Пастушка Анка
Ивана Брлич-Мажуранич

Владимир Назор

Тоне Селишкар

Бранко Чопич

Славко Яневский

Ахмет Хромаджич








Эта книга познакомит вас со сказками писателей Югославии, известных мастеров югославской прозы.

Все эти сказки пользуются большой популярностью в стране, а многие из них стали уже хрестоматийными. Некоторые из представленных в сборнике сказок (например, сказка Б. Чопича «Приключения кота Тоши») издавались и на русском языке.






Пастушка Анка

Сказки писателей Югославии












Ивана Брлич-Мажуранич

Регоч


Перевод с сербскохорватского И. Макаровской


Как-то тёплой летней ночью крестьянские ребятишки стерегли на лугу табун. Стерегли они, стерегли и не заметили, как заснули. И только они заснули, как прилетели волшебницы-вилы и давай в игры разные играть. А потом вскочили на коней и поскакали во весь дух по росистой траве-мураве.

Младшая из них, Косенка, первый раз ступила на землю. Носится она по лугу так, что дух захватывает, и всё сильнее погоняет скакуна золотой косой. А конь ей достался самый резвый. Собой невелик, но злой как чёрт. Бежит вороной — земля дрожит, из очей пламя пышет, из ноздрей дым валит.

Но Косенке казалось, что он едва плетётся. Пригнулась она к коню и дёрг его за правое ухо. Взвился конь в самое небо, вырвался из табуна и понёс Косенку неведомо куда.

А Косенка никак не нарадуется — по душе ей эта лихая скачка.

Летит конь быстрее вихря через нивы и чащи, через реки и овраги, через горы и долины. Смотрит Косенка на всё это, глаз не оторвёт. Но особенно полюбился ей край, где была гора, а на ней дремучий лес, под горой два золотых поля, словно золотые скатерти, на полях два белых села, точно белые голуби, а чуть дальше — большая вода.

Мчится вороной стремглав, не разбирая дороги, нигде не останавливается.

Долго мчался он и наконец вылетел на большую равнину. А с равнины той холодный ветер дует. И нигде ни травинки, ни деревца, одна жёлтая земля вокруг. Чем дальше скачет вороной, тем холоднее становится. Мчался конь семь дней и семь ночей. На седьмой день утром-светом прискакал он на середину равнины. Видит Косенка: стоят посреди равнины развалины крепостных стен огромного города Легена, и тянет от него сильным холодом.

Подъехал конь поближе к древним воротам Легена, Косенка забросила на стену своё покрывало и вспрыгнула наверх. Вороной тут же сорвался с места и умчался невесть куда.

А Косенка спустилась со стены и пошла по холодному, как ледышка, городу. Своё волшебное покрывало, без которого нельзя было взлететь в облака, на плечи накинула, чтоб не потерять. Ходит-бродит Косенка по этому большому странному городу и всё ждёт чуда великого. А чуда всё нет как нет. Куда ни кинешь глаз — везде одни камни на морозе потрескивают.

Шла Косенка, шла и пришла к самой толстой стене. Тут она повернула за угол и видит: спит под стеной огромный человечище. Был он больше самого большого дуба в самом большом лесу. На нём был сермяжный кафтан, подпоясанный ремнём в пять саженей. Голова с целую бадью, а борода, точно стог кукурузы.

Звали человека Регоч, жил он в городе Легене, и не было у него иных дел, как только стены городские считать. Тысячу лет считал он их и насчитал уже тридцать стен и пять городских ворот.

Увидела Косенка Регоча, так и застыла от удивления.

Потом села у самого его уха и крикнула:

— Дяденька, тебе не холодно?

Регоч открыл глаза, улыбнулся и ласково посмотрел на Косенку.

— Как — не холодно! — ответил он голосом, подобным громовым раскатам. Носище у него красный от мороза, а волосы и борода инеем схвачены.

— Неужели ты не можешь построить себе дом, чтоб не мёрзнуть? — спросила Косенка. — Ведь ты такой сильный.

— А на что мне дом? — возразил Регоч и снова улыбнулся. — Скоро солнышко взойдёт.

Регоч сел, махнул правой рукой по левому плечу, левой — по правому и отряхнул иней. А было его на каждом плече столько, сколько снега бывает на крыше дома.

— Осторожно, дяденька, не засыпь меня! — крикнула Косенка, но Регоч ничего не услышал — так далеко было его ухо от Косенки. И чтоб можно было с ней разговаривать, взял её, посадил к себе на плечо и сказал, как его зовут и что он здесь делает. А она ему поведала, как попала сюда.




— А вот и солнышко, — сказал Регоч.

И вправду, над равниной вставало солнце, такое бледное и холодное, словно и греть-то здесь некого.

— Ну и недотёпа ты, — вдруг засмеялась Косенка. — Какой же умный человек станет жить в пустом городе и всю жизнь считать никому не нужные камни. Давай лучше уйдём отсюда. На свете так много красивых мест и полезных занятий сколько хочешь.

Регочу никогда не приходило на ум покинуть город Леген и поискать себе дело поинтересней. Он думал, что ему на роду написано считать камни в Легене, и ни о чём другом и не мечтал. А Косенка всё тормошит его да умаливает отправиться с ней по белу свету.

— Я отведу тебя в чудесный край, туда, где стоит дремучий лес, а у самого леса, под горой, два золотых поля раскинулись, словно золотые скатерти, — говорит маленькая вила, а Регоч слушает её, и душа его радуется — ведь он ещё никогда ни с кем не разговаривал.

— Ладно, будь по-твоему, — сказал он вдруг и встал.

«А в чём он понесёт меня?» — подумала Косенка и вынула из-за пазухи маленький мешочек с жемчугом.

Этот жемчуг дала ей мать, когда Косенка собиралась на землю, и был он не простой, а волшебный. Стоило только отделить одну жемчужину, как она тут же превращалась в какую-нибудь вещицу. «Береги жемчуг, не трать понапрасну, — сказала мать на прощанье, — на всё на свете его не хватит».

Взяла Косенка жемчужинку и бросила на землю — в тот же миг стала перед ней корзинка величиной с Косенку, а вместо ручек петля величиной с ухо Регоча.

Прыгнула Косенка в корзинку, Регоч поднял её и повесил на ухо, как серьгу.

Засмеётся Регоч, чихнёт, головой мотнёт — корзинка закачается, точно качели, а Косенка просто замирает от радости.

Идёт Регоч по равнине, каждый шаг у него в десять саженей. Вдруг Косенка остановила его и спрашивает:

— Скажи мне, Регоч, не сможем ли мы пройти под землёй? Очень мне любопытно, что такое там есть.

— Конечно, сможем, — ответил Регоч. Он мог шутя пробить, землю. Просто ему никогда ещё не приходило на ум посмотреть, что есть под землёй.

Но Косенка хотела всё знать и потому упросила Регоча пройти под землёй до того самого леса, где были золотые поля. Там они выйдут на вольный свет.

Сказано — сделано. Принялся Регоч пробивать землю своей огромной ножищей. Топнул раз — затрясся весь большой город Леген и рухнуло много стен. Топнул вдругорядь — заходила ходуном вся равнина. Топнул Регоч в третий раз — задрожало полсвета, расступилась под ним земля и поглотила его вместе с Косенкой.

А там, под землёй, шли во все концы пути-дороги, бессчётные столбы подпирали эти подземные ходы. Где-то вдалеке шумела вода и дули сильные ветры.

Сначала им было светло. Но чем дальше они уходили от той ямы, через которую они под землю попали, тем становилось всё темнее, и наконец наступил такой чёрный мрак, какой только под землёй бывает.

А Регоч знай себе идёт, не останавливается. Нащупывает в темноте столбы и спокойно шагает дальше.

Косенке стало страшно в такой кромешной тьме. Схватила она Регоча за ухо да как крикнет::

— Ой, как темно!

— Терпи, — сказал Регоч. — Сама сюда напросилась.

— Пропала б я с тобой, если б не мой жемчуг, — захныкала Косенка и взяла из мешочка жемчужину. В тот же миг появился в руке у неё фонарь с таким ярким пламенем, словно золотом горел. Мрак сразу уполз поглубже в землю, а на подземных дорогах стало светло как днём.

Обрадовалась Косенка фонарику — ведь теперь она видела сокровища, которые копились здесь с незапамятных времён. В одном месте стояли прекрасные дворцы, двери и окна золотом выложены, стены — красным мрамором. В другом лежало оружие молодецкое, тонкие длинные ружья и тяжёлые дамасские сабли, каменьями самоцветными украшенные, алмазами усеянные. В третьем нашла она в древности зарытый клад: золотые лохани и серебряные кубки, доверху наполненные золотыми дукатами, но самым прекрасным была здесь драгоценная корона из чистейшего золота.

Заблестели у Косенки глаза, захотелось ей поиграть красивыми вещицами, всласть надивиться ими, и стала она упрашивать Регоча опустить её на землю.

Послушался её Регоч, поставил на землю корзинку. Косенка прыг из неё и побежала туда, где были дворцы, оружие и клады. Мешочек с жемчугом, чтоб за игрой не потерять, у одного столба положила.

Регоч присел в сторонке отдохнуть. А Косенка всё любуется чудесными вещицами, глаз от них не отведёт, с места на место перекладывает. Перекидывает с ладони на ладонь жёлтые дукаты, разглядывает серебряные кубки и надевает на голову драгоценную корону. Играла она, играла и вдруг заметила тонюсенькую палочку из слоновой кости, прислонённую к толстому столбу.

А как раз эта маленькая палочка поддерживала огромный столб — вода так подточила его основание, что он давно бы рухнул, не будь здесь этой палочки.

«Для чего там эта палочка?» — подумала Косенка и потянулась к ней рукой.

Но едва палочка отделилась от столба, как тут же по подземным дорогам прокатился сильный грохот, столб закачался и рухнул, а сверху посыпалась земля. Земля всё сыпалась и сыпалась и наконец совсем отгородила Косенку от Регоча. Даже голос не мог пробиться сквозь земляную гору.

Горько заплакала маленькая вила, стала думать, как ей добраться до Регоча. Но путь был завален, и мешочек с жемчугом лежал под грудой земли.

Косенка поняла, что ей нет спасения, и перестала плакать. «Слезами горю не поможешь», — подумала она и решила достойно встретить смерть. Надела она на голову драгоценную корону, взяла в руки палочку слоновой кости и легла, чтоб умереть. Подле неё стоял фонарик, который сиял так ярко, словно золотом горел.

А Регоч сидел себе в кромешной тьме. Он даже ухом не повёл, когда рухнул столб и посыпалась земля. Сидел он, сидел и вдруг решил пойти посмотреть, что там случилось.

Ощупью добрался он до того места, куда убежала Косенка, но тут путь ему преградила земляная гора.

— Да, тут уж не пройдёшь, — вздохнул Регоч, повернулся и зашагал прочь от горы.

Идёт Регоч своей дорогой, идёт от столба к столбу. Далеко уже ушёл, но всё ему как-то не по себе. И никак он понять не может, отчего ему не по себе.

Ослабил ремень — может, он его давит? Вытянул руку — может, плечо замлело? Нет, всё в порядке, а ему всё не по себе. «С чего бы это?» — удивляется Регоч и только головой покачивает.

Покачивает Регоч головой, а на ухе у него корзинка покачивается. И такая она лёгкая, что он почти не чувствует её. И вдруг сердце его сжалось от боли: догадался он, что грызёт его тоска по Косенке. И решил он её спасти.

Регоч повернулся и вихрем полетел назад, к земляной горе, за которой осталась Косенка. Подбежал к горе, вмиг проделал большую дыру и увидел Косенку. Лежит она в золотой короне, с закрытыми глазами, а подле неё фонарик едва светится, вот-вот погаснет.

Просунул он в дыру свою огромную ручищу, осторожно взял Косенку и принялся отогревать её в ладони, как замёрзшую пташку. И — чудо! Косенка шевельнула рукой, и свет в фонарике стал ярче. Мотнула головой — загорелся огонь ещё ярче. А когда открыла глаза, фонарик вспыхнул таким ярким пламенем, словно золотом горел.

Косенка вскочила на ноги, схватила Регоча за бороду, и оба заплакали с радости. Слёзы у Регоча крупные, как груши, у Косенки мелкие, как зёрнышки проса. С той минуты крепко полюбили они друг друга.

Наплакавшись вдосталь, нашли они жемчуг и двинулись в путь; но теперь уж Косенка ни до чего не дотрагивалась: ни до затонувших кораблей, набитых всякими сокровищами — каким-то чудом попали они сюда с морского дна, — ни до красных кораллов, ни до жёлтого янтаря, что лежал возле подземных столбов. Ни до чего не дотрагивалась Косенка, и Регоч нигде не останавливался, а всё шёл да шёл, чтоб поскорей дойти до золотых полей.

Долго шёл Регоч. Вдруг Косенка попросила приподнять её. Регоч поднял её повыше, Косенка взяла сверху горсть земли и взглянула на ладонь — а на ней вперемешку с землёй листья и корни.

— Регоч! — крикнула Косенка. — Над нами лес, что возле золотых полей! Пора выходить.

Регоч выпрямился во весь свой рост и стал головой долбить землю.

Над ними в самом деле был лес, что рос в долине на границе двух сёл. Сёла эти враждовали между собой, и потому в долину никто не ходил. Одни ребята не обращали внимания на вражду старших и каждый день пригоняли сюда своих овец. А пока овцы паслись на зелёной траве-мураве, они играли, смеялись и разговаривали. Взрослые ругали их за это, но ребята всё равно приходили в долину.

Так было и в тот день, когда Регоч стал пробивать головой землю. Как раз в то время ребята собрались под самым большим дубом и хотели уже идти домой. Кто поправлял опанки, кто привязывал хлыст к рукоятке, а девочки собирали овец. Вдруг они почувствовали какие-то странные толчки под ногами. После третьего толчка земля рядом с ними раздалась, и из ямы вылезла голова величиной с бадью, на ней борода, точно стог кукурузы, а на бороде иней ещё от города Легена.

Ребята закричали от страха и словно подкошенные повалились на землю. Один Лилё устоял на ногах. Был он самый пригожий и самый умный мальчик в обоих сёлах.

Он один не испугался и даже подошёл поближе к голове, чтоб получше рассмотреть это чудо.

Лилё подошёл к Регочу как раз в ту минуту, когда он снимал с уха корзинку с Косенкой.

— Эй вы, трусишки! — позвал Лилё ребят. — Идите-ка сюда, смотрите, кто здесь есть!

Ребята повставали и начали по очереди подходить к Косенке.

Понравилась им прекрасная Косенка, вынули они её из корзинки, повели на самый лучший луг и стали любоваться её чудесным платьем, мягким и сверкающим, словно утренний свет. А от волшебного покрывала просто глаз отвести не могли — ведь на нём можно было летать над полями и лугами и под самыми облаками.

Потом девочки закружились в стремительном коло, а мальчики завели с Косенкой разные игры. Радуется Косенка, что ребятам нравится то же, что и ей по душе.

Взяла Косенка мешочек с жемчугом и давай одаривать своих новых друзей. Бросила на землю жемчужинку. Стало перед ней дерево чудное, а на ветках его разноцветные ленты висят, шёлковые платочки колышутся, красные бусы как жар горят. Бросила вторую жемчужину — слетелись со всего леса нарядные павлины, прошлись по лугу и улетели, а на лугу красивые перья остались. Весь луг точно разноцветными огнями горит. Мальчишки вмиг приукрасили перьями свои шапки и жилеты. Бросила Косенка третью жемчужину, и появились на высокой ветке золотые качели на шёлковых шнурах. Качаются ребята, взлетают качели ввысь, словно ласточки, и плавно опускаются вниз.

Не нарадуются ребята новым забавам, а Косенка знай себе бросает жемчужину за жемчужиной. Ничего на свете не любила она так, как весёлые игры и песни. Вот и потратила весь свой жемчуг, совсем забыв про наказ матери беречь его и не тратить зря.

— Никогда не уйду я от вас! — радостно восклицает Косенка, а довольные ребята хлопают в ладоши и бросают вверх шапки.

Один Лилё не участвует в играх. Сидит он, задумчивый и невесёлый, подле Регоча и смотрит на Косенку и её чудесные подарки.

Регоч тем временем вылез из ямы и встал во весь рост. А росту он был такого, что столетний лес едва доходил ему до плеча. Встал Регоч, расправил плечи и ну оглядываться по сторонам.

Солнце уже зашло, но в небе ещё горел закат. И в закатном свете дня виднелись на равнине два золотых поля, словно золотые скатерти, а в полях два села, словно два белых голубя. В стороне от обоих сёл протекала Злая вода, а вдоль воды шли насыпи, зеленевшие свежей травой. На лугу, у насыпи, паслись стада.

«Ну и дурак я, — подумал Регоч. — Целых тысячу лет сиднем сидел среди развалин, когда на свете такая красота неописанная». И так ему здесь понравилось, что он только и делал, что вертел головой во все стороны.

— Сядь лучше, дяденька, — сказал вдруг Лилё. — Не то тебя сельчане увидят.

Регоч сел. Стали они разговаривать, и Лилё поведал Регочу, почему он сегодня такой печальный.

— Вечером быть беде, — вздохнул мальчик. — Я нечаянно подслушал разговор взрослых. Они смастерили большое сверло и хотят пробуравить насыпь Злой воды, чтоб она затопила соседнее село. Эти олухи воображают, что наше село стоит намного выше и ему потоп не угрожает. Но я-то знаю, что вода и до нас достанет и к утру на месте наших сёл будет море.

Вдруг с равнины донёсся страшный крик и шум. Лилё побледнел и сказал упавшим голосом:

— Они уже сотворили зло.

Регоч встал, взял Лилё на руки, и оба они увидели такое печальное зрелище, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Насыпь обвалилась, и мутная Злая вода двумя потоками заливала золотые поля. Один поток бежал к одному селу, второй — к другому. Вот уже утонули стада, скрылись под водой золотые поля, попадали кресты на могилах, а в обоих сёлах стоял невообразимый шум и крик. Это жители обоих сёл вышли на гумно и назло соседям бьют в барабаны и дудят в дудки. Злоба и ненависть помутила им разум. А потом завыли собаки, заплакали-запричитали женщины и дети, и покатился стон по всей равнине.

— Дяденька, — крикнул Лилё, — почему у меня нет твоих рук, чтоб остановить воду?

Тут к ним подбежали ребята, напуганные страшным криком на равнине.

Услышала Косенка, что происходит, и говорит::

— Пойдём, Регоч, ты остановишь воду!

— Пойдём, пойдём! — закричали все ребята. — И нас возьми с собой!

Регоч нагнулся, подхватил правой рукой Лилё и Косенку с фонариком, левой — всех остальных ребят и бегом побежал по лесной просеке вниз на равнину. Испуганные овцы двинулись за ним. Вот и равнина.

Тем временем ночь наступила. Регоч бежит, прижимая к себе детей. Перепуганное стадо бежит за ним. А навстречу им течёт чёрная Злая вода, всё сметает на своём пути.

У Регоча шаг в десять саженей. Ребята и глазом моргнуть не успели, как уж он очутился у размытой насыпи. Стоит, отдышаться не может. А вода всё хлещет и хлещет.

— Останови её, Регоч, останови! — хнычут ребята.

Неподалёку от насыпи была небольшая горка.

— Поставь нас сюда! — крикнула Косенка.

Регоч опустил ребят на горку, и их тотчас же окружили овцы с ягнятами. Вокруг горки уже разливалась вода.

Регоч ступил в воду, сел лицом к дыре и запрудил её своей широченной грудью. Вода сразу остановилась, но ненадолго. Вскоре она опять набрала силу, поднатужилась, упёрлась Регочу в плечи и пробила себе путь с боков. Недолго думая стал Регоч землёй заделывать дыру, но что он заделает, вода вмиг смоет и унесёт.

Бежит вода по равнине, ни полей, ни сёл, ни садов — ничего уже не видно. Одни только крыши торчат из воды.

Плачут бедные ребята, горючими слезами заливаются. Никого у них не осталось — ни отца, ни матери, ни брата, ни сестрички. И их горка уже наполовину под воду ушла.

Взобрались они на самую верхушку холма, сбились в кучку вокруг Лилё и Косенки. Лилё стоит бледный, ни кровинки в лице, а Косенка в сильном волнении протягивает фонарик в сторону Регоча, чтоб ему сподручней было работать. Волшебное покрывало вздымается и реет на ночном ветру, полощется над водой, словно вот-вот взмоет ввысь и унесёт с собой маленькую вилу.

— Косенка! Косенка! Не уходи! Не бросай нас! — в страхе кричат ребята.

— Никуда я не иду! — отвечает Косенка, а покрывало так и рвётся вместе с ней в облака.

Вдруг раздался пронзительный крик. Вода подобралась уже к стоявшей с краю девочке, схватила её за подол и потянула вниз. Недолго думая Лилё сбежал к ней, сгрёб её в охапку и втащил в гору.

— Хорошо бы нам всем привязаться друг к другу! — закричали ребята. — Только где взять верёвку?

Тут Косенка сбросила с плеч волшебное покрывало и протянула его ребятам. Ребята мигом разорвали его на полосы, связали в одну длинную-предлинную ленту и привязались друг к другу вокруг Лилё и Косенки, а вокруг них ещё теснее сбились бедные овечки.

А вода всё прибывала и прибывала. Вот она уже лижет босые ноги ребят, вот поднялась по самые лодыжки. Насмерть перепугались ребята, стоят не дышат.

А Регоч сидит в воде и без устали борется с потоком. По бокам у него, словно огромные рога, торчат края прорванной насыпи. Борода у Регоча растрёпана, плащ в клочья изодран, плечи кровью перепачканы. Старается он изо всех сил, но никак не может остановить Злую воду, и море вокруг горки всё растёт и растёт. А тем временем уж полночь наступила.

Вдруг в полночной тишине раздался громкий голос Косенки:

— Регоч, ну какой же ты недотёпа! Повернись к дыре спиной и перестань болтать руками.

— Ха-ха-ха! — послышался смех Регоча. Он смеялся над собственной глупостью, а море вокруг волнами пошло от его смеха богатырского.

Потом Регоч встал, повернулся и сел к рогам спиной.

И вот ведь какое чудо: остановилась Злая вода, словно скала преградила ей путь. Не смогла она перехлынуть через могучие плечи Регоча и вернулась в своё старое русло, потекла туда, куда и прежде текла.

Радуются ребята — теперь им не грозит беда неминучая. А Регоч, усевшись поудобнее, подгребает к насыпи землю и засыпает полегоньку дыру. Начал он ровно в полночь, а когда занялась заря, дыры уж и в помине не было. Как раз засияло солнце, когда он встал, чтоб вычистить бороду, в которую понабилось всякой всячины: и ила, и веток, и мелкой рыбёшки.

Однако недолго радовались ребята. Они живы-здоровы. Но что дальше делать? Куда идти? Стоят они на вершине горки и печально смотрят на пустынное море. От их сёл остались одни только крыши. Если б люди были умнее и сразу побежали на свои чердаки! Но вместо этого они схватили дудки и барабаны и бросились на гумно, чтоб посмотреть оттуда на гибель другого села. Вода уж им до пояса дошла, а они всё ещё били в барабаны, а когда вода к горлу подступила, они взялись за дудки. Так и утонули все до одного, с барабанами и дудками. Что ж, поделом им за их злобу и ненависть.

Им-то поделом, а вот бедные ребята остались совсем одни на белом свете. И голову приклонить им негде.

— Будем жить на крыше, как воробьи, — грустно сказал один мальчик.

— Или заберёмся в лисьи норы, — вздохнул второй.

— А по мне, уж лучше утопиться, чем жить не по-людски, — сказал третий. — Вот если б море спустить… Взглянул тут Регоч на море да и говорит:

— Не вычерпать мне столько воды и не выхлебать. Ума не приложу, как тут быть.

— Регоч, — заговорил друг Лилё, самый смышлёный мальчик из обоих сёл, — ну если тебе не выпить столько воды, то пусть её выпьет земля. Выкопай яму поглубже и пусти это море в землю.

Послушался его Регоч, топнул ногой, пробил дыру, и земля, словно дракон, жадно накинулась на воду. Ребята оглянуться не успели, как выхлебала земля всё до единой капли. И опять показались сёла, поля и луга. Дома были целы, а вот пшеница вся полегла, и трава на лугах раскисла.

Обрадовались ребята, воспряли духом. А Косенка радовалась больше всех. Хлопнула она в ладоши и крикнула:

— Как будет хорошо, когда снова позолотятся поля и зазеленеют луга!

Но ребята повесили головы.

— Кто научит нас пахать и сеять пшеницу? — сказал Лилё. — Взрослые погибли.

И в самом деле далеко вокруг не было ни души. Один Регоч был с ребятами. Но какой от него прок? Что он смыслил в крестьянском деле, в полях и плугах?

Закручинились ребята, запечалились. А больше всех печалится Регоч — оттого, что не может помочь ребятам.

Одна Косенка радостно оглядывалась по сторонам. Она вообще не умела отчаиваться.

— Смотрите! Смотрите! — крикнула она вдруг. — Вон в том доме какие-то люди! Они вас всему научат!

Посмотрели ребята на этот дом, а там и впрямь старик со старухой у окошка сидят, машут платками и кличут их, к себе зовут. Морщинистые лица их так и сияют. Только они вдвоём живы остались, потому что поступили мудрее всех и схоронились на чердаке.

Сорвались ребята с места и вихрем полетели в село. Впереди бежит Косенка, ветер треплет её золотые волосы, а за ними овцы с ягнятами. Одним духом примчались они к тому самому дому, где уж поджидали их дед и бабка. Обрадовались старики и ну их всех обнимать-целовать. И ребята довольны, что есть у них старшие, уму-разуму научат и к делу крестьянскому приохотят. Да и то сказать, были эти сёла совсем простые, никто там писать не умел и летописей не вёл, и кто бы рассказал ребятам о лютой вражде между сёлами, если б не остались в живых дед да бабка?

Обнимались все, целовались и наконец вспомнили про Регоча. Огляделись по сторонам — а его и след простыл! Словно сквозь землю провалился.

Регоч и впрямь провалился сквозь землю. Он чуть не умер со страху, когда в окне показались старик со старухой. Напугали его их лица, изборождённые глубокими морщинами. «Ну и хлебнули они горя в этом краю, коли у них такие лица», — подумал Регоч и прыгнул в ту самую яму, куда утекла Злая вода. И отправился он в свой пустой город Леген.

А в селе всё идёт как нельзя лучше. Дед и бабка наставляют ребят, а они землю пашут и хлеб сеют. Послушались они стариков, живут все в одном селе, и поле, и луг — всё у них общее.

Всё у них шло прекрасно. Но самым прекрасным была мраморная башня посреди села. На той башне насадили они сад, и цвели в нём апельсины и оливковые деревья. Жила здесь прекрасная Косенка, и виден ей был отсюда весь этот край, который она полюбила в тот самый миг, когда впервые ступила на землю.

Вечером, вернувшись с поля, приводил Лилё на башню ребят, и при лунном свете водили они в саду хороводы и пели песни с красивой, доброй и весёлой Косенкой.

А Регоч под землёй ещё встречался с Злой водой и боролся с ней до тех пор, пока не утекла она в самую глубь земную. Потом воротился он в свой Леген. Там и поныне сидит, считает камни и заклинает судьбу не уводить его больше из этого пустынного города, где живётся ему так хорошо и спокойно.




Ивана Брлич-Мажуранич

Солнце-сват и Нева-Невестушка


Перевод с сербскохорватского И. Макаровской


Жили-были мельник и мельничиха. Были они люди злые и жадные. Привезут на мельницу царское зерно, мельник никакой платы не берёт, а ещё и сам посылает могущественному царю и его дочери, надменной царевне, подарки, чтобы войти к ним в милость. Но стоило прийти бедняку, и мельник оставлял себе за помол ровно половину муки — о меньшей плате он и слышать не хотел.

Однажды, как раз под Новый год, в лютый мороз, подошла к мельнице убогая старушка. Мельница стояла в роще у ручья, и никто не видел, откуда она пришла.

А была это не простая старуха, а волшебница по имени Мокош. Она могла обернуться и птицей, и змеёй, и красной девицей. И ещё она умела творить добро и зло. Горе тому, кто её обидит! Жила Мокош среди топей на краю болота, куда осенью спускалось Солнце. У Мокош оно и проводило все долгие зимние ночи. Волшебница заботилась об ослабевшем зимнем Солнышке, лечила его целебными травами да заговорами, и к весне оно опять становилось сильным и могучим.

— Здравствуйте, добрые люди! Смелите мне мешок зерна, — попросила старуха у мельника с мельничихой и опустила мешок наземь.

— Что ж, смелю, — ответил мельник. — Только муку пополам разделим — одну половину тебе на лепёшки, а другую — мне за работу.

— Помилуй, сынок! — взмолилась старуха. — Не хватит мне муки на лепёшки, а ведь у меня шестеро сыновей, да ещё сегодня внучек родился — Солнышко.

— Проваливай, дура старая! — рассердился мельник. — То-то я сразу приметил, что ты Солнцу бабкой приходишься.

Сколько ни упрашивала старуха мельника, всё напрасно. Делать нечего, взвалила она на спину свой мешок и пошла прочь.

А у мельника была дочь, скромная и пригожая девушка по имени Нева-Невестушка. Когда она родилась, вилы окунули её в омут, и никакое зло к ней не приставало, словно вода к мельничному колесу. И ещё вилы предсказали, что Солнце будет деверем у неё на свадьбе — быть ей невесткой Солнца. Потому и имя ей такое дали: Невестушка. Была она хороша, как ясный день, и всегда весела и приветлива.

Жаль ей стало старуху, догнала она её в роще да и говорит:

— Приходи, бабушка, завтра, я буду одна дома и смелю тебе зерно без всякой платы.

Назавтра мельник с женой пошли в лес по дрова. Только они скрылись, пришла старуха со своим зерном.

— Бог в помочь, девушка, — поздоровалась старуха.

— Спасибо, бабушка, — ответила Невестушка. — Подожди немножко, я только открою мельницу.

Мельница была маленькая, колесо её с четырьмя лопастями крутилось быстро-быстро, точно веретено. Мельник, когда уходил, запер мельницу, и девушке пришлось войти по колено в холодную воду, чтоб отодвинуть засов.

Вот мельница заработала, жернова завертелись, и девушка смолола старухино зерно. Потом ссыпала муку в мешок и отдала ей всё до крупинки.

— Спасибо тебе, доченька, — поблагодарила старуха. — Не берегла ты свои ноженьки от студёной воды, а рученьки от даровой работы. Коль случится в чём нужда у тебя, помогу тебе. А ещё своему внуку Солнышку скажу, кто его лепёшками одарил.

Старушка взяла муку и ушла.

С того дня мельник без дочки ни на шаг. Пока она не дотронется рукой до мельницы, не течёт вода в желоба; не заглянет в ларь — мука, сколько бы её ни сыпалось с жерновов, вся словно сквозь землю уходит. Хоть мельницу закрывай.

Потекли дни и недели. Мельник с женой чуть с ума не сходят от зависти: у дочки в руках любая работа спорится, а у них, за что ни возьмутся, всё из рук валится. Возненавидели они дочь.

Раз поутру, когда на небе сияло, словно раскалённое золото, могучее Солнце — оно давно уже покинуло болото и снова повелевало миром, — села Невестушка перед мельницей и подумала:

«Бежала б я отсюда без оглядки, никак ведь этим злыдням не угодишь».

Только она это подумала, как перед ней, откуда ни возьмись, старуха и говорит:

— Я помогу тебе, доченька, только смотри, делай всё так, как я скажу, не то худо будет. Сегодня утром царевна гуляла по лугу и обронила ключи от кладовой, где хранится корона и её царское одеяние. Царевна велела объявить всем: того, кто найдёт ключи, она щедро наградит. Если отыщет ключи юноша, он станет её милым другом и женихом. Если же посчастливится девушке, царевна сделает её своей придворной. Ступай за мной, я покажу тебе, где лежат ключи. Возьми их и отнеси царевне. Станешь её придворной, будешь сидеть возле неё и ходить в шелках да в бархатах.

Обернулась Мокош перепёлкой и полетела, а Невестушка пошла за ней.

Вот пришла она на луг перед царским дворцом. По лугу бродят нарядные юноши и знатные барышни, а по краям его слуги караулят резвых коней. Только одного коня, самого горячего, сторожит не конюх, а босоногий сирота. Был это конь бана[1 - Бан — начальник бановины, территориальной единицы старой Югославии.] Олеха, самого красивого юнака на свете. Его сразу узнаешь среди других господ по простой одежде и султану, такому роскошному, что наряднее его на всём свете не сыщешь.

Бродят они все по лугу, траву ногами ворошат — ключи ищут. Только бан Олех смотрит куда-то в сторону, словно ему до ключей и дела нет. А царевна от окна не отходит, с луга глаз не сводит, ждёт, кому удача выпадет. Хочется ей, чтобы ключи попались Олеху.

Один Олех и заметил Невестушку, когда она вошла на луг. «В жизни не видел я девушки прелестней», — подумал юнак и пошёл ей навстречу.

Увидела то надменная царевна и страшно рассердилась.

— Не хватало ещё, чтобы эта чернавка нашла ключи и стала моей придворной! — воскликнула она и послала слуг прогнать девушку.

А Невестушка идёт себе по лугу вслед за перепёлкой. Так дошла она до середины луга, где трава была погуще. Раздвинула перепёлка траву, а там ключи.

Нагнулась Невестушка, взяла ключи и пошла к царскому дворцу, но царевна так свирепо на неё посмотрела, что бедная девушка даже похолодела от страха.

«Где уж мне быть придворной!» — в отчаянии подумала она и оглянулась — а перед ней юнак, такой прекрасный, словно брат самого Солнца. Был это бан Олех.

Взглянула на него Невестушка и сразу позабыла, чему её старуха учила. Глядит она на прекрасного юнака, глаз отвести не может.

— Возьми ключи, незнакомый юнак, пусть царевна станет твоей милой невестой, — промолвила наконец девушка и протянула ему ключи.

Но тут подбежали царские слуги с плетьми и давай её ругать да с луга гнать.

— Спасибо тебе, милая девушка, — сказал Олех, — только я решил по-другому. Ты будешь моей милой невестой, потому что ты прекрасней утренней звезды. Мой быстрый конь умчит нас в мою пустынную бановину.

Вскочил бан Олех в седло, подхватил счастливую девушку и дёрнул поводья. А когда проезжали мимо царского дворца, Олех изловчился и забросил ключи прямо в горницу царевны.

— Вот ключи, пресветлая царевна! — крикнул ей бан Олех. — Счастливо тебе царствовать, а я нашёл себе невесту.




Всю ночь скакал бан Олех с девушкой, а на рассвете добрались они до его пустынной бановины, до дубовой крепости. Вокруг крепости три рва, а посреди стоит закоптелый дом.

— Вот мой дворец, — со смехом сказал Олех.

Глянула Невестушка на него и тоже весело рассмеялась — что за беда, коли достался ей в мужья такой прекрасный юнак.

Решили они в тот же день и свадьбу сыграть. Позвали двадцать юнаков и двадцать бедняков — больше никого не нашлось в его владениях.

А чтоб свадьба была веселей, позвали ещё волка с волчицей, сизого орла и серого кречета, а в подружки невесте — горлицу и ласточку.

— Если бы Солнце меня узнало, оно тоже бы пришло ко мне на свадьбу, так мне вилы предсказали, — похвалилась Нева-Невестушка.

Вот собрались гости на свадебный пир, не думая не гадая, какая беда их ожидает.

Затаила царевна злобу на бана Олеха. Не может простить ему, что на глазах у всей знати швырнул ей ключи и променял её, пресветлую царевну, на какую-то безвестную замарашку.

Принялась царевна упрашивать своего отца, чтоб дал он ей всё своё огромное войско, и до тех пор упрашивала, пока он не согласился. И пошла царевна войной на бановину Олеха.

Только сели гости за стол, а уж войско тут как тут. И такое оно огромное, что и земли под ним не видать. Впереди войска едет глашатай и громко возвещает:

— Идёт рать неисчислимая на обидчика бана! Олеха-бана живым возьмут, а у жены его сердце вырвут!

Услышал то Олех и спрашивает Невестушку:

— Ты боишься, красная девица?

— Нет, не боюсь, — отвечала она весело. — Не дадут меня в обиду волк с волчицей, двадцать юнаков и двадцать бедняков. Постоят за меня бан Олех и мои верные друзья — горлица и ласточка.

Засмеялся Олех, а гости повскакали со своих мест, схватили своё молодецкое оружие, встали у окон дома, натянули шёлковые тетивы, ждут царское войско. Надвигается на них сила чёрная, не устоять перед ней ни бану Олеху, ни сватам, ни дому закоптелому.

Первыми погибли волк с волчицей. Выбежали они из дома, перемахнули через дубовые стены и все три рва и ринулись навстречу войску, чтоб выцарапать глаза надменной царевне. Да не тут-то было. Охраняло её множество конников. Подняли они разом свои дубины, стали волков бить-молотить, из них и дух вон. И с орлом и кречетом то же сталось: поломали им крылья и сровняли их с землёй конскими копытами.

Всё ближе подступает войско к крепости, вот оно уже совсем рядом. Спустили бан Олех и сваты тетивы и лёгкими стрелами приветствовали царевну.

Но ни одна стрела не задела надменную царевну.

У царевны лучников не счесть, тучей летят их стрелы прямо в окна дома, разят смелых юнаков — сватов бана Олеха. Все они уже в ранах: у кого по две, у кого по три, а у бедняков, почитай, уж и по десять.

И бан Олех весь изранен, выпал лук из его молодецкой руки. Увидела Невестушка, что он от слабости едва на ногах держится, подбежала к нему и повела во двор, чтоб там ему раны омыть.

— Пропали мы, моя Невестушка, — говорит Олех. — Кто теперь защитит тебя? Упадут дубовые засовы, рухнут ветхие двери — и всем нам конец придёт. Полягут и волки, и орлы, и юнаки, и бедняки, и мы с тобой умрём, моя Невестушка.

— Не тужи, бан, — утешает его девушка. — Есть ещё надежда на спасение. Мокош с болота поможет нам. Я сейчас пошлю за ней горлицу.

Вспорхнула серая горлица и быстрее стрелы полетела на болото. Не догнать её царским стрелам! Скоро горлица воротилась и привела с собой Мокош. Обернулась Мокош чёрной вороной и села на конёк дома.

А войско уж в ворота ломится. Дрогнули стены дома.

— Пожалуйста, — обратилась Невестушка к чёрной вороне, — пожалуйста, спаси нас от злой царевны, не дай нам умереть так рано.

А нравной старухе только и надо потешиться над ослушницей. Захлопала она своими чёрными крыльями и прокаркала:

— Выпутывайся как знаешь, голубушка! Зачем меня не послушалась, не отнесла ключи царевне? Была бы теперь придворной, сидела б возле царевны, ходила бы в шелках да в бархатах, пила б вино из золотого кубка. За чем пошла, то и нашла! Сиди теперь в своём закоптелом доме да поджидай войско царское — недолго ждать осталось. Проси помощи у того, кто на тебя беду навёл.

Услышал бан Олех такие слова, забыл про раны свои, вскочил на ноги и в ярости вскрикнул:

— Пустое ты затеяла, Невестушка! Или ты не знаешь, что ворона юнаку не товарищ! А ты, гадкая ведьма, прочь с моего дома, да поживей, не заставляй меня попусту тратить стрелы!

А потом обнял Невестушку и так печально сказал:

— Если паду я среди царского войска, то придётся тебе, моя прекрасная Невестушка, поклониться злой царевне и стать её придворной.

Сказал это бан Олех и кинулся через сени и подворье прямо к воротам, чтоб отодвинуть дубовые засовы и меж войска проскочить или голову свою сложить.

Осталась Невестушка одна с чёрной вороной. Скрипят уже дубовые засовы, вот-вот подадутся древние ворота, и чёрная рать ворвётся в дом. Испугалась Невестушка и стала по сторонам оглядываться: не придёт ли откуда спасение. И как раз в ту минуту увидело её жаркое Солнце, обходившее свои небесные владения, и остановилось полюбоваться пригожей девушкой. «Э, да ведь это я к ней на свадьбу иду, — сообразило вдруг Солнце. — В добрый час одарила она меня лепёшками, в добрый час взглядом своим приласкала».

Видело Солнце, как жестоко обошлась Мокош с девушкой, и так напустилось на злюку, что вся бановина замерла. Стоят воины, не шелохнутся, а жаркое Солнце знай себе старую каргу распекает.

— Сердца у тебя нет, бабка, — бушует Солнце. — Так-то ты платишь за добро! И за что губишь девушку? За то, что не польстилась она на царские хоромы да на милость царевны, а полюбила храброго юнака? Сгинь в землю, подлая тварь! Я помогу благородному юнаку и его прекрасной невесте!

Не посмела ворона ослушаться Солнца, владыку мира, и в тот же миг провалилась сквозь землю.

А Солнце печёт всё сильней и сильней. Вот оно ринулось вниз и так раскалило пустынную бановину и всё вокруг, что и железная гора расплавилась бы!

Тяжко врагам бана Олеха. Накалились их тяжёлые доспехи, жгут им руки копья и секиры, напекло им головы горячими шлемами. Задыхается от зноя злая царевна, задыхаются её воины, грудь под доспехами так ходуном и ходит. Теряют они последние силы и замертво падают наземь, не успев даже проститься друг с другом.

Солнце насильников сверху казнит, а Мокош ему снизу помогает — землю под воинами в зыбучее болото превращает. Затянет болото воина, и снова на том месте, как и прежде, твёрдая земля. Кто где стоял, там и могилу свою нашёл.

Тает царское войско. Вот и царевна испустила дух. Не видать ни луков, ни секир — всё под землю ушло. Уцелели лишь те, кто был в закоптелом доме.

Сделалось совсем тихо в пустынной бановине Олеха. Радостная Невестушка в окошко выглядывает — любопытно ей, как Солнце с войском расправилось.

Быстро затянулись раны у юнаков, ещё скорей у бедняков, ко всяким невзгодам привычным, а уж про бана Олеха и говорить нечего. Взглянул он на свою Невестушку и вмиг почувствовал себя здоровым. Послал он ласточку к Солнцу с благодарностью. Вернулась ласточка и говорит, что Солнце, мол, велит завтра свадьбу играть и его, Солнце, в гости ждать.

Так и сделали, и уж такая была свадьба весёлая, и такие там песни пели, каких и в сто лет в девяти царствах не услышишь.




Ивана Брлич-Мажуранич

Заколдованный лес


Перевод с сербскохорватского И. Макаровской


Зашёл как-то парень в незнакомый лес. А лес этот был заколдованный, и царил в нём Стрибор. Со всяким, кто приходил сюда, что-нибудь да случалось. С хорошим человеком — хорошее, с плохим — плохое. И снять с леса чары мог только такой человек, который свою беду ни на какие богатства не променяет.

Стоял ясный зимний день. Нарубил парень дров и присел на пень передохнуть. Смотрит — выползла из пня змея и давай к нему ластиться. Поблёскивает серебром на солнце и всё парню в глаза заглядывает. И вдруг обернулась девушкой.

Залюбовался парень на девушку: собой хороша, белое платье украшено вышивкой, рукава что крылышки мотылька, а ножки маленькие, словно у благородной госпожи. Но сердце у неё было недоброе, и осталось у неё во рту змеиное жало.

— Вот и я! — заговорила девушка-змея. — Веди меня к себе домой да обвенчайся со мной.

Парню бы замахнуться на неё топором да крикнуть: «Не возьму я в жёны лесного оборотня!»— и девушка снова превратилась бы в змею и уползла в пень.

Но у добряка не хватило духу отказать ей, раз она ради него скинула змеиную шкуру, да и по сердцу пришлась ему девушка. А про змеиное жало он и не подумал.

Взял он девушку за руку и повёл домой. Жил он со старухой матерью и очень её любил и почитал.

— Вот тебе, мать, сноха, — сказал он матери.

Спасибо, сынок, — ответила мать и поглядела на пригожую девушку. Но старуха была мудрая и сразу увидела неладное. Пошла сноха переодеться, а мать говорит сыну: — Пригожую ты, сынок, жену привёл, гляди только — не змея ли она.

Сын так и остолбенел: откуда матери всё известно. «Не иначе как ведьма моя мать», — решил про себя парень и возненавидел мать.

Стали они жить втроём. Мать со снохой никак ужиться не могут. Сноха злая, сварливая, жадная, что мать ни сделает — всё плохо.

Неподалёку от их дома была скала высокая-высокая — до неба. Раз сноха и говорит старухе:

— Полезай на скалу и принеси мне с вершины снегу — хочу я тем снегом умыться.

— Нет туда дороги, — сказала старуха.

— Возьми козу, она тебя поведёт.

А сын только усмехается — не хочет жене перечить. Делать нечего. Жаловаться мать никому не стала, стыдно было признаваться людям, что вырастила такого сына. Опостылела ей жизнь, и пошла она с горя к скале. Глядь, а там пологая тропа ведёт прямо на вершину. Взобралась она, набрала снегу и принесла снохе.

На второй день сноха приказывает:

— Ступай на замёрзшее озеро. Посреди озера есть прорубь. Поймай в той проруби сазана мне на обед.

— Да разве возможное это дело? — взмолилась старуха. — Лёд тонкий, того и гляди, обломится, и пойдёшь ко дну.

— Вот сазан-то обрадуется! Вместе нескучно будет, — потешается сноха.

И опять сын только посмеялся. А старуха — делать нечего — поплелась на озеро. Идёт по озеру, тонкий лёд трещит под ногами, вот-вот проломится. «Хоть бы уж утонуть — всё одно не жить мне на свете», — думает старуха, а слёзы скатываются по лицу ледяными горошинами. Но как раз в то время пролетала над озером чайка. А в клюве у неё был сазан. Сазан выскользнул и упал прямо к ногам старухи. Подняла она рыбу и принесла снохе.

На третий день села старуха у очага сыну рубаху чинить.

— Не суйся не в своё дело! — накинулась на неё сноха и выхватила у неё из рук рубаху.

Пуще прежнего опечалилась старуха. Вышла она из дому на лютый холод, села на скамью и горько заплакала.

Вдруг, откуда ни возьмись, девушка, ласковая, добрая. Платье на ней всё в лохмотьях, один рукав оторвался, и плечо совсем посинело от холода. А под мышкой пучок лучины.

— Не купите ли у меня, бабушка, лучины? — ласково спросила девушка.

— Денег у меня нет, — печально ответила старуха. — Вот, если хочешь, давай тебе рукав пришью.

Иголка с ниткой была у неё в руках, и старуха пришила девушке рукав. Дала ей девушка за работу пучок лучины, поблагодарила и пошла своей дорогой, довольная, что плечо больше не зябнет.

Вечером сноха говорит старухе:

— Мы пойдём в гости, а ты тем временем нагрей воды.

Сноха была жадная, скупая и всегда норовила на даровщинку угоститься.

Ушли сын со снохой, осталась старуха одна, взяла ту самую лучину, что ей дала девушка, развела в очаге огонь и пошла в клеть за дровами.

Только вошла туда, как в кухне раздался топоток и шум.

— Кто там? — громко крикнула старуха.

— Свои! Свои! — отозвались из кухни голосочки, тоненькие, как у воробушков, что гнездились под стрехой.

«Кого это нелёгкая принесла среди ночи?» — с удивлением подумала старуха и пошла назад. Входит она в кухню и видит: в очаге пылает огонь, а вокруг него скачут крошечные человечки, ростом с вершок. Кафтаны, колпаки и опанки на них алые, как кровь, волосы и бороды серые, как пепел, а глаза горят, как раскалённые уголья.

А из очага выходит всё больше и больше человечков — вот их стало ровно столько, сколько было в связке лучин. Выпрыгивают из огня, с визгом и хохотом кувыркаются и уж так потешно кривляются и гримасничают, что можно лопнуть со смеху. Потом взялись за руки, спрыгнули с очага и пошли скакать, плясать, перепрыгивать через стулья и скамейки, горшки и ухваты. Вот в бешеной пляске закружились по всей кухне. Дым идёт коромыслом. Писк, визг, хохот! Ну и дел натворили: соль опрокинули, квас на пол пролили, муку просыпали. Смотрит старуха и только диву даётся. Горит, потрескивая, лучина. Хорошо, тепло на кухне. И на душе у старухи стало радостно.

Забыла она про свои года, заулыбалась, встала в круг, словно молодая девушка, и закружилась в хороводе. Плясала старуха, плясала да вдруг про своё горе вспомнила и сразу в лице переменилась. Мигом веселье прекратилось.

— Братья мои милые, — обратилась старуха к гномам, — как бы увидеть мне у снохи змеиное жало собственными глазами. Может, тогда сын образумится.

Гномы вскочили на очаг, расселись по краям, свесив ножки, и стали слушать про старухину беду. Слушают и головами покачивают от изумления, а красные колпаки на них словно пламенем полыхают.

Кончила старуха свой рассказ, и один гном, по имени Малик Тинтилинич, сказал:

— Это дело нетрудное. Я схожу в солнечную страну и принесу оттуда сорочьих яиц. Ты посади на них наседку. Вылупятся птенцы, сноха сразу почует сорочий дух. Захочется ей, как всякой змее, полакомиться сорочатами, она и высунет жало.

Гномы просто запрыгали от радости, что Малик Тинтилинич так ловко придумал. Только они расшумелись, а уж сноха из гостей с пирогом возвращается.

Услыхала она с порога шум да возню и давай изо всех сил в дверь колотить. Но не успела дверь отвориться, как — хоп! — вспыхнуло в очаге огромное пламя, гномы повскакали с мест, разом топнули ногами, взвились кверху, крыша разошлась, и они исчезли.

Один Малик Тинтилинич не убежал, а зарылся в золе.

Сноха с перепугу так и села на пол. Пирог выпал у неё из рук, гребни выскочили, волосы рассыпались по спине, вытаращила она глаза и в ярости закричала:

— Что здесь было, старая карга?

— Ничего, — спокойно ответила старуха. — Просто ты отворила дверь, и ветер раздул огонь.

— А что там, в золе? — увидела сноха в золе красный каблук Малика Тинтилинича.

— Да это ж уголёк, — отвечала старуха.

Не поверила сноха, вскочила на ноги и, как была простоволосая, метнулась к очагу — посмотреть, что там такое. Наклонилась она, а Малик Тинтилинич дрыг ногой и угодил ей каблуком в нос. Сноха отскочила как ошпаренная, лицо в саже, волосы пеплом обсыпаны.

— Что это, старая карга? — завопила сноха.

— Это каштан в углях треснул, — ответила старуха, а Малик Тинтилинич прыснул со смеху.

Сноха пошла отмываться, а старуха показала Малику клеть, где сидела наседка, снохе к рождеству цыплят высиживала. Той же ночью Малик Тинтилинич принёс старухе сорочьи яйца, и она подменила ими куриные.

Приказала сноха старухе хорошенько за наседкой присматривать и, как только цыплята вылупятся, сразу же ей доложить. Не терпится ей перед всем селом похвастаться — только у неё к рождеству будут цыплята.

В положенный срок вылупились сорочата. Старуха доложила снохе, как было приказано. Созвала сноха всё село — пришли кумовья и соседи, всё село от мала до велика, и сын старухин тут же. Велит сноха старухе цыплят в горницу нести.

Принесла старуха корзину, подняла наседку, голые сорочата попрыгали из корзины и разбежались по горнице.

Увидела сноха-змея сорочат, забыла обо всём, вернулся к ней змеиный нрав, кинулась она ловить сорочат и жало-то и высунула.

Ахнули кумовья и соседи, похватали детей в охапку и давай бог ноги. Так все узнали, что старухина сноха и впрямь змея.

— Вот видишь, сынок, кого ты в доме пригрел? Отведи-ка её туда, откуда привёл, — радостно сказала мать сыну и хотела его обнять.

Но сын ещё пуще заупрямился и слушать ничего не хочет. Гонит мать со двора. Еле старуха умолила позволить ей побыть дома до темноты, чтоб люди не видели, какого она сына воспитала. Пришёл вечер, положила старуха в котомку ломоть хлеба и лучину, что дала ей бедная девушка, и пошла прочь из дому. Только она переступила порог, как огонь в очаге погас. Остались сын со снохой в темноте. И вдруг тяжко стало на душе у сына, понял он, что зря мать обидел, но жене побоялся сказать правду и решил её обмануть.

— Вставай, жена, пойдём поглядим, как мать на морозе умирать будет.

Злую сноху не надо было долго упрашивать: мигом достала тулупы, оделись они потеплее и пошли следом за старухой.

А старуха бредёт по снегу через поле. Наконец она совсем выбилась из сил, остановилась, разгребла руками снег, достала из котомки лучину и зажгла её, чтоб хоть немного согреться.

Только лучина разгорелась и во все стороны полетели искры, из огня стали выпрыгивать один за другим маленькие человечки — точь-в-точь как в тот раз.

Заплакала старуха от радости, а человечки скачут вокруг неё и весело посвистывают.

— Не до веселья мне сейчас, — промолвила старуха. — Лучше помогите мне, если можете.

И она рассказала им, как неразумный сын её из дому выгнал.

Призадумались гномы, стоят, с ноги на ногу переминаются, не знают, что и сказать.

— Идёмте к Стрибору, — сказал наконец Малик Тинтилинич. — Он научит, как быть.

Малик Тинтилинич влез на куст боярышника, всунул в рот пальцы, свистнул, и тотчас к ним подбежали олень и двадцать белок.

Посадили они старуху на оленя, сами вскочили на белок и помчались к Стрибору.

Ночь тёмная, непросвётная. Впереди скачет старуха на олене, а на рогах у него звёзды горят, путь освещают, за ней гномы на белках, и глаза у белок что алмазы сверкают.




Вихрем несутся они по чистому полю, а сын со снохой за ними бегут, едва поспевают.

Вот и Стриборов лес. Мчит олень старуху в чащу лесную. Сын со снохой тоже по лесу бегут. Темень такая, что хоть глаз выколи, однако ж сноха узнала лес, где она змеёй жила. «Пропадёт глупая старуха в заколдованном лесу», — злорадно подумала сноха и ещё быстрей за оленем припустила.

А олень тем временем примчал старуху в самую середину леса, к огромному дубу, где жил Стрибор, царь лесной. На дубе том было семь золотых дворцов да ещё село за серебряной оградой. Перед самым красивым дворцом сидел сам Стрибор в красном кафтане.

— Помоги старухе, сживает её со свету сноха-змея, — низко поклонились гномы. И рассказали всё, как было. А сын со снохой подкрались к дубу с другой стороны, подслушивают, ждут, что дальше будет.

Выслушал Стрибор гномов и говорит:

— Не горюй, старая! Забудь про сноху, пусть себе живёт в злобе и ненависти, пока снова не попадёт туда, откуда она раньше времени вышла. А твою тоску-печаль я развею. Видишь за серебряной оградой село?

Взглянула старуха в ту сторону, куда Стрибор показал, и узнала своё родное село. Идёт там пир да веселье. Колокола трезвонят, гусли поют, флаги развеваются, песни льются.

— Войди за ограду, хлопни в ладоши и сразу помолодеешь на пятьдесят лет, — продолжал Стрибор. — Заживёшь в родном селе припеваючи.

Обрадовалась старуха, подбежала к ограде, потянула было серебряную калитку, но вдруг остановилась и спросила:

— А что с моим сыном будет?

— Не чуди, старая! — рассердился Стрибор. — Какой такой ещё сын, ведь ты станешь молоденькой девушкой. Ты и знать не будешь про сына. Он ведь останется в этом времени, а ты вернёшься к своей молодости. Не будет у тебя никакого сына!

Услышала это старуха, и радость как рукой сняло. Постояла она немного у калитки и медленно побрела назад. Подошла к Стрибору, низко ему поклонилась и говорит:

— Спасибо тебе, милостивый государь, за доброту твою, да передумала я. Лучше я буду горе мыкать, да знать, что у меня есть сын, чем жить в довольстве да радости и про сына забыть.

Не успела она договорить, как лес загудел, деревья зашатались, и огромный дуб со всеми дворцами и селом за серебряной оградой провалился сквозь землю. Исчезли и Стрибор и гномы. Сноха вскрикнула, превратилась в змею и уползла в нору. А мать с сыном очутились одни посреди леса.

Упал сын перед матерью на колени, молит простить его. А потом поднял её на руки и понёс домой. Ещё не забрезжил день, а они были уже дома.

Прошло немного времени, и сын женился на ласковой девушке, что привела в дом гномов.

Живут они в мире и согласии, а Малик Тинтилинич в долгие зимние вечера то и дело забегает к ним на огонёк.




