Порабощенная
Вирджиния Хенли


Юная наследница огромного состояния Диана, гуляя по тихим улочкам старинного города, набрела в антикварный магазин. Восхищенная роскошным шлемом древнего римского воина, она надела его на голову — и жизнь ее круто переменилась. Мир разом обрушился на Диану: унизительное рабство и пьянящая свобода, истинная верность и гнусное предательство, смертельный ужас и чувственное наслаждение, и любовь — гордая и прекрасная.


Вирджиния Хенли

Порабощенная


Глава 1


Леди Диана начинала медленно возбуждаться. Несмотря на совсем ранний час, она уже забралась в постель, чтобы иметь возможность уйти с головой в книгу — ее любимое занятие. В последнее время в поведении Дианы произошли резкие перемены: она стала активно сопротивляться заведенным порядкам.

С ее губ сорвался легкий вздох, когда ей стали ясны намерения мужчины. Он не смирится с отказом, и по телу Дианы пробежала чувственная дрожь, когда она поняла, что отделаться от него не удастся. Он был властным и опасным брюнетом, именно таким, каким и должен быть мужчина, и она ощущала, как тает под напором его смелых заигрываний.

Соски Дианы затвердели, их начало ломить. Удивительно приятное ощущение возникло в самом ее сокровенном месте. Рука скользнула под рубашку и коснулась нежной молодой груди; дыхание участилось. Хотя Диана понимала, что ведет себя скверно, она мысленно отмахнулась от чувства вины, перевернулась на бок и выгнула спину, отвечая на его ласки.

Свеча внезапно погасла, и Диана непроизвольно чертыхнулась. Черт побери, надо же такому случиться в самом интересном месте главы! Она отняла руку от ноющей груди и захлопнула книгу о личной жизни короля Карла II, которую читала. Снова зажгла свечу, закончила главу и с тоской вздохнула.

Она бы предпочла жить в другой исторический период, а не в эпоху короля Георга. В ее время щеголи носили смехотворные напудренные парики, обмахивались веерами и красили губы. Почему она не родилась в средние века, когда загорелые рыцари штурмовали замки и похищали живущих там дам, или во времена Елизаветы, когда отважные королевские пираты не только захватывали сокровища, но и пленяли женщин? В период реставрации монархии кавалеры подражали королю Карлу, его дьявольски умелому обращению с дамами. Вот когда жизнь молодой семнадцатилетней леди была потрясающе увлекательна! Вот когда стоило жить!

Теперь же молодые люди подражают принцу Георгу, или Принни, как его называют в народе. Что это вообще за имя такое — Принни? Оно говорит само за себя — мягкий, глупый и придурковатый!

Наклонившись, чтобы задуть свечу, Диана на мгновение увидела свое отражение в большом зеркале. Разве не напоминает она готовый распуститься розовый бутон? Светлые, золотистые волосы шелковым каскадом струятся до бедер; фиалковые глаза блестят ожиданием; тело гибкое, ноги длинные, грудь полная и высокая. Но, увы, все это скрывает огромная ночная рубашка. Диана скорчила гримаску, но не потому, что рубашка была ужасной: ее злило, что это — приличное одеяние.

Бог мой, как она ненавидела все приличное! Именно приличие было той силой, которая двигала ее тетушкой Пруденс, и меркой, с которой она подходила ко всему связанному с жизнью Дианы.

Сэр Томас Давенпорт умер два года назад. Он оставил дочери Диане все свое состояние, огромную библиотеку и дом на Гросвенор-сквер. Но пока ей не исполнится восемнадцать лет, всем управляют опекуны — младший брат ее отца Ричард и его жена Пруденс, немедленно перебравшиеся на Гросвенор-сквер, чтобы присматривать за ней. И если до пятнадцати лет Диана была послушной девочкой, не расстававшейся с книгой, к семнадцати годам в ней стало нарастать своеволие, раздражающее ее ханжу-опекуншу.

Диана вздохнула, задула свечу и свернулась калачиком под одеялом, надеясь и во сне увидеть короля Георга в те годы, когда он еще был большим любителем женского пола.


Тетя Пруденс готовилась отойти ко сну и одновременно пилила мужа. Сборчатый воротник ее ночной рубашки был туго завязан под третьим подбородком, а накрахмаленный ночной чепец надвинут практически до бровей. «Оно и к лучшему», — подумал Ричард, сдерживая дрожь отвращения при одной только мысли лицезреть все ее пышные телеса.

— Я вовсе не собираюсь критиковать твою племянницу, Ричард. Но Диана снова отказалась от приглашения леди Селфтон, чтобы забраться в постель с этой ужасной книгой! Столько читать вредно для молодой девушки. Один Бог знает, что может быть в этих томах.

А Ричард между тем размышлял о том, как хорошо, что Пруденс с отвращением относится к интимной стороне жизни, а плотский грех — одно из самых страшных среди ее многочисленных табу. Разглядывая необъятную белую хламиду, прикрывающую его жену, он сухо подумал: «Даже странно, что она не надевает в постель белых перчаток, чтобы даже случайно не коснуться этой ужасной вещи!» Но тут его мысли вернулись к обсуждаемой теме.

— Библиотека брата стоит целое состояние. Я согласен: книги плохо на нее влияют. Я попробую найти покупателя на всю библиотеку.

Сэр Томас Давенпорт был председательствующим судьей, финансовым магнатом и видным ученым, которого король произвел в рыцари. Ричард знал, что Диана получила классическое образование и что отец обучил ее французскому, итальянскому и латыни.

— Дорогой мой Ричард, просто замечательная мысль! Книги не помогут ей найти подходящего мужа. Если пойдут слухи, что Диана — синий чулок, она так и останется старой девой. Я пытаюсь внушить ей, что следует скрывать свой ум во что бы то ни стало. Не понимаю, о чем думал твой брат, давая девушке такое неправильное образование. Это же просто неприлично! При упоминании о брате губы Ричарда сжались в тонкую линию. Жизнь чертовски несправедливая штука. Почему Томас поднялся так высоко, тогда как он, Ричард, так и остался стряпчим, едва сводящим концы с концами? И почему он оставил все Диане и ничего своему брату? Абсолютно ничего! Он прокручивал в уме сотни способов отобрать у Дианы хотя бы часть ее состояния, но девчонка слишком умна; следует найти такой вариант, который не вызвал бы ее подозрений.

Пруденс подошла к кровати, чтобы снять покрывало. Ричард развязал шейный платок. Она с тревогой взглянула на него:

— Ты ведь не собираешься ложиться, не так ли?

— Нет, нет, моя радость! Просто сменю платок. Мне сегодня предстоит развлекать клиента.

Пруденс облегченно вздохнула. Ричард понимал, что его жена совершенно точно знает, о каком клиенте идет речь и как он его собирается развлекать. Он и не сомневался, что она безмерно признательна ему за то, что он ищет этих развлечений на стороне, искренне полагая, что он очень заботливый муж.


Двумя часами позже Ричард спускался по ступеням, ведущим из борделя в игорный дом под названием «Столы фараона». Он только что славно потрудился с маленькой шлюшкой, которую с удовольствием называл Импруденс[1 - «Пруденс» в переводе с английского означает «чопорная», а приставка «им» означает отрицание. — Здесь и далее примеч. пер.], а она звала его Дик.

На лестнице Ричарда догнал подвыпивший юноша, и он заговорил с ним:

— Там черт знает что творилось в одной из комнат! Едва не сбили меня с ритма.

Молодой человек сверкнул улыбкой:

— Ужасно, верно?

— Судя по звукам, ее пытали на дыбе.

Молодой аристократ покачал головой.

— Просто слегка досталось хлыстом.

Ричард оценивающе оглядел его. Хотя он сам и не был игроком, никогда не играл по-крупному, тем не менее посещал наиболее дорогие игорные заведения, где делались большие ставки. Он искал там молодого аристократа, по уши увязшего в долгах и находящегося на полпути к «Флиту»[2 - Долговая тюрьма в Лондоне.].

Когда оба направились к столу, где играли в «фараон», Ричард протянул руку:

— Ричард Давенпорт, судебный стряпчий.

— Питер Хардвик, не в ладах с законом! — пошутил молодой человек.

Ричард задумался. Он был уверен, что фамилия Хардвик принадлежит знати. Пруденс скажет точно. Она ведь жуткий сноб и ходячая энциклопедия по всем вопросам, касающимся английской аристократии, способна процитировать «Книгу пэров» Берка задом наперед. Однако, наблюдая за Хардвиком за игорным столом, Ричард начал было думать, что зря теряет время. Ведь не станет же человек в стесненных обстоятельствах разбрасываться деньгами и так бесшабашно относиться к выигрышам и проигрышам. Видно, этот молодой бездельник имеет возможность запустить руку в чей-то кошелек, а может, даже и в свой собственный. И все же Ричард нутром чуял, что нашел то, что надо. Хардвик внешне был как раз таким мужчиной, который мог понравиться Диане. Хотя он и носил дорогую одежду, видно было, что он не следует моде слепо, а его твердый подбородок свидетельствовал, что перед вами не хлыщ. Он производил приятное впечатление, а улыбался так, что мог обезоружить даже самого подозрительного человека. Хорошо сложенный, красивый молодой мужчина, который бы вполне подошел Ричарду, а будь он к тому же еще и разорившимся аристократом…

Ричард протянул свою карточку и как бы между прочим сказал:

— Я занимаюсь денежными проблемами. И еще управляю состоянием моей племянницы Дианы Давенпорт. Заходите на Гросвенор-сквер когда вздумается. Вскоре Хардвик ушел вместе с двумя друзьями. Ричард сразу узнал в одном из них Ричарда Барри, графа Барриморского, по прозвищу Хеллгейт — Адские врата. Семейство Барри пользовалось дурной славой. Братья Барри — молодые жеребцы, у которых денег больше, чем мозгов. Ну что ж, он помахал наживкой, и если Хардвик клюнет, то наверняка попадется на его крючок, разумеется, если Пруденс одобрит его в качестве приличной партии…


Диана уже не могла дышать. Если затянуть еще немного, она потеряет сознание.

— Пожалуйста, достаточно, я не могу дышать! — взмолилась она.

На ее мольбы никто не обратил внимания.

«Если мне придется так страдать, чтобы найти себе мужа, уж лучше я останусь старой девой», — думала Диана. Грудь ее расплющилась, и казалось, что ребра вот-вот треснут. На помощь ей пришел гнев.

— Прекратите! — сказала она, решительно вырываясь из рук своей мучительницы.

Модистка отпустила шнурки корсета и повернулась к Пруденс за поддержкой.

— Диана, милочка, жесткий каркас совершенно необходим. Всем взрослым дамам приходится так страдать.

— Мне больше нравится тот, что я мерила первым. Он сужал мне талию, но не расплющивал груди, делая из них блины.

Пруденс некрасиво покраснела.

— Леди не произносят этого слова. Это неприлично.

— Блины? — не смогла удержаться Диана. Ее глаза весело поблескивали, следя за теткиными стараниями взять себя в руки.

— Первый был совсем неподходящим. Вот это — то, что тебе нужно, — настаивала Пруденс.

— Почему? — упрямо спросила Диана.

— Я вижу, ты заставляешь меня быть неделикатной… Ну что же. У тебя полный бюст, и когда ты будешь танцевать, он будет… трястись. И это не самое страшное. Некоторые танцы нынче настолько скандальны, что мужчинам позволяется класть на тебя руку. Если на тебе не будет хорошего корсета, он может подумать, что ты под платьем голая!

«Какая замечательная мысль! — подумала Диана и едва не спросила: — Так это аргумент „за“ или „против“?» — но решила попридержать язык.

— Мы возьмем дюжину, — решила Пруденс.

«Дюжины мне хватит на всю оставшуюся жизнь», — печально подумала Диана.

— Ты также можешь взять несколько штук полегче, — смилостивилась Пруденс.

Диана воспрянула было духом.

— Чтобы надевать под ночную рубашку.

Девушка совсем расстроилась. Она уныло дергала за шнурки, вытаскивая китовую пластину из-под ребер.

— Не вертись, детка. Мадам Лайтфут вот-вот приедет, чтобы начать с тобой урок танца.

Диана уже умела танцевать. Стоило ей услышать музыку, как тело начинало чувственно раскачиваться. Однажды, отдыхая вместе с отцом, она увидела цыган, и их быстрые, необычные, ритмичные танцы навсегда запечатлелись в ее юной душе. Но она не знала сложных па бальных танцев, а это было обязательно для молодой светской дамы. Диана еще надеялась, что мадам Лайтфут несет музыку в сердце и страсть в душе. Ведь не может же человек, зарабатывающий уроками танцев на жизнь, ходить с серьезным лицом! Но стоило ей только увидеть мадам Лайтфут, все ее надежды растаяли как дым. Мадам смахивала на Юнону, щедро одаренную верхней частью тела и закованную в китовый ус. Ее серый парик был столь же суров, как и внешность. В руке она держала трость с наконечником из черного дерева, которой стучала об пол, когда хотела подчеркнуть свою мысль.

Не оставалось никаких сомнений, что учительница танцев пользуется полной поддержкой Пруденс, — так радостно та ей улыбнулась.

— Вот ваша подопечная, мадам Лайтфут. Я без опасений передаю леди Диану в ваши опытные руки. Несколько уроков манер и этикета, а также танцевальных па. Боюсь, моя дорогая племянница чересчур увлечена книгами. Она должна знать, что можно и чего нельзя делать, чтобы ее дебют в обществе был успешным.

Строгая дама оглядела Диану с головы до ног, постукивая тростью по полу. Ее полуприкрытые веками проницательные глаза не упустили ничего.

— Я вас оставлю, дам вам возможность познакомиться, — заявила Пруденс, закрывая за собой двери музыкальной комнаты.

— Ну, и как вы настроены, юная леди? — высокомерно спросила мадам Лайтфут.

— Весьма скептически, — честно призналась Диана.

Дама неожиданно хрипло засмеялась, и это заронило в Диане надежду, что, может быть, еще не все потеряно. Мадам Лайтфут решительно пристукнула тростью.

— Начнем с языка веера.

Диана удивилась: какое это может иметь отношение к танцам? Когда она рискнула задать этот вопрос учительнице, та приняла начальственную позу. Слова вылетали из нее с четкостью барабанной дроби.

— Веер значительно важнее, чем ноги. По существу, все важнее, чем ноги: волосы, глаза, губы, фигура, манеры. Умение поддержать разговор, аппетит, туалет.

— Мне кажется, мода для молодых женщин просто отвратительна, — рискнула высказаться Диана.

— В самом деле? — осведомилась мадам, и черты ее лица застыли.

Диана хотела было прикусить язык, но все же решила идти до конца.

— Юбки такие огромные, что занимают все сиденье в карете, если вам, конечно, вообще удастся пролезть в двери. Напудренные парики такие высокие, что удивительно, как птицы не вьют в них гнезда. А китовые пластинки такие жесткие, что врезаются в живот, стоит лишь слегка наклониться.

Брови дамы поднялись так высоко, что совсем исчезли под париком.

— Леди никогда не должна произносить слово «живот». Вижу, вы получили непоследовательное и либеральное образование. — Дама выпрямилась во весь рост, напомнив Диане армейского сержанта, дважды стукнула тростью об пол и изрекла: — Тем не менее я сделаю из вас успешную дебютантку.

— Именно это меня и пугает, — пробормотала Диана вполголоса. Но она уже начала получать удовольствие от беседы и решила окончательно шокировать мадам Лайтфут.

— В средние века леди спали совсем голыми! Церковь осуждала ночные рубашки, считая их неприличными, пробуждающими в мужчине похоть и толкающими их на непристойности. И совершенно очевидно, что первые ночные сорочки не имели ничего общего с тем почтенным одеянием, которое мне приходится надевать… к великому сожалению!

Мадам Лайтфут потянулась за своим ридикюлем, вынула оттуда пузырек, открыла его и втянула основательную дозу нюхательной соли. Затем, как бы желая прекратить этот неподобающий разговор, выхватила из сумки веер, с силой раскрыла его и протянула своей ученице. За время урока Диана выяснила, что лучшие веера делаются из слоновой кости, обтянутой кисеей и кружевами или расписным шелком. Она узнала, что значит кокетливо стрелять глазами поверх веера, осторожно выглядывать из-за него или смотреть сквозь веер. Она с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться в лицо своей преподавательнице.

Через час мадам Лайтфут вынуждена была признать, что Диана вполне освоила искусство флирта.

А девушка мысленно представила себе знакомых ей молодых красавчиков.

— Теперь, когда я научилась искусству флирта, с кем мне флиртовать?

«Армейский сержант» испепелила ее взглядом.

— Я позволю вам самой найти ответ на этот вопрос.

Они помолчали. Наконец учительница произнесла:

— У вас беспокойная душа, и потому я поделюсь с вами небольшим секретом, который общество скрывает от юных леди. Как только вы удачно выйдете замуж и родите наследника, вы сможете вести куда более интересную жизнь, поскольку вас уже не будут сдерживать ограничения, связывающие незамужнюю девицу.

— Это первая приятная вещь, которую я узнала о замужестве, — заметила Диана, запоминая услышанное.

Но тут в музыкальную комнату вернулась Пруденс, чтобы проверить, чему успела научиться Диана.

— Вы слишком торопитесь, миссис Давенпорт. Леди Диана еще необработанный алмаз. Чтобы сделать из нее бриллиант чистейшей воды, требуется огранка. Я учу танцам в моей студии в Мейфер, где достаточно места, чтобы свободно исполнять менуэт, контрданс и шотландский рил[3 - Шотландский народный хороводный танец.]. Вот моя карточка. — Она постучала тростью об пол. — Приезжайте в два в понедельник.


Глава 2


Когда мадам Лайтфут удалилась, Диана начала протестовать.

— Тетя Пруденс, я ничему не научилась, только обмахиваться веером. Это совершенно пустая трата времени и денег. Эта женщина — настоящий солдафон… на нее и смотреть смешно… — Диана замолчала, заметив обиженное выражение лица Пруденс.

— Когда я была в твоем возрасте, я бы все отдала за уроки танцев, но, к сожалению, мое физическое состояние заставило меня отказаться от такой роскоши. — Ее рука погладила пораженное артритом бедро. — Мне горько слышать твои протесты, Диана. Мне было бы приятно, если бы ты согласилась обучаться танцам у мадам Лайтфут. Диане стало стыдно:

— Ну, разумеется, я поеду, тетя Пруденс. Я и не понимала, насколько эгоистично с моей стороны жаловаться.

— Ах, моя дорогая, с возрастом ты научишься страдать молча, как научилась я.

Подозрения Дианы, что тетка просто ипохондрик, только усилили чувство вины. А что, если она и в самом деле испытывает боль?

— Мы приглашены сегодня на чай к Эмили Каслрей. Ты собираешься поехать?

— Знаешь, нет, моя дорогая. Боюсь, что сегодня мне придется полежать. Я пошлю записку с нашими извинениями.

Пруденс пришла в ужас:

— Ты не сделаешь этого! Леди Каслрей — патронесса «Алмака». Все молодые леди, приглашенные сегодня на чай, получат рекомендации. С тобой поедет Бриджет.

Диана интуитивно понимала, что Пруденс чувствует себя не в своей тарелке среди аристократок, представляющих сливки общества, потому что у нее не было титула. Диану же пригласили потому, что Эмили Каслрей была хорошей приятельницей ее отца. Эмили вышла замуж за маркиза Лондондеррийского, а ее отец был граф Бэкингемширский. И хотя она вращалась в самом изысканном обществе, Диану это ничуть не смущало. Более того: она испытывала тёплые чувства к этой эксцентричной даме, позволяющей себе некоторые чудачества в одежде.

— Ты можешь надеть шелковое платье шоколадного цвета. Оно прекрасно подойдет для этого случая.

«Шоколадного, как же!» — подумала Диана. Никогда еще она не видела ничего, что так напоминало бы по цвету кошачьи какашки.

— И я думаю, мне не надо напоминать тебе, что ты не должна появляться на Сент-Джеймс-стрит, где все эти клубы для джентльменов.

— Ну разумеется, — ответила Диана, тут же решив, что именно так она и поступит.


Диана выбрала самую вызывающую из всех своих шляп, чтобы хоть как-то сгладить впечатление от приличного коричневого платья и высоких ботинок. На шляпе красовался хвост какого-то несчастного петуха, которому явно не повезло в жизни.

Бриджет, сопровождавшая ее горничная, спросила:

— Разве мы правильно идем, леди Диана?

— Да, Бидди, неправильно. Мы пойдем дальним путем — через Сент-Джеймс-стрит.

У Бриджет Мак-Картни была круглая веснушчатая мордашка и курносый нос. Пруденс давно бы выгнала горничную-ирландку, если бы не вмешалась Диана. Бидди озорно сверкнула глазами:

— О, за вами лечу хоть на край света!

Губы Дианы изогнулись в улыбке.

— Если это замечание вызвано видом моей шляпы, то обещаю тебе, что я не стану кукарекать.

Бидди хихикнула, и Диана подумала, как приятно, когда кто-то способен оценить твое чувство юмора.

Из клуба «Брукс»[4 - Фешенебельный лондонский клуб.] в доме номер 60 вышли двое мужчин и оценивающе оглядели Диану и Бидди. Иногда на этой улице могла появиться случайная шлюха, набравшаяся храбрости, но увидеть здесь леди с горничной было делом немыслимым.

— Вот эта стоящая штучка! — протянул один.

— И довесок к ней тоже ничего себе, — заметил другой.

Опустив ресницы, Диана перешла на другую сторону улицы. Но вовсе не затем, чтобы избежать встречи, а чтобы получше рассмотреть «Будлз»[5 - Известный лондонский аристократический клуб, многие члены которого занимаются охотой на лис с гончими.] и «Уайтс»[6 - Старейший лондонский клуб.]. Франты, стоящие у дверей клубов, удивленно уставились на них и принялись обмениваться остротами. Один, посмелее, в панталонах в черную и белую полоску, выступил вперед:

— Если ищешь себе дружка, разреши предложить свои услуги.

Диана окинула его с головы до ног холодным взглядом, потом повернулась к Бидди:

— Мы, видно, случайно попали в зоопарк.

Приятели зеброобразного молодого человека покатились со смеху. Диана была в превосходном настроении. Она нацепила петушиные перья, чтобы привлечь внимание, и понимала, что щеголь у дверей клуба надел полосатые панталоны с той же целью.

Питер Хардвик взбежал по лестнице дома 18 на Гросвенор-сквер, подал свою визитную карточку мажордому, и тот провел его в библиотеку, где Ричард Давенпорт уже ждал его и предложил, как водится, вина и вафель. Спрятавшаяся за кружевными занавесками гостиной Пруденс мельком увидела гостя, и он произвел на нее приятное впечатление. Как только Ричард произнес имя Хардвик, она тут же выдала полную информацию о происхождении, наследственном титуле и расположении поместья его предков. Пруденс удовлетворенно улыбнулась: молодой человек красив и должен произвести впечатление на Диану.

Пруденс специально устроила так, чтобы в день прихода Питера Хардвика Дианы не было дома. Теперь он здесь, и Ричард заключит с ним тайный договор за закрытыми дверями библиотеки и только тогда представит его Пруденс. Она ждала с надеждой.

Диана отпустила Бидди развлечься, пока она будет заниматься танцами:

— Нет смысла нам обеим мучиться. Жди меня на углу Гросвенор-сквер и Брук-стрит в пять часов.

Когда Диана подходила к Шеперд-маркет, где находилась студия мадам Лайтфут, она заметила фигуру Юноны, приближавшейся к дому с другой стороны.

— Добрый день, леди Давенпорт, я от всего сердца приветствую точность!

— Добрый день, мадам Лайтфут! — ответила Диана, обрадовавшись, что она не пришла раньше назначенного времени!

Мадам провела ее в просторную студию с зеркальными стенами, сняла шляпу, поправила свой серый парик и возвестила:

— Чувствуйте себя как дома. Я вернусь через минуту.

Диана с удовольствием огляделась. Она видела свое отражение во всех зеркалах. Комната была задумана так, чтобы женщина могла видеть, как она танцует. Замечательно! Диана сняла шляпу, затем решительно стянула парик и встряхнула золотистыми кудрями. Она знала, что у нее красивые волосы, и ненавидела прятать их под париком. Внезапно ей захотелось танцевать. Из окон лился свет, и от зеркал разбегались маленькие радуги. Комната от них потеплела, и на мгновение Диане показалось, что она во власти магических сил.

Она сбросила туфли и начала кружиться. Юбки развевались, обнажая ноги; волосы в беспорядке разметались по плечам.

Вошедшая было в студию мадам Лайтфут замерла на пороге. Она целую минуту смотрела на Диану, потом опустила свою затянутую в корсет фигуру на стул перед пианино и начала играть.

Диана не столько услышала музыку, сколько почувствовала ее и еще быстрее закружилась в такт мелодии, темп которой все ускорялся. Она чувствовала ток крови, наслаждалась движением и чувственно раскачивалась, пока не ощутила биение сердца в горле и пятках. Тогда она упала на колени, подметая роскошными волосами пол, открыла глаза и рассмеялась в лицо своему «церберу».

Мадам медленно произнесла:

— Ты — свободная душа, засидевшаяся в клетке. У тебя такая гибкость, какой я не видела много лет.

Еле переводе дыхание, Диана ответила:

— Если бы не этот жесткий корсет, вот тогда бы я станцевала!

Мадам Лайтфут немного помолчала, а потом заметила:

— Почему бы нам тогда не снять наши корсеты? Мой меня просто убивает! Можешь воспользоваться вон той гардеробной.

Диана с восторгом приняла предложение. Когда она вошла в гардеробную, глаза ее широко раскрылись. На вешалке висели десятки костюмов. Здесь были собраны всевозможные цвета и оттенки, множество тканей. Платья были вышиты стеклярусом, украшены перьями. Диана протянула руку, не в силах удержаться, чтобы не потрогать всю эту роскошь. Она решила, что это танцевальные или театральные костюмы. Возможно, мадам Лайтфут вовсе и не такой уж свирепый дракон, как ей сначала показалось.

Диана сняла корсет и снова надела платье. Она всегда мечтала о костюме. Возможно, мадам Лайтфут ей в этом поможет.

Теперь пришла очередь Дианы замереть на пороге. Мадам уже совсем не напоминала дракона. Она сняла свой серый парик, под которым оказались смоляные кудри, а без корсета сразу стало видно, какой у нее пышный бюст. Удивительно, но она уже не выглядела старой. Впрочем, Диана решила, что молодой ее тоже назвать было нельзя, скорее, женщиной без возраста.

— Мадам Лайтфут…

— О, пожалуйста, зови меня Аллегрой.

Диана моргнула. Даже голос изменился: стал хрипловатым и интригующим.

— Какое красивое имя — Аллегра! Как будто связанное с музыкой.

— Верно. Все мои друзья зовут меня Аллегрой.

— Эти костюмы в гардеробной просто потрясли меня!

— Примерь какой-нибудь, — предложила Аллегра.

— Ой, с удовольствием, спасибо! Я бы все примерила, если можно. Но вообще-то мне хотелось бы сшить свой собственный костюм. Вы мне поможете?

— С радостью. А что ты хочешь?

— Костюм Дианы, богини охоты.

— Ну, разумеется! Какая же великолепная Диана из тебя получится!

— Я представляю себе белую тунику, одно плечо открыто, — отважно продолжила Диана, хотя и знала, что на самом деле у богини должна быть обнажена одна грудь.

— И короткая, — согласилась Аллегра, — чтобы показать твои чудесные ноги.

— Еще золотой лук и стрелы! — с энтузиазмом подхватила Диана.

— И позолоченные сандалии с золотыми лентами, завязанными крест-накрест на лодыжках, и твои собственные, без пудры, роскошные золотистые волосы, струящиеся по спине.

— И золотые амулеты на руках выше локтя, — добавила Диана, завороженная создаваемой ими картиной.

Аллегра, склонив голову набок, наблюдала за прелестной девушкой. Потом заметила:

— Новый «Пантеон» на Оксфорд-стрит открывается костюмированным балом. Ты не хотела бы пойти?

— Я бы с восторгом, но это, конечно, исключено. Пруденс наверняка скажет, что молодым незамужним леди там делать нечего.

— Гм… — только и пробормотала Аллегра.

— Но я все равно хочу иметь этот костюм, — настаивала Диана.

— Хорошо, давай выучим сначала несколько танцевальных па сегодня, а завтрашний день посвятим созданию богини охоты!

На следующий день Диана так весело провела время у Аллегры, что от души жалела, что не может пойти к ней еще и в среду. Но с этого дня все среды она должна была посвящать этому храму светского общества — «Алмаку».

Пруденс выбрала для себя платье из тафты модного яблочно-зеленого цвета, называемого «помона», которое только подчеркивало ее полноту. Когда же появилась Диана, она просияла от удовольствия, что заставило девушку тут же усомниться в своей привлекательности. Это было ее первое бальное платье, и корсет и три нижние юбки очень ее стесняли. Пруденс позволила ей самой выбрать цвет. «Тоже мне выбор — между детским розовым и наивно голубым!» — подумала Диана. Ворот у платья был высоким, а весь лиф покрыт мелкими оборками. Это надо же было так расплющить ее грудь, чтобы потребовались оборки для ее увеличения!

Когда Диана, прихватив свою кашемировую шаль, шла вслед за Пруденс к карете, она должна была признаться себе, что несколько взволнована своим предстоящим дебютом в обществе. Однако возбуждение вскоре покинуло ее, поскольку Пруденс воспользовалась поездкой, дабы еще раз напомнить ей все жесткие правила поведения:

— Ни при каких обстоятельствах ты не должна привлекать внимания неподходящих молодых людей. Ты обязана защищаться от охотников за приданым и негодяев во что бы то ни стало.

Послушать ее, так можно поверить, что единственной целью Пруденс было уберечь Диану, но на самом деле думала она совсем о другом: «Она так очаровательна, что привлечет аристократов самой голубой крови, и тогда нам с Ричардом не перепадет ни гроша из ее денег. Мне надо зорко следить за ней и отпугивать от нее богатых и титулованных женихов. Еще хорошо, что сейчас в моде парики: ведь при одном взгляде на ее чудесные волосы у мужчин захватывает дух».

Кучер знал, что везти дам в карете по Сент-Джеймс-стрит нельзя, поэтому он поехал кружным путем на Кинг-стрит.

В «Алмак» стремилась уйма народу, и у входа выстроилась целая очередь. Пруденс очень польстило, что с ней поздоровалась леди Мелборн. Она приехала с дочерью Эмили и сыном Уильямом Лэмбом. Уильям немедленно протиснулся поближе к Диане.

— Могу я рассчитывать на первый танец, леди Давенпорт?

— Разумеется, сэр. — Просто дичь какая-то, что она не может называть его Уильямом, хотя и знает этого юношу без подбородка всю свою жизнь.

Она записала его имя в своей карточке как раз при входе в фойе и с облегчением услышала, как Пруденс сказала:

— Вы, молодые люди, идите и развлекайтесь. Мое бедро лишает меня удовольствия потанцевать.

Диана присоединилась к группе девиц, которые сегодня тоже впервые выехали в свет. Она встретила здесь Хариот Девоншир, младшую сестру Джорджианы, Пенелопу Крив и Фанни Деймер — всех их привезли сюда мамочки в надежде спихнуть замуж за богатого и титулованного молодого человека. Все они хорошо поднаторели в искусстве завлекать особ противоположного пола, хотя их отцы были готовы выложить кругленькую сумму за удачное замужество.

Танцевальная карточка Дианы быстро заполнялась. Молодой граф Каупер, богатый как Крез, владелец готического замка в Хертфорде, не скрывал, что очарован Дианой, но здравый смысл подсказывал ей, что его родители предпочтут женить его на дочери герцога. «И слава Богу», — с облегчением подумала она.

К ним подошла Каро Понсонби, и Диана заметила, что молодая женщина находится на грани истерики. Она слишком громко смеялась и вела себя странно.

— Кто этот потрясающий красавец в форме гвардейской пехоты? — спросила Каро у Дианы.

— Какой-нибудь молодой щенок с отличной родословной, могу поклясться. В гвардейской пехоте около трехсот офицеров, и только полдюжины получили сюда

приглашение. — Диана не соблаговолила даже повернуться, делая это презрительное заключение, и поэтому не заметила, как красивые темные глаза, оглядывающие зал, слегка расширились при виде нее.


Питер Хардвик пытался угадать, какая же из молодых леди Диана Давенпорт. Он по опыту знал, что чем больше состояние, тем некрасивее наследница. Так что это великолепное создание с чувственным телом явно не она. Наконец он остановился на существе с лицом, напоминающим сырое тесто, и такой же фигурой. Он решил, что десять к одному — она его жертва. Мужество почти оставило его. Неудивительно, что его старший брат, граф, всегда шутил, что именно Питеру следует жениться и обеспечить роду наследника. Но если его дорогой братец разрешал себе шуточки по поводу женщин и брака, Питер Хардвик не мог позволить себе такой роскоши!

Он решительно двинулся к этому куску пудинга, поклонился и спросил: — Леди Диана?

Женский голос за его спиной произнес:

— Да?

Питер круто развернулся и уставился в фиалковые глаза. Он даже перестал дышать, боясь, что видение исчезнет. Но Питеру Хардвику нахальства было не занимать.

— Могу я пригласить вас на танец? — быстро спросил он.

— Боюсь, что нет, сэр. У меня уже есть партнер, — сказала Диана.

— Тогда на следующий, — настаивал Питер.

— Увы, вся моя карточка заполнена! — В глазах Дианы засветилось озорство и немножко сожаления.

— Я вам не верю. Разрешите взглянуть, — не унимался Питер.

Диана не обиделась. Она рассмеялась прямо в его красивое лицо и протянула ему карточку.

Он немедленно написал свое имя поверх имен двух других ее кавалеров и вернул карточку ей.

Губы Дианы дрогнули, когда она прочитала фамилию «Хардвик», написанную твердой рукой.

— Хардчиз, — поддразнила она его, отказывая.

— Хардвик, дорогая, Питер Хардвик, — прошептал он, разглядывая ее с нескрываемым интересом.

Хардфейс[7 - «Хардфейс» — в дословном переводе «жесткое лицо».]! — ответила Диана, наказывая его за дерзость.

— Наряду с еще кое-чем, — нагло пробормотал он, но, увидев, что Диана не поняла его, осознал то, о чем должен был догадаться сразу. Леди Диана Давенпорт была девственницей. Сердце Питера забилось сильнее. Вот это повезло!

Она увидела направляющегося к ней Уильяма Лэмба.

— Вот и мой партнер.

Питер жестко ухмыльнулся:

—Вы не можете предпочесть мне это чудо без подбородка.

Диана несколько секунд внимательно рассматривала его.

— И тем не менее это так. — Она приняла руку Уильяма и удалилась, оставив Питера Хардвика одного.

«Все-то ты врешь!» — произнес ее внутренний голос.


Глава 3


Когда они на следующее утро пили какао, Пруденс с пристрастием расспрашивала Диану о подробностях прошедшего вечера.

— Дай мне посмотреть твою танцевальную карточку, — попросила она.

— Я… не сохранила ее, — быстро нашлась Диана.

— Ты не сохранила ее в память о твоем дебюте в «Алмаке»? — возмутилась Пруденс.

— Она была заполнена. Я танцевала с Уильямом Лэмбом, лордом Эшли, лордом Крэнвилем… и с Питером.

— Питером Хардвиком? — быстро спросила Пруденс.

— Нет, Питером Каупером.

Пруденс забеспокоилась. Ни одного танца с Хардвиком! А ведь они с Ричардом уже совсем приручили его. Она должна сказать что-то такое, чтобы разочаровать Диану в Питере Каупере.

— Довольно толстый молодой человек.

Диана подумала, что на месте тетки она бы помолчала.

— Ты упоминала Питера Хардвика? Ты его знаешь? — как бы между прочим спросила она.

— Ну… Ричард ведет для него какие-то дела по недвижимости.

— А, понятно… — ответила Диана.

— Ты с ним танцевала?

— Нет.

— А он тебя приглашал? — поинтересовалась Пруденс.

— Да, — призналась Диана.

— Тогда почему же ты не пошла с ним танцевать? Он очень приличный молодой человек.

— В самом деле? — Губы Дианы дрогнули в улыбке при воспоминании о Питере.

— Не могу поверить, что ты ему отказала!

— По правде сказать, я еще не очень уверенно чувствую себя в танце. С Уильямом и другими это не имеет значения, они все такие молодые, а Питер Хардвик совсем другое дело.

Пруденс облегченно вздохнула. Он явно понравился Диане.

— Что тебе требуется, так это еще несколько уроков танцев у мадам Лайтфут.

— Да, я согласна, Пруденс. У меня урок сегодня днем. Ты можешь обойтись без Бриджет?


Диана как завороженная стояла в зеркальной комнате. Белая туника казалась легче пуха. Юбка, сделанная из кисейных шарфов, неровной пеленой едва прикрывала бедра. Одно плечо смело обнажено, подчеркивая красоту золотых амулетов. Маленький золотой колчан со стрелами удерживается на спине лентами, крест-накрест перевязанными под пышной грудью. Ремни сандалий тоже крест-накрест пересекают лодыжки, подчеркивая стройную длину ее ног. На макушке украшенная драгоценными камнями узкая лента перехватывает волосы, и они каскадом струятся по ее спине до самых ягодиц. Она не только выглядела богиней, она и ощущала себя ею.

— Маскарад в пятницу вечером, — напомнила Аллегра.

— Нет, я не могу, — с грустью отказалась Диана.

Аллегра протянула ей маску с крылышками и веерообразным хвостом, сделанными из перьев голубей. Когда она ее надела, то поняла, что никто не сможет ее узнать. Брошенное Аллегрой семя начало давать ростки.

— А вы со мной поедете? И как я отделаюсь от Пруденс в пятницу вечером?

Когда Диана вернулась на Гросвенор-сквер, на столике в холле лежало полдюжины визитных карточек. Она быстро просмотрела их, отыскивая одно имя. Щеки ее слегка порозовели, когда она нашла то, что искала. А когда Пруденс протянула ей небольшой букет из розовых бутонов и цветного горошка, щеки Дианы вспыхнули румянцем.

— Питер Хардвик, как мило, — безразлично произнесла она, пытаясь скрыть удовлетворение;

— Довольно бесцеремонный, — заметила Пруденс в надежде, что Диана начнёт протестовать. Но, к ее огорчению, Диана с ней согласилась.

— Да, он такой — Она уткнулась носом в букет, вдыхая тонкий аромат.


На следующее утро мадам Лайтфут нанесла Пруденс визит. Жесткий корсет делал ее такой же несгибаемой, как и ее трость. Она напоминала вдовствующую королеву. С застывшим лицом и затаив дыхание, Диана прислушивалась к разговору.

— Леди Мелборн и леди Бессборо настаивают, чтобы я дала их дочерям дополнительные уроки в надежде, что они превзойдут других моих учениц-дебютанток. Но мои правила запрещают мне оказывать предпочтение кому-либо из учениц. Именно поэтому я прошу вас разрешить Диане прийти ко мне в студию в пятницу вечером.

— Ваши этические принципы достойны всяческих похвал, мадам Лайтфут.

Диана закашлялась, поперхнувшись.

— Я буду тебя сопровождать, Диана. Ты не можешь выходить из дома одна после наступления темноты.

— Я возьму карету, — быстро предложила Диана, — и пусть Бриджет поедет со мной. Не могу же я заставлять тебя сидеть и ждать меня несколько часов!

Пруденс неуверенно взглянула на мадам Лайтфут. Ее правила достаточно строги, кому, как не ей, знать, что прилично, а что нет.

— Другие мои ученицы тоже приедут в каретах. Служанки в качестве дуэньи достаточно.

Когда Пруденс капитулировала, мадам Лайтфут поднялась, чтобы удалиться. Она слегка наклонила голову в сторону ученицы.

— До завтра.

— До завтра, — мрачно повторила Диана, но в душе у нее все вскипало, как игристое шампанское.


У студии на Шеперд-маркет Диана оставила Бриджет с Джеймсом, кучером. Она знала, что они симпатизируют друг другу, хотя под бдительным оком Пруденс притворяются, что это не так.

Аллегра выглядела великолепно в ярком платье розовато-лилового цвета, который модницы называют пурпурным. Диана была счастлива, что на этот вечер мадам Лайтфут испарилась вместе с унылым париком и китовым усом.

— Входи, дорогая, — пригласила Аллегра. — Я как раз заканчиваю подкрашиваться.

Когда Диана вышла из гардеробной в своем костюме, она, замерев, принялась наблюдать, как Аллегра наносит черную краску на веки.

— А я не могу воспользоваться чем-нибудь для губ?

— Разумеется. И еще немного сандаловых румян на щеки. Я знаю, из-под маски будут видны лишь губы, но я считаю, что легкий макияж придает женщине уверенность в себе.

Диана пришла в восторг от результатов своих усилий и осмелела настолько, что наложила серебристо-фиолетовую краску на веки.

— Voila! Богиня до кончиков ногтей, — объявила Аллегра, набрасывая на плечи своей протеже ее длинную накидку. — Мы можем поехать в твоей карете, если слуги не болтливы.

— У нас полное взаимопонимание, — заверила ее Диана.

Аллегра взяла большой веер из страусовых перьев, выкрашенных в темно-пурпурный цвет. И хотя в моде были маленькие веера, Диане пришлось признать, что веер Аллегры выглядел потрясающе. Он как бы говорил своим собственным языком.

— Оксфорд-стрит, — сказала Диана Джеймсу, а Бидди быстро открыла дверь кареты, не в силах оторвать глаз от Аллегры.

Движение по Оксфорд-стрит было таким интенсивным, что она оказалась забитой до самой Бонд-стрит. Кареты, пытавшиеся добраться до «Пантеона», запрудили все главные улицы.

— Отсюда пойдем пешком, — решила Диана. — Карета остается тебе, Бидди. Жди меня на Шеперд-маркет в половине одиннадцатого. — Диана надела маску и вышла из кареты вместе с Аллегрой; они сме шались с толпой.

Сегодня все, кто имел хоть какой-то вес в Лондоне, стремились к «Пантеону». Женщинам удалось пробраться через толпу, но на их пути оказалась большая группа джентльменов с факелами в руках, которые сопровождали портшез. Аллегра коснулась руки одного из мужчин в вечернем туалете. Он дружески улыбнулся ей.

— Привет, Аллегра! Пришла посмотреть на фейерверк?

— Что вы тут задумали, сэр Чарльз?

— Мы узнали, что актрис сюда не пускают, так что мы лично сопровождаем миссис Бэддли: почетный караул, так сказать.

— Только бы позабавиться, так ведь, Чарли? — Увидев недоумение на лице Дианы, Аллегра пояснила: — София Бэддли, певичка из «Рейнлей», любовница виконта Мелборна. Его друзья взялись обеспечить ей торжественный прием.

Диана от удивления открыла рот. У отца ее друзей Эмили и Уильяма есть любовница?

— Леди Мелборн такая же чопорная, как и Пруденс, — прошептала она.

Аллегра подмигнула ей.

— Вот тебе и ответ, детка. Женщине всегда стоит быть гибкой и податливой, не распущенной, конечно, но по крайней мере сговорчивой.

Мысли Дианы перенеслись с Пруденс на Ричарда. Неужели он мог быть неверным мужем? Подумав с минуту над этим предположением, она хмыкнула: «Он бы был дурак дураком, если бы хранил ей верность!»

Пока они шли по Оксфорд-стрит, Диана заметила, что все джентльмены на короткой ноге с Аллегрой. Она узнала лорда Бьюта и лорда Марча, которых всегда считала столпами общества. Видимо, существует два стандарта поведения.

Аллегра локтем подтолкнула Уильяма Хэнгара, закадычного друга принца Уэльского.

— София входит в общество или наоборот?

Окружающие их мужчины покатились со смеху над шуткой Аллегры, и Диана подумала, что, может быть, это только жизнь дебютантки так удручающе скучна?

У входа в «Пантеон» стояли лакеи в ливреях с длинными жезлами, которыми они преграждали путь нежелательным посетителям. Когда джентльмены, сопровождавшие Софию, одновременно выхватили из ножен шпаги, лакеи разбежались, и актриса, к восторгу собравшихся, была торжественно внесена в «Пантеон» под аркой из скрещенных шпаг.

Внутри толпа была еще плотнее, чем снаружи. Когда лакей принял у Дианы ее длинную накидку, она почувствовала себя вконец испорченной. На редкость приятное ощущение! На нее глазели больше, чем на эксцентричную графиню Коркскую, вырядившуюся в костюм арабской султанши, с прической, усыпанной бриллиантами.

Камберленд, безнравственный дядя принца Уэльского, облачился в костюм Генриха Восьмого, а сэр Ричард Филлипс переливался белыми и черными тонами — наполовину мельник, наполовину трубочист. И пока Диана осматривалась по сторонам, а со всех сторон глазели на нее, она вдруг поняла, что жаждет внимания так же сильно, как и все остальные. Люди превзошли самих себя, изобретая костюмы. Здесь были представлены все исторические эпохи — от Реставрации и времен королевы Елизаветы до Древней Греции. Вот рядом с дамой, которая будто только что блистала при дворе короля Артура в Камелоте, стоит купидон! Весь зал представлял собой невероятное смешение ярких красок и сверкающих огней. Диана была счастлива. Никогда в жизни она еще так не веселилась.


Граф Батский, приехавший в город по делам, как раз переживал очередной период между любовницами. Он не заблуждался на собственный счет и первым охотно признавал, что пресыщен и циничен. На мгновение в памяти возник образ младшего брата, Питера. Слава Богу, он может положиться на него — наследника доброго имени Хардвиков. Сам же граф не имел ни малейшего желания попадаться в ловушку: жениться и заводить семью. Он знал, что эгоистичен и пользуется репутацией беспутного человека, но женщин неудержимо притягивал его титул, а если учесть огромное состояние, то от дам у него отбоя не было. Кроме того, успехами на любовном фронте он был в немалой степени обязан своей впечатляющей внешности.

Черные глаза, смоляные волосы, которые он отказывался пудрить или прятать под париком, и нос с легкой аристократической горбинкой, придававший ему хищный вид. Его взгляд не задерживался ни на одной из женщин, призывно поглядывающих на него; он всегда сам делал выбор, не важно, удачный или не слишком.

Граф не был в свите Софии Бэддли, а приехал один из своего особняка на Джермин-стрит. Он презирал своих современников, погрязших в карточных играх, пьянстве и распутстве. Граф гордился тем, что всегда мог держать себя в руках, но едва не потерял контроль над собой, когда заметил великолепное создание в костюме, как он сразу понял, Дианы, богини охоты. Он заметил эту незнакомку рядом со всем известной Аллегрой и уже не мог отвести от нее взгляда. Граф Батский молча наблюдал, как юная красавица откинула голову и весело рассмеялась. Было в ней что-то, против чего он не мог устоять, несмотря на ее явную молодость.

Не замечая направленного на нее оценивающего взгляда, Диана весело хохотала над довольно двусмысленными шутками Аллегры. Когда толпа вокруг арабской султанши — графини Коркской — расступилась, Диана с невинным видом спросила:

— Она эксцентрична, но ведь наверняка безобидна?

— На самом деле она смертоносна, — протянула Аллегра. — Говорит и время от времени пердит. Ее ректальный репертуар просто поразителен. Можешь подойти и сама послушать.

Диана наклонилась в сторону султанши и услышала, как она говорит Камберленду:

— Самое время принять закон о регентстве; король вне себя от злости! — И точно, графиня прервала свое выступление громкой канонадой.

Диана поспешно отодвинулась; Аллегра закатила глаза, энергично обмахиваясь страусовым веером. От души смеясь, Диана спросила:

— Какой же совет даст мадам Лайтфут своим ученицам насчет пердения?

Лицо Аллегры приняло строгое выражение мадам Лайтфут.

— Сами звуки вслух не называются и не замечаются ни самой обидчицей, ни ее жертвой.

Диане пришлось приподнять маску, чтобы утереть бегущие по щекам слезы.

Когда она сделала это, граф Батский успел заметить фиалковые глаза, от которых у него перехватило дыхание. Он охотился за своей жертвой с уверенностью хищника. Подойдя поближе, он протянул руки и, взяв Диану за талию, приподнял ее и поставил на невысокую платформу рядом.

Диана замерла, когда темноволосый незнакомец коснулся ее. Он был высоким, так что она лишь слегка возвышалась над ним. Она взглянула в черные глаза, откровенно оценивающие ее едва прикрытые прелести.

— Представь нас, Аллегра! — приказал незнакомец.

— Ничего не выйдет, разбойник ты этакий. Этим лакомым кусочком тебе не удастся утолить свой ненасытный аппетит.

— Обещаю растянуть удовольствие. Я буду пробовать ее, как хорошее вино, по глоточку, ощущать ее вкус на языке, потом отпивать снова, и так всю ночь, пока я не утолю свою жажду.

Аллегра потеряла дар речи. Ведь не могла же она открыть графу Батскому настоящее имя леди Дианы Давенпорт.

Но у самой Дианы было что ему сказать. Ее гнев вспыхнул, как порох, одновременно развязав язык.

— Ах ты, похотливая свинья! Утоляй свою жажду в другом месте! — Она выбросила ногу и пнула его по колену. Увы, ее золотые сандалии не защитили пальцы, ударившие по твердой кости и мускулам, — Ох! — вскрикнула она.

Граф ловко завладел ее ногой, развеселившись оттого, что она причинила боль себе, а не ему. Крепко сжав рукой ступню, он медленно скользил взглядом по ее длинной ноге.

В гневе Диана выдернула стрелу из позолоченного колчана и ударила его по руке. Он не отпустил ее, и она ударила его еще раз, сильнее. На этот раз он разжал руку, но, прежде чем убрать совсем, скользнул ею вдоль по ее ноге до самого бедра.


Лицо Дианы вспыхнуло под маской. Внезапно она испугалась этого сильного мужчины, который обращался с ее телом так, будто оно создано для того, чтобы доставлять ему удовольствие. Она в отчаянии оглянулась в поисках Аллегры, но той нигде не было видно. На платформе толпились женщины в самых разнообразных костюмах: балерину прижали к пастушке, а та, в свою очередь, локтем отталкивала ангела.

Диана посмотрела вниз, на море мужских лиц, смеющихся, строящих гримасы и что-то кричащих человеку, одетому купидоном. Внезапно она осознала, что ей вовсе не место здесь в ее соблазнительном костюме. И если раньше ее забавляло веселое приключение, то сейчас она усомнилась, надо ли было ей появляться в «Пантеоне», не важно, в маске или без.

Граф Батский не отрывал глаз от застывшей перед ним золотоволосой девушки. Разумеется, она была женщиной сомнительного поведения, но ее молодость говорила, что она еще новичок. Его обычно влекло к женщинам постарше и поопытнее, но это прекрасное создание отличали такая естественная красота, такая свежесть и живость, что устоять он не мог и тут же решил, что он ее получит. Граф несколько раз поднял руку, обращаясь к купидону, как делали многие мужчины вокруг него.

Ангел, стоящий рядом с Дианой, протянул руку и сорвал с нее маску.

— Она очень подойдет к моему костюму. Ты не озражаешь?

— Разумеется, я возражаю, будь ты проклята! — воскликнула Диана, ужаснувшись, что кто-нибудь может ее узнать. — Иди и играй на своей идиотской арфе на каком-нибудь другом облаке! — Она схватила маску, чтобы закрыть лицо, и, почувствовав, что ее

снимают с платформы, взглянула вниз — в темные глаза.

— Какого черта вы делаете? — возмутилась она, едва ее ноги коснулись пола.

Он ухмыльнулся:

— Я только что купил тебя, Диана.

— О чем вы говорите? — не на шутку испугалась она, потому что он назвал ее по имени, но тут же поняла, что он имеет в виду богиню.

— Тут аукцион. Купидон продает всех женщин на платформе, и я только что заплатил самую высокую цену.

— Но это невозможно! — в ужасе запротестовала она.

— Деньги пойдут на благотворительные цели, моя радость. Только на добрые дела, уверяю тебя. — Изящным движением граф Батский взял два бокала шампанского с серебряного подноса, который держал лакей в ливрее, и вложил один из них в ее руку. — Мы

с тобой сегодня сможем утолить свою жажду.

Низкий голос звучал, как чарующая музыка, странным образом действующая на нее. Двусмысленность слов вместе с красивым голосом заставляли ее тело трепетать в самых интимных уголках. Диана в панике выплеснула содержимое бокала ему в лицо и кинулась бежать.


Глава 4


У дверей она увидела, что Аллегра уже забрала ее накидку, понимая, что она захочет улизнуть пораньше. Диана быстро закутала плечи.

— Мне не следовало сюда приходить.

— Ради Бога, не надо сейчас о приличиях, хватит на это времени и при холодном свете дня!

Они быстро шли к Гросвенор-сквер; Диана начала смеяться.

— Извините. По правде говоря, я никогда еще так не развлекалась, пока этот ужасный человек не начал ко мне приставать!

— Этот ужасный человек — граф Батский, — протянула Аллегра.

— О Господи, а я выплеснула ему в лицо шампанское!

— Полагаю, это охладило его пыл.

— лава Богу, что я была в маске! — пылко добавила Диана.

Когда они сворачивали на Норт-Одли-стрит, около них остановилась черная карета. Открылась дверца, и сильная рука втянула Диану в полумрак, на плюшевое сиденье кареты.

Девушка взвизгнула.

— Не волнуйся, мы с тобой знакомы, а до конца ночи мы, полагаю, познакомимся еще ближе.

Диана узнала голос, и это только усилило ее испуг.

— Как вы смеете нападать на меня? Какого черта вам нужно?

Я лишь хочу получить то, за что заплатил, cherie. — Он помолчал, потом протянул: — А еще я хочу, чтобы ты извинилась за шампанское.

— Мне извиняться перед вами? — возмутилась Диана. — Это вам следует извиниться за то, что вы посмели дотронуться до моей ноги!

— Мне жаль, что я коснулся лишь твоей ноги… Я с большим удовольствием ласкал бы твою грудь.

Диана задохнулась от возмущения и страха. Она боялась не только его, — она начала бояться себя и своей реакции на этого опасного человека. Ее тянуло к нему как магнитом, и вместе с тем она понимала, что должна отбиться от него во что бы то ни стало. И тут она осознала, что карета движется, и рассердилась не на шутку.

— Куда вы меня везете?

— В мой особняк. Это рядом.

— Сэр, вы не смеете! Вы меня ошибочно приняли за… распутницу. На самом деле я — переодетая леди, — вынуждена была признаться Диана.

Он засмеялся. Смех был низким и завораживающим.

— Я так не думаю.

— Но почему? Почему вы так говорите?

Он чиркнул спичкой и зажег в карете свечу. Его лицо осталось в полумраке, зато ее было ярко освещено.

— Ты достаточно прелестна, чтобы быть леди, и голос у тебя вполне интеллигентный, но тебя вы дало то, что ты появилась с Аллегрой. Она заправ ляет одной из самых лучших школ верховой езды в Лондоне. Поставляет кобылок половине аристократов города.

Она не сразу поняла, о чем это он говорит, но когда до нее дошло, что он хочет сказать, будто Аллегра поставляет девиц, Диана залилась густой краской.

Он заметил, что она покраснела, и ему страстно захотелось увидеть прелестное личико, на которое он едва успел взглянуть. Но карета уже ехала по Джермин-стрит, и он решил оставить ее в маске, пока они не войдут в дом.

Когда он предложил ей руку, она возмущенно произнесла:

— Я не пойду с вами в ваш особняк!

— А, ну вот кое-что и проясняется. Ты знаешь, кто я, и хочешь получить как можно больше.

— Нет! То есть я знаю, кто вы, но…

Он цинично улыбнулся:

— Тогда пойдем и поторгуемся.

Ее охватил бешеный гнев. Никогда еще ей не приходилось встречаться с таким наглецом. Его следует проучить, и сделает это именно она! В голове девушки мгновенно сложился план.

Величественным жестом Диана подала ему руку и разрешила помочь ей выйти из кареты. Он ключом отпер дверь и жестом отослал прочь мажордома, который растворился в полутьме, увидев, что граф вернулся не один. Ее похититель жестом указал на лестницу, и Диана легко, как на Олимп, взлетела на второй этаж, продемонстрировав идущему сзади графу свои стройные ножки.

Когда граф зажег лампы в роскошно обставленной гостиной, Диана медленно обошла ее, обводя все критическим взглядом. Она осмотрела панели, кожаные переплеты книг, картины Ван Дейка и вынесла приговор:

— Типично мужская комната.

Очень на это надеюсь, — сказал он, явно развлекаясь. Он подошел к шератоновскому[8 - «Шератон» — стиль мебели XVIII века: по имени краснодеревщика Т.Шератона.] столику и налил два бокала вина.

— Однако вы человек отважный, — заметила Диана, разглядывая вино.

— Могу поспорить, это вино ты мне в лицо не выплеснешь. — Он уже не скрывал ни своего на смешливого отношения к ней, ни нетерпения.

— Вы можете проспорить, — беспечно протянула она и отпила глоток, глядя на него поверх края бокала. Потом сказала: — Значит, вот как это делается. — Она опустила ресницы. — Можете начинать торговаться.

Он поднял темную бровь.

— Ты хочешь сказать, что это у тебя в первый раз?

— В первый раз мне делают такое предложение или в первый раз я собираюсь завести любовника? — Диана сама поражалась своей дерзости, но ничего не могла поделать с чертенком в своей душе.

Он видел, как блестят ее глаза сквозь прорези маски, и понимал, что она наслаждается ситуацией. Мужчина почувствовал возбуждение при одной только мысли о том, как замечательно с ней будет в постели. Он уже ощущал, как скользят ее длинные ноги по его спине.

— Я оплачу твои счета модистке и служанку, — предложил граф.

Диана поставила бокал.

— Вы напрасно тратите свое и мое время.

Граф взял бокал и снова протянул его ей.

— Я сниму тебе дом и подарю карету, — добавил он, уверенный, что теперь-то она не устоит.

Диана облизала губы. Хардвик почувствовал, как пульсирует его восставшая плоть.

— Ваше предложение, — она сделала эффектную паузу, — просто оскорбительно!

Веселье в его глазах уступило место настойчивому желанию.

— Ты умело играешь в эти игры, маленькая богиня. Ладно, если ты мне угодишь, я куплю тебе дом.

Диана обвела ободок бокала пальцем.

— Я верно вас поняла, милорд, вы даете мне карт-бланш? — Она наслаждалась ощущением своей власти над ним.

— Черт побери, ты умеешь торговаться!

Он смотрел на нее несколько долгих минут, пока его разум боролся с телом. Тело победило.

— Хорошо, пусть будет карт-бланш, — согласился граф, и в его глазах сверкнуло торжество.

— Боюсь, все это ни к чему. — Диана вылила свое вино в вазу с лилиями.

— Что ты этим хочешь сказать, черт побери?

— Мой ответ «нет». Я отказываюсь.

— Но почему? — недоумевал он.

Диана оглядела его с головы до ног.

— Потому что вы чересчур наглы, самоуверенны и лишком… слишком стары для меня, милорд.

Марк Хардвик, граф Батский, потерял дар речи.

— И не надо меня провожать. Я хорошо знаю дорогу.

Сам того не сознавая, Хардвик так сильно сжал руку, что раздавил бокал.


Леди Диана нашла свою карету на углу Гросвенор-сквер. Она постучала в дверцу, но прошло не меньше минуты, пока оттуда выбрался растрепанный Джеймс.

В карете Диана сбросила накидку. Она еле переводила дыхание после совершенно потрясающего столкновения с этим графом. Когда он недвусмысленно дал ей понять, что хочет ее, девушку затопила нечестивая радость.

— Быстро! помоги мне снять костюм! — попросила она Бидди. — Как только я втиснусь в этот проклятый корсет в такой тесноте?

— Придется помучиться, но как-нибудь справимся, — решительно заявила Бидди. — Доверьтесь мне, леди.


На следующее утро Диана пораньше приняла ванну и вымыла голову, чтобы убрать все следы макияжа.

Пруденс, сидевшая с чашкой шоколада в руках, расстроенно взглянула на нее:

— Ты вымыла голову! Как неосмотрительно. Иди и высуши волосы у камина. Я приняла за тебя приглашение покататься сегодня днем по Гайд-парку.

— С кем? — недовольно спросила Диана, раздраженная вмешательством Пруденс в свои дела.

— Разумеется, с Питером Хардвиком. Он регулярно наносит визиты. Я должна заметить, что у него безукоризненные манеры. Чего и следовало ожидать.

Диана несколько успокоилась, услышав имя, и решила, что камин в библиотеке вполне подойдет для того, чтобы подсушить волосы. Она нетерпеливо ходила взад-вперед перед ревущим пламенем, скользя глазами по кожаным корешкам в поисках книги, которая бы унесла ее в другое время и место. Она выбрала «Легенду о короле Артуре» и свернулась калачиком в большом кресле перед камином, чтобы почитать.

Как обычно, воображение Дианы разгулялось. Она перенеслась туда, где клубящиеся туманы скрывали рай на земле, называемый Авалоном[9 - Остров Авалон, — «земной рай» кельтских легенд, по одной из которых там продолжает жить король Артур вместе со своей сестрой феей Морганой.]. Диана потеряла всякое представление о времени; но внезапно почувствовала, что больше не одна в библиотеке. Она неохотно приподнялась и посмотрела поверх спинки кресла и тут же, как черепаха, втянула голову в плечи; мысли ее разбегались.

В комнате стояла полная тишина, лишь потрескивали дрова в камине. Диана снова подняла голову в надежде, что ее воображение сыграло с ней злую шутку. И уставилась прямо в темные глаза.

Эти глаза расширились от изумления, но потом в них появилась враждебность.

— А вот и Диана! — усмехнулся посетитель.

— Как вы меня нашли? — возмущенно прошипела она.

— Уверяю, я вас не искал. Судьбе угодно, чтобы вы попадались на моем пути.

— Так что же вы здесь делаете? — решительно спросила она, захлопнув книгу и воинственно надвигаясь на него.

— Не знаю, какое это имеет к вам отношение, но я намереваюсь купить библиотеку.

От этих слов она застыла как вкопанная.

— Уж не эту ли?

— Именно эту библиотеку. — Он четко выговаривал слова, не скрывая своего неудовольствия.

— Это невозможно! Эта библиотека не продается. Вас неправильно информировали, лорд Бат.

Он почувствовал раздражение оттого, что эта особа знает его, в то время как он понятия не имеет, кто она.

— Кто вы такая, черт побери?

— Я леди Диана Давенпорт, владелица этой библиотеки.

— Привет, Диана! — сказал Ричард, заходя в библиотеку. — Я и не знал, что ты здесь, моя дорогая. Прости, что побеспокоил.

— Ричард, ты меня не просто побеспокоил. Этот… джентльмен ошибочно полагает, что я продаю мою библиотеку.

— Я полагал, Давенпорт, что вы продаете свою библиотеку! — резко сказал лорд Бат.

— Значит, вы неверно поняли, милорд, — вмешалась Диана. — Собрание книг моего покойного отца бесценно, во всяком случае, для меня. Оно не продается. — Она смело смотрела на графа, ожидая, что он в отместку тут же расскажет дяде о вчерашнем вечере.

Но граф не отличался мелочностью. Он заговорил с ней как с равной.

— Вы, безусловно, правы насчет ценности библииотеки. Я понимаю ваше нежелание с ней расстаться. Я думал, Давенпорт имеет законное право ею распоряжаться.

— Я действительно имею законное право распоряжаться ею, — уверил его Ричард. — Я — душеприказчик покойного брата и законный опекун племянницы, ее советчик по финансовым вопросам до ее совершеннолетия. Брат желал, чтобы леди Диана слушалась меня во всем.

— И как ты мог придумать продать книги отца? — напустилась она на Ричарда. — Я выросла среди них. Они — часть моей жизни! Расстаться с библиотекой — все равно что отрезать себе руку!

— Хватит сцен, Диана! Крайне невоспитанно с твоей стороны обсуждать семейные дела в присутствии его светлости. — Ричард явно растерялся. Диана никогда раньше не возражала ему.

— Какой ужас, вести себя невоспитанно в присутствии графа! — Она все еще чувствовала его невоспитанную руку на своем бедре.

— Выйди из комнаты! — Ричард вышел из себя.

С красными пятнами на щеках и гордо поднятым подбородком Диана подобрала юбки, будто боялась запачкать их о мужчин, и выплыла из библиотеки с величественностью королевы. «Или богини», — подумал граф Батский.

Когда в обеденное время Диана вошла в столовую, она была готова выслушать очередной выговор от Ричарда и Пруденс за шокирующе плохие манеры. Она вся напряглась в ожидании конфликта. Ричард вообще отсутствовал, а Пруденс сидела сжав губы, по-видимому, от боли в бедре.

Диане сразу стало ее жалко:

— У тебя бедро болит, Пруденс?

— Кроме всего прочего, — обиженно ответила та.

«Пропади ты пропадом, граф Батский!» — по думала Диана. При каждой встрече между ними пробегала искра, способная разжечь костер, в котором они оба могли сгореть. Если бы он не обращался с ней вчера как с потаскушкой, ничего бы не случилось. Она все равно не позволила бы Ричарду продать отцовскую библиотеку, но она по крайней мере разговаривала бы с графом вежливо.

Пруденс отказывалась вступать в разговор. Ее лицо напряглось от боли, которую она вознамерилась терпеть молча. Обед был совершенно испорчен для Дианы. Она извинилась и пошла одеваться для прогулки в Гайд-парке. Она не знала, хочется ей ехать или нет, но общество Питера Хардвика обещало хоть какое-то разнообразие.

Когда Диана спустилась вниз в нежно-зеленом дневном платье и с фисташковым зонтиком в руках, Пруденс поинтересовалась:

— Куда ты собралась, Диана?

— На прогулку по Гайд-парку с Питером Хардвиком. Ты же приняла за меня приглашение.

— Почему ты решила, что он приедет, после того как ты так грубо вела себя с лордом Хардвиком?

— Питер никакой не лорд, — поправила Диана, недоумевая, откуда тетке известно, как она себя с ним вела.

— Я говорю о Марке Хардвике, графе Батском.

Диана поразилась:

— Брат Питера — граф Батский?

— Пожалуйста, не делай вид, что ты ничего не знаешь о Хардвиках, Диана. Ты слишком умна, чтобы изображать из себя дурочку.

— Честное слово, я никак не связывала этих двух джентльменов. Ни малейшего понятия не имела, что Питер — родственник графа.

— И это единственная причина, по которой я считаю молодого Хардвика подходящей партией. Именно он рассказал графу о библиотеке.

Как раз в этот момент Питер Хардвик позвонил у дверей.

— Господи, что же мне делать? — в смятении пробормотала Диана.

— Считай себя одной из самых везучих молодых леди в Лондоне, поскольку он предпочел не обращать внимание на недостатки твоего воспитания и сдержал обещание.


Через полчаса Диана уже сидела в фаэтоне рядом с Питером Хардвиком и наслаждалась свежим воздухом и прекрасным лондонским днем.

Пара чистокровных лошадей, запряженных в фаэтон, производила внушительное впечатление. Диана поддерживала светский разговор, пока Питер вез ее до Гайд-парка. Она все время гадала, о чем он думает и что его брат ему рассказал.

Между прочим, Питер Хардвик думал о том, какой же он везучий прохвост. Диана могла похвастаться не только замечательной красотой, но и двадцатью тысячами фунтов годового дохода. «Стервятники» — как он называл Ричарда и Пруденс — предложили ему лишь половину, но он поторговался и выговорил себе сначала пятнадцать процентов, а потом и вовсе шестьдесят тысяч в год. Как только он наденет кольцо Диане на палец, никто и ничто не помешает ему добраться и до основного капитала. Он бросил довольный взгляд на ее профиль: просто подарок судьбы!

Почувствовав на себе его взгляд, Диана решила, что больше не может выносить напряжения. Она глубоко вздохнула и повернулась к нему:

— Боюсь, мне придется кое в чем признаться.

Он добродушно улыбнулся, как бы говоря, что женщине можно многое простить.

— Вчера вечером я была в «Пантеоне» на маскараде, — сказала она тихо. Поскольку ее спутник не впал в ярость, она продолжила: — И ваш брат принял меня за женщину легкого поведения, потому что у меня не было настоящей дуэньи, и… это ужасно, но я вы плеснула шампанское ему в лицо…

Питер откинул голову и громко расхохотался, представив себе эту картину.

Воодушевленная такой реакцией, Диана перешла к последней части своей исповеди.

— Я хочу быть откровенной, Питер. Мне кажется, что ваш брат меня возненавидел. Утром он приехал, чтобы купить библиотеку, и я на него накричала.

— Представляю себе, насколько вы прекрасны в гневе.

Она недоверчиво смотрела на него:

— Разве вы не рассердились?

— Бывают моменты, когда я сам своего брата на дух не переношу. У нас мало общего. Он страстный археолог. Его интерес к развалинам, очевидно, и привел к тому, что он предпочитает женщин постарше. Я удивляюсь, что вам удалось привлечь его внимание.

«Ну, он-то уж, вне всякого сомнения, привлек мое, — призналась себе Диана. — Почему его молодой брат не вызывает во мне таких же чувств?»

Диана невольно рассмеялась. Странный, однако, у них получался разговор!

— Ну, я отказалась продать отцовское собрание и уверена, что теперь, скорее всего, вызываю у него лишь отвращение.

— Это хорошо. Мне с ним тягаться довольно трудно, он ведь граф.

— Титулы меня не интересуют!

Он поднял одну бровь.

— Что же вас интересует?

Ее страстно интересовали книги. Ей даже хотелось самой написать что-нибудь историческое, чисто женское, но у нее хватило ума не ставить джентльмена в известность о своих эксцентричных мечтах. Диана открыла зонт, гадая, должна ли она снова перебраться на надежную почву и вести себя, как пристало молодой леди, или же сказать правду. Она решила ответить честно.

— Больше всего меня интересует свобода — свобода выбора. Сейчас у меня очень мало свободы — в одежде, разговорах, действиях, даже в мыслях, потому что я молода и потому что я — женщина. Я понимаю: старше-то я стану, но все равно останусь женщиной.

— И слава Богу! — поддразнил он, позволив себе задержать взгляд на ее великолепном бюсте. — Разве вы предпочли бы быть мужчиной?

Конечно, нет! Но я хочу быть свободной женщиной. Только подумайте: в наше время молодую леди передают от отца к опекуну или мужу и не спускают с нее глаз ни на минуту. Пруденс сидела бы с нами в фаэтоне, найдись здесь для нее место, но правила на

столько строги, что я могу проехать с вами лишь вокруг Серпентайна[10 - Искусственное озеро в Гайд-парке.], где по меньшей мере тысяча глаз следит за нами и сотни языков готовы разболтать по всему городу, дай только повод.

— А вы не желали бы поехать куда-нибудь, где не так людно? — с надеждой поинтересовался Питер.

— Нет, не желала бы! Вы не понимаете, о чем я говорю. Или делаете вид, что не понимаете, — на смешливо сказала Диана.

— Простите. Я весь внимание.

— Кельтские женщины пользовались большой свободой. Они сами выбирали, за кого выходить замуж, они сохраняли права на свою собственность. Некоторые даже становились вождями племен. В Средневековье женщины управляли замками и землей, пока их мужчины годами воевали или ходили в крестовые походы. Сегодня к женщине относятся так, будто у нее нет никаких желаний, своего мнения и мозгов, и только мужчины могут чего-то добиваться, путешествовать по миру, заниматься спортом и делать все это с завид-ным энтузиазмом.

— Я торжественно, прямо сейчас, клянусь, что когда вы будете со мной, я дам вам полную свободу.

Диана вздохнула. Типичный мужчина, считающий, что свободу можно дать или не дать.

— Вы позволите мне сопровождать вас завтра вечером на бал к Ричмондам?

— Спасибо за предложение, но я не думаю, — спокойно ответила она.

— Я не отпущу вас сегодня, не взяв с вас какого-нибудь обещания.


Меньше всего Диана собиралась давать обещания. Ей нужно было время, и она рассчитывала на пару сезонов без требований и опеки мужа.

— Вероятно, я снова буду в «Алмаке» в среду, впрочем, это зависит от Пруденс. К сожалению, ее слово последнее, — угрюмо сказала она.

Питер тихонько выругался, сохраняя, однако, вежливую маску на лице. Милостивый Боже, на какие только жертвы не приходится ему идти, чтобы расплатиться с долгами и заполучить тугой кошелек! Ну что же, придется пойти в «Алмак». Он не может позволить этому лакомому кусочку ускользнуть. Хотя, глядя на леди Диану Давенпорт, никак не скажешь, что он ей очень нравится, Питер надеялся, что все это игра с ее стороны. Так или иначе, он намерен привести ее к алтарю. Есть ведь старый и проверенный способ заставить леди умолять о замужестве, а сделать именно эту леди беременной будет истинным удовольствием…

Кровь Питера бурлила в предвкушении вечера. Хоть он и терпеть не мог просить денег у брата, выбора у него не было. Решив напасть на льва в его же логове, Питер вошел в библиотеку и остановился, ожидая, когда Марк поднимет голову от стопки деловой корреспонденции на столе перед ним.

Не поднимая головы, Марк Хардвик промолвил:

— В библиотеке, в ящике стола.

Питер рассмеялся:

— Почему ты решил, что мне нужны деньги?

Марк поднял на него глаза.

— А разве я ошибся? — холодно спросил он.

— Нет, но черт меня побери, если бы я с этого начал!

— А, понятно!.. Сначала бы ты посочувствовал мне насчет библиотеки Давенпорта, потом поинтересовался, где я собираюсь обедать, затем спросил, спал ли я с кем-нибудь накануне, как будто тебе все это интересно. И только затем ты попросил бы у меня денег. — Хардвик бросил перо на стол и потянулся. — Видишь, как я облегчил тебе жизнь.

В ящике оказалась всего тысяча. Таким способом брат боролся с его пристрастием к картам. Хотя Питер испытывал лишь злость, он благодарно улыбнулся и быстро удалился, спеша на встречу с друзьями, с которыми собирался пуститься вечером в загул.


— Пит, ты опять опоздал! — укорил его Хелл-гейт. — Мы запланировали потрясающую ночь! Разве ты не хочешь побыстрее начать?

Питер присоединился к своим друзьям в «Вид Уитби», пабе в Уоппинге.

— Я всегда готов! — весело заявил он.

— Я на всякий случай заказал на твою долю, — заметил Джереми Монтегю, когда официантка принесла блюдо с пятьюдесятью сырыми устрицами.

Секунда, и рука графа Барриморского скользнула под юбку девушки, а когда та попыталась шутливо отбиться, он схватил ее за бедро и сильно ущипнул. Друзья захохотали. Ведь недаром все их называли «кровожадными». Эти развратники считали себя бесшабашными удальцами. Вся троица жаждала крови, и все их развлечения отличались жестокостью.

Они направились в самые грязные трущобы Лондона. На улицах было полно шлюх, и друзья бравировали тем, что выбирали самых непристойных, рисовались, предаваясь извращенной nostalgie de la boue[11 - тоска по грязи (фр.).] и получая удовлетворение в грязной постели немытой шлюхи.

На другом конце Лондона, на модной Парк-лейн, граф Батский проследовал за горничной в роскошную гостиную.

Рядом в опочивальне Вивиан, графиня Белгрейвская, улыбнулась своему отражению в зеркале. Провела унизанными бриллиантами пальцами по огненно-рыжим волосам и потянулась за большим флаконом духов. От этого движения черный атласный пеньюар соскользнул с плеча, и, взглянув в зеркало, она удостоверилась, что никому и в голову не придет, что ей уже за тридцать. Только во второй раз лорд Хардвик принял ее приглашение, но она уже знала, что он ей нужен. Навсегда.

Внезапно она отодвинула флакон с духами, и хитрая улыбка изогнула ее губы. Позволив пеньюару полностью открыться, она опустила руку между ног, смочила палец скопившейся там влагой и провела этим пальцем за ушами, по груди и горлу. Повторив процедуру, она коснулась кожи под коленками, на запястьях и внизу спины — на всякий случай.

Открыв дверь, она сделала вид, что удивилась.

— Марк, дорогой, ты пришел рано, я еще не готова.

Оба понимали, что это — притворство, потому что на самом деле лорд Хардвик опоздал.

— На мой взгляд, ты вполне готова.

— Мы можем никуда не ходить, а поужинать здесь, — сказала она внезапно охрипшим голосом.

— Я уж думал, ты так никогда и не предложишь, — прошептал он, подхватывая ее н» руки и ногой распахивая дверь спальни. Он положил ее на кровать и, любуясь ее белым телом и огненными волосами, рассыпавшимися по черному атласному покрывалу, начал медленно раздеваться, слегка удивленный нетерпеливой жадностью в ее взгляде. Она выгнула спину на подушках и раздвинула колени, призывая его сразу приступить к делу. Он охотно пошел ей навстречу и быстро овладел ею. Еще будет время насладиться всеми нюансами любовной игры.

Следующие два часа Марк Хардвик всячески ублажал Вивиан. Его первым правилом было удовлетворить женщину. Слава Богу, все женщины в постели разные, и он всегда старался узнать потребности и желания новой леди, что ей нравится, а что нет, и показать ей совершенно определенно, что требуется для удовлетворения его самого.

Он не собирался оставаться на ночь — это было его вторым правилом. От ее реакции на его уход зависело, как скоро он вернется и вернется ли вообще. Оказалось, что Вивиан так насытилась, что не стала протестовать, когда он спустил ноги с кровати и потянулся за рубашкой.

— Животное! Я пальцем пошевелить не в состоянии, а ты собираешься еще мотаться по Лондону.

— Есть возражения? — беспечно спросил он, внимательно наблюдая за выражением ее лица.

Она была женщиной умной и слишком много могла потерять, чтобы протестовать. И, честно говоря, ей грех было жаловаться после страстных часов, проведенных вместе.

Он наклонился, поцеловал ее спутанные волосы. Тело Вивиан сладострастно выгнулось, тяжелые веки опустились. Она что-то тихо пробормотала.

Хардвик улыбнулся про себя, довольный, что оставляет ее мурлыкающей от наслаждения.


Глава 5


Диана подавила зевок. Они с теткой пили чай в Девоншир-Хаусе. Зал был переполнен и излишне натоплен. Корсет впивался ей в ребра, и она всерьез подумала, как бы не умереть со скуки. Диана ненавидела светскую болтовню в отличие от сидящих вокруг нее людей, которым она казалась главным делом жизни. Она наблюдала, как юные леди таяли под взглядами молодых людей в атласных бриджах, а мамаши тем временем хвастались своим происхождением.

Леди де Уоррен сообщила Пруденс:

— Вы знаете, наш род берет свое начало от норманнских завоевателей.

Диана взглянула на молодого де Уоррена, жонглирующего стаканом и табакеркой, и с сожалением подумала, какой жидкой и анемичной может стать кровь за какие-то семьсот лет! Отгородившись вежливой улыбкой, Диана позволила своему воображению унести себя далеко-далеко. Боже милостивый, как же, наверное, прекрасна была встреча английской леди с норманнским завоевателем!

Она впервые заметила его, когда скакала на лошади по лугу. Верхом на массивном жеребце он показался ей огромным. Она содрогнулась, увидев, что он заметил свою жертву, и тут началась погоня! Она стремилась под защиту леса, а ее преследователь выглядел опаснее всех мужчин, которых ей когда-либо приходилось встречать. Он сокращал расстояние между ними так быстро, что она уже могла разглядеть закрывающее нос забрало и кольчугу, облегающую его мощный торс. Не успела она достичь деревьев, как он настиг ее, стащил с лошади и посадил впереди себя в седло. Она сопротивлялась, вуаль слетела с ее головы, и шелковистые золотые волосы упали на его руки в шрамах.

— Объявляю тебя своей! — Голос был таким повелительным, что она не посмела возражать. Он снял шлем и провел рукой по темным волосам. Взгляд его дерзких глаз был так полон желания, что у нее перехватило дыхание. Он завладел ее губами; поцелуй все длился и длился, становясь более страстным и глубоким. Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но он был такой огромный, сильный, изголодавшийся! Она ощутила разливающуюся по телу истому. Пульс участился, покалывало грудь. Тут она услышала: «Уступи мне». С нежным вздохом Диана сдалась на милость победителя.

— Уступи мне, — снова услышала она голос. Диана быстро моргнула, заметив, что бледная рука пытается забрать у нее чашку, которую она непроизвольно сжала.

— Ой, прости меня, Уильям!

Уильям Лэмб взял чашку с блюдцем из ее рук и вздохнул:

— Смею ли я надеяться, что ты мечтала обо мне, Диана?

— Ты можешь сметь все, что хочешь, Уильям, — коварно ответила она. Если ей приходится терпеть все эти обязательные выходы в свет, то может же она хотя бы развлечься!


Когда они вернулись из Девоншир-хауса, Пруденс, к ее удивлению, позвали в кабинет Ричарда.

— Тут кое-что неожиданно выяснилось насчет Питера Хардвика, и требуется твой деликатный подход к Диане.

— С ней нелегко справиться, Ричард. Сейчас в карете эта девчонка, можно сказать, насмехалась надо мной.

— Чем скорее мы ее сбагрим с рук, тем лучше, моя радость. Хардвик — вот ответ на наши молитвы, но боюсь, что обстоятельства изменились. Его брат, граф, приказал ему вернуться домой, потому что он узнал, что Питер играет в карты. Граф, судя по всему, тиран, но у этого тирана в руках тесемки от кошелька, так что Питер не может его злить, поскольку по уши в долгах.

— Он не был бы в долгах, если бы не играл, — осудила молодого повесу Пруденс.

— Если бы он не пошел по кривой дорожке, — сухо заметил Ричард, — он бы не вступил в сговор с нами.

— Я тебя поняла, Ричард.

— Нам теперь нужно уговорить Диану поехать в Бат. — Он поднял руку, останавливая уже открывшую рот Пруденс. — В Бате есть свои преимущества, на которые мне указал молодой Хардвик.

— Ты не думаешь, что он собирается, так сказать, сделать нам ручкой?

— Откуда ты набралась этих выражений, моя радость? Нет, я так не думаю. Он парень не промах. И у него явно не хватает в голове, если он упустит возможность добраться до состояния Дианы, не говоря уже о том, чтобы поставить свои туфли под ее кровать.

— Ричард, нет никакой нужды в такой вульгарности, — выговорила ему Пруденс. — Какие же преимущества?

— Да совершенно очевидные, особенно для такой молодой леди, как Диана. В Бате оздается впечатление, что ты вырвался из тисков общества. Там развлекаются круглосуточно, и вся атмосфера способствует amour. Там же есть возможность пригласить Диану в Хардвик-холл. Он не может ей не понравиться, и ей захочется там жить. Ведь это елизаветинский особняк, постройка которого была начата в конце XV века на реке Эйвон. Ты же знаешь, с каким трепетом относится она ко всему связанному с эпохой Елизаветы.

— Я разобралась с Хардвиками, Ричард. Граф богат как Крез. Он владеет каменоломнями и целым флотом барж для перевозки камня по Эйвону до Бристоля.

Он сомерсетский судья и убежденный холостяк. Нам нечего бояться, что Диана может влюбиться в него.

— Если Марк Хардвик никогда не женится, Диана может стать матерью следующего графа Батского. Полагаю, тебе стоит упомянуть об этом в разговоре с Дианой.

— Вероятно, стоимость сезона в Бате можно удержать из денег Дианы?

— Разумеется, моя радость, это совершенно законно.

— Тогда займись поисками элегантного дома в самой лучшей части Бата и предоставь Диану мне.

— 

Когда Диана спустилась вниз в кремовом вечернем платье с розовыми бутонами по вырезу, карета уже ждала, чтобы отвезти их в «Алмак».

Пруденс дождалась, пока они останутся одни в тесном полумраке кареты, прежде чем перейти к волнующей ее теме.

— Диана, у меня появилась прекрасная мысль! Я думаю, нам стоит отправиться в Бат и как следует от дохнуть. Мы снимем небольшой фешенебельный домик на месяц и будем наслаждаться. Сегодня за чаем все только и говорили о Бате. Похоже, нигде в Англии не

собирается столь изысканное общество, как там.

Диана отказывалась верить своим ушам! Что это нашло на Пруденс?

— Но ведь в наши планы такая поездка не входила. Меня пригласили в оперу, и я убеждена, что ты не захочешь, чтобы я пропустила бал у Девонширов, особенно если учесть, что там будет сам Принни? Нет — нет, мы поедем в другое время!

Пруденс на мгновение потеряла дар речи, но тут заметила, что карета остановилась. Придется отложить попытку уговорить Диану.

Хотя Диана и не хотела признаваться в этом самой себе, она с удовольствием ждала встречи с Питером Хардвиком. Он прибыл с опозданием и направился прямиком к ней. Взяв ее танцевальную карточку, он заявил:

— Мы можем ее выбросить.

— С каких это пор вы решаете за меня? — холодно поинтересовалась Диана.

— С сегодняшнего дня, — прошептал он ей на ухо. Он встретился с ней взглядом. Было в нем что-то хищное. — Диана, я хочу, чтобы вы поехали в Бат.

Она правильно расслышала? За последние пару часов ее уже второй раз принимаются уговаривать поехать в Бат. Какое удивительное совпадение! Вот только Диана в совпадения не верила. Она раскрыла веер.

— Вы шутите! — беспечно промолвила она.

Питер отрицательно покачал головой:

— На этот раз я совершенно серьезен. Я вынужден вернуться в Сомерсет и не хочу оставлять вас здесь, ведь я вас только что нашел.

— Это невозможно, — проговорила она.

Он повел ее в танце и, когда они снова приблизились друг к другу, сказал:

— Не говорите «нет», пообещайте подумать. — Фигуры танца снова развели их в разные стороны, но он ни на секунду не отводил от нее взгляда.

Такое безраздельное внимание Питера было приятно Диане. Женщина до мозга костей, она сразу поняла, что он добивается ее, но для себя решила, что дальше простого флирта она не пойдет.

Когда начался следующий танец, он увел ее из-под самого носа Уильяма Лэмба.

— В Бате я позабочусь о том, чтобы вы прекрасно провели время. Общественные нравы там не столь строги, как в Лондоне.

Она чувствовала его теплое дыхание на своем ухе.

— Вы легко переступаете через правила.

— Во мне слишком много настоящей, алой крови.

— А я-то думала, что у вас голубая кровь.

— Значит, вы все же думали обо мне?

— Ни в коем случае.

— Врушка!

Диана успешно избегала его до последнего танца. Начали они легко, но напряжение между ними продолжало нарастать, его руки становились настойчивее, а взгляд жарче. Диана поняла, что он разошелся всерьез, и решила положить этому конец. Дружеским, но твердым тоном она заявила:

— Я крайне польщена вашим приглашением, Питер, но в Бат я не поеду.

Музыка смолкла, но Хардвик не разжимал рук и смотрел страстно, хищно, что и влекло, и отталкивало ее. Его низкий голос прозвучал уверенно и почти угрожающе:

— Вы поедете, обязательно поедете!

Когда танец кончился, Диана вернулась к своей опекунше, не сводившей с них глаз, и заметила глубокое удовлетворение на лице тетки, когда сообщила ей:

— Питер Хардвик пригласил меня в Бат.

— Какое удивительное совпадение!

— Мне больше видится здесь сговор, — спокойно заметила Диана.

— Клянусь, ты самая злая девица в мире! Понять не могу, как такое могло прийти тебе в голову. Разумеется, ты приняла его приглашение?

— Разумеется, я отказалась. Если он так заинтересован, то скоро вернется в Лондон.

— Вряд ли умно разыгрывать из себя недотрогу. В этом сезоне на брачном рынке есть девицы красивее тебя и с более высокими титулами.

— Но ни у одной нет большего состояния, — спокойно ответила Диана.

— Позвольте заметить вам, девушка, цинизм в столь юной особе просто отвратителен! Я могу поклясться, что ты назло мне отталкиваешь Питера. Только потому, что я его одобряю!

«Вот тут, пожалуй, есть большая доля истины», — подумала Диана.

— Ну так позволь мне сказать тебе, что ты не знаешь своей же собственной пользы. Всем известно, что граф жениться не собирается. Питер — его наследник, так что та, на ком он женится, будет не только матерью будущего графа Батского, но и унаследует елизаветинский особняк, каменоломни и все остальное!

Спорить с Пруденс означало высказать свое к ней неуважение, но Диана не собиралась становиться бесхребетной игрушкой в руках тетки, мечтающей взобраться вверх по социальной лестнице. Когда они подъезжали к Гросвенор-сквер, они уже не разговаривали друг с другом.

Диана долго не могла заснуть, перебирая в уме события вечера. Она, в общем-то, ничего не имела против Бата. Там наверняка много старинных вещей, одна палладианская архитектура чего стоит! Не возражала она, честно говоря, и против общества Питера Хардвика. Но она не могла позволить Пруденс руководить своей жизнью. Она уснула в полной решимости остаться хозяйкой своей судьбы.


Утром Диану разбудила необычная суета в доме. Когда Бидди принесла ее утреннюю чашку какао, она вся горела нетерпением выложить последние новости.

— Доктор приехал: хозяйка упала!

— Ох нет! — Диана откинула одеяло и быстро оделась.

Внизу доктор суетился вокруг лежащей на диване Пруденс.

— Что случилось? — воскликнула Диана с искренним беспокойством, заметив гримасу боли на лице тетушки.

— Я так расстроилась из-за нашей ссоры, что поскользнулась на ступеньке и упала. — Она бросила на Диану обвиняющий взгляд.

— Мне очень жаль, — тихо проговорила девушка.

— Могло быть значительно хуже, — объявил доктор. — Вы очень везучая леди, не сломали ни одной кости. Если бы это случилось, вряд ли вы когда-нибудь смогли бы снова ходить.

Пруденс прикрыла глаза при одной мысли о такой беде.

— Даже если все кости целы, ваш артрит — суровая ноша. Я рекомендую лекарства или минеральные ванны. Если вы будете принимать ванны ежедневно, вам вскоре не на что будет жаловаться, мадам Давенпорт. Клянусь, это — единственное средство, способное вам помочь.

— Даже смешно! — с пафосом произнесла Пруденс. — Я умоляла леди Диану поехать на месяц в Бат, но она решительно отказалась.

Доктор поднял кустистые брови и пригладил свои модные бакенбарды.

— Минеральная вода обладает чудодейственными свойствами. При наружном применении она действует как антисептик и помогает от радикулита, при внутреннем применении она имеет антиспазматические и желчегонные свойства. Я уверен: леди Диана пересмотрит свой поспешный отказ. — Тут доктор сделал Диане знак удалиться. — Я хотел бы остаться наедине со своей пациенткой.

— Кто-нибудь видел, как она упала? — подозрительно спросила Диана у Бидди, когда они выходили из комнаты.

Горничная отрицательно покачала головой.

— Я бегала за доктором, но к тому времени она уже сама поднялась и позвала меня.

Диана вздохнула. Теоретически очень приятно самой решать свою судьбу. Действительность — совсем другое дело. Ею манипулировали, как марионеткой, причем за веревочки дергала Пруденс, и она ничего не могла с этим поделать. Ее перехитрили, черт побери! Из нее сделали эгоистичную и бесчувственную стерву. «Пусть будет так», — решила Диана.


Когда доктор уехал, Диана вернулась в гостиную, чтобы проверить, как чувствует себя тетя. Пруденс не сумела полностью скрыть выражение торжества, разумеется, с примесью боли.

— Пруденс, я вот о чем подумала. Бат стал настоящей Меккой в последнее время. На Милсон-стрит одеваются все светские модницы. Если я соглашусь поехать, то полностью обновлю там свой гардероб. И сделаю это по своему вкусу.

