Бежать с острова
Виктор Степанычев








Викинг умеет многое – стрелять, драться, устраивать засады и ловушки, выживать там, где невозможно выжить. Этому Вадима Беклемишева учили сначала в спецучилище, а потом в горячих точках, разбросанных по всему миру. Новое задание для него – дело чести: в Южной Америке надо найти и покарать убийцу своего друга, русского дипломата, и его семьи. Это убийство – часть какой-то грязной финансовой махинации, затеянной кем-то в Москве и закончившейся в республике Сьерра-Марино. Викинга здесь ждали, и тюрьма на тропическом острове должна была стать его последним пристанищем. Но ведь он умеет многое… Машина уничтожения по имени Викинг начала свою работу. Ничто и никто не сможет остановить ее…






Виктор Степанычев

Бежать с острова





Часть I. За морем синица жила





Пролог


Операция по освобождению заложников закончилась полным провалом. Винить Министерство внутренних дел и Национальную гвардию не стоило – они сделали все, что могли. Но легче от этого никому не стало. В наличии у следственных органов были четыре обугленных до неузнаваемости тела и отсутствие каких-либо улик и версий.

Вызов министра внутренних дел Пабло Вильяса к Президенту не оставлял иллюзий на благополучный исход беседы. Отставка грозила не только ему, но и самому премьер-министру.

Условия террористов, похитивших жену и дочь первого секретаря посольства России в Республике Сьерра-Марино, оригинальностью не отличались. Телефонные звонки в первые двое суток с условиями освобождения из тюрем герильерос – местных повстанцев, позже сменились ожидаемыми требованиями: пять миллионов долларов выкупа и беспрепятственный вылет из страны.

Деньги террористам, согласно их условиям, должен был доставить глава семейства – российский дипломат Валерий Осколов – на автомобильную стоянку у Центрального парка столицы.

Состояние антитеррористических подразделений не вызывало сомнений в их подготовленности и боевом духе, тем более что опыта подобной работы им хватало с избытком. Проклятые левые, отравленные сладкой теорией мирового коммунизма, расслабляться не давали. Каждый из них грезил, что станет героем и легендой, а его портрет будет красоваться рядом с портретом Кастро или пламенного Че Гевары. Пабло Вильяс с огромным удовольствием выполнил бы эти желания досрочно и лично развесил бы придурков на крепких веревках вокруг изображений их кумиров.

Национальная гвардия поднялась по тревоге и перекрыла все магистрали, ведущие в столицу. Мобильные отряды курсировали по улицам по отработанным маршрутам, и в течение минуты минимум два-три экипажа должны были блокировать любую точку города. Агенты наружного наблюдения, пешие и на автомобилях, находились в готовности сопровождения подозреваемых. Улицы и крыши домов контролировались снайперами.

Самолет для террористов был подготовлен и стоял на дальней рулежной полосе аэропорта, оцепленный двойным кольцом полиции и спецподразделений. Естественно, последние были готовы к штурму лайнера и захвату террористов. Ход операции контролировал лично Президент. Пользы от этого было немного, зато нервозности в работу созданного оперативного штаба вносилось достаточно. Бесполезно тратилось время и нервы министра и начальника антитеррористического департамента, возглавляющего штаб, на постоянные доклады главе государства.

Специалисты работали четвертые сутки, однако информация приходила скудная, то есть ее практически не было. Семья российского дипломата была похищена двумя неизвестными, по описаниям – местными жителями, при выходе из супермаркета и увезена на такси. Старенький желтый «Форд» 1984 года выпуска, украденный за два дня до этого, нашли брошенным в четырех кварталах от места похищения. Дактилоскопическая экспертиза обнаружила в машине отпечатки пальцев доброй сотни людей и ничего положительного не принесла. Телефонные звонки террористов засекались, но контроль за каждым уличным таксофоном установить было невозможно, а пеленгуемые сигналы с мобильника свидетельствовали, что разговоры ведутся из автомобиля во время движения. Сам телефон был зарегистрирован в компании сотовой связи по утерянному два года назад паспорту.

Информаторы не могли дать никаких достоверных сведений о принадлежности группировки похитителей к какому-либо известному повстанческому движению. Само название «Бригады свободы» впервые всплыло на криминально-политическом горизонте Сьерра-Марино.

Операция пока развивалась по сценарию террористов. И приходилось признать, что этот сценарий писала грамотная рука. Ни одного прокола, ни единой серьезной зацепки оперативникам обнаружить не удавалось. Оставалось лишь одно: идти на все требования похитителей, а победитель пусть определится в финале. Риск был велик, однако счет проведения подобных операций с большим перевесом складывался в пользу государственных органов.

Утром 28 апреля в квартире Валерия Осколова раздался телефонный звонок.

Неизвестный потребовал, чтобы хозяин приехал с деньгами к Центральному парку в три часа пополудни, поставил автомобиль на стоянку и сидел в нем. В машине, кроме Осколова, никого не должно было находиться. Деньги в крупных купюрах требовалось упаковать в равных долях в два холщовых мешка и положить в багажник. Самолет по требованию террористов должен был готов к вылету в шестнадцать часов.

Инструктаж Валерия Осколова проводил лично начальник антитеррористического департамента полковник Алессандро Руэнтос. Это была легендарная личность в Сьерра-Марино. Почти двухметрового роста, мощный и громкоголосый, с плавной походкой леопарда, сорокачетырехлетний офицер из местного старинного аристократического рода окончил в свое время Вест-Пойнт и специальную школу армейской разведки в Штатах.

При упоминании его имени лидеры герильерос мгновенно впадали в истерику и бились в падучей. Руэнтос попортил им столько нервов, а еще больше крови, что они в бессильной злобе примерно раза два в месяц с тупой монотонностью готовили на него покушения. Однако постоянное пребывание начеку, серьезная охрана и регулярные сведения от информаторов помогали полковнику избегать печального конца.

Руэнтос четвертые сутки находился в гневе, что с ним случалось очень редко, и этот гнев объяснялся двумя причинами. Первая: отсутствие какой-либо информации о террористах. Появившаяся неизвестно откуда организация «Бригады свободы» воспринималась полковником примерно так, как бык-производитель воспринимал бы в своем стаде чужака, который уже оприходовал его любимую телку со звездочкой во лбу.

Вторая причина: контроль за операцией со стороны Президента.

Трату времени на доклады ему самому и министру внутренних дел Вильясу, почтительное выслушивание глубокомысленно-бесполезных советов и накачек Руэнтоса выводили из себя. Пользы от них – как от проповеди пьяного священника обкуренной проститутке. Ни тот, ни другая не слышат и не понимают, чего они хотят друг от друга. Слава Иисусу, хоть этот русский дипломат вел себя так, как подобает мужчине. Конечно, трудно за несколько часов подготовить бойца антитеррористического отряда, волкодава, подобного питомцам полковника. Однако признаков неврастении со стороны сеньора Валери не наблюдалось.

Бронежилет подогнали по фигуре дипломата. Свободная рубашка и ветровка неплохо маскировали его. Миниатюрный радиомаяк тщательно проверили, запаковали на всякий случай во влагонепроницаемую пленку и закрепили сзади на поясе. «Жучки»-микрофоны прикрепили на ветровку и воротник рубашки. Машину также нашпиговали прослушивающей аппаратурой и всевозможными маячками.

Основными тезисами инструктажа были: во-первых, никакой инициативы со стороны сеньора дипломата и полное подчинение всем требованиям похитителей; во-вторых: еще раз! – никакой инициативы. Осколов сосредоточенно и хмуро выслушивал все наставления полковника, но было видно, что мыслями и чувствами он далеко отсюда – рядом с женой и дочерью.

Руэнтос был далек от мысли, что передача денег в обмен на заложников состоится в точке рандеву у Центрального парка, и готовился к слежке за дальнейшими передвижениями автомобиля дипломата. Переброска из машины в машину на автостоянке или какой-либо другой способ передачи денег в столь неудобном месте – этого трудно было ожидать от таких похитителей. Группы слежения в городе были приведены в полную готовность. Два полицейских вертолета с прогретыми двигателями готовы были в любую минуту подняться с аэродрома.

Вся ответственность за принятие решения о финальной акции операции лежала на полковнике Руэнтосе. Только он должен был определить время и место захвата или штурма в зависимости от обстановки. Это был серьезный и ответственный момент, так как цена решения измерялась жизнями людей.

Операция началась. Ровно в 14.40 Валерий Осколов сел в автомобиль и тронулся от дома по направлению к центру города. Деньги в холщовых мешках уже лежали в багажнике. В 14.53 машина запарковалась на автостоянке у парка. Видеокамеры в двух ракурсах показывали площадку и все подъезды к ней.

В 15.01 раздался звонок по мобильному телефону, тут же переданный на динамики в штабе операции. Спокойный, звучавший несколько глухо мужской голос осведомился о наличии требуемых денег и приказал Осколову переехать к железнодорожному вокзалу.

Полковник Руэнтос дал команду срочно подготовиться к встрече и блокировать привокзальную площадь. Через три минуты прошли доклады о готовности служб наружного наблюдения, а еще через пару минут потухший экран монитора ожил и стала видна панорама вокзала.

В 15.09 показался автомобиль дипломата, он медленно подъехал к левому выходу на перрон. Полковник нервно дал команду всем постам усилить наблюдение. Повод для беспокойства был серьезный. По расписанию в 15.10 приходил скорый поезд из Альканте. Встречающих и пассажиров было более чем достаточно, что позволяло в суматохе организовать нештатную ситуацию. По докладам службы наблюдения, на перроне, в здании вокзала и вокруг него находилось семьдесят-восемьдесят человек встречающих и железнодорожных служащих.

Наблюдающие напряглись – к машине приблизился невысокий юнец в потертых полотняных брюках и мятой рубашке явно с чужого плеча. Полковник жестом дал знак усилить громкость в динамиках. Прозвучавший далее диалог разочаровал своей банальностью. Попрошайка с его просьбой выдачи на бедность мелкой наличности был отослан дипломатом доходчивыми выражениями местного диалекта к своим предкам по материнской линии. Тинейджер этому не очень удивился и, показав гринго средний палец правой руки, степенно и лениво побрел дальше. Прошла команда – и парня незаметно задержали, хотя было и так ясно, что это пустышка.

Экспресс подошел к перрону с опозданием на две минуты. Все напряглись, и в это время раздался оглушительно прозвучавший в динамиках звонок мобильного телефона. Знакомый глуховатый голос назвал адрес: авенида Дьос и номер дома в старом районе города. Задача усложнялась. Можно было быстро блокировать квартал, но подготовить видеоаппаратуру становилось проблематично.

Отдав команду на срочное перемещение, Руэнтос провел рукой по лбу и заметил, что не только лоб, но и все его тело покрылось испариной. Рядом раздавалось громкое сопение. Скосив глаза, полковник посмотрел на министра Вильяса, тупо и внимательно таращившегося в темный экран монитора, как будто там что-то можно было рассмотреть. Он открыл рот и хотел привести министра в чувство, но в это время пошли доклады наружки о движении автомобиля Осколова и занятии позиций группами захвата. Опаздывало только видеонаблюдение.

В 15.27 поступил доклад, что автомобиль Осколова въехал в квартал и медленно движется по пыльной улочке к указанному террористами дому. Полковник потребовал срочное описание строения и, сделав зверское лицо, показал крепко сжатый кулак старшему видеоинженеру. Тот растерянно пожал плечами и начал что-то быстро лопотать по переговорному устройству. Устные доклады шли один за другим.

15.28 – машина остановилась около дома – одноэтажного строения из белого известняка, выходящего на улицу двумя небольшими окнами, закрытыми деревянными ставнями. Металлическая калитка вела во двор. Забор был густо обвит виноградными лозами.

15.31 – группы захвата доложили о занятии позиции по углам квартала и готовности к проведению штурма.

15.32 – из калитки появился невысокий, коренастый, по виду – лет тридцати пяти мужчина и подошел к машине. Из динамиков донеслось:

– Вы привезли то, что у вас требовали?

– Да. Как вы и говорили. Все находится в багажнике.

– Давайте ключ.

– Где мои жена и дочь? Сначала я хочу их увидеть.

– Они в доме, ждут вас.

– Я должен убедиться, что они живы, и только тогда отдам вам деньги.

– Пожалуйста. Если вы так настоятельно этого требуете, следуйте за мной.

15.34 – Осколов вышел из машины и вместе с мужчиной направился через калитку в дом.

15.35 – связь резко прервалась. Из динамиков доносился только фоновый шум.

Счет пошел на секунды. Оглянувшись, полковник наткнулся взглядом на умоляющие глаза министра Вильяса. Отрицательно покачав головой, Руэнтос повернулся к видеоинженеру, и в это время включился монитор. Залитая солнцем пустынная улица; метрах в ста пятидесяти от камеры – одиноко стоящий автомобиль дипломата.

15.38 – из дома появился тот же коренастый мужчина, не спеша подошел к машине, открыл багажник, вытащил мешки с деньгами и направился к калитке. Из этого следовало, что Осколов встретился с женой и дочерью.

15.39 – Руэнтос дал сигнал готовности к захвату.

15.40 – команда на штурм. Появился фургон, на большой скорости летящий с дальнего конца улицы. Такой же фургон пронесся навстречу ему мимо телекамеры.

Ослепительный взрыв… Обе машины резко затормозили, не доехав каждая метров пятьдесят до объекта. Обломки кирпича и горящих досок разлетались по улице, падали на соседние дома и остановившиеся автомобили. Черный дым столбом взметнулся над деревьями…




Глава 1. Возвращение


Лайнер резко накренился на левое крыло, а затем выровнялся. Качнуло еще раз, но уже более плавно. Пассажир в девятом ряду на секунду поднял веки и взглянул в иллюминатор.

Самолет менял курс. Вадим закрыл глаза и попытался задремать, но это ему так и не удалось сделать. Курс лайнера изменился, и сквозь стекло начали просачиваться косые солнечные лучи. Щеке стало тепло, несколько щекотно, и сон стал медленно уходить. Вадим нарочно постарался как можно дольше удержать это состояние на границе забытья и реальности.

Пришли на память слова Мао – инструктора курса выживания:

– Ваш отдых и восстановление организма – тоже оружие.

Они в тот момент лежали по горло в вонючей грязи после суток усердного ползанья по ней же и проклинали инструктора, тренировку, отдел и заодно самих себя. Кличка Мао, несмотря на исконно славянскую внешность, пристала к Сергею за то, что он практически любые наставления и советы облекал в форму цитат. Сначала было смешно, потом грустно, а в конце концов неоднократно повторяемые фразы начинали всех раздражать. Однако в реальной обстановке почему-то его слова всплывали из глубин памяти и оказывались как нельзя кстати.

О педантичности Мао в центре подготовки ходили легенды. Одна из любимых его фраз: «Инструкции вам сохранят жизнь», исполнялась им неукоснительно даже в семье. Если жена покупала какой-либо бытовой прибор или кухонную утварь, то благоверный допускал ее к эксплуатации кастрюли только после того, как сам, внимательнейшим образом изучив инструкцию по работе с агрегатом, включая рецепты приготовления голубцов и борщей, рассказывал, заставляя подробно повторять за собой, правила пользования оной принадлежностью. И только после этого вышеперечисленные борщи и голубцы имели право вариться в данной кастрюле.

Но, к чести его жены Марины, на качество приготовления пищи и нежность к своему педантичному мужу инструктажи влияния не оказывали. Более счастливой семьи Вадим не встречал и таких вкусных украинских борщей не пробовал никогда в жизни.

Марина, всегда хлебосольно встречавшая друзей мужа, особенно ласково относилась к холостому Вадиму. После похвал в адрес свой, пищи на столе и утоления мужчинами первого голода она приступала к животрепещущему вопросу немедленного поиска невесты для своего гостя. Гость только отшучивался тем, что он обретет ее тогда, когда его накормят таким же вкусным борщом. Марина, рассердившись, предлагала в спутницы жизни свою бабушку, у которой научилась готовить.

А о секрете борща Марина говорила, что все очень просто – самое главное, чтобы количество компонентов в нем было не менее девяти исключая воду, соль и перец. Вадим пытался представить, что же можно натолкать в кастрюлю, но его фантазии не могли перешагнуть число шесть, и он признавался, что женщины всегда более изобретательны по сравнению с мужчинами в кулинарии, в хозяйстве и вообще – более умны.

После такого признания беседа окончательно приходила к выводу о необходимости немедленного соединения неухоженного и бестолкового индивидуума мужеского пола в лице присутствующего гостя с умным и заботливым лицом прекрасной и, как точно заметил Вадим, умной половины человечества. Причем лишь с одной благородной целью: спасением от нравственного и физического прозябания, увядания и вообще никчемного существования на нашей суровой и грешной земле.

Вадим смеялся, а Сергей Мао молчал и довольно ухмылялся, вставляя изредка для подогрева реплики о вреде и пользе семейной жизни.

Но Сергей мог быть и другим – жестоким, распаленным, плюющим на все инструкции и запреты. Однажды вдвоем они вышли на лагерь наших специалистов в Кулунде и увидели растерзанные тела женщин и распятых на деревьях детей. Вопреки всем инструкциям и планам трое суток длилась погоня, и только трупы огрызавшихся как шакалы «повстанцев» вехами оставались гнить в саванне. Не было произнесено ни единого слова. Они превратились в автоматы для убийств. Только жесты и взгляды. Тогда Вадим испытал потрясение, впервые приняв участие в казни женщины, если можно ее так назвать, которая являлась руководителем банды.

На третьи сутки, на рассвете, Мао и Вадим блокировали остатки группы в хижине, спрятанной в небольшой рощице. Редкие акации окружали приют измотанных погоней бандитов. Невысокая трава не давала достаточного укрытия и маскировки, но предрассветные сумерки позволили подобраться близко к объекту. Охрана хижины была организована на удивление грамотно. Часовые располагались по системе W: четверо по периметру, один в середине, контролируя в движении остальных. По расчетам преследователей, в хижине находилось еще трое бандитов.

Времени на раздумья не было – скоро станет светло и трава уже не спасет и не спрячет. Мао протянул руку и, мягко вдавливая пальцы в предплечье Вадима, показал порядок их дальнейших действий. Диспозиция была вполне понятна. Начало – тихая «карусель» по часовой стрелке, затем «радуга» и штурм. Две тени бесшумно скользнули по траве и скрылись в противоположных направлениях.

Вадим занял позицию и ждал сигнала. Темная фигура охранника четко просматривалась метрах в тридцати от него на фоне начинающего сереть неба. Просыпающиеся птицы пробовали голоса. В этот негромкий пересвист влилась еще одна не нарушающая утреннюю гармонию мелодичная трель. Вадим лежа резким движением метнул звездочку-сюрикен и сразу начал перемещение к другому объекту. Он не видел результата своего броска, но шум падающего тела и стук автомата о землю подтвердили, что он достиг цели.

С крыльца хижины раздался громкий окрик. Второй часовой повернулся на раздавшиеся звуки, удобно подставив себя под метательный нож. Его тело начало медленно оседать, и в это время рядом с домом расцвел букет всех цветов радуги. Вадим среагировал, крепко зажмурив глаза, но и через закрытые веки ощутил последовавшую за разноцветными переливами ослепительную вспышку светошумовой гранаты.

Он вскочил на ноги и зигзагами кинулся к хижине, ориентируясь пока только по памяти, так как зрение еще не полностью адаптировалось после яркой вспышки. Но уже через пару секунд он четко различил на крыльце скорчившуюся фигуру пятого охранника и с ходу всадил в него очередь из автомата.

Одновременно с этим Вадим услышал звук разбившегося стекла с противоположной стороны хижины и резко упал на землю. В падении он заметил краем глаза фигуру, выскочившую из двери и нырнувшую за стоящий пикап. Броском переместившись к машине, Вадим инстинктивно сделал пируэт, спасший его от выпада тонкого лезвия ножа. На полуобороте он ногой пригвоздил руку нападавшего к машине и прикладом нанес молниеносный удар в поясницу. Тело обмякло и, сложившись пополам, упало на землю. Услышав тихий свист, Вадим оглянулся и увидел фигуру Сергея на фоне загоревшейся хижины. Мао подошел, сел на сухую траву и произнес первые за трое суток слова:

– Вот и все… Закончили.

Рядом с ними зашевелилось тело лежавшего, а вернее, как только сейчас стало видно, лежащей – молодой полуобнаженной женщины. Ее лицо скривилось от боли, и глаза открылись. Она сначала с удивлением, а потом с ненавистью посмотрела на сидящих рядом с ней мужчин. Маска неприкрытой злости портила на удивление привлекательную физиономию негритянки. Она что-то резко выкрикнула на местном наречии и попыталась подняться. Мао поднял дуло автомата, и Вадим увидел, как в глазах женщины плеснулся страх.

Она поняла, что никто не собирается ее слушать, говорить с ней, проявлять какие-либо эмоции. Ее будут просто убивать. Губы женщины приоткрылись, но вместо слов из гортани вырвался полупридушенный хрип, прерванный одиночным выстрелом.

Они вызвали эвакуатор. Прилетел Самсон – личность психически уравновешенная сверх нормы и менее всего подверженная любым проявлениям чувств. Он недоуменно переводил взгляд с одного окровавленного и отрешенного лица на другое и лишь периодически повторял:

– Ну, блин, ребята, вы и даете!

А потом были объяснительные записки, разбирательства и беседы на всех уровнях. Их эмоциональный всплеск пришелся некстати для внутренней политики очередного правительства Кулунды, так как в это время шло заигрывание с партизанами. Вадиму, в то время еще молодому – это была фактически его вторая боевая операция, – досталось меньше. Зато Мао получил по полной программе и от своих, конторских, так как задача их двойки была несколько иная, и от чужих – посольских и москвичей.

Со своими обошлось просто. Дед, прилетевший на разборки вместе с функционерами, рвал и метал. Потом, внимательно выслушав подробности похода, подобрел, помягчел, назвал произошедшее попутной тренировкой и начал отмазывать питомцев от суровых москвичей – своих в отделе никогда и никому не сдавали.

Вообще-то и комиссия не смогла особенно напакостить, так как их структура подчинялась другим эшелонам, где выводы чужаков мало чего значили. Тем более москвичи сами толком не знали, с кем идут разборки, и считали, что гражданские спецы ввязались в драчку с местной шпаной. Одной из самых страшных кар, которой им грозили, была отправка на Родину с волчьим билетом и перспективой невыездных. Дед при этом делал зверское лицо, хмурил брови и в знак согласия кивал головой. На что обвиняемые, злостно ухмыляясь про себя, складывали в кармане фиги, но строили при этом трагически-обреченные физиономии.

Конфликт быстро сошел на нет, так как лидер повстанцев отказался от высокого поста в правительстве и борьба с ним возобновилась с новой силой и жестокостью. Комиссия уехала, удовлетворенная своей плодотворной работой на поприще развития дружеских отношений с развивающейся страной. А специалисты по экологическим проблемам саванн – по такой легенде они работали – за проявленный героизм были награждены местными орденами, которые пошли в коллекцию Доктора. Носить их было все равно нельзя, так как Мао и Вадим находились в Кулунде под чужими фамилиями, да и само правительство сместили где-то через год, и кулундийские ордена с петушиными лентами стали недействительны. А Доктор выставил им за это коллекционный коньяк, упаковку чешского пива и вкуснейший вяленый, истекающий жиром рыбец, привезенный им после отпуска из родного Ростова.

Эти воспоминания окончательно прогнали сон. Вадим еще раз посмотрел в иллюминатор. Внизу было море, и самолет как будто недвижимо висел над бесконечным серо-голубым пространством. Правда, на горизонте уже намечалась темная полоска суши. Салон бизнес-класса отдыхал после ночной утомительной загрузки в аэропорту Дамаска. Звук глухо работающих двигателей оставался где-то позади. Чуть слышно в конце салона плакал грудной ребенок, и мать негромко напевала и уговаривала его успокоиться. Судя по негромким отрывкам фраз, это был один из диалектов пушту.

Сирийских пограничников и таможенников менее всего интересовала твоя национальность и внешность. Будь ты хоть инопланетянином в зеленую клеточку, они вряд ли этому удивились бы. Языковой барьер преодолевался эмоциональными жестами, мимикой и даже телодвижениями. Но при этом проверка документов и досмотр производились весьма качественно, хотя и достигались не столько профессионализмом, сколько массовостью участвующего в проверке персонала.

Иорданский бизнесмен, прекрасно говорящий по-английски и совершающий вояж в Европу, не вызвал особых подозрений у пограничника в фуражке с лихо заломленной тульей и двух таможенников. Паспорт, пестреющий визами всего Ближнего Востока и европейских стран, вызывал если не уважение, то хотя бы лояльное отношение к его владельцу. Документ действительно был изготовлен с высоким качеством, а его владелец никогда не сомневался в профессионализме своей конторы, потому что сам был профессионалом высшего класса.

Полет от Дамаска до венского аэропорта Швехат прошел рутинно, по большей части – в полудреме. Столица Австрии встретила его ароматом сирени, сочными листьями на деревьях, роскошными клумбами и спокойствием.

«Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай тот цветущий, тот поющий, яркий май…»

Вряд ли помнят. Какой-то классик верно сказал, что война становится историей, когда перестает быть болью. Для Австрии процесс перехода Второй мировой в качество временной характеристики произошел быстро и безболезненно, став главой в учебниках истории.

Чистые улицы и скверы умиротворяли и расслабляли, однако времени на отдых и расслабление не было. Такси из аэропорта доставило Вадима почти к центру австрийской столицы, на бульвар Ринг. Он расплатился и дальше пошел пешком, вдыхая свежий весенний воздух. Нехитрый багаж покоился в ячейке камеры хранения на аэровокзале.

Выйдя на Марияхильферштрассе, посетив несколько магазинов и убедившись для порядка в отсутствии слежки, Вадим свернул на узкую мощеную улочку, на которой с трудом могли разъехаться две машины. Двухэтажный дом с мансардой, крытый красной черепицей, казалось, сошел с яркой рождественской открытки. Маленький магазинчик на первом этаже с традиционным колокольчиком над входной дверью радовал глаз многоцветьем товара и приветливой улыбкой опрятной пожилой продавщицы.

Иорданский бизнесмен зашел в него, а через некоторое время опять появился на улице. Правда, к Иордании он уже не имел никакого отношения. Гражданин Украины Середниченко Николай Павлович, предприниматель из Черкасс, забрал на автостоянке у супермаркета «Ауди-80» с украинскими номерами, багажом с личными вещами и сувенирами и отправился в путь в родные края.

Правда, добрался он лишь до Праги, где превратился в российского подданного Данилевского Игоря Юрьевича, уроженца Твери, постоянно проживающего там же. А от Праги до Москвы – рукой подать, если лететь на самолете.

Купив в киоске «Таймс» и «Вашингтон пост», чтобы почитать в самолете, Вадим до объявления посадки на рейс бесцельно бродил по аэропорту.

Мысленно вернувшись к событиям двухдневной давности, он еще раз удивился произошедшему. Срочный отзыв, больше похожий на эвакуацию, не укладывался в обычные рамки. Подготовка к операции заняла почти полгода. Хотя самого Викинга ввели в действие три месяца назад, основная тяжесть лежала на его плечах. Исчезновение иорданского бизнесмена, эмиссара крупнейшего на Ближнем Востоке торговца оружием Котильянца, ставило под удар группу, включая и часть агентурной сети.

Нельзя сказать, что время и труд были потрачены зря. Получено достаточно информации о финансировании и путях доставки оружия на Северный Кавказ. Однако без дальнейшего участия Вадима завершить операцию по уничтожению каналов поставки представлялось невозможным.

Переговоры по продаже средств противовоздушной обороны и в первую очередь «Стингеров», которые успешно вел Вадим под видом иорданца, дали немало разведданных о составе и дислокации подразделений, действующих на территории Чечни. До финальной части операции оставались считаные если не дни, то недели.

И вдруг – приказ на срочный отзыв ключевой фигуры. Такие варианты случались раньше, но, как правило, было время на подготовку и разработку достоверной и достойной версии. Сейчас вывод Вадима из игры походил на бегство. Объяснения этому придумать было трудно, но такова судьба служивого: пункт первый – начальник всегда прав; пункт второй – если начальник не прав, смотри пункт первый.

Иорданец погиб в автомобильной катастрофе, торговые связи оборвались. Все шито белыми нитками.

Без Викинга надежды на успешное окончание операции практически не было. Следовательно, впереди его ждало что-то более важное.

Усевшись в кресло самолета, Вадим ощутил, что дорога свое все-таки взяла. Нервное напряжение двух суток и усталость резко навалились, и, не дожидаясь взлета, он крепко и безмятежно заснул. Проснулся Вадим от переливов храпа соседа. Посмотрев на часы, он понял, что полет проходит уже над территорией России.

Вадим вытянул из сумки и развернул трехдневной давности лондонский «Таймс». Цивилизованный мир жил своей жизнью: партии и блоки боролись за влияние на политических аренах, спад производства сменялся подъемом и обратно, индексы бирж качались маятниками вверх и вниз. Происходила смена правительств и лидеров, народы то там, то здесь против чего-то протестовали и что-то приветствовали. То есть мир жил жизнью напряженной, прекрасной и удивительной.

Перелистнув очередной лист, Вадим ухватил взглядом небольшую заметку внизу полосы и застыл в оцепенении. Голова мгновенно сделалась чугунной и не смогла сразу воспринять того, что он читал в коротком сообщении, а вернее – не захотела это принять. Он почувствовал свое покрывшееся холодным потом тело пустым и невесомым. Потом вдруг все встало на свои места и появилось чувство безысходности и тоскливой растерянности, а сердце все сильнее и сильнее начали сдавливать тиски горя. Вадим понял, что не может дышать и все его попытки сделать это ни к чему не приводят. То, что было написано в этой заметке, не имело права на существование. В противном случае сам мир должен был взорваться, рухнуть и уже разрушается в сознании одного человека – его самого.

С газетного листа на него смотрели те, ближе кого у Викинга не было, – Валерий, Татьяна и Иринка. Информация была скупой и беспристрастной. Похищение в Сьерра-Марино террористами жены и дочери российского дипломата, требование выкупа, взрыв дома, трупы заложников… Следствие ведется. Ответственность за все на себя взяла ранее неизвестная политическая группировка. Осуждение терроризма мировой общественностью… Точка.




Глава 2. По волнам моей памяти


В Шереметьеве его встречали. «Ниссан» шустро по Ленинградке и Народного Ополчения домчал до Мневников и высадил около кирпичной девятиэтажки с редкими светящимися квадратами окон. На двери подъезда стоял кодовый замок. За время отсутствия Вадима его очередной раз сломали, отремонтировали и поставили новый код. Время было позднее, шел первый час ночи, поэтому нетрудно было догадаться, что ждать придется долго, пока кто-то выйдет из подъезда или захочет в него войти. Вадим достал сигарету и закурил.

Ему было безразлично, что он не может попасть в подъезд, в квартиру, что на дворе ночь, а за спиной почти трое суток тяжелой дороги. В голове зияла черная дыра, через которую уплывали все появлявшиеся мысли. Из машины вышел сопровождавший и подошел к подъезду.

– Какие проблемы, Викинг? – спросил он.

Вадим очнулся, посмотрел на подошедшего и, оглянувшись на дверь подъезда, попросил у него мобильник. Он вспомнил о телефоне соседки, которая присматривала за квартирой в его отсутствие. Галина Андреевна обрадовалась, услышав голос Вадима, сообщила цифры кода и хотела немедленно подойти к нему в квартиру и накормить с дороги горячим. Он вежливо, но твердо отказался, сославшись на усталость, и согласился поужинать у нее завтра вечером.

Прощаясь, сопровождающий напомнил, что в восемь утра машина будет ждать его около подъезда. Квартира встретила Вадима тишиной, спокойствием и порядком. Засыпав кофе в кофеварку, он разделся и принял душ. Душистый и терпкий аромат свежемолотых зерен распространился по комнатам. Достав из секретера пузатую бутылку пятизвездочного «Арарата», Вадим налил рюмку и выпил, подержав, не проглатывая, несколько секунд коньяк во рту. Отхлебнув пару глотков кофе, он лег на диван. Прямо перед глазами на стенке висела фотография – Валерка Осколов и он, Вадим Веклемишев, в курсантской форме, улыбающиеся, стоят обнявшись на фоне деревьев и бревенчатого сруба дачи, проглядывающего сквозь ветви.

Это было их первое увольнение из ВИИЯ – Военного института иностранных языков. Они подружились еще в абитуре. Когда поступающих разбили по взводам, их койки оказались рядом, и тумбочка досталась одна на двоих. Как-то сразу найдя общий язык, ребята вместе готовились к экзаменам. У Валерия было прекрасно поставлено произношение, а Вадим лучше владел правилами и грамматикой. Так, помогая друг другу, они преодолели все рубежи поступления.

Правда, Валерий сразу набрал проходные баллы, а у Вадима сумма оценок из-за сочинения была спорной. Мандатная комиссия оставила решение для таких, как он, на последнее заседание. Вадим был расстроен, и Валерка переживал вместе с ним. Накануне мандатной комиссии, за день, он исчез из казармы часа на полтора, а вернувшись, выглядел довольным и веселым. Он загадочно сообщил, что позвонил «куда надо» и с комиссией будет все нормально.

Вадим не поверил, так как звонить в город им было запрещено. Телефон стоял только в комнате у дежурного офицера, и абитуриентам входить туда не разрешалось. Позже он узнал, что Валерка, рискуя вылететь из института, бегал ради него в самоволку.

Мандатная комиссия прошла без особых проблем, и его зачислили в это престижное заведение. Обстановка прояснилась в день принятия присяги новоиспеченными курсантами. После клятвы и напутственных слов им было разрешено провести остаток дня с родителями, приехавшими на это мероприятие. У Вадима, кроме бабушки, никого не было, а она, старенькая, приехать не смогла. Он некоторое время пошатался по территории института и, когда это ему надоело, вернулся в казарму и сел смотреть телевизор.

Минут через двадцать дневальный передал Вадиму, чтобы он срочно явился в клуб. На втором этаже в уютной комнате с мягкими креслами и самоваром его уже ждали Валерка, средних лет приятная женщина и мужчина с седыми висками и жестким лицом. Стол был накрыт, и аромат стоял потрясающий.

Мужчина с улыбкой сказал Валерию:

– Ну что, сынок! Знакомь со своим другом. Тем более что он, можно сказать, наш крестник.

Вадим начал официально:

– Курсант… – но мужчина его прервал:

– Это ты начальникам своим будешь представляться, а для нас ты друг нашего сына и такой же детеныш. Меня зовут Николаем Владимировичем, а это мама – Людмила Антоновна. Короче, дядя Коля и тетя Люда.

Валеркина мама прервала мужа:

– Хватит уже знакомств и представлений. Дети голодные, а ты устраиваешь официальный прием. Нам и так прекрасно известно, как его зовут. Садись, Вадим.

Она обняла Вадима за плечи, подвела к столу и усадила в кресло. У Людмилы Антоновны на глазах выступили слезы от созерцания стриженых затылков мальчишек и их волчьего аппетита.

В разговоре неожиданно Вадим понял, что за его поступление хлопотал Николай Владимирович. У него кусок чуть не застрял в горле, когда разобрался, кому звонил Валерка и почему мандатная комиссия прошла без проблем.

Пошли расспросы о семье. Вадиму не очень хотелось рассказывать, в общем-то, чужим людям о себе, но чувство благодарности за неожиданную помощь, за ту домашнюю обстановку и внимание, которые он ощутил, оказавшись рядом с ними, помогли найти слова и рассказать то, что никто посторонний раньше не слышал. История недолгой жизни была не совсем стандартной, но каждый человек воспринимает свои потери глубже, чем окружающие, и кажется, что произошедшее с ним или близкими более трагично.

Мама Вадима после школы, оконченной с золотой медалью в небольшом волжском городе, поехала в Москву и поступила в Губкинский институт. В те годы романтика профессии геологов и нефтяников была на высоте, а дискуссия о физиках и лириках еще воспринималась молодежью серьезно.

На втором курсе девушка встретила на студенческом вечере веселого и кудрявого Санчеса из института Патриса Лумумбы. Их роман был напоен московской весной и ароматом сирени. Расставаясь перед летней практикой и каникулами, они сжимали друг друга в объятиях и клялись в вечной любви. Уже в Тюмени, в стройотряде, Ася поняла, что ждет ребенка.

Родители временно оставались в неведении. Возвратившись в сентябре в Москву, она узнала, что Санчес уже не вернется после каникул в институт – пришло официальное письмо от его отца. Ася думала, что не переживет этого удара. Очень скоро скрывать беременность стало невозможно, и она, оформив академический отпуск, вернулась к родителям. Когда родился Вадим – смуглый, с волнистыми черными волосиками, ему дали отчество Александрович. Все похоже на Санчеса…

В институт Ася уже не вернулась. Окончила курсы и долгое время работала бухгалтером в системе потребкооперации. Замуж так и не вышла, хотя была привлекательной и миловидной женщиной, – посвятила себя полностью воспитанию сына. Умерла она скоротечно, когда Вадиму исполнилось пятнадцать лет. Дед скончался еще раньше, года через четыре после рождения Вадима, так и не простив дочь за ветреность и легкомыслие, как он это называл. Так что последние два года перед поступлением в институт он жил с бабушкой на ее небольшую пенсию.

Языком увлекся случайно. Соседка, бывший преподаватель местного пединститута, подруга его бабушки, после смерти мамы стала чаще бывать у них дома и увлекла Вадима английским. В то трудное для него время нужна была какая-то отдушина. Вечерние уроки, да еще спорт вывели Вадима из тягостного состояния.

А в спорте он не отдавал предпочтения определенному виду. Ему были интересны бокс и легкая атлетика, вольная борьба и самбо. Причем везде он добивался серьезных успехов, и тренеры прочили пареньку блестящую спортивную карьеру, но заниматься чем-то одним Вадиму было скучно. В нем гармонично сочетались природная гибкость и недюжинная сила. То, к чему другие шли через упорные тренировки, ему покорялось без особых усилий. Может быть, поэтому и интерес к занятиям пропадал довольно быстро. После окончания школы выбор был прост и ясен – военный переводчик. Почему именно военный, Вадим и сам объяснить не мог. Среди родственников не было никого, связанного с кадровой службой в армии. Дед, правда, воевал. В шкатулке лежали его медали «За отвагу», «За победу над Германией», да еще пара юбилейных. Внуку рассказать о войне не успел, тот еще мал был. Факультет иностранных языков в пединституте его не прельщал. Поступать, так только в ВИИЯ!

Людмила Антоновна вытирала глаза платком во время рассказа, а после прижала Вадима к себе и погладила его голову. Николай Владимирович задумчиво и внимательно слушал, словно что-то анализируя. Наша жизнь зависит от случая. Вот и эта, можно сказать случайная, встреча неожиданно определила судьбу самого Вадима и тех, кто был сегодня рядом с ним, хотя никто об этом еще не догадывался…

В первое увольнение, в октябре, Вадим и Валерий пошли вместе. Родители пригласили их на дачу, где жили почти круглый год. Электричка понесла ребят от Москвы. Народу в вагоне, несмотря на субботний день, было немного. Дачный сезон уже закончился, а грибники из-за небывалой жары в этом году остались ни с чем.

На третьей остановке от вокзала, в Филях, в вагон зашла стройная девушка в светлом коротеньком плащике. Она мельком огляделась, прошла вперед по проходу и села через два ряда от ребят. Поправив рукой длинные каштановые волосы, девушка повернулась к окну и стала смотреть на уплывающий перрон.

Вадим получил ощутимый толчок локтем в бок и удивленно повернул голову к соседу. Валерка, радостно улыбаясь, махал рукой, чтобы обратить на себя внимание вошедшей. Девушка повернула голову, недоуменно кинула взгляд в их сторону и отвернулась.

Валерка негромко позвал ее:

– Татьяна!

Девушка с удивлением взглянула на ребят, прищурилась, словно вспоминая что-то, и вдруг ее глаза посветлели, словно в них отразилось солнышко. Она пересела на скамейку напротив них. Валера представил их друг другу. Завязался разговор. Вадим как-то естественно и непринужденно вошел в беседу и скоро сам шутил и смеялся. Валерка и Таня знали друг друга уже лет семь. Дачи их родителей стояли рядом, и каждое лето они проводили время в кругу своих сверстников.

Таня, оказывается, в этом году также поступила в институт – областной педагогический на истфак. Они рассказывали друг другу о первых студенческих впечатлениях, друзьях, строгих преподавателях, вспоминали общих с Валеркой знакомых. Вадим ловил на себе несколько раз заинтересованный взгляд девушки, и это ему было приятно.

Электричка плыла мимо полуоблетевших багряных перелесков и рощ, распаханных в зиму полей и потемневших от мороси домов. В разговорах время в дороге летело незаметно. От станции шли пешком не по асфальту, а напрямую, через лес. Тропинка была усыпана густым ковром облетевших листьев, которые шуршали под ногами. Они подбрасывали листву ногами, обсыпали ею друг друга. В волосах Тани запутался большой желтый, с красными прожилками, листок.

Он оттенял ее каштановые пряди, большие карие глаза и делал девушку еще более привлекательной.

Аккуратный белый домик без вывески, железные ворота, глухой бетонный серый забор, уходящий далеко вправо и влево, удивили Вадима. Оказалось, что это вход на правительственные дачи. Их остановили, проверили документы, позвонили по телефону и только после этого запустили на дачную территорию. Татьяне надо было идти влево от проходной, а ребятам – прямо по асфальтовой дорожке. Они с сожалением расстались, договорившись сегодня еще встретиться.

И встретились, и гуляли по саду, и фотографировались – молодые, веселые и беспечные. Эта фотография потом всегда сопровождала Вадима по жизни как подтверждение самых счастливых часов его жизни.

Когда на следующий день они возвращались из увольнения, Вадим спросил у друга, где работают отцы его и Татьяны. Валера, немного помявшись, ответил, что они оба ответственные работники правительства. Только года через два он узнал, что отец Валерки является одним из руководителей органов безопасности, а родитель Тани – высокопоставленный сотрудник МИДа.

А потом была учеба и редкие дни отдыха. На втором курсе пришло печальное известие о смерти бабушки. Оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с прошлой жизнью. Специализация развела друзей по разным группам. Валера перешел на глубокое изучение европейских языков, а Вадима ориентировали на восточные и арабские страны. Но отдыхали они по-прежнему вместе на даче и очень часто вместе с Татьяной…

Вадим проснулся в начале седьмого. Он не помнил, как и когда заснул, да это было и не важно. Тех нескольких часов, что он был в забытьи, так как сном это назвать было нельзя, вполне хватило для восстановления сил. Вадим встал и начал приводить в порядок свои дух и тело.

Сначала был дыхательный комплекс для восстановления духа, а потом набор боевых комбинационных упражнений из русских и восточных единоборств для разогрева плоти. Растяжки и блоки сменяли молниеносные выпады, работа рук и ног ускорялась с каждым движением. Хаотическая мельница, с удивительной быстротой передвигавшаяся по комнате, казалось, должна была размолотить в прах все предметы, мебель, встретившиеся на ее пути. Движения сливались в одну невероятно запутанную линию, потом расплетались и становились резкими, тупыми и отрывистыми. Удивительно, но эта варварская пляска не задела и не сдвинула с места ни одной пылинки, если таковую можно было найти после уборки Галины Андреевны.

Вадим чувствовал, что с каждой секундой его силы – духовные и физические – начинают как бы жить своей жизнью. Он, с одной стороны, полностью контролировал себя и одновременно мог видеть со стороны свое тело и давать ему приказы действий, ускорять и замедлять темп и само время. Это подобие транса привилось длительными тренировками, и переходить к нему Вадим умел практически мгновенно, когда это было необходимо. А иногда, по желанию, он приближался к такому состоянию медленно, с каким-то лениво-радостным чувством ожидания движения и, дойдя до верхней точки, срывался в ту же круговерть.

Постепенно перейдя к упражнениям восстановления дыхания, похожим на плавные, но полные силы движения барса, Вадим почувствовал, что к нему возвращается ясность мысли и желание действия. Тягостное чувство свершившегося не ушло. Оно словно спряталось в глубине сознания и сидело там ноющей занозой. Это не было быстро проходящей болью, и Вадим знал, что потеря останется в нем навсегда, но его психика уже жаждала разрешения, разрыва узла произошедшего.

Вадим догадывался, почему его командировка так неожиданно прервалась. Он был профессионалом, и сейчас его эмоции остались в том семнадцатилетнем мальчишке с фотографии на стене, в застывшей навечно улыбке Валерки. В нем просыпался холодный и расчетливый зверь, не подверженный воспоминаниям и чувствам. И звали его – Викинг.

Ровно в семь часов раздался звонок. Вадим, еще потный, накинув на плечи полотенце, пошел открывать дверь. Галина Андреевна в цветастом фланелевом халате до пят стояла на пороге с тарелкой, накрытой белой накрахмаленной салфеткой. На Вадима повеял умопомрачительный запах свежеиспеченных оладий. Женщина решительно отодвинула в сторону хозяина, не принимая его нерешительных попыток отказа, и прошла на кухню. Вадим понял, что мужские права попраны безвозвратно. Быстро с этим смирившись, он закрыл входную дверь и отправился в ванную. Через десять минут, умытый и свежий, Вадим уплетал оладьи, макая их в клубничное варенье, и запивал крепко заваренным чаем.

Во время завтрака Галина Андреевна дала отчет по всем дворовым новостям, а также краткую оценку политической обстановки в стране и мире. Вадим, в ответ, рассказал ей о своей командировке в Мангышлак, где он, инженер-электронщик, производил наладку оборудования буровых станций.

Такая сказка устраивала соседку и вполне оправдывала его частые и длительные отлучки. Правда, сам он с трудом мог представить какую-то электронику на буровых вышках, но главное, что их было много и разбросаны они были по всей стране, а также по необъятному пространству бывшего могучего Союза. Поэтому объяснить появление среди зимы загара на его и так смуглой физиономии можно было очень легко.

Без двух минут восемь Вадим закрыл за собой дверь квартиры. Тот же самый джип стоял около подъезда. До подмосковной базы добирались около часа. Ворота со звездой около стандартного КПП, на табличке которого было написано «Войсковая часть № 2273», пропустили джип без задержек. Метров через триста показались еще одни неприметные ворота темно-серого цвета, уже без звезд. Они автоматически открылись по сигналу с брелока сигнализации водителя. Здесь начинались владения родной конторы.

Кабинет Деда находился на втором этаже за скромной черной дерматиновой дверью. В предбаннике за компьютером сидела секретарь Галина – приятная женщина лет сорока, в свое время ушедшая с оперативной работы из-за тяжелого ранения. Чужих здесь не водилось. Их заведение числилось как отдел боевой подготовки при Управлении внешней разведки. Он чудом, благодаря мыслимым и немыслимым усилиям Деда, уцелел во время бардака перестройки под революционными лозунгами «до основанья, а затем…» Спасло только то, что отдел всегда работал автономно от общей системы и у него была своя, независимая и потому мало достижимая для непосвященных структура. Вторым фактором живучести отдела явилось непосредственное подчинение первому заместителю Главного, оставшемуся на своей должности в кадровой круговерти начала девяностых годов. И этим человеком был Николай Владимирович Осколов.

После летней сессии третьего курса Валерий сообщил другу неожиданную новость. Он уходил из военного института. Вадим был в растерянности. Никогда раньше разговор об этом не заходил. Оказалось, что такое решение было принято на состоявшемся накануне семейном совете, а вернее – после беседы с отцом. Было решено, что Валерий дальше будет учиться в МГИМО – институте международных отношений.

После окончания этого престижного вуза перед ним открывались перспективы гораздо более серьезные. Надо было только досдать ряд экзаменов в течение года. А организовать перевод брался Николай Владимирович. Его должность позволяла решить эту более чем серьезную проблему.

Вадиму было немного досадно расставаться с другом, но, с другой стороны, он понимал, что дядя Коля прав. Валерий учился блестяще, и более широкие возможности могли позволить ему найти себе лучшее применение.

То, что было задумано, свершилось. Встречаться они стали реже. Почти каждое увольнение, по выходным, Вадим приезжал на дачу к Осколовым, но Валерий часто был на занятиях в институте или со своими новыми друзьями.

В самом начале четвертого курса на кафедру физвоспитания в ВИИЯ пришел новый преподаватель. Среднего роста, лет сорока, сухой и быстрый, он мог заинтересовать курсантов на своих занятиях. Основная масса знала, что, выйдя из стен института, они будут кадровыми, но полувоенными офицерами. Такой расклад подразумевала сама специфика их профессии. Поэтому к чисто армейским дисциплинам отношение было если не пренебрежительное, то весьма прохладное. Это в полной мере относилось и к физической подготовке, хотя занятия по программе проводились и зачеты успешно сдавались.

Вадиму физическая подготовка давалась легко. У него было врожденное чувство движения, координации и природная сила.

В институте часто проводились соревнования, и он постоянно был капитаном команд курса по боксу и многоборью, всем видам борьбы, плаванию и гимнастике. К нему одно время даже прилепилось прозвище «пятнадцатиборец».

От общей утренней зарядки Вадим был освобожден, так как занимался по своему графику и программе. В любое время года, независимо от погоды, он вставал минут на сорок раньше общего подъема, делал пробежку на восемь-десять километров, а затем – комплекс гимнастических и силовых упражнений на небольшой площадке, находящейся за спортзалом.

В то сентябрьское утро Вадим встретил спортсмена, бегущего ему навстречу. Он узнал Василия Васильевича, нового преподавателя. Тот махнул на ходу рукой – мол, узнал, привет, и они разбежались. Вернувшись на спортплощадку, Вадим опять увидел его. Разминаясь, он с удивлением наблюдал за Васильичем, как потом всегда звал его. Вадим впервые видел необычные плавные движения какого-то незнакомого комплекса упражнений. В то время восточные единоборства типа ушу или кун-фу, а хуже того, приемы русской борьбы – русбоя были практически неизвестны. Знакомство с некоторыми из них было возможно только по фильму Куросавы «Гений дзюдо» да по подвальным секциям карате, тогда запрещенным.

Вадим делал свой комплекс, искоса поглядывая в сторону Ремизова. А тот, закончив плавные движения, перешел к странной и завораживающей пляске по площадке, нанося удары невидимому противнику и легко уходя от таких же невидимых ответных ударов. На следующее утро повторилось то же самое. Вадим пробовал повторять некоторые движения, но или не видел в них особого смысла в плане физической нагрузки, либо они просто не получались.

Такого с ним раньше не случалось. Он всегда легко познавал азы любого спорта. А тут с виду легкие упражнения не получались. Василий Васильевич несколько раз с едва заметной усмешкой поглядывал в сторону курсанта. На исходе второй недели Вадим не выдержал и обратился за разъяснениями к преподавателю. Тот, выслушав его, загадочно улыбнулся и предложил после ужина прийти в спортзал.

Васильич встретил Вадима в легком спортивном кимоно и борцовках. Он предложил размяться. Они вышли на середину зала. Преподаватель церемонно отвесил поклон, сложив руки перед грудью, на что юноша только растерянно кивнул. В себя Вадим пришел через пару секунд, поняв, что лежит на жестких матах. Он вскочил на ноги и ринулся в атаку, которая закончилась столь же плачевно. После беспорядочного бега за управляющей им рукой Василия Васильевича он неожиданно пошел на сальто, по окончании которого громко шлепнулся на пол. Новые попытки успеха не принесли. Тело словно отказывалось повиноваться Вадиму в то время, когда его партнер играл с ним, как с неразумным и бестолковым щенком. Его наскоки встречали пустоту или сухие, твердые, как стена, блокировки рук и ног соперника.

После очередного броска Василий Васильевич остановился. Вадим, поднявшись на ноги, стоял и тяжело дышал, в то время, как его соперник, вдвое старше юноши, абсолютно не выглядел утомленным.

Преподаватель бросил Вадиму небольшое вафельное полотенце, чтобы он утер пот, сел на маты и показал место напротив себя. Он внимательно посмотрел на Вадима и спросил:

– Ну что, как настроение? Хочешь продолжить?

Вадим в ответ упрямо кивнул головой:

– Хочу!

Василий Васильевич, ненадолго задумавшись, начал говорить.

На удивление, речь пошла не о приемах и движениях. Разговор начался с философских понятий о душе и теле человека, об истории живого на земле и предначертаниях судьбы. Вадим завороженно слушал спокойную речь, и ему было странно слышать ее из уст человека, только недавно проведшего схватку. Так познакомились учитель и ученик.

Занятия продолжались каждый вечер. Вадим чувствовал, как он меняется не только физически, но и эмоционально и становится другим – не хуже, не лучше, просто другим. Восприятие окружающего становилось более четким и резким. Тело, и ранее ему подчинявшееся без проблем, обретало большую легкость, свободу, словно начинало жить осмысленно и даже, как иногда ему казалось, самостоятельно. За год не прошло ни одной схватки между Васильичем и Вадимом. Не изучалось ни одного боевого или борцовского приема. Только дыхательные и медитирующие упражнения ушу, кунг-фу, правильные, отточенные движения рук и ног, растяжки, навыки выносливости и, как основополагающее, философия существования личности.

Странно, но у Василия Васильевича не было больше ни одного ученика. Жизнь он вел довольно аскетическую. В половине шестого утра – на зарядку вместе с Вадимом, уроки по расписанию, обед в офицерской столовой, вечером до десяти часов ежедневная тренировка вдвоем. Иногда даже казалось, что его основной целью была не преподавательская работа, а именно занятия со своим учеником.

После четвертого курса планировалась пятимесячная войсковая стажировка. Все курсанты ждали ее с нетерпением. С одной стороны, это было первое практическое применение полученных языковых знаний, а с другой – уход от казарменной, как они считали, дисциплины и, главное, первые загранкомандировки.

Все понимали, что эта стажировка определит смысл учебы и конкретизирует отношение к выбранной профессии. Восточники, которых было много на курсе, особо не ломали головы, куда их пошлют. В Афганистане продолжалось интернациональное противостояние, а их в основном и готовили для ограниченного контингента. Правда, были еще Вьетнам, Ливия, Сирия, Йемен, Ирак, куда поставлялась наша техника и работали военные специалисты из Союза. Западники радостно готовились к вояжу в благополучную Европу.

Правда, вспоминали старшекурсников, которые, как правило, после стажировки приезжали странно повзрослевшими и не очень разговорчивыми. А случалось такое, что кто-то и не возвращался доучиваться. Видимо, труд переводяг был не особо сладким не только там, где стреляли, но и в других, с виду совершенно благополучных местах. Уже в июне стала известна разнарядка и начали оформлять служебные паспорта. Несколько человек оставались в Москве, и их практика планировалась в иностранных отделах Генштаба и МИДе, где, словно в противовес, имелись отделы зарубежной армейской тематики.

Вадим получил распределение странное и непонятное, причем, как ему сказал начальник курса, по какому-то спецвызову, в воинскую часть с неизвестной дислокацией. Был только ее номер: в/ч 2273.

Отпуск перед стажировкой пролетел быстро. Съездив в родной город, Вадим сходил на кладбище, где лежали его близкие. Потом зашел к дальнему родственнику дяде Ивану, брату деда, тоже Веклемишеву, последнему, кто еще связывал его с этой фамилией. Потом вернулся и остаток отпуска провел на даче у Осколовых, помогая Людмиле Антоновне по хозяйству, в саду, загорая и купаясь в озере.

Валерия не было, он укатил в стройотряд. Татьяна также проходила практику, но возвращалась на электричке во второй половине дня. С самого начала Вадим был неравнодушен к девушке. Встречи и время, проведенное рядом с ней, постепенно усиливали это чувство. Хотя внешне ничего не проявлялось, встретившиеся взгляды и случайные касания были подобны горячим искрам, проскочившим между ними. Валерий, со своей стороны, не проявлял никаких особых знаков внимания к девушке, да и никаких разговоров между друзьями по поводу их знакомой не происходило. Они обходили, не сговариваясь, эту тему стороной. Вадим считал, что взаимоотношения Валерия и Татьяны были на уровне детской дружбы.

Впервые за четыре года знакомства Вадим и Таня остались вдвоем, и эта ситуация изменила их прежнее общение. В разговорах стало меньше шуток и насмешек. Им было интересно говорить о чем угодно – о кино и живописи, погоде и театре. Их тянуло друг к другу. И за два дня до окончания отпуска, у лесного озера, куда они, гуляя, забрели, Вадим признался Татьяне в любви. Она не ответила ни да, ни нет. Было видно, что девушка очень сильно переживает. Вадим корил себя за вырвавшиеся слова признания.

На следующий день Вадим в обычное время был на станции, но среди сошедших с электрички Татьяны не было. Он дождался еще одной – то же самое. Взволнованный, он примчался на ее дачу и застал там мать девушки. Она сообщила, что Таня позвонила и сказала, что приедет только завтра. А завтра был последний день отпуска, и вечером он должен был прибыть в институт.

Встреча и прощание произошли на той же станции. Между электричками, прибывшей и уходящей в Москву, было двенадцать минут. Почти все это время Вадим и Таня простояли на перроне молча. На немой вопрос в его глазах, уже перед самой посадкой в вагон, девушка ответила немного виновато:

– Вадим! Я прошу, давай не будем спешить.

На курсе царила суматоха. Сокурсники готовились к отбытию на стажировку. В разговорах мелькали места назначения: Ливия, Сирия, Ангола, Вьетнам. Спокойнее были западники. Бледнее выглядели курсанты, остающиеся в Союзе. Стажировка даже в престижных Генштабе и МИДе выглядела намного тусклее зарубежной экзотики. Только один Вадим не знал, где пройдет его практика. Правда, эта неизвестность гасилась сумбуром в голове от произошедшего объяснения с Татьяной. Неопределенность гнетом лежала на его душе.

Отъезд Вадима произошел неожиданно быстро и обыденно. Через день, после завтрака, в начале десятого, его вызвали в канцелярию. Начальник курса выдал Вадиму командировочное предписание, денежный и продовольственный аттестаты и представил прибывшего за ним молодого улыбающегося парня в джинсах и легкой светлой рубашке. Забрав свои вещи, Вадим, несколько растерянный, забыв попрощаться с оставшимися сокурсниками, отправился вслед за сопровождающим. За воротами их ждал крытый брезентом «уазик» с армейскими номерами. Парень сел за руль, и они отправились в путь.

Он оказался завзятым балагуром. Анекдоты и смешные истории так и сыпались из него, как из рога изобилия. Рот не закрывался почти все полтора часа, что они находились в дороге. Разница в возрасте у них была небольшая, и разговаривать было легко и свободно. Быстро находились общие темы и интересы. Правда, к концу поездки Вадим обнаружил, что он выложил про себя почти все, что можно выложить, а его сопровождающий не дал ему о себе никакой мало-мальски стоящей информации.

Не запомнился в болтовне даже маршрут движения машины. Потом он узнал, что такой характер поведения именуется «водопадом». На собеседника выливается масса нейтральной информации, отвлекающей его, и одновременно выуживаются необходимые сведения.

Придя в себя, Вадим наконец задал вопрос о конечной точке их путешествия, на что Алексей, так он представился, ответил довольно туманно:

– Место у нас хорошее, тебе понравится. Да вот мы уже и подъезжаем…

Проехав двое ворот, машина остановилась у двухэтажного серого дома рядом с черной «Волгой». Пройдя мимо охранника в форме без знаков различия, но вооруженного автоматом, они поднялись на второй этаж. Сопровождающий оставил Вадима в коридоре и скрылся за дверью, на которой не было никакой таблички.

Минуты через две Алексей появился и пригласил войти. Пройдя через крохотную приемную, стажер очутился в просторном кабинете. За большим столом, на котором не было ничего, кроме тонкой папки из грязно-серого картона, восседал крупный седой мужчина серьезного вида с рубленым волевым лицом. Сбоку в кресле – Вадим не поверил своим глазам – удобно устроился дядя Коля – Николай Владимирович Осколов.

Очередной сюрприз дня окончательно ввел Вадима в ступор. Он стоял посередине кабинета и молчал. Сидящий за столом мужчина сдвинул брови и громко, а голос у него был густой и басистый, спросил:

– Почему не докладываете о прибытии на стажировку?

Вадим опомнился и бодро доложил:

– Курсант Веклемишев для прохождения стажировки прибыл.

Морщины на лице у мужчины разгладились, он открыл папку и стал перелистывать подшитые в ней листы. Потом вопросительно глянул на Николая Владимировича и спросил:

– Докладывать?

Тот отрицательно покачал головой и задал только один вопрос:

– Физическая подготовка как пошла?

Седой, заглянув на последний листок, непонятно и коротко доложил:

– Развитие восемнадцать баллов, прогресс – семь.

Николай Владимирович удивленно хмыкнул:

– Отрадно!

Немного помолчав, Осколов начал говорить:

– Вадим, ты, конечно, удивлен нашей встречей здесь. Я в свое время взял на себя определенную ответственность за твою судьбу и даже назвал своим крестником в наше первое знакомство. За четыре года, что мы с тобой общались, я понял, что не ошибся в тебе. Ты знаешь о профиле моей работы и представляешь, что я занимаюсь серьезными делами. Так вот и наша встреча носит очень серьезный характер для обоих, и в первую очередь для тебя. Сегодня мы должны решить очень важную проблему. От этого решения будет зависеть твоя дальнейшая жизнь. Скажу откровенно, мы почти два года наблюдали за тобой. Более того, мы проверяли тебя и помогали в некоторых вопросах. Сам ты об этом, естественно, не знал и не мог догадываться. Наши наблюдения подтвердили предположения, что ты по своим качествам подходишь нашей конторе, как ее иногда называют. Поэтому и решили пригласить тебя пройти стажировку, а в дальнейшем и работать здесь. Это решение не только мое, но и всех, кто стоит за моей спиной, приглашение целой системы.

Осколов сделал паузу и внимательно посмотрел на Вадима.

– Раскрывать характер будущей работы до того, как ты дашь свое согласие, я не имею права. Более того, ты сразу сейчас можешь отказаться от моего предложения. От этого отказа ничего не изменится ни в наших лично с тобой отношениях, ни в плане твоей дальнейшей учебы или службы. Сегодня же ты вернешься в институт и поедешь на практику в другое место, довольно неплохое, я даже знаю куда. Но если ты согласишься с моим предложением, я могу сказать только одно: легко не будет. Судьба твоя повернется очень круто, но то, чем ты будешь заниматься, принесет огромную пользу нашей Родине. Может возникнуть вопрос, не зря ли потрачены время и силы на изучение иностранных языков. Могу ответить тебе с полной ответственностью: ты успешно окончишь институт, и твои знания будут обязательно востребованы в будущей работе. Как видишь, тебе раскрыто немного, можно сказать, почти ничего, но вспомни еще, что я не совсем чужой человек и плохого пожелать тебе я не могу. А теперь принимай решение. Из этого кабинета ведут две дороги, и, какую выбрать, зависит только от тебя.

Вадим задумался, и в это время две пары глаз внимательно следили за ним. В голове был сплошной сумбур. Тот минимум информации, что был получен, не говорил ни о чем. Нежданная встреча с Николаем Владимировичем в официальной обстановке вносила еще большую растерянность. От него требовалось принять решение, которое переворачивало хоть и не совсем определенный, но, в общем, понятный жизненный путь. Из немногого сказанного сознание рисовало некоторые картинки, но ответ требовался вполне однозначный. Решение надо было принимать.

Вадим поднял голову:

– Я согласен. Мне трудно судить, о чем идет речь и чем придется заниматься, но вы сами знаете, что в этом я могу советоваться только с вами, Николай Владимирович. А свой совет вы уже высказали. Поэтому я и согласен.

Осколов в ответ улыбнулся, обращаясь к мужчине за столом:

– Видишь, Петрович, я в нем не ошибся. Принимай пополнение. А мне уже пора выезжать, спешу. – Он встал с кресла, пожал руку седому.

Повернувшись к Вадиму, он крепко сжал его ладонь и добавил:

– Успехов тебе, сынок.

Дверь за ним закрылась, и в кабинете воцарилась тишина. Молчал седой, думая о чем-то своем. Сидел тихо и курсант Веклемишев, переживая случившееся. Будущее рисовалось ему туманным и совершенно непостижимым.

Седой откашлялся, взял со стола папку, повертел в руках и снова бросил ее назад на стол.

– Для начала давай познакомимся. Меня зовут Оюшминальдом Петровичем. Чтобы не было вопросов, докладываю, что родился я в год спасения челюскинцев и мой родитель, вдохновленный этой эпопеей, в патриотическом маразме назвал меня таким дурацким именем. Расшифровка имени простая: Отто Юльевич Шмидт на льдине. Для простоты звать меня нужно Олегом Петровичем. А так как от моих балбесов все равно это узнаешь, прозвище мое Дед. Место, куда ты попал, называется отделом боевой подготовки при Управлении внешней разведки КГБ. Если говорить более откровенно, это специальное подразделение по проведению боевых операций за рубежом. Еще проще: мы диверсанты. – Лицо Деда начало неожиданно резко краснеть, он схватил трубку телефона и уже почти прорычал Вадиму: – А ежели совсем внимательно присмотреться, то мы банда. Натуральная махновская банда из Гуляйполя…

Нажав кнопку на аппарате, Дед громко проорал в телефон:

– Где группа Терехина?… Ах, они реабилитируются? Квасят они – вторая неделя уже пошла. Совести нет никакой. Мне послезавтра отчет сдавать, а они в дымину… Да мне плевать на их выход из стресса. Лапин со своими за пять дней выходит из любого штопора, а эти разнежились. Как были почти год договорной бандой, так ею и остались. Я вот птенцу здесь сижу объясняю, кто мы такие, и от стыда на старости лет готов сквозь землю провалиться… Еще раз повторяю: плевать. Завтра ровно в десять все должны стоять у меня около кабинета. Если хоть один не «реабилитируется», ты знаешь, о чем я говорю, лично займусь их воспитанием. Они у меня будут… – Дед на секунду задумался, – строевой подготовкой будут заниматься за первым забором.

Мысль эта явно пришлась ему по душе.

– Точно. Строевая подготовка на плацу, причем вместе с салагами. И песня всей группой, так, чтобы рот разевали на ширину приклада: «Несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед…» Они у меня познают радость!

Было видно, что он представил в уме эту картину и она ему черезвычайно понравилась. Уже более миролюбиво, но не менее грозно Дед сообщил невидимому собеседнику в трубку:

– Ты все понял, милый? Завтра ровно в десять вся банда Терехина стоит перед моим кабинетом в наиприличнейшем виде.

Закончив телефонный разговор, Олег Петрович обратил наконец внимание на стажера. Вадим находился в легком шоке от происходящего.

– Усек, курсант, что детский сад для тебя закончился? – назидательно поднял палец Дед. – Запомни: с сегодняшнего дня ты находишься в серьезной организации и твоя судьба связана с нами. Мы, в свою очередь, ответственны за тебя. По документам и тому, что нам известно, ты нам подходишь. Остальное будет зависеть от тебя. В первое время главное – работа до пота, до крови. Только так ты сможешь стать профессионалом. Стажировку проходишь у нас. Затем возвращаешься доучиваться в институт. По окончании будешь направлен на спецкурсы – так положено для приходящих в органы безопасности. Основное, чем будешь заниматься в это время, – боевая подготовка, вооружение и, естественно, языки. Твоим куратором будет Василий Васильевич Ремизов – ты его уже знаешь. Да, не удивляйся, именно он. Преподавать к вам в институт послали его мы, чтобы заранее поработать с кандидатом. Кстати, Васильич доволен твоей подготовкой. Он будет тренировать здесь, на базе, продолжит в институте и на спецкурсах, чтобы времени зря не терять. Я думаю, что годика за два мы сделаем из тебя человека. Кстати, я здесь начальник, и звание у меня генерал-майор. Вопросы ко мне есть?

У Вадима, ошалевшего от скоротечности происходящего и обвала информации, пока не появлялось никакого желания задавать вопросы, и он только отрицательно покачал головой.

Дед нажал кнопку на селекторе и вызвал Полянского, того парня, что привез Вадима сюда. Указания были короткие: разместить, поставить на все виды довольствия, обмундировать, отправить на медкомиссию, завтра с утра в работу…

Размещая новичка в уютной комнате гостиничного типа, Алексей хитро поглядывал на него. Потом, не выдержав, спросил:

– Ну, как тебе Дед? Нагрузил?

Вадим кивнул и сам задал вопрос:

– Скажи, а что такое договорная банда?

Алексей наморщил лоб:

– Это ты насчет Терехина спрашиваешь?

– Да. Олег Петрович ругался и обещал их замучить строевой подготовкой.

Алексей ударил себя руками по бедрам и дико захохотал. Вдоволь насмеявшись, он рассказал, что в Афганистане армейцы договариваются с некоторыми главарями моджахедов и вместе воюют против других духов, пользуясь их распрями. Год назад через пакистанские лагеря беженцев группа Терехина проникла на территорию Афганистана и под видом местной договорной банды долбала формирования моджахедов, удерживая целый район на трассе Термез – Кабул. Но потом дорогу взял под свой контроль Ахмад Шах Масуд, а с ним тягаться мелкому подразделению было трудновато, и пришлось срочно уходить. Сейчас они вернулись из командировки и неделю уже отдыхают и расслабляются.

Но Дед, видимо, решил, что хватит расслабухи. И так почти год болтались без его присмотра, пора и к рукам прибрать. Услышав, что завтра Терехина со своими орлами вызывают на ковер, Алексей опять захохотал и сказал, что на этот концерт надо будет посмотреть.

А потом, посерьезнев, добавил:

– Дед у нас мужик что надо! Других таких нет и не будет. А шумит он по делу, да и для порядка положено.

За прошедшие годы кабинет Деда не претерпел никаких изменений. Да и сам Олег Петрович оставался по-прежнему крепким, громогласным и властным начальником своей непростой вотчины. Он встретил Вадима, встав из-за стола, и обменялся с ним крепким рукопожатием. Немного помолчав, отвел глаза и хмуро сказал:

– Ты, конечно, уже знаешь, что произошло. Приношу свои соболезнования. Больше сказать ничего не могу. Это твои друзья. Понимаю, что у тебя сейчас творится в душе. А с другой стороны, знаю твой характер и полагаю, что успокаивать и отпаивать валерьянкой не нужно. Отозвали тебя именно по этому поводу. Лемешов, думаю, справится без тебя. Задачу по этой операции мы немного упростили, поэтому пускай поварится самостоятельно. Самое плохое то, что Николай Владимирович после случившегося слег. Был обширнейший инсульт. Врачи говорят, что может не выкарабкаться. Сейчас поедешь к нему. Он очень просил. Принято решение провести расследование по теракту, и проводить его будешь ты. Плохо только, что подготовка идет помимо нас. Разработку и контроль поручили Старикову – ты его знаешь. Насколько я понял, работать будешь по общим каналам. Мне это крайне не нравится, но начальство решило именно так. Если понадобится, поможем – на это рассчитывай. Перед отъездом зайди, уточним кое-какие детали.

Дед подошел к Вадиму и неумело обнял его за плечи. Чего не умели делать в их конторе – так это проявлять чувства и быть сентиментальными.




Глава 3. Первая встреча, последняя встреча…


Больница стояла в густом дубовом бору километрах в пяти за МКАД. После тщательной проверки на КПП машину пропустили на территорию. Четырехэтажный лечебный корпус появился совсем неожиданно из-за поворота, скрытый понизу густым ухоженным кустарником, а поверху – кронами деревьев. Вадим здесь ранее бывал дважды – приводил в порядок свое здоровье.

Первый раз в девяносто первом после ранения, осложнившегося антисептикой так, что стоял вопрос о потере одной конечности. Но, слава богу, благодаря природному здоровью и великолепным врачам все обошлось благополучно. Второе посещение принесла болезнь Боткина, пойманная им на благодатном Ближнем Востоке и залеченная полевыми и местными средствами. Последствия пришлось ликвидировать уже здесь.

Внизу, в холле, Вадима ждал сухопарый, в толстых роговых очках, представительный мужчина. Это был Станислав Сергеевич Стариков, долгое время работавший референтом у Николая Владимировича. Позже он возглавил аналитический отдел, но практически продолжал непосредственно подчиняться Осколову. Вадим, хотя встречаться и тем более контактировать с ним практически не приходилось, недолюбливал этого типа. Стаж работы Старикова с Николаем Владимировичем позволял предположить, что деловыми качествами Станислав Сергеевич совсем не обделен, а внешний вид не всегда определяет сущность человека.

Стариков поздоровался коротким кивком головы и предложил присесть за столик, стоящий в овальной нише холла. Немного помедлив, он начал говорить:

– Я хочу вас предупредить, что Николай Владимирович очень плох. Эта трагедия нанесла ему такой сильный удар, что врачи опасаются за его жизнь. Я прекрасно знаю, что вы были вхожи в семью Осколовых и являлись другом его сына. По личной просьбе Николая Владимировича руководство приняло решение поручить проведение расследования случившегося вам, хотя специфика вашей основной профессии несколько отличается от предстоящей работы. Мне поручено обеспечить вашу будущую деятельность в оперативном плане и контролировать ее ход. Мы должны встретиться уже сегодня для ознакомления с материалами произошедшего и планом расследования. Я попрошу вас прибыть ко мне в четырнадцать тридцать вот по этому адресу.

Стариков вынул из черной кожаной папки листок размером с визитку и протянул его Вадиму.

– Сейчас вы подниметесь в палату к Николаю Владимировичу. Я очень прошу вас сделать все возможное для того, чтобы как можно меньше волновать его, хотя понимаю, что избежать этого не удастся. Уже четверо суток Николай Владимирович живет произошедшей трагедией, балансируя на грани жизни и смерти, и ждет вас. Лично мое мнение таково, что данный визит расстроит больного еще больше и нанесет вред здоровью, но не выполнить его просьбу мы не в силах. Еще информация для вас: транспорт с телами погибших прибывает сегодня ночью. Похороны назначены на завтра на четырнадцать часов. Я бы вам не рекомендовал там присутствовать, чтобы не афишировать знакомство с погибшими.

Вадим боялся встречи с Николаем Владимировичем и не находил нужных слов, которые можно сказать человеку, потерявшему в своей жизни всех близких и пережившему самое страшное, когда молодые умирают раньше стариков и им уже невозможно видеть свое продолжение в детях и внуках. Вадим прекрасно понимал, единственное, что сейчас он может, это стать Викингом: профессионалом без сердца, души и эмоций.

Реанимационная палата находилась на втором этаже. В небольшой приемной дежурил Паша Панфилов – начальник охраны Николая Владимировича, черный курчавый крепыш. Он был старше Вадима лет на семь. На эту должность к Осколову Паша попал году, наверное, в девяностом после недолгого пребывания в их отделе. По поводу ухода в охрану ребята говорили, что хорошего специалиста забирают на рутинную должность. Но начальству виднее, да и особых протестов от самого Панфилова не было.

Ввиду специфики своей работы Вадим стал редко видеться с Осколовыми, а после кончины Людмилы Антоновны, сгоревшей в одночасье от тяжелой болезни, на даче делать было нечего даже в редкие выходные. Валерий с Татьяной жили и работали за границей. Встречался с ними Вадим не чаще чем раз в три-четыре года, когда отпуск Валерия случайно совпадал с присутствием в Москве Вадима.

Панфилов встретил посетителей с хмурым выражением лица. Скупо проинформировал, что состояние Осколова не изменилось. Кризис продолжается, лечащий врач не дает никаких гарантий благополучного исхода. Свидание должно быть кратким и, по возможности, без излишних волнений для больного. В палату Вадим зашел один – Стариков остался в приемной.

Окна были затемнены жалюзи. Около аппаратуры, спиной к двери, сидел полный мужчина в белом халате и наблюдал бегущие линии на экранах. Провода от приборов паутиной тянулись к кровати и опутывали неподвижно лежащее тело. Вадим почти полтора года не виделся с Осколовым и с трудом узнал его. Короткие седые волосы почти сравнялись по длине со щетиной на подбородке. Темные круги под глазами и сухие руки поверх простыней делали неузнаваемым того Николая Владимировича, которого помнил Вадим. Он подошел поближе и остановился рядом с кроватью.

Веки больного дрогнули, и он медленно открыл глаза. Не произнося ни слова, Осколов смотрел на стоящего перед ним Вадима. Этот беспомощный и горький взгляд, казалось, прожигал насквозь душу. Врач встал от приборов и, взяв стул, поставил его поближе к кровати. Он тихо, почти неслышно, прошептал на ухо Вадиму:

– В вашем распоряжении не более пяти минут, – и вышел из палаты.

Николай Владимирович заговорил глухо и медленно, с трудом произнося слова:

– Вадим, не знаю, почему я еще жив. Они погибли. Я ждал только тебя и не умирал. Прости меня, если я что-то сделал не так, но все время нашего с тобой знакомства я считал тебя моим вторым сыном. А сейчас остался только ты один.

Осколов, прикрыв глаза, замолчал, и Вадим почувствовал то, чего не знал в юности, – на глаза начали наворачиваться слезы. Было странно и непривычно чувствовать это, и только огромным усилием он смог остановить появление соленой влаги.

Николай Владимирович заговорил еле слышно:

– У меня в этом мире остались только ты и моя ненависть. Я просил отозвать тебя лишь для одного: те, кто совершил это, жить не должны. И это можешь сделать только ты. Любой другой не испытывает той же боли, что горит сейчас в тебе и во мне. Расследование смогут провести и другие, но покарать убийц они не решатся. Это не их горе и не их трагедия. Это наше семейное дело, наш с тобой крест, и мы должны внести его на Голгофу. Прошу, умоляю тебя дать мне слово, что мои дети и внучка будут отомщены. Тогда я смогу умереть спокойно…

Вадим, хотя и с трудом воспринимал услышанное, уже знал, что его ответ умирающему может быть только один, другого не дано. Преодолевая комок, застывший в горле, он с трудом выдавил из себя:

– Я клянусь, что люди, сделавшие это, умрут, – и сам поверил, что так оно и будет.

По лицу Николая Владимировича прошла едва заметная тень удовлетворения. Он, помолчав немного, сказал:

– У Панфилова я для тебя оставил конверт. В нем находятся некоторые инструкции, которые тебе будут необходимы для совершения того, что мы сегодня решили. После прочтения уничтожь эти бумаги. В них информация, которая будет обеспечением твоей работы. Я еще раз прошу тебя сделать это…

Неожиданно резко раздался писк приборов, к которым тянулись провода от Осколова. Его лицо исказила гримаса боли. В палату влетел толстый доктор. Он мельком глянул на экраны и замахал руками, выпроваживая посетителя. Вадим медленно пошел к двери, оглянувшись последний раз на неподвижное тело, распростертое на больничной кровати.

В приемной сидел один Панфилов. Старикова уже не было. Вадим вопросительно глянул на охранника:

– Николай Владимирович сказал, что ты должен мне передать конверт.

Ему показалось, что Паша вздохнул с облегчением, будто бы избавляясь от чего-то гнетущего. Конверта с собой у него не было, и они договорились, что сегодня вечером Панфилов привезет требуемое к Вадиму домой.

В четырнадцать тридцать звонок разбудил замки серой металлической двери на третьем этаже скромного пятиэтажного дома на Дмитровском шоссе. Молодой человек жестом пригласил Вадима войти и запер за ним запоры. Представления не требовалось, его уже ждали. В комнате за дверью с матовыми стеклами в низком кресле рядом с журнальным столиком сидел Станислав Сергеевич и внимательно просматривал тонкую папку с документами. Судя по скромной обстановке, это была одна из квартир, используемых для конфиденциальных встреч. Вадим знал, что таких мест по Москве немало, и сам бывал в них.

Стариков встал, подвинул Вадиму папку и сам отошел к окну. Документов было немного, часть была получена по факсимильной связи, поэтому качество их было неважное. Несколько официальных сообщений, перевод протоколов местной полиции и не очень ясные фотографии. Вадим внимательно просмотрел все материалы, но не обнаружил в них ничего нового. Свои чувства он спрятал и не проявлял никаких эмоций. Началась работа, которую необходимо выполнить, и она будет выполнена. Вопросы были. Стариков отвечал на них как мог. Аналитики и следователи подняли обширный пласт информации по Сьерра-Марино и по субъектам произошедшего. Однако конкретики не было ни в чем, начиная от целей террористов, кончая отсутствием какой-либо информации об их национальной и прочей принадлежности и реальных фигурах, стоящих за ними. Финал – взрыв в доме, убийство заложников – не поддавался логике, тем более что деньги, предназначенные для выкупа, оставались на месте происшествия и практически все пришли в негодность. По их обгоревшим остаткам определили, что количество и номинал купюр соответствует сумме, заложенной в мешки перед операцией. Вывод напрашивался один: необходимо на месте разбираться во всех деталях произошедшего.

Станислав Сергеевич посвятил Вадима в план предстоящего расследования, составленный в общих чертах по типу сочинения на криминальную тему. Инструктаж по юридическим аспектам предстоящей деятельности провел молодой человек, встречавший гостя. Викинг впервые выезжал за границу практически легально. Единственное, что сделали, – изменили фамилию, правда, не очень сильно, оставив вполне родные имя и отчество. Так Веклемишев стал Веклищевым Вадимом Александровичем, работником следственного отдела Главного управления уголовного розыска, майором милиции. В звании его понизили – уже два года он носил погоны подполковника. Правда, эти самые погоны Вадим не видел на своих плечах еще с курсантских времен.

Был, правда, случай, когда Дед разъярился по поводу очередной вернувшейся группы – она разгромила два ресторана, райотдел милиции, пост ГАИ, угнала «Мерседес» депутата Госдумы с ним вместе и джип, укомплектованный его охраной. Скандал с милицией затерли, рестораны списали на заезжих хулиганов, а депутат и охрана нашлись на второй день в Наро-Фоминске, в местном вытрезвителе, в беспамятном состоянии.

Олег Петрович в расстроенных чувствах объявил, что через двое суток проводит строевой смотр всего личного состава в парадной форме одежды. Паника среди его орлов случилась необыкновенная. Если у кого и оставались отдельные элементы формы, то где-то на уровне сапог для выхода на рыбалку или еще лейтенантской фуражки, измызганной сыном во время игр в войну.

К утру кризис дошел до критического максимума. Одинокие счастливчики, занявшие мундиры у знакомых, боролись с перешиванием погон, петлиц и надраиванием сапог. Остальные находились в глубоком унынии и строили утопические планы своего экипирования. Самое реальное предложение поступило от Самсона: бомбануть Центральный военторг.

К всеобщему облегчению, к полудню прошел отбой предстоящего мероприятия. Разведка донесла, по одной версии, что Дед сам не нашел парадного кителя, а по другой – не смог развесить на этом кителе все свои ордена и медали – места на груди не хватило.

Документы, командировочные, официальные материалы, билеты на дорогу, инструкции по связи и финансированию – все было подготовлено и решено. Самое неприятное Станислав Сергеевич оставил напоследок. Вместе с Вадимом для проведения расследования в Сьерра-Марино летел следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам. Причем Викинг находился в скромном положении подчиненного и помощника в связи с дефицитом кадров и большой загруженностью прокурорских работников. Протесты и отказы категорически не принимались. Возбуждено уголовное дело, и порядок его ведения нарушить возможности не было.

Вадим чертыхался в душе, понимая, что навязываемый спутник будет сковывать его, но поделать ничего не мог. Стариков добавил, что следователь прокуратуры очень опытный работник, но, по их сведениям, находится в опале. Излишнее рвение, проявленное им при расследовании приватизации и хозяйственной деятельности в нефтяном секторе, затронуло определенные круги, которые совсем не стоило беспокоить. Прошла команда перебросить ретивого товарища на другую работу. А тут кстати подвернулось дело о теракте. В итоге довольны остались все, за исключением, может быть, самого следователя.

– Игорь Владимирович, – указал Стариков на молодого человека, – представит вас в аэропорту. Фамилия следователя Ломейко. Я думаю, что вы должны понравиться друг другу, – с непонятной и, как показалось Вадиму, несколько ехидной усмешкой добавил Станислав Сергеевич.

Подошло время прощаться, но Стариков не спешил это делать. Он прошелся по комнате, словно раздумывая о чем-то своем, а потом, остановившись напротив Вадима, без обиняков спросил о содержании разговора в больнице с Николаем Владимировичем.

Запираться смысла не было. С одной стороны, не составляло особого труда догадаться о просьбе Осколова, а с другой – Вадим прекрасно знал возможности конторы, и надеяться, что их разговор остался тайной, бессмысленно. Поэтому, не вдаваясь в подробности, он доложил о просьбе Николая Владимировича.

– Мы, в общем-то, ожидали, что просьба о вашем вызове и поручении расследования будет преследовать подобные цели, – недовольно качнув головой, сказал Стариков. – Да, конечно, воля отца, потерявшего своего сына, священна, и все же мы не всегда можем подчинять дело чувствам, и вам, как профессионалу, это известно. Вы взрослый и разумный человек и должны понимать, что противозаконные действия в чужой стране чреваты уголовным наказанием. Не будем говорить о вашей деятельности в отделе. Вы шли на определенный и оправданный риск и работали заведомо нелегально. Сейчас вы официальный представитель государства, и это диктует форму поведения. От партизанщины необходимо отказаться, она неприемлема в этой ситуации. Мы не сможем помочь, если линия вашего поведения будет включать в себя методы и средства, противоречащие законным действиям. Были мнения не допускать вас к расследованию, но все-таки окончательно принято решение оставить все как есть. Я могу только еще раз попросить вас не проявлять излишней инициативы и строго придерживаться официальных форм ведения следствия.

Вадим слушал и ничего не говорил. Он лишь редко кивал – то ли в знак согласия, то ли демонстрируя вежливое внимание. На том они и расстались.

Ужинал Вадим у Галины Андреевны. Она все же настояла на этом, напомнив вчерашнее обещание. Он ел автоматически, не ощущая вкуса и не вслушиваясь в тарахтение хозяйки. Голова была забита информацией прошедшего дня. Посещение Осколова в больнице и разговор с ним лежали гнетом на душе.

Без двух минут девять Вадим вышел из подъезда и достал сигарету. Панфилова еще не было. Со стороны Серебряного Бора тянуло прохладой, сыростью и мягким запахом зацветающей сирени. К дому подъехала «девятка». Фары потухли, из машины вылез Панфилов. Он огляделся по сторонам и увидел стоящего у лавочки Вадима. Паша подошел к нему и достал из кармана пиджака конверт.

– Николай Владимирович просил передать, чтобы ты точно выполнил все, что там написано. Кстати, после твоего посещения ему стало совсем плохо. Доктор ничего не говорит, но, судя по суете, положение Осколова критическое. Сегодня ночью я еду встречать самолет с погибшими. Похороны пройдут завтра в четырнадцать часов на Востряковском кладбище. Родственников, естественно, не будет. Только коллеги Валерия и наши ребята из охраны. Все формальности уже решили. Вскрытия делать не станут. Материалы по делам придут вместе с сопроводительными документами из Сьерра-Марино. Если ко мне вопросов нет, я поехал. Еще нужно найти фотографии на надгробья.

В голосе Панфилова уже не чувствовалось особой скорби, которая присутствовала при утреннем посещении больницы. Он пожал руку Вадиму, сел в машину и благополучно укатил. Психика у Паши была в порядке. Трупов за свою жизнь он повидал в достаточном количестве, а в том, что погибли родственники шефа, личной вины Панфилова не было, поэтому ему оставалось только сочувствовать начальнику, не более.

Зайдя домой, Вадим бросил конверт на стол и пошел на кухню готовить себе кофе. Кофеварка закипела быстро. Налив чашку, Вадим вернулся в комнату и приступил к изучению содержимого пакета. Внутри лежал стандартный лист бумаги. На нем были напечатаны колонки цифр, кодовые слова и названия двух банков. Один находился в Цюрихе, второй в Штутгарте. Ниже нетвердым почерком было написано послание Николая Владимировича ему, Вадиму.

Содержание послания несколько удивило, но, поразмыслив, Вадим вынужден был согласился с инструкциями Осколова.

Николай Владимирович сообщал, что для выполнения задуманного недостаточно одного желания и командировочных сумм.

Необходимо вполне серьезное материальное обеспечение операции. Банковские счета являлись специальными фондами конторы, и Осколов имел право по согласованию с другими посвященными распоряжаться ими. Он сообщал, что получил согласие использовать небольшие денежные средства для предстоящей акции.

Вадим имел право снять с каждого счета по двадцать тысяч долларов с интервалом в пять-семь дней. После каждого перевода он был обязан позвонить по указанному в листке телефону и оставить сообщение на автоответчике. Судя по коду, телефонный номер находился на Кипре. Вариант сообщения не отличался особой оригинальностью и звучал так: Викинг первый (второй) вариант выполнил.

В письме указывалось, что снятие сумм обязательно, а вот отчет по ним при возвращении не нужен. В заключительном предложении повторялась просьба Николая Владимировича выполнить его последнюю просьбу. Слово «последнюю» было подчеркнуто густой линией.

А когда-то все было первым. Его первый день в отделе… Вхождение в новый коллектив всегда проходит непросто. Тот день был наполнен суетой новоселья: размещение, обмундирование в основном спортивной одеждой и летним камуфляжем, сдача документов, беседы и инструктажи. У Вадима сложилось мнение, что о нем знают практически все. Заместитель Деда, как потом выяснилось, по контрразведке, во время беседы, задавая вопросы, иногда сам помогал ему вспомнить то или иное событие. Психолог также напоминал некоторые эпизоды жизни, которые сам тестируемый давным-давно забыл.