Ивана Брлич-Мажуранич

Топорок и его девять братьев


Перевод с сербскохорватского И. Макаровской


Отправился раз князь Юрина посмотреть, как живёт-может народ в его обширных владениях. Попалась ему по дороге небольшая лужайка. Росли на той лужайке девять маленьких клёнов, а воды кругом ни капли. Сжалился князь над деревцами и велел слугам провести к ним воду. А как раз в ту пору пролетал над лужайкой верхом на облаке дед Неумывайко. Звали его так потому, что он никогда не умывался, не брился, ногтей не стриг, а только и делал, что от зари до зари по небу расхаживал. В опанках-скороходах с облака на облако шагает; раз шагнёт — полнеба за собой оставит. На голове у деда шапочка, как вёдрышко, он ею воду из родников черпает и поля и луга росой поит. Взмахнёт бородой — ветер задует где нужно, ногтями тучи прорвёт — дождь польётся. Туман разгоняет, чтоб солнышко посветило и можно было поглядеть, хорошо ли всходит пшеница. Радуется дед, когда былиночке поможешь подняться, а уж если дерево спасёшь, он тебя и вовсе за брата почитать станет. Увидел дед, как князь клёны водой напоил, и пришёлся он ему по сердцу, и стал он их тоже росой окроплять и дождиком поливать. Выросли клёны всем на удивленье. А рядом с ними десятым поднялся маленький граб. Однажды поглядел князь с башни вдаль, увидел стройные клёны, вздохнул глубоко и сказал:

— Боже милостивый, до чего же хороши клёны! Вот бы мне девять таких сыночков!

А дед Неумывайко тут как тут. Велел он ему приказать слугам срубить те девять клёнов и положить их в колыбельку.

— А как ночь наступит, пусть няньки качают колыбели до полуночи. Ровно в полночь все девять клёнов оживут, вот и будет у тебя девять сыночков. Только смотри, не бери их в палаты, да холода и росы не бойся, пусть их солнце палит да дождь поливает — ведь они клёны и вышли из земли.

Сказал и исчез. Князь позвал дворецкого со слугами и приказал им идти на лужайку за клёнами. Вот пришли они на лужайку. Увидел дворецкий граб и его тоже велел срубить — пригодится, мол, на топорище. В тот же день отнёс он граб старому плотнику и наказал сперва как следует просушить дерево, а потом сделать из него топорище.

— Только не вздумай смошенничать да дерево подменить — у граба сердцевина красная и я сразу увижу обман, — предупредил дворецкий.

Настал вечер, пришли няньки и стали качать золотые колыбельки с клёнами. Качали они до самой полуночи, а ровно в полночь напала вдруг на всех дремота. А очнулись, глядь — в колыбелях-то уже не клёны, а девять парнишек, пригожих да румяных, словно яблочки наливные. Обрадовались князь с женой, наглядеться на деток не могут. Жаль княгине оставлять малышей под открытым небом, да дед строго-настрого запретил брать их в дом. И вот придумала она растянуть над каждой колыбелью шёлковый шатёр, чтоб уберечь младенцев от дождя и зноя. Увидел дед Неумывайко шатры и страшно рассердился. «Зря загубил девять клёнов», — проворчал он и забыл думать о них. Из-за шатров той ночью не смочила детей роса, и остались они навеки лысенькими. «Беда невелика», — подумал князь и велел сшить им шёлковые колпачки. Стали дети расти да сил набираться. Все в замке не нарадуются на них, один дворецкий недоволен.

А старый плотник пришёл под вечер домой, показал жене граб и рассказал ей обо всём, что видел и слышал в княжеском замке. Дождалась старуха, когда взойдёт луна, вынесла во двор корыто, застелила его соломой, положила деревцо и стала его качать и качала до тех пор, пока ровно в полночь её не сморил сон. Задремала она на минутку, а когда проснулась, глядь — в корыте-то уж не граб, а мальчик маленький, тёмненький да тоненький, словно тростиночка. Обрадовалась старуха, и стал он ей дороже всего на свете.

Назвала она его Топорном, потому что плотник должен был из того граба топорище сделать. Корыто с младенцем днём и ночью стояло перед лачугой. Два раза в день — на рассвете, в сумерки — сюда приходил дед Неумывайко, окроплял малыша росой, поливал дождём и вёл с ним всякие разговоры. А когда Топорок подрос, сшила ему старуха из овчины шапку, и начал он целыми днями бродить по лесам и горам. И старуха прозвала его ласково Бродяжкой. Как-то вечером рассказал ему дед Неумывайко, как он на свет появился и что девять сыновей князя братьями ему приходятся. Очень захотелось Топорку братьев своих увидеть. Только как это сделать — сад обнесён высокими стенами, через них не перелезть. Но дед Неумывайко и тут придумал. Научил он Топорка из стены камень вынуть, чтоб оконце получилось. Радостно побежал Топорок к ограде, вынул камень, просунул в оконце голову да так и застыл от удивления: братья все один в одного, статные да пригожие., словно яблочки наливные, в шёлковых колпаках и в шитых золотом кафтанах. Окликнул братьев Топорок, те оглянулись на голос, подбежали к ограде и давай Топорка расспрашивать, кто он такой и почему их братьями называет. Рассказал им Топорок, как все они на свет появились, как росли на одной лужайке: девять клёнов и один граб. Так и познакомились братья через оконце в стене. И как раз вовремя, потому что подстерегала их страшная беда.

С каждым днём Юрина любил своих сыновей всё сильнее, а дворецкий всё сильнее их ненавидел. Был он человек нехороший, злой, но ловкий и хитрый и сумел войти князю в доверие. Он надеялся, что князь сделает его своим наследником. Теперь же у князя появились наследники. И задумал он чёрное дело.

— Клянусь, я их отправлю на тот свет, — сказал он жене и велел принести самый острый топор.

Принесла жена топор. Топор хорош, а топорище никуда не годится. И тут вспомнил дворецкий про тот самый граб, что отнёс старому плотнику. Пошёл дворецкий к плотнику и сердито спросил, готово ли топорище. Испугался старик, слова вымолвить не может. Хотел уж было всю правду выложить, да старуха возьми и скажи:

— Будет вам завтра топорище, хозяин.

Дворецкий ушёл. Приуныли, пригорюнились старик со старухой. Думают, как им быть, и так и эдак прикидывают, да ничего придумать не могут. И вдруг из-за кустов выскочил Топорок и говорит:

— Ни о чём не тужите, не печальтесь. Всё уладится. Положитесь на меня. Я сейчас перекувырнусь на траве три раза и снова стану грабом: Меня научил дед Неумывайко. Ты, дед, возьми дерево и сделай из него топорище, только не задень сердцевину, не то не видать вам больше своего Топорка..

Сказал, снял шапку, три раза перекувырнулся и превратился в дерево. Сделал старик топорище, насадил на него топор и отнёс дворецкому. Дождался дворецкий ночи — а ночь была тёмная-претёмная, — взял топор и пошёл в сад, чтоб убить сыновей князя. По дороге попался ему большой пень, и решил он испробовать топор. Но едва замахнулся, как топор запрыгал в руках, завертелся, подскочил и стукнул его обухом по лбу. А потом соскочил с топорища и отсек палец на левой руке. Потемнело у злодея в глазах, и он замертво повалился на землю. А топорище перевернулось три раза и опять превратилось в парнишку. Бросился Топорок в сад, чтоб скорее увести оттуда братьев, пока дворецкий в себя не пришёл. Вот подбежал он к оконцу, быстро пролез в сад, разбудил братьев и велел удирать отсюда, ежели им жизнь дорога. Братья мигом оделись и побежали к оконцу, а Топорок взял трут, высек огонь и поджёг все девять шатров.

Собрались братья под старой развесистой липой, что росла неподалёку от замка.

— Воткните в землю свои мечи, оставьте по себе память, — посоветовал Топорок братьям, а потом, глядя на белое облако, крикнул во всю мочь: — Спустись к нам, дед Неумывайко!




И — чудо! В ту же минуту с неба спустилось большое облако с дедом Неумывайкой, а вместе с ним девять маленьких облачков и клочок тумана. Сели сыновья князя на облака, Топорок — на клочок тумана, и все взвились в небо. Облака примчали их на вершину большой-большой лесистой горы, где жил дед Неумывайко. Там дед сказал братьям, что не отпустит их до тех пор, пока не научит уму-разуму. Так и остались ребята у деда. Не сладкое было у него житьё. Ночевали в пещере на голых камнях. Ели впроголодь — каждое утро давал им дед по миске орехов, с тем и спать ложились. А работать приходилось от зари до зари. Не узнать теперь княжеских детей. Шёлковые колпаки да шитые золотом кафтаны в дырах и лохмотьях, золотые пояса сносились, и они лыком подпоясывали свои отрепья. Что и говорить, невесело жилось братьям у деда Неумывайки. И задумал Топорок у деда выпытать, как можно на землю вернуться. Много дней искал он удобного случая, и вот раз, когда жара совсем разморила деда и он прилёг в тени отдохнуть, Топорок подсел к нему и по словечку вытянул из него всё, что было нужно. А потом стал думать, как деда провести. И придумал собрать мешок орехов; дед наестся и крепко заснёт, а они тем временем вспрыгнут на облака и поминай как звали. «Не очень-то от деда улизнёшь, если не усыпить его — в скороходах он в два счёта кого хочешь догонит. А до орехов он большой охотник, ему и в голову не придёт заподозрить подвох», — решил Топорок, взял мешок и отправился в лес за орехами.

А в это самое время вот что происходило в княжеском замке. Опечалился Юрина, когда узнал об исчезновении сыновей. Призвал он к себе чародеев, мудрецов, судей и велел им узнать, куда делись его сыновья, отчего сгорели шатры и как сыскать злодея. Мудрецы пошли в сад, взяли по горсти пепла и надели мудрые очки. А чародеи и судьи пооткрывали толстенные книги и давай всякие мудрёные слова да письмена толковать. Гадали они, гадали и наконец так сказали князю:

— Сгорели твои сыновья… Неведомый злодей поджёг их и сбежал в тридевятое царство…

Услышал это князь и совсем голову повесил.

Сам не свой блуждал он с утра до вечера по лесам и горам. Однажды ехал он верхом на коне через густой орешник и вдруг видит: сидит на пне крохотный черноволосый мальчуган. Князь едва взглянул на него и хотел проехать мимо, но парнишка вскочил с пня, почтительно с ним поздоровался и заговорил:

— Я знаю про твою беду, князь, и хочу тебе помочь. Только делай всё точно так, как я скажу. Вели своим придворным собраться под старой липой. Пусть только все приходят без оружия, с одними топорами без топорищ. Я тоже приду туда и превращусь в топорище. Ты возьми его и примерь ко всем топорам. К одному оно должно подойти. А если у хозяина того топора вдобавок не окажется пальца на левой руке, то знай: он и есть лиходей. Казнишь его — твои сыновья вернутся к тебе. А мне в награду дай мешок орехов.

Не очень-то поверил князь мальчишке, однако ж решил попытать счастья.

Посадил Юрина мальчугана впереди себя и поскакал с ним в свой замок.

Приехали, князь дал ему мешок орехов да резвого коня в придачу, и Топорок пустился в обратный путь. Ещё засветло вернулся он к деду Неумывайко и поставил перед ним орехи. Дед был лакомка, стал он щёлкать орех за орехом и опорожнил весь мешок. А потом улёгся и сладко заснул. Проснулся под утро, потянулся, зевнул и снова заснул. А Топорок только того и ждал. Кликнул он братьев, наскоро объяснил им что и как — и вот уже они стоят под высоким клёном. И старуха здесь же — Топорок заехал к ней от князя. Он сказал, чтоб она вела всех к липе. Подивилась старуха, зачем она там понадобилась, да про себя решила, что, видно, и впрямь нужна, раз Топорок вчера на княжеском коне ехал.

В тот самый день и князь назначил сбор под старой липой. Собрались все его придворные, стоят и ждут, что им князь скажет. И вдруг видят — идёт старуха и ведёт за собой босоногих оборвышей, лыком подпоясанных. Князь не узнал своих сыновей, но мальчишку в мохнатой шапке сразу признал — это с ним он повстречался в лесу и по его совету назначил сбор. Топорок опередил братьев, подбежал к князю, в мгновение ока перекувырнулся три раза, и глядь — на красном бархате у ног князя лежит новёхонькое топорище. Придворные ну ахать, а князь взял топорище и велел примерить его ко всем топорам. Стали слуги обходить придворных, но большое топорище ни к одному топору не подходит. Дошла, наконец, очередь до дворецкого. Потянулись слуги к топору, а топорище скок — и само вошло в ушко. Глянул тогда князь на левую руку дворецкого и сразу понял, что Топорок сказал ему правду.

Видит дворецкий, плохо дело, открылось его злодейство, бухнулся он князю в ноги и давай пощады просить, а сам потихоньку нож из кармана вытаскивает, чтоб убить князя. Но только он занёс над ним нож, как в него разом вонзилось девять мечей. Так и простился злодей с жизнью. Узнал тут Юрина своих сыновей и заплакал от счастья. Радуется князь, радуются придворные, одна старуха невесело глядит: забыли все про её Топорка, никому до него и дела нет. Заплакала она с горя. Увидел это один работник и говорит:

— Не плачь, старая, не порть нам праздник. Получай своё добро, — и бросил ей топорище. Топорище взлетело в воздух и перевернулось, и в руки старухи упал живёхонький да весёлый Топорок. Старуха сразу повеселела. Совестно тут стало князю, подошёл он к Топорку.

— Проси, — говорит, — любую награду.

Топорок переглянулся с братьями, и они хором воскликнули:

— Оставь нам оконце в стене!

Крепко задумался князь. «Зря я воздвиг стены до самого неба. Всё равно сыновей мне сберегли не стены, а оконце, что Топорок пробил. Выходит, оконце нужнее», — решил князь и послал слуг сзывать народ высокие стены рушить. Устроил князь большой пир, наелись все, напились, а потом и за дело принялись. Закипела работа, по всему краю шум и треск пошёл, рушатся каменные стены по воле княжеской.

Солнышко тем временем добралось до пещеры, где спал дед Неумывайко, защекотало его лучами, и он чихнул. Потянулся спросонок, вскочил на ноги и тотчас смекнул, что к чему. Выбежал он из пещеры. Туда-сюда — нет ребят. Время уж к полудню. А день, как назло, ясный да погожий, на небе ни облачка. Обул дед свои скороходы и давай облако выискивать, чтоб поскорее пуститься в погоню. Вот примчался он в город, уселся на башне и стал смотреть вниз. И прошла у него вся обида на ребят и на князя. Сидит дед и бороду поглаживает от удовольствия, глядя, как народ высокие стены рушит и как князь наравне со всеми камни ворочает. Посидел дед немного, а потом затянул потуже ремни на опанках-скороходах и отправился по своим делам.

Прошло время. Князь состарился, сыновья его стали взрослыми. После смерти отца они поделили княжество на девять равных частей, а самого мудрого выбрали князем. Жили все они в мире и согласии и так хорошо правили княжеством, что и поныне их добром поминают.

А Топорок со старухой странствовали по всем их владениям. Повсюду видели люди старуху под белым покрывалом и маленького человечка в мохнатой шапке. И без всего могли обойтись в королевстве, только без них не могли.




Владимир Назор

Пастушка Анка


Перевод с сербскохорватского Татьяны Вирта


ПАСТУШКА АНКА


1. Сирота


Звали её Анка, и было ей шесть лет. Но до того была она маленькая, что впору ей четыре дать, а уж бледна, как воск, и щупленькая, как цыплёнок. Платьишко на ней вечно драное, локти голые, ноги босые.

Бедная сирота, не знала Анка ни отца, ни матери. Родители её умерли, когда она ещё в пелёнках была. И пошла сирота пасти гусей к грозному властителю Враньи князю Бодо. А в гусиной стае был вожак, гусь Гоготун, его Анка очень боялась, потому что он был сильный и злой и совсем не слушался маленькой пастушки.

Враньский дворец стоял на вершине высокой скалы в мрачном и диком ущелье. Подножие утёса с двух сторон омывалось рукавами горного потока. Летом оба они пересыхали, но осенью после дождей и ливней неудержимо прибывала мутная вода и с рёвом низвергалась вниз, громыхая камнями и увлекая за собой целые деревья. Тогда скала превращалась в неприступный остров и пробраться на него можно было только по мосту.

Анка каждое утро водила гусей на ближний луг, отделённый ручьём от лесистой горной гряды, кишащей зверьём.

Первым, высоко закинув голову и шипя на каждого встречного, шествовал гусак Гоготун. Следом за вожаком, переваливаясь, ковыляли гусыни. За ними с прутом в руке едва поспевала пастушка Анка, подскакивая на острых камнях, которые больно кололи её босые ноги.

— Га-га-га! — очутившись на поле, приветственно возглашали гусыни. А гусак Гоготун сейчас же бултыхался в ручей и начинал шнырять по мелководью в поисках чего-нибудь съедобного.

Анка садилась на камень и рассматривала горные поляны и луга. В лесах по горам охотился властитель Враньи князь Бодо. И то собачий лай, то переливы охотничьего рога, а то и крик охотников долетали с гор до слуха Анки.

В полдень из соседнего села доносился звон колоколов, и тогда охотники возвращались во дворец. И всякий раз приносили убитого медведя, кабана или связку лисиц. А случалось, и волки становились добычей князя Бодо. С полдневным звоном колокола охотники, усталые и голодные, по обыкновению торопились назад во дворец к богато и пышно накрытым столам. По их примеру и пастушка Анка вынимала из котомки хлеб и головку сыра. И ела, сидя на камне и не спуская глаз с гусей.

Солнце здесь всегда садилось рано, прячась за дальней горой. Тогда и Анка, насилу выгнав непослушного Гоготуна из ручья, возвращалась домой. Гуси отправлялись в свой сарай. А пастушка, закусив ещё раз коркой хлеба, шла за ними спать на охапке прелого сена.

Так и жила бесприютная сирота. Никто о ней не заботился: что толку, мол, от этой жалкой дурочки.

Один-единственный раз удостоил князь Бодо своим вниманием ничтожное это создание. Но, онемев от страха при виде господина, бедняжка не могла вымолвить в ответ ни слова.

— Ну и пропадай, коли так! — бросил раздосадованный князь. — Заморыш несчастный!

2. Олениха


Шёл конец лета. После ночного ливня вздулись враньские потоки. Пастушка Анка прилегла под кустом и не сводила глаз с гусей, весело плескавшихся в ручье. Куст скрывал её от посторонних взоров и защищал от солнечных лучей. Он был её любимым домом, и только здесь она и чувствовала себя в безопасности. Не достать её тут было стражникам князя Бодо, дразнившим её Гоготуновой сестрой. Не погнать на непосильную работу, не наградить тумаком, как там наверху, во дворце. Девочка отдыхала, невидимая в тени ветвей, наблюдая из-под них за всем, что делалось вокруг.

Вдруг послышались окрики и звяканье цепей. Это стражники угоняли в темницу провинившихся княжеских подданных.

Потом появилась княгиня — она шла на прогулку с маленьким мальчиком. Ему было лет девять, и не было сомнений, что это молодой князь Ульрик. Щёки у него румяные, глаза и волосы чёрные, а сам он стройнее ели. При нём была собака, в руках он нёс лук. Решил, наверное, кого-нибудь подстрелить. Придёт время, и он тоже станет отличным охотником. Княгиня с Ульриком скрылись в роще. Оттуда до пастушки доносились пение и боевые кличи маленького князя.

Солнце уже клонилось к западу, когда раздались оглушительный лай собак и крики охотников. Охотники за кем-то бежали через рощу к ручью.

И только было Анка собралась выбраться из своего укрытия и выгнать гусей из воды, как кто-то подскочил к её кусту. Это была раненая олениха. Охотники её преследовали. Олениха замерла перед Анкой и смотрела на неё своими огромными глазами. Она как будто бы молила девочку о защите и помощи. Анка ласково её погладила, вылезла из-под густых ветвей и спрятала в своём укрытии.

На другой стороне ручья столпились охотники с князем Бодо и множество собак. Князь Бодо негодовал на вздувшуюся воду, Не дававшую ему возможности перейти на другой берег.

— Эй ты, пастушка, куда побежала олениха?

Анка не хотела лгать, но жалко ей было олениху. И она ничего не ответила.

Разгневался князь Бодо:

— Слышишь ли ты, ободранка! Куда девалась олениха?

Анка молчала.




Князь покраснел от злости, словно рак.

— Был бы я рядом, я бы тебе рёбра пересчитал. Ответишь ты или нет, Гоготунова сестрица?

Но Анка ни слова в ответ. Вскипел князь Бодо. Поднял камень и швырнул им в девочку. И угодил ей в голое колено. Камень разодрал кожу, потекла кровь.

Тут где-то в стороне залаяли собаки.

— Должно быть, там олениха! — крикнул кто-то, и все охотники бросились вниз по ручью.

3. Гусак Гоготун


Охотники ошиблись. Олениха по-прежнему скрывалась под Анкиным кустом и дрожала, съёжившись от страха. А девочка, позабыв про собственное колено, прихрамывая, приковыляла к ручью, зачерпнула пригоршню воды и понесла к кусту. Она напоила олениху и промыла ей раны. Олениха не шелохнулась и только всё смотрела на Анку своими огромными добрыми глазами.

— Я полечу тебя, лежи тут, я тебя полечу, — шептала пастушка.

Но олениха, передохнув и дождавшись, когда собачий лай замер вдали, вскочила, выбралась из своего укрытия, перемахнула через луг и скрылась в роще.

— Га-га-га-га-га, в лес удрала. Ге-ге-ге-ге-ге, не найти её нигде! — насмехался над Анкой гусак Гоготун.

Пастушка его прекрасно поняла, но ничуть не обиделась. Она села у ручья и стала промывать свою рану. А гусак зашипел:

— Го-го-го-го, что с коленом у неё?

Пастушка ему:

— Выходи из воды, пойдём домой! А гусак:

— Гу-гу-гу-гу, зададут тебе вверху! Оставайся тут в лесу!

Побледнела Анка. Посмотрела вверх на дворец: князь со своими стражниками уже вернулся домой. Посмотрела на горы: там в лесу медведи и волки. Во дворце ждут её побои и ругань, в горах — страх, голод и холод.

Подумала сирота, что всё же во дворце ей будет лучше. И снова окрикнула Гоготуна, чтобы он поторапливался, пора возвращаться во Вранью. А гусак переплыл на ту сторону ручья и прогоготал ей оттуда:

— Гы-гы-гы-гы, лучше в горы уходи!

Напрасно звала и приманивала Анка злого гусака — от куста к кусту он уходил от неё всё дальше. Анка знала брод через ручей. Она переправилась на тот берег и, прихрамывая, побежала за гусаком. Он в лес — пастушка за ним. Вначале за редкими деревьями она его не теряла из виду и наверняка бы догнала, если бы не так болела рассечённая камнем нога. Но вот Гоготун куда-то исчез — не видно его и не слышно. А девочка всё бежала и звала. Раз за деревьями мелькнуло что-то белое, и пастушка бросилась туда. Но это был не гусь, а белые цветы. Замолк вдали рокот ручья. Смеркалось. Нигде ни дороги, ни тропки. Что делать, куда идти? Колено болело всё сильнее. Обессилевшая, Анка опустилась на поваленное дерево.

4. Верхом на оленихе


Солнце зашло. В безмолвном лесу сгущались сумерки. Могучие дубы застыли немыми великанами, под ними горбатыми карликами в засаде притаились кусты, вот-вот накинутся на высмотренную жертву. Темнота и безмолвие леса наводили на девочку страх. Она не шевелилась, боясь малейшим шумом выдать себя какому-нибудь дикому зверю. Она не смела даже плакать. Слёзы текли у неё по щекам, но девочка стискивала зубы, чтобы никто не слышал рыданий.

Вдруг что-то в кустах рядом с ней зашевелилось. «Волк или медведь», — подумала несчастная, и сердце её затрепетало от страха. Она не двинулась и только крепко зажмурилась, чтобы не видеть хищника, который её растерзает.

Так прошло несколько секунд, и вдруг Анка почувствовала, что кто-то лижет её руку. Она открыла глаза и увидела перед собой олениху, которую она недавно спасла от верной гибели. Раны её ещё не зажили.

Как обрадовалась Анка! Она припала к оленихе и, уже не боясь своих слёз, запричитала и заплакала:

— Олениха, моя милая! Пожалей меня, несчастную! У тебя есть твой лес и логово. У тебя быстрые ноги и зоркий глаз. У тебя, должно быть, есть олень и маленький оленёнок, а я одна, без дома, без матери, без сестёр и без братьев. Видишь, какая я слабая. Пожалей меня, покажи мне дорогу во Вранью! Пусть лучше уж меня князь Бодо до смерти прибьёт, чем в лесу растерзают волки.

Олениха смотрела на Анку так, словно всё понимала от слова до слова. Она подставила девочке спину и, призывая нежным голосом, как бы приглашала её сесть на неё верхом.

Послушалась пастушка. Взобралась на олениху, обхватила руками её шею. И помчалась олениха стрелой. Она проскальзывала между деревьями, кустами, проносилась по камням. К удивленью своему, девочка поняла, что олениха уносит её в горы прочь от Враньи.

— Куда ты несёшь меня? Куда, отзовись! — шёпотом спрашивала она, а олениха тихо отвечала:

— Не бойся, пастушка! Крепче держись!

Они уже были далеко в горах. Внезапно олениха замерла на скаку, метнулась в кусты и стала нюхать воздух. Анка снова задрожала от страха.

В небо из-за вершины горы выплывала луна. Вдруг откуда-то издалека до них донеслось глухое завывание. «Волки!»— ужаснулась Анка, решив про себя, что теперь уж оленихе не спасти её от страшной смерти. Вой приближался. Но олениха, неслышно ступая, обогнула каменистую плешь и понеслась другим путём. Завывание волков замерло вдали, и быстроногая олениха припустилась ещё быстрее.

Луна взобралась высоко, под самый купол неба, когда они очутились на небольшой укромной луговине, со всех сторон защищенной от непрошеных гостей зарослями терновника, боярышника и ежевики. Олениха углубилась в чащу и здесь ссадила Анку на ложе из сухих листьев, а потом улеглась и сама.

Краешком глаза заглянув со своей высоты в то потаённое логово, луна ужасно удивилась, увидев маленькую бледную девочку, заснувшую с оленихой в обнимку в её горном доме.

5. Пробуждение в лесу


Взошло солнце. Один его тоненький лучик наткнулся на терновый куст у оленьего логова и, проворно скользнув сквозь листву, тронул веки спящей девочки.

Анка проснулась.

— Где же это я? И что со мною? — проговорила девочка, протирая глаза и думая, что всё это ей снится.

Тут заныла её раненая нога. Девочка взглянула на своё рассечённое колено и тотчас же вспомнила и князя Бодо, и гусака Гоготуна, и бегство на оленихе верхом, и преследование волков.

— Одна я, одинёшенька брошена в этом лесу, — ещё пуще испугалась Анка. — Олениха покинула меня. Что теперь со мной будет?

Сквозь листву орешника ей видны были дальние горы, голубое небо и зелёные деревья. Всё искрилось под солнцем и сверкало. Лес благоухал утренней свежестью. Где-то журчала вода.

Девочка почувствовала голод. Вокруг было много ежевики, ягоды на ней были чёрные и спелые. Она встала с лиственного ложа. Крадучись, чтобы её не заметил какой-нибудь хищник, пробралась она к ежевике и стала обрывать её и есть. И кизил усеян был красными ягодами. Анка набрала его побольше, да ещё и припрятала в ямку про запас.

Большой чёрный дрозд прилетел на ближний можжевельник и запел:.
		Роща, наша рощица,



		Славься и цвети!



		Ты даёшь нам ягоды,



		Шишки и плоды,



		Землянику сладкую,



		Янтарную смолу,



		Студёную водицу,



		Прохладную росу.



		Голосами звонкими



		Будем распевать, —



		В зелёном твоём тереме



		Жить да поживать!








Девочка слушала пение дрозда и, странное дело, понимала всё от слова до слова. Это было просто поразительно!

— Эй, дрозд! Почему это птицы в этом лесу поют человеческим голосом? — крикнула она, а дрозд, перепуганный насмерть, вспорхнул и полетел, истошно вопя:

— Человек в оленьем логове! Человек в оленьем логове!

— Человек! Человек! — с каждого дерева заголосили маленькие славки.

— Человек! Человек! — проскрежетал сокол, круживший над рощей.

Дрозд летел дальше в лес и кричал во всё горло:

— Человек в оленьем логове! Человек в оленьем логове!

Теперь про это знала вся роща. Ужас охватил пастушку.

И она побыстрее забралась обратно в логово под куст.

6. Олень Витой Рог


Ветви зашуршали, и перед Анкой предстала олениха.

— Зачем ты, девочка, вышла из логова? Зачем показалась дрозду?

— Скажи, разве в этом лесу звери и птицы говорят человечьим языком? — проговорила Анка в ответ.

— Нет, мы говорим по-звериному, но кто однажды переночует в оленьем логове, понимает язык всех лесных обитателей. Как глупо ты сделала, что показалась дрозду.

— Спаси меня! Бежим обратно во Вранью! — чуть не плача, бросилась к оленихе пастушка.

— Теперь уже поздно. Большие и маленькие звери окружили наше логово, — сказала олениха.

И правда, в кустах вокруг логова завывали волки, урчали медведи, мяукали рыси.

Пастушка решила, что пришёл ей конец, и слёзы так и полились у неё из глаз.

Тут величавое животное явилось в логово. Ноги у него были стройные и сильные, шея длинная, гордо изогнутая и опушённая поверху короткой гривой, голову венчали мощные кустистые рога. Это был олень.

— Муж мой, Витой Рог, — сказала ему олениха, — выручи эту сироту. Она спасла меня от собак и кинжала князя Бодо. Она ночевала сегодня в нашем логове. И оказалась смирной и ласковой, как оленёнок.

Олень Витой Рог оглядел несчастную и промолвил:

— Я знаю её. Это пастушка Анка. Не бойся, вставай, и пойдём!

— Не води меня к зверям! — заплакала пастушка. — Послушай, как скулят волки и урчат медведи! Они растерзают меня.

— Вставай и повинуйся! — строго приказал олень и передним копытом ударил в землю.

Пастушка поднялась и, трепеща, пошла за ним. Олениха шла рядом с ней, и это единственное, что несколько утешало и приободряло бедняжку.

Они пробирались сквозь тёрн и боярышник и вышли на поляну, окружённую дубами.

7. Ворчун


На поляне в тени под дубами собралось видимо-невидимо зверья.

Особняком от всех расположился огромный тёмно-бурый медведь, дородный и неуклюжий. Это медведь Ворчун — лесной староста. Жители гор избрали его главой зверей, потому что он старый и мудрый. Медведь разбирал их ссоры, учил, как уберечься от собак и охотников.

Порядки и в лесу нужны; дикие звери — и те не хотят забывать старые обычаи и нравы. Медведь Ворчун был хранителем древних законов и устоев враньского леса. Каждый боялся когтей его лап. Едва узнав от дрозда, что в оленьем логове человек, Ворчун дал знак зверью спешить на сходку для суда и совета. Сейчас они решат, что делать с человеческим детёнышем.

Подле Ворчуна примостилась Тётушка-лисица, известная своей хитростью, первая докладчица и поверенная лесного старосты. Нос у Тётушки чуткий, глаз острый, хвост пушистый.

Пришёл на совет и кабан, свирепый и страшный, весь поросший чёрной щетиной. У него крепкое рыло и могучие клыки. Зовут его Хрипун.

Несколько поодаль на камнях залегла целая стая поджарых зверей с белым оскалом острых зубов. Это волки. Их вожак именуется Козодёр.

На сухом суку высокого дуба уселся полосатый зверь с жёлтым хвостом. Это рысь Капризуля.

Зайцы притулились под кустами, ветви деревьев облепило множество птиц, любопытствующих посмотреть, что будет дальше.

Немного времени прошло, когда олень Витой Рог явился на это звериное сборище, ведя за собой перепуганную девочку.

— Вот я её сейчас загрызу! — взвыл волк Козодёр.

— Вот я ей выцарапаю глаза! — промяукала рысь Капризуля.

— Вот я её сейчас клыками распорю! — прохрюкал кабан Хрипун.

— Не потерпим в лесу человека! Не потерпим в лесу человека! — завизжали трусливые зайцы, заверещали птицы.

— Тише, тише, тише, — проворчал староста Ворчун, и все утихли. — Пусть скажет слово олень Витой Рог!

Олень Витой Рог заслонил собой девочку и, гордо выпрямившись, произнёс:

— Клянусь нашим лесным законом и всеми десятью отростками моих рогов, плохо придётся тому, кто посмеет тронуть этого человеческого ягнёнка! Она спасла жизнь моей подруге. Если бы не человеческий ягнёнок, охотники убили бы мою олениху и собаки растерзали бы её в клочья. Кто запретит мне после этого укрывать и кормить человеческого ягнёнка? Наш враг, князь Бодо, убил моего оленёнка. Разреши мне, староста Ворчун, держать человеческого ягнёнка при себе вместо моего оленёнка!

— Нет! Нет! Нет! — закричали звери. — Это человеческое отродье вырастет и погубит всех нас. Оно нас выдаст охотникам.

Олень Витой Рог возразил:

— Посмотрите на это хрупкое создание. У него рассечено колено. Его подбил князь Бодо за то, что человеческий ягнёнок спас мою олениху.

— Бедный человеческий ягнёнок, бедный человеческий ягнёнок! — загалдели птицы на деревьях.

— Пожалей его! Пожалей его! — заверещали зайцы под кустами.

— Съесть его! Съесть его! — взвыли волки.

Староста Ворчун на то сказал:

— Вот уже пять дней, как терновый шип вошёл мне в пятку и я едва хожу. Эй, человеческий ягнёнок, подойди ко мне поближе, чтобы я тебя мог рассмотреть.

Анка почувствовала себя несколько уверенней с тех пор, как зайцы и птицы встали на её сторону, да и Ворчун смотрел теперь добрее. Девочка приблизилась к медведю и сказала:

— Покажи мне, староста, твою больную лапу.

Ворчун протянул ей свою лапу. Анка присела, положила её к себе на колени и быстро и ловко выдернула из неё большой терновый шип. Искусство и доброта человеческого ягнёнка сразу покорили всех зверей. Только волки всё ещё скулили:

— Съесть его! Съесть!

Ворчун повернулся к Тётушке-лисице и проговорил:

— А ты, многомудрая Тётушка, что думаешь ты по этому поводу?

Тётушка ему и говорит:

— Эту бедняжку я знаю давно. Она такая слабая и болезненная, что никакого зла не может нам причинить. Много раз я видела, как она стерегла гусей князя Бодо. Это пастушка Анка. Она спасла олениху, вытащила тебе из пятки шип и ещё поможет нам в будущем прятаться от собак и охотников. Её же нам бояться нечего. А если она нам навредит, нет ничего проще прогнать её из леса. Вот тебе мой совет, и за него ты должен отдать мне на съедение всех гусей князя Бодо.

— Пусть будет так! Пусть будет так! — зашумели звери.

Только волки тянули своё:

— Съесть её! Съесть!

Но тут поднялся Ворчун:

— Слушайте меня, птицы, змеи и звери! Я медведь Ворчун, ваш староста и владыка этого леса, объявляю себя защитником этого человеческого ягнёнка. Пусть она останется с нами в лесу. У неё такие длинные кудри, как пряди спелой кукурузы, и они золотятся на солнце, поэтому мы назовем её Златокудрой. Златокудрая будет жить в логове оленя Витой Рог. И плохо будет тому, кто косо посмотрит на этого человеческого детёныша!

— Златокудрая! Златокудрая! — подхватили птицы и разлетелись по лесу врассыпную.

— Златокудрая! Златокудрая! — разнеслось по полям и лугам.

Звери расходились довольные, что теперь у них в лесу появился друг — человек. Только волки по-прежнему не унимались. И, труся в свои логова, тихо завывали:

— Всё равно мы съедим её! Съедим!

ЛЕСНОЙ ДУХ


1. Оброненная денюжка


Жила-была во Вранье в ветхом домике одна слепая и бедная женщина. Была она очень старая. Едва её ноги носили. Осталась она одна-одинёшенька на белом свете. Единственная её опора и радость была что маленький внук Павле.

Павле ходил по округе, и добрые люди давали ему кто хлеб, кто обноски, кто яблочко, а кто и денежку отнести слепой бабушке. Оборванный и босой, мальчик всё приносил домой старушке. А когда возвращался с пустыми руками, утешал свою бабушку:

— Ничего, бабуся! Вот вырасту я большой, работать буду, жалованье получать, заживём мы тогда на славу!

Однажды не осталось ни крошки хлеба в хижине слепой старушки. Жара и сушь спалила в тот год все посевы, и чужая нужда не трогала людей. Многим и дать было нечего, потому что у них у самих в закромах было пусто.

Маленький Павле не знал, что придумать. Завтра воскресенье — светлый день, а бабушке нечего есть. Думал он, думал и пришла ему в голову мысль пойти во дворец князя Бодо и там попросить кусок хлеба.

Перед заходом солнца Павле пришёл ко дворцу. Два огромных пса увидели его перед калиткой и бросились с лаем к нему. И чуть было не разорвали маленького ободранца, но тут со двора выскочил мальчик и отозвал собак. Это был князь Ульрик.

— Зачем тебе во дворец? — спросил Ульрик нищего.

А Павле во все глаза уставился на княжеский наряд с блестящими позолоченными пуговицами, поражённый, что две такие огромные псины послушались такого маленького мальчика.

— Я хотел попросить кусок хлеба для моей слепой бабушки, — сказал Павле.

— Иди за мной, — сказал княжич и повёл его во дворец. У дворца росли два ветвистых дерева. Под ними в тени сидела госпожа княгиня. Ульрик подвёл к ней Павле и объяснил, зачем пожаловал во дворец маленький оборвыш.

Княгиня оглядела Павле и сказала:

— Если бы не Ульрик, не пощадили бы тебя собаки. Супруг мой приучил их выпроваживать бродяг и нищих. Скажи, а почему ты побираешься? Где твои родители?

Тут Павле рассказал княгине, что родители его умерли и живёт он теперь со своей слепой бабушкой. И ещё сказал, что не будет просить, когда вырастет большим и сильным.

Княгиня на то ответила ему:

— Ты хорошее и доброе дитя… Послушай-ка, малыш! Вот уж год, как исчезла наша пастушка Анка. Может быть, её растерзали в лесу волки. Иди к нам в пастушки. Будешь пасти гусей и спать у нас в сарае.

Но Павле возразил, что этого сделать не может, потому что как же будет обходиться без него слепая бабушка.

— Она ведь, госпожа, погибнет без меня, — сказал мальчик.

Княгиня подозвала к себе Павле и подала ему серебряную денежку.

— Иди, маленький Павле, и будь всегда верен своей бедной бабушке! — сказала ему на прощание госпожа.

Павле попрощался с ними и побежал из дворца. Собаки увидели бегущего мальчика и погнались за ним. Напрасно Ульрик отзывал их назад. С испугу Павле кинулся в лес. Было уже темно, когда, отделавшись от собак, он снова выбрался на открытое место.

Он торопился в село и всё шептал про себя:

— Серебряная денежка! Серебряная денежка! За серебряную денежку я куплю ягнёнка. Ягнёнок станет овцой, овца даст мне шерсть, молоко, сыр. За овцу я выручу телёнка. Телёнок станет волом. К тому времени вырасту и я. Куплю плуг и буду на воле землю пахать. Выстрою я хлев и новый дом. А бабушку посажу у окна, пусть отдыхает и слушает, как птицы распевают у меня в саду.

Тут захотелось Павле полюбоваться ещё раз на свою денежку. Сунул он руку в карман и вскрикнул, как будто бы его ужалила змея. Вместо денежки нащупал он в кармане дырку. Мальчик вывернул все карманы, переворошил свои лохмотья, но денежка пропала без следа. Спасаясь от собак, он потерял её где-то в лесу.

Была уже ночь, когда мальчик добрался до дому. Бедная старушка, не зная, то ли солнце светит, то ли звёзды на небе мерцают, дожидалась внука в темноте.

Павле проскользнул неслышно в дом, схватил фонарь, зажёг его и побежал обратно в лес.

Долго искал он в лесу серебряную денежку. Кругом темнота. Ночные бабочки слетались на свет фонаря и бились о стёкла. То прошуршит перед ним в сухой листве змея, то шмыгнёт мышь. Много раз мелькало перед ним что-то светлое в траве, но, кинувшись туда, он находил гладкий камешек или кусочек стекла.

И стал тогда Павле громко жаловаться и роптать:

— Чем накормлю я утром слепую мою бабушку? Куда ты подевалась, серебряная денежка, последняя надежда моя?

Вдруг он заметил, что зашёл в какие-то незнакомые дебри. Он стал искать тропу назад, но её нигде не было — Павле заблудился в лесу.

Тут налетел внезапный ветер, лес зашумел, застонал, заскрипел. Заходили деревья ходуном. И показалось Павле вот уже в третий раз, что кто-то идёт за ним следом. Пока ещё светил фонарь, Павле не очень боялся и всё надеялся как-нибудь выбраться из леса. Но вдруг фонарь погас — слабый язычок пламени потушил порыв сильного ветра. Павле вспомнил, что где-то здесь поблизости глубокая пропасть. Боясь шелохнуться, он стоял и плакал. Один неверный шаг — и он сорвётся с кручи.

Полный страха, он протянул руку, ощупать пустоту. Но встретил не дерево и не холодный камень, а чьи-то две тёплые и маленькие ручки.

Да, да! Две маленькие ручки потащили мальчика от края страшной расселины и вывели на безопасное место. И хотя Павле сразу понял, что с ним какой-то добрый друг, он не посмел произнести ни звука. Его спаситель был, судя по всему, немногим больше его самого. И молча, не выпуская его руки из своей, пробирался с ним через лес в кромешной темноте, как будто бы был светлый день.

Немного времени прошло, и маленький Павле очутился перед своей избушкой. Тогда молчаливый спаситель сунул ему в руки какую-то корзинку и скрылся.

* * *


Павле вошёл в дом и, поздоровавшись с бабушкой, зажёг свечу.

— Где ты пропадал, сынок, так долго? — спросила его старушка.

— Давай, бабуся милая, сперва перекусим чем бог послал, а потом уж я тебе всё расскажу.

И Павле стал давать ей из корзинки спелую и сочную лесную землянику.

— Ну и сладкие же ягоды, чистый мёд! — приговаривала бабушка.

Земляника исчезала одна за другой. Когда же все до последней ягоды были съедены и Павле заглянул на дно корзинки, он вскрикнул от удивления и счастья.

— Что с тобой, Павле? — недоумевала бабушка.

— Ого! Да здесь на дне моя серебряная денежка!

И Павле поведал тут бабушке всё, что с ним сегодня было.

— Скажи мне, бабушка, кто же это оттащил меня от пропасти, кто меня из лесу вывел, подарил нам корзинку ягод и спрятал на дне мою серебряную денежку?

А бабушка ответила на это:

— У нас в лесах добрые вилы живут. У них золотые волосы и голубые глаза. Вот какая-то добрая вила и посочувствовала нам в нашей нужде.

— Но знаешь, эта вила, должно быть, совсем ещё молоденькая. Она только чуточку выше меня, и у неё такие маленькие ручки. А жаль, что я её тогда не расспросил, сколько ей лет и как её зовут. — И маленький Павле лёг спать. Под подушкой у него лежала серебряная денежка. Всю ночь ему снилась добрая вила с маленькими ручками.

2. Змея


Высоко в горах угольщики обжигали уголь. Они повалили несколько больших деревьев, напилили и накололи из них дров, составили дрова эти домиком, обложили ветками и мхом и засыпали землёй. И получилась у них угольная яма.

Когда всё было готово, их маленький помощник, мальчик Иво, поджёг яму изнутри и закрыл в неё вход. Огонь постепенно разгорался, и из щелей поползли струйки дыма.

— Через несколько дней, — сказал Иво, обращаясь к своему отцу и дяде, — мы разрушим наш земляной дом, и в нём будет полным-полно отборного угля.

— Хорошо бы! — отозвался отец. Князь Бодо приказал доставить ему побольше угля.

Иво сел на камень и вздохнул:

— Ах, мне бы хоть каплю воды испить!

— Потерпи, — сказал отец. — Сейчас придёт к нам Марица из дома и принесёт и еды, и питья.

И все три угольщика, усталые и голодные, сели под дерево и стали смотреть, как курится дымом их угольная яма.

* * *


Тем временем Марица шла к угольщикам в горы через лес. Она несла им в корзине хлеб, сыр и копчёное мясо. А на плече ещё и бурдючок с водой. Воду эту с великими муками раздобыла она в селе. Потоки у Враньи обмелели, пересохли родники в горах, колодцы в селе остались почти без воды. Для князя Бодо слуги издалека возили воду, но он своим подданным не желал уделить из неё ни капли. Вот уже три месяца, как не выпадали дожди. Скот погибал без питья, выгорали посевы.

И Марица сияла от счастья, что хоть такой-то тощий бурдючок несла отцу и братишке и дяде.

Она торопилась к ним в горы и думала:

«А вдруг брат мой Иво мучается жаждой сейчас?»

И, вместо того чтобы идти знакомой тропкой, пошла напрямик через взгорье.

«Так я скорее приду. То-то обрадуются они, что я так быстро до них добралась».

Вот потянуло угольным дымком — значит, угольщики близко! Вскоре открылся столбик дыма, а раз так — с дороги уже не собьёшься. И девочка увереннее стала пробираться сквозь заросли. А жаждущие листья боярышника и ореха тоскливо и жалобно шепчут и шуршат ей вслед:

— Марица, Марица, хоть каплю водицы дай нам напиться!

— Нет, нет! Не могу! Несу водицу я дяде и отцу и братцу моему!

Птицы стаями над ней кружатся, слетелись со всех сторон, разевают над ней жаждущие глотки:

— Марица! Марица! Хоть каплю водицы дай нам напиться!

Сердце у девочки жалостливое, слёзы так и льются из глаз. Она бежит и унимает на ходу попрошаек:

— Лучше пейте, ветки, птицы, слёзы горькие Марицы!

Туча бабочек и золотистых мотыльков окружила Марицу. И они тоже молят её дать им хоть каплю воды. А один белокрылый большой махаон умер от жажды у неё на плече. Не выдержала девочка, остановилась, села на камень и приоткрыла чуточку ножку бурдюка. Окропила ветки вокруг. Налила чуть-чуть воды в выбоину на камне, чтобы птиц напоить. А бабочек и мотыльков напоила каплями с ладони. И все листья и птицы запели и зашуршали вокруг:

— За каплю водицы прославим мы Марицу!

Марица завязала ножку на своём мехе и пошла дальше. И вдруг остановилась. Полосатая змея с маленькой рогатой головкой преградила ей путь.

— И я тоже умираю от жажды, — прошипела змея.

— Хотела бы я помочь и тебе, — сказала девочка, — потому что ты тоже живое существо, но больше мне нельзя бурдюк открывать.

— У тебя на ладони осталась ещё капля воды, — возразила змея. — Протяни мне свою руку!

— Но у тебя ядовитые зубы.

— Яд в них для моих врагов. Не бойся меня, милая, — вкрадчивым голосом просила змея.

Марица протянула змее руку. Загорелись глаза у змеи. Она подскочила и, взвизгнув: «Кровь людская мне слаще воды!» — вонзилась зубами в палец Марицы. Девочка вздрогнула. Бурдюк и корзинка полетели на землю. Змея скользнула прочь. А Марица с громким плачем кинулась к своим. Из пальца у неё сочилась кровь. Задыхаясь, карабкалась она по горам на призывной дымок угольной ямы. Добежав до неё, девочка вскрикнула:

— Меня укусила змея! — и упала в объятия отца. В глазах у неё потемнело. Сознание помутилось.

Встревожились угольщики. Туго-натуго перевязали девочке руку, чтобы яд не прошёл дальше в тело. Надрезали райку и отсасывали отравленную кровь, но ничего не помогало. Марице становилось всё хуже. Она лежала в дощатой хибарке и, пылая в жару, всхлипывала и стонала:

— Воды! Воды!

Напрасно допытывались у неё родные, где потеряла она корзинку и мех. Девочка их не понимала.

— О горе, потеряем мы Марицу! — не находил себе места отец. — Село далеко, а здесь воды нет!

— Пошли искать все вместе потерянный бурдюк, — предложил его брат.

И они отправились на поиски, оставив Марицу одну. Долго, долго искали угольщики по лесу бурдюк. Но они не знали, каким путём пришла к ним Марица, и ничего не нашли.

Полные мрачных предчувствий, возвращались они назад.

— Может, её уже нет и в живых! — в отчаянии вздыхал отец.

Но, войдя в хибарку, угольщики замерли, поражённые невиданным чудом. У постели стояла корзинка и бурдюк. Рана на Марицыном пальце была промыта и обложена какими-то целебными лесными травами. А сама девочка сладко спала.

— Кто был здесь, кто всё это сделал? — шептал изумлённый отец.

И угольщики бросились аукать и искать неизвестного спасителя. Но лес был безлюден и нем, как всегда.

— Посмотрите! — воскликнул вдруг Иво и указал на свежий отпечаток маленьких босых ног. Этот след вёл в лес и вскоре обрывался.

* * *


На третий день Марица совсем поправилась. А угольная яма прогорела и остыла. Угольщики насыпали уголь в мешки, взвалили их на плечи и отправились лесом домой.

По пути Марица захотела показать им то место, где её ужалила змея. Глядь, а там змея валяется мёртвая. Кто-то камнем пробил вероломной гадине голову.

— Что ты на это скажешь? — обратился отец к своему брату.

— Сдаётся мне, змею казнил тот самый, кто спас нашу Марицу, и ещё сдаётся мне, Марицу спас тот самый, кто вернул маленькому Павле его серебряную денежку.

— Но кто же это?

— Должно быть, какой-то добрый лесной дух.

Иво возразил:

— Нет, это не дух, потому что он оставляет отпечатки ног. Это, наверное, кто-то маленький, потому что у него совсем ещё детские ноги.

Дней десять во Вранье только и разговоров было что о добром лесном духе, который снова дал знать о себе. Князь Бодо насмехался над этими слухами.

— Дай только мне удачной охоты, затравлю я его своими псами! — грозил он. — Поймаю и повешу посреди села.

3. Клубок


Мартин Радич — самый старый человек в селе. Ему уже, наверное, за сто лет перевалило, и весь он сухонький и лысый, а белая борода у него до колен. Одним прекрасным утром является к нему стражник князя Бодо и говорит:

— Господин приказал тебе немедленно к нему явиться.

Старичок взял посох в руки и двинулся в Князев дворец.

Бредёт, согнулся, пошатывает его от старости и наконец доплёлся до дворца. Предстал старичок перед князем. А князь ему и говорит:

— Послушай, старец! Давным-давно не падало с неба ни капли дождя. Погибнут оброчные мои от этого безводья, а тогда и мне придётся плохо. Ты же старейший мой подданный, и тебе каждый куст в лесах вокруг Враньи известен. Скажи мне, возможно ли это, чтобы все до одного источника пересохли в горах?

Мартин ему на то:

— Господин мой! Стар я, ноги мои меня не держат. Живу я у самого леса, но где ж мне нынче по горам плутать. Да и высохли родники в горах, как уже было восемнадцать лет тому назад. Тогда и то не такая сушь была, а всё равно вода вся пересохла.

А князь ему:

— Врёшь, старик! Отправляйся в лес и найди мне полно водный источник. Вот тебе клубок верёвки. Как отыщешь источник, будешь верёвку от дерева к дереву вязать и так дойдёшь до своей избы, тогда нам по верёвке легко будет к источнику пройти. Даю тебе сроку три дня. Отыщешь источник — возьму гусей пасти вместо Гоготуновой сестры, сгинувшей куда-то бесследно. Не отыщешь — повешу на сливе перед твоей развалюхой. Вздёрну на этой самой верёвке! Ты тощий, выдержит.

С этими словами князь подал старику клубок верёвки и велел выпроводить его из покоев.

* * *


Идёт старичок домой и сам про себя приговаривает:

— Как мне теперь быть? Знал бы я полноводный родник, давно бы уж сказал про него, чтобы люди и скот не гибли и не мучались жаждой.

А люди на селе смотрят вслед Мартину и шепчут:

— Бедный старик! Повесит теперь его князь ни за грош!

Окружили они старца и говорят:

— Мы тебе помочь хотим.

Старый Мартин выбрал десять молодцев и повёл их в горы. Целых два дня без устали искали они источник по горам, но бесполезны были поиски. Лес словно выжгло сушью и жарой.

Под вечер вернулись они обратно ни с чем. Мартин пришёл к себе. Усталый, сел у открытого низкого окна и повесил на грудь старческую голову. Перед глазами его неотступно стоял конец верёвки, на которой завтра вздёрнут его на сливовом дереве.

Весь век свой гнул он спину, работая на господина, а тот его обрёк позорной смерти. И теперь он должен кончить жизнь как какой-то разбойник. Всё село увидит завтра, как он раскачивается на суку.

Две крупные капли скатились со стариковских щёк и упали на клубок. Старик поднял руки к глазам, отереть непрошеные слёзы, а клубок оставил лежать на коленях. В тот же миг чья-то быстрая ручка, просунувшись в открытое окно, схватила с колен его клубок и скрылась.

Старик было подался к окну её перехватить, но поздно. Невидимый похититель бесследно исчез.

— Ещё того не легче! — вздохнул старик. — Князь никогда не поверит, что какой-то маленький воришка стащил у меня клубок. Теперь он еще пуще разъярится.

* * *


Едва настало утро следующего дня, как уж князь Бодо с сыном Ульриком и десятком стражников был перед домом старого Мартина. Всё село собралось посмотреть, что будет дальше.

— Старик! — прокричал князь Мартину. — Или ты мне покажешь источник, или выбери сам себе дерево, на котором я тебя тотчас же вздёрну.

— Господин, какой-то маленький воришка стащил вчера у меня с колен клубок. А родника я не нашёл.

— Это ещё что за новости такие? Что это всё значит? Просто ты верёвку сжёг. Но нет ничего проще найти новую, на которой я тебя повешу. Выходи из дома! — взревел князь.

Стражники схватили старика. Потащили под дерево. Маленький князь Ульрик не мог смотреть спокойно на его мучения. Он бросился к отцу с мольбой:

— Смилуйся над ним! Смилуйся над ним, отец!

Но князь будто и не слышал его слов. И Ульрик убежал в лес, чтобы не видеть ужасной казни. Сел он под дерево. Вдруг на него сверху камешек упал.

— Сами камни не падают с неба, — рассудил Ульрик, вскочил на ноги и стал разглядывать, кто там на дереве скрывается. Но ничего не разглядел в густой дубовой кроне. Ульрик снова сел, и снова на него камешек упал. Он снова на ноги вскочил. И тут увидел, что из густой листвы свисает с дерева конец верёвки. А кто-то проворно и быстро убегает в лес, мелькая тенью от дерева к дереву.

Ульрик бросился за беглецом вдогонку с криком:

— Я видел верёвку! Я видел верёвку!

Этот его крик спас жизнь старому Мартину — стражники затягивали уже петлю у него на шее. Услышав крик, князь приказал стражникам освободить Мартина. Все кинулись в лес. Ульрик показал им конец верёвки.

— Значит, ты нашёл родник, Мартин, проговорил князь. — Вон верёвка вьётся от ствола к стволу. Посмотрим только, приведёт ли она нас к воде. Эй, люди, возьмите с собой заступы. Если Мартин нас обманывает, мы его закопаем в лесу.

Князь, стражники и люди из села медленно поднимались от дерева к дереву всё выше в горы. Наконец верёвка привела их к огромной пещере.

— Но тут нет никакого источника! — воскликнул князь, метнув на старика гневный взгляд.

А тот и говорит:

— Господин, какой-то негодный воришка выкрал у меня клубок, чтобы подвергнуть меня ещё худшим мукам, а тебя ввести в обман.

— Эй, стражники, — крикнул князь, — ройте тут яму, мы в ней закопаем этого обманщика!

Стражники стали копать.

А из густой листвы ближнего дуба снова в Ульрика бросили камень.

«Должно быть, это добрый лесной дух хочет спасти Мартина от смерти, — подумал Ульрик. — Но что он предлагает?»

Глядь, а из дубовой кроны снова вылетел камешек и ударился в своды пещеры. Ульрик подскочил к пещере и приложил ухо к её каменным сводам.

И вдруг закричал во всё горло:

— Отец, отец, вода! В пещере подземная вода! Послушай, как она шумит.

Все бросились слушать. И каждый услышал, как в подземелье клокочет вода. Возликовали люди. Застучали заступами и мотыгами. Вгрызлись пещере в нутро. Обвалился тут огромный камень. Из-под него забил фонтан воды, с грохотом обрушился на землю. И быстрым и холодным ручейком, журча и пенясь, вода устремилась с гор в долину. Ручей прорыл себе мгновенно русло и стал полноводным потоком.