Диана увидела настоящую гримасу боли на лице тетки, сообразившей, что с ней торгуются. До чего же хитрая девчонка!

Уже через час все начали готовиться к отъезду. Бидди сбилась с ног, упаковывая вещи Пруденс. Диана брала с собой очень немного: она столько себе накупит в Бате, все поразятся! Потом она отправилась в библиотеку, чтобы выбрать книгу в дорогу. Пробегая пальцами по позолоченным корешкам, она задумалась над тем, как может повлиять поездка в Бат на ее будущее. Она вспомнила Питера Хардвика и их последний разговор:

«— Я крайне польщена вашим приглашением, Питер, но в Бат я не поеду.

— Вы поедете! — поклялся он».

Диана вздрогнула, вспомнив выражение его глаз.


— Бидди, садись рядом с леди Дианой. Мне потребуется все сиденье. Подложи лишь подушку под мое больное бедро… Осторожнее, девушка, осторожнее… И можно ехать.

Диана, с тоской думая о путешествии в сто миль в тесной карете в обществе Пруденс, запаслась томом Овидия из отцовской библиотеки. Зная, что это совсем неподходящее чтиво для молодой леди, она завернула книгу в экземпляр «Бат кроникл». Перелистывая страницы, она наткнулась на раздел под названием «Искусство любви», но не нашла того, что искала, зато узнала, что римляне считали, будто женщины — бесстыжие и похотливые создания для их забавы. Любовная тактика, по Овидию, заключалась в чистой эротике — искусстве насладиться женским телом как можно полнее и изощреннее.

Рассердившись на Овидия за то, что он полностью игнорировал женщину как личность, Диана захлопнула книгу и тут же внутренне застонала, потому что этот звук разбудил Пруденс. С этого момента до их приезда в Ридинг, где они собирались переночевать, ей пришлось выслушивать разглагольствования Пруденс на ее любимую тему — респектабельность!

Следующий день тянулся бесконечно, и Диана позволила себе унестись мыслями вперед, в конечный пункт их поездки. Ей не терпелось увидеть Бат. Он славился своей стариной. Построили его римляне, называвшие город Аква Сулис. Уже само название будоражило ее воображение.

Когда карета съехала с холма и покатилась по мосту с изящными арками, заходящее солнце окрасило Бат в золотые тона. У Дианы перехватило дыхание — настолько красив был лежащий перед нею город. В этот момент она дала себе клятву, что возьмет от Бата все, что сможет. Ее переполняла жажда жизни, и она решила, что проведет здесь время так весело, как никогда в жизни.

Когда Джеймс, заплатив пошлину за въезд в город, спросил, как проехать на Куин-сквер, ему сообщили, что Бат — город пешеходный и ему придется, доведя дам до дому, отвести карету к гостинице «Белый лебедь» и там поставить лошадей на конюшню.

Хотя Диана предпочла бы дом с видом на реку Эйвон и дальше, на леса и поля, где пасутся лошади и овцы, она вынуждена была признать, что у Куин-сквер есть свои преимущества. Эта модная часть города была застроена по проекту Вуда и напоминала дворцовую площадь. Фасад элегантного здания с высокими окнами был отделан батским камнем. Внутри вокруг лестницы — две гостиные в форме буквы «L». Будуары и гардеробные находились на втором этаже, а кухня и помещения для прислуги — в полуподвале.

Диану позабавило, как свободно Ричард распоряжается ее деньгами. Дом он снял вместе с кухаркой, горничной и дворецким. Едва переступив порог, Пруденс принялась отдавать приказания. Она сообщила прислуге, что прибыла сюда на лечение и что у нее слабое здоровье, а потом заказала ужин, который убил бы любую женщину с менее крепкой конституцией.

Когда Пруденс пожаловалась на усталость, Диана и Бидди помогли ей подняться наверх, откуда она до полуночи продолжала давать указания из постели. Она задавала столько вопросов прислуге, что дворецкий принес ей наконец подробную карту города. Но тетка, конечно, не смогла в ней разобраться и держала около себя Диану битых два часа, заставляя ее выискивать, где находятся плац-парад, зал для приемов, бани и восьмигранная часовня.

Когда Пруденс не спустилась к завтраку, Диана воспользовалась этим и отправилась осматривать Бат самостоятельно. Ей хотелось узнать, где находятся магазины, библиотеки, в которые можно записаться, и где у реки начинаются горячие источники. Диана казалась себе птицей, вырвавшейся из клетки. Она с восторгом думала о том, что сможет сама выбирать себе туалеты.

Она шла по Милсон-стрит, разглядывая витрины, внимательно читая надписи на дверях и размышляя, какое заведение предпочесть. Самым большим магазином оказался «Ла Бель мод»; его владелица, мадам Маделена, тепло приветствовала Диану, когда та открыла дверь и вошла.

— Вас интересует что-то конкретное, мадемуазель?

— О, практически все! — Диана пришла в восторг от выставленных платьев. В магазине продавали также и обувь, веера и все другие необходимые предметы женского туалета. Она оглядывалась по сторонам, любуясь изящным французским интерьером, и тут увидела чудесное платье, самое красивое из тех, что ей приходилось когда-либо видеть. Она тут же решила, что умрет, если не получит его! Зеленое бархатное платье с вырезом сердечком, собранное в талии. Его классический покрой будет моден во все времена!

Диана представила себя при дворе Елизаветы в этом платье и жабо из перьев, разумеется. А как ей нравится его необычный нефритовый цвет!

— Зеленое платье — не могла бы я его примерить?

Маделена провела ее в примерочную и помогла снять безвкусное розовое дневное платье. Диане захотелось оправдаться перед модно одетой француженкой.

— Я не люблю пастельные тона. Предпочитаю яркие цвета: они лучше оттеняют мои волосы.

— Я согласна, зеленый вам очень пойдет. — Она изумленно уставилась на старомодный корсет. — И может быть, вам понадобится новый корсет, мадемуазель?

— Ох, нет, я ненавижу корсеты, но моя тетя настаивает, чтобы я носила эти ужасные штуки!

— Нет, вы меня неправильно поняли. Я имела в виду последнюю модель. Такие маленькие очаровательные корсеты, которые уменьшают вашу талию и слегка приподнимают грудь.

— Правда? Да, конечно, похоже, это будет на много лучше, чем то, что мне приходится носить.

— Bon![12 - Хорошо! (фр.)] Как насчет цвета? Вы предпочитаете греховный или застенчивый?

Диана удивленно моргнула.

— Я всегда предпочитаю греховный!

Мадам Маделена вернулась, держа в руках алую пену кружев, и принялась расшнуровывать похожее на клетку сооружение, в которое была упакована Диана.

Леди Диана с облегчением вздохнула, когда ее грудная клетка освободилась из плена и груди приняли свою нормальную форму. Она надела новый корсет и с удивлением уставилась на себя в зеркале. Не может быть, неужели это она?! Красный полукорсет свел почти на нет ее талию, но грудь оставалась пышной. Она была поднята так высоко, что ее полукружья выступали из кружев самым соблазнительным образом.

Весело зазвенел дверной колокольчик.

— Извините меня, мадемуазель, я тотчас вернусь.

Диана, зачарованная собственным видом, едва расслышала ее. Она поворачивалась то в одну, то в другую сторону перед зеркалом. Даже ее ноги в шелковых чулках казались длиннее. Корсет не полностью охватывал ее ягодицы, а кончался как раз на изгибе, выставляя на обозрение ее льняные панталоны.

Диана выглядела и чувствовала себя порочной, как первородный грех, и это ее забавляло. Жаль, что никто не увидит такое потрясающее нижнее белье. Она ощущала себя больше женщиной, чем когда-либо, и ей хотелось, чтобы весь мир узнал, какой ослепительной стала новая леди Диана Давенпорт. «Интересно, а черного цвета они бывают?» — спросила она себя и тут же услышала, что рядом кто-то разговаривает.

— Марк, дорогой, я хочу померить это платье.

— Ради Бога, — ответил мужской голос.

Звук этого мужского голоса вырвал Диану из мира грез. Она узнала бы его где угодно! Низкий тембр заставлял мурашки бегать по ее спине, и это раздражало.

— Ах, мадемуазель, другая дама желает примерить это платье.

— Марк, только подумай, как пойдет этот зеленый цвет к моим волосам!.. — уговаривал сочный женский голос.

Диана очень разозлилась. Граф Батский уже обзавелся подружкой и покупает ей платья. Ну что же, совершенно очевидно, что ему не удастся купить этой проклятой женщине ее платье!

— Отговорите другую даму, вы об этом не пожалеете, — спокойно предложил Хардвик, как будто весь мир должен подчиняться ему.

Секунду Диана колебалась из-за своего дезабилье, затем лукавая улыбка тронула ее губы, а чертенок внутри снова пошел вразнос. Она распахнула дверь примерочной, вышла в зал и выдернула зеленое платье из загребущих рук рыжей дамы.

— О, как вы смеете! — взвизгнула Вивиан.

— Это платье мое, — величественно возвестила Диана.

Глаза Марка Хардвика сузились, а ноздри раздулись в чисто мужском восхищении этой потрясающей красоткой в соблазнительном красном корсете.

— Я буду спорить! — прошипела Вивиан.

— Вы можете спорить, пока не слезет краска с ваших волос, — решительно заявила Диана.

— Ты знаешь, кто это такой? — закричала Вивиан, брызгая слюной и показывая на своего спутника.

— Еще как знаю! — протянула Диана. — Мы с графом Батским — старые Противники. Кстати, а вы знаете, кто я такая?

— Нет, не знаю! — закричала Вивиан.

— Я, — заявила Диана с милой улыбкой, — владелица этого зеленого платья.

Мадам Маделена мудро молчала, не мешая двум собакам драться за одну кость.

Хардвик мрачно взирал на происходящее, хотя и он оценил юмор этой ситуации.

Вивиан обратилась к нему за поддержкой:

— Марк, сделай что-нибудь!

— Вместо этого зеленого я куплю тебе два платья, — предложил тот.

Леди Диана повернулась к рыжеволосой даме и доверительно посоветовала:

— Будьте осторожны, милорд зря денег не тратит.

Графу уже не было смешно, но он заметил озорной огонек в фиалковых глазах Дианы и понял, что она получает истинное удовольствие.

Графиня Белгрейвская резко повернулась и выплыла из магазина. Хардвик взял шляпу и трость, вынужденный последовать за ней.

— Мне очень жаль, что я испортила вам еще один вечер, милорд, — сладким голосом произнесла Диана.


Глава 6


— Здесь так много народу, что, клянусь, в Лондоне совсем пусто, — заявила Пруденс за завтраком.

Просматривая визитные карточки, Диана нашла среди них карточку Питера Хардвика. Но в ее памяти всплыло лицо не Питера, а его брата — графа. Вчера в магазине он был готов ее придушить. Она дала ему возможность насмотреться на себя, и он этой возможностью воспользовался. Диана знала, что затмила бывшую с ним уже не слишком молодую женщину.

— Питер очень расстроился, что не застал тебя дома. Должна заметить, Диана, что твое поведение меня огорчило. Приличная леди не станет бродить одна даже по такому пешеходному городу, как Бат.

Диана быстро сменила тему. Она сознавала, что Пруденс не даст ей продохнуть, если она что-нибудь не придумает.

— Пруденс, вот что я подумала. Почему бы мне не поискать для тебя эту чудесную штуку, которую они называют батским креслом? Тогда бы я могла возить тебя повсюду, и тебе не пришлось бы ходить.

— Эти кресла для стариков! Я скорее умру, чем сяду в такое. Я не инвалид и вовсе не беспомощна. Вполне могу ходить по Бату на своих ногах. Кстати, мое бедро сегодня значительно лучше.

— Наверное, тут что-то лечебное в воздухе, — заметила Диана с серьезным лицом. — Так что, пойдем сегодня утром принимать ванну?

Пруденс слегка поколебалась, потом расправила плечи и решительно сказала:

— Обязательно! Надо слушаться предписаний врача.

Когда они шли по Уэсттейт-стрит, то представляли собой довольно странную пару. Пруденс плыла впереди в своем бомбазиновом синем платье, которое, впрочем, выглядело не синим, а скорее странного оттенка пурпурным; на Диане была бледно-желтая парча. Пруденс настояла, чтобы они надели напудренные парики, а сверху шляпы со страусиными перьями. Поскольку Диана знала, что в бане им придется раздеваться, она не посмела надеть чудесный маленький корсет, а мучилась в старом.

Диана с нетерпением ждала посещения четырехугольной Кросс-Бат, где со стен смотрели каменные лики римских богов, а из ниш в стенах следили за купающимися статуи Аполлона и Кроноса. Но Пруденс решила, что они пойдут в Куинс-Бат, и отговорить ее Диане не удалось.

Пруденс с завидной ловкостью спустилась по узеньким ступенькам, ведущим к железистым источникам.

— Что за ужасный запах? — спросила она, пробираясь сквозь клубы пара.

— Это пахнет сероводород, — объяснила Диана.

— Почему же они ничего не сделали, чтобы очистить воду от этой вони? — возмутилась Пруденс.

— Именно сероводород и другие минералы, растворенные в воде, делают ее целительной, — пояснила ей Диана как маленькому ребенку.

Женщина, работающая в бане, провела их крытым переходом в помещение с каминами и сказала, что здесь они могут раздеться. Когда она принесла им длинные одеяния с завышенной талией и рукавами до локтя из коричневатой льняной материи, Пруденс совсем расстроилась. Сама мысль о возможности снять шляпу и парик в общественном месте приводила ее в ужас, но работница уверила их, что леди обычно ничего с головы не снимают. Диана чувствовала себя посмешищем в напудренном парике, со страусовыми перьями и в душе попросила Всевышнего не дать ей встретить Питера Хардвика или, что еще хуже, его брата.

Пруденс вздрогнула, когда Диана помогла ей спуститься в тепловатую воду. Лицо ее стало похожим на горгулью, и каждому, кто ее видел, было ясно, какое отвращение она испытывает ко всем этим лечебным процедурам.

Диана была готова поспорить с кем угодно, что излечение произойдет мгновенно. Пруденс будет даже настаивать на чуде. Диана не могла дождаться, когда ее тетя окажется в зале с лечебной водой и попробует ее на вкус. Она не сомневалась, что с сегодняшнего дня Пруденс будет делить свое время между моционом и залами для приемов, поэтому достаточно будет сказать, что она идет принимать ванну, чтобы остаться одной!

Когда они вернулись на Куин-сквер, Питер Хардвик уже ждал их.

— Добро пожаловать в Бат, дамы! Я скучал по вас вчера, — обратился он к Диане, поднося ее руку к губам и самоуверенно задержав ее в своей. — Я пришел, чтобы сегодня вечером пригласить вас и вашу тетю в Уилтширский зал для приемов.

— Дорогой мальчик, конечно, мы будем счастливы, — немедленно согласилась Пруденс. — А Диана с нетерпением ждет приглашения в Хардвик-холл. Она обожает елизаветинский период! Не так ли, милочка?

— Среди других, — пробормотала Диана, краснея, потому что Пруденс напрашивалась на приглашение.

— Я знаю, что неправильно оставлять вас одних, но я уверена, что могу положиться на вас, дорогой мальчик.

Пруденс столь явно пыталась свести их вместе, что Диана снова покраснела. Как только тетка вышла из комнаты, Диана извинилась:

— Простите меня, Питер. Я вовсе не собираюсь штурмовать Хардвик-Холл.

Он сделал обиженный вид.

— Диана, мое заветное желание — чтобы вы посетили дом моих предков. Я хочу, чтобы вы пришли завтра, пораньше. Я хочу провести с вами как можно больше времени.

— А что же ваш брат? Разве он сейчас не принимает там гостей?

Каждый раз, когда она думала о нем, сердце ее начинало биться сильнее, и, как она ни старалась взять себя в руки, она не могла справиться с чувствами, которые он будил в ней.

— Насколько мне известно, нет, — уверил ее Питер.

— Но я вчера видела его с очаровательной рыжей дамой.

— Не иначе как вдова Виксон. Господи, она не живет в доме! Она его… то есть… она его…

— Я знаю точно, кто она.

— Тогда вы не так невинны, как кажетесь, — сказал Питер слегка охрипшим голосом. Он снова схватил ее руку и сжал. — В дом приглашаются лишь будущие невесты.

Диана не стала делать вид, что не понимает его, но, хотя и была очень польщена, ей показалось, что ловушка вот-вот захлопнется.

— Боюсь, что завтра невозможно, — попробовала возразить она.

— Я не уйду, пока вы мне не пообещаете, — поклялся Питер.

Ее фиалковые глаза расширились, когда она увидела, что он наклоняется к ней с совершенно определенным намерением. Она только успела вдохнуть, как почувствовала прикосновение его губ. Поцелуй не вызвал в ней романтического трепета, но она удивилась его нежности. Когда Диана отодвинулась, он спросил шепотом:

— Когда ты придешь?

— Скоро, — пообещала она.

— Как скоро?

— Послезавтра.

Питер покачал головой.

— Недостаточно скоро. — Он схватил ее за плечи и притянул к себе. Он снова скользнул губами по ее губам. — Завтра! — настойчиво сказал он.

Диана никак не могла придумать подходящего предлога, чтобы он поверил.

— Пруденс держит меня на коротком поводке. Она приехала сюда по указанию врача принимать минеральные ванны, а я должна ее сопровождать. — Диана сама удивлялась, с какой это стати она оправдывается? Она с большим удовольствием побывала бы в елизаветинском

особняке, чем стоять в жуткой хламиде в теплой воде.

— Пруденс вроде бы очень хотела поехать, может быть, мне дернуть за звонок и пригласить ее? — Он угрожающе потянулся к звонку.

Глаза Дианы, понявшей, что он перехитрил ее, озорно блеснули.

— Вы настоящий дьявол, Питер Хардвик! Я сдаюсь на милость победителя. Мы приедем завтра.

— И останетесь на ночь, — настаивал он. — Тогда вы сможете по-настоящему оценить Хардвик-Холл, постоять у парапета в лунном свете, проехаться верхом по парку в утреннем тумане и, разумеется, переночевать в опочивальне, где когда-то спала королева-девственница.

Щеки Дианы раскраснелись.

— Вы победили, Питер. Я возьму с собой чемоданчик, но при одном условии: вы не станете настаивать на сегодняшнем бале.

Питер ухмыльнулся.

— Ничего не может быть ужаснее. Я с удовольствием пропущу сегодняшний. — В его глазах светилось торжество. — Я заеду завтра за вами в одиннадцать, чтобы мы успели к ленчу.

Когда он ушел, Диана услышала, как Пруденс распоряжается в кухне, и подождала, пока она оттуда выйдет.

— Ты будешь довольна, узнав, что Питер Хардвик пригласил нас в Хардвик-Холл.

— Он и меня пригласил?

— Ну конечно.

— Ах, какой милый мальчик! Его манеры безупречны. Когда мы едем?

— Завтра. Нам предложили там переночевать и полностью насладиться гостеприимством елизаветинского особняка. Питер не очень хотел сегодня ехать в ассамблею, поэтому у нас достаточно времени на сборы.

— Не каждый день тебя приглашают в дом графа. Мне понадобится Бриджет и вторая горничная, чтобы подготовить свои туалеты и упаковать все, что мне может пригодиться.

Как только Пруденс вышла из комнаты, Диана выскользнула из дома. Она пошла к реке, чтобы посмотреть на лебедей. Широкий и быстрый Эйвон нес свои воды в Бристольский залив. Она представила себе ладьи кельтов и викингов и боевые суда римлян с огромными веслами. Она заметила две баржи, груженные батским камнем, и подумала, что он, может быть, из каменоломен Хардвика. Разглядывая величественные особняки в георгианском стиле, она решила, что многие из них построены из этого камня. «Семья, по-видимому, чрезвычайно богата, и все это старые деньги», — подумала она. Она пойдет в библиотеку и поинтересуется историей графов Батских, чтобы узнать, каким образом они стали владельцами елизаветинского особняка.

Весь остаток дня Марк Хардвик не выходил у нее из головы. Властный и опасный человек! Как раз такой мужчина, о каком она мечтала. Он резко отличался от других мужчин. Диане он казался полной противоположностью современным щеголям. По существу, он был пришельцем из другой эпохи. Из него получился бы превосходный средневековый воин или путешественник времен королевы Елизаветы. Когда она в тот вечер заснула, снился ей не молодой и галантный Питер Хардвик, а его надменный и таинственный брат…


Пока изящная карета Питера везла их вдоль Эйвона из центра города в направлении северных холмов, Пруденс задала глупый вопрос:

— А граф почтит нас своим присутствием?

— А… нет, боюсь, что мой брат сейчас в отъезде. Он — судья-магистрат[13 - Мировой судья, обычно рассматривает мелкие уголовные и гражданские дела, не имеет юридического образования и не получает денежного вознаграждения.] в Сомерсете, его вызвали в Бристоль.

— Какая жалость! — огорчилась Пруденс. — А я-то надеялась, что этот визит даст возможность Диане наладить отношения с его светлостью. Так огорчительно, что произошла эта ужасная ошибка с библиотекой!

Диана откашлялась, но у нее хватило ума промолчать. Если бы только библиотека! При каждой встрече между ними пробегала искра, и, как ни сопротивлялась Диана, она испытывала необыкновенную тягу не к тому брату. Она с большим облегчением услышала, что ей не придется провести ночь под одной крышей с графом.

С того момента, как они въехали через обвитую плющом калитку на длинную дорожку, ведущую к дому, Диана влюбилась в Хардвик-Холл. Питер заметил благоговейное выражение в ее глазах и понял, что полдела уже сделано. Как только карета с гербом остановилась у входа, к ней поспешили мажордом и два лакея,

— У меня появилась замечательная идея, — обратился Питер к Пруденс. — Я оставлю вас на попечение мистера Берка, а сам покажу Диане все вокруг.

— Не беспокойтесь обо мне, Питер, я прекрасно устроюсь. Бегите, дети.

Диана не могла поверить собственным ушам! Когда Питер помог ей выбраться из кареты и повел в сад, она сказала:

— Вы совсем приручили мою несчастную тетку.

Он остановился и посмотрел на нее с высоты своего роста.

— Я знаю, как надо гладить женщину по шерстке, — хрипло пробормотал он.

Щеки Дианы горели, по спине побежали мурашки, хотя двусмысленности, которые так хорошо умел говорить Питер, не возбуждали ее, а наоборот, заставляли остерегаться. Она наказала себе не слишком ему доверяться, но от прелести елизаветинского сада с цветочными бордюрами у нее захватило дух.

Они осмотрели голубятни, фруктовый сад со старыми ульями, водоемы и понаблюдали за павлинами, гордо разгуливающими по бархатной лужайке. Когда они подошли к зеленому лабиринту, точно такому же, как в Хэмптон-корт[14 - Грандиозный дворец с парком на берегу Темзы близ Лондона; один из ценнейших памятников английской дворцовой архитектуры.], Диана не смогла устоять. Питер уселся на резную скамью.

— Не стесняйтесь, идите, — поощрил он. — Если вы не появитесь через пять минут, я приду и спасу вас.

Диана тут же заблудилась и пришла от этого в полный восторг. Стена зеленого лабиринта была слишком высокой, чтобы заглянуть сверху, и слишком плотной, чтобы что-то увидеть сквозь нее. После многих неверных поворотов ей удалось выйти к центру лабиринта. Там сидел Питер и ждал ее.

— Обманщик, — засмеялась она, — вы обещали ждать меня снаружи!

— И упустить случай побыть с вами наедине там, где никто не увидит моих любовных заигрываний?

Диана понимала, что если она побежит, то только даст ему повод погнаться за ней и поймать.

Питер решительно приблизился к ней и прижал к себе.

— Не отпущу, пока не уплатите какой-нибудь штраф, — такова традиция.

— Какой штраф? — спросила Диана, замерев в его объятиях.

— Вы должны снять что-нибудь из одежды, — сказал он, к ее негодованию.

Не моргнув глазом Диана сняла перчатку и протянула ему.

Питер не смог скрыть разочарования.

— Вы нечестно играете, — пожаловался он.

— Я вообще не играю, — заявила она.

«Господи, да она как снежная королева! — подумал он. — Любая из знакомых мне женщин уже давно осталась бы в одной сорочке». Питер подумал, как облегчилась бы его задача, поддайся она его чарам, но сдаваться не собирался. Надо подождать до вечера и добиться своего. Он все тщательно продумает, чтобы не упустить ее. Уголки его губ изогнулись в улыбке: вот так ведут на заклание ягнят.

— Я удовлетворюсь перчаткой, если вы добавите к ней поцелуй, — прошептал он.

Когда она подняла к нему лицо, он сдержался. Ему необходимо связать эту женщину обязательством, и сегодняшняя ночь — его единственный шанс. Питер понимал, что не должен подрывать ее доверие к себе на такой ранней стадии игры, поэтому он лишь слегка коснулся губами ее лба. Вознаграждая его за хорошее поведение, она приподнялась на цыпочки и легко поцеловала его в губы. Когда они выходили из лабиринта, Питер был уверен, что он на один шаг ближе к победе!

Ужин обещал быть торжественным: его должны были подать в обшитой панелями столовой с массивным дубовым столом эпохи Тюдоров и резными стульями.

После ванны Диана надела красный корсет и свое новое бархатное зеленое платье. Она знала, что никогда еще не выглядела так прелестно и так соблазнительно, как сегодня. Она все не могла забыть, как смотрел на нее граф Батский, и подавляла желание снова его увидеть.

Ужин состоял из шести блюд, а Диане не терпелось отправиться осматривать Хардвик-Холл, как обещал ей Питер. В конце трапезы принесли хрустальные бокалы и наполнили их до краев вином.

Питер поднялся:

— Нынешние правила требуют, чтобы леди покидали столовую, пока мужчины наслаждаются портвейном, но сегодня мы будем следовать елизаветинским законам. Это — подогретое вино с пряностями, приготовленное так, как делали двести лет назад, когда его подавали королеве. Я предлагаю тост за леди Давенпорт. Хардвик-Холл истомился по хозяйке, такой же прелестной, как вы, достойной украсить его пустующие залы.

Вино оказалось крепким, и тепло, как лесной пожар, разлилось по жилам Дианы. Взяв с собой бокалы, они оставили Пруденс за столом, а сами пошли осматривать особняк.

Он показал ей маленькую женскую часовню, комнату, где делали духи из растущих в саду роз и трав. В бальном зале Питер заставил слуг зажечь поразительное число свечей в подсвечниках, а с галереи для музыкантов лились чистые звуки музыки.

Он протянул руки, и Диана вошла в его объятия. Пока они танцевали, она закрыла глаза и представляла, что и в самом деле находится в елизаветинских временах. На ней такое же зеленое платье и жабо из перьев вокруг шеи. Ей показалось, что все это уже было с другим партнером, который напряг мускулы, чтобы приподнять ее в веселом старинном танце. Она счастливо улыбнулась прямо в его темные глаза, но тут его лицо изменилось, перед ней снова был Питер.

Поставив ее на полированный пол, он прижал девушку к себе и прошептал:

— Давай сбежим на парапет! — Она дала ему руку, и, подобно двум заговорщикам, они выскользнули из бального зала.

Диана, облокотившись на зубчатый парапет, залитый лунным светом, окунулась в магическую красоту ночи. Этот маленький дворец, такой теплый и доброжелательный, казалось, ждал ее долгие века, и теперь она наконец вернулась домой. Сама атмосфера была пропитана романтизмом. Диана понимала, что влюбилась, но не верила, что может полюбить мужчину так, как полюбила дом.

— Ты не показал мне еще королевскую опочи

вальню, — мечтательно проговорила она.

Диана произнесла именно те слова, которые он жаждал услышать. В темноте Питер улыбнулся собственной сообразительности.

— Я оставил лучшее под конец. Здесь есть тайный ход, — прошептал он.

— В самом деле? — воскликнула Диана, окончательно побежденная. В одном из каминов открылись ведущие вниз ступеньки. — А свет нам не нужен?

— Держись за меня, милая. Пойдем на ощупь.

Она вцепилась в его руку, а другую положила на широкую спину. Через тонкую материю она ощутила твердые мускулы и покраснела в темноте. Такой сильный, а ведь умеет держать себя в руках. Что, если он выпустит эту силу из-под контроля? Она содрогнулась при этой мысли. От темноты, узкого прохода и возбуждения у нее перехватило дыхание. Она едва не вскрикнула, когда скрипнула дверь и лестницу залил свет.

Питер втянул ее в спальню и закрыл за собой потайную дверь. Таких комнат Диане еще не приходилось видеть. Огромная, с гигантским каменным камином, занимавшим целую стену. Над каминной доской висели два портрета — Елизаветы I в черном бархатном платье, расшитом бриллиантами и жемчугом, и первого графа Батского. На его гордом лице ярко выделялись темные глаза.

Перед камином стояли «его» и «ее» кресла, закрытые от пыли чехлами, а между ними — шахматный столик с квадратами из слоновой кости и черного дерева. На доске были расставлены великолепные фигуры из нефрита.

Дальний конец спальни до самого потолка занимали полки с книгами, переплетенными в кожу с золотым тиснением. Письменный стол футов восьми длиной с серебряными чернильницами и подставкой для перьев был завален письмами, бумагами и картами, как будто они помешали кому-то, кто только что усиленно здесь трудился. Центральное место занимала кровать на четырех столбиках с тяжелым бархатным пологом. Все было выдержано в зеленых и белых тонах эпохи Тюдоров и вышито небольшими золотыми коронами и львами. В спальне приятно пахло сандаловым деревом.

— Просто изумительно! — вздохнула Диана. Ее зеленое платье позволило ей на минуту почувствовать себя Елизаветой. Она зажмурилась, страстно желая, чтобы эта опочивальня принадлежала ей.

Когда она снова открыла глаза, то увидела, что Питер налил ей бокал красного вина. Диана знала, что она уже достаточно выпила, и ее слегка покачивало, но почему-то ей казалось, что будет правильным выпить это вино и вести себя беспечно. Она осушила бокал: ощущение было такое, будто в груди распустился алый цветок.

Питер принял бокал из ее пальцев и нетерпеливо притянул ее к себе. Его требовательный рот завладел ее губами, заставляя их раскрыться. Он целовал ее все настойчивее, а пальцы тем временем сражались с застежками платья.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился Марк Хардвик. Диана охнула и вырвалась из рук Питера. Рука стремительно рванулась к лифу платья, расстегнутому сзади.

— Марк! Какого черта ты делаешь сегодня дома?

— Я окончил свои дела в Бристоле, — спокойно ответил ему граф. — А какого черта ты здесь делаешь?

— Как видишь, делаю предложение. Мы с леди Дианой обручены.

Диана хотела возразить, но все ее мысли в этот момент были направлены на то, чтобы скрыться от насмешливого взгляда надменного графа Батского. Она уже поняла, что именно ему принадлежит эта спальня.

— Полагаю, мне надо вас поздравить, — спокойно произнес он. — Добро пожаловать в семью.

Диана понимала, что она полностью скомпрометирована. Если она станет отрицать помолвку, то признается, что вела себя как шлюха. Она опустила ресницы.

— Прошу вас обоих меня извинить.

Марк Хардвик внезапно ощутил желание защитить ее. Диана Давенпорт была такой молодой и очаровательной. Любопытно, известно ли ей, какому жестокому молодому поганцу она приносит себя в жертву?


— Так да или нет? — добивалась от нее ответа Пруденс, когда они возвращались из Хардвик-Холла на Куин-сквер.

— Да… и нет, — ответила Диана, думая совсем о другом.

— Да уж, яснее не скажешь! И почему мы заторопились на заре, как ночные воришки? — спросила она, явно что-то путая. — Такое впечатление, что ты от чего-то бежишь.

— Так оно и есть, — призналась Диана. Она понимала, что должна как-то объяснить Пруденс их внезапный отъезд из Хардвик-Холла. — Вчера поздно ночью неожиданно вернулся граф Батский, и Питер сказал ему, что мы обручились.

Пруденс облегченно вздохнула:

— Слава Богу! Я уж думала, он так никогда и не сделает предложения.

Диана ощетинилась:

— Все дело в том, что Питер его не делал, а я не давала согласия.

— Это детали. Несущественные. Можешь мне поверить: если графа поставили в известность, значит, вы определенно обручены.

— Возможно, — нерешительно согласилась Диана. Она повела себя как последняя трусиха, попросив мистера Берка предоставить им карету до Бата и передать Питеру письмо.

Прошлой ночью ее возмутило и унизило, что он скомпрометировал ее, тем более в глазах своего высокомерного брата. Создавалось впечатление, что он сознательно завлек ее в ловушку. Останься она сегодня, устроила бы жуткую сцену, возможно, с участием Пруденс и графа, но именно этого ей и хотелось избежать.

Это должно остаться между ней и Питером. Она собиралась объясниться с ним наедине. Но сначала ей следует разобраться в своих чувствах и сделать выводы. Пока же она находилась в таком смятении, что не могла принять разумного решения, которое повлияет на всю ее жизнь.

Вся беда в том, что стоит Питеру прочесть письмо, и он немедленно явится. В ее теперешнем состоянии она может не сдержаться и наговорить такого, чего потом не исправить. Ей необходимо побыть одной, подумать и принять самостоятельное решение, без давления со стороны.

Когда они приехали на Куин-сквер, Диана с огорчением увидела, что в спешке оставила все свои вещи в Хардвик-Холле. Утром, едва рассвело, она втиснулась в один из своих старомодных корсетов и надела самое приличное и унылое бежевое платье с кринолином, прежде чем обратиться к суровому мистеру Берку. Господи, она еще никогда в жизни не чувствовала себя такой некрасивой!

Она щедро дала на чай кучеру Хардвиков, благодарная за столь скорый отъезд. У него едва не отвисла челюсть. Диана прикусила губу, сообразив, что снова допустила оплошность, но тут же цинично подумала, что от денег он не отказался. Она подняла вещи Пруденс и внесла их в дом.

Тетка была уже на кухне, давая указания насчет обильного обеда.

— А пока приготовьте мне посеет[15 - Горячий напиток из молока, сахара и пряностей, створоженный вином.] с мадерой и яйцами, потом я вздремну.

Мысли Дианы разбегались, как ртуть. Если Пруденс ляжет вздремнуть, до обеда ее никто не хватится. Целое утро побродить в одиночестве — против этого Диана устоять не могла. Если она сбежит, то может вообще целый день не возвращаться домой. И как Пруденс может ей помешать, черт побери?

Диане хотелось снять это ужасное платье с кринолином, но если она поднимется за Пруденс наверх, то потеряет драгоценное время. Девушка выскользнула за дверь и направилась к Сайон-Хилл и Лэнсдаун-роуд.

Когда она взошла на холм и посмотрела вниз сквозь деревья на прекрасный георгианский город, ее наполнило ощущение свободы. Лишь плеск воды нарушал тишину прозрачного воздуха. Она слышала, как сбегают по холму ручейки, и шум Эйвона у плотины за мостом Пултни.

Отсюда ей были видны шпили средневекового аббатства, где в X веке короновали короля Эдгара, и величественный круг Серкуса, построенного архитектором Джоном Вудом по образцу римского Колизея.

Диана набрала полную грудь замечательного свежего воздуха и поняла, что решение созрело. На самом деле все просто. Они с Питером обручены, но ведь никак не оговаривалось, сколь долго продлится период обручения. Если он согласится подождать хотя бы год, пусть все пока остается как есть. Если нет, она немедленно откажется. Через несколько месяцев она станет совершеннолетней и сможет сама распоряжаться своими деньгами и имуществом. Ей хотелось получить хотя бы год свободы, прежде чем она подчинится контролю мужа. Если Питер ее любит, он согласится подождать.

Теперь, приняв решение, она почувствовала, что все ее заботы улетучились. На сердце снова стало легко. Утро выдалось чудесное, она находилась в замечательном старинном городе, и, самое главное, у нее был целый день, чтобы познакомиться с ним поближе.

Диана начала спускаться с холма, свернула налево, потом направо и очутилась на улочке с чудесными магазинами, где продавали старинные вещи. Витрины были настолько притягательными, что она не смогла устоять и зашла в один из них.

Выставленные там вещи отдавали такой глубокой древностью, что она не знала даже, как они называются. Дюжины старинных бронзовых кранов, разукрашенные ванны на лапах и шарах, древние садовые скамьи, старые часы, спинеты[16 - Музыкальный инструмент.] и мандолины. Она остановилась, чтобы полюбоваться средневековыми гобеленами, чьи краски хоть и поблекли, но не утеряли своей прелести. Диану до глубины души потрясла возможность увидеть вещи, дошедшие до нее из средних веков.

Она прошла дальше и неожиданно остановилась как вкопанная, увидев перед собой археологические находки римского периода. «Неужели они действительно настоящие?» — подумала она, и сердце ее забилось. Там были бронзовый шлем, украшенный по бокам, щит, мечи в ножнах и железные кинжалы. Эти вообще могут быть из первого века, подумала Диана. Когда она дотронулась пальцами до римского шлема, ей показалось, что она обожглась. Она завороженно смотрела на эти вещи, пережившие семнадцать веков. Внезапно Диана сняла шляпу, поддавшись порыву примерить шлем. Она совсем забыла, что на ней парик. Вполголоса выругавшись, девушка заправила напудренные локоны под боковые пластины шлема, защищавшие ее щеки.

Бронзовый шлем оказался невероятно тяжелым, но когда она попыталась снять его, ей это не удалось: шлем плотно охватывал ее голову и не поддавался. Она услышала громкий стук в ушах. Голова закружилась, перед глазами все поплыло. Внезапно ей стало холодно. Казалось, она стоит в потоке прохладного воздуха или с огромной скоростью несется сквозь пространство.

Шум в голове усилился настолько, что казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Она подняла руки, чтобы прикрыть уши, но наткнулась на бронзовый шлем, от которого у нее дико болела голова. Потом она почувствовала, что падает и проваливается в бездну.


Глава 7


Диана услышала мужские голоса и почему-то оказалась на улице; солнце било ей прямо в глаза, ослепляя ее. Она попыталась встать на ноги, но, едва поднявшись на колени, увидела несущихся прямо на нее огромных лошадей, запряженных в повозку. Она инстинктивно упала, чтобы откатиться в сторону и не попасть под копыта. Когда лошади заметили ее на своем пути, они, заржав встали на дыбы, а повозка прогрохотала подобно грому рядом с ее головой. Она услышала чей-то крик и тут же поняла, что кричит она сама.

Какой-то мужчина ругал ее что было сил. Она смутно видела лошадей и собравшихся вокруг людей, но все ее внимание было приковано к кричавшему на нее мужчине. Ей даже показалось, что он напоминает графа Батского. Такие же темные волосы и глаза, такой же орлиный нос, вот только щеку от виска до скулы прорезал шрам, придавая ему мрачный вид. Плечи необыкновенно широкие, грудь мускулистая и совершенно голая. На нем был какой-то странный костюм, оставлявший голыми и его ноги, мощные и крепкие, как стволы молодых дубов.

Диана взглянула на едва не переехавшее ее колесо и увидела, что оно от колесницы. Она едва не задохнулась от злости, сообразив, что чуть не погибла из-за нескольких идиотов, нарядившихся римлянами и устроивших гонки на колесницах.

— Чертовы идиоты! Взрослые люди, а играете в детские игры! Вас следует выпороть!

Брюнет показал на нее пальцем.

— Схватить ее! — приказал он.

Два огромных человека немедленно выполнили его приказ. У Дианы лязгнули зубы, когда они рывком подняли ее на ноги и держали так, пока не подошел их предводитель. Он навис над ней, побелев от ярости.

— Ты, комок грязного тряпья! Ты едва не погубила моих лошадей. Кто ты такая? — прорычал он.

Она изумленно уставилась на него. Хотя он говорил на странной смеси итальянского и латыни, она прекрасно его понимала.

— Великий Юпитер, да ты украла шлем! — заявил он, протянул мощную руку и сорвал его у нее с головы. Он увидел, что волосы у женщины белые, и принял ее за старуху. Грязное громоздкое одеяние за крывало ее от горла до пяток. Ему еще никогда не приходилось видеть такой странной женщины. — Если ты мне не ответишь, я скажу сам. Ты шпионка, шпионка друидов[17 - Жрец у древних кельтов.], если судить по твоей странной одежде.

Его слова показались ей бессмысленными. Диана не сводила с него глаз и видела, как он старается справиться со своим гневом.

— Уберите ее с дороги и суньте куда-нибудь! Свяжите покрепче, я потом ее допрошу.

Мужчины потащили ее прочь.

— Отпустите меня! Как вы смеете так со мной обращаться? Эта свинья — Марк Хардвик? — Она знала, что они ее поняли, потому что они рассмеялись, и один из них сказал:

Нет, эта свинья Маркус Магнус, примипил[18 - Самый высокий по рангу центурион легиона, стоящий во главе первой центурии.].

— Вы не имеете права так со мной поступать! — закричала Диана, но мужчины отошли и занялись другими делами. Она попала в плен к этим странным, жестоким и нецивилизованным людям! Опустившись в пыль, Диана горько заплакала.

Стоило ей разрыдаться, и она уже не могла остановиться, доводя себя до полного изнеможения. Наконец девушка взяла себя в руки, понимая, что слезами горю не поможешь. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания, и она, еще несколько раз всхлипнув, утерла лицо грязными руками, высморкалась в рукав и затихла.

И вдруг она обратила внимание на расстилающуюся перед ней панораму. Дорога была запружена соревнующимися колесницами, а люди вокруг нее — и те, кто участвовал в гонках, и зрители — были одеты, как римские солдаты. Вне зависимости от роста, цвета волос или веса все они были в прекрасной физической форме. Они выглядят так, как и подобает выглядеть мужчинам, хотя это встречается нечасто, подумала Диана.

Мужчины на колесницах все до одного были на удивление бесстрашны. Казалось, каждый готов скорее умереть, чем проиграть. Они совсем не думали о своей безопасности, сталкивались и переворачивались, стремясь к победе. Те неудачники, чьи колесницы опрокидывались, старались поспешно уползти с дороги, чтобы не попасть под копыта, поскольку никто бы не свернул и не сбавил скорость, чтобы их объехать. Здесь каждый был сам за себя и думал лишь о победе. И все же Диана видела, что они получают огромное удовольствие — так они кричали, смеялись, хвастались и ругались.

Но один человек резко выделялся на общем фоне. Его нельзя было не заметить — Маркус Магнус. Упряжка его белоснежных лошадей производила такое же великолепное впечатление, как и он сам. Диана дотронулась до железного ошейника на своей шее. Ей было жарко, она вся испачкалась и очень хотела пить, но, пока ее не освободят, она ничего не может сделать. Но как только ее отпустят, она обратится к властям и добьется, чтобы их всех арестовали!

Она огляделась, чтобы запомнить, где она находится, и потом найти это место. Но как странно все выглядело! Она находилась на возвышенности, но внизу расстилался не георгианский Бат, а какой-то совсем другой город. Площадь примерно в двадцать пять акров была застроена чем-то напоминающим военные бараки. За ними возвышались виллы и храмы. Некоторые здания были украшены колоннами в классическом римском стиле. И все же это был Бат!

Она могла разглядеть поднимающийся над банями пар, но создавалось впечатление, что одну из них разрушали. Нет, она ошиблась, ее строили! Как это может быть? Диана попыталась припомнить, что она делала до того, как попала на это место? Сделать это оказалось непросто. Она шла по Лэнсдаун-роуд. Потом увидела антикварный магазин. Зашла она туда или нет? Она была почти уверена, что зашла, но следующим воспоминанием были несущиеся на нее лошади.

Она перевела взгляд к югу. Склоны покрыты чем-то вроде густых виноградников. Виноградники тянулись и тянулись до самого горизонта. Если бы Диана не знала, что это невозможно, она могла бы поклясться, что перенеслась во времени в ту эпоху, когда Британией правили римляне!

Когда гонки закончились, солнце уже заходило за холм. Маркус Магнус приближался к ней с очень красивым молодым человеком.

— Твои люди выступают все удачнее, —услышала она слова Маркуса. — Как я уже говорил, строгая дисциплина — это хорошее дело, но если не дать выхода энергии, жди беды.

— Мне нравится иметь дело с нарушителями дисциплины, брат. Именно поэтому я и стал центурионом в девятнадцать и центурионом когорты в двадцать один.

Маркус добродушно хлопнул молодого гиганта по плечу.

— Не забудь, Петриус, ты сегодня у меня ужинаешь.

Один из мужчин, приковавших Диану к повозке, отсалютовал Маркусу.

— Мне разделаться с пленницей?

Маркус Магнус непонимающе смотрел на него несколько мгновений, вспоминая, о чем говорит солдат.

— Нет. Если ты ее убьешь, мы не получим ответов.

— У тебя пленница? — поинтересовался Петриус.

Маркус кивнул в направлении женщины в железном ошейнике.

— Странное существо. Шпионила за нами. — Обращаясь к солдату, он добавил: — Отвези ее на мою виллу, я ее допрошу.

— Отдай мне женщину, — предложил Петриус. — Я добьюсь от нее правды.

— Если ты воспользуешься своими методами, ее крики переполошат местное население. Нам и так хватает волнений.

— Не понимаю, какого дьявола ты так беспокоишься о туземцах. Эти нецивилизованные бритты всего на шаг ушли от варваров. Их лучше всего держать в страхе.

— Не учи старших, как вести дела, — с усмешкой заметил Маркус.

Солдат жестом велел Диане залезть в повозку, к которой она была прикована. Она едва успела это сделать, как он уже тронулся вниз. Повозка оказалась на удивление мягкой, если учесть, какой она была примитивной. Диана видела, что они ехали по тщательно вымощенной дороге. «Римская дорога», — подумала она.

Продолжая уговаривать себя, что видит сон, вернее, кошмарный сон, она уже понимала, что ей не суждено проснуться. Неизвестно, каким образом и почему, но она была уже не в XVIII веке.

И что самое плохое — она в плену у главаря. Он так спокойно говорил с солдатом о ее жизни и смерти! Диану переполнял ужас. Но в глубине души она чувствовала, что сама виновата в своем несчастье. Надо, же, чтобы именно с ней такое случилось! Сколько раз она выражала недовольство тем временем, в котором жила? Она вечно мечтала о минувших исторических эпохах. Презирала мужчин своего поколения, считая их изнеженными и фатами по сравнению с елизаветинскими или средневековыми рыцарями в доспехах. Что, если судьба дала ей возможность узнать, какие они, настоящие мужчины? Милостивый Боже, да в сравнении с этими римлянами норманнские завоеватели — рафинированные джентльмены!

Повозка въехала через ворота виллы в тенистый сад, окруженный высокой стеной. Она внезапно остановилась у черного входа, во всяком случае, так показалось Диане. Пожилой человек среднего роста в простой тоге и с плеткой за поясом заговорил с солдатом. На Диану он взглянул с высокомерием принца.

— Отпусти ее. — Он к не пытался скрыть свое отвращение от ее вида. — Иди сюда! — приказал он.

Диана потерла шею, затекшую от ошейника, но не двинулась с места. Он величественно ткнул в нее пальцем.

— Ты — шевелись, ! — Eго рука опустилась на плеть у пояса. Смысл жеста не вызывал сомнений.

Диана слезла с повозки и медленно подошла к нему.

— Я — Келл, надсмотрщик над рабами в этом доме. Ты будешь подчиняться моим приказам. — Его глаза были глубокого серого цвета, как штормовое море. Диана ничего не могла прочесть на его лице, кроме чрезмерной гордости. — Ты пойдешь за мной, — велел он.

Он провел ее по коридору, где пол был выложен плиткой. Они прошли через арку в большое, скудно обставленное помещение с деревянными скамьями. Но плитки на полу создавали прекрасное мозаичное панно.

Келл громко хлопнул в ладоши, и немедленно появились две женщины, одетые в простые длинные полотняные туники. Их темные волосы были зачесаны назад и закреплены на шее. Диана обратила внимание, что обе они непривлекательны, даже грубоваты с виду, но идеально чистые.

Келл коротко обратился к ним в той же величественной манере, в какой разговаривал с Дианой. Они тут же склонили головы и отправились выполнять его указания. Келл показал Диане на одну из скамеек. Она с облегчением села. Ноги больше не держали ее, нервы были на пределе, и ей хотелось закричать от отчаяния, но она понимала, что лучше поберечь силы, не тратить их на надсмотрщика. Ей понадобится вся ее энергия для встречи с Маркусом Магнусом, когда он появится, а в том, что он появится, сомневаться не приходилось. Только в этом она и была уверена в данный момент.

Тут вернулись женщины с едой и питьем. Диана удивилась, что все это предназначалось ей. Она подняла сосуд, с литьем с подноса и жадно напилась. Сдобренный медом виноградный сок. В горле у нее так пересохло, что она допила все до капли. Женщина снова наполнила сосуд из каменного кувшина.

Вторая женщина поставила перед ней поднос с едой. На одной тарелке, сделанной из сердцевины артишоков, спелые оливки и мягкий белый сыр. На другой — горка тонко нарезанного холодного мяса и хрустящий белый хлеб, теплый, только что из печи.

Диана была слишком напугана, чтобы насладиться едой, но, боясь, что ее начнут морить голодом в качестве наказания, принялась есть. После нескольких кусочков она отказалась от этой попытки, хотя пища была вкусной и прекрасно, приготовленной. Она отодвинула тарелку и снова напилась.

Когда в арке возникла фигура Маркуса Магнуса, Диана испуганно отшатнулась. Неизвестно, откуда появилась молодая женщина с грудой полотенец руках. Высокая, крепкая, она казалась карлицей рядом с Магнусом, когда подошла к нему поближе. При появлении Келла женщина почтительно отступила назад.

— Господин будет говорить с пленницей до или после омовения?

Диана увидела, раздражение, на лице примипила. Он снова забыл о ней! Не теряя времени, Маркус обратился к ней властным тоном! Темные глаза светились превосходством.

— Кто ты? — Его тон и манеры подразумевали немедленное повииовение.

— Я леди Диана Давенпорт.

Он резко хохотнул. В смехе его не было веселья.

— Ха! Диана! Возомнила себя богиней?

— Нет. Диана — мое имя. Я не богиня, но действительно леди. — Она приподняла подбородок. — А вы кто?

Ее гордый тон поразил его.

— Я тот человек, который будет решать, жить тебе или умереть. Ты моя пленница, моя собственность. И я жду от тебя незамедлительных ответов!

Диана вздрогнула, несмотря на свою решимость противостоять ему, и проглотила комок в горле.

— Ты — грубый мужлан и хам, — спокойно заявила она.

— Два моих лучших качества. Кто ты по национальности?

— Англичанка… Британка.

— Юпитер свидетель, ты снова лжешь! Племена британцев — в основном охотники за головами, и они настолько дики, что раскрашивают свои тела вайдой[19 - Вайда — краситель.], чтобы напугать врагов.

На мгновение Диана потеряла дар речи. Не станет же она отрицать, что древние племена бриттов были именно такими, как он говорит.

— Откуда ты? —снова спросил он.

— Из Лондона. Я живу в Лондоне.

— Ты хочешь сказать, из Лондиниума? Ты даже говоришь странно. И снова врешь! Лондиниум сгорел несколько месяцев назад; Что ты делаешь в Аква Сулис?

— Ну разумеется, Аква Сулис! Так римляне называли Бат, — прошептала Диана.

— Ты шпионила! Ты грязная шпионка друидов. Говори, Аква Сулис — следующий город, который собираются сжечь дикие бритты, которыми управляют друиды?

Мысли Дианы разбегались. Она прочитала достаточно исторических книг, чтобы знать, что в 60 — 61 годах нашей эры Боудикка, царица Британии, встала во главе восстания местных племен и сожгла Лондон.

—Я не из друидов, — честно призналась она.

— Тогда кто же ты, помимо того, что ты — грязный узел тряпья?

Этот первобытный грубиян умел ее унизить! Она не могла дать ответа, который удовлетворил бы его.

— Из-за этих отрепьев я не могу определить ни ее пола, ни возраста. Разденьте ее! — приказал он.

Женщины, принесшие еду, попробовали раздеть ее. Диана сопротивлялась изо всех сил, и женщина с полотенцами пришла на помощь своим товаркам. Диана рванулась через всю комнату и прижалась к стене.

Келл снял плетку с пояса и недвусмысленно направился в ее сторону.

Глаза Дианы сверкали, она ощерилась, как дикая кошка, обнажив зубы.

— Трусливые римляне! Плетка — единственное ваше оружие против бриттов!

Ее слова позабавили Маркуса Магнуса. Он улыбнулся хищной улыбкой.

— Келл вовсе не римлянин, он бритт. Я по опыту знаю, что только раб может стать лучшим надсмотрщиком над рабами.

Диана не знала, что делать. Они зажали ее в угол и принялись раздевать. На ней остались лишь корсет и грязный парик. Все в комнате с удивлением смотрели на длинную клетку, в которую она была заключена. От унижения у нее запылали щеки.

Маркус взглянул на Келла и пожал плечами.

— Верно, какое-то непонятное сооружение, которое носят жрицы друидов. Снимите его!

После нового раунда борьбы, дерганья за шнурки, толчков, ругательств и бешеного сопротивления Дианы корсет удалось снять. В пылу сражения она потеряла и свой парик.

Маркус поразился произошедшей перемене — не только неожиданной, но и приятной. Когда слетели фальшивые белые волосы, по плечам ее рассыпались волны бледно-золотистых кудрей, ниспадающих до изящного алебастрового изгиба. Без этого странного сооружения она действительно оказалась женщиной: множество очаровательных выпуклостей и впадин! Ее восхитительная округлая грудь гордо смотрела вверх, причем соски напоминали розовые бутоны. Тонкую талию он мог бы охватить одной ладонью. Ягодицы мягко изгибались, переходя в длинные, стройные ноги.

Ее светлая кожа была идеальной, а тело прекраснее, чем у богини. Она сгорбилась на деревянной скамье в приступе непонятной стыдливости. Его тело тут же отозвалось на ее очарование. В сравнении с другими женщинами эта девушка так выигрывала, что он не верил своим глазам. Она напоминала тонкую статуэтку среди грубых каменных кувшинов.

— Милостивые Боги! — хрипло пробормотал он. — Вымойте ее и приведите на мое ложе. — Затем широкими шагами отправился в свою личную баню в конце сада.

Диана с отвращением смотрела на Келла.

— Тебе повезло. Хозяину понравилосьто что ты прятала под этими тряпками. Твое тело спасло тебе жизнь — по крайней мере пока. — Келл сильно удивился такому интересу Маркуса к этой женщине. Примипил, как правило, времени на особ противоположного пола не тратил. Он был суровым воином, на женщин у него не оставалось времени. Он посещал проституток или использовал рабыню пару раз в неделю, но не выказывал предпочтения ни одной женщине,

хотя в доме все жаждали его внимания.

— Пожалуйста дайте мне чем-нибудь прикрыться.

— Римляне не стыдятся обнаженного тела. Наоборот, они выставляют его напоказ при малейшей возможности, — сухо заметил Келл.

— Я же не римлянка, — сказала Диана, пытаясь волосами прикрыть обнаженную грудь.

Келл обратился к одной из женщин:

— Позови рабыню для банных услуг, нет лучше двух: эта женщина капризна.

Девушки вошли в комнату почти сразу же, как только женщина вышла. Они были молоды и мускулисты, с коротко подстриженными волосами, в легких туниках и сандалиях.

— Вымойте новую рабыню и приведите ее ко мне. Я выберу ей столу[20 - Стола — женское платье в Древней Греции и Древнем Риме.].

Диана гордо подняла голову.

— Я не рабыня! — резко сказала она.

Келл вздохнул. Он подошел к скамье и, собрав все свое терпение, спокойно обратился к ней:

— Тебя бы стоила хорошенько выпороть.! Я нутром чувствую, что если выдеру тебя как следует с самого начала, то избавлю себя от многих неприятностей. Но, полагаю, хозяину больше понравится твое тело без следов от моей плетки.

Диана даже задохнулась: — Вы с ума сошли!

Келл продолжил, будто она ничего и не говорила:

— Жизнь будет много проще для нас обоих, если мы сразу достигнем взаимопонимания. Твоя речь и манеры подсказывают мне, что ты достаточно умная женщина. Так знай: я занимаю заметное положение в этом доме и мое слово здесь — закон. А все потому что я держу всех, кто ниже меня, в узде. Все идет как по маслу, и потому все счастливы. Именно этого и хочет хозяин, а чего хочет хозяин, того хочу и я. Итак, чего хочу я, должна хотеть и ты. Я ясно выражаюсь?

Диана ответила ему в том же тоне, в каком он разговаривал с ней!

— Совершенно ясно. Я не вижу изъянов в вашей логике, но мне ненавистна ваша бесхребетность и отсутствие моральных принципов!

Его глаза опасно сверкнули.

— Продолжай! — Eго тон ясно говорил, что, если она продолжит, он не отвечает за последствия.

— Я голая. Я отказываюсь говорить с вами.

Келл прекрасно понял, что она имела в виду. Он был надсмотрщиком над своими соплеменниками, подчинялся римлянину. Но ее идеалы были такими благородными и высокими лишь потому, что она никогда не жила в рабстве. Интересно, что произойдет, когда она вкусит все его прелести? Ждать ему оставалось недолго.

— Я надеялся, что мы достигнем взаимопонимания, мы же только зашли в тупик. Пусть будет так. — Он сделал знак рабыням для банных услуг увести ее.

Они пошли не туда, куда удалился Маркус, и Диана подумала, что в доме, очевидно, не одно банное помещение. Они провели ее в дверь, завешенную тяжелой холщовой занавеской. Диана почувствовала большое облегчение, потому что вокруг больше не было мужчин.

Комната оказалась не слишком большой, но безукоризненно белой; в центре располагались бассейны бирюзового цвета. Над самым большим из них клубился пар. Диане захотелось поскорее влезть в горячую воду.

— Я сама вымоюсь, — величественно произнесла она, спускаясь по ступенькам в воду.

Рабыни обменялись взглядами, но промолчали. Одна из них вылила в бассейн что-то из флакона изящной формы. Клубы ароматного пара поднялись над водой, окутав Диану.

— Что это? — спросила она.

— Это ладан, благовоние, — последовал ответ.

Опустившись в воду, Диана почувствовала себя на седьмом небе, закрыла глаза и прислонилась головой к бирюзовым плиткам. Она глубоко дышала, и казалось, все страхи и заботы, навалившиеся на нее, растворяются вместе с напряжением. Неожиданно она почувствовала, что рядом с ней в воде кто-то есть.

Она резко открыла глаза и замерла в страхе, увидев по бокам рабынь с каким-то страшноватым инструментом в руках.

Когда она вскрикнула, девушки постарались ее успокоить.

— Это всего лишь стригиль[21 - Лопаточка, щетка для растирания тела после мытья.], — пояснила одна, протягивая ей руку с инструментом.

Стригиль?

Когда девушка увидела, что Диана не понимает, она пояснила:

— Мы разотрем твое тело, чтобы кожа стала чистой. Это не больно. Вот смотри.

Диана слишком устала, чтобы протестовать. Она вышла из воды и легла лицом вниз на мраморную поверхность, как ей указали. Ей думалось, что процедура будет неприятной, но она уже поняла, что придется столкнуться с множеством странных обычаев на этой вилле в Аква Сулис. Чем скорее она привыкнет к новым и незнакомым вещам, тем легче станет ей же самой.

Приспособиться к другому времени и другой культуре будет самым сложным из того, что ей выпало в жизни. Страшно и трудно физически и нравственно. Диана старалась уверить себя, что она гораздо умнее и образованнее всех живущих на этой вилле: ведь ее принадлежность к современности делает ее куда цивилизованнее тех, кто жил в первом веке.

Ей необходимо приспособиться к здешней жизни. Она должна смириться с небольшими, несущественными отличиями. Она сохранит свою энергию и силу, чтобы протестовать против серьезных вещей, которые невозможно принять. Например, против рабства! Ведь оно должно быть ненавистно всем цивилизованным людям!

Диана приятно удивилась, почувствовав, как стригиль разглаживает кожу. Рабыни натерли ее тело миндальным маслом, потом убрали излишек стригалем. Затем ее снова попросили войти в горячую воду, где девушки вымыли ей волосы мягким мылом.

Наконец, они предложили Диане выйти из воды и спуститься в бассейн поменьше. От холодной воды у Дианы перехватило дыхание, а рабыни рассмеялись, заметив, что у нее руки и ноги покрылись пупырышками. Они завернули ее в большое пушистое банное полотенце и вытерли ей голову почти досуха.

Затем рабыни сняли свои мокрые туники, заменив их такими же, но сухими, и отвели Диану в новое помещение. Здесь тоже был роскошный мозаичный пол, а стены приятного кремового цвета. Девушки попросили ее сесть на стул с мягким сиденьем, напоминающий трон. У него были изящные витые ножки, достойные резца знаменитого архитектора и мастера интерьера георгианской эпохи Адама. Но Диана тут же сообразила, что Адам, скорее всего, позаимствовал эти формы у римлян.

Зеркало перед ней представляло собой отполированное чистое серебро, которому в ее время цены бы не было. Одна из девушек вооружилась расческой, щеткой и щипцами и принялась за ее волосы. Вторая открыла ларец и вынула оттуда баночки с кремами, лосьонами, духами и красками.

Диана была истинной женщиной и получала огромное удовольствие от украшения собственной персоны. Затаив дыхание она наблюдала, как на висках появляются серебристые завитки. Остальные волосы падали ей на плечи золотистой волной. Вторая рабыня подрумянила ей щеки, подкрасила губы и наложила немного серебряной краски на веки.

Диана смотрела на свое отражение с удовольствием, смешанным с удивлением. Эти рабыни сотворили чудо — они сделали ее прекрасной!


Глава 8


В комнату вошел Келл с платьем, выбранным им для Дианы. Фиалковые глаза встретились с серыми и на мгновение задержались. Он принес ей одеяние такого красивого цвета, что Диане немедленно захотелось его надеть. Келл передал платье одной из девушек и, скрестив руки на груди, остался ждать, пока она оденется.

Диана старалась побороть негодование оттого, что ей приходится одеваться в присутствии мужчины. Она понимала: протестуй не протестуй — он не уйдет. Лучше ей думать о нем как о рабе, чем как о мужчине. Эти мысли наполнили ее стыдом. А может быть, обстановка так действует на нее?

Вышитая шелковая стола была ярко-красного цвета. Диана никогда и не мечтала, что у нее будет платье такого великолепного оттенка. Он был ей удивительно к лицу, подчеркивая естественную прелесть, превращая волосы в потоки лунного света, а кожу в жемчуг. Белья на ней не было, и Диана с горькой иронией вспомнила, сколько раз она мечтала, чтобы ее тело освободилось наконец от всех этих обременительных деталей.

Одна из рабынь наклонилась и надела ей на ноги сандалии с высокими пробковыми каблуками. Когда Диана поднялась, чтобы проверить, сможет ли она в них ходить, то заметила, что в красной шелковой юбке сделан разрез, сквозь который при каждом шаге видна ее нога. И очень длинная нога, особенно на этих пробковых каблуках.

Келл наблюдал из-под опущенных век. — Египетский мускус, — решил он. Эти духи были настолько дороги, что девушка подала алебастровый флакон Келлу, не решившись подушить Диану самостоятельно. Когда он протянул руку, чтобы коснуться ее груди, их взгляды снова встретились. Но его прикосновения были настолько отстраненными и безразличными, что Диана поняла: они делают первые шаги к взаимопониманию.

До сих пор Диана старалась не думать о словах Маркуса, владельца этой замечательной виллы. Но теперь она вспомнила про них. «Вымойте ее и приведите на мое ложе». Что же, первая часть приказа выполнена. Ее вымыли и сделали красивой. Теперь он уже не назовет ее грязным комком тряпья. Она поблагодарила за это Бога. Женщина всегда чувствует себя увереннее и сильнее, если знает, что выглядит безупречно.

Теперь ее приведут на его ложе, что бы это ни значило. Пусть так, она готова встретиться с ним! И тут она осознала, что он подразумевал под ложем. Он имел в виду постель! Господи, ну и дурочка же она! Вот зачем все это мытье и украшение. Они делали ее красивой для его удовольствия!

Зрачки ее глаз сузились, когда она в ярости повернулась к Келлу.

— Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что я послушно последую в опочивальню господина! Он может повелевать своими домашними рабами сколько его душе угодно, но я не его рабыня; я не собираюсь повиноваться его приказам. — Она увидела, что рука Келла легла на рукоять плети, и упрямо подняла подбородок. — Я буду так сопротивляться, что все в этом доме переверну вверх дном. Я устрою такой скандал, что даже мертвые проснутся! — Она гордо стояла перед ним, уперев руки в бока, демонстрируя надсмотрщику свой темперамент. — Я разнесу эту виллу на части, камень за камнем, черт побери, прежде чем подчинюсь ему.

У Келла было несколько способов заставить ее подчиниться. Он решил применить хитрость.

— Что произойдет между Маркусом Магнусом и тобой — ваше личное дело. Я уважаю твои моральные принципы и уверен, что ты не захочешь своим сопротивлением навлечь беду на других. Если рабыни для банных услуг не приведут тебя к нему, они подвергнутся порке за непослушание. Как надсмотрщик над рабами в этом доме, я вынужден буду выпороть этих двух молодых девушек. Тем временем твоя драгоценная шкура останется целой и невредимой. У тебя бойкий язык. Предлагаю тебе дождаться хозяина в его опочивальне и самой сказать ему, что ты разнесешь виллу на части, камень за камнем, черт побери!

Диана проглотила комок в горле. Чтобы сделать то, что предлагает Келл, понадобится все ее мужество. Но и альтернатива ее никак не устраивала. Никого не будут пороть из-за нее, если она может этому помешать. Она хорошо понимала, что Келл знает, как заставить ее слушаться, и вместе с тем она не могла не оценить его умелой тактики.

Диана наклонила голову:

— Показывай дорогу!

Он привел ее на второй этаж виллы и оставил в большой опочивальне.

— После ужина хозяин с братом направились в амфитеатр. Они могут не вернуться еще несколько часов. Я предлагаю тебе отдохнуть, пока есть такая возможность.

Его совет вовсе не поднял ей настроение, но она прикусила язык и позволила ему уйти.


Маркус Магнус с удовольствием ждал ужина с младшим братом. Они не виделись пять лет. Теперь легион брата прибыл в Британию, где пройдет тщательную подготовку в Аква Сулис, прежде чем отправиться в Западную, еще не завоеванную Британию.

Маркус ждал его в атрии[22 - Атрий — главное помещение в римском доме.], чтобы приветствовать Петриуса, как только тот войдет в дом. Он не обнял брата, а только хлопнул его по плечу.

— Клянусь Юпитером, ты в хорошей форме. Стал куда крупнее, чем был в семнадцать лет, когда я уезжал из Рима.

Петриус пошел по стопам старшего брата. Маркус поступил на двадцатишестилетнюю военную службу, когда ему было всего четырнадцать, став на всю жизнь профессиональным солдатом. Петриусу пришлось ждать до семнадцати лет, потому что он не мог похвастаться такой крупной и мускулистой фигурой, как у брата, но недостаток физической силы он компенсировал свирепостью, быстро поднявшись до центуриона когорты и имея под своим началом пять сотен солдат.

Он держал своих людей в страхе и в любой момент, не задумываясь, поменялся бы своей красивой внешностью с Маркусом. Брат был смугл и непреклонен. Изгиб носа и скул делали его лицо жестким, строгим, непобедимым. А шрам от виска до подбородка придавал свирепость, о чем тайно мечтал Петриус.

Разглядывая виллу, Петриус понял, что завидует не только внешнему виду брата. Вилла была почти столь же великолепна, как и дворец их отца в Риме. Над атриумом — стеклянная крыша, сквозь которую виднелись звезды. Был там и фонтан с золотыми и серебряными рыбками, скользящими среди водорослей.

Между мраморными колоннами они прошли в триклиний[23 - Стоповое помещение, пиршественный зал в римском доме.], где Маркус мог ужинать один или развлекать своих гостей. Все помещение было выполнено в золотых и белых тонах. Вдоль стен — мраморные колонны, между диванами для возлежания с грудой золотых и белых подушек — мраморные столы.

— Впечатляюще! Сколько комнат? — спросил Петриус, стараясь скрыть зависть.

Маркус пожал плечами.

— Двадцать или около того.

— А сколько рабов?

— Тридцать домашних рабов, — ответил Маркус, не считая садовников и приходящих рабов, ухаживающих за его внутренним двором и садом, окруженным стеной, что делало его великолепным убежищем. Ему не хотелось хвастаться перед Петриусом.

— У тебя есть еще рабы?

Поскольку Петриус продолжал допытываться, Маркус решил выложить правду:

— У меня их сотни. Все взяты в бою, как военные трофеи. Я ведь сражался десять лет в Африке и Галлии, до того как приехал в Британию. Я и здесь сражался четыре года, прежде чем стал первым лицом. Получилось довольно много пленных.

— Я не беру пленных. Для меня главное удовольствие в битве — омыть мой меч кровью врагов Рима.

— Под строгим контролем враги могут стать союзниками. Мои рабы все усердно трудятся. Они строят дороги, акведуки и бани. Из них получились хорошие мастера. Они приобретают навыки, которые им пригодятся, когда они выйдут на свободу.

— Свободу? Да ты глупец, Маркус! Когда они перестанут быть тебе нужными, их следует послать на галеры или в Рим, на арену. В любом случае с ними будет покончено, так что никто из них не вонзит тебе нож в спину темной ночью.

Маркус сменил тему. Как многие римляне, Петриус обожал кровопролитие. Именно поэтому он так быстро и продвинулся. Ему может это понадобиться, если вспомнить, куда он направлялся. Маркус сам был там. Идти на запад и на остров Мона равносильно походу в Аид[24 - Подземное царство, царство теней.].

— Ну, и сильно Рим изменился за пять лет?

— Да ты шутишь! С тех пор как ты отправился залечивать свои раны, столько всего понастроили, что ты не узнаешь его. После того как Нерон стал императором, развлечения в Риме — просто на диво! Весь мир завидует. Мы устраиваем схватки со зверями не только на арене, но и по всему городу. Я просто обожаю Нерона!

— Он спал со своей матерью, а потом отравил ее, — резко заметил Маркус.

Петриус рассмеялся:

— Большинство женщин ничего другого и не за служивают.

Мысли Маркуса перенеслись к прекрасной молодой рабыне, которую он только что получил. Ему уже не терпелось овладеть ею. Он заставил себя сосредоточиться на разговоре.

— Мне хотелось бы посмотреть на гонки колесниц в Большом Цирке. Я бы даже рискнул принять участие.

Я редко хожу на гонки. Предпочитаю гладиаторов и бестиариев[25 - Бестиарий — цирковой боец, выступающий против животных (наемный — с оружием, по приговору суда — безоружный).] и, разумеется, казни.

Поскольку Маркус не понимал, как можно получать удовольствие от вида казни, он решил, что Петриус подшучивает над ним, но тут брат польстил ему:

— Если ты примешь участие, то наверняка победишь, как сегодня.

— Я вовсе не так уверен, Петриус. Бритты лучше всех в мире управляются с колесницами. Это я у них выучился.

— Чем же они лучше римлян?

Они до сих пор пользуются колесницами в сражениях. Мы отказались от них много лет назад, и зря, я так считаю. Наши пехотинцы слишком медлительны, чтобы с ними сражаться. Бритты же нападают и исчезают, подобно молнии. Подожди, встретишься с ними на поле сражений, не поверишь своим глазам, на что они способны.

— Римский легион — лучшая военная машина, какую когда-либо знал Мир! — напыщенно провозгласил Петриус.

Они разговаривали лежа на диванах, а вымуштрованные слуги тем временем подавали им прекрасно приготовленные блюда, одно за Другим: Между переменами слуги приносили ароматную воду и полотенца. Петриус едва не задохнулся 6т зависти, обнаружив, что его тарелка сделана из чистого золота.

— Тем не менее наши потери колоссальны. Но не волнуйся, я научу тебя всем хитростям. Именно за этим тебя и послали в Аква Сулис.

— Допустимые потери — это цена, которую мы платим за завоевание мира.

— Платим мы щедро!.. — мрачно заметил Маркус.

— Как ты выдерживаешь так долго вдали от Рима? — с любопытством спросил Петриус.

Маркусу припомнились те времена, когда ему было двенадцать лет. Император Клавдий только что вторгся в Британию, и это подогрело страстное желание мальчика стать римским воином и завоевывать новые земли. Из-за его роста и силы его взяли в армию в четырнадцать лет.

— Мне нравится Британия, особенно Аква Сулис. При Клавдии люди стекались сюда со всех концов империи. Они женились на британках и подняли цивилизацию на очень высокий уровень. На латыни говорят не хуже нас с тобой, одеваются в римском стиле. Торговцы со всех концов мира открыли здесь свои лавки, так что купить можно любой предмет роскоши. Здесь смешались лучшие культуры, здесь прекрасные театры, амфитеатры и храмы. Мы находимся рядом с морем, да и народу здесь куда меньше, чем в Риме. Мы далеки от продажных политиков, а еще у нас есть горячие источники, которые бьют из-под земли и имеют постоянную температуру в сто шестнадцать градусов!

Еду убрали и подали вина.

— Что же, может, мне здесь и не так нравится, как тебе, но я ничего не имею против устриц и доброго вина, — миролюбиво заметил Петриус.

— Давай разомнемся. Куда бы ты хотел пойти сегодня вечером?

— Как насчет театра? Только не на твоего скучного Софокла, благодарю покорно. Какая-нибудь эротическая пьеска вполне бы подошла. А потом неплохо бы было расслабиться. У вас тут есть дома терпимости?

— Здесь их называют борделями. У нас есть проститутки даже из таких дальних краев, как Азия и Арабия.

— Как ты думаешь, а там могут быть нубийки? Могу я купить услуги мужчины и женщины?

— Хорошо, что я сегодня догадался накормить тебя устрицами, — сухо заметил Маркус.

Он с нетерпением ждал встречи с братом, но теперь, когда тот был здесь, он дорого бы дал, чтобы остаться дома. Маркус думал о прелестном существе, ожидающем его в спальне, и его желание иметь дело с грубыми и вульгарными проститутками стремительно уменьшалось.

Петриус выбрал театр мимов. Показывали грубый фарс: неожиданно вернувшийся муж застает жену с любовником, который прячется под кровать и страдает там, пока муж многократно овладевает женой на той же самой кровати.

Жесты были на редкость вульгарны, позы актеров и актрис непристойны. Все действие происходило под аккомпанемент громкой музыки и сопровождалось буйными танцами. Театр был до отказа набит мужчинами, в основном римскими солдатами, но попадались там и торговцы, и молодежь из Аква Сулис.

Маркус едва не умер со скуки, зато Петриус хохотал непрерывно. Единственное, чем брат был недоволен, так это тем, что в антрактах им не предоставили возможности подразнить медведя или быка.

Пьеса тянулась бесконечно, причем чем непристойнее была сцена, тем громче раздавались аплодисменты. Наконец она закончилась. Маркус пытался придумать предлог, чтобы не идти сегодня в бордель.

— Ты бы видел дома терпимости, появившиеся вокруг Большого Цирка. Там похабщина с раннего утра до позднего вечера.

— Это все потому, что жестокое удовольствие от игр способствует сексуальному возбуждению, — объяснил Маркус, стараясь скрыть отвращение.

— Теперь в каждой пекарне и едальне в Риме держат рабынь для сексуальных утех посетителей. Женщину можно получить за пару монет.

— Мы здесь, в Аква Сулис, поотстали, — сказал Маркус, молча благодаря богов за это и удивляясь, почему, становясь все более развратным, Рим теряет свое величие.

Они взяли носилки до той улицы, где постоянно царил порок, и Маркус привел брата в бордель, обслуживающий клиентов с половыми извращениями. Он уплатил пять сестерциев хозяину и попрощался с Петриусом.

— Видно, старею, — сказал он с усмешкой. — Сегодняшние гонки вымотали меня, а до зари уже рукой подать.

— Присоединяйся, брат, выспишься, когда умрешь! — настаивал Петриус. — Или ты соскучился по своему гарему? А может, появилась какая-нибудь особая рабыня? Кстати сказать, ты весь вечер был рассеян. Я вернусь и выясню, что тебя туда так тянет.

Маркус засмеялся:

— Приходи в любое время, Петриус. Моя вилла в твоем распоряжении, пока ты в Аква Сулис.

— Я ценю твою доброту, однако предпочитаю спать в казармах с моими солдатами, поскольку за ними надо присматривать, но я с удовольствием воспользуюсь твоей личной баней.

Маркус с облегчением вздохнул и ушел. Предстоял длинный и тяжелый день, в основном занятия по фехтованию. Потом он ухмыльнулся. Зря он себя обманывает. Его безудержно тянула домой удивительная женщина, называющая себя Дианой.


Хотя она с ужасом ждала прихода этого мужлана, по чьему приказу ее взяли в плен, Диана с восторгом оглядывала роскошную опочивальню военачальника. Она такая большая, что, верно, тянется вдоль всей виллы. Занавеси были подняты, окна застеклены, и это удивило ее. Разве древние замки и сторожевые башни в Британии не строились в течение нескольких веков после римлян с узкими окнами, затянутыми шкурами, чтобы защититься от стрел?

Вдоль длинной стены размещался мраморный очаг. Все пространство над ним покрыто фресками. Диана подошла поближе и увидела, что фигуры изображают римских богов и богинь, в основном обнаженных! Диана была поражена до глубины души — никогда раньше ей не приходилось видеть обнаженные фигуры в искусстве.

Главный бог сверху, сжимающий в руке молнию, по всей вероятности, Юпитер. Беременная женщина ниже него и немного справа, по-видимому, Юнона, жена Юпитера и богиня женщин и деторождения. Были и другие фигуры, которых Диана не узнала.

Внизу слева был изображен пир, причем, если судить по переплетенным конечностям и телам, гости напились в стельку! Диана покраснела и решила, что художник изобразил Бахуса — пиршество в честь Бахуса. Мужские фигуры были великолепны — широкие спины и грудь, мускулистые руки и ноги, как стволы деревьев. Женщины же чересчур толстые, с большими животами, грудями и бедрами.

Только одна женщина была стройной. Она стояла в роще, положив руку на шею оленя. Золотистые волосы, длинные ноги, одна грудь обнажена. Фреска сильно взволновала Диану. Она взглянула на черный с золотыми прожилками мрамор очага. Рядом с ним стояла огромная бронзовая жаровня в форме блюдца, назначение которой было Диане неясно.

Затем ее взгляд остановился на кровати, занимавшей центральное место в комнате. Она стояла на возвышении, и к ней вели ступеньки. По краям — римские колонны до потолка, украшенные витыми рогами. Постель была накрыта звериными шкурами с толстым блестящим мехом. Сверху лежала дюжина подушек, вьшитых черным, золотым и пурпурным узором. Внезапно ее беспокойство усилилось, и она отвернулась.

В нише в глубине опочивальни стояли стол из черного дерева и большое кресло. Но столе лежали пергаментные свитки и бумаги, по виду напоминающие больше льняную ткань. Но сильнее всего Диану поразили деревянные и восковые дощечки и стили[26 - Стиль — пишущий стержень из бронзы или слоновой кости.]. Она благоговейно коснулась их пальцами. Диана читала об этих вещах, но никогда и не мечтала увидеть их собственными глазами.

Над столом на стене висели карты. На трех из них был изображен Бат, или, вернее, Аква Сулис. Она присмотрелась к картам и разобрала, что на одной изображен Бат в прошлом, на другой — в настоящем, а на третьей— в будущем. Она пробежала пальцем по римской дороге, известной ей как Шосс-Уэй. На другой большой карте она узнала Северную Англию и частьШотландии, а на остальных четырех был Уэльс.

Как только Диана увидела рукописные книги, она никуда больше уже не смотрела. Он явно читал греческих философов. Здесь были Гомер и Софокл, переведенные на латынь кем-то по имени Светоний. Она сняла кожаный футляр с «Сатирами» Горация и развернув свиток, прочла наугад:

«И если вас терзает похоть,

а рядом служанка иль лакей,

вы ж не отпустите их с улыбкой?

Я не пущу! Мне нравится дешевая и легкая любовь.»


Диана позволила свитку свернуться. Какая странная философия! Она нашла книгу о Юлии Цезаре и тех временах, когда Рим еще был республикой, а не империей. Уселась в кресло черного дерева и принялась читать. Она так увлеклась, что не заметила, как пробежало время.

Внезапно она услышала низкий мужской голос. Боже правый, он вернулся!


Глава 9


Маркус остановился на пороге, и его мощная фигура закрыла весь дверной проем. Темные глаза окинули девушку с головы до ног, от кончиков сандалий на пробковых каблуках до золотистых волос и серебристых век. Затем он вошел в опочивальню и запер за собой дверь. Он прошел через комнату к ней, чтобы лучше разглядеть прелестные черты в свете факелов.

По контрасту его лицо, оставшееся в тени, казалось темным и грозным. Жгуче черные глаза не упустили ни одной детали. Он заметил, как от красного платья ее волосы приобрели оттенок лунного света, как оно облегает ее высокую, округлую грудь и как сквозь тонкую ткань отчетливо выступают ее твердые соски.

Он увидел, как она вскочила с кресла, как ее губы приоткрылись в испуганном восклицании, как задрожали изящные руки, уронившие на стол свиток. Она что, умеет читать?

Когда она выпрямилась, он оценил, как чудесно облегает мягкий шелк ее соблазнительные формы. Он хорошо видел впадинку ее пупка и то место, где ткань чуть приподнималась на лобке, намечая холм Венеры.

Его черные глаза скользнули по разрезу в юбке, вдоль ее стройной ноги, по тонкой щиколотке и маленькой стопе. Затем он опять скользнул по ней взглядом в обратном направлении, от кончиков пальцев до висков.

Она казалась ему редким даром богов. Может, он в последнее время совершил какой-то особо благородный или героический поступок, что заслужил такую награду? Маркус ощущал приятное возбуждение. Он чувствовал, как пульс в его восставшей плоти бьется в унисон с пульсом в горле.

— Пройдись, — мягко сказал он.

Диана удивилась как требованию, так и мягкому тону. Подбородок немедленно задрался, и глаза засветились фиалковым бешенством.

— Куда мне пройтись? — Ее голос был полон сарказма. — До вашей кровати?

— Это уж как я решу. — Он говорил ровно, низким хрипловатым голосом, от которого у нее в груди и животе что-то странно сжималось.

— Ну так это не будет моим решением, черт побери! — с отчаянным вызовом заявила она.

— У тебя нет права решать. Ты моя рабыня, — спокойно заметил Маркус.

Его взгляд говорил, что он готов с жадностью поглотить ее. Нутром она чувствовала, что это неизбежно. Она видела, что он восхищен ею. Понимала, что сейчас он желает ее больше всех остальных женщин в мире, и от сознанця этого все. внутри у нее таяло, превращаясь в раскаленную лаву.

И все из-за того, что он казался ей воплощением ее идеала мужчины. Он был лучшим из всех мужчин, которых она знала или придумывала в своих фантазиях, и ее врожденная женственность тянулась к нему. Он велел ей пройтись, и именно это ей захотелось сделать. Она начала медленно, призывно и чувственно прохаживаться перед ним, аккуратно ставя, одну ногу на высоком каблуке перед другой, слегка покачивая бедрами, прекрасно сознавая, как соблазнительно облегает шелк ее ягодицы.

Женщина до мозга костей, Диана хотела распалить его. То, что было в ней порочного, брало верх, подобно лесному пожару бежало по ее жилам и пульсировало, билось, пылало в самом интимном месте, между ногами.

— Рабыня? А как же ваше предположение, что я шпионка или жрица друидов? Вы больше. меня не боитесь?

Он резко засмеялся:

— Я — римлянин. Римляне не боятся женщин. Мне безразлично, кем ты была до сегодняшнего дня. Потому что сегодня ты перестала быть тем, кем была. Теперь ты моя рабыня, моя собственность. У тебя теперь лишь одна возможность выжить — ублажать Маркуса Магнуса.

Когда она расхаживала перед ним, покачиваясь и демонстрируя свой характер и страсть, а блеск в его глазах говорил, что это ему очень нравится, в ней начала расти внезапно обретенная женская сила.

— Что же, римлянин, если тебе хочется считать меня рабыней, я не могу тебе помешать, но позволь мне тебя уверить, что добровольно я ни на что не соглашусь. Прежде чем ты заставишь меня подчиниться твоим требованиям, тебе придется взяться за плетку.

Эта словесная перепалка лишь подогревала его аппетит. Если вначале он:, просто хотел ее, то теперь просто сгорал от нетерпения.

— Я — римлянин. Мне нет нужды пороть избранных мною рабов. — Он поднялся по ступенькам к кровати и сел на нее, чтобы снять щитки с щиколоток и сандалии. Мускулы на его икрах казались каменными. Обнаженные бедра . — еще того крепче.

Диана облизнула внезапно пересохшие губы. Прекратила ходить. Остановилась перед ним, уперев руки в бедра, и передразнила:

— «Я — римлянин»! Надо же, какое высокомерие! Да ты менее цивилизован, чем любой дикарь!

Он расстегнул широкий кожаный пояс, отложил в сторону короткий меч и кинжал.

— Так тебе нужен дикарь? — вкрадчиво спросил он. Закричи он, вопрос не прозвучал бы так угрожающе, потому что в нем таилось обещание превзойти любого дикаря.

— Боже, нет! — прошептала она, сразу показав свою уязвимость, что глубоко тронуло его и заставило его пенис бешено пульсировать.

Он отстегнул нагрудник, украшенный орнаментом, и другие части его бронзовых лат и снял их. Теперь на нем осталась лишь короткая белая туника. Широко расставив колени, он оперся о них локтями и наклонился к ней.

— Иди ко мне, — тихо сказал он.

Маркус Магнус сидел на высокой кровати, покрытой звериными шкурами, как будто это был его трон, а он — Повелитель Всея Земли.

— Нет, я не могу. — Диана слегка задрожала. В ее отказе больше не было агрессивности, лишь твердость.

— Назови мне причину, почему ты не можешь, — велел он, лаская взглядом ее дрожащую фигурку.

— Я — девственница, — выпалила она.

Он изумленно уставился на нее.

— Теперь ты хочешь сказать, что ты — дева-весталка? — Он явно ей не поверил.

— Нет, не весталка, просто девственница.

Он хлопнул себя ладонью по бедру и расхохотался.

— Немыслимо! — Но смеяться перестал. Она вы глядела так, будто говорила серьезно. — Ты не знала ни одного мужчины до меня? — Одна только мысль об этом подействовала на него странным и вдохновляющим образом.

— Нет, я не знала ни одного мужчины.

— Но это же смешно! Бессмысленно! Ты — женщина, а единственная обязанность женщины — доставлять удовольствие мужчине. Почему ты не постигла науку Венеры?

— Потому что я не замужем, — пояснила Диана.

— Ну и что? — спросил он, все еще ничего не понимая.

— Там, откуда я пришла, девушка до выхода замуж должна оставаться девственной. — Диана зарделась, стесняясь обсуждать столь интимную тему.

— Но зачем? — настаивал Маркус. — Нет никакого смысла сохранять девственную плеву. Ни смысла, ни выгоды. И если ты говоришь правду, то почему возможность потерять девственность доводит тебя до исступления?

— Не знаю, — прошептала Диана. — Я только знаю, что в моей культуре мужчина не возьмет тебя в жены, если ты не сохранила невинность. Незамужняя женщина, потерявшая девственность, ничего не стоит и вызывает презрение. В судьбе молодой женщины это одна из самых главных вещей.

Его злило, когда она говорила о своей культуре и прошлой жизни.

— Разве я тебе не сказал, что с сегодняшнего дня все, что было в прошлом, должно быть стерто? С этого дня, с этой ночи ты — моя. Твое единственное назначение — ублажать меня. Иди сюда!

Голос прозвучал повелительно, лицо стало гордым и надменным.

Диана тут же вышла из себя:

— А разве я тебе не сказала, что не стану твоей рабыней добровольно?

Он встал и ткнул в нее пальцем.

— Ты — моя рабыня и скоро убедишься в этом!

— Возможно, я и твоя рабыня, римлянин, — подняла подбородок Диана, — но я не твоя рабыня для постельных утех. Без порки не обойдешься! Или ты настолько дик, чтобы наслаждаться моим телом после того, как изобьешь меня в кровь?

Он спустился к ней по ступенькам. Сама не понимая, как ей это удалось, Диана не отступила. Маркус Магнус подошел так близко, что почти коснулся ее.

— Я пущу тебе кровь, но не с помощью моей плетки. — Его черные глаза, казалось, пронзали ее насквозь, заставляя повиноваться.

«Возьми меня на руки и отнеси в постель», — кричал ее внутренний голос.

Маркус чувствовал запах египетского мускуса и еще чего-то одурманивающего. Он наклонился и припал к ее губам в поцелуе, который своей сокрушительной силой должен был доказать, что он — хозяин, а она рабыня.

Ее рот оказался восхитительно мягким и податливым, но внезапно острые зубки вонзились в его нижнюю губу. И Маркус вынужден был сильно дернуть девушку за золотистые волосы, чтобы она их разжала.

Диана, задыхаясь, отстранилась; аметистовые глаза зло сверкали.

— Это я пустила тебе кровь, римлянин!

Он отвел руку, чтобы закатить ей оплеуху. Да, видно, боги помешали ему ударить ее. Маркус с щемящей болью осознал, как хрустнули бы под его кулаком тонкие кости, нанеси он удар… Он подошел к дверям, распахнул их и крикнул:

— Келл!

Через минуту надсмотрщик вошел в спальню. Он опустил глаза, чтобы хозяин не заметил в них восхищения новой рабыней. Он сразу понял, что Диана не уступила. И еще он понял, что она разбудила в Маркусе Магнусе такое желание, какого тот не испытывал ни к одной женщине. Он ясно видел его напряженную плоть под приподнятой льняной туникой. Маркус весь кипел от злости и похоти, а это смертельно опасная смесь.

— Эта леди считает, что она слишком хороша для моей постели. Она не считает себя моей рабыней. Полагаю, что мы с тобой сможем убедить ее в этом и заставить смириться со своей судьбой.

— Я постараюсь, господин, — сказал Келл. Он положил руку на плетку и с удивлением заметил, как поморщился Маркус Магнус при мысли о таком наказании. Он хочет ее безумно, но без всяких следов на теле. Интересно, а она понимает, какую это дает ей власть?

Лицо Маркуса Магнуса превратилось в бронзовую маску.

— Замени это шелковое платье безобразной коричневой тогой и прикрой затейливую прическу платком. Вымойте ей лицо, чтобы на нем не осталось даже следа косметики. Пусть сидит на хлебе и воде!

— Я носила безобразную одежду всю свою жизнь, — дерзко воскликнула Диана. — Мне не

привыкать!

— Ну, теперь, когда ты поняла, что можешь выглядеть потрясающе, твое женское тщеславие не позволит тебе долго носить безобразные тряпки.

«Черт бы тебя побрал, Маркус Магнус, ты прекрасно знаешь, как уязвить мою гордость!»

— Подними ее в пять утра и поставь мыть мои мозаичные полы. Мне кажется, тут их не меньше двадцати. Это займет ее до позднего вечера, и чтобы нигде ни пятнышка! Затем снова приведи ее в мою опочивальню — посмотрим, не передумает ли леди.

Она приподняла подбородок с высокомерием богини:

— Я буду отказывать тебе вечно!

Он впился в нее взглядом:

Так или иначе, но я поставлю тебя на колени!

«Если они коснутся друг друга, полетят такие искры, что сгорит вилла», — подумал Келл.