На медосмотре он познакомился с Андрюхой-Доктором. Обычный медицинский кабинет с кушеткой и стеклянным шкафом дополнял крупный блондин чуть старше Вадима, в потертых синих джинсах и майке с цветастой надписью «Scorpions». Он сидел, закинув ноги в кроссовках на стол, углубившись в книгу на английском языке с яркой картинкой на обложке в виде свирепой мужской физиономии и устрашаюшего вида ножа, с которого падали крупные капли крови.

С сожалением оторвавшись от чтения, парень задумчиво взглянул на Вадима и доверительно сообщил:

– Я сразу понял, что маньяк именно Лярусс. Он еще в самом начале на приеме у Шелли засветился… В общем, давай знакомиться. Я доктор. Зовут меня Андреем.

Он пожал руку Вадиму и достал из ящика стола картонную папку, на которой от руки была сделана надпись красным фломастером «Веклемишев». Перелистнув несколько страниц, Андрей горько вздохнул и захлопнул картонные корки.

– Как всегда: кроме кори и ветрянки, в детстве никто и ничем не страдал и не страдает. На что жалуешься? Могу догадаться – на излишек здоровья и отсутствие постоянного общения с противоположным полом. Я, кстати, Деда уже предупреждал, что скоро свой диплом сожгу в знак протеста против преступной дисквалификации специалиста. Это яркий случай неприкрытого профессионального расизма по отношению ко мне. Можно сказать, полное истребление разума и навыков врача. Набрали бугаев и хотят, чтобы я их лечил. От чего?

Доктор опять схватил папку, открыл ее и с остервенением стал перелистывать.

– Вот смотри: здоров, опять здоров, опять здоров… И так у каждого. Говорила мне мама: специализируйся на педиатра. Сейчас бы сеял разумное и доброе, отдавал свое ласковое сердце и нежные руки на благо здоровья малышей. Нет, хочу только на лечебный, желаю быть только хирургом. Результат налицо: сижу и смотрю на ваши довольные физиономии. Таблетки – и те списываю по истечении срока годности. Все! Сегодня же пишу рапорт и ухожу в «Скорую помощь» – врачом, фельдшером, медбратом. Все равно кем, лишь бы нормально работать.

Запал у Андрея прошел так же быстро, как и начался. Он померил у пациента давление, посмотрел горло и все остальное, что положено проверять при беглом осмотре, и сделал записи в журнале.

Вечером к нему в комнату пришел Василий Васильевич. Вадим сначала хотел обидеться на обман, а потом раздумал, тем более что знакомство в институте и ежедневные занятия построили определенный психологический мостик в их отношениях. Если говорить откровенно, то он был просто рад встрече. Ремизов поздравил Вадима с приходом в отдел, хотя и добавил, что поздравления принимать еще рано, так как он находится только в начале пути и учиться ему предстоит долго, упорно и трудно.

Первый этап на время стажировки будет посвящен определению индивидуальной методики работы с ним и предварительным наметкам профессионального применения. Вадима прогонят по всем предметам без углубленного изучения, хотя говорить о том, что учиться он будет поверхностно, не стоит. С первого дня не будет ни отдыха, ни расслабления. Требования к нему будут предъявляться по самым строгим меркам. Примерно как к щенку: бросили в воду, если выплывешь – будешь жить. И это не от жестокости, а напротив – от милосердия. Жалость сегодня обернется гибелью завтра – твоей или товарища. Они проговорили почти до полуночи, и эта беседа вернула Вадиму душевное равновесие. Обладал Василий Васильевич даром психолога или нет, судить было трудно, но глубокая эмоциональная поддержка и чувство надежности от него точно исходили.

Утром Ремизов встретился с Вадимом, как обычно, на зарядке.

Уже с первых шагов были видны изменения во всем. Нагрузки возросли в несколько раз. Ежедневный кросс на двадцать километров в хорошем темпе, полуторачасовая физическая подготовка до завтрака. Ремизов уже не был добрым учителем физкультуры, а превратился в настоящего тирана. Стрелковая подготовка, занятия языком, тренажерный зал, изучение отечественного и иностранного вооружения, минно-подрывная подготовка, рукопашный бой, средства связи, тактика диверсионно-разведывательных подразделений… И это – только небольшая часть каждодневных занятий. К вечеру Вадим с трудом добирался до кровати и мгновенно забывался до утра в полуобморочном состоянии без снов и грез.

Что такое настоящий рукопашный бой, Васильич показал наглядно в паре с Алексеем Полянским. Несмотря на разницу в летах и на то что Алексей был на голову выше Ремизова и килограммов на десять тяжелее, преимуществ это ему не давало. То, что произошло на глазах зрителя, а им был Вадим, с полной уверенностью нельзя было отнести ни к одному известному виду борьбы. Два барса мягко кружили друг против друга, нанося практически неуловимые глазом удары из любых, порой невероятных позиций. Темп ускорялся с каждой минутой. Вадим не успевал следить за ходом боя, а тем более – предугадать дальнейшее его развитие.

Алексей неожиданно опустился на четвереньки и пошел по залу скачками вокруг Ремизова, напоминая своими движениями обезьяну. Васильич, наоборот, застыл на месте, плавно и медленно двигая руками, словно свивал вокруг себя кокон.

Полянский внезапно закрутился волчком на месте и резко выстрелил всем телом в сторону противника. Однако Васильич без видимой подготовки неожиданно прокрутил сальто, обвив летящий в него живой снаряд, и Полянский, не сумев даже задеть его, проскочил мимо. Мгновенно повернувшись друг к другу, два гибких тела застыли в готовности продолжить схватку. Но Ремизов выпрямился и спокойно, без видимой усталости или одышки сказал Алексею:

– Размялись, а теперь давай-ка поработаем на катанах.

Полянский прошел за фанерную перегородку и вынес два длинных деревянных меча, круглых, с длинными рукоятками и гардами. Бойцы встали в стойки. Алексей, взяв меч одной рукой, начал крутить его, выписывая невообразимые фигуры, словно создавая круговой заслон, и при этом ловко перебрасывал оружие из одной руки в другую. Василий Васильевич, наоборот, спокойно стоял на месте, держа клинок двумя руками строго вертикально перед собой.

Ремизов мелкими шагами начал двигаться к Алексею. Тот, совершив плавный пируэт, переместился влево.

Васильич упорно продолжал преследовать его. Наконец Полянский остановился и, не переставая жонглировать мечом, пошел на сближение с противником. Оказавшись на расстоянии примерно полутора метров, бойцы нанесли друг другу серию молниеносных ударов и опять разошлись.

Новую атаку начал Васильич. Одним длинным прыжком преодолев расстояние до Алексея, он, с разворота нарисовав мечом замысловатую фигуру, вынудил противника перейти в глухую оборону. Удары, казалось, не достигали цели, но Полянский шаг за шагом отступал назад. Вадима более всего удивляло то, что поединок велся без применения каких-либо защитных средств – шлемов или нагрудников. Удары и выпады наносились всерьез, и только мастерство участников боя спасало их от ушибов и ран хоть и деревянным, но все равно грозным оружием. Удары мечей слились в одну нескончаемую и глухую дробь. Инициатива переходила от одного фехтовальщика к другому, и казалось, этому захватывающему зрелищу не будет конца. Но бой прекратился неожиданно резко. Ремизов шагнул назад, опустил катану и поднял левую руку вверх открытой ладонью к противнику.

– На сегодня хватит. Поработай немного с молодым. Кстати, дыхалка у тебя пару раз барахлила. И обрати внимание на темп. Чувствую, обленился ты, Алексей. Ох, обленился… Неделю потренируйся самостоятельно, а после я опять на спарринге проверю. Если не восстановишься, не обессудь, возьмусь за тебя…

Полянский стоял немного смущенный. Вадим не очень понимал после увиденного, о какой лени говорит Васильич. И еще он не верил, что когда-нибудь сам сможет делать то же самое. Чуть позже Ремизов пояснил Вадиму, что Алексей еще не оправился после ранения и поэтому в полную силу работать не мог.

Олег Петрович, прощаясь с Вадимом перед возвращением его в институт, был хоть и немногословен, но, похоже, удовлетворен первыми шагами.

– Я доволен тобой. Умеешь работать. Ждем назад, и думаю, все у нас получится. А ты должен осознать, что уже сегодня являешься одним из нас, и судьбы наши связаны одной нитью.

А еще в самом конце стажировки Вадиму пришло сообщение с приглашением на свадьбу Валерия и Татьяны. Возможности вырваться не было, пришлось ограничиться телеграммой…

В восемь утра Вадим уже был на базе. Олег Петрович, как вчера и договаривались, ждал его. Беседа получилась продолжительной. Информация о разговоре со Стариковым до Деда дошла, и он был очень недоволен тем, что его люди уходят в бесконтрольное плавание. Для него основными вехами любой операции были подготовка, обеспечение и исполнение. В данной ситуации первые две практически выпадали. И предстоящая работа Викинга, по мнению Деда, находилась под угрозой срыва из-за абсолютно дилетантского подхода к делу. Как следствие – возможные неприятности у исполнителя, который явно ставился под удар.

За сутки аналитики отдела смогли подготовить большой объем дополнительной информации по Сьерра-Марино. Часть была общедоступной. Ее Вадим оставил для просмотра в дорогу. Закрытые данные пришлось изучать на месте. Викинг всегда знал, что в его работе самое тяжелое не сама операция, каких бы физических усилий она ни стоила, а именно подготовка к ней. Штудирование материалов, автоматическое запоминание необходимого выматывали иногда сильнее, чем решение практических задач. Но с этим ничего нельзя было поделать. Скрупулезная подготовка на девяносто процентов обеспечивала успех предстоящих действий. Времени было в обрез, поэтому пришлось серьезно потрудиться. Как у актеров вырабатывается профессиональная память, так необходимая для работы информация четко и быстро укладывалась в мозгах Викинга, чтобы в нужный момент ее можно было мгновенно выдернуть и явить на свет.

На прощание Олег Петрович, как всегда, напутствовал Вадима:

– Мне очень не нравится ситуация, в которой ты оказался. Работаешь в одиночку, но помни, что ты наш как был, так и остался. При необходимости помощь окажем. Мы не зря с тобой вместе столько сил потратили и вырастили из щенка настоящего волка, чтобы потом бросить на растерзание. Я тебя знаю – обязательно на рожон полезешь. И не пытайся строить скорбную физиономию. Все вы хоть и считаете себя профессионалами, как были балбесами и разгильдяями, так ими и остались. За вами если не проследишь, обязательно куда-нибудь вляпаетесь. Иди и смотри…

Вадим окончил за Деда:

– …утонешь – домой не возвращайся!

Олег Петрович гневно замахал руками:

– Вот, точно, мои слова подтверждаются. Никакой серьезности и приличия нет даже в разговоре со старшими. А как оторвутся от соски, совсем неуправляемыми становятся. Все, шагай, чтобы мои глаза тебя не видели. Кстати, машина ждет. На похороны успеешь.

Вадим с благодарностью подумал, что Дед не только умеет ругаться, но заботится и помнит о каждом из них – птенцах гнезда Олегова.

К четырнадцати часам неприметная «пятерка» цвета мокрого асфальта стояла у ограды Востряковского кладбища. Кортеж из двух скорбных автобусов и трех легковых машин неспешно подкатил к воротам. Несколько человек вышли из стоящего микроавтобуса и подошли к подъехавшей колонне. Судя по номерам, на нем приехали сотрудники МИДа, коллеги Валерия. Процессия проследовала внутрь.

Вадим через несколько минут окольным путем приблизился к месту захоронения и встал поодаль, за густым кустарником, на котором между ярко-зеленых листьев с трудом проклевывались мелкие бутоны белых цветков. Малочисленная кучка людей следила за процессом погребения. Знакомых лиц, кроме Паши Панфилова, видно не было. Кто-то, в строгом костюме, произнес недолгую речь, и могильщики принялись за свою работу. Все выглядело буднично, за исключением, может быть, того, что гробы были закрыты и походили формой на ящики.

Вадим ничего не чувствовал: ни скорби, соответствующей моменту, ни горя. Ему просто не верилось, что сейчас уходят в землю близкие ему люди. Все, что должно было перегореть, – уже перегорело. Он не видел их мертвыми, поэтому и не мог до конца воспринять и самого факта похорон. Не дожидаясь окончания, Вадим тем же путем вышел из кладбища и сел в машину.

Самолет вылетал в двадцать тридцать, и ему нужно было собрать в дорогу вещи. Машину он отпустил. Решил добираться до аэропорта на такси. Соседка Галина Андреевна долго охала и ругала работу, которая не дает Вадиму как следует отдохнуть и совершенно не оставляет времени на личную жизнь. Он поведал ей, что произошла очень серьезная авария на буровой под Ноябрьском, и если срочно не наладить электронику, то произойдет бутование скважины, грозящее резким повышением давления в пласте, в результате чего нефть может опуститься на несколько километров ниже. Из-за этого все остальные скважины придется перебуривать или совсем закрывать месторождение.

После выслушивания этой ахинеи Галина Андреевна прониклась ответственностью и срочно собрала в дорогу объемистый пакет с едой. Краем глаза в зеркале Вадим заметил, как она тайком перекрестила его спину. Он не был ни атеистом, ни особо верующим, но было приятно, что кто-то чисто по-семейному провожает его.

Ровно в девятнадцать часов на желтой с шашечками «Волге» Веклемишев, или как он сейчас именовался – Веклищев, подкатил к аэровокзалу. Подхватив свой немудреный багаж, Вадим вошел через стеклянные двери в зал ожидания и сразу заметил Игоря Владимировича. Он стоял рядом со стойкой, над которой на табло горела надпись, соответствующая рейсу Вадима.

Посланник Старикова был один, и в голову Вадима закралась мысль, что начальствующий попутчик по каким-либо причинам не полетит. Однако у ног провожающего стоял весьма объемистый дорожный кейс, и он вряд ли предназначался для подарков в дорогу. Следовательно, представитель Генеральной прокуратуры уже прибыл и, вероятно, жаждет с ним встречи, чего нельзя сказать о товарище из Главного управления уголовного розыска в лице Вадима.

Игорь Владимирович радушно поздоровался. Он передал на словах не очень существенные инструкции от Станислава Сергеевича и дополнительные общие материалы. В принципе такую информацию Вадим уже получил в своем отделе, и особого интереса она не представляла. Потом они стояли молча и без интереса оглядывали полупустой зал. Пора бы уже объявить регистрацию на рейс, но динамики пока безмолвствовали.

Вадим обратил внимание на эффектную шатенку лет тридцати, шествующую через зал с гордо поднятой головой. Аскетом Викинг не был, и красивые женщины всегда привлекали его.

Судя по некоторому оживлению среди мужской части ожидающих, не он один обратил внимание на столь прелестный объект. Красотка, не обращая ни малейшего внимания на взгляды окружающих, подошла к их скучающей компании и совершенно неожиданно для Вадима поздоровалась.

Игорь Владимирович галантно представил ему незнакомку:

– Надежда Алексеевна Ломейко – следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам, ваш непосредственный начальник на время проведения расследования. Прошу любить и жаловать, – и замолчал, любуясь выражением растерянности, возникшим на лице Вадима.

Известная фраза «эффект разорвавшейся бомбы» вряд ли подходила к ситуации. Под бомбежкой ему бывать приходилось, и он не испытывал в той обстановке такого идиотского состояния бессилия. Вадим припомнил ехидную ухмылку Старикова во время инструктажа, когда тот информировал о следователе, и понял, что его подставили самым хамским образом.

Дама протянула руку Вадиму, и он автоматически пожал узкую, но твердую ладошку. Она поняла по реакции будущего соратника – он не знал, что она женщина, и оценила это по-своему. Строгое выражение ее лица стало еще более холодным и независимым.

Игорь Владимирович, насладившись произведенным эффектом, вежливо попрощался и удалился. Вадим, с тоской глядя ему вслед, представил, с каким глубоким удовлетворением он сейчас с разворота врезал бы пяткой по идеально стриженному затылку.

Объявили начало регистрации. Надежда Алексеевна, подхватив свой кейс, направилась к стойке. Вадим, так и не сообразив, должен ли джентльмен в данной ситуации помогать даме нести свой багаж и дама перед ним или все же руководящий товарищ, уныло поплелся следом.

Уже находясь в накопителе, Вадим увидел возвратившегося Игоря Владимировича. Он что-то пояснил офицеру в пограничной форме, показал свое удостоверение, написал несколько слов на листке и передал его пограничнику. Тот направился к кучке прошедших контроль пассажиров, и Вадим шагнул навстречу, догадываясь, что послание предназначено ему. Приняв записку, он развернул ее. Сообщение было лаконичным: «Около девятнадцати часов скончался Николай Владимирович Осколов».




Глава 4. Первые знакомства


Прикрыв глаза, Вадим неторопливо и лениво гонял в памяти план города Сьерра-Марино – столицы государства с идентичным названием. Он уже зрительно представлял его основные районы – делегасионес, наиболее крупные авениды и главные опорные пункты – местные достопримечательности. За время перелета от Москвы до Мадрида Вадим добросовестно проштудировал политические и экономические открытые материалы, которые подготовили параллельно аналитики его отдела и люди Старикова. Чувствовалось, что источники были одни и те же, поэтому у него оказался двойной комплект информационного бюллетеня. Один из них, на выбор, Вадим любезно предложил Надежде Алексеевне. Она полистала страницы, изредка останавливаясь на отдельных абзацах, но особой заинтересованности не проявила.

Контакт с ней налаживался неважно, можно сказать, что его практически не было. Вообще-то и сам Вадим пока не стремился к более тесным отношениям. Несколько холодная, можно даже сказать – высокомерная реакция дамы при первом знакомстве не располагали его к инициативе. Он решил пустить все на самотек и играть роль учтивого, но знающего себе цену подчиненного.

При пересадке Вадим все же помог даме поднести багаж, а также, по его мнению, приятно удивил Надежду Алексеевну прекрасным знанием английского и испанского. Ее знания для беглого общения за рубежом были совершенно недостаточны.

Йоркширское произношение Вадиму в свое время ставил специалист, не один год нелегально проработавший в Англии. А язык конкистадоров пришлось учить при подготовке к работе в одной из бывших испанских колоний. Методика обучения была отработана качественно. Вся группа на любых занятиях и даже отдыхе не имела права говорить – а инструктор настаивал: и думать, – кроме как по-испански. Илона Давыдова рыдала бы горючими слезами от зависти, узнав, с какой необычайной скоростью и качеством шло усвоение языка, перемешанного порой с не совсем нормативной и вполне отечественной лексикой. Эти выплески эмоций, правда, проявлялись не по злобе, а от излишнего усердия обучаемых.

Пока каждый из них занимался своей работой, не вмешиваясь в дела другого. Надежда Алексеевна что-то быстро писала в блокноте, разложив папку с бумагами на коленях, которые, по оценке Вадима, заслуживали пристального внимания. Не бумаги, естественно, а то, на чем они лежали. Периодически его блуждающий взгляд останавливался на данном объекте, и настроение от подобного зрелища не ухудшалось, а наоборот, приводило к определенным возвышенно-романтическим позывам, которые приходилось так же периодически отгонять.

Под мерный гул турбин «Боинга» Вадим мысленно закреплял полученную информацию и в перерывах прокручивал события двух прошедших суток. Викинг выходил на режим. Он назвал себя своим прозвищем и вспомнил, как его заработал.

Российская сторона получила информацию о налаживании канала поставок наркотиков из кокаинового треугольника латиносов. Отечественные начинающие наркобароны подготовили на удивление серьезную программу, и отделу была поставлена задача предотвратить это безобразие. Положение усложнялось тем, что в деле участвовали очень серьезные в бизнесе и общественной жизни люди, поэтому акция по их нейтрализации в родных пенатах не представлялась возможной, так как могла привести к неприятным последствиям. Под этот акт могли подвести политическую подоплеку с превращением подлецов в светлых мучеников демократии. Как следствие, был возможен совершенно ненужный кризис в определенных властных структурах. Предпочтительнее смотрелась бы бытовая драма или несчастный случай, причем подальше от исторической Родины.

После долгих раздумий и согласований было принято решение устроить маленькую драчку на чужом континенте, под которую «совершенно случайно» попадут некоторые основные фигуранты российской стороны. Проработали маршруты поставки порошка и для правдоподобности произвели несколько нападений на караваны соседствующих картелей. Они, естественно, начали между собой разборки со стрельбой и взрывами, и под этот шум группа Вадима произвела пиратский набег на катер с прибывшими на переговоры русскими «туристами».

Моторная пирога шла вверх по реке от индейского поселка. Километрах в пяти находилась небольшая пристань асиенды Маскаро, контролирующего не менее сорока процентов кокаина, производимого в регионе. Катер догонял еле ползущую лодку с двумя местными аборигенами, загруженную сетями. Фарватер был узкий, и быстроходное судно сбросило скорость и включило сирену. Пирога неторопливо начала отворачивать к берегу, освобождая дорогу катеру. Когда тот поравнялся с лодкой, один из индейцев неожиданно достал из-под свернутых сетей базуку и спокойно влепил выстрел в борт, в район машинного отделения.

Катер задымил, но остался на плаву. На палубу выскочили несколько ошалелых охранников с оружием, но люди в пироге, выбросив на борт в виде щитов бронежилеты и укрывшись за ними, открыли шквальный огонь из автоматов, сметая все живое на судне. Причалив к катеру, они заскочили на него, проверив, не осталось ли живых, и довершили начатое, забросав гранатами трюмные помещения.

Вся операция заняла около трех минут. Судно загорелось и начало тонуть. Убедившись, что дело сделано, Вадим с Самсоном прыгнули с борта и поплыли к берегу. Пирога со щитами-бронежилетами отправилась вниз по течению, а катер – на дно. Еще сутки, сбивая по джунглям погоню, Викинг с Самсоном выбирались к месту эвакуации. В российских газетах появился некролог о трагически погибших на отдыхе крупных бизнесменах. Планируемый канал поставки никто восстанавливать не стал, тем более что разборки между местными баронами на кокаиновом берегу еще долго не могли улечься.

А Вадим из-за его идеи применения бронежилетов на борту в виде щитов и абордажа получил с легкой руки Самсона прозвище «Викинг», хотя его фактура менее всего походила на бледный и белобрысый скандинавско-нордический тип.

Погрузившись в воспоминания, он не заметил, как задремал. Очнулся от ощущения легкого прикосновения к предплечью.

Будила спутница. Надежда Алексеевна интересовалась его вариантом плана предстоящего расследования. Вадим спросонья не сразу разобрался, чего от него хотят, но потом вспомнил, что в папке есть такой план, подготовленный ребятами Старикова. Он нашел и передал эти бумаги, а взамен получил объемистую пачку листов, на которых подробно описывались их будущие действия. Викинг затосковал.

Он привык к самостоятельности, сам планировал и ставил задачи. Хотя в предстоящей работе пока не было ясности, но зашоривание его с первых же шагов начинало приводить в негодование. Внешне Вадим никак не показал свое недовольство и потихоньку стал пролистывать полученный материал. Незаметно для себя он увлекся. План был написан, и довольно толково. Анализируя исходные данные, он упустил многие важные детали, которые следовало взять на заметку. В плане чувствовалась рука и мозги профессионала-криминалиста. Вадим отложил в памяти некоторые аспекты и посмотрел на спутницу. Судя по выражению ее лица, команда Станислава Сергеевича оказалась явно не на высоте.

Надежда Алексеевна захлопнула папку и повернула голову к соседу. Их взгляды встретились. Ни один не начинал разговора, и молчание затягивалось.

Первым не выдержал Вадим:

– Ну что, будем работать?

Следователь Генпрокуратуры, классически выдержав паузу, со вздохом ответила:

– Давайте попробуем.

В Сьерра-Марино было жарко. Посольский микроавтобус бесшумно летел по автостраде. Кондиционер работал, и зной, обжегший при выходе из лайнера, остался за стеклами автомобиля. Высокие пальмы вдоль трассы лениво покачивали кронами под легким ветром, долетающим с океана. Слева стройные ряды виноградника уходили к подножию невысоких гор.

На въезде в город высилась огромная стела, у основания которой стояла часовня. Сопровождающий пояснил, что это памятник погибшим за независимость от испанского ига под названием «Колонна свободы». В столице много памятников как завоевателям, так и освободителям – борцам за независимость друг от друга. Отношение на удивление бережное и к тем, и к другим. Первый Президент страны Антонио Артиас, которому в столице стоит не менее дюжины пеших и конных скульптур, одним из первых декретов взял под охрану государства все памятники вне всякой зависимости от их национального, расового и классового содержания.

Прибывших разместили в крохотной гостиничке на территории посольства в одноместных, но относительно просторных номерах. Само здание было старой постройки с лепниной на фасаде и зубастыми мавританскими башенками сверху, но внутри отделка и оборудование были вполне современными с кондишенами и глухими пластиковыми рамами.

На пятнадцать часов посол назначил прибывшим аудиенцию, и у них оставалось достаточно времени, чтобы привести себя в порядок после долгой дороги. Зайдя в ванную, Вадим услышал из соседнего номера, где расположилась Надежда Алексеевна, шум воды. Его спутница также принимала водные процедуры. Вадим совершенно бессознательно представил, а потом, чуть застыдившись, постарался побыстрее отогнать от себя соблазнительную картину происходящего за тонкой стенкой.

Он не был женоненавистником. Специфика работы не то чтобы отвергала, но просто не слишком располагала к постоянству. Женщины в его жизни не задерживались надолго. Частые и продолжительные командировки рвали складывающиеся связи, да и он сам не очень стремился брать на себя ответственность за чью-то судьбу.

А насчет шума воды за стеной и соблазнительной картины – было бы намного хуже, если бы его это не волновало.

Встреча с послом носила официальный и потому не очень конструктивный характер. Общие фразы и пожелания успеха в трудной работе. Представительный и в меру вальяжный дипломат общался больше с Надеждой Алексеевной, не только как с руководителем, но и с дамой, осыпая ее комплиментами, на что она реагировала довольно сдержанно.

Их поручили второму секретарю посольства. Как правило, эту должность занимали конторские, и Вадим был уверен, что инструкции по поводу его прибытия уже получены.

Второй секретарь, моложавый и подтянутый мужчина, Сергей Сергеевич – «…по кличке Роберт», добавил про себя Вадим, вспомнив старый отечественный фильм, принял их радушно, предложив прохладительные напитки и кофе. В отличие от посла, затянутого в пиджак и галстук, он был одет, как и гость, в светлые брюки и свободную белую рубашку.

Викинг несколько раз ловил на себе его внимательные и оценивающие взгляды. Надежда Алексеевна тезисно изложила предварительный план расследования и попросила как можно скорее организовать ряд встреч с должностными лицами местных правоохранительных органов. Оказалось, что это не совсем просто. Необходимо было сделать предварительный запрос в Министерство юстиции и только по его согласию, утвержденному графику и, соответственно, под его же неусыпным контролем начать расследование. А еще нужно получить согласования и визы Министерства внутренних дел и антитеррористического департамента, но это немного проще…

Местная бюрократия могла дать фору российским чиновникам. Любая бумага должна была четко вылежать свой срок на каждом столе и получить свой набор визирующих подписей в их четкой и строгой последовательности вне всякой зависимости от срочности, размеров благодарности или дружеских связей просителей, хотя без последних двух пунктов получение любого документа представляло практически неразрешимую проблему.

После согласования графика планируемых встреч гостям было предложено ближайшие два дня посвятить отдыху. Правда, руководством устно высказывалось пожелание по возможности не покидать пределы посольства из опасений повторения инцидента. Это была обычная и непреодолимая отечественная перестраховка – негласный совет, возведенный в ранг приказания. Не очень обязательный для исполнения, однако чреватый последствиями.

Вернувшись в номер, Вадим включил телевизор. На трех каналах шли мыльные оперы, два остальных показывали местную хронику. Раздался телефонный звонок. Подняв трубку, Вадим услышал глуховатый голос Сергея Сергеевича, с которым они расстались несколько минут назад. Он вежливо предложил встретиться с ним через час в помещении библиотеки.

Неофициальная встреча прошла в небольшой и уютной комнате за читальным залом под еле слышный шум кондиционера. Можно было не сомневаться, что это помещение специально предназначено для конфиденциальных встреч и защищено от прослушивания. Как Викинг и предполагал, инструкции из Москвы по поводу его приезда поступили. Сергей Сергеевич был готов обеспечить работу, но только по легальной части расследования, как с привлечением открытых, так и не совсем гласных источников.

На большее Вадим и не рассчитывал. Контора себя страховала на случай неприятностей и была абсолютно права. Естественно, оружие и необходимое оборудование, если они понадобятся, добывать придется самому. На этот случай ему Дедом был дан некий адресок.

А главной новостью, поступившей от местного информатора, было то, что мужчина, встретивший Валерия Осколова и забиравший из машины деньги, предназначавшиеся для выкупа, очень похож на одного из приближенных Хервасио Арриана. Этот самый Хервасио был в числе непримиримых лидеров герильерос. Полученные сведения проверялись агентом Сергея Сергеевича и могли быть хоть какой-то зацепкой для начала расследования. Осведомитель из официальных кругов также подтверждал, что в правоохранительных органах Сьерра-Марино муссируется данная версия. Окончательное подтверждение информации должно поступить максимум в течение ближайших суток из обоих источников.

До получения разрешения чиновников Министерства юстиции действительно не стоило начинать никакой деятельности. Местные органы правопорядка довольно ревниво относились к несанкционированным действиям на их территории и могли доставить нарушителям серьезные неприятности. При самом лучшем раскладе активная работа их команды могла начаться не ранее чем послезавтра.

Полученная информация давала определенные надежды. Хоть и зыбкую, но все же нить для начала расследования. Следующую встречу с Сергеем Сергеевичем назначили на завтра, на это же время. Первую половину дня Викинг уже распланировал и надеялся, что планы ему не сорвут.

Надеялся он зря. Утром ему позвонила его начальница и попросила сопроводить ее в город. Вадим чертыхнулся про себя, однако любезно согласился, надеясь найти какую-то причину и расстаться во время прогулки или просто потеряться. Он подозревал, что дама хочет ознакомиться с местными магазинами, но ошибся. Надежда Алексеевна предложила, чтобы не терять время, посетить место происшествия в старом районе Сьерра-Марино. Вадим был не против, хотя и не думал, что они обнаружат там что-то интересное.

Вторым фактором отказа от мысли потеряться была слежка, которую Викинг обнаружил сразу после отъезда из посольства. За такси, в которое они сели, пристроился спортивный темно-синий «Мустанг» с тонированными стеклами. Работа «хвоста» была старательной, но не настолько, чтобы ее не заметил профессионал. Вариантов могло быть несколько: наблюдение организовано местной полицией или органами безопасности с целью проверки лояльности вновь прибывших, негласная охрана теми же органами или своими, посольскими. Самое скверное – повторение истории с Осколовыми. Хотя последнее могло быть и не совсем скверным, а наоборот – дать след.

Викинг решил прокачать приставший «хвост» и повел себя несколько сумбурно, удивляя этим спутницу. Он несколько раз останавливал такси под предлогами покупки сигарет, спичек и минеральной воды. Привел в некоторое замешательство Надежду Алексеевну, придвинувшись к ней слишком близко и наклонив голову к ее плечу – так было удобнее наблюдать в зеркало заднего вида. Она испуганно отодвинулась и прижалась к дверце, но, убедившись, что дальнейших интимных поползновений с его стороны не наблюдается, успокоилась, хотя и не совсем.

Отлучки Вадима из машины, судя по реакции людей в «Мустанге», беспокоили их не очень сильно. Автомобиль преследователей спокойно стоял в отдалении и начинал движение, когда он возвращался и такси трогалось с места.

Когда же они добрались до пустыря, где находился взорванный дом, «Мустанг» попытался было завернуть следом за ними в узкую улочку, но увидев, что такси остановилось, задним ходом вывернул назад и встал на перекрестке, укрывшись за низким забором.

Осмотр места происшествия ничего не дал. Если бы не свежие угли, оставшиеся после пожара, трудно было бы отличить пепелище от скудного окружающего ландшафта. Мусор и пыльные заросли местного бурьяна резко контрастировали с ухоженным центром столицы, где недавно они проезжали. Все мало-мальски ценное с участка уже растащили соседи, и глазу не за что было зацепиться. Назад ехали в унылом молчании.

Квартала за четыре до посольства, около базарчика, Викинг под предлогом покупок попросил остановиться. Надежда Алексеевна отправилась дальше, а он нырнул в шумные ряды и стал наблюдать за дорогой. «Мустанг» проехал мимо базара, продолжая упорно преследовать их машину. Вадим, оставив свое укрытие, запрыгнул в стоящее около тротуара свободное такси и небрежно бросил на переднее сиденье двадцатидолларовую купюру. Указав водителю, пожилому мулату в форменной фуражке, на синий «Мустанг», он приказал следовать за ним.

Надежда Алексеевна подъехала к посольству и зашла внутрь. Солнечные лучи косо падали на машину преследователей, и Вадим с трудом, но все же смог через тонированные стекла различить два силуэта на передних сиденьях. Один из них держал около уха трубку мобильного телефона. Постояв на месте еще около минуты, машина резко развернулась и поехала в сторону центра. Вадим вынул из кармана еще одну двадцатку, показал ее водителю со словами:

– Если не отстанешь от «Мустанга», она твоя.

Тот, оживившись, заскрежетал стартером и ринулся в погоню. Проскочив центр, неизвестные повернули в сторону океана и вышли на автостраду. Вдоль побережья располагался Прадо – самый красивый и престижный район города. Фешенебельные особняки прятались в буйной тропической растительности и издалека радовали глаза великолепной архитектурой. Проехав километров пять, машина преследователей резко свернула к высоким кованым воротам. Через несколько секунд их створки автоматически открылись и «Мустанг» заехал на территорию.

После недолгих расспросов водителя, подкрепленных еще одной мелкой купюрой, Вадим установил, что особняк принадлежит очень богатому сеньору. Произнося слова «очень богатому», шофер закатывал в небо глаза, показывая из-под век огромные белки, и воздевал вверх руки. Фамилия этого сеньора была Арриан.

Только вчера Викинг слышал ее от Сергея Сергеевича, как принадлежащую одному из лидеров партизан-герильерос. Как-то не вязалось левое повстанческое движение и богатство особняка. Оставив вопросы до встречи с коллегой, он отправился в посольство.

Результаты поездки были малоутешительны, но в деталях интересны. На месте трагедии они ничего не нашли. За ними следили, причем непонятно кто и зачем. Правда, кое-что начало проявляться. Слежка была организована явно не официальными органами. Судя по действиям преследователей, сам Викинг их не интересовал. Этот момент, с одной стороны, радовал, с другой – был совершенно непонятен. Напрашивался вывод, что кому-то была интересна личность Надежды Алексеевны. Вопрос «зачем» оставался без ответа. И последнее, может быть, самое важное: уже дважды в течение суток всплывала фамилия Арриан.

По дороге в посольство Викинг все же смог выполнить часть своего плана, намеченного на сегодняшний день. Предварительно созвонившись по уличному таксофону, он посетил картинную галерею современной живописи. Пробыл там недолго, но вышел вполне довольным.

Встреча с Сергеем Сергеевичем дала конкретную информацию, но особой ясности не внесла. Нувориш Эрнандо Арриан, чьи кованые ворота имел честь наблюдать Викинг, был родным дядей пламенного революционера Хервасио Арриана и его непримиримым врагом. Эрнандо имел огромные кофейные и табачные плантации, которые подвергались периодическим набегам и экспроприациям со стороны людей Хервасио, а также большой танкерный флот и держал в своих руках более сорока процентов поставок в страну нефти.

Эрнандо и отец Хервасио родились в семье известного, но небогатого юриста. Эрнандо выбрал путь коммерции, чем огорчил своих родителей. Старший же брат продолжил дело отца и занялся юриспруденцией. Его сын Хервасио выбрал ту же стезю и окончил юридический факультет Принстона. Правда, чуть позже социалистические идеи овладели сознанием молодого человека, и результат был налицо – две яркие социальные противоположности: дядя и племянник.

Была еще одна версия, утверждавшая, что в уходе Хервасио в революцию виноват сам дядя Эрнандо, отказавший племяннику, когда тот просил руки своей кузины-primo, в которую был с детства влюблен. В общем, она прима, он прима, а история банальная, не первой свежести. Но это были больше домыслы, а им не всегда можно верить.

Была у родственников черта, которая объединяла их. По слухам, оба не выбирали средств, чтобы добиться своего. Молва утверждала, что дядя без всякой жалости убирал соперников и конкурентов, пока не достиг своего положения и не создал могучую империю Эрнандо Арриана.

Горячие южные страсти, о которых поведал Вадиму Сергей Сергеевич, были занимательны, но вопрос о сегодняшней слежке оставался открытым. Более интересным было подтверждение версии о причасности к похищению и смерти Осколовых одного из приближенных Хервасио. Оба осведомителя подтвердили эти данные. Полиция идентифицировала мужчину на видеозаписи с личностью Хосе Диоса, находящегося в розыске по подозрению в причастности к совершению ряда преступлений. Одновременно с этим второй агент докладывал, что Диос более трех недель как исчез из лагеря Хервасио, но, случилось это с ведома Арриана или без оного, узнать не было возможности.

Данные сведения давали конкретное направление в работе. Надо было выходить на герильерос. Сергей Сергеевич в этом деле был не помощник, и надеяться следовало только на свои силы. Подходящих вариантов пока не намечалось, и это было скверно.

Вечером в номере Вадима зазвонил телефон. Надежда Алексеевна попросила его зайти к ней. Вадим постучал в дверь ее номера. В одной руке он держал ананас с пышным зеленым хвостом, в другой – плетеную корзиночку с персиками. Она открыла дверь и удивленно посмотрела на фрукты.

– А это зачем? – сухо спросила Надежда Алексеевна.

– Это результаты моего похода по базару.

Она безразлично пожала плечами, однако взяла фрукты, вымыла их и поставила на журнальный столик. Надежда Алексеевна присела в кресло напротив Вадима.

– Завтра на десять утра нас приглашают в Министерство юстиции. Кажется, формальности выполнены, и можно приступать к работе.

Вадим уже знал про это от Сергея Сергеевича, но сделал вид, что обрадован такой скоростью решения вопроса.

– И еще завтра же мы должны встретиться в Министерстве внутренних дел с непосредственными руководителями, проводившими операцию по освобождению заложников. Как вы считаете, правильно была ими организована акция или они допустили какие-то просчеты?

Вадим хорошо знал руководство по антитеррористическим действиям и сам участвовал в них, поэтому ответил довольно откровенно:

– Судя по материалам, которые мы получили, претензии по их работе несущественны. Вполне грамотно подготовленная и организованная операция, и в трагическом исходе вины исполнителей я не вижу. Может, в дальнейшем и узнаем что-то новое. Пока обвинять в случившемся, кроме самих террористов, некого.

Надежда Алексеевна достала блокнот и сделала в нем запись. Вадим понял, что она готовит себя к завтрашнему разговору. Ему стало немного обидно, что его так используют, но он сам быстро включился в процесс, похожий на игру.

Они начали закидывать друг друга вопросами. Почему бронежилет Осколова оказался снят? Почему команда на захват была подана именно в это время? Через сколько времени перекрыли район, прилегающий к месту происшествия? Почему?… Почему?…

Скоро такими заметками были исписаны несколько страниц в блокноте. Одновременно с этим гость нанес ощутимый урон фруктовому содержимому тарелок. Пора было заканчивать встречу. Вадим боролся с желанием выдать часть информации, полученной им сегодня, но решил не торопиться. Завтра Надежда Алексеевна получит эти сведения из официальных источников, а по поводу слежки нужно попробовать сначала разобраться самому.

Вадим попытался туманно предупредить ее, что необходимо быть осторожной и постоянно начеку, на что получил скептическое продолжение: «…не гулять с нехорошими мальчиками и вовремя ложиться спать».

И еще Надежда Алексеевна с кривой усмешкой добавила туманную фразу:

– Я думала, что вы будете за мной только наблюдать, а не читать скучные нотации.

Вадим не понял, что она хотела этим сказать, но решил, что все темы на сегодня исчерпаны и ему пора возвращаться к себе.

В Министерстве юстиции все прошло почти гладко и, как сказал Сергей Сергеевич, очень быстро, хотя пробыли они там около четырех часов. Документ, скрепленный тремя подписями и двумя печатями, гласил, что сеньору Веклищеву и сеньоре Ломейко (Вадим со злорадством отметил, что консервативные латиносы поставили мужчину как положено – впереди женщины) разрешено заниматься проведением расследования по поводу гибели российских дипломатов, и просьба всем официальным лицам оказывать содействие вышеупомянутым сеньору и сеньоре.

Несмотря на то что в помещениях работали кондиционеры, четырехчасовая гонка по кабинетам вымотала всех троих, и они стояли между величественными колоннами центрального подъезда Министерства юстиции, вытирая с лиц испарину. Министерство внутренних дел находилось напротив, и нужно было лишь перейти через площадь, расчерченную коричневыми и черными гранитными плитами. Однако, по предложению Сергея Сергеевича, принятому единогласно, было решено сначала посетить близлежащее кафе, тем более что подошло по местным обычаям время «альмуэрсо» – обеда и послеобеденного отдыха.

Кроме министерств, на площадь выходил огромный кафедральный собор Пресвятой Девы Лусии и вполне современный супермаркет. Так что здесь были представлены классические устои государства: церковь, суд, полиция и торговля.

Они расположились за столиком под ярко-красным зонтиком с надоевшей эмблемой «Кока-Колы». Вадим незаметно огляделся по сторонам и заметил на стоянке рядом с супермаркетом уже знакомый темно-синий «Мустанг», преследовавший их вчера. Он незаметно обратил на него внимание Сергея Сергеевича. Тот кивнул, что предупреждение принял, и, пока официант выполнял их заказ, отлучился позвонить. Вадим, откинувшись на стуле, осмотрел кафе и с невольной мужской гордостью заметил, что его спутница произвела неизгладимое впечатление на присутствующих идальго.

Фланирующие по площади жгучие представители сильного пола подтянулись поближе к столикам и, проходя мимо, буквально поедали глазами Надежду Алексеевну. Мужчины, сидевшие в кафе, уделяли ей не меньшее внимание, прижимая указательный палец к нижнему веку и качая при этом головой. Такой жест по местным обычаям означал высшую форму восхищения. Сама дама на все это обращала внимания не больше, чем на прогуливающуюся по площади трехцветную кошку.

Сергей Сергеевич возвратился быстро, и они приступили к дегустации мороженого. Вадим разочарованно определил, что московский пломбир намного вкуснее и приятнее. Местный продукт напомнил ему фруктовое мороженое из детства – самое дешевое, хрустящее и несладкое. А вот кофе в маленьких фарфоровых чашечках был великолепен. Скромно перекусив, а в такую изнуряющую жару есть не хотелось совсем, они отправились в Министерство внутренних дел, оставив мужскую часть населения кафе и прилежащей к нему площади в полном разочаровании.

Если Министерство юстиции практически не охранялось – в вестибюле присутствовал только престарелый вахтер, то у подъезда Министерства внутренних дел стояли в касках с автоматами двое крепких полицейских, затянутые, несмотря на зной, в ремни. Такие же парни охраняли турникет на первом этаже. После тщательной проверки документов и длительных переговоров по внутреннему телефону хмурый полицейский провел их на второй этаж в приемную министра Пабло Вильяса.

Ожидать приема пришлось не более десяти минут. Секретарь любезно пригласил пройти в кабинет и плотно притворил за ними дверь. Несмотря на внешнюю доброжелательность министра, было видно, что он расстроен. Присутствующие были предупреждены, что трагический инцидент с их соотечественниками едва не привел к его отставке и Президент поручил лично сеньору министру контролировать ход следствия. Результаты пока были плачевные, и дамоклов меч отставки так невидимо и висел над головой Вильяса рядом с реальным портретом Президента на стене за креслом.

Беседа, которую Вадим переводил с испанского для Надежды Алексеевны, была короткой. Министр подтвердил полномочия российских следователей и направил их непосредственно в антитеррористический департамент к полковнику Руэнтосу. Похоже, Пабло Вильяс не видел особого смысла и тем более пользы от их участия в проведении расследования.

Антитеррористический департамент находился в нескольких кварталах от Министерства внутренних дел. Посольская машина уверенно вписалась в тугой и беспорядочный автомобильный поток авениды Пренс-Принц, пересекающей насквозь столицу. Сергей Сергеевич внимательно посмотрел в зеркало заднего вида и едва заметно кивнул головой, давая Вадиму знак, что «Мустанг» опять сел на хвост. Он наклонился к водителю и что-то негромко ему сказал. На ближайшем перекрестке их машина из крайнего левого ряда, завизжав резиной, резко ушла вправо, едва избежав столкновения с подрезанным автомобилем, и под громкие возмущенные сигналы клаксонов скрылась в узком переулке.

Вадим оглянулся в заднее стекло и увидел, что из пробки, организованной ими на перекрестке, с трудом, но все же вылезает темно-синий капот «Мустанга». Водитель пронесся еще пару кварталов и несколько раз повернул направо, налево, опять направо… Водил он классно. Иногда казалось, что их лимузин на тесной улочке разнесет вдребезги прилавки, тележки, в изобилии наставленные вдоль домов, или себя, не вписавшись на скорости в острый поворот. Но все закончилось на удивление благополучно. Еще раз взвизгнув покрышками, они опять оказались на той же авениде, с которой недавно свернули, только парой кварталов впереди. Только минуты через три сзади замаячил автомобиль преследователей.

Надежда Алексеевна с удивлением следила за их странными действиями, но вопросов не задавала. Сергей Сергеевич по окончании маневров повернулся и с очаровательной улыбкой пояснил, что они просто объезжали пробку, возникшую впереди по дороге. Объяснение было молча принято, но поверила она ему или нет, оставалось только гадать.

Владения грозы террористов полковника Алессандро Руэнтоса охранялись серьезнее, чем ракетно-ядерная база. Квартал был обнесен четырехметровой кирпичной стеной, поверх которой шли два ряда колючей проволоки. Судя по изоляторам, на которые она крепилась, не исключалось, что по ней шел ток высокого напряжения.

Массивные створки ворот захлопнулись за автомобилем, въехавшим в глухой каменный мешок. Сверху на стене стояли автоматчики, а из двух амбразур прямо в лобовое стекло назидательно смотрели стволы станковых пулеметов. По четырем углам висели камеры слежения.

Офицер в сопровождении трех вооруженных полицейских попросил их выйти из машины. В его руках были документы прибывших, которые они предъявили перед въездом. Офицер вел себя корректно, но на попытки протеста, что автомобиль принадлежит посольству, ответил коротко:

– Такой порядок для всех.

Порядку пришлось подчиниться. Осмотр машины производился по всем правилам. Выпотрошили все: багажник и моторный отсек, подняли сиденья и капот, осмотрели потаенные углы и днище с помощью зеркала. Личный досмотр не делали, но чуть позже, в здании, все же пришлось пройти через подкову металлоискателя. За вторыми воротами во дворе стояли два бронетранспортера с расчехленными пушками, и еще три амбразуры смотрели сверху темными радиусными щелями бойниц и за забор, и внутрь территории.

«Весело живут ребята», – усмехнулся про себя Вадим. Он знал по информативному бюллетеню, что обстановка с террором в Сьерра-Марино непростая, но, судя по охране, дело обстояло серьезнее, чем можно было догадываться. Полковник Руэнтос характеризовался как классный профессионал, и предпринимаемые им меры вряд ли были простой прихотью служаки.

Встреча с полковником показала, что сведения о личности главы антитеррора в стране вполне достоверны. Глубокая информированность, интеллект, одновременно – властность в поведении и натренированное тело выдавали серьезного бойца. Встретившись с оценивающим взглядом Руэнтоса, Викинг понял, что они волки одной стаи. Трудно сказать, как это можно почувствовать, но было видно, что полковник так же достойно оценил своего гостя.

Контакт наладился быстро. На встречу вызвали сотрудников департамента, участвующих в расследовании. Все материалы были раскрыты для изучения. Вадим вместе с Сергеем Сергеевичем выступали переводчиками для Надежды Алексеевны. Вопросы, которые они вместе подготовили, сыпались на местных детективов словно из рога изобилия.

Недоверчивые и даже насмешливые поначалу взгляды на Надежду Алексеевну скоро сменились уважительным отношением к ней. Так мог работать только опытный криминалист, и все это быстро поняли. Вадиму понравилось, что сотрудники у Руэнтоса работали очень серьезно и напряженно. Было видно, что отбор осуществлялся по высоким деловым качествам. Ненужных здесь не держали.

Информация о погибшем во время взрыва Хосе Диосе сегодня была единственной зацепкой в деле. Для Вадима это не было новостью, но его спутница очень заинтересовалась данными сведениями. Когда вопросы иссякли, Надежда Алексеевна углубилась в представленные материалы – фотографии и схемы. Сергей Сергеевич в это время оживленно о чем-то беседовал с руководителем пресс-службы департамента. Вадим, закончив работу добровольного переводчика, попросил сотрудников полковника Руэнтоса прокачать интересующую его информацию о принадлежности «Мустанга», второй день висящего на хвосте. Надежда Алексеевна удивленно взглянула в его сторону, но ничего не сказала и снова занялась бумагами.

Сведения из компьютера о машине подтвердили наблюдения Викинга. Автомобиль относился к гаражу Эрнандо Арриана и находился в распоряжении службы его безопасности. Пришло время побеседовать с полковником.

– Вы можете мне подробно рассказать об отношениях дяди и племянника – Эрнандо и Хервасио Аррианов?

– Чем они вас заинтересовали? – удивленно спросил Руэнтос.

Скрывать смысла не имело. Вадим рассказал о непонятной слежке за ними. Руэнтос на секунду задумался.

– С этим, конечно, надо разобраться, но одно можно сказать, что дядя и племянник действительно враждуют и контактов между ними нет никаких.

Алессандро Руэнтос принадлежал к одному из старейших и знаменитых родов Сьерра-Марино, такому же, как и семейство Аррианов. Поэтому ему были известны не только оперативные данные, но и внутренние, часто скрытые от посторонних глаз отношения в семействах аристократов. В их круг чужаки, в том числе и новоиспеченные богачи, не допускались. Разглашать семейные тайны было крайне плохим тоном, но данный случай мог быть исключением из правил.

Интерес этого русского не был праздным. Полковник понимал, с одной стороны, тот нащупывает скрытую нить в расследовании, которая пока не являлась на свет, а с другой стороны, он чувствовал с первой минуты встречи расположение к этому человеку. И в конце концов этот русский парень скоро уедет, и ему не будет никакого дела до местной светской жизни, как и самому полковнику абсолютно неинтересно происходящее в России. И полковник ввел Вадима в курс скандалов в семействе одного из самых богатых людей Сьерра-Марино.

Раздоры в семье Аррианов начались давно, еще до рождения Хервасио. Его мать предпочла выйти замуж за старшего брата, отвергнув любовь младшего – Эрнандо. Семейные контакты между ними продолжались, хотя отношения были натянуты. Эрнандо довольно удачно женился на дочери кофейного магната и принял от него дела. Рождение Хервасио, а через четыре года Христы, дочери Эрнандо, внесло новые сложности в их отношения. Дед настоял, чтобы его внуки еще в младенческом возрасте были помолвлены. Браки между двоюродными братьями и сестрами не возбранялись и даже приветствовались в старинных родах. Эрнандо хоть и скрипел зубами, но ему пришлось согласиться с волей отца. Обида на родителей Хервасио с годами не угасла, а может, даже обострилась. Он тешил себя мыслью, что ко времени, когда дети войдут в возраст жениха и невесты, можно будет отменить эту помолвку. Такое случалось, и если происходило по согласию сторон, то не было особым нарушением обычаев.

Однако судьба распорядилась по-своему. Молодые люди, несмотря на редкие встречи, прониклись симпатией друг к другу и поклялись в вечной любви. По возвращении из Принстона Хервасио принял от отца его адвокатскую практику и повел дела довольно успешно. Встав на ноги, молодой человек решил просить у Эрнандо руки его дочери. Объяснение прошло бурно. Нрав у обоих был горячий – давала знать о себе одна кровь. Встреча закончилась отчаянной рубкой на саблях, которые в избытке висели на стенах кабинета Эрнандо. Увечий противники избежали. Их с трудом, но все же разняли. Однако после столь бурного объяснения они стали заклятыми врагами.

Христа также внесла свою лепту в интригу, заявив отцу, что будет принадлежать только Хервасио. Разгневанный отец проклял племянника, а тот объявил ему войну, примкнув вначале к умеренным анархистам, а потом вообще организовал свой, крайне экстремистский, отряд повстанцев-герильерос.

Один из самых богатых людей Сьерра-Марино щедро выделял средства на борьбу с партизанами, подразумевая под этим борьбу с родным племянником, а непримиримый левый – Хервасио Арриан, пламенно боролся за социализм, пуская красных петухов капиталисту-дяде. Красавица же Христа категорически отказывалась от выгодных партий для замужества и трепала нервы отцу экстравагантными скандальными выходками. Страсти пылали огненными кострами, сталь звенела, глаза сверкали… В общем, ситуация была крайне тупиковая.

Отсюда следовало, что версию о контактах Аррианов можно с чистой совестью исключить. Если предположить, что Хервасио как-то причастен к делу Осколовых, то возможность участия в этом его дяди абсолютно нереальна. Вадим вынужден был с этим согласиться, хотя ему не давала покоя непонятная слежка. В конце концов все должно когда-то проясниться, а сейчас необходимо было выходить на явный след, на Хосе Диоса, участвовавшего в террористическом акте.

Викинг попросил дать ему подробную информацию о действиях отряда Хервасио Арриана. Эти сведения ему представили. Материал был объемный, на его изучение пришлось потратить более двух часов. Надежда Алексеевна занималась своими делами сначала с помощью Сергея Сергеевича, а потом – переводчика, вызванного из посольства.

Вадим с интересом оглядел переводягу – как ни крути, свой парень, несостоявшийся коллега. Это был молодой человек лет двадцати пяти. Вид, правда, хиловатый и вполне цивильный – явно из гражданских специалистов.

Видя, что процесс налажен, второй секретарь попрощался с ними. Скоро и Вадим, изучив то, что ему было необходимо, решил покинуть эту гостеприимную, хотя с виду и не совсем приветливую организацию. У него были свои неотложные дела.

Надежда Сергеевна попрощалась безразлично и почти холодно, показывая, что каждый из них занимается своим делом. И, в общем, она была права. Посольский автомобиль и переводчик остались в ее распоряжении. Вадим остановил такси и поехал в центр, к знакомой площади Пресвятой Девы Лусии, названной в честь одноименного собора. По дороге он внимательно осмотрел пластиковую карточку, полученную им в конторе полковника Руэнтоса. Вверху был герб Сьерра-Марино – леопард в прыжке на фоне пальмы. Слева – фотография Вадима, переданная заранее из посольства, и короткий текст, удостоверяющий его принадлежность к работе антитеррористического департамента. Еще ниже стояла черная печать с изображенными на ней перекрещивающимися мечами.

Вадим убедился, что слежки за ним нет. Знакомый «Мустанг» исчез из поля зрения, а новых преследователей не появлялось. Погуляв по супермаркету, он купил местную газету «Новедадес» – «Новости» и присел на лавочку в сквере рядом с собором. Время до встречи у него оставалось, и можно было насладиться отдыхом, тем более что к вечеру жара немного спала и легкий ветерок с побережья приятно обволакивал тело.

Газета была официальной и рассказывала о политических и экономических достижениях Сьерра-Марино, работе Президента и Ассамблеи – по-нашему Государственной думы, ценах на хлопок, кофе и табак, криминальных новостях. Одна заметка привлекла внимание Вадима. В ней кратко говорилось, что в страну прибыла неправительственная российская делегация для заключения договоров по поставкам нефти. У Викинга появились смутные ассоциации, связанные с фамилиями, указанными в заметке, и он, отложив их в память, решил получить более подробную информацию об этих переговорах у Сергея Сергеевича.

Время подходило, и Вадим отправился на запланированную встречу. Его внешний вид – смуглый, с темными волнистыми волосами, не выделял Викинга из толпы. Он походил на среднестатистического гражданина страны, может быть, только более европеизированного. Крови здесь перемешано было много: испанской, индейской, африканской – креолы, метисы, мулаты…

Ровно в восемнадцать часов Викинг остановился у цветастой афиши на входе в Галерею современного исскусства. Любуясь яркими каракулями и надписью, сообщающей о выставке мексиканского художника-авангардиста, он не заметил, а точнее – не показал виду, так был поглощен созерцанием красочного плаката, как рядом остановился смуглокожий крепкий мулат в легком светлом пиджаке, соломенной шляпе.

Его лицо и манеры как-то не предполагали в нем особой любви к искусству современному или классическому.

Шрамы на лице заставляли думать о более прозаическом хобби, а на место изящной тросточки, которую вертели руки мулата, просилось что-то более серьезное, с виду схожее со станковым пулеметом или базукой.

Мулат тросточкой показал на афишу и о чем-то спросил Викинга. После недолгого оживленного разговора они вместе вошли в галерею, вежливо уступая друг другу дорогу. Со стороны могло показаться, что встретились два завзятых любителя современной живописи и графики. Минут через двадцать они вышли на ступеньки. Судя по их довольным лицам, время на посещение экспозиции было потрачено с пользой для обоих.

Сразу по возвращении Вадим созвонился с Сергеем Сергеевичем, и они договорились о встрече. Особых новостей не было. Информаторы пока молчали. На вопрос о российской делегации, прибывшей на переговоры по поставкам нефти, Сергей Сергеевич немного скривился и процитировал Высоцкого:
		Проникновенье наше по планете



		Особенно заметно вдалеке:



		В общественном парижском туалете



		Есть надписи на русском языке.








Потом перечислил лиц, входящих в состав делегации: пара незнакомых фамилий, один бывший известный высокопоставленный чиновник и еще более популярный в определенных кругах Монгол, вор в законе, передислоцировавшийся на крупный бизнес.

Два брата Монтуровых – Монгол и Монах – имели на двоих двадцать четыре года отсидки и сибирскую нефтяную компанию с Председателем совета директоров в лице одного из бывших вице-премьеров. Делегация прибыла в Сьерра-Марино для заключения договоров на поставки российской и, по слухам, иракской нефти, закрытой международным эмбарго. Переговоры проходят не только на уровне частных компаний, но и с чиновниками Министерства топлива и энергетики на государственном уровне. Кстати, один из самых крупных воротил местного нефтяного бизнеса – не кто иной, как Эрнандо Арриан.

Прибыли «нефтяники» в тот же день, что и Вадим с Надеждой Алексеевной, только рейсом из Лондона. Родное российское посольство в этой акции не участвовало, так как визит носил частный характер.

Вадим опять почувствовал дискомфорт в ощущениях. Что-то вертелось в подсознании, но связать это «что-то» в единую цепь не получалось. Гибель Осколовых никак не пересекалась с этими событиями и лицами, а значит, ее пока можно загнать в память, в отдел «иметь в виду». Своих хлопот не перечесть.

В первую очередь надо было выходить на Хервасио Арриана и разбираться с его человеком. Пока были только наметки – сведения из конторы Руэнтоса и данные агента Сергея Сергеевича. Первые приблизительно знали месторасположение, а вернее – предполагаемый горный район базы Хервасио. Если бы знали точно, сами бы разбомбили его. Второго, хотя это был реальный и прямой выход на герильерос, не отдаст Сергей Сергеевич. Да и сам информатор не пойдет на контакт. Одно дело – передавать сведения незаинтересованному лицу, не рискуя ничем, зная, что от этого никакого вреда для повстанцев не будет, и при этом стричь небольшие дивиденды. Совершенно другое дело – организовать выход на них. Здесь можно потерять не только доход, но и голову.

Уже прощаясь, Вадим вытащил удостоверение, полученное им от полковника Руэнтоса. При виде его Сергей Сергеевич расстроился. Оказалось, что эта карточка очень полезна и удобна в Сьерра-Марино. Обладатель ее получает практически индульгенцию на свои действия на территории государства. Он имеет право ношения и применения оружия, использования любых средств связи и транспорта. Все государственные и частные организации обязаны оказывать помощь хозяину удостоверения.

Единственное отличие документа – его цвет. У Викинга был синий фон. Это означало, что, в отличие от обладателей красных карточек, штатных работников департамента грозного полковника, он не мог без суда и следствия расстреливать террористов на месте преступления. Он с удовлетворением принял данную информацию к сведению. К такому комиссарскому мандату еще бы «наган»…

Вадим направлялся к себе в номер и на перекрестье аллей встретил Надежду Алексеевну. При виде его начальница сделала независимое лицо и попыталась гордо проследовать мимо. Сделать ей это не удалось. Вадим быстро догнал женщину.

– Надежда Алексеевна, как ваши успехи? Есть что-то новое?

– А вас это очень интересует?

– Ну, как же, ведь мы занимаемся одной работой.

– Дело-то, может быть, и одно, а вот конечные цели у нас, вероятно, разные.

– Надежда Алексеевна, извините, но я вас не очень понимаю, – изумился Вадим.

– А что здесь понимать? У каждого из нас свое руководство, и, следовательно, задачи поставлены разные. Мое мнение такое, что работать нам необходимо порознь, тем более вы это уже активно воплощаете в жизнь. Что еще хотите услышать от меня?

Вадима в принципе устраивал такой расклад, но была совершенно непонятна открытая неприязнь, звучавшая в голосе собеседницы.

– Помилуй бог, о чем вы говорите? Какие конечные результаты? Какие задачи? Если можно, обьясните, в чем дело?

– Я не собираюсь ничего объяснять. Мне незачем разыгрывать перед вами комедию. Если хотите, играйте ее сами.

Викинг прекрасно знал, что с женщинами, тем паче по вопросам взаимоотношений, спорить бесполезно. Им необходимо сначала дать выплеснуть свои эмоции, а уже потом пробовать решать что-то конструктивно. Он решил поменять тему разговора.

– Какие у нас планы на завтра?

– Какие планы у вас, не знаю, а я рано утром выезжаю на ранчо Хосе Диоса и буду работать с его родственниками.

Эти мероприятия несколько расходились с планами Вадима. Он решил подыграть Надежде Алексеевне.

– Мне вы разрешите не сопровождать вас в этой поездке? Есть некоторые данные, которые необходимо проверить. Кстати, я надеюсь, что вы едете не одна?

– Пожалуйста, я уже сказала, что вы можете заниматься чем угодно, только пока не мешать мне. – На слове «пока» Надежда Алексеевна сделала ударение. – А за заботу спасибо, сопровождающие нашлись. Со мной едет следователь из департамента и наш переводчик.

Она развернулась и пошла к гостинице, оставив Вадима в крайнем изумлении.

Вадим попытался найти вразумительное объяснение немилости, в которую нежданно попал. Пусть он задавал несанкционированные вопросы Руэнтосу, но неужели каждый свой шаг необходимо согласовывать с ней? Абсурд… И эти совершенно непонятные слова о различных целях. Понятно, что конечные результаты по делу у нас действительно различаются, но она вряд ли об этом может догадываться.

На следующий день с утра Вадим посетил Национальный банк столицы. Процедура снятия денег много времени не заняла. Запрос по коду в цюрихский банк, подтверждение счета, перевод через океан – и двадцать тысяч долларов легли в «дипломат», позаимствованный для этой цели у Сергея Сергеевича. Затем была прогулка на Центральный телеграф и звонок на Кипр. Механический сонный голос автоответчика пролопотал что-то по-гречески, а затем на родном русском произнес:

– Оставьте ваше сообщение после звукового сигнала.

Протяжный с переливами гудок, короткий, согласно инструкции, доклад:

– Викинг вариант номер один выполнил.

Для порядка он повторил эту фразу еще раз. Отбой. Короткие гудки.

В посольстве царила суматоха. С улицы все выглядело вполне пристойно, однако уже на проходной его попросили срочно позвонить в приемную посла и переговорить со вторым секретарем, то есть Сергеем Сергеевичем. Голос у того был одновременно растерянным и злым.

– Произошло нападение на автомобиль в тридцати километрах от столицы. Погибли следователь из департамента Руэнтоса и водитель. Посольский переводчик без сознания, в тяжелом состоянии. Надежда Алексеевна исчезла.




Глава 5. Какие удивительные ночи


У подъезда резиденции посла стояли два огромных джипа с вооруженными людьми. На дверках Вадим увидел знакомый герб – перекрещенные мечи, окруженные пальмовыми ветвями. Такие гости в посольство зря не приезжают. Нападение на машину и похищение Надежды Алексеевны, похоже, подняли на ноги все силовые ведомства Сьерра-Марино. Вадим обратил внимание еще в городе, что на улицах появились патрули Национальной гвардии, но не придал этому факту значения. А оказалось, что все это напрямую относится к российской стороне и к нему лично.

Нападение на автомобиль с Надеждой Алексеевной и ее похищение, а по-другому эти действия охарактеризовать нельзя, Викинг принял как вызов. Начинала складываться пока не очень понятная, но уже реальная картинка. Слежка с первого дня прибытия их в Сьерра-Марино, интерес, проявленный целенаправленно к Надежде Алексеевне, а не к нему. То, что данные события связаны или не связаны с проведением расследования по делу Осколовых, можно оценивать пятьдесят на пятьдесят.

С одной стороны: зачем похитителям прибывший следователь, не очень крупная, пусть и официальная фигура? Выкуп – как-то несерьезно. Помешать расследованию? Но его уже проводит контора Руэнтоса. Принять во внимание фактуру Надежды Алексеевны и предположить, что какой-то местный падишах, очумевший от любви, решил заполучить ее в свой гарем? Выглядит смешно.

С другой стороны, если похищение связано с проводимым расследованием, личность Викинга почему-то оказалась абсолютно неинтересной для террористов, а ведь организовать нападение на него было проще простого. Он в одиночку за прошедшие два дня намотался по городу достаточно, и никто не проявил ни малейшего интереса к его персоне. Можно даже обидеться за такое невнимание.

Вариант, что похищение связано с предыдущей профессиональной деятельностью Надежды Алексеевны, довольно зыбкий. Какого рожна террористы или братва Сьерра-Марино полезет в разборки по российским криминальным делам? Они если и слышали про Россию, то не более чем на уровне балалайки и медведей на улицах Москвы.

Вариант гарема и выкупа можно оставить без комментариев, пока эти версии сами не вылезут наружу. Завязки по прокурорской деятельности надо постараться проверить. Пока есть только одна указательная стрелка – темно-синий «Мустанг» из конюшни Эрнандо Арриана. Вот с него и следует начинать. Придется лезть в пасть тигру или, может быть, крокодилу, если это ближе к местным тропическим условиям.

Не аллигаторов, но две разинутые хищные пасти Викингу пришлось увидеть намного раньше. Еще в приемной посла из-за резной деревянной двери он услышал громкие крики. Испуганная дама в старорежимном шиньоне, секретарь посла, оторопело сидела за столом, неестественно выпрямившись, словно она проглотила аршин. Испуганный же референт забился в угол огромного, как аэродром, дивана. Обстановка для них была явно непривычная.

Из тихой дипломатической обители доносились отрывки отнюдь не литературной лексики на посконно-русском и не менее народном испанском, сермяжные языковые корни которого Вадиму были знакомы. По доносившимся фразам чувствовалось, что у высоких сторон имеются глубокие познания в такого рода речи. Это было немудрено. Руэнтос прошел с юных лет казарму, а уважаемый оппонент – его превосходительство посол, до дипломатической карьеры, а еще раньше – партийной работы, начинал трудовую деятельность на Магнитке мастером цеха.

Глубоко вздохнув, словно прыгая в прорубь, Викинг открыл без разрешения находящегося в полуобморочном состоянии секретаря массивную дверь и окунулся в густую атмосферу скандала. Злые и донельзя раскрасневшиеся лица посла и полковника Руэнтоса обратились на вошедшего. Чувствовалось, что высокие стороны приустали в прениях и появление нового лица внесло свежую струю в их беседу. Тем более что это лицо хоть и косвенно, но относилось к конфликту.

Оба превосходительства вызверились на Вадима и начали орать на него на двух языках, обвиняя во всех грехах и требуя объяснений. Вадим прекрасно знал основополагающий закон взаимоотношения с руководством: если начальник на тебя зол, дай ему проораться и лишь после этого переходи к делу. Было, правда, еще одно достойное продолжение этого закона: если начальник слишком долго кричит и тебе это надоело, начинай катить на него бочку сам.

Вадим так и поступил. Минуты две он стоял по стойке смирно и выслушивал беспредметную ругань в свой адрес. Потом набрал в легкие воздух и начал орать на присутствующих сам, причем попеременно на двух языках. Эффект был потрясающий. Оба номенклатурных работника уже забыли, когда на них повышали голос. Они застыли в изумлении, точно как экзальтированная дама за дверью в приемной. Сергей Сергеевич, сидевший в углу в кресле, прикрыл лицо рукой и затрясся в беззвучном смехе. Закончив испано-российский монолог, Вадим уже спокойно обратился к присутствующим:

– Я думаю, сеньоры, ругаться мы все умеем, но конкретные вопросы этим не решим.

– Вы что себе позволяете? – первым опомнился посол. – Как вы разговариваете с руководством? Я вас в двадцать четыре часа в Союз отправлю!

По старой привычке он перепутал Россию с СССР. Потом еще вспомнил, что к тому же не является начальником Вадима, и удрученно замолчал.

Руэнтос, набычившись, сжал кулаки и с шумом втянул в себя воздух, готовый взорваться. Чувствовалось, что если он сорвется, то начнется маленькая, но кровопролитная война. Викинг на всякий случай перенес тяжесть тела на правую ногу, чтобы среагировать на открытие боевых действий. Однако полковник неожиданно для всех громко и раскатисто захохотал. Отсмеявшись, уже спокойным тоном, обращаясь к послу, Руэнтос сказал:

– А ведь он прав. Чего мы кусаем друг друга? Никто из нас не виноват в случившемся. Пора за дело приниматься, а не обвинять парня в чужих грехах. У кого есть какие мысли и предложения?

Такой подход, судя по реакции присутствующих, устраивал всех. Для начала Вадим попросил подробно рассказать о нападении.

События произошли примерно в половине десятого утра. Автомобиль из департамента забрал в посольстве Надежду Алексеевну и переводчика и направился в горное селение Антариба, откуда был родом Хосе Диос и где на небольшом ранчо и сейчас жила его семья. До встречи с Хервасио Аррианом он содержал небольшую плантацию табака. Жил совсем не богато, и основной причиной ухода к герильерос было желание если не разбогатеть, то хоть как-то уйти от нужды.

Социальными идеями Диос никогда не увлекался. Природный ум и умение работать быстро вывели его в число близких к Хервасио людей. Тот же источник доложил, что Хосе довольно часто появлялся у себя на ранчо, навещая семью.

Группа, состоящая из сотрудника департамента Руэнтоса, переводчика, Надежды Алексеевны и водителя, около девяти часов утра выехала в Антариба. В десять часов сначала в районное полицейское управление, а оттуда в департамент поступил сигнал о перестрелке на горной дороге. Оперативная группа прибыла на место происшествия около одиннадцати часов. Была обнаружена машина с множеством пулевых пробоин, трупы сотрудника департамента и водителя, а также российский переводчик в бессознательном состоянии.

Несмотря на то что все происходило недалеко от оживленной автострады – автомобиль свернул с нее и проехал буквально пару километров, свидетелей произошедшего нет. Первичный осмотр места трагедии показал, что налетчики двумя машинами, судя по протекторам, джипами, блокировали автомобиль и расстреляли находившихся там людей. Сопротивление могли оказать только сотрудники полковника, но осмотр магазинов их пистолетов указал, что оружие они не успели вынуть из кобур. Характер и расположение пулевых пробоин показывали, что все выстрелы нападавших были направлены в переднюю часть машины, то есть на водителя и сидевшего рядом с ним оперативника.

У переводчика огнестрельных ранений нет. Нанесены сильные удары в область головы и шеи. Сейчас парень находится в госпитале Святого Августина, где еще не приходил в сознание. Надежда Алексеевна исчезла.

В одиннадцать часов был дан сигнал перекрыть дороги и усилить патрулирование в районах, прилегающих к месту происшествия, и в столице. Положительных результатов эта акция не принесла.

Руэнтос закончил свою информацию и внимательно посмотрел на присутствующих.

– Какие будут мнения о произошедшем?

Все сидели и молчали. Сергей Сергеевич первый подал голос:

– Мне кажется, что российская сторона никакий версии предложить не может. Вы более информированы о криминальной жизни в Сьерра-Марино. Посольство готово оказать помощь необходимыми сведениями о жертвах происшествия.

Полковник Руэнтос встал.

– Я примерно так и думал. О ходе расследования случившегося мы вас проинформируем, – холодно сказал он и обратился к Вадиму: – Мне хотелось бы побеседовать с вами отдельно. Надеюсь, господин посол не будет против? Я приношу извинения за свой несколько эмоциональный разговор, но, как мне показалось, темперамент российских дипломатов не намного уступает в горячности латиноамериканскому.

Посол кивнул, принимая извинения, и стороны, несколько минут назад поливавшие друг друга, как только могли, вежливо и почти дружелюбно попрощались, крепко пожав руки. Викинг вышел из кабинета следом за грозным полковником. В приемной царила все та же обстановка всеобщей оцепенелости. Референт проводил испуганным взглядом вышедшую пару и, тихонько постучав, юркнул в кабинет посла.

Отдельного помещения у Вадима не было, и они уединились в его номере. Полковник уже совсем неофициальным тоном сказал:

– Дипломатия закончилась. Теперь я хочу услышать от тебя более конкретно, что ты скажешь по поводу этого нападения.

Викинг, не раздумывая, откровенно выдал, что у него только один вариант – надо прокачивать Эрнандо Арриана. Руэнтос вскочил со стула и начал нервно ходить по номеру.

– Я не могу без явных и весомых улик начинать какие-либо действия в отношении Эрнандо. Он слишком серьезная фигура в экономике и политике Сьерра-Марино. Если я к нему сейчас сунусь, то завтра уже буду стоять на ковре у Президента, и хорошо, если при этом погоны не слетят с моих плеч. Кстати, можешь смеяться, у меня также, кроме этой версии, ничего нет. Что будем делать?

Викинг решил идти ва-банк. В конце концов, он ничего не терял. Если действовать нелегально, как он и предполагал, то Руэнтос по долгу службы мог пресечь это. Но если они найдут общий язык, то Вадим обретет могущественного друга.

– Я самостоятельно начинаю разрабатывать эту версию, – твердо сказал Викинг. – Альтернативы нет. Как понимаю, мне нужно рассчитывать только на свои силы. Но заинтересованы в этом мы оба, и от вас сегодня может понадобиться информация.

– Техническое обеспечение, транспорт, оружие. С этим как?

– Я уже нашел канал снабжения.

– Домингос? – Руэнтос раздраженно дернул плечами.

Викинг с удивлением взглянул на полковника. Оказывается, мулат из Галереи современного искусства был хорошо ему знаком. Ничего не оставалось, как подтвердить предположения Руэнтоса.

– Надеюсь, у него не будет неприятностей?

– Пока нет. Со временем я его все равно достану!

– Что будет потом, меня не очень волнует.

– Когда планируется акция и какая подстраховка необходима с моей стороны?

Это был достойный разговор двух профессионалов, с полуслова понимающих друг друга. Они обговорили способы и каналы связи и информации. Времени до старта оставалось ничтожно мало, а Викингу необходимо было еще многое успеть.

Первым пунктом был звонок Деду. Спецсвязь посольства через две минуты вышла на телефон Олега Петровича. Он, как всегда, был краток.

– Как твои дела?

– Появились непредвиденные осложнения.

– Непосредственно по твоей работе?

– Конкретно нет, но я обязан вмешаться.

Вадим обрисовал ситуацию с нападением на автомобиль и изложил Деду просьбу о проверке последних уголовных дел, которые вела Ломейко. Надежд на интересную информацию было мало, но чем черт не шутит, может, что-то и вылезет. Дед хмыкнул в телефон и задумался. Вадим знал характер Олега Петровича и его повадки. Если он так хмыкал, значит, дело сложное, но выполнить его возможно. Молчание длилось недолго.

– Ладно, попробую. Тебе когда это нужно?

– Вообще-то еще вчера, но до вечера потерплю.

– Сделаем. Контакт с Галереей уже был?

– Да. Все нормально. На поставщика вышел. Предварительно переговорили. Сейчас созвонюсь и сделаю заказ. Работать начну сегодня. Жаль, что теряю время на постороннее дело, но вынужден это сделать.

– Хорошо. Информацию по прокурорским делам получишь часов в восемнадцать сегодня через шифропочту. Что-то не очень хочется мне, чтобы ты влезал в эту кухню.

Голос Деда неожиданно громко загремел в телефоне, и Вадим на всякий случай отставил трубку подальше от уха.

– Смотри у меня… Я так и знал, что ты, разгильдяй, обязательно ввяжешься в какие-нибудь разборки и начнешь бандитствовать. Все должно быть нормально. Ты меня понял?

Вадим поднес микрофон к своим каблукам и по-уставному щелкнул ими, чтобы услышал Олег Петрович, а потом громко прокричал в телефон:

– Так точно!

В ответ Викинг услышал только глухие гудки. Так, одно дело двинулось. Следующий телефонный звонок пришлось сделать из телефона-автомата рядом с посольством.

Вадим прошел три квартала и остановился рядом с фонтаном. Смуглые ребятишки плескались под струями, омывающими бело-розовые мраморные плиты. Над ними на мощном постаменте высилась скульптура Нептуна, смахивающего добрым лицом на Хемингуэя, только с более длинной бородой. Русалки, лежащие у ног грозного царя морей и океанов, по фактуре и колориту напоминали пышными рубенсовскими формами местных красавиц. Чувствовалось, что вдохновение автора зиждется на незыблемом принципе: девяносто процентов мужчин любят полных женщин и только десять процентов – очень полных.

За спиной раздался автомобильный сигнал. Викинг оглянулся и увидел, что из потрепанного микроавтобуса ему машут рукой. Он не спеша подошел к машине, залез в салон и сел в кресло. Стекла в микроавтобусе отливали зеркальной тонировкой, и снаружи невозможно было рассмотреть, что делается внутри. Худощавый парнишка с волосами, заплетенными во множество косичек, небрежно спросил:

– Это ты должен встретиться с Домингосом?

Викинг подтвердил это. Парнишка кивнул головой и вытащил из кармана цветастый платок из плотного материала. Он завязал Вадиму глаза, и микроавтобус отправился в путь.

Поездка продолжалась около тридцати минут. Судя по ее продолжительности и частым поворотам, Вадим понял, что они покружили некоторое время по городу и выехали на окраину Сьерра-Марино – последние минут десять автобус трясся по неровной, явно грунтовой дороге. Так же с завязанными глазами ему помогли выйти из машины, и он ощутил, что находится в каком-то помещении. Повязку с глаз сняли. Привыкнув к свету, Викинг увидел, что стоит в просторном металлическом ангаре.

Сопровождающие провели его между контейнерами и штабелями деревянных ящиков, открыли стеклянную дверь, закрашенную серой краской, и завели в большую захламленную комнату. Навстречу Викингу из-за стола встал знакомый мулат и, широко улыбаясь, сделал несколько шагов навстречу. Рукопожатиями они обмениваться не стали.

Домингос занимался торговлей оружием и снаряжением, которое в данный момент было необходимо Вадиму. Канал связи с ним через Галерею Викинг получил в отделе.

Они присели к столу. Сопровождающий с косичками и вошедший следом водитель микроавтобуса остались стоять около двери. Домингос достал листок бумаги, ручку и передал их Викингу. Он продолжал улыбаться, что не делало его физиономию, покрытую шрамами, более приветливой. Вадим быстро набросал список необходимого и передал листок мулату. Тот начал читать, и улыбка медленно сползла со смуглого лица. Потом, взяв ручку, начал писать рядом с каждым пунктом цифры. Колонка опускалась все ниже, и под чертой появилась довольно интересная сумма. Полюбовавшись на нее, Домингос еще раз пробежал взглядом по списку, пририсовал для большей наглядности рядом с итоговой цифрой значок доллара и протянул листок Викингу.

Стоимость оружия и оборудования оценивалась в двенадцать тысяч «зеленых». Мулат несколько напряженно следил за реакцией клиента. Викинг потянулся к ручке и цифру двенадцать исправил на пятнадцать. Домингос удивленно посмотрел на него.

– Прибавка за срочность, – сообщил ему Вадим. – Весь комплект мне необходим сегодня вечером к двадцати двум часам.

Домингос вытаращил глаза, закатил их, показавая огромные белки, и бешено замотал головой.

– Это невозможно! – Он схватил листок и начал нервно тыкать в него ручкой. – Вот это есть, это тоже. Ночник нужно заказывать. Это есть, а это – опять же заказывать…

Викинг накрыл рукой список и медленно, выделяя каждое слово, повторил:

– Весь комплект мне необходим сегодня в двадцать два часа. Ты все понял?

Домингос уже более осознанно посмотрел на Вадима, сделал паузу, обдумывая его слова, и, тяжело вздохнув, ответил:

– Я понял. Сегодня ты все получишь. Вопрос о деньгах не задаю. Тебя рекомендовал достойный человек, и разговариваешь ты тоже серьезно. Я тебе верю.

– Меня также заверили, что ты надежный партнер. Думаю, глупые решения принимать не будешь – ты понял, о чем я говорю. Тем более твои услуги мне, возможно, еще понадобятся.

Домингос поднял левую руку вверх, словно произносил клятву, как Президент на инаугурации, положив правую на список оружия. Вадим усмехнулся:

– Хорошо, верю! – потом кивнул головой в сторону безмолвно стоящих у дверей охранников: – Твои люди заберут меня там же, у фонтана, в половине десятого вечера и отвезут на место встречи. После передачи товара вы меня доставите туда, куда я скажу. Еще дополнительно, за отдельную плату… – Вадим вытащил из кармана деньги и отсчитал пять стодолларовых купюр. – Машина джип и катер должны до рассвета ждать меня. Места, где они должны находиться, укажу после получения товара. Если они мне не понадобятся, контракт с вашей стороны все равно будет считаться выполненным и возврата денег не потребуется.

Мулат лишь кивнул в ответ. Домингос просчитывал что-то в уме, бросая взгляд на листок, на Викинга, на своих нукеров. Он вскочил со стула.

– Времени у нас мало, и терять его не стоит. Все будет так, как ты просишь. – Он протянул ладонь для рукопожатия. – До встречи. Мои люди тебя отвезут назад, а вечером заберут.

Домингос, уже не обращая внимания на клиента, стал набирать номер на мобильнике. Выходя из комнаты, Викинг слышал, как Домингос громко кричит в трубку и срочно требует какого-то Бернарда. Процесс пошел.

Обратный путь оказался намного короче и занял не более пятнадцати минут. Сопровождающие развязали ему глаза и выпустили из микроавтобуса у того же фонтана, где плескалась ребятня под надзором грозного Нептуна. В посольство Вадим попал около восемнадцати часов. Первым делом он отправился к шифровальщикам. Материалов от Деда пока не поступало, и они договорились – как только почта придет, ему сразу об этом сообщат.

Едва он зашел в номер, раздался телефонный звонок. Сергей Сергеевич, узнав о его появлении, немедленно явился в гостиницу. Разговор начался на повышенных тонах.

– Объясни мне, что происходит? Ты понимаешь, что отвечать за партизанщину придется не только тебе? Знаю, что волку-одиночке проще, но в конце-то концов спросят со всех. Я должен быть хоть немного в курсе твоих действий. После сообщения в Москву о случившемся руководство меня уже задергало. И их главный вопрос: что хочет предпринять Викинг?

Вадим посмотрел на взволнованного и расстроенного Сергея Сергеевича и совершенно спокойно спросил:

– А ты сам что хочешь предпринять?

Второй секретарь посольства несколько озадаченно глянул на собеседника.

– На данный момент мы готовим официальный запрос в МИД и Президенту Сьерра-Марино…

– И ждете повторения истории с Осколовыми. Потом будете отправлять цинковые ящики в Россию. Я правильно понял?

– А ты предлагаешь силами посольства устроить облаву на террористов?

– Я ничего не предлагаю. И прошу лишь одного – не мешать мне. То, что произошло, считаю, касается непосредственно меня. Более того, это похищение может быть как-то переплетено с предыдущими событиями. А может, и нет, но все равно мешает работе по делу Осколовых. Своему руководству я тоже доложил, как и ты. Истерик и заламывания рук у них, в отличие от твоих чистоплюев и их подчиненных в твоем лице, не наблюдалось. Можешь доложить, что не смог передать мне пожелания и увещевания. Не успел.

– Пойми меня правильно. Непродуманными действиями ты можешь инспирировать международный скандал, и расхлебывать его придется посольству. Что сделать для исключения этого?

– Я уже сказал. Первое: меня уже нет – исчез вслед за Надеждой Алексеевной, испарился… Второе: мои действия хоть и неофициально, но согласованы с Руэнтосом. В его поведении жлобства и трусости не наблюдается, как у некоторых наших чинуш, не будем в них тыкать пальцем. И третье: если сможешь, окажи посильную помощь, подстрахуй. Не сможешь, обижаться не буду. Только не мешай.

– Что от меня требуется?

– Пока не знаю. У самого полной картины нет. Сейчас жду информацию из Москвы и от полковника Руэнтоса. Может, что-то прояснится.

Телефонный звонок прервал беседу. Шифровальщик доложил, что пришли материалы на его имя. Дед почти не опоздал. Теперь оставалось узнать, есть там что-то интересное и нужное для дела или это пустышка.

Три листа печатного текста – последние дела, которые вела Надежда Алексеевна. Убийство чиновника в Санкт-Петербурге – по делу не пляшет; незаконное акционирование, то есть передел собственности на алюминиевом комбинате – тоже мимо. Последнее дело… Так, теплее, теплее, а вот и совсем горячо!

Вадим перечитал несколько раз скупые строки. Картинка начинала складываться. Хотя и не до конца ясная, но уже проглядывающая сквозь мутное стекло.

Он передал листок с информацией Сергею Сергеевичу и стал наблюдать за его реакцией. Тот внимательно изучил записи и поднял глаза на Викинга:

– Ты уверен, что это их работа?

– Я ни в чем не уверен. Но такие совпадения сами собой не появляются. Кроме того, у нас и пути другого нет.

Последнее дело Надежды Алексеевны, с которого ее сняли и отправили в почетную ссылку в Сьерра-Марино, было связано, как Вадим в общих чертах слышал от Старикова, с нефтяным бизнесом. Если конкретнее и без особых подробностей, то выявлялась хищническая приватизация, предоставление ничем не обоснованных налоговых льгот, увеличение квоты вывоза сырья за рубеж, взятки крупным чиновникам и депутатам Думы для проталкивания «нужных» законов.

В постскриптуме, по стилю – размышлениях Деда или его аналитиков, делались предположения, что Надежда Алексеевна слишком глубоко влезла в эту грязь и на кого-то нажали, чтобы приглушить дело. Среди основных фигурантов в деле была нефтяная компания «Сибвест», а в перечне физических лиц являлись знакомые фамилии ее хозяев, братьев Монтуровых, один из которых прибыл на переговоры в Сьерра-Марино.

Напрашивалась довольно банальная по российским меркам схема с оттенком экзотики. Неугодный следователь отстранен от ведения дела, убран подальше, а там и вовсе исчез. Тем более что подвернулся случай исполнить это в далекой стране. Довольно просто, почти изысканно. И определенные тропинки в этих краях нашей братвой натоптаны… А с такой не очень великой фигурой разбираться не станут. Если смогли сломать расследование, то уж гибель следователя в лапах разъяренных тропических экстремистов будет носить чисто проходной героический эпизод в исторических анналах Генпрокуратуры. Еще одна жертва мирового терроризма пала на боевом посту. Честь и вечная память!

Сергей Сергеевич был настроен более скептически. Не отрицая реальность версии, он оставлял вероятность совпадения. Викинг не стал вступать в дискуссию, а только попросил узнать, где сейчас находится пресловутая делегация Монгола. Хотя визит не носил официального характера, посольство, как правило, отслеживало путь немногочисленных российских туристов, и, кстати, это была прерогатива службы второго секретаря. Сергей Сергеевич отправился выяснять этот вопрос.

В дверь постучали. Посыльный принес с проходной пакет. Руэнтос выполнял свои обещания. Его разведка работала оперативно. План поместья Эрнандо Арриана и пояснительная записка к нему давали, в общем, подробную, хотя в некоторых деталях несколько поверхностную информацию. Викинг начал прорабатывать черновой план акции. Окончательный вариант будет принят уже на месте.

В материалах был особо выделен раздел об организации охраны. Вадима заинтересовала фигура начальника службы безопасности Эрнандо Арриана некоего Франца Таузара. Он характеризовался как высококвалифицированный специалист. Некоторое время работал в департаменте контрразведки Сьерра-Марино, но оказался замешан в каком-то темном деле и был отправлен в отставку. У Арриана работает уже семь лет и пользуется его особым расположением и доверием. У Руэнтоса есть информация, что Таузар непосредственно организовывал для хозяина ряд не очень чистых, с точки зрения закона, акций, но доказать это юридически невозможно.

Сергей Сергеевич принес неутешительные известия. Монгол с товарищами поселился в отеле «Амбассадор». Вчера утром они провели встречу в Министерстве топлива и энергетики. После этого посетили нефтяной терминал в порту и провели переговоры с чиновниками таможенного департамента. Далее в запланированном регламенте их работы в течение трех дней значились переговоры с крупными местными бизнесменами. Однако после ужина в фешенебельном ресторане они убыли в неизвестном направлении. В отеле не ночевали. В настоящее время местонахождение делегации определить не представляется возможным.