Люди, радостные, поскакали в воду, пили её и охлаждались.

— Да здравствует Мартин! Слава доброму лесному духу! — кричали люди.

А вода всё прибывала, изливалась из пещеры. В долину теперь уже текла настоящая речка, способная напоить и жаждущие нивы, и сады, и деревни. Птицы отовсюду слетались к реке. Люди сбегались издалека, гоня с собой скот.

И сказал тогда князь старому Мартину:

— Быть теперь по-моему, старик. Переселяйся в мой хлев. Я тебя буду до смерти кормить, но за это ты будешь пасти вместо Анки гусей. Я думаю, для тебя будет великой честью быть Князевым пастухом.

И люди с песнями повалили во Вранью берегом новой реки. А маленький князь Ульрик шёл в задумчивости и молчал. Он думал:

«Никакой это не дух лесной. Кто-то живой спас от смерти старика Мартина. Он говорит, какая-то ручка стащила у него с колен клубок. И из дубовых ветвей та же ручка кинула камень в пещеру. Хотелось бы мне всё-таки увидеть, кто это такой».

В ЛЕСУ


1. Сыч-чух даёт советы


Задолго до восхода солнца проснулась Златокудрая в оленьем горном логове. Она была одна. Олень Витой Рог и его олениха на ночь всегда уходили на пастбище, а с рассветом возвращались в своё логово. И каждое утро — вот уже три года — встречала их в логове златокудрая девочка. Убедившись, что олени живы и здоровы, она им уступала тёплую постель, а сама отправлялась в лес. Так и теперь пробиралась она орешником к потоку. Пришла, напилась, умылась. Тряхнула головой, и золотые волосы её рассыпались по плечам.

Долго у потока она не задерживалась и шла обратно к логову. Там росло высокое дерево. Скучно сидеть в логове без дела Златокудрой, и она залезла на дерево. Её белка учила, как надо взбираться по ветвям и прыгать с сучка на сучок. Целый год с ней билась, но уже зато на славу обучила. В мгновение ока взлетела Златокудрая на самую вершину высокого дерева и там уселась на ветке. Покачивается на ней тихонько и наблюдает, как занимается утро.

Вдруг она приставила трубкой ладони ко рту и продудела:

— Чух-чу! Чух-чу! Чух-чу!

— Ле-чу! Ле-чу! Ле-чу! — отозвался ей кто-то. И кудлатая большеголовая птица с приплюснутым носом неслышно слетела к ней на ветку.

— Добрый день, Сыч-чух!

— Добрый день, Златокудрая!

— Скажи мне, Сыч-чух, где мой злой недруг волк Козодер?

— Не бойся, Златокудрая! Волки сейчас далеко в горах. Козодёр сказал, что вернётся сюда только зимой. Тогда-то он тебя и постарается подкараулить.

— Ха-ха! Ха! — расхохоталась Златокудрая. — Скажи мне, а что нового увидел той ночью в лесу мой мудрый Сыч-чух?

— Вчера князь Бодо охотился на Островерхой скале. Он подстрелил орла и орлицу. А маленький орлёнок один теперь остался в гнезде.

— Бедный орлёнок! — вздохнула Златокудрая.

— И ещё кое-что тебе скажу. Одна девочка пошла сейчас в лес. Она отправилась собирать грибы под Островерхой скалой.

— Но там растут одни только ядовитые поганки.

Сыч-чух встряхнулся и молвил:

— Чух-чух, Златокудрая! Уж если тебе так хочется, помоги орлёнку, но больше не вмешивайся в людские дела. Довольно с тебя маленького Павле, Марицы и старца Мартина! Хватит с тебя серебряной денежки, змеи и родника. Зачем ты помогаешь людям, нашим заклятым врагам? Оставь это! Не дожидайся, чтобы медведь Ворчун прогнал тебя из леса вон или выдал волку Козодёру. Побереги свою голову, золотоволосая девочка!

И Сыч-чух, ненавистник солнца и света, вспорхнул и улетел в глубь леса. И там залез в своё дупло. А Златокудрая всё качалась на ветке.

Румяная заря расцвела на небе. И солнце первыми лучами позолотило уже верхушки гор. Девочка стала расчёсывать деревянной гребёнкой свои длинные волосы. Густая волна их сияла, как золото под солнцем. Златокудрая любовалась небом, лесом, далёкими селеньями в долине. И запела песню, которой научила её маленькая птичка жаворонок:
		Кабы мне бы на орле



		Высоко летать!



		Я бы в небо полетела



		Звёздочки считать.



		Здравствуй, звёздочка!



		Здравствуй, ясная!



		Кабы мне бы на олене



		За море поплыть,



		Я бы солнце упросила



		Луч мне подарить.



		Здравствуй, солнышко!



		Здравствуй, ясное!








Солнце сияло над лесом. Златокудрая обвила косы вокруг головы и бесшумно спустилась в логово.

Олень и олениха спали, утомлённые, под кустами. Златокудрая посмотрела на них немного. И, выбравшись из логова, заторопилась к Островерхой скале.

2. Гвоздяной клюв


С великими муками карабкалась Златокудрая на Островерхую скалу. Самая макушка у неё лысая. Молнии спалили лес, ливни смыли землю и унесли её вниз. Ветры злые обтесали.

В расселине между скалами девочка нашла растрёпанное орлиное гнездо из веток и мха. Вокруг него валялись кости, перья, клочья шерсти. В гнезде сидел желторотый и неоперившийся орлёнок, он был покрыт серым пухом. Едва увидев Златокудрую, орлёнок разинул клюв и заорал:

— Есть хочу! Есть хочу! Мышь и птицу проглочу! Мышь и птицу проглочу!

Девочка бросила в гнездо двух дохлых лягушек. Орлёнок недовольно загалдел:

— Я лягушку не хочу! Мышь и птицу проглочу!

А Златокудрая ему в ответ:

— Лучше что-нибудь, чем ничего, Гвоздяной Клюв-младший! Я из-за тебя не собираюсь губить лесных птиц.

А Гвоздяной Клюв галдит своё:

— Птицу, птицу я хочу! Не перечь царевичу!

Златокудрая ему:

— Я вот человеческий детёныш, но не ем теперь ни мяса, ни сыра, ни хлеба. Вода и ягоды — вот и вся моя пища.

Голодный птенец поневоле проглотил обеих дохлых лягушек. На закуску Златокудрая бросила ему ещё двух рыб, выловленных ею в потоке.

Гвоздяной Клюв-младший заверещал:

— Я не утка — рыбу кушать! Не хочу тебя я слушать!

А Златокудрая ему:

— И я тоже не олений детёныш, а ем разные лесные травы, и притом не варёные. Отведай рыбки, царевич!

Голодный Гвоздяной Клюв-младший съел и рыб.

Златокудрая подошла к гнезду поближе и облокотилась локтем на край. Орлёнок тотчас же нацелился клювом ей в руку. Но девочка успела вовремя её отдёрнуть.

— Ага! — сказала Златокудрая. — Вижу я, какого ты разбойничьего племени. Но я тебе всё равно не дам погибнуть от голода. До завтрашнего утра, молодой царевич!

И она ушла.

И пока спускалась с Островерхой скалы из гнезда, до неё доносились неистовые вопли Гвоздяного Клюва-младшего:

— Я не утка — рыбу есть! Я царевич, слышишь, здесь!

3. Лесное эхо


Златокудрая побежала на луг под Островерхой скалой. Она искала ту девочку, которая, по словам Сыча-чуха, пошла в лес по грибы. Обшарила весь лес, а девочки не встретила. И тут она кой о чём вспомнила. Взобралась на высокий ясень. Один толстый сук на ясене сухой. Под ним большое дупло. Златокудрая добралась до дупла и крикнула:

— Добрый день, Капризуля!

Из дупла послышалось мяуканье. Большая рысь высунула голову и трижды зевнула.

— Ты что меня будишь, человеческий ягнёнок? Всю ночь я охотилась и очень устала.

— Капризуля, я ищу одну девочку, которая собирает грибы, — сказала Златокудрая. — Помоги мне её найти!

— Девочка не дичь для рыси. Пошли туда волка Козодёра.

— Но она наберёт ядовитых поганок. И отравит себя и других.

— А мне что до того? Нам не велено вмешиваться в людские дела.

— Но я прошу тебя, Капризуля.

— Хорошо же, я тебе помогу, не будь у меня на хвосте этих пяти чёрных колец! Но прежде скажи мне, где скрывается гнездо орла и орлицы, которых подстрелил вчера князь Бодо!

— Ты задумала съесть маленького орлёнка! Стыдись, бессовестная!

— Уйди, или я оцарапаю тебя! — мяукнула Капризуля и скрылась в дупле.

Златокудрая спустилась на землю. Побродила по лесу, но девочку так и не нашла. Взобралась на каменистый склон и отыскала нору. Подошла к ней и загоготала гусем. В тот же миг из норы показался нос Тётушки-лисы.

— Человеческий ягнёнок, — проговорила Тётушка, — ты не только выздоровела и окрепла в нашем лесу, но ещё и испортилась. Что тебе от меня надо?

— Дорогая Тётушка, я ищу девочку, которая собирает ядовитые поганки. Помоги мне.

— Помогу, только прежде скажи, как мне отбить гусака Гоготуна от старого Мартина!

— Стыдись, бессовестная! — воскликнула Златокудрая и убежала в лес.

* * *


— Цворк! Цворк! — вдруг услыхала Златокудрая над своей головой. Высоко над ней сидел на дереве дрозд.

— Счастливой охоты тебе, дрозд! Не попадалась ли тебе девочка в лесу? Девочка в лесу не попадалась? — прокричала ему Златокудрая.

— Она в буковой роще! В буковой роще! — просвиристел ей дрозд в ответ и, вспорхнув, куда-то улетел.

Златокудрая со всех ног помчалась в буковую рощу. Здесь было прохладно и сыро. Под ногами толстый ковёр мха и зелёные папоротники. Яркие шляпки ядовитых поганок там и сям пестреют в тенистой полутьме. Слышится журчание ручейка.

Девочка бродила по роще и срывала самые приглядные грибы.

— Этот вот грибок для мамы, этот грибок для братца Андро, этот для сестрицы Тонки, а этот для меня, меньшой Милицы, маминой любимицы!

Так приговаривала мамина любимица Милица, гордая своим богатым сбором. Ей и в голову не приходило, что красивые грибы могут быть ядовитыми. Внезапно её насторожил тихий шорох в кустах. Страшно ей стало. Но шорох утих, и девочка проговорила, как бы раздумывая вслух:

— Бедная пастушка Анка! Растерзали её волки где-то тут под тёмной ёлкой!

— Не растерзали! — отозвался ей откуда-то какой-то голос.

«Это лесное эхо, — решила девочка. — Оно говорит, что Анка жива…»

И она громко крикнула:

— Ау-у! Увижу ли я нашу Ан-ку?

— Увидишь! — отозвался ей тот же голос.

— Это, наверное, мне откликается добрая вила-волшебница. Хотелось бы мне посмотреть на неё. — И девочка крикнула: — Ау! Где мне, маленькой Милице, отыскать тебя, сестрица?

— Ау-у! В лесу-у, — ответил ей голос.

И Милица бросилась на поиски. Она к кусту — а голос отзывается ей из другого. Несколько раз ей почудилось в полутьме, что кто-то прячется от неё за деревьями. И опять девочка припускалась вдогонку за невидимым голосом. Вдруг она обнаружила, что вышла незаметно на опушку леса неподалёку от своего дома.

А эхо лесное куда-то пропало.

Милица взглянула в лукошко. Оно было пусто. Все грибы свои растеряла она, пробираясь кустарником.

Огорчённая, вернулась она домой и рассказала матери всё, что с ней произошло.

— Ну и чудеса! А может быть, и к счастью, что ты не принесла домой грибы. Больше ты одна не ходи так далеко в лес.

4. Козленок


Златокудрая была очень довольна, что так ловко выманила из буковой рощи несмышлёную Милицу. А ещё больше радовало её то, что ей удалось вытряхнуть из её лукошка все до одной ядовитые поганки.

Златокудрая вышла на лужок, покрытый цветами, и стала кататься по траве. Вдруг послышалось нежное блеяние. Хорошенький, весёлый козлёнок скакал к ней через луг. Златокудрая тоже вскочила:
		Козлик резвый, козлик серый,



		Догоняй меня живей!



		И травы тебе зелёной,



		И воды тебе студёной



		Дам я вволю, —



		Ешь и пей!








Девочка бросилась бежать, а козлик за ней. Вокруг лужка, через кусты, через ручей.

Козлёнок её всё-таки догнал. Златокудрая повалилась в траву, и козлёнок с ней тоже.

— Скоро тебя никому, сестрица, не догнать! — сказал козлёнок. — Разве только моему отцу, горному козлу.

— Ах, был бы оленёнок у Витого Рога и оленихи! — вздохнула девочка. — Мы бы с ним вместе росли и бегали наперегонки. А так мне иногда бывает скучно в их логове.

— Я кое-что слышал. Говорят, олениха принесёт оленю сына.

Златокудрая захлопала в ладоши.

— Ах, чтоб это был белый оленёнок!

— То-то был бы великий праздник в лесу! Белый олень стал бы оленем-царём! Только белые олени редко появляются на свет.

Златокудрая запела:
		Кабы мне бы на олене



		За море поплыть, —



		Я б рога его хотела



		Розами увить!



		Здравствуй, солнышко!



		Здравствуй, яркое!








— Сестрица, — сказал козлёнок, — я тебе ещё кое-что хочу сказать. Я каждый день хожу к тому источнику, который открыл старый Мартин. Там наш водопой. Знаешь, кто туда ещё приходит? Молодой князь Ульрик.

— Он что, тоже охотник, наш враг?

— Нет, он всё кого-то поджидает у потока. Мой отец, горный козёл, говорит, он поджидает лесного духа.

— Ха-ха-ха! — расхохоталась Златокудрая. И, схватив козлёнка за рога, начала с ним бороться.

— До чего же ты стала сильная, сестрёнка! — удивлялся козлёнок, упираясь ножками и стараясь вырваться от девочки. Всё-таки он вырвался, и Златокудрая полетела в траву.

— Давай ещё раз потягаемся! — не унималась девочка. Но козлёнок издал победный клич и унёсся в лес.

5. Лесной дух подаёт знак


А Златокудрая отправилась к источнику старого Мартина. Пока там было пусто. Тихо журчала вода. Под ветерком шептались листья.

Девочка прихватила камешек с земли и взобралась на высокое дерево. Скрылась понадёжней в ветках и стала терпеливо ждать.

Немного времени прошло, когда раздался конский топот. Молодой князь Ульрик приближался на вороном коне. И до чего ж он был красив в своём наряде! На голове у него шляпа со страусовым пером, за плечами плащ, на боку небольшой меч и шпоры на высоких сапогах.

Настоящий молодец! Так вырос он за эти три года. Подъехав к источнику, Ульрик спешился и напоил коня водой. А потом пустил его пастись, а сам уселся под дубом.

Сидит, присматривается, прислушивается, не послышится ли какой-нибудь шорох. Но нет, видать, напрасно его ожидание.

И, печально вздохнув, Ульрик встал. Тут к ногам его камешек упал.

— Э-гей! Лесной дух! — ликующе воскликнул Ульрик. — Ты снова мне даёшь о себе знать! Отзовись! Покажись!

Но уговоры его остались без ответа. И тогда молвил Ульрик такие слова:

— Кто бы ты ни был, лесной дух, нашего ли рода, людского, или нет, но не будь слишком строгим ко мне. Раньше я хотел быть таким же грозным, как отец мой, князь Бодо. Ты научил меня быть добрым и милостивым. И теперь я защищаю бедных и обиженных, и особенно стариков и детей. Это для меня теперь большая радость! Так сойди же ко мне, лесной дух, и научи меня ещё чему-нибудь хорошему.

Что-то хрустнуло на дубе, вверху, но ответа на его слова так и не было.

И сказал тогда Ульрик:

— Вижу, ты не хочешь или нельзя тебе с людьми говорить. Тогда ты мне хоть знак какой-нибудь подай. Когда надо будет вызволить кого-нибудь из беды, я приду на помощь.




Он ждал, глядя вверх на дерево. И тут что-то длинное, тонкое и сверкающее полетело к нему из ветвей. На руку его опустился длинный золотистый волос.

Ульрик навил его себе на палец и сказал:

— Благодарю тебя! Когда я тебе понадоблюсь, пошли мне волосок из своих кос, для тебя я сделаю всё.

Радостный вскочил Ульрик на вороного коня и поскакал к своей Вранье.

6. Приговор медведя Ворчуна


Когда Ульрик скрылся, Златокудрая спустилась с дерева и подошла к ручью. Она зачерпывала воду ладонями и пила прохладную воду.

— Гу-гу-гу! — послышалось над ней, и к девочке на плечо спустился голубь.

— Какую весть принёс ты мне, Сизокрылый? — спросила его Златокудрая.

А Сизокрылый:
		У-гу-гу! Всюду я тебя ищу! От медведя я лечу!



		Зовут тебя, сестрица,



		И зверьё и птицы



		К Ворчуну на суд явиться!








Голубь улетел, и Златокудрая поспешила к медведю.

Медведь Ворчун, староста лесного зверья, дожидался её перед своей берлогой. Вокруг собрался и кой-какой лесной народ.

— Человеческий ягнёнок, — проговорил Ворчун, — садись тут подле меня и слушай, что будут о тебе говорить.

Первой начала маленькая ядовитая змейка:

— Моя подруга Рогатая гадюка ужалила девочку Марицу. А этот человеческий ягнёнок Марицу вылечил, а моей подруге размозжил камнем голову. Разреши мне, Ворчун, укусить её!

Потом заговорила рысь Капризуля::

— Где-то в горах живёт орлиный птенец Гвоздяной Клюв. Этот человеческий ягнёнок носит ему пропитание. И не желает мне выдать, где скрывается малолетний разбойник. Разреши мне, Ворчун, выцарапать ей глаз!

А Тётушка-лиса сказала:

— Ты давно дал мне право, Ворчун, съесть гусака Гоготуна. Но человеческий ягнёнок открыл старому Мартину источник. Мартин стал Князевым пастухом, и я никак не могу гуся подкараулить. И во всём этом виновата Златокудрая. Разреши мне отгрызть ей руки.

Тогда дрозд прокричал с ветки:

— Этот человеческий ягнёнок больше любит людей, чем нас. Златокудрая нашла серебряную денежку мальчику Павле, спасла от укуса девочку Марицу, показала источник Мартину, а сегодня ещё вытряхнула у Милицы из лукошка ядовитые поганки и сбросила свой волос Ульрику.

Ворчун хмуро взглянул на девочку и проговорил:

— Златокудрая, защищайся, если можешь!

Златокудрая в ответ запела:
		Кабы в нашем бы лесу



		Чудо совершилось, —



		У оленихи дитя



		Белое родилось!



		То-то радости зверью, —



		Все забудут ссоры,



		Не нужны теперь клыки



		Волку Козодёру!



		У гадюки из зубов



		Станет мёд сочиться,



		И птенец в гнезде своём



		Рыси не боится! Чудо белое,



		Долгожданное!








Но медведь Ворчун проговорил:

— Златокудрая, ты никогда не забудешь людей. И поэтому заслуживаешь наказания. Я должен был бы выгнать тебя из нашего леса. А ты нас зачем-то смущаешь песней о белом олене, которого мы с таким нетерпением давно уже ждём. Послушай, человеческий ягнёнок! Может быть, ты что-нибудь об этом знаешь? Говори, или я выдам тебя волку Козодёру.

— Правильно! Выдать её! Выдать! — хором закричали Тётушка-лисица, Капризуля и змейка.

— Подожди, Ворчун, не губи меня! — воскликнула Златокудрая и заплакала.

Вдруг в лесу поднялся шум. Блеяние, писк, мяуканье, чириканье. Гомон, суета. Ручьи затараторили. Ветки радостно зашелестели.

Рысь Капризуля вскочила на высокий сук и мяукнула:

— Что такое? что такое?

А пролетавший мимо голубь Сизокрылый прогугукал:

— Гу-гу! Весть чудесную несу! У оленихи в лесу чудо белое!

— Что такое? — пробубнил недоверчиво медведь.

— В логове оленя Витой Рог появился маленький белый оленёнок!

— В логове оленя Витой Рог появился маленький белый оленёнок! — закричали птицы, зажурчали потоки, зашумели ветки листвою.

— Ура! Ура! Слава нашему лесу! — завопил Ворчун, поднялся с места и вперевалку бросился к логову оленя Витой Рог.

Звери с криками восторга повалили за ним. Лёгкая, как перышко, впереди всех летела Златокудрая и твердила:

— Мой белый оленёнок! Мой белый оленёнок!

ДРУЖБА С ОРЛОМ И ОЛЕНЕМ


1. В путь


Прошло больше года, с тех пор как в логове оленя Витой Рог появился Белый оленёнок. Олениха кормила его своим молоком, и оленёнок подрастал вместе с золотоволосой девочкой.

Весь лес гордился Белым оленёнком, и разнеслась молва о нём до самых дальних гор. А Златокудрая стала всеобщей любимицей, потому что Белый оленёнок был с ней неразлучен. Она его охраняла и прятала от князя Бодо и его ищеек. Волк Козодёр и тот не смел её тронуть. И стала Златокудрая настоящей владычицей леса.

Но вот оленёнок вырос, обзавёлся прекрасными молодыми рожками и о чём-то загрустил, затосковал.

— Что с тобой? — спросила его однажды Златокудрая.

— Вчера я был на Островерхой скале. Видел далёкие леса, поля, озёра и реки. Видел синее море и острова. А мне что же, так и жить всегда в нашем лесу? Скучно видеть всё одно и то же.

— Давай с тобой поскачем посмотреть белый свет! — воскликнула Златокудрая.

В тот же вечер Златокудрая — гоп! — вскочила оленю на спину, и — фьить! — они пустились в путь.

— Мы с тобой слетаем и вернёмся, и никто в лесу ничего не узнает, — сказала девочка.

Счастливо выбрались они из леса. Олень понёсся по полям. И вдруг остановился и ушки повернул назад.

— Сестрица, — сказал олень, — кто-то гонится за нами.

Златокудрая обернулась и увидела два уголька алчно пылающих глаз.

— Это волк Козодёр. Ворчун отсюда далеко, вот он и выслеживает нас. Но пока мы вместе, он не страшен нам. Ты его рогами забодаешь, а я камнями его поколочу.

Прискакали они к широкой реке.

— Крепче держись за рога! — воскликнул олень, бросился в воду и поплыл.

Посреди реки обернулась Златокудрая назад и увидела на том берегу два пылающих ненавистью глаза. И крикнула волку:

— Эй! Козодёр! Знать бы мне, что ты тоже белый свет посмотреть решил, я бы тебе выстроила мост.

На другом берегу реки было тоже широкое поле, а за полем дорога. Вдоль дороги что-то белело вдали.

— Что это такое? — удивился олень.

— Человечье логово, оно называется домом, — объяснила Златокудрая.

— Хотелось бы мне увидеть людей и их дом.

— Поднеси меня к дому, только тихо. Видишь, там окно открыто. На окне свеча горит.

Белый олень поскакал неслышно к дому. Его привлекала свеча на окне. Казалось, это звёздочка упала с неба, и ему хотелось разглядеть её получше.

2. Черный пёс, белая коза и добрая волшебница


У открытого окна того белого домика стояла женщина и горько плакала.

— О горе! Бедный мой Драго! Куда ж это ты подевался? Уж не утонул ли в реке? Уж не погиб ли в лесу? Вот и ночь настала, а нет ни Драго моего, ни мужа, который пошёл его искать.

Какой-то шёпот послышался под окном. Женщина присмотрелась внимательней. И сквозь слёзы померещилось ей, что кто-то от её окна мчится в темноте к реке. Долго ещё стояла женщина у открытого окна и плакала. Но вот открылась дверь. В дом с фонарём в руке вошёл её муж. Он был один, усталый и печальный.

— О горе, горе! Ты не нашёл его! — запричитала женщина.

— Нет его нигде, — ответил муж. — Я собрал всех наших соседей. Мы с фонарями и с факелами всю округу обшарили. Звали, кричали, но Драго как в воду канул. Не знаю, куда наш сыночек пропал..

— Бедный мой Драго! Бедный мой Драго! — рыдала мать.

— Не убивайся, жена. Может быть, он в лесу заснул. Завтра чуть свет опять пойдём его искать. А сейчас прими свечу и затвори окно.

И только было женщина потянулась затворить окно, как кто-то и подал ей прямо в руки её пропавшего сына Драго. Женщина вскрикнула и прижала его к своей груди. А когда спохватилась посмотреть, кто его спаситель, под окном было пусто и темно.

Отец остолбенел от удивления. А потом бросился во двор, звал, искал, аукал — нигде ни души. Не зная, что подумать, вернулся наконец домой, посадил Драго себе на колени, поцеловал его и стал расспрашивать:

— Куда ж ты, сынок, на ночь глядя отправился?

— На реку, отец. К деревянному мосту, камешки в воду бросать. Смотрел, как они круги делают. Круги сначала маленькие, а потом большие расходятся.

— Почему же ты домой не возвращался?

— А ко мне через мост прибежал какой-то пёс. Огромный и чёрный. Зубы у него острые-острые. А в глазах два угля горят. Он меня в воду загонял. Не пускал домой. Темно уже было. Я от него убегал и плакал.

— А люди вокруг были? Кто-нибудь услышал тебя?

— Вначале никого вокруг не было. Только я и этот гадкий пёс. А потом кто-то стал звать: «Драго, Драго!» А я крикнул: «Мама!» Тут чёрный пёс меня за рубашку схватил. На землю повалил. И на мост потащил.

— Ну, а потом-то что? Потом?

— Потом, откуда ни возьмись, явилась белая коза. Большая, но без бороды. У козы рога кустистые. Она стала бороться с тем псом. Рогами его бодать. Пёс и убежал. А ко мне подошла волшебница.

— Какая ещё волшебница?

— Добрая волшебница. И красивая. Она меня на руки взяла и села со мной на белую козу.

— Женщина верхом на козе? — не уставал изумляться отец.

— Ну и что ж! Она ещё сказала мне: «Никогда больше, Драго, не ходи один на реку!» И поцеловала меня. А коза помчалась вскачь. Подскакала прямо под наше окошко. У волшебницы длинные такие золотистые волосы. И она подала меня прямо маме в руки. Как ты думаешь, прокачусь я ещё когда-нибудь с волшебницей на белой козе?

Отец и мать переглянулись, поражённые.

— Должно быть, он заснул у реки и ему приснился сон. Но кто его привёл домой? Кто передал его с рук на руки в окошко? — недоумевал отец.

3. Возвращение


Побитый Козодёр не преследовал больше Златокудрую и оленя. И они отправились дальше смотреть белый свет. Любовались издали шумными городами. Скакали берегом моря. Наблюдали, как рыбаки ловят рыбу, как лодочники ставят паруса. Однажды ночью переплыли они морской пролив и вышли на остров. На нём было полным-полно малины. Благоухал розмарин. Но не было лесов на этом острове. Трудно было там скрываться от людей. Златокудрая с оленем снова перебрались на сушу. Взобрались на вершину горной гряды, под которой простирался их лес. И увидели с неё и Вранью, и Островерхую скалу, и логово оленя Витой Рог.

— Хорош белый свет, — сказал олень, — но наш лес всего прекрасней.

Послышался шум крыльев, и Златокудрая замахала радостно руками. На обломок скалы перед ними опустился орёл.

— Гвоздяной Клюв! Гвоздяной Клюв! — приветствовала его Златокудрая. — Какой ты теперь величавый и сильный — настоящий царь птиц!

— Не будь тебя, я бы погиб голодной смертью. Но теперь я не ем лягушек и рыб, — ответил ей орёл. — Как мне вернуть тебе долг, кормилица моя, Златокудрая?

Златокудрая ему и говорит:

— Я скажу тебе как. С белым оленем мы посмотрели реки, озёра, города, море и острова. Ты вознеси меня в небо и покажи месяц и звёзды!

Говорит Гвоздяной Клюв:

— Будь по-твоему. Дожидайся меня сегодня вечером на Островерхой скале.

Орёл улетел, а девочка вскочила на белого оленя, и он помчался к логову оленя Витой Рог.

4. Охота в лесу


В лесу шла большая охота. Князь Бодо созвал пышное общество и пригласил его поохотиться в своих угодьях. Общество разделилось на три группы. Одна пойдёт на кабанов, другая — на медведей, третья будет травить оленей и серн. Каждую сопровождало множество егерей и собак. Князь Бодо решил пойти на кабанов. Охота должна была продолжаться три дня. Горы сотрясали улюлюканье загонщиков, лай собак и трубные звуки охотничьего горна.

Отправился с охотниками в лес и молодой князь Ульрик. Он был печален и задумчив. Давно уже голубь Сизокрылый не приносил ему золотых волос лесного духа. Каждый раз, как князь Бодо собирался совершить несправедливость или учинить жестокость, посыльный голубь являлся к молодому князю с условным знаком. И Ульрик старался помешать злому делу или хотя бы его смягчить. Бережно хранил он все те золотые волоски, сплетённые в косичку. Теперь у молодого князя не было сомнений, что «лесной дух» не кто иной, как добрая девушка с золотистыми косами. Князь Бодо вознамерился женить Ульрика на богатой графской дочери. Но Ульрик прежде хотел во что бы то ни стало воочию увидеть загадочную лесную защитницу. Только почему она не подаёт ему знака? Князь Бодо истребляет лесное зверьё, а лесная защитница молчит? Или чужая беда теперь уже не трогает её? Или покинула она здешние места? Ульрик не участвует в охоте. Вдали от шума бродит он одиноко по лесу.

Вдруг слышит, кто-то скачет по поляне. Быстро спрятался он за деревом. Выглянул из-за ствола… и замер от изумления.

На стройном белом олене по поляне мчалась девушка. Красивая и сильная, она держалась за рога летевшего оленя. Длинные золотистые волосы вились за ней по ветру.

Мгновение — и девушка с оленем скрылись из виду. Ульрик вышел из-за дерева. Наконец-то он увидел её! И он воскликнул:

— Эта девушка станет моей женой, княгиней Враньи! Она — и никто другой.

5. Звёзды


Златокудрую и Белого оленя дожидались в логове Витой Рог и олениха. По всему лесу шныряли охотники, и олени не выходили из логова пастись.

— Как мы беспокоились за вас! — при виде их воскликнул Витой Рог. — Вот уже три дня, как вас нет. Пока князь Бодо охотится, вы должны оставаться с нами в логове. Здесь можно не опасаться охотников.

На это Златокудрая сказала:

— Белый олень пусть будет с вами, а я ненадолго отлучусь. Берегите его! Я скоро вернусь!

С первыми сумерками она выбралась из оленьего логова и устремилась в горы.

На вершине Островерхой скалы нашла орла. Молодой рогатый месяц выплывал из-за горы. И лунный свет залил луга, как молоком. В лесу тишина, охотники отдыхали, зверьё попряталось, забилось в норы.

— Ну как, летим, кормилица? — спросил Гвоздяной Клюв. Златокудрая вскочила на него верхом, и орёл взмыл ввысь.

* * *


Высоко-высоко поднялся в поднебесье Гвоздяной Клюв. Златокудрая смотрела вниз. Земля становилась всё меньше, мерцала серебристым светом в лунной дымке. И на глазах сделалась шаром, несущимся в пространстве.

Подняла Златокудрая голову и над собой увидела луну. Луна была очень большая. На ней были горы, пустыни и чаши огромных морей. Но не было там ни зелёных просторов, ни волшебных дворцов. Не лепетали струями проточные ручьи, не перекатывались с шумом по морям водяные валы, не шуршала листва, всё было голо на луне и пусто.

— Выше, выше лети, мой орёл!

И Гвоздяной Клюв полетел к звёздам.

Тысячи и тысячи звёзд носились кругами в пространстве. Золотые, синие, красные. Мелкие звёздочки роились, как пчёлы, осыпали Златокудрую звёздной пылью. Издали к ним приближалась какая-то невиданная звезда. Косматая, она тащила за собой длинный сияющий хвост. Проплыв королевой голубых просторов, она скрылась из вида.

— Златокудрая, — сказал орёл, — когда на земле родится человек, на небе всходит его звезда. Я покажу тебе твою звезду.

Высоко в небе, огромная и светлая, мерцала звезда Златокудрой.

— Тебя ждёт большое счастье, — сказал ей орёл.

— А где звезда князя Ульрика? — спросила девушка.

Его звезда была на другом краю небосклона, но медленно плыла навстречу светлой звезде Златокудрой. Быстрей и быстрей две звезды стремили полёт свой навстречу друг другу. И становились всё более прекрасными и сияющими.

— Что это значит? — спросила девушка.

— Не знаю, — ответил ей Гвоздяной Клюв. — Но не забывай того, что ты сейчас видела.

Потом орёл показал ей звезду князя Бодо. Его звезда была красной как кровь. Она раздувалась и раздувалась. И вдруг лопнула, брызнув кровавыми брызгами, и её совсем не стало.

— А это что значит? — в ужасе воскликнула Златокудрая.

— Это значит, что князь Бодо был плохой человек и что в этот миг он умер.

— Но он сейчас в нашем лесу! Как бы там не стряслось какой-нибудь беды! Назад, назад, Гвоздяной Клюв!

6. Великое горе


В мгновение ока доставил Гвоздяной Клюв Златокудрую на Островерхую скалу. В лесу была суматоха и паника.

Златокудрая со всех ног бросилась к оленьему логову.

Дрозд прокричал ей на лету:

— Кабан Хрипун распорол клыком князя Бодо! Кабан Хрипун распорол клыком князя Бодо!

И Златокудрой тотчас же представилось, как на её глазах лопнула раздувавшаяся красная звезда, разлетевшись кровавыми брызгами.

Но тут пролетавший над ней сокол проскрежетал своим скрипучим голосом:

— Охотники угнали Белого оленя! Охотники угнали Белого оленя!

* * *


Задыхаясь, ворвалась Златокудрая в оленье логово и закричала:

— Витой Рог, олениха! Скажите, как всё это случилось?

— Сыч-чух знает лучше нас. Да вот он и сам тут.

Сыч-чух спустился на сук и прогудел:

— Страшная беда стряслась, сестрица! Я всему тому свидетель. Князь Бодо при луне пошёл брать Хрипуна в его логове. Князь кабана кинжалом заколол, Хрипун распорол князя клыком. Оба они погибли.

— А Белый олень?

— Откуда-то в лес возвратился волк Козодёр, избитый весь до полусмерти. Его кто-то рогами исколол. Он сказал, что ты во всём виновата и что он тебе отомстит. Козодёр сговорился с твоей ненавистницей, маленькой ядовитой змеёй. Змея проскользнула в логово и сладкими речами выманила Белого оленя в лес. Тут на него напал волк Козодёр и погнал прямо на охотников. Охотники волка подстрелили, а Белого оленя захватили в плен.

— Что с Белым оленем?

— Я кружил над дворцом перед восходом солнца. И кое-что сумел увидеть в окнах. Князь Бодо мёртвый в гробу лежит. А Белого оленя молодой князь Ульрик держит под замком в своих покоях.

— Что я наделала! — терзалась раскаянием Златокудрая. — Зачем я полетела к звёздам и оставила лес без присмотра?!

* * *


Великая печаль овладела лесом и княжеским дворцом. Молодой князь Ульрик пролил много слёз над своим отцом и похоронил его со всеми почестями. Он приказал в знак траура десять дней держать закрытыми все окна во дворце.

А в лесу и звери и птицы горевали о Белом олене. Не раздавалось теперь в ветвях птичье пение, не журчали ручьи, не шептались листья. Зелёные горы точно вымерли.

КНЯГИНЯ


1. Первая встреча


Прошёл год. Кончился траур в княжеском дворце. Постепенно менялись во Вранье порядки. Новый властитель, молодой князь Ульрик, прогнал жестоких стражников и приказал своим слугам хорошо обращаться с подданными.

Всех затворников выпустил молодой князь на свободу, всех, кроме одного. Белого оленя по-прежнему держал он взаперти. Он его кормил и холил, но в лес не отпускал.

«Отпущу оленя в лес — никогда больше не увижу золотоволосую девушку!» — думал князь.

Ульрик не ошибся.

Одним прекрасным днём приносит ему голубь Сизокрылый волос и дубовый лист. Молодой князь сразу понял, что говорит этот знак: волос означает — приходи! Дубовый лист означает — жду тебя под дубом у источника!

И Ульрик отправился в лес. Мёртвая тишина поразила его. Не щебетали на деревьях птицы, не отсчитывали годы кукушки — всё мертво, как на кладбище.

Пришёл он под дуб. Смотрит — Златокудрая сидит на камне у ручья. Облачена в одежду, сотканную из листьев и травы. Золотые косы венчают голову, словно корона. Она была ещё красивей, чем раньше, но очень печальной.

Князь к ней приблизился. Некоторое время ничего не мог сказать, а потом промолвил:

— Как тебя зовут?

— В лесу зовут меня Златокудрой.

— Почему ты от меня скрывалась?

— Дочь лесов не может говорить с человеком.

— Но сейчас, однако, ты со мной говоришь.

— Сегодня я должна говорить с тобой, князь! Лес поручил выпросить мне у тебя Белого оленя. Без него нет жизни и радости нашим горам. Я не устерегла Белого оленя и теперь должна его выручить.

Ульрик говорит:

— Но ответь мне сначала: это ты спасла старика Мартина и маленьких Марицу, Павле, Милицу и Драго?

— Я.

— Послушай, Златокудрая! Не можешь ли ты передать лесным владыкам: «Пусть лес отдаст князю Ульрику златокудрую девушку, а князь тогда вернёт горам Белого оленя».

Побледнела Златокудрая.

— Ты что же, хочешь, чтобы я опять пасла гусей твоих на ручье?

Хотел ей князь во всём признаться сразу, но передумал и не сказал в ответ ни слова. Златокудрая проговорила:

— Через три дня я скажу тебе, что постановит лес.

Она посмотрела на него печально и ушла.

2. Перед берлогой Ворчуна


Перед берлогой медведя Ворчуна собрались сегодня все звери лесные. Ворчун их всех созвал, чтобы объявить им волю князя Ульрика.

— Ты говори, Златокудрая! — молвил медведь.

И Златокудрая провозгласила громко, чтобы все вокруг могли её услышать:

— Слушайте, народ лесной! Князь Ульрик так просил вам передать: «Пусть лес отдаст князю Ульрику златокудрую девушку, а князь тогда вернёт горам Белого оленя».

— Чирик-чир! Чирик-чир! Не отдадим сестрицу Златокудрую! — зачирикали птицы на ветках.

Все звери лесные любили сестрицу Златокудрую и кричали:

— Не отдадим! Не отдадим!

Только волки скулили:

— Загрызём, растерзаем!

И змеи шипели:

— Ужалим, ужалим!

Медведь Ворчун сказал:

— Сыч-чух самый мудрый из жителей лесных. Он целый день сидит в своём дупле и размышляет. Я хочу его послушать.

И Сыч-чух так решил:

— Я всех люблю: Златокудрую, Белого оленя и лес. И скажу, как поступить по справедливости. Не может рыба жить на дереве, не может птица жить на дне морском. Пусть будет так, как тому и положено. Пусть ягнёнок человеческий вернётся к людям, а олений — к оленям.

— Пусть ягнёнок человеческий вернётся к людям, а олений — к оленям!.. — подхватили звери и птицы.

— Но как обойдётся с тобой молодой князь? — прервал их медведь.

— Не знаю, — сказала Златокудрая. — Может быть, мне опять придётся пасти гусей на ручье.

Тогда все закричали:

— Не отдадим! Не отдадим! Не годится владычице лесов гусей пасти на ручье!

Но Златокудрая вскочила на камень и воскликнула:

— Будь по тому, как лесной совет постановил: чтобы ягнёнок человеческий с людьми был, а олений — с оленями.




И, попрощавшись с Ворчуном, оленем Витой Рог, оленихой и со всеми зверями и птицами, она пошла на Островерхую скалу. В последний раз повидаться с орлом.

3. Вместо пастушьего посошка


На третий день Ульрик отправился к источнику. Златокудрая его уже там поджидала.

— Что постановил лесной совет? — спросил он.

— Лесной совет постановил: «Ягнёнку человеческому возвратиться к людям, а оленьему — к оленям!»

— Справедливое решение! — весело воскликнул Ульрик. — Ты идёшь со мной, а я отпускаю в лес Белого оленя.

Златокудрая и говорит ему с горечью:

— Дай же мне пастуший посох — гнать твоих гусей на выпас.

А Ульрик ей:

— Прежде всего тебя надо одеть по-другому!

Он хлопнул в ладоши. Из-за кустов тотчас же появилась служанка и облачила Златокудрую в длинный прекрасный наряд. Ульрик хлопнул снова, и появилась вторая служанка. Она накинула на плечи Златокудрой роскошную мантию, затканную серебром и золотом. Хлопнул в третий раз, и явилась третья служанка. Она расчесала длинные волосы девушки и увенчала её голову золотой княжеской короной.

Сияя красотой, Златокудрая предстала перед князем:

— Зачем мне все эти наряды? Или в них мне сидеть у ручья и стеречь гусей твоих, князь?

Отвечает он ей:

— Я хотел проверить, достаточно ли ты скромна и учтива, а сидеть тебе в этих нарядах в моём дворце, на троне!

Вспыхнула Златокудрая от этих слов. И вспомнилось ей, что предсказал ей по звёздам Гвоздяной Клюв. Теперь, верно, её звезда и Ульрика соединились и вместе поплыли по небу. Ульрик ещё раз хлопнул в ладоши. Из леса вышла толпа придворных с цветами и подарками. Восемь юношей несли свадебные носилки. Ульрик и Златокудрая сели в носилки, и процессия с песнями двинулась во дворец.

4. На пиру


После венчания в маленькой дворцовой церкви гостей пригласили на свадебный пир во дворец. Во главе стола сидели молодые муж с женой — Златокудрая и Ульрик.

Много было приглашённых на пиру, и были среди них необычные гости. Мальчик Павле смотрел во все глаза на «добрую волшебницу», которая его вывела из лесу и подложила на дно корзинки потерянную серебряную денежку.

Марица и её брат Иво увидели воочию «лесной дух», прикончивший ядовитую змею.

Старик Мартин рассматривал ручки, стащившие с его колен клубок. А девочка Милица прислушивалась к живому голосу «лесного эха».

Все восхваляли доброту новобрачной. Скольким людям она помогла, скольких вызволила из беды! И только один самый маленький гость сидел на пиру задумчивый и грустный. Это был Драго из белого дома на берегу реки.

Вдруг он воскликнул:

— А где же твоя белая коза с семью рогами?

Гости рассмеялись. А молодая княгиня поднялась из-за стола, взяла Драго за руку и сказала:

— Пойдём, я тебе её покажу.

И она повела Драго в верхние просторные покои. Все гости последовали за ними.

Стоило княгине показаться на балконе, как лесное зверьё бросилось приветствовать её.

— Сестрица Златокудрая явилась! Сестрица Златокудрая явилась! — разнеслось по лугам и полям.

Птицы тучами слетались к балкону. Серны и олени косяками скакали ко дворцу.

Гости кидали птицам пригоршни зерна, а сернам и оленям — апельсины и яблоки со свадебного стола.

— Хочу белую козу с семью рогами, — твердил своё Драго.

— Вот он! — воскликнула княгиня.

Прекрасный Белый олень мчался из леса по полю. Рога его отливали золотом. Лёгкий, как перо, летящее по ветру, переносился он через кусты, через потоки. И вот загарцевал на лугу и остановился под балконом. Задрал вверх голову и затрубил протяжно и тоскливо.

Не устояла княгиня. Сбежала вниз с балкона. Положила голову оленя себе на колени, стала гладить его шею и спину.

— Вернись, сестрица, в лес! Вернись, сестрица, в лес! — нежно уговаривал её олень.

Но она не понимала его, потому что не жила теперь в оленьем логове. И больше не могла говорить с лесным зверьём. Княгиня обвила рога оленя цветами и вернулась к гостям.

* * *


На следующий день князь Ульрик увёз свою молодую жену в большой и далёкий город. А когда, спустя год, они вернулись во Вранью, на руках у княгини был красивый младенец. Но с тех пор никогда больше враньская княгиня не видела Белого оленя.




Тоне Селишкар

Дед Сом


Перевод с сербскохорватского И. Макаровской


В СТРАНЕ ГОРЯ, СЛЁЗ И СТРАДАНИЙ


Далеко-далеко, за синими морями, за зелёными лесами, была горная страна. Правил в той стране злой и жестокий король. Больше всего на свете любил он отрубать людям головы, и потому прозвали его в народе Снесиголова. В том месте, где река впадает в море, построил он себе крепость из человечьих костей и оттуда нападал на корабли, которые везли в его страну золото и серебро, шерсть и шёлк, вино и пшеницу. Корабельщиков он убивал, корабли сжигал, а все товары брал себе. Снесиголова грабил не только чужеземных купцов. Его слуги рыскали по всей стране и отбирали у крестьян всё, что им попадалось под руку. Повсюду стоял стон и плач. Но когда королевские слуги грузили на телегу пшеницу, крестьяне кланялись до земли и говорили: «Пошли, господи, долгих лет нашему дорогому королю и государю!» За это слуги возвращали им горсть-другую пшеницы. А тому, кто ворчал и возмущался, слуги тут же отрубали голову, насаживали её на кол и выставляли посреди села, чтобы другим неповадно было. Знали люди, что новая голова у них не вырастет, и потому ворчунов всё убавлялось и убавлялось.

На суше правил Снесиголова, а в воде властвовал водяной Детокрад. Боялись его все от мала до велика. Всё речное население было ему покорно: и рыбы и раки, и лягушки и ракушки, утки и гуси, цапли и аисты. В самом глубоком месте стоял его стеклянный дворец, а в подвалах дворца хранились несметные сокровища. Откуда они взялись? А вот откуда. Уронит кто-нибудь в воду, потянувшись за белой кувшинкой, жемчужное ожерелье, перевернётся в бурю лодка, гружённая сосудами с золотыми цехинами, и всё это мигом отправляется в сокровищницу Детокрада. Со всей реки, из ручья и озера несли ему рыбы разные драгоценности. Рыбы ненавидели его лютой ненавистью. Но ещё больше ненавидели его люди, потому что он воровал у них детей. Подойдёт малыш к самой воде, а уж водяной тут как тут — цап его за ногу, утянет на дно и превратит в рыбу или рака. Заколдованные дети прислуживали Детокраду, а их матери обливались горючими слезами. Слёзы их падали на землю, потом скатывались в ручей или реку, а там каждая слезинка превращалась в маленькую жемчужину. Рыбы ловили жемчуг и относили водяному. Детокрад открывал шкатулку из драгоценного камня и клал в неё жемчужинку-слезу. И все крошечные жемчужинки сливались в этой шкатулке в одну большую жемчужину. Была она уже величиной с кулак и обладала чудодейственной силой: днём и ночью сияла она как солнце, лечила всякие болезни, а тот, кто завладел бы ею, смог бы победить всё зло на земле.

Третьей напастью в этой стране был ястреб Остроклюв. Предание гласит, что когда-то король Снесиголова поймал в горах птенца, кормил его человечиной, пока он не превратился в огромного ястреба, а потом выпустил на волю. Остроклюв уносил детей и скот и каждый день пожирал по пятисот соловьев, зорянок и синиц. Много певчих птиц истребил он, а те, что живы остались, совсем перестали петь, и стало в стране ещё пустыннее и печальнее. А королю только того и надо было. Ни к чему людям веселиться, пусть-ка они побольше работают.

Словом, плохо жилось подданным короля Снесиголовы. Гнули спину от зари до зари, а ели впроголодь.

Были в стране и богачи. Король любил льстивые речи, и тем, кто сгибался перед ним вперегиб, позволял он грабить проезжих купцов. На награбленные деньги возвели они себе роскошные дворцы и палаты и обнесли их каменными стенами, потому что боялись простых людей.

Богател день ото дня и мельник Мокар. Мельница его с тремя колёсами, стоявшая на реке у самого омута, целыми днями молола пшеницу, и чем больше муки отдавал мельник королю, тем больше обирал он бедняков. Он был такой жадный и ловкий, что умудрялся обмануть даже королевских слуг. Напоит их терпким вином, и те сквозь пальцы смотрят, как он сыплет муку в королевские мешки. Крестьяне давно уже не просили у него в долг ни муки, ни денег — всё равно не даст да ещё и насмеётся над бедным человеком. Нищих он терпеть не мог. Только подойдут нищие к окошку, он сейчас велит их собаками травить. А толстая мельничиха прогоняла прочь вдов и сирот.

Была у мельника дочь Францка. Она была так прекрасна, что даже розы склоняли перед ней свои головки. Слух о её красоте шёл за тридевять земель. Росла она в холе и довольстве, ела медовые пряники и сдобные плюшки и то и дело любовалась своим отражением на зеркальной поверхности омута. Рыбки выплывали наверх, чтобы подивиться на её красоту. Однажды, когда Францка гляделась в омут, увидел её водяной и сразу же решил взять её в жёны. Забрался он в свой стеклянный дворец, встал перед зеркалом и проквакал: «Она будет моей!»

СЫН ПОСЛЕДНЕГО МУЗЫКАНТА


На краю страны, там, где среди высоких гор берёт начало река, жил последний музыкант Тилен Пищала. Король Снесиголова не хотел, чтоб люди в его стране были веселы, и дал приказ поубивать всех музыкантов. Один Пищала сумел оставить с носом королевских слуг. Не испугался он королевского приказа и как ни в чём не бывало играл на своём кларнете. А играл он так, что люди, едва заслышав его музыку, забывали своё горе, становились в круг и начинали плясать коло и петь весёлые песни. Обозлился король на ослушника и послал за ним своих слуг. Подошли слуги к Тилену, чтоб связать его, а он им и говорит:

— Испокон веку у осуждённого на смерть спрашивали его последнее желание.

— Говори, да побыстрей! — заорали слуги.

— Позвольте под конец сыграть мою любимую плясовую.

Слуги разрешили. Взял Тилен кларнет, и тут же над лугом полилась весёлая, задорная мелодия. Слуги развязали бурдюки с вином, подхватили девушек и понеслись по лугу в лихой пляске. А Тилен играл себе да играл и всё ближе подходил к лесу. Жена его шла за ним. Слуги спохватились, когда они уже скрылись в лесу и музыка стала едва слышна. Оттолкнули они девушек, вскочили на коней, но чудесная музыка и коней приковала к месту.

А Тилен и его жена шли без передышки три дня и три ночи. Наконец пришли они в безлюдное ущелье, огляделись по сторонам и прислушались. И впрямь, где-то поблизости пел соловей.

— Значит, сюда ещё не дотянулась рука короля, — заключил Пищала. — Здесь мы и будем жить!

У истока реки построили они домик, раскорчевали лес под поле. Тилен ловил рыбу, а жена его пестовала сына, который у них вскоре родился. В лесу целый день щебетали и пели птички, а когда садилось солнце, Тилен запирал покрепче дверь, усаживался на скамье и тихонько играл на кларнете.

Но недолго они жили в радости и счастье. В стране, где правят король Снесиголова, водяной Детокрад и ястреб Остроклюв, горе и печаль добираются до всех уголков, даже до самых дальних. Только первенец Дане немного подрос и побежал на поляну ловить бабочек и стрекоз, как вдруг небо потемнело, лес зашумел, а над горами прокатился страшный гул. Ястреб Остроклюв камнем упал вниз, схватил мальчика и унёс его под облака. Мать горько плакала, а отец исходил все горы, но так и не нашёл гнездо ястреба. Долго они горевали, а через год родился у них второй сын — Тине. Но уже не было радости в их доме. Не пели вокруг соловьи и зорянки. Давно уже попрятались они в лесных чащах, а иные улетели в другие страны. Один соловушка со сломанным крылом не смог никуда улететь. В тиши ночей пел он так хорошо, что музыкант и его жена понемногу забывали свою беду.

Время шло. Второй сын начал подрастать, бегал вокруг дома, плескался в реке, собирал на берегу камушки. Раз играл он на берегу. Вдруг вода в реке вспенилась, огромные волны накрыли мальчика, и Детокрад уволок его в свой стеклянный дворец. Отец долго шарил багром по речному дну, но так и не нашёл своего Тине. Мать плакала кровавыми слезами, Соловей тихо пел по ночам печальные песни. Но вот прошёл год, и родился у музыканта третий сын — Юрий.

Рос Юрий крепким и сильным, точно молодой дубок. Мать глаз с него не спускала, боялась, как бы и с ним не случилась беда, а отец каждый вечер играл ему на ухо прекрасные песни, потому что без песен нельзя жить на свете. Вырос Юрий сильный и могучий. Да и собой пригож. Отцу помогает ловить рыбу, матери — обрабатывать поле. Камушки на самую высокую гору швыряет, на медведя один ходит, а острогой орудует ловчее отца.

Но в стране, где правят король Снесиголова, водяной Детокрад и ястреб Остроклюв, горе и печаль добираются до всех сёл, даже до самых дальних. Однажды, когда отец, заперев дверь, играл свою лучшую песню, живая песня отыскала в стене щель, выпорхнула наружу и долетела до ушей короля. Рассвирепел король и тут же разослал во все концы слуг, чтоб убили дерзкого музыканта. А ястреб Остроклюв путь им указывал. Нагрянули слуги в ущелье, где жил Пищала, высадили дверь, схватили его, связали и отрубили ему голову, а кларнет разбили о стену. Юрий на месте уложил двадцать слуг, ещё двадцать покалечил, а остальные двадцать еле ноги унесли.

Мать от горя слегла.

— Юрий. — тихо позвала она сына.

Юрий подошёл к постели и встал на колени.

— Хочешь меня спасти? — еле слышно спросила мать.

— Нет на свете таких мук, какие я не принял бы ради тебя! — ответил Юрий.

— Тогда скажи, кто украл твоего старшего брата?

— Ястреб Остроклюв.

— Кто украл твоего среднего брата?

— Водяной Детокрад.

— Кто убил твоего отца?

— Король Снесиголова.

— Так слушай меня внимательно, сынок. Слышала я от бабушки, что на дне реки есть жемчужина-слеза. Только она может вернуть мне здоровье. Но достать её нелегко. Для этого надо победить всех трёх чудовищ. Достанет у тебя силы, чтоб вступить с ними в бой? А сейчас дай мне ножницы.

Мать взяла ножницы, отрезала свою длинную косу и протянула её Юрию.

— Возьми, сынок. Она тебе пригодится. И помни: если женщина расстаётся с лучшим своим украшением, значит, вконец сокрушило её горе. — И, немного помолчав, спросила: — Ты не боишься?

— Чего же мне-бояться, милая матушка? Ну, а если невзначай и станет стряпню, я вспомню тебя, и весь мой страх мигом пройдёт.

— Коли так, то ступай. Победишь злодеев — опять в нашей стране запоют соловьи и люди начнут смеяться и радоваться. Тогда и невесту себе выберешь.

— Непременно красивую?

— Самую красивую на свете! — воскликнула мать и поцеловала сына.

Юрий навострил острогу и отправился в путь. Единственный Соловей, который ещё пел здесь, проводил его до поворота, а потом вернулся к матери, чтоб не было ей одиноко.

НА МЕЛЬНИЦЕ


Идёт Юрий по берегу реки, напевая от скуки какую-то песенку. Любуются люди статным да пригожим парнем, а ещё больше дивятся его песне — сами-то они уж давно разучились петь.

А Юрий идёт себе вдоль реки, никого не замечает. Одно у него на уме — поскорей поквитаться со злодеями, отомстить им за братьев и отца. Шёл он, шёл и вдруг видит: сидит у дороги нищий — босой, оборванный, ноги в крови. Жаль стало Юрию старика, снял он с себя жилет и башмаки и протянул их нищему. Потом развязал узелок и разделил с ним свою лепёшку.

— Сдаётся мне, что ты сын Тилена Пищалы! — весело воскликнул нищий. — Спасибо тебе за подарки. Скажи, чего ты хочешь?

— Ничего мне не надобно, — отвечал Юрий. — Научи только, как победить водяного.

— Ничто не берёт его — ни стрела, ни пуля, ни стальной клинок. Одолеть его можно только хитростью. А для этого нужна тебе сеть из человечьих волос.

— А где взять такую сеть? — закричал Юрий.

— Ступай-ка ты от дома к дому и проси волосы у матерей, у которых водяной украл детей. Они с радостью отдадут их тебе.

