Козел в огороде Валентин Петрович Катаев Рассказы. Фельетоны В книгу вошли избранные произведения известных русских советских писателей, жизнь и творчество которых связаны с Одессой.Главная общая особенность рассказов и повестей сборника – искрометный юмор, самобытность которого подразумевает ироническое вышучивание недостатков, и особый жаргон с присущей ему интонацией и стилистикой. Валентин Катаев Козел в огороде Товарищ лектор, в чем цель жизни?      Г. Шенгели На эстраду провинциального клуба вылез громадный небритый человек в зловещем фраке. Он громко откашлялся и затем сиплым шепотом спросил: – А где же аккомпаниатор? – Помилуйте, товарищ лектор, – встревожился Саша, – лекция ведь! Самогон ведь. И борьба с ним. Какая же может быть тут музыка? – Лекция? Гм… А может быть, спеть все-таки что-нибудь, а? Из «Демона», а? – Хе-хе! Лекция ведь. – А я, ей-богу, лучше спою! Чесc… слов… Этакое что-нибудь… Н… на земле весь р-р-род людской Ча-тит адин кум-м-мир свящ… е-э-ээ… – Что вы, что вы! Лекция ведь. Самогон ведь и, так сказать, борьба. Так у нас и на афише написано. – Разве? Ну ладно! Гм… гм… Человек во фраке густо откашлялся, взялся руками за шею, мотнул головой и стал в позу. Председатель позвонил. – Товарищи, призываю вас к порядку! Сейчас товарищ из центра будет докладать на тему о самогоне и так и далее. Тема очень важная в общественном смысле трудящихся, и которые, может, предпочитают танцы, то те могут покинуть аудиторию. Слово представляется товарищу из центра. Докладчик посмотрел вокруг голубоватыми глазами, качнулся и сказал: – Товарищи! В этот грозный час, когда Республика Советов стонет перед кознями наемников мирового капитализма, мы не можем оставаться индифферентными. Все, как один! Верно я говорю? – Верно, – одобрительно подтвердили из зала. – Да, товарищи! Мы все, как один, должны встать на борьбу с самогоном! Тысячи людей пьют самогон, и тысячи людей отравляются ежедневно этим злостным ядом, который разрушает организм. Верно я говорю? – И даже слепнут, – сказал из зала деловитый бабий голос. – В-в-верно, гражданка! Оч-чень дельное замечание! Именно – слепнут. Бывает. И глохнут. Чесc… слово… Итак, товарищи, мы видим, что самогон – это страшный яд, который бич. А почему? Докладчик обвел притихшую аудиторию грозным взглядом. – А па-а-чему? Он выдержал эффектную паузу и, в достаточной мере насладившись тишиной, повысил голос: – А потому, дорогие товарищи, самогон приносит вред, что очищать его как следует до сих пор не научились… А что может быть проще – очистить самогон? Пара пустяков. На одно ведро самогона берется три фунта простой, обыкновенной, ничем не замечательной соли. – Крупной или мелкой? – быстро спросили из зала. – Лучше всего мелкой. Но, конечно, можно и крупной. Ну-с, затем насыпают эту соль в самогон и сверху ведро прикрывают чем-нибудь теплым. Одеялом, например. – Аподушкой, товарищ лектор, можно? – Можно и подушкой! Даже подушкой лучше. Да, дорогие товарищи! Затем надо взять фунтов пять-шесть простой, примитивной клюквы… – Клюквы! – восторженно взвизгнула баба из третьего ряда, хлопая себя по бедрам. – Ах ты ж боже ж мой! Клю-у-квы! – Именно – клюквы! – торжествующе воскликнул лектор. – Обыкновенной что ни на есть клюквы. И варить вышеупомянутую клюкву на медленном огне, подмешивая туда квасцов, мелу, соды… – А квасцов-то много? – А соды-то? – Товарищ лектор, а как же, ежели… – Тише! Тише! Дайте слушать! Не напирайте! Квасцов-то много надо подмешивать? В зрительном зале начался шум. Задние напирали на передних. Женщины пищали. На кафедру летели записки. – Товарищи, не все сразу! Прошу по порядку. Вот тут поступила записка с вопросом: «Можно ли для крепости в самогон подмешивать перцу и табаку?» Отвечаю: ка-а-а-нечно, нет! Перец и табак, подмешанные в самогон, действительно создают впечатление крепости, но в действительности никакой крепости не увеличивают, а голова потом болит как проклятая. Ну-с… Итак, я продолжаю. А когда, дорогие товарищи, клюква уварится и пустит сок, надо взять сито, простое, наипримитивнейшее кухонное сито, которое… Председатель побледнел. – Товарищ докладчик, прошу держаться ближе к теме! Публика заревела: – Пущай выскажет! Просим, просим! Не мешай докладчику! Соды-то сколько? Мел толченый аль куском? Да пущай еще раз про сито скажет! Докладчик же, склонив голову и полузакрыв глаза, продолжал говорить: – Засим, дорогие товарищи, всю эту музыку надо протереть сквозь сито в сосуд… – Сосут?! Ах ты ж боже ж мой, и уже сосут? А? – Вот так здорово! …– в глиняный сосуд, в который перед этим положить… Председатель схватился за голову и бросился за кулисы. Саша стоял, прислонившись холодным потным лбом к боковому софиту. – Саша, – тоскливо провыл председатель, – он деморализует аудиторию! И на доктора не похож! Может, ты ошибся, кого другого привез? – Ничего не ошибся, – глухо сказал Саша. – Сам в гостиницу ездил, в номер восьмой. Председатель затрясся: – Восемнадцатый, а не восьмой! Зарезал! Тащи его с эстрады! Не восьмой, а восемнадцатый! Занавес! Занавес! Перепутал! В восьмом актер. Шляпа! Саша судорожно задергал занавес. Но было уже поздно. Лектор стоял посредине зала, окруженный восторженной аудиторией, и отвечал на записки. Председатель припал к щелке занавеса. Минуту его лицо выражало отчаяние. В следующую минуту оно слегка прояснилось. Затем председатель озабоченно покачнулся и вдруг хриплым голосом крикнул в зал: – Товарищ лектор! Ну а как же, ежели, например, в закваску слишком много дрожжей положишь, а она и загустеет, подлая?… И с этими словами ринулся в самую гущу любознательной аудитории.