее к себе на небеса.

Грейс смотрела на Бесс серьезными темными глазами, пытаясь осмыслить ее слова. В этот момент в комнату вошли Фрэнсис Толбот и его молодая жена Энн Герберт.

— О, как я рада вам, леди Сент-Лоу! — воскликнула Энн.

— Ты уже замужняя дама. Зови меня просто Бесс. Пока Энн и Фрэнси обнимались, Грейс объявила:

— Бесс говорит, что мы не убивали маму, — это сделал Бог.

Когда появился Гилберт Толбот, дети собрались с духом и рассказали Бесс о бурной ссоре Фрэнсиса с матерью и о том, что все молодое поколение Толботов поддержало старшего брата. Замахнувшись на сына тростью, графиня упала на пол, забилась в судорогах и умерла.

Несколько часов Бесс убеждала детей в том, что они ни в чем не виноваты и никто их не обвиняет.

Наконец Грейс робко спросила:

— А папа накажет нас?

— Нет, милая, — заверила ее Бесс. — Я напишу ему письмо и отправлю с вашим братом Фрэнсисом. Завтра ваш отец уже будет дома. Он очень любит всех вас и будет о вас заботиться.

Бесс написала Шрусбери, что дети считают себя виновными в смерти матери: «Я знаю, ты сумеешь успокоить их, как когда-то успокоил меня. У тебя неиссякаемый запас сил, сострадания и поразительное умение утешать. Я всем сердцем сочувствую детям тебе, Шру».

Этой ночью Бесс долго лежала без сна, думая о Толботе. Уезжая ко двору, он пообещал что они проведут вместе все лето. Теперь ему предстояло вернуться в унылый, осиротевший дом, похоронить жену и носить траур по ней. Смерть Гертруды изменила все.

Несмотря на холод и сырость, Бесс все же заснула. Постепенно у нее согрелись спина и нога. Она потянулась, чувствуя, как приятное тепло охватывает все тело, и вдруг поняла, что не одна в постели.

— Ты приехал! — радостно шепнула Бесс. Он коснулся ее губ.

— Конечно, приехал.

Бесс с наслаждением прижалась к Шрусбери и приоткрыла губы, постанывая от предвкушения. Более привлекательного мужчины она никогда еще не встречала. Ее тело изнывало от желания. Бесс хотелось упиваться ласками его рук и губ, она мечтала, чтобы длинное твердое копье заполнило ее лоно, но больше всего на свете ее прельщал титул графини Шрусбери.

— Ты спятила? — Он отстранился и сел на постели. — Ты всего-навсего служанка!

Бесс вскочила, позабыв про свою наготу.

— Я Бесс Хардвик, а это имя ничем не хуже любого другого!

— Оно тебе идет, — осклабился лорд Толбот. — Мой фитиль и вправду стоит торчком.

Метнувшись к нему, Бесс вцепилась ногтями в смуглое высокомерное лицо:

— Ублюдок! Сукин сын! Развратник! Он засмеялся:

— Ты же сама соблазнила меня, Плутовка.

— Я не стану спать с тобой, Шру. Не буду твоей любовницей. Без свадьбы — никакой постели!

— Ты слишком высоко ценишь себя! Нет, тебе никогда не стать графиней Шрусбери!

— Посмотрим!

Бесс проснулась, как от резкого толчка, и села в постели. Ее покрывал липкий пот. Поначалу она не могла понять, где находится. Она зажгла свечу и с облегчением увидела роскошную спальню Чатсворта. Картины сна, порожденные воспоминаниями о прошлом, все еше стояли перед глазами Бесс. Шрусбери давно желал ее, хотел, чтобы Бесс стала его любовницей. На большее она не могла рассчитывать. Бесс сознательно сдерживала чувства к нему, но теперь, когда Шрусбери стал свободен, призналась себе, что любит его. И вдруг в ее ушах ясно прозвучал голос Толбота: «Тебе никогда не стать графиней Шрусбери!»

Бесс подтянула колени к груди и обхватила их руками. В такой позе она просидела целый час, погрузившись в размышления. Наконец уголки ее рта приподнялись, и Бесс прошептала, глядя на колеблющееся пламя свечи:

— Я непременно стану графиней! Вот увидишь!

Прошло две недели после пышных похорон Гертруды Толбот, на которые собралась вся местная знать. Не приехала только Бесс. Вместо нее на церемонии присутствовала Фрэнсис со своим мужем Генри Пирпонтом. Бесс и Шрусбери не виделись после того, как вдвоем скакали по живописным холмам Дербишира.

Кончался последний день мая; на парк Чатсворта опустились сумерки. Услышав, что гонг созывает всех к ужину, Бесс велела дочерям идти в дом. Сама же задержалась в розарии, вдыхая сладкий аромат. После теплого дня вечер выдался прохладным. Оторвав взгляд от восхитительного розового бутона, Бесс увидела, что к ней приближается Шрусбери.

— Я так соскучился по тебе!

— Как дети?

Выяснилось, что они каждый день вспоминали о ней. Старшим она понравилась, а маленькая Грейс настойчиво спрашивала, почему Бесс не может быть ее матерью.

— С ними все хорошо. Спасибо за заботу. Тебе удалось утешить их.

— На похороны я не приехала потому, что не умею лицемерить.

— Понимаю. Но почему ты избегаещь меня, Бесс?

— Все изменилось.

— Что именно? — удивился он.

— Ты поужинаешь со мной?

— Наедине?

— Конечно.

Бесс ждала приезда Шрусбери, поэтому заранее продумала, как будет вести себя с ним. С ранней юности ее учили заманивать в сети мужчин, и теперь эти уроки сослужили ей хорошую службу.

Выразив графу соболезнования, Элизабет и Марселла удалились. Бесс велела подать ужин в свою гостиную. Как только они остались наедине, Шрусбери потянулся к Бесс.

— Не надо, Шру.

— Но почему?

— Сначала давай кое-что проясним. Прошу тебя, сядь. Мне трудно говорить, не перебивай меня. Он опустился в кожаное кресло.

— Я избегала тебя потому, что твое положение изменилось. Теперь ты вдовец, и я хочу, чтобы ты знал: у меня нет желания выходить за тебя замуж. — Шрусбери нахмурился, но промолчал — к тайной радости Бесс. — Мне известно, что ты хотел бы заполучить Шервудский лес и построить собственный Чатсворт. Все преимущества сделки между нами совершенно очевидны. Мои владения граничат с твоими, ими было бы легко управлять, к тому же впервые в жизни у меня появились большие доходы и нет никаких долгов. Я богатая вдова и получила уже два предложения, поэтому от тебя мне ничего не нужно.

— Кто, черт побери?.. — Шрусбери прервало появление лакея, который принес вино.

Бесс спрятала усмешку: слуга пришел весьма кстати.

— Мы справимся сами. Можете идти, — сказала она лакею, и тот поклонился и вышел. — Не спрашивай, кто сделал мне предложение. Я не хочу злить тебя — ты и без того слишком возбужден. — Бесс указала на еду:

— Ешь, пока не остыло.

Шрусбери вскочил:

— К черту еду! Это Джон Тайн?

— Нет, не сэр Джон, хотя в письмах он тоже делал мне кое-какие намеки. — Бесс улыбнулась и приложила ладонь к щеке Шрусбери. — Кто это — не важно, ведь мое сердце принадлежит тебе.

Он застонал и стиснул ее в объятиях.

— Бесс, Бесс, не мучай меня — ты же знаешь, я с давних пор влюблен в тебя! Мне не нужны твои земли, мне никто не нужен, кроме тебя.

Мужчины хотят лишь то, чего не могут получить, строго напомнила себе Бесс. Чтобы добиться своего, мужчина способен свернуть горы. Подумав об этом, Бесс суеверно скрестила пальцы.

— Дорогой, — прошептала она, — если мы начнем целоваться, еда останется нетронутой. Нам нечасто удается поужинать наедине, так не будем упускать случай! — Бесс понимала, что за едой и разговором ей будет проще удержать себя в руках, а в объятиях Шрусбери она потеряет голову.

На блюдах, накрытых серебряными крышками, лежали жирная куропатка в вине и паштет из оленины с луком и зеленью. Бесс наполнила тарелку гостя и разлила вино, чувствуя на себе взгляд Шрусбери.

— Знай я, что ты не притронешься к еде, не стала бы приглашать тебя на ужин.

— Я изголодался по тебе. — Толбот отбросил салфетку и посадил Бесс к себе на колени.

— Я еще не закончила, — сказала Бесс, ощущая жар его чресел.

— А я — не начал. — Приподняв волосы на затылке Бесс, он приник губами к ее шее.

Бесс ахнула, когда Толбот подхватил ее груди и сжал их.

— Дорогой, нам незачем спешить. Я хочу, чтобы ты остался здесь на всю ночь. — Бесс поняла, что эти слова воспламенили его: он поднял подол ее юбки и начал поглаживать обнаженные бедра.

— Этих слов я ждал целую вечность!.. — простонал Шрусбери, неутомимо работая пальцами. Его жадные губы завладели ртом Бесс, настойчивый язык заметался, палец, проникнув между влажными складками, ритмично вонзался вглубь. Ее лоно сжимало палец, подхватив игру, и Шрусбери возблагодарил небеса за то, что они подарили ему такую страстную возлюбленную.

Бесс льнула к нему, доведенная до экстаза ловкими пальцами, и знала, что это лишь начало восхитительной ночи. Когда Шрусбери развязал тесемки ее платья, она с лукавой улыбкой соскользнула с его колен.

— Я разденусь сама. Наберись терпения и смотри на меня. Я так счастлива видеть твои глаза, горящие желанием!

Страстный взгляд Шрусбери действительно приводил ее в трепет. Бесс задернула тяжелые парчовые портьеры на окнах, зажгла десяток свечей в резных серебряных подсвечниках, потом медленными, чувственными движениями сняла платье.

Увидев оранжевое белье, Шрусбери издал восторженный возглас. Одежда Бесс вполне соответствовала ее натуре. Под скромным серым платьем скрывалось вызывающе-яркое белье, а под ним таился настоящий вулкан страсти, глубины которого Шрусбери еще только предстояло изведать.