Викинг рассчитывал на лучшие новости, но не все просто и быстро получается. Сквозь землю они не провалились, все равно всплывут. А пока он начнет с Эрнандо Арриана, как и планировал. Тропинка натаптывалась именно оттуда.

В посольстве все дела закончились. Наспех перекусив, в половине десятого Викинг стоял около знакомого фонтана. Тот же старенький микроавтобус подкатил к кромке тротуара, и дверь в салон распахнулась. На этот раз глаза завязывать не стали. Покрутившись по городу для выявления «хвоста», не заметив ничего подозрительного, вышли на западное шоссе и быстро по нему покатили.

Минут через двадцать машина свернула на грунтовку. Трясло сильно, и Вадим ухватился за ручку над креслом. Водитель, оглянувшись в салон, крикнул, что уже скоро они будут на месте. Действительно, повернув на незаметную и узкую дорогу, микроавтобус метров через пятьдесят подъехал к ветхому строению. Судя по его облику, когда-то, в начале XX века, это был приличный дом. Высокое крыльцо, мансарда, разрушенный портик и открытая веранда указывали на зажиточность его прежних хозяев. Сейчас все пришло в упадок и ветхость.

Шум подъехавшей машины не сразу разбудил спокойствие старой асиенды. Краем глаза Викинг заметил движение в полуоткрытой двери сарая, стоящего неподалеку. Водитель заглушил мотор, но из машины не выходил. Вадим тоже не спешил этого делать. Ожидание длилось не слишком долго. Минуты через две на веранде появился Домингос. Он поднял руку в знак приветствия и жестом пригласил войти в дом.

Видимо, мулат любил эффекты. Он щелкнул пальцами, и под потолком зажглись два мощных фонаря, освещая разложенное на полу оружие и амуницию. На удивление, весь заказанный арсенал был в наличии. Вадим с уважением оглянулся на Домингоса и приступил к осмотру.

Викинг, в силу специфики своей профессии, более других предпочитал бесшумные виды оружия, поэтому сначала взял в руки метательные ножи. Четыре клинка, обоюдоострые, тонкие, с шершавой уравновешенной рукоятью, плотно ложились в ножны. Старые знакомые. Он хотел прибавить слово «добрые», но воздержался. Тесак с удобной для ладони ручкой, малой гардой и лезвием из особо твердого, золлингеновского сплава. Состоит на вооружении спецподразделений и парашютистов бундесвера. Рубит проволоку и гвозди, пилит зубцами, нанесенными на тупой стороне клинка, металл. Самсон на спор пробивал таким тесаком пятимиллиметровый стальной лист.

Далее – сюрикены-звездочки. Вадим взял один диск и, не целясь, метнул его шагов с пяти в косяк двери. Сюрикен почти до половины ушел в твердую, хотя и старую древесину. Раскачав диск, он осмотрел его и остался доволен приобретением. Кассета со штырями-иглами, предназначенными также для метания. Пойдет!

Хорошо знакомый «узи». Машинка надежная, но до нашего «каштана» ему далеко. Вчерашний день. «Каштан» в первую очередь поставили в «Альфу» и их отдел. Правда, использовать его почти не пришлось, только на стрельбище. В командировках за бугор для маскировки лучше использовать чужое оружие. А еще есть у нас из этого же класса миниатюрный «9А91». Убойный аппарат. Вес чуть больше полутора килограммов, пуля не девять граммов, а целых шестнадцать. Пробивает насквозь стену из двух кирпичей и любой бронежилет. Кстати, а вот и броник австрийский, облегченный. Неплохо. Подсумок для запасных магазинов. Насадка для бесшумной стрельбы. Молодец Домингос, постарался.

Викинг оглянулся на наблюдающего за ним мулата и увидел в его глазах уважение. Он одобрительно кивнул продавцу и продолжил осмотр. Гранаты ближнего боя, световые, пара штук со слезоточивым газом. Пойдут все… Прибор ночного видения, малогабаритный, французский – знаем такой. А что с аккумуляторами? Заряжены на совесть. А вот это – индикатор электромагнитного излучения. Вот уж не думал, не гадал, что Домингос найдет такой аппарат. Постарался, не зря хлеб ест. Ультразвуковая глушилка для братьев наших меньших. Есть такая… Баллончики с антисобакином. Пистолеты, револьверы на выбор. Какая великолепная вещь – «штерних-люгер». Любимый пистолет сотрудников гестапо.

Звук от выстрела не громче кашля, зато пробивает бетонную плиту. Вот его мы и возьмем. Патроны в обоймах. Для «узи» магазины снаряжены. Разгрузочный жилет. Упакуемся чуть позже… А это он не заказывал – «М16» с подствольником и две трубы гранатометов. Продавец явно перестарался. Викинг указал мулату на эти предметы и отрицательно покачал головой. Тот в ответ лишь с огорчением развел руками.

Обмундирование, обувь – размеры подходящие. Вроде бы все. Викинг еще раз окинул взглядом товар. Домингос свои обязательства выполнил, пора расплачиваться. Он расстегнул пряжку поясной сумки и кинул ее мулату. Тот открыл «молнию», вынул толстую пачку стодолларовых купюр и взвесил ее на руке.

– Считать, думаю, не стоит, амиго?

– Как хочешь. Я твой товар осмотрел. Ты сделал то, что обещал, и я выполняю то, что должен сделать.

Домингос улыбнулся, положил деньги назад в сумку и небрежно бросил ее стоящему сзади смуглому парню с длинными волосами, заплетенными во множество косичек.

– Как мы и договаривались, я подготовил «Додж» и катер. Водителя ты знаешь, он тебя сюда привез. На катере будет ждать вот этот человек. – Он махнул рукой себе за спину. – Где они должны находиться?

Длинноволосый подал Домингосу карту, и Вадим отметил на ней две точки. Мулат изучил отметки, сориентировался и дал указания своим людям. «Додж» должен был доставить Викинга к поместью Арриана и ждать до рассвета в указанном месте, как и катер.

Наблюдая за тем, как Викинг экипируется, Домингос как бы между прочим заметил:

– Так, значит, ты, амиго, решил прокачать Эрнандо?

Вадим хмыкнул про себя: у мулата была в достатке не только предприимчивость, но и вполне хватало ума. Проанализировать ситуацию было не очень легко, но Домингос с этим справился. Вадим ответил:

– Уважаемый, каждый занимается своим делом. Я тебе не задаю вопросов, ты мне. Сегодня мы остались довольны друг другом. Зачем усложнять наши отношения?

Домингос погладил уродливый шрам на правой щеке и сузил глаза. Потом хитро взглянул на Викинга.

– Амиго, я с тобой вполне согласен. Не будем портить себе жизнь чужими проблемами. Однако у каждого из нас есть свои счеты, а как ты знаешь, по счетам надо платить. Если вдруг тебе необходима будет моя помощь в делах с Эрнандо, скажи, я помогу. Это не для бизнеса, а для души. Я слишком ничтожен для Арриана, но муха тоже может укусить мула. Его отметки у меня остались на всю жизнь, и я об этом помню. Очень хорошо помню…

– Память вещь прекрасная, и я постараюсь не забыть твои слова, – сказал Викинг. – Пока мы довольны сотрудничеством, и то, что ты сделал, мне очень помогло. А дальше – время покажет. Кстати, еще одна просьба: если есть возможность, пусть в машине и на катере у твоих будут мобильные телефоны. Думаю, лишний канал связи не помешает ни тебе, ни мне.

– Хорошо, это не проблема. Когда ты едешь?

Викинг закончил экипировку и подгонку снаряжения. Еще раз оглядел себя, подвигал конечностями, всем телом и несколько раз подпрыгнул на месте. Ничего не стесняло движения, не гремело. Он был готов к работе.

«Додж» съехал с дороги, круто повернул и остановился за рядом невысоких пальм и кустарником, растущим между ними.

До границы владений Арриана оставалось около полутора километров. Викинг махнул рукой молчаливому водителю, открыл дверцу машины и скрылся в темноте. Он двигался быстрым шагом вдоль трассы, иногда скрываясь в зарослях от света фар редких автомобилей, проносящихся мимо. Через пятнадцать минут Викинг был на месте.

Яркие фонари над массивными металлическими воротами уходили в глубь поместья, освещая мощенную брусчаткой дорогу, ведущую к особняку. Отдельные тусклые пятна света проглядывали и по периметру ограды. Вадим броском пересек трассу и стал бесшумно продвигаться вдоль высокой металлической решетки. Между соседними асиендами пролегала как бы нейтральная зона – участок лесополосы, по российскому определению.

Углубившись метров на двести, он остановился. За забором были видны строения. На плане они значились хозяйственными постройками – конюшней и сараями. За ними справа должен был располагаться трек и далее поле для игры в гольф, но их в темноте не было видно. Фонари висели только над воротами в конюшню и небольшим домиком, где проживали обслуживающие хозяйство работники. Прямо за хозпостройками виднелся ярко освещенный прожекторами трехэтажный особняк Эрнандо Арриана.

Викинг знал из полученных от Руэнтоса материалов, что телекамеры ведут наблюдение за территорией вокруг особняка, а хозяйственные постройки находятся на сигнализации, выведенной на центральный пульт охраны поместья. Самую большую опасность для него представляли собаки, которых на ночь выпускали из вольеров. Кроме того, вдоль ограды с внутренней стороны были расположены датчики обнаружения натяжной и светодиодной конструкции и сигнальные мины.

Не новинки, но проходить их придется.

Перед Вадимом стояла непростая задача получить информацию о местонахождении Надежды Алексеевны. Не было полной уверенности, что она сейчас находится в руках Арриана, а были только догадки о связях нефтяного магната с российским криминалом. А из этого следовало, что необходим «язык». На данную роль простые работники или обслуживающий персонал не подходили. Нужен как минимум служащий среднего звена, если не кто-то посерьезнее. Загадывать не стоило, ближайшее будущее все покажет.

Викинг легко перемахнул через ограду и прислушался. Тишина вокруг нарушалась еле слышными звуками музыки, доносившимися из особняка. Он не торопясь двинулся дальше, но не успел сделать и четырех шагов, как на его груди раздался тихий, похожий на комариный, писк. Сработал электромагнитный индикатор. Вадим опустил на глаза окуляры прибора ночного видения. Слева в кустах обнаружился металлический столбик с небольшим ящичком наверху. Он мягко отступил на шаг назад и осторожно приблизился к нему. Из нагрудного кармана Викинг достал тонкий, как карандаш, фонарик и, закрывая его ладонью, осветил прибор. Ничего особенного. Стандартная японская штучка. Работает по принципу отраженного луча. Рассчитана на детей дошкольного возраста. Определив направление выходного зрачка и высоту световой нити, лег на живот и прополз под этой невидимой преградой.

Секунд двадцать Викинг полежал на земле не двигаясь. Все тихо, можно идти дальше. Мягкими шагами он переступил раз, второй. На третьем шаге сработало звериное чутье. Он убрал ногу назад и опустился на корточки. Тем же миниатюрным фонариком-карандашом обследовал почву и стебли невысокой травы. Тоненькая проволочка тянулась на высоте пятнадцати сантиметров над землей. Вадим повел лучиком света в сторону – слава богу, всего лишь датчик, а не растяжка противопехотной мины. Перешагнув через проволоку, обследуя каждый сантиметр почвы впереди себя, медленно двинулся дальше.

Больше сюрпризов не попадалось. Впереди было метров сорок открытого пространства. Его костюм сливался с окружающим полумраком. Викинг поднял окуляры прибора ночного видения и осмотрелся вокруг уже невооруженным взглядом. Ничего подозрительного не наблюдалось. Он пригнулся и мягкими стелющимися шагами сделал рывок вперед, к конюшне. Укрывшись под ее стенами, он опять застыл. И снова все тихо. Выглянув из-за угла, Вадим заметил с торца здания лестницу, ведущую на чердак. Она заканчивалась небольшой площадкой с деревянными перилами. Вадим скользнул по ступенькам наверх. Место для наблюдения за особняком было великолепное. Дом был виден как на ладони.

Викинг посмотрел на светящийся циферблат часов. До полуночи оставалось семь минут. Активных действий не предвиделось. По данным полковника, смена охранников происходила каждые два часа. Через несколько минут начнется это мероприятие и можно будет точнее определить месторасположение постов. Доски на площадке наблюдательного пункта еще сохраняли дневное тепло. В воздухе носились терпкие и пряные запахи тропических растений.

«Сплошной курорт, – пришло на ум Викингу. – Гагры и Сочи…»

В это время открылась дверь флигеля и из нее вышла группа вооруженных людей. Некоторые из них лениво потягивались и о чем-то переговаривались. От ворот послышался звук клаксона и шум двигателя автомобиля.

Вышедшие засуетились и изобразили некое подобие строя. Светлый лимузин с плавными очертаниями подъехал к флигелю. Викинг приложил к глазам портативный бинокуляр и начал наблюдать за происходящим. Из машины вышел высокий мужчина. Люди в строю подтянулись, а один из них подскочил к приехавшему и начал докладывать. Тот махнул рукой и подошел ближе к караулу. Под фонарем его стало видно лучше.

Стройная фигура, мощный торс, уверенность в движениях. Волосы явно светлые. Когда тот повернулся в профиль, черты лица выдали европейца. Это, вероятно, и был начальник службы безопасности Арриана. Викинг вспомнил информацию на него. Франц Таузар из семьи немецких переселенцев, прибывших в Сьерра-Марино в сороковых годах. Все понятно: папа – ариец из СС, мама – допропорядочная Гретхен. Сам Таузар из бывших контрразведчиков, замешан в темных делах. Ну что же, можно посоревноваться. По характеристике и повадкам видно, что личность серьезная, тот еще волк.

Таузар прошелся перед строем, что-то втолковывая стоящим перед ним охранникам, помогая себе выразительными жестами. Потом небрежной отмашкой дал команду на продолжение смены и направился к особняку. Два человека отделились от строя и зашли за флигель. Через минуту они появились, ведя на поводках крупных доберманов. Похоже, что собак на волю пока не выпускали, а только патрулировали с ними. Часть людей во главе с невысоким толстяком, докладывавшим Таузару, двинулась к дому менять часовых, а проводники собак, взяв еще по одному человеку, двинулись на обход территории поместья.

Викингу пришлось следить и за теми, и за другими. Семь человек – семь постов. Двое внутри дома, трое внизу, а еще пара поднялась на пологую крышу особняка. Охрана серьезная. Видимо, любимый племянник Хервасио не дает дяде спокойно отдыхать. Вадим с беспокойством наблюдал за патрулем, приближавшимся к месту, где он проник в поместье. Свои следы Викинг обработал из баллончика антисобакином, отбивающим у псов нюх, но, как они поведут себя, надо было посмотреть.

Действительно, при приближении к его тропе собака немного забеспокоилась и растерянно метнулась из стороны в сторону. Ее поведение насторожило проводника, но пес через несколько шагов дернул головой, отфыркиваясь, неуверенно оглянулся по сторонам и пошел дальше рядом с успокоившимся хозяином. Пронесло.

Теперь надо планировать дальнейшие действия. Самое реальное – попробовать достать разводящего. Рядовой охранник вряд ли что-то знает, а этот парень может быть в курсе произошедшего. Такую фигуру, как Франц Таузар, трогать пока не стоит. Надо начинать с небольшого и доступного.

Смена часовых закончилась. Вокруг царили спокойствие и тишина, нарушаемые только трелями цикад. Не было слышно даже музыки, доносившейся раньше из дома. Вадим решил перебраться ближе к флигелю. Такая возможность была. Надо было только вернуться назад, сделать круг через поле для гольфа за конюшней и приблизиться к караульному помещению с тыла. Лишь бы не помешали собаки, которых после смены опять заперли в вольер. Викинг так и не мог понять, когда же доберманов выпускают на вольную охоту. В информации утверждалось, что собаки ночью охраняют поместье на свободе, но пока это не подтверждалось. Ладно, не стоит забивать себе голову.

Он осторожно спустился с лестницы и, распластавшись по земле, пополз назад к забору. Затем встал и, пригнувшись, пробежал метров сто по тропинке, натоптанной патрульными. Теперь флигель находился почти на одной линии с особняком, закрывая справа его фасад, и только часовые, охраняющие левое крыло, могли его заметить.

Викинг прополз вперед по мягкой траве, покрывающей площадку для гольфа, и остановился на линии, разделяющей видимый и невидимый охранниками участки территории. Часовой на крыше сидел не двигаясь. В прибор ночного видения был хорошо различим его профиль. Он сейчас наблюдал за въездными воротами. Чтобы обнаружить передвижение Викинга, парню было достаточно повернуть голову всего лишь градусов на тридцать. Охранник внизу прогуливался вдоль колоннады, двигаясь то в одну, то в другую сторону. Надо было рисковать.

Вадим напружинил тело и, дождавшись, когда нижний охранник повернулся к нему спиной, сделал стремительный бросок из положения «старт лежа». Секунды бега словно растянулись. Он практически решал уравнение с двумя охранниками и совершенно непредсказуемым результатом. Контролировать два объекта на бегу, просчитывая при этом свои действия, было под силу только компьютеру и ему, ставшему сейчас машиной. Уже на последних метрах дистанции Викинг обнаружил, что часовой на крыше начинает поворачивать голову в его сторону. Сделав невероятный рывок, он смог выиграть мгновение, оказавшись вне поля видимости охраны под прикрытием стен флигеля.

Правда, само понятие «прикрытие» было в его положении понятием относительным. В любую минуту его могли обнаружить, стоило лишь кому-то выйти за дверь. К тому же собаки, почуяв чужого, начали беспокоиться в вольере за углом флигеля. Викинг осмотрелся и понял, что он сам себя практически загнал в ловушку. С двух сторон флигель был освещен и просматривался. С третьей стороны находились собаки. В его распоряжении были метров семь вдоль стены и примерно четыре вверх до конька крыши. Маловато будет!

Вадим тоскливо вздохнул и глянул на густо усыпанное звездами небо. Его взгляд упал на карниз и выступающую из него сантиметров на тридцать балку. Он смерил взглядом расстояние до нее, подпрыгнул и зацепился кончиками пальцев за дерево. Рывком перехватил руки надежнее и подтянулся. Затем он отпустил пальцы и мягко приземлился. Укрытие, конечно, никчемное, но лучше иметь такое, чем никакого.

Доберманы, чувствуя чужака и шорохи, производимые им, все больше и больше нервничали. Викинг набрал горсть мелкого гравия и, заглянув за угол, бросил камешки на сетчатую крышу вольера. Собаки остервенело взлаяли и стали кидаться на стенки клетки. Вадим уже отработанными движениями взлетел на балку и прижался к стене. Послышался звук открываемой двери и встревоженные голоса. Из-за угла выскочили две фигуры с автоматами, вглядывающиеся в темноту. С другой стороны показались голова и ствол еще одного. Не заметив вокруг ничего подозрительного, они расслабились.

Доберманы начали затихать. От вольера слышалась ругань.

Толстяк разводящий показался из-за угла флигеля. Охранники доложили, что обстановка спокойная, и он приказал им идти отдыхать. Было слышно, как остальные караульные тоже заходят в дом. Со стороны особняка послышался оклик стоящего там часового. Толстяк вышел на свет и крикнул в ответ, что все нормально и можно дальше нести службу. Потом он опять зашел в темноту, остановился чуть левее высотного укрытия Викинга и принял классическую мужскую позу, расстегивая гульфик. Правда, приступить к самому действу страдалец так и не успел.

Викинг прыгнул вниз. Его ноги еще не коснулись земли, как правая рука нанесла легкий парализующий удар в основание черепа, а следом подсечка под колено уложила толстяка на землю. Викинг вытащил нож, несильно прижал к сонной артерии поверженного и похлопал его по пухлым щекам. Лежащий открыл глаза и увидел над собой склонившуюся темную фигуру. Он в ужасе попытался закричать, но жесткая ладонь закрыла его рот.

Одновременно лезвие на шее усилило нажим и, больно царапая кожу, съехало чуть ниже на впадину около ключицы. Рука, сжимающая челюсти толстяка, ослабла и спокойный голос негромко спросил:

– Тебя как зовут?

– Cе… Се… бастьян, – испуганно пролепетал разводящий.

– Слушай меня внимательно, Себастьян. Очень внимательно… Если хочешь остаться живым, сделаешь то, что я тебе скажу. Ты меня понял?

– П… Понял.

– Сейчас мы с тобой отойдем в сторонку. Я тебе задам несколько несложных вопросов. Если ты не будешь делать глупостей и станешь честно отвечать, останешься целым и невредимым. А вздумаешь хулиганить, тогда уж извини…

– Да, да. Мне все ясно, – пролепетал Себастьян, и перед ним неожиданно открылись три истины. Первая: то, что его похитил не дьявол, восставший из преисподней. И это – положительно. Второе: шутить с ним не собираются. А вот это – отрицательно. А в-третьих, он почувствовал, что обмочил штаны. И это было очень неприятно.

Викинг рывком поднял с земли и поставил на ватные ноги тяжелую тушу.

– Уходим в сторону площадки для гольфа. Если кто окликнет, скажешь, что идем осматривать территорию. Все понял?

Себастьян энергично замотал головой в знак согласия. Викинг подтолкнул его в спину, и они не спеша зашагали в темноту. Лезвие ножа, приставленное к спине, часовые рассмотреть не могли, как и узнать в темной фигуре, спокойно идущей рядом с начальником, незнакомого человека. Отойдя на безопасное расстояние, когда мрак скрыл их от чужих глаз, Вадим ускорил движение и буквально потащил за собой Себастьяна.

Он шел наугад, помня, что на плане в направлении берега должна быть беседка. В это время со стороны ворот донесся протяжный сигнал автомобиля. Викинг остановился, крепко придерживая за локоть спутника, и оглянулся. По дорожке к особняку двигался длинный темный автомобиль, судя по очертаниям, «Линкольн».

– Это чья машина? – спросил Вадим у дрожащего Себастьяна. Тот прищурил глаза, вглядываясь в силуэт машины.

– Хозяин приехал или его дочка. Одна машина пришла около одиннадцати, но я не видел, кто на ней прибыл.

Вадиму это было неинтересно, они двинулись дальше и почти уткнулись в мраморный постамент обвитой виноградными лозами беседки. Вадим решил прокачивать клиента решительно, работая на испуг. Он резко нажал на плечи, усадил толстяка на деревянную скамью и накинул на шею тонкий шелковый шнурок, конец которого примотал к спинке.

Направив острый луч фонаря в глаза Себастьяна, Викинг страшным шепотом произнес:

– А вот теперь начинаем беседовать. Одно лживое слово – и ты покойник…

И без того испуганное лицо толстяка покрылось крупными каплями пота. Было видно, что клиент на грани потери сознания. Глаза Себастьяна начали закатываться, но Викинг врезал ему хорошую затрещину, и взгляд страдальца опять приобрел осмысленное выражение.

– Где находится похищенная утром женщина?

– Какая женщина? Я ничего не знаю.

– Знаешь! Но ты хочешь меня обмануть? Запомни, амиго, я предупреждаю только один раз… – понизил голос Викинг и потуже подтянул удавку на шее Себастьяна.

Тот всхлипнул и затрясся еще сильнее.

– Я не обманываю. И я не могу понять, о чем идет речь. О какой женщине, о каком похищении вы меня спрашиваете?

Похоже было, что Себастьян действительно ничего не знал об утреннем налете. Хорошо, надо пробовать с другого края.

– Темно-синий «Мустанг» принадлежит вашей охране? Кто на нем ездит?

– В нашей службе безопасности есть спецгруппа, которая подчиняется непосредственно сеньору Таузару. Мы занимаемся только охраной поместья и с ними никак не связаны. Их задачи нам неизвестны. Только в случае нападения мы передаем сигнал тревоги, чтобы они пришли нам на помощь.

– Хорошо. Будем считать, что я тебе поверил. И, чтобы окончательно убедиться в твоей искренности, задаю еще один, может быть, последний вопрос. Где находились эти люди этим утром?

– Я не знаю, где они были, но очень рано, около шести часов группа загрузилась в два джипа и выехала с асиенды. В три часа одна машина возвратилась назад. Больше я ничего сказать не могу.

Кажется, Себастьян говорил правду. Информации, конечно, кот наплакал, но картинка становится более понятной. Появились конкретные наметки дела и исполнители – по крайней мере, это можно было предположить. Викинг заклеил Себастьяну рот скотчем и спутал руки и ноги мальтийским узлом, особенность которого в том, что чем энергичнее связанный пытается освободиться, тем сильнее веревки врезаются ему в тело. Для дела толстяк был уже не нужен, а к утру его должны найти и освободить.

Викинг взглянул на часы. Без четверти час. Следующая смена будет через час пятнадцать минут. К этому моменту хватятся Себастьяна и начнется суматоха. Времени немного, а конкретного плана как не было, так и нет, только хождение кругами вокруг пирога.

Неожиданно со стороны особняка послышались громкие крики. Вадим насторожился: неужели заметили отсутствие его пленника? Он поднес к глазам бинокуляр. Нет, шум и крики раздавались из самого дома.




Глава 6. Бухта Лорес


Викинг навел оптику на особняк. В окнах первого этажа мелькали фигуры. Судя по накалу страстей и крикам, скандал разгорался нешуточный. Рядом громко сопел связанный пленник. Вадим, поднатужившись, приподнял тяжелую тушу и на всякий случай, чтобы его быстро не обнаружили, перетащил в кусты за беседкой. После этого выдвинулся поближе к дому.

Затаившись на линии раздела света и тьмы, Викинг направил бинокуляр на окна. Теперь он совершенно отчетливо видел лица трех человек: Франца Таузара, высокого пожилого сухощавого мужчины и темноволосой девушки. В материалах Руэнтоса были фотографии, и Викинг без труда узнал в этих людях Эрнандо Арриана и его дочь Христу.

Семейная ссора была в разгаре. Часовые также отвлеклись на крики и не вели наблюдение за территорией. Можно было подобраться поближе, однако смысла в этом Викинг не видел, так так никакой мало-мальски разумной идеи дальнейших действий у него не было.

Внезапно шум усилился, и скандал выкатился из дома наружу.

Звонкие крики девушки мешались с глухими, раздраженными голосами мужчин. Подол ее длинного платья мелькал среди колонн центрального входа. Неожиданно она сбежала по ступенькам и понеслась по направлению к конюшне. Арриан что-то зло прокричал ей вслед и отправился в дом. Франц Таузар неспешно спустился по лестнице и двинулся за девушкой. Она, подбежав к конюшне, резко рванула створки и скрылась внутри. Через короткое время девица вырвалась из ворот верхом на неоседланном коне, едва не стоптав подошедшего Франца, и поскакала к воротам поместья.

Таузар достал из кармана продолговатую трубку с антенной и начал говорить в нее. Из будки около ворот выскочил человек. Всадница, подскакав, резко осадила коня и стала кричать на него. Тот только разводил руками и показывал в сторону особняка. Ворота оставались закрытыми. Девушка круто развернулась, пришпорила коня и понеслась галопом вдоль ограды к побережью и скоро скрылась в темноте. Таузар опять поднял к губам «уоки-токи» и что-то прокричал в нее.

Из флигеля начали вываливаться сонные охранники. Таузар отдал приказание, и люди, разбившись по двое, охватывая цепью территорию поместья, направились следом за всадницей. Для Викинга ситуация осложнялась. На всякий случай стоило убраться подальше от ненужной ему суеты. За полем для гольфа простирался обширный сад, и он перебежками переместился туда и залег за крайними деревьями в кустах, пахнущих чем-то очень терпким.

Это укрытие позволяло ему наблюдать за разбредающимися и пляшущими лучами фонарей. Время уходило, и дополнительные трудности, связанные с суматохой в семействе Аррианов, настроения не поднимали. Появилось желание подобраться к Таузару для более близкого знакомства, однако реальной возможности не представлялось. Он с галереи особняка руководил поисками и был постоянно на виду. Оставалось только ждать и надеяться.

Из глубины сада послышался быстро приближающийся топот копыт, затем неожиданно – треск ломаемых ветвей, женский вскрик и шум от падения тела. Викинг надвинул на глаза окуляры прибора ночного видения и двинулся на эти звуки. Рыщущих фонарей поблизости не было – они маячили далеко в темноте в направлении побережья. Осторожно петляя между деревьями, метров через семьдесят в густых зарослях низкого кустарника он вышел на лошадь, которая лежала, дергая конечностями, и пыталась встать. Ей это не удавалось.

Видимо, она попала в слепой ночной скачке в оросительную канаву, проходившую перед кустарником, и сломала ногу. Поодаль, на траве, лежало распростертое и неподвижное женское тело.

Викинг еще раз оглянулся и, убедившись, что групп розыска поблизости нет, приблизился к лежащей. Попробовал пульс – он бился ровно, хотя и немного учащенно. Следовательно, девица была скорее жива, чем мертва. Ощупал руки и ноги. Явных повреждений не обнаруживалось. Нашатыря с собой Викинг не имел, поэтому применил старый и надежный способ: сначала легко, а потом посильнее похлопал девушку по щекам.

Раздался стон, и девица начала медленно открывать глаза. Приподнявшись на локте, она застонала от боли. Наверное, ушиблась при падении. Потом все же села и сразу начала отряхивать платье. Викингу это понравилось. Если женщина начинает заботиться о своем внешнем виде, тем более в темноте, когда ее никто не видит, то со здоровьем у нее особых проблем нет.

Первые вопросы девушки были вполне ожидаемы.

– Где я? Что со мной случилось?

– Сеньорина Христа, вы находитесь на нашей бренной земле, сидите на траве в своем саду. На небеса, думаю, вам пока еще отбывать рано. Вы несколько минут назад упали с лошади. Правда, этому еще предшествовала ссора с вашим отцом.

Судя по тому, что возражений по поводу названного имени не последовало, данная девица действительно являлась дочкой Эрнандо Арриана. А раз это так, следовало попытаться найти с девушкой контакт. Следующий вопрос звучал не менее банально, чем предыдущие, и заслуживал такого же банального ответа:

– Кто вы такой?

– Надеюсь, что друг. Пытаюсь оказать вам посильную помощь.

– Что вы делаете ночью в нашем поместье?

– Давайте будем считать, что я просто прохожий. Шел мимо, смотрю, с прелестной девушкой приключилась беда. Вот и решил оказать сеньорине посильную помощь. А если серьезно, не волнуйтесь, я не вор и не налетчик. Просто мне остро необходимо получить некоторую информацию, ради которой я и проник в поместье. Если же вам не нравится мое присутствие, я могу проводить вас к отцу или сеньору Таузару.

Последнее предложение он сделал с провокационной целью – посмотреть на реакцию девушки и уже в зависимости от этого строить дальнейший разговор. Результат превзошел ожидания. Христа Арриан разразилась длинной тирадой, причем в ней присутствовали слова, которые юной девушке из приличной семьи не только произносить, но и вообще знать являлось верхом неприличия.

Щеки Викинга пунцовой краской не покрылись, да, собственно, в темноте это все равно было бы незаметно, а вот как вести себя с ней, он уже начал просчитывать. Едва гневная речь Христы закончилась, с его стороны последовало предложение вполне воспитанного кавалера:

– Что я могу для вас сделать? Можете всецело рассчитывать на мою помощь.

– Я не знаю, кто вы такой, чтобы положиться на вас. Более того, мне в темноте даже не видно вашего лица, – сказала девушка, но голос ее не звучал чересчур испуганно или раздраженно. – Странное присутствие ночью на асиенде наводит на мысли о не совсем добрых намерениях. Как я могу рассчитывать на вашу помощь, не зная, кто вы такой? Объясните наконец, что вы здесь делаете?

В последних словах девушки зазвучали капризные нотки. Времени на раздумывание не было, и Викинг решил пойти в открытую. Вернее – почти в открытую. Христа сейчас являлась единственным доступным источником получения информации о Надежде Алексеевне, поэтому приходилось рисковать.

– Хорошо, я скажу всю правду. Вчера была похищена женщина. По некоторым данным, в этом участвовали люди вашего отца. Я пытаюсь отыскать ее, поэтому и нахожусь здесь. Не могу утверждать, что в этой гнусной истории замешан ваш родитель. Нет никаких фактов, подтверждающих, что она находится на асиенде. Однако других версий и предположений у меня также нет. Есть только одно – желание найти и освободить похищенную. Дальше можете сами оценивать, порядочный я человек или нет, можно мне доверять или нельзя. Большего я сказать не могу. Теперь слово за вами, – выпалил Викинг и замер в ожидании ответа.

На это признание можно было ожидать любой реакции, однако действия его визави ошеломили Вадима. Девушка неожиданно резко кинулась ему на шею, так, что Викинг с трудом сдержался от проведения контрприема, охватила руками и начала рыдать.

– Вы такой же несчастный человек, как и я. Вас разлучили с любимой, как и меня с моим женихом Хервасио. Жестокий отец ненавидит его! Сегодня иссякла последняя капля моего терпения. Мой драгоценный папа пытался настоять на том, чтобы я вышла замуж за эту белобрысую жабу Франца Таузара. Пусть лучше гиены разорвут мое тело, чем оно достанется этому ублюдку. Меня мало волнует, что у него богатые родители и он имеет общие дела с моим отцом. Я не товар! Если это выгодно отцу, пускай сам выходит за него замуж. Молю вас, спасите меня!

Такого оборота событий Викинг не ожидал. Он едва не засмеялся, представив лицо Надежды Алексеевны, услышавшей столь романтическую версию их отношений, но сдержался, чтобы не спугнуть собеседницу. Наоборот, мгновенно сориентировавшись, Викинг принял предложенный мыльно-оперный тон разговора и начал мягко прокачивать девушку:

– Я готов оказать любую помощь такому же несчастному созданию, но молю ответить: знаете ли вы что-нибудь о похищенной женщине?

Христа прекратила горько всхлипывать и задумалась. Потом уверенно ответила:

– Нет, я ничего не слышала об этом.

– А о русской делегации вы что-нибудь знаете? Дело в том, что эта дама тоже русская, – спросил Викинг, уже не надеясь услышать что-то полезное для себя, однако ответ его очень заинтересовал.

– Отец вчера разговаривал по телефону, хотя нет – по рации, и спрашивал, как разместили гостей. Радиосвязь у нас только с плантациями и яхтой. На плантациях им, думаю, делать нечего, а вот яхта – другое дело, гости довольно часто отдыхают на побережье. Ее постоянная стоянка находится в бухте Лорес, в двенадцати километрах севернее. Это уединенное, хотя и очень красивое место, и если вашу любимую действительно похитили наши люди, то ее нужно искать в бухте. Кстати, Таузар вчера после обеда вернулся именно оттуда, – сообщила Христа.

– На чем он приехал из бухты Лорес? – спросил Викинг.

– Кажется, на джипе, – с сомнением сказала девушка, но тут же ее голос зазвучал уверенно: – Да, точно, он приехал на «Ландкрузере». И с ним было еще двое из охраны.

Информация была очень полезной. Сомнения, конечно, оставались, но зыбкая версия о русском следе все больше и больше, хотя и на основе косвенных фактов, находила свое право на существование. По словам толстого Себастьяна, люди Таузара на двух джипах рано утром убыли в неизвестном направлении и именно неизвестные на двух джипах совершили нападение на машину, в которой ехала Надежда Алексеевна. Франц Таузар на одном джипе вернулся из бухты Лорес, где разместили русских гостей, у которых были счеты с принципиальным следователем Генпрокуратуры. Если догадки верны, то Надежда Алексеевна должна находиться там, в бухте Лорес.

«Ну что же, тогда пора выбираться из не очень гостеприимной асиенды Арриана и вытаскивать с собой девицу, – принял решение Викинг. – Услуга за услугу. Слово благородного идальго надо держать».

– Спасибо, Христа! Вы мне очень помогли. Я человек чести. Вы оказали неоценимую услугу, и теперь настала моя очередь помочь вам. Отсюда мы выберемся. Меня интересует вопрос, есть ли у вас на примете место, где можно укрыться? И второе: что хотите предпринять дальше? – спросил он у девушки.

– Я затрудняюсь с ответом, – задумалась Христа. – У меня нет никаких вариантов. В первую очередь необходимо сообщить о случившемся Хервасио, чтобы он забрал меня. Такая возможность существует, однако на передачу этого сообщения потребуется не менее суток. Где все это время скрываться, я ума не приложу. Я рассчитываю только на вас. Помогите мне, и добро отплатится добром.

Выход на Хервасио, как вариант поисков, интересовал Викинга, и такой расклад его вполне устраивал. Ведь может случиться, что след ложный и Надежды Алексеевны в бухте Лорес нет. Тогда помощь в соединении влюбленных сердец даст реальный шанс выйти на источник информации, к которому подобраться очень проблематично. Решение могло быть только одно: спасать несчастную девицу из лап разъяренного отца и несостоявшегося жениха Таузара. Придется потаскать ее с собой, но овчинка стоит выделки. И надо было торопиться, так как лучи фонарей уже начинали активно шарить по саду, приближаясь все ближе и ближе.

– Хорошо, сеньорина Христа, я вас вытащу отсюда. Мои условия: вы должны подчиняться любому моему приказу, держать крепко рот на замке, ни во что не вмешиваться и ничему не удивляться. Если согласны, то приступаем к работе.

Христа, не задумываясь, ответила:

– Я согласна!

Викинг нагнулся и ощупал туфли Христы. От неожиданности девушка испуганно дернулась, но он цыкнул на нее:

– Я проверял, есть каблуки на вашей обуви или нет. Слава богу, что нет, отламывать не придется. А вот платье придется испортить. С таким шлейфом далеко не убежишь. Сейчас приведу его в порядок. Стойте спокойно, не пугайтесь.

Он помог ей подняться, вытащил золлингеновский нож и отрезал по кругу подол, превратив макси в мини. Христа перенесла экзекуцию стойко, не издав ни единого звука. Викинг взял девушку за руку и повел за собой, осторожно пробираясь в зарослях сада. Остановившись около крайних, выходящих на поле для гольфа, деревьев, он усадил ее на траву.

– Оставайтесь здесь. Я очень скоро вернусь. Мне необходимо отвлечь охранников. Не сходите с места, что бы ни произошло. Вам все понятно?

Лавируя между деревьями, Викинг бесшумно рванул через сад. Сразу за ним была граница территории поместья, а значит, и ограда. План был простой – с помощью сигнализации переключить внимание охраны на этот участок и выбраться в другом месте. Поэтому он, не обращая внимания на трель электромагнитного индикатора на груди, сигнализирующего о контакте со светодиодным датчиком, добрался до забора и зигзагом побежал вдоль него. Услышав характерный звук сработавшей сигнальной мины, немедленно бросился обратно, оставив позади себя свист и разноцветные сполохи огней.

Услышав звук его шагов, Христа вскочила на ноги. Он, успокаивая, положил ей руку на плечо и огляделся. Со всех сторон к месту сработавшей сигнализации начали стягиваться дрожащие на бегу лучи фонарей. Теперь перед ними стояла задача незаметно пересечь открытую территорию и подготовить уже реальный коридор для выхода из поместья. Викинг подхватил девушку за локоть и повлек за собой. Внимание охраны было отвлечено его предыдущими действиями, поэтому их марш-бросок остался незамеченным.

Место для бегства Викинг выбрал не там, где сам проникал в поместье, а как можно ближе к въездным воротам. Они остановились на границе тьмы и света, падающего от фонарей, освещающих дорогу к особняку. Викинг спрятал девушку в невысоком кустарнике. Она тяжело дышала, и, как можно было догадаться, больше от переживаний, чем от бега. Он задумал двухходовую операцию, которая должна была еще более запутать преследователей.

Переодолев без осложнений охранные датчики и ограду, Викинг засек по часам время и пустился бегом к спрятанному «Доджу». Водитель был на месте. Инструктаж его много времени не занял. Проделав обратный путь, Викинг опустился на землю рядом с девушкой. Она сидела тихо и не задавала никаких вопросов. Издалека послышался шум работающего двигателя. Викинг тронул Христу за локоть:

– Нам пора. Иди за мной, не отставай.

Не обращая внимания на датчики, он повел девушку к ограде. Сигнальной мины им под ноги не попалось, но светодиодный или натяжной индикатор наверняка засек их движение и выдал сигнал на центральный пульт охраны. Этого было вполне достаточно. Подсадив Христу, сам Викинг легко перемахнул забор и помог ей спуститься. В это же время на дороге показался «Додж» со всеми включенными световыми приборами. Водитель четко выполнял поставленную задачу.

Остановившись около лесополосы, он дал протяжный сигнал. Христа вопросительно посмотрела на своего спутника, но тот отрицательно покачал головой. Громко хлопнули закрываемые дверки, и машина, круто развернувшись на месте, рванула по шоссе в сторону города.

– Имитация бегства дочери из родительского дома удалась. Теперь и нам пора двигаться, – констатировал Викинг и повлек за собой Христу по лесополосе в сторону побережья.

Сделав несколько шагов, он остановился. К месту сработавшей сигнализации бежали охранники. Самое неприятное было то, что слышался лай собак, про которых Викинг забыл. Зверушки могли свести на нет организованный им спектакль.

Он достал уже испытанный баллончик с антисобакином и быстро обработал следы. Затем вынул из бокового кармана плоскую коробку, нажал две кнопки на передней панели и перебросил ее через забор. Злобный лай приближающихся доберманов вдруг сменился громким визгом – ультразвуковой излучатель сделал свое дело. Не воспринимаемые человеческим ухом волны оглушили собак. Теперь, пока не найдут и не выключат прибор, след они взять не смогут. Конечно, жаль братьев наших меньших, но своя шкура дороже.

Викинг потащил за собой спотыкающуюся о коряги и корни девушку. Помочь ей он ничем не мог – прибор ночного видения был один, и уступить его даме было бы вежливо, однако неразумно. Скоро заросли начали редеть, под ногами запел песок и на них повеяло прохладой. Шум накатывающихся на берег волн остановил бег. Викинг посмотрел на часы. До рассвета оставалось не более часа. Катер Домингоса ждал его в условленном месте примерно в трех километрах отсюда. Христа шумно дышала рядом, приходя в себя от бега по пересеченной местности. Он задал ей вопрос, который недавно начал его мучить:

– Сеньорита, а вы плавать умеете?

Оптимистичный ответ девушки в восторг его не привел.

– Да, умею, если недалеко.

– А если далеко?

– Тогда утону.

Это называлось «приплыли». Для него расстояние до катера вплавь не вызывало никаких затруднений, а по-другому туда добраться было невозможно. Побережье перегорожено заборами асиенд и, без всякого сомнения, охранялось. Да и собачки могли скоро оклематься от глушилки. Викинг сел на песок рядом с Христой.

– Что делать-то будем? Нас ждет катер, а туда нужно долго плыть, – с тоской в голосе спросил он.

Ответ сеньориты неожиданно его порадовал. Девица довольно скоро вжилась в ситуацию и криминализировалась прямо на глазах.

– Надо украсть лодку, – деловито сказала Христа.

– А где же она есть, чтобы ее украсть? – уныло вопросил Викинг.

Христа показала рукой на тусклый фонарь, горевший метрах в трехстах от них.

– У нас на пляже есть эллинг. Там находятся прогулочные шлюпки. Ночью станцию охраняют два человека, и если их вырубить, то можно добыть лодку.

– Вырубать будете вы, сеньорита? – насмешливо хмыкнул Викинг.

– Нет, я не умею, – застенчиво сообщила девица.

– Значит, вы любезно предоставляете это мне? Благодарю за доверие!

Подобраться к лодочной станции можно было только со стороны океана, следовательно, водные процедуры были неизбежны. Викинг обреченно вздохнул, снял с себя и передал Христе огнестрельное оружие, все оптические приборы и пошагал навстречу прибою. Невысокие пологие волны радушно приняли его в свои объятия.

Он плыл в открытый океан. Темное небо с редкими вкраплениями звезд, проглядывающими сквозь облака, сливались с густым и теплым мраком воды. Движение в этой субстанции успокаивало и убаюкивало. Хотелось плыть не останавливаясь, долго, никуда не спешить, пока все неприятности и суета не останутся далеко позади, как удаляющийся шум прибоя за спиной. По ноге что-то мягко скользнуло, и Викинг мгновенно пришел в себя. Грезы закончились так же быстро, как и появились в сознании.

Повернув к берегу, он взял курс на фонарь, одиноко горящий над лодочной станцией. Волна вынесла его на мелководье. Отсюда можно было рассмотреть эстакаду с роликами для спуска лодок, поднимающуюся к эллингу. Викинг по воде подобрался к металлическим опорам и осторожно вылез на песок. От строения тонко тянуло табачным дымом. Присмотревшись внимательнее, рядом с открытым окном на галерее, проходящей вдоль фронтона станции, он разглядел красный огонек сигареты и темную фигуру человека, сидящего в кресле. Викинг пополз вдоль эстакады между стоек и добрался до деревянных свай, на которых стоял эллинг.

Протиснувшись в крестовину крепления, он неслышно, под настилом галереи, добрался до угла здания. Встав на колени, Викинг осторожно выглянул из-за столбика перил. На фоне горящего фонаря был хорошо различим силуэт сидящего в кресле охранника. Справа от него, около стены, стояло оружие – карабин, а может, и автомат. Внезапно из окна послышалась негромкая речь. Викинг насторожился. Человек потянулся к подоконнику, достал с него трубку с антенной и доложил:

– Двенадцатый на связи… Все в порядке. Никаких происшествий.

После доклада он положил трубку на место и, разводя руки в стороны, потянулся. Викинг, выбирая позицию для броска, подвинулся чуть вправо и коленом случайно задел какой-то цилиндрический предмет – бочку или бидон. Раздался глухой металлический звук. Охранник среагировал на удивление быстро, рванув стоящее у стены оружие, разворачивая его в сторону шума.

У Викинга выбора не было. Он выхватил из кассеты нож и метнул его. Перелетая через перила галереи, определил, что лезвие вошло точно в горло противника. Автомат выпал из рук охранника и грохнулся о дощатый настил.

Из открытого окна послышался встревоженный голос напарника и показалась лохматая голова. Викинг был уже рядом и резким ударом «копытом лошади» в лоб успокоил бдительного стража. Застыв на месте, он прислушался. Никаких звуков, кроме шороха прибоя и невнятно бормочущей радиостанции, слышно не было. Судя по тишине, Христа оказалась права и охранников было всего двое.

Викинг открыл широкую дверь эллинга и заглянул внутрь. Около самого входа на каркасе стояла легкая прогулочная шлюпка. Схватив со стоящего рядом стеллажа весла, он бросил их в лодку и легко поволок ее по резиновым роликам эстакады к воде.

Христа, услышав скрип уключин, зашла по колено в воду и стояла, прижав к груди оставленное им снаряжение. Приняв на борт девушку, Викинг погнал шлюпку мощными ровными гребками к месту стоянки катера. Рядом, на скамейке, негромко курлыкала радиотрубка, которую он на всякий случай прихватил с собой. Прислушавшись к ее бормотанию, Викинг разобрал, что уже несколько раз доносился довольно настойчивый призыв Первого к Двенадцатому. Он вспомнил, что охранник, докладывая об обстановке на лодочной станции, называл именно этот позывной. Бросив грести, Викинг взял аппарат в руки и нажал тангенту:

– Двенадцатый слушает!

Голос в эфире разразился громкими ругательствами:

– Почему, ублюдки, не отвечаете по первому запросу?

– Отошел в сторону по нужде, сеньор, – доложился Викинг.

– В следующий раз, койот облезлый, расскажу о твоем уходе сеньору Таузару, и тогда у тебя долго не будет никакой и ни в чем нужды. Как у вас обстановка?

– Все тихо. А как у вас?

Голос в трубке, казалось, задохнулся от гнева:

– Какое твое собачье дело до нашей обстановки, придурок! Он еще и вопросы задает!

Разговор закончился. Викинг отвел руку в сторону и разжал пальцы. Трубка упала в воду и пошла на дно. Эта беседа дала им еще некоторое время форы. Он снова взялся за весла. Горизонт уже начинал светлеть, и нужно было спешить. К месту встречи подплыли, когда берег начал уже довольно четко просматриваться с воды. Викинг из шлюпки внимательно оглядывал прибрежные скалы. Внезапно где-то рядом заработал двигатель и показался приземистый корпус катера.

На небольшом ходу судно направилось к ним. На корме невозмутимо сидел человек Домингоса, которого Викинг за прическу, состоящую из множества косичек, прозвал про себя Вуду. Катер остановился. Первой перебралась на него Христа, до сих пор прижимающая к себе снаряжение, которое Викинг оставил ей перед заплывом на лодочную станцию. Он вынул весло из уключины, поднял вертикально и с силой опустил на пластиковое днище шлюпки. Из проломленного отверстия обильно хлынула вода. Викинг перепрыгнул на катер и оттолкнул тонущую лодку ногой.

Вуду в знак приветствия поднял вверх руку. Вадим ответил ему тем же и спросил:

– Ты знаешь, где находится бухта Лорес? – и, получив утвердительный ответ, бросил кормчему: – Вот туда мы и отправимся. Вперед!

Двигатель громко взревел, и катер, сделав резкий вираж, понесся, разбрасывая в стороны буруны, вдоль побережья. Викинг с Христой спустились в каюту. Девушка при свете наступившего утра с интересом разглядывала незнакомую камуфлированную физиономию. Он также отметил, что, несмотря на изматывающие ночные приключения, разводы естественной грязи и остатков макияжа, личико сеньорины выглядело очень даже привлекательно. Однако времени на любование друг другом не было. Викингу был необходим хотя бы схематичный план бухты и подходов к ней. Он пошарил по рундукам и шкафчикам каюты, нашел лист бумаги, карандаш и положил на столик перед Христой.

Викинг лежал на теплом камне. С вершины скалы бухта Лорес отлично просматривалась. Она представляла собой залив, обрамленный с двух сторон обрывистыми берегами. Выход в открытый океан был относительно узким, что делало бухту прекрасной стоянкой для судов, защищенной от любого шторма. С четвертой стороны к воде плавно спускался песчаный берег. Около длинного причала, выходящего в залив, стояла белоснежная двухпалубная океанская красавица яхта. Сверху, петляя между каменных осыпей, спускалась асфальтированная дорога, которая обрывалась возле небольшого, по местным понятиям, двухэтажного особняка с башенками в мавританском стиле, построенного из известняка палевого цвета.

Особое внимание Викинга привлекли два автомобиля. Уже знакомый темно-синий «Мустанг» и джип, стоящие под пальмами рядом с высокой ажурной вышкой. На ее площадке, около пулемета на треноге, маячил часовой. Второй не спеша прогуливался по причалу рядом с трапом яхты. Между ними было метров сто.

«Мустанг» и джип давали надежду, что морская прогулка в бухту была не совсем напрасной. Пока все приметы сходились. Если Надежду Алексеевну где и прятали, то несомненно здесь. Огорчало одно: вся местность была открыта и прекрасно просматривалась. Викинг был профессионалом, но далеко не волшебником. Без поддержки работать тут было невозможно.

Солнце, поднявшееся невысоко над горизонтом, пробивалось сквозь разрывы редких облаков и пригревало спину. Было около четырех часов утра, поэтому в доме и на яхте царили тишина и сон.

Внезапно дверь в торце дома на первом этаже открылась, и из нее вышел крупный мужчина. Он перекинулся несколькими словами с часовым на вышке, махнул рукой в направлении города и направился к машинам. Открыв дверку джипа, он сел, завел двигатель, потом снова вылез и закурил, стоя около автомобиля. Похоже, этот человек собрался на выезд.

План в голове Викинга созрел мгновенно. Надо было успеть перехватить автомобиль. Дорога, поднимаясь вверх по склону, уходила влево и скрывалась за деревьями. Если он сможет вовремя добежать до поворота, то появлялась реальная возможность добыть «языка».

Викинг отполз от края скалы, поднялся на ноги и бросился бежать, перепрыгивая через расщелины и обломки камней. Метров через двести скала закончилась и появились редкие деревья. Лавируя между ними, после трехминутного кросса он остановился и залег на обочине дороги, успокаивая дыхание. Ждать пришлось недолго. Послышался шум двигателя, и показался «Лендровер», сбросивший на повороте скорость. Викинг достал из подсумка на левом предплечье заостренный с двух сторон двадцатисантиметровый штырь-иглу и, когда машина уже прошла мимо него, метнул его в заднее колесо. Диск провернулся, на ходу вталкивая в себя металлический стержень, грубо разрывая резину. Послышался хлопок лопнувшей шины. Машину резко потянуло на обочину, и она остановилась.

Водитель, крепкий мужчина, выскочил из кабины и, увидев случившееся, начал долго и подробно поминать многочисленных святых, яростно пиная при этом спустившее колесо. Потом, немного успокоившись, он открыл заднюю дверцу и полез в багажник за инструментом. Викинг не стал мешать работе. Только после того, как джип был готов к движению, он бесшумно вылетел на дорогу и в прыжке нанес стоящему к нему спиной мужчине удар ногой в поясницу. Тот припечатался всем телом к задней дверце джипа, но, на удивление, не потерял ориентацию, а резко повернулся и принял боевую стойку.

Парень оказался не из пугливых и имел понятие о рукопашном бое. Нанеся друг другу серию ударов, не достигших цели, они начали кружить по дороге. Противник обладал недюжинной силой, но двигался все же медленно. Его стиль можно было назвать «бычковым» – смесь бокса, карате и уличной драки.

Викинг сделал еще несколько попыток, работая на подсечки, и определил дальнейшую тактику боя. Проведя несколько болезненных, но не очень эффективных ударов, чтобы разозлить противника, он исполнил перед ним, открываясь, плавный «танец змеи». Парень клюнул на провокацию и кинулся в атаку на беззащитного с виду Викинга. Мощный кулак полетел в лицо, и если бы он не встретил пустоту на своем пути, то его оппоненту в лучшем случае до конца жизни нужно было забыть про зеркало.

Однако противник внезапно исчез, и незадачливый боец на мгновение потерял равновесие, которое уже так и не смог восстановить. Обжигающая боль в локтевом суставе повела его по кругу и, заставив сделать кувырок, уложила на асфальт. В следующий момент несильный удар в нервный узел на шее выключил его сознание. Очнувшись через несколько минут, он обнаружил, что руки и ноги его крепко связаны, а рот заклеен скотчем.

Последний раз Сержио попадал в нокаут в далекой юности, когда только начинал заниматься боксом. Это состояние было больше знакомо его соперникам по спорту и клиентам, с которыми сводила работа. Поэтому сейчас его терзала растерянность от беспомощности и ненависть к хлипкому, по его понятиям, победителю.

Неизвестный оттащил Сержио в сторону от дороги, где под деревьями уже стоял его джип. Незнакомое лицо, разрисованное гримом, склонилось над ним.

– Уважаемый! У меня очень мало времени. Мы с тобой должны быстро найти общий язык, и ты должен ответить на вопросы, которые меня интересуют. Если этого сразу не получится, то тебе будет не совсем комфортно.

Незнакомец взялся за край липкой ленты и сорвал ее со рта лежащего. К злости побежденного прибавилась боль от выдернутых волосков мужской гордости – его ухоженных усов. Сержио взвыл, закрутился на земле и в бессильной ярости плюнул в ненавистное лицо. Мучитель легко уклонился от плевка, хмыкнул и воодрузил скотч на прежнее место. В следующую секунду острая боль от вывихнутого из сустава мизинца левой руки пронзила тело парня. Он задергался и попытался связанными ногами достать противника. Эта попытка не только оказалась безуспешной, но и принесла новые мучения – теперь уже правая рука понесла точно такой же урон. Камуфлированное лицо вновь склонилось к нему.

– Ну что, уважаемый, будем беседовать или нет? Это только первый урок. Если он не пошел на пользу, сыграем на других пальчиках. Кончатся пальцы, возьмемся за более серьезные суставы. Ты, думаю, не последний император ацтеков Куаутемок, который хранил гордое молчание перед Кортесом. У того хоть цель была – спасти свою страну, а ты, со своим тупым упрямством, даже узнать не хочешь, о чем будет наш разговор. В принципе, если есть желание молчать, это твое право. Просто, думаю, жаль в расцвете лет становиться инвалидом. И свидетели моей прогулки в бухту также не очень желательны. Но, если найдем общий язык, последние слова забудутся и мы никогда не узнаем друг друга на улице. Последнее слово за тобой, амиго.

Парень посмотрел в холодные спокойные глаза незнакомца и понял, что все сказанное им – чистая правда. Злость сама собой прошла. Осталась только ноющая боль в вывихнутых пальцах и твердое убеждение, что проигрыш надо признавать.

Он уже более миролюбиво замычал и покивал головой. Голос незнакомца стал более мягким.

– Я так и думал, что ты разумный человек, – сообщил незнакомец, отрывая от губ и – о, святой Патрик! – от усов скотч. – И это радует! Тебя как зовут, герой?

– Сержио… Сержио Ганьерос.

– Подскажи мне, Сержио: где находится русская женщина, которую вы вчера похитили? И кто отдал приказ на эту акцию?

– Она сейчас в подвале дома в бухте. Работали мы по приказу нашего шефа сеньора Таузара. Он руководил этой операцией.

– Для чего она ему понадобилась?

– Я не знаю. Наше дело исполнять приказания. Могу сказать только, что когда мы ее доставили сюда, то сразу об этом доложили русским. Вероятно, это похищение было организовано по их просьбе.

– В каком состоянии она находится?

– В нормальном. Есть, конечно, ссадины и царапины, но в этом виновата она сама. При захвате сопротивлялась, как дикая кошка. Антонио чуть без глаз не остался, вся физиономия располосована ее ногтями.

– Русские приходили к ней в камеру?

– Да, вечером приходил один лысый. Правда, он на ногах едва держался. У них после обеда была прогулка в океан на яхте. Нагулялись так, что их привезли вповалку, как дохлых мулов.

– Хорошо. Теперь меня интересует следующий вопрос: сколько человек сейчас находится в доме и на яхте? Это касается и охраны, и обслуживающего персонала.

– Два человека на постах, пятеро охранников в доме. Яхту сторожат люди из ее команды. Их четыре человека, включая капитана. В доме еще есть повар и горничная. Больше никого нет.

– Куда ты направлялся?

– Позвонили с асиенды хозяина Арриана и приказали срочно прибыть. Там у них неприятности. Говорят, Хервасио опять устроил нападение на дядюшку. Только, мне кажется, он здесь ни при чем. И, помимо него, есть люди, которые могут нарушить спокойствие.

– Вижу, ты парень очень наблюдательный, – усмехнулся Викинг. – Подскажи, как можно незаметно подобраться к дому?

Сержио с удивлением посмотрел на Викинга и с сомнением покачал головой.

– Это невозможно. Вся бухта прекрасно просматривается с вышки и причала. Если у тебя есть взвод коммандос или ты умеешь летать, чтобы свалиться на часовых сверху, тогда будет какой-то шанс. Все наши люди прошли войну с Хервасио. При первом же шуме займут оборону и будут держаться до подхода сил с асиенды.

Викинг об этом догадывался и без него. Да, собственно, он и не рассчитывал получить дельный совет. Вопрос был задан чисто для проформы. Хотя кое-какие полезные слова для себя он услышал. Летать Викинг действительно не умел, а вот упасть сверху на часовых мог. План потихоньку начинал складываться. Не хватало только нескольких несложных предметов. В своем снаряжении он их просто не предусмотрел.

Пленника Викинг уже обыскал. Теперь на очереди был джип. Первая незапланированная, но очень полезная находка нашлась сразу. На сиденье лежал мобильник. Номер телефона Вуду на катере он запомнил, следовательно, связь с ним будет. Самую необходимую для себя вещь Викинг искал уже целенаправленно в багажнике. Буксирный трос нашелся, но его длина оставляла желать лучшего. Прикинув по памяти высоту скал в бухте, Викинг понял, что его длины не хватит. Полезными будут только карабины. Одна надежда на катер. Он набрал номер Вуду.

– Привет, мачо! Узнаешь?

– Ты что, уже обзавелся телефоном? – прозвучал удивленный голос Вуду в трубке.

– Нет. Просто встретил друга, он разрешил попользоваться своим аппаратом, – сообщил Викинг. – Как наша пассажирка?

– Спит, как младенец Иисус после рождения. У тебя как дела?

– Неплохо. Мне нужна помощь. Я видел на катере нейлоновый трос. Какой он длины?

– Примерно метров двадцать.

– Отлично. Забирай его и поднимайся на вершину скалы. Я тебя там буду ждать. Остальные подробности при встрече.

– Понял. Уже выхожу.

Карабины с буксирного конца были надежно закреплены на веревке. С пленника и Вуду пришлось снять брючные ремни, чтобы изготовить подобие парашютной люльки на грудь для крепления троса. Оружие проверено, к бою готово, политико-моральное состояние личного состава удовлетворительное, к скалолазанию готов. Снаряжение, конечно, дилетантское, но другого, увы, пока не предвидится.

Викинг посмотрел на часы. Пятнадцать минут шестого. Он еще раз проверил крепление веревки к валуну, достал телефон и набрал номер. Услышав в трубке голос Вуду, спросил о готовности и дал команду на начало операции. Длинноволосый помощник все больше нравился Викингу невозмутимостью и точным выполнением приказаний.

Вот и сейчас, точно по графику, из-за скал в проходе со стороны океана показался катер. На небольшой скорости он зашел в бухту и начал описывать дугу, не заплывая далеко.

Викинг глубоко вздохнул и начал спуск со скалы. Катер являлся отвлекающим фактором для часовых. Обжигая руки через полотняные перчатки – других в джипе не нашлось, он затормозил и повис в воздухе за спиной часового на вышке. Как и планировалось, тот наблюдал за странным судном, вторгшимся в бухту.

Викинг поднял «узи» в тот момент, когда охранник решил доложить по телефону о маневрах неизвестного катера. Поворачиваясь к аппарату, последнее, что он увидел, была фигура человека, парящего в воздухе в нескольких метрах от него. Глушитель автомата негромко кашлянул, и часовой упал на настил вышки.

Скользнув по веревке вниз, Викинг мягко приземлился на песок. Отстегнув карабин, он сбросил с себя сбрую и рванул к охраннику на причале. Расстояние в сто метров для хорошего стрелка не очень большая проблема, однако действовать приходилось наверняка, тем более что автомат лично им не был пристрелян. Любой шум, произведенный раненым охранником, мог привести к срыву акции.

Пробежав почти половину расстояния до причала, Викинг увидел, что часовой начал поворачиваться в его сторону. Бросившись на песок, он затаил рвущееся из груди дыхание, мгновенно застыл и после этого плавно и мягко нажал на спусковой крючок.

Очередной негромкий хлопок «узи» подогнул ноги часового.

Не удержавшись на причале, он перевалился через невысокое ограждение и упал в воду.

Викинг привстал на одно колено, поводя по сторонам дулом автомата, и прислушался. Кажется, пока его вторжение оставалось незамеченным. Встав в полный рост, он дал отмашку Вуду, и тот направил катер к берегу. С начала операции прошло чуть больше минуты, и пора было приступать к ее второй части.

Вернувшись к дому, Викинг прижался к стене рядом с боковой дверью, ведущей в подвал. Выждав мгновение, он рванул ее на себя и через несколько ступенек заскочил внутрь, держа автомат на изготовку. Перед ним был длинный освещенный коридор. Викинг начал медленно продвигаться по нему, прислушиваясь к каждому звуку.

Миновал одну, затем другую закрытые двери. Впереди за углом послышалось негромкое потрескивание. Викинг остановился и, осторожно шагнув вперед, заглянул туда. Его глазам открылась овальная ниша в стене. За столом, на котором стояла портативная радиостанция, вытянув вперед ноги и скрестив руки на груди, в стандартной позе дремлющего ночного дежурного, сидел спиной к нему человек.

Сделав два шага вперед, Викинг вытащил из ножен тесак, сильно прижал к горлу радиста, одновременно сдергивая с его головы наушники. Тот, придя в себя, попытался дернуться, но быстро понял беспомощность своего положения и застыл.

Незнакомый голос из-за спины почти неслышно спросил:

– Ты жить очень хочешь?

– Да, хочу, – мгновенно осипшим голосом прошептал радист.

– Тогда отвечай: где камера, в которой держат русскую женщину?

– В конце коридора вниз по лестнице железная дверь.

– Где ключи от камеры?

– У старшего смены.

– Где он сейчас находится?

Радист показал дрожащей рукой влево на стену:

– У себя в комнате.

Викингу «язык» был больше не нужен. Убирая нож, он нанес резкий и сильный удар рукояткой в основание шеи. Человек обмяк на стуле и начал крениться. Викинг поддержал падающее тело, покрепче его усадил и водрузил на голову наушники. Через часок парень очнется и будет благодарить всех святых, что остался жив.

Кстати, Викингу понравилось работать с местными ребятами. За неполные сутки на счет «раз» колется уже третий субъект. Видимо, климат и традиции здесь такие, что своя жизнь ценится намного больше, чем преданность хозяину и делу.

Это тебе не исконно российское героико-патриотическое: «Сам погибай, а товарища выручай».

Для полноты картины Викинг рванул провода и магазином «узи» смазал по передней панели радиостанции. Затем, возвратившись к двери в комнату, на которую указал радист, он попробовал ее открыть, но она оказалась запертой изнутри. Это было неприятно. Замок стоял, конечно, плевый, и при наличии отмычек открыть его не составляло труда. Да где же взять ту отмычку? А шуметь, ой, как не хочется. Однако…

Викинг с размаху влупил каблуком в филенку двери рядом с замком. Треск ломающегося дерева оглушительно разнесся по всему коридору, а может – и по всему дому. Но время боя пошло, и шумовые эффекты неизбежны. Ворвавшись в комнату, Викинг пинком отбросил назад на кровать вскочившего с нее мужчину лет примерно сорока, приставил к груди ствол «узи» и заорал страшным голосом:

– Ключи от камер, живо! Убью, койот паршивый! – и отпустил для порядка пару болезненных оплеух.

Субъект испуганно застыл, зажмурив глаза, и только правая рука с судорожно сжатыми пальцами потянулась через голову к подушке. Викинг пригвоздил его ударом кулака к матрацу.

– К… к… ключи… – прохрипел мужчина.

– Где ключи? – проорал Викинг.

– П… под подушкой.

Отбросив его к стенке, Викинг выхватил из-под подушки увесистую связку ключей. Он рывком поставил охранника на ноги и, уперев дуло автомата в спину, толкнул в коридор.

– Быстро к камере с женщиной, – приказал Викинг и придал ускорение увесистым пинком.

По пустынному коридору трудно было понять, есть еще кто-то в комнатах или нет, но пока в нем никого не наблюдалось.

Толкая что было силы перед собой на заплетающихся ватных ногах охранника, Викинг проволок его до лестницы и сунул ключи в руки.

– Живо открывай! – приказал он, а сам остался наверху – наблюдать за коридором. Охранник скатился вниз и трясущимися руками стал неуклюже вталкивать ключ в замок на обитой металлом двери. К его звяканью прибавились посторонние звуки над головой. Кажется, народ все же проснулся. Значит, утренняя прогулка в тишине не удалась и наступает веселье. «Ах, карнавал! Удивительный мир…»

Одновременно распахнулись две двери – в камеру и одна из коридорных. Викинг прыгнул на три ступеньки вниз, на лету выбросил ногу и ударом в грудь отбросил охранника в угол. Тот был ему уже не нужен и мог только помешать. Краем глаза Викинг заметил в коридоре движение. Из-за створки дальней двери осторожно показался кончик ствола. Викинг, не раздумывая, дал очередь из «узи» по тонкой филенке. Автомат глухо прокашлял, в стороны брызнули щепки, и мгновение спустя в коридор рухнуло безвольное тело человека. Промежуточный итог: трое из пяти охранников в доме выведены из строя, если полученная информация об их численности достоверна.

Викинг кинулся в камеру. На койке, прижавшись к стене, сидела испуганная Надежда Алексеевна. На первый взгляд ее внешний вид не вызывал особых опасений: пара ссадин на лице да испачканный брючный костюм. Он махнул рукой и крикнул:

– Быстрее! Уходим!

Однако женщина только сильнее съежилась, испуганно глядя на него. Внезапно Викинг понял, что произнес слова на испанском языке и его внешний вид не располагает к узнаванию. Он рассмеялся и уже по-русски произнес:

– Это я, Вадим. Быстрее уходим!

Глаза Надежды Алексеевны расширились – она его узнала. Однако в выражении ее лица и неуверенности движений все же чувствовалось неверие в реальность происходящего. Викинг схватил женщину за запястье, сдернул с койки и потащил за собой. На выходе из камеры она пришла в себя и выдернула руку из его пальцев.

– Я пойду сама, – твердо сказала Надежда Алексеевна.

– Побегу! – уточнил через плечо Викинг. – Причем очень быстро!

Выскочив из камеры, он остановился и осторожно выглянул в коридор. Там никого не было. Для острастки пустив короткую очередь вдоль стен, он рванул к выходу. Поравнявшись с открытой дверью, из которой пытался выйти неудачник-охранник, Викинг нажал на курок и прошелся веером пуль по комнате. Автомат на прощание глухо щелкнул затвором и замолк – патроны в магазине закончились. Времени на перезаряжание не было, и «узи» полетел в сторону. Викинг подхватил с пола, из рук убитого, знакомый и родной «калашников».

Секунда на проверку магазина и передергивание затвора.

Левой рукой он выхватил из кобуры увесистый «штерних-люгер».

Перед выходной дверью Викинг резко остановился. Надежда Алексеевна, не успев затормозить, по инерции, уткнулась в его спину и от неожиданности ойкнула. Он поднял руку, призывая к молчанию. Тишина снаружи могла обманывать, поэтому Викинг вытянул из подсумка световую гранату и, на мгновение приоткрыв дверь, швырнул ее в образовавшуюся щель. Через пару секунд раздался негромкий хлопок, а чуть позже чей-то громкий крик, переходящий в вой. «Радуга» сработала и еще кого-то вывела из строя.

Викинг оглянулся на спутницу.

– Будешь держаться сзади, справа от меня. Как я махну рукой, что есть силы бежишь к воде. Там нас ждет катер. Не пугайся людей – мужчины и женщины, которые будут на нем. Это друзья. Они нам помогают. Не жди меня и садись в катер. Все понятно?

Надежда Алексеевна вроде бы уверенно кивнула головой. Викинг, держа автомат на изготовку, распахнул дверь ногой и выскочил наружу. Он закрутил по сторонам головой в поисках противника. Один человек корчился на земле, закрыв лицо руками. Заметив шевеление сверху за перилами, Викинг сделал в ту сторону несколько выстрелов-хлопков из «люгера». Не помогло. Темная фигура быстро переместилась по галерее, и только гулкая очередь из «АКМа» остановила это движение.

Еще несколько мгновений он анализировал обстановку и после этого махнул рукой. Мимо него, обдав песком, к берегу рванула Надежда Алексеевна. Катер, развернутый носом к выходу из бухты, ждал их около кромки пляжа.

Дом пока молчал. По расчетам в нем должен был оставаться один охранник и обслуга. Викинг, держа под наблюдением здание, пятясь, начал отходить к берегу. В помещении он работал с глушителем. Первый серьезный шум от автоматной очереди «калашникова» прозвучал только что. Поэтому у него было несколько секунд форы, пока не придут в себя люди на яхте. По крайней мере, он на это рассчитывал. Правда, Вуду пообещал его прикрыть в случае атаки с судна и, кажется, уже приступил к делу: знакомый звук выстрелов «М16» из-за спины ударил в уши Викинга. Домингос по своей инициативе экипировал катер и «Додж» оружием, от которого отказался Викинг. Вот оно и пошло в ход.

Из окна первого этажа посыпались осколки стекла, и рядом с ним брызнули фонтанчики песка. Викинг выпустил несколько очередей по окнам, фронтону, галерее и зигзагами бросился бежать к катеру. Двигатель работал на малых оборотах. С ходу заскочив на корму, Викинг еще раз обстрелял здание и крикнул Вуду, чтобы он начинал движение.

Оглянувшись, увидел, что тот стоит около штурвала и целится в борт яхты из гранатомета. На ее палубу уже выскакивали вооруженные люди. Взрыв гранаты у ватерлинии и очереди из автомата заставили их залечь. Катер резко рванул с места. Викинг с трудом удержался на ногах и начал стрелять по судну, прикрывая отход. Он не слышал, отвечали ему оттуда или нет, но внезапно катер начал рыскать из стороны в сторону.

Взглянув с досадой на Вуду, Викинг увидел на его груди рваные клочья рубашки, окрашивающиеся в красный цвет. Несколько пуль наискось пробили тело, которое, подломившись, рухнуло за борт. Викинг кинулся к штурвалу и резко завертел его, делая крутой вираж. Одной рукой он вслепую стрелял в сторону яхты, вглядываясь в воду, надеясь на невозможное. Однако Вуду так и не появился на поверхности.

В ярости Викинг выпустил последние патроны и отшвырнул автомат в воду. Он рванул рычаг газа вперед и, резко заложив катер на борт, направил его к выходу из бухты. Погони опасаться не стоило. Пробоина от выстрела гранатомета не позволит выйти яхте в океан, а небольшой прогулочный катерок, болтавшийся около причала, не шел ни в какое сравнение с мощностью их судна.

Самое тяжелое – гибель парня. Викинг даже не знал, как Вуду зовут, и все же за эти сутки уже привык к его невозмутимости и хладнокровию. Это была не первая потеря в его жизни и работе, но каждый раз он испытывал чувство глубокой вины за случившееся.

Викинг взглянул на часы и констатировал, что вся операция в бухте прошла в течение двенадцати минут. Он не удивился подобной скоротечности боя. Просто не мог до сих пор привыкнуть к тому, что, растягивающаяся по ощущениям на часы, на вечность, эта кровавая круговерть на деле сжимается до немыслимо малого отрезка его существования, унося часть души и чужие жизни.

Определенного плана ухода, как и маршрута, у него не было. Ясно было лишь одно: в сторону города им двигаться нельзя. Если погоня появится, то именно оттуда. Идти ей навстречу было неразумно. Катер, выйдя из бухты в океан, повинуясь руке Викинга, повернул влево и понесся вдоль берега в неизвестность.




Глава 7. С корабля на бал


Песок приятно грел кожу, давая отдых усталым мышцам. Небо полностью освободилось от облаков, выпустив на свободу мягкие утренние лучи тропического солнца. С противоположной стороны катера слышались негромкие голоса женщин. Во всем нашем грешном мире представительницы слабого пола, любого цвета кожи и говорящие на разных языках, без проблем могут найти общую тему для разговора. А такими темами, как правило, становятся два вечных женских горя: мужики все сволочи и не во что одеться.

Судя по отрывкам неуклюжих фраз, беседа сторонами велась на интернационально плохом английском. Уровень языковых знаний Надежды Алексеевны он примерно представлял. Христа недалеко от нее ушла в этой области. Викинг не прислушивался к их щебетанию. Голова была забита другим – мыслями о том, как дальше выкручиваться из сложившейся ситуации.

Погони за ними действительно не было. Отойдя от бухты Лорес километров на десять, он направил катер к берегу. Место для стоянки выбрать было нетрудно. Каменистые осыпи склонов сменялись великолепными пляжами, скалы чередовались с рощицами, подходившими вплотную к воде. Было время прилива, поэтому катер, пройдя между двух гранитных столбов, почти уткнулся в невысокие деревья, похожие на родные российские ракиты, растущие на песчаном языке, стекающем в прибой.

Со стороны океана их стоянку можно было заметить только в узкий сектор между скалами. Наломав веток, Викинг на всякий случай замаскировал корму и рубку катера.

Дамы во время перехода из бухты все время находились внизу, в каюте. Христа захотела было выбраться наружу во время кратковременной остановки, когда он, заглушив двигатель, пытался дозвониться по мобильному телефону до посольства. Викинг строго цыкнул на нее, и сеньорита быстро юркнула назад в каюту. Надежда Алексеевна на палубе не показывалась.

Только пару раз он ловил из открытой двери внимательный взгляд женщины в его сторону.

Звонок прошел. Несмотря на ранний час, в трубке мгновенно послышался голос Сергея Сергеевича. Похоже, его рабочий день уже начался, если он вообще за истекшие сутки прерывался на отдых. Слышимость была ужасная. У телефона, вероятно, садился аккумулятор, да и расстояние до города было приличное, и он мог выйти из зоны устойчивого приема. Викинг покрутился, пытаясь настроить антенну, но эти попытки ему не помогли.

В результате громких и настойчивых криков единственное, что удалось передать в посольство, так это информацию об освобождении Надежды Алексеевны. С каждой секундой связь ослабевала, и никаких других подробностей Сергей Сергеевич получить уже не смог. Ну а Викинг, соответственно, лишился последней надежды на помощь.

Загнав катер в укрытие, он устало уселся прямо на палубу. Христа высунула голову наружу и, осмотревшись, сообразила, что опасность осталась позади. Викинг никак не отреагировал на ее появление, и она осмелела. Вопросы посыпались один за другим. Где они? Что будут предпринимать дальше? Где могут укрыться?

Надежда Алексеевна выбралась на палубу вслед за Христой. Вопросов она не задавала, а все так же спокойно и несколько холодно смотрела на своих спутников.

Дав команду отставить вопросы и приводить себя в порядок, он сам с удовольствием поплескался в прохладной океанской воде. Растянувшись на теплом песке после принятия утренней ванны, Викинг анализировал положение, в котором сейчас находилась их команда.

Кавардак, что он устроил сначала в поместье, а потом в бухте, трудно связать в единое целое. Со временем служба безопасности Арриана, и в первую очередь Франц Таузар, разберется, что везде действовал один человек или одна группа – это уже как им разум подскажет. Каких-либо улик, отпечатков пальцев в поместье он не оставлял. В бухте Лорес его следы обнаружить могут, но, если Эрнандо Арриан был не в курсе похищения Надежды Алексеевны – а кажется, так оно и было, – Таузару будет невыгодно афишировать свои подвиги и он постарается списать нападение на того же Хервасио. Опознать Викинга сможет только один человек – бугай, который сейчас «отдыхает» связанным около своего джипа. И то если сможет. Викинг знал толк в камуфляже физиономии и понимал, что узнать его без оного будет весьма затруднительно. Остальные оппоненты только слышали его голос или уже непригодны для узнавания кого-либо.

Исчезновение Христы напрямую связывается с Хервасио. Все силы, в том числе и официальные, если их уже поставили в известность, брошены на ее поиски. Это в первую очередь дойдет до полковника Руэнтоса. Когда Сергей Сергеевич сообщит ему об успехе акции Викинга, тот должен будет сообразить, что слишком сильно усердствовать в розыске нарушителей спокойствия семейства Аррианов не стоит. Самое лучшее – списать все неприятности на их революционного племянника и кузена. Однако даже формальные акции полиции могут очень сильно осложнить дальнейшие действия их команды. И кто знает, формальными будут эти действия или реальными?

Какие еще могут вылезти неприятности? Если ответственность за содеянное пока вешают на Хервасио Арриана, значит, в первую очередь будут перекрываться пути отхода в горные районы к базам герильерос. Это радует, но не очень сильно. В любом случае все основные транспортные артерии будут полицией бдительно контролироваться. Кроме того, надо решать проблему с Христой. Она хочет прорваться к своему жениху, но сначала тот должен об этом хотя бы узнать. Как девушка сказала, нужны минимум сутки, чтобы до него дошла весточка. Это время ее надо где-то прятать. Кстати, неплохо бы уточнить способ ее связи с Хервасио.

Итак, пока им ничего не остается, как убраться подальше от места, где они наследили, лечь на дно на день-два и попробовать связаться с Хервасио и посольством. На крайний случай остается еще полковник Руэнтос, однако Викинг, избегающий общения с официальными органами, оставлял этот вариант запасным.

Викинг с трудом и довольно смутно вспоминал очертания карты. Где-то впереди, километрах в двадцати, отрывистые каменистые берега переходили в огромное плато, на котором были разбросаны деревушки и стоял небольшой городок под названием Сантино. Вот туда они и направятся. Горючего в баках должно хватить – он следил за показанием датчика. А дальше – как карты лягут.

Решение было принято. Викинг окликнул женщин. Их голоса доносились уже с катера. Голова Христы показалась из-за рубки. Она мило сообщила, улыбаясь посвежевшим лицом, что сеньора Вадима дамы приглашают на завтрак.

Викинг чертыхнулся, услышав свое имя. Он не подумал предупредить Надежду Алексеевну, чтобы она держала язык за зубами, но было уже поздно.

А вообще-то слова девушки его порадовали. Похоже, катер был укомплектован не только оружием, но и едой. А из этого следовало, что скоропостижная смерть от голода им не грозит. Сигарет, правда, оставалось мало, не более половины пачки, однако без них с трудом, но можно обойтись. Викинг, хотя и имел приличный стаж курильщика, все же контролировал себя и выкуривал за сутки не более десяти сигарет.

Стол в каюте, применительно к их положению, был накрыт по-царски: две банки паштета, три банана и пачка галет. Викинг, изобразив на лице радость, развел руками.

– Ну, девушки, ну, хозяйки, порадовали мужчину!

Христа засияла от похвалы. Вадим подозревал, что для наследницы одного из самых крупных состояний Сьерра-Марино это был первый серьезный опыт по накрыванию стола, так как о приготовлении пищи речи не шло. Надежда Алексеевна могла только догадываться, о чем идет речь, так как фраза была произнесена по-испански. Он уже на родном языке, с улыбкой, обратился к ней:

– Благодарю за материнскую заботу о страждущих, – и добавил, не меняя приветливого выражения лица: – Вот только не стоило давать лишнюю информацию нашей спутнице. Я думаю, ее было не очень много, но даже мое имя не стоило раскрывать девушке.

Надежда Алексеевна, изобразив на лице приветливость, что далось ей большим трудом, таким же доброжелательным тоном парировала его реплику:

– Извините, у меня нет большого опыта вранья, и особенно по части наших любовных отношений. Поэтому ваше имя у меня вырвалось случайно, в состоянии шока от этого открытия. Я благодарна вам за освобождение, однако прошу больше не ставить меня в неловкое положение перед незнакомыми людьми.

«Добродетельная дама оскорблена двусмысленностью положения, – ехидно усмехнулся про себя Вадим. – Ничего, потерпит. В знак признательности за высокую оценку моих заслуг прекрасный «синий чулок» с холодными серыми глазами сейчас получит по полной программе».

С той же обаятельной улыбкой, показывая Христе, что ведется беседа двух близких людей, Викинг проинструктировал Надежду Алексеевну:

– Милая Надя, не удивляйтесь, но я буду вас так называть, так как это необходимо для дела. Могу еще обратиться более ласково: Наденька или Надюша. Терпите!

Он почувствовал, как напряглась его собеседница. От нее прямо-таки исходили волны сопротивления услышанному, но возражений, однако, не поступало.

– Христа – большая фантазерка, – продолжил Вадим. – И мы не должны нарушать ее представлений о наших взаимоотношениях. С помощью Христы и ее фантазий я нашел и вытащил вас. Кроме того, через девушку существует выход на Хервасио Арриана и, соответственно, дело Осколовых. Как бы вас это ни коробило, но наше поведение не должно ломать стереотипы девицы и идти вразрез с романтическими отношениями двух влюбленных. Единственное исключение – сексуальные контакты. Правда, если будет нужно для дела, то и это не исключается. Пока в этом острой необходимости нет. Повторяю – пока! Более подробно все объясню в спокойной обстановке, когда появится время. А сейчас, моя дорогая Наденька, подставьте щечку для поцелуя и постарайтесь сделать лицо более счастливым.

Викинг потянулся к Надежде Алексеевне, и она, к его вящему удивлению, безропотно подставила щеку его губам. Похоже, нравоучение пошло на пользу. Снежная королева подтаяла, правда, серые глаза не стали более теплыми. Христа получила не менее убедительный перевод их беседы:

– О, женщины! Почему вы всегда недовольны? Я так старался, так спешил, но все равно получил выговор за то, что слишком долго шел на помощь.

Христа принялась его утешать:

– Не расстраивайтесь. Женщины часто бывают противоречивы в своих поступках и потом раскаиваются в этом. Я же прекрасно вижу, как она вас любит. Женское сердце не обманешь.

Викинг с трудом сохранял серьезный вид. Жестом хлебосольного хозяина он пригласил дам за стол. После завтрака и выкуренной сигареты Вадим устроил короткое совещание, на котором изложил диспозицию их дальнейших действий. Судя по молчанию людей, его план принимался без особых возражений. Вадим дал команду готовиться к отплытию.

ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР:

– У нас появились определенные проблемы.

– В чем дело?! Что произошло?

– По неуточненным данным, его спутницу похитили неизвестные, и он, естественно, влез в это дело. Контроль временно потерян. Принимаю меры для восстановления.

– Плохо… Очень плохо! Сделай все возможное и невозможное. Срыва быть не должно. Отсчет пошел на часы. Жду сообщений.

Катер легко бежал по океанской глади, плавно переваливаясь по пологим волнам. Женщины сидели у борта, наслаждаясь свежим и вязким океанским воздухом, отмахиваясь от легких брызг, долетающих до них. Длинные волосы Христы развевались по ветру. Надежда Алексеевна сидела с закрытыми глазами, подставив лицо солнечным лучам. Со стороны они выглядели вполне беззаботной компанией, отправившейся на прогулку.

Внезапно из-за скалистого мыса раздался звук мощной сирены и показался нос судна. Викинг резко сбросил обороты двигателя и пошел самым малым ходом. До корабля было не менее двух километров, но определить его тип не составляло труда. Надстройки на палубе, очертания корпуса, носовая пушка… Сторожевой катер американского производства типа «Кайман». Вот и долгожданная встреча. От такого не уйдешь – его скорость как минимум узлов на пять превышает скорость их катера. Сторожевик, разбрасывая буруны, на полном ходу направлялся к ним.

Нежданных и непрошеных гостей надо было встречать. Викинг заклинил положение руля и кинулся в каюту. Схватив в охапку оружие и снаряжение, он вылетел наверх и перевалил его через борт. Оставил только золлингеровский тесак. Очень уж жалко выбрасывать такую вещицу, да и особой подозрительности он не вызовет. По местным понятиям это, собственно, и не оружие, а предмет домашней утвари. Еще раз заглянув внутрь, Викинг убедился, что лишнего там ничего нет, и прошел к штурвалу.

Женщины с испугом смотрели то на приближающийся сторожевик, то на своего рулевого. Внешний вид их, конечно, оставлял желать лучшего и не совсем подходил к пришедшей в голову легенде о прогулке на катере респектабельных дипломатических особ. Но мало ли причуд у этих русских. Он постарался придать лицу спокойное выражение и крикнул им на двух языках:

– Всем оставаться на местах. С гостями разговаривать буду я сам. Мы представители российского посольства. Христа – наша переводчица. Никакой паники, беспокойства и соплей… Мы вышли на катере на морскую прогулку. Сеньорита, ваше имя Хуанита Гарсиа, а рассказ о своем происхождении придумайте сами. На губах у всех должна быть улыбка, в ответах, если спросят, доброжелательность. Можете стрелять в мужчин глазками – иногда помогает.

Ситуация складывалась отвратительная. Корабль мог принадлежать любым силовым госведомствам Сьерра-Марино: полиции, пограничникам, таможенникам или еще каким-нибудь конторам типа надзора за ловом креветок. Викинг не знал, в какой степени они связаны между собой информационно. Если по их душу отдан приказ типа «Невод» всем силам и средствам, то беглецы в ловушке.

Скверной выходила еще одна позиция – документы. Отсутствие личных еще можно было объяснить ненадобностью на отдыхе, а вот принадлежность катера могла вызвать очень серьезные сомнения у проверяющих.

Неожиданно вспомнив, что кое-какие документы все же у него есть, Викинг нащупал в нагрудном кармане ламинированную карточку, полученную в департаменте Руэнтоса. Как он понял по реакции Сергея Сергеевича, это был серьезный документ, но в деле им был пока не испытан. Избежать проверки, видимо, не удастся, и придется действовать по обстановке.

Сторожевик подошел ближе, нависая серым бортом над катером.

С него раздался усиленный в динамиках голос на английском. Викинг автоматически отметил, что говорил американец, причем южанин. Голос приказал катеру лечь в дрейф и приготовиться к приему команды для досмотра. В подтверждение этих слов на борту судна у лееров выстроились люди в камуфлированной форме, направив оружие на катер.

И тут у Викинга засвербило на душе. Несмотря на стандартные действия судна и команды, ему бросились в глаза некоторые признаки несоответствия, в которых он не мог до конца разобраться. Точно так же мельком смотришь на написанное слово и замечаешь в нем, еще не видя орфографической ошибки, что-то неправильное и только потом, внимательно вглядываясь, находишь пропущенную букву. Взгляд на судно выявлял эти самые режущие глаза неточности.

Борт корабля, притирающийся к катеру, был покрыт грязными маслянистыми потеками и пятнами ржавчины. Любой уважающий себя капитан, находящийся на государственной службе, не мог допустить такого безобразия на своем судне.

Вооруженные люди, несмотря на единообразие формы, не имели никаких знаков различия. Зная любовь местных вояк к петушиному блеску мундиров, трудно было представить их в таком беспринципном единообразии. Подбор оружия также вызывал сомнения и тревогу: автоматические «М16», «АК-47» и даже пара винтовок «М12», снятых американцами с вооружения еще в пятидесятых годах, после войны с Кореей.

Сторожевик по инерции немного развернуло, и стал виден флаг, лениво развевающийся под легким бризом на кормовом флагштоке. У Викинга от удивления глаза полезли на лоб. Вот уж чего он никак не ожидал, так встретить здесь звездно-полосатый флаг Соединенных Штатов. Какого лешего сторожевик янки болтается в территориальных водах Сьерра-Марино, было абсолютно непонятно.