Диана последовала за надсмотрщиком через верхний холл в маленькую прохладную комнату, которую он выбрал для нее. При ярком свете факелов она смогла рассмотреть стены абрикосового цвета и пол, выложенный терракотовой плиткой. В центре было изображение кельтской богини солнца — Сулы. Железную спинку кровати украшал золотой диск солнца с множеством лучей, а кровать была покрыта золотистого цвета материалом, напоминающим атлас или парчу.

В углу — очаг с такой же овальной посудиной на жаровне, какую она видела в опочивальне Маркуса. Был здесь и туалетный столик с зеркалом из полированной бронзы. Так или иначе, эта комната не напоминала жилище рабыни.

Келл позвал рабов, появившихся немедленно, хотя время уже близилось к полуночи. Он тихо что-то приказал им. Вскоре они вернулись, неся ароматную воду и полотенца, простую коричневую тогу и такой же платок. Рабыня сняла с постели тонкое белье, а другая застелила ее грубыми простынями. Раб поставил воду и остановился рядом с полотенцем.

— Умойся! — приказал Келл.

Немного поколебавшись, Диана послушалась. Келл решил, что у нее такая прекрасная кожа, что никакая краска ей не нужна. Раб протянул ей тогу.

— Сними красное шелковое платье, — тихо велел Келл.

Диана наклонилась, чтобы снять сандалии, потом швырнула их через всю комнату. Они со стуком ударились об стену. Затем она схватила безобразную тогу и швырнула ее вслед за сандалиями.

В серых глазах Келла ничего не отразилось. Он повернулся к рабыне:

— Сними с нее платье.

Рабыня немедленно повиновалась.

Диана стояла, гордо выпрямившись, пока они снимали с нее все эти красивые вещи. Затем, стараясь не растерять гордость, она подошла к кровати и скользнула под грубые простыни.

— Оставьте нас! — велел Келл рабам. Когда они остались одни, он тихо заговорил: — Не будь дурочкой. Уступи ему. Он гордится тем, что умеет держать себя в руках. Я никогда не видел раньше, чтобы он так хотел женщину. Дай ему то, о чем он просит, это такой пустяк. Он будет очень щедр с тобой.

— Не могу, — ответила она.

— Не хочу, ты имеешь в виду. Ты сегодня была так необыкновенно хороша, что могла бы соблазнить его одним взмахом ресниц. — Когда она не ответила, Келл погасил факелы и ушел.

Диана лежала в темноте, вспоминая свое столкновение с Маркусом Магнусом и совет Келла. Клеопатра вошла в историю, потому что завоевала Цезаря и соблазнила римского полководца Марка Антония. Марк Антоний — Маркус Магнус. Стоит ей захотеть — и она сможет потягаться с Клеопатрой!

Келл считает ее невинность мелочью. Даже сам примипил не придает этому значения. Закрыв глаза, она видела его великолепное тело с выпуклыми мышцами. Видела его орлиный взгляд, такой гордый, и этот шрам от виска до подбородка, делавший его бронзовое от загара лицо неотразимым.

Она видела, как горит желание в его черных глазах, как вьются по крепкой шее угольно-черные волосы, видела его мощные плечи и мускулистые руки с амулетами. Диана врала часто, но только не себе самой. И, лежа в темноте, она призналась себе, что хочет его. Она желала, чтобы этот великолепный римский воин посвятил ее в сокровенные тайны женственности. И для этого ей надо было только протянуть ему руку.

«И признать, что я его раба», — подсказал ей внутренний голос «Только подумай, — сказал ей другой голос, — ни у одной женщины твоего времени нет такой возможности. Диана, если ты внезапно перенесешься в свое время и не разделишь с ним его постель, ты будешь сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь!» — «Но как я могу вернуться не девственной?»

Наконец она уснула. И ей приснился сон, будто кто-то привязал ее руки к спинке кровати. Она тщетно пыталась освободиться. Железное солнце со спинки смеялось над ней. «Милостивый Боже, я даже во сне рабыня в оковах!»


Глава 10


Маркус Магнус лежал обнаженный поверх звериных шкур, покрывающих его кровать на высокой платформе. Заложив мускулистые руки за голову, он смотрел перед собой. Он все еще ощущал возбуждение после встречи с новой рабыней. Будучи человеком с сильной волей, он приказал своему телу успокоиться.

Но беда была в том, что, хоть он и лежал здесь уже битый час, тело на этот раз отказывалось ему подчиняться.

Он нетерпеливо спустил ноги с кровати и встал. Его член тут же последовал его примеру, достав почти до пупка. Маркус чертыхнулся и потянулся к звонку, чтобы позвать рабыню, которая могла бы удовлетворить его похоть. Снова чертыхнулся и опустил руку. Быстрый секс его на этот раз не привлекал. Сегодня он не хотел никакой иной женщины, кроме одной.

Он взял маленький факел, который все еще не был загашен, и зажег все светильники в опочивальне. Его глаза задержались на фреске с богами и слегка расширились от удивления. Он увидел в изображенной на стене богине сходство с его новой рабыней. Остальные богини были почти гротескны в сравнении с ней. Диана, богиня плодородия. Ее изящная рука лежала на шее оленя. Обе женщины были совершенно одинаковы — от золотистых волос до длинных, стройных ног. Даже имя то же — Диана.

Он почувствовал ее руку на своей шее, она превратила его в оленя в период гона. На Диане-богине была туника, оставляющая обнаженной одну грудь. Он велит Келлу завтра нарядить свою Диану в такую же тунику. Ему хотелось, чтобы она каждый день присутствовала на ужине после его возвращения домой. Пока ему не удастся ее приручить, пусть сидит у его дивана, будет под рукой.

Когда Диана смирится с такой ролью, он позволит ей возлечь на кушетку напротив него, чтобы она могла развлекать его культурным разговором. Когда же девушка станет его наложницей, она будет лежать с ним рядом, и они смогут постоянно касаться друг друга во время ужина.

Его твердый, как мрамор, пенис продолжал подергиваться. Он знал, что стоит ему только дотронуться до себя, и он тут же кончит при одной мысли о ней. Диана-охотница? Нет. Диана — богиня плодородия? Вряд ли. Он отказался от мысли, что она богиня, но продолжал думать, что она — дар богов. Диана-девственница?

Неужели правда, что он получил в дар девственницу? Маловероятно. Маркус засмеялся. Просто выдает желаемое за действительное. Но он должен отблагодарить богов за этот дар! Он принесет им жертву. Взяв небольшой кусок соли из серебряной корзины, он разломил его над плоским бронзовым сосудом над жаровней. Побрызгал сверху ладаном и миррой и возжег в жаровне фимиам.

Затем Маркус налил в кубок темно-красного вина и высоко поднял его. Потом потер пальцем золотую монету с профилем Цезаря, которую всегда носил на цепочке на шее.

— Юпитер, великий и всемогущий, приношу тебе мою благодарность за подаренную мне рабыню. — Затем Маркус молча поблагодарил греческого Эроса, чтобы не обидеть римских богов.

Он отпил вино и немного плеснул в бронзовый сосуд.

— Прошу тебя о милости. Прошу, чтобы она оказалась девственной. — Он допил вино. В крови горел огонь, но не вино воспламенило ее, а женщина!

Воздух наполнили ароматы благовоний, но Маркус ощущал лишь запах египетского мускуса. Она завладела всеми его чувствами! Он принялся ходить по спальне, пожертвовав сном ради воспоминаний о ней. Он не думал о предстоящем ему тяжелом дне, о бесконечных часах муштры, необходимой для того, чтобы солдат можно было послать в дикие западные земли. Он думал лишь о Диане.

Если он не возьмет себя в руки, она превратится для него в наваждение. Или боги играют с ним, насмехаются? Наконец он понял, что не успокоится, пока не раскроет ее тайну. Он должен знать, действительно ли она девственница. Был лишь один способ в этом убедиться…


Диана проснулась и открыла глаза. А может, это вовсе и не сон? Несмотря на темноту, она ощущала, что в комнате кто-то есть. Она хотела оттолкнуть этого человека, но руки были крепко связаны. Значит, это не сон!

Она крепко зажмурилась, когда яркий свет факела ослепил ее. Инстинктивно Диана избрала единственно возможный для нее способ защиты и начала яростно брыкаться. Неожиданно неизвестный схватил ее за лодыжки железной хваткой. И когда она наконец смогла разглядеть, кто же на нее напал, то застыла от ужаса. Над ней склонился всемогущий римлянин!

Его руки на ее лодыжках напоминали железные оковы. Гигантская тень на стене делала его еще более огромным. И он был голый.

Диана попыталась сглотнуть, но не смогла. Хотела вздохнуть, но не сумела. Ей всегда было любопытно, как выглядят интимные части мужского тела. Теперь она могла увидеть это воочию и не поверила своим глазам. Такое невозможно спрятать в бриджах мужчин ее времени!

Его фаллос был слишком большим, слишком твердым, он поднимался подобно римской колонне из гнезда вьющихся иссиня-черных волос. И в этом гнезде — два лебединых яйца! Он наверняка пришел ее изнасиловать, и она испугалась, что если он овладеет ею, то убьет.

Диана обрела голос. Правда, это был лишь тихий, хриплый шепот:

— Пожалуйста, не делайте этого.

Его черные глаза ласкали изгибы ее алебастрового тела, распростертого перед ним. Как же она отличалась от всех остальных женщин! Намного изысканнее. Как будто природа тысячелетиями создавала и переделывала свое творение, пока не достигла полного совершенства. Внизу живота кожа напоминает бархат. На высокой же груди она почти прозрачна, даже просвечивают голубые жилки. Она кажется неземной, подобной ангелу. Высокий лобок покрывают сотни бледно-золотых завитков. Он знал, что когда раскроются лепестки ее женского цветка, они будут такого же розового цвета, как и ее губы, и кружки вокруг сосков. Из-за рук, привязанных над головой, ее груди выдавались вперед, как роскошные плоды, которые так и хотелось попробовать на вкус.

Пока он так стоял, замерев и наслаждаясь ее прелестью, изнемогая от желания, Диана снова набралась мужества, чтобы попросить:

— Пожалуйста, Маркус, не делай этого.

— Меня одолевает желание, — сказал он тихо.

— Если ты изнасилуешь меня, ты меня убьешь, — прошептала Диана.

— Я пришел вовсе не насиловать тебя, — хрипло сказал он.

— Тогда почему ты здесь?

— Я хочу знать правду.

— О чем ты? — воскликнула она, тщетно пытаясь понять.

— Я хочу знать, действительно ли ты девственница, — ответил он.

Внезапно она поняла. Это было как озарение.

— Бог мой, ты не посмеешь! — Но она уже знала, что он посмеет. Он хотел доказательств ее девственности. Ее охватил дикий гнев. — Ах ты, римская свинья! Я-то думала, что невинность для тебя ничего не значит. Ты же говорил, что нет никакого смысла ее беречь. Ты же говорил, в этом нет никакой логики, что это никому не нужно!

— Я хочу знать правду.

Диана понимала, что он — человек слова. И ничто не заставит его отступить от своего намерения. Никакие мольбы не помогут. И тут на нее снова нашло озарение. Он делает это потому, что не поверил ей!

Она лежала перед ним совершенно беспомощная, но каким-то образом сила была на ее стороне. Ее сила — в ее девственности. Диана начала дрожать. Хотя Маркус заметил сотрясающую ее тело дрожь, его это не остановило.

Девушка боялась, что он сделает ей больно, но Маркус не хотел этого. Он обхватил ее ноги пониже коленей одной рукой и приподнял их. Пальцы его другой руки потянулись к ее самой интимной части.

Диана вздрогнула, сглотнула комок в горле и уставилась на золотую монету, висевшую у него на шее.

Она оказалась горячей и сухой на ощупь, и он пожалел, что не взял никакой мази, чтобы не сделать ей больно. Его взгляд скользнул по напряженной головке пениса, сочащегося влагой. Он смочил кончик пальца, поднял ей ноги повыше и медленно, осторожно ввел палец в узкое отверстие.

Он услышал, как она вскрикнула. Какой приятный, чисто женский звук! Плоть оказалась очень упругой, но он все равно сомневался, что никто не трогал ее. И неожиданно он почувствовал преграду. Маркус был в восторге!

Диана тоже испытала близкое к восторгу ощущение. Однако, собрав волю, какой может обладать лишь настоящая женщина, она заявила:

— Я никогда не подарю тебе это.

— Подаришь! Подаришь! — Это походило на клятву. Он намеренно нашел самое чувствительное у женщины место и кончиком пальца коснулся его.

Глаза Дианы широко раскрылись от шока, ощущение было необыкновенным. Она почувствовала, как мышцы внизу сжимаются, захватывая его палец. Когда он убрал его, то сделал это медленно, проведя им по розовой впадине с такой чувственной лаской, что она услышала биение собственного пульса. Внезапно она ощутила жар и влажность между ног. Но она ни за что не покажет, что его ласки возбуждают ее, заставляя ощущать себя распутницей!

Он выпрямился и развязал ей руки. Диана сдержала желание потереть затекшие запястья. Вместо этого она взглянула ему в глаза.

— Я должна выспаться, примипил. Завтра мне предстоит вымыть много полов.

То, что она предпочла ему грязную работу, привело его в ярость. Огромным усилием воли он сдержался и не закатил ей увесистую оплеуху. Возможно, леди на самом деле не верит, что он заставит ее выполнять эту грязную и изнурительную работу? Когда наступит утро, ей придется сильно разочароваться!


Рабыня разбудила Диану еще до зари. Она принесла ей кувшин холодной воды для умывания и платок на голову, подняла с пола коричневую тогу и осталась терпеливо ждать.

— Я это не надену, — обиженно заявила Диана.

— Это все, чем ты можешь прикрыться. Келл не отступит, — спокойно объявила ей рабыня.

После недолгого размышления Диана воспользовалась холодной водой и надела уродливое одеяние. Мальчик лет одиннадцати-двенадцати принес небольшой кусок хлеба и плошку воды. Диана едва не швырнула все это в стену, но тихий внутренний голос напомнил ей, что, возможно, другой еды она сегодня не получит.

Мальчик был очень худым и явно не достиг еще половой зрелости. Его глаза казались огромными на тощем лице.

— Тебе надо торопиться, — напомнил он.

— Вовсе не собираюсь, — заявила Диана.

Его узкие плечи опустились.

— Если ты не поторопишься, Сима побьют, — сообщила рабыня.

Диана снова пришла в ярость.

— Веди меня к Келлу! — приказала она.

Троица спустилась в кухню на первом этаже, а оттуда в еще большую кухню с огромным очагом, черными печами и громадным баком с кипящей водой. Увидев ее, Келл велел рабу набрать ведро горячей воды.

— Ты опоздала. Начинай с бань. Сначала моешь плитки щелочью, тщательно смываешь и затем вытираешь насухо замшей.

— А если я откажусь? — спросила Диана.

— Позволь познакомить тебя с Симом. Он будет твоим мальчиком для битья.

Сначала она решила, что Келл дал мальчику разрешение пороть ее, если она ослушается, но потом до нее дошла ужасная правда. Если она не сделает того, что ей велели, его побьют вместо нее!

Она быстро взглянула на худенькие плечи и огромные, печальные глаза Сима.

— Это чудовищно! — И настойчиво спросила: — Он — бритт?

Келл поднял брови:

— А ты считаешь, что они позволят мне пороть римлянина?

Диана взяла посудину со щелочным мылом и ведро с горячей водой, от которой шел пар, и отнесла его в помещение, где она накануне мылась.

Когда Келл убедился, что она не. может его услышать, он подмигнул Симу и сказал:

— Ты так хорошо умеешь вызывать жалость. Иди на кухню и получи свою награду.

— Это дьявольская хитрость! — раздался женский голос.

— Не лезь не в свое дело, — холодно парировал Келл.

— Все, что происходит в доме хозяина, — мое дело, — ответила Нола, вольноотпущенница, которую Маркус привез из Галлии, когда она еще была рабыней.

Они с Келлом всегда расходились в методах руководства домашним хозяйством. Когда появился Келл, Нола заведовала всем, но Маркус дал ей вольную за верную службу, а Келл был назначен вместо нее. Он имел под своим началом всех в доме, кроме Нолы, и, будучи истинной женщиной, она получала большое удовольствие от своего особого положения.

— Ты только тогда довольна, когда суешь свой нос в мужские дела. Надо, чтобы женщину, рабыня она или нет, было видно, но не слышно.

Нола рассмеялась ему в лицо:

— Мы представляем для тебя угрозу, бритт? На твоем месте я относилась бы к новой рабыне С большим уважением. Как только она будет в милости у Маркуса, она сможет превратить твою жизнь в сущий ад!

— Ты уже сделала это, женщина из Галлии!

— Да что ты? — протянула Нола. — Вот не думала, что твоя толстая шкура ощутила мои уколы. Будь так любезен, позаботься, чтобы мне принесли завтрак в спальню.


Мытье полов несколько отвлекло Диану от ее гнева, и когда он начал потихоньку отступать, а она перебралась в другие помещения, то смогла оценить всю красоту мозаичного пола. Она осталась довольна своей работой. Под ее руками яркие краски возвращались к жизни: она терла полы щелоком, пока на них не оставалось ни малейшего пятнышка, затем полировала плитки замшей до блеска.

Но, когда она заканчивала драить шестой пол, ее поцарапанные колени болели, спину ломило, руки распухли, и их щипало. Но она упрямо отправилась в кухню, чтобы сменить воду, затем прошла в атриум, представлявший собой, по сути, огромный холл виллы. Здесь она еще не бывала, так как ее провели через черный ход.

Всю ночь лил дождь, но теперь солнце светило через стеклянную крышу, а в маленьком фонтанчике мелькали радуги. Повсюду в терракотовых вазах стояли яркие цветы. Бледно-зеленую стену украшали фрески с изображениями птиц — от водяных до экзотических, с броским оперением. Со вздохом удовлетворения она домыла великолепный пол, который теперь засверкал, как бриллиант.

Внезапно через парадную дверь в холл ворвались два огромных дога. Они были такие большие и свирепые на вид, что Диана вскрикнула. Ее страх быстро перешел в гнев, когда она заметила, что их массивные лапы облеплены грязью и оставляют следы на только что вымытом полу.

— Ромул, Рем, ко мне! — прогремел низкий голос.

Доги рванулись к Маркусу Магнусу, громко дыша от восторга перед своим хозяином. Диана глазам своим не верила! Весь ее тяжелый труд пошел насмарку за несколько секунд!

Темные глаза примипила скользнули по ней без всякого интереса, как будто она ничем не отличалась от обычной домашней рабыни. Накануне вечером он смотрел на нее, как на награду, за которую и умереть не жалко. А позже, в ее спальне, он хоть и делал непристойные вещи, его руки касались ее так, будто она сделана из бесценного фарфора. А теперь он смотрит мимо, не замечая ее присутствия.

Диане захотелось выплеснуть ведро грязной воды на изумительные стены. Хотелось дать пинка собакам и подержать голову римлянина в фонтане, пока он не захлебнется! Но она лишь сидела на корточках, бессильно сжав кулачки, и глаза ее наполнялись слезами. Когда он выходил из дома с картой в руках, он даже не взглянул в ее сторону.

Келл был прав. Она полная дура! Сказал же он вчера, что она может соблазнить примипила одним движением ресниц. Из гордости она упустила свой шанс и теперь совершенно безразлична Маркусу Магнусу. Ей придется тереть полы до конца жизни!

Она смахнула слезы с глаз и принялась убирать грязь, оставленную этими зверюгами на полу атриума. Когда наконец снова стало чисто, она уже была одержима желанием вернуть расположение надменного человека, считавшего, что весь мир принадлежит ему.

Она сознавала, что пойдет почти на все, чтобы обрести над ним власть, держать его в руках. Ей хотелось поработить его так, как он поработил ее. Она решила, что заплатит любую цену, только бы им поменяться ролями: чтобы она была госпожой, а он — рабом.

Ей нужна была власть, но бритты при римлянах были полностью бесправны. Диана начинала понимать положение Келла. Оно давало ему власть хотя бы над себе подобными. Не имея возможности распоряжаться собственной судьбой, жить просто не стоило!

Размышляя об этом, Диана поразилась сходству ситуации в первом и восемнадцатом веках. Издревле миром правили мужчины. Мужчины сидели в правительстве, верховодили в армии и медицине, владели землей, имуществом, были первыми в искусстве и семье, и они же руководили женщинами. Подумать только, сколько веков все жены, все дочери, все служанки находились в полной власти мужчин!

И только любовницы, куртизанки и фаворитки имели власть и возможность манипулировать мужчинами. Женщина может достичь власти через мужчину. Если она умна, то выберет самого могущественного из своего окружения и заставит полюбить себя. Тогда она получит его власть.

Решимость Дианы крепла. Она красива, умна, утонченна и не идет ни в какое сравнение со здешними женщинами, которых видела. Если она не соблазнит римлянина, то, значит, вполне заслуживает выпавшую ей долю.

В ее богатом воображении начал созревать план, обрастающий многочисленными деталями. Моя пол, она придумывала целые речи и мизансцены, как будто репетировала пьесу. Первое, что ей необходимо, — это привлечь его внимание каким-нибудь необыкновенным образом. План был таким нахальным, что должен непременно удаться. Если она хорошо сыграет свою роль, она обретет власть над римлянином, а как только возьмет его на поводок, ему уже не вырваться. Она будет держать его в узде!

Диана решила, что моет последний пол в своей жизни. Она встала с колен, взяла ведро и направилась на кухню. Проходя мимо кухни на первом этаже, она заметила там отдающего приказания Келла. И сразу же зашаталась под весом ведра. Рука взлетела к голове, как будто она у нее закружилась, и стащила мерзкую тряпку с прелестных волос. Диана знала, что ее золотистые волосы — уникальное явление для Аква Сулис, поскольку ей еще ни разу не довелось здесь встретить человека со светлыми волосами.

Девушка с трудом расправила плечи, сделала несколько неуверенных шагов и опустилась на колени, зная, что Келл за ней наблюдает.

Она почувствовала руку на своем плече.

— Не поднимай головы, пока не пройдет дурнота! — приказал Келл.

Через пару минут Диана подняла голову, трепетно вздохнула и открыла глаза. Келл помог ей подняться на ноги.

— С тебя достаточно? — тихо спросил он.

— Возможно, — осторожно сказала она.

— Возможно! Это не ответ. Или ты сдаешься, или нет!

Диана слегка улыбнулась:

— Келл, ты считаешь, что в мире все делится лишь на белое и черное, но я обнаружила, что в мире еще много серого. «Да» и «нет» — хорошие слова, простые слова, в них нет ничего сложного и таинственного. Но в слове «возможно» есть тайна, призыв, на пряжение и тысяча оттенков, подразумевающих, что варианты бесконечны. Давай скажем, что я готова по

торговаться. — Диана протянула ему ведро.

Келл приказал Симу взять его. Кухню наполнил запах свежевыпеченного хлеба. Диана уселась на стул и сказала:

— Хлеб пахнет чудесно! Могу я еще попросить меду?

Келл тоже сел на стул. Рабыня, работающая на кухне, принесла им овсяное печенье, свежий хлеб, каменный кувшин с медом и корзину с фруктами. Они ели молча. Из-под прикрытых век Келл наблюдал за изящными движениями ее рук и деликатной манерой есть. Перед ним сидела очаровательная женщина. Он мог понять, почему Маркус Магнус хотел, чтобы она украсила его стол и разделила с ним ложе.

Насытившись, Диана удовлетворенно вздохнула, потом надкусила большую темную сливу.

— Келл, не могли бы мы кое-что обсудить? — Она не забывала спрашивать его разрешения по вся кому поводу. Когда Келл кивнул, она продолжила: — Ты сказал, что примипил хочет меня. Ты сказал, что, если я дам ему то, что он хочет, он будет со мной более чем щедр.

Келл молчал, ожидая продолжения.

— Если я стану его любовницей и если он останется мною доволен, это даст мне большую власть.

«Значит, она знает, что сила на ее стороне», — подумал Келл.

— Тогда у нас двоих будет власть в этом доме. Полагаю, нам глупо было бы соперничать. Если мы начнем бороться за власть, то неизбежно один окажется победителем, а второй побежденным. Если же мы станем союзниками — именно союзниками, а не друзьями, — мы оба выиграем.

Она знала, что Келл достаточно умен, чтобы понять, что она права.

— Если я соглашусь на это, то на моих собственных условиях.

— Я знаю, Келл, что ты во мне не нуждаешься. Но, увы, я нуждаюсь в тебе. — Диана умышленно хотела польстить его самолюбию, но тем не менее говорила правду. — Ты давал мне мудрые и правильные советы. В последующие дни мне снова понадобится твоя помощь и, возможно, твоя защита. Наши отношения будут такими же близкими, как, я надеюсь, мои

отношения с Маркусом.

Келл задумался. Если эта женщина приобретет власть, он хочет быть на ее стороне. Нола запросто может стать ее наперсницей, а страшнее женщины, обладающей властью, могут быть лишь две женщины, имеющие власть. Наконец Келл заговорил. При этом он внимательно смотрел ей в глаза.

— Мы уже заключили молчаливый союз. Давай и дальше действовать в том же духе.

Диана улыбнулась:

— Прекрасно! У меня есть идея. Чем ждать конца дня, когда примипил вернется на виллу, не лучше ли взять инициативу в свои руки?

Познакомившись с ее хитроумным планом, Келл хотел было сказать ей, что это невозможно. Но лицо ее светилось таким чисто женским лукавством, а голос звучал столь убедительно, что он отступил перед ее смелостью. Очень отважная женщина, такая может завлечь мужчину и заставить его плясать под свою дудку. Она была хитра и умна, как и он сам. Да еще и британка. Им просто суждено стать союзниками.


Глава 11


— Прежде всего мне нужна ароматная ванна. Затем, если ты рискнешь открыть свою сокровищницу с женскими уборами, мы выберем нечто такое, против чего примипил не устоит.

Диана почти час отмокала в восхитительной горячей воде. Когда растаяла боль в ноющей спине, рабыни для банных услуг укутали ее в огромное полотенце и занялись прической.

Келл принес резную коробку из кипарисового дерева с украшениями для волос и драгоценностями.

— Кому это принадлежит? — с любопытством спросила она.

— Все на этой вилле принадлежит Маркусу Магнусу, но если тебя интересует, не является ли обладательницей всех этих сокровищ женщина, то я отвечу тебе «нет». Это главным образом дары торговцев Аква Сулис. Здесь много ремесленников-кельтов, делающих прекрасные украшения. У хозяина много амулетов, некоторые — золотые с янтарем, другие — серебряные

с неограненными изумрудами. Маркус коллекционирует кельтские украшения. У него хороший вкус.

Глаза Дианы и Келла встретились, и оба рассмеялись этой нечаянной шутке. Она выбрала головное украшение из филигранного золота, которое позволило ей приподнять волосы на затылке, откуда они волнами сбегали по спине. Рабыня, накануне занимавшаяся ее прической, снова уложила тонкие завитки вокруг ее лица.

Диана выбрала темно-фиолетовое шелковое платье из груды стол, принесенных Келлом. Густой цвет резко контрастировал с ее нежным лицом блондинки и делал ее хрупкой и неземной. Она слегка подкрасила губы и нанесла на веки светлую фиолетовую краску, смешанную с серебром, придавшим ей переливчатость.

— В коллекции генерала есть украшение, которое великолепно подчеркнет твое совершенство, — сказал Келл. — Жди здесь.

Диана надела сандалии на высоких каблуках из пробки и попрактиковалась в ходьбе. Восхитительная стола была сшита в классическом стиле, подчеркивающем фигуру женщины, но у нее был небольшой шлейф, который девушке хотелось научиться откидывать изящным движением ноги.

Вернувшийся Келл подал ей кельтское крученое ожерелье с аметистами. Оно было великолепно и выглядело точно как ошейник рабыни. Диане оно сразу понравилось, потому что отлично сочеталось с фиолетовым шелком и делало ее шею длиннее и элегантнее. Не ускользнул от нее и иронический символизм этого украшения.

— Мне не следовало давать его тебе без разрешения, — засомневался Келл.

— Беру ответственность на себя. Если он рассердится, скажи, что я его украла! Мне от тебя нужно больше, чем украшения, Келл. Мне нужна лошадь.

— Немыслимо!

— Я должна поехать к нему, показаться всем его солдатам. Я не хочу ждать, когда он вернется сюда.

Брови Келла сдвинулись в совершеннейшем неодобрении.

— Ты можешь быть красивой и желанной, но ты еще и рабыня. Как много ты можешь себе позволить, по-твоему? — Неожиданно ему в голову пришла новая мысль: — Может быть, у тебя есть тайная сила?

Уголки ее губ поднялись в улыбке.

— Да, Келл, есть.

— Какая же? — подозрительно спросил он.

— Это тайна, — улыбнулась она.

— А Маркус эту тайну знает?

— Да. Она заставила его прийти ко мне в спальню в середине ночи.

Келл поразился. Он и понятия не имел, что Маркус покидал свою опочивальню, чтобы навестить рабыню.

— И что это за тайная сила, которой ты обладаешь?

Диана поколебалась. Она хотела, чтобы Келл был на ее стороне. Она будет с ним до конца честной.

— Моя неотразимая притягательная сила — моя девственность.

Серые глаза Келла расширились от изумления. Затем он покачал головой и засмеялся.

— Надо же, как просто, — пробормотал он, — но и настолько редко, что цены этому нет.

— Мне нужна лошадь, Келл.

Он покачал головой.

— Здесь нет лошадей, на которые можно тебя посадить. У меня есть небольшая колесница, я на ней езжу, если надо что-то сообщить господину.

Диана немного подумала, но нарисованная в уме картина ей понравилась.

Пожалуй, подойдет, может быть, даже еще лучше. Прежде чем мы поедем, не закажешь ли ты на ужин его любимые блюда?

— Уже сделано. Тут я тебя опередил.

Раб привел колесницу с запряженной в нее коренастой лошадкой. Келл помог Диане подняться.

— Я никогда ни на чем подобном не ездила, но, как я понимаю, надо ехать стоя и держаться вот за эту деревянную штуку?

— Я не имею привычки гнать как сумасшедший, — успокоил ее Келл.

— Зато Маркус имеет. Он едва меня не переехал, — вспомнила Диана.

— Удивляюсь, как он из-за тебя сдержал лошадей!

— Я произвела на него неизгладимое впечатление.

Если повезет, мне это удастся вторично.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что тебе придется отвечать перед ним за все, что ты натворишь сегодня. Ответственность на тебе, не на мне, — предупредил Келл.

Диана на мгновение в нерешительности закрыла глаза. Что, если он разозлится, унизит ее или сделает что-нибудь еще ужаснее? Она распрямила плечи. Будь что будет! Она доверится судьбе. В конце концов, Маркус Магнус всего лишь мужчина, а она — женщина. Здесь перевес явно на ее стороне.

Келл медленно выехал из ворот окруженного стеной сада и направился вниз по холму к Аква Сулис. Солнце припекало обнаженные плечи Дианы. Стражник помахал рукой Келлу, пропуская маленькую колесницу в ворота крепости. Она взглянула на укрепления, воздвигнутые на каменном фундаменте, на которые на высоту в восемнадцать футов, подобно кирпичам, были уложены пласты земли из ближайших канав. Все солдаты у укреплений, открыв рты, уставились на нее.

Диану удивили размеры крепости. Внутри находился целый город с многочисленными улицами и зданиями. На пересечении двух основных магистралей вокруг большой площади расположились высокие здания, где, по-видимому, размещались штаб, склады и конторы. Когда Келл остановился, чтобы узнать, где примипил, стражники сообщили ему, что тот в наружной пристройке.

Они проехали мимо конюшен, мастерских и, наконец, длинного ряда казарм, где спали и ели римские солдаты, весьма просторных, с колоннами у входов. На всем протяжении их пути люди бросали свою работу, изумленно пялились на нее и шли следом. Они уже привыкли видеть колесницу Келла в крепости, но ни разу со дня ее возникновения там не было женщин.

Ворота в центре задней стены вели в пристройку. Это оказался большой амфитеатр, используемый для тренировок и парадов. На поле находилась по меньшей мере тысяча солдат в металлических латах. Солнце отсвечивало от бронзы, железных шлемов и нагрудников легионеров, выстроившихся по периметру поля.

Они стояли с копьями и щитами по стойке смирно, глядя на центурию в центре поля, упражняющуюся с оружием. Битва шла жестокая. Солдаты дрались всерьез.

Маркус Магнус добивался того, чтобы каждый солдат научился искусно обращаться с гладиусом — коротким обоюдоострым мечом — до отъезда из Аква Сулис. Этот меч был скорее предназначен для того, чтобы колоть в ближнем бою, а не резать. Держали его в кожаных с бронзой ножнах на правом бедре. На левом бедре на том же, ремне висели железные ножны с кинжалом. На краю поля стояли санитары, готовые отнести раненых в больницу.

За примипилом стояли два кельтских туземца в своем обычном одеянии, состоящем из кожаной набедренной повязки, вооруженные топорами и ножами. У обоих были длинные черные волосы, а обнаженные конечности покрыты густой сетью татуировок, сделанных вайдой и имеющих устрашающий вид. Оба напали на него одновременно. С первым Маркус разделался мгновенно, вонзив ему в живот меч. Второго он схватил за волосы, резко откинул ему голову назад и перерезал горло.

Примипил даже не позаботился откинуть алую мантию за плечо, чтобы освободить правую руку. Солдаты приветствовали его радостными криками. За криками последовал смущенный смех, когда два туземца поднялись с земли в целости и сохранности. Они-то думали, что римлянин с ними покончит. Кельты проделывали все это вот уже два года и до сих пор ни разу не сумели одолеть его. Лишь однажды они его слегка ранили, после этого он мог убить их каждый раз, но не делал этого, лишь демонстрировал свое умение владеть оружием.

Когда появилась Диана на колеснице, глаза всех присутствующих обратились на нее. Солдаты зашумели, и командирам не удавалось заставить их замолчать, потому что они сами обменивались впечатлениями от столь необычного зрелища.

Примипил, не веря своим глазам, смотрел, как приближается к нему колесница Келла, в которой стоит прекрасная рабыня. Когда экипаж остановился, Маркус сунул в ножны гладиус и подошел, с изумлением глядя на нее. Глаза его метали искры. Прежде чем он успел что-то сказать, Диана протянула ему изящную руку.

— Помоги мне спуститься, Маркус, а то твои солдаты решат, что ты плохо воспитан. — Она говорила тихо, чтобы только он мог слышать.

— Ты еще узнаешь, насколько я невоспитан! — пообещал Маркус, но она заметила, что он умышленно не повышает голос.

— Улыбнись мне. Ведь ты же хочешь, чтобы солдаты подумали, что это ты велел мне сюда приехать.

От ее красоты у него перехватило дыхание. Он показал зубы в волчьей усмешке, проигнорировал протянутую руку Дианы и снял ее с колесницы, взяв за талию. Солдаты возбужденно приветствовали его, когда он сомкнул свои огромные ладони на ее узенькой талии и поставил на землю рядом с собой. Римский воин не обратил на вопли внимания, сосредоточившись на прекрасной женщине, у которой хватило смелости появиться перед ним на глазах у тысячи солдат.

Она улыбнулась в склонившееся над ней темное лицо.

— Они решили, что я твоя новая любовница, — прошептала она, обольстительно улыбаясь.

Его тело немедленно отреагировало на такое предположение. В темных глазах засветилось торжество.

— Ты приехала, чтобы мне сказать это?

— Конечно нет, грубиян! — поддразнила она.

Жгучее желание вспыхнуло в нем. Ему хотелось повалить ее на землю и овладеть на глазах у всех римских солдат так, чтобы она запомнила это на всю жизнь. Он хотел поставить на ней свое клеймо, показать им всем, что эта очаровательная женщина принадлежит ему, и только ему! Он властно взял ее за плечи.

— Тогда, во имя Аида, что ты здесь делаешь? — яростно спросил он.

Она подняла руку и нежно провела пальцем по его шраму. Все зрители с шумом втянули воздух.

— Я здесь для того, чтобы ты пригласил меня с собой поужинать. — Она слегка надула губки.

Ему безумно хотелось завладеть ими. От страстного желания стучало в висках.

— Ты моя рабыня, так что я приказываю тебе поужинать со мною!

Диана игриво покачала головой. Его руки на ее талии сжались, желая заставить ее покориться.

— Если ты пригласишь меня, то я соглашусь с превеликим удовольствием. Когда же мы поужинаем, я выскажу тебе свое предложение.

— Ты сама ляжешь передо мной, не заблуждайся на этот счет! — грубо проговорил он.

— Возможно. — Она постаралась вложить в это слово таинственность, обещание и страсть.

Маркус ощутил ответную реакцию во всем теле, до самого кончика его восставшей плоти.

Он внутренне улыбнулся. Она взяла инициативу в свои руки. Этим утром он умышленно разрешил своим собакам испачкать только что выскобленный пол, чтобы спровоцировать ее, но по части провокаций эта женщина, похоже, взяла над ним верх.

— А сейчас иди, пока я не воспользовался своим оружием прямо здесь, перед всеми солдатами. — Его темные глаза сверкнули. — Я приказываю тебе сегодня поужинать со мной!

Диана улыбнулась про себя.

— Ты просто дьявол, как я могу отвергнуть такое очаровательное приглашение! — Она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо: — Меня возбуждает то, как ты командуешь и повелеваешь всеми этими грубыми солдатами. — Она отступила на шаг.

Его сильные руки подхватили ее под ягодицы и поставили на колесницу рядом с Келлом. Солдаты в восхищении заорали и засвистели.

— Хватит! — прогремел он, и лицо его приобрело гордое и яростное выражение.

Мгновенно наступила полная тишина.

По дороге домой, на виллу, ни Келл, ни Диана не могли до конца поверить, что ей все сошло с рук. Она намеренно прошептала последние слова, чтобы соблазнить его, польстить его мужскому тщеславию, — те слова, которые ему хотелось услышать. Но она должна была признаться самой себе, что говорила она правду. Его близость, его прикосновения возбуждали ее.

Она с радостью сознавала, что когда находится рядом, Маркус Магнус не может удержаться, чтобы не коснуться ее. Она это проверит еще раз сегодня вечером. Она будет подходить к нему близко-близко, чтобы доказать, что он не может устоять. Диана взглянула на Келла:

— Он тебя отругал?

— Он меня даже не заметил, леди.

Диана была довольна Келлом. Он показал свое отношение, назвав ее леди. Она понимала, как ей выгодно иметь его в союзниках, поскольку хозяин полностью доверял ему. Еще она выяснила, что ей: приятно, когда она видит в глазах Маркуса веселье. Мужчины любят смеяться. Она должна изо всех сил постараться развеселить его.


«Будь я проклят, — думал Петриус, стоя перед своими потными легионерами и наблюдая за сценой, разворачивающейся перед ним между братом и его очаровательной рабыней, — ничего удивительного, что Маркусу нравится в Аква Сулис! Имея виллу, полную рабов, да еще такую женщину, удовлетворяющую все прихоти, кто не будет доволен? Вчера за ужином брат тщательно прятал своих рабынь. Теперь понятно, почему он не захотел остаться в борделе. Рабыня возбуждает мужчину больше, чем проститутка, а эта еще к тому же на редкость красива. Хочет Маркус или нет, но ему снова придется развлекать меня за ужином. И теперь мы с ним все разделим поровну, так-то, братец!»

Солнце палило, жара становилась нестерпимой. Примипил понимал, как сильно потеют его солдаты под шлемами и латами. Он разделил поле на квадраты, чтобы упражняться в наступлении и обороне. Одна группа тренировалась с семифутовыми копьями. Он разбил солдат на атакующих и защищающихся. До этого их учили пользоваться копьями с деревянными пробками на наконечниках. Он велел снять пробки. Обороняющиеся сразу взмокли не столько от жары, сколько от страха.

Маркус Магнус перешел на другой квадрат.

— Снять латы! — скомандовал он. Каждый солдат был рад освободиться от тяжелого бронзового нагрудника, лат и шлема, но тут примипил отдал следующий приказ: — Половине вооружиться кинжалами, другой — гладиусами. Вы будете сражаться без лат. Сами удивитесь, насколько быстро вы научитесь обороняться.

Он велел солдатам на следующем квадрате раздеться и поупражняться в борьбе.

— Дикие племена на западе дерутся голышом. Вам стоит к этому привыкнуть. Они более уязвимы для вашего оружия, разумеется, но двигаются стремительно, как молния. Те, кто остался в латах, скоро поймут, насколько они замедляют движения, особенно если ваш противник ничем не связан.

Солдатам в четвертом квадрате раздали оружие, которого они раньше не видели. Длинные мечи-спаты — обычное вооружение всадников, и луки со стрелами, подвезенные к полю на повозках, запряженных мулами. Затем Маркус Магнус и два туземца показали им, как пользоваться луком и стрелами, а затем и длинным мечом. На дальнем конце квадрата поставили соломенные чучела.

— Прежде всего вам следует научиться попадать стрелой в центр головы, а потом отсекать эту голову одним ударом меча.

Маркус знал, что к концу занятий легионеры устанут как собаки. Он взглянул на небо и увидел, что с запада идет гроза. Если пройдет хороший дождь и вода в реке поднимется, завтра можно поучить их плавать. Если нет, то можно научить их вскакивать на быстро едущую колесницу и спрыгивать с нее на полном ходу.

Маркус с нетерпением ждал сумерек, хотя и старался этого не показать. В предвкушении вечера с Дианой сердце его тяжело билось. Он пытался скрыть свое растущее возбуждение и нетерпение от римских солдат, которых тренировал. Они заслужили его полное внимание. Гордость не позволяла ему недоучить их: ведь речь шла о тактике выживания. Усилием железной воли он выкинул из головы все мысли о прекрасной рабыне до того момента, когда сможет уделить ей все свое внимание.


Когда они приехали на виллу, Диана прошла за Келлом на кухню. Рабы и рабыни были заняты приготовлением ужина, стоя за длинными, тщательно выскобленными столами, над которыми висели медные кастрюли.

— Что тебе здесь нужно? — строго спросил Келл.

— Я хочу убедиться, что все сделано так, как надо.

— Разве я не занимаюсь этим каждый день всю свою жизнь? — спросил он пылко. — Тебе надо отдохнуть. Сделай это, пока есть возможность.

Диана мило покраснела. И то верно, день выдался длинный, но она чувствовала себя такой бодрой, страх смешивался в ней с возбуждением, и она понимала, что заснуть ей не удастся.

— Здесь очень жарко. Иди в сад. Он успокоит тебя. Только держись подальше от личной купальни хозяина. Рабам пользоваться ею запрещено.

Сад был пышным, с тенистыми деревьями, усыпанными яркими цветами. Бродя по его извилистым тропинкам, она постоянно натыкалась на маленькие беседки из тисового дерева с каменными скамьями, солнечные часы и декоративные пруды. Здесь росли огромные дубы, грецкий орех и каштаны, груши, абрикосовые деревья, айва и тернослив[27 - Мелкая черная слива.]. Рыжие бойкие белки собирали желуди, в прудах важно плавали золотые рыбки, а под цветущими рододендронами дрозды гонялись за насекомыми.

Свернув по вымощенной камнем дорожке, она вышла к бледно-аквамариновой купальне. На ее дальнем конце вода лилась из пастей больших каменных дельфинов, а подойдя поближе, она разглядела, что края бассейна украшает мозаика из водяных лилий и гиацинтов. С одной стороны бассейна находилась длинная баня, увитая алой глицинией и декоративным виноградом. Если этот оазис придумал сам Маркус Магнус, то тогда он действительно умеет ценить красоту природы. Диана уселась на резную каменную скамью и отдалась покою окружающей ее обстановки.

Женщина средних лет в простой льняной тоге подошла к ней с холодным напитком. Диана благодарно улыбнулась.

— Я решила позаботиться о тебе, дитя.

Это была полная приятная женщина с седеющими волосами и материнской улыбкой. Диана смутилась. Как может она позволить рабыне обслуживать ее?

— Спасибо, я сама о себе позабочусь.

— Меня зовут Нола. Я могу облегчить тебе здесь жизнь, а ты можешь сделать то же самое для меня, если доверишься мне.

— Пожалуйста, садитесь, Нола. Я не хочу прини мать услуги рабыни, это против моих принципов.

Нола просияла:

— Ты христианка, я так и знала! Я возьму тебя под свое крыло. Каждому нужна материнская опека, даже самому великому человеку. Он ведь на самом деле еще мальчик. Его обязанности делают его строгим и резким. Но иногда вечерами он сбрасывает вместе с латами свои заботы. Мне приходилось видеть, как он носится с собаками и плещется в бассейне, как мальчишка. Он одинок, хотя сам этого не понимает. Ты избавишь его от одиночества?

— Я… я попытаюсь, — медленно произнесла Диана, обдумывая полученную информацию о том, что и Маркус тоже уязвим. — Как вы можете к нему хорошо относиться, если принадлежите ему?

Нола рассмеялась:

— Он давно дал мне вольную. Я осталась по собственному желанию. Кто же еще будет за ним присматривать и защищать от интриг Келла?

«Ага, Келл и Нола, судя по всему, противники! Может быть, мне удастся использовать этот факт себе на пользу».

Попробовав напиток, она удивилась:

— Да это же сидр! Какой вкусный!

— Римляне непрерывно пьют вино. Порой оно ничуть не лучше уксуса. Британцы предпочитают сидр. — Нола сделала несколько глотков сидра, разглядывая Диану. — Ты очень эмоциональна. Слишком долго тебе приходилось сдерживаться. Ты будто спала, ожидая, когда можно будет выйти из кокона, расправить свои прекрасные крылья и полететь. Сейчас как раз такой момент.

— Откуда вы все знаете? — спросила Диана, понимая, что Нола права.

— Я все знаю, я это чувствую. Тебе страстно хочется сбросить свою одежду и поплескаться в бассейне. Не бойся потакать своим желаниям, детка. Я найду тебе полотенце, чтобы прикрыть твои чудесные волосы. И подержу твою красивую столу, и стану от гонять рабов, чтобы они не мешали тебе освежиться.

— Звучит божественно, но Келл запретил мне пользоваться этим бассейном.

— Чуточку власти, и у него голова пошла кругом. Маркус разрешает мне пользоваться им в любое время, и я предлагаю тебе стать моей гостьей. Вода — это чудо. Она поможет тебе смыть все заботы и страхи. Обещай мне: ты будешь часто приводить его сюда, чтобы поиграть в воде.

Даже если бы от этого зависела ее жизнь, Диана не смогла бы представить себе играющего Маркуса Магнуса. Но разве он не играл с ней, когда поднимал на колесницу сегодня, взяв под ягодицы. Даст Бог, и ей удастся разглядеть мальчика в мужчине. Вот тогда он обязательно поддастся ее чарам и будет в ее власти.


Глава 12


Маркус Магнус не мог припомнить дня, когда двенадцать часов тянулись бы так долго. Он часто возвращался домой пешком по холмам, протянувшимся от крепости до виллы, но сегодня предпочел своего белого жеребца. Сине-бордовые тучи клубились над его головой, и, когда он подъехал к конюшне, уже начал греметь гром.

Обычно он сам ухаживал за лошадью, как и подобало профессиональному легионеру, но сегодня передал Титуса рабу, работающему на конюшне.

— Будь осторожен, — предупредил он. — Титус кусается, а из-за грозы он беспокоен.

Всю дорогу до виллы ему казалось, что копыта Титуса выбивают: Диана, Диана, Диана!.. Войдя в атриум, он едва скрыл свое разочарование, потому что не она встречала его.

Келл поклонился:

— Надеюсь, у вас был хороший день, господин?

— Да, вполне удачный.

Келл никак не отреагировал, когда Маркус сказал:

— Я сегодня вымоюсь на вилле. В любую минуту может начаться гроза.

Но, верный своей привычке просто из принципа не соглашаться с хозяином, произнес:

— Мне думается, она будет собираться медленно, а затем внезапно разразится. — А про себя добавил: «Ты — гром, она— молния».

Умышленная аналогия не ускользнула от Маркуса Магнуса.

— Ничего, если я попрошу тебя обслуживать нас сегодня? — спросил он Келла.

— Я так и собирался. — Обычно омовение занимало час, а то и два. Но Келл решил, что сегодня он приведет леди в столовую через полчаса.

Сидя перед зеркалом из полированной бронзы в своей спальне, Диана обратилась к Ноле:

— Мне кажется, что не стоит менять платье. Маркусу, кажется, пришелся по вкусу фиолетовый цвет.

— Ты знаешь, что в этом цвете есть своя магия? — спросила Нола. — Его оттенок меняется в зависимости от освещения. В тени он почти черный, но на свету становится глубоким и полным жизни. Он придает тебе силу, как и аметисты вокруг твоей шеи. Тебе еще нужно нанести на грудь и спину масло с фиалковым запахом.

— Я уже подушилась.

— Ничего, не помешает, поверь мне.

— Прошлым вечером Келл давал мне египетский мускус.

— Мускус слишком приторный. Сегодня лучше фиалки.

В дверь осторожно постучали, и Нола открыла. На пороге стоял Келл.

— Вижу, ты не теряла времени, чтобы добиться ее благосклонности, женщина из Галлии. Я пришел, чтобы проводить леди к господину.

Нола приподняла брови:

— Еще утром ты называл ее рабыней, а вечером уже величаешь леди! Я рада, что ты послушался моего совета выказывать ей больше уважения. Ты многому можешь научиться у тех, кто умнее тебя.

— Один бритт стоит десятка женщин из Галлии. — Келл вошел в спальню и обратился к Диане: — Ты готова?

Неожиданно Диана ощутила всепоглощающий, панический ужас. Она почувствовала себя пленницей, которую ведут на казнь. Как она решится такое сделать? Как сможет подчиниться диктатору? Как позволит себя унизить? Внезапно ей припомнились древние сказки Шахерезады. Разве не удалось той женщине сдерживать правителя тысячу и одну ночь?

«Мне нужно торговаться! Я просто продам невинность за власть. Довольно выгодная сделка». Но в глубине души и каким-то седьмым чувством она понимала, что ей придется не только торговаться. Ей придется очаровывать, завораживать, порабощать!

Диана слегка улыбнулась и протянула руку Келл:

— Я более чем готова.

Он взял протянутую руку и повел ее вниз. Он постарался скрыть улыбку в серых глазах, когда увидел, что Маркус уже в триклинии. Келл провел девушку через колонны.

— Леди Диана!.. — возвестил он куда более торжественно, чем ее представляли при дворе целую жизнь назад.

Маркус вышел навстречу ей. Его черные глаза охватили ее всю. Диана откинула в сторону маленький шлейф, затем сделала один шажок к нему и остановилась, гордо подняв голову. Маркус схватил ее маленькую руку и укорил:

— Ты подчинилась моему приказу по-королевски, снизошла до меня, как богиня.

— Все потому, что ты отдаешь свои приказы надменно, как хозяин, повелевающий рабу.

— Так я и есть хозяин! — Он больно сжал ее руку.

— К сожалению, я не богиня. Я смертная, из плоти и крови. Ты решил раздробить мне кости? — мягко спросила Диана. Она протянула руку, погладила только что выбритый подбородок и тихо сказала: — Я пришла, чтобы тебя развлечь. Если тебе нравится играть в хозяина и рабыню, тебе придется научить меня этой игре.

Его глаза блеснули.

— Это не игра.

Диана остановила взгляд на его губах, потом провела кончиком языка по своей верхней губе.

— Маркус, то, что происходит между женщиной и мужчиной, всегда игра.

Его восставший пенис приподнял ткань туники. Хоть Маркус и не давал ей разрешения называть себя по имени, в ее устах оно звучало замечательно. Никто и никогда не называл его Маркусом, и сейчас он понял, как истосковался по душевному теплу.

— Сегодня днем ты сказала, что вечером мне покоришься.

Диана взглянула на него из-под опущенных ресниц.

— Я не говорила ничего подобного, и ты это хорошо помнишь.

— Ты подразумевала, что уступишь мне.

Она рассмеялась:

— Ты обманываешь себя каждый вечер или сегодняшний — особенный?

Он хищно усмехнулся и прорычал:

— Ты снова это делаешь!

— Что делаю? — с невинным видом спросила Диана.

— Намекаешь, подразумевая, что сегодняшняя ночь будет особенной, а это невозможно, если ты не сдашься и не уступишь мне полностью.

— Это все часть игры. Мне кажется, именно так играют в эти игры женщины и мужчины — намекают, подразумевают. А сказала я вот что: «Когда мы по ужинаем, я выскажу тебе свои предложения».

— А я ответил: «Ты сама ляжешь передо мной».

Диана положила руку на его грудь и раздвинула пальцы. Она чувствовала под туникой золотую монету, нагретую теплом его тела. Она придвинулась чуть ближе.

— А я что сказала? — дрогнувшим голосом спросила она.

— «Возможно» — вот что ты сказала, — ответил он, не отводя темных глаз от ее губ.

— Волшебное слово, полное обещаний, не так ли? Если бы я просто сказала «нет», ты бы рассердился и заставил меня подчиниться твоей воле. Если бы я сказала «да», исчез бы весь трепет ожидания и предвкушения. Вот я и сказала «возможно», и это сохранило тайну, усилило тревогу ожидания и подогрело желание.

Он изнывал от желания попробовать ее на вкус. Ее губы, такие близкие, шепчущие эти завораживающие слова, наполняли его страстью. Он наклонился и завладел ее ртом, наслаждаясь его мягкостью и сочностью, потом языком нашел кончик ее языка.

Что-то твердое коснулось ее живота, заставив задохнуться. Маркус вздрогнул, когда его плоть коснулась теплого шелка. Она слегка отодвинулась.

— Ты голоден, Маркус?

— Безумно!

Над их головами раздался удар грома.

В комнату вошел Келл с тяжелым подносом. Диана немедленно воспользовалась его появлением и еще дальше отодвинулась от римлянина. Теперь она испытает свою силу. Посмотрит, сколько времени понадобится, чтобы снова заставить его к ней прикоснуться.

— Келл велел приготовить все твои любимые блюда. Тебе повезло, что он на тебя работает. Он удивительно расторопен.

— Благодарю, Келл, — сказал Маркус.

— М-м-м, запах просто изумительный!..

Однако Маркус ощущал лишь запах фиалок, пока Келл снимал с блюд крышки.

— Желаете, чтобы я нарезал?

— Я сам справлюсь, Келл.

Когда Келл вышел из триклиния, Диана сказала:

— Я никогда еще не ужинала в такой обстановке.

Маркус немедленно оказался рядом и посадил ее на диван напротив себя.

— Давай я тебя научу. Ложись на бок лицом к моему дивану. Теперь подложи эту маленькую подушку под локоть.

Уголки ее рта довольно приподнялись. Не прошло и секунды, как Келл вышел из комнаты, а он уже касался ее. Диана перевернулась на живот и оперлась на локти.

Маркус провел мозолистой рукой по изгибу ее спины, задержавшись на ягодицах.

— Все-таки как мудра Нола! — прошептала она.

— Нола? — глухо переспросил он.

— Она посоветовала мне подушить поясницу. Сказала, что я об этом не пожалею.

Маркус стал поглаживать пальцами ее спину, пока не нашел нужное место. От запаха фиалок его ноздри затрепетали.

— Еда остывает, — напомнила она.

— Но не мое желание, — упрямо заявил он.

— Чем скорее мы поедим, тем скорее сможем поторговаться, — резонно ответила она.

Прежде чем убрать руку с ее ягодиц, он сильно надавил вниз, так что ее лобок уперся в подушку и она ощутила первые признаки сексуального возбуждения.

Снаружи сверкнула ослепительная молния, за которой последовал такой оглушительный удар грома, что, казалось, задрожала крыша.

Маркус подошел к стоящему между ними столику. Он нарезал бедро дикого кабана, выбрал самые лучшие артишоки, самую нежную зеленую фасоль, самые тонкие стрелки спаржи и поставил тарелку рядом с ней вместе с кувшинчиком подогретого оливкового масла со специями.

Келл также принес кресс-салат и салат-латук. На огромном блюде в центре стола лежали разные сорта сыров, оливки и орехи. Маркус подвинул поближе к ней чашу с водой для омовения рук и полотенце и лег на диван напротив.

Они лежали лицом к лицу, телом к телу. Под локтями — маленькие золотистые подушки. Буря за стенами бушевала с такой же силой, как и буря внутри.

Маркус никогда не страдал отсутствием аппетита, так что он отдал должное всему, что было перед ним поставлено, но если бы он не знал, что подан его любимый дикий кабан, то так бы и не понял, что съел.

Его глаза неотрывно смотрели на Диану, не упуская изящных движений ее рук, наблюдая, как она деликатно облизывает пальцы, как делает глоток из кубка. Он видел, как липнет к каждому изгибу ее тела фиолетовый шелк, как он подчеркивает округлость ее груди. Если бы он сам не убедился, что она девственна, он никогда бы этому не поверил. Она была так соблазнительно женственна и так по-женски мудра… Она уже созрела для любви.

Диана окунула пальцы в ароматную воду и вытерла их полотенцем.

— Ты закончила? — нетерпеливо спросил он.

Она взяла сливу и жадно впилась в нее.

— Закончила? Да я только начала, — промурлыкала она.

Маркус решил, что он уже достаточно от нее натерпелся.

— Я готов! — с чувством возвестил он.

— Я не стану спрашивать у тебя доказательств, верю на слово.

Он сначала удивился ее намеку, потом откинул голову и рассмеялся. Она не могла не заметить, какой мускулистой была его шея. Удар грома помешал ему заметить, как у нее перехватило дыхание.

— Значит, я все же тебя забавляю. Я уже потеряла надежду увидеть тебя смеющимся.

Он рывком спустил ноги на пол.

— Нет! — воскликнула она, протянув руку. — Я хочу, чтобы, пока мы торгуемся, между нами был стол.

В его глазах горел вызов, но все же он снова в ожидании облокотился на подушку, стараясь погасить огонь в крови:

Когда она слизала сок со своей сливы, Маркус прикрыл глаза и сжал зубы, пытаясь унять биение крови в своем фаллосе.

— Ты хочешь, чтобы я признала себя твоей рабыней, — начала Диана тихо. — Хочешь, чтобы повиновалась тебе беспрекословно. Ты хочешь, чтобы я добровольно подчинилась тебе. Ты хочешь, чтобы я подарила тебе свою девственность.

Комнату наполнила зловещая тишина. Маркус в ожидании ее решения слышал громкое биение своего сердца.

— Я готова признать себя твоей рабыней. Я буду повиноваться тебе беспрекословно. Я добровольно подчинюсь твоим приказам, но… — Для пущей драматичности Диана помолчала, и Маркус затаил дыхание. — Но лишь при посторонних. Наедине ты будешь обращаться со мной как с леди, не как с рабыней.

Он смотрел на нее так, будто она сошла с ума.

— Иными словами, ты лишь будешь делать вид, что ты моя рабыня? — В голосе звучала с трудом сдерживаемая ярость.

— По существу, я и буду твоей рабыней. Все легионеры, все жители Аква Сулис, все твои слуги будут знать, что я рабыня, но когда мы будем с тобой лишь вдвоем, наши отношения не должны быть общением хозяина и рабыни. Они будут отношениями между мужчиной и женщиной… между любовниками.

Маркус не видел разницы. Обязанность женщины подчиняться мужчине, не важно, раба она или любовница. Воля мужчины превыше всего, иначе какой же он мужчина! Он заметил, что она упустила пункт насчет девственности. Осталось неясным, согласится ли она по собственной воле отдаться ему или нет, а ведь это был самый главный вопрос в их сделке.

— И ты добровольно отдашься мне? — настойчиво спросил он.

— Только когда ты меня завоюешь. Не по требованию, — мягко сказала Диана.

— И когда ты мне разрешишь начать тебя завоевывать, моя прекрасная леди? — спросил он с явным сарказмом.

Она лукаво взглянула на него:

— Мы оба знаем, что ты уже начал за мной ухаживать… И мне это очень нравится!

Небеса разорвал новый удар грома, начался ливень. Из атрия донесся какой-то шум, и в триклиний вошел Келл.

— Ваш брат Петриус, господин. — Келл отступил в сторону, и они увидели между колоннами молодого красавца, центуриона когорты, промокшего до нитки.

Диана рванулась к дивану Маркуса и опустилась на пол у его коленей.

— Что-нибудь случилось, Петриус? — спросил Маркус.

— Я пришел ужинать, брат. Гроза застала меня врасплох.

Хотя его никто не приглашал и его неожиданное появление разрушило все планы Маркуса, он все же проявил себя гостеприимным хозяином.

— Мы уже поужинали, но тут еще много еды. Вымойся и смени платье, пока тебе все приготовят.

Петриус слегка пошатнулся, потом вошел в триклиний.

— Обойдусь без еды, только выпью с вами. — После каждого его шага на полу оставались лужи.

Маркус нахмурился. Он видел, что брат уже выпил достаточно.

— Не беспокойся о лужах, брат, у тебя хватает рабов, чтобы все убрать. — Петриус налил себе вина из кувшина, потом долил два наполовину пустых кубка. — Выпей со мной, или примипил Аква Сулис слишком горд и могуществен, чтобы делить свое вино с простым воином?

Он говорил вызывающим тоном. Маркус положил руку на плечо Диане, чтобы успокоить ее.

— Мое вино — твое вино, Петриус, моя еда и моя вилла в твоем распоряжении. Садись, отдохни.

Петриус прилег на белую с золотом кушетку, оставляя везде грязные следы. В руке он держал кубок.

— За Рим, славный Рим! — Он осушил свой кубок и стал ждать, когда они последуют его примеру. — Может, тебе эта страна и нравится, но, на мой вкус, это самая задница империи. Даже боги на нее мочатся! — Он заметил на пороге Келла. — Раб, еще вина!

Маркус и Келл обменялись понимающими взглядами, Келл принес еще кувшин вина и наполнил кубок Петриуса. Тот снова выпил все до дна, и его глаза впились в женщину, тихо сидящую у ног брата.

— А твое гостеприимство не идет так далеко, что бы обеспечить меня рабыней? Или ты поделишься этой?

Диана вздрогнула, и Маркус погладил ее золотистые волосы.

— Эта рабыня — моя личная собственность, и только моя, Петриус, сегодня и впредь. Твое пьяное поведение оскорбляет меня и позорит тебя самого. Завтра ты пожалеешь, что так много пил, когда тебе придется учить солдат переплывать реку в полной амуниции.

Диана повернулась к Маркусу и с обожанием посмотрела на него.

— Могу я приехать и посмотреть? — Ее рука мягко коснулась его колена, чтобы сделать просьбу более убедительной.

Она играла рабыню идеально с того самого момента, как появился Петриус. Он взглянул ей в лицо, их взгляды встретились.

— Я разрешаю тебе приехать. Сделка заключена, — тихо проговорил он.

Петриус с трудом поднялся на ноги.

— Я не пьян! — Он вытащил кинжал. — Я буду драться за эту женщину.

Маркус тяжело вздохнул и поднялся на ноги.

— Иди в мою опочивальню, — велел он Диане. — Пошли, брат, думаю, тебе надо хорошо попариться, чтобы протрезветь. В таком виде ты не можешь появиться перед своими солдатами. — Он легко разоружил Петриуса и по-братски обнял его за плечи, чтобы удержать на ногах.

Келл пришел хозяину на помощь. Когда они шли к бане, Петриус окончательно вырубился.

— Видят боги, он набрался. С чего бы это, черт побери?

Келл про себя ответил: «С зависти. Зависть к тебе ест его поедом».

— Придется нам поработать, — смирился Маркус. Сначала он окунул его в холодную воду, чтобы тот очухался. Когда Петриус пришел в себя, он начал сопротивляться, как молодой бычок. Но Маркус не дал ему вырваться. Когда же он наконец выудил брата из холодной воды, то помог Келлу дать ему рвотное и держал его голову, пока Петриуса выворачивало наизнанку. «Теперь он успокоится», — удовлетворенно подумал Келл.

Маркус привел брата в небольшую парную. Пока тот исходил потом, Маркус заставлял его пить много воды, чтобы не обезводить организм. Маркусу тоже приходилось много пить, чтобы не потерять вес в такой жаре.

Через три часа Петриус был абсолютно трезв. Маркус приказал рабу для банных услуг сделать ему массаж, затем проводил его до офицерских казарм. Пока они ехали к крепости под мелким дождем, Петриус уныло молчал. Расставаясь с братом у ворот, он пробормотал:

— Спасибо.

— Мы ведь с тобой братья, — ответил Маркус.


Диана стояла в опочивальне Маркуса перед камином, который растопили по случаю сырой погоды. Все ее планы рухнули из-за вторжения Петриуса. Она хмыкнула. Петриус был пьян в стельку. Впрочем, она и сама не совсем трезва. Маркус, верно, из себя выходит, что ему приходится валандаться с пьяным братом. К концу ужина он уже едва сдерживал свое нетерпение. Можно только представить, в каком он сейчас состоянии!

Диана зевнула. День выдался длинным и полным событий. Девушка слегка улыбнулась. Девушка ни секунды не сомневалась, что Маркус согласится на ее условия. Она заявила, что не будет его рабой с ним наедине. О чем она умолчала, так это о том, что сам он медленно, но верно станет ее рабом.

Аметистовое ожерелье стало слишком тяжелым. Она расстегнула застежку и положила его на стол около кровати. Села на ведущие к ней ступеньки и сняла сандалии. Снова зевнула.

Странно, но она совсем перестала бояться римлянина. Он был самым сильным и могущественным из всех знакомых ей мужчин, но эта сила защитит ее, а не принесет вред. Она положила голову на мех и сонно улыбнулась. Маркус полагает, что она принадлежит ему, а ведь на самом деле это он принадлежит ей!


Келл ждал Маркуса в атриуме с парой полотенец. Он отдал Келлу свой мокрый плащ и стянул промокшую тунику. Затем обернул одним полотенцем бедра, а другим энергично и досуха вытер черные волосы.

Келл взял факел из подставки и освещал путь Маркусу через темную и тихую виллу до опочивальни. Открыв дверь, они увидели спящую Диану. Она сидела на ступеньках, а ее золотистые волосы рассыпались по меху. С тоской глядя на спящую красавицу, Маркус спросил:

— Сколько полов она сегодня вымыла?

— Семь, — ответил Келл.

— Видать, семь для меня несчастливое число, — пробормотал Маркус.


Глава 13


Диана медленно пробуждалась от глубокого сна. Открыв глаза, она увидела капители римских колонн с витыми бычьими рогами. И сразу поняла, что лежит на кровати Маркуса, стоящей на возвышении.

Ее окатила волна возбуждения, даже пальцы на ногах онемели; потом она набралась храбрости и осторожно повернула голову. Кроме нее, в постели никого не было. Почувствовала ли она сожаление или облегчение? И то и другое одновременно, хотя ей очень хотелось бы узнать, как это могло получиться.

Скорее всего, Маркус застал ее спящей и отнес на кровать. Будил ли он ее? Овладел ли ею? Она задумалась, но не могла ничего вспомнить, кроме того, что сидела на ступеньках, положив голову на кровать. Она помнила нежность меха под щекой, запах Маркуса, наполняющий ее, и ничего больше.

Диана села и обнаружила, что на ней все еще фиолетовое шелковое платье. Она потянулась и легко провела руками по телу. Оно показалось ей таким же, как вчера. Диана точно знала, что он не тронул ее, потому что, если уж Маркус Магнус овладеет женщиной, это наверняка не останется для нее тайной!

Сидя в постели, она взглянула на то место, где он лежал рядом с ней, — так близко и так далеко. Ничего не произошло, но она сейчас знала о нем много больше, чем раньше. Маркус принял ее предложение, согласился на сделку, и он ее не нарушил. Хотя под началом этого римского примипила находились тысячи солдат и он мог как и когда хотел использовать свою силу и власть, он не разбудил ее и не овладел против ее воли. Судя по всему, Маркус был человеком чести, человеком слова. Его сдержанность сказала ей, что глубоко внутри этот римлянин мягок, добр и благороден. Надо только проникнуть в эти глубины, и Диана поклялась себе сделать это.

Она торжествовала, потому что знала, что выиграла очко в борьбе за власть. Она должна быть очень осторожной, играя роль рабыни в присутствии других, даже Келла, тогда наедине Маркус позволит ей пользоваться всей полнотой своей женской власти.

Нола принесла завтрак.

— Можно посидеть с тобой?

— О, конечно!

Нола поставила поднос с хрустящими булочками, медом и фруктами на постель, затем примостилась на ступеньках.

— Он к тебе относится по-особому.

Диана опустила ресницы, не совсем представляя, как должна вести себя в этой ситуации рабыня.

— Откуда ты знаешь? — робко спросила она.

— Он оставил тебя на всю ночь, Он никогда не поступал так раньше.

Диана поняла, что в этом доме с одним хозяином и тридцатью рабами ничего не утаишь. Она подняла ресницы:

— Нола, я понимаю, рабыня не имеет права на собственную жизнь, но Маркус очень бережно относится к своей. Я уверена, что ему не понравится, если о деталях наших с ним отношений начнут болтать на вилле.

— Скорее прилив удержишь, чем помешаешь рабам сплетничать. Тогда тебе придется попросить Маркуса вырезать им языки.

— Ты шутишь? — испуганно спросила Диана.

— Отчасти, — призналась Нола, — хотя в некоторых римских домах именно так и делают. Но я имела в виду, что Маркус пылает такой страстью, что сделает все, что ты ни попросишь.

Диана слизнула мед с пальцев.

— В этом случае мне стоит попросить платья. Мне нечего надеть.

— Перед отъездом сегодня утром он просил меня заняться твоим гардеробом. Я безмерно удивилась, что именно он проявил такой интерес к одежде женщины.

— Какой интерес?

— Страстный интерес, очень детальный. Он хочет, чтобы у тебя были одеяния, которые бы доставляли ему удовольствие, туалеты, способные подчеркнуть твою хрупкую красоту.

Диане захотелось выругаться. Вечно кто-нибудь за нее выбирает одежду. Неужели ей удалось сбежать от Пруденс только затем, чтобы снова не иметь права выбора? Она уже было начала протестовать, но вовремя вспомнила, что она рабыня. Пусть одевает ее так, как ему заблагорассудится!

Поэтому она ограничилась чисто символическим протестом.

— Я лучше знаю, какой цвет мне идет.

— Маркуса больше интересует фасон и качество ткани. Он желает, чтобы для тебя покупали лишь самую дорогую материю. Но ты и сама сможешь выбрать, что тебе понравится.

— А примерки будут здесь, на вилле?

— Да, но мы и сами сходим за покупками. На улицах Аква Сулис есть самые разные магазины. Торговцы выкладывают свои товары даже на пешеходных дорожках. Ходить за покупками — одно из величайших удовольствий для женщины. Там есть парфюмерные магазины, ювелирные, цветочные, продуктовые, есть там и цирюльни, где делают замечательные прически…

— Одна из рабынь уже меня причесывала. Она очень талантлива.

— Это Силла. Ты можешь взять ее себе как личную рабыню, она будет причесывать тебя и помогать краситься. — Заметив, что Диана колеблется, Нола добавила: — Это даст ей более высокий статус в доме, так что, если ты ее выберешь, она будет счастлива.

— Тогда я соглашаюсь с удовольствием, — сказала Диана, принимая свою первую рабыню.

По пути в баню Диана нашла Келла. Не успела она сказать ему, что хочет посмотреть, как Маркус учит солдат переплывать реку, как он сам обратился к ней:

— Господин велел мне отвезти тебя к нему после обеда.

— Я повинуюсь, — тихо сказала Диана, ликуя, что он не забыл ее просьбы. Наверное, ему тоже этого хотелось, иначе он бы не вспомнил. Так здорово приехать к нему, когда там все эти легионеры, которыми он командует! Значит, он ценит ее и гордится ею. А еще это доказывает, что ему нужно видеть ее днем, что он не в силах ждать до вечера.

Она должна надеть что-то очень красивое. Что-то такое, что заставит его желать ее еще сильнее!

После бани Нола привела ее в солярий. Диана здесь еще не была, и солярий оказался таким же очаровательным, как и все на вилле. Одна стена от пола до потолка была полностью стеклянной. Не удержавшись, она спросила Нолу:

— Как делают стекло?

— Оно отливается в плоских формах. Это одно из многого, чему римляне научили бриттов.

Мозаичный пол был само совершенство. Из кусочков ярко-оранжевого, черного и зеленого мрамора было составлено изображение бенгальской тигрицы в натуральную величину, лежащей в высокой траве. В солярии стояли льняные с золотой нитью диваны, выкрашенные в те же тона, что и мозаика.

Их уже ждали два торговца, каждый с несколькими рабынями-помощницами: ведь предстояло обслуживать женщину. Они привезли свои товары в огромных сундуках, похожих на плетеные корзины. Первый торговал одеждой, второй — украшениями.

Один за другим открывались сундуки, полные разноцветных тканей. На диванах были разложены материи всех сортов и оттенков, которые привезли из далекого Египта и Китая. Пока Диана ласкала шелк и поглаживала мягкую шерсть, Нола заказала те платья, о которых говорил с ней Маркус.

— Мне надо что-то подобрать для сегодняшней поездки. Это возможно?

— Разумеется, — ответила Нола. — Ведь тога — просто кусок материи, наброшенной особым образом и скрепленной брошью. И для мантии с капюшоном не потребуется большой работы. Опытные рабыни сошьют столу и к ней паллу[28 - Палла — древнеримское женское одеяние.] за несколько часов.

— Мне бы хотелось алый плащ, подобный тому, что носит Маркус, — сказала Диана. — Из этого белого шелка получится замечательная классическая тога. Разве не так должна быть одета богиня? — добавила она задумчиво, касаясь пальцами тяжелого шелка. Она замерла, когда открыли следующую крышку, под которой лежала материя такого необычного цвета, что она даже не могла его назвать. — А это что за цвет?

— Ультрамарин. Его дает порошок лазурита.

— Можно мне сделать из этого столу? — спросила Диана.

— Ну разумеется. Торговец записывает все твои пожелания.

— Ах, Нола, только взгляни! Эта расцветка как шкура у тигрицы, а сама ткань нежнее паутины. — Она раскинула прозрачный материал по полу, и всем показалось, что он исчез.

— Расцветки экзотических животных — последний крик моды. Они пользуются большим спросом в Риме! — гордо заявил торговец.

У ювелира Нола и Диана выбрали броши, заколки, украшения для волос и широкий золотой кушак, чтобы подчеркнуть талию и грудь. Когда Диана засмотрелась на пару амулетов в форме змей с рубиновыми глазами, Нола кивнула торговцу. Предложил он им и кольца, соединенные тонкими цепочками с браслетами того же фасона. Здесь были и ножные браслеты, некоторые даже с колокольчиками, и кольца на пальцы ног с драгоценными камнями. Диане все драгоценности казались необыкновенными, и ей хотелось иметь все!

— Примипил просил оставить ваш товар, чтобы он мог посмотреть и решить, что ему больше нравится. Но нам нужна одна стола и шерстяной плащ через два часа, — сказала Нола торговцу тканями.

Когда они шли назад через виллу, Диана спросила:

— Какие обязанности я должна выполнять в доме как рабыня?

— Твоя единственная обязанность слушаться Магнуса и ублажать его. Днем ты будешь отдыхать или заниматься чем-нибудь приятным, чтобы к вечеру быть в хорошем настроении и развлекать господина. У него тяжелая работа и огромная ответственность, ему необходимо отвлечься. Я попрошу сделать тебе расслабляющий массаж перед обедом. Силла придет к тебе в

спальню и займется твоими волосами и лицом.


Поднявшись в колесницу Келла, Диана плотно запахнула алую шерстяную мантию. Она порадовалась, что у нее есть капюшон, потому что с моря дул холодный ветер. Здесь, на холмах, она чувствовала дыхание приближающейся осени. Возможно, вчерашняя гроза означала конец лета. А для Дианы она означала потерю невинности. Она не жалела об этом, ощущала себя лучше, чем когда-либо. Жизнь бросила ей вызов, наполнилась смыслом, и весь этот смысл сосредоточился в человеке по имени Маркус Магнус.

— Мне приказано ехать в крепость? — спросила она Келла.

— Нет, мы едем прямо к реке. Диана поежилась.

— Становится холодно. Ведь не полезут же они в воду в такую погоду?

— Суровая погода никогда не останавливала примипила.

Она взглянула на Келла из-под ресниц.

— А что его может остановить? — беспечно спросила она.

— Ничто в мире, леди.

Диана поежилась при одной мысли о нем.

— Он ждал, что после дождя река поднимется. Но не беспокойтесь, он покажет все, на что способен!

Келл остановил колесницу на лугу, откуда хорошо была видна река Эйвон. Футах в сорока под ними вдоль реки выстроились более тысячи легионеров в полной амуниции, с полным комплектом оружия и припасами; на спине у каждого солдата висел щит.

Диана легко разыскала на берегу мощную фигуру Маркуса. Он готовился показать своим солдатам, как надо переплывать реку. Она видела, как он проверил, хорошо ли закреплено оружие, передвинул щит подальше на спину и поднял вверх в одной руке два копья.

Диана замерла, увидев, как он вошел в воду, пользуясь копьями, как шестом; затем, когда вода дошла до нагрудника, он теми же копьями оттолкнулся от берега и сразу попал на быстрину. Он поплыл, загребая одной рукой. Второй он держал копья параллельно телу, так, что они помогали, а не мешали его продвижению.

Диана перепугалась, что железные латы и тяжелый шлем утянут его под воду.

— Зачем он рискует жизнью? — воскликнула она, обращаясь к Келлу.

— Он должен показать пример, — ответил тот.

— Он пытается сделать невозможное! — Диана поплотнее запахнула мантию, стараясь унять дрожь.

Келл покачал головой.

— Для Маркуса Магнуса нет ничего невозможного.

Диана боялась оторвать взгляд от головы в шлеме, мелькающей в бушующем потоке. Все ее мысли и чувства сошлись на этом человеке, воюющем с рекой, и Диана поняла по крикам солдат, что и они тоже хотят, чтобы он победил во что бы то ни стало.

Маркус доплыл почти до середины, и Диана поняла, что реке с ним не справиться. Когда же он достиг противоположного берега, сердце ее готово было выскочить из груди от радости. Легионеры и их центурионы приветствовали победителя громкими криками. И тут случилось невероятное: Маркус Магнус снова вошел в воду, чтобы плыть назад.

Он весь был — мощь и сила. Когда Диана смотрела на него, у нее дрожали колени. Вспоминая его объятия, девушка чувствовала, как пересыхает у нее во рту. В ту ночь он взял ее на руки и отнес в постель, затем вытянул свое великолепное тело рядом, наблюдая, как она спит. Она возбуждалась от одного его вида. Теперь она от души жалела, что прошлой ночью он не разбудил ее.

Маркус снова успешно переплыл реку. Он вышел из воды и передал копья офицеру. «Знает ли он, что я наблюдаю за ним?» Не успела она задать себе этот вопрос, как Маркус Магнус повернулся и посмотрел вверх. Ее сердце переполнилось гордостью. Она откинула капюшон и позволила ветру играть ее золотыми прядями. Он, смеясь, поднял руку, чтобы поприветствовать ее. Она помахала в ответ и послала ему воздушный поцелуй.

Теперь пришел черед десяти центурионам и двум командирам когорт последовать примеру Маркуса. У них это заняло вдвое больше времени, но под поощрительные крики шесть офицеров переплыли реку. Остальных пришлось вытаскивать. Им предстояло повторить попытку после непродолжительного отдыха.

Теперь была очередь за солдатами. А ведь не все из них умели плавать! К счастью, Маркус приказал своим собственным опытным легионерам помочь новичкам. Все они прошли серьезные испытания, прежде чем он принял их на постоянную службу в Аква Сулис.

Диана видела, как из воды с трудом выбрался Петриус и, шатаясь, направился к брату. У него был такой же агрессивный вид, как и накануне.

— Не считаю, что для муштровки солдат обязательно морозить яйца в холодной воде. — Он сплюнул попавшую в рот воду под ноги брату.

Маркус посмотрел ему прямо в глаза.

— Твои яйца скукожатся до величины фасолин, когда придется переплывать ледяные реки на западе, куда тебе предстоит направиться. Если ты хочешь, чтобы твои люди там выжили, лучше позаботиться об этом сегодня.

Петриус проследил за взглядом брата и увидел стоящую над ними Диану с развевающимися по ветру золотыми волосами. Он почувствовал спазм в паху.

— Сколько ты за нее хочешь?

— Она не продается, — ровным голосом ответил Маркус.

Петриус усмехнулся:

— Плохо. От тебя ей сегодня не будет проку, братец. Легионеры ждут, что ты продемонстрируешь, как следует переплывать реку знаменосцам.

Уловив жест Маркуса, Келл сказал:

— Он хочет, чтобы мы удалились.

Келл понимал, что она играет с римлянином в какую-то игру, скрывая за ней свои истинные чувства и мысли. Он и сам так поступал. Но от него не укрылось, что Диана начинает по-настоящему восхищаться Маркусом. Но и она страстно хотела вызвать его восхищение, хотя и не сознавала этого.

Любопытно будет понаблюдать, как сложатся их отношения. Кто возьмет верх? Впрочем, уже и сейчас ясно. Должен ли он потакать их отношениям или, наоборот, ставить палки в колеса? Он мысленно улыбнулся: Келл поступит так, как лучше для Келла!

Когда они вернулись на виллу, Диана поразилась, как тепло и уютно было здесь в такой ненастный день. Она сняла шерстяной плащ и осталась в шелковой столе, под которой ничего не было.

— Келл, а как обогревается вилла?

— У нас приподнятые полы и вентиляция. Тепло идет по трубам, проложенным под каждым полом. Ты можешь ходить здесь босиком в разгар зимы и чувствовать себя уютно. Римляне обожают комфорт.

Диана подивилась, насколько развита столь древняя цивилизация. Дома в эпоху короля Георга зимой плохо прогревались и отсыревали, поскольку отапливались лишь небольшими каминами в каждой комнате.

Диана знала, что Маркус вернется только через несколько часов. Ее сжигало нетерпение. Девушка решила проверить, как идут дела с ее новым гардеробом, и еще придется попросить Силлу снова причесать волосы, спутанные ветром.

Торговцы уже ушли из солярия, и там остались только рабыни, занимающиеся шитьем, и Нола. Диана пришла в восторг от многочисленных стол разного цвета и разных тканей.

— Спасибо, Нола, они просто потрясающие! Я благодарю вас всех за вашу доброту и тяжелый труд. — Она схватила платья в охапку и отнесла к себе в спальню, где Силла научила ее складывать их так, чтобы они не мялись.

Диана решила, что сегодня она наденет платье из белого шелка. Сидя перед зеркалом и наблюдая, как Силла вплетает в ее золотистые волосы нитки жемчуга, она с трудом сдерживала растущее волнение от предстоящей встречи с римлянином. Она никогда не думала так о Питере Хардвике и чувствовала, что ее все сильнее тянет к Маркусу Магнусу. Если признаться честно, он ее приворожил.

Когда Диана вспоминала, как он плыл по бушующим волнам, и представляла его сильные руки, обнимающие ее, ей хотелось кричать от возбуждения. Девушка улыбнулась. Она готова была побиться об заклад, что уж сегодня вечером он не допустит непрошеных гостей.

В дверь постучал Келл, принесший еще одежду, и Диана огорчилась, узнав, что Маркус Магнус уже приехал.

— Жаль, а я хотела встретить его в атрии!

— Он сразу потребовал горячую баню, чтобы оттаять. — Келл поднял одно из принесенных им одеяний. — Господин пожелал, чтобы ты сегодня к ужину надела белую тунику.

Диана поразилась, насколько одежда напоминала ее костюм, сшитый для маскарада в «Пантеоне». Она доставала лишь до середины бедер и застегивалась на одном плече.

— Боюсь, она неправильно сшита. Я не смогу надеть ее сегодня вечером. — Она не хотела быть похожей на богиню Диану.

— Туника специально была так сделана, — сообщил ей Келл.

— Лиф закрывает всего одну грудь, — напомнила Диана.

Келл кивнул.

— Господин специально заказал эту тунику и велел, чтобы ты ее сегодня надела.

Диана была удивлена. Неужели он думает, что она будет ужинать с ним в тунике, обнажающей одну грудь? Все в доме начнут на нее глазеть. Ее возбуждение прошло, и внутри все сжалось от гнева.

Он обращается с ней как с проституткой! Он намеренно хочет оскорбить ее, или же его настолько охватила похоть, что он желает видеть ее почти голой за ужином? Когда она приляжет на кушетку, туника едва прикроет ей бедра, да еще одна грудь будет голой. Можно себе представить, как быстро он на нее набросится!

Диана положила тунику на кровать и твердо сказала:

— Я надену элегантную столу из белого шелка. Будь любезен, подожди за дверью, пока я оденусь!

Келл на мгновение задержал на ней взгляд:

— Я согласился давать тебе советы, леди, и сделаю это сейчас. Надень то, что выбрал хозяин.

— Благодарю тебя за совет, Келл. Я сама ему объясню, почему не могу надеть эту тунику.

Келл смирился с ее решением и вьциел из абрикосовой спальни, чтобы подождать и потом проводить ее в триклиний. Одевшись, Диана тщательно осмотрела себя в зеркале. Белый шелк элегантно облегал ее стройную фигуру. Сквозь тонкую материю ясно проглядывали ее высокие груди с твердыми сосками. Речной жемчуг в золоте волос подчеркивал ее утонченность. На запястье Диана надела золотой браслет и такой же — на щиколотку. Она решила сегодня пойти босиком, чтобы лучше было видно красивое кольцо на пальце ноги.

Положив ладонь на руку Келла, Диана с высоко поднятой головой отправилась наверх. Она была уверена, что выглядит очаровательно.

Но снова Маркус пришел в триклиний до нее. Кругом сновали рабы с подносами, уставленными едой. Опершись на руку Келла, девушка театрально замерла между двумя колоннами, ожидая реакции Маркуса.

И реакция не замедлила последовать. Его темное лицо нахмурилось. Он холодно оглядел ее:

— Ты не надела то платье, что я велел.

Диана сделала шаг вперед.

— Маркус, я не надену эту возмутительную тунику! Рабы прекратили работу и уставились на нее.

Маркус решительно направился к ней.

— Ты отказываешься? Правильно ли я тебя расслышал? — Он говорил резко, с угрозой в голосе.

Диана проглотила комок в горле и подняла голову. Она вспомнила, что обещала безоговорочно повиноваться его приказам в присутствии других.

Если она нарушит их договор, он может поступить так же. И весь его вид говорил, что он будет рад такой возможности, сделает это с удовольствием!

Когда он снова заговорил, перед ней стоял всемогущий римлянин.

— Ты пойдешь к себе и переоденешься. А когда вернешься, займешься тем, что составляет единственный смысл твоей жизни, — будешь меня ублажать!


Глава 14


Диана опустила ресницы. Ее пальцы впились в руку Келла в бессильной ярости. Если она выйдет из себя и станет возражать римлянину перед его рабами, она потеряет ту небольшую власть, которую успела обрести. Она понимала, что у нее нет выбора и придется повиноваться.

Стараясь не потерять достоинства, она повернулась и вышла из триклиния. Хорошо еще, что Келл не напомнил ей об отказе последовать его совету. Силла уже ждала их с короткой туникой наготове. Она-то знала, что Диана вернется. Хозяин не терпел неповиновения.

Диана поняла, что ей придется побороть свою застенчивость. Скромности не место в доме римлянина. Ей ничего не остается, кроме как разыгрывать послушание перед другими рабами, но, когда они останутся одни, она скажет Маркусу все, что о нем думает, и как она возмущена тем, что ее заставляют демонстрировать свою наготу перед другими.

Диана сняла чудесное белое шелковое платье и позволила Силле надеть на нее тунику. Она тоже была белой, но материал оказался настолько прозрачным, что сквозь него просвечивала ее кожа. Когда Силла скрепила тунику на ее плече брошью с огромным рубином, Диана изумленно уставилась в зеркало. Она и не представляла, как можно выглядеть в наряде, прикрывающем одну грудь и выставляющем напоказ другую. Весьма сексуально. Более того: порочно.

Она чувствовала, как горят щеки, и зеркало показало, что их залил румянец. Что же, она научится не краснеть. А сейчас за ней придет Келл; потом Маркус увидит ее, и рабы, подающие на стол, начнут пялиться на нее во все глаза.

Силла подала ей сандалии с длинными золотистыми лентами. Диана сняла с ноги кольцо и браслет и крест-накрест перевязала лентами голые ноги. Наконец, она выбрала два золотых амулета с рубинами. Застегнув их повыше локтя, она почувствовала себя то ли язычницей, то ли сибариткой[29 - Сибарит — праздный, избалованный роскошью человек.]. Перед тем как выйти из спальни, Диана обмакнула конец полотенца в сосуд с розовой водой и приложила его к щекам, чтобы остудить.

Еще раз Келл провел ее в триклиний. Он не поднимал глаз, полностью скрывая свое отношение к происходящему. Диана гордо вскинула голову, но Маркус Магнус повел себя так, будто она впервые спустилась вниз. Лицо уже не было мрачным, из голоса исчез холодок.

— Приветствую тебя, миледи! Приятно вернуться домой после тяжелого дня.

— И я тебя приветствую, — прошептала она, раскрасневшись, не называя его по имени и не поднимая

ресниц.

Диана намеренно обошла его и села на свою кушетку, подняв ноги и аккуратно поправив подол туники, чтобы он полностью закрыл ее бедра, поскольку, кроме полупрозрачного одеяния, на ней не было ничего. Она не взяла маленькую подушку, потому что не собиралась ложиться, и обратила внимание, что обшивку дивана заменили и положили новые подушки вместо испачканных Петриусом.

Сегодня их обслуживали два раба. Маркус затратил днем столько энергии, что у него был волчий аппетит, и он стремительно расправился с палтусом под сладким укропным соусом, дымящимся пирогом с олениной и жареными куропатками и фазанами.

Сегодня они пили калду — смесь вина, специи и горячей воды. Приготовленным по тому же рецепту вином угощал ее Питер Хардвик, мельком подумала Диана. Он стал бы ее первым мужчиной, не унеси ее поток времени. Она содрогнулась при одной этой мысли. Как хорошо, что ей удалось избежать такой незавидной участи! Она взглянула через стол на Маркуса и поняла, что это и есть тот самый единственный мужчина, которому она хотела бы принадлежать.


— Тебе понравились сегодняшние учения на реке?

— Разреши мне ответить, когда мы останемся наедине? — смиренно попросила она.

— Ну, разумеется. — Он ждал, чтобы она назвала его по имени. Ему доставляло необыкновенное удовольствие слышать свое имя из ее уст. Ему хотелось, чтобы она во время ужина развлекала его разговорами. Он остался доволен прошлым вечером, во всяком случае, до появления Петриуса, который все испортил.

— Ты спала, когда я вчера вернулся в опочивальню. Я тебя побеспокоил?

— Разреши мне ответить, когда мы останемся на едине — еще смиреннее попросила она.

Он сдвинул темные брови. Она умышленно старалась вывести его из себя.

— Нет, черт возьми, не разрешаю! Ты будешь отвечать на мои вопросы, когда я их задаю.

— Разрешаешь ли ты мне отвечать на твои вопросы правдиво?

Маркус понимал, что тут какая-то женская уловка. Его глаза сузились.

— Можешь отвечать на мои вопросы как хочешь, если только твои ответы доставят мне удовольствие.

Диана прикусила губу. Он понял, что она играет с ним в кошки-мышки.

— Начнем сначала. Тебе понравились сегодняшние учения на реке?

— Безмерно, мой господин.

Маркус раздраженно скрипнул зубами.

— Я тебя не побеспокоил вчера?

— Твоя близость всегда беспокоит меня, мой господин.

Терпение его лопнуло.