Переступив через нижнюю юбку, Бесс отбросила ее, и та яркой кометой пролетела по освещенной свечами комнате. Оставшись в короткой блузке и черных кружевных чулках, она обнажила подвязки мандаринового оттенка, контрастирующие с черными чулками и оттеняющие рыжие завитки внизу живота.

Медленно облизнув губы, Бесс самым соблазнительным движением подняла блузку выше груди. Она знала, как возбуждает Шрусбери ее грудь, и намеренно распаляла его.

Явно изнемогая от желания, он наслаждался удивительным зрелищем. Пышное тело Бесс, казалось, говорило с ним на своем языке, уверяя, что мечтает о близости. Оно обещало неслыханное блаженство тому, кто отважится принять вызов и утолить неистовую жажду.

— О такой любовнице никто из мужчин не смеет даже мечтать!

— Шру, я не хочу быть твоей любовницей. Женщину унижает, когда мужчина платит женщине за близость; это все равно что торговать своим телом. Мы должны быть равноправными и свободными любовниками. Обещай мне это!

Он пообещал бы ей даже достать луну с неба. Поспешно сорвав с себя одежду, Шрусбери ринулся за добычей, подхватил ее на руки и усадил на свой могучий рог. Ему не пришлось упрашивать Бесс обнять его ногами. Черные кружева чулок терлись о кожу Шрусбери, сквозь ажурное переплетение нитей его обжигал жар тела. Возбужденный до предела, он вонзился в нее бешеным ударом, а Бесс впилась ногтями ему в спину. Ее бархатистое лоно стиснуло его. Опустив Бесс на пол, Шрусбери вошел еще глубже. Она казалась сладкой, как мед, все его тело напряглось, из горла вырвался неистовый крик.

Во время этого стремительного и жадного соития Бесс непрерывно извивалась под его большим, мощным телом, открыто проявляя нестерпимую жажду, но не желая упустить ни капли удовольствия. Близость стала неистовой, партнеры стремились полностью завладеть друг другом. Бесс нравилось все, что делал Шрусбери, она наслаждалась прикосновением его сильных рук и своими ощущениями. Он знал, как довести ее до безумия. Ее лоно конвульсивно сжималось, втягивая в себя его мужское достоинство, которое с каждым ударом проникало все глубже.

Когда ее стоны сменились страстными криками и воплями, Шрусбери зажал ей рот поцелуем, опасаясь, как бы их уединение не нарушили разбуженные домочадцы. Он ощутил, как Бесс затрепетала, приближаясь к вершине экстаза, и устремился за ней. Они взлетели ввысь одновременно и так стремительно, что у обоих перехватило дыхание. Шрусбери мгновенно обмяк, придавив ее телом к ковру, а она блаженно распростерлась под ним.

Наконец он приподнялся и сел на корточки.

— Это было бесподобно, любимая, — ради такого стоило ждать. — Шрусбери погладил ее грудь. — У тебя роскошное тело. Я хотел бы увидеть, как ты ходишь обнаженная.

Бесс колебалась, и тогда он спросил:

— Ты стесняешься меня?

— Нет, любимый. Но я переполнена…

— Прости, я слишком долго ждал. — Шрусбери подал Бесс бокал вина и взял чистую салфетку. — Откройся, любимая, — попросил он, поднося салфетку к ее промежности. Она вздрогнула, когда, полив ее холмик вином, Шрусбери досуха вытер его. — А теперь я отнесу тебя в постель.

— Ты же сказал, что хочешь посмотреть, как я хожу обнаженная…

— Потом. Меня посетила другая мысль. — Он легко поднял ее на руки, отнес в спальню, уложил на постель и снял черные чулки вместе с яркими подвязками. Полюбовавшись стройными ногами, Шрусбери начал целовать ее пальцы и водить языком по ступне. — Я хочу еще раз увидеть, как ты извиваешься.

Бесс вскрикнула, зная, куда стремится его проворный язык. Шрусбери не разочаровал ее, но продвигался к заветной цели мучительно медленно. А когда поднялся вверх по ногам, она сразу пришла в возбуждение. Глядя на темноволосую голову между своих ног и чувствуя удары языка, Бесс забилась в сладкой муке. Экстаз был неистовым и мощным, Бесс приподнялась на постели и теснее прижалась к губам любовника. Вновь обретя дар речи, она простонала:

— Ты тоже должен испытать такое. Принеси вина. Теперь моя очередь.

Шрусбери проснулся, и его сердце неистово заколотилось, когда он понял, в чьей постели лежит. Аромат женщины окутывал его, их губы соприкасались. Долгие годы он мечтал просыпаться именно так — от поцелуя Бесс. Его орудие вздыбилось, он потянулся к ней.

— Милая, мне вряд ли суждено пресытиться тобой. Она негромко засмеялась:

— Я польщена, дорогой, но разбудила тебя потому, что уже четыре часа. Тебе пора.

Шрусбери застонал от досады:

— Я никуда не поеду!

— Иначе нельзя. Хотя я хозяйка Чатсворта, мама и Марселла едва ли спокойно воспримут твое появление за завтраком.

Он снова застонал, признавая, что она права. Им нельзя афишировать свою связь, потому что необходимо сохранить репутацию Бесс и доброе имя ее детей. Шрусбери нехотя сел на постели, а Бесс зажгла свечи, сняла со стула ночную сорочку и прикрыла ею грудь и плечи.

— Будь моя воля, я навсегда запретил бы тебе одеваться и держал бы тебя взаперти, в комнате с огромной кроватью. Она улыбнулась:

— Какой чудесный комплимент! А теперь моя очередь. — Она опустилась на ковер между ног Шрусбери. — Впервые за долгие годы — а может, и в первый раз в жизни — я испытала удовлетворение. Близость с тобой подарила мне блаженство. Ты знаешь, как утолить мою жажду. За это я благодарна судьбе.

Он обхватил ладонями ее лицо. Им предстояло о многом поговорить, но времени уже не осталось.

— Ты — частица меня самого. Когда ты разрешишь мне приехать снова?

— Никогда, дорогой. На дворе уже июнь, у моих сыновей заканчиваются занятия в колледже, со дня на день они вернутся домой. Они уже слишком взрослые, чтобы смотреть на нас сквозь пальцы.

— Проклятие! — воскликнул Шрусбери, тщетно пытаясь разрешить трудную задачу. Полная грудь Бесс касалась его бедер, и это лишало его разума. — Мы могли бы перебраться в Раффорд или Уорксоп. Я напишу тебе.

По дороге домой Шрусбери думал только о Бесс. Хотя его жажда не утихла, она не имела ничего обшего с похотью. Даже несколько ночей любви с Бесс не насытили бы Шрусбери, а сейчас он испытывал небывалую досаду. Ему хотелось быть с ней рядом утром, днем и ночью, хотелось болтать, смеяться, скакать верхом, сидеть за обеденным столом, плескаться в ванне. Он мечтал, чтобы у них был общий дом, общие дети, общая жизнь. Каждую ночь он уносил бы Бесс в постель, а утром видел ее рядом…

Шрусбери мечтал осыпать ее драгоценностями, закутать в меха, прокричать на весь мир, что она принадлежит только ему одному. Он жаждал обладать ее телом и душой и знал, что не успокоится, пока не услышит из уст Бесс клятву вечной любви. Шрусбери выругался. А Бесс нужна только свобода! Она сама заставила его поклясться, что они останутся только любовниками!

Стиснув бока жеребца, он нахмурился. Бесс решила обвести его вокруг пальца, заставила дать дурацкую клятву, чтобы избавиться от него, когда вздумается, а он поддался ее уговорам. Что ж, иные обещания не грех и нарушить. Нет, свободной Бесс не будет! Он возьмет ее штурмом и согласится лишь на безоговорочную капитуляцию.


Глава 36


Бесс прекрасно понимала, что она и Джордж Толбот, граф Шрусбери, — два сапога пара. Во всем мире не нашелся бы мужчина своевольнее Шрусбери. Властный, требовательный, он осмеливался навязывать свои условия даже Елизавете Тюдор.

Пока Шрусбери был рабом Бесс, но она знала, что обстоятельства могут измениться. Желая украсить палец обручальным кольцом, она должна действовать быстро и умно. Большую часть жизни Толбот провел в браке по расчету, а теперь, когда он свободен, только очень ловкие маневры заставят его добровольно накинуть на шею петлю.

Бесс знала, что если бы Шрусбери не овдовел так внезапно, она вполне удовлетворилась бы ролью тайной любовницы. Никакие силы не заставили бы ее в четвертый раз выйти замуж, она слишком заботилась о будущем детей, чтобы делить свое состояние с мужем. Но Шрусбери — совсем другое дело. У него, самого богатого и влиятельного пэра Англии, не менее восьми поместий и замков, не считая особняков в Лондоне и Челси. Но главное — Бесс угадала в Шрусбери родственную душу.

Она не раз спрашивала себя: не движет ли ею неукротимая похоть или дело все-таки в самом Шрусбери, его богатстве, домах, власти, титуле? И Бесс неизменно признавалась себе, что влечение к этому человеку имеет несколько причин. Шрусбери стал главной победой в ее жизни. Она не только всем сердцем любила его, но и нуждалась в его любви, поэтому согласилась бы стать графиней Шрусбери.

Он прислал ей в подарок изысканную рубиновую брошь в форме полумесяца. Лукаво улыбнувшись, Бесс приколола ее к платью чуть выше соска. Два дня спустя она получила письмо, в котором Шрусбери предлагал ей встретиться в Уорксоп-Мэноре. Бесс, конечно же, осталась дома. В следующем письме Шрусбери настойчиво требовал свидания. Бесс учтиво ответила ему, что у нее другие планы.

Написав снова, он назначил место и время следующей встречи. Бесс поняла, что Шрусбери теряет терпение. Упорно борясь со своей страстью, Бесс решила действовать по велению разума. В ответном письме она сообщила, что ее сыновья только что вернулись домой и она не хочет расставаться с ними.

От Шрусбери пришел ультиматум. Он пригрозил, что если Бесс не явится в Уорксоп, то сам приедет в Чатсворт. На следующий день Бесс явилась в Шеффилд верхом, вместе с тремя дочерьми. Шрусбери галантно поздоровался с гостями, но его голубые глаза, устремленные на Бесс, метали гневные искры.