Зная наглость американцев и их хамство, можно построить немало предположений – от проведения ими учений на живом материале, до реальной акции по задержанию преступников. С другой стороны, по опыту ему известных операций, Викинг не сомневался, что с такими силами они на рожон никогда не полезут. На горизонте для подстраховки и устрашения должны были маячить как минимум пара эсминцев, если не авианосец.

Однако океан до самого горизонта был пуст, и это было совершенно непонятным. Викинг заглушил двигатель и стал ожидать гостей.

С борта сторожевика сбросили пару концов и штормтрап. Два человека быстро спустились на катер и закрепили канаты. Остальные продолжали держать его команду под прицелом. Еще двое, уже более медленно, снизошли с небес к ним на палубу. Если внешний вид первых наводил на мысли об уроженцах здешних мест, имевших весьма отдаленное понятие о службе в ВМФ США, то спустившийся последним отличался выправкой кадрового военного. В отличие от всех остальных он имел знаки различия первого лейтенанта с эмблемой сухопутной дивизии, которые совершенно не вязались ни с морской службой, ни с возрастом офицера.

Несмотря на атлетическое сложение и подтянутость фигуры, грубое немолодое лицо и коротко подстриженные седые волосы позволяли думать, что их обладателю уж никак не меньше пятидесяти лет. Для первого лейтенанта это был перебор. Однако свои наблюдения Викинг оставил при себе и стал ждать дальнейшего развития событий.

Седой по-хозяйски прошелся по катеру, оглядел его и уже знакомым металлическим голосом, доносившимся ранее из динамиков, обратился к Викингу:

– Господа, вы зашли в территориальные воды Соединенных Штатов Америки. Попрошу предъявить судовые документы и личные удостоверения всех находящихся на борту людей. Если на судне находятся лица, пытающиеся незаконно проникнуть в страну, а также контрабандный груз, оружие или наркотики, попрошу заявить об этом и предъявить до начала досмотра судна.

Вадиму захотелось почему-то проснуться. То, что он видел и слышал, казалось натуральным бредом. Какие территориальные воды США? Штаты отсюда в нескольких тысячах миль. Какой, к чертям, контрабандный груз? Что это за маразм? Происходящее можно было объяснить либо тупостью солдафона, заучившего несколько стандартных фраз, либо сумасшествием кого-то из них двоих. Сдерживая эмоции, он ответил спокойно и с достоинством:

– Катер принадлежит российскому посольству в Республике Сьерра-Марино. Все лица, находящиеся на борту, защищены, согласно нормам мирового права, дипломатическим иммунитетом. В настоящее время наше судно находится в прибрежных водах вышеназванной республики. Никакого контрабандного груза на борту нет. В связи с тем, что я считаю незаконным задержание и досмотр судна, прошу связаться с российским посольством и сообщить о случившемся. Отвечать на дальнейшие вопросы и предъявлять какие-либо судовые и личные документы без присутствия представителя российской стороны я категорически отказываюсь. В случае применения силы ваши действия будут считаться пиратским актом.

Произнося эти слова, Викинг обратил внимание, что при упоминании об их национальной принадлежности глаза седого на секунду оживились, и после этого выражение его лица стало еще более суровым. Выслушав Викинга, престарелый лейтенант выставил вперед подбородок и высокомерным тоном заявил:

– На основании того, что вы отказываетесь подчиняться, я вас обвиняю в шпионаже в пользу Советов и сопротивлении представителям армии Соединенных Штатов Америки. Вы объявляетесь арестованными и должны подняться на борт сторожевого корабля. Все вы будете переданы следственным органам для проведения официального расследования.

Мысли судорожно носились в голове Викинга. Он не находил даже относительно разумного объяснения происходящему. Может, они случайно попали в окрестности базы США, находящейся в Сьерра-Марино? Но он прекрасно помнил из обзора, что республика соблюдает нейтралитет и на ее территории нет иностранных военных объектов. Успокаивало одно: по крайней мере, это не гориллы из службы безопасности папы Арриана и скорой расправы на месте не ожидается. И оказывать сопротивление было бессмысленно – сила не на их стороне.

Викинг взглянул на женщин. Их лица по-прежнему были испуганы, и речи о глазках, которые могут смягчать сердца мужчин, здесь не шло. Весь разговор между седым и Викингом велся на английском, которого ни та, ни другая толком не знали, поэтому они вряд ли что-то поняли. Он бросил им, подходя к штормтрапу:

– Поднимаемся на корабль. Никому ни на какие вопросы не отвечать. Я сам буду разбираться с ними.

На борту сторожевика его подхватили несколько рук, оттащили в сторону и поставили лицом к стене надстройки. Краем глаза Викинг успел заметить, что ребята внизу рассыпались по их катеру и начали его обшаривать. Через несколько секунд Надежда Алексеевна и Христа присоединились к нему. Викинг попытался им сказать еще несколько слов, но получил ощутимый удар прикладом в поясницу и замолчал. Встретившись с глазами Надежды, он лишь ободряюще улыбнулся ей.

Досмотр катера длился недолго. Голос седого уже на палубе корабля дал команду поместить задержанных в трюм и взять катер на буксир. Их подхватили под руки и поволокли вниз. В коридорчике с тускло горящими плафонами женщин определили в одну из крайних кают, а Викинга провели чуть дальше и втолкнули, особо не церемонясь, в полутемное помещение. Дверь захлопнулась, глухо проскрипел закрываемый замок, шаги по коридору удалились и стихли. Переборки начали вибрировать от работы двигателя, набирающего обороты. Он почувствовал, как корпус корабля качнулся и двинулся вперед.

Каюта, которая в настоящее время выполняла роль камеры, была довольно тесной и необжитой. На кровати с бортиком из изогнутой трубы лежал потрепанный матрац. К стене был прикреплен миниатюрный столик. Стекло иллюминатора было грязным, но через него в каюту проникало достаточно света, и можно было наблюдать за обстановкой за бортом. Пока сквозь брызги на стекле виднелись лишь пологие волны, уходящие к горизонту.

Викинг попробовал открутить болты, которыми был задраен иллюминатор, но скоро оставил это бессмысленное занятие. Судно начало заваливаться на левый борт, делая поворот. Вадим прилип к стеклу, пытаясь сориентироваться и определить курс. Неожиданно со стороны кормы он разглядел быстро удаляющийся берег. Сторожевик на полном ходу уходил в открытый океан.

Вадим ничего не понимал. Оставались загадкой два основных вопроса: в чьи руки они попали и куда их везут? Голова шла кругом. Он лег на тонкий матрас и попытался сосредоточиться.

В драку с ребятами лейтенанта на корабле Викинг ввязаться не мог, их было слишком много. Разговор с седым был построен грамотно. Более того, в своем гордом заявлении Викинг тонко прокачал лейтенанта, после чего стало понятно, что к официальным органам тот вряд ли имеет отношение. Любой проверяющий должен был сначала изучить судовые и личные документы, а только потом выслушивать объяснения. Седой этого не сделал.

Более того, у Викинга сложилось впечатление, что седой или слабо представлял порядок действий при досмотре, или ему это было просто безразлично. Судя по последним словам, для него важен был сам факт задержания, каким бы смехотворным ни являлось обвинение в шпионаже.

Немного беспокоило, что его разделили с Христой и Надеждой Алексеевной. Точнее – с Надеждой. Содержание их в разных местах можно оценить двояко. Или это нормальное отношение к содержанию лиц разного пола, или седой что-то задумал. Вариант грубости и насилия пока не находил подтверждения. Викинг вспомнил, что на катере тот вообще не обращал на женщин никакого внимания и разговаривал только с ним. Да и приклад прошелся только по его спине. Викинг попытался подвести итог своим размышлениям, но у него абсолютно ничего не получилось. Четкой и реальной картины не складывалось. Были только предположения. С этими блуждающими мыслями он, утомленный событиями прошедших суток, неожиданно для себя заснул.

Организм автоматически среагировал на изменение обстановки и мгновенно вывел Викинга из состояния сна. Двигатель корабля работал на малых оборотах, и вибрация корпуса почти не ощущалась. Затем раздался рев корабельной сирены. Еле слышное бормотание мотора затихло, послышался плеск волн и громкий стук и лязганье. Судя по звукам, сторожевик швартовался.

Викинг выглянул в иллюминатор и увидел прямо перед собой деревянные сваи, скрепленные поперечными балками, а выше – толстый конец, обматываемый вокруг кнехта. Это было похоже на причал. Он глянул на часы. Их путешествие заняло около часа. Прикинув скорость судна, Вадим удивленно присвистнул: расстояние пройдено немалое. Кстати, его обыскивали перед заточением довольно формально – похлопали ладошками по груди и спине, не найдя даже пластикового удостоверения, а на часы вообще не обратили внимания. Сигареты, правда, нашли и самым бессовестным образом их экспроприировали.

Снаружи доносились неясные возгласы. Вскоре в коридоре послышался топот, металлический звук открываемой двери, женские голоса. Видимо, выводили Надежду и Христу. Потом дошла очередь до него. Трое вооруженных парней появились в прогале распахнутой двери. Один вошел внутрь, а двое остались в коридоре, направив стволы на Викинга. Вошедший, сняв с пояса наручники, на ломаном английском приказал вытянуть перед собой руки. Ничего другого не оставалось, как подчиниться, что он молча и сделал. «Браслеты» щелкнули на запястьях, и Вадим под конвоем отправился наверх, на палубу.

Яркий свет заставил прищурить глаза. Сторожевик стоял, едва заметно покачиваясь у причала, в небольшой лагуне. Песчаные, почти белоснежные берега, густая зелень зарослей, над которыми высились великаны-пальмы. На причале, чуть в стороне, под охраной вооруженных людей, стояли Надежда и Христа. Если девушка выглядела просто испуганной, то лицо бравого следователя Генпрокуратуры было к тому же и донельзя бледным. Похоже, ко всем ее несчастьям прибавилась еще и морская болезнь.

Викинга подтолкнули стволом в спину. Он не торопясь пошагал к трапу, осматриваясь по сторонам. Сквозь густую и сочную зелень проглянула черепичная крыша какого-то строения. От причала в этом направлении брала начало мощенная красным камнем дорожка. Слева в дальнем конце лагуны торчала невысокая башня с узкими горизонтальными окнами, удивительно похожими на бойницы. Сооружение явно смахивало на ДОТ.

На причале перед седым лейтенантом стоял строй вооруженных людей. Викинг узнал среди них пару лиц, участвовавших в захвате катера. Несмотря на внешнюю видимость, признать в увиденном организацию, а тем паче штатовскую военную базу, он не мог. Это больше походило на районную художественную самодеятельность – от сельской оторвались, к городской еще не пришли, – однако конкретные выводы в голове пока не созревали. Конкретными были только ствол за спиной и наручники на запястьях.

Сойдя по трапу, Викинг остановился за спиной седого. Тот властно, короткими фразами отдавал распоряжения о разгрузке судна, усилении охраны и немедленном вызове на берег какого-то Аламейды. Лишь после этого он обратил свое внимание на пленников. Викинг без особых усилий и напряжения выдержал суровый взгляд, соорудив на лице доброжелательную и невинную гримасу с небольшим оттенком иронии.

Реакция седого не заставила себя долго ждать. Похоже, с нервами у лейтенанта было не все в порядке. Он яростно заскрипел зубами, и физиономия его налилась кровью. И далее, вполне ожидаемо, седой разразился громкими ругательствами по поводу красных, коммунистической заразы, шпионов и грязных «Чарли». Как помнил Вадим, так американцы называли вьетконговцев, воевавших с ними в шестидесятые годы во Вьетнаме.

Эта тирада вызывала сомнения уже не в расшатанных нервах бравого вояки, а в его психике и ориентации во времени. Речь наводила на ассоциации со славным периодом «железного занавеса», сенатором Маккарти и его «охотой на ведьм». Викинг решил не тревожить зверя и сделал каменное лицо, вытянувшись по стойке «смирно», глядя прямо перед собой. Бурный поток ругательств потихоньку иссяк, тем более что на сцене появилось новое действующее лицо идиотского фарса, разворачивающегося перед ними.

На причал раскачивающейся походкой орангутанга зашел тип такого же обезьяньего непотребного обличия, в неизменном, но очень грязном камуфляже. В его руках был устрашающего вида кнут, который смотрелся лишним, так как одни только внешние данные этого человека отбивали всякое желание ему перечить. Он подошел к седому и сделал попытку выпрямить спину и колени, что могло изображать выражение почтения к начальству.

Тот в ответ только прорычал, указывая пальцем на стоящих пленников:

– Аламейда! Немедленно отправь этих ублюдков в тюрьму. Они являются военнопленными, поэтому содержание их до суда должно соответствовать данному статусу.

На лице орангутанга промелькнуло выражение явно садистского сожаления. Седой продолжил свой рык:

– Содержать в камере на общих основаниях с политическими заключенными. Их судьбу, в соответствии с результатами расследования, решит военно-полевой суд. Следствие поручаю провести сэру Элиасу. Материалы представить мне завтра к полудню. Тебе все понятно?

Аламейда неожиданно приятным голосом бодро отчеканил:

– Так точно, сэр!

Седой, круто развернувшись на каблуках, пошел прочь. Викинга подтолкнули в спину, и он направился к своим спутницам. Бледность заливала лицо уже не только Надежды, но и относительно бодрой до этого Христы. Вряд ли они в полной мере поняли смысл сказанного, но тон речи и типаж исполнителей разыгравшейся сцены поверг их в шок. Викинг за себя не переживал. Его угнетала невозможность защитить женщин.

Зверообразный Аламейда мрачно оглядел пленников. Трудно было определить, какое впечатление они произвели на него и что за мысли гнездятся в мозгах, укрытых за узким неандертальским лбом. Он ничего не сказал, а только хлопнул себя кнутовищем по бедру и грузно пошагал к сходням причала. Их окружили четверо вооруженных охранников и повели следом. Было видно, что данная процедура не является для них чем-то новым.

Дорога, мощенная красным камнем, пролегала в тенистых зарослях. Она была настолько широкой, что на ней могли разъехаться две легковые машины. Солнце почти не проникало сквозь ветви. Где-то вверху щебетали птицы, а шум океана становился тише с каждым пройденным шагом. Викинг подумал, что их ведут к дому, крышу которого он заметил с палубы, но метров через сто пятьдесят процессия свернула с дороги вправо и по более узкой грунтовке очень скоро оказалась на просторной поляне, на которой стояли построенные в виде буквы «П» одноэтажные строения из того же красного камня, которым была вымощена дорога.

Не менее десятка металлических дверей смотрели темными квадратами на прибывших пленников.

Вышки по углам зданий, толстые решетки на окнах не оставляли сомнений, что заведение является местной тюрьмой. Оглядевшись по сторонам, Викинг окончательно понял, что данное место не имеет никакого отношения к официальным органам власти.

Любые тюрьмы содержат два вида заключенных: непосредственно самих пленников и тех, кто их охраняет. Если людей на сторожевике еще как-то можно было отнести к категории военнослужащих, то первые встреченные ими субъекты, тащившие за связанные руки полуголого и изможденного человека, отличались от него только грязной и помятой одеждой.

Прямо посередине поляны стояло деревянное сооружение, похожее на эшафот, а рядом с ним – высокий библейский крест для распятия грешников. Он не пустовал. Под палящими лучами солнца, подходившего к зениту, на нем висело недвижное тело мужчины.

Становилось совершенно ясно, что никакого государства за этим не стоит, а царит полный беспредел. Оставалось только разобраться в странном присутствии в этом бардаке штатовской символики и политизированных речей седого. Ох, если бы не дамский вагон, прицепленный к нему, прогулялся бы он по этим заповедным местам. Викинг начал догадываться, что они попали в руки местечкового самодура.

Он оглянулся на стоящего рядом Аламейду. Тот скалился жуткой улыбкой, наслаждаясь произведенным на пленников эффектом. Надежда и Христа стояли, прижавшись друг к другу, с ужасом глядя на открывшуюся перед ними картину. Викинг не выдержал и произнес по-русски:

– Ну, ты и козлище! Как бы я тебе рога-то сейчас отшиб.

По реакции Аламейды было видно, что тот прекрасно понял интернационально-вызывающий тон реплики. Он резко, без замаха, нанес сильнейший удар черенком кнута в солнечное сплетение пленника. Викинг автоматически, в самый момент соприкосновения кнутовища с телом, резко втянул живот, напряг мышцы и согнулся якобы от боли. Бьющему кажется, что его удар достиг цели. Викинг ждал следующего удара уже сверху, чтобы Аламейда достойно завершил начатое, однако услышал только короткую и гневную речь. В ней говорилось о милосердии сэра Генри, который слишком мягко относится к негодяям. Однако он, Аламейда, дождется своего часа, и тогда пленник узнает, что такое ад на земле.

Викинг узнал, что седого кличут сэром Генри. И такая скудная информация лучше, чем никакой.

Аламейда прикрикнул на охранников, и процессия двинулась к зданиям. Викинг поймал взгляд Надежды, с жалостью и страхом смотрящей на него. Он незаметно подмигнул ей, ободряя и показывая, что с ним все в порядке. Из обшарпанных дверей центрального здания выскочил вертлявый малый со связкой ключей на поясе. Он подлетел к Аламейде, угодливо глядя ему в лицо.

– Кто у нас сидит в женском отделении? Эта старая ведьма Лоуренсия? – спросил тюремщик.

– Так точно, сэр! Она, кажется, окончательно сошла с ума. Уже вторые сутки ничего не ест, только пьет воду и поет свои колдовские псалмы.

– Хорошо. Женщин посадить к ней. Пускай она им погадает и расскажет о будущей судьбе. Думаю, что старуха действительно свихнулась, если сумела испугать сэра Генри, предсказав ему скорую смерть. А этого, – Аламейда кивнул головой в сторону Викинга, – отправить в камеру к бешеному французу. Пускай тот его поучит, а то парень с самого начала грубить пытается. И наручники не снимать. Хозяин сказал, что этот ублюдок политический. Нам его трогать нельзя, пока не состоится суд. Но уж потом попляшем от души! А сейчас пускай с ним поработает этот дикарь.

Аламейда громко захохотал, приблизив свою физиономию к лицу Викинга и обдав смрадом перегара и нечищеных зубов.

– Чего только сэр Генри не придумает. Суд ему подавай. Все равно ко мне возвращаются и политические, и демократические, и педерастические. Время только зря теряем. Отправляй их! – Аламейда махнул рукой помощнику. – И вызови сюда Элиаса. Хозяин приказал ему провести расследование преступной деятельности этой компании.

Потом он взглянул исподлобья на испуганных женщин.

– А девочки неплохие! Вкусные… Повеселимся с ними. Жалко, что ждать приходится. Ладно, отправляй птенчиков по гнездам.

Парень с ключами дал команду конвоирам и повел их к правому крылу тюрьмы. Впереди шли Надежда и Христа. Викинг шагал сзади и видел, что они уже еле передвигаются от пережитого волнения и усталости.

– Девушки, потерпите немного, – ободрил их Викинг. – Я вас отсюда все равно вытащу, а эти придурки заплатят нам за все.

Сопровождающий кинулся к Викингу и замахнулся на него связкой ключей, пытаясь заставить замолчать, но в ответ встретил взгляд такой неприкрытой ярости, что круто остановился и только угрожающе замахал на пленника, не приближаясь к нему слишком близко.

За женщинами захлопнулась скрипучая металлическая дверь. Когда их заводили в камеру, из темноты слышалось тихое и заунывное бормотание.

Его узилище располагалось рядом, через две двери. Ключник заглянул в небольшое окошко, крикнул в дверь, чтобы заключенный, находящийся внутри, отошел к противоположной стенке, и, убедившись в исполнении этого требования, загремел замком. Немного приоткрыв створку, он с видимой опаской еще раз посмотрел в образовавшуюся щель и дал знак конвоирам. Те толкнули Викинга в темный проем, и дверь за его спиной быстро захлопнулась.

После яркого солнечного света глаза не сразу привыкли к полумраку помещения. Однако он почувствовал движение из глубины камеры, но не успел, а может быть, и не захотел сразу реагировать на действия неизвестного сокамерника. Цепкие и сильные руки сгребли его и резко развернули к скудному свету, проникающему через щель дверного окошка. Зрение Викинга почти адаптировалось к темноте, и он смог рассмотреть не особенно привлекательное лицо, укрытое до самых глаз темной курчавой бородой.

Незнакомец яростно зарычал и швырнул его на пол. Судя по броску, силой бородатый был не обижен. Вадим боялся только одного: чтобы на полу не оказалось ничего, что могло бы повредить спину. Опасения оказались излишними, и он, удачно сгруппировавшись, приземлился на жесткий бетон. Наручники, конечно, немного мешали, но не слишком сковывали движения. Тем более что его оппонент имел на руках точно такие же украшения.

Викинг, перекатившись, рывком вскочил на ноги и коротким движением голени в область живота встретил двинувшуюся к нему фигуру. Удар был довольно серьезный и мог спокойно выключить не очень подготовленного человека, однако нападавший только утробно крякнул и опять пошел вперед на соперника. Размеры и очертания камеры в полутьме вполне определились, и Викинг начал круговое перемещение по ее периметру, оставляя бородатому центр. Попытки приблизиться, зажать противника в угол, нанести удар не удавались тому и злили его.

Через пару минут Викинг уже имел представление о тактике и возможностях сокамерника. Его можно было охарактеризовать как неплохого уличного бойца, который берет верх за счет своей природной мощи и умения держать удар. Особой подвижностью и знанием каких-либо специальных методик рукопашного боя он не обладал, а надеялся в основном на свою силу. Теперь можно было переходить к активным действиям.

Отступив и показывая, что загнан в угол, он дал противнику возможность подойти немного ближе. Когда тот по-медвежьи прямолинейно ринулся в атаку, Викинг, уйдя чуть в сторону, с разворота нанес ему сильнейший встречный выпад ногой в грудь. Более слабый боец от такого таранящего удара должен был уйти как минимум в нокдаун, однако бородатый остался стоять на ногах. Вадим, ускоряя ритм, с растяжки, несколько раз влепил сопернику пяткой в голову. Затем, уйдя на пируэт, переместился к нему за спину и, после резкого удара в поясницу, подрубил его подсечкой.

Бородатый грузно рухнул на бетонный пол. Викинг подскочил к нему, сцепив скованные руки для заключительного удара, но этого уже не потребовалось. Соперник лежал не двигаясь. Викинг отошел в сторону и уселся на пол, прислонившись спиной к стене.

Минуты через три раздался громкий стон. Сокамерник начал приходить в себя. Зная характер таких людей, можно было ожидать продолжения. Однако вместо ожидаемой ненормативной лексики, угроз и прочего Викинг услышал прямо-таки миролюбивые слова.

– Ну, парень, ты молодец! – добродушно сказал бородатый. – Никогда не думал, что меня могут один на один так отделать. Последний раз что-то похожее было лет в пятнадцать. Ты откуда такой крутой взялся?

– А ты кто такой? – хмуро спросил Вадим, не воспринимая видимое дружелюбие соседа.

– Меня зовут Жак Дювалье Второй. Вторым называют из-за того, что мой папа был Жаком Дювалье Первым. К гаитянскому диктатору никакого отношения не имею ни по родственной части, ни по политическим убеждениям.

Викинг пока не очень доверял своему сокамернику. Показная приветливость всегда могла обернуться лицемерием, тем более после такой теплой встречи. Поэтому он ограничился довольно коротким представлением.

– Меня зовут Вадим. Я русский.

– Вот кого здесь еще не было, так это ваших парней, – удивленно присвистнул Жак. – Думаю, несладко тебе придется. Пойдешь, как и я, – по политической статье.

Викингу стали надоедать идиотские загадки, которыми его кормили уже полдня.

– Ты мне можешь объяснить, куда я попал? – раздраженно спросил Викинг. – Что это за сэр Генри? Почему меня обвиняют в шпионаже против Штатов? Откуда здесь вообще могут взяться американские военные и их корабли?

– Так ты ничего не знаешь? Тебя еще и в шпионаже обвинили? Ну, парень, поддерживай штаны, чтобы они у тебя не свалились. Статья тяжелая, можно сказать, расстрельная.

– Не волнуйся за мои штаны. Постараюсь, чтобы они остались на месте и были сухими, – буркнул Викинг.

Жак начал рассказывать, в какое дерьмо нежданно-негаданно попал его сокамерник.

Генри Россет был младшим сыном в семье фабриканта Джорджа Россета из Луизианы, который занимался выпуском одноразовой посуды. Дела в компании шли неплохо, и отец имел планы расширить свой бизнес, открыв еще несколько производств, рассчитывая при этом на подраставших сыновей.

Старший Энтони вполне оправдал надежды папаши и после окончания Технологического вернулся в компанию. С младшим Генри дела обстояли неважно. Он вбил себе в голову военную карьеру и не поддавался на уговоры родителей и старшего брата. После нескольких скандалов отец скрепя сердце все-таки дал разрешение на его поступление в Вест-Пойнт.

Генри окончил военное училище блестяще. Ему предложили место в оперативном отделе Пентагона, но лейтенант Россет категорически отказался от этой должности и попросил отправить его в войска. Война во Вьетнаме была в полном разгаре, и Генри написал рапорт об откомандировании его добровольцем в Юго-Восточную Азию. Через месяц он принял под свое командование пехотный взвод.

В принципе для карьеры военного служба в действующей армии всегда положительно отражалась на послужном списке и давала перспективы дальнейшего роста. Однако Генри не повезло. В первом же бою взвод Россета попал под сильный артиллерийский обстрел. Почти полтора часа они лежали под разрывами снарядов в болоте, не поднимая голов и захлебываясь зловонной жижей. Половина его подчиненных погибла, а сам Россет был тяжело контужен.

Он пришел в себя в госпитале в Сайгоне. Глубокая амнезия, паралич ног не позволили оставить его во Вьетнаме, и Генри эвакуировали в Штаты. Более трех лет врачи бились над ним. Он научился ходить, память к нему вернулась, но выборочно. Россет так и остался жить в прошедшем времени – во вьетнамском болоте и войне.

Отец вполне мог обеспечить растительное существование для младшего сына, прекрасный уход за ним, но Генри требовалась активная жизнь. Он хотел бороться с врагами Соединенных Штатов, воевать и побеждать.

Результатом стали многочисленные скандалы. Сначала он связался с полулегальной местной организацией, боровшейся за расовую чистоту, участвовал в погромах черных кварталов. Только медаль Конгресса и заключение врачей спасли его от тюрьмы. Следующим этапом деятельности Россета была подготовка кубинских боевиков для свержения режима Кастро. Она также закончилась плачевно. Генри в порыве гнева искалечил курсанта, осмелившегося ему перечить. Этот инцидент замяли сами кубинцы. Пострадавший находился на территории Штатов нелегально, и они не захотели громкой огласки случившегося. Но от услуг Россета категорически отказались.

Оставшись не у дел, Генри стал все больше и больше озлобляться на окружающий мир. Любой пустяк выводил его из себя. Он искал врагов и находил их. Знакомые отказывались посещать дом Россетов, избегая скандалов. Появление Генри в городе обязательно заканчивалось дракой. Он становился социально опасен.

Подобное поведение наносило ущерб престижу семьи, бизнесу, и отец уже начинал задумываться об изоляции младшего сына в закрытой клинике. Для временной передышки и прекращения пересудов он решил отправить его попутешествовать, обеспечив при этом надежную охрану. Генри согласился, и яхта Россетов ушла в плавание вдоль берегов обеих Америк.

Прогулка продолжалась почти год. Неизвестно, что повлияло на психику – океанский воздух, длительное одиночество и отрыв от общества, но вернулся Генри более уравновешенным и спокойным. По возвращении сын приятно огорошил отца, заявив, что хочет заняться своим делом. Ему приглянулся одинокий остров около берегов Сьерра-Марино, на котором Генри был намерен заняться выращиванием табака. После долгих раздумий старший Россет решил выбрать наименьшее зло, рискнуть и предоставить Генри свободу.

Техническая сторона дела особых трудностей для него не представляла. Сьерра-Марино в начале семидесятых весьма сильно тяготела к экономике Соединенных Штатов. Предложение старшего Россета инвестировать серьезные капиталы в развитие промышленности республики, открыть новые совместные предприятия в обмен на долгосрочную аренду малолюдного клочка земли в океане привело правительство в совершенный восторг.

Так Генри Россет стал тем, кто он был сейчас, – хозяином острова. Положение и капиталы отца вынуждали правительство и правоохранительные органы Сьерра-Марино закрывать глаза на некоторые странности в поведении его сына, граничащие с нарушениями закона, а иногда и преступающие его.

Доходили слухи об использовании практически рабского труда пеонов, завербованных на табачные плантации. Затем поступили жалобы от родственников людей, исчезнувших на острове. Комиссия, прибывшая для расследования этих заявлений, была с первых шагов шокирована недружелюбным отношением к ним Генри Россета, произнесшего пламенную речь о черных, красных и желтых ублюдках, противостоящих распространению цивилизации, а также обилием охраны и береговых укреплений, над которыми развевались звездно-полосатые флаги.

Однако общение с адвокатом сэра Генри, представленные им документы, доказывающие совершенную непричастность островной администрации к исчезновениям людей и гибель других по их собственной вине и от эпидемии лихородки, несколько смягчили первое впечатление комиссии. Доклад министра внутренних дел Президенту о положении дел на острове прозвучал не слишком остро, хотя и не очень убедительно. Было решено спустить дело на тормозах, тем более что юридически все было оформлено правильно, а два завода компании «Rosset Rosset» обеспечивали шестнадцать процентов валового дохода республики.

Подобные истории повторялись еще несколько раз, однако сменяющие друг друга правительства различного толка и политической ориентации – от крайне правых до категорически левых – приходили к единому выводу, что не стоит обострять отношения с младшим Россетом, чтобы сильно не расстраивать отца, а после его кончины – старшего брата. Покупка Генри списанного сторожевика береговой охраны и курсирование под флагом США в территориальных водах Республики Сьерра-Марино воспринималось должностными чинами с болезненными гримасами, более подходящими посетителям стоматологического кабинета. Не совсем праведные, а когда и вовсе – противозаконные действия Россета привлекали к себе всякое отребье.

– Типа Аламейды? – кивнул Вадим в сторону двери.

– Да, именно таких, – со вздохом ответил Жак и добавил туманно: – И не только…

Викинг, выслушав рассказ о безумном сэре Генри, задумался. История звучала занимательно, но возникали некоторые вопросы, и первый из них он задал рассказчику:

– А ты откуда знаешь такие подробности о Россете?

Жак помедлил несколько секунд и неохотно ответил:

– Дело в том, что жена сэра Генри является сестрой моего друга. Я ехал сюда на его поиски, а в результате попал в лапы к этому придурку. И еще узнал, что мой друг Эрик Клейтон погиб здесь и в его смерти виноват Россет.




Глава 8. Новые лица, старые хлопоты


История сумасшедшего самодура Викингу оптимизма не прибавила. Если Генри Россет так поступает со своим шурином ли, зятем, или как он там его, то чего же ждать совершенно посторонним людям? Не успели они выбраться из одной переделки, как сразу попали в другую. А самое главное, помощи ждать не приходится. Вряд ли догадаются посольские, Руэнтос, да и люди папаши Арриана, на худой конец, что их занесло на этот проклятый остров.

– А ты сам как сюда попал? – спросил Дювалье.

Викинг не стал далеко отрываться от придуманной легенды и сообщил прежние сведения о работе в посольстве и прогулке по океану на катере. Когда Жак узнал, что вместе с Викингом захватили еще и женщин, он несколько раздраженно хмыкнул себе под нос.

– Им тоже угрожает опасность? – настороженно спросил Вадим.

– А ты что, до сих пор этого еще не понял? Неприятности ждут всех нас. Правда, можешь успокоиться – женщины в большей безопасности, чем мы. Ну, может, поиграют с ними…

– Какие игры? – взъярился Викинг.

– Да все те же… – вздохнул Дювалье. – Но живы останутся. И еще им грозят табачные плантации. А это тоже – не сахар. Россет, в общем, довольно лояльно относится к противоположному полу, а вот нам с тобой придется туго. Между прочим, у меня на тебя были виды.

– Какие именно? – удивленно спросил Викинг.

– Хотел привлечь тебя к побегу. Но ты ведь своих дам не бросишь? Верно? А они будут обузой.

Викинг на секунду задумался.

– Когда ты успел так решить? Мы с тобой познакомились всего лишь двадцать минут назад…

– У меня глаз на людей наметанный. Первая мысль о нашем партнерстве мне пришла после того, как ты задал мне трепку. Крепкий парень, умеющий за себя постоять, всегда полезен. А потом я утвердился в своем решении, узнав, что ты русский, – сообщил Жак.

– Тебе что, приходилось раньше встречаться с моими соотечественниками?

– Приходилось. У нас в Канаде их достаточно. И старых переселенцев, и новых эмигрантов.

– Так ты из Канады? – изумился Викинг. – Аламейда сказал, что ты француз. Каким ветром тебя сюда занесло?

Дювалье поведал Вадиму свою историю. Он был журналистом и работал в газете «Монреаль трибьюн», в отделе криминальной хроники. Несколько лет назад попал в тяжелую автомобильную аварию. Его спас от инвалидности и паралича доктор Эрик Клейтон, с которым они впоследствии стали друзьями. В минувшее Рождество, позвонив Клейтону, чтобы поздравить его с праздником, Дювалье узнал, что его друг бесследно исчез. Эрик отправился в Сьерра-Марино, где обнаружились следы его сестры Дениз, пропавшей много лет назад. Она в семнадцать лет ушла из дома со своим другом к «детям цветов» – хиппи. Потом доходили ужасные слухи о том, что Дениз стала участницей крайне левой молодежной организации, подозреваемой в проведении террористических актов в Европе и на Ближнем Востоке. Газеты писали, что она входила в руководство этой группы и была в ней едва ли не самым жестоким боевиком. Клейтон очень любил свою сестру и, невзирая на ужасные сведения о ней, предпринимал попытки найти ее. Однако все его старания были безуспешны. Через несколько лет след Дениз вообще потерялся. И вот теперь Эрик получил сведения о местонахождении Дениз и отправился в Сьерра-Марино. Обращение его в госструктуры с целью организовать международный розыск ничего не дало. Тогда он решил попытаться самостоятельно отыскать свою сестру.

– Не буду вдаваться в подробности, как удалось выйти на Генри Россета. На этот остров я прибыл наемным рабочим на плантацию под видом французского моряка, списанного с судна и потерявшего документы. Не буду описывать свои мытарства здесь – работу по четырнадцать часов в день и полуголодное существование. Я узнал главное – у Генри Россета есть молодая жена и ее зовут Дениз. А еще то, что примерно в те же сроки, когда мой друг был в Сьерра-Марино, на острове появлялся белый человек, похожий на Клейтона.

Викинг слушал Дювалье и думал, верить ему или не верить. У него возникали некоторые сомнения в правдоподобности событий, произошедших с Жаком, но они потихоньку рассеивались. Готовить красочную легенду для втирания мозгов свежему сокамернику было, в общем-то, незачем. Викинг потихоньку начал склоняться к тому, что на контакт с Дювалье можно идти. Да у него и не было другого выхода.

…Получив такую информацию, Дювалье бежал с табачной плантации и пробрался к резиденции Россета. Он смог встретиться с Дениз, действительно оказавшейся сестрой Эрика Клейтона.

Ее вывели на прогулку. Жак выключил охранника и пообщался с ней. К ужасу, женщина оказалась наркоманкой в последней стадии этой болезни. Она не понимала, о чем ее спрашивают. С большим трудом Дювалье все же выведал, что ее брата нет в живых и виноват в убийстве Клейтона Генри Россет.

После этого Жаку на острове делать было нечего.

Он скрылся от облавы и спрятался в чащобе, на болоте. Выждав время, ночью пробрался в лагуну и украл весельную шлюпку. Однако его обнаружили и схватили.

Викинг сидел молча и размышлял над услышанным. Он не знал, правду ли рассказал Дювалье. С другой же стороны, он абсолютно ничего не терял от союза с ним, а только выигрывал. Задерживаться на острове Россета Викинг не собирался, и помощник, хорошо знающий порядки, обстановку и местность, был очень кстати.

Вдаваться в подробности о себе и дамах он не собирался. Дювалье хватит и той информации, что ему выдана.

– На каком расстоянии от материка находится остров? – спросил Викинг.

– Примерно в двадцати милях, – не задумываясь, ответил Жак. Вадим удивился.

– Мы плыли сюда на сторожевике не менее часа и прошли расстояние намного большее.

– В каком месте они вас взяли?

– Где-то на полпути между столицей и Сантино – это такой небольшой городок на плато к северу от Сьерра-Марино, – вспомнил Викинг свой маршрут.

Жак наморщил лоб и на секунду задумался.

– Все правильно. От того места по прямой до острова миль сорок или чуть больше.

– Где находится ближайший населенный пункт на материке? – спросил Вадим.

Он примерно представлял карту, в памяти всплывали очертания побережья и даже остров Россета. Однако всех подробностей он не помнил. Дювалье опять задумался и потом с сомнением покачал головой.

– Мне кажется, что Сантино – это единственный серьезный и крупный городок. На север от него расположены только редкие небольшие деревушки, разбросанные по плато. Чем дальше от столицы, тем реже можно встретить людей, тем гуще леса.

– Каким способом мы сможем выбраться с острова? – спросил Викинг. Этот вопрос беспокоил его более всего.

Дювалье удивленно посмотрел на Викинга:

– Конечно, на судне. Надо захватить катер.

Вадим от досады плюнул на пол и, сжав кулаки, выставил перед собой скованные руки:

– А это ты куда денешь? Стены тюрьмы своим лбом прошибать будешь? У тебя есть какой-то мало-мальски реальный план или только большое желание придушить охранника и припугнуть раздатчика пищи?

Его всегда раздражали дилетанты и шапкозакидатели. Он как огня боялся их щенячьего оптимизма и самоуверенности. Наручники были представлены Дювалье в качестве наглядного примера, чтобы он осознал ситуацию, в которой они находились. А вообще освободиться от «браслетов» Викингу было нетрудно, хватило бы гвоздя или шпильки для изготовления отмычки.

А еще Вадим злился на самого себя. Он был далек от мысли, что положение, в котором сейчас находился, безвыходное, что нет надежды на освобождение и надо покориться обстоятельствам. Его просто раздражала цепь случайных событий, приведших к нынешнему положению. Слепым щенком он вышел на охоту и, как результат, совершенно логично вляпался в дерьмо, из которого надо выбираться.

Дювалье ничего не ответил на язвительные слова собеседника. Это молчание несколько сняло раздражительность. Викинг уже более миролюбиво и спокойно констатировал:

– Как я понял, цель у нас одна – выбраться с острова. От этого мы и будем отталкиваться. Желание есть, остается только воплотить его в жизнь. Сразу предупреждаю, что женщины пойдут с нами. Бросить их я не вправе. Если ты, Жак, против, то давай сразу разойдемся. Это первое. Второе: работать без серьезного плана я категорически отказываюсь. Третье: надо сразу определить обязанности, амбиции и подчиненность, хотя об этих вещах в нашем положении говорить довольно трудно.

Жак захохотал. Отсмеявшись, заметил:

– Чем вы, русские, мне нравитесь, так это тем, что хотите всеми силами отстоять демократию, которую у вас никто не отбирает. Мы, на Западе, давно привыкли к этому состоянию, и оно для нас вполне естественное, хотя и не всегда является безоблачным. Разница между нами только в практическом подходе к этой категории. Мы считаем, что демократия в первую очередь определяется свободой отдельной личности, которая не должна угнетаться институтами власти и субъектами, а наоборот, обязана строить систему, удобную для каждого. Вы же идете от обратного и пытаетесь сначала создать демократию общества в целом, предоставляющую условия и гарантии свободного существования личности, и уже потом обеспечивать ими конкретного индивидуума. В результате получаете систему и лидера, который ведет вас, как стадо козлов, по пути диктата и тоталитаризма.

Викинг перебил Дювалье, негромко и беззлобно проворчав по-русски:

– За козла ответишь – сам такой же.

Жак, не поняв его реплики, лишь пожал плечами и продолжил:

– А в принципе я с тобой полностью согласен. План нам нужен и женщин бросать на произвол судьбы нельзя. У меня есть несколько предложений…

Часа через два снаружи послышались шаги и окошко на двери приоткрылось. Голос ключника потребовал, чтобы оба заключенных удалились в дальний от двери угол.

Потом он загремел замком, и сопровождающий его субъект в грязной одежде через щель в дверном проеме просунул на порог две глиняные миски и пластиковую бутылку с водой. За их спинами торчали стволы автоматов. Дверь снова захлопнулась.

Викинг в своем углу жалобно застонал. Дверь приоткрылась, и в ней показалась лисья физиономия любознательного ключника. Дювалье грозно прорычал из темноты, требуя немедленно убрать из камеры падаль, под которой подразумевал своего сокамерника.

Тюремщик стал более серьезным и крикнул уже Викингу:

– Эй, новенький, ты живой? Ходить можешь?

Вадим несколько задержался с ответом и спустя несколько секунд тяжело прохрипел:

– Пока еще могу. Если вы меня не уберете от этого людоеда, то скоро получите труп. Он все мои ребра смешал в одну кучу.

Жак в темноте приблизился к сокамернику, и снаружи стали слышны звуки тупых ударов и крик новичка.

– Прекрати немедленно бить его! – заволновался ключник. – Он нужен живой. Скоро прибудет сеньор Элиас для допроса. Отстань от него, скотина!

Металлическая дверь с лязганьем распахнулась, и в камеру влетели вооруженные охранники. Они с трудом оторвали Жака от жертвы, отбросили в сторону и потащили безвольно обмякшее тело Викинга наружу. Дювалье бушевал, но несколько ударов прикладами быстро его успокоили.

Яркий солнечный свет ударил в лицо, заставив Вадима крепко зажмурить и без того полуприкрытые глаза. Его небрежно бросили на землю, и ключник склонился над ним. Он потряс Викинга за плечо и спросил:

– Эй, амиго, ты живой? Погоди подыхать, еще успеешь.

Веки медленно приоткрылись. Вадим посмотрел на окружающих затуманенным взглядом и застонал.

Тюремщик выпрямился, удовлетворенно бросив своим:

– Живой пока, – и снова обратился к лежащему: – Ты своими ногами идти можешь?

Викинг заговорил, еле ворочая языком:

– Не знаю. Этот сумасшедший меня чуть не убил.

Ключник махнул рукой охранникам:

– Говорить может, вот и слава Иисусу. Тащите его в контору. Пускай полежит пока, очухается. Сеньор Элиас скоро подойдет для беседы, он уже звонил.

Охранники подхватили Викинга под руки и поволокли за собой. Его ноги тащились по земле, поднимая пыль. Наручники сильно врезались в запястья, помогая испускать достоверные стоны. На глаза опять попался столб с распятым на нем человеком. Зрелище было не из приятных и наводило на грустные мысли. Пересчитав коленями ступени крыльца и выбоины грубого бетонного пола, Викинг оказался в неопрятной просторной комнате. Охранники небрежно бросили пленника в пыль, смешанную с цементной крошкой, закрыли дверь на замок и удалились.

Оставшись один, он подождал, пока затихнут шаги в коридоре, и, осмотревшись, мягко вскочил на ноги. Первый акт представления прошел успешно. Теперь следовало ждать сцены допроса. Импровизировать придется по ходу действия.

В комнате из обстановки находились два стула и стол, надежно привинченные к полу. Викинг по стенке подобрался к окну, перекрытому снаружи решеткой, и осторожно выглянул. Ничего нового и интересного для себя он не обнаружил. Сквозь грязное стекло был виден пустынный угол уже знакомого двора, истоптанная трава и стена соседнего здания.

«Ну что же, подождем продолжения. Узнаем и оценим сэра или сеньора, как ему больше нравится, Элиаса, – подумал Викинг. – Кстати, Дювалье проявил к данному типу сильный интерес, хотя и старался не показывать этого. Ладно, пока не стоит делать никаких выводов и тем более заглядывать в будущее, а надо заняться чем-нибудь более полезным».

Андрюха Доктор, когда его периодически срывало на психологию с военным уклоном, утверждал, что девяносто процентов неудач происходит с людьми по их собственной вине. У него было два постулата, которые он всем проповедовал. В первом Андрей доказывал, что бесстрашие человек испытывает в двух случаях – когда все знает или, наоборот, ничего не знает. Если же индивидуум владеет полузнанием, то тут проявляются страх и неуверенность.

Второй принцип гласил, что интеллигент умирает дважды. Первый раз мысленно, анализируя ситуацию, а только потом – реально. Жить, по версии Андрюхи, следовало в настоящем времени, которое само приведет тебя в необходимое русло, и пытаться что-то менять бесполезно.

Самсон однажды подвел незамысловатый итог этим размышлениям:

– Короче, надо быть тупым и ленивым. Не бери дурного в голову, а тяжелого в руки. Кривая все равно вывезет куда надо. Я правильно тебя понял?

Доктор расстроился и назвал Самсона недалеким прагматиком, который годен только для растительного существования и проламывания голов, на что тот обиделся и послал философа к прародителям. Потом они быстро помирились и пошли пить пиво, одинаково любимое и мыслителем, и холодным прагматиком.

В размышлениях Андрюхи был определенный смысл, но не всегда можно было заставить себя жить одной минутой и не пытаться изменить происходящее. Однако Викинг все же умел заставить себя отбросить в сторону часто неприятный анализ ситуации и заняться текущей практикой.

Вот и сейчас он опустился на колени и начал внимательно исследовать пол комнаты. Минуты через три в бетонной крошке обнаружилась очень ценная вещь – гвоздик «сороковка». Лучшего подарка ожидать было трудно. Инструмент для необходимых манипуляций с наручниками нашелся. Викинг хотел его спрятать в одежду, но решил не спешить и пока положить на удобное место на полу, чтобы забрать при выходе. Дальнейшие поиски, кроме еще пары таких же гвоздей, ничего полезного не принесли.

Минут через сорок в коридоре послышался шум шагов. Викинг понял, что это явились по его душу, и сел на пол, приняв позу, подобающую замордованному узнику. Дверь открылась, и в комнату вошли двое крепких мужчин. Их внешность и скупая уверенность в движениях резко отличались от поведения местных военизированных типов, с которыми ему пришлось столкнуться за недолгое время пребывания на острове.

– Встать! – громко скомандовал один из них.

Викинг начал медленно подниматься. Это, видимо, не очень понравилось прибывшим, и один из них, подхватив узника за предплечья, рывком поставил его на ноги.

Умелые руки начали тщательно обшаривать одежду, и скоро то немногое, что еще оставалось у него, легло на стол: часы, сломанная сигарета, выпавшая в кармане из пачки, и пластиковое удостоверение конторы Руэнтоса. После шмона его усадили на стул, стоящий в центре комнаты. Один остался стоять позади Викинга, а другой отошел к двери.

Ждать пришлось недолго. Дверь отворилась, и на пороге показался небольшого росточка пожилой джентльмен с мягким и благообразным лицом любящего дедушки. На вид ему было не менее шестидесяти лет. Остановившись на пороге, старичок внимательно осмотрел помещение. Брезгливо поморщился и, повернув голову, укоризненно бросил через плечо стоящему позади:

– Аламейда! Ну когда же вы приучитесь к порядку. Мне даже заходить в этот свинарник противно, а не то что встречаться здесь с нашими гостями. Нехорошо… Ай, как нехорошо!

Из коридора послышался оправдывающийся бормочущий голос гориллы. Долгожданный сеньор Элиас – а судя по всему, это был именно он – махнул безнадежно рукой и прошел к столу. Из-за его спины шустро выскочил Аламейда и начал протирать рукавом запыленную столешницу и стул. Старичок внимательно наблюдал за этой процедурой, принимая действия грозного тюремщика как должное. Затем он тщательно осмотрел рабочее место и, похоже, остался доволен им. Усевшись напротив Викинга, он взглянул на него острым и внимательным взглядом.

– Давайте знакомиться, молодой человек. Меня зовут Патрик Элиас. Я являюсь адвокатом сэра Генри Россета, хозяина, если так можно охарактеризовать его статус, данного острова. Мне поручено провести тщательное расследование и подтвердить или, наоборот, рассеять его подозрения в вашей шпионской деятельности, нацеленной на разрушение суверенитета, а также территориальной целостности Соединенных Штатов Америки в целом и поместья сэра Генри в частности. Сэр Генри Россет в своем лице представляет все виды власти на острове: законодательную, исполнительную, судебную, а также и функции карающего органа. Поэтому от вашего поведения и чистосердечных признаний будет зависеть решение о дальнейшей судьбе лично вас, а также дам, с которыми вы прибыли на наш остров.

Викинг внимательно следил за мимикой говорящего и в какой-то момент вдруг понял, что старикан самым натуральным образом блефует и не верит ни одному своему слову. Это открытие давало повод для размышления. Элиас был вполне разумным человеком и только подыгрывал хозяину. Если действия Генри Россета выглядели довольно скверной комедией, что вполне объяснялось его душевным здоровьем, то поведение и слова адвоката более скатывались к фарсу. Викингу было необходимо выиграть время.

С трудом ворочая языком, он обратился к сэру Элиасу:

– Я высказываю протест против противоправных действий в отношении лиц, обладающих дипломатическим статусом. Нас захватили в территориальных водах Республики Сьерра-Марино и предъявили совершенно необоснованные обвинения. Более того, нам угрожали и продолжают угрожать физической расправой. Я требую, чтобы вы немедленно связались с посольством России и сообщили о нашем местонахождении. Отвечать на какие-либо вопросы без присутствия представителя российской стороны отказываюсь. Кроме того, я прошу предоставить нам нормальные условия содержания и оградить от грубых действий ваших сотрудников.

Сэр Элиас, выслушав речь Викинга, ненадолго задумался и ответил спокойно и рассудительно:

– Я, конечно, могу понять ваше негодование, однако у меня есть полные основания сомневаться в достоверности ваших слов. Дипломатическая неприкосновенность – понятие, по всем международным нормам требующее неукоснительного соблюдения, но чем вы докажете, что являетесь теми, за кого себя выдаете? Документально это никак не подтверждается. Предоставить особые комфортные условия существования мы не в силах. Сотрудники наши, насколько я знаю, пока ведут себя по отношению к вам вполне корректно. Акцентирую слово «пока». Все будет зависеть от вашего поведения и открытости.

Взгляд Патрика Элиаса упал на скудную кучку вещей, обнаруженных при обыске Викинга. При виде удостоверения антитеррористического департамента брови адвоката удивленно поползли вверх, и он осторожно взял в руки пластиковую карточку. Его лицо поменяло выражение, в одну секунду став жестким, если не сказать жестоким.

– А это что такое? Очень занимательная на вид штучка. Оказывается, к нам в гости прилетела интересная птица. Говорит, что он работает в русском посольстве, а в кармане имеет удостоверение сотрудника департамента по борьбе с терроризмом. Довольно странно. Вы как-то можете мне это объяснить? – Элиас впился взглядом в Викинга.

Вадим твердо повторил:

– Я требую представителя российской стороны и буду говорить только в его присутствии.

Сэр Элиас наморщил лоб и ненадолго задумался. Потом более спокойно взглянул на Викинга и сказал:

– Сначала мне показалось, что дело у нас несложное, но, оказывается, не все так просто. Наведу-ка я для ясности справки, что за личность такая к нам прибыла.

Он поднялся со стула и направился к двери. Аламейда, простоявший всю беседу в углу комнаты, подскочил к адвокату и что-то зашептал ему на ухо, кивая головой в сторону Викинга. Элиас оглянулся на него и негромко произнес короткую фразу. До Вадима донеслись несколько несвязных слов: «расходный», «завтра», «безразлично». Аламейда несколько оживился, почтительно проводил адвоката и его охранников до двери, а сам остался в комнате.

С гнусной ухмылкой тюремщик подошел к сидящему и кнутовищем поднял его подбородок. Викинг смотрел на Аламейду полуприкрытыми глазами, изображая изможденного узника.

– Жаль, что приходится тратить время на совершенно пустые формальности, – сказал тюремщик. – Подождем до завтра. А вот ночевать ты будешь все там же, вместе с этим зверюгой Дювалье. Тебе он понравился? Если до утра дотянешь, значит, ты просто везунчик.

Такой расклад Викинга вполне устраивал. Как он понял, сегодня в расход его пускать не собираются, а завтрашняя встреча с Элиасом вполне вписывалась в их с Дювалье план.

Размышления прервал крепкий удар в ухо. Викинг среагировал в самый последний момент и смог немного смягчить его. Он свалился со стула и, вполне естественно перекатившись, оказался рядом со своим припрятанным гвоздем. Скорчившись от мнимой боли, Вадим сумел накрыть гвоздь скованными ладонями и зажать между средним и безымянным пальцами левой руки.

Викинг стойко перенес обратный путь. Его волоком протащили по двору и закинули в бетонный мешок. Дювалье, как ему и положено, начал рычать, ругаться и изображать избиение жертвы.

Ключник, правда, учтиво предупредил канадца, что ежели он забьет сокамерника до смерти, то его утром повесят. Поэтому спектакль продолжался недолго и закончился разочарованным бормотанием Жака и тихими постанываниями мнимой жертвы.

Маисовая каша уже застыла и превратилась в безвкусную массу, но Викинга это не смутило. Силы необходимо поддерживать, и это блюдо было не самым худшим из тех, которые ему приходилось употреблять в своей жизни. После краткого обеда или, может быть, ужина он занялся наручниками. Согнув гвоздь в расщелине стены, Викинг, поковырявшись в замке, сначала снял наручники с Дювалье, а потом освободился с его помощью сам. Порывшись в мусоре, опробовал найденные щепки, с помощью которых можно было клинить трещотки замков так, чтобы в любой момент «браслеты» можно было сбросить.

Программа на сегодня была исчерпана. Викинг обговорил с Жаком план завтрашнего дня и заснул сном младенца. Прошедшие сутки все-таки здорово вымотали его.

«Ваш отдых – это тоже оружие», – была последняя мысль засыпающего Викинга.

Утром принесли на завтрак кусок хлеба пополам с трухой и бутылку воды на двоих. Пережевывая скудную пищу, Вадим еще раз анализировал предстоящие действия. Все было зыбко и неопределенно. Любая мелкая досадная случайность могла внести коррективы в планы и, более того, привести к срыву задуманного. Оставалось надеяться на помощь всевышнего, тупость и самонадеянность хозяев вместе с охранниками, а также на самого себя. За последний пункт Викинг переживал менее всего.

А еще он почувствовал какую-то неискренность в поведении Дювалье, хотя все его предложения были разумны и полезны. Однако цель, к которой он стремился – убрать Генри Россета в качестве мести за своего друга, – как-то незаметно ушла на второй план. Естественно, на первом месте стояло желание убраться с острова, однако у Викинга сложилось впечатление, что Жака начал больше интересовать сэр Патрик Элиас, а месть стала совсем не обязательным условием.

Беспокоили его и женщины. Но заверения Жака в относительно лояльном отношении местной администрации к дамам давали надежду, что ничего ужасного с ними не случится.

Судя по солнечным лучам, проникавшим в камеру через щели, время подходило к одиннадцати, когда за дверью послышались шаги и загремел замок. С прежними предосторожностями по отношению к Жаку охранники вытащили Викинга из камеры и бесцеремонно поволокли по старому маршруту.

Вчерашняя процедура повторилась во всех деталях. Комната, недолгое ожидание, крепкие парни, обыск и долгожданная встреча с дедушкой, как окрестил его про себя Вадим. Единственным отличием от предыдущего дня было отсутствие Аламейды, но это даже упрощало задачу. На этот раз Элиас не стал разыгрывать из себя добряка и эстета, а был более сух и деловит.

Он прошел к столу и без предисловий начал говорить:

– Ну что же, молодой человек. Кое-какие справки я навел. Действительно, ваша компания случайно попала к нам. Это отрадно. И к антитеррористическому департаменту вы имеете косвенное отношение. Меня радует, что ваше руководство заботится о своих соотечественниках и хочет найти виновников расправы с семьей дипломата.

Элиас лукаво посмотрел на Викинга. Морщинки вокруг его глаз собрались в лучики, и лицо неожиданно подобрело. Стало понятно, что дедушка сейчас скажет какую-нибудь гадость, развеселившую его. Так и произошло.

– Хотя мои сомнения в отношении вашей деятельности почти рассеялись, сэр Генри Россет все же настаивает на преступной шпионской работе российской стороны в вашем лице против Соединенных Штатов. «Холодная война» осталась в его сердце. Тут я поделать ничего не могу, и нам с вами остается только одно: написать чистосердечное признание. Я думаю, это смягчит сердце сэра Генри, – сказал Элиас и вопросительно посмотрел на узника.

Викинг видел, что адвокат издевается над ним и ерничает. Похоже, интерес, неожиданно возникший у него вчера при виде удостоверения конторы Руэнтоса, бесповоротно пропал, и разыгрывающийся спектакль являлся для дедушки просто развлечением.

Пора было брать инициативу в свои руки и начинать работу, тем более что ничего полезного он уже не слышал. Довольно неожиданную и интересную информацию для себя, а вернее, для нужных людей, он уже выудил из разговора, и терять время не стоило.

Парни-охранники стояли на прежних местах – один за его спиной, второй слева, прислонившись к косяку двери. Адвокат в расчет первого хода пока не шел. Он был основным блюдом, но во второй подаче.

Сэр Патрик Элиас смотрел на сидящего – худощавого, еще молодого мужчину, и ждал реакции на свои слова. Перед ним находился не первый несчастный, которого он ломал без сожаления. Попадались крепче, серьезнее, энергичнее, однако все заканчивалось тем, что они ползали у его ног и умоляли сохранить жизнь. Иногда было даже интересно растоптать волевого человека и сломить его дух. Но обычно все проходило до банальности буднично: угрозы, капелька физического воздействия, и человек из высшего существа превращался в слизняка.

Этот экземпляр, по его мнению, не представлял из себя ничего выдающегося. Обычный сырой материал, из которого можно слепить что угодно. Элиас, в общем-то, с сожалением смотрел на безвольную фигуру изможденного человека, сидевшего перед ним. Он не испытывал к нему никаких чувств – ни жалости, ни ненависти. Просто очередная придурь Генри Россета заставляла его ломать еще одну ни в чем не повинную душу.

Молчание несколько затянулось. Элиас еще раз взглянул на узника. Тот неподвижно сидел, полуприкрыв веки, через которые проблескивали белки. Адвокат только начал открывать рот, чтобы отдать приказание расшевелить и привести заключенного в чувство, как глаза распахнулись и на него упал острый, завораживающий своей темной глубиной, взгляд. То, что произошло в следующие мгновения, поразило его своей неправдоподобностью. Элиас застыл на месте, словно его сковал столбняк, наблюдая, как перед ним разворачивается ужасная картина.

Руки заключенного, бессильно лежащие на коленях, резко рванулись в стороны, и наручники совершенно неожиданно расстегнулись и полетели на пол. Они еще не успели упасть на бетон, как в воздухе прямо перед адвокатом мелькнули подошвы армейских ботинок. Опершись руками на стул, недавний узник взлетел над ним, сделал разножку и, развернувшись в полете на сто восемьдесят градусов, нанес сильнейший удар в голову охранника, стоящего позади. Послышался глухой звук, сопровождаемый противным хрустом, и безжизненное тело начало плашмя падать на пол.

Викинг едва достал первого противника. Его правая рука скользнула по краю стула, и он не смог придать должное ускорение своему телу. Поэтому уже в развороте он выпрямился и только так смог дотянуться до парня. Анализировать первый бросок или сетовать на едва не произошедшую неудачу времени не было. Машина уничтожения по имени Викинг работала автоматически.

Едва коснувшись подошвами пола, он низким ходом юлы бросился к двери. На мгновение растерявшийся второй охранник уже рвал пистолет из наплечной кобуры. Реакция у парня была неплохая, однако его попытка достать оружие не позволила ему поставить защиту от удара налетевшего Викинга. Полусогнутая рука с уже вытащенным пистолетом оказалась пригвожденной к груди, а мелькнувшая перед лицом ладонь коснулась шеи, и ослепительный свет, на мгновение вспыхнувший перед глазами охранника, навсегда померк.

Элиас, перед которым за считаные секунды разыгралась страшная битва, стоял, бессильно раскрывая рот, не издавая ни единого звука. Его ноги стали ватными, а тело предательски отказывалось двигаться. Словно в замедленном кино, он наблюдал за приближавшимся мягкими стелющимися шагами человеком, в руках которого чернел пистолет, подхваченный из рук охранника.

Ствол «беретты» жестко уткнулся в шею Элиаса. Викинг рывком вытащил не оказывающего сопротивления адвоката из-за стола и подножкой уложил его на пол лицом вниз. Его руки тут же бесцеремонно были заломлены за спину, и мгновение спустя запястья ощутили на себе холод защелкнутых наручников. Впервые в жизни Элиас оказался в столь унизительном состоянии полного бессилия, которое усилилось еще больше от грязной тряпки, засунутой в рот в виде кляпа. Из его глаз полились слезы, и появилось ощущение, которое он всегда гнал от себя и презирал, – надвигающейся старости и слабости.

Викинг поднял адвоката с пола и усадил на стул. Жалкий вид старика не вызвал у него ни малейшей жалости. Всего лишь минуту назад самодовольная физиономия Элиаса маячила перед глазами и напыщенно разглагольствовала и ерничала. Для большего эффекта и обоюдной пользы Викинг врезал крепкую оплеуху недавнему вершителю судеб и ощутил при этом хоть и небольшое, но удовлетворение.

Первый этап прошел успешно. Задерживаться в комнате не стоило. Судя по тому, что на шум борьбы никто не отреагировал, коридор должен быть пуст, хотя в этом и были определенные сомнения. Сделав страшные глаза, Викинг направил на адвоката пистолет и приложил палец ко рту. Элиас понял, что он должен сидеть тихо, и закивал головой в знак повиновения.

Викинг подошел к двери, оттащил в сторону тело охранника и осторожно потянул на себя створку. В коридор он вылетел, сжимая пистолет обеими руками, поводя им из стороны в сторону в поисках противника. Его взгляд выхватил вооруженного «калашниковым» человека, беспечно прислонившегося к стене в пяти шагах от двери. Викинг едва не нажал на курок, но, встретив изумленные и растерянные глаза охранника, прыжком оказался рядом с ним и опустил рукоять «беретты» на его темя.

В коридоре больше никого не было. Подхватив обмякшее тело, он потащил его в комнату. Он уложил часового рядом с телохранителем Элиаса. Адвокат с ужасом смотрел на разворачивающиеся события, которые не могли ему присниться и в самом страшном сне. Прибавляющиеся с каждой минутой безжизненные тела оставляли ему мало надежды на то, что подобное не произойдет с ним самим.

Викинг подошел к окну и осмотрел по-прежнему пустынный сектор двора, который был виден из него. Начало было, в общем-то, неплохое. Заложника и оружие он добыл. Теперь были нужны ключи от камер, иначе возникали проблемы с освобождением женщин и Жака. Лбом двери не вышибешь, а взрывать хлопотно, да и нечем.

Кстати, надо проверить оружие. Викинг вытащил магазин из «беретты» и оттянул затвор. Машинка эта более чем надежная, пятнадцатизарядная. Боекомплект полный, один патрон уже загнан в патронник. Элиаса охраняли вполне серьезные парни – предохранитель снят, «маслина» в стволе. Похоже, он только на доли секунды смог опередить выстрел. Ну, да ладно, успел, значит, не опоздал.

Китайский «АК-47» аборигена представлял обратную картину: предохранитель в закрытом положении, в смотровое отверстие магазина виден край гильзы, то есть автомат находится в положении дубины. Викинг поставил рычажок в среднее положение для автоматической стрельбы и передернул затвор. Вот сейчас все в порядке. Готов к труду и обороне.




Глава 9. Побег


Викинг стоял за спиной сидевшего на стуле Элиаса. Проверка оружия вызвала у адвоката признаки явного беспокойства и дискомфорта. При первых же щелчках металла он съежился и нервно закрутил головой.

«Испугался, гаденыш, – зло подумал Викинг. – Как мозги парить беззащитным под охраной мордоворотов – на это смелости хватает. А только дело коснулось собственной шкуры, сразу дергаться начал».

Он ткнул его стволом пистолета в затылок с редкими белесыми волосиками.

– Когда и кто может прийти сюда? Я сейчас у тебя вытащу кляп, и ты мне тихонько скажешь. Если начнешь шуметь, можешь считать, что это последняя секунда твоей жизни, – сообщил адвокату Викинг. – Все понял?

Элиас мелко, но энергично закивал головой в знак полного согласия и готовности к конструктивному диалогу. Вадим вытянул тряпку из рта старика и вопросительно глянул на него. Тот, откашлявшись и утерев запястьями скованных рук слезившиеся глаза, заговорил:

– Сразу после вас я должен беседовать с Дювалье. У него нужно было уточнить кое-какие детали. Оба ваших дела Россет должен был рассматривать на одном заседании суда.

– Придурок он, твой Россет, – печально констатировал Викинг. – Делать ему больше нечего, как только разыгрывать дешевую комедию. Но его-то хоть понять можно – с головой у человека не все в порядке. А ты присосался к его деньгам и идешь на поводу у сумасшедшего.

Элиас осторожно пожал плечами и изобразил смущение на лице.

– Я поставлен в такое положение его отцом и вынужден принимать правила игры, – скромно потупив глазки, ответил адвокат. – Мне трудно диктовать свои условия. Вынужден подчиняться…

– И получать за это хорошие деньги, – закончил за него фразу Викинг. – Сколько человек будет сопровождать Дювалье? И второе: какое количество людей охраняет эту вашу тюрьму?

Элиас, ввиду невозможности разведения скованных рук, растопырил ладони.

– Сколько охранников придет, не знаю – я только отдал приказание Аламейде. А тюрьму охраняет примерно человек двенадцать. Я не занимаюсь вопросами охраны, поэтому информация у меня не очень точная.

Адвокат сделал паузу, а потом тихим просительным тоном произнес:

– Прошу прощения, но у меня к вам одна убедительная просьба. Если можно, не засовывайте мне в рот эту грязную тряпку. Видите ли, у меня с детства нарушена носовая перегородка, и при дыхании без помощи рта я могу задохнуться. У меня уже едва не наступила асфикция. Клятвенно обещаю, что кричать и шуметь не буду.

Викинг задумался, потом взял со стола шариковую авторучку и сунул ее под нос адвокату.

– Зажимай эту штуку зубами и держи. Дышать вполне сможешь. Но если ты ее выплюнешь или она случайно выпадет, я тебе ее вколочу в глотку. Усвоил?

Элиас пока был нужен живым. Задохнувшийся заложник его не устраивал. А наглядные примеры обращения с телохранителями вряд ли позволят дедушке расслабиться или похулиганить. Адвокат беспрекословно ухватил зубами ручку и застыл на стуле, глядя прямо перед собой.

В это время в коридоре послышался неясный шум и топот нескольких людей. Викинг приготовился к встрече. Автомат стоял около стены. Работать в помещении с «калашниковым» не стоило – много шума, да и пули рикошетом от стен могут самого задеть. А вот пистолет для ближнего боя вполне годен.

Коридорные шаги затихли рядом с комнатой. В дверь негромко постучали, и знакомый ласковый голос Аламейды попросил разрешения войти. Викинг, на ходу сориентировавшись, выдернул авторучку изо рта Элиаса и шепнул ему:

– Говори. Пускай заходит.

Адвокат, прокашлявшись, относительно естественным голосом пригласил его войти. Викинг сунул авторучку на старое место и взял «беретту» на изготовку.

Дверь открылась, и в проеме показался Аламейда. Глаза гориллы широко открылись при виде представшей перед ним картины. Но среагировал Аламейда на удивление быстро и сделал то, что от него ожидать было трудно. Рука с кнутом, который Викинг воспринимал больше как антураж и рисовку, рванулась вперед и тонкий кожаный язык, свистнув, страшно обжег кулак, сжимающий пистолет, и вырвал «беретту». На мгновение опешив, Викинг уловил краем глаза движение занесенной руки для нового удара и нырнул навстречу.

Несмотря на то что Аламейда мастерски, по-цирковому, владел своим оружием, соперник все же смог обогнать его, и кнут выстрелил уже в пустое место. Возвратное движение кнутовища резко остановилось, и оплетенная ремнем деревяшка едва не выскочила из рук тюремщика и удержалась только на петле, охватывающей запястье. Далее случилось совсем невообразимое. Фигура бывшего узника исчезла из поля видимости, словно растворившись в воздухе, кожа кнута неожиданно обвилась вокруг шеи своего хозяина и настолько сильно сдавила ее, что Аламейда едва не потерял сознание.

Последовал молниеносный и резкий удар в болевую точку в районе поясницы, отключивший верхнюю часть туловища тюремщика. Левая рука, рванувшаяся к горлу, чтобы освободить его, бессильно опустилась, а правая была уже и без того заклинена петлей кнутовища.

Единственное, что Аламейда мог еще сделать, – безвольно подчиниться своему сопернику, оказавшемуся за спиной. Тиски, сжимающие ремень кнута, обвившегося вокруг шеи, повлекли его с порога в комнату и остановили, развернув лицом к двери.

Протащив за собой ослабевшего тюремщика, Викинг нагнулся и поднял с пола упавший пистолет. Он просунул его под правую опущенную руку Аламейды и, прикрываясь тюремщиком как щитом, двинулся к выходу. В открытом дверном проеме показалась удивленная физиономия очередного охранника, привлеченного шумом.

Осторожничать смысла уже не было, и Викинг дважды нажал на курок. Человека отбросило от двери на противоположную стенку, и он начал медленно оседать на пол, сохраняя на лице все то же выражение удивления. Викинг, с усилием толкая перед собой грузное тело Аламейды, вывалился в коридор. Он мгновенно оценил обстановку, которая была не очень приятной. Народа там оказалось больше, чем он рассчитывал. Прямо перед ним стоял Дювалье, позади двое вооруженных охранников, а за ними знакомый ключник.

На него пока еще работал фактор неожиданности, однако один из конвоиров Жака успел сбросить с плеча автомат и готовился к стрельбе, а другой, правда, пока еще только тянул рукой ремень «АК-47», пытаясь его снять. Дело решали мгновения. Самое главное было – не упустить парня с ключами от камер, который в испуге начал пятиться к выходу.

Викинг не мог применить пистолет. Стоящий прямо перед ним Дювалье перекрывал директрису стрельбы, а рука, находящаяся под мышкой Аламейды, не позволяла вести прицельный огонь. Он едва успел открыть рот, чтобы дать команду Жаку, как тот сам понял, что нужно делать, и рухнул на пол, освобождая поле боя.

Это было сделано своевременно, так как ствол охранника уже смотрел в его сторону и только щит в виде Аламейды прикрывал Викинга. Трудно было надеяться, что психика у парней крепкая и безмерная любовь к начальнику не позволит начать аборигену истерическую стрельбу в тесном коридоре. Тем более что полупридушенный Аламейда начал приходить в себя и дергаться, пытаясь развернуться и подставить Викинга под выстрел.

Опередив охранников на доли секунды, Вадим открыл огонь из «беретты». Палец самого шустрого все-таки успел нажать на курок, и, падая, он пустил короткую очередь из автомата. Пули рикошетом забились по стенам, но вреда никому не принесли, в отличие от выстрелов Викинга, поразивших обе цели.

Радости или удовлетворения это не принесло. Мозг работал в автоматическом режиме и только зрительно фиксировал этапы акции. Отработанный материал позже сам будет всплывать в памяти и анализироваться, хотя не всегда эти воспоминания будут приятны. Скорее – обратное. Иногда прошедшее хочется побыстрее забыть, но оно проявляется и выходит наружу измотанными нервами и ломкой. Ребята в отделе всегда глушили этот период старым русским способом – запоем. Даже Дед относился к такому расслаблению с пониманием, и с его легкой руки он стал называться реабилитацией.

Аламейда окончательно пришел в себя и начал предпринимать попытки освобождения. Викинг удерживал удавку на его шее левой рукой, которая уже начинала затекать, а правая была занята пистолетом и зажата крепким предплечьем тюремщика. Викинг почувствовал, как зажим усилился и Аламейда пробует ухватить «беретту». Однако это сделать ему не удалось. Одновременно удерживать руку противника и отбирать оружие было довольно проблематично.

В настоящий момент Викинга более всего интересовал ключник, который на четвереньках улепетывал по коридору к выходу. Аламейда являлся отработанным материалом и особого интереса не представлял. Поэтому Вадим выгнул, как только смог, запястье вниз и нажал на курок. Пуля хоть и по касательной, но должна была ранить гориллу. Раздался оглушительный вой, и предплечье расслабилось. Викинг вырвал из тисков руку с пистолетом и с размаху врезал рукоятью в основание черепа Аламейды.

Оттолкнув ногой падающее тело, он кинулся вдогонку за ключником, который подобрался почти вплотную к двери. Тот, увидев несущегося к нему Викинга, завизжал от страха и попытался вскочить на ноги, но нервное потрясение было настолько сильным, что он сумел только подпрыгнуть на непослушных ногах, удариться о косяк, еще раз дернуться и после этого замереть на полу, ожидая неизбежного и ужасного финала.

Викинг рывком поставил его на ноги и, уперев ствол под подбородок, на выдохе, рявкнул:

– Где ключи от камер, ублюдок?

Тот дрожащими руками начал рвать с пояса гремящую связку. Викинг, убедившись, что искомое на месте, поволок парня назад, к месту недавнего боя. Картина, которая открылась перед ним, радовала взор. Дювалье скованными руками нещадно молотил Аламейду, который еще пытался сопротивляться, хотя пол под ним уже густо заливался кровью.

«Живучий, однако, гад…» – мелькнула мимоходом мысль, но задерживаться и присоединяться к процессу он не стал – время поджимало, да и Жак мог вполне качественно завершить начатое им.

Викинг бросил на пол ключника и крикнул ему:

– Сними с Дювалье наручники. И не вздумай бежать!

Сам же, успокаивая дыхание, перешел на шаг и направился в комнату допросов. Элиас, по-прежнему скорчившись, сидел на стуле, сжимая зубами авторучку и широко раскрытыми глазами глядя в коридор. Вид его был настолько комичен, что Викинг едва не рассмеялся. Идея с ручкой пришла в голову случайно, и он не думал, что это может выглядеть так забавно. Однако на веселье времени не оставалось, и Викинг, схватив адвоката за шиворот, поволок его прочь из комнаты, прихватив с собой автомат, стоящий около стены.

Аламейда лежал не двигаясь. Жак сделал свое дело и занимался освобождением запястий от наручников. При этом Дювалье грозно рыкал на ключника, отчего руки того бились крупной дрожью и он никак не мог открыть замки.

Элиас, увидев картину побоища и кровь, растекающуюся по коридору, начал обмякать в руках Викинга и закатывать глаза. Тащить на руках эту сволочь, теряющую сознание, резона не было, и Вадим, как обычно в полевых условиях, отвесил ему хорошую оплеуху, быстро возвратившую адвоката в реальность.

Дювалье освободил руки и выдернул автомат из рук лежащего охранника. Судя по тому, как он обращался с оружием, проверяя его, «калашников» канадцу был хорошо знаком. По резким, уверенным движениям Жака чувствовалось, что у того пошел кураж и сокамерник включился в игру. Викинг толкнул к нему адвоката и крикнул:

– Берешь старика под свою опеку. Я иду первым. Ты следуешь за мной. Понял?

Жак принял в свои объятия Элиаса и только кивнул в ответ. Викинг отстегнул магазин у автомата, лежащего рядом с третьим охранником, и засунул его за пояс рядом с «береттой». В ней должно было оставаться не менее половины боекомплекта, хотя он и не пересчитывал количество выпущенных пуль. Взгляд упал на вытянутую ногу охранника, распластавшегося в луже крови. Из-под задранной штанины виднелась рукоятка ножа, заткнутого за голенище армейского ботинка. Викинг вытянул полезную, хотя и грубую самоделку и уложил ее в продолговатый карман на груди.

Надо было спешить. Выстрелы могли привлечь внимание охраны, и в первую очередь часовых на вышках. Подняв за шиворот с пола съежившегося ключника, он двинулся к выходу. Уже на ходу Викинг обдумал диспозицию и около двери произвел перестроение своего отряда, пояснив Жаку его действия.

Дювалье ударом ноги открыл дверь и, прикрываясь адвокатом, вывалился наружу. Удерживая Элиаса и подняв одной рукой автомат, Жак сразу начал поливать из него правую вышку. Точность стрельбы была отвратительная, но отвлекала внимание и давала возможность Викингу расправиться с часовым слева.

Он выскочил наружу и, мельком окинув взглядом двор тюрьмы, убедился, что непосредственной угрозы там нет. Вскинув «калашников», прицельной очередью снял часового на левой вышке, а после этого, круто развернувшись, перенес огонь на охранника, спрятавшегося в испуге за плетеным ограждением от густого, но бестолкового огня Жака.

Пули калибра 7,62 мм без труда прошили лианы бортика; человека на вышке буквально подняло и отбросило к противоположной стенке. С часовыми было покончено.

Викинг оглянулся на дверь, шагнул назад, вытащил из коридора ключника и заорал на него:

– Бегом открывай камеру с женщинами, – и подбодрил его хорошим пинком. Ключник, почему-то прикрывая голову руками, бросился бежать к зданию, где они с Жаком недавно обитали.

Дювалье, усиленно толкая перед собой адвоката, торопливо следовал за ним. Викинг замыкал шествие, настороженно поводя стволом автомата из стороны в сторону, прикрывая отход.

Сзади, чуть правее, раздался шум открывающейся двери, и Вадим с разворота влепил в нее очередь. Он крикнул Жаку, чтобы тот брал на себя сектор по ходу движения, и стал двигаться спиной вперед, внимательно держа под наблюдением административное здание. Заметив движение в одном из окон, Викинг пустил веер пуль по стеклам.

Судя по малой активности охраны, ставка на заложника в виде Элиаса давала вполне конкретные результаты. По ним еще ни разу не выстрелили. Но затишье в любую секунду запросто могло разразиться грозой. Читать мысли обитателей этого питомника идиотов и ожидать от них какой-то логики в действиях было весьма проблематично.

Две трети двора было уже пройдено, когда за спиной, после непродолжительного звяканья ключей в замке, раздался тягучий скрип открываемой двери. Викинг крикнул Дювалье, чтобы тот взял под наблюдение двор, и кинулся мимо него к камере, в которой должны были находиться женщины. Жак, со своей бандитской физиономией, заросшей бородой, в роли героя-освободителя мог окончательно напугать Надежду с Христой.

Викинг ворвался в помещение, затащив за собой ключника, стоящего у дверей, и мгновенно ослеп от смены солнечного света на полумрак, царивший в камере. Ждать адаптации зрения не приходилось, и он, не разбираясь, кто населяет это богоугодное место, закричал:

– Уходим! Быстрее! – и добавил то же по-русски для Надежды.

Первой выскочила из темноты Христа, с радостным визгом бросившаяся к освободителю.

– Я же говорила, что Вадим нас освободит, а вы не верили.

Секунду спустя появилась Надежда, ведя за руку сухую маленькую старушку с темным морщинистым лицом. Вместо приветствия она негромко и спокойно сказала:

– Эту женщину надо забрать с собой. Ей грозит опасность. Я не могу бросить сеньору Лоуренсию.

Викинг уже открыл рот, чтобы высказать с пылу с жару все, что он думает по этому поводу, но старушка внезапно погладила маленькой ладошкой по его руке, сжимающей автомат, что-то прощебетала на незнакомом языке, и вся злость ушла, испарилась. Викинг безнадежно махнул рукой и пропустил дам мимо себя.

Рядом стоял, трясясь от страха, ключник. Он был уже не нужен. Вадим, недолго думая, нанес «клювом орла» молниеносный выпад в нервное сплетение, и тот, подломившись, лег на бетонный пол. Через часок ключник очнется и пускай благодарит бога, что остался живым.

Рядом заработал автомат. Знакомый рокочущий голос китайского «АК-47» возвратил Викинга к действительности, и он вылетел за дверь. Дювалье, прижав Элиаса спиной к серой оштукатуренной стене, защищая его, вел огонь по административному зданию. Охрана, видимо, пришла в себя и начала огрызаться. Пули выбили фонтанчики пыли в нескольких метрах от Викинга, и он, опустившись на одно колено, присоединился к Жаку.

Женщины, скорчившись и закрывая руками лица и головы, сидели у стены, прижавшись друг к другу.

Выпустив несколько очередей и убедившись, что противник опять затих, Викинг крикнул Дювалье, чтобы тот срочно уводил всех в лес. Жак кивнул и потянул за собой адвоката. За ним, пригибаясь, поспешили женщины. Пустив для острастки еще пару коротких очередей и убедившись, что процессия скрылась за углом, Вадим кинулся следом за ними. Засевшие в здании охранники, заметив его бегство, начали активную стрельбу. Пули щелкали в стенку рядом с ним, выбивая бетонные крошки, секущие лицо.

Трудно было понять, как он смог вырваться живым из этой круговерти. Сделав последние отчаянные прыжки, зацепившись рукой за зазубренный угол дома, в крутом вираже Викинг вывалился в безопасное место. Переведя дух, он с удивлением обнаружил, что остался цел и невредим.

Из зарослей, начинающихся метрах в тридцати от здания, показалось лицо Дювалье. Он призывно замахал руками, и Викинг быстрым шагом направился к нему. Вся команда была в сборе. Тяжкое бремя лидера без прений и референдумов при полном согласии присутствующих сторон легло на его плечи.

Первая часть акции закончилась успешно. Радовало, что все остались живы. Надломленной психики, за исключением, может быть, угрюмо насупившегося сэра Элиаса, ни у кого не наблюдалось. Пора было переходить к следующему этапу: пускаться в бега, причем как можно быстрее, пока не опомнились Россет и его ребята и не устроили массовую облаву. Объяснений и напутственных слов не требовалось, нужна была только команда «Вперед!», что Викинг и сделал.

Они заранее обговорили с Дювалье возможные маршруты отхода. Канадец утверждал, у него имелись в запасе пара надежных схронов, где можно было отсидеться и выждать время, пока не будет понятно, что предпринимать дальше. Собственно, на этом их план и заканчивался. Вопрос о способе ухода с острова безнадежно повис в воздухе. Охрана плавсредств, без сомнения, будет усилена, и с боем их взять будет затруднительно. Ничего другого, полезного и радикального, в голову не приходило. Оставалось единственное – состроить умное, всезнающее лицо и вести команду в дремучую неизвестность тропического леса. А дальше время покажет, какая ляжет карта.

Дювалье возглавил колонну как проводник, знающий дорогу. За ним трусил адвокат. Далее шла Христа, а следом за ней Надежда, постоянно оглядывающаяся на старушку. Замыкал шествие Викинг, настороженно прислушивающийся к шумам, с автоматом на изготовку.

Их окружал густой лес, наполняющий уши шорохами, близким и далеким свистом невидимых птиц и треском сухих веток под ногами.

По рассказам Дювалье, остров был немаленьким, примерно двенадцать на десять километров. Благодаря буйной растительности и при правильном поведении беглецов розыск их будет делом затруднительным. Для качественного «невода» здесь нужен как минимум пехотный полк, чего у Россета в ближайшем времени не предвидится.

Шли не очень быстро. Передвижение по густым зарослям давалось тяжело. Дювалье грозно и мощно ломился через кустарник и мелкую растительность, но иногда приходилось обходить слишком густые, переплетенные лианами чащобы и перелезать через поваленные стволы.

В самом начале Викинг боялся за то, что их будет тормозить приблудившаяся стараниями Надежды старушка, однако та споро перебирала ножками, не отставая от молодых спутников. Было заметно, что пожилая дама умеет ходить по такому лесу и знает его.

Минут через сорок Викинг объявил привал. От погони, если таковая началась, они оторвались, можно было отдохнуть, набраться сил и привести себя в порядок. Весь отряд улегся на землю, только старушка отошла к кустарнику, внешне напоминающему нашу жимолость, и принялась обрывать с него листики, складывая их в небольшую полотняную сумочку, висевшую на груди.

Викинг подозвал к себе Дювалье. Судя по его довольному лицу, несмотря на трудную роль бульдозера в джунглях, которую он выполнял, прокладывая дорогу, настроение канадца было прекрасное. А еще чувствовалось, что он прямо-таки прикипел сердцем к сэру Патрику Элиасу. В дороге Жак постоянно следил за каждым шагом адвоката и даже сейчас, удаляясь от него на несколько шагов, оглянулся и сурово погрозил пальцем:

– Сиди на месте, я за тобой слежу.

Дювалье присел на ствол поваленного дерева рядом с Викингом.

– Давай-ка подобьем наш баланс: что у нас в дебете, а что в кредите, – сказал Вадим. – Люди живы и здоровы. Это первое и самое важное. Второе: у нас есть оружие. Два автомата и пистолет. Кстати, – он достал из-за пояса магазин и протянул его Дювалье. – Вытащи из него патроны и снаряди свой до отказа. Что останется, я доберу. Итак, у нас два автомата с полными магазинами и пистолет с половинным боезапасом. Если учесть, что час назад ничего не было, то это целое богатство. Следующий пункт: маршрут движения и конечная точка. У тебя было два варианта. Какой из них ты предлагаешь?

Жак, выщелкивая из магазина патроны, ответил:

– Основное убежище у меня находилось километрах в пяти на северо-восток от лагуны и резиденции Россета. Место удобное, но меня выловили в этом районе, хотя само укрытие охранники найти так и не смогли. Думаю, что в первую очередь начнут прочесывать именно ту часть леса. У меня предложение сейчас идти в центральную часть острова. Хотя условия для жизни там менее комфортабельные из-за болотистой местности, не то что на побережье, но обнаружить нас будет намного труднее. Кроме того, с таким обозом, – Дювалье махнул головой в сторону спутников, – маневрировать при облаве будет трудно. А там они смогут отсидеться в безопасности. Поэтому я предлагаю второй вариант. Кстати, если не секрет, что это за старуха к нам приблудилась?

– Невесту нашли Элиасу. Ему одному скучно с молодежью, вот и будет развлекаться со сверстницей, – отшутился Викинг. Он не мог объяснить внятно и самому себе, зачем он пошел на поводу у Надежды и взял с собой эту даму, как там ее имя – вроде бы Лоуренсия. Пока обузой она, слава богу, не является, ну и пускай идет с ними, а дальше – поглядим.

Жак хмыкнул себе под нос и продолжил снаряжать магазин. У Викинга было еще несколько вопросов к канадцу.

– Ты дорогу найдешь в этой чаще? – спросил он.

– Я сразу определился по солнцу и проверялся все время, пока мы шли. Даже если немного уклонились в сторону, местность сама это покажет. Там течет ручей, который обойти невозможно. Километра через два мы должны его достигнуть, а после этого ориентироваться очень легко, те места мне уже хорошо знакомы, – уверенно сказал Жак.

– Еще один вопрос, который меня волнует. У Россета есть собаки? Его люди, как я убедился, по большей части ленивые и бестолковые, а вот с собаками они могут нас быстро достать.

– Я как-то не задумывался над этим, – сказал Жак и с сомнением покачал головой. – Могу сказать только одно: меня ловили без всяких собак. Давай уточним у нашего адвоката.

Дювалье поговорил с Элиасом и, возвратившись, сообщил, что собак им опасаться не стоит, так как в детстве Генри Россета сильно покусала какая-то шавка и с тех пор он питает лютую ненависть ко всему лающему племени.

– Ну что же, хоть это радует, – удовлетворенно кивнул Викинг и еще спросил Жака: – Какие у тебя мысли по поводу пищи и воды?

Дювалье безразлично пожал плечами.

– Я питался тем, что растет на деревьях и кустах, и, как видишь, с голода не умер. Тем более что перед нами не стоит задача долго здесь задерживаться. С водой проблем не будет. Рядом с моим убежищем бьет родник. Меня больше заботит другое: в районе болот очень много мошкары. Огонь нам разводить опасно, поэтому придется терпеть их укусы. Боюсь, что дамам это не очень понравится.

– Ладно, переживем, – проворчал Викинг.

Приближение болот чувствовалось с каждым шагом. Высокая влажность заставляла чаще дышать – создавалось впечатление, что легким не хватает воздуха. Тело и лицо покрылись липким потом. Викинг все чаще и чаще поглядывал на женщин, которым этот путь давался с большим трудом. Жалоб, правда, не было, но было видно, что они очень устали. Только старушка на удивление бодро шагала и по-прежнему что-то тихо бормотала себе под нос.

Убежище Жака действительно оставляло желать лучшего. Одного Дювалье лежбище в виде шалаша, может быть, и устраивало, но для оравы из шести человек нужно было срочно разворачивать строительство. Несмотря на усталость команды, после десятиминутного отдыха Викинг распределил людей. Жак с Христой и Элиасом были отправлены за стройматериалом, в изобилии валявшимся вокруг, а Надежда с сеньорой Лоуренсией – на поиски пропитания.

Оказалось, что старушка прекрасно понимает по-испански и просьбу о сборе плодов восприняла благожелательно. Она уверенно скрылась в дремучих зарослях, ведя за собой измученного и грязного следователя российской Генпрокуратуры.

Викинг сам отправился на поиски воды. Действительно, метрах в пятидесяти от их лагеря бил родник. Утолив первую жажду прохладной, горьковатой на вкус водой, он начал искать сосуд, в который можно было ее набрать. Взгляд между густо растущих ветвей остановился на продолговатых плодах, похожих на зеленые недозревшие тыквы. Может, они и были тыквами, только в тропическом исполнении. Примерно в таких же индейцы хранили жидкости, он видел в одной из командировок к латиносам.