— Оставьте нас! — приказал он рабам. — И закройте за собой дверь.

Он молчал, пока они не вышли.

— Еще раз… — Она поняла по его тону, что терпение его на пределе. — Тебе понравились сегодняшние учения на реке?

Диана подложила золотистую подушечку под локоть и соблазнительно потянулась. Она искоса взглянула на него и, к его возмущению, заявила:

— Мне понравилось, но далеко не так сильно, как тебе, Маркус. Ты бахвалился перед своими легионерами, особенно перед центурионами когорт. Бедняга Петриус, у него не было ни малейшего шанса сравняться с тобой.

— Меа culpa[30 - Моя вина (лат.).], — проговорил он, улыбаясь, как мальчишка. Его глаза ласкали ее. — Ты хоть представляешь себе, как потрясающе сегодня выглядела?

— Для рабыни, ты хочешь сказать? — ехидно спросила она.

— Ты не похожа на рабыню! Ты напоминала богиню. Я заказал эту тунику по образцу той, что носила Диана, богиня охоты. Тебе только стрелы в руке не хватает.

— Полагаю, ты скоро восполнишь это упущение? — предположила Диана.

Маркус откинул голову и расхохотался:

— Ты просто прелесть!

— Мое единственное желание — доставить тебе удовольствие. — Слова ее были пропитаны сарказмом.

— Если это правда, иди сюда и ложись на мой диван, чтобы мы могли есть из одного блюда и пить из одного кубка.

Пульс Дианы участился. Если она перейдет на его диван, о еде будет забыто, она сама станет основным «блюдом». Она должна придумать такой ответ, который позволит ей выиграть время.

— Ты обещал ухаживать за мной, прежде чем я покорюсь тебе.

— Так на моем диване куда удобнее ухаживать!

— Не будь на мне этого одеяния, обнажающего грудь, я бы с удовольствием разделила с тобой диван. Может, завтра вечером? — предложила Диана.

— Завтра? Поклянись! — приказал он недоверчиво.

— Я обещаю, Маркус, — тихо сказала она.

Его темные глаза заблестели, поскольку ему в голову пришла хитрая мысль. Он поймает ее на слове.

— Может быть, ты хочешь, чтобы завтра нас обслуживала Нола вместо рабов-мужчин?

— Да, это поможет мне хоть отчасти сохранить скромность. Благодарю тебя.

— Твоя скромность здесь неуместна, Диана. У тебя самая соблазнительная фигура, какую мне только приходилось видеть.

— Спасибо тебе за комплимент, Маркус, но как ты не понимаешь, что у меня нет никакого желания демонстрировать свое тело?

— Это смешно! Если женщина красива, все должны это видеть. Ведь красота — единственная ценность женщины. — Его темные глаза ласкали ее, усиливая смысл слов.

— Ты не прав! Красота — совсем небольшая часть женщины!

— Нет, это все. Красота — вот то, что мужчины хотят видеть в женщине. Красота и, разумеется, послушание.

— Это нахальная самоуверенность, мужское стремление главенствовать! — страстно сказала Диана, решительно тряхнув своей золотистой гривой.

Маркус не сводил с нее глаз. Гнев только усиливал ее очарование.

— А что же еще? — грубовато спросил он.

— Женский интеллект, разумеется, ее характер. А как насчет чувства юмора? Юмор не менее важен, чем красота. Женщину следует ценить за все ее качества. Послушной может быть любая раба, римлянин!

— Не мы, римляне, изобрели рабство, Диана. Кельтские племена Британии торгуют рабами много лет.

— Это не оправдывает рабство. Рабство — зло! Всегда было злом.

— Все хозяйство лежит на рабах. Рабы будут всегда. Ты должна с этим смириться.

— Нет, Маркус, ты ошибаешься. Рабство будет отменено, слава Богу.

— Мне вовсе не хочется обсуждать с тобой проблему рабства. Ты здесь, чтобы развлекать меня. Меня интересует твоя замечательная красота, а не интеллект.

— Очень жаль! Я намеревалась развлекать тебя сегодня с помощью моего интеллекта, не моей красоты.

— Это невозможно.

— Что, если мы поспорим, Маркус Магнус?

Он ухмыльнулся:

— Сейчас мы поднимемся наверх и продолжим наши игры.

— Это приказ или приглашение?

Он улыбнулся еще шире:

— Поскольку нас никто не слышит, это приглашение.

— Я рада, что ты играешь по правилам.

— Тот, кто находится у руля, всегда может изменить правила. Вот в чем прелесть! — Он подошел кдивану и наклонился над ней. От его близости сердце ее затрепетало. — Мне доставит удовольствие отнести тебя наверх.

Диана не успела запротестовать, как он подхватил ее на руки. Ее голая грудь плотно прижалась к его груди. Грубая ткань его туники царапала ей сосок, который немедленно затвердел. Ее голые бедра лежали на его мускулистой руке; тепло его тела передавалось ей, заставляя таять.

Когда Маркус взбегал по лестнице, она чувствовала, как касается ее ягодиц его твердый, как мрамор, фаллос. Желание передалось от ягодиц в самый укромный уголок ее тела и дальше, к животу. С каждым шагом оно становилось все сильнее. Она прижалась к нему, чувствуя, как переливаются под ее руками твердые мускулы. Все ее ощущения были невероятно острыми, совершенно новыми для нее и необыкновенно приятными.

Он внес ее в опочивальню и ногой захлопнул за собой дверь. Она уже не скрывала желания отдаться ему. Ей хотелось прижаться губами к его губам, чтобы попробовать их на вкус. Но он не стал ее целовать, а поднес к большому зеркалу, чтобы она увидела себя у него на руках.

Зрелище оказалось впечатляющим! Он держал ее ноги так высоко, что виднелись золотистые завитки, прикрывающие розовый бутон между ее бедрами, а чуть ниже — его твердая плоть, напряженная и рвущаяся к цели. Он немного опустил ее, так, чтобы они коснулись друг друга.

Она вскрикнула, и он понимающе улыбнулся. Маркус начал медленно опускать девушку, пока ее ноги не коснулись пола. Он стоял лицом к зеркалу, и разница между ними, когда они стояли вот так, совсем рядом, была особенно заметной. Она — хрупкая, нежная блондинка, и он — могучий, суровый брюнет.

Замерев, она смотрела, как его сильная ладонь накрыла ее обнаженную, грудь, а загрубевший большой палец начал дразнить сосок; Бушующий огненный вихрь стремительно охватил ее тело от взятого в плен соска до паха. Маркус прижал ее к себе, так что она ощутила обнаженными ягодицами его восставшую плоть. Она глубоко вздохнула и попыталась просунуть руку между их телами, но он прижал ее еще крепче, и рука оказалась в ловушке — пальцы обвились вокруг его плоти. Большой палец его руки продолжал ласкать ее сосок. Она почувствовала, как пульсирует его плоть в ее ладони.

Маркус приподнял тунику, и Диана увидела, как он провел рукой по ее высокому лобку и запутался пальцами в кустике волос. Она задыхалась от охвативших ее неведомых ощущений, от прикосновений его сильных пальцев. Она сделала слабую попытку убрать его руку, но справиться с ним не смогла, и рука ее бессильно повисла, а его двигалась все дальше, подбираясь к самому заветному, самому чувствительному месту.

Найдя этот сладостный лепесток, Маркус начал ласкать его круговыми движениями, и она застонала от наслаждения. Видя себя в зеркале, извивающуюся в его руках, Диана возбуждалась все больше и уже готова была закричать. Она начала дышать шумно и часто и почувствовала, как пульсирует и вздрагивает прижатый к ее ягодицам фаллос.

Теперь он медленно сжимал ее обнаженную грудь в том же ритме, что кружил пальцем там, внизу. Ей хотелось попросить его делать это побыстрее, но слова застревали в горле, и она лишь стонала от наслаждения, которое накатывало теперь на нее волнами. Женский инстинкт, унаследованный еще от Евы, подсказывал ей, что, если он ускорит темп, ее блаженству скоро придет конец. Медленные же движения растягивали наслаждение до бесконечности.

Она выгнула спину, и голова ее начала биться о его широкую грудь. Оргазм оказался таким неожиданным и сильным, что она вскрикнула и подалась вперед. Он крепко прижал ее к себе, усиливая ее блаженство. Затем он снова поднял ее на руки, чтобы завладеть дрожащими губами.

Она трепетно прижалась к нему, отдавая ему свои губы так, как отдала все свои чувства. Когда Маркус наконец оторвался от нее, он прошептал:

— Это всего лишь увертюра к тем удовольствиям, которые мы разделим с тобой. А теперь пришел твой черед ублажать меня. Как ты думаешь, хватит для этого твоего разума или придется прибегнуть к помощи красоты, — лукаво спросил он.

Маркус поднялся по ступенькам и положил ее на кровать. Затем стянул с себя льняную тунику и вытянулся рядом с ней, подложив под плечи подушки.

Диана с любопытством и трепетом разглядывала его. Он явно делал честь мужскому племени! Торс покрыт густыми черными вьющимися волосами, в которых прячется золотая монета, поблескивая в свете серебряной лампы. На плоском животе волос почти нет, зато в паху — целый куст. И еще она видела его фаллос, все еще возбужденный и напоминающий ей римскую колонну, увенчанную пунцовой главой.

Она подобрала под себя колени и сжала руки и в этой покорной позе тихо, но настойчиво обратилась к нему:

— Маркус, меня зовут Диана Давенпорт. Я родилась в Лондоне в 1772 году. Я поехала в Аква Сулис, который мы называем Батом, из-за римских бань, построенных семнадцать веков назад. В один из дней я зашла в антикварный магазин — это где продают старинные вещи. Я удивилась, обнаружив там римский шлем из бронзы и железа. Не могла устоять и примерила его. Появилось странное ощущение, мне стало дурно, а потом показалось, что я куда-то несусь.

Теперь-то я понимаю, что перенеслась назад во времени. Я на мгновение потеряла сознание, а когда очнулась, то увидела себя в Аква Сулис почти под колесами твоей колесницы. Сначала я решила, что это кто-то из моего времени переоделся римлянином и играет в глупые детские игры. Но когда ты велел надеть на меня ошейник рабыни, я осознала, что никакие это не игры…

Она говорила, а Маркус следил за ее очаровательным ртом. Ему безмерно повезло. У него есть рабыня не только необыкновенно красивая, но и способная рассказывать истории и развлекать его с умом и юмором. И что лучше всего — ни один мужчина еще до нее не дотрагивался. Ни один! Его глаза начали закрываться. Он наслаждался музыкой ее голоса, но усталость тяжелого дня брала свое, и Маркус заснул, так и не дослушав.

Диана подняла ресницы, чтобы посмотреть, как он реагирует на ее рассказ. Ее глаза изумленно расширились — Маркус уснул, пока она говорила! Все еще стоя на коленях, она наклонилась пониже, чтобы лучше его рассмотреть. В покое черты его лица все еще хранили орлиную гордость, но выглядел он значительно моложе. Его широкая грудь опускалась и поднималась от медленного, ровного дыхания. Шея, руки и плечи — крепкие и мускулистые, а смуглая кожа на животе натянута туго, как на барабане.

Его фаллос уже не напоминал римскую колонну, он спокойно лежал на бедре, но все равно благодаря своим внушительным размерам выглядел опасным. Диана перевела взгляд на бедра и ноги Маркуса. Таких мускулистых ног ей еще не приходилось видеть. Современные мужчины совсем не так сложены. Он выглядел колоссом.

Наконец Диана взглянула на его руки — большие, мощные, со шрамами и мозолями. Она подивилась, как они смогли доставить ей такое наслаждение! Они были сильными и одновременно нежными. Она взглянула на свою грудь, которую недавно гладила и ласкала его рука, и удивилась, что на ней не осталось никаких следов.

Диана положила свою узкую кисть рядом с его ладонью и увидела, что она раза в три меньше. Такой огромный, он вовсе не был неповоротливым, а обладал силой и ловкостью дикого зверя. Он легко и стремительно передвигался, виртуозно владел шпагой, уверенно нанося удары.

Диана задумалась: почему судьба послала ее в руки именно этому человеку? Ответа она не знала, и все же в глубине души она ликовала, что ей выпал шанс жить в это время, в этом месте и с этим человеком. В душу даже закрался страх, что ее могут внезапно отнять у него. Диану удивило это открытие, но она вынуждена была признаться себе, что ей не хочется его потерять.

Девушка знала — открой он глаза, и она отдастся ему без раздумий. Но она тут же почувствовала себя виноватой. У него был такой тяжелый день, ему нужен отдых, чтобы встать в пять утра и начать все сначала. Еще раз взглянув на него, она на цыпочках вышла из опочивальни.


Глава 15


— Это возмутительно! — воскликнула Диана. — Я отказываюсь это надевать, я отказываюсь спускаться вниз, и можешь так ему и передать, будь он проклят!

— Господин предупредил меня, что ты можешь повести себя неразумно. Он велел напомнить тебе о данном обещании, — сказал Келл с каменным выражением лица.

Диана так разозлилась, что с трудом соображала. И тут она вспомнила свои собственные слова: «Не будь на мне этого одеяния, обнажающего одну грудь я бы разделила с тобой твой диван. Может, завтра вечером?» — «Завтра. Поклянись!» — велел он. «Я обещаю, Маркус». Ее мысли разбегались, как ртуть. Он поймал ее в ловушку. То одеяние, которое он выбрал для нее сегодня, оголяло не одну грудь, оно оголяло обе!

— Можешь пойти вниз и сказать ему, что все обещания недействительньь Вообще вся наша сделка недействительна!

— Ты имеешь в виду ту, по которой обязалась быть его рабой в присутствии посторонних? — спросил Келл без улыбки.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она.

— И стены имеют уши, — сухо заметил Келл.

— Значит, все в доме знают? — закричала она.

— Что знают? Что в обмен на твое согласие изображать рабыню он будет держать свой член при себе, пока ты не снизойдешь добровольно?

— О Господи! — Диана закрыла вспыхнувшее лицо руками. Еще никогда в жизни ей не было так неловко! А впрочем, это не она должна стыдиться, а Келл, подслушавший ее тайну! — Вы уже принимаете ставки на то, когда именно он уложит меня в постель?

— Боюсь, что это произойдет очень скоро, если ты откажешься от сделки, — предупредил Келл.

— Немедленно позови Нолу!

— Рабыня не может приказывать.

— Я же только притворяюсь рабыней, забыл? Зови Нолу, пока я не добилась, чтобы у тебя отняли плетку.

— Тебе это может не понравиться, бритт, — сказала Нола с порога.

— Женщина из Галлии, — поднял глаза к потолку Келл, — ее-то мне и не хватало!

— Нола, в доме все знают мои тайны?

— Нет, лишь бритт, да и у меня хватило ума сообразить, что к чему. Но Маркус ненавидит сплетни, и задача Келла их не допустить, так что можешь успокоиться: никто больше ничего не знает.

— Благодарю за то, что ты постоянно мне мешаешь. Возможно, тебе удастся убедить эту леди одеться и спуститься вниз к ужину.

— Только посмотри! — Диана протянула Ноле кроваво-красное одеяние.

— Это — набедренное платье. Ты будешь выглядеть в нем потрясающе!

— Я буду выглядеть в нем голой! Один из вас должен пойти и сказать ему, что я отказываюсь его надевать.

— Тут потребуется дипломатический подход. Бритт для этого не годится. Пойду я. — Нола сказала так, чтобы позлить Келла. Почему она всегда лезет в такие дела? Скрывая терзавший ее страх, она вошла в триклиний. — Набедренное платье, которое вы выбрали для нее, господин, будет выглядеть на ней замечательно, но вы забыли, насколько она застенчива и к тому же никогда не видела такого одеяния.

— Она обещала мне повиноваться. Она отказывается?

— Нет-нет! Но мне кажется, что вы поступили бы предусмотрительно, убрав из этой части виллы мужчин-рабов. Ей будет спокойнее, если только ваши глаза смогут наслаждаться ее красотой.

— Пусть Келл уберет всех мужчин. Ты не согласилась бы нас сегодня обслуживать, Нола?

Нола склонила голову. Ей предстояла щекотливая задача, и она не была уверена, что сможет с ней справиться. Когда она вернулась в спальню Дианы, Келл воскликнул:

— А, наша женщина-дипломат явилась! Так ты сказала ему, что леди отказывается?

— Я объяснила ему, что она очень застенчива и никогда еще не носила подобного одеяния.

— И что же? — продолжал допытываться Келл.

— И он пожелал, чтобы ты убрал всех мужчин-рабов из этой части виллы. Это, разумеется, касается и тебя, бритт!

Келл испустил демонстративный вздох облегчения.

— Боги милостивы ко мне сегодня. Я с удовольствием повинуюсь этому приказу, а вот тебе, дорогая Нола, предстоит решить нелегкую задачу.

Когда он ушел, Нола сказала:

— Как бы мне хотелось хоть раз стереть эту самодовольную усмешку с его физиономии!

— Ты ничего не сказала Маркусу, — догадалась Диана.

— Он и так пошел на уступки, чтобы ты чувствовала себя спокойнее, — напомнила ей Нола.

— И все же он хочет, чтобы я это надела! Ты только погляди. Это — возмутительно шокирующее одеяние.

— Несколько откровенное, но вовсе не шокирующе. Римляне уважают тело, преклоняются перед ним. Нет ничего прекраснее, чем обнаженная красивая женщина. Считать это непристойным просто нелепо. Примерь платье, и ты увидишь, что стала еще красивее.

Диана неохотно сняла столу и разрешила Ноле задрапировать свои бедра алым набедренным платьем. Оно было вырезано спереди почти до лобка, где Нола прикрепила большую перламутровую брошь. Когда Диана посмотрела в зеркало, она вдруг с усмешкой подумала, что если бы Пруденс ее увидела, то умерла бы от шока!..

От дверей раздался низкий голос:

— Ты уже достаточно собой налюбовалась, теперь моя очередь.

— Маркус! — вздрогнула Диана. — Я не могу так ходить!

— Тогда я тебя понесу! — решительно заявил он, легко, как былинку, подхватил девушку и, не обращая внимания на ее протесты, понес в триклиний.

Диана так съежилась, что видна была лишь ее спина — на случай, если кто-то решит подглядывать. Но зато теперь ее соски при каждом шаге касались его груди. Она ощущала жар его тела и чувствовала сильный мужской запах его кожи.

Она ждала, что он снова поднесет ее к зеркалу, но он опустил ее на диван и подложил под локоть золотистую подушечку. Затем уселся на свой диван напротив и принялся не торопясь ее разглядывать. Диана больше не протестовала. Маркус Магнус любого заставит подчиниться своей воле. Это мужчина-властелин, и никакая сила на земле его не переделает. У нее был выбор: оттолкнуть его или принять, а она знала, что в ее интересах принять его. К тому же глубоко в душе она понимала, что и не хочет видеть его другим. Если она будет честна сама с собой, то признает, что ей безмерно льстит его преклонение перед ее красотой.

Их тянуло друг к другу, и предвкушение прикосновений и ласк воспламеняло обоих. Близость опьяняла их, держала в постоянном возбуждении. Диана знала, что он неизбежно овладеет ею, и от этой мысли у нее кружилась голова.

Нола вошла за ними в триклиний.

— Мне подать каждому отдельно? — спросила она, прекрасно понимая, что Маркус хотел бы, чтобы Диана перебралась на его диван.

— Ты подашь основные блюда каждому, а потом можешь удалиться, Нола.

Нола принесла им огромные креветки и маленькие устрицы в лимонном соусе с маслом, затем зажаренного до хруста гуся, нашпигованного каштанами. Подала она и салат из горошка, огурцов и свеклы, сдобренный медом и анисовым семенем. Диане еще не довелось увидеть какое-либо невыразительное блюдо на столе римлянина. Принц Уэльский позеленел бы от зависти, доведись ему здесь отужинать.

— Ты простила меня за то, что я вчера уснул?

— Это явно моя вина, я тебе наскучила.

— Да нет, я неплохо развлекался. У тебя богатое воображение.

— Я это не придумала, Маркус. Так случилось.

— Я хочу, чтобы ты продолжила эту историю. Я хочу, чтобы ты рассказала мне все — после.

Диане стало трудно дышать.

— После?

— Да, после. Не только сегодня, но и каждую ночь я буду с удовольствием слушать твои истории.

— После чего? — прошептала она хрипло, потому что в горле пересохло.

— После того, как мы удовлетворим наши тела. После того, как мы насытимся и утолим жажду, и после того, как насладимся любовью. Тогда мы поговорим.

Диана опустила ресницы. Если Нола не оставит их одних, она умрет от нетерпения. Какое блаженство лежать вот так, полуобнаженной, перед этим сильным римлянином! Это набедренное платье не прикрывает, а наоборот, подчеркивает ее лобок, украшенный перламутровой брошью. Наконец Нола унесла последние блюда, внесла поднос с десертом и фруктами и удалилась.

Черные глаза Маркуса блестели. Он протянул руку и сказал:

— Иди сюда и посмотри, нет ли здесь для тебя чего-нибудь соблазнительного. — Сексуальное напряжение в комнате достигло такого предела, что можно было ощутить его вкус и почувствовать запах.

Диана соскользнула с кушетки и медленно и плавно пошла к нему. Подойдя почти вплотную, она метнула в него лукавый взгляд и сказала, поддразнивая:

— Меня здесь многое соблазняет. Выбери свой десерт, и я подам его тебе.

— Я выбираю тебя, — хрипло сказал, он.

Подобно одалиске, вышколенной в гареме султана для его утех, Диана села на диван Маркуса, приподняла ноги и одним гибким и изящным движением легла возле него. Он лежал, опершись на локоть и согнув колени. Диана перегнулась через его колени так, чтобы он мог достать до ее груди, которую он непрерывно ласкал глазами во время ужина. Но его страстное желание коснуться поцелуем ее рта было столь велико, что он прижал ее к себе и жадно припал к ее губам.

Начав целоваться, истосковавшись друг по другу, они уже не могли остановиться. Ее губы раскрылись под, его напором, и она ощутила прикосновение его языка. Все ее чувства сосредоточились на этом ощущении. Маркус так неистово ласкал ее своим языком, что она почти потеряла рассудок. Он довел ее до экстаза, и она судорожно дышала, кусалась и вонзала ногти: в его плечи.

Поцелуи становились все нежнее, не такими настойчивыми, зато более чувственными. Он языком обводил контуры ее губ, чуть сжимал их зубами и слегка покусывал, пока они не вспухли от бесконечных поцелуев. И все же они не могли оторваться друг от друга. Он целовал ее то сильно и медленно, то легко и быстро, целовал так, что все внутри у нее таяло.

Чуть отодвинув ее от себя, Маркус склонил голову к ее груди и слегка коснулся розового, затвердевшего от желания соска. Она выгнула спину и задрожала в его руках, когда он начал сначала нежно, а потом все неистовее целовать ее соски.

Диана изнемогала от желания. Губами и языком она провела по его мощной шее. Казалось, что она никогда не насытится. Просунув руки в широкие проймы его туники, она начала ласкать его мускулистую грудь.

Но и это удовлетворило ее лишь ненадолго.

— Сними, — прошептала она.

Он тут же сбросил тунику, и она погрузила пальцы в густые завитки на его груди и припала губами к его твердым соскам. Но и этого было мало. Она не могла остановиться. Ей хотелось обвить ногами его великолепное тело. Она жаждала снова почувствовать его пальцы, ласкающие, проникающие в нее. Теперь-то она понимала, что имел в виду Маркус, говоря, что его сжигает желание!

Но Маркус решил немного поиграть с ней. Он окунул палец в вино и обвел ее соски, затем наклонился и старательно слизал языком алые капли. Потом отпил глоток и припал к ее губам, чтобы подарить ей поцелуи, напитанные вином.

— Пожалуйста, Маркус, пожалуйста! — В ее шепоте было столько страсти, что он понял — она готова покориться ему добровольно.

— Пошли, — сказал он, поднимаясь с дивана и беря ее за руку.

Когда ее ноги коснулись пола, она еле устояла. Вцепившись в его руку, она двинулась за ним как сомнамбула. На нем не было ничего, кроме золотого медальона, и он казался ей столь прекрасным, что любая одежда представлялась сейчас оскорбительной ее восхищенному взору.

Набедренное платье показалось Диане неуместным. И, когда они подошли к ступенькам, Маркус, словно прочитав эти мысли, приподнял ее и расстегнул перламутровую брошь.

— Обними меня. — Ее руки обвились вокруг его мощной шеи, а ноги обхватили торс. Алое набедренное платье упало на пол.

Маркус медленно поднялся по ступенькам. Она ощущала, как давит ей в пах его твердый пенис, и она терлась об него, пока не почувствовала влагу между ног. Она жадно целовала его, ее язык скользнул между его губами. Диана уже предъявляла свои собственные требования!

Сильными руками Маркус поднял ее за талию и поставил на высокую кровать. Его рот оказался на уровне ее коленей, и он покрыл их поцелуями и потерся щекой о бархатистую кожу.

— Маркус, я хочу тебя коснуться, — хрипло прошептала она, глядя на него сверху вниз. — Я — Диана, я должна держать в руке твою стрелу. Я хочу чувствовать ее в себе!

— Я хочу насладиться тобой. Побудь еще немного девственницей.

— Нет! — воскликнула она, страстно желая подарить ему свою невинность.

— Встань на колени.

Сначала ей показалось, что он хочет, чтобы она выказала ему свою покорность. Его руки скользнули по ее бедрам и заставили встать на колени, ее лобок оказался у его рта. Он тихонько подул на золотистые завитки и начал ее целовать. Его руки ухватили ее за ягодицы и слегка приподняли, чтобы ему было удобнее творить с ней чудеса.

Сначала Диана испытала шок. То, что он делает, порочно, недопустимо даже между любовниками! Но, почувствовав его губы и язык, ласкающие самые сокровенные ее места, она забыла обо всем на свете и отдалась во власть его великолепного рта.

Скоро она почувствовала, как его язык проникает в нее, и это ощущение было таким потрясающим, что заставило ее стонать и кричать так громко, что, наверное, это слышали все обитатели виллы. Достигнув экстаза, она откинулась на меха в полном изнеможении, свесив ноги с кровати.

Но страсть Маркуса еще не была удовлетворена.

Никогда раньше он так неистово не жаждал женщину и все же нашел в себе силы не портить ей этот вечер. Его фаллос уже не напоминал стрелу, скорее то был клинок, жаждущий крови, но он взял себя в руки и слегка приподнялся над ней. Она ощутила движения его члена между своими грудями. Когда он достиг оргазма, ее крики в сравнении с его казались тихим шепотом…

Маркус принес ароматную воду и с нежностью вымыл ей грудь, потом накрыл покрывалом. Лег сам и притянул ее к себе.

— Я не хочу спать, я хочу прижимать тебя к себе всю ночь, чтобы мы могли касаться друг друга и разговаривать.

Она удовлетворенно вздохнула:

— Значит, это и есть после?

Он зарылся лицом в душистую копну ее волос.

— М-м-м-м, ты совсем не такая, как другие женщины. Такая тонкая, изящная. — На какое-то мгновение он готов был поверить, что она — богиня. — Откуда ты в самом деле взялась, Диана?

— Я пришла из будущего, Маркус.

— И что ты делала в этом Лондиниуме будущего?

— Я жила с тетей и дядей после смерти моего отца. Он оставил мне дом и прекрасную библиотеку.Я читала все, что попадется под руку. Особенно интересовала меня история. Я много знаю о том, как римляне завоевали Британию. В наше время королева Боудикея считается настоящей героиней.

— Боудикка была дикой, нецивилизованной сумасшедшей, после смерти мужа возглавившей восстание икенов, — поправил ее Маркус.

Диана подняла на него глаза:

— Ее довели до этого римляне.

Маркус терпеливо сказал:

— Расскажи мне, что ты слышала, а я расскажу тебе, что случилось на самом деле.

— Ну, она была королевой икенов, богатого племени кельтов, имевшего много серебра и золота. Если я правильно помню, прокуратор Кат их ограбил. Когда бедняжка Боудикея начала протестовать, ее публично выпороли. Солдаты изнасиловали двух ее дочерей и поработили ее народ, поэтому икены восстали и сожгли Лондон. Она была такой сильной, что убила себя, лишь бы не попасть в плен римлянам.

— Во-первых, Боудикка вовсе не была царицей, хотя и была замужем за царем икенов. Когда император Клавдий пришел в Британию, он заключил с королем мирное соглашение, и царь согласился, чтобы римляне построили военные лагеря и жили там. Шестнадцать лет они мирно сосуществовали и благоденствовали. Римляне построили дороги и города, где в основном жили бритты, все теснее соприкасаясь с цивилизацией. Царь пережил Клавдия и заключил такое же соглашение с Нероном. Мы стали развивать торговлю, и сюда устремились люди со всех концов мира.

Когда царь умер, он завещал половину своего состояния Нерону, а половину — своим дочерям. Это чудовище Боудикка так разозлилась, что заплатила солдатам, чтобы они убили ее дочерей. Затем она провозгласила себя царицей и склонила племя на восстание против господства римлян.

Мой легион и еще три легиона ушли отсюда сражаться на запад под предводительством наместника Паулина. Мы почти никого здесь не оставили. Дикие туземцы напали на новую столицу и сожгли недостроенный город, уничтожив двести беззащитных каменщиков и строителей.

Убедившись в своей силе, они начали рушить все вокруг. Они грабили те богатые города, которые не имели достаточной защиты. Паулин поспешно вернул легионы, зная, что следующей целью Боудикки станет прекрасный и богатый торговый порт Лондиниум. Мы опередили варваров и, чтобы не рисковать жизнями жителей Лондиниума, эвакуировали их. Это был город аристократов, легионеров в отставке, администраторов, клерков и торговцев. Многие так и остались в городе — старые, больные и те, кто упорно не хотел покидать свои дома.

Боудикка со своими дикими племенами разграбила и сожгла город, обезглавив всех оставшихся жителей. Когда мы вернулись, то увидели, что они уничтожили базилику, форум, бани и храмы, но не это было самое худшее. Реки переполнились кровью. Мы месяц вылавливали отрубленные головы, а ведь большинство казненных были цивилизованными бриттами, не римлянами. Так что выбрось из головы все свои романтические бредни насчет бедной Боудикки, Диана. Она была огромной страшной бабой с грубым, хриплым голосом и копной грязных ярко-рыжих волос.

Диана прижалась к нему.

— Это ведь случилось всего несколько месяцев назад, Маркус? Мне казалось, Аква Сулис — такой прекрасный город.

— Прошел уже почти год. И Аква Сулис — замечательный город! — твердо сказал он. — Но некоторые кельтские племена до сих пор еще не покорены. Они отошли на запад страны, вот мы и тренируем легионеров, прежде чем направить их туда.

— Маркус, я боюсь!

Он поцеловал и успокоил ее:

— Как можешь ты бояться, если я рядом?

— Я боюсь за тебя, — сказала она, прижимаясь еще крепче.

Он начал дразнить ее, чтобы развеять все страхи.

— Ты же видела, какое у меня оружие, малышка, я непобедим.

Она свернулась калачиком рядом с ним, зная, что он пожертвует ради нее жизнью. Все в жизни непредсказуемо: каждый день несет что-то новое. Быть в тепле и безопасности в надежных руках — чего еще можно желать?


Глава 16


Диана проснулась и села в постели. Увидев Маркуса за письменным столом, она сказала:

— А я думала, что ты меня уже оставил. Маркус поднялся по ступенькам, сел на край кро

вати и взял ее руки в свои.

— Я не хотел тебя будить, но и не мог заставить себя уйти.

— Приятно проснуться и застать тебя здесь.

Он обнял ее и наградил долгим поцелуем. Ее грудь прижалась к его нагруднику, и он прошептал:

— Черт, я не ощущаю твоей мягкой кожи! Как я протяну день без тебя? — Его пальцы нырнули под тунику, и он снял с шеи золотую цепочку. — Поноси сегодня мою монету с Цезарем. — Он надел ей цепочку и залюбовался монетой между ее грудей. Его тело немедленно отреагировало, вспомнив свое близкое знакомство с ложбинкой между ними. — Весь день я буду знать, что ты носишь у сердца монету, которую я обычно ношу у своего.

— Она еще теплая от твоего тела, — проговорила Диана.

— Пусть она останется теплой до моего возвращения.

— Маркус, если бы у меня была лошадь, я иногда могла бы ездить с тобой.

— Ты умеешь ездить верхом? — Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел женщину в седле. Лошади — это для конницы и сражений. Женщин носят в носилках. — Лошади могут быть опасными. Они очень сильные, Диана, с ними нелегко справиться. Пусть Келл привезет тебя в колеснице. Мне пора.

Когда Келл подобрал тунику Маркуса внизу, он высоко поднял брови. Никогда раньше господин не сбрасывал одежду по дороге в баню или спальню.

В то же время Нола подняла со ступенек алое платье. Когда они встретились и увидели, что несет каждый из них, то пришли к прямо противоположным заключениям.

Нола подумала: «Она может делать с ним все, что захочет».

Келл подумал: «Он получил свой приз».

Оба были правы.

К тому времени, как Диана искупалась и позавтракала, вернулся Маркус.

— Возьми плащ и выходи во двор. Я приготовил тебе сюрприз.

Когда Диана вышла в сад и поплотнее запахнулась в красный шерстяной плащ, она увидела, что Маркус ведет под уздцы молочно-белую лошадь. На ней было седло с четырьмя луками, по две спереди и сзади, предохраняющими всадника от падения.

— Это кобыла, и характер у нее довольно спокойный. Ты полагаешь, что справишься с таким большим животным?

— Ох, Маркус, она такая красивая! — сказала Диана, забирая у него вожжи и поглаживая морду лошади. — Давай я тебе покажу, как я умею с ней обращаться.

Маркус поднял ее в седло, в которое она уселась боком. Он удивился, когда она уверенно несколько раз объехала двор. Диана подвела кобылу к нему и протянула руки, чтобы он снял ее. Он воспользовался этой возможностью, чтобы прошептать ей на ухо:

— Я не привел тебе жеребца, потому что хочу быть единственным мужчиной под тобой.

Лицо Дианы стало краснее плаща.

— Спасибо за такой щедрый подарок, Маркус!

— Я приказал одному из рабов-конюхов постоянно быть с тобой рядом. Ты днем приедешь ко мне? Мы будем на холме, где дорога для колесниц.

Она встала на цыпочки и потянулась к нему губами. Когда он нашел в себе силы оторваться от нее, она прошептала:

— Знаешь, я ведь тоже не смогу без тебя целый день. — Она наблюдала, как он вскочил на жеребца и ускакал. Красный плащ развевался по ветру.

Маркус Магнус обладал такой могучей силой, что она стала сомневаться, достаточно ли ее как женщины для такого мощного мужчины. Сейчас он ею очарован, но, может быть, причина в ее невинности? А вдруг, как только с невинностью будет покончено, он потеряет к ней интерес?

Теперь она от всей души жалела, что так невежественна в вопросах любви. Незамужних девушек в ее время намеренно не просвещали насчет интимных отношений между мужчиной и женщиной. Вероятно, именно по этой причине и было столько неудачных браков. Самые богатые и титулованные мужчины заводили себе любовниц и делали это скорее всего из-за строгого различия между «порядочной» и «непорядочной» женщиной, навязанного обществом. Если бы леди научились вести себя в постели порочно, может быть, их мужья и не бегали бы на сторону.

Диана вздохнула и вернулась на виллу. У нее не было выбора, Маркусу придется ее всему научить, разбудить ее сексуальность. Пока ему это явно по душе. По спине Дианы пробежал холодок волнения. Возможно, сегодня вечером он научит ее всему, что нужно об этом знать.


— Нола, у меня проблема. Я хочу сегодня поехать верхом на лошади, которую Маркус подарил мне, но все мои столы слишком узкие. У некоторых разрезы на юбках, но тогда ноги будут голые, а на улице холодно.

— Когда холодает, некоторые легионеры, особенно конники, надевают кожаные штаны, но большинство из них, включая Маркуса, носят короткие туники и меховые сапоги. Только, боюсь, женщины не ездят верхом.

— Ну а я езжу. Кожаные штаны — прекрасная мысль. Вели, чтобы мне сшили. Пока еще не слишком холодно, но до зимы уже рукой подать. А как я сегодня закрою ноги?

— У нас есть шерстяные чулки, — предложила Нола.

— Прекрасно! Я надену их с короткой туникой и сапогами, если тебе удастся найти достаточно маленькие.

Нола принесла ей чулки, а за сапогами обратилась к Келлу.

— Она будет выглядеть возмутительно! — с явным неодобрением заметил Келл.

Нола подняла глаза к потолку.

— Только тот мужчина может возражать против такой одежды, которому так нравится платье, оголяющее грудь женщины.

— Ты не должна поощрять эти ее поездки на мужской манер. Пусть возьмет носилки, или я отвезу ее на колеснице.

— Ага, бритт, не нравится, что тебя заменит молодой конюх!

— Оставь свои грязные мысли, женщина из Галлии! Я знаю, что большинство женщин, возможно, включая и тебя, стервы и изменницы, но эта леди совсем другая. — Келл взглянул на Нолу сверху вниз и высокомерно сказал: — Я случайно знаю, что она девственница.

— Я сильно в этом сомневаюсь, бритт, если учесть, как мы сегодня собирали их одежду по вилле.

Келл довольно ухмыльнулся:

— Раз я говорю, значит, знаю. — Он не стал ей рассказывать, что внимательно рассмотрел простыни, когда менял их утром.

К тому времени, как Диана надела шерстяные чулки и короткую тунику, Келл появился с парой меховых сапог, достающих до лодыжек, с кожаными ремешками, застегивающимися на икрах. Он также принес ей меховые штаны, тоже укрепляющиеся ремешками. Диана взглянула в зеркало и воскликнула:

— Ой, я похожа на викинга!

— Ты — просто загляденье, — сказала Нола.

— Только глаза бы не глядели, — не удержался Келл. — Леди, я спущусь в конюшню и поговорю с парнем, который будет тебя сопровождать.

Диана накинула свой плащ и пошла впереди Келла, с трудом удерживаясь от смеха при виде рож, которые строила Нола за его спиной. Когда девушка вошла в конюшню и увидела раба-конюха, она не удержалась от шаловливой мысли: «Если бы мой грум выглядел так привлекательно, трудно было бы удержаться, чтобы не завалиться с ним на сено». Тут она отметила, насколько свободным стало ее отношение к мужчинам и сексу… На рабе была короткая туника и кожаные ремни на запястьях. Темные волосы доходили до плеч и были перевязаны ремешком. У него было веселое лицо и смеющиеся глаза.

— Убери эту дурацкую ухмылку со своей физиономии! Тебе доверяют фаворитку господина. Если с ней что случится, я лично тебя кастрирую!

Молодой раб побледнел.

— Не спускай с нее глаз, но отводи их, если ветер распахнет плащ.

Молодой раб совсем смешался. Диане стало его жаль:

— Келл, все будет в порядке. Приятно слышать, что ты так обо мне беспокоишься.

— Я беспокоюсь лишь потому, что ты собственность хозяина, — бесстрастно ответил Келл, но она знала, что это не так.

Пока Диана ехала из виллы по дороге, с которой началось ее невероятное путешествие, она могла с большой точностью определить, где Джон Вуд, архитектор эпохи короля Георга, построит Ройял-Кресент и Серкус. Оба здания были англосаксонскими вариантами классического римского стиля. Когда они проезжали мимо виноградников, Диана увидела, что виноград уже собрали. Она смотрела на виноградные лозы и с трепетом думала, что некоторые из них будут плодоносить и в восемнадцатом веке.

Вскоре Диана увидела облака пыли, а потом и сами колесницы. На этот раз развлечением здесь и не пахло. Легионерам показывали, как кельты используют колесницы в военных целях. То были небольшие повозки с плетеными бортиками, открытые с обоих концов. Она наблюдала, как солдаты бежали рядом с колесницами, метали копья и снова вскакивали в повозки, прежде чем легионеры успевали до них добраться.

Леденящие кровь крики бриттов, грохот колес — уже этого было достаточно, чтобы вселить ужас в противника. Диана в испуге поднесла руку ко рту, увидев Маркуса без лат, с копьем в руке, бегущего рядом с колесницей. Если он оступится, то обязательно попадет под копыта лошадей!

— Я не могу на это смотреть! — воскликнула она, прикрывая глаза рукой.

— Все хорошо, леди, хозяин увернулся от колесницы, — сказал ей конюх.

Она услышала, как Маркус говорил командирам:

— Кельты сочетают мобильность конницы с силой пехоты. Те, кто правит колесницами, могут удержать лошадей даже на крутых склонах. За ними идут пехотинцы, которые в это время перестраиваются для быстрого отхода. Еще не стемнеет, как вы научитесь справляться с ними, так что они не будут представлять для вас серьезной угрозы. Ваша главная цель — лошади,

запряженные в колесницы.

Маркус узнал, что Диана рядом, и подошел к ней сразу же как только отдал приказания центурионам. Они улыбнулись, глядя друг другу в глаза. Казалось, все вокруг знают, что они любовники. Он подошел поближе, погладил морду лошади и слегка приподнял одну бровь цвета воронова крыла, разглядывая ее одеяние.

— Похоже, тебе не холодно.

Она перегнулась с седла и шепнула ему на ухо:

— Ногам тепло, а попка замерзла!

Черные глаза блеснули.

— Будь здесь поменьше народу, я бы посадил тебя на колени и согрел, — негромко сказал он.

— Если бы мы были одни, ты бы грел меня, пока я вся не запылала бы жаром.

— Ты большая шалунья, леди, — укорил он ее. Взяв кобылу под уздцы, он отвел ее подальше от сопровождающего раба, чтобы было удобнее разговаривать. — У нас сегодня гость к ужину. Прибыла депеша от прокуратора, что он сегодня прибывает в Аква Сулис.

— А прокуратор — очень важное лицо?

Маркус кивнул.

— В Британии он самый главный. Он заведует финансами и всем остальным. Я не хочу, чтобы он знал, что ты рабыня. Я придумаю что-нибудь правдоподобное.

— Ты скажешь правду. Я не твоя рабыня.

Его сильная рука жестом собственника легла на ее бедро. Стоило ему только коснуться ее, как он ощутил эрекцию.

Она перестала дразнить его.

— Мне ждать тебя в опочивальне, Маркус?

— Нет, я хочу, чтобы ты была рядом. Если нам придется обсуждать что-то секретное, ты на время удалишься. Я уже известил Келла. Он проследит за всем.

Когда Диана вернулась на виллу, то увидела, что Келл собрал всех домашних рабов и дает им самые подробные инструкции, начиная с одежды и кончая обязанностями. Нола наставляла женщин-рабынь. Когда рабы разошлись по своим делам, Диана обратилась к Келлу:

— Маркус велел, чтобы я сегодня вместе с ним развлекала прокуратора, но он не хочет, чтобы тот знал, что я его рабыня.

— Понятно, — ответил Келл.

Нола рассказала Диане о прокураторе:

— Прокуратор Юлий Классициан здесь как император. Он всевластен. Если он узнает, что ты раба, он может потребовать тебя на ночь или вообще забрать, и Маркус вынужден будет повиноваться.

— Прокуратор вовсе не похотлив, — вмешался Келл. — Он никогда не пользовался услугами наших рабынь.

— И тем не менее он мужчина, — сухо заметила Нола. — Маркус знает, что Диана — большое искушение, даже если тебе и не дано этого понять, бритт.

Келл не обратил на нее внимания и повернулся к Диане.

— Ужин будет подан позднее, чем обычно, потому что они сначала пойдут в баню, а это целый ритуал. Я зайду за тобой, когда придет время спуститься вниз.

— И что я буду делать? — беспомощно спросила Диана.

— Просто украшать триклиний, — ответил Келл, слишком занятый, чтобы вдаваться в подробные объяснения.

— Пойдем наверх, — предложила Нола, — я отвечу на все твои вопросы.

— Твоему нахальству нет границ, — заметил Келл.

— А у тебя высокомерия больше, чем у римлянина! — нашлась Нола.

— Я — бритт. У меня больше оснований для высокомерия.

Диана весело рассмеялась:

— Раунд за Келлом.

— Хоть бы раз последнее слово осталось за мной!

— Нола, послушайся моего совета, на сахар можно поймать куда больше мух, чем на уксус.

— Не сомневаюсь, что ты уже совсем приручила Маркуса. Не делай ему больно, Диана. Он — хороший человек. В нем нет зла.

— Я уже сама это поняла, Нола.


Маркус и прокуратор прибыли в одних носилках. Келл поставил у дверей охранника с факелом, а когда они вошли в атриум, то увидели, что кругом стоят вазы с поздними цветами из сада. Мужчины принесли подношение Весте, богине домашнего очага, затем Маркус провел своего гостя через сад к своей личной бане.

Поскольку ночь выдалась прохладной, они решили мыться в помещении. Длинная деревянная баня, увитая глицинией, внутри была вполне благоустроенной. Там были кальдарий с горячей, тепидарий с теплой и фригидарий с холодной водой. Они разделись и прошли в парную, где легли на мраморные плиты, чтобы пропотеть. Когда температура начала подниматься и появился пар, Юлий заговорил:

— Наконец восстановили Лондиниум. Форум с залом и административными помещениями уже закончен, достроили и храм Юпитера. Там большой алтарь и хорошие мозаичные полы, почти как у тебя; вокруг разбили красивый сад. На этот раз город будет окружен десятифутовой оборонительной стеной с зубчатым парапетом, четырьмя башнями и воротами.

— Просто дикость какая-то — уничтожить такой прекрасный город, Юлий! Он был нашим самым крупным торговым портом, таким он должен остаться и в будущем. Как только перестройка завершится, я уверен, что он станет еще больше и лучше, чем раньше.

— Маркус, я получил депешу от императора Нерона. Он пересмотрел свой взгляд на важность Британии для империи. Он собирается убрать отсюда римлян и передать страну кельтам, поскольку опасается, что победить их так и не удастся.

— Это будет огромной ошибкой, Юлий, — сказал Маркус, у которого сердце ушло в пятки.

— И я так считаю! — решительно согласился прокуратор. — Даже из финансовых соображений глупобросать этот уголок империи. На доходы только от продажи серебра и рабов можно построить десятки прекрасных городов.

— Ты честный человек, Юлий. Прошлый прокуратор был жуликом: когда он казнил кого-то, то присваивал себе имущество казненного. Весьма вероятно, что часть доходов от торговли серебром и рабами тоже оседала в его кармане.

— Боюсь, что ты прав, Маркус. Теперь же моя задача — убедить Нерона, что в этой стране есть все: свинец, железо, бронза, древесина, даже золото, чтобы чеканить наши собственные монеты. Поля настолько плодородны, что выращенного зерна хватает на прокорм и населению, и легионам, да еще остается на продажу. Здесь достаточно развитое сельское хозяйство и рыболовство.

— Страна процветает, — согласился Маркус. — Ты рассказываешь об этом Нерону в своих отчетах?

— Да, но он прислушивается к моим словам и не верит мне. — пожаловался Юлий.

— Скорее всего, он получает противоположные сведения из других источников, — решил Маркус.

— Думаю, ты прав.

Рабы для банных услуг начали умащивать их тела и очищать кожу стригилями, но прокуратор не мог выбросить начатый разговор из головы.

— Мне думается, я могу говорить с тобой прямо, Маркус, потому что мы во многом похожи. Я думаю, все дело в Паулине. У нас не тот человек руководит армией. Разумеется, я знаю, что он хочет погасить волнения кельтских племен, но он полностью уничтожил силуров, да и икены истребляются в огромных количествах, а не перевозятся в Рим в качестве рабов. Теперь он занялся уничтожением друидов.


До отвращения {лат.).


— Я уже давно понял, что чем больше мы разрушаем храмы друидов и убиваем жрецов, тем яростнее восстают против нас туземные племена, — решительно сказал Маркус.

— Когда во главе армии стоял Клавдий, у нас был мир. Бритты с удовольствием становились римскими гражданами. Они начали носить тоги по нашему примеру, говорить на латыни, строить крытые лавки и в результате богатеть, потому что возрос спрос на каждодневные товары и предметы роскоши.

— Аква Сулис не пострадал, но я знаю, что другим городам досталось от Паулина.

Они перешли из парной в комнату с теплым бассейном.

— Ты воевал под его началом. Какой он, Маркус?

— Он заражен этой римской болезнью кровожадности. Убивает женщин и детей и даже вьючных животных, если на него найдет. Он так же жесток со своими легионерами: убивает каждого десятого за непослушание. Все это считается допустимыми потерями.

— Неудивительно, что все боятся поднять против него голос, — заметил Юлий.

Они нырнули в холодный бассейн, затем завернулись в огромные полотенца и перешли в раздевалку.

— Давай по порядку. Во-первых, мне надо убедить императора Нерона сохранить Британию в составе империи. Мой последний отчет я отправил вместе с крупной суммой денег и серебряными слитками, которые скорее смогут его убедить, но я хочу еще составить отчет по Аква Сулис и написать в нем не только о подготовке легионеров, но и процветающем городе, где местные жители за два поколения приняли римские обычаи и законы, где появились замечательные местные строители, ткачи, горшечники, золотых дел мастера, инженеры, врачи и так далее.

— Я сделаю это завтра, Юлий, — пообещал Маркус.

— Молодец! Я знал, что смогу на тебя положиться. Теперь пошли ужинать, а то мой желудок подумает, что мне перерезали горло.


Диана решила надеть элегантную белую шелковую столу с золотым поясом. Нола принесла ей золотое ожерелье с изумрудом из коллекции Маркуса Магнуса, а Силла убрала ее светло-золотистые волосы в пучок на затылке. Келл ввел девушку в триклиний как раз в тот момент, когда туда входили хозяин с гостем.

— Юлий, разреши мне представить тебе Диану, которая часто украшает мой стол.

Диана протянула руку прокуратору, и он изящным движением поднес ее к губам.

— Простите старику, что он глазеет на вас, моя дорогая, но вы обладаете редкой красотой.

Маркус видел, что прокуратору явно любопытно, откуда она взялась, поэтому он пояснил:

— Отец Дианы был писарем, женившимся на британке. — Этим он хотел сказать, что девушка наполовину римлянка, а Диана просто улыбнулась прокуратору.

На нем была широкая белая тога с красной каймой, а на седеющей голове самый настоящий лавровый венок. Диана опустила глаза, чтобы не слишком на него пялиться. Она поверить не могла, что ужинает с высокопоставленным чиновником Рима.

Они прошли в триклиний, где вокруг стола стояли три дивана для возлежания.

— Вот тебе идеальный пример слияния Британии и Рима. Если бы Диана появилась за столом императора, она затмила бы там всех своей красотой и образованностью. Она — прекрасное доказательство, что бритты высокоцивилизованны.

— Благодарю вас, ваша милость, господин прокуратор.

— Пожалуйста, называй меня просто Юлием.

Диана одарила его блистательной улыбкой и прилегла на свой диван, подложив нод локоть золотистую подушечку.

Пока они не торопясь ужинали, Диана и Маркус остро чувствовали возникшее между ними сексуальное напряжение. Их сжигало желание. Ловя на себе ласкающий взгляд темных глаз Маркуса, она читала в них предвкушение. Когда Юлий наконец откланялся, Диана уже едва сдерживалась от нетерпения.


Глава 17


Маркус прошел с прокуратором через атриум и помог сесть в носилки. Юлий всегда ночевал в претории — просторном здании внутри крепости, — но он предупредил Маркуса, что отправится рано утром в Глевум, где жило большинство отставных легионеров.

— А ты проказник, Маркус! Где ты ее прятал и как ты ее отыскал?

— Я считаю ее даром богов, — осторожно ответил Маркус.

— Она сказала, что приехала в Аква Сулис на воды, но мне думается, что задержалась она по более личным мотивам. Ты будешь дураком, Маркус, если позволишь ей ускользнуть.

—Я ее не выпущу, не бойся! — рассмеялся Маркус, когда носилки тронулись.

Вернувшись в триклиний, он увидел, что Диана прислонилась к одной из колонн. Он обнял ее за талию и прижал к прохладному мрамору.

— Ты — очаровательная хозяйка, amor!

Диана знала, что amor означает любовь. Она протянула ему губы.

— А Юлий — очаровательный гость, но дела вы почему-то не обсуждали.

— Мы все решили в бане. Пар не только открывает поры, он развязывает язык. Одежда — она как барьер: стоит ее снять, как с ней исчезает и сдержанность.

— Я это уже поняла, — хитро пробормотала Диана, слегка двигаясь под его руками и расстегивая застежку его тоги.

Его губы завладели ее губами в страстном поцелуе, от которого по жилам побежали и холод, и огонь одновременно. Все еще не отнимая губ, он прошептал:

— Ты считаешь, мы успеем подняться наверх, не снимая одежды?

— Это будет очень трудно, — пошутила она, поглаживая кончиками пальцев его фаллос.

Он поднял ее и понес вверх по лестнице, целуя на каждой ступеньке. Когда они достигли опочивальни, Маркус сказал глухо:

— Я хочу относить тебя в постель каждый вечер до конца моей жизни.

Он был так серьезен, что Диана замерла. Она никогда не лгала самой себе и прекрасно понимала, что они полюбили друг друга, но заставила себя отвлечься от мыслей о любви и связанных с нею проблем. Ничто не должно испортить этот особый для обоих вечер.

Келл предусмотрительно зажег огонь в большом камине, и они остановились перед ним, пока Маркус раздевал ее и раздевался сам. Потом он с бесконечным удовольствием распустил ее волосы, путаясь пальцами в золотистых прядях, поднимая их к лицу, чтобы вдохнуть нежный аромат.

Бросив алые подушки с кровати на пол перед камином, Маркус потянул на них Диану и усадил ее к себе на колени. Она сидела спиной к огню, а он массировал ее ягодицы.

— Я ждал весь день, когда у меня будет возможность согреть твою попку.

Диана прижалась к нему, и он снова поцеловал ее. Потом она сняла цепочку с золотой монетой и надела ему на шею. Теперь золотой Цезарь прятался в густых завитках на его груди.

— От моего сердца твоему, — прошептала она.

Маркус смотрел, как блики пламени отражаются в ее волосах и на коже. Он с трепетом коснулся ее сначала руками, потом языком.

— Диана, сегодня, когда я увидел тебя верхом, я подумал, что дал тебе способ сбежать от меня.

Ее глаза расширились.

— Я не сбегу от тебя. У меня нет никакого желания тебя оставить.

Он сжал ее в объятиях и почувствовал непреодолимое желание защитить ее.

— После сегодняшней ночи ты можешь захотеть этого. Боюсь, я сделаю тебе больно.

— Да, я знаю. Ты слишком велик для меня, но твои руки и губы творят со мной чудеса. Они доводят меня до такого состояния, что я не могу дождаться, когда наши тела соединятся. Мое желание так велико, что эта боль — ничто в сравнении с ним. Наверное, ты чувствуешь то же самое. Мы просто одержимы.

— Я не стану спешить, я смогу остановиться в любой момент, — пообещал он.

Диана толкнула его на подушки.

— А я нет! — Она села на него, обняв шелковистыми бедрами, потом склонилась над ним так, что ее груди коснулись его груди, а его огромный, напряженный фаллос попал в ловушку между их телами. Жар от огня усиливал сжигающее их пламя, и, как обычно, начав целоваться, они уже не могли остановиться.

В затуманенном сознании Дианы мелькнула мысль, что когда их любовные игры достигают определенного накала, Маркус проявляет куда больше самообладания, чем она. Она знала, что воля у него железная, но сегодня ей хотелось, чтобы он потерял контроль над собой. Как долго он сможет противостоять ей? Насколько велика ее власть над ним?

Она отделила золотистую прядь от своих волос и пощекотала уголки его губ, затем дотронулась до них кончиком языка, доведя его до того, что он беспомощно рассмеялся от щекотки. Потом она провела прядью по его мощной шее, и вновь за волосами последовал язык, оставляя горячий влажный след, мгновенно высыхающий от пламени камина. Диана села так, что ее колени обхватили его узкие бедра, и принялась щекотать своим локоном его бронзовые соски, пока они не затвердели.

Маркус уже знал, что она сделает дальше, и ждал быстрых прикосновений ее нежного языка. Он наслаждался ее ласками и сожалел только об одном, — о потерянных днях без нее. А впрочем, стоит ли тратить время на пустые сожаления о том, чего нельзя изменить, в то время как вот оно, счастье, в его руках, и никто не сумеет лишить его этого удовольствия! Пока не появилась Диана, ему и в голову не приходило, что в его жизни чего-то не хватает, но потеряй ее сейчас, он был бы безутешен.

Диана между тем добралась до его живота и паха, и он замер, , предвкушая ее язык на самых сокровенных своих местах. Когда же это произошло, он задрожал всем телом и тихо засмеялся.

Диане нравилось заставлять Маркуса смеяться, и она заметила, что в последние дни он смеется гораздо чаще. Но когда она провела локоном по всей длине его фаллоса, Маркусу стало не до смеха. Заглянув ему в глаза, она увидела, как он напрягся. Может, он надеется, что ее губы последуют за языком туда, где только что побывала прядь волос? Хватит ли у нее смелости сделать это?

Маркус с шумом втянул в себя воздух, и Диана мгновенно почувствовала, как ему хочется, чтобы она попробовала его на вкус! Несколько секунд она лукаво смотрела ему в глаза, наслаждаясь его нетерпением, потом медленно опустила голову и коснулась губами гладкой, натянутой кожи. Копна шелковисты волос закрыла ее, от его глаз. Од протянул руки и раздвинул првди, чтобы видеть, как она, ласкает его.

Кончик розового языка неуверенно лизнул вершину его пениса. Какой умопомрачительный контраст — идеальное сочетание розового на багрово-красном! Диана сделала языком круговое движение, чтобы ощутить вкус: солоноватый, с примесью миндального масла — вкус чистого мужчины. Она приподняла голову и увидела блаженство на его сильном лице. Когда она рухнула на его распростертое тело, он нежно дотронулся пальцами до ее паха и убедился, что она истекает прохладной влагой.

— Ты готова принять меня? — хрипло спросил он.

— Никогда в жизни я не была так возбуждена, — прошептала она.

Маркус понимал, что так и есть. Она до сих пор не знала мужчины. Он не стал тянуть время и нести ее на кровать, а положил на пол и раздвинул ей ноги так, чтобы огонь согревал их и розовую ложбинку между ними.

— Обхвати меня ногами, — приказал Маркус, и, когда она послушалась, он стал осторожно проскальзывать в нее, потихоньку, дюйм за дюймом. Она была горячей расплавленной лавы. Никогда он не встречал женщины такой жаркой, такой упругой и такой желанной.

Начни Диана его сейчас умолять, он все равно уже не смог бы остановиться. Его охватило непреодолимое желание полностью овладеть ею. Наткнувшись на преграду, он сделал резкий толчок. Жестоко, но ничего не поделаешь. Она должна перенести эту боль, прежде чем станет женщиной, которая сможет дарить и получать наслаждение.

Диана вскрикнула от боли, но Маркус не остановился, пока его кровожадный клинок не вошел в нее по самую рукоятку. Потом он замер, давая ей возможность привыкнуть к новым ощущениям.

— Mi amor, как ты? — тихо спросил он.

Она попыталась заговорить, и ее мускулы сжались вокруг него так плотно, что Маркус застонал от наслаждения. И неожиданно она почувствовала гордость за свою власть над этим всесильным, мужественным римлянином. По сравнению с ней он был таким огромным, что она боялась, что ее как женщины не хватит для него. Но теперь она поняла, что хватит, даже слишком. Она укусила его за плечо и подняла ноги так, что они сомкнулись у него на спине, потом выгнулась дугой, и он вошел в нее еще глубже.

И вот Маркус начал движение. Вновь и вновь он глубоко погружался в нее, потом выскальзывал и снова погружался. Она чувствовала прикосновение его яичек при каждом движении и ощущала, как все внутри нее воспламеняется от наслаждения. Она ничего не видела, ничего не слышала, превратившись в чувственное пламя, а его движения все ускорялись, удары становились резче, принося ей волну за волной такого первобытного наслаждения, о существовании которого она и не подозревала.

Их ощущения все нарастали, пока не достигли наивысшей точки, и тогда они бесстрашно ринулись в пропасть. Диана вскрикнула от блаженства, но крики Маркуса заглушили ее. Она поцеловала его грудь там, где бешено стучало сердце, и почувствовала как пульсирует его плоть внутри нее.

Потом они долго неподвижно лежали, отдыхая. Когда Маркус наконец чуть отодвинулся, он заметил, что семя и кровь смешались на ее бедрах, и испугался, что сделал ей слишком больно.

— Прости меня! — порывисто прошептал он.

— Нет, нет, — мягко проговорила она, дотрагиваясь до его лица. — Это было замечательно, как и должно быть между мужчиной и женщиной.

— Я люблю тебя! — прошептал Маркус.

Сердце Дианы перестало биться. Видит Бог, она тоже его любит!

Он принес ароматной воды и бережно омыл ее нежную кожу. Потом поднял на руки и отнес в постель. Она обмякла в его объятиях, не в силах даже открыть глаза. Ей казалось странным, что он так легко выдерживает ее тяжесть, а потом она подумала, что он такой сильный и мускулистый и, вероятно, его латы весят больше, чем она, маленькая и хрупкая.

Она так уютно устроилась около него, что можно было подумать, будто их специально создали друг для друга. Ее руки покоились на его широких плечах, щека прижалась к заросшей волосами груди, ощущая его сердцебиение. Одна из ее длинных ног расположилась между его ногами, и его пенис, уже не такой воинственно-грозный, касался ее бедра.

Когда она уже засыпала, ей послышался шепот: «Я никогда не позволю тебе вернуться».

Как странно, ведь Маркус не поверил ее малоправдоподобному рассказу! Возможно, ей это только снится…


Проснувшись, Диана увидела прямо перед собой сверкающие черные глаза Маркуса.

— Ты за всю ночь даже не шевельнулась.

Она сонно улыбнулась:

— Все потому, что я находилась там, где и хотела быть.

Маркус подтянул ее на себя так, чтобы поцеловать виски и веки.

— Разве тебе уже не пора уходить? — сонно спросила она.

— Мы сегодня весь день проведем здесь. Я не собираюсь отходить от кровати дальше, чем на три шага.

— А как же занятия с солдатами? — спросила она, слегка покраснев.

— У меня на сегодня намечены более важные дела. Маркус выскользнул из-под нее, оставив лежать на постели вниз лицом. Встав над ней на колени, он откинул ее волосы с шеи и поцеловал. От прикосновения его губ у нее по телу пошли мурашки, и она начала слегка извиваться от возбуждения. Диана немного выгнула спину, чтобы он мог просунуть под нее руки и завладеть ее грудью. В его мозолистых руках ее груди казались такими пышными и большими! Она почувствовала, что ее ягодицы трутся о его фаллос, растущий и твердеющий с ошеломляющей скоростью.

— Как я понимаю, уроки фехтования. Но у меня нет оружия, — пошутила она.

— Я одолжу тебе свое. Сегодня мы попрактикуемся, как следует вкладывать меч в ножны.

Диану поразили собственные ощущения. Как будто огненные нити прошили ее тело, взяв свое начало внизу живота и охватив грудь. Когда она тяжело задышала, сжигаемая желанием, Маркус попросил:

— Встань на колени.

Она была так возбуждена, что послушалась бы любого его приказания, мечтая испытать еще не изведанное наслаждение.

Он всем своим крупным телом навис над ней и овладел ею сзади. Как и в первый раз, ее мускулы непроизвольно сократились, затягивая его еще глубже. Он помедлил, давая ей снова привыкнуть к ощущению заполненности и новой позиции. Когда он начал движение, она сразу же застонала от наслаждения. При каждом ударе его пальцы мягко касались ее чувствительного бутона. Когда она лежала на спине, ощущения были совсем другими. Он проникал в нее значительно глубже, одновременно лаская ее, и его ритмичные движения доводили ее до экстаза. Диана как-то раз видела, как жеребец покрывает кобылу, и отметила, что Маркус берет ее тем же самым способом…

В этой позиции он мог не сдерживать свою энергию, поскольку знал, что, если он переусердствует, Диана сможет отстраниться. Но она этого не делала, а наоборот, выгибала спину, сливаясь с его поджарым телом и облегчая ему задачу. Она дошла до неистовства, царапала простыни, боясь только, что не успеет удовлетворить свою ненасытную потребность наслаждения. Тут Маркус укусил ее за шею, точно так же, как сделал тот черный жеребец, и Диана испытала оргазм, сотрясший все ее тело.

Маркус чутко уловил этот волшебный миг и разделил с ней ее исступленный экстаз. Потом он перекатился на бок, увлекая ее за собой, и они долго так лежали в состоянии «маленькой смерти», которая всегда следует за прекрасным совокуплением мужчины и женщины.

Когда Диана вновь обрела способность соображать, она спросила:

— Маркус, а они тебя сегодня в крепости искать не будут?

— Я предупрежу, что буду готовить отчет для прокуратора.

Когда Келл принес завтрак, сомневаясь, стоит ли беспокоить их из-за такого пустяка, как пища, но голый Маркус заявил, что страшно голоден, и дал ему наставления для старшего офицера. Келл старался не смотреть на постель, где сидела Диана, прикрывшись простыней до подбородка. Но даже не глядя на нее, он видел, как она смущенно краснеет.

Маркус поставил поднос на кровать между ними и принялся кормить Диану, заставляя ее попробовать каждое блюдо.

— У тебя кормят отменно, никогда такой вкусно ты не ела. Принц Уэльский все бы отдал за твоих поваров.

— Принц Уэльский? — переспросил Маркус, отнимая от губ кубок с медовым напитком.

— Сын нашего короля. Наследник трона всегда носит титул принца Уэльского. Уэльс — как раз тот самый западный край, который причиняет тебе столько беспокойства. Он был со временем покорен, но на это ушли сотни лет.

Маркус недоверчиво поднял бровь:

— Твои истории удивительны. Мне почти хочется поверить, что ты та, за кого себя выдаешь.

— Почти, но не совсем! — засмеялась она, беря из его руки кубок и поднося его к своим губам как раз тем краем, которого касались его губы.

— И какой он, этот принц?

Диана снова засмеялась:

— Он толстый и любит ходить в военной форме, поскольку ему неловко, что он ни в одной войне не участвовал. Его отец, король, совсем сумасшедший, так что он, затаив дыхание, ждет, когда его сделают регентом. Тем временем он наряжается в атлас и кружева, раскрашивает лицо, пишет глупые письма своей любовнице и устраивает дурацкие розыгрыши своих не менее дурацких друзей.

— Особи мужского пола, носящие кружева и малюющие лица, не мужчины, Диана. Они игрушки извращенцев. Таких полным-полно при дворе императора в Риме. А как выглядят нормальные мужчины в твоем Лондоне?

— Молодежь слепо следует стилю принца. Тоже носит обтягивающие атласные бриджи и напудренные парики. Они все очень женоподобны, вот почему я и отказалась выйти замуж за кого-нибудь из них.

Он притянул ее к себе:

— Ты все это придумываешь, чтобы я не ревновал тебя к незнакомым мужчинам.

Диана кончиком пальца провела по глубокому шраму на его лице.

— Это правда. Я всю свою жизнь мечтала о мужчине другой эпохи.

— Например, о римлянине? — спросил он, захватив в плен ее груди.

— Нет, о римлянах я не мечтала. Именно поэтому мне и кажется странным, что я перенеслась в твое время. Мне хотелось жить во времена Елизаветы или средние века.

— Ну-ка рассказывай, о ком ты мечтала? — прорычал он с наигранной суровостью.

— Ну, это длинная история, я с удовольствием ее тебе расскажу, но почему бы мне не сделать это после?

— После? — хрипло переспросил он, надеясь, что она имеет в виду то же самое, что и он. К счастью для обоих, так оно и было.


Глава 18


Когда Диана открыла занавеси, солнце залило опочивальню.

— Смотри, какой чудесный осенний день!

Маркус подошел к ней, обнял и поцеловал в макушку.

— А мы теряем его в постели! — поддразнил он ее.

— Тебе надо отдохнуть. У тебя слишком тяжелая работа.

— Да, ты довольно изнурительна, — пошутил он.

— Ах ты, нахал, я имела в виду отдых от легионеров!

— Ты обещала рассказать мне о средневековых мужчинах, о которых ты мечтала.

Она прислонилась к нему спиной.

— Они были великими воинами — вроде тебя. Они напали на Британию в 1066 году из Франции, которую ты называешь Галлией. Это было последнее нападение на наш остров.

— Значит, вас поработили галлы?

— Нет, они нас не поработили. Но их короли из династии Плантагенетов[31 - Плантагенеты (Анжуйская династия) — королевская династия в Англии в 1154—1485 гг.] правили страной больше трех сот лет.

— Если не было рабов, то кем же они правили?

— Крестьянами. Существовала феодальная система, причем аристократы сражались, а крестьяне пахали землю.

— И по сути, были рабами.

— В какой-то степени да, но в средние века нельзя уже было покупать и продавать людей.

— Ты ими восхищаешься, этими людьми, — проницательно заметил Маркус.

— Реальная жизнь в ту эпоху была, без сомнения, ужасной, но в книгах и песнях сохранились романтические легенды о тех временах. То был век галантности, когда рыцарь отдавал свое сердце даме и клялся не только защищать ее, но и быть ей верным, хотя в большинстве случаев они могли любить друг друга лишь издали.

— Ерунда! — усмехнулся Маркус. — Давали клятву верности и овладевали первой же девкой под первым же кустом.

Диана не обратила внимания на грубое замечание.

— Их латы сильно отличались от твоих.

— Чем?

— Ну, шлем закрывал все лицо, в нем были только прорези для. глаз. — Она коснулась его шрама.

— Он тебя раздражает?

— Нет, Маркус. Я считаю его почетным знаком. Он усиливает твою привлекательность, хотя, наверное, не следует так говорить.

— Они сражались с мечами и щитами?

— Да, и у них были лучники с луками и стрелами. Но рыцари закрывали все свое тело железной броней.

— И как же они действовали в рукопашном бою? — скептически спросил он.

— Боюсь, не очень хорошо. Потом они заменили латы кольчугами с воротником, чтобы защитить шею, а забрало — наносником.

— Гм-м, пластины для защиты носа. Неплохая мысль! — признал Маркус.

— Они были великолепными строителями. Изменили лицо Британии. Построенные ими замки стоят уже больше тысячи лет.

— Замки?

— Давай я тебе нарисую. — Диана взяла кусок пергамента и уголь с его стола и принесла их на ступеньки, ведущие к кровати. Пристроившись там, Диана начала рисовать замок, а Маркус стоя наблюдал. — Они огромные, из камня вроде вашей крепости. Стены в высоту достигали пятидесяти

футов, а в ширину — десяти. Их строили вокруг открытого двора или площади. По углам они укреп

лялись квадратными или круглыми башнями, а все сооружение целиком окружалось глубоким рвом с водой. Из соображений обороны возводились лишь одни ворота и мост через ров, который на ночь поднимался.

— Если там жили король и аристократы, то где же жили остальные? — поинтересовался он.

— Ну, крестьяне жили в соломенных хижинах, а если угрожало нападение, то все прятались в замке. Но торговцы и ремесленники жили в городах и строили там мастерские и магазины, совсем так же, как здесь, в Аква Сулис.

— Они брали пример с нас, — удовлетворенно заключил Маркус. — Наши храмы и форумы, верно, до сих пор стоят, хотя прошло уже столько лет.

Она взглянула на него и засомневалась, стоит ли говорить. Но все же очень мягко сказала:

— Нет, Маркус, не стоят.

— Вот и ясно, что ты все придумала. Уж не хочешь ли ты сказать, что в Британии не осталось ничего из того, что построили мы, римляне?

— Остались ваши дороги и бани. Все остальное — руины, где ведут раскопки люди, называемые археологами. Мы знаем, что под многими из наших современных городов лежат города, основанные римлянами. Под Лондоном — Лондиниум, под Батом — Аква Сулис.

— И это все, что осталось от древнейшей цивилизации на земле? — надменно спросил он.

— Ну разумеется, нет! Ваш язык, законы, литература, искусство, обычаи и архитектурные стили являются частью нашей жизни. Нас больше всего поражают ваши достижения в технике. Ваши акведуки, инженерные сооружения, система отопления и канализации — в этом вы далеко опередили свое время. По правде говоря, мы до сих пор вас еще не догнали.

Маркус пробежал пальцами по ее ноге.

— А как насчет любви? Ты сама признала, что римляне куда лучшие любовники, чем твои современники, и я думаю, что мы превзойдем и тех, из средневековья, о которых ты мечтала.

— Между прочим, я недавно закончила читать книгу вашего Овидия о любви, и я не слишком высокого о нем мнения.

— Что же, у нас есть писатели и философы получше Овидия, — сказал он, жестом указывая на полку со свитками.

— Ну конечно, дай-ка я найду то мудрое четверостишие, которое прочла в первый вечер. — Она легко побежала к полкам за письменным столом со свитками в металлических футлярах и с минуту их разглядывала.

Маркус застыл на месте. Если бы он мог, никогда бы не позволил ей одеться.

— Нашла! — удовлетворенно воскликнула она, разворачивая свиток, и процитировала:


И если вас терзает похоть, а рядом служанка иль лакей,

вы ж не отпустите их с улыбкой?

Я не пущу! Мне нравится дешевая и легкая любовь!


И это твой великий философ Гораций!

— Но ведь это сатира! — объяснил Маркус. — Ты знаешь, что такое сатира, Диана?

— Ах ты, нахал, конечно, я знаю, что такое сатира.

— Так скажи мне, — настаивал он.

— Литературное произведение, где высмеиваются людские пороки и недостатки… — Не успела она произнести эти слова, как поняла, почему Гораций написал это четверостишие.

— Ладно. Я поражен. — Он взял у нее свиток и положил его в футляр. — А что ты знаешь насчет терзаний похоти? — спросил он, приподнимая ее и затем позволяя скользнуть вдоль своего тела.

— Знаю теперь, когда встретила тебя, римлянин! — засмеялась она.

— Прекрасно. Давай теперь посмотрим, не сумею ли я заставить тебя забыть мечты о средневековых рыцарях.

— О, ну тогда это должно быть нечто особенное!

— Гм… возможно, сейчас самое время для тантры.

Диана замерла в его объятиях.

— Звучит слишком экзотично для леди с небольшим опытом.

— Радость моя, не бойся. Я же хочу любить тебя, а не делать тебе больно. Тантра медленная и чувственная, когда каждая твоя клетка получает наслаждение. И кроме того, я не стану наваливаться на тебя всем своим весом.

— Я обожаю твой вес, Маркус! Мне нравится, что ты такой большой, Когда я чувствую на себе твой вес, то не сомневаюсь, что меня любит настоящий мужчина.

Он взял ее за подбородок и приподнял его к своим губам с такой нежностью, будто она — тонкий фарфоровый сосуд, из которого он собрался напиться. Через несколько минут поцелуи так воспламенили их, что они упали на ковер.

— Тантра требует, чтобы ты села на мои колени, лицом ко мне.

Диана села на его мускулистые бедра и вытянула вперед ноги. Они обнимали друг друга, и их тела соприкасались от бедер до губ. Когда она достаточно возбудилась, Маркус осторожно посадил ее на свой восставший фаллос и начал движение. Его рот требовал, чтобы она приоткрыла губы и пропустила его как можно глубже. Ритм его языка и фаллоса совпадал, доводя ее до исступления, но, когда она уже была на грани оргазма, он затих, лаская руками ее нежную кожу, и Диане показалось, что она вот-вот испарится.

Прошло довольно много времени, и его руки исследовали каждый дюйм ее кожи, а она познакомилась со всеми его великолепными мускулами. Но тут он снова начал движение, доводя ее до нового экстаза. Когда Маркус повторил эту процедуру в четвертый раз, ни тот, ни другой уже не могли больше сдерживаться и одновременно достигли оргазма.

Когда он прижал ее к себе, поглаживая шелковистые волосы, Диану неожиданно охватила паника. А что, если ее внезапно вырвут из рук Маркуса и перенесут в ее собственное время? Мысль была настолько невыносимой, что она изо всех сил прижалась к нему, стараясь от нее избавиться.

Позднее, когда они уже могли соображать и внятно говорить, Маркус пошутил:

— Теперь, когда я доказал тебе, что римляне — лучшие любовники, с какими средневековыми фантазиями я еще должен разобраться?

Диана смотрела в окно, любуясь освещенным солнцем лесом. Листья только начали желтеть, и она надеялась, что осень выдастся чудесной.

— Мне всегда хотелось принять участие в королевской охоте в средние века, — мечтательно призналась она.

— А в твое время не охотятся? — спросил он, возвышаясь над ней и положив руки ей на плечи.

— Охотники в восемнадцатом веке — весьма жалкое зрелище. Три-четыре десятка мужчин со сворами гончих гоняют одну несчастную лису. Мне бы хотелось побывать на охоте на кабана, когда жертва имеет шанс, равный с охотником. Скорее всего, мне не понравится зрелище убийства, но в своих самых необузданных мечтах я часто участвовала в погоне.

Он наклонился и нежно поцеловал ее мягкое плечо.

— Я возьму тебя на охоту на кабана.

Она повернулась к нему:

— Ты серьезно, Маркус, или просто дразнишься?

— Я совершенно серьезен, но тебе придется подождать, пока Паулин не уведет легионеров, начав военную кампанию. Я жду, что он вернется с запада завтра, но он здесь не задерживается больше чем на неделю.

— Ой, Маркус, мне этого хочется больше всего!

— Надеюсь, что не больше всего?

— Прекрати! Я хочу вымыться. От избытка любви я вся пропахла мускусом.

— Такого не бывает. Чем больше ты любишь, тем больше тебе хочется.

— Как одержимость?

— Как наркотик, — подтвердил Маркус. — Пойдем поплаваем в бассейне в саду, —добавил он более спокойным тоном. — Нельзя терять последние солнечные дни.

— Я плавать не умею, — с сожалением призналась Диана.

— Так я тебя научу! — Неожиданно он переполнился энтузиазмом.

— Ты не заставишь меня надевать латы? — пошутила она.

— Нет, ты будешь плавать голой. Пошли! — поторопил он ее, беря за руку.

— Маркус, мы не можем выйти в таком виде, — возразила она.

— Почему нет? — удивился он. — Зачем терять время на одевание, потом на раздевание? А потом все снова повторять, чтобы вернуться сюда!

— Смеши меня, смеши, — сказала она, завертываясь в красный плащ.

Маркус накинул на плечи свой алый плащ, но его напряженная плоть натягивала ткань.

— Я просила рассмешить меня, но не доводить до судорог, — проговорила она, покатываясь со смеху от его забавного вида.

Маркус посмотрел в зеркало:

— Вот это уже пошло! Совсем голым — куда представительнее.

— Да сохранит меня Бог от представительности! — страстно прошептала Диана.

Взявшись за руки, они вышли из опочивальни с большим достоинством и спустились в сад.

Вода в великолепном бассейне была теплее воздуха. Они целых два часа забавлялись в этом Эдеме. Во всяком случае, так казалось Диане. Маркус с железным упорством решил, что не отпустит ее, пока она не научится плавать. Смеясь, брызгаясь, ныряя и целуясь, он наконец преуспел.

Диана, осмелев, согласилась пустить Ромула и Рема к ним в бассейн, и теперь они веселились вчетвером. Они производили столько шума, что вся прислуга, включая садовников, собралась, чтобы удивленно поглазеть на своего господина. Появление новой рабыни настолько изменило хозяина, что они не верили своим глазам. Он никогда не проявлял себя с такой стороны. Только

Ноле удалось заметить маленького мальчика, прятавшегося в суровом мужчине.

Собаки устали раньше Маркуса, выбрались из воды и энергично отряхнулись, . Когда Диана вышла из бассейна, она заметила, что сквозь листву за ней следят чьи-то глаза. Она не хотела, чтобы кого-то наказали из-за нее, и решила промолчать, но когда Маркус, выйдя из воды, попытался ее обнять, она запаниковала, схватила свой плащ н, бросилась к вилле.

Маркус рванулся за ней. Взбежав до половины лестницы, она оглянулась и увидела его уже на первой ступеньке.

— Когда я тебя поймаю, я…

Она повернулась к нему и прикрыла ему рот ладонью.

— Тише, милый… они все подсматривают и подслушивают.

Маркус ухмыльнулся:

— Ну и пусть!

Тут с Дианы соскользнул плащ, и внезапно ей тоже стало все равно. Нет абсолютно ничего постыдного в любви! Это замечательная вещь, которую не стоит прятать.


Келл сменил простыни и окровавленные полотенца, прибрал в опочивальне и принес чистую, ароматную воду.

После теплого бассейна и жарких солнечных лучей Диана начала дрожать. Маркус наклонился, чтобы разжечь огонь, а она потерлась о его широкую спину, надеясь согреться.

— Лучше что-нибудь надену, — заметила она просто из удовольствия выслушать его запрещение.

Маркус обратил взор на ее прекрасную обнаженную фигуру.

— Почему бы тебе не надеть меховые штаны? Не могу представить ничего более упоительного, чем заниматься с тобой любовью, когда твои ноги упрятаны в мех.

Его предложение пришлось по душе дьяволенку, сидящему у нее внутри. Каждый раз, как Маркус занимался с ней любовью, она обретала новую власть над ним, но что-то странное происходило с ее сердцем. Диана собиралась поработить его, но сама не заметила, как влюбилась в этого великолепного римлянина; и так увлеклась их играми во власть и покорность, что ей уже не хотелось подчинить его своей воле. Он вполне устраивал ее такой, как есть. Пусть власть будет у него, ей достанется слава!

Они поужинали в постели, и Диана решила, что раз Маркус получает такое удовольствие от меховых штанов, она останется в них на ночь. Когда они наконец полностью насытились любовными играми, то уснули в той же позе, что и накануне, — Диана на нем сверху, лицом вниз.

Когда она проснулась на заре, его уже не было, но она с удовольствием потянулась, сразу поняв, что он оставил ей две вещи: свой терпкий мужской запах и золотую монету на цепочке, которую снова надел ей на шею.

Диана и Нола решили снова пойти в Аква Сулис за покупками. Их не было все утро, а когда они вернулись, носилки доверху были загружены пакетами с духами, косметикой, игральной доской с фишками из слоновой кости, красной самосской керамикой, а также большим количеством деревянных дощечек для письма и стилями.

Кожаные штаны для верховой езды уже были готовы и ждали ее, так что Диана, вернувшись, решила надеть их, когда поедет днем навестить Маркуса.

Она направилась в крепость со своим верным конюхом, но Тору пришлось остаться ждать у ворот. Хотя он и был рабом примипила, охранники не могли позволить бритту бродить по крепости без присмотра, Кроме того, вернулся наместник Паулин, а все знали, как он ненавидит бриттов.

Поскольку правила есть правила, Диана решила оставить лошадей с Тором и дальше пойти пешком. Она сразу заметила, что в крепости находилось куда больше людей, чем во время ее первого визита. По-видимому, Паулин вернулся из Уэльса со своими легионерами. На нее так пристально глазели посторонние люди, что она обрадовалась, заметив знакомое лицо Петриуса. Он сразу же подошел к ней с улыбкой на красивом лице.

— Мой брат — везунчик, раз сумел добиться такой привязанности, Диана.

Она ослепительно улыбнулась ему:

— Ты не знаешь, где он?

— Боюсь, он крайне занят. Паулин вернулся со своей армией, и Маркус находится в валетудинории, с ранеными легионерами. Я буду вместо него тебя сопровождать. Ты уже осматривала крепость?

Диана сообразила, что он говорит о лазарете.

— Я уже была здесь, но недолго. Если Маркус занят, я лучше пойду.

— Не уходи. Если Маркус узнает, что я не взял тебя под свое крыло, он меня сурово накажет. — Петриус по-мальчишески улыбнулся. — А я все еще у него в немилости за то, что появился на вилле пьяным.

Диана слегка покраснела, что ей очень шло. Ей не хотелось оставаться, но и портить отношения между братьями она не собиралась. Этот юный храбрец вскоре отправится в Уэльс, поэтому она не смогла отказать ему.

— Давай подумаем, что может тебя заинтересовать. Я живу в офицерских казармах, но там ничего примечательного нет. Из бойниц на сторожевых башнях открывается прекрасный вид, но вряд ли это заинтересует прелестную даму. Ты в храме была?

— Нет, я никогда не видела римского храма.

— Вы, бритты, поклоняетесь Суле, богине солнца, не так ли?

— О нет! Я христианка.

Петриус удивился:

— Христианка?

Это была странная секта нарушителей спокойствия, которую безжалостно преследовал Нерон. В Риме уже стало традицией валить все на христиан и соответственно их наказывать. Римляне обожали смотреть, как льется человеческая кровь, поэтому пленники-христиане постоянно требовались для разного рода игр. Петриус на всякий случай запомнил ее слова, прекрасно сознавая, что знание дает власть.

— Здесь, в крепости, есть здание, в котором расположены разные храмы. — Когда они вошли в помещение, то увидели несколько дверей на выбор. На одной значилось: ЮПИТЕР ОПТИМУМ

МАКСИМУС, на другой — МАРС, который, как она знала, был богом войны, а на третьей — ФОРТУНА, богиня счастья и удачи, как предположила Диана.

— Маркус поклоняется Юпитеру, но большинство военных склоняют свои колени у алтаря Митры. Это мужской культ. Митра — непобедимый бог, олицетворяющий мужество. По легенде, Митре приказали поймать дикого быка. Из его чрева появились растения и травы, из его крови — новые формы жизни, из его семени — все живущее.

Он провел ее в дверь с надписью МИТРА, и они попали в храм, где внизу находился огромный алтарь. Рядом с каменным алтарем она увидела яму, вокруг которой собралось несколько центурионов. Петриус показал на мужчину, похожего на медведя, и прошептал:

— Это Паулин. Он пришел сюда, чтобы поблагодарить бога за свои победы над кельтами.

К алтарю приблизился молодой мускулистый юноша в белой набедренной повязке. В руках он держал большой железный молот и меч. Внезапно раздался рев, и в алтарь ворвался белый бык, задыхающийся от ярости. Юноша поднял мускулистые руки и опустил молот на голову быка. Как только тот упал на колени, он взмахнул мечом и распорол быку брюхо. Кровь оросила все кругом и потекла на легионеров, собравшихся внизу, в яме. Диана с ужасом смотрела, как Паулин поднял чашу, чтобы набрать в нее крови, пока она еще теплая, и поднес к губам. Диана повернулась и, не разбирая дороги, кинулась к дверям.

Петриус тут же оказался рядом:

— В чем дело?

— Уведи меня отсюда! — потребовала она.

Он видел, что она побелела и дрожит. Вид крови возбудил его, и Петриус рассчитывал, что Диана отреагирует так же. Он привел ее сюда, чтобы они могли совокупиться. И когда увидел, в каком она ужасе, его желание овладеть ею, пока она дрожит, еще возросло. Он схватил ее на руки и пронес еще через две двери в храм Фортуны.

Петриус поставил ее у колонны, опустился на колени и начал снимать с нее плащ, изображая заботливость.

— Не стоило мне приводить тебя в храм бога. Надо было сразу пойти в храм богини. Она-даст нам все, что только пожелаем.

Маленький черный ягненок, блея, подбежал к Диане. Его крохотные рожки были позолочены, а на шее висела цветочная гирлянда.

— Ой, какая прелесть! — сказала она, протягивая руки, чтобы приласкать прелестное животное.

Но не успела она ничего понять, как Петриус ножом вспорол ягненку живот и бросил ей на руки груду еще пульсирующих внутренностей ягненка.

Диана почувствовала, что сейчас потеряет сознание, но одновременно осознала, что Петриус собирается изнасиловать ее.


Глава 19


Диана боялась потерять сознание. Она хваталась за него, как утопающий за соломинку. Она швырнула внутренности ягненка ему в лицо, но вместо отвращения кровь еще больше возбудила Петриуса. Он мгновенно навалился на нее и стал рвать шелковую тунику с ее тела.

В конечном итоге Диану спасли кожаные штаны. Пока он пытался стянуть их с нее, ей удалось поднять ногу в сапоге и с силой лягнуть его в пах. Петриус свалился — вроде того быка, которого ударили молотом по голове. Единственной разницей было то, что мерзавец взвыл от боли.

Диана не мешкая вскочила и бросилась бежать. Она не колебалась ни секунды, даже не оглянулась через плечо. Когда она добежала до сторожевой будки, у нее нестерпимо кололо в боку, а в легких, казалось, бушевал огонь. Кровь ягненка впиталась в ее алый плащ, так что легионеры у ворот увидели только, что она очень торопится.

Диана оказалась в седле прежде, чем Тор пришел ей на помощь.

— Что-нибудь не так, леди? — с тревогой спросил он.

— Поехали поскорее домой! — крикнула Диана.

Он видел, что она не хочет или не может говорить, и решил, что господин велел ей возвращаться на виллу.

Когда они приехали, Диана направилась прямиком в баню. Келл, заметив ее состояние, послал к ней Силлу. Когда девушка пришла, Диану рвало в уборной. Она выкупалась, надела кремовый халат из тонкой шерсти и пошла к себе в спальню. Заперла дверь на тяжелый деревянный засов, чтобы никто не нарушил ее одиночества, и принялась в расстройстве вышагивать по комнате.

Она изо всех сил старалась не думать о том, что произошло в храме. Тяжелее всего ей было вспоминать не то, как Петриус пытался ее изнасиловать, а как он вспорол живот маленькому ягненку и невольно вовлек ее в ужасный ритуал жертвоприношения. Глаза Дианы наполнились слезами, и она заплакала.

Она не знала, как долго проплакала, но, когда выглянула в окно, уже сгустились сумерки. Умывшись, она почувствовала себя лучше: слезы помогли ей. Но в глубине души осталась горечь, от которой она не могла избавиться.


Маркус вернулся домой очень поздно. Он провел весь день в лазарете, стараясь устроить необычно большое число раненых легионеров, прибывших с Паулином в Аква Сулис на поправку. Но он знал, что выживет меньше половины. К концу дня его одежда настолько пропиталась кровью и грязью, что ему пришлось помыться в крепости, прежде чем отправиться домой.

Маркус благодарил богов за то, что его ждала Диана. Она могла развеять его печаль скорее, чем вино или опиум, который он иногда употреблял. Он понимал, что для него она больше, чем прелестная женщина, с которой можно забыться. Он наслаждался ее умом и чем-то еще, не поддающимся определению. Она была такой милой и невинной, такой безгрешной, что защитить ее ему хотелось даже больше, чем обладать ею.

Он огорчился, что Диана не встретила его в атриуме. Убеждая себя, что час уже поздний, он все же надеялся, что она дождалась его с ужином, хотя вполне допускал, что могла поесть и без него. Маркус не пошел, как обычно, в баню, а направился в триклиний. Там его приветствовал один Келл. После минутного разочарования он воспрянул духом. Разумеется, она ждет его в опочивальне.

— Келл, вели, чтобы ужин принесли наверх. Маркус побежал по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Открыв дверь, он обнаружил, что в спальне никого нет. Сердце у него упало. Где же она, черт побери? Везде пусто, даже ни одного раба не видно. Маркус направился в комнату с абрикосовыми стенами, где раньше спала Диана. Дверь оказалась закрытой. Он рванул ее и понял, что она заперта на засов.

— Диана, я вернулся, — позвал он, не пытаясь скрыть своего раздражения при виде закрытой двери. Когда он не получил ответа, его раздражение переросло в гнев. — Диана! — резко крикнул он.

— Уходи, — тихо попросила она.

Уходи? Он что, ослышался?