Поблагодарил Юрий нищего и пошёл своей дорогой. Вдруг он вспомнил про косу своей матери, достал её из-за пазухи, вытянул из неё один волосок и стал его растягивать что было силы. Волосок не порвался. Тогда пошёл он по сёлам собирать женские волосы. Матери охотно отрезали свои косы, угощали его чем бог послал и спрашивали:

— Неужто ты не боишься водяного?

— Нет, — твёрдо отвечал Юрий. — Я одолею это чудовище!

Набрал Юрий мешок волос, сел на опушке дремучего леса и стал сеть плести. Только не ладится у него работа. Волосы тонкие, скользкие, так и рассыпаются в разные стороны, выскальзывают из рук. Никак не совладать с ними Юрию. Совсем пригорюнился он — никогда не сплести ему сеть из этих топких волосинок.

Вдруг на руку ему сел Соловей, тот самый, что провожал его в путь-дорогу.

Обрадовался Юрий и спросил про мать.

— Не печалься, — прощебетал соловушка. — Мать шлёт тебе привет. А ты ложись и выспись хорошенько. Проснёшься — сеть будет готова.

— Дорогая матушка! — вздохнул Юрий и заснул крепким сном.

Соловей запел во весь голос, и в ту же минуту к нему слетелись тысячи разных птичек, которые прятались от ястреба в лесной глухомани. Они дружно взялись за дело, и не успела зарумяниться заря, как сеть была сплетена. Закончив работу, птицы опять разлетелись по своим углам, весело чирикая:

— Чирик; чирик, Детокрад скоро умрёт, а Юрий останется жив и здоров!

Юрий проснулся, росой умыл глаза, сунул сеть в мешок и двинулся в путь.

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ДЕДОМ СОМОМ


Дождь лил как из ведра. Река поднялась, вышла из берегов и затопила луга. Юрий влез на дерево, чтоб не утонуть. Всю ночь шёл дождь, а утром тучи разошлись и опять засияло солнце. Река вошла в свои берега, луга просохли, и только в ямках да ложбинках ещё оставалась вода. Юрий сильно проголодался и решил пошарить в лужах — не найдётся ли там какая рыбёшка.

Подходит он к луже, глядь, а там огромный сомище барахтается.

— Ушица будет на славу! — радостно воскликнул Юрий и приготовился уже проткнуть рыбину острогой, как вдруг Сом заговорил человечьим голосом:

— Если не ошибаюсь, ты Юрий, сын Тилена Пищалы?

Юрий опешил от удивления.

— Тогда ты не убьёшь меня! — продолжал Сом. — Вскинь меня на плечо и отнеси в реку.

Сжалился Юрий над Сомом. Не пристало такой могучей рыбище умирать в грязной луже. Взвалил он Сома на спину и, согнувшись в три погибели, потащил к реке. К счастью, идти было недалеко. Бросил его Юрий в воду, а Сом высунул голову и сказал:

— Спасибо тебе, Юрий. Ты спас меня! Стар я уже, дни мои сочтены, и всё же я люблю жизнь. Подойди ко мне поближе. Загляни ко мне в рот. Там, с правой стороны, один зуб качается. Вытащи его, а когда я тебе понадоблюсь, брось его в воду.

Вытащил Юрий качающийся зуб и спрашивает:

— Скажи, как найти водяного?

— Иди дальше по берегу, а когда дойдёшь до мельницы Мокара, наймись к нему на службу. Ему как раз нужен батрак. Будет тебе плохо, ты знай молчи, и всё кончится добром, — сказал Сом и нырнул в воду.

Так и не поев, пошёл Юрий искать мельника Мокара. Шёл он целый день и наконец завидел вдалеке у омута большую мельницу с тремя колёсами. Он заторопился и вскоре подошёл к мельнице. Во дворе, под цветущей яблоней, сидела Францка, дочка мельника. Юрию показалось, что это заря небесная сияет — такая она была красивая. Францка тоже удивилась, увидев перед собой пригожего парня.

— Кто ты — барин, князь или сам принц? — спросила она, перестав жевать сладкий пирог.

— Не то и не другое, дева-красота! — ответил Юрий. — Я ищу работы и хлеба, потому что сильно проголодался.

Францка закраснелась, как маковый цвет. По душе ей было, что он не барин, не князь и не принц.

Тут вышел из дому мельник с хлыстом в руке.

— Хочешь служить у меня? — спросил он Юрия.

— Конечно!

Мельник раскрутил над головой хлыст и ожёг им Юрия по босым ногам. Юрий завертелся на одной ноге, потом на другой, но, помня совет старого Сома, ничего не сказал.

— Ты выдержал испытание! — сказал Мокар. — Скажи ты хоть слово, отдал бы я тебя королевским слугам. А теперь пшёл на мельницу — мешки таскать!

Делать нечего, побрёл Юрий на мельницу. А следом за ним Францка идёт. Запал ей в душу пригожий парень. Смотрит на него — глаз не отведёт.

— Так-то у вас на мельнице людей встречают-привечают? — спрашивает Юрий.

— Так уж исстари повелось — слугам плеть, а барышням пироги. Но сегодня ты тоже поешь пирожка. — И она протянула Юрию большой кусок пирога.

Полюбил Юрий девушку. Словно птичка, влетела в его сердце любовь и принялась распевать там волшебные песни.

— Пойдём, я покажу тебе наш дом! — сказала Францка и повела Юрия по всему дому.

— Францка, душа моя, замуж за меня пойдёшь? — спросил Юрий.

— Нет, Юрий, сокол мой.

— Францка, красота ненаглядная, разве я кривой или горбатый?

— Юрий, витязь мой прекрасный, ты красив, как горный цветок, крепок, как горный дуб, добрый, как майское солнце, но беден, как пустой мешок.

Пригорюнился парень. Францка тоже загрустила. Вот если б был Юрий благородным дворянином с перстнями на руках, золотой цепочкой на жилете и с дукатами в кармане!

Подошли они к глубокому омуту. В чистой, спокойной воде плавали нырки, в воздухе резвились стрекозы. Францка залюбовалась белой кувшинкой. Юрий лёг на землю и потянулся за цветком. И только хотел сорвать его, как вдруг увидел Сома. Тот чуть-чуть высунулся из воды, шевельнул усами, раскрыл свою пасть и прошамкал:

— Сегодня вечером приходи ко мне в гости.

— Как? — удивился Юрий.

— Очень просто. Только брось в омут мой зуб.

И Сом опять скрылся под водой. Юрий сорвал кувшинку и протянул её Францке.

— С кем это ты разговаривал? — спросила девушка.

— С водяным!

— Что же он тебе сказал?

— Что он важный барин, у него полный мешок денег и он ищет невесту.

— Вот дурень! — рассмеялась Францка. — Думает, что и взаправду какая-нибудь девушка пойдёт за него…

Вдруг Францка перестала смеяться, изменилась в лице и убежала в дом.

В ГОСТЯХ У ДЕДА СОМА


Наступила ночь. Из-за гор выплыла луна. Дождавшись, когда на мельнице погаснет свет, Юрий подошёл к омуту и бросил в воду рыбий зуб. И что за чудо: вода тут же расступилась, и Юрий увидел лестницу, которая вела вниз. Он стал спускаться. Когда он был на третьей ступеньке, вода над ним сомкнулась, и навстречу ему вышел Сом.

— Приветствую тебя в своём отечестве! — воскликнул Сом. — Ступай за мной без всякого страха. Водяной ушёл в гости к королю и пробудет там до утра.

Юрий спустился на дно реки. Вода совсем не касалась его тела. Дед Сом привёл его в просторный зал, усадил на трон из перламутровых раковин, а сам улёгся поудобнее у его ног.

— Чувствуй себя как дома, — сказал Сом. — Смотри в оба и мотай на ус всё, что услышишь.

Тем временем в заде началась суета и суматоха. Раз в месяц, в пору полнолуния, всё подводное население собиралось во дворце королевы Золотой Рыбки, чтоб мирно побеседовать и обсудить все свои рыбьи дела и заботы. Председательствовал на этих собраниях дед Сом, мудрейший из рыб, проживший долгую и трудную жизнь и не раз подвергавшийся смертельной опасности. До сих пор носил он на своём тучном теле следы рыбацкой остроги. Рыбы любили и уважали деда Сома, прислушивались к его мудрым и добрым советам. Вот и сегодня все с нетерпением ждали, что скажет дед Сом. Сом долго молчал, словно собираясь с мыслями, и наконец заговорил медленно и веско:

— Река — наша родина, и мы должны быть её хозяевами! По какому праву водяной чинит над нами насилие и несправедливость? Почему мы позволяем ему властвовать над нами? До каких пор мы будем покоряться ему? Пора поло жить конец его бесчинствам! Но Детокрад силён, и одним нам с ним не справиться. Потому-то и привёл я сюда нашего друга Юрия. Он поможет нам освободиться от водяного.




— Поможет! Поможет! — закричали хором все рыбы, а самая красивая Стерлядка подплыла к нему поближе и чмокнула в щёку.

— Слушайте дальше, — продолжал дед Сом. — Водяной носит на своём сердце три ключа. Первый ключ, из кости акулы, от стеклянного дворца; второй, из кости кита, от темницы, где он томит своих пленников и нашу королеву Золотую Рыбку, а третий, из моржового клыка, от каменной шкатулки, где хранится жемчужина-слеза. И когда пробьёт час, мы, рыбы, раскинем вокруг стеклянного дворца сеть из человечьих волос, которую сплели для Юрия малые пташки. И водяному придёт конец.

В зале наступило радостное оживление. Молоденькие рыбки так и вертелись вокруг Юрия, гладили его и наперебой выражали ему своё восхищение. А старый грузный Сазан выкопал со дна жирного червяка и протянул его гостю. Юрий улыбнулся и начал было отказываться от угощения, но тут слова его заглушил грохот, похожий на шум прибоя. Рыбы задрожали и бросились врассыпную.

— Водяной возвращается! — сказал дед Сом и вернул Юрию свой зуб.

Вода сразу расступилась, и Юрий по лестнице поднялся на берег.

ОБРУЧЕНИЕ НА МЕЛЬНИЦЕ


Мельничиха заметила, что новый батрак поглядывает на Францку, и уговорила мельника поискать женихов. И вот стали свататься к Францке парни из окольных сёл.

Первым пришёл молодой кузнец из ближнего села. Такого парня только поискать — сильный, стройный и собой пригож.

— Руки у него шершавые, — фыркнула Францка, примеряя перед зеркалом новую шаль.

«Ну и оставайся в девках, гордячка надутая! — подумал кузнец и в сердцах швырнул в омут шапку. — В гладких руках деньги не держатся!»

Не долго горевал кузнец. Он был весёлый человек и даже радовался, что не женился на этой белоручке.

На другой день пришёл второй жених — столяр из соседнего городка. Всем взял парень — и собой пригож, и руки золотые: самые именитые горожане только ему заказывают столы и лавки и всякую прочую мебель.

Францка взглянула на него, пожала плечами и сказала:

— Боюсь, как бы он мне гроб до времени не сделал!

Осердился столяр и кинул ей в лицо:

— Ну и оставайся вековухой или выходи за водяного!

— А чем он не жених, ежели богат? — огрызнулась Францка.

Мельник так и покатился с хохоту.

— Умная у меня дочка! — заливается он. — Ей-ей, умница да разумница. Дукаты — лучшая сваха для всякого жениха!

А водяной не дремал. Понравились ему речи Францки. Быстро сбросил он с себя подводную шкуру и обернулся красивым юношей. Карманы набил деньгами, подкрутил усы и направился к мельнице.

А Францка в то время у окошка сидела. Увидела она незнакомого человека, с виду благородного да богатого, побежала к матери и прошептала:

— Маменька, чует моё сердце, что пойду за него!

Мельник пригласил гостя в дом, а мельничиха уставила стол пирогами, жирными колбасами и красным вином. Оба так и вертятся вокруг желанного гостя, а Францка сидит в углу и всё понять старается, с чего это вдруг вся комната пропахла болотной тиной. Она даже окошко закрыла, думая что этот противный запах идёт с улицы. А ещё ей показалось, что глаза у гостя словно водой залиты и голос у него какой-то квакающий. И от всей его фигуры тянет холодом и сыростью. Однако всё это пустяки, если на пальце у него чудесный перстень с красным рубином, на котором так и играет солнышко.

— Ох, какой у вас дивный перстень! — воскликнула Францка, всплеснув руками.

Водяной встал из-за стола, снял с пальца перстень и с низким поклоном протянул его Францке.

— Примите этот скромный дар, красавица! — сказал он сладким голосом.

Взяла Францка перстень, надела на свой палец и спросила:

— У вас есть ещё такие, милостивый государь?

— Полный сундук. А ещё полные корзины золотых цепочек, браслетов и жемчуга. И всё это будет твоим, если станешь моей женой!

При этих словах мельник вскочил из-за стола, схватил гостя за руку и воскликнул:

— Больше ни о чём не спрашивай! Выкуп на бочку — и она твоя!

Водяной сунул руку в карман и рассыпал по столу горсть дукатов.

У мельника дух занялся при виде золота. Кликнул он Юрия и велел запрягать лошадь и ехать за музыкантом, чтоб отпраздновать помолвку, пока гость не передумал. Мельничиха кинулась на кухню готовить жаркое и яичницу. На радостях они и не заметили, как загремело за горами, как собрались над рекой чёрные тучи. Мельник послал Францку помочь матери, а сам сбегал в погреб за лучшим вином, тем самым, что туманит мозги и валит с ног. Потом подвёл жениха к столу и сказал:

— А теперь скажи, как тебя звать-величать и какого ты роду-племени?

— Я Филипп Водник из города за рекой, — солгал водяной.

— А кто ж ты будешь — барон или граф, а может, водяному кум и брат?

— Батюшка мельник, не спрашивайте меня ни о чём! Если я вам не по душе, то давайте назад мои дукаты, и дело с концом. Поищу себе другую невесту.

Жаль было мельнику расставаться с дукатами. Скорей бы он дал исхлестать себя плетьми, чем вернул назад золото.

— И вправду, зачем мне это знать, — тихо проговорил мельник, чокаясь с незнакомцем. — Дукаты — твоя рекомендация! Выпьем-ка лучше за твоё здоровье.

А Юрий запряг кобылу и стал думать, где взять музыканта. Кто сейчас согласится играть? Кому жизнь не мила? И пошёл он за советом к деду Сому. Бросил в омут зуб, а Сом уж тут как тут.

— Водяной на мельнице!

— Вот удача! — обрадовался Юрий. Теперь я с ним сочтусь!

— Погоди, не спеши. Дай мне сперва сеть, а сам ступай за музыкантом.

Юрий бросил в воду сеть из человечьих волос, вскочил на телегу и взмахнул хлыстом.

— А ну, залётная, скорей к музыканту! — крикнул он в чёрную ночь и поехал прямёхонько к Яке Натянимеху. Яка Натянимех был когда-то знаменитым музыкантом, но когда король запретил в стране музыку, он закопал свою гармонь в землю.

Подъехал Юрий к дому музыканта, постучался да как закричит:

— Именем короля, открой!

Яка Натянимех, который как раз в то время вместо ужина проклинал короля и всех его предков до десятого колена, мигом забрался под кровать и залепетал:

— Долгих лет нашему всемилостивейшему государю!

Юрий высадил дверь, за волосы вытащил Яку из-под кровати и крикнул:

— Славь побольше своего кровопийцу!

Яка Натянимех выпучил глаза, съёжился и запричитал:

— Да ведь ты сын Тилена Пищалы… Что я могу сделать для тебя?

— Стукни себя в грудь и скажи: «Смерть королю и да живёт песня!»

Музыкант выпрямился, ударил себя в грудь и сказал:

— Смерть королю и да живёт песня!

И только он произнёс вслух то, что так долго носил в своей душе, как сразу почувствовал себя сильным и смелым, и на лице у него заиграла улыбка.

— Быстро выкопай свою гармонь, едем на свадьбу! — приказал Юрий. — И не бойся, твоя музыка поможет мне убить водяного.

Музыкант даже подпрыгнул от радости, а жена подала ему жилет и сказала:

— Не трусь, муженёк. Бей тех, кто принёс нам несчастье!

Выбежал музыкант во двор, выкопал гармонь, вспрыгнул на телегу и покатил с Юрием на свадьбу.

На мельнице шёл пир горой. Вдруг где-то рядом загрохотало. Водяной осклабился, поднял бокал и выпил до дна. Потом облизнулся и проквакал: «Квак, квак, квак!» Но тут же спохватился и проговорил человеческим голосом:

— Превосходное питьё! Отец мельник, налей ещё бокал!

На столе уже дымились жаркое и яичница. Когда Юрий привёл музыканта, в доме пошло такое веселье, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Бросил водяной музыканту горсть золотых монет, и тот сразу заиграл весёлую плясовую. А за окном шумела непогода. Вода в омуте бурлила, как в кипящем котле. Молнии одна за другой полосовали небо, гремел гром, на мельнице дрожали стены и звенели стёкла. Водяной плясал с Францкой, а мельник подхватил свою дебелую мельничиху и стал лихо отплясывать польку.

Юрий молол зерно. Он уже приготовил вилы, чтоб поддеть на них водяного, но тут высунулась из воды толстая голова деда Сома.

— Погоди, не спеши. Когда вода унесёт третье колесо, столкни Детокрада в омут! — сказал Сом и вновь скрылся под водой.

Вода всё прибывала и прибывала. У Юрия болела душа за Францку, поэтому он распахнул дверь и крикнул:

— Хозяин, вода поднимается! Не прикажешь ли остановить мельницу?

— Тебе бы только баклуши бить! — гаркнул мельник. — Марш на мельницу! В воскресенье свадьба, будет тысяча гостей! Сыпь пшеницу во все желоба, чтоб хватило муки на пироги!

Юрий вернулся на мельницу.

Гром гремел без передышки. Музыкант побледнел и перестал играть.

— Играй, несчастный! — заорал мельник, поднося ему чарку. А потом обратился к Детокраду: — Пей, мой зять! Пей да скажи, кто ты таков и откуда родом!

— Я водяной! Квак, квак! — брякнул Детокрад спьяну. Мельник стукнул кулаком по столу так, что зазвенели бокалы, и расхохотался.

— Ха-ха-ха! Ну и шутник, ну потешил! Ну, дочка, не заскучаешь ты с таким муженьком!

Францка так и прыснула со смеху. Мельничиха и музыкант тоже засмеялись.

Юрий распахнул дверь и крикнула:

— Хозяин, вода унесла колесо! Не остановить ли мельницу?

— Купим другое, теперь у нас много дукатов! — прокричал мельник. — Сию минуту принимайся за дело!

Делать нечего, опять Юрий стал молоть зерно. Мельница качалась, как на волнах. Вскоре Юрий снова вбежал в дом.

— Хозяин, спасайтесь, вода унесла второе колесо! Музыкант вскочил на ноги, но мельник толкнул его на место и прогремел:

— Играй, дурак! Моя мельница всё выдержит. Чёрт с ними, с колёсами! У нас есть дукаты! А ты, Юрий, ступай на мельницу, мели с одним колесом, в воскресенье свадьба!

КОНЕЦ ВОДЯНОГО


Вода всё росла, бурлила и доставала уже до окон. Музыкант остервенело наяривал на гармошке, в комнате пили и плясали. Францка радовалась золотому перстню, мельничиха, забыв про грозу, вновь и вновь пересчитывала дукаты, а пьяный мельник всё подливал вина уже захмелевшему гостю. Спьяну водяной всё громче квакал и, танцуя, подпрыгивал, как лягушка. Вдруг он услышал шум воды и сразу затосковал по своему дворцу. Не станет он околачиваться здесь до воскресенья. Уйдёт сейчас же! Невесту в охапку и в воду! Подошёл он к Францке, погладил по руке — рука тотчас покрылась пупырышками, погладил по лицу — и рот у неё стал лягушачий. Теперь бы самая пора сбросить с себя обличье человека, но, видно, хмель ударил ему в голову. Брякнулся он на скамью, сидит, пошевельнуться не может.

Францка запрыгала по комнате, а мельник, думая, что это она из озорства превратилась в лягушку, хохотал до упаду. Пошёл он к жене на кухню и говорит:

— Ну и дочка у нас бедовая! Погляди-ка, что выделывает — взяла и превратилась в лягушку!

А тем временем унесло третье колесо. В комнату хлынула вода. Мельник с мельничихой с перепугу выпрыгнули в окно и утонули, а музыкант сел верхом на свою гармошку и поплыл, крича во весь голос:

— Спасайтесь кто может!

Юрий влетел в комнату, чтоб спасти Францку и поквитаться с водяным. Но Францки здесь не было, а Детокрад неподвижно сидел на скамье. Схватил его Юрий за шиворот, поднял, как куль, трижды шмякнул о стену и вышвырнул в окошко. В эту минуту стены дома качнулись и рухнули, и Юрия тоже поглотили осатанелые волны. Неожиданно вода успокоилась, и не успел Юрий понять, что к чему, как дед Сом выбросил его на сушу. В омуте водяной мигом протрезвился, сбросил с себя человеческую личину и кинулся в свой стеклянный дворец, но вместо дворца угодил в сеть из человечьих волос. Понял водяной, что попался. Стал он биться в сети, бесноваться, корчиться, но только больше запутывался в ней. Музыкант подплыл на своей гармошке к Юрию, помог ему вытащить водяного на берег и заиграл весёлые припевки. Взмолился Детокрад:

— Я дам тебе всё, что пожелаешь, только отпусти меня!

Но не затем его Юрий ловил, чтоб тут же отпустить. Взвалил он водяного на спину и пошёл вместе с музыкантом показывать его тем, у кого он украл детей. Несчастные матери лупили его чем ни попадя, а дети радостно кричали:

— Конец водяному, конец!




Долго ходил Юрий по сёлам, как вдруг, откуда ни возьмись, Белая Цапля. Раскрыла она клюв и сказала:

— Дед Сом послал меня за ключом от стеклянного дворца!

На радостях Юрий совсем забыл про ключи, которые приросли к сердцу водяного. Разорвал он его косматую грудь и вырвал из сердца первый ключ. Водяной так взвыл, что земля задрожала. Юрий протянул Цапле ключ и молвил:

— Отнеси деду Сому вместе с моим приветом!

Только Цапля улетела, как прилетел Аист.

— Дед Сом послал меня за ключом от темницы, где томятся пленники Детокрада.

Юрий, не мешкая, вырвал из сердца водяного второй ключ. От крика его дрогнули горы. Юрий протянул Аисту ключ и молвил:

— Отнеси деду Сому ключ и поклонись за меня всем пленникам!

На сердце водяного оставался ещё один ключ — от шкатулки, где хранилась жемчужина-слеза. Юрий уже взялся за него, как вдруг водяной, корчась от боли, завопил:

— Не убивай меня, если хочешь найти Францку!

Призадумался Юрий. Не вырвет он третий ключ умрёт его мать. А коли вырвет, то никогда больше не увидит Францку. Как тут быть? И всё же сердце говорило ему, что сперва надо позаботиться о матери. Думал он так да гадал и вдруг почувствовал, что кто-то трётся о его ноги. Глянул вниз — а там соловушка с повреждённым крылом. Взял его Юрий на ладонь и прислонил к лицу. А соловушка защебетал:

— Поспеши, Юрий, матери плохо!

Юрий больше не раздумывал. Вырвал он из сердца водяного третий ключ, надел его на верёвочку и повесил себе на шею. Детокрад так завыл, что горы рушились, пока он дух испускал. Люди от радости становились смелее, а Яка Натянимех играл им весёлые песни и пляски. Один король Снесиголова пришёл в ярость, когда узнал про смерть водяного. Разослал он во все концы слуг, чтоб хватали всякого, кто осмелится играть на гармошке или на чём другом. Но Яка Натянимех больше не прятался под кроватью. Убежал он в лес, и много бедняков пошло за ним.

ЮРИЙ ИЩЕТ ЯСТРЕБА ОСТРОКЛЮВА


Долго бежал Юрий от королевских слуг. Наконец добежал он до дремучего леса и прилёг на опушке под тенистым буком немного вздремнуть.

Ключ из моржового клыка блестел на солнце. Заметила его сорока и ну клевать верёвочку, на которую он был надет. И до тех пор клевала, пока не порвалась верёвочка. Взяла она ключ и улетела в синее небо.

Юрий сразу проснулся и кинулся за ней вдогонку; с утёса на утёс перемахивает, глубокие пропасти перескакивает. Умаялся, из сил выбился, а сороки не поймал. Села плутовка на высокое дерево и косится на Юрия. «Ну, воровка, теперь ты от меня не уйдёшь!» — подумал Юрий, схватил камень и пустил его в сороку. Но камень пролетел мимо, перелетел через крутые горы и упал прямо в гнездо ястреба. Остроклюв как раз почивал после очередного разбоя. Проснулся он, взмахнул крыльями и взмыл в поднебесье. Увидел он сверху сороку, вихрем налетел на неё, взял в клюв и унёс в своё гнездо.

Закручинился Юрий пуще прежнего. Как найти ястреба Остроклюва? Идёт он печальный по горной тропе, а навстречу ему тот самый нищий, которого он одел и обул.

— Поймать его можно только в силок из чистого серебра, — сказал нищий. — Поставь силок в гнездо и, когда ястреб попадётся, вырви со спины его золотое перо. В этом пере вся его сила. Оно поможет тебе освободить детей, которых украл ястреб.

— А где мне взять столько серебра? — озабоченно спросил Юрий.

— У людей! — ответил нищий.

— Откуда у бедняков серебро?

— У каждого найдётся серебряная монета, припрятанная на чёрный день.

Поблагодарил Юрий нищего и пошёл в ближнее село. Постучал в крайний дом. Там жила мать, у которой ястреб украл сына. Жила она с тремя детьми в большой бедности. Жаль было Юрию голодных детей, и всё же он попросил:

— Дай мне, хозяюшка, серебряную монетку!

Женщина оторопела.

— Уж не рехнулся ли ты, добрый человек? Откуда у меня серебро?

— Дай серебряную монету, не пожалеешь! — не унимался Юрий. — Я иду ловить ястреба Остроклюва, но без серебряной монеты мне его не поймать.

Услышала женщина про ястреба да и говорит:

— Есть у меня одна такая монета. Берегла про чёрный день. Но на такое дело не пожалею.

Женщина занавесила окошко, взяла лом, подняла половицу и вытащила свою единственную серебряную монету.

— Вот, юнак, бери. Желаю тебе удачи!

Ходит Юрий от села к селу, и везде отдают ему последнюю серебряную монету. Раз подходит он к крестьянскому дому, а там королевские слуги пшеницу отбирают. Вот погрузили всё на телегу, один из слуг раскрутил над головой бич и огрел крестьянина по лицу. Задрожал крестьянин от обиды и низко поклонился своему обидчику. И до тех пор кланялся, пока телега не скрылась за поворотом. Подошёл к нему Юрий, размахнулся и ударил его по уху.

— За что ты меня ударил? — пролепетал перепуганный насмерть крестьянин.

— А за то, что постоять за себя не умеешь! — ответил Юрий.

— Но ведь так король велит! — застонал крестьянин, потирая покрасневшее ухо.

— А ты слушай его больше!

— Как же я могу ослушаться? — удивился крестьянин.

Юрий подставил ему правое ухо и сказал:

— Ударь и ты меня!

Крестьянин поплевал на ладони, размахнулся и дал ему такую затрещину, что Юрий упал как подкошенный. Проснулась в крестьянине сила необъятная, выбежал он на дорогу, поглядел в ту сторону, куда уехали королевские слуги, и закричал что было мочи:

— Ну, берегитесь, злодеи, теперь я тоже драться умею!

Потом позвал Юрия в дом, хорошенько угостил его, а напоследок спросил:

— Сколько стоит твоя наука?

— Недорого. Дай мне одну серебряную монетку.

Прикрыл крестьянин окно, взял лом и вытащил из-под половицы серебряную монету.

— Вот, бери. Последняя. Берёг её про чёрный день.

Набрал Юрий тысячу серебряных монет, пошёл к кузнецу, и тот выковал ему такой силок, какой удержал бы целую стаю орлов. Поблагодарил Юрий кузнеца и отправился в горы искать ястреба Остроклюва. Шёл он три дня и три ночи, перепрыгивал через бездонные пропасти, карабкался по отвесным скалам, все руки себе изрезал, ноги искровянил. На третьи сутки увидел гнездо ястреба. Было оно шириной в девять локтей и сложено из самых толстых деревьев. Кругом валялись овечьи кости. Мёртвая сорока всё ещё держала в клюве ключ из моржового клыка. Влез Юрий в гнездо, взял ключ и поставил серебряный силок. А сам спрятался за скалу и стал ждать.

Вдруг в воздухе засвистело. Ястреб Остроклюв возвращался с добычей — в когтях он держал овцу. Величиной он был с девять орлов, а по виду напоминал огромную ящерицу со змеиной кожей. Когти точно железные крючья, а от широченных крыльев шёл такой сильный ветер, что Юрия едва не сдуло в бездну. Ястреб покружил над гнездом, потом спустился и хотел уж приняться за овцу, но тут — щёлк! — и серебряный капкан захлопнулся. Ястреб рванулся вверх, но силок тянул его вниз. Юрий выскочил из засады, подбежал к ястребу, отыскал глазами золотое перо и вырвал его. В ту же минуту ястреб испустил дух и покатился в пропасть, увлекая за собой огромные камни. А горы так тряслись, словно началось землетрясение.

Только ястреб сгинул в бездне, как из дремучих лесов выпорхнули птицы и разлетелись по садам и огородам. Они пели так прекрасно, что люди не могли усидеть дома. Крестьяне собирались под липой посреди села и пели вместе с птицами песни, от которых уже совсем отвыкли.

Прослышал об этом король. И такой его взял страх, что велел он немедля надстроить крепостные стены и утроить стражу. А Юрий ходил себе с песнями по сёлам, и везде ему говорили:

— За водяного женщины отдали тебе свои волосы, за ястреба мы отдали серебряные монеты. За короля мы ничего не пожалеем. Скажи, что тебе нужно?

Но Юрию ничего не надо было. Он весело помахивал золотым пером и думал: «Где же те двери, которые откроет это перо?» Шёл он с этой мыслью путём-дорогой, и вдруг перо вырвалось из его руки и, вертясь и кувыркаясь, полетело вперёд. Юрий шёл за ним по жнивью и зарослям терновника, а когда присаживался в тени отдохнуть, то перо тоже останавливалось. Когда Юрий вставал, перо снова пускалось в путь. Привело оно Юрия в какую-то пустыню. Нигде ни деревца, ни цветочка, ни птичьего щебета. Стоит посреди пустыни гора, а вокруг неё ядовитые змеи ползают. Перо сразу к горе полетело. Змеи тут же присмирели, прилегли. Прошёл Юрий мимо них и очутился у огромной железной двери. Дверь была заперта. Перо влезло в замочную скважину, повернулось три раза, и дверь отворилась.

Юрий вошёл в пещеру и чуть не ослеп от странного блеска. Это блестело золото в руднике короля Снесиголовы. Из пещеры во все стороны вели ходы, и в них копошились рудокопы — те самые дети, которых украл Остроклюв и отдал в рабство королю. Они добывали золото, а ядовитые змеи сторожили их.

Юрий вложил в рот два пальца и засвистел. Из всех ходов стали выходить рудокопы. Уж как они радовались небу и солнцу, сиявшему за распахнутой дверью. Потом они взялись за руки, и Юрий вывел их из пещеры. Как только последний рудокоп вышел на волю, дверь с треском захлопнулась, гора рухнула, а ядовитые змеи уползли в землю. Золотое перышко взмыло ввысь, подлетело к солнцу и сгорело, вспыхнув ярким пламенем. А на землю упала горстка пепла.

Один юноша бросился к Юрию, поцеловал его и воскликнул:

— Я Дане, старший сын Тилена Пищалы!

Так нашёл Юрий своего брата. С ним вместе возвращалось домой целое войско девушек и парней. Вот пришли они в первое село, а туда как раз нагрянули королевские слуги за данью. Созвал Юрий всех бывших рудокопов и спросил: — Хотите отплатить мне за добро?

— Только скажи, чего тебе надо! — закричали все в один голос.

— Тогда перебейте королевских слуг!

И ни один королевский слуга не ушёл живым из села.

КТО-ТО НЕДОВОЛЕН ОСВОБОЖДЕНИЕМ ЗОЛОТОЙ РЫБКИ


Народ веселился, а Юрий опять в путь-дорогу, отправился, на сей раз за жемчужиной-слезой. Ведь только она могла вернуть здоровье его матери. Вот подошёл он к омуту, где теперь вместо мельницы были одни развалины, и вспомнил Францку. Заныло сердце у молодца. Где она? Куда унесли её сердитые волны? И решил он спросить деда Сома. Дед Сом знает всё на свете и должен знать, что сталось с Францкой. Вынул Юрий из кармана зуб и бросил его в омут. Но дед Сом не высунулся из воды. До поздней ночи ждал его Юрий, не ведая о том, что там теперь живёт Судак, злейший враг деда Сома, прогнавший его из родного омута.

А случилось это вот как. Получив от Цапли ключ из кости акулы, дед Сом быстро собрал всё рыбье племя и поплыл с ним к стеклянному дворцу, где Детокрад держал детей, превращенных им в рыб и раков. Бедные пленники уже слышали про смерть водяного, но, увы, домой они не могли вернуться, потому что по-прежнему оставались рыбами и раками. Едва дед Сом ступил во дворец, как все они тут же забились в самый тёмный угол — бедняжки думали, что старый Сом хочет их съесть. Но Сом не стал их есть, он остановился посреди дворца и ласково сказал:

— Не бойтесь меня, милые дети. Выходите из своего угла и послушайте, что я вам скажу. Вы много терпели, так потерпите же ещё немножко — скоро придёт сюда человек, по имени Юрий, и возьмёт из шкатулки жемчужину-слезу. Она-то и снимет с вас злые чары, и вы вновь станете мальчиками и девочками. А пока хорошенько приберите дворец — в нём теперь будет жить наша королева Золотая Рыбка.

Во дворце закипела работа. А дед Сом спустился в подвал, отыскал самую мрачную темницу, вставил в замочную скважину ключ из кости кита, и двери темницы распахнулись. Золотая Рыбка так ослабла, что не могла подняться с кучи грязных водорослей, на которых она лежала. Дед Сом осторожно подхватил её своим огромным ртом и понёс в омут — была как раз пора полнолуния, и всё речное население уже собралось в тронном зале. Там он положил Золотую Рыбку на престол из перламутровых ракушек.

— Неужели это не сон?! — радостно воскликнула Золотая Рыбка, очнувшись. — Неужели я опять свободна? Какое счастье!

— Ты опять с нами! — кричали рыбы и раки. — Теперь тебе некого бояться!

— Водяного больше нет! — сказал дед Сом. — И потому все мы просим тебя снова стать нашей владычицей и править нами так же, как ты раньше правила, — в полном согласии с нашими рыбьими законами.

Золотая Рыбка приподнялась на троне. Она была самой маленькой среди собравшихся, но несравненная красота её вызывала всеобщее восхищение.

— Благодарю вас, дорогие мои! — сказала Золотая Рыбка. — Обещаю вам править так, как то предписывают извечные законы нашего племени. Но одной мне не справиться со столь многотрудными обязанностями, и потому я назначаю деда Сома своим первым министром и главнокомандующим наших войск.

— Ура, ура, дед Сом! — закричали довольные рыбы.

Но не все в зале радовались решению Золотой Рыбки. В душе надменного Судака клокотали злоба и ненависть. Он завидовал деду Сому, завидовал его возвышению и почёту, каким он пользовался у своих соплеменников. А ещё он завидовал Золотой Рыбке. Ему давно уже хотелось сесть на престол, и он решил заполучить его всеми правдами и неправдами. «Не пристало мне, отпрыску древнего, благородного рода, подчиняться какому-то неотёсанному Сому, — думал спесивый Судак. — Кто может запретить мне полакомиться сейчас парочкой рыбёшек?» Тут он раскрыл свою зубастую пасть и проглотил разом пять уклеек. В зале поднялся шум и гвалт. Малыши плакали, матери падали в обморок, толпа ринулась к выходу, а Судак гордо плавал вокруг трона и бросал на королеву победные взгляды.

— Стойте! Спокойно! — крикнула вдруг Золотая Рыбка. Все сразу притихли. Даже Судак на мгновение замер на месте. Вид у него был грозный, глаза метали молнии.

— Что хочу, то и делаю! — дерзко заявил он Золотой Рыбке. — Никому не позволю командовать собой!

С этими словами оттолкнул он стоявших у входа стражников и вымахнул из зала. А потом обернулся и прокричал:

— Я один буду властвовать в этих водах, а всем непокорным — смерть! Так и знайте!

И тут он исчез с глаз собравшихся.

ВОЕННЫЙ СОВЕТ


Все, кто был в зале, сразу сникли. Уклейки окружили деда Сома и взмолились:

— Отомсти за нас, дед Сом!

Старик Сазан дрожал как осиновый лист. Он осторожно высунулся из ила и, увидев, что Судака здесь нет, подлетел к насмерть перепуганным рыбам и закричал:

— Кто храбр и смел, за мной! Сразимся с Судаком!

Но никто не откликнулся на его призыв. А самые степенные и благоразумные рыбы столпились вокруг трона и стали ждать, что скажет Золотая Рыбка.

— Я распускаю собрание! — возвестила королева. — Объявляю в омуте военное положение. Пусть здесь останутся старейшины племён. Остальные расходитесь по домам и ждите нашего решения.

— И готовьте оружие! — добавил дед Сом.

Вскоре в зале начался военный совет.

— Шею ему свернуть! — расхрабрился старый Сазан.

— Погоди, не спеши! — сказал дед Сом. — В таком деле нельзя принимать опрометчивых решений. Послушаем сначала, что скажут другие.

— Он нарушил закон! — заявил Окунь. — И заслужил смерть!

— Смерть! — согласился Голавль. — Он оскорбил тебя!

— Смерть! — сказал представитель щучьего племени. — Он угрожал нашей королеве!

— Смерть! — добавил старейшина усачей. — Он сам метит в короли.

— Смерть! — присоединился к остальным старый Рак. — Он слишком задаётся!

— Смерть, смерть, смерть! — загалдели все члены военного совета.

— Когда выступаем? — спросила Золотая Рыбка.

— На рассвете! — сказал дед Сом. — Щука, ты первая поведёшь свой отряд в атаку! Храбрости вам не занимать, да и вооружены вы лучше других.

— Слушаюсь, мой генерал! — сказал старейшина щучьего рода. — А тебе, моя королева, лучше на это время удалиться в стеклянный дворец, — посоветовал дед Сом Золотой Рыбке.

Потом члены военного совета разработали план сражения и разошлись по домам — немножко соснуть перед решительным боем.

БОЙ И ПОРАЖЕНИЕ


Рано утром Судак проснулся, взмахнул хвостом и отправился на охоту. Сначала он всплыл на поверхность реки, немного поплескался для разминки и нырнул в самое глубокое место под водопадом. Там он притаился в ожидании добычи. Ждать пришлось недолго. Вскоре совсем близко от него показалась какая-то рыбка. Судак раскрыл пасть и увидел перед собой целый отряд щук.

— Сдавайся, разбойник! — прогремел щучий старейшина. Но Судак только хвостом вильнул. Тогда старейшина смело пошёл на Судака, отряд двинулся за ним. Из груди разбойника брызнула кровь, но он был ещё очень силён. Мигом расправился он со старейшиной и всё его войско раскидал в разные стороны. Израненные, покалеченные щуки ни с чем вернулись в омут.

— А где ваш начальник? — спросил дед Сом.

— Пал смертью храбрых! — ответили щуки.

Дед Сом задумался. Как быть? Лучший его отряд потерпел поражение. Другим и подавно не одолеть Судака. Но, с другой стороны, у них целая армия, а Судак — один.

А пока дед Сом раздумывал, в атаку пошёл отряд голавлей. Судак с аппетитом доедал последнюю раненую щуку, когда вдруг услышал команду: «Вперёд!» Недолго думая врезался он в самую гущу противника и отчаянно заработал хвостом и зубами. Голавли храбро бились, но всё же не смогли победить Судака. Многие из них полегли, а те, что живы остались, вернулись в омут к своему главнокомандующему.

— Где ваш начальник? — устало спросил дед Сом.

— Пал в кровавой битве! — ответили голавли.

Дед Сом пригорюнился. Из глаз его закапали слёзы. Теперь черёд сазанов, но где им одолеть Судака, если такие смельчаки, как щуки и голавли, не справились с ним. Но, с другой стороны, в трудный час и малодушные становятся героями.

А пока дед Сом размышлял, отряд сазанов готовился к бою. Это был отборный отряд, составленный из превосходных крупных рыб. Старый Сазан с гордостью взирал на своё неповоротливое войско и говорил:

— Вести с войны не слишком утешительные, но что нам до этого? Мы ведь не какие-нибудь трусы?

— Не трусы! Не трусы! — закричали хором сазаны. — Разорвём Судака на части!

— Тогда за мной на смертный бой! — воскликнул Сазан и повёл свою армию на Судака.

Но и сазанов постигла та же печальная участь. В смертельном страхе примчались они обратно в омут и запричитали:

— Конец нам, конец!

— А где ваш начальник? — озабоченно спросил дед Сом.

— Пал смертью храбрых!

Крепко задумался дед Сом. Судак непобедим. Армия разбита. Остаётся самому сразиться с этим разбойником.

Взял Сом двух своих внуков и повёл их на бой с Судаком.

Судак как раз отдыхал после битвы, когда вдруг увидел нового противника. В первую минуту он хотел удрать, но вместо этого встрепенулся и стрелой полетел на юного Сома.

Схватил его за жабру и вырвал её прочь. Бедный Сом залился кровью и поплыл брюхом кверху. Несчастный брат его погиб следом за ним. Теперь старому Сому стало ясно, что Судак намного сильнее его и что сейчас ему лучше отступить. Ведь если он погибнет, то престол наверняка достанется Судаку, а Юрий никогда не найдёт жемчужину-слезу. Поразмыслил так дед Сом, взмахнул хвостом и поплыл вверх по реке.

— Ага, удрал, старый плавник! — смеялся вслед ему Судак. — Отныне я хозяин омута, и всё, что там есть, моё!

А дед Сом всё плыл да плыл. Он решил во что бы то ни стало найти Юрия.

КАК ЛЯГУШКА ИСКАЛА ЮРИЯ


Зелёная Лягушка из последних сил доплыла до зарослей тростника, села на кувшинку и залилась горючими слезами. Кругом была вода, под ней проплывали зубастые щуки, юные раки опасливо таращились из своих нор, возле цветка резвился чёрный нырок. Францка глянула вниз и обомлела — из воды на неё смотрела Лягушка. Не успела она прийти в себя, как над ней нависла новая беда — прямо на неё, раскрыв свой длинный клюв, летел Аист. Недолго думая Лягушка спрыгнула в воду и зарылась в ил.

Так и жила она в воде и иле и с каждым днём всё больше тосковала по Юрию.

Сидела она как-то на кувшинке и горько плакала.

— Не плачь, моя милая Лягушка, — сказал Нырок, которому она очень нравилась. — Сердце моё разрывается на части, когда я вижу тебя печальной.

— Если б ты только знал, как мне тяжело! — отвечала безутешная Лягушка.

— Я тебя вполне понимаю. У меня тоже большое горе — моих милых деток сожрал водяной. Но больше он никому не причинит зла.

— Он умер? — радостно воскликнула Лягушка.

— Не своей смертью. Его убил Юрий, и о нём говорят теперь повсюду.

— Уж не тот ли это Юрий, который служил на мельнице?

— Да, да, он самый! Красив, как горный цветок, силён, как зелёный дуб, добрый, как майское солнышко. Все девушки глаз от него не отводят.

— А он уже выбрал себе невесту?

— Кажется, ещё нет. По крайней мере, так говорит старый Рак, а он это слышал от Ракушки, что живёт в озере, а ей сообщил Аист. А ещё она говорила, что по всей стране ищет он дочку мельника Францку. Никак не пойму, на что ему эта гордячка.

Лягушка зарыдала ещё громче. «Поделом мне, поделом! — лепетала она, глотая слёзы. — За свою спесь и чванство стала я гадкой лягушкой». И решила она с горя утопиться. Но только она об этом подумала, как в воде сильно зашумело и возле кувшинки показалась толстая голова деда Сома.

— Доброе утро, зелёная Лягушка! — поздоровался дед Сом.

— Доброе утро, — дрожащим голосом ответила Лягушка.

— Не бойся меня, милая Лягушка! Скажи мне только, не хочешь ли ты на всю жизнь остаться лягушкой?

— Нет, нет, нет!

— Я тоже не хочу доживать свой век в изгнании.

И дед Сом поведал ей, как Судак прогнал его из родного омута.

— Один Юрий может победить Судака! — воскликнула Лягушка.

— Я тоже так думаю. Только как нам его найти…

— Будем искать и найдём!

— Ладно, будь по-твоему. Только учти, путь нам предстоит неблизкий.

— А ты повезёшь меня?

— Конечно! Будешь разъезжать в моей пасти, как в карете. Садитесь, прекрасная Лягушка! — И дед Сом открыл свою широкую пасть.

Лягушка прыгнула туда, устроилась поудобнее за зубами и поехала.

— Куда прикажете? — спросил дед Сом.

— Сперва к раку Всезнайке. Может, он подскажет, где сейчас Юрий.

Недалеко отсюда, чуть вверх по реке, жили раки. Питались они всякой мелкой рыбёшкой да объедками, какие люди то и дело бросают в воду, и потому рыбы относились к ним свысока. Самым почтенным среди них был старый Рак, который уже много раз менял свой панцирь. Он жил на илистом дне речной впадины и слыл великим мыслителем. Едва завидев Сома, Рак на всякий случай забрался в свою нору, но когда из пасти Сома выпрыгнула совершенно очаровательная Лягушка, вокруг гостя мигом столпились все жители рачьего посёлка.

— С чем пожаловал, дед Сом? — спросил Рак. — И что привело к нам прекрасную Лягушку?

— Мы ищем Юрия, — ответила Лягушка. — Он один может победить Судака. Может быть, вам известно, где он сейчас?

— Давно, в дни молодости, слышал я о нём от Ракушки, что живёт в озере. Поймал я её как-то и хотел съесть, но она была такая твёрдая, что я только обломал ей края. Вот тогда-то она и пригрозила мне, что в один прекрасный день Юрий вытащит меня из норы и бросит в кипящий горшок… С тех пор я о нём ничего не слышал.

Поблагодарил дед Сом Рака и отправился вместе с Лягушкой на озеро, где жила Ракушка.

— Здравствуй, тётушка Ракушка! — поздоровался дед Сом. — Не знаешь ли ты случаем, где сейчас Юрий, который победил водяного?

— Слышала я о нём когда-то от Белой Цапли. Поди спроси у неё.

— А где теперь Цапля?

— Ступайте вверх по реке, там сейчас рыба мечет икру. Где ж ей и быть, как не там? — сказала Ракушка и захлопнула дверь.

Делать нечего, поплыл дед Сом вверх по реке.

— Погоди, дедушка, — сказала вдруг Лягушка. — Я выплыву на поверхность и посмотрю, где мы сейчас.

Но только она высунула из воды голову, как над ней заколыхалось белое облако, потом раскрылся большой клюв и цапнул её.

— Отпусти её! — загремел дед Сом, схватил Цаплю за ногу и потащил в реку.

От страха Цапля раскрыла клюв, Лягушка упала в воду и сразу прыгнула в пасть Сома. А дед Сом всё ещё держал Цаплю за ногу. В смертельном страхе хлопала она крыльями и молила:

— Прости меня, дед Сом, отпусти… Не знала я, что эта милая Лягушка — твоя знакомая. Ты прощаешь меня, дорогая Лягушка?

— Прощаю, прощаю, скажи только, где сейчас Юрий, который победил ястреба Остроклюва.

— Он совсем близко отсюда. Проплывите ещё немножко вперёд и там на берегу увидите рыбацкий домик. Часу не прошло, с тех пор как я его там видела. Он дерётся с королевскими слугами, уже весь в ранах, а мать его умирает.

— Вперёд, вперёд! — воскликнула Лягушка.

Дед Сом поплыл так быстро, что по всей реке пошли большие круги.

КАК КОРОЛЕВСКИЕ СЛУГИ НАПАЛИ НА МАТЬ ЮРИЯ


Никак королю не удавалось поймать Юрия, и решил он тогда схватить его мать. Призвал он к себе своих самых лютых слуг, помахал перед ними кошельком, набитым дукатами, и сказал:

— Если приведёте сюда мать Юрия, я вас щедро награжу. А вернётесь без неё — головы ваши покатятся в придорожную канаву.

Испугались слуги и со всех ног бросились разыскивать мать Юрия. Искали они её по всей стране, обшарили все леса, дома и подвалы, но её нигде не было. Тогда главный слуга, по прозвищу Кривой, объявил по всем сёлам, что король освободит от налогов и даст в придачу кошель дукатов тому, кто поможет им найти мать Юрия. Но никто не польстился на эти посулы. Слуга увеличил награду до трёх кошельков. И тогда нашёлся предатель. Был это брат мельника, богатый торговец лошадьми и заядлый картёжник. Приклеил он себе усы, чтоб его никто не узнал, и пошёл к Кривому.

— Веди нас, собачий сын! — рявкнул на него Кривой.

И торговец повёл королевских слуг тайными тропинками через леса и чащи, через горы и долины, и когда настал третий день, привёл их к истоку реки и показал маленький рыбачий домик на другом берегу.

— Там она живёт! Давайте деньги! — сказал он и протянул руку.

Но Кривому жаль было расставаться с дукатами. Подмигнул он своим подручным, и те отрубили предателю голову.

Королевские слуги потихоньку перешли через речку, окружили сад, а Кривой вошёл в дом. Увидел их Соловей со сломанным крылом, выпорхнул из кустов и полетел навстречу Юрию. А Юрий в то время спал под тенистым деревом. Соловей подлетел к нему, сел на лицо и клюнул в нос. Юрий тотчас проснулся.

— Скорей, скорей! — защебетал Соловей. — Мать твоя в большой опасности!

Вскочил Юрий на ноги и что было духу побежал домой. Ещё издали услышал он крики матери и побежал ещё быстрей. Вот подбегает он к дому, а королевские слуги уж волокут его мать к лодке. Недолго думая взмахнул он острогой и стал расшвыривать слуг в разные стороны. Уж отступились они от матери и бегут к лодке, а он всё знай себе размахивает острогой. Вдруг в глазах у него потемнело, он пошатнулся и чуть не упал. «Умираю!» — в отчаянии подумал Юрий, но в эту самую минуту лодка отошла от берега и скрылась в волнах. А ещё через минуту наскочила она на пороги и разбилась в щепы. И все, кто был там, пошли ко дну.

Юрий собрал последние силы, взял на руки мать, отнёс её в дом и уложил в постель. И тут же сам упал на земляной пол.

— Мы прибыли в самое время! — сказал дед Сом. — Если б я не перегрыз верёвку, которой лодка была привязана к берегу, не знаю, чтоб тут было.

— Юрий ранен и истекает кровью! — застонала Лягушка.

— Не беспокойся. У меня есть для него лекарство, — сказал дед Сом и вырвал со дна реки какую-то былинку.

— На, приложи к его ранам, и он опять будет здоров и крепок, как дуб.

Лягушка вылезла из пасти Сома, выбралась на берег и, спрятавшись в зарослях ириса, стала ждать вечера. А когда настал вечерний час и Соловей запел свою жалобную песню, она покинула своё укрытие, подбежала к дому, перепрыгнула через порог и встала как вкопанная.

На полу лежал израненный Юрий. Больная мать заботливо перевязывала ему раны.

А Лягушка смотрела на них и вспоминала свой дом, где всё было по-другому. Поняла она, что такая любовь дороже всякого богатства. Она же, глупая, променяла её на дукаты. И вот что из этого вышло. И Лягушка громко заплакала с горя.

— Кажется, здесь кто-то вздохнул? — спросил Юрий.

— Это ветер задул над рекой, — ответила мать.

Лягушка зарыдала пуще прежнего.

— Здесь кто-то есть, — сказал Юрий и хотел встать, но не смог.

Мать погладила его по лицу, а Соловей взлетел на подоконник и запел колыбельную. Юрий уснул, мать тоже прилегла отдохнуть.

Лягушка подбежала к Юрию и начала прикладывать к его ранам целебную траву. А потом выбежала из дома и горько заплакала.

— Скажи, Францка, чем я могу тебе помочь? — спросил её Соловей.

— Ох, малая птаха, если б ты научила меня, как освободиться от злых чар.

— Для этого Юрий должен полюбить тебя в образе лягушки! — прощебетал Соловей и улетел.

А Францка вернулась в реку.

ВСТРЕЧА ЮРИЯ С ДЕДОМ СОМОМ


Всё вышло так, как предсказывал дед Сом. Юрий спал всю ночь и весь день, а когда на небе зажглись первые звёзды, он проснулся здоровым и бодрым. Раны его зажили, он вскочил на ноги, сладко потянулся и подошёл к матери.

— Ну, мать, пора мне в путь-дорогу! Только припасу тебе еды, полью сад да новую лодку слажу — старая разбилась в щепы. Вот если б найти деда Сома, он бы мне помог.

Взял Юрий топор и пошёл к реке лодку тесать. А Лягушка вылезла на берег, взобралась на горбатую иву и стала смотреть, как Юрий работает.

Всю ночь возился Юрий с лодкой, а когда птицы запели свою утреннюю песнь, он столкнул её в воду. Потом умыл росой лицо, осушил его солнечными лучами и побежал в дом. А Лягушка вернулась к деду Сому, разбудила его и стала рассказывать про всё, что видела и слышала в избушке Юрия. И про свой разговор с Соловьем поведала. Дед Сом задумался.

— Потерпи немножко, — сказал он наконец. — Мы нашли Юрия. Теперь надо, чтобы и он нас нашёл. Наверное, он потерял мой зуб. А без него мы не можем встретиться.

— Ох, дедушка, может, у тебя найдётся ещё один качающийся зуб? — спросила Лягушка.

— А ну погляди! — прошамкал дед Сом и широко разинул пасть.

Лягушка ощупала каждый зуб и радостно воскликнула:

— Нашла!

— И как я, старый дурак, раньше об этом не подумал! Теперь всё пойдёт как по маслу. Юрий одолеет Судака, вылечит мать…

— А как же я? — жалобно спросила Лягушка.

— Не горюй. Всё уладится. Ступай назад, а когда Юрий отчалит от берега, плыви впереди.

Лягушке ничего не оставалось, как послушаться деда Сома.

Юрий тем временем испёк хлеба на три дня, поцеловал мать, взял острогу и свежих лепёшек и пошёл к реке.

Прыгнул он в лодку, и тут ему показалось, будто под носом её какой-то огонёк светится. Не знал он, что это глаза Лягушки поблёскивали. Огонёк так и манил к себе, и он грёб туда, куда вёл его огонёк. А под лодкой плыл дед Сом, и был он в самом отменном расположении духа.

Едет Юрий на лодке и всё на берега смотрит. Такая там красота, что и сказать нельзя. Смотрел Юрий, смотрел и не заметил, как очутился у водопада. Ещё секунда — и лодка разбилась бы о скалу. Но чудо! Она вдруг остановилась и сама пошла назад! Вот она свернула в протоку, огибавшую водопад, и снова вышла на тихую, спокойную воду.

Юрию и невдомёк, что это дед Сом схватил кончик верёвки, свисавший с кормы, и вывел лодку на спокойную воду.

Опять Юрий по сторонам смотрит. А лодка незаметно свернула с глубокого места и застряла между порогами. Огонёк в воде погас. Пригорюнился Юрий, не знает, как быть. И новое чудо! Лодка сама собой приподнялась и вышла на середину реки. И опять засиял огонёк, указывая Юрию путь.

Долго Юрий грёб и наконец почувствовал сильную усталость. Подъехал он к берегу, привязал лодку к дереву и сел на траву-мураву. Вытащил из торбы хлеб, крошки бросил в воду и стал смотреть, как вокруг них бегают вперегонки маленькие серебристые рыбки.

— Пора! — сказал дед Сом. — Влезь ко мне в рот и выдерни зуб!

Лягушка так и сделала.

— А теперь быстро на берег!

Лягушка вылезла из воды, осторожно подобралась к Юрию, сунула зуб ему в карман и снова нырнула в реку.

Юрий смотрел на рыбок и думал: «Вот если б сейчас приплыл дед Сом!» А Сом уж высунулся из воды и весело закричал:

— Здесь я! Здравствуй, Юрий!

Юрий очень обрадовался.

— Это ты остановил лодку у водопада?

— Я.

— И вызволил меня из каменных тисков?

— Тоже я!

Поблагодарил Юрий своего спасителя, а дед Сом рассказал, что случилось в омуте и как они с Лягушкой ищут его по всем большим и малым водам.