— Сегодня чудесный день для верховой прогулки. Июнь вообще стоит замечательный — вы не находите? — улыбнулась она.

— Жаль тратить его понапрасну, — отозвался Шрусбери. — Месяц уже кончается!

При виде Шрусбери сердце Бесс затрепетало, а заметив его раздражение, она возликовала.

— Мои дочери пожелали навестить ваших, Фрэнси и Энн Герберт знакомы с детства. А поскольку обе недавно вышли замуж, им есть о чем поболтать.

— Верно, Энн вышла замуж за моего сына, но они будут жить в моем доме отдельно, пока не повзрослеют.

— Шру, они влюблены друг в друга! Напрасно ты разлучил их… Впрочем, воздержание воспитывает волю. — Бесс отметила, как дернулся мускул на щеке Шрусбери.

Увидев на лестнице Грейс, Бесс весело окликнула ее:

— Не робей, дорогая! Мы приехали к тебе в гости! Девочка стремглав сбежала по ступеням. Бесс подхватила ее и закружила в воздухе.

— Разве ты никогда не съезжаешь по перилам?

Перехватив недовольный взгляд отца, Грейс сказала:

— Нам нельзя.

— Но ведь и твой отец не прочь поиграть!

— Только не в такие игры, — возразил Шрусбери.

Бесс понимала, что он, как и она сама, едва сдерживает страсть. На площадке лестницы появились другие дочери Шрусбери, и Бесс предложила:

— Почему бы нам всем не прокатиться верхом? Вы покажете мне парк Шеффилда. В такую погоду грех сидеть взаперти.

Юные леди охотно присоединились к Бесс и ее дочерям, даже не позволив Шрусбери возразить. В конюшне им встретились два старших сына графа — Фрэнсис и Гилберт. Они тоже выразили желание прокатиться.

— Жаль, я не привезла с собой сыновей — вам было бы веселее. Приезжайте к нам в гости, в Чатсвврт, — предложила Бесс, не обращая внимания на недовольство Шрусбери.

— А нам можно, Бесс? — спросила Грейс.

— Невежливо напрашиваться на приглашение, а тем более звать взрослую леди «Бесс»! — одернул девочку отец.

— Я сама разрешила девочкам звать меня по имени, лорд Толбот. А вы, если угодно, можете обращаться ко мне «леди Сент-Лоу». — Шрусбери скрипнул зубами. Поддразнивая его, Бесс наслаждалась триумфом. — Кстати, милорд, вы — всегда желанный гость в Чатсворте. При условии, что приедете к нам со своими прелестными дочерьми.

Вся компания галопом понеслась по парку, но Шрусбери схватился за повод лошади Бесс и удержал ее рядом.

— Эта игра мне не по вкусу, Плутовка.

— Вижу. Ты совсем помрачнел и, кажется, готов метать громы и молнии. Неужели не рад моему приезду?

— Тебе было незачем приезжать в Шеффилд. От Чатсворта до Уорксоп-Мэнора гораздо ближе.

— Дорогой, думаешь, мне не хотелось бы в эту минуту быть в Уорксопе? Наедине с тобой? Неужели ты не понимаешь, как я жажду твоих объятий, как мечтаю, чтобы ты унес меня в постель и любил всю ночь? — Бесс будто невзначай подхватила ладонью грудь и потерла большим пальцем рубиновую брошь, полумесяцем окружающую сосок. — Я тоскую по тебе! Каждую ночь ворочаюсь в постели без сна, пылая желанием, а когда наконец засыпаю, мне снятся сладостные и греховные сны, от которых меня даже днем бросает в дрожь. — Бесс знала, что эти слова прозвучат убедительно, поскольку она говорила чистую правду.

— Бесс, ты должна приехать ко мне! Ты не годишься в монахини, а я не намерен вести жизнь аскета!

— Нельзя забывать об осторожности. Если я буду где-то пропадать всю ночь, возникнет много лишних вопросов.

— Тогда приезжай днем.

— А вечером ты отпустишь меня домой?

— Если я скажу «нет», ты откажешься.

— Тогда обмани меня, — попросила она.

Грейс развернула свою смирную кобылку, подъехала к ним и, глядя на Бесс огромными темными глазами, серьезно объяснила:

— Папа говорит, что ты не сможешь быть моей мамой, пока не выйдешь за него замуж.

— Замолчи, Грейс!

— Не сердись на ребенка, Шру. Дети любопытны. Грейс, твоему отцу придется провести в трауре положенный срок — в знак уважения к памяти твоей мамы.

— Сколько это — положенный срок?

— По обычаю, год.

— Целый год! Так долго я не выдержу! — воскликнула девочка.

— Довольно, Грейс. Поезжай к сестрам. Нам с леди Сент-Лоу надо поговорить наедине.

Девочка нехотя подчинилась приказу.

Воцарилось тягостное молчание. Взглянув на собеседника, Бесс сразу поняла, что он скажет.

— Бесс…

— Не смей даже просить об этом!

— Разве ты не понимаешь, что такое решение — самое разумное?

Душа Бесс ликовала от счастья. План сработал! Шрусбери готов сделать ей предложение — разумеется, на своих условиях. Какая заманчивая добыча! Если бы она могла забыть о детях и думать только о себе! Но, вовремя вспомнив о том, что она мать, Бесс исполнилась решимости: условия Шрусбери для нее не годятся. Едва сохраняя самообладание, она заглянула ему в глаза.

— Ты похитил мое сердце, и я по доброй воле отдала тебе тело. Разве этого мало, Шру? Зачем тебе, владельцу целой империи, понадобилось мое состояние, сколоченное с таким трудом?

— Боже милостивый, Бесс, сколько раз повторять, что мне не нужны твои владения и деньги? Неужели ты не понимаешь, как выиграешь от этого брака?

— Я не выиграю ничего, пока ты не умрешь, а о таком и думать не желаю! — При этих словах ее сердце сжалось. — Пусть все останется как было. На этой же неделе я приеду в Уорксоп. Постарайся отделаться от слуг.

— Завтра? — оживился Шрусбери.

— Нет-нет, в конце недели. В пятницу.

— Поклянись!

Фрэнсис Толбот и его жена Энн Герберт обратились к Бесс за помощью.

— Не вступитесь ли за нас перед лордом Толботом? Он не разрешает нам жить отдельно от него! — умоляюще проговорила Энн.

— Мне скоро шестнадцать. Я уже мужчина, а отец обращается со мной как с ребенком. С нас не спускают глаз день и ночь. Стоит нам остаться вдвоем, как слуги заглядывают в комнату!

Бесс искренне сочувствовала молодоженам: уединиться им и вправду было нелегко.

— Фрэнсис, подумай хорошенько. Ты — наследник десятка окрестных поместий, где не так многолюдно, как в Шеффилде. Отправьтесь на верховую прогулку вдвоем. По-моему, в некоторых особняках Толбота не осталось никакой прислуги, кроме сторожей.

В пятницу утром Бесс надела соблазнительное сиреневое белье с пышными оборками и любимую лиловую амазонку, потом собрала туалетные принадлежности и пошла в конюшню. Сев в дамское седло, как и подобало леди, она покинула Чатсворт задолго до того, как ее родные проснулись.

Хотя Бесс прискакала в Уорксоп очень рано, Шрусбери уже ждал ее. Бесс прерывисто вздохнула, когда сильная рука схватила под уздцы ее лошадь и повела в конюшню.

— Ты сегодня невероятно соблазнительна, Плутовка! Бесс усмехнулась:

— Весьма польщена. А ты, кажется, рад?

— И готов служить вам, миледи. — Он снял ее с седла. Бесс осмотрелась:

— Конюхов здесь нет, мы совсем одни.

У Бесс отлегло от сердца. На Шрусбери были облегающие кожаные бриджи и белая сорочка, расстегнутая почти до пояса. Она прижалась к его мощной груди.

Жадные губы Шрусбери впились в ее рот. Охотно впустив его язык, она почувствовала, как мускулистое колено скользнуло между ее ног. Ослабевшая от поцелуя, Бесс едва не упала, когда Шрусбери отстранился, чтобы посмотреть на нее. Хрипло усмехнувшись, она приподняла юбки.

— Тебе придется снять с меня сапоги.

Уставившись на них, Шрусбери с трудом сглотнул.

— Нет! Сапоги снимать не надо. — Подхватив Бесс на руки, он понес ее к вороху ароматного сена, опустил на спину и начал раздевать, целуя каждый дюйм обнаженной кожи. Затихшая Бесс осталась лишь в черных сапогах для верховой езды.

Из-под полуприкрытых век она наблюдала, как раздевается Шрусбери, обнажая подтянутое, великолепное тело, которое с ранней юности преследовало ее в сновидениях. Поцеловав ноги Бесс выше сапог, он передвинулся к животу, дразня и лаская пупок кончиком языка. Она поняла, что Шрусбери готов ласкать ее целую вечность, взвешивать упругие полушария на ладонях, поглаживать их, шевелить розовые бугорки языком, втягивать их в рот. Наконец он приподнялся и овладел ею.

— Я так возбужден, что хотел бы навсегда остаться в тебе.

— Да? Тогда я готова увезти тебя домой и наслаждаться день и ночь. Мне всегда хотелось иметь такую игрушку.

— Плутовка, из-за твоих возмутительных слов я становлюсь ненасытным.

— «Ненасытный» — чудесное слово, а конюшня — самое подходящее место для любви. — Бесс обхватила достоинство Шрусбери и начала ритмично сжимать его. — Запах лошадей, колючее сено, то, как твой жеребец покусывает за шею мою кобылу, — все это будоражит кровь и наводит на безумные мысли…

— Скажи, чего ты хочешь.

— В следующий раз верхом на тебе поеду я!

Шрусбери впервые остался вдвоем с Бесс в большом пустом доме. Воспользовавшись случаем, влюбленные обошли парк, полюбовались ручьем, даже заглянули на кухню. Зачарованный Шрусбери наблюдал, как Бесс, в одной пышной нижней юбке, готовит ему омлет с зеленью. На десерт они собрали в саду земляники, а когда Бесс мыла ее, Шрусбери не удержался и прервал ее занятие страстными ласками. Между поцелуями Бесс скармливала ему по ягодке, жалея, что у них нет сливок.