Забравшись на дерево, Викинг сорвал плод, срезал макушку и начал выковыривать ножом внутренности. Семечки у него были мелкие и черные, а мякоть – жесткой и вяжуще-безвкусной. Емкость, правда, получилась довольно солидная и, соорудив две эрзац-фляги, Викинг набрал в них воды и отправился в лагерь.

Шалаш Жака к этому времени превратился в поместительный вигвам, и команда строителей сооружала стенку, разделяя мужскую и женскую половины. Прибытие воды было встречено с энтузиазмом, и одна фляга очень быстро опустела. Треск веток под ногами бросил Викинга в укрытие, но это возвращались добытчики продовольствия. Тревога оказалась ложной, и он опять сел, уложив «АКМ» на траву.

Если знакомые, можно сказать родные, бананы, которыми нынче завалены все российские рынки, отрицательных эмоций не вызвали, то мелкие серые плоды и корни, смахивающие на морковь, но подозрительного фиолетового цвета, вызывали некоторые сомнения. Сеньора Лоуренсия, заметив это, помыла корни, очистила тонкую кожицу с плодов и с удовольствием начала их грызть. Все остальные, за исключением адвоката, который, вероятно, был еще сыт завтраком, состоявшимся в поместье, с великим энтузиазмом присоединились к старушке.

Люди устроены, накормлены, напоены. Теперь можно было приниматься за дело. Усталости Викинг не чувствовал. Успешное начало улучшило настроение и добавило сил. Уточнив с Дювалье маршруты движения, он оставил его в лагере старшим и отправился в путь. Перед ним стояло две цели: провести разведку и отвлечь погоню.

Подогнав удобнее ремень автомата, Викинг напоследок окинул взором свою инвалидную команду. Его глаза встретились с глазами Надежды. Может быть, Вадиму показалось, но всегда холодный взгляд женщины стал мягче и беззащитнее, а непроизвольное, почти детское движение ее губ выдало желание что-то сказать ему. Правда, через секунду они сомкнулись, и никаких слов так и не было произнесено. Викинг ободряюще улыбнулся и поднял на прощание руку. Эта улыбка была адресована всем, но, подсознательно, в большей степени все-таки Надежде.

Надо было спешить. Он сразу взял быстрый темп. Ноги привычно находили места, где не было сухих веток, которые могли его выдать треском. Лавируя между деревьев, Викинг ни на секунду не терял выбранного им направления.

Викинг тонко и остро ощущал запахи и шумы леса, которые мозг мгновенно анализировал и выдавал команды: «свой – чужой», «безопасно – опасно». Пока проходили только первые части сигналов, и он безостановочно двигался вперед и вперед.

Минут через сорок заросли начали редеть, и сквозь влажную, обволакивающую тело атмосферу тропического леса стали прорываться легкие свежие дуновения морского воздуха. Почва с каждым шагом становилась все более рыхлой, и скоро под ногами заскрипел песок.

По расчетам Викинга, он должен был выйти на побережье километрах примерно в трех от поместья Россета. Следовало соблюдать осторожность, так как ему были неизвестны масштабы паники или наоборот – ярости, охватившей остров дураков.

Издалека послышался шелест прибоя. Между деревьев мелькнула и пропала сине-зеленая полоска воды. Викинг остановился и сосредоточился, прислушиваясь.

Никаких посторонних звуков, кроме естественных, слышно не было. Он стал передвигаться еще медленнее, замирая и припадая к земле.

Берег, скрытый редкими кустами, был пуст. По ориентировке Дювалье, слева на небольшой косе должен находиться маяк. От него до поместья не более километра. Осторожно выглянув из зарослей, Викинг обнаружил, что вышел в заданную точку, чуть отклонившись вправо. Десятиметровая толстая труба с большим, сияющим на солнце фонарем наверху одиноко торчала на фоне пологих волн прибоя. Рядом с маяком виднелась серая полоска с перилами, уходящая в воду. Судя по конструкции, это был причал. На тонком флагштоке, прикрепленном на его дальнем краю, безвольно болтался узкий тонкий флаг, цвет которого издалека различить было трудно. Зная навязчивую приверженность Генри Россета к американской символике, нетрудно было предположить, что это звездно-полосатый штатовский стяг. Форма, правда, странная – какой-то длинный и узкий.

Дальше начинались обжитые места, и спешить не стоило. Немного углубившись в лес, Викинг начал продвигаться параллельно берегу в направлении маяка. Ствол автомата ходил из стороны в сторону, готовясь выплюнуть свинец при первых же признаках опасности.

Метрах в сорока впереди мелькнули признаки цивилизации. На фоне зелени четко выделились знакомые полоски колючей проволоки. До траверза маяка, по его расчетам, оставалось примерно метров триста. Викинг лег на землю и застыл, прислушиваясь к звукам. Посторонних шумов он не услышал и осторожно пополз к ограждению.

Влажная атмосфера серьезно поработала над металлом. Трудно предположить, как давно натягивали проволоку, но ржавчина уже доедала железо, и колючки были более опасны заражением крови от случайной ранки, чем представляли трудность для преодоления самого препятствия.

Раздвинув слабо натянутые нити, Викинг без труда пролез в образовавшуюся щель и не спеша двинулся дальше. Заросли поредели, и между стволами деревьев он увидел фасад одноэтажного кирпичного дома. Это было жилое здание, но не тот особняк, который он видел с причала при высадке со сторожевика. Дом был намного меньше, явно жилой и по всем внешним признакам не предназначался для прислуги. Шторы и кованые решетки на окнах, пара наружных кондиционеров, вымощенные камнем-дикарем дорожки, площадка величиной с половину футбольного поля, ухоженные газоны вряд ли предназначались для рядовых служащих Россета.

Куст, за которым залег Викинг, не давал достаточного обзора, и он начал раздвигать ветки, но знакомый предмет, неожиданно бросившийся ему в глаза, заставил немедленно прекратить это занятие и аккуратно привести все в прежнее состояние.

Справа под крышей он разглядел камеру наружного наблюдения. Домик был явно не простой. Викинг стал осматриваться более внимательно. На левом коньке обнаружилась еще одна такая же камера, а за пристройкой нашлась совсем интересная вещь. На фоне зелени крон торчала телескопическая стойка с мощной ветвистой антенной.

Сложная конструкция не вызвала у Викинга никаких сомнений. Это устройство предназначалось для радиорелейной связи. Если здесь есть такая антенна, значит, в доме находится и соответствующее ей оборудование, так как для иного типа радиостанций – длинноволновых, коротковолновых, УКВ – эта штука являлась малоэффективной и ненужной. Особенность радиорелейной связи, в отличие от других типов передатчиков, состояла в том, что сигнал передается в строго определенном направлении и засечь его, если ты находишься в стороне от азимута связи, практически невозможно.

Единственный недостаток этой аппаратуры: она может работать только на дальность прямой видимости. То есть, чем дальше ты хочешь передать сигнал, тем выше должен поднять антенну или поставить промежуточную станцию. Если судить по высоте и направлению, на глаз прикинул Викинг, связь установлена с материком, причем на небольшое расстояние – примерно на тридцать километров. Ближайшим населенным пунктом на побережье на плато являлся тот самый городок Сантино, куда первоначально хотел направиться Викинг после освобождения Надежды Алексеевны.

Дом надо было обходить, чтобы не попасть под прицел камер. Осмотревшись, он выбрал маршрут, пролегающий мимо пристройки. Кабель от антенны заходил именно туда, и появилось неодолимое желание поближе познакомиться с этим помещением, тем более что боковое окно, как заметил Викинг из своего укрытия, было открыто и его створки торчали наружу.

Прикрываясь кустом от объективов камер слежения, он ползком попятился назад и, достигнув более густых зарослей, поднялся и, пригнувшись, начал обходной маневр. С камерами у него едва не случился прокол, поэтому он стал более внимательно осматриваться перед каждым новым шагом, чтобы не нарваться на очередной сюрприз. Бог ли миловал, а может, просто помогла самоуверенность или беспечность местных обитателей, но до пристройки он добрался спокойно и, судя по всему, вовремя.

За углом послышались громкие и раздраженные голоса. Двое мужчин, споря между собой, быстро прошли в пристройку. Их внешний вид и экипировка были очень схожи с обликом ребят Элиаса, сопровождавших адвоката во время допроса, и никак не напоминали аборигенов из войска Россета. Кажется, на острове существовали два клана вооруженных людей. Одни создавали впечатление массовости и бестолковости, а другие, более цивилизованные и обученные, занимались чем-то серьезным и пока непостижимым для Викинга.

Он подобрался поближе к открытому окну и прислушался к разговору в помещении. Говорили на английском. Один чисто, а другой с небольшим акцентом, выдающим европейца, причем уроженца Дании, Нидерландов или Бельгии, в общем – североевропейца.

Спор шел по поводу вызова помощи для поимки беглецов. Знали бы они, что один из этих беглецов сейчас находился совсем рядом и внимательно слушал их ругань. Хрипловатый голос доказывал, что они своими силами смогут выловить этих нарушителей спокойствия, так как с острова им деться некуда. Его оппонент беспокоился за какого-то пропавшего «Адлера» и доказывал, что нужно немедленно вызывать помощь, так как если у того упадет хоть один волос, то лично им это грозит потерей минимум скальпа, если не самой головы.

Викинг услышал команду кому-то третьему связаться с Кондором. Зашелкали тумблеры, и голос радиста начал взывать к этой самой птичке.

Так как разговор шел явно об их группе, то пресловутый Адлер, если он может лишиться волос, существо человеческого образа. К родному черноморскому курорту это вряд ли имеет какое-то отношение. Если отбросить Надежду, Христу и его самого, остаются трое. Старушку Лоуренсию, в связи с явным несоответствием пола мужскому имени или кличке, а также по возрасту, можно исключить из числа подозреваемых. Дювалье, сидючи в тюрьме, свои курчавые волосы мог терять сколько угодно, и никого это особенно не волновало.

Оставалось одно: Адлер – это наш уважаемый сэр Элиас. Открытие, а вернее сказать – предположение, весьма интересное, однако пока не представляет никакого практического смысла.

Связь наконец установилась. Радист пригласил хриплого к трубке. Переговоры вызвали у Викинга неподдельный интерес.

– Кондор! Кондор! Это остров. Ты меня слышишь? У нас серьезные проблемы. Вырвалась на волю группа заключенных и захватила с собой заложником Адлера… Как это произошло – не знаю. Двое наших выведены из строя и еще несколько местных. Охрана сообщила, что сам Адлер живой… Нет, я думаю, это случайность. Подбор людей не тот. Две перепуганные бабы, семидесятилетняя местная старуха, матрос-француз, за которым три недели гонялись по острову – вы в курсе этого происшествия, и еще один мужчина, кажется, русский. Его только вчера этот идиот Россет притащил. Я сомневаюсь, что они могут быть связаны с нашими делами. Просто стечение обстоятельств и халатность… Меры принимаем. Если бы не Адлер, можно было пропустить остров через сито и уничтожить их. Я сейчас, как могу, cдерживаю Россета, чтобы его дикари не начали косить все, что шевелится в кустах. Нужна от вас квалифицированная помощь. Человек пятнадцать, не меньше… Согласен, группа Идальго подойдет. Хватит, отдохнули. Опыт в таких делах у них имеется хороший. Добавь ему своих людей и экипируй соответственно. Думаю, учить тебя не надо. Когда ждать их прибытие?… Хорошо. Все понял. Завтра в шесть встречаем «стрекозу». Погода не должна подвести. До этого времени действуем своими силами. Сообщи о случившемся Лукасу. Когда он может появиться?… Надо к этому времени Адлера найти, иначе он нас живыми в землю закопает, хотя мы и не виноваты. Кажется, все решили. Ждем. Конец связи!

Викинг осторожно, ползком, начал удаляться от окна. Он услышал много интересного. Гораздо больше, чем можно было ожидать. Однако этого не хватало для полного осмысления обстановки. Подобное состояние можно было охарактеризовать анекдотическим тремином «перенедопил» – выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел.

То что Адлер – это сэр Патрик Элиас, после разговора стало совершенно бесспорно. Ясно пока одно: ситуация начала резко закручиваться в сторону ухудшения. И так положение беглецов не из легких, но, кажется, они вляпались во что-то более серьезное, чем придурь уездного помещика-самодура.

Ох, как тут все не просто! Ребята на дилетантов совершенно не похожи. Одна радиорелейная связь говорит сама за себя, не считая «стрекозы», прибывающей по первому требованию. Это как минимум вертолет, хотя, по количеству вызываемых людей, транспорт смахивает и на более серьезный летательный аппарат. Похоже, охота на них принимает новый характер, который прогнозировать невозможно.

Этот злочастный адвокат, с одной стороны, хотя и усугубил положение беглецов, с другой стороны, пусть ненадежная, но защита. Переговоры хрипатого с Кондором показали, что его жизнью дорожат. Этот факт по мере возможности необходимо использовать. У них есть несколько часов форы до прибытия группы некоего Идальго, и к встрече нужно подготовиться как следует.

Еще раз анализируя переговоры, Викинг ощутил некоторый дискомфорт. Какое-то из произнесенных имен, а вернее – псевдонимов, вызывало в памяти ассоциации с чем-то знакомым и уже слышанным. Перебирая их в уме, он все же не смог остановиться на конкретном и единственном. Каждое из этих имен не являлось исключительным и редким, но, вполне определенно, Вадим сталкивался с одним из них в своей работе. Времени на воспоминания и размышления не было вовсе, и эту информацию опять приходилось прятать в подкорку «до востребования».

Викинг обогнул дом и, остановившись на невысоком пригорке, еще раз внимательно осмотрел местность. Между ветвями подходы к дому просматривались хорошо. От площадки перед зданием дорожка уходила в заросли и, похоже, вела к маяку и пустынному причалу, уходящему в воду. Он осторожно начал двигаться вперед и скоро оказался опять на берегу и осмотрелся.

Болтавшаяся полосатая тряпка на высокой стойке в конце причала, которую Викинг издалека принял за штатовский флаг, лениво колыхнулась под дуновением бриза и развернулась. Теперь можно было более внимательно рассмотреть этот предмет, оказавшийся так называемой «колбасой», применяемой на аэродромах для указания направления ветра. Это служило еще одним доказательством того, что ожидаемые для облавы помощники могут прибыть воздушным путем.

А где же место для посадки? Ничего похожего на взлетно-посадочную полосу поблизости видно не было. Следовательно, надо останавливаться на мысли о тяжелом вертолете, имеющем возможность поднять пятнадцать человек, которых просил хрипатый. Площадка перед домом по размерам вполне позволяет осуществить его прием. Хорошо, будем иметь этот вариант в виду.

Влево, туда, где должна располагаться резиденция Россета, уходила широкая мощеная дорога, по которой мог проехать автомобиль. Напоследок еще раз окинув взглядом местность, Викинг двинулся в ту сторону. Первоначальные замыслы надо было осуществлять в любом случае. Полученная информация их не меняла, а только уточняла.

В уме начал вырисовываться план зданий и объектов, расположенных на острове. Особняк Генри Россета, тюрьма и дом, рядом с которым он сейчас находился, создавали равносторонний треугольник. Углы его смотрели на лагуну, маяк и в лес. Сейчас перед Викингом стояла важная задача – внести дополнительный элемент неразберихи в суматоху, начавшуюся из-за их побега, и отвлечь погоню. Вариант был такой: акцию надо начинать с направления между тюрьмой и резиденцией Россета и уводить преследователей круто вправо от реального маршрута к болотам и подальше от таинственного дома. По поводу этого объекта у него появились кое-какие соображения.

День пошел на убыль. Ночью погоня вряд ли будет шарить по лесу. Завтра утром соберутся и, по обычной бестолковости, основные силы кинут на те направления, где потеряли беглецов. И надо поспешить, так как охота на них уже могла начаться.

Викинг крадучись двинулся по зарослям. Он не сомневался, что охотники не станут искать его рядом с обжитыми местами, однако осторожность в любом случае не мешала. Наткнувшись еще раз на колючую проволоку, он без усилий преодолел ее и минут через десять вышел к просеке, которая должна была, по расчетам, соединять тюрьму с особняком.

Справа послышался громкий топот. Затаившись в кустах, Викинг увидел группу вооруженных людей, человек восемь, по виду – гвардейцев Россета, трусцой бежавших в сторону тюрьмы. Пропустив их мимо себя, он подполз поближе к просеке и, убедившись, что в зоне видимости никого нет, рывком преодолел открытое пространство. Неясные голоса и крики слышались со стороны резиденции Россета, и Викинг двинулся на этот шум.

Деревья почти вплотную подходили к двухэтажному особняку. На зеленой лужайке стояла кучка людей, среди который выделялся ростом сам хозяин сэр Генри. Он кричал на присутствующих и размахивал руками. Прислушиваться к его речи Викинг не стал. Смысл ее и так был вполне понятен. Россет вертел в руках листок бумаги и, тыкая в него пальцем, что-то втолковывал окружающим. Минуты через две невысокий плотный мужчина быстрым шагом направился к группе охранников, стоящих за углом и боязливо поглядывающих на начальство. Он дал им команду, и те поспешили за ним к просеке.

Обстановка была понятная. Сценарий знакомый: раздача ценных указаний и запутывание обстановки. Надо было начинать свою игру. Викинг рванул наперерез выдвигающемуся отряду.

Их пути пересеклись метрах в ста от особняка. Пропустив всю группу, он уже хотел выскочить на просеку и привлечь к себе внимание, как толстяк, пыхтевший позади всех, двинулся в его сторону, в заросли, на ходу расстегивая брюки. Нужда настигла парня не совсем вовремя, и он это осознал еще глубже, когда перед ним неожиданно выросла фигура человека в темном костюме.

Удар прикладом в живот на несколько секунд парализовал его и остановил дыхание. Крик ужаса застрял в горле у толстяка, и он рухнул на землю. В голове мелькнула мысль о смерти, которая должна наступить через мгновение. Однако дальнейшие действия незнакомца оставили некоторую надежду на спасение. Охранник почувствовал, как с его плеча стягивают автомат, и слух уловил шелест удаляющихся шагов.

Выждав некоторое время, он осторожно приподнял голову и обнаружил, что лежит на земле в полном одиночестве. Парень шевельнулся. Ничего не произошло. Никто его не убивал, и даже боль от полученного удара затихала. Он понял, что может передвигаться, и, приподнявшись на четвереньки, сначала медленно, а потом все быстрее, продираясь сквозь кусты, бросился к просеке. Только очутившись на тропе, бедолага поверил в свое спасение и заорал что есть мочи, призывая на помощь ушедших товарищей. Далеко уйти они не успели и быстро возвратились назад.

Задыхающийся от пережитого страха толстяк показывал пальцем в заросли и твердил:

– Там… Он там… Он напал на меня!

Охранники застыли в растерянности, не зная, что дальше делать. Внезапно из леса послышался звук длинной очереди, посыпались срезанные пулями ветки деревьев. Все бросились на землю и открыли беспорядочный ответный огонь. Через некоторое время старший закричал, приказывая закончить стрельбу, и вокруг воцарилась тишина. Уже издалека раздались две короткие очереди, и снова все стихло.

Со стороны тюрьмы и особняка послышался топот, и очень скоро к месту боя подтянулось подкрепление. Россет, прибывший одним из первых, долго не мог разобраться в случившемся. Он окончательно перепугал охранников своим рыком и горящими от возбуждения глазами. С трудом уяснив ситуацию, ветеран отправил погоню по горячим следам.

Викинг быстрым шагом пробирался по лесу. Он несколько раз останавливался, прислушивался и двигался дальше. Минут через десять, подняв автомат дулом вверх, выпустил последнюю короткую очередь, привлекая внимание охотников, и, круто повернув вправо, двинулся к берегу. Он сильно рисковал, идя к лагуне, но риск был оправдан. Надо было как-то выбираться с этого проклятого острова, а все плавсредства находились именно там. Да и неразбериха, которую Викинг организовал своим набегом, должна была помочь ему остаться незамеченным.




Глава 10. Что день грядущий нам готовит?


Солнце садилось. Под кронами деревьев и в разгар дня царила густая тень, а к вечеру стало совсем сумрачно. Викинг возвращался в лагерь совсем не в радужном настроении. Хотя он и выполнил во время своей вылазки все, что планировал, радоваться было нечему. Осмотр лагуны, выполняющей роль порта на острове, поверг его в уныние. Более детальная рекогносцировка показала тщетность надежды на похищение какого-либо судна. Россет усилил охрану, и побег с острова казался невозможным.

Даже если учесть слабую обученность и невысокий моральный дух островных гвардейцев, один черт, для быстрого и качественного захвата судна нужен как минимум взвод морской пехоты с парой минометов. Ни того, ни другого в наличии у Викинга не имелось. Вместо этого на шее висела инвалидная команда из трех женщин, старика и героя-партизана местных джунглей, которую срочно требовалось вытащить из дерьма. Поэтому и настроение у него было скверное.

Что предпринимать дальше, Викинг не ведал. Бегать по острову от погони вечно нельзя. Если бы за ними гонялись только дилетанты Россета, с этим войском еще можно было устроить игру в прятки, на худой конец, обозлившись, перестрелять толпу. Однако информация о прибытии завтра неизвестной команды для поисков беглецов ставила под сомнение подобный вариант действий. Какой у них профессиональный уровень, неизвестно, но нужно готовиться к самому худшему. Захват плавсредства нереален, помощи ждать не от кого, крылья еще не выросли, хотя лопатки и чешутся, но это, вероятно, больше от грязи. В общем, ситуация тупиковая.

Приближение к лагерю, а соответственно, и пресловутому болоту, вечером чувствовалось еще сильнее, чем днем. Кроме сильной влажности, забивающей легкие, прибавился гнус, о котором предупреждал Жак. Тучи мошкары налетали на липкое от пота тело и чувствительно жалили. Викинг сорвал пушистую ветку и начал обмахиваться, отгоняя назойливых кровопийц.

Шевельнувшаяся метрах в сорока ветка инстинктивно бросила Викинга за ствол дерева. Размышления на ходу немного отвлекли его и расслабили. Он огляделся вокруг и понял, что убежище беглецов находится совсем рядом. Привлекший внимание куст мог скрывать как часового, выставленного Дювалье, так и засаду, если предположить худшее, что лагерь обнаружили и людей схватили.

В любом случае выходить прямо в лоб не хотелось. При обоих вариантах можно было схлопотать пулю – от испуга друга или старания врага. Викинг нырнул в заросли и бесшумно пополз в обход. Приблизившись к засаде с левого фланга, он облегченно вздохнул. На земле, подстелив под себя ветки, в обнимку с какой-то корягой полулежала Христа, зорким соколом вглядываясь в чащу.

Полюбовавшись на стройные и крепкие ножки грозного стража, соблазнительно выглядывающие из-под обкромсанной им же юбки, Викинг, чтобы не напугать, негромко и несколько игриво позвал:

– Сеньорита Христа! Это я, Вадим.

Девушка резко дернулась на звук голоса, но, узнав стоящего в четырех шагах от нее Викинга, просияла и опустила свою импровизированную дубинку.

– Сеньор Вадим! Я так рада вас видеть. Все очень переживали за ваше долгое отсутствие. Мы слышали выстрелы. Это было очень далеко и похоже на треск ломаемой ветки. Я бы не поняла, но сеньор Жак сказал, что до нас доносятся звуки перестрелки. Все очень волновались и расстраивались, как бы с вами чего не случилось, – затараторила Христа.

Викинг приложил палец к губам:

– Потише… Не надо шуметь. У нас все в порядке?

– Да, все хорошо. Сеньор Дювалье поставил меня и сеньору Надежду охранять лагерь и сказал в случае опасности кричать и звать его на помощь.

Викинг иронически посмотрел на воинствующую амазонку, но промолчал, чтобы не спугнуть боевой настрой девушки. Если и остальные, так же как и Христа, не потеряли присутствия духа, значит, еще не все потеряно. А еще он с удивлением заметил, что гнус, от которого уже устал отбиваться, к девушке не приближается ближе чем на добрый метр.

«Они что, женщин не кусают? – с досадой подумал Вадим, почесывая укусы. – Или местные уроженцы им не по вкусу?»

Вслух выразился более корректно:

– А как у вас идет война с кровососами?

Христа широко раскрыла глаза, не понимая, о чем идет речь, а потом, заметив энергичные размахивания веткой, засмеялась и пояснила:

– Нас выручила сеньора Лоуренсия. Она нарвала каких-то пахучих листьев, и мы натерли ими кожу. Теперь мошки нам не мешают. Я даже не обращаю на них внимания. Быстрее в лагерь, избавим вас от этой напасти. Все так рады будут видеть вас! Идите прямо туда, а я побегу и позову сеньору Надежду с поста.

Его возвращение не очень походило на триумфальное шествие победителя: не хватало фанфар и боя барабанов, хотя радость на лицах встречающих была искренней. А еще в их глазах Викинг прочел ожидание хороших новостей и надежды на спасение, чего обещать никак не мог. Он скинул с плеч, прислонил к дереву оба автомата и потянулся за водой.

Утолив жажду и натеревшись пряными листьями, защищающими от укусов мошек, Викинг принялся за нехитрую снедь из даров местной флоры.

Не чувствуя вкуса, он быстро проглотил предложенную пищу. Немые вопросы окружающих, витавшие в воздухе, требовали ответа, пламенных речей, призывов, вероятно, необходимых в таких случаях. Однако реалии обстановки могли только испугать женщин и внести дополнительную нервозность в их и так нелегкое положение. Не стоило сразу выкладывать всю правду. Будет лучше, если они останутся пока в неведении, чем начнут паниковать или нервничать.

Викинг окинул взглядом окружающих и улыбнулся. Лица людей, за исключением Элиаса, хмуро наблюдающего за ним, и старушки Лоуренсии, увлеченно перебирающей на коленях в сторонке какие-то листики и цветы, тоже потеплели и расплылись в улыбке.

– Ну, что, приуныли? Все идет нормально, так, как мы с Жаком запланировали, – бодрым голосом произнес Викинг, хотя на душе и скребли кошки. – Я все разведал. Пути нашего отхода примерно определены. Завтра начинаем действовать. Думаю, что будет нелегко, но все должно получиться. В подробности вдаваться не буду, так как нам надо кое-что еще обсудить с Дювалье. Сейчас самое главное – хорошо отдохнуть и подготовиться к завтрашнему дню. Сил нам может понадобиться много.

На душе стало противно и тоскливо. Надежде ободряющие слова повторил по-русски, но уже короче и с меньшим энтузиазмом, так как ораторский запал начинал заканчиваться:

– Пока все получается. Сегодня отдыхаем, а завтра попробуем прорваться.

Надежда внимательно посмотрела на Вадима и лишь недоверчиво покачала головой. Он окликнул Дювалье и кивком головы показал в сторону. Их разговор чужим ушам слышать не стоило. Жак тщательно проверил прочность узла лианы, привязанной к наручникам адвоката и стволу дерева, и двинулся следом за Викингом.

Они присели вдвоем на узловатый корень, выпирающий из земли. Вадим исподлобья посмотрел на канадца.

– То, что я сейчас говорил женщинам, и наше реальное положение мало похожи. Все намного сложнее и, как мне кажется, более скверно. Охота на нас началась, и она будет серьезнее, чем мы это могли себе представить. Кроме эрзац-воинства Генри Россета, к поискам подключаются другие люди. Кто они, я не знаю. Я случайно подслушал радиопереговоры. На остров вызывают подкрепление. Насколько я понял, адвокат не совсем номинальная фигура в здешнем раскладе, и основная суматоха поднялась именно из-за его исчезновения, а не нашего побега. Мы прикрылись им как щитом на первом этапе, и думаю, что это помогло. Сейчас Элиас становится нам если не обузой, то раздражающим фактором для охотников. Люди, с которыми я столкнулся, и его телохранители – одного поля ягоды и совсем не похожи на охрану Россета. Что они делают на острове – загадка. Разгадывать ее для нас ни времени, ни особого смысла нет, хотя и хотелось бы.

Вадим смотрел на Дювалье и видел, что настроение у того портится с каждым услышанным словом.

– Сюда должны прибыть ребята обученные, с опытом в таких делах. Если это верно, то нам придется очень туго. Все суда находятся под усиленной охраной. Других видов бегства я пока не вижу. Скрываться до скончания века в здешнем лесу мы не можем. Или нас выследят и накроют сетью, как куропаток, или мы сами загнемся от голода и сырости в этих болотах.

Дювалье молча покачал головой в знак согласия.

– Профессионалы быстро поймут, что женщины партизанить не будут и стоит в первую очередь охотиться именно на них, – продолжал Викинг. – Не надо быть слишком догадливым, чтобы определить, что Элиас может находиться с ними и серьезное сопротивление этой группы маловероятно. Кроме того, вертолет или самолет, который завтра доставит подкрепление, они вполне могут использовать для обнаружения нас с воздуха. В этом случае дела совсем плохи. Время поисков может сократиться с нескольких дней до считаных часов.

Викинг взглянул на хмурого Дювалье.

– Как видишь, картина для нас складывается неутешительная. Ты сам что можешь предложить в этой ситуации? Или все предлагаешь решать мне? Кстати, когда ты мне рассказывал о расположении объектов, то не упомянул о доме около маяка. – Викинг вопросительно посмотрел на своего собеседника. – Информацию о прибытии помощи я получил там. И серьезные ребята обитают именно в этом доме на отшибе.

Жак пожал плечами и отвел глаза в сторону.

– Однажды я сунулся в это место, но наскочил на вооруженных людей. Они открыли огонь, и мне с трудом удалось оттуда уйти. Поэтому я больше не рисковал и не заходил в тот район, – ответил Дювалье.

Объяснение было относительно правдоподобным, и Викинг решил не останавливаться на этом.

– Ну и какие у тебя предложения?

– Мне трудно что-то предлагать. Я не спецалист в области ведения боевых действий. Если твоя информация верна, то обложили, а вернее – обкладывают, нас очень крепко. Занимать пассивную позицию при таком раскладе, я считаю, не совсем разумно. Разделиться нам придется, хотя бы в самом начале. Невозможно вести активные действия, таская за собой женщин. Мы сможем вдвоем отвлечь на себя внимание основных сил. Пока противник разберется в обстановке, пройдет время. К этому моменту мы сумеем опять объединиться и начать вместе маневрировать по острову. Кроме того, входя в непосредственный контакт с преследователями, можно контролировать их передвижение и, при приближении к убежищу женщин, отвлекать внимание на себя или переводить наш обоз в безопасное место.

– А если они пойдут несколькими группами, оттеснят куда-нибудь к берегу и устроят котел? – спросил Викинг. – Тогда мы не сможем не только никому помочь, но и погибнем сами. Какое количество людей Россет имеет возможность выделить для облавы? Какова вообще численность его охраны? Давай сначала прикинем их возможности.

– Насколько я знаю, островное войско насчитывает в своих рядах примерно пятьдесят человек, – ответил Дювалье.

– Все понятно. Если считать, что на защиту судов в лагуне задействовано не менее десяти охранников, минимум по три-четыре человека должны остаться в резиденции Россета, тюрьме и доме на отшибе… – начал считать Викинг.

– На плантациях находится человек шесть… – добавил Жак.

– Итого в облаве со стороны Россета могут участвовать не более тридцати охотников. Если завтра прибудут, как обещали, еще пятнадцать человек, общая численность составит примерно сорок – сорок пять штыков. Это много, – мрачно подвел итог Викинг. – Если правильно организовать их работу, то нас могут вычислить и загнать за флажки максимум дня за четыре. Что делать?

Собеседники замолчали, раздумывая над неутешительными результатами. Первым подал голос Дювалье:

– Я считаю, что нужно начинать действовать и первыми проявлять активность. Всего предусмотреть невозможно, и единственное, что мы можем сейчас предпринять, – нанести как можно больший ущерб в живой силе. Если охранники Россета увидят, как гибнут их товарищи, может случиться, что они сами начнут разбегаться. Следующее. Пусть моя идея покажется идиотской, но надо подумать: а нельзя ли кому-то из нас попытаться выбраться на материк и привести помощь?

Викинг с изумлением взглянул на канадца:

– Это что, вплавь? Сколько у нас до берега – поболее двадцати километров? И как же ты себе это представляешь? Милый друг, ты не знаешь, здесь акулы-людоеды не водятся? – иронично спросил Вадим. – Не знаешь? Я тоже. А если течение унесет в океан? Лично у меня большого желания совершать такой заплыв нет. Может, ты свою кандидатуру хочешь выставить на этот марафон? Я не против. Кстати, в Штатах ежегодно проводится заплыв вокруг острова Манхэттен. Там примерно такая же дистанция. Тебе в нем случайно не приходилось участвовать?

Дювалье смущенно пожал плечами на отповедь Викинга.

– Я же говорил, что идея довольно дурацкая, но высказать ее тоже было необходимо. Кроме того, вопрос можно поставить по-другому: если вдруг один из нас сможет выбраться отсюда, как он окажет помощь и как вообще свяжется с оставшимися?

Викинг почесал затылок. После секундного замешательства и раздумий он взглянул на Жака.

– Давай подумаем, как поступить в подобной ситуации. Если кто-то в одиночку прорвется и организует помощь, то она может заключаться в одном – эвакуации людей. Ее возможно организовать только с помощью плавсредств. Значит, надо назначить время и место на берегу, где можно встретить и забрать людей. Какие твои предложения? – спросил Викинг.

– Это можно будет сделать только ночью. А точку рандеву, я думаю, надо привязать к маяку, чтобы проще было ориентироваться, – предложил Дювалье.

Вадим прикинул по памяти расстояние и выдвинул вариант:

– Место для встречи можно назначить в пяти километрах от маяка. Берег там ровный, и подход со стороны океана не должен вызвать затруднений. Примерно через час после наступления сумерек подается короткий световой сигнал-вспышка с корабля или катера и повторяется еще два раза с промежутком в десять секунд. После двух часов выжидания корабль идет к берегу и забирает людей. Как тебе такое предложение?

– Вариант неплохой, – после недолгого размышления согласился Жак. – Наблюдатель будет один и за два часа он сможет сообщить остальным и привести их на точку встречи. Это решили. Давай теперь обсудим, с чего мы начнем завтра…

После планирования диспозиции на утро, недалеко уходившей от известного «в бой ввязаться, а дальше видно будет», и составления графика ночного дежурства Дювалье ушел к шалашу. Вадим повел плечами, потянулся и понял, что этот безумный день здорово его вымотал. Он впервые за день почувствовал, что тело стало липкое от пота. Боевая машина из автоматического режима переходила в обычный человеческий с его ощущениями и желаниями. Сейчас организм желал привести себя в порядок и хоть немного отдохнуть. Завтрашний день обещал не менее насыщенную программу, чем та, которую Викинг осилил сегодня.

Он поднялся с корня и не спеша побрел к роднику. Бьющая из-под земли струйка поднималась небольшим бурлящим бугорком на поверхность воды. Она вымыла в почве небольшую чашу с щербиной, через которую избыток жидкости стекал в неширокое глинистое русло. Вадим разулся, снял с себя перепачканный костюм и зашел в ручей. Приятный и бодрящий холод обжег разгоряченное тело. Зачерпывая пригоршнями воду, он начал обливать себя, смывая грязь и пот, растирая и массируя мышцы.

Сзади хрустнула ветка. Вадим обернулся и увидел Надежду, идущую к роднику с фляжкой-тыквой в руках. Он попытался состроить извиняющуюся улыбку, несколько смущенный своим не совсем приемлемым в обществе дамы внешним видом, хотя минимум одежды на нем присутствовал.

На Надежду его ужимки не произвели никакого впечатления. Это несколько расстроило его. Девушка из хорошего общества должна вскрикнуть при виде полуголого мужчины, покраснеть, прикрыть лицо руками и опрометью броситься прочь. Ничего подобного не произошло. Вместо всего этого Надежда, подойдя поближе, как-то буднично сказала:

– Давай я тебе помогу. Грязь на спине ты не достаешь, остаются потеки. Нагнись пониже, я вымою.

Тут подошло время смутиться самому джентльмену. Но он никак не показал своего смущения и покорно подставил спину для мытья.

Мягкие руки плескали воду, скользили по коже, терли, гладили, смывали. Надежда закончила свою работу, несильно, можно даже сказать – легкомысленно, хлопнула ладошкой по его спине и сообщила:

– Вот теперь полный порядок. Даже Мойдодыра для проверки вызывать не надо.

Вадим выпрямился и начал ввиду отсутствия полотенца руками смахивать оставшиеся на теле капли воды. Он чинно поблагодарил даму за помощь и в ответ услышал слова, едва не повергшие его в шок:

– Иди посиди, обсохни, а я пока твой костюм прополощу. Серьезной стирки не получится, но хоть немного пот и грязь смою.

Вадим попытался промычать, что сам справится с этой проблемой, но Надежда лишь махнула рукой и принялась за постирушку. Он потоптался на месте, обреченно вздохнул и направился к лежащему неподалеку поваленному стволу дерева.

Вадим сидел и от безделья строгал сухую ветку. Нож хотя и выглядел самоделкой, но сталь была неплохая и лезвие заточено правильно. Он взвесил его на руке, невысоко подкинул, проверяя уравновешенность. Баланс на троечку, но при нашей бедности вполне сойдет.

Вадим перебирал и анализировал произошедшие с ним за очень короткий промежуток времени события и удивлялся их логичной последовательности и, в то же время, полной абсурдности.

Неожиданный отзыв, гибель Осколовых, приезд в Сьерра-Марино, похищение Надежды, Христа, пираты, сумасшедший остров, Генри Россет, Дювалье – какая-то окрошка из Майна Рида вкупе со Штильмарком. Искатель приключений какой-то, авантюрист, а не профессионал. Еще бы привидений добавить для полноты картины да клад… Расскажешь своим, не поверят ни в жисть. Дед на прощание недаром предупреждал, что он вляпается без его присмотра в какую-нибудь историю. Вот и вляпался, причем по самые уши – дальше некуда.

Вадим в раздражении с силой воткнул нож в ствол, на котором сидел. Надежда выжала, развесила на ветках одежду, а затем подошла и присела рядом. Осторожно взявшись за ручку, покачала и попыталась вытащить нож, но не смогла.

Несколько минут они сидели молча. Первой нарушила тишину Надежда. Отведя рукой со лба упавшую прядь волос, женщина повернула к нему голову.

– Как все странно, – сказала она.

– Что именно?

– Абсолютно все. И этот остров, и люди, которые нас окружают. Иногда кажется, что находишься в каком-то ужасном сне, в бреду, а когда хочешь проснуться, оказывается, что это явь, реальность. И тогда становится странно и страшно. Как будто я очутилась в Зазеркалье.

Он попытался отделаться общими словами:

– Одно наложилось на другое, вот и попали мы как кур во щи. Надо выбираться отсюда. Самое плохое, если раскиснем.

– Надо понимать, что это слова утешения и вдохновления, – с иронией сказала Надежда. – Меня не надо уговаривать. Я дорожу своей жизнью, и не столько для самой себя. Есть еще человек, которому это необходимо, поэтому драться буду до конца.

Она подняла руку и осторожно пальцами коснулась шрама на предплечье Викинга.

– Откуда это у тебя? – спросила Надежда. Он ответил первое, что пришло в голову:

– Так, следы мальчишеских шалостей.

Вадим не слишком покривил душой, дав такое определение пулевому следу. Второй шрам-близнец был у него на левой руке, только чуть ближе к локтю. Черный мальчишка-подросток в одной из стран Центральной Африки из-за угла резанул очередью в спину. Бронежилет принял на себя три пули, а две прошили насквозь оба предплечья. Пацан не знал, что люди, проходившие через деревню, оказывают интернациональную помощь его племени, стране и лично великому Президенту Фатонго. Для него они были просто белыми и поэтому являлись заклятыми врагами.

– Хорошие отметины для детских игр, – сказала Надежда. – Огнестрельных ранений я на своем веку повидала достаточно и представляю, как они выглядят.

Она задумчиво посмотрела на Викинга:

– Кто ты такой, Вадим Веклищев? Милицейский следователь или наш доморощенный Рембо? В следственной работе ни черта не смыслишь, зато чужие головы крушить умеешь классно. И иностранные языки знаешь слишком хорошо для стандартного майора внутренних дел. Я, грешным делом, сначала думала, что тебя ко мне приставили для контроля, а может, и для чего-нибудь более интересного, например на роль свидетеля при несчастном случае. А ты все мечты у девушки разрушил, оказался не тем, кого она себе представляла в мечтах. Наоборот, начал ее спасать из лап разъяренных негодяев. Сначала мне показалось, что расследование гибели Осколовых просто предлог для твоего присутствия здесь, а ты искренне занимаешься этим делом. Еще одна загадка. Не могу я тебя понять.

Вадим с усмешкой взглянул на Надежду:

– Я вот тоже не догадывался, что такая хрупкая женщина объявила в одиночку войну целому синдикату из чиновников и воров в законе. А еще в мыслях не держал, что заботливые руководители решили ее подставить своим противникам, а вернее – их криминальной «крыше». Пока разобрался в деле, семь потов сошло.

– Как же ты успел так быстро вникнуть в эту кухню? – перебила его Надежда. – Я никак в себя прийти не могу от случившегося, хотя и была готова к такому повороту событий, а тут раз, два, во всем разобрался, всех развел. Прямо детективный фильм. Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро… И ты хочешь утверждать, что не знал раньше обо мне и о том, какие проблемы и подводные камни существуют в моей работе? Не верю. Не могу поверить.

Вадим тяжело вздохнул.

– Каждый из нас имеет право на свое мнение о том, что произошло и происходит. Я не хочу ничего доказывать или объяснять. Думаю, что сейчас не время и не место для этого. Давай пока оставим свои догадки при себе. Могу сказать единственное, что сюда я приехал с одной целью – заниматься делом Осколовых. И, кстати, до встречи в аэропорту даже не представлял, кто будет моим попутчиком, а вернее, начальником. Даже не мечтал о таком приятном командире.

– Ладно, комплименты и разгадки пока отложим в сторону и будем считать, что некоторая ясность в наше сосуществование внесена, – миролюбиво сказала Надежда. – У нас других дел полно.

Они оба затихли. В голову Викинга опять полезли не очень веселые мысли. Надежда внимательно взглянула на него.

– Что, наше положение действительно очень серьезное? – с тревогой спросила она.

Вадим помолчал и решил, что не стоит скрывать от Надежды всю правду. Если реально смотреть на вещи, то полностью доверять он мог только ей. Дювалье, хотя уже проверялся в деле, оставался для него темной лошадкой, Христа была просто взбалмошной девчонкой, а о старушке вообще не стоило говорить. Он вздохнул и кивнул.

– Да, вполне серьезное, если не сказать большее. Ситуация очень тяжелая. А самое страшное, она может выйти из-под нашего, а вернее – моего, контроля. Завтра мы вполне можем оказаться в положении загнанной дичи и бегать от охотников по лесу, выгадывая хоть минутку жизни, – хмуро сказал Вадим. – Сначала я думал, что нам будут противостоять только потешные воины Россета, но игра приняла более крутой характер. К нашим поискам подключаются люди обученные, хорошо вооруженные, и думаю, что не ошибусь, еще более жестокие. Кто они, понять трудно, хотя некоторые догадки у меня имеются.

Вадим взглянул на застывшее лицо Надежды.

– Что будет завтра, не знаю. Пасовать перед ними, сдаться на милость, а тем более – погибать не собираюсь. Значит, будем воевать и пробовать выбираться отсюда.

Вадим замолчал и испытующе посмотрел на Надежду. Она молчала, и на ее лице трудно было что-то прочитать. Врожденный характер или не совсем женская профессия сделали ее такой сдержанной и холодной, судить было трудно. Нравилось Вадиму или нет такое поведение, он и сам не мог бы сказать. По крайней мере, его это вовсе не раздражало. Налаживать более тесные и доверительные отношения с ней он не собирался, тем более что какое-то сближение уже произошло. Он явно почувствовал в сегодняшнем разговоре доверие к нему, и этого было достаточно.

Надежда пожала плечами и усмехнулась:

– Выбирать мне не приходится. Я уже сказала, что другого желания, как остаться живой и выбраться отсюда, у меня нет. Для этого я буду делать все, что необходимо, что ты скажешь, – твердо ответила она. – Нужно стрелять, буду стрелять. Нужно бежать, буду бежать. Иного выхода я не вижу. Кстати, для информации – сеньора Лоуренсия не собирается покидать остров. Здесь ее родина, могилы родителей, мужа и сыновей. Христа беседовала с ней и рассказала мне. Россет сначала замучил ее мужа, вождя племени местных индейцев, а потом убил и сыновей, пытавшихся мстить за отца.

– А за что она сама попала в тюрьму Россета?

– Сеньоре Лоуренсии были какие-то видения, и она стала всем говорить, что скоро на остров с неба спустится воин в черных доспехах с сияющим венцом на голове и покарает злых белых, захвативших остров. Те, кто приносил страдания людям, погибнут в одночасье, в том числе и хозяин Генри Россет. За роспуск этих зловредных слухов ее схватили и посадили в тюрьму. Сеньоре Лоуренсии собирались предъявить обвинение в святотатстве – обычное сумасшествие Россета дополнялось еще и фанатичной набожностью. Аламейда пугал бедную женщину, что ее скоро сожгут на костре, как ведьму во времена инквизиции. Но тут появились мы и освободили. Вот такая ее история.

– Да уж… Картина наших безумных приключений дополняется в полном соответствии с жанром. На сцене появилась ясновидящая. Она случайно не предсказала, когда и чем закончится наша одиссея? – с горькой иронией спросил Вадим. – Может, и дергаться не стоит. Подождем пресловутого чумазого воина с чем-то сияющим с небес, он нас и спасет. Все получится просто и совершенно безболезненно. Старушка над костром в бубен побьет, покамлает, воин всех в округе порубает – и заботы с плеч долой. Красота! Кстати, вам с Христой она суженого-ряженого не наворожила? Валенок за ворота не бросали? Ах, запамятовал, в тропиках валенки не водятся. Значит, кофейную гущу надо активнее использовать. Это мой совет. Материал местный, дешевый, как раз для здешних гаданий.

Надежда ничего не ответила и только посмотрела на него с непонятным укором. Вадим тоже замолчал. Ему стало немного стыдно за ерничанье. Надежда достала из кармана своего, когда-то белого, а сейчас – грязно-бежевого, почти под цвет местной почвы, костюма пластиковый прямоугольник и протянула ему. В сгущающихся сумерках Вадим с трудом рассмотрел удостоверение, выданное ему в конторе полковника Руэнтоса.

– Откуда оно у тебя появилось? – изумившись, спросил он.

– Жак обнаружил его у адвоката и отдал мне, – ответила Надежда.

– А ты не заметила, как Дювалье отреагировал на эту находку? – поинтересовался Вадим.

– Долго рассматривал, хмыкал, судя по всему, был очень удивлен, – сказала она.

«А мне он даже не намекнул о том, что видел документ антитеррористического департамента с моей физиономией на фотографии. А ведь вопрос задать вполне мог, но не задал, – подумал Вадим. – Ладно, оставим и данный штрих в памяти».

– А еще я заметила, – задумчиво сказала Надежда, – Жак постоянно нянчится с этим противным стариком. Не отходит от него ни на шаг, словно боится, что тот исчезнет. Кто он вообще такой, Дювалье?

– Я тоже обратил внимание на эту заботу, – согласился Вадим. – Ладно, пускай нянчится, нам меньше хлопот. Адвокат еще может понадобиться. Я думаю, что охрана по нам не стреляла из-за того, что мы им прикрывались. Если сумеем, то используем его в будущем, надеюсь, оно у нас будет. И оно должно быть, как бы этому ни сопротивлялись другие, – зло отчеканил последнюю фразу Вадим. – Жак в настоящий момент наш союзник. Если рассказать о нем коротко, Дювалье – канадец, журналист. На остров попал по своей воле – искал пропавшего товарища. В общем, история длинная и запутанная, к тому же информацию эту дал он сам. Насколько она правдива, покажет время. Может быть, нам ее достоверность будет и не нужна. Выберемся, пожмем друг другу руки и расстанемся. Давай остановимся на такой позиции…

Вадим зябко передернул плечами. Воздух был по-прежнему насыщен влагой и испарениями. Хотя температура к ночи понизилась не больше чем градуса на три-четыре, но уже хотелось накинуть на себя одежду. Быстро натянув на тело не просохший толком костюм, ботинки, он вытащил из дерева нож и засунул на старое место в узкий нагрудный карман. В боковой, повертев в руках, положил удостоверение. Толку от него пока не было, хотя Сергей Сергеевич говорил, что это очень серьезный документ и его обладатель наделен на территории Республики Сьерра-Марино неограниченными полномочиями. На практике это никак не подтверждалось.

– Ну что, пойдем отдыхать, – обратился он к Надежде. – Завтра нам предстоят великие дела. А все героическое лучше всего совершать, хорошо выспавшись и, совсем великолепно, – на сытый желудок.

– Пойдем, – устало согласилась Надежда.

Они побрели в темноте к лагерю. По дороге спутница несколько раз налетала на кусты, спотыкалась, роняла тыкву-флягу, мило и негромко ругаясь при этом. Ему пришлось отобрать емкость, взять ее под локоть, и так, рука об руку, они дошли до своего лесного пристанища.

Викинг выбрал время для ночного дежурства первым. Тому были две причины. Во-первых, отправленная на поиски группа при возвращении сдуру могла набрести на беглецов, и следовало поберечься. Позже, глубокой ночью, вряд ли кто-то станет шарить по лесу. А во-вторых, мудрость старого солдата, или, как ее еще можно определить, дедовщина. Намного проще отстоять первым и до утра хорошо выспаться, чем вставать среди ночи и ломать себе сон. Не лучше и последняя смена – отстоял, толком не выспался и целый день на ногах.

Правда, всю эту хитрость можно было охарактеризовать как обычный прагматизм. Основная нагрузка завтра опять ляжет на его плечи, и отдых должен хоть как-то восстановить силы.

Дежурство прошло спокойно. Где-то в зарослях леса далеко, а иногда и совсем близко, что-то ухало, крякало, жужжало и повизгивало. Но все эти звуки отношения к гомо сапиенс не имели. И слава богу.

Он еще и еще раз перебирал в памяти увиденное и услышанное за проведенные сутки с небольшим на острове. Всю полученную информацию никак не удавалось систематизировать или хотя бы поместить в какие-нибудь понятные рамки. Ситуация вполне подходила под армейскую мудрость, что личный состав учету подлежит, но никак не поддается.

Что-то ускользало, что-то было непонятным, а некоторые факты, если не определить их как явную фальсификацию, можно было мягко назвать не совсем соответствующими истине, недоговоренными, а проще – мягкой ложью. У Викинга сложилось впечатление, что это не только в полной мере относится к врагам, но и частично – к друзьям. С противником все понятно и естественно, а вот друзья вызывали своим поведением и недосказанностью если не тревогу, то некоторые сомнения. Хотя, что греха таить, сам он тоже не был открыт перед ними до конца.

С трудом растолкав Христу, заступающую на пост следом за ним, Викинг передал ей автомат, часы, снятые с адвоката, и его же зажигалку для подсветки циферблата. На всякий случай он немного припугнул девушку, чтобы та, паче чаяния, не заснула, – якобы он слышал, как ему показалось, шаги, хотя это могли быть и не шаги. А еще были непонятные скрипы, хотя, может, – и не совсем скрипы.

Самое главное, чтобы она не дремала и вовремя подняла Надежду, заступающую на дежурство после нее. А вообще-то девчонка своим поведением нравилась Викингу. По всем данным должна быть избалованным созданием, так нет, ведет себя прилично, по-боевому, хоть на «Зарницу» отправляй.

Улегшись на жесткую подстилку из листьев, Викинг, уже засыпая, автоматически перебирал в уме, как считалку, знакомые и незнакомые, услышанные здесь на острове имена и клички: Дювалье, Элиас, Адлер, Идальго, Лукас… Жак, Адлер, Идальго, Лукас… Адлер, Идальго, Лукас… Лукас?… Лукас!.. Стоп. Есть! Есть контакт!!! Именно Лукас и Идальго.

Викинг поднялся и сел. Память вытащила из далеких закоулков подкорки то, что казалось ему смутно знакомым. Может быть, если бы он увидел это имя написанным на бумаге, зрительная память сработала бы чуть быстрее. На слух процесс вспоминания прошел намного дольше и мучительнее. Но главное, что все-таки прошел и выдал нужное на-гора.

Если его догадки верны, то завеса неизвестности частично приоткрывается. Хуже это или лучше? Надо готовиться к худшему. Самодеятельность переходит на профессиональный помост. Единственный положительный факт – сейчас он знает, с кем будет иметь дело. И, начиная войну с этими людьми, Викинг не вступит в конфликт ни со своей совестью, ни с законом.

С такой здоровой, можно сказать, оптимистической, мыслью он провалился в глубокий, почти обморочный от мгновенно навалившейся на него усталости сон.




Глава 11. Все выше, и выше, и выше!


Викинг лежал посередине пышного куста, прикрывшись сверху для пущей незаметности большим пучком травы. Удобств при этом он не испытывал никаких. Жесткие ветки врезались в бока и бедра, руки затекали, и их приходилось разрабатывать, разгоняя кровь. Душный пряный запах ярких пурпурных цветов, гроздьями висевших над ним, забивал ноздри и дурманил мозг. Утешало одно – если специально не вглядываться в куст, то заметить лежащего было невозможно.

Ночь прошла тихо, без происшествий. С рассветом все уже были на ногах и ожидали указаний Викинга. Ничего нового и особенного он им не сообщил. Женщины и адвокат оставались в лагере, затаившись, как мыши при приближении кота.

Им, а конкретнее Христе, как самой боевой единице, был вручен автомат с полным магазином и напутствием охранять Элиаса и оборонять всех остальных. Громко и внятно, чтобы слова дошли до ушей и рассудка старика, Викинг проинструктировал девушку о применении оружия на поражение при попытке его бегства или возможности захвата островными супостатами.

Адвокат зло сверкнул глазами с отекшего за ночь лица и молча отвернулся. Он не произнес ни слова с тех пор, как его пленили. Да, в общем-то, и вопросов ему не задавали.

Надежду, уже отдельно, в сторонке, предупредил, чтобы она присматривала за Христой. Девушка хорошая, старательная, однако от волнения или переизбытка чувства ответственности может из-за пустяка начать палить почем зря, а это лишнее. Еще сказал, что вернется обязательно и вытащит их с острова.

Вадим с Дювалье совершили скорый марш и заняли позиции. Сейчас Жак находился позади, метрах в двухстах от куста, где залег Викинг, только ближе к берегу. С его стороны не доносилось ни звука. Он тоже затаился, наблюдая за подходами со стороны океана и прикрывая тыл.

Среди деревьев хорошо просматривался дом на отшибе, как окрестил Викинг особнячок, где он подслушал радиопереговоры. Это место притягивало его внимание, и по логике именно отсюда должны были бы развертываться дальнейшие события. Раз поддержку вызывали обитатели этого домика, именно к ним она и должна прийти. Кстати, и лужайка вполне подходит для посадки вертолета.

Викинг взглянул на циферблат. Уже почти час он лежал в засаде. Исходная позиция была занята около пяти часов утра. Это являлось нормальной подстраховкой, ефрейторским зазором. Время прибытия группы таинственного Идальго во вчерашнем разговоре определялось на шесть, поэтому подготовиться к встрече требовалось заранее. Хотелось воочию, до начала их действий, посмотреть на ребятишек. Хоть издалека, но пристально. Если его полусонная ночная догадка верна, то окончательное подтверждение версии можно ожидать уже в ближайшие минуты.

За все время наблюдения Викинг не заметил вокруг дома особой суеты. Кроме одного охранника, прогуливавшегося вдоль фасада здания, и еще двух человек, порознь проследовавших в пристройку и обратно, никого видно не было.

Отсутствие всяческого оживления указывало на серьезность контингента, населяющего дом. Незачем метаться и суетиться, если скоро подойдет подкрепление. А как придет, тогда и надо приступать к работе – спокойно, дотошно спланировав все свои действия.

Со стороны не слишком далекого особняка Россета, наоборот, уже минут сорок доносились крики и шум. Викинг представил, что там сейчас творится: сборы войска, беготня, запутывание обстановки и планов, которые будут перерабатывать и изменять вплоть до самого позднего вечера.

Наконец слух Викинга уловил со стороны океана едва слышимый глухой клекот, вмешавшийся в естественные шумы острова. Гости прибывали без опоздания. Вот только звук работы двигателя, усиливающийся с каждой секундой, вызывал некоторые сомнения.

То, что это был летательный аппарат, сомнений не вызывало. Быстрое на слух приближение объекта вполне четко подтверждало данный факт. А вот сами шумы и характерная работа мотора разрушали первоначальную версию о прибытии вертолета. У того должен быть более резкий, ударно-тактовый ритм. Это присуще практически всем типам геликоптеров – и нашим, и зарубежным. Здесь же явно прослушивалось вполне стандартное гудение винтового самолета.

В голове начали роиться самые различные предположения. Взлетно-посадочной полосы на острове точно нет. Можно, конечно, посадить легкий аппарат на узкую песчаную косу или пляжное пространство вдоль берега. Но маленький самолет не поднимет пятнадцати человек, которых затребовали для помощи.

Шум двигателей приближался и нарастал. Вот он уже рядом, за деревьями. Викинг повернулся и поднял голову вверх. Среди густых ветвей, в прогале, краем мелькнул серый фюзеляж.

Точно, самолет. Правда, марку и тип разобрать не удалось – слишком мал обзор и скорость довольно приличная. Судя по звуку, он развернулся и опять ушел в сторону океана. Снова подходит… Сделал заход, ушел на второй круг. Сейчас будет садиться. Только куда?

Викинг поднял голову, ожидая нового пролета над собой, однако шум свалился вниз за деревья и стал несколько тише. Через пару минут двигатели взревели и выключились. Аэроплан сел. Куда? На воду? А почему бы и нет?

В памяти всплыл маяк и полосатая тряпка на мачте в конце причала. Он еще принял ее за американский звездно-полосатый флаг. Так вот для чего предназначался «чулок», показывающий направление ветра. И сам причал был нужен не только для швартовки судов, но и мог использоваться как пристань для самолета-амфибии. Ларчик, оказывается, открывался просто.

Со стороны дома послышались голоса. Не он один услышал шум прибывшего самолета. Двое вчерашних знакомых вышли на крыльцо. Один из них что-то сказал охраннику, и тот побежал к дальнему углу дома. Скрывшись за ним, буквально через несколько секунд он появился в сопровождении двух вооруженных автоматами людей. Судя по внешнему виду, одежде и экипировке, это были солдаты Россета. Они быстро двинулись по мощеной дорожке, догоняя хрипатого с товарищем, направляющихся к маяку. Викинг отметил для себя тот факт, что в торце здания есть вход в помещение, где дополнительно могут располагаться охранники.

У него появилось было желание отправиться вслед за ушедшими, но решил не спешить и остался в своем укрытии. Если возникнет необходимость рассмотреть самолет, то время еще будет, а просто понаблюдать за выгрузкой особого смысла нет. Прямо с причала ловить беглецов они вряд ли кинутся. Сначала придут сюда, к особняку, вникнут в обстановку и спланируют действия. А если там будет что-то заслуживающее внимания, доложит Дювалье. Он находится в этом секторе, и посадка амфибии, вне всякого сомнения, прошла на его глазах.

Минут через пятнадцать терпение Викинга было вознаграждено. По брусчатой дорожке из зарослей к дому потянулась цепочка вооруженных людей. С первого взгляда на них он понял, что если в его догадки и закралась ошибка, то несущественная, неконцептуальная, как любил выразиться Доктор.

Подогнанный камуфляж, самое разнообразное огнестрельное оружие, бронежилеты, ножи, гранаты на поясе и в нагрудных подсумках, походные мешки, размеренный, без признаков усталости шаг под всей этой тяжестью впечатляли. А самое главное – спокойствие и жесткая невозмутимость лиц: белых, черных, красных.

Викинг раньше встречался с ними. Их называли по-всякому: «псы войны», «солдаты удачи», «дикие гуси»… Это были люди без национальности и Родины. Они прошли не одну бойню и, ничего не умея, кроме как убивать, выбрали себе профессию наемника.

Четыре года назад, во время отдыха между командировками, его группу готовили дублировать команду Коли Носырева – «Носа». Занятие было, в общем-то, бесполезным и даже бестолковым. Все это больше походило на соблюдение традиции, чем на необходимость. Не было ни одного случая в истории отдела, чтобы основную группу перед операцией меняли на дублеров. Но и не похоже это было на обычную перестраховку. По мнению Викинга, данное мероприятие придумал Олег Петрович, чтобы его люди не расслаблялись и не били баклуши, превращая отдых из пассивного в слишком активный. Несмотря на то что группа была нацелена на совершенно другой регион и должна была приступить к тренировкам где-то через месяц – по готовности аналитиков, их прикрепили вторым составом к Колиной команде. Как всегда, сначала загрузили материалами по операции: общая обстановка, частная, непосредственные фигуранты, варианты проведения. По конкретике работы все было понятно, так как планировалась стандартная и не слишком сложная акция.

Самый большой раздел занимала общая и попутная информация. Это всегда являлось довольно скучным, рутинным, но, в общем, необходимым делом. Обстановка в районе операции обострялась тем, что за последние месяцы там прокатилась череда терактов, направленных на дестабилизацию обстановки в стране.

Несмотря на то что операция проводилась по согласованию с соответствующими местными органами, все же была она не совсем открытой. Полиция и жандармерия очень активно занимались поисками людей, взявшими на себя ответственность за произошедшие взрывы, и могли ненароком наскочить на Колину группу. Тогда вполне мог случиться непланируемый и серьезный эксцесс.

Правда, в результате все прошло без приключений, обошлось. «Нос» получил за эту операцию внеочередное звание, которое бурно обмыли всем отделом. Дед пообещал за организацию безудержного буйства и нарушение распорядка дня Колю разжаловать до сержанта, а всех остальных участников сдать на гарнизонную гауптвахту, в зависимости от «заслуг», от пятнадцати до тридцати суток. Свое грозное обещание он, как всегда, не выполнил. Только обозвал питомцев «сопляками, которые пить не умеют». Народ на это замечание обиделся до слез и клятвенно пообещал в следующий раз доказать Деду, что данное заключение в корне неверно.

Так вот, организация, проводившая теракты в той стране, именовалась «Красным легионом». Имя руководителя группы боевиков – Идальго, тогда ничего не говорило Викингу, хотя он и отметил, что взрывы были подготовлены и проведены довольно умело, если можно так оценить эти бесчеловечные акты.

Позже информация о данной организации несколько раз всплывала в общих аналитических обзорах, но непосредственно с его работой связана не была. В материалах не указывалась, а может, Викинг просто запамятовал, ни политическая ориентация «Легиона», ни национальная принадлежность его участников. Имя лидера организации, мелькнувшее перед глазами несколько лет назад, было Лукас. Вернее – и Лукас и Идальго были псевдонимами. Именно их Викинг услышал накануне в радиопереговорах и потом мучительно перетряхивал закоулки памяти, вспоминая, откуда оно ему знакомо.

«Вот и встретились нежданно-негаданно, – с досадой подумал Викинг. – Значит, это их ребята…»

На дальнейшие воспоминания и размышления времени не было. Надо было что-то предпринимать. На раскачку и подготовку у этих ребят может уйти максимум час. После этого начнется загон дичи. Это только говорят, что у волка сто дорог, а у охотника лишь одна. Чаще получается наоборот: у волка есть один-единственный шанс, узкая тропинка между флажками, по которой он мечется из стороны в сторону, пытаясь сохранить жизнь. И эту тропинку сейчас нужно искать.

Сидеть дальше в засаде смысла не было. То, что он хотел увидеть, уже увидел. Правда, это не принесло ему надежды и утешения, а только дало некоторое понимание происходящего. Викинг еще раз осмотрел особняк и подходы к нему. Прибывшие боевики быстро начали осваиваться на месте. Первым делом выставили часовых. Один уже сидел с автоматом на коленях на крыльце; второй устроился около пристройки и внимательно осматривал заросли, близко подходившие к дому с этой стороны.

Взгляд охранника скользнул по кустам, в которых залег Викинг, но ничего подозрительного не заметил. Осторожно пятясь, стараясь не колыхнуть ветки, он начал потихоньку выползать из своего укрытия, мгновенно замирая при повороте головы часового в его сторону. Метров через тридцать, когда дом закрылся густыми ветвями, Викинг поднялся на ноги и, пригибаясь к земле, быстрыми шагами двинулся к Жаку, оставленному на берегу.

Как и ожидалось, Дювалье переместился ближе к океану, чтобы наблюдать за посадкой самолета. Жак взволнованно начал докладывать о прилете амфибии и прибывших боевиках, но Викинг остановил его.

– Я все знаю, видел. Какой тип самолета? Сколько человек его охраняет? Кто именно? – быстро спросил он.

Дювалье растерянно заморгал глазами и после короткой паузы стал вытягивать из себя слова:

– Самолет… м-м-м… ну, амфибия. На охране осталось, кажется, м-м-м… два человека. Кто такие? Не скажу…

Викинг нетерпеливо и раздраженно бросил:

– Все понятно. Как иностранный кинофильм без перевода посмотрел. Интересно, но непонятно о чем, – с издевкой сказал он, добавив для убедительности фразу по-русски, характеризующую деловые качества бывшего сокамерника. – Оставайся на месте. Я сам все проверю.

Последний десяток метров до опушки леса он прополз по-пластунски. Остановился, прислушиваясь, и, убедившись в отсутствии опасности, осторожно выглянул из-за кустов. Океан застыл в полном штиле, и только пляшущие солнечные блики выдавали слабое колебание его поверхности.

Вода лениво и сонно заползала вверх по песку пляжа и так же неторопливо уходила назад.

Двухмоторный самолет-амфибия на поплавках стоял, а вернее, едва заметно покачиваясь, плавал рядом с причалом. В голове Викинга заработал справочный автомат:

«Аппарат французского производства. Такой тип аэропланов с конвейера снят уже лет пять-семь назад. Может использоваться как в обычном сухопутном варианте, так и в виде амфибии. Требуется только переоборудование шасси. Неприхотлив, надежен, прост в управлении. Конечно, это не бериевский «Альбатрос», но все же летает. Охрана – два человека. Один стоит у входа на причал, второй – непосредственно около самолета. Дверь распахнута. Просто так ее открытой бросать не будут. Значит, там еще кто-то есть. Охраняют те двое, что сидели в помещении за углом. Явно не из вновь прибывших».

Решение окончательно еще не созрело, но Викинг почувствовал, что его руки напрягаются и по телу проплывают первые признаки предстартовой истомы. Это был шанс, и он вполне мог быть единственным. Дювалье вчера назвал свое предложение идиотским, когда предполагал, что кому-то одному может представиться возможность покинуть остров. Он эту идею хотя и не отмел, но и не принял всерьез. От идиотского до реалистического, оказывается, всего лишь один шаг.

«Чем черт не шутит, а вдруг выгорит? – подумал Викинг, принимая окончательное решение. – А ведь может и получиться! В лицо меня островные знают не все. А прилетевшие – тем более не видели. Придется работать по-наглому. Только так – другого выхода и нет».

Он прикинул на глаз длину причала – примерно восемьдесят метров. А от дома до берега – метров двести.

«Если я добираюсь до самолета и начинаю работу, то возможен шум, – стал прикидывать Викинг. – Ребята в особняке его слышат и бегут сюда. На раздумье и бестолковость даем секунд десять, максимум – пятнадцать, на кросс до причала – примерно тридцать пять. Получается в сумме пятьдесят секунд. На суету прибавляем еще секунд десять и их же убираем на профессионализм. Как ни крути, на работу остается только пятьдесят секунд. В случае, если будет срыв, на то, чтобы выбраться из самолета и добежать до берега, понадобится не менее двенадцати секунд. Итого, на запуск двигателей будет лишь тридцать восемь секунд, не более, – закончил он подсчеты. – В принципе время реальное. Самолет прилетел недавно, моторы прогреты. Главное – быстро разобраться в приборах и порядке пуска. С этим справиться можно».

Волновало одно: кто-то находится внутри самолета. И хорошо, если этот «кто-то» в единственном экземпляре. Ладно, решение будет принято на месте, по обстановке. Дювалье будет его прикрывать. Может быть, и на этом что-то выгадается…

Викинг развернулся, отполз на несколько шагов, осмотрелся и, встав на ноги, двинулся к месту отсидки Дювалье. Жак встретил его появление немым вопросом в глазах. После прокола со своей наблюдательностью чувствовалось, что он несколько смущен.

Молча сев рядом с ним на землю, Викинг задумался, еще раз прогоняя в голове план угона. Риск был велик, но в случае успеха их проблемы будут решены. Взвесив все «за» и «против», он спокойно и деловито известил Дювалье о замысле: захватить амфибию.

У Жака отвалилась нижняя челюсть, густо заросшая курчавой бородой. Он несколько секунд ошарашенно молчал.

– И что будет? Ты умеешь водить самолет? – неуверенно спросил Дювалье.

– Кое-какие навыки имеются, – туманно ответил Викинг. – Поднять в воздух, думаю, подниму, а дальше – как получится. Один мой друг говорил, что еще не было случая, чтобы самолет не возвращался на землю…

Он несколько лукавил. Летную подготовку им дали неплохую. Их не учили аэродинамике, устройству летательных аппаратов, тактике воздушного боя и прочим авиационным премудростям. Обучение шло по ускоренному курсу сталинских соколов начала Великой Отечественной войны: взлет – посадка. Дальнейший опыт нарабатывался на фронте. Героев-летчиков страна взрастила много, но в десятки и сотни раз было больше тех, кто смог совершить всего лишь один-два боевых вылета. Или звездочка на грудь, или пропеллер на холмик…

В центре подготовки на степном аэродроме занятия шли по сверхускоренной методике. Три дня занятий на тренажере, два дня – летной практики с инструктором и самостоятельно.

Один тип освоили, переход на другой тренажер. Три дня, два дня… Одномоторный самолет, вертолет, двухмоторный… Отечественный, зарубежный… Полтора месяца пролетели, как один день. Конечно, с «МиГ-29», «сушкой», не говоря уже о тяжелых бомбардировщиках, ему не справиться, а с летающей лодкой, может, получится. Должно получиться.

Пора было приниматься за дело. Каждая потерянная минута могла стоить очень и очень дорого. Он быстро объяснил Жаку, как тот должен действовать в предстоящей акции. Дювалье хмуро выслушал все указания.

– Ты понимаешь, на какой риск идешь? – спросил он после секундного раздумья. – Девяносто процентов из ста, что все кончится провалом.

– Сто процентов из ста, что это наш единственный шанс, – перебил его Викинг. – А десять процентов уже дают надежду. У тебя есть другие предложения? Давай обсудим! Мы, кажется, уже все варианты перебрали. Я иду на риск, мне и решать.

– Может, ты и прав, – неохотно согласился Дювалье. – Давай попробуем.

Викинг поправил на голове реквизированную у Жака зеленую косынку, завязанную сзади на узел, и спокойным, размеренным шагом двинулся по брусчатке из зарослей к причалу. До этого он уже успел быстро проскочить от дома вдоль дорожки по кустам и проверить, что она пустынна.

Часовой у сходней уставился на него, не проявляя особого беспокойства.

– Эрнесто из самолета еще не выходил? – спросил Викинг.

– Я не знаю, сеньор. Там кто-то есть, но не могу сказать, кто именно, – почтительно ответил охранник.

«Первый шаг удачный, – отметил про себя Викинг. – Пока меня не узнают. Посмотрим, что будет со следующим».

– Что вы, придурки, знаете? Только брюхо набить маисом, – проворчал он сердито.

Поддернув на плече ремень автомата и сплюнув, он прошел мимо посторонившегося часового, твердо ступая по крашеным доскам причала. Каждый шаг, отдаваясь стуком каблуков по дереву внутри Викинга где-то под ложечкой, приближал к намеченной цели. Второй часовой настороженно смотрел в его сторону, но также никаких действий не предпринимал.

Приблизившись вплотную, Викинг увидел на лице охранника гримасу удивления и замешательства. Похоже, ситуация начинала выходить из-под контроля. Кажется, этот человек Россета уже встречался с ним. Не давая часовому опомниться и преодолеть растерянность, Викинг рявкнул на него:

– Почему еще не весь груз отправили на берег? Где Эрнесто? – помянул он придуманный им персонаж спектакля. – Почему на этом проклятом острове собрались одни олухи?

Видимо, поведение было выбрано им верно, и ругань очень даже положительно подействовала на охранника. Тень удивления так полностью и не сошла с его лица, но глаза уже смотрели на пришедшего с уважением и даже испугом, тускнея с каждой секундой. Викинг, не теряя темпа игры, ткнул пальцем в его грудь.

– Быстро разгружать багаж. Бегом! – и показал в сторону амфибии.

Охранник окончательно растерялся. Он дернулся в сторону ступенек, ведущих к открытой дверке самолета, и тут же отпрянул в замешательстве назад, налетев на стоящего сзади Викинга. Слабые мозги не могли полностью переварить ситуацию. Деревенский парень, завербованный солдатом в армию Россета, привык безропотно выполнять приказания, получать оплеухи, но принимать самостоятельных решений не умел.

Он был на сторожевике и видел этого человека, когда сэр Генри захватил катер и арестовал находящихся на нем людей.

А вчера вместе с сержантом гонялся по лесу в поисках беглецов. Парень, правда, толком не понял, кто именно убежал из тюрьмы, кого все ловят, но ему все же казалось, что это были люди с катера. А сейчас один из них командует им. Его выставили на охрану самолета и приказали стрелять в случае нападения, но неожиданно спокойное и открытое появление на причале и властные приказы этого человека нападением назвать было трудно.

Получив привычный пинок под зад, парень уже твердо осознал, что выбора у него нет, и поплелся к самолету. Его очередной начальник шел сзади, ругаясь по поводу бестолковости и лени местных обитателей. Слыша привычные для его ушей слова, охранник почти успокоился. Все сеньоры должны кричать, и чем громче они это делают, тем выше стоят по рангу. Невысокое качество полученного пинка и определенно добродушные нотки, проскальзывающие в голосе, а парень умел хорошо определять, действительно начальник зол или ругается только для порядка, показывали, что гроза проходит стороной.

Охранник остановился около трапа, пропуская сеньора мимо себя. Тот легко забежал по лесенке и скрылся внутри амфибии.

После яркого солнечного света и пляшущих на воде бликов глаза Викинга в полутьме салона буквально на доли секунды потеряли способность видеть. Первое, что они смогли рассмотреть после адаптации, – зрачок дула пистолета, направленный ему в грудь.

Высокий негр в летном комбинезоне песочного цвета молча и вопросительно смотрел на Викинга. Такое начало было вполне прогнозируемо. Краткий анализ ситуации говорил о том, что начинать карусель с ходу не стоит. Реакция черного неизвестна, и, кроме того, у него могут быть проблемы с психикой, или вообще никаких проблем для него не существует и нажатие курка со всеми вытекающими для оппонента последствиями является совершенно незначительным событием.

Помимо этого, за спиной находился охранник, имеющий в руках автомат, который, как уже успел заметить Викинг, снят с предохранителя.

– Сеньор! Нельзя ли опустить вашу «пушку»? – изобразив на лице некоторое подобие страха, сказал Викинг. – Я не очень комфортно чувствую себя под дулом пистолета.

– Нельзя, – коротко, но вполне доходчиво ответил негр. – Кто ты такой и чего тебе здесь нужно?

– Меня послал сеньор Идальго, чтобы забрать оставленный в самолете багаж, – начал лепить историю Викинг.

– Какой еще багаж? Здесь ничего не осталось, все забрали.

Процесс пошел. Собеседник принял участие в диалоге, и, как следствие, немедленная стрельба откладывалась на некоторый срок.

– Откуда я знаю? – уже более уверенно затараторил Викинг. – Мне приказали забрать багаж. Сказали, что в самолете находится человек, который его мне отдаст. Сумка лежит в передней части салона около кабины летчика под сиденьем. Да вон же она, – и кивком головы указал за спину негра.

Викинг почувствовал, что болтовня начинает срабатывать и напряжение первых секунд встречи несколько ослабевает. Упоминание имени Идальго и конкретная задача посланному придурку прозвучали вполне убедительно. Он внимательно следил за реакцией собеседника. Последняя фраза должна была сработать, и она сработала.

Рефлекторный поворот головы, более похожий на кивок в ту сторону, где должна лежать мифическая сумка, на доли секунды отвлек внимание негра и решил исход поединка.

Нога Викинга молниеносным ударом в запястье отбила в сторону руку с направленным на него пистолетом. Избежать выстрела все же не удалось. Раздался хлопок, и пуля с чавканьем вонзилась в обшивку салона. Мгновенно расширившиеся глаза негра мелькнули перед лицом Викинга, стремительно уходящим на разворот, и в следующую секунду его каблук с хрустом врезался в шею противнику чуть ниже и правее подбородка. Безвольное тело начало падать на длинную скамью, тянущуюся вдоль борта, но Викинг не стал следить за окончанием этого полета. Качество и результат удара гарантировались. Жаль только, противник этого уже никогда не сможет оценить.

Его внимание переключилось на охранника, заглядывающего через дверь в салон. Разговор с негром велся на английском языке, и парень, стоящий снаружи, вряд ли понимал, о чем идет речь. Но звук выстрела и борьбы привлек внимание, и он стал срывать с плеча автомат. Глаза охранника увидели падающее тело и встретились с жестким холодным взглядом Викинга.

Парень понял, что допустил смертельную ошибку, приняв этого человека за своего, но было поздно. Его пальцы уже нашли спусковой крючок, однако противник неуловимо быстрым движением провел рукой по груди и резко выбросил ее вперед. Тонкий сверкающий предмет мелькнул в воздухе между ними, и острая боль в правой ключице мгновенно отключила руку, отбросив плечо охранника назад. Палец все же надавил на спусковую скобу, и очередь из автомата брызнула веером по салону самолета, так и не найдя свою жертву.

Викинг полностью включился в темп боя, и каждое движение охранника фиксировалось его мозгом, раскладывая секунды на составляющие, останавливая их в каждый следующий миг. Он видел, что не успевает выстрелить или нанести удар до нажатия спускового крючка. Его рука сама, автоматически, выхватила нож из узкого нагрудного кармана-ножен и метнула в противника. Лезвие еще не достигло своей цели, но он уже морщился от неудачного броска.

Схватка проходила грязно. Выстрел негра, который не удалось предотвратить, привлек охранника, а чужой неуравновешенный нож, изменив траекторию, вместо горла вонзился в ключицу. Стрельба из пистолета в салоне самолета не могла быть услышана в доме на отшибе, а вот очередь из автомата, без сомнения, уже подняла тревогу, и счет пошел на те самые тридцать восемь секунд, отмеренные на худший вариант акции. Скинув с плеча автомат, Викинг ринулся к двери. Таймер включился.

Игнорируя лесенку, он выпрыгнул из самолета и, прямо на лету, дал очередь по скорчившемуся охраннику, пригвоздив его к дереву мостков. Приземлившись, Викинг бросил свой автомат назад в салон и туда же отправил нож, безжалостно выдернув его из ключицы упавшего. С берега раздался звук работающего «калашникова». Бросив туда мельком взгляд, он убедился, что Дювалье свою работу выполнил. Часовой у входа на причал лежал недвижимо.

Несколько шагов – и руки быстро освобождают с кнехта конец, швартующий амфибию к мосткам. Бросок в другую сторону – и такая же операция со вторым тросом. Теперь – в кабину. Заскочив в нее, Викинг прыгнул в кресло и начал лихорадочно осматривать приборную доску. Взмахом руки сбил со лба капли пота, и его пальцы потянулись к тумблерам. Это понятно… Это тоже… Над головой переключатели… Вроде бы понял… Для чего эта красная кнопка? Читаем надпись… Ясно…

Кажется, он разобрался в порядке запуска. Пальцы осторожно начали щелкать тумблерами. На пульте… Над головой… Подаем питание… Приборы мертвы… Почему?

Еще раз проходим схему включения. Все должно сработать. Где и что он неправильно набрал?… Что случилось?… Почему нет питания?… Думай!.. Время?… Небольшой запас еще есть. Успокаиваемся и начинаем снова. Тумблеры в исходное.

Проходим сначала. Стоп!.. Когда он заскакивал в кабину, справа… Что было справа?… Смотрим… Ах, твою…!

На тыльной стене кабины был вскрыт щиток. Викинг вскочил и бросился к нему. Красный провод, отсоединенный от клеммы, торчал из серого ящичка наружу. Гайка и шайба лежали отдельно на крышке. Вот почему негр оставался в самолете – текущий ремонт.

Пробуем подсоединить. Он схватил провод и ткнул в клемму. Ударила сильная искра. Взгляд через плечо на приборную доску.

Стрелки приборов дернулись, и загорелось зеленое табло. Неужели попал? Наскоро затянув гайкой провод, Викинг метнулся в кресло. Пальцы уверенно побежали по тумблерам.

К запуску готов. Время?… Успеваю! Ну что, поехали?!

По спине неожиданной волной прокатились мурашки. Викинг дернул плечами и на мгновение застыл в пилотском кресле, сосредотачиваясь. Глубоко вздохнув, он нажал на кнопку пуска, двигаясь всем телом за утапливаемым в гнездо пальцем, словно помогая ему. Другой рукой он плавно двинул вперед рукоятку правого РУДа – рычага управления двигателем. Раздался хлопок, самолет чуть тряхнуло, и правый мотор заработал. Прибавим газу – рукоятку еще немного от себя. Обороты растут, вибрация начинает переходить в мелкую частую дрожь.

Вспыхнула лампочка над прибором – питание переключилось с аккумуляторов на генератор. Запускаем второй двигатель. Кнопка пуска нажата… РУД плавно вперед… Левый двигатель заработал? Тряска чуть усилилась. Взгляд влево – лопасти пропеллера набирают обороты, сливаясь в единый круг.

Работает!!! Прибавляем газу… Еще немного… Получилось!!

Оторвавшись от приборной доски, Викинг взглянул на лобовое стекло и с удивлением обнаружил прямо перед собой пляжную полосу и за ней густую тропическую растительность острова. Пока он запускал двигатели, отшвартованный от причала самолет развернуло в воде на сто восемьдесят градусов, и сейчас амфибия смотрела носом точно на берег, по которому в это время рассыпались выбегавшие из зарослей вооруженные люди.

Викинг выругался про себя – график угона был рассчитан им более чем точно. Лучше бы он секунд на десяток ошибся в свою пользу. Оставалось лишь одно: двигатели на самую полную мощность и идти на взлет. Пока по нему не стреляют – наверное, не разобрались, что случилось.

Двинув рычаги газа вперед до упора так, что моторы взревели как бешеные, он повернул штурвал круто влево. Амфибия, рванув с места, пошла в крен и едва не зацепила левой плоскостью за воду. Викинг с трудом выровнял машину и, набирая скорость, помчался вдоль берега. За ревом двигателей выстрелов слышно не было, а ведь пора бы уже начать пальбу…

В голове мелькнула мысль о скорости и направлении ветра, но он тут же вспомнил о безвольно болтавшемся на мачте «чулке». Одна проблема отпадает – искать направление для взлета против ветра не надо. Взлетай куда душе угодно! А ей, собственно, все равно, лишь бы оторваться от воды.

Так, кажется, скорость для подъема набрана. Как ее летчики называют? «Скорость принятия решения» – взлетать или успеть сбросить обороты и не слететь с полосы. Рискуем? Вперед! Ну, с богом, поехали!

Викинг потянул на себя штурвал, и амфибия, чуть взбрыкнув напоследок по ряби воды, пошла, потянула вверх. Он взглянул на стрелки высотомера. Они крутились туда, куда им и было положено. Пятьдесят метров… сто метров… сто пятьдесят… двести метров. Викинг плавным движением от себя перевел самолет в горизонтальный полет. Рекорды скорости и высоты он побивать не собирался. Ему было необходимо как угодно доплюхать до материка, лишь бы доплюхать.

Он чуть приподнялся в кресле, придерживая руками штурвал, и выглянул в правое окошко. Берег острова проплывал под ним. А вот скоро будет место, которое они с Дювалье выбрали для эвакуации. С океана подходы к нему вполне доступны, и лес подбирается почти вплотную к кромке прибоя. Теперь самое главное – вернуться сюда побыстрее и забрать оставшуюся на острове команду.

Изумрудная зелень крон отделялась от светло-голубой у берега и темно-синей, почти черной, воды на глубине узкой, слепящей глаза, белоснежной линией песка. Однако любоваться красотами сверху ни желания, ни времени не было. Викинг повернул штурвал влево, и самолет, послушно склонившись на крыло, описал дугу, потом выровнялся по горизонту и взял курс на Большую землю.

Дювалье ему говорил, что в хорошую погоду с острова можно увидеть далекий берег и горы на горизонте. Всматриваться в призрачные дали ему все время мешали события и люди, а вот сейчас, с высоты, сквозь марево, темная узкая полоса прямо по курсу обозначилась довольно четко. За ней дальше, в дымке, а зрительно – над ней, проступали очертания гор с плоскими темными вершинами.

Сам Дювалье сейчас должен улепетывать с места акции в лагерь. Ему были даны четкие указания после угона, а не получится, при обострении ситуации, прикрывать Викинга и вне зависимости от исхода – уходить в лагерь. Слава богу, хватило первой части инструкции.

Мысли о Дювалье мгновенно улетучились, едва его взгляд ухватил датчик уровня топлива, над которым ярко мигала красная лампочка. Стрелка заползла в критический сектор и медленно – едва заметно глазу, но уверенно – приближалась к нулевой отметке.

«Что случилось? – задал Викинг вопрос самому себе. – Перед запуском двигателей он хотя и мельком, но все же проверил запас топлива и помнил, что датчик показывал больше половины бака. Неужели пробиты топливные емкости или магистрали? Накаркал: почему с берега не стреляют?»

Да и без подоспевших молодчиков выстрелов вполне хватало. Сначала негр в салоне, потом охранник полосанул из автомата.

«Что делать? – судорожно метались мысли. – На оставшемся горючем надо подняться как можно выше и, когда двигатели заглохнут, планировать, насколько хватит высоты и скорости, – другого выхода нет. Заглушить один двигатель и лететь на втором опасно. Во-первых, опыт таких полетов у него чисто теоретический, а во-вторых, вряд ли что этим можно выиграть – скорость не увеличится, и высоту он не наберет».

Викинг, приняв решение, с силой потянул на себя штурвал, и самолет натужно, под острым углом, полез вверх. Стрелки высотомера начали крутиться. Оборот, другой, третий…

«Ну, давай, милый, давай, еще хоть немножечко потяни, – мысленно понукал машину Викинг. – Еще чуточку…»

Самолет чихнул раз, второй, выстрелил двигателем, и в уши ударила тишина, нарушаемая только шелестом воздуха, обтекающего фюзеляж. Машина дернулась, словно наткнувшись на мягкую преграду, и штурвал заплясал в руках незадачливого пилота.

Викинг плавно подал его от себя, и горизонт выровнялся, открыв перед глазами великолепную панораму океана и желанного берега, хотя и приблизившегося немного, но пока все так же недоступного.

Высотомер остановился на цифре восемьсот, и его длинная стрелка начала медленно двигаться по кругу в обратном направлении. Викинг попытался сделать в уме расчеты и прикинуть, как далеко он сможет спланировать.

«Скорость амфибии примерно триста километров в час… Полет продолжался не более двух минут… Сколько пролетел?… До берега около двадцати километров. Значит, прошел не более трети, а может, и того меньше…»

Было понятно, что самолет дотянет не более чем до середины пролива между материком и островом. На небе ни облачка, поэтому восходящих потоков не будет. Кроме того, амфибия не планер, и он сам – не Валерий Чкалов. Остается только лететь по плавной нисходящей.

«Заметят с острова, что я сел на воду? – обреченно подумал Викинг. – Наверное, заметят – видимость прекрасная. На двенадцать-пятнадцать километров океан просматривается, и снижение самолета будет видно как на ладони. На заводку сторожевика или катера и движение к месту посадки уйдет максимум тридцать минут. Вплавь за это время я могу одолеть не более полутора километров. После этого меня выловят, как дерьмо из проруби, сачком…» – подвел он печальный и неизбежный итог.

Амфибия все так же бесшумно рассекала воздух и плавно снижалась к ровной, сверкающей тысячами блесток, глади океана. Внезапно глаза Викинга заметили слева вдалеке малозаметное со стороны солнца, небольшое белое пятно. Он прищурил глаза и начал внимательно вглядываться. Кажется, это был катер.

«Что это – шанс на спасение или наоборот? Друзьям здесь взяться неоткуда. Остаются или враги, или посторонние. Ни то ни другое не устраивает. Мышеловка захлопывается. Стоило рвать жилы, чтобы так бездарно закончить игру! На острове можно было хоть побегать, повоевать. А здесь ты выставлен на обозрение, как на витрине. Можно брать голыми руками».

Амфибия снижалась.

«Ну уж нет, – со злостью заключил Викинг. – Просто так меня не возьмут. Буду отбиваться до поледнего. И никуда не поплыву. Автомат, пистолет есть – хоть пару-тройку зверей, но уложу. Дадим ответ, как тот грузин, у которого спросили, от чего лучше умереть – от триппера или дизентерии. Хочу умереть мужчиной, а не засранцем!»

Самолет все ближе и ближе приближался к воде.