— Где же эта сметливая Лягушка? — весело спросил Юрий.

— Я здесь, — робко проговорила Лягушка. Она сидела на листке лютика и стыдливо опускала глаза.

Лягушка была такая крохотная, что Юрий едва разглядел её. А как увидел, на сердце у него сразу потеплело. Каких он только лягушек не перевидел, но эта была какая-то особенная. Взял он её в руки и стал играть, как с игрушкой. А наигравшись, подумал: «Возьму-ка я её домой. Посажу в стеклянную банку и сделаю маленькую лесенку, и будет она мать веселить и погоду предсказывать».

— Это моя верная подруга! — сказал дед Сом.

— Если так, то и моя! — воскликнул Юрий. — Теперь нас трое, и сам чёрт нам не страшен. Живо в путь, к Судаку!

БОЙ И ПОБЕДА


Дед Сом остановил лодку. Юрий вышел на берег, достал из мешка лепёшки и только присел на траве, чтоб хорошенько подкрепиться, как на колени ему вспрыгнула Лягушка. Взглянула она Юрию в глаза да и говорит:

— Возьми меня с собой!

— Бой будет жестокий, милая Лягушка. Судак только пасть разинет — и тебя как не бывало, — предостерёг её Юрий.

Но Лягушка так упрашивала, что он согласился.

Дед Сом спрятался под лодку, а Юрий с Лягушкой на плече пошёл искать Судака.

Вода в реке была такая чистая, что виден был каждый ка мушек на дне. Там, в углублении под скалой, сидел Судак. Едва он завидел Юрия, как сразу понял, зачем тот сюда пожаловал. Недолго думая выплыл он наверх, стрелой пронёсся перед самым носом Юрия, вильнул хвостом и был таков. Юрий метнул в него острогу, но она лишь воду рассекла.

Юрий бродил по берегу, карабкался по прибрежным скалам, всматривался в воду, но Судака и след простыл. Так прошло полдня. Юрий уже с ног валился от усталости. Сел он на берегу и стал думать про свою больную мать, которая напрасно ждёт его с жемчужиной-слезой. И вдруг услышал шёпот над самым своим ухом: «Не печалься, Юрий. Ты смелый и отважный, но выманить Судака из пещеры можно только хитростью…»

Не успела Лягушка договорить, как над головой Юрия закружилась Ласточка.

— Матери плохо! — прощебетала птичка.

Юрий вскочил на ноги.

Положись на меня! — крикнула Лягушка и прыгнула в реку.

— Судак рванулся из пещеры, потянул ртом воду и проглотил Лягушку. А Юрий взмахнул острогой и вонзил её в разбойника. Потом вошёл в воду, вытащил Судака на берег и вспорол ему брюхо. И глядь: Лягушка выпрыгнула оттуда живая и здоровая. Только на голове небольшая царапинка. Взял Юрий Лягушку на ладонь и благодарно зашептал:

— Милая моя Лягушка, ты хотела отдать свою жизнь за моё счастье!

— Ох, дорогой мой Юрий, — жалобно проговорила Лягушка, — вырежи у Судака печень. Она тебе пригодится!

Вырезал. Юрий печёнку, завернул её в лист лопуха и бросил в торбу.

Наступила ночь, из-за облаков выглянул краешек луны.

ЖЕМЧУЖИНА-СЛЕЗА


В подводном царстве шло великое веселье. Весть о победе над Судаком с быстротой молнии разнеслась по реке, и все рыбы тотчас заспешили в омут на праздник. А пока они собирались, дед Сом приплыл в стеклянный дворец, где его ждали заколдованные дети и Золотая Рыбка, и торжественно объявил о бесславном конце Судака. Во дворце началось бурное ликование, а когда стихли радостные крики и возгласы, Золотая Рыбка сказала:

— Дорогие мои, стеклянный дворец очень красив, но всё его богатое убранство награблено. Поэтому я и хочу вернуться в омут, в свой маленький, скромный дворец. Там жили мои родители, деды и прадеды, там нет ничего краденого. А на стенах его высечены наши законы.

— Да здравствует наша королева Золотая Рыбка! — закричали все, кто был здесь. — Да здравствует первый министр дед Сом!

А потом все гурьбой высыпали из дворца и поплыли в омут.

Прибыв на место, они так и замерли от восхищения. И Золотая Рыбка просто не узнавала своё жилище. Кругом сверкали перламутровые ракушки и пёстрые домики крохотных улиток. Наверху, над залом, плавали белые кувшинки. Такого великолепия здесь ещё не бывало.

Наконец в зале воцарилась тишина, и дед Сом сказал:

— Кажется, все мы в сборе, и потому я позволю себе пригласить к нам Юрия, который освободил нас от наших притеснителей.

Юрий стоял на берегу. Услышал он приглашение деда Сома и сразу бросил в омут его зуб. Вода тотчас расступилась, и перед ним появилась лестница. Взял он в руки Лягушку и стал спускаться вниз.

— Спасибо тебе, Юрий! — хором закричали рыбы, лишь только он ступил в палату Золотой Рыбки.

— Не за что! — ответил Юрий. — Я выполнил свой долг, помог тем, кто был в беде.

— За это ты будешь самый счастливый на свете! — сказал дед Сом. — А теперь пойдём за жемчужиной-слезой. По реке идёт слух, что матери твоей совсем плохо.

Вот пришли они в стеклянный дворец, спустились в подвал, отыскали сокровищницу, но каменной шкатулки там не было — она хранилась глубоко под землёй. Тогда дед Сом кликнул раков и угрей. Они быстро откопали шкатулку, Юрий вставил в неё ключ из моржового клыка, повернул его трижды, и шкатулка открылась. На дне её лежала большая жемчужина. Едва Юрий дотронулся до неё, как на реке поднялись огромные волны, подхватили стеклянный дворец и разбили его на тысячи мельчайших осколков. А река унесла их в море, и не осталось от дворца даже крошечного стёклышка. Рыбы-прислужницы освободились от злых чар и стали юношами и девушками. Один из юношей побежал к Юрию, обнял его и сказал:

— Я Тине, сын Тилена Пищалы!

— Значит, ты мой брат! — радостно воскликнул Юрий. — Ну, а раз ты из рода Пищал, то знаешь, что тебе делать: собирай своих друзей и веди их на тех, кто повинен в нашем несчастье!

Послушался Тине брата, собрал парней и девушек, которые вместе с ним томились в рабстве у водяного, и повёл их на бой с богачами, королевскими правителями и слугами. Матери обнимали их, прижимали к сердцу, и по всей стране зазвенела юнацкая песня.

Юрий простился с собравшимися.

— Счастливого пути! И передай привет своей матери! — оказала ему на прощание Золотая Рыбка и обратилась к Лягушке: — Тебе я подарю золотую чешуйку. Если будет у тебя нужда в деньгах, положи её на землю. Но запомни: воспользоваться ею можно только раз!

Дед Сом пошёл провожать Юрия.

Вода в омуте опять расступилась, Юрий вместе с Лягушкой вышел на берег и сел в лодку. Только он взялся за вёсла, как над ним пролетел Жаворонок и прощебетал:

— Поспеши, мать твоя умирает!

БОЙ С КОРОЛЁМ СНЕСИГОЛОВОЙ


В тот самый час, когда Юрий спрятал на груди жемчужину-слезу, птицы разнесли весть о ней по всей стране.

Прослышал о ней и король Снесиголова. Схватил он свисток и засвистел во всю мочь.

— Немедля в путь! — зарычал он, когда сбежались его последние слуги. — Разбейтесь пополам. Одни пусть едут по правому берегу, другие — по левому. Догоните Юрия! Он едет на лодке, на груди у него драгоценнейшая жемчужина! Без неё лучше не возвращайтесь.

Разбойники вскочили на лошадей и быстрее ветра помчались по обоим берегам реки.

А Юрий грёб и грёб. Лягушка сидела у него на плече и указывала на пороги и мели. Вдруг Юрий услышал сзади шум и обернулся.

— Стой! Сдавайся, не то мы изрубим тебя на куски! — закричали разбойники и выхватили из ножен сабли.

Испугался Юрий. Не одолеть ему такую силищу с одной острогой.

И тут на помощь ему пришла Лягушка. Взяла она золотую чешуйку и положила её на дно лодки. И сразу из неё стали расти дукаты. И становилось их всё больше и больше. Вот они заполнили всю лодку.

— Брось им горсть дукатов! — сказала Лягушка.

Юрий взял горсть монет и бросил их на левый берег. Потом взял ещё горсть и бросил на правый берег. Разбойники попрыгали с лошадей и как безумные кинулись к дукатам. И такая тут пошла потасовка, что никакими словами не опишешь.

— Брось ещё! — сказала Лягушка.

Юрий только успевал швырять во все стороны дукаты. И чем больше он их швырял, тем сильнее слуги лупили друг друга. На земле уже лежало несколько мертвецов. Когда Юрий бросил последний дукат, слуги так передрались, что в живых остался только один. И такой его забрал страх, что он мигом вскочил на коня и умчался восвояси.

Снесиголова стоял на холме, поджидая своих слуг с волшебной жемчужиной. И вдруг подъезжает к нему единственный всадник, да и тот весь в синяках и кровоподтёках. Спрыгнул он с лошади, бухнулся королю в ноги и рассказал всё без утайки. Обозлился король, выхватил из ножен меч и отсек ему голову. Потом выпустил из псарни своих злющих-презлющих псов и погнал их к реке.

А Юрий грёб и грёб. И не жаль ему было дукатов — главное, сберёг он жемчужину, лежавшую у него на груди. Он уж проехал полпути и хотел немного отдохнуть, но тут пролетела над ним Синичка и прощебетала:

— Скорей, Юрий, твоя мать умирает!

Юрий собрал последние силы и опять налёг на вёсла. Вдруг сзади послышался сильный шум. Юрий оглянулся и увидел подбегавших к воде огромных псов. Бегут они, земля дрожит, из очей пламя пышет, из ноздрей дым валит. Вот-вот вплавь доберутся до лодки и разорвут его на части.

— Брось им печёнку Судака! — крикнула Лягушка. — Она ядовитая.

Юрий достал из торбы печёнку, отломил от неё кусок и бросил на берег. Собака, возле которой он упал, проглотила его и тут же околела. Другие подскочили к издохшей, но едва вонзили в неё свои клыки, как тут же протянули все четыре лапы. Остальные по очереди подбегали к воде, но Юрий бросал им ядовитую печёнку, и они дохли одна за другой. Только одна собака не притронулась к печёнке; повернулась она и умчалась назад, к своему хозяину.

Увидел Снесиголова собаку — в глазах испуг, ноги дрожат, хвост поджат, — схватил пистолет и застрелил её. А потом прыгнул в свой чёлн и стрелой поплыл вдогонку за Юрием.

А Юрий уже к дому приближался. Ещё полдня пути — и мать будет здорова! Совсем он выбился из сил и опять пристать хотел к берегу и отдохнуть, но тут пролетела над ним Зорянка и прокричала:

— Поспеши, твоя мать умирает!

Опять Юрий изо всех сил налёг на вёсла. Вдруг сзади послышался окрик, очень похожий на завывание ветра. Юрий обернулся и увидел догонявший его чёлн. В челне стоял король Снесиголова, размахивал мечом и рычал так, что деревья на берегу дрожали от его рыка.

— Отдай мне жемчужину, и я подарю тебе жизнь! — кричал король.

Юрий положил вёсла в лодку и взял острогу. Но Снесиголова силён и могуч. Одной рукой вырывает он дерево вместе с корнями. И был он уже совсем близко от Юрия. Ещё немного — и между ними закипит смертный бой.

Побледнел Юрий и в отчаянии взглянул на Лягушку. Она посмотрела в воду и сказала:

— Гляди, дед Сом спешит нам на помощь!

И впрямь, вода вдруг забулькала, вспенилась, и тысячи рыб запрудили реку. Чёлн короля остановился — теперь он не мог двигаться ни вперёд, ни назад. Снесиголова в страхе заметался по челну. Юрий взмахнул острогой и запустил её в короля. Острое железо со свистом разрезало воздух и вонзилось королю прямо в сердце. Брызнула из него чёрная кровь, живая стена раздалась, и Снесиголова рухнул в воду.




Дед Сом подплыл к лодке. Юрий поблагодарил его, и Сом опять отправился в свой омут, крикнув на прощание:

— А теперь скорей к матери!

ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА


Юрий грёб и грёб. Наконец завидел он вдалеке свой дом и ещё сильней налёг на вёсла. Вскоре он пристал к берегу и со всех ног бросился к дому.

— Матушка, я вернулся! — закричал он, вбегая в комнату.

Мать приподнялась на постели и протянула к нему руки. Юрий упал перед ней на колени, вынул из-за пазухи жемчужину, и сразу по комнате разлилось чудесное сияние. Мать глубоко вздохнула и заговорила тихим, усталым голосом:

— Сынок, ты спас мне жизнь! Этот свет возвращает мне радость. Сейчас я немножко подремлю, а когда проснусь, то буду опять здорова.

Мать откинулась на подушки и заснула крепким сном.

Юрий положил жемчужину ей на грудь и вдруг услышал над самым ухом какие-то всхлипывания. Он огляделся по сторонам и увидел на своём плече Лягушку.

— Не горюй, милая моя Лягушечка, — сказал Юрий. — Ты будешь жить у меня, как царица. Забудешь про своё болото.

Юрий нашёл большую банку, сорвал на реке кувшинку, из лесу принёс немного моха и соорудил для своей Лягушки прекрасное жилище. Он даже вырезал из щепки маленькую лестничку, чтоб Лягушка могла подниматься наверх, когда ей надоест сидеть в воде.

Но Лягушка была по-прежнему печальна. Видать, вся жизнь её пройдёт в этой стеклянной банке. Разве об этом она мечтала? Ведь всего несколько слов могут расколдовать её. Но Юрий их не произносит. Думает только о матери. Сидит у её постели и смотрит, как свежеет её лицо и как уменьшается жемчужина на её груди. А когда мать вновь открыла глаза, от жемчужины совсем ничего не осталось.

— Матушка, жемчужины больше нет! — горестно воскликнул Юрий.

— И не должно быть, — сказала мать, обнимая сына. — Ведь это была жемчужина-слеза. Вот она и перелилась в сердца всех матерей, вернув им слёзы, которые они выплакали по своим детям. Посмотри, сынок, что это там за окном?

С улицы послышалось громкое пение. Юрий выглянул в окошко и увидел, как к их дому приближаются матери, которые отрезали свои волосы, и все те, кто отдал последнюю серебряную монету. Все в праздничной одежде, а с ними расколдованные юноши и девушки во главе с Тине и Дане. И Яка Натянимех тут со своими храбрецами и с неразлучной своей гармошкой.

Мать взяла Юрия за руку и вывела из дома.

— Слава юнаку, освободившему нас! — кричали все, кто был здесь.

Дане и Тине подбежали к матери. А прекрасные девушки осыпали Юрия цветами и венками. Яка Натянимех тоже подошёл к Юрию, молодецки хлопнул его по плечу и весело сказал:

— А теперь пора и свадьбу сыграть! Выбери себе невесту!

И тут вспомнил Юрий Францку, и сердце его заныло от тоски. Он пригласил всех в дом и принялся потчевать дорогих гостей. А Яка Натянимех заладил про свадьбу, не отступается.

— Он прав, сынок, — сказала мать. — Пора тебе выбрать жену.

Юрий посмотрел на девушек, но ни одна не нравилась ему так, как Францка. Пригорюнился он, погладил свои курчавые волосы, потом взглянул на Лягушку, которая сделала ему столько добра в тяжёлые дни, и сказал шутки ради:

— Вижу я, хочется вам на свадьбе погулять. Вот вам моя невеста!

И только произнёс он эти слова, как стеклянная банка треснула и разлетелась на мелкие осколки. А из осколков встала прекрасная девушка, милая и пригожая, словно весенняя заря. На лице смущение, глаза долу опущены.

Юрий закричал от счастья. Подвёл Францку к матери, и она обняла жениха и невесту. Яка Натянимех заиграл свою лучшую песню, и пошёл тут пир на весь мир.




Бранко Чопич

Приключения кота Тоши


Перевод с сербскохорватского Р. Кушнирова и Д. Мансфельда


ПРЕДИСЛОВИЕ


Приключения славного кота Тоши и его друзей — мышки-гадалки и пса Пёстрика, — вероятно, не были бы написаны, если бы не был найден Тошин дневник, валявшийся возле черешни, за конурой известного блохолова пса Жучи. На стволе черешни обнаружены следы острых когтей. Следует полагать, что потерявший бдительность Тоша подвергся внезапному нападению Жучи, вынужден был поспешно вскарабкаться на дерево и выронил свой дневник.

Дневник изрядно потрёпан. Очевидно, хозяин таскал его с собой повсюду: и когда продирался сквозь колючие заросли, и во время ночных прогулок по мокрой траве и по пыльным чердакам. К тому же дневник порядком засален и даже (какой, позор для кота!) изъеден мышами. А на последней странице тетради нацарапано крупным собачьим почерком:

«Этим дневником завладел и прочёл его пёс Жуча — страж дома и собачий князь. Вся эта писанина и кости обглоданной не стоит. Сущий кошачий чих! В муравейник — и сочинение и сочинителя!

Жуча,

Великий князь собачий,

Кавалер заячьей медали со скрещенными косточками».

ГЛАВА ПЕРВАЯ


Загадочная повозка, ещё более загадочный мешок, и уж совсем загадочная возня в мешке. А мешок ли это? Мешок-господин? Мешок-свинья?? Мешок-разбойник??? Путешествие в тартарары.




Цок-цок, цок-цок-цок!.. — стучали по дороге четыре неподкованных копыта, насаженные на четыре тонкие ноги. Ноги несли на себе одного осла, а осёл тащил маленькую повозку, в которой ехал один сердитый дед и один завязанный мешок. Дед то и дело оборачивался к мешку и всё корил его за что-то. А мешок в ответ только молчал — может, оттого, что был завязан, а может, ему просто нечего было сказать.

Почему же это дед пустился в разговор с самым обыкновенным мешком? Не спятил ли он? Не пьян ли он? А ну-ка, прислушаемся.

— Эхе-хе, господин хороший, закатилось твоё солнышко! — ворчал дед, обращаясь к мешку.

А мешок-господин только заёрзал и будто плечами пожал: мол, что ж поделаешь, закатилось так закатилось.

Ага, мешок шевелится! Значит, в нём кто-то есть. И этот таинственный Кто-то, наверно, сейчас думает: «Сам знаю, что закатилось. Известное дело: какое солнце — в мешке?»

Повозка миновала старые вербы и катилась теперь по берегу речки.

— Да, быть тебе сейчас в воде, свинья ты этакая! — снова забормотал дед, оборачиваясь к мешку.

Мешок-свинья вздрогнул, будто от испуга, однако опять промолчал.

Дед поминутно слезал с повозки, таращил свои зелёные глаза на синие речные омуты, но, видно, ни один ему пока не понравился.

— Вон тот омут, пожалуй, мелковат, а здесь уж больно глубоко. Там небось рыбы, полным-полно — опять не годится, да дальше вроде верба некстати или ещё что-то… Эта к можно всю реку пройти, а дела не сделать…

Озабоченный дед снова лезет в повозку и едет дальше. А найдя новый омут, он опять обращается к мешку и жалостливо качает головой:

— Сам видишь — не то. Иначе был бы ты уже в воде. Ладно, поехали дальше. Разбойник ты — вот ты кто!

А мешок-разбойник всё помалкивает, а дед ему всё втолковывает:

— Эх, Тоша, Тоша, чёрная твоя шкура и душа твоя чёрная! Сколько мышей на мельнице, а ты сало сожрал!

В ответ на это мешок-Тоша покаянно замяукал.

Ну, теперь всё понятно. Завязанный мешок — это вовсе не господин, не свинья, не разбойник. И господин, и свинья, и разбойник — это всего-навсего кот, который сидит в завязанном мешке. И зовут этого кота Тоша. Так-то!

А мельник Триша едет всё дальше и дальше и никак не подыщет для проказника Тоши подходящего омута. Вот этот, к примеру, куда уж лучше! Но мельник, видно, думает, что для его кота и самый распрекрасный омут нехорош. Видно, любит он своего Тошу, и чем глубже перед ним омут, тем глубже становится его печаль.

ГЛАВА ВТОРАЯ


из которой ничего не видно, потому что дело происходит в мешке, но зато кое-что слышно. (Из дневника Тоши.)




Горе мне, чёрному, горе мне, несчастному! Схватил меня дед Триша, запрятал в мешок и везёт невесть куда. Уж конечно, такое путешествие добром не кончится. Влип! Погорел! Пропал! Ни за что ни про что шкуру сдерут. Да попади я сейчас в конуру моего злейшего врага блохолова Жучи, и то, наверно, веселей было бы.

Спрашивается, за что я угодил в этот мешок?

Право, я и сам не пойму. Вольготно мне жилось у хозяина моего, мельника Триши. Ловил я мышей, шатался в зарослях у реки, а то, бывало, заберусь на старую вербу и любуюсь рыбкой, что в омуте плещется. Мяу! Рыбу я люблю ужасно, но воды боюсь — ужас! А на сушу рыбу никак не выманишь. Чем только я её не соблазнял: и сало сулил, и колбасу, и такого наобещал, чего и у самого нет. А то ещё говорю: иди, мол, сюда, мне надо кое-что тебе на ушко шепнуть. Не клюнула. Даже отвечать не стала. Не верит. Пялит на меня свои круглые глаза и хвостом вертит. Эх, до чего ж она хороша!

«Как же ты всё-таки в мешок попал?» — снова спрашиваете вы.

Как да почему! Откуда я знаю? К примеру, пропадёт на мельнице что-нибудь съестное — дед сразу на меня думает. Мяу-мя-а-а-у! Дедушка, дорогой, ведь несправедливо это! Вор я, что ли? Это я-то! Да у меня и мысли такой не бывало — украсть. Иной раз только подойду к салу, усами его ощупаю — и хоп!. Нет его, будто и не было. И куда оно девалось, сам чёрт не разберёт! А дед Триша тут как тут:

«Иди-ка сюда, разбойник усатый. Где сало?»

«Мыши, — говорю, — стащили».

«Что ж ты его не отнял?»

«А я отнял. Вот оно, я его в живот упрятал», — отвечаю я, а дед меня же — берёзовой хворостиной: раз, раз!

И ведь ни за что ни про что. Откуда ж я могу знать, как это сало у меня в брюхе очутилось?

Или, например, поймал как-то дед Триша рыбку. Я только понюхать хотел, подошёл только. И вдруг — вот так чудо! — я бегу через двор, а рыба — у меня в зубах. Потом не успел я и глазом моргнуть, а рыбы уже нету. То ли съел я её, то ли ещё что, и сам не знаю, честное слово…

И с сыром — то же. Исчезает, лишь только тень моя на него упадёт. Чем же я виноват? Почему он не бежит от меня, как мышь, а сам ко мне в рот лезет? Вот я, например, не кидаюсь же в пасть злодея и блохолова Жучи. И пожалуйста: по сей день шкуру сберёг в целости и сохранности.

Однако куда всё-таки везёт меня мой дед?.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ


Мельница, на которую и солнце не глядит. От куриной печёнки до слоновьей печени. Запахи незнакомой корчмы




— Да, деваться некуда. Убить его, озорника, и дело с концом! Ворюга паршивый! Ведь до того обленился, что мыши из его усов косички заплетают, а он — хоть бы что!

Но как ни ругался дед, а всё жаль ему было усатого мурлыку, единственного своего дружка на одинокой и пустой мельнице.

Тришина водяная мельница стояла далеко от села, как раз у входа в ущелье, такое тесное и мрачное, что сюда солнце даже в полдень не заглядывало. Так что и деду и коту приходилось определять время по самым точным в мире часам — как живот подскажет, что обедать пора, так Триша и говорит:

— Тоша, давай обедать. Солнце, наверно, уже за гору перевалило.

Крестьяне, если у них спрашивали, как пройти на мельницу, отвечали обычно так:

— А, мельница дяди Триши?! Это там, где черти ночуют, где ещё не рассвело, а уже смеркается, там, где дорога заблудилась и в ущелье за мельницей без следа пропала. Идите по следу собачьего князя Жучи — как раз туда и попадёте.

И правда, крестьяне ходят на мельницу редко. Зато собачий князь наведывается туда каждодневно, чтобы устроить засаду на кота Тошу. Пёс точит на него зубы из-за какой-то печёнки — то ли куриной, то ли телячьей.

За давностью никто уже не помнит, какая она была, но обида не забывается! Сначала Жуча утверждал, что печёнка была куриная, на другой год он заявил, будто она — свиная, на третий — печёнка стала уже телячьей, на четвёртый — превратилась в воловью.

А если ссора не прекратится, то в один прекрасный день мы, наверно, увидим, как за Тошей несётся Жуча и вопит:

«Отдай, ворюга, слоновью печень!»

Да, одиноко жилось дедушке Трише, и неудивительно, что очень он любил кота, единственного своего друга-приятеля. Легко ли это — взять да и бросить его в реку!

— Ржа ржавая! — снова заскрипел дед, обращаясь к мешку. — Из-за твоего кошачьего бесстыдства остаюсь я на всём белом свете один-одинёшенек. Но не миновать тебе омута, за тем и еду!

— Почему ж ты не утопил меня возле мельницы? — грустно осведомился из мешка кот. — Бултых — и нет Тоши!

— А потому, что очень буду я тосковать, глядя каждый день на твою могилу.

— А зачем гоняешь из-за меня осла? Закинул бы мешок за спину и шагал бы.

— Эх, Тоша! Да ведь за тобой столько водится всякого воровства, разбоев и жульничества, что даже возом не вывезешь. Я и так мелкие твои грехи дома оставил, чтобы осла не перегружать.

Неизвестно, сколько бы ещё времени вёл дед свою беседу, но вдруг из мешка раздался кошачий вопль:

— Стой! Запах чую! Волшебный запах жареной рыбы!

— А на меня вроде винным духом пахнуло, — откликнулся дед. Наверно, корчма близко.

— А до меня будто аромат горного сена долетел, — вставил слово осёл. — Значит, при корчме и конюшня имеется!

— Ну, герои, вперёд! — лихо скомандовал дед Триша.

— Передние и задние ноги, бегом марш! — проревел осёл.

— Мешок, не мешкай! — фыркнул кот.

И повозка с дедом и мешком, подняв облако пыли, скрылась за поворотом.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ


Странная корчма. Три осла без одного. Охота за луной. «Мешок, брось меня в воду!» Только кот разберёт, кто корчмарь, а кто дед Триша. Мешок пропал!




Повозка лихо подкатила к старой корчме, над входом которой были намалёваны два осла, а под ними большими буквами было выведено:






КОРЧМА «У ТРЁХ ОСЛОВ».





Завидев вывеску, дед вытаращил глаза:

— Это как же?! Написано: «У трёх ослов», а нарисованы только два. Где же третий?

— Заходи, будешь третий, — пробурчал себе под нос корчмарь Винко и тут же любезно проговорил: — Третьего осла я за вином послал. Сейчас вернётся.

Дед положил своему ослу охапку сена и, оставив мешок в повозке, вошёл в корчму.

— Вот выпью малость, разгоню печаль, а тогда и брошу поганца в реку…

Уселся старый мельник за стол, и принялись они с хозяином за водку. Славная была попойка! Так нагрузились, что обоим вдруг почудилось, будто луна с неба им подмигивает. Выскочили дед и корчмарь во двор и ну кричать что было мочи:

— Эй, ты! Спускайся к нам, мы и тебя угостим!

Но луна лишь лукаво ухмыльнулась в ответ.

— Наглость какая! — рассердились старики. — А не за лезть ли нам на небо, не отлупить ли её как следует?

Притащили они длинную лестницу, приставили её к большому ореховому дереву, из-за макушки которого выглядывало светлое лицо луны.

— Подержи-ка землю, чтоб она не качалась, — попросил корчмаря пьяный Триша, — а я мигом залезу на дерево и схвачу эту проказницу!

Взобрался дед на орешину и ахнул:

— Что же это, брат?! Вторая луна из реки глядит!

— А третья в корчму забралась, я её через окно вижу! — закричал корчмарь, показывая на лунное отражение в оконном стекле. — Слезай, дружище, скорей, не то она всю водку выпьет!

Старики влетели в корчму, но луны и след простыл. Бросились они к реке, что текла возле самого двора, но луна уже успела спрятаться за гору, и её не было видно ни в реке, ни в небе.

— Нету! Все три сбежали! — вздохнул дед Триша. — Пойдём назад в корчму. Засвети-ка лампу, надо ещё выпить.

И долго бы они ещё выпивали, если бы дед Триша вдруг не вспомнил:

— Постой, брат, я ведь должен бросить в воду мешок с котом. Или это мешок собирался меня бросить? Вот так раз! Совсем забыл, кто кого бросать должен…

Дед, пошатываясь, заковылял к повозке, взвалил мешок на спину, спустился к берегу и горестно возопил:

— Мешок, брось меня в воду! Тоша, старый дружище, брось меня!

Но ни мешок, ни кот не пошевелились.

— Значит, пощадил меня Тоша, — рассудил дед. — Ну, раз так, то и я обещаю никогда больше не красть твоё сало, а теперь пойду выпью!

— Ура! Твоя правда, брат наш! — закричали ему ослы с вывески.

К полуночи корчмарь и дед так напились, что позабыли, кто из них корчмарь, а кто дед Триша.

— Я-то корчмарь, а ты, наверно, мельник, — твердил дед.

— А может, мы оба — мельники? — сомневался корчмарь.

— Давай спросим кота, — предложил Триша. — Он скорей разберётся.

Оба направились к берегу, где дед оставил свой мешок, но… Вот так чудо! Мешок пропал!

— Вот мы и попались! — запричитал дед. — Кто нам теперь скажет, который из нас — корчмарь, а который — дед Триша, старый мельник?

ГЛАВА ПЯТАЯ


Поиски. Что сказал Сом. Полная подвода полных мешков. Две меры проса за три королевства. Водочный дождь. Объявление и обращение




Чуть свет отправился дед Триша на поиски своего кота. Брёл он вниз по течению реки, заглядывал в каждый омут и жалостным голосом расспрашивал рыбок, не встречали ли они в воде мешок с котом. Но рыбки мудро помалкивали, поблёскивая на солнце своими серебряными одеждами. Старый усатый Сом высунулся из воды и, выслушав дедов вопрос, отрицательно повёл хвостом. На его безголосом рыбьем языке это означало примерно следующее:

«Ах, дед, дед, неужели ты думаешь, что я, сам Сом, настолько глуп, что стану связываться с каким-то котом в мешке! Был бы порядочный кот — тогда ещё ладно. Но ведь этот твой Тоша сущий висельник! Ведь он что делает? Влезет на вербу, пялит свои бесстыжие глаза на рыбу и… облизывается!»

— Нет его, значит, в воде, — горестно вздохнул дед Триша. — Бедный я, несчастный! А может, он на земле где-нибудь?..

Дед спрашивал каждого встречного, не видел ли кто кота в мешке. Но ему не везло. Одни шарахались от него в сторону: «Не спятил ли старик?» Другие отвечали, что, мол, случалось им видеть котов, однако без мешка, и мешки тоже попадались им на пути, но все были либо с мукой, либо с зерном, либо с шерстью. А ещё бывало шило в мешке. Но ведь шила, как известно, в мешке не утаишь.

— Наверно, его птицы украли, если нет его ни в воде, ни на земле, — сокрушался дед Триша. — Может, на дереве где-нибудь застрял, а то, чего доброго, и вообще повис в воздухе!

Легкомысленные воробьи божились, что в жизни не видели кота в мешке. Ну, а если бы увидели, то, конечно, показали бы ему, почём мера пшена и почём фунт лиха.

— Это и без вас известно, — отвечал дед. — Мера пшена стоит восемь динаров, фунт лиха с приплатой не берут, а вот кота моего Тошу я и за три королевства не отдам!

— За жулика кота три королевства! — загалдели воробьи. — Да за такую цену можно получить не меньше двух мер пшена да ещё конопли в придачу!

Простодушные воробьи всё же утешили деда. «Жив, жив!» — прощебетали они. А вечером каждый наставлял своих птенцов:

— Дети, глядите в оба! Как только заметите, что на дерево мешок лезет, удирайте без оглядки. Этот мешок не простой — в нём кот Тоша!

Дед Триша возвратился в корчму хмур, невесел, нос повесил, с руками пустыми — все ему постыли; ноги сбивши — горя не избывши, устал без толку — тоска, да и только!

— Что делать, приятель? Нету кота!

— У нас с тобой, дружище, мозги нынче набекрень. Пока мы их на место не поставим, ничего путного не придумаем, — ответил хозяин «Трёх ослов».

Он вытащил откуда-то пыльный мешок и хватил им разок-другой себя и деда Тришу. И что ж? Вправились мозги!

— Придумал! — воскликнул корчмарь. — Надо объявление написать: мол, пропал кот в мешке. Ко мне людей много ходит. Может, кто-нибудь его и видел.

— А есть у тебя ещё какие-нибудь такие объявления?

— Ого, ещё сколько! Глянь-ка, под ними и стены невидно.

Корчма и вправду вся была облеплена разными объявлениями. В одном говорилось, что некий человек ищет свой разум, который он в водке утопил; в другом другой человек сообщал, что у него в корчме память отшибло и если кто-либо умеет эту память обратно пришибить, то — просьба помочь; третий предупреждал всех, чтоб не ступали на скользкую дорожку — можно оступиться; четвёртый разыскивал потерянную в пьянстве молодость, а ещё один, оказывается, оставил в корчме своё доброе имя и просил немедленно сообщить, если кто-нибудь таковое имя нашёл.

— Ладно, давай и мы напишем что-нибудь вроде этого, — сказал дед Триша.

— С удовольствием. Только плохой из меня писарь, — предупредил корчмарь.

Он принёс большущую чернильницу, белое гусиное перо, ворох бумаги, какая идёт на обёртку скобяного товара, и разложил всё это на широком трактирном столе. За этим столом люди выпили столько спиртного, что его, наверное, хватило бы на отличный водочный дождь для целого государства, да ещё остатком можно было бы целый месяц вертеть колесо Тришиной мельницы, а лишку было бы довольно, чтобы выкупаться старой свинье с её шестнадцатью поросятами. Понятно, что за таким столом трудно написать вполне трезвое объявление.

И вот сочинители, взяв себе в помощники полную бутылочку — ту самую, что придаёт мыслям плавность и текучесть, — икая, позёвывая, почёсывая поминутно затылки, стукая себя то и дело по лбу и пролив семь потов, составили наконец такой документ:





ОБЪЯВЛЕНИЕ И ОБРАЩЕНИЕ,


из которого каждый, кто его прочтёт, узнает то, что в нём написано, а, написано то, что далее следует, а далее следует то, что прочитать можно, и ни слова больше.

Составлено мельником дедом Тришей и корчмарём Винко Сливичем при содействии полной бутылки и гусиного пера.

В объявлении объявляем, а в обращении обращаем внимание на следующее:

Прошлой ночью, когда дед Триша ловил луну на дереве, у него пропали кот и мешок, причём мешок был надет на кота, а кот был в мешке. Кота легко опознать по тому, что он сидит в сером мешке и любит сало, сыр и рыбу, а, мешок отличается тем, что не любит ни сала, ни сыра, ни рыбы и сидит в нём кот. А если указанных примет и признаков недостаточно, то сообщаем ещё дополнительные:

КОТ ТОША в детстве был котёнком. Это знает даже кривая курица, пропавшая во время прошлогоднего наводнения. Прежде у него водились блохи, а может, и сейчас водятся. Когда был он дома, часто сидел у деда Триши на плече, а когда пропал — неизвестно, где сел. Спереди у него голова, а сзади хвост. Ноги довольно длинные: когда он стоит, все четыре достают до земли, однако, когда он ложится на спину, до неба всё же не дотягиваются.

СЕРЫЙ МЕШОК похож на другие мешки, и по этому признаку его легче всего опознать. Если его вывернуть наизнанку, то он будет похож на мешок, вывернутый наизнанку, а если его не выворачивать, то он будет в точности похож на самого себя. Когда он пуст, тогда в нём ничего нет. Ног у него отродясь не водилось, однако он всё-таки ушёл и пропал куда-то.

Кто их обоих разыщет, тот получит от деда Триши полную бутылку муки, а от корчмаря Винко — мешок водки.

Торопись, народ! Мука льётся, водка сыплется!

Написано на столе, а читать надо на стене.

    

Скорбящий дед Триша.



    

Сочувствующий ему корчмарь Винко.






ГЛАВА ШЕСТАЯ


Мышь гуляет по моей спине. Налёт зайцев. Шаги неизвестного. Поднимаюсь в воздух. (Из дневника Тоши.)




Мой дед, кажется, вдребезги пьян. Взял мешок и меня вместе с ним, размахивает нами во все стороны и горланит:

— Брось меня, мешок, в воду!

Ага, теперь он оставил нас в покое. Тишина. Слышно только, как волна плещет и сверчок трещит. Значит, лежим мы с мешком у самой реки, и, видно, ночь наступила. Как бы нас не украли… Тсс!. Вроде трава шуршит. Кто-то идёт. Подходит к мешку… Останавливается.

— Здорово, сестрица! — слышу знакомый басовитый голос.

Ну конечно, это водяная крыса!

— Здорово, здорово! — пищит в ответ тоненький голосок.

Ага, это серая полевая мышь. Я и её знаю.

— Что нового, спрашиваешь? — говорит крыса.

— Да вот какой-то растяпа оставил у меня на берегу мешок.

— Может, в нём есть что-нибудь съестное? — заинтересовалась полевая мышь. — Зерно, а то, глядишь, и мясо?

— Если так, то недурно было бы полакомиться, — говорит крыса и, слышу, похлопывает себя по брюху.

— Только сперва, — предлагает мышь, — давай его ощупаем и обнюхаем.

И вот чувствую — засеменили по мне мышиные лапки. Полевая нахалка лезет на мешок прямо по моей спине. Щекотка такая, зуд такой — хоть из собственной шкуры выпрыгивай!

— А неплохо было бы мешок прогрызть, — говорит водяная крыса. — Тогда сразу узнаем, что в нём спрятано.

И она принялась грызть мешок как раз против моего носа. От натуги крыса тяжело пыхтела прямо мне в ухо. Я замер, притаился, приготовился…

Вдруг крыса перестала трудиться над мешковиной и шёпотом подозвала свою сообщницу:

— Лезь-ка сюда, сестрица! Понюхай! Что-то тут нечисто… Сомнительный какой-то запах!

Маленькая воровка проворно взобралась мне на голову, уткнулась мордочкой мне в нос и пробормотала в испуге:

— Погоди, погоди, да ведь так пахнет только…

— Вот и мне кажется, — зашептала крыса, — что в этом мешке не кто иной, как сам усатый, сам…

— …ко-о-от! — заорал я во всю глотку и подпрыгнул вместе с мешком.

И крыса и мышь исчезли в одно мгновение. Послышался только всплеск воды — должно быть, обе бултыхнулись в реку. А я хохотал до тех пор, пока у меня живот не заболел. И тогда мне стало ясно, что я самый последний дурень.

«Ах, Тоша, Тоша! — корил я себя. — Ты глуп, как пёс.

Тебе бы помалкивать, пустить бы длиннохвостых в мешок, а уж тут и полакомиться. Нет, Тоша, ты неразумней самого безмозглого мышонка, ты болван, вроде Жучи, ты глуп, как сало, что само к тебе в рот лезет!»

Пока я себя бранил, к мешку снова кто-то подошёл. Это были два зайца, я их по голосам узнал.

— Братец, дорогой, давай-ка удирать отсюда, пока целы, — предупреждал один из них. — Сюда каждую ночь является пёс Жуча и охотится за кошками корчмаря.

От этих слов у меня волосы стали дыбом. Горе мне, если Жуча застанет меня в мешке! Вдруг второй заяц зашептал:

— Тсс!.. Глянь-ка, брат, тут какой-то мешок. Бьюсь об заклад, в нём капуста!

— Капуста! Подать её сюда! — закричали оба и бросились к мешку.

А я от страха как заору!.. А зайцы… Слышу, только ветер просвистел в высокой траве. Эх, мне бы такие борзые ноги, я бы каждый день Жучу за хвост дёргал!

Опять тихо стало. Только река журчит, рыбок баюкает, да вербы перешёптываются, дождик накликают. Я было задремал, но вдруг слышу — человек шагает. Кто же это? Во всяком случае, не дед Триша: его-то походку я знаю.

Остановился прохожий возле меня и удивлённо проговорил:

— Эге, что это тут такое? Мешок какой-то, а?

Не услышав ответа, незнакомец больно пнул меня ногой в бок и громко засмеялся:

— Ха-ха-ха! Не будь я сейчас пьян, обязательно бы подумал, что нашёл кота в мешке. Впрочем, что я теряю? Прихвачу-ка эту находку с собой — может, на выпивку сгодится.

И тут же мы с мешком взвились в воздух.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ


Необыкновенная ярмарка. Мышь-гадалка. Продаётся лев! Гадалка и лев в одном мешке. Спасайся кто может! Лев поджидает медведя




На знаменитых ярмарках в местечке Обдуриловка продавали всё что угодно и надували как могли. Здесь торговали прошлогодним снегом, волками в овечьих шкурах, коровьими сёдлами, лошадиными рогами, козлиным молоком, рыбьим мехом и прочими диковинками. Расхаживал по ярмарке и горластый «продавец счастья». В его коробке были разложены билетики и сидела белая мышь. Осипшим голосом он вопил на всю площадь:

— Подходи, народ! А ну, погадаем, кому быть с урожаем, кому недород, а кому каша невпроворот! Всякое счастье в нашей власти, любая доля как на ладони. Вот спрошу мышку, пораскину умишком, всё скажу, как по книжке, — верь, да не слишком!!

А однажды появился на ярмарке босой и небритый бродяга с мешком за плечами. Он грубо оттолкнул «продавца счастья» и заорал:

— Люди, подходите, чудо поглядите! Продаётся молодой лев! Ростом с локоть, а мышей тыщу слопал! Станет взрослым скоро, тогда ему и волк впору!..

Вокруг бродяги тут же собралась толпа. Вдруг кто-то крикнул:

— Глядите! Мышь-то, Гадалка-то, в билетиках прячется! Льва испугалась!

— Верно, — согласился бродяга. — Она-то сразу почуяла, что лев близко. Вот и прячется.

— А нет ли тут подвоха? — усомнился кто-то в толпе. — На этой ярмарке всякое бывает. Здесь тебе и кота в мешке продать могут.

— Кто?! Я?! — закричал бродяга. — Да вы только гляньте на мои ноги — видите, босые! Это потому, что я железные башмаки и те стоптал, пока сюда из львиных земель добирался. Там шагу нельзя сделать, чтоб на льва не наступить, а львят, чтобы от них избавиться, мешками в воду бросают.

— А можно ли на твоего льва хоть одним глазком глянуть? — спросил «продавец счастья».

— Можно, но только осторожно, краем глаза, и то прищурясь, — согласился бродяга и чуть приоткрыл мешок — чуть-чуть, на ширину детской ладошки.

«Продавец счастья» нагнулся, увидал во мраке мешка чью-то необычную шерсть, вскрикнул и… И тут случилось нечто ужасное. Белая мышь выпала из ящика и угодила прямёхонько в мешок!

Хозяин мыши подпрыгнул от неожиданности и завопил:

— На по-о-о-мощь!

Решив, что из мешка лезет лев, люди бросились кто куда.

— Лев! Лев! — кричали они. — Спасайся кто может!

— Вон он, лев! Караул! Спасите. Помогите!.

Всполошилась вся ярмарка, народ кинулся врассыпную. Цыган забыл про своего медведя и влез на первое попавшееся дерево; какой-то пастух с перепугу принял медведя за своего осла, вскочил на него верхом и поскакал по дороге; продавец пряников пустился наутёк в одну сторону, а его лоток, зацепившись за чью-то повозку, поехал в другую. Пожарник на высокой каланче тоже перепугался и заорал во всё горло:

— Эй, люди! Затворяй окна, двери! На ярмарку львы напали!

Все жители города заперлись в своих домах, затворились, задёрнули занавески на окнах, закрыли ставни, задвинули засовы, заложили двери шкафами, кроватями, столами, стульями, перинами, подушками, шапками и зубочистками. Улицы опустели. Только по булыжной мостовой промчались четыре подковы и пара стоптанных башмаков — они отстали от лошади и всадника, которые слишком быстро сбежали из города.

А что произошло с белой мышкой и удивительным мешком?

В суматохе и панике схватил мешок старый крестьянин — тот самый, у которого кукурузное поле каждый год медведи разоряли. Впопыхах он, видно, решил, что в мешке его поросёнок. Когда же возле своего поля под горой он нагнал других беглецов с ярмарки, те закричали в великом страхе:

— Эй, дед, да ведь у тебя в мешке-то — лев!

От ужаса старик зажмурился, а когда снова открыл глаза, вокруг уже никого не было: ни путников на дороге, ни пастухов в поле, ни даже птиц в воздухе. Лишь издали доносились крики:

— Эгей, берегитесь, люди! У дяди Усача лев в мешке!

А бедняга Усач с мешком в руках крался к своему полю. Он зашёл в кукурузу, осторожно опустил мешок на землю и, отбежав на другой конец поля, закричал:

— Эй ты, лев! Смотри не спи! Ночью медведь за кукурузой пожалует, так ты сожри его вместе со шкурой!

И крестьянин так резво понёсся домой, что за ним едва поспевали его собственные ноги.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ


Союз кота и мыши. Из тёмного мешка — под заспанные звёзды. Третий союзник. Грушетряс Кукурузович. Секретный план




Над кукурузным полем и брошенным мешком нависла зловещая тишина. Казалось, всё вокруг смолкло лишь для того, чтобы явственней был слышен хруст валежника под тяжёлой поступью огромного бурого медведя.

Но вот Тоша осмелился пошевелиться в своём мешке. Он обратился к мышке-гадалке, которая сидела съёжившись у него под боком:

— Послушай, ворожея, клянусь, что и когтем тебя не трону! Нам грозит одинаковая опасность: обжора-медведь сейчас будет здесь. Необходимо объединить наши силы и поразмыслить, как от этой опасности избавиться и сохранить в целости наши хвосты и головы.

Мышь-гадалка скромно кашлянула и сказала:

— В билетике номер восемь записано: «Подружатся мышь и кот, когда на обоих беда придёт».

— А там не сказано, как из этой беды выбраться? — спросил Тоша озабоченно.

— Нет, об этом ни слова. Но ведь мы и сами с усами, можем и сами головой поработать, — ответила мышь и смолкла. Она глубоко-глубоко задумалась. Пожалуй, её задумчивость была глубже самого глубокого в мире колодца.

— Думай скорей! — поторапливал её кот.

— Из беды можно выбраться через дырку в мешке… Если, конечно, сделать эту дырку пошире, — произнесла мышь.

И с этими словами она принялась усердно грызть мешок. Сначала дырка получилась маленькая — только она сама и могла бы в неё пролезть, — но, не пожалев трудов, Гадалка вскоре проделала в мешке огромную прореху, в которую Тоша свободно просунул свою большую голову. А затем он и весь вышел наружу под зажигающиеся вечерние звёзды.

— М-м-мяу! — Тоша сперва потянулся как можно длиннее, потом прыгнул как можно выше, так что мыши показалось, будто падучая звезда, которая в тот момент покатилась по небу, свалилась не сама, будто это кот сцарапнул её своей лапой.

Она деликатно напомнила:

— Будь добр, не давай когтям воли.

— А ты, подружка, не путайся у моего носа, — искренне предупредил её кот, — а то, сама понимаешь, впотьмах и ошибиться недолго.

Как мы уже говорили, на небе мигали первые звёздочки. Они мигали, чтобы не уснуть в такую тихую летнюю ночь, потому что, стоило одной из них задремать, она тотчас теряла равновесие, срывалась и, вытаращив глаза, стремительно скользила вниз по гладкому небосводу. Немного погодя можно было видеть, как она снова осторожно карабкается вверх из-за тёмного холма.

Ущербная луна, заспанная и озябшая, еле освещала долину. Из отдалённого болота доносилось голосистое кваканье лягушачьего хора:

— Ква-ква-ква, луна-то какова! Думает, что мы и вправду станем петь в столь слабо освещенном зале!..

И только горы зловеще молчали. По их мрачным тропам шагал медведь, он уже приближался к кукурузе…

Тоша и Гадалка не успели ещё отойти от мешка, как с другого конца поля донёсся жалобный собачий вой:

— А-у-у-у, ва-у-у-у! — скулил какой-то незнакомый пёс. — Кто спасёт меня от мохнатого, кто защитит от косолапого? Ау-вау-у!..

— Ещё один в беду попал, — прошептала мышка. — Насколько я понимаю, это собака.

— Не думаешь ли ты, — спросил Тоша, — что я стану ей помогать? Да слыхано ли, чтобы кот собаку выручал?

— В билетике номер девять записано мудрое изречение: «Постучит беда в окошко — подружатся пёс и кошка».

— Тогда ладно, пойдём на выручку, — согласился Тоша, и оба поспешили на другой конец поля.

Едва они приблизились к развесистой груше, что росла возле межи, незнакомый пёс испуганно завыл:

— У-у-у! Кто это?

— Не бойся, — промяукал Тоша самым мягким и миролюбивым голосом. — Мы пришли к тебе на помощь. Мы — это мышь-гадалка и лев в образе кота.

Перед друзьями сидел привязанный к груше перепуганный и грустный нёс пёстрой масти. Он вежливо отрекомендовался:

— Честь имею представиться: пёс Пёстрик, овечий сторож дяди Усача. У меня пятилетний стаж собачьей службы, участвовал в семи сражениях с волками, в прошлом месяце приставлен к этому полю и мучаюсь здесь до сего дня.

— Мучаешься? Это почему же? — поинтересовался Тоша.

— Брат мой кот, лев мой дорогой, и ты ещё спрашиваешь! Каждую ночь сюда является громаднейший медведь, прожорливая бестия Грушетряс Кукурузович. Сперва он обтрясает грушу, потом закусывает кукурузой. Грозится и меня сожрать, когда не останется больше ни груш, ни кукурузы. Я подсчитал все груши на дереве и всю кукурузу в поле — и выходит, что жить мне осталось дней десять, не больше. Значит, в самом скором времени медведь будет именоваться Собакоед Живоглотович.

— В билетике номер десять, — спокойно сказала мышь-гадалка, — записана поговорка: «Радое был богатырём, но и с ним можно справиться втроём». Так что давайте думать, как нам, обжору победить и одурачить.

— Не только одурачим, но и особачим, окошачим и омышачим! — хвастливо заявил Тоша.

И трое союзников принялись шептаться и шушукаться. Когда же из темноты послышался грозный рёв медведя, друзья уже знали, что им делать. Кот Тоша и мышь-гадалка вскарабкались на дерево и оттуда окликнули привязанного Пёстрика:

— Значит, договорились! Теперь только не трусь!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ


Идёт медведь, а страх впереди него бежит. Полная мешанина. Удирай, князь! Лев в образе кота луну сожрал. Груша хохочет. Кот с ясного неба




Огромный, мрачный Грушетряс Кукурузович шагал к старой груше, а впереди него катилась волна леденящего ужаса. Даже листья на деревьях содрогались и съёживались, а птицам, которые спали в ту пору глубоким сном, снился студёный зимний полдень и деревья, покрытые инеем. Сова на старом, гнилом буке и та забеспокоилась.

— Угу-у, кто ту-у-ут? — прокричала она в испуге.

В тот день медведя безбожно искусали горные пчёлы, и в голове у него теперь так шумело и гудело, будто это была не голова, а улей или водяная мельница. Поэтому он был очень сердит и, как только приблизился к Пёстрику, сразу схватил его за шкуру и так встряхнул, что у бедного пса все косточки перемешались и все мысли перепутались. Вообще он был так потрясён и настолько смешался, что забыл решительно всё, что должен был сказать косматому. С его языка слетали лишь неясные обрывки фраз:

— Лев… кот… спасайся… груша… луна..

— Что ты бормочешь? — заворчал Грушетряс. — Ошалел, что ли, от страха?

И, к великому счастью для нашего Пёстрика, он снова встряхнул его, да так, что все его перемешавшиеся косточки стали на место, спутавшиеся мысли распутались, а заодно и язык развязался.

— Почтенный князь Кукурузович, удирай отсюда, пока цел! Тебя ищут два страшных богатыря.

— Какие такие богатыри? — забеспокоился медведь.

— Лев в образе кота и мышь-гадалка.

— Это ещё что за чудеса?! — перепугался медведь.

— Лучше тебе не знать! — продолжал запугивать Пёстрик. — Этот кот, этот лев среди котов, вчера разогнал ярмарку, опустошил целый город. Уцелела только одна блоха, и та лишь тем и спаслась, что спряталась в его шерсти. А мышь-гадалка прилетела на землю верхом на хвостатой звезде — такая у неё сила. Она угадывает прошлое и предсказывает будущее. И тебе она предсказала страшные вещи.

— Какие, какие?

— Говорила она, что если ты ещё раз придёшь на это поле, то быть тебе посажену в огромный улей, и сперва пчёлы получат с тебя за мёд, а потом дядя Усач рассчитается с тобой за кукурузу. Эх и поплатишься ты шкурой: сошьёт он себе из неё шубу и шапку.

— Э, нет, — решил медведь, — больше я сюда не ходок!

— Но ты не бойся, эти предсказания не исполнятся, — успокоил медведя Пёстрик, — потому что кот, ну, тот самый лев, о котором я говорил… обещал сожрать тебя вместе со шкурой, как только ты здесь появишься.

— Бр-р-р! А где он сейчас, этот кот-лев? — Грушетряс задрожал и стал озираться по сторонам.

— Он только что забрался на грушу вместе с Гадалкой. Сначала они съедят луну, а потом в темноте им и с тобой будет нетрудно расправиться.

Грушетряс глянул на ломтик убывающей луны и ахнул:

— Ай-яй! Ведь правда! От луны и половины не осталось. Ну, я пошёл!

Неповоротлив был медведь, неуклюж, но теперь он помчался с такой быстротой, что сам не заметил, как проскочил лес насквозь и очутился на открытом месте. Остановился он у последнего дерева, едва отдышался и никак понять не может:




— Как же так получается?! Выходит, мне и в лесу не укрыться. Только я в одном конце леса хвост спрятал, а голова уже с другого края наружу выглядывает!.

Озадаченный Грушетряс глянул на звёздное небо и перепугался ещё больше: луны там не было.

— Ой, ой! Эти двое с луной уже разделались, а теперь, наверно, за мной охотятся. Спрячусь-ка вон в ту большую пещеру. Там они меня не сыщут.

А пока медведь лез поглубже в тёмную пещеру, кот, мышь и пёс так хохотали, что даже старая груша развеселилась. Она вся затряслась от смеха, и с её веток посыпались на Пёстрика зрелые плоды.

— Ау-вау! — взвыл Пёстрик, бегая на привязи вокруг ствола. — Перестаньте смеяться, этот град убьёт меня!

Услышав грохот падающих груш, старая полевая мышь, жившая в норе под деревом, высунула наружу свою мордочку, но в тот же миг на неё свалился с дерева кот Тоша. Перепуганная мышь юркнула в нору и, заикаясь от страха, пискнула:

— Плохи наши мышиные дела: кот с ясного неба! Так и грохнулся. Видно, конец света не за горами.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ


Снова в мешке. Копчёное сало дяди Усача. Ореховые башмаки. Скользкий мир. Конь мышей ловит. Километр жизни за вершок верёвки. (Из дневника Тоши.)




Свалился я с груши, и вместе со мной упала на землю мышь-гадалка. Увидела она норку под деревом и сказала:

— Друг мой, Тоша! Пойду-ка взгляну, кто живёт в этом доме, а ты посмотри, жив ли ещё пёс Пёстрик, уцелел ли он под грушевым градом.

Гадалка юркнула в нору, а я подошёл к Пёстрику. Бедный пёс, изрядно побитый, жалобно проскулил:

— Вы смеялись, животики понадрывали, а у меня от вашего смеха спина болит!

Кукуруза шепталась под ветерком, предвещая близкую зарю. Убаюканный этим шёпотом, я вскоре заснул, свернувшись в клубок под боком у Пёстрика. Да, заснул крепко — хоть из пушек пали! Сколько я спал, не знаю, но проснулся я…

Горе мне! Проснулся я снова в мешке. Доигрался! На этот раз кто-то засунул меня туда сонного, и теперь этот Кто-то нёс меня куда-то, взвалив себе на спину. Нёс да приговаривал:

— Я тебе покажу, как чужую грушу трясти!