— Сливки будут, — двусмысленно пообещал Шрусбери, сунув руку под подол ее сиреневой юбки.

Вскрикнув, Бесс увернулась, и он погнался за ней по кухне, по коридору, увешанному портретами Толботов, и по огромной винтовой лестнице. На верхней площадке Шрусбери почти настиг Бесс, но она, усевшись верхом на отполированные перила, съехала вниз.

Он бросился за ней, прыгая через две ступеньки. Преодолев последние шесть, он успел перехватить Бесс до того, как она спрыгнула с резного столбика. Они покатились по полу в вихре юбок и сплетенных ног, хохоча, как дети, внезапно оставшиеся без присмотра. Наконец оба затихли, перевели дух, и Шрусбери заявил:

— После обеда полагается вздремнуть.

— А по-моему, нам надо искупаться!

— Можно сделать и то и другое.

— Сначала уговори меня, — промурлыкала Бесс.

— Если пойдешь со мной в спальню, я покажу тебе кое-что такое, что тебе очень понравится.

— Оно большое?

— А когда я делал тебе маленькие подарки?

— Твердое?

— Разве я когда-нибудь дарил тебе хоть что-то мягкое?

— Не знаю, что и подумать… Подскажи!

— Так слушай: мой подарок довольно длинный, твердый и округлый, он доставит тебе неслыханное удовольствие. — Шрусбери провел кончиками пальцев по груди Бесс. — Ручаюсь, как только ты увидишь его, у тебя перехватит дыхание.

— Он очень большой, как и все, что у тебя есть?

— В самый раз, ни больше ни меньше.

— Ну, разве я могу устоять? — Бесс быстро поднялась по ступенькам. Уголки ее губ приподнялись, когда Шрусбери обнял ее за талию одной рукой, а другую просунул под юбку.

— Ты знаешь, что твои ягодицы аппетитны, как булочки?

— Впервые слышу подобные речи от графа!

— Ты меня еще плохо знаешь!

Обернувшись, Бесс обвила его шею руками и прижалась к нему грудью.

— Ты посвятишь меня в свои тайны? Он подхватил ее на руки, отнес в спальню и усадил на постель.

— Для этого понадобится вся жизнь. А теперь закрой глаза и протяни руку.

Бесс послушалась и нетерпеливо пошевелила пальцами, догадываясь, что Шрусбери положит ей на ладонь. Но она ошиблась. Почувствовав в руке что-то холодное и твердое, Бесс удивленно открыла глаза и увидела кольцо с огромным, окруженным изумрудами и ограненным в виде розы бриллиантом.

— Какая прелесть! — Бесс надела кольцо на палец. Оно было ей впору. Душа Бесс запела, но рассудок советовал отказаться от подарка. Она подняла голову. — Шру, я не могу принять такое кольцо. Это символ вечного союза. — Бесс затаила дыхание, надеясь услышать, что он безумно влюблен и не может жить без нее.

— Черт возьми, Бесс, это всего лишь знак внимания! Я хочу, чтобы у тебя были самые редкие драгоценности. Прошу, не лишай меня удовольствия дарить тебе подарки. Твои прекрасные руки должны быть унизаны кольцами.

Бесс облизнула губы.

— Я ни за что не лишу тебя такого удовольствия. — Чувственным движением она сняла нижнюю юбку и бросила ее на пол возле постели.

Целый час Бесс отдавалась мужчине, пробудившему в ней такую безудержную страсть. Наконец оба пресытились любовью, но Шрусбери все еще не мог оторваться от разгоряченного, роскошного тела. Бесс обнимала его ногами, а он зарылся лицом в ее пышные волосы. В такой интимной позе они задремали, отделенные любовью от всего мира.

Они не слышали взволнованного голоса юноши, который открыл дверь Уорксоп-Мэнора и перенес через порог свою молодую жену. Не слышали тихого смеха молодой женщины, позволившей мужу опасные вольности.

— Фрэнсис, а слуги? — вдруг испуганно прошептала Энн.

— Дорогая, мы устроимся в большой спальне. Если здесь и есть слуги, они подумают, что приехал мой отец, и не посмеют войти.

Взяв Энн на руки, Фрэнсис понес ее вверх по винтовой лестнице. Спеша оказаться в спальне, он боялся своей ненасытности. Ладони Фрэнсиса уже касались груди Энн, а она видела выпуклость между его ног. У двери она заколебалась.

— Не бойся, Энн. Я буду осторожен — ведь я люблю тебя! — Фрэнсис Толбот решительно взялся за дверную ручку.

Тяжелая дубовая дверь скрипнула. Ресницы Бесс дрогнули. Шрусбери прикоснулся губами к ее виску.

— Отец! — в ужасе воскликнул Фрэнсис Толбот, опустив жену на пол.

Шрусбери, мгновенно отстранившись от Бесс, прикрыл наготу простыней.

— Что вам здесь нужно? — вскипел он. — Не трудитесь отвечать: я все понял! Распутники!

Энн вскрикнула и бросилась наутек.

Бесс застонала, осознав, что натворила. Как же случилось, что они выбрали одно и то же убежище? Очевидно, Фрэнсис, воспользовавшись отсутствием отца, увез жену из Шеффилда.

— Я ни за что не приехал бы, если бы знал, что здесь ты со своей блудницей! — бросил Фрэнсис.

Вскочив с постели, Шрусбери схватил сына за воротник:

— Сейчас же извинись!

Покрасневший Фрэнсис с искренним раскаянием опустил голову.

— Простите, леди Сент-Лоу. Я не знал, что вы любовница моего отца.

Отец хлестнул его по лицу. Молодой человек пошатнулся, попятился и бросился бежать.

— Шру, догони его! Он ни в чем не виноват! — Бесс вскочила с постели и собрала разбросанную одежду Шрусбери. — Скорее, дорогой! А я поговорю с Энн.

Наспех одевшись, она разыскала в комнатах нижнего этажа молодую женщину, которую знала еще ребенком.

— Прости нас, Бесс.

— Энн, мы влюблены — как и вы с Фрэнсисом. Нам надо поговорить.

Приведя в порядок лиловую амазонку и уложив волосы, Бесс вошла в нижнюю гостиную. Она вела за руку Энн. Увидев мрачного свекра, Энн задрожала, и Бесс сжала ей пальцы.

— Не сердись на них, Шру. Во всем виновата только я. Это я посоветовала им приехать сюда. Шрусбери холодно сказал:

— Я только что сообщил Фрэнсису, что мы намерены пожениться. Покажи им кольцо, подаренное в честь помолвки, дорогая. — Его глаза горели гневом, но голос звучал ровно.

Вскоре Фрэнсис и Энн покинули Уорксоп, а между Бесс и графом вспыхнула ссора. Ее терзали угрызения совести, но постепенно их сменила ярость: очевидно, Шрусбери подумал, будто она все подстроила. Решив, что он считает ее лживой и расчетливой, Бесс влепила циничному графу пощечину и ускакала.


Глава 37


На следующее утро Шрусбери явился в Чатсворт, решив во всем разобраться раз и навсегда. Бесс провела его в библиотеку и закрыла дверь. Он присел на край резного дубового стола, Бесс ходила из угла в угол, как тигрица. Она сразу перешла в наступление:

— Зачем ты обманул их? Если ради того, чтобы спасти мою репутацию, тогда ты просчитался — и оскорбил меня! А если заботился о своей репутации — тем хуже.

— Я никого не обманывал: мы должны пожениться.

По тону Шрусбери Бесс поняла, что он намерен добиться своего и не пойдет на уступки. Она пустила в ход свой единственный аргумент:

— Ты — граф Шрусбери, твоя жена умерла совсем недавно. Если ты женишься, поднимется скандал. А моя репутация будет безнадежно погублена. Все скажут, что я заманила тебя в ловушку! — Остановившись перед Шрусбери, она крепко сцепила руки. — Если я выйду за тебя, на меня выльют столько грязи, что мне не отмыться до смерти!

Он крепко сжал ее руки.

— Женщины всегда будут сплетничать о тебе, Бесс: они завидуют твоей красоте и чувственности. Но какое тебе дело до того, что подумают или скажут люди?

— Никакого, пока они говорят правду! Да, я не святая! Мне и вправду не занимать честолюбия. Но никто, даже ты, так и не понял, что я забочусь прежде всего о своих детях, а не о себе! Неужели ты считаешь, что мне не хотелось бы стать графиней Шрусбери?

— Тогда выходи за мня замуж, лерт возьми!

— Нет, Шру, я возвращаюсь ко двору.

— Не смей! — Он вскочил, схватил ее за плечи и встряхнул. — Я запрещаю, слышишь? — Его ярость стремительно нарастала. — При дворе мужчины будут слетаться к тебе, как мухи на мед! Однажды я уже упустил тебя, больше это не повторится!

— Ты хочешь сказать, что любишь менй?

— Плутовка, ты же знаешь: я не просто люблю. Я боготворю тебя! — Заключив Бесс в объятия, он прижал ее к груди. — Если согласишься стать моей женой, пусть твои поверенные составят такой брачный контракт, какой ты пожелаешь. Я мечтаю только о том, чтобы ты была счастлива…

— Я стану графиней Шрусбери! — объявила Бесс своей матери, Джейн и Марселле, едва веря себе.

Элизабет и Джейн утратили дар речи. Марселла посмотрела на племянницу с нескрываемым восхищением:

— Какая ты умница, Бесс! Еще когда ты была ребенком, я уверяла твою мать, что в тебе наше спасение, и мое предсказание сбылось!

— Но ведь Шрусбери — один из самых влиятельных людей в Англии! — заметила Элизабет. — Ты уверена, что его намерения благородны?

Бесс засмеялась:

— Кому, как не мне, знать разницу между сделкой и предложением руки и сердца!

— Бесс! — укоризненно воскликнула мать. — Следи за собой, иначе язык доведет тебя до беды!

— Мы — идеальная пара. Этот брак свершился на небесах! — Бесс бросилась в библиотеку писать своим поверенным. Женщины переглянулись и удивленно покачали головами.

— Думаете, это правда? — с сомнением спросила Элизабет.

— Очень может быть, — кивнула Джейн. — Таких, как Бесс, больше нигде не сыщешь.

— Оба они слишком властны и своевольны. Боюсь, они будут ссориться каждый день. — Элизабет поежилась. — Что их связало?