— Открой дверь! — приказал он. Гнев переходил в ярость. Вот что бывает, когда их балуешь! Не услышав ни малейшего шороха за дверью, он, к своему удивлению, понял, что она не откроет, не послушается его. В слепой ярости он ударил в дверь плечом и бил до тех пор, пока деревянный брус не разлетелся в щепки. Дверь распахнулась, и Маркус, сверкая глазами, ворвался в комнату.

Когда он увидел, насколько она бледна и подавлена, то сразу понял, что что-то случилось. Его сердце сжалось от страха; он рванулся к ней и стал на одно колено.

— Ты заболела? — Голос его прерывался от волнения.

— Я… мне было плохо. Теперь лучше.

На какое-то мгновение он возрадовался, решив, что она понесла от него, но тут же понял, что еще слишком рано. Он попытался нежно взять ее за руку.

Диана отшатнулась от него:

— Не трогай меня!

—Не трогать тебя? — Он повторил ее слова тихо и зловеще, и она не могла не понять, что играет с огнем.

Диана предпочла не заметить предостережения.

— Между нами слишком много различий! — воскликнула она. — Я ненавижу Рим; я презираю все, что он олицетворяет! Я испытываю отвращение к римлянам!

— Ты что, не в своем уме? Да Рим — центр мира! Он может похвастать лучшим правительством, образованием, культурой, философией. А что касается римлян, то мы не простые люди — мы патриции. Мы лучше всех образованны, цивилизованны, мы храбрее и благороднее всех живущих на земле.

Диана отшатнулась от него.

— Вы раса грубых и примитивных выродков! — Протянула ему золотую монету. — Забирай. Она меня оскверняет.

Маркус не обратил внимания на цепочку и схватил ее на руки.

— Я тебя оскверню, боги мне свидетели!

Напрасно Диана сопротивлялась. Его руки напоминали стальные обручи, грудь — каменную стену крепости. Чем больше она боролась, тем сильнее он злился и возбуждался. Бросив ее на кровать, он распахнул кремовый халат. Затем сбросил плащ и потянул через голову тунику.

Диана, дрожа от злости, с негодованием смотрела на него.

— Если ты принудишь меня, как хозяин рабу, то убьешь мою любовь к тебе. Ты лишь докажешь, что ты грубый и примитивный варвар, и мы навеки станем врагами. — Ее голос звучал так тихо и напряженно, что он остановился.

Маркус в полном недоумении взлохматил ладонями волосы.

— Что случилось сегодня? Отчего ты так переменилась? Рассказывай, женщина! — прогремел он.

Диана запахнула шерстяной халат, чтобы прикрыть наготу, и села, подобрав под себя ноги. Она осторожно подбирала слова.

— Когда я сегодня приехала в крепость, ты был занят, поэтому я пошла в храм. Там я увидела языческий ритуал жертвоприношения, который ужаснул меня.

Маркус с облегчением опустился на кровать.

— И это все? Диана, тебе не следовало туда ходить. Ты слишком мягкая, добросердечная, чтобы понимать такие вещи. Как ты думаешь, почему я никогда не водил тебя в храм?

Диана покачала головой:

— Дело не только в этом кровавом обряде жертвоприношения животных. Дело в различии между нами. Мне никогда не привыкнуть к вашему образу жизни. Мне никогда не смириться с твоими верованиями и обрядами. — Она сжалась, обхватив себя руками. Ладони чувствовали мягкость шерстяного халата. — Одежда, еда и язык — все это пустяки. Дело в твоем образе мыслей,

в твоей вере, твоих идеалах — с ними я не могу смириться. Ты считаешь, что имеешь божественное позволение править миром. Вся ваша империя зиждется на власти и насилии. Римляне — садисты по природе. Между нами слишком большие различия, нам их не преодолеть.

— Единственное различие между нами, которое стоит принимать в расчет, это то, что я мужчина, а ты женщина! Мы идеально подходим друг другу, мы становимся единым целым, когда любим друг друга. Когда мы вместе, все различия исчезают.

— Нет, Маркус. Мы забываем о различиях, чтобы удовлетворить свои желания. Когда они удовлетворены, различия остаются, да еще какие!

— Но чувство, которое я испытываю к тебе, — любовь!

— И ты можешь утверждать, что в твоем отношении ко мне нет похоти? — спросила она.

— Да. Есть и любовь, и похоть. Взрывное сочетание. Многие мужчины и женщины души бы продали, чтобы испытать то, что дано нам!

— Боюсь, что именно это я и сделала, — тихо сказала Диана. — Возьми. — Она снова протянула ему цепочку.

— Юлий Цезарь был величайшим патрицием, государственным деятелем и полководцем.

— Цезарь был завоевателем, захватывавшим не принадлежащие ему земли и порабощавшим гордых и свободных людей.

Маркус неохотно взял цепочку и надел ее на шею. Он понимал, что она обвиняет его, а не Цезаря и все, что она говорит, — правда.

Маркус поднял голову с гордым, орлиным профилем и, собрав все свое мужество, спросил:

— Ты меня любишь?

Диана изумленно уставилась на него. В горле встал комок, а глаза наполнились слезами. Она встала перед ним на колени.

— Маркус, я люблю тебя так, что у меня разрывается сердце. — Ее руки обвились вокруг его шеи, и он нежно прижал ее к себе, утешая, как ребенка, ощущая влагу ее слез на своей шее.

— Не плачь, любимая, я не могу этого вынести, — пробормотал он, сжимая ее в объятиях.

В этом теплом, надежном кольце она почувствовала, что перенесенный днем ужас отступает. Она не станет говорить ему о Петриусе, в этом нет смысла, к тому же Петриус через несколько дней уезжает.

— Мне все равно, кто ты — из друидов, кельтов, бриттов или христиан. Для меня ты просто Диана, мое сердце, моя жизнь. Разве так уж для тебя важно, что я римлянин? Разве я не могу быть просто Маркусом?

Прежде чем Диана смогла ответить, они услышали легкое покашливание. В дверях среди обломков стоял Келл. Он держал поднос с ужином, и на его лице читалось облегчение. Он явно не знал, чего ждать, увидев, что сделал примипил с дверью.

Заметив поднос, Диана поняла, что Маркус еще не ужинал, и почувствовала себя виноватой.

— Так поздно. Пожалуйста, поешь, ты, верно, совсем вымотался.

Маркус поставил поднос на постель.

— Поешь со мной, — предложил он. — Мне все кажется вкуснее, когда ты рядом.

Диана кивнула и вытерла глаза. Маркус посадил ее на колени и скармливал ей самые вкусные кусочки, не забывая и о себе. Страстное желание овладеть ею сжигало его, но он подавлял его железным усилием воли. Ему удалось лишь слегка смягчить ее, и он не хотел порвать ту тонкую нить, которая снова протянулась между ними.

После еды они долго разговаривали. Он рассказал ей, как прошел день, не слишком распространяясь о количестве раненых и убитых. Она похвалилась своими покупками, и он обещал научить ее писать стилем. Затем он уложил ее в постель и легонько поцеловал.

— Ты совсем бледная. Поспи, любимая. Я лишь поговорю с Келлом и тоже пойду спать.

Маркуса мучила проблема, которая осложнялась в сотни раз из-за Дианы. Он нашел Келла, и они прошли в солярий. Келл наполнил хозяину кубок вина, и Маркус велел ему налить себе тоже. Он жестом предложил Келлу сесть, хотя сам остался стоять. Он всегда лучше соображал, когда мог ходить по комнате.

Пройдя по мозаичной тигрице взад-вперед три или четыре раза, он сказал:

— Меня беспокоит пир, который я должен устроить для Паулина и его центурионов перед их отъездом.

— Раньше не было никаких проблем. Как всегда, я постараюсь не попадаться наместнику на глаза.

— Нет, Келл, проблема не в тебе, а в Диане.

— Понятно. — Теперь Келлу все стало ясно.

Пир, по традиции устраиваемый хозяином, превращался в настоящую вакханалию. Центурионы, которым повезло вернуться, и те, которым только предстояло участвовать в боях, вместе со Светонием Паулином устраивали настоящую оргию. Они ели, пока их не начинало рвать, пили до полного одурения и до изнеможения безумствовали с женщинами.

— Ее придется запереть в ваших покоях, чтобы она не попалась на глаза мужчинам. Можно еще поставить у дверей охранников.

— Меня беспокоит не ее безопасность. Я всегда сумею ее защитить. — Маркус снова принялся расхаживать по тигрице, затем обошел ее кругом, по траве.

Келл скрыл улыбку. Господин обходил тигрицу, будто это сама Диана. Сравнение было очень верным, поскольку Диана превратится в настоящую тигрицу, если узнает о разврате на вилле. Она не соглашалась даже раздеваться на людях, так что можно себе представить, как на нее подействует вид совокупляющихся пар и все те мерзости, что будут здесь творить Юлия Аллегра и ее проститутки, которых приглашают для утех легионеров.

Келл удивился, что Маркуса Магнуса беспокоит мнение о нем женщины-рабыни. Разве он уже не хозяин в своем доме? Разве господин отдал ей свою волю вместе со своим телом?

— А нельзя устроить пир в крепости? — нерешительно спросил Келл.

— Нет. Я не смогу найти столько проституток.

Келл знал, что не стоит предлагать вообще отказаться от пира. Эта свинья Паулин рассчитывает на развлечение и если сочтет примипила негостеприимным, то воспримет это как личное оскорбление.

Маркус снова заговорил:

— Лучше всего увезти леди с виллы на ту ночь, но куда мы можем ее послать и под каким предлогом, я не представляю.

Келл осушил бокал, чтобы набраться храбрости для того, что он собирался сказать.

— Господин, мне кажется, вы зря беспокоитесь. Она знает свое место, и не потому, что она рабыня, просто как женщина. Нола воспользуется любым случаем взять верх над мужчиной, если у него достанет глупости ей это позволить. В моем случае Нола каждый день пытается перехитрить меня, поскольку знает, что я к ней неравнодушен.

Маркус знал об отношениях между Нолой и Келлом.

— Тут ты прав. Если мужчина выпускает из рук вожжи, то ведут уже его. Если он не правит, правят им. Если мужчина не является господином, женщина презирает его. Пир, который я вынужден дать, не имеет никакого отношения к Диане. Это не ее дело и не должно ее беспокоить. — Маркус допил вино. — Спасибо тебе, Келл.

— Вы сами приняли решение, хозяин. И я думаю, мудрое решение.

Пока Келл смотрел, как хозяин поднимается по лестнице, он недоумевал, что заставило его принять сторону римлянина против британки. Потом понял, что дело тут не в национальности, все куда глубже! Вековая борьба мужчины против женщины. Как же он мог не принять сторону мужчины?


Ложась в постель, Маркус решил, что он должен быть жестче с Дианой. Вероятно, ему следовало ее как следует выпороть, когда она оттолкнула его и говорила обо всех этих различиях. Слишком уж он потакает этой маленькой чертовке! Он осушил ее слезы, уложил в постель, сдержал свое желание, боясь, что она надуется. Теперь же он думал, что поступил неправильно. Надо было так отшлепать ее по хорошенькой попке, чтобы зубы застучали!

Он протянул руки и довольно грубо притянул ее к себе. Его рот прижался к ее губам в неистовом поцелуе. Если он не заставит ее уступить ему сегодня, сейчас же, плетка уже окажется в ее руке.

Диана трепетно прижалась к нему. Он всем своим телом ощущал ее мягкость и податливость. Ее мягкий живот касался его затвердевшего пениса, а губы раскрылись в призыве, против которого невозможно было устоять.

Его язык ласкал ее рот, а когда он немного отодвинулся, она прижалась губами к его губам, шепча:

— Марк… Марк… Маркус.

Слыша ее шепот, он чувствовал себя на седьмом небе. Она провела пальцем по его шраму. Малейшее ее прикосновение будило в нем первобытную страсть.

А затем — он едва поверил себе — она приподнялась над ним, обхватила рукой его плоть и медленно опустилась на него. Она была как горячий шелк. Сначала она двигалась плавно, соблазнительно, высоко поднимаясь и снова опускаясь, потом ускорила темп, и он помогал ей мощными толчками.

Они вместе достигли вершины наслаждения, и долго еще потом Маркус не отпускал ее, дожидаясь, пока не затихнет последняя дрожь. Он прижимал ее к себе так долго, что снова почувствовал желание, и решил, что проведет так всю ночь.

Маркус казался себе всемогущим, потому что заставил ее подчиниться и покориться, но лежащая на нем Диана выглядела вполне довольной, она только что не мурлыкала. Он улыбнулся в темноте, недоумевая про себя, кто же у кого в рабстве.


Глава 20


Маркус велел Келлу заказать вино и продукты, а сам нанес визит Юлии Аллегре, чтобы обеспечить развлечения. Он ничего не говорил Диане до самого последнего дня. Утром перед отъездом в крепость он сел на кровать и откашлялся.

Диана любила смотреть на него в блестящем нагруднике. Когда он был в латах и дотрагивался до нее, у нее подгибались колени.

— Паулин отправляется со своими легионерами завтра. У нас стало традицией, что наместник и его офицеры ужинают здесь перед походом.

Диана забеспокоилась:

— Ты хочешь сказать, что они придут на виллу сегодня вечером? Ох, Маркус, а не могу ли я куда-нибудь уйти?

Маркус воспрянул духом. Похоже, с ней легко будет договориться.

— Наверное, так будет лучше. Паулин ненавидит бриттов, и я хочу, чтобы Келл держался от него подальше. Почему бы вам с Келлом не пойти сегодня в театр? Когда вернешься, поднимайся прямо сюда и закрой дверь на засов. Ты уже видела, как выглядел мой пьяный брат, а когда вместе собирается много мужчин, они пьют, пока не валятся с ног.

— Театр — это удачная мысль. Паулин вызывает во мне отвращение. — Она вздрогнула, вспомнив волосатого гиганта, напоминающего огромного мохнатого медведя.

Маркус поцеловал ее на прощание.

— Я тебя сегодня больше не увижу, ты уже будешь спать, когда я освобожусь, но завтра легионеры покинут крепость, и у меня будет больше времени для тебя. Мы отправимся охотиться на кабана. — Он встал и застегнул ремень, на котором висел кинжал. — Желаю тебе получить удовольствие от театра.

— Желаю тебе получить удовольствие от пира, — наивно сказала она, заставив его передернуться от стыда за то, что он обманывает ее.


На Диану в ее ультрамариновой столе и палле в тон в театре обращали больше внимания, чем на происходящее на сцене. Ее светлые волосы притягивали глаза не только мужчин, но и женщин. «Кто это?» — шептались вокруг. Более осведомленные зрители охотно сообщали, что примипил Маркус Магнус завел себе новую любовницу. При этом мужчины начали завидовать ему, а женщины мечтали оказаться на ее месте.

Диану забавляло, что Келл постоянно держит одну руку на плетке, опасаясь неприятностей. Они с Келлом выбрали музыкальный спектакль, который оказался весьма экстравагантным балетом. Диана получила огромное удовольствие, наблюдая за певцами и танцорами в их затейливых костюмах и масках. Спектакль стал грубоват, когда на сцене закувыркались почти голые акробатки — лишь узкая кожаная лента на груди и полоска кожи внизу.

Представление закончилось довольно поздно, и Келл повел ее к виноторговцу, как и положено после театра, где подавали холодные и горячие напитки. Диана выбрала теплое вино со специями, а Келл предпочел выдержанное, привезенное из Италии. Он неохотно признавал, что римские вина превосходят те, что делают у него на родине.

Диана возвращалась в носилках, а Келл шел рядом, и они разговаривали и обсуждали проведенный вместе вечер. Диану смущало, что она развлекалась в городе, пока Маркус вынужден был принимать своего командира и его центурионов.

— Спасибо, что сопровождал меня, Келл. Мне очень понравилось. Я обязательно расскажу Маркусу, как много он потерял, не взглянув на этих акробаток. — Диана усмехнулась. — Бедный Маркус.

У виллы стояло много носилок, и они поняли, что гости еще не разошлись.

— Полагаю, нам лучше пройти садом, чем через главный вход, — предложил Келл. — Возможно, они обсуждают свои военные дела. — «Да простят меня боги за это вранье!» — подумал он.

Диана проскользнула в окруженный стеной сад и остановилась как вкопанная. Полдюжины голых женщин катались на спинах мужчин, тоже голых. Другие голые кутилы держали горящие факелы в одной руке и плетки в другой, подгоняя своих приятелей, изображавших жеребцов.

— Военные дела? Ничего себе военные дела, черт побери!

Келл взял ее за руку и подтолкнул к лестнице, ведущей на второй этаж. В этот самый момент из виллы вышел Маркус, держа под руку голую женщину. У нее были иссиня-черные волосы, тяжелые груди и широкий зад. Диана не могла поверить своим глазам! Женщина была как две капли воды похожа на Аллегру.

— Какого черта ты здесь делаешь? — гневно спросила Диана. Ее фиалковые глаза метали молнии.

— Я пригласил ее сюда. Иди наверх! — приказал Маркус. Он рассерженно повернулся к Келлу. Дьявол его задери, как он мог допустить, чтобы Диана увидела весь этот разврат?

Диана уперла руки в бока и осталась на месте.

— Наверх идти, так ты сказал? А ты уверен, что тебе не понадобится твоя опочивальня, чтобы привести туда эту жирную шлюху?

Маркус закатил ей звонкую пощечину и подхватил на руки, Диана ругалась и брыкалась, но он отнес ее на верхний балкон. Втолкнул в спальню и закрыл дверь.

— Немедленно прекрати ругаться! Если кто тебя услышит, примет за одну из этих шлюх.

— И они не ошибутся! Я для тебя — твоя шлюха! Судя по всему, одна из многих. И это все, зачем женщина нужна римлянину? Почему бы мне не надеть свое набедренное платье и не присоединиться к веселью в саду?

Маркус сжал губы. Она явно напрашивалась, чтобы он ее прибил. Он открыл дверь и увидел стоящего там Келла.

— Войди! И смотри, чтобы она не смела отсюда сегодня выйти. — Маркус окинул Диану холодным взглядом. — Если тебе не надоело делать из себя посмешище, я пошел к своей шлюхе.

Диана схватила серебряную лампу и швырнула ее в дверь. Потом упала на кровать и разрыдалась.

Келл позволил ей плакать целых пять минут, потом сухо заметил:

— Твои слезы на меня не действуют, леди. Побереги их для Маркуса Магнуса.

— Ох, заткнись! Так вы сговорились — будь вы прокляты! — убрать меня из дома, чтобы он мог тут устроить эту мерзкую римскую оргию! — Диана села и вытерла глаза.

Келл решил, что самое время немного пригладить взъерошенные перья. Маркус Магнус и от него самого был не в восторге.

— Господин хотел уберечь тебя от этого зрелища. Эти люди всегда ведут себя, как грязные животные.

— Ты хочешь сказать, такое бывало и раньше? — воскликнула Диана.

— Виноват эта свинья Паулин! Если бы примипил не пригласил его на виллу, он стал бы его врагом, а враги Паулина долго не живут. Хозяин пригласил Юлию Аллегру и ее девиц, чтобы мужчины не приставали к домашним рабыням.

— Юлия Аллегра — хозяйка «веселого дома»? — спросила Диана. — Она мне кое-кого напоминает, ту тоже звали Аллегрой. — «Когда она не называла себя мадам Лайтфут», — уныло подумала Диана. Нижняя губа у нее задрожала. — Ох, Келл, что мне делать?

— Перестать вести себя глупо, разумеется.

— Что ты хочешь этим сказать? — осторожно спросила она.

— Подойди к зеркалу.

Диана медленно подошла к зеркалу и уставилась на свое отражение большими печальными глазами.

— Посмотри на себя… как следует посмотри! Ты одна из самых красивых женщин, каких мне когда-либо приходилось видеть. Один взгляд на тебя, и он остолбенел, как будто в него ударила молния. Если ты его ждешь, станет он смотреть на другую женщину?

Она шмыгнула носом:

— А как же Юлия Аллегра?

— Он не дотронулся бы до нее и чужим фаллосом.

— Правда? — спросила она тоненьким голоском.

— Я только прошу тебя верить своим собственным глазам. Да ему хоть мешок на голову надень, он не станет терять на нее время.

Диана рассмеялась, несмотря на грубый тон Келла.

— Возможно, он бережет ее для Паулина?

Пришла очередь смеяться Келлу:

— Свинья для грязного борова!

Подумав, Диана рассудила, что со стороны Маркуса было куда благороднее пригласить проституток, чем позволить легионерам бегать за домашними рабынями. В конце концов, вилла принадлежит ему, и он может делать здесь все, что захочет, вот только она не в силах преодолеть жгучей ревности, охватывающей ее при мысли о любой женщине, которой он касался. Когда он придет в спальню, то дорого за это заплатит. Она разыграет из себя снежную королеву. Ему придется сто раз извиниться, прежде чем она оттает…


Однако Маркус в опочивальню не пришел. Он держался от нее на расстоянии, и ей удалось увидеть его лишь на следующий вечер. Весь день Диана провела одна, поскольку все в доме от зари до зари были заняты уборкой той грязи, которую оставили участники пира. Надо было чистить все: полы, стены, ковры, — а на каждом диване менять обивку.

Диана переходила от ненависти к ревности и гневу. Была задета ее гордость! Маркус поставил ее в дурацкое положение и унизил. Она позаботится, чтобы наказание соответствовало преступлению. Но к середине дня она так устала от одиночества и тоски, что с трудом подавляла желание поехать в крепость и хоть мельком увидеть его. Пока время медленно ползло к вечеру, она решила, что проявит полное равнодушие. Поприветствует его, как обычно, и сделает вид, что ничего не произошло. Во всяком случае, ничего такого, что расстроило бы ее. Разумеется, она наденет нечто необыкновенное.

Когда Маркус вошел в дом и Диана не встретила его в атриуме, он огорчился, но не удивился. Он и не ожидал увидеть ее там. Он ждал скандала, причем такого, который до добра не доведет, если он не сумеет сдержаться огромным усилием воли.

Он услышал, что из солярия доносятся голоса, и разобрал серебристый смех Дианы. Она притягивала его, как путеводная звезда. На ней было одеяние, делающее ее похожей на тигрицу, изображенную на роскошном мозаичном полу под ее ногами. От ее красоты захватывало дух.

—А, Маркус, ты сегодня рано!.. День так незаметно прошел. Но ты как раз тот человек, который может помочь мне принять решение.

Для него день тянулся бесконечно, да и приехал он куда позже обычного. Когда же она накинется на него с обвинениями, злыми словами, угрозами и слезами?

Она одарила его обольстительной улыбкой.

— Я не могу решить, каким сделать зимний плащ. Оторочить его черной лисой или рыжей? — Она показала ему образцы пушистого меха, приложив их к лицу. — Нола полагает, что в рыжей больше огня, но мне больше нравится черная — из-за цвета моих волос.

Маркус перевел взгляд с Дианы на Нолу, потом обратно.

— Почему бы тебе не заказать обе? — спокойно, но с большой осторожностью предложил он.

— Говорила же я тебе, что он гений, — весело сказала Диана Ноле, подошла к нему и подняла лицо для поцелуя.

Маркус встретился взглядом с Нолой и сделал ей знак оставить их одних. Рассудком он понимал, что лучше не поднимать тему вчерашнего вечера, но, когда Нола вышла, что-то заставило его задать вопрос:

— Тебе понравилось вчера в театре? — спросил

он, нежно поцеловав ее.

— Необыкновенно! Спасибо, что предложил сходить. — Диана была предельно любезна. Не слишком ли?

— Ты сегодня прелестно выглядишь, настоящая тигрица.

Она покрутилась перед ним, чтобы дать возможность по достоинству оценить прозрачное одеяние. Он мог ясно разглядеть полукружия ее грудей, их розовые соски, а также ее пупок и кустик золотистых волос на лобке. Когда она повернулась к нему спиной, он ясно увидел сквозь тонкую ткань ложбинку между ягодицами.

Диана знала, как действует на него. И Маркус понимал, что все ее поступки хорошо продуманы. Она остановилась на некотором расстоянии от него, зная, что он притянет ее к себе. Когда он не обманул ее ожиданий, она пошутила:

— О, это твой меч или ты просто рад меня видеть?

— Ты коготки спрятала?

— Конечно, — мило подтвердила она.

— А жаль! Я-то думал, ты вся пылаешь от ревности после вчерашнего вечера.

Ее смех напомнил звук серебряного колокольчика.

— Ревность? Да я совершенно не ревнива.

Маркус еще крепче прижал ее к себе.

— Так какого черта ты устраиваешь мне представление? Ты бесстыдно выставляешь себя напоказ и разыгрываешь недотрогу! — Он с силой прижался губами к ее губам, чтобы она знала, что уже довела его почти до предела.

— Будь ты проклят, римлянин, гори ты в огне! — Она двумя руками схватила его за волосы и до крови укусила за губу. — Я хотела тебя убить!

Маркус удовлетворенно ухмыльнулся:

— Ах ты, маленькая дрянь, я так тебя люблю, что подозреваю: ты приворожила меня каким-то колдовством! Юпитер свидетель, я теперь ни на одну женщину и глядеть не смогу. Да ты и сама это знаешь.

Она страстно прижалась к нему.

— Все равно я хочу, чтобы ты говорил мне это и днем, и ночью, и не только говорил, но и доказывал!

Маркус опустил ее на мраморный пол и положил на тигрицу так, что ее волосы рассыпались по высокой траве. Затем медленно и убедительно он рассказал ей и показал, как много она для него значит.


Когда Паулин отправился на запад, забрав с собой подготовленных легионеров, у Маркуса выдались две недели относительной передышки — до прибытия двух новых когорт. Его собственные люди, расквартированные в Аква Сулис, тоже получили передышку от военных обязанностей. Инженерные части вернулись к строительству дорог и акведуков, а также общественной бани в том месте, где из земли с бульканьем вырывались горячие источники.

Маркус решил, что пришло время повести Диану на охоту на кабана. Как-то утром он разбудил ее поцелуями, а когда она обняла его и прижалась к нему, он пошутил:

— Клянусь громом, ты ни о чем другом и думать не можешь!

Бледно-фиалковые глаза встретились со жгуче-черными.

— Я слишком утомила тебя, Маркус? — спросила она, с удовольствием потягиваясь и наслаждаясь ощущением его мускулистого тела рядом.

— Если хочешь пойти на охоту на кабана, о чем ты давно просила, одевайся скорее, пока я не передумал.

Диана немедленно вскочила.

— Сегодня? Охота сегодня? — Она и не пыталась скрыть свою радость. У нее был костюм, который она велела сшить себе так, как, ей казалось, носили в средние века, и который она собиралась надеть вместе с кожаными брюками для верховой езды. Он был изумрудного цвета, с вышитым золотым орлом, который, по ее представлению, должен быть гербом Маркуса, вознамерься он завести себе таковой. Она даже купила золотой охотничий рог, чтобы носить его на шее.

Силла заплела ей волосы в косу и уложила вокруг головы короной. Затем она с помощью изумрудов и золотых украшений для волос соорудила нечто вроде небольшой короны. Ведь ей всегда хотелось попасть на королевскую охоту, а сегодняшнее приключение будет самым близким к ней приближением.

Когда Диана пришла на конюшню, Тор уже оседлал ее кобылу. Она позволила ему помочь ей усесться в седло и услышала лай собак. Когда она выехала во двор, Маркус уже сидел верхом на Траяне, а собаки с возбуждением выписывали вокруг него круги.

— Диана-охотница, ты сегодня выглядишь совсем как богиня.

— А где остальные?

— Какие остальные?

— Мы же не можем охотиться на кабана вдвоем, это слишком опасно!

— У меня есть собаки, и я прихватил лишнюю вьючную лошадь. Это все, что мне надо для охоты.

В ее душу закрался страх. У него нет ружья, лука, своры гончих, помощников.

— Не бойся, любовь моя. Я буду твоим защитником, — поклялся он с неосознанным высокомерием.

Диана распрямила плечи.

— Боюсь? Я не боюсь! Я всем сердцем верю, что ты защитишь меня от беды. — Она и сама была бы рада поверить в то, что говорит. — Я обожаю приключения! — воскликнула она и быстрее ветра помчалась к лесу.

Маркус легко догнал ее еще на опушке, но когда они въехали в лес, скорость пришлось сбавить. Снопы солнечного света пробивались сквозь деревья, играя в золотой и красной осенней листве. Там же, куда не проникал солнечный свет, было темно и мрачно.

Диана старалась держаться как можно ближе к Маркусу. Она чувствовала, что лес полон невидимых опасностей, потому что слышала, как пробираются сквозь кусты звери и что-то шуршит в опавшей листве. Маркус резко одернул догов, почуявших оленя и ринувшихся было за ним.

Воздух, пропитанный запахом хвои и папоротника, наполняли голоса птиц, обеспокоенных их приближением. Казалось, Маркус знал, куда направляется, так что Диана подавила страх и последовала за ним. Они выехали на поляну, окруженную массивными дубами, посреди которой стоял огромный кабан, роющийся в земле в поисках желудей.

Маркус заметил зверя раньше, чем тот его. Он жестом велел собакам вести себя тихо, а потом послал их вперед. Диана затаила дыхание. Зверь был таким безобразным, что ужас сжал ей горло. В этот страшный момент она пожалела, что затеяла эту охоту. Более того: она жалела, что вообще заговорила на эту тему. Маркусу не нужно оружие, подумала она уныло, собаки разорвут кабана на части.

Зверь заметил опасность и бросился в чащу. Собаки яростно преследовали его. Кабан бежал прытко, несмотря на большой живот и короткие ноги. Диана в ужасе увидела, как он пытается пырнуть собак острыми клыками. Ее кобыла так нервничала, что начала мотать головой и раздувать ноздри. Девушка покрепче сжала поводья, чтобы лошадь со страху не ринулась бежать. Маркус молнией слетел с седла и бросился вслед за собаками, захлебывающимися лаем.

Диана, как в трансе, наблюдала, как они пробежали почти всю поляну. Она заметила, что Ромул и Рем лишь слегка покусывают кабана за уши, стараясь держаться подальше от его зловещих клыков. Доги были хорошо вышколены и не пускали кабана назад в лес. Их задачей было держать его на поляне. Наконец они повалили вепря на землю.

Маркус навалился сверху и схватил зверя за клыки, чтобы избежать смертельного удара. Рассвирепевший кабан яростно боролся за свою жизнь. Диана прижала руки к груди. Ей казалось, что сердце вот-вот разорвется. Она уже не боялась ни за себя, ни за собак. Все ее внимание сосредоточилось на Маркусе. Его голые руки и ноги уже кровоточили от ссадин, и она боялась, что в любой момент он может получить серьезную рану. Ее сердце билось так сильно, что отдавалось в барабанных перепонках. Она так сильно его любила, она не могла видеть, как он истекает кровью!


Глава 21


Пока Маркус боролся с кабаном, пот на его лице и мускулистых руках смешался с кровью. Диана с трудом верила своим глазам, но кабан почти перестал сопротивляться, и Маркус веревкой связал его задние ноги. Затем он обмотал веревку вокруг клыков и притянул голову к передним ногам, совершенно лишив зверя возможности двигаться. Он оставил его на земле и пошел к ней через поляну, удовлетворенно ухмыляясь.

— Ты его не убил?! — удивленно заметила она.

Его ухмылка исчезла.

— А ты разочарована?

— Да нет же, Маркус! Мне таких смелых поступков еще не приходилось видеть. — Она протянула руки, чтобы он снял ее с лошади.

— От меня воняет, — грубовато сообщил он. — Запах у кабана отвратительный.

— Не важно, — сказала она и упала на него так, что он вынужден был ее поймать. — Ты такой неосторожный! Я едва не умерла от страха за тебя!

Он разрешил собакам побегать за зайцем, а сам уселся вместе с Дианой на поваленное дерево, чтобы перевести дыхание.

— Без собак мне бы не справиться, — объяснил он. — Я их научил кусать только уши, чтобы не повредить кабана. Я кабанов не убиваю, а отвожу в крепость: там огорожен участок, где мы их выращиваем. Этот — маленькая кабаниха.

— Маленькая? — удивленно переспросила Диана.

— Мужские особи значительно крупнее, но от них меньше пользы.

— Я правильно тебя расслышала, Маркус Магнус? Ты и в самом деле признал, что женская особь более ценная, чем мужская?

Он усмехнулся и заправил выбившийся локон ей за ухо.

— Требуется лишь один кабан или два, чтобы оплодотворить двадцать кабаних и вывести поросят.

— И что же происходит с кабанами?

— Мы их съедаем, разумеется. — Он снял с седла топор и поставил грубую загородку из сучьев, потом огородил ее кольями. — Я не хочу, чтобы до нее добрались волки, пока мы охотимся на следующего.

— Волки? — воскликнула Диана, надеясь, что он шутит. Когда она поняла, что он вполне серьезен, то сказала: — Почему бы нам не отвезти эту кабаниху в крепость? Моя страсть к охоте вполне удовлетворена.

— Ты полагаешь, что средневековые мужчины остановились бы после первой добычи?

— Я совершенно в этом уверена, Маркус.

Он ухмыльнулся:

— Тогда у меня еще больше причин продолжить, пока я не превзойду их.

Ее сердце замерло от восторга, потому что она поняла, что он хочет произвести на нее впечатление. Он и в самом деле ревновал ее к этим «средневековым мужчинам», как он их называл. Но Маркусу Магнусу не о чем было беспокоиться. Он мог превзойти любого мужчину любой эпохи. И она скажет ему об этом, но не раньше, чем они окажутся в постели, где она вознаградит его за храбрость, силу и выносливость, превышающие все возможные пределы.

Когда охота наконец завершилась, они выехали из леса с тремя кабанами. Две кабанихи были привязаны на вьючной лошади, а кабана Маркус взвалил на собственные плечи. Ромул и Рем, едва передвигающиеся от усталости, плелись следом, и, когда охотники приблизились к вилле, Диана с энтузиазмом затрубила в рог. Хотя она все представляла себе иначе, она понимала, что ни одна охота ни в какую историческую эпоху не превзошла бы то, что ей довелось пережить сегодня рядом с ее великолепным римским воином. Она не поменялась бы местами ни с Клеопатрой, ни даже с самой королевой-девственницей[32 - Королева-девственница — королева Елизавета I (1533— 1603 гг.).].

Всю следующую неделю Маркус брал Диану в свои поездки по Аква Сулис, где он следил за ходом нескольких строек, связанных с благоустройством города и района вокруг него. Они ехали по римской дороге, которая тянулась до самого побережья. Диана знала, что за Батом находится великий Бристольский залив, который Маркус называл дельтой Сабрины. Вскоре они оказались на перекрестке; одна из дорог вела на северо-восток.

— Я особо горжусь этой дорогой. Она построена по проекту моих инженеров моими же рабами. Она проходит на две сотни миль — до самого Линдума.

По звучанию Линдум напоминал Линкольн, и Диана вдруг поняла, что это та самая дорога, что ведет от Бата и Эксетера до Линкольна и использовалась даже в эпоху Георга. Она спешилась и благоговейно прикоснулась ладонями к каменным плитам.

— Ох, Маркус, ведь это же великая Фосс-Уэй, наверное, самая знаменитая дорога в Британии! Всего дня за два до того, как я попала в твое время, я стояла на этой дороге и думала о том, что через столько веков можно видеть что-то построенное еще римлянами!

Маркус уставился на нее, обеспокоенный ее рассуждениями. Многое из того, о чем она говорила, было разумно. Иногда ее рассказы звучали неправдоподобно, но он никогда не принимал их за правду, потому что стоит ему в это поверить, как он начнет мучиться от мысли, что она может так же исчезнуть из его времени, как и появилась в нем.

— Камень такого красивого цвета! Его ведь добывают в Бате, то есть я хотела сказать, в Аква Сулис?

Он засмеялся:

— Кому, как не мне, это знать, ведь я владею большей частью каменоломен.

Диана медленно выпрямилась и посмотрела на него так, будто увидела призрак. Когда он произнес слово «каменоломня», что-то щелкнуло в ее мозгу. Возможно ли, чтобы Маркус был графом Батским?

— В чем дело? — спросил он.

— Ни в чем. Абсолютно ни в чем! — быстро ответила она. Идея была такой дикой, что она не могла ничего ему рассказать. Хотела выкинуть ее из головы, но бросала тайком взгляды на его гордый профиль и не могла избавиться от этого наваждения. Внезапно Диана вспомнила, что когда в первый раз увидела Маркуса, склонившегося к ней с колесницы, то приняла его за графа Батского, играющего в дурацкие игры. Марк Хардвик… Марк… Маркус…

Он привел ее на берег реки и вынул свернутый пергамент.

— Наш следующий проект — постоянный мост через реку. Давай я покажу тебе чертеж.

— Нет, не показывай. — Диана посмотрела на берега Эйвона и сказала: — Он будет здесь, где сейчас у вас плотина. Высокий мост с прекрасными каменными арками. Я могу тебе сказать точно, сколько их будет.

— Ты видела мой чертеж! — обиделся он.

— Маркус Магнус, как легко ты находишь всему объяснение! Я не видела твоего чертежа. Он до сих пор стоит, этот мост. Его называют мостом Палтни. Архитектор времен короля Георга отнес на свой счет все заслуги, но он явно украл твои идеи.

Его глаза сузились.

— Так вот как ведут себя потомки! — воскликнулМаркус.

Диана взглянула на него и вдруг поняла, почему он не хочет ей поверить. Они слишком любили друг друга, слишком тесно были связаны, чтобы смириться с угрозой разлуки, с неуловимой, непонятной временной бездной между ними!..

Стоял прекрасный осенний день, возможно, последний в этом году, и они поехали вниз вдоль реки, пока не нашли уютное местечко, где природа устроила прощальный пир перед зимней спячкой.

— Я принес еду, — признался Маркус.

— А я захватила дощечку для письма и стиль!

Маркус застонал:

— У меня были совсем другие планы!

Они спешились, привязали лошадей, и Диана, расстелив свой плащ на траве, села спиной к стволу покрытого золотой листвой бука. Вода пела, будто от счастья, струясь по камням. Жужжали пчелы, собирая последнюю дань с маргариток, а длиннохвостые ласточки летали низко над водой, гоняясь за насекомыми.

Маркус развернул большую льняную салфетку, где лежало холодное мясо и пара жареных голубей, достал хлеб, сыр и оливки, без которых не обходился ни один римский стол. Кубков у них не было, и Маркус показал ей, как надо пить из бурдюка, что немедленно превратилось в веселую игру, прерываемую взрывами смеха, напомнившего им о любви.

Они вытянулись рядом, чтобы было удобнее целоваться. Когда Маркус отстегнул брошь, скреплявшую ее тунику, она забеспокоилась:

— Маркус, я не могу лежать тут совсем голая.

— Зачем голая? Ты можешь надеть мою монету с Цезарем.

— Ты прости, что я критиковала твоего кумира. Простишь? — спросила она, проводя пальцем по профилю Цезаря.

— Только если ты наденешь цепочку, не иначе! Она засмеялась, глядя ему в глаза:

— Ты так хорошо умеешь убеждать. Как я могу тебе отказать?

— «Veni, vidi, vici[33 - «Пришел, увидел, победил» (лат.).]»! — процитировал Маркус.

— Нет, это я пришла, я увидела и я победила, — медленно сказала Диана, бросая вызов его мужскому достоинству и в то же время зная, что очень скоро именно он покорит ее, когда их любовные игры достигнут своего апогея.

Позднее она уселась между его коленями, а он показал ей, как пользоваться стилем. Когда она научилась выцарапывать понятные буквы на тонком слое свинца, покрывающем дощечку, она взяла новую и сказала:

— Я напишу наши имена, и мы закопаем дощечку, чтобы этот замечательный день запомнился навеки.

Он засмеялся:

— У нас принято закапывать такие дощечки, но на них обычно написаны проклятия.

— Какие проклятия? — с любопытством спросила она.

— Ну, жены, чьи мужья им изменили, пишут что-то вроде: «Проклинаю его, чтоб он сдох, и пусть о нем никто не вспомнит», — а потом закапывают дощечку в надежде, что проклятие сбудется.

Она оглянулась и посмотрела ему в глаза:

— А если жена изменила?

— Тогда муж закапывает жену, а не дощечку.

Это прозвучало как своего рода завуалированное предостережение.

— Тогда мне повезло, что у меня нет мужа, — беспечно сказала Диана.

Его темные глаза чуть сузились, но Диана, увлеченная своим занятием и старанием держать стиль под нужным углом, не заметила тоскливого выражения на его лице. Он из-за плеча следил, как она пишет:


Маркус Магнус,

примипил и главный Аква Сулис,

которого вечной любовью любит

Лиана Давенпорт, 61-й год.


Его палец коснулся цифры.

— А это что? — спросил он.

— Это год, в котором мы находимся.

Маркус покачал головой:

— Сейчас восьмой год правления Нерона.

— Да, я это знаю, но будущие поколения отсчитывают годы от рождения Иисуса Христа. Так что год считается либо до Рождества Христова, либо после.

Маркус воспринял объяснения без возражений. Он слишком любил ее, чтобы спорить и портить недолгие часы общения, которые выпадали на их долю.

Они закопали дощечку среди корней бука, как дети, закапывающие сокровище. Когда пришла пора возвращаться, Маркус посадил ее впереди себя в седло, а ее кобылу повел за собой. Хотя они и провели весь день вместе, он все еще не хотел выпускать ее из рук.

Когда они вернулись домой, Келл сообщил Маркусу, что на следующее утро прибывает Юлий Классициан, и примипилу пришлось немедленно уехать в крепость, чтобы убедиться, что все готово к приезду прокуратора.

Пока Диана лежала одна на высокой кровати с колоннами, ее мысли вернулись назад, туда, откуда она пришла. Ее другая жизнь отстояла от нее на расстояние в тысячу лет и миллион миль. Совсем другая жизнь. Она на секунду вспомнила графа Батского. Удивительно, как много общего между ним и Маркусом Магнусом. А что, если это был один и тот же человек? Неужели такое возможно? Теперь, когда она была самой настоящей женщиной, она понимала, что Марк Хардвик привлекал ее как мужчина. Каждый раз, когда они встречались, между ними пробегали искры.

Как приятно думать, что Маркус может жить снова и снова, возрождаясь через века в том же самом месте, которое он так любил. И если это так, то семнадцать столетий цивилизации не изменили его властного, надменного характера. И слава Богу. Маркус будет Маркусом вечно! На ее губах появилась улыбка, и она заснула.


— Совершенно официально, — сказал Юлий Маркусу, — император Нерон решил оставить Британию в составе империи. — Они сидели в главной комнате крепости, где были развешаны карты.

— Полагаю, твой груз золотых и серебряных слитков с клеймом «DE BRITAN» не дал шансов императору и сенату даже помыслить о том, чтобы отказаться от такого богатого источника доходов.

Юлий перешел прямо к цели своего визита:

— Я собираюсь ходатайствовать, чтобы Паулина сместили. Нам нужен наместник, являющийся государственным деятелем, а не истребляющий туземные племена тысячами.

— Чтобы жить здесь и процветать, римлянам нужна поддержка британцев, — согласился Маркус.

— Да, а Паулин сеет ненависть всюду, куда ни ступит его нога. Его стремление уничтожить племена икенов и триновантов только приводит к волнениям. Нам здесь нужен дипломатичный человек. Только при государственном подходе мы сможем рассчитывать на поддержку британцев.

— Тебе придется вернуться в Рим, чтобы вынести свои идеи на суд императора и сената. Депеши можно легко перехватить, потерять или не так понять.

— Мы с тобой думаем одинаково. Я хочу, чтобы ты поехал со мной в Рим, Маркус. Два голоса куда весомее, чем один. С Нероном я встречусь сам, но я хочу, чтобы ты выступил перед сенатом.

В Маркусе боролись самые разные чувства. Ему страстно хотелось побывать в Риме, снова увидеть отца, свои наследные земли и виллу, хотя он и считал, что его дом теперь здесь. Здесь билось его сердце, и одна мысль оставить Диану была нестерпимой. Однако он всегда на первое место ставил свои обязанности, а не личные соображения. Он был не способен пожертвовать честью ради личной выгоды или еще из каких-то соображений.

— Юлий, ты задал мне головоломку.

— Взвесь все тщательно, друг мой. Я могу пару дней подождать твоего решения. Но на следующей неделе я собираюсь отплыть. Скоро на море начнутся штормы, и плавание станет опасным.

— Приходи сегодня ужинать. Есть один вопрос, который мне хотелось бы тебе задать, но я не решаюсь, а на сытый желудок это сделать проще.

— Если твоя дама, Диана, почтит нас своим присутствием, я с превеликим удовольствием с тобой поужинаю, — ответил Юлий, улыбаясь глазами.

— Если ты будешь моим гостем, Юлий, я не сомневаюсь, что она тоже примет мое приглашение, — вежливо ответил Маркус.

Перед ужином Маркус и Юлий расслабились в бане, что было необходимым ритуалом в римском обществе. Их умащивали, мыли, массажировали, и постепенно язык Маркуса развязался настолько, что он смог заговорить на самую важную для себя тему. Прежде чем нырнуть в холодный бассейн, Маркус сказал:

— Я — воин, как ты знаешь. Я завербовался на двадцать шесть лет, из которых шестнадцать уже отслужил. — Его взгляд встретился со взглядом Юлия. — Считается само собой разумеющимся, что солдат не женится.

Юлий сразу понял, о чем собирается говорить Маркус.

— В последние два года правила стали не такими жесткими. Тебе понадобится разрешение, и, если я попрошу его дать, ты его получишь наверняка. — Юлий уже понял, что победил. — Если ты поедешь со мной в Рим, это значительно упростит дело.

— Что же, это явно побудительный мотив, — признал Маркус.

— Значит, твои отношения с леди Дианой вполне серьезны, как я понимаю?

— Да. И мне хотелось бы иметь сына, а ведь моложе я не становлюсь. До последнего времени я был согласен, чтобы брат позаботился о наследнике, но сейчас я неожиданно понял, что мне самому нужны жена и законный сын.

— Ты совершенно прав, Маркус. Это серьезный шаг и мудрый, так я думаю. Мы взрослеем и начинаем понимать, что все смертны, так что, если у нас появляется шанс на счастье, следует хватать его обеими руками и не выпускать. — Он подмигнул Маркусу. — Я готов нырнуть сразу же вслед за тобой.


Через несколько часов Келл привел Диану в триклиний, где оба мужчины в знак приветствия поцеловали ее. Она надела бледно-лиловую столу и темно-красную паллу, застегнутую на одном плече. Золотистые кудри были собраны в пучок, чтобы открыть ожерелье с аметистами вокруг ее гибкой шеи.

Разговор они вели вежливый, ни о чем конкретном не говорили, пока слуги бесшумно и ловко двигались между диванами, но стоило им удалиться, Юлий заговорил о поездке в Рим. Без всякого предупреждения он повернулся к Диане и сказал:

— Я должен убедить императора и сенат, что армию в Британии следует превратить в миротворческую, поручив ей главным образом охрану территории и полицейские функции.

— Ваша задача очень благородна, Юлий. Я всем сердцем надеюсь, что вы преуспеете.

— Если Маркус поддержит меня своим красноречием, я уверен, нам удастся их убедить. Но решать ему.

«Будь ты проклят, Юлий, почему ты не дал мне самому сказать ей?» — подумал Маркус.

Диану могучими крылами накрыла паника, все в ней затрепетало. Из слов прокуратора она поняла, что Маркус нужен в Риме, но что он еще не согласился поехать. Говоря, что он сам должен решить, прокуратор надеялся, что она на него повлияет. Диана не хотела расставаться с Маркусом и не могла отпустить его одного. Маркус представлял весь ее мир, смысл ее существования. Ей показалось, что кусок у нее во рту превратился в золу. Она не смела взглянуть на Маркуса, боясь того, что может прочитать в его глазах.

Юлий опустил пальцы в ароматную воду и вытер их льняной салфеткой.

— Возможно, Диане захочется посмотреть Рим. Маркус воспрянул духом. Он ясно видел, что Юлий отрезает ему все пути к отступлению. Он пригласил Диану, поскольку догадывался, что Маркус без нее не поедет. Разумеется, ему было невдомек, что Диана — рабыня и ее согласия никто не спрашивает, то есть поедет она или останется — решать Маркусу.

Диана перестала следить за разговором. Она смутно слышала, что они говорят об отце Маркуса и землях, которые достанутся ему в наследство. Ее бледное лицо было отстраненным и спокойным, как у лунной богини; казалось, ее совсем не интересует беседа. Но внутри у нее все бушевало, мысли были заполнены Римом, этим Вечным городом. Предложение посетить Рим оказалось настолько неожиданным, что — она совсем растерялась.

Ее ужасала сама мысль о Риме, но не великолепный город был причиной ее страха, а те, кто там жил. Римляне! Из всех римских императоров самым жестоким и гнусным был Нерон. «Нерон — сумасшедший», — подумала Диана с дрожью отвращения. Юлий поведет Маркуса ко двору Нерона, этому средоточию порока. Из книг по истории она знала, что делал Нерон с христианами, так что о ее визите в этот город говорить не приходилось. И все же она в глубине души сознавала, что Маркус сочтет своей обязанностью поехать. А если он уедет, то вернется ли?

«Нет! Нет! — кричало все в ней. — Пусть этот день начнется снова, без визита Юлия!»

Она рассматривала Маркуса из-под опущенных ресниц. Ее глаза тайком ласкали его гордый профиль, его мускулистый торс, его сильные руки, которыми он жестикулировал во время разговора. Ей пришло в голову, что прокуратор так открыто говорил при ней, потому что подозревал, что она имеет влияние на Маркуса. «Пусть будет так на самом деле!» — взмолилась Диана в душе. Она использует все свое влияние, чтобы отговорить его от поездки в Рим. Она сделает все, что только возможно, чтобы он не поехал. Разве не решила она поработить его? Она использует всю свою силу убеждения, чтобы повлиять на его решение, и, если это не поможет, она прибегнет к помощи своего тела. Изображать распутницу с Маркусом — совсем небольшая цена за то, чтобы сохранить огромное счастье, которое они обрели в Аква Сулис!


Глава 22


Диана удалилась в спальню, пожелав Маркусу и прокуратору спокойной ночи. Она отстегнула брошь, удерживающую паллу на плече, но раздеваться и распускать волосы не стала. Пусть этим займется Маркус.

Полководец проводил прокуратора до носилок.

— Я сообщу тебе свое решение завтра, Юлий.

Вернувшись в атрий, Маркус задумался. Он был человеком быстрых решений всю свою жизнь и лишь о немногих из них сожалел. Почему он так сомневается насчет этой поездки в Рим? Ответ нашелся сразу же. Из-за Дианы. Все дело было в Диане.

Он задержался на нижней ступеньке лестницы и невидящим взглядом уставился перед собой. Как надо себя вести, когда делаешь предложение женщине? Он расстроенно запустил руку в шевелюру. Какой же он дурак! Ведь прежде чем делать ей предложение, следует дать ей волю. А вдруг Диана откажется ехать в Рим? Если она останется рабыней, у нее не будет выбора. Возможно, ему не следует так торопиться с вольной.

Но в душе он сознавал, что уже давно должен был это сделать и сделал бы, если бы не боялся, что она оставит его, став свободной. Доверие. Именно к этому все и сводилось. В браке между супругами должно быть полное доверие, а прежде, чем добиться доверия, надо сказать всю правду.

Так отчего же он так беспокоится? Как рабыня она должна ему повиноваться, как жена она должна ему повиноваться и как любовница она тоже должна ему повиноваться. Если она восстанет, следует ее приструнить. Она ведь всего лишь женщина и должна знать свое место, то есть быть рядом, молчать и повиноваться.

Стоило ему войти в опочивальню и увидеть ее перед зеркалом, как тело отреагировало обычным образом. Сердце пропустило удар, затем застучало так тяжело, что он мог слышать его в горле, в паху и даже ступнях. Кровь горячими толчками будоражила тело, концентрируясь в пенисе, который встал, как хищник, готовящийся напасть на неосторожную жертву. Маркусу осталось только признаться себе, что. Диана была далеко не обычной женщиной.

Но не только тело отзывалось так на ее присутствие. Он наслаждался ее умом, и если не занимался с ней любовью, то с удовольствием с ней разговаривал. Иногда ему даже казалось, что их души соприкасаются. Он и представить себе не мог, что проживет жизнь с кем-нибудь другим. Он приготовил ей подарок, но ждал подходящего момента. Ему хотелось подарить ей этот символ их разделенной любви и жизни так, чтобы она запомнила этот момент навсегда.

Диана игриво взглянула на него из-под ресниц; она притягивала его к себе, как луна притягивает прилив. Он снял с нее паллу, показалось одно обнаженное плечо, и она поежилась от удовольствия, когда его загрубевшие пальцы коснулись ее нежной кожи. Потом он поднял руки, чтобы вынуть из ее волос шпильки, и пробормотал:

— Мне жаль, что Юлий не дал мне самому сообщить тебе про Рим.

— Маркус, я…

Он остановил любимую, приложив палец к ее губам:

— Давай я буду говорить. Мне надо тебе многое сказать сегодня.

Сердце Дианы сжалось: «Прощай. Он хочет сказать прощай!»

Ощущая ее так близко, ему трудно было собраться с мыслями. Он подошел к очагу, чтобы помешать там дрова и как следует сосредоточиться. Вернувшись к ней, он все еще не отводил взгляда от огня.

— Я хочу дать тебе волю, но, прежде чем я это сделаю, между нами должна быть только правда.

Она замерла.

— Я думала, что между нами и так одна правда.

Он повернулся к ней, напряженно глядя ей в глаза:

— Твои рассказы забавляли меня, любовь моя, но настала пора сказать правду. Доверься мне, я не собираюсь тебя наказывать.

Ее окатила волна гнева. От его надменности можно было сойти с ума.

— Накажешь меня? Ты что, до сих пор считаешь, что мы относимся друг к другу как хозяин и рабыня? — Ее гнев мгновенно перешел в ярость. — Позволь мне разочаровать тебя, римлянин. Там, откуда я пришла, рабства не существует. Ты не можешь дать мне волю, потому что я никогда не была твоей рабой. Я не твоя раба и не буду ею впредь!

Он быстрым движением взял ее за плечи и встряхнул так, что она едва не прикусила язык.

— Раз ты сама не хочешь признаться, я скажу тебе. Ты из друидов и послана сюда шпионить. Не считай меня полным дураком. Меня не пугают ваши тайные обряды, не в этом ваша сила. Но необходимо лишить друидов их власти над племенными вождями. Друиды — самая мощная объединяющая сила в Британии. Я знаю, что жрецы и жрицы друидов обучают детей кельтских королей и аристократов, что они являются влиятельными советчиками, питающими ненависть

к Риму, и стараются покончить с его влиянием. Они послали тебя, потому что ты очень красива. Ты должна была соблазнить меня.

Диана, и без того розовая от гнева, покраснела еще больше. А разве не собиралась она соблазнить его?

— Разве ты не понимаешь, что я сделал тебя своей рабой, чтобы защитить? Если Паулин начнет хоть что-то подозревать, ты будешь приговорена к смерти. Ты когда-нибудь видела публичную казнь? Врагу Рима не разрешается просто умереть. Смерть — это избавление. Врага

пытают. — Его голос был резким, он старался, чтобы она поняла, что ее ждет, если она не откроется ему. — Я видел пленников, которых били до тех пор, пока мясо клочьями не слезало с костей. Я видел, как их привязывали к столбу и сжигали. — Совсем тихо он спросил: — Ты когда-нибудь видела, как распинают?

— Прекрати! — Она вырвалась из его рук, глаза сверкали бешенством. —Я не из друидов. Я — христианка. Римляне распяли Христа, так что мне все известно про эти ужасы!

— Христианство — малораспространенный восточный культ, новообращенные считаются атеистами. Ты слишком умна для христианки.

— А ты слишком невежествен, чтобы вести серьезный разговор о христианстве. Мы верим в одно высшее существо, в одного Бога. Как можно считать нас атеистами? — возмутилась она.

Маркус с трудом сдерживался, поскольку понимал, что стоит ему потерять контроль над собой, дело кончится рукоприкладством.

— Они атеисты, поскольку не верят в настоящих богов, — пояснил он ей, как глупому ребенку.

Диана уставилась на него, на мгновение потеряв дар речи. Затем тихо и с достоинством произнесла:

— Пропасть между нами настолько широка и глубока, что через нее невозможно перекинуть мост. Нас разделяет время, Маркус. За столетия, разделяющие нас во времени, христианство распространилось так широко, что захватило весь цивилизованный мир. И смешнее всего

то, что самые верные христиане называют себя римскими католиками, а Рим стал духовным центром христианства.

— Рим — слишком культурный и цивилизованный город, чтобы такое могло случиться! — усмехнулся он.

— Римляне не цивилизованнее и не культурнее диких кабанов. У вас разум ослов, упрямство мулов и нахальство волосатых синезадых бабуинов! — Грудь ее высоко вздымалась от возбуждения. — Я никогда не поеду с тобой в Рим!

Маркус отступил назад, будто увидел змею. Если он ударит ее, одни боги знают, чем это может закончиться. Она умышленно провоцирует его на жестокость.

— Я никогда и не позову тебя! — поклялся он.

Диана схватила свою паллу и промчалась мимо него, одарив тем презрительным взглядом, который королева бросает на прокаженного нищего.

Келл отпустил рабов, убиравших триклиний. Он не хотел, чтобы они слышали, как Диана кричит на господина.

По лестнице спустилась Нола.

— Они снова ссорятся?

— Подслушиваешь, женщина из Галлии?

Она не обратила внимания на укол.

— Пойду к ней, ты иди к нему.

Келл кивнул. Когда он постучал в дверь опочивальни, она распахнулась с такой силой, что Келл отпрянул. Маркус, одетый в тогу с алой окантовкой, рассеянно запустил пятерню в свои короткие вьющиеся волосы.

— Я предложил ей волю, а она швырнула мне ее в физиономию. Клянусь Митрой, черт побери, что нужно этой женщине?

— Это я виноват, хозяин. Я знал, что ее следует выпороть, с первой встречи, но решил, что вы сами с ней справитесь. Я боялся повредить ее красоту.

— Она необыкновенно красива, правда? — задумчиво спросил Маркус.

— Да, правда. Но нам с вами удалось вырастить чудовище, так что теперь она столь же своенравна и избалованна, сколь и красива.

— Как ты считаешь, что мне делать? Пусть опять трет полы?

— Она будет этим наслаждаться, чтобы потом и это использовать против вас. Мой совет — не обращать на нее внимания. Не смотреть на нее и не разговаривать. Ее тщеславие будет уязвлено, и она присмиреет.

Маркус мрачно заходил по спальне.

— Собери ее вещи и отнеси ей.


В абрикосовой спальне Диана перечисляла свои обиды Ноле.

— Он считает, что я шпионка друидов, присланная соблазнить его. Он отказывается верить, что я христианка! Он не верит ни одному моему слову. Если бы он меня любил, он бы поверил!

— Чего хотел прокуратор? — спросила Нола.

— Он хочет, чтобы Маркус поехал с ним в Рим. Ну и прекрасно! Если ему придется обходиться без меня, может быть, он начнет меня ценить.

Новость потрясла Нолу. Возможно ли, чтобы Келл держал поездку в Рим в секрете?

— Сиди здесь. Если ты не будешь обращать на него внимания, он скоро присмиреет.

Прежде чем войти, Келл поскребся в дверь.

— Спасибо, что поделился новостями о возвращении господина в Рим! — с сарказмом заметила она.

Келлу удалось сохранить на лице привычную маску, так что они не заметили, в какой шок повергла его эта новость. Он положил на кровать платья и украшения Дианы.

— Хозяин запрещает тебе появляться в его опочивальне. Он велел вернуть тебе твои вещи.

Диана пришла в ярость:

— Что происходит с этими проклятыми мужчинами?

Нола с милой улыбкой объяснила:

— Когда они молоды, их мозги чересчур мягкие, зато пенис чересчур твердый. Когда они достигают возраста Келла, они страдают от затвердения мозгов и размягчения члена.

— Женщина из Галлии, при виде тебя у мужчины любого возраста всякое хотение как ветром сдует.

— Это зависит от того, насколько хорошо я сумею поработать языком, — двусмысленно заметила Нола.

— Твой язык так остер, что об него можно поре заться.

— Бритт, мой язык способен осушить тебя, — ответила Нола, желая, чтобы за ней осталось последнее слово.

Диане надоели их препирательства:

— Я-то думала, вы беспокоитесь о моих проблемах, но вы, оказывается, озабочены лишь своими. Вам не мешало бы куда-нибудь уединиться, чтобы выпустить на волю свою сексуальную энергию.

Осознав правоту ее слов, Келл и Нола молча и с испугом уставились друг на друга. Келл скованно поклонился и ушел. Нола бросила на Диану обиженный взгляд и последовала за ним.


Следующие два часа Маркус мерил шагами спальню. Его эмоциональный маятник колебался от праведного гнева до ощущения глубокой вины. Он сам все испортил! Он должен был давным-давно занять твердую позицию. Не надо было позволять ей говорить, что душе угодно, когда они оставались одни. При первой же грубости ему следовало перекинуть ее через колено, чтобы ей больше никогда не захотелось ему противоречить.

Вызов, который она ему бросила, до сих пор звучал в его ушах: «Я никогда не поеду с тобой в Рим!» Он сжал зубы. Юпитер свидетель, Келл прав. Ее следует выпороть! Она давно напрашивалась и теперь свое получит. Сейчас у него как раз подходящее настроение.

Маркус выбрал короткую кожаную плетку из своего арсенала, потом заколебался. Если он пойдет к ней в таком гневе, он ее покалечит. Она такая хрупкая, тоненькая, он может ее убить, если ударит. Он минуту подумал. И все же откуда, черт побери, взялась Диана? Она так от всех отличалась, что он готов был поверить, что она действительно пришла из другого времени. Любит ли он ее настолько, чтобы поверить в невозможное и принять ее слова за правду? Он понял, что ради нее, да и ради себя, он должен сделать это: ему не дано выбора. Единственный путь к доверию между ними — принять ее правду.

Чтобы слегка остыть и взять себя в руки, Маркус решил подготовить маршрут будущего путешествия; подошел к письменному столу и достал карты. Скорее всего, они отплывут из ближайшего порта Силарум в устье Сабрины, затем в Британское море, потом Кантабрийское море, мимо Галлий и Испании. Они пройдут узким проливом во Внутреннее море и оттуда к Риму.

Приятно будет снова увидеть отца! Хотя Тит Магнус происходил из древнего благородного рода, он не гнушался зарабатывать деньги торговлей. Только одни оливковые рощи приносили ему огромный доход. Его отец всегда был умным и, деловым человеком, но очень властным. Маркус поморщился. Отец учил его дисциплине с малых лет, но это пошло ему на пользу в его военной карьере.

Маркусу хотелось, чтобы отец познакомился с его прекрасной невестой. Хотя ему уже не требовалось его одобрения, было бы приятно получить благословение отца. Маркус встал и потянулся, потом медленно оглядел спальню, придумывая, как сделать ее еще более привлекательной. Он откинул меховое покрывало на кровати и сунул под подушку Дианы маленькую коробочку из слоновой кости.

Он устал ждать ее возвращения. Сам он считал себя терпеливым человеком, но его терпение не бесконечно. Просто курам на смех! Он чувствовал, как покидают его остатки с трудом достигнутого спокойствия. Маркус тихо выругался и зашагал к двери. Больше ждать он не намерен!


Диана лежала на постели и жалела себя. Может, она проклята? Почему она должна спать одна? Даже Келл и Нола сегодня вместе. Она вздрогнула. Она ждала, что Маркус придет и побьет ее. Изобьет до беспамятства за те оскорбления, которые она швырнула ему в лицо. Почему он тянет? Пусть приходит, тогда все скорее кончится. Внезапно она услышала его шаги у двери и закрыла глаза, делая вид, что спит.

Маркус увидел, что Диана заснула, не погасив лампы. Он слегка убавил огонь и взглянул на нее. Поежился, заметив, что ресницы мокры от слез. Наверное, он кажется такой малышке, как Диана, настоящим чудовищем. И все же, как бесстрашный терьер, она бросалась на него. Внезапно ему остро захотелось защитить ее. Не снимая туники, он лег рядом с ней и осторожно обнял.

— Я не могу без тебя заснуть, — прошептал он ей на ухо.

Как будто просыпаясь от глубокого сна, Диана повернулась в его объятиях, подняла ресницы и взглянула на него, трепетно вздохнув.

Его суровое лицо смягчилось, и на нем появилось выражение обожания. Он нежным прикосновением пальцев утер слезы с ее ресниц, легким движением откинул со лба волосы, потом наклонился и принялся легонько целовать ее в лоб, веки, щеки, уголки губ так нежно, что у нее защемило сердце. Он провел тыльной стороной ладони по ее щекам и подбородку так бережно, будто она сделана из тончайшего фарфора и может разбиться от неосторожного обращения.

Диана всхлипнула. Она и не предполагала, что ее яростный римлянин может быть таким нежным и ласковым. Она подняла руку к его щеке и мягко провела по шраму кончиком пальца. От ее нежного прикосновения по его телу пробежала дрожь, и она подумала, как он чутко откликается на ее ласку. Кто бы мог подумать, что такой сильный человек может быть настолько чувствительным!

Маркус еще крепче прижал ее к себе, шепча ей на ухо слова любви. Его нежность говорила ей, каким он может быть любящим, мягкосердечным и чутким.

— Я люблю тебя больше жизни! — шепнул он. Диана прильнула к нему, обвив его шею руками. — Когда ты вот так прижимаешься ко мне, мои силы удваиваются. Я чувствую себя непобедимым, — шептал он. — Ты разрешишь мне отнести тебя назад, в опочивальню? Я не хочу проводить без тебя ни одной ночи до конца своей жизни.

Его шепот был таким робким, таким личным, что она поняла: он никогда раньше не произносил таких слов. В этот момент никого, кроме них двоих, прижавшихся друг к другу, в мире не существовало. Она не могла ему отказать:

— Неси меня назад. Там мое место.

Маркус поднял ее с постели и крепко прижал к своему сердцу. Когда он вот так ее держал, обернув в теплый кокон своей любви, она знала, что никогда в жизни не была счастливее. Он внес ее в спальню, и кровать с откинутым покрывалом выглядела такой соблазнительной!

Маркус поднялся по ступенькам, осторожно положил ее на постель и сам сел рядом. Он не сделал попытки снять с нее ночную рубашку и не стал раздеваться сам. Вместо этого он взял ее руку в свою и поднес к губам, целуя каждый палец.

— С этого момента я верю всему, что ты мне скажешь. Я люблю тебя и доверяю тебе, Диана.

— Маркус, я тоже люблю тебя. Я просто вне себя, когда мы ссоримся.

Он прижал ее к себе, затем нежно взял за подбородок и наклонил ее голову так, что они встретились глазами.

— Я знаю, что ты любишь меня, сердце мое, но доверяешь ли ты мне?

— Я готова доверить тебе свою жизнь, — поклялась она.

— Именно об этом я тебя и прошу, любимая. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Рим и познакомилась с моим отцом, пока я получу разрешение на брак. После того как я выступлю в сенате с требованием заменить Паулина, мы вернемся в Аква Сулис, сюда, где мы будем счастливы. Ее нижняя губа дрожала, она с восторгом смотрела на него. Сердце переполняла любовь к этому человеку. Он хочет, чтобы она стала его женой, и, разумеется, она тоже больше всего на свете хочет, чтобы он стал ее мужем. Она боится Рима, но никогда не обидит его отказом. Он просит ее доверить ему свою жизнь. Как может она поступить иначе, ведь она верит ему всей душой и сердцем? Она улыбнулась дрожащими губами:

— Да, я выйду за тебя замуж, и я поеду с тобой в Рим.

Маркус посадил ее себе на колени и нежно обнял.

— Спасибо, Диана. Я так боялся, что ты мне откажешь! Теперь я самый счастливый человек на земле!.. — Его губы коснулись ее уха, потом по щеке добрались до губ. Он не накинулся на нее с жадностью, наоборот, он коснулся ее с трогательной мягкостью.

Она протянула руку к его лицу, потом пробежала пальцами по его сильной шее. Ее сердце разрывалось от его нежности. Как может такой физически сильный человек быть столь бесконечно нежным? Ее горло сжалось от невыплаканных слез. Она прижалась лицом к его груди и почувствовала щекой золотую монету. Когда она посмотрела вниз, то заметила: что-то с этой монетой не так.

— Что с ней случилось? — хрипло прошептала она.

— Я велел разрезать ее пополам, — проговорил Маркус. Он сунул руку под подушку, достал коробоч ку из слоновой кости, вложил ей в ладони и затаил дыхание.

Диана медленно открыла коробочку и увидела, что там на шелковой подкладке лежит вторая половина монеты на тонкой золотой цепочке.

— О Маркус!.. — только и могла вымолвить она, и слезы покатились по ее щекам.

— Пожалуйста, не надо слез, любимая, я тебя умоляю! — попросил он осевшим голосом.

— Это слезы счастья. Пока я ношу ее на сердце, ты всегда будешь со мной.

Он глубоко и с облегчением вздохнул, поняв, что для нее это значило так же много, как и для него. Он осторожно надел ей цепочку через голову и увидел, как половинка монеты скользнула в прелестную ложбинку между ее грудей.

— Носи ее как символ моей вечной любви к тебе.

Диана приподняла его половинку бесценной золотой монеты и приставила ее к своей.

— Вместе они составляют одно целое. — Она подняла к нему дрожащие губы в трепетном ожидании, и они медленно слились в самой нежной любви, какую когда-либо испытывали. Они так и заснули, не разжимая объятий, зная, что полностью принадлежат друг другу и в радости, и в горе.


Глава 23


На следующий день Диана решительно отбросила все страхи и занялась подготовкой к отъезду. Они с Нолой упаковывали ее платья, аксессуары, драгоценности и косметику, и она удивлялась, сколько прекрасных вещей успел подарить ей Маркус. Она язвительно усмехнулась. Как же она ненавидела пуританскую моду времен короля Георга! Теперь у нее полно самых соблазнительных и эротичных нарядов, какие только существовали в истории. Каждая вещь была сделана так, чтобы подчеркнуть красоту женского тела и доставить удовольствие мужчине. Когда она думала над этим, то понимала, что, по сути, идея была варварской, но как приятно демонстрировать свою женственность и пользоваться властью, которую она давала!

Маркус решил, что в Риме он сможет обойтись без Келла, от которого будет больше пользы на вилле в Аква Сулис, и сказал Диане, что она может взять с собой Нолу. Но, узнав, что Келл остается, Диана решила дать им эту прекрасную возможность побыть вдвоем и сблизиться еще больше.

Маркус настоял, чтобы рядом с Дианой и в дороге, и в Риме постоянно находился телохранитель. Им часто придется расставаться, и Маркус не хотел, чтобы Диана боялась, хотя она мужественно пыталась скрыть свой страх. Он назначил Тора ее личным рабом и приказал ему не отходить от нее ни на шаг, стать ее тенью.

Тор не мог поверить, что ему оказывается такая честь. Другие рабы завидовали его высокому положению телохранителя леди, которая, по слухам, скоро станет женой примипила. Келл немедленно начал давать Тору указания по всем вопросам — от личной гигиены до защиты от напора толпы. Когда он закончил, голова у Тора уже шла кругом от множества обязанностей, которые он должен выполнять, и от огромной ответственности за безопасность Дианы.

Келл вручил ему кожаную плетку, наказав пользоваться ею без раздумий, если кто-нибудь не уступит дорогу его леди. Затем Маркус повез Тора в крепость на занятия фехтованием. Разумеется, примипил брал с собой охранниками десять лучших солдат, но не будет лишним научить и личного телохранителя Дианы обращаться с оружием.

До отплытия осталось всего два дня. Маркус знал, что ему придется задержаться в крепости, чтобы проследить за упаковкой припасов для путешествия, выбрать центурионов, которые будут его сопровождать, и дать инструкции своему заместителю, остающемуся вместо него в Аква Сулис. Он собирался поужинать в крепости и просил Диану поесть без него.

Однако, вернувшись домой и войдя в темный триклиний, он осознал, как не хватало ему ее приятного общества за ужином. Он пошел в баню, чтобы освежиться, и, к своей радости, увидел, что в воде его ждет Диана.

— Разве боги подарили мне водяного духа?

— Я так мало видела тебя в последние два дня, что решила быть сегодня твоей рабыней для банных услуг. — Ее слова были так же чарующи, как и соблазнительное тело, мерцающее в бледно-зеленой воде.

Маркус усмехнулся, глядя на нее.

— Ты скоро увидишь больше, чем рассчитывала, — пообещал он, ощущая бурную реакцию своего тела.

— Нет, не раздевайся, господин, позволь мне раздеть тебя.

Выйдя из воды, она остановилась перед ним и расстегнула нагрудник. Стояла она куда ближе, чем было необходимо. Озадаченный Маркус пробормотал:

— Ты всегда отказывалась быть моей рабой, теперь же, когда я дал тебе волю, тебе нравится разыгрывать из себя рабыню!

— Не только нравится, меня это возбуждает, господин, — прошептала Диана, нежно проводя руками по рельефным мускулам его голой груди. Он сам снял латы, позволив ей заняться тем, что было под ними. Стянув с него тунику, она с притворным ужасом отскочила, увидав восставший фаллос.

— Я невежественная рабыня, господин, научи меня, что делать.

— Удовлетвори мои потребности! — приказал он охрипшим голосом.

— Как? — невинно спросила она.

— Коснись меня, — велел он.

— Вот так? — Диана просунула руку между его мощными ногами и легко пробежала пальцами по внутренней стороне его бедра. Его плоть отреагировала мгновенно. — И еще так, господин? — Она взяла в ладонь его тяжелую мошонку и принялась ее легонько сжимать.

Он застонал от сладкой боли, которую причиняли ее движения. Пальцем другой руки она провела вдоль фаллоса, который как бы потянулся вслед за ее убегающей рукой.

— Довольно устрашающее оружие, похожее на меч гладиатора. Что мне с ним делать, господин?

— Вложи его в ножны! — приказал он, охрипший от желания. Его руки легли ей на ягодицы, чтобы прижать к себе, но она вырвалась в притворном гневе.

Уперев руки в бедра, она воскликнула:

— Так вот что делают для тебя рабыни для банных услуг? Тебе необходимо охладиться!

Она мгновенно нырнула в воду, он последовал за ней и поймал ее. Маркус обнял ее сзади и прижал к себе так, что его мужская плоть оказалась в ее женской ложбинке. Диане хотелось помучить его, потереться, дразня, но, к своему разочарованию, она ощутила себя в подвешенном состоянии — ноги не доставали до дна. Она улыбнулась про себя, решив не сдаваться. Его фаллос был таким длинным, что его головка выглядывала из золотистых завитков на ее лобке. Она стала поглаживать ее круговым движением снова и снова, пока он не решил, что вот-вот сойдет с ума. Он сжал зубы, чтобы выдержать это эротическое прикосновение.

— Я тоже могу играть в такие игры, маленькая шалунья! — Он покрепче обхватил ее за талию и безошибочно нашел самое чувствительное ее местечко прямо подголовкой его фаллоса. Движения его пальца заставили ее выгнуть спину от нестерпимого желания. Он внезапно остановился, и она даже вскрикнула от отчаяния.

— Дай мне кончить! — выдохнула она.

Прижавшись губами к ее уху, он сказал:

— Все в моей власти. Я пока еще не готов. — Он поднял ее из воды и поставил на кромку бассейна, потом одним движением сильных рук выпрыгнул сам. Схватив большое полотенце и флакон с маслом, он хотел было броситься в погоню за ней. Но Диана не побежала. Подошла к нему и прижалась всем своим нежным телом.

— Эгоист и животное, — игриво прошептала она.

— Совсем не эгоист, любимая. Я еще никогда не был таким щедрым. Я все отдам и буду продолжать отдавать, пока ты сможешь принимать меня.

Он подхватил ее на руки и отнес наверх, в опочивальню. Там он расстелил полотенце у камина и положил на него Диану. Налив на ладонь миндального масла и согрев его у огня, он принялся сильными движениями делать ей массаж.

— У тебя такая светлая и гладкая кожа. Надеюсь, она не загрубеет от резких морских ветров.

Диана потянулась, как кошка, которую гладят.

— Ты можешь это делать каждый вечер, тогда не загрубеет, — промурлыкала она.

Он засмеялся над ее наивностью.

— На корабле нет времени долго и медленно заниматься любовью. Может, быстренько, у стены каюты…

— М-м-м… что же, может, это и неплохо.

— Хватит, чтобы разогреть кровь, во всяком случае, пока мы не войдем в воды Внутреннего моря, где всегда солнце.

— Мы называем его Средиземным, — пробормотала она, с трудом следя за нитью разговора, изнемогая от желания.

— Означает то же самое — Внутреннее море, — заметил Маркус, вновь добираясь до ее укромного местечка кончиками пальцев. Он провел ими по каждой розовой складке, как по лепесткам цветка.

От тепла камина запах миндаля в воздухе усилился. Она уже прерывисто дышала, с трудом сдерживаясь, чтобы не взмолиться.

— Почему ты выбрал миндаль?

— Мне нравится его аромат, — — хрипло ответил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее грудь, и с наслаждением ощущая губами, как твердеют соски. Его язык оставил влажную дорожку на ее груди, потом на животе и дальше до самого лобка. Диана вонзила ногти в ладони, чтобы не закричать, пока его быстрый язык слизывает миндальное молочко с лепестков ее трепещущего цветка.

— Марк… Марк… Маркус… — Его имя звучало, как заклинание. Диана вцепилась руками в его густые волосы, побуждая его не останавливаться, поглотить ее целиком. Из-под отяжелевших век она смотрела на его темную голову между своими ногами и с трепетом сознавала, что то, что он сейчас делает, самая интимная, самая замечательная услуга, которую только может оказать мужчина женщине. Она уже не могла больше сдерживаться и, пронзительно вскрикнув, выгнула спину, сотрясаясь от оргазма.

Маркус немедленно переместился так, чтобы губами заглушить ее крики. Она ощутила свой вкус на его губах, и это снова подняло в ней волну желания, еще более жаркую и яростную, которую уже нельзя было погасить языком.

Но ее страсть бледнела в сравнении с его. Он овладел ею грубо, причем его движение подвинуло ее опасно близко к огню. Она была охвачена таким яростным желанием, что обвила ногами его торс и выгнулась так, чтобы вобрать его в себя как можно глубже.

Маркус все никак не мог насытиться, он уже не сдерживал свою недюжинную силу. Но Диане все было мало, она требовала еще. Закинув лодыжки на его широкие плечи, она полностью открылась перед ним. Он продолжал с силой двигаться, пока любовь совсем не опьянила их, пока не довела до безумия. Острые ощущения сотрясали их тела и исторгали громкие крики из их груди задолго до бурного оргазма.

Потом они лежали, бездумно и бессильно. Лежали неподвижно, ожидая, пока все вокруг них перестанет кружиться и встанет на свои места. И тут будто дьявол попутал Маркуса спросить:

— Хочешь еще?

Диана была полностью удовлетворена и знала, что Маркус чувствует то же самое. Говорить она не могла, лишь медленно покачала головой.

— Я тоже, — признался он с глубоким вздохом удовлетворения.

Но тот же самый искуситель явился Диане, и она улыбнулась своей таинственной улыбкой.

— Очень жаль, Маркус, дорогой, — прошептала она, — потому что я неожиданно полюбила вкус миндаля. — Одним гибким движением она села и окинула взглядом из-под припухших от страсти век его великолепную фигуру. Он с беспокойством увидел, что ее рука потянулась к флакону с маслом. Он боялся, что ему не достигнуть возбуждения без длительного отдыха.

Она встала около него на колени и по капле вылила масло ему в пах, затем нежными поглаживаниями растерла его твердый живот и мускулистые бедра. Игриво дотронулась пальцами до поникшего фаллоса, мирно отдыхающего от тяжких трудов, и, к его изумлению, тот немедленно проснулся. И не просто сонно зашевелился, а воспрянул мгновенно, снова готовый к нападению.

Она склонила голову и, облизав губы в предвкушении, заметила:

— Я снова хочу побыть рабыней. — Начав с основания, она провела языком по всей длине его напряженного фаллоса и, дойдя до головки, ласкала ее круговыми движениями, пока не нашла крошечное отверстие. Потом она повторила процедуру в обратном порядке, умудрившись сделать ее еще более эротичной.

Ее язык скользил, подобно чувственной змее, заставляя его плоть пульсировать и дрожать от страсти. Маркус закрыл глаза и застонал, горло перехватило от наслаждения. А когда она охватила его плоть своим жарким ртом, он крикнул, чтобы предупредить ее:

— Я сейчас кончу.

Она подняла голову на мгновение, чтобы повторить его же собственные слова:

— Все в моей власти. Я пока еще не готова…


Проснувшись утром, они обнаружили, что все еще лежат обнявшись перед потухшим огнем. Диана густо покраснела, когда Маркус пробормотал:

— Мы вчера даже не добрались до постели. — Он поцеловал кончик ее носа. — Я тебя обожаю! — Ему нравилось, когда она краснеет, а она всегда вспыхивала, когда считала, что они чересчур откровенны в своей любви…

Из крепости поступило сообщение, что срочно требуется присутствие Маркуса. Диана озабоченно нахмурилась, но он успокоил ее:

— Сегодня наш последний день. Я быстро разберусь и вернусь.

Прибыв в крепость, он выяснил, что проблема cложнее, чем ему хотелось бы.

Центурион его первой когорты ждал его с плохими новостями.

— Примипил, ваш брат, Петриус, приехал рано утром и упал с лошади без сознания. Его отнесли в лазарет, чтобы обработать раны.

Маркус бросился в лазарет, боясь худшего, но обнаружил, что Петриус уже пришел в сознание и рассказывает прокуратору о своих несчастьях.

— Куда тебя ранили? — обеспокоенно спросил Маркус.

Ответил ему врач, осматривавший Петриуса:

— Сломана рука, которую я собираюсь выправить. Мы думали, что и плечо у него раздроблено, но оказался простой вывих. Голова у него была в крови, но когда мы его вымыли, то обнаружили там лишь глубокую царапину.

— Тогда зачем ты вернулся? — спросил Маркус грубо.

Ответил Юлий:

— Это возмутительно. Его бросили, посчитав мертвым. Когда он пришел в сознание, армии уже не было видно. Паулин — никуда не годный предводитель!

Маркус с недоверием смотрел на Петриуса. Почему о нем не позаботились его люди? Наконец заговорил сам Петриус.

— Паулин — свинья. Он приказал, чтобы раненых легионеров прикончили — не хотел задерживать продвижение армии.

Маркус служил под командованием Паулина, и, хотя этот человек внушал ему отвращение, он знал, что его брат говорит неправду. Паулин мог приказать прикончить раненого легионера, только чтобы избавить его от страданий, если того уже нельзя было спасти. Маркус сам поступал так же. Паулин привозил своих раненых в Аква Сулис. Вряд ли он мог бросить легионера, посчитав его за мертвого, особенно центуриона когорты. Маркус подозревал, что его брат дезертировал, но, поскольку за дезертирство наказывали смертью, он промолчал. Когда врач выправил сломанную руку, Юлий сказал: — Почему бы нам не взять его с собой в Рим? Еще один голос в пользу смещения Паулина нам не повредит, а твой брат какое-то время воевать не сможет, к сожалению.

Разглядев страстную надежду в лице Петриуса, Маркус не стал рассказывать Юлию, что Петриус — левша.

— Рим? Мы возвращаемся домой? — радостно спросил Петриус.

— Раз прокуратор полагает, что ты можешь помочь его делу, я подпишу тебе временное освобождение от военной службы по болезни. Отдохни. Мы от плываем завтра на заре.

Примипил побывал в строительном отряде, чтобы убедиться, что мост через реку будет строиться по плану в его отсутствие. Уйдя из лазарета, он стал корить себя за необоснованные подозрения. Что такого было в его красавце брате, что заставляло подозревать его в низости? Он отбросил прочь все эти мысли и стал думать, как будет рад отец, когда они оба снова окажутся под его крышей.

Ближе к вечеру Маркус вернулся на виллу с десятью легионерами, которые должны были сопровождать его в Рим. Они забрали сундуки и другой багаж, чтобы погрузить на баржу, которая доставит их к берегу моря, где они пересядут на корабль, направляющийся в Рим.

Маркус не спешил сообщать Диане о возвращении Петриуса. Хотя она ни разу не говорила о нем ничего плохого, Маркус знал, что он ей не нравится. Он мог сказать ей об этом вечером, но это бы все испортило и для него, и для нее, поэтому он просто взял ее за руку и повел в сад.

Решив, что он хочет побыть с ней наедине, чтобы целоваться и ласкать друг друга, она предупредила:

— Только один поцелуй. Сам знаешь, стоит нам начать, мы уже не можем остановиться, а у меня еще куча дел.

Он с нежностью взглянул на нее, поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь, затем сжал ее пальцы.

— Диана, мой брат Петриус вернулся со сломанной рукой. Поскольку он не может сражаться, пока она незаживет, Юлий предложил ему сопровождать нас в Рим.

Маркус видел, как кровь отхлынула от ее лица.

— Дорогая, я знаю, он раньше относился к тебе без уважения, но, когда я скажу ему, что ты станешь моей женой, я уверен, он будет вести себя почтительно. — И про себя добавил: «Иначе, мне придется удавить молодого мерзавца!»

Диана заставила себя улыбнуться Маркусу, но, когда он вернулся в крепость, она почувствовала себя совсем плохо. Она-то считала, что навсегда избавилась от Петриуса.. А может быть, это — дурное предзнаменование, и ее путешествие в Рим закончится катастрофой, едва успев начаться? Наверное, ей следовало рассказать Маркусу о том, что случилось в тот день в храме, но ей тогда не хотелось ссорить братьев, не хотелось этого делать и сейчас. Маркус вез ее в дом своего отца, и нельзя допустить, чтобы в семье начались трения из-за нее.

Ей хотелось поделиться с Келлом, ей легко было с ним разговаривать, но рассказать Келлу — все равно что рассказать Маркусу. Между этими двумя людьми почти нет тайн. В конце концов она решила поговорить с Тором. Раз его работа — защищать ее, она поделится с ним. Она нашла его у Келла, терпеливо выслушивающим последние инструкции, куда входили даже такие мелочи, как совет не пить незнакомую воду.

— Мне кажется, пришло время нам получше познакомиться, Тор. Пойдем в сад, там мы сможем поговорить.

Тор неуверенно взглянул на Келла, ожидая его одобрения. Келл поднял глаза к потолку.

— Беги! Правило, номер один — сначала повиноваться леди, а уж потом мне.

Диана провела его в сад. В глазах Тора уже не было радости.

— Боюсь, я — неудачный выбор, леди.

Диана огорчилась. Тор потерял уверенность в себе, и только она могла помочь вновь обрести ее.

— Тор, лучшего выбора сделать было нельзя. Ведь я сама тебя выбрала. Пожалуйста, не сторонись меня. Мы должны стать друзьями. Я хочу быть уверенной, что могу положиться на тебя и рассказать тебе все, что угодно.

— Ты можешь, леди. Я буду служить тебе верой и правдой. Только говори мне, если я сделаю что-то не так, ладно?

— Зови меня Дианой. Пожалуйста, не обращай внимания на такие мелочи, как одежда или манеры, Тор. Пойдем посидим у бассейна, и я расскажу тебе о своих страхах.

Тор, казалось, почувствовал облегчение, узнав, что ее не волнуют манеры, ведь он никогда не работал в доме и не получил нужной подготовки.

— Расскажи мне о своих страхах, леди Диана.

Она наклонилась к нему поближе.

— Я ненавижу римлян и боюсь их. — Она увидела, как он удивился. — О, я люблю Маркуса всем сердцем! Он собирается просить разрешения на наш брак, но у меня в душе мрачное предчувствие, что со мной случится беда, если я поеду в Рим.

— Я не позволю никому тебя обидеть, леди Диана! — поклялся Тор.

— Я — христианка, но не хочу, чтобы в Риме кто-нибудь об этом узнал. Римляне жестоко расправляются с христианами. Маркус также не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, что я была рабой в его доме.

— Я — бритт, как и ты, леди Диана. Твои тайны для меня священны.

— Спасибо, Тор. Есть еще одно деликатное дело, о котором я хочу тебе рассказать. Брат Маркуса, Петриус, недавно был здесь с легионом. Он ушел вместе с армией Паулина, но сейчас вернулся и поедет с нами в Рим. — Она опустила ресницы. — Он пытался изнасиловать меня в храме.

Рука Тора рванулась к рукоятке меча, который дал ему Маркус.

— Я защищу тебя от этого римского подонка, леди! — торжественно поклялся он. — Я сильный, лошадь могу поднять. У меня мускулы как железо, пощупай. — Он напряг великолепные мускулы, и Диана с изумлением коснулась его рукой.

Шорох заставил ее поднять глаза. Там стоял Петриус, наблюдая, как она касается красивого полуголого парня, своего личного раба.


Глава 24


Два молодых человека с ненавистью смотрели друг на друга.

— Ты перешел границы, раб!

— Ничего подобного, Петриус, — твердо заявила Диана. — Его выбрал Маркус, и он подчиняется его приказам. Он поклялся беречь меня от беды.

Петриус немедленно сменил тон. Он поправил перевязь, на которой держалась его сломанная рука, и одарил ее обезоруживающей улыбкой.

— Маркус поделился со мной своими хорошими новостями. Разреши мне первым сказать тебе: добро пожаловать в семью! — Петриус так галантно поднес ее руку к губам, что трудно было поверить, что совсем недавно он вел себя с ней как пьяный хулиган или жестокий насильник.

— Спасибо, Петриус. Мне жаль, что ты покалечился.

— Такое случается. Маркус велел мне найти Келла. На мне ничего нет, кроме этих лат.

— Разумеется. Я покажу тебе, где его можно найти. — Диана воздержалась от замечания, что Маркус выше и крупнее Петриуса, понимая, что Петриус прекрасно знает, как проигрывает в сравнении с Маркусом. Она повернулась к Тору с заговорщической улыбкой: — Увидимся на рассвете.

— Я буду готов, леди Диана…


Баржа, отплывшая от Аква Сулис поутру, была перегружена людьми и багажом, но когда они добрались до Бристольского залива и погрузились на римский корабль, все вещи снесли вниз, и Маркус провел Диану в их маленькую каюту. Рядом находилась такая же каюта для прокуратора и совсем крохотное помещение для Петриуса. Легионеры Маркуса и еще два десятка сопровождающих развесили гамаки под палубой, а Тор расположился у дверей Дианы, решив, что именно здесь он и будет спать.

Дул холодный, пронизывающий ветер, и Диана порадовалась, что у нее есть отороченные мехом плащи с теплыми капюшонами. Но когда корабль достиг Бискайского залива, на море разыгрался шторм, и ей пришлось спуститься в каюту, где ее свалила жестокая морская болезнь.

Маркус уложил ее на койку, умыл и ухаживал за ней так же нежно, как мать ухаживает за ребенком. Он утешал ее, как мог, уговаривал что-нибудь съесть, но при малейшей попытке ее снова выворачивало наизнанку.

Она почувствовала себя лучше только у берегов Испании, а когда корабль заскользил по водам Гибралтара, Диана оправилась окончательно. Когда они шли проливом, она стояла у перил рядом с обнимавшим ее Маркусом и грелась на теплом средиземноморском солнце. Хотя это казалось ей невозможным, она с каждым днем любила Маркуса все больше.

Если же он отсутствовал, с ней рядом на палубе всегда был Тор. Диана удивлялась и радовалась, что Петриус обращается с ней, как с принцессой, каждый раз, когда им приходилось встречаться. Но от нее не ускользнуло, как много времени он проводит с прокуратором, стараясь добиться его расположения, и какую отеческую заботу проявляет тот к больному брату Маркуса Магнуса.