Вскоре я услышал скрип открывающейся двери, и заманчивый запах копчёного сала защекотал мои ноздри. Значит, меня внесли в дом. Затем кто-то — вероятно, тот самый Кто-то, который запрятал меня в мешок, — бросил мешок на пол и развязал его. Надо мной стоял усатый дядька, а над ним я увидел кусок копчёного сала, подвешенный к стрехе почерневшей кровли.

— Эй, жена, глянь-ка, какого я мышелова принёс! — буркнул Усач.

Его сердитая жена поглядела на меня и заметила:

— Хитрющего кота притащил ты, муженёк! Ворюга он, сразу видно. Вместо того чтобы мышей ловить, он всю ночь за салом будет охотиться.

— За сало не беспокойся, — ответил Усач. — Я этого кота сейчас так подкую, что ему под кровлю забраться никак невозможно будет.

«О-хо-хо! Где ты, мой добрый дедушка Триша? — вздохнул я. — Тошу твоего подковать собираются. Будто он не кот, а конь!»

Бездушный Усач отыскал четыре ореховые скорлупки, надел их мне на лапы и залил воском. Меня обули в самые настоящие ореховые башмаки. Бегать в них просто немыслимо: при первой же попытке я поскользнулся, ткнувшись носом в пол. Это меня образумило. Я стал осторожнее переступать с лапы на лапу, но проклятая обувка так стучала, что слышно было, наверно, не только нашим мышам, но и соседским.

Так-так, трак-трак. — цокали мои башмаки, а Усач корчился от смеха и приговаривал:

— Ну, жулик, теперь можешь лезть за салом! Пожалуйста!

Настала ночь. Хозяин запер дверь, все улеглись спать, а я в моих ореховых ботинках остался у очага наедине с салом, висевшим на стрехе под кровлей. Вы, конечно, догадываетесь, что я не раз пытался потихоньку-полегоньку добраться до сала. Но тщетно! Каждый раз я скатывался вниз, как по льду. Из-за проклятых ореховых ботинок весь мир стал скользким и шатким. Нечего было и думать о головокружительных восхождениях на крышу, о том, чтобы слазить на дерево или поточить когти о кору. Жизнь стала гладкой, скользкой и опасной.

— Мяу, мяу, прощай сало, душистое и манящее! Никак мне до тебя не добраться! — причитал я, расхаживая по пустому дому и стуча подковами: так-так, трак-трак…

Вдруг я услышал какую-то возню и писк. В углу, за мешками с мукой, разговаривали мыши.

— Эй, Салоежка, слышишь, кто-то топает? — донёсся до меня тревожный голосок. — Уж не кот ли?

— Эх, Мукоед, — отвечала Салоежка, — сразу видно, какой ты ещё несмышлёныш! Кот двигается бесшумно, как тень, а тот, что гремит там в темноте, — это… это просто какой-то конь. Маленький, но с копытами.

Я притаился за дровами. Вот Салоежка уже близко, вот уже слышно, как она стучит коготками рядом со мной… Я напружинился, собрался и. Вернее, я только попробовал прыгнуть, потому что ноги мои разъехались, и я растянулся на полу, стукнувшись при этом лбом о полено.

— Караул! — запищала в ужасе Салоежка. — На меня конь наскакивает!

— Спасайся, брат! — орал растерявшийся Мукоед. — Беги! Скачи! Улепётывай! В нашем доме конь-мышелов объявился!

А из дальнего угла подала голос старая мышь:

— Ага! Я говорила: «Молодым до поры не лезть из норы».

За ночь я ещё несколько раз пытался подобраться к салу, но без малейшего успеха, хоть и с превеликим шумом. Утром Усач хотел было меня избить за то, что я ему спать не давал, но вступилась хозяйка:

— Не бей кота! Он потому стучал, что мышей ловил. Сними с него башмаки, он шуметь не будет.

— Тогда он непременно сало сожрёт, — сказал хозяин.

— А мы его на ночь привяжем. Пусть себе гуляет по всему дому, а до сала ему не дотянуться.

И правда, в тот вечер они привязали мне на шею поводок и так точно его отмерили, что никак нельзя мне было дотянуться до заветной стрехи. Усами сала касался, а отведать не мог. Только глаза на него пялил и вздыхал. Кажется, отдал бы километр жизни за лишний вершок верёвки!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ


И у нас будет королева. Великое мышиное вече. Кто привяжет колокольчик коту на хвост? Найти Тошу! Вся кавалерия против одной королевы




Расставшись с Тошей, мышь-гадалка шмыгнула в нору под грушей. Здесь она нашла целое семейство серых полевых мышей. Все они были насмерть перепуганы.

— Откуда ты, белошёрстая странница? — удивился отец мышиного семейства. — И как ты спаслась от кошек, которые дождём с неба падают?

— Я — всем известная мышь-гадалка, а мой лучший друг — кот Тоша, так что никакой котопад мне не страшен.

— Послушай, — обратился хозяин к Гадалке, — ведь ты бы могла стать нашей королевой! Во-первых, ты белая; во-вторых, ты гадалка, и, наконец, сам кот — тебе друг.

— В билетике номер два сказано: «Князь ты иль воевода, а слушай голос народа». Значит, если мышиный народ порешит, то быть мне королевой, — скромно ответила мышь-гадалка.

На заре хозяин разослал своих домочадцев по всей округе. Они объявили полевым и домашним мышам, что возле заброшенного пастушьего шалаша состоится великое мышиное вече, на котором будет избрана королева мышей.

Когда Гадалка вместе с хозяином подошла к шалашу, там уже собралось великое множество мышей. Все встретили пришелицу необычайно приветливо.

— Ах, какая она беленькая, чистенькая! — восторгались серые мыши. — Какие розовые у неё глазки!

Первой держала речь заслуженная одноглазая мышь, у которой кошка хвост отъела:

— Мыши! Пугливые и осторожные мои сородичи! Сегодня мы принимаем у себя знаменитую белую мышь. Её явление народу предсказано нашими древними преданиями. Предлагаю выбрать её нашей королевой, и тогда она научит нас, как уберечься от кошек.

— В билетике номер три, — проговорила Гадалка, — записано мудрое изречение: «Мать убежавшего не плачет». Следовательно, лучшее средство против котов — не попадаться им в лапы.

— Верно! Правильно! Ура! — воскликнули мыши. — Воистину это мудрый совет! Не будь мы быстроноги, не жить бы нам на свете. Да здравствует королева!

— Но ведь для того, чтобы вовремя удрать, — сказала одна совсем юная мышь, — необходимо знать заранее, что кот приближается.

Гадалка долго-долго думала, а потом сказала:

— Надо каждой кошке повесить колокольчик на хвост, и тогда мы ещё издали услышим, что опасность близка.

— Правильно! Правильно! — загудело собрание.

— Друзья! Собратья! — опять взяла слово одноглазая мышь. — Отвечайте, кто возьмётся вешать колокольчики на кошачьи хвосты!

Собрание ответило ледяным молчанием, будто тень огромного кота набежала на мышиное вече. Охотников не сыскалось.

— Ну что ж, — сказала белая королева, — когда найдутся желающие взяться за это дело, прошу известить меня. Я проживаю у моего друга, его дом возле старой груши.

Мыши, весьма озадаченные, разошлись по домам, а Гадалка поспешила к старой груше, где застала одного только Пёстрика.

— А куда девался наш друг Тоша? — спросила она.

— Мой хозяин унёс его в мешке, а меня поколотил и обещал прикончить, как только соберёт кукурузу. Сделай милость, посмотри, скоро ли она созреет.

Гадалка быстро вскарабкалась по стеблю, попробовала несколько зёрен и озабоченно сообщила:

— Ещё день-другой, и тебе конец. Початки уже почти спелые.

— Что же делать? — испугался Пёстрик.

— В билетике номер четыре говорится: «Коль цела голова, так и тело цело». Это значит — не теряй головы. Если только Тоша жив и здоров, ты будешь спасён. Тоша лукав и мудр. Только где он? Наведаюсь-ка я к мышам, не знают ли они.

Весь день и всю ночь белая мышь расспрашивала своих подданных, не видал ли кто кота Тошу. Но никто ничего о нём не знал.

И вот, когда Гадалка уже решила, что Усач бросил кота в воду, вдруг какие-то деревенские мыши доложили ей, что в доме Усача появилась странная лошадь: всю ночь она бегает по дому, цокает копытами и охотится на мышей.

— Что бы это могло быть? — удивилась белая мышь. — Надо разнюхать!

В тот же вечер возле забора Усача она имела беседу с Салоежкой и Мукоедом.

Они рассказали ей, что действительно в прошлую ночь им пришлось удрать из дома, потому что за ними конь гнался. Назад они не вернутся. Нет, ни за что в мире! Даже если им за это дадут гору муки и башню сала!

— В билетике номер пять говорится: «У страха глаза велики», — заметила мышь-гадалка. — Может, вы кота за коня приняли? Пойду-ка проверю.

Как ни отговаривали Гадалку Мукоед и Салоежка, она перебежала двор и скрылась в доме.

— Бедная королева! Сейчас налетит на неё целая конница!.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


Ночная встреча. Свобода и сало. Пир. Седлай меня, Гадалка! Удивлённые подсолнухи. Снова в своём королевстве. Грозный голос и дубина




Едва только мышь-гадалка очутилась в доме, она услышала, как под самой кровлей тихо мяучит кот Тоша:

— Дорогое моё, любезное моё сало! Придвинься хоть на вершок! Мне нужно кое-что шепнуть тебе на ушко.

«Ага! Он, несомненно, жив!» — обрадовалась Гадалка. Она быстро вскарабкалась по стене и, добравшись до стрехи, закричала:

— Тоша, друг мой, я пришла к тебе на помощь! Чем могу служить?

Тоша затрепетал от радости. Он был так счастлив, будто завидный кусок копчёного сала сам свалился ему на голову.

— Ты ли это, моя верная союзница? Умоляю, иди скорей сюда и подвинь меня к салу или сало ко мне!

Взобравшись на балку, мышь-гадалка принялась изо всех сил толкать сало к Тоше. Но она даже с места его не стронула, только вымазалась от усов до хвоста.

— Не получается, — сказала она, запыхавшись. — Попробуем-ка придвинуть Тошу.

Но лишь только Гадалка притронулась лапками к Тоше, он обнюхал её и тут же облизал:

— Мяу, мяу, милая моя! До чего же приятно пахнет от тебя салом! Что, если укусить разочек тебя… ну, хотя бы за ушко?

— Нет, уж лучше я перегрызу верёвку у тебя на шее, — отвечала мышь. — И ты сразу получишь и свободу и сало.

Гадалка перекусила поводок, и кот, забыв о свободе, набросился на сало, как…
		…как волк на овцу,



		как коза на капусту,



		как лев на осла,



		как саранча на посевы,



		как турки на Вену.








Тоша вцепился в сало всеми четырьмя лапами, впился в него зубами, так что слова выходили у него через нос:

— Драгоценная моя Гадалочка, вот сперва наемся, а уж тогда позволь мне обнять тебя, расцеловать и прослезиться по поводу нашей радостной встречи!

Необходимо пояснить, что Тоша последние несколько дней почти ничего не ел, и потому такая его невоздержанность была вполне простительна.

Мышь-гадалка тоже усердно принялась за сало, и, когда оба союзника насытились, кот предложил:

— Теперь бежим отсюда поскорее, не то явится Усач и пропишет нам такое сало, что век будем помнить!

Через дырку в кровле они выбрались из дому, спустились во двор, и здесь Тоша приказал:

— Гадалка, садись на меня верхом! Так мы скорее убежим.

Мышь тут же оседлала Тошу и скомандовала:

— По направлению к старой груше и к псу Пёстрику вперёд марш!

Мукоед и Салоежка сидели в это время под забором и всё видели и слышали. От удивления у них глаза на лоб полезли.

— Ну, так и есть! — сказала Салоежка. — Этот мышелов — самый заправский конь. Королева-то верхом ускакала!

— И отчаянная же она! — воскликнул Мукоед. — Ты слышала — ведь они отправились на охоту за Пёстриком!

Пока мышата вели этот разговор, Тоша с Гадалкой мчались во мраке на выручку к своему другу. Глядя на удивительного скакуна и странного наездника, звёзды удивлённо мигали, а молодые подсолнухи с любопытством поворачивали головы им вслед. Один старый подсолнух даже рассердился и стал стыдить молодых:

— Забыли вы, что уважающий себя подсолнух ни на что, кроме солнца, и глядеть не станет! А вы, я вижу, не солнцегляды, а мышегляды, котогляды и конегляды! Скоро вы и до ослов снизойдёте!

Последней видела кота-коня и мышь-всадницу одна бродячая кошка, которая как раз в это время возвращалась с охоты, зажав в зубах нашего старого знакомого — хозяина норы под грушей. Кошка-бродяжка от неожиданности разинула рот, и хозяин, не растерявшись, юркнул в первую попавшуюся норку.

— Прощайте, кисонька! — крикнул он. — Может быть, в другой раз вы будете удачливее..

Увидев своих друзей, Пёстрик запрыгал и завизжал от радости. Мышь-гадалка тут же перегрызла его ошейник, и бедный пёс обрёл наконец свободу, которой не знал с самого детства.

— Куда теперь? — спросил Пёстрик. — Только бы подальше от Усача! Ведь он грозился меня убить.

— Что касается меня, — сказала белая королева, — то я сейчас отправлюсь в обход моих владений. Если понадоблюсь, мяукните или залайте возле этой груши, и я тотчас явлюсь. Прощайте, друзья, до новой встречи! Только, чур, не в мешке!

Простившись с друзьями, белая мышь пустилась в путь, распевая старинную мышиную песню:
		Тучи над полем сошлись в небесах,



		Капли, как бисер, висят на усах,



		Люди и кошки укрылись в дома.



		В поле скорее! Смелей в закрома!



		Небо светлеет, время не ждёт,



		Скоро на промысел выйдет кот!








Едва замерла в отдалении песня Гадалки, из села донёсся вопль Усача:

— Где этот кот? Куда девался этот ворюга?! Вот доберусь я до тебя, а заодно и до дружка твоего Пёстрика! Вы мне заплатите за сало!

Разъярённый Усач бежал прямо к Тоше и Пёстрику, размахивая тяжёлой дубиной.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ


Погоня за воротником и торбой. В пещере кто-то дышит. Один на один с Грушетрясом. Два путника и две тени




При виде разгневанного Усача Тоша с Пёстриком кинулись в горы. Добежав до первого дерева и скрывшись за ним, кот предложил:

— Давай спрячемся в папоротнике, а Усач подумает, что мы побежали по тропинке, и пройдёт мимо.

Сказано — сделано. И только они сошли с тропинки, по ней пронёсся Усач.

— Вот доберусь до вас, разбойники, — кричал он на бегу, — и понаделаю из ваших шкур шубу, воротник и пёструю кожаную торбу!

В поисках беглецов дядя Усач набрёл на пещеру, ту самую, где спал медведь Грушетряс Кукурузович.

— Вот где они спрятались! — пробормотал со злорадством Усач и осторожно, на цыпочках, вошёл в пещеру.

Пробираясь в темноте, он вдруг услышал чьё-то сопение. Это спал глубоким сном уставший от бега старик Грушетряс.

«Здесь они, — решил Усач. — Тяжеленько им дышится — видно, со страху!»

Он протянул руку, нащупал чью-то шерсть и радостно прошептал:

— Они! Сейчас я им покажу!

Усач высоко поднял свою дубину — так высоко, что, наверно, достал бы до неба, если бы не каменный свод пещеры.

— Сдавайтесь, жулики! — закричал он и изо всех сил ударил медведя дубиной.

Грушетряс вскочил, и первое, что он услышал, был голос Усача:

— Тотчас же сделаю из ваших шкур воротник и пёструю торбу!

— Из бурой медвежьей шкуры?! Пёструю торбу?! — зарычал Грушетряс, поднимаясь на задние лапы.

У перепуганного Усача душа ушла в пятки — удирать почему-то легче, когда душа не на месте. Он вылетел вон из пещеры, а медведь за ним:

— Погоди же! Дай примерю воротник тебе на шею! Давай прикинем, какова будет торба!

Усач и медведь вихрем промчались мимо Тоши и Пёстрика и исчезли в направлении села.

— Ну, куда мы теперь отправимся? — забеспокоился Пёстрик. — Здесь нас волки съедят.

— Давай спустимся к реке, — предложил Тоша. — Соскучился я без речного шума и грохота мельницы… — Кот вздохнул, вспомнив деда Тришу.

И оба спутника — один пёстрый, другой чёрный — отправились навстречу новым приключениям. А следом неотступно шли их тени, обе серые и мятущиеся.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ


Корчмарь ругает пропасть. Исследование следов. Расплата неминучая за враньё Жучино. Жаркие объятия. Пьяные одёжки




Медленно пробираясь по нехоженым горным тропкам, продираясь сквозь частые лесные заросли, вышли наконец кот и пёс к той самой корчме, где Триша и Винко сочиняли своё премудрое объявление. Из корчмы доносилась громкая ругань. Это хозяин бранил свою кухарку. Она-де не кухарка, а сущая пропасть, потому что уйма всякого добра уходит у нее неизвестно куда, и к тому же она кормит пса Жучу куриными косточками. Подумать только, такие чудесные косточки отдавать, и кому — прохвосту Жуче! Да ведь он, с тех пор как пропал Тришин кот, совсем разжирел от спокойной жизни, весь день слоняется возле мельницы и хвастает воробьям и курам, что это он расправился с Тошей. А стоит мельнику отвернуться, он втихомолку мукой лакомится.

— Кажется, разговор о тебе, — заметил Пёстрик и навострил уши.

— Обо мне и о моём заклятом недруге Жуче, — отвечал кот.

А корчмарь всё не унимался:

— Ведь он, Жуча, брешет, как собака. Никогда бы ему не расправиться с Тошей! Кота украли в ту ночь, когда мы с дедом Тришей видели сразу три луны: одну — в небе, другую — в реке, третью — в окошке. Ты только послушай, какое мы тогда сочинили объявление и обращение…

Корчмарь стал громко читать кухарке известное нам произведение, а когда он кончил, Тоша привскочил от радости:

— Мяу-мяу-миа-а-ау! Значит, любит меня дед Триша, значит, примет меня обратно! Пёстрик, пошли!

— А меня, может, и не примет? — забеспокоился Пёстрик.

— Не сомневайся! — возразил Тоша. — Деду давно нужен хороший сторож на мельницу, чтобы охранять муку от воришки Жучи.

И друзья отправились по берегу реки к ущелью. В пути Пёстрик то и дело останавливался и водил носом по заячьим следам, будто книжку читал. «Если пойти по этому следу, — говорили псу отпечатки душистых лапок, — то непременно увидишь зайца там, где кончаются его следы». В другом месте почерк был совсем неразборчивый, и Пёстрик едва не запутался: «Здесь пробегал заяц… За ним два пса… Дальше — клякса, всё смазано… Ага! Значит, тут поскользнулся охотник с куском свинины в ягдташе».

Кот Тоша, со своей стороны, старательно обнюхивал норки полевых мышей и по различным, одному ему понятным знакам читал список жильцов каждой квартиры: «Здесь проживает усатый Живко с семьёй и его хромой дядя по имени Пискля».

Чем ближе подходили они к дому, тем сильней колотилось Тошино сердце. Наконец вдали за листвой верб показалась серая крыша мельницы.

— Вот она! — воскликнул кот.

Но вдруг Пёстрик почуял чей-то след.

— Будь осторожен! — прорычал он. — Совсем недавно здесь проходил Жуча!

Оба приятеля, раскрыв глаза пошире, пробирались кукурузным полем к мельнице: впереди Пёстрик, за ним — Тоша. И наконец, выйдя на открытое место, они увидели мельницу. Перед ней, среди кур и воробьев, с важным видом прогуливался Жуча и хвастал, как всегда:

— Если б вы только видели, как я его гонял! Да! Загнал на самый край света, а потом вовсе вышвырнул его с земли и дверь за ним захлопнул.

— А он жив, жив? — спрашивали воробьи.

— Да, жив, — отвечал Жуча. — Сидит перед дверью, скребётся и мяучит: «Славный Жуча, впусти меня, пожалуйста!»

От таких слов у Тоши шерсть поднялась дыбом, и он стал похож на ежа.

— Пусти меня, Пёстрик, вперёд, а когда Жуча бросится на меня, выпрыгни из-за моей спины и устрой ему достойную встречу.

Пёстрик залёг в кукурузе на краю поля, а кот вышел вперёд и крикнул:

— Мяу! Выходи на бой, блохолов паршивый, лгунишка бессовестный, мелкий воришка, заячья душа!

От неожиданности Жуча онемел и проглотил очередную ложь, которая вот-вот была готова сорваться с его языка. Но чтобы окончательно не осрамиться перед курами, он с рычанием бросился на Тошу:

— Прощайся и с хвостом и с ушами! Больше ты их не увидишь!

Но кот метнулся в сторону. Жуча столкнулся с Пёстриком, и… тут пошло! Стукнулись лбом, так что пыль столбом, рвут клыками, крепкими, как камень, схватились когтями, никто их не растянет! Словом, лай, визг, вой и рычание. Два мячика, рыжий и чёрный, взлетали, падали, отскакивали друг от друга и снова сталкивались. И вот наконец рыжий мячик отлетел далеко в сторону, превратился в Жучу и пустился со всех ног наутёк.

— Держи его, держи-и! — издевательски орал Тоша ему вслед.

Дед Триша наблюдал великое побоище из окна мельницы. Увидев Тошу, он от радости запрыгал, как козёл, подбросил вверх свою шапку, белую от мучной пыли, и закричал:

— Тоша, старина, иди скорей ко мне, я тебя обниму!. Подойди и ты, славный пёс, прогнавший жулика Жучу!

И так пылко и жарко они обнимались, что в мельнице из-под жерновов вместо муки посыпались булки и караваи — с пылу с жару! А радостных слёз было пролито столько, что ими можно было оросить лужайку перед мельницей, а от вздохов качались вербы и ели, а их разговоры и по сей день пересказывают воробьи и сороки.




В честь Тошиного возвращения мельник устроил пир, на который был приглашён корчмарь Винко. Славно повеселились старики, и к полуночи у них уже созрело решение снова слазить на небо и проведать луну. Они взобрались на мельничную крышу, но поскользнулись и свалились в реку. Выкупавшись, друзья продолжили пирушку, а утром, обнаружив, что вся их одежда почему-то мокрая, они хорошенько отстегали её.

— Коли вы, одёжки, напились, так ступайте теперь на солнышко и проспитесь как следует!

ГЛАВА ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ


Время бежит, идёт, ползёт. Голова в муке. Рыжее пятно на горизонте. Луна над лысиной




Бегут дни, идут месяцы и, крадучись, как кот в высокой траве, ползут годы. Тришина водяная мельница работает без устали и гудит, будто огромный жук. Возле неё сидит дед Триша и попыхивает трубкой. Его волосы совсем побелели — наверно, от муки, что годами оседала на его голову. Пёстрик и кот Тоша обычно лежат у ног хозяина или прогуливаются вокруг мельницы. Они зорко следят, не появились ли поблизости непрошеные гости.

Слух об их дружбе и согласии дошёл даже до медведя. Грушетряс Кукурузович сказал:

— Я вот тоже полдня гонялся за дядей Усачом, чтобы с ним подружиться. Но ничего у меня не вышло — уж очень дружно и согласно работают у него ноги!

А время от времени на горизонте появляется рыжее пятно: это блохолов Жуча, отправляясь на прогулку, далеко обходит Тошино жилище.

Иногда кот и пёс по целому дню не бывают дома. Они гостят в королевстве белой мыши и подолгу беседуют с ней, сидя под старой грушей.

Дед Триша и корчмарь Винко ежегодно отмечают день возвращения кота в родной дом. Они сидят возле мельницы, потягивают вино и грозят луне:

— Погоди, когда-нибудь мы тебя оттуда скинем! Попомни наше слово! Потому что коли ты не спишь по ночам, так пей вместе с нами. Иль хоть расскажи что-нибудь смешное..

Луна на это лишь улыбается, поливая серебром Тришины седины и лысину корчмаря. А её отражение светится в реке, в глазах Тоши, сидящего на вербе, и в зрачках Пёстрика, который по старой привычке воет на луну. Он всё вспоминает те печальные прошлые времена, когда сидел на привязи у старой груши.




Славко Яневский

Сахарная сказка


Перевод с македонского Д. Толовского и Н. Савинова


УДИВИТЕЛЬНОЕ СОБЫТИЕ В ГОРОДЕ НЕБЫВАЛЬСКЕ


Сто лет тому назад, а может быть, двести, а может быть, и ещё раньше в городе Небывальске жил, а может быть, и не жил кондитер Марко. Все уважали старого мастера: из сахара, шоколада и молока он мог сделать всё что угодно. Его лавка была полным-полна красных петушков, шоколадных зайцев и чудесных домиков: вместо кирпичей — изюм, вместо цемента — мёд, а в окна вместо стёкол вставлены прозрачные леденцы.

Около лавки старого кондитера весь день толпились ребятишки. Приплюснув носы к витрине, они с любопытством рассматривали этот сахарный мир. Глядя на детей, старик улыбался. Ему было семьдесят лет, а всё казалось, что он ещё только вчера сам был ребёнком и точно так же стоял перед витринами кондитерских.

Как-то вечером старый кондитер затеял что-то новое. Сначала даже нельзя было понять, что это такое будет. Сладкое тесто из сахара и молока становилось похожим то на арбуз, то на шляпу, то на сапог. Но постепенно из теста возник маленький — не больше ладони — мальчик. Настоящий мальчик, только из сахара. У него были большие тёмные глаза из жареного миндаля и густые волосы из шоколада. Старик одел его в рубашку из мёда, к которой прилепил изюминки, и в брюки из жжёного сахара.

— Ах! — восхитился мастер. — Ничего прекраснее я не видел в своей жизни. Ведь он как живой! Вот-вот заговорит. Позову-ка я соседей, пусть поглядят на него!

И, забыв даже затворить за собой дверь, он выбежал из лавки и стал стучаться во все дома и звать соседей:

— Эй, люди, друзья, соседи!.. Посмотрите на моего мальчика, посмотрите на моего мальчика!

А время было уже около полуночи. Всё живое уснуло: и берёзы, и фиалки, и сверчки-музыканты. Месяц и тот задремал, склонив свою круглолицую голову на золотистое облако.

Кондитеру и невдомёк, что люди тоже спят. Он знай себе стучит в двери и радостно кричит:

— Люди, вставайте! Посмотрите на моего сахарного мальчика!

Наконец в окна стали высовываться взлохмаченные, удивлённые жители.

— Что такое, дорогой сосед? Что стряслось? — спросил каретник Ване.

— Дом загорелся? — испугался лудильщик Мане.

— Наводнение? — отозвался гончар Стане, зевая во весь рот.

— Нет, нет, гораздо удивительнее! — кричал кондитер Марко, размахивая руками и приплясывая под окнами.

Проснулись даже самые большие сони и стали гадать, что случилось.

— Наверняка это война, — сказал портной Янко.

— Да, или война, или волк унёс овцу! — сказал кузнец Панко.

— Да, или война, или волк унёс овцу, или лиса залезла в курятник, — сказал скорняк Спанко и снова захрапел, теперь уже стоя.

— Нет, нет, нет! — кричал кондитер Марко. — Гораздо удивительнее!

Тут уж все проснулись, волнение поднялось страшное. На высокой осине сойка встряхнула своей красной головкой и крикнула:

— Не дают спокойно поспать человеку!

Проснулась и серая горлица.

— Гу-гу-гу… Кондитер Марко пляшет и поёт!

И месяц выглянул из-за золотистого облака. Услышав шум, люди — кто в чём был — выскочили из своих домов и обступили почтенного кондитера. По праву старшего каретник Ване, погладив свою длинную бороду, начал первым:

— Девяносто девять лет, одиннадцать месяцев и двадцать девять дней живу я на свете, а ни разу такого не было, чтобы людей отрывали от сна. Скажи мне, любезный соседушка, почему ты нас разбудил?

Кондитер Марко прижал руки к груди и поклонился согражданам.

— Люди, друзья, соседи! У меня мальчик из сахара. Глаза у него из жареного миндаля, волосы шоколадные. На нём медовая рубашка в крапинку из изюминок и брючки…

— А! — сказал каретник Ване.

— Э! — сказал медник Мане.

— О! — сказали в один голос портной Янко и кузнец Панко.

Только скорняк Спанко ничего не сказал, он честно и добросовестно храпел за их спинами.

— Чистая правда, чистая правда! — прыгал кондитер Марко. — Пойдёмте ко мне, и вы сами увидите.

— Ну что ж, пойдём поглядим! — согласились граждане.

И вот один за другим, наступая спросонья друг другу на пятки, люди тёмной ночью потянулись к лавке кондитера.

Позади всех ковылял скорняк Спанко, продолжая храпеть на ходу.

Первым в лавку влетел кондитер Марко. Но едва засветился трепетный огонёк свечи, старик замер с открытым ртом.

— Ну? — спросили соседи. — Где же сахарный мальчик с глазами из жареного миндаля и шоколадными волосами?

Старый, почтенный кондитер дрожал, не сводя глаз с пустого стола. Наконец он шепнул:

— Здесь, вот здесь он был. А сейчас его нету…

Люди рассердились.

— Что за глупая шутка, сосед! — буркнул в бороду каретник Ване.

— И в твоём-то возрасте! — сказал медник Мане.

— Зря только разбудил, — потянулся гончар Стане.

После того как каждый что-нибудь сказал, соседи один за другим разбрелись по домам.

Кондитер Марко остался один. И никто не видел его горьких слёз и не слышал его тихого шёпота:

— Как так? Здесь вот он был, а теперь его нет…

В тишине звёздной ночи раздавался храп. Это скорняк Спанко спал на улице под окнами кондитерской лавки.

МЫШКА-ЛАКОМКА И ПЕРВАЯ ПРОГУЛКА САХАРНОГО МАЛЬЧИКА


А случилось вот что.

Только кондитер Марко выбежал из лавки, чтобы позвать соседей, как в дырочке на деревянном полу засверкали две зелёные звёздочки. Но то были не звёздочки, а озорные глаза мышки, которая жила в лавке старого мастера. Прокравшись в темноте, мышь взобралась на стол, встала на задние лапы и скрипнула белыми зубками.

— Ой, как хочется есть! — пропищала она. — С удовольствием бы съела чего-нибудь сладенького.

Волоча за собой длинный хвост, мышь подобралась к красным петушкам и давай рассуждать сама с собой:

— Петушки мне уже надоели. Ночь напролёт грызёшь, грызёшь, а больше крылышка не сгложешь.

Потом она раздражённо повернулась к домикам из мёда, сахара и изюма и сказала:

— О чём думает этот мастер! Неужели каждый вечер я должна есть одно и то же? Домики, домики, домики… От первого я давно отгрызла дверь, на втором начала стену, а с третьего сняла трубу и подарила её почтенному соседу из винного погреба: он праздновал своё десятилетие.

Вдруг у мышки засияли глаза. Она увидела сахарного мальчика и завиляла хвостом.

— Гоп! — весело сказала она и встала на задние лапки. — Это что-то хорошее! Мальчик из сахара!

Серая мышь с длинным хвостом и с весёлыми глазами завертелась вокруг мальчика, выбирая, с чего бы ей начать ужин. Но мальчик ей так понравился, что она поклялась усами почтенного соседа из винного погреба лишь чуточку попробовать.

— Вот здесь. Только кусочек от большого пальца на правой ноге, — сказала мышь и томно закрыла глаза.

Но, приблизившись к белому мальчику, она испуганно отпрянула и опрокинулась на спину.

Палец мальчика шевельнулся, а потом и вся нога осторожно отступила назад.

Оцепеневшая мышь так и осталась лежать на спине, подняв все четыре лапки кверху, не в силах, бедняжка, ни пискнуть, ни хвостиком двинуть, ни глазом моргнуть. Ей казалось, что она видит сон.

Сахарный мальчик оживал. Он протёр свои большие глаза, потянулся. И, словно здесь и не было мышки, спрыгнул со стола и вышел из лавки.

Неуверенно ступая, сахарный мальчик шёл по старой мостовой главной улицы, называвшейся Триста одна яма. Всё вокруг было удивительно и ново, и всё как будто приветствовало его первые шаги. Из-за зелёных заборов мальчику махали белыми ветвями красавицы берёзы. Красные гвоздики поворачивали к нему свои росистые головки. Тихо шелестели цветущие яблони.

Сахарный мальчик любовался всей этой красотой и не замечал, что идёт по кривой улочке, то и дело спотыкается о камни и попадает в ямы.

Тогда одна звёздочка — то ли пожалев беднягу, то ли просто из любопытства — проскользнула мимо дремавшего месяца и опустилась к самой голове мальчика. Сразу словно забрезжил рассвет. Тёмные крыши домов окрасились золотом, изрытая уличка стала ровнее и веселей. Сахарный мальчик зашагал увереннее — ямки он перепрыгивал, а камни обходил.

Город Небывальск невелик: тридцать козлиных прыжков в длину и двумя прыжками меньше — в ширину. А может быть, это был и не город, а село. Но всё равно — жители очень гордились своим Небывальском и называли его самым большим маленьким городом в мире. Но поскольку он всё-таки не был большим, за плечами сахарного мальчика скоро остались все его девять домов.

Когда на востоке заалел первый луч солнца, месяц начал собирать звёзды и пересчитывать их. Но сколько ни считал, каждый раз одной не хватало.

Солнце за горой уже стало сердиться:

— Эй, брат, дай дорогу!

А месяц грустно отвечал солнцу:

— Я бы пошёл домой, да не хватает у меня одной звёздочки!

Солнце продолжало браниться.

— Иду, иду… Сейчас! — шептал месяц и снова принимался пересчитывать звёзды.

Тем временем заблудившаяся звезда, заметив наконец, что ночь миновала и сахарный мальчик сможет теперь идти и без её помощи, вернулась к своим сестрам.

Месяц и звёзды ушли, взошло солнце. Его золотые лучи залили все девять домов Небывальска, разбудили зеленобородые сосны и пробили толщу быстрых рек до самого серебристого дна.

А сахарный мальчик всё шёл и шёл, не чувствуя усталости.

В ЛЕСУ, ГДЕ РАНЬШЕ ВСЕ ПЕЛИ


От города Небывальска до леса, в котором раньше все пели, путь долгий-предолгий. Если пойдёшь медленно, никогда не дойдёшь. Если побежишь, устанешь и опять-таки до него не доберёшься.

Вот как, бывало, начинался день в лесу, когда там все пели. Чуть солнце покажется, из-за куста выползет черепаха, высунет свою голову из жёлтого панциря и запоёт:
		Шумит берёза, цветёт сирень,



		К нам после ночи приходит день.








Говоря откровенно, черепаха была добрая, но не очень-то умная. Ничего мудрого она сказать не могла, ведь всем и без неё было известно, что берёза шумит, что сирень цветёт и что после ночи приходит день. Но никто не смеялся над нею. Сразу после черепахи начинал петь ёж, и в его песенке тоже не было ничего нового:
		Солнце греет, жарко очень,



		День пришёл к нам после ночи.








И тогда все подснежники, примулы, маки, ромашки тоже начинали качаться и петь:
		Солнце греет, цветёт кизил.



		День новый, здравствуй! Ты очень мил.








Все обитатели леса объяснялись только с помощью песен. Один старый буковый пень у ручья никак не мог овладеть этим искусством — у него получалось всегда одно и то же:

— Солнце… день… берёза… дубок.

Но, убедившись, что ничего не выходит, он умолкал. А ручей, как только услышит «Солнце… день… берёза… дубок», заканчивал песенку пня так:

— Клоко-клок… клоко-клок…

И чуть ручей умолкал, буковый пень давай хвастаться:

— Вот как надо петь! Слышали, а?

Но никто его не слушал. Все кругом затихали, и тогда соловей заводил свою песню:
		Ни у кого — даю вам слово —



		В лесу нет голоса такого,



		Как у меня.



		Фьё-фьё! Фьё-фьё!



		Как у меня!








Ни у кого, ни у кого! — шумели осины и берёзы.

— Ни у кого! — клокотал пенистый ручей.

— Ни у кого! — кивали головками цветы.

— Как у меня! Как у меня! — кричал победным голосом буковый пень.

А соловей, учитель пения, не слушая их, продолжал:
		И вновь, приветствуя зарю,



		Я завтра песню повторю!



		Я для тебя её спою,



		Лес мой,



		Мир мой!








«Мир твой! Мир твой!» — хотели подхватить все. Но вдруг раздался чей-то испуганный голос:

— Медведь, волк и лиса идут!

В лесу словно гром ударил. Цветы склонились к земле, спрятались зверюшки, птицы улетели. И только соловей ничего не видел и не слышал: он пел!

— Рррр! — зарычал медведь, первым вступая в лес, и тут же начал срывать ягоды, топтать васильки и фиалки.

Вслед за ним появился и волк.

— Рррр! — оскалил он зубы и отправился на поиски зайца.

А хитрая лиса тихонько подкралась к кусту, на котором по-прежнему пел соловей, — и хвать его!

— О, соловушка, жёлтое перышко, сладкая головушка! — радостно заверещала она.

— Погоди! — сказал волк. — Не ешь его. Лучше отнесём соловья в нашу пещеру и посадим в клетку. А то у нас как-то невесело. Пусть он нам поёт!

— Правильно! — добавил медведь. — Я, царь всех разбойников, строго-настрого запрещаю есть соловья. Пусть живёт в нашей пещере и поёт нам.

И лисе — хочешь не хочешь — пришлось уступить.

С тех пор в этом лесу никто больше не пел — даже буковый пень перестал хвастать своим искусством.

И вот теперь сюда пришёл сахарный мальчик. Первой заметила его с берёзы болтливая сойка и затарахтела:

— Кто-то идёт! Не волк, не лиса, не медведь!

Оленёнок, который рассматривал свои жёлтые глаза в прозрачном роднике, поднял голову и спросил:

— Может быть, кабан или рысь?

— Нет, нет! — кричала сойка. — Оно белого цвета, шагает на двух ногах, и на голове у него что-то чёрное.

И тогда старая черепаха — ей пошёл уже триста второй год, — полагая, что она самая умная, объяснила:

— Если белое, значит, это снег.

Но оленёнок сказал:

— А разве ты не слыхала, что оно шагает на двух ногах?

— Ну, раз шагает на двух ногах, значит, это аист! — сообразила премудрая черепаха.

А оленёнок опять:

— Но у него что-то чёрное на голове!

Но черепаха не смутилась и в третий раз объяснила:

— Как это мне сразу на ум не пришло! Раз у него чёрная голова, значит, это трубочист.

После мудрых объяснений черепахи все переполошились пуще прежнего.

Фиалки, ромашки, дикая герань и другие цветы свернули свои лепестки, дрожа от страха и ожидая, что выпадет снег. Лягушка соскочила с жёлтой кувшинки в воду и забилась под камень, думая, что сейчас появится аист. А сойка, дрозд, дятел и другие птицы сжались в комочки в густых ветвях, поверив, что в лес и в самом деле идёт какое-то чудище.

Сахарный мальчик и представить себе не мог, какую он вызвал в лесу тревогу, и шагал весело и беззаботно. Увидев три гриба, что росли подле букового пня, мальчик остановился и радостно поздоровался с ними:

— Добрый день, дорогие друзья!

Грибы сняли шапочки, поклонились и ответили хором:

— Нет для нас добрых дней!

Сахарный мальчик удивился и спросил, почему это нет для них добрых дней. И грибы рассказали ему обо всём — о разбойниках с соседней горы и об украденном соловье.

— Истинная правда… Всё точно так! — подтвердил ёж, высунув мордочку из норы.

Осмелели и другие. Оленёнок, заяц, черепаха и голубь подошли к мальчику.

— Всё время живём в страхе! — сказали они. — Ведь медведь, волк и лиса снова могут прийти.

И лесные жители стали просить сахарного мальчика помочь им освободить из плена соловья.

— Я бы помог вам, но как? — задумался мальчик.

— Как? Как? — повторили все.

Никто не мог ответить на этот вопрос. Наконец черепаха сказала:

— Давайте спросим букашек. Может быть, они знают.

— Спросим, спросим! — обрадовались все.

Черепаха снова нашла мудрое решение:

— Вот если сахарный мальчик согласится сесть мне на спину, я мигом отвезу его в Страну букашек.

— Можно и меня оседлать, — сказал заяц. — Я ведь тоже знаю дорогу.

Мальчик сел верхом на зайца и пообещал:

— Если букашки знают, как освободить соловья из плена, я его вызволю, честное слово!

Заяц помчался вперёд словно ветер, а черепаха сказала:

— Ну что ж, заяц так заяц. Он тоже бегает быстро!

В СТРАНЕ БУКАШЕК.


У РЫБ И ДРУГИХ РЕЧНЫХ ОБИТАТЕЛЕЙ


Проворный заяц летел так, будто и впрямь не касался лапками земли. Сахарный мальчик крепко держал его за шею, и в ушах его свистел ветер. Бежал быстроногий косой по цветущим лугам, через тёмные леса и тонкие болота, прыгал со скалы на скалу, перемахивал через быстрые ручьи, овраги и глубокие реки. Вслед путникам удивлённо смотрели травы, крупные ромашки с белыми венчиками вокруг жёлтых головок, синие звёздочки васильков и красные румяные маки, склонившиеся к земле.

В полдень заяц остановился перед высокой елью и сказал своему сахарному седоку:

— Страна букашек начинается вон за тем можжевельником. Ты иди туда один, а я побегу назад, чтобы ночь не застигла меня далеко от дома. И не забудь про своё обещание.

Сахарный мальчик пошёл один. И в самом деле, за можжевельником начиналась Страна букашек — широкий луг с подземными башнями, с медовыми дворцами пчёл… и роскошными чертогами майских жуков. Весело было в Стране букашек! Там жило множество превосходнейших музыкантов — комар с волынкой, сверчок со скрипкой, жук с зурной.

Когда сахарный мальчик появился среди башен, медовых дворцов и роскошных чертогов, никто не испугался. Только одна божья коровка спросила:

— Мама, что там за смешной великан?

Скоро все букашки собрались вокруг сахарного мальчика, и он рассказал им о лесе, в котором раньше все пели, о разбойниках с соседней горы, о похищенном соловье. А потом спросил, не знает ли кто из букашек, как одолеть медведя, волка и лису.

— Я умею только играть на скрипке! — ответил сверчок. — Может, пчела знает?

Пчела зашумела прозрачными крылышками.

— Я умею только делать мёд, — отвечала она. — Может быть, знает муравей?

Муравей положил пшеничное зёрнышко, которое он нёс в свой подземный дворец, и вздохнул:

— Я умею только заготавливать пищу на зиму. Может быть, знает тутовый шелкопряд?

Тутовый шелкопряд выбрался из своего кокона.

— Я умею только ткать шёлк. Может быть, знает паук? Паук закачался на своей паутине.

— Я умею только плести шёлковые сети. Может быть, знает жук?

Но жук тоже не знал, как освободить соловья. Не знали этого и бабочка, и оса. Сахарный мальчик печально повесил голову. Из его глаз покатились слёзы. Тогда к нему подпрыгнул кузнечик и сказал:

— Ну, если мы не знаем, может быть, знают рыбы?

— Рыбы, конечно, знают! — загомонили букашки.

И не успели высохнуть слёзы на глазах мальчика, как букашки уже приготовили свою разукрашенную цветами коляску и запрягли в неё триста жуков.

Сел мальчик в коляску и к вечеру приехал к реке, в которой жили рыбы. Но и рыбы не сказали сахарному мальчику, как освободить соловья из лап злых разбойников.

— Я не знаю! — отмахнулся хвостом трусливый пескарь.

— И я не знаю! — шевельнул усом большеголовый сом.

— И я, — проквакала лягушка.

— И я, — сказал речной рак-портной.

— Кто же тогда знает? — пригорюнился мальчик.

Тут карп высунул голову из воды и сказал:

— Может быть, знает кто-нибудь в стране Вралия?

— Ну, а если и там не знают? — тихо спросил сахарный мальчик.

Но никто ему не ответил.

С гор незаметно спустилась ночь.

ЗЕМЛЯ КРУГЛАЯ: ОТКУДА ПОЙДЁШЬ — ТУДА И ПРИДЁШЬ


Наутро, едва взошло солнце, карп разбудил сахарного мальчика, заснувшего на песчаном берегу, и предложил отправиться в страну Вралию вместе. Мальчик сел верхом на карпа, и тот словно стрела полетел по синей глади реки, оставляя за собой длинный вспененный след.

Прошёл день, за ним ночь, потом ещё день, а карп всё плыл, неся на своей спине сахарного мальчика.

Через семь, восемь или девять дней добрались они до границ Вралии.

В этой стране всё было удивительно: горы — из мороженого, реки — из лимонада, дома — из мёда, деревья — из шоколада; вместо снега здесь падал сахар, вместо дождя — капли молока. В медовых домиках жили бородатые гномы. Ростом они были о ладошку, а борода — длиной в две ладони.

Едва сахарный мальчик показался на улице, из домов вышли семь гномов и окружили его.

Сахарный мальчик поздоровался с ними и спросил:

— Не знаете ли вы, как спасти соловья из пещеры горных разбойников — медведя, волка и лисы?

Гномы задумались, погладили бороды, переступили с ноги на ногу, посмотрели налево, потом направо и один за другим семь раз сказали:

— Нет, не знаем! — И тут же вспомнили: — Мы не знаем, но это наверняка должны знать игрушки.

Сахарный мальчик, в котором снова пробудилась надежда, спросил:

— А где живут игрушки?

— Мы тебе покажем. Это недалеко. Взберись вон на ту гору, встань на цыпочки, может, увидишь их дом.

Взобрался мальчик на гору из чистого сахара и увидел вдали красный домик игрушек.

Он пошёл туда, постучал в дверь.

— Кто там? — спросили из домика.

— Путник издалека. Хочу спросить кое о чём.

Дверь открыли, мальчик вошёл и сразу же спросил, не знают ли они, как освободить соловья от горных разбойников.

Дом был полон игрушек: здесь жила ватная белочка, шерстяной зайка, деревянная лошадка, золотистая птичка, жёлтый барабан, серебряная труба, синий мячик, красный шар, — но все они молчали.

Мальчик загрустил. Тогда барабан постучал себе по животу палочкой и сказал:

— Мы не знаем, но снежинки наверняка знают. Спроси у них!

— Верно! — вскочила деревянная лошадка. — Я отвезу его к холодному лесу снежинок.

Но и весёлые белые снежинки ничем не смогли помочь мальчику.

Вдруг налетел ветер и дунул в свою невидимую бороду:

— Вот что, сахарный паренёк… На твой вопрос тебе могут ответить только люди. Иди-ка по этой тропинке. Она приведёт тебя в город с девятью домами. Там и спрашивай. Люди знают, как вызволить соловья из пещеры горных разбойников.

И вот, обогнув землю, возвратился сахарный мальчик в Небывальск — самый большой маленький город в мире. Едва он вошёл в город, к нему бросились трое ребят. Один из них, белобрысый, с красным носом и ещё более красными ушами, сказал:

— Ну и мальчик! Меньше котёнка!

Другой хлопнул в ладоши и крикнул:

— Он не настоящий! Он игрушечный.

А третий нагнулся, лизнул сахарного мальчика и сразу запрыгал от радости:

— Ой, какой он сладкий!

И трое мальчишек принялись облизывать человечка. Сахарный мальчик испугался и побежал от них по кривой мостовой. А ребята вприпрыжку гнались за ним и лизали.

К счастью, попался им навстречу каретник Ване. Он остановил детей, погладил бороду и сказал:

— Ишь какой крохотный мальчик! Возьму его к себе. Я ведь так одинок!

Трое мальчишек подняли крик:

— Не отдадим! Мы его нашли!

Каретник спросил:

— Зачем вам этот мальчик?

— Мы его лижем. Он сладкий! — отвечали ребята.

Старый каретник вытащил из кармана несколько мелких монет и дал ребятам:

— Вот купите себе гостинцев. А мальчика я беру себе.

Когда ребята ушли, каретник повернулся к сахарному мальчику.

— Хочешь жить у меня? — спросил он и, не дожидаясь ответа, улыбнулся в свою густую бороду. — Хочешь, хочешь. Ну, давай руку, пойдём домой.

ПЕРВАЯ ССОРА В ГОРОДЕ НЕБЫВАЛЬСКЕ. СУДЬЯ, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ СУДИЛ


Мальчишки, получив от старого каретника Ване деньги, немедленно побежали в кондитерскую и попросили кондитера Марко:

— Дядя, дай нам сахарного петушка, медового воробышка и шоколадного зайца.

— Ого! — удивился кондитер Марко. — Сегодня ваш отец расщедрился.

Но ребята ответили, что деньги им дал вовсе не отец, а каретник Ване. И рассказали всё по порядку: как они лизали маленького человечка, как тот удирал от них и как его взял себе старый каретник.

Кондитер Марко слушал ребят, раскрыв рот от изумления. Наконец он чуть слышно прошептал:

— Мальчик был из сахара?

— Из сахара! — отвечали ребята.

— А глаза из миндаля?

— Из миндаля! — закивали дети.

— А волосы из шоколада?

— Из шоколада! — подтвердили дети и добавили, что брючки у мальчика — из жжёного сахара, а рубашка — в крапинку из изюминок.

— Ах, да ведь это мой мальчик, мой сахарный мальчик! — почти пропел старый кондитер.

Он позабыл даже угостить ребят, пулей вылетел из лавки и помчался прямо к каретнику Ване.

— Сосед Ване, есть у тебя в доме мальчик? — спросил он запыхавшись.

Не вынимая трубки изо рта, каретник спокойно ответил:

— Да, есть у меня мальчик.

— Наконец-то я нашёл его! — воскликнул старый кондитер и давай кувыркаться через голову, ходить на руках и прыгать на одной ножке.

Каретник Ване терпеливо ждал, пока тот угомонится.

— Наконец-то я нашёл своего сахарного мальчика! — успокоившись немного, сказал кондитер.

— Это я его нашёл, сосед Марко, я, а не ты, — ответил старый каретник, вынув трубку изо рта.

Кондитер признал правоту его слов и сказал:

— Ну, а сейчас дай его мне, я его отнесу домой…

Бородатый каретник снова сунул трубку в рот.

— Не отдам. Это я его нашёл.

Слово за слово, и вспыхнула ссора. То была первая ссора в городе Небывальске, и она привела соседей прямёхонько в суд.

Городской судья праздновал в это время свой сто первый день рождения. И ни разу за всю свою долгую жизнь ему не довелось судить и тем самым показать, на что он способен. Поскольку дел в суде не было, он обучился нескольким ремёслам, и на стене его дома красовалась вывеска, намалёванная вкривь и вкось: «Судья, часовщик, корзинщик и парикмахер. Лечу от зубной боли и простуды».

И вдруг — на тебе! — поссорились два ближайших соседа, кондитер Марко и каретник Ване, поссорились из-за сахарного мальчика, и ссора привела их к мудрому, уважаемому судье!

Когда соседи предстали перед судьёй, тот спросил:

— Из-за чего судитесь, друзья мои?

Кондитер Марко ответил:

— Я обвиняю вот этого человека в том, что он отнял у меня мальчика!

Каретник Ване нахмурил брови.

— Этот человек может сколько угодно меня обвинять, но мальчика-то нашёл я, и он теперь мой.

— Правильно, — сказал судья. — Раз нашёл его ты, а не кондитер Марко, мальчик твой.

— Но ведь этот мальчик из сахара! А Ване-каретник — плотник. Значит, будь мальчик его, он был бы сделан из дерева! — возмутился кондитер Марко.

— Правильно. Раз мальчик из сахара — значит, он твой.

— Но мальчик-то не у него! Мальчик у меня! — И каретник ударил кулаком по столу судьи.

— Раз мальчик у тебя, пусть он твоим и будет, — сказал судья.

Но тут по столу судьи ударил кондитер.

— Да как же он может принадлежать ему! Мальчика ведь сделал я! Он из чистого сахара, у него шоколадные волосы и глаза из жареного миндаля.

— Правильно. Сахарный мальчик твой!

Тут уж граждане города Небывальска поняли, что судья не умеет судить — не приходилось ему этим заниматься. А не судил судья потому, что в этом городе люди никогда не судились.

Тогда гончар Стане сказал:

— Трудно, высокочтимый судья, определить, кому принадлежит мальчик.

— Трудно! — ответил судья.

— Так давайте позовём сюда сахарного мальчика и спросим его, у кого он хочет жить.

— Совершенно правильно, — поддакнул судья.

Суд прервали и послали городского стражника за мальчиком. Весь город ждал, кого выберет сахарный мальчик в отцы. Только скорняк Спанко мирно дремал и во сне видел одно и то же: белые перины и мягкие подушки.

Стражник вернулся и взволнованно крикнул:

— Мальчика нет! Сахарный мальчик исчез!

В КАРМАНЕ ХИТРОГО РАЗБОЙНИКА ПО ПРОЗВИЩУ ЧЁРНАЯ ПАПАХА


Пока кондитер и каретник судились, сахарный мальчик сидел в доме, ничего не ведая о ссоре соседей. Думал он только о том, как выполнить обещание, данное жителям леса, в котором раньше все пели, и вызволить соловья.

Несколько раз порывался он выйти из дому, но, лишь приоткрывал дверь, видел тех трёх ребятишек, которые его облизывали, и снова захлопывал дверь. Ребята, как назло, играли перед домом каретника.

— Тук, тук, тук!.. — постучал кто-то в дверь.

Сахарный мальчик забился в уголок, думая, что это пришли за ним озорники. Дверь медленно отворилась, и вошёл странный человек в большой чёрной папахе на голове, в чёрном пальто и в сапогах тоже чёрного цвета.

— Есть кто в доме? — спросил он, осматриваясь. Увидев сахарного мальчика, он улыбнулся и потёр руки. — Добрый день! Можно мне немножечко здесь отдохнуть?

Когда сахарный мальчик убедился, что это не мальчишки, которые его облизывали, он осмелел и вышел к незнакомому человеку.

— А ты кто, дяденька?

— Зовут меня Чёрная Папаха, я девять раз обошёл вокруг земли.

Сахарный мальчик решил тоже похвастать:

— И я один раз обошёл вокруг земли. Я был в лесу, где раньше все пели, был в Стране букашек, был у рыб, у гномов и у игрушек. И никто не сумел мне сказать, как победить медведя, волка и лисицу и освободить соловья. Не знает этого и дядя Ване.

Чёрная Папаха улыбнулся:

— Но это же очень просто! Нужно вырыть большую и глубокую яму, покрыть её хворостом, присыпать землёй и заманить в неё зверей. Они встанут на ветки, ветки обломятся, и все звери — бах! — окажутся в яме.

— Как это я сам не догадался? — всплеснул мальчик сахарными ладошками. — Тотчас это сделаю! — Но тут он вспомнил о мальчишках, которые его облизывали, и снова опечалился: — Как же я выйду из дому? Мальчишки снова побегут за мной и станут облизывать.

Чёрная Папаха опять улыбнулся — глаза его сжались в щёлочки под густыми бровями, а белые зубы блеснули из-под усов.

— И это тоже легко! Я тебя посажу в свой карман и вынесу из города.

И не успел сахарный мальчик открыть рот, как Чёрная Папаха сунул его в карман и вышел из дому.

Когда они вышли из Небывальска, сахарный мальчик сказал:

— Благодарю тебя, дяденька Чёрная Папаха. А теперь отпусти меня, я пойду в лес, где раньше все пели, вырою яму.

Но Чёрная Папаха уже не был таким любезным и совсем не улыбался. Лицо его стало злым, брови сдвинулись. Он быстро шагал по дороге, не говоря ни единого слова.

— Эй! — крикнул сахарный мальчик со дна тёмного и глубокого кармана Чёрной Папахи. — Я хочу выйти! Мне надо в другую сторону!

Чёрная Папаха остановился и крикнул:

— Молчать! Неужели ты думал, что я несу тебя в своём кармане для того, чтобы отпустить? Теперь ты мой пленник.

Сахарный мальчик сжался в комочек. Из глаз его капали слёзы. «Вот те на! Я хотел освободить соловья, а вместо этого сам попал в плен!» — подумал мальчик и снова заплакал.

Так, плача, он и заснул в глубоком кармане Чёрной Папахи.

В КРЕПОСТИ ВОЛШЕБНИКА ТАРАРЫ, КОТОРЫЙ МИНУТУ ДОБРЫЙ, МИНУТУ ЗЛОЙ


Была уже ночь, когда сахарный мальчик вновь услыхал грубый голос Чёрной Папахи:

— Эй, проснись! Хватит спать!