— Все дело в страсти, и только в ней. Иначе и быть не может! — изрекла Марселла.

Бесс и Шрусбери утратили возможность видеться наедине. Графу и будущей графине Шрусбери не подобало давать пищу злым языкам. Хотя о предстоящем браке знали только родные, поверенные и слуги, никто не надеялся, что матримониальные планы удастся сохранить в тайне.

Созвав дочерей и сыновей, Бесс сообщила им, что вскоре лорд Толбот, граф Шрусбери, станет их отчимом. Ее сыновья знали, как богат и влиятелен Шрусбери, благодаря которому Уильям попал в Кембридж. Дочери Бесс пришли в восторг оттого, что у них вскоре появятся три сестры-ровесницы.

Когда Шрусбери известил детей, что намерен жениться на леди Сент-Лоу, те разразились радостными возгласами. Старшие понимали, что у них появится покровительница и защитница от отцовского гнева, а младшие мечтали иметь мать, готовую не только посмеяться и пошалить с ними, но и посадить их к себе на колени.

По настоянию Бесс Шрусбери привез свою семью в гости в Чатсворт, и маленькая Грейс Толбот влюбилась в дом будущей мачехи. Особняк ничуть не походил на огромный и мрачный замок Шеффилд, а уж тем более на крепость Уингфилд, где девочка провела всю жизнь.

Бесс и Фрэнсис Толбот стали союзниками, она пообещала добиться того, чтобы отец разрешил молодоженам поселиться отдельно. А увидев, что ее старший сын Генри Кавендиш и Гилберт Толбот подружились, Бесс убедила Шрусбери отпустить их в Европу. Такие поездки были в моде у молодых дворян.

Предстоящее соединение двух больших семей ничуть не пугало Бесс. Шрусбери должен был вскоре стать отцом двенадцати детей, поэтому Бесс предложила ему вместе управлять всеми владениями. Побывав в романтическом Раффорде, она пришла в такой восторг, что Шрусбери решил провести здесь медовый месяц и начал втайне строить планы

Тем временем поверенные графа Шрусбери встретились с поверенными леди Сент-Лоу и приступили к составлению брачного контракта. Адвокаты графа были удивлены, узнав, что он готов на любые уступки, и попытались отговорить его. Поверенных Бесс поразило, что она сумела заключить столь выгодную сделку. Переговорь затянулись на три недели.

Между тем нетерпение графа росло, и наконец он не выдержал. Созвав поверенных и пригласив Бесс, Шрусбери сам продиктовал текст брачного контракта. Бесс полагалась половина всего состояния Толботов, включая деньги, земли, поместья, рудники, плавильни и право на вывоз шерсти. Отдельный документ подтверждал ее права на владения Кавендиша и Сент-Лоу, а также доход с них. Все имущество Бесс должно было перейти по наследству к ее детям от второго брака и от брака со Шрусбери, если таковые появятся. Чатсворт оставался собственностью старшего сына и наследника Бесс — Генри Кавендиша. В довершение ко всему Шрусбери великодушно согласился выделить двум другим сыновьям Бесс, Уильяму и Чарльзу, крупные денежные суммы по достижении двадцати одного года.

Когда все бумаги были подписаны и скреплены печатями, Шрусбери, с облегчением вздохнув, начал готовиться к свадьбе. В свои планы Толбот посвятил родных Бесс: он собирался увезти ее в тайное убежище и просил, чтобы никто не испортил сюрприз.

Однажды в прекрасный августовский день Шрусбери прибыл в Чатсворт в сопровождении грума и пригласил Бесс на верховую прогулку.

— Шру, ты же знаешь: нам нельзя оставаться наедине. Кроме того, мне предстоит еще собрать вещи…

— Я хотел бы услышать твое мнение об одном доме… — Граф знал: ничто не прельщает Бесс так, как недвижимость. — Ты же видишь, я взял с собой грума, если угодно, пусть с тобой отправится Сесили.

— Ну хорошо. — Бесс просияла: ей давно хотелось обсудить с графом один важный вопрос, а тут как раз представился удобный случай. Она мечтала устроить браки детей Кавендиша и Толботов, но ни разу не заговаривала об этом, поскольку Шрусбери легко соглашался на все ее условия.

Разум советовал Бесс дождаться свадьбы, а уже потом посвящать мужа в свои честолюбивые и дерзкие планы. Но совесть побуждала ее действовать открыто и честно, поэтому Бесс решила завести этот разговор сегодня.

Когда всадники пересекли границу Ноттингема, Бесс поняла, что они приближаются к Раффорду, расположенному на краю Шервудского леса.

— Этот дом неподалеку от Раффорда? Шрусбери услышал волнение в ее голосе:

— Да, совсем рядом.

— Если бы я заранее узнала о нем, то купила бы его сама!

— Плутовка, перестань делить наше имущество на твое и мое. Теперь все оно наше.

— Ты и вправду так считаешь?

— Да! — решительно отозвался он. — Все мое принадлежит тебе, — Шрусбери усмехнулся, — несмотря на то что ты предпочла оставить все свое при себе.

Бесс засмеялась. Она давно поняла, что влюбленный Шрусбери готов достать для нее луну и звезды с неба.

— Давай заедем в Раффорд. Такого романтичного уголка я еще никогда не видела.

Он как бы нехотя уступил ее желанию и послал грума и Сесили вперед — предупредить слуг о приезде хозяина. Возле ручья они остановились напоить коней. Шрусбери снял Бесс с седла и усадил к себе на колени.

Наслаждаясь его силой, она подставила губы для первого за несколько недель поцелуя. Бесс не смела предаться любви в лесу, опасаясь прибыть в Раффорд растрепанной и покрасневшей. Все слуги Толбота наверняка догадаются, что задержало их в пути!

Он обнял Бесс, подхватил ладонями ее грудь и прошептал:

— Я похитил тебя, моя прелесть. Сегодня мы переночуем здесь. Никаких возражений я не потерплю.

Завороженная его властным тоном, Бесс поняла, что сопротивление бесполезно. Если уж Шрусбери принял решение, ничто не заставит его свернуть с выбранного пути. Но зачем противиться ему? Этого момента Бесс ждала всю жизнь.

Лошади с удовольствием пощипывали сочную траву у разрушенных стен древнего аббатства. Шрусбери взял Бесс на руки и понес ее в небольшой открытый двор, окруженный галереей.

— Мы обменяемся клятвами сегодня, в часовне аббатства. Церемония будет простой и скромной. Ты согласна стать моей женой, Бесс?

Этот вопрос застал ее врасплох.

— Ты привез меня сюда обвенчаться? — «Сегодня же 20 августа — мой роковой день и день свадьбы с Кавендишем!» И тут Бесс осенило: Шрусбери все известно. Зная, что это за день, он решил наконец отогнать призрак Повесы Кавендиша. Она улыбнулась. — Да, я согласна.

Сегодня на рассвете, едва открыв глаза, Бесс вспомнила об Уильяме Кавендише и мысленно попрощалась с отцом своих детей. Она не сомневалась: Кавендиш одобрил бы брак, благодаря которому Бесс займет достойное место в высшем свете и обеспечит привилегии своим детям. А еще он порадовался бы тому, что Бесс нашла любовь.

Они вошли рука об руку в часовню. У алтаря их уже ждал священник. Единственными свидетелями были Сесили и грум. Бесс вдруг оробела так, будто впервые выходила замуж. Она взглянула на смуглого красавца, стоящего рядом, и ее глаза наполнились слезами. Шрусбери с любовью поднес к губам руку Бесс и помог ей опуститься на колени перед священником.

Священник торжественно начал церемонию:

— Согласен ли ты, граф Шрусбери, взять эту женщину в жены и сочетаться с нею священными узами брака? Готов ли ты любить, беречь, почитать и лелеять ее в болезни и в здравии, и быть верным только ей, пока смерть не разлучит вас?

— Да, — ответил Шрусбери, пожимая руку Бесс.

«Он только что поклялся быть верным мне всю жизнь — и намерен сдержать клятву!» — подумала Бесс, затрепетав от счастья.

Священник обратился к ней с теми же словами, добавив еще два вопроса:

— Согласна ли ты повиноваться и служить этому человеку?

— Да, — пообещала Бесс и мысленно добавила: «По крайней мере попытаюсь».

Шрусбери взял ее левую руку, снял с пальца кольцо с большим бриллиантом и изумрудами и надел вместо него широкий золотой ободок, украшенный такими же камнями.

— Этим кольцом я обручаю тебя, клянусь беречь, почитать и делиться всем, что имею. — И он снова надел первое кольцо ей на палец.

«Я только что стала самой богатой женщиной Англии — если не считать королевы!» У Бесс вдруг закружилась голова. Она услышала, как священник объявил их мужем и женой. Муж обнял ее за талию и подвел к столу, чтобы поставить подпись в книге. Когда в книге расписались свидетели, грум улыбнулся Бесс и протянул ей перо. Помедлив, она с сияющей улыбкой вывела: «Элизабет, графиня Шрусбери».

Толбот, поставив свою подпись, заключил Бесс в объятия:

— Теперь мне позволено поцеловать жену?

Она засмеялась:

— Впервые слышу, что ты спрашиваешь позволения! — Бесс подставила ему губы и удивилась тому, что он коснулся их с безграничной нежностью.

Затем Шрусбери прошептал:

— Бесс, это самый счастливый день в моей жизни! Я хочу, чтобы и ты была счастлива. Здесь мы проведем вдвоем целую неделю.

— Шру, я и так счастлива — сбылись все мои мечты!

— Когда-то давно ты хотела, чтобы я подарил тебе обручальное кольцо и дал свое имя — помнишь?

— Я слишком жестоко обошлась с тобой. В то время ты был женат и потому не мог взять меня в жены.

— Ты даже не представляешь себе, как я хотел исполнить твои желания! Бесс, ты — моя единственная любовь! Я влюблен впервые в жизни. Ты моя первая любовь… и последняя.

Привстав на цыпочки, Бесс коснулась его губ:

— Я буду любить тебя всю жизнь…

Обнявшись, они прошли по галерее в особняк, выстроенный из прекрасного камня. Бесс вздохнула:

— Какой романтичный уголок! Шрусбери прильнул губами к ее виску.