Однажды, когда море было ровным и гладким, как вода в бассейне, а солнце светило вовсю, Диана решила обследовать римский корабль. Он был построен по греческому образцу, только на носу был укреплен железный рог. Тор объяснил ей, что он используется для тарана вражеских кораблей, после которого по абордажному мостику римские солдаты перебирались на чужое судно. Диана вздрогнула и возблагодарила судьбу за то, что беда пока обходила их стороной.

Она открыла тяжелую дверь, спустилась по деревянным ступеням и в ужасе замерла. Ряды голых по пояс мужчин, по спинам которых струился пот, вращали огромные весла. Она в ужасе прижала руку ко рту; ее глаза стали величиной с блюдца. Тор с силой взял ее за плечи и заставил подняться по ступеням.

На палубе она долго хватала воздух ртом, цепляясь за Тора, как за спасательный канат. К ним подошел Маркус, удивленный, как посмел Тор обхватить Диану. Подойдя поближе, он понял, что что-то произошло. Маркус подхватил ее на руки и почувствовал, как она от него отпрянула.

— Галерные рабы! — возмущенно воскликнула она.

Он отнес ее в каюту и посадил на койку. Она смотрела на него таким обвиняющим взглядом, что он поднял руки.

— Поверить не могу, что ты такая наивная. Во имя богов, скажи мне, как же тогда преодолеть расстояние от Британии до Рима? И там не только бритты, — добавил он, защищаясь, — есть и галлы, и нубийцы…

— Они люди, Маркус, не важно, какой расы. Бог ты мой, как могут римляне быть так равнодушны к чужим страданиям? Как можно приговорить людей пожизненно к галерам?

— Вовсе не пожизненно. На десять лет. Сидеть на веслах на галерах могут лишь сильные мужчины. — Когда он понял, что все равно не успокоил ее, то встал перед ней на одно колено и взял за руку. — Любимая, если бы я мог ради тебя исправить все зло в мире, я бы это сделал. Возможно, в твое время и нет рабства, но, положа руку на сердце, разве ты можешь сказать, что у вас нет страданий и несправедливости? Наших рабов хорошо кормят за их труд, у них пристойное жилье, кроме того, их много, поэтому никто особенно не перерабатывает.

Диана вспомнила Лондон, огромную пропасть, разделяющую богатых и бедных. Богатый свет купается в роскоши и удовольствиях, а босоногие девчонки, торгующие спичками, тихо умирают от голода на улицах города. Маленьких детей заставляют чистить трубы, и иногда они сгорают заживо… Диана решила, что нельзя винить Маркуса за порядки его времени, как нельзя обвинять ее за нищету и голод в восемнадцатом веке.

Она коснулась его лица.

— Ты едешь в Рим, чтобы улучшить жизнь всех британцев. Я не имею права просить, чтобы ты делал больше.

— Мы прибываем завтра, — сообщил он ей. — Пойдем на палубу, полюбуемся морем и солнцем.


В ту последнюю ночь на борту корабля, лежа в объятиях Маркуса, Диана рассказала ему все, что знала из исторических книг об императоре Нероне.

— По возможности избегай его. Он — сумасшедший, его правление прославится жестокостью и тиранией.

— Он убил собственную мать, я все знаю о Нероне, — уверил ее Маркус.

— Ты не знаешь, что через три года он сожжет Рим, чтобы построить новую столицу на его руинах.

— Рим сгорит? — не поверил он.

— Да, но новый Рим будет великолепен и переживет века. Нерон обвинит в пожаре христиан, но его самого будут так ненавидеть, что дело кончится восстанием, и он покончит жизнь самоубийством, не до жив до тридцати двух лет.

Маркус уставился на потолочные балки каюты и задумался: действительно ли Диана жила в будущем или просто обладает даром предвидения, на который претендуют многие? Он покрепче прижал ее к себе. Пока они вместе, ни прошлое, ни будущее их не касались.

Хотя Диана и боялась ехать в Рим, теперь, когда они уже были совсем близко, она почти забыла о своих страхах. Она решила быть рядом с Маркусом, и ей хотелось, чтобы ни он, ни она об этом не пожалели. Она полюбит его город всей душой, как и все остальное, связанное с ним. Она никогда ничего не делала наполовину. Диана будет считать Рим подарком Бога. Это же чудо — иметь возможность увидеть Древний Рим, жить в нем! Диана поклялась себе, что прогонит прочь все страхи и сожаления.

Они высадились в Остии, в устье Тибра. Знаменитая река, по которой они должны были на барке добраться до Рима, оказалась широким бурлящим желтым потоком. Маркус все время был рядом с Дианой и показывал ей достопримечательности.

Она когда-то читала, что Рим был построен на семи холмах, теперь она видела это своими собственными глазами. Город представлял собой скопление огромных зданий с позолоченными крышами и куполами, гордых мраморных колоннад и частных домов под красной черепицей. Некоторые были построены в долинах, другие — на взгорье, третьи прилепились к склонам холмов. Маркус показывал ей храмы, форумы, амфитеатры и огромную впадину Большого Цирка.

— Оливковые рощи моего отца находятся южнее, — сказал он, кивая на цепь холмов, протянувшихся под ярким солнцем к горизонту. — Наши каменоломни расположены на севере, в Апеннинах, где берет начало Тибр.

— Вы там добываете камень, как в Аква Сулис?

— Нет, там мы добываем мрамор. Как ты убедишься, в Риме очень выгодно торговать мрамором, — сказал Маркус с гордостью.

— Вилла твоего отца здесь, в городе?

— Да, на склоне Эсквилина[34 - Эсквилин — один из семи римских холмов.]. Сейчас посыльный уже сообщил ему о нашем приезде. Когда барка причалит к пристани, нас уже будут ждать лошади, и я попросил, чтобы для тебя прислали роскошные носилки.

— О, а я-то думала, мы сможем пройтись пешком по городу! — разочарованно заметила Диана.

— Дорогая, в Городе живет около миллиона людей, улицы буквально запружены толпами народа. Мы будем двигаться так медленно, что ты увидишь больше, чем захочешь, со своих носилок. Нам придется миновать очень бедные районы, прежде чем мы достигнем холма, на котором расположены виллы патрициев. — Он заглянул ей в глаза; лицо его было серьезно. — Рим сочетает в себе все самое хорошее и самое плохое в мире. Нет другого города, где бы так смешалось божественное и низменное. Постарайся не спешить с выводами.

Когда она ему ободряюще улыбнулась, он поцеловал ее в лоб и жестом подозвал Тора:

— Найди ей местечко в тени на пристани. Потребуется время, чтобы разгрузиться и найти рабов моего отца с лошадьми и носилками. Прокуратор направится отсюда к себе домой, так что мне надо поговорить с ним и обсудить наши планы, прежде чем мы распрощаемся.

Несмотря на предупреждение Маркуса, Диана растерялась, оказавшись в толпе, заполнившей улицы, по которым ее несли в разукрашенных шелковых носилках четыре крепких раба в бледно-желтых одеждах.

Вдоль улицы тесно прижались друг к другу сотни маленьких лавок с товарами, выставленными прямо на мостовой. Пекарни, овощные ларьки, винные лавки и дешевые рестораны чередовались с магазинами, где продавали посуду и одежду. На каждом перекрестке им встречались религиозные храмы и фонтаны, где струи воды били из клюва орла, пасти теленка или груди богини. Вода, стекая из фонтанов, уносила мусор, который беспечно швыряли из дверей и окон.

Каждый дюйм оштукатуренных стен был занят каким-либо посланием или объявлением. Стену меняльной лавки украшал Меркурий — бог наживы[35 - Меркурий — на самом деле бог торговли в римской мифологии, покровитель путешественников.], а вокруг виднелись грубые изображения охраняющих его змей. Она заметила писца объявлений, окруженного толпой, наблюдающей, как он красным мелом пишет сообщение о схватке гладиаторов. На стенах можно было прочитать что угодно — от любовных посланий до проклятий и похабных стишков. Судя по всему, стены служили народу бумагой. Если продавался раб, его имя и достоинства перечислялись на стене. Если сдавалось помещение над лавкой, об этом объявлялось здесь же.

Не понравился Диане лишь несмолкаемый гомон. Люди кричали, чтобы расслышать друг друга в шуме крупорушек, стуке молотков строителей, среди воплей учителей, дающих уроки прямо на улице, и завываний поэтов, читающих свои творения.

Внезапно раздались крики охранников-преторианцев в позолоченных нагрудниках и шлемах.

— Посторонись, посторонись! — орали они, разгоняя людей тычками своих перевернутых копий.

Даже Маркус и его сопровождающие вынуждены были спешиться, чтобы пропустить претора — мирового судью.

На другой улице им повстречалась процессия жрецов и жриц, бьющих в барабаны, дующих в трубы и размахивающих руками с кастаньетами и бронзовыми погремушками. Женщины — сирийки со смуглой кожей и развевающимися волосами — кружились в бешеном танце. Процессия направлялась в храм Кибелы[36 - Кибела — фригийская богиня, почитавшаяся в Малой Азии, Греции и Римской империи. В честь Кибелы устраивались мистерии с обрядами, в том числе самоистязания, омовение кровью жертв и самооскопление.], чтобы устроить там оргию.

Неожиданно носилки Дианы снова остановились, чтобы пропустить еще одну процессию. Чертыхаясь, Маркус подъехал к ней.

— Наверное, кто-то важный, — заметила она.

С губ Маркуса слетело грязное слово.

— Это она считает, что очень важная. Ее старик муж — миллионер. Надо законом запретить такое вульгарное бахвальство.

Диана как завороженная смотрела на шествующих мимо красивых рабов с ящиками и коробками на плечах. За ними следовала стайка хорошеньких девушек из Леванта[37 - Левант — общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного моря; в узком смысле — Сирия и Ливан.] в прозрачных вуалях, потом мальчик-египтянин с ручной обезьянкой и девочка-рабыня с тявкающей собачонкой в корзинке. Затем показался оркестр, а за ним — сотня рабов и вольноотпущенников с корзинами и сундуками, полными ценных вещей и дорогих туалетов.

Наконец появились носилки Ее Великолепия, которые несли восемь одинаковых нубийцев. Она сидела, откинувшись на подушки с усталым видом, обмахиваясь веером из страусовых перьев с бриллиантами. Ее темные волосы были посыпаны золотой пудрой. Диана открыла рот, когда увидела, что на даме лишь набедренное платье и жемчуг сверху.

— Она обожает переезжать из дворца в одну из пригородных вилл. Даже носилки претора поставили на землю, когда он ее приветствовал! — с отвращением сказал Маркус. — Вот тебе доказательство, что все меркнет перед сверкающим блеском золота.

Диана чувствовала, что он пришел в ярость от необходимости ждать. Она улыбнулась ему:

— Это дает мне возможность все не спеша разглядеть. Смотри, там, на мостовой, играют в кости!

Он надменно взглянул на толпу.

— Бездельники и паразиты! Главным образом рабы богатых людей. У них так мало обязанностей и соответственно так много свободного времени, что они погрязли в игре и разврате.


Маркуса смутило, насколько упали нравы в городе. Люди на улице позволяли себе недопустимые вещи. Мужчины мочились в канавы, а шлюхи обслуживали своих клиентов прямо в дверях. Он возблагодарил богов за то, что Аква Сулис никогда не падет до такого уровня.

Наконец торговые районы Рима остались позади, и они начали взбираться на холм. Теперь им то и дело попадались большие общественные здания: бани, храмы и заведения, обслуживающие богатый люд. Через улицы были перекинуты красивые триумфальные арки, тут и там возвышались памятники героям, превращая этот район в своеобразный музей.

Архитектура была в основном греческая, только более щедро украшенная и, по мнению Дианы, довольно вульгарная. Каждая колонна буквально ломилась от цветистых украшений в коринфском стиле, синий, зеленый и оранжевый мрамор свидетельствовал о плохом вкусе, как и переизбыток завитков и цветочного орнамента.

Однако, когда они подошли к вилле Тита Магнуса, Диана сочла ее архитектуру прекрасной, хотя и ужаснулась, когда представила, во что она обошлась своему владельцу. Внешняя простота только усилила ее восхищение, когда она прошла между благородными ионическими колоннами портика.

Все помещения были построены вокруг открытых двориков с садом, бассейном и фонтаном и освещены яркими солнечными лучами. Многочисленные комнаты, выходящие в первый двор, были особенно просторными. Вдоль второго этажа протянулся балкон. У входа их встретил десяток рабов, а еще столько же немедленно появилось в атрии с подносами с прохладительными напитками и сладостями. На всех были бледно-желтые тоги с изображением головы быка на плече.

Диана приотстала, позволив Маркусу и Петриусу пройти в первый двор и поздороваться с рабами, которые служили в семье долгие годы. Маркус обернулся и позвал ее.

— Сколько же здесь рабов? — прошептала она.

— Сто пятьдесят, когда я был дома в последний раз. — Он сжал ее руку. — Не бери в голову. — Он провел ее через великолепный светлый холл во второй двор, богаче и красивее прежнего, куда выходило еще несколько помещений. Полы были мозаичные, стены и колонны из бледного лунного мрамора. В центре изящные танцующие нимфы выбрасывали струи прозрачной воды в круглый белый мраморный бассейн, окаймленный роскошными водяными растениями. По всей

вилле были расставлены статуи и предметы искусства на резных пьедесталах.

Лукас, мажордом, тепло приветствовал Маркуса.

— Ваш отец в опочивальне и ждет вас. Он уже не так молод и подвижен, как раньше, — предупредил его Лукас, — но все так же горд. Он посылает свои приветствия вашей леди и надеется увидеть ее за ужином.

Лукас хлопнул в ладоши, и тут же несколько смуглых рабынь вышли вперед.

— Я выбрал этих женщин для вашей леди. У них не будет других обязанностей, кроме как служить ей. Я позволил себе выбрать для нее комнаты с видом на сад, рядом с вашими собственными, примипил.

Маркус насмешливо приподнял брови:

— Твои приготовления довольно формальны, Лукас, как и твое обращение ко мне.

— Теперь, когда вы примипил, не подобает обращаться к вам иначе. После свадьбы вам и вашей невесте потребуются другие апартаменты, побольше.

Губы Маркуса изогнулись в улыбке, когда он подумал об отдельных спальнях. Ему придется потерпеть и быть осторожным, пока они не поженятся и он не сможет открыто привести Диану в свою комнату.

— Отдай себя в руки этих девушек, — посоветовал Маркус Диане. — Я знаю, что ты мечтаешь о бане и чистой одежде. Если тебе не хватит рабынь, здесь еще полно женщин, которым нечего делать.

Девушки увели Диану, а Тор упрямо последовал за ними, положив руку на рукоятку плетки. Когда они оказались в ее спальне, девушки принялись хихикать и с удовольствием ощупывать его выпуклые мускулы. У Тора был такой вид, будто он умер и попал на небеса.

Одна из девушек повернулась к Диане и заговорила:

— Меня зовут Ливи, госпожа. Вы разрешите нам позаботиться также и о вашем телохранителе?

Тор смущенно посмотрел на Диану. Мысли, пришедшие ей в голову, заставили уголки губ приподняться в усмешке.

— Сделайте так, чтобы он был доволен. Он будет спать в соседней комнате. Там есть диван?

Они открыли дверь в соседнюю комнату, где действительно оказался диван. Она на мгновение вошла с ним туда.

— Благодарю вас, леди Диана! — с чувством произнес Тор.

— Всегда держи свое оружие наготове, — предупредила она с серьезным лицом.

— Я так и сделаю, леди, — уверил он ее.

— У меня такое ощущение, что Ливи с подружками вполне смогут тебе угодить. Вопрос вот в чем: сможешь ли ты угодить им всем? — Диана со смехом ушла в свою спальню, оставив Тора с ухмылкой от уха до уха.


Глава 25


Петриус жаждал заполучить богатство отца. Он всегда дико завидовал Маркусу, поскольку тот был первенцем и, значит, наследником. Но до сих пор он по крайней мере был единственным наследником Маркуса. Будучи римским воином, Маркус имел все шансы погибнуть, не дожив до зрелого возраста. До сих пор от Петриуса требовалось только терпеливое ожидание того дня, когда все достанется ему. Теперь Маркус собрался жениться, что в корне меняло ситуацию. Наследниками Маркуса станут его дети, и Петриусу достанется лишь небольшая доля семейного богатства.

По дороге в Рим он сделал все возможное, чтобы отговорить Маркуса от женитьбы. Он чернил женщин в целом, называя их неверными суками, продающимися тому, кто заплатит больше. Он напоминал ему, что любовницу можно контролировать, а жену нельзя. Но как только он переходил от женщин вообще к Диане, Маркус впадал в ярость. А когда Петриус намекнул, что она неприлично ведет себя со своим молодым и красивым телохранителем, глаза его брата опасно блеснули.

— Полагаю, я вполне способен контролировать свою женщину, Петриус. Попридержи свой поганый язык и спрячь свои грязные мысли, если хочешь остаться в целости и сохранности.

— Маркус, ты неправильно меня понял. Я предупреждаю тебя по поводу брачных оков, не Дианы. Если же ты твердо решил жениться, то более красивой невесты не сыскать.

У Петриуса остался лишь один способ помешать этому браку, не прибегая к опасным мерам. Но, придя к отцу, он был глубоко разочарован, убедившись, что ум старика остался таким же острым, как и прежде, постарело только тело.

— Есть одно очень серьезное дело, которое я хотел бы довести до твоего сведения, отец. Маркус — влюбленный дурак, он не понимает, что эта женщина выходит за него из корысти. Ей не терпится прибрать к рукам его богатство. Могу поклясться, она была его рабыней. Твои внуки будут рождены рабыней!

Тит закрыл глаза, чтобы не так остро чувствовать боль, причиняемую ему Петриусом. После короткой паузы он взглянул на своего красавца сына.

— Ты полагаешь, я должен изменить завещание. — Это прозвучало как утверждение, не как вопрос.

— Да, отец. Если он собирается навлечь позор на дом Магнусов, он не должен получить львиной доли наследства. Эта женщина — потаскуха, которая спит со своим собственным телохранителем. Она даже принимала мои ухаживания.

— Она, верно, очень красива, раз ты не устоял, Петриус?

— Да, красива. Она соблазнит любого, кто кинет на нее взгляд.

— Красота может быть проклятием, Петриус. Мне кажется, твоя красота — проклятие. Я изменю завещание. Но боюсь, это не слишком тебя обрадует. Понимаешь, Петриус, я тоже проклят. Один из моих сыновей мое проклятие, второй — мое благословение. Я надеялся, что военная карьера вылечит тебя хотя бы от трусости, но оказалось, что это невозможно. Убирайся с глаз моих!

Петриус выбежал из комнаты, а потом и из виллы. Пусть будет так! Старый тиран сам подписал свой приговор. Придется принять решительные меры, и сделать это побыстрее, пока отец не изменил завещания.

Хотя он был очень болен, Тит с помощью своего персонального раба перебрался в кресло. Он был слишком горд, чтобы принимать своего первенца в постели. Но все равно его бледность и худоба показали Маркусу, как силен недуг.

Маркус был потрясен, увидев, как постарел его отец, но с облегчением заметил тот же настойчивый блеск в темных глазах. Он упал на колени, чтобы они смогли обняться.

Человек прямой и несентиментальный, Тит сразу сказал:

— Мои ноги уже не служат мне, но зато мой ум стал вдвое острее.

Маркус усмехнулся:

— Ты всегда был самым умным и проницательным из всех, кого я знаю. Я рад видеть, что годы ничего не изменили.

— Итак, ты наконец привез в дом невесту. Я уже стосковался по внукам. Она, верно, нечто особенное, раз сумела подойти под твои строгие требования.

Маркус поднял бровь, собираясь возразить. Тит решительно поднял руку, останавливая его.

— Ты слишком похож на меня. Мы придерживаемся столь благородных принципов, что. ждем того, же от других. Сначала долг, потом удовольствия; лучше смерть, чем бесчестие. Твои боги — правда и справедливость.

— Тебя послушать, я несносный человек.

— Мы оба такие. Где же ты нашел это достойное тебя чудо? — с интересом спросил он.

— Она — британка и столь же умна, сколь красива. Я надеюсь, ты благословишь нас, отец.

Черные глаза Тита встретились с глазами его любимого сына. Он долго не отводил взгляда.

— Маркус, твой выбор — мой выбор.

Маркус знал, что связь его с отцом нерушима. Они любили друг друга безмерно, без всяких условий.

— Теперь расскажи мне о том, что вы задумали с Юлием Классицианом. Если вы надеетесь убедить Нерона и сенат, не помешает иметь под рукой неограниченные средства для взяток. Мои деньги — твои деньги, Маркус, ты это знаешь.

Маркус рассказал ему о том, какие они намечают перемены на пользу всего британского народа. Он был глубоко тронут предложением отца и уверил его, что никогда не использует его деньги для собственной выгоды. Уходя, Маркус был уверен, что отец знает: он не жаждет завладеть его состоянием, как это делает его брат Петриус.


Зайдя за Дианой, чтобы повести ее к ужину, Маркус остался доволен. Она выбрала элегантную бледно-зеленую столу с золотистой паллой и золотые сандалии на высоких пробковых каблуках. Ее волосы никогда не казались ему такими красивыми, разве что когда они были разбросаны по его подушке. Локоны спадали ей на спину, и в них были вплетены зеленые ленты и речной жемчуг.

Когда они вошли в триклиний, Тит Магнус уже возлежал на своем диване, и Маркус порадовался, что умолчал о старческой немощи отца. У Дианы такое доброе сердце, и она могла переусердствовать, слишком бережно обращаясь со стариком, который, Маркус был уверен, предпочитал, чтобы с ним обращались как с мужчиной.

Маркус подвел к отцу Диану с такой гордостью, что Тит сразу понял, насколько глубоки чувства сына к этой женщине. Девушка сразу ему понравилась. И дело было не только в ее захватывающей дух красоте. Ее хрупкость и светлая кожа напоминали ему скульптуру богини из алебастра. Венеры? Нет, Дианы, ее тезки.

— Добро пожаловать, моя дорогая! Надеюсь, мой сын сделает тебя счастливой!

— Он уже это сделал, мой господин. — Один ее быстрый взгляд на Маркуса, и Тит понял, как сильно она его любит.

— Садись рядом. Красивая женщина — самое лучшее тонизирующее средство для старика.

Наблюдающий за ними Маркус забавлялся, видя, что отец на самом деле флиртует с Дианой, и был благодарен, что она тоже флиртует с ним, совсем чуть-чуть.

Еда и обслуживание были безупречны, поскольку в доме Магнуса готовить и подавать еду разрешалось только старшим рабам. Когда ужин близился к концу, Диана улыбнулась отцу своего будущего мужа:

— У вас замечательный дом! Спасибо, что так хорошо меня приняли.

— А Маркус уже устроил тебе свадебное путешествие? Тогда идите, идите. Покажи ей, как она может поужинать в бассейне, даже не замочившись. Покажи ей птиц и рыб. Покажи ей все!

Маркус вывел Диану в сад и попросил сесть на белую мраморную скамью в бассейне. Стоило ей прилечь на подушки, как из-под скамьи забили струи воды, но где-то в бассейне было выходное отверстие, так что он не переполнялся, и скамья, казалось, плавала в нем.

— Когда мы здесь ужинаем, тяжелые блюда ставят на бортик, а более легкие в виде лебедей и лодок плавают и плавают по кругу.

Кусты самшита были подстрижены в форме животных, кругом в изобилии цвели розы.

— За тремя бассейнами на открытом воздухе находятся помещения с прекрасным видом на сад. Спальня там звуконепроницаемая, туда не проникают ни свет, ни шум. Рядом — своя столовая. Когда мы поженимся, мы сможем иногда жить там.

— Как я поняла, до брака нам придется жить отдельно. Нам надо быть очень осторожными в доме твоего отца.

— Он мне задаст, если я не буду относиться к тебе как к девственнице-весталке.

Они вернулись на виллу.

— Пожалуйста, не проси меня показывать тебе сегодня фрески, украшенные драгоценностями, семейный храм или библиотеку. Я хочу показать тебе кое-что другое.

— Куда ты меня ведешь? — с наигранной невинностью спросила она, когда они поднимались по мраморной лестнице.

— Хочу показать тебе мою спальню.

Диану поразило великолепие его апартаментов. Стены расписаны картинами, изображающими военные походы Александра. Массивная кровать украшена бычьими рогами, а с балкона открывается вид на сад и искусственные пруды с рыбками.

— Она подходит тебе, эта комната — типично мужская. Наверное, мне не стоит здесь оставаться, Маркус.

— Разве отец не велел показать тебе все?

— Да, но… что это ты делаешь? — удивленно воскликнула она, поскольку он начал раздеваться.

— Показываю тебе все, — с широкой ухмылкой объяснил он.

— Ты настоящий дьявол, Маркус Магнус! Ты ведь знаешь, мы должны спать врозь.

Он откинул голову и громко расхохотался:

— Никакая сила сегодня не заставит меня отказаться от тебя. Слишком скоро мне придется уехать с Юлием по делам. Он разрешил мне заехать домой и повидать отца лишь при условии, что я пробуду с ним неделю или две, пока мы развлекаем сенаторов по отдельности и группами. Он может прислать за мной уже завтра.

Она робко подошла к Маркусу сидящему голышом на кровати.

— Скажи честно, ты уверен, что получишь разрешение на брак?

— Юлий уверил меня, что это простая формальность. Если же бюрократические колеса будут вращаться слишком медленно, я смажу их с помощью взятки, так что не беспокойся. Прости, что приходится оставлять тебя, любовь моя! Нам едва хватит времени, чтобы приготовиться к свадебному пиру и сшить тебе свадебное платье. У меня припрятано великолепное кольцо, да и отец подарит тебе драгоценности на свадьбу.

Она подняла руки, чтобы вынуть из волос ленты.

— Ты, случайно, не подкупаешь меня, чтобы я смирилась с твоим участием в будущих вакханалиях?

Он раздвинул колени и привлек ее к себе.

— Не говоря уже об оргиях, — пошутил он. Когда же заметил, что Диана огорчилась, то утешил ее: — Я не собираюсь нигде присутствовать, кроме игр и гонок в Большом Цирке, которые, как и все римляне, обожаю.

— Развлекайся, Маркус, не чувствуй себя виноватым. Ты ведь знаешь, я бы возненавидела все эти зрелища.

Он снял с нее столу и бросил на пол. Теперь она стояла перед ним лишь в сандалиях да цепочке с половинкой золотой монеты на груди. Когда он расстегнул тонкую цепочку и снова застегнул ее вокруг ее тоненькой талии, она поежилась. Глаза Маркуса затуманились при виде этой чудной картины.

— Сегодня мы будем делать только то, что тебе больше всего нравится, — хрипло сказал он.


Когда Маркус прибыл в резиденцию прокуратора, он узнал, что Юлий Классициан пригласил полдюжины сенаторов на игры сегодня днем. Среди приглашенных был и военачальник, который мог дать Маркусу разрешение на женитьбу.

— Юлий, извини, что я не взял с собой брата Петриуса. Этот молодой проказник исчез где-то в закоулках Рима сразу же после приезда. Как только он пресытится всеми пороками молодости, я уверен: он объявится.

— Он уже объявился. Вчера я водил его ко двору и представил императору. Они с Нероном сразу нашли общий язык. Полагаю, Нерона привлекла красота твоего брата. И я надеюсь, у Петриуса хватит ума воспользоваться этим для нашей пользы. Нам повезло, что он на нашей стороне.

Маркусу искренне хотелось бы в это верить. У Петриуса ума хватит лишь для своей собственной пользы, но если он собирается играть на пороках Нерона, им это может сэкономить много времени и сил.

Когда они прибыли в Амфитеатр Клавдия, Маркус удивился, заметив Петриуса в окружении императора. Они смеялись так непринужденно и интимно, что казалось, Петриус давно принадлежит к этому кругу.

Юлий подвел Маркуса к императору, чтобы представить, и Маркус отсалютовал ему по-военному, а не стал обмениваться поцелуем, как в последнее время вошло в моду в городе.

— Еще один брат Магнус, но покрой совсем другой. Добро пожаловать назад, в Рим. Завтра в Цирке Флавия состоится травля диких зверей. Вы с Юлием должны почтить меня своим присутствием. Гарантирую: вы ничего подобного в жизни не видели. Будут не только львы и леопарды, но и медведи. Там целую неделю строят горы и пещеры, даже небольшой лес посадили.

— Это будет наверняка впечатляющее зрелище, император! — отозвался Юлий необходимым энтузиазмом.

Петриус приветствовал брата небрежным жестом руки. Во взгляде, которым он одарил Маркуса, явно читалось, что он может делать с Нероном все, что ему вздумается. И в самом деле, Петриус наслаждался своим новым привилегированным положением.

Бои гладиаторов были самыми разнообразными, причем одновременно устраивалось сразу несколько боев, чтобы развлечь тысячи зрителей, собравшихся в гигантском амфитеатре. Люди обожали эти игры, на которые их всех пускали бесплатно. Они криками приветствовали победителей, улюлюкали вслед побежденным, заключали пари по поводу исхода боя. Самыми интересными были бои между гладиаторами, которые боролись сетью и трезубцем, и бойцами в традиционном шлеме, с мечом и щитом.

Маркус тайком наблюдал, как его брат шепчется с толстеньким Нероном. Его интересовало, о чем они говорят, но, доведись ему услышать их разговор, он пришел бы в ужас.

— Нравятся тебе игры? — спросил Нерон, крутя кольца на пухлых пальцах.

— Мне нравится, когда льется больше крови, — ответил Петриус. — Если потерпевший поражение гладиатор просит о снисхождении, толпа всегда оставляет ему жизнь.

Нерон ухмыльнулся:

— Мне тоже нравится смотреть, как люди умирают, но приходится довольствоваться ранами: я не могу идти против толпы.

— Ты не знаешь всей полноты своей власти, император. Я уверен, что, опусти ты большой палец вниз при следующем проигравшем, пройдет совсем немного времени, и толпа будет в восторге.

Два гладиатора перед ложей императора, украшенной изображениями орлов, все сражались и сражались.

Пара была удачно подобрана, но в конце концов более крупный гладиатор разоружил противника и поставил ногу ему на шею. Толпа пришла в неистовство, разразившись воплями, и выигравшие принялись собирать свои деньги. Когда упавший гладиатор поднял руку, прося о снисхождении, Нерон неожиданно протянул руку большим пальцем вниз. Толпа громко запротестовала, и рука Нерона дрогнула.

— Смелее! — поощрил его Петриус и протянул собственную руку большим пальцем вниз.

Победивший гладиатор вонзил свой меч в сердце побежденного. Толпа ахнула. Но когда победитель вынул меч и поднял его вверх так, что кровь с него потекла по его руке, толпа разразилась приветственными криками.

Нерон радостно улыбнулся Петриусу. И когда упал следующий гладиатор, уже толпа держала руки пальцами вниз и в восторге наблюдала, как победитель одним ударом перерезал упавшему горло, залив весь песок кровью.

— Приятно убивать! — прошептал Нерон, ощутив сексуальное возбуждение.

— Еще лучше, когда меч держит твоя рука.

— Ты — центурион. Тебе проще, мне труднее, — сказал Нерон, положив пухлую руку на твердое бедро Петриуса.

— Трудно, но возможно, император. — Глаза Петриуса задержались на губах Нерона. — Почему бы нам не пойти куда-нибудь, где мы будем одни и я смог предложить кое-что, что придется тебе по вкусу?

Рука Нерона сжала колено нового фаворита.

— Еще один бой? — алчно прошептал он.

Маркус Магнус ощутил глубокую печаль. Ему хотелось увести младшего брата от порочного Нерона. Но слишком поздно. В данном случае соблазнителем был Петриус, и если он мог научить пороку такого испорченного человека, как Нерон, помочь ему было уже невозможно. Ибо для Петриуса речь шла не о сексе, все дело было во власти. Маркус понимал, как он гордится тем, что может манипулировать императором Рима. Он совсем расстроился, наблюдая, как после боев они уходят вместе.


Воздух в роскошной опочивальне Нерона был густо пропитан благовониями, которые рассеивались из отверстий в высоком потолке. Нерона в двадцать пять лет уже перестали возбуждать женщины. Он перешел на мужчин, но хрупкие рабы, которых ему доставляли десятками, не слишком его устраивали. Их легко было унизить, они плохо переносили боль и жестокость как по отношению к себе, так и по отношению к другим.

Молодой император предпочитал более мускулистых партнеров, которые не верещали, если ему вздумалось их выпороть, и обладали достаточной силой, чтобы удержать жертву, пожелай он заняться более изощренными пытками. Все они были обычно уродливыми и тупыми, полностью лишенными эмоций, но их физические достоинства приносили ему облегчение.

Петриус Магнус был совсем другим. Нерон уже много лет так не восхищался своим любовником. Молодой человек отличался женской красотой и имел мускулистое тело центуриона. Он хорошо понимал, каким наркотиком является кровопролитие. Он был редкостью — красивое грубое животное.

Нерон развалился на своем диване, обтянутом пурпурным шелком, и Петриус раздел его. Чтобы поддержать эрекцию императора, они вели соответствующий разговор.

— Несколько недель назад я решил поэкспериментировать с одним из этих ублюдков-христиан. Я велел перевязать ему член кожаным ремешком, потом заставил его пить и пить. Мне было любопытно, что случится, когда он переполнится, но не сможет помочиться.

— Это возбуждало? — спросил Петриус, медленно снимая с себя тунику.

— Не слишком. Я-то думал, что его член раздуется неимоверно. Но было довольно забавно. Когда он начал бегать кругами и орать, то все время падал. Но у него лопнул мочевой пузырь, так что он слишком быстро умер.

Петриус уже снял с себя все за исключением кожаного футляра, который прикрывал его член и удерживался тонким ремешком, перепоясывающим его узкие бедра. Некоторые центурионы носили такие футляры, чтобы защитить пенис во время битвы. Нерон немедленно отреагировал, увидав это черное сооружение. Однако Петриус хотел довести его до безумия, прежде чем доставить облегчение. Поэтому он детально рассказал, какие раны могут быть нанесены и куда именно, чтобы оттянуть смерть и насладиться обилием крови.

Когда Нерон уже тяжело дышал, Петриус толкнул его на диван и наклонился над ним. Он ни за что не допустит в себя короткий и толстый пенис Нерона. Нерон смотрел с обожанием на шелковистые ресницы Петриуса и его красивый рот, доставляющий ему такое наслаждение.

Затем Петриус велел Нерону встать на колени. Когда римский император послушно плюхнулся на пол, Петриус испытал такое всесилие, какого не испытывал никогда. Вот это удовольствие! Пройдет совсем немного времени, и Нерон будет слушаться его во всем, не только в сексе. Он получит контроль над самой душой Нерона. Вот это будет власть, вот это будет слава!


Глава 26


Маркус получил официальное разрешение жениться еще до конца дня. Вечером он сел, чтобы написать Диане и сообщить приятные новости. Она беспокоилась, что с разрешением могут возникнуть трудности, а это доказывало, как ей хочется выйти за него замуж. Какое-то внутреннее беспокойство также заставляло его поторопиться. Он полагал, что если она станет принадлежать ему по закону, то не сможет вернуться туда, откуда пришла, да и боги не захотят отнять ее у него.

Маркус никогда еще не писал любовных писем и обнаружил, что не может выразить свои чувства в словах на восковой дощечке. В результате письмо больше напоминало военное сообщение. Перечитав его, он поморщился от командирского тона и заставил себя добавить пару предложений поцветистее:


Каждый день, проведенный без тебя, длится сто часов, каждая ночь — тысячи часов. Приготовь все, чтобы мы могли обвенчаться сразу же, как я вернусь. Мое сердце принадлежит тебе. Твой муж Маркус.


Он начал смотреть на многие вещи глазами Дианы. Если раньше он с удовольствием наблюдал за боями гладиаторов, то теперь увидел, насколько они жестоки, как цинично демонстрируют пренебрежение к человеческой жизни, прикрытое помпой и мишурным блеском.

Они с Юлием провели вечер, подпаивая сенаторов, и завтра им предстоит делать то же. Маркус чувствовал, как сильно он устал. Для него это было труднее, чем четырнадцать часов занятий с легионерами, которые учились переплывать бурную реку.

Как выяснилось, Петриус разделял с Нероном самые его дикие и порочные удовольствия. По ночам Темные улицы Рима становились опасными. Освещения не было, и после заката солнца город, в котором бурлила жизнь, погружался в темноту и молчание.

Лишь грохочущие тележки и фургоны, доставляющие товары, катились по узким улицам Субуры. Днем им не разрешалось появляться на тесных римских улицах. Простые граждане обычно не высовывали носа после наступления темноты, поскольку, несмотря на охрану, город кишел ворами, грабителями и откровенными бандитами, называемыми siccarii, что означало «люди с кинжалами».

Те, кто побогаче, возвращались после ужина у друзей в сопровождении рабов с факелами. Аристократов Рима не пугала темнота, они не могли отказать себе в ужине, этом завершающем день событии. Вскоре среди распутной молодежи стало модным шляться по темным улицам, нападая на несчастных граждан, не имеющих достаточной защиты.

Петриус, Нерон и несколько отборных охранников, которые одновременно были и его любовниками, надевали маски и, вооружившись дубинками, кинжалами и другим оружием, отправлялись на страшную охоту. Петриус обещал Нерону, что когда его кинжал обагрится первой кровью, впечатление будет равносильно оргазму. Чтобы продлить удовольствие, негодяи охотились за «сувенирами», а поутру сравнивали свои трофеи и объявляли победителя. Очки давались за отрезанные пальцы, уши и носы, но самое большое количество очков получал наивысший приз— отрезанный пенис!


Ливи и другие женщины-рабыни посвятили Диану во все таинства римской свадьбы. Венчаться она будет в tunica recta — цельном одеянии, что считалось хорошим предзнаменованием. Пояс вокруг талии завяжут сложным «узлом Геркулеса», который должен развязать жених. Под одеяние надевать ничего не полагается, но волосы следует покрыть вуалью, скрепленной на волосах цветочным венком. Цветы она должна сорвать сама, и среди них обязательно должны быть веточки священного растения — вербены.

Сама церемония довольно проста, никаких религиозных обрядов. Однако полагается жертвоприношение, причем предсказатель должен рассмотреть внутренности и определить, одобряют ли боги этот брак. У алтаря сам жених, без помощи жреца или чиновника, задаст ей вопрос: «Хочешь ли ты быть моей mater familias[38 - Mater familias — мать семьи. Pater familias — отец семьи.]?» Затем, в свою очередь, невеста спрашивает жениха: «Хочешь ли ты быть моим pater familias?» Под радостные крики они возложат на алтарь пирог и вино и посвятят их Юпитеру и Юноне.

Айви рассказала ей, что во время свадебной процессии невеста цепляется за свою мать, а жених отрывает ее от матери и вносит в дом под звуки флейт. Целый оркестр флейтистов идет за новобрачными перед гостями.

Тит Магнус попросил Диану назвать все, что ей нужно для свадьбы, чтобы Лукас успел сделать необходимые заказы. Когда прибыли короба из сандалового дерева и Диана увидела великолепие нарядов, ее глаза наполнились слезами благодарности. Диана уже знала, что вуаль может быть любого цвета, какой она только пожелает, и нарочно выбрала красный, именно потому, что для невесты эпохи короля Георга это посчиталось бы верхом неприличия.

Вуаль из невесомого алого шелка, которую она достала из короба, была привезена из Китая и стоила баснословно дорого. Кремовая туника и в самом деле была соткана одним куском, без швов и вышита кремовыми розами, на лепестках которых, как капли росы, сверкали хрусталики. Кремовые кожаные туфельки украшал жемчуг.

Диана нашла Тита в библиотеке. Когда он увидел, как она рада его простым подаркам, то улыбнулся, представив выражение ее лица при виде драгоценностей, которые он выбрал для нее. Сегодня утром у него побывал самый знаменитый ювелир в Риме, и Тит отобрал украшения для своей новой дочери. Он приказал, чтобы в центр ожерелья вставили большой аметист — в тон ее прелестным глазам, и заплатил, чтобы работа была выполнена немедленно.

Старик и молодая женщина прекрасно чувствовали себя в обществе друг друга. Когда Тит попросил ее почитать вслух, ей это чрезвычайно польстило. Тит любил выпить кубок вина, которое Диана наливала ему сама из кувшина, стоящего на буфете в библиотеке, чтобы не звать раба, который нарушил бы их уединение. Они проводили так время днем и снова встречались вечерами. Ей это болезненно напоминало вечера, проведенные с ее собственным отцом.

— Ливи посвятила меня во все детали римской свадьбы. Она на удивление похожа на наши свадьбы в Британии за исключением одного. — Диана поколебалась, потом смело бросилась вперед: — А кровавое жертвоприношение обязательно?

— Это освященный временем ритуал. Гости будут разочарованы, рабы начнут шептаться, что это плохая примета.

— Жизнь драгоценна. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то лишался жизни, — призналась она.

— Разве ты не ешь мяса и не носишь кожаной обуви, Диана? — тихо спросил он.

— Да, ношу. — Диана смущенно улыбнулась. — Я знаю, что непоследовательна.

— Выпей со мной вина.

Когда она налила вина и протянула ему его бокал, он задержал ее руку в своей.

— Если рабы желают рассматривать внутренности, я велю им это сделать на тех животных, что будут забиты для пира. Я не хочу ничем тебя огорчать в день твоей свадьбы. Пусть это будет самый счастли вый день в твоей жизни.

— Надеюсь, гости понимают, что процессии не будет?

— Ну разумеется. Мы устроим процессию через виллу и сад до флигеля. Колонны у входа будут увиты шерстью, двери смазаны маслом — это символы благополучия. Маркус перенесет тебя через порог, чтобы ты не споткнулась, поскольку это плохая примета, затем подаст тебе чашу с водой и горящую головню, чтобы показать, что тебе полагается защита наших семейных богов.

Она улыбнулась ему:

— Кроме защиты Маркуса, мне ничего не нужно.


Глаза Маркуса расширились от удивления, когда он увидел, как изменился Цирк Флавия. Все было сделано так, как описывал Нерон: горы, пещеры и даже лес. Хотя зверей еще не выпустили для охоты, их рев и рычание были слышны по всей арене.

Юлий сел между двумя влиятельными сенаторами, Маркус последовал его примеру. Ложу императора окружали охранники-преторианцы, но сам Нерон со свитой еще не прибыл. Поскольку охота устраивалась в честь императора, она не могла начаться до его прибытия.

Когда толпа начала волноваться, группа музыкантов вывела на арену танцующих обезьян на длинных цепочках. Их обучили цирковым трюкам, так что они сумели на некоторое время отвлечь внимание зрителей. Но вскоре они надоели толпе, и та разразилась криками, требуя начала представления. Тогда вдоль арены поставили гладиаторов-бестиариев, которые позднее должны были участвовать в охоте. Зрители начали выбирать себе фаворитов и делать ставки. Гладиаторы были вооружены по-разному. Некоторые держали копья, другие — луки и стрелы, третьи предпочли мечи или сети и трезубцы.

Наконец прибыл Нерон. Когда он подошел к краю ложи и поднял руки, толпа взревела. Петриус уселся прямо за Маркусом, наклонился и шепнул ему на ухо:

— Эта жирная свинья воображает, что они его обожают, на самом же деле им не терпится увидеть, как прольется кровь.

Маркус повернулся к брату и заметил, что зрачки его глаз сужены. Значит, Петриус принял большую дозу наркотиков, и Маркус решил, что он сделал это, чтобы заглушить боль.

— Как твоя рука? — спросил он.

Петриус сжал руку в кулак.

— Ничего не чувствую. Не волнуйся ты так. — Он разжал кулак. — Я его совсем прибрал к рукам.

Именно это и начинало беспокоить Маркуса. На Петриуса нельзя было положиться. Надо будет поговорить о нем с Юлием. Этого молодого мерзавца следует где-нибудь запереть, пока он не наделал беды. Маркус решил отвести его в сторонку после игр и поговорить откровенно.

Внезапно толпа издала дикий вопль — выпустили зверей. Началось настоящее столпотворение — львы, леопарды и медведи кинулись друг на друга. Умные львицы гонялись за медведями группами, устраивая кровавую бойню. Гладиаторам без особого труда удавалось прирезать диких зверей, которых инстинкт заставлял обороняться от себе подобных.

Зрелище вызвало у Маркуса отвращение. Он ожидал интересной охоты, где человек остается один на один со зверем и все зависит от его быстроты, мужества и сообразительности.

Юлий и сидящие рядом с Маркусом сенаторы тоже, похоже, находили зрелище отвратительным. Маркус не удержался, чтобы не высказать свое неодобрение.

— Мне кажется, мы увидели достаточно, — сказал Юлий, когда они прошли в передние ряды ложи, чтобы попрощаться с императором.

Ему явно не понравилось, что они уходят.

— Не может быть, чтобы вы уже уходили? На середину дня назначены казни. Я изобрел изощренные пытки для врагов Рима.

Заговорил один из сенаторов, принадлежавший к старой семье патрициев.

— Сегодня днем заседание сената, император. Так что мы сейчас направляемся в курию.

Нерон понимал, что не стоит возражать почтенному сенатору. Хоть он и император, сенат пользуется таким авторитетом и популярностью, что приходилось хотя бы внешне с ним считаться. Если они захотят, то могут его сместить. Хотя армия и император обладали большой властью, высшая власть принадлежала сенату.

Когда Маркус заметил, что Петриус собирается остаться с Нероном и насладиться зрелищем казней, он властно взглянул на него. Потом кивком головы приказал ему следовать за собой, и Петриус немедленно повиновался.

Маркус отвел Петриуса подальше от Юлия и сенаторов, прежде чем начал ему выговаривать:

— Я прикрыл тебя, когда ты дезертировал со своего военного поста, и если ты собираешься изображать проститутку при Нероне — это твое личное дело, но не смей позорить семью Магнусов или огорчать нашего отца, принимая наркотики на его вилле! Чтобы ты в таком виде в его доме не появлялся!

Когда Петриус вернулся к императору, тот увидел, что он расстроен.

— Что тебя беспокоит, любовь моя? Скажи Нерону, тогда он сможет помочь.

— Мы с моим братом Маркусом очень близки. Он собирается жениться на британке, но боится, что она предала его. Он слышал, будто она шпионка христиан, посланная кельтскими племенами, чтобы соблазнить его. Маркус боится, как бы с отцом что-нибудь не случилось, пока он находится здесь с прокуратором и сенаторами. Он умолял меня вернуться на виллу и присмотреть за этой хитрой стервой, пока он не сможет сам с ней разобраться.

— Останься со мной. Я пошлю преторианца арестовать ее.

— Нет, у него пока нет доказательств ее измены, но мне приятно, что ты готов помочь и сам назначишь ей наказание, если она попробует причинить вред дому Магнусов.

— По крайней мере останься на время казней. Я изобрел так называемый «живой факел». Зрелище пот

рясающее!


Диана провела утро в саду, стараясь научиться плести свадебный венок из цветов и веточек вербены, потом очень вкусно пообедала у бассейна. По дороге в библиотеку, где она собиралась читать Титу, ее остановил Тор и взмолился, чтобы она освободила его от неожиданных обязанностей.

— Леди Диана, пожалуйста, найдите какое-нибудь дело для Ливи и других девушек., Они не дают мне прохода!

— Ты совсем вымотался. Ты хоть спал прошлой ночью?

Тор отрицательно помотал головой.

— Когда вы в библиотеке с отцом господина, они рвут меня на части.

— Рядом с библиотекой есть комната. Я им скажу, что ты должен написать для меня письма.

— Леди, я ни читать, ни писать не умею! — жалобно признался он.

— А откуда им об этом знать? — резонно ответила она.

Диана позвала Ливи, которая пряталась за колоннами, ожидая, когда она удалится в библиотеку.

— Мне сегодня нужен Тор, чтобы разобраться с моими письмами. Возьми девушек, и приберитесь в моей опочивальне. — Она подмигнула Тору. — Отдыхай, пока есть возможность.

Тит был в разговорчивом настроении. Он вспоминал о своей собственной свадьбе, рождении своего первенца, рассказывал, каким Маркус был в детстве. Диана могла бесконечно слушать, как он хвалит Маркуса, от души надеясь, что сможет родить ему сына по его образу и подобию.

Она налила Титу стакан вина и села в кресло около его дивана. На ней была темно-красная тога, которая делала ее фиалковые глаза темнее и прекрасно контрастировала с белокурыми волосами. Тит с одобрением смотрел на нее поверх бокала. Внезапно его горло обожгло огнем. Он вцепился в него ногтями, и бокал выпал из его рук.

Глаза Дианы расширились от ужаса, когда вино пролилось на его белоснежную тогу, а из горла начали вырываться кошмарные, булькающие звуки. Ее парализовало от страха. Она понимала, что требуется немедленная помощь, и в то же время знала, что уже слишком поздно. Она, шатаясь, пошла к двери, чтобы позвать Лукаса, но вместо него в комнату вошел Пет-риус и немедленно набросился на нее с обвинениями:

— Ты отравила моего отца!

— Нет! — в ужасе выкрикнула она, повернувшись к Титу, который неподвижно лежал на диване со страшной гримасой боли на застывшем лице.

Петриус вытащил кинжал и стал надвигаться на нее.

— Тор! — взвизгнула Диана.

Тот немедленно ворвался в комнату, держа руку на рукоятке меча. Но не успел он его выхватить из ножен, как Петриус пырнул его в живот.

Диана снова закричала, глядя на весь этот кошмар. Пока Тор извивался на мозаичном полу, пытаясь помешать внутренностям вывалиться, Петриус наклонился и перерезал ему горло.

У дверей столпились Лукас и десяток домашних рабов. Петриус решительно повернулся к ним:

— Она отравила моего отца! Ее раб пытался убить меня!

— Нет! — зарыдала Диана. — Он сам это сделал!

Лукас знал, что Тит и невеста Маркуса любили друг друга.

— Нет, она не могла этого сделать! — запротестовал он.

Петриус сохранил ледяное спокойствие. Безжалостно и зловеще он произнес:

— Если не она отравила вино, значит, это сделал кто-то из рабов. Ты знаешь, что бывает, когда раб убивает хозяина? Казнят всех рабов в доме…

Лукас в ужасе отступил. Всего месяц назад двести домашних рабов распяли за то, что они убили своего хозяина-тирана.

— Лукас, немедленно пошли за префектом! Я запру ее в кладовке до его прибытия.

Диана страдала из-за Маркуса. Он будет убит смертью своего отца. Петриус схватил ее за волосы. Поиграл перед лицом кинжалом, с которого все еще капала кровь Тора.

— Когда мой брат узнает, что ты натворила, это разобьет его сердце! — ухмыльнулся он.

— Маркус никогда не поверит, что я способна на такое невероятное зло. — По ее щекам бежали слезы боли и отчаяния. Он потащил ее в подвал, где находилась кладовка. Там была крепкая дверь, окна с решетками и набор наручников и цепей, предназначенных для провинившихся рабов.

Он заставил ее встать на колени, надел наручники и приковал их к полу. Затем взял ее рукой за подбородок, заставив взглянуть на себя.

— Ты считала, что слишком хороша для меня. Вы с Маркусом сговорились отнять у меня землю и богатство, но я так или иначе получу все, а ты, прекрасная сука, получишь то, что заслужила.

Когда он закрыл за собой дверь, Диана едва не задохнулась от страха. Она знала, что он скорее всего безумен. Он отравил собственного отца, а вину за это возложил на нее. Потом она вспомнила Тора, который умер, пытаясь прийти ей на помощь, и груз вины на се плечах потяжелел вдвое.

Она попробовала отогнать страх и поразмыслить. Маркуса должны известить о смерти отца. Разумеется, Петриус постарается оклеветать ее, но Маркус знает, что она не могла убить. Диану преследовал запах крови. С ее губ сорвался стон. Маркус приедет. Маркус защитит ее от всего мира, если в этом будет необходимость. Разве не говорила она Титу, что, кроме Маркуса, ей не нужно никакой защиты?


Глава 27


Диана не могла унять дрожь. Она охрипла, доказывая свою невиновность; голова болела оттого, что Петриус злобно дергал ее за волосы, а ее надежды избавиться от этого кошмара быстро угасали.

Когда приехал префект, он поверил каждому слову негодяя Петриуса. На возражения Дианы никто не обратил внимания. Петриус настаивал, что она раба Магнуса, поэтому ее перевезли в ergastula, подземную тюрьму для рабов, куда сажали самых гнусных подонков и уголовников из рабов и которая напоминала скорее собачью конуру.

В тюрьме стоял густой, зловонный запах человеческих страданий. Там сгрудились сотни заключенных, некоторые из них — совсем дети, но в большинстве — мужчины, приговоренные либо к пожизненной каторге, либо к смерти. Они смотрели на ее золотые волосы и красивую тогу так, будто это какое-то диво, и она благодарила Бога за то, что все заключенные в оковах: только это мешало им надругаться над ней.


Петриус из тюрьмы вернулся к Нерону. Кровь бурлила в его жилах. Самый великолепный день в его жизни, и он еще не кончился! Когда он думал о завтрашнем дне, сердце начинало бешено колотиться. События напоминали ему греческую трагедию, развертывающуюся на гигантской сцене. Причем Петриус был не только ведущим актером, но и автором!

Он кинулся на грудь императору, изобразив величайшие страдания. Он сделал это столь искусно, что возбудил Нерона.

— Я не могу сказать моему брату о смерти отца, не могу… не могу — рыдал он.

— Ее приговорят к смерти. Ее страдания превзойдут твои. Если хочешь, повелю привести ее сюда сегодня. Пытай ее, и, когда ты увидишь, как она умирает, тебе станет легче.

Петриусу весьма приглянулась эта идея. Ему бы хотелось замучить ее до смерти! Но его главной целью были не страдания Дианы. Петриус хотел отомстить Маркусу. Он хотел не просто страданий Маркуса — он жаждал его агонии.

— Нет, моя боль — ерунда. Меня больше всего мучит мысль о страданиях моего брата! Он собирался завтра присутствовать на гонках в Большом Цирке. Он уже много лет о них мечтал. Я не могу сказать ему о смерти отца, прежде чем не придумаю что-то, способное хоть как-то облегчить его страдания. Он захочет неминуемо отомстить женщине, которую сам привел в наш дом. Если я сделаю Маркусу этот подарок, то отплачу ему за все, что он для меня сделал.

— Петриус, это — прекрасное предложение! Ее казнят поутру в Большом Цирке. Зрелище получится великолепное! Половина Рима станет свидетелем торжества справедливости. Я превращу ее в живой факел!

— И львы! Мне хочется, чтобы были львы. — Петриус видел, что Нерон возбуждается.

— Да, конечно. Устроим гонку, люди смогут делать ставки. Кто доберется до нее первым: голодные звери или огонь?

— Как мне благодарить тебя, император? Петриус напрасно спрашивал. Нерон уже опустил

ся на колени…


Маркус потерял сон. Днем он обращался к сенаторам в курии, и красноречие не подвело его. Когда он рассказывал о Британии и Аква Сулис, слова шли от самого сердца. Он относился к этому уголку империи со страстной любовью, потому что провел там много лет, и каждый из присутствующих сенаторов почувствовал эту страсть и поверил в искренность его слов.

После его речи Юлий Классициан, прокуратор Британии, добавил несколько слов от себя. И когда они общались с сенаторами после заседания, оба были почти уверены, что убедили сенат отозвать Паулина из Британии.

За ужином Юлий высказал удовлетворение их успехами. Он был лично знаком с Петронием Турпилианом, чье имя называлось чаще всего. Тот был опытным военачальником и хорошим наместником в одной из провинций Галлии.

— На все потребуется время, государственная бюрократическая машина крутится медленно, но мы сдвинули ее с места, так что перемены к лучшему неизбежны. Я очень благодарен тебе за помощь, Маркус. Если бы ты не поехал со мной в Рим, все бы растянулось на годы. Как мне отплатить тебе?

— Придя на свадьбу, ты будешь одним из немногих, кого Диана знает.

— Я полагаю, ты спешишь вернуться к своей очаровательной невесте?

«Спешишь — не то слово, чтобы описать мои чувства. Я пуст без нее».

— После завтрашних гонок я вернусь на отцовскую виллу. Я хочу поскорее жениться. Если я еще тебе понадоблюсь, я готов вернуться, но после свадьбы.

— Как же ты нетерпелив! Но любовь так мимолетна, что надо ловить ее и наслаждаться моментом.

Лежа в постели, Маркус задумался над словами Юлия и понял, что он с ним не согласен. «Настоящая любовь, такая, как у меня, — вечна, — подумал он. — Я буду любить Диану вечность». Он потянулся. Без нее в постели так пусто! И не только в постели. Он тоже чувствовал себя пустым, будто его ограбили.

Маркус закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от чувства одиночества. Он вспомнил ее запах, потом перед ним возникло ее лицо. Вокруг ее головы было сияние, оно становилось все ярче. Он уже от души пожалел, что не поехал к ней сегодня. Ему значительно легче обойтись без Большого Цирка, чем без нее. В тишине ночи ему послышался ее голос, зовущий его.

— Скоро, любовь моя, совсем скоро, — пробормотал он.

— 

Пока Диана сидела, сжавшись в комочек от страха, она слышала, о чем говорят рабы вокруг нее. А говорили они об избиениях, порках и клеймении. Она заметила, что у многих на лбу выжжены буквы. На заре многих рабов гоняли на крупорушки, где привязывали к приводу жерновов и погоняли целый день, как ослов. Другие, скованные цепями в группы, где было много детей, до темноты работали в поле. Третьи по пятнадцать часов в сутки добывали камень, мрамор и песок для строительства.

Они говорили о плетках со свинчаткой, о рыбах, пожирающих человеческую плоть, которых разводили в прудах за тюрьмой, о восстаниях рабов. Восстание рабов под предводительством Спартака все еще не было забыто, но Диана слышала апатию и безнадежность в их голосах и знала, что сейчас восстанию произойти не суждено.

Мужчины жаждали, чтобы их продали в школу гладиаторов, потому что знали: в противном случае их бросят на арену — на съедение медведям или львам. Как гладиаторы они по крайней мере имели шанс победить. И еще они говорили о распятии и наиболее распространенном способе казни, называемом furca, когда голову жертвы помещали в отверстие между двумя столбами в форме буквы «V» и профессиональные палачи забивали жертву плетками до смерти.

Диана постаралась больше ничего не слышать. Как римляне не понимают, что такая жестокость разрушает душу не только раба, но и господина! Ей нельзя было приезжать в Рим. Она всегда это знала. Роскошь немногих счастливцев была куплена нищетой и пожизненными страданиями большинства. Как могли римляне не слышать нестройного хора нищих и страждущих, бряцания оков, щелканья плеток и стонов человеческого скота?

— Маркус… Маркус… — шептала она, цепляясь за последние проблески надежды.


На заре тюрьма опустела, остались лишь приговоренные к смерти, чья казнь должна была состояться в этот день. Когда за ней пришли два охранника-преторианца, в сердце Дианы появилась надежда. Она сказала им, что выходит замуж за Маркуса, и умоляла отвести ее к нему, на что они ответили:

— Мы знаем, что ты — особая пленница. Сам император дал нам указания.

Они отвели ее в тюремную баню, где ей разрешили вымыться и расчесать волосы. Ей ничего не оставалось, как снова надеть темно-красную столу. Затем ее посадили в носилки и направились туда, куда устремлялась вся толпа.

— Куда мы идем? — нерешительно спросила Диана. — В Большой Цирк, — последовал лаконичный ответ.

«Большой Цирк? Маркус не пойдет на гонки, ведь его отца убили! Это, верно, какая-то ошибка».

— Вы должны отнести меня на виллу Тита Магнуса на склоне горы Эсквилин.

— У нас приказ императора, — ответили ей. Возможно, Маркус обратился к самому императору с просьбой освободить ее? Наверное, так оно и есть! Снова в ней замерцала надежда. Но тут же разлетелась вдребезги, когда ее поместили в камеру под Большим Цирком и заперли. В воздухе тяжело пахло конским навозом.

Ее переполнял страх, она не могла понять, зачем ее сюда привезли. В горле так пересохло, что она не могла глотать. Хотя бы каплю прохладной воды! Диана терялась в догадках о своей судьбе, и воображение рисовало ей самые жуткие картины.

Пока Диана стояла, вцепившись в прутья решетки, она видела, как по подземным переходам тащат роскошные колесницы, украшенные серебром и золотом. Она крикнула людям у этих колесниц, но они не обратили на нее внимания. Они старались не встречаться с ней глазами, будто она прокаженная.

За колесницами провели четверки великолепных лошадей самых разных мастей — вороных, гнедых, чалых, серых, буланых и чисто белых. Лошади беспокоились и плохо подчинялись. Она смутно соображала, что это, верно, те лошади, которые будут участвовать в гонке колесниц. Им явно не терпелось дать выход своей энергии на большой арене.

Может быть, ее повезут на одной из этих колесниц к Нерону? Вряд ли это возможно, но ведь и все, что случилось с ней за последние сутки, тоже совершенно невероятно…


Маркус приехал в Большой Цирк рано. Сегодня выступали самые лучшие гонщики, и он восхищался их умением. Он по собственному опыту знал, как трудно управлять четверкой лошадей, особенно на поворотах. Победа в состязании зависела от многого. Не только от характера и подготовки лошадей, но и от веса колесницы, смазки осей, длины поводьев и состояния дорожки. Все это имело первостепенное значение.

Но самым главным фактором победы в состязании колесниц был человек. От него требовалось не только умение, мужество и решительность, но и бесшабашность, и железная воля к победе. Здесь победить мог только настоящий мужчина!

Наблюдая, как выводят из подземных конюшен лошадей и колесницы, Маркус испытывал нарастающее волнение. Несмотря на раннее утро, день обещал быть чудесным. Когда гонки закончатся, он немедленно уедет и устроит Диане сюрприз. Сегодня определенно один из самых счастливых дней в его жизни!

Задержавшись у колесниц, Маркус появился в императорской ложе позже других. Все повернулись в его сторону, когда он вошел и приветствовал Нерона. Маркус улыбнулся, извиняясь за опоздание. Его черты были такими сильными и гордыми, что Нерон удивился, как это он мог посчитать красавцем Петриуса.


Диана вскрикнула, увидев охранника, открывшего ее камеру, — голый гигант в набедренной повязке и с горящим факелом в руке. Мускулы его тела блестели от масла, и она отшатнулась, разглядев его лицо. Уродливое, суровое лицо без всякого выражения. Глаза казались мертвыми — настолько они были бесстрастны. Он походил на палача!

И внезапно она поняла, что кошмар еще только начинается. Чтобы он до нее не дотрагивался, она сама вышла из камеры и кивнула ему. Следуя за ним на арену, Диана принялась молиться. Глубоко в душе она понимала, что это бесполезно, поэтому обращалась к святому Иуде[39 - Иуда — один из двенадцати апостолов; не путать с Иудой Искариотом.]:

«О великий святой Иуда, апостол и мученик, прославившийся своею добродетелью и чудесами,

верный ученик Иисуса Христа, праведный защитник всех тех, кто прибегает к твоему покровительству в тяжелый момент. К тебе обращаюсь из глубины сердца своего, и смиренно прошу тебя, кому Господь дал великую силу, прийти мне на помощь…» Размер толпы поразил ее. Шум стоял такой, что у нее заболели уши, но потом она перестала его замечать, слыша лишь стук собственного сердца. Она не могла глотать, и боль в горле перешла на сердце.

Диана шла как в трансе. Ей некуда было деваться, только идти вперед. Закричи она, все равно никто не услышит. Если она побежит, ее грубо схватят и приволокут назад. Если начнет умолять и унижаться, ей это не поможет. У нее осталось лишь чувство собственного достоинства. Она подошла к столбу, собрав все свое мужество.

Диана гордо подмяла подбородок, когда страж привязывал ей руки и лодыжки к семифутовому просмоленному столбу. Но когда он поджег верхний конец столба, она задрожала. Она стояла лицом к императорской ложе, но солнце слепило ей глаза, и она закрыла их.

Смутное беспокойство в груди Маркуса разрасталось, когда он заметил, что все поглядывают на него с жалостью. Наконец заговорил Нерон:

— Нам жаль сообщать тебе трагические новости в такой прекрасный день, доблестный воин. Но твой отец мертв, его отравила предавшая тебя женщина.

— Нет! — Возражение было твердым и решительным. Он с гневом повернулся к Петриусу.

Брат выступил вперед и показал рукой на арену:

— Вот мой тебе подарок, Маркус.

Тот круто повернулся и увидел ее. Он сразу догадался, что это Диана, по прелестным светло-золотистым волосам. Она была в его любимой столе.

— Нет! — Крик разорвал воздух. Смесь ярости, боли и страха ледяными пальцами сжала его сердце так, что он не мог дышать.

Маркус рванулся к бортику ложи и спрыгнул на арену с высоты в двадцать пять футов. Он спружинил ногами, ударившись о твердое покрытие дорожки, и, не успев выпрямиться, побежал.

В тот же момент на дальнем конце арены открылись ворота, и оттуда вырвалась пара львов, которых не кормили целую неделю.

Толпа вскочила на ноги, раздались оглушительные крики. Вот это спорт! Вот это гонка! Кто добежит до женщины первым — воин, львы или огонь?

Маркус обладал железной волей. Он был из тех, кто не признает поражения, даже если оно очевидно. Он выхватил короткий меч и приказал своим мощным ногам нести его быстрее.

Маркус и львы добежали до цели одновременно. Один прыгнул на него, а другой — на Диану. Вспарывая брюхо льву, Маркус услышал ее дикий крик.

Он отбросил тяжелое тело зверя в сторону и вонзил свой меч в тело второго льва. Смертельно раненный, тот оторвался от своей жертвы, но успел огромными когтями разорвать ей грудь, плечо и шею.

— Маркус!..

Он с ужасом увидел, что ее волосы уже охватило пламя от горящего просмоленного столба над ее головой. Он впился взглядом в ее страдающие глаза.

— Я буду любить тебя вечно и за гробом!.. — поклялся он, поднял обе руки и вонзил свой меч ей в сердце.


Глава 28


Диана почувствовала резкий толчок, подобный удару молнии. Только что ей было невыносимо жарко, вдруг она вся заледенела. Она чувствовала, как проносятся мимо волны холодного воздуха. Барабанные перепонки готовы были лопнуть. Ей казалось, что она падает, и внезапно она очнулась с криком ужаса, вся дрожа.

Первое, что она увидела, — персикового цвета покрывало на кровати, где она лежала. Диане показалось, что она вернулась в опочивальню в Аква Сулис. Потом она почувствовала сильные руки Маркуса и поверила, что находится в безопасности. Она облегченно вздохнула.

— Марк… Марк… Маркус, — сквозь рыдания забормотала она. — Мне приснился ужасный сон, будто меня казнят на арене Большого Цирка! Слава Богу, что я проснулась!

— Тихо, тихо… — Проговорил низкий голос, успокаивая ее.

— О Господи, все было так реально! Обними меня… В твоих руках мне ничего не страшно.

Когда его руки обняли ее, она потерлась щекой об его мускулистую грудь. Она казалась каменной, и Диана с отчаянием ребенка прижалась к ней. Даже знакомый запах его тела успокаивал ее. Он гладил её по голове, пока она не перестала дрожать. Диана снова всхлипнула и прошептала:

— Милый, я не могу поехать с тобой в Рим! Пожалуйста, не проси меня, Маркус. Постарайся понять.

— Леди Давенпорт, вы знаете, где вы? Вы меня узнаете?

Глаза Дианы расширились, обежали комнату, и постепенно она начала понимать, что это та самая елизаветинская спальня, где она ночевала, когда навещала Хардвик-холл. Она закрыла глаза, чтобы прийти в себя. Открыв их вновь и обнаружив, что она все еще в персикового цвета комнате, она прошептала:

— Боже милостивый, я вернулась!..

Обнимавший ее мужчина ослабил объятия и откинулся назад, чтобы она могла разглядеть его лицо. Его черные глаза смотрели на нее настойчиво, как будто он пытался прочесть ее мысли.

— Да, в самом деле вы вернулись. Весь вопрос — откуда? — резко спросил граф Батский.

Диане не хотелось возвращаться в свое время, но она совершенно определенно не желала бы вновь оказаться в Риме. Она чудом спаслась! Но потом Диана доняла, что время не имеет никакого отношения к ее тоске. Она не могла вынести разлуки с Маркусом. Но их никто и не разлучал! Вот же он, обнимает ее. Марк Хардвик был Маркусом Магнусом. Она знала это так же точно, как и то, что она — Диана Давенпорт. Вся беда в том, что он-то этого не знал!

Она внимательно посмотрела ему в лицо. Если не считать шрама, он выглядел точно так же. Она знала этого мужчину в таких интимных деталях, как ни одна женщина не имела права его знать. Разумеется, он поверит ее рассказу. Диана глубоко и судорожно вздохнула:

— Все началось, когда я зашла в антикварный магазин и нашла там римский шлем. Когда я надела его, меня перенесло в то время, когда римляне оккупировали Бат. Он тогда назывался Аква Сулис…

— Я знаю, что он назывался Аква Сулис, — сухо перебил он. — Я ведь археолог.

Она улыбнулась:

— Все римское завораживает тебя, потому что ты и в самом деле когда-то жил в Аква Сулис. Тебя звали Маркус Магнус. Ты был примипилом, тренирующим легионеров перед отправкой в Уэльс.

Граф смотрел на нее с таким видом, будто перед ним сумасшедшая. Он встал, угрожающе возвышаясь над ней.

— Вас не было несколько месяцев. Вы представляете себе, какое беспокойство и скандал вызвало ваше исчезновение? — Его лицо посуровело. — Когда вы захотите рассказать мне правду, я с радостью выслушаю. — Он направился к двери.

— Ты самонадеянный, тупоголовый болван! По крайней мере у тебя должно было хватить вежливости выслушать меня, прежде чем посчитать мои слова за бредни!.. Куда ты идешь? — воскликнула она.

— Позвать врача, который за вами наблюдает. Вы были без сознания всю ночь.

Диана повернула голову на подушке. Шок от всех последних событий плюс еще то, что ее так грубо оторвали от Маркуса Магнуса, — это невозможно было перенести. Слезы наполнили ее глаза и потекли по щекам. Она тихо плакала и повторяла:

— Маркус… Маркус…


Граф Батский уже подошел к двери, когда его остановил жалобный плач Дианы. Тоска и отчаяние, так ясно различимые в ее рыданиях, тронули какую-то струну в его сердце. Ее плач смутно напомнил детство. Бабушка всегда звала его Маркусом.

Доктор приехал быстро. Они с Марком Хардвиком вместе учились в университете и были хорошо знакомы. Марк встретил его у двери.

— Чарльз, она пришла в сознание. Совсем неожиданно. Лежала, как мертвая, потом внезапно села, но явно не могла понять, где находится. Я просто не знал, что делать. Когда она успокоилась, я спросил, где она пропадала, и она понесла какой-то безумный бред, будто перенеслась назад во времени.

— В самом деле? — с большим интересом спросил Чарльз Уэнтворт.

— Она звала кого-то по имени Маркус.

— А разве это не твое имя, старик?

— Вообще-то да, но уверяю тебя, леди Диана звала не меня. Мы с ней при каждой встрече ссорились.

— Ладно, я взгляну на нее. Лучше оставь нас одних. Я не хочу ее еще больше расстраивать.

Марк понимающе кивнул:

— Я подожду здесь, Чарльз.

Открыв дверь спальни, врач приветливо улыбнулся прелестной девушке, лежащей на кровати: — Доброе утро, я доктор Уэнтворт! Не беспокойтесь, я только хочу убедиться, что вы в порядке после ваших неприятностей.

Он видел ее без сознания и решил, что она очаровательна, но теперь, разглядев ее глаза, темно-фиалковые и мокрые от слез, он подумал, что от ее красоты дух захватывает. Перед осмотром он решил ней поговорить. Если он завоюет ее доверие, она может рассказать ему, где была и что с ней случилось.

— Мои неприятности? Так вы видели меня вчера, не так ли?

— Да. По-видимому, Марк зашел в антикварный магазин на холме, чтобы забрать римский шлем, который они для него приобрели. Они с хозяином магазина нашли вас на полу без сознания. Поскольку вы помолвлены с его братом, граф велел отнести вас в коляску и привез в Хардвик-Холл. Он немедленно послал за мной. Я бегло осмотрел, вас, увидел, что ничего не сломано, и посоветовал держать вас в постели, в тепле, и под чьим-нибудь присмотром. Я попросил Марка позвать меня сразу, как вы придете в сознание. — Потом он спросил очень мягко: — Вы помните, что вы делали, перед тем как потерять сознание?

— Я все помню совершенно точно, доктор. Я бродила по антикварному магазину и нашла там настоящий римский шлем. Мне захотелось рассмотреть его получше, потрогать. Я не удержалась и примерила его. Я забыла, что на мне парик, так что шлем застрял у меня на голове, я не могла его снять. Я помню, что почувствовала себя плохо, как будто мне дурно, как будто я падаю, и я действительно упала. Но не на пол, а продолжала и продолжала падать. Я чувствовала, что в ушах у меня свистит ветер. Я не могу точно описать ощущение, не нахожу слов, но я перенеслась назад, в то время, когда Британией правили римляне.

Врач внимательно ее слушал:

— Вы пошли в антикварный магазин вчера?

— Нет, боюсь, что нет, доктор Уэнтворт. — Оназадумчиво улыбнулась. — Тогда стояло лето, прошло много месяцев, я так думаю. Судя по этим снежинкам за окном, сейчас зима.

— На самом деле ранняя весна. Несколько запоздалая снежная буря. Значит, вы потеряли сознание летним днем в антикварном магазине, потом Марк нашел вас — тоже без сознания — следующей весной, и вы не помните, что было в промежутке?

— Да нет, доктор, я все прекрасно помню! Я перенеслась в то время, когда римляне правили в Аква Сулис. Я жила на вилле с Маркусом Магнусом, римским воином. — Она вовремя прикусила язык, не успев сказать, что Маркус Магнус и Марк Хардвик — одно и то же лицо. — Вы, верно, считаете меня сумасшедшей? Вам все мои слова кажутся бессмысленными.

— Да нет же, леди Давенпорт, я вовсе не считаю вас сумасшедшей. Вы уверены, что именно так все и случилось, и прошу вас, не пытайтесь ничего таить в себе. Вы можете избавиться от этой уверенности, лишь если будете об этом говорить. Вы, безусловно, пережили серьезную травму. Вы чувствуете себя больной?

— Нет, я себя хорошо чувствую, хотя, может быть, не совсем уверенно. Мои волосы в порядке? — Она подняла руку к голове. — Они не опалены?

— Вовсе нет, у вас очень красивые волосы. Давай те я послушаю ваше сердце. — Он расстегнул пуговицы крахмальной белой рубашки с высоким воротом и отвернул ее, чтобы послушать сердце.

Диана уставилась на свою кремовую чистую кожу. Коснулась пальцами плеча и шеи, куда вонзились когти льва, затем пробежала пальцами под грудью, где сердце, в которое Маркус вонзил:свой меч, чтобы прекратить ее страдания.

— Похоже, со мной все в порядке, — неуверенно произнесла она.

— Все в порядке, — подтвердил доктор Уэнтворт. — Ваш пульс частит, но я уверен, что он успокоится, когда вы перестанете волноваться и как следует отдохнете. — Он захлопнул свой черный саквояж и улыбнулся ей ободряющей улыбкой. — Я загляну к вам завтра.

Когда доктор спустился вниз, Марк Хардвик нервно ходил по холлу.

— С физической точки зрения я не нашел у нее ничего из ряда вон выходящего, но она почти наверняка пережила какую-то травму.

— Она хоть как-то объяснила, где пропадала с лета, черт побери?

— Она убеждена, что была здесь, в Бате, или Аква Сулис, как его называли в римские времена.

— Господи, она что, и от тебя пыталась отговориться этой идиотской историей?

— Марк, я знаю, насколько она неправдоподобно звучит, но для нее она вполне реальна. Возможно, это ее способ не думать о том, что для нее невыносимо. Пусть выговорится. Дай ей возможность говорить. Поощряй ее, пусть выговорится до конца. Это единственный способ для нее избавиться от этого наваждения. Если кто-то сможет выслушать ее без насмешки, это принесет ей огромную пользу: выговорившись, она может вспомнить, что же случилось на самом деле и где она была эти последние несколько месяцев.

— Если вся эта дребедень называется медициной, то я рад, что занялся археологией. У меня не хватило бы терпения быть врачом!

— Ну что же, с леди Дианой тебе потребуется все твое терпение. И пожалуйста, никаких нажимов и твоего высокомерия.

— Я? Нажимать? Да я яркий пример мягкосердечного человека!

Чарльз поднял глаза к потолку.

— Я приеду завтра.

Поднимаясь по лестнице, Марк встретил кухарку с подносом в руках.

— Почему вы не сказали мне, что молодая леди проснулась? Она ничего не ела со вчерашнего дня. Почему мужчины так бессердечны?

— Нора, умоляю, не читай мне нотаций. Я только что выслушал одну от доктора Уэнтворта. Я сам отнесу поднос наверх. Спасибо тебе за заботу.

Когда граф вошел в спальню, он заметил выражение такой бесконечной печали на лице Дианы, как будто она тосковала по любви, потерянной навеки.


Боль от потери Маркуса была такой сильной, что Диане казалось, будто она сейчас умрет. Она отчаянно тосковала о нем и жалела, что действительно не умерла. И тут открылась дверь спальни, и он вошел. У нее перехватило дыхание, а сердце сбилось с ритма.

Почему не может Марк Хардвик вспомнить, что когда-то, давным-давно, он был Маркусом Магнусом? Давным-давно — звучит как сказка. Но ведь это не сказка? Диана отбросила сомнения. Марк был Маркусом. Он просто-напросто забыл. Ей надо заставить его вспомнить. Вот только хочет ли она этого?

Она любила Маркуса Магнуса всей душой и всем сердцем. Но она не любила Марка Хардвика. Она не была уверена, что он ей хотя бы симпатичен! Семнадцать веков цивилизации спрятали его лучшие качества, зато подчеркнули недостатки.

— Вы, наверное, голодны? — сказал он, ставя около нее поднос.

— Пить хочется, горло пересохло. Спасибо.

Он сел в кресло у кровати и вытянул длинные ноги.

Диана потеребила высокий ворот ночной рубашки. Она взглянула прямо в черные глаза и спросила:

— Вы меня раздели?

Граф Батский облизнул внезапно пересохшие губы. Ее слова и вызванные ими воспоминания заставили его поерзать в кресле, чтобы скрыть возбуждение.

— Вас раздела Нора. — Он откашлялся. — В Хардвик-Холле почти вся прислуга — мужчины.

Нора — моя кухарка.

Она начала есть принесенный им бульон. Его глаза следили за ложкой, которую Диана подносила ко рту.

— Это она варила? Необыкновенно вкусно.

— Нора — француженка. Мне повезло, что она у меня работает. — Наблюдая за тем, как она ест, он вспомнил вчерашний вечер, когда нашел ее без сознания. Когда он взял ее на руки, его сердца как будто коснулся ледяной палец страха. Ему тогда безумно захотелось за щитить ее, и это чувство жило в нем и сегодня. Вчера ему показалось, что причина в ее беспомощности и уязвимости, но сейчас он уже не был в этом уверен.

Он вспомнил, как увидел ее впервые в костюме богини. Его сразу тщ потянуло к прекрасной молодой девушке, что само по себе было странно, поскольку обычно он предпочитал женщин постарше и с опытом.

Вероятно, это произошло потому, что она была одета в римском стиле. А он всегда был неравнодушен ко всему римскому.

Как бы то ни было, он сразу понял, что хочет ее. Когда он сделал ей предложение, она выплеснула шампанское ему в лицо. Марк Хардвик хмуро усмехнулся, припомнив, как принял ее за женщину легкого поведения. Он и сам не мог понять, как это случилось. От нее исходила аура такой невинности, что опытный мужчина вроде него должен был сразу разобраться.

Выдавая желаемое за действительное, он закрыл глаза на ее явный аристократизм. И уж если быть честным с самим собой, виной всему была откровенная похоть! Он точно помнил, что она сказала, когда он предложил ей карт-бланш: «Вы слишком самоуверенны, слишком надменны и слишком стары для меня, лорд Бат!»

Еще он хорошо помнил, какая его охватила ярость, когда, войдя в спальню, он застал Диану в объятиях Питера! Когда брат сообщил, что они обручены, он ощутил острое чувство потери и понял, что едва не влюбился в нее. В тот момент он ненавидел брата и страстно желал Диану.

Все дело было в том, что он желает ее до сих пор. Когда он нашел ее без сознания в антикварном магазине, ему до смерти не хотелось везти ее в Хардвик-Холл, к Питеру. Он втайне надеялся, что Питер откажется от невесты, пропадавшей неизвестно где несколько месяцев, но брат пришел в восторг, что Диана нашлась, и помчался в Лондон, чтобы сообщить об этом счастливом событии ее тете и дяде.

Но никто, кроме Норы и его самого, не знал, что в середине ночи граф пришел в ее спальню и сказал Норе, что побудет с Дианой: желая быть рядом, когда она придет в себя.

Он смотрел на нее, такую тихую и бледную, и дивился ее красоте. Одна мысль о ней привела его в эту комнату. Теперь, глядя на нее, он чувствовал, как им овладевает желание. Его влекло к ней так неодолимо, что он едва справлялся с собой. Его рука тянулась к ней сама по себе. Он откинул золотистые пряди с ее лба и едва не забылся.

Желание сжигало его, туманило ему мозг, билось в сердце, отдаваясь в паху. Ему так хотелось, чтобы она принадлежала ему! Он отдернул от нее руку, как будто мог обжечься. Но желание от этого не уменьшилось. Он был возбужден до предела и оставался в таком состоянии всю ночь.

Марку казалось, что Диана принадлежит ему, что она была его, но он ее потерял. Всю долгую ночь в его мозгу мелькали неясные очертания… чего? Другого времени, другого места? Это было как наваждение, но видения так быстро исчезали, что он не мог рассмотреть их. У него бывали такие ощущения и раньше, когда ему приходилось держать в руках какой-нибудь предмет римской эпохи.

Где же —, будь оно все неладно! — была она эти девять месяцев? Его снедала ревность. И все же он знал, что у него нет права ревновать. Леди Давенпорт была обручена с его братом, Питером. Может быть, она сбежала потому, что не хотела выходить за него замуж? Он был бы счастлив, если бы это было так!

Когда Диана доела бульон, она выпила целый стакан воды и потянулась за чайником.

Марк Хардвик откашлялся:

— Извините, если я был резок.

Диана искоса взглянула на него:

— Как же вам трудно извиняться!

Он снова ощетинился, и Диана почувствовала легкое удовлетворение.

Марк с трудом сдержался и вполне резонно заметил:

— Если вы расскажете мне, что с вами случилось, я обещаю выслушать. Вам ведь надо кому-нибудь рассказать.

— И этот кто-то вы? Как великодушно! А когда я закончу, вы погладите меня по головке и сунете в рот конфетку. Затем перескажете все своему приятелю Чарльзу Уэнтворту и вдвоем с ним насмеетесь до упаду.

— Ради всего святого, Диана, не судите обо мне так! Я вполне способен на непредвзятость.

— Вот как? Диана? А что случилось с леди Дианой?

— Именно это я и хочу знать, черт побери! Что бы там ни было, но исчезла ваша милая аура невинности.

Диана рассмеялась.

— Невинности? — с трудом смогла выговорить она. — Ее-то я потеряла в первую очередь. Я жила с этими ужасными римлянами. Меня схватил примипил Маркус Магнус. Когда он увидел меня обнаженной, он велел меня вымыть и привести к нему. И я стала его рабыней!


Глава 29


У Марка Хардвика едва не отвисла челюсть. Она нарисовала такую эротическую картину, что кровь быстрее побежала по его жилам, добавив твердости его и так уже возбужденному фаллосу. Его обтягивающие бриджи для верховой езды мало подходили для подобной ситуации. Он встал, надеясь скрыть свое состояние, но ее фиалковые глаза нарочито задержались на внушительной выпуклости в его бриджах.

Она что, открыто признается, что у нее был любовник? Эта мысль шокировала его. Она — молодая, незамужняя, титулованная леди! Это просто немыслимо! Он пытался найти другое объяснение.

— Ты хочешь сказать, что тебя изнасиловали, Диана? — мрачно спросил он.

— Нет! Но ты должен понять, что я была рабой в его доме и полностью в его власти.

Марк сунул руки в карманы, чтобы не сжать их в кулаки.

— Значит, ты покорилась ему?

— Нет! Я отказалась выполнять его приказания, я даже отказалась признать себя его рабыней. — Уголки ее губ приподнялись. — Ты был в страшной ярости! Прости… Маркус был в страшной ярости.

— Он тебя бил?

— Маркус? Господи, да нет же! У него был надсмотрщик с огромной плеткой, который за него порол рабов.

«Она все придумывает и получает от этого огромное удовольствие», — подумал Марк.

— Он приказал мне мыть полы, пока я не соглашусь покориться ему.

— И тогда ты сдалась?

— Нет, я мыла эти проклятые полы!..

— Но ведь ты сказала, что потеряла невинность. Я полагаю, ты говорила о девственности?

— Да, о девственности. — Она улыбнулась воспоминаниям. — Тебя это просто завораживало, я хочу сказать — его.

Граф провел языком по верхней губе. Бог мой, до чего же она соблазнительна! Как же ему хотелось толкнуть ее на подушки, снять эту унылую белую ночную рубашку и овладеть ею!

— Поскольку я принадлежала ему и была полностью в его власти, я понимала, что рано или поздно мне придется ему повиноваться. Это было неизбежно.

— И ты покорилась?

— Нет! Я сделала то, чему научил меня ты: я стала торговаться.

Он сразу вспомнил тот вечер, когда привез ее к себе в дом, чтобы поторговаться.

— В тот вечер ты меня многому научил. Я узнала, например, что, если мужчина хочет добиться женщины, он пойдет на любые уступки.

Марк Хардвик почувствовал нарастающий гнев. Диана отказалась от его предложения, а теперь собирается рассказать ему, что приняла предложение другого мужчины.

Диана провела руками по спутанным волосам и откинула их за спину. Пальцы графа в карманах сжались. Ему хотелось погрузить их в эту светло-золотистую массу.

— Я сказала Маркусу Магнусу, что буду притворяться его рабой в присутствии посторонних, если он позволит мне чувствовать себя свободной наедине с ним и если он будет обращаться со мной как с леди. Он неохотно согласился.

— Взамен чего? — спросил Марк.

— Моей девственности, разумеется.

— Значит, он тебя изнасиловал?

— Да нет, я подарила ее ему. Не сразу, конечно, но после того, как он завоевал мое сердце.

— Не хочешь ли ты, чтобы я поверил, что варвар — римлянин может завоевать сердце женщины?

— Маркус не был варваром. — Она закрыла глаза, вспоминая. — Он был патрицием. Примипилом, суровым воином, у которого не было на женщин времени. Он вовсе не был сластолюбцем. И все же он ухаживал за мной так, как ни один мужчина. Физически он был великолепен, такой гибкий и сильный, что у меня сердце замирало при одном взгляде на него.

Особенно меня возбуждало, когда он был в нагруднике и латах. Наша любовь — это слишком личное и драгоценное, чтобы делиться с кем-то. Достаточно сказать, что мы полностью растворялись друг в друге.

Марк Хардвик не помнил, чтобы он когда-нибудь в жизни был так возбужден. Ему казалось, что он не в спальне с Дианой Давенпорт, а в фешенебельном борделе, где куртизанка рассказывает ему о своих сексуальных фантазиях. Только леди Диана была не куртизанкой, а молодой незамужней титулованной леди, пережившей невероятные приключения. Черные глаза графа сузились от желания.

— И ты веришь, что я тот самый Маркус Магнус? — охрипшим голосом спросил он.

— Я знаю, что это так. — Она окинула его взглядом с головы до ног, задержавшись на его губах, потом широких плечах и наконец выпуклости в его паху. — Годы не были к тебе милостивы, лорд Бат.

Он оскорбленно застыл.

— Что ты хочешь сказать, черт побери?

— Ну, надменен ты не меньше Маркуса, те же властность и командирский тон, но семнадцать веков оставили на тебе малопривлекательный след. Ты слишком умудрен, циничен и себялюбив. А еще тщеславен и скучен. И, возможно, распутен. Другими словами, лорд Бат, ты слегка заезжен, и в этом нет ничего хорошего.

— Тогда я избавлю тебя от моего малоприятного присутствия!

— Прекрасно! Мне бы хотелось одеться. Я вовсе не инвалид.

— Ты ничего такого не сделаешь, черт возьми! Ты серьезно больна. Еще и не начала поправляться. Ты все еще…

— Не в себе? — мило спросила Диана.

— Да, не в себе! Я не стану говорить то, чего не думаю. Ты останешься в постели или…

Она подняла подбородок:

— Или что?

— Я не стану звать своего надсмотрщика. Я побью тебя сам. — В его темных глазах вспыхнул огонь, предупредивший ее, что граф вполне способен на это.

Диана улеглась поудобнее. До чего же чудесно снова слышать этот низкий мужской голос! Просто лежать и слушать его, родной и знакомый, отдающий властные команды, и знать, что вовсе не собираешься им подчиняться, несмотря на известный риск.

Марк уже взялся за ручку двери, но опять повернулся к ней:

— Ты не спросила о Питере.

— Питере? — непонимающе переспросила она.

— Твоем женихе, Питере Хардвике. Ты его помнишь?

Что это в его голосе, сарказм?

— К сожалению, — ответила она спокойно.

Он воспрянул духом и все же счел нужным выговорить ей:

— Ты поставила моего брата в ужасное положение своим исчезновением. Об этом писали во всех газетах. Он организовал тщательные поиски. Питер очень обрадовался, когда я тебя нашел, так что, судя по всему, его чувства к тебе не изменились, несмотря ни на что.

— Между мной и твоим братом нет абсолютно ничего. Я не стала отрицать обручения в ту ночь, когда ты нас застал вместе, поскольку считала, что он меня скомпрометировал. Я была излишне наивна.

— Так ты не любишь Питера? — резко спросил он.

Диана рассмеялась:

— Питер — мальчик. С той поры, как я его видела в последний раз, я познала настоящую страсть. Я уже не тот наивный ребенок, который может попасться в ловушку из-за нескольких поцелуев. С той поры мне довелось испытать любовь мужчины — настоящего мужчины!

Марк Хардвик вернулся к кровати.

— Питер, сегодня утром уехал в Лондон, несмотря на снег. Он должен сообщить твоим тете и дяде о твоем возвращении. Естественно, они приедут с ним. Я жду их завтра вечером, если только дороги не слишком занесло.

— Уф, Пруденс! — содрогнулась Диана. — Видимо, придется с ней встретиться.

— Ты ее боишься?

Диана немного подумала.

— Боялась. Она держала меня на очень коротком поводке. Подавляла меня, а когда ей это не удавалось, заставляла чувствовать себя виноватой, играла на моем сострадании, притворяясь больной. Ей скоро придется узнать, что я уже больше не послушная девочка, а женщина.

— Сплетни по поводу твоего исчезновения не доставили ей радости.

На лице Дианы появилось выражение полного удовлетворения.

— Ее бог — респектабельность. Господи, до чего мне хотелось бы посмотреть на нее, когда она чувствует себя неловко!

— Тетя и дядя до сих пор твои законные опекуны, — предупредил он.

Удовлетворение на лице уступило место тревоге.

— Я-то думал, ты не боишься.