Выбравшись из глубокого кармана, сахарный мальчик сначала не мог ничего разглядеть в кромешной тьме, но постепенно глаза привыкли, и он увидел, что они находятся в какой-то каменистой долине, а неподалёку высится немая громада чёрной крепости, еле-еле освещенной луной. Чёрная Папаха крепко сжал руку сахарного мальчугана и тихо заговорил:

— Слушай внимательно. В этой крепости живёт волшебник Тарара. Рядом с дверью, в стене, есть небольшая трещинка. Ты пролезешь в неё и пройдёшь через красную, зелёную и синюю комнаты. В синей комнате ты увидишь тысячи золотых ламп, а среди них будет одна старая, чёрная. Ты возьмёшь эту лампу и принесёшь её мне. Только иди совершенно бесшумно, чтоб тебя не услышал волшебник Тарара. Это самый удивительный волшебник на свете: минуту он добрый, минуту злой.

— Я не могу этого сделать! — сказал сахарный мальчик.

— Чего ты там не можешь? — оскалил зубы Чёрная Папаха.

— Я не могу красть.

Чёрная Папаха злился, скрипел зубами и угрожал. Но сахарный мальчик ни за что не соглашался идти за лампой. Наконец разбойник придумал, как обмануть мальчика. На глаза его навернулись притворные слёзы.

— Слушай как следует, мой милый мальчик. Я бедный человек. У меня дом и дети. А лампы нет. И ночью, понимаешь, приходится сидеть в темноте. А у Тарары — тысяча ламп, новеньких, золотых. Ему вовсе не нужна эта старая лампа, а мои детки ночью увидят свет.

Чёрная Папаха так искренне плакал, что прослезился даже сахарный мальчик. В конце концов он согласился пробраться в чёрную крепость и принести для Чёрной Папахи старую лампу.

Мальчик сделал всё так, как сказал Чёрная Папаха. Он пролез через трещинку в стенке, прошёл через красную и зелёную комнаты и вошел в синюю — да так и остолбенел от изумления, увидев множество красивых золотых ламп. Среди них мальчик с трудом отыскал старую лампу, о которой говорил Чёрная Папаха.

Но едва он протянул руку к старой лампе, как за спиной его вдруг раздался голос, и мальчик в ужасе повернулся. Перед ним стоял волшебник Тарара, его длинная борода была трижды обёрнута вокруг пояса.

— Кто ты, мальчик, и чего тебе надо? — спросил волшебник.

— Я хочу взять эту старую лампу! — ответил мальчик.

— А известно ли тебе, что моя волшебная сила кроется именно в этой лампе?

— Нет, неизвестно… Чёрная Папаха мне об этом ничего не сказал.




Услышав имя «Чёрная Папаха», волшебник Тарара скрестил руки на груди и произнёс:

— Шахта, бахта, дур, дум, дук! Пусть Чёрная Папаха окажется здесь!

И, к великому удивлению сахарного мальчика, перед волшебником тотчас предстал Чёрная; Папаха. Разозлённый Тарара приказал:

— Стань камнем, разбойник!

Чёрная Папаха немедленно окаменел. На усах его повисли сосульки, а лицо посинело от холода.

А Тарара продолжал буйствовать. Он превращал разбойника то в засохшее дерево, то в кирпичный дом, то сделал его хвостом белки. Но злая минута прошла, и Тарара снова стал добрым.

— Шахта, бахта, дур, дум, дук! — произнёс волшебник. — О, Чёрная Папаха, стань опять человеком!

И беличий хвост снова обратился в Чёрную Папаху. Волшебник нарядил его в золотые одежды и поставил перед ним самые вкусные яства.

Но только Чёрная Папаха поднёс первый кусок ко рту, миновала минута, и Тарара вновь стал злым. Он сказал что-то, и Чёрная Папаха чуть было не подавился, потому что Тарара вкусный кусочек превратил в лягушку.

Быстро бежали минуты. Чёрная Папаха то красовался в богатом наряде, то вдруг становился смешной птицей или диковинной рыбой. Наконец Тарара превратил его в огромного слона. Сахарный мальчик так испугался, что попятился к стене и нечаянно свалил на пол старую лампу. Она сорвалась с гвоздя, упала на пол и разбилась вдребезги.

И тут же всё переменилось. Вместо крепости все они очутились в соломенной хижине, слон снова стал Чёрной Папахой, а на Тараре больше не было его красных шелков и шёлковых шнурков. Он был в старой рубахе и ещё более старых штанах.

— Кончено! — сказал он. — Волшебная лампа разбилась, моя волшебная сила исчезла. Я пришёл сюда из города Ненаходимска, а сейчас отправлюсь в город Невозвратимск.

И бедный Тарара побрёл к далёким синим горам. Чёрная Папаха проводил его взглядом и нахмурил брови.

— Так! А я-то всю жизнь мечтал, что украду когда-нибудь эту волшебную лампу. Теперь и мне придётся идти куда глаза глядят.

Ушёл и он. Сахарный мальчик остался один. Теперь он был совершенно свободен и тотчас же пошёл по тропинке, которая вела в лес, где раньше все пели: он спешил освободить соловья.

МЕДВЕДЬ, ВОЛК И ЛИСА ПОПАДАЮТ В ЯМУ


Прошло много дней. Налились соком яблоки. Золотохвостые белки начали припасать корм на зиму. На высоком тополе уже пожелтели девять листьев. Аисты тревожно вглядывались в туманную даль над горами. Но солнце ещё пригревало, мечтая дождаться освобождения соловья.

В один из таких ясных осенних дней сахарный мальчик второй раз вошёл в лес, где раньше все пели. Первыми увидели его три гриба с тяжёлыми шляпками и чуть было не запрыгали от радости. Но корни крепко держали их в земле, и поэтому они не запрыгали, а только покачали своими шляпками.

— Здравствуй, здравствуй, здравствуй! — приветственно закричали грибы сахарному мальчику. — Мы знали, что ты снова придёшь к нам.

Тотчас вокруг сахарного мальчика собрались все обитатели леса.

— Ну как? — спросил оленёнок.

— В самом деле, как? — спросила черепаха.

— Как? Как? Как? — спросили заяц, белка, ёж и улитка.

Мальчик улыбнулся и сказал:

— Ну так вот. Я теперь знаю, как одолеть этих горных разбойников и освободить соловья.

— Как? — снова спросили все.

Мальчик стал им рассказывать всё по порядку. Наконец он поведал им о Чёрной Папахе и о том, как он посоветовал изловить зверей.

— А сейчас, дорогие друзья, давайте копать! — сказал сахарный мальчик в заключение своего рассказа.

Семьдесят семь муравьиных семейств, шестьдесят пять кротов и бесчисленное множество других обитателей леса, где раньше все пели, начали копать яму. Копали и днём и ночью.

Через три дня большая и глубокая яма была готова. Её накрыли ветками и землёй, после чего послали к зверям в горы сойку, чтобы она им сказала: лес, где раньше все пели, объявляет бандитам войну.

Мерзкие разбойники — медведь, волк и лиса — жили в сырой, мрачной пещере. Однажды утром их разбудил сильный шум. Они вылезли из пещеры и увидели, что у самого входа на высохшей груше сидит сойка и важно машет крыльями.

— Какой ветер занёс тебя в наши края? — удивлённо пробормотала лиса, облизываясь и меряя сойку хитрым взглядом.

— Я прилетела, чтобы передать вам кое-что! — закричала сойка, предусмотрительно перепорхнув на самую верхнюю ветку. — Мы, обитатели леса, где раньше все пели, единодушно считаем, что вы воры, лентяи и трусы. А заяц ещё говорит, что он может вас вымести вон отсюда одним взмахом хвоста.

— Кто-кто? — оскалились звери. — Заяц?

— Заяц! — протрещала сойка.

— Хо-хо-хо! — засмеялся медведь.

— Ха-ха-ха! — засмеялся волк.

— Хе-хе-хе! — засмеялась лиса.

А сойка, как научил её сахарный мальчик, давай ещё пуще дразнить их и злить.

— Смейтесь сколько угодно, а коль сунетесь к нам, мы вам покажем!

Медведь буркнул:

— Что ж, давайте спустимся. Я уже соскучился по сладенькому.

— И неплохо бы отыскать пустомелю зайца! — сказал волк.

Лиса была тоже согласна.

— Раз для вас будет еда, так отыщется что-нибудь и для меня.

— Воры-ы-ы! — ещё раз крикнула сойка.

Но медведь, волк и лиса уже спускались по крутым скалам.

Подойдя к лесу, где раньше все пели, три разбойника остолбенели от удивления: в двадцати шагах от них стоял заяц и бесстрашно тряс большими ушами. И даже бил себя лапами в грудь.

— А я вас поджидаю! Хочу почесать вам спину!

— Нам почесать спину?! — зарычали звери.

— Вам, вам, разбойники! — ответил заяц. — Медведю надеру уши, а волку с лисицей вырву хвосты!

Эта обида так разъярила зверей, что они со всех ног бросились к зайцу. Но на пути к длинноухому как раз и поджидала разбойников яма, покрытая ветками и землёй. Тонкие ветки заскрипели, сломались — и звери полетели в яму.

— Что такое? — спросил медведь.

— В яму свалились! — ответил волк.

— И больше отсюда не вылезем! — догадалась лисица.




А неподалёку от ямы зверюшки вели хоровод. От радости они могли проплясать три дня и три ночи, но сахарный мальчик им не позволил.

— Надо идти за соловьем! — сказал он.

Соловья они нашли в пещере.

ВСЕ ПОЮТ, ДАЖЕ БУКОВЫЙ ПЕНЬ


Просидев в яме всю ночь, звери поняли, что им никогда из неё не выбраться.

Волк выгнул спину и сказал:

— Это лиса во всём виновата. Соловья-то она поймала. А из-за этого соловья нас в яму и засадили.

Внезапно он бросился на лису и растерзал её — так и полетели во все стороны клочья рыжей шерсти. Тогда ощетинился и медведь. Он сказал:

— Это правда, что лиса изловила соловья, но ты принёс его в пещеру и запер в клетке.

И не успел волк доесть лису, как его самого задрал медведь. Но медведь не привык к сырому мясу и тут же подавился волчьей ногой. И перед тем как поднять все четыре лапы к синему небу, он услышал, как поёт освобождённый сахарным мальчиком соловей.

«На свободе… поёт… А в пещере и клюва не разинул», — подумал медведь и издох.

А соловей пел свою песню:
		Мой лес! Приветствуя зарю,



		Я снова песнь тебе дарю.








Зашелестели берёзы с осинами:
		В осенний день среди ветвей



		Поёт нам снова соловей,



		И свой последний яркий луч



		Певцу шлёт солнце из-за туч.








Три гриба радостно замахали своими шляпками:
		Подул осенний ветерок,



		Теплом всю землю обволок.



		И соловей поёт опять…



		Друзья! Какая благодать!








И все весело подхватили:
		Чирик-чик, чирик-чок!



		Дует тёплый ветерок!



		Солнце шлёт свои лучи,



		Песня соловья звучит!








И тут неожиданно для всех запел и буковый пень:
		Чирик-чик, чирик-чок!



		Веет тёплый ветерок!



		Снова соловей поёт,



		Осень в гости к нам идёт.








А соловей продолжал:
		И снова здесь, в родном лесу,



		Я вновь пою его красу.








Такого праздника в лесу ещё не было, и продолжался он три дня и три ночи. На четвёртый день сахарный мальчик стал прощаться со своими лесными друзьями.

— Теперь мне надо вернуться в город Небывальск.

— Оставайся с нами! Оставайся с нами! — просили его лесные жители.

Сахарный мальчик поблагодарил их за гостеприимство и сказал:

— Но я не один! Меня ждёт каретник Ване, и, наверное, обо мне думает и кондитер Марко… У одного я научусь плотничьему ремеслу, а у другого — кондитерскому делу. И через год, весной, я приеду к вам в гости и привезу целую телегу подарков.

И сахарный мальчик пошёл по уже знакомой тропинке к Небывальску — самому большому маленькому городу в мире, напевая:
		Сияют солнышка лучи



		На тонкой веточке сосны.



		Пусть наша сказка замолчит…



		Друзья, прощайте! До весны!










Ахмет Хромаджич

Гном из забытой страны


Есть где-то страна,

Неведомо где!

К ней путь не отыщет

Моряк по звезде.

Она за морями,

Она за ветрами,

Она за горами,

Неведомо где![2 - Перевод Д. Самойлова.]



Перевод с сербскохорватского И. Макаровской


В ЗАБЫТОЙ СТРАНЕ


Забытая страна! Вы, конечно, сразу спросите:

«Где она находится и как её отыскать?»

Но, пожалуй, я не смогу вам ответить точно, я и сам этого не знаю. Слышал я что лежала она на севере, посреди моря, обвевали её ветры, омывали волны, на вершинах её гор отдыхали облака, а на каменистых берегах — белокрылые чайки. В пору полнолуния пели в морской пучине, рыбы, выплывавшие из неизведанных глубин, из царства, куда ещё никогда не заглядывал человек. Пели они всю ночь, а на заре вновь погружались в глубину, чтоб ждать там другого полнолуния. А когда уходили рыбы, поднимались со скал чайки и летели на восток приветствовать солнце. Долго-долго над морем не смолкали их крики.

Корабли стороной обходили берега Забытой страны: из-за ветров, которые внезапно налетали, бурлили воду и посылали на морское дно всё, что попадалось им на пути; из-за рассказов о кораблях, которые не возвратились, о моряках, которых упоительное пение рыб увлекло в морскую пучину.

Может быть, Забытая страна и в самом деле была необычной, и поэтому всё, что о ней говорят, так похоже на сказку. Может, и мой рассказ о Солныше и Пушинке будет похож на сказку.

Не знаю… Но даю честное слово поведать только то, что я слышал своими ушами.

Вы опять спросите:

«Кто такие Солныш и Пушинка?»

Чтобы вас не мучило любопытство, открою сразу: были они гномами и жили в Забытой стране. Там, на высоком белом утёсе, поднимавшемся с морского дна, стоял их маленький коралловый домик. Волны баюкали их вечером и будили на заре, рыбы и чайки были их лучшими друзьями.

Солныш и Пушинка были брат и сестра. Они не знали, что на свете есть и другие земли, они думали, что нет стран прекраснее, чем Забытая страна с её горами, простирающими свои вершины к небу.

Знай они это — может быть, не были бы они так счастливы. Может быть, их снедала бы тоска по неизведанным далям. Может быть…

Могу сказать лишь одно: Солныш и Пушинка жили счастливо, беззаботно и свободно, как птицы.

У Пушинки были золотистые волосы и голос чистый и звонкий, словно капля горной воды. Перед заходом солнца выходила она из кораллового домика на белые скалы и пела, пока не загорались на небе звёзды. И тогда, чтобы насладиться её пением, отовсюду слетались чайки, из поды выплывали рыбы-музыканты и аккомпанировали ей. Пушинка и в самом деле хорошо пела. Впрочем, она вовсе не всегда выходила вечером на берег. Иногда забиралась она с Солнышем в горы, густо поросшие сосновым лесом, куда не долетал шум прибоя, где вместо крика чаек слышалось завывание волка или рёв оленя.

Здесь, в объятии гор, под сенью сосен, всё было иное. Хохотали дятлы, выводили трели соловьи, из глухих чащоб подкрадывались хищные звери. Ветер тихо качал ветви деревьев, в прозрачной воде озёр купались златоклювые птицы и чудесные серебристо-белые лебеди. Здесь нельзя было найти тихого и пустынного уголка.

Днём Солныш и Пушинка бродили по горам, спали на лесных прогалинах, зарывшись в душистый шёлк травы, умывались росой с цветов, собирали ягоды величиной с орех и сладкие, как мёд, грибы.

Пили воду из источников молодости.

Пили воду из источников красоты.

Они знали язык птиц и разговаривали с ними; знали язык зверей и не боялись их. Катались на оленях и волках, ходили в гости к медведям. Им ведом был каждый лесной шорох. Непроходимые чащи расступались перед ними, у леса не было от них тайн.

Так бы и жили они год за годом, беззаботные и счастливые. Но, к моей великой печали и скорби, в жизни Солныша и Пушинки произошло нечто такое, что навсегда лишило их покоя и радости.

Вам, конечно, хочется поскорее всё узнать?

Терпение! По правде говоря, только теперь и начинается настоящий рассказ.

КОГДА СОЛНЫША НЕ БЫЛО ДОМА


Случилось это так.

Однажды на рассвете у берегов Забытой страны появился парусный корабль. Никто не знал, откуда и куда держал он свой путь. Плыл, должно быть, издалека и теперь спешил к берегу. И наконец поравнялся с утёсом, на котором стоял коралловый домик.

Солныш в это время охотился в горах, а Пушинка, как всегда, ждала его на берегу, в коралловом домике. Она привыкла оставаться одна, да и бояться ей было некого. В Забытой стране у неё не было врагов.

Пушинка не видела корабля. Первыми заметили его чайки и помчались ему навстречу.

— Возвращайтесь назад, моряки! Поверните корабль, пока вас не заметили ветры! — кричали они.

Корабль не остановился, не изменил курса.

— Не послушаетесь нас — пожалеете! — не унимались чайки. — С тех пор как существует Забытая страна, ещё ни один корабль не вернулся из этих вод.

Корабль не остановился.

Может быть, моряки не поняли чаек? Или просто были уверены, что никакая сила не помешает им приблизиться к берегам Забытой страны?

А ветры?

Наверное, они уснули или просто устали? Нет!

Злые вихри тут же выползли из подземных пещер, тайных своих убежищ, спустились с чёрных туч, отдыхавших на горных вершинах, и налетели на парусник. Море вмиг заклокотало, грозный рёв его заглушил крик чаек, и корабль скрылся в волнах.

— Кончено! — вздохнула Пушинка. — Утонули…

Но она ошиблась. Снова у берега мелькнул белый парус. Корабль продолжал свой путь. Должно быть, вёл его опытный рулевой.




Уж не пришла ли пора забыть о неприступности этих берегов?

Казалось, да.

Напрасно неистовствовали ветры, вздымались и пенились волны. Парусник приближался к берегу, становясь всё больше и больше. Не прошло и нескольких минут, как он причалил.

Побеждённые ветры отступили.

Слетевшиеся чайки в изумлении смотрели на корабль, с которым не смогли сладить ветры.

С тревогой глядела на него и Пушинка. Ещё никогда в жизни не видела она корабля и настоящих людей, казавшихся ей великанами. Вот они сошли на берег и, заметив домик из красных кораллов, направились прямо к нему.

— Здесь кто-то живёт! — восклицали они. — Эта земля обитаема!

Только теперь Пушинка спохватилась: «Нужно где-нибудь спрятаться. Если они меня увидят, быть беде!»

Но было поздно. Моряки уже стояли перед домиком. Пушинка в смятении и страхе заметалась по дому, а затем, не придумав ничего другого, вышла к ним навстречу.

— Если меня не обманывают глаза, — воскликнул один из моряков, — мы попали в страну гномов!

— И вправду, — подтвердил другой, — я тоже так думаю.

Пришельцы вмиг обступили Пушинку, и на неё градом посыпались вопросы: что это за страна и кто в ней живёт? Они были любопытны, заглядывали в коралловый домик, но внутрь войти не смогли.

— Нет ли здесь поблизости источника пресной воды? — спросили они Пушинку.

— Их не счесть в моей стране, — отвечала она. — Я вас проведу.

И Пушинка проводила их до ближайшего источника. Моряки сначала напились сами, потом принялись наполнять бочонки и носить их на корабль. Уже всё было готово к отплытию, как вдруг капитан сказал Пушинке:

— Едем с нами, девочка! Оставь эту безлюдную страну. Тебе будет с нами хорошо. Мы, вечные странники, всегда в пути.

— Нигде мне не будет лучше, чем здесь, — ответила Пушинка. — Я довольна своей жизнью.

— Если б ты увидела другие земли, если б ты увидела большие приморские города, ты бы так не говорила.

— Может быть, но я всё равно не хочу покидать свою страну.

— Посмотрите, какая упрямица! — рассмеялся капитан. — Но мы всё же заберём её с собой. Я придумал славный план, эта девчонка нам пригодится.

Пушинка поняла, что капитан не шутит.

— Нет! — крикнула она. — Я не поеду с вами! Капитан опять засмеялся и приказал:

— Возьмите её! Уже пора поднимать якорь.

Один моряк схватил девочку, казавшуюся у него на руках настоящей пушинкой, и понёс её на корабль. Напрасно она вырывалась, рыдала и молила:

— Отпустите меня! Я не хочу уезжать! Слёзы не помогли ей.

Мольбы не помогли ей.

Тогда она стала звать на помощь Солныша и белокрылых чаек:

— Спасите меня! Не дайте увезти!

Чайки взмыли со скал и набросились на моряков. Они клевали их, колотили крыльями, кричали ветрам:

— Пригоните волны! Потопите корабль!

Рассвирепевшие ветры со всех сторон обрушились на парусник.

Огромные валы взметнулись со дна моря, над берегом нависли чёрные тучи, засверкали молнии, загремел гром.




Но корабль крепко держался на волнах и, словно на крыльях, несся в открытое море.

Долго гнались за ним ветры, долго гнались за ним чайки, но всё было напрасно.

Несомненно, у берегов Забытой страны появился волшебный корабль и вёл его легендарный рулевой. Слава о нём облетит все моря, все порты. Долго будет рассказывать он о далёкой стране, о своей победе над злыми ветрами.

Но вот ветры отступили, море успокоилось, опасность миновала.

Запели моряки на палубе корабля. Да и как им не радоваться! Ведь скоро, очень скоро смогут они похвастаться в портах, что побывали в Забытой стране, а в подтверждение своих слов покажут маленькую девочку.

А бедную Пушинку отвели в каюту и оставили там плакать и горевать. И она действительно плакала так горько, что над ней сжалилось бы самое чёрствое сердце.

Плакала она по брату Солнышу, по коралловому домику, по всему, что осталось в Забытой стране и чего она уже никогда не увидит.

Кто ведает, куда приплывёт корабль?

Кто скажет, какая судьба ей уготована?

КОРАЛЛОВЫЙ ДОМИК ПУСТ


Солныш в тот день поздно возвращался с охоты. Шёл он радостный и довольный — его ягдташ был набит дичью. Такая удача уже давно не выпадала на его долю.

«Вот Пушинка обрадуется! — думал он. — Она, бедняжка, наверное, заждалась».

С тропинки, по которой он спускался, видны были берег и коралловый домик на белой скале. Солныш спешил домой, громко напевая, и не догадывался, что коралловый домик пуст и на берегу нет ни души. Пушинка, заслышав его песню, всегда выбегала на каменную террасу.

Но на этот раз она не вышла.

Только чайки полетели ему навстречу.

— Тебе, Солныш, не петь, а плакать надо! — крикнули они.

— Почему плакать? — удивился Солныш.

— Моряки похитили твою сестру. Никогда ты её больше не увидишь.

Солныш подумал, что чайки шутят, и сказал:

— Кто может похитить Пушинку? Вы, чайки, наверное, смеётесь?

— Взгляни сам. Твой дом пуст. Пушинка уже далеко в море, на корабле, который не смогли потопить даже ветры.

Солныш всё ещё не верил.

Быстрее ветра взбежал он на скалу, вошёл в коралловый домик, стал звать Пушинку. Никто не откликнулся, и лишь тогда Солнышу стало ясно, что чайки сказали правду, что Пушинка плывёт где-то далеко-далеко по беспредельному морю.

Долго сидел он на скале, молчаливый и неподвижный. Не слышал он, как плакали чайки, не заметил, как зашло солнце.

Что делать? Как отыскать Пушинку? Море неохватно, его не переплыть.

Наконец решил он пойти за советом к кузнецу из Огненных Пещер.

Не теряя ни секунды, он пустился в путь, и не успели ещё звёзды рассыпаться по небу, как Солныш был уже в горах, у входа в Огненные Пещеры, где гном-кузнец вёл одинокую, овеянную тайной жизнь.

В этот час кузнец сидел на камне у входа в пещеру, где светились отблески вечного, неугасимого огня, вырывавшегося из недр земли. Здесь кузнец выковывал наконечники стрел, мечи и другое оружие для гномов.

— Какая беда привела тебя сюда в такой поздний час? — спросил кузнец Солныша, от усталости еле державшегося на ногах.

— Большая беда! Сегодня к нашему берегу пристал парусный корабль и увёз мою сестру Пушинку.

— Это и вправду большое несчастье. Такого ещё не случалось в Забытой стране.

— Я пришёл к тебе за советом. Много зим сменилось на твоём веку, ты самый старый и самый мудрый среди нас, гномов. Скажи: как мне поступить?

Кузнец ответил не сразу. Он долго размышлял, поглаживая свою длинную бороду.

— Будь я так же молод, как ты, — промолвил он наконец, — я бы пустился вдогонку за кораблём по бескрайнему морю.

— Я думал об этом. Кто мне скажет, где его искать?

— Этого тебе не скажет никто. Но если ты боишься пожертвовать всем, что у тебя есть, оставайся здесь, в Забытой стране.

— Я готов отдать всё, даже свою жизнь, лишь бы освободить Пушинку!

— Да, я знаю, у тебя большое, доброе сердце. И вот мой совет: завтра, чуть забрезжит рассвет, отправляйся в путь.

— Спасибо за добрый совет, — ответил Солныш. — Я не ступлю на эти берега до тех пор, пока не найду Пушинку.

— Я рад, что ты не трус. Но одной храбрости мало. Я дам тебе оружие, какого ещё не видывал ни один гном. Дам стрелы, которые даже звёзды сбивают с неба, дам меч, сверкающий, как лунный свет, острый, как молния.

— Ещё раз спасибо, — поблагодарил Солныш. — Если я когда-нибудь возвращусь в Забытую страну, то щедро награжу тебя.

— Мне от тебя ничего не надо. Будь стойким, терпеливым и преданным, спаси маленькую Пушинку — лучшей награды я не желаю.

Кузнец поднялся с камня и тотчас же скрылся в пещере.

Говорили, что ведёт она далеко-далеко, в самые глубины земли. Кто знает, может быть, это действительно было так. Никто, кроме старого кузнеца, не знал тайны Огненных Пещер. Никто не знал секрета его мастерства.

Снедаемый любопытством, Солныш с радостью последовал бы за кузнецом в недра гор, туда, где пылал вечный огонь. Но кузнец не позвал его. Как зеницу ока берёг он тайну Огненных Пещер, тайну своего ремесла.

Солнышу оставалось только ждать. Долго сидел он у входа в пещеру. И наконец, когда его уже охватило нетерпение, снова показался кузнец. Он принёс всё, что обещал: лук со стрелами и меч.

— Возьми, — сказал он. — А теперь ступай. Будь всегда смелым, не опозорь своих братьев!

Солныш извлёк из ножен меч. Меч так сверкал и слепил глаза, что казалось, будто где-то вблизи, совсем рядом, блеснула молния. Солныш невольно зажмурился.

— Скоро ты привыкнешь к этому, — рассмеялся кузнец. — Но враги твои — никогда! Они бросятся наутёк, лишь только ты схватишься за меч. Замахнись разочек — и увидишь, какой у него клинок!

Солныш так и сделал. Он взмахнул мечом, и — что за чудо! — во все стороны, словно крошечные звёздочки, посыпались искры. Воздух прорезал такой оглушительный свист, что можно было подумать, будто завыл налетевший со страшной силой ветер.

Ошеломлённый Солныш долго не мог вымолвить ни слова.

Кузнец опять засмеялся.

— Дерево ему нипочём. Камень ему нипочём. Всё крошится под его лезвием. Ковал я его десять лет, берёг для того, кто достоин его носить, и уверен, что не ошибся в своём выборе. А теперь желаю удачи. Жаль, что я уже стар и не могу вместе с тобой отправиться в путь.

Последние слова кузнец проговорил уже на ходу, исчезая в чёрной пасти пещеры. Ещё несколько мгновений в отблеске огня вырисовывался его силуэт и вдруг пропал, словно провалился сквозь землю.

Солныш остался один.

С тёмного неба на него ласково, улыбчиво смотрели звёзды. Где-то поблизости шептались в темноте чёрные сосны.

Ещё несколько раз испробовал Солныш удивительную силу меча — и всякий раз, стоило ему только замахнуться, летели искры и гудел воздух.

В лесу пробудились птицы. Ослеплённые и перепуганные, вспорхнули они со своих веток и разлетелись в разные стороны.

Завидев коралловый домик, Солныш снова впал в тоску и уныние. Здесь ничто не изменилось: по-прежнему во мраке всползали на берег волны, спали на скалах чайки, купались в воде звёзды. Лишь маленький коралловый домик был пуст.

Всю ночь, забыв о сне, Солныш собирался в дорогу.

«Уж если я испытал меч, то почему не испытать и стрелы? — решил он. — Проверю, вправду ли они сбивают с неба звёзды».

Взобравшись на вершину самой высокой горы, он выдернул из-за пояса стрелу, наложил на тетиву, нацелился в одинокую звезду над Забытой страной, откинулся, изо всей силы натянул лук и выстрелил.

Стрела понеслась в тёмную ночь, устремившись к небу.

Солныш ждал.

Звезда мигала на том же месте и, казалось, вовсе не собиралась упасть.

«Промахнулся, — решил Солныш. — А может быть, старик подшутил надо мной?» Но нет!

Отделившись от голубого небосвода, звезда яркой полосой полетела вниз, оставляя за собой фосфорический след, похожий на змеиный хвост.

— Попал! — воскликнул обрадованный Солныш.

Звезда свалилась в море неподалёку от берега. Несколько чаек кинулись ей вдогонку, но не нашли ничего, кроме вспенившихся волн и удиравших в испуге рыб.

Но вдруг Солнышу почудилось, что звёзды заплакали, и ему сразу стало жаль сбитой звезды.

Остаток ночи ушёл на приготовление маленького челна. Солныш погрузил в него всё, что ему могло понадобиться в пути, и ещё до зари направил чёлн в открытое море.

Чайки взметнулись со скал и полетели его провожать. И долго над берегом и над морем не смолкали их голоса.

Попутный ветер надул белый парус, и маленький чёлн быстро заскользил по волнам. Солныш то и дело оборачивался, чтоб ещё разок взглянуть на каменистый берег и красный домик на белой скале. Берег становился всё меньше и меньше, и скоро ничего нельзя было различить, кроме необъятного морского простора, где весело резвились дельфины.

А Солныш всё плыл и плыл.

Куда пригонит его ветер?

Где сейчас Пушинка?

Спросил у ветров. Ветры молчали.

Спросил у воды. Вода молчала.

Когда наступила ночь, Солныш спросил у звёзд:

— Куда увезли мою сестру Пушинку?

— Мы спали, — ответили звёзды. — Море неохватно, мир велик. Если хочешь найти сестру, наберись терпения и мужества. Если боишься опасности, лучше вернись.

— Я не вернусь, пока не освобожу Пушинку. Переплыву все моря, обыщу все порты. Пусть проходят годы — я не остановлюсь на полпути, не испугаюсь!

— Иди и помни, — сказали ему звёзды, — храбрые и терпеливые всегда побеждают. Да не сбивай больше звёзд! Мы тебе ещё пригодимся.

— Простите меня. Клянусь, никогда больше не сделаю этого!

Солныш плыл.

Плыл днём, плыл ночью, и когда дули ветры, и когда море лениво отдыхало, напоминая необозримый, чуть колышущийся луг.

Он плыл с севера на юг месяц, два, три и за это время не заметил на горизонте ни берега, ни дымка.

И тогда в его душу закралось сомнение: найдёт ли он когда-нибудь свою сестру в этом безбрежном морском просторе? Но о возвращении он и не помышлял. В тяжёлые минуты он говорил себе:

«Пушинке ещё горше. Если я её не найду, она всю свою жизнь будет несчастна».

Случалось ему мокнуть под дождём и бороться со шквалами. Море становилось бесформенным и диким, небо заволакивалось тяжёлой мглой, и только молнии указывали ему путь.

Иногда по нескольку дней не выглядывало солнце; и тогда казалось, что оно уже никогда не будет лить с неба своё щедрое тепло, никогда не смолкнет рёв волн и маленький чёлн найдёт свою последнюю пристань в морской пучине.

Но чёлн по-прежнему держался на волнах.

Шквалы проносились и затихали, тучи рассеивались, над морской гладью снова светило улыбающееся солнце, рыбы выплывали из своих убежищ и, словно в весёлой пляске, ныряли и кувыркались в волнах.

Однажды, когда отгремели последние раскаты грома и присмиревшие волны ласково лизали чёлн, на горизонте вдруг мелькнул корабль.

«Может быть, Пушинка там? — обрадовался Солныш. — Видно, всё же и ко мне пришла удача».

И он стал грести изо всех сил.

Корабль не двигался; казалось, на нём никого не было. Продранные паруса его клочьями свисали с обломков мачт.

Должно быть, он пострадал от шторма и теперь плыл бесцельно по воле волн, дожидаясь, когда они захлестнут его и отправят на дно.

ПУШИНКУ ОТНЯЛИ ВЕТРЫ


Вы уже знаете, как страшно было Пушинке на корабле, направлявшемся из Забытой страны на юг, к берегам с большими городами.

Капитан неспроста велел запереть её в каюту — он задумал недоброе дело.

Его корабль первый пристал к берегам Забытой страны и ушёл оттуда целым и невредимым. Об этом узнают все матросы, все капитаны. А если кто-нибудь примет его рассказ за пустую болтовню, он выведет крошечную златокудрую девочку и скажет:

«Я нашёл её там. Нашёл и взял с собой, чтобы вы мне поверили».

После этого все загорятся желанием увидеть Пушинку, а кое-кто предложит за неё деньги и золото.

Несомненно, предложат: богатые купцы, владельцы цирков, короли. И он продаст Пушинку. А потом купит новый корабль и снова отправится в Забытую страну, чтоб привезти ещё такую же девочку, чтоб привезти их много-много.

Вот как размышлял капитан.

А Пушинка?

Правда, она не подозревала, какую участь ей готовят. Но печаль её росла с каждым днём; каждую ночь ей снился коралловый домик на белой скале, благоуханные леса, поляны, пылающие всеми красками цветения. И она спросила чаек:

— Вы не из Забытой страны? Вы не видели моего брата Солныша?

На свете много берегов, много морей и много чаек. Ни одна из них не могла утешить Пушинку.

— Мы не знаем такой страны, — отвечали птицы. — Не знаем и твоего брата Солныша.

Но Пушинка снова и снова спрашивала чаек. Может быть, хоть одна из них пролетала над берегами Забытой страны и возьмётся отнести Солнышу весточку.

Многие чайки обещали ей:

— Если мы когда-нибудь попадём в Забытую страну, то поищем твоего брата и скажем, что видели тебя.

Пушинка не теряла надежды на счастливый случай. Она верила, что вот-вот подоспеет Солныш или кто-нибудь другой и вызволит её из беды.

Она жила лишь этой надеждой.

В каюту часто заглядывал капитан.

— Как чувствует себя малютка из Забытой страны? — спрашивал он. — Всё ещё печалится?

— Я никогда не перестану печалиться, — отвечала Пушинка. — Никогда не забуду я свою страну и не привыкну к твоему кораблю!

— А тебе и не нужно привыкать, — загадочно ухмылялся капитан. — Скоро… может быть, в первом же порту, я позволю тебе сойти на берег.

Пушинка плохо понимала смысл речей капитана, но всем сердцем чувствовала, что от него ей нечего ждать добра, и, как только закрывалась за ним дверь, принималась плакать.

Ничего другого ей не оставалось.

Без друзей, без Солныша она была беспомощнее малого ребёнка.

Хотела поговорить со звёздами. Звёзды молчали. Хотела поговорить с ветрами. Ветры молчали.

В вечерних сумерках, как и когда-то на родном берегу, слушала она переклик и пение рыб — и становилась ещё грустнее.

Знай она, что Солныш уже в пути, ей было бы легче. Но кто скажет ей об этом?

Не ведала Пушинка, что южные ветры узнали о поражении северных и теперь подтрунивали над ними:

— Горе вам и позор! Не смогли потопить жалкий парусник!

— И вы бы не потопили…

Итак, корабль плыл навстречу новой опасности. Ветры уже поджидали его в южных морях и наконец дождались.

Небо вмиг потемнело, море разбушевалось, заревело и вспенилось. Огромные волны помчались во все стороны, докатываясь даже до самых дальних берегов.

Рыбы поспешно ныряли вглубь, туда, где вода была спокойна, где не слышен был рёв ветра.

Чёрные тучи затянули горизонт. Казалось, на море опустилась ночь.

На корабле зазвонил колокол, возвещая тревогу. Сбежавшиеся на палубу матросы торопливо убирали паруса. Они никак не могли взять в толк, с чего это вдруг разыгралась такая непогода. Но капитан был спокоен. Не раз побеждал он штормы, не раз спасал корабль от гибели.

Но всё же и он заметил:

— Это не обычная буря. Придётся нам крепко с ней схватиться.

Он хотел определить направление ветра, но не тут-то было. Ветры напирали со всех сторон; натиск их становился всё сильнее. Громадные волны в бешенстве ударялись о борта, перекатывались через палубу, а над водой в тучах грохотал гром и сверкали молнии.

Казалось, день превратился в ночь.

Море напоминало разверстую звериную пасть. Видно, оно решило проглотить всю землю.

— На этот раз мы пропали! — в страхе говорили матросы. — Капитан растерялся, даёт неправильные приказания.

Ветры действительно сломили капитана — впервые за долгие годы, проведённые им на море.

«Что со мной происходит? — злился он. — Что вообще сегодня происходит? Ветры взбесились, море взбесилось, небо взбесилось. Что же это такое?»

С каждой минутой море становилось всё страшнее. Водяные горы кидали корабль, словно щепку. Он взлетал чуть не до самого неба и снова падал вниз.

Так прошёл день.

Так прошла ночь.

— Это и в самом деле волшебный корабль, — говорили ветры. — Другой уже давно пошёл бы ко дну.

Даже и они устали и готовы были покинуть поле брани. Но разве могут они отступить, стать посмешищем северных ветров?

И они нападали всё яростнее, не давая морякам передохнуть и собраться с силами.

Капитан сначала думал, что он случайно попал в водоворот ветров, и надеялся быстро прорваться сквозь их кольцо.

Но вот ночь сменилась новым днём, а море по-прежнему бушевало.

Кое-кто из матросов поговаривал:

— Это всё из-за девчонки. Ветры — её друзья, не отпустят они нас живьём.

Капитан услышал это и сказал:

— Может быть, вы правы. Попрошу-ка я Пушинку поговорить с ветрами.

Он тут же спустился к ней в каюту.

— Если ты нам не поможешь, мы погибли, — сказал он.

— А чем я могу вам помочь?

— Ветры — твои друзья, попроси их уняться. Если ты нам поможешь, я изменю курс и доставлю тебя в Забытую страну.

— Хорошо, — согласилась Пушинка, — попробую.

Вместе с капитаном вышла она на палубу и увидела, какая страшная велась борьба. Испуганные матросы обступили её со всех сторон.

— Помоги нам! Ты одна только можешь нам помочь! — просили они.

Пушинке стало жаль моряков, она подняла руку и воскликнула:

— Слушайте, ветры! Угомонитесь, ветры!

Бешеный грохот волн и раскаты грома почти заглушали её голосок.

Ветры не угомонились, не ответили ей. Моряки ждали.

Но тут случилось нечто такое, от чего они вконец растерялись. Ветры подхватили Пушинку и унесли её с палубы корабля.

Куда? — этого никто не видел.

Зачем? — этого никто не знал.

Моряки не заметили, чтоб она упала в море. Только волны вокруг стали ещё выше, небо ещё темнее. Теперь они уже не сомневались в том, что ветры разгневались на них из-за маленькой Пушинки.

— Что с нами будет? — спрашивали они. — Перестанут они на нас злиться? Пушинку унесли — так, может, наконец успокоятся?

Но ветры продолжали преследовать корабль, и капитан приказал спустить на воду спасательные шлюпки.

Проиграл он битву и теперь желал лишь одного: поскорее добраться до берега, до твёрдой земли, и укрыться там от ветров. Когда шлюпки уже далеко отплыли от корабля, капитан обернулся, чтобы взглянуть на него в последний раз.

— Такого корабля у меня уже никогда не будет! А если и будет, никогда я не стану бросать якорь у берегов Забытой страны! Она принесла мне несчастье…

Наконец ветры унялись. Посовещавшись, решили они не топить парусник. Пусть себе носится по волнам, пока не пойдёт ко дну. А сами отправились отдыхать. На море, словно после великого побоища, наступило затишье. Смолк рёв волн, раздвинулись тучи, засверкало солнце. Снова вынырнули из тёмных глубин рыбы, закружились над берегом птицы.

— Беда миновала! — ликовали моряки и служители на маяках. — Шторм утих, можно спокойно идти в плавание.

Так и было на самом деле. Ветры устали, обессилели и решили в ближайшее время не затевать новых походов.

Приблизившись к кораблю, Солныш без труда узнал его. Судя по приметам, это мог быть только тот корабль, что пристал к берегу Забытой страны и увёз Пушинку. На борту его виднелась эмблема: чёрная чайка, реющая над водой с рыбиной в клюве.

Ему хотелось посмотреть, есть ли кто-нибудь на корабле.

Но не тут-то было. Будто нарочно поджидая Солныша, корабль стал быстро тонуть. Захлестнули его волны, и вскоре перед глазами отважного путешественника не было ничего, кроме сверкающей на солнце морской глади. Солныш долго смотрел на серебристые верхушки волн, думая о Пушинке.

Спросил рыб. Они ответили:

— В море её нет. Наверное, её взяли с собой моряки. Рыбы её не видели. Но, может быть, видели звёзды?

И они, лишь только стемнело, действительно сказали:

— Южные ветры унесли твою сестру в Замок Бурь.

— А где находится этот замок?

— На острове, посреди моря. Ищи его — и найдёшь. Но знай: чтобы освободить Пушинку, ты должен перехитрить южные ветры.

Звёзды умолкли.

Куда, в какую сторону ему плыть? На море нет дорожных знаков.

«Уж если я нашёл в океане корабль, то найду и Замок Бурь, — решил Солныш. — Главное, Пушинка жива».

И маленький чёлн опять заскользил по волнам. Опять потекли дни за днями, и Солныш снова учился мужеству и терпению.

Он подходил к незнакомым берегам, взбирался на прибрежные скалы необитаемых островов и всюду спрашивал рыб и чаек:

— Не знаете ли вы, где находится Замок Бурь?

— Нет, не знаем, — отвечали они ему. — И слыхом не слыхали о таком замке.

— Он существует! — твердил Солныш. — Я должен его найти!

Он верил звёздам и продолжал путь по морям, куда не заходил ни один корабль, в краях вечного мрака и вечных дождей. Дни и ночи мешались в непроглядной тьме, и Солныш с беспокойством начинал думать о том, скоро ли придёт конец его странствиям.

В ЗАМКЕ БУРЬ


Звёзды не обманули Солныша?

Нет!

Южные ветры действительно унесли Пушинку в свой замок на пустынном, необитаемом острове. Что это был за замок, кем и когда построен — точно неизвестно. Говорят, что некогда на этом острове высились лишь огромные скалы, на которых иногда отдыхали облака. А вокруг этих скал плескалось море. Задумали однажды ветры соорудить себе здесь пристанище. И стали происходить на острове удивительные, таинственные события. Ветры строили себе замок. Молнии и громы помогали им рассекать скалы и обтёсывать камень. И для морской воды нашлось дело. Работа закипела вовсю. Вспыхивали молнии, гремели громы, всползали на скалы могучие громады волн.

Сколько времени строился замок — никто не знает.

Может быть, тысячу лет, а может, и того больше. Вокруг забили прохладные фонтаны, такие красивые и причудливые, каких не смог бы создать даже самый искусный мастер на свете. Зацвели сады, благоухающие ароматом прекраснейших цветов и вечнозелёных растений. А потом ветры пригнали облака, возвели на камнях стены и построили из облаков башни, покои и большие залы. И поселились в облачном замке. Тут они отдыхали, отсюда отправлялись в дальние странствия, здесь веселились вместе с громами и молниями, тут принимали решения о новых морских ураганах и бурях.

А море вокруг острова никогда не было спокойным.

Моряки никогда не подходили близко к острову — они знали, что оттуда нет возврата.

Могучие ветры неусыпно стерегли свой замок от непрошеных гостей.

— Не думай, что тебе удастся сбежать отсюда! — говорили они Пушинке. — Здесь тебе будет хорошо, но знай: сюда не приходит никто, кроме нас.

Красиво было в облачных чертогах ветров, но Пушинка ни на что не смотрела; все дни напролёт она плакала и тосковала.

Безучастно разгуливала она по острову, сидела на берегу и слушала, как, ласково рокоча, плещутся о берег волны и поют, серебрясь в лунном свете, рыбы.

Редко, очень редко опускались на скалы чайки, чтобы передохнуть и набраться сил для новых полётов. Пушинка спрашивала их:

— Скажите мне, чайки, вы не из Забытой страны?

— Нет, — отвечали они. — Такой страны мы не знаем.

Пушинка потеряла всякую надежду встретить чайку из Забытой страны.

Но каждый раз, когда птицы садились на скалы, она кормила их, говорила с ними о морях и дальних краях, а вечерами, как когда-то в Забытой стране, пела песни. Чайки подружились с Пушинкой, слушали, как она поёт, и прилетали всё чаще и чаще. Прилетали и те, что уже бывали в этих краях, и те, что лишь слышали о Пушинке. Улетали они весёлые и довольные и всюду, куда ни заносила их судьба, рассказывали о девочке из Замка Бурь, всюду говорили:

— У чаек нет большего друга, чем маленькая Пушинка!

Чайки видели, что глаза девочки полны печали. Однажды, собравшись на скалистом берегу, они долго слушали её песни, а потом сказали:

— Мы решили полететь в твою страну. Среди нас много молодых. Среди нас много сильных. Наши крылья не знают усталости. Скажи нам только, где твоя страна.

— Далеко отсюда! Далеко на севере, за морями.

— Не беда, что далеко, для нас нет преград! Ска-а-жи…

— Там живёт мой брат Солныш — в маленьком коралловом домике на высокой белой скале.

— Мы найдём его. Если он жив, непременно найдём.

— Передайте ему: «Твоя сестра Пушинка живёт посреди моря в Замке Бурь. Если хочешь ей помочь, отправляйся в путь. Она тебя ждёт».

— Это всё?

— Да.

И сразу же самые сильные, самые быстрокрылые и самые смелые чайки взмыли ввысь, под облака, и устремились на север, туда, где лежала Забытая страна.

Пушинка проводила их взглядом, и сердце её преисполнилось надеждой.

Длинной чередой потянулись полные тревоги и ожидания дни, беспокойные, почти бессонные ночи.

Всякий раз, заслышав крик птиц, Пушинка замирала от страха: какую весть принесли ей чайки? Она выбегала из замка и спрашивала:

— Возвратились чайки из Забытой страны?

— Нет, ещё не возвратились.

Но однажды, когда небо усеялось острыми хрусталиками звёзд, чайки устало опустились на скалы и позвали Пушинку.

— Мы нашли твою страну, — сказали они.

— А Солныша? — дрогнувшим голосом спросила девочка.

— Его там нет. Он уже давно отправился в море разыскивать тебя.

— А вы не знаете, где он сейчас?

— Этого никто не знает. В Забытой стране его больше не видели.

— У брата доброе сердце, — вздохнула Пушинка. — Но ведь он не знает, что я в Замке Бурь, и никогда не найдёт меня. Проплутает напрасно и вернётся в Забытую страну, а я навсегда останусь здесь, в стране ветров.

— Мы поможем тебе, — сказали ей чайки. — Станем искать твоего брата всюду, на всех морях, и, когда найдём, приведём сюда. Вот только дух переведём, а потом полетим в разные стороны и накажем всем чайкам: пусть облетят все моря и берега, пусть неусыпно следят за всеми морскими путями, пока не заметят Солныша.

Пушинка очень обрадовалась.

— Если я когда-нибудь вернусь в Забытую страну, — сказала она, то приглашу вас в гости, на берег, равного которому нет на всём белом свете!

Чайки отдыхали всю ночь. А на заре разлетелись в разные стороны.

Пушинка провожала их.

Когда смолкли их крики, она села на скалу и заплакала. Но это были слёзы радости. Чайки непременно разыщут Солныша, и вместе с ним вернётся она в свой коралловый домик.

В глазах её заиграли живые искорки, она снова стала весёлой и беззаботной.

Было бы с кем сплясать, она сплясала бы.

Было бы кому рассказать, она рассказала бы о своём брате Солныше и о Забытой стране.

Но в Замке Бурь не было никого, кроме ветров. А они не должны ничего знать.

Радость маленькой Пушинки порой омрачалась опасением, не случилось ли с Солнышем беды, не погиб ли он во время шторма в безбрежном море… Иногда она видела страшные сны. Снилось ей, будто из морских глубин выплывают большущие рыбы и наскакивают на Солныша. Он отбивается изо всех сил, но рыбы огромны, их много, и они затягивают маленького путешественника в подводное царство.

Пушинка тут же открывала глаза и вскрикивала:

— Нет!

Только облачные стены слышали её крик. Но ведь стены бессловесны, и поэтому они не могли шепнуть ей ни слова утешения.

Днём она сидела на берегу и неотрывно смотрела на бескрайнюю холмистую водяную равнину, ожидая, что вот-вот покажутся на горизонте чайки или маленький чёлн Солныша.

Между тем на всех берегах, на всех морях с криком летали чайки. Они передавали друг другу рассказ о Солныше и Пушинке. Во все стороны мчались белокрылые стаи.

Дивились моряки на кораблях, дивились служители на маяках и, покачивая головами, недоуменно вопрошали:

— Куда это несутся нынче чайки? Ведь небо чисто, да и ветра нет.

И было чему удивляться. С быстротой молнии летели чайки туда, куда раньше не залетали.

Часто посылали они к Пушинке гонцов.

— Потерпи ещё немного. Мы пока не нашли твоего брата, но обязательно найдём, — говорили те.

Время шло, и Пушинка всё чаще думала о том, что с Солнышем стряслась беда. Иногда ей казалось, что из мрака, сквозь рокот волн, доносится голос Солныша, но этот обман длился недолго, и она становилась всё печальнее.

«Жив ли брат? — думала она. — Может быть, ему самому нужна помощь?»

Время шло.

Пушинка была маленькой, слабой девочкой, и кто знает — то ли от горя и тоски, то ли от чего другого она вскоре заболела, перестала выходить на берег, не встречала больше чаек.

А они ежедневно и еженощно дежурили у её постели, шепча ей слова утешения и сочувствия.

Но Пушинка бледнела и таяла с каждым днём.

Теперь ей хотелось только одного: увидеть Солныша, проститься с ним. Но его всё не было.

Пушинка наконец свыклась с мыслью о том, что умрёт, так и не повидавшись с братом.

Но вот однажды, когда светила луна и у берега пели рыбы, в замок влетела чайка и крикнула:

— Мы нашли твоего брата Солныша!

У Пушинки не было сил подняться, язык ей не повиновался. Лишь слёзы заструились по её бледным щекам.

КРЕПОСТЬ НАД РЕКОЙ


Мои маленькие читатели, конечно, хотят знать, что было дальше с Солнышем и Пушинкой, вернулись ли они в Забытую страну. Но я должен попросить вас немного подождать.

Вы спросите — почему?

Потому что я хочу рассказать вам, кому и где я впервые поведал историю гномов из Забытой страны. Итак, слушайте!

Был я когда-то, как и вы, мальчишкой. Жил в селе под большой горой. Было у меня много друзей, и, признаться, я редко возвращался из школы вовремя. По дороге домой затевали мы под вербами, склонившимися над самой рекой, весёлые игры, удили рыбу и заплывали на уединённый островок, где стоял шалаш из ивовых прутьев, сделанный нашими собственными руками. Но чаще и охотнее всего я бегал к старой крепости на горе, у которой брала начало наша река.

Потом я окончил школу, покинул село и не приезжал туда целых пятнадцать лет.

«Лучше поздно, чем никогда», — говорит пословица, и в один прекрасный день я вновь очутился дома, в родном селе.

Мне очень хотелось встретиться с друзьями детства, вспомнить былое, да все они, как и я, давно уехали, разбрелись по белому свету.

«Это нужно было предвидеть: ведь они тоже уже выросли», — подумал я, но всё же мне стало тоскливо.

Воспоминания далёкого детства пробудились в моём сердце с новой силой. Правда, я не мог повидать прежних товарищей, но меня окружали места, к которым мы все так были привязаны: река, крепость на горе, залитые солнцем поляны. Мне захотелось посмотреть, играют ли там ребята, как когда-то играл я со своими сверстниками.

Я не стал долго раздумывать над тем, куда раньше направиться. Как и в детстве, меня больше всего манила к себе старая крепость.

Крепость!

Разве само это слово не говорит о чём-то волшебном и таинственном?

Когда я был мальчишкой, я бегал туда по нескольку раз на день и всегда открывал там что-нибудь новое, неизведанное. И не только я — все ребята из нашего села пропадали на горе у крепости.

Одряхлевшая, со следами разрушительной работы ветров и бурь, наша старушка крепость давно стала пристанищем галок, сов и летучих мышей. Но что с того? Её сторожевые башни по-прежнему врезались высоко в небо, по-прежнему глядели на нас чёрные впадины бойниц, ещё целы были подземелье и высохший колодец. В подземелье, в которое уже много десятков лет никто не заглядывал, вели потайные ходы.

Где-то был вход в это подземелье… Где-то была скрытая от глаз дверь… Но где? Этого мы не знали и напрасно выстукивали стены и вели под них подкоп.

Тайна подземелья так и не открылась для нас, а именно там, по всеобщему мнению, находилось самое интересное: железные кольчуги, копья, луки со стрелами, ружья и мечи. Если бы вы знали, как нам хотелось туда пробраться! Как мечтали мы вооружиться до зубов, по образу и подобию древних воинов, и прошествовать так через село!

О крепости ходили предания и рассказы один другого страшнее. Говорили, будто там живут гномы. Днём они прячутся в подземелье, а ночью поднимаются на крепостные стены.

Болтали разное, а мы, как ни трудились, никак не могли отыскать потайной ход.

Тщетны были и все наши попытки подняться наверх. Каменные лестницы давно разрушились, а стены крепости были отвесными и гладкими.

Попробуй-ка поднимись!

Все мы пытались и все отступали, кроме Елена, мальчика, о котором сейчас пойдёт мой рассказ. Он единственный отважился совершить столь опасное восхождение. И с тех пор частенько расхаживал по стенам, заглядывал в сторожевые башни, глядел на раскинувшееся за горами море и вечно бегущий по его волнам белый корабль.

Елен был самым смелым среди нас. В любой игре он был первый. Мог скакать на неосёдланном коне, плавал, словно рыба, а пел так прекрасно, что люди останавливались, заслышав его чудесный голос.

«Он поёт, как соловей, — говорили все. — Когда вырастет, будет первым певцом во всей округе».

Елен любил петь на берегу реки, вечером, когда в воде купалась луна и умывались звёзды.

Мы с удовольствием слушали его.

Но иногда он говорил нам:

«Уже все песни перепел. Неохота повторять одно и то же. Скучно жить всё время на одном месте. Вот спущусь вниз по реке, посмотрю, куда уходит вода, услышу новые песни, а потом вернусь в село».

Если бы он так и поступил, мы бы нисколько не удивились. У него всегда были для нас сюрпризы: то он приносил из лесу зайчонка или пташку, то открывал какое-нибудь заколдованное место и вёл нас туда с таинственным видом.

А когда он сумел взобраться на крепостную стену, мы все стали считать его героем.

Казалось, крепость стала его вторым домом. Он изучил все её уголки. Лишь тайна подземного хода по-прежнему была неизвестной.

Я уже говорил о своём желании прежде всего взглянуть на старую крепость.

И вот поднимаюсь в гору той же тропинкой, что много лет назад, и кажется мне, что сейчас увижу Елена. Может быть, он поёт на высокой стене или бегает вокруг крепости вместе со своими сверстниками…

Но возле крепости не было ни души. Только стая галок вилась над сторожевыми башнями, да с опушки соснового бора доносился пряный запах полыни.

Крепость совсем не изменилась. Не хватало лишь моих друзей, мальчишек.

Но что это?

Оглядывая крепость, я вдруг услышал голоса. Настоящие ребячьи голоса.

Может быть, мне почудилось?

Нет! В самом деле, здесь, в крепости, играли ребята, и скоро я их увидел.

Заметив меня, они остановились.

— Идите сюда, ребята! — позвал я их. — Ну подойдите же поближе, давайте познакомимся.

Они подошли.

Один из них, шустрый черноволосый мальчуган, спросил:

— А кто вы такой?

— Писатель, — ответил я. — Но когда-то я часто приходил в эту крепость и играл с товарищами здесь, возле стен.

Черноволосый мальчик чем-то напомнил мне Елена. Я сразу же решил, что он коновод всей ватаги. И не ошибся.

