Загадка подводной лодки Вера Голубева Ихтиолог Николай Звягин, изучает акустические шумы, которые издают косяки рыб разных пород. Когда начинается война, он предлагает новый способ маскировки подводных лодок... Вера Голубева Загадка подводной лодки Научно-фантастический рассказ ВЕРА ГОЛУБЕВА (г. Уфа) Рис. Б. Дашкова До самого окончания второй мировой войны это для многих оставалось загадкой. Друзья и знакомые кандидата биологических наук Николая Звягина показывали друг другу газету, удивленно пожимали плечами и говорили: — Читали? Это поразительно! — Просто непонятно! Ихтиолог, и вдруг орден Красного Знамени за усовершенствование в области судостроения. — Может быть жабры какие-нибудь для кораблей придумал? — Что бы он ни придумал, все мы рады за него! Вероятно, я тоже не могла бы понять, за что биологу Звягину дали боевой орден. Но мне случилось присутствовать на докладе Звягина в одном из научных обществ Ленинграда и побеседовать с ним по окончании доклада. С его разрешения я хочу поделиться содержанием разговора и прослушанного доклада с моими читателями В конце тридцатых годов молодой аспирант Николай Звягин впервые ступил на палубу большого морского судна. Николаю предстояло путешествие на один из новых рыбозаводов. Он, ихтиолог, больше всего до этого занимавшийся ископаемыми породами рыб, должен был ознакомиться с современными методами лова рыбы, посмотреть, как она ведет себя в океане. Осматривая новый пароход, Звягин особенно заинтересовался его совершенными навигационными приборами. Под конец осмотра капитан проводил его в изолированный от всяких посторонних шумов пост гидроакустика и сказал: — А эта каюта представляет для вас особый интерес. Отсюда мы, если можно так выразиться, смотрим под водой ушами. Вы, конечно, знаете, что на современных кораблях многих стран установлены подводные звукоуловительные аппараты. С их помощью вы можете, например, вовремя услышать в тумане шум винтов приближающегося корабля и предупредить столкновение. — Как же вы узнаете направление, по которому приближается корабль? — спросил Звягин. Капитан приложил палец поочередно к обоим ушам и ответил: — Совершенно так же, как мы своим слухом узнаем направление, откуда доносится до нас звук. Два уха, расположенные по обе стороны головы, дают нам возможность ориентировки. Гидрофоны также расположены по обоим бортам. Капитан пригласил гостя сесть на место гидроакустика и включил аппаратуру. — Слушайте, — сказал он, протягивая пару наушников. Звягин надел наушники и спустя полминуты начал улавливать разнообразные шумы. Что они означали, ему было совершенно непонятно. Здесь был, вероятно, и шум прибоя и звуки гребных винтов проходивших мимо моторных лодок, буксирных пароходов и катеров. — Ничего не понимаю, — сказал, наконец. Звягин. — Привыкнете, будете разбираться. Я вам дам в помощь судового специалиста по этим делам. Он вас научит. С этого дня Звягин почти ежедневно посвящал час или два выслушиванию подводных шумов. Он научился различать шумы, производимые судами разных типов, прибоем, проплывающими акулами, дельфинами и косяками неизвестных рыб. Найдя в судовой библиотеке книжку по акустике, он принялся за ее изучение. Из этой книги он узнал, что насколько воздух прозрачен для света, настолько вода прозрачна для звука. В воде звук распространяется со скоростью 1430 метров в секунду — почти в пять раз быстрее чем в воздухе. Источник звука мощностью в 100 киловатт был бы слышен в воздухе за 15 километров, в то время как в воде источник звука мощностью всего в один киловатт слышен на расстоянии 30–40 километров. Способность воды к передаче звука выше способности воздуха в двести-триста раз. Тон звука зависит от частоты колебаний его источника. Чем выше тон звука, тем больше частота возбуждающих его колебаний. Человеческое ухо улавливает звуки с частотой от шестнадцати колебаний до двадцати тысяч колебаний в секунду. Многие шумы состоят из звуков различных частот. Например, шум гребных винтов и другие корабельные шумы состоят из звуков с частотами от трехсот до тысячи пятисот колебаний в секунду. В океанах и морях на глубине уже сорока метров господствуют вечные сумерки. По наблюдениям биолога Биба, спускавшегося на глубину девятисот метров у Бермудских островов в Атлантическом океане, на шестистах метрах царит полная темнота. Можно предполагать, что рыбы, живущие на таких глубинах, в погоне за добычей ориентируются главным образом слухом, так как свечение, присущее глубинным рыбам, вряд ли заметно на дальнем расстоянии. Слуховой аппарат человека улавливает звуки через посредство