Пятьдесят метров… тридцать… штурвал на себя… десять… ноль… Амфибия коснулась поверхности, резко качнулась вперед и остановилась, не пробежав и десятка метров. Он медленно разжал пальцы, отпустил штурвал и откинулся в кресле. Вот и прилетели, вернее – приплыли.

Машину неспешно покачивало. Снаружи все было спокойно и тихо. Викинг ощутил странное состояние умиротворения. Не было никакого желания вставать из мягкого кресла. Веки набухали, тяжелели, и хотелось спать. Голова его начала клониться на грудь, и Викинг, уже на грани бессознательного, понял, что сейчас он действительно может заснуть.

Неожиданно уши уловили еле слышный клекот мотора. Сон мгновенно пропал, и Викинг рывком вылетел из кресла. Через лобовые стекла он осмотрел горизонт. Все пусто. Выбежав в салон, прилип к правому иллюминатору. Никого. Что слева? Есть… Пока еще далеко, километрах в трех, был виден катер, летевший, разбрасывая буруны, к амфибии.

«Вот и гости, – мрачно подумал Викинг. – Надо готовиться к встрече».

Он оглядел салон. Его автомат валялся около открытой двери. Бездыханный негр перегораживал проход, сжимая в руке пистолет. Только сейчас Викинг рассмотрел, что это был «магнум».

«Хорошая вещица, – автоматически отметил он про себя. – Такой дурой не только фюзеляж самолета прошьешь, но и трехмиллиметровый стальной лист дуршлагом сделаешь».

Викинг вытащил пистолет из руки негра, засунул игрушку себе за пояс, подхватил тело под мышки и потащил к выходу. Выглянув наружу и отметив, что катер приближается быстро и минут через пять-семь будет у самолета, он перевалил свою ношу через невысокий порожек. Тело мешком упало в воду, обдав лицо мелкими солеными брызгами, и скрылось в глубине. Лишние улики ни к чему.

Он поднял с пола «калашников», проверил предохранитель, стоявший на отметке автоматической стрельбы, и положил его на скамейку. Боезапас проверять не стал – перед выходом магазин был забит полностью. Достав из-за пояса «магнум», вынул и осмотрел обойму. Все патроны, кроме одного, как и ожидалось, на месте. Взгляд упал на откатившийся в хвост нож. Поднял, засунул в нагрудный карман-ножны. К бою готов. В его душе не было никаких признаков волнения или тревоги. Предстоящий бой, который мог стать последним, он воспринимал как необходимость и обыденность. Это спокойствие и, может быть, даже некоторая апатия удивляли сейчас его самого, хотя Викинг никогда не страдал излишней эмоциональностью. Какие-то признаки волнения, особенно на старте акций, проявлялись всегда, но сегодня и их не было.

«Странно, – подумал Викинг. – Сейчас, по всем канонам, я должен заламывать руки, вспоминая своих друзей и близких. Перед глазами обязаны проплывать картинки из детства. А у меня в данный момент единственное, что может проплыть перед глазами, так это хорошая отбивная или жареная курица – так жрать хочется. От фруктов и кореньев тетушки Лоуренсии в животе бурчит и скулы сводит…»

Морально-гастрономические терзания героя неожиданно прервал громкий и хриплый звук металлического покашливания, прорвавшийся сквозь уже близкий шум мотора. Викинг взял в руки автомат и осторожно выглянул в иллюминатор. Катер находился метрах в двухстах. Он снизил скорость и уже без бурунов, опустив нос в воду, осторожно приблизился к самолету.

Это было не прогулочное судно, а более серьезный аппарат длиной примерно метров двенадцати-пятнадцати с высокой рубкой и рядом иллюминаторов у ватерлинии.

«Эх, подошел бы он поближе, – с тоской подумал Викинг. – Тогда можно было попытаться его захватить. Такой аппарат и со сторожевиком Россета в скорости потягается. Чувствуется, что двигатель на нем мощный».

Катер приблизился на расстояние пятидесяти метров и остановился. Опять послышался режущий уши хриплый металлический звук, и после этого из мегафона раздался голос. Невидимый мужчина по-испански поинтересовался:

– Эй, на амфибии! У вас что-то случилось непредвиденное? Я могу оказать помощь или мне нужно уматывать?

У Викинга кольнуло сердце – неужели он выкарабкается? Но тут же остудил себя. Это могла быть и провокация.

Попробовать, однако, не мешало. Отставив в сторону автомат, он выглянул из двери и замахал свободной рукой.

– Мне требуется срочная помощь, – громко закричал он невидимому собеседнику. – Отказал двигатель, и подтекает правый поплавок. Самолет в любой момент может утонуть.

В течение нескольких секунд длилось молчание. Потом судно медленно двинулось к амфибии.

Мозг Викинга лихорадочно перебирал варианты поведения: роль потерпевшего бедствие… провокация… бой и захват катера…

Он отступил от проема люка, так как не хотел оказаться в роли статичной мишени, и взял автомат на изготовку.

Катер подошел почти вплотную, когда он принял решение о штурме и захвате. Тело превратилось в сжатую пружину, готовую выстрелить в любой момент. Викинг выглянул в иллюминатор – судно уже совсем рядом.

Три секунды… две… одна…

– Эй, амиго! Ты случайно не собираешься на меня прыгать, как леопард на антилопу, и грызть мою несчастную глотку, – неожиданно и отрезвляюще послышался знакомый насмешливый голос, уже не искаженный мегафоном. – Пересаживайся на мою лодку. Поедем кататься.

Несколько мгновений изумленный Викинг не мог прийти в себя. Когда наконец он поверил в происходящее и высунул голову в проем двери, перед его глазами предстала картина, радующая своей нереальностью.

Артистично опираясь локтем на рубку, в огромной капитанской фуражке с «крабом» и внушительным морским биноклем на груди, правда, голый по пояс и босой, на палубе катера стоял Домингос и гнусно-насмешливо улыбался во всю свою смуглую мулатскую физиономию.




Часть II. Плыви, моя ладья





Глава 1. Уйти, чтобы вернуться


Домингос жестом гостеприимного хозяина указал на катер.

– Буэнос диас, амиго! Надеюсь, сеньор, дополнительного приглашения вам не требуется? Или вы решили остаться на этом кондоре с перебитым крылом на всю оставшуюся жизнь? – с иронией осведомился мулат.

Викинг укоризненно взглянул на Домингоса и ничего не ответил. Закинув за спину автомат, он перебрался из люка на крыло и уже с него спрыгнул на палубу катера.

– Ну что, отходим? – деловито спросил мулат.

– Подожди секунду, – остановил его Викинг. Сняв автомат, он прицелился и выпустил длинную очередь в гондолу шасси рядом с кромкой воды. В образовавшиеся рваные дырки плеснула мелкая волна. Поплавок чуть осел, отверстия скрылись в воде, оставляя на поверхности кипящие пузырьки воздуха, и самолет, сначала незаметно, а затем все больше и явственнее, начал крениться на крыло.

– Малый задний ход, – уже не спрашивая разрешения у Викинга, дал комаду рулевому Домингос.

Двигатель заработал чуть громче, и катер начал потихоньку пятиться от амфибии. Ее левое крыло коснулось поверхности океана, и через край открытого люка внутрь фюзеляжа хлынул бурлящий поток. Правая плоскость начала резко задираться вверх, нос клюнул, опустился, и самолет, вздыбив на прощание хвостовое оперение, плавно ушел под воду.

– Я думаю, мачо, нам надо поторопиться. Мне кажется, что вон тот кораблик спешит за тобой, – указал Домингос рукой в сторону острова.

Он отнял от глаз бинокль и передал его Викингу. Через цейсовскую оптику был прекрасно виден знакомый сторожевик Генри Россета, вырвавшийся из лагуны и на всех парах летящий в их сторону.

Мулат тронул Викинга за плечо и глазами показал на место гибели амфибии, где еще бурлили всплывающие на поверхность пузыри воздуха, расцвеченные маслянистыми разводами.

– Такой товар загубили, – со вздохом посетовал Домингос. – Жаль… Ладно, пойдем в рубку.

Молодой коренастый парень в клетчатой рубашке, стоящий у штурвала, вопросительно глянул на мулата.

– Полный ход. Идем в сторону Сантино. За нами может быть погоня, поэтому стоит поторопиться, – коротко и спокойно отдал команду Домингос.

Рулевой все так же молча кивнул, двинул вперед до отказа ручку газа и начал быстро крутить рулевое колесо. Двигатель взревел, и катер рванул с места, накренясь и закладывая по воде короткую дугу.

– Пошли вниз, – приложив руки ко рту, крикнул Домингос сквозь шум мотора.

Спустившись в каюту, они расположились на диванах друг напротив друга. Мулат потянулся, открыл полированную крышку бара и достал пузатую бутылку и два бокала.

– Это виски. Налить? – спросил он у Викинга.

Тот лишь кивнул. Спиртное обожгло и затем, согревая, обволокло пищевод. Мулат отпил небольшой глоток и внимательно посмотрел на спасенного.

– Как ты здесь оказался? – спросил Викинг.

Домингос хитро сощурил глаза.

– Отдыхаю, рыбку ловлю. Видишь, какая большая попалась? – кивнул он на собеседника. – Знатный улов.

– И все же, откуда ты взялся в нужное время и в нужном месте? Как ты смог меня обнаружить? Следил за мной? – настойчиво переспросил Викинг.

Глаза мулата стали серьезными и жесткими.

– Помнишь, я тебе говорил, что с Эрнандо Аррианом у меня есть старые счеты? – сказал он и коснулся пальцами уродливого шрама на щеке. – Ты мне ответил, что нам лучше оставить свои догадки и вопросы при себе. Я был не против.

Но у старого Домингоса есть свои слабости. Иногда появляется желание доставить себе удовольствие, маленький отдых. А самое лучшее развлечение для меня – когда у моих врагов появляются проблемы и хлопоты. Я никогда не вмешиваюсь в дела своих клиентов, но твой случай, извини, приятное исключение. Когда ты устроил переполох в особняке Арриана и при этом исчезло его единственное и любимое чадо, упустить такой спектакль я был просто не в силах. С другой стороны, враги моих врагов – для меня друзья. И трудно было себя простить, если бы друг попал в беду и я не смог оказать ему посильную помощь. Сейчас, кажется, именно такой случай? – с хитринкой в глазах спросил Домингос. – И заметь, все это делается совершенно бескорыстно.

– Вот это более всего и удивляет, – ворчливо сказал Викинг. – Одно все же непонятно: как ты сумел сесть мне на хвост?

Мулат шутливо развел руками и улыбнулся.

– Извини, амиго, но, кроме удовольствия, есть еще и бизнес. Ты взял у меня в аренду машину и катер. Я должен был проследить, чтобы они оставались в целости и сохранности и вернулись ко мне, – с той же хитринкой в глазах сказал Домингос.

– Ты что, оборудовал и джип и катер радиомаяками? – пришла догадка к Викингу, и он покачал головой. – Ну и хитрая же ты лиса.

– Может быть, и хитрая, но, считаю, что больше – умная, – посмеиваясь, ответил мулат. – Зато, как ты сам правильно отметил, оказался в нужное время в нужном месте, где во мне более всего нуждался друг. Кстати, я думаю, что у тебя возникли новые проблемы и моя помощь может опять понадобиться. Я готов тебя выслушать и, по мере своих скромных возможностей, оказать помощь.

Викинг задумался. Ему трудно было поверить в бескорыстие и великодушие Домингоса, хотя дела свои, по крайней мере с ним, тот вел вполне достойно. Да и другого выхода, кроме как довериться этому человеку, у него не было. Домингос единственный, кто может в сложившейся ситуации оказать реальную помощь, и без него сейчас не обойтись. Слишком поджимает время.

Викинг мог только ломать голову и предполагать, какие события разворачиваются на острове после его бегства. Вряд ли охотники поверят, что вся дичь ускользнула от них. Он мог отвлечь на себя часть сил, но розыск беглецов и захваченного ими адвоката все равно будет продолжен. А это означает, что его спутники каждую секунду подвергаются смертельной опасности.

Викинг привстал с дивана и выглянул из двери каюты, выходящей на корму. Корабль погони, казалось, не приблизился и находился от катера все так же далеко.

– Сторожевик нас не настигнет? – спросил Викинг.

– Нет, – небрежно бросил Домингос. – Судно не новое. Мы узлов на пять можем идти быстрее его.

– А ты откуда знаешь такие подробности? – удивился Викинг.

– Мой товар, – коротко и скромно ответил мулат. – Генри за него, правда, еще не полностью расплатился.

Получалось действительно так, что сейчас Домингос Викингу необходим и без него не обойтись. Решившись, он коротко, не вдаваясь в подробности, поведал мулату свою одиссею. Тот слушал внимательно, перебив рассказ в двух местах. Первый раз, когда речь шла о гибели Осколовых, он кивнул головой и произнес, что слышал про этот случай. Эпизод смерти Вуду в бухте Лорес, было видно, расстроил Домингоса. Он сказал, что жаль парня. Лео – тут Викинг впервые услышал, как звали его помощника – был хорошим и смелым юношей, и надо будет помочь его матери.

После окончания рассказа Домингос откинулся на спинку дивана и надолго задумался – пришло его время помыслить над услышанным. Викинг сидел молча, не мешая раздумьям торговца оружием. Через некоторое время мулат отставил свой бокал и вышел из каюты. Вернувшись через несколько секунд, он сообщил спутнику, что отдал приказ идти в одно укромное место неподалеку отсюда. В Сантино им появляться опасно. Городок небольшой, каждый человек на виду. Там, во-первых, могут оказаться люди Россета или Идальго, а во-вторых – не стоит, чтобы их видели вместе. Оба эти довода были приняты Викингом без возражений.

Остаток пути оба провели в молчании. Было видно, что мулат усиленно над чем-то размышляет. Викингу тоже было о чем подумать, и он все более убеждался, а вернее – убеждал себя, что поступил правильно, доверившись этому человеку. Даже если Домингос решит не ввязываться в его дела, уже только за то, что он спас его и дал надежду на спасение остальных, нужно быть глубоко благодарным этому человеку.

Обороты двигателя резко упали, и через минуту толчок корпуса, внезапно наступившая тишина и шорох дерева о борт катера известили, что их путешествие окончено. Выйдя на палубу, Викинг увидел, что они пришвартовались к короткому причалу в крохотной уютной бухточке, закрытой со всех сторон, в том числе и с океана, густыми деревьями. На песчаном берегу стояло скромное строение в виде хижины с плетеными стенами и открытой верандой.

Домингос легко перепрыгнул с катера на причал и зашагал к домику. Викинг последовал его примеру. Выходя из каюты, он хотел захватить с собой автомат, но мулат жестом показал, что его можно оставить на катере. Судя по встрече, оружия здесь было достаточно и без его «калашникова». Вышедшего из хижины верзилу, вооруженного «узи» с глушителем и парой пистолетов на поясе, страховал не видимый снизу часовой на вышке, обнаруженный Викингом лишь по движению ствола крупнокалиберного пулемета. Зрачок дула внимательно проследил их путь по причалу и, убедившись, что все в порядке, застыл, глядя в бездонное голубое небо.

Домингос поднялся на веранду и небрежно бросил почтительно внимающему верзиле:

– Пускай нам приготовят что-нибудь перекусить. И проводи нашего гостя в душ.

Через пятнадцать минут посвежевший Викинг сидел в плетеном кресле и без всякого стеснения уплетал подкопченное мясо с острой приправой и жареную рыбу. Фруктово-овощная диета ему уже порядком обрыдла. Домингос сидел напротив и задумчиво-лениво ковырял вилкой большую золотистую макрель, изредка делая глоток вина из запотевшего стакана.

Насытившись, Викинг откинулся на спинку стула и посмотрел на мулата. Он понимал, что не стоит торопить своего спасителя и призывать к решительным действиям. Положение Домингоса в обществе, его тайный бизнес не располагали к открытости.

Тот факт, что Викинг сумел достать его врага Эрнандо Арриана, пока ни о чем не говорил. Моральное удовлетворение – не более. Потеха и есть потеха, а дело остается делом.

Слишком много стоит на карте, чтобы мулату афишировать свою заинтересованность в этом запутанном деле. Судя по отзывам, местному магнату не составит особого труда стереть в порошок торговца оружием, узнав о его участии в произошедшем. Оставалось только ждать реакции, а точнее – решения, своего добровольного помощника.

Домингос отложил в сторону вилку, глубоко и шумно вздохнул и поднял глаза на Викинга.

– Что тебе сейчас требуется? Я говорю о моих реальных возможностях. Ты, думаю, прекрасно понимаешь, о чем идет речь? – сказал он.

– Я все понимаю, – ответил Викинг и почувствовал, как у него отлегло от сердца. Если собеседник готов ему хоть чем-то помочь, значит, не все потеряно. – Для начала введи меня в курс дела – что сейчас происходит у Арриана, какие мероприятия проводятся полицией и Национальной гвардией.

– Полной информации у меня нет. Но знаю, что скандал ты устроил классный, – улыбнувшись, сообщил Домингос. – Эрнандо вне себя. За одну ночь произошли два нападения, и вдобавок исчезла его любимая дочь. Его служба безопасности уже третьи сутки стоит на ушах и рыщет в поисках нарушителей спокойствия. Правда, как мне доложили информаторы, основная версия случившегося неверна. Арриан почти уверен, что все это – дело рук племянника. Будто бы Хервасио со своими людьми организовал похищение кузины. Единственное, что им не совсем понятно, так это бой в бухте Лорес. Таузар, начальник службы безопасности, уверяет босса, будто бы нападение там произошло с целью отвлечения внимания и сил, а также для срыва переговоров с твоими соотечественниками-бизнесменами.

– Франц Таузар так говорит? – переспросил Викинг.

– Да, именно он, – твердо ответил Домингос.

«Мои догадки подтверждаются, – отметил про себя Викинг. – Эрнандо Арриан не знал о похищении Надежды по просьбе прибывших русских, которым она мешала на родине, как кость в горле. На сцену выплывает Таузар в виде заинтересованного лица. Теперь можно утверждать, что именно он замешан в деле похищения и скрывает это от хозяина. Начальник службы безопасности, тем более такой, как Таузар, не может не знать, чем занимаются его люди».

– Вчера у Эрнандо состоялась встреча с Президентом, – продолжил Домингос. – О чем они говорили – точно не известно, но уже к ночи все подразделения полиции и Национальной гвардии были подняты по тревоге и приступили к крупномасштабной антитеррористической операции против герильерос. Перевернули столицу, на дорогах идут тотальные проверки и досмотр транспорта. Прочесывают все крупные и мелкие населенные пункты. Боевые подразделения выдвигаются ближе к горным районам, где в основном сосредоточены базы партизан.

«Еще одна интересная информация, – отметил про себя Викинг. – Руэнтос прекрасно понимает, что случившееся – моих рук дело, но скрывает это от руководства. А может быть, данная ситуация каким-то образом играет ему на руку? Потрясти герильерос лишний раз – занятие нужное и полезное. Не будем пока гадать».

– Вот такая на сегодня сложилась обстановка, – закончил мулат. – Устроил ты, амиго, заваруху, какой у нас давно уже не было.

– Кстати, в связи с последними событиями, надо думать, отдых и рыбалка подальше от столицы весьма полезны для твоего здоровья, – иронически заметил Викинг.

– Это ты верно заметил, – добродушно согласился Домингос. – Приятное и полезное всегда ходят рядом. Самое главное – попасть с ними в одну ногу, а не властям под горячую руку. Ну что? На твои вопросы я ответил как мог. Теперь готов выслушать твои просьбы.

Викинг на секунду задумался.

– В первую очередь мне нужна связь – радио или телефонная.

– Если не секрет, то с кем? – невинно поинтересовался Домингос.

– С полковником Руэнтосом, – ответил Викинг и испытующе посмотрел на собеседника.

– Я так и думал, – поморщился мулат. – Ты же знаешь наши с ним отношения. Если этот тип узнает, что я снабдил тебя оружием, у меня могут быть крупные неприятности.

– Руэнтос уже догадывается об этом, и пока, как видишь, никаких последствий для тебя нет, – успокоил его Викинг. – Может быть, то, что ты мне помогаешь, когда-нибудь зачтется в ваших с ним разборках. А я могу охарактеризовать перед ним твою деятельность как очень полезную для Республики Сьерра-Марино.

– Вот именно этого делать не стоит, – испуганно замахал руками Домингос. – Не надо никаких характеристик и дешевой популярности. Скромность и еще раз скромность. Я тихий бизнесмен и не хочу влезать в политику. Пусть наши с тобой отношения останутся для всех тайной, как у любовников. Помощь своей стране и полковнику вещь хорошая, однако если об этом узнают другие – ты понимаешь, о ком я говорю, – то я могу просто потерять в своих кругах авторитет и доверие, а еще вернее – голову.

– Ладно, я все понял, – засмеялся Викинг. – Ты не имеешь никакого отношения к тому, чем я занимаюсь. Кстати, если нас увидят вместе, то, думаю, никто не усомнится, что двух сеньоров связывают только совместный отдых на побережье и рыбалка.

– Ты абсолютно прав, – серьезным тоном заверил Викинга Домингос. – В наших водах ловится великолепная макрель. А утренний загар и купание в океане – лучшие средства для укрепления здоровья. Правда, у некоторых извращенцев могут появиться нездоровые мысли о том, что у нас есть какие-то другие интересы, но, считаю, на это не стоит обращать ни малейшего внимания.

– Я придерживаюсь точно такого же мнения, – с улыбкой заверил его Викинг и добавил вольный перевод пословицы о том, что на чужой роток не накинешь платок. Затем без перехода приступил к конкретике: – Как я сказал, в первую очередь мне необходима связь. О какой-либо другой необходимой помощи я смогу сообщить только после того, как переговорю с Руэнтосом. Но не думаю, что мои просьбы будут слишком обременительны для тебя. Кроме того, напоминаю, я привык платить за оказываемые мне услуги.

– Амиго! С первой минуты, как я увидел тебя, сразу понял, что ты порядочный человек и серьезный партнер. И теперь вижу, что не ошибся, – проникновенно сказал Домингос и добавил более деловито: – Что тебе более удобно – радиостанция или мобильник?

– Лучше телефон. Он отсюда достает до столицы?

– Да, конечно. В Сантино есть своя сотовая станция. А у меня случайно завалялся мобильник одного сеньора, который… ну ты понимаешь, не знает, что он завалялся именно у меня.

Домингос кликнул верзилу, и тот принес из хижины аппарат.

Викинг набрал номер и взглянул на мулата. Тот кивнул головой в знак того, что понял этот взгляд, и ушел с веранды.

Человек, ответивший на звонок, услышал условленную фразу, помедлил пару секунд и потом коротко сказал:

– Соединяю.

Чуть глуховатый голос Руэнтоса показался почти родным, хотя в его тоне слышалось явное раздражение. Викинг коротко доложил ему обстановку, сделав особый упор на прибытие на остров группы Идальго. После того как полковник услышал, что Надежда и Христа живы, раздражение улеглось и разговор перешел на деловую основу. Выслушав предложения Викинга, полковник назначил ему встречу через полтора часа на дороге неподалеку от Сантино. Это место находилось километрах в шести от хижины Домингоса.

Закончив разговор, он позвал мулата, который в это время за что-то распекал на причале около катера рулевого. Домингос подошел и вопросительно глянул на Викинга.

– Все нормально, – ответил он на этот молчаливый вопрос. – Руэнтос выезжает. Я с ним встречаюсь неподалеку отсюда. Как мы и договорились, твое участие в акции не афишируется. У меня есть к тебе только одна просьба. К вечеру мне понадобится твой катер и кое-какое снаряжение – прибор ночного видения, два водонепроницаемых фонаря, пара резиновых мешков для того чтобы упаковать оружие, и ПНВ. Это тебя не слишком затруднит?

– Конечно нет, – повеселевшим тоном ответил Домингос. – Я ждал, что ты попросишь «Б-52» для ковровой бомбежки острова. А тут-то всего – ночник да фонари…

– Ладно, время покажет, – улыбнулся Викинг. – Катер и снаряжение мне будут нужны вечером, перед наступлением сумерек. А еще, я думаю, тебе лучше вернуться в город. Скоро здесь может появиться много лишнего народа. А с твоим парнем с тем, что я планирую, мы вполне справимся вдвоем. Пусть он будет с мобильником, может быть, мне будет необходимо позвонить. И еще, если можно, обменяй мой «калашников» на «узи», который я видел у охранника.

– Нет проблем, обмен равнозначный, – не задумываясь ответил Домингос. – Я сейчас ухожу в город на катере. К восемнадцати часам мой человек со всем снаряжением будет тебя здесь ждать. До этого времени в хижине останется только старушка-хозяйка, остальных я заберу с собой. Если надо будет отдохнуть или перекусить, все в твоем распоряжении. Когда закончишь свои дела, свяжись со мной – ты знаешь, как меня найти.

– Не волнуйся, обязательно свяжусь. Надо же сказать спасибо доброму человеку, да и долги появятся – надо будет рассчитаться. Кстати, пойдешь в город – убери с катера все лишнее. Корабли береговой охраны выдвигаются в нашу сторону. Вполне могут остановить и сделать досмотр.

Викинг и Домингос крепко пожали друг другу руки.

– Ну, амиго, успехов тебе. – Мулат на секунду задумался и потом просительным тоном десятилетнего ребенка сказал: – Если представится возможность, сделай еще какую-нибудь гадость Эрнандо Арриану. Буэна суэрте! Удачи!

Три бронетранспортера с поднятыми вверх пушками на большой скорости пролетели мимо залегшего на обочине Викинга и остановились метрах в трехстах около сломанного телеграфного столба, где и была назначена его встреча с полковником. Человек восемь выскочили наружу и, умело рассредоточившись, заняли круговую оборону.

Дождавшись, когда из среднего бронетранспортера появится знакомая атлетическая фигура Руэнтоса, Викинг выбрался из своего укрытия, вышел на дорогу и направился к нему. Стволы автоматов внимательно следили за каждым его шагом и опустились только после команды полковника.

Руэнтос выглядел хмурым и озабоченным. Они отошли в сторону, подальше от машин, из которых доносилась разноголосица радиопереговоров, и уселись на траву.

– Ну, парень, и устроил же ты суматоху, – первым начал разговор полковник. – Мне пришлось поднять на ноги все свои силы и организовать грандиозную облаву. Правда, непонятно на кого. Эрнандо Арриан устроил Президенту скандал из-за своей дочки. Сейчас вся Национальная гвардия и полиция с усердием гоняется за Хервасио, который, несмотря на все его грехи, абсолютно непричастен к этой истории. Твое счастье, что я давно уже планировал провести такую акцию.

– То есть из-за меня страдают безвинные люди, – подначил полковника Викинг.

– Безвинные не безвинные, а одна половина страны гоняется за другой ее половиной, – не принял шутливого тона Руэнтос. – Мне одно непонятно: зачем тебе понадобилась эта девчонка Христа?

– Случайно получилось, – кратко ответил Викинг.

– Случайно?! – рассвирепел полковник. – А я должен с усердием прикрывать твою задницу и делать вид, что ничего не знаю. Под министром кресло качается, меня как сопливого мальчишку дерут, и все – «случайно»? Мои люди донесли, что Хервасио Арриан, узнав об исчезновении Христы, поднял всех людей на ее поиски. Если он выйдет на тебя и, не дай бог, с головы девицы упадет хоть единый волосок, то шкуру, гарантирую, сдерет с живого, и я тебе ничем не смогу помочь. Папаша же, несмотря на разногласия по некоторым политическим и внутрисемейным вопросам, без сомнения, с удовольствием присоединится к племянничку.

– Ладно, насчет шкуры мы еще посмотрим – она у меня пока не лишняя, – спокойно ответил Викинг. – Девица сама изъявила желание убежать из родительского дома от постылого жениха. И именно то, что она просила доставить ее к Хервасио, сумело убедить меня помочь девушке. Ведь в деле Осколовых фигурирует его человек. А это шанс выйти с ним на контакт. Но об этом позже. Давай оставим эмоции и займемся делом. Береговая охрана начала работать?

Полковник хмыкнул, дернул плечами, но все же взял себя в руки, и беседа приняла более конструктивный характер.

– Два корабля направляются к острову. Характер визита вполне официальный: герильерос оживились, произвели ряд вылазок, совершили террористические акты и похищения людей. Осмотр местности, опрос населения, шум, гам и прочие полагающиеся к этому атрибуты. В общем, как ты просил, на несколько часов их действия будут если не парализованы, то хотя бы несколько скованны. Потом один корабль оставим на рейде рядом с островом, якобы для охраны, а реально – чтобы блокировать акваторию и не дать негодяям уйти. До этого идиота Россета я уже давно хотел добраться, правда, руки не доходили, да и министр боится, что родственники расстроятся. А это, ты сам понимаешь, может привести к скандалу, что не совсем желательно для нашей экономики.

– Не надо объяснять, я все это прекрасно знаю. Какие еще подробности тебя интересуют?

– Ты уверен, что на остров прибыл именно Идальго со своими людьми? – Полковник испытующе посмотрел на собеседника.

– О полной уверенности говорить трудно, но я слышал это имя и видел людей, – ответил Викинг. – Это «псы войны» – наемники, я в этом не сомневаюсь.

Руэнтос достал из кожаной папки несколько фотографий и разложил их веером на траве.

– Ты узнаешь кого-нибудь из них?

Викинг начал внимательно изучать изображенных на снимках людей. Потом выбрал одну из фотографий и протянул ее полковнику. Именно этот человек запомнился ему среди прибывших на остров боевиков. Высокий, темноволосый, с резкими чертами лица, он шел, беседуя с двумя встречающими, впереди остальных, когда они выгружались с амфибии.

– Ты уверен в этом? – напряженно спросил полковник.

– Абсолютно. Только на фотографии он выглядит немного моложе, – ответил Викинг.

– Вот так встреча, – выдохнул Руэнтос и покачал головой. – Я сначала не поверил тому, что ты сказал. Такие важные люди совершенно неожиданно нанесли визит в нашу маленькую страну. После твоего звонка мне пришлось связаться с отделением Интерпола. Они дали мне кое-какую информацию и фотографии. Это действительно Идальго, он же Габриэль Ортега. Уже лет восемь, как этот тип объявлен в международный розыск. У парня руки по локоть в крови. Одна лишь география его деятельности чего стоит. Взрывы в Бейруте, Лондоне, Риме, Буэнос-Айресе, помощь палестинцам, талибам, похищения и убийства политических деятелей во Франции и Штатах и многое другое. Арафат и Каддафи считали его своим близким другом. И вдруг эта мировая знаменитость появляется на нашем горизонте. Даже не верится. Дело принимает очень серьезный оборот. Это не местные доморощенные партизаны. Упускать его никак нельзя. Если Идальго уйдет, я себе никогда этого не прощу. Лукас, о котором ты упоминал, птица еще более высокого полета. Он является руководителем международной террористической организации «Красный легион». Имя Идальго последнее время связывают именно с ним. Твоя информация полностью подтверждает это. Ниточки связываются вместе, и клубок неожиданно прикатывается к нам. Наша задача – попытаться его распутать. Сложно, но, мне кажется, возможно. Что ты еще можешь сообщить интересного?

Викинг ненадолго задумался.

– У них на острове есть закрытая радиорелейная станция. По моим расчетам, промежуточный передатчик расположен в Сантино. Обнаружить его можно по конфигурации антенны. Надо срочно лишить Идальго радиосвязи.

– Хорошо. Станцию найдем и нейтрализуем – это не проблема. Я сейчас дам команду для надежности отключить электроэнергию во всем районе, хотя у них могут быть и резервные источники питания. Радиосвязь выведем из строя глушилкой. Свои каналы оставим чистыми, а все остальные частоты на сутки забьем, – мгновенно принял решение полковник. – А мобильную – я уже дал команду – вообще на время операции запретим.

– Есть еще одна интересная информация. У меня на острове обнаружили удостоверение твоей конторы, и в течение суток адвокат Россета пробил данные по моей личности. Из этого следует, что в департаменте надо искать канал утечки, «крота».

Полковник выругался и потребовал подробнее рассказать, как и когда это происходило. Он сделал несколько пометок в блокноте, бросил его вместе с фотографиями в папку и резко захлопнул кожаные створки.

– Что-то не нравится мне вся эта история – слишком много запутанного. Началась с гибели вашего дипломата и начала расти, как ком, накручивая на себя всякий мусор. И я никак не могу разобраться, почему эта грязь так резко выплеснулась наружу. Совершенно непонятна роль Россета. Трудно поверить, что он связан с Лукасом и Идальго. У него мозгов не хватит, чтобы играть в те игры, в которые играют они. Используют его положение, связи брата? Сомнительно. Финансовые вливания от концерна Россетов? Вряд ли. А с другой стороны – немедленная силовая помощь от влиятельной международной террористической организации. Пока ничего не понимаю…

– Россету, возможно, это и ни к чему, а вот его жена вполне может быть завязана с террористами. Поинтересуйся, когда все закончится, ее биографией.

Викинг внезапно вспомнил еще одно имя, а вероятнее, кличку.

– Человек, которого зовут Адлер, тебе не знаком? Насколько я понял, вся история заварилась именно из-за него.

Полковник наморщил лоб, помолчал несколько секунд и твердо ответил:

– Нет, не знаю никакого Адлера. Никогда раньше не слышал. И по оперативным сводкам такой не проходил, не помню. Ладно, не будем коллекционировать имена и клички, у нас их и так слишком много, я бы сказал даже, что излишек, а постараемся побыстрее добраться до их обладателей. Кстати, твой помощник на острове Дювалье тоже не совсем понятная личность. Ни в одном из списков иностранцев, въехавших в страну, такой не зарегистрирован. С ним тоже необходимо разобраться.

– Сначала его и женщин надо вытащить с острова, а уже потом определять, кто есть кто. Мне он тоже кое в чем показался странным, – признался Викинг. – Но с этими непонятными личностями давай разберемся позже. А сейчас вернемся к делу.

Руэнтос достал и расстелил крупномасштабный план острова.

– Когда и как ты предлагаешь начать операцию? Какие силы и средства необходимо привлечь для ее проведения? Твои предложения…

Закончив уточнять детали, коды, частоты, полковник спросил у Викинга, в какой группе он желает завтра работать, на что тот ответил, что планирует встречать десант на острове. Несмотря на видимую реальность плана и, если откровенно, гарантии личной безопасности, менять задуманное он был не намерен.

Ждать до утра и не пытаться вытащить женщин с острова, по его мнению, было неразумно. В любом случае армейская операция подвергала их жизни большей опасности, чем ночная эвакуация, которую он обговаривал с Дювалье и готовил с помощью Домингоса.

Была еще одна деталь, в которую Викинг не собирался посвящать Руэнтоса. У него не было никакого желания отдавать Христу, а именно это должно было произойти в случае освобождения женщин силами полковника. Тот не смог бы скрыть этот факт и был вынужден вручить девушку чадолюбивому папаше и страждущему жениху Францу. А из этого следовало, что путь к Хервасио Арриану закрыт и дело Осколовых с места не сдвинется.

Все это Викинг не собирался объяснять. Легенда звучала более или менее правдиво для слуха полковника: его возвращение на остров преследует цель охраны беглецов и координацию действий десанта непосредственно с вражеской территории. Звучали слова убедительно или нет, понять было трудно, но реакция Руэнтоса оставляла желать лучшего. После недолгих дебатов полковник нехотя, но все же согласился с доводами Викинга, и в план были внесены небольшие уточнения, состоящие в том, что он будет корректировать действия сил в завтрашней акции в зависимости от складывающейся обстановки.

Руэнтос настойчиво предлагал Викингу помощников из числа своих людей, но он от этого категорически отказался, аргументируя тем, что одному проникнуть на остров намного проще, чем группой. Было видно, что аргументы Викинга, независимость в действиях не по душе Руэнтосу, коробят того, однако полковник все же сдержался и скрепя сердце согласился с доводами оппонента.

– Кажется, основные вопросы решили, – сказал Руэнтос, пожимая на прощание руку, и добавил с сожалением: – Не нравится мне твоя самостоятельность. Ох, не нравится! Будь моя воля, дальше посольства ты бы у меня не высунулся. Но пока ты нужен.

– Не дал бог рог теляти, – по-русски сказал Викинг и, улыбнувшись, небрежно перевел эти слова на испанский: – Мы не всегда вольны в своих поступках.

Полковник в ответ показал кулак величиной с хорошую дыню и со вздохом сказал:

– А жаль. Крепкая порка тебе не помешала бы.




Глава 2. Все бегут, бегут, бегут…


Что-то гибкое и холодное скользнуло по его ноге. Викинг остановился и принял вертикальное положение. Концы ласт коснулись дна. Значит, глубина около двух метров. Луч маяка выхватил из темноты светлую песчаную полоску берега и совсем черную стену зарослей, подходящих почти вплотную к воде.

Викинг настороженно затих, пытаясь рассмотреть близкий берег, и начал вслушиваться. Посторонних звуков, кроме шелеста волн, лениво накатывающих на песок, и отдаленного треска цикад, слышно не было. Очередная порция света, пришедшая от маяка, заставила его нырнуть. Викинг заработал ластами и аккуратно, едва покрытый водой, стараясь случайно не плеснуть, поплыл к отмели. Когда его грудь коснулась песка и он почувствовал, что очередная невысокая волна перекатилась через тело, осторожно приподнял голову над поверхностью воды и снова прислушался. На берегу все было спокойно.

Он замер и пару минут, пережидая, ничего не предпринимал. Убедившись, что близкой опасности нет, на интервале затухшего света маяка, вслед за волной, Викинг перекатился метра на четыре поближе к берегу и снова затих.

Его чувства начали обостряться, как у зверя. Все звуки, доносившиеся до ушей, стали концентрироваться и отделяться друг от друга. Естественные шумы прибоя, звон цикад, едва различимый шелест листвы слились и словно бы ушли куда-то далеко и затихли, растворились. Барабанные перепонки начали сверхчувствительно улавливать неслышимые посторонние звуки, доносившиеся с берега. Казалось, дыхание человека, биение чужого сердца, движения век должны быть им услышаны…

Но тщетно, вокруг все было по-прежнему спокойно, и ничего опасности не предвещало.

Он скинул с ног ласты и дождался очередных секунд тьмы. Вскочив, Викинг рванул что есть сил по мелководью. Преодолев оставшийся десяток метров по воде, он перелетел через полосу пляжа и, ощутив под ногами траву, рухнул на землю. Пришедший свет маяка выхватил из мрака ночи совсем рядом с ним, в полуметре, заросли.

Он заполз в кусты и, расстегнув карабины, снял и стал распаковывать мешки. Достав из них содержимое, Викинг начал экипироваться. «Узи» он аккуратно отложил в сторону, стараясь, чтобы песок случайно не попал на затворную раму – в этом была слабость израильского изделия. От грязи и песка автомат заклинивало намертво, и в боевых условиях быстро привести его в рабочее состояние становилось проблемой. Запасные магазины и фонари загрузил в нагрудные карманы, а портативную радиостанцию закрепил на поясе. Проверив, как выходит лезвие тесака из ножен на голени, Викинг поднял с земли автомат. Оружие привычно легло в ладони. Он большим пальцем перевел предохранитель в положение для автоматической стрельбы и, по привычке, проверяя, подтянул по резьбе глушитель. Кажется, все в порядке.

Выбирая место для своего десантирования, Викинг осознанно уклонился от условленной точки встречи с Дювалье. Как говорится, береженого и бог бережет – поэтому он высадился в сторонке. Хотя в темноте ориентироваться было тяжело, он был уверен, что бывший сокамерник должен его ожидать примерно в километре отсюда.

Викинг взглянул на светящийся циферблат наручных часов. До полуночи оставалось семь минут. Как в «Золотом ключике»: «Была уже середина ночи, но в Городе Дураков никто не ложился спать». Теперь бы определить самое главное – кто дурак?

Он осторожно, держа наготове «узи», передвигался вдоль прибрежных зарослей, прижимаясь к ним при проблесках света маяка. Несколько раз останавливался, двадцать-тридцать секунд вслушивался в окружающие звуки и снова продолжал свой путь. На движение до условленной точки встречи Викинг определил себе тридцать минут, или тысячу двести пятьдесят шагов. После тысячного шага его перебежки стали короче. Несмотря на то что время на выслушивание шорохов с каждой остановкой все увеличивалось, обнаружить ничего и никого не удавалось.

Назначенный рубеж достигнут. Никаких признаков встречи не видно и не слышно. Идем дальше. Перебежка… Слушаем… Перебежка… Слушаем…

Безуспешно досчитав до полутора тысяч, Викинг наткнулся на дерево, вырвавшееся из леса на полосу пляжа, и сел на песок, прислонившись к морщинистому стволу. По его расчетам, даже если вкралась ошибка плюс-минус двести метров, в любом случае он уже должен был обнаружить Дювалье. В голове зароились варианты один другого хуже. Самый безобидный – Жак замаскировался так, что его невозможно обнаружить, – он не принял. Чувства у Викинга обострились до такой степени, что пропустить залегшего в нескольких метрах от него человека было невозможно, а тем более Дювалье. Долгое сидение в заточении придало телу канадца особо стойкий и специфический аромат, который невозможно было уничтожить даже тщательным мытьем в ручье.

Нужно было срочно принимать решение. Отсутствие Жака – факт отвратительный. Почему это произошло – загадка. С другой стороны, засады ребят Идальго на берегу также нет, следовательно, они не знают о назначенном рандеву. Есть надежда, что Дювалье и женщины пока на свободе. Отчего же тогда никто его не встречает? Сидеть и ждать у моря погоды бессмысленно, надо действовать.

Парню-рулевому на катере поставлена задача ждать до наступления рассвета и, если от Викинга не поступит к этому времени сигнала, уходить в укромную бухточку – убежище Домингоса. В этом случае спустя сутки, с наступлением сумерек, он снова должен будет прийти к острову и опять ожидать условленного знака. Третьей попытки уже не будет.

В общем-то, и вторая под вопросом. Намеченный на завтра штурм и захват острова, позиция, а вернее, положение Руэнтоса вряд ли позволят увезти с острова женщин, и в первую очередь Христу, если они к этому моменту будут здесь находиться. Тогда все его планы будут нарушены и сегодняшние ночные метания совершенно бесполезны. Нужно рассчитывать только на эту ночь, на один-единственный заход.

До рассвета остается не более трех с половиной часов. Сидеть на берегу и ждать появления Дювалье бессмысленно. Надо идти к лагерю беглецов и, если они еще там, уводить на берег для эвакуации.

Он вскочил на ноги и огляделся. Свет маяка его уже не доставал. Темная стена зарослей высилась на фоне чуть более светлого неба. Ему придется идти не менее часа по густому лесу и, особенно вначале, – в полном мраке. Маршрут движения также был весьма приблизительным. Изучая карту, он автоматически отложил в память азимут движения от точки встречи до лагеря, но это была прямая, которую трудно будет сохранить, петляя между деревьями.

Викинг переложил «узи» в левую руку и вытащил нож. Держа его перед собой, как слепой трость, и ощупывая им дорогу на уровне глаз, раздвигая ветви, он углубился в лес. Пройдя десяток метров, несколько раз споткнувшись о невидимые корни, Викинг остановился, присел на корточки и достал фонарь. Поставив переключатель на самый экономный режим и прикрыв его всем телом, он включил свет и поднес к отражателю нож, в торце рукояти которого был вмонтирован компас. Поймав нужное направление, Викинг выключил свет, зацепил фонарик за карабинчик на груди и двинулся вперед.

Нужно было спешить, однако каждый шаг давался с большим трудом и делился на несколько этапов. Прощупав ножом перед собой путь, Викинг, сохраняя равновесие, балансировал на одной ноге, подавал согнутую ногу бедром вперед, раздвигая попадавшиеся на пути ветви, затем разгибал колено и двигал голенью. В заключение он осторожно опускал стопу на землю, стараясь не хрустнуть случайно попавшей под подошву сухой веткой. Получался трехчетвертной ритм сверхмедленного вальса: раз, два, три… раз, два, три…

Начало движения давалось трудно, но, приноровившись, Викинг стал идти все быстрее и быстрее. Уже метров через двести, когда посчитал, что в этих дебрях его вряд ли кто-то будет выслеживать, стал периодически, на мгновение, все так же прикрывая локтем стекло, зажигать фонарь. Он выхватывал перед собой несколько метров пути, одновременно сверяя и корректируя его по компасу. И все это время Викинг ни на секунду не ослаблял внимания, напряженно вслушиваясь в звуки леса.

Шум накатывающихся на берег волн остался далеко позади и был уже не слышен. Густая тишина, окутывающая путника, нарушалась только шелестом верхушек деревьев под слабым, плавающим в вышине ветром и редкими – далекими и близкими – звуками ночной суеты всяческой мелкой живности. Сам Викинг двигался бесшумно и не вносил лишнего беспокойства в естественный ход жизни глухой лесной чащи. И все в том же ритме вальса, только быстрее, чем в самом начале: раз, два, три… раз, два, три…

Через некоторое время он почувствовал на теле легкую испарину. Воздух стал более влажным и тягучим, и легкие ощутили духоту и сырость. Приближение болот давало о себе знать. Викинг взглянул на часы. Стрелки показывали половину второго. Прошел почти час, как он начал свой марш-бросок. Значит, до цели осталось совсем немного, хотя как знать – в этой темени, забрав на сотню метров в сторону, он может метаться по зарослям в поисках лагеря беглецов до самого утра, до восхода солнца. И еще если повезет, то не влезет в какую-нибудь трясину.

В подтверждение его мыслей нога немного погрузилась в мягкую почву. Вот и первый звоночек. Он нагнулся и дотронулся рукой до земли. Так и есть – около увязшего по рант ботинка выступила вода. Куда теперь двигаться?

Викинг сделал шаг вперед и опять почувствовал подошвой пружинистую мягкость. Влево – то же самое. Вправо – грунт более твердый. Он короткой вспышкой фонаря подсветил себе путь и двинулся в ту сторону. Что-то для трясины рановато, по расчетам еще с полкилометра надо бы пройти. В памяти всплыли очертания карты. Лагерь располагался на южной оконечности болота. Выше этого места метров на семьсот значки, обозначающие зыбкую почву, выползали из него и изгибались падающей каплей. Судя по всему, он забрал немного влево и вышел именно на этот аппендикс.

Викинг замедлил темп движения и фонарь включал все реже и реже. Он теперь опасался уже не столько врагов, сколько друзей. Если охрана выставлена, то неопытные часовые с перепугу могут полосануть из автомата так, что мало не покажется.

Он резко остановился. Обостренный слух уловил новый звук. Викинг прислушался. Похоже на журчание воды.

«Что это может быть? – заработали мысли. – Текущая вода – откуда она взялась?… Господи, да это же ручей! Вот классная привязка к местности, по которой он легко найдет своих спутников».

Викинг напряг память: «Убежище беглецов находится у истока ручья – это абсолютно точно. Вода из чаши родника текла влево… он стоял лицом к лагерю… Все верно, ручей уходит на северо-запад и впадает в болото, вероятно, именно в этот аппендикс, на который он сейчас вышел. Других ручьев поблизости быть не должно. Принимаем данное предположение за основу и ориентируемся».

Викинг осторожно двинулся вперед. Журчание слышалось все ближе и ближе. Вот и ручей. Он опустился на колено и коснулся ладонью поверхности воды. Едва уловимое течение ласково погладило кожу и показало направление бега в ту сторону, куда Викинг и рассчитывал. Путь к истоку определен.

Бесшумно продвигаясь по лесу параллельно ручью, он напрягал органы чувств, чтобы обнаружить чужое присутствие. Неожиданно нога ощутила под подошвой препятствие. Перешагивая через него, Викинг двинул ступню вперед, случайно задел за невидимый в темноте сучок, и шорох сдвинувшейся ветки ударил в уши. Он поморщился от произведенного шума, который в принципе мог услышать только сам, и тут же замер на месте. Слева за ручьем его напряженный слух уловил движение и шелест листьев.

Похоже, в лесу появилась живая душа. Викинг осторожно опустился на колено и напрягся. Звуки, привлекшие внимание, больше не повторялись, однако все его тело, каждая клетка почувствовали рядом – не более чем в тридцати-сорока метрах – присутствие человека. Выждав пару минут, Викинг осторожно двинулся в направлении уловленного шума. Кто там, враг или друг?

Перейдя ручей, он переместился немного вправо и начал обходной маневр. Теперь уже не было никаких сомнений в том, что в зарослях кто-то затаился. Его уши еще пару раз улавливали почти неслышимые шорохи и движения. Каждый шаг очень медленно, но приближал его к цели. Вот уже осталось не более десятка метров. Пять… Три…

Двинув вперед руку, Викинг наткнулся на шершавую кору и застыл на месте. Теперь только дерево разделяло его с затаившимся во тьме человеком. Кто он? Игра в молчанку затягивалась. Решение являлось одно: брать невидимку, а дальше – разбираться, друг он или враг.

Совершенно неожиданно лежащий заворочался и тяжко вздохнул. Медленно снимая с себя напряжение, Викинг выпрямился и перевел дыхание.

Тембр и специфика вздоха были ему хорошо знакомы: глубокий затяжной вдох и короткий энергичный выдох. Уже неоднократно Викингу приходилось выслушивать эти звуки, выражавшие укоризну, а иногда – и возмущение. Затаившийся в глухом ночном лесу таинственный незнакомец превратился в прекрасную знакомую и дал надежду на успешное выполнение задуманного.

Он выждал несколько секунд и негромко, спокойным и будничным голосом, правда, на всякий случай все еще прячась за стволом дерева, произнес в темноту:

– Надя! Это я, Вадим. Будь спокойна и не поднимай шума.

Он услышал шорох дернувшегося от испуга тела, снова тишину и после недолгой паузы взволнованный, срывающийся шепот женщины:

– Ты здесь? Живой?!

Последний вопрос несколько озадачил Викинга.

– Вообще-то под привидение я могу сработать, но не вижу особого смысла. Как писали раньше в письмах: жив, здоров, чего и вам желаю. На бесплотный дух пока не потяну.

– Ты где? – уже более спокойно спросила Надежда.

– Рядом, за деревом. Спрятался, чтобы ты ненароком в меня не пульнула из автомата, – ответил он. – Погоди, сейчас зажгу фонарик.

– А у меня нет никакого оружия, – сообщила Надежда. – Дювалье оставил автомат себе и сказал, чтобы в случае опасности я просто кричала и поднимала тревогу.

– Как у вас дела?

– Все хорошо, – быстро и с радостью в голосе ответила Надежда. – Все живы, хотя пришлось немного поволноваться. Мы слышали недалеко от лагеря голоса людей, но они прошли стороной. Как ты смог выбраться? Жак видел самолет падающим в океан и сказал, что вероятнее всего ты погиб.

– Так вот в чем дело, – с усмешкой протянул Викинг. – Вот откуда вопрос, живой я или нет. Явление усопшего в ночи. Материализация духов. Рассказывать, что со мной приключилось, долго, а времени у нас в обрез. До рассвета нас ждет катер. Надо срочно поднимать людей и спешить на берег. До лагеря далеко?

– Метров сто, не больше.

– Поднимайся, срочно идем туда! Пока ты дежурила, ничего подозрительного не слышала?

– Нет, все было тихо.

– Тогда можно попользоваться фонарем. Показывай, в каком направлении нам двигаться.

Викинг не дал никому ни на минуту расслабиться и выразить восторг по поводу его появления в живом виде, а также категорически отмел любые расспросы. Никаких разговоров, срочные сборы – и в путь. Он построил команду гуськом. Сам шел впереди, следом за ним старушка Лоуренсия – он решил соразмерять скорость движения с ее шагами, хотя, как заметил ранее, бабуля была довольно шустра и по лесу передвигалась легко. Если самый старый человек среди них может так ходить, пускай и остальные за ней поспевают.

Далее следовал адвокат, который, кажется, окончательно расклеился и на ноги поднялся только с помощью Дювалье. Викинг был готов бросить его и не тащить за собой, однако Жак настоял на том, чтобы Элиас шел с ними. Препираться ни времени, ни желания не оставалось, и Викинг только махнул рукой на очередную блажь канадца и сухо бросил ему:

– Если этот паразит будет нас задерживать, можешь его нести, но темп сбивать я не дам.

Дювалье двигался сразу за адвокатом, за ним – Христа, а замыкала шествие Надежда. Картина, если бы ее можно было разглядеть в темноте, вполне соответствовала духу и тематике брейгелевского полотна: оборваннные слепые, положив руку на плечо идущего впереди, спотыкаясь и падая, бредут неизвестно куда.

Викинг все чаще смотрел на стрелки часов и закидывал вверх голову, выглядывая небо и звезды, скупо прорывающиеся в редкие прогалы между густыми сплетениями ветвей. Время поджимало, рассвет приближался с каждым шагом, с каждой потерянной минутой. На шум и топот, доносившиеся из-за спины, Викинг уже не обращал никакого внимания. Бороться с этим явлением было невозможно, и поэтому он, махнув рукой – будь что будет, – вел и вел вперед свою колонну.

Викинг очередной раз взглянул на часы. Прошло уже более пятидесяти минут, как они вышли из лагеря. Он встал и передал по цепочке, чтобы все затихли. Что слышно? Ничего нового – все те же естественные лесные звуки. Колонна снова двинулась вперед. Через двадцать минут очередная остановка. Люди замерли, вслушиваясь вместе с Викингом. Результат прежний. Шагаем дальше.

Неожиданно он почувствовал легкое движение воздуха, словно кто-то провел рядом с лицом нежным пером, ласково коснувшись щеки самыми кончиками невесомого пуха. Еще прикосновение…

Викинг заметил, что ветви пропускают навстречу слабое дуновение свежести. Может быть, это ему казалось, но нет, он уже ощущал кожей и вдыхал в себя запах близкого океана. Вот, кажется, слух поймал шелестящий звук волны, накатывающейся на берег. Остановившиеся за ним замерли… Все верно, это прибой, а значит, и завершение их лесного странствия.

Усадив людей на землю, Викинг мягко и неслышно двинулся к близкому берегу. Заросли быстро закончились, под ногами тихо хрустнул песок, свет далекого маяка скользнул по листьям. Он осмотрелся по сторонам. Похоже, они вышли правильно, далеко не отклонились, а самое главное, вовремя – горизонт уже начинал сереть.

Викинг отстегнул фонарь, направил его в океан и послал туда серию коротких вспышек. Через десять секунд он повторил эту операцию. Ответа на его действия не поступило, что являлось абсолютно правильным. Как они и договорились с человеком Домингоса, тот не должен был выдавать себя никакими сигналами, которые могли быть замечены с острова. Острый и напряженный слух Викинга уловил едва слышимый звук работы двигателя на малых оборотах. Он бросился назад, в лес. Выбежав к беглецам, фонарем осветил лица сидящих. Дювалье выдохнул с надеждой:

– Ну что? Получается?

– Все нормально. Сейчас будем эвакуироваться, – торопливо ответил Викинг. – Выдвигаемся на берег. На выходе я беру под наблюдение левый фланг, Жак – правый. Первыми на катер садятся женщины, затем адвокат, и последним идет Дювалье.

– А ты? – вырвалось у Надежды.

– Я пока остаюсь на острове. У меня здесь еще есть дела.

– Почему опять ты? – растерянно сказала она.

– Так нужно, и не будем это обсуждать. Катер вас доставит в одно очень укромное место, где и будете дожидаться моего возвращения, – категорично ответил Викинг. – За мной!

Звук катера стал более отчетливым. Несколько редких вспышек фонариком подкорректировали рулевому курс и обозначили место посадки. Викинг неожиданно ощутил на своем запястье маленькую ручку сеньоры Лоуренсии, сидевшей рядом с ним.

– Что случилось? – обратился он к старушке.

– Спасибо тебе за помощь, – негромко ответила женщина. – Ты настоящий воин. Судьба мужчины воевать, любить и беречь женщин. Я вижу, что твой род достойно нес на себе эту ношу. Путь, который выбрал тебя, нелегок, и впереди будет еще много жестокости, крови и грязи, но воин пройдет через все это не запачкавшись, если его помыслы чисты. А ты еще не потерял это качество.

Возбужденный Викинг не сразу понял, о чем говорит старушка, так как был полностью поглощен ожиданием катера и предстоящей посадкой.

– Не волнуйтесь, сеньора, все будет хорошо, – ответил он автоматически, вслушиваясь в приближающийся звук двигателя. – Скоро катер доставит вас в безопасное место, и не надо будет ни о чем беспокоиться.

Лоуренсия крепко сжала запястье Викинга.

– Послушай, сынок, у нас мало времени, а я должна поведать тебе слишком важные вещи. Я верю, что все должно закончиться благополучно и люди будут спасены. Меня беспокоит другое: ты в суете, в войне и постоянной тревоге забываешь о главном – о себе. Чужая воля руководит тобой и твоими мыслями. Нельзя считать, что это плохо или хорошо, – такова судьба… Завтра ты станешь другим, и совсем не потому, что изменится твоя внутренняя сущность. Она останется прежней, просто в душе наконец проявится зерно, зревшее в тебе всю жизнь, зерно, брошенное при твоем зачатии. И этот росток должен будет прорасти, вызреть и дать продолжение себе подобному. Но его можно сгубить, оттолкнув от себя тех, кто уже рядом или будет близок. Твоя душа находится в жестком коконе, и только сам человек может прорвать его и сбросить с себя. Вряд ли ты полностью можешь осознать то, о чем я сейчас говорю. Понимание придет позже, когда наступит время прозрения. Не отталкивай судьбу, будь милостив к ней, найди свое «я» в другом человеке, отдай частичку себя. И последнее: ты уже дважды спас жизнь и тело, спасешь и еще раз, но уже душу, а может быть, даже большее – и жизнь, и душу, и сам смысл существования. Вот, наверное, все, что я тебе могу сказать. Попробуй это понять, хотя от понятия до осмысления может пролечь долгий и нелегкий путь.

Викинг сидел, несколько смущенный и ошарашенный услышанным. Он не мог до конца разобраться, что же хотела ему объяснить, поведать старая сеньора. А может быть, и не стоило сейчас ничего понимать. Ее слова, очень странные и непонятные образы отложились в подсознании. Викинг ощутил, что все сказанное подспудно существовало в нем раньше и только не могло найти выражения, вырваться наружу. Он почувствовал разливающееся по телу тепло от слов этой старой женщины.

Что таили ее предсказания? Что означает дважды спасенная жизнь и будущее спасение чьей-то души? Викинг пока ничего этого не понимал. Он осознавал только одно – не надо сейчас ни о чем говорить и спрашивать. Все должно прийти позже…

Он так же тихо, как и сеньора Лоуренсия, произнес:

– Спасибо, матушка. Если смогу, я выполню то, что вы сказали. Я найду себя…

– Тебе спасибо, сынок, – ласково и спокойно ответила старушка. – А теперь давай попрощаемся, я ухожу.

– Как уходите? А катер? Здесь оставаться очень опасно.

– Мне некуда уезжать и незачем. Здесь моя земля, могилы моих предков, мужа, сыновей, и я должна находится рядом с ними, а скоро – и вместе с ними. И беспокоиться за свою жизнь мне уже поздно. Чем быстрее моя душа соединится с душами близких, тем скорее мы обретем счастье и спокойствие – и они, и я… Прощай, сынок. Счастья тебе!

Сеньора Лоуренсия встала, нашла сухими губами лоб Викинга и поцеловала его.

– Прощай! – произнесла она еще раз и неслышно шагнула в темноту.

Викинг чувствовал, что не надо останавливать женщину, не надо пытаться изменить ее судьбу. Как сказала она сама: «… путь, который выбрал тебя». Вероятно, так оно и есть!

Его привел в себя слабый сухой звук трения днища катера о песок. Двигатель продолжал работать на малых оборотах. Викинг дважды зажег фонарь, передавая последний установленный сигнал «все в порядке». Он осторожно и тихо выдвинулся из зарослей на песчаную полосу. Уйдя на пару шагов влево, Викинг присел на одно колено и повел дулом «узи» из стороны в сторону. За спиной были слышны шаги Дювалье, проделывающего точно такой же маневр, только вправо. По своему опыту Викинг знал, как сложно преодоление водных преград, железных дорог, трасс и эвакуация. Без надежной обороны все обречено на провал.

Выждав секунд тридцать и убедившись, что опасности нет, он негромко дал команду на посадку. Песок заскрипел под ногами бегущих первыми женщин, и две тени скользнули к сереющему в расплывающейся темноте корпусу катера.

– Дювалье, вперед! – скомандовал он еще раз.

Тяжелые шаги канадца переплелись с неровной походкой и вздохами адвоката. Послышался шум от забирающихся на катер беглецов. Кто-то сорвался, упал и громко плеснул водой. Викинг, сжав зубы, выругался про себя. Но нет, все затихло, посадка, похоже, закончилась.

Скользящими шагами он перемахнул через песчаную полосу и подскочил к катеру. Через борт к нему свесилось лицо парня-рулевого.

– Все по плану: уходите в бухточку и ждете меня, – отдал команду Викинг и, помогая себе плечом, сильно оттолкнул судно от берега. Парень кивнул и скрылся. Через секунду двигатель заработал чуть громче, послышался щелчок включающегося сцепления, и катер начал плавно пятиться от берега. Викинг махнул рукой на прощание, не надеясь, что кто-то это заметит, но ему показалось, что с борта точно так же махнули в ответ.

Затягивать расставание смысла не было, и он, развернувшись, быстро двинулся к зарослям. Включив радиостанцию, Викинг нажал на кнопку тангенты:

– Седьмой, Седьмой, я Одиннадцатый, – проговорил он в микрофон.

Седьмой откликнулся мгновенно:

– Я слушаю вас.

– «Утренняя заря», – произнес Викинг установленную фразу, чтобы радист убедился в подлинности абонента, имеющего право давать распоряжения, и передал свою просьбу: – Сообщите на сторожевой корабль, чтобы они беспрепятственно пропустили катер, идущий от острова к материку.

Несколько секунд трубка молчала, затем проснулась, и голос Седьмого любезно произнес, что корабль сообщение принял. В это время со стороны океана донесся сильный рев двигателя – катер набрал полные обороты. Постепенно этот звук начал уплывать и становиться все глуше и глуше, а затем и вовсе стал похож на далекое шмелиное гудение.

Викинг присел на землю и облегченно вздохнул. Кажется, акция прошла успешно. Как там гласит народная мудрость: «Гора с плеч…»? Нет, более точно: «Баба с возу…» Это ближе к истине. Даже две бабы.

Он взглянул на светлеющий горизонт и покачал головой. На отдых времени уже не было. До рассвета, а значит, и до начала операции, оставалось не более часа, и ему уже пора выдвигаться на исходную позицию. Викинг должен был находиться поближе к месту предстоящих событий. Дав себе еще пару минут передышки, он поднялся и быстрым неслышным шагом двинулся параллельно береговой полосе, держа курс на неблизкий маяк.

Он успел вовремя. В четыре часа пятьдесят минут радиостанция ожила и еле слышно закурлыкала:

– Всем номерам с Первого по Двадцатый! Примите сигнал «Солнечная колесница». Повторяю, «Солнечная колесница» для всех, «Солнечная колесница» для всех…

Как и в прошлый раз, он залег в пышный куст неподалеку от дома на отшибе, только переместился чуть ближе к берегу. Охрана состояла из двух человек, по виду – ребят Идальго. Один сидел на ступеньках крыльца, а второй прохаживался вдоль зарослей, подступавших к лужайке перед особнячком. Без сомнения, тыльную часть здания стерег еще один охранник, но с занятой Викингом позиции он был не виден.

Несмотря на раннее утро, дом уже начинал оживать. Пару раз в пристройку, где находилась радиорелейная станция, пробегал человек, но быстро возвращался назад.

«Со связью, видать, проблемы, – отметил Викинг. – Руэнтос, как и обещал, перекрыл им каналы».

Вот на крыльцо вышли двое вооруженных и экипированных людей и, перебросившись несколькими словами с охранником, закурили. Через минуту из двери на лужайку потянулись и другие.

«Один, второй, третий… седьмой… одиннадцатый, – начал пересчитывать их Викинг. – Всего, вместе с охранниками, восемнадцать человек. Не видно Идальго и двух вчерашних знакомцев. Подводим итог: реальных боевых штыков более двадцати, и все сконцентрированы в одном месте. Местную гвардию Россета в расчет пока не берем. Похоже, что у боевиков сейчас будет построение и развод. Ах, какой удобный момент. Что там полковник медлит? Пора уже начинать. Надо его поторопить».

Викинг начал осторожно выбираться из своего убежища. Удалившись на безопасное расстояние, он двинулся вдоль дорожки, ведущей к маяку, на ходу включая радиостанцию. Решив, что его уже никто не услышит, стал вызывать радиста:

– Седьмой, Седьмой, я Одиннадцатый, вы слышите меня? – сказал он и отпустил кнопку тангенты.

– Одиннадцатый, я Седьмой, нахожусь на связи, – мгновенно откликнулся голос в трубке.

– Седьмой, срочно необходима огневая поддержка с воздуха. Заход со стороны объекта «шесть» на объект «два». Цель – живая сила.

– Назовите код абонента, чтобы я передал ваши целеуказания, – сухо прозвучал все тот же голос. Викинг чертыхнулся про себя, вспомнив, что забыл назвать условленную кодовую фразу, подтверждающую его санкции, которая к тому же с началом операции поменялась.

– «Океанский прилив», – произнес он в микрофон и еще раз повторил: – Заход со стороны объекта «шесть» на объект номер «два». «Двойка» – основная цель.

– Вас понял, Одиннадцатый, передаю, – так же бесстрастно ответил радист и через несколько секунд сообщил: – Ваши целеуказания переданы, «охотники» идут к вам.

То, что «охотники» на подходе, Викинг уже понял сам. Со стороны океана доносился нарастающий клекот вертолетных двигателей. Подобравшись поближе к берегу, он осторожно выглянул из зарослей.

Пять геликоптеров на малой высоте над поверхностью океана неслись к острову. Впереди – два вертолета боевой поддержки, а проще – штурмовика, «AH-1T Cobra», за ними – три транспортника «UH 1B Huey».

«Машинки хотя и не новые, но надежные, – отметил Викинг. – Не иначе как гуманитарная помощь штатовского брата Республике Сьерра-Марино. И для таких операций, как эта, они еще очень даже сгодятся».

В километре от острова строй машин распался. Две «кобры» и, следом за ними, один транспортник начали забирать влево, выходя на указанную им директрису, а оставшиеся два «хью» пошли прямо. Викинг поморщился и схватил радиостанцию.

– Седьмой, я Одиннадцатый, «Океанский прилив». На объект «два» необходим как минимум еще один «пузатый». Дайте «охотникам» корректировку. – Ему не понравилось, что на основной, с его точки зрения, объект выходит только треть десанта, а основные силы брошены на резиденцию Россета.

Несколько секунд молчания, и радиостанция заработала снова.

– Одиннадцатый, все идет по плану. Второй «пузатый» заходит на «двойку» с фланга, – передал радист. – Третий отсекает «единицу» от «пятерки». Основной десант через десять минут начнет высадку с судов, охватывая всю жилую зону.

Такие маневры Викинга вполне удовлетворяли. Со стороны океана идет полное блокирование побережья, гнездышко Идальго охватывают с двух сторон, а с третьей, со стороны леса, будет он сам. Кроме того, особняк Россета – объект номер один, отсекают от зиндана – «пятерки», и охватывают с тыла. Вполне грамотная армейская операция. Учеба в Вест-Пойнте пошла юному Саше Руэнтосу на пользу.

Ну что же, теперь пора метнуться в сторону, чтобы «кобры» случайно не накрыли его. Викинг, отходя, еще раз бросил взгляд на заходящие со стороны маяка вертолеты. Транспортник «хью» отстал от штурмовиков и завис над океаном, пережидая предстоящую огневую «гребенку».

«Кобры» уступом, опустив вниз носы, шли над причалом к цели. С направляющих первого сорвались две ракеты и, оставляя белые выхлопы, пронеслись над головой Викинга. Через секунду раздались взрывы, слившиеся в одну общую и дикую какофонию. Ударная волна прокатилась по лесу и, уже ослабленная, ткнулась в спину Викинга.

После пуска ракет первый вертолет, резко наклонившись, ушел влево на вираж, а следующий за ним близнец выпустил из обеих ШКАСов длинные трассирующие очереди. Он накрыл сплошной свинцовой четырехметровой полосой заросли, накатывая эту смертоносную волну от берега к дому. Ребята-пилоты не церемонились и делали свое дело качественно, устраивая ностальгирующему ветерану Россету маленький пылающий Вьетнам.

По логике поведения летчиков, у коммандос с зависшего над океаном «хью», идущего следом, такое понятие, как гуманизм, вряд ли вызывает слезу умиления. Оставлять что-то живое и шевелящееся на своем пути они явно не пожелают. Поэтому Викинг решил срочно улепетывать подальше от директрисы их атаки. Он на рысях рванул в близлежащие заросли.

Викинг заложил по лесу довольно крутую дугу, выходя на позицию, перекрывающую отход оставшимся в живых в сторону болот. Смысла ввязываться в разгорающийся неподалеку бой он не видел. Парни полковника с поставленной им задачей справятся и без него. Помимо глухо гукающих с высоты крупнокалиберных пулеметов в смертельную перекличку включилось автоматическое оружие. Похоже, десантники высадились и начали наступление. Издалека, со стороны особняка Генри Россета, также доносились выстрелы, но их интенсивность была намного слабее и затухала с каждой минутой.

Через некоторое время снизилась активность стрельбы и в районе домика на отшибе – базы Идальго. Оттуда еще доносились короткие очереди, пару раз негромко хлопнули взрывы гранат, но они звучали все реже и реже и скоро совсем затихли. Гул двигателей вертолетов плавал над лесом, то уходя, то опять приближаясь. Неожиданно заработала радиостанция.

– Одиннадцатый, ответьте Седьмому.

– Одиннадцатый на связи, слушаю вас.

– Одиннадцатый, доложите свое месторасположение.

– Четыреста метров севернее объекта номер два.

Станция замолчала на несколько секунд и затем заговорила уже голосом Руэнтоса:

– Одиннадцатый, в твою сторону уходят четыре боевика. По предварительным данным, среди них находится Идальго. Вертолеты обнаружить и преследовать этот отряд, а также корректировать действия погони не могут в связи с густой зеленью. Высылаю группу захвата. Прошу принять меры по задержанию или уничтожению боевиков.

– Вас понял. Дайте минуту на обдумывание, – произнес в микрофон Викинг.

Вот и ему нашлось стоящее дело, на что-то смог сгодиться. Быстренько проанализировав обстановку, он вызвал Руэнтоса:

– Срочно сообщите частоты группы захвата, чтобы я мог с ними связаться, и подтвердите им полномочия на подчинение моим приказаниям. Передайте вертолетам приказ только вести наблюдение за местностью без применения оружия. Связь с ними через командира группы. Какие указания будут дополнительно?

Радиостанция на время затихла.

– Ваши полномочия подтверждены, радист частоты сейчас вам передаст, экипажи вертолетов предупреждены, – после паузы лаконично сообщил Руэнтос. – Указаний нет, есть просьба: постараться взять Идальго живым. Мои люди могут сорваться и перекрошить всех подряд.

– Вас понял, приступаю к работе. Конец связи, – подытожил разговор Викинг.

Получив частоты, он настроил канал, связался с командиром коммандос и поставил ему задачу вытянуть своих людей на азимут нижней оконечности болота. За эту линию преследуемые выскочить еще не могли. Группа захвата, создавая шум, совместно с вертолетами должна не спеша гнать их на север, в перешеек между топью и прибрежной полосой. Туда, где будет ждать Викинг. Загонщики и дичь поменялись местами.

Прошло сорок минут с начала охоты. За это время Викинг успел совершить пятикилометровый кросс по берегу и метров на семьсот углубиться в лес. Воздушная разведка однажды засекла в прогале зелени одинокую фигуру, по внешнему виду – беглеца, и тут же его потеряла. Экипажу вертолета было сразу дано указание уйти от места обнаружения, чтобы преследуемые не начали метаться из стороны в сторону. Маршрут бегства примерно совпадал с тем, что планировал Викинг, загоняя их в мешок, и выводил на двухкилометровый отрезок леса, ограниченный с одной стороны океаном, а с другой – болотом. Единственное, что ему не нравилось, так это – обнаружение только одного фигуранта. Он очень боялся дробления группы с целью одиночного просачивания через сети загонщиков. Однако не стоило торопить события. Скоро все станет известным и понятным. Их пути должны вот-вот пересечься.

Викинг связался с коммандос и приказал им остановиться, а вертолетам покинуть район планируемой встречи. Пусть беглецы решат, что они оторвались от погони, да и лишняя толкотня и суета посторонних при захвате ни к чему хорошему не приведут.

Напрягая слух, Викинг вслушивался в шумы леса. Вот наконец издалека до него донесся негармоничный звук присутствия хомо сапиенс в природе. Кто-то грубо ломился через густые заросли. Он напряг слух. Определить количество идущих было трудно, но было ясно, что шел не один, а по крайней мере два или три человека.

Вырубив радиостанцию, чтобы она случайно не пискнула в самый ненужный момент, Викинг вскочил на ноги и пошел наперехват. Он неслышно несся между деревьями, приближаясь все ближе и ближе к цели. Усталость от прошедших бурных суток бесследно исчезла, и тело стало легким и раскованным.

Направление бегущих уловить по шуму и топоту было нетрудно, а очень скоро стало различимо и их тяжелое, загнанное дыхание. Викинг снизил темп погони и перешел на короткие перебежки от укрытия к укрытию. Краем глаза он захватил в разрыве зелени движение и мгновенно рухнул на землю. Выждав несколько секунд, Викинг поднялся на ноги и, пригнувшись, скользящими шагами двинулся параллельно курсу беглецов, держась чуть позади. Чувствовалось, что они устали, но темп для пересеченной местности все равно держали высокий.

Сколько их? Викинг разглядел впереди по ходу движения разреженный участок леса и остановился. Между кустов появился один, следом за ним второй, третий… Всего трое.

«Где четвертый? И есть ли среди них Идальго? – лихорадочно заработали мысли. – Со спины разглядеть трудно, однако последний в сером камуфляже явно не он – росточком не вышел и комплекция не та, потяжелее будет. Беречь, кроме Идальго, здесь было некого – команды не поступало, поэтому и начинать работать следовало с замыкающего. Крутить кадриль с тремя озлобленными волками ох как опасно, вполне могут покусать, следовательно, надо начинать было «рубить хвосты».

Не усложняя себе задачу, ничтоже сумняшеся, Викинг перевел рычажок предохранителя на одиночный огонь, поставил «узи» на упор – развилку ствола дерева, прицелился и плавно нажал на курок. Расстояние до бегущих было не более шестидесяти метров, поэтому конечный результат сомнений не вызывал. Автомат глухо гукнул глушителем, и бегущий в арьергарде, словно наткнувшись на невидимую стену, резко остановился и, не издав ни звука, начал медленно заваливаться вправо.

Викинг быстро ушел с линии огня.

Судя по реакции противника, ребята ему попались серьезные. Ретируясь, краем глаза успел заметить, что на выстрел и потерю в своих рядах беглецы среагировали мгновенно. Собственно, сам выстрел они вряд ли услышали. Сработало звериное чутье самосохранения, которое вырабатывается годами и кровью – своей и товарищей.

Тело убитого еще не успело упасть на землю, как они, ощутив неладное позади себя, прыснули в стороны, рассредотачиваясь и занимая оборону от невидимого противника. Буквально через секунду две очереди, правда, неприцельных, прошли веером по зарослям. Особого эффекта автоматический огонь в лесу, как правило, не приносит, если только не попадешь под шальную пулю, но ощущения все равно испытываешь довольно неприятные, слыша, как пули рвут вокруг листья, срезают ветки и врезаются с противным чавканьем в деревья.

Уходя от обстрела, пригибаясь как можно ниже к земле, Викинг из тыла преследуемых переместился во фланг, а затем – и вовсе вышел вперед, заняв позицию на предполагаемом курсе беглецов. Теперь он был готов встретить их в лоб. Застыв на месте, Викинг прислушался. Преследуемые находились от него не более чем в ста метрах, и пока с той стороны не доносилось ни единого звука.

Его слух обострился до звериного. Вот он уловил шевеления, неразборчивый шепот, снова безмолвие, а затем услышал бегущего человека. Через пять-шесть секунд шум затих, но через мгновение опять возобновился, и примерно через такой же промежуток времени все повторилось сначала: тишина… бег… тишина…

Викинг быстро разобрался в новой тактике беглецов. Они начали двигаться короткими перебежками, прикрывая друг друга во время перемещений.

«Парни работают логично, но предсказуемо», – мелькнула мысль, но он тут же осекся. Слух различил, что шумы начали разделяться и уходить друг от друга.

«А вот это не совсем хорошо, – подумал Викинг. – Если они решили разойтись в стороны и выбираться самостоятельно, задача усложняется. Кто из них Идальго и кого брать первым, непонятно. Пока занимаешься одним, второй может в это время пойти на отрыв, и гоняйся потом за ним по всему лесу. И к тому же где-то болтается еще и четвертый. Пора ускорять события и идти наперехват, чтобы убрать лишних».

Он осторожно выдвинулся в направлении ближайшего к нему преследуемого. Тот уже сбросил ритм перебежек и двигался без остановок, но намного медленнее и явно осмотрительнее, чем раньше. Викинг ушел еще левее, чтобы атаковать беглеца с неожиданного для него угла, хотя можно было догадаться, что ребята Идальго готовы к любым неожиданностям и сюрпризам.

Шорох и шаги приближались к Викингу, и он сам со всеми мыслимыми предосторожностями двигался им навстречу. Решение на захват или ликвидацию нужно будет принимать в самый последний момент, когда личность противника идентифицируется.

Метрах в тридцати, за слоновьими лопухами низкорослых пальм промелькнул силуэт крадущегося мужчины. Викинг перехватил «узи» левой рукой, а правой вытянул нож. Пока непонятно, тот это, кто ему нужен, или рядовой нукер. Человек двигался вполоборота к наблюдающему за ним Викингу, нервно озирая заросли в противоположном направлении, поводя из стороны в сторону дулом «М16». Несколько шагов вперед, и расстояние сократилось до каких-нибудь пятнадцати метров. Вот человек начал разворачивать корпус, повел головой…

У Викинга, если можно так выразиться в подобной ситуации, отлегло от сердца. Профиль неизвестного и темно-серая кожа лица под надвинутой на глаза бейсболкой выявили явное африканское происхождение, не имеющее никакого сходства с резкими орлиными чертами Идальго.

Недолгий выбор между огнестрельным и холодным оружием пал на последнее. Шума ни от того, ни от другого практически нет, но нож уже лежал в удобной правой руке, и расстояние для броска вполне подходило. Не раздумывая, Викинг коротко размахнулся, метнул нож. Он целился в шею, однако в последний момент, когда бросок остановить было невозможно, обреченный начал поворачиваться в сторону своей смерти и случайно склонил голову. Последнее, что смог увидеть боевик в своей жизни – летящую в его глазницу увеличивающуюся черную точку, через мгновение превратившуюся в ослепительную вспышку, взорвавшую его мозг…




Глава 3. Особенности ловли на живца


Ожидая подвоха, Викинг не двигался с места. Вполне могло оказаться, что расхождение боевиков является банальной ловушкой, где нападающего выманивают на живую приманку и он сам становится объектом охоты. Такому опытному профессионалу, как Идальго, затеять подобную игру по силам и по уму.

Викинг весь обратился в слух. Мозг, отметая естественный фон, сортировал приходящие шумы. Вот, кажется, то, что ему нужно: отдаленный хруст ветки под неосторожной ногой человека. Кроме него самого и преследуемых, в радиусе минимум двух километров быть никого не должно. Значит, это тот, кто ему нужен. Судя по направлению, откуда донесся треск, беглец движется к болоту.

Включив радиостанцию, он связался с группой захвата и дал им команду подтянуться на полкилометра ближе, причем открыто, со всеми возможными звуковыми эффектами, чтобы пугнуть убегающего и заставить его повернуть в сторону Викинга. Оглянувшись на лежащее тело, он ощутил секундный, но тут же исчезнувший зуд желания пополнить свой арсенал почти новеньким «вальтером», чья узнаваемая ребристая рукоять торчала из кобуры. Жаль бросать оружие, однако оно ему сейчас не понадобится – оставшихся нужно взять живыми.

Минут через семь бесшумного бега, смахивающего на слалом между деревьями и кустами, он вплотную приблизился к третьему преследуемому. Тот, заслышав крики загонщиков, начал терять темп и забирать вправо, прижимаясь к уже близкому болоту. Викинг повернул еще круче и пошел наперерез. Он двигался пригнувшись, почти касаясь руками земли, от укрытия к укрытию, замирая на секунду, чтобы сделать глоток воздуха, как ящерица, которая не может дышать на ходу. Еще рывок – и его тело распласталось на земле – объект был на подходе.

Хрипя, как загнанная лошадь, ломая ветки, из зарослей, буквально в пяти метрах от засады, на крохотный открытый пятачок леса выбежал высокий худощавый мужчина. Мышцы Викинга напружинились. Человек сделал шаг, второй… и неловко попытался отшатнуться, закрыться ладонью, забыв про автомат в его руках, от стремительно метнувшейся к нему тени. Несмотря на неожиданность и быстроту нападения, натренированное тело все же успело среагировать, дернуться, пытаясь поставить защиту, но опоздало на какие-то доли секунды. Неудержимая сила закрутила его, словно налетевшее торнадо, выбила из рук оружие и швырнула на землю, а резкий удар в область шеи мгновенно парализовал мышцы и заклинил дыхание. Он попытался вобрать в себя воздух, но грудная клетка, онемев, превратилась в неподвижный бетонный корсет, намертво сдавивший сердце. Сознание начало медленно угасать…

Переход от забытья к реальности был долгим, а в финальной части еще и безрадостным. Боевик попытался пошевелить конечностями, но не смог: они были надежно скручены, причем его же ремнями – брючным и брезентовым от автомата. Руки охватывали бедра, связанные кисти болтались где-то под ними, подбородок упирался прямо в колени. Над ним склонилось хмурое лицо человека с холодными и жесткими глазами.

Незнакомец ухватил пальцами мочку уха лежащего и поднес к ней лезвие ножа, в котором тот узнал свое собственное оружие.

– Говоришь по-английски? – негромко задал вопрос неизвестный.

Боевик на секунду замешкался с ответом, но почувствовав, что сталь безжалостно впивается в плоть, ответил:

– Да, говорю. Что вам от меня нужно?

– Двое твоих товарищей уже мертвы. Если ты не хочешь отправиться следом за ними, быстро отвечай на мои вопросы. У меня мало времени, и возиться с тобой некогда, – все так же спокойно произнес мужчина. – И не стоит меня обманывать, не советую.

Нож еще сильнее врезался в ухо, и боевик ощутил, как по щеке побежала теплая струйка крови. Сморщившись от боли, он заговорил. Это был профессионал и иллюзий от общения с себе подобными не питал. На месте его мучителя он поступил бы точно так же. Но сейчас ему досталась роль проигравшего.

– Я отвечу на любые вопросы, – быстро сказал он.

– Где сейчас Идальго?

Боевик не испытывал никаких угрызений совести. Операция провалена, денег за нее не заплатят, особой преданности и любви к своему командиру он не имел. Более того, сейчас речь шла конкретно, и в этом не было сомнений, о его жизни или смерти. И если он будет откровенен, то может появиться маленький шанс не разделять судьбу коллег. И он заговорил:

– После боя Идальго дал нам троим команду уходить на север к побережью, а сам двинулся в направлении болота. Встречу назначил на той стороне в районе плантаций. Вот все, что я знаю.

Информация была скудная и противная, но Викинг чувствовал, что боевик не врет. Включив радиостанцию, он связался с группой захвата.

– Девятый, я Одиннадцатый. Усилить бдительность. Через вас возможен прорыв одиночки. Оружие не применять ни в коем случае и немедленно сообщить об инциденте мне. Это же распоряжение передайте Десятому и Шестнадцатому – группам, блокирующим перешеек. «Вертушкам» немедленно организовать поиск с воздуха на болоте. Сообщите Седьмому, что три объекта мною отработаны, два из них «холодные», один еще «теплый». Основной фигурант отделился от группы на старте. Я продолжаю работу. Конец связи.

Викинг щелкнул тумблером, выключая станцию, и… вздрогнул от оглушительного выстрела над ухом, едва не опалившего волосы. Он застыл, ничего не успев предпринять, так как в затылок немедленно уперся ствол. Судя по звуку, это был пистолет, а запах сгоревшего пороха, ударивший в нос, подтвердил, что огонь велся именно из него. Удивительно, но нежданный выстрел предназначался недавнему пленнику, бившемуся сейчас на земле в судорогах агонии.

– Ты немного ошибся, – спокойно прозвучал голос за его спиной. – Не два «холодных», а три. И скоро вполне может появиться и четвертый.

«Вот я и вляпался, как сопливый мальчишка», – с тоской и досадой подумал Викинг.

Идальго оказался умнее, чем можно было предположить, а он сам, потеряв бдительность, лопухнулся самым наипаскуднейшим образом. Была же мысль, что боевики попробуют его поймать на приманку, однако в ожидаемой схеме отсутствовал четвертый – отсидевшийся в сторонке и так неожиданно оказавшийся за спиной Идальго.

И он, идиот, расслабился, услышав, что этот лис оторвался от основной группы. Вот и «получил фашист гранату» в обмен на трех живцов.

Викинг стоял, неподвижно опустив руки, не пытаясь дернуться. Позади него находился волчара, который без всякого сомнения пустит ему пулю в затылок, если только он попробует шевельнуться. А так, коли его сразу не шлепнули, хоть и ничтожный шанс на жизнь, но остается. Значит, для каких-то целей пленник Идальго нужен – как заложник, источник информации, – это знает только он сам. А отсюда следует предположение, что, может быть, еще не все потеряно. Может, да, а может, и нет…

– Руки поднять вверх и сделать пять шагов вперед, – негромко распорядился голос из-за спины. – И без шуток.

«Какие уж тут шутки», – угрюмо подумал Викинг, безропотно выполняя команду.

– Медленно повернись ко мне лицом. Хорошо! Двумя пальцами, аккуратно достань из-за пояса «узи» и отбрось его в сторону. Теперь то же самое проделай с ножом. Больше у тебя ничего нет? Пэрфекто! Прекрасно!

Встретились два холодных, оценивающих друг друга взгляда. Викинг мог более подробно и ближе рассмотреть террориста. Выглядит на свои сорок два года. Жилистый, худощавый. Сразу заметна тренированность тела и уверенность в движениях. Достойный соперник, если выдастся возможность для схватки. Кроме короткоствольного револьвера, вооружен нашим родным «каштаном», висящим на левом плече. Вот уж действительно: «Проникновенье наше по планете…»

Идальго не менее внимательно и испытующе разглядывал стоящего перед ним Викинга. Он первым нарушил затянувшуюся паузу:

– Так ты, как предполагаю, и есть тот самый русский, из-за которого заварилась вся эта каша?

Викинг вполне миролюбиво заговорил:

– Да, я русский, вот только заварил это не я, а придурок Россет. Еще три дня назад мне ничего не было известно об этом острове и не было никакого дела до того, что здесь творится.

– Тема, конечно, спорная, но, возможно, ты отчасти и прав, – задумчиво ответил Идальго. – Генри был весьма недурным прикрытием, жаль только, с головой у парня не все в порядке. Вот и результат, а точнее, финал, не совсем утешителен. Так что же мы будем делать дальше?

– Финал чего и для кого неутешителен? – решил сыграть под дурачка Викинг. – И хотелось бы знать: кто подразумевается под словом «мы»?

– Вопросы остаются без ответа. Ты прекрасно все понимаешь, и не стоит показывать мне большую глупость, чем она есть на самом деле, – криво усмехнувшись, сказал Идальго.

– А из каких же источников тебе известен уровень моей глупости?

– Из личного общения. Умный не стоял бы сейчас под дулом пистолета, – уже со злостью отчеканил Идальго. – И хватит болтать. Со мною это бесполезно, я прекрасно знаю приемы и способы общения с противником, поэтому не надейся, что разговоры могут меня отвлечь. Отвечай только на конкретные вопросы коротко и ясно. А вот это тебе для пущей смиренности…

Он, не опуская револьвера, пошарил левой рукой за спиной и бросил к ногам Викинга наручники.

– Надень-ка их. Надеюсь, эти предметы тебе знакомы? Учить, как пользоваться, не надо?

– Не стоит, – угрюмо проворчал Викинг, медленно нагибаясь за ними. – Обучен…

Он не спеша прилаживал стальные кольца на запястья и одновременно лихорадочно просчитывал ситуацию. Кажется, мочить его сразу не собираются, и это несколько обнадеживает. Второй маленький плюсик: наручники застегнуты не за спиной, а спереди. Это может дать чуть большую свободу действий и подвижность. В остальном ничего особо положительного пока не проявлялось.

– Подтяни потуже, – сказал Идальго, внимательно наблюдая за действиями пленника. – Вот так сойдет. Теперь приступим к делу. Как я понял из радиопереговоров, с двух сторон нас стерегут твои друзья, с третьей – непроходимое болото. Мышеловка готова захлопнуться, да вот незадача: ты, думаю, немного переоценил свои силы, закрывая в одиночку брешь со стороны побережья. В общем-то, задумка вполне логична, и мне рваться туда смысла нет, но есть маленькое уточнение. Одному там делать нечего, а вдвоем с тобой мы вполне можем найти выход из капкана. Как ты думаешь, есть в моих словах доля истины?