— Вы когда-нибудь пытались взобраться на эти стены? — спросил он с любопытством.

— Много раз, но безуспешно.

— И мы стараемся, но пока это ещё никому не удалось. Всё-таки я влезу наверх! Увижу море.

— Это опасно, — сказал я черноволосому мальчугану. — Очень опасно.

— Знаю, — ответил он, — но всё же я поднимусь.

Я задумался. Из моих размышлений меня вывел вопрос смуглого мальчика:

— А вы слышали о том, что в крепости живут гномы?

— Жили, — сказал я. — Я знал мальчика, которому однажды довелось побывать у них в гостях.

— У гномов? — в один голос воскликнули все ребята.

— Да, у гномов, — улыбнулся я. — Он провёл с ними целую ночь.

— Расскажите, как это ему удалось! — закричали ребята.

— Уж так и быть, расскажу. Только мы раньше сядем, потому что мой рассказ будет длинным, очень длинным.

— Вот хорошо! — обрадовались ребята. — Торопиться нам некуда.

Мы уселись под стеной на обвеянную ветрами траву, и я начал свой рассказ.

ПРАЗДНИК ВЕСНЫ


Ночью старая крепость выглядит очень таинственно. На вершине горы, освещенной луной, она напоминает огромное привидение, и люди стараются обходить её подальше. Да и как не бояться — ведь о крепости ходит столько разных слухов! Говорят, что там ещё до сих пор живёт старуха, последняя защитница крепости. Долго она одна отбивалась от врагов, лила на них кипяток и горячую смолу, а потом спряталась где-то в подземелье и с тех пор там и живёт. Иногда она поднимается наверх, прогуливается по стенам, встречает зарю, сидя на камне, и снова возвращается в своё тайное убежище.

Рассказ о старухе, конечно, выдуман. Даже дети в него не верят. Если здесь и жила когда-то старуха, то она давно умерла. Тем не менее именно это предание вселяет в окрестных жителей тёмный, безотчётный страх.

А гномы?

О, это уже совсем другое!

В один прекрасный день забрели они в крепость, да так здесь и остались. Поселились они в подземелье, в том самом, куда так упорно стремились пробраться ребята. Днём они прячутся от людей, а ночью выходят на крепостные стены. Поговаривают, будто гномы стреляют в звёзды, рассыпанные по голубому небосводу. Попадёт стрела — звезда тут же отрывается от неба, летит в глубину тёмной лазури и надает вниз: в море, на землю или в реку.

Иногда, когда лес серебрится от лунного света, гномы отправляются на охоту.

Из густых чащ выскакивают зайцы и лани, на ветках сосен пробуждаются горлинки и тетерева. Лес наполняется шелестом крыльев, топотом зверей, победным криком сов.

Гномы — меткие стрелки. Стоит им пустить стрелу — и жертва падает замертво. Совы, их верные помощницы, разыскивают подбитую дичь, а маленькие охотники поджидают их, укрывшись под кронами деревьев или в высокой траве на лесной прогалине.

Задолго до рассвета возвращаются они в крепость с богатой добычей. А в потревоженных горах ещё долго разносятся крики разбуженных птиц и быстрый топот перепуганных зверей; ещё долго, притаившись за кустом, дрожит заяц-трусишка.

Теперь можно и поспать. На крепость нисходят тишина и покой. Конечно, если возле её стен не играют ребята.

Но не все гномы спят. Невидимые снаружи, гномы-часовые охраняют своё жилище, сон своих товарищей.

С тоскливой завистью смотрят они на играющих возле крепости ребят. Как хочется им порезвиться и побегать с весёлыми, задорными мальчишками! Но ведь они на посту! А ребятам и невдомёк, что за ними следят глаза странных обитателей крепости.

Каждый год гномы из крепости празднуют свой праздник — праздник весны. Когда расцветут фиалки, когда луга запламенеют золотистыми примулами, начинается торжество, которое длится несколько ночей. Приходят к ним гости из других крепостей, приходят гномы из лесных пещер. В ярких праздничных нарядах, с венками на головах, радостные и оживлённые, они похожи на пышно распустившиеся цветы. В такие ночи можно услышать доносящиеся из-за стен крепости звуки песен и арфы, можно увидеть спускающихся с гор к истоку реки гномов. На полянах у реки устраиваются состязания: в стрельбе из лука, в фехтовании, в плавании. На голову победителя надевают венок, сплетённый из самых красивых цветов, какие только можно найти на лугах и горных полянах.

Девушки танцуют коло, а когда устанут, то все садятся в крохотные челны и катаются чуть не до самого рассвета. Река оглашается весёлым смехом, песнями и звуками арфы.

Вам покажется странным, что гномы так беззаботно развлекаются у истока реки, где их могут застать врасплох нежеланные гости? Но им нечего бояться. В горах, рощах и перелесках усердные и неусыпные стражи несут свою верную службу. А совы так и кружат над ними и при малейшей опасности дают сигнал тревоги.

Но вот праздник весны миновал, гости разошлись, и жизнь в крепости снова течёт своим чередом.

ЕЛЕН ИЩЕТ ГНОМОВ


Ребята любили рассказы о гномах, мечтали встретиться и подружиться с ними. Гномы непременно покажут им всё, что таится в крепости. Впрочем, некоторые утверждали, что всё это выдумки.

«Никаких гномов в крепости нет», — говорили они.

И не раз из-за гномов разгорались у ребят жаркие споры, нередко завершавшиеся дракой. И все были по-своему правы: ведь гномов ещё никто не видел и не разговаривал с ними.

Этим спорам не видно было конца. И вот как-то раз Елен сказал:

— Когда взойдёт луна, я взберусь на крепость и просижу там всю ночь. Если увижу гнома, обязательно отниму у него лук со стрелами.

Ребята вмиг воодушевились. Наконец-то тайна подземелья будет раскрыта!

Но радость тотчас же сменилась тревогой. Мальчики сообразили, что затея Елена сопряжена с опасностью, и забеспокоились. На Елена посыпались вопросы:

— А ты не забоишься один?

— А вдруг гномы схватят тебя и бросят в темницу?

Некоторые советовали:

— Брось! Это опасно. Далеко ли до беды!

Но Елена было нелегко поколебать.

Да к тому же стоит только отступить, как слава его среди ребят сразу же померкнет. И он решительно сказал:

— Эх вы, трусы! Идите-ка домой да укладывайтесь спать. Ничего с вами не приключится, а я не боюсь гномов и буду ждать их наверху хоть девять ночей!

Мальчики приумолкли.

Трудно сказать, что на самом деле творилось в душе Елена. Всё же он капельку робел, но не выдал себя ни словом, ни взглядом.

Когда наступила пора полнолуния, когда ночи стали светлыми, Елен начал приготовления. Все ребята помогали ему, потому что в первый раз, с тех пор как стоит село, ожидалось такое невиданное событие: мальчик один собирался провести ночь в пустой крепости.

Елен сделал новый лук и целый колчан стрел. И в один прекрасный день, вооружившись, перед заходом солнца направился к крепости. За ним стайкой двинулись мальчишки. Глубоко взволнованные, они без умолку болтали всю дорогу. Только Елен был молчалив и серьёзен и шагал важно, точно настоящий воин перед битвой. Ничего удивительного! Впереди была полная таинственности ночь, встреча с гномами, и кто знает, что его там ещё ожидало…

Вот и крепость.

Солнце уже спряталось за острые отроги гор, во все стороны мчались птицы, ища себе прибежища на ночь. В крепость с шумом влетела стая галок, и Елен начал взбираться вверх.

Осторожно и медленно карабкался он всё выше. Вздох облегчения вырвался у ребят, когда Елен в последний раз закинул ногу и крикнул уже с крепости:

— Утром приходите! Расскажу всё, что увижу!

— Непременно придём! — хором отвечали ребята. — Не успеет взойти солнце, как мы уже будем здесь.

Вскоре крепость начал окутывать мрак. Мальчикам пора было возвращаться в село. Они ещё раз попрощались с Еленом и стали спускаться с горы.

Печально смотрел Елен им вслед. А когда сумерки сгустились, ему и вовсе стало не по себе, от страха задрожали колени. Захотелось спрыгнуть на землю, умчаться в село и сказать ребятам:

«Мне страшно! Не хочу я ждать гномов!»

Он стал на краю стены и посмотрел глубоко вниз. Где-то далеко-далеко темнела земля. Никогда ещё стены крепости не казались мальчику такими высокими.

На благополучный спуск нет никакой надежды. Он сорвётся, свалится в черноту и разобьётся. Придётся сидеть здесь до утра.

Елен смотрел, как на небе одна за другой загораются звёзды, и с нетерпением ждал, когда над горой засветит луна.

В крепости воцарилась мёртвая тишина. Лишь внизу, под горой, на реке, слышался плеск водопада. Лёгкий ветерок, дувший с гор, приносил терпкий запах сосны и полевых цветов.

Так прошло полчаса, а может быть, и больше. Вдруг до слуха Елена донеслись странные звуки: «Ху-ху! Ху-ху!» Это перекликались таинственные жители крепости.

Уж не гномы ли это?

Не хотят ли они запугать мальчика, осмелившегося забраться в их владения?

Елен так и подумал: гномы.

Его снова охватил страх, он задрожал всем телом, и, если бы в тот момент его о чём-нибудь спросили, он не смог бы вымолвить ни слова.

По крепости всё громче разносилось: «Ху-ху! Ху-ху!» Словно кто-то сильный и горластый изо всех сил дул в ладони.

Елен дрожал с головы до ног. Вот-вот на стене появится какое-нибудь чудовище или старуха, которая где-то, в никому не ведомом убежище, разводит огонь и топит смолу.

— Я погиб! — прошептал Елен. — Никто теперь не поможет..

И вправду — никто. До села далеко, вокруг пустынно и безлюдно. Кричи — никто не услышит.

Горькое раскаяние охватило мальчика. Теперь его и калачом сюда не заманишь. Только бы дожить до утра, только бы спуститься на землю…

С завистью подумал он о ребятах, ушедших спать. И слёзы так и брызнули из его глаз.

— Никогда я больше их не увижу!

А ребята?

Спали они? Нет!

До сна ли им было! Прячась от родителей, которые никак не могли зазвать их домой, они бегали по дворам и огородам и, не спуская тревожных взоров с крепости, смутно вырисовывавшейся на горизонте, говорили о Елене и о гномах. Нет, спать они не пойдут! Ведь завтра чуть свет надо было быть на горе.

Но Елен не знал этого.

В ушах его всё ещё звучали чьи-то таинственные голоса.

Вдруг он услышал свист и шелест крыльев. Возле стен пролетели совы, выбравшиеся из своих дневных укрытий и тайников. Это они кричали! У Елена сразу отлегло от сердца.

Описав над крепостью несколько кругов, совы ринулись в темноту искать добычу.

И вокруг всё снова стихло. Но вот — из-за острого гребня гор вынырнула улыбающаяся луна, и вмиг всё на земле стало пригляднее: и горы, и вода, и старая крепость.

Сколько людей на свете с нетерпением ожидали луну! Ждали её путники на дорогах, охотники в лесах, моряки в море, но я уверен, что никто не встретил её в ту ночь с большей радостью, чем Елен.

— Здравствуй, луна! — крикнул он. — Здравствуй, подружка!

Луна показалась ему на редкость весёлой. Елен жадно следил за тем, как она поднимается. И хотя луна ещё едва светила, мальчик чувствовал, как по всему его телу разливается сладостное облегчение.

Чтобы скоротать время, которое тянулось бесконечно долго (гномы имели обыкновение выходить ровно в полночь), Елен натянул тетиву и стал целиться в одинокую, трепещущую звезду. Стрела взвилась, но звезда, конечно, не упала. Она продолжала сиять и смеяться, как бы говоря:

«Стрелы твои слабы, рука твоя слаба, глаз не намётан!»

Елен опустил лук, и тут же за его спиной раздался смех. Он быстро обернулся. В лунном сиянии на стене стоял маленький человечек. В руках у него был лук, а на голове странная островерхая шапочка.

— Такими стрелами звезду не достанешь, и птицу на лету не собьёшь, и дикого зверя в лесу не подстрелишь, — сказал он. — Ты слышал, что гномы своими стрелами сбивают звёзды? Всего один раз, очень давно, я сбил одну звезду и поклялся больше никогда не делать этого.

С перепугу Елен не мог сказать ни слова. Человечек посмотрел на него внимательно, подошёл поближе и, видно желая успокоить мальчика, заговорил снова:

— Я знал, что ты ждёшь гномов, и пришёл пораньше, чтобы тебе не было страшно. Не бойся, ничего дурного я тебе не сделаю. Единственное моё желание подружиться с тобой.

— И я не хочу ничего другого, — едва вымолвил мальчик.

— Ну что ж, мне приятно слышать это. Будь до зари моим гостем.

— Спасибо, — невнятно пролепетал Елен.

Гном подошёл ещё ближе и сказал:

— Меня зовут Солныш. А тебя?

— Елен.

Кажется мне, вы не на шутку удивлены? Уж не Солныш ли это из Забытой страны, брат маленькой Пушинки? Да. Это был он.

Как же он попал в старую крепость?

Ещё капельку терпения. Узнаете всё в своё время, а теперь нам надо вернуться на море, туда, где мы оставили Солныша и Пушинку.

СЧАСТЬЕ, ПРОДОЛЖАВШЕЕСЯ НЕДОЛГО


Если вы забыли, я вам напомню: чайки нашли Солныша в открытом море, далеко от Замка Бурь.

По каким морям носило его чёлн? Где он только не побывал!

Если бы его спросили, он бы, наверное, ответил:

«Искал я Замок Бурь. Искал его всюду, где только мог».

И это было правдой.

Солныш не вёл счёта дням и месяцам, не знал, какую параллель он пересекает, какое морское течение несёт его чёлн. И даже самая лучшая в мире карта не могла бы ему помочь. Ни на одной из них не отмечен Замок Бурь. Только стойкость и мужество могли привести его туда.

Но порой тревожили его сомнения, порой казалось ему, что никогда не найдёт он Замка Бурь и своей сестры Пушинки.

И тогда, чтобы разогнать грусть-печаль, Солныш пел песню о Забытой стране:
		Есть где-то страна,



		Неведомо где!



		К ней путь не отыщет



		Моряк по звезде.



		Она за морями,



		Она за горами,



		Она за ветрами,



		Неведомо где!








Солныш снова спрашивал звёзды, как найти Замок Бурь. Но они по-прежнему хранили молчание.

Какие страны оставались позади, какие ждали его впереди? Кто знает…

Чайки нашли его посреди океана, куда даже рыбы не заплывали.

— Ты ли Солныш из Забытой страны? — спросили птицы.

— Я! Если и вы из Забытой страны, то скажите, куда путь держите?

— Мы не из Забытой страны. Разыскивая тебя, мы облетели все моря.

Солныш удивился:

— Меня?

— Да, тебя. Ищут тебя чайки со всех морей и со всех берегов. Ищут, чтобы сказать: «Твоя сестра Пушинка живёт в Замке Бурь».

— Но я не знаю, где находится этот замок. Кто мне укажет путь?

— Мы отведём тебя. Мы затем и прилетели.

— Наконец! — воскликнул Солныш. — Наконец я найду Пушинку!

Был ли кто когда счастливее Солныша? Радости его не было предела.

И чайки радовались вместе с ним; они сказали:

— Далеко Замок Бурь, очень далеко! Плыть тебе туда целый год, а может, и дольше. Но мы тебе поможем.

— Спасибо вам, чайки! — сказал Солныш. — Но почему вы хотите мне помочь?

— Мы знаем твою сестру Пушинку. Мы поклялись ей найти тебя и привести в Замок Бурь.

Солнышу нечего было возразить. Он привязал к носу челна верёвку, а другой конец дал чайкам. Чайки отправились в путь.

Так быстро никогда ещё не плыл ни один чёлн. Ни волны, ни ветры не были ему помехой. И всё же десять дней и десять ночей летели белокрылые птицы.

Когда до Замка Бурь было уже рукой подать, чайки сказали:

— Ветры стерегут Пушинку. До полуночи в замок входить опасно.

— Я буду бороться с ветрами.

— Но они унесут Пушинку, и никогда тебе её не найти.

— Так и быть, подожду, пока ветры заснут, — хорошенько поразмыслив, согласился Солныш. — Такого счастливого случая упускать нельзя.

С какой бы радостью он бросился туда в тот же миг!

А Пушинка? Будь она здорова, стрелой понеслась бы она на берег, прыгнула в маленький чёлн Солныша и уплыла бы с ним в Забытую страну…

Только в полночь маленький чёлн пристал к берегу. Ветры спали крепким сном и не заметили, как Солныш вошёл в замок, как чайки провели его прямо к постели Пушинки.

— Брат! — воскликнула Пушинка, увидев Солныша.

— Сестра! — воскликнул Солныш.

Больше они ничего не сказали друг другу: маленькая Пушинка потеряла сознание. Медлить было нельзя. Солныш взял её на руки и понёс в чёлн.

Чайки быстро подхватили верёвки, и чёлн помчался на север.

Всё обошлось благополучно. Ветры не проснулись, не бросились в погоню. Только на заре Пушинка открыла глаза. Над ней в лазурном небе летели тучи белокрылых птиц.

— Уж не сон ли это? — проговорила она.

— Нет, — отвечал Солныш. — Ты свободна и едешь в Забытую страну.

— Далеко ли мы от Замка Бурь?

— Далеко. Не бойся.

По щекам Пушинки заструились слёзы.

— Отчего ты плачешь? — спросил Солныш. — Всё уже позади, пора быть и весёлой.

— Я не доеду до Забытой страны. Я скоро умру…

— Не говори так! Ты устала, это скоро пройдёт.

— Нет, не пройдёт. Я хорошо знаю, что не пройдёт. Останови чёлн, отнеси меня на берег, похожий на Забытую страну. Мне хочется ещё раз увидеть восход солнца.

Солныш остановил чёлн у пустынного берега и перенёс маленькую Пушинку на высокую скалу, которую лизали пенящиеся волны.

Удивлённые и встревоженные, опустились на берег чайки.

Пушинка повеселела, села на камень и, прислонившись к брату, смотрела, как перекатываются внизу синие волны, как рождается на востоке солнце.

Сердце Солныша наполнилось радостью.

— Хорошо! Сейчас мне очень хорошо! — сказала Пушинка, а потом спросила: — Наш коралловый домик ещё цел?

— Не знаю, но думаю, что цел.

— А мне приснилось, что он разрушился.

— Не беда, коли и разрушился, — построим новый. Помогут нам чайки и рыбы, помогут все гномы Забытой страны.

— Конечно, помогут. Передай от меня привет всем: гномам и чайкам, рыбам и птицам…

Из-за моря выплыл огромный, огненно-красный шар солнца. Лучи его облили золотым дождём воду, землю и ту скалу, где в последний раз сидели вместе Солныш и Пушинка.

Действительно в последний раз. Маленькая девочка умерла в ту самую минуту, когда родилось солнце.

Солныш подумал, что Пушинка заснула, и долго звал её.

Напрасно!

Пушинка не отвечала, и Солныш понял, что сестра его умерла и никогда не вернётся в Забытую страну. Море плакало. Чайки плакали. Солныш заплакал.

В горестной тишине похоронил он Пушинку на незнакомом и безымянном берегу.

Когда на вершине скалы вырос холмик, чайки сказали:

— Мы поставим ей памятник — самый красивый на свете!

Они тут же разлетелись во все стороны и стали приносить в клювах серебристые раковины и красные, как кровь, кораллы.

К ночи всё было готово. На вершине скалы, над головой маленькой Пушинки, чайки воздвигли памятник, который днём горел и искрился, как пурпур; ночью, как луна, лил серебряное сияние.

Проходя мимо безымянной скалы, моряки выходили на палубу и снимали шапки.

А чайки решили нести караул над могилой и каждое утро и каждый вечер прилетали сменять друг друга. И с тех пор никому не ведомый берег уже не был совсем пустынным. Пушинка никогда не оставалась одна.

КУДА ПРИВЕДУТ ЕГО ПУТИ?


Темно и тягостно было на душе у Солныша. Он стал совсем неузнаваемым. Взгляд его потускнел, лицо больше не озаряла улыбка.

Одиноко, словно отшельник, бродил он по берегу, но, куда бы он ни заходил, его так и тянуло обратно: к морской скале, к могиле маленькой Пушинки. Он был безутешен в своём горе.

Чайки предлагали ему свою помощь:

— Мы отвезём твой чёлн в Забытую страну. Не пройдёт и десяти восходов солнца, как ты будешь там.

— Не могу я возвратиться в Забытую страну, — отвечал им Солныш. — Не могу вернуться без Пушинки…

Но однажды, когда чайки сменяли друг друга у могилы Пушинки, когда на берегу царила мёртвая тишина, Солныш в последний раз поднялся на скалу и сказал:

— Пушинка, я покидаю тебя! Пойду куда глаза глядят, не то горе убьёт меня, разум мой помутится. Если судьба приведёт меня снова в Забытую страну, всем передам твой привет.

Молча слушали его неподвижные чайки.

Рыбы, выплывшие в то утро из морских глубин, чтоб встретить восход, не пели.

Солныш долго стоял молча. Потом быстро, почти бегом, спустился вниз и обратился к чайкам:

— Вы, друзья мои, летаете над всеми морями! Если случится вам заглянуть в Забытую страну, скажите всем, что Пушинка умерла.

Это были его прощальные слова.

Он сел в свой чёлн и пустился в далёкий, незнакомый мир. Ему было всё равно, куда, в какую сторону приведут его морские пути.

Долго странствовал Солныш по разным краям. В скитаниях провёл он многие годы, обошёл многие земли, и никто, кроме звёзд, не провожал его в путь.

Лучшими днями в его жизни были дни, проведённые в горах.

В горах никогда не бывало пустынно. То пробежит дорогу хищный зверёк, то покажется охотник, то защебечут птицы. А как звонко распевали по утрам тетерева! Пели, забыв об осторожности, обо всём, кроме песни, разливавшейся по дубравам и ущельям, куда не проникал солнечный луч.

На росистых горных лугах, пощипывая сочную траву, самозабвенно резвились лани, покой которых надёжно охраняли длиннорогие олени, а в глухих чащобах завывали голодные волки.

Всюду встречал Солныш новых, невиданных дотоле лесных жителей.

Баюкал его лёгкий говор листвы, будили своими песнями птицы, умывался он росой с полевых цветов.

Переходил вброд быстрые потоки, взбирался на горные вершины, в царство серых орлов, куда не залетали птицы, не заходили звери.

Однажды, пробираясь горной тропинкой, Солныш вдруг услышал чей-то плач. Он остановился. Может быть, ему это почудилось? Но нет… За густым сосняком, на поляне, пестреющей цветами, сидела девочка и горько, навзрыд плакала.

Приблизившись к ней, Солныш обомлел: маленькая девочка как две капли воды была похожа на Пушинку.

Услышав шаги, девочка вскинула голову и уставилась на незнакомца.

Большие глаза её светились неподдельным страхом.

— Не бойся, — сказал ей Солныш. — Я тебя не обижу.

Девочка молчала, и Солныш заговорил снова:

— Как тебя зовут? Почему ты плачешь?

— Меня зовут Звездана. А ты, если ты не друг гномов из Белого Дворца, если не идёшь к ним в гости, скорее уходи отсюда!

— Я и слыхом не слыхал о Белом Дворце.

— Тогда беги! Беги без оглядки, не то тебя схватят и бросят в мрачную и сырую тюрьму. Ни один звук туда не долетает.

Солныш улыбнулся — впервые за много лет, впервые после смерти маленькой Пушинки. Разве он побежит, пока в ножнах его позванивает огненный меч?

— О каком дворце ты говоришь? Кто живёт в нём?

— Гномы, у них острые, как молнии, мечи.

— А ты не там живёшь?

— Нет. Я рабыня. Мои братья — гномы с Лунных Полян.

— Рабыня! — изумился Солныш. — Так поэтому ты плачешь?

— И ты бы заплакал на моём месте.

— Расскажи мне всё о твоих собратьях, расскажи о гномах из Белого Дворца.

— Ты всё равно не сможешь нам помочь. Лучше уходи, не то и сам станешь рабом.

— Я никуда не уйду, пока не загляну во дворец, о котором ты говоришь.

Звездана не верила своим ушам. Она думала, что нет на свете храбреца, который не боится гномов из Белого Дворца.

Жили когда-то гномы на Лунных Полянах, среди гор. Были они свободны, как птицы, беззаботны, как мотыльки. Не знали они ни бед, ни голода и думали, что так будет всегда. Но вот пришла однажды тяжёлая пора.

Неожиданно явились откуда-то иные племена. У них были блестящие мечи и острые стрелы.

«Мы будем властвовать на Лунных Полянах, — сказали они. — А вы должны нам подчиняться».

Завязался бой. Гномы с Лунных Полян бились с большим ожесточением, но не привыкли они воевать, да и деревянные мечи их быстро пообломались. Потерпели они поражение. Немало гномов полегло, погиб и отец Звезданы, вождь племени. А те, кто остался в живых, должны были проститься с беззаботной и вольной жизнью на Лунных Полянах.

Вождь победителей приказал построить ему на высоком холме дворец из белоснежного камня.

Покорённые гномы взялись за работу. Днём и ночью стояли они по колено в воде, вытаскивая камень со дна реки. Падали от усталости и голода. Забыли про смех и песни.

А каменный дворец между тем рос.

Сколько лет строили его?

Может быть, пять… может быть, десять, а может быть, и больше. Никто не вёл счёта дням.

Вырос белоснежный дворец, прекрасный, как сон. На остроконечных башенках красиво сверкали и переливались на солнце всеми цветами радуги драгоценные камни; как в зеркало, гляделись в него звёзды. Солнечные лучи собирались в нём и, отражённые, разбрызгивались потом по ветвям сосен, расцвечивая их радужными красками.

Дворец был завершён. Но жизнь гномов с Лунных Полян не стала краше. По-прежнему работали они из последних сил, забыв все мечты о прежней привольной жизни.

Кому под силу рассказать всё, что происходило на Лунных Полянах!

Отчего так горько плакала Звездана?

В то утро гномы из Белого Дворца велели своим рабам найти в горах цветок мудрости и принести его вождю, которому вздумалось настоять на нём питьё. Всех погнали разыскивать его. Пошла и Звездана. Обливаясь слезами, пытливо вглядывалась она в каждую травинку.

— Где растёт этот цветок? — спросила девочка Солныша.

— Не ищи его больше. Скажи мне лучше: найдётся ли среди вас кто-нибудь, кто отважится пойти со мной в Белый Дворец?

— Туда нелегко войти. Ворота там всегда на запоре, а на башнях стоят часовые.

— Всё же я попытаюсь войти туда.

— Тебя убьют. А нам станет ещё горше.

— Вам не будет хуже, чем теперь.

— Так кто же ты? — вдруг спросила Звездана. — Откуда ты пришёл?

— Я Солныш из Забытой страны.

Изумлению девочки не было предела:

— Солныш? Я не ослышалась?

— Отчего ты так удивляешься? Что странного нашла ты в моём имени?

— О Солныше слышали все гномы.

Теперь удивился Солныш. Каким образом слух о нём дошёл до этих далёких гор, куда знают дорогу только птицы?

Птицы-то и занесли сюда рассказ о славном путешественнике из Забытой страны, о его чудодейственном мече. Уже много лет ждали его на Лунных Полянах.

— Все мои братья и сестры обрадуются, как малые дети, когда увидят тебя, — сказала повеселевшая Звездана и повела его в селение.

Здесь, под кронами сосен, в избушках, сложенных из земли, листьев и папоротника, жили гномы.

Слух о приходе Солныша быстро облетел Лунные Поляны.

Отовсюду сбегались гномы, чтобы увидеть Солныша.

— Помоги нам! — просили они гостя. — Веди нас на Белый Дворец разрушать свою неволю!

— Хорошо, — согласился Солныш. — Готовьтесь!

В маленьком селении под кронами сосен начались спешные военные приготовления. Из тайников были извлечены деревянные мечи, заострены наконечники стрел. Ждали только ночи, и, когда над горами заискрились звёзды, гномы сказали:

— Веди нас, Солныш!

В ночной тишине бесшумно подкрались они ко дворцу и тесным кольцом залегли в траве-мураве, готовые в любую минуту засыпать башни градом стрел. Солныш направился прямо к воротам.

Вдруг раздался оклик часового:

— Кто идёт?

— Идёт Солныш из Забытой страны. Открывайте ворота, я хочу видеть вашего вождя!

— Ночью мы никому не открываем ворот. Проваливай-ка отсюда, покуда цел!

Солныш не на шутку рассердился. Он выхватил меч, и в тот же миг полетели огненно-красные звёзды, загудели горы. Попадали наземь гномы с Лунных Полян, попадали часовые на башнях. Ещё один взмах меча — и заскрипели и распахнулись во всю ширину каменные ворота: путь во дворец был свободен.

Солныш вошёл первый.

Гномы, горя воодушевлением, ринулись вслед за ним.

Боя-то почти не было. Перепуганные насмерть хозяева бросились врассыпную, да так, что только пятки засверкали. Дворец сотрясался от возгласов:

— Победа! Победа!

Долго не могли успокоиться гномы, долго ещё не верили в свою свободу.

Всю ночь праздновали они в Белом Дворце победу.

Они так лихо отплясывали, так безудержно веселились, что удивлялась даже луна, заглянувшая около полуночи в горы.

Только Солныш был озабочен. Его новые друзья задали ему трудную задачу. В самый разгар шумного веселья гномы торжественно предложили ему стать предводителем племени.

— Дайте мне подумать до зари — ведь утро вечера мудренее, — ответил Солныш.

— Подождём! — обрадовались гномы. — И сто зорь будем ждать, лишь бы ты согласился!

Всю ночь размышлял Солныш о себе, о своей необычной судьбе… А когда занялась заря, созвал всех гномов и сказал им:

— Я согласен.

Так Солныш остался в Белом Дворце на Лунных Полянах.

Но покой его продолжался недолго. В один прекрасный день под дворцом ходуном заходила земля, потрескались каменные стены. Землетрясение не прекращалось, и пришлось гномам уйти в глубь леса.

Вернувшись, они увидели, что белокаменный дворец совсем разрушен, а на Лунных Полянах зияют огромные впадины.

— Как нам быть? — со страхом и надеждой спрашивали они друг друга.

— Поищем другое место, — посоветовал Солныш. — Мир велик. Здесь жить нельзя.

На холме среди сосен остались груды развалин. В них, вероятно, поселились хищные звери, а может быть, новое землетрясение не оставило и камня на камне.

Но какое нам до этого дело, если гномы навсегда ушли с Лунных Полян! Всю весну, лето и осень бродили они по горам, перекочёвывая с места на место.

С первыми заморозками, когда в горах повеяло зимней стужей, добрались они до старой крепости на горе и решили перезимовать в ней, а потом поселились здесь на долгие годы. В крепости им было хорошо: она была надёжной защитой и от непогоды и от неприятеля.

В ПОДЗЕМЕЛЬЕ КРЕПОСТИ


Небольшое племя гномов с Лунных Полян под предводительством Солныша стало могущественным и счастливым. Хорошо было Солнышу с ними, но он уже давно мечтал о возвращении в Забытую страну. Как раз незадолго до прихода Елена он принял окончательное решение — добраться до ближайшего морского берега, а оттуда морем в Забытую страну. Он надеялся, что ему помогут чайки и его плавание продлится недолго.

Всё племя пожелало отправиться с ним, и в крепости велись последние приготовления к долгому пути. Елен взобрался на крепость как раз в самый разгар этих сборов. Явись он несколькими днями позже, он не застал бы гномов, а если бы он пришёл немного раньше, то кто знает, отважился бы Солныш подняться наверх — ведь он вовсе не желал, чтобы тайна подземелья была открыта.

Куда же Солныш повёл Елена? Конечно, в подземелье, в то самое, о котором столько мечтали сельские ребятишки и в которое никому, кроме гномов, не было доступа.

По лестнице спустились они глубоко вниз, прошли по лабиринту узких коридоров и вскоре очутились в просторном зале, где веселились, смеялись, шутили и пели многочисленные обитатели крепости.

При появлении Солныша гомон в зале стих, и все гномы, сколько их было, стали с любопытством разглядывать мальчика.

— Гостя привёл, — сказал Солныш, показывая рукой на Елена. — Надеюсь, он не будет вам помехой.

— Твой гость — наш гость! — наперебой закричали окружившие их со всех сторон гномы. — Добро пожаловать!




Только один из них, стоявший у самой двери, не присоединился к общему привету.

— Кто этот мальчик? — спросил он.

— Я его почти не знаю, — ответил Солныш. — Он хотел познакомиться с нами, вот я и пригласил его.

— Ты поступил опрометчиво.

— Почему?

— Вот увидишь, он заплатит чёрной неблагодарностью за наше гостеприимство.

— А я думаю иначе, потому и привёл его.

— Ну, как знаешь… — заключил гном и отошёл, хотя на лице его было написано явное недовольство.

— Наш Лютица чересчур недоверчив и подозрителен. Но пусть это тебя не смущает, чувствуй себя как дома, — объяснил Солныш мальчику и пригласил его сесть.

В зале снова начались разговоры, смех и шутки. Откуда ни возьмись, появилась Звездана и спросила Елена:

— Нравится тебе у нас?

— Мне и во сне не снилось, что будет так хорошо!

— Я рада, что ты доволен, — приветливо улыбнулась девочка. — Ты придёшь к нам опять?

— Не знаю, удастся ли мне это…

— Было б твоё желание, а об остальном не беспокойся, — вступил в разговор Солныш. — Правда, мы скоро уходим отсюда, но ты ещё успеешь побывать у нас. В другой раз я поведу тебя в горы — покатаешься на олене, увидишь красное озеро и златоклювых птиц.

— А можно, я приведу товарищей?

— Конечно, можно. Я буду рад с ними познакомиться.

— Спасибо! Вот они обрадуются! — сказал Елен, и воображение тут же перенесло его в горы, на берег таинственного озера.

А Солныш, желавший получше развлечь гостя, попросил Звездану:

— Принеси свою арфу и спой нам песню о Забытой стране.

Звездана тут же принесла арфу.

Лишь только её пальцы коснулись струн и раздались первые звуки, как шум в зале стих, а когда она запела, то воцарилась такая тишина, что казалось, будто никто не дышит.

Звездана пела о Забытой стране, о морях и чайках, о золотых рыбках. Голос у неё был чистый, словно горный родник, тёплый, словно солнечный луч, и чудилось, что где-то вблизи, совсем рядом, рокочут волны, проносятся ветры, клекочут чайки.

В глазах Солныша стояли слёзы, — должно быть, думал он о далёкой родине, о коралловом домике на морском берегу.

Как только замер последний аккорд, гномы закричали:

— Спой про маленькую Пушинку! Спой про ветры и Замок Бурь!

Лишь один среди них молчал. Это был Лютица, тот самый, что так неприветливо встретил Елена. Почему Лютица так вёл себя? Может быть, он не любил пения? Да дело-то вовсе не в этом!

Просто Лютица никак не мог примириться с тем, что гномы так любят Солныша, что о его стране и его подвигах поют песни и передают из уст в уста легенды. Зависть клокотала у него в груди.

«Разве он умнее и храбрее меня? Разве я не мог бы стать, как и Солныш, предводителем племени?» — думал он, и злоба закипала в нём горячим ключом.

Только вот как это сделать? Гномы преданы Солнышу. Приходилось ждать, утешая себя:

«Будет и на моей улице праздник! Главное — это терпение и осторожность».

Когда гномы вынесли решение двинуться с Солнышем в Забытую страну, Лютица забеспокоился:

«Если Солныш уведёт их из крепости, мои планы никогда не сбудутся».

Что же он сделал, чтобы помешать их уходу?

Это новая глава моей повести. Я расскажу вам, когда придёт время. А пока посмотрим, чем закончилась ночь в крепости, ибо с востока уже протянулись белые полосы, предвещавшие скорый рассвет.

Когда смолк голос Звезданы, в зале ещё долго стояла тишина, и Елен не мог удержаться, чтобы не сказать:

— Я никогда не слышал такой чудесной песни! И никогда не забуду её!

— Звездана поёт, словно соловей, — сказал Солныш. — Мы могли бы попросить её ещё спеть, да уже пора расходиться. Завтра на рассвете опять приходи в крепость, приводи своих друзей. Я поведу вас в горы.

Гномы стали расходиться. Звездана унесла свою золотую арфу.

Солныш вывел мальчика на крепостную стену, над которой одна за другой гасли звёзды.

— До свидания! — проговорил Солныш, торопясь в подземелье. — Непременно приходи!

Сказал ли он ещё что-нибудь, Елен никак не мог потом вспомнить. Странная усталость сомкнула его глаза, он уснул на стене, и, не разбуди его крики ребят, с восходом солнца явившихся в крепость, проспал бы он невесть сколько. Вот он открыл глаза и огляделся.

«Вправду я провёл ночь у гномов или всё это мне приснилось?» — подумал он.

Теперь Елен и сам не знал, во сне или наяву это было.

Скажи ему кто-нибудь в этот момент, что всё это был сон, Елен, ни минуты не колеблясь, поверил бы. Но рядом никого не оказалось, а ребята внизу так расшумелись, что тут уж было не до размышлений.

— Я жив! Чего разгалделись? — крикнул Елен.

Мальчики обрадовались и, не дожидаясь, пока Елен спустится вниз, стали наперебой спрашивать его:

— Как гномы?

— Ты их видел?

— Захватил ли хоть одного в плен?

— Ишь какие вы нетерпеливые! — ответил Елен. — Дайте хоть на землю спуститься.

Как только Елен коснулся земли, ребята окружили его и, перебивая друг друга, засыпали вопросами о гномах.

— Не шумите, а то ничего не расскажу!

— Ладно, — быстро согласились ребята. — Мы будем молчать как рыбы, только расскажи.

Ребята уселись в кружок, и Елен стал рассказывать всё по порядку, начиная с того момента, когда он остался один в крепости. Встреча с гномами не казалась ему больше прекрасным сном. Она стала для него теперь настоящей явью.

Некоторые из ребят удивлённо покачивали головами, приговаривая:

— Красиво говоришь, ничего не скажешь! А кто может подтвердить, что ты всё это не выдумал?

— Вы мне не верите? — удивился Елен.

— Ты же обещал поймать одного гнома.

— Обещал. Но ведь они были так добры ко мне…

— Что же ты не принёс лук со стрелами, которые сшибают звёзды?

Елен смутился. Как же это он так оплошал — забыл попросить у Солныша один такой лук? Или хотя бы всего-навсего одну-единственную стрелу. Солныш, такой добрый и радушный, конечно, не пожалел бы одной стрелы, и теперь ребята не заподозрили бы его во вранье. Но что поделаешь, раз забыл!

— Ну, а кто не верит, — произнёс он тоном глубоко оскорблённого человека, — пусть приходит сюда завтра утром и посмотрит, врал я или нет.

— Конечно, придём! — с готовностью откликнулись ребята. — Небось и нам хочется посмотреть на гномов.

— А теперь идёмте домой, — заключил Елен. — Только чур — язык держать за зубами!

Иронические взгляды и презрительные замечания ребят задели Елена за живое. Чего бы он только не дал, чтобы встреча с Солнышем состоялась в тот же день!

Если бы у него в руках оказалось хоть самое маленькое, самое пустячное доказательство его пребывания у гномов! За это он бы и полжизни не пожалел. Но где возьмёшь его? И Елену оставалось только терпеливо ждать следующего утра.

ЛЮТИЦА ПОТЕРЯЛ ПОКОЙ


День.

Греет солнце, дует лёгкий ветерок, деревья в лесу надевают свой зелёный убор, а над крепостью, как всегда, кружит стая беспокойных галок.

Это всё, что может увидеть глаз и услышать ухо.

А гномы? Чем они заняты в эту пору?

Спят. Отдыхают после весело проведённой ночи. Только один из них бодрствует.

Вы уже догадываетесь кто — Лютица!

Да, он. Дождавшись, пока всё в подземелье погрузится в сладкий сон, он крадучись выбрался из крепости и помчался во весь дух в густой сосновый бор. Лес был полон жизни: на тысячи голосов ликующе пели птицы, там и сям порхали красивые пёстрые бабочки. Выйдя на лужайку, Лютица остановился и, подражая рёву оленя, стал дуть в маленький рог. Ему не пришлось долго ждать ответа. Где-то точь-в-точь таким же рёвом отозвался олень, и в ту же минуту он выскочил на поляну. Лютица проворно, одним прыжком, взобрался ему на спину и воскликнул:

— Вперёд! Живей!

Куда направлялся Лютица? На охоту?

Нет. В то утро он спешил поскорее добраться до селений лесных гномов на берегу горного озера. Что за цель была у него? Недобрая.

Доскакав до озера, он направился к вождю гномов, которого звали Ястреб.

— Какие вести ты мне принёс? — спросил его Ястреб вместо приветствия.

— Дурные.

— Почему? Что случилось?

— Солныш решил отправиться в Забытую страну. Он уведёт за собой всё племя. Мы долго ждали. Настало время действовать, не то не видать тебе огненного меча!

Вы удивлены? Пора вам знать, что Лютица и Ястреб уже давно строили против Солныша злые козни. Лютица посулил сообщнику огненный меч, но за это Ястреб должен был помочь ему прогнать Солныша. По душе пришлись Ястребу такие посулы — он давно мечтал завладеть чудесным клинком.

— Что же делать? — спросил встревоженный Ястреб.

— Славе Солныша нужно положить конец. Почему о тебе не поют песен, почему твои собратья не гордятся твоей храбростью?

— Ведь у меня нет огненного меча, — вздохнул Ястреб.

— И никогда ты не увидишь его, если будешь сидеть сложа руки!

— Так-то оно так, но я ещё не знаю, чего ты от меня хочешь.

— Собери всех, на кого можно положиться, и ночью жди моего сигнала в лесу возле крепости.

— А Солныш? А его огненный меч?

— И об этом я позабочусь. Есть тут один дуралей. Ночью он проберётся в спальню Солныша и украдёт меч.

— Ну, коли так, то по рукам! — согласился Ястреб.

В крепость Лютица вернулся ещё до полудня. Гномы спали, и никто не заметил, что он куда-то отлучался. А если бы кто и увидел его уход или возвращение, то всё равно не нашёл бы в этом ничего предосудительного. Гномы частенько уходили в лес на охоту и на прогулки и проводили там по нескольку дней.

Лютица лёг, но ему не спалось. Зависть и злоба не давали ему покоя.

«Надутый болван! — думал он о Ястребе. — Ещё воображает, что я и в самом деле выпущу из своих рук огненный меч! Как бы не так! Пусть он только поможет мне разделаться с Солнышем, а там… там я ему покажу, каков Лютица!»

А Ястреба в это время назойливо точила мысль: что будет, если гном, с которым договорился Лютица, не сумеет украсть у Солныша огненный меч? А вдруг Лютица его обманет, заманит в крепость, и ему придётся врукопашную сразиться с Солнышем? Нет, пока не получит меч, он не подумает напасть на крепость!

Лютица хотел обмануть Ястреба.

Ястреб хотел перехитрить Лютицу.

А Солныш спал себе спокойно, вовсе не подозревая, что против него готовится.

В крепости царила тишина.

Только когда солнце совсем приблизилось к гребню гор, стали просыпаться гномы.

Ночь вступала в свои права; вспыхивали на небе звёзды, в горах дул ветер.

Неспокойная, тревожная ночь!

Что-то принесёт она гномам?

НАПРАСНЫЕ ОЖИДАНИЯ


С лихорадочным нетерпением ждал Елен следующего, утра.

Весь день бродил он по берегу реки, вспугивая диких уток, притаившихся в камыше, и удил рыбу. Время тянулось томительно долго. То и дело поглядывал он на горы и неизменно задавал себе один и тот же вопрос:

«Где же находится это таинственное озеро? Вправду ли увижу я златоклювых птиц?»

Но больше всего ему хотелось покататься верхом на олене, промчаться через дремучий лес звериными, нехожеными тропами. Ведь он никогда в жизни не видел оленей, и подчас его даже брало сомнение: водятся ли они в окрестных горах? А теперь он сможет даже вскочить оленю на спину и помчаться, как на коне, во весь опор. Кто из мальчишек не позавидует ему! Кому не захочется покататься на олене!

Наконец настало долгожданное утро.

Елен ещё до зари прибежал в крепость.

Ребята всей гурьбой явились чуть позже.

Галки, удивленные столь ранним их приходом, с любопытством вились возле стен, прислушиваясь к ребячьим разговорам.

Сначала ребята сидели тихо, не решаясь даже громко говорить, но вскоре разгорелись споры.

— Не придёт! — твердили одни.

— Придет! — утверждали другие.

Елен участия в спорах не принимал. Ни одной минуты не сомневался он в приходе Солныша и весь обратился в слух, чтобы не пропустить его зова.

Солнце медленно ползло вверх по голубому небосводу.

По горным дорогам двигались на пастбища отары овец, слышался захлёбывающийся звон колокольчиков.

Над крепостью неожиданно закружил зоркий сокол, и галки в испуге стали сбиваться в стайки, предупреждая друг друга об опасности.

Утро выдалось весёлое и погожее.

Но Солныша всё не было.

Елен заволновался.

— Не придёт! — всё громче кричали те, кто с самого начала не верил в рассказ Елена. — Мы так и знали, что не придёт!

— Ещё не поздно! — отвечали другие. — А кому надоело ждать, пусть уходит, скатертью дорожка!

— А вот не уйдём!

— Тогда не галдите. Из-за вашего крика Солныш может не прийти.

— Ага, уже ищете отговорки!

Так прошло утро, и, когда солнце поднялось высоко над горой, всем стало ясно, что ждать больше нечего.

— Солныш обманул меня! — с горечью сказал Елен.

Глаза ребят светились насмешкой. Страшной болью отозвалось в сердце мальчика нескрываемое ликование тех, кто никак не хотел поверить в его рассказ о гномах.

Пока ребята посмеивались над ним, Елен ломал голову, стараясь понять, отчего не пришёл Солныш. Может быть, случилось что-нибудь непредвиденное? Он вспомнил, как неприветливо встретил его Лютица, вспомнил всё, что о нём слышал.

Но разве ему теперь поверят?

Конечно, нет!

Поэтому он молчал.

Поэтому не пошёл с ребятами в село.

Когда они исчезли вдали, Елен обошёл все стены, заглянул в тёмные бойницы.

Может быть, Солныш просто передумал, увидев такую ораву?

Может быть, Солныш всё же придёт, когда увидит, что все разошлись?

Елен прождал его до полудня и ушёл из крепости раздосадованный и злой.

Но, хотя многие из ребят так и не поверили Елену, всё же его рассказ о Солныше не прошёл бесследно.

Луки со стрелами уступили место деревянным мечам. Островок на реке стал именоваться Забытой страной. В жизнь ребят вошли новые игры. Мальчики отправлялись на лодках в дальнее плавание — ведь так путешествовал когда-то Солныш, разыскивая Пушинку. Из картона или из молодой коры мастерили островерхие шапки.

Только один Елен не играл со своими сверстниками. Он сторонился ребят и часто, очень часто пел песню, слышанную от Звезданы:
		Есть где-то страна,



		Неведомо где!



		К ней путь не отыщет



		Моряк по звезде.



		Она за морями,



		Она за горами,



		Она за ветрами,



		Неведомо где!








Песня понравилась ребятам. Они выучили её и распевали везде и всюду.

Песня о Забытой стране звенела на берегу реки. Звенела на дорогах. Звенела на лугах.

Переняли её от ребят и птицы и рыбы, и скоро не оста лось такого уголка, где бы её не пели.

Под эту песню плясали собиравшиеся в вечерних сумерках у излучины реки зайцы.

Под эту песню танцевали и молодые серны на горных пастбищах, залитых лунным светом.

Под эту песню танцевали у своих нор лисицы, вернувшиеся с удачной охоты.

Елену только бы и радоваться. Разве не стала явью его встреча с гномами?

ЧЕМ ЗАКОНЧИЛАСЬ ОДНА НОЧЬ


Знаю, вас так и подмывает спросить: «Удалось ли Лютице осуществить свои планы?» Судя по всему, да. Ведь Солныш не пришёл на свидание с Еленом. Что же ещё могло ему помешать? А это мы сейчас увидим.

Около полуночи Ястреб со своими гномами был уже в назначенном месте и с тревогой ждал знака Лютицы. А в крепости ещё шло беззаботное веселье. На небе спокойно мерцали звёзды. В горах шумел ветер.

Ничто не предвещало бурной и невесёлой ночи. Всё началось неожиданно.

Перед самой полуночью в зал вошли вооружённые гномы. Они окружили Лютицу.

Лютица так и замер на месте — Ястреб предал его!

Но он ошибся.

Выдал его гном, согласившийся выкрасть огненный меч. То ли его хватил испуг, то ли мучило раскаяние, но в последний момент он во всём признался Солнышу.

Несколько минут Солныш пристально глядел на Лютицу, как бы ещё не веря в то, что он мог стать предателем.

— Этой ночью Лютица хотел меня убить, — заговорил Солныш. — Пусть он сам расскажет нам об этом.

— А что мне говорить! — вскипел Лютица. — Всё это ложь!

— Хотел бы я, чтоб это была ложь, — продолжал Солныш и позвал гнома, который должен был похитить у него меч.

И тот рассказал всё без утайки.

— Прогнать его! — закричали все в один голос. — Прогнать изменника Лютицу!

Гномы требовали, чтобы Солныш повёл их в лес: и Ястребу они должны воздать по заслугам.

Но Солныш вовсе не хотел нападать на Ястреба. Главный виновник наказан, и ни в чём не повинным гномам незачем проливать понапрасну кровь. В ту же ночь он решил покинуть старую крепость и вместе со всем племенем отправиться в Забытую страну.

Гномы тотчас же принялись собираться.

Перед уходом они сказали Лютице:

— А ты оставайся в крепости. Будешь здесь вождём галок и сов.

Ещё до рассвета спустились гномы к истоку реки, а оттуда лесной тропой направились на юг, к берегу моря.

Не успели гномы скрыться из виду, как Лютица поспешил в сосновый бор к своему приятелю Ястребу. Он надеялся, что Ястреб тотчас же примет его в своё племя. Но он просчитался. Ястреб, взбешённый тем, что развеялись все его мечты об огненном мече и славе, пришёл в ярость.

— Несчастный! — обрушился он на Лютицу. — Ты хотел предать своё племя, так кто мне поручится, что завтра ты не предашь и меня! Вон отсюда! Чтоб и духу твоего здесь больше не было!

Лютице оставалось только вернуться в крепость и раскаиваться в содеянном.

Но и в подземелье Лютица не находил себе места. Тогда он пошёл в лес. Но везде, где он ни появлялся, его встречал шёпот:

— Это Лютица-предатель!

Гномы закрывали перед ним двери своих хижин.

Птицы улетали от него, родники высыхали, а цветы свёртывали свои лепестки, когда он наклонялся, чтобы вдохнуть их аромат.

И однажды ночью, когда небо было покрыто тучами, бушевала непогода и гремели громы, он умер на вершине горы, одинокий и несчастный.

Никому не было жаль его.

Никто не оплакивал его, и долго, очень долго никто даже не знал о его смерти.

ОБ ОДНОМ РЕШЕНИИ


Елен, разумеется, не мог знать о событиях, разыгравшихся в крепости. Каждое утро и вечер он бегал на гору в надежде увидеть Солныша или какого-нибудь другого гнома с Лунных Полян.

А днём бродил по лесу, ища красное озеро и златоклювых птиц. Но ни то, ни другое не попадалось. Лес свято хранил тайну, а птичий язык был Елену неведом.

И он понял, что все поиски его напрасны и гномы для него навсегда потеряны. Но встреча с ними запомнилась ему на всю жизнь.

Перестал Елен наконец обижаться и на Солныша. Всё, что произошло той ночью, было и в самом деле похоже на чудесный, неповторимый сон.

Как и раньше, он часто пел песню о Забытой стране.

А однажды ему приснилось, будто плывёт он по морю в лодке с белыми парусами, один, вооружённый мечом и стрелами. Кружившие над лодкой чайки говорили ему:

«Забытая страна уже близко. Продержись ещё немного — и будешь там».

И вправду, вскоре из тумана, сверкая на солнце, выплыл гористый берег. На высокой остроконечной скале стоял Солныш, махал ему рукой и кричал:

«Я знал, что ты придёшь! Долго же я ждал тебя, Елен!»

Вдруг на скале откуда-то взялись Звездана и целая толпа гномов. Все они размахивали шапками и кричали:

«Добро пожаловать, Елен! В Забытой стране ты всегда будешь молодым и сильным!»

Елен был уже почти у цели своего путешествия. Ещё немного — и он ступит на землю.

Но вдруг нахлынул туман и скрыл гномов, а внезапно налетевший ветер понёс лодку прочь от берега. Напрасно Елен звал Солныша. Море гудело и стонало, заглушая его голос. Ветер весело играл лодкой, приговаривая:

«В Забытую страну открыт путь только храбрым!»

И тут лодка стремительно наскочила на скалы и разбилась.

Елен проснулся и удивлённо огляделся. Он лежал в постели, а сквозь открытое окно заглядывала в комнату улыбающаяся луна.

Теперь-то Елен знал наверное, что Солныш покинул крепость и ушёл в Забытую страну. Как-то раз он сказал ребятам:

«Я стану моряком. И буду плавать по морям до тех пор, пока не найду Забытую страну, пока не побываю в ней!»

Вы, может быть, думаете, что его слова были пустым бахвальством?

Нет.

Елен стал моряком. Спустя много лет, будучи уже взрослым, он ушёл из села и стал плавать по далёким морям, подружился с чайками, слушал, как поют рыбы.

Добрался ли он когда-нибудь до Забытой страны — не знаю. Слышал, что стал он рулевым; ни волны, ни ветры ему не страшны, везде проведёт он свой корабль.

Мне очень хочется встретиться с ним, спросить его:

«Нашёл ты Забытую страну? Видел ты Солныша и его гномов?»

ВОПРОС, НА КОТОРЫЙ Я НЕ СМОГ ОТВЕТИТЬ


Рассказ о Солныше и Пушинке пришёл к концу.

Ребята, сидевшие вокруг меня, долго молчали.

За острый гребень гор садилось солнце, с обширных полей, сытые и довольные, возвращались галки.

Ещё немного — и ночь ляжет на землю, на ночной разбой отправятся совы.

Выйдет ли в полночь на крепостную стену незнакомый гном, как когда-то выходил Солныш?

Кто может дать ответ!

Крепость?

Нет, она нема; камни молчат — они хранят тайну. По сосредоточенным лицам ребят я видел, что мысль их напряжённо работает над разрешением этой волнующей загадки. Да, по правде говоря, и сам я, охваченный не меньшим любопытством, думал о том же самом.

Первым нарушил молчание черноволосый мальчик, напомнивший мне Елена:

— Напишите книгу про Солныша и Пушинку, про Забытую страну.

— Книгу? — удивился я. — Да я как-то не думал об этом.

— Нот тогда бы все узнали про нашу крепость, про Елена.

Пока я раздумывал, что ответить, зашумели остальные ребята:

— Напишите книгу и сразу же пошлите нам!

— Так и быть, напишу, — согласился я. — Только не очень скоро — на книгу нужно время.

Стемнело. Пора и по домам. Узкой тропинкой спускались мы с горы. Провожали нас галки, но я вовсе не уверен, что откуда-нибудь исподтишка не смотрели нам вслед усмехающиеся гномы.

В селе я простился со своими юными друзьями, а на другой день уехал, унося с собой овеянные лёгкой грустью воспоминания. Памятуя о данном ребятам обещании, я и написал эту историю о Солныше и Пушинке.

Как только первая отпечатанная книга оказалась у меня в руках, я поспешил на почту.

Я был рад, что сдержал своё слово, но всё же тревожился:

«Понравится ли она ребятам?»

А ещё мне очень хотелось услышать, что скажет о ней герой повести, но, к сожалению, Елен был в это время в дальнем плавании, и книга, предназначенная для него, так и осталась лежать на моём столе.

Но вот пришло письмо из села. Как я и ожидал, ребят больше всего интересовало, добрался ли Солныш до Забытой страны.

Но ведь я и сам не знал этого. Пришлось дать ещё одно обещание:

«Если дойдут до меня вести о Солныше и его гномах, то напишу книгу, в которой будет описан весь их путь от старой крепости до Забытой страны».

Сумею ли я его выполнить?

Не знаю!

Поэтому я прошу тебя, дорогой читатель, сообщить мне, если ты узнаешь что-либо о Солныше, если повстречаешь как-нибудь ненароком его самого или гномов из его племени.


notes



Примечания





1


Бан — начальник бановины, территориальной единицы старой Югославии.




2


Перевод Д. Самойлова.