жидкости, содержащейся в лабиринте уха Рыбу омывает жидкость — вода — со всех сторон. Поэтому весьма возможно, что звук она ощущает или всем своим телом, или какой-нибудь наружной его частью. По мнению некоторых советских ученых, рыба воспринимает звуки с помощью боковой линии, проходящей вдоль ее тела от хвоста до головы. Другие полагают, что ушами рыбе служат усы. Вопрос этот пока не совсем ясен. Вернувшись из путешествия на рыбные промыслы, Звягин продолжал свои наблюдения. Научно-исследовательские суда, на которых ему приходилось плавать, он оборудовал наиболее совершенными гидрофонами. Начав исследования с Балтики, он последовательно побывал в Белом и Баренцевом морях, в Черном и Каспийском, на Волге, Оби, Енисее и в Охотском море. С помощью записывающих приборов он фиксировал наиболее интересные звуки и сочетание звуков. Подводные шумы постепенно раскрывали перед ним свои тайны. Звягин теперь знал, что лещ при передвижках издает своим хвостом и телом звуки йе-йе-йе; много лещей звучат вроде ройе-ройе-ройе, сардины — уу-ап, уу-ап, уу-ап, кильки — м-м-м. Перемещающийся косяк кильки издает звук, напоминающий шорох ветвей. Волнение затрудняет прослушивание рыбы. Распространению звука в воде препятствуют неровности дна, обилие в толще воды планктона (мелких растительных и животных организмов) и слой резкого изменения температуры и солености воды. Накапливая постепенно материал наблюдений, Звягин поставил своей целью предоставить в распоряжение рыбной промышленности надежное средство для разведки промысловых косяков рыбы. Он уже собрался проверить некоторые свои выводы на практике в Баренцовом море, как вдруг разразилась война. Мурманский траловый флот встал на прикол. Дальнейшие работы пришлось временно прекратить. Вскоре Мурманск был отрезан от Большой земли. Сообщение с ней поддерживалось отчасти по воздуху и главным образом морем через Архангельск. Весь Мурманск заговорил о подводных лодках, своих и неприятельских. То и дело передавались из уст в уста рассказы о героических подвигах советских подводников, об опасностях, которые им угрожают со стороны вражеских самолетов и быстроходных судов, снабженных чувствительными гидрофонами. Чтобы избежать преследования, подводным лодкам нередко подолгу приходилось отстаиваться, лежа на грунте или, если море слишком глубоко, лежа в слое температурного скачка. Мало кому известные сведения по гидрологии морей вроде слоя скачка стали теперь общим достоянием. Оказывается, разница плотностей воды в слое скачка между верхним и нижним слоями воды порой так велика, что подводная лодка, используя известным образом свой запас пловучести, может лежать в нем, как на дне. Слой скачка поэтому получил у подводников название «жидкого грунта». После приезда из Мурманска в Москву Звягин был направлен в помощь инженеру-кораблестроителю Гарину. Тот сообщил Звягину, что работает сейчас в области гидроакустики и занят решением вопроса, каким образом добиться бесшумного вращения в воде гребного корабельного винта. Опыты, которые он производил над моделями в гидродинамическом бассейне, однако, не дали пока положительных результатов. Руководитель особого конструкторского бюро считал, что Звягин может использовать приобретенные знания для решения занимающей Гарина проблемы. Как это часто бывает с учеными, занятыми решением какой-нибудь задачи, мысли Звягина возвращались к ней порой в самое неподходящее время. Часто в разговоре с сослуживцами взгляд его оставался пустым и невидящим, он только из вежливости старался показать, что слушает собеседника. Обиженный собеседник замолкал и уходил. Однажды Звягин ушел из столовой, не заплатив за обед, и вспомнил об этом только на следующий день. Нередко, идя по улице, он проходил мимо того дома, куда шел. Как это все ни странно, но для настоящего ученого такое состояние довольно обычно и, пожалуй, естественно. Главным в жизни для него становится занимающая его проблема, все остальное делается второстепенным. Ученый в некоторых случаях бывает похож на больного человека, одержимого навязчивой идеей. Болезнь ученого проходит, когда мучающая его проблема оказывается решенной. Так было и со Звягиным. Однажды он проснулся около шести утра. Все, что до этого момента казалось темным и неясным, сделалось вдруг простым и понятным. «Техническое решение задачи сделать работу гребного винта бесшумной, — думал Звягин, — весьма затруднительно, быть может и вовсе невозможно. Но какова конечная цель этой задачи? Очевидно, позволить кораблю миновать неприятельское судно или, наоборот, подойти к нему, оставаясь незамеченным. Но