— Пруденс сурово меня накажет, но после всего того ужаса, что мне пришлось пережить, Пруденс — сущие пустяки.

Он вопросительно поднял бровь цвета воронова крыла.

Горло у Дианы сжалось, и она начала дрожать.

— Не спрашивай, — прошептала она. — Я не могу об этом говорить… пока не могу.

— Тогда отдохни, — решительно сказал он, тихонько прикрывая за собой дверь. «Что она скрывает, черт побери?» — спросил он себя. Она очаровывала его еще больше, чем раньше. Теперь ее окружал ореол таинственности, да еще эти странные вещи, что она говорила. Но его тянуло к ней как магнитом.

Судя по всему, она собирается разорвать помолвку, что явно не понравится Питеру, рванувшему в Лондон, чтобы поскорее сообщить ее опекунам, что свадьба состоится. Марк Хардвик был рад, что она не отдала свое сердце его брату, причем не только из-за своей личной заинтересованности. Такая изумительная женщина, как Диана, не заслуживает в мужья беспутного подонка Питера.


Как он и опасался, на полпути до Лондона снег перешел в дождь. Но несмотря на непогоду Питер Хардвик пребывал в хорошем настроении. В последнее время он понаделал столько карточных и других долгов, что ему уже стало мерещиться преследование кредиторов. Он задолжал во всех лондонских клубах для джентльменов, и от долговой тюрьмы его спасало только то, что он — брат графа Батского.

Однако самые срочные долги необходимо было уплатить. Его проигрыши на петушиных боях и боях быков достигли огромных размеров, и, не расплатись он вовремя, ему бы ноги переломали, если не хуже. В результате он попал в руки ростовщиков. Это несколько отодвинуло судный день, но тюрьма Флит продолжала оставаться реальной перспективой, а единственным спасением было отдаться на милость брата и повиниться во всем. Положение становилось отчаянным, поскольку Питер ненавидел брата страстно и сделал бы все, чтобы избежать презрения этого сукина сына.

И вот в самый тяжелый момент его спасла Диана Давенпорт. Она появилась настолько же неожиданно, насколько таинственно исчезла. Ему было глубоко наплевать, где она была. Его интересовало лишь то, что теперь он может жениться на богатой наследнице.

Прошло восемь месяцев со дня его последнего разговора с Ричардом и Пруденс Давенпорт. Они оставались в Бате еще месяц, пока шли официальные розыски, но в конце концов им ничего не оставалось, как вернуться в Лондон.

На Гросвенор-сквер он приехал поздно и застал Ричарда и Пруденс дома. Когда мажордом забрал его плащ с капюшоном и провел в гостиную, Питер сказал:

— Я знаю, вы простите меня за появление в столь поздний час, когда я сообщу вам новости. Диана нашлась!

Радости на их лицах он не заметил. Скорее они выглядели так, будто разорвалась бомба.

— Живая? —спросил Ричард.

— Слава Богу, да. Она в полной безопасности в Хардвик-Холле.

— Но мы считали, что она умерла! — не выдержала Пруденс. Они с Ричардом обменялись взглядами, явно выдававшими их вину.

В мозгу Питера что-то щелкнуло. Будучи сам проходимцем и хорошо зная человеческую натуру, он заподозрил их в нечестности. Спокойно и без всякого выражения он сказал:

— Можно немедленно начать приготовления к свадьбе.

— Не надо торопиться, — перебил его Ричард. — Наше замечательное соглашение уже недействительно. — Ричард торопливо соображал. Диану считали мертвой, и он действовал соответственно. Разумеется, раз тело найдено не было, прошли бы годы, прежде чем ее объявили бы мертвой по закону, но Ричард полностью управлял деньгами Дианы и с помощью различных хитростей умудрился перевести большую их часть на свои собственные счета.

Питер Хардвик соображал не хуже Ричарда, если дело касалось денег. Единственной причиной, по которой эта пара стервятников объявила их соглашение недействительным, была надежда прибрать все к рукам.

Питер улыбнулся. Если Ричард Давенпорт сделал что-то незаконное, он у него в руках.

— Как жених Дианы я посоветую ей проверить, хорошо ли вы управляли ее состоянием в качестве опекуна. В распоряжении моего брата, лорда Бата, луч

шие юристы Лондона.

— Я расскажу Диане, что вы заинтересованы лишь в ее деньгах! — пригрозила Пруденс. — Она немедленно расторгнет помолвку!

Питер улыбнулся еще шире:

— Выйдет она за меня замуж или нет, ваше время истекает. Через два коротких месяца она достигнет совершеннолетия и все унаследует. Хватит вам време ни возместить все то, чего не хватает?

Ричард и Пруденс обменялись быстрыми взглядами.

— Да, тут есть над чем подумать, — дружелюбно сказал Ричард. — Мне кажется, что для меня наше соглашение меньшее из зол.

Питер видел, что, как это ни трудно, Ричарду и Пруденс ничего не остается, кроме хорошей мины при плохой игре. Ричард повернулся к Питеру и сказал:

— Я немедленно еду в Бат! Эта ужасная девица рассказала, где она болталась все эти месяцы?

— Пока нет. Граф нашел ее без сознания в антикварной лавке и привез в Хардвик-Холл в карете. Разумеется, мы вызвали врача. Он не нашел никаких переломов и считает, что она вскоре придет в себя.

— Почему вы не сказали, что она пострадала? — возмутилась Пруденс, мгновенно переходя к роли заботливой тетки.

— Потому, что вы не потрудились спросить, — сухо ответил Питер. — Мне кажется, что лучше всего нам будет пожениться в Бате. Я возвращаюсь завтра, так что вы тоже можете поехать в моей карете, если пожелаете.

— Благодарю вас, но мы поедем в своей, мистер Хардвик, — решительно заявил Ричард.

Как только Питер отправился в свой городской дом на Джермин-стрит, Пруденс сказала:

— Ты мудро решил ехать в собственной карете. Я ему ничуть не доверяю.

— А я-то думал, что мы уже никогда не услышим ничего о моей дражайшей племяннице. Черт бы все побрал! Все шло так гладко, видимо, чересчур гладко. Пруденс, ты совершенно права, что не доверяешь Питеру Хардвику. Мне кажется, он на многое способен. Мы должны вести себя с ним очень осторожно, чтобы не восстановить против себя. Нам только не хватало, чтобы началось расследование по поводу финансовых дел Дианы.

— Ричард, он сказал, что Диану нашли без сознания. Она ведь может и не прийти в себя.

— Пруденс, не строй воздушных замков. Эта девчонка чересчур упряма, чтобы вот так для нашего блага отдать концы. Я был уверен, что на нее кто-то напал, но скорее всего твои подозрения ближе к истине. Она, судя по всему, сбежала с любовником, а теперь он ее бросил, вот она и вернулась.

— Какая мерзость! Ее следует поместить в дом для оступившихся девиц. Возможно, нам даже повезло, что Хардвик все еще хочет на ней жениться. Пожалуй, лучше всего — поскорее спихнуть ее замуж.

— Ну, мы оценим ситуацию в Бате. Два месяца мы все еще ее законные опекуны, так что даже сам граф ничего тут не сможет поделать!


Глава 30


Пока служанка в Хардвик-Холле меняла Диане простыни, Нора наполнила ванну.

— Спасибо, Нора. Это не ваша работа. Я бы сама справилась.

— Ничего подобного! Кто за вами поухаживает, если не я? Мистер Берк предпочитает думать, что он здесь всем управляет, но какая от него польза, если в доме молодая гостья, прикованная к постели?

— Извините, что причиняю вам столько беспокойства.

— Никакого беспокойства! Сейчас принесу вам свежую ночную рубашку, и можете снова ложиться.

— А это на мне чья рубашка? — с любопытством спросила Диана.

— Разумеется, моя. У меня есть и очень красивые, из Франции. Я надела на вас простую белую, потому что должен был прийти врач, но у меня есть красивые, с кружевом, и батистовые, тоненькие, как паутинка. Я пойду поищу что-нибудь симпатичное и тотчас вернусь.

Стоило ей уйти, как появился мистер Берк. Он принес графин вина и бокалы.

— Если я могу вам чем-нибудь помочь, леди Диана, скажите. Наверное, зря я не взял служанку для леди, но у нас уже давно холостяцкий дом.

— Нора все для меня делает.

Нельзя сказать, чтобы мистер Берк фыркнул, — такое поведение было бы ниже его достоинства, он лишь произнес:

— Она ведь из Галлии, знаете ли.

Глаза Дианы расширились. Мистер Берк так напоминал ей Келла! И внезапно все встало на свои места. Нора — это Нола, женщина из Галлии! Диана поежилась. Все так странно, даже мурашки бегут по коже!

Мистер Берк ушел, зато вернулась Нора с ночной рубашкой и протянула ее Диане.

— Как раз под цвет ваших глаз.

— Ой, какая прелесть! — Вокруг высокого ворота и обшлагов бледно-фиолетовая рубашка была обшита кружевами, отчего выглядела довольно строгой, но прозрачность делала ее весьма соблазнительной. — Она и строгая, и порочная одновременно.

— Да, французы понимают толк в таких вещах. Теперь отправляйтесь в постель, а я принесу вам поднос с ужином.

Диана уже скучала по Марку Хардвику. Она так надеялась, что они поужинают вместе!

— А его светлость ужинает сегодня дома?

— Он уехал на лошади в такую мерзкую погоду. Там, за полями, на краю усадьбы археологическое общество ведет раскопки, так они это называют. Он там проводит многие часы, но к ужину хозяин вернется, это точно.

Диана скользнула в постель, чтобы подождать возвращения Марка, но думала лишь о том, что же она скажет Пруденс.

Когда граф широкими шагами вошел в спальню, Диана воспрянула духом, но, разумеется, постаралась казаться равнодушной. Он поужинал без нее, и к его приходу она уже тоже заканчивала трапезу. Диана отпила глоток воды и сделала несколько замечаний о еде в Аква Сулис. Когда Марк не стал ее оспаривать, Диана расслабилась и перестала тщательно выбирать слова.

Граф получал явное удовольствие от ее общества, хотя и прилагал максимум усилий, чтобы отогнать прочь мысли о том, каким наслаждением было бы заняться с ней любовью.

— Ты в шахматы умеешь играть? — вежливо спросил он.

— Да, я часто играла с отцом.

Когда Марк поставил между ними доску, Диана сказала:

— Когда я в последний раз ходила за покупками в Аква Сулис, я купила римскую игру под названием «Грабители».

Марк немедленно заинтересовался:

— Я слышал о ней, но так и не смог узнать, как в нее играют.

— Ну, я не слишком большой специалист. Она похожа на шахматы, только более абстрактна и ходы похитрее. Фигуры там называются «солдатами» и «офицерами». В той, что я купила, фигуры были из хрусталя.

— Интересно… — задумчиво сказал Марк.

— Что именно?

— Да мы время от времени находим одного или двух солдат из серебра здесь, в Бате. Мы считали их детскими игрушками, но выходит, что это фигуры из той самой игры.

— Нора сказала мне, что и в твоих владениях ведутся раскопки.

— Да, и не только здесь. Рядом ведутся раскопки еще в двух местах. Я хочу создать музей. У меня здесь, в доме, есть выставка находок, но мы обнаруживаем так много, что, я считаю, они должны быть в музее, где бы их все могли увидеть.

— Это хорошая мысль. Мне бы хотелось посмотреть твои находки и то место, где ведутся раскопки.

— Я туда ездил днем. Хотел дать собакам выгуляться. Один приятель пару недель назад подарил мне двух молодых догов.

— Ох! — воскликнула Диана. Она наклонилась и протянула руку через доску, прижав пальцы к его губам. — Не говори мне, как их зовут, — предупредила она. — Я сама скажу.

Как только она дотронулась до его лица, его пронзило такое жгучее желание, что кровь закипела в жилах.

— Ромул и Рем! — с удовольствием провозгласила она.

—Откуда ты знаешь? — удивился он. — Нет, не говори. У Маркуса была пара догов, которых звали Ромул и Рем.

Диана снова скользнула под покрывало.

—Вот именно! — с глубоким удовлетворением подтвердила она.

Он критически взглянул на нее.

— Тебе мог сказать мистер Берк. Он очень любит этих собак.

— Мог, но не сказал, — настаивала она. — И вот еще что странно: я твердо убеждена, что мистер Берк был когда-то Келлом, твоим надсмотрщиком над рабами.

— Тем самым, с плеткой? — улыбнулся он.

— Тем самым. Сейчас мне смешно, но поначалу он наводил на меня ужас.

— У Берка это есть, он и на меня иногда наводит ужас.

Она рассмеялась:

— Лжешь! Сомневаюсь, чтобы что-нибудь могло привести тебя в ужас.

Марк играл рассеянно, но тем не менее снял сначала ее слона, а потом и ладью.

— Когда ты перенеслась во времени, то в какой попала год? — осторожно спросил он.

— Шестьдесят первый год новой эры. Боудикка возглавила восстание кельтских племен и сожгла Лондиниум меньше чем за год до этого. В результате Паулин, командующий римской армией, начал систематически уничтожать британцев, племя за племенем.

Поглощенные разговором, оба забыли об игре.

— Юлий Классициан, прокуратор Британии, хотел избавиться от Паулина. Ему требовался человек, умеющий мыслить по-государственному, чтобы снова добиться доверия британцев. Маркус и Юлий придерживались на этот счет одинакового мнения, и Юлий попросил его поехать с ним в Рим, чтобы выступить в сенате. — Она замолчала, а в глазах появилась глубокая печаль. — Мне надо было его остановить.

Ему не хотелось, чтобы она заплакала, поэтому он решил отвлечь ее от печальных мыслей и выразил сомнение по поводу ее рассказа.

— Тебя послушать, так все оно и было.

Диана взглянула на доску, поняла, что ей не спасти партию, и резко двинула ногами под покрывалом, чтобы рассыпать фигуры.

В темных глазах Марка заиграли смешинки.

— Ах ты, маленькая шалунья! — проговорил он. — Ты любишь играть в игры, но не любишь проигрывать.

— Я говорю правду, я не играю ни в какие игры.

— Отношения между мужчиной и женщиной, Диана, всегда игра.

— О Господи, да я же сама тебе это говорила! Ты семнадцать веков ждал, чтобы повторить мне мои же слова.

На какую-то секунду ему показалось, что он вспомнил. Но он сразу же отбросил эту мысль, не желая ей верить. Но как легко поверить, что они были любовниками! Если он ждал семнадцать веков, то должен вернуть ей не только ее слова. Огромным усилием воли Марк сдержал себя и не сжал ее в объятиях. Он ощущал ее легкий аромат, неотразимо волшебный и слегка знакомый. Он хотел узнать ее, почувствовать тяжесть ее грудей в своих ладонях, овладеть ею, разбудить в ней ту дикую страсть, на которую, он чувствовал, она была способна.

«Прекрати! — приказал он себе. — Эта девчонка тебя заворожила». Он долго молча рассматривал ее.

— Мне вот что любопытно. Что этот Маркус Магнус подумал о тебе, когда в первый раз увидел? Ведь не мог же он поверить, что ты из будущего?

— Ну конечно, не мог. Я припоминаю: на мне было ужасное платье с кринолином и не менее ужасный парик. Он думал, что я — уродливая старушенция, пока…

«Пока не увидел тебя обнаженной», — про себя добавил Марк.

— Он долгое время считал, что я жрица друидов, посланная за ним шпионить.

— Очень остроумно, если учесть, во что ты была одета! — съязвил Марк.

— Это было вполне разумно, если учесть, что я — умная женщина! — возразила она.

— Ты начитанна, это я признаю.

Она пожала плечами.

— Ты же видел библиотеку моего отца и зарился на нее, можно добавить.

— И не только на нее, — напомнил он.

Диана зарумянилась, показав, что она помнит, на что еще он зарился.

— Ты, видимо, хорошо изучила римский период, так же, как и я, — предположил он.

— Нет, и это самое странное. Меня никогда особо не интересовал римский период. Я часто фантазировала насчет других эпох. Мне больше нравились времена королевы Елизаветы или средние века, особенно в сравнении с нашим временем.

— Почему? — поинтересовался он.

Она искоса взглянула на него:

— Ты не имеешь ни малейшего представления, как много ограничений в жизни молодой незамужней девушки. Я не могла сама выбирать себе платья, должна была помалкивать, даже думать не могла самостоятельно.

«Я сам фанатично отношусь к своей свободе, — подумал он. — Это самое ценное, что у нас есть».

— Если ты сравнишь нынешних денди, подражающих Принни, с мужчинами времен Елизаветы или средних веков, то тебе не покажется странным, почему я предпочитала другие исторические эпохи.

— Ну что же, благодарю покорно.

— Да нет, речь не о тебе! Ты такой, каким должен быть настоящий мужчина, вот только таких очень мало.

«Значит, ее тоже ко мне тянет», — подумал он.

— Скажи мне, — спросила Диана с показным равнодушием, — как тебе удается держаться в такой великолепной физической форме?

Он улыбнулся, польщенный, что она отметила это.

— Я тренируюсь, плаваю, а иногда работаю в каменоломне. Ничто так хорошо не поддерживает форму, как физический труд. И для головы хорошо, и для тела.

Она бросила на него игривый взгляд:

— Тебе это явно пошло на пользу!

— Ты говоришь очень откровенно. Мне это нравится.

— Я не только говорю… Я могу научить тебя такому, о чем ты никогда и не мечтал.

— Ты со мной больше чем флиртуешь, — сказал он. — Ты что, взялась меня соблазнять?

— Часть игры. — Она улыбнулась своей таинственной улыбкой.

— Если я буду с тобой играть, — предупредил он, — то по моим правилам.

Она рассмеялась ему в лицо:

— Если ты веришь в это, лорд Бат, то ты знаешь о женщинах куда меньше, чем тебе кажется.

«Боже милостивый, какое же это будет удовольствие заставить ее покориться!»

Она заметила огонь в его глазах и испугалась, что зашла слишком далеко.

— Раз я собираюсь завтра одеться и выйти из этой комнаты, мне сейчас лучше отдохнуть.

— Ты встанешь только с согласия доктора Уэнтворта и моего! — твердо заявил он.

— Посмотрим, — беспечно сказала она, провожая его до дверей.

— Если ты думаешь, что я позволю тебе делать все, что заблагорассудится, ты плохо меня знаешь.

— Я знаю о тебе больше, чем может знать женщина, — мягко сказала она, снова соблазняя его, и решительно закрыла дверь.


Оставшись одна, Диана подошла к высоким окнам. Отдернула тяжелые занавески и долго стояла, разглядывая пейзаж. Снег толстым слоем покрыл землю и лежал на голых ветвях деревьев. Лунный свет бросал везде странные тени. В красоте ночи ощущался холод. Она никогда не видела Аква Сулис зимой, и ей стало казаться, что ее обманули. Они уехали в Рим до того, как выпал, снег. Но было уже холодно. Она слегка улыбнулась, вспомнив меховые штаны. Маркус считал их очень сексуальными.

Маркус… Маркус… Это из-за него она чувствовала себя обманутой. Дело тут не в погоде и не в Аква Сулис. Как она проживет оставшуюся жизнь без него? Как проживет она сегодняшнюю ночь? Ее палец вывел его имя на запотевшем стекле. Она глубоко вздохнула. Днем ее страхи исчезали, но с темнотой приходили снова. Диану начала бить дрожь. Она рванулась в безопасное убежище постели и натянула на себя одеяло.


В своей собственной спальне Марк Хардвик лежал на спине, заложив руки за голову. Он пытался расслабиться, но ему это никак не удавалось. Его взгляд пробежал по телу, остановившись на все еще возбужденном пенисе. Черт бы ее побрал! Неудивительно, что он не может успокоиться. И все-таки не только желание держало его в напряжении.

Как только Марк вошел в спальню, он направился к полкам, чтобы заглянуть в книги, касающиеся того периода, о котором она говорила. Там он нашел подтверждение ее словам. Наместником Британии был Светоний Паулин, прокуратором — Юлий Классици-ан. Она даже назвала Боудикку ее настоящим именем, а не королевой Боадикеей, как ее все теперь называли.

Он полистал энциклопедию, чтобы найти что-нибудь об игре под названием «Грабители», и ничего не обнаружил. В конце концов Марк нашел том, где о ней упоминалось, но лишь в двух словах: «Римская игра на доске, подробности неизвестны».

Он и без справочников знал, что императором Рима в то время был Нерон, чудовищные преступления которого повергали Марка в гнев. Сохранились сведения, что при открытии Колизея убили девять тысяч животных. Нерон был сумасшедшим. Покончив жизнь самоубийством в 31 год, он залил свой недолгий жизненный путь потоками крови. Марк даже вспоминать не хотел, что он делал с христианами.

О сне можно было забыть. Марк встал с кровати, надел халат и сел за письменный стол. Он писал книгу об истории Бата, начиная с вторжения Клавдия в Британию и основания на этом месте курорта для воинов на базе минеральных источников. Тогда он назывался Аква Сулис.

Марк развернул составленную им карту Аква Су-лис и принялся изучать ее. Когда он обращался к римской истории, то погружался в работу целиком. Начиная понемногу расслабляться, он вновь задумался, почему все римское вызывает у него такой неутомимый интерес? Действительно ли он жил в то время, когда римляне оккупировали Британию? Он отличался достаточной широтой мышления, чтобы допустить такую возможность.

Однако возникали новые вопросы. Был ли он римлянином? Был ли он примипилом по имени Маркус Магнус? Ему нравилось имя. Оно ему подходило. Марк отбросил перо и запустил пальцы в волосы. Он позволил своему воображению слишком уж разыграться. Он готов был поверить, потому что это касалось Дианы. Ему хотелось думать, что они были любовниками, чтобы стать ими снова! Им руководила похоть, а не разум!

Возбуждение продолжалось так долго, что совсем измотало его. Он взглянул на постель и представил ее лежащей там, но не остановился на этом. Он представил ее обнаженной в ванне, с золотистыми волосами, рассыпанными по плечам, лениво намыливающей наполовину скрытые водой прекрасные груди.

Все это результат целого дня напряжения. Что же с ним будет, черт побери, после длинной ночи в таком же состоянии? Он знал, что единственный способ избавиться от наваждения — овладеть ею. Наступила полночь. Все в доме спали. Он может пройти через холл и принести ее, сломив сопротивление, в свою спальню. Идея настолько захватила его, что он встал из-за стола и задумчиво посмотрел на дверь, чувствуя, что не может больше ждать.


Лежа под одеялом и начиная согреваться, Диана подумала о предстоящей ей длинной ночи, заполненной страданием. Потом ей пришла в голову утешительная мысль. Если она заснет, ей может присниться Маркус. Мысль эта показалась ей настолько заманчивой, что она задремала, а потом и заснула. Она как будто провалилась в небытие и спокойно спала до полуночи. Потом начала метаться в постели.

Где она? Господи милосердный, она снова в тюрьме для рабов! Она в оковах, как и все вокруг нее, но они так близко, они могут до нее дотронуться! Она резко отшатнулась, боясь этого мерзкого прикосновения. Но когда она отпрянула, один из них все пытался схватить ее. «Нет, нет!» — шептала она в отчаянии, кидаясь из стороны в сторону, чтобы увернуться от грубых рук.

Когда огромный охранник пришел, чтобы вести ее в Большой Цирк, она вся дрожала. «Милостивый Боже, не позволяй этому случиться! Зачем я снова перенеслась во времени?» Она уже прошла через это однажды, теперь ей вновь придется все пережить, только на этот раз будет еще хуже. Ведь она знала, что ждет ее на арене! Почти обезумев от страха, она закричала, потом каким-то чудом вырвалась из рук палача и бросилась бежать.

Марк услышал этот вопль ужаса. Быстро прошел через спальню и распахнул дверь. Диана бежала по темному холлу ему навстречу. И упала прямо в его объятия.

— Я вернулась, я вернулась!.. — содрогалась она от рыданий так, что даже зубы стучали. Через тонкий батист ночной рубашки он чувствовал, что тело у нее ледяное.

Его сильные руки обхватили ее, и она прижалась к нему с отчаянием ребенка.

— Диана, ты в безопасности. Это просто кошмарный сон. — Ему вдруг захотелось защитить ее от всего света. Он готов был жизнь отдать, чтобы оградить ее хотя бы от мрачных видений.


Глава 31


Он поднял ее на руки и отнес поближе к камину. Она судорожно обвила его шею руками.

— Маркус, помоги мне! — взмолилась она.

— Я — Марк, — твердо сказал он, опуская ее в кресло около камина, но все еще не выпуская из рук.

Дрожа, как напуганный зверек, попавший в капкан, она прижалась лицом к впадине между его плечом и шеей, а он гладил ее волосы и спину, стараясь передать ей свою силу.

— Диана, ты знаешь, где находишься? — решительно спросил он. Голос низкий, почти суровый.

Она инстинктивно понимала, что сейчас ей требуется его сила, а не доброта. Он расцепил ее руки, обнимавшие его за шею, и задержал их в своих руках. Ее глаза были расширены от страха, дыхание прерывалось, будто она спасалась бегством.

— Отвечай!

— Да, — прошептала она.

— Кто я?

— М… Марк.

— Тогда ты должна знать, что тебе ничто не угрожает. Я никому не позволю тебя обидеть!

Она протянула руки, чтобы дотронуться до выпуклых мускулов его груди, раздвинула пальцы, как бы измеряя ширину его плеч, потом скользнула ладонями по рукам, по мощным бицепсам, как бы проверяя его силу, заглянула в его темные глаза:

— Ты такой же большой и сильный. Ты закроешь меня от зла. Я хочу, чтобы ты меня обнял.

«Навсегда», — подумал он.

— Я буду обнимать тебя столько, сколько нужно, — пообещал он.

Диана прижалась к нему изо всех сил. Черпала его силу, полностью отдаваясь на его милость. Согретая огнем и теплом его тела, она начала успокаиваться. Мало-помалу страх уходил, постепенно утихла дрожь, и она осталась тихо и доверчиво лежать в его объятиях.

Держа ее на коленях, он дивился тому, как соблазнительная женщина за несколько часов превратилась в совсем юную девушку. Ему никогда раньше не приходилось утешать и защищать женщину. Очень приятно чувствовать себя таким всемогущим! Самое удивительное было в том, что, отдавая ей свою силу, он чувствовал, как она растет и растет в нем.

Она доверилась ему. Он понимал, что лучшего момента, чтобы узнать конец ее истории, не будет.

— Поговори со мной, расскажи, что случилось.

— Во сне?

— Нет, Диана. Что случилось в Аква Сулис?

Она устроилась поудобнее.

— Мы с Маркусом полюбили друг друга. Я не могу описать, как глубоко и безгранично. Между нами стояло многое — обычаи, нравы, религия, даже само время, но наша любовь преодолела все. У нас оказались родственные души.

Марк чувствовал в ее словах тоску одиночества. Он мог понять то, о чем она рассказывала. Его руки сжались, и она потерлась щекой о его твердую, как камень, грудь.

— Маркус не хотел ехать в Рим без меня, но знал, что должен. Он хотел, чтобы мы поженились, а для этого ему нужно было разрешение Рима, поскольку он был солдатом и завербовался на двадцать шесть лет. — Она слегка передвинула щеку, чтобы слышать биение

его сердца. — Я боялась ехать в Рим. Я ведь читала о злодеяниях Нерона, вот и решила использовать все свои чары, чтобы не пустить Маркуса. Я рассуждала, забыв, что люблю. Он должен был ехать, и я отбросила свои страхи и поехала с ним. Его отец принял меня как дочь. Мы с Титом Магнусом привязались друг к другу за то короткое время, что были вместе, Маркус оставил меня на вилле отца, а сам вместе с прокуратором занялся главным делом — убедить сенаторов сместить Паулина с поста наместника в Британии… — Голос Дианы становился все тише.

— Как это ни ужасно, ты должна все рассказать. Доверься мне, я сумею тебя защитить. — Он коснулся губами ее виска.

Она откинула голову и взглянула на него:

— Я полностью доверяла Маркусу. Я считала, что

другой защиты мне не нужно. Он был самым сильным, самым могучим человеком, который когда-либо — в любые эпохи — жил на земле, но этого оказалось недостаточно.

— Рассказывай! — Это прозвучало как приказ.

— Тита отравили, обвинив в этом меня. — Она начала рыдать и говорила, уже торопясь и захлебываясь словами. — Меня бросили в тюрьму для рабов. Это был настоящий кошмар. Я все надеялась, что придет Маркус. Была в этом уверена. Меня повезли на казнь в Большой Цирк, где в своей императорской ложе сидел Нерон. Маркус тоже был там. Скорее всего он узнал об убийстве своего отца в тот же момент, когда увидел меня, привязанной к столбу. — Она прерывисто вздохнула, содрогнувшись всем телом и держась за Марка Хардвика, как утопающий держится за соломинку. — Львы, огонь и Маркус добрались до меня одновременно.

Маркус любил меня так сильно, что вонзил мне в сердце меч, чтобы прекратить мои мучения!

Марк прикрыл глаза, ощущая ее боль и переживая страдания Маркуса. Ему показалось, что он пережил собственную смерть.

— Я спас тебя! — радостно пробормотал он.

Диана перестала рыдать и взглянула на него.

— Маркус тебя спас. Когда он вонзил меч в твое сердце, ты вернулась в свое время.

— Да. — Она дотронулась до его лица, такого трогательно знакомого, такого любимого. — Спасибо.

Этот момент был таким личным, только для них двоих.. Она снова прижалась щекой к его сердцу, а он обнял ее. Ей казалось, что В ней все таяло, защищенное его силой, которой, она знала, хватит навсегда.

Он не двигался, пока она не заснула. Потом отнес на кровать и осторожно положил на покрывало. Посмотрел на нее, озадаченно сдвинув брови. Она так убедительно рассказывала ему свою историю, что он пережил ее вместе с ней. Так много вопросов и так мало ответов, но в одном аи был уверен — их жизни переплелись.

Он вытянулся рядом, охраняя ее, как ангел ночи.

Она почувствовала его присутствие и повернулась, прижавшись к нему в своей любимой позе: просунув одну ногу между его ног.

«Она, наверное, думает, что лежит в постели с Маркусом», — мелькнуло в его мозгу.

— Я знаю, ты — Марк, — прошептала она, будто прочитав его мысли, еще раз провела ладонью по его твердым мускулам и уснула.


Когда Берк, принесший его светлости воду для бритья, вошел в спальню, Марк Хардвик открыл глаза и виновато посмотрел на него. Прелестная девушка шевельнулась в его объятиях, и он сказал:

— Мистер Берк, вы ничего не видели.

— Разумеется, милорд, — спокойно согласился мистер Берк. Он поставил воду и удалился точно так же, как делал каждое утро.

Опершись о грудь Марка, Диана привстала и густо покраснела.

— Мне очень жаль, милорд!

— А мне нет. Мне было очень приятно. — Его черные глаза смеялись, — А теперь, после того как мы спали вместе, ты можешь перестать величать меня милордом.

Она не улыбнулась:

— Я хочу поблагодарить тебя за помощь. Я была в ужасе, а ты разогнал мои страхи. — Она говорила очень искренне и была явно смущена.

Он закинул руки за голову, вытянул свое мускулистое тело под бархатным халатом и позволил своим глазам не спеша насладиться ее видом.

— Если я — Маркус Магнус, то почему ты смущаешься? Наверняка для тебя вполне привычно просыпаться в моих объятиях?

Ее смущение немедленно перешло в гнев. Он над ней издевается!

— Но совершенно непривычно для тебя. Я помню все, каждую подробность, ты же не помнишь ничего!

— Я помню эту ночь, — улыбнулся он.—И ты могла бы освежить мою память. Давай сначала. Когда ты просыпалась вот так, рядом с Маркусом, в его объятиях, наверняка вы занимались любовью. Почему бы тебе не позволить мне…

— Давай мечтай дальше!.. — резко сказала она, отбрасывая волосы и вставая с постели.

Он вполголоса выругался, проклиная реакцию своего тела на ее близость. Поднявшись с кровати, он повернулся к ней спиной и занялся камином.

Марк Догадывался, что она прекрасно знает, как соблазнительна в этой прозрачной бледно-лиловой рубашке, с шелковой копной золотистых волос, рассыпавшихся по плечам. Он чуть было не обвинил ее в том, что она под предлогом кошмарного сна сама прибежала к нему ночью, но вовремя остановился. Он знал, что ее ужас был неподдельным. Но теперь вместе с дневным светом вернулись ее самоуверенность и дерзость.

Когда он повернулся к ней лицом, она рассматривала карту на его столе.

— Тут неправильно.

Он замер.

— Что ты хочешь сказать, черт побери?

— Эта карта Аква Сулис не соответствует действительности. Кто ее начертил?

— Я!.. — сказал он агрессивно.

Она подняла ресницы и с сожалением взглянула на него:

— О Господи, до чего же у тебя отвратительная память!

Он решительно подошел к ней.

— Я не чертил ее по памяти, а пользовался результатами своих исследований.

— Тогда твои исследования столь же плохи, как и твоя память.

— Что тут не так? — резко спросил он.

— Крепость занимала значительно большую площадь, чем у тебя на карте. Бани находились внутри крепости, за стенами. Их строили для легионеров.

Граф уже было собрался возразить ей, но неожиданно понял, что она говорит правильно.

— Крепость занимала площадь не менее тридцати акров. Кроме казарм для солдат, там были большие бараки вдоль стены для рабов.

Он проследил за ее пальцем, которым она водила по карте.

— Рабов?

Она открыто посмотрела ему в лицо:

— Они были твоими рабами, черт побери! Как ты думаешь, кто построил все эти дороги и мосты? Вовсе не римляне, хотя они и присвоили себе эту честь!

— Мои инженеры были лучшими в мире! — Он замолчал, ужаснувшись тому, что только что сказал.

— Так ты помнишь?!

Они стояли так близко, что касались друг друга бедрами. Диана внезапно осознала, насколько прозрачна ее рубашка.

— О Господи, я совсем забыла, что должен прийти врач! — пробормотала она.

Едва Диана вернулась в спальню персикового цвета, как в дверь вошла Нора.

— Ваша ванна готова, и я принесла рубашку поприличнее, чтобы надеть к приходу врача.


Марк Хардвик, принявший ванну, выбритый и подтянутый, в бриджах и жилете цвета бутылочного стекла, приветливо встретил своего друга Чарльза Уэнтворта.

Доктор вопросительно поднял брови:

— Удалось тебе ее разговорить?

— Да, она говорила довольно много.

— Ты ее не заставлял, надеюсь?

— Пошел ты к черту, Чарльз! Тебя послушать, так я не способен быть мягким с женщиной.

— М-м-м, ну конечно, всегда что-то случается впервые. Она изменила свой рассказ?

— Нет. Она совершенно убеждена, что совершила путешествие в прошлое.

Когда они поднимались по резной лестнице времен королевы Елизаветы, Марк спросил:

— У тебя когда-нибудь было впечатление, что ты жил раньше, в другое время?

Чарльз внимательно присмотрелся к другу, чтобы понять, насколько он серьезен. Тот был серьезен. Чарльз рассмеялся:

— По правде говоря, да. Когда я после окончания университета отправился в свой грандиозный тур, я посетил Египет. Он показался мне таким же знакомым, как и Лондон. Даже более знакомым. Куда бы я ни шел, что-то странное творилось с моей памятью: я знал, что когда-то уже бывал в этих местах. — Он смущенно улыбнулся. — Наверное, ты считаешь меня

сумасшедшим?

Марк пожал плечами.

— Мне все это кажется вполне нормальным. А теперь иди к своей пациентке.

Чарльз вошел в спальню со словами:

— Доброе утро, леди Диана. Вы выглядите значительно лучше, просто замечательно, можно сказать!

— Благодарю вас, доктор Уэнтворт, я очень хорошо отдохнула. Я могу сегодня встать?

— Не гоните лошадей, юная леди. Сначала я задам вам парочку вопросов. У вас что-нибудь болит?

«Только сердце».

— Абсолютно ничего, доктор.

— Прекрасно! У вас нет головокружения, слабости?

— Нет.

Открылась дверь, и вошел Марк.

— Она рассказала тебе, что ночью ей приснился кошмарный сон?

Чарльз повернулся к девушке за подтверждением.

— Причем настолько реальный, что она решила, будто снова перенеслась во времени, — продолжил Марк.

Диана гневно смотрела на него.

— Интересно… — протянул Чарльз. — Но не могу сказать, что плохо.

— Достаточно плохо, — мрачно сказал Марк.

— Нет, я говорю о том, что это не исчезает, а выходит наружу, сознательно и бессознательно. — Он посмотрел на обоих. — По-видимому, вам следует поделиться этим с Марком, и я считаю, что это — самое лучшее решение.

Диана рассердилась:

— Если бы ты держал язык за зубами, доктор разрешил бы мне сегодня встать!

Марк навис над ней.

—А я и не возражаю, чтобы ты встала. Я уже столько времени вижу тебя в постели, что начинаю верить, что ты и в самом деле была моей любовницей.

Чарльз усмехнулся:

— Видит Бог, вы так хорошо общаетесь и без меня, что моя помощь может потребоваться лишь в качестве рефери.

Диана слегка покраснела:

— Извините, доктор Уэнтворт, но Марк иногда так невозможно самонадеян.

Глаза Чарльза заискрились смехом.

—Похоже, вы его довольно давно знаете. «Всего каких-то семнадцать веков».

— Вы можете одеться, если пообещаете не перена прягаться и отдохнуть после обеда. То же самое завтра.

— К этому времени сюда приедут мои тетя и дядя. Господи, дорого бы я дала, чтобы избегнуть этой инквизиции!

— Я рад, что вы о них заговорили, леди Диана. Я их как следует предупрежу, чтобы они на вас не давили.

— Спасибо, доктор!

— Питер, верно, тоже к этому времени вернется? — спросил Чарльз, бросая на Марка взгляд, который явно предупреждал, что ему следует разобраться в своих чувствах к леди до возвращения брата.

Марк проводил Чарльза до входной двери и придержал ее, пока тот выходил.

— Чарльз?

— Да, Марк?

— Не лезь в чужие дела, черт возьми!

Чарльз удовлетворенно ухмыльнулся, вовсе не обидевшись.

Оставшись одна, Диана соскользнула с постели и открыла шкаф. Там висело ужасное бежевое платье с кринолином, а рядом — чудовищный корсет. Потом ее взгляд упал на сундук, забытый ею во время бегства из Хардвик-Холла. Она наклонилась, чтобы открыть его, и внезапно вспомнила, какие красивые новые вещи она купила.

В сундуке лежал соблазнительный красный полукорсет и зеленое платье, которое она приобрела у мадам Маделены. Она встряхнула бархатные складки и повесила его, а потом и все остальные наряды. Запихнув ночную рубашку под подушку, она надела красный корсет. Разумеется, до римских одеяний ему было далеко, но она готова была поспорить, что в современном Бате это самый смелый предмет туалета.

Диана надела элегантный черный костюм для верховой езды, потом стянула длинные волосы в пучок на затылке. Не найдя графа в доме, она пошла к конюшням. Он седлал коня, но когда она попросила оседлать лошадь и для нее, нахмурился.

— Погода мало подходит для медленных прогулок в парке, леди Диана.

Он снова начал обращаться с ней официально. Интересно, может, виной тому ее строгий костюм для верховой езды?

— Я не езжу медленно. Я научилась скакать во весь опор, как, впрочем, научилась делать и многие другие вещи. Так значительно увлекательнее.

— Доктор велел вам не перебарщивать. Она высокомерно задрала подбородок.

— Ты не единственный, кому время от времени требуется быстрая скачка, чтобы спустить пар. Я так долго просидела взаперти, что стосковалась по свободе.

Он смирился и оседлал для нее лошадь. Судя по всему, к свободе они относились одинаково. Они поехали на тот конец поместья, где шли раскопки. Там Диана спешилась и долго бродила по грязи, не меньше него зачарованная работой археологов.

Оттуда они поехали в каменоломни, и он обратил внимание, какие разумные вопросы она задавала рабочим. Ему неожиданно открылось, что ей на самом деле все интересно, что она не притворяется, чтобы угодить ему, как это сделали бы многие другие женщины.

Когда они заехали в гостиницу, чтобы перекусить, граф не посмел заказать обед в отдельном зале. Они держались несколько отстраненно и настороженно, просто ели и разговаривали, как будто заключив негласное перемирие. Личных тем они избегали, старались не обижать друг друга и ни словом не обмолвились о прошедшей ночи.

Так же вежливо вели они себя друг с другом и по дороге назад, в Хардвик-Холл. Вернувшись, оба остались собой довольны. Им удалось побыть вместе и ни разу не выйти из себя. Им приятно было узнать, что они могут мирно общаться.

Диана прошла в свою комнату, решив вздремнуть, чтобы вечером чувствовать себя бодрее. Если дороги не слишком замело, то, вполне вероятно, Пруденс, Ричард и Питер приедут еще сегодня вечером. Она сняла костюм для верховой езды и повесила его в шкаф. Сегодня она наденет зеленое платье, оно придаст ей уверенности. А она ей наверняка понадобится при встрече с Пруденс.

Дверь спальни распахнулась.

— Диана, я…

Глаза Марка охватили сразу все — длинные ноги, высокую грудь и нечто красное и вызывающее. То, что он увидел, так разительно отличалось от строгого костюма для верховой езды, что Марк потерял контроль над собой. Его руки сомкнулись на ее тонкой талии, и он приподнял ее, чтобы поцеловать.

— О милостивый Боже, не целуй меня! Ведь если мы начнем целоваться, то уже не сможем остановиться! — выдохнула она.


Глава 32


Ощущать ее в своих объятиях было так потрясающе, что Марк Хардвик не смог бы остановиться, если бы даже и захотел. Когда он прижимал ее к себе прошлой ночью, она была так напугана, что стремление защитить ее перевесило желание. Сейчас же Диана ничего не боялась, разве что остроты своей реакции на него.

Он целовал ее страстно, требовательно, и она жадно отвечала, как будто сильно изголодалась. «Не останавливайся, не останавливайся!» — стучало у нее в висках.

Одного поцелуя оказалось недостаточно. Его губы коснулись ее век, висков, скул, затем припали ко рту, заставляя ее губы раскрыться и принять его в себя. Ее язык играл с его языком, вызывая в обоих жгучее желание.

Они целовались до тех пор, пока не начали задыхаться, едва сдерживаясь. Он подхватил ее на руки, а она обвила его шею руками, прижавшись к нему всем телом. Он удивился, какая она маленькая И как она страстно сдалась на его милость. Она ничего не утаит от него, отдаст ему все, она позволит ему быть таким, каким он захочет, необузданным и властным, он будет бесконечно брать, а она отдавать без конца.

Диана тихо застонала, когда почувствовала, как его руки скользили по ее телу, вспоминая, вспоминая…

Не отрываясь от ее губ, он отнес ее через холл в свою спальню и ногой захлопнул за собой дверь, оставив за ней весь остальной мир.

Диане не терпелось увидеть его обнаженным, пробежать руками по его твердым мускулам, почувствовать кожей жар его горячего тела. Она знала тело Маркуса до мельчайших подробностей и совсем не знала Марка. Они были очень похожи, но ей необходимо видеть его, попробовать его, исследовать до конца.

Ее пальцы путались в пуговицах его сорочки, и он нетерпеливо отодвинул их. Поставив ее на кровать, он сорвал с себя рубашку и отбросил, прочь. Ее глаза расширились, при виде, половинки золотой монеты, сверкающей на его смуглой труди. Дрожащими пальцами она приподняла ее.

— Марк, твоя монета с Цезарем! Маркус всегда ее носил!

Зрачки его сузились от желания. Он оставит в ее сердце след, который навсегда сотрет из ее памяти этого Маркуса. Он протянул к ней руки, но она остановила его.

— Где ты взял эту монету?

— Она всегда у меня была, — хрипло ответил он и снова потянулся к ней. Его ладони охватили ее груди, и он наклонил голову, чтобы поцеловать их.

— Подожди! Подожди! Мне надо тебе что-то показать.

Он закрыл глаза и застонал. Он больше не мог ждать! Она оттолкнула его руки, и он, расстегнув ремень, стянул с себя бриджи.

Глаза Дианы засветились любовью. Обнаженный, без этой современной одежды, Марк был Маркусом! Она не потеряла его, он был здесь, с ней. Она заставит его вспомнить! Диана улыбнулась своим мыслям. Она должна поймать его в ловушку. Слишком уж Марк Хардвик бережно относится к своей свободе. Его легко будет соблазнить, но практически невозможно женить на себе. В этот момент Диана приняла твердое решение: она его получит. Небеса и ад свидетели: второй раз она его не потеряет ни за что!

Медленно и дразняще Диана расстегнула корсет и освободилась от алых кружев. Его черные глаза вспыхнули, как угли, вобрав в себя ее всю — от обольстительной груди до золотых завитков на высоком лобке. Вокруг узкой талии была застегнута золотая цепочка, подчеркивая ее ослепительную наготу. Она приподняла половинку золотой монеты.

— Вот вторая половина профиля Цезаря. Они идеально подходят друг другу.

Наконец-то ей удалось завладеть его вниманием. Она расстегнула застежку и положила половинку бесценной монеты в его ладонь. Когда Марк увидел, что половинки сомкнулись, образовав изображение Юлия Цезаря, он, пораженный, сел на кровать.

— Я искал ее всю жизнь! Наверное, именно поэтому я и испытываю такую страсть к археологии и римскому периоду. Моя половинка у меня так давно, что я и не помню, откуда она взялась. Я всегда думал, что она досталась мне от прабабушки. Откуда ты взяла свою?

Диана встала на колени на кровати рядом с ним. При воспоминании щеки ее слегка зарумянились.

— Когда ее носил Маркус, монета была целой. После нашей первой ночи он надел цепочку с монетой мне на шею, чтобы я помнила о нем в его отсутствие.

— После того как он овладел тобой?

Она опустила ресницы:

—Нет. В первую ночь он сохранял мою девственность.

— Он, верно, был не в своем уме, — хрипло заметил Марк.

— После этого каждый раз, как мы занимались любовью, мы передавали ее Друг другу, носили по очереди. Он очень дорожил этой монетой с изображением Цезаря. Когда он предложил мне выйти за него замуж, подарил половинку, чтобы я носила ее всегда.

Марк застегнул маленький замочек и надел цепочку ей на шею. Половинка монеты утонула в глубокой ложбинке на ее груди.

— Теперь ты веришь, что когда-то был Маркусом?

— Начинаю верить, — признался он, и голос его дрогнул. Он протянул загрубевший от мозолей палец и очертил контур ее груди.

Диана вздрогнула.

— Боюсь, у меня не хватит силы воли и дальше беречь твою девственность.

— Но я уже не девственница. Ты любил меня много ночей, — прошептала Диана.

Он мягко взял ее за плечи и толкнул на подушки. Она охотно подчинилась, она готова была делать все, что он захочет. Их глаза встретились, и Марк провел пальцами по шелковистой коже ее бедра. Она не сопротивлялась, наоборот, потянулась навстречу, приветствуя его прикосновение.

Когда он запутался пальцами в золотистых завитках на ее лобке, она выгнула спину от наслаждения. В его прикосновении было что-то гипнотическое. И снова она подивилась, как могут быть столь нежными такие большие и сильные руки, ласкающие ее тело.

Его палец добрался до самого потаенного уголка ее тела, и она отреагировала мгновенно, источая тайную женскую влагу, облегчающую ему путь. Одним пальцем он нежно ласкал средоточие ее чувственности, другим проник в ее теплую глубину.

Диана облизала верхнюю губу кончиком языка. Его черные глаза остановились на появившейся влажной полоске. Она хотела чувствовать его язык внутри себя, чувствовать его внутри себя. Она сгорала от желания, а он, судя по всему, был настроен на любовную игру, стремясь довести ее до безумия. Диана с трудом сглотнула: от желания перехватило горло. Все было так, как в тот самый первый раз. Что же может она сделать, чтобы поработить его?

Она потянулась за другой его рукой, поцеловала ладонь и, взяв один палец в рот, принялась сосать его так чувственно, что страсть буквально захлестнула Марка.

Он ощущал, какой обжигающе горячей и упругой была Диана. Он лишь представил себе, как медленно погружается в нее его фаллос, как тот начал пульсировать и подрагивать.

Но дело было в том, что пальцем он ясно ощутил барьер ее девственной плевы.. Марк медленно убрал руку и принял решение. Он не скажет ей, что она все еще девственница. Она думает иначе. Она обладает врожденной женской чувственностью, не имеющей никакого отношения к возрасту, и жаждет отдаться ему. Но Марку не хотелось видеть страх в ее глазах. Он должен прочесть в них блаженство, страсть, он должен полностью оправдать ее женские ожидания.

Он не смог отказать себе в удовольствии: встал на колени и склонил голову между ее ног.

Полузакрыв глаза, Диана смотрела на любимую темноволосую голову. Слава Богу, он любил ее точно так же! Она выгнула спину, чтобы помочь ему, и запустила пальцы в его густые волосы, прижав его к себе крепче, чтобы показать, какое он дарит ей божественное наслаждение.

Хотя оргазм сотряс ее почти мгновенно, ей требовалось нечто большее. Ей хотелось почувствовать его вес на себе, ощутить его внутри себя, узнать свою власть над ним и полностью ему подчиниться, слиться с ним воедино на всю жизнь.

Когда Марк вытянулся рядом с ней, Диана остро ощутила, какая она маленькая и хрупкая. Он легонько коснулся пальцами ее щеки.

— Ты просто очаровательна, — тихо проговорил он, сдерживая свое нестерпимое желание, чтобы любить ее так, как она того заслуживает.

Его пальцы погрузились в золотистую копну ее волос, слегка потрескивающих при его прикосновении. Ему хотелось завернуться в шелковистые пряди, утонуть в ней. Никогда в жизни он так Не хотел женщину. Он хотел испытать с ней все. Он был опытным, искусным и изобретательным любовником, но внутренний голос вновь остановил его. Она такая маленькая и хрупкая, а он знал, что причинит ей боль, когда лишит ее девственности.

Марк не мог надолго оторваться от ее губ. Он повернулся, вновь властно завладел ими. Поначалу нежный и мягкий поцелуй становился все более страстным, чувственным, возбуждающим, потом необузданным и грубым, от которого ее губы вспухли и заныли. Потом он повторил все сначала, слегка касаясь ее губ, доводя до экстаза. Только тогда его губы скользнули по ее шее, прокладывая горячий путь к груди.

Диана опустила рулу и сжала ладонью его плоть. Господи, она уже забыла, каким огромным он становится от их любовных игр. Когда она крепко сжала его обеими руками, Марк понял, что тянуть дальше он не в состоянии.

— Обхвати меня ногами, — хрипло попросил он.

Диане указания не требовались. Она обвила его торс своими длинными ногами и почувствовала, как он скользнул в нее. Из горла ее вырвался короткий вскрик. Марк замер, давая ей возможность привыкнуть к себе. Боль была такой острой, почти невыносимой, но длилась всего несколько секунд, уступив место ощущению заполненности.

Диана медленно вздохнула, ногти впились в его плечи, но тут он начал двигаться — ровно и медленно, постепенно убыстряя темп и принося ей одну волну наслаждения за другой. Ее руки теперь ласкали его плечи, а он шептал ей на ухо слова любви, каких она никогда раньше не слышала. Его жаркий шепот так возбуждал ее, что вскоре она вся дрожала. Она выгнулась раз, другой, третий и забилась в его объятиях, охваченная оргазмом.

Когда ее дрожь начала утихать, он хрипло вскрикнул, и она почувствовала горячий поток его семени внутри себя. Он перекатился на спину, увлекая ее за собой. Они все еще были вместе. Именно к этому они и стремились. Внешний мир перестал существовать. Ночь принадлежала им. Хотя еще не стемнело, они предпочли остаться в постели до утра.


Им повезло, что Питер решил переночевать в игорном доме вместе со своим приятелем Барримором, а Пруденс и Ричард были вынуждены остановиться в гостинице в двадцати милях от Бата, потому что из-за ливня и темноты ехать дальше было нельзя.

Погода действовала Пруденс на нервы. Когда выяснилось, что в гостинице свободна всего одна комната с двуспальной кроватью, она окончательно разозлилась.

Ричард оставил ее страдать в одиночестве и отправился в пивную, чтобы подыскать подходящую девицу. Но попытка не удалась, и через час он вернулся. Теперь злились уже оба.

— Эта твоя ужасная племянница для меня хуже чумы!

— Эта моя ужасная племянница дает тебе возможность жить на Гросвенор-сквер. А ее деньги позволяют тебе делать это с роскошью.

— Ну что же, если бы ты не был простым стряпчим, а чего-то добился, мы могли бы жить на твои деньги!

— Ты стерва, Пруденс, а хуже тебя в постели я никого не встречал за всю свою жизнь!

Пруденс ахнула. Как может мужчина опуститься так низко, чтобы употреблять подобные выражения в разговоре со своей респектабельной женой!

— Какого черта я тебя давно не бросил, сам понять не могу. Мне следовало развестись с тобой много лет назад!

Пруденс оцепенела. Боже милостивый, скандал, связанный с разводом, убьет ее!

— Как ты смеешь! Я слишком много знаю про твои темные делишки. Ты обжулишь собственную бабушку, дай тебе такую возможность!

Ричард улыбнулся. Улыбка его явно не красила.

— А ты, моя дражайшая Пруденс, помогла бы мне истратить ее деньги. Мы с тобой одного поля ягоды и повязаны тут оба, нравится нам это или нет. Предлагаю найти способ дальнейшего сосуществования. — Он оглядел ее пышный бюст. — Иди в постель, ложись и, самое главное, заткнись! — приказал он.

Пруденс негнущимися пальцами притушила свечи и начала выбираться из своих многочисленных одежд. Мужчины — животные и рано или поздно обязательно пользуются своими супружескими правами. Однако подчиниться отвратительной возне Ричарда в темноте было куда предпочтительнее, чем при свете дня оказаться разведенной.

После двух ужасных дней в дороге они приехали в Бат, где решили снять дом, а не пользоваться гостеприимством Хардвиков. В великолепный елизаветинский особняк графа, расположенный в огромном парке, они прибыли во второй половине дня.

Выходя из кареты, Пруденс сжала губы при одной мысли, что все это когда-нибудь может принадлежать Диане, если она выйдет замуж за Питера Хардвика. Одно хорошо: ей тогда не понадобится дом на Гросвенор-сквер, который Пруденс привыкла считать своим.

Мистер Берк провел их в гостиную, где с трепетом ждала Диана. Пруденс уставилась на нее суровым взглядом, отыскивая перемены. И нашла их. Стоящая перед ней девушка в зеленом платье казалась старше, увереннее и спокойнее, чем ее племянница, какой она ее помнила.

Диана приветливо улыбнулась:

— Мне очень жаль, что я доставила вам столько беспокойства, хотя исчезла я вовсе не преднамеренно, уверяю вас. Спасибо, что вы меня искали и волновались. Вы должны быть счастливы, что через два месяца я достигну совершеннолетия и освобожу вас от всех забот обо мне.

Девица определенно намекала на то, что скоро их власти над ней придет конец. Пруденс и Ричард обменялись взволнованными взглядами. Диана снова улыбнулась:

— Вы не должны обо мне беспокоиться. Сами видите, я вполне здорова.

Пруденс присмотрелась к ней повнимательнее. Она явно выглядела уставшей, глаза сонно щурились. И все же она казалась совершенно счастливой.

— Где ты пропадала все эти месяцы? — резко спросила она.

Диана долго размышляла над тем, что же сказать Пруденс. Придумать какую-нибудь правдоподобную историю, что-нибудь такое, чему Пруденс поверит? Но в конце концов она решила сказать правду. Разумеется, ни Пруденс, ни Ричард ей не поверят, но это уж их личное дело. Что бы она ни рассказала, Пруденс примет лишь то, что ее больше устроит.

Диана изложила только факты.

— Когда мы в то утро уезжали из Хардвик-Холла, я сомневалась, стоит ли мне выходить замуж за Питера. Я пошла погулять на холм и зашла в антикварный магазин, где увидела римский шлем. Когда я его надела, он застрял у меня на голове. Наверное, я потеряла сознание. Когда очнулась, то оказалась в том же месте, но в другое время. Я не знаю, каким образом, но я перенеслась в ту эпоху, когда в Британии были римляне.

— Чепуха! — решительно заявила Пруденс. Диана наверняка сбежала с каким-нибудь мужчиной. Глядя на нее, было ясно, что она потеряла невинность. — Ричард, мне хотелось бы поговорить с Дианой наедине, если ты, конечно, не возражаешь, дорогой.

Он послушался, тоже уверенный, что Диана была с любовником и, разумеется, не может в этом признаться в его присутствии.

— Ты вела себя возмутительно! — заявила Пруденс, когда они остались одни.

Диана склонила голову набок, как бы оценивая свое собственное поведение.

— Тут ты права, Пруденс. Я носила возмутительные вещи, я говорила возмутительные слова, я совершала порочные поступки. Абсолютно, бесподобно порочные.

Лицо Пруденс стало густо-карминного цвета, что ей совсем не шло.

— Тебя не было девять месяцев. Ты что, родила незаконнорожденного ребенка?

Диана ахнула:

— Только ты со своим «респектабельным» умом могла до такого додуматься! Нет, мне очень жаль, но я не родила ребенка, о чем глубоко сожалею!

— Вот как! Ты будешь говорить со мной в уважительном тоне, юная леди, хотя совершенно очевидно, что ты не уважаешь саму себя!

Пруденс повернулась и зашагала к двери, крикнув мужу:

— Ричард, я отказываюсь иметь дело с твоей подопечной! Она полностью вышла из-под контроля. Она не в своем уме!

Ричард, заслышав нотки истерии в голосе Пруденс и сообразив, что Диана больше не девушка, поспешно сказал:

— Когда приедет Питер, надо будет поскорее сыграть свадьбу.

Диана встала. Ей хотелось сказать им, что это невозможно, но Питер имел право услышать это первым. Она считала это своим долгом по отношению к нему.

— Будем мы жениться или нет, это наше с Питером дело. А вовсе не ваше.

— Это, вне сомнения, наше дело, молодая мадам, — ответила Пруденс. — Ты под нашим контролем ближайшие два месяца. Ричард, скажи ей.

— Это так, Диана, нравится тебе это или нет, — подтвердил Ричард.

— Я под вашей опекой, а не контролем! — ответила Диана, тоже повышая голос.

В холле Чарльз Уэнтворт и Марк Хардвик обеспокоенно переглянулись.

— Вмешаемся? — спросил Чарльз.

— Всенепременно! — решительно ответил граф.


Глава 33


Громкие голоса мгновенно стихли, как только двое мужчин вошли в гостиную. Тишину нарушил Марк Хардвик.

— Разрешите представить вам доктора Уэнтворта, он наблюдает за Дианой. Чарльз, это Пруденс и Ричард Давенпорт, опекуны Дианы.

Ричард сделал шаг вперед и пожал доктору руку. Пруденс слегка наклонила голову.

— Я очень доволен, как идут дела у леди Дианы, но я должен вас предупредить, что она еще не окончательно поправилась.

— В каком смысле? — потребовала ответа Пруденс.

Она пережила травму. К счастью, физически она уже окрепла.

— Но не умственно? — быстро спросила Пруденс.

— В ее психическом состоянии нет никаких нарушений, — твердо сказал Чарльз. — Она еще не совсем успокоилась эмоционально. На это требуется время.

— А как насчет той истории, что она сочинила, чтобы не говорить, где была все эти месяцы?

— Я не стал бы утверждать, что она ее сочинила, поскольку она твердо в нее верит.

Диана открыла было рот, чтобы возразить: они говорят о ней так, как будто ее здесь нет! Марк приложил палец к губам, и она неохотно повиновалась.

— Полная мура! — заявил Ричард.

Чарльз Уэнтворт призвал на помощь все свое терпение.

— У нас нет ответов на все вопросы, но со временем, если мы отнесемся к ней с пониманием, леди Диана окончательно поправится, а ведь, вне сомнения, именно этого мы все и хотим.

— Собирай вещи! Мы сняли дом на Куин-сквер.

Черные глаза Марка впились в Пруденс.

— В этом нет абсолютно никакой необходимости. Леди Диана может остаться здесь, пока доктор Уэнтворт не решит, что она здорова.

Пруденс изобразила негодование:

— Это никуда не годится. Моя племянница — незамужняя леди, лорд Бат.

— Вы что, хотите сказать, что я ее скомпрометирую? — холодно и надменно осведомился Марк Хардвик.

Диана, которой внезапно надоели все эти споры, встала:

— Я приеду на Куин-сквер, как только поговорю с Питером. Тебе придется с этим примириться, Пруденс.

Стараясь загладить общую неловкость, Чарльз сказал:

— С Дианой все будет в порядке. Я буду рад навещать ее и на Куин-сквер.

— Доктор Уэнтворт, ваши услуги больше…

— Пруденс, хватит! — перебил Ричард. — Доктор Уэнтворт крайне внимателен. — Он потряс руку доктору. — Я у вас в долгу, сэр, за заботу о моей племяннице. Я обязательно пошлю за вами, когда она приедет на Куин-сквер. — С этими словами Пруденс и Ричард удалились.

Вскоре ушел и доктор.

— Какого черта ты позволила этой старой грымзе помыкать тобой? — возмутился Марк.

— Я вовсе не собираюсь переезжать на Куин-сквер. Я это сказала, чтобы от нее избавиться. Должна же я была что-то сделать, пока вы не перешли на кулаки.

— Никогда не видел столь мерзкой женщины!

Диана рассмеялась и искоса взглянула на него:

— Только подумать, она решила, что ты можешь меня скомпрометировать!

Он двумя шагами преодолел расстояние между ними, крепко взял Диану за талию и поднял вверх.

— Пожалуй, я сейчас это сделаю.

— Ничего не выйдет.

Он разочарованно сдвинул брови. Она разгладила их поцелуем.

— Пришла моя очередь компрометировать тебя!

— 

Уже давно стемнело, когда появился Питер Хардвик. Диана уговорила Марка разрешить ей поговорить с его братом наедине, хотя ему это очень не понравилось. Она сидела в библиотеке и читала, нутром чувствуя, что он вот-вот заявится.

Мистер Берк принял у Питера пальто и сообщил ему, что леди Диана ожидает его в библиотеке. Тот уверенной походкой вошел в комнату.

— Прелесть моя, как хорошо, что ты поправилась! — Он поднял обе ее руки к губам, потом сделал попытку обнять.

Диана отступила на шаг.

— Питер, нам надо поговорить.

Он удержал ее руку.

— Никаких исповедей, Диана, я настаиваю. Что было, то было. Самое главное — ты снова вернулась ко мне.

Он вел себя так галантно, что Диана почувствовала себя виноватой.

— Питер, я разрываю помолвку.

— Я не позволю тебе ничего подобного. Мы поженимся немедленно!

— Питер, ты меня не слушаешь! Я не могу выйти за тебя замуж!

Ее тон насторожил Питера; он яростно рванул шейный платок, как будто тот душил его.

— У тебя есть другой? — резко спросил он.

— Да, — спокойно ответила она, — у меня есть другой.

Его губы искривились в гневе.

— У меня письменное соглашение с твоими опекунами, которое нельзя расторгнуть!

— Я ничего об этом не знаю, — искренне удивилась Диана.

— Ты также ничего не знаешь о том, что они хотят заграбастать твои деньги и забросали суды прошениями, надеясь объявить тебя мертвой!

Книга, которую она читала, выпала из ее онемевших рук.

— О чем ты?

— О том, что они стервятники, которые уже наложили лапы на твои деньги. Если ты выйдешь за меня замуж, они уже не смогут тебя контролировать.

Глаза Дианы расширились.

— Значит, ты собрался на мне жениться из-за денег! — Это было откровением. Какой же наивной она была! — Мне уже нет нужды выходить замуж, слава Богу. Через два месяца я стану совершеннолетней и сама смогу заняться своими делами.

— Тогда уже ничего не останется. За два месяца Ричард обчистит тебя полностью.

— Ничего не желаю слышать. Я поеду и сама им все скажу!

— Ты в безопасности лишь в этом доме и замужем за мной. Не давайся им в руки, Диана…

— Оставь меня!

— Ладно, я тебя оставлю, но не надейся, что тебе так легко удастся отделаться от этого соглашения! — сказал Питер и выскочил из комнаты.

Диана села за письменный стол. Неужели есть хотя бы доля правды в его словах? Пруденс и Ричард зарятся на ее наследство? Питер Хардвик согласился жениться на ней из-за денег? Есть какое-то письменное соглашение? Верно, Пруденс все время уговаривала ее выйти замуж за Питера, но какая им от этого польза?

В ее сердце проник холод. По этому соглашению они поделили ее деньги. Мысли Дианы путались, она пыталась разобраться в происходящем и боялась поверить, что люди, в любви которых она никогда не сомневалась, на самом деле любили только ее деньги.

Ричард пытался продать бесценную библиотеку ее отца. Какой у него мог быть мотив, кроме денег? Марк хотел купить ее. Боже милостивый и всемогущий, неужели и он с ними сговорился?


Питер распахнул дверь спальни брата.

— Марк, ты должен мне помочь.

Граф пытался работать над своей книгой об Аква Сулис, но, разумеется, мысли его были далеко. Он предпочел бы находиться рядом с Дианой, когда она сообщала Питеру о разрыве помолвки. Ведь в конечном итоге вся ответственность лежала на нем. Он встал из-за стола и показал на кресло у камина.

— Садись, Питер.

— Когда я приехал на Гросвенор-сквер, чтобы сообщить Давенпортам радостную новость о возвращении Дианы, они готовы были меня убить. Ричард писал заявления в суды, пытаясь объявить ее мертвой. У меня есть основания предполагать, что он уже перевел часть ее денег на свои счета.

— Это — очень серьезное обвинение, Питер! Почему ты так думаешь? .

— Он заявил, что наше соглашение о моей женитьбе на Диане недействительно. Марк, он мог отказаться от выгодного соглашения, только если рассчитывал заполучить все ее деньги!

—Ты хочешь сказать, что тебе заплатили, чтобы ты женился на Диане? — Марк внимательно всмотрелся в красивое лицо брата.

Питер вскочил с кресла.

— Тебя послушать — это преступление! Марк, ради Бога, я же по уши в долгах! Ростовщики ходят за мной по пятам. Мне придется познакомиться с Флитом изнутри, если я не женюсь на Диане.

Кулак Марка Хардвика с силой ударил в челюсть Питера, и тот тяжело свалился на пол. Марк глубоко вздохнул, пытаясь побороть искушение наброситься на брата и избить его до беспамятства.

— Ах ты, распутная свинья! Меня тошнит от одного твоего вида!

Придерживая челюсть, Питер с трудом встал на колени, потом опираясь на опрокинутое кресло, поднялся на ноги.

— А ты— самодовольный негодяй! Раз ты первенец, тебе все подается на серебряной тарелочке с каемочкой из клубничных листьев — земля, титул, деньги! Легко тебе смотреть на меня свысока за то, что я собрался жениться на деньгах. У тебя-то самого вообще не хватает смелости жениться!

Марк провел рукой по волосам, чтобы сдержаться и снова не заехать Питеру в челюсть.

— Ты получаешь хорошее содержание, вполне достаточное, если бы ты не проматывал его со своими приятелями-ублюдками. На этот раз я заплачу твои долги. Но если ты вновь попадешь в подобную историю, я позволю тебе сгнить в тюрьме. Теперь убирайся к чертям собачьим с моих глаз, пока я тебя не убил!..


Толстые стены елизаветинского особняка помешали Диане услышать их разговор, но когда Питер Хар-двик промчался по лестнице и с грохотом захлопнул за собой входную дверь, она вышла из библиотеки, чтобы посмотреть, что происходит. Она подошла к окну холла как раз вовремя, чтобы увидеть, как унеслась прочь карета, запряженная лошадьми.

Когда Диана обернулась, на верхней площадке лестницы стоял Марк. Даже в полумраке было видно, что он в бешенстве.

— Это Питер тебя довел?

— Иди наверх! — прорычал он.

Диана внезапно перепугалась:

— Прости, что я так все запутала!..

— Иди наверх, — повторил он. По его голосу Диана поняла, что вся эта история задела его не на шутку.

Она подняла подбородок.

— Я вовсе не разбила его сердце, — заявила она. — Питер собирался жениться на мне из-за денег, и, наверное, ты это знал… Все знали, кроме меня.

Он спустился по лестнице с грацией пантеры, подкрадывающейся к добыче. У нее волосы на затылке зашевелились, и она невольно задрожала. «Беги!» — велел внутренний голос, но она будто приросла к месту, завороженная силой надвигающегося на нее мужчины.

Он решительно подхватил ее на руки и, не слушая возражений, понес наверх. Она пыталась сопротивляться, но его грубая мощь и ярость были столь велики, что ей не удалось разорвать его железной хватки. Он вошел в спальню и пинком закрыл за собой дверь.

— Маркус… Марк! — выдохнула она. — Не делай этого, пожалуйста!..

Его черные глаза недоуменно смотрели на нее.

— Ты что, меня боишься?

— Я… я боюсь твоего гнева, — прошептала она.

Он сел у огня и прижал ее к себе.

— Мой гнев не направлен против тебя. Меня бесит то, что они с тобой сделали.

Диана облегченно вздохнула и прижалась к нему.

— Разве ты сможешь кому-нибудь доверять после того, как все они тебя предали? — Он с силой сжал кулаки. — Ты даже меня боишься. Я готов их убить!

Она взяла его кулак и поднесла к лицу. Его пальцы разжались, и он нежно провел ими по ее виску и щеке. Века цивилизации все-таки кое-что изменили. Маркус убил бы их! Марк мог себя сдерживать.

— Что сказал тебе Питер?

— Что Ричард и Пруденс присваивают мои деньги. Он утверждает, что избежать их контроля я могу, лишь выйдя за него замуж. Он с ними подписал что-то вроде соглашения, чтобы поделить мое состояние. Я сказала ему, что отправлюсь к ним и предъявлю обвинение.

— Нет. Ты не должна этого делать. Я прикажу своим юристам немедленно начать расследование.

— А что сказал Питер тебе, или, вернее, что ты сказал Питеру?

— Когда он признался, что хотел жениться на тебе из-за денег, разговор продолжили мои кулаки.

— Бедный Питер!

— Тебе что, жалко эту свинью?

— Немножко. Он ведь никогда не сможет сравниться с тобой. Ты — недостижимый эталон!

— Ты преувеличиваешь, но мне приятно. — Его губы коснулись мочки ее уха. — Продолжай.

— Ты благородный и честный, и…

— Круглый болван. Пообещал, что расплачусь с его долгами. Мне придется поехать завтра в Лондон и скупить все его векселя. Я не могу ему дать деньги ему нельзя доверять. — Он крепче сжал ее в объятиях. — Поедешь со мной?

Марк знал, что просит слишком многого. Если они появятся в Лондоне вместе, она будет полностью скомпрометирована. Свет навалится на нее всем скопом и, как стая стервятников, разорвет в клочья остатки ее репутации.

— Я лучше побуду здесь, — прошептала она ему в ухо. Пока он будет в Лондоне, она навестит Куин-сквер и устроит там скандал. Не могла же она заставить Марка вести за нее все бои! По правде говоря, она даже с нетерпением ожидала стычки с Пруденс.

— Возможно, так будет лучше, — неохотно признал он. — Здесь ты в большей безопасности. Питер наверняка появится здесь не скоро, а если и приедет, я прикажу мистеру Берку не пускать его в дом.

— Я не боюсь Питера. Раз у меня есть ты, весь мир и все люди в нем могут катиться ко всем чертям!

Он снова завладел ее губами. Между поцелуями она прошептала:

— Почему бы тебе не присмотреть пару римских столовых диванов в Лондоне? Еда и любовь — замечательное сочетание.

Она была самой непредсказуемой и необычной женщиной, какую ему Только приходилось встречать, и он обожал ее всей душой. Проклятие, завтра придется ее оставить, но сегодня он восполнит упущенное.


На следующее утро, получив приглашение на Куин-сквер, Чарльз Уэнтворт слегка удивился. Пруденс Давенпорт невзлюбила его с первого взгляда и не хотела, чтобы он лечил Диану. По-видимому, Ричард Давенпорт переубедил ее. Хотя с виду сказать этого было нельзя, Давенпорт скорее всего верховодил в этом браке.

Когда Чарльз приехал, его встретил Ричард. Пруденс, тихо сидевшей в сторонке, видимо, было приказано вести себя прилично.

— Спасибо, что приехали, доктор Уэнтворт. Нам нужно как следует понять, что случилось с Дианой, и узнать, поправилась ли она.

— Ну, дело, как видите, довольно запутанное. Ваша племянница исчезла на несколько месяцев. Только ей известно, где она была, но она не хочет вспоминать об этом. Леди Диана убеждена, что она перенеслась в то время, когда Британией правили римляне. Это некая форма амнезии. В мозгу образуется провал, который заменяется правдоподобной историей.

— Правдоподобной! — Пруденс явно не могла больше держать язык за зубами.

— Правдоподобной — с точки зрения Дианы. Истина пока сокрыта от нас. Если дать ей возможность свободно говорить, мне думается, она избавится от этих наваждений, и тогда придет время правды.

— Но вы не можете этого гарантировать, доктор Уэнтворт? Возможно ли, что она так и будет жить в галлюцинациях? — тихо спросил Ричард.

— Мне жаль, что я не могу успокоить вас, но, как вы верно заметили, гарантировать тут ничего нельзя. Однако она вполне нормальна во всех остальных отношениях, и ведь у каждого из нас есть свои странности. Я могу повидать свою пациентку?

— Мне очень жаль, доктор, но она еще не вернулась из Хардвик-Холла, — ответил Ричард. — Мне лишь хотелось кое-что прояснить до ее приезда.

— Доктор Уэнтворт, я была бы вам признательна, если бы вы сохранили все это в тайне, — надменно сказала Пруденс.

— Миссис Давенпорт, уверяю вас, мне и в голову не придет обсуждать с кем-либо мою пациентку. И с вами-то я говорил об этом лишь потому, что вы ее законные опекуны.


Когда Ричард закрыл за ним входную дверь, Пруденс распахнула дверь, ведущую в столовую. Через порог переступил грузный мужчина.

— Вам все было слышно, доктор?

— Да, все, мадам. Думаю, что у вас есть все основания для беспокойства.

Когда к ним присоединился Ричард, ему польстил обожающий взгляд Пруденс. Идея посетила его внезапно, не тогда, когда Диана болтала о римлянах, а когда Ричард понял, что замуж за Питера Хардвика она не пойдет. Зачем делить ее состояние, если они могут заполучить все?

Он может заплатить врачу, чтобы тот признал ее невменяемой и засадил в сумасшедший дом. Когда объявят о ее недееспособности, управлять всеми ее делами станет он.

— Ричард, дорогой, ты гений! — объявила Пруденс, когда он поведал ей о своем плане. — Наша совесть будет абсолютно чиста, поскольку Диана и в самом деле помешалась. Ее надо поместить в надежное место с круглосуточной охраной. Для ее же собственной безопасности нельзя позволить ей куда-нибудь снова исчезнуть.

— Мы не можем пригласить врача из Бата или даже Сомерсета. Здесь у графа все схвачено.

— Не может быть, чтобы ты в своей работе не сталкивался с врачом, с которым можно договориться?

И Ричард вспомнил человека, идеально подходящего для этой цели. Неудивительно, что он так замечательно все придумал. Два года назад ему пришлось столкнуться с подобной ситуацией. Одна влиятельная семья объявила законного наследника недееспособным, а доктор Клейтон Бонор из Уилтшира подписал все необходимые документы, по которым парня засадили в психушку. Чиппенем в Уилтшире находится всего в двадцати милях, и Ричарду не составило труда уговорить почтенного доктора вернуться с ним в Бат.

Ричард печально взглянул на доктора:

— Я уверен, что когда вы сами увидите и услышите пациентку, доктор Бонор, вы согласитесь с моей женой и со мной, что наша племянница вряд ли поправится.

Пруденс надела свою модную шляпу, прикрепила ее булавками к парику и предупредила:

— Мы можем встретить сопротивление, когда попытаемся увезти ее из Хардвик-Холла, доктор.

— Не волнуйтесь, милая леди, никаких трудностей не будет: закон полностью на нашей стороне.

В этот момент раздался громкий стук дверного молотка, и Пруденс выглянула в окно, чтобы посмотреть, кто пришел.

— Это Диана! — прошипела она Ричарду.

— На редкость кстати, — ответил он.

— Мне, Пожалуй, лучше вернуться на время в столовую. Она будет куда откровеннее, если застанет вас вдвоем, — предложил доктор Бонор.


Глава 34


Когда Ричард открыл дверь, Диана решительно вошла в дом.

— У вас что, нет прислуги? Удивительно, особенно если учесть, что за все плачу я. Пруденс, ты ведь обычно не можешь обойтись без полдюжины лакеев на побегушках.

Пруденс густо покраснела.

— Ты должна разговаривать со мной уважительно, юная леди!

— Уважение надо заслужить, Пруденс. А вы с Ричардом заслужили лишь мои подозрения, гнев и презрение!

— Ты не в своем уме, Диана, — сказал Ричард. — Ты стала совсем другим человеком.

— Не таким послушным и наивным, ты хочешь сказать. Вчера вернулся Питер Хардвик, и когда я сообщила ему, что свадьбы не будет, он рассказал мне о тайном финансовом соглашении между вами.

— У нас не было тайного соглашения с Питером Хардвиком. Он лжет!

На мгновение ей захотелось поверить своему дяде. Но в глубине души она знала, что Питер сказал правду. Повязка спала с ее глаз, и теперь она ясно видела, какими мошенниками были ее родственники.

— Тогда ты не станешь возражать против расследования по ведению моих финансовых дел, — объявила она решительно.

— Нисколько! — петушился Ричард. — Через два месяца ты достигнешь совершеннолетия и расследуй, сколько твоей душе угодно. Я буду рад избавиться от этой ответственности.

Пруденс поняла, что пора заставить Диану вернуться к старой теме.

— Диана, ты вспомнила, где была все эти месяцы, или ты все еще настаиваешь, что перенеслась во времена римлян?

Диана круто повернулась лицом к Пруденс:

— Для такой приличной женщины у тебя чересчур грязные мыслишки. Тебе не терпится услышать от меня, что я забеременела от мифического любовника и девять месяцев пряталась. Но это не так, Пруденс. Я перенеслась в то время, когда в Аква Сулис были римляне. Поработивший меня Маркус Магнус был на самом деле Марком Хардвиком, графом Батским. И да, Пруденс, мы были любовниками.

Ричард распахнул дверь в столовую.

— Вы достаточно слышали, доктор?

Грузный мужчина вошел в комнату.

— Она полностью не в себе. Я подпишу бумаги.

— Какого черта? — вскричала Диана, придя в ярость оттого, что у них хватило подлости спрятать кого-то в соседней комнате, чтобы подслушать их разговор.

— Это доктор Клейтон Бонор. Он согласился лечить тебя.

— Меня лечит доктор Чарльз Уэнтворт. Вы что, всерьез полагаете, что я соглашусь лечиться у выбранного вами врача?

— Твоего согласия никто не спрашивает. Ты несовершеннолетняя.

— Отойдите! — Диана едва не задыхалась от ярости.

Но дядя не отступил. Они с доктором крепко схватили ее за руки.

Диана боролась изо всех сил.

— Уберите руки, вы, подлые свиньи!

Доктор Бонор прижал к ее лицу какую-то тряпку. Диана вскрикнула, вдохнув тяжелые, ядовитые пары, и потеряла сознание.

Диана смутно ощутила, что ее поднимают. Она с трудом приоткрыла тяжелые веки и увидела, что ее несут в большое здание, похожее на особняк, но с решетками на окнах. Несли ее доктор Бонор и ее дядя Ричард. Милостивый Боже, это был еще один кошмарный сон наяву! Может быть, она сходит с ума?

Нет, все происходило в действительности. Она чувствовала, как грубо впивались пальцы доктора в ее нежную плоть, а голова раскалывалась от ядовитых паров, с помощью которых он заставил ее потерять сознание. Пруденс нигде не было видно, но Диана знала, что она с ними заодно.

Когда они внесли ее в дом, она закричала, яростно вырываясь из их цепких рук:

— Где я?

— В больнице, — ответил Ричард таким тоном, будто разговаривал с истеричным ребенком.

— Я здесь не останусь! Со мной все в порядке! — Она попыталась вырваться из рук доктора, но у того была железная хватка.

— Разумеется, ты здесь не останешься. Как только поправишься, вернешься домой, — пообещал Ричард.

Ее начал охватывать страх. Диана понимала, что они задумали. Они будут держать ее здесь до тех пор, пока не заграбастают ее деньги. Она запаниковала. Ей нужно отсюда вырваться! Улучив момент, она изо всех сил впилась зубами в держащую ее руку доктора Бонора.

Он вскрикнул от боли и сразу выпустил ее. Ричард бросился наперерез Диане, но она забежала за огромный стол красного дерева. Матрона, сидящая за столом, испуганно вскочила. Диана схватила стул, на котором сидела женщина, и швырнула его в доктора Бонора. Она промахнулась, и стул ударился об стену, пробив уродливую дыру в штукатурке.

Диана схватила керосиновую лампу.

— Если вы меня отсюда не выпустите, я разнесу этот дом на части ко всем чертям, камень за камнем! — Однажды ее уже держали в тюрьме. На этот раз она туда добровольно не пойдет.

— Она безумна, позовите санитарок! — приказал доктор Бонор матроне.

Диана разбила лампу и швырнула ее на лежащие на столе бумаги. Они мгновенно вспыхнули, и трое людей в комнате отшатнулись. Диана воспользовалась этим и кинулась к дверям, но, к своему отчаянию, обнаружила их запертыми.

Две крупные, атлетически сложенные женщины в полосатой форме вошли в комнату. Вздрогнув, Диана припомнила рабынь для банных услуг в Аква Сулис.

— У нас нет выбора, — промолвил доктор Бонор, сбивая пламя своим пальто. — Наденьте на нее смирительную рубашку.

— Не-е-ет… — простонала Диана, но женщины с легкостью справились с ней.

Они привели ее наверх, в маленькую комнату без мебели. Зарешеченное окно находилось под самым потолком. Диана глубоко дышала, стараясь справиться с отчаянием. Она знала, что должна вырваться отсюда, но ничего не могла придумать. Физическая сила здесь не поможет, значит, ей следует пошевелить мозгами.

Женщины принялись раздевать ее. Она посмотрела на смирительную рубашку с ремнями и застежками и содрогнулась.

— Пожалуйста, не надевайте на меня это, пожалуйста! Я буду вести себя тихо, я вас больше не побеспокою!.. — С таким же успехом Диана могла разговаривать со стенами.

Через несколько минут она стояла перед ними обнаженная, только на цепочке на шее висела половинка золотой монеты. Она стремительно прикрыла ее ладонью и попятилась от них. Она знала, что у нее нет ни малейшей надежды оставить ее у себя, но в голову ей пришла отчаянная мысль.

— Послушайте, вы обе. Эта половинка монеты из чистого золота. Это бесценная старинная вещь. Здесь профиль Юлия Цезаря, римлянина. Не отдавайте ее доктору. Никто не знает, что она у меня.

Женщины переглянулись без всякого выражения на лицах. Диана видела, что им хочется оставить монету себе.

— Если вы заложите ее, вам дадут несколько фунтов, если же вы продадите ее в антикварном магазине в Бате, то можете получить даже сто гиней. Но на самом деле она бесценна. Граф Батский как-то предлагал мне за нее полмиллиона фунтов.

Женщины обменялись недоверчивыми взглядами, не оставляющими сомнений, что они считают ее сумасшедшей. Сердце Дианы упало. Она назвала слишком высокую цену. Они не привыкли иметь дело с такими деньгами. Одна из женщин с силой разжала ей руку и отняла драгоценную монету. Обе молча посмотрели на нее, и монета исчезла в глубоком кармане полосатого халата.

Женщины засунули ее руки в рукава грубой рубашки, обвязали их вокруг тела и застегнули пряжкой на спине. Другим ремнем они связали ей ноги.

Диана быстро заговорила, стараясь четко произносить слова:

— Сколько они вам здесь платят? Фунт в месяц, два? Если вы продадите эту золотую монету графу Батскому, вам никогда больше не придется работать!

Они вышли и заперли за собой дверь. В комнате не было ни кровати, чтобы лечь, ни стула, чтобы сесть. Диана скользнула по стене и опустилась на пол. Почему она не поехала в Лондон с Марком? Почему снова стала жертвой? Все из-за того, что, вернувшись в свое время, она почувствовала себя в безопасности. Но зло, оно беспощадно во все века! Зло не знает времени, оно вечно. С момента сотворения мира всегда находились люди, готовые на все ради денег.

Она закрыла глаза, чтобы не расплакаться. «Не теряй надежды, или они победят». Любовь, она тоже вне времени…

— Марк, — прошептала она, — найди меня… помоги мне! — Диана боялась заснуть, чтобы не увидеть снова свой кошмарный сон. «Марк найдет меня», — только эта мысль давала ей силы держаться, не сойти с ума.


Граф Батский объехал все фешенебельные клубы в Лондоне, скупая векселя своего брата. Прошел день, и он Понял, что больше оставаться вдали от дома не может. Без Дианы Лондон был ему не в радость.

Лег он очень поздно, но заснуть никак не мог. Все его чувства заполняла Диана. Без нее он ощущал себя потерянным. И постель, и сердце оставались пустыми. Он подумал, что впервые в жизни в ком-то остро нуждается. И еще одна мысль терзала его: действительно ли он ей нужен? Не приснись Диане тот кошмарный сон, она бы не бросилась в его объятия…

Марк встал рано. С зарей его неуверенность относительно Дианы не исчезла. Он решил немедленно вернуться в Бат, но прежде связался со своими юристами: Честертоном и Барлоу. Он поручил им выплатить оставшиеся долги брата и начать расследование по поводу наследства, полученного леди Дианой от отца.

— Ваша светлость, это очень деликатный вопрос. Вы должны знать, что официально наши руки связаны, пока леди Диана не достигла совершеннолетия.

Мы можем навести справки неофициально, — объяснил Джонатан Барлоу.

— Она достигнет совершеннолетия меньше чем через два месяца, — сказал Марк Хардвик.

— Прекрасно! Нам требуются письменные показания истицы, а также ваши свидетельские показания. Мы начнем предварительное расследование, и как только она достигнет совершеннолетия, мы сможем действовать.

Захватив бланки для показаний, Марк отправился домой. Он не стал останавливаться в гостинице, хотя и понимал, что приедет в Бат глубокой ночью, но предвкушение предстоящей встречи с Дианой, которую он разбудит, удивив своим неожиданным возвращением, гнало его миля за милей.

Марк свернул к дому и, заметив, что во всех окнах до сих пор горит свет, сразу понял: что-то случилось. Он направился прямиком на конюшню, дал там торопливые указания насчет уставших лошадей и побежал к дому.

Мистер Берк еще не ложился.

— Лорд Бат, меня снедает беспокойство! Я не знал, что делать.

— Вы о Диане, не так ли? — спросил Марк, сбрасывая пальто и устремляясь к лестнице.

— Леди Дианы здесь нет, сэр.

— Где же она, мистер Берк?

— В том-то все и дело. Мы не знаем, сэр. Кучер отвез ее в город, по-видимому, за покупками. Она велела ему ждать у аббатства, но так и не вернулась к карете.

— А Питер возвращался? — с подозрением спросил Марк.

— Нет, сэр. О нем ни слуху ни духу.

— Ее тетя и дядя остановились в Бате. Скорее всего, она там. — В душе Марк проклинал себя за то, что оставил ее одну.

— Я взял на себя смелость, милорд, сегодня утром съездить на Куин-сквер. Там никого нет.

В сердце Марка закралось подозрение. Диана покинула Хардвик-Холл, потому что сочла неприличным здесь оставаться. Перепрыгивая через ступеньки, он бросился наверх. В его спальне царил идеальный порядок. Красный корсет уже не валялся на полу, куда она его бросила. Марк чертыхнулся, но тут его взгляд упал на серьги, оставленные Дианой на прикроватном столике. Он взял их и сунул в карман.

Потом он прошел через холл в спальню персикового цвета и почувствовал облегчение, открыв шкаф и увидев, что все ее платья на месте. Значит, она не забрала вещи и не оставила его. Она собиралась вернуться! Женщина не оставит свои платья и серьги, если не собирается возвращаться.

Он сунул руку под подушку, достал ее ночную рубашку и, прижав к лицу, вдохнул нежный, чуть уловимый аромат. Он уже не сомневался, что Диану влечет к нему так же сильно, как и его к ней. Добровольно она от него не откажется. Эта маленькая женщина обладает волей сильного мужчины. Запрещения Пруденс для нее пустой звук. Значит, они удерживают ее силой!

— Мистер Берк, найдите мне сухое пальто! — крикнул он, выбежав на лестницу. — Я поеду на Куин-сквер. Ведь в конце концов я в Бате судья. Если нужно, я выпишу ордер на обыск.

Мистер Берк понимал, что бесполезно напоминать графу, что сейчас три часа утра. Марк Хардвик устанавливал свои собственные правила…

Карета неслась по мосту Палтни и дальше вдоль Бридж-стрит. На повороте кучера остановил охранник. Он поднял свой фонарь и грубо закричал:

— В эту часть города нельзя в карете. Чего вам здесь надо в такое время?

— Прочь с дороги! Ты знаешь, чья это карета?

— А мне плевать, пусть хоть самого графа Батского! Сюда в карете нельзя! — Он посветил фонарем в глубь кареты и ахнул. — Простите, ваша светлость, я вовсе не то хотел сказать, ваша светлость!

— Нет, нет, все в порядке. Я рад, что ты так прилежно исполняешь свои обязанности. — Он сунул сторожу монету и велел кучеру трогать.

На Куин-сквер он долго барабанил в дверь, но в доме не засветилось ни одно окно, и через десять минут он вынужден бы признать, что там никого нет. Он решил вернуться утром и расспросить соседей. А пока велел кучеру ехать к дому Чарльза Уэнтворта.

К счастью, доктор привык к тому, что его будили в неурочное время. Аристократов спокойный сон врача волновал мало, если подагра или несварение желудка препятствовали их собственному сну. Когда Чарльз спустился вниз и увидел вышагивающего по холлу Марка Хардвика, он спросил:

— Что-нибудь случилось с леди Дианой?

— Она исчезла, Чарльз! Я надеялся, что ты ее видел.

— Пойдем в библиотеку, Марк. Угли в камине еще, верно, дают тепло. Я налью тебе коньяку: мне кажется, тебе глоток не помешает.

— Ты что-нибудь знаешь? — с надеждой спросил Марк.

— Трудно сказать. Два дня назад меня пригласили на Куин-сквер, и я отправился туда сразу же, надеясь увидеть Диану. Ричард Давенпорт и его жена провели меня в гостиную и заявили, что не понимают, что случилось с Дианой и поправится ли она. Я снова объяснил им, что их племянница считает, что была перенесена в другое время. Я посоветовал дать ей возможность вы

говориться и не подавлять своих воспоминаний. Когда я попросил разрешения осмотреть пациентку, мне сказали, что она все еще в Хардвик-Холле:

— И это все? Ничего другого?

— Ну, Пруденс еще попросила меня сохранить все в тайне. Мне кажется, она бы предпочла быть похороненной заживо, чем стать объектом сплетен.

— Они хотят сохранить все в тайне потому, что что-то замышляют, черт побери! — выругался Марк.

«Ты ее любишь, — подумал Чарльз. — Наконец-то это произошло».

Марк залпом выпил коньяк.

— Я найду ее! — Он сказал это с такой убежденностью, что Чарльз поверил ему.