— Потому-то я и выбрал его для нашего медового месяца. Будь моя воля, я остался бы здесь с тобой на всю жизнь.

Бесс просияла:

— Только теперь я начинаю понимать, что в душе ты романтик!

Шрусбери подхватил жену на руки и перенес через порог Раффорда. Только встав на ноги, Бeсc увидела, что в холле столпились слуги. Один за другим управляющий, экономка, повар, прачка, лакеи, горничные, егеря, садовники, конюхи и судомойки подходили к ней, кланялись и почтительно произносили:

— Добро пожаловать в Раффорд, графиня!

У Бесс перехватило дыхание.

— Какой чудесный прием вы мне оказали! Вижу, вас всех посвятили в тайну. Такого сюрприза я еще никогда не получала, — сказала она, сразу покорив сердца слуг.

Сесили вышла вперед и присела:

— Леди Толбот, все ваши вещи наверху — даже ванна.

— Но как ты умудрилась увезти их из дома незаметно?

— Очень просто, — вмешался Шрусбери. — Встречаясь с поверенными, ты не замечала, что творится у тебя под носом. — Наклонившись, он шепотом добавил:

— Если не будем терять времени, то перед ужином успеем искупаться.

Покраснев, Бесс тихо ответила:

— Нет, Шру, что ты! Если мы будем купаться вдвоем, слуги обо всем догадаются!

— Вздор! Слуги Толботов так вышколены, что ничего не замечают.

— Вот и хорошо!

— То, что они вышколены?

— Нет, то, что ничего не замечают.

— Я люблю тебя, Плутовка.

— И попробуй только разлюбить, дьявол!

Шрусбери поселился с женой в смежных комнатах. Сесили перевезла в Раффорд одежду Бесс, заполнившую два шкафа. Шрусбери решил, что одна из комнат будет служить им ванной и гардеробной, а вторая — спальней.

Один из подарков мужа лежал на постели. Бесс сразу заметила его и потерлась щекой о нежную ткань. Это был белый шелковый халат, отделанный лисьим мехом. На груди красовались золотой герб графа и инициалы Бесс «Э.Ш.».

— Шру, халат роскошный, но непрактичный!

— Почему? — удивился Шрусбери, зная, что жена обожает красивую одежду.

— Мой возлюбленный нетерпелив. Боюсь, он разорвет эту прелесть в клочки.

— Тогда пусть лежит на постели. Мы будем просто любоваться им.

— Ни в коем случае! Может, мой муж терпеливее любовника?

— Сомневаюсь, дорогая.

Но когда Шрусбери начал раздевагь ее, Бесс почувствовала, что прикосновения его рук удивительно нежны. Он обращался с ней бережно, как с драгоценной статуэткой из хрупкого фарфора. Когда оба разделись, Шрусбери поднял жену и понес в соседнюю комнату, где их ждала ванна с горячей водой. Он попробовал воду, убедился, что она не слишком горяча, опустился в ванну и усадил Бесс к себе на колени.

Прислонившись к плечу мужа, она удивленно посмотрела на него. От этого огромного и властного человека она не ожидала такой нежности.

— Разве я не поклялся лелеять тебя? — Шрусбери приподнял огненные волосы Бесс и поцеловал ее в шею. Крепко обняв жену и поцеловав в мочку уха, он продолжал шептать, завораживая ее тихими словами:

— Изгиб твоей спины такой плавный, что мне хочется гладить тебя, как кошку, пока ты не замурлычешь. А твою талию я без труда могу обхватить ладонями. Но больше всего я люблю прикасаться к твоему телу чуть ниже груди — вот так. У тебя есть множество укромных, шелковистых местечек, которые я люблю, но еще лучше — страсть, с которой ты отзываешься на мои прикосновения. Ты позволяешь мне воплотить самые смелые мечты. Какой мужчина не мечтал выкупаться в ванне с возлюбленной? Держа тебя на коленях, я могу ласкать самые потаенные места.

Поцеловав жену в макушку, Шрусбери погладил ладонями ее бедра, а затем слегка приподнял и пересадил так, что его орудие оказалось между ног Бесс. Пальцы раздвинули влажные рыжие завитки внизу живота. Он ласкал и постепенно возбуждал ее, однако не доводил до экстаза.

Бесс вздрагивала от восхитительных ощущений, и вместе с тем жесты мужа странным образом успокаивали ее. Она чувствовала себя любимой.

— Позволь и мне доставить тебе удовольствие, дорогой.

— Нет, милая, если ты прикоснешься ко мне — конец сказке. Я хочу продлить возбуждение. На сегодня я задумал удивительную ночь.

Шрусбери вылез из ванны, опустился на колени и, завернув жену в пушистое полотенце, отнес к постели и насухо вытер. Он не сводил с Бесс завороженного взгляда, прикасался к жене с таким благоговением, что ей казалось, будто она очутилась в раю. Он осырал ее волосы поцелуями, дотрагивался губами до висков, век, высоких скул и наконец прижался к губам с такой ошеломляющей нежностью, что Бесс чуть не расплакалась от счастья.

Заглянув в ее глаза, Шрусбери прошептал:

— Я хочу, чтобы завершение нашего брака запомнилось тебе навсегда. — И он предался с ней настоящей любви, лаская до тех пор, пока Бесс, охваченная сладостной дрожью, не отдала ему тело, сердце и душу.


Глава 38


Бархатный футляр лежал на обеденном столе рядом с прибором Бесс. Ее муж изнывал от нетерпения, ожидая, когда она откроет подарок. Бесс медленно ела хлеб с медом и потягивала шоколад, желая подразнить Шрусбери, хотя с трудом сдерживала любопытство. Наконец она бросила на мужа лукавый взгляд из-под ресниц и подняла крышку футляра.

Шрусбери увидел, что удивление сменилось недоверием, радостью и наконец восторгом. Бесс благоговейно вынула из футляра длинное жемчужное ожерелье. Она знала, что этот жемчуг первый граф Шрусбери привез с Востока, заплатив за него неслыханную цену.

— О Шру! — выдохнула Бесс, надевая ожерелье. Он обошел вокруг стола и крепко поцеловал жену.

— Ручаюсь, ты — первая графиня Шрусбери, красота которой затмила блеск этих жемчугов!

Этот летний день они проводили на свежем воздухе, любуясь живописным уголком, словно созданным для влюбленных. По парку Раффорда, обнесенному стенами из грубо обтесанного камня, протекали три извилистых ручья. На клумбах пышно цвели дельфиниум, шпорник, гвоздики, душистый табак и левкои. Тенистые аллеи благоухали лавандой и розмарином. Колокольчики покачивались на легком ветру, виноградные лозы и плети вьющихся роз обвивали стены и каменные арки.

Супруги держались за руки, беседовали, целовались и строили бесконечные планы на будущее, как делали влюбленные испокон веков. Они знали, что блаженная неделя скоро промелькнет, и потому наслаждались каждой минутой.

Шрусбери привез в Раффорд своего лучшего повара, поэтому каждая трапеза доставляла любящим супругам огромное удовольствие.

Каждый последующий день походил на предыдущий. После ночи страстной любви Шрусбери дарил жене за завтраком еще одну нить великолепных жемчугов. Этими подарками он выражал благодарность за наслаждение, заверял жену в вечной преданности и намекал на следующую ночь. Шрусбери был околдован Бесс, заворожен ее чарами.

Они совершали долгие верховые прогулки. Бесс сидела в седле впереди мужа. Иногда они отправлялись охотиться с соколами или рыбачить, порой просто лежали на подушках в лодке, неспешно плывущей по маленькому пруду посреди парка. От каждого прикосновения Бесс кровь Шрусбери вскипала, чресла наливались сладкой болью. Она знала это, чувствуя на себе горящий желанием взгляд мужа. Он постоянно прислушивался к шороху нижних юбок Бесс, вдыхал ее пьянящий аромат. Бесс поразила его воображение. Иногда обоих одолевала неистовая, почти животная страсть, и они падали в густую траву, обессилев от смеха и ласк.

А когда сгущались сумерки, молодожены отправлялись на романтическую прогулку по парку и наслаждались благоуханной темнотой до тех пор, пока луна не заливала окрестности Раффорда серебристым светом. Тогда Шрусбери уносил жену в постель, и слуги не смели нарушать их уединение. Их «неделя» растянулась на восемь дней, затем на девять, и наконец они решили вернуться в Шеффилд.

Бесс подняла крышку старинного футляра, вынула из него жемчужное ожерелье и начала перебирать жемчужины, любуясь их блеском при свете свечей.

— Теперь у меня все восемь нитей. Пожалуй, надо заказать мой портрет в этих жемчугах.

— Только в жемчугах — без одежды.

Бесс сразу угадала его желание. Дождавшись, когда муж уйдет в гардеробную бриться, что он делал каждый вечер перед сном, она быстро разделась и надела ожерелье. Застыв перед зеркалом, Бecc с восхищением разглялывапа свое отражение и располагала ниспадающие ожерелья самым причудливым образом.

Они скользили по коже груди и живота, приводя Бесс в трепет. В эту минуту на ее шее висело целое состояние! Сколько женщин в мире могли бы позволить себе такую роскошь? Разве что Клеопатра или Елена Прекрасная. Даже у Елизаветы Тюдор нет таких великолепных украшений!

Собрав все восемь нитей, она перекинула их за спину, и жемчуга обрушились вниз перламутровым водопадом. Ожерелья касались ягодиц Бесс, и она казалась себе танцовщицей в гареме султана.

В зеркало Бесс увидела стоящего за ее спиной мужа. Его лицо напряглось от желания, глаза горели страстью. Пальцы пробежали по спине Бесс, повергая ее в трепет, начали ласкать ягодицы, подползая к ложбинке и вызывая ощущения, которых Бесс еще никогда не испытывала.

Вскоре она почувствовала, как набухшее острие его орудия настойчиво трется о ее ягодицы. Они сжались, трепет пробежал по спине и затих где-то в глубине лона. Бесс ошеломили ощущения, пробужденные в ней непривычными ласками. Горячий влажный язык Шрусбери прошелся по ее шее и плечу, и в груди Бесс вспыхнуло пламя.