ведь эту задачу можно решить совсем другим путем!» Звягин поспешно вскочил с постели, наскоро принял душ, оделся и совсем уже собрался выйти из дому, чтобы поделиться своей идеей с Гариным, как вдруг вспомнил, что еще слишком рано. На работе его еще нет, а домашнего адреса Гарина он не знает. Завтракать не хотелось. Звягин с нетерпением посматривал на часы и к началу рабочего времени был уже у подъезда учреждения. Не успел он взяться за ручку двери, как его окликнул сам Гарин, подошедший с другой стороны. Начав говорить в лифте, Звягин закончил разговор в лаборатории. Изложив вкратце свои соображения, он замолчал, пытливо всматриваясь в лицо задумавшегося собеседника. Молчание длилось довольно долго. Внезапно лицо Гарина просветлело. — Пожалуй, вы правы, проще и легче искать решение по вашему пути, — сказал он. — Пойдемте к начальству, доложим. Предложение Звягина вскоре было одобрено ученым советом научного учреждения, в котором работал Гарин. Московское руководство без задержки утвердило план и смету на производство исследований. Звягину и Гарину было предложено вылететь из Мурманска на Урал и начать работу в одной из отлично оборудованных заводских лабораторий. В напряженном труде прошел год. Сколько бессонных ночей, сколько неудавшихся экспериментов! Наконец три модели гребных винтов разных размеров были готовы. Приемные испытания в присутствии специалистов-инженеров, ученых-физиков и представителей военно-морского командования прошли успешно. Для испытания на практике решено было выстроить небольшую подводную лодку. Прошел еще почти целый год, раньше чем подводная лодка-малютка со скромным названием «Рыбка» вышла из Кольского залива в открытое море. Экипаж лодки состоял из пяти человек: командира, штурмана, минера, электрика и моториста. По возрасту — все молодежь, не старше тридцати лет, по опыту — старички. Для укомплектования «Рыбки» отобрали трех лучших подводников-комсомольцев; командир и штурман были коммунисты. Цистерны с соляровым маслом для дизельмоторов и аккумуляторные батареи для электромоторов подводного хода были у нее невелики. «Рыбка» имела на борту только две торпеды в носовых аппаратах. На то ведь она и была малютка. Немногочисленные жители острова Кильдина с удивлением наблюдали, как мимо них прошли две подводные лодки, одна на буксире у другой. Первая, огромная, настоящий подводный крейсер, вторая — совсем маленькая. Точно кит со своим детенышем. «Рыбка» должна была атаковать базу гитлеровских военных судов в одном из норвежских фиордов. Со стороны моря фиорд защищали сильные береговые батареи. Вход в него был минирован. Подстерегая вражеские суда, советские подводные лодки вынуждены были крейсировать в этом районе, не имея никакой надежды проникнуть во внутренние воды фиорда. Сейчас предстояла более активная операция. Крейсируя в районе фиорда, советские подводные лодки вели длительное наблюдение за неприятельскими судами, покидающими базу и входящими в нее. Замечая курсы проходивших судов и пеленгуя суда в моменты поворотов, советские подводники нанесли на карту свободный от мин входной фарватер. Конечно, удалось нанести только приблизительный план фарватера, пользоваться им для прохода было нельзя, тем более, что на самом фарватере могли находиться донные мины, приводимые в боевое состояние с берега на то время, когда не ожидается прохода своих судов. Соблюдая крайнюю осторожность, «Рыбка» приблизилась к входу в фарватер, остановила моторы и легла в дрейф на жидкий грунт, в слое температурного скачка. Удача сопутствовала первому рейду «Рыбки». Как только стало рассветать, на горизонте показался дым, за ним другой и третий. В сопровождении конвоя из двух эскадренных миноносцев подходил большой грузовой пароход. Велик был соблазн у командира лодки выпустить по судам свои мины, но он сдержался. Перед ним стояла более важная задача. Как только неприятельские суда вошли в фарватер, подводная лодка дала ход и последовала за ними. Гидроакустический прибор указывал лодке по шуму винта направление на впереди идущее судно. Штурман лодки, отмечая компасные курсы, тщательно вел по карте прокладку, чтобы уточнить все повороты и направления фарватера. Полчаса спустя «Рыбка» вошла в фиорд. Миноносцы стали на якорь, транспорт ошвартовался у пристани. Подводная лодка погрузилась на дно. Ей предстояло длительное ожидание ночи, когда можно будет подняться со дна в боевое положение и осмотреться с помощью перископа. Время в подводной лодке, находящейся в бездействии под водой, тянется бесконечно долго. Наконец судовые часы показали наступление темноты. Лодка