– Я ничего не думаю, – буркнул Викинг.

– И правильно делаешь. Мыслительный процесс мне придется взять на себя, а ты станешь только исполнять то, что я прикажу. В подтверждение нашей дружбы сейчас ты свяжешься по радиостанции со своими людьми и осведомишься, как выполняются твои распоряжения. Как видишь, этот разговор будет носить совершенно безобидный характер. И попрошу без шуток.

Викинг включил радиостанцию и вызвал абонента:

– Девятый, я Одиннадцатый, прием.

– Я Девятый, вас слушаю, – немедленно откликнулась трубка.

– Доложите, как выполняются мои приказания и есть ли какие изменения в обстановке?

– Одиннадцатый, изменений в обстановке нет никаких. Меры безопасности приняты, ждем подкрепление для усиления постов. «Вертушка» начинает прочесывать болото. Ждем дальнейших указаний. Седьмому данные по работе с объектами переданы. Он беспокоится и ждет информации.

Викинг вопросительно взглянул на Идальго. Тот кивнул головой и негромко сказал:

– Заканчивай разговор.

– Одиннадцатый, я вас понял. Находитесь на связи и ждите дальнейших распоряжений, – сказал Викинг и отпустил тангенту.

– Выключи радиостанцию и кинь ее мне, – приказал Идальго. Викинг щелкнул тумблером и небрежно бросил аппарат на землю к ногам террориста. «Опытный гаденыш, – разочарованно отметил он про себя. – Подстраховывается качественно. Знает старый фокус, как можно, не произнося ни слова, нажатиями одной тангенты, меняя фон в эфире, подать сигнал SOS». – Обстановка вполне понятна, и она меня пока устраивает. Пока! Какие у тебя есть предложения по нашей дальнейшей совместной деятельности?

Викинг, хмыкнув себе под нос, промолчал.

– Я так и понял, что ты перекладываешь ответственность на мои плечи и всецело полагаешься, опять же, на мою рассудительность, – иронично заметил Идальго. – Жаль, конечно. Так хотелось взаимности и любви, но ничего не поделаешь, видимо, не суждено.

Чуть в стороне послышался приближающийся шум вертолетного двигателя. Викинг задрал вверх голову, вглядываясь в разрывы ветвей. На мгновение скосив глаза, он поймал насмешливый взгляд Идальго.

– Не стоит крутиться, пытаясь меня отвлечь. Я на такие уловки не поддаюсь. Если тебя так интересует, что там такое трещит, могу подсказать, что вертолет полетел разыскивать меня на болоте, – сказал террорист. – И нам также пора в путь, только в другую сторону, противоположную, – время поджимает, – и уже жестким тоном приказал: – Быстро двигаемся к берегу. И никаких глупостей по дороге. При малейшей попытке неповиновения буду стрелять без всякого предупреждения. Вперед!

Викинг двигался быстрым шагом, повторяя уже не однажды пройденный им маршрут. Отличие от предыдущих марш-бросков было в том, что за спиной периодически звучали команды Идальго:

– Правее… Принимай влево… Скорее!..

На середине пути Идальго сделал остановку и, передав ему радиостанцию, приказал запросить обстановку и отдать распоряжение на выдвижение группы захвата к перешейку якобы с целью сжатия «мешка». Было понятно, что террорист тянет время и, отвлекая внимание коммандос, отрывается от них в единственном относительно неконтролируемом направлении.

Викинг считал, что Руэнтос не оставит прибрежную полосу без присмотра. Естественно, блокировать весь берег он не сможет, но осаду острова со стороны океана не снимет, пока не закончится операция. И его спутник вряд ли не осознает данную реальность, хотя и стремится выбраться из леса к берегу. Смущала уверенность в действиях и поведении Идальго. Он не производил впечатления загнанного беглеца и упорно двигался вперед к непонятной пока цели. Следовательно, у него был конкретный план действий, и Викинг, без всякого сомнения, занимал в нем вполне определенную строку. Только так можно было объяснить факт, что он до сих пор жив.

Ничего не оставалось, как дожидаться финальной части этого действа.

Минут через двадцать навстречу потянул свежий поток воздуха. Викинг оглянулся на Идальго, но тот только молча махнул дулом револьвера: следуем дальше.

Метров через сто лес начал потихоньку отступать, и они вышли к океану. Остановившись у самой кромки зарослей, террорист приказал Викингу лечь на землю, а сам осторожно выглянул из зелени и осмотрел берег. Спокойствие и невозмутимость лица, обратившегося к пленнику, показали, что рекогносцировка местности его удовлетворила.

Идальго присел на землю на безопасном расстоянии и задумчиво посмотрел на Викинга.

– Слушай меня внимательно, – после паузы сказал террорист. – Ты, надеюсь, не идиот и не думаешь, что я тебе сохранил жизнь из соображений гуманности или безмерной любви к ближнему. Просто у меня есть конкретная цель: выбраться с острова. В зависимости от того, как ты исполнишь свою роль, будет отмерено, сколько тебе осталось жить – минуту, час, день, месяц, год. Это не подлежит обсуждению и торговле. Надеюсь, все понятно?

Викинг промолчал и лишь неопределенно пожал плечами.

– Мы находимся примерно в четырех-пяти километрах от маяка, – продолжил Идальго. – Сейчас ты вызовешь сюда вертолет с целью преследования преступника, то есть меня. При этом все предложения помощи, если вдруг таковые поступят, должны быть категорически отвергнуты. Более того, дашь приказ коммандос оставаться на своих местах и не трогаться без твоего разрешения. Это первый этап. Второе: когда вертолет будет на подходе, свяжешься снова и доложишь, и эта информация должна дойти до экипажа вертолета, что террорист задержан и находится в твоих руках и ты, а точнее – мы, готов к эвакуации. При прибытии вертолета ты исполняешь роль задержанного преступника, а я, соответственно, охотника за головами.

– А если прилетит тот, кто меня знает? – угрюмо спросил Викинг.

– Сомневаюсь. Летчикам тебя вряд ли представляли, а на этап преследования люди более серьезные, с которыми ты мог иметь контакт, вряд ли пойдут – они более привычны не рисковать, а руководить из уютного места и появляться тогда, когда все опасности остались позади и пришло время собирать лавры победителей.

Классный расклад! Но самое занимательное в этом спектакле – роль марионетки, которую Викинг должен исполнить.

Издалека, со стороны особняка Россета, наплывал стрекот вертолетного двигателя. На его просьбу вызвать машину среагировали быстро. Прошло не более пяти-семи минут.

Идальго чуть кивнул головой, подавая знак, и Викинг нажал на тангенту радиостанции:

– Седьмой, я Одиннадцатый, прием.

– Одиннадцатый, я Седьмой, на приеме, слушаю вас.

– Седьмой, срочно передайте на «вертушку», что задание изменилось и они должны подобрать двоих. Место для эвакуации прежнее. Сообщите старшему, что охота завершилась. Прием.

После недолгого молчания радиостанция щелкнула и загремела голосом Руэнтоса:

– Доложи, что там у тебя? Все получилось? Взял живым?

– Повторяю: охота завершилась, эвакуируйте двоих. Все подробности при встрече, – сухо ответил Викинг.

– Вас понял, Одиннадцатый, – после секундной паузы прозвучал голос полковника.

Шум двигателя приближался. Викинг спокойно сидел на песке, ничем не выдавая своего предстартового состояния. Он понимал, что, если им не будет срочно принято никаких экстраординарных мер, его жизнь измерится всего лишь несколькими шагами до вертолета и первая же, максимум – вторая пуля будет выпущена в него.

Неожиданно радиостанция, лежащая рядом с ним, заработала, вызывая Одиннадцатого. Идальго удивленно поднял брови, но потом махнул дулом револьвера, указывая на аппарат:

– Ответь.

Радист сообщил, повторив дважды, что экипажу вертолета команда передана и эвакуация для двоих подготовлена. Викингу показалось, что он сделал небольшой акцент, ударение на последние слова. А может, это ему просто показалось.

– Вас понял, – завершил он разговор. – До скорой встречи.

Идальго во время передачи внимательно слушал доносившийся из включенной на полную мощность радиостанции голос, одновременно внимательно наблюдая за Викингом, но никак не отреагировал на эти переговоры, видимо, посчитав их простым докладом. Прислушавшись к уже близкому реву вертолета, он встал и сухо сказал:

– Поднимайся. Нам пора.

Сняв с плеча «каштан», Идальго, после недолгого раздумья, положил его на песок – в ближнем бою автомат может стать обузой. Они вышли на песчаную береговую полосу. Викинг шел впереди, держа перед собой скованные руки, Идальго – метрах в пяти за ним. Пузатый «хью» вырвался из-за деревьев неподалеку, прошел по дуге над океаном и, подлетев к кромке пляжа, развернулся боком, зависнув метрах на тридцати, покрыв густой рябью воду. Стоя вполоборота к Идальго, краем глаза Викинг заметил, как террорист машет пилотам, призывая садиться. Времени на сомнения не оставалось – или сейчас, или уже никогда.

Вскинув над головой руки, он что есть мочи, перекрикивая рев двигателя, закричал первое, что пришло в голову:

– Не стрелять! Не стрелять! – и сам рухнул на песок. Падая, Викинг успел заметить вскинутую вверх к вертолету голову на мгновение отвлекшегося террориста, на что и была сделана ставка.

Едва коснувшись пальцами песка, он стремительным волчком метнулся к террористу, бессознательно отметив взметнувшийся рядом с ним фонтанчик песка от выстрела успевшего все же среагировать Идальго, и врезался плечом в его грудь, сбивая с ног. Вторая пуля ушла в воздух. Изогнувшись в падении, Викинг сумел достать кисть, сжимающую револьвер, и впечатал ее каблуком в песок, выбивая оружие.

Гримаса боли, промелькнувшая на мгновение на лице Идальго, сменилась дикой яростью. Жилистое тренированное тело вывернулось из-под навалившегося на него Викинга. Оба вскочили на ноги и замерли, приняв боевые стойки. Совсем неожиданная очередь сверху из крупнокалиберного пулемета, тактово прерывая ритм вертолетного двигателя, вздыбила песок в нескольких метрах от них, но бойцы не обратили на это никакого внимания. Взгляды стоящих были прикованы друг к другу, и уже ничто не могло оторвать их от предстоящей схватки.

Идальго, чуть шевеля согнутыми руками с полусжатыми пальцами, мелкими плавными шажками с пятки на носок двинулся по кругу. Викинг спокойно стоял на месте, чуть поворачивая корпус, контролируя каждое движение соперника. Он не собирался первым идти на контакт, не зная силы и тактики Идальго. Кроме того, закованные в наручники кисти хотя и не очень сильно, но все же снижали его боевые возможности и свободу действий. Пускай сначала покажет себя во всей красе противник, а уж потом и он постарается не ударить в грязь лицом.

Пока ничего особенного в работе Идальго он не замечал. Вполне стандартные, правда – достаточно отработанные движения классического кунг-фу с единственной и не слишком принципиальной изюминкой – переменой право– и левосторонней стоек.

Боковым зрением Викинг отметил, что вертолет приземляется метрах в семидесяти от них и с небольшой высоты из него выпрыгивают люди. Игра подходила к финальной части, и в принципе можно было не рисковать, вступая врукопашную с террористом, однако унижение, которое испытал Викинг, попав в лапы Идальго, требовало проучить самоуверенного негодяя.

Боясь, чтобы прибывшие не вмешались в их диалог, Викинг поднял вверх руки и открытыми ладонями дал знак бегущим к ним коммандос остановиться. Неизвестно, поняли они его просьбу или нет, но это движение, отвлекшее его на секунду, едва не позволило пропустить начало боя.

Идальго, чуть изменив ритм мелкого шага, с полуоборота провел стремительный выпад ногой, целясь в грудь Викинга. Если бы он не уловил в последний момент движения соперника, судя по скорости пролетевшего мимо ботинка, его ребра могли запросто изменить местоположение, проткнув при этом легкие. Уклонившись от первого удара, Викинг плавно ушел в сторону, и попытки Идальго пустить в ход руки для стандартного завершения атаки нашли на своем пути пустоту.

Вторая попытка нападения практически повторяла первую: шажки, выпад ногой с закрутки, удары руками… Класс Идальго как рукопашника начинал Викинга разочаровывать. Несколько отработанных приемов могли произвести впечатление на несведущих зрителей или окружение террориста, но только не на Викинга. Кроме того, было заметно, что тот никогда не тренировался на песке и качественное выполнение приемов дается ему с большим трудом. Для остроты ощущений Викинг, уходя, достал соперника голенью скользящим ударом в живот и, похоже, несколько охладил пыл нападающего. Было видно, что парень не привык получать плюхи.

Быстро оправившись от удара, Идальго сменил тактику и начал плясать на месте, то уходя, то опять приближаясь, производя ложные атаки. Это выглядело не совсем приглядно для хорошего бойца, но неожиданно Викинг понял, что таким методом соперник оттесняет его в сторону и приближается к лежащему неподалеку револьверу. В ответ он сам сделал вид, что нападает, и, наглядно изобразив подготовку к атаке с замиранием и киношным хеканьем, резко ушел от приготовившегося к защите Идальго и одним прыжком оказался рядом с оружием. Наступив ногой, Викинг со старанием первоклассника втер револьвер в песок, чтобы человеку, хоть немного знакомому с азами огневой подготовки, стало понятно, что пользоваться им по прямому назначению невозможно. После подобной экзекуции оружие либо даст осечку, либо выстрел разорвет ствол.

Увидев, что его хитрость разгадана, Идальго со злостью мотнул головой, наклонился и выдернул из ножен на поясе приличных размеров кинжал. Викинг внимательно следил за действиями противника, определяя его компетентность. Тот провел несколько пассов, перебрасывая кинжал из руки в руку. По этим движениям и стойке было заметно, что Идальго обучен работе с холодным оружием. Данный стиль Викингу был прекрасно знаком. Любитель ножевого боя Сережа Алексин – Алексаша, показывал ему подобные приемы, носящие название «наваррские пляски». Интересно, но не сверхсложно.

Отметив краем глаза, что люди с вертолета выполнили его просьбу и, не вмешиваясь в драку, стоят метрах в тридцати от места схватки, он пошел на сближение с соперником. Наступала пора заканчивать представление.

Теперь уже Идальго, ожидая Викинга, стоял на месте, заметно покачиваясь из стороны в сторону. Этим боец сбивает противника, чтобы тот не смог определить, в какую сторону он совершит выпад. Хорошие, видимо, учителя были, многому учили, да жаль, недоросль подкачал – топорно работает.

Не доходя до соперника пяти шагов, Викинг неожиданно присел на корточки, широко раздвинув колени, и сложил руки ладонь к ладони перед грудью, благо наручники это позволяли. Идальго на секунду опешил от его позы, но быстро пришел в себя и начал осторожно, с едва заметным «наваррским» притоптыванием ногой, подкрадываться к противнику. Кинжал в его руках выписывал сложные фигуры – восьмерки, ломаные углы, сливающиеся в единый замысловатый, сверкающий под солнцем узор.

Викинг, концентрируясь, с полуприкрытыми глазами, не меняя позы, сидел и смотрел в одну точку. Его тело, сжав энергию в критическую массу, было готово к бою, а мозг автономно, казалось, без его желания и участия, просчитывал предстоящие действия.

Со стороны могло показаться, что преимущество на стороне Идальго, а он находится в неудобном, проигрышном положении со скованными руками, в скрюченном состоянии, но это было неверно. Стойка была исходной для схватки с противником, вооруженным холодным оружием, да и наручники не были большой помехой. Более того, заученные, штампованные движения террориста облегчали выполнение задачи и сводили ее к простому холодному расчету.

Идальго сделал еще один шаг, кинжал прокрутил одну уже знакомую фигуру, вторую… Пора! Викинг начал клониться к земле, не сводя глаз с невидимой точки пространства, и со стороны казалось, что он сейчас потеряет равновесие и рухнет, ткнувшись подбородком в песок. Этого не произошло.

В самый последний момент сложенные ладони разомкнулись, находя опору, и ноги, молнией мелькнув по дуге, выстрелили в противника, поймав ту долю секунды, когда кинжал перелетал из руки в руку. Правая нога рубанула по кистям не успевшего среагировать Идальго и отбросила тесак в сторону, а левая, разножкой, довершая начатое, скользнула по груди и закрутила его тело.

Надо отдать должное, реакция у террориста была отменной, однако не столь быстрой, как у соперника. Развернувшись к Викингу, он не успел удивиться, что тот уже стоит перед ним на ногах, как сильный и болезненный скользящий удар сложенными кулаками снизу в подбородок рванул голову вверх. Колено врезалось в пах, а заключительный аккорд, обрушившийся сверху на склоненную шею, поверг Идальго на песок.

У Викинга чесались руки, а вернее – ноги, еще поработать над поверженным, но «Бендер не велел» добивать террориста – Руэнтос просил представить его живым и здоровым. Он и сам понимал, что Идальго надо будет демонстрировать мировой общественности, прессе. А фотогеничность власть имущих выигрывает на фоне сытого и здорового преступника, а не измордованного негуманным отношением.

Позади него раздались жидкие, но старательные аплодисменты одного из зрителей. Обернувшись на эти звуки, Викинг был приятно удивлен, если не сказать – растроган. В ладоши хлопал лично полковник Руэнтос. А он-то думал, что сей муж готовит сейчас мундир для подвешивания очередной награды. Приятно ошибся… Кстати, становилось вполне понятно, почему трое крепких коммандос, стоящие рядом с полковником с автоматами на изготовку, не вмешались в схватку и дали ему порезвиться. Что же, и на том спасибо!

Викинг в ответ прижал стреноженные руки к животу и отвесил благодарной публике короткий иронический поклон.

Руэнтос что-то сказал одному из солдат, и тот побежал к вертолету. Потом не спеша подошел ближе, оглядел лежащего на песке без движения Идальго и кивнул своему сопровождению:

– Займитесь им. Как ты сам? – спросил он, повернувшись к Викингу.

– Сильных жалоб на здоровье нет.

– Ну и хвала Исусу. А этот-то будет жить? Ты его не слишком сильно приласкал?

– Нет, все в порядке. Скоро придет в себя.

Руэнтос удовлетворенно кивнул и начал наблюдать за парнями, обшаривающими Идальго. Викинг нетерпеливо кашлянул, обращая на себя внимание полковника.

– Может, меня сначала освободите от наручников?

– А нужно? – бесхитростно, но с усмешкой в глазах спросил полковник. – Я вот думаю, не пристегнуть ли и тебя к этому негодяю да подержать пару деньков у себя в подвале и чуть-чуть вправить мозги. Сколько нервов я попортил за время знакомства с тобой! Надо же как-то восстановить душевное равновесие? Что на это скажешь?

– Скажу, что ты придурок и большего не заслуживаешь, – устало бросил Викинг.

– Вот и дождался… Хотя бы из уважения к моим погонам и должности вел бы себя прилично. Ну совершенно невоспитанный молодой человек. Снимите с него наручники, – дал команду своим людям Руэнтос. – Так что тут такое приключилось?

– Немного прокололся, – не стал кривить душой Викинг. – Поймали на подсадного.

– Я так и понял по последним сообщениям, что у тебя что-то неладно. Был в одном месте, оказался в другом… Поэтому и прилетел сам проверить. Он что, хотел вертолет захватить?

– Другого выхода у него не было. Хотел поменять роли и сработать под меня. Пришлось ждать до последних минут, пока не представилась возможность.

– Молодец этот Идальго! – восхитился Руэнтос. – Пожалуй, это действительно был для него единственный шанс выбраться. Кстати, мне понравилось, как ты дрался. Вот этот… со сложенными руками прием – это откуда? Впервые такое вижу.

– Из Индии. Есть такой полузабытый вид борьбы, – неохотно ответил Викинг.

– Ладно, покажешь как-нибудь. А вот и наш клиент начинает приходить в себя, – сказал полковник, услышав стон.

Он наклонился, нависая глыбой над лежащим Идальго, уже превращенным солдатами в недвижный куль.

– Вот и глазки открыл. Да не смотри так страшно на меня, а то испугаюсь и убегу, а тебя еще начальству показывать надо. Беседовать с тобой нам не о чем, поэтому полетели-ка мы к дому Россета.

– Какому такому начальству? – осведомился Викинг.

– Министр внутренних дел Вильяс собственной персоной скоро прилетит. Он же операцию держит на контроле, – подчеркивая последнее слово, хохотнул Руэнтос. – Надо уважить старика, а то он последнее время сам у Президента на этом самом контроле, с великим трудом за свое шатающееся кресло держится. А тут такая удача подвалила. Сейчас прибудет. Я уже сообщил об успешном окончании акции. Надуется от гордости и самоуважения к себе, увидишь. Такую операцию провернул, поднял престиж Сьерра-Марино на мировом уровне.

Ухоженный некогда особняк Россета после произошедших событий выглядел отвратительно. Фронтон, колонны были обильно испещрены следами от пуль, вдоль фасада валялись осколки выбитых оконных стекол и обломки мебели, а из подсобного помещения, расположенного сбоку, вытягивало темный густой дым. Пожара по полной программе, похоже, не намечалось, так как в окно уже был засунут шланг и человек, им орудующий, особой прыти и озабоченности не проявлял, а только уныло пускал струю на что-то тлеющее внутри. По обширному двору деловито сновали вооруженные коммандос. Их количество явно превышало состав подразделения, прибывшего по воздуху, следовательно, это был уже десант, высадившийся с кораблей.

Слева, прямо на огромной клумбе, устало опустив лопасти винтов, стоял собрат вертолета, доставившего Руэнтоса, Викинга, Идальго и сопровождающих бойцов, – такой же пузатый «хью». Их машина двигателя не выключала и сразу после высадки поднялась в воздух и отвалила в сторону океана. Третий транспортник – Викинг заметил во время перелета – находился на лужайке возле домика на отшибе. «Кобр» поблизости не наблюдалось.

Из других достопримечательностей Викинг заметил группу лежащих ничком на земле людей числом десять-двенадцать под присмотром четырех коммандос и неподалеку, без охраны, уложенный ряд тел, покрытых белыми простынями, позаимствованными, вероятно, из гардероба Россета. В общем, обстановка была спокойная, деловитая и соответствовала месту, времени и свершившимся событиям.

К Руэнтосу сразу по прибытии подбежал офицер с нашивками лейтенанта, вытянулся, отдал честь и начал докладывать обстановку. Полковник внимательно выслушал его, пару раз одобрительно кивнул и отдал несколько распоряжений.

Идальго, бросившего на прощание в сторону Викинга взгляд, полный ненависти, повели в дом. Он сам стоял молча, отрешенный от происходящего вокруг, не вслушиваясь в слова окружающих. На него как-то резко, волной, навалилась усталость, перешедшая в безразличие ко всему.

Полковник, закончив разговор с лейтенантом, повернулся к Викингу, о чем-то его спросил, повторил сказанное и, удивленный отсутствием реакции собеседника и его застывшим взглядом, легонько толкнул в плечо, возвращая в реальный мир.

– Как ты себя чувствуешь? – с некоторой тревогой спросил Руэнтос.

– Все нормально, – встряхнув головой и приходя в себя, ответил Викинг. – Устал немного.

– Тебе, наверное, надо отдохнуть?

– Ничего, обойдусь. Не в первый раз…

– Проголодался? Есть будешь? Я сейчас дам команду, чтобы тебя накормили.

– Ничего не надо. Хочу только пить.

– Пошли в дом, – кивнул головой Руэнтос. – Сейчас все организуем – и пить, и есть, и отдыхать. Это тебе пока не хочется ничего. Начнешь – мигом аппетит проснется. По себе знаю, что после такой напряженной работы не сразу приходишь в себя.

В светлой гостиной, с затоптанными солдатскими ботинками зеркальными полами, Викинг сел в кресло и устало отвалился на мягкую спинку. Через несколько минут принесли завернутый в фольгу большой пакет, по виду – саморазогревающийся комплект из штатовского сухого пайка, и пару пластиковых бутылок апельсинового сока. Отвернув тугую пробку, Викинг залпом осушил одну, а вторую, сделав паузу, начал пить не спеша, смакуя холодную и ароматную жидкость.

Руэнтос расположился неподалеку на роскошном атласном диване. На низком журнальном столике перед ним уже стояла переносная радиостанция и два черных полевых телефона со змеящимися шнурами, уходящими в распахнутое окно. Они периодически звонили, телефонист выслушивал сообщения и передавал их, а иногда и сами трубки полковнику; в зал вбегали с докладами люди, отдавались приказы; кого-то распекали.

Вот только Викингу здесь делать уже было совсем нечего, и он чувствовал себя лишним в этой деловой суете. Разорвав фольгу и неохотно поковыряв пластмассовой вилкой в пресной пище, он отодвинул пакет в сторону.

Руэнтос спросил:

– Ну как, пришел в себя?

– Отдохнул… – неопределенно пожал плечами Викинг.

– Минут через сорок прилетит министр. К встрече почти все готово, – сказал Руэнтос и на мгновение задумался. – Ты знаешь, я до самой последней секунды не верил, что операция будет успешной и пройдет так гладко. До сих пор в голове не укладывается этот неожиданно свалившийся на голову расклад с Идальго и «Красным легионом». Кто бы мог подумать, что террористы кружат совсем рядом? Более того, от этого дела потянулись крепкие ниточки и дальше. После моей информации начал активничать Интерпол, хотя, мне кажется, у них уже были какие-то завязки. Кстати, похоже, мы решили еще одну очень важную проблему – в общей суматохе застрелили Генри Россета. Идиот полез на рожон под пули, и мои ребята его скосили.

– Как решили проблему? – удивился Викинг. – А реакция его семьи?

– Думаю, что с этим не будет проблем. Легенда уже есть, и она должна всех устроить: герой вьетнамской войны погиб в схватке с террористами. Есть отголоски слухов, что вполне разумный Россет несколько тяготится выходками своего брата. Думаю, он не будет дотошно лезть в детали случившегося. Версия борца, павшего смертью храбрых в борьбе с мировым терроризмом, просто великолепна. Она выгодна и для него, и для нас. Вряд ли родственники Россета захотят скандала и, соответственно, сворачивания своих предприятий в Сьерра-Марино, приносящих им солидную прибыль. Какое у тебя мнение по этому поводу?

– Никакого, – сказал Викинг. – Хорошо, что все уже закончилось.

– Вот так номер! Почему такое уныние? – засмеялся Руэнтос. – Главное действующее лицо, раскрывшее небывалый заговор и проявившее чудеса героизма при задержании негодяя, которого уже десять лет не могут выловить спецслужбы доброй половины мира, так наплевательски относится к свершившемуся подвигу. Готовься к встрече с министром и, думаю, вскоре – с Президентом. Наград, цветов, шампанского и прочих знаков внимания и почтения будет намного больше, чем ты можешь себе представить.

– Мне не нужны реклама и известность. Более того, я был бы очень рад, если вся шумиха вокруг этого дела пройдет мимо. Мое пребывание в Сьерра-Марино и задачи, которые предстоит еще выполнить по делу Осколовых и до которых я никак не могу добраться, совершенно не нуждаются в рекламе. Да и времени потеряно много. И моему руководству это вряд ли придется по душе. Есть предложение, чтобы о моем участии в операции знал ограниченный круг лиц. Пусть лавры достанутся кому угодно – министру Вильясу, тебе, Президенту, а я пока побуду в тени под скромным грифом «для служебного пользования». Это очень большая просьба, я настаиваю на ней и считаю, что заслужил, чтобы она была выполнена.

Руэнтос недоуменно пожал плечами.

– Не совсем понимаю… Если реально взвесить, то поимка Идальго, без всякого сомнения, перетягивает дело Осколовых и не идет с ним ни в какое сравнение, – сказал он и на секунду задумался. – Хотя могу принять, как сотрудник спецслужбы, что шум вокруг твоей персоны действительно может оказаться лишним. Уверен, министр притащит с собой корреспондентов, а они ребята дотошные и случайно могут докопаться до ненужных подробностей. Согласен с тобой. Ничего не имею против просьбы и считаю ее вполне законной. Единственное, чего не могу обещать, так это того, что тебя оставят без серьезной награды. Ты ее заслужил, и я буду ходатайствовать о твоем награждении вместе с другими участниками.

– Как хочешь, – поморщился Викинг. – Меня это не слишком волнует. Кстати, ты разобрался с утечкой из своего департамента?

– Разобрался. – Полковник бешено сверкнул глазами, и Викинг понял, что затронул больную тему. – Уже сутки моя служба безопасности разматывает клубок. В департаменте была только одна мелкая крыса, но от нее ведут нити в другие места, к более серьезным людям. Судя по всему, «Красный легион» хотел надежно у нас обосноваться и создал обширную сеть, причем на самых различных административных уровнях. Аресты уже начались. Боюсь только, что Вильяс, в силу своей некомпетентности, начнет трубить о победе и кто-то из агентов влияния уйдет и сядет на дно.

– Ладно, это твои проблемы, и тебе с ними бороться. Моего вмешательства в эти дела, надеюсь, не потребуется. Давай решать, что делать со мной.

– Какие у тебя предложения?

– В лагуне находится катер, на котором я плыл, когда меня захватил Россет. Надеюсь, при штурме острова твои люди его не уничтожили, приняв за ракетный крейсер, и он цел. Я хочу катер забрать, тем более что вещь не моя и ее нужно возвратить владельцу. Хочу уйти в одно укромное место и отсидеться, пока не улягутся все страсти, – сказал Викинг, с удивлением отмечая, как Руэнтос, выслушивая просьбу, застенчиво прячет глаза.

Викинг знал, что чувство смущения полковнику не присуще, и настороженно замолк, ожидая очередной неприятности. Прокашлявшись и покряхтев, Руэнтос поднял на него светлый и прозрачный, как у невинного дитяти, взгляд и виновато пожал плечами.

– Извини! И постарайся понять меня правильно. Я знаю, куда ты сейчас направишься. Могу сообщить, что утренние беглецы благополучно добрались до места и находятся в безопасности. Единственный нюанс – эта безопасность обеспечивается моими людьми. Движение катера от острова до бухточки проследили по радару, и я отправил туда команду для проверки. После этого выставил охрану. Без моего приказа ни один человек оттуда не уйдет. Я не знаю, какие у тебя планы, хотя и догадываюсь о них, но поделать ничего не могу. Если до Арриана дойдет, что его дочь после всего случившегося упорхнула дальше, да еще при моем явном попустительстве, будет грандиозный скандал. В принципе мне плевать на Эрнандо, однако, сам понимаешь, должность обязывает…

Викинг с восхищением и злостью смотрел на Руэнтоса. Он легко просчитал ситуацию. Хватило одного намека, всего лишь нескольких слов в разговоре о том, что через девушку есть выход на Хервасио, чтобы эта хитрая бестия разгадала его планы.

Викинг выдержал паузу, упершись тяжелым взглядом в ясные и безмятежные очи Руэнтоса, и устало, но с чувством подытожил разговор:

– Свинья ты, полковник, больше никто. Как на тебя пахать, так с превеликим удовольствием, а от тебя ничего доброго не дождаться, одни проблемы.

– Еще раз приношу свои извинения, но в этой ситуации ничего поделать не могу, – виновато развел руками полковник. – Давай развяжемся с этими террористами, и я, клянусь, всех своих кину на дело Осколовых. Сьерра-Марино перевернем с ног на голову, но с этим делом разберемся. Даю слово!

– Ладно, закончили тему. Давай своим приказание, чтобы мне отдали катер, я все равно поплыву.

Катер, гулко шлепая днищем о волны, быстро приближался к берегу. Далеко справа, на взгорье, просматривался городок Сантино, к которому не так давно он стремился и куда так и не попал, а впереди, сползая к океану, стояла сплошная зеленая полоса леса. Викинг внимательно вглядывался в заросли, стараясь не пропустить замаскированного входа в бухточку.

Люди полковника быстро подготовили катер, заправили горючим, и к его приходу на пирс суденышко умиротворенно гудело на малых оборотах, готовясь к отплытию. Кораблям, стоящим на рейде, передали распоряжение беспрепятственно пропустить Викинга. С охраной, находящейся в бухточке, попытались связаться, но она не ответила. Руэнтос ругнулся в эфир на курортников, оставшихся на материке, и попросил по прибытии на место передать этим олухам, чтобы те вышли на связь с ним лично для беседы по поводу правки их ослиных мозгов. Он спешил – делегация во главе с министром Вильясом должна была прибыть с минуты на минуту. На прощание он хлопнул Викинга по плечу, пожелал ему скорой встречи и хорошего отдыха.




Глава 4. Рано утром партизаны…


Знакомый ориентир – высокая пальма с двумя расходящимися верхушками – вынырнул из общей зеленой массы. Викинг сбросил обороты двигателя и на небольшой скорости направился к берегу. Осторожно проведя катер зигзагом между спускающимися до самой воды ветвями, он вошел в бухточку. Белоснежный собрат его судна, доставивший беглецов с острова, стоял, чуть покачиваясь, у деревянного причала. Приблизившись, Викинг заглушил мотор и аккуратно, накатом, притер катер к сваям. Ухватившись руками за бортик, он выпрыгнул на настил и, закрепив конец за торчащий из дерева крюк, двинулся к хижине.

Его несколько удивило отсутствие торжественной встречи, литавр, объятий, слез и гирлянд цветов, возложенных к ногам, но это можно было списать на усталость команды, дрыхнущей сейчас без задних ног после бессонной ночи. Викинг сам чувствовал, что сон глыбой наваливается на плечи, и был не против упасть и забыться на несколько часов. Голова гудела, мысли с трудом ворочались в ней.

Пройдя полтора десятка шагов по причалу, Викинг остановился. Окружающая тишина и спокойствие неожиданно перестали ему нравиться. То, что женщины и Дювалье с адвокатом могут сейчас отдыхать, – вполне естественно. А где же обещанная Руэнтосом охрана?

Он быстро окинул взглядом берега бухточки, замаскированную вышку. Никого. Вспомнил, что перед его отплытием Руэнтос не смог связаться со своими людьми, находившимися здесь. Усталость и расслабленность мгновенно слетели. Что-то тут не так! Куда двигаться? К домику и зарослям или назад к катеру? Наверно, все-таки вперед и пошустрее, чтобы убраться с открытого места.

Викинг стремительно двинулся с места, но не успел сделать и пары шагов, как резкий оклик: «Стой, стрелять буду!» – остановил его. Из кустов справа и слева от причала на божий свет выдвинулись две темные фигуры в камуфляже. Стволы автоматов, направленные на замершего Викинга, недвусмысленно указывали на серьезность намерений их владельцев. Вот, похоже, и охрана явилась. Он открыл рот, чтобы сообщить, кто он такой, но немедленно последовала команда:

– Молчать! Руки за голову! Шагай сюда!

Викинг безропотно подчинился. Подняв руки, он подошел к сходням с причала и остановился на очередной окрик «Стой!». Один из охранников осторожно приблизился к нему, обдав застоявшимся запахом пота, и, не снимая пальца со спускового крючка автомата, небрежно похлопал по груди и бедрам. Затем, взяв Викинга за плечо, грубо повернул и повторил ту же процедуру с тыла.

Оружия у него не было, и досмотр он перенес со спокойствием. Не стоило волновать служивых, они выполняли свою работу. Зная со слов полковника о нервозности его подчиненных и отсутствии комплексов при применении оружия, Викинг решил подождать, пока парни не удовлетворят свое любопытство и, убедившись в отсутствии колющих, режущих и прочих стреляющих предметов, немного успокоятся.

Закончив обыск, человек сделал несколько шагов назад и дал команду повернуться к ним лицом.

– Свяжитесь с полковником Руэнтосом, он подтвердит… – попытался наладить контакт Викинг, но в ответ услышал пожелание, высказанное в категоричной форме, чтобы придурок, под которым, без сомнения, нужно было подразумевать его самого, немедленно заткнулся. Возражать против сказанного и кричать, что он свой, буржуинский, Викинг посчитал излишним. Рядовому все равно, кто перед ним – свой, чужой, дядин, тетин… Ему сказали всех задерживать, вязать и не пущать, он так и поступает. Самым разумным было дождаться начальства.

А еще Викингу, при более внимательном рассмотрении, не очень, а вернее – совсем не понравился внешний вид и снаряжение задержавших его людей. Камуфляж был засален, щетина на щеках тянула минимум на недельную паузу в бритье, армейские ботинки стоптаны и разбиты, а у одного вместо шнурков вообще затянуты черным телефонным проводом. Что-то не тянули эти ребята на бравых коммандос полковника. Могло, конечно, оказаться, что для охраны второстепенного объекта привлекли каких-нибудь нестроевых из хозвзвода, причем – из подсобного хозяйства типа свинарника, но Викинг в этом сомневался. Как и в том, что в какой-то армии, помимо российской, существует такой анахронизм, как подсобное хозяйство.

Во-первых, объект был не совсем второстепенный, а во-вторых, вряд ли Руэнтос испытывал большой дефицит в людях. Оружие, правда, было однотипное – потертые «АК-47», но отсутствовали штык-ножи, а вместо них на поясе висели в самодельных ножнах разнокалиберные тесаки. Бронежилетов, которыми были экипированы все без исключения ребята полковника, также не наблюдалось.

Свои сомнения Викинг решил отставить до встречи с командирами, хотя бы уровня сержанта.

Ему приказали поднять руки за голову и следовать к хижине. Его подвели к крыльцу и скомандовали лечь на землю. Викинг выполнил и это. Внезапно один из охранников уперся коленом в его спину и начал заламывать назад руки. Эти манипуляции расстроили Викинга окончательно. Он начал было протестовать против творящегося беспредела, но дуло автомата, уткнувшееся в затылок, и довольно чувствительный пинок в бедро сломили все попытки сопротивления.

Кисти вывернутых рук надежно связали и после этого рывком, отозвавшимся болью в суставах, подняли на ноги. Озлобленный Викинг посмотрел на невозмутимые лица парней и еще раз попытался призвать их к благоразумию:

– Позовите ко мне своего командира, и пусть он свяжется с полковником Руэнтосом. Тот подтвердит, что я прибыл сюда по согласованию с ним.

– Скоро будет тебе и командир, и полковник, и все, кого ты пожелаешь, – иронично сказал один, выдыхая в лицо Викингу дым от только что прикуренной сигары. – Шагай в дом, там тебе уже подобралась неплохая компания.

Полумрак, царивший в хижине, на короткий миг лишил его способности видеть. Резкий удар прикладом в спину бросил Викинга вперед, и он, сделав по инерции шаг, споткнулся, натолкнувшись на мягкую живую преграду. Упав, он сильно ударился подбородком и грудью о протянувшиеся по полу чьи-то ноги. В голове мелькнула шальная мысль, что эти конечности принадлежат кому-то из его команды. Но оказалось, что на полу лежали четверо совершенно незнакомых связанных мужчин.

– Присоединяйся к своим друзьям. Отдыхайте пока, парни. Скоро на вас шеф приедет любоваться, – хохотнул все тот же голос. – Ох, не завидую я вам!

По полу застучали ботинки, и двое, задержавшие Викинга, вышли из хижины. Перевернувшись на бок, он отполз к стене и, упираясь в нее плечом, рывком сел. Сразу же с другого конца комнаты прозвучал громкий окрик: «Лежать!» Викинг медленно выполнил команду, успев пробежать взглядом вокруг. Кроме Викинга и четверых связанных, у противоположной стены, в знакомом еще по встрече с Домингосом плетеном кресле, сидел человек, держа на коленях автомат.

– Лежи спокойно и не двигайся, – сказал тот и для убедительности повел стволом в сторону Викинга. – Разговаривать тоже не рекомендую. Услышу слово, пересчитаю каблуками ребра.

Скосив глаза, Викинг осмотрел сначала соседа справа, затем – слева. После этого у него зародились весьма сильные подозрения, что люди, задержавшие его, не являются подчиненными Руэнтоса, так как под эту категорию более подходили товарищи по несчастью, лежащие рядом.

«Так, опять я куда-то вляпался, – с тоской констатировал Викинг. – Непонятно только: куда именно? Если парни с автоматами – не люди полковника, то какого рожна им нужно? Где Надежда, Христа и Дювалье? Кто такой этот пресловутый таинственный «шеф»? Что вообще здесь происходит?» – ответа на все эти вопросы не было.

Он начал прикидывать, кому могло понадобиться нападать на беглецов и охрану Руэнтоса, если валяющиеся на полу собратья по несчастью были именно они. Версий могло быть сколько угодно – от контроперации Идальго и козней Домингоса, знавшего примерные планы Викинга, до случайного налета каких-нибудь окрестных бандитов. После недолгих раздумий эти варианты Викинг отбросил.

Идальго вряд ли мог так быстро среагировать на нападение, да и его воины-«интернационалисты» отличались от этих людей с ярко выраженной внешностью аборигенов. Осторожному Домингосу не было никакого резона ввязываться в чужую опасную игру с властями, у него вполне хватало своих проблем и забот. Да и местному криминальному элементу сейчас не до активности. Они, без всякого сомнения, отсиживаются в глубоком подполье, прячясь от «гребенки», устроенной Руэнтосом по всей стране.

Выходило, что наиболее заинтересованы в этом захвате две стороны: расстроенный папаша Арриан и его племянничек Хервасио. Типы, захватившие здесь власть, походили по фактуре и хамству и на боевиков местного магната, и на «пламенных» герильеро. Если бы где-то рядом находилась Христа, второй вариант был бы, конечно, предпочтительнее – она могла замолвить за него словечко, но ее не было. Кстати, так и непонятно, куда запрятали женщин и Дювалье с адвокатом, да и парень Домингоса с ними должен быть.

Встреча с людьми Эрнандо Арриана ничего хорошего принести тем более не могла. Если они просчитали, кто виновник их последних несчастий, а в этом можно не сомневаться, то не спасут его ни заслуги перед отечеством Сьерра-Марино, ни иностранное подданство.

«Что полковник говорил по поводу сдирания с него, живого, кожи? Б-р-р, довольно неприятная экзекуция… И сам Руэнтос сейчас занят, развлекает министра и журналистов. Видимо, в ближайшее время на его помощь рассчитывать не стоит».

Викинг прикинул расстояние до сидящего охранника и сразу же отказался от мысли напасть на него. Пока он будет извиваться между соседями с завязанными за спиной руками, пытаясь подняться на ноги, а потом еще и скакать добрых четыре метра до цели, этот «мучачо» в перерывах между затяжками вонючей сигареты запросто успеет выпустить в него весь магазин с патронами. Викинг попробовал освободить руки. Нет, связаны крепко, ничего не получится. Везде сплошной облом…

На душе стало тоскливо и мутороно, но особой тревоги, тряски, не было. Кажется, он уже достиг той крайней точки замотанности, когда начинают отмирать все эмоции. Раздумывая над очередной навалившейся на него напастью, Викинг устало прикрыл глаза и совершенно неожиданно для себя заснул.

Сон был тягучий и бестолковый, как всегда бывает после тяжелой работы, и более походил на бред. Где-то рядом, в клубящемся сером тумане, мелькали грустные глаза Надежды. Викинг понимал, кого она ищет и не находит, и звал ее. А женщина, не слыша призыва, растерянно шарила невидящим взглядом по его лицу, не замечая, что он, Вадим, стоит рядом – достаточно лишь протянуть руку. Надежда сначала шепотом, а потом все громче и громче повторяла: «Покажите мне его. Я хочу видеть этого человека…» В голове лениво мелькнуло: «Я уже где-то слышал такие слова… а-а, кажется, Хлопуша… Пугачев… Есенин… как же приятно спать… Почему опять крик?… Чей такой знакомый голос?… Это уже не Надежда, а кто-то совсем другой говорит: «Покажите мне его…» Но отчего же она спрашивает по-испански?… Хлопуша говорит на испанском языке? Странно… Зачем этот крик?… Господи, как хочется спать, а они так громко орут!»

Рядом за стенкой действительно кричали, это ему не снилось. Голос Христы звонко и настойчиво твердил: «Я хочу видеть этого человека! Покажите его немедленно…»

«Так вот кто у нас Хлопушей работает», – подумал Викинг, окончательно приходя в себя и прислушиваясь к ее крикам и глухому, неразборчивому мужскому голосу, успокаивающему девушку.

Христа бурей ворвалась в комнату и остановилась на пороге, всматриваясь в полумрак. Через несколько мгновений ее зрение привыкло к темноте, и она, шагнув вперед, увидела Викинга. Счастливо взвизгнув, так, что окружающим заложило уши, девушка бросилась к нему, споткнулась, свалилась сверху, потом, встав на колени, попыталась вытащить его из ряда лежащих и снова упала. Чьи-то сильные руки подхватили Христу и поставили на ноги. Повернувшись к стоящему рядом человеку, она заколотила ручками в затянутую камуфляжем грудь, неистово крича:

– Немедленно освободите его. Что эти идиоты с ним сделали?

Мужчина, повернув голову, негромко и властно бросил через плечо:

– Развяжите…

Викинга осторожно подняли, поставили на ноги и ножом разрезали веревки, стягивающие за спиной руки. Человек – надо думать, это и был пресловутый «шеф» – обратился к Христе:

– Больше тебе здесь никто не нужен? Тогда пошли отсюда.

Яркий свет заставил Викинга на мгновение прищуриться. Размяв затекшие кисти, он поднял взгляд и внимательно огляделся. На площадке перед хижиной полукругом стоял с десяток вооруженных людей. Рядом с ними, на веранде, Христа, ухватившись обеими руками за локоть мужчины, переводила счастливые глаза со своего спутника на Викинга и обратно.

Теперь уже нетрудно было догадаться: этот человек не кто иной, как ее суженый Хервасио Арриан. Кажется, узел интриги развязывался, и вариант лично для Викинга высвечивался не самый худший. Появлялась надежда, что его шкура на ближайшее время останется нетронутой.

Пламенный революционер также внимательно оглядывал недавнего узника. Похоже, беглый внешний осмотр Викинга удовлетворил героя-партизана. Хервасио, освободившись от рук Христы, кивнул ему и коротко бросил:

– Отойдем в сторонку. Нам нужно обсудить кое-какие вопросы, – и не дожидаясь ответа, остановив небрежным взмахом руки рванувшихся следом двух парней, надо полагать, телохранителей, размашистым шагом двинулся к берегу. Под деревьями, в тени, лежали короткие отесаные бревнышки. Хервасио, опустившись на одно, жестом пригласил Викинга присесть напротив. Он стащил с головы черный берет и тряхнул головой, расправляя густую шевелюру. Их взгляды остро и оценивающе встретились.

Разговор начался издалека и крайне политизированно.

– Ты правда русский? – спросил Хервасио.

– Правда, – ответил Викинг.

– Знаешь, еще совсем недавно я ненавидел вас, – задумчиво сказал Хервасио. – Вы потеряли и разрушили идею, которой я посвятил себя. Семьдесят лет жизни России пошли насмарку. Вы опять вернулись в прошлое, и причем к нулю, а может, и минусу. Жаль…

Викинг расстроился. Он терпеть не мог политспоров и разглагольствований по поводу потерянного соцрая. Еще бы поднять вопрос о праве наций на самоопределение – и можно идти топиться, благо вода рядом. Но разговор быстро свернул в деловое русло, и он так и не понял, зачем Хервасио поднимал эту тему.

– Ты не слишком обиделся, что мои люди грубо обошлись с тобой?

– Я редко на кого обижаюсь. Удивляюсь, что они меня сразу не прикончили, услышав о полковнике Руэнтосе и моей связи с ним, – усмехнулся Викинг.

– Этого не могло произойти. Я их проинструктировал, чтобы ни один человек, находящийся здесь, не пострадал.

– Мелкие травмы учитываются? – спросил Викинг, потирая бедро.

– Издержки могут быть в любой работе, – парировал Хервасио. – Если хочешь, я представлю тебе возможность сатисфакции за нанесенный здоровью ущерб. А лучше перейдем к делу. Ты сможешь говорить со мной откровенно или мы ограничимся светской беседой?

– В каких вопросах требуется моя откровенность?

– Ты можешь не разговаривать со мной вообще, и я не обижусь. Христа, хотя и очень сумбурно, рассказала, что ты для нее сделал, и я за это тебе очень благодарен. В любой момент можешь встать и уйти, и я не стану мешать. Но все же прошу мне помочь.

– Какая помощь тебе требуется? – удивился Викинг.

– В первую очередь меня интересует, что сейчас творится в Сьерра-Марино. Меня совершенно выбило из колеи исчезновение Христы. Я включился в поиски, и сначала было понятно, что ее ищут официальные структуры и люди отца. Сутки назад внезапно поиски прекратились и все силы были стянуты к побережью. По масштабам то, что происходило, больше смахивало на войсковую операцию по отражению агрессии вторгшегося в страну противника, но это было просто смешно и нереально. Никаких серьезных отрядов герильерос в этом районе также никогда не базировалось, и бросать сюда серьезные части и подразделения для их подавления просто бессмысленно. Сегодня рано утром совершенно неожиданно прошел сигнал от Христы. Мне сообщили, где она находится. Неподалеку отсюда была поисковая команда, и я приказал ей двигаться сюда. Здесь оказались коммандос полковника, и их, естественно, пришлось нейтрализовать. Остальное ты знаешь сам.

– Где сейчас люди, находившиеся здесь с Христой? – задал Викинг волнующий его вопрос.

– В лесу, примерно в километре отсюда. Они в безопасности, под надежной охраной.

Викинг на секунду задумался. Тон разговора и поведение Хервасио ему начинали нравиться. Он уже не казался таким страшным.

– Знаешь, я не сторонник обещаний и клятв в преданности и дружбе, но у меня к тебе также будут вопросы и просьбы, – сказал Викинг.

Информация о случившемся много времени не заняла. В подробности он особенно не вдавался, акцентируя внимание только на ключевых событиях.

Закончив рассказ, Викинг вопросительно взглянул на Хервасио. Тот несколько секунд сидел молча, потом коротко сказал:

– Спасибо за информацию, – и поднялся с бревна.

Он отошел на несколько шагов и остановился у самой кромки воды, осторожно лизнувшей носки его ботинок. Викинг не мог знать, о чем думает этот человек, хотя это ему было очень интересно, ведь сейчас запросто могла решаться судьба его самого, Надежды и Дювалье. А еще хотелось курить.

Он оглянулся на хижину и стоящих рядом с ней людей. Увидев одного, дымившего сигаретой, знаком попросил закурить. Встав навстречу, взял у него из кожаного портсигара тонкую черную сигарную самокрутку, прикурил и опять опустился на бревно.

Табак был крепким и предельно вонючим. Вдыхая дым маленькими порциями, чтобы не закашляться, Викинг наблюдал за Хервасио. Тот стоял спиной к нему, засунув руки в карманы. О чем он думает, понять было невозможно.

Викинг докурил сигарету и бросил окурок в ямку под бревно, присыпав песком. Пауза начинала затягиваться. Послышались легкие осторожные шаги. Подошла Христа и присела рядом. Она вопросительно взглянула на Викинга, но он только пожал плечами. Она понимающе кивнула, взяла с бревна берет Хервасио, положила его себе на колени и бережно, по-женски ласково, разгладила невидимые складки.

Хервасио повернулся к Викингу:

– Мы можем сейчас связаться с Руэнтосом? Я хочу с ним побеседовать.

– Если есть желание, думаю, сумеем, – сказал удивленный таким поворотом событий Викинг. – У охранников была радиостанция, если ее твои случайно не разбомбили.

Хервасио дал знак, к нему подскочил его человек и, выслушав распоряжение, убежал. Он скоро вернулся, неся небольшую рацию в брезентовом чехле.

– Свяжись, пожалуйста, с полковником и передай, что мне нужно с ним переговорить, – сказал Хервасио.

Викинг включил станцию, проверил настройку и начал вызывать Руэнтоса. Через минуту из наушника донесся громкий голос полковника:

– Одиннадцатый, это ты? Как у тебя дела? Как добрался? Я уже начал беспокоиться, что нет связи. У нас здесь все в порядке. Ты пока отдыхай, скоро вас оттуда заберут.

В голосе полковника звучали довольные нотки. Похоже, встреча министра и прессы прошла успешно. Ну что же, пора ему испортить настроение.

– Отдыхать не придется, – сухо сообщил Викинг. – Тут появились кое-какие сложности. С тобой хочет переговорить один очень хороший знакомый.

– Какие сложности? – взорвались громом наушники. – Какой еще знакомый? Опять что-то крутить начал? Как же ты, парень, меня достал!

– Передаю трубку, – спокойно сказал Викинг.

Хервасио нажал тангенту и спокойно, словно разговаривая с приятелем, с которым последний раз виделся не позднее вчерашнего вечера, поздоровался:

– Алессандро, здравствуй, это Хервасио… Не беспокойся, все в порядке, люди живы. Хочу тебя попросить об одной небольшой услуге. Я сейчас вместе с Христой отправляюсь к Эрнандо, чтобы передать ему дочь с рук на руки. Если можно, пусть твои люди организуют мне охрану и сопровождение до асиенды Арриана. Я опасаюсь, что его парни сдуру налетят и устроят какую-нибудь пакость… Да, согласен. На посту рядом с мостом. Много не надо, достаточно одной, максимум двух машин. Мы будем на джипе. Нет, никого из моих не беру, я еду один… Хорошо, я не против. Не знаю только, есть ли смысл в твоем присутствии? Это мои проблемы. Понимай как знаешь. Можешь оценить это именно так. До встречи!

Закончив говорить, он глубоко, Викингу даже показалось, облегченно, вздохнул. Молчавшая до этого времени Христа внезапно всхлипнула и отчаянно бросилась жениху на грудь.

– Что ты задумал? Отец убьет тебя. Ты сам понимаешь, что делаешь? – закричала она.

Хервасио прижал к себе Христу, а потом осторожно расцепил ее руки и усадил на бревно.

– Я устал! Просто устал от всего. Мне надоело скрываться, прятаться. Хотел забыться в политике, но сам себя завел в тупик. В самом начале я сказал, что раньше ненавидел вас, русских, за то, что вы потеряли великую страну, предали идеи социализма, равенства. А сейчас понимаю, что вы, как нация, тоже устали. Устали тянуть к счастливому будущему тех, кто не хочет туда идти, устали обманывать умных и талантливых, внушая, что они ничем не лучше люмпена, не желающего работать, но старающегося урвать себе лучший кусок. Вы устали корчить из себя доброго и радушного старшего брата, отрывающего от себя последнее, чтобы накормить мнимого страждущего, тайком предающего вас. И, может быть, именно этим и подтвердили, что вы великая нация, великая страна, которая смогла сбросить с себя оковы.

Когда я это понял, то оглянулся и посмотрел вокруг. И что же увидел? Все то же самое. Думаете, им необходима идея равенства, братства? – Хервасио кивнул головой в сторону своих людей. – Нет, им нужна пища, чтобы покрепче набить желудок, женщина, чтобы излить в нее семя, и все… Понимаете, и это – ВСЕ! И за это они готовы загрызть, растоптать кого угодно – свое дитя, отца, мать…

Хервасио замолчал, глядя куда-то далеко в пространство. Христа со страхом и растерянностью снизу вверх смотрела на жениха. Викинг стоял молча, слушая исповедь герильеро. Он не знал Хервасио и опасался, что эта речь может вполне перейти в истерику с непредсказуемыми последствиями. Мало ли примеров, когда полубезумные вожди доводили до сумасшествия целые народы, нравственно и физически калеча себя, своих подданных и будущие поколения, устраивая бойни и массовые самоубийства. Чего уж тут говорить об обиженном на весь мир Хервасио. Распалит себя этими исповедями, вытянет шпалер, да и начнет косить всех подряд с целью успокоения души. Но нет, взгляд пока еще осмысленный, адекватный, и дрожания рук не наблюдается.

– Вот поэтому я и хочу остановиться, пока еще есть такая возможность, – продолжил Хервасио. – Руэнтос неоднократно обращался ко мне, предлагая сложить оружие, обещая амнистию. Думаю, что сейчас самое время вернуться от иллюзий к реальности. Тем более что эта история с Идальго позволит властям более мягко взглянуть на мои проказы.

Хервасио перевел тяжелый взгляд на Христу.

– Извини, любимая, но я решил также покончить с горькой неопределенностью в наших отношениях. Мы сейчас отправимся к твоему отцу и окончательно все выясним. Плевать, что моей жизни может угрожать опасность. Пусть сегодня решится наша судьба. Я хочу разрубить этот узел.

Христа начала всхлипывать еще громче и жалостнее, а Викинг, удовлетворенно ухмыльнувшись, отметил, что этот парень начинает ему нравиться все больше. В Хервасио гармонично сочетались холодный расчет и природная страсть. Как он четко просчитал ситуацию! После поимки негодяя Идальго и блестяще проведенной операции по разгрому гнезда международных террористов совершенно неожиданно на голову власть имущих выливается еще один ушат бальзама – сдается доморощенный фармазон. Естественно, более важное событие сводит на нет все грешки Хервасио, и размягченные победами и мировым признанием правители прощают неразумного отрока, возвращая его в лоно цивилизации. Классный хеппи-энд!

Правда, это не совсем совпадало с планами Викинга, хотя, надо думать, связи со своими людьми Хервасио сразу не потеряет и сможет прокачать Хосе Диоса, замешанного в деле Осколовых. А только он может раскрыть тайну взрыва.

Романтическая часть истории Хервасио волновала Викинга, пожалуй, больше, чем намерение герильеро закончить свою карьеру вольнодумца. Он всей душой был бы рад соединению влюбленных сердец. За время странствий Викинг немного узнал девушку, и она ему нравилась своим жизнерадостным характером и живой, почти детской, непосредственностью. Несмотря на аристократическое происхождение и свободный образ жизни, Христа, по его наблюдениям, не стала капризным и донельзя избалованным ребенком. Он всем сердцем желал ей и Хервасио счастья, но от него ничего не зависело. Эрнандо Арриан – папаша крутой, и как он отнесется сегодня к нему, одному богу известно. Ежели Христа рыдает во весь голос, а сам Хервасио собирается к планируемому тестю, словно на Голгофу, ситуация действительно тяжелая.

Викинг шагнул к скорбящей паре и, подмигнув Хервасио, оттер его от Христы. Он легонько тряхнул девушку за плечи и сделал зверское лицо.

– Ты что ноешь? – свирепо процедил он сквозь зубы. – Когда под пулями бегала и ночью в засаде сидела, то не боялась? А сейчас испугалась родного отца. Ты за свое счастье борешься и должна сделать так, чтобы он сам тебя боялся. Или ты все теряешь, расстилая перед ним слезы и сопли, или, наоборот, обретаешь семью и уважение, настаивая на своем. Поняла меня, «новья» – невеста?

Христа от неожиданности прекратила плакать и только редко всхлипывала, глядя широко открытыми глазами на Викинга. До нее медленно, но все же доходило, что в предстоящей баталии с отцом она должна сыграть роль артиллерии большого калибра. Преображение образа страждущей в «рыкающую львицу» произошло так быстро, что Викинг аж диву дался. Девушка повела плечами, стряхивая с себя его руки, и отвернулась, вытирая слезы. Когда она снова обратилась к ним лицом, это уже был совершенно другой человек – решительный и целеустремленный.

– Что ты стоишь? Быстро собираемся и едем, – властно сказала она оторопевшему от такой резкой перемены Хервасио, добавив с долей ехидства: – Думаю, папенька нас заждался!

Через десять минут прямо к хижине подогнали семиместный открытый армейский джип. Еще через пятнадцать минут на площадку перед домиком вышла немногочисленная процессия, уже реально подтверждающая статус инвалидной команды. Под охраной двух людей Хервасио брели четыре знакомые фигуры. Впереди ковылял, опираясь одной рукой на палку, а другой – на плечо Надежды, парень-рулевой Домингоса. Как потом выяснилось, он растянул себе сухожилие, пытаясь ускользнуть от напавших на них герильеро. Следом за ними Дювалье тащил на себе сэра Патрика Элиаса. Старик, кажется, совсем расклеился. Да и сам Жак выглядел неважно!

Одна Надежда выглядела относительно бодро. Увидев Викинга, они остановились. Викинг понимал, как много пришлось им пережить. После всех перипетий на проклятом острове, преследований, побега можно было бы прийти в себя, но новый плен, похоже, начал ломать их волю и самообладание.

Викинг подошел к ним и ободряюще улыбнулся.

– Как ты? – обратился он к Надежде.

– Пока держусь. Насколько меня еще хватит – не знаю. Что это за люди? И где сейчас Христа? Мы находились все вместе, но потом ее увели.

– Не переживайте. Это люди Хервасио Арриана, ее жениха, и за Христу не надо беспокоиться. Мы все сейчас отправляемся в город. Кажется, наши странствия близятся к завершению.

Викинг обратился к парню Домингоса, сидевшему с тоскливой миной на лице и поглаживающему больную ногу.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Да, ничего, как-нибудь пройдет, – морщась ответил парень.

– Поедешь с нами в город? Все вопросы решены, ты совершенно свободен.

– Нет, спасибо, останусь пока здесь. Бабушка поможет мне горючее перелить из катера в катер, и завтра доберусь своим ходом.

– Какая бабушка? – удивился Викинг.

– Моя, родная. Это же ее домик.

– А-а-а, понял, о ком ты говоришь, – вспомнил Викинг про хозяйку этой хижины. – Тогда никаких проблем. Спасибо тебе за помощь и бабушке тоже. Она, наверное, поволновалась в этой передряге?

– Вряд ли, – с ухмылкой сказал парень. – И не в таких бывала. Я тебя попрошу об одном: позвони сегодня Домингосу и сообщи, что все в порядке. У моего телефона сел аккумулятор, а он, наверное, тревожится.

Теперь было надо думать, что делать с Дювалье. Тащить его за собой никакого смысла нет, хотя, если он захочет, можно и забрать. Было такое предчувствие, что Руэнтос не оставит их компанию без внимания, а нужна ли эта встреча Жаку или нет, должен сказать он сам.

– Ты с нами поедешь в город? – спросил его Викинг.

– Да, непременно, – сказал Дювалье. – Только мне нужно обязательно забрать с собой адвоката. Можете нас высадить у ближайшего полицейского участка или поста. Меня это вполне устроит. Это возможно?

– Хорошо, думаю, место для него найдется, – устало сказал Викинг. Он не стал задавать Жаку никаких вопросов. Ему уже до чертиков надоели чужие тайны и интриги.

Насколько он понял, Хервасио никого из своих людей брать не собирался, следовательно, его джипа для путешествия в город вполне хватит. Всего набиралось шесть человек: сам Арриан, Христа, Викинг, Надежда и Дювалье с адвокатом. О последних, правда, надо еще договориться с Хервасио.

Викинг побрел к домику. Хервасио уже закончил свои дела.

Его люди потянулись цепочкой в лес, а он, ожидая Христу, присел на ступеньку веранды. Лицо герильеро было совершенно спокойным и непроницаемым, хотя Викинг и мог представить, какие тревоги и волнения бушуют у того в душе. Он присел рядом.

– Мы возьмем с собой вон тех двоих? Их надо подвезти до ближайшего полицейского поста, – кивнул Викинг на Дювалье и адвоката.

– Возьмем… – безразличным тоном произнес Хервасио.

«Все понятно, – констатировал Викинг. – Эмоции берут верх над рассудком. Как бы этот рассудок восстановить, чтобы он не уехал в ненужном направлении?»

– Когда отправляемся?

– Мы с Христой уже готовы, – коротко сказал Хервасио. – Поехали…

– С этими что собираешься делать? – показал Викинг на четверку охранников Руэнтоса, уныло стоящих в сторонке.

– Ничего. Мне они не нужны. Их оружие мои люди на всякий случай забрали, – пожал тот плечами. – Пускай идут, куда хотят.

– Хорошо, раз так обстоит дело, я им сам поставлю задачу.

Викинг подошел к охранникам и выбрал одного, на узких погонах которого виднелась ярко-оранжевая галочка. Значок указывал, что этот воин был сержантом или каким-нибудь капралом – он не очень разбирался в знаках различия местных нижних чинов.

– Оставайтесь здесь, – приказал ему Викинг. – Вон там, на бревнах лежит ваша радиостанция. Свяжитесь с полковником Руэнтосом и передайте, что мы выехали в город, – пускай нас ждут. Когда и как вас заберут, не знаю, разбирайтесь сами. Здесь еще останутся вот тот парень и его бабушка, здешняя хозяйка. Проследите, чтобы с ними ничего не случилось. Все понятно?

– Так точно, сеньор, – хмуро ответил сержант.

Нести адвоката не пришлось. Он, похоже, отлежался, так как помощь охранников отверг, поднялся сам и, ковыляя, побрел к джипу.

Викинг сел за руль и потихоньку, привыкая к машине, тронулся с места. Извилистая заросшая грунтовка долго петляла между деревьями. Джип легко преодолевал ухабы и неровности, плавно переплывая через них. Минут через двадцать лес начал редеть, и дорога стала ровнее, а еще через пару километров перед ними появилось блестящее полотно шоссе.

Их уже встречали. Бронетранспортер с поднятым вверх дулом пушки стоял на обочине за перекрестком. Справа, метрах в восьмистах, на подъеме, у такого же перекрестка виднелся еще один. Викинг краем глаза заметил, как Хервасио, разглядев боевые машины, напрягся.

– Спокойно, амиго! – негромко сказал он Арриану. – Насколько я знаю, Руэнтос свое слово держит.

– Мы договорились, что сопровождение нас будет ждать на посту у моста. Такая встреча мне не очень нравится, – процедил сквозь зубы Хервасио.

– Не переживай, пока еще ничего не произошло. Приглядись, люди у бронетранспортера не суетятся, оборону не занимают, а стоят совершенно спокойно и ждут нас.

– Ладно, посмотрим, что дальше будет, – сказал Хервасио и обреченно добавил: – Назад поворачивать уже поздно.

Приближение их джипа действительно не вызвало особой тревоги у военных, стоящих рядом с БТРом. От группы отделился один человек, ожидая, когда машина подойдет к перекрестку.

Викинг остановился, не доехав нескольких шагов до встречающего. Тот спокойно, не выказывая никаких признаков беспокойства, приблизился к дверце джипа со стороны водителя и отдал честь. И беспокойство сразу ослабло.

– Лейтенант Нуньо, – представился он. – Полковник Руэнтос приказал мне обеспечить ваш проезд до полицейского поста. До него около пяти километров. Мое подразделение перекрывает шоссе в этом районе. По дороге вам могут встретится две мобильные группы на мотоциклах. Не волнуйтесь, они предупреждены о вашем проезде. У вас есть ко мне вопросы?

– Нет, благодарю вас, лейтенант, – холодно, может быть, даже чуть высокомерно, ответил сбросивший настороженность Хервасио.

Офицер снова отдал честь.

– Счастливого пути, сеньор Арриан, сеньор Век-кл…

– Веклищев… – великодушно помог ему Викинг.

Он покосился на Хервасио. Похоже, что и с того стала спадать недавняя напряженность.




Глава 5. Хеппи, но еще не энд


Путь до полицейского кордона они проскочили быстро и без происшествий. Навстречу им действительно, как и обещал лейтенант, попалась пара мотоциклистов, не проявившая к встречному джипу явного внимания, что было сомнительно. Еще один, через километр, дежурил на обочине.

Показался пост. Кроме ожидаемого скопления людей, машин и бронетехники, неподалеку на поле стоял, уныло опустив длинные лопасти, уже знакомый «хью». Кажется, встреча готовилась по полной программе. Почетный караул есть, жаль только, оркестра не видать.

«Стоп! – мысленно дал себе команду Викинг. – Что-то настроение у меня слишком игривое. Еще не все дела завершены, и для веселья особых поводов нет. Время сосредоточиться. Интересно, кого еще принесло на вертолете? Не иначе как сеньор Руэнтос прибыл собственной персоной».

Догадка оказалась верной. Знакомая массивная фигура полковника выделялась из толпы вооруженных людей. Головы всех находящихся на посту, в том числе и его, возвышающаяся над другими, были обращены к быстро приближающемуся джипу.

Викинг аккуратно притер машину к обочине и остановился рядом с Руэнтосом. Хервасио вышел из машины, подошел к полковнику и пожал протянутую руку. Присутствующие на посту пристально наблюдали за этой парой, и на Викинга внимания никто не обращал. Он, воспользовавшись этим, огляделся. Основную массу людей составляли военные и полицейские, отличающиеся друг от друга только шевронами с изображениями местной фауны на левом рукаве и, частично, экипировкой. Не смешиваясь с камуфляжниками, в нескольких шагах от них стояли двое гражданских, по виду – клерки средней руки, делающие вид, что здесь они оказались совершенно случайно.

А вот и совсем «приятная» неожиданность: за бетонной стеной поста приютился очень уж знакомый «Лендровер». И заднее левое колесо у него по цвету чуть отличается от остальных, посвежее. Сразу видно, что запаска недавно поставлена. Родное-то он лично продырявил на дороге к бухте Лорес. Тонированные стекла скрывают внутренности, но на фоне светлого поля все равно заметны силуэты людей. А это что за пальчики перебинтованные торчат на руле? Хозяин-то, видать, прежний, как его… Сержио, если память не изменяет. Пальцы у парнишки, наверное, ноют после достопамятной беседы. Значит, и папаша Арриан свою делегацию для встречи выслал. Похоже, все в сборе, никто не опоздал на праздник жизни.

Эти ребята в принципе дергаться не должны, пока Хервасио находится под опекой Руэнтоса, да и путь его лежит напрямик к Эрнандо Арриану. Выходит, что парни в данной ситуации могут рассчитывать только на роль статистов. Все бы хорошо, да вот только личность самого Викинга засвечивается самым наипаскуднейшим образом.

Практически только этот поганец Сержио мог внимательно рассмотреть его физиономию, правда, раскрашенную, во время акции в бухте. Значит, и ситуация складывается не совсем приятная. Выходит, что он сейчас самым натуральным образом подставляется и, заодно, подставляет Надежду. Как же у него из головы вылетело за всеми хлопотами и разборками, что ее пришлось вытаскивать из вотчины папаши Эрнандо. Руэнтос, конечно, прикроет, однако неприятности от сеньора Арриана могут явиться серьезные. Надо срочно переговорить с полковником.

Викинг оглянулся на Хервасио и Руэнтоса, в стороне от толпы мирно о чем-то беседовавших. Он вылез из машины и направился к ним. Ему преградил было дорогу крепыш с автоматом, но полковник, заметив Викинга, дал команду его пропустить. Донесся обрывок разговора:

– …эти двое, из Министерства юстиции, зафиксируют твою явку. Вильяс подтвердил, что в данном случае тебе никаких обвинений предъявлено не будет, указ Президента об амнистии никто не отменял. А в отношении Эрнандо могу только подстраховать, как частное лицо, раз уж ты решил развязать все проблемы скопом. Хотя, не буду скрывать, пара козырей в рукаве имеется. Ну, это уже по ситуации смотреть будем.

– Спасибо, Алессандро. Тогда нам надо отправляться. Что от меня требуется?

– Подпишешь бумаги – они уже приготовлены – и в путь. Задерживать тебя смысла никакого нет.

Руэнтос окликнул клерков и повернулся к Викингу.

– Ну, что, кажется, наши проблемы успешно решаются, – сказал он. – Скоро отправляемся к счастливому папаше Арриану. Ты куда двигаешься?

– В посольство. Правда, появились некоторые сложности. Один парнишка из стаи Франца Таузара меня, похоже, срисовал. А уж сеньору Надежду – точно.

– Не переживай, мачо, – ухмыльнулся Руэнтос. – Такие проблемы решаются быстро… А это еще что за страшная образина сюда лезет? Где ты его выкопал?

Викинг оглянулся на пост. Через заслон коммандос полковника к ним пытался пробиться Дювалье.

– Это тот канадец, с которым мы кувыркались на острове. Кстати, неплохо мне помогал в делах. Вот только с крышей, кажется, у него что-то не в порядке – таскает за собой адвоката Россета, словно он бриллиант в тридцать каратов, а на деле старикан – дерьмо, каких еще надо поискать.

– И что ему нужно? Мне некогда с ним заниматься.

– Он просил, чтобы я высадил его около полицейского поста. А что ему от тебя надо, не знаю. Переговори с ним, все-таки принимал активное участие в акции. Хервасио все равно пока занят с чиновниками.

– Хорошо, послушаем. Кстати, и адвокат… Элиас, кажется, мне понадобится, через него же прошла утечка информации из департамента, – сказал Руэнтос и махнул охране рукой, чтобы к ним пропустили Дювалье.

Жак, подойдя, поздоровался и, несколько смущенно кашлянув в кулак, попросил полковника побеседовать с ним с глазу на глаз. Руэнтос вопросительно посмотрел на Викинга. Тот пожал плечами и отошел в сторонку. Ему уже до фиолетовых чертиков надоели чужие тайны и интриги.

Неожиданно за его спиной раздался оглушительный рев Руэнтоса, перешедший в длинный и красочный монолог, включивший в себя самые замысловатые обороты местного диалекта с необычайно красочным повествованием о глубоко интимных сторонах жизни как человека, так и самых различных представителей фауны – млекопитающих, водоплавающих, землекопающих, насекомых и птиц, включая редкие виды, занесенные в Красную книгу.

Викинг прямо-таки заслушался гневной художественной речью полковника, которая в переводе на общечеловеческий могла бы звучать намного короче и примерно так: «Вы не совсем правы, что не сообщили о ваших проблемах. Это общие трудности, и свои действия надо было все же согласовать со мной».

Руэнтос был взбешен до крайности. Всполошившиеся охранники рванули было на его голос, но остановились, увидев, что опасность грозит отнюдь не их начальнику, а наоборот – окружающей природе. Коммандос знали, что в такой момент лучше держаться подальше от своего командира, чтобы не попасть под его горячую руку. Интересно, но на Дювалье вулкан эмоций внешне особого впечатления не произвел. Он стоял совершенно спокойно, можно сказать, непринужденно, дожидаясь окончания бури.

Прокричавшись вволю, полковник задумался, покачал головой, словно бы удивляясь пришедшей информации, и потом, чуть успокоившись, начал что-то эмоционально вдалбливать Жаку. Тот, словно ожидая такого исхода, реагировал на эти слова благожелательно, иногда кивая, соглашаясь с услышанным, и держался с Руэнтосом, как равный с равным. Викингу, наблюдавшему за спектаклем со стороны, оставалось только изумляться такому обороту дел.

Подозвав к себе сержанта, Руэнтос отдал ему распоряжения, указывая рукой на Дювалье, на джип с одиноко сидящим измученным сэром Патриком Элиасом и еще – на «Лендровер» с ребятами Арриана. Жак и полковник учтиво простились, но руки друг другу не подали.

Жак оглянулся на Викинга и направился к нему.

– Ну что, пришло время прощаться, – улыбаясь, сказал Дювалье. – Наши пути пока расходятся, но, думаю, ненадолго. Мы еще увидимся. Хочу поблагодарить за то, что ты сделал. Не обижайся, я не мог всего сказать там, на острове, да и сейчас пока не время. Главное, что мы смогли оттуда выбраться живыми. Не знаю, как ты, а я рад, что судьба нас столкнула, и буду счастлив еще раз увидеть тебя. Вот тогда и поговорим.

Викинг, нахмурившись, для порядка поставил недолгую паузу, а потом, не выдержав, засмеялся и протянул Жаку открытую ладонь.

– Не переживай, я, в отличие от Руэнтоса, с удовольствием пожму твою руку. Ты был хорошим бойцом, и мне не в чем тебя упрекать. Не против и увидеться с тобой. А кто ты такой на самом деле, интересно, но не очень важно. Совать нос в чужие дела я не приучен. Поэтому давай не станем говорить «прощай», а скажем «до скорого свидания»!

Они крепко пожали друг другу руки.

На шоссе уже выкатился бронетранспортер, в который солдаты с усердием заталкивали адвоката. Дювалье поспешил туда. Он запрыгнул внутрь, двигатель взревел, и БТР покатил в сторону города.

Полковник Руэнтос, сопровождаемый своими орлами, не спеша направился к «Лендроверу» и поманил к себе пальцем сидевших внутри. Дверки автомобиля открылись, и из кабины вылезли старый знакомый Викинга Сержио и еще двое крепких парней. Судя по скромному поведению, ребята прекрасно знали, с кем общаются. Руэнтос без слов, рукой провел на асфальте невидимую линию, и троица быстро, без колебаний и сомнений, выстроилась перед ним в шеренгу. Полковник с задумчивым видом прошелся перед строем и отдал короткое распоряжение. Коммандос подняли на стоящих стволы автоматов. Сержио и его спутники, в общем-то, неохотно, но дружно полезли за полы пиджаков, повытаскивали оттуда пистолеты и, нагнувшись, положили их перед собой на асфальт.

Последовала еще команда, и парни опять полезли в карманы. На этот раз на свет появились документы. Полковник дал знак, и сержант из сопровождающих начал проверять бумаги, внимательно вглядываясь в фотографии и лица, сверяя номера оружия с записанными на синих пластиковых карточках-разрешениях. Еще один прошелся вдоль строя, тщательно обыскивая молодчиков.

У двоих все оказалось в полном порядке, а бедняга Сержио опять оказался не прав. Сержант показал Руэнтосу какой-то документ, ткнул пальцем в страницу, перевернул и показал что-то на обороте. Полковник, нахмурив брови, посмотрел в бумаги, на Сержио, огорченно покачал головой и произнес короткую фразу. Двое дюжих коммандос коршунами налетели на бедолагу, мигом надели наручники и поволокли к вертолету. Сержио малость возопил, взывая к Руэнтосу, пытаясь пояснить, что вышла ошибка, но после пары хороших пинков затих и смирился со своей участью.

Пистолеты и документы арестованного сержант забрал и уложил в свою сумку. Руэнтос на прощание грозно рыкнул, повернулся и пошел прочь. Оставшихся двоих как ветром сдуло. Они рванули к машине, запрыгнули внутрь и затихли. Ну что же, представление удалось. Свидетель нейтрализован, можно вздохнуть посвободнее.

Руэнтос, подойдя ближе, весело подмигнул Викингу и позвал Хервасио, который уже закончил свои дела с чиновниками и сейчас разговаривал с Христой. Полковник дал последние распоряжения своим людям и с улыбкой бросил:

– По коням, сеньоры, нам еще предстоит решительный и жаркий бой. Чем раньше начнем, тем быстрее будем праздновать победу. Держись, Эрнандо Арриан! Решение семейных проблем, конечно, не является прерогативой антитеррористического департамента, однако без моего вмешательства соединение любящих сердец может не произойти. Хотя кое-какие дела и помимо этого в отношении ближайшего окружения Эрнандо меня очень даже интересуют…

Вытянувшаяся на шоссе колонна выглядела внушительно и грозно. Руэнтос решил прибыть к Эрнандо Арриану с большой помпой и шумом. Впереди, включив мигалки и сирену, ехали два мотоциклиста. За ними шел бронетранспортер, на котором сверху, ощетинившись стволами, сидело отделение коммандос. Полковник гордо в одиночку следовал за БТРом на небольшом армейском джипе, раза в два меньшем, чем машина Хервасио. Водителя полковник ему презентовал. Следом за легковыми двигался еще один броневик с задраенными люками и поднятой вверх пушкой, а замыкал колонну, почтительно отстав метров на семьдесят, «Лендровер» с оставшимися молодчиками Арриана. В воздухе над процессией свирепо барражировал пузатый «хью», то уходя вперед, осматривая трассу, то возвращаясь назад, с диким ревом проплывая над головами.

Вадима с Надеждой полковник отправил в посольство на бронированном автобусе, в котором в город возвращался взвод спецназовцев.

Уже позже Вадим узнал подробности вояжа Руэнтоса к Эрнандо Арриану. Миллионер встретил делегацию высокомерно и холодно, можно сказать – в штыки. Асиенда превратилась в крепость, полную вооруженных людей. Однако полковника это совершенно не смутило. У него на руках были козыри, которые он и предъявил сеньору Арриану. Руэнтос обвинил его не более и не менее, чем в преступном пособничестве международным террористам, их финансировании, обеспечении транспортом и связью, похищении людей, в том числе и иностранной подданной, и прочая и прочая…

Поначалу пришедший в полное недоумение от подобных обвинений, Эрнандо Арриан скоро опомнился, объявив их плодами больной фантазии полковника. Он попытался пригрозить Руэнтосу всевозможными карами, в том числе и огненным мечом самого Президента. Однако полковник вручил олигарху папочку, в которой лежала подборка документов, подтверждающих все предъявленные ему обвинения. А еще предложил, помимо сеньора Президента, ввести в курс дела генерального прокурора и адвокатов Арриана, так как все изложенное в бумагах из папки по законам Республики Сьерра-Марино тянуло на пожизненное заключение ввиду отсутствия в вышеупомянутой стране смертной казни.

После ознакомления с бумагами Эрнандо Арриана едва не хватил кондратий. Все обвинения полковника подтверждалось документально. И Арриан знал, что Руэнтос не тот человек, который может состряпать фальшивку. Подержав Арриана в крайнем расстройстве и напряжении, Руэнтос наводящими вопросами подвел его к человеку из близкого окружения, который мог, прикрываясь его именем, все это совершить. Эрнандо Арриан слишком доверял аферисту Францу Таузару, который работал на всех – на хозяина, на «Легион», на колумбийских наркодельцов и даже на российскую оргпреступность. И со всех стриг купоны. Вот и ответ, кто и почему похитил Надежду, – Франц по просьбе русской братвы.

Самого Таузара взять не смогли. Вернее, смогли, но уже не живым. Люди полковника загнали и обложили его в бухте Лорес. Понимая, что ему грозит, Таузар отстреливался до последнего патрона. А последний – пустил себе в висок.

И не успел Эрнандо Арриан перевести дух, утвердившись в своей непричастности к международному террору, как Руэнтос намекнул ему, что неплохо было бы на радостях разрешить проблему взаимоотношений дочери и Хервасио. И гордиев узел несчастной любви был разрублен. Сначала была рубка на саблях дяди и племянника. Горячая кровь Аррианов кипела и в том и в другом. На обидные слова прозвучал не менее резкий ответ. На стене, как на грех, висела коллекция холодного оружия, и, ко всему, в аристократических кругах Сьерра-Марино еще был в ходу Кодекс чести кабальеро, уходящий корнями в восемнадцатый век. В общем, поскакали петухи-дуэлянты, позвенели сталью, нанесли друг другу по паре царапин, выпустили пар и решили все миром и назначением даты свадьбы.

Финал радовал, однако те, кто хорошо знал Эрнандо и Хервасио, предполагали с большой долей вероятности, что эта рубка не последняя в счастливой жизни семьи Аррианов.




Глава 6. Бублики с копченой колбасой


Вадима вывел из забытья шорох и постороннее присутствие, создавшее явный дискомфорт. Рефлекторная настороженность сработала и во сне. Через полуприкрытые веки он окинул взглядом комнату и разглядел приоткрытую дверь и Надежду в вишневом халате до пят, осторожно заглядывающую в номер.

– Заходи, я уже не сплю, – позвал ее Вадим и глянул на светящийся экран электронных часов. Они показывали начало третьего ночи.

В предыдущую ночь, добравшись до кровати, Вадим будто провалился в тяжелое небытие, пытаясь восстановиться после двух бессонных ночей. Правда, выспаться всласть не пришлось.

В шесть утра он уже гнал в горы на тайную встречу с герильерос, которую организовал ему Хервасио Арриан. Сам амнистированный марксист ни сном ни духом не ведал об участии его подчиненного Хосе Диоса в гибели Осколовых и о пресловутых «Бригадах свободы». В общем-то, и поездка к повстанцам не принесла ничего интересного. Никто из них не знал, каким боком влез в это дело их товарищ.

День мог бы пройти даром, если бы на обратном пути Вадим не разговорился с водителем-охранником, предоставленным ему для поездки Хервасио в комплекте с джипом «Чероки». Парня звали Алонзо, состоял он на службе у старшего Арриана и еще недавно был в непосредственном подчинении у Франца Таузара. Разболтав простодушного секьюрити, Вадим выпытал у него кое-какие интересные подробности. Время было позднее, к полуночи, к тому же усталость давала себя знать, поэтому Вадим оставил беседу с Алонзо на утро, приказав парню к девяти заехать за ним.

Надежда тоже ранним утром, без завтрака, лишь выпив чашку кофе, уехала в департамент Руэнтоса поднимать целину дела Осколовых, до которого они толком пока так и не добрались. За кофе уточнили планы и разъехались. Вадим вернулся уже далеко за полночь прямо в посольство, думая, что Надежда там. Однако ее еще не было. Он попытался дозвониться через коммутатор конторы Руэнтоса, телефонист в департаменте запросил для связи какой-то код, которого Вадим не знал. Рассудив, что утро вечера мудренее, он принял душ и улегся спать.

Однако если гора не идет к Магомету, то Магомет… не дает горе выспаться. Вадим окончательно скинул с себя сон, влез в шорты и рубашку. Пока он приводил себя в порядок, Надежда достала из бара фужер, открыла холодильник и налила себе минералку. Она уютно устроилась в кресле у журнального столика, а Вадим присел рядом на диван.

– У меня сегодня был загруженный, но какой-то бестолковый день, – устало доложила Надежда. – Руэнтос выделил в мое распоряжение целый отдел оперативников. Ребята хорошие, чувствуются профессионализм и опыт работы. Правда, сложилось такое впечатление, что раньше по делу Осколовых департамент работал спустя рукава. Вероятно, они были загружены другими делами. Полковник дал парням серьезную накачку, приказал использовать все силы и средства, ему подчиненные, а при острой необходимости – армию и Национальную гвардию. От такого карт-бланша я почувствовала себя в некотором роде Наполеоном, хотя радоваться особенно нечему. Половину дня мы посвятили отработке версий. Ничего нового не надумали. Начинаем опять от печки – с семьи Хосе Диоса. Завтра утром их доставят для беседы. Потом работали с информаторами, трясли криминальный элемент. Однако никаких сдвигов в деле не наметилось. Нет ни малейшей зацепки…

– А как обстоят дела с нашими крестниками – Идальго, «Красным легионом»?

– Не знаю, не вникала. Руэнтос весь в хлопотах. У ворот конторы стоят вереницы чиновничьих машин. Без сомнения, каждый хочет показать участие в разгроме террористов и получить свой пряник. Мне это очень знакомо. Правда, полковник ругается и всех отшивает. А еще слышала, что в ближайшие дни департамент изволит посетить лично Президент страны. Похоже, Руэнтос людей мне выделил и предоставил неограниченную свободу в действиях для того, чтобы я ему не мешала. На острове, видимо, срезали только верхушку, и он сейчас активно выкорчевывает остатки, а заодно фильтрует криминальный элемент Сьерра-Марино. Весь плац департамента забит арестованными, и буквально каждый час подвозят еще партии. Лежат бедняги на асфальте штабелями.

Он слушал ее не очень внимательно. Нового и интересного в информации по делу Осколовых действительно пока ничего не было, а разборки с террористами его уже не очень волновали. Вадим больше наблюдал за мимикой, жестами Надежды, ее увлеченно-деловым тоном. Мелькнула странная мысль, что он, несмотря на несколько дней, проведенных вместе, так и не рассмотрел ее внимательно. И сейчас, при неярком свете ночника, изучая черты, видел и воспринимал ее совершенно иной – не жесткой холодной леди, не грозным и деловым следователем прокуратуры, а просто женщиной – немного уставшей, чуть расслабленной и странно, но какой-то домашней.

Вслушиваясь в негромкий и мягкий голос, Вадим прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Надежда коснулась его руки, лежащей на подлокотнике дивана.

– Что с тобой? Устал? Тебе плохо? – тревожно спросила она.

– Нет, мне очень хорошо и спокойно, – ответил он и поменял положение рук, накрыв своей широкой ладонью узкую ручку.

Надежда непроизвольно попыталась отдернуть ее, но замерла. Вадим неожиданно почувствовал напряжение, сковавшее тело женщины. Открыв глаза, он увидел, что ее лицо словно бы окаменело, и буквально ощутил внутреннее сопротивление, не позволяющее ей перешагнуть какой-то непонятный рефлекторный барьер. Преграда стояла между ними, как глухая стена, не давая вторгнуться во что-то запретное, личное. Вадим понял, причем на уровне глубокого и скрытого чувства, подсознания, что это не обычное кокетство, не отточенная реакция, присущая любой женщине, а что-то большее.

Он снял свою ладонь и освободил ее руку.

– Извини, – после короткой паузы сказал Вадим, поднял взгляд и увидел, что глаза Надежды начали оттаивать. Она, прищурившись, внимательно посмотрела на Вадима.

– Так как же ты все-таки себя чувствуешь? – спокойно, словно ничего не произошло, спросила она.

– Прекрасно, – произнес Вадим. – Только очень хочется спать.

– Тогда не буду вам мешать, Вадим Александрович, – ответила Надежда, в глазах ее засветился непонятный лукавый огонек. – Я уже удаляюсь.

Она встала из кресла. Вадим тоже начал подниматься с дивана. Надежда, неожиданно шагнув к нему, легонько толкнула назад. Вадим опустился на диванные подушки и удивленно посмотрел на женщину. Надежда, не убирая рук с плеч Вадима, на мгновение замерла, и ее глаза подернулись туманом. Внезапно она наклонилась и прильнула к его губам. Он буквально задохнулся, чувствуя, как ее губы жадно и требовательно впиваются в него. Уже не контролируя себя, Вадим начал робко, словно автоматически, а потом все смелее отвечать на ласки.