Когда она застонала, он перенес ее на постель, поставил на четвереньки и встал сзади. Едва Шрусбери вошел в нее, Бесс вскрикнула, но он тут же начал ласкать ее бутон, помогая ей подняться на вершину экстаза.

Его упругое тело задвигалось в настойчивом ритме, и Бесс быстро подстроилась к нему. Она цеплялась за простыни, вздрагивая под натиском волн удовольствия. Нити жемчуга скользили по ее телу, вызывая изощренные ощущения.

А когда муж подхватил ее налитые груди, Бесс громко застонала. Экстаз они испытали одновременно: Шрусбери прижал к себе жену, содрогаясь в последних спазмах.

Позднее, уже успокоившись, Бесс устроилась между ног мужа и спросила:

— Шру, ты хочешь иметь детей?

— А ты думаешь, у нас их мало?

Она засмеялась от облегчения.

— По-моему, предостаточно!

— Не забывай, нам еще предстоит устроить брак девяти детей.

— Шру, я хотела поговорить об этом до свадьбы, но не успела.

— Милая, может, отложим этот разговор до послезавтра? Скоро мы вернемся в Шеффилд, и нам опять придется постоянно думать о детях.

— Я и без того ждала слишком долго. Насчет детей у меня большие планы — я хочу, чтобы ты одобрил их.

Допивая вино, Шрусбери внимательно слушал жену и думал о том, что еще никогда в жизни не был так счастлив.

— Я намерена дать всем своим детям солидное приданое. После вступления в брак каждый получит дом и пятьсот акров земли.

— Этого более чем достаточно, дорогая.

— Хорошо, если бы нам удалось основать великую династию, а для этого Надо продумать и решить, кто на ком женится, и распределить земли и доходы. Бумаги мы должны подписать вместе и отдать их на хранение поверенным.

— Дорогая, изложи все свои соображения на бумаге, а я просмотрю их. — Он улегся и увлек за собой Бесс. — Спать с тобой так приятно: при этом в постели не бывает холодно.

На следующий день пошел дождь, и Бесс все утро просидела за столом в уютном кабинете рядом с большим холлом. Она так долго мечтала, чтобы дети Кавендиша заключили браки с детьми Толбота, что успела подобрать пару каждому из них.

Гилберта Толбота Бесс предназначала в мужья своей младшей дочери — Мэри. Возможно, Гилберт когда-нибудь станет графом Шрусбери, а Мэри — графиней. Гилберт походил на отца больше других сыновей: он был таким же смуглым и надменным. Бесс знала, что малышка Мэри с огненными кудрями и упрямым нравом — ее точная копия. «Этот брак заключен на небесах: они будут счастливы, как я и Шру!»

Поскольку старшему сыну Бесс, Генри Кавендишу, в наследство достался Чатсворт, графиня решила женить его на Грейс Толбот. Грейс занимала у нее в сердце особое место, поскольку девочка всей душой полюбила Чатсворт. Гарри был несколькими годами старше Грейс — зцачит, ему придется подождать, пока она подрастет. Ничего, за это время он успеет перебеситься и побывать на континенте.

Возбужденная Бесс поминутно сажала на бумагу кляксы и делала ошибки, поэтому ей пришлось переписать весь документ, прежде чем показать его мужу. Она с гордостью подписалась: «Элизабет, графиня Шрусбери».

— Бесс, где ты прячешься? Дождь кончился, в лесу полно оленей. Давай проедемся по Шервуду и попробуем поохотиться. Завтра нам в путь.

Бесс знала, как граф любит охоту, поэтому сразу согласилась.

— Мне надо переодеться. Я не задержусь, дорогой. А пока ты ждешь, прочти, что я задумала для наших сыновей и дочерей.

Уходя в гардеробную, Бесс украдкой оглянулась на мужа. Она надеялась, что Шрусбери воспользуется случаем и поможет ей переодеться. Но он взял со стола исписанный лист, желая узнать планы жены. Обнаружив, что она решила поженить двух детей Кавендиша с двумя Толботами, Шрусбери расхохотался.

Этим днем Бесс больше не заговаривала о детях. Если Шрусбери прочитал составленный ею документ — уже хорошо. Пусть все как следует обдумает и примет решение.

Пока Шрусбери и егерь разделывали оленя, убитого единственной стрелой, Бесс помогала Сесили укладывать вещи, а другие слуга выносили сундуки в холл, готовясь к завтрашнему отъезду хозяев. Бесс было жаль расставаться с Раффордом, однако ей не терпелось поскорее стать хозяйкой Шеффилда и графиней Шрусбери. Она давно задумала по-новому отделать свои покои в замке и оставить свой след во всех владениях Толботов.

Шрусбери выкупался, сменил одежду и перед ужином решил выпить с женой по бокалу вина.

— Мы были так счастливы здесь, Бесс! Давай поклянемся почаще приезжать сюда вдвоем.

Подняв бокал, она бросила взгляд на бумагу, которая все еще лежала на письменном столе.

— Не забыть бы взять ее с собой, — улыбнулась Бесс. — Ну, что ты скажешь насчет моих планов?

— Опять ты со своими шутками! Дорогая, пора повзрослеть. — Еще никогда в жизни я не была такой серьезна Шру. Для меня это очень важно.

— Мне тоже небезразлично будущее моих детей. — В голосе Шрусбери послышались саркастические и надменные нотки. — Но скажи, когда тебе пришла в голову эта нелепая мысль?

— Когда ты женил двух своих детей на детях Уильяма Герберта! — Бесс постепенно овладевал гнев.

— Если уж на то пошло, Уильям Герберт — граф Пемброк. Наши дети одинаково знатны и богаты. Бесс вспыхнула:

— Стало быть, ты считаешь, что дети Кавендиша — неровня Толботам? Надменный негодяй!

— Ничего подобного я не говорил.

— Так в чем же дело? — запальчиво воскликнула Бесс. — Давай объяснимся!

— Хорошо, объясню. Такие решения должен принимать я, а не ты. Я не потерплю своеволия. Неужели, по-твоему, я способен на такое великодушие? Очевидно, ты думаешь, что если я люблю тебя, то согласен во всем потакать тебе? Этого не будет, я не стану плясать под твою дудку. У себя в доме хозяином останусь я!

— Как ты смеешь так говорить со мной? — вскипела Бесс.

— Ты женщина, притом очень красивая женщина, и до сих пор я исполнял все твои желания. Ты всю жизнь водила мужчин за нос. Но со мной такой номер не пройдет, дорогая! Ты скоро поймешь, чем я отличаюсь от других мужчин.

— Не угрожай мне, дьявол! — Поскольку в наступление перешел Шрусбери, Бесс осталось только защищаться. — Как мать, я обязана заботиться о будущем своих детей!

— Ты слишком ненасытна, у тебя непомерное честолюбие. Оно не знает пределов. Но я не позволю ему погубить всех нас!

Схватив со стола чернильницу, Бесс запустила ею в мужа и промахнулась. Чернила расплескались по дорогому персидскому ковру.

Он холодно прищурился:

— Вы забылись, мадам, и ведете себя как торговка рыбой!

— А ты — как надменное отродье Толботов!

— Думаю, слуги уже наслушались достаточно. Если захотите попросить прощения, найдете меня наверху.

— Мне жаль, что я вышла за тебя замуж! — выкрикнула Бесс.

— И все-таки вы стали моей женой, — невозмутимо возразил Шрусбери, — и поклялись повиноваться мне. Ничего, я сумею укротить ваш пыл.

Бесс растерялась. Шрусбери вышел из комнаты, а она застыла на месте, ошеломленная поражением.

— Будь ты проклят, Шрусбери! — Бесс прижала ладони к вискам. «Сукин сын! Укротить мой пыл — вот еще! Ну, он у меня поплатится! Я сейчас же отправляюсь в Чатсворт!» Бесс вызвала горничную:

— Сесили, мы уезжаем. Нет, к черту вещи! — Она повысила голос:

— И драгоценности тоже оставь здесь!

На следующее утро Элизабет и Марселла с изумлением увидели Бесс в столовой, за завтраком.

— Что ты здесь делаешь?

— Живу!..

— А где Шрусбери? — спросила Элизабет.

— Раз и навсегда забудьте это имя! — прикрикнула Бесс и вызвала секретаря:

— Роберт, принесите счета в библиотеку. Марселла нахмурилась:

— Боюсь, между графом и графиней начался бой не на жизнь, а на смерть.

— Странно, что они вообще пробыли вдвоем так долго, — шепотом отозвалась Элизабет.

Бесс с головой ушла в работу. Покончив со счетами, она объехала все окрестные фермы, распорядилась, чтобы починили ветхие строения, и стала ждать появления Шрусбери. Не дождавшись его, Бесс осмотрела свои рудники и съездила в Хардвик, неподалеку от которого был недавно обнаружен угольный пласт. Бесс поклялась оказать Шрусбери достойный прием, но он не появлялся.

Всю следующую неделю она бушевала, бранилась и швырялась чем попало. Наконец, обессилев, Бесс бросилась на постель и зарыдала. Когда же ее гнев и жалость к себе иссякли, мысли постепенно прояснились. Она по-прежнему считала, что отлично спланировала будущее детей, но заговорить об этом следовало раньше.

Ей удавалось заполнять дни делами, но ночи казались бес-конечными. Бесс так тосковала по Шрусбери, что боялась умереть. «Будь он проклят! Почему медлит? — И она отвечала сама себе:

— Потому, что он высокомерный, упрямый и своевольный человек, привыкший к беспрекословному повиновению!» Бесс передернула плечами, сообразив, что описала себя. А если Шрусбери не приедет никогда? Эта мысль ужаснула ее! Что, если между ними все кончено? Бесс поднимут на смех, такого скандала она не перенесет! Но ее беспокоила не только репутация: она любила Шрусбери всей душой, гораздо сильнее, чем любил он! Что же теперь делать?

О поездке в Шеффилд и примирении Бесс не хотела даже слышать. Гордость не позволяла ей так унизиться. Она обдумала несколько способов заманить Шрусбери в Чатсворт, но отказалась от них, понимая, что все они шиты белыми нитками. Целую неделю Бесс промучилась бессонницей и как-то раз в отчаянии выпила бутылку мальвазии.