поднялась со дна, прошла под перископом вдоль всего фиорда и вернулась обратно. Все обошлось благополучно. Ни часовые на береговых постах, ни сигнальщики на вражеских кораблях не заметили перископа, бороздящего поверхность фиорда. По всей вероятности, они даже не смотрели по сторонам. Об атаке с воздуха их должны были своевременно предупредить воздушные акустические приборы, об атаке со стороны моря — подводные. Ни те, ни другие не отмечали ничего подозрительного. На военно-морской базе «Норвегия-2» все было спокойно. Выбрав удобное место под нависшей скалой, командир лодки осмелился даже подняться на поверхность. Вместе со штурманом он набросал план причалов, береговых строений и расположения судов, стоявших на якорях. Наконец решено было действовать. Мишенью самодвижущихся мин выбрали еще не разгруженный пароход и легкий крейсер, стоявший на якоре неподалеку от него. Лодка опустилась в боевое положение. Одна за другой выскользнули из аппаратов самодвижущиеся мины. Один за другим раздались два взрыва. Все население фиорда всполошилось. Шаря по воде и в темном небе, забегали лучи прожекторов, взвились и повисли в воздухе ракеты. Быстроходные катера и гидросамолеты рванулись из фиорда в море в погоню за предполагаемой подводной лодкой, а вслед за ними спокойно вышла из фиорда и «Рыбка». Фарватер теперь ей был хорошо известен, и она без всякого затруднения миновала минные поля. Через несколько часов, когда после бесполезных поисков катера и самолеты вернулись на базу, «Рыбка» пошла на соединение с подводным крейсером, ожидавшим ее в море. Приняв с него торпеды взамен израсходованных и выждав два-три дня, «Рыбка» повторила свой рейд в занятый фашистами норвежский фиорд. После взятия Берлина победоносными советскими войсками наше командование получило ряд военных документов. В делах гитлеровского морского генерального штаба были обнаружены две короткие, но достаточно выразительные телеграммы начальника военно-морской базы «Норвегия-2». Вот их содержание. «29/Х-43, «Норвегия-2». В 23.50 28 октября взорвались легкий крейсер «Геббельс» и транспорт № 10. Причины не установлены. Подробности рапортом. 7/XI-43, «Норвегия-2». В 23.00 6 ноября взорвался стоявший у причала транспорт № 88, груженный взрывчатыми веществами, минами и снарядами. Взрывом потоплены два эсминца, три подводные лодки, разрушены береговые строения. Возникший пожар продолжается. Обнаружению подводного врага гидрофонами мешал шум больших косяков сельди. Число жертв и причины взрыва выясняем». Никто не обратил внимания, что случаям взрывов предшествовал заход в фиорд косяков норвежской сельди, замеченных слухачами гидроакустических установок. Сельдь часто заходила в фиорд, и никаких подозрений это гитлеровцам не внушало. Будучи неопытным рассказчиком, я до сих пор не удосужилась разъяснить читателям, в чем, собственно, заключалась тайна маленькой подводной лодки, выстроенной по проекту Звягина и Гарина. Но, может быть, читатель и сам догадался, что гребные винты «Рыбки» производили шум, подобный шуму безобидной стаи сельди, находящейся в движении. Огромной силы взрыв едва не погубил героическую «Рыбку». Экипажу ценой невероятных усилий удалось вывести из фиорда суденышко, которое с трудом добралось до подводного крейсера. После этого в ряде мест была отмечена гибель транспортов врага, шедших в сопровождении сильного конвоя. Были предположения, что действовали с огромных дистанций торпеды, управляемые ультразвуком. Ведь, кроме известного всем гидроакустикам шума рыбьих стай, ничего вокруг слышно не было. Есть, правда, предположение, что в помощь первой маленькой подводной лодке, снабженной звукомаскировкой, вступили в строй другие «Рыбки». Тайна ее гребного винта не была разгадана противником до самого конца войны. Как только закончилась война, Звягин и Гарин начали работать над применением своего изобретения для целей мирного времени. Работа их близится к завершению. В ближайшем будущем еще более усовершенствованные гребные винты будут установлены на некоторых речных и на всех зверобойных судах. Шум, который они издают, неотличим от шума движущегося косяка рыбы. Он послужит отличной приманкой для питающегося рыбой морского зверя. Не только в переносном, но и в прямом смысле слова будет оправдана поговорка: «на ловца и зверь бежит». Искать зверя не придется. Тюлени, моржи, киты, кашалоты сами поплывут под меткий выстрел или удар гарпуна навстречу советским зверобоям, а речные суда, плавающие по малым и мелководным рекам, не будут больше распугивать рыбу. --- Журнал "Техника-молодежи", № 2 за 1955 г.