Он сомкнул руки на спине Надежды и ощутил, как женщина содрогнулась от этого прикосновения. Она опустилась на диван и прижалась к Вадиму. Глухой, едва слышимый стон ударил в его уши гонгом, окончательно повергнув в смятение. Пальцы пробежали по ткани халата, ощущая под ним уже послушное его рукам тело. Ладонь Надежды осторожно раздвинула воротник рубашки и легла на грудь. Она никак не могла оторваться от Вадима, терзая его губы, и он отвечал ей тем же. Его руки, лаская, скользили по шее, талии, спускались ниже, гладили бока. Вот они поднялись вверх и дотронулись до бугорков, затянутых халатом. Помогая ему, Надежда немного подняла торс, повела плечами, и груди мягко скользнули в его ладони.

Вадим осторожно раздвинул ткань и коснулся пальцами нежной, чуть влажной кожи. От этого прикосновения ее тело задрожало, и она на секунду затихла. Потом оторвалась от его губ, не открывая глаз, закинула голову назад и позволила снять с плеч халат. Его буквально кинуло вперед, и он нежно приник губами к твердому комочку, немедленно отозвавшемуся на ласку. Надежда опять негромко застонала и повела головой из стороны в сторону.

Лаская покорную грудь губами, Вадим обнимал женщину и гладил шелковистую кожу. Его руки становились все смелее и смелее и не встречали сопротивления. Надежда взяла ладонями его голову, оторвала от себя, подняла и снова впилась губами в его губы. Блуждающие пальцы Вадима наткнулись на твердый узел пояса халата, попытались распутать, но он не поддался. Надежда внезапно всхлипнула и замерла, отстранившись от него, мгновение помедлила и тяжело вздохнула.

Он тоже тревожно застыл. Что означал этот вздох – наконец-то пришедший в себя рассудок женщины или что-то иное? Вадим так до конца и не верил в происходящее и думал о том, что этот сон, это великолепное безумие может прекратиться, прерваться в любой миг.

Надежда чуть отстранилась и открыла глаза. Их взгляды встретились. Она приложила палец к губам, словно призывая к тишине, и встала с дивана. Вадим лежал без движения, готовый к любому исходу. Надежда, не накидывая халат на плечи, прошла к двери и скрипнула защелкой, закрывая ее. Потом повернулась и, потянув за конец, легко развязала пояс. Халат соскользнул на пол, открывая ее прекрасное нагое тело. У Вадима перехватило дыхание.

Надежда, мягко ступая, приблизилась к нему и протянула руки. Он, все еще не веря в происходящее, поднял свои и коснулся кончиков ее задрожавших пальцев. Сон продолжался…

– Странно… Как это все странно, – задумчиво сказала она, вглядываясь в его лицо. Надежда лежала, тесно прижавшись к нему.

– Что именно? – рассеянно спросил Вадим.

– Все. То, что я здесь, то, что есть ты. То, что произошло и еще может произойти. Мне трудно во все это поверить.

Вадим промолчал и только крепче прижал к себе Надежду.

– Странно, – повторила она. – Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь.

Он смотрел в ее глаза и не знал, что сейчас можно сказать, о чем вообще можно говорить. Надежда чуть приподнялась на локте и лукаво прищурилась.

– Так тебе нечего сказать мне? Ты бессловесный молчун? Бездушный и бессовестный молчун?

Вадим смотрел в ее глаза и понимал, что действительно не может сейчас произнести ни слова, но не из-за того, что ему нечего сказать, а просто он не мог словами объяснить счастья и непоправимо сладкой горечи, до краев заполняющих его душу.

Надежда шутливо заколотила кулачками в его грудь.

– Я требую, чтобы ты немедленно открыл рот и что-нибудь произнес. Иначе тоже начну играть в молчанку, и тебе же будет хуже.

Вадим вдруг почувствовал, что его голова стала легкой и свободной, потому, что он наконец нашел те необходимые слова, которые должен сейчас произнести.

– Надя, я люблю тебя, – негромко сказал он. – Люблю…

Глаза Надежды в ответ наполнились растерянностью и болью. Вадиму показалось, что на него опять пахнуло непонятной и странной отчужденностью, какой-то недосказанностью.

Ему казалось, что все это осталось позади, но между ними снова выросла стена. Страх потери сжал тисками его сердце.

– Я сказал что-то не то? – напряженно спросил он.

– Нет, ты все сделал правильно, – после короткого молчания ответила Надежда. – Я хотела бы ответить тебе тем же самым, но пока не готова. Извини меня!

– Я в чем-то виноват? – удивленно спросил Вадим.

– Нет, милый, твоей вины нет. Я счастлива, как только может быть счастлива женщина, но, пусть это звучит странно, боюсь произнести те слова, что ты мне сказал. Прости и дай мне время… – Она виновато взглянула на Вадима.

– Я люблю тебя, – упрямо сказал Вадим.

Надежда просительно и беспомощно смотрела на него. Ее руки словно автоматически гладили плечи Вадима, но глаза, он видел, были где-то далеко и не с ним.

– Дай мне время, – еще раз повторила она и уткнулась лицом в его грудь.

– Ты замужем? – осенило его.

– Официально да, но мы расстались и не живем вместе.

– Значит, это как-то зависит от меня?

– Нет, нет и нет. Не старайся найти ответ на вопрос, который я сама не могу разрешить.

– Извини, я просто придумываю тебе и себе оправдание, – виновато сказал Вадим. – Наверное, этого не стоит делать? Просто я чего-то не понимаю.

– Не надо пока ничего понимать и усложнять. Нам сейчас хорошо вместе – и это главное. Спасибо тебе. Но ты еще не спас мне душу…

Надежда прижалась к нему и затихла, перебирая пальцами его волосы. Неожиданно она приподнялась на локте и посмотрела в окно.

– Ой! Скоро будет светать – небо уже сереет. Мне надо хоть немного поспать, иначе буду целый день клевать носом.

– Не уходи, – жалобно попросил Вадим.

– Нет, нет… Я исчезаю, но не навсегда.

Он долго не мог заснуть, перебирая мысли и ощущения прошедшей ночи. Все было странно и удивительно, и не находило разумного объяснения. Вадим неожиданно вспомнил слова Нади: «Ты еще не спас мне душу!» Где он мог их слышать? Кто их ему еще говорил? Что они означают?…

В половине восьмого утра его поднял будильник. Несмотря на то что и в эту ночь ему не удалось выспаться, Вадим чувствовал себя относительно бодро. Короткий разминочный комплекс и холодный душ окончательно сняли остатки усталости. Кофе, фрукты, бисквитное печенье – легкий завтрак, приготовленный Надеждой, плюс ее поцелуй – вполне утолили голод. За ней пришла машина в начале девятого.

Вадим остался дожидаться Алонзо. Без десяти девять он вышел из проходной посольства. «Чероки» еще не было.

Вчера, возвращаясь от герильерос, Вадим в разговоре с Алонзо совершенно случайно узнал о некоторых событиях, подробности которых могли стать весьма полезными в расследовании гибели Осколовых. Он подошел к этому осторожно, не торопя ни себя, ни парня, чтобы не спугнуть удачу. Даже Надежде он ничего не сказал о предположениях, лишь за кофе попросил, если он задержится, показать родственникам Хосе Диоса, которых сегодня должны привезти из Антарибы для допроса, фотографию Франца Таузара. И еще заказать пропуск в департамент на имя Алонзо Эстаса. Надежда удивленно глянула на него, но ничего не сказала, а лишь коротко кивнула в ответ.

Узкая петляющая горная дорога заставила Вадима заговорить с охранником, чтобы в сгустившихся сумерках тот не стал дремать. Парень отвечал односложно, и скучающий Вадим вылил на него маленький «водопад» – всякую ненужную информацию, втягивающую собеседника в разговор, выуживая при этом обрывками необходимые сведения. Он узнал, что служба безопасности Арриана включала в себя четыре подразделения. Самым многочисленным отрядом, стоящим на низшей ступени, были рядовые охранники, несшие службу в караулах. Далее шла команда секьюрити, к которой принадлежал Алонзо. Лично Таузару подчинялась группа приближенных, выполнявших особо важные задания – «боевики», как охарактеризовал их про себя Вадим. Он задал наводящий вопрос, назвав имя Сержио Ганьеро, и получил подтверждение догадки. Четвертый отдел – Вадим его охарактеризовал как аналитический, стоял особняком и занимался сбором данных экономического и политического характера. Он был малочисленным, подчинялся непосредственно Эрнандо Арриану и Таузара мало интересовал.

Сам Алонзо сопровождал Таузара изредка и только на встречи, не требующие особой охраны, да и то только тогда, когда «боевики» были заняты чем-то другим. Эти факты служебной деятельности очень сильно беспокоили секьюрити. Прошел слух, что хозяин собирается чистить ряды службы безопасности, особенно близкие к Таузару. Он боялся, что может попасть в черный список и лишиться работы. Алонзо, в знак своей полной непричастности к темным делам покойного шефа, найдя в лице Вадима благодарного слушателя, а может, посчитав его возможным защитником своих интересов, начал рассказывать, куда он ездил с Таузаром.

Названия населенных пунктов, улиц, имена, перечисляемые им, в основной массе ни о чем не говорили. Он уже начал скучать, как неожиданно слух поймал знакомое. В разговоре мелькнуло название горной деревушки Антариба. Вадим насторожился и, не показывая заинтересованности, нарочито лениво задал несколько отвлекающе-наводящих вопросов, на которые получил озадачившие его ответы. Внутренне он сделал стойку охотничьей собаки, почуявшей дичь.

В мозгах активно заработал компьютер, просчитывающий все возможные «да – нет», «нет – да». Вывод, а вернее, догадка Вадима буквально ошеломила своей простотой. Если вдруг подтвердится версия, спонтанно возникшая в его голове, дело, ради которого он сюда приехал, будет раскрыто или хотя бы сдвинется с места…

Надежда встретила его и Алонзо на пороге отведенного ей кабинета.

– Женщина действительно узнала на фотографии Таузара, который дважды приезжал к ее мужу. Кроме этого факта, ничего вразумительного ни от нее, ни от сына мы добиться не можем. Откуда ты добыл эту информацию? Есть у тебя еще что-нибудь?

Вадим выслушал ее и кротко спросил:

– Может, ты пустишь нас в кабинет или мы так и будем разговаривать, стоя в дверях?

В большой комнате в углу трое мужчин громко беседовали с пожилой заплаканной женщиной и испуганным щуплым парнишкой лет шестнадцати. Чувствовалось, они не очень понимают, чего от них хотят эти грозные люди. Еще двое у окна сидели, усердно щелкая клавишами компьютера. Вадим прошел к свободному столу и по-хозяйски уселся в кресло. Надежда вопросительно посмотрела на него, и он указал ей на стул рядом с собой. Алонзо, оглядевшись, пристроился в уголке на деревянной скамье. Он не догадывался, что как-то связан со всем здесь происходящим, и продолжал выполнять обязанности водителя-охранника.

– Ну что? Ты мне наконец расскажешь, откуда ты узнал про поездку Таузара в Антарибу? – нетерпеливо спросила Надежда.

– Сейчас все узнаешь. Пускай твои ребята бросают мучить женщину и ребенка – все равно они вряд им сообщат что-то вразумительное. Переводчик у тебя есть?

– Да. Все тот же. Его уже выписали из госпиталя. Толя! Подойди, пожалуйста, ко мне, – обратилась она к одному из троицы в углу.

Вадим с трудом, но узнал посольского переводчика. Ему крепко досталось при достопамятном похищении Надежды. Затемненные очки не прятали уже застарелых, с желтизной, синяков под обоими глазами и одутловатости физиономии в целом.

Вадим, держа интригу, не обращая внимания на вопросительно-требовательный взгляд Надежды, дождался переводчика, подозвал Алонзо и посадил его перед собой.

– Амиго! Ты хочешь сохранить свою работу? – обратился он к парню. – Я и эта сеньора будем ходатайствовать перед твоим хозяином, и, думаю, он пойдет нам навстречу. Но это может произойти лишь в том случае, если ты будешь правдиво отвечать на все вопросы, которые тебе зададут. Согласен?

Алонзо приложил руку к сердцу и усердно закивал в ответ головой: готов отвечать правду и ничего, кроме правды…

– Вопрос первый: ты узнаешь женщину и парня вон там, в углу? – Вадим показал рукой на вдову и сына Хосе Диоса.

Алонзо внимательно вгляделся в них и задумался, вспоминая, где он мог их видеть. Потер лоб, опустил, потом опять поднял глаза и неуверенно произнес:

– Женщину не помню, а парня я, кажется, видел, когда мы с сеньором Таузаром выезжали в горы, в Антарибе. Да, точно! Он еще приносил мне попить воды.

– Сколько раз тебе приходилось бывать в Антариба и когда это было?

– Два раза. А когда мы туда ездили? – Алонзо наморщил лоб. – Первый раз в самом начале апреля, а потом – примерно через неделю или дней через пять.

– Ты можешь сказать, для чего Таузару нужны были эти поездки? Какие вопросы он там решал?

Парнишка – сын Диоса, уныло жующий горбушку хлеба, вдруг вскрикнул и указал оперативнику, сидевшему рядом, на Алонзо. Похоже, и он узнал его. Надежда знаком показала, что она в курсе происходящего и беспокоиться не стоит.

Алонзо беспомощно пожал плечами.

– Я только сопровождал сеньора Таузара. И в первую, и во вторую поездку мы подъезжали к дому и оставались снаружи, а сеньор Таузар заходил внутрь и беседовал там с хозяином.

– Ты когда-нибудь видел этого человека? – Надежда показала Алонзо скверную, расплывчатую фотографию Хосе Диоса.

– Да, это и есть тот самый хозяин дома, который встречал сеньора Франца и разговаривал с ним, – внимательно всмотревшись в туманное изображение человека на снимке, уверенно сказал парень. – Точно, это он.

Вадим посмотрел на Надежду. Похоже, они вытянули кончик ниточки, но сам клубок оставался по-прежнему запутанным.

– А кто с вами еще был в Антарибе? – спросила Надежда. – Меня интересуют в первую очередь те люди, которые могли быть внутри дома и слышать разговор Таузара с хозяином.

Теперь Алонзо, вспоминая, задумался уже надолго.

– Первый раз сеньор Франц довольно долго разговаривал с хозяином на улице, и только после этого они пошли в дом. С ним все это время были еще двое из личной охраны, но внутрь они не заходили, а оставались снаружи у дверей. А во вторую поездку сеньор Таузар сразу прошел в дом вместе с человеком, которого я никогда раньше не видел. Мы по дороге заезжали в гостиницу «Плаза», где он сел в первую машину – я оба раза ехал во второй. А кто из охранников находился рядом во время разговора на улице? Был Луиджи – его я точно помню – и, кажется, Сержио.

– Какой Сержио, уж не Ганьерос ли? – спросил Вадим.

– Да, именно он, – подтвердил Алонзо.

– Как фамилия Луиджи и где этот парень сейчас может быть? – нетерпеливо спросила Надежда.

– Он погиб во время боя в бухте Лорес, – сказал Алонзо.

Вадим взглянул на Надежду, дожидаясь, когда переводчик перескажет ей последние слова Алонзо.

– Твое мнение об услышанном?

– Похоже, мы на правильной дорожке. Однако трое – Таузар, Диос и охранник Луиджи – мертвы и ничего не смогут рассказать нам. Остается один Сержио Ганьерос, которого надо еще найти. И неизвестный человек из гостиницы. Только они смогут прояснить картину.

– С Сержио проблем нет. Он должен находиться где-то здесь, у Руэнтоса. Помнишь парня из «Лендровера» с забинтованными пальцами на полицейском посту – это именно он. Ты и сама его должна знать. Он участвовал в твоем похищении, такой здоровый бычок. Дай команду, пускай его найдут и доставят сюда.

Алонзо, из которого, кажется, вытрясли все, что он мог знать, отправили на старое место на скамью, строго приказав вспоминать любые подробности, связанные с поездками в Антарибу.

– Что скажешь? – спросил Вадим Надежду.

– Пока ничего. Версия интересная, но никаких доказательств участия Таузара в деле Осколовых нет. Ну приезжал, ну беседовал, потом уезжал. Ничего не докажешь. А еще эти непонятные «Бригады свободы». Вон ребята уже вторые сутки сидят за компьютерами, выуживают информацию о «бригадирах», и никакого сдвига. Не было таких раньше, и никто о них не слышал. Давай, пока ищут Ганьероса, сделаем перерыв и попробуем систематизировать полученную информацию.

Надежда достала из папки листок бумаги и начала на нем чертить круги, линии и стрелки. Вадим с сомнением оглядел растущую на глазах схему, он ничего в этих фигурах не смыслил.

Его взгляд остановился на жене и сыне Диоса. Женщина сидела не двигаясь, держа в подрагивающих руках нетронутый ломоть хлеба и кружку, и, похоже, была в нервном ступоре. Парнишка выглядел поживее. Закончив жевать, он все еще со страхом, но одновременно и с интересом оглядывал кабинет и находящихся в нем людей. Смышленые были глаза у тинейджера, и Вадим решил, пока есть время до появления Сержио, побеседовать с ним.

Присев на стул, он доброжелательно посмотрел на парнишку и подмигнул ему. Тот как-то сразу насторожился и ушел в себя, отводя потемневшие глаза.

– Тебя как зовут? – спросил его Вадим.

– Карлос, – хмуро ответил подросток.

– А как тебя мать дома называет?

Парнишка удивленно воззрился на Вадима, а потом неуверенно произнес:

– Карлито.

– Послушай, Карлито, а кем ты хочешь стать, чем заниматься?

– Художником или… сыщиком, как вы, – после паузы выдавил он из себя.

– А ты раньше когда-нибудь видел сыщиков?

– Не-а, никогда – первый раз вижу.

– Тогда для чего ты хочешь заниматься именно этим?

– Интересно. Вы ловите преступников, стреляете. Классно!

– А почему же ты еще и художником хочешь стать? Хорошо рисовать умеешь?

– Не знаю, отцу всегда нравилось, и мне очень хочется этим заниматься. Я весь дом, все стены разрисовал картинками: горы, лес, коровы.

– Молодец, мачо! Кстати, для того чтобы стать сыщиком, надо иметь хорошую память. Неужели ты не помнишь, что говорили люди, приезжавшие к твоему отцу?

Карлос пожал плечами и отрицательно покачал головой.

– Я почти ничего не слышал – они разговаривали без меня. Только когда отец попросил вина, я один раз заходил в дом.

– Пойми еще одну вещь. Вас с матерью ни в чем не обвиняют. Мы думаем, что эти люди виновны в смерти твоего отца и других, хотим разобраться в этом и наказать их. Поэтому и просим вас помочь.

Глаза парня блеснули, и он показал на Алонзо.

– Этот тоже виноват в том, что мой отец погиб?

– Нет, Карлито, он только пытается оказать нам помощь. Виновны люди, беседовавшие с твоим отцом. Постарайся вспомнить их разговор, хоть какие-то слова.

Карлос задумался и опять неуверенно качнул головой.

– Кажется, они разговаривали о еде.

– О чем? – растерялся Вадим. – О какой еде?

– Сейчас попробую вспомнить. Они говорили о колбасе… темной и… бубликах.

«Час от часу не легче, – тоскливо подумал Вадим. – Таузар навестил Хосе Диоса, чтобы побеседовать о прелестях бутербродов из копченой колбасы с бубликами. Приехали окончательно!»

– Больше ни о чем они не говорили? – спросил он Карлоса, теряя последние остатки оптимизма. – Прошу тебя, вспомни.

– Я слышал только это. Принес вино и сразу ушел.

Похоже, душевная беседа с пареньком заканчивалась полным провалом. Взгляд Вадима упал на карандаш, лежащий на столе.

– А людей ты рисовать можешь? – с крохотной искрой надежды посмотрел он на Карлоса.

– Могу, – пожал плечами тот.

– Сможешь нарисовать портреты человека с фотографии и того, другого, который приезжал во второй раз? – Вадим подвинул парню бумагу и карандаш. – Попробуй. И успокой, пожалуйста, мать. Ничего плохого мы вам делать не собираемся. Ну давай, мачо, трудись.

Вадим встал и уныло побрел к Надежде, увлеченно чертившей свои схемы. «От художников некуда деться. Один – пейзажист-портретист, вторая – график-рационалист. В общем, сплошные бублики с копченой колбасой…»




Глава 7. О тонких особенностях дознания и языкознания


Вадим осторожно глянул через плечо склонившейся над бумагой Надежды и уважительно хмыкнул. Листок был густо усыпан кружками, квадратиками, стрелками и табличками с затейливыми значками.

– Как прошла твоя беседа?

– Сэндвич из бубликов, – вздохнул Вадим.

– Не поняла. Какой такой сэндвич?

– Да это я так. Ничего доброго и полезного от парня не услышал.

Сержио Ганьероса в наручниках, в сопровождении вооруженного коммандос ввели в кабинет. Помятая запыленная одежда, хмурый и злой взгляд и опухшее красное ухо свидетельствовали, что в департаменте с ним не церемонились. Он огляделся по сторонам и встретился глазами с Вадимом. Лицо парня на секунду перекосило, словно от зубной боли, но он быстро справился с эмоциями и постарался придать своей физиономии независимое выражение.

Вадим кивнул сопровождающему, и тот подтолкнул Сержио дулом автомата к столу.

– Присаживайся, уважаемый, на стул. Мы с тобой так давно не виделись, я даже соскучился, – радостно сказал Вадим.

– Зато я – нисколько, – угрюмо пробурчал Сержио.

– А зря. Я было подумал, что мы нашли взаимопонимание, а ты меня так разочаровываешь. Жаль!

Ганьерос сидел опустив глаза, показывая всем своим видом, что совершенно не расположен к общению.

– Смотри на меня. – Голос Вадима зазвучал жестко. – Будем считать, что шутки закончились и самое время начать беседу, причем, надеюсь, конструктивную для нас обоих.

– Что вы от меня хотите? Опять пальцы будете ломать? – процедил сквозь зубы Сержио.

– Как и в первую нашу встречу, я жду правдивой информации. А с пальчиками, извини, времени у меня тогда было в обрез, не то что сейчас. Можно беседовать сколько душе угодно. Кстати, за что тебя задержали?

– Не знаю. Придрались, что у меня неправильно оформлено разрешение на ношение оружия, хотя все документы были в полном порядке и пистолет стоял на учете в полицейском комиссариате.

– Ай-яй-яй! Ну, думаю, с этим быстро разберутся и исправят досадную ошибку. Бюрократы – они и есть бюрократы. Им лишь бы придраться к чему-нибудь. А можно тебе задать вопрос не по существу дела? Случайно не из этого ли ствола были выпущены пули в водителя и коллегу вон тех бравых ребят у окна? Когда? Во время нападения на автомобиль, в котором ехала вот эта сеньора. Ее похитили и увезли в бухту Лорес. Вспоминаешь? Видишь, какая здесь компания собралась: все друг с другом где-то и когда-то встречались, а если и не так, то непременно хотят увидеться и поговорить по душам.

Сержио бросил быстрые напряженные взгляды на оперативников, на Надежду и опять опустил глаза. Было заметно, что он лихорадочно обдумывает услышанное. Вадим действовал наугад. У него не было точной информации о виновности Ганьероса в гибели людей во время похищения Надежды, но, похоже, снаряд угодил в цель.

– Что вы хотите от меня услышать?

– Мне нужна информация об одной встрече Франца Таузара, на которой ты присутствовал. А именно – какие вопросы на ней обсуждались. – Вадим испытующе посмотрел на Ганьероса.

– А мне можно надеяться, что мое участие в той операции останется… незамеченным? – Сержио кивнул на Надежду, склонившуюся за соседним столом над своим ребусом.

– Об этом надо подумать. Неприятности с твоим пистолетом не идут ни в какое сравнение с организацией похищения человека, причем совершенного по сговору группой лиц, отягощенной гибелью сотрудников органов безопасности. Как ты считаешь, лет на пятнадцать-двадцать эта шалость потянет? Думаю, не меньше. Полковник Руэнтос вряд ли простит виновников той драчки. Но я могу и не вспоминать об этом, тем более что меня и не спрашивают. И возможно, эта сеньора тебя не узнает…

– Я ничего не организовывал. Это дело Франца. Он нам приказывал, мы исполняли. Спрашивайте с него.

– Жаль, но сделать этого невозможно. Таузар мертв.

– Как мертв? – встрепенулся Сержио.

– Очень просто. В подробности его смерти вдаваться не буду. Мертв. Он уже ничего и никому рассказать не сумеет. Виновников надо искать среди живых. А кто у нас есть в наличии? Правильно – его помощник и правая рука Сержио, на которого можно повесить всех собак.

– И никакая я не правая рука, – пробурчал Ганьерос.

– Ты думаешь, это кого-нибудь будет волновать? Если есть человек, статья найдется. Эта фраза из фольклора одной далекой и суровой страны, не удивляйся. Надо же кого-то наказать? Твоя кандидатура для данного случая подходит как нельзя лучше.

– Какие гарантии, что будет так, как вы говорите?

– Мое слово. Во время нашей первой встречи я сказал, что ты останешся живым, если будешь откровенен, и выполнил это обещание. Сейчас говорю то же самое. От того, узнает тебя эта сеньора или нет, зависит твоя жизнь. К тому же сведения, которые мне необходимы, вряд ли могут заинтересовать кого-то, кроме меня. В общем-то, обмен неравнозначный – относительная свобода на непринципиальную информацию, но я на него скрепя сердце иду. Спрашиваю последний раз: ты готов к сотрудничеству?

– А у меня есть другой вариант? – угрюмо спросил Сержио. – Я его не вижу. Тем более если сеньора Таузара нет в живых, упокойся он со всеми святыми, значит, и предавать мне некого. Я согласен отвечать на вопросы. Что вы хотите от меня услышать?

– Совершенную безделицу. В самом начале апреля ты дважды сопровождал своего шефа в горы, в селение Антариба. Ну что, вспоминаешь? Отлично! Так вот, мне нужно знать подробности этих поездок: разговоры, которые ты слышал, людей, с которыми ты встречался. Меня интересуют любые, самые незначительные, на первый взгляд непринципиальные подробности. Не спеши, хорошенько подумай, а я немного подожду. Как видишь, ничего сверхсекретного я у тебя выпытывать не собираюсь.

Сержио, похоже, действительно не ожидал такого простого вопроса. Он пожал плечами:

– Хорошо, постараюсь вспомнить все, что смогу. Правда, это было давно и самая обычная поездка.

– Согласен с тобой. Но ты припоминай все мелочи, а чуть позже расскажешь, что там происходило, кто присутствовал, о чем они болтали, а если что-то забудешь, мы тебе наводящие вопросы подбросим. Минут десять на раздумья хватит? Вот и прекрасно!

Оставив Ганьероса, Вадим подошел к Надежде. Она уже закончила эскиз, над которым так долго и упорно трудилась, и задумчиво разглядывала на листке каббалистические знаки.

– Ну, как твой гороскоп? – улыбнулся Вадим. – О чем говорят звезды?

– Не смейся. Это не игра, а систематизация фигурантов, версий и доказательств. Как у тебя дела с этим бугаем?

– Все отлично. Парень вник в ситуацию, напрягает память и скоро начнет выливать на нас потоки полезной информации. Главное, чтобы мы в них не захлебнулись.

– Вряд ли такое случится, – вздохнула Надежда. – Посмотри на мою схему. Пока все, что здесь есть, лишь предположения, так как ни одного мало-мальски реального доказательства у нас нет, однако складывается впечатление, что версия причастности Таузара к гибели Осколовых очень даже реальна. Только мне кажется, что идея похищения и шантажа пришла Францу со стороны и он являлся чистым исполнителем. Неизвестный из гостиницы во второй поездке в Антарибу – вот наша загадка.

Вадим пожал плечами:

– Давай дождемся показаний Ганьероса и уже тогда будем строить схемы. Кстати, тебе не кажется, что нам неплохо было бы перекусить? Уже половина третьего, а у меня с утра и маковой росинки во рту не было.

– Я не против. Что ты там говорил по поводу сэндвичей?

– Каких сэндвичей? А-а-а, вспомнил – этот парень, сын Диоса, меня рассмешил. «Рроскийа де эмбутидо…» Рассказывал о кулинарных беседах его отца с Францем Таузаром.

– А при чем здесь Россия и кулинария? – удивилась Надежда.

– Какая Россия? – насторожился Вадим.

– Ты же сказал: Россия де эмбата…да… Не запомнила, повторить не могу.

– Я сказал: рроскийа де эмбутидо – бублики с колбасой.

– Ну, пусть будет так. Довольно странное сочетание. Это такое местное блюдо?

– Наверное, – рассеянно произнес Вадим. – Местное…

«Рроския – Россия, – лихорадочно заработал его мозг. – Действительно, очень похоже. Неужели то, что слышал парнишка, таит в себе что-то большее? Попробовать в нем разобраться? Ну, с бубликом все понятно, а что, если поиграть с остальными словами? Колбаса-эмбутидо – какое может быть близкое по произношению слово или выражение? Парень мог его просто не знать. Колбаса знакома, а это никогда раньше не слышал. Эмбути… эмбуки… эмбата… эмбака… эмбаха… Думай, филолог хренов по первому образованию! Стоп! Есть похожее: эмбахада – посольство! И что же в результате получается – русское посольство? Вот тебе и бублики с колбасой… Хорошо, принимаем это предположение за основу. Идем дальше. Карлито что-то там еще лепетал? Копченая? Нет, точно – темная. Темный – оскуро. Что это означает? Пробуем опять подбором: оскуро… оспиталисаре… асукарера… асегурар… оркийа. Нет, все не то, не подходит ни больница, ни сахар».

Надежда осторожно взяла его за локоть.

– Что с тобой, Вадим? Что случилось?

– Подожди секунду, не отвлекай. – Он яростно взглянул на удивленную женщину.

«Оскуро… оскеро… оскудо… оскуло… осколо… Господи, какой же я недоумок. Это же просто-напросто «Осколов»! Что же в результате получается? Россия – посольство – Осколов».

Вадим задумчиво посмотрел на Надежду.

– Если я не полный шизофреник, то выходит, что парнишка подтверждает нашу версию о Таузаре.

– Каким именно способом?

– Прямым. Он слышал несколько незнакомых слов в разговоре отца с Францем, и они отложились в его памяти. Так как Карлос с ними никогда раньше не сталкивался, то переврал, а вернее – подстроил под знакомые слова и понятия. Так, Россия стала бубликом, посольство – колбасой, а Осколов – темнотой. Россия – рроскийа, эмбахада – эмбутидо, Осколов – оскуро. А ты услышала именно то, что мне нужно было бы услышать сразу в бублике, – Россию.

Надежда задумалась и с сомнением покачала головой.

– Ты уверен в этом? Слишком уж изысканная версия выходит, а самое важное – это опять не доказательство, даже если ты и прав на все сто процентов. Никакой суд всерьез не примет перевранные слова какого-то мальчишки.

– Надя, извини меня, если я буду резок, – сказал Вадим. – Мне плевать, если кто-то поставит под сомнение достоверность материалов, собранных нами. Главное, чтобы я сам был уверен в виновности того или иного человека в гибели семьи Осколовых.

– Не совсем понимаю тебя. – Надежда с тревогой смотрела на Вадима. – Объясни. Ты мне недавно сказал, что для тебя очень важно найти виновников этой трагедии. А для этого необходимо собрать веские и совершенно четкие, а не косвенные следы преступления, не домыслы и не фонетические ошибки подростка. Я разве не права?

– Ты, как всегда, права и правильна, – после паузы, тяжело выдохнув, сказал Вадим. – Вероятно, именно в этом твоя сила и, одновременно, слабость. Может быть, со временем я смогу тебе кое-что объяснить… но пока это время не пришло. Давай оставим разговор и займемся делом – Сержио нас уже совсем заждался. Я хочу, чтобы ты сама вела допрос.

– Доверяешь? – усмехнулась Надежда.

– Нет, просто хочется послушать и подумать.

Вадим внимательно наблюдал за оперативником, старательно и быстро записывающим в бланк допроса показания Сержио Ганьероса. Предположения о причастности Таузара к гибели семьи Осколовых подтверждались. Сержио был свидетелем встреч и бесед Франца с Хосе Диосом и неизвестным из гостиницы. С последним Таузар встречался несколько раз, и не только во время поездок в Антарибу, но и до них, и после.

Сержио подтвердил версию Надежды, что Франц Таузар не был инициатором и разработчиком операции. Суть слышанных им фраз, отрывков из разговоров сводилась к тому, что заказчиком был этот самый неизвестный мужчина. О самой акции Сержио ничего не знал. Вернее, он о ней слышал, но никак не связывал ее с действиями шефа. Да, при нем собеседники неоднократно упоминали о русском дипломате, он сам возил Таузара к тому злосчастному дому, где и произошла трагедия, сопровождал Франца и его спутника на второй машине в день гибели Осколовых, когда они, казалось, бесцельно, колесили по городу. За день до этого Сержио по поручению шефа доставил Диосу пакет, в котором находились деньги – две тысячи долларов. Хосе при нем вскрыл пакет и пересчитал купюры.

Во время допроса Вадим вмешался только один раз, задав вопрос о внешности этого неизвестного из гостиницы. Лично для него все встало на свои места, и слушать дальше излияния Ганьероса было неинтересно и противно.

Ганьерос неуверенно описал внешний вид «Эгуса-Икса», как окрестил его про себя Вадим. Лет около сорока, коренастый, черные волнистые волосы, усы, темно-карие глаза. Людей с подобной внешностью на улицах Сьерра-Марино можно было встретить примерно восьмерых на квартал. Единственная особенность, которую смог вытянуть Вадим из Ганьероса, – почти неуловимый акцент «Эгуса», а если еще точнее – слишком правильное произношение некоторых слов. Сержио, помявшись, сказал, что его, Вадима, речь в чем-то схожа с разговором «Эгуса». Из этого сообщения можно было сделать вывод, что незнакомец не местный житель, хотя и это не истина – на родной земле в соседних деревнях, бывает, разговаривают на разных диалектах.

Вадим ожесточенно помассировал себе лоб. Голова казалась тяжелой и начинала побаливать. Его взгляд упал на Карлито, сына Диоса, склонившегося над бумагой и усердно орудующего карандашом. «Ну, что там наш художник изобразил?» – решил проверить Вадим, поднялся со стула и подошел к парнишке.

У Карлито действительно были способности к рисованию. Вадим взял в руки уже готовый портрет и вгляделся. Подросток по памяти изобразил Франца Таузара так, что, несмотря на некоторую расплывчатость и стандартизацию образа, его можно было узнать.

– Похоже, – одобрительно сказал Вадим. – А ты молодец! Что со вторым портретом?

Парнишка просиял от похвалы.

– Сейчас, секундочку, чуть-чуть осталось.

Он сделал несколько штрихов, внимательно осмотрел свою работу, еще пару раз черкнул карандашом и протянул лист Вадиму.

– Этого я видел только один раз, но, кажется, все равно изобразил похоже.

Вадим всмотрелся в изображение. Оно полностью совпадало с описанием «Эгуса», данным Сержио Ганьеросом. Кудрявые темные волосы, густые усы, округлое лицо человека средних лет…

Вадим отвел глаза от листка, прикрыл веки, снова открыл и еще раз внимательно изучил портрет. Что-то неуловимо знакомое мелькнуло в чертах этого типа. Что именно? Глаза, овал лица, пышная прическа, глубокие складки на щеках, теряющиеся в усах? Вадим сильно встряхнул головой, словно отгоняя наваждение. Будто бы знакомые черты, но собрать их воедино или наоборот – отсечь лишнее, ненужное, пока он был не в силах.

– Спасибо, Карлито. – Вадим потрепал парнишку по волосам. – Ты нам здорово помог. Посидите с матерью еще немного. Думаю, скоро для вас все закончится.

Он вернулся к Ганьеросу и показал ему набросок.

– Это тот человек из гостиницы, о котором ты говорил?

Сержио взял в руки лист и начал вглядываться в изображение. Потом с сомнением покачал головой.

– Похоже… Вроде тот, но, одновременно, немного другой, не совсем он.

Вадим оглянулся и знаком позвал сидевшего в сторонке Алонзо.

– А ты узнаешь человека, которого вы забирали в «Плазе»?

Охранник долго смотрел на рисунок, а потом осторожно и чуть неуверенно пожал плечами.

– Наверное, он. Может быть, только нос покороче…

Надежда взяла в руки лист, тщательно изучила портрет и подняла глаза на Вадима.

– Если двое говорят «кажется, похоже», значит, изображение весьма приблизительное и с оригиналом имеет отдаленное сходство. Думаю, надо делать фоторобот. У нас есть в наличии три человека, видевших этого типа. Жену Диоса в расчет принимать не будем – от нее, похоже, ничего толкового мы не добьемся. Опасаюсь только, что с аппаратурой в департаменте могут быть проблемы.

Компьютер с программой для составления фоторобота нашелся в управлении полиции, и Надежда заказала автозак для перевозки Ганьероса, а заодно – Алонзо и парнишки. В гостиницу, из которой Таузар забирал «Эгуса», уехала оперативная группа, чтобы провести опрос среди персонала, собрать информацию о его пребывании там и найти на составление фоторобота дополнительных свидетелей.

Его очень интересовали результаты составления фоторобота, но все же Вадим решил заняться другими неотложными делами. Ему передали, что Руэнтос просил его обязательно быть в департаменте к пятнадцати часам. К тому времени должен быть готов и портрет «Эгуса».

Как он и обещал Домингосу, а кроме того, считал это своим долгом, нужно было помочь семье погибшего в бухте Лорес Вуду. Парень здорово его выручил, и хоть деньгами, но надо было за это отблагодарить его родных. К тому же уже прошел срок снятия «командировочных» сумм, установленный Николаем Владимировичем. Не думал Вадим, что они понадобятся ему для такой не очень приятной цели.

В банке, как и в первый раз, получение денег много времени не заняло: код счета, электронный запрос на этот раз в Штутгарт, улыбка вежливого клерка, касса.

Вадим вышел из здания банка, пересек авениду и заскочил в ближайшее кафе. Купив у бармена телефонные жетоны, он набрал код Кипра и номер. Уже знакомый голос автоответчика на двух языках любезно предложил оставить информацию после звукового сигнала. Дождавшись окончания электронного писка, Вадим произнес:

– Викинг вариант номер два выполнил, – и повесил трубку.

Одно дело сделано, теперь надо найти Домингоса. Вадим набрал номер и, когда ему ответили, сказал несколько слов. Потом он вышел из кафе, взял такси и уже скоро входил в Галерею современного искусства. Долго он там не пробыл – Домингос уже ждал его. Вручив деньги, предназначенные для семьи Вуду, Вадим тепло попрощался с мулатом. Трудно было переоценить помощь этого человека. И Домингос был ему благодарен за то, что он не забыл о близких погибшего парня.

Домингос протянул ладонь для рукопожатия, потом передумал и обнял Вадима.

– Спасибо тебе. Давно не встречал таких парней, как ты. На прощание могу пожелать только удачи, – тепло сказал он, но неожиданно его глаза потяжелели. – И еще скажу напоследок: береги себя.

Вадим удивленно взглянул на Домингоса:

– Есть от чего беречься?

– Береги себя! Очень береги… – еще раз повторил тот и подтолкнул Вадима к выходу. – Буэна суэрте, амиго, – удачи, дорогой! Адьос – прощай!




Глава 8. Был награжден и назван молодцом


Авенида Пренс, центральная магистраль Сьерра-Марино, была плотно перекрыта солдатами Национальной гвардии. Только синее удостоверение департамента позволило Вадиму пробиться через все кордоны и многочисленные патрули. Чем ближе он подходил к вотчине Руэнтоса, тем чаще его останавливали и проверяли документы.

Кажется, назревало что-то неординарное, но что именно, он не представлял.

На контрольно-пропускном пункте департамента ему передали, что полковник просил при его появлении прибыть к нему в кабинет. До назначенного срока оставалось еще минут десять, и Вадим хотел заскочить к Надежде и узнать новости, однако окружающая суета, нервозность людей, это странное оцепление встревожили его и он двинулся напрямик к Руэнтосу. Секретарь в приемной без доклада направил Вадима в кабинет.

К его удивлению, полковник Руэнтос без каких-либо признаков беспокойства сидел в кресле за огромным дубовым столом и спокойно беседовал с посетителем. Тот был обращен к Вадиму спиной, и он мог видеть только крепкие плечи и свежепостриженный затылок.

Полковник при виде Вадима широко улыбнулся, встал с кресла и сделал несколько шагов навстречу.

– А вот и наш герой, – сказал Руэнтос, пожимая ему руку. – Проходи, присаживайся. Совсем молодцом выглядишь! Мы тебя уже заждались.

– Я, кажется, прибыл без опозданий. Сейчас четырнадцать пятьдесят три. А что случилось?

– Великое событие, – с сарказмом произнес полковник. – Нас изволит посетить собственной персоной лично Президент республики, приобщиться к делам и дать ценные указания по защите правопорядка, безопасности страны и конституционного строя. Что бы мы делали без этого – не представляю, – сокрушенно покачал головой Руэнтос.

Вадим искоса глянул на повернувшегося к нему посетителя и замер в недоумении. Короткая стрижка и чисто выбритое лицо были ему как будто незнакомы, а вот глаза, прищурившиеся в хитрой улыбке, узнавались без проблем.

– Где ваши кудри и борода, месье, – удивился Вадим. – Кого не ожидал здесь увидеть, так это тебя, Жак.

Дювалье встал со стула, и они крепко обнялись, похлопывая друг друга по плечам.

– Побеседуйте, пока время есть, – сказал Руэнтос. – И никуда не отлучайтесь. Я пошел встречать Президента, он должен прибыть с минуты на минуту.

После информации полковника о приезде Президента Вадиму стала понятна вся суета в городе, оцепление и наведенный во дворе порядок. Вадим оглядел Дювалье с ног до головы и удивленно поджал губы. Отглаженные кремовые брюки, крепко накрахмаленная сорочка из чистого хлопка, запах дорогой туалетной воды сделали Жака неузнаваемым. Вадим мельком отметил матово отливающий на запястье «Tissot» стоимостью как минимум в пятьсот баксов.

– Я удивлен и обрадован неожиданным перевоплощением оборванца Жака Дювалье в обаятельного денди, – сказал Вадим. – Подскажи, как это делается, может, и у меня получится.

– Давай присядем, я тебе кое-что поясню, – улыбнулся тот. Они уселись за столом друг напротив друга. – Там, на острове, я не мог, не имел права рассказать тебе всего. Думаю, что ты это прекрасно понимаешь, да и ты был не очень-то откровенен. Моя настоящая фамилия Жак Дюран, и я сотрудник канадского отделения Интерпола, – сообщил Жак и выжидающе посмотрел на Вадима, ожидая реакции на эти слова. Тот никак не прореагировал. Он был готов ко всему, и услышанная новость действительно не произвела на него особого впечатления.

– Я попал на остров, как и рассказывал тебе, разыскивая своего друга Эрика Клейтона и его сестру Дениз, оказавшуюся женой Генри Россета, – продолжал Жак. – Часто жизнь так причудливо переплетает судьбы, что в это бывает трудно поверить. Так случилось и со мной. Две линии, казалось, непересекаемые, сошлись на этом проклятом острове. По запросу Центрального бюро наше отделение расследовало факты перекачки и отмывания денег террористами через канадские банки. Я не буду вдаваться в подробности дела, скажу только, что мы вышли на финансовые потоки знакомой тебе террористической организации «Красный легион» и личность ее банкира. Мне тогда еще не были известны подробности судьбы Дениз, я не знал, что она сама является активным «легионером», вернее – являлась. Была установлена личность человека, бывшего финансистом этой организации, и получены данные, что он скрывается в Сьерра-Марино. В это же время, как я и рассказывал, пришло известие об исчезновении Эрика, отправившегося сюда на поиски сестры. Я убедил руководство и отправился в Сьерра-Марино на поиски финансиста, одновременно пытаясь найти своего друга.

Жак налил в высокий стакан минеральной воды, выпил и продолжал свой рассказ.

– На след финансиста террористов мне сразу выйти не удалось, но место, где находится Дениз, помогли обнаружить местные коллеги. Сейчас, конечно, можно себя упрекать в том, что я без подготовки полез на остров и никому не сообщил об этом. Это была большая глупость, однако нет худа без добра, именно она помогла мне не только узнать судьбу Эрика, но и совершенно случайно обнаружить того самого финансиста, которого я разыскивал.

– Элиаса, адвоката Генри? – догадался Вадим.

– Да, именно его – Патрика Элиаса, он же – Питер Эдвардс, и так далее, под многими именами скрывался старый прохвост. Это тот самый Адлер, чей псевдоним ты узнал во время подслушанных радиопереговоров на острове. Он устроил неплохую базу для террористов под крылом Россета. Кстати, родственникам Генри также мы хотим задать несколько дурацких вопросов на эту тему, чтобы они заткнули рты, а то его брат пытается устроить скандал по поводу гибели этого придурка.

– А я все удивлялся, почему ты так неровно дышал к этому старикашке и упорно таскал за собой. Одно время даже явились сомнения в ясности твоего рассудка. А оказывается, эта птичка высокого и дальнего полета. Могу лишь поздравить тебя с успехом, – сказал Вадим.

– Спасибо за поздравления и за помощь. Если бы не ты, у меня, думаю, появились бы затруднения не только с задержанием Элиаса. Думаю, мне и выбраться из этого заповедника идиотов было бы сомнительно. Сейчас Адлер уже дает показания, на основании которых Интерпол блокировал ряд банковских счетов «Легиона». Это очень сильно ударит по террористам, но всей проблемы не решит. Команда Идальго только одна из групп боевиков, раскиданных по миру. Основное – мы пока не можем выйти на след и нейтрализовать их лидера Лукаса. И самое интересное, что нам до сих пор неизвестно его настоящее имя и как он выглядит. Есть несколько туманных описаний этого человека, но они ничего не дают. Ты, кстати, ничем помочь не сможешь? Может быть, в радиопереговорах проскользнула о Лукасе какая-нибудь, пусть даже малозначительная, информация?

Вадим задумался, вспоминая разговор, слышанный им, а потом отрицательно покачал головой.

– Ничего полезного сообщить не могу. Тогда упоминалось его имя, но никакой конкретики не было.

– Жаль, – разочарованно сказал Жак. – Значит, мы с места практически не сдвинулись. Конечно, задержание Идальго и арест банковских счетов – огромный успех, но хотелось бы добраться и до самого Лукаса, до вершины пирамиды.

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Надежда. Увидев Вадима, она подошла к нему, не узнав, так же как недавно и он сам, Жака.

– Что случилось? Меня оторвали от дел и срочно вызвали к полковнику. Почему ты сначала не зашел ко мне? – спросила она.

– Для чего нас здесь собрали, пока не знаю, а не зашел из-за того, что меня прямо с проходной направили сюда. Кстати, старых и добрых знакомых обычно друг другу не представляют. Они просто здороваются друг с другом.

Надежда недоуменно перевела взгляд на улыбающегося Жака, секунду вглядывалась в него, а потом всплеснула руками и ахнула.

– Боже мой! Кого же я вижу? В таком элегантном мужчине мудрено узнать косматое и рычащее чудовище, не так давно бродившее по лесу. Здравствуйте, Жак!

Дюран склонился в изящном поклоне и поцеловал Надежде руку. Вадим с завистью отметил, что он сам не смог бы проделать эту операцию так же изысканно и непринужденно.

Надежда, выслушав любезности Дюрана, повернулась к Вадиму.

– Что нового в расследовании? – спросил он.

– Практически ничего, – поморщившись сказала Надежда. – Пробили данные по документам в гостинице – они оказались чистейшей липой. Этот человек жил там с первых чисел апреля. Рано утром в день гибели Осколовых он рассчитался и выехал. Это еще одно реальное подтверждение его виновности. Никаких особенностей поведения постояльца персонал гостиницы не заметил. Тихий, спокойный и совершенно незаметный человек.

– Портрет хорошо получился?

– Работали упорно, и результат, похоже, отменный. – Надежда махнула тонкой пластиковой папкой. – Все подтвердили, что сходство фоторобота с личностью подозреваемого полное.

– Он у тебя с собой?

– Да, я захватила его. Кстати, только что разговаривала с Сергеем Сергеевичем. Он просил тебя к семнадцати часам подъехать в посольство. Тебе должны звонить из Москвы.

Вадим кивнул и хотел забрать у Надежды папку, чтобы получше рассмотреть «Эгуса», но не успел. Дверь широко распахнулась, и в кабинет втекла большая толпа людей. Первым следовал небольшого росточка полный человек в строгом темном костюме. Вадим узнал его по портрету, висевшему в кабинете министра внутренних дел во время их посещения. Правда, там Президент выглядел более представительно и менее тучно. Министр внутренних дел Вильяс следовал за главой государства, оттеснив хозяина, полковника Руэнтоса, на третью позицию.

Президент остановился посередине кабинета, грозно и вопросительно оглядел Надежду, Жака и Вадима, отчего у последнего появилось желание выпятить грудь, вытаращить глаза и гаркнуть совершенно по-уставному что-то типа: «Рад стараться, ваше высокопревосходительство!»

Из полукруга свиты, обученно занявшей места за спиной Президента, выдвинулся Руэнтос и представил присутствующих главе государства. Вадим отметил, что не только у него дрогнуло сердце при виде хотя не своего, но все равно высокого начальства. Жак после представления сделал шаг вперед, бросил вниз подбородок и щелкнул каблуками, а Надежда, к его удивлению, присела в изящном книксене, разобрав свою фамилию, перевранную до совершенной неузнаваемости. Сам Вадим ограничился легким поклоном.

Полковник Руэнтос скороговоркой выдал напыщенно-пространную речь о небывалых героических деяниях иностранных граждан, совершенных ими в борьбе с международной гидрой терроризма и внутренним врагом Сьерра-Марино под чутким и неусыпным руководством лично господина Президента, чуть менее неусыпным – министра внутренних дел Вильяса, но опять же под недремлющим оком вышеупомянутого руководителя республики, и уж самую малость – стараниями самого полковника.

Вадим с трудом удержался от улыбки. Все это ему было знакомо и старо как мир – поощрение непричастных и, соответственно, наказание невиновных. В красочном героико-историческом эпосе была также упомянута Христа Арриан. Это имя произвело на высокого гостя приятное впечатление, и на лице колобка отразилось чувство глубокого удовлетворения патриотизмом наследницы вполне рядового миллионера.

Высокие заслуги Вадима перед Республикой Сьерра-Марино полковник отметил особо. Правда, сеньор Президент, милостиво кивая головой, при этом одобрительно обозревал более чем впечатляющую фигуру Жака. Он, видимо, в самом начале, во время представления, пропустил мимо ушей, кто есть кто. Когда же Руэнтос в пылу рассказа указал на Вадима, в глазах высокопоставленной особы мелькнула тень удивления и даже разочарования, в общем-то, стандартной внешностью и не очень выдающимися габаритами богатыря.

Президент, быстро справившийся с секундной растерянностью, шагнул вперед и соизволил совершить официальное рукопожатие вялой и крохотной ладошкой с представляемыми, начиная с Вадима. Завершив ритуал, он, не поворачивая головы, властно дал кому-то за спиной задание немедленно подготовить указ о награждении участников столь блистательной операции.

Вадим совершенно не разбирался в регалиях Сьерра-Марино, но, судя по оживленной реакции свиты, что-то там с мечами, бантами, а также – знакомыми и незнакомыми святыми было ну очень высокой наградой республики. Однако, так как он находился здесь под фамилией, не совсем совпадающей с его настоящей, документально орден не будет принадлежать ему. Вадим начал прикидывать, что ежели эта штука с мечами все же найдет героя, сколько за сей знак отличия отвалит Андрюха, чтобы заполучить его в свою коллекцию. После недолгих раздумий решил, что дешевить не будет и за столь экзотическую награду запросит с коллекционера как минимум ящик коньяка.

На этом официальная встреча высокого гостя с иностранными героями подошла к концу. Свита почтительно расступилась, пропуская Президента к дверям, и выкатилась следом. Руэнтос знаком показал, чтобы они оставались в кабинете, и поспешил пристроиться в кильватер колонны.

– Что мы будем предпринимать дальше для поисков «Эгуса»? – спросил Вадим.

– Кого? Не понимаю, – наморщила лоб Надежда.

– Извини, это я так называю незнакомца из гостиницы: по-испански – «Эгус», а по-русски – «Икс».

– Теперь понятно. «Эгус» – «Икс». Звучит красиво. Оперативные группы уже выехали в аэропорт и на морской вокзал. Будут поднимать и проверять списки пассажиров, прибывших и покинувших Сьерра-Марино. Возможные даты его приезда и отбытия нам примерно известны, поэтому можно надеяться, что мы выкопаем что-то интересное. Сделан запрос в Интерпол по фотороботу – возможно, у них в картотеке он проходит. Правда, эта процедура может продлиться неопределенно долго – это уж я по своему опыту знаю. В местных полицейских архивах такой не значится, уже проверили.

– Жак, ты поможешь ускорить процесс опознания интересующего нас человека в вашей конторе? Запрос уже послан. Хотелось бы, чтобы это случилось побыстрее, – обратился Вадим к Дюрану.

– Постараюсь, – ответил Жак. – У меня есть знакомый в этом отделе. Дашь мне номер исходящего, я с ним созвонюсь.

– Отлично. Кстати, я до сих пор не видел точного портрета нашего «Эгуса». Надежда Алексеевна, вам папка под мышкой не мешает наводить красоту? Отдайте ее мне.

– Красота не наводится, – наставительно сказала Надежда, передавая папку Вадиму. – Она или есть, или ее нет.

– Не будем казуистами. Кстати, один известный парижский кутюрье сказал, что не бывает женщин красивых и некрасивых, а есть женщины с хорошим макияжем и плохим.

– М-м-м… Может быть, он в чем-то и прав, – на секунду задумавшись, игриво сказала Надежда, но внезапно тон ее голоса резко изменился и зазвучал тревожно: – Вадим, что с тобой? На тебе лица нет, весь бледный. Тебе плохо? Вызвать врача?

Вадим поднял глаза от раскрытой папки на встревоженную Надежду и потом перевел их на застывшего со стаканом воды Жака.

– Не надо врача. Со мной все в порядке, – медленно произнес он. – Думаю, нам не стоит тревожить Интерпол…

– Что произошло? – взволнованно повторила Надежда.

– Кажется, я знаю этого человека, – задумчиво сказал Вадим. – Если только это не ошибка. Не могу понять одного: зачем он это сделал?!

– Что – зачем? Кто этот человек?

– Пока не могу ничего сказать. Мне нужно срочно позвонить в Москву.

– Опять загадки, – поджала губы Надежда. – Ты можешь мне толком объяснить?

– Извини, не могу, – повторил Вадим. – На сколько мне назначен сеанс связи – на семнадцать часов? Ждать не буду. Я сейчас же уезжаю в посольство.

– Полковник Руэнтос просил…

– Плевать мне на полковника и его мечи с бантами. Можете передать, что я перед ним дико извиняюсь. Думаю, он не слишком рассердится.

Вадим захлопнул папку и резко двинулся к двери. Он едва разминулся в проеме с входящим Руэнтосом. Тот попытался его о чем-то спросить, но Вадим махнул рукой и выскочил из кабинета, оставив всех в полной растерянности.

Вид Вадима, похоже, был настолько неординарен, что на проходной департамента его задержали и выпустили только после уточняющего звонка полковнику Руэнтосу. Первое такси, остановленное им, притормозило рядом, однако шофер, подозрительно глянувший на клиента из-за лобового стекла, решил не рисковать, ударил по газам и укатил.

Вадим быстро заскочил на заднее сиденье машины, подошедшей следом, и назвал водителю адрес. Такси, однако, не трогалось с места.

– Почему мы стоим? – почти выкрикнул Вадим и увидел в зеркале заднего вида растерянные глаза шофера. – Поехали!

– Сеньор, повторите, пожалуйста, адрес. Я не понимаю вас.

Вадим с недоумением уставился на стриженый затылок за прозрачной пластиковой перегородкой и внезапно понял, что говорит с таксистом на русском языке. Он уже спокойно повторил адрес по-испански, и шофер, склонив голову, показал, что теперь ему все понятно, плавно тронул машину с места.

Открыв папку, Вадим еще раз взглянул на фоторобот «Эгуса». С четкой компьютерной распечатки на него смотрело лицо Паши Панфилова, начальника личной охраны Николая Владимировича Осколова. Лишними на изображении были только густые усы.

В голове был полнейший сумбур и ни одной мало-мальски трезвой мысли – только вопросы без ответов. Действительно ли это Панфилов? Если он, зачем ему понадобилось устраивать акцию против семьи своего шефа? Интриги против Николая Владимировича? Не видно никакого смысла. И при чем здесь его дети и внучка? В этом случае должны были работать на их дискредитацию, но не на убийство. Похищение с целью шантажа? В основе, в общем-то, так и есть, однако гибель Осколовых при взрыве нелогична. Кстати, у него сразу, при изучении материалов, появлялось сомнение, что целью террористов были именно деньги, – работали грамотно, но как-то вяловато. И какие, к черту, террористы Панфилов и Франц Таузар со своими людьми? Месть Паши шефу? Тогда зачем было разводить всю эту бодягу с «Бригадами свободы»? Можно было просто и без всякой помпы уничтожить семью Валерки. Панфилов был неплохой специалист, как отзывались о нем в отделе, и особого труда для него это не составило бы. А может, он ошибается и «Эгус» все же не Паша?

Вадим опять впился взглядом в фоторобот. С компьютерного рисунка на него смотрел Панфилов и никто иной.

«Что там Ганьерис сказал по поводу произношения «Эгуса»? Слишком правильное и схожее с его собственным. Вполне может быть – преподаватели-то были одни… Господи! Да зачем же ему все это было нужно? Для каких целей? А может, не ему, а кому-то другому?… Стоп! Хватит гадать без толку. Загадок больше, чем китайцев на квадратную версту. Не знаю, кому я так срочно понадобился, но сейчас надо звонить Деду – пусть поднимает Старикова и его команду специалистов. Дело выходит из нейтральных вод, и заниматься им придется всем. Панфилова надо немедленно брать и трясти. А с его усами ребята, думаю, смогут разобраться. Он ведь до последнего дня был рядом с Николаем Владимировичем. И я с ним общался и совсем ничего подозрительного в его поведении не заметил…»

Показалось российское посольство. Вадим кинул через круглое отверстие в перегородке десятку и сказал шоферу, чтобы тот остановился напротив ворот. Он вылез из такси, захлопнул дверцу, и машина, замигав подфарником, начала медленно двигаться вдоль тротуара, пропуская транспорт, следующий в том же направлении.

Вадим встал на «зебру» перехода, ожидая сигнала светофора, и увидел, что ворота посольства открываются и из них выезжает джип. Отвлекшись, он не обратил внимания на неприметный серый автомобиль, аккуратно перестроившийся из второго ряда и притормаживающий рядом с ним. Лишь когда машина оказалась буквально в паре метров, он бросил взгляд на съезжающее вниз стекло передней дверцы и уловил в глубине салона движение направляемого на него темного ствола «узи».

Он прыгнул головой вперед и в сторону, уходя с директрисы стрельбы в мертвую зону, создаваемую кузовом машины. Уже в полете, принимая на себя удары пуль, понял, что не успел самую малость, лопухнулся, значит…

Сознание все еще работало, и он успел увидеть, что какой-то мотоциклист в глухом шлеме с темным забралом, пролетая мимо, стреляет по колесам и стеклам серого автомобиля и тот, теряя управление, врезается в бетонный фонарный столб. Вторая очередь из машины проходит по бордюру, высекая из него искры и не задевая его. Рядом, визжа тормозами, останавливается машина, и из нее вылетает Сергей Сергеевич и еще кто-то незнакомый. Они с пистолетами в руках и пригибаясь умелыми зигзагами летят к потерпевшему аварию серому автомобилю. А это еще откуда? Неужели он бредит? Это же Дед – Олег Петрович, в белых мешковатых штанах и совсем уж нелепой пенсионерской шляпе из соломки, бежит к нему через дорогу от джипа, остановившегося в воротах посольства.

Вадим хотел поднять руку в знак приветствия Деду, но не сумел. Боли не было, нет. Вот только силы утекали в пыльный асфальт, и он не мог ни шевельнуться, ни улыбнуться, ни сказать слова подбежавшему Олегу Петровичу. А еще он не слышал ничего – ни голоса Деда, широко разевающего рот, словно вытащенная на берег рыба, ни криков и шума от серой машины, ни воя сирен, ничего…

На Вадима неожиданно навалилось какое-то теплое чувство покоя и лени. Окружающие начали незаметно отдаляться, и только одна тревожная мысль, непонятное чувство стыда удерживало его на поверхности. «Что он не успел сделать? Ему же говорили, что это необходимо… Но кто это сказал?… А-а-а… Старушка на берегу… Я еще не спас душу… Тело спас, а душу нет… А чью?»

Неожиданно из глубины сознания всплыло: «Я не спас душу Надежды… Не успел… и погубил свою…»

Окружающее в глазах Вадима поплыло и стало меркнуть. Мир вокруг начал крениться, как-то странно закручиваться в спираль, и он провалился во мрак.

Сначала появилась боль – тупая и всеобъемлющая, потом – свет и монотонный голос, повторяющий одну и ту же фразу. Сквозь веки начала просачиваться серость, расцвеченная плавающими туманными кругами. Он попытался открыть глаза, но сил не было даже на это. Рядом с ним слышался глухой гомон голосов. Выделялся один, который громко, на грани крика, твердил и твердил:

– Вадька, держись!.. Вадька, держись!..

Он чувствовал, что его куда-то тащат, везут. Каждый толчок отзывался нестерпимой, на грани потери сознания, болью. Наконец Вадим смог немного разлепить веки. Тот же голос – а он начал узнавать его, – уговаривающий держаться, закричал еще громче:

– Стойте!

Толчки прекратились, и над ним склонилось лицо Деда в этой дурацкой старорежимной шляпе.

– Малыш, ты живой? Прошу тебя, продержись еще немного! Скоро будем в госпитале. Все будет хорошо! Ты что-то хочешь сказать?

Вадим, едва шевеля губами, попытался спросить Деда о чем-то важном, но слова превращались в отдельные невнятные звуки.

– П-а… ба-ф…

– Не надо говорить! Лучше молчи, береги силы.

Однако Вадим упрямо открывал рот, пока не получилось не очень связное, но узнаваемое:

– П-ан… ф-ил… о-в…?

Олег Петрович понял его.

– Да, это Панфилов. Не волнуйся, мы взяли его.

Вадим закрыл глаза. Боль стала потихоньку стихать и сворачиваться в клубок. Сознание еще несколько секунд жило, однако свет, пробивающийся через веки, начал постепенно меркнуть, уплывать, пока темнота окончательно не поглотила его…




Глава 9. Билет в один конец


Белый матовый потолок над головой приводил его в состояние крайнего раздражения. К потолоку, собственно, особых претензий не было – хорошо оштукатуренный, затертый и тщательно покрытый водоэмульсионкой, он выглядел вполне прилично. Раздражало совсем другое: разбитое состояние полуинвалида и полное отсутствие информации «с воли».

С первым еще можно было мириться. Как-никак четыре пули вытащили из него в госпитале Святого Августина. Он сейчас находился в положении, близком к бревну, но чувствовал себя более живым, чем мертвым. Однако то, что этому бревну устроили полную спячку в больничной берлоге, бесило. Нет, его навещали отдельские ребята, ободряли, вдохновляли, но о том, что волновало, они просто ничего не знали. Ввести в курс дела мог только Олег Петрович, а он находился где-то в командировке. Это было удивительно, так как за все время работы Вадима в отделе тот отлучался со своего рабочего места считаное количество раз – и то на сутки, максимум двое.

После покушения он видел Деда только однажды в госпитале в Сьерра-Марино через день или два – счет времени он тогда потерял. Накачанный лекарствами, под капельницей, мало чего соображающий, Вадим едва узнал знакомый голос и, с трудом сфокусировав глаза, разглядел лицо Олега Петровича.

– Ну что, выкарабкался, разбойник? А я, грешным делом, думал, что не довезем тебя до операционного стола. Кровь хлестала, как из хорошего брандспойта. Ты лежи спокойно и молчи. Доктора категорически запретили тебе разговаривать. Меня пускать не хотели – еле пробился.

Вадим представил, какие потери понес личный состав госпиталя от «брусиловского прорыва» Деда, и улыбка тронула его губы.

– Молчи, молчи… Я знаю, о чем хочешь меня спросить. Этого негодяя Панфилова мы взяли. Именно он здесь, в Сьерра-Марино, заварил всю кашу с Осколовыми. Для каких целей это было сделано, знаю, но пока сказать не имею права – дело еще не закончено. Единственное, что могу сообщить, – тебя подставили самым наипаскуднейшим образом. Я приехал сюда вытаскивать тебя из этого дерьма, да малость опоздал, ты уж прости. И Сережка из посольства тоже чуть-чуть не успел, поздно его ввели в курс дела. Кстати, неплохой парнишка, у соседей служит в спецподразделении «АТ». Профессионал – волкодав, каких поискать. До тебя, конечно, недотянет, но где-то рядом ходит. Отсиживается здесь после тяжелого ранения и контузии – на курорте, значит.

Вадим удивился. Почему-то он не мог даже подумать, что пугливый с виду Сергей Сергеевич его коллега. Он считал его выходцем из «серых» аналитиков или средних функционеров от конторы. Приятная неожиданность!

– То, что ты смог выбраться, – счастливая случайность. Панфилов шел на безусловную ликвидацию и сделал бы это без всякого сомнения, добил тебя, а возможно, и ушел бы, если бы не мотоциклист, простреливший колеса его машины. Мы опоздали, а рокер подоспел вовремя. Правда, он сразу скрылся с места происшествия, и мы до сих пор ломаем голову, кто бы это мог быть и почему он влез в это дело. Вот тут у меня записка. Ее охране госпиталя подбросили. Что-то мне кажется, именно с мотоциклистом эту цидулю можно связать.

Олег Петрович водрузил на переносицу очки и, запинаясь, прочел текст записки, написанной на испанском языке:

«Амиго! Старался помочь, но не совсем получилось. Ты уж прости старого койота, нерасторопным стал. Выздоравливай побыстрее. Д.»

– Что это за «Д» такой? – поверх очков воззрился Дед на раненого. – Друг, что ли? Так это по-русски «Д» – друг, а по-испански непонятно что может означать. Если помочь хотел, наверное, все-таки друг.

Вадим прикрыл глаза. Записка Домингоса лишь подтверждала его догадку, основанную на словах мулата тогда в машине, когда он просил поберечься. Видимо, просчитал он Пашу и решил подстраховать Вадима. Откуда еще мог добыть оружие и взрывчатку в Сьерра-Марино Панфилов – только через Домингоса. Вот и подсуетился он, грехи отмаливая, приставил к нему своего парня-мотоциклиста. Получается, что Домингос спас его, и причем не в первый раз.

Олег Петрович махнул рукой:

– Друг, значит, друг. Если это его работа, молодец. Нам он не нужен, а ты захочешь – поблагодаришь. Меня уже тянут от тебя, заканчиваю беседу. Я сегодня улетаю. Врачи сказали, что кризис миновал и ты хоть и не очень скоро, но на ноги встанешь. Я переговорил кое с кем, порешал вопросы. Через пару-тройку деньков сюда завернет аэроплан и захватит тебя. Здесь делать больше нечего, долечишься в Москве. Остальные подробности дела узнаешь там. Сейчас еще рано, да и здоровье тебе не позволяет всего знать… Пока, до встречи!

В общем, Дед не сказал почти ничего, а подтвердил только уже известное: теракт в Сьерра-Марино организовал Панфилов, и убить его также хотел он. Известно все, кроме главного – зачем это ему было нужно. Оставалось только гадать, глядя в потолок.

Надежду он видел во время отлета. Действительно, как и обещал Олег Петрович, через трое суток в Сьерра-Марино приземлился «ИЛ-76» Министерства по чрезвычайным ситуациям. Ребята работали на землетрясении и на обратном пути сделали крюк почти в тысячу километров, чтобы забрать Вадима.

Уже в аэропорту, когда эмчээсовские врачи перегружали его на свою каталку, появились Надежда, Христа, Хервасио и Руэнтос. Время поджимало, и прощание получилось скорым и сумбурным. Полковник ободряюще тряс кулаком и клялся извести в Сьерра-Марино остатки гидры терроризма, приведшей Вадима в столь плачевное состояние. Пустившая слезу Христа бестолково повторяла, как ей жаль, что Вадима не будет на свадьбе, а Хервасио, по своему обыкновению, отмалчивался. Потом все посмотрели на безмолвно стоящую бледную Надежду и отошли в сторонку.

Она приблизила свое лицо к нему и прошептала:

– Вадим, почему так все случилось? Почему все шишки и удары валятся именно на тебя?

– Ничего страшного – все зарастет, – с трудом шевеля губами, сказал Вадим. – Видишь, я живой…

– Я рвалась к тебе в госпиталь, но меня не пустили. Этому страшному Деду разрешили, а мне нет. Он так грозно кричал на врачей, что они хотели даже полицию вызывать, чтобы его утихомирить, но потом махнули рукой и пропустили. А еще он звонил, самолет у Шойгу так бесцеремонно требовал. Господи, о чем я говорю? Вадим, милый, выздоравливай. Мне так страшно за тебя. Сегодня пришло распоряжение из прокуратуры возвращаться, и я скоро буду в Москве. Как тебя найти?

– Я сам с тобой свяжусь. Хотя… – Вадим назвал ей цифры домашнего телефона. – Правда, меня трудно там застать. Я сам тебя найду.

– До вылета осталось десять минут, пора загружаться, – деликатно кашлянув, сказал врач-эмчээсовец. – Надо спешить.

– Вадим, поправляйся скорее, я очень за тебя волнуюсь, – произнесла Надежда и коснулась его лба губами.

Руэнтос и молодые Аррианы одновременно забубнили и замахали руками на прощание. Каталку уже подвезли к самолету, когда на глаза Вадиму попалась стоящая поодаль легковая машина. Стекло боковой дверцы опустилось, и там показалась сначала ладонь, поднятая в приветствии, а потом, в глубине – улыбающаяся физиономия Домингоса. «Все приехали провожать…» – усмехнулся про себя Вадим и пошевелил в ответ пальцами – все, на что он был способен.

Дверь распахнулась, и в палату зашла молоденькая медсестра, катя перед собой инвалидную коляску. Ее сопровождала санитарка баба Варя – легенда и живая история ведомственной больницы и самый информированный источник новостей. Если судить по ее воспоминаниям, то возникало подозрение, что она начала здесь трудиться еще при Гершеле Ягоде, когда и организовалось сие лечебное заведение. На крайний случай – при Лаврентии Павловиче, это уж точно. Вырвалось как-то, что встречалась она с ним: «Глаза под пенсне, как у жабы, а смотрят, будто лапают…»

Медсестра весело сказала:

– На прогулку собираемся. Как я вчера и обещала, доктор разрешил нам погулять на свежем воздухе. А баба Варя пока порядочек здесь наведет.

– Как же, наведет, – заворчала та. – Утром только мыла. Чисто все, так нет, гостей важных ждем, еще раз мыть надо.

Эта информация Вадима обнадежила и взбодрила. Если гости важные, то и новости могут появиться интересные.

Вторая половина мая выдалась на удивление теплой. Вадима вывезли в аллею, обсаженную дубами, и оставили греться на солнышке. Теплые лучи нежно гладили щеки и навевали покой и умиротворение. Он, чтобы занять себя, начал сжимать и разжимать пальцы и разминать кисти рук – максимум того, что сейчас было доступно. Вчера он пробовал подняться и сесть на постели, но рухнул на подушку. Как ему пытался объяснить хирург, если бы одна пуля прошла на миллиметр левее или другая – на пару миллиметров правее, то с ним бы уже разговаривал не он, а святой Петр. В общем, повезло.

«Да уж, повезло… – усмехнулся про себя Вадим. – Всем бы такое везение. Решетом работаю: то саблей тычут, не успел оклематься – из «узи» полосуют. Скоро живого места не останется».

Позади послышалось шарканье ног.

– Катерина! – раздался голос бабы Вари. – Вези больного. Требуют его. Приехал этот, громогласный. Помню, в пятьдесят четвертом или пятьдесят пятом году здесь у нас лежал весь в дырьях, как и Вадик. Тогда шустрый был, а сейчас, смотрю, важный такой. Но постарел малость.

«Дед, не иначе. Наконец-то пожаловал», – догадался Вадим. Его повезли не в палату, а прямо в кабинет главврача. Там действительно находился Олег Петрович и, кого он не ожидал увидеть, Стариков. В сторонке сидел незнакомый Вадиму молодой человек, вероятно, сотрудник Станислава Сергеевича. Главврач, сославшись на неотложные дела, удалился вместе с медсестрой, оставив их в кабинете.

– Я рад, Вадим Александрович, видеть вас в относительном, скажем так, здравии, – как всегда сухо, поздоровался Стариков.

– Да он уже ничего, – прогудел Олег Петрович. – Видели бы вы его тогда…

– Жаль, что все произошло так трагично, но не наша с вами вина в этом, – не обращая внимания на реплику Деда, продолжил Станислав Сергеевич. – Не вина, но беда – общая и непоправимая…

Начало беседы удивило Вадима. Что-то не нравился ему этот пролог. Не похоже это было на Старикова. Вадим дал бы голову на отсечение, что Станислав Сергеевич взволнован, хотя тот, кто его не знал, сказал бы, что он совершенно спокоен.

– Доктор нам сообщил, что вы быстрыми темпами пошли на поправку и, несмотря на некоторые затруднения, скажем… в движениях, в остальном вполне адекватны.

«Что же тебе надо от меня, сухарь ты четырехглазый», – досадливо подумал Вадим. У него уже появилось предчувствие, что эта преамбула к разговору неспроста и основные гадости еще впереди. На эту же мысль наводил и вид Олега Петровича – смущенно-напроказивший. Таким он его видел впервые.

– Вадим Александрович, прежде чем перейти к основной части нашей беседы, хотелось бы услышать ответы на некоторые интересующие нас вопросы. Вы не против?

– Пожалуйста, задавайте, – пожал плечами Вадим.

Станислав Сергеевич внимательно посмотрел на него:

– Вы, будучи в Сьерра-Марино, получали деньги с некоторых счетов в Цюрихе и Штутгарте? Если да, то какие суммы? Откуда вам стали известны номера и коды? И последнее – на какие цели ушли эти деньги?

Вадим был несколько удивлен этими вопросами. Он думал, что речь сразу зайдет о гибели Осколовых и участии в нем Паши Панфилова. Но раз речь зашла об этих деньгах, он подробно рассказал о требуемом. В том месте, где шла речь о передаче Пашей записки от Николая Владимировича, Стариков перебил его. Он достал из папки листок бумаги и показал Вадиму:

– Не эта ли записка?

На небольшом листке были напечатаны знакомые номера и коды счетов, с которыми он работал.

– Нет, – отрицательно покачал головой Вадим. – Там еще был текст, в котором Николай Владимирович просил исполнить меня его просьбу. И ту записку я сжег, как он и просил.

– Перескажите, пожалуйста, подробнее, что там было написано, – попросил Станислав Сергеевич и переглянулся с Олегом Петровичем.

Вадим почти дословно помнил текст записки и без труда передал ее содержание. Лицо Старикова во время рассказа оставалось спокойным и бесстрастным.

– Еще одна просьба. Вспомните, пожалуйста, ваш последний разговор с Николаем Владимировичем, состоявшийся здесь, в больнице.

Это также было нетрудно. Вадим очень хорошо помнил ту встречу и рассказал подробно и о ней.

– Так вы говорите, Осколов назвал случившееся «семейным делом»? – после долгой паузы сказал Станислав Сергеевич, и уголки его рта дрогнули в горькой усмешке. – Что же, пусть будет так… С чего бы нам лучше начать? – Он посмотрел на Деда, но тот лишь пожал плечами.

Стариков кивнул стоящему в сторонке молодому человеку:

– Поставьте кассету в видеомагнитофон. – Потом еще немного помолчал и поднял глаза на Вадима. – Эту записку с номерами счетов мы нашли у вас дома. Вас это не удивляет? – и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Правда, на замке нам все же удалось обнаружить следы вскрытия, и после ваших слов можно допустить, что она могла быть подброшена. Для чего? Давайте попробуем разобраться вместе.

Он достал из папки фотографию.

– Вы знаете этого человека?

Вадим вгляделся в полное лицо мужчины. Оно показалось ему знакомым, но где он его видел, вспомнить не мог.

– Это лечащий врач Николая Владимировича, – помог Вадиму Стариков. – Вы должны были встречаться с ним при посещении Осколова. Его нашли мертвым в подъезде своего дома через два дня после смерти Николая Владимировича. Все говорило о том, что на него было совершено нападение с целью ограбления.

– Мне это ни о чем не говорит, – пожал плечами Вадим.

– Я знаю, – сухо сказал Стариков. – Давайте, я зачитаю выдержку из протокола одной очень интересной экспертизы. Вот она: «Исследования показали, что генетические коды эксгумированных тел не совпадают, и поэтому их родственные связи не подтверждаются».

– А это к чему?

– Подождите немного, и вы все узнаете, – сказал Станислав Сергеевич, обращаясь к молодому человеку: – Алексей Иванович, запустите, пожалуйста, кассету.

На экране телевизора замелькали разноцветные полосы и появилось лицо Паши Панфилова.

«…он был сильно встревожен тем, что мальчишка журналист слишком близко подобрался к его делам по Германии, и дал команду на ликвидацию. Я созвонился с Димой и предложил ему материал по армейцам. «Дипломат» с зарядом положил в камеру хранения…»

– Перемотайте, пожалуйста. Это идут показания по давним событиям – к нашему делу они не относятся, – сказал Стариков молодому человеку. – Найдите то место, где он рассказывает о совещании.

Молодой человек пощелкал пультом, перематывая кассету, и на экране опять появился Панфилов.

«…В августе прошлого года, во время отпуска Валерия, на даче состоялось совещание с моим участием. На нем, кроме Николая Владимировича и Валерия Николаевича, присутствовала и его жена Татьяна Леонидовна. Я так понял, что с ними Николай Владимирович уже обсуждал эту тему, так как речь шла чисто о технической стороне дела. Валерий Николаевич и особенно его жена, чувствовалось, были несколько не в себе, расстроены, но возражений от них не поступало. Были определены сроки исполнения, роли каждого, суммы, в общем, все основные наметки плана…

– В том числе и роль Веклемишева? – раздался голос из-за кадра.

– Да, в том числе и его. Татьяна Леонидовна пробовала было возражать, однако Николай Владимирович настоял на этом. Викинг был определяющим звеном плана и подлежал обязательной ликвидации.

– Все концы в воду, – резюмировал тот же голос.

– Да, именно так. Мавр сделал свое дело…»

– Выключите кассету и поставьте вторую, – приказал молодому человеку Стариков. – На этой для нас уже нет особенно интересного.

Вадим сидел и потерянно молчал. Голова не воспринимала услышанного и увиденного. К тому же не было понятно самое главное: для чего все это задумывалось?

– А теперь давайте сложим все куски в единое целое, – сказал Станислав Сергеевич. – Итак, что мы имеем? Гибель семьи Валерия Осколова, смерть Николая Владимировича и убийство личного врача, присутствовавшего при кончине. С другой стороны, есть Вадим Александрович Веклемишев, горящий желанием отомстить за близких ему людей. Он выезжает в далекую страну, успешно или, может быть, не совсем успешно расследует дело гибели семьи своего друга от лап разъяренных террористов, но неожиданно погибает сам от руки… возможно, товарища этих злодеев. Честь и слава павшим героям!

Стариков сделал паузу и оглядел присутствующих, остановив свой взгляд на Вадиме, судорожно вцепившемся руками в подлокотники кресла.

– Но тут вдруг выплывает одна довольно интересная деталь: со специальных счетов нашей организации, находящихся за рубежом, исчезает огромная сумма с шестью нулями в долларовом исчислении – позвольте не указывать, сколько именно. Все находятся в полной растерянности и пытаются узнать, какой негодяй это совершил. После уточнения вырисовывается довольно странная и неприглядная картина: оказывается, что деньги со счетов снимал и переводил на другие счета в далекой Сьерра-Марино некто Вадим Александрович Веклемишев, к тому времени почивший в бозе. Причем делал это хитро. Сначала брал небольшую сумму, проверяя, что это не вызывает подозрений, а потом в соседнем банке переводил большую часть в одну из офшорных зон, где она в тот же день переводилась дальше и наконец совсем исчезала. При обыске в его квартире в укромном месте находят листок бумаги с номерами счетов и кодов, что подтверждает подозрения о причастности Вадима Александровича Веклемишева к этому хищению. Ах, какой разбойник! К ответу его… Ан нет, с него уже ничего не вытянешь – он мертв. А кто же получал деньги где-то на Каймановых островах или, к примеру, в республике Бенин? Неизвестный сообщник неопределенной внешности… Для того, чтобы запустить полицейскую машину за рубежом, понадобится не один месяц бюрократической переписки между соответствующими службами стран. К тому времени никакой банковский работник не вспомнит, как выглядел неприметный человек, получивший деньги.

– Зачем же было снимать деньги дважды? К чему такой риск?

– Вопрос занимательный, и мы также над ним голову ломали, пока Панфилов нам не объяснил. По их плану все должно было пройти в один этап. Второй счет изначально высвечивался не более чем для игры, и работать с ним не планировалось. Вас должны были ликвидировать сразу после первого же посещения банка, однако ваше исчезновение нарушило их задумки. Когда же вы появились, то уже подошел второй назначенный срок, и у Панфилова сработало чувство элементарной жадности. Прошло однажды, пройдет и еще раз. Без ведома Осколова он снял еще сумму, чтобы присвоить ее и не быть в доле с семьей шефа.

– Версия построена на показаниях одного Панфилова? – хрипло спросил Вадим. – И он утверждает, что эта афера с деньгами была организована Николаем Владимировичем?

– Вам в это трудно поверить, но все именно так.

– А если он лжет? Кто еще может подтвердить его слова? Осколовы мертвы…

Стариков переглянулся с Олегом Петровичем, вздохнул и, сняв очки, потер переносицу.

– Видите ли, Вадим Александрович, в самом начале нашей беседы я вам зачитал результаты генетической экспертизы. То, что там написано, касается именно Осколовых. Странная гибель лечащего врача Николая Владимировича от рук грабителей заинтересовала нас – как-никак он все же работал в нашем ведомстве. От жены покойного мы узнали, что он буквально за несколько дней до смерти получил неизвестно от кого тридцать тысяч долларов. У одного из наших сотрудников появилась более чем оригинальная версия, что доктор мог, скажем обтекаемо, содействовать смерти Николая Владимировича, за что и получил мзду. Дело в том, что Осколов никогда не жаловался на здоровье. Более того, за четыре месяца до кончины он проходил медицинскую комиссию и, несмотря на свой возраст, был признан годным к службе без ограничений.

Конечно, такое потрясение, как смерть близких, могло привести его к трагическому исходу, однако сомнения возникли, и было принято решение проверить версию и эксгумировать тело Осколова. Совершенно неожиданно для всех обнаружилось, что вместо Николая Владимировича похоронен некто неизвестный, искусно загримированный под него.

Вадим внезапно почувствовал, что его начинает трясти.

– После подобного открытия решили эксгумировать также тела его сына и внучки и провести генетическую экспертизу, – сухо продолжил Стариков. – Необходимые данные по Осколову имелись. Вы знаете, что с недавних пор у нас ведется банк генетических данных, где хранятся параметры каждого сотрудника. Результат получился ошеломляющий. Никто из этих людей не состоял в родстве друг с другом и не принадлежал к семейству Осколовых. В это же время пришло известие об исчезновении денег с зарубежного счета. Нам очень не хотелось этого, но подозрение в их хищении пало на Осколовых. Не вам объяснять, какие усилия пришлось предпринять, чтобы раскрыть это преступление. На карте стояла честь организации…

Вадим внимательно слушал Станислава Сергеевича, пытаясь не показывать слабость, разламывающую его тело и мозг. На лбу выступил холодный пот, и руки, онемело стиснутые на подлокотниках, била дрожь.

– Вам плохо, Вадим Александрович? – с тревогой спросил Стариков. – Может быть, мы прекратим беседу и вы отдохнете?

– Нет, не стоит, – процедил сквозь зубы Вадим. – Я хочу дослушать все до конца.

– Хорошо. Пройдем события в хронологическом порядке. Это уже не версии, а реальная картина произошедшего. Итак, на совещании, как и рассказывал Панфилов, были распределены роли и сроки исполнения акции. Валерий Осколов готовил свою часть в Сьерра-Марино, Николай Владимирович – в России. В начале апреля Панфилов выехал к младшему Осколову, отработал детали и осуществил «похищение и гибель» семьи дипломата.

Он также готовился сойти со сцены и исчезнуть. В феврале Панфилов написал рапорт на увольнение, в марте прошел медкомиссию и убыл в положенный ему отпуск. Куда именно, пояснять не требуется. Еще до признаний мы нашли списки пассажиров, где числился его паспорт – кстати, служебный, изготовленный у нас, и проследили его путь. Старший же вошел в сговор с врачом, и они весьма талантливо разыграли представление под названием «смерть безутешного отца». К этому же времени подтянули вас и отправили расследовать это дело. Панфилов, вернувшийся из «отпуска», успешно «похоронил» семейство Осколовых в лице отечественных и зарубежных бомжей, рассчитался с местом работы, ликвидировал много знавшего доктора и отправился следом за вами. Дальнейшие события вы представляете не хуже нас: снятие вами денег со счетов, звонок на Кипр, сигнал Панфилову, перевод из банка сумм в офшор… Их выбило из колеи ваше исчезновение, связанное с освобождением спутницы и попутным разгромом базы «Красного легиона».

– Талантливо сработал… – проворчал Олег Петрович.

– Да, действительно, операция прошла на экспромте, но заслуживает похвалы. Кстати, не будем скрывать, что вы, Вадим Александрович, были у нас на серьезном подозрении, несмотря на клятвы Олега Петровича, что среди его питомцев никогда предателей не было. Можно, конечно, усомниться, взяв пример Панфилова…

– Я этого скота выгнал через три месяца, – взревел Дед. – Его мне тогда Осколов подсунул из спецназа. Никакой он не питомец.

– Успокойтесь, Олег Петрович, – перебил его Стариков. – Вы прекрасно знаете, что я разделял вашу точку зрения, так как знал Вадима Александровича давно, даже раньше вас.

– Если Осколовы живы, где они? – тихо, но так, что все услышали его, спросил Вадим.

– Алексей Иванович, запустите, пожалуйста, греческую видеокассету, – приказал Станислав Сергеевич.

На экране телевизора показалась набережная и длинные ряды яхт вдоль причалов, вытянувшихся в море.

– Греция, Салоники… – проинформировал присутствующих молодой человек. – Снималось шесть дней назад.

Последнее можно было и не уточнять, так как в углу экрана высвечивалась дата съемок. Неожиданно сбоку в профиль мелькнуло лицо быстро идущего Николая Владимировича Осколова. Он свернул на ближайший причал, прошел три яхты и остановился у четвертой. На его окрик из надстройки вышел Валерий – без рубашки и в шортах, демонстрируя обрюзгшую фигуру «дипломата». Николай Владимирович что-то ему начал говорить, яростно жестикулируя. Валерий сокрушенно покачал головой, сплюнул через борт и скрылся в рубке. Из люка выглянула Татьяна. Николай Владимирович что-то сказал ей, и лицо женщины плеснуло испугом.

Осколов распутал концы швартовых, отцепил их от кнехта и перебрался с причала на борт. За кормой забурлила вода, и судно медленно попятилось, выбираясь из строя яхт. Камера еще несколько минут следила за движением белоснежной красавицы. Миновав проход в боновом заграждении, яхта начала удаляться в открытое море.

Видеоизображение оборвалось, и экран телевизора зарябил разноцветными полосами.

Некоторое время в комнате царило молчание.

– Деньги нашими специалистами найдены и возвращены на банковские счета, – усталым и бесцветным голосом произнес Стариков. Немного помолчал, добавил: – Яхта не пришла ни в один порт…

Вадим взглянул на угрюмое лицо Деда:

– В Салоники ездили вы?

Олег Петрович, не поднимая глаз, лишь кивнул.

– Маша тоже была на яхте?

– Нет. Она помещена родителями в частную школу в Йоркшире, где и находится сейчас. Обучение оплачено, и далее следить за девочкой до ее совершеннолетия будет опекун. Вы его знаете – Василий Васильевич, который когда-то курировал вас. Документы на опеку в течение месяца оформят, и он выедет на постоянное место жительства в Англию.

– Хорошо… – коротко и безразлично сказал Вадим. – Что-то я устал. Я бы сейчас полежал. Если не трудно, вызовите медсестру, чтобы она меня отвезла в палату.

– Держись, Вадим! – тихо произнес Дед. – Извини, что так вышло.

– А вас-то за что извинять? Все правильно, как и должно быть…

Лодку покачивало на волнах. Он лежал, прижавшись спиной к нагретым на солнце доскам настила, на носу суденышка и смотрел на проплывающие над ним облака. Сколько лет прошло с тех пор, когда Вадим последний раз так же валялся без дела и разглядывал небо? Давно это было, ах, как давно. Были живы мама, дед, бабушка. А лодка все та же – дяди Ивана, которую тот ладил своими руками. Тогда Вадим впервые услышал загадочные слова, пахнущие соленым свежим морским воздухом: шпангоут, стрингер, бушприт… А какой праздник был для всех родственников и соседей, когда спускали на воду дядь-Иванову «гулянку»! Как все веселились…