…Она проснулась, как от резкого толчка, и в ужасе огляделась. Комната была совершенно пуста. Сбежав по лестнице, Бесс обнаружила, что судебные приставы вынесли из дома все ее вещи, до последней безделушки. Она умоляла, уговаривала и плакала, но тщетно. Ее имущество уже погрузили в повозку. Бесс выгнали из роскошного дома, ей некуда было идти. Страх захлестывал ее гигантскими волнами, от паники перехватывало горло. На миг Бесс отвернулась, а когда снова повернула голову, то обнаружила, что ее родные и даже Чатсворт исчезли, словно растворились в воздухе. Она потеряла все, что имела! Ужас нарастал, пока не захватил ее целиком. Ощущение пустоты в животе чем-то напоминало голод, только было еще страшнее: Шрусбери тоже исчез! Бесс застыла, беспомощно опустив руки…

Проснувшись, она услышала свой голос, тоскливо повторяющий:

— Шру, Шру!

Бесс дрожала, вспоминая ночной кошмар, ей было страшно остаться одной. Во всем виновата только она сама, поскольку проявила упрямство и попыталась одержать верх над Шрусбери. Он не из тех, кто подчиняется женщине, — в этом и состоит его притягательность. Они расстались только из-за гордости Бесс. Она всегда обвиняла Шрусбери в чрезмерной надменности, а теперь вдруг осознала, что в этом не уступает ему. Да, они одного поля ягоды! К утру Бесс поняла, что делать.

— Сесили, где тот туалет, что я заказала для первого появления в замке Шеффилд?

Сесили подавила улыбку: о своем «появлении» в замке хозяйка говорила с таким видом, словно была королевой.

— Сейчас узнаю у портних, готов ли он.

Подойдя к огромному зеркалу, Бесс сразу увидела, что выглядит великолепно. Облегающий белый бархатный жакет подчеркивал красоту ее высокой груди и контрастировал с ярким, иссиня-зеленым блестящим бархатом пышной юбки. Под верхнюю юбку она надела три нижние — разных оттенков одного и того же цвета. Туалет Бесс дополняли перчатки и синие сапожки из мягкой кожи. Весь наряд был расшит мелким жемчугом, словно разбросанным по синему полю небрежной рукой.

Но первым делом взгляд приковывала пикантная шляпка с загнутым страусовым пером. Эта шляпка особенно нравилась Бесс: именно благодаря ей туалет поражал воображение. Она отнесла перчатки и шляпку вниз и уже хотела приказать седлать Ворона, когда лакей доложил ей о приезде графа Шрусбери.

Бесс прерывисто вздохнула. Граф шагнул в комнату, заслонив собой весь дверной проем.

— Ты приехал…

Он окинул жену быстрым взглядом:

— Да, за тобой, Плутовка.

Ее глаза вспыхнули, она с вызовом вскинула голову, с губ ее чуть не сорвался вызывающий ответ… «Придержи язык, Бесс», — прошептал внутренний голос.

— Что вам угодно, милорд? Я слушаю.

— Я приехал, чтобы увезти вас домой, в Шеффилд. Отныне вы станете послушной женой. — Помедлив, Шрусбери добавил:

— А если откажетесь, брак будет расторгнут. Упрашивать вас я не стану.

Ты не упрашиваешь, а отдаешь приказы, дьявол! — мысленно отозвалась Бесс, но опять придержала язык.

— Поскольку у меня нет выбора, я вынуждена повиноваться вам, милорд. — Бесс не стала собирать вещи, чтобы не заставлять мужа ждать. Она быстро надела шляпку и перчатки. — Я готова, милорд. — Ее голос звучал негромко, но Бесс держалась величественно.

Увидев во дворе экипаж, она замерла: «Шрусбери хочет, чтобы я явилась в новый дом как подобает леди! А я мечтала о бешеном галопе…»

— Вы очень предусмотрительны, — заметила Бесс. Шрусбери сел в седло.

«Вот и хорошо, что мне не придется скакать рядом с ним верхом. Этого я бы не вынесла!»

Как и было задумано, торжествующая Бесс переступила порог замка Шеффилд рука об руку с мужем. Он с гордостью подвел прекрасную, нарядную жену к столпившимся в холле слугам и домочадцам.

— Леди и джентльмены, мне выпала большая честь представить вам мою жену Элизабет, графиню Шрусбери!

Бесс учтиво поблагодарила всех, кто поздравил ее с приездом. Через два часа Шрусбери увел ее в библиотеку и закрыл за собой дверь. Бесс сняла шляпку. Открыв ящик стола, граф вынул оттуда лист бумаги и подал его жене. Она прочла документ на одном дыхании. Согласно ему, Мэри, дочь Бесс, предназначалась в жены Гилберту Толботу, а Грейс Толбот — в жены Генри Кавендишу. Внизу стояли подпись Шрусбери и печать.

— Почему же ты согласился, Шру? — спросила ошеломленная Бесс.

— В награду за твое послушание.

— Надменный негодяй! — Устремившись к мужу, она занесла руку для пощечины.

Расхохотавшись, он схватил жену за руки, завел их за спину и притянул Бесс к себе. Шрусбери впился в губы Бесс, словно желая заставить ее подчиниться, но вскоре поцелуй стал нежным. Усадив жену на край стола, граф объяснил:

— Той ночью в Раффорде, когда мой гнев утих, я понял, что твое предложение не лишено смыслу. Благодаря ему наше состояние останется в семье, а мы позаботимся не только о своих детях, но и о внуках и правнуках! Проснувшись и обнаружив, что ты уехала, я не поверил своим глазам. Мне хотелось растерзать тебя. Меня поразило, что ты пренебрегла нашей любовью ради будущего детей. А потом я понял: отстаивая свои принципы, ты готова пожертвовать всем. Ты рисковала не только состоянием и титулом, но и своим счастьем. По-моему, это благородно. Я горжусь тобой, Бесс!

Она онемела: «Шрусбери считает меня благородной! Знал бы он, что я была готова вымаливать у него прошение!»

Граф придвинулся ближе и взял жену за подбородок. Его взгляд переместился ниже.

— Ты так соблазнительна, Плутовка! — Кончики его пальцев прошлись по щеке Бесс, коснулись шеи и опустились на грудь. «Какое счастье, что Бесс согласилась поехать со мной! Я думал, что умру, когда увидел, что она уже собралась в Лондон!» Деловито расстегнув крохотные перламутровые пуговки. Шрусбери высвободил грудь жены. Желание вспыхнуло в обоих и захлестнуло их.

Бесс оглядела огромную полированную столешницу, оценивая ее размеры. Сколько титулованных дам лежало обнаженными на этом массивном столе? Ни одной — за это Бесс могла поручиться.

— Шру, я и здесь хочу быть первой!


Эпилог


Лето 1567 года

Граф Шрусбери привез горного мастера в Хардвик, чтобы выяснить, есть ли на землях поместья залежи ценных минералов. Бесс долго стояла перед опустевшим, но по-прежнему обожаемым ею старым домом. Граф ехал верхом по пыльной тропе, не сводя глаз с жены. Бесс было уже почти сорок, но в бледно-зеленом муслине она казалась юной девушкой. С каждым днем он любил жену все сильнее.

— С кем ты разговариваешь, милая?

— С Хардвик-Мэнором.

— Думаешь, он слышит тебя?

— Конечно! Я посвятила его в свои грандиозные планы.

Смеясь, Шрусбери наклонился, обхватил Бесс за талию и усадил перед собой в седло.

— Рассказывай!

— Я хочу, чтобы Хардвик стал самым прекрасным домом в Англии. Чтобы мне завидовал каждый, кто увидит его!

— А как же Чатсворт?

— Его я построила только для того, чтобы набраться опыта. Хардвик-Холл во всем затмит Чатсворт!

— Хардвик-Холл? — насмешливо переспросил Шрусбери. — А куда же денется бедный старый Хардвик-Мэнор?

— У меня не хватит духу снести его. Он станет частью нового дома. Новый Хардвик будет вместилищем света и счастья, сказочным дворцом с башнями, уходящими в небеса!

— С башнями? — изумился Шрусбери.

— Да, их будет шесть! Мне было шесть лет, когда нас выгнали отсюда.

Шрусбери вдруг понял, почему жена мечтает превратить ветхий дом в несравненный дворец. То же честолюбие помогло дочери фермера стать графиней. Он сжал жену в объятиях. Жизнерадостная, уверенная в себе, почти неуязвимая, Бесс в глубине души по-прежнему осталась трогательной, обиженной девочкой. Шрусбери захотелось развеселить жену.

— И конечно, этот великолепный особняк ты украсишь своей монограммой?

— Превосходная мысль, Шру! Наверху каждой башни будут красоваться мои инициалы, выложенные из прочного камня. Шрусбери засмеялся:

— Дорогая, я же просто пошутил!

— Не смейся надо мной. Инициалы королевы красуются повсюду. Теперь я принадлежу к семье Толботов, а всем известно, что Толботы гораздо знатнее Тюдоров, — ведь мы ведем свой род от Плантагенетов!

Шрусбери разразился хохотом, а Бесс невозмутимо продолжала:

— Не вижу здесь ничего забавного. Пусть грядущие поколения знают, что Хардвик-Холл был построен Элизабет, графиней Шрусбери!

Он поцеловал ее в шею и коснулся упругой груди.

— Меня считали самым богатым мужчиной Англии, а тебе, я вижу, не терпится разорить и посрамить меня! В ответ ему зазвенел лукавый смех Бесс:

— Во всяком случае, я постараюсь, мой черный дьявол!


Примечание автора


Бесс Хардвик умерла в возрасте восьмидесяти лет. Два построенных ею великолепных особняка — Чатсворт, «Дворец на холмах», и Хардвик-Холл, «Стеклянный дворец», — принадлежат к лучшим образцам британской архитектуры XVI века и существуют по сей день.

Дети Бесс и Кавендиша основали великую династию, потомками которой стали ее внучка Арабелла Стюарт (претендентка на английский престол, 1575-1615), графы и герцоги Девоншир, герцоги Портленд, герцог Ньюкасл, граф Берлингтон и маркиз Хартингтон, женившийся на Кэтлин Кеннеди, сестре президента Джона Ф. Кеннеди.


notes


Примечания


1


Сиротский суд — суд по делам опеки.


2


сумму по брачному контракту


3


втроем (фр.)


4


живи настоящим (лат.).