— Я готов помочь, чем смогу, ты только скажи. В половине шестого Марк уже стучался в двери других домов на Куин-сквер. Единственное, что ему удалось узнать, так это то, что Давенпорты не привозили собственной прислуги и не нанимали никого здесь, хотя обычно дома сдаются вместе с персоналом. Никто не видел, чтобы молодая леди приезжала или уезжала. Затем граф направился в контору по аренде. А поскольку там строго хранили информацию о своих клиентах, граф пошел другим путем и снял дом на месяц. Зажав в руке ключи, он вернулся на Куин-сквер и обыскал дом сверху донизу, пытаясь найти там признаки пребывания Дианы.

Он не нашел ничего. Однако в комнатах на первом этаже стоял странный запах, происхождение которого он не смог сразу определить. Он знал этот запах, вот только никак не мог вспомнить откуда. Пахло явно лекарством, не слишком ядовитым, но определенно неприятным. Он неохотно запер дверь и сунул ключ в карман.

Когда его рука коснулась сережек Дианы, он закрыл глаза, вспоминая, как она их снимала. Он хотел, чтобы она вернулась в его постель, в его жизнь. Она стала его частью. В глубине души он был уверен, что по своей воле она бы его не покинула. Если даже она сбежала, то не от него, а либо от опекунов, либо от Питера.

Марк решил объехать все постоялые дворы в Бате. Оттуда можно было добраться до Лондона, Бристоля и любого другого крупного города. Если Диана где-нибудь покупала себе билет, он об этом узнает. Он начал с «Кристофера» на Хай-стрит, потом перешел на Уайт-Харт-стрит. К тому времени, как он опросил всех кучеров в «Сарасенз Хед» на Борд-стрит, он начал сознавать, что его поиски бесполезны.

В «Ангеле» на Уэстгейт-стрйт он выяснил, что Давенпорты держали в их конюшне своих лошадей и карету. Но никто не вспомнил молодой девушки.

Он разочарованно взъерошил волосы. И тут внезапно его озарило. Опий! Тот запах, что он почувствовал в доме на Куин-сквер, напоминал запах паров опия. Милостивый Боже, да что же они с ней сделали?!


Глава 35


Диана провела ночь, скорчившись у стены. К утру ей стало трудно дышать. Смирительная рубашка так крепко стягивала ей руки на груди, что она начала задыхаться. Она дала себе клятву, что если ее развяжут, она больше не даст им повода опять запеленать себя в это ужасное одеяние.

Наконец пришли две вчерашние женщины, отперли дверь и принесли ей воды для умывания. Они сняли с нее смирительную рубашку, оставив ее голой. Диана подождала, когда они уйдут, и тщательно вымылась губкой. Она вспомнила великолепные бани Аква Сулис, ту радость и счастье, которые они с Маркусом испытывали в бассейне. В сравнении с римскими временами приспособления для мытья в эпоху Георга были просто нищенскими.

Женщины забрали смирительную рубашку с собой, и она взмолилась в душе, чтобы больше никогда ее не видеть. Она предпочитала быть голой. Большинство людей сочли бы это унизительным, но Диана научилась видеть красоту обнаженного тела. Теперь ни ее собственная нагота, ни нагота других ее не унижала.

Однако вернувшиеся женщины принесли коричневое платье и парусиновые туфли.

— Что это за заведение? — — спросила она как можно спокойнее.

Женщины обменялись настороженными взглядами, потом одна из них сказала:

— Это частная психиатрическая больница.

«Психиатрическая больница? Бог ты мой, они запихнули меня в психушку!»

— И много здесь еще пациентов?

— Здесь более пятидесяти человек, — услышала она в ответ, — но тебе не разрешат с ними общаться, пока не научишься себя вести. Ты будешь сидеть первые несколько недель в одиночестве.

«Недель? Милостивый Боже, не допусти, чтобы я осталась здесь на несколько недель!» — взмолилась Диана, понимая, что, пока ее держат в одиночке, шансы на побег практически равны нулю. Они провели ее в другую комнату, обставленную в спартанском стиле — койка, комод, стол и стул.

У Дианы едва не подогнулись колени, когда она увидела на столе поднос, на котором стояли кувшин с водой, тарелка с кашей и лежал толстый кусок хлеба. Она страшно проголодалась, а пить хотелось так, что саднило горло. Она услышала, как за женщинами закрылась дверь и в замке повернулся ключ, но не могла думать ни о чем, кроме еды.

Доев кашу до последней крошки и вылизав ложку, Диана почувствовала тупую сонливость. Ей трудно было ясно мыслить, но она догадалась, что они подсыпали ей что-то в кашу, чтобы сделать ее послушной. Она забралась на койку и легла, уставившись в потолок.

— Марк… пожалуйста!.. Ты единственный, кто может мне помочь, — прошептала она. Сон наваливался на нее. Она попыталась держать глаза открытыми, бороться с лекарством, но проиграла эту битву.


Марк Хардвик не собирался тратить драгоценное время на сон, пока еще осталась возможность что-то узнать. Мистер Берк упаковал ему саквояж, пока он переодевался. Через час он уже ехал в Лондон. Марк взял с собой кучера, чтобы они могли по очереди управлять лошадьми на стомильном пути из Бата в Лондон.

На Гросвенор-сквер они остановились перед элегантным домом Давенпортов. Граф Батский взбежал по ступеням и протянул свою визитную карточку мажордому. Его тренированная память подсказала ему, что человек этот новый, не тот, кто открывал ему дверь, когда он год назад приезжал покупать книги.

Его провели в библиотеку, где ему пришлось ждать, пока слуга сообщит о нем Давенпортам. Марк Хард-вик вспомнил свою встречу с Дианой, вспомнил пробегавшие между ними искры. Ее присутствие еще ощущалось в этой комнате, и в нем вспыхнула надежда, что она близко.

Его размышления прервал приход Давенпортов.

— Чем могу служить, ваша светлость? — официально осведомился Ричард.

— Я приехал, чтобы увидеть леди Диану, — прямо сказал Марк, с трудом подавляя желание свернуть Давенпорту шею.

Ричард взглянул на жену, прежде чем ответить.

— Боюсь, что ее здесь нет. Она не возвращалась с нами в Лондон.

— Могу я спросить, где она? — спросил Марк Хардвик, тоном давая понять, что легко от него не отделаешься.

— Лорд Бат, — сказала Пруденс строго, — я не хочу, чтобы об этом пошли разговоры, но по секрету я могу сообщить вам, что она снова исчезла.

— Куда исчезла, мадам? — настаивал он безжалостно.

— Ну, исчезла туда, куда исчезала в первый раз, я так думаю.

Женщина явно лгала. Диана никогда не покинула бы его по своей воле. Он не собирается играть в кошки-мышки с этой убогой парочкой.

— Я уверен, вы скрываете ее местонахождение! — решительно заявил граф.

— Это неправда! — вскричала Пруденс. — Девчонка доставляла мне массу хлопот после смерти ее отца. Я пытаюсь пережить скандал, связанный с ее первым исчезновением. Зачем мне начинать все сначала?

— Если ее здесь нет, то вы не станете возражать, если я обыщу дом?

Ричард распрямил плечи:

— Лорд Бат, моя профессия — закон. В этой стране жилище человека священно!

— Но ведь это не ваш дом, сэр. Это дом леди Дианы, и в этом весь секрет.

— Секрет? — Ричард сделал удивленные глаза. — Я могу подать на вас в суд за клевету.

— Милости прошу. Вам еще придется объяснить судье, почему в доме на Куин-сквер пахло опием.

— Опием? — Пруденс разыграла такое возмущение, что казалось, она вот-вот потеряет сознание. — Дорогой сэр, я страдаю от болей в бедре, именно по этому я и отправилась в этот несчастный Бат. Там пахло настойкой опиума. Я без него не могу заснуть.

«Бог мой, у нее на все есть ответ!»

Граф Батский понял всю бесполезность дальнейших расспросов. Он ушел из дома, но не с Гросвенор-сквер, расспросив о Диане соседей. Все единодушно утверждали, что не видели девушку уже почти год. Марк Хардвик прождал весь день, надеясь расспросить о Диане прислугу Давенпортов. Наконец ему удалось поймать Джеймса, кучера, и он повел его в паб на Шеперд-маркет, где угостил парой кружек горького пива.

— Я все больше по конюшням, в доме мне делать нечего, сами понимаете, так что у меня все больше сплетни от прислуги. Когда молодой Питер приехал и сказал, что леди Диана объявилась, я свез их в Бат. Дождь лил как из ведра, так что мы остановились на постоялом дворе в Чиппенеме милях так в двадцати.

— А ты отвозил их на следующий день в Хардвик-Холл? — спросил Марк.

— Да, милорд. Это после того, как они сняли дом на Куин-сквер. Они вроде собирались забрать леди Диану от вас на Куин-сквер, я так понял. Ну и злющие же они ехали обратно без нее!

— Когда через два дня леди Диана приезжала на Куин-сквер, ты их куда-нибудь отвозил?

— Если она и появлялась, я ее не видал.

Марк был явно разочарован.

— Она с вами в Лондон не возвращалась?

Джеймс отрицательно покачал головой.

— А горничная леди Дианы? Как ты думаешь, она может знать, где ее хозяйка?

Джеймс доверительно наклонился к Марку:

— Леди Поганка выставила Бидди сразу же, как леди Диана исчезла в первый раз. Бидди даже думала ехать в Бат в надежде получить свое старое место.

Граф еще раз убедился в бесполезности расспросов слуг. Он сунул Джеймсу десятифунтовую бумажку и направился к студии Аллегры, находящейся поблизости.

Когда граф ушел, Джеймс призадумался, не следовало ли ему сказать, что он возил Ричарда Давенпорта назад в Чиппенем, что в Уилтшире. Потом пожал плечами. Хозяин ездил один, племянницы с ним не было, так что вряд ли эти сведения пригодятся графу.

Направляясь к дому Аллегры, граф Бат увидел, что навстречу ему вдоль высокой решетки идет мадам Лайтфут. Поравнявшись с ней у входной двери, граф приподнял шляпу.

— Я пришел повидать Аллегру. Она все еще живет здесь, мэм?

— Я — мадам Лайтфут. Прошу, входите, сэр, и садитесь. Леди, которую вы ищете, будет с вами через минуту.

Марк решил, что седой дракон с большой тростью — какая-нибудь дальняя родственница Аллегры, и в душе подивился их полной противоположности. Через десять минут он начал выказывать признаки нетерпения, раздраженный столь долгим ожиданием. Неужели эта глупая женщина не понимает, что дорога каждая минута?

Наконец в комнату вплыла Аллегра — накрашенная, в платье с глубоким декольте и черными кудрями по плечам.

— Марк, дорогой, — сказала она хрипловатым голосом, — тебя тысячу лет не было видно в Лондоне!

— Аллегра, я не знаю, что делать. Ищу леди Диану Давенпорт. Она исчезла!

— По меньшей мере десять месяцев назад, — сухо заметила Аллегра.

— Нет-нет! Я нашел ее, но она снова пропала. Ты не знаешь, куда она могла подеваться?

Аллегра улыбнулась:

— Она была просто очаровательна. И, судя по всему, это не только мое мнение! Непредсказуемая, лишенная условностей, неожиданная… Я вижу, ты полностью покорен, и рада, что она заставляет тебя побегать!

— Черт побери, Аллегра, я в отчаянии! Я боюсь, что с ней что-то случилось!..

Аллегра подняла брови.

— Мне кажется, она прекрасно может сама о себе позаботиться. Она ведь брала уроки танцев у мадам Лайтфут, знаешь ли. Так даже та не могла с ней справиться.

— Тогда, возможно, мне следует поговорить с пожилой дамой?

Аллегра расхохоталась. Смех был хрипловатым и заразительным.

— Марк, неужели ты не в курсе?

— Не в курсе чего?

—Мадам Лайтфут и я — одно и то же лицо.

Какое-то время он тупо смотрел на нее.

— В качестве мадам Лайтфут я вхожа во все дома, где проживают светские дамы и их невинные дочки. Когда я Аллегра, все джентльмены у меня в кармане.

Марка Хардвика это сообщение вовсе не позабавило. Он окинул ее взором темных глаз с головы до ног. «Стоит только подумать, что знаешь о женщинах все, как одна из них тут же делает из тебя посмешище. А может, и не одна…»

Аллегре стало его жаль:

— Я буду держать ушки на макушке, дорогой. То есть мы обе будем.

Графу Батскому ничего не оставалось, как поехать на Джермин-стрит. Он не спал уже тридцать шесть часов, был сильно расстроен и зол как черт.

Дверь он открыл своим ключом и лицом к лицу столкнулся с Джефферсоном, исполняющим обязанности дворецкого и камердинера его лондонского дома.

— Добрый вечер, ваша светлость! — Взгляд слугивыражал одновременно испуг и облегчение.

— В чем дело, Джефферсон? — раздраженно спросил Марк.

Слегка поколебавшись, Джефферсон сообщил ему, что в доме находится Питер, его брат.

У Марка не было ни малейшего желания встречаться с Питером. Он направился было в библиотеку и вдруг услышал доносящийся сверху жалобный плач. «Будь оно все проклято! Неужели эта свинья умыкнула Диану, чтобы заставить ее выйти за него замуж?» Когда он достиг лестницы, женские рыдания стали громче. Марк пришел в страшную ярость: «Я его убью!»

Перепрыгивая сразу, через три ступеньки, он бросился наверх и распахнул дверь спальни. Открывшаяся глазам картина заставила его передернуться от омерзения. К кровати была привязана молодая голая девица, а Питер стегал ее кнутом. Напряженный фаллос Питера мгновенно поник, стоило ему заметить презрительный взгляд ненавистного старшего брата. Граф не сказал ни слова: Питер все прочел в его глазах. Он стоял в дверях, пока Питер отвязывал проститутку, которая начала торопливо одеваться и убежала прочь.

Только тогда Марк удалился в свою спальню и запер дверь, чтобы, поддавшись гневу, не потерять контроль над собой. Он взял графин с коньяком и отнес его к кожаному креслу. Потом отпил большой глоток прямо из горлышка. Коньяк огнем обжег ему желудок и согрел его. Он всегда знал, что Питер — темная личность. Но самое гнусное, что эта молодая свинья жаждет крови и, судя по всему, животными не ограничивается.

Странная мысль пришла ему в голову, когда он снова поднял к губам хрустальный графин. Выходит, у каждого есть своя тайная жизнь. У Питера, Аллегры… у Дианы?

Марк сбросил сапоги и расстегнул жилет. Весь этот проклятый мир — выгребная яма. «А пошел он, и все с ним вместе!» — устало подумал он. Он решил осушить графин и осуществил свое намерение.


На следующий день голова у него раскалывалась с похмелья. Он отказался от завтрака и направился в библиотеку, чтобы выписать несколько чеков. Когда ленивой походкой туда же вошел Питер, Марк сжал зубы. Питер был свеж и беспечен.

— Слушай, ты чего вчера так завелся? Этой девке за все хорошо заплатили.

— Когда я туда ворвался, думал, что это Диана.

— Диана? — Брови Питера поползли вверх. — Только не говори, что она снова улизнула. Постой-ка, неужели еще один несчастный случай с Хардвиком? — Он заметил, какой изможденный вид был у Марка. — Надо же, будь я проклят!

Питер сел на край письменного стола и поболтал в воздухе ногой в сапоге.

— Если это тебя утешит, то я думаю, ты легко отделался. Верно, она хороша, как богиня, но ведь и холодна, как лед. Самая настоящая снежная королева, черт побери! Сам знаешь, я отказов не принимаю, но она вечно держала меня на расстоянии вытянутой руки со всеми этими своими штучками насчет девственности. Несмотря на похмелье, Марк внезапно почувствовал себя лучше. Он оценивающе взглянул на Питера и сменил тему.

— Тебе никогда не приходило в голову заработать какие-нибудь деньги?

— Нет, никогда, — с подкупающей искренностью признался Питер.

— Я могу дать тебе работу либо в одной из каменоломен, либо на моей барже.

Питер криво улыбнулся:

— Мой брат — спаситель падших. Нет уж, спасибо, ваша светлость! Сегодня я иду в «Алмак», приударю за леди Эдвиной Фарнуорт-Пенистой, наследницей компании «Железные дороги Пенистона». А ты-то думал, что я трачу все свое время на шлюх и азартные игры.

Когда Питер уходил, Марк уже был уверен, что Диана его брата больше не интересует. Впереди лежал бесконечный день. Он не придумал ничего, кроме как установить слежку за Ричардом Давенпортом. Марк был убежден, что опекуны Дианы знают, где она. Но сейчас у него появились сомнения. Что, если Диана просто решила уехать? Она — энергичная молодая красотка и, вне сомнений, переживет эти два месяца до совершеннолетия. И тогда она торжественно объявится, заберет свое наследство и сделает всему миру ручкой.

Боль в сердце была невыносимой. Он попробовал переключить внимание и развернул утреннюю «Тайме». На глаза попалась статья о новых археологических находках. Под подвалами на Буш-лейн, за Кэннон-стрит, были обнаружены массивные каменные стены, относящиеся предположительно к римскому периоду. Он немедленно отправился на раскопки, чтобы увидеть все собственными глазами. Здесь уже собрались многие из его друзей по археологическому обществу: ведь это была одна из самых значительных находок за все время раскопок. Но оказалось, что невозможность поделиться новостями с Дианой испортила ему всю радость. Время тянулось бесконечно. Граф пробыл в Лондоне еще три дня. Он всюду следовал за Ричардом Давенпортом, если тот покидал Гросвенор-сквер. По утрам стряпчий шел к себе в контору, а вечерами направлялся в бордель в Мейфер. В конце концов Марку Хардвику пришлось смириться с фактом, что Давенпорты не приведут его к Диане. На четвертый день, потеряв всякую надежду, он вернулся в Бат.


Диана лежала на койке, уставившись в зарешеченное окно. Свобода необходима человеку как воздух. Время тянулось медленно, вяло, дни путались с бесконечными ночами. Она тупо подумала, что если и была нормальной, когда ее привезли сюда, то уж здесь-то свихнется наверняка.

Диана умоляла санитарок дать ей хоть какую-нибудь работу, надеясь, что ее отведут на кухню или куда-нибудь еще, но они не обращали внимания на ее мольбы. Она попросила что-нибудь почитать, но говорить с ними было все равно что со стенкой, а она уже устала от этого. И Диана полностью ушла в себя, и ее внутренняя жизнь вскоре стала для нее реальнее, чем то, что ее окружало. Она часто возвращалась к Маркусу в Аква Сулис, но еще чаще мечтала о Марке и замечательном георгианском городе Бате.

Диана потеряла счет времени и уже не знала, как долго она находится в заточении. В какой-то момент она начала делать зарубки на стене ложкой, но получалось это у нее плохо, и она уже не сомневалась, что они постоянно подсыпают ей что-то в еду. Поэтому ела она очень мало и вскоре побледнела и похудела, но надежда все еще теплилась в ней. Ей казалось, что только эта слабая надежда еще и удерживает ее в этом мире.

Марк придет! Она любила его теперь еще больше, чем раньше. Он — ее любовь, ее мечта. Он спасет ее! Диана закрыла глаза и уснула. Один сон сменялся другим, ласка переходила в поцелуй, и она просыпалась в безумной надежде, что лежит в его надежных объятиях. Но мечта никогда не сбывалась…

В конце концов Диана впала в транс, а потом ее вдруг начало выворачивать наизнанку. Когда ее рвало три дня подряд, присматривающие за ней санитарки сообщили об этом доктору Бонору.

Тот забеспокоился. По-видимому, успокоительные лекарства, которые они подмешивали в ее пищу, отравляли ее. Ему и раньше приходилось встречаться с такими случаями, когда дело касалось маленьких женщин. Он немедленно отменил все лекарства. Бонор знал, что ее опекунов не волнует, будет она жить или умрет, но ему самому придется отвечать перед советом графства Уилтшир и коронером.

Постепенно желудок Дианы успокоился, она поняла, что в еду ей больше ничего не подсыпают, и ее аппетит улучшился. Хотя ее больше не рвало, каждое утро появлялось мучительное чувство тошноты, и Диану охватило ужасное подозрение.


Глава 36


Марк Хардвик боролся со смертельной тревогой и отчаянием единственным известным ему способом — он погрузился в работу. В качестве графа Батского он возглавлял Батскую корпорацию, в которую входили мэр, олдермены[40 - Олдермен — старший советник муниципалитета; избирается на 6 лет из числа членов совета города или графства.], адвокаты, врачи, пивовары, виноделы, шорники и владельцы магазинов. Они наняли топографа, Томаса Болдвина, и поручили ему составить план перестройки плотно заселенного района и прокладки пяти новых улиц. Предполагалось также соединить Юнион-стрит с верхней и нижней частями города, снести постоялый двор «Медведь» и перестроить насосную станцию.

Марк Хардвик окончательно одобрил план и одолжил корпорации двадцать пять тысяч фунтов, чтобы можно было начать работы. Теперь ему оставалось убедить богатых людей в Бате, что городские облигации — надежное капиталовложение. Его дни были заполнены заботами, но ночи оставались пустыми. Бессонные часы тянулись бесконечно.

В своей великолепной елизаветинской опочивальне, где когда-то спала королева, он предавался мучительным воспоминаниям об одной женщине — леди Диане Давенпорт. Как цветы хранят свой запах на руке, дарящей букет, так и Диана оставила аромат в воздухе, которым он дышал. Всеми своими помыслами он стремился к ней: ему казалось, что сама жизнь началась в тот день, когда он впервые встретил ее.

Бесконечными темными ночами он мечтал о ней, а когда Морфей все же увлекал его в свое царство, он неистово и нежно любил ее во сне. Марк тщетно старался придумать, кого бы еще спросить, куда поехать, что еще можно сделать. Он знал, что становится одержимым, но не мог успокоиться, пока не найдет ее.

Диану тоже занимала теперь лишь одна мысль. Она понимала, что сидит в заточении уже больше месяца, поскольку развеялись последние сомнения в ее беременности. Диана с ужасом думала о том дне, когда санитарки обнаружат ее тайну. Но боялась она не позора, который неизбежно выпадает на долю женщины, родившей ребенка вне брака. Если бы ее не держали в этой тюрьме, она была бы счастлива носить под сердцем ребенка Марка. Но она нутром чувствовала, что, узнай об этом доктор, ребенок будет в смертельной опасности.

Они никогда не оставят ей ребенка, да она и сама не хотела, чтобы ее дитя жило в сумасшедшем доме. Мысль, что у нее отнимут ребенка и отдадут кому-то на воспитание, ужасала ее. Но больше всего она боялась, что этот мерзавец доктор Бонор даст ей какое-нибудь лекарство, чтобы убить ее ребенка и избавить их всех от ненужных хлопот.


Граф Батский весь вечер просидел над своими бухгалтерскими книгами. У него был специальный человек для конторских дел, связанных с каменоломнями и баржами, но он всегда лично проверял расходы и доходы, хотя и находил это занятие утомительным.

Закончив, граф понял, что слишком долго сидел взаперти и ему требуется разрядка. Оседлав Траяна, своего любимого жеребца, он поехал по имению и с удивлением заметил, что весна уже полностью вступила в свои права. Он был так погружен в свои мрачные мысли, что время для него как бы остановилось. Несправедливо, что жизнь продолжается как ни в чем не бывало. Вот уже кончилась зима, и весна принесла долгожданное обновление.

Марк спустился к реке и въехал в прохладную тень буковой рощицы, вдыхая свежий аромат распустившейся листвы. Он спешился и долго стоял, очарованный красотой этого места. Что-то было здесь беспокойно знакомое. Он пытался вспомнить, но не мог.

Он внимательно осмотрелся по сторонам, и вдруг его взгляд упал на странный предмет, торчащий из мягкой земли на берегу. Наклонившись, чтобы рассмотреть получше, он почувствовал, как забилось сердце. Предмет напоминал римскую дощечку для письма, одну из тех, которые римляне часто закапывали в землю. Он пальцами вырыл дощечку из-под корней старого бука. Деревянная часть дощечки почти совсем сгнила, но свинец сохранился.

Марк смахнул приставшую землю и четко разглядел имя «Маркус». Сердце тяжело билось, пока он разбирал остальные слова. Отчетливо просматривалось «Аква Сулис», потом слово «любит». «Господи, да там же написано „Диана“ и еще год — 61-й новой эры…»

Держа испачканную грязью дощечку в руках, он уже твердо знал, что они с Дианой зарыли ее вместе. Случилось это прекрасным днем, когда они любили друг друга здесь, на речном берегу. Боль в сердце стала невыносимой.

— Держись, Диана, я приду за тобой, — прошептал он с возродившейся в сердце надеждой.

Когда он вернулся в Хардвик-Холл, мистер Берк сообщил ему, что в библиотеке его уже больше часа ожидает посетитель. Узнав мистера Дирдена, владельца магазина, Марк решил, что тот пришел по делам корпорации.

— Добрый день, милорд! Мне в магазин женщина принесла половинку римской монеты с изображением Цезаря.

— Бог мой, какая женщина? Молодая блондинка? — вскричал граф.

— А. вот и вы взволновались так же, как и я, когда осмотрел монету и убедился, что она подлинная.

— Да-да! Насчет женщины. Где она живет? Могу я с ней поговорить?

— Боюсь, что нет, милорд. Она крупная, высокая, безусловно немолодая, но и не слишком старая. Я предложил ей сто фунтов, подумав, что за такую сумму она продаст свою душу, но она не захотела расстаться с монетой. Я тогда сказал, что, возможно, смогу предложить ей больше после того, как проконсультируюсь с клиентом, которого интересуют такие вещи. — Дирден откашлялся. — Я имел в виду вас, разумеется, хотя имени вашего я называть не стал.

— Вы разрешили ей уйти? — возмутился граф.

— Она намекнула, что вернется, ваша светлость, — нерешительно сказал Дирден. — Простите, сэр. Мне не надо было вас беспокоить, раз я не могу предложить вам ничего определенного.

Нет-нет! Вы поступили совершенно правильно, что пришли ко мне. — Марк взъерошил рукой волосы. За надеждой последовало разочарование, но это был первый реальный факт за весь месяц, и, как человек упрямый, он отказывался признать поражение.

— Если она вернется, мне надо знать, кто она такая. Пошлите ее сразу же ко мне и проследите за ней, если в этом будет необходимость. Мне в тысячу раз важнее узнать, откуда взялась эта женщина, чем получить половинку монеты. Я хорошо заплачу вам за ваши услуги, мистер Дирден.

Марк Хардвик немедленно отправился в Бат и объехал все антикварные магазины. Возможно, где-то ей предложили больше, чем Дирден, и узнали, кто она такая. Все владельцы магазинов, кроме одного, дали ему отрицательный ответ. Этот единственный рассказал, что женщина ушла, когда он предложил ей пятьдесят гиней. Он понятия не имел, кто она такая. Граф пообещал каждому торговцу большое вознаграждение, если они узнают, кто такая эта особа, и немедленно сообщат ему, когда кто-нибудь предложит им купить половинку монеты с изображением Цезаря.

Прошла неделя, но граф не услышал ничего нового. Он не находил себе места. Снова объездил все постоялые дворы, поскольку женщина могла жить и не в городе. Антикварные магазины Бата славились своим пристрастием к предметам римского периода, так что именно это могло привлечь ее в Бат. Кучера возили много женщин-пассажирок, но никто из них не интересовался антикварными магазинами.

Глубоко в душе Марк чувствовал, что надо набраться терпения: кто-нибудь снова увидит эту женщину. Вся беда в том, что терпение не входило в число его достоинств. С каждым днем надежда в нем угасала, но настало утро, когда судьба наконец-то улыбнулась ему.

В Хардвик-Холл пришла незнакомая женщина и спросила, не может ли она переговорить с графом Бат-ским. Мистер Берк провел ее в комнату для завтраков, залитую солнечным светом, где на окнах в горшках с землей цвели алые крокусы, и пошел за хозяином.

Марк Хардвик глубоко вздохнул и вошел в комнату. Хотя ему и хотелось приставить пистолет к ее голове, он понимал, что запугиванием на этом этапе ничего не добьешься.

— Доброе утро, миссис… — Его брови вопросительно поднялись.

— Мое имя значения не имеет, милорд. Я слышала, вы интересуетесь находками римского периода?..

— Это так, мадам.

— Я знаю человека, у которого есть монета на продажу, вернее, половинка монеты. По-моему, там изображен Цезарь.

Сердце Марка забилось. С деланным равнодушием он вынул из-за ворота рубашки свою половинку монеты.

— Похожа на эту?

Женщина явно удивилась:

— Да, очень.

— Так вот, сами видите, что у меня есть уже одна и мне не нужна другая. Однако в городе есть антикварный магазин, где вам могут дать за нее фунтов сто.

Лицо женщины разочарованно вытянулось. Она прошла четыре мили впустую, оставив в городе сестру беречь сокровище…

— Заложите карету! Ту, что с гербом, — приказал Марк мистеру Берку сразу же, как только за посетительницей закрылась дверь. Граф представления не имел, что его ждет, но хотел быть готовым к любой случайности. Он направился к сейфу, достал оттуда деньги, затем открыл кожаный футляр и взял два пистолета с рукоятками из оникса. Внезапно он понял, почему предпочел черный цвет слоновой кости или серебру. Они выглядели куда более угрожающими. В черном цвете есть что-то, пророчащее смерть. Он надел черный плащ, предпочтя его пальто, тем более что на улице стало уже совсем тепло.

Когда карета промчалась мимо утренней посетительницы, Марк поразился, что та уже успела прошагать две мили пешком. Это была физически сильная женщина, и Марк задумался, чем она может зарабатывать на жизнь. Она напомнила ему банщицу…

Сначала он заехал в магазин Дирдена и рассказал, что женщина с монетой заходила к нему, но он не проявил никакого интереса.

— Я уверен, она придет сюда за той сотней фунтов, что вы ей предложили. — Он отсчитал две сотни фунтов и передал их Дирдену. — Вторая сотня вам за беспокойство.

Марк Хардвик велел кучеру ждать его у «Ангела» на Уэстгейт-стрит, а сам перешел через улицу и зашел в табачную лавку. Он представления не имел, сколько ему придется здесь торчать. Душистый запах табака пропитал воздух, и он не смог удержаться, выбрал себе смесь и велел скрутить сигары. Когда заказ был готов, а женщина так и не появилась, он набрался терпения и принялся разглядывать ящики для сигар.

И тут он увидел, что к магазину напротив подходят две очень похожие особы. Пока он расплачивался за сигары, женщины вышли из антикварного магазина и направились в нижнюю часть города. Марк перешел через улицу и забрал монету Дианы.

Он последовал за ними на приличном расстоянии, понимая, что двух женщин сразу он вряд ли потеряет. Они зашли в кондитерскую и вышли оттуда с большой коробкой.

«Уже тратят свою наживу!» — гневно подумал он.

Марк проследил, как они пошли прямиком к постоялому двору Кристофера на Хай-стрит, и понял, что они собираются сесть в дилижанс. В мозгу возникло множество вопросов. Может, Диана остановилась у друзей в другом городе? Попросила женщин продать монету, потому что у нее не было денег? Нет, это полностью исключалось. Монету подарил ей Маркус. Она — единственное, что ей удалось принести с собой. Марк знал, что для Дианы монета бесценна и добровольно она с ней не расстанется.

Он прошел две улицы до «Ангела» и велел своему кучеру бежать на постоялый двор и узнать, куда направляются женщины. Вернувшись, кучер сообщил, что они купили билеты до Чиппенема. Марк выругался. На Сомерсет его власть не распространялась.

— Дилижанс поедет только в пять. Эти мымры сидят и жрут пирожные, черт бы их побрал!

— Пожалуй, и нам стоит поесть. Вряд ли потом удастся поужинать.

— Пинту горького, сэр? Слежка, от нее пить хочется.

Когда дилижанс отъехал от Бата, солнце уже садилось, и они могли держаться на приличном расстоянии.

Они пересекли границу Сомерсета и Уилтшира в сумерках, а когда к семи часам добрались до Чиппенема, уже окончательно стемнело.

Марк Хардвик сидел на облучке рядом с кучером. Они примерно полмили ехали за женщинами от постоялого двора. Сестры явно нервничали, шагая по темной и пустынной дороге, и часто оглядывались, слыша за спиной топот копыт.

Наконец они свернули к дому, напоминающему особняк времен эпохи короля Георга. Марк тихо сказал кучеру:

— Когда мы тоже свернем, они побегут. У них сто фунтов, так что они решат, что мы хотим их ограбить. Я хочу поговорить с ними в карете. Ты хватаешь ту, что справа.

Сестры, решившие было, что они уже в безопасности рядом с домом, внезапно поняли, что это вовсе не так. Женщины сильные, они яростно боролись, но граф Батский скоро утихомирил свою жертву, а потом помог и кучеру втолкнуть в карету ее сестру. Когда Марк зажег фонарь, та, что побывала в Хардвик-Холле, воскликнула:

— Граф Батский!

В мерцающем свете фонаря глаза графа угрожающе сверкнули. Угроза прозвучала и в его голосе.

— Я полагаю, леди, которой принадлежит половинка монеты, находится в этом доме? Я прав?

Сестры с беспокойством переглянулись.

— Что это за дом? — настаивал он.

— Психиатрическая больница «Вудхэвен».

«Милостивый Боже, эти негодяи поместили ее в сумасшедший дом! Я бы никогда ее не нашел!»

— Вы хоть понимаете, в какое неприятное положение попали? Леди, о которой идет речь, — похищенная наследница. Вы украли и продали принадлежащую ей драгоценную вещь. Кстати, я — судья штата. — Он надеялся, что они не знают, что его полномочия не распространяются на Сомерсет. Он дал им несколько минут попотеть, потом предложил выход из затруднительного положения: — Если вы поможете мне, я позабочусь, чтобы вас не обвинили в совершенных здесь преступлениях.

Сестры обменялись взглядами и дружно кивнули.

Марк передал один из пистолетов кучеру.

— Вот тебе оружие. Держи ее под прицелом, пока мы не вернемся. — Он повернулся к другой сестре. — Сейчас вы тихонько проведете меня к леди. Здесь есть черный ход?

Она кивнула.

— Давайте договоримся на будущее: я никогда не видел вас, а вы не видели меня. Я ясно выражаюсь?

Женщина покосилась на наставленный на нее пистолет.

— Да, сэр, — прохрипела она прерывающимся от страха голосом.

Отперев дверь черного хода своим ключом, она повела его по слабо освещенному коридору между прачечной и кухней. Потом по крутой лестнице они поднялись на третий этаж.

В коридоре было пусто, но из-за закрытых дверей до них доносились стоны, крики отчаяния, безумный смех. Граф Батский зажал нос от запаха вареной капусты, карболки и застоявшейся мочи. Он с трудом сдерживал ярость и знал, что любому вставшему на его пути он не колеблясь пустит пулю в лоб.

Диана очнулась от крепкого сна при звуке отпираемой двери. В дверном проеме показалась темная фигура. Милосердный Боже, она знала, что доктор Бонор придет за ней, но не думала, что это произойдет ночью.

— Нет! — закричала она. — Не трогайте меня!

При звуке ее голоса у Марка сердце перевернулось в груди. Он наконец нашел ее! Он хотел предупредить ее, успокоить, но, бросившись к постели, смог только вымолвить еле слышно:

— Любимая…

— Марк? — прошептала она, не доверяя своим ушам.

— Да, любовь моя, — тихо сказал он, поднося ее руку к своей груди, туда, где около сердца покоилась половинка монеты. — Постарайся не шуметь.

Когда он подхватил ее на руки, ей казалось, что стук ее сердца может разбудить мертвых. Она вплотную прижалась к нему, зная, что Господь и святой Иуда подарили ей чудо. Марк спустился по лестнице на первый этаж, потом прошел по коридору к черному ходу. На прощание он предупредил женщину:

— Я немедленно освобожу вашу сестру. На вашем месте я не стал бы поднимать тревогу, а запер дверь и лег спать.

По дороге в Бат Марк снова обнял Диану и прижал к себе. Он нежно отвел ее спутанные волосы со лба.

— Постарайся расслабиться, нам еще два часа ехать.

— Ты такой умный! Как ты меня нашел?

— Нет, любимая, это твоя сообразительность привела меня к тебе. Только ты могла заронить в них мысль отнести монету мне.

— Ох, Марк, они засунули меня в психушку!

Он закрыл ее полами своего плаща, чтобы согреть теплом собственного тела. Немного погодя она рассказала ему, что случилось с того момента, как она решила все высказать Ричарду и Пруденс. Закончив рассказ, она спросила:

— Сколько времени они держали меня взаперти?

— Сорок дней и сорок ночей. Как ты вынесла? — Его голос дрогнул.

— Я знала, что ты придешь.

Диана произнесла эти слова так уверенно, что он отдал бы все на свете, чтобы никогда не поколебать эту ее веру в себя. Но следовало смотреть в лицо фактам.

— Диана, по закону они твои опекуны еще три недели.

Она задрожала в его объятиях, но он продолжил:

— Закон на их стороне, и они предъявят свои права, как только узнают, что я тебя похитил.

— Пожалуйста, не дай им снова запереть меня в этом ужасном доме!

Ему больно было слышать ее умоляющий голос, и он предложил единственное решение, до которого мог додуматься.

— Если мы поженимся, ты будешь под моей опекой.

Сердце Дианы готово было выскочить из груди.

Об этом можно было только мечтать, но она знала, как дорожит Марк Хардвик своей свободой! Ее переполняла благодарность за то, что ради ее безопасности он готов был пойти на такую огромную жертву.

— Спасибо, — прошептала она.

— Не благодари меня, любимая. Это лишь временная мера. Они обратятся в суд и аннулируют брак, потому что не давали своего согласия на него. Нам остается только надеяться, что на это им потребуется не меньше двух недель.


Глава 37


Был уже одиннадцатый час, когда они приехали в Хардвик-Холл. Диане казалось, что особняк приветствует ее, что она приехала домой. Марк так беспокоился, что хотел на руках отнести ее наверх. Зачем ей выходить, если он не может даже на секунду оторвать ее от себя? Но он понимал, что после такого долгого заточения в тесной комнате ей необходимо двигаться.

Диана остановилась у роскошной резной лестницы, любуясь ее великолепием. Пока они поднимались, она держала его за руку.

— Мне нравится держаться с тобой за руки, — застенчиво призналась она.

Он закрыл за ними дверь и прошел в глубь комнаты, чтобы зажечь лампы. Диана осталась стоять у порога и наблюдала, как постепенно мягкий свет заливает комнату, оживляя ее. Глаза ее остановились на кровати с четырьмя колоннами и зеленым бархатным пологом, вышитым золотыми коронами и львами.

— Я обожаю эту спальню. Никогда отсюда не уйду!

Он повернулся к ней, собираясь заговорить, но слова замерли на губах. В безобразном коричневом платье и парусиновых туфлях она выглядела, бледнее смерти. Он проглотил комок в горле и молча поклялся: «Если кто-нибудь еще посмеет обидеть ее, я убью этого человека».

— Я знаю, уже поздно, но мы должны пожениться сегодня, так что, боюсь, тебе все же придется уйти отсюда на время.

— Мне нужна ванна, — тихо проговорила она.

— Как насчет ванны у огня, как в елизаветинские времена?

Через несколько минут спальню наполнили многочисленные слуги, принесшие фарфоровую ванну, а затем ведра горячей воды, от которой шел пар. Прибыли мистер Берк и Нора: первый — чтобы заняться туалетом хозяина, вторая — помочь Диане. Но граф Батский вежливо, но твердо сказал:

— Мы бы хотели ненадолго остаться одни.

Диана сняла платье и туфли и опустилась в душистую воду. Марк наклонился, подобрал брошенную одежду и открыл дверь спальни.

— Сожгите это! — приказал он первому попавшемуся слуге.

— А что я надену? — забеспокоилась Диана.

— Какое это имеет значение?

— Разумеется, это имеет значение, я же выхожу замуж! Даже если это всего на три недели, — с тоской добавила она.

Марк подошел поближе, лаская ее любящим взглядом.

— Ты можешь надеть вот это, — сказал он, застегивая на ее шее цепочку с половинкой монеты.

— Она, верно, обошлась тебе безумно дорого?

— Почти даром. Я сказал той женщине, что у меня уже есть одна, так что другая без надобности. — Он полез в карман и вынул ее серьги. — И еще это можешь надеть. Я все эти дни носил их с собой. — Единственной причиной, по которой он хотел, чтобы она надела серьги, было нестерпимое желание увидеть, как она их снимает, перед тем как лечь с ним в постель.

Она взглянула на него, согретая любовью, которой он ее окружил.

— Ты отослал Нору, придется тебе самому помочь мне.

Когда она вымылась, Марк поднял ее из воды и завернул в турецкое полотенце. Он знал, что, если сейчас посадит ее к себе на колени, они никогда не оденутся.

— Может быть, я схожу в твою спальню и выберу тебе что-нибудь из одежды?

Диана в душе улыбнулась. Когда он был Маркусом, он тоже выбирал для нее одежду. Она вспомнила, как поначалу шокировало ее набедренное платье. Она согласно кивнула и распахнула полотенце, чтобы огонь согрел ее тело. Как чудесно снова делать то, что хочется!..

Марк вернулся с зеленым бархатным платьем.

— С этим платьем у меня связаны особые воспоминания и вот с этим тоже, — сказал он, протягивая ей красный полукорсет. Застегивая платье, он заметил, как сильно она похудела. Начиная с завтрашнего дня он проследит за тем, чтобы она ела как следует и много гуляла. Ему было больно видеть, какой она стала бледной и хрупкой. Он хотел, чтобы она была сияющей и смелой, чтобы снова обрела уверенность в себе. Он хотел, чтобы она была ему равной всегда и везде, днем и ночью, в постели и вне ее.

Диана старалась не смотреть на Марка, пока он брился и менял белье, но она так по нему стосковалась! Его смуглое лицо было таким мужественным, что даже в обычной одежде он выглядел сильным. Он поднял голову и увидел, что она наблюдает за ним. Может ли он надеяться, что стал для нее родным человеком?

— У меня нет кольца! — вдруг сообразил он.

— Откуда у закоренелого холостяка обручальное кольцо? — пошутила она.

Он покрутил на пальце свое любимое кольцо с изумрудной геммой..

— Придется воспользоваться этим. Мистер Берк и Нора будут свидетелями. — Теперь, когда он полностью оделся, он рискнул дотронуться до нее, ласково взял за подбородок, приподнял голову и нежно прикоснулся губами к ее губам.

— Ты уверена, что согласна?

Диана кивнула:

— Еще как уверена! — Она не хотела его на три недели, он был нужен ей навсегда, но даже если бы судьба подарила ей лишь эту ночь, она считала бы себя самой счастливой женщиной в мире. Судьба уже сделала ей подарок, позволив полюбить этого мужчину дважды.

Уже после полуночи небольшая группа людей собралась в гостиной батского мирового судьи. Гражданская церемония заняла немного времени, и основным в ней были подписи на брачном свидетельстве, а не произнесенные слова.

В карете по дороге домой граф пояснил слугам, что брак почти наверняка будет аннулирован опекунами Дианы, но что меньше чем через три недели она станет совершеннолетней и получит свое наследство. Когда они приехали. Нора и мистер Берк молча удалились.

У парадного входа граф подхватил Диану на руки.

— Будем следовать правилам, — заявил он, перенося ее через порог.

— Это римский обычай. Жених переносит невесту через порог, чтобы она не споткнулась, — это считается плохой приметой. Затем ты должен подать мне чашу с водой и горящую головню, чтобы показать, что я имею право на защиту твоих семейных богов.

Они снова поднялись по резной лестнице, а когда вошли в спальню, то увидели, что мистер Берк и Нора позаботились о вине и сладостях для них. Марк помог ей снять накидку, затем скинул сюртук, жилет и развязал шейный платок.

— У меня есть подарок, от которого ты, надеюсь, придешь в восторг. — Он принес свинцовую табличку с их именами и отдал ей.

— Ой, Марк, ты нашел доказательство!

— Она была на берегу под корнями большого бука, где мы однажды любили друг друга.

— Ты помнишь! — Ее лицо сияло таким счастьем, что он почувствовал, как у него сжимается горло.

Он быстро отошел к столику и налил вина.

— Разреши мне предложить тост за Диану, графиню Батскую.

— Бог ты мой, это я — графиня? Звучит так строго и напыщенно! У меня есть другой тост. — Диана выскользнула из платья, упала на спину на постель в своем красном корсете и подрыгала ногами в воздухе. — Предлагаю тост за свободу! — весело воскликнула она.

Марк порадовался ее настроению. Он боялся слез, страхов, дурных снов и приготовился утешать. Больше всего ему хотелось защитить ее. Он не собирался сегодня претендовать на близость.

— Пей свое вино, и я уложу тебя в постель. Через несколько часов рассветет.

Она послушно подняла к губам бокал, одновременно подняв ногу.

— Сними с меня чулок.

Он послушался и поцеловал ее пальцы. Потом поднял другую ногу и повторил увлекательную процедуру. Она допила вино и расстегнула корсет. Но, взглянув на Марка, она увидела, что он и не начинал раздеваться.

— Поторопись, — попросила она, лениво потягиваясь на белоснежных простынях.

Марк проглотил комок в горле, не представляя, как он сможет совладать с собой.

— Больше всего люблю, когда мы лежим с тобой голые и целуемся, — сообщила она.

Марк медленно снял рубашку и брюки, стараясь оттянуть ожидающие его терзания.

— Учти, тебе придется довольствоваться поцелуями, — предупредил он.

Диана взглянула на него, чтобы убедиться, что он шутит. Но он не шутил. Он твердо решил обречь себя на воздержание ради нее. Он вел себя благородно. Но она заставит его забыть обо всем на свете…

— Что же, ты господин, и я обещала повиноваться тебе. — Она подняла руки и медленно сняла серьги.

Марк не мог больше стоять как истукан. Постель жалобно скрипнула под его тяжестью, и Диана, перевернувшись, страстно прижалась к нему.

— Я и забыла, какая мускулистая у тебя грудь, — прошептала она нежно.

— Мы подождем, когда ты окрепнешь, любимая. Несколько дней хорошего питания и физической нагрузки, и ты полностью поправишься.

Она подвинулась еще ближе, так что ее нежная грудь оказалась на его смуглой, покрытой черными жесткими волосами груди.

— Я знаю одно замечательное упражнение, но ведь я пообещала тебе повиноваться.

— Ты меня дразнишь, — прошептал он между поцелуями.

Она опустила руку ниже.

— Смотри, уже получается. — Она чуть приподнялась и одним легким движением легла на него. — Когда ты переносил меня через порог, то сказал, что мы должны соблюдать правила. А разве исполнение супружеских обязанностей не основное правило?

Марк застонал, потом хрипло произнес:

— Я пытаюсь не быть эгоистом.

Она чувственно потерлась о него.

— О, пожалуйста, дорогой, будь эгоистом! Страстность их поцелуев стремительно нарастала. Что бы отвлечь ее, Марк попросил описать римскую свадьбу.

— Это длинный рассказ, и я с удовольствием все тебе опишу в самых интимных деталях… после.

— После? — переспросил он глухо, зная, что сдается. У него было странное ощущение, будто все это уже происходило между ними, что когда-то однажды они уже говорили друг другу те же самые слова. Он мягко опрокинул ее на спину, боясь, что если она останется на нем сверху, то быстро устанет, повернулся на бок, притянул ее к себе н положил согнутую в колене ногу Дианы на свое бедро.

Она поцеловала его грудь, там, где сердце, потом вытянулась и коснулась губами его мощной шеи. «Спасибо тебе, Господи, за то, что наш ребенок в безопасности!» Пока это останется ее тайной.

Надежды Марка выйти победителем в борьбе с самим собой таяли, как снег. Кровь толчками пульсировала в его фаллосе, и он медленно потерся им о ее шелковистую ложбинку. При каждом его прикосновении Диану пронизывало блаженство. Она закрыла глаза и начала стремительно падать в темную бездну, пронизанную серебряными сполохами. С ростом ее возбуждения сверкающее серебро превратилось в золотое сияние, а потом в алое буйство красок, когда он полностью овладел ею. Этот замечательный алый цвет остался с ней, принося такое же наслаждение, как и его ритмичные движения в такт биению их сердец. Оберегая ее, Марк двигался медленно и чувственно, и Диану сотряс оргазм, который все продолжался и продолжался, пока не растворился в его сокрушительном финале.

Марк нежно привлек ее к себе, и она удовлетворенно вздохнула, недоумевая, как может чувствовать себя такой довольной, не прилагая никаких усилий. Его руки ласкали ее грудь и живот.

— У тебя такие любящие руки.

Он запутался пальцами в золотистых завитках на ее лобке и охватил его ладонью.

— Расскажи мне о римской свадьбе, — прошептал он.

Диана описала все приятные приготовления к своей свадьбе с Маркусом и связанные с ними обычаи. Когда она закончила, Марк сжал ее в объятиях и признался:

— Все эти недели, что тебя не было, я боялся, что ты снова перенеслась во времени… вернулась к Маркусу.

— Милый, Маркус — это ты.

— Теперь я знаю.

— Я никогда не смогу вернуться. С тем временем покончено. Настало наше время, здесь.

— Я люблю тебя, — тихо произнес он.

— Я люблю тебя, — прошептала она в ответ.

Теперь она знала, что любовь важнее, чем брак.

Брак — это замечательно, но любовь превыше всего. Она всегда надеялась, что и Марк понимает это. И он не разочаровал ее. Это стало для Дианы лучшим свадебным подарком.


Утром они отправились прогуляться верхом под весенним солнцем, миновали парк у Хардвик-Холла и поехали заросшим полевыми цветами полем. Диана показала ему то место у Лэндсдауна, где была дорога для колесниц, а дальше, у холма, они осмотрели остатки виноградников.

На обратном пути Диана устроила скачки наперегонки. Когда она подъехала к конюшне, он уже ждал ее с поднятыми руками. Она скользнула в них, чтобы получить поцелуй. Волосы ее растрепались, щеки зарумянились.

— Когда ты выиграешь скачку, я буду знать, что ты окончательно поправилась.

Он заставил ее как следует пообедать, согласившись отправиться по магазинам, только если она съест добавку.

— Я все еще сыта после завтрака, — пожаловалась она. — Знай я, что ты Диктатор, не вышла бы за тебя замуж.

Сначала они зашли в ювелирный магазин и выбрали там широкое обручальное кольцо. Надев его Диане на палец, Марк сказал:

— Теперь ты можешь вернуть мне мою гемму.

Ее лицо вытянулось.

— Бог мой, куда же я ее подевала? Неужели потеряла? — Заметив его огорчение, она сказала: — Одну минуту, пощупай-ка вот здесь. — Она расстегнула три верхние пуговки на платье и обольстительно улыбнулась.

Марк опустил руку в глубокий вырез и достал свое кольцо с изумрудом. Ювелир стоял с открытым ртом, наблюдая, как граф Батский у всех на виду заигрывает со своей леди. Ему не терпелось распустить новость, что граф наконец нашел себе графиню.

— Я так и не купил эти диваны для столовой, о которых ты говорила. Однако в магазине у Дирдена есть пара. Хочешь на них взглянуть?

— Нет, но ты не должен их упустить. А я пойду к мадам Маделене. Помнишь тот костюм Дианы, что был на мне, когда мы впервые встретились?

Он поднял глаза к небу:

— Как я могу забыть?

— Сегодня мы будем ужинать в римском стиле.

Он засмеялся:

— Я отказываюсь надевать тогу.

Она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо:

— Только не забудь плетку.

Ему не хотелось отпускать ее одну, но он понимал, что должен преодолеть свои опасения. Диане нужна была полная свобода.


Граф Батский купил диваны с условием, что они будут доставлены немедленно. Когда Дирден поздравил его с браком, Марк понял, что пройдет совсем немного времени, и об этом узнает весь город.

— Леди Диана, как приятно снова вас видеть! — пришла в восторг мадам Маделена, жаждущая узнать хоть что-нибудь об этой девушке, исчезнувшей неизвестно куда и так же странно появившейся.

— Очень мило, что вы меня помните, — сказала Диана невозмутимо.

— Разве можно забыть, как вы выиграли то сражение за зеленое бархатное платье?

Диана улыбнулась:

— Я получила не только платье, но и самого графа. — Она подняла руку, демонстрируя свое новое обручальное кольцо.

— О ваша светлость, чем могу быть вам полезна?

— Ну, у вас прекрасные мастерицы! Не согласились бы вы сшить для меня нечто необычное?


Марк и Диана решили превратить соседнюю со спальней комнату в их личную столовую. Мистер Берк принес небольшой столик и поставил его между двумя диванами, затем среди множества подушек отобрал по всем комнатам подходящие под описание Дианы. Когда Марк не мог их услышать, Диана призналась мистеру Берку:

— Я собираюсь одеться довольно необычно. Вы не очень рассердитесь, если я попрошу Нору обслужить нас сегодня?

— Ни в коей мере, ваша светлость! Только не забудьте: нахальства в ней больше, чем грации.

Диана унесла коробки, полученные у мадам Маде-лены, в персиковую спальню, чтобы Марк не увидел, что она собирается надеть.

Он ожидал, что она появится в короткой белой тунике римской богини Дианы, и надел черный бархатный халат, поскольку они собирались поужинать в сугубо интимной обстановке. Чтобы позабавить ее, он захватил хлыст, напоминающий плетку. Открыв смежную дверь в соседнюю комнату, он увидел, что Диана уже возлежит на своем диване.

Его темные глаза расширились от изумления при виде ее экзотического наряда, оставляющего обнаженной одну грудь. Она держалась уверенно, как может быть уверена в себе прекрасная женщина. Тело его отреагировало мгновенно и однозначно, но граф усомнился, хочет ли он, чтобы его жена выставляла себя напоказ таким откровенным образом.

Не колеблясь ни секунды, он направился к ней. Диана подняла руки и лицо для приветственного поцелуя, хотя и прочитала в его глазах явное неодобрение. Он наклонился, не касаясь ее:

— Я не уверен, что графине стоит…

Она спокойно подняла голову повыше и сказала, почти касаясь губами его губ:

— Не думай обо мне как о графине, думай обо мне как о своей рабыне.

Он застонал и жадно завладел ее губами. Потом отстранился.

— Ты проделывала это раньше.

— М-м-м, — чувственно пробормотала она.

Он снова припал к ее губам и почувствовал, как тает гнев. Пола халата приподнялась, демонстрируя его готовность.

Диана взяла в руки плетку.

— Тебе не нужно второе оружие.

Его глаза горели, и он протянул руку к ее груди.

— Нет! Веди себя прилично и отправляйся на свой диван. Я присоединюсь к тебе во время десерта.

В этот момент вошла Нора с ужином, и Марк помог ей снять тарелки с подноса и поставить их на маленький сервировочный столик, стараясь одновременно загородить своей спиной Диану. Он стеснялся, что Нора увидит его даму полуодетой!

— Мы справимся сами. Это все, спасибо, Нора. — И Марк отправился на свой диван.

— Иди сюда.

— Нет! Я же сказала, что присоединюсь к тебе во время десерта.

— Если ты моя рабыня, то не мешало бы тебе научиться повиноваться приказам! — Он говорил властно. — Иди сюда и покажи мне, что делать с этими подушками.

Она медленно подошла, не отрывая от него взгляда ни на миг.

— Ложись на бок. — Она положила большую подушку ему за спину. — Теперь подложи маленькую подушку под локоть.

Она стояла рядом, нервно проводя пальцами по рукоятке плетки, которую взяла у него. При виде того, как она ласкает плетку, его пронзило желание. Он развязал пояс халата; черный бархат распахнулся, обнажая все его великолепие.

— Ублажай меня! — скомандовал он.


Глава 38


В минуты, когда он проявлял такую властность, Диана жалела, что она не его рабыня. Она слабела от желания. Но оба знали, что все это любовная игра.

Она с наигранной наивностью провела рукой вверх и вниз по его фаллосу.

— Ты очень требователен, — мягко произнесла она.

— Я — мужчина. Я отдаю приказания, твое дело повиноваться.

Они еще не коснулись друг друга, но уже были возбуждены до предела. Под его внешней сдержанностью ощущалась такая властность, что ей хотелось вести себя с ним бесстыдно. Она провела кожаным концом плетки по твердому бронзовому соску, затем по груди и плоскому животу. Когда она легко стукнула по головке его фаллоса, он выдернул у нее из рук плетку.

Диана виновато опустила ресницы.

— Прости меня, — пробормотала она, опускаясь на колени у его дивана. Она коснулась поцелуем вершины его воплощенной мужской гордости, услышала, как он прерывисто вздохнул, и нежно провела языком по всей длине.

Когда он открыл глаза, то увидел, что Диана уже вернулась на свой диван. Она одарила его страстным взглядом, обещающим неземное блаженство.

— Это все лишь аперитив, к основному блюду мы подойдем позже.

— Ах ты, проказница! — прорычал он. — Если тебя тянет на такие штучки, я могу преподать тебе несколько уроков.


На следующее утро они снова скакали в поле. Когда Диана опять проиграла, Марк ухмыльнулся и сказал:

— Сегодня я намереваюсь посадить тебя верхом получше.

— Неужели ты можешь что-то еще добавить ко вчерашней ночи? — протянула она бесстыдно.

— По крайней мере могу попытаться, — подмигнул он ей. — Но ты поняла, о чем я говорю. Поедем покупать тебе кобылу.

— А почему не жеребца?

— Ты можешь выбрать все, что захочешь, но я предпочитаю быть единственным мужчиной в твоей жизни, да и Траян обрадуется подруге.

— Твоего жеребца в Аква Сулис тоже звали Траяном.

Марк улыбнулся, глядя ей в глаза:

— Одним совпадением это не объяснишь, верно?

Он повез ее в питомник в Авебери и позволил выбирать. Диане понравилась молодая кобыла со светлой гривой, похожей на ее собственную.

— Как ты думаешь, она не слишком молода, что бы родить жеребенка? — спросила она мужа.

Внезапно Марк начисто забыл о лошадях. Его охватило яростное желание сделать беременной свою молодую и прекрасную жену.

— Я считаю, она подходит идеально. — Он прижал ее к себе и быстро поцеловал в золотистую макушку.

Домой они приехали в сумерках, и мистер Берк сообщил им новость, которую они ожидали. Пока они были в Авебери Ричард Давенпорт привез официальную бумагу о своем обращении в суд с требованием аннулировать брак на том основании, что не было получено письменное согласие опекунов. Дело должно слушаться в суде перед Пасхой, за четыре дня до того, как Диане исполнится восемнадцать.

Диана постаралась не показать, как она огорчилась, но Марк слишком хорошо ее знал, чтобы не почувствовать ее отчаяния.

— Чертовски жаль, что меня здесь не было! — выругался он. — Я бы спустил на него собак!

Диана порадовалась, что мужа не было дома, поскольку знала, что он способен на большее, чем просто спустить собак на ее дядю.

В постели она прижалась к нему: ей нужна была его поддержка, не только чтобы выдержать скандал, связанный с аннулированием брака, но и сам этот факт. Она надеялась, что Ричард и Пруденс оставят ее в покое после того, что они с ней сделали. Она думала, что, раз уж она вышла замуж за графа Батского, они не станут вмешиваться и смирятся с этим. Какой же она была наивной!

— Что же нам делать? — с отчаянием прошептала она.

— Радость моя, после аннулирования брака я просто-напросто увезу тебя и спрячу там, где они тебя не найдут до твоего дня рождения.

Ей хотелось спросить: «А потом?» Но она не смогла. Он ни разу не сказал, что они снова поженятся, когда ей исполнится восемнадцать. Она осторожно погладила себя по животу. Если она скажет ему о ребенке, то, вне сомнения, он на ней женится, чтобы защитить ее. Но ей страстно хотелось, чтобы он женился на ней по своему собственному желанию, а не по необходимости. Было бы замечательно, если бы он сделал это без принуждения.

Она вздохнула, горько сожалея, что все складывается так печально, и прижалась лицом к его плечу. Она знала, как он ценит свою свободу. Но какое это имеет значение, если он ее любит? Разве она не решила, что любовь бесконечно важнее, чем брак?

Для Марка самым важным было добиться, чтобы Диана получила свое наследство. Как только опекуны перестанут держаться за ее кошелек, она сможет обратиться в суд, но не раньше, чем ей исполнится восемнадцать. Он не хотел делать ничего такого, что поставило бы под угрозу ее законные права. Все, что от них требуется, — потерпеть еще две недели.

Он лежал, размышлял над ситуацией, поглаживая ее волосы и гладкую, как атлас, спину. Проблема аннулирования была сложнее, чем казалось. Когда король принимал закон о браке, чтобы приструнить Принни, было установлено, что до двадцати одного года необходимо согласие на брак. До этого еще три долгих года, и хотя Диана, возможно, и согласилась бы просто жить вместе, Марк этого не допустит. Впервые в жизни он хотел иметь жену и детей, и он добьется, чтобы это были законнорожденные дети.

Дело сводилось к тому, что, даже если Диана получит финансовую независимость, ей все равно потребуется согласие Ричарда, чтобы выйти замуж. Лицо графа Батского посуровело. Он заставит Давенпорта дать согласие, чего бы ему это ни стоило.

Диана беспокойно шевельнулась. Ее нужно было чем-то отвлечь.

— Мне кажется, нам нужен собственный бассейн для купания. Ты можешь помочь мне сделать чертеж.

— В помещении или снаружи?

— Ну, если он будет снаружи, мы не сможем пользоваться им круглый год. Что, если сделать его в теплице среди деревьев и растений?

— Звучит божественно! Знаешь, я умею плавать.

— Вот на это я хотел бы посмотреть.

— Давай пойдем завтра в Королевские бани, — предложила она. — Мне не терпится увидеть тебя в этих парусиновых штанах.

Когда они подъехали к бане на следующий день, Диана поразилась, насколько тихой была обычно шумная улица.

— Увидимся внутри, — сказал Марк, когда им пришлось расстаться, поскольку Диана отправилась в женскую раздевалку, а он в мужскую.

К ее удивлению, кроме банщицы, в раздевалке никого не было.

— Поверить не могу, как сегодня пусто. Здесь никого нет!

Женщина, помогая ей надеть коричневое одеяние с завышенной талией, сказала:

— Разве вы не знаете? Граф Батский снял всю баню для своих личных гостей. Галереи закрыты, так что никто не сможет вас увидеть.

Войдя в банное отделение, Диана увидела, что Марк плавает в воде в чем мать родила.

— Ах ты, негодник! Мне хотелось посмеяться над твоими парусиновыми штанами, но получается, что смеяться нужно надо мной.

— Тут никого, кроме нас, нет. Хватит у тебя смелости раздеться? — с вызовом спросил он.

— Купание нагишом — для меня не новость, — высокомерно уверила его Диана, но все же пробежала глазами по галереям, чтобы убедиться, что зрелище предназначено лишь для его глаз, и только тогда расстегнула и сняла скромное льняное платье. Потом скользнула в теплую воду, чтобы показать, как она умеет плавать.

— Это брасс, — сообщила она ему.

— Вне всякого сомнения, — согласился он, наблюдая, как хорошо смотрится в воде ее нежная грудь.

Они возились и дразнили друг друга больше часа, но Марк все это время присматривал за ней. Она уже не была такой бледной и уж точно не робкой, но все еще слишком хрупкой. Он подплыл под водой под нее и вместе с ней поднялся на поверхность. Она обняла его за шею и подставила губы для поцелуя. Неожиданно они перестали смеяться, став серьезными.

— Поехали домой, — прошептал он.

Вернувшись, Диана с восторгом обнаружила, что привезли огромную коробку от мадам Маделены. Она взлетела с ней по лестнице, крикнув через плечо:

— Мы сегодня будем ужинать в нашей личной столовой!

— Когда леди Диана в Хардвик-Холле, — заметил, обращаясь к графу, мистер Берк, — здесь не соскучишься, сэр. Полагаю, вы предпочтете, чтобы вас обслужила Нора?

— Графиня настолько непредсказуема, что, думаю, так будет безопаснее.

— 

Диана как раз заканчивала укладывать свои волосы, когда за ней зашла Нора. Кухарка, пораженная, остановилась в дверях персиковой спальни.

— Вы не можете это надеть, ваша светлость.

Диана пристегнула золотую цепочку на талии и поправила красное набедренное платье, едва прикрывающее бедра.

— Почему? — засмеялась она.

— Ну, я как француженка придерживаюсь либеральных взглядов, но это уже чересчур.

Диана улыбнулась своей таинственной улыбкой:

— Это платье может шокировать француза, но не римлянина. Ты нашла мне эту посудину для сжигания благовоний?

— Я поставила ее в столовой.

— В Аква Сулис это называлось триклинием.

— И там они устраивали свои оргии? — шепотом спросила Нора, зная, что Диана изучает римскую историю.

— В том числе и там, — подтвердила та. Диана надеялась, что сегодняшним вечером Марк предложит ей снова выйти за него замуж, раз их теперешний брак аннулируется. Она твердо решила преодолеть его страсть к свободе.

Надеясь потрясти Диану, Марк вышел к ужину в одном полотенце. Когда он появился в дверях столовой, Диана как раз поджигала благовония. Его взгляд разом охватил изящно склоненную, грациозную фигурку, чуть прикрытую набедренным платьем.

— Две головы, но одна мысль, — сказал он внезапно охрипшим голосом.

Его ноздри задрожали. Она была прелестнее богини. Что он сделал, чтобы заслужить такой подарок от Бога?

Когда Нора принесла десерт, они даже не заметили ее, сидя на одном диване и кормя друг друга из рук. Нора поставила сладости и фрукты и удалилась.

Глядя, как Диана облизывает пальцы, он тихо прошептал:

— Какие фрукты ты предпочитаешь?

— Я очень люблю сливы, — лукаво проговорила она, запустила руку под полотенце и слегка сжала его упругую мошонку.

— К чему ты еще неравнодушна? Позволь мне исполнить все твои желания. — Он подхватил ее и отнес в спальню, оставив полотенце и набедренное платье на диване.

— К тантре.

— Тантре? — Он представления не имел, что это такое, но слово звучало как нечто запретное, если судить по ее страстному тону. — Научи меня.

— Только не на кровати — на полу. Я сажусь на твои колени, лицом к тебе, так, чтобы наслаждалась каждая частичка наших тел. Ты должен остановиться на самой грани оргазма, потом начать снова… и снова.

Марк не мог ей сопротивляться. Он опустился на ковер и потянул ее к себе.

Через два часа, когда она лежала, полностью удовлетворенная и покорная, он поцеловал ее волосы и спросил:

— Что бы ты хотела получить в подарок к дню рождения?

Она затаила дыхание в надежде, что он предложит ей снова выйти за него замуж. Казалось, тишина была бархатной на ощупь. Наконец она прошептала:

— Догадайся!

Он пытался сосредоточиться, но она занимала все его мысли, он был слишком опьянен любовью, чтобы четко соображать.

— Бриллианты? Рубины?

Она замерла в его объятиях, затем отодвинулась от него.

— Ты самый настоящий дьявол! Прекрасно знаешь, чего я хочу больше всего на свете, но твоя проклятая свобода тебе слишком дорога!

Он сдвинул брови, чтобы предупредить ее о надвигающемся шторме.

— Я дам тебе все, что пожелаешь! Чего тебе надо, черт побери?

— Если ты так чертовски умен, додумайся сам! — Она вышла из спальни, не обращая внимания на свою наготу.

Марк сердито уставился на захлопнувшуюся дверь. Как она может из нежной и любящей мгновенно превращаться в злобную ведьму? Черт бы побрал всех женщин! Это ее благодарность за все его внимание. Маленькая избалованная стерва! Если хочет спать одна — пусть, ему без разницы!


Они не разговаривали два дня, но каждый заплатил за это одиночеством и тоской. На третий день Марк отправился в город, а вернувшись, засел в библиотеке. Диана уже готова была взмолиться о прощении. Она понимала, что гордость на позволит Марку сделать первый шаг, и именно за это она его и любила.

Перед ужином Диана попросила поднос с едой и унесла его к себе в спальню, жалея, что не может найти предлог пойти к нему. На ее подушке лежала бархатная коробочка. Взволнованная, как ребенок на Рождество, она открыла ее и увидела серебряное ожерелье, инкрустированное ярким лазуритом. Она сбежала по резной лестнице и без стука распахнула дверь библиотеки. Он держал в руках конверты, но прикрыл их другими бумагами, увидев ее.

Диана протянула ему бархатную коробочку.

— Твое извинение — просто прелесть!

— Это не извинение, это предложение мира, — зарычал он, и Диана заметила смешинку в его темных глазах.

— Значит, ты все-таки знал, чего я хочу, — заметила она спокойно.

Он взглянул на нее и медленно произнес:

— Я не сразу догадался, но потом сумел прочитать твои мысли.

— Надень его на меня.

— Наверху.

— У меня есть еда.

— Давай съедим ее в постели.

Огонь желания испепелял их, но за ним скрывалась любовь, не знающая границ. Они не мыслили себя друг без друга, как две половинки монеты, лишь вместе составляющие одно целое.


В первый день Пасхи суд признал брак Марка Хардвика, графа Батского, и Дианы Давенпорт недействительным на том основании, что на него не было получено согласия. Когда официальную бумагу привезли в Хардвик-Холл, Марк и Диана были уже готовы отправиться в Бристоль на одном из судов графа.

Она стояла у перил, наблюдая за бурлящими водами реки Эйвон, когда Марк повернул ее к себе лицом и приложил к щеке свою ладонь.

— Радость моя, мне жаль, что наш брак расторгнут, но ведь мы знали, что это случится.

Она прижалась щекой к его ладони.

— Это все клочки бумаги… свидетельство о браке и все такое… Они не могут объявить недействительной нашу любовь.

Диана старалась говорить бодро, но он видел, как ей больно.

— После того как мы скупим все товары в женских магазинах Бристоля, мне кажется, надо поехать в Лондон. Мы можем появиться там в твой день рождения, как раз вовремя, чтобы ты успела насладиться местью.

— Марк, это замечательно! Я поеду на Гросвенор-сквер и отберу у них мой дом. Ты со мной поедешь?

— Не пропущу это зрелище ни за что на свете! А пока пусть они рыщут по стране, разыскивая тебя. У них всего четыре дня, чтобы попытаться прикарманить твои деньги. Все это время я буду рядом с тобой. Может быть, я уже не твой муж, но, уверяю тебя, я все еще твой защитник.


В ту ночь, обнимая спящую Диану, Марк пытался придумать, как заставить Ричарда Давенпорта дать согласие на брак. Дядя Дианы окажется в стесненных финансовых обстоятельствах, так что может согласиться на взятку. Но Марк не мог заставить себя заплатить человеку, который засадил Диану в сумасшедший дом.

Он может принудить Ричарда под дулом пистолета, но в этом случае опять может последовать суд, а Диана уже и так достаточно натерпелась. Но он должен заставить этих стервятников капитулировать.

Он взглянул на ее длинные ресницы. Он уже купил ей все для свадьбы и надписал приглашения. Он предвкушал, как ее аметистовые глаза потемнеют и станут фиалковыми, когда он предложит ей еще раз выйти за него замуж.


В день своего восемнадцатилетия Диана проснулась на большой кровати в гостинице «Савой» в Лондоне. Если бы администратор знал, что их брак аннулирован, он бы ни за что не поселил их в один люкс, не важно, граф Марк или не граф. Диана решила надеть на встречу с тетей и дядей красное платье, поскольку Пруденс считала, что уважающая себя женщина красное не наденет. Диана щелкнула последней застежкой, поправила страусовое перо и взяла красный зонтик с оборками — на случай, если ей понадобится оружие.

Сначала они заехали в контору Честертона и Барлоу, где Диана подписала полдюжины юридических документов, и после короткой поездки в карете прибыли на Гросвенор-сквер.

Последнюю неделю Давенпорты провели в Бате. Четыре дня назад, когда суд аннулировал брак Дианы, они кинулись в Хардвик-Холл, чтобы забрать свою подопечную. Когда мистер Берк объявил им, что Дианы нет, они затратили целый день на получение ордера на обыск, но так и не нашли ее.

Когда мистер Берк проговорился, что птичка улетела в Бристоль, они бросились туда, -но вернулись с тем же результатом. Этот ужасный мистер Берк скорее всего посмеялся над ними. А теперь, когда уже слишком поздно, у Дианы хватило наглости явиться и приказать дворецкому доложить о себе!

— Добрый день, Ричард. Привет, Пруденс. Как наше бедрышко?

Глаза графа Батского с удовольствием отметили, как у Пруденс сначала отвисла челюсть, а потом рот сжался в тонкую полоску.

— Понять не могу, как у тебя хватает смелости показываться на людях после такого скандала, о котором все только и говорят и в Лондоне, и в Бате.

— Смелости у меня всегда было с избытком, Пруденс. — Диана улыбнулась. — Ты делала все, чтобы задавить меня, но сама видишь, твои жалкие потуги ни к чему не привели.

Пруденс надменно задрала подбородок и посмотрела на нее сверху вниз:

— По крайней мере мне удалось аннулировать твой брак!

«Гори ты в адском огне, Пруденс. Ты все еще способна сделать мне больно».

— Пару слов наедине, Давенпорт? — спокойно предложил граф.

Оставшись с Пруденс, Диана решила не показывать ей своей уязвимости.

— Брак — всего лишь листок бумаги, Пруденс, причем не слишком для меня важный.

Пруденс жестко улыбнулась:

— Особенно если он признан недействительным с помощью другого листка бумаги!

— Поскольку ты питаешь такую страсть к бумагам, то я тоже кое-что для тебя приготовила. — Диана полезла в сумку и протянула ей документ.

— Предписание о выселении? — взвизгнула Пруденс.

— Торопиться некуда, но до полуночи прошу освободить дом.

— Ах ты, маленькая сучка! — закричала Пруденс, делая угрожающий шаг к ней.

— Осторожнее, Пруденс, не то я сделаю тебе укол в стиле доктора Бонора.

— Что?

— Засуну этот зонтик тебе в задницу и открою его!


Глава 39


Граф тоже не скучал с Ричардом Давенпортом. Он держал в руках кипу юридических документов, один убийственнее другого.

Ричард с опаской на него поглядывал.

— Позвольте мне удовлетворить ваше любопытство. Этот документ предписывает начать полное расследование того, как вы управляли финансами Леди Дианы.

Ричард побледнел.

— Вот здесь вы обвиняетесь в незаконном похищении, а здесь — в незаконном заключении в сумасшедший дом и удержании там.

— Мы действовали в пределах прав, данных нам как опекунам.

— Не имея к тому оснований.

— Девчонка была безумной, она верила, что перенеслась во времени!

— Только вы, я и доктор Уэнтворт слышали, что она говорила об Аква Сулис, а мы будем это отрицать.

— Доктор Бонор — свидетель, — настаивал Ричард.

— У доктора Бонора побольше неприятностей, чем у вас, Давенпорт. Боюсь, дни его в качестве врача сочтены, равно как и ваши в качестве стряпчего. А, я еще позабыл о документе, обвиняющем вас в присвоении чужих денег! Как юрист вы знаете, какое за это полагается наказание.

Лицо Ричарда приобрело пепельный оттенок, и он весь взмок. Граф дал ему возможность попотеть несколько минут.

— Может быть, если леди Диана станет моей женой, мне удастся уговорить ее не выдвигать этих обвинений.

Руки Ричарда заметно дрожали.

— Пруденс никогда не даст письменного согласия на ваш брак.

— К счастью, законным опекуном Дианы являетесь вы, а не Пруденс.

Когда джентльмены вернулись к дамам, Диана мило сказала:

— Не будем вас задерживать, вам ведь надо упаковывать вещи.

Мстительная Пруденс торжествующе произнесла:

— Тебе все равно понадобится наше согласие на брак. Как ты думаешь, тебе удастся удержаться в любовницах еще три года?

Сердце Дианы сжалось от боли, Ричард съежился, а Марк возликовал.

В карете по дороге в «Савой» Диана храбро улыбалась, но Марк видел, что глаза ее остаются печальными.

— Ты хочешь сегодня куда-нибудь пойти поужинать в честь твоего дня рождения?

— Я бы лучше никуда не ходила, Марк, если ты не очень огорчишься.

— Я уже заказал ужин в номер, так что никаких огорчений.

Диана приняла ванну и надела белый пеньюар, отороченный золотой лентой, который хорошо оттенял ее ожерелье с лазуритом. Когда она вышла из ванной комнаты, ужин уже подали. Она приподняла тяжелую серебряную крышку и ахнула от восхищения. Марк заказал ей бледно-голубые орхидеи. Она бросилась ему на шею.

— Ты подумал обо всем!

Он легко поцеловал ее в лоб:

— Давай поедем завтра домой.

Она печально вздохнула:

— Это не мой дом.

Он вложил ей в руку бумагу.

— Скоро станет твоим.

Она развернула хрустящий пергамент и прочла, что Ричард Давенпорт дает свое согласие на брак леди Дианы и Марка Хардвика, графа Батского. Смеясь и плача одновременно, Диана прижала бесценный пергамент к груди.

— Так ты в самом деле просишь меня выйти за тебя замуж?

— Тебе лучше согласиться: я сегодня днём разослал приглашения.

Уголки ее рта опустились.

— Ох, Марк, со мной связаны такие скандальные сплетни, никто не примет приглашения. Меня изгонят из приличного общества и тйбя вместе со мной.

— Ерунда! Это общество вовсе не приличное. Я ведь граф, забыла? Люди драться начнут за то, чтобы иметь возможность приехать в Хардвик-Холл и взглянуть на мою возмутительную невесту.

— Так ты знал, чего мне хочется на мой день рождения?

— Ты прозрачна, как венецианское стекло, и так же прекрасна. Почему бы нам не забыть об ужине и не отправиться прямиком в постель? — вкрадчиво про говорил он.

— Ты с ума сошел? Я умираю с голода! Сначала ужин, потом ты на десерт.

— Отсроченное удовольствие только нагнетает страсть. — Он обмакнул кусочек омара в растопленное масло и поднес к ее губам. — Сегодня ночью я дам пищу всем твоим чувствам…

Она облизала губы.

— Ты самоуверенный нахал!..

Марк таинственно улыбнулся.


Украшенный весенними цветами Хардвик-Холл никогда еще не был так прекрасен. В день свадьбы даже погода удалась на славу. Угощение было заказано, так что Нора могла помочь Диане.

Накануне ночью Диана и Марк обменялись свадебными подарками. Она купила ему великолепно сохранившийся меч римского гладиатора, а он подарил ей бриллиантовое колье с цветами из аметистов — под цвет ее глаз.

— А, вот я еще что забыл!.. — сказал Марк, вытаскивая из-под кровати большую коробку.

Когда Диана открыла крышку, ее глаза наполнились слезами. Там лежала кремовая tunica recta, сделанная одним куском, пара кремовых кожаных туфель, вышитых жемчугом, и свадебная фата из огненно-красного китайского шелка.

— Марк, ты, судя по всему, очень внимательно слушал мои рассказы.

— А почему бы и нет? Я же люблю тебя не только за твою красоту. Мне нравятся твой ум и чувство юмора.

Диана подумала, сколько же веков должно было пройти, чтобы он смог оценить в женщине все присущие ей качества.

— У тебя хватит смелости надеть красную вуаль?

— У меня на все хватит смелости!

Теперь же, стоя перед большим зеркалом и глядя, как Нора с помощью веточек вербены закрепляет на волосах вуаль, она не чувствовала былой уверенности. Вчера она была убеждена, что никаких гостей не будет. Сегодня же последние два часа карета за каретой подъезжали к Хардвик-Холлу.

— Поздно мне пытаться изобразить респектабельную графиню, Нора. Свет явился, чтобы осудить меня. Не стоит их разочаровывать.

Легкий стук в дверь возвестил, что явился мистер Берк, чтобы отвести ее в семейную часовню Хардвиков. Все ряды были украшены ландышами. В часовне собралось множество гостей, но Диана не различала лиц. Она видела лишь любимое смуглое лицо человека, ожидавшего ее у алтаря.

Она внимательно слушала слова священника, венчавшего их, и вздрогнула, когда жених взял ее за руку и произнес:

— Я, Маркус, беру тебя, Диана, в свои законные жены…

Когда пришла ее очередь, она тоже назвала его полным именем.

— Я, Диана, беру тебя, Маркус, в свои законные мужья… — Закончив традиционный обет, она тихо добавила: — Ты согласен стать моим pater familias?

Марк сжал ее руки, уверяя, что он станет тем, кем она захочет. Когда они выходили из часовни и их обсыпали рисом, Диана решила, что сегодня вечером поделится с мужем своей сокровенной тайной.

Солнце ярко светило, двери были распахнуты настежь с тем, чтобы гости могли побродить по тенистому саду вокруг прекрасного елизаветинского особняка.

Диана удивилась, обнаружив, что она знает многих гостей. Среди них были доктор Уэнтворт с очаровательной женой и, к удивлению Дианы, мадам Лайтфут, прибывшая с Мелборнами.

— Аллегра не смогла выбраться? — насмешливо спросила Диана.

— Она прибудет, когда тут станет поживее и начнутся танцы, — ответила мадам Лайтфут невозмутимо.

Аеди Эмили Кастлрей и ее муж, маркиз Лондон-деррийский, бывшие близкими друзьями ее отца, прибыли в Бат с Грэнвиллями. Уильям Лэмб, ее неудачливый ухажер, приехал с Каро Понсонби, и Диана с сожалением узнала, что они обручены. «Она устроит ему собачью жизнь. Бедняга Уильям!»

Эксцентричная графиня Коркская как раз собрала вокруг себя обычную толпу в гостиной, когда туда вошли Диана с Марком. Старушенция немедленно впилась в девушку пронизывающим взглядом:

— Так где же ты пропадала все эти месяцы, леди Диана?

Наступила мертвая тишина, а Диана пыталась собраться с мыслями.

— Вы же знаете, мужчины всегда совершают гранд-тур, перед тем как жениться? Вот я и решила, что это несправедливо по отношению к женщинам, и съездила в Рим.

— Молодец, девочка! — восхитилась графиня, да и вид остальных дам не оставлял сомнений, что все они ревностные сторонницы равноправия.

Марк предложил стоящим рядом мужчинам сигары. —Леди не станут возражать, если мы закурим?

— Нет, если присоединимся к вам, — к всеобщему изумлению заявила Диана, протягивая руку за сигарой.

Последовало мертвое молчание, которое нарушила графиня Коркская. Взяв сигару, она поднесла ее к носу и провозгласила:

— Турецкий табак. Мне больше нравится американский.

Когда Марк и Диана перешли в следующую комнату, она вернула ему сигару.

— Любишь ты шокировать людей! — укорил он ее.

— Ничего подобного. Сохрани ее для меня, я выкурю ее позже.

Когда стало смеркаться, Диана нашла Марка.

— Я поднимусь наверх и сниму вуаль, а потом пойдем в бальный зал танцевать.

— Правильно, такие красивые волосы, как у тебя, грех прятать.

— День сегодня просто замечательный! Я тебе так благодарна. — Диане не терпелось закружиться с ним в танце в великолепном елизаветинском зале, где на галерее играл оркестр.

Он завладел ее руками и поднес их к губам. Ему хотелось поцеловать не только руки, но он знал: стоит ему прикоснуться к ее губам — и он не сможет остановиться.

Диана пошла в спальню Марка, где когда-то спала королева, а теперь стояла их супружеская кровать. Закрыв дверь, она повернулась и оказалась лицом к лицу с Питером Хардвиком. Диана поняла, что он воспользовался потайным путем, чтобы проникнуть в эту комнату, так что никто не знал, что он здесь.

— Питер, чего ты хочешь?

— Ты решила, что слишком хороша для меня. Вы с Марком сговорились лишить меня земли и денег моего отца! Пока ты не появилась, я был законным наследником, теперь он собирается вырастить себе наследников с твоей помощью. Но все равно все достанется мне, а ты, моя красотка, получишь по заслугам.

— Петриус! — в ужасе воскликнула она.

— Я затащу тебя на крышу, и ты сама оттуда спрыгнешь! Никто не знает, что я здесь, и никто ни когда не узнает.

Он бросился на нее, и Диана, не тратя времени на крики, метнулась к двери и распахнула ее. Питер грубо схватил ее за плечи. Она боролась с ним изо всех сил. Он сорвал с нее красную фату, но она уже бежала по холлу к лестнице. Питер гнался за ней по пятам. Она слышала его тяжелое дыхание.

И тут она заметила Марка и Чарльза Уэнтворта внизу, у лестницы, но не успела позвать на помощь, как ощутила резкий толчок в спину и кувырком полетела по — ступеням. к;

На лице Марка, видевшего, как Питер столкнул Диану с лестницы, появился ужас. Он рванулся, чтобы подхватить ее, и сердце готово было выскочить из его груди. Он, обычно не ведающий страха, почувствовал его ледяное прикосновение, когда склонился над любимым лицом.

— Я в порядке, Марк… это был Петриус! — выдохнула она.

Охваченный бешеной яростью, Марк кинулся наверх, перепрыгивая через три ступеньки. Не колеблясь ни секунды, он сразу побежал в спальню, к потайному ходу, ведущему на крышу. Питер однажды уже скрылся этим путем, когда они были еще детьми и маленький мерзавец намеренно изуродовал лошадь Марка. Тогда он его не поймал, но сейчас негодяю от него не уйти.

Питер прижался к высокой трубе в темноте. Он хотел сбросить с крыши Диану, но так будет еще лучше. Марк — вот главное препятствие на пути к его счастливому будущему. Он весь дрожал от переполняющих его ненависти и жажды крови, никогда еще он не испытывал такого потрясающего ощущения.

Марк застыл, давая глазам привыкнуть к темноте. Взгляд его медленно скользил по скату крыши и парапету. Ничего не заметив, он понял, что Питер спрятался сзади, за трубой. Он умышленно вышел на открытое пространство к парапету.

— Выходи! — Это был приказ.

Минуты две не слышалось ни звука, ни движения — ничего. Потом неожиданно Питер стремительно бросился на Марка.

Какие-то древние воспоминания шевельнулись в мозгу Марка. Петриус отравил их отца и руками Нерона превратил Диану в горящий факел.

Марк встретил Питера мощным ударом кулака. Тот упал на колени, потерял равновесие, откинулся назад, перевалился через зубцы парапета и полетел вниз.

Марк смотрел на безжизненное тело брата, распростертое внизу на камнях. Все случилось так быстро, что Марк не успел ухватить его. «Спас бы я его, если бы успел?» Вряд ли можно было однозначно ответить на этот вопрос, но он знал, что Питер — олицетворение зла и сам виноват в собственной гибели. Так получилось, что римская свадьба не обошлась без жертвоприношения.

Марк нашел Диану в спальне, куда ее отнес доктор Уэнтворт, чтобы осмотреть. Граф с волнением всмотрелся в лицо друга.

— С Дианой все будет нормально, только пусть полежит несколько дней. Ей повезло, что не случилось выкидыша.

Марк и сам не понял, удивило его это сообщение или нет.

— Спасибо, Чарльз. Боюсь, ты нужен внизу.

Марк опустился на край постели.

— Ты и в самом деле чувствуешь себя нормально? — Внутри у него все дрожало.

— Это был Петриус…

— Я знаю, любовь моя. Он уже не сможет тебя обидеть.

— Я знаю, это нехорошо, но я рада, что он умер.

— Он заслужил смерть. Все кончено.

Диана поднесла его руку к щеке, потом поцеловала в ладонь.

— Ты такая тоненькая, ты уверена, что беременна?

— Очень уверена.

Он поцеловал ее.

— Отдохни. Я позабочусь обо всем остальном. Когда за ним закрылась дверь, она знала, что, кроме этого человека, ей ничего больше не нужно в жизни.


Теплым майским днем Диана и Марк сидели друг против друга в большой фарфоровой ванне.

— Бассейн достроят через пару дней. Эту старую ванну можно будет отправить на чердак.

— Ни за что в жизни! Я ее очень полюбила, — заявила она, проводя кончиками пальцев по внутренней стороне его мускулистого бедра. Ноги Марка были прижаты ее ягодицами к днищу ванны, что полностью лишало его свободы действий.

— Не хочешь сегодня поиграть в господина и рабыню?

— А ты не хочешь поиграть в госпожу и раба?

— Ни за что в жизни! — Но в душе он знал, что эта женщина поработила его.

— Давай поторгуемся, — игриво предложила она, а большой палец ее ноги уже почти добрался до цели.

— Я разрешу тебе называть меня Маркусом, — попытался соблазнить ее Марк.

Диане нравилось, чтобы последнее слово оставалось за ней, и она знала, что Бог подарил ей мужчину, который позволит ей это. Иногда… Она прикрыла глаза и прошептала:

— Я буду слушаться тебя во всем, если ты наденешь тот меч гладиатора, что я тебе подарила. Чтобы придать большую убедительность своему предложению, она скользнула пальцами ноги чуть дальше…


notes


Примечания


1


«Пруденс» в переводе с английского означает «чопорная», а приставка «им» означает отрицание. — Здесь и далее примеч. пер.


2


Долговая тюрьма в Лондоне.


3


Шотландский народный хороводный танец.


4


Фешенебельный лондонский клуб.


5


Известный лондонский аристократический клуб, многие члены которого занимаются охотой на лис с гончими.


6


Старейший лондонский клуб.


7


«Хардфейс» — в дословном переводе «жесткое лицо».


8


«Шератон» — стиль мебели XVIII века: по имени краснодеревщика Т.Шератона.


9


Остров Авалон, — «земной рай» кельтских легенд, по одной из которых там продолжает жить король Артур вместе со своей сестрой феей Морганой.


10


Искусственное озеро в Гайд-парке.


11


тоска по грязи (фр.).


12


Хорошо! (фр.)


13


Мировой судья, обычно рассматривает мелкие уголовные и гражданские дела, не имеет юридического образования и не получает денежного вознаграждения.


14


Грандиозный дворец с парком на берегу Темзы близ Лондона; один из ценнейших памятников английской дворцовой архитектуры.


15


Горячий напиток из молока, сахара и пряностей, створоженный вином.


16


Музыкальный инструмент.


17


Жрец у древних кельтов.


18


Самый высокий по рангу центурион легиона, стоящий во главе первой центурии.


19


Вайда — краситель.


20


Стола — женское платье в Древней Греции и Древнем Риме.


21


Лопаточка, щетка для растирания тела после мытья.


22


Атрий — главное помещение в римском доме.


23


Стоповое помещение, пиршественный зал в римском доме.


24


Подземное царство, царство теней.


25


Бестиарий — цирковой боец, выступающий против животных (наемный — с оружием, по приговору суда — безоружный).


26


Стиль — пишущий стержень из бронзы или слоновой кости.


27


Мелкая черная слива.


28


Палла — древнеримское женское одеяние.


29


Сибарит — праздный, избалованный роскошью человек.


30


Моя вина (лат.).


31


Плантагенеты (Анжуйская династия) — королевская династия в Англии в 1154—1485 гг.


32


Королева-девственница — королева Елизавета I (1533— 1603 гг.).


33


«Пришел, увидел, победил» (лат.).


34


Эсквилин — один из семи римских холмов.


35


Меркурий — на самом деле бог торговли в римской мифологии, покровитель путешественников.


36


Кибела — фригийская богиня, почитавшаяся в Малой Азии, Греции и Римской империи. В честь Кибелы устраивались мистерии с обрядами, в том числе самоистязания, омовение кровью жертв и самооскопление.


37


Левант — общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного моря; в узком смысле — Сирия и Ливан.


38


Mater familias — мать семьи. Pater familias — отец семьи.


39


Иуда — один из двенадцати апостолов; не путать с Иудой Искариотом.


40


Олдермен — старший советник муниципалитета; избирается на 6 лет из числа членов совета города или графства.